Лагерлёф Сельма
Из истории Хальстанеса

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    En historia från Halstanäs.
    Текст издания: Москва: И. Кнебель, 1917.

0x01 graphic

Сельма Лагерлёф.
Из истории Хальстанеса

0x01 graphic

   Где-то по проезжей дороге лежало старое поместье Хальстанес. Оно состояло из целого ряда низких построек и примыкало к большому лесу. Рядом с господским домом росло громадное дерево и осеняло своими ветвями его красную черепичную крышу. Над крышей конюшни висел под навесом вышки колокол, сзывавший на работу.
   К кухонной двери плотно прилегала голубятня с маленькой хорошенькой балюстрадой и отверстиями для вылета, а на стене висела клетка для белок; она состояла из двух зеленых домиков и большого стального колеса. Перед высокой живой изгородью из сирени тянулся длинный ряд покрытых корою ульев.
   В имении был пруд, в котором водились толстые караси и гибкие водяные ящерицы. У входных ворот помещалась конура, а в саду и всюду, где только полагалось, были проделаны калитки.
   Над домом был большой мезонин с темными комнатами, где хранились прадедовские офицерские мундиры и старомодные дамские шляпы. Там стояли большие сундуки, полные шелковых шалей и свадебных уборов, там были сложены пюпитры, скрипки, гитары и фаготы. В шкапах и секретерах лежали рукописные песни и пожелтевшие старые письма, в сенях по стенам были развешаны охотничьи доспехи, большие пистолеты и кожаные ягдташи, а на полах лежали ковры, сшитые из лоскутьев старых атласных платьев и узорчатых бумажных занавесей.
   В саду стояла большая беседка, летом вся увитая вьющимися растениями. Тяжелые входные двери запирались железными засовами, пол в сенях был усыпан ветвями можжевельника, а окна были низкие, со множеством переплетов, и затворялись тяжелыми деревянными ставнями.
   Однажды летом в это имение попал старый полковник Бееренкрёйц. Прошло уже порядочно времени с тех пор, как он покинул Экеби. Ему была отведена квартира на крестьянской мызе в Сварсьё, и он редко выезжал оттуда. Он продолжал держать лошадь и экипаж, но они могли спокойно стоять целый год. Он постоянно повторял, что состарился, а для стариков лучше всего сидеть дома.
   Бееренкрёйцу, кроме того, было трудно бросить начатую работу. Он ткал ковры для своих двух комнат, большие разноцветные ковры с богатым, искусно задуманным узором. Это отнимало у него много времени, тем более что у него была собственная метода тканья. Он не пользовался ткацким станком и растягивал сеть по всей комнате от одной стены до другой. Ему хотелось сразу иметь весь ковер на глазах. Не малого труда зато стоило проводить челнок и стягивать нити в сплошную ткань. К тому же он сам составлял рисунок и подбирал цвета. Это занимало все время полковника.
   Работая и следя за правильностью узора, Бееренкрёйц часто останавливался и задумывался о Боге. Он представлялся ему сидящим за громадным станком и ткущим еще более замысловатый узор. И он понимал, что в этом узоре должны быть светлые и темные тени. И Бееренкрёйц сидел так и думал, пока ему не начинало представляться, что его жизнь и жизнь людей, которых он знал, являются только маленькой частью громадной работы Бога, и вся ткань ясно представлялась его глазам со всеми контурами и цветами. И если бы в эту минуту спросить Бееренкрёйца об его ковре, он признался бы, что изображал на нем свою жизнь и жизнь своих друзей, как ничтожный снимок того, что он видел на великом станке Бога.
   Каждый год около Иванова дня полковник ездил навещать двух-трех старых друзей. Он смолоду любил ездить в ту пору, когда поля благоухают клевером, а вдоль дороги цветут голубые и желтые цветочки.
   В этом году, выехав на большую дорогу, полковник встретился со своим старым другом, поручиком Орнеклу. Поручик, весь год проводивший в разъездах и знавший все окрестные поместья, дал ему добрый совет:
   -- Поезжайте в Хальстанес, навестите штандарт-юнкера Остблада, -- сказал он полковнику. -- Уверяю вас, братец, нигде не чувствуешь себя так хорошо, как там.
   -- О каком это Остбладе вы говорите, дружище? -- спросил полковник. -- Неужели это тот самый сумасшедший штандарт-юнкер, которого майорша выгнала из дому?
   -- Он самый и есть, -- отвечал поручик, -- но теперь он совершенно изменился. Он женился на благородной барышне, на серьезной девушке, полковник, которая сделала из него человека. Для Остблада было неожиданным счастьем, что в него влюбилась такая прелестная женщина. Правда, она была не молода, но ведь и Остблад был не мальчик. Вы должны непременно съездить в Хальстанес поглядеть, какие чудеса творит любовь.
   И вот полковник отправился в Хальстанес проверить слова Орнеклу. Он не верил в такое превращение Остблада., В молодости он так сумасшествовал, что майорша в Экеби перестала принимать его. Она терпела его присутствие в продолжение нескольких лет и затем принуждена была выгнать его. Остблад пал так низко, что не всякий мужчина соглашался вести с ним компанию. А теперь Орнеклу уверяет, что у него имение и что он женат на прекрасной особе.
   Полковник подъехал к Хальстанесу и сразу увидал, что это превосходное старое поместье. Стоило только взглянуть на аллею из высоких ветвистых берез с вырезанными на них именами. Такие березы он видал только в старинных зажиточных поместьях.
   Полковник тихо въехал во двор и с каждым шагом становился все довольнее. Он видел изгороди из подстриженных лип, такие густые и плотные, что по ним можно было ходить, террасы, каменные ступени которых от древности наполовину ушли в землю.
   Проезжая мимо пруда, полковник видел темные спины карасей, мелькавшие в желтоватой воде. Голуби, громко хлопая крыльями, летели с дороги, белка перестала вертеть колесо, цепная собака смирно лежала, уткнув морду в передние лапы, виляя хвостом и тихо ворча.
   Возле беседки полковник увидал муравьиную кучу, по которой спокойно ползали и работали муравьи. На клумбах благоухали всевозможные сорта цветов, а на газонах росли, просто как сорная трава, в бесчисленном множестве маленькие белые маргаритки.
   Бееренкрёйц, не переставая, повторял про себя: "Это настоящая барская усадьба; здесь все, как люди, так и животные и растения, живут в полном довольстве".
   Наконец, он подъехал к дому, где был принят как нельзя более приветливо. Его повели почиститься от дорожной пыли и затем позвали к столу. Его угощали добрыми старинными блюдами, а после обеда подали оладьи, какие готовила ему мать и каких с тех пор он нигде не едал.
   Бееренкрёйц с удивлением глядел на штандарт-юнкера Остблада. Он смотрел, как он спокойно ходит взад и вперед с трубкой в зубах и ермолкой на голове. На нем был старый Халат, с которым ему трудно было расстаться, чтобы приодеться к обеду. Одно это только и напоминало прежнего дикаря. Он наблюдал за рабочими, назначал поденные работы, следил за полями и лугами, рвал розы для жены, проходя через сад, не ругался и не плевал.
   Но удивлению полковника не было границ, когда он увидал, что Остблад ведет книги. Он повел полковника в контору и показал ему большие книги в кожаных переплетах. Он сам вел их. Он линовал их красными и черными чернилами, вписывал счета и имена и записывал все, до последней почтовой марки.
   Супруга штандарт-юнкера Остблада, дворянка родом, называла Бееренкрёйца кузеном, и вскоре они уже перечислили всю родню и беседовали о всех родственниках. В конце концов Бееренкрёйц почувствовал такое доверие к фрау Остблад, что поведал ей о своем ковре.
   Было решено, что Бееренкрёйц останется ночевать. Ему отвели громадную постель с целой горой подушек в лучшей комнате для гостей, направо от сеней, рядом со спальней.
   Полковник сейчас же заснул, но вдруг проснулся около полуночи. Он встал с постели и открыл ставни. Окно выходило в сад; стояла светлая летняя ночь, и полковник ясно различал старые узловатые яблони с листьями, изъеденными червями, и с бесчисленными подпорками под отвисавшими ветвями. Он видел большую дикую яблоню, с которой осенью соберут массу никуда ненужных плодов. Он видел ананасную землянику, которая начинала уже краснеть в густой зелени.
   Полковник стоял и смотрел на все это, словно он должен был не спать. Из своего окна на мызе он видел только каменистый, поросший лесом, холм, да несколько кустов можжевельника. Вполне понятно, что такой человек, как Бееренкрёйц, чувствовал себя гораздо лучше среди подстриженных изгородей и цветущих роз.
   При виде сада в тихую ночь часто кажется, что все вокруг не настоящее. Бывает так тихо, что кажется, словно находишься в театре, что деревья нарисованы, а розы склеены из бумаги. Полковник испытывал это чувство, стоя у окна. "Не может быть, -- думал он, -- чтобы это существовало в действительности, это просто сон. Но тут с большого розового куста, росшего как раз под окном, слетело несколько лепестков, и он снова почувствовал, что все это было в действительности.
   Все это существовало и над всем, и день и ночь, царили этот мир и спокойствие.
   Он снова лег, оставив окно открытым. Он лежал на своей высоко взбитой постели и смотрел на розовый куст. Он не мог выразить словами, как ему нравились эти розы. Ему казалось странным, что такой человек, как Остблад, может каждую ночь любоваться этим раем.
   Чем больше полковник думал об Остбладе, тем сильнее он удивлялся, что такая птица залетела в такие хоромы.
   Что представлял он из себя, когда его выгнали из Экеби? Разве можно было подумать, что из него выйдет такой солидный человек.
   Полковник лежал, тихо посмеиваясь и думая о том, помнит ли еще Остблад свою любимую шутку, которой он забавлялся в Экеби. В темную, неприветливую ночь он натирал свое платье фосфором, садился на вороную лошадь и носился по холмам, где стояли кузница и мельница. Кому ни случалось выглянуть за дверь и увидать всадника, мчавшегося в голубовато-белом сиянии, каждый спешил закрыть ставни, покрепче запереть двери и говорил, что в такую ночь следует получше читать молитвы, потому что злой дух отправился охотиться за душами.
   Да, да, в прежние времена любили пугать суеверный народ. Но Остблад завел шутку так далеко, как никому и в голову не приходило.
   В Ойкста умерла одна старуха, у которой было именьице недалеко от Экеби. Остблад случайно узнал об этом и тут же услыхал, что труп вынесут из дому в сарай. Когда наступила ночь, Остблад надел свое, натертое фосфором платье, сел на вороную лошадь и поехал туда. Родные покойницы еще не ложились и видели, как огненный всадник подъехал к сараю, где лежал труп, объехал кругом него три раза и исчез в дверях. Потом они видели, как всадник выехал из сарая, снова объехал три раза кругом него и исчез.
   А наутро трупа в сарае не оказалось. Тогда все решили, что враг человеческий похитил труп и увез его с собой; на этом все и успокоились.
   Но через несколько недель труп нашли спрятанным на стоге сена, и тогда это дело возбудило страшный шум. Дознались, кто был огненным всадником; крестьяне подстерегали его, чтобы хорошенько отплатить за его шутку, а майорша не желала больше видеть его в своем доме, собрала его вещи и попросила убираться по добру -- по здорову.
   Остблад пустился искать по свету счастья и нашел его.
   Лежа в кровати, полковник испытывал какое-то странное чувство. Ему казалось, что он начинает чего-то бояться. Раньше ему никогда не приходило в голову, как собственно возмутительна вся эта история. Он, вероятно, даже смеялся над ней; какое ему было дело до этой старухи. Но, Боже мой, что бы с ним было, если бы это случилось с его собственной матерью.
   По телу полковника пробежал трепет. Он с трудом дышал.
   Поступок Остблада казался ему ужасным. Он боялся, чтобы мертвая старуха не выглянула из-за кровати. Он не сомневался, что она бродит где-нибудь вблизи.
   И изо всех углов с ужасающей уверенностью неслось: "Этого Бог не прощает. Этого Бог не забывает ".
   Полковник закрыл глаза, и ему представился великий станок Бога, на котором Он ткет ткань человеческой судьбы. И ему казалось, что он видит четырехугольник, изображающий жизнь Остблада. Три стороны его были вытканы темною тенью, и он видел, что по рисунку и четвертая сторона должна быть темной. Иначе весь узор будет испорчен. Холодный пот выступил у него на лбу. Ему казалось, что он заглянул в неумолимость и жестокость судьбы. Он видел, как настигает человека судьба, которую он подготовил своей прошлой жизнью. И вот существуют же люди, которые думают, что могут избежать ее!
   Избежать, избежать! Все уже составлено и приготовлено, одна тень и фигура неизбежно вызывают другую и все исполняется, как предначертано.
   Полковник поднялся и сел на постели; ему хотелось еще раз взглянуть на розы и цветы, он надеялся, что Господь, может быть, простит этот грех.
   В ту минуту, как Бееренкрёйц сел на постели, дверь из спальни отворилась, чья-то незнакомая голова просунулась в нее и кивнула ему.
   Было уже светло, и полковник мог ясно различить лицо вошедшего. Он никогда еще не видал более отвратительного лица: серые свиные глазки, сплюснутый нос и жидкие щетинистые усы. Он не мог бы сказать, что человек этот похож на зверя, потому что звери в большинстве случаев бывают прекрасны. И все-таки в нем было что-то звериное. Нижняя челюсть выдавалась вперед, подбородок был слишком толст, и лоб совершенно исчезал под лохматыми волосами.
   Он три раза кивнул полковнику и каждый раз хихикал, скаля зубы. Потом он протянул руку, красную как кровь, и торжествующе погрозил ей.
   До этой минуты полковник сидел растерянный, но тут он вскочил и в два прыжка очутился у двери. Но голова исчезла, и дверь затворилась.
   Полковник хотел постучать и позвать, когда вспомнил, что вечером сам запер дверь из своей комнаты. Он осмотрел замок и убедился, что дверь была заперта.
   Тогда полковнику стало стыдно, что он на старости лет начинает видеть привидения. Он лег и снова заснул.
   Утром за завтраком полковнику было еще более стыдно. Как он испугался! Ведь он дрожал от страха, и холодный пот выступал у него на лбу. Он ни одним словом не обмолвился о случившемся.
   Днем он пошел с Остбладом осмотреть имение. Проходя мимо одного рабочего, который копал торф, Бееренкрёйц узнал в нем человека, явившегося к нему эту ночь.
   -- Дружище, -- сказал Бееренкрёйц, когда они прошли мимо, -- на вашем месте я бы ни одного дня не держал у себя этого человека.
   И он рассказал Остбладу, что он видел ночью.
   -- Я рассказываю вам это только затем, чтобы вас предостеречь, и чтобы вы отказали этому человеку.
   Но Остблад не соглашался; именно этого-то рабочего он и не может прогнать. И, когда Бееренкрёйц продолжал настаивать, он признался, что должен держать этого человека, потому что он сын той старухи, что умерла в Ойкста недалеко от Экеби.
   -- Вы, вероятно, помните эту историю, -- прибавил он.
   -- В таком случае я бы убежал скорее на край света, чем хоть один день провести близ этого человека, -- сказал Бееренкрёйц.
   Через час он уже ехал домой, сильно раздосадованный, что ему не удалось убедить Остблада.
   -- Здесь случится несчастье раньше, чем я снова сюда вернусь, -- сказал полковник, прощаясь с хозяином.
   На следующий год в ту же пору полковник собирался в Хальстанес. Но по дороге он узнал ужасную весть, что штандарт-юнкер Остблад и его жена были зарезаны в спальне ночью ровно через год после того, как он ночевал у них. Их убил один из рабочих, человек с толстой шеей, сплюснутым носом и свиными глазками.

-----------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Из истории Хальстанеса; Талэ Тотт. Рассказы] / Сельма Лагерлеф. -- Москва: И. Кнебель, 1917. -- 38 с.; ил.; 22 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru