Красовский Александр Иванович
Жених из Ножевой линии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

Женихъ изъ Ножовой линіи.

Комедія.

  

...Съ перваго взгляда оно смѣшно, а разгадайте вы его натуру -- увидите прекрасныя начала...

Н. Гоголь.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

  
   Иванъ Дороѳеевичъ Мордоплюевъ, купецъ третьей гильдіи, торгующій въ Москвѣ, въ Ножовой Линіи и на Ильинкѣ.
   Александръ Харитоновичъ Перетычкинъ, купеческій сынъ, пріятель его.
   Евграфъ Семеновичъ Сандараковъ, отставной чиновникъ, проживающій въ Москвѣ.
   Зинаида Васильевна, жена его.
   Юлинька, дочь ихъ.
   Евсей Прохорычъ, главный прикащикъ у Мордоплюева.
   Борька, мальчикъ при лавкѣ Мордоплюева.
   Ѳвдосья Антоновна, торговка.
   Оська, казачокъ Сандараковыхъ.
   Малой изъ цирюльни.
   Гости.
  

Дѣйствіе въ Москвѣ.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

(Небольшая, довольно-чистая комната; направо диванъ и круглый столъ; налѣво конторка; на ней счеты и торговыя книги; надъ диваномъ два большіе портрета: на одномъ написанъ купецъ съ окладистой бородой, на другомъ -- купчиха въ душегрѣйкѣ, съ большимъ платкомъ въ рукахъ).

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ

  
   Прохорычъ (одинъ). -- Вотъ ужь скоро за полдень, а хозяинъ все еще не бывалъ; обѣдня, чай, давно кончилась... тепереча, стало-быть, выходитъ, зашелъ куда-нибудь. А нечего сказать, добрѣйшій у насъ хозяинъ... еще вотъ какимъ поползнемъ на рукахъ его няньчивалъ; и батюшка его, покойникъ, Дороѳей Кузьмичъ -- царство небесное -- мужикъ былъ знатный. Важно торговали мы съ нимъ въ Балабаевѣ, да вотъ шоссейный подрядъ подкузьмилъ... и зачѣмъ было вязаться? Оттого и жизнь порѣшилъ. Ну, Иванъ Кузьмичъ и говоритъ: ты, говоритъ, Евсей Прохоровъ, брату двадцать лѣтъ служилъ честно, грѣха не укусилъ: ступай ко мнѣ въ Москву; жалованья тебѣ надбавлю и надъ обѣими лавками у меня будешь. -- Ну, вотъ лѣтъ десятокъ съ походомъ и здѣсь промаячилъ, обжился какъ слѣдуетъ, да что будешь дѣлать ( и второму брату Богъ вѣку не продлилъ... Тепереча, стало-быть, выходитъ, весь капиталъ и обѣ лавки, и въ Ножовой и на Ильинкѣ, все досталось Ивану Дороѳеичу. Эвтотъ, какъ въ Москву прикатилъ, тоже говоритъ: ты, говоритъ, Евсей Прохорычъ, будь у меня прикащикомъ... Ладно, думаю себѣ... Вотъ десятый мѣсяцъ и у эвтого служимъ. Добрѣйшая душа, нечего сказать; только больно ужь мягокъ... ужь такъ мягокъ, что на поди... Ну, да еще къ Москвѣ не приглядѣлся, да и въ торговлѣ нашей н енаторѣлъ: торговля -- великое дѣло...
  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Прохорычъ и Борька (остановясь въ дверяхъ).

  
   Борька. -- Дядюшка Евсей Прохорычъ, самоваръ-то скоро уйдетъ-съ...
   Прохорычъ. -- Уйдеть? Такъ запри сѣни, скорѣича: вотъ и не уйдетъ-съ.
   Борька (почесывая голову). -- Да, нѣтъ-съ... я хотѣлъ спросить... то-есть, что больно шибко кипитъ, такъ подавать не прикажете ли?
   Прохорычъ. -- Видали ли вы дураковъ?.. Ну, братъ, Борька, мало тебѣ давеча вихры-то трепали, надать бы еще надбавить. Вѣдь видишь, что хозяина нѣтъ, я напился съ молодцами: для чего жь, подавать?.. Экая дура съ печи!.. Еще въ Москвѣ при лавкѣ живешь... Прикрой его хорошенько, да и дожидайся хозяина!
   Борька. -- Ладно-съ. Да вотъ что, дядюшка: молодцы-то ужь обѣдать просятъ.
   Прохорычъ. -- Ну, и пусть ихъ обѣдаютъ; зачѣмъ же дѣло стало?
   Борька. -- Слушаю-съ. (Уходить).
  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

  
   Прохорычъ (одинь). -- Молодцы! Охъ, ужь эти молодцы... Важные ребята, нечего сказать!.. Кабы не Евсей Прохоровъ, наторговали бы они на шильце съ мыльцемъ. Ужь безъ форсу могу сказать: одинъ я всѣмъ дѣдомъ орудую. Говорятъ, примѣромъ, какой прикащикъ не воруетъ?.. Оно, вѣстимо дѣло, ужь такъ въ свѣтѣ устроено, что каждый человѣкъ живетъ насчетъ другаго: управляющій щечится отъ помѣщика, дворецкій отъ управляющаго, а поваръ отъ дворецкаго... тепереча, стало-быть, выходитъ, почему же и прикащику въ хозяйскую выручку не заглянуть?.. Да заглядывай умѣючи, концы хорони, чтобъ себѣ въ пользу, да и хозяина не доконать. А гдѣ ныньче настоящій прикащикъ? гдѣ ты его найдешь?.. И въ лавкѣ, и въ магазинѣ, много ихъ сидитъ, да что эвто за народъ?.. Такъ, верхолётъ какой-то... Фанаберія -- и больше ничего. Онъ сидитъ тебѣ, и торгуетъ, и въ долги распуститъ, и продажу иной разъ не запишетъ, и около выручки потрется, и все этакое... да что толку-то?.. Что у него для переду?.. Зато на гулянье козыря изъ себя корчитъ; поди, узнай, что онъ прикащикъ... у него и папироска въ зубу! Возьметъ себѣ лихача, да и въ тіятръ, а тамъ попозднѣе въ гости... Шампанское ему тамъ давай; судацкое, вишь кисло... Хозяинъ рубль къ рублю наколачиваетъ, а ему тепереча, стало быть, выходитъ, и сто цѣлковыхъ ни почемъ. А какъ попадется, глядь -- и поджалъ хвостъ, какъ кошка надъ кринкой... Чуть хозяинъ протурилъ -- и пиши пропало!.. Чѣмъ бы самому лавку или магазинъ открыть, какъ бы оно съ умомъ и слѣдовало, а онъ мотается себѣ... да и оборвется, общиплется, и гранитъ себѣ мостовую.

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Прохорычъ и Мордоплюевъ.

  
   Мордоплюевъ. -- А! ты ужь дома, Прохорычъ! Давно ли забрались? (Снимаетъ шинель, встряхиваетъ и кладетъ на стулъ).
   Прохорычъ. -- Да дѣло праздничное, хозяинъ, посидѣли часокъ-другой, да и шабашъ. А вы, гдѣ это, хозяинъ, загулять изволили?.. Мы ужь больно давно поджидаемъ.
   Мордоплюевъ. -- Гдѣ загуляться? городовой задержалъ (обтираетъ шляпу платкомъ и бережно ставитъ на конторку). Нашъ балабаевскій галантерейщикъ... надать завтра ему товару отобрать, вотъ, по этому ересту (Отдаетъ Прохорычу бумагу). То-естъ, этакъ... какъ слѣдуетъ...
   Прохорычъ. -- Ужь знаемъ, хозяинъ, будьте покойны... и за-воли поприкинемъ, и все евтакое: въ Балабаевѣ, сойдетъ...
   Мордоплюевъ. -- Ну, да ты не такъ, чтобы больно, того... парень-то онъ важный: и хересомъ-было меня, и мадерой-то, и ледеру хотѣлъ послать; ну, да накинусь ли я послѣ обѣдни, натощакъ?
   Прохорычъ. -- Такъ чайку не прикажете ли?.. Самоваръ ужь давно кипитъ.
   Мордоплюевъ. -- Ладно, ладно; хошь съ землякомъ мы и попили, ну да еще стакашекъ, другой, не мѣшаетъ.
   Прохорычъ. -- Сію минуту-съ... (кричитъ въ дверь.) Бориска! самоваръ подавай! скорѣича!...
   Мордоплюевъ. -- Теперь добрые люди ужь обѣдаютъ, а мы часокъ -- мѣсто позапоздаемъ (Борька вноситъ самоваръ, и потомъ и весь чайный приборъ)... Борька! что эвто рожа-то у тебя словно качанъ квашеной? да и волосы-то... не черти ли тебя таскали?
   Прохорычъ. -- Нѣтъ, хозяинъ; ему для праздника давеча у лавки какой-то шелыганъ клочья вычесалъ.
   Мордоплюевъ. -- Вотъ!.. да за что жь?
   Прохорычъ. -- А такъ, здорово живешь. Вотъ изволите видѣть: идетъ по ряду какая-то стрекуляція; туды же очки на носу, а фрачишка-то весь, чай, двугривенныхъ два стоитъ. Гришка изъ сосѣдской лавки и давай ему натачивать: "Что вамъ угодно? что покупаете? Пожалуйте-съ; у насъ помочи, перчатки, галстуки, жилетныя матеріи, манишки модныя"... Ну, голышъ-то и пріостановился, а нашъ дуралей и подскочилъ... пожалуйте, говоритъ: у насъ, говоритъ, и галстуки и манишки лучше, и дешевле продадимъ; да цапъ его за рукавъ и тащитъ въ лавку. Тотъ рванулся, а рукавъ-то у него почитай пополамъ... Тутъ онъ, какъ хватитъ Борьку за вихры, да и давай раскачивать: вотъ тебѣ, говоритъ, за галстуки, вотъ тебѣ за манишки... Ужь онъ его моталъ, моталъ, да еще въ претензію вошелъ: мнѣ, говоритъ, за фракъ-то заплатите, а не то къ надзирателю пойду жаловаться... такая чернильная выжимка! Насилу трехрублевымъ отбился.
   Мордоплюевъ. -- И подѣломъ; ништо тебѣ, Борька. Экая дурья порода! ты языкомъ што хошь звони, а рукой покупателя не трошь... мало онъ тебя трепалъ. Ну, пошелъ, сбирай на столъ, дуралей! А мы съ тобой, Прохорычъ выпьемъ по стакашку. Садись-ка.
   Прохорычъ. -- Покорно благодарю, хозяинъ; я ужь пилъ съ молодцами.
   Мордоплюевъ -- Ну, такъ что жь, что пилъ, а я нешто не пилъ? Не худая статья передъ обѣдомъ маленько пораспариться; а насчетъ эвтого, я тебѣ скажу, здѣсь, въ Москвѣ, больно-неладно заведено, что каждому покупателю, только покажись въ ряды, такъ на ухо и наяриваютъ, да почитай силкомъ тянутъ въ лавку. Ужь кто идетъ за покупкой, тотъ и самъ найдетъ гдѣ и что купить; а кто такъ катается, того и канатомъ не затащишь; а если и зайдетъ, только весь товаръ перероеть -- вотъ и все... Нѣтъ, у насъ, въ Балабаевѣ, на эвтотъ счетъ великатнѣе: тамъ идешь ты гостиннымъ дворомъ, спросятъ тебя, "не покупаете ли чего?" да и шабашъ. А здѣсь какъ иной разъ часа три, четыре въ лавкѣ посидишь, чуть не оглохнешь.
   Прохорычъ. -- Осмѣлюсь доложить, хозяинъ, вы не по~купецки разсуждаете. Конечно, Балабаевъ городъ, да что онъ передъ Москвой-то?.. Я самъ двадцать лѣтъ въ Балабаевѣ торговалъ, да и здѣсь вотъ ужь другой десятокъ торгую. Въ Бадабаевѣ, примѣромъ, много-ли пріѣзжаго покупателя?.. А сюда со всѣхъ концовъ городовой народъ валомъ валитъ. Тепереча, стало-бьпъ, выходитъ, такой покупатель навертывается, который Москвы-то и въ глаза не видалъ: такъ и надо его заманивать. Какъ словами-то его закидаешь, да отуришь, такъ онъ ошалѣетъ, да и по неволѣ въ лавку зайдетъ... Ну, тутъ его какъ хочешь, такъ и обрезониваешь.
   Мордоплюевъ. -- Ну, противъ эвтого я не спорю. Ты, Прохорычъ, старинный торговецъ, за прилавкомъ состарѣлся, такъ тебѣ и книги въ руки; не даромъ же я тебѣ обѣ лавки довѣрилъ.
   Прохорычъ. -- И не далъ маху, хозяинъ, вотъ ей-Богу не далъ маху! Истинно скажу, за копейку вашу я готовъ умереть, да и грѣха-то на душу взять не для кого. Сиротой къ родителю вашему въ мальчики поступилъ, и вѣкъ живу сиротой: ни отца, ни матери, ни роду, ни племени; такъ тепереча, стало-быть, выходитъ, не для кого и копейку прочить. Вотъ смолоду, нечего грѣха таить, имѣлъ знакомства... ну, бывало, то-есть, этакъ... возьмешь изъ лавки што-нибудь, платочекъ, или матерійцы, а ныньче, такъ истинно на хозяйскую копейку дрожишь.
   Мордоплюевъ. -- Зато и забытъ не будешь... вѣрь Богу, а не мнѣ. Ну, а скажи-ка, Евсей Прохорычъ, вотъ тепереча десятый мѣсяцъ, какъ я здѣсь, въ Москвѣ: каково мы съ тобой торгуемъ?.. а?.. вѣдь хорошо торгуемъ?
   Прохорычъ. -- Нечего Бога гнѣвить, торгуемъ на порядкахъ. По Ножовой, правда, не больно шибко идетъ, а въ Панской важно торгуемъ. Только, не въ гнѣвъ вамъ, хозяинъ, сами-то вы въ торговлѣ больно мягки, да и молодцы-то у насъ не то, чтобы того... вездѣ нуженъ мой глазъ... Торговля великое дѣло: тепереча, стало-быть, выходитъ, нужна такая сноровка...
   Мордоплюевъ. -- Да безъ сноровки какъ же и торговать!..
   Прохорычъ. -- Сноровка сноровкѣ рознь, Иванъ Дороѳеичъ. Обсчитать, обмѣрить, утянуть поларшина -- эвто дѣло не торговца, а шильника. У насъ есть другія колѣны. Если я то-есть настоящій торговецъ, вотъ сижу я въ лавкѣ; тепереча входитъ ко мнѣ покупатель; сперва-наперва взгляну я, что на немъ, погляжу ему въ глаза, да какъ перемолвлю слова два-три, ну и шабашъ: ужь тепереча я знаю, кто онъ такой, что ему показать и сколько съ него взять. Покупатель такая ужь вещь... онъ на то и покупатель, чтобъ торговецъ отъ него живился; тепереча, стало-быть, выходитъ, сначала надобно его раскусить. Вотъ анамедни была оказія приходитъ покупатель въ золотыхъ очкахъ; взглянулъ я на него... вижу, форсунъ -- тутъ-то рыбу и ловить. Спросилъ сукна... показалъ я ему: нехорошо; я еще, и то неладно; сталъ я ему показывать высокіе сорта, по четыре и по пяти серебромъ и дороже -- куда тебѣ, такъ и швыряетъ! Ужь какое же зло меня взяло... Ну, сударь, говорю я, если эвто не сукно, такъ позвольте показать вамъ послѣднюю штуку, самый высокій сортъ, только, можетъ-быть, для васъ дорогонько будетъ... "Не твое дѣло; показывай!" Вотъ я живой рукой и досталъ съ верхней полки половинку подъ литерой А., сукно легонькое, на видъ больно казистое и себѣ въ покупкѣ всего два рубля пятьдесятъ копеекъ серебромъ аршинъ... Развернулъ ему -- мой баринъ протеръ очки, смотрѣлъ, смотрѣлъ... "Ну вотъ, говоритъ, эвто сукно! для чего жь ты мнѣ сразу не показалъ? а что за аршинъ?" Семь рублевъ серебромъ крайняя цѣна... Ну, начали торговаться, да пять аршинъ по пяти серебромъ я ему и отрѣзалъ. Тепереча, стало-быть, выходитъ, какъ знаю я покупательскую натуру, такъ съ форсуна-то рубль на рубль чистой пользы и сгладилъ... Да и ништо ему: не ройся въ товарѣ, какъ пѣтухъ въ кучѣ.
   Мордоплюевъ. -- Моіодецъ Евсей Прохорычъ! Вотъ эвто колѣно важное!..
   Прохорычъ. -- А съ барынями нешто не та-же аказія?.. Охъ, ужь эвти мнѣ барыни! Иной разъ привалитъ ихъ цѣлая гурьба; покажи имъ новые ситцы: ну, и разложишь имъ царевскіе, битепажевскіе и прочіе другіе. Лепечутъ себѣ по-французскому; товаръ подъ-носомъ, а въ стеклышко на него глядятъ, будто виднѣе... И все имъ неладно: и пестро, и не во вкусѣ... Тепереча, стало-быть, выходитъ, иной бы ихъ изъ давки гулять отпустилъ, а ты и начнешь имъ кидать сорта пониже да помельче узоромъ, ты -- есть этакъ потуманнѣе... Кидаешь, да похваливаешь; накидаешь вотъ эвтакой ворохъ, отуришь ихъ -- глаза-то у нихъ и раэбѣгутся. Ну въ четыре-то глаза и выберутъ что ни самую дрянь; а противъ хорошаго копеекъ по двадцати на аршинъ полый дадутъ.
   Мордоплюевъ. -- Эвту штуку я и самъ пробовалъ. А иную барыню не скоро, братъ, обрезонишь.
   Прохорычъ. -- Вѣстимо! всякая бываетъ, да на все свое колно есть. Зайдетъ къ тебѣ иной разъ какая-нибудь франтиха, рыжая, рябая, носомъ словно рыбу удитъ; покажешь ей ленты, а она и спрашиваетъ: "какой цвѣтъ мнѣ лучше къ лицу?" -- Извѣстно, молъ, розовый, сударыня -- "А почему жь именно розовой?" -- А потому, сударыня, что осмѣлюсь вамъ доложить, нѣжное къ нѣжному и идетъ". Вотъ, глядишь, этимъ словомъ у рыжей по сердцу-то какъ масломъ и смазано; накупитъ она всякой всячины, да и денежки отдастъ не торговавшись.
   Мордоплюевъ. -- Да ужь гдѣ ей торговаться, коли ты ее такъ размажешь!
   Прохорычъ. -- Бываетъ еще у насъ покупатель, что-называется, коваль. Эвто народъ самый тяжелѣющій; товаромъ онъ небольно бракуетъ, да торгуется пуще жида -- чистый убытокъ даетъ... какъ ты съ нимъ орудовать будешь?.. И на эвто у насъ есть колѣно. Тепереча я двойныя книги завелъ, да и говорю: "Извольте, сударь, я продамъ на совѣсть; сколько на рубль пользы пожалуете? Вѣдь по десяти копеекъ не обидно будетъ-съ?" "Ладно" говорить. Вотъ я и кладу ему товарную книгу; а ужь тутъ на кажный рубль по тридцати копеекъ пользы приписано, да по десяти онъ даетъ мнѣ на совѣсть; тепереча, стало-быть, выходить, я съ него сорокъ копеекъ на рубль пользы и сдую.
   Мордоплюевъ. -- Штука тоже важнецъ!
   Прохорычъ. -- Мало энтого; коли ты торговецъ, тамъ тепереча знай, какого покупателя какъ назвать и какъ съ нимъ говоритъ. Пришелъ къ тебѣ мастеровой, ровно голикъ общипанъ, а ты говоришь ему: "Пожалуйте-съ! Что покупаете, хозяинъ?" Кучеру, али мужику въ сермягѣ: "Что вамъ угодно, купецъ?" Дворника величаешь дворецкимъ: онъ плотнѣе покупаетъ...
   Мордоплюевъ. -- Дока ты, Прохорыѵъ, ей-Богу дока!... Торговцамъ надать у тебя учиться. Ну, поторгуемъ же мы съ тобой -- а?.. вѣдь поторгуемъ?..
   Прохорычъ. -- Для чего не поторговать. И теперича, слава Богу, торгуемъ важно. Только вотъ что, хозяинъ, осмѣлюсь я вамъ доложить: собой вы молодецъ, и ростомъ и дородствомъ, и въ настоящей порѣ, и капиталъ у васъ большой, а живете вы, не во гнѣвъ вамъ, вотъ ровно бобыль... ей-Богу!.. Ну, для кого мы тысячи-то наживаемъ?.. Родные у васъ всѣ повымерли, царство имъ небесное! Одна бабушка Анисья Меркуловна... Ну, да что? у той въ Балабаевѣ огромный домина; умри -- вамъ же все достанется. Тепереча, стало-быть, выходитъ, ужь пора бы вамъ и насчетъ судьбы своей порѣшить. Здѣсь въ Москвѣ невѣстъ и куры не клюютъ, и на вашъ капиталъ хошь какая такъ позарится.
   Мордоплюевъ.-- Экой ты, Своей Прохорычъ! Да нешто ты не знаешь, вѣдь вотъ съ Покрова я ужь четырехъ невѣстъ смотрѣлъ, да и сваху-то прогналъ въ три шеи? Что за окаянный народъ эвти свахи! Прійдетъ къ тебѣ эвтакая шлюха, принесетъ тамъ роспись какую ни на-есть, да и начнетъ тебѣ тараторить: и умница-то, и красавица-то, и полная-то, и бѣлая-то, и разумная-то... Ну что ты тутъ?.. Ну, поѣдешь смотрѣть; глядь: рожа словно тарелка, а носъ -- что твой руль отъ доброй расшивы; одинъ глазъ смотритъ на Ярославль, а другой на Кострому... Тьфу ты, прахъ побери!.. Оно, конечно, приданое знатное, домъ каменный, ну и денегъ, глядишь, таки тово... да что мнѣ приданое? У меня своего капиталу тысячъ шестьдесятъ серебромъ. Мнѣ не приданое нужно, а человѣкъ, съ кѣмъ бы вѣкъ жить. Вотъ коли провѣдаю гдѣ невѣсту хорошенькую, хошь и безъ приданаго, самъ сваху зашлю... Видѣлъ, правда, я одну штучку... вотъ ужь краличка!.. Да нѣтъ... эвто не нашего поля ягода... (Вздыхаетъ). Дѣлать нечего, Прохорычъ, поразвѣдаемъ да пообождемъ.
   Прохорычъ. -- Оно, конечно, хозяинъ, сожительницу себѣ выбрать не то, что товару купить; и товаръ иной разъ нескоро отберешь. Да здѣсь, въ Москвѣ, долго не заждетесь... Москва-матушка кого хошь напоитъ, и накормитъ, и женитъ, и разженитъ... Здѣсь нешто только куринаго молока не найдешь.
   Мордоплюевъ -- Да, нечего сказать, важный городъ Москва, не Балабаеву нашему чета! Только носъ высунешь на улицу, ужь и видно, что Москва: народъ совсѣмъ не того сложенія. И жить здѣсь знатно, особливо какъ деньги въ карманѣ есть -- а? Прохорычъ? вѣдь важно здѣсь жить?
   Прохорычъ. -- Худо ли здѣсь жить, только бы Богъ здоровья далъ! (Опрокидывать стаканъ и на донышко кладетъ кусокъ сахару). Благодарю покорно за угощеніе, хозяинъ... Тепереча я пойду къ молодцамъ, посмотрю, что тамъ они. Скоро ли обѣдать изволите?
   Мордоплюевъ. -- Вотъ только еще одинъ стаканъ выпью, да коли тамъ все готово, такъ и за столъ сядемъ.
   Прохорычъ. -- Ладно-съ. (Кланяется и уходитъ),
   Мордоплюевъ (одинъ). -- А въ самомъ дѣлѣ, вѣдь въ Москвѣ-то знатное житье... а оттого, что городъ важный: куда хошь поѣзжай -- конца не видать... одна улица почитай съ цѣлый Балабаевъ будетъ. Правда, у насъ Волга хороша, нечего сказать, живая рыба тоже ни почемъ; да что рыба! здѣсь сайку или калачъ возьми, откусилъ, такъ сейчасъ и слышно, что московскій. Ну, у насъ лѣтомъ машины ходятъ, зато здѣсь тебѣ разнощикъ такъ прокричитъ, что въ Балабаевѣ за рубль серебромъ не услышишь. Знатный городъ Москва!.. Въ Питеръ ли захотѣлъ -- садись на чугунку и валяй! Не успѣлъ носу обтереть, ужь и тамъ. Не хочешь въ Питеръ, поѣзжай куда на дачу... подкутишь тамъ, никто тебя не знаетъ... а у насъ, въ Балабаевѣ, на другой день въ цѣломъ ряду загудятъ. Нечего сказать, славное здѣсь житье... (ходить по комнатѣ заложа за спину руки). А Прохорычъ правду говоритъ, пора бы ужь того... и ужь больно бы пора... тридцать-третій пошелъ... Оно, конечно, и холостой живешь... да что!.. все не то!.. Вотъ, примѣромъ, самоваръ: вотъ онъ тепереча стоитъ... простоитъ онъ и до вечера, коли не хватятся, а кто хватится?.. Э-эхъ! (садится). Конечно, стряпуха есть, да вѣдь стряпуху не поцалуешь, а жену и поцаловать можно -- ничего!.. знатно!.. Да гдѣ ея возьмешь? И много сватаютъ, да все браковка... жди да подожди!.. (встаетъ). Эхъ, кабы эвта штучка! Вотъ ужь истинно сказать, отборная барышня... одни глаза... Фу ты поди!.. Третій мѣсяцъ въ лавку ходитъ, и каждый разъ хлопчикъ позади, казачкомъ одѣтъ. Анамедни пришла, я говорю: "наше вамъ почтеніе, сударыня!" а она: "здравствуйте, говоритъ, здоровы ли вы?" О здоровьи спросила... Ну, я ей кисею въ убытокъ и отдалъ, да за два аршина атласу позабылъ взять. Вотъ кабы... да нѣтъ... за нашего брата не пойдетъ... скажетъ: бородачъ!.. А что борода?.. по-ихнему мочалка (подходить къ зеркалу); какая же она мочалка? Борода какъ борода; правда, у меня желтовата маленько... да кабы ужь пошла за меня, такъ и подкрасить бы можно... только нешто смѣяться станутъ -- скажутъ бороду вымазалъ; да ничего, я такъ сойдетъ. А ужь какъ бы зажили-то!.. Въ шляпку бы ей перо... пару сѣрыхъ купилъ-бы, да коляску, да санки модныя... О масляницѣ, покатили бы съ ней, только держись... Поди! поди!.. прочь съ дороги!...
  

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Мордоплюевъ и Борька.

  
   Борька (въ дверяхь). -- Вона! Что это хозяинъ-то въ горницѣ кричатъ "поди"?
   Мордоплюевъ. -- Пристяжную самъ бы взялъ, да какъ махнулъ бы... (оборачивается и видитъ Борьку). Ты чего тутъ стоишь, чертенокъ? Что тебѣ надать?
   Борька. -- Да васъ, хозяинъ, какой-то баринъ спрашиваетъ.
   Мордоплюевъ. -- Какой тамъ баринъ? Чего ему?
   Борька. -- Не знаю-съ; мнѣ, говоритъ, нужно хозяина, а самъ все волосья себѣ ерошитъ.
   Мордоплюевъ. -- Ну, ладно, сейчасъ выйду.

(Борька хочетъ уйдти и въ дверяхъ сталкивается съ Перетычкинымъ).

  

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Мордоплюевъ и Перетычкинъ (въ очкахъ, съ усами и эспаньёлкой, одѣть и причесанъ по модѣ, но платье довольно поношенное).

  
   Перетычкинъ (Борькѣ). -- Ничего, ничего, братецъ, я я самъ его найду; вѣдь мы пріятели (увидя Мордоплюева). Ваня! ты ли это? Здравствуй, душечка!.. (хватаетъ его за руку) Не узнаешь, что ли?.. а?..
   Мордоплюевъ. -- Извините, сударь, я, право... кажется, то-есть...
   Перетычкинъ. -- Такъ и есть, не узналъ!.. Ахъ, ты разбойникъ! Да ты посмотри на меня хорошенько; ну посмотри! (становится съ позу) Что, все еще не узнаешь? а?.. Не узнаешь?
   Мордоплюевъ. -- Ей-Богу, нѣтъ-съ. Ну, вотъ хошь убейте, а ужь того...
   Перетычкинъ. -- Ахъ, ты бутузъ этакой! Ну, а помнишь Сашу Перетычкина? Еще у васъ въ Балабаевѣ цѣлый годъ гостилъ, у покойницы тетушки Ѳеклы Назаровны, и жили-то рядомъ, возлѣ почты... ну, еще по воскресеньямъ вмѣстѣ на рѣчку бѣгали да на конькахъ катались.
   Мордоплюевъ.-- Да, да, помню, помню!.. Ахъ ты, Саша, Саша!.. Ну, братецъ, вотъ хоть убей, а я бы тебя, право, не узналъ.
   Перетычкинъ. -- То-то вотъ и есть; я-такъ, небойсь, узналъ съ-разу, даромъ что ты растолстѣлъ какъ быкъ!
   Мордоплюевъ (Перетычкину). -- Да легко ли тебя узнать-то, юный ты человѣкъ, вишь ты какъ перемѣнился? Ну, а какъ тебя ко мнѣ-то Богъ надоумилъ?
   Перетычкинъ. -- Да я вчерась только узналъ отъ Пивоварова -- что у насъ въ прикащикахъ жилъ, теперь онъ такъ шатается -- онъ сказалъ мнѣ, что ты ужь безъ-малаго годъ въ Москвѣ и въ дядиныхъ лавкахъ торгуешь. Ныньче утромъ махнулъ я въ ряды, узналъ тамъ о твоей квартирѣ -- да и въ тебѣ... Такъ-то, братъ, Ваня!..
   Мордоплюевъ. -- Да, братъ Сашуха, еще Богъ привелъ свидѣться. Ну, а тятенька твой здоровъ ли ?
   Перетычкинъ. -- Слава Богу; ему, чай, тамъ хорошо.
   Мордоплюевъ. -- Гдѣ тамъ?
   Перетычкинъ. -- А на томъ свѣтѣ-то !
   Мордоплюевъ. -- Какъ? да ништо ужь порѣшился?
   Перетычкинъ. -- Скоро два года будетъ.
   Мордоплюевъ. -- Царство небесное!.. Ну тебѣ, братъ Саша, чай, большой капиталъ остался?..
   Перетычкинъ. -- Да таки на порядкахъ: двѣ лавки въ Мускатильномъ Ряду, да въ палаткакъ товару тысячъ на десять серебромъ было.
   Мордоплюевъ. -- Вотъ и важно... Теперь, чай, торгуешь?
   Веретычкинъ. -- Да, торгую... ха, ха, ха!.. Вотъ дурака нашелъ: стану я торговать!.. Да хоть бы товаръ-то нашъ былъ такой... барышни ходили бы покупать... а то лакъ да вохра, скипидаръ да купоросъ... Стоитъ всякой дрянью руки марать!.. Къ намъ только и шатаются фабричные да маляры -- хорошенькаго личика не видишь.
   Мордоплюевъ.-- Ну, такъ за нашъ товаръ возьмись, панскую лавку открой... къ намъ, братъ, иной разъ такія ходятъ, что фу-ты на!..
   Перетычкинъ. -- Вотъ еще! Стану я аршинничать... Нѣтъ, братъ Ваня, меня и тятенька съ маменькой не къ этому готовили. Ты не знаешь, вѣдь ко мнѣ четыре учителя ходили; тятенька, правда, сначала хотѣлъ-было къ лавкѣ пріучать, да маменька куда тебѣ!.. Вѣдь она была изъ благородныхъ... и въ гимназію, говоритъ, не пущу: пусть дома къ университету готовится... лѣтъ шесть, братъ, возился... ну, и ужь совсѣмъ было, и французскій, и географію, и исторію, все вызубрилъ -- хоть сейчасъ въ студенты; да маменька захворала, скончалась... а мѣсяца черезъ два и тятенька туда же за ней... Ну, и баста!
   Мордоплюевъ. -- Эхъ, братъ Саша! Такъ мы съ тобой, выходитъ, оба почитай круглые сироты.
   Перетычкинъ. -- Это все вздоръ... Жизнь есть сонъ, надо умѣть жить... были бы, братъ, деньги.
   Мордоплюевъ. -- Нѣтъ, Саша, плохо сиротское дѣло! нѣтъ милѣй дружка, какъ родимая матушка! Вспомнишь ее, да и поплачешь... (утираетъ глаза). Ну, такъ ты и въ студентахъ былъ?
   Перетычкинъ. -- Нѣтъ, раздумалъ. Какъ тятенька умеръ, не до того было... Экзаменъ же такой трудный... да и къ чему забивать голову, когда тысячъ тридцать цѣлковыхъ въ карманѣ есть? Я же опеки не боялся: мнѣ ужь двадцать-второй годъ былъ... (со вздохомъ). Да, братъ Ваня, славный былъ у меня капиталецъ!
   Мордоплюевъ. -- Какъ былъ? Да вѣдь чай и теперь есть?
   Перетычкинъ (спохватясь). -- Ну, да, разумѣется, есть; только какъ бы тебѣ сказать... не въ рукахъ: зачѣмъ деньги дома держать? я ихъ пустилъ въ оборотъ.
   Мордоплюевъ. -- Въ какой же оборотъ?
   Перетычкинъ. -- По рукамъ роздалъ... то-есть въ проценты... да набралъ разныхъ акцій въ Компанію Усовершенствованія... чего-бишь? Не помню... Только, легко разбогатѣть можно.
   Мордоплюевъ. -- Ну, и много барышей зашибаешь?
   Перетычкинъ. -- Тысячъ пять цѣлковыхъ въ годъ. За-то посмотрѣлъ бы ты, Ваня, какой у меня жеребецъ, какъ вышколенъ... и премію на скачкѣ получилъ. Пролетки обиты у меня малиновымъ бархатомъ... Квартиру нанимаю на Тверскомъ Бульварѣ, пятьсотъ цѣлковыхъ плачу; оно не дешево, да вѣдь за-то полъ у меня этакой... знаешь, паркетъ. Обои малиновые съ золотыми звѣздочками; занавѣски тоже малиновыя съ желтыми червячками. Бывало, выѣдешь куда-нибудь, всякой остановится и смотритъ... Да, братъ Ваня!.. Пожилъ я, нечего сказать.
   Мордоплюевъ. -- Какъ пожилъ? Да вѣдь и теперь тоже живешь?
   Перетычкинъ. -- Конечно, живу... Вотъ когда-нибудь заѣзжай, посмотри... Впрочемъ, у меня окна передѣлываютъ... Какъ кончатъ, я тебя затащу .. Эхъ, брать Ваня!.. Ты не понимаешь, что такое жизнь! Какъ тятенька умеръ, такъ просто я совсѣмъ переродился... образовалъ себя совсѣмъ иначе... то-есть понялъ современность. Вотъ, напримѣръ, перчатка: она бездѣлица... а все это у меня съ шикомъ... А ты, я думаю, и не знаешь, что такое шикъ?
   Мордоплюевъ. -- Шикъ? Не знаю, братъ Саша, что эвто за шикъ твой. У меня въ лавкѣ перчатокъ много, а все такъ, безъ шику.
   Перетычкинъ. -- Ха, ха, ха!.. Ну, братъ Ваня! ничего ты не понимаешь... (Въ сторону) Фу! какая дубина!..
   Мордоплюевъ. -- Э, постой... догадался! Шикъ... надо быть вотъ эвтотъ чугунный перстень, что у тебя на большомъ пальцѣ.
   Перетычкинъ. -- Нѣтъ, это просто перстень, только по модѣ надѣтъ.
   Мордоплюевъ. -- То-то... А я думалъ, ужь не онъ ли шикомъ называется, что та его на большой-то палецъ напялилъ.
   Перетычкинъ. -- Нѣтъ, Ваня, шикъ... это модное слово; его значить... ну, да я послѣ тебѣ растолкую; а жить, какъ я жилъ... то-есть живу... скажешь, братъ, спасибо. Поутру, бывало, встанешь, халатъ персидскій, то-есть настоящій персидскій... напьешься чаю, выкуришь сигарку, сядешь въ пролетки, проѣдешься по Москвѣ, а тамъ обѣдать къ Печкину, или Шевалье. Шампанскаго выпьемъ, на бильярдѣ поиграемъ, потомъ на бульваръ, или куда-нибудь на дачу... тамъ вдругъ, глядишь, какая-нибудь барышня у тебя подъ носомъ... не конфужусь, братъ, какъ бывало прежде -- и наставилъ лорнетъ, да и смотришь ей прямо въ глаза. Вечеромъ въ театръ; возьмешь съ собой трубку...
   Мордоплюевъ. -- Какъ же трубку? вѣдь, говорятъ, курить тамъ ужь не велѣно?
   Перетычкинъ. -- Зрительную трубку, братецъ... Ну, сидишь тамъ, хлопаешь... изъ театра къ какой-нибудь актрисѣ... окончить вечеръ...
   Мордоплюевъ. -- На чтожь тебѣ актёрши-то? Нешто хочешь учиться представлять?..
   Перетычкинъ. -- Совсѣмъ не то, братецъ ! Ты вотъ ничего не понимаешь... Съ актрисами знакомиться -- это въ тонѣ... Ну, скажи по правдѣ, вѣдь самъ тоже, я думаю, иногда заглядываешься на хорошенькихъ -- а?
   Мордоплюевъ. -- Какъ иной разъ не заглядѣться! На то глаза во лбу... Да нѣтъ, братъ Саша, намъ не рука; пожалуй, какъ разъ въ товарѣ перепутаешься.
   Перетычкинъ. -- Фу, какой право ты! Да развѣ человѣкъ можетъ жить безъ страстей? Этого гуманность требуетъ... Ну, женись!..
   Мордоплюевъ. -- Вотъ эвта штука у меня давно въ головѣ... Надать бы жениться... ужь мнѣ тридцать-третій въ доходѣ; да и скучно, братъ Саня... то-есть подчасъ бываетъ вотъ-какъ... ужь и не говори!..
   Перетычкинъ. -- Такъ зачѣмъ же дѣло стало? Въ Москвѣ невѣстъ пропасть; сейчасъ сосватаютъ.
   Мордоплюевъ. -- Ужь и сватаютъ, братъ Саша, да все, какъ на смѣхъ, либо косая, либо тутъ бородавка какая-нибудь... ужь такое несчастье!..
   Перетычкинъ. -- Да вѣдь не всѣ же невѣсты съ бородавками; а иной маленькая, этакъ, бородавочка, очень идетъ.
   Мордоплюевъ. -- Хорошо кабы маленькая, а то...
   Перетычкинъ. -- Да какъ хорошенькую не найдти, это вздоръ; стоитъ только поискать. Можетъ-быть, у тебя ужь и есть какая-нибудь на примѣткѣ? Подумай-ка!
   Мордоплюевъ. -- Есть-то, есть, Саша, нечего грѣха таить, и ужь какая штучка-то... да за меня не пойдетъ!
   Перетычкинъ. -- А почему же не пойдетъ?
   Мордоплюевъ. -- А потому, что барышня, братъ, и по-французски говоритъ... Фу ты какая! Ну, пойдетъ ли за нашего брата?..
   Перетычкинъ. -- Гдѣ же ты ее видѣлъ?
   Мордоплюевъ. -- Да вотъ ужь третій мѣсяцъ ко мнѣ въ лавку ходить, когда съ матерью, а когда и одна. Позади мальчишка въ казакинѣ, еще на груди красныя лепешки нашиты... а ужь какая, брать, красотка! начнетъ съ матерью по-французски, а сама все этакъ на меня... Только войдетъ въ лавку, скажетъ: здравствуйте!.. такъ по сердцу вотъ словно мурашки... Вотъ взялъ бы и, да и... ужь Богъ знаетъ что!
   Перетычкинъ. -- А кто она такая и гдѣ живетъ -- ты не знаешь?
   Мордоплюевъ. -- Знаю, Саша, знаю. Вотъ видишь ли какъ-то анамедни у ней не хватало за товаръ шести рублей серебромъ, вотъ она и говоритъ: вы мнѣ, говоритъ, довѣрите? А я говорю: помилуйте, сударыня, съ большимъ удовольствіемъ, хоть цѣлую давку, не токмо что шесть рублей серебра. Пришлите же, говоритъ, завтра къ намъ на домъ прикащика: маменька отдастъ. Попросила бумажки, и написала гдѣ живутъ... на другой день малой сходилъ и получилъ деньги... важная барышня!
   Перетычкинъ. -- А цѣла ли эта записка?
   Мордоплюевъ. -- Вотъ здѣсь, у меня въ конторкѣ, сейчасъ тебѣ покажу... (вынимаетъ изъ конторки лоскутокъ бумаги) Вотъ она. Ишь какъ славно пишетъ!
   Перетычкинъ (читаетъ). -- "На Прѣсненскихъ Прудахъ, домъ чиновника Евграфа Семеновича Сандаракова, спросить хозяйку дома Зинаиду Васильевну".
   Мордоплюевъ. -- Эвто ея мать: ее зовутъ Зинаида Васильевна.
   Перетычкинъ. -- Сандароковы! Да я ихъ знаю, братецъ; богатые люди... (Въ сторону) Что за глупая фамилія! Впрочемъ, я гдѣ-то слышалъ...
   Мордоплюевъ. -- Неужто знаешь, Саша? Вотъ штука-то! Нешто бывалъ у нихъ?
   Перетычкинъ. -- Сколько ранъ... Да вотъ: хочешь ли я тебя сосватаю?.. а?.. хочешь?..
   Мордоплюевъ. -- Голубчикъ! отецъ родной! сдѣлай милость! По гробъ жизни тебѣ буду... Вотъ хоть сейчасъ въ ножки поклонюсь!..
   Перетычкинъ. -- Что ты, что ты, братецъ!.. Не нужно. Ужь сказалъ, такъ сосватаю и женю.
   Мордоплюевъ -- Ну, а какъ она за меня не пойдетъ?
   Перетычкинъ. -- Ужь пойдетъ, я тебѣ ручаюсь.
   Мордоплюевъ. -- Ахъ, ты милый человѣкъ! Да я тебѣ вотъ какъ... ну, просто ничего не пожалѣю...
   Перетычкинъ. -- Такъ давай же руку... кончено! Завтра я поѣду къ нимъ, сдѣлаю отъ тебя предложеніе, а послѣзавтра съ тобой вмѣстѣ...
   Мордоплюеву. -- Да, ужь какъ хошь; только, братъ, Саня, чтобъ было безъ обману.
   Перетычкинъ. -- Вотъ тебѣ на! Да кому ты это говоришь? будь покоенъ... А теперь, для начала дѣла, не худо бы я бутылочку шампанскаго... Да знаешь ли что, Ваня?.. Поѣдемъ-ка къ Печкину; тамъ и хватимъ редерцу.
   Мордоплюевъ. -- Да какъ же ѣхать-то? Вѣдь я еще не обѣдалъ.
   Перетычкинъ. -- Такъ что жь? Тамъ и отобѣдаемъ... поѣдимъ отлично! Ты меня шампанскимъ, а я тебя обѣдомъ угощу... Ну, ходитъ, что ли?
   Мордоплюевъ. -- Да право не знаю... Какъ же ѣхать, когда дома обѣдъ сваренъ...
   Перетычкинъ. -- Ха, ха, ха! вотъ штука-то! обѣдъ сваренъ! А развѣ у тебя некому его съѣсть? Или ты прикащиковъ боишься? можетъ, они тебя распекаютъ?
   Мордоплюевъ. -- Вотъ еще какого чорта городитъ! Стану я прикащиковъ бояться... Да что они мнѣ!.. Я ихъ, пожалуй, и за виски!..
   Перетычкинъ. -- Такъ отчего жь ты ѣдешь?
   Мордоплюевъ. -- Ну, да пожалуй, поѣдемъ... толковать тутъ нечего.
   Перетычкинъ. -- Давно бы такъ. Только вотъ что, Ваня, одолжи братъ мнѣ цѣлковыхъ двадцать-пять: домой заѣзжать не хочется.
   Мордоплюевъ. -- Изволь, хоть пятьдесятъ! Денегъ, что ли, у насъ нѣтъ?.. дряни-то эвтой довольно... (вынимаетъ изъ конторки огромную пачку депозитокъ и даетъ одну Перетычкину). Вотъ тебѣ пятьдесятъ серебра; не мало ли?..
   Перетычкинъ. -- Нѣтъ, довольно; вѣдь у меня дома деньги есть... Да пошли-ка, братъ, за извощикомъ: до Печкина вѣдь не близко.
   Мордоплюевъ. -- Зачѣмъ же извощика? А жеребецъ-то твой?..
   Перетычкинъ. -- Да разбился ногами, братецъ. Вотъ ужь третій день на извощикахъ ѣзжу.
   Мордоплюевъ. -- Ну, ладно; у насъ тутъ на углу стоитъ... Вотъ я только шинель надѣну.
  

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

Тѣ же и Прохорычъ.

   Прохорычъ. -- Я ужь больно заждался, хозяинъ. Помилуйте; щи на столъ поданы...
   Перетычкинъ (Прохорычу). -- Ну, эти щи ты, любезный, самъ я ѣшь на здоровье, а хозяинъ твой дома обѣдать не будетъ, Мы сейчасъ къ Печкину ѣдемъ.
   Прохорычъ. -- Не-ужь-то въ самомъ-дѣлѣ вы, Иванъ Дороѳеевь, отъ обѣда ѣхать изволите? Когда же эвто у насъ бывало?
   Мордоплюевъ (надѣвая шинель). -- Да нельзя, Прохорычъ. Такая линія вышла!.. Вотъ видишь, пріятель... можетъ, кто спросить, или что нужное, такъ, молъ черенъ часикъ будетъ.
   Перетычкинъ. -- Да поѣдемъ, братецъ! Что тутъ съ нимъ дотолковывать. (Уходятъ.)
  

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ.

  
   Прохорычъ (одинъ). -- Вотъ тебѣ и здравствуй! Тепереча, стало-быть, выходитъ, проклажайся и одинъ... Да мнѣ и кусокъ въ горло не пойдетъ. Ну, братъ хозяинъ! Что-то неладно... А что эвто за пріятель? Ровно пѣтухъ безхвостый... Отуритъ онъ его, ей-Богу отурить!.. Ужь какъ ты хошь, Иванъ Дороѳеичъ, а видно не сдобровать тебѣ! (Уходитъ.)
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

(Небольшая гостиная въ домѣ Сандаракова. Диванъ, коверъ, столовые часы, солнечная лампа, на окнахъ цвѣты и проч.)

  

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

  
   Юлинька (одна, сидитъ подъ окномъ). -- Боже мой, какая тоска! Живешь точно въ деревнѣ... еще хуже, ей-Богу! что за фантазія пришла маменькѣ продать дачу и переѣхать въ этотъ глупый домъ, да еще въ такой глуши, на Прѣсненскихъ Прудахъ! Просто, умереть можно! Только и утѣшенія, когда гостишь у Машеньки или у Полины; хоть развлечешься пріятно: сядешь къ окошку -- экипажи ѣздятъ, мимо ходятъ студенты, офицеры въ каскахъ... особенно кавалеристы... Ахъ!.. это charmant!.. Гусаръ мнѣ больше всего нравится... весь въ золотѣ... прелесть!.. Ну, и уланъ тоже очень красивъ; только каска мнѣ не нравится. Взглянетъ на окно, улыбнется этакъ... ну, сдѣлаешь ему глазки... не для чего-нибудь такого: влюбляться въ каждаго, это смѣшно... прійдетъ время, полюбишь... вѣдь говорятъ же: сердце любятъ не спросясь; а завлечь этакъ очень пріятно: пусть себѣ ходятъ да вздыхаютъ. Вотъ здѣсь такъ цѣлый день порядочнаго человѣка не увидишь; пройдетъ разнощикъ какой-нибудь -- и только. Ахъ, да... Еще ходитъ красноносый квазимодо. Что за смѣшная рожа! Вѣчно съ портфелемъ, тоже остановится и глазѣетъ, думаетъ, что имъ займутся... противный!.. Когда-нибудь покажу ему языкъ... ей-Богу покажу. Прошу покорно! Да вотъ онъ и идетъ. Ахъ, гадкій!.. Спрячусь (прячется за горшокъ ерани и выглядываетъ изъ-за него). Остановился... смотритъ. Ну что смотришь?.. Пошелъ прочь!.. Отвратительный!..
  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Юлинька и Зинаида Васильевна.

  
   Зинаида Васильевна (войдя при послѣднихъ словахъ Юлиньки). -- Julie, ты съ кѣмъ то амурничаешь?
   Юлинька. -- Фи, maman! Съ чего вы это взяли ? Я просто спряталась... Какой-то противный все шатается мимо оконъ и дѣлаетъ мнѣ гримасы.
   Зинаида Васильевна. -- Плюнь на него, mon ange. Мало ли народу шатается по улицѣ!
   Юлинька. -- Ну, нѣтъ, manan; здѣсь и этотъ красноносый въ рѣдкость. Здѣсь точно въ ссылкѣ... очень пріятно глядѣть на эти глупые пруды... просто умереть со скуки! Хоть бы на недѣльку опять уѣхать куда-нибудь за городъ... ей-Богу!
   Зинаида Васильевна. -- Что жь дѣлать, мой другъ, когда нельзя! Надо имѣть средства... ты ничего не понимаешь.
   Юлинька.-- Какъ не понимать, maman! Обѣщались сдѣлать soirée dansante, Клязминыхъ пригласить и Бирюковыхъ, а только все откладываете!
   Зинаида Васильевна. -- Какъ ты малодушна, Julie! Безъ средствъ ничего не сдѣлаешь... Подожди, имѣй терпѣніе.
   Юлинька.-- Да, хорошо вамъ говорить, maman, а я просто съ ума схожу: Большое удовольствіе душить себя лѣтомъ здѣсь, въ Москвѣ! Мнѣ кажется, что я состарѣюсь и умру въ этой душной тюрьмѣ (плачетъ).
   Зинаида Васильевна. -- Наконецъ это глупо, Julie; ты ужь не ребенокъ; надо имѣть сколько-нибудь разсудка. Я сама воспитана en grand, у папеньки было 16 душъ... Вышла, конечно, я не за дворянина, а все-таки была въ кругу... можно сказать, блистала въ обществахъ; ну а теперь... конечно, я и теперь еще въ такихъ дѣлахъ, что отъ общества не откажусь, но что жь дѣлать! обстоятельства... А ты еще молода и даже очень молода; тебѣ можно всего ожидать въ будущемъ.
   Юлинька. -- Да каково же все ждать, maman? когда этого дождешься?
   Зинаида Васильевна.-- Опять скажу, терпѣніе, ma chère. Счастье иногда приходитъ вдругъ, неожиданно. Вотъ у меня теперь билеты на три лотереи; можетъ-быть, достанутся и большіе выигрыши. Напримѣръ, домъ въ Петербургѣ въ 12,000 рублей серебромъ.
   Юлинька. -- Да вѣдь домъ будетъ разъигрываться въ 55-мъ году, maman.
   Зинаида Васильевна. -- Не правда, въ нынѣшнемъ, и я его непремѣнно выиграю: у меня есть предчувствіе... вотъ увидишь. Тогда ужь, натурально, мы поѣдемъ въ Петербургъ, и ты выйдешь за какого-нибудь гвардейца; тамъ вѣдь это очень легко.
   Юлинька. -- Мнѣ кажется, maman, это только однѣ мечты; а вотъ въ воскресенье съѣздить бы хоть къ Раппо въ Тиволи... Тамъ такъ пріятно; вы же давно обѣщали нанять коляску. Хоть въ этомъ-то не откажите maman.
   Зинаида Васильевна. -- До воскресенья еще далеко: ныньче понедѣльникъ; да ужь если обѣщала, такъ и быть, поѣдемъ.
   Юлинька (бросаясь на шею къ Зинаидѣ Васильевнѣ). -- Ахъ, маменька! душенька! да я васъ зацалую... Смотрите же: parole d'honneur! А я сдѣлаю себѣ новое платье изъ той кисеи, что въ именины подарили. Ахъ, какъ весело! Чудесно! (прыгаетъ по комнатѣ.)
  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

Тѣ же и Ѳедосья Антоновна (съ чепцѣ, сверху покрытая платкомъ, съ огромнымъ узломъ въ рукахъ).

  
   Ѳедосья (раскланиваясь). Здравствуйте, матушка, Зинаида Васильевна; здоровы ли, моя родная? Юлія Евграфовна! Какъ ты, мой ангелъ драгоцѣнный? Да что васъ и спрашивать! Цвѣтете, какъ розочка... и дай Богъ! дай Богъ!
   Зинаида. -- Что это, Ѳедосья Антоновна, запропала совсѣмъ? Я ужь хотѣла посылать, да забыла гдѣ ты живешь.
   Ѳедосья. -- Сбиралась, моя родная, каждый день сбиралась, вотъ разрази меня! Да такая вышла оказія... вѣрьте Богу, двѣ недѣли ногъ подъ собой не слышала... насилу Богъ привелъ кончить!
   Зинаида. -- Объ чемъ же захлопоталась такъ, Ѳедосья Антоновна?
   Ѳедосья. -- Да что моя родная, вѣдь вамъ житье-бытье мое не безизвѣстно. Не отъ богатства шатаешься по Москвѣ, вотъ съ этакимъ узилищемъ, и руки-то тебѣ оттягаетъ, и мозоли-то понагревъ, и горло-то отъ пыль пересохнетъ, да что жъ дѣлать? Знать, Богъ такъ судилъ! А продажу, сами вы знаете, моя родная, его всякаго берешь: и барыня тебѣ даетъ, и купчиха, и приказничиха тебѣ даетъ, и продай, говоритъ, Ѳедосья Антоновна, сдѣлай милость! Ну, и продаешь; хоть плачешь, а продаешь!
   Зинаида. -- Само-собой, ужь это твое занятіе. А что жь ты хотѣла разсказать про какія-то хлопоты.
   Ѳедосья. -- А вотъ сейчасъ, моя родная. Позвольте присѣсть, ангелъ мой драгоцѣнный (садится). Не слыхали ли вы о Микитѣ Прохорычѣ?... Вотъ что маклеромъ былъ, да весь прожился; еще у него жена о шести пальцахъ на лѣвой рукѣ... такъ Шестипалихой и зовутъ. Вотъ и дала мнѣ продавать два платья: одно тарлатановое, а другое клѣтчатое гласе. Мыкалась, мыкалась я съ ними -- не продаются! Какъ-то подъ вечеръ захожу я къ Ивану Кузьмичу, къ булгактеру; у него гости; какъ завидѣли меня, сейчасъ же и въ залу, обступили всѣ... показывай, говорятъ, все, что у тебя есть! Только-что я разложились, а булгактерша и хвать за эти два платья, давай торговать, сторговала да и говоритъ: скажи же ты мнѣ, Антоновна, чьи эти платья, а безъ того не покупали... Я давай отнѣкиваться: какъ, молъ, это можно; отъ нужды продаютъ, такъ просили не сказывать; а она знай себѣ: коли не скажешь, не куплю да и только! Что ты будешь дѣлать? Мялась, мялась, да и говорю: это, молъ, платья маклерши Арины Петровны Шестипалихи. Какъ-только раскрыла я ротъ, какъ подлетитъ ко мнѣ одинъ гость, усатый такой, да какъ закричитъ: "какъ ты смѣешь сестру мою марать?" Такъ напугалъ... вотъ разрази меня! А я, родная ты моя, и не знала, что этомъ усачъ-то братъ Шестипалихи. Такъ на меня напираетъ. "Какъ ты смѣешь, говоритъ, марать мою сестру, будто она отъ нужды платья продаетъ? Шлюха ты, говоритъ, алтынница, мерзавка этакая..." Ну, а я вѣдь сама легистраторша: покойникъ-то у меня вѣдь въ Земскомъ Судѣ служилъ, моя родная.
   Зинаида. -- Знаю; ты ужь давно мнѣ сказывала.
   Ѳедосья. -- Ну, а этотъ нахалъ, такъ-таки при всѣхъ и опозорилъ... что ты будешь дѣлать? А на мое счастье случился тутъ стряпчій Ендафоръ Иванычъ, славный человѣкъ... немножко хмѣльного обыкновенія придерживается, а ужь въ дѣлахъ настоящій клыкъ. Подай, говоритъ, прошеніе, я тебѣ напишу... дешево не раздѣлается? Вотъ на другой день и написалъ онъ, моя родная, и ужь такъ жалостливо написалъ, что я наплакалась... правда, два цѣлковыхъ слупилъ, ну да Богъ съ нимъ! Вотъ какъ подала я прошеніе-то, да цѣлыя двѣ недѣли всѣ ноженьки и притоптана, хоть все дѣло брось! Анъ Богъ-то не безъ милости: третьяго дня я гляжу, а самъ-то съ усамъ ко мнѣ и катитъ; помиримся, говоритъ: вотъ тебѣ! получай! да и подаетъ мнѣ пятьдесятъ цѣлковыхъ. Боже мой! Не взвидѣла я свѣта отъ радости. Пятьдесятъ серебромъ при моей нищетѣ! Что кабы да почаще такія оказіи, да тутъ бы и умирать ненадобно.
   Юлинька (тихо Зинаидѣ Васильевнѣ).-- Фи, maman, какая низость!
   Зинаида. -- У всякаго свои понятія, ma chère. (Антоновнѣ) Теперь покажи-ка ты намъ, Ѳедосья Антоновна, нѣтъ ли у тебя чего новенькаго?
   Ѳедосья. -- Есть, моя родная, есть для васъ два платьица отличныя: одно грогровое, а другое муаръ, только по одному разу надёваны (развязываетъ узелъ). Извольте-ка посмотрѣть! (развертываетъ платья). Точно на васъ сшиты, ангелъ мой драгоцѣнный.
   Зинаида (разсматривая). -- Гро-гро недурно, а это ужъ очень-ярко. Впрочемъ, Юлинькѣ теперь шелковыхъ платьевъ и ненужно: у нея есть. Вотъ еслибъ что-нибудь легкое, лѣтнее...
   Ѳедосья. -- Были два газовыхъ съ отдѣлкой, да продала, моя родная, нечего дѣлать, продала; а эти оба купчихи Аграфены Семеновны Прищуровой.
   Зинаида. -- Ну, а нѣтъ ли у тебя хорошенькой мантильи, визитки, или, чего-нибудь этакого?
   Ѳедосья. -- Есть, моя родная, много есть, да не на вашу руку... не хочу и показывать (тихо). А вотъ нужно бы съ мнѣ, мой ангелъ, по секрету перемолвить!
   Зинаида. -- Юлинька, поди-ка, mon ange; тамъ, на этажеркѣ, лежатъ ключи; потрудись, сходи сама въ чуланъ, да наклади варенья изъ большой банки; а то Устюшка набьетъ себѣ полонъ ротъ. Да прикажи самоваръ поставить: Ѳедосью Антоновну надо чайкомъ попотчивать.
   Ѳедосья. -- Покорно благодарю, моя родная; я ужь столько вами довольна, что и сказать не могу. (Юлинька уходить.)
  

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Зинаида Васильевна и Ѳедосья Антоновна.

  
   Зинаида. -- Ну, что жь такое у тебя новенькаго, Ѳедосья Антоновна?
   Ѳедосья. -- А вотъ что, ангелъ мой драгоцѣнный... Да нѣтъ, ей-Богу, я и сказать-то не смѣю... Какъ разгнѣваетесь да прогоните меня въ три шеи...
   Зинаида. -- Полно, Ѳедосья Антоновна, какъ тебѣ не стыдно! Говори, пожалуйста, безъ церемоній.
   Ѳедосья. -- Такъ вотъ что, моя родная: не припомните ли, какъ, недѣли двѣ назадъ, вы повстрѣчались со мной на Лубянкѣ -- еще изволили ходить однѣ, безъ Юліи Евграфовны, только Оська былъ позади. Вы отъ корсетницы вышли, а я и пырь вамъ въ глаза...
   Зинаида. -- Помню, помню; погода была прекрасная; я ходила корсеты смотрѣть.
   Ѳедосья. -- Ну вотъ, ангелъ мой безцѣнный, только-что вы успѣли завернуть за уголъ, а ко мнѣ и подлетаетъ одинъ знакомый кавалеръ, прекрасный кавалеръ. "Здравствуйте, говоритъ, милая Ѳедосья Антоновна! Съ какой это хорошенькой дамочкой ты сейчасъ разговаривала?" А я говорю, вотъ съ такой-то, и фамилию сказала. "Да она замужняя?" -- Замужняя, говорю. --"Такъ нельзя ли, говоритъ, у нихъ въ домѣ познакомиться? Такая скука, говоритъ, не знаешь, гдѣ развлечься, а она же говоритъ, такая роскошная" -- ужь Богъ-вѣсть отъ кого онъ узналъ, что вы хорошо пожить-то любите" -- такая, говоритъ, милашка".
   Зинаида.-- Что ты, Ѳедосья Антоновна!
   Ѳедосья. -- Такъ-таки и сказалъ: "милашка!" да еще мало-того, вотъ хоть сейчасъ умереть -- пышкой назвалъ!
   Зинаида. -- Какой вздоръ! Не-уже-ли я еще такъ хороша?
   Ѳедосья. -- Да развѣ въ зеркалѣ-то вы себя не видите? Вѣдь вы, ангелъ мой безцѣнный, просто маковъ цвѣтъ... вотъ разрази меня! Да поставь-ка васъ рядомъ съ Юліей Евграфовной, кто скажетъ, что вы ей маменька? Вѣдь вы кажетесь не больше, какъ двумя годками ея постарше, право!
   Зинаида (глядясь въ зеркало). -- Полно! что ты Ѳедосья Антоновна! можно ли этому повѣрить!
   Ѳедосья. -- Да вотъ хоть сейчасъ разрази меня! Ну, вотъ моя драгоцѣнная, ныньче ранехонько поутру этотъ кавалеръ и пріѣзжаетъ ко мнѣ. "Здравствуй, говоритъ, Ѳедосья Антоновна! А бываешь ли ты, говоритъ, у этой г-жи Сандараковой? Ну, помнишь, что анамедни..." -- Да ужь давненько, я говорю, не бывала. -- "Не на Прѣсненскихъ ли Прудахъ она живетъ?" -- Точно такъ, молъ, батюшка. "А дочка есть у нихъ?" -- Какъ же есть, сударь. -- "А какъ ее зовутъ?" -- Юлія, молъ, Евграфьевна. -- "Хорошенькая?" -- Да, я говорю, просто красавица! -- "Не мудрено, говоритъ, если судить по маменькѣ..."
   Зинаида. -- Ну, а еще больше ничего обо мнѣ не сказалъ?
   Ѳедосья. -- Нѣтъ, спросилъ, моя родная: "а сама-то, говорить, какого характера?" -- Я говорю: развеселаго, батюшка; просто чудная дама. "На же, говоритъ, тебѣ рубль серебромъ".
   Зинаида. -- Для чего жь это онъ такъ разспрашивалъ объ Юлинькѣ?
   Ѳедосья. -- Ужь не знаю, моя родная, право не знаю.
   Зинаида. -- Да онъ кто такой? Военный?
   Ѳедосья. -- Нѣтъ, ангелъ мой драгоцѣнный, говоритъ, что служилъ въ военной, а теперь, вишь, въ отставкѣ.
   Зинаида. -- Молодой человѣкъ?
   Ѳедосья. -- Молодой, молодой, лѣтъ двадцати-шести, не больше.
   Зинаида. -- Блондинъ, или брюнетъ?
   Ѳедосья. -- Это что такое, родная?
   Зинаида. -- Бѣлокурый онъ?
   Ѳедосья. -- Нѣтъ, родная, черноволосый.
   Зинаида. -- А глаза у него какіе?
   Ѳедосья. -- Глаза темнокаріе, какъ черные таракашки, такъ во всѣ стороны и бѣгаютъ.
   Зинаида. -- А носъ?
   Ѳедосья. -- Да носъ, такъ-себѣ...
   Зинаида. -- Съ горбомъ?
   Ѳедосья. -- Нѣтъ, безъ горба, матушка, и хвастать не хочу -- гдѣ его взять?
   Зинаида. -- А ростомъ высокъ онъ, али, можетъ, низенькій?
   Ѳедосья. -- Средняго, родная; насчетъ росту, будетъ средняго.
   Зинаида. -- И съ усами?
   Ѳедосья. -- Какъ же, съ усами, и вотъ здѣсь хвостикъ атакой... забыла, какъ его называютъ.
   Зинаида. -- Эспаньйолька.
   Ѳедосья. -- Да, да, эспаньйолка.
   Зинаида. -- Ну, а какъ состояніе? Богатый онъ человѣкѣ?
   Ѳедосья.-- Богатый, богатый... Цѣлковый далъ... Я, говорить, ничего не пожалѣю для человѣка, если только... а ты, говоритъ, скажи, что очень, молъ, интересуется... а потомъ, говоритъ, я и самъ...
   Зинаида. -- Какъ же его зовутъ? По фамиліи-то какъ?
   Ѳедосья. -- А по фамиліи-то, родная моя, дай Богъ память...
  

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Тѣ же и Евграфъ Семеновичъ (въ халатѣ, съ толстой книгой въ рукахъ).

  
   Евграфъ. -- А! Колба Ретортовна! Ты опять здѣсь проявилась. Какимъ это вѣтромъ занесло?
   Ѳедосья. -- Что это, батюшка, Евграфъ Семенычъ, вы меня такимъ именемъ называете, какого и на свѣтѣ нѣтъ.
   Евграфъ. -- То-то же! ха, ха, ха! Это по-нашему, по-химически... Ну, какой еще дряни сюда нанесла -- а?
   Ѳедосья. -- Будто это дрянь! Что вы, родной! все вещи отличныя. Купи-ка что-нибудь для дочки-то, или хоть для супруги.
   Евграфъ. -- Купить?.. Хорошо! (разсматриваетъ вещи). А нѣтъ ли у тебя сѣры, да антимоніи? Мнѣ бы для ракетокъ нужно... Ха, ха, ха!..
   Зинаида. -- Оставьте, пожалуйста, ваши глупости... Ну, зачѣмъ сюда пришли?.. Развѣ вамъ тѣсно въ кабинетѣ?
   Евграфъ. -- Что за тѣсно! Да ты не знаешь, дурочка, какую драгоцѣнность я подцѣпилъ за три двугривенныхъ. Смотри-ка сюда! (развертываеть книгу и читаетъ) "Открытыя тайны древнихъ магиковъ. Изданіе 1764 года", А? тутъ все есть: и натуральная магія, и кабалистика, и все, что хочешь...
   Зинаида. -- Отстаньте вы, ради Бога, съ вашей каббалистикой! У васъ вздору-то не переслушаешь. Пойдемъ, Ѳедосья Антоновна; я думаю ужь самоваръ готовъ (уходятъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

  
   Евграфъ Семеновичъ (одинъ, глядя женѣ вслѣдъ). -- Дура, и больше ничего! Кукла ХІХ-го вѣка!.. И вся эта бабья порода такова. Имъ бы вотъ шляпку, да чепчикъ, да оборочку, да бахромочку, а химіи никакой, то-есть, просто ни бельмеса! Сядетъ прыщъ на носу -- ужь они его и одеколономъ, и тѣмъ, и другимъ. А знаютъ ли, что такое прыщъ? отчего онъ происходитъ? и зачѣмъ онъ тутъ сѣлъ? вотъ и запятая!.. А ты все наблюдаешь, изучаешь все... Въ природѣ столько тайнаго, а ты открывай, не жалѣй головы... Какая-нибудь бездѣлица, а смотришь, она того... напримѣръ, чернильный орѣшекъ... ну, что онъ такое? а раскуси-ка его!.. Онъ рѣшаетъ жизнь и смерть человѣка, даетъ безсмертіе -- вотъ онъ каковъ! Да что орѣшекъ! у насъ есть и почище. Здѣсь (показывая на голову), слава Богу, много! Колумбъ открылъ Америку, Фультонъ изобрѣлъ пароходъ, а Сандараковъ -- фосфорное освѣщеніе... Да!.. Куда жъ чорту всѣ эти газы -- дрянь и больше ничего!.. Вотъ только бы мнѣ кончить аппаратъ, ну и баста! Тогда всѣ домы, давки, магазины -- все будетъ освѣщаться посредствомъ фосфора... да!.. это не спички какія-нибудь. Привилегія въ рукахъ, а тамъ и мильйоны въ карманѣ! А слава-то?.. Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. (потирая руки, хохочетъ во все горло).
  

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Евграфъ Семеновичъ и Зинаида Васильевна.

  
   Зинаида. -- Что это такое? Съ чего это вы тамъ развеселились? Хохочете до того, что весь домъ дрожитъ. Я думала, кто пріѣжалъ.
   Евграфъ. -- Чего жь ты испугалась, дурочка? Я хохочу оттого, что на сердце весело... Вотъ здѣсь кипитъ, то-есть, этакъ, химически... понимаешь?..
   Зинаида. -- Не понимаю я вашей глупой химіи; а ужь пора бы вамъ на себя оглянуться: что это вы съ самимъ-собою и съ нами дѣлаете?
   Евграфъ. -- Что я дѣлаю? Ха, ха, ха! Никто не знаетъ, что я дѣлаю, а я знаю, и скоро всѣ узнаютъ... весь свѣтъ узнаетъ каковы мы гуси! Ха, ха, ха!
   Зинаида. -- Очень пріятно будетъ, когда весь свѣтъ узнаетъ, что вы сумасбродъ, и что жену съ дочерью скоро пустите по міру.
   Евграфъ. -- Ну это еще дудки! Я вамъ подготовлю такую химію, что вы у меня ахнете!..
  

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

Тѣ же и Оська (подаетъ Зинаидѣ Васильевнѣ письмо).

  
   Оська. -- Вотъ къ вамъ письмо-съ.
   Зинаида. -- Отъ кого это?
   Оська. -- Да принесла баба Кудряевыхъ-съ; говорить: отдай барынѣ.
   Зинаида. -- Ну, не мерзкій ли ты мальчишка? Сколько разъ я тебѣ приказывала подавать письмо на подносѣ, а не изъ своихъ грязныхъ лапъ. Развѣ такъ подаютъ господамъ?
   Оська. -- Да на подносѣ-то Устинья ягоды выбирала, такъ теперь и не взглянешь.
   Зинаида.-- А вытереть нельзя было? Теперь вотъ лапами-то перепачкалъ еще хуже. Этакая невѣжа! (читаетъ письмо) "Милая и добрая Зинаида Васильевна! по случаю именинъ моей Олиньки, убѣдительно прошу васъ пожаловать къ намъ, съ Юлинькой, послѣзавтра на вечеръ. Евграфа Семеныча я не приглашаю: онъ такой философъ, и знаю, что не поѣдетъ. Пріѣзжайте непремѣнно: я наняла четырехъ музыкантовъ; танцевъ "будетъ въ волю и кавалеровъ множество; надѣюсь, что время "проведемъ весело. Ваша Дарья Кудряева". Ступай, отнеси письмо къ барышнѣ и скажи, чтобъ она сейчасъ же написала отвѣтъ, что, молъ, непремѣнно будемъ (Оська уходитъ съ письмомъ). Ну, слава Богу, я очень рада: Юлинька хоть одинъ вечерокъ отведетъ душу.
   Евграфъ. -- Кудряевы! а! знаю! Это тотъ, что управлялъ имѣніемъ у князя... какъ-бишь его?.. Еще цапнулъ сто тысячъ въ карманъ себѣ, этакъ, химически... помню, помню. Не-уже-ли вы къ нему поѣдете?
   Зинаида. -- А что жь? По-вашему сидѣть въ четырехъ стѣнахъ да любоваться на васъ? Хоть бы вы вспомнили, что у васъ дочь невѣста -- какія теперь у насъ средства? Куда мы ее вывозимъ? какія доставляемъ ей удовольствія?.. Бѣдная дѣвочка готова умереть со скуки, а вы запретесь на цѣлый день въ кабинетѣ, да только варите да толчете тамъ разныя глупости.
   Евграфъ. -- Ну, для этихъ глупостей у тебя голова-то все равно, что (бьетъ рукой по спинкѣ креселъ). А я еще въ гимназіи изучалъ химію, да вотъ ужь тридцать лѣтъ все около нея тружусь, для нея и службу оставилъ, да...
   Зинаида. -- Да мнѣ-то что въ этомъ пользы? Вотъ теперь приглашаютъ на вечеръ: нужны перчатки, ленты, цвѣты, экипажъ нанять, а вамъ и горя мало! Дайте по-крайней-мѣрѣ хоть на эти бездѣлицы.
   Евграфъ. -- А гдѣ мнѣ взять? У меня теперь нѣтъ денегъ; черезъ полгода я дамъ вамъ хоть сто тысячъ серебромъ, обошью васъ кредитками.
   Зинаида. -- Слыхала я эти химеры! Но не можетъ бьпъ, чтобъ у васъ не было денегъ: давно ли вы продали дрожки за полтораста серебромъ, а мнѣ отдали только восемьдесятъ? гдѣ жь у васъ семьдесятъ цѣлковыхъ?
   Евграфъ. -- Гдѣ? Вотъ тебѣ, здравствуй! А медикаменты, а препараты -- развѣ мнѣ мало надобно?
   Зинаида.-- Такъ это вы ухлопали семьдесятъ цѣлковыхъ на вашу дрянь? Прекрасно! Но когда же будетъ этому конецъ? Или вы хотите промотать и послѣдній домишко, а меня съ дочерью оставить на всю жизнь безъ куска хлѣба? (плачетъ).
   Евграфъ. -- Вишь ты какая химія! Ну, а припомни-ка, кто кого промоталъ? Не черенъ тебя ли я продалъ и дачу, и лошадей? не черезъ тебя ли бьюсь и теперь деньгами-то? Что?
   Зинаида. -- А кто отдалъ въ займы три тысячи серебромъ шарлатану-фокуснику и не получилъ ни копейки?
   Евграфъ. -- Такъ что жь за бѣда? Пропали деньги, зато онъ объяснилъ мнѣ гальванопластику; а кто задавалъ балы да вечера и въ одинъ вечеръ сорилъ по триста цѣлковыхъ?
   Зинаида. -- А кто въ именины показывалъ фантасмагорію да сжегъ на дачѣ домъ новый тысячъ въ двѣнадцать -- а?
   Евграфъ. -- А кто въ модныхъ магазинахъ моталъ на тряпки по двѣсти да по четыреста серебромъ?..
   Зинаида. -- А кого за глупые фейерверки вытурили въ отставку... позвольте васъ спросить!..
   Евграфъ. -- А кто на лотереи проухлялъ больше тысячи рублей да на аллегри въ одну зиму промоталъ цѣлковыхъ двѣсти -- нельзя ли узнать?
   Зинаида. -- Въ аллегри я брала не на ваши деньги... свой же фермуаръ продала; а лотереи.. что жь такое? у меня были выигрыши значительные...
   Евграфъ. -- Да; резинныя подтяжки да волосяной хлыстъ -- важные выигрыши!.. Хлыстъ-то, правда, славно бы пригодился...
   Зинаида. -- Что? что такое?...
   Евграфъ. -- Да... кабы разложить... этакъ химически... да хорошенько-бы...
   Зинаида. -- Низкій вы человѣкъ! сумасшедшій баранъ!.. Вотъ вамъ!.. Ну, есть ли въ васъ хоть капля благородства?.. И я, при моемъ воспитаніи, унизила такъ себя... вышла за такого сумасброда!.. Да ужь доведете вы меня до крайности: вывезу все изъ дома, возьму съ собой дочь и уѣду. Умирайте съ голоду съ вашей дурацкой химіей! На колѣняхъ будете ползать, да ужь такъ глупа не буду. Ужь я вамъ покажу себя, только бы мнѣ выиграть домъ въ двѣнадцать тысячъ.
   Евграфъ. -- Да, карточный домъ съ однимъ окномъ... тараканамъ въ наймы отдавать! (Уходитъ).
   Зинаида (кричитъ ему вслѣдъ). -- Безмозглый химикъ! глупая каррикатура! Вѣдь послала же мнѣ судьба въ наказаніе такого урода!..
  

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ.

  

Зинаида Васильевна и Перетычкинъ (при послѣднихъ словахъ выглядываетъ въ двери).

  
   Перетычкинъ. -- Извините... можетъ-быть, я...
   Зинаида (растерявшись).-- Ахъ Боже мой!.. (Перетычкипу) что вамъ угодно?
   Перетычкинъ (расшаркиваясь въ дверяхъ). -- Excusez, madame!.. Я не имѣю удовольствія быть знакомымъ... но... позвольте спросить... не вы ли Зинаида Васильевна?..
   Зинаида. -- Да, вы не ошиблись. (Въ сторону). Ахъ, какой милашка!..
   Перетычкинъ. -- Еще разъ mille pardones mesdanes! Я помѣшалъ вамъ... вы, кажется, были заняты...
   Зинаида. -- Non, monsieur... Я бранила... вѣдь вы знаете, люди такъ глупы.
   Перетычкинъ. -- Oui, madame... Люди ужасно глупы...
   Зинаида (про-себя). -- Прелесть мужчина!.. Это долженъ быть онъ (вслухъ). Позвольте же узнать, что доставляетъ мнѣ удовольствіе...?
   Перетычкинъ. -- Визитъ мой васъ удивляетъ, не правда ли, сударыня?.. Человѣкъ вовсе-незнакомый приходитъ въ домъ и... Но я надѣюсь, вы позволите мнѣ высказать...
   Зинаида. -- Съ удовольствіемъ... Садитесь, пожалуйста (садится). Позвольте спросить, съ кѣмъ и имѣю удовольствіе говорить?
   Перетычкинъ. -- Александръ Харитонычъ Перетычкинъ.
   Зинаида. -- Служите гдѣ-нибудь?
   Перетычкинъ. -- Нѣтъ-съ, я теперь въ отставкѣ... прежде служилъ, и даже очень...
   Зинаида. -- Вѣроятно, въ военной службѣ?
   Перетычкинъ. -- Да-съ: и служилъ въ гусарахъ.
   Зинаида (про-себя). -- Такъ и есть, это онъ!..
   Перетычкинъ. -- Но теперь, откровенно сказать, я такъ жуирую... знаете, при хорошемъ состояніи это пріятно.
   Зинаида. -- Конечно... молодой человѣкъ, и если имѣетъ состояніе...
   Перетычкинъ. -- О! состояніе у меня прекрасное! Двѣ лавки... то-есть фабрики... еще винный заводъ... да это все стоитъ плевка... а есть одно обстоятельство... или, такъ-сказать, счастіе цѣлой жизни... простите меня за откровенность...
   Зинаида (про-себя). -- Вотъ ужь и объясняться началъ!.. (вслухъ). Признаюсь вамъ... мнѣ это такъ странно... и не понимаю... не ужели я...
   Перетычкинъ. -- Вы согласитесь, сударыня, если сердце страдаетъ... пламенѣетъ, такъ-сказать... ну Не-уже-ли выбудете такъ жестоки и откажете?...
   Зинаида (про-себя). -- Вѣдь какъ онъ говоритъ-то!.. Ну, просто, душка!.. (вслухъ). Конечно, женское сердце слабо... Но если женщина ужь имѣетъ обязанности... посудите сами...
   Перетычкинъ. -- Это водеръ, сударыня!.. Та, о которой я говорю, не имѣетъ еще никакихъ обязанностей.
   Зинанда. -- О комъ же вы говорите?
   Перетычкинъ. -- О вашей милой дочкѣ... Надѣюсь, она еще не выбрала себѣ...
   Зинаида -- Какъ? вы влюблены въ мою Julie?
   Перетычкинъ. -- Нѣтъ. И это не я... а мой другъ, задушевный пріятель.
   Зинаида. -- Вашъ пріятель? Вотъ странность!.. и вы....
   Перетычкинъ. -- И я упалъ къ вамъ какъ снѣгъ на голову... просто пріѣхалъ просить за него. Онъ, знаете, тамъ робокъ... настоящій теленокъ... никакъ не смѣлъ явиться самъ, и влюбленъ безъ памяти, ей-Богу!... Вотъ хоть сейчасъ въ сумасшедшій домъ... Будьте же сострадательны, сдѣлайте милость!.. (Беретъ ея руку и цалуетъ съ жаромъ).
   Зинаида. -- Ахъ, Боже мой! Что вы? что вы?
   Перетычкинъ. -- Вы такія добрыя... съ вашимъ сердцемъ, въ вашими глазками, съ вашими...
   Зинаида. -- Шшъ!.. Тише, ради Бога! Ахъ, какой вы шалунъ!.. Ну, неравно увидитъ мужъ, или войдетъ Юлинька... Лучше скажите, кто такой вашъ пріятель?
   Перетычкинъ. -- Прекрасный, отличный малой.
   Зинаида. -- Но гдѣ жъ онъ видѣлъ Julie?
   Перетычкинъ. -- Это ужь его тайна.
   Зинаида. -- А какихъ онъ лѣтъ?
   Перетычкинъ. -- Молодой человѣкъ; постарше меня годомъ, не больше.
   Зинаида. -- Съ состояніемъ?
   Перетычкинъ. -- Богатый человѣкъ, даже очень богатый.
   Зинаида. -- Здѣшній, или пріѣзжій?
   Перетычкинъ. -- Пріѣзжій; да онъ ужь совсѣмъ остался въ Москвѣ.
   Зинаида. -- А какъ его фамилія?
   Перетычкинъ. -- Ну, ужь фамилію его, извините, я вамъ теперь не скажу. Вотъ если дѣло сладится, тогда извольте. А имя его Жанъ -- я его всегда такъ зову.
   Зинаида. -- Жанъ... что жь? это хорошенькое имя. Конечно, онъ, также какъ и вы, дворянинъ?
   Перетычкинъ. -- Нѣтъ, онъ купецъ...
   Зинаида (съ гримасой). -- Купецъ!
   Перетычкинъ. -- Да-съ, купецъ; но вѣдь у него капиталу больше трехсотъ тысячъ... понимаете?... Да и малый-то важный... bon garèon... Одинъ только недостатокъ: очень робокъ въ обществѣ.
   Зинаида. -- Что жь? это недостатокъ очень пріятный въ мужчинѣ. Но я вамъ должна сказать откровенно: теперь дѣла у насъ такъ разстроены, что я за Julie не могу дать почти ничего...
   Перетычкинъ. -- О, помилуйте! Онъ самъ все сдѣлаетъ: навезетъ вамъ атласу, бархату, брильянтовъ, ничего не пожалѣетъ.
   Зинаида. -- Ну, если онъ такъ благороденъ, то я вамъ за Юлиньку могу поручиться: она такъ ко мнѣ привязана, что мнѣ стоитъ сказать только одно слово; а на счетъ мужа и безпокоиться нечего.
   Пкгвтычкинъ,-- Какъ? Развѣ онъ у васъ... (показывая на голову).
   Зинаида. -- Да... онъ такой физикъ... ни во что не вмѣшивается.
   Перетычкинъ. -- Тѣмъ лучше. (Встаетъ) Итакъ, сударыня, я въ надеждѣ... и вы вѣрно позволите намъ завтра въ пять часовъ пріѣхать вмѣстѣ?
   Зинаида. -- Съ удовольствіемъ; чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
   Перетычкинъ. -- Мой Жанъ будетъ кататься какъ сыръ въ маслѣ; а у меня остается только одно удовольствіе видѣть васъ.
   Зинаида (грозя пальцемъ).-- О, какой же вы шалунъ!... Au revoir!
   Перетычкинъ. -- Au revoir, madame! (въ сторону) Чортъ знаетъ, что я ей нагородилъ!.. (Уходить).
   Зинаида (проводя его). -- Прелесть, что за мужчина! Charmant!..
  

ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.

Зинаида Васильевна и Юлинька.

  
   Юлинька. -- Кто это у васъ былъ, maman? Я сейчасъ видѣла, въ калитку прошелъ молодой мужчина.
   Зинаида. -- Ахъ, Julie! ты не знаешь, mon ange, какое счастіе!.. Ты даже и не предчувствуешь, а у тебя скоро будутъ брильянты, шали, экипажи...
   Юлинька. -- Откуда это, maman?.. А! да... вы все надѣетесь на лотерею.
   Зинаида. -- Какая лотерея? Къ тебѣ сватается женихъ.
   Юхинька. -- Женихъ, maman? Ужь не тотъ ли, о которомъ сейчасъ говорила Ѳедосья Антоновна? Она сказала, на прощаньи, что какой-то молодой человѣкъ очень мной интересуется.
   Зинаида. -- О нѣтъ, совсѣмъ не то. Это богачъ; онъ въ тебя страстно влюбленъ и не пожалѣетъ ни золота, ни брильянтовъ, ничего на свѣтѣ.
   Юлинька. -- Такъ это тотъ самый, что сейчасъ былъ здѣсь.
   Зинаида. -- Нѣтъ, то его пріятель; онъ пріѣзжалъ отъ него съ предложеніемъ, и я дала за тебя слово; а завтра въ пять часовъ они пріѣдутъ оба вмѣстѣ.
   Юлинька. -- Вотъ странности! Да гдѣ же онъ меня видѣлъ?
   Зинаида. -- Ужь это онъ скрываетъ, я не знаю для чего.
   Юлинька. -- А что, онъ военный, maman?
   Зинаида. -- Нѣтъ, онъ купецъ... пріѣзжій... и страшно богатъ.
   Юлинька (съ презрѣніемъ). -- Купецъ! А я думала, что военный...
   Зинаида. -- Что за ребячество, ma chère! Были бы деньги -- вотъ на что надо обращать вниманіе; а то не все ли равно?..
  

ЯВЛЕНІЕ ОДИННАДЦАТОЕ.

Тѣ жѣ и Евграфъ Семеновичъ.

  
   Евграфъ (Грозно остановясь передъ женой). -- Извольте-ка васъ спросить, сударыня, давно ли вы стали къ себѣ въ хахелей принимать? что это значитъ? что за новая химія -- а?..
   Зинаида. -- А это значитъ, что ты, глупый химикъ, ужъ совсѣмъ съ ума спятилъ. Лучше поблагодари судьбу, что она посылаетъ Юленькѣ неожиданное счастіе.
   Евграфъ. -- Какое счастіе? откуда?
   Зинаида. -- А такое, что къ Julie сватается женихъ, страшный богачъ, и мы скоро опять будемъ ѣздить въ экипажахъ.
   Евграфъ. -- Вишь ты какая чепуха пригрѣзилось!
   Зинаида. -- Самъ ты чепуха, и больше ничего! Этотъ молодой человѣкъ, что ты сей часъ видѣлъ... вѣдь онъ пріѣзжалъ отъ жениха съ предложеніемъ; а завтра и самъ женихъ придетъ рекомендоваться.
   Евграфъ. -- Ну, если правда...
   Зинаида. -- А тебя, мнѣ кажется, это и не радуетъ тогда -- какъ другой отецъ сталъ бы праздновать такой счастливый день.
   Евграфъ. -- Что жь праздновать-то и я, пожалуй... Оська! Оська!..
   Зинаида. -- На что тебѣ его?
   Евграфъ. -- А вотъ послать бы...
   Зинаида. -- Давно бы такъ!
  

ЯВЛЕНІЕ ДВѢНАДЦАТОЕ.

Тѣ же и Оська (выходитъ изъ кабинета; лицо у него все перепачкано).

  
   Зинаида. -- Что это? изъ трубы, что ли, ты вылѣзъ?
   Оська. -- Нѣтъ-съ; я у барина уголь да сѣру толокъ-съ.
   Евграфъ (ласково). -- Ступай, вымойся; да вотъ тебѣ три цѣлковыхъ, сбѣгай въ аптеку, купи на четвертакъ жженаго купороса да антимоній на двугривенный -- слышишь?.. не позабудь же.
   Зинаида (вынимая деньги изъ рукъ мужа). -- Это что за глупости! (Оськѣ) Пошелъ скорѣй въ погребокъ, купи бутылку шампанскаго, да и назадъ. Вотъ еще! на такой радости, да ни выпить юлинькина здоровья!

(Оська уходитъ. Евграфъ Семеновичъ остается неподвиженъ отъ изумленія).

  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

(Комната перваго дѣйствія; на стульяхъ развѣшаны нѣсколько жилетовъ, новый сюртукъ, на столѣ новыя шляпки и зеленыя перчатки).

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ

Прохорычъ и Борька (разсматриваютъ платья).

  
   Прохорычъ. -- А давно ли эвтой дряни нанесли сюда?
   Борька. -- Да только хозяинъ отдыхать легъ, а портной привезъ да самъ все и развѣшалъ.
   Прохорычъ. -- Важно, знатно!. Ну, Иванъ Дороѳеичъ, попался ты въ лапы къ стрекуляціи -- разрядить она тебя, а тамъ и до кармана доберется... Теперича, стало-быть, выходитъ, придется тебѣ въ проходномъ ряду пылью торговать... Постой-ка; кажись, кто-то подъѣхалъ... кто такой, посмотри скорѣича!
   Борька (бросясь къ окну). -- Это онъ, дядюшка, подкатилъ.
   Прохорычъ. -- Кто онъ?
   Борька. -- Да этотъ, ледащій-то.
   Прохорычъ. -- Опять лукавый принесъ! Ну, да ужь теперь осѣтятъ они его... Уйду; не хочу и смотрѣть. (Отходитъ въ сторону и, при входѣ Перетычкина, ускользаетъ незамѣтно).
  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Перетычкинъ и Борька

  
   Перетычкинъ (въ шляпѣ, съ большимъ сверткомъ подъ-мышкой). -- А что, Ваня еще не вставалъ?
   Борыа. -- Хозяинъ-то-съ?
   Перетычкннъ. -- Ну, да, хозяинъ... Фу, какой ты дуракъ, братецъ!
   Борька. -- Еще отдыхаетъ-съ.
   Перетычкинъ. -- Ступай же ты сейчасъ -- да цырюльня тутъ есть поблизости?
   Борька. -- Вотъ здѣсь, внизу, подъ нами-съ.
   Перетычкинъ. -- Такъ приведи сюда цирюльника, да не такого постреленка, какъ ты самъ, а пусть подмастерье придетъ... да захватилъ бы бритвы, компасы и все тамъ, что слѣдуетъ... ну! ступай живѣе! (уходить въ боковую комнату).
  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

  
   Борька (одинъ). -- Ишь ты, кургузый, затѣялъ какую штуку! Изволь для него бѣгать. Да ужь въ мальчикахъ такое житье; тотъ кричитъ: "пошолъ сюда!.." другой кричитъ: "пошолъ сюда!" Да погоди! лѣтъ черезъ пятокъ выйду въ прикащики, цѣлковыхъ сто въ годъ получать буду, а тамъ, глядишь, на отчетъ посадятъ... а я ужь насмотрѣлся, какъ лавку-то обихаживаютъ, маху не дамъ... а ужь своей не открою... Лучше трактиръ заведу, бильярдъ поставлю... Самъ играй сколько хочешь!.. Теперь вотъ всѣ: Борька да Борька, а тогда небось скажутъ: "Борисъ Карпычъ, наше вамъ почтеніе-съ!" Знаемъ мы... Ай!.. кажись хозяинъ идетъ... побѣжать поскорѣе!..
  

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Перетычкинъ и Мордоплюевъ (въ халатѣ).

  
   Перетычкинъ. -- Ну, братъ Ваня, погляди-ка, на триста-то серебромъ какихъ я тебѣ чудесъ покупилъ... просто, залюбуешься!
   Мордоплюевъ. -- Спасибо, братъ, Саша, спасибо.
   Перетычкинъ. -- А какая у тебя жена хорошенькая будетъ!
   Мордоплюевъ. -- А что? она и впрямь обрадовалась, какъ ты сталъ сватать-то за меня?
   Перетычкинъ. -- Еще бы! Не сто разъ тебѣ толковать.
   Мордоплюевъ. -- Ну, а мать-то что?
   Перетычкинъ. -- И мать чуть не прыгаетъ. Я, говоритъ, считаю это за такое счастіе... ну, тамъ и прочее.
   Мордоплюевъ. -- Ладно; а сама-то она что сказала?
   Перетычкинъ. -- А сама-то: я, говоритъ, для того только и въ лавку ѣздила, чтобъ увидѣть Ивана Дороѳеича.
   Мордоплюевъ. -- Будто она такъ и сказала?
   Перетычкинъ. -- Да какъ же! вѣдь, я тебѣ ужь разсказывалъ...
   Мордоплюевъ. -- Да ты не шутишь?
  

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Тѣ же, Борька и Цирюльникъ.

  
   Борька. -- Вотъ, цирюльника привелъ-съ.
   Перетычкинъ.-- Хорошо (Борька уходить). Ну, любезный, умѣешь-ли ты порядочно стричь и завивать? Говори правду, а не то мы на Кузнецкій Мостъ пошлемъ.
   Цирюльникъ. -- Помилуйте, сударь, останетесь довольны.
   Перетычкинъ. -- Да вѣдь не меня -- я всегда у Морку завиваюсь; а вотъ этого барина. Сначала ты подстрижешь его, этакъ, немножко, по-нынѣшнему... и завьешь, хорошенько... только смотри, если будетъ хорошо, получишь рубль серебромъ.
   Цирюльникъ. -- Слушаю-съ.
   Перетычкинъ. -- Ну, садись же, братъ Ваня; время терять нечего.
   Мордоплюевъ (въ нерѣшимости). -- Да вотъ что, Саша... не лучше ли такъ?
   Перетычкинъ. -- Что ты это, съ ума сошелъ, что-ли? Ну, полно дурачиться, садись, говорятъ тебѣ! (сажаетъ его насильно. Мордоплюевъ закрываетъ глаза, цирюльникъ завѣшиваетъ его и начинаетъ стричь). Полчаса какихъ-нибудь, и онъ тебя такъ обработаетъ, что не услышишь... просто переродишься, самъ себя не узнаешь въ зеркало. Вотъ ужь онъ почти и кончилъ... (Цырюльнику) А гдѣ у тебя компасы?
   Цирюльникъ. -- Компасы грѣются-съ.
   Первтычкинъ. -- Хорошо; а пока они грѣются, подстриги ты ему бороду-то... Ну, катай смѣлѣе!..
   Цирюльникъ. -- Слушаю-съ (достаетъ изъ кармана ножницы и гребенку).
   Мордоплюевъ (вскакиваетъ). -- Послушай-ка, братъ, Саша... (отводить его въ сторону) Ну, къ чему это?..
   Перетычкинъ. -- Что ты, сумасшедшій! чего жь ты боишься?
   Мордоплюевъ. -- И самъ не знаю... Ну, вотъ такая страсть напала, что бѣда!.. Зажмурилъ глаза, думаю лучше... анъ покойникъ тятенька и стоитъ передо мной... такой злящій... нѣтъ; Саша, какъ ты хочешь, а ни за что не дамся!.. Ты придумай, нельзя ли эвто какъ-нибудь...
   Перетычкинъ. -- Да чего тутъ придумывать? Дай подстричь хоть немного; а то на что ты похожъ... Ну, ходитъ, что-ли?
   Мордоплюевъ. -- Подстричь? Ну, пожалуй... такъ и быть... только пожалуйста не коротко!..
   Перетычкинъ. -- Да будь покоенъ. Вотъ что: не лучше ли намъ уйдти къ тебѣ въ спальню, а то неравно зайдетъ кто-нибудь. Тамъ онъ тебя и завьетъ, и подстрижетъ. Пойдемъ-ка, братъ Ваня... Ну, любезный, бери-ка свои снаряды! (Всѣ уходятъ въ боковую дверь).
  

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

  
   Прохорычъ (осторожно заглядываетъ въ двери). -- Никого нѣту; вышли... (входить). Куда провалились? Надо быть, въ спальную. (Увидя на полу обрѣзки волосъ). Э! да ужь они и обкарнали его, проклятые!.. (ходить по комнатѣ и останавливается передъ портретомъ отца Мордоплюоева). Дороѳей Кузьмичъ! почтеннѣйшій благодѣтедь! ожидалъ ли ты такой оказіи?.. Сорокъ лѣтъ торговалъ ты, какъ истинный купецъ, и умеръ ты, какъ христіанину подобаетъ... Царство тебѣ небесное!.. Думалъ ли ты, родной, что сынокъ твой поступитъ въ такую оказію?.. И что эвто за выжига подвернулась? откеля взялась она?.. Сертучонко около колѣнокъ болтается. Еще, говорятъ, купеческій сынъ... оборони Господи! Да отъ русскаго купца такое непутное дѣтище не уродится; только взглянешь -- ну, вотъ, такъ бы ему тьфу!
  

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Прохорычъ и Перетычкинъ.

  
   Перетычкинъ. -- Да ты здѣсь, старина... какъ бишь тебя зовутъ?
   Прохорычъ. -- Какъ севодня, такъ и завтра.
   Перетычкинъ. -- Э! да ты, братъ, я вижу, оселъ большой руки, даромъ что бородка-то побѣлѣла! Ну, ступай же ты сейчасъ...
   Прохорычъ. -- Какъ же! вотъ такъ и пошелъ!... Нешто вы могите мной распоряжаться?
   Перетычкинъ. -- Не я, старый шутъ, а хозяинъ твой. Смѣешь ли ты его не послушаться, когда онъ тебѣ деньги платитъ?
   Прохорычъ. -- Вѣстимо, онъ платитъ, а не ты. Ваша братья около его же кармана трется, какъ бы выудить что-нибудь...
   Перетычкинъ. -- Я съ этакимъ неучемъ толковать долго не стану; а Ваня велѣлъ мнѣ послать именно тебя, такъ ты слушай обоими ушами. пошелъ скорѣй на биржу, спроси тамъ у извощиковъ, гдѣ бы достать хорошую коляску парой до десяти часовъ вечера, да чтобъ сейчасъ же закладывали, а что будетъ стоить -- порядись. Ну, пошелъ, безъ разговоровъ, да живѣе!..
   Прохорычъ. -- Ладно. (уходя) Самому бы тебѣ настегать козлиныя-то ноги, такъ скорѣй бы сбѣгалъ.
   Перетычкинъ. -- Что-о?
   Прохорычъ. -- Ничего-съ, проѣхало! (уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

  
   Перетычкинъ (одинъ). -- Этакая невѣжа! Вотъ они всѣ на одинъ покрой! Да татаринъ гораздо-вѣжливѣе... покажетъ тебѣ халатъ, или ермолку такъ учтиво... а тутъ прикащикъ какой-нибудь... и туда же! Какъ я счастливъ, что развязался съ этимъ народомъ! Да нѣтъ, Иванъ шибко избаловалъ ихъ, а оттого, что самъ безъ воспитанія. Я его скоро образую... Вотъ теперь только еще постричься, такъ ужь совсѣмъ другой человѣкъ будетъ, а тамъ познакомлю его съ литературой -- просто и не узнаешь!.. Боже мой! какъ подумаешь, какъ пріятно просвѣтить человѣка, зажечь ему, такъ-сказать, свѣтильникъ... и вотъ онъ человѣкъ образованный... А посмотрѣть, много ли осталось у меня отъ покупокъ... (Смотритъ въ бумажникъ) Пятьдесятъ... восемьдесятъ... сто... всего сто-тридцать серебромъ. Дуракъ я, не взялъ у него цѣлковыхъ сотъ шесть... Ну, да можно еще выманить, когда понадобится.
  

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ

Перетычкинъ и Мордоплюевъ (завитый и въ новомъ сюртукѣ).

  
   Перетычкинъ (увидя Мордоплюева, бѣжитъ ему на встрѣчу). -- А! ты ужь, Ваня, и готовъ!.. Фу ты, какимъ молодцомъ.. и не узнаешь... чудо! Вотъ теперь тамъ всякая барышня отъ тебя растаетъ!
   Мордоплюевъ. -- Растаетъ-то растаетъ, да мнѣ, Саша что-то больно неловко.
   Перетычкинъ. -- Отчего же тебѣ неловко?
   Мордоплюевъ. -- Въ новомъ сюртукѣ руки-то вотъ точно связаны.
   Перетычкинъ. -- Ничего; это пройдетъ.
   Мордоплюевъ. -- Когда-то еще пройдетъ, а тепереча больно неловко...
   Перетычкинъ. -- Пустяки, братецъ; это съ непривычки; а походишь недѣльку, такъ будешь, какъ въ халатѣ... и раздѣться не захочется.
   Мордоплюевъ. -- Ну, ужь шалишь, братъ Саша; такъ узко сшитъ, что, мнѣ кажется, въ одинъ день умаешься...
   Перетычкинъ. -- Полно вздоръ-то городить! Вотъ ты вѣдь ничего не понимаешь, а вѣдь ты теперь настоящая картинка... хоть сейчасъ рисуй съ тебя! Только ходишь, какъ-то по-медвѣжьи... а походка много значитъ... Вотъ теперь мы ѣдемъ къ невѣстѣ, въ благородный домъ: надо умѣть, какъ войти, какъ раскланяться; ужь развѣ мнѣ поучить тебя немножко...
   Мордоплюевъ. -- Сдѣлай милость, поучи, братъ Саша! Ужь я тебѣ дамъ волю... обработывай меня, какъ знаешь.
   Перетычкинъ. -- Ну, хорошо, изволь. Прежде всего нужно держать себя не такимъ тюфякомъ, какъ ты, а вотъ этакъ... прямо... видишь?
   Мордоплюевъ. -- Вижу...
   Перетычкинъ. -- Ходить не въ раскачку, а ровно... вотъ такъ... Пройдемся вмѣстѣ; смотри на меня (беретъ его за руку и вмѣстѣ прохаживаются вокругъ комнаты). Ну, это еще недурно. Теперь, когда входишь въ комнату, сдѣлай шага три впередъ, и потомъ нога объ ногу, вотъ этакъ... (Мордоплюевь повторяетъ всѣ его движенія). "Сударыня, честь имѣю кланяться... Балабаевскій купецъ такой-то"; а тамъ опять назадъ, вотъ такъ. Ну, отойдемъ къ дверямъ. Представь себѣ, что ты входишь въ комнату... Ну, начинай: "сударыня..."
   Мордоплюевъ (подражая неловко). -- Сударыня...
   Перетычкинъ. -- Эхъ, братецъ! совсѣмъ не такъ!
   Мордоплюевъ. -- Да какъ же, Саша? Вѣдь ужь ты такой, право.
   Перетычкинъ. -- Ну, зачѣмъ ты переваливаешься съ боку на бокъ, точно сибирскій медвѣдь? Говорятъ тебѣ, держись прямо. Ну, начни опять: "сударыня..."
   Мордоплюевъ. -- Сударыня... сибирскій... тьфу! балабаевскій купецъ...
   Перетычкинъ. -- Ха, ха, ха!.. Ну, братъ, Ваня, ты просто шутъ гороховый: сейчасъ все и забылъ... Ну, смотри на меня. "Сударыня! честь имѣю кланяться; балабаевскій купецъ..." тутъ скажешь свое имя и фамилію. Ну, сажай!..
   Мордоплюевъ (повторяя опять). -- Сударыня! честь имѣю наняться... балабаевскій купецъ...
   Перетычкинъ. -- Ну, что жь остановился?
   Мордоплюевъ. -- Купецъ Мордоплюевъ.
   Перетычкинъ. -- Ну, вотъ, это порядочно! Только смотри, не оробѣй; а главное побольше форсу... то-есть, этакъ тонируй!
   Мордоплюевъ. -- Ну, ужь эвтаго я, братъ, не съумѣю.
   Перетычкинъ. -- А очень легко... я тебя сейчасъ выучу. Слушай: пріѣдемъ мы къ невѣстѣ; ну, разумѣется, пойдутъ разговоры... а какъ только я отнесусь къ тебѣ, или о чемъ спрошу, ты отвѣчай мнѣ по-французски...
   Мордоплюевъ. -- По-французски? Что ты, Саша? нешто я умѣю?
   Перетычкинъ. -- Да вѣдь только два слова: "вуй моншеръ!" Вотъ и подумаютъ, что ты хорошо образованъ.
   Мордоплюевъ. -- Какъ ты, Саша, сказалъ? Ну-ка, скажи еще.
   Перетычкинъ. -- Вуй моншеръ!
   Мордоплюевъ. -- Вуй моншеръ! Что же это значитъ по-нашему-то?
   Перетычкинъ. -- Это значитъ: да, мой милый.
   Мордоплюевъ. -- Вуй моншеръ; да, мой милый... хорошо?
   Перетычкинъ. -- Напримѣръ, я скажу: лѣтомъ въ Москвѣ, жить очень скучно; вѣдь ты желалъ бы нанять дачу, не правда-ли? (толкаетъ его) Ну!
   Мордоплюевъ. -- Вуй мошнеръ!..
   Перетычкинъ. -- Что ты! какой мошнеръ? Вуй моншеръ!
   Мордоплюевъ. -- Ахъ, да бишь... вуй моншеръ!
   Перетычкинъ. -- Ты, пожалуй, и ужо этакъ же переврешь.
   Мордоплюевъ. -- Нѣтъ, Саша, не перевру, запомню... вуй моншеръ! вуй моншеръ!
   Перетычкинъ. -- Смотри же, братъ Ваня; а то вѣдь срѣжешь голову. (Смотритъ въ окно). Вотъ и коляска пріѣхала! Ну, поѣдемъ же; пора; надѣвай шинель! (подаетъ ему).
   Мордоплюевъ. -- Да куда ее! и такъ смерть жарко!..
   Перетычкинъ. -- Ну, такъ возьми, въ коляску положишь... Перчатки не забудь... А платокъ въ карманѣ?
   Мордоплюевъ. -- Въ карманѣ.
   Перетычкинъ (ударяя себя по лбу). -- Ажъ, чортъ возьми! совсѣмъ изъ ума вонъ! Есть у тебя духи?
   Мордоплюевъ. -- Нѣтъ, Саша, я эвтой дряни не люблю.
   Перетычкинъ. -- А вѣдь непремѣнно нужно... Какъ же ты пойдешь къ невѣстѣ ненадушеный?
   Мордоплюевъ. -- Такъ зачѣмъ же дѣло стало? Въ лавкѣ у меня много: можно мальчишку дослать.
   Перетычкинъ. -- Да, скоро онъ тебѣ принесетъ; еще, пожалуй, какую-нибудь дрянь. Лучше вотъ что: давай-ка три цѣлковыхъ! Въ коляскѣ я живо слетаю на Кузнецкій Мостъ и самыхъ лучшихъ французскихъ привезу.
   Мордоплюевъ (даетъ деньги). -- На вотъ, пожалуй!
   Перетычкинъ. -- Подожди же; я духомъ ворочусь (убѣгаетъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.

  
   Мордоплюевъ (одинъ). -- Важный парень, нечего сказать; хоть въ ухо вдѣнь! Я, говоритъ, тебя, Ваня, такимъ молодцомъ поставлю, что всѣ рядскіе въ затылкахъ зачешутъ. А и впрямь, что бы я былъ безъ него? Такъ, какой-то Маргафонъ, никакой бы комплекціи не зналъ. Попалась бы жиреха... хошь какая ни на есть, а все зубы словно ваксой вымазаны, ну и или съ ней! А тутъ барышня, да еще какая! прійдетъ въ лавку, да только глазкомъ поведетъ -- ну просто аршинъ изъ рукъ валится, и по-французски говоритъ... Хоша я самъ и не умѣю, а все лучше. Ну, да и въ гости съ эвтакой выѣдешь, такѣ ужь всякой скажетъ: "Ахъ, сударыня!" Ой, ой! прахъ побери! подъ-мышками рѣжетъ, мочи нѣтъ! Ну, зато, Саша говоритъ: "ты, братецъ, молодецъ во всей формѣ!" (Ходить по комнатѣ, ловчится и нечаянно видитъ себя въ зеркалѣ). Ай! батюшки, да не-ужъ-то эвто я? Ха, ха, ха! Ха, ха, ха! Вотъ оказія-то! Отродясь волосы-то не вились, а теперь, смотри-ка какой сталъ! Какъ-бишь, Сашуха-то училъ меня? Да! "Сударыня, честь имѣю кланяться"... Постой, начну съизнова (расшаркиваясь). "Сударыня, честь имѣю кланяться; балабаевскій купецъ Мордоплюевъ"... и еще: вуй моншеръ. "Сударыня, честь имѣю кланяться! вуй моншеръ!"
  

ЯВЛЕНІЕ ОДИННАДЦАТОЕ.

Мордоплюевъ и Прохорычъ.

  
   Мордоплюевъ (оборотясь и увидя Прохорыча). -- А! Прохорычъ! И ты здѣсь? Ну, что смотришь? али не узналъ?
   Прохорычъ. -- Узнать-то узналъ, да и глазамъ-то не вѣрится, какъ они обшаршавили васъ, ровно шавку какую. Господи твоя воля! Да изъ чего вы себя губите-то, Иванъ Дороѳеичъ? Не што я не знаю? Вѣдь изъ-за непутной вертячки, что у насъ въ лавкѣ прыгала, ровно сорока, да болтала по-французски -- типунъ бы ей за языкъ.
   Мордоплюевъ. -- Ну, ужь насчетъ эвтаго говори, братъ, да не заговаривайся; а коли много врать будешь, такъ убирайся отколя пришелъ!
   Прохорычъ. -- Да я и уйду, только вотъ письмо извольте получить, сейчасъ почтальйонъ принесъ. (Подаетъ письмо.)
   Мордоплюевъ. -- Откуда эвто? А! изъ Балабаева, отъ бабушки Анисьи Меркуловны! Ладно! (распечатываетъ и читаетъ): " Любезному внучку моему, Ивану Дороѳеевичу; посылаю я тебѣ мое нижайшее почтеніе и низкій поклонъ и заочно мое благословеніе, на вѣки нерушимое. и дай тебѣ Богъ всякаго благополучія и всякой корысти моими грѣшными молитвами. А мнѣ больно тошно, Ванюша, что ты ко мнѣ такъ рѣдко пишешь, а я ужь стала припадать шибко; видно, пора и на покой. А еще прошу тебя слезно, внучекъ дорогой, живи ты въ Москвѣ честно и доброизвольно, не отшатнись отъ страха Божьяго. А живи ты, Ванюша, честно, какъ родители твои жили, да и тебѣ заказали. Если же я что-нибудь услышу, то ты меня, старуху, такъ въ гробъ и положишь. Прощай, мой золотой, цалую тебя въ сахарныя уста. Бабушка твоя, Анисья Меркульевна." Ишь ты какъ нацарапала! (Оборотясь и видя, что Прохорычъ плачетъ) Что ты, Прохорычъ, объ чемъ разрюмился?
   Прохорычъ. -- Объ чемъ! А нешто вамъ и не жалко ее, голубушку? Старушка такая добрая, почтенная, христолюбивая, а теперича, стало-быть, выходитъ, уже заранѣе подавай за упокой! Какъ-только услышитъ радостную вѣсточку, что вы женитесь на модницѣ, со стыда много не наживетъ.
   Мордоплюевъ. -- А отъ кого она услышитъ? Балабаевъ отсюда не рукой подать.
   Прохорычъ. -- Не рукой подать! А нешто мало нашихъ-то въ Москвѣ? Зубоскальству-то и конца не будетъ: ну, теперича, стало-быть, выходитъ, сейчасъ же и въ Балабаевъ напишутъ, что вотъ, молъ, Иванъ Дороѳеичъ какое колѣно отмочилъ... Да ужь истинно сказать, колѣно важное!
   Мордоплюевъ (пройдя въ раздумьи по комнатѣ). -- А что? вѣдь и впрямь, дѣло-то неладно.
   Прохорычъ. -- Да такъ-то не ладно, что оборони Богъ! Не-ужь-то вы, хозяинъ, ужь забыли покойника тятеньку и маменьку, дай Богъ имъ царство небесное! какъ они васъ воспитали да уму-разуму учили. Да не токма-что они, а всѣ дальніе-то у васъ съ роду жили по-христіански... Вѣдь ужь коли я купецъ, такъ теперича, стало-быть, выходитъ, и родства ищу въ купечествѣ. Зачѣмъ же я въ дворянство-то полѣзу? Богъ всякому указалъ свое: купецъ ты -- ну и живи по-купецки; дворянинъ -- живи по дворянски; стрекулистъ ты -- такъ стрекулятничай. Оно, говорить нечего, у насъ въ рядахъ много всякой фанаберіи, да скоро и въ трубу вылетаютъ. Не-ужь-то перенимать у нихъ? Вѣдь, кабы тятенька съ маменькой встали да провѣдали про ваши замыслы -- въ умѣ бы рехнулись! Вотъ, ей-Богу! Вѣстимо, изъ земли они сырой вамъ ни словечка не промолвятъ, да вотъ ихъ потреты красуются; взгляните-ка, какъ они оба смотрятъ на васъ, будто живые, на глазахъ ровно слезы выступили... вотъ словно говорятъ вамъ: Ванюша! Ванюша! что ты, родной, съ собой дѣлаешь? Куда ты ѣдешь? Зачѣмъ тревожить кости наши, да губишь и свою головушку?
   Мордоплюевъ (сильно растроганный).-- Оно вѣстимо... Э! да, что тутъ! не поѣду, да и конецъ! Вотъ ни за что не поѣду! Хоть онъ тутъ тресни, а ужь шабашъ! что я за дуракъ такой въ самомъ дѣлѣ! (снимаетъ сюртукъ и бросаетъ на полъ). Сыщика-сь мнѣ, Прохорычъ, халатъ... Тьфу ты пропасть! Словно кто обошелъ меня!
   Прохорычъ (подавая халатъ).-- Слава тебѣ, Господи! Давно бы такъ, хозяинъ! А то у меня все сердце выболѣло, да и голова-то кругомъ пошла. Ну теперича, стало-быть, выходитъ, и лодырю эвтому, коли пріѣдетъ, такъ вотъ тебѣ Богъ, а вотъ тебѣ двери?
   Мордоплюевъ.-- Ну его къ лѣшему! на порогъ его -- да въ шею!..
  

ЯВЛЕНІЕ ДВЕНАДЦАТОЕ.

Тѣ же и Перетычкинъ (съ флакономъ въ рукахъ).

   Перетычкинъ. -- вотъ и я! Отличныхъ, братъ, досталъ! французскіе, высшій сортъ... Это что такое? зачѣмъ ты раздѣлся?
   Мордоплюевъ (растерявшись).-- Да такъ...
   Перетычкинъ.-- Какъ такъ? Да чтожь это значитъ?
   Мордоплюевъ. -- Да такъ... Ты, братъ, проваливай; я ужь не поѣду.
   Перетычкинъ. -- Не поѣдешь? ты съ ума сошелъ, что ли?
   Мордоплюевъ. -- Нѣтъ еще, а не поѣду, да и только. Шалишь, братъ, Саша! ты меня атурить хотѣлъ, анъ вотъ нѣтъ!
   Перетычкинъ (поглядѣвъ на Прохорыча). -- Э! понимаю! (Мордоплюеву). Ну, пожалуй, не ѣзди! Я одинъ поѣду, посватаюсь вмѣсто тебя, да и женюсь, а ты сиди тутъ, какъ лѣшій въ болотѣ! И охота же такой хорошенькой барышнѣ интересоваться этакимъ чучелой!.. Вѣдь вотъ сейчасъ встрѣтилась со мной на Лубянкѣ: ѣдетъ съ матерью; карета щегольская... Какъ увидала меня, и замахала платкомъ "Мы, говоритъ, сейчасъ домой; а здоровъ ли милый Иванъ Дороѳеичъ? Ради Бога привезите его поскорѣе, мы васъ ждемъ!" А вотъ тебѣ и Иванъ Дороѳеичъ: словно аршинъ проглотилъ -- стоитъ какъ сычъ, только глазами хлопаетъ!
   Мордоплюевъ. -- Да неужто она такъ и сказала: "мидый Иванъ Дороѳеичъ?"
   Перетычкинъ. -- А я врать тебѣ, что ли, стану?
   Мордоплюевъ (почесывая въ затылкѣ). -- Ну, коли такъ, такъ пожалуй и того...
   Перетычкинъ.-- Что того?
   Мордоплюевъ.-- Ну и съѣздить можно.
   Перетычкинъ.-- Да какъ же не ѣхать-то? Начали дѣло -- и вдругъ бросить! Она, вѣдь, расплачется, ну и пиши пропало! Потеряешь этакую невѣсту, самъ плакать будешь, да ужь не воротишь.
   Мордоплюевъ. -- Такъ чего же зѣвать?.. Что жь въ самомъ дѣлѣ? Поѣдемъ да и шабашъ! (сбрасываетъ халатъ).
   Перетычкинъ (подавая ему сюртукъ). -- Ну, надѣвай же проворнѣе! Теперь давай сюда платокъ... Слышишь, каковъ запахъ-то? Постой, я тебя спрысну (прыскаетъ его духами). Фу ты, какая амбра! Ну бери шляпу, шинель, да и маршъ! (уходя, Прохорычу) Что? грибъ съѣлъ, старый сычъ? (оба уходятъ).
   Прохорычъ (качая головой). -- Господи владыко! Что жь это такое? И ума не приложу...
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Гостиная втораго дѣйствія.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

  
   Зинаида (въ шелковомъ платьѣ; модный уборъ на головѣ). -- Боже мой, какъ копается Julie! Битыхъ два часа не можетъ кончить своего туалета. Вотъ я-такъ одѣлась въ минуту (оборачивается передь зеркаломь). Платье немножко-темно... Лучше бы надѣть сиреневое; впрочемъ, этакъ солиднѣе; а одѣнься-ка я по своему вкусу, такъ для Юлиньки сравненіе будетъ слишкомъ невыгодно. И все еще не готова... а давеча цѣлое утро бренчала на гитарѣ... Что за несносная дѣвчонка!.. Да и благовѣрный-то мой тоже (кричитъ въ боковую дверь). Евграфъ Семенычъ! не-уже-ли вы еще не напялили вашего фрака? Побойтесь Бога; женихъ сейчасъ пріѣдетъ!
  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Зинаида Васильевна и Евграфъ Семеновичъ (во фракѣ и бѣломъ жилетѣ).

  
   Зинаида. -- Насилу-то выползли! Ну, не стыдно ли, и съ вашей ли фигурой... цѣлый часъ возитесь передъ зеркаломъ!
   Евграфъ. -- Что ты, дурочка, гдѣ же тутъ часъ? Я только фракъ надѣлъ да виски пригладилъ... Посмотри-ка, каковъ молодецъ -- а?
   Зинаида (съ иронической гримасой). -- Ужасно хорошо! А руки-то?.. Поглядите-ка, въ чемъ это онѣ у васъ? Что за срамъ! Точно вы трубу чистили!..
   Евграфъ.-- А! это я римскія свѣчки дѣлалъ... Ну, тутъ порохъ, селитра... еще кое-что...
   Зинаида. -- Такъ вымойте поскорѣе, или хоть одеколономъ оботрите, а то за васъ со стыда сгоришь.
   Евграфъ. -- Нѣтъ, и разведу немножко селитряной кислоты съ водой, такъ вотъ тебѣ и вся химія... духомъ выѣстъ.
   Зинаида. -- Подите вы съ своей глупой кислотой.... Когда тутъ съ ней возиться?.. Надѣньте хоть перчатки -- вотъ и не видно будетъ.
   Евграфъ. -- Какъ же перчатки? Вѣдь я не на балѣ...
   Зинаида. -- Такъ что жь за бѣда? ныньче ни одинъ порядочный человѣкъ безъ перчатокъ не ходитъ.
  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

Тѣ же и Юлинька (въ кисейномъ платьѣ и модной прическѣ).

  
   Юлинька. -- Вотъ и я, maman. Посмотрите, каково я одѣта?... Вѣдь хорошо, не правда ли?
   Зинаида. -- Ну, Julie, я думала, ты до завтра не кончишь. Можно ли такъ копаться?
   Юлинька. -- Вотъ это мило! какія вы, право, maman! Вѣдь я жду жениха... Не выйдти же мнѣ на смѣхъ, какой-нибудь дурой... А вы лучше взгляните, каково на мнѣ новое платье сидитъ?
   Зинаида (осматривая ее). -- Очень мило. Только надо держаться попрямѣе: ты все какъ-то сутулишься.
   Юлинька. -- Что вы, maman! это вамъ такъ кажется... а посмотрите-ка, хорошо ли?
   Зинаида. -- Нѣтъ ничего, ma chère.
   Юлинька. -- Хотѣла я воротничокъ надѣть, да очень жарко.
   Зинаида. -- И прекрасно, что не надѣла. У полненькой дѣвушки чѣмъ открытѣе плечи, тѣмъ она авантажнѣе. Къ тому же ты ждешь жениха -- для чего кутаться?... Чѣмъ насъ природа надѣлила, скрывать совсѣмъ не для чего.
   Евграфъ. -- Однако жь, душечка, не спустить же ей вовсе съ плечъ...
   Зинаида. -- Не ваше дѣло-съ! Вы бы вотъ лучше хозяйствомъ-то занялись, посмотрѣли бы, что тамъ въ дѣвичей дѣлается... Эй, Оська! Оська!
  

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Тѣ же и Оська.

  
   Зинаида. -- Ну, что? Устюшка приготовила тамъ закуску, какъ я ей приказала?
   Оська. -- Ужь на тарелки наклала-съ.
   Зинаида. -- А самоваръ кипитъ?
   Оськл. -- Кипитъ-съ.
   Зинаида. -- А ты все еще въ лохмотьяхъ щеголяешь! Этакой мерзавецъ мальчишка! Того и гляди, гости пріѣдутъ, а онъ ходитъ оборванный! Пошолъ, негодяй, сейчасъ же надѣнь новый казакинъ; да только смѣй ты у меня при гостяхъ подать что-нибудь безъ перчатокъ... вѣдь тамъ у тебя пара нитяная есть?
   Оська. -- Есть-съ.
   Зинаида. -- Ну, такъ смотри же; а не то всѣ уши обдеру. Пошолъ одѣнься! (Оська уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Тѣ же, кромѣ Оськи.

  
   Юлинька. -- Ахъ, maman, я что-то робѣю... Сама не знаю отчего, а какъ-то страшно... сердце такъ и бьется.
   Зинаида. -- И, полно, ma chère! что за глупость! чего бояться? Вѣдь онъ купецъ... къ-тому же иногородный... Вотъ еслибъ какой-нибудь чиновникъ, или что-нибудь этакое... а купцы не имѣютъ этой тонкой образованности. Будь только развязна, тонируй побольше -- и ты сейчасъ же вскружишь ему голову.
   Юлинька. -- А говоритъ онъ по-французски, maman?
   Зинаида. -- Вотъ объ этомъ забыла спросить.
   Юлинька. -- Ныньче вѣдь изъ купцовъ многіе по-французски говорятъ, а я, признаюсь, немножко забыла... Какъ бы не сконфузиться...
   Зинаида. -- И, полно, min ange! онъ вѣрно не вступитъ съ тобой въ серьезный разговоръ, а общія фразы ты знаешь очень твердо.
   Евграфъ. -- Такъ чего жь еще? Вотъ когда я служилъ въ губерніи, былъ у насъ при губернаторѣ одинъ чиновникъ; только два слова зналъ по-французски: вуй да нонъ, да такъ умѣетъ ихъ вклеивать... Ну, вотъ и думали, что онъ славно по-французски говоритъ... во всей канцеляріи такъ французомъ и прозвали.
   Зрнаида. -- Ужь вы тутъ наскажете!
   Юлинька (взглянувъ въ окно). -- Ахъ, maman! ѣдутъ! ѣдутъ!
   Зинаида. -- На дрожкахъ, или въ каретѣ?
   Юлинька. -- Въ коляскѣ, maman... Какая щегольская коляска!
   Зинаида. -- Это вѣрно его: вѣдь онъ ужасный богачъ. Ну, Евграфъ Семенычъ, ужь вы примите ихъ... Да не будьте такимъ филиномъ, поразговоритесь; потомъ явимся и мы; а то вдругъ какъ-то неловко... Allons, Julie! (уходить).
  

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

  
   Евграфъ Семеновичъ (одинъ). -- Вотъ поди ты съ ними! каковы химики! Со мной такъ бойки... какъ ртуть, такъ и бѣгаютъ, а тутъ и на попятный дворъ. И что за важная штука женихъ!... Мы его примемъ, этакъ... химически.
  

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Евграфъ Семеновичъ, Мордоплюевъ и Перетычкинъ.

  
   Перетычкинъ.-- Мое почтеніе! Извините...
   Евграфъ. -- Милости просимъ, господа; пожалуйте; безъ церемоніи.
   Перетычкинъ. -- Очень пріятно-съ; но позвольте узнать, съ кѣмъ мы имѣемъ удовольствіе говорить?
   Евграфъ. -- Со мной, со мной, братецъ... развѣ вы не видите, что со мной говорите?
   Перетычкинъ. -- Конечно; но мы не имѣемъ чести бытъ въ знакомствѣ.
   Евграфъ.-- Такъ познакомимся... Отставной коллежскій секретарь Евграфь Семеновъ Сандаравовъ, отецъ невѣсты вашей, на которой вы намѣрены... *
   Піретычкинъ. -- Нѣтъ-съ, это не я, а вотъ пріятель мой.
   Евграфъ. -- А! Ну, очень радъ, очень радъ.
   Мордоплюевъ (расшаркиваясь по знаку Перетычкина). -- Судары...
   Перетычкинъ (дергаетъ его за фалду). Что ты, братецъ?
   Мордоплюевъ (про-себя). -- Тьфу, забылся... (вслухъ) Честь имѣю кланяться, балабаевскій купецъ Иванъ Дороѳемчъ Мордоплюевъ.
   Евграфъ. -- Какъ вы сказали?
   Мордоплюевъ. -- Иванъ Дороѳеичъ.
   Евграфъ. -- Нѣтъ, по фамиліи-то?
   Мордоплюевъ. -- Мордоплюевъ.
   Евграфъ. -- Мордоплюевъ! Чортъ знаетъ, какихъ фамилій нѣтъ на свѣтѣ!..
   Мордоплюевъ. -- Да-съ, бываютъ очень странныя фамиліи.
   Евграфъ. -- Да что же мы стоимъ? Прошу садиться, господа! Жена съ дочерью сейчасъ выйдетъ. (Мордоплюеву). Ну, вы вѣдь торгуете... Много у васъ товару?
   Мордоплюевъ. -- Достаточное количество-съ.
   Евграфъ. -- А что... вы этакъ, аршиномъ или на вѣскахъ?
   Мордоплюевъ. -- Все больше аршиномъ-съ.
   Евграфъ. -- А вѣски-то развѣ фальшивые?
   Мордоплюевъ. ~У насъ ужь товаръ такой-съ.
   Евграфъ. -- А вѣдь, чай, на каждый аршинъ вы по вершку утянете -- а?..
   Мордоплюевъ (сконфузясь).-- Помилуйте... мы торгуемъ на чести-съ.
   Евграфъ. -- Знаемъ мы вашу честь-то!.. Да вы, пожалуйста, не обидьтесь: вѣдь, можетъ, вы и не такой, какъ другіе... Мало ли вашей братьи... на свѣтѣ много химиковъ! (понюхавъ табаку, обращается къ Перетычкину) А васъ какъ зовутъ, позвольте узнать...
   Перетычкинъ. -- Александръ Харитонычъ-съ...
   Евграфъ. -- А по фамиліи?
   Перетычкинъ. -- Перетычкинъ.
   Евграфъ. -- Перетычкинъ. Гмъ!.. Служите гдѣ-нибудь?
   Перетычкинъ. -- Нѣтъ-съ; теперь не служу.
   Евграфъ. -- А прежде служили, вѣрно, по статской?
   Перетычкинъ. -- Нѣтъ-съ, я служилъ въ военной службѣ. Я изъ дворянъ, служилъ офицеромъ.
   Мордоплюевъ (тихо Перетычкину). -- Что ты врешь? какой же ты офицеръ?
   Перетычкинъ. -- Отстань, не твое дѣло!
   Евграфъ. -- Офицеромъ?.. Это недурно... Я самъ тотъ же офицеръ; а вотъ чернилъ терпѣть не могу, вотъ и отлично ихъ дѣлаю.
   Перетычкинъ. -- Такъ вы ужь нигдѣ не изволите служить?
   Евграфъ. -- Нѣтъ, съ 836 года въ отставкѣ.
   Перетычкинъ. -- Оно, конечно, при хорошемъ состояніи...
   Евграфъ. -- Да какое у меня теперь состояніе? Было, братъ, оно, да сплыло! А со временемъ будутъ и мильйоны въ карманѣ.
   Перетычкинъ. -- Вѣрно, хотите въ какой-нибудь коммерческій оборотъ?
   Евграфь. -- Э, нѣтъ! Я натуральной магіей занимаюсь.
   Перетычкинъ. -- Натуральной магіей?.. то-есть, какъ это?
   Евграфъ. -- Да такъ. Вотъ теперь у тебя носъ какъ быть слѣдуетъ, а хочешь, онъ сейчасъ будетъ на сторону?
   Перетычкинъ. -- Ну, нѣтъ, благодарю васъ!
   Евграфъ. -- Да ты думаешь кулакомъ? Нѣтъ! Я тебѣ это такъ... химически.,
   Перетычкинъ.-- Химически?
   Евграфъ. -- Да! А не то, хочешь, рожу тебѣ комкомъ сдѣлаю?.. Ну, хочешь, что-ли?.. Или вотъ всѣ трое безъ головъ будемъ?
   Перетычкинъ (всторону). -- Что за чудакъ! (вслухъ). Не-уже-ли совсѣмъ безъ головъ?
   Евграфъ. -- Что жь, не вѣришь, что ли? Ну, давай рубль серебромъ: сейчасъ при тебѣ же въ кулакѣ растоплю.
   Перетычкинъ. -- А, понимаю-съ! то-есть это фокусы.
   Евграфъ.-- Какіе фокусы! Натуральная магія. А ужь ракеты, бураки, колеса, звѣзды, римскія свѣчки -- это ужь, братъ, никто лучше меня не сдѣлаетъ. Да это все пустяки; у меня есть еще... а! да вотъ, кажется, и наши ползутъ!..
  

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

Тѣ же, Зинаида Васильевна и Юлинька.

  
   Евграфъ.-- Рекомендую... вотъ жена моя, Зинаида Васильевна; а это дочь, Юлинька. Вѣдь славная дѣвочка, не правда ли?
   Юлинька (тихо отцу). -- Ахъ, папа, что вы это!
   Перетычкимъ (толкая подъ бокъ Мордоплюева). -- Ну, что же ты?
   Мордоплюевъ (подходя и стараясь быть ловкимъ). -- Сударыня, честь имѣю кланяться; балабаевскій купецъ Иванъ Дороѳеичъ (отступая назадъ, расшаркивается и роняетъ со стола лампу). Ахъ, извините-съ; ей-Богу, не нарокомъ! (отбѣгаетъ съ сторону и почти съ ногъ сбиваетъ Евграфа Семеновича).
   Евграфъ. -- Ой-ой-ой! Потише, почтеннѣйшій! у меня мозоли.
   Зинаида. -- Ничего, вѣдь они не видали. Садитесь, сдѣлайте одолженіе!
   Мордоплюевъ (садясь съ кресла, разламываетъ гитару). -- Ай! что еще тутъ за оказія?
   Зинаида. -- А! Это юлинькина гитара. Ну ее! не безпокойтесь; пожалуйте вотъ сюда!.. (Всѣ садятся. Продолжительное молчаніе).
   Перетычкинъ (толкая Мордоплюева).-- Ну, что же, Ваня? Говори хоть что-нибудь.
   Мордоплюевъ (усиливается что-то сказать, но никакъ не можетъ).-- А, гмъ!
   Зинаида. -- Какіе у насъ прекрасные дни! Я не помню такого лѣта.
   Перетычкинъ. -- Да, лѣто чудесное-съ. Только ужь очень жарко; такая пыль, что мочи нѣтъ.
   Зинаида. -- Вотъ мы такъ живемъ здѣсь совершенно на дачѣ: такая тишина, воздухъ легкій, настоящая деревня. А вы, Иванъ Дороѳеичъ, любите деревенскую жизнь?
   Мордоплюевъ. -- Какъ же-съ! Въ деревнѣ лѣтомъ важно; только иной разъ навозомъ припахиваетъ-съ.

(Зинаида Васильевна и Юлинька съ трудомъ удерживаютъ смѣхъ).

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ.

Тѣ же и Оська (въ новомъ казакинѣ, босикомъ и въ запачканныхъ перчаткахъ, выносить чай и останавливается въ нерѣшимости, кому прежде подавать).

  
   Евграфъ. -- Ну, что сталъ? Подавай прежде вотъ сюда, какъ слѣдуетъ... Чайку, господа! сдѣлайте милость... Да ромцу-то подбавляйте побольше... этакъ химически...
   Юлинька (тихо матери). -- Посмотрите-ка, maman: вѣдь Оська-то босикомъ...
   Зинаида. -- Не-уже-ли? Ахъ, мерзавецъ... Какой конфузъ!.. я готова уйдти со стыда...
   Евграфъ (Оськѣ). -- Ну, теперь пошолъ, барынѣ давай.
   Юлинька. -- А перчатки-то какія... Поглядите, что это, maman?
   Зинаида (взявши чашку, тихо Оськѣ). -- Вотъ я съ тобой раздѣлаюсь, бестія! Развѣ можно босикомъ, и въ такихъ перчаткахъ подавать?
   Оська (во все горло). -- Да это Устюшка-съ. Она въ нихъ самоваръ чистила: вишь кирпичомъ руки обдерешь!
   Зинаида. -- Тсъ!.. молчи!.. Какъ примешь чашки, пошолъ вонъ и не приходи сюда. Пускай дѣвка подаетъ. (Молчаніе).
   Перетычкинъ. -- Лѣтомъ здѣсь, въ Москвѣ, очень скучно, сударыня, и даже нездорово. Какая-то атмосфера такъ тебя и давитъ... Зато зимой сколько удовольствія: маскарады, театры... (Мордоплюеву). Ты, кажется, тоже очень любишь театръ? (дѣлаетъ ему знаки).
   Мордоплюевъ. -- Вуй моршенъ.
   Перетычкинъ. -- Штъ! молчи! (толкаетъ его; Мордоплюевъ роняетъ стаканъ).
   Евграфъ. -- Что? знать горячо? (Оськѣ). Пошолъ! подбери! (Мордоплюеву). Не обожглись ли?
   Мордоплюевъ (обтирая платкомъ колѣнку). Маленько вотъ здѣсь насквозь прохватило. Да ничего-съ.
   Юлинька (тихо матери). Фи, какой онъ смѣшной, maman! Должно-быть набитый дуракъ.
   Зинаида. -- Молчи, mon ange. Развѣ можно судить по первому взгляду?
   Евграфъ. -- Не прикажете ли еще по чашкѣ, господа?
   Перетычкинъ. -- Нѣтъ-съ довольно; откровенно сказать, мы ужь пили дома.
   Зинаида. -- Если пошло на откровенность, вѣдь и мы тоже напились.
   Евграфъ. -- Да ужь теперь время и къ закускѣ подвигаться... Винца-бы намъ хорошенькаго, да еще какой-нибудь химіи этакой...
   Зинаида. -- Сейчасъ приготовятъ. А вы бы, между-тѣмъ показали свой кабинетъ. (Перетычкину). Вѣдь вы не знаете, онъ у насъ такой химикъ... у него очень-много любопытныхъ вещей. Вотъ Иванъ Дороѳеичъ, какъ человѣкъ коммерческій, вѣрно химіей не интересуется. (Юлинькѣ). Останься съ нимъ, ma chère; вѣдь надобно же вамъ познакомиться.
   Евграфъ. -- А и въ-самомъ-дѣлѣ, пойдемте, господа. Я покажу вамъ чудные препараты: у меня и машина электрическая есть... Пожалуй, я вамъ заряжу... Ну, милости прошу... вотъ сюда пожалуйте!.. (Уходить съ женой и Перетычкинымь въ кабинетъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.

Мордоплюевъ и Юлинька.

  
   Юлинька (про-себя). Что за фантазія у maman оставитъ меня съ этимъ фофаномъ! Ну, что я стану съ нимъ говорить?
   Мордоплюевъ (про-себя). -- Вотъ оказія-то! Какъ взгляну на нее, такъ варомъ и обваритъ, ей-Богу!.. (Молчаніе).
   Юлинька. -- Скажите, пожалуйста, какъ ваша Фамилія?
   Мордоплюевъ. -- Мордоплюевъ-съ.
   Юлинька (всторону).-- Боже мой! что за фамилія! (вслухь). Давно ли вы здѣсь въ Москвѣ?
   Мордоплюевъ. -- Да вотъ ужь десятый мѣсяцъ торгуемъ-съ.
   Юлиньва. -- Мнѣ кажется, я бывала у васъ въ лавкѣ?
   Мордоплюевъ. -- какъ же-съ, неоднократно... я самъ и товаръ вамъ отпущалъ-съ. Еще въ послѣдній разъ, не изволите ли припомнить, мы сдѣлали вамъ на тридцать-семь копеекъ серебромъ почтенія-съ?
   Юлинька (едва удерживаясь отъ смѣха). -- Благодарю васъ... А далеко отсюда вы живете?
   Мордоплюевъ. -- На Моросейкѣ-съ, противъ будки на углу; внизу тутъ питейный домъ, а наверху я снимаю-съ. (Молчаніе. Юлинька смѣется потихоньку; Мордоплюевь старается еще что-то сказать и никакъ не можть).
   Юлинька. -- Ну, какъ вамъ нравится Москва?
   Мордоплюевъ. -- Важный городъ-съ, только ужь больно закавыристъ... А ужь насчетъ калачей и яблошнаго квасу -- у насъ такого не отвѣдаешь-съ.
   Юлинька. --* А прежде вы гдѣ жили?
   Мердоплюввъ. -- Въ Балабаевѣ-съ.
   Юлинька. -- Что жь это? городъ?
   Мордоплюевъ. -- Точно такъ-съ.
   Юлинька. -- И большой городъ?
   Мордоплюевъ. -- Не больно малъ-съ; Волга у насъ и Москвѣ-рѣкѣ чета... Лѣтомъ и расшива и мокшанъ проходитъ-съ.
   Юлинька. -- Какая же это расшива?
   Мордоплюевъ. -- Судно-съ; нагрузятъ въ него тамъ, на Низу, да и погонятъ до Рыбны, а тамъ и дальше-съ.
   Юлинька. -- А есть у васъ театръ? Бываютъ маскарады?
   Мордоплюевъ. -- Тіятръ какъ-то играли-съ, да меня покойникъ тятенька не пущалъ: вишь тамъ баловства много-съ.
   Юлинька. -- Стало-быть, у васъ тамъ довольно-весело?
   Мордоплюевъ. -- Какъ же-съ! Судачина свѣжая у насъ бываетъ копейки по четыре серебромъ за фунтъ, а ужь мелкая рыба нипочемъ-съ. Хотитё {Мѣстное провинціальное нарѣчіе: е произносится какъ іо и удареніе на послѣднемъ слогѣ.} стерлядокъ, и тѣ недороги; а не хотите -- налимчики есть. Только ужь одно у насъ больно-неладно...
   Юлинька. -- А что такое?
   Мордоплюевъ,-- Да примѣромъ сказать: вотъ хоть почешите вы себѣ за ужиномъ, завтра же по всему городу и зазвонятъ-съ.
   Юлинька (всторону). -- Нѣтъ, ужь съ нимъ не достаетъ терпѣнія. (Вслухъ). Ахъ, Боже мой! какъ вдругъ закружилась голова... въ главахъ темно...
   Мордовлюбвъ (Вскакивая въ испугѣ). -- Что съ вами, сударыня?
   Юлинька. -- Сама не знаю, а такъ дурно... ради Бога, позовите маменьку!
   Мордоплюевъ (про-себя). -- Вотъ тебѣ здравствуй! (кричитъ въ двери кабинета). Сударыня! Пожалуйте-ка сюда-съ! Съ барышней что-то неладно...
  

ЯВЛЕНІЕ ОДИННАДЦАТОЕ.

Тѣ же, Зинаида Васильевна, Перетычкинъ и Сандараковъ.

  
   Зинаида (бросается къ Юлинькѣ, которая притворилась безчувственною). -- Что такое? что съ тобой, mon ange? Ахъ, Боже мой! Она въ обморокѣ... Евграфъ Семенычъ, подай поскорѣй одеколону! Тамъ есть у васъ, въ кабинетѣ; надо ей виски потерѣть.
   Перетычкинъ (тихо Мордоплюеву). -- Ужь ты не сказалъ ли ей чего?
   Мордоплюевъ. -- Что ты? Нешто я дуракъ какой! Мы все такъ вальяжно разговаривали.
   Евграфъ (прибѣгаетъ съ стклянкой). -- Вотъ, душечка, изволь...
   Зинаида (отталкиваетъ ее). -- Что это? Извергъ вы этакой! Уморить, что ли, вы ее хотите?
   Евграфъ (нюхаетъ). -- А! это скипидаръ! Постой, вотъ я сейчасъ! (бѣжитъ въ кабинетъ и приносить другую стклянку) Вотъ, помочи ей хорошенько. Это настоящая фарина!
   Зинаида (натирая Юлинькѣ виски). -- Ахъ, какъ это непріятно!.. Впрочемъ, я очень понимаю; новыя чувства... Притомъ же, она у меня такая слабонервная...
   Перетычкинъ. -- Я полагаю, имъ теперь всего лучше успокоиться; а намъ ужь позвольте до слѣдующаго визита...
   Евграфъ. -- Куда же вы, господа? Это что за химія? Сейчасъ закуску подадутъ.
   Перетычкинъ. -- Извините. Мы ужь въ другой разъ, когда-нибудь... а теперь Юлія Евграфовна въ такомъ положеніи...
   Евграфъ. -- Жаль, очень жаль! А мы бы того...
   Перетычкинъ (тихо Зинаидѣ Васильевнѣ). -- По-крайней-мѣрѣ, можетъ ли онъ надѣяться?
   Зинаида. -- А вотъ я съ ней переговорю; да вы будьте покойны: она не выйдетъ изъ моей воли. (Громко). А когда же вы опять навѣстите насъ?
   Перетычкинъ. -- Да хоть послѣзавтра, если позволите. Надѣюсь, Юлія Евграфовна будетъ по-прежнему здорова и весела. И такъ au revoir, madame!
   Зинаида. -- Au revoir, monsieur. Не забудьте же, Иванъ Дороееичъ; мы васъ ждемъ.
   Мордоплюевъ. -- Ужь будьте покойны-съ (уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ДВѢНАДЦАТОЕ.

Евграфъ Семеновичъ, Зинаида Васильевна и Юлинька.

  
   Юлинька (выскакивая съ креселъ). -- Нѣтъ, maman, какъ вы хотите, а я не пойду за этого урода!
   Зинаида. -- А! такъ ты это нарочно, ma chère?
   Юлинька. -- Да что жь мнѣ было дѣлать, maman? Это такой дуракъ! О чемъ ни заговорю, онъ отвѣчаетъ такія пошлости, что со стыда сгорѣть можно.
   Зинаида. -- Вѣрно, не бывалъ въ хорошихъ обществахъ, оттого и теряется; а стоитъ только ввести его въ кругъ, такъ черезъ годъ ты сама его не узнаешь.
   Юлинька.-- Ввести въ общество этакого урода... фи, maman!
   Зинаида. -- А съ чего жь ты ваяла, что онъ уродъ? что такое ты въ немъ замѣтила?
   Юлинька. -- Да стоитъ только взглянуть на него -- и все кончено. Ну, какъ онъ ходитъ? какъ говорить? Все бьетъ, колотитъ, не умѣетъ ни встать, ни сѣсть... Да и что за фамилія? Вдругъ напишутъ тебѣ на адрессѣ: à madame madame de Mordopluieff... фи! какая гадость!.. Нѣтъ, воля ваша, maman, я не пойду, ни за что не пойду!..
   Зинаида. -- Да ты вѣрно забыла, что онъ страшный богачъ? Вѣдь у тебя будетъ бархатный салопъ, брильянтовыя кольца, экипажи...
   Юлинька. -- Что мнѣ въ богатствѣ, когда онъ мнѣ противенъ, maman! Я не могу его видѣть.
   Зинаида. -- Послушай, Julie, это черезчуръ ужь глупо. Ты, кажется, не ребенокъ: понимаешь свое положеніе да и наши обстоятельства. Отказаться отъ такой прекрасной партіи -- это просто безумно! Впрочемъ, все въ твоей волѣ... По всему видно, что ты не жалѣешь отца и не любишь мать свою, тогда-какъ въ тебѣ одной всѣ наши надежды.
   Юлинька. -- Такъ изъ-за вашихъ обстоятельствъ я должна вѣкъ страдать, всю жизнь обливаться слезами?.. О, какъ я несчастна! (плачетъ).
   Евграфъ. -- Что жь, въ-самомъ-дѣлѣ, душечка, если онъ ей не по вкусу? Это вѣдь все-равно, что хватить купоросу, или вымазать себѣ...
   Зинаида. -- Убирайтесь вы... Ступайте, сидите съ вашей химіей... Вы можете тамъ себѣ, что хотите, а не суйтесь, гдѣ васъ не спрашиваютъ. Ступайте же, говорю я вамъ! (топаетъ ногою).
   Евграфъ.-- Ну, ну, ну! Ишь ты какъ расходилась! Фу ты, важная птица! (уходить).
  

ЯВЛЕНІЕ ТРИНАДЦАТОЕ.

Зинаида Васильевна и Юлинька.

  
   Зинаида (лаская Юлиньку). -- ну, полно же ребячиться, mon ange, будь разсудительна... поцалуй меня... Ты знаешь, что я люблю тебя больше всего на свѣтѣ: ну захочу ли я видѣть тебя несчастною? Ты еще такъ неопытна. Наружность у мужчины -- пустая вывѣска. Человѣкъ, который съ перваго взгляда намъ противенъ, послѣ заставитъ полюбить себя всей душой. Можетъ-быть, и онъ будетъ прекраснымъ мужемъ... Особенно съ такимъ состояніемъ, ему это будетъ очень легко.
   Юлинька. -- Да помилуйте, maman, какъ же я съ нимъ покажусь въ обществѣ? Вѣдь онъ ходитъ какъ медвѣдь и ужь вѣрно не танцуетъ... тогда-какъ другіе... Ну, просто прелесть!..
   Зинаида. -- Фу, какъ ты еще глупа, Julie! У тебя все вѣтеръ въ головѣ.
  

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ.

Тѣ же и Перетычкинъ. (При входѣ его Юлинька опять бросается въ кресла).

  
   Перетычкинъ. -- Вотъ я и опять у васъ... Bon soir, madame. Вы вѣрно удивляетесь.
   Зинаида.-- Напротивъ, намъ очень-пріятно.
   Перетычкинъ. -- Юлія Евграфовна, кажется, почиваютъ... Имъ бы всего лучше лечь въ постель.
   Зинаида. -- Нѣтъ, теперь у нея только слабость... Да это пройдетъ.
   Перетычкинъ. -- А я пріѣхалъ сударыня, потому-что вотъ изволите видѣть... Ваня мой престранный человѣкъ. Только мы сѣли въ коляску, что жь, говоритъ, вѣдь я теперь женихъ, а ничего не подарилъ невѣстѣ... Вы извините его, онъ ужь вполнѣ увѣренъ, что...
   Зинаида.-- О, помилуйте!..
   Перетычкинъ. -- Я и говорю: что жь, братецъ, если ты хочешь, то можно въ слѣдующій разъ, когда мы все это рѣшимъ какъ должно. Нѣтъ, говоритъ, я хочу теперь же... Ну, мы заѣхали къ Фульду, и вотъ Ваня проситъ Юлію Евграфовну принять двѣ бездѣлочки (подаетъ два футлярчика). Конечно, это стоитъ четыреста цѣлковыхъ... да для насъ это не почемъ.
   Зинаида (принимая вещи). -- Ахъ, Боже мой! для чего жь это? Поблагодарите Ивана Дороѳеича; скажите, что мы очень тронуты ихъ вниманіемъ... да, пожалуйста, не забудьте послѣзавтра.
   Перетычкинъ. -- О, будьте увѣрены!.. Au revoir (уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ПЯТНАДЦАТОЕ.

Тѣ же, кромѣ Перетычкина.

  
   Зинаида (открывъ одинъ футляръ). -- Посмотримъ, что такое... Ахъ Julie! какой прекрасный браслетъ, и съ брильянтами!
   Юлинька (вскакивая съ креселъ).-- Не-уже-ли съ брильянтами? Покажите-ка, maman!
   Зинаида (открывая другой футляръ).-- И брильянтовыя серьги... Какая игра! чудо!.. Посмотри, ma chère...
   Юлинька.-- Ахъ, maman! Вѣдь это прелесть что такое!..
   Зинаида. -- И послѣ этого не прекрасный онъ человѣкъ? не благородная душа?.. Не слыхавши отъ насъ ничего рѣшительнаго, вдругъ посылаетъ такія вещи!
   Юлинька (надѣвая на руку браслетъ).-- Поглядите, maman, какая работа... какой блескъ!.. (повертывая рукою). Чудо! чудо!..
   Зинаида. -- Ну, и ты все еще будешь упрямиться?
   Юлинька. -- Да вѣдь онъ такой смѣшной, неловкій... А если я скажу ему, купитъ онъ мнѣ и колье, и часики этакіе... съ эмалью... вѣдь купитъ, maman?
   Зинаида. -- Все, все, что твоей душѣ угодно; десяти тысячъ не пожалѣетъ... Я теперь вижу, какъ онъ въ тебя влюбленъ; а что неловокъ, что жь за бѣда? На богатыхъ людей свѣтъ смотритъ совсѣмъ-иначе. Мы его введемъ въ кругъ, пріучимъ къ обществу, выучимъ танцоватъ, и какихъ-нибудь въ полгода онъ совсѣмъ переродится,
   Юлинька. -- А я ужь до-тѣхъ-поръ не буду выѣзжать съ нимъ на вечера, покуда онъ не сдѣлается поразвязнѣе.
   Зинаида. -- Разумѣется; да изъ любви къ тебѣ онъ скоро перемѣнитъ свои манеры.
   Юлинька. -- Воображаю, какая будетъ свадьба! Подвѣнечное плптье я себѣ сдѣлаю: бѣлый муаръ съ блондами... вотъ здѣсь букетъ изъ флёр-д'оранжа...
   Зинаида. -- Объ этомъ еще надобно будетъ посовѣтоваться съ Аделаидой Францовной: вѣдь у нея будемъ шить все приданое.
   Юлинька. -- Скажу ему непремѣнно, чтобъ музыкантовъ былъ полный оркестръ, и ужь вотъ натанцуюсь-то! Буду танцовать и польку-мазурку, и трамбланъ... Охъ, какъ будетъ весело... чудо!.. (прыгаетъ по комнатѣ).
   Зинаида. -- Только послушай, ma chère, ты не сердись... а въ трамбланъ у тебя очень-неловко выходитъ вотъ это па (танцуетъ).
   Юлинька. -- Что вы, maman!.. Я всегда дѣлаю вотъ этакъ... (танцуютъ обѣ).
  

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ.

Тѣ же и Евграфъ Семеновичъ.

  
   Евграфъ (остановясь съ дверяхъ). -- Что это? что это?.. что за химія?.. Славно!.. Валяй ребята!.. Каковы?.. То плачутъ, то пляшутъ!.. Вотъ она бабья-то порода... разбери ты ее!..
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

(Комната ю домѣ Сандараковыхъ. Направо отъ зрителей столъ, на немъ графинъ, бутылки и закуска; налѣво ширмы изъ тростника, обвитыя плющомъ, и небольшая кушетка. Въ срединѣ, сквозь отворенныя двери, видна освѣщенная зала, мелькаютъ гости и слышны звуки оркестра.)

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

  
   Оська (выходитъ изъ залы и ставитъ на столъ огромный подносъ на которомъ насыпаны конфекты, миндальные орѣхи и разный сухой десертъ). -- Всѣхъ обнесъ. Ну, ужь и подносище! всѣ руки обтянулъ! Да что ужь больно мало ѣдятъ. Иная возьметъ одну конфетку, а другая фисташку, да и сидитъ-себѣ, и чванится. Вотъ, кабы нашему брату подали, такъ полонъ бы ротъ набилъ, да и въ карманы-то... А что?.. чего зѣвать-то?... Благо никого нѣту, цапнуть да и къ сторонѣ! Мало будетъ, такъ еще подсыплютъ: подумаютъ, гости съѣли... Ну, валяй, Оська, не робѣй! (Хватаетъ съ подноса горстями и прячетъ въ карманы.)
  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Оська и Ѳедосья Антоновна.

  
   Ѳедосья. -- Что ты это дѣлаешь, чертенокъ? а? Прошу покорно, за какія штуки принялся! Вѣдь ты этакъ весь десертъ растаскаешь.
   Оська. -- Да я, тетушка, только два орѣшка.
   Ѳедосья. -- Какіе тутъ два орѣшка? полные карманы набилъ; вишь, какъ оттопырились. Вотъ я пойду да скажу барынѣ, такъ она тебя!
   Оська. -- Ступай, пожалуй, а я скажу, что ты полштофа французской водки изъ шкафа унесла да въ чуланъ спрятала... Небось, къ себѣ домой утащить хочешь?
   Ѳедосья. -- Полно ты, пащенокъ! какой же полштофъ, и всего-то было на донышкѣ... вотъ разрази меня!.. Ну да убирайся, пошелъ въ залу! Неровно тамъ спросятъ.
   Оська. -- Ага! струсила небось! (Уходить.)
  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

  
   Ѳедосья (одна). -- Этакое зелье! хамовъ выродокъ! Еще вздумалъ стращать, да мнѣ и сама Зинаида Васильевна выпить-то не запрещаетъ. А ужь нечего сказать, сговоръ богатѣйшій! Ну, Юлія Евграфовна, вымолила себѣ женишка! Хоть онъ и окомелкомъ глядитъ, да карманъ-то хорошъ. Шутка сказать, еще двѣ недѣли всего, какъ дѣло началось, а ужь онъ накупилъ ей тысячи на двѣ серебромъ. А вечера-то какіе задаетъ, ужь и рукой махни! Вотъ хоть бы ныньче, какой ужинъ будетъ: однихъ поваровъ на кухнѣ шесть человѣкъ готовятъ... вотъ разрази меня! А винъ-то всякихъ, а десерту-то всякаго... Да чего же я смотрю? взять и мнѣ маленько, хоть ребятишкамъ полакомиться. (Оглядѣвшись во всѣ стороны, кладетъ съ подноса себѣ въ карманы.)
  

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Ѳедосья Антоновна и Оська.

  
   Оська.-- Вишь ты! давеча меня... а сама-то что?
   Ѳедосья -- Ну, что же такое? Возьми и ты еще, возьми, дурачокъ. Не бойся! Накладутъ свѣжаго: тамъ много...
   Оська. -- Вѣстимо много (берутъ съ подноса оба). А вы ступайте-ка въ дѣвичью. Устюшка тамъ что-то надрянила.
   Ѳедосья. -- Что еще такое?
   Оська. -- Сахаръ, что-ли, тамъ подмочила, да и наколоть-то некому.
   Ѳедосья. -- Сейчасъ иду. Все, вездѣ Ѳедосья Антоновна! Хорошо, что я пришла на этотъ случай, а то были бы безъ меня, какъ безъ рукъ... вотъ разрази меня! (Уходятъ съ Оськой.)
  

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Зинаида Васильевна (въ бальномь платьѣ) и Перетычкинъ (щегольски-одѣтый) выходятъ изъ залы.

  
   Перетычкинъ. -- Зинаида Васильевна, я надѣюсь и на слѣдующую кадриль...
   Зинаида. -- Ну, нѣтъ, извините, не могу.
   Перетычкинъ. -- Отчего же, не-уже-ли устали?
   Зинаида. -- Вотъ прекрасно! Я готова танцовать до утра, да нужно кой-чѣмъ распорядиться, знаете, по хозяйству; а потомъ я ваша, хоть на цѣлый вечеръ.
   Перетычкинъ.-- Только на одинъ вечеръ, и то въ танцахъ! Ахъ, Зинаида Васильевна! Еслибъ я могъ услышать это слово: "я ваша" въ другомъ смыслѣ!
   Зинаида.-- Ну полноте, шалунъ! Оставимъ это.
   Перетычкинъ. -- А вѣдь ныньче у васъ очень-весело, да( Каковъ мой Ваня-то! какъ развернулся: протанцовалъ три кадрили, и очень-порядочно.
   Зинаида. -- Ну, конечно, онъ ошибался, да что жь за бѣда! Ему это извинительно.
  

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Тѣ же, и Евграфъ Семеновичъ (въ бальномъ фракѣ).

  
   Евграфъ. -- А! вы здѣсь! А я васъ, искалъ, искалъ, просто съ ногъ сбился.
   Зинаида. -- Зачѣмъ это, батюшка? Ужь не вэдумалъ ли вы насъ преслѣдовать?
   Перетычкинъ. -- Да развѣ Евграфъ Семеновичъ какой-нибудь Отелло?
   Зинаида. -- Нѣтъ, онъ просто сумасшедшій. (Мужу.) Ну, что жь вамъ надобно, позвольте узнать?
   Евграфъ. -- А гдѣ, душечка, ключъ отъ кабинета? Вѣдь я тебѣ далъ убрать.
   Зинаида.-- Ну, да; онъ спрятанъ у меня въ комодѣ... На что вамъ его?
   Евграфъ.-- А мнѣ нужно бы немножко заняться... этакъ по секрету. Ну, да тебѣ-то я скажу: вотъ видишь, ужинъ-то вѣдь у насъ будетъ въ саду, такъ я готовлю маленькую штучку...
   Зинаида. -- Какую это? Ужь не фейерверкъ ли? Смотрите, чтобъ опять не надѣлать бѣды!
   Евграфъ. -- О, нѣтъ, душечка! Вѣдь это будетъ такъ, ручные, маленькіе скакунчики, прыгунчики, вотъ и все.
   Зинаида.-- То-то! Не. вздумайте пускать ракеты: еще полицію накличете.
   Евграфъ.-- Что ты? развѣ я не знаю? Вѣдь здѣсь Москва... Ну, какъ же бы мнѣ ключикъ-то...
   Зинаида. -- Не повѣрите, какъ вы мнѣ надоѣли! Ну, пойдемте. Только отвяжитесь, ради Бога!
   Перетычкинъ. -- А я пойду искать себѣ vis-à-vis. (уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Мордоплюевъ (въ новомъ сюртукѣ, бѣломъ жилетѣ и галстухѣ), Юлинька (изъисканно-одѣтая и вся въ брильянтахъ).

  
   Мордоплюевъ. -- А что, Юлія Евграфовна, вы устали-съ?
   Юлинька. -- О, нѣтъ! Иногда на вечерахъ мнѣ случается танцовать до пяти часовъ, и то я не устаю... Танцы -- это блаженство!
   Мордоплюевъ. -- А я такъ признательно взопрѣлъ-съ. Теперича, я думаю, бѣлье хоть выжми.
   Юлинька. -- Иванъ Дороѳеичъ.
   Мордоплюевъ. -- Чего изволите-съ?
   Юлинька. -- Нельзя ли безъ этихъ фразъ?
   Мордоплюевъ. -- Очень можно-съ... а ужи какъ хотитё-съ....
   Юлинька. -- Иванъ Дороѳеичъ!
   Мордоплюевъ. -- Виноватъ-съ... а ужь какъ хотите, вдругъ отъ всего не отстанешь.
   Юлинька. -- Ну, скажите мнѣ, довольны ли вы своей новой квартирой?
   Мордоплюевъ. -- Очень доволенъ-съ. Важная фатера!
   Юлинька. -- Кварира!
   Мордбплюевъ. -- Да-съ, квартера; только отъ Рядовъ больно далеко; да теперича у меня свои лошади.
   Юлинька. -- А я очень рада, что мы будемъ жить такъ близко къ вашимъ: и каждый день буду видѣться съ maman... Вѣдь ей отъ Кудрина сюда рукой подать. По вечерамъ будемъ вмѣстѣ гулять на Прудахъ... Вѣдь и вы тоже будете гулять съ нами?
   Мордоплюевъ. -- Для чего не прогуляться. Только, чай, въ прудахъ-то много лягушекъ-съ?
   Юлинька. -- А вамъ-то что же?
   Мордоплюевъ. -- Да я больно не люблю, когда онѣ квакаютъ-съ.
  

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

Тѣ же и Ѳедосья Антоновна.

  
   Ѳедосья. -- Пожалуйте, барышня; васъ маменька за чѣмъ-то спрашиваетъ.
   Юлинька. -- Сейчасъ. (Мордоплюеву) Извините; не знаю, на что это я ей понадобилась (уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ.

  
   Мордоплюевъ (одинъ, глядя ей вслѣдъ). -- Важная штучка! Настоящая конфетка... карамелька эвдакая... да ужь больно свысока бьетъ: таперича депозитки только успѣвай отсчитывать... тысячи три серебромъ ужь вылетѣло!... Ну, за-то ужь какъ взглянетъ -- просто оближи пальчики!
  

ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.

Мордоплюевъ и Оська (выноситъ чай).

  
   Мордоплюеву. -- Что такое притащилъ? А! чайку!... важно! Давай сюда (треплетъ его за носъ)! Да рыло-то утри, пострелёнокъ!
   Оська. -- Что жь, сударь, гривенничекъ-то обѣщали?
   Мордоплюевъ. -- Экой плутъ! Ну, ладно; еще время-то не ушло... Заразъ два дамъ (Оська уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ОДИННАДЦАТОЕ.

  
   Мордоплюевъ (одинь). -- А чайку выпить знатно... Позаправлюсь маленько, да и пойду еще французскую отмахаю. -- А правду сказать, что въ ней толку-то? Ходишь себѣ туда да сюда, а чуть оплошалъ маленько, того и гляди какой-нибудь мамзели ножку отдавишь. То ли бы дѣло, трепака... вотъ какъ отхватилъ бы! Али по-нашему, какъ у насъ, въ Балабаевѣ, въ хороводы бы поиграть... А тутъ что? ходи какъ шальной, да и головой не тряхни... А нѣтъ ли тутъ чего подбавить для куражу? (читаетъ на бутылкахъ ярлыки) Мадера... лафитъ... ромъ ямайскій лучшій. Вотъ это статья подходящая... (наливаетъ въ стаканъ). Ай! вотъ-такъ ухнулъ!.. Ну, да ничего, поваднѣе будетъ... (оборачивается и смотритъ въ дверь). Вотъ-те разъ! Невѣста идетъ, да еще и съ маткой... Спрячусь; а то скажутъ: пьянствуетъ. (Прячется за ширмы).
  

ЯВЛЕНІЕ ДВЕНАДЦАТОЕ.

Мордоплюевъ (за ширмами), Зинаида Васильевна и Юлинька.

  
   Зинаида. -- Какъ у насъ ныньче весело! Не правда ли, ma chère?.. Курдяева и Брысина такъ и рвутся съ досады: имъ и во снѣ не приснится сдѣлать такой вечеръ...
   Юлинька.-- Ну, гдѣ же имъ! развѣ онѣ могутъ такъ жить?..
   Зинаида. -- А главное, всѣмъ завидно, что Богъ наградилъ тебя такой судьбою; а ихъ милыя дочки еще посиди у моря, да подожди погоды.
   Юлинька. -- Конечно, всѣ думаютъ, что я очень-счастлива. А знаете ли, maman, что я вамъ скажу... Хотите, чтобъ я высказала вамъ откровенно?
   Зинаида. -- Говори, mon ange. Сядемъ вотъ здѣсь, отдохнемъ немножко. (Садятся возлѣ ширмъ на кушеткѣ).
   Юлинька. -- Теперь у насъ вечера, танцы... такъ весело, шумно... и я въ какомъ-то упоеніи, а когда все это утихнетъ, и я буду его женой... Ахъ, maman! Вы не повѣрите, у меня сердце замираетъ при одной мысли...
   Зинаида. -- Но чего жь ты боишься, мой другъ? что тебя такъ безпокоитъ?
   Юлинька. -- Ахъ, Боже мой! да развѣ вы не видите, maman, какъ онъ глупъ, какъ смѣшонъ? Только войдетъ въ комнату, я за него краснѣю... ну, вотъ точно онъ за прилавкомъ стоитъ... Неужели вы думаете, chère maman, что я могу его любить?
   Зинаида. -- А почему жь и нѣтъ, мой другъ? При такомъ состояніи, ты будешь жить въ роскоши; онъ будетъ тебя покоить, лелѣять...
   Юлинька. -- Фи! противный!.. Я не могу вспомнить про его медвѣжьи ласки; и если бы не эти прекрасныя вещи, которыя онъ мнѣ надарилъ, я не позволила бы ему и подойти къ себѣ.
   Зинаида. -- А въ-самомъ-дѣлѣ, онъ, должно-быть, очень-глупъ... Александръ Харитонычъ водитъ его за носъ и дурачитъ на каждомъ шагу, разумѣется, изъ-за денегъ; это очень-замѣтно, да и самъ онъ мнѣ признался... Впрочемъ, кто жь тебя заставляетъ быть слишкомъ-нѣжной? Будь съ нимъ только ласкова -- вотъ и все. (Мордоплюевъ выскакиваетъ изъ-за ширмъ и убѣгаетъ въ залу).
   Зинаида. -- Я сама, mon ange, шла замужъ не по любви, а жила очень-весело!
  

ЯВЛЕНІЕ ТРИНАДЦАТОЕ.

Зинаида Васильевна, Юлинька и Перетычкинъ.

  
   Перетычкинъ. -- А! вы здѣсь, mesdames! А я сейчасъ былъ въ саду... Садикъ у васъ очень-маленькій, зато освѣщенъ прекрасно: вездѣ разноцвѣтные стаканчики... честь и слава Евграфу Семенычу! Онъ тамъ еще какой-то фейерверкъ затѣваетъ.
   Зинаида. -- Да; это его страсть; ужь онъ не можетъ жить безъ этихъ глупостей.
   Перетычкинъ. -- А нынѣшній вечеръ у насъ кончится важно! Ужинъ и танцы на чистомъ воздухѣ... На наше же счастье ночь-то какая!.. Да гдѣ у насъ Ваня? Его что-то не видать.
   Зинаида. -- Онъ былъ недавно въ залѣ.
   Перетычкинъ. -- Я его тамъ не замѣтилъ. Ну, а скажите, Юлія Евграфовна, каково я образовалъ молодца-то?.. Въ двѣ недѣли такіе успѣхи!..
   Юлинька.-- Да, чудесные успѣхи! въ кадрили путаетъ всѣ фигуры и безпрестанно всѣмъ давитъ ноги.
   Перетычкинъ. -- Ну, что жь! это современемъ пройдеть.
  

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ.

Тѣ же и Оська.

   Оська. -- Барыня! офиціанты прислали спросить, не пора ли накрывать ужинъ-съ?
   Зинаида. -- Разумѣется, ужь пора. А какъ уберутъ столъ, тутъ же будутъ танцы... Да вели музыкантамъ водки дать!
   Оська. -- Слушаю-съ. (Уходитъ).
   Зинаида. -- Во время стола у насъ будетъ музыка и потомъ танцы вплоть до утра.
   Юлинька. -- Ужь разумѣется, mamn.
  

ЯВЛЕНІЕ ПЯТНАДЦАТОЕ.

Тѣ же и Ѳедосья Антоновна (вбѣгаетъ въ испугѣ).

   Ѳедосья. -- Матушка, Зинаида Васильевна! Вѣдь вы ничего не знаете; а у насъ въ домѣ-то бѣда... вотъ разрази меня!..
   Зинаида. -- Что такое? что случилось?..
   Ѳедосья. -- А вотъ что моя драгоцѣнная: у Евграфа Семеныча въ кабинетѣ вдругъ что-то вспыхнуло, и такой трескотокъ пошелъ, что страсти!.. А потомъ повалилъ густой дымъ... а онъ, сердешный, такъ и кричитъ благимъ матомъ!..
   Зинаида. -- Ну, я это предвидѣла... И все его проклятые фейерверки!.. Ужь не горитъ ли тамъ у него?..
   Перетычкинъ (поднявши носъ). -- Да... въ-самомъ-дѣдѣ, ужасно запахло сѣрой... (За сценой слышенъ крикъ Евграфа Семеновича).
   Ѳедосья. -- Да вотъ, кажись, и онъ, бѣдняжка, сюда изволитъ жаловать.
  

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ.

Тѣ же и Евграфъ Семеновичъ (волосы у него обожжены и бѣлый жилетъ перепачканъ).

  
   Евграфъ. -- Ой-ой-ой! ой-ой-ой!.. Чтобъ бѣсъ тебя побралъ!.. Проклятое ты!.. Ой-ой-ой!.. мочи нѣтъ... Чуть всю роду не спалило!
   Зинаида. -- Ништо! по дѣломъ вамъ!.. Я очень рада... теперь, авось, бросите ваши дурацкія затѣи... Да не горитъ ли у васъ тамъ, въ кабинетѣ-то?
   Евграфъ. -- Нѣтъ, теперь все потухло... Ой-ой-ой!.. Чтобъ тебѣ... Глаза совсѣмъ не глядятъ...
   Юлинька. -- Да что такое у васъ случилось, папа?
   Евграфъ. -- Что случилось?.. А вотъ видишь, Жуля... Понесъ. я въ садъ ручное колесо да хотѣлъ посмотрѣть, хорошъ ли фитиль... ну... поднесъ къ свѣчкѣ... Да очень близко... а оно и пошло... и пошло катать... всю-было рожу спалило...
   Зинаида. -- Ну, посмотрите, на что вы теперь похожи? Подите, бесстыдникъ, умойтесь поскорѣе да перемѣните жилетъ. Ну, что если васъ увидитъ женихъ: вѣдь вы голову срѣжете!..
   Перетычкинъ. -- Да гдѣ же въ-самомъ-дѣлѣ Ваня-то до-сихъ-поръ? Онъ у насъ совсѣмъ пропалъ!
  

ЯВЛЕНІЕ СЕМНАДЦАТОЕ.

Тѣ же и Мордоплюевъ (довольно-пьяный; вслѣдъ за нимъ входить Прохорычь и останавливается у дверей).

  
   Мордоплюевъ. -- Анъ врешь! не пропалъ!.. Мы здѣсь ваше вамъ почтенье-съ!..
   Перетычкинъ. -- Ваня! да ты-ли это? Что это такое?
   Мордоплюевъ. -- Какой я тебѣ Ваня?... Ну что глядишь шаромыга -- а?.. что глядишь?.. Али еще хошь въ карманъ залѣзть?.. Нѣтъ, шалишь, братъ!.. А мы вотъ съ Прокорычемъ на свадьбу пришли... Вѣдь здѣсь свадьба?.. Сговорки что ли тамъ.~ А гдѣ женихъ-то?.. Покажите-ка мнѣ его!.. ась?.. хе, хе, хе!
   Перетычкинъ. -- Да что ты, Ваня? что съ тобой? Откуда ты, братецъ, и въ такомъ видѣ?
   Мордоплюевъ. -- Пошолъ прочь, выжига! Какой я тебѣ братецъ?.. Мотыга ты!.. Что?.. Али еще семьсотъ выудить хошь?.. Подавай-ка и эти... Вишь ты какая птица!.. Я, говоритъ, служилъ... вретъ онъ!.. Гдѣ онъ служилъ?.. Онъ вохрой торговалъ и больше ничего!..
   Перетычкинъ. -- Прошу покорно! Да онъ едва на ногахъ стоитъ... и гдѣ это такъ хватилъ?
   Мордоплюевъ. -- Да, хватилъ!.. я важно хватилъ... знай нашихъ!.. А вы что?.. вы отурить хотѣли -- а?.. Въ глаза-то вы и то, и сё, а тамъ и дуракъ, и такой-сякой... что?.. Нешто я не слыхалъ?.. Я все слышалъ... я вотъ тутъ сидѣлъ... Да! я дуракъ, да душа-то у меня... (колотить себя по груди) душа-то!.. десять вашихъ за одну не возьму -- вотъ что!.. И ужь я-ли не любилъ?.. да еще какъ любилъ-то!.. Эхъ-ма!.. (плачетъ) А вы только карманъ любите, а не человѣка... Съѣли три тысячи серебромъ... Ну, и будетъ съ васъ, подавитесь!..
   Евграфъ. -- Но послушайте, любезнѣйшій! это что на химія?.. Вы смотрите у меня...
   Мордоплюевъ. -- Отваливай ты, арабская рожа! Ишь, харю-то ваксой вымазалъ! На сапоги бъ поберегъ!.. Ты что?.. ты не больно напирай!.. Я самъ купецъ -- да!.. Что? небось ободрать хотѣлось?.. Анъ нѣтъ... шалишь!.. Теперича въ Балабаевъ уѣду.... здѣсь намъ не рука... здѣсь какъ-разъ объягорятъ... Да и ништо: не суйся въ Москву! знай сверчокъ свой шестокъ! А тамъ я важно заторгую... землячку себѣ возьму... купеческую... Пущай сама въ лавкѣ сидитъ... да зато меня любить будетъ... да еще какъ любить-то!.. А вы что?.. Ну, что смотришь?.. ась?..
   Зинаида. -- Боже мой! что это такое?.. Я умру со стыда...
   Мордоплюевъ. -- Чего-съ?.. Мы пришли на свадьбу... вѣдь здѣсь, кажись, свадьба живетъ?.. Хотите, спляшемъ вамъ, али пѣсню споемъ... (Поетъ).
  
   Хорошо ль тому на свѣтѣ жить,
   У кого нѣту стыда въ глазахъ,
   Ни стыда нѣту, ни совѣсти...
  
   Эхъ-ма! Завѣй горе въ веревочку!.. (Утираетъ слезы). Э!.. да что тутъ!.. Хошь-бы на свадьбѣ-то выпить... Прохорычъ! Ну, что тамъ стоишь? На-ка-сь, пей!.. И я выпью: вѣдь водка-то наша... (наливаетъ двѣ рюмки) Здравія желаемъ-съ!.. (пьютъ) Ну, вотъ теперича и по домамъ. Важно погостили... Прощенія просимъ, честная компанія!.. Поищите-ка-сь себѣ другаго тумака... да! поищите, да и того... и отурите его... а мы -- наше вамъ почтеніе-съ!.. (Уходитъ шатаясь, поддерживаемый Прохорычемъ).
   Евграфъ (послѣ минутнаго молчанія, обратясь къ женѣ).-- Что, матушка? хорошъ ли бабій язычокъ? каково поработалъ?.. за это вотъ тебѣ и богатый женихъ! вотъ тебѣ и экипажъ откидной! Что? какова эта химія-то -- а?..

А. Красовскій.

"Отечественныя записки", No 3, 1854

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru