Грешнова Марина Георгиевна
Фамильные черты

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мемуарные записки племянницы П. П. Крючкова о судьбе представителей семьи Крючковых.

Марина Георгиевна Грешнова

Фамильные черты

   Я родилась в 1934 году. Годы Большого террора были уже совсем близко, а за ними и война, но я этого не знала. Беззаботное детство, няня, молодые красивые мама и папа, благополучная родня, редко приезжающие откуда-то дедушка с бабушкой, которым все искренне рады, -- это жизнь из детской памяти. Я была тогда слишком мала, чтобы запомнить детали жизни. Только яркими вспышками некоторые эпизоды моего раннего детства возникают в памяти помимо воли. Война, эвакуация, голодные послевоенные годы -- все это будет значительно позже.
   Деда я видела всего несколько раз, когда он приезжал к нам в гости из Кемерово, где служил главным ветеринарным врачом. Я заходила домой и сразу чувствовала, что меня ждет Радость. Дед выскакивал из-за двери большой комнаты, подхватывал меня на руки и начинал подбрасывать вверх. От него как-то удивительно пахло: кедровыми орехами, немосковской свежестью, не знаю, чем еще... Это был неповторимый запах Счастья. А в дверях стояла бабушка, приезжавшая с ним, и улыбалась. Все начинали ахать: "Как Мариша похожа на деда! И глаза карие, и губы толстые, ясно, что крючковская порода!"

0x01 graphic

Бабушка Мария Эдмундовна Крючкова со мною маленькой на руках

  
   Лишь однажды в своей долгой жизни я услышала этот запах детства. Дело было в метро. Я неслась по своим неотложным делам, мало замечая, что происходит вокруг. И вдруг этот запах, ни с чем не сравнимый, о нем я забыла на долгие годы, как будто ударил меня. Кто принес его в метро, не знаю. Вокруг меня стояло много чужих людей, мужчин и женщин... Мне пришлось опустить голову, так как я заплакала горько и неутешно, не пытаясь удержать слезы. Память детства, память о всех потерях, принесенных мне судьбою, о дедушке, я его едва знала, но горячо любила еще тогда, в детстве, всколыхнула в душе чувства, которые я всегда прятала.
   В дни приезда дедушки и бабушки все родственники собирались в нашем доме. Приезжал родной брат моего отца, Крючков Петр Петрович, с женой Елизаветой Захаровной и сыном Петей, сестра дедушки Александра Петровна со смешной для меня фамилией Черномордик и старшая сестра моего отца Маргарита Петровна с дочерью Маргаритой, по-домашнему Мусей. Они сидели за столом долго, громко обо всем говорили, а я придумывала предлоги, чтобы побыть со всеми, а не идти спать, как это положено маленьким детям: то у меня внезапно заболевало ухо, то срочно надо было на горшок (однажды так и заснула на плетеном, приспособленном под это дело, стульчике). Зато слышала все голоса, не вникая своим детским разумом в суть разговора. Вот эти звуки взрослых голосов непонятным образом успокаивали меня, тогда еще совсем ребенка. Казалось, что все незыблемо и надолго.
   Последний раз вся семья собралась у нас, на Рочдельской улице, 20 августа 1937 года, в день годовщины золотой свадьбы дедушки и бабушки. А потом все родные куда-то исчезли из нашей жизни, кроме бабушки Марии Эдмундовны, которая стала жить с нами постоянно, не уезжая. Началась война. Меня отправили в эвакуацию с детскими учреждениями Академии наук в интернат в Боровое (республика Казахстан).
   Многие годы прошли, прежде чем смутные детские воспоминания, тревожившие память о пропавшей, неизвестно куда исчезнувшей семье, заставили меня заняться поисками, весьма сложными. Надо заметить, что мои родители долгие годы молчали. Чудом уцелевшие в страшные годы репрессий, они были напуганы на всю жизнь, основания у них для этого имелись весьма веские. Отец мой, Георгий Петрович Крючков, начал рассказывать о прошлом под натиском моих расспросов только перед самым своим уходом из жизни (8 июня 1985 года). Я узнала многое о нашей семье, о родном брате отца, Петре Петровиче Крючкове, который с 1917 года был знаком с А. М. Горьким и вскоре стал не только его другом, но и личным литературным секретарем. После смерти А. М. Горького Петр Петрович был назначен директором Музея Горького, а 7 октября 1937 года был арестован. На позорном бухаринском процессе его объявили одним из убийц великого писателя и его сына Максима Пешкова. Расстреляли его 15 марта 1938 года.
   О том, что он брошен в один из рвов "Коммунарки", мы узнали с моей двоюродной сестрой   Айной   Петровной   Погожевой , внебрачной дочерью Петра Петровича, только после долгих поисков.
  

0x01 graphic
Петр Петрович Крючков (брат отца) и Алексей Максимович Горький

  
   Отец завещал мне не верить ни одному слову обвинений, выдвинутых против его брата, человека в высшей степени благородного и преданного А. М. Горькому. Тогда же стала мне известна и трагедия моего деда, Петра Петровича Крючкова. Я узнала, что мой дед был арестован в марте 1938 года, а на запросы семьи о его дальнейшей судьбе, посылаемые в Кемерово, где он жил до ареста, ответа не было годами. Узнала я от отца и о том, что корни нашего рода каким-то образом переплетаются с семьей Эйнем. Рассказывал он об этом не только мне, но и своей племяннице Айне Петровне, дочери Петра Петровича. Имя Эйнем тогда нам ни о чем не говорило. В доме, правда, было довольно много, как теперь говорят, артефактов: жестяных от конфет коробочек, красивых открыток, на которых "Эйнем" было написано большими буквами. Нужно заметить, что по мужской линии все старшие сыновья в семье получали имя Петр. Таким образом, получилось, что Петров Петровичей оказалось много. Первый из упоминаемых здесь -- мой прадед, бывший крепостной Демидова или Строганова, стал горным инженером или мастером. Он позднее найдет на Урале залежи платины. До конца жизни он служил на Кизеловских заводах Соликамского уезда. Второй Петр Петрович -- мой дед, ветеринарный врач. Третий Петр Петрович -- личный литературный секретарь А. М. Горького.
  

0x01 graphic

Петр Петрович Крючков, мой дед

  
   Мама моя, Смирнова Лидия Михайловна, прожившая долгую жизнь (ее не стало в девяносто семь лет в феврале 2009 года), сохранила до конца жизни ясную голову и великолепную память. Последние несколько лет она жила в моей семье. Главное было -- ее разговорить. Многочисленные рассказы о прошлом позднее полностью подтверждались архивными данными, каким бы странным это ни казалось. А потом по просьбе сотрудников Архива музея Горького она написала воспоминания о семье Крючковых. Я хочу привести отрывок из ее "Собственноручных записок 2002 года":
   "Отец Петра Петровича Крючкова, секретаря А. М. Горького, по профессии ветеринарный врач, всю жизнь работал в разных городах Урала и Сибири. Последние годы, десять -- пятнадцать лет, он жил с семьей в городе Кемерово, где работал старшим ветеринарным врачом, причем на двух работах, так как на его попечении были трое внуков, два из которых стали врачами. Мать этих детей, Маргарита Петровна, сестра Петра Петровича Крючкова, секретаря Горького, со старшей дочерью уехала в Москву, жила у своей тетки Александры Петровны Черномордик, в прошлом народоволки. Кстати, муж Александры Петровны, врач, -- родной брат жены Бонч-Бруевича.
   После суда и исполнения смертного приговора над старшим сыном Петром старика семидесяти семи лет арестовали, и он исчез в застенках органов НКВД. Петр Петрович, отец моего мужа, был расстрелян в марте 1938 года, за три дня до расстрела своего старшего сына. Был он уважаемым и известным человеком в Кемерово, где работал ветеринарным врачом. Это был добрейший, очень честный и совестливый человек, очень родственный, бережно и нежно относящийся к своей старушке жене. В свои семьдесят семь лет он был еще крепким и здоровым. Толстогубый (признак доброты), с ясными и живыми глазами, кстати, очень красивыми и унаследованными его потомками.
   Его жена -- Мария Эдмундовна, знатного рода, дочь прибалтийского немца-барона и французской графини. Родители ее имели трех дочерей и одного сына и не были богатыми. Как они попали на Урал, не помню. Мария Эдмундовна познакомилась с Петром Петровичем и полюбила его на всю жизнь.
   После окончания гимназии Петр Петрович сделал ей предложение, но ее отец спросил его:
   -- Молодой человек, а на какие средства вы собираетесь содержать семью?
   -- Да вот я стану врачом, я студент первого курса.
   -- Вот когда вы станете врачом, тогда и сватайтесь.
   И они оба остались верны своей любви, ждали долгих пять лет друг друга, хотя жили в разных городах (она -- в Перми, он -- в Казани, учась в Ветеринарном институте). И в старости они, уже очень преклонного возраста, когда я с ними познакомилась, выйдя замуж за их младшего сына Георгия Петровича, продолжали нежно любить друг друга. У них было четверо детей. Старший, по традиции в семье названный Петром, получил юридическое образование, окончив юридический факультет Петербургского университета. Дочь Маргарита Петровна -- учительница словесности, кроме того окончила Киевскую консерваторию по классу фортепиано, рано осталась вдовой с четырьмя детьми, похоронив мужа, в 1921 году умершего от тифа. Именно ее детей воспитывали дедушка с бабушкой. Второй сын -- Виктор Петрович, о нем я не знаю ничего, видела всего один раз. Третий сын, самый младший, избалованный и красивый, -- Георгий Петрович. Он был моим мужем с 1932 по 1940 год. В начале 1940 года мы с ним разошлись. Был он интеллигентен, сдержан и очень хорошо воспитан.

0x01 graphic

П. П. Крючков, 1932

  
   Теперь снова вернемся к Марии Эдмундовне, моей второй маме, так я ее называла. Небольшого роста, худенькая, всегда аккуратно одетая (белые блузки с галстуком или камеей, черная длинная юбка до щиколотки), и когда они приезжали с мужем к нам в гости, и когда она приехала к нам на постоянное жительство после его ареста в начале 1938 года. В халате я ее никогда не видела: "У женщины должна быть всегда хорошая обувь и хорошо причесанная голова". На ночь всегда делались папильотки. Знаю, что она окончила гимназию в Перми и получила звание городской учительницы русского и немецкого языков.
   После ареста мужа она в доме осталась одна. Старший внук, сын Маргариты Петровны, к тому времени уже работал заведующим Горздравом в городе Абакане, две младшие внучки еще учились в другом городе. Она поехала в Абакан. Но внук, которого они вырастили и дали с дедом образование, не пустил ее на порог: ведь она мать и жена врагов народа. Она со своими вещами осталась сидеть на крылечке. Трудно представить себе картину более страшную и горькую. Соседка, пожалев ее, связалась с нами и отправила в Москву, к нам.
  

[]

Слева направо: Маргарита Дмитриевна Полетаева, Александр Захарович Медведовский, Мария Эдмундовна Крючкова (урожд. Гёбель), папа Георгий Петрович Крючков, мама Лидия Михайловна Крючкова

  
   Мария Эдмундовна была образованна, умна, очень хорошо воспитана, какая-то светлая, глубоко порядочная, интеллигентная и очень сдержанная в своем невыносимом горе. У нас с ней сохранились добрые, хорошие отношения и после моего развода с ее сыном, хотя жили мы уже врозь. Она -- с сыном и внучкой Мусей, я -- со своей дочкой Мариной на другом конце Москвы.
   Во время войны в 1943 году младшая внучка Марии Эдмундовны окончила Институт иностранных языков и позвала бабушку к себе в Сибирь, так как в Москве в это время было совсем голодно. Бабушка решилась на это путешествие. Сын, Георгий Петрович, посадил мать в поезд, но к внучке она не доехала. Она исчезла, куда -- неизвестно. И сын и внучка с двух сторон разыскивали ее, но так и не могли найти ни во время войны, ни после".
  
   В нашей семье чудесным образом сохранились некоторые фотографии, на которых изображена бабушка Мария Эдмундовна, что из Гёбелей-Эйнемов, а дедушкину фотографию я нашла (глубоко запрятанной) после смерти отца. Часто я смотрела на групповую фотографию, на которой запечатлены мои мама, папа, старшая сестра от первого брака отца Ирина и я. Никогда не обращала внимания на надпись и дату на обороте. И только после всех архивных поисков мне стала она понятна, несмотря на то что с двух сторон края фотографии обрезаны: "Дедушке и бабушке к золотому юбилею от детей и внучат, которые хотели бы походить в жизни на дедушку и бабушку. Желаем счастья, здоровья и долгой жизни до бриллиантовой свадьбы. По доверенности и просьбе еще неграмотной внучки. Юрий Крючков. 20/VIII 1937 г.". 20 августа -- день получения дедушкой диплома о высшем образовании, это день пятидесятилетнего юбилея свадьбы дедушки и бабушки... 20 августа 1937 года вся наша семья в последний раз собралась в нашем московском доме. Основываясь на маминых воспоминаниях, я начала поиски. Первый и, как оказалось, самый правильный был порыв, -- написать в архивы ФСБ (КГБ) города Кемерово. Волнению и изумлению моему не было предела, когда мне прислали не просто выписки из следственного дела, а ДЕЛО целиком. Вот что я узнала.
  
   7 марта 1938 года Петр Петрович Крючков, мой дед, был арестован, а его имущество конфисковано. 12 марта 1938 года, всего через пять дней, в возрасте семидесяти семи лет, он был расстрелян по решению "тройки" Управления НКВД Новосибирской области. Среди документов, присланных мне в деле, есть и документ, в котором, среди прочего, перечислено это самое "принадлежащее ему имущество". Стиль и правописание сохранены.
   "Изъят паспорт 541265
   профсоюзный билет 029988
   Опись вещей:
   Печать.
   Фотокарточек: 9 штук.
   Справки и удостоверения: 35
   Переписка: 9 листов
   Золотая брошь: 1
   Серебряные ложки чайные: 12
   Серебряные ложки столовые: 12
   Щипчики: 1
   Ложка для соли: 1
   Поварешка: 1
   Для хлеба лопатка: 1
   Ситечки: --
   Футляр: --

[]

Слева направо: сводная сестра Ирина Георгиевна Добровольская, папа, мама и я, 20 августа 1937 года


[]

Справка Военной коллегии Верховного суда Союза ССР о реабилитации П. П. Крючкова, 9 февраля 1988 года

  
   Ордена, медали и знаки отличия, полученные до 1917 года, в этой описи не значились. Вероятно, дед распорядился ими по своему разумению, уже понимая, что может быть за их хранение. Тогда же я получила уведомление из Управления Федеральной службы безопасности Кемеровской области Российской Федерации.
   "Уважаемая Марина Георгиевна! На Ваш запрос сообщаем, что, вследствие нарушений законности в то время, сведений о месте расстрела и захоронения в архивном деле отсутствуют. Известно только, что после ареста Ваш дед находился в Кемеровской тюрьме. В городе Кемерово (пос. Ягуновский) установлено массовое захоронение жертв политических репрессий, предполагается установление памятника. К сожалению, мы не можем выслать фотографии, документы, личные вещи, которые были изъяты при обыске у Крючкова П. П., так как они не сохранились. Если Вам понадобились копии каких-нибудь документов из дела Вашего деда, то Вы должны указать название документов. Если Вам нужна справка о его реабилитации, советуем обратиться в Кемеровский областной суд".
   Я сразу же обратилась по указанному адресу и получила справку о реабилитации П.П.Крючкова. Вот выписка из протокола 111/23 заседания "тройки" Управления НКВД Новосибирской области от 12 марта 1938 года. Дело N 204 Кемеровского НКВД:
   "Крючков Петр Петрович, 1861 года рождения, уроженец города Петрограда, обвиняется в к/р (контрреволюционной) повстанческой деятельности. Постановление: расстрелять, лично принадлежащее ему имущество конфисковать.
   12 марта приговор приведен в исполнение".

0x01 graphic

Справка Кемеровского областного суда о реабилитации П.П. Крючкова, 26 сентября 2001 года

  
   "Обвинительное заключение:
   П. П. Крючков является участником контрреволюционной монархической повстанческой диверсионной организации "РОВ С", созданной и руководимой по указанию разведывательных органов одного из иностранных государств, ставивших своей задачей свержение советской власти вооруженным путем и восстановление монархического строя. Организацией руководил Кутепов, родной брат генерала Кутепова".
   16 апреля 1956 года постановление "тройки" отменено, дело производством прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Крючков П. П., 1861 года рождения, реабилитирован посмертно.
  
   Сын его Петр был расстрелян 15 марта того же 1938 года. Разница всего в три дня.
  
   В том же присланном мне деле находились показания старшего следователя по делу "РОВС" З. М. Клюева, которые он вынужден был дать в 1956 году при рассмотрении дел о реабилитации невинно осужденных: "Все беззакония, которые творились в Кемеровском НКВД в 1937-1938 годах, я понимал и тогда. Но не мог сказать этого нигде, боясь попасть в число арестованных. Делал все, что приказывали".
   Я никогда в жизни не испытывала такого потрясения, как тогда, читая дело дедушки. Это были сведения о нескольких последних днях его жизни, о приведении в исполнение приговора...
  
   В его деле среди анкетных данных я прочитала, что он окончил Казанский ветеринарный институт и работал некоторое время в Перми. Я тут же отправила запрос в архив института в Казани. Через пять дней милый женский голос сообщил мне по телефону, что Петр Петрович Крючков получил диплом 20 августа 1887 года. Я была так оглушена неожиданным известием, что даже не спросила имени милого и доброго вестника. Спасибо ей! А из Перми тогда же пришли заверенные сообщения из архива. Вот что я узнала: Петр Петрович Крючков, мой дед, родился 3 декабря 1861 года, крещен в Свято-Троицкой церкви Кизеловского завода Соликамского уезда. В октябре 1878 года поступил в Пермскую гимназию, которую окончил в 1883 году. В этом же году поступил в Казани в ветеринарный институт, который успешно закончил со степенью ветврача. По окончании института был определен Пермским губернским земством городским ветеринарным врачом, пост по тем временам весьма значительный. В 1886 году значился домовладельцем по ул. Екатерининская, д. 118 (теперь Большевистская). Дом не сохранился. Позже дед был и мировым судьей, и земским начальником (1903), и инспектором Казанского ветеринарного института, который сам окончил. Его посылали не только в города Сибири, но и в Бессарабию, а во время Первой империалистической войны 1914 года в течение двух лет он служил в качестве ветеринарного врача в чине полковника для командировок при Управлении гуртов Киевского военного округа. Пройдя все чиновничьи ступени службы, произведен 19 декабря 1911 года в статские советники, гражданский чин, соответствующий генеральскому званию. Награжден орденом Св. Анны, Св. Станислава, серебряной медалью, темно-бронзовой медалью за труды по первой всеобщей переписи населения и др. Женат на дочери потомственного дворянина статского советника Эдмунда Германовича Гёбеля, Марии Анхельхайте Лидии Гёбель.
   Их дети: дочь Маргарита (4 сентября 1888), сын Петр (12 ноября 1889), сын Виктор (4 июля 1891), сын Георгий (30 марта 1897). Сын Георгий -- это мой отец.
  

0x01 graphic

   Дом в Перми, принадлежавший Александру Эдмундовичу Гёбелю. Сохранился до наших дней
  
   То, что мою бабушку зовут Мария Эдмундовна, я помнила с детства, но только последние архивные изыскания позволили внести некоторые уточнения. Ее отец, Эдмунд Германович Гёбель -- председатель и непременный член Пермского уездного присутствия по крестьянским делам. А ее брат, Александр Эдмундович Гёбель, дослужился в Перми до чина надворного советника, награжден орденом Св. Станислава и орденом Белого орла, женат был на дочери протоиерея Новосельской Марии Ивановне. Вот его-то дом в Перми сохранился до сих пор. В книге Е. Спешилова "Старая Пермь. Дома. Улицы. Люди" мы читаем: "Двухэтажный дом из красного кирпича по ул. Вознесенской, д. 42 (ныне ул. Луначарского), принадлежал Гёбелю Александру Эдмундовичу. Дом сохранился".
   Я часто думаю: как страшно, что дедушка, служивший верой и правдой своему Отечеству, погиб униженный и оклеветанный. Беды семьи на этом не закончились. Расстрелян 15 марта 1938 года его сын Петр Петрович Крючков, секретарь А. М. Горького. Расстреляна 17 сентября 1938 жена Петра Петровича-младшего Елизавета Захаровна. Сиротой остался их пятилетний сын Петя. После всех страшных событий сошла с ума и умерла в скорбном доме дочь деда, Маргарита Петровна, в начале тридцатых годов пропал сын Виктор. Единственный оставшийся на свободе сын Георгий, мой отец, прожил всю жизнь в страхе и унижении. После трагедии, обрушившейся на семью, с конца тридцатых годов работа его не соответствовала ни образованию, ни интеллекту. Прожил до преклонного возраста с узелком в прихожей на случай ареста.

0x01 graphic

Елизавета Захаровна Крючкова (урожд. Медведовская)

  
   За год до смерти отец познакомил меня с моей двоюродной сестрой  Айной   Петровной   Погожевой , внебрачной дочерью его родного брата Петра Петровича Крючкова. Раньше я не знала о ее существовании. Моя мама, присутствующая на нашей встрече, очень была этому рада и рассказала, что была связана дружескими отношениями с мамой Айны, но молчала об этом полжизни. Они умели держать язык за зубами. Она же нам рассказала, что отец Айны, Петр Петрович, снимал в Красково дачи для нас, маленьких девочек. Детская память коротка, этого я совершенно не помню.
   После той первой встречи мы очень подружились с моей двоюродной сестрой, вместе вели поиски захоронения ее отца (моего дяди), обращались во все возможные архивы. Наконец, в конторе Донского кладбища нам указали на огромный, во всю стену шкаф, в котором лежали десятки толстых папок с фамилиями расстрелянных во времена репрессий. После трехчасовых поисков мы обнаружили в тетради, озаглавленной "Бутово-Коммунарка", родную фамилию. Петр Петрович Крючков, старший сын моего деда, был расстрелян вместе со своей женой в спецзоне "Коммунарка". Они зарыты вместе с тысячами невинно казненных людей в земле "Коммунарки", переданной в 1999 году Русской православной церкви. Сейчас здесь, на крови, возведен храм Святых Новомучеников и Исповедников России. А надгробием им будет наша светлая память.
   А потом мы вместе искали нашего двоюродного брата Петю, внука моего деда, очередного Петра. Нашли его, собственно, случайно, так как долгое время он жил вне Москвы. В последние годы его жизни мы как могли помогали ему и старались всячески опекать и очень привязались друг к другу. Его больше нет. Он умер в возрасте шестидесяти лет с двумя справками о реабилитации казненных родителей. Окна его квартиры выходили во двор Бутырской тюрьмы -- это ли не гримасы времени?! Мы с Айной захоронили прах Петра в могилу моего отца, Георгия Петровича Крючкова, на Донском кладбище.
   Я хочу рассказать о его трагической судьбе. После ареста и расстрела родителей с конца сентября 1937 года жил у нас в доме. Но 30 апреля 1938 года привезли к нам домой умирающую от чахотки мамину маму Галину Федоровну. Петю взяла бабушка по материнской линии и увезла его в деревню подальше от города, чтобы спасти от детского дома или еще худшей участи. Вскоре умерла бабушка, прятавшая шестилетнего Петю в деревне. Он жил в шалаше на краю деревни, питался морковкой и прочими овощами с еще не убранных огородов. Иногда кто-то тайком подкладывал ему куски хлеба. А совсем недавно Петя звал Алексея Максимовича Горького дедушкой и подолгу гостил в его доме. Напомню: его отец работал литературным секретарем великого пролетарского писателя. Горький в письме от 8 октября 1935 года писал Петру Петровичу из Тессели: "Петр учится лазать по деревьям, следит за работами по очистке сада и орет "Во Франции два гренадера", весел, здоров и более спокойно наблюдателен, чем был". А в письме от 2 ноября 1935 года Горький пишет: "Петруха вполне благополучен". В Тессели в Крыму маленький Петя был без родителей на попечении Олимпиады Дмитриевны, домоправительницы Горького. (Архив Горького. Том 14.)

0x01 graphic

Слева направо: Айна Петровна Погожева, Марина Георгиевна Крючкова, Борис Викторович Крючков

  

0x01 graphic

А. М. Горький, Марфа Пешкова и Петя Крючков, лето 1935 года

  
   Потом его отыскал и воспитал брат его матери Александр Захарович Медведовский, очень достойный человек, врач по профессии. В последние годы жизни он работал заместителем главного врача в больнице им. Боткина, где тогда работала врачом и моя мама. Поистине пути Господни неисповедимы. Петя закончил десятилетку, отслужил в армии, но получить высшее образование смог только после реабилитации матери в 1956 году. Всю жизнь Петр проработал далеко от Москвы, внук и сын "врагов народа".
   15 марта 2001 года, в день расстрела моего дяди Петра Петровича, мы всей нашей огромной семьей, что называется, с чадами и домочадцами, отправились в "Коммунарку", бывшую дачу Генриха Ягоды, где с 1937 года проводились массовые расстрелы. Мы ездили туда не один раз, но первое впечатление было самым ужасным. Моя сестра Наташа сняла нашу поездку на видеокамеру. Петя, красивый старик, его сводная сестра Айна, в растерянности бредущие по дороге к недавно поставленному сразу при входе на полигон деревянному кресту, чтобы возложить к нему цветы. Ужаснее зрелища я не видела в своей жизни. Не нужно было никаких слов, чтобы осознать ужас и размах преступлений сталинского режима.
   Через год после смерти Пети, собравшись на его поминки, мы получили от его друзей Скибиных хранившиеся у них семейные фотографии и письма нашего брата. Среди писем оказалось одно, написанное из Ленинграда и подписанное: "Крючков Борис Викторович". Скибины рассказали нам, что Петя не стал отвечать на письмо двоюродного брата, боясь провокации. Сын Виктора Петровича Крючкова, Борис, остался в пять лет сиротой, отец пропал, когда мальчику было всего три года, а в пять он остался без матери. Из письма Бориса: "Утром в школу я уходил, не поев, а после школы бежал собирать и сдавать винные бутылки, если они были, чтобы купить хлеба. Сердобольные жильцы подкармливали меня и давали что-то из одежды, так как заплаты на штанах были очень заметны, потому что пришивал я их через край. Потом я поступил в ФЗУ на кулинарное производство, чтобы быть сытым". Совсем мальчиком попал в народное ополчение, был ранен, прошел всю войну до конца. После войны работал на химическом заводе, а последние годы -- начальником отдела кадров там же.

0x01 graphic

   Слева направо: Айна Петровна Погожева, Борис Викторович Крючков и Марина Георгиевна Крючкова
  
   Так мы нашли еще одного двоюродного брата, внука нашего деда. Борису было уже восемьдесят лет. Мы собрались с силами и поехали к нему уже в Санкт-Петербург. Как же он был рад увидеть хоть в конце жизни лица родных, узнавая в них фамильные черты! Привезли мы ему фотографии деда, отца, дядьев, тетки и молодого, идущего за нами поколения. У него дома не было ни одного документа или фотографии, связанной с его большой растерзанной семьей. Нам вослед было написано стихотворение "Дедушкин портрет". Вот отрывок из него:
  
   Сквозь стекла стареньких очков
   Дед смотрит на меня:
   "Ты внук мой, Боренька Крючков" --
   Так говорят его глаза.
   А я в лицо его смотрю
   И, без сомненья, ясно вижу
   Свой лоб и нос, свою губу,
   И подбородок сужен книзу...
  
   А потом опять потеря, его не стало через год с небольшим. И оказалось на всю огромную крючковскую семью всего две могилы. Все остальные лежат во рвах или могилах безымянных.

0x01 graphic

Айна Петровна Погожева и Борис Викторович Крючков

  
   Бедные дети и внуки "репрессированного поколения", появившегося на свет еще до 1917 года. Если бы не Октябрьский переворот, жизнь деда и его большой, трудолюбивой семьи была бы совсем другой. Люди чести и до революции работали, не жалея сил на Отечество, матери воспитывали детей, дети получали в столичных университетах образование и возвращались на Урал в родные пенаты. У меня было бы значительно больше родственников, двоюродных братьев и сестер, дядьев и теток, племянниц и племянников, их мужей и жен. Связь времен не прервалась бы, мне не пришлось бы по крупицам собирать сведения о своей большой семье. Нас и сейчас много. Когда мы собираемся большим кругом, получается около сорока человек. Дед был бы рад: его внуки и правнуки стали учителями, врачами, журналистами, теми, кого называют интеллигенцией новой России. Оттуда он смотрит за нами внимательно и беспристрастно. Мы стараемся не посрамить имени наших предков, у нас у самих выросли внуки и уже родились правнуки. Для них я написала эти заметки, надеюсь, что имена представителей семи поколений для моих потомков не будут закрыты завесой забвения. Жизнь идет... Храни их Бог!
  
   2010 г.,
   Москва
  
  
  
  

  ВАЛЬС СЛЕЗ

  
  
  
  
   ...Я помню тот летний день 1944 года, когда по Москве вели пленных немцев. Сейчас мне 84 года, и многое уже стерлось из памяти. Но некоторые цветные картинки того дня, навечно записанные мозгом на «подкорку», наоборот, со временем стали даже ярче и четче. Жили мы тогда с мамой и ее новым мужем дядей Сережей в кирпичном трехэтажном доме по адресу Ленинградское шоссе, д. 57, кв. 124. Квартира была коммунальная и состояла из 11 комнат, где обитало довольно много детей моего возраста, в том числе и ученики моей школы. Училась я тогда в 642-й, а потом в 149-й школах.
  
   ...Утром по радио объявили, что сегодня по улицам Москвы поведут пленных. Это сейчас известно, что вели солдат разгромленной немецкой войсковой группы «Центр», захваченных в плен в Белоруссии в ходе операции «Багратион», но тогда для нас это были просто немцы, которых мы все - от мала до велика - люто ненавидели. В квартирах началась суета. Праздник - не праздник, не поймешь что, но тогда для нас это было событие огромного значения. Помню, что в то утро все кинулись гладить чистые белые косынки, искать по шкафам приличествующие такому случаю носильные вещи. Ведь в основном ходили тогда кто в чем и как придется - иногда в спецовках, иногда в ватниках, а кто и в перешитых платьях и штанах.
  
   Мы, дети, по одежке тогда больше напоминали беспризорников, так как у родителей были другие приоритеты. Главное было накормить и обогреть детей, а на новую одежду денег почти ни у кого не было. И я достала в шкафу чистую белую косынку и какую-то кофту, долго их наглаживала. Потом мы побежали от «Аэропорта» к стадиону «Динамо» и встали в уже огромную толпу, окаймлявшую собой Ленинградское шоссе. Бросилось в глаза, что были там в основном женщины, все как одна в парадных платках и наглаженных косынках. И одеты они были очень нарядно: видимо достали из сундуков самое ценное из одежды, все, что у них было. Вели себя они как-то напряженно и довольно скованно. Многие, уже получившие похоронки на своих мужей, переговаривались и часто в толпе слышалось слово «сволочи».
  
  
[]
  
  
   Вот их повели. Но это было совсем не то, что мы ожидали увидеть: вместо злых покорителей Европы, убивавших наших отцов и братьев, по Ленинградскому шоссе почему-то шли оборванные подростки в истрепанной одежде, причем не на всех была военная форма, а некоторые выше пояса были в грязных нательных рубахах. Низко опустив головы, они брели в каких-то обмотках, которыми к ногам были приторочены остатки ботинок. Наступила зловещая тишина, нарушавшаяся только монотонным шарканьем шагов пленных. И вдруг совсем неожиданно многие стоявшие рядом женщины тихо заплакали и я тоже зарыдала. Стало очень жалко этих затравленных мальчишек, которые боялись смотреть по сторонам, и шли, как нам казалось, на бойню. Следом за немцами ехали поливальные машины. Наверное именно тогда я и поняла, что такое Россия и что такое женское сострадание...
  
   ...Между станциями метро «Аэропорт» и «Сокол» немцы-пленные работали на стройках. Помимо других работ они надстраивали жилые дома. В нашем доме, стоявшем рядом с исчезнувшим со временем протезным заводом, они возводили четвертый и пятый этажи. Во время работы к ним даже можно было свободно подойти и поговорить. Водили их на стройку из лагеря, который сначала размещался в летнем кинотеатре в «малом» парке. А потом они переехали в лагерь за колючей проволокой, туда, где сейчас стоит институт МАДИ. По периметру того лагеря стояли сторожевые вышки с охранниками. Помнится, что немцы тогда строили еще и так называемый "мидовский" дом, выходивший прямо на Ленинградское шоссе, и в этом доме была аптека.
  
  
   Я и многие мои одноклассники потихоньку таскали из дома для немцев папиросы, за что пленные были очень благодарны. В свободное от работы время они делали своими руками из подручных материалов игрушки. Деревянные свистульки, дудочки и куклы для девочек, перочинные ножики для мальчиков.
  
   В школе нас тогда кормили каждый день: давали на человека одну булочку и несколько конфет-подушечек, подогревали в титане чай. С моей соседкой по парте (школа была для девочек, так как обучение было раздельное) мы съедали на двоих только одну булочку и ели по одной подушечке. Оставшееся относили пленным. Мы бегали к их лагерю и разговаривали с ними через забор, совсем не зная языка. Тогда мы были сильно увлечены «Молодой гвардией», в школе на чердаке у нас был свой штаб. И мы иногда спрашивали пленных, воевали ли они в Краснодоне. Но те вертели головой отрицательно.
  На стройке нашего дома мы познакомились с одним пленным немцем. На вид ему было 14-15 лет, звали его Василь. Мы его прозвали «василек» и носили ему из школы конфеты и булочки. Он вырезал нам из деревяшек кукол и часто показывал фотографию своей семьи - мать и сестер...
  
   Много лет утекло с тех пор. Всю свою сознательную жизнь я проработала в школе. Своим ученикам я всегда рассказывала о том марше пленных немцев и о плакавших на улице русских женщинах. Не знаю, пригодилось ли это им в жизни...
  
  * Прислал Андрей Грешнов . Записано со слов матери. 07.2017
  
   * Марш пленных немцев по Москве, известный как «Парад побежденных», проходил 17 июля 1944 года. Он проводился НКВД в рамках пропагандистской операции «Большой вальс». Всего колоннами по улицам столицы СССР прошли тогда около 57 тысяч немецких солдат и офицеров.
Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru