Коровин Константин Алексеевич
Пассивная оборона

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Пассивная оборона

   Марья Петровна Остоушкина после обедни зашла к своей приятельнице, Пелагее Васильевне Утюговой. Обе они были москвички и вместе кончили гимназию.
   Марья Петровна жаловалась на мужа:
   -- Что только у нас делается, дорогая. Такая паника в квартире. Борис Абрамович всех напугал. И откуда деньги взялись? Тысячу кило сахару купил! Полну комнату набил. А в середке сахара место себе оставил, сомье поставил посредине. Бомбы когда полетят, говорит, сахар и не пропустит. А мой Илья Семеныч ему во всем верит. Постель поставил посреди комнаты, на постель навалил комод, все белье высыпал из ящиков, раскидал. На комод сверху -- ванну жестяную. Окна все черной бумагой заклеил. Мокрые одеяла на двери повесил. А потолок голубой краской раскрасили. Тьма такая в комнате, клеем пахнет, дышать нельзя. В рот ничего не возьмешь. Что делается, что делается!.. А в третьей комнате у нас Гребенщиков мешки таскает -- с мукой, крупой, сухарями, запасы делает...
   -- Ну что же, голубушка,-- говорит Пелагея Васильевна. -- Это умные люди. А мой Владимир Федорович ни о чем не заботится. Пьет красное вино без передышки. Анжу сухое выдумал. Бутылки домой натаскал. Сердится, говорит: "Не учи меня, я химию-то проходил, меня газы не возьмут, плевать я на газы хотел!" Окна не завешивает, а вид у нас и правда из окон хороший -- в парк окна выходят и Эйфелева башня видна. Что говорить, нет, милая, у вас умно поступают. А мой знать ничего не хочет, говорит, войны никакой не будет. Обедами занят в своем обществе, пельмени покупает и ночью домой приходит. Газету по утрам, когда проснется, поглядит минуту, бросит и скажет: "Все не то". В тунике сидит. Давай кофе -- и туда рюмку коньяку с утра льет. Серьезный человек, только беспечный. Когда замуж за него выходила, то у меня был другой жених, атташе был где-то. Так он про меня сказал, что я за утюга замуж вышла. Он его "утюгом" звал. Вот что, милая, я к вам поеду -- хоть посмотреть, что люди делают. "Я,-- говорит,-- дипломатический корпус прошел". У него в голове все другое.
   И обе подруги приехали к Марье Петровне смотреть, как проводится пассивная оборона своими средствами, по совету Бориса Абрамыча.
   Квартира Марьи Петровны помещалась в третьем этаже большого дома. Позвонили.
   Отворила дверь старушка, которую звали Валенька. Марья Петровна спросила:
   -- Валенька, дома ли Илья Семеныч?
   -- Дома,-- кротко ответила Валенька и всплакнула.
   В квартире было темно. Марья Петровна зажгла электричество. В коридоре пахло клеем, валялись куски бумаги, лежали большие малярные кисти, беспорядок.
   Когда же вошли в комнату к Марье Петровне и зажгли электричество, то увидели невероятное сооружение, окна заклеены черной бумагой, постель -- посреди комнаты. И пятнами высыхающий потолок, выкрашенный бледно-синей краской.
   -- Господи, что же это?-- вскрикнула Марья Петровна. -- Зачем потолок-то синей краской красить?
   -- А затем, сударыня,-- раздался голос Ильи Семеныча из-под постели,-- что, может быть, целый год вам не придется высунуть голову за окошко, чтобы взглянуть на небо, на свет Божий. А высунете голову, бомбовоз вас по голове бомбой -- жиг! А здесь будете отсиживаться, посматривать на потолок -- все-таки вроде неба. Душа-то ведь требует тоже пищи духовной. Без неба не проживешь.
   -- Илья Семеныч,-- сказала Пелагея Васильевна,-- неужто уж так и выйти будет нельзя? Ну, пусть бы к портнихе или на рынок?
   -- Эх вы, ну какие рынки! Какие, сударыня, рынки в Мадриде? А ведь вот уж год сидят так.
   -- Да что же вы-то, дорогой, залезли под кровать? Ведь ничего еще нет.
   -- "Нет! Нет!" Каждую минуту может быть. Нужно убежище устроить! Бомба пробьет потолок вот здесь, около, пробьет пол, летит ниже -- ничего. А вот здесь, надо мной, прямо попадет в ванну, пробьет ванну, мраморную доску на комоде... А в комоде -- крепости.
   -- Да что вы, Илья Семеныч, что с вами!-- вскрикнула жена. -- Какие крепости?
   -- Купчие крепости, сударыня, купчие. От усадьбы, от имений. И портреты всех знакомых, родственников. Бумага толстая, пергаменты. Вот их-то, пожалуй, бомба и не прошибет, застрянет, голубушка. А потом, в нижних ящиках, письма ваши ко мне, когда вы девицей переписывались со мной. Их три ящика, всё любовные письма -- ах, и жизнь была в России!.. Нет, у меня все рассчитано. Щели заклеены -- газ не проникнет. Сода запасена. Кстати, ее от изжоги принимаю. Все предусмотрено, не беспокойтесь.
   -- Уж, по-моему, лучше умереть, чем так жить,-- сказала жена.
   -- Да-с, а вы забыли, как в Мариуполе три недели в погребе сидели? А потом двенадцать верст на животе под тальником ползли, при большевиках? Забыли? Тогда жить хотелось? А у нас и есть нечего было. А теперь Гребенщиков запас на полгода делает. Рис, пшенная крупа, сухари, сухой компот. А вы все недовольны.
   -- Так лучше бы уехать куда-нибудь, подальше от города, в деревню,-- сказала кротко супруга.
   -- Ну нет-с. Борис Абрамыч в Библии прочел: "Не выходи из осажденного города". Надо чувство иметь. Я чувствую и во сне видел, что будто я вышел и только подумал -- зайду-ка в кафе, выпью кальвадосу, вдруг слышу: "трах!" -- и чувствую, что я сразу -- вдребезги. И по воздуху полетел. Нельзя сказать, что состояние приятное... Вы, женщины, вообще знать ничего не хотите, а потом жалуетесь.
   -- Господи,-- сказала Пелагея Васильевна,-- как бы мне уговорить Владимира Федоровича изоляцию сделать. А у него вино на уме. "Анжу,-- говорит,-- сухое -- прекрасное средство против газов". А я пить не могу -- у меня печень. И потом -- невралгия...
   В комнату вошел Гребенщиков, поздоровался с дамами и спросил:
   -- А где же Илья Семенович?
   -- Убежище устраиваю,-- послышался из-под кровати голос Ильи Семеновича.
   -- Неплохо устроились, только все зря. Войны никакой не будет. Я чувствую. А во-вторых, мой фокстерьер Бобик -- веселый и все с мячиком прыгает, сует мне в руку -- играй с ним. Собаки знают вперед. В России, помню, при большевиках все собаки убежали и не шли к хозяевам на зов. Были несчастные, скучные. Они чувствовали ужас смуты, да-с. Войны не будет.
   -- Здравствуйте,-- сказал, входя, Борис Абрамович и держа в руках газету. -- А где Илья Семеныч?
   -- Я здесь,-- ответил Остоушкин.
   -- Вылезайте, мир подписан...
   Остоушкин как-то странно охнул и стал выбираться из-под кровати. Ванна зашаталась и вдруг рухнула наземь. Марья Петровна закричала:
   -- Что же это, мои новые туфли! Как глупо! Илья Семеныч, это просто безобразие -- каблук отскочил! Что вы наделали? Голубушка, подумайте, туфли-то я только купила, сто пятьдесят франков, подумайте!..
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Пассивная оборона -- Впервые: Возрождение. 1938. 7 октября. Печатается по газетному тексту.
   сомье -- мягкая, широкая кушетка.
   Анжу сухое -- розовое полусухое французское вино.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru