Кукольник Нестор Васильевич
Доменикино

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драматическая фантазия, в стихах.
    Часть первая. Доменикино в Риме.

СОЧИНЕНІЯ
НЕСТОРА КУКОЛЬНИКА.

Сочиненія драматическія.
II

Печатано въ типографіи И. Фишона.
1852.

ДОМЕНИКИНО,
ДРАМАТИЧЕСКАЯ ФАНТАЗІЯ, ВЪ СТИХАХЪ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Доменикино въ Римѣ.

  

ДОМЕНИКИНО

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   КАРДИНАЛЪ ПЕРЕТТИ, протекторъ церкви Святаго Андрея della Valle.
   ПРІОРЪ той же церкви.
   ДОНЪ ГРИМАЛЬДИ, посолъ Неаполитанскаго правителя.
   КАРАЧЧИ, АННИБАЛЪ, АНТОНІО КАРАЧЧИ, ГВИДО РЕНИ, ФР. АЛЬБАНИ, НИКОЛАЙ ПУССЕНЪ, ДОМЕНИКО ФЕТИ, ПІЕДРО БЕРЕТИНИ-ДА-КОРТОНА, ФР. БАРБІЕРИ, ГВЕРЧИНО, ФР. ПЕРІЕРО, Художники.
   ДЖОВАНИ ДОМЕНИКО ЗАМПІЕРИ, прозванный ДОМЕНИКИНО художникъ.
   ЧЕЧИЛІЯ, жена его.
   АНТОНІО, КІАРА, его дѣти.
   ЛОРЕНЦО, его племянникъ.
   ФРАНЧЕСКО ЛАНФРАНКО, художникъ.
   КІАРА, жена его.
   ГВАЛЬДИ, художникъ.
   АНТОНІЯ, жена Гвальди, двоюродная сестра Кіары.
   МОНАХЪ, ключарь въ церки San Gregorio in Monte Celio.
   МОНАХЪ, ключарь церкви di San Girolamo della Carita.
   АЛЛЕГРИ, пѣвчій папской капеллы.
   РИМЛЯНКА,
   СЫНЪ ея.
   НЕИЗВѢСТНЫЙ.
   Гости на свадьбѣ, народъ.
  

АКТЪ ПЕРВЫЙ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Паперть церкви San Gregorio in Monte Celio. Солнце восходитъ.

ДОМЕНИКИНО ЗАМПІЕРИ и МОНАХЪ КЛЮЧАРЬ.

   МОНАХЪ. Ого! Ты здѣсь уже, съ восходомъ солнца.
   ЗАМПІЕРИ. Съ полуночи я жду людей и солнца.
             Сегодня освящается притворъ,
             А тамъ моя работа.
   МОНАХЪ.           Гвидо Рени
             Не приходилъ еще? Его работа
             Понравится; онъ въ славѣ; но и ты
             Похвастать можешь "Муками Андрея..."
   ЗАМПІЕРИ. Похвастать!
   МОНАХЪ. Да, отличная картина!
             Что за нее тебѣ назначилъ пріоръ?
   ЗАМПІЕРИ. Я по условью тяжкому работалъ.
             Художники сегодня соберутся
             Оцѣнятъ украшенья и картину;
             По ихъ суду произведутъ уплату.
             Я долженъ былъ на это согласиться,
             По бѣдности. Дешевую награду
             Готовятъ мнѣ художники; я знаю,
             Но что же дѣлать? Злоба цѣнитъ ложно.
             Богъ съ ними!
   МОНАХЪ.           Прежде времени мой другъ
             Ты не ропщи. Достоинство труда
             Скрыть не легко... Народъ зашевелился,
             Мнѣ надо церковь отпирать. Прости!

-----

ДОМЕНИКИНО, и толпа народа, постепенно прибывающая, проходитъ въ церковь.

   ЗАМПІЕРИ. Идутъ, бѣгутъ! Во всякомъ человѣкѣ
             Я вижу моего судью; безстрашно
             Жду приговора. Я трудился честно!
   НАРОДЪ. Открыта церковь?-- Нѣтъ еще.-- Открыта!
             Вотъ кардиналъ пріѣхалъ.-- Вотъ Караччи!
             Вольнаго пронесли въ носилкахъ.-- Слышишь,
             Органы заиграли...-- Литургія.--
             Скорѣй, скорѣй, а то стѣснятъ насъ!-- Что же
             Тамъ новаго?-- Картина Гвидо Рени.--
             И только?-- Только! Прочія картины
             Не важныхъ мастеровъ.
   ЗАМПІЕРИ. О Боже, Боже!
             Я этого никакъ не ожидалъ;
             Мой приговоръ давно ужъ приготовленъ.
   ВЪ НАРОДѢ. А все изъ скупости! Такую церковь
             Посредственнымъ художникамъ даютъ
             Расписывать и украшать, чтобъ меньше
             Платить имъ за труды!..
   ЗАМПІЕРИ.                     Судьба Зампіери --
             Посредственность! О, стоитъ ли страдать,
             Любить неблагодарное искуство?
             Я -- чернь между художниками!
   ВЪ НАРОДѢ.                               Жарко.
             Боюсь не простудиться-бъ въ церкви.-- Что ты?
             Тамъ Гвидо Рени есть, онъ насъ согрѣетъ."
             Одна картина?-- То-то и досадно!
             У насъ теперь такія чудеса,
             За старостью Караччи, стали рѣдки.
   ЗАМПІЕРИ. Слѣпые судьи! я прощаю вамъ.
             Но ты, пристрастная столица славы,
             Ты моего присутствія не стоишь!
             Я жаждалъ чистой славы отъ тебя,
             А не вѣнца однихъ предубѣжденій.
             Прости! Твой судъ -- ребяческій урокъ,
             Затверженный съ учительской тетради! (уходитъ).

-----

ЛАНФРАНКО, АНТОНІО КАРАЧЧИ и нѣсколько молодыхъ художниковъ; ГВИДО РЕНИ, АЛЬБАНИ съ нѣкоторыми; НИКОЛАЙ ПУССЕНЪ, особнякомъ; народъ болѣе и болѣе прибываетъ въ церковь.

   ЛАНФРАНКО. Ручаюсь, что "Мученія Андрея"
             Не лучше прежнихъ подвиговъ Зампіери.
             Я удивляюсь Аннибалу. Люди
             Не слѣпы. Вкусъ одинъ. Уже не мало
             Напачкалъ онъ по милости Караччи!
             Не стыдно ли такому живописцу,
             Главѣ художниковъ италіянскихъ,
             О комъ гремитъ стоустая молва,
             Какъ о владыкѣ нашего искуства,
             Быть покровителемъ -- кого жъ?-- Зампіери.
   АНТОНІО. Неужели ты думаешь, Ланфранко,
             Что эти похвалы не шутка!
   ЛАНФРАНКО.                     Шутка!
             Но эта шутка многимъ стоитъ денегъ.
             Вотъ и теперь опять работы въ церкви,
             Всѣ внутреннія украшенья, фреску
             Огромную, ему же поручили!
             Увидите, какъ вяло, какъ ничтожно
             Исполнилъ онъ предметъ великолѣпный...
   ПУССЕНЪ. Такъ вы ужъ видѣли картину?
   ЛАНФРАНКО.                                         Нѣтъ.
             Но я давно уже Зампіери знаю
             И снова мнѣ его не узнавать;
             И нечего, признаться, узнавать!
             Мнѣ больно за искуство; скоро дѣти
             Весь Римъ раскрасятъ дѣтскими руками,
             А мы, изъ снисхожденія, изъ шутки,
             Ихъ пестрымъ пятнамъ будемъ удивляться.
   АЛЬБАНИ. Оставь въ покоѣ бѣднаго Зампіери,
             Онъ хлѣба у тебя не отнимаетъ;
             Пускай себѣ онъ пишетъ какъ умѣетъ;
             А ты пиши свое!
   ГВИДО РЕНИ.           Искуство честно!
             Его плохой художникъ не уронитъ,
             Но уронить себя художникъ можетъ,
             Когда посредственность его тревожитъ.
   АНТОНІО. Нравоученіе! Ему пріятно
             Соперникомъ имѣть Доменикина.
             Надъ безталаннымъ не трудна побѣда!
   ЛАНФРАНКО, (тихо).
             Оставь его, Антоніо! Онъ -- щеголь,
             Не только въ шутовскомъ своемъ нарядѣ,
             Но и въ рѣчахъ.
   АНТОНІО. Насильно остроуменъ!
   ЛАНФ: Мы здѣсь не для публичныхъ словопреніи;
             Насъ позвали на судъ.
   АНТОНІО. Судить бездѣлье.
   ЛАНФРАНКО, (тихо).
             Антоніо, мстить должно не словами!

-----

ГВИДО РЕНИ, АЛЬБАНИ, ПУССЕНЪ, и нѣкоторые другіе.

   АЛЬБАНИ. Завистники! Мнѣ жаль Доменикина;
             Прекрасный, благородный человѣкъ!
   ГВИДО РЕНИ. Я это испыталъ въ моей работѣ:
             Онъ дружески старался мнѣ помочь,
             И облегчалъ всѣ неудобства фрески;
             А отъ него зависѣла прислуга,
             Работники, матеріалъ, лѣса;
             Онъ былъ и архитекторомъ притвора.
             Не спорю, благородный человѣкъ,
             Но, согласись, таланта въ немъ не много.
   АЛЬБАНИ, (уходя въ церковь).
             Да всё однако же онъ не послѣдній!
   ПУССЕНЪ, (одинъ).
             Кто этотъ бѣдный Доминикъ Зампіери?
             Но что-то слишкомъ много говорятъ
             Объ этомъ безталантпомъ человѣкѣ...
             Неужели и въ Римѣ какъ въ Парижѣ? (Уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Преддверіе церкви San Gregorio.

НАРОДЪ расходится; въ толпѣ ХУДОЖНИКИ предъидущаго явленія.

   АЛЬБАНИ. Сто пятьдесятъ цекиновъ! Бога ради!
             Хотя-бъ онъ ничего не дѣлалъ; время
             Одно дороже...
   ЛАНФРАНКО. Пусть бы башмаки
             Работалъ. Это ремесло Зампіери
             И по способностямъ, и по рожденью,
             Приличнѣе. Онъ въ живописи -- волъ;
             Онъ долженъ насъ еще благодарить,
             Что мы позволили его работѣ
             Живой остаться.
   АНТОНІО.           Противъ Гвидо Рени
             Ему бы совѣсть запрещать должна
             Работать.
   ЛАНФРАНКО. Ты, Альбанъ, по тѣсной дружбѣ,
             По бѣдности, жалѣешь Доменика.
             Намъ до его семейныхъ чувствъ и качествъ
             Нѣтъ дѣла. Мы должны судить работу.
             Къ несчастію, онъ тутъ еще бѣднѣе...
             Ты согласись: картину Гвидо Рени
             Въ четыреста цекиновъ оцѣнили;
             Неужели работа Доменика
             Того же стоитъ?
   АЛЬБАНИ.           Но по-крайней-мѣрѣ...
   ЛАНФРАНКО. Альбанъ, мнѣ стыдно за тебя! Народъ
             Насъ слушаетъ и ловитъ наши рѣчи,
             И въ правила тѣ рѣчи обращаетъ.
             Художникъ долженъ быть въ сужденьяхъ строгимъ...
             Преслѣдовать посредственность... и вкусомъ
             Незнающихъ руководить насильно...

-----

ТѢ ЖЕ И АННИБАЛЪ КАРАЧЧИ, на носилкахъ.

   АНН: КАР: Ланфранко!. Есть потомство! Эта зависть
             На памяти твоей, какъ рана, ляжетъ.
             Пока потопъ, иль преставленье свѣта
             Не уничтожитъ памяти Зампьери,
             До той поры, на каждомъ лоскуткѣ,
             Рукой страдальца освященномъ, люди
             Враговъ его съ презрѣніемъ вспомянутъ!
                       Я старъ и слабъ; сегодня или завтра
             Я буду на другихъ уже носилкахъ;
             Я много сдѣлалъ, много нажилъ славы.
             Я не имѣлъ соперниковъ донынѣ,
             Но если-бъ я былъ къ зависти способенъ,--
             Какъ ты, преслѣдовалъ бы Доменика.
                       Вы думаете, слово вашихъ устъ --
             И всѣ безпрекословно вамъ повѣрятъ?
                       Вы правила сложить хотите чувству!
             Напрасно! Если есть сужденье въ мірѣ,
             Такъ только -- въ сердцѣ человѣка.
   ПУССЕНЪ.                               Браво!
             Вотъ истинный художникъ! Браво! Браво!
   АННИБ: КАРАЧЧИ. Вы трудъ Доменикина оцѣнили?
             Нашли ошибки? Радуйтесь! Ошибки
             Въ Доменикинѣ рѣдкость. Можетъ-быть
             Коварство ваше было ихъ причиной;
             Быть-можетъ, очи, красныя отъ слезъ
             Въ трудѣ его участье принимали.
             Сквозь слезы, вся природа невѣрна!
   ЛАНФРАНКО. Мы судъ произносили по сравненью.
             Въ картинъ Гвидо видѣнъ зрѣлый геній,
             Учитель; а въ картинѣ Доменика
             Мы видѣли ученика...
   АННИБАЛЪ КАРАЧЧИ. О, нѣтъ, Ланфранко!
             Но-мое.чу здѣсь вашъ учитель ниже
             Ученика.
   АНТОНІО. Быть-можетъ; всѣ однакожъ
             Такъ согласились...
   АННИБАЛЪ КАРАЧЧИ. Кто же эти всѣ?
             Десятокъ вамъ подобныхъ крикуновъ
             Составили общественное мнѣнье!
             Не спорю, можно чистоту таланта
             Осыпать пепломъ зависти и лжи;
             Но геній -- лебедь. Если на землѣ
             Нечистый прахъ нечистой пылью ляжетъ
             На бѣлизнѣ его широкихъ крылъ,-- "-"
             Онъ въ безконечномъ морѣ окунется,
             И снова чистъ; а прахъ все тотъ же прахъ.
             Антоніо! отецъ твой Агостино
             Не за посредственность любилъ Зампіери;
             А твой отецъ былъ человѣкъ великій!
             Въ искусствахъ нѣтъ наслѣдственныхъ достоинствъ.
             Пріобрѣти почетнѣйшее право
             На славу, честь! Стань выше Доменица...
             Хоть на равнѣ!.. и ты его полюбишь.
                       Всѣ согласились!.. Есть еще потомство.
             Да и живой народъ еще молчитъ;
             Теперь онъ вашимъ связанъ приговоромъ;
             Но не пройдетъ недѣли, онъ объявитъ
             Свое, уже общественное, мнѣнье...
             Художникъ трудъ чужой лукаво цѣнитъ,
             Его смущаетъ собственная слава,
             Онъ даже мертвыхъ хвалитъ неохотно.
                       Писатель ложно съ умысломъ глядитъ,
             Чтобы блеснуть своимъ умомъ и слогомъ;
             А люди посторонніе свободны
             Отъ, такъ оказать, ремесленныхъ страстей.
             Они по чувству судятъ, вѣрятъ чувству,
             И этотъ судъ -- прямой и вѣрный судъ.
             Друзья, не вамъ судить Доменикина!

-----

ТЕ ЖЕ и МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА, съ десятилѣтнимъ ребенкомъ, въ ужасѣ выбѣгаетъ храма.

             Помилуй насъ, Пречистая Марія!
             Спасите, христіане! Палачи
             Убьютъ его! Смотрите, эти звѣри
             Такъ бѣшено Святаго окружили!
             Одинъ, какъ жадный тигръ, на старца смотритъ,
             Держа въ рукахъ веревку роковую;
             Другой, что силы есть, Святаго вяжетъ;
             Тотъ размахнулся и готовъ ударить.
             И что же? У Святаго ни слезинки...
             Онъ устремилъ орлиный взоръ на небо...
             Спокоенъ! Онъ ведетъ бесѣду съ Богомъ!
                       Гдѣ я? Гдѣ этотъ сонъ ужасный? Люди
             Безмолвно смотрятъ на меня!.. Гдѣ я?
             Неужели все это на картинѣ!
   АННИБАЛЪ (улыбаясь).
             Ты видѣла картину? Въ томъ притворѣ
             Ты незамѣтила другой картины?
   ЖЕН: Видала что-то; только вскользь. Пойдемъ,
             Посмотримъ! Я всю жизнь готова
             И плакать и молиться въ этой церкви.

-----

ТѢ ЖЕ, кромѣ женщины и ребенка.

   АННИБАЛЪ. Ланфранко! кто достоинъ сожалѣнья?
             Быть-можетъ судъ твой правиленъ, ученъ;
             Ты можешь написать большую книгу
             О всѣхъ ошибкахъ бѣднаго Зампіери,
             Но въ эту книгу я не загляну.
             Я къ этой женщинѣ пойду съ вопросомъ;
             Она слезами истину мнѣ скажетъ.
             Природа никогда не ошибется!

(Аннибала уносятъ, прочіе молча расходятся.)

  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

Внутренность дома Ланфранка.

   КІАРА, одна, встаетъ въ задумчивости и беретъ молитвеникъ.
             Пора къ обѣднѣ. Для меня молитва
             Единственнымъ осталась утѣшеньемъ.
             Ахъ, если сердцу тяжело въ сей жизни,
             Молись, чтобъ послѣ смерти было лучше!

-----

КІАРА и ЛАНФРАНКО.

   ЛАНФРАНКО, (сухо.)
                                           День добрый, Кіара
   КІАРА. Добрый день, Франческо.
   ЛАНФРАНКО. Давно ты встала?
   КІАРА.                               Не весьма. (Хочетъ идти).
   ЛАНФРАНКО.                                         Куда?
   КІАРА. КЪ обѣднѣ.
   ЛАНФРАНКО. Нѣтъ, жена! Нельзя сегодня.
             Ты мнѣ нужна.
   КІАРА.                     Я матери моей
             Дала обѣтъ не пропускать обѣдни...
   ЛАНФРАНКО. Теперь я господинъ твоихъ желаній,
   КІАРА, (съ гордой улыбкой).
             По праву сильнаго? Но это право
             Не для меня написано, Франческо!
             Мы прежде познакомиться должны,
             Взаимныя измѣрить паши силы,
             Узнать кому изъ насъ повелѣвать,
             Кому повиноваться?.. До свиданья!
   ЛАНФРАНКО. Какой языкъ!.. Не можетъ быть, она
             Все знаетъ!.. Сонъ, предчувствіе, самъ дьяволъ...
             Но кто-нибудь открылъ ей нашу тайну...
             О жизнь! Не достаетъ одной побѣды,
             И монастырь насъ разлучилъ бы, Кіара...
                       Отъ раннихъ лѣтъ, невидимой рукой
             Меня вело ко славѣ Провидѣнье!
             Какъ Сикстъ, я вѣрилъ въ горнее призванье!
             Казалось мнѣ, со временемъ я стану
             На высшей степени богатствъ и славы,
             И цѣлый міръ, на диво человѣку,
             Сожму въ одно мое произведенье.
                       Не разъ, вися подъ куполомъ святыни,
             Я съ небомъ спорилъ въ блескѣ и красѣ,
             И, кистью вдохновенной управляя,
             Безтрепетно, сквозь окна мрачной церкви,
             Смотрѣлъ, не собирается ли буря.
             Я кистью молнію хотѣлъ поймать
             И, лучшее творенье силъ небесныхъ,
             Хотѣлъ умомъ украсить человѣка
             И ужасъ навести на человѣка...
                       Одинъ Караччи, геніемъ своимъ,
             Смущалъ мои любимыя надежды.
             Я въ немъ врага единственнаго видѣлъ.
             По воспитанью или по привычкѣ,
             Я только славу мертвыхъ уважалъ,
             Я только имъ великое прощалъ...
             За то въ живыхъ я славу ненавидѣлъ!
                       Къ несчастію, когда пришелъ я въ Римъ,
             Ужъ Аннибалъ былъ такъ могущъ; другіе
             Не наводили страха на меня.
             Ужъ Караваджіо, въ глазахъ народа,
             Разрушилъ славу Чезари д'Арпино.
             Убійство изгнало его изъ Рима;
             Онъ никогда не можетъ возвратиться.
             Я видѣлъ въ Гвидо Рени щегольство,
             Изысканную грацію, кокетство;
             Въ Альбанъ видѣлъ приторную сладость,
             Расчетливость небойкаго ума;
             Пророча смерть съдому Аннибалу,
             Я съ геніемъ его мириться началъ,
             И, въ тмъ враговъ соперника не видя,
             Я по возможности почти былъ счастливъ.
                       Уже въ душъ моей носился образъ
             Главы художниковъ, главы искуства.
                       Не разъ во снѣ, въ регаліяхъ моихъ,
             Я плылъ надъ міромъ, и на этомъ міръ
             Безчисленнѣе звѣздъ сіяли очи
             Огнемъ завистливаго удивленья...
             И только очи! Я былъ ихъ предметомъ.
                       И кто жъ разбилъ великолѣпный сонъ?
             Ремесленникъ, башмачникъ!..

-----

ЛАНФРАНКО и АНТОНІО КАРАЧЧИ.

   Антоніо.                     Что, Ланфранко?
             Гдѣ дума ходитъ? Я весь Римъ обѣгалъ,
             Былъ у семи свѣтлѣйшихъ кардиналовъ;
             Всѣ говорятъ о фрескахъ Зампіери
             И Гвидо Рени.
   ЛАНФРАНКО.           Скоро перестанутъ.
             Антоніо!.. Низвергнемъ самозванца!
   АНТОНІО. Интрига -- жизнь моя. Нѣтъ въ цѣломъ Римѣ
             Замужней женщины, вдовы, дѣвицы,
             Мнѣ незнакомой. Всѣмъ -- война иль миръ!
             Жаль, что Зампіери не женатъ. Рафаэль
             Былъ также холостъ. А Доменикина
             Съ Рафаэлемъ равняетъ Доротея,
             Прекрасная сестра двухъ кардиналовъ,
             Племянница каноника Боргезе.
             Я голову отдамъ, что скоро папа
             Въ племянницы пожалуетъ ее.
             Умна, плутовка! Да!.. Тебя, ЛанФранко,
             Она зоветъ горячимъ Буонаротти.
             Я съ ней во всемъ безъ спора согласился.
   ЛАНФРАНКО. Антоніо, я не снесу насмѣшекъ.
   АНТОНІО. А шутку? Неужели ты повѣрилъ,
             Что отъ души я съ нею согласился?
             О, нѣтъ! Когда припомню я Зампіери,
             Его усилья, вялыя труды,
             Искательства, умышленную скромность,
             Видъ мученика зависти и злобы...
             Мнѣ даже не досадно, а смѣшно!
             Чему завидовать?..
   ЛАНФРАНКО.           И эти рѣчи
             Ты говоришь по убѣжденью сердца?
   АНТОНІО, (улыбаясь).
             Нѣтъ, притворяюсь! Мщу Доменикину
             За горькую обиду! Ненавижу
             За славу, за любовь прекрасной дѣвы?
                       О, сохрани меня, святой Антоній!
             Я не люблю его, какъ ты,-- и только...
             Такъ, просто безъ причинъ, и безъ страданій,
             Какъ мы не любимъ холода, воды,
             Посредственныхъ стиховъ и безобразья.
                       А главное, мнѣ въ тягость разговоры.
             Нѣтъ отдыха отъ безтолковыхъ преній.
             Прійдешь ли въ домъ какого кардинала,
             Вопросъ въ дверяхъ: "Ну, что Доменикино?"
             -- Всё-также плохъ, свѣтлѣйшій кардиналъ!--
             Прійдешь къ синьорѣ; здѣсь бы о другомъ
             Хотѣлъ поговорить... Не тутъ-то было!
             "Что вашъ Доменикино?" -- Плохъ, синьора.--
             Но тамъ еще я говорить могу;
             А съ дядей, вотъ бѣда! Не смѣй ни словомъ,
             Ни взоромъ, ни намѣкомъ, горькой правды
             Насчетъ Доменикина обнаружить.
   ЛАНФРАНКО. Я полное тебѣ на то дамъ право.
   АНТОНІО. Какое право? Если онъ влюбленъ,
             Пожалуйста скажи, кто эта дѣва?
             Не выходя изъ комнаты твоей
             Я вспыхну пламенемъ кипящей страсти.
             Любовь хоть неизящное искуство,
             Однако-жъ всё искуство. Въ два, три дня,
             Клянусь, я отобью его синьору...
   ЛАНФ: Жаль, что не прежде ты сказалъ объ этомъ!
             Онъ былъ влюбленъ. Дай Богъ, чтобъ и теперь
             Пылало въ немъ убійственное чувство.
             Но ежели оно угасло... горе!
             Я погубилъ ее безъ всякой пользы.
   АНТОНІО. Кого ты погубилъ?
   ЛАНФРАНКО.                     Его синьору!
   АНТОНІО. Ланфранко, это новость для меня!
   ЛАНФРАНКО, (про себя).
             Какую тайну уронилъ, безумецъ!..
             Поднять нельзя; концы въ его рукахъ...

(громко).

             Антоніо! могу ли въ грудь твою
             Излить мою единственную тайну?..
             Она важна, она страшна для дружбы...
   АНТОНІО. Клянусь тебѣ, что эта тайна будетъ
             Мрачна, темна, невѣдома, какъ день
             Назначенный для преставленья свѣта;
             А больше тайны въ мірѣ я не знаю.
   ЛАНФРАНКО. Ты былъ въ Фраскати?
   АНТОНІО.                              Сколько разъ.
   ЛАНФРАНКО.                                        Ты слышалъ
             О старомъ Чени?
   АНТОНІО.           Знаю.
   ЛАНФРАНКО.                     Этотъ Чени
             Имѣлъ одну единственную дочь,
             Красавицу въ обширномъ смыслѣ слова;
             По бѣдности и гордости своей
             Онъ назначалъ ее тому въ замужество,
             Кто свѣтлый санъ соединитъ съ богатствомъ.
             Сначала было жениховъ довольно.
             Доменикинъ вмѣшался между нихъ.
   АНТОНІО. Женихъ богатый, нечего сказать...
             О, это любопытно!.. Дальше, дальше!
   ЛАНФР: Когда бъ я могъ всю повѣсть вдругъ сказать,
             Антоніо, клянусь, ты-бъ не смѣялся!
                       Но слушай далѣе! Доменикино,
             Какъ въ живописи, гордъ, самоувѣренъ,
             Такъ и въ любви. Онъ сдѣлалъ предложенье;
             Родители естественно съ насмѣшкой
             Безумцу отказали. Но любовь
             Осталась въ немъ. Подобно Рафаэлю,
             Онъ страсть свою хотѣлъ увѣковѣчить
             И на одной стѣнѣ, въ Grotta Ferrata,
             Въ мужской одеждѣ написалъ портретъ
             Прелестной дочери сѣдаго Чени.
                       Я поспѣшилъ увѣдомить о томъ
             Старуху матерь. Буря поднялась.
             Старушка жаловалась кардиналу;
             Отецъ правительству.
   АНТОНІО.                     А дочь?
   ЛАНФРАНКО.                               Не знаю.
             Но знаю только то, что Доменикъ
             Своимъ поступкомъ столько былъ испуганъ,
             Что позабылъ о платъ и работъ,
             И ночью въ Римъ бѣжалъ пѣшкомъ.
   АНТОНІО.                               И только?
   ЛАНФ: О, если-бъ только! Отъ прелестной дѣвы,
             А болѣе отъ гордаго отца
             Всѣ женихи скрывались постепенно,
             И наконецъ домъ Чени опустѣлъ.
             Дочь доцвѣтала. Вмѣсто жениховъ
             Осталась нищета; и гордый Чени
             Не разъ, сѣдую голову склонивъ,
             Невольно вспоминалъ Доменикина.
             Я не любилъ прославленной невѣсты.
             Но счастіе, но радость дать врагу...
             Антоніо, ты какъ бы поступилъ?
   АНТОНІО. Неужели ты самъ на ней женился!
   ЛАНФРАНКО. Ты угадалъ.
   АНТОНІО.                     И ты не любишь Кіары?
   ЛАНФРАНКО. Антоніо, я Кіару ненавижу.
   АНТОНІО. А ты ей милъ, Ланфранко?
   ЛАНФРАНКО.                               Я ей милъ,
             Какъ заключенному тюремщикъ.
   АНТОНІО.                                         Правду
             Ты говорилъ! Тутъ чортъ не засмѣется...
             Я не хотѣлъ бы быть твоимъ врагомъ.
             Однако жъ ты былъ слишкомъ опрометчивъ.
             Что если страсть Зампіери миновалась?
   ЛАНФРАНКО. Антоніо! Не говори объ этомъ.
             Я часто оставляю кисть мою,
             Съ конца столицы къ дому прибѣгаю,
             Гляжу, не видно-ли Доменикина,
             Не смотритъ-ли въ окно моей жены?..
             Нерѣдко вслѣдъ за ней въ чужой одеждѣ
             Иду къ обѣднѣ... Нѣтъ Доменикина!
   АНТОНІО. Да знаетъ ли онъ о твоемъ поступкѣ?
   ЛАНФРАНКО. Я самъ его увѣдомилъ объ этомъ
             Въ Фарнезской Галлереѣ.
   АНТОНІО.                     Что же онъ?
   ЛАНФРАНКО. Лукаво улыбнулся.
   АНТОНІО.                               Улыбнулся?
             Ну, онъ ея уже не любитъ.
   ЛАНФРАНКО.                     Любитъ!
             Антоніо! Не разрушай надежды!
   АНТОНІО. Ланфранко, ты умѣешь такъ любить
             Какъ ненавидѣть?.. Даже слушать страшно!
   ЛАНФРАНКО.Я слишкомъ полюбилъ мое искуство,--
             И ненависть простительна во мнѣ
             Антоніо, не быть тебѣ великимъ!
             Посредственность дерзка или хитра.
             Есть случаи, когда съ поддѣльнымъ жаромъ
             Въ толпѣ невѣждъ витійствуетъ она.
             Есть случаи, когда свернувшись въ кольца,
             Едва примѣтная на темномъ прахѣ,
             Она ползетъ безвреднымъ насѣкомымъ,
             И видъ змѣи старательно скрываетъ.
             Не нашъ-ли долгъ спасать невѣждъ невинныхъ,
             Преслѣдовать ее съ самозабвеньемъ,
             Обманъ и ложь безъ страха обличать?
             Вотъ напримѣръ, назадъ тому съ недѣлю,
             Ходили мы смотрѣть его картину...
   АНТОНІО. Какую?
   ЛАНФРАНКО.           Причащенье Еронима.
   АНТОНІО. А помню, помню. Ну!
   ЛАНФРАНКО.                               Никто не зналъ,
             Что это копія съ давно извѣстной
             Прославленной картины Агостина;
             А онъ укралъ и выдалъ за своё.
   АНТОНІО. У моего отца! Помилуй, другъ мой,
             И ты молчишь? Вѣдь Агостинъ Караччи
             Тебѣ учитель...
   ЛАНФРАНКО. А тебѣ отецъ.
   АНТОНІО. Ты правду говоришь. Я все исполню,
             Что мнѣ велятъ сыновній долгъ и совѣсть.
             Я завтра же въ Болонію поѣду,
             И копію спишу...
   ЛАНФРАНКО. Напрасно, другъ мой!
             Въ Болонію тебѣ не нужно ѣхать.
             Мой ученикъ Франческо Періеро
             Недавно изъ Болоніи пріѣхалъ;
             Не знаю, случай или голосъ неба
             Внушилъ ему картину Агостино
             На мѣдь перевести. Она готова;
             Сегодня выйдетъ въ свѣтъ. И такъ, Караччи,--
             Въ Болонію тебѣ ее нужно ѣхать;
             Ты долженъ только помогать Періеро
             Въ Италіи ее распространить!
             Заставь знакомыхъ женщинъ, меценатовъ,
             Кричать о похищеніи Зампіери;
             Гравюра подтвердитъ твои слова.
             Не ловко мнѣ вмѣшаться въ это дѣло;
             И такъ меня завистникомъ зовутъ...
             А я умѣлъ бы...
   АНТОНІО.           О, не безпокойся!
             За честь отца и и отмстить съумѣю.
             День неугаснетъ, о поступкѣ низкомъ
             Римъ въ трубы затрубитъ. Прощай, Ланфранко!
   ЛАНФРАНКО (одинъ).
             Удача за удачей! Неужели
             Богъ далъ ему терпѣнье въ равной Мѣрѣ
             Съ его талантомъ? Нѣтъ. Удары върпы...
                       Что, если-бъ я не зналъ, что воздухъ нѣмъ?-.
             Я никогда-бъ не смѣлъ уединяться.
                       Теперь спокойнѣе пріймусь за дѣло;
             День не потерянъ...

-----

ЛАНФРАНКО и КІАРА.

   КІАРА.                     Нѣтъ его.
   ЛАНФРАНКО.                     Кого?
   КІАРА. Антоніо. Я видѣла его,
             Онъ шелъ къ тебѣ,
   ЛАНФРАНКО. Давно ушелъ домой.
   КІАРА. Не знаетъ онъ объ новости печальной.
   ЛАНФРАНКО. А что такое?
   КІАРА.                               Аннибалъ скончался.
   ЛАНФРАНКО (совершенно измѣнясь въ лицѣ, съ возрастающимъ жаромъ).
             Что? Аннибалъ скончался! Совершилось!
             И ангелы теперь не отвратятъ
             Всесильныхъ стрѣлъ напитанныхъ отравой!
             Лобзай меня мучительная слава!
             Красуйся вѣчно-юная вдова!
             Такъ! надъ его прославленной могилой
             Насъ обвѣнчаетъ шумная молва.
             Воскреснетъ все, что было сердцу мило,
             Воскреснетъ все, что сердце тяготило:
             Вдова Караччи, ты моя жена!
   КІАРА (съ ужасомъ прислушиваясь и приближаясь).
             Святой Бартоломео! Онъ ужасенъ!..
   ЛАНФРАНКО. Теперь конецъ попыткамъ! Все -- мое!
             Теперь я Апполонъ, Зевесъ искуства,
             Я -- все! О, не на мнѣ ль въ тоскѣ и грусти
             Людей просящія зажгутся очи!
             Что я имъ дамъ, то будетъ даръ и милость!
             Чего не дамъ -- опала и презрѣнье!
   КІАРА. О, богохульникъ!
   ЛАНФРАНКО.                     Доменикъ Зампіери,
             Теперь ты презирать меня не будешь!
             Возвысься, если можешь, докажи,
             Что геній есть свободная стихія.
             Нѣтъ, я Нептунъ на этомъ океанѣ!
             Общественное мнѣнье -- мой трезубецъ!
   КІАРА. Что слышу, Боже! Молнія блеснула!
   ЛАНФ: Нѣтъ, ты прійдешь, ты приползешь ко мнѣ,
             Какъ мѣлкій червь сожмешься предъ Ланфранко!
             Нѣтъ! мало, мало, жмись до ничего...
             Не то, на нѣжные твои суставы
             Я наступлю безчувственной ногой!
             Изъ подъ ноги услышу пискъ...
   КІАРА. (схвативъ его за руку).
                                           Проклятье!
   ЛАНФРАНКО. А! Это ты, та пламенная Кіара,
             Предметъ его заботъ, его восторговъ?
             Я радъ бы выбросить тебя изъ міра!..
             Для казни Доминика Зампіери
             Ты больше не нужна...
   КІАРА.                               А для твоей?
   ЛАНФРАНКО. За моего врага?
   КІАРА.                               За жениха!
   ЛАНФРАНКО. Но ты моя жена.
   КІАРА.                                         Его невѣста!
   ЛАНФРАНКО. Ты любишь Доминика?..
   КІАРА.                                         Обожаю!
   ЛАНФРАНКО. Ты смѣешь?
   КІАРА.                               Да, Франческо, смѣю больше!
             Любить его и ненавидѣть мужа.
   ЛАНФРАНКО. Преступница!
   КІАРА.                               Что, если это правда?
             Что, если сны волшебнаго Фраскати
             Осуществятся?
   ЛАНФРАНКО. Кіара, что съ тобою!
   КІАРА. Ты снялъ личину, я свою снимаю.
             Единую носило сердце тайну;
             Твоя такая-жъ тайна. Слава Богу,
             Мы размѣнялись. Можетъ-быть, еще
             Не поздно возвратить Доменикину
             Что у него разбойникъ похищаетъ.
   ЛАНФРАНКО (схвативъ ее),
             А, если такъ, змѣя, ты мнѣ нужна!
             За мной!
   КІАРА (вырываясь).
             Спасите!
   ЛАНФРАНКО. Твой Доменикино
             Не прибѣжитъ спасать свою невѣсту.
             Онъ знаетъ силу яда и кинжала.
             Ты на покоѣ, въ этой темной кельѣ,
             Молись о немъ! Сюда, за мной... есть мѣсто,
             Гдѣ страсть и ненависть равно безсильны.

(Уводитъ ее въ комнату).

   КІАРА. Спасите, ради неба, помогите!
   ЛАНФРАНКО.                               Ступай, ступай!

-----

ЛАНФРАНКО (одинъ).

                                                     Теперь я безопасенъ
             Отъ бѣшеной жены; а Доменика
             Мы выживемъ изъ Рима иль со свѣта,
   ГОЛОСЪ КІАРЫ. Я слышу все Франческо!
   ЛАНФРАНКО. Слушай, слушай!
             Я скоро доскажу тебѣ всю повѣсть,
             И, если нужно, новую начну
             Короткую, кровавую новеллу.
             А ты -- пока люби Доменикина! (уходитъ).
   ГОЛОСЪ КІАРЫ. Его люблю, тебя -- я проклинаю!
  

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Чердакъ церковнаго дома di San Girolamo della Caria. Впереди лѣстница, справа и въ углубленіи два полуокна. Множество разной посуды и рухляди, между прочимъ и картинъ, въ безпорядкѣ.

МОНАХЪ КЛЮЧАРЬ и НИКОЛАЙ ПУССЕНЪ.

   МОНАХЪ (на лѣстницѣ).
             Ступай, пожалуй! Только ничего
             Ты не найдешь. Каноникъ самъ не знаетъ,
             Что у меня на чердакѣ хранится.
   ПУССЕНЪ. Да мы сюда съ каноникомъ ходили!
             Я здѣсь прекрасную картину видѣлъ,
             Да не хотѣлъ ему сказать. Позволь
             Мнѣ тайно копію съ нея списать.
   МОНАХЪ. Чудакъ ты, право, молодой художникъ,
             Его святѣйшество нашъ Павелъ Пятый
             Открылъ для иностранцевъ Ватиканъ,
             А ты, по монастырскимъ чердакамъ,
             Оригиналовъ ищешь. Рафаэль
             Тебѣ не угодилъ. По-мнѣ картины
             И въ церковь не носи. Глаза и мысли
             Отдѣлкой занимаются картины...
   ПУССЕНЪ Все такъ! Но ты, не правда ли, позволишь
             Ходить на твой чердакъ съ моей палитрой
             И у того полу-окна работать?
   МОНАХЪ. Пожалуй.
   ПУССЕНЪ.                     Я сегодня же начну,
             Сейчасъ, сію-минуту; все со много.
   МОНАХЪ. Да о какой картинѣ ты хлопочешь?
   ПУССЕНЪ. Вонъ тамъ, въ углу, ты видишь., на холстѣ
             Живые люди.
   МОНАХЪ.           Ничего не вижу;
             Отъ старости ослѣпъ. А, знаю, знаю!
             Неужели понравился тебѣ
             Іеронимъ? А, это мой любимецъ!
   ПУССЕНЪ (устроиваясь для работы около картины).
             Да! если разумомъ любить искуство*
             А не однимъ влеченьемъ безотчетнымъ...
             Такихъ картинъ не много въ Ватиканѣ (1).
   МОНАХЪ. И полно, полно; это богохульстово.
   ПУССЕНЪ. Я не шучу. Скажи, какъ этотъ образъ
             Попалъ на твой чердакъ?
   МОНАХЪ. Да нашъ каноникъ
             За что, не знаю, любитъ живописца,.
             Который этотъ образъ малевалъ.
             Онъ, знаешь, бѣденъ, наша церковь также;
             Вотъ мы ему и заказали образъ
             Для нашего большаго алтаря...
             Не дорого, за пятьдесятъ цекиновъ,
   ПУССЕНЪ (вскочивъ).
             За пятьдесятъ цекиновъ!
   МОНАХЪ.                     Не дивись!
             Когда къ намъ принесли его,-- каноникъ
             Послалъ на судъ художниковъ просить.
             Весь умъ у нихъ, ты знаешь... Ну, пришли...
   ПУССЕНЪ. И что жъ?
   МОНАХЪ.           Поспорили, и присудили
             Отправить на чердакъ Іеронима,
             Или отдать художнику, а въ церковь
             Отнюдь его не ставить...
   ПУССЕНЪ.                     Чтожъ каноникъ?
   МОНАХЪ. Онъ пожалѣлъ художника, и деньги
             Велѣлъ ему послать. Я отослалъ.
             Я образъ здѣсь, какъ самъ изволишь видѣть,
   ПУССЕНЪ (почти громко).
             Идти-ли въ міръ, надеждами блестящій?
             Отдать-ли все жестокосердымъ людямъ
             И получить одну неблагодарность?
   МОНАХЪ (съ участіемъ).
             О чемъ, любезный юноша, мечтаешь?
   ПУССЕНЪ. О томъ, чего и ты, старикъ столѣтній,
             Не разрѣшишь... О славѣ!
   МОНАХЪ.                     Общій идолъ!
             Хотя грѣшно мечтать о здѣшней славѣ;
             Но если ты, во имя Божьей славы,
             Желаешь чистыхъ подвиговъ и чести,
             Благословенна мысль твоя! А если
             Ты суетно себя прославить хочешь,
             Да отъ людей пріимешь поклоненье,--
             Не проклинаю, самъ я человѣкъ,--
             Но Господа молю, да отвратитъ
             Младое сердце отъ желаній грѣшныхъ.
             Брось мысль о славѣ, а пиши для Бога!

-----

ПУССЕНЪ (одинъ).

             Старикъ, не ты, твой дряхлый возрастъ, мудръ.
             Въ развалинахъ разрушенпаго древа
             И въ движущемся трупъ человѣка
             Уже не духъ, а истина живетъ.
                       О, если бъ можно въ свѣжихъ, юныхъ лѣтахъ
             Постигнуть Истину умомъ и сердцемъ!
             И нашу жизнь, нечаянностей море,
             Дѣйствительнымъ философомъ пройти!..
             Что быть должно, то будетъ! За работу!
             Изящное заставитъ позабыть,
             О чемъ пустая жизнь напоминаетъ.

(Начинаетъ работать).

-----

ПУССЕНЪ и ДОМЕНИКИНО ЗАМПІЕРИ.

   ЗАМПІЕРИ. (на лѣстницѣ).
             "Мой другъ! На чердакѣ твоя картина.
             Ступай туда!" (Облокотясь на перило)
                                 О сколько тутъ презрѣнья!
             Великій Римъ, несправедливый Римъ,
             Того-ли ждалъ я! (заливается слезами)
                                 Плакать отъ безславья!
             Стыдись Зампьери! Сердце широко...
             Спрячь горе! Ночь пройдетъ, настанетъ утро!
             Но обвиненье въ воровствѣ! Гравюру
             Пускаютъ въ свѣтъ, когда въ ней нѣтъ картины!
             Кто для повѣрки на чердакъ полѣзетъ?
             Нѣтъ, я возьму ее отсюда силой!
             Я принесу ее на паперть храма,
             На площадь, въ Ватиканъ, предъ взоры папы...
             Пускай рѣшаетъ Римъ!..
                                           Стыдись Зампьери!
             Оправдываться! Передъ кѣмъ?.. Всѣ люди
             Твои враги, друзья -- тебѣ враги;
             Невѣста -- врагъ... Единый Анвибалъ --
             Твой утѣшитель... Все взяла могила!
                       Я, какъ мертвецъ, отверженный землей,
             Хожу одинъ въ милльонахъ. Для меня
             Нѣтъ похвалы, привѣтливой улыбки;
             Нѣтъ голоса любви иль теплой дружбы...
             Римъ для меня, что душная темница...

(Бросаясь на чердакъ).

             Гдѣ ты, мой Іеронимъ? Прости на вѣки!
                       Что вижу? Іеронимъ мой у окна!
             Предъ нимъ стоитъ какой-то чужеземецъ!
             Повѣрить ли? Святый Январій, нѣтъ,
             То отблескъ отъ картины!..

(Примѣтивъ холстъ съ началомъ очерка картины).

                                           Нѣтъ! Спасите!
             Опять предательство! Коварный умыслъ!

(Схвативъ Пуссена за руку),

             Зачѣмъ вы здѣсь?.. Кто васъ привелъ сюда?
             Кто указалъ вамъ бѣдное творенье,
             Отверженное, презрѣнное всѣми?
   ПУССЕНЪ (стараясь отъ него освободиться).
             Дай отдохнуть отъ слезъ!
   ЗАМПІЕРИ.                     Какія слезы?
   ПУССЕНЪ (съ досадой).
             Стань передъ этимъ чудомъ совершенства!
             Въ мгновенье, ты устанешь отъ восторга.
             Подъ бременемъ-невольныхъ размышленій
             Твой умъ себя почувствуетъ умнѣе;
             Вліяніемъ очей твоихъ ничтожныхъ
             Заговорятъ, задышатъ эти люди...
             Чердакъ еще не адъ, и этотъ образъ
             Пойдетъ къ Преображенью, въ Ватиканъ,
             И будутъ два вѣнца въ одномъ искуствѣ.
   ЗАМПІЕРИ. Изъ состраданья замолчи, мучитель!
             О, юноша, насмѣшка грѣхъ!
   ПУССЕНЪ.                     Смертельный!
   ЗАМПІЕРИ (сильно схвативъ его за руку).
             Зачѣмъ же эти страшныя слова?
             Зачѣмъ же эта копія!
   ПУССЕНЪ.                     Учусь!..
             Какая мысль! Онъ въ Римѣ. Онъ укажетъ,
             Какъ должно мнѣ учиться, какъ писать
             Его великое произведенье!
             Чего я медлю? Можетъ-быть, враги
             Великаго творца Іеронима
             Преслѣдуютъ, какъ самое творенье...
             Клянусь, я отомщу его!

(Вырываясь изъ рукъ Зампіери).

                                           Пустите! (идетъ къ лѣстницѣ).
   ЗАМПІЕРИ (весь трепещетъ).
             Нѣтъ, эти чувства не обманъ, не хитрость!
             Открыться ли? Сказать ли? Боже, Боже!
             Мнѣ совѣстно, мнѣ, стыдно, я сорю...
             Я счастливъ!.. Нѣтъ, художникъ, погодите,
             Онъ здѣсь!..
   ПУССЕНЪ (остановись).
                       Кто здѣсь?
   ЗАМПІЕРИ. Доменикинъ Зампьери!
   ПУСС: Возможно ли?.. Такъ этотъ дивный образъ...
   ЗАМПІЕРИ (закрывая глаза).
             Moй! мой! Я самъ! Я Доминикъ Зампьери!
   ПУССЕНЪ (ставъ передъ нимъ на колѣни)
             О, дай же руку, творческую руку!
             Позволь мнѣ цѣловать ее, позволь
             Облить ее слезами удивленья!
   ЗАМПІЕРИ. (падая также на колѣни).
             О юноша! Теперь предъ тобою
             Позволь упасть отверженному мужу!
             Ты вѣстникъ счастья!' Въ тридцать слишкомъ лѣтъ
             Я въ первый разъ вкушаю сладость славы.
             Благодарю, мой утѣшитель! Дай Богъ
             На старости твою увидѣть славу
             Но въ Ватиканѣ, не на чердакъ! (Обнимая Пуссена)
             Теперь позволь въ твоихъ объятіяхъ плакать!
   ПУССЕНЪ. Плачь сладкими слезами! Эти слезы
             Я соберу. Онѣ мои!
   ЗАМПІЕРИ.                     Твои!
             Слова отъ умиленья замираютъ...
             Но сердце къ сердцу!.. Мы поймемъ другъ друга!
  

ИНТЕРМЕДІЯ.

Комната Чечиліи въ квартирѣ Доменикина въ Болоньѣ.

  

ЧЕЧИЛІЯ и ея ОТЕЦЪ.

   ОТЕЦЪ. Всегда одна, Чечилія! Гдѣ мужъ?
   ЧЕЧИЛІЯ. Всё въ новомъ домѣ. Я роптать не смѣю.
             Онъ для меня купилъ его, украсилъ,
             Распространилъ, ко всѣмъ моимъ удобствамъ
             Съ заботливостью дѣтской примѣнился;
             Въ саду -- мои любимые цвѣты,
             Предъ самой спальней для дѣтей -- площадка,
             Хозяйство -- подъ рукой; я изъ окна
             Могу за нимъ присматривать. Три двери:
             Одна въ рабочую, другая къ дѣтямъ,
             А третія на галлерею, въ садъ;
             А галлерея -- по всему хозяйству.
                       Мы будемъ неразлучны цѣлый день.
             Онъ пишетъ... Всё съ меня!.. И я покойна;
             Тѣнь ревности души не опечалитъ:
             А для любви какой роскошный пиръ!..
                       О, мой отецъ, ты охладѣлъ къ восторгамъ!
             Ты не былъ живописцемъ! Сколько страсти,
             Роскошной нѣги, и причудъ восторга
             Невыразимо новыхъ, въ мастерской!
             Нерѣдко кисть и краски на полу;
             Картина стынетъ медленно, а онъ
             Ставъ на колѣни съ жаркихъ устъ моихъ
             Пьетъ безконечный поцѣлуй...
   ОТЕЦЪ (съ улыбкой).
                                                     И трудъ
             Идетъ успѣшно?
   ЧЕЧИЛІЯ.           Что намъ до труда?
             О мой отецъ, благодарю тебя
             За счастіе! Ты даровалъ мнѣ мужа
             Съ небесною душой, съ небеснымъ нравомъ.
             Въ его глазахъ, какъ небо голубыхъ
             Умъ свѣтитъ. Нѣжныя его черты
             Всегда сердечной добротой сіяютъ.
             Благодарю тебя, благодарю!..
   ОТЕЦЪ. Весна красна!..
                                           О дѣти, если Богъ
             Моихъ живыхъ моленій не отвергнетъ,
             Онъ вамъ воздастъ сторицей за меня!
             Вы благодѣтели мои... На старость,
             Какъ ангелы, вы извлекли меня
             Изъ пропасти житейскихъ треволненій...
   ЧЕЧИЛІЯ. Не говори, отецъ, не говори!..
             Ты не былъ въ новомъ домъ... Для тебя...
             Но онъ мнѣ говорить не приказалъ!..
   ОТЕЦЪ. Такъ и не должно. Ну, а гдѣ же внуки?
   ЧЕЧИЛІЯ. Жаръ отошелъ; въ саду...
   ОТЕЦЪ. Я слышалъ новость,
             Не знаю, правда ли? На мѣсто Павла
             Конклавомъ избранъ въ папы кардиналъ,
             Что нашего Антоніо крестилъ.
   ЧЕЧИЛІЯ. Дай, Господи, всѣ блага кардиналу!
             Онъ первый руку помощи намъ подалъ.
   ОТЕЦЪ. Чечилія, какъ крестникъ подростетъ,
             Мы къ воспріемнику его отправимъ.
             Что, если онъ дойдетъ до кардинальства,
             Въ Колонію пріѣдетъ управлять?
   ЧЕЧИЛІЯ. И, мало-ль крестниковъ у кардинала!..
             Онъ и забылъ, я думаю, объ насъ.
             Мужъ добродѣтельный, онъ много сдѣлалъ!
             По милости его у насъ достатокъ
             Во всемъ; свой домъ, хорошіе заказы,
             Доменикинъ здоровъ и веселъ; дѣти
             Здоровы и умны: а я, ты знаешь,
             Четвертый годъ, какъ на канунѣ свадьбы,
             Въ какой-то упоительной горячкѣ,
             Больна блаженствомъ... Слава Богу Силъ!..
                       Оставимъ этотъ разговоръ. Ужъ поздно,
             А онъ нейдетъ!.. Такъ долго безъ него
             Я никогда еще неоставалась.
             Вотъ и дѣтей ужъ понесли въ покои...
             Вотъ Эстеванъ ворота запираетъ... (въ окно)
             Пришелъ Лоренцо, Эстеванъ?
   ГОЛОСЪ (за окномъ).
                                                     Давно.
   ЧЕЧ.Что-жъ это значитъ?. Страхъ меня тревожитъ.
             До-сей-поры... Быть-можетъ захворалъ...
             Упалъ съ подмостковъ... Можетъ-быть дорогой...
             Ужъ не послать-ли верховаго въ домъ?
   ОТЕЦЪ. И, перестань, Чечилія! Не бойся!
             Богъ милостивъ! Скажи мнѣ: что, Лоренцо
             Хорошій малый?..
   ЧЕЧИЛІЯ.           Не совсѣмъ; лѣнивъ,
             Грубъ, любитъ пить, а главное онъ влюбчивъ.
             Прощаю многое за то, что мужу
             Племянникъ онъ...
                                 Нейдетъ! Уже темнѣетъ...
             А дома съ нимъ бѣда! Всѣхъ нашихъ женщинъ
             Своей любовью глупой безпокоитъ...
             Ужъ не одну я выгнала изъ службы
             По милости его...
             Идетъ!.. Не онъ ли?..

-----

ТѢ ЖЕ и ЗАМПІЕРИ.

   ЧЕЧИЛІЯ (обнимая его).
             Мой Доминикъ!...
   ЗАМПІЕРИ.           Чечилія!
   ЧЕЧИЛІЯ.                     Откуда?
   ЗАМПІЕРИ. Изъ дома нашего... Сегодня въ спальнѣ
             Переплетали стѣны.
   ЧЕЧИЛІЯ.                     А зачѣмъ?
   ЗАМПІЕРИ. Затѣмъ, что я на нихъ пишу al fresco,
             И завтра начинаю... Что, мой другъ,
             Здорова ль ты?.. Я на одну минуту...
             Пришелъ тебя, дѣтей, поцѣловать,
             И снова въ путь...
   ЧЕЧИЛІЯ.           Куда же?
   ЗАМПІЕРИ.                     Къ кардиналу.
             Велѣлъ зайти, хоть поздно ввечеру.
             Что жъ безъ меня ты дѣлала, мой ангелъ?
   ЧЕЧИЛІЯ. Всѣ кисти старыя я перемыла.
   ЗАМПІЕРИ (Съ улыбкой).
             Ужасно нужно!
   ЧЕЧИЛІЯ.           Я хочу сама
             Участіе имѣть въ твоихъ работахъ...
   ЗАМПІЕРИ. А Эстеванъ?..
   ЧЕЧИЛІЯ.                     Онъ краски приготовилъ;
             Холстъ натянулъ для копіи съ Апьесы,
             Картины обмывалъ и крылъ ихъ лакомъ,
             Антоніо меня смѣшилъ; онъ съ няней
             Усердно Эстевану помогалъ.
   ЗАМПІЕРИ (смѣясь).
             А Эстеванъ ворчалъ на нихъ?
   ЧЕЧИЛІЯ.                               А какже!..
             Война такая!
   ЗАМПІЕРИ. Ну, пора идти;
             А жаль съ тобой растаться!.. Цѣлый день
             Тебя не видѣлъ... (вынимаетъ книгу).
                                 Посмотри, мой ангелъ!
             Поденщики работали, а я,
             Подъ стукъ и крикъ, чертилъ въ моемъ альбомѣ
             Для спальни фрески. Карандашъ невольно
             Тебя изображалъ. Во всѣхъ картинахъ
             Ты будешь; да! со мной, съ дѣтьми, одна...
   ЧЕЧИЛІЯ. Какъ это мило! Посмотри, родитель!
   ЗАМПІЕРИ. Ахъ, батюшка, вы здѣсь!
   ОТЕЦЪ.                                         Я любовался.
             На вашу страсть, по-истинѣ, слѣпую...
             Послушай! напиши ужъ и меня!

(Молчаніе).

             Не строгимъ, не суровымъ, но съ улыбкой:
             Какъ-будто я смотрю на васъ съ любовью,
             И жду, когда вы разорвете взоры,
             И на меня ихъ съ дружбой обратите...
   ЗАМПІЕР: Извольте, батюшка; съ однимъ условьемъ:
             Не поскучайте посидѣть.
   ОТЕЦЪ.                               Пожалуй!
   ЗАМПІЕРИ. Я безъ натуры не хочу писать,
             Ни дерева, не только человѣка...
             Однако же пора...
   ЧЕЧИЛІЯ. Ахъ, я забыла!
             Сегодня принесли письмо изъ Рима...
   ЗАМПІЕРИ. Гдѣ? Гдѣ оно? И вѣрно отъ Альбани!
             Что дѣлается въ Римѣ? Много-ль славы
             Онъ пріобрѣлъ, и много ли враговъ,
             И много ли завистниковъ?.. Печально
             Въ прошедшее гляжу... Воспоминанья!
             Я счастіе не дешево купилъ!..

Разсматривая письмо.

             Не отъ него! Печать мнѣ не знакома,
             И почеркъ неизвѣстенъ. Кто бы это?..

Прочитавъ письмо, поблѣднѣлъ.

   ЧЕЧИЛІЯ. Ну, что? И отъ кого?.. Ты поблѣднѣлъ?
             Что тамъ такое? (вырываетъ письмо).
   ОТЕЦЪ. Громко прочитай!

ЧЕЧИЛІЯ.

   "Святѣйшій отецъ нашъ, папа, Григорій XV, желая дать вашимъ отличнымъ способностямъ обширнѣйшій кругъ дѣйствія, благоизволилъ назначить васъ главнымъ архитекторомъ всѣхъ общественныхъ строеній въ городъ Римѣ и во всѣхъ владѣніяхъ, къ апостольскому престолу принадлежащихъ, на тѣхъ основаніяхъ и содержаніи, какими донынѣ пользовались предмѣстники ваши. Увѣдомляя о такой волѣ его святѣйшества, приношу вамъ мое поздравленіе. Благоволите немедленно увѣдомить меня о времени вашего отъѣзда изъ Болоньи для доклада святѣйшему отцу нашему."

"Кардиналъ-секретарь Брончи."

   ЧЕЧИЛІЯ (обнимая мужа).
             О поздравляю! поздравляю!..
   ЗАМПІЕРИ.                     Съ чѣмъ?
   ЧЕЧИЛІЯ. Съ чѣмъ? Съ милостью святѣйшаго отца!
             Со славой Браманта и Буонаротти?
             Съ богатствомъ Рафаэля! .
   ЗАМПІЕРИ. Тише, тише!..
             Мой мирный домъ, пріютъ любви, искуства,
             Усыпанный цвѣтами вдохновенья!
             Храмъ чистыхъ чувствъ, живыхъ надеждъ обитель!
             Толпа не рветъ ихъ въ бѣшеномъ восторгѣ,
             Не гложетъ ихъ отравленная зависть;
             Они мои! И жизнь течетъ, какъ солнце;
             Блистательно, покойно и тепло.
             Мой тихій домъ!... Кругомъ меня -- семья,
             Любовь, неоскверненная притворствомъ;
             Въ улыбкѣ, въ каждомъ взглядѣ, есть отрада,
             Надежда, смыслъ... Во всякомъ разговорѣ
             Есть искренность... А вышелъ за ворота,--
             Встрѣчаю дружелюбную улыбку,
             Вниманье благородное... Въ работъ,--
             Я все иду впередъ, впередъ... А люди,--
             Безъ зависти встрѣчаютъ мой успѣхъ...
             Я счастливъ здѣсь, блаженствую... А въ Римъ?..
                       Тамъ ждетъ меня не слава, а безславье!
             Тамъ, не богатство, нищета плететъ
             Сѣть на меня... Римъ -- море безъ Границъ!
             Великолѣпно издали то море:
             Но подплыви!.. Изъ глубины, со дна,
             Чудовища знакомыя возстанутъ...
                       Воспоминанія! Не просыпайтесь!..
             Нѣтъ! Я не ѣду въ Римъ!..
   ЧЕЧИЛІЯ.                     Ты не поѣдешь?
   ЗАМПІЕРИ (со слезами на глазахъ).
             Зачѣмъ въ день счастія гроза нисходитъ,
             Такъ пышно, медленно, великолѣпно,
             Чтобъ подавить ничтожную былинку,
             Которая росла себѣ въ глуши,
             И солнце Божіе благословляла?..
             Зачѣмъ же нарушать покой душевный?
             И горькій ядъ вливать въ благодѣянье?..
                       Нѣтъ! Я не ѣду. Кончено. Не ѣду!
             Перо! бумаги!..
   ЧЕЧИЛІЯ.           Что ты хочешь дѣлать?
   ЗАМПІЕРИ. Просить, молить святѣйшаго отца,
             Остаться въ неизвѣстности, въ Болоньи...
             (Ужъ всѣ меня, я думаю, забыли!)
             Безъ громкой славы жить въ твоихъ объятьяхъ...
             Быть богачемъ безъ тщетнаго богатства...
   ЧЕЧИЛІЯ. О Доминикъ! Ты счастье отвергаешь!
             Ты не имѣешь права Высшей волѣ
             Не покоряться. Въ Римъ, въ столицу міра,
             Тебя зовутъ на славныя дѣла.
             Господь тебѣ таланты далъ, а ты
             Зарыть ихъ въ землю хочешь...
   ЗАМПІЕРИ.                               Если-бъ можно
             Прошедшее забыть, переродиться,
             И юношей безопытнымъ и свѣжимъ
             Пріѣхать въ Римъ... Но нѣтъ! Воспоминанья.
             Какъ-будто ихъ волшебникъ оживилъ...
                       Нѣтъ, я не ѣду въ Римъ!..
   ЧЕЧИЛІЯ.                               Мой другъ!..
   ЗАМПІЕРИ.                                         Послушай!
             Ты счастлива, скажи мнѣ, или нѣтъ?
             Чего тебѣ не достаетъ въ Болоньи?
             Чѣмъ счастіе твое умножить можно?
             Скажи мой другъ!
   ЧЕЧИЛІЯ.           Но ты...
   ЗАМПІЕРИ.                     Съ тобой, съ дѣтьми
             Я какъ въ раю; а тамъ насъ разлучатъ
             Работы, козни, сплетни и забавы;
             Столичный шумъ тебя, мой другъ, замучитъ...
             Мы въ Римѣ жить должны открыто, пышно;
             Притворствовать съ утра до ночи; зависть,
             Какъ натискъ волнъ, упорный, постоянный,
             Безъ злобы и безъ мести отражать!
             Я знаю Римъ! Онъ ссылка для меня,
             Ровъ Даніила... Нѣтъ, я не поѣду?
   ОТЕЦЪ. Мой сынъ! позволь и мнѣ промолвить слово.
             Жаль мнѣ разстаться съ вами; можетъ-быть
             Въ послѣдній разъ я обниму васъ, дѣти,
             Благословляя въ путь... По... ѣхать должно!
             Размысли хладнокровно, Доминикъ!
             Желанія святѣйшаго отца
             Для насъ,-- законы. Если Папа самъ
             Въ великой мудрости своей, назначилъ
             Тебѣ быть зодчимъ, сбиромъ, полководцемъ...
             Повиноваться должно.
                                 А отъ бѣдствій,
             Отъ непріятностей, отъ огорченій,
             Отъ зависти враговъ, ты не уйдешь,
             Хотя бы и въ Болоньи ты остался!
             Иди, куда идти велитъ Господь!
             Премудрости Его оставь свой жребій.
             Ты не искалъ ни славы, ни богатства .
             Богъ посылаетъ... Повинуйся, сынъ мой!
             Судьба, быть-можетъ, для дѣтей твоихъ,
             Зоветъ тебя на муки и страданья...
             И ты, для нихъ, въ путь страшный не пойдешь?..
             Не вѣрю!.. Я и самъ страдалъ... Не вѣрю!
   ЗАМПІЕРИ. (бросаясь къ отцу въ объятія).
             Молитесь обо мнѣ, друзья!.. Я ѣду!
  

АКТЪ ВТОРЫЙ.

Quod non fecerunt Barbari, fecerunt Barberini.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Домъ Гвальди въ Римѣ. Небольшая боковая комната; двери отперты въ залу, наполненную гостьми; идетъ пляска и музыка. Въ комнатѣ легкій свѣтъ отъ одной лючерны; боковая дверь также отворена; сквозь нее видѣнъ рядъ комнатъ, ярко освѣщенныхъ и наполненныхъ гостьми.

   КІАРА (одна, сидитъ на софѣ въ глубокой задумчивости).
                       Безумный пиръ! Глупцы пируютъ свадьбу!
             Хоронятъ за-живо людей! А каждый
             Упорно жаждетъ, ищетъ страшныхъ узъ...
                       Но, можетъ-быть, супружество сестрѣ
             Готовитъ рай земной. Не всѣ, какъ я,
             Вѣнчаются терновыми вѣнцами!..
                       О, Доминикъ! страдалъ ты, я страдала;
             Сердцами мы не разлучались; долго
             Вели бесѣду въ тайныхъ сновидѣньяхъ;
             Мысль о любви взаимной, въ чашѣ яду,
             Таилась какъ цѣлительная капля,
             И жизнь была сносна...
                                 И вдругъ, я слышу,
             Ужъ онъ женатъ, ужъ онъ отецъ! Свободный,
             Онъ измѣнилъ своей великой клятвѣ;
             Онъ могъ любовь святую сохранить...
             Я не могла... Проклятіе отца
             Пѣснь брачную въ ушахъ моихъ гремѣло.
             Онъ это зналъ...
                                 Не мстить?.. Какое жъ чувство
             Останется въ моемъ несчастномъ сердцѣ?
             Чѣмъ жить?..
                                 Лоренцо... въ церкви, межъ гостьми
             Глазъ не сводилъ съ меня... Я Все узнаю!

Подходя къ зеркалу, и оправляясь.

             Прочь слезы! Глупы красные глаза...
             Они должны блистать, какъ этотъ праздникъ...
             Улыбка, оживи мои уста!
             Волнуйся грудь, движенія красуйтесь!..
             Вотъ такъ! Пойдемъ на легкую побѣду...

-----

КІАРА и АНТОНІЯ.

   АНТОНІЯ. Что это значитъ, Кьяра? Ты одна?..
   Кіара. Молюсь о счастіи твоемъ.
   АНТОНІЯ (обнимая ее).
                                           Ахъ, Кьяра!...
   КІАРА. Ты плачешь? Плачь! Быть-можетъ эти слезы
             Искупятъ тягость брачныхъ узъ...
   АНТОНІЯ.                               О, нѣтъ!
             Я плачу отъ блаженства... и восторга...
             Я обожаю мужа... Этотъ вечеръ,
             Мнѣ кажется, не кончится сегодня.
             О, Кьяра!.. я люблю его...
   КІАРА (вырываясь изъ ея объятій).
                                                     Люби!
             Все ложь! Люби обманъ! О жизни бремя
             Покажется необходимымъ игомъ...
             Неси его!.. Антонія, тамъ праздникъ,
             Тамъ кликъ гостей, столь сладостный счастливцамъ.
             Ступай, пляши!...
   АНТОНІЯ.           За мной придетъ мой Гвальди.
             Онъ всё теперь съ Лоренцо Зампіери
             О новыхъ предпріятьяхъ говоритъ.
             Лоренцо въ милостяхъ большихъ у дяди,
             А Доминикъ, ты знаешь, папскій зодчій.
             Не знаю, какъ теперь, при новомъ папѣ;
             А прежде онъ былъ важенъ при дворѣ.
             Лоренцо мужа очень полюбилъ,
             Доставить можетъ важную работу...
   КІАРА. Антонія!.. я помогу тебѣ...
   АНТОНІЯ. Ты?
   КІАРА.                     Да! Но тише... Молодой Зампіери,
             Племянникъ Доминика, былъ знакомъ
             Съ моей подругой... Но одинъ вопросъ...
             Зачѣмъ не пригласили вы на свадьбу
             Доменикина?
   АНТОНІЯ.           Мужъ мой побоялся
             Ланфранко. Говорятъ... вы не въ ладахъ...
             Притомъ Зампьери далеко живетъ,
             Въ Транстевере; онъ никуда не ходитъ;
             Съ женой сидятъ какъ голуби... для папы
             Онъ изъ дому не любитъ отлучаться.
   КІАРА. А ты жены Зампіери не видала?
   АНТОНІЯ. Да, видѣла! Красавица, умна,
             Хозяйка. Вотъ и мужъ мой и Лоренцо.

-----

ТѢ ЖЕ, ГВАЛЬДИ и ЛОРЕНЦО-

   ГВАЛЬДИ. Мой ангелъ, я искалъ тебя вездѣ!..
             Пойдемъ, пора, насъ гости ждутъ...
   АНТОНІЯ.                               Пойдемъ...

-----

КІАРА и ЛОРЕНЦО.

   ЛОРЕНЦО. Боюсь отказа... Если бы я смѣлъ..
             На эту пляску предложить вамъ руку...
   КІАРА (поправляя головную уборку передъ зеркаломъ).
                       Какая недовѣрчивость къ себѣ?
             Но я уже стара для рѣзвой пляски;
             А молодость, какъ буря, веселится...
             Боюсь устать! Какъ цѣлый часъ кружиться?
   ЛОРЕНЦО. Устанете, оставимъ.
   КІАРА.                               Такъ, пожалуй!
             Ужъ восемь лѣтъ, какъ я не танцовала...
             Вы одержали трудную побѣду.

(Подаетъ ему руку; уходятъ).

-----

Нѣсколько спустя входитъ

   КОРЕН: Незнаемый, я здѣсь -- какъ воръ... Ланфранко
             Придетъ сюда, по зову моему...
             Боюсь, чтобы меня не задержали...
             Нѣтъ, не успѣютъ! Громъ ихъ оглушитъ,
             Глаза отъ блеска молніи ослѣпнутъ,
             А я уйду... Ага! вотъ и Ланфранко.
             Онъ не одинъ. (Уходитъ въ боковую дверь).

-----

          БЕРНИНИ и ЛАНФРАНКО.

   ЛАНФРАНКО. Бернини! вашъ совѣтъ
             Теперь мнѣ нуженъ. Будемъ откровенны:
             Два слова только... Что, Урбанъ оставитъ
             Доменикина... зодчимъ?
   БЕРНИНИ. Полагаю.
             Я самъ ему совѣтовалъ оставить...
   ЛАНФРАНКО. Довольно! Вы не знаете себя,
             Не цѣните! Доменикинъ, въ два-года,
             Пока Григорій жилъ, что сдѣлалъ въ Римѣ?
             Онъ не успѣлъ рисунковъ приготовить
             Для алтарей въ соборѣ. Самъ Григорій
             Хотѣлъ уже перемѣнить его.
             Какъ! зданье Браманта, Микель-Анджело,
             Рафаэля... въ рукахъ Доменикино!
             Не страшно-ли смотрѣть на этотъ храмъ,
             И думать, что его внутри распишетъ,
             Облѣпитъ, изукраситъ, этотъ Волъ!
   БЕР: Я долженъ вамъ сказать, синьоръ Ланфранко,
             Его святѣйшеству угодно было
             Архитектурныя работы храма
             Мнѣ поручить. Со страхомъ и смиреньемъ,
             Я волѣ папы долженъ покориться;
             Но...
   ЛАНФРАНКО. Мѣста не хотите занимать
             Что вамъ давно принадлежитъ по праву?
             Вы помните, какъ Анпибалъ Караччи,
             Изъ храма выходя, спросилъ: "Кому-то
             Достанется подъ куполомъ Петра
             Алтарь воздвигнуть?" Вы сказали тихо:
             " О Господи, дай эту славу мигъ!"
             Я знаю все! Я знаю, что Урбанъ,
             Принявъ тіару, позвалъ васъ къ себѣ,
             И съ гордостью сказалъ: Бернини счастливъ,
             Что кардиналъ Маффеи Барберини
             Конклавомъ избранъ въ папы; по Маффеи
             Еще счастливѣйшимъ себя считаетъ:
             Во времена правленія Урбана,
             Исторія напишетъ -- жилъ Бернини."
                       И будетъ правъ Урбанъ, когда Бернини
             Хозяиномъ соборъ Петра окоеічитъ!
             Да и потомство славный трудъ припишетъ
             Работнику иль Зодчему Урбана?
             Какъ славу раздѣлять такого дѣла?
   БЕРНИНИ. Да! эта слава дорога, я знаю...
             Но мнѣ ли нападать на Доминика,
             Просить о мѣстѣ, занятомъ Зампіери?
             Я не посмѣю говорить Урбану...
             Ему покажется...
   ЛАНФРАНКО. Не ваше дѣло!
             Вамъ это мѣсто дважды предлагали...
             Предложатъ въ третій разъ!.. Отказъ опасенъ
             И у Мадерны есть друзья. И такъ
             Вы не отвергнете?
   БЕРНИНИ.           Нѣтъ, не отвергну!..
             Но... лишь бы я былъ всторонѣ...
   ЛАНФРАНКО.                               Довольно!
             Еще вопросъ. Отъ свѣта я отсталъ,
             Давно отъ вашихъ сходбищъ отказался.
             Скажите, вы незнаете причины,
             Зачѣмъ и Гвидо Рени и д'Арпина
             Оставили Неаполь такъ поспѣшно?
   БЕРНИНИ. Я родился въ Неаполѣ, и дожилъ
             Временъ печальныхъ. Каждый день я слышу,
             Что тамъ гнѣздо разбойниковъ теперь.
             Изъ Сиракузъ, Мессины, прошлецы
             Толпой пришли въ Неаполь; поселились;
             Художества на откупъ взяли; ядомъ,
             Кинжаломъ, камнями, свои права
             Упорно защищаютъ. Но намѣстникъ
             Надежныя, мнѣ пишутъ, принялъ мѣры...
   ЛАНФРАНКО. Зачѣмъ же Гвидо Рени уѣзжать?..
   БЕРНИНИ. Убить хотѣли... Ночью ворвались...
             По-счастію, нашли не Гвидо Рени,
             А стражу. Но они солдатъ разбили,
             И по домамъ покойно разошлись,
   ГОЛОСЪ (изъ боковой двери).
             Бернини! ваша очередь играть...
   ЛАНФРАНКО.                               Что это?..
   БЕРНИНИ. Кости... Видно Гвидо Рени
             Ужъ проигралъ...
   ЛАНФРАНКО.           А вы!
   БЕРНИКИ.                     Мы пополамъ...
             Простите! Я сейчасъ приду.

(Уходитъ въ боковую дверь, въ главную входитъ Коренціо).

-----

ЛАНФРАНКО и КОРЕНЦІО.

   ЛАНФРАНКО. Довольно!
             Но этотъ архитекторъ не надеженъ...
             Онъ далеко пойдетъ...
                                 Гдѣ этотъ странный,
             Докучливый и дерзкій незнакомецъ?
             Хотѣлъ давно сюда прійти...
   КОРЕНЦІО.                     Онъ здѣсь!
   ЛАНФРАНКО (сухо).
             Что вамъ угодно?
   КОРЕНЦІО.           Ахъ, синьоръ ЛанФранко,
             Васъ прозвали въ Италіи хитрѣйшимъ,
             А по искуству, вы -- Микель-Анджело!..
             (Онъ любитъ эту лесть).
   ЛАНФРАНКО (отрывисто).
                                           Что вамъ угодно?
             Готовъ служить...
   КОРЕНЦІО. Вы ѣдете въ Неаполь,
             По приглашенію герцога д'Алкалы?..
   ЛАНФРАНКО. Да, можетъ-быть.
   КОРЕНЦІО.                               И ѣдете спокойно?..
   ЛАНФРАНКО. Синьоръ!
   КОРЕНЦІО.                     Безстрашенъ геній, но скорѣе
             Неостороженъ... Вамъ знакомъ Неаполь?
             Вы знаете художниковъ?
   ЛАНФРАНКО.                     Не знаю...
             Все дрянь, ремесленники...
   КОРЕНЦІО (вынимая кинжалъ).
                                           Нѣтъ, убійцы!
   ЛАНФРАНКО. Такъ вы...
   КОРЕНЦІО (показывая кинжалъ).
                                 Ни слова!.. Мы не отнимаемъ
             У васъ честей, богатства, громкой славы!
             Мы въ Римъ вашъ не приходимъ за добычей!
             Не приходите же и вы въ Неаполь
             Насущный хлѣбъ у братій отымать!
             Мы васъ предупреждаемъ. Вотъ посланье!
             Я отдаю вамъ въ руки... Соберите
             Художниковъ, предупредите ихъ,
             Прочтите непреложныя слова...

(Ланфранко блѣдный, оглядывается).

             Меня напрасно въ Римъ не ищите;
             По воздуху я улечу въ Неаполь
             Точить кинжалъ, приготовлять отраву.
             Читайте! Заучите наизусгъ
             Благой совѣтъ... Читайте же!
   ЛАНФРАНКО (развертывая письмо, и съ недовѣрчивостью поглядывая на Коренціо).
                                           Читаю...

Коренціо отходитъ. Ланфранко оглядывается. Коренціо приложивъ палецъ къ губамъ, показываетъ кинжалъ... Ланфранко покорно принимается читать.

-----

ЛАНФРАНКО (подходя ближе къ лючернѣ).

             Онъ подвигъ свой обдумалъ. Но про чтемъ! (Читаетъ).
   "Кто бы изъ васъ, дражайшая братія, ни рѣшился воспользоваться приглашеніями герцога д'Алкалы, нашего намѣстника, пусть ѣдетъ въ Неаполь, но вмѣстѣ пусть приготовится вполнѣ къ важнѣйшему часу жизни, то есть, къ послѣднему! Пусть простится съ священнымъ градомъ, потому что неизвѣстно, гдѣ найдетъ смерть. Переѣздъ въ Неаполь -- ядовитъ и опасенъ; но знакомство съ Неаполитанскими художниками опаснѣе. Оно смертельно. Какъ плотно составленъ заговоръ противъ всякаго, чуждаго братіи нашей, пришельца; какъ вѣрны и дѣйствительны мѣры, принятыя къ уничтоженію всякаго посторонняго временщика, объ этомъ вы можете спросить у вашего игрока, щеголя, Гвидо Рени, а еще лучше у нынѣшняго Римскаго Рафаэля, кавалера д'Арпина. Оба не долго гостили въ Неаполѣ, не много вывезли нашихъ денегъ, и полагаемъ оба весьма ради, что одумались и уѣхали. Неаполь не нуждается въ Римскомъ искуствъ. Одинъ намѣстникъ не хочетъ этого понять, и послалъ кавалера двора своего, донъ Гримальду, пригласить кого нибудь изъ первенствующихъ художниковъ Рима переѣхать въ Неаполь. Не забудьте, честь Неаполитанскихъ художниковъ сильнѣе всего. Это доказано, а если нужно, будетъ подписано мстительною рукою.
                       Гдѣ этотъ донъ Гримальда?.. Донъ Гримальда!..
             Сюда идутъ. (Прячетъ письмо).

-----

МАДЕРНА и ЛАНФРАНКО.

   МАДЕРНА. Ужъ спать пора, Ланфранко...
   ЛАНФР: Спать! Нѣтъ, Мадерна; я иду къ Перетти,
             Потомъ еще къ тремъ разнымъ кардиналамъ;
             Иду работать для тебя...
   МАДЕРНА.                     Ланфранко?
   ЛАНФРАНКО. Когда заснемъ, Бернини побѣдитъ!
             Бернини завтра же идетъ къ Урбану
             Просить о мѣстѣ... Мы предупредимъ...
             Урбанъ Осьмой, ты знаешь, не Григорій!
             Ты родился быть зодчимъ папскихъ зданій!
             Все, что ни строишь ты, великолѣпно
             Достойно Римской славы, удивленья!
             А этотъ безталантный живописецъ,
             Прославленный глупцами, не достоинъ
             И улицы мостить въ священномъ градѣ.
             Молчалъ, молчалъ, нѣтъ болѣе терпѣнья!
             Урбанъ Осьмой, сказалъ я, не Григорій:
             Простретъ онъ покровительную руку!
             Онъ падшія художества воздвигнетъ!
             Временщиковъ въ художествъ не будетъ!
             Но должно дѣйствовать единодушно...
             Пойдемъ со мной къ Перетти.
   МАДЕРНА.                     Но, Ланфранко...
   ЛАНФРАНКО. Ты молодъ! Всѣ усилія мои,
             На пользу посвященныя искуству,
             Коварствомъ дышатъ, для тебя... дитя!
             Ты выросъ на рукахъ моихъ, Мадерна!
             Пойдемъ къ Перетти. Говори свободно,
             Съ достоинствомъ, съ презрѣньемъ о другихъ.
   МАДЕРНА. Помилуй!
   ЛАНФРАНКО.                     Молодъ, молодъ! Повинуйся!
             Иль я твой врагъ...
   МАДЕРНА.           За что?
   ЛАНФРАНКО.                     За эту трусость,
             Подобострастіе къ временщикамъ .
             Я говорю тебѣ, пойдемъ къ Перетти...
   МАДЕРНА. Объ чемъ же говорить мнѣ съ нимъ?
   ЛАНФРАНКО (уводя его).
                                                               Увидишь.

-----

КІАРА И ЛОРЕНЦО.

   КІАРА, (опираясь на его плечо).
             Устала! Нѣтъ, весна моя прошла.
             Пора сидѣть съ старухами, злословить...
             Не правда ли?
   ЛОРЕНЦО (про себя).
                                 Ужасно испытанье!
             Какъ звѣзды безъ луны на скучномъ небѣ,
             Такъ этотъ залъ безъ Кьяры...
   КІАРА.                               Вы молчите!..
             Вы соглашаетесь?
   ЛОРЕНЦО.           О нѣтъ, синьора!
             Я говорить не смѣю,
   КІАРА.                     Отчего же?
             Вы истины сказать мнѣ не хотите,
             А ложь скверна для вашихъ устъ. Не такъ ли?
   ЛОРЕНЦО. Синьора!...
   КІАРА.                     Вы... родной его племянникъ.
             Какое сходство!.. Боже сохрани,
             Когда во всемъ послѣдуете дядѣ...
   ЛОРЕНЦО. Вы знали Доминика?..
   КІАРА.                               Нѣтъ, не знала...
             Кто вамъ сказалъ?..
   ЛОРЕНЦО           Но эти рѣчи?..
   КІАРА.                                         Шутка...
             Неосторожность... (отирая слезы, про себя).
                                 Сѣть моя раскрыта.
   ЛОРЕНЦО. Неосторожность... Слезы! О! синьора,
             Я трепещу отъ ревности...
   КІАРА.                               Какъ! ревность?
             Къ кому? за что?.. (Опять неосторожность!
             Вся жизнь моя цѣпь глупостей!) Уйдите!
             Позвольте мнѣ съ моимъ остаться другомъ...
   ЛОРЕНЦО. Но кто же этотъ другъ?
   КІАРА.                                         Уединенье!
   ЛОРЕНЦО. У васъ нѣтъ видно тайнъ! Какъ снести
             Удушливое, жаркое біеніе
             Тяжелой тайны въ воспаленномъ сердцѣ?
             Печаль раздѣльная не ядовита,
             А если кто хранитъ ее упрямо
             Въ груди своей,-- о, тотъ самоубійца!
             У васъ нѣтъ тайны?..
   КІАРА (съ живостью).
                                 У меня нѣтъ тайны?..
             Но гдѣ же друга мнѣ найти?.. Межъ женщинъ,
             Извѣстно, дружбы нѣтъ, и быть не можетъ...
             А мужа моего... (шепотомъ, будто про себя) я ненавижу...
   ЛОРЕНЦО. Что слышу? Кьяра! Я у вашихъ ногъ!
             Возьмите это сердце вашимъ другомъ!
             Располагайте имъ!... Уста и взоры
             Я облеку въ могильное молчанье;
             Оставлю дядю, свѣтъ, на жертву Кьярѣ,
             Блистательную будущность отвергну;
             Мнѣ ни чего не нужно, если Кьяра
             Лоренцо удостоитъ дружбой...
   КІАРА.                                         Тише...
             Замѣтятъ!.. Встаньте!..
                                           Юношѣ легко
             Минутному послѣдовать влеченью;
             Васъ можетъ тронуть женская слеза;
             Но мѣсяцъ, годъ, и другъ -- уже врагомъ,
             Отъ сердца отрывается къ измѣнѣ.
             Вотъ вамъ примѣръ. Вашъ дядя Доминикъ
             Любилъ мою подругу во Фраскати;
             Ихъ развела судьба. Подруга долго
             По-прежнему невѣрнаго любила,
             А онъ забылъ ее, ушелъ, женился...
             Не правда-ли, онъ болѣе не помнитъ
             Grotta Ferrata, тамошнихъ картинъ?
             Не говоритъ объ нихъ?..
   ЛОРЕНЦО.                     Не говоритъ.
   КІАРА. Я такъ и знала. А какія клятвы
             Изъ устъ его гремѣли въ тайный вечеръ!
             Подъ взорами ста глазъ сторожевыхъ,
             Подъ бѣшенымъ соперника кинжаломъ,
             Она пошла прощаться съ Доминикомъ...
             У той картины... Чудная картина!
             Я -- такъ похожа!..
   ЛОРЕНЦО (вскочивъ).
                                 Вы?
   КІАРА (заливаясь слезами).
                                           О, тише, тише!..
             Онъ обливалъ слезами мой портретъ,
             Прелестный, миньятюрный списокъ съ фрески;
             На грудь его съ великой клятвой спряталъ,
             И говорилъ: "Смерть разлучитъ насъ, Кьяра,
             Но этотъ образъ счастья моего
             Во гробъ со мной положатъ..."
                                           Я забылась!
             Лоренцо! вы послѣдуете дядѣ?
             Вы тайну разнесете... Вы клялись,
             Но клятвамъ, я сказала вамъ, не вѣрю.
   ЛОРЕНЦО. Послѣдній опытъ, Кьяра! Испытайте!
             Не отвергайте друга, нѣтъ, раба,
             Окованнаго вашими очами.

(Съ нѣжностью).

                       Быть-можетъ счастіе еще возможно!
             Пора любви -- не юныхъ дѣвъ удѣлъ;
             Ихъ только легкія мечты волнуютъ;
             Онѣ любовь предчувствуютъ, и только;
             Но женщина, испытанная жизнью
             Одна смыслъ тайной страсти понимаетъ.

Приближается; становится на колѣни; взявъ ея руку:

             Утѣшьтесь! Разлетѣлись сновидѣнья!..
             Проснитесь! На яву любовь прекрасна!
   КІАРА. Онъ мужъ, отецъ!.. Нѣтъ, онъ не возвратится..
   ЛОРЕНЦО (съ досадой).
             Опять о немъ!.. Но стоитъ ли измѣнникъ
             Малѣйшаго воспоминанья?.. Клятву,
             Которую онъ могъ легко исполнить,
             Онъ, какъ хвастунъ ничтожный, разрѣшилъ;
             И вашъ портретъ давно въ рукахъ Аллегри,
             Вотъ, что ноетъ въ апостольской капеллѣ:
             Онъ подарилъ ему портретъ съ разсказомъ.
                       Насильно-ли хотите Доминика
             Давно прошедшей страстью оковать?..
   КІАРА. Его любить? О нѣтъ! Я не умѣю.
             Его забыть?.. Лоренцо, не умѣю!
             Полъ-тайны знаешь ты, но для другой
             Ты слишкомъ добръ и близокъ къ Доминику...
   ЛОРЕНЦО. О! если васъ родство мое пугаетъ,
             Клянусь, онъ ненавистенъ мнѣ отнынѣ.
             Нѣтъ... болѣе!.. Я трепещу... мнѣ душно...
             Признаніе въ устахъ моихъ горитъ...
             И если ты забыть его не можешь...
             Убей меня!.. Скажи, онъ мой соперникъ!
   КІАРА (вставъ).
             Я не могу забыть его... для мести.
   ЛОРЕНЦО. О, если такъ... у ногъ твоихъ клянусь,
             Я въ домъ его пойду уже убійцей!
   КІАРА. Нѣтъ, смерть не месть! Безъ крови, безъ убійства!
   ЛОРЕНЦО. Я понимаю, Кіара!
   КІАРА.                               До свиданья!
   ЛОРЕНЦО. Куда?.. Постой?..
   КІАРА.                               Гдѣ люди, тамъ злословье.
             Нѣтъ, не иди со мной!.. Туда!.. въ тѣ двери!..

(Расходятся).

  

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Комната въ домѣ Доменикина. Множество холстовъ, картоновъ, лѣстницъ, треножниковъ и другихъ принадлежностей мастерской живописца; въ углу чембалы и недоконченная арфа; возлѣ токарный станокъ; разныя столярныя орудія; въ разныхъ мѣстахъ разбросано платье.

  

ЗАМПІЕРИ и ЧЕЧИЛІЯ, и двое дѣтей играютъ на полу.

   ЗАМПІЕРИ. (положивъ рейсфедеръ).
             Конецъ! Взгляни, Чечилія...
   ЧЕЧИЛІЯ (работая, едва поднявъ голову).
                                           Опять
             Тотъ самый куполъ...
   ЗАМПІЕРИ.           Да! Но я доволенъ.
             Въ послѣдній разъ... мнѣ удалось исполнить,
             Подробно на бумагѣ изложить
             Плодъ долгихъ размышленій... Л доволенъ.
             Главнѣйшая окончена работа...
             Я передѣлываю тридцать разъ
             Одну и ту же голову; зато
             За каждую черту я отвѣчаю...
             За каждый волосъ я могу поспорить...
             Я чистъ передъ собой и предъ искуствомъ!
   ЧЕЧИЛІЯ. Зато врагамъ есть поводъ къ обвиненьямъ..
   ЗАМПІЕРИ. Я... не для нихъ тружусь, а для себя...
             Оставь враговъ въ покоѣ. Безъ враговъ,
             Я не повѣрю моему таланту...
                       Мнѣ тяжело, когда враги соборомъ
             То клеветой, то похвалой лукавой,
             Мои произведенья унижаютъ.
             Но, вѣрь мнѣ, ихъ не сердятъ недостатки,
             А красоты, достоинства картины.
             Я признаюсь, отравленной душею
             Внимаю обвинительныя рѣчи;
             Мнѣ горько, губы сохнутъ, желчь пылаетъ;
             Внутри меня я слышу злобный голосъ --
             Казни не благодарныхъ, брось искуство!
                       Но мнѣ ли въ Божія дѣла мѣшаться?
             И должно ли клеветникамъ позволить
             Разбить сосудъ, не ихъ, да и не мой!
                       Минута размышленія,-- и снова
             Въ моей душѣ покой и благодарность;
             Мнѣ сладостны и клевета и зависть;
             Я понимаю, что ихъ разбудило;
             И сколько я ни отдаляю гордость,
             Не знаю какъ, я по неволѣ гордъ.
                       Напротивъ, если врагъ меня похвалитъ,
             Я трепещу, и бѣдную работу,
             Иной разъ, безъ нужды, переправляю.
             Повѣрь, Чечилія, врагъ во врагѣ
             Хорошаго не видитъ и не хвалитъ.
   ЧЕЧИЛІЯ. Но кажется теперь враги уснули...
   ЗАМП: Проснутся... И не долго ждать... Проснутся!
                       Всѣ наши благодѣтели въ гробѣ.
             Святѣйшій нашъ Григорій Людовици
             Въ два года ничего не могъ построить.
             Онъ не хотѣлъ кончать соборъ Петра;
             Всегда больной, воображалъ, что смерть
             Того постигнетъ, кто Петра достроитъ,
             Въ минуту освященія собора;
             Болѣзнь питала этотъ предразсудокъ...
             Я подалъ множество предположеній;
             Враги -- его издержками пугали,
             И я, въ два года, ничего не началъ!
             Григорій медлилъ А Урбанъ напротивъ
             Поспѣшенъ, шибокъ, пышенъ, щедръ; но папа
             Урбанъ Осьмой, не жалуетъ меня.
             Онъ, въ кардиналахъ, всѣ свои заказы
             Берииии поручалъ и Гвидо Рени;
             Мнѣ -- никогда! Я ужъ ходилъ къ нему:
             Онъ хочетъ Римъ отстроить въ двѣ недѣли!
             Въ пять лѣтъ соборъ Петра совсѣмъ окончитъ!
             Онъ презираетъ строгость стиля древнихъ,
             И въ образецъ архитектуры ставитъ
             Palazzo Barberini. Это ясно:
             Онъ мѣсто зодчаго всѣхъ папскихъ зданій
             Готовитъ для Бернини. Вотъ ужъ мѣсяцъ
             Въ апостольскомъ дворцѣ Бернини, Гвидо,
             Maдерна, Джузепино и ЛанФранко,
             Безъ моего согласія, берутъ
             Всѣ важныя работы... И въ насмѣшку
             Ужъ не разъ Ланфранко говорилъ:
             "Онъ папскихъ зданіи главный архитекторъ,
             "Подобно Буонаротти, хочетъ строить
             "На воздухѣ. безъ извести и камня".
             А виноватъ ли я, когда святѣйшій
             Мнѣ задняго крыльца не дастъ построить?
             У нихъ есть покровители, а мы,
             Лишились и послѣдняго... Монтальто!
             Благословенна вѣчно буди память
             Святаго мужа! Сколько Барберини,
             Вліяніемъ моихъ враговъ, старался
             Лишить меня довѣренности, дружбы,
             И милостей Монтальто?.. Все напрасно!..
             Онъ самъ же мнѣ разсказывалъ ихъ козни.
                       Какъ твердый щитъ, Монтальто охранялъ
             Моихъ трудовъ покойное теченье...
             И что жъ? Вчера великій мужъ скончался!
             Онъ поручилъ мни церковь делла-Валле...
                       Я признаюсь, Чечилія; въ ту церковь,
             Какъ подъ эгиду твердую, я отдалъ
             Все лучшія мои мечты и мысли...
             Тамъ мой тріумфъ. И что жъ? Не конченъ куполъ;
             Онъ весь готовъ въ картонахъ, но къ Святой
             Я не успѣю расписать... Монтальто,
             Знатокъ въ искуствахъ, понималъ, что къ сроку
             Художникъ не работаетъ. Монахи
             Понять не захотятъ! Они должны мнѣ
             Двѣнадцать тысячь скудъ. Но безъ Монтальто
             Кто ихъ платить принудитъ! Эти деньги
             Единственное наше состоянье.
             Да и на нихъ уже долговъ не мало!
   ЧЕЧИЛІЯ. Богъ дастъ! Окончишь церковь Катинари,
             Картины въ Санъ-Сильвестро и Марію;
             Долги заплотишь...
   ЗАМПІЕРИ.           Такъ. Да чѣмъ же жить!
             Чечилія, я чувствовалъ сегодня
             Мое блаженство въ полнотѣ. Кто знаетъ,
             Быть-можетъ на канунѣ грозныхъ бѣдствій,
             Я съ нимъ прощался сладкими слезами,
             Чечилія, я за себя спокоенъ.
             Одно меня пугаетъ... ты и дѣти!..
   ЧЕЧИЛІЯ. Къ чему заблаговременно смущаться?
   ЗАМПІЕРИ. О, есть непостижимыя мгновенья,
             Когда вся жизнь лежитъ открытымъ свиткомъ.
             Не хочется читать, а все читаешь
             Поспѣшно взявъ рейсфедеръ, и глядя на картоны:
             Какъ выгодно со стороны взглянуть
             На собственныя мысли! Напримѣръ,
             Я не замѣтилъ -- въ этой головѣ... (рисуетъ)

-----

ТѢ-ЖЕ и АЛЛЕГРИ.

             Не ловокъ поворотъ... Вотъ такъ!.. еще!
             Не даромъ эта голова мнѣ снилась...
   ЧЕЧИЛІЯ. Синьоръ Аллегри!
   АЛЛЕГРИ.                     Здравствуйте, синьора.
   ЗАМПІЕРИ (продолжая рисовать)!
             Григоріо!
   АЛЛЕГРИ. А Доменикъ! Ты дома?
             Въ лѣсу холстовъ тебя не видно...
   ЗАМПІЕРИ.                               Да!
             Пятнадцать дней сижу въ моихъ картонахъ,
             Не выхожу, и даже къ кардиналу,
             Въ послѣдній часъ, я опоздалъ прійти.
             Не правда ли, безмѣрная потеря?
   АЛЛЕГРИ. Мы оба благодѣтеля лишились.
   ЗАМПІЕРИ. Не оба, а искуства! Кто теперь
             Суровымъ разумомъ и нѣжнымъ сердцемъ
             Изящное оцѣнитъ безпристрастно?..
                       Я помню ту великую вечерню,
             Когда твое пропѣли Miserere;
             Я трепеталъ, морозъ ходилъ по членамъ,
             Казалось, слушалъ пѣніе усопшихъ...
             Окончилось таинственное пѣнье;
             Гляжу кругомъ, спокойны кардиналы,
             Какъ и всегда, святѣйшій безъ слезинки,
             Народъ житейскимъ чувствомъ волновался,
             И не было на пѣснь твою суда.
             Одинъ Монтальто не сидѣлъ на-мѣстѣ.
             Смотрю -- простертъ во прахѣ кардиналъ!
             Когда онъ подымался, ахъ, Аллегри,
             Не постижимо свѣтелъ былъ Монтальто!
             Великолѣпно страшенъ! Въ этотъ часъ
             Я понялъ ужасъ смерти въ первый разъ,
             И крѣпче и теплѣе сталъ молиться...
   АЛЛЕГРИ. Я помню эту чудную Вечерню.
             Я пѣлъ тогда съ особеннымъ успѣхомъ.
             Казалось, голосъ мой не изъ груди,
             А изъ могилы, выходилъ. Я плакалъ,
             А голосъ разсыпался серебромъ,
             То разстилался похороннымъ звономъ.
   ЗАМП: Ты помнишь нашу встрѣчу въ этотъ вечеръ.
   АЛЛЕГРИ. Я этой встрѣчи въ гробѣ не забуду!
             Я чувствовалъ -- въ послѣднемъ Miserere,
             Я превзошелъ себя; я былъ увѣренъ,
             Что это Miserere не мое,
             Что дивные его слагали духи.
             И что жъ? Святѣйшій говоритъ: "Не дурно!" --
             "Не дурно!" повторяютъ кардиналы.
             Одинъ Доменикинъ, безъ словъ, слезами,
             Привѣтствовалъ любимый трудъ Аллегри.
             Доменикинъ, ты какъ ребенокъ плакалъ!
   ЗАМПІЕРИ. И потому, что я не музыкантъ!
             Люблю я ваша дивное искуство;
             Я изучилъ его, какъ самъ ты знаешь,
             Довольно хорошо; но сочинять
             Я не умѣю. Зависть мнѣ чужда,
             И потому, что я не музыкантъ!
   АЛЛЕГРИ. А ты бы былъ великимъ музыкантомъ,
             Дивлюсь я часто твоему сужденью.
             Съ какимъ умомъ, прекрасное находишь,
             Но нашему, въ посредственномъ! Какъ часто
             Великое, по отношеньямъ нашимъ,
             Находишь ты посредственнымъ! Но скромно
             Везъ притязаній, безъ обидъ, насмѣшекъ...
             Увы, такихъ цѣнителей не много!
   ЗАМПІЕРИ. Грегоріо! Быть можетъ, наше сердце,
             Скорѣй чѣмъ разумъ, склонно къ заблужденью.
             Но въ музыкѣ я сердцу волю даль,
             И не раскаялся еще ни разу...
             Ахъ, да, Аллегри! Кажется, ты видѣлъ
             Мои чембалы!
   АЛЛЕГРИ.           Видѣлъ,
   ЗАМПІЕРИ.                     Лютню?
   АЛЛЕГРИ.                               Видѣлъ,
   ЗАМПІЕРИ. Я началъ дѣлать въ новомъ родѣ арфу.
             Хотѣлось бы и въ арфѣ хроматизмъ
             Соединить съ діатонизмомъ. Въ пѣньи
             Есть полу-тоны, въ инструментахъ также;
             Гдѣ есть смычокъ, тамъ есть и полу-тоны.
             Такъ отчего-жъ готовый полу-тонъ
             Не дать и арфѣ?
   АЛЛЕГРИ.           Будетъ слишкомъ сложно.
   ЗАМП: Не все ль одно! Вѣдь тѣ же десять пальцевъ
             Играютъ на чембалахъ и на арфѣ.
             Мнѣ кажется, не смѣю увѣрять,
             Я понялъ муссикійское искуство
             Великихъ Грековъ. Времени не много,
             А я бы принялся и за перо:
             Такъ не разскажешь... Вотъ и эта арфа...

------

ТѢ ЖЕ и ЛОРЕНЦО, входитъ поспѣшно.

   ЛОРЕНЦО (къ Доменикину).
             Ну, слава Богу, дома! Пріоръ проситъ
             Чтобъ вы пришли сегодня въ монастырь,
             Сейчасъ-же... Тамъ художники!..
   ЗАМПІЕРИ.                               Зачѣмъ?
   ЛОРЕНЦО. А Богъ ихъ знаетъ...
   ЗАМПІЕРИ.                               Кто-же тамъ?
   ЛОРЕНЦО.                                         Ланфранко,
             Мадерна...
   ЗАМПІЕРИ. Что жена? Я говорилъ!
             Не быть добру...
   ЧЕЧИЛІЯ.           Лоренцо! развѣ пріоръ
             Не сказывалъ, зачѣмъ зоветъ его?
   ЛОРЕНЦО. Не сказывалъ.
   ЗАМПІЕРИ. Я говорилъ! Куда зайдетъ Ланфранко,
             Тамъ для Зампіери мѣста недостанетъ. (Одѣваясь).
             Досадно! Я усталъ переносить
             По слухамъ мнѣ извѣстныя пронырства;
             Теперь лицомъ къ лицу зовутъ терпѣть
             Враговъ моихъ насмѣшки и коварство.
             Живи, терпи! Вотъ рыцарскій девизъ
             Тяжелой жизни. Да терпѣть не трудно,
             Пока не мужъ и не отецъ. Но дѣти,
             Жена... Какъ сонъ я видѣлъ этотъ зовъ,
             Я ожидалъ отъ пріора чего-то
             Недобраго, и дождался... Простите! (Уходить).
             аллегри. И я съ тобой! Постой! Дорогой кончимъ
             Нашъ разговоръ...
   ЧЕЧИЛІЯ.           Идите съ нимъ, идите!

-----

ЧЕЧИЛІЯ, ЛОРЕНЦО и дѣти.

   ЧЕЧИЛІЯ. Лоренцо, ради ранъ Христа! Лоренцо,
             Не знаешь-ли, что значитъ приглашенье?
             Зачѣмъ туда художники пришли?
   ЛОРЕНЦО. Не знаю. Въ монастырь пріѣхалъ новый
             Строитель церкви кардиналъ Перетти,
             Племянникъ стараго Монтальто. Съ нимъ
             Ланфранко и Мадерна. Обошли
             Работы дяди... кардиналъ сердился
             За медленость, и говорилъ, что если
             Не кончитъ дядя купола въ посту,
             Такъ онъ ему не выдастъ денегъ...
   ЧЕЧИЛІЯ.                               Боже!
             Все наше состоянье!..
   ЛОРЕНЦО.                     А Ланфранко
             Въ отвѣтъ сказалъ, что дядя кончитъ куполъ
             Къ Святой Недѣли будущаго года.
             Потомъ они изъ церкви вышли; долго
             Мы ставили подъ куполомъ лѣса,
             Какъ вдругъ приходитъ пріоръ, и велитъ
             Оставить все и звать Доменикино.
             Я болѣе не знаю ничего! (Уходитъ).

-----

ЧЕЧИЛІЯ и дѣти.

   ЧЕЧ: Все кончено! Враги проснулись! Въ церковь!
             Пойдемте, дѣти... Дѣтская молитва
             И слезы матери ему помогутъ.
             У Господа ходатайствуютъ дѣти!
  

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

Комнаты пріора въ монастырѣ Регулярныхъ Клериковъ Театинскихъ въ Римѣ. Зала наполнена художниками. Монахи хлопотливо проходятъ черезъ залу изъ другихъ покоевъ.

  

ЛАНФРАНКО, ФРАНЧЕСКО, ПЕРІЕРО, ФРАНЧЕСКО БАРБІЕРИ, ГВЕРЧИНО, ПІЕТРО БЕРЕТИНИ di Cortona, ДОМЕНИКО ФЕТИ, и весьма многіе другіе живописцы стоятъ группами, и тихо разговариваютъ.

   ПЕРІЕРО (подходя къ Ланфранко).
             Кто это былъ у васъ сегодня утромъ?
   ЛАНФРАНКО (разсѣянно).
             Кто?.. Донъ Гримальда; старшій кавалеръ
             Двора намѣстника въ Неаполѣ. Испанецъ,
             Въ художествахъ безъ вкуса. Для него
             Молва -- законъ.
   ПЕРІЕРО.           Зачѣмъ онъ былъ у васъ?
   ЛАНФРАНКО. Просилъ совѣта... Пустяки! не стоитъ
             Объ этомъ говорить... Вотъ и Караччи!

-----

Тѣ ЖЕ, и АНТОНІО КАРАЧЧИ.

   КАРАЧЧИ. Ланфранко! я пришелъ, но противъ воли
             Ты знаешь, кардиналъ Перетти молодъ;
             Отъ ранней чести, отъ богатствъ несмѣтныхъ,
             Которыя достались отъ Монтальто
             И отъ другихъ домовъ, онъ сталъ надмененъ...
             Такъ понимаешь, что, съ моей горячкой...
   ЛАНФРАНКО (тихо ему).
             Все всторону! На этотъ только день!
             Я отслужу.
   КАРАЧЧИ. Пожалуй, для тебя!

-----

ТѢ-ЖЕ и ГВИДО РЕНИ, разодѣтый щеголемъ, но блѣдный, разстроенный.

   ГВИДО. Зачѣмъ насъ звали?
   КАРАЧЧИ.                     Главный архитекторъ
             Апостольскихъ строеній отказался
             Окончить куполъ къ празднику.
   ГВИДО.                               Ну, что жъ?
             Въ противномъ не увѣримъ мы Зампіери!
             Онъ это долженъ лучше знать.
   ФЕТИ.                               На срокъ
             Доменикинъ не станетъ и работать.
             И что за нужда этимъ Театинцамъ
             Спѣшить такимъ великолѣпнымъ храмомъ?..
   ГВИДО. Ужъ это знаютъ Клерики, а намъ
             За чѣмъ въ дѣла духовныя мѣшаться! (Періеру)
             Франческо, я тебя у Костагути
             Давно не видѣлъ...
   ПЕРІЕРО.           Не достало денегъ;
             И я играть ужъ больше не хочу.
   ГВИДО. Мнѣ не везетъ. Вчера я проигралъ
             Сто шестьдесятъ піастровъ.
   ПЕРІЕРО.                     А сегодня?
   ГВИДО. Не кончили игры. Намъ помѣшали.
             Я не хотѣлъ обидѣть кардинала,
             И Гвальди сдалъ игру.
             Ланфранко, здравствуй!
             Какъ ты одѣтъ!
   ЛАНФРАНКО. Съ работы.
   ГВИДО.                               Всё равно.
             Мы въ самомъ дѣлѣ небрежемъ одеждой,
             И поводъ подаемъ къ насмѣшкамъ черни!
             За милю живописца узнаютъ!
             А быть опрятнѣе совсѣмъ не трудно.
             Вѣдь мы жрецы. Наружностью своей
             Въ народъ должны почтительность вселять;
             Насъ скоро принимать начнутъ за нищихъ,
             И такъ, какъ на ремесленниковъ, смотрятъ.
             Мы сами уронили уваженье,
             Которымъ пользовались и Рафаэль,
             И Буонаротти, и да-Вничи. Должно
             Стараться быть со всѣми наравнѣ,
             И во дворцахъ вельможъ и кардиналовъ
             Быть дорогими, цѣнными гостями,
             А не торчать изъ милости въ гостинныхъ...
   КАРАЧЧИ. Да это все похоже на пронырство!
             Пускай Доменикино и Альбано
             Таскаются по лѣстницамъ, прихожимъ...
   ЛАНФ: Всегда вдвоемъ! Таинственна ихъ дружба!
   КАРАЧЧИ. Ни чуть! Теперь, по должности, Зампіери
             Имѣетъ тму работъ, а сочинять
             Онъ не гораздъ. Вотъ за него Альбано,
             По бѣдности, изволитъ сочинять;
             Тотъ платитъ деньги...
   ЛАНФРАНКО.                     Вотъ что!
   КАРАЧЧИ.                               Право чудно!
             Какъ въ Римъ Зампіери въ первый разъ пріѣхалъ.
             Онъ даромъ жилъ у этого-жъ Альбано,
             А нынѣ... благодѣтель... секретарь!
             Зампіери думаетъ, что это тайна;
             Но, говорятъ, не давно, самъ Урбанъ
             Сказалъ ему въ глаза объ этомъ
   ЛАНФРАНКО.                               Право?
             Что жъ Доминикъ?..
   КАРАЧЧИ.           Смутился, началъ лгать...
   ГОЛОСА. Доменикинъ!.. Доменикинъ!..

-----

ТѢ ЖЕ И ЗАМПІЕРИ.

   ГВИДО (идетъ къ нему на встрѣчу).
                                           Зампіери!
             Ты безъ Альбана!..
   ЗАМПІЕРИ.           Это что... Насмѣшка
             Иль вѣтренный вопросъ?.. Какъ, безъ Альбана?
   ГВИДО (смѣшавшись).
             Я думалъ, онъ съ тобой придетъ. Давно
             Его не видѣлъ. Ну, а ты каковъ? Окончилъ
             Андрея?..
   ЗАМПІЕРИ. Нѣтъ еще.
   ГВИДО (разсѣянно).
                                 Къ Святой Недѣлѣ.
             Ты хочешь кончить...
   ЗАМПІЕРИ (съ досадой).
                                 Какъ, къ Святой Недѣлѣ?
             Естественная невозможность!
   ГВИДО.                               Полно!
             Прости меня! Безъ умысла, ей Богу! (про себя)
             Проклятый проигрышъ! Я перепуталъ...

(Всѣ смѣются).

   ЗАМПІЕРИ (про себя).
             И я молчу, какъ-будто я преступникъ!
             Въ глаза смѣются...
   КАРАЧЧИ (Періеру).
                                           Какъ я благодаренъ
             За вашъ подарокъ! Славная гравюра!
             Представьте, въ Римѣ этотъ чудный образъ
             Почти совсѣмъ былъ неизвѣстенъ; даже
             Нашлись такіе люди, что рѣшились
             Незнаніемъ воспользоваться Рима,
             И выдавать съ него плохіе списки
             За собственное сочиненье...

(Большая часть художниковъ злобно улыбаются.)

             ЗАМПІЕРИ (про себя).
                                           Боже,
             Куда укрыть невинныя глаза
             Отъ злобныхъ взоровъ зависти безстыдной!
             А стоитъ ли оправдываться?
   ГВИДО (обращаясь къ Караччи).
                                           Полно!
             Антоніо, вѣдь это не учтиво...
   ЗАМПІЕРИ (останавливая проходящаго монаха).
             Гдѣ пріоръ, ради Бога?..
   МОНАХЪ.                     Обождите.
             Не можете спокойно посидѣть! (Уходя).
             Нетерпѣливъ, какъ-будто кардиналъ...
   ЗАМПІЕРИ. Монахъ!.. Но, Богъ съ тобою!
   ПРІОРЪ (отворяя дверь).
             Кардиналъ!

-----

ТѢ ЖЕ, КАРДИНАЛЪ ПЕРЕТТИ, ПРІОРЪ и монахи.

   ПРІОРЪ. Дозволитъ ли, свѣтлѣйшій кардиналъ,
             Представить Доминика Зампіери,
             Которому покойный дядя вашъ,
             Блаженной памяти Монтальто...
   ПЕРЕТТИ. Знаю (Тихо Пріору).
             Довольно! Вы учтивы слишкомъ, Пріоръ,
             И снисходительны, а эти люди
             Не чувствуютъ внимательности вашей.
             Я объяснюсь по-своему... Позвольте!

(Громко Зампіери).

             Намѣрены ли вы, синьоръ художникъ,
             Къ Святой Недѣлѣ кончить ваши фрески?
   ЗАМПІЕРИ (почтительно).
             Я не могу, свѣтлѣйшій кардиналъ!
   ПЕРЕТТИ. Не можете? Ну такъ другіе могутъ.
   ЗАМПІЕРИ. Мнѣ кардиналъ Монтальто обѣщалъ
             Отсрочить...
   ПЕРЕТТИ. Кардиналъ Монтальто умеръ.
             Богъ знаетъ, что онъ могъ вамъ обѣщать.
             А я хочу, чтобы къ Святой Недѣлѣ
             Храмъ былъ готовъ...
   ЗАМПІЕРИ.           Когда хотите, можно
             Въ три дни огромный куполъ расписать,
             Но не на славу, а на стыдъ всеобщій.
             Моя рука поденщицей не будетъ.
   ПЕРЕТТИ. Какая дерзость! Знаешь ли, художникъ,
             Что я смѣюсь надъ гордостью твоей?
             Не думаешь ли ты, что, въ самомъ дѣлѣ,
             Ты что-нибудь отличное отъ прочихъ?
             Твое искуство -- только плодъ ученья.
                       Я знаю, вы себѣ вообразили,
             Что ваша ловкость краситъ холстъ и стѣны --
             Особенное тайное призванье,
             Что вы не люди, что у васъ есть тайны
             Священныя... Къ чему вся эта ложь?
             Чтобъ обаять толпу священнымъ страхомъ,
             И отобрать у ней побольше денегъ!

Всеобщее движеніе негодованія.

             Не забывайтесь! Васъ избаловали;
             Вамъ вбили въ голову, что, въ самомъ дѣлѣ,
             Рожденье въ васъ таланты положило
             Повѣрьте, вы въ моихъ глазахъ такіе жъ
             Художники, какъ мой маляръ придворный,
             Которому велю заборы красить.
             Есть видимая разница межъ вами:
             Вы болѣе, онъ менѣе учился.
             Я деньги вамъ даю: чего-же больше?
             Вѣдь вы изъ нихъ хлопочете. Торгуйтесь!
             Кто менѣе возьметъ съ меня за куполъ,
             Тотъ съ превосходнѣйшимъ талантомъ. Пріоръ,
             Откройте имъ немедленно торги.
             Я ѣду въ Латеранъ и жду отвѣта...

-----

ОДНИ ЖИВОПИСЦЫ.

   ГОЛОСА (между ними).
             Торги на Божій храмъ!-- Пускай самъ пишетъ!--
             И совѣстью и честью торговать!--
             Будь проклятъ, кто возьметъ съ Перетти деньги!--
             Пусть, какъ Іуда, давится сребромъ]!--
   ФЕТТИ. Я кипящей смолой,
                       Черной, гнусной смолой,
                       Твой портретъ напишу;
                       На уста положу
                       Слово хуленья!
                       А на блѣдномъ челѣ,
                       Какъ въ зеркальномъ стеклѣ,
                       Я повѣшу пятно,
                       Отверженья клеймо!
                                 Да, отверженья!
   ГВИДО. И стоитъ ли невѣжа нашей злобы!
             Вѣдь онъ не изъ себя хулилъ искуство.
             Что онъ? Символъ холодности всеобщей,
             Которая искуства разрушаетъ.
   ЗАМП: Кто силенъ Божій даръ въ душѣ разрушить?
             Искуство -- принадлежность всѣхъ вѣковъ;
             И больше: вѣкъ покорствуетъ искуству.
             Оно не рабъ безсмысленной толпы,
             Не подмастерье глупыхъ мудрецовъ,
             Которые, въ посредственности дерзкой,
             У алтаря, завистливо бѣснуясь,
             Несокрушимыя подножки гложутъ.
             Пускай шипятъ враги святаго чувства!
             Повѣрь, то человѣчества послѣдки,
             Людская грязь, нечистый соръ земли!..
             многіе. Да будутъ прокляты враги искуства!..
   ЗАМПІЕРИ. Не проклинайте! Богъ имъ въ наказанье,
             На мѣсто сердца положилъ пустыню.

-----

Тѣ ЖЕ и ПРІОРЪ.

   ПРІОРЪ (садясь за столъ).
             Свѣтлѣйшій кардиналъ васъ приглашаетъ
             Немедленно начать торги...
   ГВИДО.                               Торги!
             Художество дороже красной шапки,
             А шляпы Гвидо золотомъ не купишь! (Уходитъ).
   ГВЕРЧ: На стѣнахъ, посвященныхъ Божьей службѣ,
             Съ торговъ писать я не умѣю.

(Уходитъ со многими другими).

   БЕРЕТИНИ.                     Пріоръ!
             Я слишкомъ молодъ для такихъ работъ,
             И въ состязаніе вступать не смѣю.

(Уходитъ съ другими).

   ФЕТИ. Я уважаю самаго себя,
             А торгашей святыни... презираю!

-----

ПРІОРЪ, ЗАМПІЕРИ, ЛАНФРАНКО и КАРАЧЧИ.

   ПРІОРЪ. Напрасно сердятся; самъ кардиналъ
             Открылъ торги, я только исполнитель.
   КАРАЧЧИ. Художникъ -- раздражительный ребенокъ,
             А кардиналъ и самъ еще недавно
             Сталь мужемъ называться. Слишкомъ молодъ!
             Я зналъ, что будетъ буря, но не думалъ
             Что онъ забудется при мнѣ... Довольно!
             Объ этомъ должно папъ донести,
             Онъ голову намоетъ кардиналу...

-----

ТѢ ЖЕ, (кромѣ Караччи).

   ПРІОРЪ. Все такъ; да надо кончить чѣмъ-нибудь...
   ЛАНФРАНКО. Я уважаю вашу осторожность:
             Не обезпечивъ платы и работъ,
             Мы можемъ быть игрушкой доброй вѣры.
             Начнемъ же торговаться!
   Зампіери.                     Никогда!
             Я медленно работаю: по кто же
             Посмѣетъ въ лѣности упрекъ мнѣ сдѣлать?
             Я каждый день въ воздушной колыбели,
             Съ утра до вечера живу во храмѣ;
             Неутомимо ходитъ кисть моя;
             Всѣ главныя окончены картины;
             Остался куполъ; онъ готовъ въ картонахъ
             И я переведу его на стѣны
             Во столько времени, во сколько можно,
             Со мною торговаться не позволю.
                       И знайте, я дарю мою работу,
             Не вамъ, а Богу моему и Церкви!
             Я бѣденъ златомъ, бѣденъ славой, Пріоръ;
             Но я богатъ и совѣстью и чувствомъ.
             Торгуйтесь! Пусть художники возьмутъ
             Дешевле моего. Повѣрьте, зависть
             О золотѣ хлопочетъ, не о славѣ.
             Я славой жертвую? Я лучше знаю,
             Кто я и что могу. Торгуйтесь, люди,
             Но вы уступите Доменикино.
             Прощайте! Я иду работать... даромъ...

-----

ПРІОРЪ и ЛАНФРАНКО.

   ПРІОРЪ (встаетъ).
             А, если даромъ!.. кончены торги.
             Дешевле, кажется, нельзя работать...
   ЛАНФРАНКО. И вы ему повѣрили!.. Бѣднякъ,
             На что онъ купитъ краски? Весь въ долгахъ,
             Онъ не пойдетъ на новыя издержки,
             А въ долгъ, ручаюсь, больше не дадутъ.
             Вамъ кажется, сокращены издержки?
             О, нѣтъ, онѣ отсрочены, и только!
             А между-тѣмъ во храмъ не ходятъ люди.
   ПРІОРЪ. Взялся, такъ долженъ кончить...
   ЛАНФРАНКО.                               Долженъ, долженъ!
             Но можетъ ли?.. Посредственный художникъ
             Извѣстный "Волъ" по своему безсилью,.
             По тупоумію, въ припадкѣ злобы,
             Онъ могъ вамъ обѣщать весь Римъ разкрасить;
             Но можетъ ли исполнить обѣщанье?
             Посредственность хвастлива и дерзка.
             Притомъ онъ пишетъ куполъ въ первый разъ.
             Тутъ надобна сноровка и умѣнье.
             Онъ въ дерзости труда не хочетъ взвѣсить.
             И даромъ онъ взялся писать съ расчетомъ;
             Онъ знаетъ -- если вылетъ хорошо,
             Изъ состраданія ему заплатятъ;
             А выдетъ худо, за безплатный трудъ
             И взыскивать не станутъ. Вѣрьте, хитрость
             Придумала, незнанье обѣщало,
             Клянусь, онъ купола не можетъ кончить,
             Не только къ празднику, и къ Вознесенью!
             А можетъ-быть и никогда.
   ПРІОРЪ. Ланфранко, вы меня смутили...
   ЛАНФРАНКО.                               Пріоръ,
             Вы знаете, что кардиналъ Перетти
             Особенно къ Ланфранко благосклоненъ.
             Неблагодарнымъ быть я не хочу.
             И долженъ правду говорить. Свѣтлѣйшій
             Ужъ объявилъ святѣйшему отцу,
             Что въ свѣтлое Христово Воскресенье
             Откроетъ храмъ Андрея; а Зампіери
             Не кончитъ купола; клянусь, но кончитъ.
             Вѣдь купола писать привыкъ Ланфранко?
   ПРІОРЪ. Да я его писать заставлю силой!
   ЛАНФ: Какъ дѣтское понравилось вамъ "даромъ!"
             Какъ-будто отъ него поспѣетъ церковь.
             Заставьте силой вашего монаха,
             Безъ знанья нотъ, обѣдню сочинитъ,
             Не можетъ онъ, хотя бы и желалъ,
             Двухъ нотъ склеить... Простите, добрый Пріоръ,
             Не избѣжать вамъ гнѣва кардинала!
             А о художникахъ не говорю...
             И такъ всѣ легкомыслію дивились!..
   ПРІОРЪ (въ раздумьѣ).
             Ну, что-жъ бы вы за этотъ куполъ взяли?
   ЛАНФРАНКО.Все, что назначитъ кардиналъ Перетти.
   ПРІОРЪ. Безъ шутокъ? Вы рѣшаетесь, Ланфранко?
   ЛАНФРАНКО. Я не пришелъ бы на торги...
   ПРІОРЪ.                               Ланфранко,
             Не худо бъ, ради вѣрности, бумагу
             И съ означеньемъ срока и цѣны...
   ЛАНФРАНКО.Все, что хотите!.. Я на все согласенъ!
   ПРІОРЪ. Къ Святой Недѣлѣ?..
   ЛАНФРАНКО.                     Да, къ Святой Недѣлѣ.
   ПРІОРЪ. И такъ торги за вами остаются?..
   ЛАНФРАНКО. За мной!
   ПРІОРЪ.                     А цѣну...
   ЛАНФРАНКО.                               Кардиналъ назначитъ.
   ПРІОРЪ. Такъ по рукамъ! (Отходя тихо). Поистинѣ, вотъ счастье!
             Одинъ безъ денегъ жертвуетъ работой,
             Другой взялся писать почти-что даромъ:
             На щедрость кардинала положился!

-----

ЛАНФРАНКО (одинъ).

             Зампіери, поѣзжай теперь въ Неаполь!
  

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Декорація втораго явленія, втораго акта; мастерская Доменикина.

  

ЧЕЧИЛІЯ, ДОНЪ ГРИМАЛЬДА, АЛЬФОНСО, и другіе ученики Доменикина за работой.

   ЧЕЧИЛІЯ. Повремените! Онъ сейчасъ прійдетъ.
             Я жду его къ обѣду...
   ДОНЪ ГРИМАЛЬДА. Какъ прекрасенъ
             Святой Франческо! Для кого онъ писанъ?
   ЧЕЧИЛІЯ. Не знаю.
   ДОНЪ ГРИМАЛЬДА. Я могу его купить?
   ЧЕЧИЛІЯ. Не знаю... Кажется онъ возвратился!..
             Вотъ мужъ мой.

-----

TѢ ЖЕ, и ЗАМПІЕРИ.

   ДОНЪ ГРИМАЛЬДА. Какъ! художникъ знаменитый,
             Прославленный, въ такой глубокой грусти?
   ЗАМПІЕРИ. Я знаменитъ несчастьями моими,
             Прославленъ злобою моихъ враговъ...
             Прочь всѣ холсты, Чечилія! Окончу
             Андрея, и въ Болонію уѣду...
   ЧЕЧИЛІЯ. Доменикинъ! о чемъ ты говоришь?
   ЗАМПІЕРИ. О люди! вы неистощимы въ злобѣ.
             Я знаю, вы замучите меня!
             Но объ одномъ прошу, молю: -- скорѣе!
   ДОНЪ ГРИМАЛЬДА. Оставьте Римъ скорѣй.
   ЗАМПІЕРИ.                                         Вездѣ есть люди!
   Д: ГРИМ: Синьоръ, я въ Римъ пріѣхалъ васъ избавить
             Отъ огорченій и враговъ...
   ЗАМПІЕРИ.                     Но кто вы?
   ДОНЪ ГРИМ: Я -- донъ Гримальда, старшій кавалеръ
             Двора намѣстника въ Неаполѣ; пріѣхалъ
             Васъ пригласить отъ имени д'Алкалы
             Къ намъ переѣхать на житье въ Неаполь.
   ЧЕЧИЛІЯ (бросаясь къ мужу).
             На смерть! На смерть! Недавно Гвидо Рени
             Бѣжалъ оттуда; кавалеръ д'Арпина
             Бѣжалъ оттуда: онъ не убѣжитъ,
             Погибнетъ, и семью свою погубитъ!
   Д: ГРИМАЛЬДА. Синьора, это басни. Были, правда,
             Разбойники, но всѣ истреблены...
   ЗАМП: Въ Неаполь! Тамъ быть-можетъ люди лучше;
             Честнѣе, справедливѣе; быть-можетъ
             Намѣстникъ вашъ -- не Римскій кардиналъ;
             Художники -- не бѣшеный Ланфранко...
   ДОНЪ ГРИМАЛЬДА. И такъ...
   ЗАМПІЕРИ.                     Я не могу. Я -- главный зодчій
             Апостольскихъ строеній...
   ДОНЪ ГРИМАЛЬДА.           Если папа
             Отпуститъ васъ!..
   ЗАМПІЕРИ.           Меня не пуститъ Пріоръ
             Монаховъ Театинскихъ. Я обязанъ
             Андрея della Valle кончить даромъ,
             На собственныхъ издержкахъ...
   ЧЕЧИЛІЯ.                     Что я слышу?
             Такъ наши деньги...
   ЗАМПІЕРИ.           Все, мой другъ, пропало!
   Д: ГРИМАЛ: Позвольте предложить, синьоръ, за эту
             Картину тысячу піастровъ. Очень
             Мни нравится -- вашъ превосходный трудъ.
   ЗАМПІЕРИ. Во-первыхъ, если продавать его,
             Онъ стоитъ только шестьдесятъ піастровъ;
             Но я продать его не смѣю.
   ЧЕЧИЛІЯ (тихо ему).
                                           Другъ мой,
             Продай, ради дѣтей твоихъ, продай!
   ЗАМПІЕРИ. Чечилія, онъ церкви посвященъ;
             Онъ даръ обѣтный въ церковь капуциновъ.
             Возьми его, Альфонсо, отнеси,
             Да не волнуетъ сердца искушенье,
             Да прійметъ орденъ чистый даръ Зампіери,
             Обѣтованный за рожденье сына!
             Прости, Франческо?

(Альфонсо несетъ картину къ дверямъ).

                                 Нѣтъ, постой, Альфонсо!
             Я самъ его повѣшу въ церкви, самъ...

(беретъ картину и хочетъ идти).

-----

ТѢ ЖЕ и АЛЬБАНО.

   АЛЬБАНО. Куда? Постой! Какъ я ни слабъ, ни боленъ;
             Но принужденъ, велѣніемъ Урбана,
             Тебѣ его немилость объявить...
   ЧЕЧИЛІЯ. Неужели условился весь міръ
             Несчастнаго терзать? Его друзья,
             И тѣ приносятъ только огорченья...
   ЗАМПІЕРИ. Я слушаю, Альбано, говори!
   АЛЬБАНИ. Ты болѣе не главный архитекторъ
             Апостольскихъ строеній...
   ЗАМПІЕРИ.                     Справедливо!
   ВСѢ. Какъ, справедливо?
   ЗАМПІЕРИ.           Да скажи, Альбано,
             Что я построилъ въ Римѣ? Ничего!
             Я могъ построить; и ни чуть не хуже
             Бернини и Мадерны: это -- такъ;
             Но мнѣ не позволяли. Правъ святѣйшій!
             Я занимаю мѣсто безполезно,
             А эти строятъ... и... не безъ успѣха.
             Что ихъ, то ихъ. Я не ропщу на папу,
   Д: ГРИМ: Что-жъ васъ теперь удерживаетъ въ Римѣ?
             Что за охота вамъ работать даромъ.
             Вамъ чрезъ меня намѣстникъ предлагаетъ
             За каждую фигуру сто ефимковъ,
             За полъ-фигуры пятьдесятъ ефимковъ,
             И двадцать пять за голову... Потомъ,
             По окончаніи работъ, намѣстникъ
             Вамъ обѣщаетъ выдать награжденье
             Согласное съ достоинствомъ труда.
   ЧЕЧИЛІЯ. А жизнь его во что намѣстникъ цѣнитъ?
   ЗАМПІЕРИ. Жена, къ чему подобные вопросы!
             Какъ-будто я могу въ Неаполь ѣхать?
             Я долженъ въ Римѣ, въ куполѣ Андрея,
             Отъ голоду и жажды умереть;
             Но съ кистію въ рукѣ, въ устахъ съ молитвой.
             Простите, кавалеръ! Мнѣ надо въ церковь
             Франческо отнести... Прости, Альбано!

(Увидѣвъ входящаго монастырскаго слугу):

             Еще! Я не могу уйти отсюда
             И сердцу моему вполнѣ предаться!
   СЛУГА (подаетъ письмо).
             Отъ пріора Андрея делла Валле! (Уходитъ).
   ЗАМПІЕРИ (развертываетъ и читаетъ).
             "Художникъ Зампіери, вы свободны
             "Отъ всѣхъ работъ Андрея делла-Валле;
             "Какъ вы не соглашались на торги,
             "То, вслѣдствіе послѣдней переторжки,
             "Работы остаются за другимъ...
             "Съ отличнымъ уваженьемъ, честь имѣю..."
             И даромъ не хотятъ моихъ трудовъ!

(Всеобщее продолжительное молчаніе),

   ЗАМП: (взявъ за руку Альбано, отводитъ его всторону).
             Альбано, ты прославленный художникъ,
             Твоихъ трудовъ ржа зависти не гложетъ.
             Мой другъ, Альбано, будь чистосердеченъ!
             И дай совѣтъ: на что рѣшиться?.. ѣхать
             Иль оставаться въ Римѣ?
   АЛЬБАНО. Оставаться.
   ЗАМПІЕРИ. На смерть голодную?..
   АЛЬБАНО. Послушай, другъ мой!
             Брось живопись... она неблагодарна...
             Займись усовершеніемъ музыки...
             Я слышалъ, ты великій въ ней знатокъ...
   ЗАМПІЕРИ (съ ужасомъ отступаетъ отъ него).
             Альбано!
   АЛЬБАНО. Видишь, я чистосердеченъ.
   ЗАМПІЕРИ (съ крикомъ).
             Я ѣду, донъ Гримальда! Ѣду, ѣду!
   ЧЕЧИЛІЯ. Доменикинъ! У ногъ твоихъ...
   ЗАМПІЕРИ.                               Я ѣду!
             Жизнь коротка, спѣшите, донъ Гримальда!
             Мнѣ въ Римѣ не даютъ расправить крылья!
             Я здѣсь плохой, ничтожный живописецъ!
             Я спорилъ съ вашимъ славнымъ Гвидо Рени,
             И не безъ чести спорилъ; и съ тобой,
             Альбано, я не избѣгалъ работать,
             И, кажется, сообществомъ своимъ
             Я ни себя, ни друга не унизилъ...
   ЧЕЧИЛІЯ. Забудь о славѣ суетной, Зампіери,
             А помни -- ты отецъ...
   ЗАМПІЕРИ.           О, помню, помню,
             Какъ за меня великій Аннибалъ
             Корилъ своихъ учениковъ! Я помню,
             На чердакѣ стоялъ мой Іеронимъ,
             А зависть не могла его забыть;
             Сыскала и разбилась... Помню, помню!
             Тогда я былъ еще и слабъ и молодъ:
             Теперь я мужъ, и чувствую себя!
             Вѣнецъ мой въ Римѣ: рвите; онъ великъ;
             Пока послѣдній листъ изгложетъ зависть,
             Въ Неаполѣ сплету другой вѣнецъ...
   АЛЬБАНО. Послушай, другъ!..
   ЗАМПІЕРИ. Благодарю, Альбано,
             Что ты не въ юности моей печальной
             Открылъ свое убійственное мнѣнье...
             Ты погубилъ бы, можетъ-быть, Зампіери.
             Теперь я мужъ, и чувствую себя!
             Твой судъ, Альбано, слабый отголосокъ,
             Моихъ враговъ; то не твое сужденье,
             То мысль наносная; вѣтръ ядовитый,
             Отравленный завистливой корыстью.
             Ты не причастенъ, другъ мой, къ заговору...
             Но слабонравіе... Я все прощаю.
             И болѣе! Ты былъ одинъ мнѣ другомъ
             И благодѣтелемъ. Я благодаренъ!
             По гробъ услугъ твоихъ я не забуду!
             Но увѣнчай свои благодѣянья:
             Пришла пора... и я у ногъ твоихъ!
   АЛЬБАНО (хочетъ поднять).
             Доменикино!
   ЗАМПІЕРИ. Слушай! Я не встану!
             Не о себѣ молить тебя хочу.
             Ты славенъ! Римъ почтительно глядитъ
             На славнаго ученика Караччи!
             Отъ зависти... ты не спасалъ меня;
             Не могъ спасти. Спаси-жъ мои творенья!
                       Какъ Лотъ, бѣгу изъ римскаго содома;
             Не оглянусь, какъ узникъ, на темницу...
             Пускай клянутъ въ немъ память Доминика?
                       Но... другъ!.. не выдавай моихъ твореній
             Голодному и злому молотку...
                       Пускай бѣгутъ въ Неаполь! Гробъ страдальца
             Пусть вырвутъ изъ холодныхъ нѣдръ земли!
             Растопчутъ кости. Все равно! Безъ нихъ
             Земля велитъ имъ въ землю обратиться:
             Но не давай ругаться надъ искуствомъ!
             Его хозяинъ -- позднее потомство.
             Оно пріидетъ, и пусть разсудитъ насъ. (Вставъ)
             А вы, почтенный кавалеръ Гримальда,
             Намѣстнику скажите, что Зампіери
             Съ восторгомъ принимаетъ приглашенье,
             Столь лестный и столь выгодный призывъ.
             Остатокъ лѣтъ да прійметъ вашъ намѣстникъ
             Какъ жертву для семейства моего.
             Я не хочу подписывать условій!
             Условіе одно. Когда, по волѣ
             Небеснаго Отца, умретъ Зампіери,
             Пусть будетъ вашъ намѣстникъ имъ отцемъ!
             Простите, донъ Гримальда; можетъ-быть
             Вы къ смерти призываете Зампіери...
             Благодарю васъ и за это... Часто
             И смерть благодѣяніемъ бываетъ!
             Я виноватъ въ любви моей къ искуству,
             Но дѣти и жена моя невинны:
             Имъ дайте жизнь, мнѣ тихую могилу.
             Теперь мнѣ всё равно, гдѣ умереть!
             Мнѣ мачихой Болонія была,
             Римъ -- душной, нестерпимою темницей:
             Такъ пустъ Неаполь будетъ мнѣ кладбищемъ.
             И умереть пріятно на свободѣ!
             Я ѣду, завтра же!
   ЧЕЧИЛІЯ (съ отчаяньемъ).
                                 Онъ не поѣдетъ!
             Не слушайте! Я не пущу его!
   ЗАМПІЕРИ. Честное слово, донъ Гримальда, ѣду!
   ЧЕЧИЛІЯ. Честное слово, не поѣдетъ! Богомъ
             Клянусь!.. Сюда, о дѣти! помогите!..
   ЗАМПІЕРИ. Клянуся Богомъ въ первый разъ: я ѣду!
   ЧЕЧИЛІЯ (падаетъ безъ чувствъ).
             Постой!.. Свершилось!.. Дѣти, вы погибли!..

(Чечилію уносятъ. Всѣ молча и грустно расходятся).

-----

ДОМЕНИКИНО ЗАМПІЕРИ, одинъ, ходитъ по мастерской, собирая и укладывая въ папки разные рисунки.

             Прости моя таинственная келья!
             Неразъ въ ней пролетало вдохновенье!
             Не мало чувствъ въ тебѣ перебывало,
             Не мало вздоховъ сохраняютъ стѣны!
                       Разрушатся, но не измѣнятъ стѣны;
             Не соберетъ моихъ страданіи зависть;
             Ихъ неподкупный камень не отдастъ.
                       Свободенъ я, искуство, я свободенъ!
             Я царь моихъ поступковъ и трудовъ...
             Меня зовутъ благословить Неаполь
             Печатью вдохновеннаго труда...

(Остановясь передъ огромнымъ чистымъ картономъ).

             О, чѣмъ тебя прославить, чудный городъ!..
                       Исторія Неаполя печальна!
             Легенды скучны, сказки ихъ ничтожны!
                       Чу!.. ходитъ вѣтеръ въ паутинѣ вздоховъ,
             И сердце имъ отвѣтствуетъ Зампіери...
                       Хоть повѣсть жизни коротка, но въ ней
             Бываютъ превосходныя страницы...
             Святый Январій! дай еще одну
             Богатую, роскошную страницу,
             А я тебя на куполъ притвора
             Представлю... Что за мысль! Святый Январій,
             Благодарю! Я вижу всю картину...

(То отходитъ, то приближается къ картону, руками какъ-будто располагаетъ на немъ группы; весь въ огнѣ).

(Картина *),

*) Vies et œuvres des peintres les plus célèbres (Dominiquino, planche 96), par Landon, 1804.

             Горитъ чело Везувія сѣдаго,
             Душа его свирѣпо говоритъ:
             "Вокругъ меня когда-то жили люди;
             "Ихъ нѣтъ! Я не люблю живыхъ людей!
             "Зачѣмъ же ты, изъ синихъ волнъ, такъ гордо
             "Въ пустынѣ сталъ красавецъ городовъ?
             "Здѣсь -- все мое! Дай мѣсто мнѣ, Неаполь!
             " Погибни... или въ море отступи!.. "
                       Сказалъ; и перси исполина смерти
             Вздохнули. Застоналъ безмѣрный воздухъ!
             И тучи въ черную стеклись громаду!
             Проснулось море синее, и бурно
             Отъ нѣдръ земли скалами отбѣжало...
             Шатнулась твердь... затрепеталъ Неаполь!
                       Напрасно молніи крестятся въ мракѣ,
             И громъ въ жерло Везувія сѣдаго
             Глаголетъ разрушительное слово...
             Не видно и не слышно... Онъ, Везувій,
             Гранитъ въ песокъ стирая, землю въ пепелъ,
             Широкою рѣкою брызнулъ пламя,
             И внутренность земли волнами двигнулъ.
             Дыханіемъ его лѣса пылаютъ;
             Источники отъ блеска изсыхаютъ...
             Твой жребій выпалъ, горестный Неаполь!
             То на тебя войной идетъ Везувій...
                       Проснулся городъ, украшенье міра,
             Земной цвѣтникъ. Епископъ съ духовенствомъ
             Идутъ ко смерти приготовить паству.
             Спасенья нѣтъ!..
                                 Тамъ набожный старикъ
             Упалъ подъ бременемъ креста; тамъ дѣва
             Символъ ужасной смерти держитъ,-- черепъ;
             Сама не знаетъ, гдѣ его нашла,
             Куда его несетъ. Тамъ двое нищихъ,
             Какъ милостыни, смерти ждутъ; скупецъ
             Имъ злато отдаетъ, но по привычкѣ,
             Безъ радости, пріемлютъ поздній даръ.
             Тамъ надъ ребенкомъ, камнями убитомъ,
             Ломая руки плачетъ мать; тамъ дѣти,
             Въ невинности, грозы не понимая,
             Глядятъ на смерть, какъ на простой пожаръ.
             Тамъ юноша, низверженъ съ колесницы,
             Убитый страхомъ, палъ въ толпу бѣгущихъ.
             Смятенье, шумъ, вопль, слезы и рыданья
             Везувію нестройнымъ хоромъ вторятъ...
                       Но... вотъ монахъ, съ распятіемъ въ рукахъ,
             Между людей возсталъ, какъ изъ могилы,
             И повелительное началъ слово:
             "О, маловѣрные! куда бѣжите?
             "Гдѣ, кромѣ Бога, вамъ спасенье есть?
             "Святый Январій насъ спасетъ отъ смерти!
             "Я вѣрую, вы вѣруйте со мной!..
                       Вотъ... въ облакахъ, въ епископской одеждѣ
             Какъ ясная заря... течетъ Святитель!
                       Воздвигъ свой жезлъ,-- потухъ сѣдой Везувій!
             Въ пути своемъ окаменѣла лава,
             Испуганныя тучи разбѣжались,
             И море снова обняло Неаполь!
   ЧЕЧИЛІЯ (отворяя двери съ дѣтьми).
             Доменикино, что съ тобой?
   ЗАМПІЕРИ (преклоняясь передъ картономъ).
                                           Молитесь!
             Хвалите Господа!.. Спасенъ Неаполь!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru