Кускова Екатерина Дмитриевна
Национализм и патриотизм

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Национализм. Полемика 1909--1917
   М.: Модест Колеров, 2015. (Исследования по истории русской мысли. Том 18.)
   

Е. К.

Национализм и патриотизм

   Пестрые картины российского калейдоскопа продолжают мелькать перед сонными глазами русского обывателя. Неделя об Азефе сменилась неделей о кадетском министерстве; неделя антипольского выступления г. Щегловитова сменилась неделей национально-русского, или антиеврейского, как окрестила его правая печать, выступления части русской интеллигенции. Эта последняя неделя оказалась особенно "жаркой". В пылу полемики людям, конечно, не до нежностей; но та линия резкостей, которая разделила два спорящих лагеря, линия, слишком уж, пожалуй, страстная в нашем сонном царстве, показывает, каких больных вопросов современности кто-то неосторожно коснулся.
   Именно неосторожно. Сначала какие-то мало воспитанные писатели потащили в печать частный инцидент, место которому самое большое в частном же третейском суде, а уж никак не в печати. От этого неосторожного шага, как выразился один публицист, "взорвалась бомба". Осколки бомбы полетели в разные стороны, одних задели, а других и серьезно ранили... Кто именно оказался серьезно раненым, -- нетрудно догадаться, но сейчас мы не об этом хотим говорить. Мы хотим коснуться существа вопроса, поскольку это существо может быть сколько-нибудь полно выяснено в газетных статьях.
   Существо вопроса -- как оно выяснилось в споре -- состоит в том, что русской интеллигенции брошено обвинение в ненациональности, в отсутствии и у нее "национального лица". К этому обвинению привязана теория "неонационализма", необходимости свободно проявлять свои кровные черты (расовые или культурные?), хотя бы эти черты проявлялись в чувстве "отталкивания" от других национальностей. С другой стороны, заявляется, что несчастье России в том, что патриотизм, национальное чувство, экспроприирован правыми лагерями, а у левых лагерей его нет. Надо выдумать "левый патриотизм", надо противопоставить патриотизму реакционному патриотизм прогрессивный. В этом последнем лозунге, собственно, пока все существо вопроса. Есть или нет у нас прогрессивного патриотизма? Нет, -- отвечают новые националисты. Есть, -- ответим мы и подкрепим это непростым утверждением, а исторической справкой.
   В чем может заключаться прогрессивный патриотизм? В укреплении единой народной России, в росте народной культуры, в создании такой общей государственной крыши, под которой могли бы свободно развиваться и самоопределяться все исторически связанные с этой единой Россией народности (национальности). Только такая народная, свободная Россия может завоевать престиж и в международной своей позиции. Все, что вне этой программы, -- все это антипатриотично или, вернее, ложнопатриотично. И не странно ли, что именно эту программу утвердил внезапно проснувшийся национальный народный инстинкт? В самом деле: ни годы страшнейшего голода, когда крестьяне умирали от цинги и тифа, ни самые жесткие формы эксплуатации рабочего, ни политический гнет, сковывавший всякое проявление самодеятельности, ни, наконец, широкая, страстная и бесстрашная, всюду проникающая пропаганда революционеров не могли ни поднять русский народ, ни слить его в едином движении. Народ забитый, народ униженный внутри России, молча сносил все невзгоды своего существования. Он молчал, он изредка подергивался судорогами, но он не мог найти единой национальной идеи, которая определила бы линию его борьбы.
   Но вот случилось историческое событие. Народ русский, терпеливый внутри, оказался бессилен вовне. Его национальная мощь оказалась дутой. Злорадный хохот других стран над бессилием русского колосса смертельно оскорбил разбитое национальное лицо.
   И оно выступило...
   Именно национальное, а не революционное лицо показала русская революция. Эта связь русско-японской войны, русского поражения с русской революцией -- неслучайна. Она закономерна. Внешняя обида, а не внутренние страдания заставили русский народ пересмотреть коренные устои своей жизни. Он их пересмотрел и бесповоротно размежевал истинный, прогрессивный патриотизм от патриотизма ложного.
   Провозгласив свободу политического и национального самоопределения под единой российской крышей, прогрессивный русский национализм вовсе не проявлял в период революции каких-либо черт "отталкивания" от других национальностей. Напротив. На полях Ляоляна и в морях Цусимы погибли русские, евреи, поляки, мусульмане, армяне и пр., и пр. Во время русского освободительного движения братались те же национальности и клялись бороться за свободу -- внутри целого -- каждой национальности. Что это значит?
   Можно ли сказать, что в этом "революционном" братании проявился антинационализм движения? Или, наоборот, следует признать, что именно в этом братании сказался здоровый инстинкт, бессознательное чувство самосохранения единой державы, каковы бы ни были ее политические и государственные формы? Или все освободительное движение не поняло само себя, жестко ошиблось? Все эти вопросы о характере и тенденциях освободительного движения, не вызванного, а стихийно вспыхнувшего после внешней неудачи, имеют первостепенную важность, раз уже зашла речь о "национальных сущностях". С анализа этого глубоко патриотического движения и нужно начать рассмотрение "русского державного лица".
   Не следует забывать, что русская революция вспыхнула в XX веке, когда развивающийся капитализм и его требования толкают все государства к сплочению, а не к разъединению. Лозунг "единая Германия", "единая Франция", "единая Австрия" перекинулся и на Россию, идущую в своей социально-экономической эволюции по тому же пути. Национализм, поэтому, у нас развивается и будет развиваться российский, а не русский или великорусский. Вот этот российский национализм мы и видели в 1905--1906 годах.
   И только тогда, когда стали спадать волны освободительного движения, появился на сцене, как более или менее широкое общественное движение, патриотизм другой, патриотизм и национализм, отталкивающий все другие национальности. Именно этот патриотизм провозгласил русскую национальность державным хозяином земли российской, позабыв, что и все остальные народности проливали в равной мере кровь за спасение державной мощи этой земли... Только что провозглашенная освободительным движением программа -- общая правовая, государственная крыша с широкими правами национальной автономности и с правом участия каждой национальности в общероссийских делах, была снова объявлена программой разрушительной, вредной и для внешней мощи России. И встали с тех пор лицом к лицу две программы, и нет между ними ничего третьего.
   Теперь это третье нам обещают дать. Что же именно? В чем может выразиться практически эта третья, прогрессивная, национально-патриотическая программа? Какие черты отличия от программы освободительного движения может она носить? Скажут, что освободительное движение, руководимое беспочвенными интеллигентами, сделало много ошибок. Верно. Но ведь ошибки были в тактике, а не в программе, не в цели, не в существе движения. У широких масс цель была и будет одна: добыть политическую свободу, обеспечить право на труд и на просвещение и этим укрепить пошатнувшуюся мощь государства. Идут ли они к этой цели, спотыкаясь и блуждая по неведомым тропинкам, или идут к ней прямо, безошибочно, -- это безразлично. Кто может указать верные пути -- тому честь и слава. Но что цель эта -- восстановление народной мощи ^народной силы, единственная цель, могущая претендовать на звание по преимуществу патриотической, -- должна быть бесспорной для тех, кто видит физическую рану, нанесенную России японской войной, показавшей и легкую ранимость в корне больного и в корне начавшего гнить организма...
   Не еще большее выступление национального лица державной русской народности со всеми ее традиционными особенностями поднимет русскую мощь, а лишь слияние национального лица угнетенной русской народности со всеми другими угнетенными же народностями в борьбе за общероссийскую свободу залечит все наши раны и обнажит не искаженные, а настоящие национальные лица...
   К этому надо прибавить еще одно соображение, или, скорее, вопрос, -- да может ли вообще из рабов состоять нация? Не начинается ли самое сложение нации лишь с момента народной свободы? Может ли рабское лицо быть лицом национальным? Или оно может быть лишь зоологически-расовым с более или менее резко выраженными физически-племенными, а не национальными чертами, -- понимая "нацию" как совокупность культурных особенностей? Мы думаем, что нет. Лицо раба не может иметь национальных черт. При таком ответе связь освободительного от рабства движения с здоровым национализмом еще ярче, еще рельефнее...
   Итак, российский или русский национализм? И если русский, -- то каково его содержание, чего он хочет, кого отталкивает и что к себе притягивает?
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые: Правда Жизни. 1909. No 16. Печатается по сборнику.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru