Коровин Константин Алексеевич
Под Рождество

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Под Рождество

   В России праздник Рождества Христова был радостен и таинственен.
   Среди стужи морозов, среди занесенных снегом селений, долин и лесов, в глубине ночного неба мерцали ярко звезды,-- и полный месяц лил таинственный свет на дорогу, по которой мы ехали со станции. С края большого леса, где огромные ели опустили до земли свои ветви под тяжестью снега, мелькнул огонек избушки.
   -- Стой, зайдем погреться,-- крикнули мои друзья с передней подводы. Возчик обернулся и вопросительно посмотрел на меня.
   -- Холодно чтой-то, мороз трещит!
   В небольшой сторожке лесного сторожа Захара было убого и бедно. Дети Захара с испугом смотрели на нас, когда мы ввалились в сторожку. Жену Захара освещала топившаяся печка.
   -- Эх, вот ведь кто,-- сказала она.-- А Захара-то нету, в Ремешки ушел. Вот рада. Погрейтесь, озябши, поди. Я сейчас самовар поставлю. Стужа большая. Прямо всю ночь мороз в стены стучит -- пугает.
   Озябшие люди топали ногами об пол, чтобы согреть их.
   В углу перед иконой горела восковая свечка и мирно освещала угол темной избы.
   -- Санька,-- сказала мать,-- зажги-ка лампочку, а то темно гостям.
   Охотники скинули шубы и сели на лавки. А Коля Курин полез на печку.
   -- Куда ты?-- закричал ему Василий Сергеевич.
   -- Озяб. Зуб на зуб не попадает. Хорошо, что заехали в избу, а то я думал: не доехать -- замерзну.
   Охотники грелись у печки. Павел Александрович тоже полез на печку.
   -- Довольно странно,-- сказал он,-- в первый раз в жизни застыл. А оттого, что заснул. Я ведь ехал и дремал... Может быть, замерзал?
   -- Надо в чай сейчас коньяку,-- посоветовал Иван Иванович.
   -- Меня тоже дрема одолевала,-- сказал Коля. -- Я даже сон видел. На елках свечки горят. И девушка такая. В кике такой граненой изо льду. В красной кацавейке. Прехорошенькая блондинка.
   Павел Александрович рассмеялся.
   -- Это приятно. Николай Васильевич живет всегда в окружении прекрасного пола.
   -- Вот ведь,-- сказала сторожиха, ставя на стол самовар,-- в лесу-то у нас глухо, по дороге, под горой, где мостик у речки, завсегда кажет. Красавица лесная живет. Я сама видала под праздник.
   -- Вот, не угодно ли?-- поморщился Василий Сергеевич. -- Откуда бы ей там взяться?
   -- Она нешто живая! Так, душа неутешная. А видала я!.. Нарядна, чисто царица. Видали и другие. Говорят, из речки выходит. Вреда от нее нет. Милостива. Я детей с радостью ждала родить. Захар говорит: "Роди мне сына", а я думала -- и дочку хорошо, для хозяйства. А мне Бог послал вот их,-- показала она на детей, сына и дочь. -- Двойню родила. И Захар рад был. Когда родила -- так она в окно заглянула разок.
   Я посмотрел на ребятишек. Они добро смотрели на мать. И были оба красавцы, с большими ресницами и синими глазами. В углу, у печки, стукнула и затрещала стена.
   -- Ишь, стучит Дед Мороз,-- сказала сторожиха, наливая чай. -- Этак-то запрошлый год спали мы, а я слышу -- стучит. Бужу Захара-то и говорю: "Слышь-ка, Захар, это в крыльцо, наружи, кто-то к нам стучит". -- "Чего,-- говорит,-- это мороз". И спит. А я слышу -- нет: стучит бесперечь. Встала, пошла к двери, а в крыльце и впрямь стучит. Отперла засов -- человек стоит. "Пусти,-- говорит,-- закостенел. Помираю". Разбудила Захара. Вошел человек. Незнамо кто. Высокий, кудрявый. Бледный как смерть. Закачался и упал на пол. Захар развязал ему кушак, расстегнул полушубок. Растирает ему грудь. "Дай,-- говорит мне Захар,-- водки скорей". Лоб ему трет, а потом расстегнул ему ворот и грудь растирает, чтобы сердце согреть. Поворачивает, качает, чтобы в себя пришел. А у него-то из карманов деньги сыпются, звенят. Золотые высыпались и серебро рублями. Захар-то говорит: "Господи, не помер бы, в ответе бы не быть".
   -- Ну, и что же?-- спросили приятели.
   -- Ну, очухался, согрелся. На деньги смотрит. "Эк ты деньги какие с собой носишь,-- Захар-то ему говорит. -- Почто в лес берешь? Дорогой идешь в мороз этакий. Знать, ты нездешний? Заплутаешь, пропадешь. Купил бы лошадь -- денег что у тебя!" А тот говорит: "Нет ли щец теплых похлебать, а то не ел я". Налила я ему щей. Вот он ест -- видать, что голодный. Наелся щей -- и на печку. Уже день занялся, а он спит и спит, храпит. Уж вечер, а он спит. Захар будит, а он хоть бы что. Захар говорит мне: "Знать, недобрый человек, знать, разбойник. Ишь, левольверт при нем. Побегу-ка я на центр, скажу старосте в деревне". А вдруг он с печки-то и говорит: "Я тебе покажу старосту!" Захар-то думает -- чего это? "Что ж,-- говорит ему,-- вставай, не жить сюда пришел". Он встал с печки и засмеялся. "Что ж ты гонишь меня в канун-то Рождества?" -- "Да ты чей?" -- спрашивает Захар. "Ну чей, что тебе "чей"? Я вольный, гусляцкий. Далеко отсюда". Ушел поутру. Детям по рублевке подарил. Прощаясь, Захару сказал: "Ты про меня думаешь, что я разбойник. Не бойся, тебе от меня худа не будет". Сказывают, знать, это разбойник Чуркин был.
   -- Нет, не разбойник, не Чуркин,-- сказал возчик Батранов. -- Это гусляцкий сбытчик. Фальшивые деньги сбывает по ярмаркам. Сбудет и дале бежит. Прячется. Где день, где два. А то ведь пымают, ну и бьют до смерти. И ничего за это не бывает. А где же Чуркин? Это ведь барин, он у казначеев деньги берет, у богатеев. Взаймы берет. Ежели не дают, то где на дороге пымает. Тогда уж дают. А то домой придет, то тоже дают. Страшен! Поглядит разок -- дашь. Здоров. Он не убивца, а так, тряхнет маленько, ну и смякнешь...
   В это время послышался стук в крыльцо. Сторожиха пошла отворять.
   -- Не отворяй!-- закричал Василий Сергеевич. -- Не пускай его! Ну его к черту! А то мы его картечью угостим.
   Но дверь скрипнула, кто-то вошел в сени.
   -- Не пускай,-- кричал Василий Сергеевич. -- Что вы, в самом деле? Он стал торопливо вынимать ружье из чехла.
   На пороге показался Захар.
   -- Вот радость, Лисеич. Здравствуй, Василий Сергеевич.
   -- Эх, ты, черт, напугал нас. Жена про разбойника рассказывала.
   Раздевшись, Захар присел к столу. Жена поставила перед ним чай, ватрушки, хлеб. Я подлил ему в чай коньяку.

* * *

   Наши возчики, напившись чаю, одевались и говорили:
   -- Ну, ехать пора, отогрелись.
   -- Ехать?-- задумался Василий Сергеевич. -- Лугом поедем или лесом?
   -- Все лесом,-- сказал возчик Батранов.
   -- Лугом бы лучше. Виднее.
   -- А кого теперь увидишь-то?
   -- Как -- кого? Видите, какие голубчики ходят здесь у вас.
   Павел Александрович, слезая с печки, подняв палец, сказал:
   -- А зачем ехать? Опять мерзнуть! Глупо и пошло! Здесь отлично. Распакуем кульки.
   -- Белая скатерть есть?-- строго обратился он к хозяйке.
   -- Есть, барин.
   И она пошла к сундуку.
   -- А прав Павел, не дурак,-- сказал Василий Сергеевич.
   Живо развязали кульки, и на скатерти появились бутылки, окорок, закуски.
   -- Рюмок нет,-- сказал Коля.
   -- Из чашек пить -- это класс. Понять надо. Если хотите знать, из рюмок пить -- это пошлость.
   Павел Александрович откупорил ром, разлил его по чашкам, разбавил теплой водой из самовара и, взяв в рот кусок сахару, сказал:
   -- С наступающим. Согреться надо. За хозяйку и хозяина.
   Он выпил залпом всю чашку.
   -- Замечательно. Жизнь. Красота. Пустыня снега. Видения прекрасных дев, разбойники, Захар, прелестные дети. Эта ночь, звезда Вифлеемская... В душе светит радость дружбы. Праздные мечты! Привет тебе, великий праздник!
   Все встали, и доктор запел:
   
   Рождество Твое, Христе Боже наш,
   Возсия мирови свет Разума.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Под Рождество -- Впервые: Впервые: Возрождение. 1938. 7 января. Печатается по газетному тексту.
   В кике... изо льду -- кика -- праздничный головной убор замужних женщин, разновидность кокошника.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru