Козачинский Мануил Иванович
Благоутробие Марка Аврелия Антонина, кесаря римского

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Диалог, в 3-х действиях.

Козачинский Михаил Иванович (о. Мануил).

(1699 - 1755 гг.)

Благоутробие Марка Аврелия Антонина, кесаря Римского.

Диалог, в 3-рёх действиях.

0x01 graphic

Действующие персоны:

   Кесарь - император Марк Аврелий Антонин.
   Кассиус (Гай Овидий Кассий) - фельдмаршал Марка.
   Отец Кассиев.
   Публий Марций Вер - другой фельдмаршал Марков.
   Луций Цейоний - соправитель Марка Аврелия.
   Коммод - сын кесаря.
   Антипатр Ирод - правитель Киликийский.
   Философы:
   Мом (Момус).
   Гераклит.
   Демокрит.
   Судьи, воины, хор муз.

Действие 1.

Рим. Дворец Марка Аврелия.

Входит кесарь.

   Кесарь.
   Восток, а с ним и Запад, да и Север с Югом
   Имя моё прославят со всем земным кругом.
   Где только Солнце свои лучи простирает,
   Где море с берегов своих струи изливает,
   Там гласит моя крепкая и сильная держава.
   Пронзает концы света побед моих слава.
   Познали мою силу народы премного,
   Кои дерзко противились, пали мне под ноги,
   Чувствует Киликия, Сирия трепещет,
   Сил моих не терпя, к стопам себя мечет,
   Египет страхом моих дел истаивает,
   Иудею же трепет насквозь пронимает,
   Сарматы пред тем силу мою презирали,
   Вот вконец острым моим оружием пали,
   Вся почти вселенная действ моих боится,
   Но Аврелий над ними умилосердится.
   Смирил многих моею сильною рукою,
   Но жизнь им оставлю в мире и покое.
   От сего да познают, кто есть их владыка,
   Коль сильный победитель, тот в милости великий.

Входит Кассий, приветствует и поздравляет.

   Кассий.
   Счастью ныне твоему, кесарь мой державный,
   Врагам страшный, в победах крепкий и преславный.
   Правым, не лицемерным сердцем веселюсь я
   И с таким приветом пред тобой становлюсь я.
   Которые победу дали тебе боги
   Да ввергнут вконец врагов всех тебе под ноги,
   Чего, господин, и желаю рабски и услужно,
   Но в войске твоём весьма исправленья нужны.
   Кесарь.
   Как? Неужто Верус в чём-то неисправный?
   Кассий.
   Слушай: есть, господин, неисправности явны.
   Кесарь.
   Что ж неисправно: скажи мне нелицемерно,
   Милость мою узнаешь, обещаю верно.
   Кассий.
   Воинство имеешь, кесарь, многолюдно,
   Храбро суть, но их же вождь умный, правосудный,
   Смелых сдержит, крепко тихих ободряет,
   Что с ними в пользу делать, то хорошо вождь знает.
   Но Верус-вождь не может столь исправным быть.
   Кесарь.
   Как же то?
   Кассий.
                           Вот, господин, изволь рассудить:
   Верус - человек есть, как заяц, боязливый,
   Как медведь в берлоге, так он есть сонливый,
   Всё только спит, да есть, да пьёт, да гуляет.
   Кесарь.
   Правду ль ты-то говоришь, и вот так бывает?
   Кассий.
   Правду, господин, правду, изволь рассудить,
   Коль неправда будет, изволишь меня казнить.
   Кесарь.
   Я и главным врагам вины их прощаю,
   И твоим сейчас словам странным не внимаю.
   Пойди прочь с глаз моих.
   Кассий.
   Я, господин, не для себя, для Отчизны пользы
   Величеству твоему объявил без утайки только.
   Кесарь.
   Объявил да говоришь: Верус мне не верный?
   Кассий.
   Ведаю, что государь в милости безмерной
   Пребывает,
   Однако ж да рассуждает,
   Как такому править войском поручать,
   Плох который и его не может содержать.
   Кассий.
   Таков ли есть Верус, правду ль говоришь?
   Кассий.
   Правду, государь, а нет - то меня казнишь.
   Кесарь.
   Будет же так,
   Говоришь как.
   За столь сильную твою, Кассий, ко мне верность
   И за столь искреннюю к Отечеству ревность
   Милость мою навсегда я тебе являю,
   Верус - прочь! Отдав тебе, полную власть вручаю,
   А сам пойду, хоть мало себя успокою.
   (Возлагает ему на шею гривну золотую).
   Кассий.
   Благодарен, господин, и пойду с тобою.
   Кесарь.
   Не ходи, я не хочу, но ты здесь пребудешь.
   Кассий.
   Благодарен, господин, и со мной все люди.
   Кесарь.
   Только ж смотри: отныне всё мне делай верно.
   Кассий.
   Господин, потщусь я здесь нелицемерно
   Делать всё и тщательно, тебя ради слажу,
   Потом, придя, истреблю всю спесь-дерзость вражью.

Кесарь, по благоутробию своему всю власть вручив Кассию, отходит.

Явление 2.

Сирия. Военный лагерь.

Входит Кассий, окружённый воинами.

   Кассий.
   Кто я? Да слушают меня все окрестные страны:
   Вождь я над всем воинством, кесарем избранный.
   Власть мне свою Аврелий всю судил вручить,
   Что ж мне дерзости других, к чему советы их?
   В моей власти бить сего, того изгонять,
   Не вижу, кто бы моих рук мог бы избежать.
   Этих жизни пощадить, тех пресечь на поле,
   Дань отягчать, послаблять - моей дело воли.
   Не пойду теперь дурным Верусовым следом,
   Но начну всех бить, ругать, являясь с грозным видом.

Появляется 1-ый воин.

   1-ый воин.
   С злыми зол будь, Кассий, с добрыми - благонравным,
   Злых с благими вместе не стоит держать равно.
   Меч нам твой возложил кесарь наш, Аврелий,
   Пусть же милость и суд равно войдут в наши двери.
   Кассий.
   Ты ли мне так дерзостно это рассуждаешь?
   Кесаря названием меня упрекаешь?
   Власть Аврелия во мне, также и повсюду.
   Кесарем быть желаю и им, конечно, буду.
   1-ый воин.
   Да, однако ж, не будет, как ты сам желаешь.
   Кассий.
   Что ещё дерзновенно ты ко мне вещаешь?
   1-ый воин.
   Тщетное желание, и богам не внятно,
   Власть иметь над давшим власть им не так приятно.
   Кассий.
   На меня дерзаешь? Заслужил ты раны,
   Смерть!
   (Остальным воинам).
                        Схватите, повесьте, пусть съедят его враны.

Воины вешают одного из себя.

   Так-то, простак, Кассию не хотел быть верным,
   Пусть глупый пропадёт сам един бездельный.
   Веруса очень хотел здесь старшинство иметь,
   Я его скоро заточу в железную клеть.
   Поиграют со мною воины и граждане,
   Всех я тотчас непременно разжалую в селяне.

Входит отец Кассия.

   Отец.
   Перестань так грозно делать, сын мой любезный!
   Послушай родительский совет ты полезный.
   Кассий.
   Что ж твой голос, мой отец, грозным стал и громким?
   Словно внутренность мою острый меч рассёк вдруг.
   Отец.
   Как Верус, советую, поступай ты так.
   Кассий.
   Не будет того, не хочу, не хочу никак.
   Отец.
   Вспомни, что часто сущим во высокой власти
   Случаются великие беды и напасти,
   Собери в ум всех, сын мой, примеры,
   Как скоро ниспадают, падают безмерно.
   Кассий.
   Что меня, как глупца, очень устрашаешь,
   Что полну власть имею, того ты не знаешь.
   Беды мне не страшны.
   Отец.
   Что слышу, несчастный?
   Ах, любезный сын!
   Знай, что впадаешь в гнев богов в миг един.
   Кассий.
   О, коль мне сей советник, что меня смущает,
   Прочь его удалит, пусть власть мою познает.
   Отец.
   Познаешь, как то желать кесарской державы
   Богопротивно: меня бесчестно изгнавши.
   Сын, познаешь, когда бесчисленные беды
   Все единым к тебе вместе пойдут следом.
   Кассий.
   Не боюсь, да знают все, что я един властен,
   Никто же чести моей не может быть причастен.
   Я власть везде имею, никто со мной не сравнится,
   Власть - не власть, я сам кесарь, пусть всем объявится.

Отец Кассия уходит.

Здесь начинаются сальты сабельные и интерлюдия.

Действие 2.

Рим. Дворец Аврелия. Входят Марк Аврелий и Луциус Цейоний.

   Марк (кесарь).
   Всем известно, сколько царствую уж время,
   А никогда такое не налагал бремя
   Воинам и народу,
   Как Кассий, приняв от меня свободу,
   Провожал дни в милости и лета в покое,
   Ныне слышу: противное всё творит со мною.
   Будь то вовек нуждается и всегда мятётся,
   От чего сердце дрожит и мысль во мне бьётся,
   И того, кто бы без всякой лжи мог то доказать,
   Другом почту и златом поспешу воздать.
   Луций.
   Не дружества, государь, с тобою желая,
   Но должну верность к тебе цело сохраняя,
   Скажу, праведно сердце что твоё пророчит,
   Для того что Кассий имя тебе порочит.
   Праведно ли так?
   Кесарь
   (Люцию)
                                      Ей, ей, не иначе!
   Луций.
   Что ж больше: кесарем себя дерзнул называть,
   Вот, государь, скорбь твоя, изволь рассуждать.
   Кесарь.
   Что такое говоришь? Кассий-де противником стался,
   Ах, как ложно, он всегда другом мне казался.
   Луций.
   Пусть будет ложно тебе, кесарь, то мниться,
   Сам потом узришь, моя как правда явится.
   Кесарь.
   Полно. Не говори ложно,
   Сему быть не можно.
   Луций.
   Твоя, кесарь, воля.
   Кесарь.
   Так, моя воля. Кассий друг мой есть, доколе
   Престол мой сиять будет, о Луций, вера
   Кассия есть выше всякого примера,
   Прежде, мню, со множеством звёзд небо обвалится,
   Нежели Кассий в верности своей отменится.

Оба уходят.

Явление 2.

В Сирии.

Кассий перед толпой воинов: сирийцев и египтян.

   Кассий.
   Ах, нечаянно печаль нашла, египтяне,
   Скорбь, печаль внезапные слышны непрестанно.
   Кесарь умер. Ах, умер! Кесарь Марк Аврелий,
   Кто врагам был страшен и в победах велий.
   Коммод же, сын его, млад, к скипетру не угоден.
   Кто ж к исправлению царства может быть способен,
   Как не я?
   1-ый воин.
   Будет воля твоя.
   Только ж нам скорбь великая, скорбь зело не мала,
   Что Фортуна римского престола уж пала.
   Кассий.
   Однако в скорби долго быть весьма неприлично.
   Но кого ли бо к царству избрать нам обычно
   Ибо один ли только был Аврелий славным,
   Будто другой не может быть ему равным.
   1-ый воин.
   Ладно. Выбрать кесаря. Я в том согласуюсь.
   Кассий.
   А кто он таков будет, после я почую.
   1-ый воин.
   Ах, печально! Аврелий умер благосердный,
   Престол же хочет Кассий взять жестокосердный.
   Все вы знаете, в какой нас чести он имеет.
   Ещё ж вождь сей... Что ж, когда скипетром завладеет?
   2-ой воин.
   Да что ж мы сотворим?
   1-ый воин.
   О том я говорю здесь, да поговорим.
   3-тий воин.
   Иного всячески нам есть нужда избрать,
   Что б, как Аврелий, умел в руках скипетр держать.
   1-ый воин.
   Кто ж ему равен? Ах!
   2-ой воин.
                                             Согласно совету
   Метнём жребии и кто божиим декретом
   Избран будет, тот примет скипетр.
   3-тий воин.
                                                                   Совет твой здравый.
   1-ый воин.
   Сотворим, так это нам будет к вечной славе.

Метают жребий.

   Что так? Аврелий умер, но вот пал жребий
   На него. Можно ль здесь царствовать и в небе?
   2-ой воин.
   Смотри, вот и мой жребий Аврелию быть
   На царстве.
   3-тий воин.
                            И мой ему ж скипетром сказует владеть.
   1-ый воин.
   Бросим в другой раз, может, первый так случился,
   А вот другой раз иным видом объявится.
   Снова то Аврелий!
   2-ой воин.
                                       Вот, у меня то же.
   3-тий воин.
   И у меня снова пал он на него же.
   1-ый воин.
   И что же здесь божье?
   Мертвый ли Аврелий будет скипетром владеть,
   Иль живого его нам хочется иметь?
   2-ой воин.
   Метнём ещё раз, пускай мена явится,
   Какая есть воля богов, пусть та изобличится.

Бросают.

   1-ый воин.
   То Аврелий.
   2-ой воин.
                             И у меня.
   3-тий воин.
                                                    И это есть Аврелий.
   1-ый воин.
   Воистину в живых есть тот монарх наш велий.
   Самые, знать, боги это нам являют,
   Когда всем здесь жребиям пасть так попускают.
   2-ой воин.
   Кассий, знать, обманывает наш столь слабый ум...
   Кассий.
   Что здесь раздаётся за столь великий шум?
   1-ый воин.
   Не гневайся, вождь наш светлейший.
   Жребии метаем, кто богам угоднейший
   Будет, тот непременно скипетр и примет.
   Кассий.
   И кто же его из руки моей изымет?
   Что, жребий поможет?
   И кто же угоднее быть меня сможет?
   2-ой воин.
   Однако, что б непротивно божьей было воле,
   На кого падёт жребий тот, тот и сядет на престоле.
   Кассий.
   Да кому ж приличнее, как не мне, вождю сущему,
   Царство воспринять, всю власть воинства имущему?
   В бранях воинством изрядно могу управлять,
   В мире искусно знаю, как в руках скипетр держать.
   Вскоре ведь и вы все написать потщитесь
   К сыну моему, пусть он о том известится.
   А коль будет кто поступать против моей власти,
   Этому мечом раздроблю тело всё на части.
   1-ый воин.
   Писал к сыну твоему в Александрию.
   Кассий.
   Сделал хорошо, а я пойду, да малость почию.

Здесь происходят сальты метательные.

Действие 3.

Явление 1.

Рим. Дворец кесаря.

Входит Марк Аврелий.

   Кесарь.
   Ах, как в непостоянном мире то не дивно,
   Что, как кто в нём обходится очень милостивно,
   Того живо Кассий проводит ко гробу.
   Не жаль ли, что живому терзает утробу?
   Но подлинно не знаю, так ли на самом деле,
   Поскольку верить каждому не хотелось б смело.

Входит фельдмаршал Вер.

   Вер.
   Должность моя, кесарь, истину сказать.
   Милость же твоя к нему мне велит молчать.
   Кесарь.
   Скажи правду, не бойся.
   Вер.
                                                               Бог милостивый!
   Что б, как Луций, пред тобою не явился лживый!
   Кесарь.
   Без страха скажи правду.
   Вер.
                                                   Кассий - враг твой скрытый,
   Даже в Египте дерзнул злость свою явить всем.
   Что величество твоё будто испарилось,
   Сын же твой Коммод млад, и к скипетру не годился.
   Кесарь.
   Это правда ль? Боги!
   Вер.
   Это, государь, разносят истинно и много
   Слух, что Кассий престол захватил, возможно,
   То я, милостивый кесарь, доношу неложно.
   Кесарь.
   Правду ль, Вер мой, говоришь, знают только боги,
   Кои царствуют без смерти в небе вечно и премного.
   Вер.
   Я, государь мой, я... Я небом клянусь!
   Будь неправда это, жизни я лишусь.
   Кесарь.
   О боги! Какие неверности виды!
   Всюду лесть, всюду хитрость, всюду злобы следы.
   Думал, что б врагов внешних покорив силы,
   Внутренние любимцы любовь ко мне имели,
   Чего ради я в поте кровавом трудился,
   Стужа мне не страшна, жар приятен явился.
   Победил Иудею, покорил Сирию,
   Сарматов и Египет взял, и Киликию.
   На что ж? На что едино, дабы все предали,
   Государства моего в тишине часть взяли?
   И уже начинал было всюду золотой
   По всему государству сильно царствовать покой,
   Но внутренний враг лютейший, ах, всё сомнёт ужасно,
   Мирное сердце моё смущает напрасно.
   Кассий вождь до сих пор мне другом верным казался,
   Но нынче, ах, несносно, врагом противным стался.
   Вер.
   Правда, так, кесарь, твоей он власти подлежит,
   Повели скоро его казнить, как надлежит.
   Нет, не будет так, сенат о том да рассудит,
   Пускай казнь приемлет Кассий, как закон осудит.
   Так ты уж немедленно, скоро поспешай,
   В сенате все действа его пространно представляй.
   Пусть сенат то рассудит, чего он достоин,
   Да видят то вельможи и каждый простой воин.
   (Уходит).

Кесарь посылает за судьями. Входят двое судей.

   1-ый судья.
   Противнику умереть закон божественный
   Повелевает, гласит то же естественный.
   Тем Кассий, имущества своего лишённый,
   Достойною смертью да будет казнённый.
   2-ой судья.
   То ясно пишется во всех книжных главах,
   Смертью всякий да умрёт, кто ищет чуждой славы.
   Всяк, кто противится высочайшей власти,
   Конечно, должен навеки пропасть сам.

Расходятся.

Явление 2.

Там же. Входят кесарь и сын его Коммод.

   Кесарь.
   Ах, какое смятение в сердце я имею,
   Не могу совершенно рассудить вещь сию.
   Казнить Кассия хочу, хочу ж извинить.
   Жаль его смерти предать, трудно и освободить.
   Коммод.
   Отец, да ведь он твой предатель.
   Кесарь.
   Однако да знает, что я, его благодетель,
   От смертной казни Кассия властно освобождаю
   И милостиво ему всю вину прощаю.
   Коммод.
   Воля твоя, государь, как его сенат судил, в том я согласуюсь.
   Кассия смертью казнить верный совет дарую.
   Если ж тот помилован будет, ах, столь мерзкий,
   Не один после него встанет противник дерзкий.
   Кесарь.
   Коммод, как вижу, млад и не ведает, что державно
   Супостату всё простить власть бывает славна.
   Это дело преславно мнится, божественно,
   Злое добрым наградит, наградит явственно.
   Коммод.
   Как хочешь, делай, кесарь, в твоей то есть воле,
   Только ж сына отдалить хочешь на престоле.
   Посадить весьма необычно,
   Да и то же весьма неприлично.
   Кесарь.
   Что б малолетний отцу сын давал советы
   В таких вещах? Пойди прочь, - так говорят детям.

Коммод уходит.

   Мне в свидетельство само даровали боги,
   Будь их там, на небе, один или много,
   Тысячу благодеяний, и я сделал многим
   Вельможам и богатым, так же и убогим.
   Что ж за столькие к ним мои благодати
   Злом неблагодарные дерзнули воздать мне?
   Верус в имени своём казался правдивым.
   Вышло же - не Верус то, но лукавый и лживый.
   Когда Кассия вождём, ах, вспомнить ужасно,
   Поставил, думал, уже буду безопасно
   Свои годы провождать, но и сей, чрез меру
   Возгордившись, свою проявил мне веру,
   Престол царский бесстыдно желая похитить,
   Живого меня словом дерзнул мёртвым объявить.
   О боги! Если управлять царством
   И нужда в великое попадать коварство,
   То иль власть от меня эту отнимите,
   Или к сердцу всех людей двери отворите.
   Чтобы можно распознать мысли и немало
   От богов до сердца оценить зерцало.

Входит Момус.

   Момус.
   О сём, кесарь, ты в уме размышляешь всуе,
   Если только бог один все сердца испытует.
   Ты ж какую оттуда иметь пользу мнишь,
   Коли во всех людях тайны их узришь?
   Кесарь.
   Мог бы тогда всякому верить безопасно,
   Видя его сердце с устами согласно.
   Не иссякнет, вот печаль, хуже всего вреда,
   Яд змеиный, как усладят словом лучше мёда,
   А дело часто, хоть "готов, - некий мне вещает, -
   Умереть за тебя, друг", сам другу гроб копает,
   Как мне Кассий льстивый.
   Момус.
   Выслушать, пожалуй, изволь, милостивый.
   Людские сокровенные провидеть тайны,
   Мне кажется, этот труд весьма чрезвычайный.
   Хотя б от природы имел кто Линкеево око,
   Приступить что б к людскому сердцу глубоко.
   Кесарь.
   Что ж ты мне говоришь? Я сам хорошо то знаю.
   Для того ж, скорей что б мог, сердцем прозреваю.
   Мом.
   Много уже я с богами спорил дерзновенно,
   Что б сделать явно всем, что в сердце сокровенно,
   В чём многие дни погубил, но труд мой суетный,
   Чем лучше хочу знать, тем больше суть бессчётна.
   Орудием этим захотел прозреть я,
   Но и то уже испортил, мысли ж весьма скрыты
   Вовеки пребывают.
   Вот боги что сделали: да все рассуждают.
   Дали знать небесных течение кругов,
   А мысли утаили подобных нам голов,
   Дали солнца бурные, бездну ночных мраков,
   Силу древес познавать и различных злаков,
   Дожди, снега и ведро многих извещают.
   Что ж потом? Помыслов друг друга не знают.
   Не ввергал б Иосифа Пентефрий в темницу,
   Коль бы тайн своей жены усмотреть потщился.
   Была б филистимлян земля Самсоном забыта,
   Но лестью Далилы лишён очей света.
   Видит Мом, какие оттуда происходят беды.
   Что боги не явили сердечные следы,
   И потому лести той даже Аргус стоочный
   Беречься должен, как очень тёмной ночи.
   Да, напрасно жалобы на богов иметь,
   Что не можно сердце человечье зреть.
   Ведь же нам то, сетуя, изменить не можно,
   Что велят нам боги, тому быть не ложно.
   Кесарь.
   Какое непостоянство в этом, боги, мире,
   Всем богами наделён, но ни в кого не имею веры.
   Всем благодетельствую и добро всем сею,
   Но из верных никого друга не имею.
   Хлеб едящий мой на меня стал вдруг восставать,
   Кассий, верность всю поправ, царство моё отнять
   Ищет, а за явленные дела мои благие
   Воздаёт неверностью, деяниями злыми.
   Как же, скажи, от богов это не обидно,
   Что не сделали, что б было сердце людей видно.
   О, да если бы мне кто такие поднёс окуляры,
   Прямо царскими почтил б я его дарами.
   Момус.
   Тщетно это, государь, тщетно помышляешь,
   Если в мыслях свой ответ найти полагаешь.
   Кесарь.
   Как же, скажи, коварств тех я смогу избежать?
   Момус.
   Изволь же, милостивый, изволь рассуждать.
   От природы расторопность дали тебе боги,
   Этим можешь мысли всех познать, да и много.
   Кесарь.
   Люди расторопность быструю имеют,
   Но, однако, тайны сердца у других не зреют.
   И тем-то нас боги очень обделили,
   Что ни окнами, ни дверями к сердцам не снабдили.
   Момус.
   На что тебе окон, на что дверей искать?
   Вот двери, вот окна тебе бог изволил дать:
   Природную расторопность и разум высокий,
   Тем внутренность людских сердец испытывай глубоко.
   Тому последуй, и всё ко благу преуспеет,
   Того держись, кто мысли ясные имеет.
   А поскольку имеешь ум и разум полный,
   Более не скорби, но будь сам собой довольный.
   (Уходит).
   Кесарь.
   Доволен я пребуду разумом единым,
   Но боги пусть отмщением воздадут противным.
   (Уходит).

Интермедия.

Входят Демокрит и Гераклит. Демокрит смеётся.

   Гераклит.
   Что смеёшься, Демокрит, здравый смысл отринув?
   Едва ли какую имеешь причину.
   Демокрит.
   Мне ответь, Гераклит, что ты вопрошаешь?
   Ведь ты философ, а того не знаешь.
   Как без смеха можно в мире обойтись,
   Если мы захотим по нему пройтись?
   Гераклит.
   Не смейся, лучше плачь. Место то удобно.
   Всё одних злых скорбей и печали полно.
   В нём же и я сам, когда пребываю,
   Из очей своих слёзы источаю.

Оба поют кант, в котором Гераклит оплакивает, а Демокрит осмеивает вселенскую суету.

   Гераклит.
   Ах, свет, мир весь украшенный,
   Весь притворный, весь гроб раскрашенный.
   Демокрит.
   Свет, кажется, украшенный
   Только, как гроб раскрашенный.
   А внутренность как вынут,
   Зри мерзость лишь единую.
   Гераклит.
   Кажешься извне прекрасным собою,
   Ты же внутри себя исполнен злобою.
   Демокрит.
   Свет весь во зле, но покрытый,
   Что бы юных иных мог прельстить он
   И всяк пол частями
   Погубит страстями.
   Гераклит.
   Ты притвором всех прельщаешь лестным,
   Сделав честного, его делаешь бесчестным.
   Демокрит.
   Достоинство славы, чести -
   Единой суть наважденье лести.
   Гераклит.
   Прельщаешь старых, младых и детей,
   Вяжешь прелестями их, как птиц, жертв сетей.
   Демокрит.
   Богатство и красота
   Преходят и лет долгота,
   Ни что в нём ни есть вечно,
   Но всем льстит различно.
   Гераклит.
   Прельщает дев, младенцев прельщает
   Под видом любви, навек истребляет.
   Демокрит.
   Он, как часто ядовитый
   Змей, бывает в цвете скрытый.
   К нему свет ведёт чадо.
   Ах, какая досада!
   Гераклит.
   Да и сам же свет вскоре истлеет
   И, как риза, обветшать склонность он имеет.
   Демокрит.
   Все действия - тщетности пучина.
   Света только паутина
   В ветра малой власти,
   Рвёт он что на части.
   Гераклит.
   Полно уже смеяться, полно и рыдать.
   Демокрит.
   Разве ты уже не хочешь мир сей исправлять?
   Гераклит.
   Исправить его, вижу, невозможно нам.
   Демокрит.
   А когда ты так считаешь, пойдём же по домам.

Оба уходят.

Явление 3.

Каппадокия. Дворец Антипатра Ирода.

Входят Ирод и Кассий.

   Ирод.
   Сколь буду носить римской власти бремя?
   Легко ли, подумать, в нём долгое быть время?
   Что мне пользы, что сижу на царском престоле,
   А, как царствам другим, в своей пребыть воле
   Не могу ль, и я себе мог бы воинство собрать
   И равной ему славы и власти стяжать.
   Больше не стал терпеть, римскую презрю власть, отселе
   Познает силу мою сам Марк Аврелий.
   Кассий.
   Зачни, Антипатр, скоро, зачни, безопасен.
   Во всём буду я с тобой верен и согласен.
   Разорим Аврелия, лишим его царства.
   Примем и над всей Вселенной власть и государство.
   Ирод.
   Взбесился ли ты, Кассий, что ты так дерзаешь?
   Государя своего так ли награждаешь?
   Не помнишь ли, что он твой отец и владыка
   И милость его к тебе являлась толико,
   Что за первую тебя дерзость освободил от казни?
   Ты ж и в другой раз сделался дерзким и важным.
   Перестань дерзать, победу одержав другую,
   Иль без милости кончину воспримешь злую.
   Кассий.
   Что Ирод меня пугает? Я во всём безопасный.
   Что ж Аврелий сделает, от меня негласно
   Власть не взята, силу войск имею много.
   Быстро я Аврелия повергну под ноги.
   Познает сам Аврелий крепость мою сильную,
   Поражу мечом моим, впадёт в бездну пыльную.
   Ирод.
   Ей, беснуешься, Кассий, от гнева дрожишь ты,
   Перестань так говорить, ты не избежишь ведь
   Гнева богов своих.
   Кассий.
   Что меня устрашаешь, сколь станет сил моих,
   Кесарю противиться вовек не перестану.
   Ирод.
   Как?
   Кассий.
                Я с тобою больше о сём говорить не стану.
   Ирод.
   Иди с миром, отойди во свои ты страны.
   Кассий.
   Больше ты меня отныне устрашать перестанешь.
   Я не знаю, что имею твоё дигнитарство.
   Не оставлю, но приму римское кесарство.
   (Уходит).

Явление 4.

Лагерь Аврелия в Сирии.

Входит кесарь.

   Кесарь.
   Что это, о боги? Кого любил верно,
   Тот, как слышу, меня гонит, гонит беспримерно.
   Вер
   (входя)
   Доколь к врагу своему, кесарь, терпенье хранить?
   До каких пор враждующим с тобою да не мстить?
   Кесарь.
   И кто ж со мной враждует?
   Вер.
   Освобождённый от казни,
   Кассий вновь сплетает тебе козни разны.
   Кесарь.
   Ах, несчастный человек! И где же он ныне?
   Вер.
   Не смеет явиться к твоей благостыне.
   Кассий.
   Кроме как за милость, явись, мне неблагодарный!
   За то, что жизнь ему дал, злобствует, коварный.
   Да где же когда обрести могу верного друга?
   Ах! Как мне приходится во власти, правда, туго.
   Да придёт Кассий сюда, и придёт пусть смело.
   Я честно поступлю, украшу своё тело.

Входят воины.

   Воины.
   Вот, врагу твоему, кто оспаривал твою славу,
   Достойно нечестивому отсекли мы главу.
   Кесарь.
   Что такое? По чьему вы сделали указу,
   Не ожидая в том моего приказа?
   1-ый воин.
   Сколько будет, владыка, враг тебя поносить?
   Лучше смертью позорной судимого умертвить.
   Кесарь.
   Да не знаю, истинно ль про него сказали.
   Я тому не верю, может быть, солгали.
   Может, доносчик налгал, будь бы Кассий жив,
   Он правдив, доносчик же был бы, чаю, лжив.
   Вы же дерзнули сделать так бесчеловечно
   Вождя своего убить и погубить навечно.
   Потому за грех ваш горько и от сердца рыдайте,
   А главу его земле с честью предавайте.
   Жена ж Кассия с детьми будет освобождена
   И за всю мужнюю вину навеки прощена.
   Пусть всем последующим родам будет явно,
   Что Марк Аврелий всем вину прощал охотно, славно.

Все уходят. Хор муз поёт прославляющую милосердие Марково песнь.

   1744 г.
   
   Книголюбам нашим, конечно, памятны два сочинения Михаила Козачинского, академии киевской префекта и философии учителя: "Панегирик", напечатанный в Киеве 1744 года, к приезду сюда государыни Елизаветы Петровны, и "Аристотелева Философия", посвященная тогда же графу А. Г. Разумовскому и напечатанная во Львове 1745 года. А вот еще одно произведете того же стихотворца и мыслителя киевского, весьма любопытное, но оставшееся неизвестным для любителей и знатоков книжной южнорусской старины. О нем не знал не только митрополит Евгений, но и Филарет черниговский, издавая в 1863 году свой "Обзор русской духовной литературы" и перечисляя в нем все сочинения отца Михаила Козачинского (см. 67 стр. ук. соч.). Мне встретилась эта редкая книжица только нынешним летом, в городе Золотоноше; и я долгом поставляю известить o ней наших книголюбов, a доставшийся мне экземпляр её передать в библиотеку киевской академии.
   О задаче и содержании этой книги я скажу её же словами: "Киев, обрадованный благополучнейшим прибытием природной своей всемилостивейшей Государыни Императрицы, -- да здравствует Елизавет Петровна, Самодержица Всероссийская, Марк Аврелий века нашего, присутствием своим в Киеве всех увеселяющая, -- историю о Марке Аврелии в память приводя, с прологом и эпилогом, тремя действиями чрез учеников академии киевской всенародно торжествует".
   Этот многосложный, драматический диалог -- с прологом и эпилогом, с различными сальтами и интерлюдиями, представлен был в день тезоименитства августейшей посетительницы Киева, как это ясно сказано о нем на заглавном листе: "чрез учащихся в киевской академии юношей действительно состоявшийся, 1744 года, месяца септемврия 5 дня, при тщании и досмотре иеромонаха Михаила, академии киевской префекта".
   Из книги не видно, где именно в Киеве происходило это обширное представление; за то видна во всей яркости характеристика тогдашнего драматического искусства, а вместе с тем прибавляются и точнее определяются для нас некоторые подробности достопамятного пребывания Елизаветы Петровны в Киеве. Посмотрим же сперва на пролог, состоящий из трех явлений.
   Первое явление начинается спором Гнева с Благоутробием.
   Гнев.
   От Адама песнь права даже до едина,
   Несть раба, ни свободна, ниже господина;
   Того для меч сей гнева, a гнева открытый.
   Бл.
   Стой мало, и почто ты так зело сердитый?
   А от Христа не веси, коль многие бяху,
   Что страстьми и похотьми плоть свою распяху,
   Гн.
   Все вклонишеся висуне, пеключимы быша,
   Вси света паче Бога сладце возлюбиша.
   Бл.
   Суть мнози, иже в мире телом пребывают
   Но дух от сострастия мирска отревают.
   Гп. Никако же, но все лесть, едино лицемерство,
   Нелюбовь ко ближнему, к Богу суеверство...
   И так далее...
   Благоутробие одолевает; являются пять добродетелей: "Милость и Истина сретаются" -- потом Правда и Мир облобызаются" -- а потом Мужество к ним приходит со следующею речью:
   Почто аки смятения? Что все суть унылы,
   Аки бы потеряли чувства и вся силы?
   Милость ускаржается, Истина рыдает,
   Будто их с предел Росских неправда сгоняет.
   Правда тако ж-де скорбит, а Мир печалует,
   Аки бы он с прочими того и не чует,
   Что по часе толь лютом, но часе пребедном,
   Россия на престоле сидящу наследном
   Имеет Елисавет. О Российска мати,
   Кий язык, кое слово сильно показати,
   Елисавет Петровна, ты в деле и слове
   И во всем подобишься Первому Петрове.
   Он бо Киев посещал, ты тожде твориши;
   Hесть раба, подданна, в ком не благоволиши.
   С тобою Милость, Правда, с тобою Мир златый,
   В сердце Бог почивает, в милости богатый.
   Аще убо Бог с нами, то кто уже на ны?
   Елисавет страх творит и над Агаряны.
   Вслед за этим "музы российские поют приветную песнь":
   Добро гласных Муз прекрасных
   Что за гласы
   В сии часы?
   Встреч собраны красны лики
   Гремят славно ритор крики.
   Россы зрите,
   Все внушите:
   Се Елисавет,
   Коей равной нет,
   Град спой Киев посещает,
   Зрак пресветлый свой являет
   Всем во нем живущим,
   Правоверным сущим... и так далее.
   В заключение 16 стихов на польском языке. (Стихотворство на этом языке велось в киевской академии два столетия, начиная с 1633 года).
   Второе явление пролога состоит в "анаграммах, представленных перемещением тех же букв чрез сальты, глаголемые тарчевые".
   1. Елисавет Петровна всея России виват,
   2. Восстал Петр в Елизавете своей Россияне...
   Всех анаграмм было семь; после каждой стреляли из трех больших пушек.
   Явление третье началось выездом олицетворённого Киева на золотом возе.
   Киев днесь, градов мати, радость ощущаю
   И для того на златом возе проезжаю.
   От радости вопию: чада поспешайте,
   Елисавет Петровну со мною встречайте.
   Се в славном величии с победою придите,
   С Ею радость новая с небес на нас снийде.
   Се Ея Величество пришла обновити,
   Аки бы первый кияжеск престол сотворити.
   Вспомянув о древних князьях и о Петре Первом, он продолжает":
   Се ж паки днесь первые наступили веки,
   Се ж победа над Свеем, мир злат с человеки;
   Семь сот сорок четвертый год златый сияет
   Дщерь Петра Елизавет Киев посещает...
   В заключение он говорит:
   Пойду убо отверзу заключённы двери,
   Да изойдут здесь в привет российские дщери.
   И вот эти "российские дщери" поют приветственную песнь,-- разнопестрые на пирамиде переплетая узоры; еще 16 польских стихов; -- "сальты кубковые и интерлюдиум" окачивает пролог.
   После основного диалога, то есть драмы, содержащей в себе три действия, музы поют песнь, с таким переходом от кесаря к царице:
   Во правду Аврелий
   Толь монарх был велий,
   Что равна нету
   На целом свету.
   Только ему точна
   Едина восточна
   Императрица
   Росска денница.
   В заключение еще 24 стиха по-польски, а потом "сальты сатировые, стольцовые и иитерлюдиум".
   В эпилоге "пять главных свойств верных подданных изображаются, именно: Вера, Надежда Любовь, Искренность, Веселие". Вот заключительные слова Искренности:
   Изжени, Христе, лести от всех, да усердно
   Служат помазаннице Твоей благосердно.
   Обрадуй Россов, Боже; даждь ей лета многа;
   Едина Тя прославим в Троице суща Бога.
   За тем музы российские поют благодарственную песнь. Еще 16 стихов по-польски. "По сем письменами славянскими: Божиею милостью Елисавет Первая, Императрица, виват, -- и латинскими: Dei Gratia Haeres Rossiae Petrus 3 vivat -- иллюминация оканчивает дело".
   В конце книги прибавленье ещё "кант, который пели студенты на восшествие Её Императорского Величества в монастырь кафедральный Свято-софийский киевский, 1744 года, сентября". (Здесь число не означено). Заключу мое известие отрывком из этого канта, сложенного тем же отцом Михаилом;
   О Софие,
   Внемли сие;
   Пой утешны
   Многие песни;
   Се уж непрестанны
   Мольбы услышаны
   Макария свята!
   Максимович М. А. 1870 г.
   Источник текста:
   Козачинский М., "Благоутробие Марка Аврелия Анотонина, кесаря римского", диалог с прологом и эпилогом. (Программа). Киев, "Типография Киево-Печерской лавры", 1744 г. Козачинский М., "Благоутробие Марка Аврелия Анотонина, кесаря римского", диалог с прологом и эпилогом во время благополучнейшего и всевожделеннейшего прибытия в богоспасаемый град Киев её императорского священнейшего величества природной нашей августейшей государыни императрицы Елизаветы Петровны самодержицы всероссийской, с любезнейшим своим племянником и наследником скипетра всероссийского внуком Петра Первого, его императорским высочеством благоверным государем великим князем Петром Федоровичем. Львов, "Ставропигальная типография", 1745 г. С. 13 - 30. Максимович М. А. "Известие о книге "Благоутробие Марка Аврелия, напечатанной во Львове 1745 года"". 9 с. Отд. приложение к журналу "Киевские епархиальные ведомости". No 1. Киев, "Давиденко", 1871 г. Петров Н. И. "Южнорусская литература XVIII в., преимущественно драматическая". "Русский вестник", 1880 г. No 5. С. 523.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru