Косякевич Винцент
Голубой кафтан

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод Вукола Лаврова.
    Текст издания: журнал "Русская Мысль", кн. XI, 1889.

   

Винцентъ Косякевичъ.
Голубой кафтанъ.

   Изъ моихъ рабочихъ только одинъ ходитъ въ голубомъ кафтанѣ; на всѣхъ остальныхъ -- сѣрыя свитки, выложенныя черными шнурами. Въ моемъ распоряженіи десять сильныхъ, здоровыхъ парней, набранныхъ мною лично въ Выгановѣ; у всѣхъ у нихъ постоянная работа -- и зимой, и лѣтомъ -- при починкѣ желѣзной дороги. Десятымъ былъ этотъ... въ голубомъ кафтанѣ.
   Честное слово, голубой кафтцнъ, который носилъ Земель Охманъ, колонистъ изъ Скуркувки, не мало перепортилъ у меня крови. Уже издалека, когда я шелъ провѣрять работы, наклоненная надъ лопатой фигура Земеля какъ-то особенно непріятно и рѣзко лѣзла мнѣ на глаза.
   При записываніи и перекличкѣ рабочихъ новая непріятность. Мнѣ было пріятно вызывать: Григорій Пухала, Мацѣй Пенчекъ или Павелъ Окрутный, но когда приходилось произносить Земель Охманъ, я испытывалъ что-то... что-то вродѣ щекотанія въ горлѣ.
   А сколько разъ я давалъ себѣ торжественное обѣщаніе удалить Земеля съ работы?! Я облюбовалъ на его мѣсто ловкаго парня, Янко Пенталя. Молодой, работящій, въ домѣ ни куска хлѣба (ихъ на четырехъ десятинахъ сидитъ восемь душъ), наконецъ, Пенталъ... однимъ словомъ все, что нужно. Не разъ, выходя на линію дороги, погруженный въ задумчивость, я настраивалъ себя разъ навсегда покончить съ этою, положительно грызущею меня мыслью.
   -- Сегодня я непремѣнно разсчитаю его.
   Съ минуту (а иногда даже и гораздо больше) мнѣ казалось, что я сдѣлаю это. Но когда издалека, передъ моими глазами, вырисовывалась кучка рабочихъ, а на сѣромъ фонѣ ихъ сермягъ -- голубое пятно, рѣшимость моя ослабѣвала.
   -- Нѣтъ... не сегодня разсчитывать, въ четвергъ, -- въ среду будетъ недѣля,-- не годится. Пускай работаетъ до субботы... но въ понедѣльникъ я ужь покончу съ нимъ... непремѣнно покончу.
   Виною всему было обстоятельство, приведшее Земеля въ мой домъ, когда я туда началъ перебираться.
   Фура съ мебелью уже пріѣхала; дождикъ, какъ это всегда бываетъ въ такихъ случаяхъ, началъ накрапывать все сильнѣй и, сильнѣй, а фурманъ одинъ, конечно, никакъ не могъ справиться съ тяжелыми вещами. Я помогаю ему изо всѣхъ силъ, энергично, но, благодаря моей помощи, коммодъ, вмѣсто того, чтобы стать на полъ, попадаетъ на диванъ. Слышится трескъ. Фурманъ чешетъ затылокъ и оглядывается кругомъ. Я понимаю, что моя помощь стоитъ очень немного, и тоже оглядываюсь. Деревня далеко, а дождь, какъ на зло, съ каждою минутой усиливается. Въ такую-то критическую минуту явился Земель и, не дожидаясь просьбы, взялся за дѣло. Вещи были скоро перенесены въ комнаты. Всѣ были въ цѣлости, за исключеніемъ диванной ножки. Фурманъ сейчасъ же уѣхалъ, а мы съ Земелемъ начали разставлять мебель по комнатамъ. Нѣмецъ былъ ловокъ и силенъ,-- мы управились въ одну минуту,-- а когда вдали показалась пароконная бричка, все стояло на своихъ Мѣстахъ, а Земель хлопоталъ въ кухнѣ около самовара. Съ какою гордостью я привелъ жену и дѣтей въ столовую, гдѣ на столѣ, покрытомъ чистою скатертью, весело кипѣлъ самоваръ, окруженный чайнымъ приборомъ. Жена была въ восторгѣ и даже призналась, что не понимаетъ, какъ это такой мѣшокъ, какъ я, могъ устроиться въ теченіе часа. Конечно, мнѣ было это очень пріятно, но я ограничился тѣмъ, что только скромно замѣтилъ:
   -- Что же, кое-какъ устроился...
   Тѣмъ временемъ мой дѣятельный помощникъ принесъ воды въ кадку, нарубилъ дровъ, сложилъ ихъ за печку,-- однимъ словомъ, привелъ кухню въ такой порядокъ, что хоть сейчасъ готовь обѣдъ. Жена, осмотрѣвъ кухню, осыпала меня новыми комплиментами. И вотъ тогда-то, обрадованный столь счастливымъ концомъ такой ужасной вещи, какъ переѣздъ съ мѣста на мѣсто, я потрепалъ Земеля по плечу и произнесъ эти неосторожныя слова:
   -- Ты мнѣ нравишься, милый. Съ завтрашняго дня я опредѣлю тебя на желѣзную дорогу.
   Земель низко мнѣ поклонился.
   Вотъ какимъ образомъ голубой кафтанъ Земеля очутился между сѣрыми свитками моихъ годовыхъ рабочихъ.
   Весьма естественно, по истеченіи нѣкотораго времени, воспоминаніе объ услугѣ, оказанной мнѣ Земелемъ, утратило свои яркія краски, поблекло. Сначала я былъ спокоенъ, но когда мало-по-малу началъ присматриваться къ окружающимъ условіямъ, когда навѣстилъ богатую Скуркувку съ ея чистенькими домиками, окруженными большими садами и обвитыми виноградомъ,-- домиками, которые такъ рѣзво отличались отъ сосѣднихъ выгановскихъ лачугъ, когда, наконецъ, въ газетахъ начали появляться все болѣе и болѣе печальныя корреспонденціи изъ Познани,-- видъ голубаго кафтана началъ раздражать меня.
   Земель Обманъ былъ человѣкъ высокаго роста, рыжеватый, немного сгорбленный, съ длинными ногами и руками. Говорилъ онъ очень медленно, точно слова съ трудомъ выходили изъ его устъ. Появился онъ въ Скуркувкѣ недавно, года за два до начала этого разсказа, и считался самымъ бѣднымъ членомъ всей колоніи. Онъ жилъ на квартирѣ; три десятины сквернѣйшей песчаной земли приносили ему очень мало,-- приходилось наниматься на поденщину. Единственное его достояніе заключалось въ худой коровѣ и десяткѣ куръ -- все это вмѣстѣ съ землею онъ получилъ въ приданое за женой, дочерью мѣстнаго колониста. Для обработки поля тесть давалъ Земелю лошадь,-- впрочемъ, не даромъ: Земель долженъ былъ за это отработать нѣсколько дней во время жатвы. Для такого бѣдняка постоянная работа съ приличнымъ вознагражденіемъ, да еще недалеко отъ дома, являлась чистымъ благодѣяніемъ.
   Я не могу сказать, чтобы Земель не чувствовалъ этого благодѣянія. И онъ, и жена его выискивали всевозможные способы, чтобъ оказать мнѣ какую-нибудь услугу. Онъ приходилъ ко мнѣ чуть свѣтъ, рубилъ дрова и натаскивалъ воды на цѣлый день; она, безъ всякаго зова, разъ въ мѣсяцъ являлась стирать бѣлье.
   Земель умѣлъ быть услужливымъ, и мнѣ какъ-то поневолѣ приходилось пользоваться его услугами. За моимъ добромъ онъ присматривалъ, кажется, гораздо больше, чѣмъ за своимъ собственнымъ, и постоянно давалъ мнѣ разнообразные совѣты.
   -- Извините,-- говорилъ онъ,-- теперь время запастись картофелемъ или сѣномъ для коровы,-- черезъ недѣлю все это будетъ дороже.
   Осенью онъ зорко слѣдилъ, когда начнутъ продавать сушь изъ казеннаго лѣса, выслѣживалъ удобный моментъ, приходилъ ко мнѣ и заявлялъ:
   -- Извините, пора покупать дрова...
   Я давалъ ему деньги и говорилъ:
   -- Купи.
   Онъ протягивалъ руку, довольный, обрадованный. Въ лѣсу онъ самъ выбиралъ деревья, самъ рубилъ ихъ, устанавливалъ въ саженки, и -- я! не ручаюсь -- не таскалъ ли когда-нибудь изъ другаго мѣста въ мою пользу.
   Однажды онъ понадобился мнѣ ночью. Я послалъ за нимъ, но горничная моя возвратилась одна и сообщила, что Земеля нѣтъ дома, что онъ въ лѣсу стережетъ наши дрова.
   Я понималъ, что никто лучше его не исполнитъ моего порученія, и пользовался имъ въ серьезныхъ случаяхъ. Во время болѣзни моего сынишки, когда бѣдный мальчикъ метался въ жару, я послалъ Земеля съ рецептомъ въ аптеку.
   -- Только возвращайся скорѣй,-- сказалъ я ему.
   Земель возвратился черезъ полчаса, задыхающійся, блѣдный, покрытый потомъ. Когда я бралъ пузырекъ съ лѣкарствомъ, меня охватило сожалѣніе.
   -- Поди отдохни,-- сказалъ я,-- усни.
   -- Э, ничего!-- отвѣтилъ онъ.-- Можетъ, еще придется сбѣгать куда-нибудь.
   Несмотря на все это, я не могъ ему простить его происхожденія... Я терпѣлъ его, когда онъ находился у меня на глазахъ, но въ тишинѣ кабинета, наединѣ съ своими мыслями, сознавалъ необходимую потребность прогнать его съ глазъ долой и соображалъ, хватитъ ли у меня для этого силы. Каждый понедѣльникъ я просыпался съ этою мыслью, торопливо одѣвался и выходилъ въ сѣни. Еще темно, только на востокѣ разгорается яркая полоска зари. Около дома стоитъ кучка рабочихъ, опершись на лопаты, съ узелками, въ которыхъ завязанъ хлѣбъ. По временамъ, когда работы бывало много, я бралъ всѣхъ, но чаще всего приходилось говорить:
   -- Тѣ, что въ прошлую недѣлю работали!
   Тогда десять человѣкъ съ веселыми лицами отдѣлялись отъ толпы, остальные закидывали лопаты за плечи и медленно расходились по домамъ. Сколько разъ меня подмывало при такихъ обстоятельствахъ сказать Земелю:
   -- Для тебя нѣтъ работы. Иди домой.
   И, все-таки, я не могъ сказать этихъ словъ; въ его взглядѣ было что-то такое, что меня обезоруживало. И когда Земель вмѣстѣ съ другими уходилъ на работу, я возвращался въ свою канцелярію злой, раздраженный, и успокоивался не раньше, какъ послѣ принятія твердаго рѣшенія сдѣлать въ будущій понедѣльникъ то, чего не удалось сдѣлать сегодня.
   Такимъ образомъ прошло два года. Земель за это время преобразился изъ бѣдняка въ поселенца со средними средствами. Деньги, выработанная имъ на желѣзной дорогѣ, пошли ему въ прокъ. Онъ построилъ себѣ хатку въ одну каморку, маленькую, но приличную, поставилъ конюшню, дворъ огородилъ плетнемъ. Теперь ему хотѣлось построить амбаръ и какой-нибудь навѣсъ, а то телѣга безъ прикрытія разсыпалась во время жаровъ. Теперь у Земеля были уже своя упряжь и маленькая лошадка, которая стояла въ конюшнѣ рядомъ съ толстенькими воровками. Нѣмецъ крѣпко впивался корнями въ свой клочокъ земли.
   Хозяйствомъ занималась, собственно говоря, жена Земеля. Она ѣздила и на рынокъ въ ближайшее мѣстечко и даже сама занималась полевыми работами. Земель проводилъ все свое время или на желѣзно-дорожной линіи, или на моемъ дворѣ.
   Жена моя любила Земеля, хотя подчасъ и ворчала на него; случаевъ для столкновеній представлялось не мало, но дѣло легко улаживалось само собою; за то дѣти были безъ ума отъ нѣмца. Земель исполнялъ всякое ихъ желаніе, устроилъ въ саду качели, сдѣлалъ для куклы Марини кровать, а Яся таскалъ постоянно на своихъ плечахъ.
   Несмотря на все это, въ теченіе четырехъ лѣтъ мы не могли сойтись съ Земелемъ какъ слѣдуетъ. Между нами стояло что-то такое, что отталкивало меня отъ него. Я видѣлъ въ немъ узурпатора, который, благодаря счастливымъ обстоятельствамъ, занялъ мѣсто на работѣ и въ моемъ домѣ, который пользовался своимъ положеніемъ, благодаря своей ловкости и слабости моего характера. Обстоятельства были сильнѣе меня, но въ глубинѣ души я не переставалъ слышать упреки совѣсти.
   Наконецъ, мнѣ удалось исполнить мою обязанность. Послѣ смерти брата мнѣ досталось имѣніе. Я подалъ въ отставку и собирался переселиться на новое пепелище. На мое мѣсто былъ назначенъ мой хорошій знакомый панъ Валентій Антоневичъ. Вечеромъ, за чаемъ, я познакомилъ его съ мѣстными условіями и, между прочимъ, отрекомендовалъ ему нѣсколькихъ рабочихъ, за которыхъ вполнѣ могу ручаться.
   -- Большое спасибо, дружище,-- сказалъ мнѣ Валентій.-- Позвольте мнѣ записать ихъ имена.-- Онъ досталъ записную книжку.
   Я началъ диктовать:
   -- Павелъ Окрутный, Григорій Пухала, Петръ Пухала...
   -- Братья, что ли?
   -- Родственники, по всей вѣроятности. Здѣсь цѣлая деревня, все Пухалы... Ну, дальше... Мацѣй Пенчекъ, Марцинъ Денбовскій, Андрей Залега, Юзефъ Андрейчикъ, Владиславъ Прондекъ, Мацѣй Сосиньскій... Вотъ и девять, за тѣмъ еще одинъ... Янъ Пенталь...
   Панъ Валентій записалъ, закрылъ книжку и спряталъ ее въ карманъ... Теперь все кончено. Я вдохнулъ глубоко, свободно, въ первый разъ за эти четыре года. Мнѣ казалось, что съ меня свалилась громадная тяжесть, которая подавляла свободу моихъ мыслей.
   Я уѣхалъ скоро, какъ только можно было скоро. Правда, мнѣ не дешево стоило разставанье съ Земелемъ, но это ужь конецъ самаго конца. Притомъ, Земель такъ лѣниво таскалъ мою мебель на фуру, казался такимъ небрежнымъ, что меня удивляло, какъ этотъ человѣкъ еще такъ недавно во всякомъ дѣлѣ проявлялъ столько ловкости и силы. Мы сѣли въ бричку, онъ пробормоталъ нѣсколько невнятныхъ словъ, низко-низко поклонился... и мы уѣхали.
   Память о Земелѣ Охманѣ долго сохранялась въ нашемъ семействѣ. Жена очень часто вспоминала о немъ, вспоминали и дѣти. Я, обыкновенно, въ такихъ случаяхъ кивалъ утвердительно головою, но мнѣ большое удовольствіе доставляло, когда разговоръ переходилъ на другой предметъ. Но,-- увы!-- я скоро убѣдился, что воспоминаніе о Земелѣ отравитъ не одну минуту моей жизни. Я часто думалъ и о его голубомъ кафтанѣ, и о томъ странномъ взглядѣ, какимъ онъ глядѣлъ на меня при разставаньи, и о его долговязой фигурѣ, склонившейся надъ лопатой... Что-то онъ теперь дѣлаетъ? Домикъ его все такъ же ли весело выглядываетъ своими чистенькими окнами? сытая лошадка попрежнему ли стоитъ въ конюшнѣ, рядомъ съ коровами? Я ничего не отвѣчалъ на эти вопросы. Я чувствовалъ въ глубинѣ души какое-то сожалѣніе, неоступное, навязчивое, и напрягалъ всю силу воли, чтобы думать о чемъ-нибудь другомъ. Чаще всего Земель приходилъ мнѣ въ голову при одномъ воспоминаніи о желѣзной дорогѣ.
   По прошествіи нѣсколькихъ лѣтъ мнѣ пришлось проѣзжать по тѣмъ знакомымъ мѣстамъ, гдѣ я служилъ когда-то на желѣзной дорогѣ. Все измѣнилось. Панъ Валентій перешелъ куда-то въ другое мѣсто. Значитъ, мнѣ не придется навѣстить и тотъ домъ, въ которомъ протекли лучшіе годы моей жизни. Очень грустно, но дѣлать нечего. А вотъ и Скуркувка, и хата Земеля. Глядитъ какъ-то угрюмо... Я даже вижу самого Земеля: онъ рубитъ дрова на дворѣ.
   -- Пошелъ скорѣй!-- крикнулъ я возницѣ.
   Фурманъ стегнулъ лошадей. Но не успѣли мы отъѣхать нѣсколькихъ шаговъ, какъ около брички появился Земель. Онъ узналъ меня. Нужно было остановиться.
   -- Ну, что, Земель, какъ идутъ ваши дѣла?-- спросилъ я.
   Земель не отвѣтилъ мнѣ сразу. Онъ увидалъ свою жену, выглядывающую изъ сѣней, и закричалъ ей:
   -- Нашъ панъ, нашъ панъ!
   Прибѣжала и жена Земеля. Оба они схватили мои руки и начали цѣловать ихъ; на глазахъ ихъ навернулись слезы. Я не могъ допытаться ни о чемъ. Прошло много времени, прежде чѣмъ у женщины развязался языкъ.
   -- Бѣда у насъ... Землей одной не прокормишься... на дорогу мужа уже не пронимаютъ... Борову за подати взяли.
   Наконецъ, заговорилъ и Земель своимъ густымъ, медленнымъ голосомъ:
   -- Ну, а васъ какъ Богъ милуетъ?
   -- Ничего, благодарю васъ, Земель.
   -- Какъ пани?
   -- Здорова, здорова.
   -- А панъ Ясь?
   -- Въ школу ходитъ, большой уже мальчикъ.
   Тутъ женщина опять перебила насъ:
   -- Мы за васъ каждый день Богу молимся.
   -- Да, да,-- подтвердилъ Земель.-- Другаго такого барина не скоро найдешь.
   -- Благодарю васъ,-- сказалъ я,-- благодарю. Но мнѣ, право,
   Земель снова схватилъ мою руку и прижалъ къ своимъ губамъ.
   -- Пошли вамъ Богъ всего лучшаго.
   Фурманъ ударилъ по лошадямъ, бричка покатилась по укатанной дорогѣ. Я нахлобучилъ шапку, чтобъ скрыть слезы, выступившія на моихъ глазахъ. Нѣтъ, не скроешь ихъ... Вотъ"мои глаза заволокло какое-то облако... ни деревушки не видно, ни фурмана, сидящаго на козлахъ. Сквозь грохотъ колесъ до меня еще разъ долетѣлъ голосъ Земеля, звучащій какимъ-то страннымъ оттѣнкомъ:
   -- Пошли вамъ Богъ всего хорошаго.
   Отъѣхавъ съ версту, я оглянулся. Земель все еще стоялъ на дорогѣ.

В. Л.

"Русская Мысль", кн. XI, 1889

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru