Коровин Константин Алексеевич
В Великом посту

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

В Великом посту

   Ровно и протяжно гудит колокол на колокольне в Кремле:
   
   К нам, к нам, к нам...
   
   Покаянный звон.
   Пост Великий.
   На Балчуге, у Москворецкого моста,-- Грибной рынок.
   Огромная толпа, серая и пестрая,-- деревенские торговцы. Лохматые лошаденки привезли из деревни на санках бочки с грибами, капусту, огурцы. Мужики, бабы, тулупы, цветные платки отражаются в лужах мостовой.
   Москва-река набухла, в полыньях. Горит на весеннем солнце пестрая толпа.
   Пахнет весной, кислой капустой, квасом, пряниками медовыми. Пьют сбитень с имбирем. Грешники горячие в масле, а за "шпитательным" домом видна голубая даль.
   Весна, весна! Солнце радостью светит! И блестят церкви московские золотыми маковками.
   И так радостно в душе.
   А на столе -- черный хлеб, грузди, рыжики, волвянки, кочанная капуста с постным маслом хрустит на зубах.
   -- Ешь потише -- пост держишь.
   А колокол медленно звонит:
   
   К нам, к нам...
   
   -- Берегись!.. -- кричит толстый кучер,-- и проезжает на вороных.
   -- Бахрушин говеть поехал... -- говорит кто-то. -- Миллионщик!
   -- Чего "миллионщик", все равно помрет. На кой? С собой туды не возьмешь...
   Весна! Как-то не думаешь про "туда". В весне -- жизнь живая. Не думаешь о смерти.
   А Василий Княжев, рыболов -- мой слуга и приятель,-- показывает мне бамбуковые удилища и говорит:
   -- Гляньте-ка, погиб-то какой. Эх, водить-то рыбину хорошо. Недели через две на Сенеже жор щучий будет. В пуд щучину сдержит.
   И видится мне озеро Сенеж, Олений Остров, зеленые камыши, просохшая дорога. Озеро большое. Радостное, весеннее утро, приятель Андрей Иванович Бартенев, поплавки из лебединых перьев, ровная поверхность озера. И так хочется уйти из Москвы в ту даль весеннюю, голубую, на простор -- на озеро.
   -- Василий, где у меня охотничьи сапоги?
   -- Сейчас погляжу.
   Василий из чулана вытаскивает рыжие грязные сапоги.
   -- Ишь ты,-- говорю,-- грязные, сухие... Эх, Ленька не вычистил. Высохли все.
   -- Ему неколи,-- говорит Княжев, недолюбливающий Леньку. -- Он ведь на гитаре все "Пташечку" учит. Всю зиму с гитарой займается, а не может одолеть. И-и...их, когда вас дома нет, все время на гитаре, поет: "Спрятался месяц за тучку, дайте же мне вашу ручку..." Молодой, в охоте, девье в глазах-то вертится. Помню, без вас: звонок, а пришел Федор Иванович. Ведь это кто? Царь прямо. Спрашивает:
   -- Василий, это кто там поет?
   -- Ленька.
   -- Ах, сукин сын,-- говорит,-- и ушел.
   -- Василий, у Боголюбова, где река Нерль в Клязьму входит,-- место хорошо. Вот лед пройдет -- поедем туда. Сомы там в восемь пудов есть. Вот бы поймать.
   -- Что же, можно. На жареного воробья надо ставить али утку. Только одно опасно: этакий-то чертила утопит, ежели с лодки. Меня на Новенькой мельнице этакий-то топил... За ногу ухватил, так я за ольшину, за сучья ухватился, а то бы... А мельник, Николай Осипович, говорил: "Это не сом, а водяной. Он у меня здесь житель, под кожухом". Вот я этому не верю, а хоша видал разок, на Голубихе, ночью... Помните, там, у кожуха, где судаков пымали. В камышах девку я видел ночью. Хороша! Месяц светит, а она плещется. Я напугался. Один ведь! Сказал: "Свят, свят" -- она и пропала.
   -- На кой ты черт ей нужен, подумаешь, красавец какой!-- сказал приятель мой Василий Сергеевич. -- А ты говеешь?
   -- Говею,-- ответил Василий.
   -- А водяных вспоминаешь. У тебя в голове-то нечисть. Скажи-ка попу -- водяного видел, так он тебе покажет...
   -- Чего покажет?-- отвечает Василий. -- Ничего не покажет. Шел я исповедаться; ну, значит, дожидаюсь, черед ведь на Страстной. Много нас. Ну, как пришел, он, значит, голову-то накрыл, спрашивает: "Пьешь, ударяешься в пьянство?" Я думаю: "Ишь ты, знает... Сказал, знать, кто". Боле ничего не спрашивал. "Ступай",-- говорит.
   -- Что же ему говорить? Ведь и так видно каждому, что ты пьешь.
   -- Что ж, пью! Велик грех, что ли? И курица пьет. Вы тоже пьете.
   -- Ну нет, в посту-то я хочу бросить пить,-- сказал Василий Сергеевич.
   -- Я всегда в Боголюбове, на родине, говею. В монастыре. Ох, строги монахи. Помню, попал на одного. Он меня по требнику... "Блудишь?" -- спрашивает. "Ничего подобного",-- отвечаю. "Любостяжатель?" -- "Ничего подобного". -- "Завиствуешь?" -- "Никому не завидую". -- "Чревоугодник?" -- "Ничего подобного",-- говорю. Что ни спросит -- не согласен. Он смотрит на меня: "Ты, знать, не праведник ли,-- говорит,-- будешь? Ну, говори, в чем грешен". А я растерялся и не знаю, что сказать. "Ну ладно, ступай, праведник, а то у меня черед большой".
   Вот теперь тоже поеду. Каждый день думаю о грехах, никак придумать не могу. Говорю жене: "Ольга, напомни грехи, что сказать попу -- не знаю". А она: "Колбасу-то копченую ты ел в посту, в "Яр" ездил к Соловальникову?" -- "А я ездил деньги с него получать". -- "Пьян приехал?" А как вы от него трезвый придете... Не пей -- он денег не заплатит. Я тут ни при чем... "А к Матрене приставал?" -- "Ничего подобного, она сама ко мне приставала".
   В прошлом посту тоже ездил в Боголюбово говеть. Монастырь. Страстная неделя. Я-то говею, а уж река Нерля прошла, весна, удочки расставил. Со мной пристав отставной тоже ловит. Ну, и Ольга со мной. Смотрю, монах идет тоже на мост рыбу ловить. Лицо хмурое, брови вниз, глаза черные, смотрят так серьезно... У меня поплавок ушел. Я это подсек, смотрю -- здорова попалась -- налима поймал. Ольга схватила подсачком. Налим -- фунтов на шесть. Вот радость! А Ольга-то и говорит: "Уху сделаю". И старика-пристава зовет: "Приходите к нам уху есть". Половили еще немного -- пристав леща поймал. Ольга говорит: "Вот и жареное с кашей, хорош лещ -- язык проглотишь..." Ну, значит, у меня уха, лещ. Пристав-то вдовый старик, тоже говеет. Так это выпили по рюмочке, по другой. Спрашиваю: "Собираетесь ко всенощной? У кого завтра в грехах каяться будете?" -- "Да вот,-- отвечает,-- у этого, у Варфолома, что на мост приходил рыбу ловить. Строг очень".
   И я к нему попал. Он прямо меня насчет женского пола:
   -- Говеешь?-- спрашивает. -- Это кто с тобой на мосту была, веселая такая, на Страстной-то неделе уху хлебать спешит да леща с кашей?.. Чревоугодие!.. В Страстной Четверг?..
   Я говорю:
   -- Жена моя.
   -- Жена ли?-- спрашивает.
   -- Не жена еще,-- говорю,-- а венчаться будем на Красной горке.
   -- То-то... Говеешь ты не всерьезе. И на уху бросаетесь. Сладостоежки! В четверг Страстной росины маковой во рту быть не должно -- хлеб да вода. Вот что.
   А я и скажи:
   -- Вы сами рыбу-то ловили...
   -- Ловил. Так на розговенье. А ежели невеста твоя, то не называется жена. Не жена она тебе. Женой-то не называют невесту. В голове-то у тебя -- путаница греховная...
   -- Вот пробирал -- строгий! Потом обошелся, бросил пугать.
   Василий усмехнулся и продолжал:
   -- Приходи,-- говорит,-- к вечеру на праздник, там за мостом, на Клязьме-реке,-- яма глубокая. С бережку, где Нерль-то в Клязьму входит,-- там мы с тобой и поудим. Судачков возьмем. Хороши судачки. Ты и невесту захвати. Я пристава позову. Разварного судака сделаем. Ну, и разговеемся! Правильно. А в Четверг-то чревоугодить уху налимью да леща с кашей не надо бы... Ну да Бог простит!..
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   В Великом посту -- Впервые: Возрождение. 1938. 11 марта. Печатается по газетному тексту.
   "шпитательный" дом -- см. прим. к с. 679 кн. 1 наст. изд.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru