Крылов Виктор Александрович
По духовному завещанию

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Комедия в трех действиях.

   

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ

Виктора Крылова.
(Александрова).

   

ТОМЪ ПЕРВЫЙ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Г. Шредера, Гороховая, 49.
1892.

   

ПО ДУХОВНОМУ ЗАВѢЩАНІЮ.

КОМЕДІЯ ВЪ ТРЕХЪ ДѢЙСТВІЯХЪ.

   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Иванъ Ивановичъ Сапожковъ -- дѣйствительный статскій совѣтникъ.
   Валерьянъ Ивановичъ Сапожковъ -- помѣщикъ.
   Любовь Николаевна -- его жена.
   Дарья Семеновна Прогалинова -- мелкопомѣстная помѣщица.
   Борисъ Андреевичъ -- ея сынъ.
   Катя.
   Илья -- камердинеръ покойнаго брата Сапожковыхъ.
   Яковъ Сушкинъ -- уѣздный канцеляристъ.
   Князь Лютинъ -- уѣздный предводитель дворянства.

Лакеи, дворня.

Дѣйствіе происходитъ въ деревнѣ умершаго брата Сапожковыхъ.

   

ПЕРВОЕ ДѢЙСТВІЕ.

Гостинная въ богатомъ помѣщичьемъ домѣ.

   По открытіи занавѣса -- Прогалинова одна. Она одѣта въ глубокій трауръ съ плерезами. Довольно продолжительное время она разсматриваетъ внимательно мебель, поглаживаетъ рукой матерію обивки и т. п. Входитъ Илья.

Илья.

   Придти приказали, когда поосвобожусь.
   

Прогалинова.

   Да, да, Илья Петровичъ... поговорить съ тобой хотѣлось... о покойникѣ... вѣдь ты ему близкій былъ человѣкъ...
   

Илья.

   Да ужъ, кажется, чего-жь ближе-то?..
   

Прогалинова.

   Знаю, знаю, Илья Петровичъ... Садись-ка вотъ здѣсь, садись, я не чванная... Не то, что эти другіе родственники, -- я простая... весь вѣкъ въ деревнѣ живу...
   

Илья -- садится.

   Да-съ.
   

Прогалинова.

   Такъ вотъ какъ, Илья Петровичъ, а!?.. умеръ?.. кто-бы могъ ожидать?..
   

Илья.

   Да-съ.
   

Прогалинова.

   То есть какъ меня это поразило, какъ поразило,-- я тебѣ и сказать не могу: человѣкъ былъ здоровый, молодой... что-жь? вѣдь ему съ небольшимъ сорокъ лѣтъ было... Жилъ, кажется, всегда въ свое удовольствіе: и богатъ-то, и холостой; ни службы, ни семьи,-- никакихъ этихъ непріятностей не зналъ... Кому, кажется, и жить-то, коли не ему?
   

Илья.

   Видно, такъ богу угодно было.
   

Прогалинова.

   Царство ему небесное, голубчику... я хоть ему и двоюродная сестра, а все-жъ таки по родственному, всѣмъ чувствомъ, любила покойника.
   

Илья.

   Какъ не любить-то, Дарья Семеновна!..
   

Прогалинова.

   И словно мнѣ предчувствіе какое-то сказало, что мы его потеряемъ... Въ самый вѣдь въ этотъ день, говорю я моему Борису: "что-то нашъ Василій Ивановичъ теперь подѣлываетъ?" -- и чувствую, что вдругъ защемило, -- ну, защемило сердце, да и полно... Говорю: "ужъ что-нибудь съ нимъ дурное да случилось; либо захворалъ, либо что... такъ мнѣ по немъ грустно, такъ грустно!" Какъ душа-то родственная, Илья Петровичъ, сказывается... полторы тысячи верстъ вѣдь отсюда моя-то деревня...
   

Илья.

   Случается-съ; открываетъ господь.
   

Прогалинова.

   Именно, господь... Ну, такъ ужъ ты мнѣ теперь, родной, подробно разскажи: какъ оно, то есть, случилось?
   

Илья.

   Да какъ случилось?-- и опомниться не могли... Василій Ивановичъ, изволили знать, веселаго нрава были; все праздники, да угощенья устраивали... Ну, и наканунѣ самой кончины, вижу, тоже на какой-то пикникъ собираются... а я ужъ тогда замѣтилъ, что съ лица этакъ сдаетъ, будто желты... Сталъ ихъ отговаривать, -- не послушались: "ты дуракъ, говорятъ, не суйся, куда не спрашиваютъ"...
   

Прогалинова.

   Ахъ, голубчикъ мой!!
   

Илья.

   Вечеромъ, гляжу, пріѣзжаютъ совсѣмъ не въ себѣ... "Что-то плохо мнѣ, Илья", говорятъ... Я въ ту пору, надо признаться, посердился на нихъ, поворчалъ, что меня не послушали... только они говорятъ: "ты, Ильюша, одинъ меня понимаешь и бережешь"... Хотѣлъ я за докторомъ посылать: "не надо, говорятъ, такъ пройдетъ", и въ постель легли... да еще что?-- и меня спать гонятъ... "Ты изъ-за меня, Илья, не торчи"... чтобъ меня-то, знаете, не утомить... Такъ ужъ они меня любили, Василій Ивановичъ, -- такъ ужъ цѣнили... ей богу всю жизнь не забыть...
   

Прогалинова.

   Ты, Илья Петровичъ, золотой былъ для него человѣкъ.
   

Илья.

   Вотъ я, изволите видѣть, ушелъ, -- будто что спать; а самъ подлѣ спальни рядомъ сижу въ кабинетѣ... Часу этакъ не прошло, слышу -- кличутъ... вхожу къ нимъ -- и вижу, что имъ ужъ совсѣмъ не хорошо...
   

Прогалинова.

   Ахъ, родной мой!
   

Илья.

   "А, ты"... говорятъ они мнѣ то... "ты, Ильюша, еще не легъ?!. благодѣтель ты мой, Илья... какъ тебя цѣнить, какъ благодарить!?..." такъ это чувствительно, право,-- немного, немного, вотъ, кажется-бы, я тутъ и заплакалъ... Сейчасъ я кучеренка за докторомъ въ городъ послалъ... Ну, городъ отъ насъ полторы версты всего; -- только опять несчастье, докторъ-то тоже съ пикника пьянехонекъ пріѣхалъ, никакъ не добудятся...
   

Прогалинова.

   Господи помилуй!
   

Илья.

   А Насилью Ивановичу-то тѣмъ временемъ все хуже, да хуже. Я разослалъ гонцовъ по всѣмъ концамъ, чтобъ по деревнямъ другого доктора искали -- земскаго; а самъ ихъ тереть сталъ... Только вижу: три не три, противъ божьей воли ничего не сдѣлаешь... "Я, говорятъ, умру, Ильюша"...
   

Прогалинова.

   Такъ самъ и говоритъ?
   

Илья.

   Такъ и говоритъ: "я умру... поцѣлуй ты меня, Ильюша"... Вотъ хоть не вѣрьте, Дарья Семеновна... "поцѣлуй, говорятъ, меня, Ильюша... ты мнѣ теперь ближе брата родного сталъ"... ей богу!.. это вотъ ихъ и послѣднія слова... Потомъ исправникъ пріѣзжалъ, они ужъ совсѣмъ въ забытьи были, больше ничего и не говорили... "ближе брата'"! говорятъ...
   

Прогалинова.

   Илья Петровичъ, -- чего мудренаго?-- Вы ему преданный человѣкъ были, а братцы-то у него -- ихи-хи!!. какіе...
   

Илья.

   Что вы?
   

Прогалинова.

   Чай, самъ видишь, -- что мнѣ тебя носомъ-то тыкать?... Всю жизнь они его, моего голубчика, царство ему небесное, и знать не хотѣли... тутъ, чай, и помину не было, что у него на свѣтѣ какіе братья есть?...
   

Илья.

   Да-съ... я шесть лѣтъ служу, а о братцахъ и не слыхивалъ.
   

Прогалинова.

   А теперь, вишь ты, и понаѣзжаютъ... Вонъ ужъ одинъ по всѣмъ угламъ въ усадьбѣ шныряетъ, наслѣдство высматриваетъ... Погоди, сегодня и другой пріѣдетъ.
   

Илья.

   Да что они, Дарья Семеновна, позвольте такъ спросить: родные братцы покойному приходятся?
   

Прогалинова.

   Родные, только отъ другой матери... То вотъ этотъ генералъ, Иванъ Ивановичъ; а то вотъ еще пріѣдетъ Валерьянъ Ивановичъ, -- эти отъ одной матери... а онъ то былъ, нашъ голубчикъ, Василій Ивановичъ, отъ другой.
   

Илья.

   Понимаю-съ.
   

Прогалинова.

   Ну и состояніе-то это было у него все отъ матери... Эти-то вѣдь только такъ, что на службѣ нажито, своего-то у нихъ ничего не было... А Василія-то Ивановича маменька изъ купеческаго званія была, богатѣйшая... полмилліона, гляди, ему послѣ себя оставила.
   

Илья.

   Что-жь это они съ Василіемъ Ивановичемъ въ ссорѣ, что-ль, были?..
   

Прогалинова.

   И -- батюшка! всѣ трое дружка съ дружкой, какъ собаки, жили весь вѣкъ... Не знаю ужъ, какъ и эти-то двое братья здѣсь встрѣтятся.
   

Илья.

   Такъ развѣ-съ и они межъ собой?..
   

Прогалинова.

   Иванъ Ивановичъ съ Валерьянъ Ивановичемъ?.. Враги... непріятели кровные... добраго слова одинъ о другомъ не скажетъ...
   

Илья.

   Отчего-жь-бы это-съ?
   

Прогалинова.

   Анбиціозны очень оба.
   

Илья.

   Удивленье -- право.
   

Прогалинова.

   Года два, чай, въ глаза другъ друга не видали...
   

Илья.

   Удивленье...

Входитъ Ивинъ Ивановичъ и Борисъ. Прогалинова и Илья ихъ не замѣчаютъ, и потому Иванъ Ивановичъ слегка покашливаетъ, желая обратить на себя вниманіе.

Иванъ Ивановичъ.

   Гм! гм!.. (Илья, замѣтивъ его, встаетъ и отходитъ.) А я вотъ тутъ, Дарья Семеновна, съ Борисомъ... (Ильѣ.) Вы бы, Илья Петровичъ, присмотрѣли: сейчасъ братъ Валерьянъ долженъ пріѣхать и съ женой, такъ всели для нихъ въ этихъ комнатахъ приготовлено?...
   

Илья.

   Все готово, ваше превосходительство, хорошо... я сейчасъ тамъ былъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да... ступайте, посмотрите... (Илья уходитъ.) я васъ буду просить, Дарья Семеновна... Зачѣмъ вы это?...

Борисъ беретъ у него изъ рукъ шляпу и палку и кладетъ на столъ.

Прогалинова.

   Что-съ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Зачѣмъ этотъ разговоръ со слугой?
   

Прогалинова.

   Ахъ, батюшка, покойникъ былъ мнѣ не чужой человѣкъ, а вѣдь на его рукахъ умеръ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ну да, ну да... но зачѣмъ это такъ фамильярно... Теперь вотъ мы сюда собрались всѣ родственники умершаго брата... а вы тутъ со слугой... вѣдь какъ угодно: вѣдь вы все-таки сестра, а онъ все-таки слуга.
   

Прогалинова.

   Ахъ, Иванъ Ивановичъ, ваше превосходительство, иной слуга-то ближе роднаго... онъ за покойнымъ братцемъ-то какъ ходилъ, пылинки на него упасть не давалъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Можетъ быть, можетъ быть,-- мы при этомъ не были... Ну, онъ за свои заслуги будетъ награжденъ... Мы, въ память брата, его наградимъ прилично; но къ чему-же намъ...
   

Борисъ.

   Да-съ, я тоже... я съ дядюшкой совершенно согласенъ. Вы, мамашечка, очень доброй души -- и любви въ васъ этой бездна сущая, только воли ей теперь пока давать не надо... сдерживать надо себя, мамашечка...
   

Прогалинова.

   Да что-жь я такое, боже мой?!
   

Борисъ.

   Не въ осужденіе вамъ, мамашечка, говорятъ; что это вы?.. да отношенія-то наши теперь такія... обстановка такая...
   

Прогалинова.

   Какія отношенія?..
   

Борисъ

   Какъ же-съ: мы вотъ здѣсь, такъ сказать, одна семья, всѣ близкіе покойнаго; зерно единое... намъ теперь, такъ сказать, душой слиться надо всѣмъ... сплотиться надо... Такъ ли, дядюшка?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Такъ, такъ, Борисъ... такъ.
   

Борисъ.

   Ну, а за кѣмъ грѣха нѣтъ,-- не святые мы угодники, не въ раю живемъ... прорвется какое нибудь слово осужденія; оно, можетъ, и пустое, и безъ умысла, да передъ слугой сказано,-- сейчасъ пойдутъ пересуды, а тамъ еще переврутъ, исказятъ... ну, сейчасъ ужъ какъ будто и тѣнь... сейчасъ этого единаго-то, родного-то и нѣтъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Вѣрно, Борисъ, вѣрно.
   

Прогалинова.

   Да я вѣдь ни про кого ничего...
   

Борисъ.

   Не обережешься, мамашечка, -- такой ужъ это предметъ: когда покойника жалѣешь, всегда, гляди, на живаго что нибудь наплетешь.
   

Прогалинова.

   Я даже сегодня за чаемъ хотѣла вамъ, Иванъ Ивановичъ, разсказать про мой сонъ, да вижу -- люди, промолчала-же я...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какой-съ это сонъ?
   

Прогалинова.

   Видѣла я нашего голубчика-то, Василія Ивановича... являлся мнѣ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   И удивительнаго ничего нѣтъ; мы все про него теперь только и разговариваемъ.
   

Прогалинова.

   Нѣтъ, скажите лучше, что усердно молилась я вчера за его душу, чтобъ господь его успокоилъ,-- такъ оттого...
   

Иванъ Ивановичъ.

   И это ко снамъ тоже располагаетъ.
   

Прогалинова.

   Я такъ и обомлѣла... не понимаю, что сонъ,-- и думаю: какъ-же это его, голубчика, похоронили, а онъ передо мной живехонекъ стоитъ?.. Только какъ будто онъ это меня ручкой къ себѣ поманилъ -- и говоритъ: "Дарья, ты меня не бойся... нѣтъ, говоритъ, мнѣ и въ землѣ покою, что я тебя при жизни забывалъ и мало цѣнилъ"!-- можете представить?!
   

Иванъ Ивановичъ.

   Интересно.
   

Прогалинова.

   Я и говорю ему: "Христосъ съ тобой. Василій Ивановичъ, ступай себѣ въ свою могилу, успокойся; ничего я противъ тебя, окромя любви, не имѣю"... А онъ мнѣ: "Дарья, нѣтъ мнѣ покою? пока я не загладилъ свою вину. Осталось, говоритъ, послѣ меня матушкино серебро,: столовый и чайный приборы старинной работы,-- возьми, говоритъ, ихъ себѣ на память". Только было я хотѣла отвѣтить, что ничего, молъ, мнѣ твоего не надо,-- анъ гляжу, и нѣтъ никого...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Что-жъ, сударыя?-- мы вотъ сегодня вскроемъ духовную, прочтемъ... коли оно тамъ такъ значится,-- мы вамъ все это серебро и предоставимъ.
   

Прогалинова.

   Вы все съ духовной... Я къ тому разсказываю, что какъ это для сердца сладко, что вспомнилъ-же онъ обо мнѣ, нашъ голубчикъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Сладко-то оно, можетъ быть и сладко, только, знаете, у насъ законы какіе?-- у насъ законы покойника всѣхъ правъ состоянія лишаютъ... Что имъ живымъ на бумажкѣ написано, то и свято; а умеръ -- шабашъ: кому хочешь, являйся тамъ и распоряженья дѣлай, въ судѣ этого не примутъ.
   

Прогалинова.

   Что вы, Иванъ Ивановичъ, смѣшное говорите... а если онъ хотѣлъ, да какъ-нибудь только забылъ прописать?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Въ судѣ не примутъ-съ.
   

Прогалинова.

   Какъ-же такъ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да такъ-же съ... потому-что доказать это мудрено: желалъ онъ что или нѣтъ.
   

Прогалинова.

   Какъ-же мудрено, если онъ изъ за этого во гробу покою себѣ не имѣетъ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Мало-ли, сударыня, какія вамъ тамъ видѣнья будутъ видѣться!.. Вамъ, пожалуй, приснится, что онъ и все свое состояніе вамъ оставилъ, -- такъ и отдать его вамъ?
   

Прогалинова.

   Иванъ Ивановичъ, ваше превосходительство!..
   

Борисъ.

   Мамашечка, ну что вы спорите? изъ-за чего?.. стоитъ-ли обо всемъ этомъ разговаривать?.. и зачѣмъ?.. чтобъ люди сказали: "вотъ, молъ, налетѣли вороны добычу дѣлить, раскаркались".. Нѣтъ-съ; въ насъ этой корысти нисколько нѣтъ. Ничего намъ не нужно... благодаренье богу, можемъ жить и своими средствами и трудами... а если мы съѣхались сюда, такъ это, чтобъ почтить покойника доброй памятью, какъ всѣмъ онъ намъ былъ дорогъ... родственнымъ согласіемъ почтить... И вѣрьте чести, Иванъ Ивановичъ: я мамашечку знаю хорошо -- онѣ только такъ говорятъ, а въ нихъ нѣтъ этихъ мыслей... а одна святая любовь...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Я вѣдь чтожь... я такъ сказалъ...
   

Борисъ.

   А вы бы вотъ лучше, мамашечка, спросили дядюшку, какія мы тутъ оранжереи осматривали...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да-съ, оранжереи хороши... (Встаетъ.) Вотъ вѣдь, Дарья Семеновна, подумаешь, какъ несправедливъ бываетъ иной разъ человѣкъ... Все-то мы покойнаго брата, бывало, бранили: что расточитель онъ, и мотъ, и шалопай,-- что ведетъ онъ этакую пустую, легкую жизнь: ни служитъ, ни дѣломъ не занимается... а теперь посмотрѣлъ я всѣ его постройки въ усадьбѣ... Какъ, знаете, все это сдѣлано солидно, хозяйственно, практично... а ужъ о красотѣ, о вкусѣ и говорить нечего,-- прелесть! каждая бесѣдочка въ саду -- хоть на выставку посылай... Нѣтъ-съ... Василій былъ умный человѣкъ!... (Съ удареніемъ) умный человѣкъ!!, только натура такая широкая!.. художественная... и напрасно его съ грязью мѣшали...
   

Прогалинова.

   Кто мѣшалъ, а кто и нѣтъ, батюшка. Меня хоть онъ никогда въ грошъ не ставилъ, а я всегда была за него; и другимъ-то дурно говорить объ немъ при себѣ не позволяла... Я его добрую душу всегда цѣнить умѣла.
   

Борисъ.

   Слышите! кажется, пріѣхали.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да, -- копошатся въ передней.
   

Борисъ.

   Надо тетушку встрѣтить.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Давненько я Валерьяна не видалъ...

Отходитъ вправо. Борисъ идетъ къ входной двери, въ которую въ это время входить Валерьянъ Ивановичъ, Любовь Николаевца и Илья съ мелкими вещами Сапожковыхъ.

   

Борисъ.

   Дядюшка, -- родной!! Неужто не узнали?! племянникъ вашъ, Борисъ Прогалиновъ... два года тому назадъ въ Москвѣ познакомились...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   А! очень радъ
   

Борисъ.

   Милая тетушка... (Цѣлуетъ руку Любовь Николаевнѣ.) Вотъ и мамашечка...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Здравствуйте, сестрица.

Цѣлуются съ Прогалиновой, которая переходитъ къ Любовь Николаевнѣ. Братья сходятся.

Иванъ Ивановичъ.

   Ну, здравствуй, братъ Валерьянъ.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Иванъ Ивановичъ!!, давно таки намъ встрѣчаться не приходилось...
   

Иванъ Ивановичъ.

   И вотъ что насъ свело: у братниной могилы встрѣчаемся... При такихъ обстоятельствахъ, Валерьянъ, старое забываютъ, -- поцѣлуемся.

Цѣлуются.

Валерьянъ Ивановичъ.

   Я... братъ, Иванъ Ивановичъ, ты знаешь... я не виноватъ въ нашей ссорѣ... ты меня преслѣдовалъ да бранилъ; а я къ тебѣ всегда съ уваженіемъ, да съ любовью.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ну, не ты теперь время, чтобы намъ считаться,-- богъ съ нимъ, съ прошлымъ. (Цѣлуются.) Любовь Николаевна, ручку вашу, матушка.
   

Любовь Николаевна -- хныкая.

   Какая минута, Иванъ Ивановичъ, какая минута!!.

Цѣлуются.

Борисъ.

   Торжественная минута, тетушка. Душа дядюшки Василія Ивановича на томъ свѣтѣ радоваться должна и ликовать.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Вишь ты, Валерьяша, а?.. давненько... того... да... давненько... Постарѣлъ я, чай, на твои глаза?
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Ну, что за постарѣлъ? не такъ чтобы...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какъ, чай, нѣтъ... Вотъ мнѣ-бы умереть надо было, мой чередъ... анъ вонъ,-- вишь ты! кто зналъ?
   

Любовь Николаевна.

   Не поминайте, не поминайте, Иванъ Ивановичъ довольно ужъ мы слезъ пролили...
   

Иванъ Ивановичъ.

   А ты ничего, молодцомъ... брюшко вонъ немножко ползетъ, -- ну, да вѣдь И пора... (Замѣтя Илью.) Что-жь это вы, Илья Петровичъ, стоите со всѣми вещами, себя безпокоите? вы бы ихъ снесли къ нимъ въ комнату.
   

Илья.

   Можетъ, завтракъ прикажете, ваше превосходительство?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ахъ, въ самомъ дѣлѣ, что-жь это я?.. Любовь Николаевна, завтракать будете?.. Тутъ вѣдь сейчасъ,-- все хозяйство вѣдь какъ при братѣ было...
   

Любовь Николаевна.

   До завтрака-ли теперь, Иванъ Ивановичъ!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Мы утромъ у станціоннаго смотрителя кофе пили; онъ намъ кстати и яичницу съ ветчиной сдѣлалъ.
   

Иванъ Ивановичъ -- Ильѣ.

   

Такъ не надо, Илья Петровичъ; ступайте.

Илья уходитъ.
Братья садятся слѣва, потомъ Любовь Николаевна. Прогалинова и Борисъ совсѣмъ справа.

Борисъ -- тихо матери.

   Мамашечка, вѣдь вы обѣщали мнѣ не мѣшать! Ну, дайте мнѣ дѣйствовать... прошу васъ, дайте мнѣ дѣйствовать.
   

Прогалинова.

   Душа моя, да вѣдь ты видишь?..
   

Борисъ.

   Что?
   

Прогалинова.

   Весь вѣкъ грызлись, а теперь другъ передъ другомъ лебезятъ... понятно, къ чему клонитъ: одно лицемѣріе; насъ обездолить хотятъ.
   

Борисъ.

   Мамашечка, я васъ прошу: дайте мнѣ дѣйствовать.
   

Прогалинова.

   Ну, ну...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Нѣтъ, Валерьяша, это ты не говори.... года, братъ, свое берутъ; такая я, право, дрянь сталъ . (Махнувъ рукой.) Ахъ!!. совсѣмъ старикъ... и глаза ужъ не тѣ: безъ очковъ, братъ, ничего не прочесть... а тамъ, глядишь, то кашель, то знобъ...
   

Борисъ -- подходя къ нимъ.

   Ну, дядюшка, позвольте-съ . это ужъ вы на себя напускаете... Валерьянъ Ивановичъ, Любовь Николаевна, не вѣрьте-съ... это онъ напускаетъ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Нѣтъ, ей богу.
   

Борисъ.

   Позвольте-съ,-- я свидѣтель: не далѣе" какъ вчера, послѣ обѣда, дядюшка предложилъ мнѣ прогуляться съ нимъ по имѣнью . знаете, на лѣсъ взглянуть, на надѣлы... такъ какъ-бы вы думали? я вотъ молодой человѣкъ, а я отъ него отсталъ, -- просить сталъ: "вернемтесь, дядюшка, домой"., такъ нѣтъ... "вотъ еще, говоритъ немножко только, вонъ на мельцицу сходимъ"... удивилъ меня просто.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ты... ты... Борисъ... охъ, какой!!,
   

Любовь Николаевна.

   Такъ вы ужъ осматривали имѣнье-то?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Слегка этакъ... мелькомъ...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Разсказываютъ, что имѣнье превосходное, богатѣйшее...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Нѣтъ, вотъ, Валерьянъ, что меня поразило: какъ устроено!.. Я вотъ сейчасъ Дарьѣ Семеновнѣ говорю: "мы брата Василья не понимали,-- мы его все этакъ за пустельгу считали, а онъ нѣтъ". (Crescendo) Какая была голова!
   

Прогалинова.

   Что-же, Иванъ Ивановичъ, мы ужъ теперь всѣ здѣсь родственники собрались... больше вѣдь у насъ близкихъ никого нѣтъ... можно бы теперь и волю покойнаго прочитать.
   

Любовь Николаевна.

   А развѣ есть духовная?
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Духовную оставилъ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Какъ-же писали, что онъ умеръ скоропостижно?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Такъ и было... только духовную-то онъ написалъ еще девять лѣтъ тому назадъ...
   

Любовь Николаевна.

   Девять лѣтъ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да, года черезъ два послѣ того, какъ онъ получилъ наслѣдство отъ своей матушки... Это духовное завѣщаніе онъ тогда-же отдалъ на храненіе здѣшнему помѣщику и теперь дворянскому предводителю, князю Лютину, въ запечатанномъ конвертѣ, съ надписью, въ случаѣ смерти, передать мнѣ. Князь всегда былъ близомъ съ покойнымъ братомъ,-- онъ устроилъ и похороны, онъ взялся быть и охранителемъ имущества покойнаго.. Когда я сюда пріѣхалъ, мы обмѣнялись визитами, и тутъ князь вручилъ мнѣ запечатанный пакетъ, куда онъ вложилъ и духовное завѣщаніе, и еще кое-какія неважныя бумаженки, оставшіяся тамъ-сямъ въ кабинетѣ брата.
   

Любовь Николаевна.

   Ну, и вы?..
   

Иванъ Ивановичъ.

   Не безпокойтесь,-- они аккуратно спрятаны подъ ключемъ... Конечно, разные документы и оставшіяся въ наличности кое-какія деньги хранятся у князя особо, и мы ихъ получимъ только по прочтеніи завѣщанія... Ну-съ... я до васъ ничего не распечатывалъ и, если хотите, мы сдѣлаемъ это сейчасъ.
   

Прогалинова.

   Кого-жь еще ждать?
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Это, братъ, Иванъ Ивановичъ, какъ ты хочешь. Я въ этихъ вещахъ посторонній человѣкъ; мнѣ все равно.
   

Любовь Николавина -- скороговоркой.

   Господи! господи! господи! господи!
   

Иванъ Ивановичъ.

   Э, э... Борисъ!!, вотъ, другъ любезный, ключъ... тутъ вотъ въ кабинетѣ, въ шифоньеркѣ... одинъ только этотъ пакетъ и лежитъ... Принеси, пожалуйста... (Борисъ уходитъ налѣво, Иванъ Ивановичъ звонитъ.) Мы это немножко поудобнѣе сдѣлаемъ... (Входятъ два лакея.) Поставьте-ка сюда вонъ столъ-то, что побольше... сюда... (Лакеи ставятъ столъ на авансцену.) Хорошо, ступайте... (Лакеи уходятъ. Борисъ приноситъ большой пакетъ бумагъ, перевязанныхъ бичевкой и запечатанный.) Спасибо; дай сюда... (Садится посреди стола.) Ну-съ, милости просимъ... (Прогалинова хочетъ сѣсть подлѣ него.) Позвольте, Дарья Семеновна, тутъ братъ сядетъ... Валерьянъ Ивановичъ,-- сюда... рядомъ со мной; ты мнѣ поможешь пересматривать . (Борису.) Ахъ, голубчикъ, виноватъ, забылъ: тамъ очки на столикѣ въ кабинетѣ...

Борисъ уходитъ и вскорѣ приноситъ очки. Всѣ усаживаются. Слѣва Любовь Николаевна, потомъ Иванъ Ивановичъ, потомъ Валерьянъ Ивановичъ и, наконецъ, справа Прогалинова. Борисъ не садится, а стоитъ сзади, присматриваясь.

   

Иванъ Ивановичъ.

   Господа,-- вотъ пакетъ, полученный мною отъ здѣшняго предводителя; вы изволите видѣть, печати всѣ цѣлы и неприкосновенны. Да не рвите-же изъ рукъ, Дарья Семеновна, не убѣгутъ бумаги!.. Съ вашего общаго согласія, я распечатываю... Ахъ, да,-- Борисъ, душа моя, распорядись, чтобъ намъ не помѣшали... чтобъ безъ докладу сюда не пускали.

Борисъ уходитъ и вскорѣ возвращается.

Любовь Николаевна.

   А! mon dieu, mon dieu!..
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Тебѣ-бы, Люба, лучше пойти отдохнуть., тебя это все такъ волнуетъ...
   

Любовь Николаевна.

   Нѣтъ, Valere, нѣтъ... ничего...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Вотъ-съ я сломилъ печати... раскрываю пакетъ... Дарья Семеновна, пожалуйста, вы ничего не трогайте. Мы все пересмотримъ аккуратно и по порядку; а если всякій тутъ будетъ руки совать, то мы только бумаги по столу размечемъ и можемъ утратить изъ виду что нибудь важное.
   

Прогалинова.

   Ну... ну... не трону... ну...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Сверху копія съ описи, оставшагося на лицо имущества покойнаго... движимости, усадьбы, земли, лѣса и прочаго... Я думаю, мы успѣемъ и потомъ разсмотрѣть эти подробности?
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Позволь, Иванъ Ивановичъ, взглянуть?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Сдѣлай одолженіе, Валерьянъ Ивановичъ, пожалуйста...

Валерьянъ Ивановичъ -- смотритъ бумагу. Въ то же время и Прогалинова заглядываетъ въ нее.

   Н-да!!. имѣнье прекрасное... По крайней мѣрѣ, тысячъ полтораста должно стоить.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Эхъ, Валерьянъ, Валерьянъ... какъ это ты сейчасъ все съ одного взмаху рѣшаешь и высказываешь?!. такъ, братъ, и провраться не трудно.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Это тебѣ, Иванъ Ивановичъ, странно, потому-что ты человѣкъ служащій; а мы, помѣщики, къ этому привыкли,-- и съ одного взгляду видимъ, чего имѣнье стоитъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Я-съ, Валерьянъ Ивановичъ, все очень хорошо понимаю; и наша служба тоже не тюремное заключеніе, чтобъ намъ не знать, что чего стоитъ,-- все таки такъ сразу говорить не слѣдуетъ... Ты брякнешь: полуторастотысячное имѣніе, тотъ повторитъ, другой,-- и пошло по свѣту гулять, что имѣнье стоитъ полтораста тысячъ; а къ раздѣлу, пожалуй, и пятидесяти не натянешь.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Ну, ужъ, Иванъ Ивановинъ...
   

Борисъ.

   Извините, дядюшка, мнѣ кажется, тутъ не изъ чего спорить: время покажетъ, кто правъ и...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Смотримъ дальше... Нѣсколько свертковъ... Братецъ, Валерьянъ Ивановичъ, не угодно-ли тебѣ развернуть этотъ свертокъ; а я возьму этотъ... (Развертываетъ свертокъ.) Ну, здѣсь счеты всякихъ поставщиковъ; откладываемъ ихъ въ сторону.

Снова свертываетъ.

Валерьянъ Ивановичъ.

   Здѣсь письма.
   

Любовь Николаевна.

   Отъ кого?
   

Валерьянъ Ивановичъ -- разсматривая.

   Отъ разныхъ лицъ... А... и стихи какіе-то...
   

Любовь Николаевна.

   Стихи?!.
   

Валерьянъ Ивановичъ -- читаетъ.

   Душка Васютка,
   Поѣдемъ къ Ан.ткѣ,
   Анютка душа
   Ужасно хороша.
   

Любовь Николаевна.

   Фи! что это?!.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Сверни, Валерьянъ Ивановичъ, это къ дѣлу не идетъ; можно и послѣ пересмотрѣть.
   

Прогалинова.

   Конечно, не идетъ; вы духовную-то сыщите... Мы тутъ съ душевнымъ прискорбіемъ волю покойнаго ожидаемъ, а вы намъ про Васютку да про Анютку читаете...
   

Иванъ Ивановичъ -- пересматривая.

   Ну-съ... это все не то... А! вотъ... (Всѣ дѣлаютъ невольное движеніе къ нему.) "Мое духовное завѣщаніе, кое, въ случаѣ смерти моей, прошу передать брату моему, Ивану Ивановичу Сапожкову". Я вскрываю конвертъ... (Общій вздохъ.) Тутъ еще приложена опись... Я думаю, прежде прочитать завѣщаніе?..
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Дѣлай, братъ Иванъ Ивановичъ, какъ хочешь.
   

Прогалинова.

   Что-жь это вы тянете, богъ съ вами, право! Ну, нашли и читайте.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Дарья Семеновна, будете вы намъ мѣшать...
   

Прогалинова.

   Ну, ну, молчу...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Духовное завѣщаніе... (Общій вздохъ.) форма во всемъ соблюдена правильно.... Итакъ.... (Читаетъ. "Будучи въ добромъ здоровьи и въ полной памяти,-- но какъ въ жизни нашей единъ богъ воленъ, на случай смерти моей, пишу сіе духовное завѣщаніе, прося, во имя божіе, братьевъ моихъ, Ивана Ивановича и Валерьяна Ивановича Сапожковыхъ, быть моей послѣдней воли исполнителями, и все, какъ здѣсь писано, совершить... Всего состоянія моего оставляю по прилагаемой при семъ описи въ благопріобрѣтенныхъ мною имѣньи, фабрикахъ, заводахъ, мнѣ одному принадлежащихъ или въ товариществѣ съ другими лицами, всего цѣною на четыреста пятьдесятъ тысячъ, коими и прошу распорядиться на основаніи нижеслѣдующаго"...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Погоди... Дарья Семеновна, извините-съ,-- я васъ попрошу: пожалуйста, вы на меня такъ не наваливайтесь.
   

Прогалинова.

   Развѣ я наваливаюсь?
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Да-съ, немножко... извините... Читай, Иванъ Ивановичъ...
   

Иванъ Ивановичъ -- читаетъ,

   "Любезные братцы мои, Иванъ Ивановичъ и Валерьянъ Ивановичъ, да будетъ вамъ прежде всего извѣстно, что я хотя нахожусь и въ безбрачномъ состояніи, но имѣю дочь"...
   

Любовь Николаевна.

   Что вы говорите?!

Малая пауза.

Иванъ Ивановичъ.

   "Но имѣю дочь... отъ нынѣ умершей мѣщанки Марьи Евстигнѣевой... Сія дочь моя, дѣвица Екатерина, названная по крестному отцу Павловою, приписана къ мѣщанскому сословію и отдана мною на обученіе швейному мастерству. Но помня о смертномъ часѣ и объ отвѣтѣ на страшномъ судилищѣ, не могу я не признать, что сіе незаконное дитя грѣха юности моей нисколько въ существованіи своемъ неповинно, и, почитая въ немъ свою родительскую дворянскую кровь, прошу васъ, любезные братцы, считать ее, мѣщанку Екатерину Павлову Евстигнѣеву, единственною и полною наслѣдницею всего моего состоянія"... (Общее движеніе и небольшая пауза.) Позвольте мнѣ кончить, господа. (Читаетъ) "Во избѣжаніе-же того, чтобъ не польстился кто на ея богатое приданое и по малому ея образованію не опуталъ, и обманнымъ образомъ не раззорилъ, я обязываю и заклинаю всѣхъ, читавшихъ сіе завѣщаніе, до бракосочетанія оной дѣвицы, Екатерины Павловой, ей ничего о семъ наслѣдіи не сообщать. Имѣньями-же моими до того времени прошу управлять братьевъ моихъ, Ивана Ивановича и Валерьяна Ивановича, и ихъ-же прошу принять на себя объ оной мѣщанкѣ, Екатеринѣ Евстигнѣевой, попеченіе"...

Пауза.

Прогалинова.

   Это что-же?-- имѣнье, значитъ, все этой дочери?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ей-съ.
   

Прогалинова.

   А вамъ-то что?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Намъ ничего-съ.
   

Прогалинова.

   Какъ ничего? вы читали: Ивану Ивановичу, Валерьяну Ивановичу...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Насъ братецъ проситъ только распоряжаться имѣньями, пока дочь не выдетъ замужъ.
   

Прогалинова.

   А я то тутъ при чемъ-же?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Вы не при чемъ.
   

Прогалинова.

   Не можетъ быть!!, я не причемъ?.. я?.. Да знаете-ли вы, ваше превосходительство, что я, какъ по нашемъ голубчикѣ панихиду служила, такъ архіерейскихъ пѣвчихъ нанимала?!. Я и не при чемъ?.. не можетъ быть.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Что вы, сударыня... точно ужъ мы и читать не умѣемъ.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Однако, какая-же это дочь? вѣдь это писано девять лѣтъ назадъ; можетъ, теперь никакой дочери и нѣтъ.
   

Борисъ.

   Да, дядюшка, это надо разслѣдовать. Я такъ полагаю, что прежде всего надо спросить камердинера, Илью Петровича; онъ, вѣроятно, намъ сейчасъ разрѣшитъ наше недоумѣніе.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Правда, Борисъ. Позови его.

Борисъ уходитъ.

Прогалинова.

   Можетъ, еще и нѣтъ дочери-то...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Есть-ли, нѣтъ-ли, господа, я долженъ сказать, что я покойному брату Василію только удивляюсь и удивляюсь... Я долженъ еще разъ сознаться, что не понималъ его, рѣшительно не понималъ: это такой былъ умъ, такая душа!!.
   

Любовь Николаевна.

   Я всегда это чувствовала!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Я, признаюсь, тоже... удивленъ.
   

Прогалинова.

   Вы что-же этимъ сказать хотите, ваше провосходительство?.. къ чему это направляете?..
   

Иванъ Ивановичъ -- встаетъ.

   Я хочу сказать, Дарья Семеновна, что въ этомъ завѣщаніи онъ поступилъ, какъ честный человѣкъ, какъ истинный христіанинъ и какъ замѣчательный умъ... Въ самомъ дѣлѣ, я васъ спрашиваю: чѣмъ это дитя виновато, что онъ не былъ женатъ на ея матери?-- передъ господомъ богомъ, Дарья Семеновна,-- передъ господомъ богомъ всѣ равны. Она его родная дочь, она и должна быть его наслѣдницей. Но онъ зналъ, что дѣвочка останется послѣ него одна, что ее, богатую наслѣдницу, всякій обидѣть можетъ,-- и вотъ онъ обращается къ братьямъ, къ роднымъ, къ кровнымъ своимъ, чтобъ они его сироту призрѣли... чтобъ отогрѣли они ее своимъ родственнымъ участіемъ... Дарья Семеновна!!, братъ Василій теперь невидимо присутствуетъ между нами и онъ видитъ, что происходитъ въ душѣ моей, какъ она переполнена.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Я одно только и могу сказать, Иванъ Ивановичъ: твои слова меня побѣждаютъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Мы потеряли въ немъ, Вальерьяша, дорогого человѣка!
   

Любовь Николаевна.

   Господи! господи! господи! господи!

Входятъ Борисъ и Илья.

Иванъ Ивановичъ.

   Мы призвали васъ, Илья Петровичъ, чтобы вы намъ разъяснили одно очень для насъ важное дѣло. Такъ какъ мы знаемъ и цѣнимъ вашу близость къ нашему покойному брату...
   

Илья.

   Благодарю покорно, ваше превосходительство.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Скажите, пожалуйста, не слыхали-ли вы отъ покойнаго Василія Ивановича что нибудь про какую-то его дочь?
   

Илья.

   Про дочку ихъ?-- какъ же не слыхать.
   

Любовь Николаевна -- быстро.

   Что она жива?
   

Прогалинова -- такъ-же.

   Жива, Ильюша?
   

Илья.

   Славу богу-съ, ничего, здравствуютъ. Онѣ въ швейкахъ живутъ, у мѣщанки, у Длиннохвостовой.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Такъ ты ее знаешь?
   

Илья.

   Какъ же-съ; у насъ вся дворня ее знаютъ... потому онѣ часто сюда къ барину нахаживали: съ именинами когда проздравить или съ праздникомъ... покойный баринъ имъ, когда три, когда пять рублей, давали... тоже, если починить изъ бѣлья что, заново сшить, это все онѣ у насъ справляли...
   

Любовь Николаевна.

   Милая!!!
   

Илья.

   У насъ всѣ ее такъ и называли: баринова Катя!
   

Иванъ Ивановичъ.

   Я васъ прошу теперь это названье забыть,-- и звать, что она теперь Екатерина Васильевна, потому-что я ее принимаю къ себѣ, какъ мою родную племянницу и дочь.
   

Валерьянъ Ивановичъ -- цѣлуя брата.

   Благодарю тебя, Иванъ Ивановичъ, -- за брата Василія благодарю.
   

Любовь Николаевна.

   Merèi, Иванъ Ивановичъ, merèi!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Только я ее не уступлю... я ее себѣ возьму,-- какъ хочешь.
   

Любовь Николаевна.

   О, да! въ нашу семью... я ей буду матерью...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ни, ни; и не думайте, -- не разрушайте моего счастья... Васъ вѣдь все таки двое, а я одинъ... совсѣмъ одинъ... она мнѣ будетъ и утѣшеніемъ, и опорой въ моей старости,
   

Любовь Николаевна.

   Ахъ, Иванъ Ивановичъ, подумайте-же и объ ней: ей такъ нужна нѣжная заботливость матери...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ну, ну, мы объ этомъ послѣ поспоримъ... (Ильѣ.) Вы знаете, гдѣ она живетъ?
   

Илья.

   Да-съ, тутъ въ пригородѣ, въ Грязевомъ переулкѣ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Пожалуйста, пожалуйста, Илья Петровичъ,-- сей часъ-же за ней... лошадей возьмите, съѣздите за ней -- и сюда ее...
   

Илья.

   Лошадей еще этихъ не выпрягали, что Валерьяна Ивановича привезли.
   

Иванъ Ивановичъ.

   И прекрасно, на нихъ и поѣзжайте... да поскорѣй.
   

Илья.

   Слушаю-съ.

Уходитъ.

Иванъ Ивановичъ.

   Вотъ Валерьяша, а!?.. горе-то безъ радости не бываетъ... Хотѣлъ насъ богъ покарать, отнялъ у насъ брата, а въ замѣнъ его дочку далъ, а?!.
   

Любовь Николаевна.

   Ахъ, какъ я счастлива! какъ я счастлива!
   

Прогалинова.

   Какъ-же, Иванъ Ивановичъ, неужто-жь я такъ и буду не при чемъ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какъ вы грѣха не боитесь, Дарья Семеновна, что вамъ все эти ваши мысли лѣзутъ въ голову?... Такая для всей нашей семьи радость: нежданно, негадано, близкаго человѣка, родного, обрѣли... можно сказать, съ неба намъ посылается, а вы...
   

Борисъ.

   Мамашечка...
   

Прогалинова.

   Оставь меня, пожалуйста; ты ничего, я вижу, не понимаешь. Когда завѣщанье-то писано? когда?-- девять лѣтъ назадъ писано... съ тѣхъ-то поръ братецъ сто разъ и передумать могъ, только написать не успѣлъ.. Ну, мало вамъ: сегодня ночью во снѣ мнѣ являлся; прямо сказалъ, что мнѣ серебро предоставляетъ... во гробу покою не найдетъ...
   

Борисъ.

   Позвольте-же мнѣ...
   

Прогалинова.

   Они, вишь, рады!-- имъ отчего не радоваться?... имѣньемъ братца-то вѣдь они будутъ распоряжаться; себя ужъ разумѣется не обидятъ.
   

Любовь Николаевна.

   Фи! Фи! Дарья Семеновна! какіе укоры, какіе укоры!! Фи!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Подумаешь,-- точно мы какіе-нибудь разбойники и грабители.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Не судите всѣхъ по себѣ, Дарья Семеновна... Мы, можетъ быть, только обузу, тяжелую обузу, изъ любви къ брату, на себя беремъ.
   

Прогалинова.

   Знаю я, ваше превосходительство, эту обузу, знаю.
   

Борисъ.

   Дядюшка, пожалуйста, вы на эти слова вниманія не обращайте... Что-жь это вы, мамашечка, -- прежде времени и вы какъ обижаете... Чѣмъ-бы родственно да любовно, а вы... ахъ... развѣ хоть бы эта сестрица или дядюшка постоятъ, по милости своей, намъ помочь въ нуждѣ? или на память, послѣ дядюшки покойнаго, что-нибудь этакъ удѣлить?.. Да что, кредиторы мы, что-ли, какіе?.. или, какъ справедливо дядюшка Валерьянъ Ивановичъ говоритъ,-- грабители, что такъ будемъ съ жадностью другъ на друга смотрѣть?.. вѣдь мы родственники-съ,-- мы семья единая... Какъ же они, при ихъ-то добротѣ и при такомъ-то наслѣдствѣ, насъ могутъ забыть?.. вѣдь мы у нихъ одни только родные и есть.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Еще-бы... Ужъ если вы, сестрица, такъ ужасно сильно нуждаетесь, что-жь вы давно мнѣ не написали?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Теперь вы говорите на счетъ этого серебра, которое вамъ, будто-бы, во снѣ братъ Василій обѣщалъ... какъ-же вы хотите, чтобъ мы противъ закона поступали?.. вѣдь на насъ отвѣтственность... вѣдь оно, чай, въ описи внесено -- серебро-то... и если законъ...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Ну, какой тамъ чортъ законъ,-- старыя вилки какія-нибудь... кто ихъ жалѣть будетъ?..
   

Любовь Николаевна.

   Иванъ Ивановичъ, пускай она возьметъ... пускай,-- отдайте...
   

Борисъ.

   Пожалуйста, перестанемъ объ этомъ говорить...

Продолжаетъ тихо разговаривать съ матерью.

Валерьянъ Ивановичъ.

   Я даже такъ думаю, Иванъ Ивановичъ... не знаю, какъ ты найдешь мою мысль... я думаю, мы должны надлежащимъ образомъ наградить всю здѣшнюю прислугу.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Это, Валерьянъ Ивановичъ, успѣется.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Нѣтъ, Иванъ Ивановичъ,-- по мнѣ это надо сейчасъ объявить; чтобъ всѣ знали, какъ мы чтимъ покойнаго брата... Ну, что намъ, помилуй, какое-нибудь годовое жалованье каждому? а посмотри, что будетъ изъ за того благодарности да разговору...
   

Лакей -- входя.

   Предводитель пріѣхали.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ахъ, пожалуйста, проси... (Лакей уходитъ.) Борисъ, свяжи-ка поскорѣй вмѣстѣ эти бумаги, а духовную я беру на свою отвѣтственность... Господа, я считаю долгомъ напомнить вамъ, что покойный просилъ ни слова не сказывать дочери о наслѣдствѣ, стало-быть, и никому говорить объ этомъ не слѣдъ. Я особенно напоминаю это вамъ, Дарья Семеновна... Мы, конечно, какъ родственники, васъ не оставимъ, такъ ужъ и вы съ нами лучше не ссорьтесь...

Борисъ связалъ бумаги. Входить предводитель.

Иванъ Ивановичъ -- идя навстрѣчу предводителю.

   А! ваше сіятельство!-- очень пріятно... и вы очень кстати пожаловали, мы теперь всѣ въ сборѣ. Позвольте вамъ представить... Бориса вы ужъ знаете... вотъ матушка его, Дарья Семеновна.. А это братъ, Валерьянъ, и его супруга, Любовь Николаевна... онъ бы непремѣнно самъ былъ у васъ, но онъ только что пріѣхалъ... (Своимъ.) Князь Лютинъ, предводитель здѣшняго уѣзда.
   

Предводитель.

   Позвольте васъ всѣхъ, господа, отъ души привѣтствовать въ нашихъ странахъ... хотя, признаюсь вамъ откровенно, мнѣ было-бы гораздо пріятнѣе, если-бъ вы пожаловали къ намъ по какому-нибудь другому случаю, не столько печальному для насъ всѣхъ... Ахъ, его не стало, нашего милаго, веселаго Василія Ивановича... какъ ни отгоняй отъ себя эти тяжелыя мысли...
   

Любовь Николаевна.

   Вы, князь, все таки были счастливѣе насъ: вы были при немъ въ это время.
   

Предводитель.

   Какъ-же-съ!-- наканунѣ кутили вмѣстѣ... Да, грустно, грустно жить на свѣтѣ!..
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   И скажите: такой, говорятъ, здоровый былъ, крѣпкій?
   

Предводитель.

   Непостижимое дѣло! Мы сегодня за завтракомъ съ исправникомъ его поминали... Какъ подумаешь, что наша жизнь!-- былъ и веселъ человѣкъ, и пилъ, и смѣялся,-- и вдругъ... Ужасно все это тяжело...
   

Борисъ.

   А какой человѣкъ-то былъ, ваше сіятельство!
   

Предводитель.

   Да-съ, пріятнаго нрава былъ человѣкъ. Наше общество въ немъ много потеряло...
   

Борисъ.

   Доброта какая была, умъ!
   

Предводитель.

   И не говорите... такъ жаль, такъ жаль, что... да... (Ивану Ивановичу.) Что-же,*ваше превосходительство, духовную изволили вскрыть?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Н-да-съ... вотъ тутъ всѣ сообща прочитали.
   

Предводитель.

   Такъ можно васъ и къ нашему дворянству сопричесть?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Я вамъ, ваше сіятельство, пока ничего не могу сказать... одно я могу сказать: братъ былъ великой души человѣкъ!.
   

Предводитель.

   Ахъ, ваше превосходительство, какъ будто я не знаю. Я вамъ говорю, для насъ для всѣхъ такое горе... такое горе... да.
   

Прогалинова.

   А вотъ видно, ваше сіятельство, богъ-то мало на наше горе смотритъ: хорошихъ-то себѣ беретъ, а дрянь-то вотъ одна и остается.
   

Иванъ Ивановичъ -- перебивая ее.

   Да, уменьшилась наша семья... вотъ вся тутъ, всѣ на лицо... а впрочемъ, нѣтъ виноватъ. есть и еще одно существо!.. дорогое намъ существо... Такъ-то вотъ, ваше сіятельство, богъ-то!-- всегда щедротами своими милостивъ и неистощимъ: однихъ беретъ, другихъ посылаетъ.
   

Предводитель.

   Какъ-съ, ваше превосходительство?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Нѣтъ-съ, нѣтъ., это пускай вамъ будетъ сюрпризомъ!.. подождите, немножко подождите...
   

Борисъ.

   И ждать не придется; вотъ они, кажется, ужъ и пріѣхали.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Въ самомъ дѣлѣ?..

Идетъ къ двери. Дверь отворяется, входитъ сперва Илья и говоритъ въ дверь.

Илья.

   Пожалуйте... ничего... да что вы боитесь?.. Пожалуйте...

Входитъ Катя. Она въ розовомъ ситцевомъ платьѣ и яркомъ платочкѣ на плечахъ. Она дико озирается, движенья ея робки, но порывисты. Родственники сразу окружаютъ ее.

Катя.

   Здрасте-съ... здрасте-съ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Вотъ она!!, ахъ, ты родная моя!!, поцѣлуй-же меня, поцѣлуй старика дядю...

Цѣлуетъ ее.

Любовь Николаевна -- тоже цѣлуетъ ее.

   Милая, милая!!.
   

Валерьянъ Ивановичъ -- тоже.

   Бѣдное дитя...

Все это происходитъ почти единовременно, не давая опомниться Катѣ, которая, совершенно недоумѣвая, отвѣчаетъ на поцѣлуи порывистымъ чмоканьемъ, словно христосуется.

Предводитель -- въ сторонѣ, Борису.

   Кто это?
   

Борисъ,

   Это дочь покойнаго Василія Ивановича.
   

Предводитель.

   Неужели она наслѣдница?
   

Борисъ.

   Не совсѣмъ, ваше сіятельство...

Тоже идетъ къ Катѣ.

Предводитель -- про себя.

   Что-жь это значитъ: не совсѣмъ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какая ты большая, да красивая... и вѣдь на брата похожа, ей богу... и глаза, и носъ совершенно его... Ахъ, ты моя радость!!. (Еще разъ цѣлуетъ ее.) Вотъ, ваше сіятельство, теперь вся семья!.. Позвольте вамъ представить мою родную племянницу, которую самъ богъ послалъ намъ въ утѣшеніе нашему горю.
   

Предводитель.

   Очень пріятно.

Протягиваетъ Катѣ руку, -- она тоже, но неуклюже и недоумѣвая.

Борисъ.

   Позвольте, сестрица, и мнѣ познакомиться...

Хочетъ поцѣловать ея руку, но она не даетъ.

Катя.

   Ахъ, нѣтъ-съ... нѣтъ-съ...
   

Илья.

   Насилу уговорилъ-съ, право... ни за что сюда ѣхать не хотѣли...
   

Любовь Николаевна.

   Ты не хотѣла къ намъ ѣхать, милая?-- отчего?
   

Катя.

   Некогда-съ... у насъ спѣшка такая идетъ-съ: Купчиха Пузатова замужъ выходятъ, такъ мы приданое ей шьемъ-съ. Работы столько навалили-съ, не обери господи.
   

Любовь Николаевна.

   Ты работала, милая?-- ну, теперь ты не будешь работать; ты никогда не будешь работать; ты ничего не будешь дѣлать...
   

Катя.

   Позвольте-съ, мнѣ домой пора.
   

Любовь Николаевна.

   Какъ домой? ты отъ насъ теперь не уйдешь...
   

Катя.

   Позвольте-съ, мнѣ нельзя... меня хозяйка забранятъ.
   

Любовь Николаевна.

   Да полно-же, полно... что ты?
   

Илья.

   Онѣ никакъ въ толкъ не возьмутъ... Катя, хозяйку теперь по шапкѣ.
   

Борисъ.

   Дядюшка, посмотрите, вся дворня собралась у дверей, въ щелку смотритъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Зачѣмъ же въ щелку?... (Громко, обращаясь къ двери.) Отворите двери!-- войдите, войдите всѣ... (На сцену вваливается толпа дворовыхъ.) Вотъ, друзья любезныя, вотъ вамъ представляю: эта барышня... это дочка покойнаго Василія Ивановича... и мы ее принимаемъ въ свою семью, какъ родную...
   

Предводитель.

   Какъ это интересно!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Мы просимъ всѣхъ васъ такъ и смотрѣть на нее, какъ на нашу родную племянницу... и чтобъ вы всегда помнили покойнаго брата, мы рѣшили всѣмъ вамъ на память...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да, мы...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Позволь, Иванъ Ивановичъ, я скажу... Мы вамъ всѣмъ выдадимъ не взачетъ годовое жалованье... Вотъ Илья доставитъ намъ списокъ, кто сколько получалъ при братѣ...
   

Иванъ Ивановичъ -- недовольный.

   Да, да... мы наградимъ... мы наградимъ...
   

Толпа.

   Покорно благодарствуйте, ваше превосходительство!
   

Иванъ Ивановичъ.

   Не насъ благодарите... не насъ... а того, кто теперь, предъ престоломъ Всевышняго, съ небеси на насъ взираетъ... Его благодарите и молитесь за него...
   

Толпа.

   Будемъ молиться, ваше превосходительство.
   

Катя -- высвобождаясь изъ объятій Любови Николаевны.

   Позвольте-съ, позвольте-съ!..

Вдругъ разражается плачемъ.

Родственники -- окружая ее.

   Что съ тобой, что съ тобой, милая?!
   

Предводитель.

   Какъ это интересно!...
   

ВТОРОЕ ДѢЙСТВІЕ.

Красивое мѣсто роскошнаго барскаго сада, съ бесѣдками, аллеями, садовой мебелью и прочимъ.

По открытіи занавѣса, Катя сидитъ слѣва за небольшимъ столикомъ, къ которому привинтила подушку, чтобъ приколоть къ ней работу, и шьетъ. Катя въ лѣтнемъ бѣломъ платьѣ съ полуоткрытымъ лифомъ, съ почти короткими рукавами и въ черномъ передникѣ. Волосы ея заплетены въ двѣ косы. На столикѣ книжка. Рядомъ еще пара стульевъ. Борисъ прохаживается въ глубинѣ съ папиросой во рту. Онъ заглядываетъ за кулисы. Картинка сцены должна быть самая изящная.

Катя.

   Борисъ Андреичъ!
   

Борисъ.

   Что, Катечка?
   

Катя.

   Вы бывали у насъ на свиной горѣ?
   

Борисъ -- подходитъ къ ней и становится за ея спиной.

   Нѣтъ, не бывалъ я у васъ на свиной горѣ.
   

Катя -- продолжая шить.

   Это у насъ самое первое городское гулянье... съ полверсты отъ города будетъ... тамъ роща такая сосновая и купчихи чай пьютъ по воскресеньямъ... (Качнувъ годовой.) Да не троньте вы мои косы, я этакъ шить не могу... Что, бишь, я хотѣла сказать?.. да; про свиную гору... Ономнясь...
   

Борисъ.

   Катечка, вы этого слова не говорите.
   

Катя.

   Какого слова?
   

Борисъ.

   Ономнясь.
   

Катя.

   А что въ немъ худого?
   

Борисъ.

   Ничего худого нѣтъ, только не красиво.... мужицкое слово.
   

Катя.

   А какъ надо сказать?
   

Борисъ.

   Ну, тамъ... въ какой день... въ четвергъ, что-ли, въ пятницу... третьяго дня... намедни...
   

Катя.

   Намедни шелъ попъ къ обѣдни...

Хохочетъ.

Борисъ -- беретъ ее за плечи.

   Ишь, ты шалунья.
   

Катя.

   Ай!.. (Присасывая палецъ.) Вотъ, изъ за-васъ еще палецъ уколола... Оставьте, ничего.
   

Борисъ -- быстро садится противъ нея за столъ.

   Пальчикъ уколола? гдѣ? гдѣ? покажите.

Беретъ черезъ столъ ея руку и разсматриваетъ.

Катя.

   Да ничего...
   

Борисъ.

   Бѣдный пальчикъ, -- уколола... (Ласкаетъ ея руку.) бѣдный.
   

Катя.

   Ну, пустите.
   

Борисъ.

   Какая у васъ, Катечка, ручка хорошенькая.
   

Катя.

   Что за хорошенькая, всѣ пальцы истыканы.
   

Борисъ.

   Это пройдетъ... а вотъ тутъ какая полненькая... Беретъ руку выше кисти.
   

Катя.

   Пустите... Борисъ Андреичъ...
   

Борисъ -- отпуская ея руку.

   Ну, такъ что-же вы мнѣ хотѣли разсказать про вашу свиную гору?
   

Катя.

   Да; такъ... ну пусть по вашему будетъ: намедни... когда это было? да, въ воскресенье... мы всѣ, дѣвушки, туда гулять собрались, и какого мы тамъ офицера видѣли: грудь вся красная и воротникъ золотой. Это что-же, Борисъ Андреичъ, какой-же это офицеръ?.
   

Борисъ.

   Какой нибудь гвардейскій, Катечка.
   

Катя.

   Петербургскій?
   

Борисъ.

   Да.
   

Катя.

   Красиво какъ это у него!
   

Борисъ.

   Хотите, Катечка, и я такимъ офицеромъ буду?
   

Катя.

   Хочу.
   

Борисъ.

   А вы тогда меня будете любить?
   

Катя.

   Я и такъ васъ люблю.
   

Борисъ.

   А кого вы. Катечка, здѣсь больше всѣхъ любите?
   

Катя.

   Кого больше всѣхъ?
   

Борисъ.

   Да, вотъ изъ всѣхъ насъ здѣсь... кого вы больше всѣхъ любите?.!. Вы не конфузьтесь, Катечка; вы видите, вѣдь я вамъ здѣсь самый близкій человѣкъ... говорите такъ, какъ думаете,-- откровенно.
   

Катя.

   Совсѣмъ откровенно сказать?
   

Борисъ.

   Совсѣмъ откровенно.
   

Катя.

   Я кучера Петра очень люблю.
   

Борисъ.

   Глупости какія!..

Опять начинаетъ ходить.

Катя.

   Ахъ, вы его не знаете; это изо всей здѣшней дворни самый хорошій человѣкъ... Я еще маленькой была, такъ онъ меня какъ баловалъ; и на лошадь-то верхомъ посадитъ, и на дрожкахъ-то бѣговыхъ прокатитъ; скоро, скоро, такъ духъ и замретъ... А ужъ добрый какой, привязчивый... вонъ у тятеньки-то всѣ крѣпостные отошли, какъ воля вышла, онъ одинъ остался.
   

Борисъ.

   Опять таки я вамъ сколько разъ говорилъ, Катечка, не надо говорить: "тятенька", надо сказать "папашечка".
   

Катя.

   Не все равно?
   

Борисъ.

   Нѣтъ, "папашечка" лучше.
   

Катя.

   Ну, пусть будетъ "папашечка"... Такъ вотъ онъ какой, Петръ...

Борисъ -- подойдя къ ней и упираясь руками на столъ, такъ что головой нѣсколько наклоненъ къ ней.

   Все вы меня не хотите понять, Катечка.. Вы мнѣ про меня скажите: нравлюсь я вамъ, или нѣтъ?
   

Катя.

   Отчего же нѣтъ, Борисъ Андреичъ? вы мнѣ нравитесь.
   

Борисъ.

   Очень?
   

Катя.

   Очень нравитесь.
   

Борисъ.

   Чѣмъ-же это я вамъ нравлюсь?
   

Катя.

   Что-жь?.. вы мнѣ худа не сдѣлали ничего.
   

Борисъ.

   Только потому?
   

Катя.

   Ну... вы такой простой... невзыскательный... (Борисъ внезапно обнимаетъ ее и жадно цѣлуетъ въ шею. Она, обороняющимъ голосомъ.) Борисъ Андреичъ!.. да Борисъ Андреичъ!!
   

Борисъ.

   Ну что? ну, что сдѣлалось?.. умерла?..
   

Катя -- пройдя рукой по шеѣ.

   Какой вы, право...
   

Борисъ.

   Ну какой?.. какой?
   

Катя.

   Отчего это вы, Борисъ Андреичъ, подивлюсь я на васъ: когда дяденьки соберутся -- такой скромникъ да смиренникъ, а безъ нихъ вольничаете?
   

Борисъ.

   Такъ ужъ пришлось, Катечка.
   

Катя.

   Почему-же такъ?
   

Борисъ.

   Подождите немножко, я вамъ все это растолкую... Пока такъ надо... потому-что... (Въ глубинѣ появляются Иванъ Ивановичъ и Любовь Николаевна. Онъ ихъ тотчасъ замѣчаетъ.) Потому-что... Петербургъ -- это главный городъ Россіи... столица...
   

Катя -- недоумѣвая.

   Что такое?
   

Борисъ.

   Что -- столица? Столица -- это гдѣ царь живетъ.
   

Катя.

   Ну и что-жь?
   

Борисъ.

   Ну, и потому это большой городъ... въ немъ шестьсотъ тысячъ жителей... прекрасные большіе дома, церкви... магазины...
   

Катя.

   А что вы думаете,-- ваши петербургскіе магазины? вы думаете, тамъ лучше шьютъ, чѣмъ здѣсь?.. и нисколько, и не воображайте; только что на фасонъ обращаютъ вниманіе, а прочности никакой нѣтъ... Вонъ у насъ полковница привозила вашу петербургскую работу, такъ вся врозь полѣзла; все надо было перешивать... потому-что тамъ все машиной... у насъ не въ примѣръ лучше сошьютъ...
   

Иванъ Ивановичъ -- который въ это время къ нимъ подошолъ и гладитъ ее по головѣ.

   Такъ, такъ, Катенька, не уступай ему, не уступай...
   

Любовь Николаевна.

   Ахъ, милая!... Ахъ, прелесть ты моя!!.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ну что? довольна-ли ты учителемъ, а?.. не слишкомъ-ли строгъ онъ, смотри? не затормошилъ-ли?
   

Катя -- встала.

   Ничего-съ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Что-же это значитъ -- ничего?
   

Катя.

   Не строги-съ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   То-то... ты, Борисъ, ты не утомляй ее... Знаешь, полегче этакъ, полегче... береги ее...

Отходитъ.

Борисъ.

   Я, дядюшка, такъ и стараюсь...

Идетъ за нимъ.

Любовь Николаевна.

   Ахъ, прелесть, какъ ты хорошо шьешь,-- прекрасно... Какъ это... пріятно... Да я теперь ни къ одной портнихѣ и носу не покажу; ты одна, душечка, меня всю обошьешь... Какая мастерица!.. А здѣсь какъ будетъ?
   

Катя.

   Здѣсь вотъ складочку надо сдѣлать-съ, а тутъ распустить, -- оно и сгладится-съ.
   

Любовь Николаевна.

   Какая мастерица!!. Ни къ одной портнихѣ и носу не покажу...

Разговариваютъ тихо.

Иванъ Ивановичъ -- Борису, продолжая разговоръ.

   Не интересуетъ?
   

Борисъ.

   То есть вотъ рѣшительно ничего; пробовалъ исторіей заниматься, такъ и не слушаетъ. Я ей про Кира, царя персидскаго, разсказываю, а она меня спрашиваетъ, почемъ въ Петербургѣ лимоны продаются. Вижу, наша Катерина Васильевна исторіи не хотятъ -- бросилъ; теперь за географію принялся.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Молода еще... будетъ время...
   

Борисъ.

   Нѣтъ, дядюшка... вы меня извините... я, конечно, какъ сестрицу, ихъ уважаю и никому другому не скажу; а передъ вами что-же скрывать!-- развитія мало!.. очень мало развитія...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ты думаешь?
   

Борисъ.

   Мало... Извините, дядюшка, я буду откровенно говорить... Тоже человѣкъ молодой и со швеями бывалъ знакомъ съ разными... все-таки въ другой видишь этакое желанье -- ну, стишки, что-ли, почитать... или иная ужъ очень письма писать любитъ... а въ этой нѣтъ-съ ничего. Вотъ доброта,-- это можно сказать, сердце у нея доброе...
   

Иванъ Ивановичъ

   А ты ужъ сердце-то разсмотрѣлъ?
   

Борисъ.

   Сейчасъ видно, дядюшка: букашку жалѣетъ, кошечку гладитъ... ну, а на счетъ образованія, -- не дается. Я, дядюшка, даже такъ думаю: или ужъ вамъ хлопотъ съ ней будетъ до безконечности, или вамъ ее какъ-нибудь припрятывать придется отъ людей... потому, дядюшка,-- извините, я вѣдь только вамъ,-- конечно, родственныя чувства -- святое дѣло, а тоже свою единокровную племянницу, да съ такими понятіями и манерами въ люди показывать, какъ будто и стыдно...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Что-жь станешь дѣлать? и припрячемъ.
   

Борисъ.

   Да-съ... потому что, какъ хотите... вотъ хоть-бы напримѣръ, по-французски: теперь любая попова дочь и та говоритъ, въ благородныхъ пансіонахъ даже по англійски учить наровятъ, -- такъ вѣдь это съ младенчества; а Катеринѣ-то Васильевнѣ восемнадцать лѣтъ... какъ ее выучишь?..
   

Иванъ Ивановичъ.

   Трудно...
   

Борисъ.

   Да и выучите,-- все прононсу настоящаго не будетъ. Ну, какъ хотите: она богатая наслѣдница и вдругъ даже по-французски не говоритъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ты смотри, съ богатой-то наслѣдницей не проврись какъ нибудь.
   

Борисъ.

   Что вы, дядюшка, право!?.. Я и мамашечкѣ-то каждый день объ этомъ твержу; -- что мнѣ за корысть?.. Какъ будто я не понимаю, что отъ вашей родственной доброты зависитъ мое счастье... Мнѣ Валерьянъ Ивановичъ обѣщали изъ дядюшкинаго наслѣдства пять тысячъ удѣлить; какъ-же мнѣ вашимъ слугой не быть!?.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да, да... ну, это...
   

Борисъ.

   Мнѣ вѣдь пять тысячъ, дядюшка, на всю жизнь; больше ничего и не надо. потому что: выберутъ меня мировымъ судьей, полторы тысячи жалованья,-- чего-жь мнѣ еще?.. Конечно, вы, дядюшка, на счетъ этихъ денегъ своего согласія не давали, да вѣдь и вы меня не обидите, видя мою преданность...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ну, тамъ -- посмотримъ... посмотримъ...

Хочетъ идти.

Любовь Николаевна.

   Иванъ Ивановичъ, куда-же вы? развѣ вы не пойдете со мной на встрѣчу Валерьяну?
   

Иванъ Ивановичъ.

   На мельницу?-- нѣтъ, ужъ извините, я тамъ три раза былъ... я въ оранжерею иду: у меня давно персикъ намѣченъ...

Уходитъ.

Любовь Николаевна.

   Какъ-же я одна?.. Борисъ Андреичъ, такъ вы со мной...
   

Борисъ.

   Съ восторгомъ, тетушка.
   

Любовь Николаевна.

   Ахъ, какой!.. развѣ можно такъ говорить?.. Да, пойдемте, оставьте мою Катю; не все-же ей учиться, дайте ей немножко отдохнуть... (Катѣ.) Шей, шей, душечка... (Цѣлуетъ ее въ голову.) Мастерица, мастерица!.

Беретъ Бориса подъ руку. Оба уходятъ. Еще они не успѣваютъ уйти со сцены, какъ кусты подлѣ Кати раздвигаются и появляется Яковъ Сушкинъ. Когда они уходятъ, онъ прыгаетъ на сцену.

Катя -- испугавшись.

   Тьфу!!. угорѣлый, перепугалъ меня какъ.
   

Яковъ.

   Ахъ! извините-съ... по своему невѣжеству и по грубости забыли предупредить.
   

Катя.

   Откуда ты взялся?
   

Яковъ.

   Изъ кустовъ-съ... Насъ вѣдь развѣ теперь къ вамъ пущаютъ-съ, всякую чернь и сволочь?.. Сунешься въ двери, -- въ шею, пожалуй, накладутъ; такъ мы, дѣлать нечего, по задворкамъ, черезъ заборъ, по кустамъ, какъ мошенники пробираемся... Позвольте преклониться, Катерина Васильевна...
   

Катя.

   Что ты дурака-то валяешь?
   

Яковъ.

   Все таки по своей грубости и невѣжеству-съ, не по чему другому... такъ какъ изъ канцелярскихъ писцовъ только къ четырнадцатому классу еще готовимся; потому, мы мужики, а вы благородная барышня, -- мы дураки, а вы умныя.
   

Катя.

   Послушай, ты...
   

Яковъ,

   Позвольте, прекрасная Изабелла, не прикасайтесь лучезарной рукой до грязнаго рубища нищаго, который пришелъ къ порогу дней вашихъ...
   

Катя.

   Ну -- пошелъ городить!..
   

Яковъ.

   Нѣтъ -- отчего-же-съ?!. я теперь васъ не иначе считаю, какъ за принцессу...
   

Катя.

   Какъ ты смѣешь мнѣ это говорить?!.
   

Яковъ.

   Принцесса... принцесса. только вотъ пажа нѣтъ съ опахаломъ... позвольте, я буду пажомъ... ахъ, нѣтъ, извините... вамъ, можетъ быть, какой нибудь милордъ въ пажи годится, а я нищій рабъ...
   

Катя.

   Я не желаю ваши насмѣшки слушать, -- понимаете?..
   

Яковъ.

   Какія-жь тутъ насмѣшки? развѣ вы не принцесса?.. дядюшка у васъ генералъ, тятенька вамъ наслѣдство богатѣйшее оставили...
   

Катя.

   Откуда это берется?! какія такія наслѣдства?.. никакихъ наслѣдствовъ нѣтъ...
   

Яковъ.

   Зачѣмъ-же это васъ сюда потребовали?
   

Катя.

   Такъ дяденькѣ угодно было.
   

Яковъ.

   Дяденькѣ угодно? швея понадобилась?.. такъ по крайности своя, не чужая, -- по знакомству дешевле.. Это вы кому роброны-то настрачиваете?.. дорого-ль берете?.. какъ работаете-съ?-- поштучно или подённо нанимаетесь?
   

Катя.

   Господи, сколько ехидства... вотъ ужъ никогда, бы не подумала...
   

Яковъ.

   Ахъ, нѣтъ, понимаю: это за всѣ ихнія благодѣянія вы на нихъ отрабатываете,-- такъ-съ... они васъ пирожнымъ кормятъ,-- такъ за это... барышней одѣли... Какъ очень красиво, боже!-- вамъ идетъ; ей богу, идетъ... ахъ, жаль, что не розовый передникъ...
   

Катя.

   Только эти насмѣшки ты мнѣ и будешь говорить? больше отъ тебя ничего и не услышишь?
   

Яковъ.

   Только эти насмѣшки и больше ничего... потому что-жь мнѣ вамъ еще говорить?-- любви моей вамъ слушать непристойно, какъ вы теперь принцесса; а учености во мнѣ никакой для васъ нѣтъ... Книжекъ этихъ намъ по состоянію долбить не приказано... (Смотритъ на книгу.) Ахъ, боже, скажите! географія... почемъ учителямъ платить изволите?
   

Катя.

   Одно -- что мнѣ или уши зажать, или уйти отъ васъ, вотъ и все.
   

Яковъ.

   Погоди, прекрасная Изабелла, не зови свою вѣрную стражу; успѣютъ мнѣ бока накостылять и безъ твоего приказу...
   

Катя.

   Что ты взъѣлся-то на меня? Что ты лаешься-то?
   

Яковъ.

   По собачьей жизни и лаемся...
   

Катя.

   Чего ты отъ меня хочешь?
   

Яковъ.

   Чего-жь мнѣ отъ тебя теперь хотѣть? Какъ былъ живъ твой тятенька, да гонялъ тебя въ людскую обѣдать съ кучерами да съ судомойками, -- тогда я жениться на тебѣ хотѣлъ; а теперь я ничего и хотѣть не смѣю... Пришелъ свою злобу сорвать, да чтобъ не очень много вы о себѣ задумывали, что молъ безъ васъ не обойдемся, -- и чтобъ знали вы и поняли, что какъ любили вы меня, такъ и я къ вамъ былъ со всей моей привязанностью; а теперь, какъ вы принцесса, и чортъ съ вами...
   

Катя.

   Вотъ еще какъ: ругаться сталъ!
   

Яковъ -- беретъ ее за руку.

   Я, Катерина Павловна...
   

Катя.

   Оставь руку, больно...
   

Яковъ -- швыряетъ руку.

   Я, Катерина Павловна, когда впервые это про слышалъ, что съ вами случилось сперва хотѣлъ, какъ другіе канцелярскіе чиновники, страсть любви показать и ужасти печали: запить хотѣлъ... только потомъ думаю -- отъ этого одному цѣловальнику прибыль, а мнѣ вредъ... Тогда я другой докладъ сочинилъ: хотѣлъ вашимъ дяденькамъ рожу разбить... А пуще всего этому вашему генералу, зачѣмъ онъ на свѣтѣ живетъ, когда ему въ этомъ совсѣмъ надобности нѣтъ... такой-то онъ обтрепанный... Ну, и этотъ докладъ отстранилъ, какъ не пригожій, потому что можно за него въ острогъ попасть...
   

Катя.

   Ты...
   

Яковъ.

   А вотъ и третье наше рѣшенье: чтобъ не подумали вы, что мы въ васъ очень слишкомъ нуждаемся, я другую невѣсту сыскалъ.
   

Катя.

   Хорошо...
   

Яковъ.

   На Марьѣ Никифоровнѣ женюсь, -- кончено...
   

Катя.

   Женись...
   

Яковъ.

   Вамъ, разумѣется, все равно... вы теперь себѣ жениха какого нибудь королевича заморскаго ждете, -- да и намъ вы тоже не нужны-съ... вотъ что.
   

Катя.

   Пускай...
   

Яковъ.

   Прощайте...
   

Катя.

   Прощай... спасибо...
   

Яковъ.

   Не на чемъ-съ...
   

Катя.

   Буду помнить...
   

Яковъ.

   Не за что-съ... Вотъ развѣ, когда дяденьки ваши косы трепать почнутъ, такъ тогда, можетъ быть, вспомните нашу любовь, и какъ при всей нашей бѣдности мы васъ обласкать умѣли... Прощайте-съ...
   

Катя.

   Прощай...
   

Яковъ.

   Принцесса...
   

Катя.

   Не смѣй ты... да, Яшка!!.
   

Яковъ.

   Не иначе...

Раскланиваясь, уходить въ глубину, видимо со сдержанной злобой. Катя тоже разсерженно глядитъ ему вслѣдъ. Въ то-же время изъ первой кулисы справа входить довольно скорымъ шагомъ Иванъ Ивановичъ.

Иванъ Ивановичъ -- строго и сердито.

   Кто это такой?
   

Катя -- смущена.

   Что-съ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Я спрашиваю, кто тутъ былъ съ тобой? кто онъ?
   

Катя.

   Когда-съ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Когда!-- когда!.. пожалуйста, безъ этихъ запирательствъ!.. сейчасъ былъ, -- сейчасъ... я видѣлъ своими глазами...
   

Катя.

   Ахъ, это-съ ушелъ-то?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ну-съ? ну-съ?!
   

Катя.

   Это-съ... чиновникъ одинъ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   И что жъ это онъ: къ тебѣ сюда приходилъ?
   

Катя.

   Они-съ... мой знакомый...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какъ-же ты смѣешь!.. какъ ты смѣешь принимать здѣсь знакомыхъ, не сказавши мнѣ?
   

Катя.

   Я-съ, дяденька...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Дяденька, дяденька!!, если я тебѣ позволилъ называть меня дяденькой, такъ только съ условіемъ, чтобы ты понимала твое теперешнее положеніе. Ты теперь не швея какая нибудь, уличная дѣвчонка,-- ты не нынче завтра барыня и дворянка... и должна пріучаться вести себя, какъ слѣдуетъ... Кто онъ тебѣ, этотъ канцеляристъ?!
   

Катя.

   Знакомые мнѣ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Это ужъ я слышалъ; но какъ?-- близкій знакомый?
   

Катя -- сдерживая слезы.

   Близкіе-съ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Что-жъ онъ, можетъ быть, ухаживалъ за тобой прежде? а?.. ухаживалъ, что-ли? любезничалъ, можетъ-быть?.. да говори-же... (Катя вдругъ разражается плачемъ.) Творецъ милосердый!-- вотъ она женская порода, на все одинъ отвѣтъ.

Входятъ Любовь Николаевна и Валерьянъ Ивановичъ.

Любовь Николаевна -- подходя къ Катѣ.

   Катишь... Катенька, душа моя... что это? вся въ слезахъ?.. Ты плачешь? О чемъ ты плачешь?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да, спросите-ка, спросите... пускай-ка она вамъ скажетъ, о чемъ плачетъ.
   

Любовь Николаевна.

   Иванъ Ивановичъ, что за строгій тонъ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Пускай скажетъ сама... пускай...
   

Любовь Николаевна.

   Ну, скажи, Катя, скажи... да перестань, мой ангелъ; что за ребячество?!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   На что-же, въ самомъ дѣлѣ, Иванъ Ивановичъ, ты такъ разсердился?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Вотъ какъ благодарятъ насъ за нашу ласку и любовь: сейчасъ прихожу сюда и застаю ее въ разговорахъ.. съ кѣмъ-съ?.. Гость къ ней пожаловалъ... старый знакомый, видите-ли, вспомнилъ; понавѣдаться пришелъ,-- писецъ уѣздный!
   

Любовь Николаевна.

   Ахъ, Катя, Катя!
   

Иванъ Ивановичъ.

   Соберите вы тутъ вашу работу, Катерина Васильевна, и отправляйтесь въ горницу... по крайней мѣрѣ, больше на людяхъ будете, такъ станете за собой присматривать.
   

Любовь Николаевна -- Катѣ.

   Ахъ, душа моя, не тяни-же такъ; развѣ ты не видишь, что тутъ приколото булавкой?-- ты разорвешь...

Катя, собравъ работу, уходитъ.

Валерьянъ Ивановичъ.

   Мнѣ тогда-же, братъ Иванъ Ивановичъ, не понравилась вся эта исторія съ племянницей... чуялось, знаешь, что тутъ безъ непріятностей не обойдется.
   

Любовь Николаевна.

   Но скажите, пожалуйста, кто-жь это былъ такой?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Почемъ-же я знаю, сударыня? я тутъ съ ней не жилъ... Чиновникъ какой-то!
   

Любовь Николаевна.

   Вы подслушали ихъ разговоръ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   То-то -- нѣтъ; онъ какъ разъ улизнулъ въ то время, какъ я подходилъ къ нимъ. Я-бы его такъ не выпустилъ.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Ну, а она что говоритъ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Что говоритъ? вы видѣли... Что женщины говорятъ, когда съ ними серьезно хотятъ разговаривать?-- Плачетъ! вотъ и весь разговоръ.
   

Любовь Николаевна.

   Вѣдь передъ этимъ она вамъ что-же нибудь говорила?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Говорила, знакомый... кто-жь ихъ тамъ разберетъ, какой онъ ей знакомый!..
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Плохо, братъ Иванъ Ивановичъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да, слишкомъ ужъ мы много радовались; анъ вотъ Борисъ-то и правъ, что мы еще съ ней намучаемся, да что еще намъ придется ее припрятывать отъ людей.

Борисъ входитъ.

Любовь Николаевна.

   Ахъ, какъ это грустно!
   

Борисъ.

   Что грустно, тетушка?
   

Любовь Николаевна.

   Да вотъ Иванъ Ивановичъ тутъ засталъ какого-то чиновника... приходилъ къ Катѣ въ гости...
   

Борисъ.

   Такъ что-же?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Всего сквернѣе и подозрительнѣе, что онъ сюда къ ней такъ подкрался... Вѣдь еслибъ это былъ обыкновенный знакомый,-- ну, по простотѣ своей сунулся или въ надеждѣ на протекцію что-ли, -- онъ-бы въ домъ пошелъ... вѣдь вонъ третьяго дни, приходилъ-же какой-то кумъ, дьячокъ деревенскій... нѣтъ, этотъ, видно, караулилъ ее, чтобъ видѣть одну и не наткнуться на кого-нибудь изъ насъ; вѣдь чортъ его знаетъ, какія онъ на нее права имѣетъ?! Какъ она тутъ росла, кому извѣстно?
   

Борисъ -- Ивану Ивановичу.

   Извините, дядюшка, что жь вы ее не разспросили?
   

Любовь Николаевна.

   Ахъ, душа, она все плачетъ.
   

Борисъ.

   Вы вѣрно сгоряча-то прикрикнули на нее?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да вѣдь не выдержишь, помилуй.
   

Борисъ.

   Ахъ, дядюшка, ну какъ-же это можно?!. это совсѣмъ не такой характеръ... она робкая такая и забитая, угрозой отъ нея ничего не добьешься,-- тутъ надо было исподволь да лаской, такъ она бы вамъ все сама высказала. Вотъ вы теперь и связали себѣ руки.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Правда, Борисъ, правда... да что-жь дѣлать?!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Однако, нельзя-же это такъ оставлять.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Невозможно... Надо предупредить, чтобъ послѣ чего хуже не вышло; надо узнать, что это за канцеляристъ?
   

Любовь Николаевна.

   Я думаю, опять камердинера спросить Илью; онъ тутъ жилъ.
   

Борисъ.

   Нѣтъ, тетушка, виноватъ; по мнѣ это не годится. Все таки Катерина Васильевна намъ близкая родственница, и лакея впутывать въ это дѣло...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Не годится, не годится, -- вѣрно.
   

Борисъ.

   Дядюшка, если угодно, я ее выспрошу... такъ, сторонкой, какъ будто совсѣмъ о другомъ... я это съумѣю-съ.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Что-же, братъ Иванъ Ивановичъ; вѣдь, пожалуй, что онъ это недурно сдѣлаетъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да, пожалуй...
   

Борисъ -- посмотрѣвъ на часы.

   Вотъ-съ двѣнадцать часовъ; вы извольте идти завтракать и пришлите ее сюда, будто меня звать... Я, знаете, этакъ спрошу; почему дядюшка сердился?.. да такъ, по-маленьку, все и выпытаю... Тутъ зѣвать нельзя-съ; коли у нихъ любовь какая-нибудь, -- не отдавать-же въ самомъ дѣлѣ Катерину Васильевну за какого-нибудь уѣзднаго канцеляриста.
   

Любовь Николаевна.

   Ахъ, это было-бы ужасно!!.
   

Борисъ.

   Ужъ одно то: въ чьи-жь бы руки тогда дядюшкино состояніе пошло?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какая была непростительная глупость со стороны брата Василія сдѣлать эту дѣвчонку единственной наслѣдницей всего состоянія! Ну, обезпечь ее, дай ей тамъ тысячъ десять, пятнадцать,-- это слѣдовало; она ему все-же дочь... но отдать ей все? какъ это глупо!!.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   И на что ей? куда ей и съ деньгами-то дѣваться?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Весь вѣкъ жилъ по дурацки, по дурацки и умеръ... и духовную-то эту вѣрно спьяна какъ-нибудь написалъ; а потомъ, чай, объ ней и думать забылъ...
   

Любовь Николаевна.

   Ну, пойдемте, пойдемте...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Пойдемъ.

Беретъ ее подъ руку и уходить.

Иванъ Ивановичъ.

   Ахъ, какой дуракъ!... какой дуракъ!..

Уходитъ за ними.

Борисъ -- одинъ. Онъ аккуратно и медленно вынимаетъ папиросу и закуриваетъ ее, такъ что даетъ имъ уйти; потомъ задумчиво дѣлаетъ нѣсколько шаговъ взадъ и впередъ.

   Соперникъ?!. не думаю... Катечка наша слишкомъ глупа, чтобъ дѣльно влюбиться... такъ, какой-нибудь миленькій-душечка изъ временъ босоногой юности... чаишко вмѣстѣ попивали, орѣхи щелкали... Онъ ей въ имянины чашку фарфоровую, съ надписью: "праздравляю", она ему въ имянины манишку собственнаго рукодѣлья, -- порядки все извѣстные... Ну, за угломъ, можетъ быть, гдѣ-нибудь поцѣловывались... Ну! дѣло не въ томъ... все это пустяки и прочнаго тутъ ничего не можетъ быть... Посмотримъ...

Садится справа на садовый диванъ.

Входитъ Катя.

   

Катя.

   Пожалуйте, Борисъ Андреичъ.
   

Борисъ.

   Катечка, подите сюда.
   

Катя.

   Дядюшки тамъ дожидаются.
   

Борисъ.

   Подите сюда, сядьте со мной.
   

Катя.

   Браниться станутъ, Борисъ Андреичъ.
   

Борисъ.

   Не бойтесь, не станутъ... они и послали васъ сюда совсѣмъ не для того, чтобъ звать меня... для этого они могли-бы и лакея послать; они васъ послали, Катечка, чтобъ я съ вами могъ поговорить наединѣ; у нихъ былъ со мной такой уговоръ.
   

Катя -- робко подходя.

   О чемъ говорить?
   

Борисъ.

   Садитесь, Катечка не бойтесь меня; я не стану, какъ Иванъ Ивановичъ, орать на васъ, да злиться. Я имъ обѣщалъ васъ кое о чемъ поспросить, только вы можете быть покойны, другъ мой, я имъ ничего не скажу. (Катя садится съ нимъ рядомъ.) Вы давеча меня спрашивали: почему я при нихъ смиренникъ?.. потому, Катечка, что, еслибъ я не былъ смиренникъ, они-бы не позволили мнѣ съ вами разговаривать, вотъ такъ, какъ теперь, одинъ на одинъ... и вамъ-бы, и мнѣ, доставалось, какъ сегодня за этого вашего знакомаго... и остались-бы вы здѣсь совсѣмъ одни, и не съ кѣмъ бы вамъ было слова по душѣ перемолвить... потому что вѣдь вы, чай, сами понимаете, что всѣ они лицемѣрятъ и никто изъ нихъ васъ не любитъ... Что вы на меня такъ испуганно взглянули?
   

Катя.

   Нѣтъ-съ.
   

Борисъ.

   Вамъ нечего пугаться: теперь вы можете со мной всегда говорить прямо и откровенно -- и если кто-нибудь захочетъ васъ обидѣть, я всегда за васъ заступлюсь. Вѣрите вы мнѣ, Катя?
   

Катя.

   Вѣрю, Борисъ Андреичъ.
   

Борисъ.

   Вѣрите вы мнѣ, что я забочусь о васъ? хочу, чтобъ вы были всегда веселы и счастливы? вѣрите, Катя?
   

Катя.

   Я вамъ, Борисъ Андреичъ, вѣрю.
   

Борисъ.

   Ну, если вѣрите, такъ вы меня и слушайте... и мнѣ все говорите, что я буду васъ спрашивать, -- все рѣшительно.
   

Катя.

   А вы не будете дяденькамъ сказывать?
   

Борисъ.

   Ахъ, Катя, до сихъ поръ вы не видите, чтобы мнѣ дороже всѣхъ этихъ дядюшекъ.
   

Катя.

   Ну, спрашивайте, Борисъ Андреичъ, хорошо-съ.
   

Борисъ.

   Скажите, кто это былъ у васъ сегодня?
   

Катя.

   Они служащіе-съ; какъ я въ швеяхъ жила у хозяйки, такъ часто къ намъ хаживали. Фамилью сказать?
   

Борисъ.

   Да, и фамилію.
   

Катя.

   Сушкинъ, Яковъ Дементьичъ.
   

Борисъ.

   Что-жь, вы его позвали, что-ли, или онъ самъ пришелъ?
   

Катя.

   Самъ; въ кустахъ подкрался, я и не знала.
   

Борисъ.

   Чего-же вы плакали, когда васъ дядюшка спрашивалъ?
   

Катя.

   Мнѣ очень страшно стало.
   

Борисъ.

   Чего?
   

Катя.

   Да я и сама не знаю чего, а такъ -- страшно... Вѣдь вотъ какъ-же это объяснить, Борисъ Андреичъ?-- вотъ когда я съ вами говорю -- и ничего, точно какъ съ родственникомъ; а съ ними, такъ...

Не умѣетъ выразиться.

Борисъ -- подсказывая.

   Неловко какъ-то, все будто чего то дурнаго ждешь?
   

Катя

   Вотъ-съ, вотъ, это самое.
   

Борисъ.

   Такъ что хоть-бы сейчасъ опять убѣжала къ хозяйкѣ?
   

Катя.

   Я знаю, Борисъ Андреичъ, я убѣжать теперь не могу-съ; а что-жь, я всегда скажу: у хозяйки мнѣ лучше было... Ѳедосья Захаровна насъ не притѣсняли; да главнымъ дѣломъ, Борисъ Андреичъ, тамъ все больше знаешь, какъ съ собой поступить,-- а тутъ чего-то боишься, все дрожишь.
   

Борисъ.

   Съ непривычки, Катечка.
   

Катя.

   Тоже, прежде никто меня и знать не хотѣлъ, кто я такая; а теперь вонъ и князь, и исправникъ, и господа разные, всѣ со мной разговариваютъ... мнѣ что имъ сказать?-- вѣдь боишься, и такъ только одна непріятность.
   

Борисъ -- который въ это время всталъ и, задумчиво покуривая, отошелъ насколько шаговъ.

   Катя...
   

Катя.

   Борисъ Андреичъ, не пойти-ли? хватятся.
   

Борисъ

   Да полноте-же, Катя... скажите мнѣ по совѣсти: вы любите этого сегодняшняго гостя?
   

Катя.

   А вамъ зачѣмъ?
   

Борисъ.

   Еще говорите, что мнѣ вѣрите!-- значитъ, нужно, если спрашиваю.
   

Катя.

   Онъ, Борисъ Андреичъ, на мнѣ сватался.
   

Борисъ.

   Женихомъ вашимъ былъ?
   

Катя.

   Да-съ...
   

Борисъ.

   И приходилъ вамъ объ этомъ напомнить?
   

Катя.

   Нѣтъ-съ, онъ ругаться приходилъ.
   

Борисъ.

   Ругаться?!.
   

Катя.

   Все этакія насмѣшки... принцессой называлъ.
   

Борисъ.

   Такъ ужъ вы его больше не любите?
   

Катя.

   Хоть-бы любила, Борисъ Андреичъ, такъ что-жь? толку изъ этого все равно никакого не будетъ... Дядюшка его ко мнѣ никогда не допустятъ, и самъ ужъ онъ мнѣ сегодня сказалъ, что на Машѣ женится.
   

Борисъ.

   Вы умница, Катя; вы понимаете, что его теперь надо забыть.
   

Катя.

   Очень онъ меня сегодня обидѣлъ, Борисъ Андреичъ.
   

Борисъ -- съ рѣшимостью бросаетъ папиросу, становится за диванъ и облокачивается на его спинку.

   Катечка...

Беретъ ее за руку.

Катя.

   Нѣтъ, Борисъ Андреичъ, не трогайте меня; право, я такая пугливая стала...
   

Борисъ -- лаская ея руку.

   Катечка, скажите, вѣдь не хуже я вашего чиновника?
   

Катя.

   Вы?..
   

Борисъ.

   Ну да, я?.. чего вы удивляетесь?.. (Опять садится подлѣ нея.) Слушайте меня внимательно Катя, и поймите, что я вамъ буду говорить. Вы видите, что теперь вы должны начать совсѣмъ другую жизнь и забыть все прошлое... У того-ли, у другого-ли дядюшки вы будете жить, все равно, вамъ будетъ скверно, потому-что они оба васъ не любятъ и вы ихъ тоже...
   

Катя.

   Я не смѣю ихъ не любить...
   

Борисъ.

   Передо мной смѣете,-- да я и самъ ихъ терпѣть не могу.. Станутъ они васъ грызть; вы добренькая, боязливая, вы не съумѣете отгрызаться,-- только плакать будете втихомолку да чахнуть... Не смущайтесь, Катя, есть средство васъ спасти... Катечка, я, ей богу, отъ души полюбилъ васъ... самъ не знаю за что, а такъ чуется мнѣ въ васъ что-то такое хорошее, доброе... и лучше я вашего чиновника, всѣмъ лучше: у меня-бы языкъ не повернулся смѣяться надъ вами, да еще теперь, когда вы кругомъ обижены... Хотите, Катя, я на васъ женюсь?
   

Катя.

   Что вы это?..
   

Борисъ.

   Вамъ оно страннымъ кажется, вы еще мало привыкли ко мнѣ; но развѣ вы не видите, что мнѣ всегда такъ пріятно быть съ вами, заботиться о васъ, какъ о дорогомъ ребенкѣ, веселить васъ?!. Катя, у меня душа замираетъ отъ мысли, что эти дяденьки загубятъ васъ... Жалко мнѣ васъ, дружокъ мой,-- и ужъ навѣрно никто васъ такъ не осчастливитъ, какъ я... Согласны вы, Катя?
   

Катя.

   Со мной, Борисъ Андреичъ, точно все это во снѣ дѣлается... Ничего я не понимаю, все такія чудеса...
   

Борисъ.

   Никакихъ чудесъ нѣтъ, только надо быть немножко посмѣлѣе... (Глядя въ кулисы.) Смотрите, они ужъ позавтракали и идутъ сюда. Я сейчасъ объявлю дядюшкѣ, что вы моя невѣста, и...
   

Катя.

   Ахъ, какъ мнѣ страшно, Борисъ Андреичъ!..
   

Борисъ.

   Полно-же, милая, полно... будешь ты моей невѣстой, будешь ты моей женой, такъ я никому не позволю слова грубаго тебѣ сказать; а станешь все бояться, да не рѣшаться, что-жь мнѣ тогда дѣлать?.. тогда я завтра-же уѣду и оставлю тебя дяденькамъ на съѣденье... Нравлюсь я тебѣ, ты сама говорила; весело тебѣ со мной и легко, -- чего-жь тебѣ еще?! Пудъ соли со мной съѣшь, все такбй буду...

Отходитъ отъ нея, потому-что въ это время входитъ Иванъ Ивановичъ, и вскорѣ Валерьянъ Ивановичъ и Любовь Николаевна. Катя встаетъ, но остается на мѣстѣ.

   

Иванъ Ивановичъ.

   Э... э... Борисъ... (Борисъ подходитъ.) Ну что, родной?!.
   

Борисъ.

   Намъ нечего и шептаться, дядюшка: вы напугали Катю и оттого она плакала,-- теперь она и вамъ скажетъ то же, что мнѣ говорила: чиновникъ -- ея прежній знакомый, безъ ея вѣдома къ ней подкрался, и любви тутъ никакой нѣтъ. Вы можете повѣрить намъ обоимъ и вотъ почему: мы оба полюбили другъ друга и сейчасъ Катя дала мнѣ слово быть моей женой.
   

Иванъ Ивановичъ -- который сначала рѣчи глядѣлъ на Бориса, недоумѣвая.

   Твоей же... (Шипящимъ голосомъ.) Мерзавецъ!!
   

Борисъ -- какъ бы не слыша брани.

   Вы словно недовольны этимъ?
   

Иванъ Ивановичъ -- брату, входящему съ женой.

   Идите, идите, скорѣй!! Поздравьте жениха съ невѣстой!
   

Любовь Николаевна.

   Вы женитесь на Катѣ?
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Это невозможно, они родня.
   

Борисъ.

   Какая родня? седьмая вода на киселѣ.
   

Любовь Николаевна -- Катѣ.

   И ты согласна? ты согласилась?
   

Борисъ -- подходя.

   Позвольте, тетушка, она и такъ довольно напугана... (Беретъ Катю подъ руку.) Повтори-же имъ, Катя, что ты согласна.
   

Катя.

   Какъ Борису Андреичу угодно, такъ и я...
   

Борисъ.

   Благословите насъ, дядюшка.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Оставьте меня!

Отходитъ вправо.

Катя.

   Борисъ Андреичъ, позвольте мнѣ уйти.
   

Борисъ -- провожая ее до кулисъ.

   Ступай, Катя, -- ступай, милая... это все тебя взволновало тебѣ хочется остаться одной. Ступай и будь покойна, я свое слово сдержу: тебя никто не обидитъ... (Катя уходитъ, онъ возвращается.) Теперь объяснимся. Я вижу, вамъ не совсѣмъ нравится моя женитьба?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ты ей сказалъ про наслѣдство!..
   

Борисъ.

   За кого-же вы меня считаете? Мнѣ воля покойнаго дядюшки свята. Я ничего ей не сказалъ про наслѣдство.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ты лжешь!
   

Борисъ.

   Дядюшка, -- зачѣмъ эта горячность?.. ни вашимъ лѣтамъ, ни вашему сану оно неприлично...
   

Иванъ Ивановичъ.

   А, къ чорту!!, какія тутъ могутъ быть приличія съ такимъ человѣкомъ, какъ ты?!
   

Борисъ.

   Съ какимъ это, дядюшка?
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Еще онъ-же спрашиваетъ!..
   

Любовь Николаевна.

   Grand Dieu!..
   

Иванъ Ивановичъ.

   Кто могъ подозрѣвать, что въ этомъ скромномъ угодникѣ кроется такая змѣя?.. Онъ, кажется, только объ насъ и думалъ, какъ-бы чѣмъ-нибудь намъ услужить; онъ нашихъ благодѣяній ждалъ... Учить ее, учить, развить ее хотѣлъ... Мы, какъ слѣпые, и вожжи ему въ руки: сдѣлай милость... и въ голову намъ не приходитъ, что завѣщанье брата читано при немъ, что ему стоитъ только предложить руку и сердце этой шлюхѣ и все состояніе покойнаго прибрать въ свои руки!..
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Какъ это низко, Борисъ Андреичъ, какъ это низко!
   

Любовь Николаевна.

   Я думала совсѣмъ иначе объ васъ.
   

Борисъ.

   Не понимаю, господа, какъ у васъ хватаетъ духу говорить такія вещи?! Вы видите во мнѣ какого-то мошенника, который дѣлаетъ пошлую аферу изъ женитьбы,-- но почему-же?.. почему вы не хотите допустить, что я полюбилъ эту бѣдную, обиженную дѣвочку и хочу сдѣлать ее счастливой?.. Вспомните, когда она въ первый разъ пришла къ намъ, какъ вы ей радовались, какія слезы умиленія надъ ней проливали! Развѣ я упрекнулъ васъ тогда? развѣ я говорилъ вамъ, что это не было искреннее чувство радости?.. что вы, въ свою очередь, тогда надѣялись, при помощи Кати, воспользоваться имѣньемъ покойнаго, такъ какъ духовное завѣщаніе дѣлало васъ распорядителями этого имѣнья до ея брака?.. Я не заподозрѣвалъ въ васъ безчестныхъ цѣлей, -- я вѣрилъ вашей радости, вашимъ родственнымъ чувствамъ, вашей родительской любви... я вѣрилъ вамъ... Отчего-же теперь не вѣрите вы мнѣ?..
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ты любишь?!. ты влюбленъ... ха, ха! мнѣ это нравится...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Влюбился въ три минуты, какъ въ романахъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   А не ты-ли мнѣ, полчаса не прошло, бранилъ ее какъ дуру и тупицу безсмысленную?.. не ты-ли говорилъ, что мнѣ стыдно будетъ ее въ люди показать?
   

Борисъ.

   Стало быть, вы не совсѣмъ меня поняли, дядюшка... Я говорилъ, что Катѣ ученье не дается; но я же говорилъ, что у нея прекрасное доброе сердце... Вамъ неловко къ вашимъ знакомымъ вести ее, но не мнѣ къ моимъ. Я, дядюшка, не генералъ, важныхъ знакомствъ у меня нѣтъ, самъ я привыкъ къ тихой трудовой жизни,-- и добрая любящая хозяйка мнѣ нужнѣй свѣтской барыни...
   

Любовь Николаевна.

   Валерьянъ Ивановичъ, да запретите-же ему говорить намъ дерзости!
   

Борисъ.

   Наконецъ, отчего вамъ такъ не нравится моя женитьба? вѣдь рано или поздно Катя должна-же выйти замужъ, -- и развѣ я ужъ такая плохая партія для нея? Что-же васъ сердитъ?.. что я хочу избавить васъ отъ хлопотъ по опекѣ?.. Или, дядюшка, вамъ хотѣлось-бы по возможности отдалить этотъ бракъ... чтобъ и въ самомъ дѣлѣ попользоваться ея состояніемъ? или, можетъ быть, вамъ хотѣлось, чтобъ Катя никогда не вышла замужъ, чтобъ она никогда не получила наслѣдства?.. Нѣтъ, дядюшка, вы вѣрно этого не хотите.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Я васъ прошу...
   

Борисъ.

   Кого же вы ей прочите въ женихи? ужъ въ вашемъ-то кругу труднѣе всего найти человѣка, который полюбилъ бы ее искренно и не за деньги... И во всякомъ случаѣ: кто бы онъ ни былъ этотъ женихъ, ни одинъ не будетъ для васъ тѣмъ, что я. Вотъ вы тутъ меня унижаете, браните, какъ нельзя хуже, вы черните мою святую любовь къ Катѣ... Я могъ-бы не слушать васъ, уйти, -- а я оправдываюсь; я помню ваше родственное участіе, и, что вы хотѣли все-таки мнѣ быть благодѣтелями... Не забуду этого я никогда. Намъ немного нужно, дядюшка; ни я, ни Катя, мы небалованный народъ... Изъ-за чего же намъ ссориться и наши родственныя связи такъ позорить?.. Вѣдь-вы же, дядюшка, говорили, что не грабители мы какіе-нибудь!.. Слава богу, дядюшкинаго наслѣдства на всѣхъ насъ хватитъ, и лучше, чтобъ оно въ нашей семьѣ осталось, чѣмъ постороннему человѣку его отдавать... Подумайте объ этомъ хорошенько и вы сами придете протянуть мнѣ руку примиренія и благословить насъ.

Уходитъ.

Валерьянъ Ивановичъ.

   Вздоръ! этого нельзя допустить!.. Мы можемъ затѣять процессъ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Если, братъ Валерьянъ, господь богъ пустилъ тебя на свѣтъ болваномъ, такъ ужъ лучше-бы ты и совсѣмъ не разсуждалъ... Уменъ, каналья!!.

Уходитъ.

   

ТРЕТЬЕ ДѢЙСТВІЕ.

Богатая зала. Почти вся глубина сцены въ широкихъ венеціанскихъ окнахъ, среди которыхъ отворенная стеклянная дверь. За окнами и дверью видны широкая терраса и садъ. Двери боковыя и проч.

Борисъ -- сидитъ за столомъ и что-то пишетъ карандашемъ въ бумажникѣ; потомъ быстро выходитъ на террасу, озирается и кличетъ.

   Ѳекла!.. Ѳеклуша!.. поищите-ка тамъ гдѣ нибудь Илью Петровича,-- попросите его ко мнѣ... (Опять садится и смотритъ въ бумажникъ.) Удивительно, -- и непріятно, очень непріятно... Пять тысячъ пятьсотъ, двѣ тысячи, двадцать одна тысяча двѣсти... Ну, да что тамъ пересчитывать?! все то же будетъ... цифра подлецъ! какъ ее ни перевертывай, неумолима,-- все та-же остается... (Видитъ вошедшаго Илью.) Илья Петровичъ, пожалуйте сюда. Скажите, пожалуйста... Сядьте, Илья Петровичъ, сядьте. (Илья садится.) Скажите, вы вѣдь тесть лѣтъ при покойномъ дядюшкѣ служили?
   

Илья.

   Шесть лѣтъ-съ.
   

Борисъ.

   Скажите... дядюшка, кажется, жилъ очень широко?
   

Илья.

   Барственно жили-съ,-- какъ слѣдуетъ.
   

Борисъ.

   Да... однако-жь, куда могъ онъ тратить такія суммы?.. Вотъ, напримѣръ, по описи, приложенной къ духовному завѣщанію, значится бумагопрядильная фабрика въ Костромской губерніи... на дѣлѣ оказывается, что, черезъ пять лѣтъ по написаніи завѣщанія, фабрика продана за девяносто пять тысячъ. Это при васъ было?
   

Илья.

   Костромскую фабрику?.. какъ-же-съ, это ужъ при мнѣ-съ.
   

Борисъ.

   Такъ вѣдь девяносто пять тысячъ, Илья Петровичъ,-- девяносто пять!.. куда-же онѣ пошли?
   

Илья.

   А какъ-же, Борисъ Андреичъ; для чего-жь и фабрика была продана?.. вѣдь это въ то время, какъ Василій Ивановичъ помѣщику Серпягину пятьдесятъ три тысячи проиграли въ карты-съ.
   

Борисъ.

   Въ карты проигралъ?
   

Илья.

   Да-съ. Для того вѣдь и продали фабрику, чтобъ расплатиться...
   

Борисъ.

   Вотъ что!! Ну-съ, а остальныя-то сорокъ двѣ тысячи?
   

Илья.

   Это ужъ я вамъ, Борисъ Андреевичъ, сказать не могу. При ихной жизни да безпечности...
   

Борисъ.

   Всѣ кругомъ грѣли руки?-- лѣнивый только не воровалъ?!
   

Илья.

   Это кому нужно воровать, Борисъ Андреичъ; иной ни за какія тыщи грѣха на душу не положитъ...
   

Борисъ -- чрезъ столъ схватывая его на руку.

   Вы, ради бога, Илья Петровичъ, не примите на свой счетъ; я васъ однихъ только и считаю здѣсь честнымъ человѣкомъ, оттого и говорю... Но видите ли, теперь, когда приводятъ въ порядокъ всѣ бумаги и документы покойнаго, оказывается, сравнительно съ духовнымъ завѣщаніемъ, такой недочетъ, что, ей богу, не знаешь, что и подумать..! Ужъ о сю пору двухсотъ тысячъ слишкомъ не хватаетъ,-- вѣдь ихъ надо было куда нибудь истратить?! Ну, пятьдесятъ тамъ, ну, положимъ, семьдесятъ на карты брошено; но вѣдь не всѣ-же двѣсти тысячъ... Вы тутъ постоянно были при немъ, вы должны знать его жизнь... не было-ли у него какихъ сношеній съ кѣмъ нибудь, какихъ нибудь этакихъ сдѣлокъ,-- чтобъ мы могли это разслѣдовать и, можетъ-быть еще что нибудь спасти?.
   

Илья.

   Какія сдѣлки, Борисъ Андреичъ?.. Жили -- тратили, отказу себѣ ни въ чемъ не дѣлали; что въ голову придетъ, сколько-бы ни стоило, а вынь да положь... Хоть-бы вотъ за помѣщицей Башмачковой, за вдовой, волочились... что туда денегъ ушло,-- кто ихъ сочтЕТъ. (Звонокъ подъѣхавшаго экипажа.) Да ей-ли одной?.. И-и господи, боже мой, куда только ихъ деньги не шли?!
   

Борисъ.

   Вгляните-ка, дорогой мой, съ балкона: кто тамъ пріѣхалъ? (Илья идетъ на террасу.) Гм... жили, тратили... куда?.. на вдову Башмачкову да на карты!.. въ глуши деревенской, съ волками да съ медвѣдями, пьяное царство праздновали!..
   

Илья -- возвращаясь.

   Это -- предводитель.
   

Борисъ.

   Такъ встрѣтьте его, Илья Петровичъ, и попросите сюда... (Илья уходитъ.) Да, жили, тратили!-- пользуйся, кто хочетъ!.. Чего-же я-то до сихъ поръ смотрѣлъ?! Имѣть такого дядюшку -- и пріѣхать къ нему, только когда ужъ его въ землю схоронили,-- непростительно!!. Да кто-жь его зналъ?-- все семейныя ссоры, все глупость людская; никто вѣдь и не намекнетъ, что у тебя тутъ золотые пріиски... и вонъ, вишь ты, такъ ихъ попромыли: каждый день наслѣдство такъ и таетъ... запутано... перепутано... (Входитъ предводитель.) А, ваше сіятельство...

Рукопожатіе.

Предводитель.

   Какъ я радъ, Борисъ Андреичъ, что хоть васъ засталъ дома. Я знаю, у васъ сороковой день сегодня и всѣ тамъ на могилѣ...
   

Борисъ.

   Да; мнѣ, къ несчастью, нельзя было... Мы торопимся привести въ порядокъ дѣла покойнаго дядюшки и...
   

Предводитель.

   Да, я самъ... я ужасно жалѣю, что никакъ не могу быть на панихидѣ, но у меня сегодня, какъ на зло, столько дѣла... Вы, пожалуйста, Борисъ Андреичъ, извинитесь за меня передъ его превосходительствомъ, что я не былъ...
   

Борисъ.

   О, помилуйте!..
   

Предводитель.

   Нѣтъ, ей богу, мнѣ самому ужасно хотѣлось быть... хоть, признаюсь вамъ, на меня эта служба всегда очень тяжело дѣйствуетъ... вспоминаешь о покойномъ и такъ становится грустно... тоскливо...
   

Борисъ.

   Совершенно съ вами согласенъ.
   

Предводитель.

   Камнемъ на сердце ложится... но я бы непремѣнно пріѣхалъ на панихиду, еслибъ не дѣла... Пожалуйста, Борисъ Андреичъ, извинитесь за меня...
   

Борисъ.

   Да присядьте-же, князь...
   

Предводитель.

   Нѣтъ, не могу. Я къ вамъ вѣдь только проѣздомъ и на секунду; оттого даже письмо приготовилъ къ Иванъ Ивановичу... Вотъ... вы будьте такъ добры передать его.
   

Борисъ -- беретъ письмо.

   Съ удовольствіемъ.
   

Предводитель -- беретъ Бориса подъ руку.

   Я весьма радъ, mon cher Борисъ Андреичъ, что могъ его передать черезъ васъ; вы предупредите дядюшку... Изволите видѣть, тутъ одно... вѣроятно, нѣсколько непріятное для нихъ извѣстіе.
   

Борисъ.

   Что такое?
   

Предводитель.

   Къ счастью, мы успѣли назначить вашихъ дядюшекъ опекунами, все обошлось однимъ мной, и дѣло еще не получило огласки...
   

Борисъ.

   Какое дѣло, князь?
   

Предводитель.

   Въ дворянскую опеку предъявлено нѣсколько векселей покойнаго Василія Ивановича...
   

Борисъ.

   Векселя!?
   

Предводитель.

   Да, и по правдѣ говоря, на сумму довольно значительную...
   

Борисъ.

   На сумму, князь?..
   

Предводитель.

   Кажется, всего то будетъ... на сто... девяносто тысячъ,-- съ чѣмъ-то; не припомню... и еще одна претензія, тысячъ на двадцать пять, здѣшняго инженеръ-капитана... Тутъ я къ письму приложилъ подробный списокъ.
   

Борисъ -- со сдержаннымъ ужасомъ.

   Эти векселя... вы ихъ видѣли?
   

Предводитель.

   Они у меня.
   

Борисъ.

   А!!
   

Предводитель.

   Это васъ немножко разстроило... Я, признаюсь, я самъ былъ очень пораженъ... Que voulez vous?-- Василь-Иванчъ любилъ пожить... Впрочемъ, вѣдь онъ былъ такъ богатъ, что, конечно, изъ оставшагося наслѣдства...
   

Борисъ.

   О, да, разумѣется... такъ я... передамъ дядюшкѣ...

Входитъ Катя изъ сада. Она въ черномъ шелковомъ платьѣ.

Предводитель.

   Пожалуйста, Борисъ Андреичъ, вы скажите, что я пока держу векселя подъ спудомъ... знаете, чтобы не было разговору... (Замѣтивъ Катю.) А!.. Катерина Васильевна!.. (Рукопожатіе.) Вы вѣрно съ панихиды?..
   

Катя.

   Да-съ.
   

Предводитель.

   А дядюшки?
   

Катя.

   Они пошли къ священнику.
   

Предводитель.

   Вы все хорошѣете... Ну, я тороплюсь, Борисъ Андреичъ, вы меня извините. (Рукопожатіе.) Mademoiselle...

Раскланивается и уходитъ.

Борисъ.

   Вотъ такъ новость!.. Еще лучше!! да ужъ лучше нельзя... стало-быть, все доканалъ покойникъ?.. все, все по послѣдняго гроша!? стало-быть, ничего не оставилъ? (Взглядываетъ на Катю.) Невѣсту!!.
   

Катя.

   Борисъ Андреичъ...
   

Борисъ -- жестко.

   Ну-съ!? что вамъ угодно?
   

Катя.

   Вы сердиты?..
   

Борисъ -- опомнясь, подходитъ къ ней и беретъ ее за руку.

   Нѣтъ, Катя, нѣтъ... что тебѣ?
   

Катя.

   Христа ради, Борисъ Андреичъ, вы со мной такъ не говорите... у меня вѣдь теперь только одинъ вы и есть.
   

Борисъ.

   Ну, ну, что надо?
   

Катя -- смутившись.

   Нѣтъ-съ... я такъ...
   

Борисъ -- про себя.

   Еще, пожалуй, какая нибудь пріятная новость, -- пускай-же лучше сразу, а не сюрпризомъ... (Катѣ.) Не могу я, Катя, всегда быть веселымъ и ласковымъ... Что ты мнѣ хотѣла сказать?
   

Катя.

   Я нарочно къ священнику не пошла-съ, поскорѣй прибѣжала, чтобъ съ вами, Борисъ Андреичъ... Вы бранить не будете?
   

Борисъ.

   Да нѣтъ-же -- господи...
   

Катя.

   Я вѣдь, ей богу-съ, не виновата; а онъ самъ...
   

Борисъ.

   Что такое?
   

Катя.

   Яша... Яковъ Дементьичъ... чиновникъ этотъ знакомый... сегодня утромъ иду по саду, а они меня подстерегаютъ -- и опять шасть изъ-за кустовъ.
   

Борисъ -- ласково беретъ ее за руку.

   А... это... этотъ...
   

Катя.

   Сушкинъ-съ...
   

Борисъ.

   Да... Ну?
   

Катя.

   Прощенья приходилъ просить...
   

Борисъ.

   Ишь-ты какой милый!..
   

Катя.

   Ахъ, они очень добрые-съ... плакалъ...
   

Борисъ -- съ участіемъ.

   Даже плакалъ?
   

Катя.

   Ей богу-съ, такъ жалко было...
   

Борисъ.

   Какъ-же не жалко, вѣдь онъ, чай, любитъ тебя.
   

Катя.

   Ахъ, какъ любитъ, Борисъ Андреичъ,-- я не знаю, и есть-ли на свѣтѣ такая любовь... Это онъ про Машу-то со зла вралъ,-- онъ на ней не женится...
   

Борисъ.

   Скажи, Катя, по совѣсти: вѣдь и ты еще его любишь?.. и больше, чѣмъ меня!!. Нѣтъ, Катя, не лги... ты видишь, я вѣдь не дядюшка Иванъ Ивановичъ, я совсѣмъ не сержусь.
   

Катя.

   Я, Борисъ Андреичъ, не то, что больше; а конечно, я для васъ дура...
   

Борисъ.

   Ты его больше любишь, Катя... зачѣмъ-же ты мнѣ это прямо не сказала?.. зачѣмъ-же ты за меня замужъ идешь?.. Это нехорошо, Катя...
   

Катя.

   Да вѣдь вы сами, Борисъ Андреичъ...
   

Борисъ.

   Я тебя люблю, душа моя, но я не хочу твоего несчастья. Онъ тебѣ милѣй,-- его и бери.
   

Катя -- въ слезахъ.

   Ахъ, Борисъ Андреичъ, какая я глупая... Я ничего не знаю, что съ собой дѣлать...
   

Борисъ -- лаская ее.

   Полно, что за вздоръ, Катя... Чего тутъ плакать? Помолись хорошенько богу,-- господь тебя вразумитъ и наставитъ... и тогда дѣлай такъ, какъ онъ тебѣ на сердце положитъ: скажетъ онъ тебѣ, что съ Яшей ты будешь счастливѣй,-- что-жь дѣлать, иди за Яшу.
   

Катя.

   А дядюшки развѣ позволятъ?
   

Борисъ.

   Какъ-же они могутъ не позволить?
   

Катя.

   Да такъ-же... вѣдь они тутъ и съ исправникомъ и со всѣмъ начальствомъ знакомы-съ. Они запретятъ-съ, такъ ни одинъ попъ вѣнчать не будетъ...
   

Борисъ.

   Нельзя этого сдѣлать, Катя; тебѣ восемнадцать лѣтъ и никто не смѣетъ тебѣ запретить взять мужа, какого хочешь.
   

Катя -- на колѣняхъ.

   А вы, Борисъ Андреичъ, меня простите?..
   

Борисъ -- поднимая ее.

   Катя, что это?.. перестань...
   

Kатя -- вставая.

   Вотъ теперь вы опять такіе ласковые-съ, а то было я испугалась...
   

Борисъ.

   Я получилъ непріятное извѣстіе и это меня разстроило... Гдѣ мамаша?
   

Катя.

   Онѣ тоже пошли къ священнику.
   

Борисъ.

   Когда она вернется, попроси, чтобъ она зашла ко мнѣ, въ мою комнату.
   

Катя.

   Хорошо-съ.
   

Борисъ.

   Да пока не сказывай никому о томъ, что мы тутъ говорили...
   

Катя.

   Я, Борисъ Андреичъ, все, какъ вы мнѣ прикажете...
   

Борисъ -- про себя.

   Ну!.. спасайся, кто какъ можетъ!.. Только-бы мнѣ мамашечку отсюда вытянуть... Какъ-бы?.. прямо сказать, -- разболтаетъ... Да... непріятное извѣстіе... что нибудь случайное... несчастье... воровство, пожаръ... а! пожаръ--это лучше всего.

Уходитъ.

Катя -- закрывъ глаза руками.

   Господи!.. вразуми... вразуми меня, господи!..

На балконѣ появляется Иванъ Ивановичъ, за нимъ Валерьянъ Ивановичъ, подъ руку съ женой, и наконецъ Прогалинова.

Иванъ Ивановичъ.

   Счастливая невѣста!... только и видишь, что плачетъ и плачетъ... (Подходитъ къ Катѣ.) Катя... Катенька... Чего ты испугалась? это мы... Объ чемъ ты плачешь, милая?
   

Катя -- вытирая слезы рукой.

   Нѣтъ, не объ чемъ-съ... такъ-съ...

Иванъ Ивановичъ отходитъ.

Любовь Николаевна.

   Все ты не довѣряешь намъ, мой ангелъ; точно мы тебѣ чужіе...
   

Прогалинова.

   Чужіе и есть... не много она родственной любви-то отъ васъ видѣла; только слова одни. Поцѣлуй меня, душечка, -- поцѣлуй, дочка моя ненаглядная.

Цѣлуетъ Катю.

Любовь Николаевна.

   Я ужъ, Дарья Семеновна, на ваши укоры и обижаться перестала...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Люба, оставь пожалуйста... зачѣмъ ты разговариваешь?..
   

Прогалинова.

   Скажите на милость!-- и разговору съ нами нѣтъ; штрафъ какой назначили!.. А что-жь? самая истина... разсказывать-то вы про любовь умѣете, а чувства въ васъ никакого нѣтъ...
   

Любовь Николаевна.

   Должно-быть, въ вашемъ Борисѣ Андреичѣ много чувства, что онъ въ сороковой день дядюшку не почтилъ, на панихиду и глазъ не показалъ.
   

Прогалинова.

   Онъ, матушка, мужчина; съ него требовать нельзя. Это наша бабья обязанность молиться, да слезы проливать, а у нихъ дѣла... Вы-бы лучше, Любовь Николаевна, чѣмъ осуждать-то, на себя-бы посмотрѣли: близкій человѣкъ такой скончался, а вы и траура надѣть не захотѣли, -- все въ своихъ коричневыхъ шелкахъ ходите...
   

Любовь Николаевна.

   У меня трауръ въ сердцѣ, Дарья Семеновна, въ сердцѣ... плёрезами-то никого не удивишь...
   

Прогалинова.

   То-то сердце-то у васъ, матушка, черное...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Перестанѣте-же, ради бога... Что за споры постоянные!
   

Любовь Николаевна.

   Ахъ, да бѣситъ, Иванъ Ивановичъ... нельзя...
   

Прогалинова.

   И то -- плюнуть лучше.
   

Катя.

   Дарья Семеновна... Борисъ Андреичъ просили: какъ придете, такъ къ нимъ зайти-съ...
   

Прогалинова.

   Что ему?
   

Катя.

   Не знаю-съ... Тутъ князь пріѣзжали-съ, такъ какую-то непріятность получили...
   

Прогалинова.

   Ахъ, господи, что такое?!.

Уходитъ.

Иванъ Ивановичъ.

   Непріятность?
   

Катя.

   Я не знаю, Иванъ Ивановичъ; я тутъ не была-съ.

Хочетъ идти.

Любовь Николаевна.

   Куда-же, Катя?
   

Катя.

   На верхъ-съ... у меня тамъ шитье есть...

Уходитъ.

Любовь Николаевна.

   Она просто насъ избѣгаетъ... она просто насъ знать не хочетъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Зачѣмъ-бы это могъ пріѣзжать предводитель?!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Вѣдь если бъ, что до насъ касалось, Борисъ пришелъ-бы сюда; а онъ мать позвалъ,-- значитъ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ничего не значитъ... Мы съ тобой, любезный Валерьянъ Ивановичъ, такіе олухи передъ нимъ, что...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Я не знаю,-- мнѣ почему-то... мнѣ въ него вѣрится...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какъ тебѣ не вѣриться?-- ты проникъ...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Въ самомъ дѣлѣ... Ну, положимъ состояніе покойнаго брата меньше, чѣмъ мы думали; но и двѣсти тысячъ... куда ему двѣсти тысячъ?.. ты видишь его потребности: не щеголь, не пьетъ, не игрокъ...
   

Любовь Николаевна.

   Да... куритъ, такъ и то какія-то самодѣльныя папиросы...
   

Иванъ Ивановичъ -- махнувъ рукой.

   Эхъ!! никогда вы ничего не поймете... Никто, и ни даже Катя не увидитъ изъ братнинаго наслѣдства ни копѣйки; помяните мое слово. Мнѣ ее жаль... душевно жаль...
   

Любовь Николаевна.

   Скажите, Иванъ Ивановичъ, а какъ по закону: если-бъ теперь Катя... Катя умерла?
   

Иванъ Ивановичъ -- котораго передернуло.

   Христосъ съ вами, Любовь Николаевна, что вы такое говорите?!
   

Любовь Николаевна.

   Ахъ, Иванъ Ивановичъ, -- что-жь вы такъ!.. все можетъ случиться; всѣ умремъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Нельзя, сударыня, шутить этими вещами.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Но неужели-же нѣтъ никакой возможности разстроить этотъ бракъ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Попробуй.
   

Любовь Николаевна.

   Какъ будто ужъ она такъ ужасно влюблена?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ничего не влюблена; а только такъ онъ ее опуталъ да въ руки забралъ, что она къ каждому его свистку прислушивается... Пускай-бы хоть на недѣльку отсюда уѣхалъ, увидѣли-бы, какъ она влюблена.
   

Любовь Николаевна.

   Вы думаете, забыла-бы его?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Никакого, сударыня, нѣтъ въ этомъ сомнѣнія... только вы не безпокойтесь, онъ тоже не дуракъ, своего счастья изъ рукъ не выпуститъ (Входитъ Борисъ.) А какой голосъ пріятный у здѣшняго священника... ровный такой . не изъ басовъ, но за то такъ отчетливо все слышно... каждое слово...
   

Борисъ.

   Дядюшка...
   

Иванъ Ивановичъ.

   А! Борисъ... Скажи, любезный другъ: говорятъ, предводитель какія-то непріятныя вѣсти тебѣ привезъ?
   

Борисъ.

   Да-съ... пожаръ у насъ былъ въ деревнѣ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Вотъ что! и сильный?
   

Борисъ.

   Ничего еще неизвѣстно, дядюшка. Я только телеграмму получилъ; но, по догадкѣ судя, сдается, что много сгорѣло.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какъ-же теперь, голубчикъ?-- есть-ли у васъ тамъ вѣрный человѣкъ?
   

Борисъ.

   Какіе теперь вѣрные люди, дядюшка!?-- спросите вонъ Валерьяна Ивановича, онъ помѣщикъ...
   

Валерьянъ Ивановичъ -- гуляя въ глубинѣ.

   Нѣтъ людей!.. совсѣмъ нѣтъ людей!
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какъ-же, Борисъ, -- вѣдь это, пожалуй, самому придется ѣхать?..
   

Любовь Николаевна.

   Поѣзжайте, Борисъ Андреичъ, поѣзжайте...
   

Иванъ Ивановичъ -- со сдержанной досадой.

   Любовь Николаевна, у Бориса свой разумъ есть... Онъ, сударыня, не ребенокъ, -- и безъ васъ разсудитъ, что ему дѣлать...
   

Борисъ.

   Да, дядюшка; потому-то я и пришелъ съ вами побесѣдовать...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Объ чемъ-съ?
   

Борисъ.

   Дядюшка, -- мы, кажется, знаемъ другъ друга хорошо -- и скрывать намъ наши мысли нечего. Скажите-же мнѣ прямо: вѣдь вы до сихъ поръ не вѣрите, что я искренно люблю Катю?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Если ты непремѣнно хочешь, Борисъ... что-жь? грѣшенъ, грѣшенъ... не вѣрю.
   

Борисъ.

   Не вѣрите и тому, что Катя меня любитъ?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Не вѣрю и этому... Слишкомъ ужъ оно скоро у васъ свертѣлось.
   

Валерьянъ Ивановичъ -- разгуливая.

   Скоренько! скоренько!!.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да и что-же общаго между вами?.. трудно повѣрить.
   

Борисъ.

   А я все-таки хочу вѣрить, дядюшка, что вы Катѣ искренно и отъ души желаете добра.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Благодарю.
   

Борисъ.

   Теперь мнѣ необходимо ѣхать за полторы тысячи верстъ; скажите сами, могу-ли я со спокойной душой уѣхать?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Почему-же?
   

Борисъ.

   Если вы желаете добра Катѣ и притомъ не вѣрите нашей взаимной привязанности,-- ясное дѣло, что безъ меня вы будете стараться отдалить отъ меня Катю...
   

Иванъ Ивановичъ.

   За кого-жь ты меня считаешь?..
   

Борисъ.

   Это дѣлается невольно, дядюшка... Я не хочу сказать, чтобъ вы были способны на какую-нибудь пошлую интригу, сохрани богъ, -- я васъ уважаю, дядюшка: но, когда есть у кого этакое непріязненное чувство, оно незамѣтно проскользнетъ... и потому, скажу вамъ откровенно: когда я сегодня получилъ телеграмму, у меня цѣлая буря поднялась въ головѣ... Съ одной стороны, мнѣ жаль матушку, которая вонъ теперь плачетъ -- убивается по своей усадьбѣ, гдѣ она родилась и выросла; съ другой -- я думалъ: господи!.. чѣмъ я заслужилъ, что на меня чуть-чуть что не какъ на мошенника смотрятъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ну... Борисъ... какъ такъ говорить...
   

Борисъ -- со слезами.

   И за что? за что?-- за то, что я полюбилъ Катю!-- Да развѣ вы-то ее не полюбили?.. По вашему, у ней нѣтъ ничего общаго со мной,-- а съ вами есть?!. Нравится-же вамъ ея милая простота, ея дѣтская наивность, ея безграничная доброта! Отчего-же мнѣ эта доброта и ея преданность не будутъ вдвое нравиться?.. Пріятно-же вамъ видѣть ея свѣжее, хорошенькое личико, ея добродушную улыбку,-- отчегоже мнѣ это не будетъ вдвое пріятнѣе?.. Зачѣмъ, дядюшка, зачѣмъ подозрѣвать непремѣнно подлецовъ вездѣ, гдѣ замѣшаются деньги...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ахъ, Борисъ, мой другъ... не принимай-же... такъ близко къ сердцу...
   

Любовь Николаевна.

   На меня, Борисъ Андреичъ вы жаловаться не можете..
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Иной разъ сорвется съ языка...
   

Борисъ.

   Я-съ рѣшился... Какъ мнѣ это ни было больно, какъ ни было тяжело,-- я рѣшился доказать вамъ, что я честный человѣкъ; но будьте-же и вы ко мнѣ добры и снисходительны... Я серьезно думалъ надъ этимъ шагомъ, дядюшка, и потому не дѣлаю его зря... Я уѣзжаю, я оставляю васъ на полгода... На цѣлые полгода!-- довольно-ли вамъ, чтобъ испытать насъ?! Черезъ полгода я вернусь къ моей Катѣ. Я не прошу васъ оберегать ея нѣжныя чувства ко мнѣ; я прошу только не гнать ихъ, только не стараться отдалить отъ меня Катю... И если, вернувшись, дядюшка, я встрѣчу Катю такой-же любящей и преданной мнѣ, и если я самъ останусь къ ней тотъ-же... неужели вы и тогда все еще будете подозрѣвать меня?!. Я вѣдь не лицемѣрю съ вами, я вѣдь не говорю, что мнѣ эти деньги совсѣмъ не нужны... Царство небесное покойному дядюшкѣ, онъ оставилъ намъ такое состояніе, что мы всѣ можемъ жить покойно и весело; но зачѣмъ станетъ ссорить насъ это наслѣдство?..
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да я... Борисъ... я...
   

Борисъ.

   Еще будь насъ много, -- а то вѣдь ни у васъ нѣтъ дѣтей, ни у дядюшки; отчего-же вы не хотите насъ принять, какъ дѣтей своихъ, и всѣмъ вмѣстѣ составить одну родную любящую семью?.. Ну, теперь вы мнѣ не вѣрите, дядюшка,-- богъ съ вами,-- но чрезъ полгода!?.. Обѣщайте мнѣ, хоть чрезъ полгода, если я останусь все тѣмъ-же, не считать меня негодяемъ...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Я, Борисъ Андреичъ, я только-что брату говорилъ, что мнѣ почему-то въ васъ вѣрится. Я только что спорилъ съ братомъ.
   

Иванъ Ивановичъ -- протягивая руку Борису.

   Я... я, можетъ быть, Борисъ, въ тебѣ и ошибался... Ну, извини меня, если такъ... извини...
   

Борисъ -- цѣлуя его.

   Необыкновеннаго тутъ ничего нѣтъ, дядюшка; эти дьявольскія деньги способны ангеловъ небесныхъ перессорить.
   

Любовь Николаевна -- протягивая Борису руку.

   Благослови васъ богъ! благослови васъ господь!
   

Иванъ Ивановичъ.

   Когда-жь ты, душа моя, ѣдешь?
   

Борисъ.

   Сейчасъ и ѣду, ужъ велѣлъ заложить лошадей... Двѣнадцать верстъ до желѣзной дороги, а чрезъ полтора часа, по росписанію, отъѣзжаетъ поѣздъ.
   

Любовь Николаевна.

   Но какъ-же такъ, вы поѣдете голодные?-- я велю сейчасъ приготовить завтракъ...
   

Борисъ.

   Не надо, тетушка,-- ну что тамъ... кусокъ мяса найдемъ и на станціи.
   

Любовь Николаевна.

   Нѣтъ, нѣтъ, нельзя... вѣдь сейчасъ все будетъ готово...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Да, да, распорядись, Люба... да шампанскаго вели принести, тамъ, кажется, есть еще въ погребѣ; выпьемъ на примиренье и за здоровье жениха и невѣсты.

Любовь Николаевна уходитъ.

Борисъ -- вслѣдъ ей.

   Тетушка, да полноте... Дядюшка, ей-богу, вѣдь некогда.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ты вещи ужъ уложилъ?
   

Борисъ.

   Да-съ... теперь мамашечка укладываетъ... да что намъ укладывать-то?-- всего одинъ чемоданишка на обоихъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какъ-же ты теперь это, въ самомъ дѣлѣ... а?!. Эти пожары у насъ... погибель...
   

Борисъ.

   Да -- вотъ я ѣду ради матушки, а что я тамъ буду дѣлать, я и самъ не знаю.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Не знаете?
   

Борисъ.

   Что-жь я безъ денегъ буду дѣлать!? можетъ быть, у насъ вмѣсто дома-то одна зола осталась . Мнѣ мало-мало надо тысячъ пять гдѣ-нибудь достать на первое время...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Пять тысячъ?
   

Борисъ.

   Ради Христа, дядюшка, вы не подумайте, что я у васъ просить хочу,-- я не за тѣмъ говорю... съ меня и такъ довольно, что меня мошенникомъ считали.
   

Иванъ Ивановичъ.

   

Что ты, право, заладилъ: мошенникъ, мошенникъ!-- никто тебя мошенникомъ не считаетъ.

   Валерьянъ Ивановичъ.
   И отчего-жь не попросить?.. Мы могли-бы, братъ Иванъ Ивановичъ, удѣлить ему пять тысячъ изъ тѣхъ семи, что получены подъ залогъ выигрышныхъ билетовъ покойнаго Василія...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да... но вѣдь, Валерьянъ Ивановичъ, эти деньги должны идти на уплату мелкихъ долговъ покойнаго брата... потомъ всѣхъ этихъ расходовъ -- на похороны, панихиды, поминанья...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Ахъ, господи, какъ будто мы здѣсь еще достать не можемъ!
   

Борисъ.

   Дядюшка, не надо, право...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Если тебѣ такъ жалко, Иванъ Ивановичъ, я готовъ эти деньги взять на себя.
   

Борисъ -- пожимая ему руку.

   Ради бога, дядюшка...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Что это, Борисъ, еще за глупая гордость и щепетильность!-- тебѣ предлагаютъ отъ добраго сердца и нечего тутъ упираться и великодушничать.
   

Борисъ.

   Это не гордость, дядюшка; въ другое время я-бы, ей-богу, самъ попросилъ,-- но при теперешнихъ обстоятельствахъ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Какія тутъ обстоятельства?-- я тебѣ сейчасъ принесу деньги.

Уходитъ. Въ глубинѣ на террасѣ лакеи накрываютъ на столъ, для завтрака.

Борисъ -- цѣлуетъ Валерьяна Ивановича.

   Только, дядюшка, это какъ угодно, хоть брезгливостью назовите, а я безъ росписки не возьму.

Достаетъ чернила и бумагу и садится писать.

Валерьянъ Ивановичъ -- разгуливая.

   Хе, хе... молодое поколѣнье... аккуратность во всемъ... машинныя добродѣтели!..
   

Борисъ.

   На годъ, дядюшка, позволите?.. я раньше года отдать не могу.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Смѣшишь ты меня.
   

Борисъ.

   На ваше имя прикажете, или...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   На имя брата... ему оно нужно...

Борисъ пишетъ. Входитъ Илья.

Илья.

   Лошади готовы.
   

Борисъ.

   Пожалуйста, Илья Петровичъ, сходите наверхъ, попросите Катерину Васильевну сойти сюда.

Илья уходитъ.

Валерьянъ Ивановичъ -- лакеямъ, накрывающимъ на террасѣ.

   Выдвинь столъ-то больше на середину, чтобъ не тѣсниться... да цвѣтовъ на столъ,-- слышишь, цвѣтовъ.
   

Любовь Николаевна -- входя.

   Я велѣла приготовить на террасѣ.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Прекрасно.
   

Борисъ.

   Тетушка, вы извините, а я завтракать не буду ни за что; иначе мы не поспѣемъ къ поѣзду.

Входитъ Иванъ Ивановичъ.

Иванъ Ивановичъ -- подходя къ столу.

   Вотъ тебѣ пять тысячъ... Что это?.. а! росписка. Ну, хорошо... Сочти деньги-то.

Прячетъ росписку въ бумажникъ.

Борисъ -- быстро пересчитываетъ деньги.

   Пять тысячъ, дядюшка.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Вѣрно,-- Ну... (Борисъ хочетъ поцѣловать его, онъ останавливаетъ.) А вотъ, чтобы ты не смѣлъ говорить, что ты уѣхалъ отсюда съ пустыми руками, что и на память ничего не получилъ изъ дядинаго наслѣдства... чтобъ не смѣлъ... вотъ тебѣ часы и цѣпь покойнаго Василія... Вещь солидная, дорогая...

Надѣваетъ на Бориса часы.

Любовь Николаевна.

   Вотъ это мило, Иванъ Ивановичъ... мило, мило, мило!
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да тамъ я еще шубу для тебя отобралъ -- и изъ платья покойнаго, что получше нашлось... я велѣлъ въ узелъ связать и положить въ коляску...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Одобряю, одобряю, Иванъ Ивановичъ.
   

Борисъ -- еще разъ поцѣловавши обоихъ дядюшекъ.

   Вы такъ добры ко мнѣ, что я еще кое о чемъ рѣшаюсь попросить васъ... Сейчасъ придетъ сюда Катя; она ничего не знаетъ о моемъ отъѣздѣ... мнѣбы не хотѣлось ей говорить, что я разстаюсь съ ней надолго... я скажу, что ѣду недѣли на двѣ... успокойте ее безъ меня, дядюшка, -- и не откажитесь передавать ей всѣ мои письма.

Катя входитъ.

Иванъ Ивановичъ.

   Хорошо, хорошо...
   

Любовь Николаевна -- тихо Борису.

   Она здѣсь.
   

Борисъ -- оборачиваясь.

   Катя!.. (Выводитъ ее на аван-сцену.) Я уѣзжаю отсюда.
   

Kатя -- испуганно.

   Вы уѣзжаете?
   

Борисъ.

   Позвольте, дядюшка, мнѣ съ ней поговорить наединѣ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Ну, ну, мы не мѣшаемъ.

Всѣ трое отходятъ въ глубину.

Борисъ.

   Не надолго, Катя, не бойся; всего недѣли на двѣ... Къ тому-же я говорилъ съ ними о тебѣ, и они теперь къ тебѣ добрѣе.
   

Катя.

   Я здѣсь безъ васъ, Борисъ Андреичъ, какъ безъ рукъ.
   

Борисъ.

   А если станутъ браниться или какъ-нибудь строго выговаривать, будь смѣлѣе, Катя, ничего они тебѣ сдѣлать не могутъ; уйди къ своей хозяйкѣ и разговору конецъ.
   

Катя.

   Все-жь таки, Борисъ Андреичъ, вы пріѣзжайте.
   

Борисъ.

   Я пріѣду,-- черезъ двѣ недѣли пріѣду.
   

Катя.

   Потому, я безъ васъ ничего этого сдѣлать не съумѣю.
   

Борисъ.

   Пріѣду, пріѣду... Ну, прощай.
   

Катя.

   Прощайте, Борисъ Андреичъ, господь васъ сохрани.

Цѣлуются.

Любовь Николаевна.

   Нѣтъ, какъ хотите, она влюблена въ него.
   

Прогалинова -- входя.

   Ну, радуйтесь... ѣдемъ... посѣтилъ богъ: погорѣли... вамъ тутъ безъ насъ теперь просторно будетъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Хоть-бы вы, Дарья Семеновна, съ сына примѣръ брали, чѣмъ такъ-то все...
   

Любовь Николаевна.

   Ахъ, какая вы съ нимъ разница: у него на языкѣ только любовь да миръ, а у васъ ядъ, одинъ ядъ.
   

Прогалинова.

   Мало, значитъ, еще обманывали его, оттого и любовь.
   

Борисъ.

   Ну, поѣдемте, поѣдемте, мамашечка.
   

Любовь Николаевна.

   А завтракъ?.. вѣдь сейчасъ подаютъ, сію секунду.
   

Борисъ.

   Нѣтъ, нѣтъ,-- простите, тетушка; того гляди, поѣздъ прозѣваемъ... Прощайте.

Цѣлуется со всѣми.

Прогалинова -- цѣлуя Ивана Ивановича.

   Прощайте, братецъ, ваше превосходительство; поминайте меня, когда будете моимъ серебромъ кушать.
   

Иванъ Ивановичъ -- Съ досадой.

   Дайте намъ, Дарья Семеновна, хоть разобраться, хоть въ порядокъ дѣла брата привести,-- я вамъ свои собственныя ложки подарю.
   

Борисъ.

   Мамашечка, садитесь въ коляску... До свиданья, Катя.

Еще разъ цѣлуетъ ее. Всѣ уходятъ. На террасѣ лакей уставляетъ цвѣты на столъ. Второй лакей вноситъ блюдо, прикрытое колпакомъ.

2-й лакей.

   Куда это ты цвѣтовъ-то наставилъ?
   

1-й лакей.

   Не трожь. Такъ Валерьянъ Ивановичъ приказали.
   

2-й лакей.

   Когда-жь они ѣсть-то будутъ,-- всѣ ушли.
   

1-й лакей.

   Сейчасъ, чай, придутъ... Это что?
   

2-й лакей.

   Сыръ.
   

1-й лакей.

   Ступай, тащи коклетки, а я за шампанскимъ схожу.

За сценой звонокъ отъѣзжающаго экипажа. Оба лакея уходятъ. Иванъ Ивановичъ, Валерьянъ Ивановичъ и Любовь Николаевна возвращаются.

Любовь Николаевна.

   Чему я рада, такъ что эта старая уѣхала... такъ она груба, такъ непріятна...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Ну, братъ Иванъ Ивановичъ, теперь мы, кажется, можемъ дѣйствовать посвободнѣе... контроль этотъ, значитъ, отъѣхалъ и...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Не понимаю, Валерьянъ, какая это у тебя охота все пустяки болтать... Кому нужны эти твои разговоры?
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Я тоже тебя, Иванъ Ивановичъ, не понимаю; ничѣмъ тебѣ не угодишь,-- что ни скажи.
   

Любовь Николаевна.

   Но, какъ кстати случился этотъ пожаръ... Богъ съ ними, грѣхъ радоваться чужому несчастью, и я жалѣю Бориса... но все таки, какъ это кстати.
   

Илья -- входитъ и подаетъ письмо Ивану Ивановичу.

   Вашему превосходительству Борисъ Андреичъ приказали отдать.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Борисъ?
   

Илья.

   Они только что отъѣхали-съ, какъ вспомнили, остановили кучера, подозвали казачка и велѣли вамъ передать... "Извинись, говорятъ, передъ дядюшкой, совсѣмъ было позабылъ".
   

Иванъ Ивановичъ -- надѣваетъ очки. Глядя на конвертъ.

   Письмо отъ предводителя... (Распечатываетъ, быстро пробѣгаетъ письмо и приходитъ въ ужасъ.) Что?!. Что?!. (Вглядывается.) Не можетъ быть!..
   

Любовь Николаевна.

   Что князь пишетъ?
   

Иванъ Ивановичъ -- заносчиво.

   Позвольте, Любовь Николаевна, оставьте меня въ покоѣ... (Подходя къ Ильѣ.) Вамъ-съ еще что нужно?

Илья-подавая бумагу

   Списокъ приказали приготовить, ваше превосходительство, кто изъ служащихъ какое жалованье получали...
   

Иванъ Ивановичъ -- взявъ бумагу.

   Жалованье?
   

Илья.

   Да-съ; какъ Валерьянъ Ивановичъ обѣщали всѣмъ не взачетъ годовое жалованье на память покойнаго барина...
   

Иванъ Ивановичъ -- со сдержаной злобой и отчаяніемъ.

   Еще что?
   

Илья.

   Больше ничего-съ.
   

Иванъ Ивановичъ -- почти падая въ кресло.

   Ступайте.

Илья уходитъ.

Валерьянъ Ивановичъ.

   Что тамъ такое?
   

Иванъ Ивановичъ -- кидая ему письмо.

   Прочти!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Зачѣмъ-же такъ бросать?!
   

Иванъ Ивановичъ.

   Прочти, прочти.
   

Любовь Николаевна.

   Громко, Валерьянъ, громко.
   

Валерьянъ Ивановичъ -- читаетъ.

   "Ваше превосходительство, мнѣ весьма горько, что я долженъ сообщить вамъ нѣсколько непріятную для васъ новость"... Какъ красиво пишетъ нашъ предводитель!
   

Любовь Николаевна.

   Валерьянъ, да пожалуйста!..
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   "новость... Вслѣдствіе утвержденія вашего превосходительства опекуномъ имѣнія покойнаго вашего брата, въ дворянскую опеку предъявлены разными лицами векселя покойнаго Василія Ивановича, на сумму сто девяносто шесть тысячъ восемьсотъ тридцать два рубля двадцать семь копѣекъ... и претензія инженеръ-капитана Бабулина на сумму двадцать пять тысячъ триста двадцать одинъ рубль шесть копѣекъ, за проложеніе въ имѣніи вашего братца дренажныхъ трубъ для осушенія почвы..."
   

Иванъ Ивановичъ.

   Довольно! остальное пустяки..
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Это непріятно.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Непріятно! господи, чѣмъ прогнѣвилъ тебя этотъ человѣкъ, что ты лишилъ его всякаго здраваго смысла?!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Иванъ Ивановичъ!
   

Иванъ Ивановичъ -- выходя изъ себя.

   Непріятно! Да развѣ можно такъ хладнокровно говорить? Развѣ ты не знаешь, что мы всего наслѣдства едва насчитываемъ двѣсти тысячъ, а тутъ векселей больше, чѣмъ на двѣсти?.. Не понимаешь, что, стало быть, послѣ брата ничего не осталось?-- ничего, ничего, кромѣ долговъ!! Рыжая кобыла подохнетъ, такъ та хоть шкуру послѣ себя оставитъ, а тутъ и того нѣтъ!..
   

Любовь Николаевна.

   А, mon dieu! mon dieu!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Непріятно.
   

Иванѣ Ивановичъ.

   Всегда считалъ Василія негодяемъ, бѣшенымъ расточителемъ; но чтобъ онъ четыреста тысячъ въ девять лѣтъ ухлопалъ,-- это слишкомъ!.. (Глянувъ на письмо.) Хозяйствомъ занимался, дренажныя трубы прокладывалъ, болото осушалъ! о, ослиное распоряженіе!-- мало у него земли было? мало поля? негдѣ было сѣять?-- непремѣнно болото понадобилось!.. Чтобы ему ужъ лучше Каспійское море осушить, а то вѣдь тѣсно у насъ тутъ, въ Россіи, на нашихъ-то степяхъ!!
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   А другая-то бумага что?
   

Иванъ Ивановичъ.

   Это другаго мудреца распоряженіе, Валерьяна Ивановича... Изволили всѣмъ лакеямъ годовое жалованье обѣщать... Ну-съ, откуда мы его теперь возьмемъ?
   

Любовь Николаевна.

   Иванъ Ивановичъ, я захвораю... Иванъ Ивановичъ, послушайте, я захвораю.
   

Иванъ Ивановичъ -- вспомнивъ съ ужасомъ.

   Господи! еще пять тысячъ Борису! (Валерьяну Ивановичу.) Все твое дѣло!-- спасибо.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Вѣдь это значитъ, онъ насъ надулъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Боже милосердый!.. просвѣтленіе посылаешь, просвѣтленіе,-- что-то понимать начинаетъ.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Сейчасъ послать за нимъ, воротить его.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Такъ онъ и вернулся; вѣдь у него не ваша голова. Ну-съ, вы ручались за эти пять тысячъ,-- не угодно-ли вамъ ихъ заплатить!?
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Я готовъ, съ удовольствіемъ... только у меня нѣтъ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Наградилъ меня господь братцами!-- пять тысячъ, пять тысячъ своими руками отдалъ... Да нѣтъ, еще часы... часы, на память отъ богача покойника... шубу! бери только, голубчикъ,-- лучшую выбралъ!.. (Входитъ Катя.) А! вотъ еще дорогое наслѣдье-то. Поди сюда. (Катя подходитъ.) При тебѣ былъ предводитель?
   

Катя.

   При мнѣ-съ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   При тебѣ онъ отдалъ письмо Борису?
   

Катя.

   Нѣтъ-съ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Лжешь!
   

Катя.

   Я пришла, они вмѣстѣ были-съ, разговаривали...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Лжешь! Ты знала, что было письмо... онъ тебѣ не велѣлъ говорить; ты скрыла...
   

Катя.

   Ей богу-съ...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Да что я тебя спрашиваю, куда тебѣ лгать! Вся въ отца дура... Нѣтъ, нѣтъ, не надо горячиться... этимъ не выпутаешься...

Садится за столъ и внимательно углубляется въ чтеніе бумагъ.

Любовь Николаевна.

   Хороша, хороша... продала дядей-то, продала!..
   

Катя.

   Я-съ, право-съ...
   

Любовь Николаевна.

   И кому продала? за что?!. ты вѣдь думаешь, что Борисъ и въ самомъ дѣлѣ влюбленъ въ тебя, что ты его обворожила?.. Чѣмъ это? красотой, что-ли, своей мужицкой, или умомъ?.. Успокойся, моя милая, Борисъ тебя обманывалъ, какъ и насъ... никогда, онъ на тебѣ не женится,-- никогда, никогда!.. Слышишь-ли: никогда!
   

Любовь Николаевна.

   Плачетъ, плачетъ!-- только и умѣетъ.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Оставь, Люба; что ты...
   

Катя.

   Дяденька, миленькій! тетенька! ради Христа, позвольте мнѣ-съ, сдѣлайте божескую милость: отпустите меня въ городъ къ хозяйкѣ.

Въ слезахъ падаетъ къ ногамъ Любовь Николаевны и хочетъ поцѣловать ея руки, которыя эта не даетъ.

   

Любовь Николаевна.

   Сдѣлай милость, хоть на всѣ четыре стороны... Кто тебя держитъ?..
   

Катя -- быстро встаетъ и вытираетъ ладонью глаза.

   Благодарствуйте-съ, благодарствуйте-съ... Прощайте!

Уходитъ мелкими шажками.

Валерьянъ Ивановичъ -- къ женѣ.

   Ей-бы все таки тоже надо было-бы дать что-нибудь на память отъ отца... какой-нибудь этакій прес-папье... или что-нибудь не дорогое... все таки отецъ-же...
   

Иванъ Ивановичъ -- про себя.

   Другаго средства нѣтъ: надо эти пять тысячъ какъ-нибудь разложить на мелкіе расходы, а потомъ отказаться отъ опекунства... Пускай тамъ предводитель распоряжается... и...
   

Илья -- входя.

   Ваше превосходительство, барышня уйти хотятъ,-- опять къ себѣ въ городъ, къ хозяйкѣ.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Что?
   

Илья.

   Катерина Васильевна-съ пошли свой узелокъ связывать; опять, говорятъ, къ хозяйкѣ ворочаются...
   

Иванъ Ивановичъ.

   Что дѣлать, Илья Петровичъ, что дѣлать?-- волка какъ ни корми, онъ все въ лѣсъ смотритъ... Вотъ какъ вашъ покойный Василій Ивановичъ-то позаботился объ дочкѣ, вотъ какъ онъ ее воспиталъ; на всю семью срамъ, всѣхъ насъ опозорила... Кажется, и заботились объ ней, какъ родную дочь, приняли; не хочетъ, воли той нѣтъ, -- что будешь дѣлать?.. Велите заложить дрожки, свезите ее назадъ къ хозяйкѣ.

Между тѣмъ одинъ лакей поставилъ на террасѣ большое блюдо подъ колпакомъ, другой бутылку шампанскаго въ серебряной вазѣ.

1-й лакей -- войдя на сцену.

   Ваше превосходительство, завтракъ поданъ. Шампанское сейчасъ прикажете откупоривать?
   

Иванъ Ивановичъ -- указывая на брата.

   Да вонъ гастрономъ-то!-- у него спросите... Онъ чему-то тамъ обрадовался... онъ вѣдь любитъ все это какъ-нибудь особенно, какъ-нибудь съ торжествомъ...
   

Валерьянъ Ивановичъ -- раздраженно.

   Братъ, Иванъ Ивановичъ!
   

Иванъ Ивановичъ.

   Поди сюда. (Валерьянъ Ивановичъ подходитъ.) Ты твоимъ глупымъ барствомъ впуталъ насъ обоихъ въ расходъ. Я какъ-нибудь это устрою, и эти деньги погашу; такъ ради бога, ты не суйся говорить ни слова и мнѣ не мѣшай...
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Дѣлай, какъ знаешь, Иванъ Ивановичъ; я тебѣ предоставилъ полную свободу.
   

Иванъ Ивановичъ.

   Потомъ мы оба откажемся отъ опеки и уѣдемъ отсюда... Но, Валерьянъ Ивановичъ, съ той минуты, какъ мы сядемъ съ тобой въ вагонъ, забудь на вѣки вѣковъ, что есть у тебя братъ Иванъ... я на улицѣ тебя встрѣчу, на другую сторону перейду; потому что свяжись только съ тобой, такъ еще, чего добраго, въ Сибирь угодишь.
   

Валерьянъ Ивановичъ.

   Я, Иванъ Ивановичъ, съ перваго-же разу не вѣрилъ твоему примиренію.

Отходитъ влѣво.

Иванъ Ивановичъ -- про себя.

   Безмозглый!.. безмозглый!..

Тихо уходитъ направо.

Любовь Николаевна -- сидя на диванѣ.

   Иванъ Ивановичъ! Иванъ Ивановичъ! я захвораю.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru