Ла-Порт Жозеф
Всемирный путешествователь, или Познание Стараго и Новаго света... Том шестой

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Le voyageur françois, ou la connoissance de l`ancien et du nouveau monde.
    Перевод Якова Булгакова.
    Письма 66. Формоза и сосѣдніе острова.
    67--73. Японія.
    74. Корея.
    70. Восточная Татарія.
    76. Западная Татарія.
    77. Конецъ Западной Татаріи.

   

ВСЕМИРНЫЙ
ПУТЕШЕСТВОВАТЕЛЬ,
или
ПОЗНАНІЕ
СТАРАГО и НОВАГО СВѢТА,
то есть:

ОПИСАНІЕ
всѣхъ по сіе время извѣстныхъ земель въ четырехъ частяхъ свѣта,
содержащее:
каждыя страны краткую исторію, положеніе, города, рѣки, горы, правленіе, законы, военную силу, доходы вѣру, ея жителей, нравы, обычаи, обряды, науки, художествы, рукодѣлія, торговлю, одежду, обхожденіе, народныя увеселенія, доможитіе, произрастенія, отмѣнныхъ животныхъ, звѣрей, птицъ, и рыбъ, древности, знатныя зданіи, всякія особливости примѣчанія достойныя, и пр.

изданное
Господиномъ Аббатомъ де да Портъ,

переводъ съ французскаго.

   

ТОМЪ ШЕСТЫЙ

ТРЕТІЕ ИЗДАНІЕ.

Въ Санктпетербургѣ,
Съ дозволенія Ценсуры, печатано у I. К. Шнора иждивеніемъ Ивана Глазунова.
1803 года.

   

ОГЛАВЛЕНІЕ

Писемъ содержащихся въ семъ шестомъ Томѣ.

   66. Формоза и сосѣдніе острова.
   67. Японія.
   68. Продолженіе о Японіи.
   69. Продолженіе о Японіи.
   70. Продолженіе о Японіи.
   71. Продолженіе о Японіи.
   72. Продолженіе о Японіи.
   73. Продолженіе о Японіи.
   74. Корея.
   70. Восточная Татарія.
   76. Западная Татарія.
   77. Конецъ Западной Татаріи.
   

ВСЕМІРНЫЙ ПУТЕШЕСТВОВАТЕЛЬ.

ПИСЬМО LXVI.

Формоза и сосѣдніе Острова.

   Я не буду вамъ описывать, Государыня моя, ни вступленія нашего на корабли, ни обстоятельствъ мореплаванія до Ле-кіеускихъ острововъ, къ коимъ принесла насъ буря. Сіи острова лежащіе между Кореею, Формозою и Японіей), подчинены одному Государю, а числомъ ихъ тридцать шесть. Здѣшняя страна мнѣ извѣстна, говорилъ намъ отецъ Гобиль. Императоръ Кан-хи посылалъ туда посла въ 1719 году, которой возвратясь, выдалъ въ печать описаніе своего путешествія. Онъ былъ первой давшій истинное и подробное понятіе о семъ Архипелагѣ, и достоинъ вѣры тѣмъ наипаче, что самъ находясь на островахъ, разсматривалъ и записывалъ со тщаніемъ все, что находилъ достойное любопытства. Я читалъ его сочиненіе, продолжалъ миссіонеръ, и сдѣлалъ изъ него выписку, которую по счастію имѣю теперь при себѣ. Вы можете прочесть оную, когда не будетъ вамъ инаго дѣла: а я позволю и списать, что въ ней вамъ полюбится. Симъ обѣщаніемъ не преминулъ я возпользоваться, и вотъ что содержитъ его сочиненіе.
   "Наибольшій островъ сего Архипелага, на которомъ Король пребываніе свое имѣетъ, называется Ліеу-кіеу, прочіе знаемы каждой подъ особливымъ именемъ. Баснословное начало народа обитающаго въ семъ Королевствѣ есть то, что въ древнія времена родились изъ ничего мущина и женщина. Отъ супружества ихъ произошли жители острова, на которомъ царствовали двадцать два колѣна, одно послѣ другаго, что продолжалось цѣлые семнадцать тысячъ лѣтъ. Народъ здѣшній присвояетъ себѣ таковую древность, и весьма за оную стоитъ; хотя въ началѣ только седмаго вѣка по P. X. посылалъ въ первой разъ царствовавшій тогда въ Китаѣ Императоръ, осмотрѣть положеніе сихъ острововъ, съ повелѣніемъ обладателю оныхъ учинить себѣ присягу въ подданствѣ. Предложеніе было принято худо, и Китайской Монархъ приказалъ отправить туда десять тысячъ войска. Король Ліеу кіевской убитъ въ сраженіи; побѣдители разграбили и сожгли столицу, взяли больше пяти тысячъ плѣнныхъ, и возвратились въ свою землю. Слѣдующіе Императоры предали забвенію свои притязанія на сихъ островитянъ, и они не прежде уже, какъ въ концѣ четвертагонадесять вѣка учинились самопроизвольно Китайскими данниками. Съ сего времени Короли ихъ всегда получаютъ отъ Императора грамоту на свои владѣнія, и вотъ какъ отправляется сей обрядъ. Сколь скоро владѣющій Король умретъ, наслѣдникъ его доноситъ о томъ Китайскому Императору. Островитяне не ожидаютъ отвѣта для признанія его своимъ Государемъ; но при Пекинскомъ дворѣ не прежде дается ему титулъ Короля, какъ когда уже Императоръ возведетъ его въ сіе достоинство. Приказъ обрядовъ представляетъ Китайскому Монарху человѣка способнаго отправить посольскую должность. Государъ даетъ ему нужныя наставленія, повелѣваетъ отпустить съ нимъ подарки назначенные новому Королю, и отправляетъ его къ нему съ тремя или четырьмя стами провожатыхъ. По первому извѣстію о прибытіи посла князья, вельможи, мандарины островскіе встрѣчаютъ его въ церемоніальномъ платьѣ, и съ великимъ оказаніемъ пышности провожаютъ въ приготовленной домъ, гдѣ для содержанія особы его и свиты все уже предварительно учреждено. Посолъ отдохнувъ нѣкоторое время, отправляется въ большую дворцовую залу, и садится въ ней на великолѣпномъ возвышеніи. Одинъ изъ мандариновъ даетъ знакъ, и тогда всѣ вельможи государства вдругъ падаютъ девять разъ въ землю для поздравленія Китайскаго Императора, представляемаго его посланнымъ, которой въ сіе время стоитъ, и по окончаніи поклоновъ самъ имъ кланяется одинъ разъ. По томъ приходятъ поздравлять его отъ Короля съ благополучнымъ прибытіемъ; остатокъ дня препровождается въ угощеніи, въ пиршествахъ и въ народныхъ увеселеніяхъ. Наутріе ѣдетъ онъ опять въ Королевскую залу, гдѣ выставлены имена умершихъ Государей, и гдѣ ожидаетъ его Король во образѣ простаго человѣка. Посолъ отправляетъ именемъ своего Императора Китайскіе обряды въ почесть умершему Королю предшественнику настоящаго; а сей дѣлаетъ девять преклоненій въ благодарность Императору, и спрашиваетъ о его здоровьѣ; по томъ поздравляетъ посла, и съ нимъ обѣдаетъ. Когда уже учреждено все для возведенія на престолъ Короля, посолъ въ препровожденіи своей свиты и многочисленнаго народа идетъ во дворецъ, гдѣ строится возвышеніе для новаго Монарха, и тамъ повелѣваетъ читать громогласно грамоту, моею Императоръ его Государь признаетъ наслѣднаго князя Королемъ Ліеу кіеускимъ. За симъ объявленіемъ слѣдуетъ увѣщаніе новому Королю править народомъ по законамъ, а народу быть вѣрнымъ Государю. Прочтенная грамота подносится Монарху, а онъ отдаетъ ее своему министру на сохраненіе въ государственной архивѣ; по томъ Король, князья и вельможи дѣлаютъ въ третій разъ девять преклоненій. По окончаніи оныхъ Король сидя на престолѣ, принимаетъ присягу отъ подданныхъ, и день кончится великолѣпнымъ пиромъ, приуготовленнымъ для посла. Наутріе Король дѣлаетъ ему посѣщеніе. Посолъ принимаетъ его у дверей своего дома, и ведетъ въ большую залу Въ ней Король становится на колѣна для поздравленія Императора, и дѣлаетъ честь его послу, подчивая его изъ своихъ рукъ виномъ и чаемъ: посолъ же не принимаетъ, но подноситъ чашку Королю, самъ беретъ другую, и пьетъ послѣ Короля, которой по томъ возвращается во дворецъ, и назначаетъ посла къ Пекинскому двору для возблагодаренія его Императорскому Величеству...
   "Разсказываютъ объ одномъ изъ сихъ Государей вещь, которой мало находится примѣровъ. Оной созвалъ всѣхъ вельможъ своего государства, дабы избрать изъ нихъ министромъ того, кого они сами почтутъ достойнѣйшимъ сего мѣста. Вельможи предложили губернатора одного города; Король велѣлъ ему приѣхать, учинилъ его начальникомъ совѣта, и узнавъ по томъ самъ собою его способность, обьявилъ его Королемъ, оставя для себя и дѣтей своихъ только небольшой доходъ...
   "Прочія здѣшнія царствованія не представляютъ ничего примѣчанія достойнаго; но вѣра, нравы и обычаи возбуждаютъ больше любопытства. Около девяти сотъ лѣтъ назадъ Бонзы Фоевой секты пришли изъ Китая въ сей Архипелагъ, и ввели идолослуженіе, которое нынѣ есть господствующая вѣра при дворѣ, между вельможами и въ народѣ. Когда островитяне дѣлаютъ обещанія или присягу; то сожигаютъ благовонія, приуготовляютъ плоды, стоятъ съ почтеніемъ предъ камнемъ, и произносятъ нѣкія слова, почитаемыя ими за таинственныя. На площадяхъ, на улицахъ, на горахъ видно множество такихъ камней опредѣленныхъ для обѣтовъ и клятвъ. Есть здѣсь также женщины посвященныя служенію духовъ, надъ коими присвоиваютъ себѣ полную власть. Онѣ посѣщаютъ больныхъ, предписываютъ лѣкарства, и читаютъ молитвы. Многоженство позволено на семъ островѣ; но не льзя жениться въ семьѣ, которой носишь имя, хотя бы былъ въ отдаленномъ колѣнѣ. Женщины и дѣвицы весьма скромны, не румянятся, не бѣлятся, не носятъ серегъ, а прикалываютъ волосы, сплетя въ косы, долгими серебреными или золотыми иглами, на самомъ темѣ на подобіе яблока. Мало здѣсь прелюбодѣевъ, смертоубицъ, воровъ и нищихъ...
   "Почтеніе къ умершимъ столь же велико, какъ въ Китаѣ; трауръ носятъ столь же рачительно, но не столь убытчатся для похоронъ и для сооруженія гробницъ. Тѣла сожигаютъ, а сохраняютъ только кости. Предъ мертвыми ставятъ нѣсколько свѣчъ и благовоній, и въ нѣкоторыя времена ходятъ плакать надъ могилами...
   "Считаютъ здѣсь, какъ и въ Китаѣ, девять степеней мандариновъ, различающихся между собою одеждою. Многія изъ сихъ мѣстъ суть наслѣдственныя, а другія даются по достоинству. Хлѣбопашцы, рыбаки, огородники получаютъ половину дохода съ земли; а какъ помѣщики обязаны держать еще нѣкоторые расходы, то и не имѣютъ больше трети прибыли отъ своихъ земель...
   "Мандарины, вельможи, да и самые князья не могутъ имѣть больше двухъ человѣкъ при своихъ носильняхъ. Для одного Короля число оныхъ не предписано. Платье, оружіе, коляски употребляютъ по Японскому обычаю. Вообще они переняли отъ Китайцевъ и Японцевъ своихъ сосѣдей все, что нашли у нихъ наивыгоднѣйшаго. Король имѣетъ немалыя волости, соляныя варницы, сѣру, мѣдь, олово и пр. и изъ доходовъ платитъ жалованье вельможамъ и мандаринамъ...
   "Мало бываетъ тяжебъ по поводу имѣнія и товаровъ, таможенъ и податей совсѣмъ почти нѣтъ. Однѣ женщины и дѣвицы ходятъ на рынокъ; мущинъ никогда тамъ не увидишь. Чулки, башмаки, масло, яйца, раковины, рыбу, куръ, цыплятъ, соль, сахаръ, перецъ, травы, словомъ все онѣ продаютъ и покупаютъ или за мѣдныя Китайскія и Японскія деньги, или мѣняя товаръ на товаръ. Есть ярмонки, лавки и магазейны для дерева, тканей, хлѣба, металловъ, домовыхъ уборовъ, скотины и пр. На всѣхъ островахъ заведены фабрики шелковыя, полотняныя, бумажныя, ружейныя; повсюду есть искусные золотари, серебреники, мѣдники, слесари, оловянишники; множество судовъ и кораблей не только для переѣзда съ одного острова на другой, но и для дальнѣйшихъ путей, какъ въ Китай, Формозу, Японію и пр."
   "Для духовныхъ, гражданскихъ и уголовныхъ дѣлъ установлены приказы; заведены народныя житницы, торговля, мануфактуры, мореплаваніе, зданіи, и пр. Бонзы разсѣянные по королевству держатъ школы для обученія юношества грамотѣ. Писма, щеты, королевскіе указы пишутся на природномъ языкѣ Японскими, а нравоучительныя, историческія, врачебныя, астрономическія книги Китайскими буквами. Строятся также по Китайски и по Японски, и на многихъ народныхъ зданіяхъ положены надписи на обоихъ языкахъ...
   "Сіи острова изобилуютъ всемъ тѣмъ, что нужно въ жизни, и что чинитъ ее приятною. На нихъ есть всякой родъ хлѣба, плодовъ, деревьевъ и животныхъ, выключая волковъ, тигровъ, медвѣдей, зайцовъ и дикихъ козъ. Жители вообще привѣтливы съ чужестранными, проворны, трудолюбивы, воздержны, и въ доможитіи опрятны, любятъ игры и увеселенія; въ семьяхъ ихъ царствуетъ великое согласіе, поддерживаемое частыми пирами, коими они взаимно другъ друга угощаютъ...
   "Таковы суть, Государыня моя, островитяне, коихъ видѣли мы только проѣздомъ по берегу. Дождавшись способнаго вѣтра, пристали мы къ острову Тай-вану. Португальцы назвали его Формоза, то есть, прекрасной; отъ чего произошло имя Формозы, даемое ему Европейцами, какъ пріятнѣйшее слуху, и больше означающее прелестное его положеніе. Деревья на немъ стоятъ въ столь пріятномъ порядкѣ, что вся полуденная сторона походитъ на садъ. Въ Китаѣ мало есть городовъ могущихъ сравниться съ Тай-ваномъ столицею острова въ богатствѣ и числѣ жителей, улицы въ немъ прямы, и многія пресѣкаютъ городъ во всей его длинѣ. Домы, будучи сдѣланы изъ глины и покрыты соломою, доставляютъ немалую выгоду во время большихъ жаровъ, ибо тогда улицы покрываются полотномъ сверхъ домовъ, подъ коимъ видны лавки съ богатыми товарами, съ фарфоромъ, съ лаковою работою и пр.
   Часть острова наибольше населенная принадлежитъ Китайцамъ, и причислена къ Фугіанской провинціи, изъ которой безпрестанно приѣзжаютъ и отъѣзжаютъ разные суда, управляется оная тремя губернаторами, подчиненными губернатору столицы, а сей зависитъ отъ Фугіянскаго вицероя. Должность ихъ состоитъ въ томъ, чтобъ смотрѣть за вы-ліх., что входитъ и выходитъ изъ острова. Не позволено ниже самымъ Китайцамъ на немъ селиться безъ пашпорта и порукъ. Они думаютъ, что тотъ, кто завладѣетъ сею землею, завладѣетъ конечно и всею имперіею; а по сей причинѣ и содержатъ въ ней немалой гарнизонъ, котораго начальники перемѣняются всякіе три года, а иногда и прежде, смотря по обстоятельствамъ.
   Сія земля приноситъ всѣ выгоды для жизни; плоды въ ней приятны и ростутъ изобильно, какъ померанцы, ананасы, кокосы и другія Азіатскія произрастенія; а изъ Европейскихъ персики, абрикосы, фиги, виноградъ; но наилучшіе суть арбузы, иногда круглые, а большею частію продолговатые, кои весьма уважаются на Китайскихъ столахъ. Сахару и табаку чрезвычайно много, и не льзя увѣрить здѣшняго жителя, что въ Европѣ есть люди столь жадные, что платятъ въ сотеро больше за плодъ, нежели здѣсь.
   Живности и дичины также много въ Формозѣ волковъ, тигровъ, медвѣдей, леопардовъ совсѣмъ здѣсь не знаютъ. На быкахъ ѣздятъ верхомъ, осѣдлавъ и обнуздавъ какъ у насъ лошадей; но на сѣдлахъ, кои гораздо нашихъ Длиннѣе, могутъ сидѣть три человѣка: Воздухъ чистой, небо ясное, вода превосходная. Формоза доставляетъ пропитаніе на острова отъ нея зависящіе: чѣмъ она не походитъ нимало на наши столицы, поглощающія пропитаніе провинцій. Голландцы, построили крѣпость на концѣ острова, но не видалъ я ниже слѣдовъ ея, хотя имя и осталось; называютъ ее крѣпостью рыжихъ волосовъ, ибо Китайцы даютъ сіе имя Голландцамъ, какъ Латинскіе писатели проименовали Галловъ великотѣлесными людьми съ русыми волосами.
   Хотя Формоза не весьма отдалена отъ Китая, но не примѣтно, чтобъ Китайцы знали ее прежде пятнадцатаго вѣка. Одинъ мандаринъ возвращаясь изъ западныхъ провинцій, присталъ къ ней, и навѣдывался о состояніи земли и жителей. Видя деревенскія ихъ селенія, презрѣніе золота, серебра, уборовъ, одѣжды и пр. удалился отъ нея Мандаринъ, какъ Сибаританинъ убѣгающей изъ Лакедемона, и сіе первое открытіе не имѣло никакихъ слѣдствій. Спустя сто лѣтъ, вошла туда одна Японская эскадра безъ всякаго сопротивленія. По томъ бурею занесенъ одинъ Голландской корабль. Страна показалась столь прелестна капитану, что онъ изпросилъ у Японцовъ позволеніе построить себѣ домъ при самомъ портѣ, и сей то домъ учинился крѣпостью, о которой я вамъ доносилъ. Новые гости вы, гнали своихъ благодѣтелей, и учинились повелителями въ землѣ, не видя ни малѣйшаго сопротивленія отъ жителей, ненавидящихъ оружіе и упражняющихся въ человѣколюбіи. Одинъ морской разбойникъ изгналъ Голландцевъ, и правилъ островомъ подъ именемъ Короля, которое оставилъ и своимъ наслѣдникамъ; сіи же покорились Китайцамъ, пославшимъ туда селеніе, построившимъ города, учредившимъ свое правленіе и введшимъ свои законы и обычаи.
   Что принадлежитъ до природныхъ островитянъ, они довольно рослы, легки, проворны, лица имѣютъ смуглыя и волосы прямые, разпущенные по плечамъ. Женщины напротивъ малы, толсты и сильны. Одежда мужская состоитъ въ лоскутѣ ткани, покрывающей тѣло отъ поясницы до колѣнъ; но въ сѣверной части острова носятъ родъ безкруканыхъ кожаныхъ казакиновъ. Въ нѣкоторое время въ году ходятъ они совсѣмъ нагіе, будучи предувѣрены, что безъ того боги не пошлютъ имъ дождя, и что воспослѣдуетъ недородъ.. Въ сіе время, ежели покажется кто одѣтой, платье у него отнимается, и онъ осуждается заплатить штрафъ. Иные изъ нихъ печатаютъ на тѣлѣ изображенія животныхъ, деревъ, цвѣтовъ; и таковая отличность, не будучи дозволяема, какъ только тѣмъ, кто себя окажетъ на ловлѣ иги въ бѣганьи, дорого имъ становится. Ею подвергаются они страданію могущему причинить смерть, ежели бы вдругъ была исполняема: но цѣлые годы на то употребляются, и боль становится слѣдовательно сноснѣе. Серьги, запястья, вѣнцы изъ бисера и фазановыхъ перьевъ суть обыкновенное убранство обоихъ половъ. Мущинамъ до семнадцати лѣтъ запрещено запускать волосы. Они ихъ стригутъ надъ самыми ушами, и выдергиваютъ бороду желѣзными щипцами. Въ семнадцать лѣтъ запускаютъ и бороду и волосы, а когда оные выростутъ до обыкновенной величины, то думаютъ о женитьбѣ. Дѣвки никогда волосовъ не стригутъ, а выдаютъ ихъ за мужъ, сколь скоро бываютъ къ гному способны. Свадьбы отправляются безъ всякихъ обрядовъ и съ довѣренностію, которая не показываетъ въ нихъ варварства. Когда молодой человѣкъ найдетъ дѣвку по своей мысли, ходитъ нѣсколько дней къ ея дверямъ съ музыкою. Ежели дѣвка его полюбитъ, выходитъ къ нему, и условіе тотъ часъ между ими учреждается. Сродники приготовляютъ пиръ отправляющейся въ домѣ невѣсты, и женихъ въ немъ поселяется; а сіе тестемъ не только за тягость, но напротивъ за великую помощь семьѣ почитается. По чему лучше здѣсь любятъ имѣть дочерей, нежели сыновей; ибо первыя приводятъ зятьевъ, кои по томъ становятся подпорою и покровителями дома. Хотя женщины выходятъ за мужъ молоды, не позволяется имъ родить до тридцати пяти лѣтъ. Ежели обрюхатѣютъ прежде, то, какъ увѣряютъ жрицы, принуждаютъ ихъ выкинуть, ходя имъ по брюху и давя ногами. Не только за безчестіе, но и за преступленіе почитается родить до предписаннаго срока; случаются такія женщины, кои были уже десять разъ беременны прежде, нежели позволено имъ быть матерями.
   Пшено есть обыкновенная пища сихъ островитянъ; а когда хотятъ они поѣсть послаще, ходятъ на охоту, или на рыбную ловлю, и ѣдятъ мясо недовареное, подавая его на столъ съ прочими кушаньями, положа на доску или на тростникъ. Желанія ихъ не идутъ далѣе естественной нужды; и удовольствовать ихъ удобно. Таковая простая и единообразная жизнь чинитъ ихъ здоровыми и сильными: не достаетъ имъ одной вольности.
   Китайцы покорившіе ихъ оставили имъ однакожъ нѣкоторые слѣды древняго ихъ правленія. Каждое селеніе избираетъ въ свои судьи трехъ или четырехъ человѣкъ изъ самыхъ старыхъ обывателей признанной честности, и оные рѣшатъ съ неограниченною властію всѣ случающіяся ссоры. Кто отречется имъ повиноваться, тотъ часъ бываетъ изгнанъ такъ, что и надежды лишается когда либо возвратишься, да и въ другое селеніе не принимается. Сіи властелины перемѣняются чрезъ два года; а оставляющіе сію должность вырываютъ у себя брови и волосы на вискахъ въ знакъ прешедшей своей власти. Въ важныхъ дѣлахъ сіи народные судіи созываютъ всѣхъ начальниковъ семей на назначенное къ тому мѣсто, и совѣтуются съ ними о томъ, что надлежитъ дѣлать. Много выхваляютъ природное краснорѣчіе сихъ стариковъ, кои говорятъ, какъ меня увѣряли, съ такою удобностію, что Европейцы совсѣмъ своимъ искуствомъ не могутъ дойти до природнаго дарованія сихъ горныхъ жителей, не умѣющихъ ни читать ни писать. Пока говоритъ одинъ, прочіе пребываютъ въ глубокомъ молчаніи. По окончаніи рѣчей всѣми начальниками начинается разсужденіе о дѣлѣ, и оное рѣшится большинствомъ голосовъ.
   Когда пшено начинаетъ созрѣвать, въ то время запрещается властелинамъ ѣсть сахаръ, пить вино и жевать бетель. Ежели бы не воздержались они отъ которой изъ сихъ трехъ. вещей; то не только учинились бы предметомъ народнаго презрѣнія, но и увѣрены здѣсь, что боги послали бы оленей и кабановъ для опустошенія жатвы. Въ сей варварской странѣ думаютъ, что народные начальники должны давать примѣры добродѣтели.
   Главная должность сихъ судей есть предписывать удовлетвореніе за обиды, не заключая виноватаго въ темницу, не наказывая его тѣлесно, или лишая жизни, но осуждая на платежъ штрафа, смотря по свойству преступленія: а оной состоитъ по большой части въ нѣкоторомъ количествѣ пшена, въ нѣсколькихъ кувшинахъ вина и въ немногихъ аршинахъ холста.
   Преисполненъ будучи любовію къ правосудію и человѣчеству, не знаетъ сей народъ ни обмановъ, ни воровства, ни ссоръ, ни судебныхъ тяжебъ. "Мы наслаждаемся мирнымъ, спокойнымъ и невиннымъ состояніемъ, говорилъ намъ одинъ изъ сихъ островитянъ, коего вѣкъ и образъ вселялъ въ насъ почтеніе. "Мы жили благополучно подъ симъ правленіемъ, когда Китайцы приѣхали на часть острова лежащую при подошвѣ горъ. Мы приняли ихъ ласково, по тому что гостепріимство признаемъ за добродѣтель. Намѣреніе ихъ отъ насъ было сокрыто, да мы и не помышляли вывѣдывать оное, не зная, что такое недовѣрчивость. Они увидѣли нѣсколько слитковъ брошенныхъ съ нераченіемъ въ нашихъ хижинахъ. Ихъ то точно они и искали; ибо сказано имъ было, что въ восточной части острова природа произвела золотыя руды. Жадность ихъ возпламенилась при видѣ сего металла, коего не знали мы цѣны. Они притворились, что хотятъ возблагодарить своимъ великодушнымъ благодѣтелямъ, столь дружески ихъ принявшимъ; но напоя ихъ на приготовленномъ пиру, всѣхъ перерѣзали, забрали слитки, и сами спаслися бѣгствомъ. По разглашеніи столь печальнаго извѣстія, сошли мы съ горъ, приняли оружіе, предали огню и мечу нѣкоторыя Китайскія селенія, разсѣянныя по западной части, и не пощадили ни женъ, ни младенцевъ. Съ самаго сего произшествія клялись мы вести безпрестанную войну противъ Китайцовъ. Ежели бы полевые наши братья, коихъ мы любимъ сердечно, не столь были изнѣжены, и соединились бы съ нами, не трудно бы намъ было изгнать мучителей нашихъ и возвратить себѣ вольность. Мы имъ толкуемъ: наше правленіе тихо, соберемся, совокупимъ силы, изженемъ общаго неприятеля. Они насъ слушаютъ; но сколь скоро станутъ Китайцы обѣщать поступать съ ними снисходительнѣе, удаляются опять на поля, и вновь кидаются въ оковы...
   Равность состояній между сими островитянами столь велика, что ниже слова господинъ и слуга имъ не извѣстны; но не менше отъ того имѣютъ они уваженія одинъ къ другому. Старики въ толикомъ почтеніи, что молодые должны сторонишься, дабы очистить имъ дорогу, и оборотиться къ нимъ изъ почтенія спиною, пока они идутъ, стоя такъ даже и тогда, ежели старикъ остановится съ ними поговорить. Безполезно кажется прибавлять къ сему, что первыя мѣста занимаютъ и прежде другихъ на пирахъ угощаются здѣсь старики.
   Горные здѣшніе жители, пребывая посреди золотыхъ и серебреныхъ рудниковъ, за ничто ихъ почитаютъ. Хотя находятся они въ безпрерывной войнѣ съ Китайцами, но человѣколюбивѣе всѣхъ людей въ свѣтѣ, воздержнѣе и милосерднѣе населяющихъ равнины. Они не знаютъ пороковъ повреждающихъ общества; не имѣютъ понятія и ниже слова для изъясненія прелюбодѣйства. Есть округи, въ коихъ мужья, сказываютъ, не живутъ съ женами, а ходятъ къ нимъ по ночамъ, встаютъ рано, и не возвращаются во весь день, естьли онѣ не пришлютъ за ними, или видя ихъ мимо идущихъ, въ себѣ не позовутъ.
   Долговременное Голландцовъ пребываніе на островѣ Формозѣ разсѣяло нѣкоторое слабое понятіе о истинномъ Богѣ, о раздѣленіи трехъ ипостасей, о сотвореніи міра и о крещеніи. Сіи простосердечные и едва шалаши имѣющіе люди, не имѣютъ храмовъ, но приносятъ жертвы. Женщинъ здѣшнихъ можно почесть за жрицъ. Онѣ входятъ въ восхищеніе и бѣснованіе, скидаютъ Съ себя одежду, дѣлаютъ тысячи непристойныхъ кривляній, и кончатъ тѣмъ, что напиваются въ честь боговъ.
   Когда горной житель умретъ, вся деревня тому радуется. Кладутъ покойника на возвышеніи., собираютъ народъ барабаннымъ боемъ; женщины приноястъ вино и пшено, и напившись довольно въ память умершему, пляшутъ на большомъ пустомъ ящикѣ, такъ поставленномъ, что движенія ихъ производятъ печальной и глухой звукъ; становятся же на ономъ восемь, или десять въ два ряда спинами вмѣстѣ. Когда устанутъ, то уступаютъ свои мѣста другимъ; и сіе упражненіе продолжается нѣсколько часовъ. На другой день разкладываютъ превеликой огонь около тѣла, дабы его высушнійь, и сей обрядъ повторяется цѣлые девять дней сряду; а во время оныхъ званные угощаются свинымъ мясомъ, кое почитается здѣсь наилучшимъ кушаньемъ. Послѣ поднимаютъ тѣло, обвертываютъ въ рогожку, кладутъ на три года въ уединенное мѣсто, и погребаютъ въ его же домѣ и съ такими же обрядами, пирами и пляскою.
   Ежели больной страдаетъ, то пріятели избавляютъ его скоро отъ мученія предай его смерти. Они нимало не почитаютъ за безчеловѣчное дѣло такую вещь, которая освобождаетъ отъ терпѣнія ихъ друга, и всей деревнѣ доставляетъ пиршество.
   Жители здѣшніе вѣрятъ, что по сей жизни души идутъ по весьма узкому мосту, подъ коммъ течетъ каналъ наполненной всякою нечистотою; что злые въ него падаютъ, и вѣчно тамъ тлѣютъ; добрые напротивъ входятъ въ пріятное жилище, кое островитяне описываютъ, какъ стихотворцы, Елисейскія поля. Грѣхи, за кои осуждаются жители Формозы, не суть ни воровство, ни смертоубивство, ни мужеложство, и сіе послѣднее почитается здѣсь за шутку; но ставится за непростительное и вѣрной нечистоты достойное преступленіе носить шелковое платье въ такое время, когда позволяется только бумажное; родить дѣтей до тридцати пяти лѣтъ; не выкидывать оныхъ, обрюхатѣвъ прежде сего срока; и особливо покрыть въ нѣкоторое въ году время то, чего бы въ другой землѣ безъ грѣха никогда открыть не можно было.
   Я есмь и пр.
   
   P. S. Предъ нѣсколькими днями прибылъ сюда изъ Батавіи корабль плывущій въ Нангазаки. Командиръ на немъ есть Голланецъ, съ коимъ познакомился я въ Цейланѣ. Сія счастливая встрѣча избавляетъ меня отъ ѣзды въ Кантонъ, и доставляетъ мнѣ способной случай отправиться въ Японію. На семъ же кораблѣ находится другой Голланецъ, котораго зналъ я въ Суратѣ, и котораго Батавская компанія опредѣлила директоромъ своихъ торговъ въ Нангазаки. Сія должность важна и прибыточна; но помянутой мой приятель небольше года тамъ останется, и возвратится на кораблѣ имѣющемъ привести ему преемника. Главная его должность состоитъ въ томъ, чтобъ всякой годъ ѣздить въ Іедо съ немалою свитою для поздравленія Императора, для возблагодаренія за его милости и для поднесенія ему обыкновенныхъ даровъ. Въ сіе только время можетъ путешествователь видѣть Королевство, въ которое неменше трудно проникнуть какъ по причинѣ природою устроеннаго неприступнаго его положенія, такъ и по строгости законовъ. Новой директоръ обѣщалъ взять меня съ собою въ посольство. Случай благопріятствуетъ мнѣ свыше моей надежды; ибо въ самую ту минуту, какъ приходило разставаться съ моими друзьями, нахожу я другихъ могущихъ, относительно до моихъ намѣреніи, доставить мнѣ всѣ выгоды и удобности. Мы немедленно сядемъ на корабль, и я надѣюсь писать къ вамъ тотъ часъ по прибытіи въ Нангазаки, единой въ Японіи городъ, гдѣ вольно чужестраннымъ приставать; да и сіе позволеніе дается только Китайцамъ и Голландцамъ, хотя и съ ними поступаютъ больше какъ съ плѣнными, нежели съ вольными людьми, кои должны бы пользоваться правомъ народовъ и гостепріимства.
   

ПИСЬМО LXVII.

Японія.

   По многодневномъ мореплаваніи усмотрѣли мы первые Японскіе острова, называемые Гото и обитаемые одними только земледѣлателями. Каждой изъ насъ принужденъ былъ отдать капитану корабля молитвенники и другія подобныя вещи, равно какъ и Европейскія деньги. Всему сдѣлана была записка, и все было положено въ одинъ ветхой сундукъ для скрытія отъ Японцовъ. Сія предосторожность тѣмъ нужнѣе, что обыскиваютъ всѣхъ приѣзжающихъ, нѣтъ ли у нихъ чотокъ, книгъ, образовъ, медалей съ распятіемъ, или изображеній какихъ святыхъ; ибо здѣсь поставляется за преступленіе достойное смерти, имѣть оные при себѣ.
   Мы вошли въ заливъ окруженной высокими горами, островами, и камнями защищающими его отъ бурь и непогодъ, то есть, въ портъ Нангазаки, находящейся при островѣ Ксимо, наибольше знаемомъ и ближайшемъ отъ Европы. На встрѣчу намъ выѣхало осмнадцать Японскихъ судовъ, кои провели насъ къ Голландской конторѣ, не столько для учиненія намъ чести, какъ для присмотру за нами. Два чиновника правительства пріѣхали къ намъ на корабль съ немалымъ числомъ подчиненныхъ, переводчиковъ, и солдатъ. Они потребовали отъ насъ реестра товарамъ, и именъ людей находящихся на кораблѣ, съ описаніемъ ихъ лѣтъ, рожденія, отечества и должностей. Я назвался корабельнымъ лѣкаремъ, а притомъ позволено мнѣ было именоваться и Голландцемъ. Послѣ сего распрашивали насъ объ обстоятельствахъ нашего мореплаванія, и всѣ наши отвѣты были записаны. Прочли намъ полицейскія учрежденія, и требовали, чтобъ мы онымъ соображались во время, нашего здѣсь пребыванія. Оные были прибиты у насъ на кораблѣ, и въ разныхъ мѣстахъ острова. Въ нихъ между прочимъ написано, что не позволяется ни одному Голландцу сходишь съ корабля въ городъ, ни изъ города возвращаться на корабль, безъ особливаго писменнаго позволенія отъ одного Японскаго чиновника, которой обязанъ давать оное, когда кто идетъ изъ одного мѣста въ другое. При наступленіи ночи комисары приставленные къ осмотру корабля, запираютъ Голландцовъ въ ихъ домѣ, пересчитавъ всѣхъ по одиначкѣ. Поутру принимаютъ они тѣже предосторожности, и чинятъ осмотръ, не убылъ ли изъ нихъ кто.
   Нѣсколько дней спустя послѣ нашего прибытія, помянутые комисары опредѣлили время и способъ выгруженія товаровъ изъ кораблей. Сколь скоро оные приносились, были осматриваемы, сличали ихъ съ даннымъ реестромъ, и развязывали нѣсколько кипъ каждаго рода, дабы увѣриться, точно ли показано въ реестрѣ. По томъ заперли ихъ въ магазейны Голландской компаніи; комисары взяли къ себѣ ключи, и къ дверямъ приложили печать. Товары до тѣхъ поръ тамъ лежали, пока правительство не назначило времени къ продажѣ. По учрежденіи дня, обнародованъ былъ реестръ всѣхъ товаровъ, и они были проданы съ аукціона въ превеликомъ анбарѣ, опредѣленномъ для сего употребленія.
   Директоръ нашъ упражняется теперь въ приуготовленіяхъ къ пути своему въ Іедо. Что до меня принадлежитъ, Государыня моя, я не большую свободу, позволяемую намъ Японцами, употребляю для вызнанія ихъ нравовъ, обычаевъ, а особливо для осмотрѣнія города Нангазаки. Оной имѣетъ около четырехъ верстъ въ длину, и почти столько же въ ширину; а приращеніемъ своимъ обязанъ Португальцамъ, ибо до прибытія ихъ былъ только простою деревнею, ни они изъ него сдѣлали складъ своей торговли. Съ того времени начали приѣзжать въ гавань его многіе чужестранные корабли. Японцы польстясь корыстію, сами въ немъ поселились. Симъ образомъ Нангазаки нарочито увеличился и учинился однимъ изъ наицвѣтущихъ городовъ въ Японіи. Послѣ сего Португальцы были изгнаны изъ имперіи, и городъ много претерпѣлъ въ своей величинѣ: нынѣ онъ посредственно населенъ. Жители въ немъ по большей части суть художники, ремесленники и поденщики; находится нѣсколько и купцовъ. Портъ его однакожъ есть пристанище всѣхъ купцовъ, имѣющихъ позволеніе торговать въ сей имперіи. На вершинахъ горъ его окружающихъ разставлены караулни, изъ которыхъ примѣчается все происходящее на морѣ, и дается о томъ знать властелинамъ. На берегу для защищенія сдѣланы многіе бастіоны, а городъ обнесенъ холстиною для сокрытія отъ чужестранныхъ количества людей и пушекъ въ немъ находящихся.
   Нангазаки не имѣетъ стѣнъ; улицы въ немъ узки и неправильны, земля неровная, домы низкіе и посредственной величины, но весьма чисты, и спокойно расположены. Они всѣ поземные, а рѣдкіе имѣютъ небольшое жилье сверху, но въ ономъ не живутъ, а употребляютъ его вмѣсто кладовой. Здѣсь, какъ въ Китаѣ, нѣтъ оконъ на улицу, и въ обывательскихъ домахъ на передней стѣнѣ видны только двери. Домы мастеровыхъ имѣютъ сверхъ того лавку, въ которой иные работаютъ, иные разкладываютъ свои товары. Сіи домы обмазаны глиною и покрыты досками: иногда обтягиваютъ ихъ чернымъ холстомъ на известкѣ. Покои раздѣлены ширмами, кои можно разставливашь по своему хотѣнію, а въ окнахъ вклеена вмѣсто стеколъ бумага; когда кто захочетъ провѣтрить свой домъ, вынимаетъ только окна и ширмы. Полы и потолоки дѣлаются изъ кедроваго и сосноваго лѣса На первыхъ стелются рогожки, а на послѣднихъ наклеивается серебряная и золотая бумага Рогожки служатъ вмѣсто постель и стульевъ; или лучше сказать, Японцы не имѣютъ ни стульевъ ни кроватей; садятся на полу, какъ большая часть Азіатскихъ народовъ, а спятъ на коврахъ. Домъ внутри, окна, двѣри, лѣстница: естьли оная есть, выкрашены и вылакированы; и все сіе весьма чисто.
   Есть нѣсколько, примѣчанія достойныхъ зданій въ Нангазаки, каковы напримѣръ, арсеналъ, капища и домы правителей, занимающіе немалое пространство. Капища древнихъ боговъ и чужестранныхъ кумировъ, коихъ богочтеніе принесено было изъ сосѣднихъ земель, весьма здѣсь многочисленны, хорошо построены и посвящены не только на духовные обряды, но и для народныхъ увеселеній. При нихъ находятся пространные сады, въ коихъ подѣланы особые домы, кромѣ тѣхъ гдѣ стоятъ идолы. Въ сихъ то зданіяхъ и въ прелестныхъ около ихъ мѣстахъ, отправляются игры и торжественные пиры.
   Голландцы живутъ на небольшомъ островѣ, лежащемъ въ портѣ, гдѣ они такъ сказать, заперты. Сія темница небольше шести сотъ шаговъ имѣетъ въ длину и около двухъ сотъ въ ширину. Запрещено городскимъ судамъ гауда приставать, и не можно бы больше предосторожностей брать въ разсужденіи преступниковъ. Китайцы, кои столь-же угнѣтаются какъ и Голландцы, имѣютъ жилище свое на высотѣ въ противулежащей части города. Оное окружено стѣною, изъ которой не могутъ они выходить безъ особаго позволенія властелиновъ.
   Не смотря на притворство Японцовъ, смѣшанное съ подозрѣніемъ, повѣрите ли вы, Государыня моя, что почтеніемъ и угожденіемъ снискалъ я дружбу у многихъ? Я не знаю народа, которой бы чувствительнѣе былъ къ оказываемому къ себѣ уваженію, и которой бы съ большею довѣренностію вдавался въ пріязнь, когда не предвидитъ себѣ изъ того опасности. Впрочемъ, долговременная привычка видѣть Голландцевъ, чинитъ ихъ больше обходительными и довѣрчивыми. Я безъ сумнѣнія обязанъ принятому мною имени Голландца, способностію разговаривать по пріятельски съ людми, коихъ почиталъ неприступными; даже самые бонзы дѣлаютъ мнѣ честь допущеніемъ меня въ свои сообщества. Дѣла до вѣры касающіеся составляютъ наиболѣе содержаніе нашихъ разговоровъ, и мы неоднократно изъяснялись со всею вольностію о Японскомъ законѣ. Въ сей имперіи исповѣдуютъ три главныя вѣры. Первая, и которая почитается здѣсь православною, называется Синтосъ. Она держится почитанія древнихъ боговъ, кои по мнѣнію народному, управляли нѣсколько Милюковъ лѣтъ Японіею. Вторая именуется Будздо, и состоитъ въ богопочтеніи чужестранныхъ идоловъ, а введена на сихъ островахъ въ началѣ нашего Христіанскаго закона. Третья знаемая подъ именемъ Сіуто есть новѣе прочихъ, основана на единомъ свѣтѣ разума, и предметомъ имѣетъ одно исполненіе добродѣтели, не прилѣжа къ почитанію какаго либо божества.
   Вѣра Синтосъ есть тайна для черни; жрецы говорятъ объ ней только съ своими учениками, а сіи вступая въ ихъ чинъ, обязываются клятвою ничего не открывать. Помянутая клятва главнѣйше касается до начала міра, кое въ Японіи, какъ и въ другихъ мѣстахъ, есть таинственный предметъ. Исторія первыхъ временъ содержитъ повѣствованіе о сраженіяхъ боговъ съ исполинами, драконами, и другими землю опустошавшими чудовищами. Многіе городы и деревни въ Имперіи приняли на себя имя сихъ достопамятныхъ дѣйствій, случившихся у нихъ въ сосѣдствѣ. Въ капищахъ сохраняются мечи и оружія оныхъ боговъ, или лучше героевъ, кои прославясь знатными подвигами, привели народъ въ удивленіе, и побудили обоготворить себя и создать себѣ жертвенники. Отсюда произошло толикое множество боговъ, коихъ Синтоисты раздѣляютъ на разныя степени и почитаютъ подъ именемъ (безсмертныхъ духовъ. Они признаютъ сихъ героевъ не только за духовъ хранителей народа, но и за основателей и первыхъ своихъ царей. Исторія оныхъ составляетъ главнѣйшую часть Японской богословіи.
   Одинъ Даири,) которой есть первосвященникъ у Японцевъ, можетъ дѣлать святыми славныхъ людей; что чинится иногда по уваженію нѣкоторыхъ особъ, почитаемыхъ имъ достойными таковой чести или по причинѣ святой ихъ жизни, или для приписываемыхъ имъ чудесъ. Въ сихъ случаяхъ позволяетъ онъ народу призывать ихъ и созидать имъ капища. Обрядъ боготворенія отправляется съ великою огромностію, и новому божку приписывается родъ власти, которую долженъ онъ имѣть надъ смертными. Какъ число сихъ божковъ ежедневно умножается, и новаго безъ того не дѣлаютъ, чтобъ не поставить ему капища, то нѣтъ города, гдѣ бы число божницъ и часовенъ не было почти равно числу домовъ. Въ обыкновеніе введено сохранять въ ковчегѣ кости, оружіе и работы сдѣланныя руками новаго божка въ теченіе его жизни. Даири не только имѣетъ власть ихъ дѣлать, но и самъ онъ есть для Синтоистовъ предметъ почитанія и служенія. Здѣсь думаютъ, что происходитъ онъ прямою линіею отъ древнихъ народныхъ боговъ, и что наслѣдовалъ добродѣтели и достопочтенное свойство своихъ предковъ; а посему и признаютъ его за живой ихъ образъ, воздавая ему почти таковыя же почести. Сверхъ того вѣрятъ, что и всѣ боги имѣютъ безконечное къ его особѣ почтеніе, что съ нимъ знаются; что за должность поставляютъ посѣщать его каждой годъ единожды около Ноября или Декабря мѣсяца. Японцы сіе время называютъ мѣсяцемъ прибытія и посѣщенія договъ, какъ древніе вѣрили, что ихъ боги ежегодно сходили въ Еѳіопію, и препровождали въ оной двенадцать дней. Всѣ городы сей страны и Египта были тогда въ движеніи; повсюду встрѣчались только ходы, и кумиры боговъ носимыхъ съ торжествомъ. Японцы противное тому чинятъ; они запираютъ капища, предполагая, что небо пусто, и что весь небесной дворъ сошелъ въ сей мѣсяцъ жить къ главному ихъ жрецу, которой во все сіе время держитъ открытой столъ для ихъ угощенія.
   Синтоисты не принимаютъ преселенія душъ; воздерживаются однакожъ отъ убіенія и яденія животныхъ людямъ полезныхъ), почитая за безчеловѣчіе и неблагодарность оныхъ переводить. Они имѣютъ нѣкоторое понятіе о безсмертіи души и о будущемъ состояніи блаженства и нещастія; но мало на оное смотрятъ. Надежда ихъ и боязнь замыкается въ выгодахъ и нуждахъ сей жизни. Они вѣрятъ будущему, но отвергаютъ адъ. По ихъ мнѣнію злые возвращаются въ міръ для страданія и очищенія себя отъ преступленій. Живутъ тихо и спокойно; убѣгаютъ отъ умерщвленій, какъ отъ вещи непріятной богамъ, кои любятъ чтобъ люди были довольны и предавались утѣхамъ. Единственная цѣль Синтоистовъ есть, быть щастливыми на землѣ; вѣра ихъ однакожъ меньше всѣхъ прочихъ людна въ Японіи. Имѣютъ они обряды предписанные закономъ, изъ коихъ большая часть касается до тѣлесной чистоты, повелѣвая остерегаться отъ обагренія себя кровію, отъ яденія мяса, и отъ прикосновенія къ трупамъ. Кто признаетъ себя внутренніе погрѣшившимъ противъ сихъ приказаній, тотъ не можетъ безъ грѣха ходить въ капища и посѣщать святыя мѣста. Ежели кто допуститъ упасть на платье свое капли крови, тотъ не чистъ цѣлые семь дней. Смерть сродника дѣлаетъ также нечистымъ; а время очищенія зависишь отъ близкаго, или отдаленнаго степени родства. Кто ѣлъ мясо какаго домоваго животнаго, обязанъ очиститься. Въ сей вѣрѣ не знаютъ другихъ дьяволовъ, кромѣ душъ лисицъ; ибо сіи звѣри чинятъ немалое въ Японіи опустошеніе. Вѣроподобно, что сія система подала мысль Іезуиту Бужану къ составленію его системы о душѣ скотовъ.
   Отправленіе торжественныхъ дней есть второй главной членъ вѣры Синтоистовъ. Оные опредѣлены на посѣщеніе и поздравленіе друзей; ибо Японцы изъ праздниковъ своихъ оставили только то, что весело. Правда, что отправляются нѣкоторыя моленія въ капищахъ, но большая часть дня проходитъ въ посѣщеніяхъ, пирахъ и увеселеніяхъ. Во всякой мѣсяцъ бываетъ по три праздника сверхъ большихъ пяти, отправляемыхъ ежегодно съ великою пышностію. Праздникъ новаго года продолжается нѣсколько дней, во время коихъ поздравляютъ и дарятъ другъ друга, какъ въ Европѣ. Годъ начинается въ новомѣсячіе слѣдующее послѣ 5 то Апрѣля, между зимнимъ поворотомъ и весеннимъ равноденствіемъ; слѣдовательно сей день перемѣняется, какъ у насъ подвижные праздники.
   Есть праздникъ служащій особливо днемъ увеселенія для маленкихъ дѣвочекъ; другой для мальчиковъ третей для дѣтей четвертой посвященной утѣхамъ столовымъ, играмъ, пляскѣ и позорищамъ. Радость, веселіе, розпутство царствуютъ тогда чрезъ многіе дни. Каждой старается угощать своихъ приятелей; допускаются также на сіи пиры не только чужестранные, но и люди совсѣмъ посторонніе, Сей праздникъ, съ стороны своеволія, подобенъ Римскмъ Сатурналамъ и Ваханаламъ. Хотя собственно и принадлежитъ онъ къ вѣрѣ Синтоистовъ; но какъ оная больше состоитъ въ увеселеніяхъ, къ коимъ Японцы падки, нежели въ обрядахъ богочтенія, то съ теченіемъ времени и присвоили его себѣ всѣ секты.
   Хожденіе молиться въ Изію, есть также членъ вѣры Синтоистовъ. Изія есть провинція Японская, славная порожденіемъ самаго старшаго и могущнѣйшаго здѣшняго бога. Народъ почитаетъ оную первымъ жилищемъ своихъ предковъ, какъ мы Едемъ. Набожные ходятъ туда каждой годъ, а всякъ обязанъ тамъ быть по меньшей мѣрѣ одинъ разъ въ своей жизни, для изпрошенія съ неба благословенія въ семъ мірѣ и вѣчнаго блаженства въ будущемъ. Капище называется храмомъ великаго Бога, и нѣтъ онаго ни святѣе ни славнѣе во всей Японіи, хотя оно просто и бѣдно, построено изъ дерева и покрыто соломою. Все его украшеніе состоишь въ зеркалѣ, которое въ разумѣ Синтоиста представляетъ око, прозорливость и чистоту вышняго существа.
   Недалеко отъ капища находится на одной равнинѣ пещера такожъ посѣщаемая молельщиками: въ ней, увѣряютъ, сокрылся великій ихъ богъ, когда отнялъ у вселенной свѣтъ. Показываютъ тамъ кумира сидящаго на коровѣ, котораго называютъ изображеніемъ солнца. Японцы содержатъ таковыя мѣста просто, хотя чрезъ то представить крайнюю бѣдность первыхъ людей. Нѣтъ у нихъ почти ни одного торжества, ни обычая, которой бы не приводилъ на память сей древней недостатокъ рода человѣческаго. Капище Изійское окружено множествомъ небольшихъ часовенъ по большой части столь низкихъ, что жрецы отправляющіе въ нихъ службу едва могутъ стоять прямо, управляютъ же оными недуховные, но міряне имѣющіе своихъ начальниковъ и одежду отличную отъ мірской. На головѣ носятъ продолговатую шапку, подвязанную подъ бородою шелковыми снурками, кои бываютъ долги или коротки, смотря по степени каждаго. Они обязаны кланяться вышшимъ столь низко, пока конецъ снурка коснется до земли. Сіи служители въ дѣлахъ до вѣры касающихся подчинены главному первосвященнику; но въ свѣтскихъ повинуются, какъ и всѣ духовные въ имперіи, мірскимъ судьямъ.
   Удивительно кажется, что Японское духовенство, которое очень бѣдно и принуждено отправлять самыя презрѣнныя работы, дабы достать чѣмъ жить, оставило мірянамъ правленіе капищъ въ Изіи, отъ котораго могло бы получать великія прибыли, какъ отъ доходовъ къ онымъ приписанныхъ, и такъ отъ подаянія молельщиковъ обоего пола, приходящихъ туда толпами, увѣряютъ, что обыкновенныя женскія немощи остановляюшся во время сего путешествія, можетъ быть отъ усталости въ дорогѣ, или можетъ быть женщины скрываютъ рачительно свое состояніе: ибо почитаясь тогда нечистыми, въ силу закона подвергнулись бы онѣ презрѣнію и нападенію отъ прочихъ молельщиковъ. Сіе путешествіе отправляется во всякое время въ году; но большее стеченіе бываетъ въ Мартѣ и Апрѣлѣ, какъ наипріятнѣйшіе мѣсяцы въ Японіи Тогда видны тамъ люди всякаго состоянія, кромѣ большихъ господъ, кои рѣдко сами принимаютъ на себя таковой трудъ, а посылаютъ повѣренныхъ, подражая въ томъ Императору, которой отправляетъ туда ежегодно торжественное посольство. Средніе люди за невозможное почитаютъ уклоняться отъ сего дѣла вѣры. Одни ѣздятъ верхомъ, другіе носятся въ качалкахъ, а большая часть ходятъ пѣшкомъ. Бѣдные несутъ на себѣ свои постели, то есть, свернутую рогожку, въ рукѣ имѣютъ посохъ, а на поясѣ большую чашку, въ которую принимаютъ милостыню; ибо во всю дорогу питаются однимъ только подаяніемъ отъ другихъ молельщиковъ. Голову покрываютъ большою шляпою, сплетенною изъ тростника, на коей, какъ и на чашкѣ написаны ихъ имена, родина, мѣсто, откуда идутъ, дабы въ случаѣ смерти можно было ихъ узнать и донести городскимъ правителямъ.
   Въ семъ великомъ числѣ молельщиковъ, иные отличаются разными странными особливостями. Многіе идутъ небольшими станицами, поя и играя на цитрѣ во всю дорогу. Другіе совсѣмъ наги и въ самой большой холодъ, а опоясываются только соломою вмѣсто кушака. Сія послѣдніе ходятъ по одиначкѣ, почти всегда бѣгутъ, не просятъ ничего у прохожихъ, и живутъ бѣдно. Когда молельщикъ отправляется въ святыя мѣста, то вѣшаетъ у дверей своего дома веревку обвитую вырѣзанною бумагою для увѣдомленія, чтобы не входилъ въ оной никто, чѣмъ либо оскверненный. Кто презритъ таковое увѣдомленіе, подвергнется непріятнымъ приключеніямъ, и худымъ сновидѣніямъ. Легковѣрные утверждаютъ, что все сіе точно сбывается. Но подобныхъ предосторожностей не довольно для доставленія молельщику счастливаго успѣха: онъ самъ долженъ жить въ крайней чистотѣ во все время дороги, и повелѣно ему воздержаться отъ супружеской должности не по той причинѣ, чтобы боги гнѣвались за столь нужныя и врожденныя въ насъ утѣхи, но чтобъ мысли о плоти не изтребили мыслей духовныхъ, и не произошло бы нечистаго смѣшенія однихъ съ другими. Женщины ходящія вмѣстѣ съ мужьями не должны съ ними сообщаться, а еще менше съ посторонними мущинами. Въ сіе время надлежитъ наблюдать наисуровѣйшее воздержаніе отъ женщинъ, и разсказываютъ странныя повѣсти о людяхъ, нарушившихъ сей законъ, будто бы они такъ соединились вмѣстѣ, что должно было прибѣгнуть къ заклинаніяхъ и очищеніямъ для ихъ раздѣленія.
   Прибывъ на мѣсто, молельщикъ посѣщаетъ всѣ капища и часовни, а по окончаніи сего получаешь небольшую коробочку содержащую отпущеніе грѣховъ его, которую привязываетъ подъ шляпу для охраненія отъ непогоды а прибывъ домой, кладетъ въ особливой кивотъ. Хотя сила симъ святымъ вещамъ и дана только на одинъ годъ, но Японцы навсегда сохраняютъ ихъ съ великимъ раченіемъ. Продается великое множество помянутыхъ коробочекъ для употребленія не могущимъ посѣщать святыя мѣста. Онѣ составляютъ неизчерпаемый источникъ богатства для жрецовъ, отправляющихъ ими немалой торгъ.
   Въ тоже почти время, какъ монашеской чинъ введенъ въ Христіанскую вѣру, въ Японіи составилось общество пустынниковъ, препровождавшихъ жизнь на подобіе нашихъ отшелниковъ. Сіи монахи и понынѣ существуютъ, наблюдая уединеніе. Многіе слѣдовали одинаковому правилу и имѣли единаго настоятеля. Съ теченіемъ времени расколъ раздѣлился на многія вѣтви, изъ коихъ двѣ главныя имѣютъ Генераловъ, каждая своего, пребывающихъ въ Меакѣ. Главное начало ихъ обществъ состоитъ въ томъ, чтобъ стоять, когда нужда, за боговъ и за вѣру своей страны. Они исполняютъ наисуровѣйшія умерщвенія, препровождаютъ жизнь въ странствованіяхъ съ горы на гору; всякой годъ чинятъ обѣщаніе взлѣсть на самую неприступную и наполненную безднами; приуготовляются въ подобному странствованію постами и воздержаніемъ. Обыкновенно встрѣчаются около храмовъ сіи бродящіе монахи, и просятъ милостыни съ немалою наглостію. Они ожидаютъ проѣзжихъ въ узкихъ проходахъ, и трудно имъ отказать въ подаяніи. Платье носятъ такоеже, что и міряне, прибавляя нѣкоторыя отмѣны. За спиною у нихъ мѣшокъ съ книгами, деньгами и бѣльемъ, въ рукѣ чотки, по коимъ читаютъ молитвы. Сіи монахи предаются гадательству и чернокнижію: думаютъ, что произнося нѣкоторыя таинственныя слова, и начертя извѣстныя изображенія, могутъ узнать вора, предсказать будущее, разтолковать сонъ и изцѣлить болѣзнь. Съ начала прилѣжали они только къ познанію Бога и естества, а по сему и заключили, что имѣютъ уже ключи отъ неба. Похваляясь быть врачами душъ, почли себя и цѣлителями тѣлъ. Сей двоякой способъ служитъ имъ и обманывать людей, и быть иногда имъ полезнымъ, какъ то и въ Католицкихъ нѣкоторыхъ монастыряхъ для пользы народа содержатся и библіотеки и аптеки. Есть между сими Японскими пустынниками такіе, кои хвастаютъ, что умѣютъ стариковъ дѣлать молодыми: баснь о источникѣ младости обрѣтается во всѣхъ странахъ, и была во всякое время.
   Синтоисты считаютъ еще многія братства, составленныя по большей части изъ праздныхъ или бѣдныхъ людей, кои подъ тѣнію жертвенника наслаждаются всѣми выгодами жизни, изъ тайнѣ предаются распутствамъ всякаго рода. Въ Японіи есть также монахи и монахини просящіе милостыни, какъ у Католиковъ. Общество дѣвокъ шатающихся по сей странѣ самдругъ, представляютъ точно Католицкихъ монахинь, ходящихъ по деревнямъ и собирающихъ милостыню по городамъ въ великой постъ. Дѣвица рожденная въ бѣдности и не имѣющая инаго добра кромѣ красоты тѣмъ охотнѣе избираетъ сей родъ жизни, что вѣрно будетъ имѣть пропитаніе; но часто вѣра служитъ симъ прекраснымъ инокинямъ покровомъ ихъ безстудію. Онѣ крайне стараются о лицѣ своемъ, румянятся и бѣлятся. Одежда ихъ проста, но чиста: грудь совсѣмъ наружи; впрочемъ осанку имѣютъ скромную и набояшую. Изъ монастыря ходятъ всякой день, и странствуютъ по нѣскольку часовъ по большимъ дорогамъ. Сколь скоро увидятъ проѣзжаго нѣсколько отмѣннаго, приближаются къ нему съ пѣніемъ, и естьли довольны его щедростью, доставляютъ ему случай препроводить съ ними нѣсколько пріятныхъ часовъ.
   Есть еще другое общество весьма древнее и много почитаемое въ здѣшней странѣ, то есть общество слѣпыхъ всякаго возраста и состоянія, о началѣ котораго разсказываютъ слѣдующее: Сынъ нѣкотораго древняго Японскаго Императора влюбился въ одну княжну, которая и сама сильную къ нему страсть возымѣла. Сіи двѣ любящіяся особы наслаждались нѣсколько лѣтъ всѣми утѣхами производимыми взаимною склонностію, но счастіе ихъ не вѣчно продолжалось. Княжна умерла, а любовникъ тронутой таковою потерею столь много проливалъ слезъ, что лишился зрѣнія. Дабы утѣшиться въ двоякомъ несчастій, а можетъ быть и для того, чтобъ любовницу учинить безсмертною, основалъ онъ братство, въ которое никто кромѣ слѣпыхъ не не принимается; но ихъ не видно ни по улицамъ, ни въ капищахъ, какъ Парижскихъ слѣпыхъ называемыхъ Quinzevingt, коихъ общество также основано однимъ Королемъ, Чрезъ многіе вѣки оное братство было въ цвѣтущемъ положеніи, но нынѣ состоитъ изъ однихъ духовныхъ, упадокъ его причиненъ былъ возстановленіемъ другаго братства слѣпыхъ, въ которое входятъ большіе господа, лишившіеся зрѣнія. Въ нѣкоторое время, когда Японцы раздѣлились на двѣ стороны или заговора, одинъ полководецъ не имѣлъ счастія, сражаясь за побѣжденнаго князя. Побѣдитель почитая его особу, хотѣлъ склонить его къ принятію своей службы; но вождь ему отвѣчалъ тако: "Я не могу ничего больше для тебя учинить, какъ выколоть себѣ сіи два глаза, возбуждающіе меня искать твоей пагубы; я не могу ихъ обратить на тебя, не почувствовавъ желанія отнять у тебя жизни, отмщевая за моего Государя... По окончаніи сихъ словъ выколупалъ онъ у себя глаза, положилъ на тарелку, и поднесъ Императору, ужасъ и удивленіе обязали Государя дать ему вольность, и полководецъ оставя дворъ, основалъ сіе второе братство слѣпыхъ, которое содержится трудами рукъ, свойственными ихъ состоянію. Многіе упражняются въ музыкѣ и стихотворствѣ, и чрезъ таковыя дарованія имѣютъ входъ въ домы большихъ господъ. Въ самомъ дѣлѣ увѣряютъ здѣсь, что ни повѣсти о славныхъ людяхъ, ни древность фамиліи, ни государственные лѣтописцы, не сушь столь вѣрны и надежны, какъ память сихъ знаменитыхъ слѣпцовъ. Свѣденія ихъ составляютъ историческое преданіе, противъ истинны котораго никто еще не осмѣлился споришь. Они имѣютъ Академіи, въ коихъ получаютъ степени, и прелагаютъ въ стихи и на музыку достопамятныя дѣйствія героевъ своей страны, употребляются также въ нѣкоторыхъ торжествахъ, въ народныхъ праздникахъ, въ ходахъ и при другихъ обрядахъ. Когда кто однажды допущенъ въ ихъ общество, тотъ никогда не можетъ его оставить. Генералъ ихъ пребываетъ въ Меакѣ, имѣя немалой доходъ; прочіе разсѣяны по всей Имперіи: общество же управляется совѣтомъ составленнымъ изъ десяти человѣкъ самыхъ старшихъ, и имѣющихъ право жизни и смерти; но рѣшеніе онаго должно быть подтверждено предсѣдателемъ правительствующаго приказа въ Меакѣ. Помянутой совѣтъ посылаетъ въ провинціи начальниковъ, коихъ должность походитъ на надсмотрщиковъ въ нашихъ Епархіяхъ.
   Секта Будздо возымѣла начало свое въ Индіи, откуда распространилась въ Сіамѣ, въ Китаѣ и въ Японіи подъ разными именами. Объ основателѣ ея разсказываютъ тысячи басней, и исторія ея различествуетъ по разности земель, въ коихъ таковое богочгаеніе поселилось. Повсюду въ томъ согласны, чтобъ воздавать основателю божескія почести. Индѣйцы называютъ его Вистну, Сіамцы Соммопакодонъ, Китайцы Фое, Японцы Будздъ или Сіака. Онъ имѣлъ учениковъ, кои собрали наилучшія его изреченія и главнѣйшіе члены ученія. Они послѣ того включены въ число божковъ сей секты. Честь имъ воздается почти равная съ учителемъ; ставятся они въ тѣхъ же капищахъ и на тѣхъ же жертвенникахъ. Богочтеніе Сіаки принесено въ Японію тѣми же проповѣдниками, что и въ Китай. Оно весьма слабыя имѣло тамъ успѣхи чрезъ нѣсколько вѣковъ; но послѣ такъ усилилось, что нынѣ есть самая цвѣтущая вѣра въ Имперіи. Самые Синтоисты присвоили себѣ наиглавнѣйшіе ея члены. Первѣйшій изъ оныхъ есть ученіе о будущей жизни, о презрѣніи здѣшней и о концѣ міра. Сіе ученіе весьма высокое; оно уничтожаетъ, такъ сказать, человѣка, дабы соединить его съ Богомъ; повелѣваетъ оставить отца, мать, дабы ему слѣдовать. позабыть самаго себя, приближиться къ совершенству и учиниться нѣкоторымъ образомъ нечувствительнымъ, дабы найти вѣчное награжденіе. Сіи начала худо выразумленныя набожными Японцами подвизаютъ ихъ на жестокія противъ самыхъ себя и обществу безполезныя дѣйствія. Они отправляютъ чрезмѣрныя покаянія; топятся въ судахъ, провертя на нихъ дыры; низвергаются съ вершинъ каменныхъ горъ; закладываются въ стѣны; бросаются подъ возы, чтобъ ихъ раздавили; а чинятъ все сіе въ надеждѣ блаженной жизни, и отъ страха быть неугодными богу искоренителю. Молитвы ихъ и размышленія суть бредни и возторги; уничиженность или смиреніе, мерзости, покаяніе, неистовства. Я не войду ни въ какія другія подробности по поводу сей вѣры, основанной на преселеніи дутъ, изъ коихъ извиваютъ всѣ извѣстныя слѣдствія сей древней системы. Вѣрятъ въ ней однако, что есть рай и адъ, и набожные послѣдователи предаются вышесказаннымъ суровостямъ единственно для заслуженія одного и для спасенія себя отъ другаго. Что я вамъ доносилъ прежде о бѣснующихся послѣдователяхъ Фоевой секты, есть ничто, и не можетъ сравниться съ безчеловѣчіями чинимыми обожателями Сіаки.
   Японскіе Бонзы, кои суть жрецы секты Будздоистовъ, признаются столь-же лицемѣрами, и еще больше развращенными, нежели Китайскіе; но пользуются великимъ уваженіемъ. Народъ почитаетъ ихъ святыми, и онц въ слѣдствіе сего присвояютъ себѣ верховную власть надъ всѣми предающимися ихъ управленію. Мысль, что они въ силѣ у боговъ, стараніе ихъ привлекать въ свой чинъ молодыхъ знатныхъ людей, поддерживаютъ и защищаютъ ихъ славу отъ всякихъ непріятностей. Нѣтъ въ Японіи знатнаго человѣка, которой бы не почелъ за честь имѣть въ ихъ чинѣ сына. Они составляютъ нѣкоторой родъ духовнаго правленія, и имѣютъ начальника, которой, по ихъ словамъ, не можетъ погрѣшить или ошибиться въ вещахъ до ученія вѣры касающихся. Отъ него зависятъ жрецы, монахи и большая часть частныхъ братствъ. Оные жрецы раздѣлены на многіе чины, соотвѣствующіе введеннымъ въ нашемъ духовенствѣ. Настоятели Японскіе посвящаются и власть получаютъ отъ главнаго жреца. Бонзы раздѣляются на разныя общества, и всѣ ведутъ строгую жизнь: но награждаютъ, сказываютъ, въ тайнѣ таковую неволю, и предаются наиразвратнѣйшему поведенію. Нѣтъ хитрости, коей бы не употребили они для обогащенія своихъ монастырей, въ коихъ половина имѣнія мірянъ поглощается. Продаютъ великое множество нѣкоторой одежды сдѣланной изъ бумаги, на коей представлены изображенія ихъ боговъ, и ни одинъ человѣкъ не умретъ безъ того, чтобъ не надѣть оную на себя при послѣднемъ часѣ издыханія. На конецъ, сравнивая сихъ монаховъ съ монахами другихъ странъ, множество сходства между ими найти можно.
   Обожатели Сіаки имѣютъ такъ же свои особенные праздники, какъ Синтоисты. Ходъ составленной изъ колесницъ наполненныхъ символическими изображеніями съ великимъ обрядомъ отправляется въ капище ихъ бога, беретъ его, и возитъ по городу. Любовница сего бога гуляетъ съ другой стороны, и встрѣчается съ законною его женою, которая приходитъ отъ того въ ревность. Народъ предается по сей причинѣ печали и грусти, проливаетъ слезы; каждой принимаетъ ту или другую сторону, но наконецъ мирятся, и каждое божество продолжаетъ свой путь. Въ другой праздникъ возятъ кумира, посадя на лошадь, давъ ему въ руки мечъ, и для препровожденія пажей, несущихъ его лукъ и стрѣлы. За нимъ ѣдетъ пустая колесница, коей народъ отдаетъ почтеніе, какъ бы богъ въ ней сидѣлъ. Бонзы поютъ гимны, а молельщики кричатъ и повторяютъ во весь день; тысячу лѣтъ утѣхъ:, тысячу тысячъ лѣтъ радости.
   Между разными отправляемыми въ Японіи праздниками слѣдующій покажется вамъ безчеловѣчнымъ: вооруженные всадники съѣзжаются на ровное мѣсто, и каждой за плечами имѣетъ идола того бога, которому покланяется. Собравшись раздѣляются они на нѣсколько отрядовъ что служитъ знакомъ сраженія начинающагося бросаніемъ каменьевъ. Вскорѣ послѣ доходитъ до стрѣлъ, до копья и до сабли. Бьются такъ, какъ бы были явные и непримиримые непріятели, да и въ самомъ дѣлѣ сей праздникъ есть сборище людей имѣющихъ ссору. Каждой тутъ отмщеваетъ подъ покровомъ вѣры. Мѣсто сраженія бываетъ устлано убитыми и ранеными, и правленіе права не имѣетъ изыскивать причинъ толикаго насильства.
   Третья секта, знаемая въ Японіи подъ именемъ Сіуто, есть секта нравоучительныхъ философовъ, проповѣдующихъ, что вышнее благо человѣка замыкается въ удовольствіи, каковое духъ находитъ въ цѣломудренной и добродѣтельной жизни, что разумъ намъ данъ отъ природы для руководствованія нашего по его внушенію; что должно быть справедливымъ, учтивымъ, добрымъ гражданиномъ и сохранить чистую совѣсть. Они не признаютъ какъ единаго бога, властителя міра, и не держась никакаго особеннаго богослуженія, довольствуются приношеніемъ ему благодарности за его благодѣянія. Слѣдуютъ нравственной наукѣ Конфуція, коего память столь же, много здѣсь почитается, какъ въ Китаѣ. Почитаютъ своихъ предковъ не меньше, какъ Китайскіе ученые; и сносятъ всѣ прочія секты съ немалымъ человѣколюбіемъ. Сія вѣра считала между послѣдователями своими великое множество людей, особливо изъ ученыхъ и придворныхъ, т. е. такихъ, кои просвѣщеннѣе и разумнѣе прочихъ. Она бы учинилась наконецъ господствующею въ Японіи, естьли бы не навезли сюда иностранныхъ идоловъ и естьли бы не была принуждена уступить рвенію, съ коимъ начали жители имъ покланяться. Секта столь добротворительная и терпящая другія секты не могла понравиться безумнымъ, кои думали учинить себя пріятными своимъ богамъ чрезъ то, что изкореняли всѣхъ нехотящихъ участвовать въ ихъ неистовствахъ. Увѣряютъ, что Христіанской законъ весьма полюбился симъ нравоучителямъ, и что они много способствовали скорому и неудобьпонятному разпространенію его въ Японіи. Но то правда, что секта ихъ угнала вмѣстѣ съ нимъ, и что принудили всѣхъ ея послѣдователей избрать одну изъ тѣхъ, ной позволены были въ Имперіи. Дабы избѣжать гоненія чинимаго Христіанамъ, дабы спасти жизнь и имѣніе, воздвигли они въ монастырѣ своемъ идола. Всегдашнее зрѣлище и невольное почтеніе кумира вовлекло ихъ нечувствительно во идолопоклонство, и секта лишилась почти совсѣмъ уваженія. Въ половинѣ прошедшаго вѣка одинъ Японской знатный господинъ хотѣлъ ее возобновить; но какъ поклоненіе богамъ начинало уже ослабѣвать, то жрецы были тѣмъ встревожены; ибо боялись лишишься послѣдняго пропитанія. Жалобы ихъ достигли до трона и происки ихъ какъ людей не терпящихъ другихъ сектъ, по тому что оныя не приносили имъ прибыли, предали Сіутоизмъ забвенію.
   Введеніе Христіанскаго закона у Японцовъ есть безъ противурѣчія наидостойнѣйшая примѣчанія эпоха въ ихъ исторіи, а обращеніе ихъ почесть можно наиславнѣйшею частію проповѣданія См. Ксаверія. Сей восточной Апостолъ пріобрѣлъ ту славу, что чрезъ него торжествовала истинная вѣра въ такой землѣ, гдѣ героисмъ, относящейся къ вѣрѣ, первое занимаетъ мѣсто въ народномъ почтеніи. Но что должно наибольше приводишь въ удивленіе, ревность новыхъ Христіанъ наградила недостатокъ въ проповѣдникахъ, и Спаситель нашъ въ краткое время былъ познанъ и богопочтенъ въ провинціяхъ, куда и не достигли еще миссіонеры. Законъ его былъ проповѣданъ и принятъ во всей Имперіи, не смотря на усилія Бонзовъ, старающихся опровергнуть ученіе, которое чиня безполезнымъ и презрѣнія достойнымъ ихъ внушенія принудило признать ихъ самихъ за невѣжъ и обманщиковъ. Множество другихъ побужденій противились установленію его и успѣхамъ. Японцы не могли не знать, что произошло во многихъ Азіатскихъ странахъ, гдѣ Португальцы вошедъ съ обнаженнымъ мечемъ, предали ему часть жителей, и Королей учинили данниками. Сверхъ того сіи Португальцы вели жизнь распутную и совсѣмъ противную вѣрѣ, которую исповѣдывали, и которую миссіонеры старались распространить. Не смотря на все сіе, врожденное любопытство и отвращеніе произведенное бренными мнѣніями различныхъ сектъ побудили съ начала Японцевъ преклонить слухъ къ Христіанскому ученію. Терпѣніе, безкорыстіе, благочестіе проповѣдывателей Евангелія, преодолѣли наконецъ ненависть и ложныя оклеветанія Бонзовъ. Вскорѣ увѣнчанныя главы подчинились нашимъ тайнамъ, и приняли вѣру. Каждой день отличался новымъ и знатнымъ обращеніемъ; младенцы наставляли и приводили къ ней своихъ сродниковъ; гордые Бонзы познавъ истинну, отставали отъ своихъ заблужденій, многія подобныя чудеса ежедневно доказывали дѣйствіе божескаго милосердія. Толикіе успѣхи не могли не потревожить служителей идоловъ. Дабы ей препятствовать, они всѣ средства почитали позволенными. уговорили вельможъ поступать по ихъ мыслямъ, вселяя въ нихъ страхъ, представляя имъ приближающіяся замѣшательства отъ перемѣны вѣры, льстя ихъ страстямъ, попираемымъ новымъ ученіемъ. Они воздвигли многія кровопролитныя войны, кои почти всегда окончевались невыгоднымъ для Христіанъ образомъ. Великія премѣны въ разсужденіи успѣховъ ихъ въ сей имперіи! великія неожиданныя, но послѣдуемыя жестокимъ гоненіемъ преодолѣнія! Коликія торжества, но коликія по томъ смятенія, униженія и мученія! Наконецъ Христіанская кровь текла повсюду, и при всякомъ случаѣ смущенія, бунты, насильствія, смертоубійства. Тысячи примѣровъ бодрости, постоянства, геройства новыхъ Христіанъ, приводящихъ на память новые вѣки церкви; но случалось иногда, что видимы были такъ же измѣны, слабости, отреченія отъ вѣры.
   Постоянство Христіанъ огорчало съ часу на часъ больше правленіе, и подвигало его на суровость, но наипаче учинило ихъ ненавистными во всей Имперіи открытіе заговора противъ царствовавшаго тогда Монарха. Одинъ Португальской офицеръ почтенъ былъ за начальника онаго; перехвачены, сказываютъ, его письма и тосланы ко двору; онъ призналъ свою руку и былъ сожженъ всенародно. Тогда Японцы прервали все сообщеніе съ чужестранными, и Императоръ въ собраніи всѣхъ вельможъ выдалъ тотъ славной указъ, коимъ запрещается подъ смертною казнію его подданымъ выѣзжать изъ государства. Заказано было такъ же чрезъ оной впускать чужестранныхъ въ Японію; повелѣно выслать Испанцевъ и Португальцевъ, и заключить въ темницы не только Христіанъ, но и старающихся о размноженіи ихъ вѣры, и обѣщано немалое награжденіе всякому, кто найдетъ Католицкаго священника, или объ немъ донесетъ.
   Тогда возстало неижесточайшее гоненіе на Христову церковь; гоненіе, которому не было подобнаго. Изобрѣтены страшныя мученія, неизвѣстныя даже и древнимъ Европейскимъ гонителямъ. Позвольте мнѣ, Государыня моя, предать молчанію сіи подробности; единое повѣствованіе навело бы на васъ ужасъ. Толикое варварство ввергло въ отчаяніе Христіанъ. Собралось ихъ больше сорока тысячъ, кои видя, что должно погибнуть огнемъ, мечемъ, на крестѣ въ наиужаснѣйшемъ мученіи, и не могши, не смотря на свою покорность, изиросить позволенія жить спокойно въ какомъ отдаленномъ мѣстѣ, рѣшились продать дорого жизнь свою мучителямъ. Они заняли одну старинную крѣпость, намѣряясь защищаться до крайности. Императоръ осадилъ ихъ тамъ, дабы всѣхъ изкоренить, и предуспѣлъ въ томъ съ помощію Голландцевъ, кои причиною были, что въ семъ случаѣ погибло сорокъ тысячъ вѣровавшихъ въ того же Бога что и они и гонимыхъ единственно за его вѣру. Съ того часа Японія затворена для Католиковъ, и особливо для Португальцевъ. Сіи отправили пословъ со многочисленною свитою для умилостивленія Императора; но оные по пріѣздѣ въ Нангазаки были задержаны и преданы смерти. Нѣкоторые миссіонеры пытались въ разныя времена проникнуть въ сію страну, но всегда почти безъ успѣха Всѣ входы столь осторожно стрегутся, что не возможно никоимъ образомъ пройти въ границу. Въ 1709 году одинъ Ишаліанской священникъ, препроводи два года въ Маниллѣ и обучась Японскому языку, переѣхалъ въ лодкѣ на одинъ островъ сей Имперіи; но никто не могъ свѣдать, что съ нимъ тамъ произошло.
   Ненавистная услуга оказанная Императору Голландцами доставила имъ изключительное позволеніе приставать къ Японіи. Но чѣмъ они платятъ за таковое снисхожденіе? Сіи Короли Батавіи и Молукскихъ острововъ попускаютъ поступать съ собою, какъ съ невольниками, добровольно терпятъ всѣ непріятности, кои жителямъ бываешь угодно имъ чинить. Ихъ съ глазъ не спускаютъ; а прежде обязывали тотчасъ по пріѣздѣ клясться, что они не одной земли и вѣры съ Португальцами; нынѣ увольняютъ ихъ отъ таковой клятвы.
   Теперь имѣю я случай говорить о Іезуми обрядѣ проклятія достойномъ и изобрѣтенномъ Японцами для конечнаго изкорененія Христіанской вѣры въ ихъ Имперіи. Вотъ въ чемъ состоитъ сія ужасная церемонія. Въ мѣстахъ, гдѣ подозрѣваютъ скрывающихся Христіанъ, сочиняется вѣрной реестръ всѣхъ жителей; надзиратели селеній ходятъ изъ дома въ домъ, а за ними два человѣка несутъ крестъ и образъ пресвятыя Богородицы. Они призываютъ всѣхъ живущихъ въ домѣ по перекличкѣ, и принуждаютъ попирать ногами сіи святыя изображенія. Никто не можетъ отъ того изключенъ быть. Прошедъ всѣ части города или селенія, надзиратели сами чинятъ Іезуми, и прилагаютъ печати къ написанному о томъ свидѣтельству. Не правда, чтобъ принуждали Голландцевъ, торгующихъ въ Японіи, сообразоваться сему обычаю; но поступаютъ съ ними однакоже какъ со шпіонами, запираютъ ихъ какъ колодниковъ, и презрѣніе къ нимъ оказываютъ какъ къ невольникамъ.
   Я есмь и пр.
   

ПИСЬМО LVXIII.

Продолженіе о Японіи.

   Мы немедленно отъѣзжаемъ въ Іедо, и едва остается мнѣ столько времени, чтобъ отправить къ вамъ, Государыня моя, продолженіе разговоровъ моихъ съ Японцами. Вы весьма издалека выводите начало вашей Имперіи, говорилъ я имъ. Мы почитаемъ васъ въ Европѣ переселенцами изъ Китая: и такъ, ежели сами Китайцы, то есть, люди между ими разсудительные, не ставятъ себя старѣе четырехъ или пяти тысячъ лѣтъ, то откуда берете вы такое множество вѣковъ, коими наполнено ваше времясчисленіе?
   "Оттуда, что и мы также бредимъ на равнѣ съ другими народами, отвѣчалъ мнѣ одинъ изъ нихъ: но нѣтъ у насъ однако недостатка, какъ и у Китайцевъ, въ благоразумныхъ писателяхъ, кои начинаютъ царствомъ Они муя первое извѣстное время нашей исторіи. Сей государь основалъ нашу монархію около двухъ тысячъ пяти сотъ лѣтъ, то есть, почти въ то же время, какъ вашъ Ромулъ полагалъ начало Римской. Не требуйте отъ меня большихъ тому подробностей; лѣтописцы наши замыкаются въ однихъ только хронологическихъ таблицахъ, показывающихъ имена и родословіе нашихъ Императоровъ. Начало и конецъ ихъ царствованія довольно вѣрно въ оныхъ изображены, но мало упомянуто о ихъ домашней жизни и о политической части ихъ правленія "
   "Историки выводящіе насъ изъ Китая разсказываютъ по сему случаю нѣкоторое странное произшествіе. Одинъ Китайской Императоръ, весьма любившей жизнь и прельщенной философскимъ камнемъ, вздумалъ, что не невозмое дѣло составить питье, которое бы учинило его безсмертнымъ. Онъ открылъ сію мысль своему врачу: сей же представилъ ему, что нужныя къ составленію онаго травы и коренья ростутъ на нѣкоторыхъ изъ близь лежащихъ острововъ, но что должны оные собраны быть чистыми и нескверными руками; ибо иначе лишатся своей силы. Къ сему прибавилъ онъ, что надлежитъ туда послать триста отроковъ и триста дѣвицъ, коихъ бы нравы были признаны непорочными, и кои бы были еще въ самомъ нѣжномъ возрастѣ, но довольно уже возмужавшіе для понесенія трудовъ таковаго пути. Императоръ похвалилъ предложеніе, и поручилъ самому врачу ихъ туда препроводить. По счастію пристали они къ Японіи; но вмѣсто того, чтобъ терять время въ исканіи травъ, начали упражняться въ населеніи одного изъ здѣшнихъ острововъ. Доказать почти можно, что оной былъ Пилонъ, какъ обширнѣйшій прочихъ, и что они избрали провинцію Изію, которую мы почитаемъ колыбелью нашихъ предковъ. Мы туда ходимъ молиться, какъ вы и Магометане въ тѣ мѣста, въ которыхъ, увѣряютъ, что вашъ Богъ и ихъ пророкъ родились...
   "Голландцы наибольше тому удивляются въ нашей исторіи, что отъ самаго Син-муя, перваго начальника народа, до нынѣшняго государя, то есть, около двухъ тысячъ пяти сотъ лѣтъ Имперія не выходила изъ сего поколѣнія. Они, увѣряютъ, "что хотя проѣхали всѣ земли вселенной, не нашли ни въ которомъ народѣ примѣра подобнаго наслѣдства."
   "Между кровожаждущими звѣрями, коихъ небо посылаетъ на престолы для нещастія государствъ, неможно безъ ужаса вспомнить о достойномъ проклятія Бурецъ, двадцать шестомъ наслѣдникѣ безсмертнаго Сии-муя. Сей государь за удовольствіе поставлялъ мучить своихъ подданныхъ. Наиужаснѣйшее его увеселеніе было разрѣзывать брюхо беременнымъ женщинамъ, и чѣмъ несноснѣе страдали сіи ненастныя, тѣмъ болѣе презрительной Бурецъ утѣшался, смѣяся ихъ мученію...
   "Сему примѣру безчеловѣчія можно противуположить образецъ благотворенія въ особѣ Императора Фитат-зу, жившаго въ шестомъ вѣкѣ по вашему изчисленію. Сей государь обнародовалъ указъ, повелѣвая, чтобъ каждой мѣсяцъ въ шесть разныхъ дней всѣ живущія твари были выпускаемы на волю, и что бы подданные, у коихъ оныхъ не имѣется, покупали ихъ, дабы наблюсти сей долгъ, и подать въ предписанной день народной опытъ склонности своей къ благотворенію."
   "Первыя Японскія лѣтописи наполнены землетрясеніями, бурями, морами, пожарами, подземными огнями, въ ужасъ приводящимъ стукомъ, и пр. Сіи различныя произшествія принудили многихъ нашихъ Императоровъ сходить съ престола, какъ отцовъ жертвующихъ собою во спасеніе ихъ семей: ибо сіи добрые государи находились въ томъ похвальномъ предувѣреніи, что нещастіе терпимое поддаными есть наказаніе посланное отъ боговъ за преступленія царей."
   "Наши государи попустили отнять у себя часть своего самодержавія: но потомки Син-муя навсегда сохранили титулъ Императорской съ неограниченною властію по духовнымъ дѣламъ. Со времени перемѣны, которая поставила втораго властителя въ государствѣ, монархія наша управляется двумя государями. Одинъ духовной, называемой Даири, которой ничего не дѣлаетъ; другой свѣтской именуемой Кугіо, которой дѣлаетъ все. Вотъ что было причиною раздѣленія сихъ двухъ властителей...
   "Наслѣдники Син-муя, царствовавъ съ неограниченною властію по мірскимъ и духовнымъ дѣламъ, и держась больше преимуществъ, коими пользуются жрецы, нежели правъ тягостныхъ правительства, раздѣлили Имперію на разныя губерніи, и поручили надзираніе надъ оными многимъ вельможамъ. Сіи послѣдніе часъ отъ часу больше ослабѣвая въ повиновеніи должномъ государю, присвоили себѣ власть самодержавную, и соединились, дабы взаимно защищаться. Вскорѣ возстали они войною одинъ на другаго и раздѣлили Имперію кровопролитными разторженіями. Царствовавшій тогда монархъ, желая возвратить спокойствіе землѣ, и укротить бунтующихъ подданныхъ, послалъ съ войскомъ своимъ предводителя, которой не столь прилагалъ попеченія о возстановленіи законнаго правленія, какъ о возведеніи самаго себя на вышній степень могущества. Едва покорилъ онъ непріятелей своего государя, то совокупилъ въ особѣ своей власть, которую они между собою раздѣляли, скрылъ отъ Даирія свѣдѣніе о политическихъ дѣлахъ, и оставилъ ему единую только духовную власть."
   "Такимъ образомъ признаемъ мы нынѣ двухъ монарховъ: первой владѣетъ совѣстями нашими, второй повелѣваетъ наружными дѣйствіями, но имѣетъ силу принудить себѣ почтеніемъ, другой всею властію. Даири имѣетъ силу дѣлать богами, но не имѣетъ оной для поставленія законовъ; отъ народа принимаетъ почтеніе, но не видитъ повиновенія. Онъ не сошелъ съ престола, но не царствуетъ на ономъ. Будучи почитаемъ какъ нѣкое божество, сравниваетъ онъ престолъ съ жертвенникомъ. Кубо окаждаетъ и презираетъ кумира, и оба они живутъ между собою въ согласіи. Не смотря на обыкновенное правило похитителей, кои страшатся даже праха низверженныхъ ими царей, Кубо не убоялись оставить въ живыхъ Императорскую фамилію: они презрили ее даже до того, что осыпали всякими почестями. Нося блестящія цѣпи, коихъ Даири не можетъ, да и не хотѣлъ бы свергнуть, смотритъ онъ безъ всякаго чувствованія, которое нужда и привычка оправдили, на другой престолъ воздвигнутой напротивъ своего, не столь покланяемой въ наружности, но въ коемъ замыкается все могущество. Единое изъ преимуществъ сего духовнаго монарха есть право утверждать и возводить на престолъ Кубо при каждой перемѣнѣ царствованія. Онъ же назначаетъ во всѣ духовныя достоинства, и принимаетъ присягу отъ свѣтскаго монарха, которой каждые пять или шесть лѣтъ дѣлаетъ ему торжественное посѣщеніе, какъ подданной своему государю."
   "Ничего нѣтъ величественнѣе, и убыточнѣе таковыхъ посѣщеній. Кубо имѣетъ пребываніе свое въ столицѣ, а духовной государъ во святомъ градѣ Меако, лежащемъ отъ Іедо верстахъ въ трехъ стахъ. Приуготовленія къ пути продолжаются цѣлой годъ. Сверьхъ множества большихъ городовъ по дорогѣ, могущихъ помѣстить всѣхъ слѣдующихъ за государемъ, строятъ дватцать восемь домовъ въ одинаковомъ между собою разстояніи, и въ каждомъ изъ нихъ монархъ находитъ новой дворъ, новыхъ служителей, новыя войска и все нужное для препровожденія многомощнаго Императора, ѣдущаго съ цѣлымъ войскомъ засвидѣтельствовать почтеніе государю, которымъ въ существѣ повелѣваетъ. Сіи разныя толпы провожатыхъ соединяются вмѣстѣ въ Меако, и составляютъ столь великой корпусъ, что принуждены бываютъ разбивать палатки по улицамъ, по площадямъ и внѣ города, дабы было гдѣ жить солдатамъ."
   "Въ семъ образѣ величества Кубо предстаетъ предъ Даирія, и оказываетъ ему наружныя почтенія, больше лестныя нѣкоторымъ образомъ подданному оныя приносящему, нежели безсильному монарху ихъ принимающему. Дабы придать больше великолѣпія обряду, оба государя соединяютъ вмѣстѣ своихъ послѣдователей, и ѣдутъ такимъ образомъ чрезъ весь городъ, улицы тогда усыпаны бѣлымъ пескомъ и толченою слюдою, отъ которой онѣ походятъ на серебряныя. Вдоль домовъ дѣлаются балясы, за коими стоятъ въ два ряда караульные."
   "Праздникъ начинается предъ разсвѣтомъ. Сперва шествуютъ служители обѣихъ государей съ дарами, но и они взаимно другъ другу даютъ: ихъ провожаютъ нѣсколько ротъ солдатъ. За симъ слѣдуютъ великолѣпныя и украшенныя носильни, несомыя каждая четырьмя человѣками одѣтыми въ бѣломъ, а впереди пятой несетъ богатой подсолнечникъ; въ носильняхъ же сидятъ вельможи и знатныя госпожи. По томъ ѣдутъ верховые. Два служителя держатъ подъ устцы каждую лошадь одною рукою, а другою подсолнечникъ. Каждаго всадника препровождаютъ восемь служителей. Слѣдуютъ три кареты, превышающія красотою и богатствомъ все, что только можно видѣть блестящаго въ семъ родѣ, и везомыя черными быками, изъ коихъ каждаго ведутъ по-четыре человѣка. Сіи кареты принадлежатъ женамъ Даирія. За ними ѣдутъ въ двадцати четырехъ каретахъ наложницы, или госпожи привязанныя къ ихъ службѣ."
   "Второй отрядъ, состоящей изъ семидесяти двухъ дворянъ верхами по два въ рядъ, шествуетъ предъ множествомъ вельможъ перваго степеня. По томъ видна карета Кубы, превосходящая великолѣпіемъ и прежнія три. За нею ѣдутъ князья его двора и четыреста тѣлохранителей богато убранныхъ, замыкающихъ шествіе сего монарха. Близко за оными слѣдуетъ множество несиленъ и каретъ препровождаемыхъ великимъ числомъ дворянства, пѣшихъ и конныхъ людей, музыкантовъ наполняющихъ воздухъ смѣшеннымъ звукомъ голосовъ и инструментовъ. Паланкинъ Даирія несутъ пятьдесятъ дворянъ, а окруженъ онъ его дворомъ. Все, что природа и искуство производитъ наисовершеннѣйшаго въ Японіи, собрано въ семъ богатомъ и великолѣпномъ возкѣ. Симъ образомъ приближаются они ко дворцу, гдѣ сему государю служатъ три дни Кубо и его сыновья. Они приготовляютъ ему пищу, и одаривъ откланиваются со всемъ почтеніемъ должнымъ его сану."
   "Наше почтеніе къ священной особѣ сего духовнаго монарха неограниченно. Мы его признаемъ за такаго бога, котораго ни земля носить, ни солнце освѣщать, недостойны. Онъ бы осквернилъ свою святость, ежели бы святыя его ноги коснулися земли, и естьли бы онъ показался на свободномъ воздухѣ. Люди одѣтые въ бѣломъ платьѣ носятъ его на плечахъ, и онъ едва удостоиваетъ окружающіе его предметы обращеніемъ на нихъ взора. Достоинство наималѣйшей части его тѣла есть столь велико, что онъ не долженъ изъ доброй воли позволять себѣ стричь волосы, бороду, или ногти: для сего должно избирать время, когда онъ спитъ. Всякой день на столъ его подаютъ новую посуду; а по снятіи тотчасъ ее разбиваютъ, дабы не впала въ неосвященныя руки; ибо мы вѣримъ, что горло распухнетъ у того, кто отважится употреблять оную послѣ него. Тоже точно наблюдается съ его платьемъ; ежели кто осмѣлится оное надѣть, будетъ за то тотчасъ наказанъ мучительною опухолью во всемъ тѣлѣ...
   "Въ покояхъ сего государя находится триста шестьдесять шесть идоловъ, кои по очереди становятся на часы при его постелѣ. Ежели его святость худо почивалъ, караульной идолъ получаетъ за то палки и отлучается изъ дворца на сто дней. Напослѣдокъ Даири въ такомъ у насъ почтеніи, что народъ уважая священную воду, которою мыли ему ноги, собираетъ ее и хранитъ, не дерзая ни на что употреблять. Удивительно, что при столь сильныхъ предразсужденіяхъ, и имѣя столь великіе способы, сіи бездушные государи попустили упасть своей коронѣ, и не стараются ее поднять."
   "Достоинство сихъ владѣющихъ жрецовъ есть наслѣдственное, и въ обыкновенномъ порядкѣ принадлежитъ старшимъ сыновьямъ. Въ недостаткѣ мужесна пола достается оно дочерямъ, да случалось, что и вдовы возходили на сей духовной престолъ. Ежели произойдетъ какой споръ по случаю наслѣдства, рѣшитъ оной духовенство. Иногда отецъ слагаетъ съ себя корону, и отдаетъ ее сыновьямъ, одному послѣ другаго, дабы матери ихъ имѣли утѣшеніе видѣть ихъ всѣхъ облеченными во священную власть. Сіи перемѣны чинятся съ удивительною тайностію. Даири умираетъ, или отрицается отъ престола такъ, что никто не знаетъ самой дворъ не прежде получаетъ о томъ извѣстіе въ Іедѣ, какъ уже по совершенномъ возведеніи новаго."
   "Кубо оставляетъ самодержавному первосвященнику на пропитаніе его доходы города и земель принадлежащихъ Меакѣ съ нѣкоторымъ числомъ денегъ, кои платятся однако неисправно. Но Даири большей прибытокъ получаетъ отъ власти жаловать и продавать почетные титулы, не только частнымъ людямъ, но и самому Кубѣ, которой оставилъ ему сіе преимущество самодержавія. Помянутые титулы соотвѣтствуютъ Европейскимъ Герцогамъ, Маркизамъ, Графамъ, и пр. Главная часть получаемыхъ за нихъ богатствъ употребляется на содержаніе блесна слабаго его царствованія; ибо сей дворъ за правило поставляетъ ослѣплять великолѣпіемъ сокрывать нищету свою подъ наружнымъ сіяніемъ и замѣщать пышностію истинное величество, котораго ему не достаетъ."
   Сія пышность оказывается во всемъ относящемся къ особѣ первосвященника. Свадьбы его, рожденіе и воспитаніе князя имѣющаго заступишь его мѣсто, и особливо выборъ кормилицы, требуютъ чрезвычайныхъ торжествованій. Для сего послѣдняго обряда собираютъ восемдесять наипрекраснѣйшихъ женщинъ изъ всего королевства; представляютъ ихъ матери, женамъ и девяти наиближайшимъ сродницамъ монарха; угощаютъ цѣлой день, и даютъ имъ почетные титулы, кои остаются при нихъ во всю ихъ жизнію. На другой день уменшаютъ число ихъ до половины, отпущая прочихъ съ богатыми дарами. Назавтрее умножаютъ титулы тѣмъ, кои остались, и изъ сорока избираютъ десять, а изъ сихъ только трехъ, отсылая неимѣвшихъ счастія попасть въ число послѣднихъ, съ дарами его Величества, Наконецъ изъ помянутыхъ трехъ предпочитается одна, которой со многими знаками чести дается наименованіе кормилицы князя. Для посвященія въ сію должность вносятъ ее въ покой младенца, котораго держитъ на рукахъ одна изъ первыхъ придворныхъ госпожъ, кормившая его съ самаго часа рожденія. Тутъ льготъ ему въ ротъ Немного молока, и отдаютъ его на руки кормилицѣ."
   "Даири слѣдуя обыкновенію своихъ предшественниковъ, имѣетъ почти всегда двенадцать женъ, но одна только носитъ наименованіе Императрицы, то есть та, которая родила наслѣдника. Она живетъ вмѣстѣ со своимъ супругомъ, а прочіе занимаютъ близь лежащіе дворцы. Всякой день каждая изъ нихъ приуготовляетъ въ своихъ покояхъ великолѣпной столъ, призываетъ музыкантовъ и танцовщицъ: а когда государь объявитъ мѣсто, гдѣ намѣренъ ѣсть и ночевать; то соединяютъ всѣ сіи столы, игры, увеселенія у той, которую хочетъ онъ почтить своимъ присутствіемъ...
   "Дворъ Даиріевъ весьма люденъ, хотя онъ Служащимъ своимъ даешь посредственное жалованье; но приманка зависящихъ отъ его раздачи мѣстъ и награжденій привлекаетъ множество людей въ его службу. Науки суть главное упражненіе между вельможами его двора, составленнаго изъ однихъ духовныхъ, кои всѣ почитаютъ себя произшедшими отъ нашихъ боговъ. Сіе начало вселяетъ несносное тщеславіе во всю сію поповщину и неограниченное презрѣніе къ мірянамъ, въ коихъ она однако въ случаѣ нужды ищетъ съ покорностію. Главные объѣдаютъ богатыхъ, а мѣлкіе доходятъ до исправленія наипрезрительнѣйшихъ должностей, и даже до того, что иногда увидишь сихъ гордыхъ дѣтей божіихъ упражняющихся въ дѣланіи башмаковъ, дабы имѣть чѣмъ кормиться...
   "Изъ среди сего поповскаго двора выходятъ начальники монаховъ и разпредѣляются по провинціямъ. Предъ ними носятъ сабли, какъ предъ самыми главными вельможами, и они выступаютъ съ такою пышностію и чванствомъ, какъ бы занимали первыя мѣста въ Имперіи. Они уклоняются отъ всякаго сообщенія съ народомъ, и подъ сею наружностію скрываютъ глубокое свое невѣжество. Генералы монашескихъ чиновъ неотмѣнно должны жить въ Меакѣ подъ глазами самаго первосвященника, и сей городъ между нами почитается за сѣдалище святости и столицу вѣры. Но сколь ни велика власть нашего духовенства, оно неменше однако подчинено по свѣтскимъ дѣламъ власти Куба. Преступленія духовныхъ наказываются смертію, хотя съ нѣкоторымъ послабленіемъ прошивъ мірянъ. Мы не знаемъ здѣсь тѣхъ смѣха достойныхъ преимуществъ, кои въ Европѣ не дозволяютъ свѣтскимъ судіямъ входить въ разобраніе преступленій учиненныхъ попомъ, или монахомъ."
   "Придворные Даирія и прочіе духовные разсѣянные по государству берутъ на себя титулъ господъ. Одежда присвоенная ихъ состоянію есть широкіе порты и долгая ряса съ хвостомъ. Шапка ихъ черная, а видъ ея различествуетъ по достоинству особъ. Симъ образомъ по одеждѣ узнать можно, какой чинъ имѣетъ человѣкъ при государѣ. Госпожи носятъ также одежду отличающую ихъ отъ свѣтскихъ женщинъ...
   "Разсказавъ мнѣ все касающееся до сего двора, что вы теперь обо мнѣ думаете? спросилъ меня Японецъ. Вы знаете, что мы съ чужестранными должны быть весьма воздержны, и что клятвою обязываемся хранить съ ними совершенную тайну по политическимъ и духовнымъ дѣламъ. Я боюсь, продолжалъ онъ, чтобы презрѣніе ваше не сравнилося съ моею довѣренностію, ежели не объясню вамъ свойства помянутой присяги. Оная вынуждена отъ меня совсѣмъ противъ моей воли, и я не покланяюсь и не чту боговъ или духовъ, ручателей моего обѣщанія. Такъ мыслитъ большая часть моихъ земляковъ о сихъ обязательствахъ. Страхъ казни бываетъ обыкновенно единственнымъ побужденіемъ, кое удерживаетъ. Впрочемъ мы любимъ общество и дружбу Европейцевъ, и неменьше желаемъ знать ихъ исторію, какъ вы любопытствуете вывѣдать нашу."
   По такомъ признаніи, не опасаясь показаться нескромнымъ, чинилъ я многіе вопросы о дворѣ Куба, при которомъ знакомецъ мой жилъ нѣкоторое время. "Вы видѣли, говорилъ онъ, въ чемъ состоитъ власть сего монарха. Она разнствуетъ отъ власти Китайскаго Императора тѣмъ, что сей послѣдней есть и государь и первосвященникъ своего народа; а нашъ, какъ я уже сказалъ, имѣетъ въ рукахъ только свѣтскую власть, и господствуешь съ безпредѣльнымъ самовластіемъ. Политика и могущество равномѣрно употребляются для утвержденія престола, которой имъ обязанъ своимъ установленіемъ. Князья и властелины государства столь подчинены главѣ своей, что Кубо безъ всякой другой причины, кромѣ своей воли, или пристрастія, можетъ ссылать ихъ въ ссылки, забирать ихъ имѣніе, отнимать у нихъ чины и лишать ихъ жизни...
   "Сей государь пребываетъ въ Іедо посреди многочисленнаго двора, оставленнаго изъ первѣйшихъ господъ Имперіи. Одни привязаны безпосредственно къ его особѣ; другіе предстаютъ предъ него для засвидѣтельствованія своей подданности; и они обязаны ненарушаемымъ закономъ прожить по меньшей мѣрѣ шесть мѣсяцовъ изъ года въ столицѣ. Предъ прибытіемъ ихъ туда багажи ихъ осматриваются надзирателями, коимъ именно и строго запрещено пропускать оружіе. Государь безпрестанно о томъ печется, чтобъ содержать ихъ въ зависимости. Онъ разбиваетъ ихъ владѣнія. дабы тѣмъ ослабить, женитъ составляющихъ его дворъ, и жены получаемыя изъ рукъ пользуются великими отличностями. Строятъ для нихъ большіе домы, даютъ имъ множество слуягителей обоего пола. Дѣвицы къ тому (избираемыя суть изъ наилучшихъ фамилій въ Японіи, и обязываются служить на нѣсколько лѣтъ; а послѣ выдаютъ ихъ самихъ за мужъ, смотря по ихъ состоянію...
   "Гвардія Кубы состоитъ почти изъ шести тысячъ человѣкъ, а армія въ мирное время изо ста тысячъ пѣхоты и двадцати тысячъ конницы. Въ военное же каждой помѣщикъ долженъ поставить извѣстное число солдатъ, соравнительное съ своими доходами. Число всего войска простирается тогда до трехъ сотъ тысячъ сражающихся. Сего съ лишкомъ довольно, дабы заставить почитать государя, o томъ только помышляющаго, чтобъ подданныхъ содержать въ повиновеніи, и нимало не. старающагося о завоеваніяхъ. Войска его изрядно одѣты и вооружены. Конные имѣютъ бросательное копье и ружье, у каждыхъ пяти солдатъ есть начальникъ, а у тридцати офицеръ. Двѣсти пятьдесятъ человѣкъ составляютъ роту, и каждая рота управляется двумя начальниками и главнымъ офицеромъ."
   "Для содержанія вельможъ и народа, должности Императоръ имѣетъ во всѣхъ главныхъ городахъ надежныя крѣпости, коихъ коменданты ему совсѣмъ преданы. Онъ во всемъ государствѣ содержитъ лазутчиковъ, увѣдомляющихъ его о всемъ происходящемъ. Подъ предлогомъ оказанія уваженія къ вельможамъ требуется отъ нихъ, чтобъ сыновья ихъ воспитывались въ столицѣ при глазахъ государя, которой держитъ ихъ. при дворѣ вмѣсто залога и ручательства вѣрности отцовъ. Не позволяется симъ господамъ имѣть между собою тайныхъ сношеній, ни частаго сообщества; а еще меньше терпимо бываетъ, чтобы богатствомъ своимъ производили они подозрѣніе въ государѣ. Императоръ, дабы ихъ обнищить, приѣзжаетъ къ нимъ въ замки жить на нѣсколько дней; а чрезвычайныя приуготовленія, коихъ требуетъ таковая честь и милость, вскорѣ истощаютъ сокровища любимца. Вельможа строящей домъ долженъ сдѣлать въ немъ двои ворота, одни для обыкновеннаго употребленія, другіе большіе и уборнѣе для самаго монарха, когда разсудится ему за благо удостоить его своимъ посѣщеніемъ.
   Тогда хозяинъ даетъ великолѣпной пиръ. Зовъ чинится за три года напередъ, и все сіе время употребляется на приготовленія. Всѣ вещи нужныя для пира означены Императорскимъ гербомъ. Наконецъ, когда сей государь предпринимаетъ что либо знатнаго, онъ поручаетъ исполненіе извѣстному числу вельможъ, кои обязаны исправить оное на свой коштъ... "Свѣтская корона, рави.о какъ и духовная, есть наслѣдная, и доходы Кубы состоятъ въ маетностяхъ его, занимающихъ почти половину Японіи, и въ пошлинахъ собираемыхъ на него съ чужестранной торговли и рудокопныхъ заводовъ. Съ городскихъ жителей мало берутъ податей, но и тѣ только съ имѣющихъ домы, соразмѣряя? пространство земли занимаемой каждымъ, обывателемъ. Одинъ городъ Меако свободенъ отъ всякихъ поборовъ. Налагается Императорская годовая пошлина на пшеницу, пшено и вообще на всѣ произрастенія обработанныхъ земель...
   "Кубо имѣетъ подъ собою многихъ подчиненныхъ князей, кои управляютъ провинціями, и коимъ позволяетъ онъ носить имя и пользоваться наружными преимуществами королевскаго достоинства; но они суть только театральные короли, ползающіепри подножіи Императорскаго престола, и не могущіе спастись коронами своими отъ погибели. Впрочемъ въ государствѣ занимаютъ они знатныя мѣста, и многіе изъ нихъ имѣютъ немалыя маетности. Судятъ и командуютъ войсками, каждой въ своемъ уѣздѣ, въ кои не посылаются уже другіе губернаторы; но они обязаны всякой годъ приѣзжать въ Іедо для отдачи отчета въ своемъ правленіи: политика со стороны государя мудрая и подающая ему безчисленные способы для ихъ обузданія!,
   "Императоръ содержа при нихъ человѣка подъ именемъ совѣтника, но дѣйствительно чтобъ имѣть лазутчика, о всѣхъ ихъ дѣлахъ получаетъ точное свѣденіе. Посылая къ нимъ его, даетъ ему письмо слѣдующаго содержанія: "Мнѣ извѣстно, что имѣете вы немалыя деревни и множество подданныхъ; слѣдовательно нуженъ для васъ человѣкъ, которой бы помогъ вамъ ими уоравляшь. Податель сего къ тому способенъ. Я вамъ отвѣчаю за его вѣрность, ибо знаю совершенно его честность, употребляйте его, и уважте участіе принимаемое мною во всемъ до васъ касающемся...
   "Сіи секретари суть люди, кои съ малолѣтства служили при Императорѣ, и коихъ знаетъ онъ способности. Сверхъ доводовъ ихъ къ себѣ предданности дознанной во время ихъ службы онъ беретъ съ нихъ обязательства подписанныя ихъ кровію, такъ что ничего при нихъ произойти не можетъ, чемъ бы его Величество не былъ увѣдомленъ. Они держатъ дневную записку всей жизни и поведенію вельможъ, кои ничего не предпринимаютъ безъ ихъ совѣта, и не начинаютъ никакаго дѣла безъ ихъ участія. По сей причинѣ имѣютъ сіи люди великую силу въ провинціяхъ, за коими приставлены присматривать; ибо нужно послѣднимъ быть у нихъ въ милости, дабы не лишиться государевой "
   "Годовые расходы на дворъ Императора, на жалованье и дачу служителямъ простираются до шестнадцати миліоновъ рублей. Даютъ ему государю титулъ Императора по тому, что всѣ вельможи, между коими есть, какъ вы слышали, многіе называющіеся королями, зависятъ отъ него, какъ подданные. Когда выѣзжаетъ онъ изъ дворца, бываетъ препровождаемъ сими мѣлкими монархами, кои, дабы угождать его величеству, приобрѣтаютъ дарованія полезныя, или пріятныя. Они дѣлаютъ стихи, другіе разумѣютъ музыку, иные обучались, врачебной наукѣ, или живопиству. За ними слѣдуетъ толпа молодыхъ людей, избранныхъ изъ самыхъ знатныхъ домовъ. Колѣсница его Величества предшествуема и послѣдуема полкомъ его тѣлохранителей, между коими нѣтъ ни одного, которой бы не далъ опытовъ храбрости, которой бы не зналъ совершенно воинской экзерциціи, и которой бы отмѣннымъ своимъ видомъ не соотвѣтствовалъ важности своего званія. Сіе шествіе отправляется съ такою степенностію, съ столь удивительнымъ порядкомъ, что не только никто не оставляетъ своего мѣста, но не слыхать ни одного слова, улицы выметены и усыпаны пескомъ, двери домовъ отворены, но не видно никого ни въ окнахъ, ни въ лавкахъ; естьли кто покажется, тѣлохранители принуждаютъ его стоять на колѣнахъ, пока не проѣдетъ его величество."
   "Императорскіе городы, то есть, принадлежащіе Императору, какъ Іедо, Осака, Caкай, Нангазаки и пр. Управляются губернаторами или намѣстниками, посылаемыми въ нихъ отъ государя. Оныхъ бываетъ по два въ городѣ, а въ Нангазаки иногда и гири по причинѣ важности сего мѣста, всегда чужестранцами наполненнаго. Они повелѣваютъ по очереди, и между тѣмъ, какъ одинъ упражняется въ правленіи, другой живетъ при дворѣ въ Іедо, пока не получитъ повелѣнія ѣхать смѣнишь своего товарища, съ коимъ онъ всегда переписывается. Онъ увѣдомляетъ министровъ о важныхъ дѣлахъ, о коихъ должно разсуждать въ совѣтѣ, отдаетъ имъ отчетъ въ своемъ собственномъ правленіи, и старается помощію подарковъ приобрѣсть какъ ихъ покровительство, такъ и Императоровыхъ любимцовъ."
   "Пока одинъ изъ сихъ губернаторовъ пребываетъ на своемъ мѣстѣ, запрещено ему подъ строжайшимъ наказаніемъ принимать у себя во дворцѣ женщинъ не выключая и жены, которая и съ дѣтьми должна въ сіе время жить при дворѣ, и отвѣтствовать за вѣрность своего мужа. Вѣрные доходы сихъ чиновниковъ не весьма велики, но чрезвычайные прибытки награждаютъ милость ихъ жалованья. Чрезъ нѣсколько годовъ набирали бы они сокровища, естьли бы не были принуждены дѣлиться съ государемъ и министрами. Домъ ихъ составленъ изъ множества чиновныхъ служителей, кои сами всѣ люди благородные, имѣющіе каждой по множеству слугъ. Входъ дворца всегда стережется пятью или шестью человѣками вооруженными саблею, налагаемъ и палкою. Запираютъ оной въ четыре часа по полудни, и не отворяютъ безъ особливаго приказа. Другіе караульные внутри дома записываютъ имена всѣхъ туда входящихъ, и всякой вечеръ сей реестръ подносится губернатору. Власть его неограниченна, и правленіе всѣхъ дѣлъ отъ него единаго зависитъ. Торговля, правосудіе, война, все принадлежитъ къ еіо приказу, но дабы онъ не употребилъ во зло своего могущества, приставники смотрятъ за его поведеніемъ."
   "Полиція городовъ также принадлежитъ губернаторамъ; но какъ они не могутъ сами собой оной отправлять во всей точности, то и имѣютъ подъ собою помощниковъ. Мы ихъ называемъ старшинами, ибо дѣйствительно прежде избирали ихъ изъ людей престарѣлыхъ; но нынѣ сіи должности даются и молодымъ. Они имѣютъ своихъ намѣстниковъ, однихъ всегдашнихъ, а другихъ погодныхъ. Главная ихъ должность состоитъ въ томъ, чтобъ вѣрно доносить всякой день губернатору о всемъ произходящемъ въ городѣ, и представлять ему челобитныя и прозьбы жителей; ибо не всякому безъ разбора позволено самому съ нимъ говорить. Въ каждой улицѣ есть коммисаръ пекущейся, чтобъ въ ней былъ ночью караулъ, и полицейскія приказанія точно исполнялись. Оной избирается главными жителями улицы, но выборъ ихъ долженъ подтверждаться губернаторомъ. Какъ чернь судитъ о важности мѣста, по пышности того, кто его занимаетъ; то сіи подчиненные чиновники стараются наружнымъ великолѣпіемъ дать своимъ чинамъ видъ достоинства, которымъ покрывается ихъ бѣдность...
   "Сверьхъ коммисара каждая улица имѣетъ своего писаря, которой даетъ пашпорты, свидѣтельства о поведеніи и нравахъ, держитъ реестръ живущихъ въ томъ околоткѣ, приѣзжающихъ, перемѣняющихъ жилища, родящихся и умирающихъ, какъ и въ какихъ мысляхъ они умерли, какую исповѣдывали вѣру и пр."
   "Есть еще другой родъ служителей, называемыхъ городскіе посыльные, кои суть разсыльщики и дозорные. Они сочиняютъ роту, состоящую изъ тридцати семей, кои отъ давнихъ временъ пользуются сею должностію, и всѣ чрезвычайно проворны. Имъ поручаются разныя народныя казни, а особливо когда должно отрубишь голову. Хотя служба ихъ подлая и презрительная, но между нами почитается за военную, и исправляющее ее носятъ двѣ сабли, какъ дворяне...
   Японецъ нашъ вошелъ бы въ другія подробности по поводу полиціи и чиновниковъ мѣщанскихъ; но ночь приближалась, и я былъ принужденъ торопишься въ жилище Голландцовь, гдѣ надлежало быть предъ сумерками. Сія неволя имѣетъ по меньшей мѣрѣ ту выгоду, что въ вечеру избавляешь отъ ужаснаго шума, безпрестанно слышимаго въ семъ городѣ. Все, что, ни продается по улицамъ, все продается съ крикомъ; мастеровые взаимно себя ободряютъ къ работѣ непріятнымъ и въ нетерпѣливость приводящимъ пѣніемъ. Матросы дѣлаютъ и того хуже; они работая, кричатъ еще мастеровыхъ непріятнѣе. Дозоръ и солдаты имѣютъ особенной крикъ для показанія своей исправности, и будятъ весь свѣтъ, дабы дать знать, что они не спятъ. Другіе бьютъ часы, ударяя однимъ кускомъ дерева объ другой, что весьма издалека слышно. Китайцы умножаютъ сей шумъ барабанами своими и другими инструментами, особливо въ вечеру, когда носятъ идоловъ около капищъ, и зажигаютъ въ честь имъ куски бумаги, кои бросаютъ въ море. Но все сіе ничто въ сравненіи крика и воя производимаго жрецами и роднею умирающихъ и умершихъ въ нѣкоторые дни, посвященные покойникамъ. Одни во все горло поютъ, другіе бьютъ изо всей мочи въ колокола за упокой душамъ умершихъ. Всѣ сіи шумы соединяюсь, чинятъ изъ Нангазаки наискучнѣйшій городъ въ свѣтѣ.
   Я есмь и проч.
   

ПИСЬМО LXIX.

Продолженіе о Японіи.

   Начну я теперь водить васъ, Государыня моя, по славнымъ здѣшнимъ островамъ, изпещрённымъ многолюдными городами, и на коихъ царствуетъ удивительной порядокъ. Видны на оныхъ домы весьма чистые, пріятные сады, великолѣпные мосты, дороги ровныя и уподобляющіяся гульбищамъ, почти столь же порядочно учрежденныя, какъ во Франціи, а столбы, на коихъ назначены разстоянія, приводятъ на память Римскіе военные пути. По дорогѣ построены прелестные постоялые дворы, и вездѣ даже посреди лѣсовъ небольшія харчевни, въ коихъ найти можно все могущее служить къ выгодѣ и приятности жизни. Вотъ, что привело меня въ чрезвычайное удивленіе на пуши нашемъ въ Іедо, а наипаче всего большія дороги.
   Онѣ столь широки, что двѣ кучи путешествующихъ, сколь бы ни многочисленны были, могутъ въ одно время ѣхать, или встрѣтиться безъ всякаго препятствія. Та, которая Ѣдетъ въ верхъ, то есть по здѣшнему разумѣнію въ Меако, держишься лѣвой стороны; а та, которая ѣдетъ въ низъ, яснѣе сказать, возвращается изъ сего города, занимаетъ правую. Съ каждой стороны посаженъ рядъ деревьевъ, приносящихъ великую пользу въ жаркіе дни, и сдѣланы каналы для стеченія воды, кои въ каждомъ уѣздѣ мужики обязаны чистишь и содержать. Не думайте, чтобъ сей трудъ имъ былъ въ тягость. Все вредящее чистотѣ дорогъ служишь въ ихъ пользу. Сучья падающіе съ деревьевъ употребляются ими на дрова, а грязью и нечистотою утучняютъ они пашни. Съ самаго начала монархіи Японцы признали большія дороги первою необходимою надобностію въ провинціяхъ. Они почувствовали, что безъ сей помощи торговля ослабѣваетъ, успѣхи въ художествахъ и мастерствахъ идутъ тихо; невѣжество, предразсужденія, грубость, бѣдность усиливаются; и что страна лишенная сей помощи уподобляется Африканскимъ степямъ. Никто не отваживается ни изъ нихъ вытти, нивъ нихъ войти. Большія дороги, будучи столь-же нужны какъ рѣки, суть родъ каналовъ, кои чрезъ возстановленіе сообщенія между людьми возбуждаютъ охоту къ прибытку, признанную источникомъ труда, умножаютъ сокровища природы и рукодѣлій; чиня промѣнъ способнымъ, обогащаютъ разныя земли, просвѣщаютъ разумъ и смягчаютъ нравы. Помощію ихъ владешели земли удвояютъ доходы, а земледѣлатели выгоды.
   Японскія дороги размѣрены Геометрическими милями, кои начинаются отъ моста въ Іедо, какъ отъ средоточія Имперіи. Симъ образомъ гдѣ бы кто ни находился, знаетъ, далеко ли онъ отъ столицы. Мили назначены небольшими буграми, насыпанными одинъ противъ другаго, и на вершинѣ оныхъ посажены деревья. На границѣ каждаго округа поставленъ столбъ показывающій, кому принадлежитъ земля, и какія она имѣетъ межи. Проселочныя дороги также имѣютъ надписи, дабы путешествующіе не заблудились; и сіи послѣднія называются по имени провинціи, въ которую ведутъ.
   Большія дороги безпрестанно покрыты множествомъ путешествующихъ, въ числѣ коихъ видно немало нищихъ, Перегриновъ и купцовъ всякаго рода. Нищіе обоего пола по большой части вписаны въ братства, или въ монашескія общества. Есть между ими больные, есть здоровые и сильные, и всѣ они просятъ милостыню, поя, играя на инструментахъ, или дѣлая разныя диковинки. Сія толпа умножается еще ребятами, ной бѣгаютъ за проѣзжими съ плодами, веревками, ремнями, зубочистками и многими другими мѣлочьми. Попадается также множество верхомъ ѣдущихъ, кои на головахъ имѣютъ широкую соломенную шляпу, а на тѣлѣ плащъ изъ лакированной бумаги, которымъ покрывается сѣдокъ, лошадь и весь скарбъ. Онъ не держитъ поводовъ въ рукѣ, а ведетъ за нихъ лошадь слуга, которой идетъ съ правой руки и поетъ пѣсни для прогнанія скуки и увеселенія господина.
   Ежели ѣдетъ въ дорогу вельможа, то оную выметаютъ, и за нѣсколько дней до его проѣзда посыпаютъ изрѣдка пескомъ какъ для уравненія, такъ и для осушенія. Между почтами сдѣланы бесѣдки, покрытыя зеленью для отдохновенія большихъ господъ, кои одни имѣютъ право въ нихъ входить. Когда ѣдутъ они ко двору, то шествіе ихъ отправляется съ пышностію и великолѣпіемъ. Людей съ ними иногда бываетъ такъ много, что они разтягиваются на нѣсколько верстъ, и едва самые большіе города могутъ всѣхъ ихъ помѣстить; въ такомъ случаѣ отводятъ имъ ближнія деревни. За нѣсколько недѣль до выѣзда своею отправляютъ они впередъ нарочныхъ во всѣ мѣста, по коимъ ѣхать имъ должно, а оные вѣшаютъ на долгихъ шестахъ доски съ надписью, показывающею время, сколько ихъ господа тутъ проживутъ.
   Удивленія достойно число повозокъ, чиновниковъ, пажей и слугъ составляющихъ таковые обозы. Одни держатъ въ рукахъ разные инструменты, другіе оружіе и долгія копья убранные перьями, иные же нагружены покрытыми чемоданами и корзинами съ гербомъ господина, въ которыхъ положены наидрагоцѣннѣйшія его вещи. Онъ самъ сидитъ въ богатомъ паланкинѣ, которой несутъ четыре, шесть или восемь человѣкъ, также въ богатой одеждѣ, и коихъ смѣняютъ другіе; ибо паланкинъ всегда окруженъ многими. При каждой дверцѣ идетъ по дворянину для охраненія вельможи и для поддержанія его, когда онъ садится, или выходитъ. Третій держитъ передъ нимъ подсолнечникъ; и вся сія толпа движ" шея съ удивительнымъ молчаніемъ и порядкомъ. Изключая слугъ, имѣющихъ ливрею, прочіе одѣты въ черномъ шелковомъ платьѣ; и сей цвѣтъ соединяясь съ вантою ихъ выступкою, даетъ величественной видъ ихъ шествію.
   Но когда вступаютъ въ городъ, или встрѣчаютъ другаго князя или вельможу, всякой перемѣняетъ свою походку. Слуги, пажи, носильщики начинаютъ родъ дурацкой пляски, съ чудными кривляніями, къ коимъ народное предразсужденіе привязываетъ нѣкоторую учтивость. На каждомъ шагу бросаютъ они ногу назадъ, поднимая ее до самой спины, сгибаются, протягиваютъ руки, какъ можно долѣе впередъ, представляя человѣка плавающаго, въ тоже самое время качаютъ головою, махаютъ руками трясутъ копьями, тяжестьми, кои несутъ и пр.
   Я упомянулъ о почтахъ: платежъ за лошадей положенъ, не только смотря на разстояніе мѣста, но уважая цѣну корма, состояніе дороги, тяжесть поклажи. Сіи почты принадлежатъ господину каждаго уѣзда или округа, и канцелляріи или почтовые домы всегда наполнены людьми. Одни записываютъ, что всякой день произходитъ; другіе отправляютъ письма и Императорскіе указы. Посыльные носятъ послѣдніе на плечѣ, привязавъ къ палкѣ, и имѣютъ всегда при себѣ товарища, дабы въ случаѣ какаго припадка было кому заступить ихъ мѣсто. Всякой встрѣчной, какаго бы кто чина и достоинства ни былъ, долженъ своротишь съ дороги, чтобъ ему не помѣшать пройти свободно, узнаютъ ихъ по колокольчику; въ которой они звонятъ, и которой слышанъ издалека.
   Во всякомъ почтовомъ домѣ можно найти не только лошадей, но также носильни, носилщиковъ, наемныхъ слугъ и пр. Помянутыя носильни, при коихъ бываетъ по два, по четыре и по осми человѣкъ, смотря по чину людей, суть четвероугольные ящики нѣсколько продолговатые, и столь просторные, что безъ труда можно въ нихъ сидѣть, а въ случаѣ нужды и лежать. Закрываются они решеткою изъ бамбовой трости. По бокамъ придѣланы дверцы, а спереди и сзади небольшія окна.
   Японцы обыкновеннѣе въ дороги ѣздятъ верьхомъ, но не свѣшиваютъ ногъ какъ мы, а держатъ ихъ, или загнувъ крестомъ назадъ на спину лошади, или протянувъ впередъ и положа ей на шею. Наибольше чужестраннымъ бываетъ по большимъ дорогамъ непріятна непристойность слугъ, а особливо носильщиковъ, кои хотя и не имѣютъ штановъ, но позабывъ весь стыдъ, подбираютъ платье по самой поясъ. Они отвѣчаютъ тѣмъ, кто станетъ противъ ихъ негодовать, что небольше зла обнажить темя у головы, какъ низъ тѣла. Вообразите себѣ удивленіе мое, когда выѣзжая изъ воротъ Нангазакскихъ, увидѣлъ я въ семъ положеніи вдругъ пятнадцать человѣкъ нашихъ погонщиковъ. Голландцы, кои уже къ сему привыкли, смѣялись моему удивленію, хотя и неменѣе моего негодовали на таковую неблагопристойность.
   Въ пути имѣютъ здѣсь обыкновеніе возить съ собою опахало, на которомъ написаны главныя дороги, разстояніе мѣстъ, трактиры, цѣна съѣстныхъ припасовъ и пр. Постоялыхъ дворовъ множество, особливо въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ почты. Въ иныхъ есть сады, и хорошія оконницы съ рѣшетками, которыя въ день бываютъ отворены.
   Когда всѣ по утру встанутъ, то выносятъ вонъ ширмы, составляющіе разные покои, что даетъ свободность проходить воздуху, и видѣть все отъ самой улицы до конца сада. Все выбѣлено, вылакировано и содержится въ крайней чистотѣ. Нѣтъ почти ни одного таковаго трактира безъ бани, въ коихъ всякому также хорошо служатъ, какъ большимъ господамъ въ ихъ домахъ.
   Японцы почти всякой день ходятъ въ ванну для чистоты и здоровья. Нужники у нихъ строятся позади домовъ на самомъ краю двора. Въ дверяхъ положены новыя и чистыя рогожки для тѣхъ, кои не хотятъ ступать ногою на полъ, хотя онъ чистъ и сухъ. Отверзтіе ямы наровнѣ съ землею, безъ столчака, продолговатое и узско, дабы безъ опасности можно было присѣсть; яма же наполнена изрубленою соломою, дабы нечистота тотчасъ уходила. Подлѣ двери стоитъ чаша съ водою для омовенія. Передъ дома бываетъ обыкновенно томенъ и замаранъ: въ немъ помѣщается чернь и пѣшіе прохожіе. Въ покояхъ полы устланы рогожками, а какъ въ кухнѣ нѣтъ другаго очага, кромѣ ямы обдѣланной кирпичомъ, то сія часть дома всегда бываетъ полна дыму.
   Сверьхъ сихъ трактировъ находятся по всѣмъ дорогамъ, и даже посреди лѣсовъ и на горахъ, множество небольшихъ харчевенъ, въ коихъ прохожіе могутъ найти во всякое время и за дешевую цѣну чай, вино, булки, заѣдки и пр. Самые бѣдные между таковыми харчевнями имѣютъ всегда что нибудь особливаго могущаго привлечь дорожныхъ. Иногда съ улицы видѣнъ садъ или огородъ, въ коемъ цвѣты, ручеекъ привлекаетъ проѣзжаго, а особливо хорошія дѣвки, кои не щадятъ ничего, чтобъ туда заманишь.
   Островъ Нипонъ отличается симъ торгомъ; между прочимъ есть двѣ деревни, вообще называемыя большой магазейнъ честныхъ женъ, или оброчная мѣльница Японская. Онѣ поютъ, смѣются, выхваляютъ свой товаръ. При такихъ выгодахъ и пріятствахъ не удивительно, что большія дороги сшольже людны здѣсь, какъ городы. Многіе ѣздятъ для одною увеселенія, таскаясь изъ харчевни въ харчевню. Сіи прелестницы показываются особливо въ полдень, ибо къ сему только времени онѣ одѣваются. Стоятъ въ дверяхъ дома, или сидятъ на небольшихъ переходахъ, и просятъ прохожихъ дать имъ преимущество предъ другими. Иногда ихъ бываетъ по шести и по семи, но никогда менѣе трехъ или четырехъ въ каждой харчевнѣ, и случается имъ такъ кричать, браниться и драться, то шумъ слышанъ издалека. Сіе распутство столь явно и столь выгодно, что многіе богатые Китайцы приѣзжаютъ проживать съ ними свои деньги, какъ во Францію чужестранные ѣздятъ проматываться съ оперными дѣвками. Здѣсь и называютъ сію счастливую страну Китайскимъ блуднымъ домомъ..
   Употребленіе сихъ непотребныхъ мѣстъ весьма вредное. Начало онаго приписывается одному Японскому Императору, которой опасаясь, чтобъ солдаты его, утомленные долговременною войною, не оставили знаменъ и не возвратились къ своимъ женамъ, не нашелъ лучшаго средства къ ихъ удержанію и къ награжденію за труды, какъ завести таковые домы распутства. Во всякомъ городѣ отведено для нихъ мѣсто, на которомъ построены многіе пріятные домики, принадлежащіе разнымъ хозяевамъ и населенные дѣвками. Бѣдные и неимѣющіе, чѣмъ воспитать дѣтей своихъ, отдаютъ въ нихъ дочерей, а часто и сами ихъ туда приводятъ. Китайцы думаютъ, что"честнѣе дѣтей душить при рожденіи, а Японцы что человѣколюбивѣе продавать ихъ и доставлять симъ способомъ утѣху обществу и прокормленіе цѣлой семьѣ.
   Сихъ дѣвокъ не принимаютъ маложе десяти лѣтъ, ибо покупающіе не хотятъ брать, на свой страхъ болѣзней, коимъ подверженъ дѣтской возрастъ. Воспитываютъ ихъ приличнымъ образомъ сему ремеслу^; обучаютъ пѣть, плясать, писать любовныя письма, словомъ всему, что можетъ учинить ихъ любезными и приманчивыми. Цѣна ихъ прелестей и снисхожденія простирается отъ пятнадцати копѣекъ до трехъ рублей, и подъ наказаніямъ запрещается имъ брать больше. Онѣ подчинены надзирателямъ, кои принимаютъ деньги, и женщинамъ состарѣвшимся въ семъ ремеслѣ, кои наставляютъ ихъ уловкамъ и проворству.
   Одна изъ таковыхъ дѣвокъ должна всю. ночь сидѣть въ особливомъ чуланѣ близъ дверей дома, и предаваться всякому, кто не можетъ ждать до другаго дня. Симъ ночнымъ утѣхамъ цѣна положена также пятьнадцать копѣекъ; и въ какое бы время кто ни пришелъ, всегда найдетъ, съ кѣмъ переговорить. Правда, что сія должность не касается почти, какъ только до однихъ устарѣлыхъ или дурныхъ, и что навсегда можно похвастать дешевизною, случается однакожъ, что налагаютъ ее въ наказаніе иногда на молодыхъ и пригожихъ дѣвокъ. Какъ они не смѣютъ возвысить цѣны, то случай доставляетъ иногда красавицъ за малыя деньги; а по тому что опредѣлены онѣ тутъ на удовольствованіе нуждъ черни, правленіе и не позволяетъ, чтобъ сія помощь превосходила способности того, кто ее получаетъ.
   Сіи дѣвки, отслужа свое время, могутъ выходить за мужъ, и безъ всякаго труда достаютъ мужей. Не упрекаютъ ихъ прошедшею жизнію, а все поношніе упадаетъ на неимущихъ или сребролюбивыхъ сродниковъ, кои предали ихъ въ такомъ возрастѣ, когда онѣ принуждены были повиноваться, и стыдъ весь несутъ на себѣ подлинно въ томъ преступившіе.
   Японцы столь страстно любятъ прелюбодѣйницъ, что случается здѣсь столь же часто, какъ и во Франніи, видѣть богатыхъ людей со всѣмъ для нихъ разорившихся. Господа имѣютъ ихъ на содержаніи, не смотря на то, что онѣ не становятся отъ того ни скромнѣе, ни цѣломудреннѣе. Онѣ показываютъ привязанность свою къ нимъ только для того, чтобы больше ихъ обмануть, а содержатели разточаются, и стольже мало безпокоятся о развратности ихъ жизни, какъ Французы о невѣрности своихъ любовницъ. На конецъ любовь къ нимъ въ здѣшней землѣ имѣетъ только ту степень чувствованія, которая причиняетъ раззореніе, а не производитъ ревности.
   Сверхъ домовъ мною теперь описанныхъ есть другія мѣста, въ коихъ отправляется торгъ еще презрительнѣйшій. Заведены здѣсь домики, гдѣ собраны молодые мальчики, хорошо одѣтые, пригожіе, и у коихъ лица намазаны какъ у женщинъ непотребной жизни. Японцы весьма предаются сему пороку: и, что всего чуднѣе, Бонзы, коимъ употребленіе женщинъ запрещено подъ ужаснымъ наказаніемъ, имѣютъ въ семъ всю возможную вольность: имъ позволяется и воспитывать у себя все молодое дворянство. Люди имѣющіе надзираніе и управленіе надъ непотребными мѣстами, вообще здѣсь въ презрѣніи. Сколь ни великія собираютъ они богатства, почитаютъ ихъ безчестными, и принуждаютъ служить помощниками палачамъ въ ихъ ремеслѣ, или по крайней мѣрѣ давать имъ своихъ слугъ.
   Мы употребили пять дней на путь нашъ въ городъ Кокудэу, лежащей на другомъ краю острова Ксимо, гдѣ сѣли мы на судно для переѣзда въ Осаку. и цѣлую недѣлю плыли. Изъ Осаки ѣхали мы чрезъ весь островъ Нипонъ сухимъ путемъ до самаго Іедо, употребя на то около пятнадцати дней, такъ что пробыли во всей дорогѣ около мѣсяца.
   Не отдаляясь отъ дороги, видѣли мы тридцать три большихъ городовъ, пятьдесятъ семь малыхъ, и безконечное число деревень. Недалеко отъ Нангазаки наѣхали мы на одну, называемую Мангомъ, въ которой нѣтъ другихъ жителей кромѣ кожевниковъ, отправляющихъ также и.должность палачей: она и лежитъ близь того мѣста, гдѣ чинятся смертныя казни. Ничего нѣтъ ужаснѣе сего позорища. За нѣсколько дней до нашего выѣзда казнены были тутъ два мущины и одна женщина. Сія послѣдняя, пользуясь отсутствіемъ мужа, пригласила къ себѣ двухъ любовниковъ. Тотъ, которому велѣно было притти позже, скуча, ждать долго, поторопился, засталъ ее съ своимъ соперникомъ, и началъ имъ обѣимъ мстить саблею. Шумъ привлекъ сосѣдей, кои схватили всѣхъ трехъ виноватыхъ, и не полагая никакой разности въ преступленіи, присуждено было отрубить имъ всѣмъ головы. Ботъ въ какомъ порядкѣ и съ какою важностію ведены они были на мѣсто казни.
   Шествіе открывалось однимъ человѣкомъ несшимъ на плечѣ топоръ, и выступавшимъ степенно. За нимъ слѣдовалъ другой съ лопаткою на случай, естьли бы нужда дошла рыть яму для казненыхъ. Третей имѣлъ доску, на коей преступленіе и рѣшеніе были написаны; по томъ шли преступники, имѣя руки связанныя назадъ, а на головѣ листъ бумаги на подобіе значка съ такою же надписью, какъ и доска. Каждой изъ нихъ послѣдуемъ былъ палачемъ державшимъ веревку, коею они были связаны. Подлѣ каждаго осужденнаго и съ каждой стороны шелъ солдатъ съ копьемъ, положа къ нему голову на плечо, дабы отнять у него всю надежду ко спасенію себя побѣгомъ. Я удивлялся твердости сихъ нещастныхъ. Нигдѣ съ такою бодростію духа на смерть не ходятъ. Но^да отрубили имъ головы, то зрители къ нимъ приближились, и, дабы испытать доброту своихъ сабель рубили трупы на мѣлкія части, по томъ склавъ куски въ кучу, начали вновь сіе кровопролитное дѣйствіе, бьясь объ закладъ, кто больше оныхъ перерубитъ. Изсѣченныя такимъ образомъ тѣла оставлены на снѣденіе собакамъ и хищнымъ птицамъ.
   Законы уголовные здѣсь столь Строги, что приводятъ въ ужасъ. Законодатели поступили съ сею Имперіею, какъ бы она была общество злодѣевъ, на которое не можно опустить меча на удачу, не попавъ въ преступника. За наималѣйшую прошибку полошено тѣлесное наказаніе, а иногда и уголовная казнь. Непроизвольное и даже приневоленное человѣкоубійство, ввезеніе запрещенныхъ товаровъ, нарушеніе нѣкоторыхъ полицейскихъ учрежденій наказывается огнемъ или колесомъ. Въ преступленіяхъ касающихся нѣсколько до государственнаго спокойствія, или до величества государя, всѣ сродники обвиняемаго чинятся участниками его погибели, Намъ разсказывали нѣсколько примѣровъ сей чрезвычайной суровости.
   Одинъ управитель государевыхъ маетностей былъ уличенъ въ сборѣ сабель и другаго оружія и въ отправленіи оныхъ тайнымъ образомъ въ Корею. Сіе погрѣшеніе вовлекло въ его нещастые цѣлую семью многолюдную и знатнѣйшую въ здѣшнемъ краю. Преступникъ со всѣми своими соучастниками осужденъ на распятіе; сыну его семи лѣтъ отрублена при его глазахъ голова, домъ его срытъ до основанія, а сродники лишены всего имѣнія, и навѣки изгнаны.
   Губернаторъ одной небольшой провинціи бралъ взятки съ мужиковъ, и ихъ притѣснялъ. Повелѣно было ему, сыновьямъ его, братьямъ роднымъ и двоюроднымъ, и дядямъ разпороть себѣ брюхо; что въ Японіи есть родъ смерти наибольше употребляемой. Они находились въ разныхъ мѣстахъ верстъ до двѣсти между собою; однакожъ судъ приговорилъ; чтобъ умерщвлены были въ одинъ день и часъ. Повелѣніе столь исправно было исполнено, что когда ударило полдень, не осталось ни одного живаго изо всей сей нещастной фамиліи. Столь варварскіе законы предполагаютъ, или дѣлаютъ народъ злымъ и дикимъ, и изтребляютъ всѣ добродѣтели, ибо не полагаютъ различія между нещастіемъ и преступленіемъ.
   Когда, хотятъ отмѣну показать осужденному, то позволяютъ ближнему его сроднику отправить его на тотъ свѣтъ въ домѣ, и сія смерть, почитаясь честнѣе, не наноситъ безчестія ни тому, кто ей предаетъ, ни тому, кто казненъ бываетъ, но еще и того честнѣе самому себя умертвить. По сей причинѣ большая часть просятъ всячески о позволеніи разпороть себѣ брюхо со славою. Осужденный, получившій сію милость, собираетъ свою родню и пріятелей, одѣвается въ наилучшее платье, говорить трогающую рѣчь о своемъ состояніи, и принявъ на себя веселой и довольной видъ, обнажаетъ себѣ брюхо, и съ приятностію разрѣзываетъ его на крестъ. Наиужаснѣйшее злопреступленіе заглаждается симъ родомъ смерти; покойникъ включается въ число храбрецовъ, и на родственникахъ его не остается ни малѣйшаго пятна.
   Когда доказательства въ изслѣдованіи уголовнаго дѣла не довольно сильны для осужденія преступника, то берутся за разныя пытки; наинесноснѣйшая изъ сихъ послѣднихъ есть лить въ него воду воронкою. Когда тѣло чрезвычайно надуется, кладутъ его на землю, и палачи ходя по брюху, топчутъ ногами. Ежели онъ не признается, стягиваютъ ему тѣло холстомъ отъ шеи до самыхъ пятъ, и выносятъ его на солнце или на стужу, и кладутъ спиною на мѣлкое каменье; ежели же и сіе мученіе не принудитъ его сказать, чего отъ него хотятъ, запираютъ его въ тюрму, или отсылаютъ на диной островъ.
   Сему послѣднему наказанію наиглавнѣйше подвержены вельможи государства. Островъ, на которой ихъ отвозятъ, лежитъ верстахъ въ семидесяти отъ Іедо, и въ окружности не имѣетъ больше пяти. Нѣтъ около его ни гавани, ни пристани, и берега его столь круты, что когда привозятъ на него припасы, колодника, или когда надобно смѣнишь караулъ, то поднимаютъ блокомъ на веревкѣ судно со всею его поклажею. На немъ не ростешъ ничего кромѣ нѣсколькихъ шелковичныхъ деревьевъ, по чему и обязаны посылать туда ссылочнымъ пропитаніе. Малое количество пшена, кореньевъ и дурнаго мяса составляетъ ихъ пищу. Дабы не оставишь ихъ истаевать въ скукѣ несносной для нихъ самихъ и быть въ тягость государству, заставляютъ ихъ разводить шелковыхъ червей и дѣлать ткани, кои возвращаютъ употребленное на нихъ содержаніе.
   Ежели колодникъ умретъ въ тюрмѣ, хотя естественною смертію, хотя самъ на себя руки наложитъ, что весьма часто случается въ Японіи; то производятъ надъ нимъ судъ, берегутъ тѣло его въ соли до самаго дня приговора, и казнятъ его точно такъ, какъ бы онъ былъ живъ.
   Отъ деревни Мангома до самой той, въ которой мы ночевали, ничего примѣчанія достойнаго нѣтъ, кромѣ идола высѣченнаго изъ горы, и почитаемаго покровителемъ путешествующихъ. Предъ нимъ подѣланы небольшіе столбы, на коихъ горятъ лампады на иждивеніи проѣзжихъ. Въ нѣкоторомъ оттуда разстояніи находится водохранилище, въ коемъ омываются намѣревающіеся приносить жертву.
   По нѣсколькихъ дняхъ пути наѣхали мы на теплицы славныя приписуемою имъ силою. Зданіе обнесено перилами довольно искусно выработанными. Въ каждой банѣ сдѣлано по два винта, одинъ для холодной, другой для теплой воды. Послѣдняя спюль горяча, что не можно надъ нею держать руки.
   Мы проѣзжали чрезъ пріятныя и плодоносныя долины и поля усаженныя деревьями, приносящими чай. Жители такъ дорожатъ землею, что не попускаютъ рости симъ деревьямъ, кромѣ самыхъ краевъ полей.
   Наилучшій Японскій чай ростетъ въ окружносгаяхъ Меако, гдѣ сбирается употребляемой при дворѣ. Знатные не пьютъ его листьями какъ мы, но порошкомъ. Толкутъ листья весьма мѣлко, кладутъ щепотку сего порошка въ чашку горячей воды, и мѣшаютъ до тѣхъ поръ, пока не запѣнится вода и не учинится гущею, съ которою Японцы не употребляютъ сахара. Чай для Императора сбирается на одной горѣ, усаженной сими только деревьями. Приставленъ къ оной особой надзиратель и многіе садовники, коимъ поручено ходить за деревьями, за сбираніемъ и за приуготовленіемъ листьевъ. Гора окопана глубокимъ рвомъ, препятствующимъ къ ней приближаться. Всякой день обметаютъ деревья, и прилѣжно смотрятъ, чтобы на листьяхъ не было какой нечистоты. Тѣ, вой ихъ собираютъ, не должны ѣсть ни соленой рыбы, ни грубаго мяса, дабы рыганіемъ не повредить ихъ благовонія. Имъ не позволено и касаться до нихъ инако, какъ въ рукавицахъ; принуждаютъ ихъ сверхъ того мыться по нѣскольку разъ на день во все время собиранія. Близь мѣста, гдѣ чай ростетъ изобильно, пшено показалось мнѣ лучше, нежели гдѣ индѣ. Онаго считается шесть родовъ, изъ коихъ лучшей отвозится въ Іедо для самаго Императора.
   Въ слѣдующій день ѣхали мы чрезъ одинъ большой городъ, называемой Санга. Улицы въ немъ широки, прямы, и поливаются изъ рѣкъ и каналовъ, кои по томъ впадаютъ въ море. Домы низки, и лавки для украшенія обвѣшаны чернымъ. Удивлялись мы малому росту и пріятности женщинъ сей провинціи. Онѣ такъ миловидны, что можно ихъ почесть за куколъ, но станъ имѣютъ прелестной, и больше походятъ на восковыхъ, нежели живущихъ тварей, хотя алой цвѣтъ на губахъ и доказываетъ, что онѣ здороваго сложенія.
   Мущины весьма срамны во всей Имперіи, но здѣсь довольно стройны, и лицами не противны. Впрочемъ глаза у нихъ малы и впалы, цвѣтъ оливковой, брови густыя, носъ раздавленной, голова большая, ноги короткія, а ростъ нѣсколько побольше средняго. Сказанное мною не должно разумѣться о подлости, которая дѣйствительно весьма безобразна: знатные люди, произходящіе изъ старинныхъ поколѣній, имѣютъ видъ благороднѣе, величавую выступку и нѣкоторую пріятность.
   Что касается до нрава, все, что я ни видѣлъ въ здѣшнемъ краѣ, доказываетъ превосходное свойство, великодушное, добротворительное и неподлое сердце, сговорчивой разумъ, тихіе и общество любящіе нравы. Японецъ въ домашнемъ житіи трезвъ, воздерженъ, бережливъ, но разточителенъ и великолѣпенъ въ торжественныхъ случаяхъ. Гордъ, небоязливъ, неприятель всякой подлости, сносящій мужественно всѣ нещастія, презирающій смерть, которой самъ себя предаешь за самую бездѣлицу. Честь есть начало управляющее всѣми его поступками; онъ никогда отъ нея не уклоняется, сколь бы ни ложны и ни тяжки были правила, кои самъ себѣ предписалъ. Добрая вѣра, искренность, безкорыстіе суть обыкновенныя добродѣтели сихъ островитянъ. Они любопытны, замысловаты. любители наукъ и художествъ, хотя и не имѣютъ о нихъ совершеннаго понятія. Мало стараясь о приобрѣтеніи имѣнія, торговлю почитаютъ за подлое ремесло; по чему и нѣтъ между просвѣщенными народами бѣднѣе Японцевъ; но бѣдность ихъ есть такая, изъ которой родится независимость, и которая поставила первыхъ Римлянъ выше всѣхъ народовъ. Богатства государства находятся въ рукахъ вельможъ, и они умѣютъ дѣлать ими себѣ честь. Здѣсь не исвѣстенъ тотъ странной родъ гражданъ, кои соединяя подлость природы съ неизчетными сокровищами, только и отличаются отъ черни, изъ которой произошли, наглою пышностію, плодомъ неправеднаго и хищнаго богатства.
   Японцы любятъ отечество, привязаны въ государю, почитаютъ властей, держатся своей вѣры. Впрочемъ я думаю, что они безпокойны, непостоянны, слѣпую довѣренность имѣютъ къ своимъ жрецамъ, и набожны непозволеннымъ образомъ. Любочестіе также владѣетъ всѣми состояніями: самой подлой человѣкъ почитаетъ себя обиженнымъ, ежели слово ему скажетъ нѣсколько колкое придворной вельможа, и думаетъ что онъ уже право имѣетъ искать ему отмстить. Сія страсть перемѣняетъ въ нихъ нравъ, и дѣлаетъ ихъ недовѣрчивыми, обманщиками и безчеловѣчными. Н воздержаніе въ нихъ неумѣренное; законы не полагаютъ никакаго обузданія на распутство, и неограниченное своеволіе царствуетъ во всякомъ состояніи. Не трудно однако привести ихъ въ должность: ибо они любятъ правду, сколь бы ни были подвержены страстямъ, и признаются сами виноватыми, какъ бы довольно было единаго признанія для заглажденія проступка. Знатные имѣютъ у себя одного служителя, коему вѣрятъ, и коего служба состоитъ въ томъ, чтобъ давать имъ знать, когда они погрѣшатъ.
   Окружности Санги суть обширная, плодоносная и пресѣкаемая множествомъ рѣкъ ровнина. Великое число шлюзовъ можетъ во время засухи покрыть водою все сіе пространство земли. Здѣсь не одни ровныя и гладкія мѣста пашутся, но встаскиваютъ плуги на самыя вершины горъ, и ежели быковъ взвести туда не можно, человѣческія руки награждаютъ сей недостатокъ. Нужда преодолѣла наивеличайшія препятствія: сіи островитяне достаткомъ своимъ обязаны единому труду, и не престаютъ работать. Они одолжены симъ преимуществомъ исключенію чужестранной торговли, ибо принуждены всего ожидать отъ своей земли. Почему землепашество, главной источникъ ихъ имущества, нигдѣ не доведено до толикаго совершенства. Они нашли способъ извлечь изобиліе изъ нѣдръ безплодія, и примѣромъ своимъ, кажется, доказали, что не столь роса падающая съ небесъ, сколь потъ текущій съ лица чинитъ поля плодоносными.
   Мы прибыли въ Кокуру, лежащую на краю острова Ксимо. Въ старину была она большой городъ, въ коемъ есть еще остатки великолѣпія, какъ то садовъ, народныхъ бань, постоялыхъ дворовъ, и мостъ, на которомъ по обѣимъ сторонамъ сдѣланы желѣзныя перила, нехудой работы. Насъ везли по берегу къ перевозу, гдѣ сѣвъ на небольшія суда, переправились мы на островъ Нипонъ.
   Благополучной вѣтеръ способствовалъ нашему плаванію до пристани Осаки, куда мы прибыли въ пятнадцатой день. Великолѣпныя барки ожидавшія посла провезли насъ сквозь предмѣстія въ городъ. Тутъ отвели намъ горницы, составленныя по здѣшнему обыкновенію изъ ширмъ. Наутріе позваны мы были къ Губернатору. надѣли на каждаго изъ насъ Японскую шелковую епанчу, почитаемую здѣсь за церемоніальную одежду. Мы прошли шаговъ тридцать по переходамъ до караульной, гдѣ стояли четверо часовыхъ, и были приняты двумя дворянами. Стѣны въ ней убраны повѣшеннымъ въ порядкѣ оружіемъ. Оттуда вступили мы въ другой покой, гдѣ приняли насъ два секретаря очень учтиво, подчивали чаемъ, и разговаривали съ нами до прибытія Губернатора. Мы увидѣли его съ двумя сыновьями сидящаго въ нѣсколькихъ отъ насъ шагахъ за решеткою. Въ разговорѣ рѣчь шла только о стужѣ, (ибо было тогда холодно) о долготѣ нашего пути, о счастіи, что мы допущены будемъ предъ Императора, и объ отличности показываемой Голландцамъ, кои одни не только изо всѣхъ Европейскихъ народовъ, да можетъ быть и изо всего свѣта, пользуются сею милостію.
   Повѣрите ли вы, что Японцы въ посѣщеніяхъ своихъ столь же церемоніальны, какъ въ Китаѣ? Съ обѣихъ сторонъ чинятся множество учтивостей, когда надобно кланяться, садиться, и отходить. Пришедшей долженъ имѣть на себѣ черную атласную рясу. Сія ряса есть обыкновенной подарокъ въ здѣшней землѣ. Посылаютъ ее на блюдѣ, что почитается за наивеличайшую милость, какую только большой господинъ можетъ оказать человѣку себя ниже. Странно вамъ покажется, что надѣваютъ сію церемоніальную рясу, чтобъ сидѣть дома, а скидаютъ, когда идутъ со двора. Вир'очемъ не по одному сему обыкновенію почитаемъ мы сей народъ нашими во нравахъ антиподами; онъ бѣлой цвѣтъ употребляетъ вмѣсто траурнаго, черной вмѣсто радостнаго, на лошадь садится съ правой стороны, привѣтствуетъ ногою и пр.
   Мы осматривали замокъ Осаку и разные околотки сего большаго города. Лежитъ онъ на плодоносной ровнинѣ, на берегу судоходной рѣки, и занимаетъ пространство длиною въ четыре тысячи, шириною въ двѣ тысячи шаговъ. По главнымъ улицамъ протекаютъ небольшіе каналы, но столь глубокіе, что могутъ ходить по нихъ барки со всякими товарами и вегцьми нужными для жизни, и останавливаться у обывательскихъ домовъ. Я удивлялся правильности сихъ многочисленныхъ каналовъ, по коимъ подѣланы великолѣпные мосты. Берега рѣки по обѣимъ сторонамъ одѣты каменными ступеньками, составляющими лѣстницы, по коимъ можно вездѣ взойти на верхъ, улицы узкія, но прямыя, и намощены только дорожками изъ тесанаго камня подлѣ домовъ для выгоды пѣшихъ. Улица на концѣ запирается всякую ночь воротами; на всѣхъ же отгорожены перилами особыя мѣста, въ коихъ хранятся пожарныя орудіи; предосторожность тѣмъ наипаче нужная въ Японіи, что пожары тамъ очень часты.
   Во всей Имперіи одинъ только замокъ Финго превосходитъ Осаку крѣпостію, пространствомъ и великолѣпіемъ. Видъ онъ имѣетъ четвероугольной, а въ окружности около пяти верстъ. Государь всегда въ-немъ содержитъ сильной гарнизонъ, и два изъ первыхъ придворныхъ господъ по перемѣнкамъ командуютъ въ немъ по три года. Когда одинъ вступаетъ въ отправленіе должности, другой обязанъ ѣхать ко двору для отданія отчета въ своемъ поведеніи. Они при сей смѣнѣ не могутъ между собою видѣться; отъѣзжающей оставляетъ въ своихъ покояхъ на письмѣ наставленія приѣзжающему. Они никакаго дѣла не имѣютъ до губернаторовъ города, которые ниже ихъ чиномъ.
   Осака должна быть чрезвычайно людна, ежели правда, какъ увѣряютъ Японцы, что изъ однихъ ея жителей можно составить восемьдесять тысячъ войска. Положеніе выгодное по причинѣ сухаго и водянаго пути дѣлаетъ ее самымъ торговымъ городомъ въ Имперіи. Она наполнена зажиточными купцами, художниками и мастеровыми. Съѣстные припасы изобильны, равно какъ и все служащее къ роскоши и удовольствію.
   Народъ весьма любитъ музыку, праздники, позорища и увеселенія: по сей причинѣ островитяне называютъ сей городъ театромъ утѣхъ. Каждой часъ возвѣщается звукомъ разныхъ инструментовъ, и каждой часъ имѣетъ свой особой инструментъ.
   Въ Осаку съѣзжаются изо всѣхъ провинцій Имперіи, дабы съ большимъ удовольствіемъ проживать лишніе доходы. Господа имѣютъ въ ней свои домы, хотя и не позволено имъ тамъ препроводить больше одной ночи. Одинъ изъ нихъ угощалъ Голландскаго посла, и вотъ, что наблюдается при сихъ церемоніальныхъ пирахъ. Каждой гость имѣетъ особой столъ; сіи столы низки и узки, и сидятъ за ними на пятахъ. Не покрываются они ни скатертями, ни коврами, но перемѣняются при всякой подачѣ, хорошо вылакированы, и Японцы такъ ихъ чисто содержатъ, что не примѣтить на нихъ пятна. Нѣтъ народа, который бы столь старался объ опрятности въ таковыхъ пирахъ. Тарелки и блюды украшены цвѣтами, или лентами, и безъ того не попадутъ птицы на столъ, чтобъ носъ и ноги не были у нея вызолочены.
   Обыкновенная пища есть пшено; оно здѣсь сытнѣе, нѣжнѣе, нежели въ другихъ восточныхъ странахъ. Дѣлаютъ изъ него тѣсто, которое ѣдятъ вмѣсто хлѣба. Прочіе кушанья сушь рыба, а особливо китовое мясо, устрицы и другія раковины, всякія травы и коренья, собираемые въ лѣсахъ, на горахъ, по болотамъ, по дикимъ и пустымъ мѣстамъ, и даже на днѣ моря. Варятъ ихъ въ водѣ, положа не много соли; прибавляютъ къ сему соусъ или разваръ изъ бобовой муки, и мѣшаютъ также нѣсколько саки, то есть родъ пива изъ пшена, которое есть обыкновенное хмѣльное питье въ Японіи. Есть другое составленное изъ соку сливъ, вкусомъ пріятное, но нестоль употребляемое, уксусъ, коровье масло, шафранъ и наши пряныя зелья не входятъ въ ихъ кушанье; приправливаютъ оныя китовымъ жиромъ, или орѣховымъ масломъ, которое часто предпочитается оливному. Дѣлаютъ также тѣсто изъ пшеничной муки, мѣшая съ бобовою мукою и другими, и разрѣзываютъ оное на подобіе макароновъ; наконецъ столы бываютъ наполнены сахарными и другими заѣзками. Народъ здѣшней много пьетъ чаю, но молока никогда, которое почитаетъ онъ за кровь не совсѣмъ еще сдѣлавшуюся.
   При большихъ столахъ обыкновенно играетъ музыка; но веселіе изгнано обременяющими у гостей мысли обрядами, которые мало разнятся отъ Китайскихъ, хотя Японцы не столь много полагаютъ въ нихъ важности. Вставая изъ за стола, пьютъ чай, поютъ, предлагаютъ загадки; и сія забава занимаетъ у нихъ мѣсто нашихъ костей и картъ, коихъ употребленіе по счастію совсѣмъ не извѣстно въ сей землѣ. Азартныхъ игоръ терпѣть здѣсь не могутъ, и почитаютъ ихъ за недостойной и презрительной торгъ и безчестное для честныхъ людей упражненіе.
   Во время нашего въ Осакѣ пребыванія давали намъ два раза комедію. Комедіи, пѣніе, плясда суть позорища весьма любимыя народомъ. Вѣра ихъ не только оныхъ не проклинаетъ, во позволяетъ и посвящаетъ. Не смотря однакожъ на то, что сіи увеселенія составляютъ часть праздниковъ, отправляемыхъ въ честь божествомъ, развращенные нравы комедіантовъ чинятъ ремесло ихъ не менше презрительнымъ, какъ во Франціи. Что принадлежитъ до театровъ, на оныхъ декораціи и машины удивительныя, музыка странная, состоящая изъ флейтъ, барабановъ, цымбаловъ и большихъ колоколовъ что производитъ звукъ пріятной только ушамъ однихъ Японцевъ. Сей народъ имѣетъ ту особливость, что управляетъ пѣніе по пляскѣ, а не пляску по музыкѣ. Должно признаться по поводу машинъ, что послѣ Китайцовъ нѣтъ народа въ нихъ сильнѣе. Наши мастера должны бы ѣздишь къ нимъ учиться. Они бы тамъ переняли дѣлать уродливыхъ великановъ, ходячія горы, города наполненные жителями, водометы и тысячи другихъ предметовъ, кои представляемъ мы только на полотнѣ"
   Для сихъ декорацій не пренебрегаютъ они утѣхъ разума, и слуха. Японцы имѣютъ комедіи, коими столь-же прельщаются, какъ и мы нашими Содержаніе оныхъ взято изъ исторіи. Представляютъ въ нихъ похожденія боговъ, а иногда любовныя ихъ дѣла. Обыкновенно въ роляхъ ихъ смѣшены бываютъ всѣ роды, трагической, комической, лирической и пантомимъ. Комедіи раздѣлены на дѣйствія и явленія. Въ прологѣ предлагается содержаніе, но не открывая, чѣмъ развяжется комедія, дабы не отнятъ у зрителей удовольствія, производимаго нечаяннымъ какимъ оборотомъ. Интермедіи сушь балеты или смѣшныя комедіи; но въ комедіяхъ и трагедіяхъ все относится ко нравоученію. Стиль первыхъ важенъ и падутъ, и онѣ всегда заключаютъ въ себѣ геройскія дѣйствія. Одно не должно быть повторяемо всякой годъ. Комедіанты суть молодые люди, избираемые изъ обывателей, кои и театръ содержатъ: ибо каждая чаешь города по очереди даетъ на то деньги разъ %или два въ году; комедіантки же берутся изъ непотребныхъ домовъ.
   Вещь любопытная видѣть, какимъ образомъ тѣ, кои даютъ комедію, провожаютъ на подобіе хода, комедіантовъ и машины.
   Сперва видѣнъ подъ богатымъ балдахиномъ широкой щитъ, на коемъ написано крупными буквами имя улицы дающей на своемъ иждивеніи въ тотъ день, позорище. Оной препровождается огромною музыкою, привлекающею толпы народа изъ ближнихъ мѣстъ, а за нимъ слѣдуютъ декораціи и все нужное при театрѣ. Тяжелыя вещи несутся наемными работниками; достальное ребятами чисто одѣтыми. По томъ идутъ комедіанты, а за ними всѣ жители околотка въ церемоніальномъ платьѣ. Шествіе замывается толпою черни несущей лавки и рогожки по два въ рядъ.
   Какъ позорища представляются въ большіе праздники, и какъ иногда они составляютъ часть богослуженія, то жрецы занимаютъ при оныхъ первыя мѣста. Сіи сборища держатся по близости капищъ, или въ самыхъ капищахъ, естьли оныя пространны. Напротивъ духовенства сидятъ губернаторы, ихъ чиновные и караульные; должность послѣднихъ состоитъ въ томъ, чтобъ смотрѣть за простымъ народомъ.
   Праздникъ примѣчанія достойной есть тотъ, которой отправляетъ всякой городъ въ честь своему покровителю. Оной начинается рано по утру превеликимъ ходомъ. Прошедъ по главнымъ улицамъ, вступаютъ въ капище, а оттуда на площадь опредѣленную для всякаго рода представленій. Въ праздникъ, которой давали намъ въ Осакѣ, сперва шли восемь молодыхъ дѣвушекъ въ разнообразномъ одѣяніи, несшихъ цвѣты и опахало. Онѣ плясали всѣ по очереди, и отъ времени до времени смѣняемы были двумя престарѣлыми женщинами также въ особливой одеждѣ.
   На театрѣ представленъ былъ превеликой садъ, изпещренный цвѣтами, а въ срединѣ онаго деревенская хижина, изъ которой вышли другія восемь дѣвочекъ въ бѣломъ, и такъ же плясали. Послѣ сей декораціи появились восемь торжественныхъ колесницъ, везомыхъ молодыми и изрядно убранными юношами. На колесницахъ сдѣланы были деревья разныхъ родовъ, долина покрытая зеленью, густая роща, посреди коей лежалъ спящей тигръ, китъ до половины сокрытой въ водѣ и многія другія изображенія природной величины.
   За ними слѣдовала движущаяся гора, водобой окруженной деревьями, бочка и нако немъ домъ, которой уступилъ мѣсто двумъ пляшущимъ великанамъ. Третій вышелъ изъ горы съ долгою саблею и съ семью Китайцами, и всѣ они начали сражаться съ помянутыми исполинами. По окончаніи боя одинъ изъ великановъ разбилъ бочку, въ которой запертъ былъ молодой человѣкъ. Сей говорилъ рѣчь съ немалою приятностію и краснорѣчіемъ, по томъ плясалъ съ великаномъ, а между тѣмъ три обезьяны съ рыбьими головами, выскочившія изъ водобоя, прыгали около и старались ихъ передражнивать.
   Прочія декораціи, слѣдовавшія одна за другою, были торжественныя Китайскія ворота, загородной домъ, обозъ Японскаго Императора ѣдущаго въ дорогѣ, колодезь со всѣми пожарными орудіями, гора покрытая снѣгомъ, и все сіе было перемѣшано комедіантами, танцовщиками и пантомимами. Сіи позорища, даваемыя въ самые торжественные праздники приводятъ мнѣ на память скаредности, съ каковыми отправляется въ Провансѣ даже и донынѣ въ городъ Э извѣстной церковной праздникъ. Что я говорю? Японскія представленія можетъ быть еще менше заключаютъ въ себѣ непристойностей и неблагочестія, нежели сіи безразсудные ходы нашей провинціи, коихъ ни благоразуміе властей, ни просвѣщенная ревность Епископовъ, не могли донынѣ изъ употребленія вывести.
   Я есмь и пр.
   

ПИСЬМО LXX.

Продолженіе о Японіи.

   Изъ Осаки отправились мы въ Меако, которой лежитъ отъ нея верстахъ въ шестидесяти. Ѣхали мы сперва по весьма мокрымъ полямъ насѣяннымъ пшеномъ, хотя дорога идущая по берегу рѣки нѣсколько поднята и усажена двойнымъ рядомъ деревьевъ, кои не ниже нашихъ дубовъ, и приносятъ изобильно желтой плодъ, изъ котораго дѣлается довольно изрядное масло. Сія страна чрезвычайно населена: сіе тѣмъ чуднѣе можетъ показаться, что Японцамъ, какъ и всѣмъ просвѣщеннымъ народамъ, знакомы способы стыда достойные препятствовать рожденію людей и обманывать природу по причинѣ или развращеннаго вкуса, обиду наносящаго наипрекраснѣйшему ея творенію, или скрытныхъ выкидываній дѣтей, достойнаго порочной чести плода, или увѣченія тѣхъ нещастныхъ, кои посвящаются ревности нѣсколькихъ богачей, или на безпрочныя пѣсни.
   Деревни такъ людны и часты между собою, что составляютъ почти улицу до самаго Меако. Постоялые дворы можно узнать по стоящимъ набѣленнымъ у дверей дѣвкамъ. Мы ночевали въ Іодо небольшемъ городкѣ, славящемся красотою водъ своихъ и строеній. Предмѣстіе его есть долгая улица, ведущая къ великолѣпному мосту о сорокѣ дугахъ съ перилами, кои украшены мѣдными шарами. Посреди рѣки стоитъ замокъ, построенной изъ кирпича и производящей прелестное зрѣлище огромностію и высотою своихъ башенъ.
   На утріе увидѣли мы Меако, въ которой въѣхали по одной большой улицѣ, и слѣдовали ею съ лишкомъ часъ до нашего жилища. Было тогда первое число мѣсяца, которое Японцы празднуютъ посѣщеніями, гуляньемъ и другими увеселеніями.
   Мы встрѣтили толпу жителей обоего пола. Женщины, показалось мнѣ, довольно чисто были одѣты. Платье онѣ имѣли разныхъ цвѣтовъ, а на лицѣ шелковое покрывало; на головѣ же для защищенія отъ солнца большую соломенную шляпу. Видѣли мы также нищихъ одѣтыхъ смѣшнымъ образомъ: одни шли на ходуляхъ; другіе несли на головахъ горшки цвѣтовъ; иные пѣли, свистали, играли на разныхъ инструментахъ, а между тѣмъ шуты веселили народъ разными глупостями. Капища были освѣщены множествомъ плошекъ; и жрецы ударяя желѣзными молотками по колоколамъ, производили звукъ и шумъ, оглушающій прохожихъ.
   Въ слѣдующій день допущены мы были къ начальнику правосудія и на аудіенцію къ губернаторамъ, но принудили насъ къ небольшому униженію, велѣвъ оставить коляски наши шаговъ за пятьдесятъ отъ ихъ дома и путь докончить пѣшкомъ. У воротъ мы также долго простояли, и начальникъ правосудія не сдѣлалъ намъ и той чести, чтобъ себя показать, а принялъ подарки чрезъ своихъ чиновныхъ. у губернаторовъ не столько мы нашли спѣси. Они дали намъ посмотрѣть на себя сквозь решетку, какъ въ Осакѣ, и просили насъ нескоро отходить, дабы женщины могли довольно на насъ наглядѣться. Онѣ находились въ близлежащемъ покоѣ за ширмами, на коихъ проколоты были диры, и глядѣли, не будучи сами видимы, на вашъ образъ и платье. Мы не только принуждены были давать имъ смотрѣть шляпы, шпаги, часы и пр. но заставили насъ также скинуть епанчи для показанія стана нашего сзади и спереди.
   Мы пробыли недѣлю въ Меако названномъ, какъ древній Римъ, городомъ по преизяществу; ибо будучи жилищемъ самодержавнаго жреца, почитается онъ митрополіею Имперіи. Сей городъ построенъ посреди пространной долины, и тянется верстъ на пять. Окружающія его высоты и небольшія рѣчки чрезъ него протекающія дѣлаютъ весьма пріятнымъ его положеніе. На косогорахъ оныхъ холмовъ видно множество капищъ, монастырей и часовенъ: число оныхъ простирается тысячъ до шести. Дворецъ Даирія, которой одинъ занимаетъ десять или двенадцать улицъ, отдѣленъ отъ города рвами и стѣною. Жилище государя отличается высотою и великолѣпіемъ башенъ. Въ нѣкоторомъ отъ него разстояніи лежатъ покои женъ и главныхъ чиновниковъ. Остатокъ составляется изъ множества жилья простыхъ людей. На другомъ концѣ находится замокъ и дворецъ для свѣтскаго монарха, когда пріѣзжаетъ онъ посѣщать своего товарища, улицы въ городѣ узки, но прямы и весьма долги; домы низкіе, каковы они всѣ вообще въ Японіи, построены по большей части изъ дерева и глины, а на кровлѣ поставленъ чанъ съ водою для пожарныхъ случаевъ.
   Меако есть главный магазейнъ манифактуръ, средоточіе торговли и складъ всѣхъ въ государствѣ товаровъ. Въ немъ чистятъ мѣдь, бьютъ деньги, печатаютъ книги, дѣлаютъ самыя хорошія ткани. Лучшее крашенье, преизящнѣйшая рѣзьба, всякіе музыкальные ни струменты, хорошія живописи, богатые кабинеты, драгоцѣнныя лакированныя вещи, золотая, серебреная, стальная работа, прочные клинки, наивеликолѣпнѣйшія платья дѣлаются въ сей столицѣ. Въ нее ничего такаго не можно привезти изъ чужихъ краевъ, чего бы художники не были въ состояніи сами сдѣлать.
   Считаютъ въ ней больше шести сотъ тысячъ жителей, между коими по меньшей мѣрѣ есть сто тысячъ жрецовъ. Въ окружностяхъ сего святаго города находятся наивеликолѣпнѣйшія изо всей Японіи кашица. Они построены на высотахъ въ прелестномъ положеніи. Законъ повелѣваетъ созидать ихъ на неоскверненной землѣ и въ отдаленіи отъ мѣстъ подверженныхъ нечистотѣ: чѣмъ они рознятся отъ большой части нашихъ храмовъ, которые ставимъ мы посреди могилъ, или, какъ соборная Парижская церковь, близъ непринятой и замаранной больницы.
   Здѣшній народъ ни о чемъ больше не печется, какъ о великолѣпіи своихъ капищъ: онъ особливо умѣетъ придавать самой простотѣ много приятности и величества. Дерево и камень съ такимъ иснуствомъ обдѣлываютъ, что не можно смотрѣть безъ удивленія на сіи зданія. Ходъ въ оные есть пространная улица усаженная кедрами въ два ряда, усыпанная чистымъ пескомъ, а по обѣимъ сторонамъ построены высокіе домы для людей употребляемыхъ на службу капища. Съ половины улица начинаетъ подниматься нечувствительнымъ образомъ и кончится превеликою каменною лѣстницею. По томъ должно итти чрезъ многіе переходы, построенные на насыпяхъ окруженныхъ перилами или столбами, на коихъ придѣланы богатые фонари. Оныхъ бываетъ иногда до пятидесяти около одного капища, и всякую ночь ихъ освѣщаютъ. На каждомъ столбѣ сдѣлана золотая надпись, показывающая имя того, кто его поставилъ и содержитъ. Зданіе внутри великолѣпно по сравненію съ наружностію. Позолота и лакъ повсюду въ немъ блестятъ. Кедровые столбы чрезмѣрной величины его поддерживаютъ. Стѣны разкрашены, вылакированы и выглажены, какъ стекло. Ничто особливо не можетъ сравниться съ красотою кровель, кои или позлащены или покрыты хорошимъ лакомъ.
   Императорское капище есть великолѣпной храмъ, опредѣленной для принятія Кубы, когда вздумается ему итти на молитву. Превеликая лѣстница ведетъ въ зданіе превосходящее величественностію и самой дворецъ первосвященника. Посреди первой залы, которая весьма пространна, стоитъ большой идолъ окруженной другими малыми и разными украшеніями. По обѣимъ бокамъ сей залы подѣланы часовни съ небольшими покоями для Императора, оные построены выше большой залы, но такъ, что сквозь ихъ двери видны часовни.
   Близь помянутыхъ покоевъ находится садъ, въ которомъ искуство соединило всѣ приятности Многія рѣдкія травы, перемѣшанныя съ рѣдкими камнями, украшаютъ партеры; но всего прелестнѣе видѣть рядъ холмовъ подобныхъ природнымъ и покрытыхъ наилучшими цвѣтками. Между ими извивается ручеекъ съ приятнымъ журчаніемъ, а на немъ изрѣдка подѣланы мосты, при вмѣстѣ служатъ и для уѣрашенія и для сообщенія между разными частями сада.
   Насъ провели на конецъ сего прелестнаго мѣста, гдѣ представляются взору красоты другаго роду, производящія отъ различности положеній. Вышедъ въ заднія двери, прибыли мы въ небольшое капище, построенное тридцатью шагами выше на горѣ; въ немъ то хранятся имена умершихъ Императоровъ, вырѣзанныя на столѣ окруженномъ стульями, на коихъ лежатъ разныя бумаги, содержащія молитвы.
   Оттуда два молодыхъ бонза, люди очень учтивые, служившіе намъ проводниками, впускали насъ во многія другія капища. Повсюду толпа монаховъ выходила насъ встрѣчать, подчивала чаемъ, сакомъ, булками и заѣдками. Я не стану описывать всѣхъ сихъ зданій, ни идоловъ обоего пола, всякаго возраста, ни изображеній всякаго рода въ нихъ находящихся; а скажу только въ послѣдній разъ, что во всякое время около ихъ бываетъ множество народа, и что нигдѣ не увидишь больше шинковъ и непотребныхъ домовъ, какъ въ сосѣдствѣ сихъ святыхъ мѣстъ.
   Японскія капища разнятся между собою пространствомъ и архитектурою, смотря по достоинству бога, въ нихъ почитаемаго. Вообще похожи они на Китайскіе, то есть, что по большой части имѣютъ высокую башню тончащуюся куполомъ, опирающимся на кирпичной стѣнѣ, вышиною футовъ въ двѣнадцать, и столь широкою, что оная составляетъ площадку. Кровли крутыя, остроугольныя и свѣсы у нихъ загнуты. Превеликая зала безъ оконъ, служитъ вмѣсто капища, и свѣтъ получаетъ изъ однихъ дверей. Въ стѣнахъ подѣлано премножество впадинъ, кои наполнены истуканами. Посреди стоитъ жертвенникъ, обыкновенно богатой, а на немъ идолы во многомъ числѣ и уродливаго вида. Намъ показывали одного, которой имѣлъ сорокъ шесть рукъ. Около его поставлено шестьнадцать героевъ одѣтыхъ въ черномъ, и больше природной величины; за ними стояли другіе идолы въ томъ же вкусѣ. Самые дальніе держали долгой пастушей посохъ, а иные плетенки изъ цвѣтовъ, и за ними слѣдовали другіе истуканы, расположенные въ такомъ порядкѣ, что можно было видѣть и дальнихъ. Японцы думаютъ, что число сихъ истукановъ простирается до тридцати трехъ тысячъ трехъ сотъ тридцати трехъ: такое по крайней мѣрѣ носитъ имя сіе капище. Предъ главнымъ идоломъ стоитъ подсвѣщникъ о многихъ ручкахъ, въ коихъ зажигаютъ свѣчи, испускающія приятной запахъ.
   Близь капищъ наибольше посѣщаемыхъ стоятъ обыкновенно "громные монастыри Бонзовъ. Сіи зданія пространны, и имѣютъ иногда до двухъ сотъ колей, не считая другихъ покоевъ для разныхъ монастырскихъ употребленій, какъ столовая, баня, поварни, библіотеки и пр. Видны также при нихъ сады, водобои, рощи, огороды, гульбища, словомъ все, что. можетъ доставить удовольствіе и выгоды житейскія симъ отрекшимся отъ оныхъ людямъ.
   Капища, о коихъ я говорю, посвящены чужестраннымъ божествамъ: древніе здѣшней земли боги довольствуются одними почти простыми, такъ сказать, часовнями. Сіи суть небольшія чешвероугольныя деревянныя зданія, коихъ вышина не превозходитъ пятнадцати футовъ. Около оныхъ идутъ переходы съ нѣсколькими ступенками. Дверей въ нихъ нѣтъ, а сдѣланы съ лица два окна, чрезъ кои видно внутреннее ихъ положеніе, и предъ коими падаютъ ницъ молельщики, не входя въ капище, а возсылая снаружи молитвы и прозьбы божеству, несмотря внутрь сквозь решетку. Посреди капища находится большое зеркало для возпоминанія, что нечистота душевная открыта божеству такъ, какъ пятна на лицѣ видны въ семъ зеркалѣ. Къ потолоку привязываютъ лоскутья бѣлой бумаги для показанія чистоты мѣста, но рѣдко ставятъ, въ нихъ идоловъ. Однакожъ ежели божекъ покажетъ какое славное чудо, строятъ ему кивотъ, и ставятъ въ оной его истукана. Во дни набожества жрецы сидящіе предъ сѣнями часовни принимаютъ приношенія. Въ простые же дни кладутъ подаяніе въ кружку; и набожные звонятъ въ колоколъ, дабы подать вѣсть богу, что они пришли.
   Сверьхъ сего безчисленнаго множества набожныхъ зданій, построенныхъ во всѣхъ провинціяхъ Имперіи, всякой перекрестокъ, мостъ, большая дорога почтены присутствіемъ какого ни есть идола, а особливо наполнены ими мѣста около капищъ и монастырей. Образа ихъ продаются народу, которой приклеиваетъ ихъ, какъ объявленія, на городскихъ воротахъ, на народныхъ зданіяхъ и по угламъ улицъ. Нѣтъ дома, на которомъ бы не было сихъ изображеній, представляющихъ домашнихъ боговъ покровителей. На головахъ у нихъ шапки, или сіяніе, каково пишется около головъ Христіанскихъ святыхъ.
   Разныя ремесла имѣютъ здѣсь своихъ собственныхъ боговъ, какъ у насъ во Франціи, цехи избираютъ себѣ покровителей между святыми, кои удостоиваютъ вмѣшиваться въ ихъ дѣла. Воженъ Японскихъ рыбаковъ представленъ на камнѣ посреди моря, держащій въ одной рукѣ уду, а въ другой рыбу. Купцы признаютъ защитникомъ своимъ бога раздавателя богатствъ и изобилія. Онъ сидитъ на кулѣ пшена, и гдѣ ни ударитъ молоткомъ, отвсюду выходятъ клады, платье, съѣстные припасы и пр.
   Скоты, и особливо обезьяны, суть также предметъ богопочтенія, и имѣютъ олтари и капища. Народъ извиняетъ таковое служеніе говоря, что тѣла сихъ животныхъ, столь подобныхъ на людей, заключаютъ въ себѣ человѣческія души, и особливо героевъ, кои суть здѣшніе боги. Хотя олени и не имѣютъ равнаго богослуженія, но они въ толикомъ почтеніи, что лишается имѣнія и жизни тотъ, на кого доведутъ, что онъ умертвилъ оленя. Вообще къ животнымъ таковое оказывается уваженіе что нарочно около монастырей заведены для нихъ небольшіе лѣсочки, и Бонзы носятъ имъ туда пищу. Монахъ, коему поручено ихъ кормить, зоветъ ихъ въ колоколъ, и отпускаетъ также, когда они наѣлись.
   Дворовая скотина здѣсь почти таже, что и въ Европѣ: лошади, быки, свиньи, собаки, кошки и пр. но они большею частію дикіе, ибо не стараются ихъ приучать, а овцы и живутъ въ лѣсахъ и по горамъ, по тому что здѣсь польза получаемая отъ шерсти совсѣмъ не извѣстна, а преселеніе душъ убивать ихъ возпрещаетъ.
   Было время, въ которое Японцы имѣли великую привязанность въ собакамъ, и вотъ тому причина. Одинъ Императоръ, родившійся подъ созвѣздіемъ сего животнаго, его жаловалъ, а подданные почитая за долгъ слѣдовать его примѣру, боготворили даже и самыхъ паршивыхъ щенятъ. Собаки чрезъ то учинились столь наглы, что не можно было появишься на улицѣ безъ того, чтобъ не быть отъ нихъ укушену. Построили имъ конурки на подобіе часовенъ, и даже докторы приставлены къ нимъ были пещись о ихъ здоровьѣ. Смерть ихъ почиталась злымъ предзнаменованіемъ, и дабы учинишь имъ больше чести, погребали ихъ на вершинахъ горъ. Человѣкъ приставленной къ отправленію сей должности, жаловался однажды, что ноша была тяжела, и проклиналъ законъ причиняющій ему толико труда. "Благодари боговъ, отвѣчалъ ему на сіе его товарищъ, что Императоръ не родился подъ созвѣздіемъ тельца; тебѣ ноша показалась бы еще тяжелѣе...
   По смерти сего Государя народъ отплатилъ за сію неволю, и съ собачьимъ божествомъ такъ неучтиво началъ поступать, что оно сокрылось въ лѣса, ища спасенія. Съ того времени собаки сдѣлались дикими, и мало бываетъ изъ нихъ такихъ, кои бы жили съ людьми. На мѣсто того кошки вошли въ милость у женщинъ, и понынѣ еще здѣсь въ чести.
   Есть другая тварь, къ которой столь великое имѣютъ почтеніе, что запрещено ей наносить наималѣйшей вредъ, то есть журавль. Онъ принимается за птицу презднаменующую добро, и чернь называетъ его милостивымъ государемъ: Во Франціи есть у насъ также господа журавли. Японскіе такъ ручны, что можно ихъ считать между домовыми птицами; что также бываетъ и у насъ.
   Крысъ и мышей водится очень много на здѣшнихъ островахъ. Жители не только ихъ не боятся, но воспитываютъ для своего увеселенія, и учатъ разнымъ проворствамъ, а особливо въ Осанѣ, какъ сборномъ мѣстѣ всѣхъ обманщиковъ.
   Бѣлой муравей есть напасть столь же страшная, какъ огонь. Сему насѣкомому даютъ также имя Бурава, по тому что противъ его обжорливости ничто стоять не можетъ, кромѣ камня и металловъ. Не можно имѣть въ кладовой большаго неприятеля, какъ онъ. Онъ точитъ съ такою скоростію, что все перепорчено и съѣдено прежде, нежели успѣютъ примѣтить, что онъ тутъ. Ходитъ всегда станицами, какъ обыкновенные муравьи, съ коими ведетъ безпрерывную войну. Часто они сражаются за свои жилища, и не одна куча была орошена кровію побѣжденныхъ. Сіи бѣлыя муравьи не могутъ терпѣть открытаго воздуха, а когда собираются переходишь въ другое жилище, то дѣлаютъ долгіе подкопы наподобіе свода, изъ пыли смѣшанной съ ихъ пометомъ, По симъ подземнымъ ямамъ, кои служатъ имъ вмѣсто окоповъ противъ непріятелей, бѣгаютъ они спокойно взадъ и впередъ; единое средство выгнать ихъ насыпать туда соли. Сіи насѣкомыя вооружены четырьмя загнутыми и острыми щипцами. Нѣсколько дней назадъ проснувшись, увидѣлъ я на столѣ у себя долгой сводъ толщиною въ мизинецъ. Любопытство заставило меня съ прилѣжностію разсмотрѣть, и я увидѣлъ, что муравьи, вышедъ изъ подпола, взбирались сквозь ногу стола, по томъ продолжая диру по доскѣ стола, просверлили другую ногу, и опять ушли подъ полъ. Все сіе было сдѣлано въ одну ночь, и можетъ быть въ нѣсколько часовъ.
   Оставя Меако, приѣхали мы ночевать въ село называемое Оицъ, въ которомъ только одна улица. Въ немъ считается около тысячи домовъ разсѣянныхъ по берегу озера весьма узкаго, но въ длину имѣющаго больше двухъ сотъ верстъ. Не далеко оттуда лежитъ высокая гора, покрытая деревьями до самой вершины, ина которой, ежели вѣрить Японцамъ, было въ старину больше трехъ тысячъ капищъ, и превеликое число монастырей. Положеніе ея и мысль, которую имѣли о ея святости, учинили ее убѣжищемъ жителей Меаки въ нещастныя времяна войны; но одинъ Императоръ, которой сверхъ ненависти къ жрецамъ, имѣлъ особливыя причины неудовольствія на сей городъ, разорилъ капищи, и умертвилъ всѣхъ монаховъ.
   Мало находится въ здѣшней странѣ мѣстъ, кои бы не славились какимъ особымъ произведеніемъ. Здѣсь собирается наилучшій табакъ изо всей Японіи и въ великомъ изобиліи тотъ родъ трости или бамбу, изъ котораго дѣлаются палки. Ихъ то Голландцы привозятъ, и продаютъ намъ подъ именемъ Rottang. Цѣна имъ вообще посредственная" но они становятся дороги, когда владѣлецъ земли запрещаетъ ихъ вырывать нѣсколько лѣтъ сряду, опасаясь повредить тѣмъ ихъ размноженію. Роттангъ пускаетъ коренья столь глубоко, что, дабы ихъ вынуть изъ земли, должно копать немалыя ямы. Большая часть жителей не имѣетъ другаго упражненія, ни другихъ торговъ.
   Но чѣмъ наибольше отличается земля около Меако, есть порошекъ удивительной силы для всѣхъ болѣзней. Одинъ бѣдной житель, почитаемой изобрѣтателемъ сего лѣкарства, разгласилъ, что явился ему во снѣ богъ, и показавъ разныя травы, повелѣлъ ихъ употреблять на вспоможеніе его земляковъ. Сія сказка ввела лѣкарство въ честь, и выдумавшій ее собралъ въ короткое время неизчетное богатство. По сему судить можно, что Франція не одна земля, гдѣ таковые обманщики наживаются, но у насъ и самые изъ нихъ богатые не подражаютъ благодарности сего Японца; ибо онъ соорудилъ капище во славу бога своего благодѣтеля. Потомки его продолжая тотъ же торгъ, не менше знатны своими богатствами и построеніемъ зданій, а народъ не преставалъ быть ослѣпленъ склонностію, врожденною въ людяхъ ко всему чудесному.
   Едва мы потеряли изъ вида Оицкое озеро, встрѣтились съ нами тѣ прекрасныя молельщицы или монахини, собирающія милостыню, кои здѣсь доставляютъ толикія утѣхи путешествующимъ. Сіи дѣвки подошли, поя пѣсни, и поступки ихъ показались намъ свободны и скромны, но смѣшаны вмѣстѣ со стыдомъ и съ безстыдствомъ. Прошеніе милостыни не столько имѣло видъ бѣдности, вамъ страстолюбія, и чего не могли онѣ получишь прозьбою, свободно то доставали своими прелестями. Мы видѣли также одну женщину въ шелковомъ платьѣ довольно нарядную и нарумяненную, которая вела слѣпаго, и идучи передъ нимъ, просила милостыни.
   Приближаясь къ Іокаицу городу посредственной величины, видѣли мы похороны одного знатнаго человѣка. Сперва шла великая толпа женщинъ, сродницъ или приятельницъ покойника, одѣтыхъ въ бѣломъ и съ покрываломъ на головѣ. Знатнѣйшихъ изъ нихъ несли въ носильняхъ, кои нимало украшеніемъ своимъ не походили на погребальныя. За ними слѣдовали ихъ служанки и нѣкоторое число невольницъ.
   По томъ шли главнѣйшіе приятели умершаго въ наилучшихъ платьяхъ, а за ними въ нѣкоторомъ разстояніи толпа Бонзовъ, которыхъ начальника въ одеждѣ съ золотыми травами несли въ носильнѣ. На прочихъ монахахъ были полукафтанья и рясы съ долгими хвостами. Одинъ изъ нихъ безпрестанно билъ въ тазъ похожей на литавру, а товарищи его пѣли похвалы своихъ боговъ. Между ими и начальниками одинъ человѣкъ въ сѣрой одеждѣ держалъ превеликой сосновой факелъ. Прочіе неслина копьяхъ корзину съ цвѣтами, кои низпадали какъ дождь въ знакъ, что душа покойника находится на небѣ. Въ самомъ дѣлѣ, когда они трясли корзинками, зрители съ радости кричали: "онъ счастливъ; онъ допущенъ въ жилище блаженныхъ."
   Позади сихъ людей, но въ нѣкоторомъ отдаленіи, восемь молодыхъ Бонзовъ несли подъ руками долгія трости съ значками, на коихъ написано было имя главнаго божества, коему умершій покланялся. Они послѣдуемъ! были двенадцатью другими монахами, изъ коихъ десятеро имѣли каждой по фонарю на шестѣ съ тѣмъ же именемъ, а двое по незажженному факелу.
   Слѣдовала потомъ толпа людей одѣтыхъ въ сѣромъ платьѣ съ треугольными небольшими черными кожаными и лакированными шляпами. Имя бога еще разъ написано было на знамѣ, которое несено позади ихъ.
   Наконецъ появилось тѣло. Его несли четыре человѣка въ богатой качалкѣ. Лице у него было открыто, руки сложены на груди, какъ у человѣка молящагося. Сверѣхъ платья имѣлъ онъ бумажную рясу, въ коей всѣ набожные стараются умереть. Главнѣйшіе предметы ихъ вѣры изображены на нихъ таинственными знаками, кои имъ служатъ вмѣсто пашпорта на тотъ свѣтъ. Дѣти покойника шли около сего плачевнаго одра въ праздничномъ платьѣ; самый младшій несъ горящей факелъ, коимъ должно было зажечь костеръ. Мѣсто, гдѣ поставлено тѣло, есть поле огороженное стѣнами покрытыми чернымъ, какъ цвѣтомъ ничего здѣсь печальнаго не представляющимъ. Не ономъ выкопана яма, изъ которой возвышался востеръ между двумя столами; на одномъ лежало мясо, на другомъ стояла жаровня.
   Когда Бонзы положили трупъ на костеръ, то начальникъ ихъ приближился, и взявъ у сына покойнаго факелъ, махалъ имъ какъ кадиломъ, обходя три раза могилу; по томъ прочтя нѣсколько молитвъ, отдалъ назадъ сыну, а Сей бросилъ его въ средину костра. Тогда прочіе Бонзы зажгли костеръ съ разныхъ сторонъ, и лили на него масло и другія сгараемыя жидкости, смѣшанныя съ благовоніемъ. По сгорѣніи тѣла сродники подошли къ столу, гдѣ стояла жаровня, окропили ее духами, и низко поклонились въ почтеніе покойнику, коего душа, по мнѣнію ихъ, улетѣла на небо.
   Обыкновеніе сожигать тѣла не въ общемъ употребленіи въ Японіи. Часто довольствуются только зарывать оныя, особливо бѣдныхъ иначе и не погребаютъ. Впрочемъ, не смотря на разность вѣръ, похороны во всемъ государствѣ почти единымъ образомъ отправляются. Жрецы присутствуютъ на оныхъ, не требуя больше того, что дадутъ имъ подъ именемъ милостыни; но предъ смертію больнаго употребляютъ они все стараніе, чтобъ отказана была имъ часть его имѣнія.
   По окончаніи обряда всѣ разошлись. Наутріе сродники и друзья собрались на тоже мѣсто, сгребли пепелъ, всыпали его въ позлащенной сосудъ, покрыли богатымъ покрываломъ, и спрятали на томъ же самомъ мѣстѣ, гдѣ былъ костеръ. Намъ сказывали, что здѣсь обыкновеніе оставлять оной шутъ на семь дней, въ теченіе которыхъ монахи приходятъ читать молитвы. По томъ сродники берутъ и сохраняютъ его, какъ вещь драгоцѣнную. Ставятъ сосудъ на подножіи, гдѣ написано имя умершаго и бога, коему онъ покланялся.
   По прошествіи седми мѣсяцевъ воздаютъ покойнику новыя почести, наблюдая часть тѣхъ же обрядовъ. Тоже самое повторяется послѣ семи лѣтъ а есть набожные, кои ни одной недѣли безъ того не пропускаютъ. Сіе въ нѣкоторыхъ сектахъ отправляется съ невѣроятнымъ звономъ въ колокола, битіемъ въ тазы и въ барабаны; что женщины, ребята и Бонзы умножаютъ еще ужаснымъ вытьемъ и крикомъ. Императоръ празднуетъ самъ всякой годъ поминовенія по своемъ отцѣ, и въ сей день выпускаетъ на волю многихъ колодниковъ. Вы заключите щами, что повѣствуемое мною не касается до черни; для нихъ и того довольно, что позволяютъ имъ умирать наровнѣ съ богатыми. Впрочемъ съ ними поступаютъ такъ, какъ у насъ съ тѣми, нему нечѣмъ заплатить за похороны.
   Когда умираетъ вельможа, онъ имѣетъ то утѣшеніе, что многіе изъ его подданныхъ за нимъ слѣдуютъ, убивая себя, дабы и на томъ свѣтѣ ему служить, а особливо ежели они къ тому обязались клятвою, и вотъ какимъ образомъ чинится сіе обязательство: "я тебѣ отдаю мою жизнь, говоритъ подданной или невольникъ, и обѣщаюсь недалѣе сохранять ее, какъ покамѣстъ можетъ она быть тебѣ полезна... Послѣ сего и господинъ и слуга пьютъ по чашѣ вина, и сіе почитается за обязательство наисвященнѣйшее и за обрядъ наинабожнѣйшій.
   Во время сего печальнаго обряда собираютъ они своихъ сродниковъ въ капище, садятся на рогожкѣ, и попировавъ разрѣзываютъ себѣ брюхо на крестъ; а естьли остается въ нихъ еще нѣсколько бодрости, даютъ себѣ ударъ можемъ въ горло, дабы совсѣмъ жизни лишиться, Есть невольники, кои, когда господинъ строитъ домъ, просятъ позволенія лечь въ фундаментѣ, и думаютъ симъ произвольнымъ жертвованіемъ учинишь зданіе непоколебимымъ.
   Въ нѣкоторыхъ сектахъ увѣрены, что души странствуютъ извѣстное число годсзъ по воздуху, прежде нежели допускаются въ жилище блаженныхъ, и прилетаютъ разъ въ году посѣщать свою родню. Сіе мнѣніе было причиною заведенія одного праздника, посвященнаго единственно на принятіе умершихъ. Домы тогда убраны бываютъ столь-же великолѣпно, какъ бы хозяинъ ожидалъ Императора. На канунѣ вся семья выходитъ изъ селенія на встрѣчу духамъ, и поле освѣщено факелами, дабы духи не заблудились. Когда же привидится, что они уже прибыли, чинятъ имъ великія привѣтствія, просятъ садиться, подчиваютъ, и продолжаютъ сей сумасбродной разговоръ больше часа. По томъ даютъ огромной ужинъ, за которымъ мертвые имѣютъ свои мѣста, какъ живые, и никто о томъ не сумнѣвается, чтобъ они не сосали наилучшій сокъ ихъ кушанья, которое имъ подносятъ.
   Послѣ ужина каждой ходитъ посѣщать души своихъ приятелей и сосѣдей, и ночь препровождается такимъ образомъ въ бѣганьи по городу. Праздникъ продолжается и на завтрѣе, послѣ чего провожаютъ мертвыхъ съ тѣмъ же обрядомъ до мѣста, гдѣ ихъ на канунѣ принимали. Дабы они не оставались въ домахъ и не безпокоили живыхъ, на кровли бросаютъ каменья, и осматриваютъ всѣ покои, стуча по угламъ палкою, дабы тѣмъ легче выгнать сіи бродящія души.
   Трауръ, которой въ Японіи равно какъ и въ Китаѣ, есть бѣлаго цвѣта, носится два года, въ теченіе коихъ отрекаются отъ всякихъ увеселеній. Оной весьма печаленъ, одежда изъ толстаго полотна, гладкая и безъ подкладки, опоясывается широкимъ и простымъ кушакомъ, и служитъ равно для мущинъ и женщинъ. Оба пола носятъ также траурной головной уборъ, состоящей изъ полотняной повязки, отъ которой назадъ виситъ предолгой лоскутъ. Таковая простота сопрягается съ наивеличайшею скромностію; выступаютъ важно, потупя глаза, и руки спрятавъ въ рукава. Въ сіе время не позволено ни сродникамъ, ни приятелямъ покойника отнимать у животныхъ жизнь; а въ годъ траура по Императорѣ запрещено во всей Японіи убивать и носить на рынокъ живыхъ тварей.
   Похороны, о которыхъ я говорилъ, остановили на нѣсколько часовъ нашъ путь, но невозирепятствовали намъ приѣхать ночевать въ Одэуано большой городъ провинціи Овари. Въ оной прибыла въ тоже время банда женщинъ для игранія комедіи, такъ какъ въ Европѣ ѣздятъ оныя по ярмонкамъ и по провинціямъ для увеселенія обывателей. Онѣ имѣли съ собою платье и декораціи нужныя для ихъ комедій, коихъ содержанія были военныя или любовныя приключенія. Сіи комедіантки зависятъ отъ одного человѣка, коего онѣ невольницы, и которой назначаетъ имъ разные округи съ строгимъ запрещеніемъ и подъ потеряніемъ жизни требовать больше положенной цѣны за всѣ утѣхи, кои онѣ могутъ людямъ доставить. Состояніе ихъ почитается за безчестное. По долговременномъ житіи въ наилучшихъ обществахъ, по долгомъ служеніи любовницами Японскимъ господамъ, которые, какъ и наши, предпочитаютъ ихъ честнымъ женщинамъ, при смерти кладется имъ въ ротъ удило изъ соломы сдѣланное, и таскаютъ ихъ по улицамъ съ поруганіемъ, по томъ бросаютъ тѣло на навозъ, какъ недостойное быть положено въ кладьбищѣ, и лишаютъ его погребенія, какъ у насъ, гдѣ комедіанты предаются проклятію.
   Замокъ Одэуано построенъ по средѣ воды, и обязанъ своимъ началомъ одному Императору, о которомъ разсказывали намъ слѣдующую повѣсть. Сей государь привыкши въ молодости своей къразвратному вкусу, имѣлъ отвращеніе отъ всѣхъ женщинъ, и не хотѣлъ жениться. Даири, дабы не произошло недостатка въ наслѣдникахъ престола, выбралъ изъ своихъ ближнихъ сродницъ двѣ княжны отмѣнной красоты, и просилъ его взять въ жену ту, которая ему полюбится больше. Монархъ согласился на требованіе; но будучи обузданъ первымъ своимъ вкусомъ, поступалъ съ женою весьма холодно. Сія государыня впала въ великую задумчивость, которая едва не прекратила ея жизни. Кормилица ея, тронутая сожалѣніемь, приняла смѣлость упрекнуть въ томъ Императора, которой озлобясь на ея дерзость, призвалъ архитектора, велѣлъ ему построить крѣпость окруженную водою, и заключилъ въ ней Императрицу, кормилицу и всѣхъ ея женщинъ.
   Изъ Оруано до Тогнца представились взору нашему наибольше примѣчанія достойными большая и славная рѣка Озянгава, гора Фудзи и знатное озеро Факонъ. Озингава течетъ такъ быстро, что не можно чрезъ нее переѣхать безъ помощи множества людей жители зная положеніе дна сей рѣки, переправляютъ путешествующихъ за установленной платежъ, и ежели кто изъ дорожныхъ утонетъ по нещастію, отдавшись въ ихъ руки, въ такомъ случаѣ въ Силу законовъ наказываются они смертію. Платятъ имъ, смотря по высотѣ воды, которая измѣряется столбомъ, поставленнымъ на берегу. Хотя она намъ показалась довольно низка, однакожъ дали на каждую лошадь по пяти человѣкъ, изъ коихъ двое съ каждаго боку поддерживали ее подъ брюхо, а пятой велъ за узду! Въ трудныя времена приставляютъ по двѣнадцати и по пятнадцати человѣкъ къ каждому ѣздоку.
   Гора Фудзи есть наивысочайшая на земномъ шарѣ. Отъ подошвы ея до вершины, которая кончится шпицемъ, считается около тридцати верстъ, и вершина покрыта снѣгомъ почти весь годъ. Какъ воздухъ рѣдко бываетъ тихъ на возвышенной части горы, то набожность привлекаетъ туда всегда множество народа для воздаянія почести богу вѣтровъ. Надобно употребить около трехъ дней, чтобъ на нее взойти; но съ нея спустишься можно менѣе трехъ часовъ съ помощію соломенныхъ салазокъ, на коихъ зимою катятся по снѣгу, а весною по песку. Жрецы населяющіе сіе воздушное жилище посвящены богочтенію Японскаго Еола, и здѣшніе писатели столь же часто упоминаютъ о сей горѣ и о рѣкѣ Осингавѣ, какъ наши церковные отцы говорятъ о Іорданѣ и о горѣ Ливанской, или какъ стихотворцы о Геликонѣ и Пермессѣ.
   Факонское озеро есть чистилище дѣтей умирающихъ прежде седми лѣтъ. Думаютъ, что они въ немъ мучатся до тѣхъ поръ, пока щедрость добротворительныхъ душъ ихъ не освободитъ. Берега озера усѣяны небольшими часовнями, въ коихъ жрецы принимаютъ милостыню отъ проѣзжихъ. Къ вою ужасъ наводящему прибавляютъ Они звукъ молопдвовъ, коими бьютъ въ небольшіе колоколы и раздаютъ кусочки бумаги, на которыхъ написаны имена ихъ боговъ. Сіи послѣднія съ почтеніемъ относятся на берегъ и бросаются въ озеро, будучи привязаны къ камню, дабы тѣмъ вѣрнѣе упадали на дно. Жрецы разсказываютъ, что по мѣрѣ заглажденія сихъ именъ души получаютъ облегченіе, и что освобождаются совсѣмъ, когда на бумагѣ не останется ни малѣйшаго слѣда письма. Мѣсто, въ которомъ по здѣшнему мнѣнію находятся дѣти, означено кучею каменьевъ, составляющею пирамиду. Всего чуднѣе то, что жрецы сами, кажется, увѣрены о истиннѣ пребыванія сихъ душъ въ водѣ, и что они бросаютъ туда помянутыя бумаги отъ добраго сердца.
   Показывали намъ въ одной изъ сихъ часовенъ многія древности, почитаемыя здѣсь за мощи. Видѣли мы сабли древнихъ героевъ, платье ангела, которой помогалъ имъ летать, гребень Іерошима перваго свѣтскаго монарха сей Имперіи, колоколъ Кобидаиса основателя одной славной секты, письмо писанное рукою одною древняго бога, и пр.
   Недалеко отъ озера лежитъ городъ Одовара, гдѣ дѣлаютъ пахучей Кашу. Оной есть сгущенной сокъ, приводимой Голландцами и Китайцами въ Японію, изъ котораго жители дѣлаютъ пилюли, цвѣты и небольшихъ идоловъ. Они мѣшаютъ въ него амвру, канфору и другія вещи, и приготовя такимъ образомъ, отвозятъ въ другія земли. Наиболѣе употребляютъ его женщины въ томъ предувѣреніи, что онъ укрѣпляетъ десны, и дыханіе чинитъ приятнымъ.
   Я не шпану описывать всѣ мѣста, кои видѣли мы на пути нашемъ до Іедо; а довольно дашь вамъ объ нихъ общее понятіе. Большая часть городовъ не имѣетъ ни стѣнъ, ни окоповъ; да и то рѣдко, чтобы рыли около ихъ рвы, или бы обносили ихъ плетнемъ, улицы вообще довольно порядочны, тянутся прямо, и пресѣкаются прямыми углами. На каждомъ концѣ сдѣланы ворота, кои запираются всякую ночь, а иногда и днемъ въ случаѣ возмущенія. улицы не вымощены; но я уже въ другомъ мѣстѣ сказалъ, какимъ образомъ награждается сей недостатокъ для выгоды пѣшеходцевъ.
   Села и деревни столь часты и столь велики, особливо на островѣ Нипонѣ, что занимаютъ почти все разстояніе отъ одного города до другаго. Правда, что въ нихъ не бываетъ больше одной улицы, такъ что почти вездѣ главныя дороги; ибо жители достаютъ пропитаніе продажею путешествующимъ съѣстныхъ припасовъ. По сей причинѣ въ деревняхъ бываетъ больше купцовъ и извощиковъ, нежели мужиковъ. Сіи послѣдніе живутъ въ шалашахъ или по средѣ поля, и домы ихъ больше походятъ на хлевы, нежели на жилища людей. Четыре деревянныя и весьма низкія загородки, вымазанныя землею и известью, и покрытыя соломою или досками, составляютъ жилище цѣлой семьи, часто многолюдной. Передъ дверьми виситъ рогожка, которая препятствуетъ прохожимъ видѣть, что дѣлается въ избѣ.
   Замки дворянъ, построенные близъ рѣки или на высотѣ, окружены тройною стѣною и толикимъ же числомъ рвовъ. Въ средней стоитъ зданіе, въ которомъ живётъ господинъ. Оное внутри убрано кедровымъ деревомъ, и куски онаго столь искусно сплочены, что того примѣтить не можно. Повсюду видны выпуклыя изображенія, представляющія наилучшія произшествія здѣшней исторіи, и раздѣленныя между собою позолотою и лакомъ. Главное строеніе, окруженное четвероугольнымъ дворомъ, бываетъ обыкновенно въ три этажа, и превышаетъ всѣ прочія зданія. Каждой этажъ имѣетъ небольшую кровлю, которая идетъ около всего дома на подобіе вѣнца. Во второй оградѣ подѣланы домы для дворянъ, секретарей, управителей и прочихъ главныхъ чиновныхъ, а въ третей для солдатъ, слугъ, конюховъ и другихъ черныхъ людей. Внѣ замка находится превеликое разчищенное мѣсто для сборница и ученія войскъ, ежели оныя есть.
   Пустыя мѣста, случающіяся между стѣнами, заняты садами страннаго вида. Они всѣ четвероугольныя и вообще весьма малы: земля покрыта крупнымъ пескомъ и круглыми камешками разнаго цвѣта. Бываютъ въ нихъ партеры со цвѣтами посаженными безъ всякаго порядка; но сіе составляетъ однакожъ пріятной видъ. Въ одномъ углу сада насыпанъ холмъ, или здѣлана каменная гора и украшена мѣдными птицами и насѣкомыми разбросанными съ великимъ искуствомъ. Изъ вершины ея стремится ручей, а иногда видны на сей бываютъ и пруды съ рыбою, берега коихъ украшены дерномъ и цвѣтами. На вершинѣ горы ставится обыкновенно капище, окруженное рощицею.
   Когда замки требуютъ починки, не можно приступишь къ тому безъ Императорскаго согласія, а еще менше строить новые. Чрезъ сію политику Японскіе монархи сохраняютъ въ добромъ состояніи только тѣ мѣста, которыя для себя нужными почитаютъ.
   При въѣздѣ нашемъ въ предмѣстіе столицы Іедо мѣсто опредѣленное на казненіе преступниковъ представило намъ ужасное позорище, то есть, множество человѣческихъ головъ и труповъ до половины сгнившихъ или разтерзанныхъ и множество собакъ, вороновъ и другихъ животныхъ, насыщающихся сими остатками.
   Помянутое предмѣстіе есть долгая и непорядочная улица. По правую руку видно море, а по лѣвую высота съ нѣсколькими изрядными капищами. Мы въѣхали на постоялой дворъ, гдѣ видъ пристани наполненной множествомъ судовъ всякаго рода, величины и строенія, представляетъ наипрекраснѣйшее въ свѣтѣ зрѣлище. Мы тутъ отдохнули часа съ два, и вступили наконецъ въ Іедо, гдѣ тотчасъ увидѣли тотъ прекрасной мостъ, общее, какъ уже я сказалъ средоточіе, отъ котораго мѣряется разстояніе мѣстъ во всемъ пространствѣ государства.
   Удивленіе наше наиболѣе возбуждено было невѣроятнымъ множествомъ народа, экипажами князей и вельможъ, безпрестанно попадающимися и богатымъ уборомъ господъ, встрѣчающихся на каждомъ шагу въ паланкинахъ; намъ не столько удивительна показалась пестрота лавокъ и вывѣшенныхъ образцовъ всякаго рода. Никто, какъ то случалось съ нами въ провинціяхъ, не оказывалъ любопытства на насъ смотрѣть, по тому что обозъ нашъ не въ состояніи былъ обратишь на себя глазъ обывателей города столь населеннаго, жилища силнаго монарха, столицы обширной Имперіи, гдѣ привыкли заниматься предметами, причиняющими больше шуму, нежели мы могли произвести.
   Я есмь и проч.
   

ПИСЬМО LXXI.

Продолженіе о Японіи.

   Мы дали знать о нашемъ пріѣздѣ министру чужестранныхъ дѣлъ. Намъ приказано было сидѣть дома въ заперти, а офицеру при насъ находящемуся не велѣно пускать къ намъ никого. Пробыли мы нѣсколько дней въ сей неволѣ, во время которой особливо внушено намъ было не выбрасывать въ окно никакой бумаги писанной на Европейскихъ языкахъ. Мало помалу начали намъ давать больше вольности, и я пользуясь оною, ходилъ смотрѣть сей столицы.
   Іедо есть безъ противорѣчія наивеличайшій городъ въ Имперіи, число жителей въ немъ невѣроятное. Японцы полагаютъ оное больше двухъ миліоновъ; но я думаю, что сего много. Они утверждаютъ также, что городъ имѣетъ тридцать пять верстъ въ длину, двадцать въ ширину, и сто десять въ окружности, что также съ лишкомъ увеличено. Лежитъ онъ на концѣ одного залива, и набережная его сторона имѣетъ видъ рогатой луны. Городъ не обнесенъ стѣнами, но окопанъ многими рвами, и имѣетъ высокіе валы, усаженные деревьями. Превеликая рѣка чрезъ него протекаетъ, и раздѣлясь на пять протоковъ, впадаетъ въ заливъ.
   Іедо не такъ порядочно построенъ, какъ другіе Японскіе города, потому что онъ мало по малу достигалъ до нынѣшней своей необыкновенной обширности. Есть однакожъ во многихъ околоткахъ преизрядныя улицы, порядочно разположенныя. Симъ украшеніемъ обязанъ онъ, частымъ пожарамъ, потому что большею частію домы деревянные. Кубы преврати его въ столицу Имперіи, украсили многими хорошими зданіями.
   Дворецъ ихъ вида непорядочнаго, построенъ по средѣ города, и утверждаютъ, что имѣетъ двадцать пять верстъ въ окружности. Сіе пространство заключаетъ въ себѣ великое множество улицъ, рвовъ, каналовъ, дворовъ и садовъ, и раздѣлено тремя стѣнами. Въ средней находится жилище государя построенное на возвышенномъ мѣстѣ, и окруженное толстыми стѣнами съ бастіонами. Въ самой срединѣ сдѣлана высокая о многихъ ярусахъ башня, столь богато украшенная. что издали даетъ замку видъ великолѣпной. Множество кровель загнутыхъ по концамъ, а по угламъ и на вершинѣ имѣющихъ позолоченныхъ драконовъ, такожъ умножаютъ сіе дѣйствіе. Большая часть строеній кромѣ одного стажа не имѣютъ, но оной весьма высоко выведенъ, и состоитъ изъ многихъ галлерей и покоевъ, изъ коихъ главные носятъ особыя имена. Залого тысячерогожною называется та, въ которой послы допускаются на аудіенцію къ его императорскому Величеству. Внутреннее убранство сихъ покоевъ просто, но красиво и со вкусомъ. Потолоки и столбы сдѣланы изъ кедра, изъ канфоры и дерева Іезери, которое отмѣнной красоты, и котораго жилы сами собою представляютъ цвѣтки и другія изображенія. Сія столярная работа лакирована золотыми травами и разпещрена выпуклою живописью. Полъ покрытъ бѣлыми рогожками съ золотою бахромою.
   Князья имперій имѣютъ свои домы въ самомъ дальнемъ околоткѣ отъ дворца. Между ими и государемъ живутъ министры и коронные урядники. Въ уборахъ мало разности между императорскямъ и ихъ домами. По всюду лакъ и рѣзныя или живописныя украшенія по здѣшнему вкусу. Скарбъ и архивы хранятся въ особомъ зданіи покрытомъ мѣдью и съ желѣзными дверми изъ предосторожности отъ пожаровъ. Опасность отъ грома заставила также выдумать подземные покои, у коихъ вмѣсто потолока сдѣлано водохранилище. Въ нихъ скрывается Императоръ во время грозы; ибо Японцы вѣрятъ, что сей преграды не можетъ прейти небесной огонь.
   Сверхъ Императорскаго дворца есть множество другихъ, разсѣянныхъ по разнымъ частямъ города. Представьте себѣ великое число замковъ построенныхъ посреди множества деревень, соединенныхъ между собою; и тогда вы будете имѣть точное понятіе о сей столицѣ.
   Аудіенція намъ назначена была въ скоромъ времени по пріѣздѣ нашемъ. Велѣли намъ быть рано при дворѣ и дожидаться въ гвардейской залѣ, пока не позовутъ. Мы тѣмъ начали, что послали наши подарки, кои разположены по томъ были на деревянныхъ столахъ въ тысячерогожной залѣ, гдѣ Императоръ ихъ осматривалъ. Вскорѣ за ними повезли и насъ восемь офицеровъ, а лошадей нашихъ вели подъ устцы служители. Голландской посланникъ, котораго здѣсь называютъ капитаномъ, несенъ былъ въ носильнѣ.
   Проѣхавъ городъ, прибыли мы къ первой стѣнѣ, и въѣхали въ оную по большому мосту ведущему на площадь, гдѣ находился многочисленной караулъ. Солдаты сидѣли на землѣ, поджавъ ноги, въ черномъ платьѣ, и у всякаго на кушакѣ было по двѣ сабли. Оставя носильню, лошадей и слугъ за второю стѣною, пришли мы во дворецъ и ждали въ гвардейской залѣ, пока собирался совѣтъ. Офицеры подчивали насъ чаемъ, табакомъ и трубками. и съ нами разговаривали. Тутъ мы пробыли около часа, и въ сіе время видѣли проходящихъ членовъ совѣта. Послѣ чего провели насъ чрезъ одинъ болшой дворъ въ превеликую залу, гдѣ желающіе имѣть аудіенцію ожидаютъ, чтобъ ихъ позвали. Оная убрана была богато, и позолоченные сшолбы, возвышающіеся между ширмами, составляли прелестное зрѣлище. Мы тутъ прождали еще съ часъ посреди множества тѣлохранителей и придворныхъ.
   Наконецъ дали намъ знать, что Императоръ прибылъ. Тогда взяли г. директора три урядника, и представили его величеству. Сей государь сидѣлъ, поджавъ, ноги, на великолѣпныхъ коврахъ, но такъ, что трудно было его видѣть. Государственные совѣтники, князья и прочіе господа стояли въ два ряда въ превеликихъ сѣняхъ, въ кои входы были заняты множествомъ дворянъ. Сколь скоро директоръ, или, ежели вамъ больше нравится, посолъ вошедъ, ведущіе его урядники закричали громогласно: Голланда капитенъ. При сихъ словахъ палъ онъ на землю, и ползъ на рукахъ между трономъ и столами, на которыхъ лежали подарки; по томъ поднявшись на колѣна сгорбился, ударилъ головою въ полъ, не говоря ни слова, и пятился назадъ дабы не оборотишься спиною въ монарху. Вотъ, государыня моя, обряды наблюдаемые при аудіенціи, которую сей государь даетъ Голландскому посланнику! Они нимало не разнятся съ тѣми, коимъ подвержены подданные Имперіи, когда приѣзжаютъ ежегодно пасть предъ подножіемъ престола.
   По возданіи такимъ образомъ почтенія нашего Императору, которой не удостоилъ насъ ни однимъ словомъ, всѣ начали выходить изъ залы съ великимъ молчаніемъ. На обѣдѣ для насъ приготовлённомъ каждой имѣлъ передъ собою столикъ съ Японскимъ кушаньемъ, и съ небольшими изъ слоновой кости палочками, служащими, какъ у Китайцевъ. вмѣсто вилокъ. Сперва подали намъ вареную рыбу въ изрядномъ соусѣ, устрицы свареныя въ ихъ раковинѣ съ уксусомъ, куски жаренаго гуся, жареную рыбу и яйца; потомъ принесли разные роды пирожнаго и заѣдокъ. Послѣ сего пира, которой, какъ вы видите, ни мало не соотвѣтствуетъ великолѣпію великаго монарха возвратились мы въ нашъ домъ въ томъ же порядкѣ, какъ ѣхали по утру, и бывъ весьма недовольны Императорскимъ столомъ.
   Какъ мы шутили о томъ съ посломъ: "я прощаю Императору, сказалъ онъ намъ, худой его обѣдъ за то, что онъ хорошо насъ принялъ. Не такъ хорошо, отвѣчалъ я ему; онъ не удостоилъ съ нами и поговорить. Правда, продолжалъ посолъ, но онъ насъ освободилъ отъ униженія, коему подвержены были многіе изъ моихъ предшественниковъ. Я еще не забылъ комедіи, при которой находился, и въ которой заставили меня играть наровнѣ съ другими весьма смѣшное лице. Я былъ тогда молодъ, но не могъ безъ негодованія смотрѣть, что люди почтенные характеромъ посла унижали себя даже до крайности. Никогда я не имѣлъ столь хорошаго случая удостовѣриться, сколь великую власть имѣетъ надъ людьми желаніе обогатиться, какъ бывъ свидѣтелемъ подлости моихъ земляковъ. Вамъ извѣстно, что я двадцати лѣтъ посланъ Батавскою компаніею въ качествѣ дворянина при директорѣ, котораго отправила она къ Японскому Императору отцу нынѣшняго монарха. Я не могу вамъ разсказать всѣхъ неприятностей претерпѣнныхъ нами на аудіенціи у сего государя и у вельможъ его двора, но берегу всему оному описаніе, которое прочту вамъ, пока не дадутъ намъ ужинать. Я умолчу объ обрядѣ почтенія, ибо оной точно такъ произходилъ, какъ сего дня; а прочее вы узнаете изъ сего описанія сочиненнаго лѣкаремъ посольства.
   "Императоръ, говоритъ онъ, пошелъ въ свои комнаты, куда и насъ позвали съ посланникомъ. Прошедъ многіе покои, остановились мы на четверть часа въ одной галлереѣ, откуда опять шли чрезъ разныя залы до превеликаго покоя, гдѣ насъ посадили. Люди съ выбритыми головами, кои были врачи его величества, поваренные чиновники и духовные, пришли у насъ спрашивать наши имена и лѣта: но вскорѣ поставили предъ нами ширмы, и тѣмъ насъ избавили отъ ихъ докуки...
   "Мы остались съ полчаса на семъ мѣстѣ, изъ котораго провели насъ по сѣнямъ, гдѣ стояли въ два ряда тѣлохранители. За ними ближе къ Императорской комнатѣ оные ряды были заняты многими главными коронными урядниками, обращенными лицемъ къ залѣ, куда насъ выдали. Они имѣли свои церемоніалныя платья и сидѣли на пятахъ, повѣся голову."
   "Мы приняты были въ комнатѣ раздѣленной на разные чуланы, изъ коихъ одни были открыты, другіе заставлены ширмами. Насъ посадили посреди сего покоя. Ихъ Величества находились по правую руку за решетками, или справедливѣе сказать, за тонкими обоями, на коихъ были подѣланы отверзтія для свободнаго смотрѣнія. Помянутыя отдѣленія росписываются изображеніями для украшенія, или больше для того, дабы лучше скрыть находящихся позади ткани. Государь сидѣлъ въ такомъ темномъ мѣстѣ, что мы бы его и не примѣтили, ежелибъ не узнали по голосу. Онъ говорилъ такъ тихо, какъ бы не хотѣлъ себя выдать. Государыни находились противъ насъ также за решетками. Одинъ изъ министровъ любимецъ монарха сидѣлъ на рогожкѣ нѣсколько возвышенной на открытомъ мѣстѣ по правую у насъ руку, то есть, съ стороны Императора. По лѣвую въ другомъ отдѣленіи были государственные совѣтники первой и второй степени. Позади насъ въ галлереѣ находились главные придворные чиновники и покоевые дворяне. Другая галлерея ведущая къ чулану или отдѣленію монарха занята была княжескими дѣтьми, пажами его величества и нѣсколькими жрецами, кои прятались и изъ за другихъ насъ высматривали. Таково было разположеніе театра, на которомъ каждой изъ насъ долженъ былъ представлять особое дѣйствующее лице."
   "Переводчикъ нашъ селъ нѣсколько насъ повыше, дабы свободнѣе слышать вопросы и отвѣты; а мы надъ ницъ въ сторону, гдѣ сидѣлъ Императоръ, подползли и заняли мѣста наши по лѣвую у него руку, всѣ въ одинъ рядъ...
   "Тогда любимецъ объявилъ намъ именемъ своего государя, что его величество видитъ насъ съ удовольствіемъ. Переводчикъ повтора намъ сіе привѣтствіе, перевелъ тотчасъ и отвѣтъ посольской, состоящій во всенижайшемъ благодареніи за милостивое позволеніе данное намъ симъ монархомъ свободно отправлять торговлю. Сей переводчикъ падалъ ницъ при каждомъ словѣ, и говорилъ нарочно громко, чтобы быть слышану отъ всего двора. Но что изходило изъ устъ монарха, то пересказывано было министромъ, какъ бы слова его съ лишкомъ были драгоцѣнны и священны, дабы могли касаться безпосредственно ушей нижнихъ чиновниковъ. Послѣ первыхъ привѣтствій воспослѣдовало дѣйствіе, которое походило на игрище...
   "Сперва хотѣли знать нашъ вѣкъ, имя, должности, дарованія и пр. и каждому изъ насъ велѣно было написать все сіе на бумагѣ Европейскимъ обычаемъ. Послѣ велѣли отдать сію бумагу и чернильницу любимцу, а онъ подалъ ихъ Императору сквозь решетку. Спрашивалъ у посла, далеко ли Голландія отъ Батавіи, и Батавія отъ Японіи? Кто имѣетъ больше власти, директоръ ли компаніи, или король Голландской?"
   "Качество мое лѣкаря или доктора, ибо здѣсь за одно ихъ почитаютъ, привлекло особливо вниманіе собранія, и меня замучили вопросами, относительными къ моему искуству. Спрашивали у меня на примѣръ о свойствѣ Европейскихъ врачей? Какъ ихъ почитаютъ въ свѣтѣ? Какую мысль объ нихъ имѣютъ люди честные и разумные? у насъ они двоякаго рода, отвѣчалъ я. Одни ищутъ приобрѣтенія приятностей постороннихъ ихъ состоянію; больше стараются нравишься, нежели лѣчить; будучи разкащиками и шутами, знаютъ они прежде другихъ всѣ новости; объ лѣкарствахъ мало понятія имѣютъ, и употребляютъ во всякой болѣзни нѣкоторыя изъ оныхъ, и только гаѣ, къ коимъ привыкли, старайся при томъ смѣшить, хотя никто уже не смѣется ихъ шуткамъ. По лицу ихъ видѣть можно, что они нимало не помышляютъ о больномъ, къ которому придутъ, а во всемъ ихъ поведеніи примѣтна токмо жадность къ собранію богатства, которая есть ихъ богъ. Вотъ докторы, коихъ мы любимъ. Мы желаемъ, чтобъ насъ лѣчили; но докторъ, которой только что докторъ, которой только ищетъ средствъ разорвать горячку, которой только отвращаетъ все могущее помѣшать дѣйствію лѣкарствъ и ослабить усиліе природы, которой опасается обезчестить свое искустиво, попущая изъ потворства усилишься болѣзни, почитается у насъ за человѣка грубаго, не знающаго свѣта, непріятнаго. Сія слабость такъ иногда велика, что таковаго врача бояться, а иногда несправедливость до того доходитъ, что его и ненавидятъ, у насъ больше бываютъ обязаны мнимому, но любезному врачу за то., что онъ моритъ, нежели искусному, но строгому за то, что онъ вылѣчиваетъ."
   "Императоръ, котораго разговоръ мой веселилъ, подвинулся къ намъ, и сѣлъ къ решеткѣ, какъ можно ближе. Онъ велѣлъ дѣлать намъ другіе разные вопросы, на которые я отвѣчалъ такимъ же образомъ. По томъ шепталъ онъ на ухо своему любимцу, и сей послѣдней приказалъ намъ снять епанчи, встать, ходить, останавливаться, кланяться другъ другу, прыгать, представлять пьяныхъ, ломать Японской языкъ, читать по Голландски, пѣть, плясать, скидать и надѣвать шляпы. Мы исполнили всѣ его повелѣнія, и симъ образомъ равно какъ и множествомъ другихъ кривляній того же рода имѣли мы честь забавлять государя и весь дворъ его Японскаго Величества."
   Подумайте, говорилъ намъ посолъ, каково мнѣ было видѣть себя такимъ образомъ вдругъ превращеннаго въ шута и принужденнаго исполнять прихоти человѣка, почитающаго насъ за скотовъ показываемыхъ на ярмонкѣ, и которыхъ заставляютъ плясать по перекресткамъ для увеселенія сволочи. Когда насъ довольно помучили и принудили потѣть болѣе трехъ часовъ, то принесли обѣдъ, которой не лучше былъ нашего нынѣшняго. Послѣ велѣли намъ надѣть епанчи и итти вонъ.
   Вы подумаете можетъ быть, что мы возвратились домой? Нѣтъ, мы не такъ счастливы были. Пляска наша не кончилась, и должно было снова тоже начинать еще нѣсколько разъ. Ходили мы посѣщать вельможъ, гдѣ насъ принудили опять плясать, пѣть, и однимъ словомъ представлять комедіантовъ, каковыми Императоръ столь торжественнымъ образомъ насъ сдѣлалъ. Сія неприятная и презрѣнная должность продолжалась нѣсколько дней, въ теченіе которыхъ служили мы игралищемъ женщинамъ и ребятамъ въ переднихъ. Одинъ посолъ изъ нѣкотораго уваженія къ его характеру былъ освобожденъ отъ таковыхъ неприятностей, хотя въ прочемъ важнымъ своимъ видомъ и поведеніемъ довольно доказывалъ онъ, что сіе бы ему не полюбилось. Не съ великимъ трудомъ согласился однакожъ позволить оное своимъ землякамъ, зная совершенно, что вкусъ дурачиться царствуетъ между Японскими вельможами, и что не почитаютъ они за безчестіе представлять сами шутовъ.
   Мы были въ семъ мѣстѣ разговора нашего, какъ принесли къ намъ подарки отъ Императора. Оные состояли въ тридцати богатыхъ одеждахъ, кои приняли мы со всѣми на сей случай установленными обрядами. Посолъ падалъ ницъ четыре раза, и для большаго оказанія почтенія, клалъ себѣ на голову полу одной изъ помянутыхъ одеждъ. Назавтрее многіе господа прислали къ намъ такъ же подарки. Несли ихъ слуги въ ящикахъ вмѣстѣ съ досками, на коихъ имѣли оные быть разложены. Главной изъ нихъ вошедъ въ покой директора, и сѣдши противъ него въ нѣкоторомъ разстояніи, говорилъ такимъ образомъ: "Вельможа, мой господинъ, поздравляетъ васъ съ тѣмъ, что вы имѣли аудіенцію и хорошую погоду; что очень щастливо. Ваши подарки были ему приятны, и онъ желаетъ, чтобъ приняли присланныя отъ него съ такимъ же удовольствіемъ."
   Окончивъ рѣчь, отдалъ онъ переводчику листъ бумаги, на которомъ написано было большими буквами число и цвѣтъ платья. Посолъ взявъ сей листъ, держалъ его нѣсколько времени на головѣ для оказанія почтенія. Зрители наблюдали молчаніе, одни сидя, другіе стоя на колѣняхъ. Директору сказано было, что ему надлежитъ отвѣчать, и онъ учинилъ привѣтствіе въ слѣдующихъ словахъ, препровождая оныя низкимъ поклономъ: "Я всепокорно благодарю вельможу, твоего господина; за его стараніе въ испрошеніи намъ скорой "и милостивой аудіенціи; прошу его о продолженіи вспоможенія его Голландцамъ; благодарю за драгоцѣнные его дары, и не упущу донести о томъ моимъ Батавскимъ повелителямъ. Послѣ сего отвѣта поднесли присланному табаку, чаю и водки. Съ сего дня менѣе за нами присматриваютъ; и мы имѣемъ свободу ходить, куда пожелаемъ, и возвращаться, когда за благо разсудимъ. Японцы насъ зовутъ на свои пиры, игры и праздники, и мы не обязаны жить въ особомъ околоткѣ, какъ въ Нангазакѣ, ни запираться всякой вечеръ въ домѣ нашемъ на подобіе колодниковъ. "Безразсудно бы было, говорилъ мнѣ одинъ Японецъ, чтобы въ столицѣ великой Имперіи столь же безпокоились и тѣ же принимались предосторожности, какъ въ пограничномъ городѣ. Вы конечно находите насъ здѣсь, продолжалъ онъ, не столь подозрѣвающими, какъ въ Нангазаки. Я понимаю, что чужестранцы небывшіе въ срединѣ государства могутъ насъ почитать за народъ гордой и населяющей землю, въ которой гостепріимство не знаемо и дружба не имѣетъ покрова; но надѣюсь, что вы оставите сіе предразсужденіе, естьли проживете нѣсколько времени въ здѣшней столицѣ. Чрезвычайныя предосторожности, принимаемыя въ нашихъ провинціяхъ, не столько могутъ почесться слѣдствіемъ нашего подозрѣнія, какъ строгой полиціи, которая обезпечивая власть, содержитъ подданныхъ въ нѣкоторомъ родѣ невольничества. Въ самыхъ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ нѣтъ иныхъ жителей, кромѣ Японцовъ, при наималѣйшей тревогѣ совсѣмъ иногда не основательной запираютъ улицы, и тѣмъ каждой бываетъ заключенъ въ своемъ домѣ. Таже строгость наблюдается не только въ случаѣ возмущенія, но и когда ловятъ какаго преступника, или чинится другое какое изысканіе именемъ правительства. Никто тогда не смѣетъ отлучиться изъ своего околотка, не имѣя въ рукѣ палки съ гербомъ урядника, "которому поручено оное дѣло."
   "По сей же самой причинѣ подвержены мы толикимъ проволочкамъ, когда оставляемъ одинъ домъ, и переселяемся жить въ другой. Надобно подать коммисару улицы, въ которую переѣзжаемъ, челобитную съ небольшимъ подаркомъ. Онъ навѣдывается о поведеніи и нравахъ просителя, и ежели извѣстія его найдутся хороши, отправляетъ разсылщика своей улицы ко всѣмъ обывателямъ спрашивать, хотятъ ли они принять новаго сосѣда. Въ прозбѣ ему отказывается, когда кто изъ нихъ возпротивитея, приведетъ въ доказательство какой либо въ немъ порокъ, нарушающій благочинность или благоустройство. Ежели напротивъ того прозба принята, коммисаръ беретъ новаго жителя подъ свое покровительство, и включаетъ его въ число мѣщанъ своего околотка. Новой обыватель платитъ за свой пріемъ пиромъ всѣмъ главнымъ жителямъ той улицы..."
   "Не можно купить дома безъ согласія жителей улицы, гдѣ оной лежитъ. Трудности умножаются, когда есть какая жалоба на покупающаго, или когда его не знаютъ прочіе обыватели. Какъ они всѣ отвѣтствуютъ за безпорядки случающіеся въ околоткѣ, то каждой изъ нихъ особливо и старается не допускать къ себѣ въ сосѣдство, какъ только такихъ людей, противъ поведенія которыхъ нѣчего сказать. Когда всѣ сіи препятствія отвращены, то покупщикъ долженъ заплатить всей улицѣ пошлину по осми на сто, изъ которой пять частей дѣлятся между жителями, а достальные три отдаются на руки коммисару на издержки общаго пира. Новой мѣщанинъ дѣлаетъ и принимаетъ обыкновенныя посѣщенія. Сосѣди предлагаютъ ему свои услуги, увѣряютъ его въ своей дружбѣ, и обѣщаютъ ему помогать въ случаѣ нужды."
   "Ежели намѣряемся мы путешествовать для забавы нашей, или для собственныхъ дѣлъ, мы обязаны брать письмо за рукою главнѣйшихъ жителей нашей улицы, въ которомъ они изъясняютъ причины побудившія насъ удалиться, отвѣчаютъ за наше возвращеніе, и опредѣляютъ срокъ нашему пріѣзду. Сіе письмо отдается коммисару, а онъ посылаетъ его къ городскимъ урядникамъ, которые даютъ паспортъ за своею печатью. Все сіе дѣлается безъ всякаго платежа кромѣ бумаги, за которую даются разсыльщику деньги, составяющія часть его жалованья...
   "Когда обыватель обнесенъ въ какомъ преступленіи, дѣло тотъ часъ производится предъ совѣтомъ улицы составленнымъ изъ коммисара и старшихъ обывателей. Ежели оно покажется имъ затруднительно, они переносятъ его въ городской магистратъ; а ежели и сей увидитъ въ немъ тѣжъ трудности, отсылаетъ къ губернатору, которой иногда представляетъ его Государственному совѣту въ Іедо, гдѣ рѣшительно и безъ дальнѣйшаго переноса судятся всѣ важныя дѣла...
   "Когда произойдетъ ссора на улицѣ между живущими въ ней мѣщанами, или только между прохожими; сосѣды того мѣста обязаны препятствовать дракѣ, и отвѣтствуютъ за могущія случиться насильствія. Ежели убитъ человѣкъ, убійца осуждается на смерть, хотя бы и доказалъ, что не онъ былъ начинщикъ, и что не могъ инако спасти своей жизни, какъ лишая оной противника. Строгость законовъ нашихъ не довольствуется симъ однимъ наказаніемъ; хозяева трехъ домовъ ближайшихъ къ мѣсту, гдѣ произошло убивство, осуждаются на нѣсколько мѣсяцевъ не выходишь изъ оныхъ. Двери и окна заколачиваются; едва даютъ имъ время запастись, чѣмъ питаться въ продолженіе сего заключенія. Прочіе жители улицы имѣютъ такожъ свою часть въ наказаніи; ихъ отсылаютъ на тяжкія работы, или въ народные домы, или на дворъ губернаторской Начальники околотка наказуются по мѣрѣ ихъ нерадѣнія. Таже строгость употребляется и въ другихъ уголовныхъ дѣлахъ. Хозяинъ виноватаго, сродники его, господинъ его, словомъ всѣ его начальники участвуютъ въ наказаніи."
   Что вы думаете о такой полиціи, коей предметомъ должно быть народное благоденствіе, и которая однакожъ подрываетъ вольность единственное основаніе истиннаго блаженства? Что вы скажете о правленіи, коего варварское сложеніе есть таково, что никто хотя бы онъ былъ наисправедливѣйшій и наидобродѣтельнѣйшій изъ гражданъ, не можетъ избѣжать самой поносной казни, потому что ежедневно видитъ себя подвержена наказанію за преступленія другаго? Человѣкъ обнажившій саблю, хотя бы и не ударилъ своего неприятеля, осуждается на смерть. Естьли преступникъ спасется бѣгомъ изъ рунъ правосудія, начальникъ улицы обязанъ его сыскать, и отвѣтствуетъ въ томъ своею особою.
   Я есмь и пр.
   

ПИСЬМО LXXII.

Продолженіе о Японіи.

   Третьяго дня показывали мнѣ, Государыня моя, Японскую свадьбу. Рано по утру поѣхали за женихомъ и невѣстою, за каждымъ особо, въ возкѣ запряженномъ четырью быками, и повезли ихъ за городъ при звукѣ разныхъ инструментовъ на одну гору, гдѣ обрядъ долженъ былъ совершиться. За возкомъ жениха слѣдовали многіе возы съ пожитками, домовыми уборами и приданымъ невѣсты. Прибывъ къ подошвѣ горы, каждой изъ нихъ взошелъ на оную съ своей стороны. Музыканты, сродники и другіе присутствующіе всходили другою дорогою. Одни помѣстились за женихомъ, другіе за невѣстою, и всѣ сидѣли по двое въ рядъ подъ подсолнечниками, кои держали служители. Музыканты стали толпою, иные изъ нихъ сѣли, бія палкою по мѣднымъ шарамъ, повѣшеннымъ на цѣпяхъ; а по сей странной музыкѣ свадебные гости плясали.
   Брачной обрядъ отправлялся подъ шатромъ, разбитымъ въ нѣсколькихъ оттуда шагахъ. Молодые вступили подъ оной съ разныхъ сторонъ. Посреди стоялъ украшенной жертвенникъ, на которомъ видѣнъ былъ идолъ уродливаго образа, представляющій бога брака. Сей богъ имѣлъ собачью голову въ доказательство, что вѣрность и береженіе суть равно нужны въ супружествѣ. Веревка, которую онъ держалъ въ рукахъ, есть другой знакъ силы и нужды его узъ. Предъ жертвенникомъ находился жрецъ; подлѣ него по правую руку невѣста, а по лѣвую женихъ, держа каждой. какъ у Грековъ, по брачной свѣчѣ. Между тѣмъ, какъ жрецъ бормоталъ нѣсколько молитвъ, невѣста зажгла свою свѣчу отъ одной лампады, а женихъ свою засвѣтилъ отъ свѣчи невѣсты. Тогда всѣ предстоящіе испустили радостной крикъ, желали новобрачнымъ всякаго рода щастія, а жрецъ прибавилъ къ тому свое благословеніе.
   Между тѣмъ, какъ сіе произходило на горѣ, многіе оставшіеся внизу занимались разными обрядами, обычаемъ посвященными. Одни бросали въ огонь куклы, служившія увеселеніемъ невѣстѣ, другіе брали въ руки и ставили многоразличными образами пряслицу и колесо, орудіе болѣе уже ей нужное и имѣющее заступить мѣсто дѣтскихъ игръ. По томъ отвели невѣсту въ домъ при народномъ восклицаніи. Молодые юноши убранные цвѣтошными плетенками натыкали въ кровлю дома нѣсколько знаменъ, а въ покояхъ набросали цвѣтковъ.
   Японцы выдаютъ своихъ дочерей за мужъ безъ приданаго, опасаясь, чтобъ онѣ не учинились горды и повелительны. Они имѣютъ напротивъ того обычай платить нѣкоторое число денегъ отцу и матери невѣсты, которыя она сама имъ подноситъ въ благодарность за трудъ приложенной ими о ея воспитаніи. По сей причинѣ чѣмъ болѣе имѣютъ дочерей, тѣмъ себя богатѣе считаютъ, а особливо ежели дочери пригожи. Здѣсь совокупляются браками безъ всякаго зазрѣнія совѣсти съ самыми сродниками, изключая первое колѣно.
   Когда старшей въ семьѣ придетъ въ зрѣлой вѣкъ, родители отдаютъ ему все имѣніе, оставляя небольшую только часть на свое пропитаніе и на содержаніе прочихъ дѣтей, которыя симъ образомъ получаютъ весьма малое наслѣдство, а дочери и совсѣмъ въ ономъ не имѣютъ части. Сіе обыкновеніе, коимъ имѣніе сберегается въ семьяхъ, можетъ сравниться съ принятымъ въ Нормандіи. Не помню я, доносилъ ли вамъ, что сдѣсь позволяется, какъ въ Китаѣ, топишь и душить дѣтей, когда кто не имѣетъ средства, или желанія ихъ кормить.
   Расположеніе прежде времени созрѣвающаго и похотливаго женскаго пола въ Японіи есть таково, что принуждены бываютъ отдавать за мужъ дѣвокъ на десятомъ и на двенадцатомъ году, опасаясь, чтобъ онѣ не нанесли себѣ безчестія, у нихъ не спрашивается мнѣніе о мужѣ; вѣнчаются онѣ, не знавшись напередъ между собою, и всегда таковые союзы предуготовляются родителями. Правда, нѣтъ ничего въ нихъ несноснаго, потому что для наималѣйшей причины супруги имѣютъ свободу разходиться. "Я знаю, что у васъ Христіанъ, говорилъ мнѣ одинъ изъ здѣшнихъ островитянъ, связываютъ на вѣки людей не могущихъ терпѣть другъ друга, и почти всегда разнонравныхъ. Вы въ супружествахъ вашихъ подвержены только той неприятности, что они бываютъ долговременны, или почти вѣчны. Здѣсь жена не обязана себя приневоливать, пока живетъ съ мужемъ; но правда и то, что наималѣйшей проступокъ можетъ стоить ей жизни, потому что у насъ прелюбодѣяніе наказывается смертію.
   Сіи строгіе законы касаются равнымъ образомъ до особъ находящихся въ службѣ государынь и княгинь. Наказаніе ихъ не кончится ни ссылкою, ни монастырями, ниже прядильными домами; а отъ сей строгости раждается привычка къ стыдливости, которая наиглавнѣйше отличаетъ Японскихъ женщинъ.
   Обыкновеніе здѣшней земли позволяетъ многожество; но не бываетъ больше одной жены, котораябъ носила имя супруги и имѣла право ѣсть съ мужемъ. Прочихъ справедливѣе назвать можно наложницами, или еще больше невольницами, опредѣленными служить законной супругѣ. Дѣти ихъ получаютъ весьма малую часть изъ отцовскаго наслѣдства. Жены князей и велможъ заключены въ нѣкоторомъ родѣ сераля, гдѣ служащіе имъ старѣются въ унывномъ и прискорбномъ дѣвствѣ. Онѣ не могутъ выходить за мужъ, пока въ немъ заперты, а госпожи ихъ, однажды къ нимъ привыкши, никогда почти ихъ не отпускаютъ.
   Японскія госпожи живутъ въ крайнемъ уединеніи. Рѣдко бываетъ, чтобъ принимали онѣ у себя мущинъ, и въ такомъ случаѣ завѣшиваютъ покрываломъ не только лице, но иногда и все тѣло. Выходятъ очень нечасто, и обыкновенно употребляютъ носильни, равно какъ и ихъ служанки. Ежели же идутъ пѣшкомъ, что случается весьма рѣдко, то препровождаются многочисленною толпою невольницъ. Одна несетъ туфли своей госпожи, другая платки, иныя заѣдки, подсолнечники, опахалы и. проч.
   Съ малолѣтства приучаютъ женской полъ не мѣшаться ни въ какое дѣло и никогда о томъ не говорить мужьямъ; а сіи съ своей стороны гордятся, что ихъ разума станетъ на то, чтобъ къ женѣ не приходить, какъ только съ мыслями утѣхъ и усеселенія. Двѣ вещи чинятъ въ Японіи жену почтенія достойною: доброе воспитаніе, даемое ею своимъ дѣтямъ, и вѣрность сохраняемая мужу. Человѣкъ нашедши свою жену въ заперши съ любовникомъ, имѣетъ право умертвить ихъ обѣихъ; а въ отсутствіе его сія власть дается отцу его, брату и слугѣ.
   Одинъ купецъ имѣя справедливую причину подозрѣвать свою жену, поймалъ ее, сказавъ, что поѣдетъ за городъ. Онъ убилъ любовника, а ее привязалъ къ лѣстницѣ, и остави лъ такимъ образомъ висящую на всю ночь. На другой день позвалъ обѣдать женнину родню, которая видя уже и послѣ стола, что она еще не кажется подъ предлогомъ недосуга на кухнѣ, просила мужа велѣть ей притти. Онъ пошелъ самъ къ ней отвязалъ, надѣлъ на нее саванъ, а въ руки далъ лаковой ящикъ покрытой цвѣтами, и запретя накрѣпко его открывать. "Поди, сказалъ ей, покажи сей ящикъ роднѣ своей, и ты узнаешь, прощу ли я тебя по ея прозьбѣ." Она въ семъ состояніи пришла въ столовую, и ставъ на колѣна, подала ящикъ старшему изъ гостей; но едва оной былъ открытъ, то увидѣвъ орудіе своего преступленія, пала въ обморокъ. Мужъ тотчасъ прибѣжалъ, и не давъ ей опамятоваться, отрубилъ у нея голову. Отъ сего страшнаго позорища всѣ гости разбѣжалися.
   Таковыя приключенія рѣдко бываютъ въ Японіи; а напротивъ имѣется много примѣровъ стыдливости, скромности, и супружескаго цѣломудрія. Иногда услышишь, что женщина сбросилась съ башни, сберегая честь свою отъ насильсгивъ тиранна, хотящаго пользоваться своею властію; иногда, что жена уморила себя голодомъ, не хотя пережить своего мужа.
   Но вотъ приключеніе еще прежнихъ чуднѣе, о истиннѣ котораго увѣряли меня два Японца. Въ ономъ дѣло идетъ не о супружеской добродѣтели, но о невѣроятномъ излишествѣ стыда и скромности. Одна дѣвица, стоя на колѣнахъ при концѣ стола для услугъ господина своего въ женскихъ покояхъ, хотѣла взять карафинъ, которой поставленъ былъ нѣсколько далеко, усиліе учиненное ею, тянувшись за онымъ,-было причиною, что противъ ея воли услышали то, что желала бы она скрыть отъ всего свѣта. Она въ такой отъ того пришла стыдъ, что закутавшись въ платье, не хотѣла болѣе показать своего лица, и наклона голову на груди, съ такимъ безчеловѣчіемъ сама себя укусила, что отъ того умерла.
   Японцы столь воздержны и скромны въ разговорахъ, что не позволяютъ себѣ и упомянуть о супружествѣ въ присутствіи такихъ, кто еще не женатъ. Ежели бы кто въ сообществѣ не остерегшись завелъ таковую рѣчь, то молодые люди встанутъ, и тотчасъ уйдутъ.
   Ничего здѣсь не пренебрегаютъ для направленія ихъ сердца и украшенія разума, и сіе воспитаніе дается обоимъ поламъ. Поступаютъ съ ними съ великою тихостію; и хотя родители имѣютъ право лишать ихъ жизни, не безъ трудности попускаются они на сію крайность. Здѣсь никогда дѣтей не бьютъ и рѣдко на нихъ кричатъ. Ежели съ одной стороны таковое поведеніе даетъ свободу окореняться упрямому нраву сихъ островитянъ, то съ другой способствуетъ много остротѣ разума, которая съ малолѣтства въ нихъ примѣчается. Воспитаніе поручается жрецамъ. Дѣвицы воспитываются въ женскихъ монастыряхъ, а отроковъ оставляютъ у Бонзовъ до четырнадцати лѣтъ. Любовь, почтеніе, благодарность и послушаніе къ виновникамъ ихъ жизни, суть первыя внушаемыя имъ чувствованія. Мнѣ разсказывали по случаю сего удивительное произшествіе, заслуживающее быть знаемо отъ всѣхъ народовъ и упоминаемо во всѣхъ книгахъ.
   Одна женщина, оставшись вдовою съ тремя сыновьями, питалась только ихъ трудами. Какъ они не выработывали довольнаго пропитанія для всей семьи, то вотъ какимъ чуднымъ образомъ младшій изъ нихъ вздумалъ доставишь матери выгоднѣйшую жизнь. Обнародовано было, что кто приведетъ къ судьямъ преступника, тотъ получитъ извѣстное число денегъ. Они согласились между собою, что одинъ Изъ троихъ выдастъ себя за вора, а другіе двое представятъ его судьѣ, и бросили жеребій, который палъ на младшаго. Судія допросилъ его: онъ признался въ воровствѣ, посадили его въ тюрму, и обѣщанная награда отдана братьямъ. Тогда вида опасность столь милой имъ жертвы, сердце ихъ начало страдать, и нашедъ способъ войти въ тюрму, предались они всей своей горячности, думая, что никто ихъ не видитъ. Судія о томъ узнавъ, послалъ за ними служителя, которой возвратясь, донесъ ему, что они вошли въ одинъ домъ, и разсказываютъ матери своей о приключеніи, что сія женщина начала плакать, и приказала дѣтямъ отнести деньги, предпочитая лучше умереть съ голоду. нежели жить, питайся таковымъ прибыткомъ. Въ слѣдствіе полученнаго извѣстія судія повелѣлъ привести предъ себя колодника, и вновь началъ его допрашивать; но онъ продолжалъ признавать себя преступникомъ. Тотчасъ донесено было Императору о семъ безсмертномъ поступкѣ. Монархъ въ удивленіе приведенный желалъ видѣть трехъ братьевъ, принялъ ихъ ласково, и далъ годовое жалованье какъ имъ всѣмъ, такъ и ихъ матери.
   Японцовъ съ самыхъ малыхъ лѣтъ приобучаютъ къ правиламъ чести, кои въ совершенномъ возрастѣ побуждаютъ ихъ предпринимать дѣла чрезвычайныя. Свидѣтельствомъ сему служатъ тѣ два дворянина, кои встрѣтившись на лѣстницѣ во дворцѣ, столкнулись своими саблями. Тотъ, которой шелъ съ верху, осердился. Другой извинялся, говоря, что сіе случилось ненарокомъ; что впрочемъ нещастіе не такъ велико; что они задѣли только другъ друга саблями, и что одна конечно стоила другой. "Я тебѣ покажу, отвѣчалъ первой, ихъ разность." Вы думаете можетъ быть, что они подрались, какъ бы то учинили въ такомъ случаѣ Французы. Вы ошибаетесь: въ Японіи не дерутся, а есть другой способъ показывать отвагу: вынимаютъ кинжалъ, и рѣжутъ себѣ брюхо, что учинилъ и сей дворянинъ, почитающій себя обиженнымъ. Второй не говоря ни слова, торопится взойти на лѣстницу, чтобы поставить на Императорской столъ блюдо, которое несъ; вскорѣ возвращается, и видя своего соперника умирающаго: "Я бы тебя предупредилъ, говоритъ ему, ежелибъ моя служба тому не возпрепятствовала; но послѣдую тебѣ тотчасъ, и докажу, что моя сабля лучше твоей." Въ то самое время сдѣлалъ онъ тоже, что и первой; разрѣзалъ себѣ брюхо и палъ мертвъ. Лучше ли бы они учинили, ежели бы по нашему обычаю перекололись? Я уже сказалъ, что здѣшніе островитяне не знаютъ сего рода мщенія, и поединковъ не полагаютъ въ числѣ предразсужденій чести.,
   Приуча молодыхъ Японцовъ къ почтенію и послушанію, обучаютъ ихъ по томъ языку, то есть, говорить правильно, читать исправно и писать чисто. Къ сему они весьма приложатъ. По томъ слѣдуетъ исторія, вѣра, нравоученіе, краснорѣчіе, стихотворство и живопись. Народъ здѣшней не имѣетъ недостатка въ способности къ симъ свободнымъ наукамъ. Онъ одаренъ воображеніемъ, разсудкомъ, проницаніемъ и рѣдкимъ дарованіемъ приводить въ движеніе пружины человѣческаго сердца. Стихи ихъ наполнены пріятностію, а что я доносилъ вамъ о ихъ театрѣ, доказываетъ, что не совсѣмъ они безъ дарованія изъ драматическомъ родѣ. Въ, библіотекахъ ихъ находятся книги историческія, нравоучительныя, о вѣрѣ, о врачебной наукѣ, о земледѣліи и о естественной исторіи. Монахи и жрецы сушь, какъ въ старину во Франціи, люди наибольше прилѣжащіе къ ученію, у нихъ есть академіи и училища, гдѣ воспитывается юношество.
   Что принадлежитъ до богословіи, они имѣютъ объ ней только поверхнее познаніе. Вѣкъ тому минулъ, что свѣтъ вѣры блисталъ еще въ семъ концѣ востока; но оной вскорѣ былъ погашенъ кровію мучениковъ. Болтливость одного Кастильскаго шкипера не мало способствовала сему невозвратному нещастію. Сей простой человѣкъ хотя похвастать силою своего государя, вздумалъ показать на картѣ пространство земли, находящейся во владѣніи Испанскаго Короля. Зрители приведенные въ удивленіе, спросили, какіе употреблены были средства для составленія столь обширной монархіи? Онъ спроста имъ отвѣчалъ: "наши Государи начинаютъ тѣмъ, что посылаютъ въ земли, кои хотятъ завоевать, миссіонеровъ склоняющихъ народъ къ принятію нашей вѣры; а когда они доволное число онаго уже обратили, то отправляютъ войска, которыя соединясь съ новыми Христіанами, безъ великаго труда покоряютъ осталныхъ жителей." Вы можете сами себѣ представишь произведенное подобными словами дѣйствіе надъ разумомъ подозрѣвающаго народа. По нещастію плоды сихъ опасныхъ правилъ съ лишкомъ видимы бываютъ, и Японцы бы отъ оныхъ не спаслись, когда бы небыли совсѣмъ другіе люди, нежели Американцы.
   Впрочемъ хотя здѣшній народъ совсѣмъ отвергъ Евангеліе, увѣряютъ однакожъ, что въ наружной набожности и въ исполненіи добродѣтели превосходятъ они и самыхъ Христіанъ. Будучи попечительны о спасеніи душъ своихъ, старательны до крайности объ очищеніи себя отъ наималѣйшихъ грѣховъ, проникнуты почтеніемъ къ своимъ богамъ, кажутся они наполнены вѣрою и надеждою о благѣ будущей жизни, и пр.
   Но я возвращаюсь къ наукамъ, въ коихъ упражняются здѣшніе островитяне. Они не имѣютъ никакого понятія объ анатоміи; ибо предразсуокденія ихъ вѣры не позволяютъ имъ убивать животныхъ, ни касаться до мертвыхъ тѣлъ; но въ награжденіе прилѣжатъ много къ ботаникѣ, и сія часть врачебной науки въ толикомъ у нихъ уваженіи, что самые князья особливо ей обучаются, и имѣютъ нарочные сады для произрастеній. Здѣсь есть травникъ, или книга о ботаникѣ, въ которой собрано болѣе пяти сотъ изображеній травъ растущихъ въ окружностяхъ сей столицы. и въ которой изъяснены свойства и сила каждой изъ оныхъ.
   У насъ кровопущаніе и проносное почитаются за общественныя лѣкарства для поправленія въ безпорядокъ приведенной природы. Японцы, которые оныхъ не знаютъ, или презираютъ, употребляютъ вмѣсто ихъ два другіе, то есть, иглу и огонь; одну для нарывовъ, яко источника, по ихъ мнѣнію, всѣхъ болѣзней; другой для вѣтровъ причиняющихъ рѣзкую боль. Пользуются они особливо иглою, какъ наилучшимъ способомъ, въ колотьѣ, извѣстномъ только въ Японіи, и производящемъ отъ неумѣреннаго употребленія саки. Сверхъ другихъ опасныхъ припадковъ, слѣдующихъ за сею болѣзнію, послѣ нея вылѣзаютъ всѣ волосы, растущіе по тѣлу.
   Помянутыя иглы должны быть золотыя или серебреныя, и неѣсякой мастеровой можетъ ихъ дѣлать. Дабы отъ худой выдѣлки не произошло какаго нещастія, нужно сверхъ мастерства имѣть привиллето запечатанную большою печатью, дающею позволеніе ковать иглы. Способъ употребленія оныхъ состоитъ въ томъ, чтобъ наставить иглу на больное мѣсто, и бишь по ней небольшимъ молоточкомъ, но тихо и невдругъ, дабы она туда вошла. По томъ вынувъ иглу, гнѣтутъ сію часть тѣла пальцемъ для выдавленія изъ оной воздуха, которой былъ тамъ запертъ. Иснуство не столь состоитъ въ томъ, чтобы хорошо вбить иглу, какъ въ томъ, чтобы узнать мѣсто боли, и какъ далеко итти должна игла. Сему лѣкарству приписывается столь скорое и чудное дѣйствіе, что Голландцы узнавъ пользу, переняли его и употребляютъ въ своихъ селеніяхъ.
   Второе лѣкарство кажется сноснѣе перваго, но различность воздуха препятствуетъ употреблять его въ Европѣ, увѣряютъ, что о о освобождаетъ отъ подагры и простуды. Берутъ нѣкоторой родъ хлопчатой бумаги, изъ которой дѣлаются небольшія продолговатыя мочки. Кладутъ оныя и больное мѣсто и зажигаютъ. Сей охлопокъ производитъ умѣренной жаръ, которой сносить можно нѣкоторое время безъ большей боли. Но разположенно рубца познаютъ дѣйствіе лѣкарства, и ежели состояніе больнаго потребуетъ, употребляютъ его въ другой и третій разъ. Сія боль не можетъ сравниться съ мученіемъ производимымъ другими подобными, выгрызающими или выпадающими лѣкарствами, кои не всегда прикладываются къ больнымъ мѣстамъ, ни близь оныхъ. Въ нихъ должно принимать множество предосторожностей, и въ семь то состоитъ все искуство врача. Въ желудочныхъ болѣзняхъ ставятъ оныя на плеча, а въ колотьяхъ на позвонки спины и проч. Больной сидитъ на полу поджавъ ноги, и лице положа на руки.
   Сіе лѣченіе въ таковомъ употребленіи въ Японіи, что у всѣхъ почти тѣло въ рубцахъ. Какъ у насъ бываютъ люди, кои пускаютъ кровь, не будучи больны, такъ и здѣсь видалъ я людей прибѣгающихъ къ сему лѣченію безъ всякой нужды; и вообще принимается оно за предупредительное лѣкарство отъ всѣхъ болѣзней. Дѣти, старики, нѣжныя женщины, убогіе и богатые, однимъ словомъ, всѣ пекущіеся о своемъ здоровьѣ ставятъ оное каждые полгода, какъ у насъ изъ предосторожности пускаютъ кровь разъ или два въ годъ. Наконецъ весь Японской народъ такъ увѣренъ о дѣйствіи сего лѣкарства, что даютъ даже и нещастнымъ, заключеннымъ на всю ихъ жизнь, позволеніе выходить подъ добрымъ карауломъ для жженія себѣ спины Моксою; такъ оно называется, а начало его приписываютъ самой отдаленнѣйшей древности. Оно не менѣе такожъ въ почтеніи у Китайцевъ и у всѣхъ народовъ торгующихъ съ Японіею; продается въ книжныхъ лавкахъ и по улицамъ способъ, какъ его употреблять.
   Врачи здѣшніе раздѣляютъ оспу на три рода, на сухую, сливную и сыпь, кои чинятъ великое опустошеніе. Обыкновенное лѣченіе больнаго въ томъ состоитъ, чтобъ спеленать его въ красное сукно. Когда занеможетъ оспою князь изъ Императорской фамиліи, то не только комната его обивается, и завѣсы дѣлаются, но и всѣ туда входящіе должны имѣть платье изъ краснаго сукна. Французская болѣзнь не совсѣмъ безызвѣстна на сихъ островахъ и называется Португальскою отъ имени тѣхъ, кои одарили ею, привезя въ Японію вмѣстѣ съ Христіанскою вѣрою.
   .Лѣкарское и аптекарское искуство въ Японіи не различаются, какъ въ Европѣ; врачи должны знать и исполнять всѣ части науки, помощію которой исцѣляютъ, или морятъ больныхъ. За ними ходитъ слуга съ ящикомъ наполненнымъ всякими лѣкарствами, изъ коего и берутъ они, что покажется имъ нужнымъ для нещастнаго, предающагося ихъ попеченію.
   Жители здѣшніе не имѣютъ точныхъ свѣденій о законознаніи; не знаю я, не лучше ли бы и намъ было послѣдовать сему ихъ невѣденію. Справедливость у нихъ скоро чинится, какъ и у всѣхъ восточныхъ народовъ. Дѣло предлагается судьѣ; челобитчикъ и отвѣтчикъ выслушиваются, свидѣтели допрашиваются, обстоятельства разсматриваются, и судъ рѣшится. Хотя сей образъ сужденія и имѣетъ нѣкоторыя невыгоды; но то правда однако, что не столь онъ тягостенъ тяжущимся, какъ безконечныя волокиты нашихъ приказовъ.
   Я часто удивлялся точности и краткости указовъ, прибиваемыхъ по большимъ дорогамъ; въ нихъ не изъясняются побужденія возпричинствовавшія обнародованіе указа; государь не отдаетъ отчета своимъ подданнымъ, какъ наши въ своихъ указахъ, опредѣленіяхъ и обнародованіяхъ. Здѣсь думаютъ, что краткой слогъ приличнѣе величеству сильнаго монарха. Довольно, естли онъ знаетъ причины даемыхъ имъ повелѣній: за государственное преступленіе почлось бы возъимѣть сумнѣніе о его проницаніи и объ обширности его просвѣщенія.
   Музыка столь-же несовершенна въ Японіи, какъ въ Китаѣ: знаютъ только одинъ голосъ и въ инструментальной и въ голосной музыкѣ, а поютъ столь не приятно, что Европеецъ не можетъ никогда къ тому привыкнуть. Обыкновенные инструменты суть флейта, дудочка, барабанъ, органы, арфы, трубы, цымбалы, колоколы и пр.
   О рисованьѣ имѣютъ также ограниченное понятіе Японцы; и ежели вы судить станете о картинахъ ихъ по привозимымъ къ намъ росписаинымъ бумажкамъ, то не высокія конечно мысли возымѣете о дарованіи ихъ въ семъ родѣ. Съ успѣхомъ однако даютъ они видъ краскамъ, и не совсѣмъ дурно малюютъ цвѣты и животныхъ.
   Они болѣе оказали способности въ механическихъ художествахъ. Работаютъ довольно чисто золото, серебро, мѣдь, желѣзо, слоновую кость и дерево. Ткани ихъ и лаковая работа превосходятъ Китайскую; но менѣе своихъ сосѣдей возползовались они просвѣщеніемъ Европейцевъ. Дикой ихъ нравъ едва далъ время миссіонерамъ возвѣстить Іисуса Христа и умереть въ мукахъ, вмѣсто того, что миролюбіе. Китайскаго народа позволило имъ и вѣру насадить и сообщить дарованія свои въ свободныхъ наукахъ.
   Я, кажется, доносилъ вамъ, что въ Китаѣ думаютъ, будто бы въ Японіи не дѣлается фарфора; вотъ однакожъ, что я здѣсь о томъ слышалъ отъ одного жителя довольно свѣдущаго: "Правда, что употребляемой нами фарфоръ, говорилъ онъ, не весь сдѣланъ на нашихъ фабрикахъ; мы покупаемъ оной и отъ Китайцовъ; но дѣлаемъ его однакожъ и сами въ Фигенской провинціи, употребляемая мастерами нашими глина берется изъ нашихъ горъ. Хотя, она и довольно чиста, но требуетъ быть мята и перемята, дабы учинитьея прозрачною; и сія работа такъ трудна, что въ пословицу вошло: что посуда наша дѣлается изъ человѣческихъ костей."
   "Старинной нашъ фарфоръ предпочитается фарфору сосѣдей нашихъ, но нынѣшній не столь уже хорошъ; а сіе доказываетъ, что средство прнуготовляшь землю потеряно. Мы имѣемъ еще сосуды драгоцѣнные стариннаго фарфора, называемые Маатсубосъ, кои не только сберегаютъ чай, но и умножаютъ въ немъ силу. Они считаются наилучшею частію Императорскаго сокровища, и нѣтъ господина, которой бы не старался достать оныхъ, во что бы то ни стало. Съ виду они походятъ на небольшой боченокъ; земля въ нихъ весьма чиста, прозрачна и бѣла съ опізеленью. утверждаютъ, что въ старину дѣлывали ихъ на одномъ островѣ, называемомъ Маури, зависящемъ отъ Японіи, лежавшемъ въ сосѣдствѣ Формозы, но теперь покрытомъ морскою водою. То дѣйствительная правда, что и понынѣ находятъ таковую посуду около Формозы въ весьма неглубокомъ заливѣ, въ которомъ рыбаки ищутъ ее ныряя. Оной заливъ наполненъ подводными каменьями, кои при сбываніи воды показываются наружѣ. Можетъ быть, что въ семъ мѣстѣ потонули корабли, нагруженные сими сосудами. Когда достаютъ ихъ изъ моря, бываютъ они покрыты раковинами, корольками и другими морскими произрастеніями. Рѣдко попадаются изъ нихъ цѣлые; но мастеры наши умѣютъ починивать ихъ съ такимъ искуствомъ, что не примѣтно, гдѣ они были испорчены, Оставляютъ на нихъ нарочно мѣста невычищенныя въ доказательство, что не поддѣланы. Иные, и большею частію, продаются на вѣсъ золота."
   Въ письмѣ употребляютъ здѣсь тѣже знаки что и въ Китаѣ; да и книги печатаютъ почти такимъ же образомъ. Что принадлежитъ до языка, оной никакаго сходства не имѣетъ ни съ которымъ изъ восточныхъ, изключая нѣсколько словъ занятыхъ ими у сосѣдей. Произношеніе ихъ вообще чисто, ясно, тихо и громогласно. Пишутъ они кистью съ правой руки на лѣвую; но присвоя буквы и способъ употребленія Китайскія, прибавили они къ нимъ титла и другіе знаки, соединяющіе или различающіе слова. Женщины прилѣжатъ къ тѣмъ же наукамъ, что и мущины; и живя въ уединеніи имѣютъ довольно времени на приобрѣтеніе свѣденій.
   Непримѣтно, чтобы умозрительныя науки были когда-либо въ Японіи въ употребленіи: знаютъ тамъ, но весьма поверхностно, математику, а къ метафизикѣ имѣютъ весьма ограниченное уваженіе. Здѣшніе островитяне почитаютъ ее увеселеніемъ праздныхъ людей, и сослали въ монастыри, гдѣ всегда досугъ въ ней упражняться.
   Знаковъ у нихъ не достаетъ для изображенія всѣхъ чиселъ; а щитаютъ они по деревяннымъ щопіамъ., каковы употребляются въ Россіи. Для измѣренія времени раздѣляютъ сутки, какъ у насъ, на двѣ части; первая отъ возхожденія до захожденія солнца дѣлится на шесть равныхъ частей, такъ какъ и ночь; откуда произходитъ, что часы бываютъ иногда короче, иногда долѣе, смотря по годичному времени. Мѣсяцы имѣютъ двадцать восемь дней, и считаются лунами; но какъ таковой щетъ не долженъ быть совсѣмъ вѣренъ, то они поправляютъ его посредствомъ високосныхъ. Сочиненіе календарей поручено духовнымъ людямъ Даирова двора, и всѣ они должны печати преданы быть въ Іедо.
   Хотя народъ Японской не столь искусенъ въ астрономіи, какъ Китайцы, не столь однако подверженъ тѣмъ общимъ мнѣніямъ, заставляющимъ людей вѣрить, что непремѣнно на землѣ должна произойти перемѣна, когда оная случается на небѣ. Въ Китаѣ всѣ воздушныя явленія толкуются въ худую сторону, и когда два ровные вдругъ увидятъ, то заключаютъ, что будутъ два Императора. Новости примѣчаемыя въ свѣтилахъ почитаются за оказаніе гнѣва небесъ на государя, или на его министровъ. Въ такомъ случаѣ хотябы мало подданные были недовольны, повсюду начинаютъ возмутительные разговоры, повсюду разсѣваютъ ругательныя письма, увеличиваютъ примѣченные знаки, новые совсѣмъ выдумываютъ, и народъ вѣритъ, что царствующее колѣно вскорѣ прекратится. По сей причинѣ стараются, какъ можно, точнѣе сочинять Императорской календарь. Ежели бы Китайскіе астрономы не имѣли изключительной привилегіи чинить предсказанія, то бы Имперія забросана была астрологическими сатирами, вредными власти правленія и спокойствію подданныхъ. Невѣжество Японцовъ въ астрономіи не такъ далеко простирается, чтобъ приписывали имъ выдумываніе политическихъ перемѣнъ, когда они примѣтятъ, или только покажутся имъ какія естественныя перемѣны въ воздухѣ.
   Они не больше Астрономіи успѣли въ мореплаваніи. Ничего нѣтъ бѣднѣе ихъ морской силы. Самые большіе суда суть купецкіе корабли, едва отъ берега отваживающіеся отдаляться. Состроеніе ихъ столь непрочно, что при наималѣйшемъ вѣтрѣ принуждены они бываютъ искать убѣжища въ какомъ портѣ. Какъ заливовъ находится великое число по здѣшнимъ островамъ, то рѣдко случается, чтобы корабль не имѣлъ времени укрыться отъ бѣды.
   Причина сего несовершенства-произходитъ отъ того, что ищутъ отнять у Японцовъ желаніе предпринимать дальнія путешествія. и препятствуютъ имъ оставлять отечество. Будучи увѣрены, что земля ихъ можетъ сойтись безъ всякихъ сношеній съ чужестранными. ограничиваютъ они торговлю свою въ одной только внутренней. Купцы ихъ трудолюбивы и проворны, городы богаты и торговые.; Португальцы, которые съ начала имѣли великіе здѣсь барыши, привозили бездѣлицы и продавали ихъ дорого, потому что жит ли не знали онымъ цѣны. Чрезъ сорокъ лѣтъ, въ кои они почти одни держали всѣ торги въ своихъ рукахъ, вывезли изъ Японіи несчетныя богатства; но упадокъ сихъ торговъ начался съ упадкомъ Христіанской вѣры, и они совсѣмъ рушились по прибытіи Голландцевъ.
   Сіи послѣдніе привозятъ шелкъ изъ Китая, изъ Тункина, изъ Бенгала и Персіи; шелковыя, шерстяныя и бумажныя ткани, получаемыя ими изъ Индіи; сукна и саржи изъ Европы; красильное дерево, кожи выдѣланыя воловыя и оленьи, перецъ, сахаръ, гвоздику, мушкатъ, канфару, ртуть, киноварь, шафранъ, квасцы, олово, селитру, зеркала, зрительныя трубки, часы и всякіе другіе Европейскіе товары. Изъ Японіи берутъ они золото, серебро, мѣдь, лаковую работу, скрынки, подсолнечники, ширмы, рыбью кожу, дорогія каменья, малеваную бумагу, трости, пшено, вареные въ сахарѣ плоды и чай разнаго рода.
   Все, что имѣетъ подобіе идола, печатныя книги, бумаги и мешалы съ Японскою надписью деньги, ткани дѣланныя въ землѣ, и особливо оружіе, и что только на оное походить, запрещены Голландцамъ, кои не могутъ вывозить ихъ, не подвергнувъ жизнь свою опасности. Кто въ томъ будетъ пойманъ, наказуется смертію.
   Батавская компанія платитъ городу Нангазаки пошлины пятнадцать на сто, которая дѣлится между мѣщанами во удовлетвореніе за безпокойство, наносимое имъ симъ чужестраннымъ торгомъ. Въ самомъ дѣлѣ оной очень тягостенъ бываетъ работами по наряду и разными другими услугами, къ коимъ принуждаютъ тогда обывателей. Оной дѣлежъ неровенъ для всѣхъ, а каждой получаетъ награжденіе, смотря по важности возложенной на него услуги.
   Сказывалъ ли я вамъ, что Ліеу-кіеускіе жители и Китайцы только одни пользуются на ровнѣ съ Голландцами выгодами получаемыми отъ сего торга? Агличане имѣли здѣсь селеніе, но не стали ихъ терпѣть, когда узнали, что они въ пріязни съ Португальцами. Колбертъ помышлялъ ввести въ Японію Французовъ; однакожъ сіе намѣреніе не произведено въ дѣйствіе.
   Законъ запрещающій чужестраннымъ кораблямъ приставать къ здѣшнимъ островамъ доказываетъ слабость или государства, или разума имъ управляющихъ. Ежели бы порты стереглись съ прилѣжаніемъ, какъ въ Европѣ, то чего бы бояться народу столь многочисленному и отважному, каковы Японцы?
   Китайцы подвержены учрежденіямъ столь-же тягостнымъ и столь-же мало имѣютъ вольности, какъ Голландцы. Торгъ ихъ ограниченъ на нѣкоторое количество товаровъ, и они сами держатся въ заперши, когда бываютъ въ Нанказаки, какъ я то уже сказалъ. Они занимаютъ упомянутое мною прежде жилище, за которое платятъ очень дорого въ одно только время продажи, бывающей три раза въ году весною, лѣтомъ и осенью. Не имѣютъ, какъ Голландцы, повѣреннаго, ни директора живущаго въ Японіи. По окончаніи торга отъѣзжаютъ всѣ, и контора ихъ остается пуста. Главной ихъ грузъ состоитъ въ шелкѣ, въ хлопчатой бумагѣ, въ сахарѣ, въ лѣкарственныхъ и пахучихъ зеліяхъ. Продаютъ они такъ же много нравоучительныхъ книгъ; но прежде, нежели получатъ на то позволеніе, книги разсматриваются со тщаніемъ, и первая должность надзирателей состоитъ въ томъ, чтобъ не впустить между прочими такой, въ которой говорится о Христіанской вѣрѣ. Вмѣсто пятнадцати на сто платимыхъ Голландцами въ Нангазаки Китайцы даютъ шестьдесятъ, и сверхъ того принуждены брать мѣдью или другими товарами всю цѣну взятую за свои, а денегъ вывозить имъ не позволено.
   Что называется слитокъ или полоса въ Японіи, есть родъ серебреныхъ денегъ, столь же различныхъ вѣсомъ, сколь видомъ и знакомъ. Самыя большія имѣютъ семь унцій, а мѣлкія полтора грана. Модныя нанизываются на снурокъ, какъ въ Китаѣ, разными числами до шести сотъ, кои всѣ составляютъ около рубля. Все золото употребляемое Японцами на деньги приводится въ одну пробу, и весьма чисто. Крупныя вѣсятъ унцію и шесть траповъ, средніе треть противъ крупныхъ; и всѣ имѣютъ особые знаки.
   Я семь и пр.
   

ПИСЬМО LXXIII.

Конецъ Японіи.

   Вотъ послѣднее мое письмо къ вамъ, Государыня моя, изъ Іедо и по видимому изъ Японіи. Обратный нашъ путь лежишь чрезъ Нангазаки, а по сей причинѣ и нѣчего мнѣ описывать, ежели не повторять прежде донесеннаго, чему предпочитаю я представишь вамъ другія подробности, кои суть плоды разговоровъ моихъ съ японцами и странствованія въ окружностяхъ здѣшней столицы.
   Прилѣжное разсмотрѣніе произрастеній доставило мнѣ въ сихъ небольшихъ переѣздахъ познаніе разныхъ деревъ и травъ, коихъ съ начала я не примѣтилъ. Таково есть бумажное дерево. Оно походитъ на шелковицу, и кора его служишь къ дѣланію веревокъ, свѣтиленъ и тканей. Корень его твердъ, вѣтвистъ и древесоватъ; пень прямъ и гладокъ, вѣтви велики и густо покрыты листьями. Приноситъ оно плодъ обросшій пухомъ, красной и приторнаго вкуса. Сіе дерево поднимается и ростетъ съ удивительною скоростію; когда посадишь въ землю молодые отростки, они тотчасъ принимаются.
   Всякой годъ по опаденіи листьевъ, то есть, къ концу Ноября рѣжутъ молодыя вѣтви длиною фута въ три, связываютъ ихъ пучками, мочатъ сутки въ холодной водѣ, варятъ въ щолокѣ, снимаютъ съ огня, и какъ простынутъ, разкалываютъ ихъ въ длину для снятія коры, изъ которой дѣлается бумага. Оную кору рачительно чистятъ; соскребаютъ съ нея первую кожу; отдѣляютъ всѣ суковатыя и грубыя части, кои откладываются особо для толстой бумаги. По вычищеніи коры варятъ ее въ негустомъ щолокѣ, и безпрестанно мѣшаютъ, приливая изрѣдка того же самаго щолока. Когда она до того доварится, что сдѣлается жидкимъ тѣстомъ, даютъ ей простынуть, переливаютъ въ сосудъ, и мѣсятъ руками. Сіе тѣсто кладется не деревянной гладкой столъ, два или три человѣка бьютъ его палками, и кладутъ потомъ въ кадку, приливъ туда составъ сдѣланной изъ пшена и нѣкотораго клейкаго корня. Все сіе мѣшается тростью до тѣхъ поръ, пока не учинится разтворомъ, изъ котораго дѣлается бумага. Она плотна, весьма бѣла и мягче нашей. Въ Японіи продаютъ малеванныя бумаги большими листами, кои бы вы приняли за шелковой штофъ.
   Лаковое дерево различествуетъ съ Китайскимъ, и ростетъ только въ Японіи. Когда сдѣлаешь нарубку на деревѣ, то течетъ изъ него бѣловатой клей, которой собираютъ на весьма тонкой листъ, и давятъ оной рукою, дабы спустить сквозь его скважины самую чистую жидкость. Въ оную примѣшиваютъ нѣсколько капель особливаго масла, и все сіе сливается въ деревянные сосуды, въ коихъ лакъ совершенно сохраняется. Дѣлаютъ его краснымъ, когда захотятъ, положа Китайской киновари, или нѣкоторый родъ красной земли здѣсь находящейся. Японцы наводятъ его безъ разбора на всякіе домовые уборы и даже на столовую посуду. Императоръ и не. употребляетъ иныхъ блюдъ и тарелокъ, какъ деревянныя лакированныя. Оныя выдерживаютъ самое горячее мясо и похлебки, и моютъ ихъ, не нанося ни малѣйшаго вреда ихъ лаку.
   Ели и кипарисы сушь обыкновенныя деревья сей страны. Изъ нихъ строятъ домы и корабли, дѣлаютъ кабинеты, сундуки, ящики, бочки и всякое снадобье. Сучья служатъ вмѣсто дровъ. Никому не позволяется срубить дерева безъ вѣдома властелиновъ, да и тѣ, кому таковая милость чинится, должны посадить молодое на мѣсто стараго. Всегдашняя зелень ели привлекаетъ къ сему дереву такое почтеніе, что будто и щастіе людское отъ него нѣкоторымъ образомъ зависитъ, украшаютъ имъ капища и кумирни; красноязычники и стихотворцы часто въ своихъ сравненіяхъ прибѣгаютъ къ свойствамъ сего любимаго и почитаемаго дерева.
   Японія находясь въ странѣ не весьма одаренной благими, была бы можетъ быть самая бѣдная земля въ Азіи, ежели бы трудолюбіе жителей не награждало безплодности грунта. Всегда настоящая нужда заставила ихъ выдумать тысячи средствъ неизвѣстныхъ другимъ народамъ. Они пользуются даже и тѣми произрастѣніями, кои сами собою родятся на каменныхъ горахъ, въ пескѣ и въ водѣ, употребляютъ и многія ядовитыя травы, научась отнимать у нихъ вредительную силу. Всѣ сіи вещи попираемыя другими народами и пренебрегаемыя даже и животными собираются здѣшними островитянами, и служатъ имъ въ пищу. Изо всѣхъ мягкихъ травъ растущихъ на днѣ моря нѣтъ почти ни одной, которой бы они не употребляли. Приуготовляются и продаются оныя женами рыбаковъ. Они съ удивительнымъ проворствомъ достаютъ ихъ, ныряя по двадцати и по тридцати саженъ подъ водою, и умѣютъ приправлять ихъ и придавать вкусъ вещамъ совсѣмъ никакаго не имѣющимъ. Повѣрите ли вы, что они нашли способъ дѣлать преизрядныя булки изъ моха растущаго на раковинахъ въ окружности Іедо? Вымывъ его, рачительно сушатъ, сѣкутъ очень мѣлко, снова моютъ, мѣсятъ руками, и составляютъ тѣсто, которое сушится на солнцѣ.
   Недостатокъ торга у Японцовъ съ чужестранными принуждаетъ ихъ самихъ работою доставать все себѣ нужное. Хлѣбъ наиболѣе ими сѣемой есть пшено, ячмень, пшеница и разные бобы. Пшено ихъ превосходитъ Индейское. Варятъ его и дѣлаютъ тѣсто, которое служитъ вмѣсто хлѣба. Ячмень есть главной кормъ скотины и лошадей. Дѣлаютъ изъ него также хлѣбцы, коихъ и люди не презираютъ. Пшено менѣе всѣхъ въ почтеніи; бобы послѣ пшена наиболѣе употребляются въ пищу сими островитянами. Рѣдька ростетъ свободно, и бываетъ чрезвычайно крупна. Изо всѣхъ произрастеній она наиболѣе служитъ въ пищу жителямъ; но какъ они навозятъ поля человѣческимъ дермомъ, то оная духъ столъ крѣпкой имѣетъ, что Европейцы съ трудомъ къ ней привыкаютъ. Ѣдятъ ее сырую, вареную въ водѣ или въ уксусѣ.
   Сверьхъ нашихъ огородныхъ овощей, кои изрядно ростутъ въ Японіи, есть множество свойственныхъ сей странѣ, и ростущихъ безъ всякаго присмотра и старанія. Дабы земли учинить плодородными, жители держатъ на готовѣ кучи скотскаго кала и всякой другой нечистоты, съ коею мѣшаютъ старыя рубища и раковины, увѣряютъ, что сей вздоръ составляетъ превосходной навозъ.
   Правленіе пекущееся о ободреніи земледѣлателя даетъ посѣвъ двухъ и трехъ лѣтъ тому, кто разчиститъ чужую непахатную землю, а ежели кто запуститъ свое поле только одинъ годъ, теряетъ его навсегда; правленіе отдаетъ его первому охотнику. Не достаетъ только того Японцамъ, кои познали нужду земледѣлія, чтобъ учинить его благороднымъ; но здѣсь, какъ у въ большей части просвѣщенныхъ народовъ, благородство не столь скоро дается полезнымъ упражненіямъ, сколь тѣмъ, кои способствуютъ страстямъ.
   Всѣ земли мѣряются по два раза въ годъ, въ первой прежде посѣва, во второй при наступленіи жатвы. Сіе дѣло поручается отъ государя землемѣрамъ. Когда наступитъ время жатвы, они повелѣваютъ скосить нѣкоторое пространство поля, выкладываютъ, сколько на немъ было колосьями судятъ, что можетъ принести все поле. Сія предосторожность тѣмъ нужнѣе, что арендаторы платятъ хлѣбомъ по мѣрѣ того, что снимутъ. Обыкновеніе есть таково, что помѣщикъ получаетъ шесть десятыхъ частей изъ прибыли, а землепашецъ четыре. На семъ самомъ положеніи отдаются въ наемъ земли Императорскихъ волостей. Надсмотръ надъ оными порученъ особливому надзирателю, который беретъ ежегодно шестьдесять на сто, а достальное получаетъ арендаторъ.
   Шелкъ Японской грубъ, и изъ него дѣлаются одни только простыя ткани. Фиговыя деревья невѣроятно плодоносны такъ, что бѣдныя находятъ въ нихъ изобильное пропитаніе. Каштаны крупнѣе и лучше нашихъ. Яблокъ здѣсь совсѣмъ не знаютъ, а есть только одинъ родъ грушъ чрезмѣрно крупныхъ, и кои ѣдятъ вареныя. Въ полуночной сторонѣ находится множество орѣшнику; но какъ орѣхи хороши тогда только, когда высохнутъ, то нѣтъ обыкновенія ѣстъ ихъ молодыя. Напротивъ того достаютъ изъ нихъ изрядное масло, не уступающее сладостію миндальному. Винограда садятъ мало, потому что онъ худо поспѣваетъ, а много есть померанцевыхъ и лимонныхъ деревьевъ. Всѣ красные плоды невкусны, какъ и плоды съ косточками. Поля, косогоры, долины, лѣса представляютъ весною приятной и изпещренной видъ по причинѣ множества цвѣтовъ, кои берутъ предъ нашими верьхъ красотою цвѣта, но уступаютъ запахомъ. То же почти сказать можно и о большей части плодовъ; они пріятны на видъ, но не имѣютъ ни вкусу, ни смачности, ни соку.
   Страна здѣшняя столь населена и обработана, что звѣри находятъ мало дикихъ мѣстъ, гдѣ бы жить могли и плодиться свободно. Не увидишь почти никогда ни тигровъ, ни леопардовъ, ни другихъ кровожаждущихъ звѣрей; лѣса наполнены козами, вепрями, медвѣдями и лисицами. Что касается до домовой скотины, то Японцы не ѣдя ни мяса, ни молока, водятъ только небольшое число быковъ и лошадей для земледѣлія или упряжки.
   По тому же самому началу преселенія душъ мало кормятъ птицъ, но и то только для увеселенія. Наибольше видно куръ, утокъ и пѣтуховъ. Къ послѣднимъ имѣютъ немалое почтеніе, ибо увѣрены, что они измѣряютъ время и предсказываютъ перемѣну погоды, утка есть самая прекрасная птица въ семъ краю; перья ея изпещрены наиярчайшими цвѣтами. Около шеи красной затмеваетъ прочіе; на головѣ великолѣпной хохолъ; хвостъ поднимается, и по томъ загибается внизъ. Голуби всѣ дикіе; въ домахъ ихъ не держатъ, ибо изъ опыта извѣстно, что калъ ихъ возгарается и причиняетъ пожары.
   Между насѣкомыми есть одно удивительной красоты, которое весьма любятъ здѣсь держать въ домахъ. Оное походитъ на муху. Крылья ея изпещренныя небольшими голубыми и золотистыми крапинками подали поводъ стихотворцамъ выдумать слѣдующую баснь.
   Влюбленные мотыльки старались понравиться сему прелестному животному. Коварная и прекрасная муха, дабы испытать ихъ постоянство, а мои тѣ быть желая избавиться отъ докуки, велѣла имъ въ одну ночь летѣть и принесши ей огня. Безрасудныя любвники слѣдуя слѣпо своей страсти, полетѣли къ первой лампадѣ, которую увидѣли, и всѣ пережглися.
   Море окружающее Японію доставляетъ жителямъ довольную пищу множествомъ рыбъ и еще большимъ числомъ раковинъ, которыя выбрасываетъ на берегъ. Ловятся въ немъ такъ же киты разной величины, и нѣтъ ни одной части сего животнаго, изъ которой бы не было пользы. Кожу, мясо и кишки ядятъ холодныя, или солятъ; жиръ топятъ и употребляютъ вмѣсто масла; изъ костей достаютъ хрящеватость, коею нѣкоторыя питаются, или сушатъ ихъ на солнцѣ и послѣ жгутъ вмѣсто дровъ. Жилы и хрящи служатъ вмѣсто веревокъ на фабрикахъ, и вмѣсто струнъ на музыкальныхъ инструментахъ; перья и усы употребляются на многія другія нужды.
   Я бы никогда не кончилъ, естьли бы вздумалъ вычислять всѣхъ водяныхъ животныхъ, коихъ ловятъ въ здѣшнихъ моряхъ. Между оными есть одно, почитаемое смертельнымъ непріятелемъ киту. Оно входитъ къ нему въ глотку, съѣдаетъ языкъ и его умерщвляетъ. Весьма стараются доставать его зубы, и вѣшаютъ на верьху домовъ и капищъ вмѣсто украшенія.
   Есть другая рыба, которую жители очень любятъ, хотя и говорятъ, что мясо ея ядовито, и даже смертельно, естьли не вычищено съ великимъ раченіемъ. Японцы, коимъ наскучитъ жить, прибѣгаютъ къ сему животному предпочтительнѣе, нежели къ кинжалу или къ веревкѣ. Съ начала причиняетъ оно обморокъ и бредъ, кончится харканьемъ крови, послѣ чего умираютъ. Военнымъ людямъ запрещено оно закономъ, ибо здѣсь жизнь ихъ почитается наидостойнѣйшею сохраненія.
   Не ища подражать тѣмъ путешествователямъ, кои наполняютъ свои повѣствованія безконечными реестрами красныхъ и дождливыхъ дней случившихся во время ихъ дороги, не могу я умолчать о ужасныхъ буряхъ, грозахъ и землетрясеніяхъ, которымъ подвержена здѣшняя земля. Климатъ Японской ни мало назвать не можно умѣреннымъ; зима здѣсь жестока, а лѣтомъ продолжается несносной жаръ Дожди часты во весь годъ, а особливо въ Іюнѣ и Іюлѣ, кои и называются водяными мѣсяцами. Судя однакожъ по долговременной жизни обывателей, не можно не признаться, чтобы воздухъ не былъ превосходной. Женщины здѣсь плодородны и болѣзней мало. Я видалъ цѣлую деревню населенную только семьею: всѣ въ ней мужики были сыновья, внучата, правнучата одного человѣка, которой еще жилъ и былъ здоровъ.
   Море Японское безпрестанно волнуется и подвержено ужаснымъ бурямъ, что соединяясь со множествомъ камней, дѣлаетъ его опаснымъ для мореплаванія. Островитяне здѣшніе имѣютъ свою Харибду и Скиллу, то есть, двѣ страшныя пучины, коихъ шумъ издали слышной приводитъ въ ужасъ, и служитъ писателямъ неизчерпаемымъ источникомъ сравненій. Ни надъ которымъ моремъ не бываетъ видно столько тучъ, кои матросы называютъ столбами, Японцы морскими драконами, и кои я уже вамъ описалъ.
   Землетресенія причиняютъ здѣсь великіе безпорядки. Они столь часты, что жители привыкнувъ къ нимъ, мало безпокоятся, хотя и цѣлые города отъ нихъ превращаются. Около сорока лѣтъ тому назадъ городъ Іедо почти совсѣмъ разорился, и больше двухъ сотъ тысячъ душъ погибло подъ развалинами. Каковымъ приключеніямъ страна здѣшняя подвержена по причинѣ множества сѣрной земли, подземныхъ огней и огнедышущихъ горъ.
   Изъ тѣхъ самыхъ горъ, изъ коихъ выходитъ пламя и дымъ, бьютъ многіе водяные ручьи, одни холодные, другіе теплые, имѣющіе сказываютъ, силу лѣчишь болѣзни: по существенную пользу получаютъ жрецы, приписывая имъ власть отпущенія грѣховъ. Каждой ручей имѣетъ по ихъ словамъ сію власть для одного только грѣха. Они кающимся показываютъ источникъ для такаго или такаго преступленіе что обращается въ народную исповѣдь, ибо по сему узнаютъ, кто въ чемъ погрѣшилъ.
   Сѣрное качество земли причиною рожденія металловъ и минераловъ всякаго рода. Нѣтъ страны, которая бы изобильнѣе была сѣрою, и она составляетъ наибольшее богатство края. Находятъ здѣсь также много золота въ рудникахъ и въ песку. Серебро, ежели повѣрить жителямъ, здѣсь чище и лучше, нежели въ другихъ земляхъ. Мѣди больше всѣхъ прочихъ металловъ, и ею обогащаются многія провинціи. Желѣзо напротивъ весьма рѣдко, такъ что по большой части употребляютъ мѣдь на орудія, кои у другихъ народовъ дѣлаются изъ желѣза.
   Въ городахъ находятся разные роды агатовъ, сердоликовъ, яшмы и другихъ дорогихъ камней. На берегахъ собираютъ сѣрую амвру, которая по мнѣнію Японцовъ и нѣкоторыхъ испытателей естества составляется во внутренностяхъ кита. Здѣшніе островитяне часто ее поддѣлываютъ, мѣшая толченую шелуху пшена, или стираксу, бензуинъ и другія вещи, увѣряютъ, что она будучи смѣшана съ опіемъ, есть сильное лѣкарство для изтощенныхъ мужей. Японцы изъ нея дѣлаютъ пилюли, принимаютъ ихъ въ вечеру, ложась спать, и разсказываютъ по утру великія чудеса о семъ крѣпительномъ лѣкарствѣ.
   Вы спросите, сколь обширна сія страна, заключающая въ себѣ толикія богатства? Длина ея простирается верстъ на восемь сотъ, а ширина, хотя и не вездѣ ровно, нигдѣ менѣе трехъ сотъ не имѣетъ. Островъ Нипонъ далъ свое имя всей землѣ. Оное на Японскомъ языкѣ значитъ источникъ солнца, ибо народы живущіе въ самой восточной странѣ Азіи думаютъ, что они находятся при самомъ источникѣ свѣта. Изъ сего Португальцы составили слово Япанъ, а на мѣсто его уже ввели Японію.
   Три большіе острова составляющіе сіе государство окружены великимъ числомъ другихъ малыхъ, изъ коихъ иные весьма плодородны, людны и столь обширны, что сочиняютъ сами собою губерніи и княжества. Иные же бѣдны, пусты и совсѣмъ дики. Кажется, что природа, учиня сію землю почти неприступною, и снабдя ее изобильно не только нужными, но и избыточными вещьми для жизни, хотѣла сдѣлать особливой свѣтъ, независящей отъ вселенной.
   Сперва она раздѣлена была на семь земель, а по томъ на шестьдесять шесть провинцій, управляемыхъ толикимъ же числомъ властелиновъ. Послѣ раздробили ее на мѣлкія части,2 и наконецъ теперь считается около семи сотъ округовъ, или уѣздовъ. Одни принадлежать прямо Императору, и составляютъ его волости; другіе розданы частныхъ людямъ подъ названіемъ владѣній, или наслѣдныхъ княжествъ. Кубо довольствуется своимъ наслѣдствомъ, не требуя по крайней мѣрѣ въ обыкновенное время никакой денежной подати
   Въ сей Имперіи разность состоянія жителей больше различена, нежели въ какомъ либо другомъ восточномъ государствѣ. Дворянство раздѣляется на три степени, на князей, на правителей, или судей, и на простыхъ дворянъ. Изъ вторыхъ выбираются государственные министры, губернаторы провинцій, управители маетностей и пр. Прочіе имѣютъ должности, при дворѣ, или служатъ въ войскѣ.
   Дворянинъ не выходитъ безъ того изъ своего дома, чтобъ не тащить за собою толпы слугъ, изъ коихъ одинъ несетъ подсолнечникъ, другой шляпу, третей опахало, иной туфли, или другія вещи употребляемыя господиномъ. Ежели онъ имѣетъ какой большой чинъ, то идетъ предъ нимъ урядникъ съ долгимъ копьемъ; и сія отличность привязана особливо къ судейству. Князья и вельможи имѣютъ другія преимущества, число провожатыхъ у нихъ больше, а особливо въ дорогѣ; иногда бываетъ съ ними до пятнадцати тысячъ человѣкъ. Я уже говорилъ о духовенствѣ, что оно бѣдно и гордо, почитаетъ себя выше всѣхъ, живетъ въ презрѣніи, въ правленіи ни малѣйшаго участія не имѣетъ, и въ нищетѣ утѣшается спесью.
   Вторая степень гражданъ составлена изъ купцовъ, художниковъ и земледѣлателей. Послѣдніе бѣдны, и могутъ почесться невольниками богатыхъ. То же почти сказать можно и о солдатахъ, кои большею частію суть крестьяне, обязанные слѣдовать за господиномъ на войну. Есть весьма богатые купцы въ Японіи, но ремесло ихъ въ презрѣніи; и въ слѣдствіе сего предразсужденія Голландцы и вообще всѣ чужестранцы привлекаемые торговлею мало тамъ бываютъ уважаемы, хотя и стараются придать себѣ цѣны богатствомъ и хвастливою наружностію, онымъ подкрѣпляемою. Дворяне здѣшніе не могутъ понять, какъ приходитъ на мысль простымъ купцамъ съ ними ровняться.
   Каждой человѣкъ перемѣняетъ имя нѣсколько разъ въ жизни. Одно ему даютъ въ дѣтскомъ возрастѣ, другое при концѣ юношества, третье въ старости. Ежели онъ получитъ чинъ какой въ государствѣ, или произведется въ другой, дается ему новое имя. Сіи перемѣны. кои всегда съ великими обрядами отправляются, часто причиняютъ замѣшательство въ исторіи сего народа, а иногда и въ обыкновенной жизни производятъ затрудненія.
   Одѣжда Японская мало разнствуетъ отъ Китайской. Она состоитъ въ разпахнутой рясѣ, больше или менше долгой, смотря по качеству человѣка. Большіе господа имѣютъ таковыя рясы изъ тѣхъ прекрасныхъ шелковыхъ съ золотыми и серебреными травами тканей, кои на сіе одно только употребленіе и дѣлаются, Подъ Нею носятъ они нѣсколько полукафтаньевъ по самыя пяты, а понихъ повязываютъ широкой поясъ захватывающей и самую грудь. Помянутыя рясы весьма просторны съ влекущимся хвостомъ и широкими рукавами. Полукафтанье хотя не столь долго, но такъ же идетъ до земли. Штаны доподколѣнокъ, короткіе сапожки и лакированные туфли составляютъ достальное ихъ одѣяніе. На поясѣ всѣ они носятъ опахалы; но уборъ наибольше ими любимой есть сабля и кинжалъ, которыя такъ же привязываются къ поясу, и коихъ ручка, а часто и ножны бываютъ съ каменьями.
   Простой народъ носитъ рясу до икры, а рукава только по локоть. Зимою употребляютъ они полусапожки и чоботы изъ кожи, изъ трости, или деревянные: въ прочее время ходятъ босые. Платье подпоясываютъ кушакомъ, стягивая оной на самой поясницѣ. Шляпъ не носятъ кромѣ дороги или войны. Дворяне брѣють лобъ, не трогая остальныхъ волосовъ. Мѣщане, художники и подлость чинятъ противное, оставляя волосы на лбу и брѣя задъ головы, сохраняя однакожъ чупрунъ, какъ Китайцы. Что принадлежитъ до бороды, они вырываютъ ее щипчиками, сколь скоро покажется.
   Японки одѣваются почти также, какъ мущины. Онѣ носятъ разпахнутую рясу съ предолгимъ хвостомъ, а подъ нею многіе полукафтаньи или тѣлогрѣи. По числу сихъ послѣднихъ судятъ о знатности женщины, и увѣряютъ, что знатныя госпожи надѣваютъ ихъ до тридцати. Правда, что дѣлаются оныя изъ ткани столь легкой и тонкой, что станъ ихъ отъ того ничего не теряетъ. Поясъ широкой и по краямъ убранной цвѣтами. Дѣвицы завязываютъ его сзади, а замужніе спереди. И тѣ и другія убираютъ волосы, но различнымъ образомъ по своему состоянію и породѣ. Простыя схватываютъ ихъ на темѣ иглою, у госпожъ связаны они на затылкѣ, и лежатъ по спинѣ. Нѣсколько повыше лѣваго уха втыкаютъ булавку, которая торчитъ впередъ къ самому лицу, и вѣшаютъ на ней алмазъ или жемчужину: но сіе не препятствуетъ имъ также носить серегъ.
   По всему тому, что я доносилъ вамъ о Японскомъ народѣ, должны вы объ немъ имѣть странныя мысли. Вы видите, что онъ будучи стѣсненъ въ углу нашего шара, запираетъ входъ въ свое государство всѣмъ народамъ вселенной, отгоняетъ съ насильствомъ чужестранныхъ желающихъ въ него проникнуть, заключаетъ въ вѣчное заточеніе и тѣхъ, коихъ выброситъ буря на его берега. Словомъ, убѣгаетъ отъ всякаго рода сообщенія съ прочими странами, и разрываетъ нѣкоторымъ образомъ священныя узы общества, долженствующаго существовать между смертными. Онъ почитаетъ себя столь трудолюбивымъ, столь богатымъ, что надѣется не имѣть нужды въ сосѣдяхъ, столь сильнымъ, столь отважнымъ, что не боится нападеній отъ неприятеля; столь многочисленнымъ, столь замысловатымъ, что не требуетъ ни помощи, ни просвѣщенія отъ чужестранныхъ. Сверьхъ множества людей занимающихъ средину государства морскіе берега такъ покрыты бываютъ приходящимъ народомъ, что кажется всѣ Японцы на нихъ поселились, и Имперія внутри пуста. Два главные города Меако и Іедо могутъ въ многолюдствѣ спорить съ самыми величайшими столицами свѣта.
   Японцы суть народъ военной, простирающій отвагу до дерзости, презирающій опасности и самую смерть, которой часто себя предаетъ за бездѣлицы. Таковые люди не легко даютъ себя побѣждать. Острова здѣшніе впрочемъ столь надѣжно укрѣплены своимъ положеніемъ, что нѣчего имъ бояться сосѣдей. Берега такъ утесисты, что въ одномъ только портѣ корабли безвредно могутъ становиться на якори, то есть въ Нангазаки, входъ въ которой также имѣетъ свои трудности. Татары покорившіе Китай безуспѣшно покушались завладѣть сими островитянами, кои по видимому никогда не сдадутся ни какой державѣ, сколь бы она ни была сильна. Китайцы, коихъ однихъ могли бы они бояться, съ лишкомъ упражнены правленіемъ своего государства, и не имѣютъ времени помышлять о распространеніи границъ его За предѣлы морскіе.
   Долговременной миръ, коимъ наслаждаются Японцы, не произведетъ въ нихъ порока лѣности, которой со временемъ превращается въ женскую нѣгу; воинская склонность и нѣкоторое благородство въ мысляхъ, преселяющееся изъ возраста въ возрастъ, кажется навсегда ихъ отъ того предохраняетъ. Они отъ самой колыбели приучаютъ дѣтей къ звуку военныхъ инструментовъ; никогда при нихъ не поютъ, какъ только военныя пѣсни. Первыя книги, даемыя въ руки, содержатъ достопамятные подвиги великихъ ихъ мужей, а особливо тѣхъ, кои сами себя предали смерти; ибо самоубивство здѣсь поставляется за послѣднее усиліе геройства. Народъ имѣетъ впрочемъ превосходное оружіе, и умѣютъ имъ проворно дѣйствовать. Онъ столь попечителенъ о сбереженіи онаго, что подъ смертною казнію запрещено продавать чужестраннымъ, или вывозить вонъ изъ края. Наконецъ всѣ они трудолюбивы, приобыкли къ работѣ, и живутъ малымъ; вода у нихъ обыкновенное пошье, худая трава пища, нѣсколько аршинъ холста одежда. Голова не покрыта, ноги босы, постеля голая земля или рогожка, подушка деревянной сундукъ.
   Дабы предупредить бунты могущіе произойти отъ бѣдности или праздности, Императоръ прилагаетъ попеченіе, что бы часть народа занята была государственными работами. Сто тысячъ человѣкъ, коихъ часто смѣняютъ другими, употреблены къ строенію капищъ, дворцовъ, дорогъ и другихъ народныхъ зданій. Природа одарила сихъ людей крѣпкимъ тѣломъ для работы, духомъ способнымъ къ чрезвычайнымъ предпріятіямъ; а земля приноситъ множество полезныхъ произрастеній, металловъ, минераловъ, сѣру, глину годную на кирпичъ и сосуды, хрусталь, дорогіе каменья, строевой лѣсъ, великое изобиліе хлѣба, овощей, травъ и врачебныхъ зелій. Однимъ словомъ, Японія не имѣетъ нужды ни въ какой посторонней помощи.
   Что принадлежитъ до правъ; законъ запрещающій впускать чужестранныхъ кажется довольно справедливъ относительно до свойства жителей и до образа правленія, которое въ Японіи утвердить хотѣли. Излишнее сообщеніе съ другими народами ввело бы новые обычаи, несходные съ нравами и разумомъ Японцовъ. Имперія единожды, будучи заперта, ничто уже не можетъ произвести препятствій волѣ государя; не опасается онъ ни стремленія черни, которую держитъ въ слѣпомъ повиновеніи, ни высокомѣрія вельможъ, коихъ покорилъ, ни усилія чужестранныхъ державъ, коихъ удаляетъ отъ своихъ гаваней. Симъ образомъ хранитъ онъ доброй порядокъ въ городахъ, спокойствіе въ селеніяхъ, отвергаетъ древніе обычаи, вводитъ новые, вселяетъ въ подданныхъ духъ изобрѣтенія и трудолюбія, бдитъ надъ поведеніемъ народа, удерживаетъ его въ предѣлахъ должности, принуждаетъ ко исполненію добродѣтелей, и словомъ сказать, изо всей Имперіи дѣлаетъ училище мудрости и добрыхъ нравовъ. {См. 1) Краткую исторію о Японскомъ государствѣ. собранную Профессоромъ Рейхелемъ, и Напеч, при Моск. унив. 177З. Въ 8. 2) Описаніе о Японіи содержащее въ себѣ извѣстіе о Японіи, исторію гоненія на христіанъ, и путешествіе Генриха Гагенара. Напеч. при Акад. Наукъ 1734 въ 8.}
   Я есмь и проч.
   

ПИСЬМО LXXIV.

Kopея.

   Имѣя намѣреніе ѣхать въ Татарію, надлежало мнѣ, Государыня моя, сѣсть на корабль въ Нангазаки, и пробираться чрезъ Корейское королевство, которое, какъ вамъ извѣстно, почти смежно съ Японіею. Камни и песочныя косы дѣлаютъ приѣздъ въ него опаснымъ и труднымъ. Мы прибыли въ самое способное для насъ время. Одинъ Татарской вельможа присланъ былъ туда отъ Пекинскаго двора для окончанія нѣкоторыхъ пограничныхъ споровъ между двумя государствами. Какъ я познакомился съ нимъ коротко въ Китаѣ; то онъ мнѣ позволилъ къ себѣ пристать съ однимъ мандариномъ втораго степени и однимъ миссіонеромъ капуциномъ, о которомъ просили его Іезуиты.
   Мы прибыли всѣ вмѣстѣ въ столицу, называемую Гин ки-тау, и я съ удивленіемъ услышалъ, что когда Пекинской дворъ присылаетъ въ Корею пословъ, король самъ встрѣчаетъ ихъ за городомъ; а въ Китаѣ напротивъ того Корейскіе послы обязаны уступать мѣсто мандаринамъ первой и даже второй степени. Отводятъ имъ домъ. гдѣ содержатъ ихъ въ нѣкоторомъ родѣ заключенія, и не выпускаютъ безъ приставовъ, обязанныхъ отвѣчать за все ихъ поведеніе. Правда, что Китайской посолъ не пользуется здѣсь также всею вольностію, хотя и болѣе почестей ему чинится. Разстояніе между дворцомъ и его жилищемъ уставлено солдатами, коихъ главная должность въ томъ состоитъ, чтобъ передавать изъ рукъ въ руки записки, которыми извѣщаютъ государя, что дѣлается у посла. Оныя записки выбрасываются за окно изъ дома министра и подъ предлогомъ оказанія участія, принимаемаго въ его здоровьѣ и особѣ, входятъ въ самыя мѣлкія подробности о его словахъ и дѣлахъ. Всѣ сіи наружности усердія и почтенія къ тому клонятся, чтобъ не допуститъ его приобрѣсти тайныхъ свѣденій о правленіи.
   Будучи привязанъ къ посольству, былъ я подверженъ той же неволѣ; но мало по малу нестоль строго съ нами поступать начали. "Я тѣмъ болѣе дивлюсь сей взаимной недовѣренности, говорилъ мнѣ офицеръ родъ философа бывшаго у насъ на караулѣ, что Китайцы и Корейцы составляли прежде почти одинъ народъ. Люди знающіе исторію нашу утверждаютъ, что первой правитель здѣшняго королевства былъ сродникъ Китайскаго Императора; и сіе случилось, ежели имъ вѣрить, три тысячи лѣтъ назадъ. Помянутой государь просвѣтилъ Корею, и ввелъ въ ней законы своей земли. Наслѣдники его царствовали около десяти вѣковъ; по томъ Китайцы завоевали Корею, учинили ее своею данницею, и государю оставили только наименованіе губернатора. Послѣ монархія поднялась, но и понынѣ платитъ дань Китаю. Она была подвержена многимъ другимъ перемѣнамъ, находилась то въ неволѣ, то въ независимости у своихъ сосѣдовъ, но всегда почти съ ними въ войнѣ."
   "Японцы и Татары также покорили часть нашихъ провинцій, и первые имѣютъ въ оныхъ и понынѣ небольшую землицу, лежащую на границѣ морской, ближайшей къ ихъ островамъ; но всего уничиженнѣе для нашего народа то, что короли наши обязаны присягать ежегодно Китайскому Императору; да и при вступленіи на престолъ должны просить о подтвержденіи сего монарха, которой присылаетъ двухъ мандариновъ, дать имъ наименованіе государя. Они принимаютъ оное на колѣняхъ, платятъ нѣкоторое число денегъ, и ко умноженію стыда, не могутъ женамъ своимъ дать достоинства королевы, не получа на то позволенія отъ Пекинскаго двора, въ доказательство сей зависимости я вамъ покажу списокъ челобитной, поданной Императору Кан-хи однимъ Корейскимъ королемъ."
   Произнося сіи слова, офицеръ вынулъ изъ своей книжки письмо слѣдующаго содержанія: "Я твой подданной, почитаю себя наинесчастливѣйшимъ человѣкомъ въ свѣтѣ. Я долгое время не имѣлъ наслѣдника; но наконецъ родился у меня сынъ отъ наложницы, и отъ того произходитъ все мое злополучіе. Я присудилъ жену мою удалиться, и возвелъ на мѣсто ея мать моего сына, коей ты соблаговолилъ дать наименованіе королевы. Но разсуждая, что первая правила долгое время моемъ домомъ; что мнѣ помогала въ жертвоприношеніяхъ, что воздала послѣдній долгъ моей матери, что оплакивала ее нѣсколько лѣтъ, почувствовалъ я, что долженъ былъ посту"пить съ нею честнѣе. И такъ желаю возстановить ее въ прежнее достоинство, а наложницу оставить въ прошедшемъ ея состояніи. Чрезъ сіе средство доброй порядокъ царствовать будетъ въ моей семьѣ, а въ королевствѣ начнется исправленіе нравовъ. Я твой подданной, хотя глупостію своею и невѣжествомъ сдѣлалъ пятно чести моихъ предковъ, но какъ служилъ твоему величеству двадцать лѣтъ, и какъ всѣмъ, что ни имѣю, обязанъ твоей милости, которая есть мой щитъ и покровъ, то ничего скрыть отъ тебя не ищу и не желаю; и по сей причинѣ къ тебѣ прибѣгаю въ семъ моемъ дѣлѣ. Признаюсь по истиннѣ, что стыжусь, преступивъ границы моей должности; но какъ дѣло идетъ о добрѣ моей семьи и о желаніи моего народа, то и надѣюся, что безъ оскорбленія почтенія, должнаго твоему величеству, могу представить тебѣ сію челобитную."
   "Челобитная отдана была въ приказъ обрядовь, которой нашелъ требованіе справедливымъ: въ слѣдствіе чего прислали къ намъ повѣренныхъ для возстановленія королевы и низверженія наложницы. Симъ же самымъ приказомъ разсматриваются всѣ представленія посылаемыя отъ насъ къ Императору; и естьли найдутся въ нихъ какія недовольно почтительныя выраженія, государь нашъ осуждается на платежъ штрафа, соравнительнаго съ преступленіемъ. Не смотря на таковую покорность, онъ неменѣе самовластенъ въ своемъ владѣніи: ни одинъ подданной, не изключая и самыхъ большихъ господъ, не имѣетъ своей собственной земли. Онъ даетъ ее, кому за благо разсудитъ, и на такое время, какъ ему угодно а по смерти отбираетъ назадъ.
   "Совѣтъ королевской составляется изъ главныхъ морскихъ и сухопутныхъ чиновниковъ. Министры собираются ежедневно въ его дворцѣ; но ни одинъ не имѣетъ права давать голосъ, ежели его не спросятъ, ни мѣшаться въ дѣла, естьли того не прикажутъ. Они вѣрны остаться на своихъ мѣстахъ до тѣхъ поръ, пока поведеніе ихъ порядочно, но ежели нарушатъ свою должность, то лишаются и земель и чиновъ, кои впрочемъ какъ бы ни хорошо они служили, не достаются ихъ дѣтямъ. Тоже самое чинится и въ разсужденіи прочихъ придворныхъ урядовъ: оставляютъ ихъ, получа другія мѣста выше и почтеннѣе. Что касается до правленія городовъ и провинцій, сія должность дается только на три года; но многіе не доживаютъ до срока, будучи смѣняемы за наималѣйшее нерадѣніе. Смерть или изгнаніе суть обыкновенныя наказанія за мздомство, о коемъ государь тотчасъ бываетъ извѣщенъ лазутчиками, которыхъ содержитъ въ великомъ числѣ во всѣхъ городахъ королевства."
   "Доходы его состоятъ въ произрастеніяхъ его волостей и въ пошлинѣ получаемой съ земель: онъ беретъ десятину со всего, что родится, и сія подать платится самыми вещьми, а не деньгами. Главные откупщики, кои берутся изъ простой степени жителей, собираютъ оную во время жатвы на самомъ полѣ и прежде, нежели что съ онаго свезется, и кладутъ въ королевскіе амбары, нарочно построенные въ провинціяхъ Народные урядники жалованье получаютъ припасами въ мѣстахъ своего пребыванія. Сверхъ десятины, отъ которой никто не освобождается, каждой простолюдинъ, незаписанной въ земское войско, долженъ работать три дни въ году на короля. Таковыя работы росписываются губернаторами, и мы не знаемъ другихъ тягостей и податей."
   "Уголовное правосудіе у насъ очень строго; бунтовщики и измѣнники изтребляются совсѣмъ ихъ родомъ; домъ преступника разбрасывается до подошвы, и не позволяется оной строить вновь. Женщина сбывшая мужа своего съ рукъ желѣзомъ или ядомъ закапывается въ землю живая по самыя плеча на большой дорогѣ. Подлѣ нея кладутъ топоръ, и каждой прохожей недворянинъ долженъ ударить ее разъ по головѣ. Жалостливые убиваютъ ее тотчасъ, дабы сократишь ея мученіе, и учинить болѣе ненавистнымъ наказаніе, нежели преступленіе. Властелины мѣстъ, гдѣ случится преступленіе, отрѣшаются отъ должностей на нѣкоторое время. Города лишаются своихъ губернаторовъ, и чинятся подсудными другимъ городамъ. Тоже наказаніе налагается на тѣхъ, кои взбунтуются противъ своего правителя, или посылаютъ ко двору неосновательныя жалобы."
   "Мужъ заставъ свою жену съ любовникомъ, имѣетъ право ее убить, лишь бы только невѣрность ея была доказана. Естьли онъ отдастъ ее въ судъ, тогда осуждается она ка смерть, но отъ ея выбора зависитъ родъ казни: вообще предпочитаютъ дать отрубить голову. Прелюбодѣяніе есть также уголовное преступленіе между мущинами, а особливо между знатными. Отецъ преступившаго, естьли еще живъ, а когда его нѣтъ, то самой ближней сродникъ, долженъ быть палачемъ. Осужденной можетъ такожъ выбрать самъ родъ казни: обыкновенно даютъ себя изколоть саблями. Свободнаго человѣка, пойманнаго съ замужнею женщиною, раздѣваютъ, оставляя на немъ одни портки. Въ уши втыкаютъ ему по стрѣлѣ; лицо натираютъ известью; на плеча привязываютъ мѣдной тазъ, и въ семъ уборѣ палачъ его водитъ по перекресткамъ, бьетъ изрѣдка въ тазъ, снимаетъ портки, и даетъ ударовъ по пятидесяти по лядвеямъ."
   "Господинъ уморивши своего невольника, даже и за бездѣлицу, не подвергается никакому наказанію; но естьли кто умертвитъ невольника принадлежащаго другому, то платитъ втрое его цѣну, убіеніе вольнаго человѣка откупается слѣдующимъ образомъ: топчутъ нѣсколько времени убійцу ногами; берутъ уксусъ, коимъ мертвой былъ мытъ, и вливаютъ въ него воронкою, а потомъ бьютъ его палкою по брюху до тѣхъ поръ, пока онъ умретъ. За воровство топчутъ ногами до смерти, но сіе отъ него здѣсь не защищаетъ: ибо суровыя наказанія вселяютъ еще болѣе суровости въ души людскія. Должники не платящіе осуждаются на біеніе палками по костямъ въ ногахъ, и сіе повторяется всякіе пятнадцать дней до тѣхъ поръ, пока они не выплатяшся. Ежели должникъ умретъ прежде, то платятъ долгъ за него сродники, или томуже страданію подвергаются, и никто здѣсь своего не теряетъ...
   "Біеніе палками столь-же часто, и такъ же мало наноситъ безчестія, какъ въ Китаѣ. Иногда за слово худо выговоренное оному подвергаются. Бьютъ то по ногамъ, то по подошвамъ, а наичаще по лядвѣямъ. Послѣднее наиболѣе употребляется надъ дѣтьми, надъ женщинами и надъ монахами; но женщины имѣютъ тогда на себѣ портки, и бьютъ ихъ иногда также и по икрамъ. На тѣхъ, кого симъ образомъ должно наказать, надѣваютъ мѣшокъ покрывающей все тѣло, дабы способнѣе было бить. Сто ударовъ почитаются наровнѣ съ смертію, и часто случается, что осужденной умираетъ, не вышерпя оныхъ. Естьли преступленіе не уголовное, никогда не даютъ болѣе тридцати ударовъ; но спустя два или три часа, продолжаютъ до тѣхъ поръ, пока не дадутъ числа ударовъ повелѣнныхъ судейскимъ рѣшеніемъ."
   "Палка употребляемая для сего наказанія походитъ на драницу, длиною болѣе аршина, изъ дубоваго дерева, съ одной стороны кругловатая, съ другой совсѣмъ плоская, шириною въ два пальца, а толщиною въ рублевикъ. Во время наказанія осужденной кричитъ жалостнымъ голосомъ, отъ коего природа содрогается. Воеводы городовъ и прочіе подсудные судьи не могутъ казнишь смертію, естьли рѣшеніе ихъ не подтвердится губернаторомъ провинціи. Государственные преступники должны судимы быть Королевскимъ совѣтомъ, которой также жребія ихъ рѣшить не можетъ, не доложась государю...
   "Военное правленіе учреждено съ таковымъ же порядкомъ, какъ и гражданское. Каждая провинція имѣетъ генерала, которому подчинены четыре или пять офицеровъ, коимъ подъ команду дается по полку. Сіи полковники имѣютъ подъ собою капитановъ, кои суть также правители, каждой какаго либо города или крѣпости. Нѣтъ деревни, въ которой бы правительство не содержало начальника для порядка, хотя онъ иногда бываетъ только сержантъ или капралъ. Сіи урядники обязаны имѣть списокъ солдатъ своего отряда, и подавать оной каждой годъ капитану вмѣстѣ съ реестромъ обывателей живущихъ подъ ихъ надзираніемъ. Симъ образомъ всегда извѣстно число людей находящихся въ службѣ."
   "Пѣхота вооружена пищалью, саблею, копьемъ, небольшою кирасою и шишакомъ. Солдаты принуждены имѣть всегда за свои деньги пятьдесятъ зарядовъ съ пулями, у конныхъ также есть шишакъ и кираса; но вмѣсто пищали носатъ они лукъ со стрѣлами, саблю и кнутъ, у котораго конецъ съ иглами. Всякой годъ дается конницѣ и пѣхотѣ три куска полотна на одежду."
   "У насъ есть родъ военныхъ монаховъ, изъ коихъ набираются гарнизоны для крѣпостей. Каждой городъ ставитъ по очереди извѣстное число сихъ монаховъ, собирая ихъ въ своемъ уѣздѣ. Они повинуются офицерамъ ихъ же сана; впрочемъ подчинены тѣмъ же уставамъ, какъ и обыкновенное войско, и почитаются за лучшихъ солдатъ въ Кореѣ."
   "Столица всегда наполнена военными людми, коихъ должность въ томъ состоитъ, чтобы Содержать караулъ около дворца, и провожать короля, когда онъ показывается народу. Всякіе семь лѣтъ провинціи по очереди посылаютъ вольныхъ жителей на караулъ къ нему на цѣлыя два мѣсяца; выѣзжаетъ же онъ со всею пышностію самовластнаго государя, и всегда бываетъ окруженъ дворянствомъ. Каждой имѣетъ знакъ своего чина, состоящій въ кускѣ шитья сзади и спереди, въ черной шелковой рясѣ и въ широкой перевязи. Предъ монархомъ идутъ и ѣдутъ офицеры, одни съ значками, другіе играютъ на разныхъ инструментахъ. Тѣлохранители за ними слѣдующіе суть главные мѣщане столицы; имъ какъ наивѣрнѣйшимъ подданнымъ его величество ввѣряетъ охотно свою особу. Посреди ихъ несутъ монарха подъ богатымъ балдахиномъ. Всѣ хранятъ глубокое молчаніе, и опасаясь, чтобы не подумали, что кто нибудь нарушилъ оное, кладетъ каждой себѣ въ ротъ кляпъ, и едва отваживается кашлянуть."
   "Всѣ встрѣчающіеся должны оборотиться къ королю спиною, и не смотрѣть на него. Предъ нимъ шествуетъ одинъ знатной чиновникъ съ ящикомъ, въ которой кладетъ челобитныя и прозбы, подаваемыя ему на палкѣ. Иногда прибиваютъ оныя только на стѣнахъ по улицѣ, дабы не извѣстно было, кто ихъ подаетъ, и сіи собираются нарочными людьми. Послѣ подаютъ они государю, котораго повелѣнія данныя въ слѣдствіе тотчасъ исполняются. По всѣмъ улицамъ, гдѣ онъ идетъ, двери и окна должны быть заперты."
   "Какъ Корея есть полуостровъ прилѣжащей къ землѣ одною неприступною горою, то правительство наше все попеченіе устремляетъ о защищеніи гаваней, и содержитъ для сей причины немалой флотъ. Каждой городъ обязанъ оснастить одинъ корабль, на коемъ бываетъ неменѣе трехъ сотъ человѣкъ. Вооружаются таковыя суда нѣсколькими пушками, и великимъ числомъ огненныхъ горшковъ. Въ каждой провинціи поручено одному морскому офицеру осматривать ежегодно корабли ставимые ею, и отдавать въ томъ отчетъ великому адмиралу. Ежели которой изъ нихъ пренебрежетъ свою должность, осуждается на ссылку, на біеніе палками, или на смерть."
   "Вѣра Фоу, столъ окоренившаяся въ Китаѣ между чернью, имѣетъ множество у насъ послѣдователей, даже и въ числѣ знатныхъ. И я земля наполнена капищами посвященными сему Индейскому божеству; но строятся оные внѣ городовъ, внутри коихъ не позволяютъ созидать никакихъ храмовъ, и вообще мало въ оныхъ помышляютъ о службѣ боговъ. По сей причинѣ не увидите вы здѣсь, какъ въ Японіи, чтобъ ходили молиться, хотя и тамъ сіе набожество служитъ часто предлогомъ распустѣ, привлекая многочисленныя семьи, побуждая ихъ шататься изъ города въ городъ, изъ провинціи въ провинцію, и питая праздныхъ людей на иждивеніи суевѣрія и слѣпаго легкомыслія гражданъ."
   "Корейцы кривляются предъ своими идолами, но почитаютъ ихъ мало. Въ нѣкоторые торжественные дни собираемся мы въ капища, зажигаемъ кусокъ благовоннаго дерева, и кладемъ оной предъ изображеніемъ кланяемся ему низко, и отходимъ. Въ семъ только и состоитъ почти наша служба. Мы вѣримъ впрочемъ, что добродетѣль будетъ награждена въ будущей жизни, а злые накажутся. Не имѣемъ мы ни проповѣдей, ни таинствъ, ни слѣдовательно споровъ, касающихся до вѣры. Тѣ, кои не обожаютъ Фои, слѣдуютъ закону Конфуція."
   "Монахи, коими земля здѣшняя набита, отправляютъ явно ремесло чтенія божества. Долгъ ихъ состоитъ въ томъ, чтобы два раза въ день приносить ему благовоніе, а въ большіе праздники находится при томъ и начальникъ ихъ. Прочіе монахи наполняютъ тогда капище звукомъ котловъ, тазовъ и барабановъ.
   "Сіи люди обязаны щедрости народа своими капищами и монастырями, И тѣ и другіе построены внѣ городовъ, и лежатъ на горахъ. Каждой монастырь зависитъ отъ города, которой его основалъ. Въ иныхъ считаютъ до пяти и до шести сотъ монаховъ, а есть города, кои кормятъ оныхъ до четырехъ тысячъ. Они раздѣлены на разныя шайки по десяти, по двадцати, и по тридцати человѣкъ. Старшій лѣтами повелѣваетъ, и ежели подчиненные нарушатъ правила, наказываются тѣлесно по обычаю здѣшней земли. Когда преступленіе нѣсколько важно, виноватой предается мірскому суду...
   "Сіи монахи не обязываютъ себя обѣтами: имъ вольно возвратишься въ міръ, когда уединеніе наскучитъ. Жизнь ихъ весьма сурова; правительство налагаетъ на нихъ подати и работы, народъ ихъ презираетъ, и поступаетъ какъ съ невольниками. Нѣкоторыя изъ нихъ живутъ однако при дворѣ, и нѣсколько уважаются, а особливо ежели имѣютъ какія знанія Сихъ называютъ Королевскими монахами, и они на платьѣ имѣютъ знакъ, отличающій ихъ отъ другихъ монаховъ...
   "Всѣ вообще стригутъ себѣ волосы и бороду; сообщеніе съ женщинами имъ заказано, и они должны воздерживаться отъ яденія мяса. Сіи три вещи столь строго запрещены, что нарушитель безчеловѣчно наказывается и изгоняется изъ монастыря. При постриженіи клеймятся они на рукѣ знакомъ, которой никогда не сходитъ живутъ своими трудами, торгомъ, собираніемъ милостыни, и подаяніемъ чинимымъ отъ губернаторовъ, которое однакожъ весьма умѣренно. Воспитываютъ также дѣтей. Ежели ученики похотятъ принять ихъ родъ жизни, то удерживаются для монастырской услуги, а выработанное ими принадлежитъ учителю, по смерти коего бываютъ они наслѣдниками его имѣнія, и носятъ по немъ трауръ, какъ по родномъ отцѣ."
   "Мы имѣемъ также женскіе монастыри, для принятія въ которыя должно доказать свое дворянство. Здѣсь какъ въ Японіи, да можетъ быть какъ и въ Европѣ, ходятъ въ иные не менѣе для утѣхи, какъ изъ набожества. Красота ихъ положенія привлекаетъ туда знатныхъ; они нарочно пріѣзжаютъ забавляться съ своими наложницами, коихъ или тамъ находятъ, или съ собою привозятъ. Развратность столь велика, что сіи домы походятъ болѣе на непотребные, нежели на уединеніе посвященное покаянію. Сіи монахини любятъ также пить и напиваться до пьяна; что можетъ быть случается и не въ одномъ здѣшнемъ краѣ."
   "Говоря вообще, Корейцы имѣютъ станъ и лице пригожее, нравъ тихой и любящей общество съ чужестранцами, кромѣ тѣхъ, кои по нещастію претерпятъ кораблекрушеніе на ихъ берегахъ, ибо въ такомъ случаѣ поступаютъ съ ними столь-же безчеловѣчно, какъ въ Кохинхинѣ. Народъ здѣшней легковѣренъ и простъ, но вмѣстѣ лживъ и плутоватъ. Обманъ не почитается за безчестіе, а напротивъ привязываютъ они къ нему нѣкоторую славу; но не смотря на сіе, наказываютъ, ихъ иногда за несдержаніе слова, и поставленъ законъ, коимъ повелѣвается платить тому, кого на рынкѣ обманутъ. Съ природы они изнѣжены, преданы утѣхамъ, и страстно любятъ пляску и музыку; съ природы также трусы, боятся несказанно смерти, и полагаютъ въ числѣ наивеличайшихъ несчастій подвергать оной жизнь въ сраженіяхъ. Въ одной войнѣ съ Японцами оставили они своего Короля, которой былъ убитъ неприятелемъ, и спрятались въ лѣсъ, гдѣ померло ихъ болѣе отъ голода, нежели отъ оружія. Часто бѣгали они отъ горсти Ей:ропейцовъ, когда собирались грабить разбитой при ихъ берегахъ корабль. Они такъ боятся крови, что предаются бѣгу, когда увидитъ слѣды оной.
   Больные приводятъ ихъ въ ужасъ; а какъ слабой неменьше иногда бываетъ безчеловѣченъ, какъ и кровожаждущей, то выносятъ ихъ за городъ, и кладутъ посреди поля въ соломенныхъ шалашахъ, гдѣ сродники должны принимать объ нихъ попеченіе, и сказывать прохожимъ, чтобы они удалялись. Бѣдной не имѣющій ни отъ кого помощи оставляется и умираетъ. Когда городъ заражается язвою, всѣ въѣзды заключаются высокими плетнями, и на зараженныхъ домахъ ставится знакъ на кровлѣ для отдаленія отъ него людей. Въ землѣ родится много лѣкарственныхъ травъ, но чернь въ нихъ силы не знаетъ а врачи кажутся однимъ только знатнымъ. Бѣдные прибѣгаютъ къ ворожеямъ и слѣпымъ, кои въ Бореѣ, какъ и вездѣ, стоятъ лѣкарей и докторовъ.
   Всѣ домы снаружи плохи, выключая господскіе, кровли покрыты соломою или тростникомъ. Позволеніе отъ правительства нужно, чтобъ употребить на оныя черепицу. Сверьхъ того они низки и тѣсны, построены на сваяхъ, и отдѣлены одни отъ другихъ. Стѣны земляныя, или самой легкой кирпичной работы; поземной ярусъ со сводомъ, и зимою разводятъ въ немъ огонь, отъ чего бываетъ тепло въ домѣ, какъ отъ печи. Сводъ подмазанъ масленою бумагою; домы малы, и состоятъ изъ одного жилья съ чердакомъ, гдѣ запираются припасы; уборы не менѣе просты, и только самыя нужныя.
   Жилища дворянъ приятнѣе и пространнѣе, имѣютъ спереди пристройку для помѣщенія приятелей, для даванія пировъ и для приниманія гостей. Есть также большой дворъ, прудъ, и садъ съ крытыми дорогами. Женскіе покои находятся во внутренней части, куда постороннимъ не позволяется ходишь, но женщинамъ иногда свободно быть при гостяхъ и ѣсть за столомъ, сидя насупротивъ самаго мужа, которой никогда глазъ съ нихъ не спускаетъ.
   Корейцы не знаютъ, что такое постоялые дворы, а награждаютъ сей недостатокъ гостепріимства слѣдующимъ образомъ. Прохожей долженъ сѣсть у забора селенія, къ которому придетъ, и тутъ приносится ему тотчасъ пища. Онъ можетъ пробыть, сколько ему угодно, и лишь бы не пришолъ къ однимъ жителямъ въ другорядь, всегда вѣрно угощаешся.
   Супружество между роднею запрещено до четвертаго колѣна. Въ день свадьбы женихъ садится на лошадь, и проѣхавъ по городу съ приятелями своими, останавливается предъ воротами невѣсты. Родня выходитъ, ведетъ къ нему невѣсту, свадьба играется, и дѣло кончится безъ далнѣйшихъ обрядовъ.
   Мущина можетъ содержать многихъ женъ, но законъ запрещаетъ имѣть въ домѣ болѣе одной. Богатые, которые во всѣхъ земляхъ не смотрятъ на законы, берутъ оныхъ по три и по четыре, Вообще Корейцы мало уважаютъ женъ, и нелучше поступаютъ, съ ними, какъ съ невольницами. Разводятся когда захотятъ, и навязываютъ на нихъ дѣтей, коихъ съ ними прижили. Жены напротивъ не имѣютъ сего права, и должны о разводѣ просить въ судѣ. Сіе варварское обыкновеніе имѣетъ по менщей мѣрѣ гну пользу, что способствуетъ размноженію рода человѣческаго.
   По смерти отца лучшая часть имѣнія, домъ и пожитки принадлежатъ старшему сыну, прочее дѣлится по равнымъ частямъ между братьями. Дочери наслѣдства не получаютъ, ибо жена, кромѣ платья, приданова не приноситъ. Когда главной въ семьѣ достигнетъ до престарѣлаго вѣка, то отрицается отъ имѣнія, и старшій сынъ вступаетъ во владѣніе дома, строитъ другой поменѣе для старика, печется о его пропитаніи, снабжаетъ его всѣмъ нужнымъ: и хотя отъ него уже нечего болѣе ему ждать, не менѣе его почитаетъ и ему повинуется. Подобные нравы должны намъ показаться рѣдки и удивительны.
   Трауръ по отцѣ продолжается три мѣсяца, и столь же строгъ, какъ въ Китаѣ. Запрещено въ сіе время отправлять свою должность, сердишься, драться, упиваться, и особливо жить съ женою; дѣти тогда родящіеся не признаются законными. Платье траурное есть ряса изъ толстаго холста, подъ которую надѣвается нѣкоторой родъ сермяги, а на шляпѣ сдѣланной изъ зеленаго тростника носатъ посконную веревку вмѣсто крепа. Большая трость или палка служитъ знакомъ, по комъ надѣтъ трауръ, трость означаетъ отцову, палка материну смерть. Въ сіи печальныя дни запрещено употребленіе бани, и всякой старается показать себя нечистымъ и срамнымъ.
   Сколь скоро человѣкъ умретъ, жена его, дѣти, братья, и ближніе сродники, бѣгаютъ по улицамъ, какъ сумасшедшіе, дерутъ на себѣ волосы, и кричатъ ужаснымъ голосомъ. Мертвыхъ хоронятъ только весною и осенью; а въ ожиданіи дня погребенія кладутъ тѣло въ соломенной шалашъ, построенной на четырехъ столбахъ на дворѣ или въ саду. Покойникъ въ наилучшемъ своемъ платьѣ запертъ во гробѣ, коего всѣ щели замазаны; съ нимъ замываютъ нѣсколько дорогихъ вещей, думая, что ему будетъ въ нихъ нужда на томъ свѣтѣ. Когда время погребенія назначится, что не дѣлается безъ совѣта ворожей, сродники собираются на канунѣ въ домъ къ покойнику, и проводятъ ночь за столомъ и въ веселіи. Выносъ начинается на разсвѣтѣ; несущіе гробъ поютъ съ нѣкоторою мѣрою и выступаютъ въ одинъ шагъ, а званые кричатъ и воютъ. Для черни копаются ямы отъ паши до шести футовъ; знатныхъ кладутъ въ каменныя могилы нарочно сдѣланныя, и ставятъ на верху ихъ статую съ надписью имени, качествъ и чиновъ. Спустя три дня, опять ходятъ на могилу для принесенія жертвы. Каждой мѣсяцъ срѣзываютъ траву растущую около оной, и чинятъ жертвоприношенія. Сіи погребальные обряды суть, какъ у Китайцевъ, главное и единственное отправленіе вѣры здѣшняго народа.
   Корейцы научились отъ сихъ самыхъ Китайцовъ почитать науки, въ коихъ однако нималаго не приобрѣли успѣха. Они имѣютъ ученыхъ и докторовъ, и различаютъ ихъ по перу на шапкѣ: достигаютъ до сихъ степеней чрезъ испытанія. Число готовящихся всегда велико; но обыкновенно голоса покупаются, отъ чего все сіе дорого становится. Допущенныя въ докторской степень получаютъ обыкновенно вмѣстѣ какую нибудь должность въ гражданскомъ правленіи, или чинъ въ войскѣ. Главной предметъ ихъ честолюбія есть тотъ, чтобъ быть употреблену вдругъ и въ войскѣ и въ гражданствѣ.
   Дѣтей съ малолѣтства обучаютъ наукамъ. Воспитаніе ихъ не имѣетъ ничего суроваго, стараются приохотить ихъ побужденіями чести и подражанія; говорятъ имъ о добродѣтеляхъ и о знаніи ихъ предковъ; представляютъ имъ ученіе, какъ единый путь къ приобрѣтенію имущества; и сіи великіе предметы ты возбуждаютъ въ лихъ охоту и прилѣжность. Въ каждомъ городѣ есть зданіе, куда собираютъ юношество, и читаютъ ему исторію государства, а особливо суды знатныхъ преступниковъ, наказанныхъ смертію за ихъ злодѣйства.
   Паука Коренцовъ состоитъ въ познаніи нравоученія, каково преподается въ Конфу паевыхъ книгахъ. Языкъ ихъ разнствуетъ съ Китайскимъ, и пишется также различными буквами, кои простой народъ и женщины употребляютъ, а ученые присвоили напротивъ Китайскія буквы, и сей языкъ составляетъ главное упражненіе здѣшнихъ мудрецовъ. Книгъ у нихъ много письменныхъ и рѣзныхъ, какъ у Китайцевъ. Многочисленная библіотека, которую бережетъ первый князь крови, не препятствуетъ, чтобъ невѣжество ихъ не было въ высочайшемъ степени, особливо въ Географіи. Они во всемъ свѣтѣ считаютъ только двенадцашь земель, не далѣе Сіамскаго королевства простирающихся. Когда Европейцы развязываютъ имъ о прочихъ странахъ свѣта, они тому смѣются, и спрашиваютъ, какъ можно статься, чтобы одно солнце освѣщало столько земель?
   Календарь получаютъ изъ Китая, не имѣя довольно просвѣщенія, чтобы самимъ сочинять: каждой годъ посылаютъ туда посла для принятія онаго.
   Утверждаютъ, что Корея имѣетъ въ длину отъ полуночи въ полдню около девяти сотъ, а въ самомъ широкомъ мѣстѣ около шести сотъ верстъ. Отъ Китая отгорожена она большимъ полисадникомъ служащимъ границею обѣимъ государствамъ. Въ Кореѣ считаютъ до полутораста городовъ, похожихъ между собою, и обнесенныхъ стѣнами, какъ Китайскіе. Текутъ чрезъ нее двѣ нарочитыя рѣки, одна на востокъ, другая на западъ, хотя начало свое обѣ берутъ одна близъ другой изъ одной горы соединяющей полуостровъ съ матерою землею. Климатъ весьма холоденъ, а особливо въ полуночной части. Снѣгъ падаетъ такъ великъ, что жители принуждены дѣлать по немъ сверху дороги для сообщенія между домами. Зимою ходятъ на лыжахъ, ибо инако не можно на снѣгу удержаться. Пшено ростетъ худо; хлопчатая бумага не родится; и народъ на одежду употребляетъ толстой посконной холстъ и овчины, Въ награжденіе сего недостатка много ростетъ здѣсь Жиньшиня, которымъ Корейцы отправляютъ великой торгъ въ Японію и въ Китай. Полуденная часть весьма плодоносна, и даетъ все нужное для жизни. Японцы научили ихъ сѣять табакъ, коего употребленіе до того совсѣмъ было неизвѣстно, Нынѣ и мущины и женщины безъ него жить не могутъ, да и дѣтей приучаютъ курить по четвертому году. Какъ они увѣрены, что сіе произрастеніе вывезено съ начала изъ Голландіи, то и почитаютъ ее наиблаженнѣйшею страною въ свѣтѣ.
   Въ Кореѣ находятся свинцовые, желѣзные и серебреные рудники; торговыя кожи, куньи и бобровые мѣхи; много рогатаго скота всякаго рода, а еще болѣе домовыхъ и дикихъ птицъ. Крокодилы часто попадаются, и падки на рыбу и на людей. Корейцы, какъ я уже сказалъ, имѣя торгъ съ Японіею и Китаемъ, возятъ туда свинецъ, пеньку, и особливо жень-шинь; отъ нихъ же получаютъ пряныя зелья, бумагу, пахучее дерево и другіе товары, Денегъ другихъ не имѣютъ кромѣ мѣлкой монеты: большіе платежи дѣлаются серебреными слитками, на коихъ знаковъ не кладутъ.
   Я есмь и пр.
   

ПИСЬМО LXXV.

Восточная Татарія.

   Не удивляйтесь, Государыня моя, что вы такъ давно не имѣли отъ меня извѣстія. Я проѣхалъ превеликія земли, лишенныя сообщенія съ Европейцами, и думаю, что вы получите вдругъ и на одномъ кораблѣ всѣ мои письма, которыя отправлю къ вамъ изъ Татаріи.
   Я часто разговаривалъ съ вами о Манжурахъ, завоевавшихъ Катай въ прошедшемъ вѣкѣ. Мнѣнія о произхожденіи ихъ различны; одни производятъ ихъ отъ дикихъ народовъ, населявшихъ восточную часть Татаріи; другіе отъ древнихъ Татаръ, коихъ государство столь же почти было пространно, какъ Китайское: но то сущая правда, что прежде завоеванія составляли они весьма слабую державу, и признавали себя подчиненными Китайцамъ, коихъ по томъ побѣдили и учинили своими подданными.
   Есть другіе Татары, называемые Мунгалы, кои населяютъ западную страну, и раздѣляются на разныя поколѣнія. Изъ оныхъ иныя подчинены Китайскому Императору, иные имѣютъ своихъ государей, имянуемыхъ Ханалъ Такимъ образомъ собственно называемая Великая Татарія составляется изъ двухъ народовъ, Манжуровъ и Ліунгаловъ, и захватываетъ болѣе третьей части Азіи. Длина ея отъ востока на западъ имѣетъ близь шести тысячъ верстъ, а ширина отъ полуночи на полдень около полуторы тысячи. Не смотря на толикую обширность, Татарія не походитъ на то, что она была при славномъ Чингис-ханѣ. Сіи народы подъ его предводительствомъ учинились славны подъ именемъ Мунгаловъ и Татаръ, которые тогда носили ихъ главныя орды или поколѣнія. Послѣ того сосѣднія сильныя державы завладѣли нѣкоторыми частями сей великой Имперіи; и изъ столь пространныхъ обларгаей большая половина принадлежитъ нынѣ Россіянамъ и Китайцамъ.
   Восточная Татарія (или татары Манжуры), которую почесть можно Китайскою провинціею, раздѣлена на три великія области. Мандаринъ, при которомъ я находился, имѣлъ повелѣніе ихъ объѣхать. Въ первой Мугденъ есть столица, да онъ почесться можетъ славнымъ городомъ и всего народа. Манжуры украсили его многими народными зданіями, и учредили въ немъ тѣже приказы, что въ Пекинѣ, составя изъ самыхъ жителей. Сіи верховные суды рѣшатъ окончательно тяжбы во всѣхъ Татарскихъ областяхъ, подчиненныхъ Китайскому владѣнію, Мугденъ служитъ пребываніемъ одному Татарскому генералу, имѣющему своихъ наперсниковъ, и командующему немалымъ числомъ войскъ, составленныхъ изъ природныхъ Татаръ.
   Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ городскихъ воротъ показывали мнѣ двѣ великолѣпныя гробницы, гдѣ лежатъ первые государи нынѣ царствующаго поколѣнія. Содержаніе оныхъ ввѣрено мандаринамъ, кои въ извѣстное время воздаютъ почести памяти сихъ государей точно такія, какъ бы они были еще живы.
   Правитель Мугденской принялъ насъ ласково и учтиво, и далъ намъ пиръ по Татарскому обычаю. Оной состоялъ въ двухъ блюдахъ худо накрошеннаго, и еще хуже сваренаго мяса, и въ блюдѣ, на которомъ лежалъ почти цѣлой баранъ, также въ куски изрубленной. За симъ слѣдовало пшено, кислое молоко и жидкая похлѣбка, въ которой плавали мясныя крошки; чаю при всемъ ономъ не щадили. Блюди ставили на полу на рогожкѣ, служащей вмѣсто стола, скатерти и салфетокъ. Подали также нѣкоторой родъ вина; но оно столь было дурно на видъ, что никто изъ насъ не отважился отвѣдать.
   Меня поселили въ правителевомъ домѣ, и я на другой день по пріѣздѣ прогуливался за городомъ. Съ одной стороны видѣлъ я поля покрытыя быками и овцами, съ другой пространные сады, или лучше лѣса яблоней, грушъ, немало походящіе на плодоносныя мѣста Нормандіи. Сей округъ изобилуетъ также просою, бумагою и пшеницею, равно какъ плодами и скотомъ.
   Я ничего не говорю о другихъ городахъ; они не заслуживаютъ вашего вниманія; простыя села во Франціи лучше населены и выстроены, и наши прикащики живутъ завиднѣе, нежели начальники приказовъ въ сихъ провинціяхъ. Мало здѣсь видно загородныхъ домовъ; богатые люди держатся всегда въ городахъ; когда захочется имъ весною насладиться чистымъ воздухомъ, то возятъ за ними палатки и припасы: охота составляетъ все ихъ упражненіе.
   Мугденъ, въ которомъ прожили мы нѣкоторое время, есть одинъ городъ заслуживающій сіе имя въ здѣшней провинціи. По сосѣдству съ Кореею торговля его въ цвѣтущемъ состояніи. Главныя фабрики, составляющія все его богатство, суть бумажныя, на которыхъ пищая бумага дѣлаемая изъ хлопчатой, не уступаетъ нашей ни бѣлизною, ни прозрачностію. Много оной отвозятъ въ Китай, гдѣ употребляется она на окна вмѣсто стекла.
   Въ окружностяхъ сего города на одной славной горѣ, сказываютъ, находится чудесная птица, о которой говорятъ Китайцы во всѣхъ своихъ исторіяхъ, и которую представляютъ во всѣхъ живописяхъ. Ежели вѣрить ихъ повѣстямъ, книгамъ, картинамъ; то сія птица имѣетъ тѣло журавлиное, шею змеиную, и хвостъ драконовъ, поетъ согласно и пріятно, никогда не садится на деревьяхъ, не питается никакимъ плодомъ. Ни одинъ Китаецъ не отважится сказать, что самъ ее видалъ; но всѣ утверждаютъ, что она есть, и что ежели это ее увидитъ, почитаетъ то благополучнымъ предзнаменованіемъ. Говорятъ, что показалась она при Конфунціевомъ рожденіи. Безъ сумнѣнія сія птица есть Фениксъ древнихъ, которая при всякомъ возобновленіи періода прилетала изъ Аравіи или Индіи, являлась людямъ, и возрождалась изъ своего собственнаго пепла. Относила она свою прежнюю плоть въ Египетъ въ городъ Еліополисъ на жертвенникъ солнца. Японцы, также имѣютъ выдуманнаго и баснословнаго животнаго: оной у нихъ то четвероногое крылатое, то родъ орла непонятной быстроты и благотворительнаго Свойства, и почитается предтечею златаго вѣка, щастливымъ знакомъ, показывающимся подъ особливымъ созвѣздіемъ для возмѣщенія добраго государя, героевъ, великихъ философовъ, рѣдкихъ и чрезвычайныхъ людей.
   Я писалъ къ вамъ однажды о поемѣ, сочиненной Китайскимъ Императоромъ о городѣ Мугденѣ, и послалъ небольшую оной часть. Позвольте мнѣ теперь представить вамъ еще отрывокъ, переведенной миссіонерами. Вамъ полюбится описаніе горъ, окружающихъ сію столицу.
   "Горы! тщетно покушаюсь я описать сіи пріятною зеленью покрытые амфитеатры, кои служатъ вамъ украшеніемъ почти во всякое время; сіи прелестные виды, представляющіе вдали почти нечувствительную покатость, по которой взоръ всегда обращаться можетъ съ удовольствіемъ безпрестанно возобновляющимся; сіи разбросанные въ разномъ разстояніи пригорки; сіи чистыя воды, кои спадая со многихъ стремнинъ, извиваются, и соединяясь на лугу, составляютъ рѣки, ручейки, и неизчислимое множество протоковъ. Тщетно силюсь я представить сіи высокіе и обширные холмы, днемъ затѣняющіе лучи солнца, ночью ясной свѣтъ луны; сіи гордящіяся вершины, кои превысивъ облака, еще продолжаютъ воздыматься, какъ бы искали коснуться и самой небесной тверди. Но и того еще тщетнѣе было бы мое стараніе начертать образъ сихъ вглубь идущихъ пустотъ, сихъ мрачныхъ пещеръ, сихъ страшныхъ разщелинъ, сихъ остро конечныхъ каменныхъ громадъ, сихъ въ ужасъ приводящихъ пропастей, къ коимъ никто не дерзаетъ приступить; сихъ опасныхъ безднъ, кои страхъ вселяютъ, и кои глубиною приводятъ въ трепетъ. Васъ не можно описать: самивы только въ состояніи, представясь взору, о себѣ понятіе намъ дать. Естьли красота васъ отличающая противу лежитъ предметамъ отнимающимъ у васъ цѣну въ глазахъ нашихъ, причиною тому, что не для одной утѣхи человѣка, не для одной его пользы вы сотворены. Звѣрь попирающій ногами землю, пресмыкающійся по ея поверхности гадъ, разсѣкающія воздухъ пернатыя должны находишь въ васъ и убѣжище свое и пищу. Будучи твари произведенныя природою, будучи дѣти сей всеобщей и о всѣхъ пекущейся матери, имѣютъ они одинаковое съ нами право пользоваться ея покровительствомъ. И такъ отверзите имъ, о горы, отверзите свои перси; бездны и пещеры ваши да представятъ логовище тѣмъ, кои изъ нихъ жадны къ крови; утесы и каменья ваши да послужатъ мѣстомъ покоя прочимъ. Будьте убѣжищемъ для всѣхъ, умножьте произрастенія ваши на ихъ пропитаніе; позвольте течь водамъ вашимъ на утоленіе ихъ жажды; мы тому завидовать не станемъ, а будемъ еще болѣе вамъ удивляться...
   Знаменитой сочинитель говоритъ въ предисловіи своемъ, что когда рѣчь идетъ о похвалѣ какаго мѣста, стихотворецъ долженъ въ началѣ изчислить всѣ вещи въ немъ находящіяся и произрастающія. Въ слѣдствіе сего правила распространяется онъ о естественной исторіи Мугденскихъ окружностей. Поетъ удивительное различіе четвероногихъ, крылатыхъ. рыбъ, деревьевъ, произрастеній и травъ всякаго рода, находящихся въ округѣ и въ земляхъ зависящихъ отъ сего города. Сей округъ мимоходомъ, скажу я, имѣетъ длины отъ востока на западъ болѣе двухъ тысячъ верстъ и около полуторы тысячи въ ширину: что составило бы превеликое государство въ Европѣ, Что принадлежитъ до подробностей естественной исторіи, читаемой въ сей поемѣ, оныя могутъ весьма любопытны быть для Китайцевъ и Татаръ, но вамъ бы показалися скучны, потому что предметы описываемыхъ въ ней трехъ царствъ со всѣмъ вамъ незнакомы.
   Императоръ говоритъ по томъ о построеніи города Мугдена Таи-тсомъ, о дворцѣ его, о народныхъ зданіяхъ, о порядкѣ введенномъ имъ въ гражданскомъ и военномъ правленіи. Сіе подаетъ ему поводъ выхвалять великихъ людей, кои мудростію своихъ совѣтовъ, пространствомъ своего знанія, добродѣтелями и дарованіями способствовали народу своему приобрѣсти славу.
   Городъ Мугденъ лежитъ на высотѣ на востокъ отъ Пекина въ семи стахъ пятидесяти верстахъ отъ сей столицы, а земля около его напаяется множествомъ рѣкъ, кои чинятъ ее весьма плодоносную. Таи-тсу былъ первой изъ своего колѣна, которой разорилъ стѣны Шеи-янга, построилъ на развалинахъ. сего стараго города новой, захвати подъ него еще болѣе земли, и назвалъ его Мугденъ, что значитъ, рости, возвышаться, разширяться въ чести и богатствѣ; слова приличныя счастію сего государя.
   Тіен-тсунгъ сынъ его учинилъ въ немъ столицу своего государства, и ее украсилъ. Канхи внукъ Таи-тсуевъ видя себя повелителемъ всего Китая, предпочелъ ему Пекинъ, но хотя самъ не жилъ въ немъ, изъ почтенія однакожъ и привязанности, которую Китайцы и Татары сохраняютъ къ мѣстамъ, гдѣ родились, онъ починивалъ его неоднократно, и по его повелѣнію прибавлены въ семъ городѣ огромныя зданія.
   Мугденъ теперь есть одинъ изъ главныхъ городовъ Имперіи. Онъ почитаться можетъ двойнымъ, потому что одинъ городъ заключенъ въ другомъ. Внутренній содержитъ Императорской дворецъ, гдѣ служба отправляется точно какъ въ Пекинѣ. Домы вельможъ, верховные приказы и разныя судебныя мѣста въ томъ же здѣсь числѣ, что въ столицѣ Китая. Окружность его полагаютъ въ пять верстъ, а входятъ въ него осмью воротами, изъ коихъ двое на полдень, двое на сѣверъ, двое на востокъ и двои на западъ. Наружной городъ населенъ простыми жителями, художниками, мастеровыми и другими людьми, кои для должностей своихъ и рукомеслъ не обязаны жить около дворца. Стѣны окружающія оба города имѣютъ до пятнадцати верстъ.
   Между прочими увеселеніями, кои дѣлалъ для насъ Мугденской губернаторъ, давалъ онъ намъ охоту по Татарскому обычаю. Я уже описывалъ вамъ оную въ одномъ моемъ письмѣ изъ Могола. Менѣе трехъ часовъ поймали мы съ полтораста зайцовъ въ кругѣ составленномъ изъ трехъ или четырехъ сотъ человѣкъ пѣшихъ и вооруженныхъ луками и стрѣлами. Одинъ только посланникъ и нѣсколько изъ главныхъ офицеровъ впущены были въ помянутой кругъ, и имѣли позволеніе стрѣлять по дичинѣ. Изъ сего великаго числа зайцовъ иные спасались бѣгомъ къ намъ подъ ноги, а иные и давлены были нами, или отгоняемы. Иные бѣгали имѣя стрѣлу въ спинѣ, а иные скакали только на трехъ ногахъ, потому что четвертая была переломлена. Слуги разставленные за кругомъ съ палками и собаками не допускали вырвавшихся за оной убѣгать.
   Оленья ловля, дѣлается инымъ образомъ: носятъ съ собою нѣсколько головъ оленьихъ самокъ, и ставятъ ихъ на видныхъ мѣстахъ, крича голосомъ сего звѣря. Олени находящіеся вблизи тотчасъ сбѣгаются, а какъ скоро подойдутъ близко, охотники на нихъ нападаютъ и убиваютъ ихъ безъ великаго труда.
   Какъ посланнику нашему не можно было долго останавливаться для осмотру въ каждомъ мѣстѣ, то мы запасясь пропитаніемъ, отправились далѣе, и приѣхали въ Кирин-улскую губернію вторую Манжурскую область, имѣвъ дорогу идущую чрезъ лѣса и пустыя поля. Сей городъ не представляетъ ничего примѣчательнаго; стѣны въ немъ глиняныя, а зданія болѣе походятъ на шалаши, нежели на домы. Кин-гута его ни лучше, ни болѣе; но должно изъ сего изключить ея предмѣстія, въ коихъ жилища порядочнѣе. Въ лѣсахъ близь лежащихъ отъ сего послѣдняго города ростетъ изобильно драгоцѣнной корень Жинь-шынь, которымъ привлекается туда великое число купцовъ. Для населенія сего почти степнаго края Императоръ посылаетъ туда всѣхъ Китайскихъ и Татарскихъ преступниковъ, осужденныхъ на изгнаніе.
   Въ теченіе нѣсколькихъ дней пути нашего по симъ степямъ представлялись намъ пріятныя зрѣлища и прелестные виды. Иногда послѣ сухой и негодной дороги наѣзжали мы на прохладныя долины, пресѣкаемыя ручейками и изпещренныя миліонами цвѣтовъ. Видѣли мы цѣлыя долины покрытыя желтыми лилеями, кои пахучѣе и прекраснѣе нашихъ. Мы переѣзжали чрезъ многія рѣки то на судахъ, то въ бродъ. Узури есть наипрекраснѣйшая во всей сей странѣ какъ чистотою воды, такъ и длиною своего теченія. По обѣимъ берегамъ видны селенія; изобилуетъ она рыбою всякаго рода, коей часть довольствуетъ жителей, другая употребляется на дѣланіе лампаднаго масла, достальная сушится на солнцѣ и бережется въ зиму. И люди и скотина равно ею питаются.
   Здѣсь запрягаютъ собакъ въ сани, когда рѣки замерзли, и оныя возятъ по льду съ не вѣроятною скоростію. Обыкновенно посылаютъ нѣсколько собакъ впередъ проложить до; рогу; прочія бѣгутъ за ними въ шлейкахъ и перемѣняются, пока путь не кончится. Иногда перебѣгаютъ онѣ не отдыхая до пятидесяти верстъ.
   Рыболовля не только пищу доставляетъ жителямъ, но и одежду. Они умѣютъ приуготовлять рыбью кожу и такъ ее красятъ, что вы приняли бы ее за шелковую ткань. Одежда ихъ покроемъ почти таже, что у Китайцевъ, изключая только то, что употребляемыя женщинами расы унизаны по краямъ мѣдными деньгами или колокольчиками, производящими немалой звукъ. Волосы заплетены въ множество косъ, и унизаны кольцами, иглами, небольшими зеркальцами и другими бездѣлицами.
   Народъ здѣшній не имѣетъ ни хлѣба, ни плодовъ, ни скотины; однѣ рѣки составляютъ его богатство и приносятъ ему пропитаніе. Нѣтъ славнѣе въ Манжурской исторіи рѣки Сонгары и горы, изъ которой оная натекаетъ. Одна примѣчанія достойна по великому множеству осетровъ, другая по своей высотѣ и бѣлизнѣ. Пѣсокъ покрывающій ее даетъ ей сей цвѣтъ, по коему и прозывается оная Бѣлою горою. Вершина ея кончится пятью чрезмѣрно великими камнями похожими на разваленныя пирамиды, и всегда туманомъ окруженными. Между сихъ камней находится глубокое озеро, изъ котораго Сонгара изтекаетъ.
   Народъ поселенной на ея брегахъ, показалось мнѣ, не имѣетъ никакаго богослуженія, никакаго понятія о вѣрѣ. Китайскіе идолы еще имъ не приняты безъ сумнѣнія потому, что Бонзамъ не весьма полюбилась бѣдная земля, на которой не нашли бы они ни выгодной жизни, ни способовъ къ скорому обогащенію.
   Мандарина нашего вездѣ принимали съ честію, какъ человѣка везущаго повелѣнія отъ двора; повсюду давали намъ провожатыхъ и съѣстные припасы. Мы не имѣли недостатка ни въ судахъ для перевозу на рѣкахъ, ни въ лошадяхъ для нашей ѣзды. Наконецъ прибыли мы въ Тси-тси-каръ третью область Манжурскихъ Татаръ. Она получила имя свое отъ одного города построеннаго Императоромъ Канхи для обезпеченія завоеваній его съ стороны Россіанъ. Вмѣсто, каменныхъ стѣнъ обнесенъ онъ палисадникомъ не весьма высокимъ, и окруженъ довольно изряднымъ валомъ. Гарнизонъ составленъ большею частію изъ Татаръ, а городъ напротивъ изъ Китайцовъ, привлекаемыхъ торговлею, или изгнанныхъ за преступленія. Жилища ихъ сгноятъ внѣ особой отгороды, гдѣ почти кромѣ приказовъ и губернаторскаго дома другихъ никакихъ нѣтъ.
   Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ сего города на берегу Сагаліи есть другой носящей имя сей рѣки, гдѣ продаются сойолы лучшіе изо всей Татаріи. Манжуры приносятъ ихъ за двѣсти верстъ, и они почитаются за первой здѣсь товаръ. Собаки нарочно къ сей ловлѣ приученыя ходятъ за ними на самыя утесистыя.горы, и знаютъ всѣ хитрости сего животнаго. Большіе лѣса, коими покрыта здѣшняя страна, чинятъ ее способною для ловли сихъ драгоцѣнныхъ звѣрковъ.
   Между помянутыми лѣсами и городомъ поля представляютъ изобилныя жатвы; а деревни построенныя почти одна на другой, соединяясь съ городомъ, стоящимъ по срединѣ, препространное селеніе. Сверьхъ великаго торга соболями продается здѣсь также много жемчугу, которой ловятъ почти во всѣхъ рѣчкахъ, впадающихъ въ Сагалію. Рыбакъ опускается въ воду, и собираетъ всѣ раковины. Другіе ихъ отворяютъ и достаютъ иногда очень крупныя жемчужины, но всегда почти уродливыя. Въ самой рѣкѣ ихъ не ловятъ потому можетъ быть, что въ ней онѣ не родятся, или что глубина препятствуетъ ихъ находить.
   Мер-хенъ другой большой городъ Теитсикарской области также люденъ, но худо построенъ. Стѣны въ немъ глиняныя, и хотя окружности вообще безплодны, собирается однако довольно пшеницы для прокормленія жителей. Сверьхъ Манжуровъ, кои здѣсь господа, сказывали намъ еще о Солонскихъ и Тунгутскихъ Татарахъ, различествующихъ нравами и обычаями. Солонскіе крѣпче и проворнѣе, не знаютъ инаго упражненія кромѣ ловли. Жены ихъ ѣздятъ верхомъ, стрѣляютъ изъ лука, и бываютъ съ мужьями на охотѣ за соболями и оленями.
   Когда выѣзжаютъ они вмѣстѣ на таковую охоту, то бываетъ ихъ до тысячи и болѣе. Одѣты они въ короткихъ и узкихъ душегрейкахъ изъ волчей шкуры; берутъ съ собою лошадей, собакъ и пропитанія на три мѣсяца. Во все сіе время живутъ въ лѣсахъ и по горамъ, терпя несносную стужу, и часто находясь въ опасности быть разтерзаны дикими звѣрями. Ничто не отнимаетъ отваги у сихъ неутомимыхъ охотниковъ, ни ледъ, ни разлитіе рѣкъ, ни трудности бѣдной и странствующей жизни. Весною возвращаются они въ свои жилища, и привозятъ въ городъ шкуры всѣхъ убитыхъ ими звѣрей. Самыя лучшія отбираются на Императора, и сію единую подать только онъ отъ нихъ и получаетъ. Прочія покупаются весьма не дешево, хотя и домашней товаръ. Чѣмъ далѣе отъ Татаріи, тѣмъ дороже они продаются, а въ Европѣ уже и совсѣмъ изъ цѣны выходятъ.
   Соболей не такъ ловятъ, какъ прочихъ звѣрей. Кожа на нихъ такъ тонка и нѣжна, что продать не льзя, ежели попорчена: по чему и употребляютъ въ сей ловлѣ собакъ и шенета. Кюгда охотникъ найдетъ на слѣдъ соболя на снѣгу, то иногда ходитъ за нимъ два и три дня, пока звѣрокъ уставъ не уйдетъ на дерево. Тогда Татаринъ ставитъ тенета около дерева, и разкладываетъ подъ нимъ огонь. Соболь почувствуй дымъ, спускается и попадаетъ самъ въ сѣти.
   Увѣряютъ, что Солоны суть остатокъ разныхъ ордъ, покоренныхъ Манжурами. Тун-гуты или Тун-гусцы, такъ названные отъ одной рѣки въ Сибири, откуда они начало свое получили, разнятся съ Солонами языкомъ, нравами и одеждою. Когда приѣзжаютъ на мѣсто, гдѣ хотятъ остановиться, втыкаютъ въ землю нѣсколько жердей, у коихъ связываютъ концы вмѣстѣ, оставляя въ срединѣ отверзтіе для дыма, покрываютъ ихъ берестою, и разводятъ подъ ними огонь.
   Сей народъ учтивъ и человѣколюбивъ, страстенъ къ табаку и горячему вину. Мущины велики, сильны и честны; женщины посредственнаго роста и добродѣтельны. Я видалъ между ими такихъ, вой имѣютъ разные узоры по лицу, начиная отъ глаза до рта. Они накалываютъ ихъ въ ребячествѣ иглою и натираютъ углемъ; отъ чего узоры никогда уже не сходятъ.
   Женщины носятъ шкуру по самыя колѣна, подвязывая оную строченымъ поясомъ, шириною пальца въ три. На каждомъ боку надѣто на него по желѣзному кольцу, на которомъ вѣшаютъ онѣ трубку и другія мѣлочи. Волосы, кои у нихъ черны, плетутъ въ косы около головы, и сверьхъ того надѣваютъ небольшую тапку съ мѣхомъ, которая къ нимъ очень пристала. Носятъ небольшіе сапожки изъ козла, обвивая ихъ ремнемъ около ноги.
   Мужеская одежда легка и весьма проста. Она состоитъ въ душегрѣйкѣ съ узкими рукавами, изъ шнуры вывороченной шерстью наружу. Чулки и штаны у нихъ изъ той же ножи и сшиваются вмѣстѣ. Шапки дѣлаются изъ бѣльихъ хвостовъ, а въ верьху оставляется дира, чрезъ которую продѣваютъ волосы, кои висятъ на подобіе косъ. Стрѣлы носятъ въ колчанѣ на плечѣ, а лукъ въ лѣвой рукѣ; сверьхъ того имѣютъ небольшое копье и топорикъ. Симъ образомъ будучи вооруженны, нападаютъ на дикихъ звѣрей, и убиваютъ ихъ; ибо вообще всѣ они проворны, сильны и отважны.
   Зимою, которая есть подлинное время ловли, ходятъ они на лыжахъ, длиною въ одинъ футъ, шириною..дюймовъ въ шесть. Оныя четвероуголѣны сзади, остроконечны съ переди, р привязываются къ ногѣ ремнемъ: иначе не льзя бы имъ было ходить по снѣгу; но и то сказать должно, что лыжи можно употреблять на однихъ только ровныхъ мѣстахъ. Для горъ имѣютъ они другую обувь обшитую мохнатою кожею, коей шерсть не допущаетъ имъ скользишь. Они всходятъ на горы съ великою удобностію, а сходя предаются всему стремленію такъ, что ничто остановить ихъ тогда не можетъ.
   Народъ Тунгутской прежде былъ весьма многочисленъ, но уменшила его оспа. Сію болѣзнь узнали они со времени прибытія Россіянъ, и такъ ея боятся, что естьли кто занеможетъ, строятъ ему особую внѣ жилья избу, ставятъ въ ней воду и нѣсколько пищи, собираютъ свой скарбъ, и идутъ противъ вѣтра. Каждой несетъ горшокъ горящихъ угольевъ, кричатъ всѣ дорогою страшнымъ голосомъ, и не посѣщаютъ больнаго прежде, пока не увѣрятся, что опасность миновалась; а когда найдутъ его мертвымъ, то вѣшаютъ на дерево.
   Когда отправляются на охоту, пропитанія съ собою не берутъ, надѣясь на живность, которая попадется. Ѣдятъ, что ни поймаютъ, медвѣдей, лисицъ, волковъ; но всего лучше любятъ бѣлокъ. Что касается до горностая, мясо его столь крѣпко и вонюче, что надобно съ голоду умирать, дабы за него, приняться. Охотникъ убившій лося или другова какаго звѣря, до тѣхъ поръ мѣста не покинетъ, пока всего его не съѣстъ: но ежели сіе случится недалеко отъ дома, то часто онаго относитъ своей семьѣ. Разводитъ огонь чрезъ треніе двухъ кусковъ дерева одно объ другое, и печетъ мясо; ибо Тунгусы щипаются сырымъ въ самой только крайности. Когда голодъ ихъ пронимаетъ, то кладутъ они одну дощечку на брюхо, другую на спину, и стягиваются веревкою, какъ можно крѣпче; отъ чего голодъ утишается. {См. Описаніе всѣхъ въ Россійскомъ государствѣ обитающихъ народовъ, также ихъ житейскихъ обрядовъ и пр. изданное книгопродавцомъ Миллеромъ. Въ ономъ всѣ народы, населяющіе сію часть Азіи, описаны подробно.}
   Но возвратимся къ Манжурамъ. Хотя земля имъ принадлежишь, но число ихъ въ Татаріи не велико, а особливо съ того времени, какъ государи ихъ, завладѣвъ Китайскимъ престоломъ, туда ихъ привлекли. Дворъ крайне имъ добротворитъ, и они тамъ имѣютъ большіе чины и великія богатства, исповѣдуютъ съ Китайцами одну вѣру, и составляютъ, такъ сказать, единъ народъ.
   Между оставшимися въ своей землѣ одни не имѣютъ никакаго наружнаго богослуженія, другіе обожаютъ великаго Ламу, о которомъ доносилъ я вамъ въ письмѣ моемъ о Бутанскомъ королевствѣ; иные наконецъ исповѣдуютъ смѣшанную вѣру, заключающуюся въ нѣсколькихъ ночныхъ обрядахъ, похожихъ на колдовство. Собираются въ полночь мущины и женщины на одно мѣсто, гдѣ одинъ изъ нихъ ложится на землю, а прочіе поднимаютъ ужасной вой при унывномъ звукѣ барабана, нарочно для сего суевѣрія сберегаемаго. По прошествіи двухъ часовъ помянутой человѣкъ встаетъ какъ бы въ восхищеніи, и разказываетъ свои видѣнія. Онъ во время усыпленія узнаетъ, что имѣетъ приключишься одному, что долженъ предпріяшь другой; и всѣ его слова почитаются за божескіе отвѣты.
   Таковые мнимые колдуны, называемые здѣсь Шаманами, пользуются великимъ уваженіемъ. Женщины также принимаютъ на себя сію должность и увѣряютъ, что онѣ спятъ съ діаволами, отъ коихъ узнаютъ о всемъ будущемъ. Желая удостовѣриться о истиннѣ чинимыхъ объ нихъ разсказовъ, ходилъ я къ одной изъ сихъ Сивиллъ, которая почиталась знатнѣйшею во всемъ округѣ. Когда вошелъ я къ ней, она не перестала продолжать домашней работы, въ которой упражнялась. Сказали ей причину моего прибытія, и она оную выслушала безъ всякаго вниманія. Однакожъ когда далъ я ей трубку табаку и рюмку водки, то выпроставъ и ту и другую, стала повеселѣе. Я чинилъ ей разные вопросы, а она притворялась, что не разумѣла, о чемъ говорю; но выкуривъ другую трубку, выпивъ еще рюмку водки, и принявъ небольшой отъ меня подарокъ, начала собирать свои волшебныя орудія.
   Первое было чурбанъ обтесанной на подобіе человѣческой головы, украшенной шелковыми и шерстяными разнаго цвѣта лоскутьями. Послѣ взяла она небольшой барабанъ, имѣющей около фута въ поперечникѣ, обвѣшенной желѣзными и мѣдными кольцами, и также лоскутьями, затянула унывную пѣсню, бія по барабану; сосѣди, коихъ она велѣла позвать, ей подтягивали; и во время сей музыки продолжавшейся съ четверть часа, стояла она въ углу своей избы, и жала крѣпко въ рукахъ помянутую деревянную голову. По окончаніи вороженія просила меня сказать себѣ мои вопросы, и отвѣчала на оные не безъ остроты, но также темно и обоюдно, какъ то чинили древніе оракулы.
   Какъ обманщики сего рода весьма славны въ сей части свѣта, и между непросвѣщенною чернію почитаются за людей вдохновенныхъ; то опишу я вамъ изъ нихъ одного, которой былъ приведенъ разными начальниками своего колѣна къ нашему Мандарину во время обѣда. Сей человѣкъ имѣлъ около тридцати лѣтъ, и старался показывать столько же важности въ осанкѣ, сколько тянуть свою рѣчь. Поднесли ему рюмку водки; онъ выпилъ, но другой не принялъ. Поговоря съ нимъ нѣсколько времени, просили мы его показать намъ опытъ своего знанія. Онъ принудилъ насъ повторить сію прозбу нѣсколько разъ, и наконецъ сѣлъ на землю, поджавъ ноги, оборотись лицемъ къ своимъ товарищамъ, взялъ въ каждую руку по палочкѣ для біенія мѣры, и затянулъ унывную пѣсню, кривлялся всячески, и наконецъ въ такое пришелъ бѣшенство, что появилась у него пѣна около рта, а глаза изо лбу выходили. Народъ приписываетъ сіи чрезъестественныя движенія дѣйствію какаго духа, и дѣйствительно не льзя не вѣрить, смотря на него, чтобы не было въ немъ тогда нѣсколько чертей.
   У томясь отъ таковыхъ насильственныхъ кривляній, приближился онъ къ двери, и гири раза закричалъ престрашнымъ голосомъ, призывая духа, долженствующаго сказать отвѣты на вопросы, кои имѣли быть ему заданы. Послѣ воротился онъ на старое мѣсто и сѣлъ съ холодною кровію, говоря, что мы можемъ его спрашивать, Я совсѣмъ словъ его не понялъ; столь они были темны и запутаны. По томъ выкидывалъ онъ разныя штуки; притворялся, что онъ хочетъ себя зарѣзать, поднесъ ножъ къ горлу, держалъ долго голую шпагу въ рукѣ, и чинилъ разныя подобныя дурачества.
   Но не въ семъ одномъ замыкается отправленіе вѣры здѣшнихъ народовъ; они имѣютъ также нѣкоторой родъ жертвоприношеній. На Китайскихъ границахъ есть небольшая гора, которую признаютъ они за святую землю. Ежели проѣзжая мимо оной, не оставилъ бы кто части своего платья, тотъ думаетъ, что путь его не можетъ совершиться благополучно. Сіи дары вѣшаются на сучьяхъ деревьевъ ростущихъ по горѣ; оставляютъ тамъ рубашки, шубы, шапки и другую подобную одежду, такъ что сіе святое мѣсто походитъ на ветошной рядъ. Не позволяется никому касаться до приношеній, и ежелибъ кто дерзнулъ изъ оныхъ что унести, то бы былъ признанъ и наказанъ, какъ нечестивой святотатецъ.
   Манжурской языкъ есть тотъ самой, которой сіи Татары принесли въ Китай. Императоръ Каи-хи повелѣлъ сдѣлать словарь, гдѣ всѣ ихъ слова разположены порядочно, каждое подъ своимъ оглавленіемъ. Первое касается до неба, второе до времени, третіе до государя; прочіе говорятъ о правленіи мандариновъ, о обрядахъ, о обычаяхъ, о музыкѣ, о книгахъ, о войнѣ, о ловлѣ, о человѣкѣ, о землѣ, о шелкѣ, о тканяхъ, о платьяхъ, о питьѣ, о пищѣ и пр. Каждое слово изображено большими буквами, а подъ нимъ мѣлкими его описаніе, изъясненіе и употребленіе.
   Сей языкъ имѣетъ, въ сравненіи съ нашимъ ту особливость, что Татары употребляютъ различныя глаголы столько разъ, сколько существительныя имена, управляемыя сими глаголами, различествуютъ между собою. Напримѣръ по Французски говорится: faire une maison, faire un tableau, faire du pain, (сдѣлать домъ, картину, хлѣбъ:) чего Татаринъ не можетъ терпѣть; а должно согласуясь съ его языкомъ сказать: построить домъ, написать картину, испечь хлѣбъ. Они сносятъ повтореніе одного глагола въ обыкновенномъ разговорѣ; но въ письмѣ находятъ оное непростительнымъ, Также не повторяютъ одного слова въ двухъ или трехъ строкахъ; таковое единогласіе непріятію ихъ ушамъ. По сему не можно оспорить, что бы языкъ ихъ не былъ изобиленъ; но сіе у нихъ изобиліе безполезно, тяжело, и отъ котораго не зависитъ достоинство языка. Изъ сего свойства Татарскаго языка выходитъ еще и то, что наполненъ онъ словами тоже и одно значущими; ибо ежели каждое существительное имѣетъ собственной глаголъ, то знаменованіе сего существительнаго становится уже безполезно, и всѣ дѣйствительные глаголы могутъ быть средними. Въ Европейскомъ языкѣ также есть глаголы, кои изъясняютъ цѣлое предложеніе.
   Вторая особливость, чинящая Татарской языкъ изобильнымъ, есть способность изъяснить однимъ словомъ, чего бы не выразить намъ цѣлою строкою. Напримѣръ, ежели хочешь сказать, говоря о собакѣ, что у нея на ушахъ шерсть долга и густа, то говорится у нихъ танга. Ежели она мала, имѣетъ короткія ноги, означается словомъ капари. Также точно изображаются и прочія ея добрыя и худыя качества: одно слово заступаетъ у нихъ два и три, не смотря на то, что собака изо всѣхъ домовыхъ животныхъ менѣе другихъ имѣетъ выраженій на Манжурскомъ языкѣ. Мнѣ бы не окончить, ежели бы я вздумалъ говоришь о другихъ скотахъ; но наибольше словъ выдумано для лошади сего любимаго у Татаръ животнаго. Для каждой шерсти, для лѣтъ, для добрыхъ качествъ, для пороковъ, для всякаго движенія есть особливое слово.
   Хотя народъ здѣшній имѣетъ одинъ только родъ буквъ; но пишетъ, ихъ четырмя различными образами. Ежели нужно употребишь важной и почтительной слогъ, самой прилѣжной писецъ едва можетъ въ день окончить двадцать пять строкъ, ибо таковой слогъ требуетъ чистоты и исправности, для коей нѣсколько разъ должно снова начинать писать. Прочіе три способа писанія, болѣе или менѣе совершенные, употребляются, смотря на случай и нужду. но какъ я думаю, что вы не имѣете намѣренія обучаться Татарскому языку, то и не стану вамъ докучать сими любопытными разностями, ни тѣмъ, какъ сочинители пишутъ свои книги, и дѣлаютъ въ нихъ поправки и перемѣны.
   Манжуры весьма предубѣждены добротою своего языка. Отецъ Пареннень Іезуитъ, котораго я видѣлъ въ Китаѣ, разсказывалъ мнѣ, что случилось ему однажды быть въ Татаріи съ покойнымъ Императоромъ, и имѣть разговоръ съ наслѣдникомъ, коему было тогда около тридцати пяти лѣтъ. Вотъ оной разговоръ точно, какъ я его слышалъ отъ сего миссіонера.
   "Я думаю, говорилъ мнѣ сей князь, что не можно хорошо выразить смысла словъ нашего языка, а еще менѣе величество слога ни на какомъ Европейскомъ языкѣ. Дабы меня въ томъ увѣрить, заставилъ онъ меня писать Татарское письмо, которое самъ мнѣ сказывалъ, и велѣлъ его перевесть по Латыни. Я легко исполнилъ его приказаніе; но почему знать, что ты написалъ, говорилъ онъ мнѣ, мои ли точно тутъ мысли, или твои? Можетъ быть ты что позабылъ, перемѣнилъ, или прибавилъ? Потомъ приказалъ онъ мнѣ читать по Китайски то, что перевелъ я по Латыни. Я сіе тотчасъ учинилъ; князь дивился и былъ доволенъ. Оказывалъ онъ однакожъ немалое презрѣніе къ нашимъ буквамъ, которыя называлъ похожими на слѣды мухи ходящей по запыленному столу. Какъ можно ими изъяснить столько мыслей и разныхъ дѣйствій, столько одушевленныхъ и не живущихъ вещей? Наши буквы напротивъ того чисты, раздѣльны, видны. Число ихъ велико, есть изъ чего выбрать, смотрѣть на нихъ мило. Наконецъ языкъ нашъ мужественъ и величественъ, слова пріятно ударяютъ въ слухъ, вмѣсто того, что когда вы между собою говорите, мнѣ всегда кажется, что птицы щебечутъ."
   "Я далъ ему почувствовать съ почтеніемъ, продолжалъ Іезуитъ, что по той же самой причинѣ, для которой онъ предпочитаетъ Татарское письмо Китайскому" (ибо Китайцы имѣя тысячи буквъ, не могутъ выразить всѣхъ Татарскихъ словъ,) долженъ онъ верхъ дать Европейскимъ буквамъ предъ своими, потому что посредствомъ оныхъ, хотя число ихъ. и весьма мало, Европейцы свободно изъясняютъ всѣ слова Татарскія, Китайскія и множество другихъ, коихъ ни тѣ, ни другія, не могли бы написать. Я къ сему прибавилъ, что чемъ знаки наши простѣе и числомъ менѣе, но впрочемъ по всему достаточны, тѣмъ они и удивительнѣе; что изобиліе въ семъ родѣ есть порокъ, и что тѣмъ самымъ Китайской языкъ бѣднѣе Татарскаго, а Татарской бѣднѣе Европейскихъ."
   "Послѣ принялъ я смѣлость просить его, чтобы онъ написалъ по Татарски сіи слова: брать, грифонъ, добро и пр. Князь не умѣлъ сего учинить, потому что на его языкѣ неможно соединить вмѣстѣ двухъ согласныхъ. Сверьхъ того примѣтилъ я ему, что въ азбукѣ его языка нѣтъ б и д, и что принуждены ставить на ихъ мѣста и и т. Отъ сего произходитъ, прибавилъ я, что есть множество словъ Европейскихъ, которыхъ вы написать не можете. Потомъ изъяснилъ я ему, какимъ образомъ во Франціи прилагается попеченіе о языкѣ, и что заведена для онаго, какъ для наукъ и свободныхъ художествъ, академія старающаяся о поправленіи и о приведеніи его въ совершенство."
   "По сему слову о поправленіи заключилъ онъ тотчасъ, что языку нашему должно быть недостаточку, потому что онъ имѣлъ нужду въ поправленіи. Я тогда прибѣгнулъ къ сравненію рѣкъ выступающихъ изъ береговъ во время разлитія водъ, и уподобилъ академиковъ нашихъ чиновникамъ Имперіи, коимъ поручено имѣть стараніе о большихъ рѣкахъ. На кои цъ отвѣты мои вселили въ него лучшія мысли о Европейскихъ языкахъ, которые онъ началъ ставить выше Китайскаго, но все ниже своего."
   Хотя сія часть Татаріи лежитъ почти подъ одинаковымъ градусомъ съ Франціею, но климатъ въ ней весьма разнствуетъ въ разсужденіи годищныхъ временъ и земныхъ произрастеній. Стужу начинаютъ здѣсь чувствовать скорѣе и сильнѣе, нежели въ нашихъ умѣренныхъ краяхъ. Съ начала Сентября по большимъ рѣкамъ идетъ ледъ. Сей чрезмѣрной и ранней холодъ частію производитъ отъ селитры выпаряющейся изъ земли, частію отъ дремучихъ и частыхъ лѣсовъ, коими вся сторона покрыта. Видны тамъ многочисленныя стада желтыхъ козъ, кои нигдѣ въ другихъ мѣстахъ не водятся. Ихъ не можно причислить ни въ газелямъ, ни къ дикимъ козамъ, ни въ сернамъ. Самцы имѣютъ рога длиною около фута, толщиною при корнѣ въ дюймъ, и съ колѣнами въ равномъ одинъ отъ другаго разстояніи. Они съ головы походятъ на барановъ, а на козъ станомъ и шерстью, но ноги у нихъ длиннѣе и тонѣ, на бѣгу весьма легки, и какъ долго не устаютъ, то нѣтъ почти собакъ, Которыя бы могли ихъ догнать. Мясо ихъ нѣжно и приятнаго вкуса, но Татары не умѣютъ его готовить. Сіи животныя ходятъ стадами, и останавливаются охотно на пустыхъ ровнинахъ, въ лѣсахъ ихъ никогда не видно. Онѣ столь боязливы, что естьли обозрятъ человѣка, до тѣхъ поръ бѣгутъ, пока его изъ глазъ не потеряютъ; бѣгутъ же всегда прямо и гусемъ одна за другою, такъ что иногда двухъ рядомъ не увидишь.
   Находится здѣсь также лошаки, имѣющіе ту особливость, что они сами собою плодятся, и что не можно ихъ проучить къ ношенію тяжестей. Охотники питаются ихъ мясомъ, которое, сказываютъ, весьма хорошо. Лошади и дромадеры живущіе въ лѣсахъ на бѣгу легче тѣхъ, кои приучены. Они бѣгаютъ стадами, и къ себѣ не подпускаютъ, какъ козы. Лошадей особливо не льзя усмирить инаково, какъ поймавъ жеребятами; и они невѣроятнымъ образомъ осторожны. Всегда одна изъ нихъ стоитъ на караулѣ на ближнемъ пригоркѣ, и сколь скоро примѣтитъ опасность, даетъ знакъ ржаньемъ стаду, и оное тотчасъ скрывается въ лѣса. Жеребецъ остается всегда назади, и кусаетъ тѣхъ, кои не скоро скачутъ. Не смотря на таковую осторожность, попадаются они иногда Татарамъ, кои гонятъ ихъ на весьма легкихъ лошадяхъ, бьютъ копьями, ѣдятъ ихъ мясо, а ножу стелютъ подъ себя вмѣсто постели.
   Въ краю Солоновъ видѣлъ я родъ лося величиною съ нашихъ быковъ. Хулонъ есть другое четвероногое, которое имѣетъ видъ и цвѣтъ волна: но шерсть долгую, мягкую и густую: Китайцы и Россіяне стараются его доставать, ибо дѣлаютъ изъ его шкуры дорогіе мѣхи.
   Тигровъ много въ Татаріи, равно какъ и леопардовъ. Первой имѣетъ шерсть красноватую съ черными пятнами, глаза кровавые, и голосъ наводящей ужасъ. Сказываютъ, что когда видитъ онъ себя окружённа охотниками то сперва настояніе опасности чинитъ его неподвижнымъ; но будучи гонимъ, приходитъ въ ярость, и бросается изо всей силы на перваго человѣка, которой ему попадется. Кожа сего звѣря въ великомъ почтеніи у Китайцевъ, и служитъ покрышкою несиленъ или креселъ мандаринскихъ въ народныхъ шествіяхъ. Леопардъ менѣе тигра, на котораго впрочемъ много походитъ.
   Я не долженъ позабыть черныхъ лисицъ, коихъ здѣсь множество. Мѣхъ ихъ есть наилучшій, и предпочитается даже и самымъ соболямъ, потому что легче и теплѣе. Мы наѣзжали также стадами зайцевъ бѣлыхъ какъ снѣгъ, по которому они бѣгали. Иногда бывало ихъ по пяти и по шести сотъ вдругъ; они убирались въ лѣса, безъ оказанія однако страха. Весною зайцы отбѣгаютъ на полдень, и возвращаются осенью, когда рѣки замерзнутъ, или выпадетъ снѣгъ. Близь деревень попадается много дичины; но мужики не любятъ мяса, а бьютъ ее только для кожъ, коими отправляютъ немалой торгъ. {См. Описаніе о сѣверной и восточной Татаріи въ Историческихъ, Генеалогическихъ и Географическихъ примѣчаніяхъ къ вѣдомостямъ 1782 года часть 32 и 33.}
   Я есмь и пр.
   

ПИСЬМО LXXVI.

Западная Татарія.

   Повелѣніе данное Татарскому вельможѣ, Съ которымъ я ѣхалъ, касалось также и до Мунгаловъ сосѣдняго съ Манжурами и зависящаго отъ Китайцевъ народа. Они управляются особыми князьями, которые въ старину покорили Китай, какъ то учинили недавно Манжуры. Одинъ изъ нихъ утвердилъ тамъ колѣно государей въ тридцатомъ вѣкѣ по нашему лѣтосчисленію. Почитаются они также основателями большей части Азіатскихъ монархій, и особливо Могольской, которая имъ обязана своимъ именемъ и могуществомъ.
   Земля ихъ предъ симъ была весьма населена, и понынѣ еще находятся въ ней остатки многихъ городовъ. Здѣсь возпріяло начало славное государство Чингис-ханово, и здѣсь имѣло свою главную столицу; здѣсь науки и художества процвѣтали; здѣсь всѣ Азіатскіе сокровища неоднократно были совокупляемы и разточаемы; здѣсь произошли великія дѣла приписываемыя исторіею восточнымъ и западнымъ Татарамъ; но частыя и кровавыя войны то съ Манжурами, то съ Китайцами, и что еще болѣе всѣхъ оныхъ, домашніе раздоры и несогласія превратили сію цвѣтущую страну въ обширную степь.
   Мунгальцы занимаютъ болѣе земли, нежели восточные Татары. Подъ ихъ именемъ заключаются Калки, Елеуты или Калмыки, населяющіе страну отъ сѣвера до самаго Каспійскаго моря. Они имѣютъ одинъ языкъ, почти одни нравы и одну вѣру; ведутъ жизнь странствующую, не имѣя постояннаго жилища. Стада, вой перегоняютъ съ одной паствы на другую, доставляютъ имъ главное пропитаніе. Лѣность препятствуетъ имъ поработитъ себя земледѣлію; впрочемъ за непремѣнное правило ставится у нихъ, что трава должна служить пищею животнымъ, а животныя сотворены на пищу людямъ.
   Сіи народы будучи раздѣлены на орды, имѣютъ каждой своего собственнаго Хана, и не касаются до земель своихъ сосѣдей. Живутъ они въ кибиткахъ, въ коихъ на верху дѣлаютъ окно для дыма, а огонь разводятъ по срединѣ. Они сіи невыгодныя жилища предпочитаютъ Китайскимъ дворцамъ: столь великую пріятность находятъ въ странствующей жизни!
   Чай есть ихъ обыкновенное питье; имѣютъ они другое весьма крѣпкое, составляемое изъ кобыльяго квашенаго молока. Иногда кладутъ въ него сырое мясо, и квасятъ прежде, нежели начнутъ гнать. Съ природы неопрятны и нечисты; самые лучшіе между ими не знаютъ другихъ салфетокъ, кромѣ кафтана, которымъ утираютъ ротъ и руки во время обѣда. Посуды никогда не моютъ, довольствуясь тѣмъ, что полощутъ ее, наливъ нѣсколько похлебки, которую потомъ опять выливаютъ въ котелъ. Сами же моются, взявъ воды въ ротъ, и выплюнувъ окую на руки, трутъ себѣ ею лицо и прочія части тѣла. Кибитки ихъ дѣлаютъ изъ овечьей шерсти, и несносно воняютъ. Сей смрадъ пристаетъ къ нимъ самимъ: по чему Китайцы и называютъ ихъ вонючими Татарами для различенія отъ другихъ Татаръ.
   Мунгалы посредственнаго роста, но спины, лице имѣютъ широкое и плоское, малую бороду, цвѣтъ смуглой, волосы черные и столь же жесткіе, какъ гривы у ихъ кобылъ. Стригутъ ихъ обыкновенно коротко, оставляя хохолъ на тѣмъ, и дая ему рости. Они всѣ великіе невѣжи, и живутъ къ навозѣ, которой имъ служитъ вмѣсто дровъ; но въ ловлѣ и въ управленіи лошадьми весьма искусны, съ природы веселы и откровенны, всегда готовы къ утѣхамъ. Съ чужестранными честны и добры,, ни о чемъ не безпокоятся, потому что не имѣютъ такихъ дѣлъ, кои бы причиняли имъ заботу.
   Одежда ихъ есть широкая рубашка и бумажные портки, кафтаны также полотняные, или изъ какой легкой ткани, подшитые мѣхомъ по самыя берца. На ногахъ сапоги изъ Руской юфти. Иногда вмѣсто одежды употребляютъ одну только овчину, выворотя шерстью на ружу, и привязавь оную ремнемъ около поясницы. Носятъ небольшія круглыя шапки, опушенныя мѣхомъ шириною пальца въ четыре. Женская одежда почти такова же, съ тою разностію, что длиннѣе, и что сапоги у нихъ красные, а шапки плоскіе и съ нѣкоторымъ украшеніемъ.
   Оружіе Мунгаловъ есть копье, лупъ и сабля; воюютъ они всегда верхомъ. Стада ихъ состоятъ въ верблюдахъ, въ коровахъ и въ овцахъ. Сіи послѣднія имѣютъ хвосты вѣсомъ по десяти и по двенадцати фунтовъ, кои суть ни что иное, какъ жиръ весьма непріятнаго вкуса. Сей народъ смертельно ненавидитъ свиней, и не водитъ никакихъ другихъ животныхъ, кромѣ тѣхъ, кои питаются травою.
   Хотя многоженство имъ не запрещено вообще, однакожъ не имѣютъ они болѣе одной жены. Обыкновеніе есть у нихъ сожигать мертвыхъ и зарывать пепелъ на высокихъ мѣстахъ, гдѣ они кладутъ кучу каменьевъ и втыкаютъ значки.
   Мѣлкіе Китайскіе купцы приѣзжаютъ въ Мунгаламъ въ великомъ числѣ, и привозятъ пшено, чай, табакъ, бумажныя ткани, разныя домовыя снасти, и все служащее въ ихъ надобности; въ промѣнъ берутъ скотину, ибо денегъ здѣсь совсѣмъ не знаютъ.
   Вѣра сей страны состоитъ главнѣйше въ Фоевомъ богопочтеніи. Народъ вѣритъ преселенію душъ, слѣпо повинуется Ламамъ, кои суть здѣшніе жрецы, и даетъ имъ все, что ни имѣетъ наилучшаго. Сіи духовныя особы суть величіе невѣжи, и тѣ почитаются за ученыхъ, кои умѣютъ прочесть священныя книги на Тибетскомъ языкѣ. Распутство ихъ безпредѣльно, особливо съ замужними женщинами, коихъ подговариваютъ безъ труда и безъ угрызенія совѣсти. Начальники народа учреждаютъ повеленіе свое по ихъ совѣтамъ, и уступаютъ имъ первое мѣсто при всякомъ случаѣ. Сіи Ламы ходятъ изъ кибитки въ кибитку, читаютъ нѣкоторыя молитвы, за кои заставляютъ себѣ платишь. Они хвастаютъ знаніемъ врачебной науки, приписываютъ себѣ власть надъ дождемъ и градомъ, берутся отпускать грѣхи и изгонять демоновъ. Народъ становится предъ ними на колѣна съ голою головою для полученія разрѣшенія, и до тѣхъ поръ не встанетъ, пока Лама не проститъ его наложеніемъ рукъ на голову. Вѣра сихъ поповъ есть почти таже, что и въ Бутанскомъ королевствѣ.
   Мунгалы раздѣлены на сорокъ девять или пятьдесятъ знаменъ, и имѣютъ немалое число князьковъ: каждой начальникъ получаетъ доходъ опредѣленной ему отъ народа. Въ Пекинѣ есть приказъ, въ которой переносятся суды, и предъ которымъ они сами должны представить, естьли ихъ позовутъ. Императоръ Китайской, нося одинъ наименованіе великаго Мунгальскаго Хана, возводивъ ихъ и свергаетъ, смотря на ихъ доброе и худое поведеніе.-Татары однакожъ почитаютъ ихъ за государей своей земли, и сіи князья имѣютъ нѣкоторое просвѣщеніе, отличающее ихъ отъ простаго народа. Хотя подданные принимаютъ на себя наименованіе ихъ невольниковъ, но князья поступаютъ съ ними безъ всякой суровости, и обходятся нѣсколько дружески; что однако-не уменшаетъ къ нимъ почтенія.
   Изо всѣхъ Мунгальскихъ отродій, покоренныхъ Китаю, славнѣйшее есть то, которое имя свое получило отъ рѣки Калки. Оное произходитъ отъ Татаръ, изгнанныхъ изъ Китая, когда умеръ послѣдней государь изъ ихъ колѣна, удивительно, что привыкнувъ чрезъ долгое время къ роскошамъ просвѣщеннаго государства, они столь скоро и столь легко возвратились къ странствующей и скудной жизни своихъ предковъ. Въ землѣ здѣшней находились многіе города, коихъ теперь уже нѣтъ, хотя и видны еще развалины. Со всѣмъ моимъ стараніемъ не могъ найти остатковъ Кара Корума древней столицы Татарской Имперіи.
   Что я вамъ прежде говорилъ о Далай-Ламѣ самодержавномъ первосвященникѣ королевства Бутанскаго, то самое можетъ отнесшись икъ Кутухтъ великому жрецу Мунгаловъ Калкасскихъ, которой прежде былъ только намѣстникъ великаго Ламы. Привыкнувъ къ пріятностямъ духовнаго правленія, отважился онъ помышлять о независимости, и велъ сіе предпріятіе съ такимъ искуствомъ, что нынѣ почти и не говорится о Далай Ламѣ между Мунгальцами.
   Власть Нутухты столь твердо основана, что почитаютъ за отщепенца того, кто усумнится о его силѣ. Сей чрезвычайной человѣкъ похваляется, что имѣетъ всеобщее обо всемъ знаніе, что и имя его Кутухта значитъ; а народъ дѣйствительно увѣренъ, что прошедшее, настоящее и будущее ему открыто. Жрецы его суть лазутчики, обо всемъ ему доносящіе, почему и не трудно ему иногда утверждать людей въ таковомъ о себѣ мнѣніи. Онъ носитъ желтое платье, какъ и всѣ его духовные. Одинъ онъ и Ханъ могутъ употреблять одежду сего цвѣта, и таковой знакъ отличности производитъ неограниченное къ нимъ почтеніе. На шею вѣшаютъ они чотки, по коимъ бормочутъ молитвы. Народъ вѣритъ, что Кутухта старѣется по мѣрѣ уменшенія луны, и что молодость его возобновляется съ молодымъ мѣсяцемъ.
   Въ большіе праздники сей первосвященникъ показывается народу при звукѣ инструментовъ, подъ великолѣпнымъ бархатнымъ балдахиномъ, сидящей на широкой подушкѣ, поджавъ ноги, и имѣя подлѣ себя по обѣимъ сторонамъ по истукану представляющему его бога. Знатные духовные сидятъ ниже на подушкахъ же, между его мѣстомъ и дверми, держа всякой въ рукѣ книгу, которую читаетъ про себя и только глазами. Народъ падаетъ ницъ, чиня возклицанія въ честь божества и великаго жреца. Въ сіе время нѣсколько Ламъ кадятъ идоловъ, Кутухту и молельщиковъ; потомъ подаютъ сосуды наполненные питьемъ и заѣдками; Кутухта первой оные отвѣдываетъ, повелѣваетъ остальное дѣлить между начальниками колѣнъ, при томъ находящимися, и отходитъ въ свой шатеръ при играніи тѣхъ же инструментовъ.
   Дабы удерживаться въ независимости отъ великаго Ламы, старался онъ подарками подкупитъ министровъ Китайскаго Императора; а дворъ имѣя нужду въ немъ и его жрецахъ для сохраненія Мунгаловъ въ послушаніи, дѣлаетъ ему немалыя отличности. Ламы не живутъ здѣсь въ монастыряхъ, какъ въ Китаѣ и въ другихъ мѣстахъ Татаріи, но молиться собираются вмѣстѣ.
   Есть другое отродіе Мунгальскаго народа, которое живетъ болѣе на западъ, нежели Калки, и называется Елеуты или Калмыки. Область ихъ захватываетъ большую часть обширныхъ земель, извѣстныхъ въ Европѣ подъ именемъ Великой Татарія. Она по причинѣ высоты своей гораздо холоднѣе прочихъ краевъ, лежащихъ подъ такою же широтою; лѣтомъ иногда по ночамъ вода тамъ замерзаетъ толщиною въ рублевикъ.
   Сей самой высотѣ должно приписать множество и пространство тамошнихъ степей. Хотя большая часть великихъ Азіатскихъ рѣкъ изъ нихъ изтекаютъ, но во многихъ мѣстахъ есть въ водѣ недостатокъ. Степи оныя не столь однако ужасны, какъ то воображаютъ; ибо изключая нѣкоторыя песочныя округи, въ прочихъ находятся изобильныя паствы. Трава ростешъ до трехъ футовъ, и естьлибъ земля была напояема, поднималась бы выше человѣка. Жители примѣта, что сухая трава задушаетъ вновь выходящую, выжигаютъ ее и свою, и пламя, простираясь покуда находитъ что пожирать, занимаетъ иногда, ежели случится сильной вѣтръ, округъ верстъ на пятьдесятъ. Вообразить себѣ не можно, съ какою скоростію оно разливается, какой причиняетъ шумъ, и какой производитъ дымъ; ежели случится кому быть тогда подъ вѣтромъ, то единой способъ спастись есть тотъ, чтобъ зажечь траву около себя, и слѣдовать за симъ огнемъ: почему никто здѣсь въ дорогу не пускается, не запасшись огнивою, и войска особливо никогда не останавливаются на сихъ ровнинахъ съ того времени, какъ цѣлыя арміи были пригнаны и изтреблены способомъ таковыхъ зажиганій.
   Мунгальцы жгутъ свои поля, дабы скотинѣ доставить раннюю паству. Зола остающаяся на землѣ напояется при таяніи снѣгомъ; новая трава такъ скоро выходитъ, что всякіе пятьнадцать дней ростетъ по полуфуту. Наконецъ не достаетъ только здѣсь воды, дабы было можно назвать поля плодоноснѣйшими и прейраснѣйшими въ свѣтѣ. Части орошаемыя ручьями и рѣками могли бы продовольствовать большее число жителей ежелибъ были лучше обработаны: но хлѣбъ пашутъ одни Магометанскіе Татары, Елеуты и другіе Мунгальцы, не прилѣжатъ къ земледѣлію, питаются отъ однихъ стадъ, что и вселяетъ въ нихъ таковую склонность къ странствующей жизни, и заставляетъ перемѣнять столь часто мѣста жилища. Каждое колѣно имѣетъ свой округъ, и въ полуденной онаго части пребываетъ зимою, а въ полуночной лѣтомъ. На всемъ семъ пространствѣ нѣтъ ни одного города, и не смотря на плодородность земли, видно очень мало лѣсовъ.
   Находится здѣсь звѣрь, знаемой въ Европѣ подъ именемъ glouton (Россомаха), которой водится только въ горахъ Сѣверной Азіи. Онъ не совсѣмъ такъ великъ, какъ волкъ; но шерсть имѣетъ длинную и жесткую. Для обозрѣнія добычи взлѣзаетъ на дерево, и бросясь на спину, впивается въ звѣря ногтями, и пожираетъ его живаго. Не можно напасть на сего страшнаго неприятеля, какъ по меншей мѣрѣ съ тремя собаками; но и тогда часто онѣ бываютъ изувѣчены. Кожа его уважаете: Россіяне дѣлаютъ изъ нея муфты и подбиваютъ ею шапки.
   Образъ жизни Елеутовъ мало рознится отъ прочихъ Мунгальцевъ; пища, одежда, кибитки почти тѣже. Вообще сей народъ такъ страстенъ къ крѣпкимъ напиткамъ, что тотъ, кто предуспѣетъ достать водки, до тѣхъ поръ тянетъ, пока на ногахъ не устоитъ. Когда хотятъ они повеселиться, всякой приноситъ свое; продолжаютъ ѣсть и лишь днемъ и ночью, нова всего не окончатъ. Хотя Елеуты съ природы храбры, но не грабежемъ живутъ, преданы врожденной склонности къ честности, и не ищутъ никому вредить.
   Они имѣютъ свободу держать столько женъ, сколько похотятъ, не считая наложницъ, коихъ выбираютъ изъ невольницъ. Могутъ женишься на самыхъ ближнихъ сродницахъ, кромѣ матери; по и въ семъ случаѣ препятствуетъ только одно неравенство лѣтъ: есть примѣры женитьбы отца съ дочерью. Всѣ рождающіяся отъ таковыхъ кровосмѣшенныхъ браковъ суть законныя дѣти, и вмѣстѣ съ прочими участвуютъ въ наслѣдствѣ; но въ семьѣ Хана, или начальника колѣна родившейся отъ честнаго брака наслѣдуетъ прежде наложницына сына.
   У нихъ за правило принято, что за женою ходить должно, какъ за землею; ни та, ни другая, говорятъ они, не должна лежать впустѣ, природа сотворяя ихъ, одинаковую имѣла цѣль, но съ тою разностію что стараніе о женѣ по прошествіи нѣкотораго времени становится безполезно. Земля ^утружденная и изнемогшая можетъ удобриться, но старости женщинъ помочь уже не возможно; онѣ суть земли не долго плодъ приносящія, и должно ихъ употреблять только, въ то время, пока могутъ быть употреблены,
   Слѣдуя сему умствованію, Татары любятъ только молодыхъ женщинъ; а когда минетъ имъ сорокъ лѣтъ, почитаютъ ихъ уже за работницъ, коимъ изъ милости даютъ пропитаніе, дабы смотрѣть за домомъ и за молодыми женами, заступившими ихъ мѣсто.
   Ничто сравниться не можетъ съ почтеніемъ воздаваемымъ отцу отъ дѣтей; они обязаны долгое время оплакивать ихъ смерть, не вкушать никакихъ утѣхъ, не имѣть сообщенія съ женами во время траура, и ходить по крайней мѣрѣ разъ въ годъ на отцовскую могилу. Почтеніе къ матерямъ не такъ идетъ далеко, и вообще поступаютъ они съ женщинами, какъ съ землею, собираютъ съ нея плоды, и потомъ топчутъ ногами.
   Великая Татарія имѣетъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ небольшія горки, на коихъ находятъ кости человѣчьи, сосуды серебреныя и золотыя вещи, утверждаютъ, что оныя суть остатки тѣлъ здѣшнихъ героевъ, лишившихся жизни въ сраженіяхъ, узнать ихъ можно по каменьямъ, кои на ихъ набросаны. Не извѣстно, когда и между кѣмъ сіи сраженія произходили, а увѣряютъ, что Тамерланъ нѣсколько оныхъ имѣлъ съ Калмыками, но не могъ ихъ покорить. Какъ сіи достопамятности не сходствуютъ съ нынѣшнимъ состояніемъ жителей, я принялъ ихъ за кладбище Мунгальцовъ, слѣдовавшихъ за Чингне Ханомъ въ полуденныя Азіатскія области. Сіи побѣдители забравъ всѣ богатства побѣжденныхъ народовъ перевезли ихъ въ свои степи, и зарыли съ ум. ршими, сообразуясь древнему обычаю своего народа.
   Окружные жители собираются всякой годъ на помянутыя кладбища, копаютъ землю, и находятъ золото, серебро, мѣдь, дорогіе каменья, сабли и другое оружіе. Попадаются также наборы отъ сѣделъ и уздъ, лошадиныя и слоновыя кости, почему кажется, что полководцы, знатные воины, погребались съ своими оружіями и возницами, какъ вѣстарину Католицкіе Архіереи съ посохами.
   По множеству сихъ могилъ судить можно, что погибло множество народа въ здѣшней землѣ; ибо хотя и давно уже роютъ землю, но всегда новыя находятъ. Сибирскіе жители ходятъ на Елеутаскія земли для исканія сихъ сокровищъ, и какъ они иногда далеко забираются внутрь оныхъ; то жители, почитая сіи насыпи могилами своихъ предковъ, и нетерпя, чтобъ обезпокоивали ихъ пепелъ, часто оныхъ побиваютъ. Впрочемъ таковые походы запрещены Россіянамъ подъ строгимъ наказаніемъ.
   Елеутской народъ, независящей отъ Дитайцовъ, можетъ раздѣленъ быть на три отрасли. Самая многолюдная, составленная изъ множества ордъ, признаетъ власть одного Хана, и она собственно и есть Елеуты; а князь ихъ именуется по превосходству Контайша, или Великій Ханъ Татарской. Вторая живущая въ Тибетѣ, или Бутанскомъ королевствѣ, управляется великимъ Ламою, или справедливѣе князьями отъ него зависящими. Третья заключающаяся въ Харазмѣ и узбекѣ имѣетъ своихъ особенныхъ владѣтелей.
   Великій Татарской Ханъ пользуется нѣкоторымъ родомъ самодержавія надъ ними, и получаетъ отъ нихъ нарочитое вспоможеніе, находясь въ войнѣ съ сосѣдами, а особливо съ Китайцами, увѣряютъ, что когда онъ отобѣдаетъ, или отужинаетъ, то одинъ вѣстникъ кричитъ изо всей силы, что всѣ князья вселенной могутъ садиться за столъ. Сей варваръ. питающійся однимъ молокомъ, не имѣющій дома, живущій разбойничествомъ, почитаетъ всѣхъ государей свѣта своими невольниками, и ругается ими обыкновенно два раза на день.
   Каждое колѣно во всѣхъ отрасляхъ составляется изъ нѣкотораго неравнаго числа семей кочующихъ вмѣстѣ и не разстающихся безъ того, чтобъ не дать о томъ знать своему начальнику. Сей послѣдній избирается въ колѣнѣ, и естьли что чрезвычайнаго не помѣшаетъ порядокъ наслѣдства падаетъ всегда на старшихъ. Всѣ Татары, изъ которой бы области ни были, какую бы вѣру ни исповѣдывали, просвѣщенные и невѣжи, знатнаго и подлаго произхожденія, всѣ они знаютъ отъ котораго идутъ колѣна, и сохраняютъ тщательно сію память изъ рода въ родъ. Начальники повинуются Хану, то есть государю, коего называются подданными, совѣтниками, или намѣстниками. При смерти его всѣ князья владѣющей фамиліи и колѣнъ Отъ нея зависящихъ собираются на мѣсто, гдѣ онъ живетъ, для назначенія преемника. Выборъ состоитъ въ томъ, чтобъ доискаться, кто изъ нихъ старѣе, не взирая, что покойникъ оставилъ сыновей. Всегда избираютъ самаго старшаго лѣтами, развѣ изключится онъ отъ трона для нѣкакихъ собственныхъ недостатковъ, или сила и похищеніе нарушитъ введенной порядокъ.
   Елеутскіе Ханы живутъ обыкновенно въ шатрахъ по примѣру своихъ предковъ, хотя и имѣютъ во владѣніи своемъ многіе города. Лагерь ихъ раздѣленъ на части, на улицы, на площади, и бываетъ около пяти верстъ въ. окружности: владѣлецъ занимаетъ средину. Палатки будучи весьма высоки и расписаны разными красками, составляютъ пріятное зрѣлище; дѣлаются онѣ изъ холста, и зимою покрываются войлоками; отъ чего ни стунги ни слякоти въ нихъ не терпятъ. Женщины живутъ въ небольшихъ деревянныхъ домикахъ, кои въ одну минуту могутъ быть сняты, положе мы на возы, и перевезены въ другой округъ. Не должно искать великолѣпія при семъ дворѣ. Доходы владѣльца состоятъ въ десятинѣ съ стадъ и съ добычи получаемой его подданными отъ непріятеля во время войны. Всякой годъ платятся двѣ десятины; одна владѣльцу, другая начальникамъ колѣнъ; что дѣлаетъ пятую часть дохода жителей. Но сія одна подать и сбирается съ нихъ; чѣмъ они весьма рознятся отъ Французскихъ и другихъ Европейскихъ мужиковъ, кои сверьхъ господской и духовной десятины подвержены всѣмъ прочимъ государственнымъ налогамъ.
   Контайша не можетъ выставить въ поле сто тысячъ сражающихся. Богатствы его, сила, величество измѣряются по числу его подданныхъ. Каждая орда имѣетъ свое знамя, которое есть ни что иное, какъ лоскутъ ткани, привязанной на концѣ копья. Пишутъ на ономъ корову, лошадь, верблюда, или другова какаго животнаго, а подъ нимъ имя колѣна. Когда которая изъ сихъ ордъ находится въ походѣ, знамя везется предъ нею тотчасъ послѣ началника.
   Обыкновенное оружіе сего народа есть превеликой лукъ и стрѣлы, кои бросаютъ они и мѣтко и сильно. Оми равно умѣютъ владѣть ими, и наступая и отступая, по примѣру древнихъ Парѳянъ, кои сражались, даже и бѣжа отъ неприятеля. Имѣютъ также пищали длиною въ шесть футовъ, у коихъ тволъ толще дюйма, а зажигаютъ ихъ фителемъ; и выстрѣлы ихъ всегда вѣрны за шесть сотъ шаговъ. Въ походѣ вѣшаютъ оные вмѣстѣ съ колчаномъ за спину, а лукъ возятъ на лѣвомъ боку въ футлярѣ. Какъ нѣтъ у нихъ пѣхоты, и войну ведутъ на лошадяхъ, то всѣ почти имѣютъ копья, колчуги и желѣзные колпаки.
   Каждая орда управляется своимъ началникомъ, и отряды Татарской конницы бываютъ людны или малочисленны въ слѣдствіе силы колѣна. Въ сраженіяхъ не знаютъ рядовъ; раздѣляются на столько кучъ, сколько въ войскѣ случится ордъ, и каждой съ копьемъ скачетъ за общимъ начальникомъ. Скорость лошадей великую имъ приноситъ помощь. Часто, когда думаютъ объ нихъ, что разбиты, возвращаются они съ большимъ прежняго жаромъ, и бѣда неприятелю, естьли онъ, гонясь за ними, разстроилъ свои ряды.
   Татары безъ того не ѣздятъ на войну, чтобъ не взять съ собою всѣхъ своихъ сокровищъ, и ежели ихъ побьютъ, жены ихъ, дѣти, и все имѣніе достается неприятелю. Военные люди не получаютъ другаго жалованья, кромѣ добычи побѣжденныхъ. Не имѣя нужды въ другихъ людяхъ для стереженія стадъ, составляющихъ все ихъ богатство, кромѣ своей семьи, не стараются они доставать невольниковъ, дабы не отяготить себя безполезно". Ежели Ханъ учинитъ плѣнныхъ, то нѣкоторое число удерживаетъ для своей службы, а прочихъ раздаетъ полководцамъ.
   Владѣнія великаго Татарскаго Хана окружены тремя наисильнѣйшими въ свѣтѣ державами. На сѣверѣ Россіей, на востокѣ Китаемъ, на югѣ Моголомъ. Отъ первыхъ двухъ отдѣлены они степями, а отъ третьяго неприступными горами. Войска вооруженныя луками, стрѣлами, копьями и саблями, и всѣ хорошіе солдаты, цѣлой годъ стоятъ лагеремъ, перемѣняя мѣсто, смотря по нуждѣ или по произволенію. Сей образъ жизни есть наидревнѣйшій, и имъ кажется наипріятнѣйшимъ. Они жалѣютъ о тоѣхъ, кои не сходя съ одного мѣста, обязаны питаться трудомъ рукъ своихъ, и почитаютъ оное за послѣдней степень рабства.
   Ханъ всегда окруженъ своими подданными, и обходится съ ними, какъ съ дѣтьми. Присылаемыхъ отъ Сибирскихъ и Китайскихъ губернаторовъ принимаетъ какъ пословъ отъ чужестранныхъ государей, и вотъ что наблю дается при таковыхъ случаяхъ. Посланной и находящіеся съ нимъ допускаются въ его шатеръ. Великой Ханъ сажаетъ ихъ на коврахъ или рогожкахъ; ибо Калмыки, какъ большая частъ Азіатцовъ, не употребляютъ стульевъ. Предъ обѣдомъ подчиваютъ ихъ чаемъ, а послѣ стола. Ханъ ихъ отпущаетъ съ пріязнію, прося на завтрѣе у него быть для принятія отвѣта на Губернаторское письмо. Сей отвѣтъ бываетъ въ короткихъ и точныхъ словахъ; ибо Татары вообще пишутъ ясно и неплодовито.
   Нѣсколько тому лѣтъ, какъ Китайской Императоръ имѣлъ войну съ Контайшею по поводу нѣкоторыхъ пограничныхъ городовъ, коими сей послѣдней завладѣлъ, и удерживалъ свое на оныя право, выведя въ жоле цѣлое войско. Китайцы отправили противъ него тридцать тысячъ человѣкъ подъ предводителствомъ одного князя крови; но сей не смотря на превосходное число людей, разбитъ былъ неоднократно. Китайцы, принужденные предпринять тягостной походъ со многочисленною артиллеріею чрезъ степи на западъ болшой стѣны, обезсилѣли еще прежде, нежели достигли до непріятеля. Ханъ съ своей стороны, свѣдавъ что выслано противъ него войско, далъ ему приближиться за нѣсколько дней до своего стана, и тогда отправилъ часть легкой конницы для опустошенія окружностей и безпокоилъ до тѣхъ поръ Китайцевъ, что недостатокъ пропитанія принудилъ ихъ возвратиться. Императоръ приневоленъ былъ тогда искать и просить у него мира.
   Сей способъ вести войну, опустошая землю, есть весьма древній между здѣшними народами, и чинитъ ихъ опасными для порядочныхъ войскъ, кои отъ того лишаются пропитанія; Татары же напротивъ, имѣя запасныхъ лошадей, ими кормятся, и никогда недостатка не терпятъ въ припасахъ.
   Неизвѣстно знаменованіе и начало имени Калмыковъ, которое Елеуты почитаютъ за поруганіе. Вѣдомо только то, что прозвали ихъ такъ Магометанскіе Татары по ненависти къ идолопоклонству, коему слѣдуютъ Елеуты.
   Я уже доносилъ вамъ, Государыня моя, о нѣкоторыхъ обычаяхъ сихъ народовъ; теперь прибавлю еще нѣсколько подробностей, по коимъ вы совершенное объ нихъ свѣденіе имѣть будете. Лѣтомъ знатные носятъ золотую парчу и богатыя шелковыя ткани, которыя привозятся къ нимъ изъ Китая; а зимою дорогія шубы, получаемыя изъ сѣверныхъ краевъ. Сія одежда состоитъ въ двухъ рясахъ защищающихъ ихъ отъ снѣга и вѣтра. Въ домахъ и палаткахъ одѣваются они. легче. Чернь носитъ собачьи и козьи кожи. Женщины имѣютъ широкую и круглую шапку сдѣланную изъ коры дерева, и обтянутую шелковою тканью; сверьхъ оной возвышается четвероугольная пирамида, убранная драгоцѣнными каменьями и нѣсколькими перьями. Дабы оная съ головы не спала, привязываютъ ее лентою подъ бородою. Издали походятъ онѣ на воина вооруженнаго копьемъ, конецъ торчитъ Выше шишака. Платье ихъ подобно одѣянію Католицкихъ монахинь, но ширѣ и отверзто спереди, подпоясано около поясницы голубымъ кушакомъ, а у груди перетянуто другимъ такимъ же. Лоскутъ ткани висящей отъ самыхъ глазъ до груди скрываетъ ихъ лице. Онѣ съ природы толсты, и за красоту почитаютъ имѣть маленькой носъ. Женщины ѣздятъ верхомъ по мужскому.
   Кибитки Татарскія круглы, и дѣлаются изъ деревянныхъ брусковъ переплетенныхъ прутьемъ. Ставятъ ихъ на роспуски о четырехъ колесахъ, съ коихъ свисли они футовъ по пяти въ каждую сторону, и имѣютъ около тридцати въ поперечникѣ. Сказываютъ, надобно двенадцать быковъ для воженія таковаваго подвижнаго дома, а на ровной Землѣ одна женщина можетъ со всѣмъ симъ управляться. Хотя бы дорога и сдѣлалась шероховата, ни мало тому не мѣшаетъ, ибо быки идутъ шагомъ.
   Дорогія вещи и домовыя снадобья хранятся въ прутяныхъ круглыхъ ящикахъ, украшенныхъ перьями, или малеваньемъ, и покрытыхъ сверху чернымъ войлокомъ, натертымъ саломъ или овечьимъ молокомъ, дабы дождь не пробивалъ. Сіи сундуки возятся на телѣгахъ, въ кои запрягаютъ верблюдовъ, когда должно чрезъ рѣку переправляться. Разставливая домы на землѣ, стараются обращать ихъ передомъ на полдень; а сундуки остаются на возахъ съ обѣихъ сторонъ дома, и служатъ ему вмѣсто забора. Когда домикъ совсѣмъ поставленъ, то стелютъ постелю господина прошивъ дверей, женщины занимаютъ лѣвой бокъ, мущины правой, и сей порядокъ наблюдается съ такою строгостію, что никогда не увидишь колчана на женниной, а пряслицы на мужниной сторонѣ. Надъ мужскимъ мѣстомъ видно изображеніе бога покровителя семьи. Главная жена вѣшаетъ при своей постелѣ другое изображеніе имѣющее коровей сосецъ и лицемъ обращенное къ служанкамъ, какъ бы для напамятованія, что онѣ не должны забывать доить коровъ. Третье съ кобыльимъ сосцомъ на поминаетъ мущинамъ, что на нихъ лежитъ таковое же попеченіе въ разсужденіи кобылъ. Когда сіи послѣднія не даются, подводятъ къ нимъ жеребятъ, кои сосутъ нѣкоторое время, потомъ удаляютъ ихъ, и тогда кобылы бываютъ смирны.
   Зажиточные люди имѣютъ нѣкоторой родъ погребовъ, въ коихъ сберегаютъ на зиму припасы. Татарамъ нужды нѣтъ до того, что бы скотина, которую ѣдятъ, была убита, или своею смертію умерла. Они рубятъ мясо на куски, вѣшаютъ на воздухѣ и сушатъ, и тогда оно столь же бываетъ прочно, какъ бы было посолено. Изъ крови лошадиной дѣлаютъ калбасы не хуже нашихъ. Мясо готовятъ въ водѣ съ солью, подаютъ на большомъ блюдѣ на пятдесять или шестьдесять человѣкъ, и каждой рѣжетъ себѣ, что хочетъ. Хозяинъ начинаетъ прежде всѣхъ, и ежели гостямъ дастъ больше, нежели они съѣсть могутъ, то они кладутъ остатокъ въ кису, которую всегда съ собою носятъ, забирая даже кости, коихъ оглодать не успѣли: такъ они боятся утратить, что имъ дано.
   Сверхъ вина получаемаго изъ заграницы Татарскіе господа имѣютъ изрядныя питья изъ пшена, меда и проса. Я уже говорилъ о дѣлаемомъ изъ молока разной скошины. Вотъ, какъ сіе чинится: наполняютъ имъ большой мѣхъ, и бьютъ по немъ дубиною, у которой голова пуста, до тѣхъ поръ, пока не начнетъ оно бродить, какъ молодое вино. Послѣ чего дѣлается оно кисло, и когда начнетъ вязать ротъ, почитается совсѣмъ готовымъ. Другой способъ дѣланія состоитъ въ томъ, что мѣшаютъ его, пока грубыя части не падутъ на низъ, а жидкія не будутъ походить на молодой медъ. Коровье молоко вымѣшавши довольно, варятъ и льютъ въ мѣхъ. Оно тамъ киснетъ, садится, и будучи высушено на солнцѣ, становится твердо. Тогда кладутъ его въ кожаные мѣшки до зимы; а ежели зимою будетъ недостатокъ въ молокѣ, наливаютъ помянутые мѣшки горячею водою, и разбиваютъ сей родъ сыра. Всѣ сіи Татарскія питья не меньше нашихъ пьяны.
   Когда народъ здѣшней собирается повеселиться, то кропятъ питьемъ изображенія, о коихъ я упоминалъ, начиная стоящимъ надъ головою хозяина. Потомъ слуга взявъ сосудъ, выходитъ изъ дома, и троекратно плещетъ изъ него на полдень въ честь огню, кланяясь при всякомъ разѣ. Тоже дѣлаетъ онъ на востокъ въ честь воздуха, на западъ въ честь воды, и на полночь въ честь мертвыхъ. Сколь скоро воротится, другой слуга подаетъ пить мужу и женѣ сидящимъ на одной постелѣ. Когда они сосудъ поднесутъ ко рту, начинаетъ играть громкая музыка; служащіе бьютъ въ ладоши, мущины предъ господиномъ, а женщины передъ госпожею; а какъ они отдадутъ стаканы, то и музыка перестаетъ. Пьютъ въ круговенку, и сіе повторяется до тѣхъ поръ, пока всѣ не перепьются.
   Пить просятъ у Татаръ, взявъ гостя за уши, и тряся его, пока онъ нераззинетъ рта, для принятія подносимаго вина. Тогда начинаютъ предъ нимъ бить въ ладоши и скакать. Въ чрезвычайныхъ радостныхъ случаяхъ двое изъ гостей наполняютъ питьемъ чашу, приближаются, поя и прыгая къ тому, кто причиною пира и подносятъ ему: но лишь онъ хочетъ взять, удаляются и повторяютъ не одинъ разъ сію шутку; увидя же, что ему сильно захотѣлось пить, отдаютъ оную, и послѣ поютъ, скачутъ, бьютъ въ ладоши, топаютъ ногами, пока онъ не опростаетъ чаши.
   Татаринъ жениться не можетъ, ежели ему нѣчемъ купить жены. По заключеніи договора дѣвка прячется въ домѣ у сосѣда, и когда женихъ придетъ требовать ее у отца, сей отвѣчаешь: "Моя дочь тебѣ принадлежитъ; тебѣ вольно взять ее, гдѣ найдешь... Въ слѣдствіе сего права ищетъ онъ ее повсюду, и нашедъ, ведетъ къ себѣ, какъ завоеванную.
   При рожденіи младенца призываютъ колдуновъ или поповъ и спрашиваютъ о его участи. Зовутъ оныхъ также въ болѣзняхъ. Когда кто занеможетъ, у дверей вывѣшивается знакъ, которой видя, никто не смѣетъ къ нему войти, кромѣ принимающихъ попеченіе о его выздоровленіи. Въ таковыхъ случаяхъ знатные имѣютъ караульныхъ около своихъ домовъ, дабы не прокрался какъ злой духъ, или вредной вѣтеръ съ людьми туда входящими. Ежели больной умретъ, родня производитъ ужасной вой, и тотъ, кто обязанъ носить трауръ, освобождается на цѣлой годъ отъ всякой подати. Съ другой стороны бывшимъ при смерти его, или только въ домѣ, запрещается также на годъ не являться предъ государемъ. При могилѣ разбиваютъ одну кибитку покойника, а ежели онъ знатной, то ставятъ въ ней караульныхъ.
   Законы правосудія Татарскаго не строги и не многочисленны. Когда двое дерутся, третьему не вольно приставать даже отецъ, не можетъ вступиться за сына; но обиженной имѣетъ право жаловаться начальникамъ колѣна, и тогда точно имъ запрещается драться. Ни за какое преступленіе смертію не наказываютъ, ежели виноватаго поймаютъ при самомъ дѣлѣ, или онъ самъ добровольно въ томъ не признается; употребляютъ однако, же для таковаго признанія пышку. За смертоубійство, за прелюбодѣяніе, за большое воровство положено лишеніе жизни, за малую покражу палки.
   Нѣкоторыя Калмыки признаютъ божествомъ своимъ безобразнаго идола, выструганнаго изъ дерева, и одѣтаго, какъ арлекинъ, въ пестрое платье. Оной обыкновенно бываетъ запертъ въ шкапѣ, изъ котораго вынимаютъ его, когда ѣдутъ на охоту или на войну. Везутъ его на особыхъ саняхъ и приносятъ ему перваго звѣря, которой попадется. Ежели охота была изобильна, то возвратяся, идола ставятъ въ кивотѣ въ первомъ мѣстѣ дома, обвѣшиваютъ его со всѣхъ сторонъ пойманными соболями, коихъ до тѣхъ поръ оставляютъ, пока не изтрухлѣютъ. За преступленіе бы почлося продать ихъ или употребить на что другое.
   Здѣсь бы было мѣсто, Государыня моя, говорить о Тибетѣ, {См. Академическія извѣстія 1779 мѣсяцъ Мартъ и сл.} ежели бы Бутанское королевство, которое есть онаго главная и любопытнѣйшая чаешь, не было уже описано въ одномъ изъ моихъ писемъ. Я прибавлю только двѣ особливости, коихъ тогда не зналъ, и о коихъ свѣдалъ послѣ отъ путешествующихъ. Они утверждаютъ, что жены могутъ имѣть многихъ мужей вдругъ, хотя бы оные были родня и даже братья. Первой ребенокъ принадлежишь мужу, которой старѣе; прочіе другимъ по старшинству и лѣтамъ. Когда укоряютъ ихъ въ семъ обычаѣ, они извиняются недостаткомъ до дѣвкахъ, коихъ число меньше, нежели мущинъ.
   Когда нѣтъ надежды о выздоровленіи больнаго, выносятъ его въ сей землѣ за городъ, и бросаютъ въ яму наполненную трупами, гдѣ онъ умираетъ. Мертвыя тѣла предаются хищнымъ птицамъ, и за честь почитается имѣть могилою желудокъ живой твари.
   Я есть и пр.
   

ПИСЬМО LXXVII.

Конецъ Западной Татаріи.

   Теперь остается мнѣ донести вамъ, Государыня моя, о путешествіи моемъ по областямъ западной Татаріи {См. О народѣ и имени Татарскомъ Еж. Соч. 1755. Май.} извѣстнымъ подъ именемъ Хорезма, Узбековъ, Бльшой и малой Бухаріи.
   Ургенцъ столица Харазмская, откуда я къ вамъ пишу, отстоитъ въ пятидесяти только верстахъ отъ Китайскаго моря. Сей городъ былъ очень славенъ въ предшедшихъ вѣкахъ; но съ того времени, какъ протокъ рѣки Аму, омывавшей основаніе его стѣнъ, взялъ другое теченіе, лишился онъ своей знатности. Въ окружности имѣетъ около пяти верстъ, стѣны глиняныя, а ровъ узкій и заростшій терновникомъ. Строенія суть мазанки, а въ старинномъ замкѣ и совсѣмъ жить, не можно. Мечети также не въ лучшемъ состояніи,.ибо Татары не столь къ сохраненію ихъ, сколъ къ разоренію склонны. Одно мѣсто, которое они содержатъ съ раченіемъ есть улица, лежащая посреди города. Средина ея, служащая рынкомъ, покрыта съ одного конца до другаго, для охраненія людей отъ дождя.
   Перемѣна теченія рѣки принудила большую часть жителей оставить здѣшнее пребываніе, и край изъ плодоноснаго сдѣлала пустымъ. Хотя положеніе города выгодно для торговли, однакожъ оная теперь мало значитъ; ибо купцы не находятъ безопасности между Магометанскими Татарами, больше къ воровству и грабежу пріобыклыми, нежели идолопоклонники. Обыкновенная пошлина платится по три на сто, но взятки иногда превосходятъ и цѣну товаровъ.
   Другіе города въ Харазмѣ едва заслуживаютъ сіе имя. Въ нихъ видны одни только бѣдныя хижины, смазанныя изъ глины, и обитаемыя Туркоманнами и Узбекскими Татарми Первые выводятъ свое начало изъ Туркестана, откуда произходитъ также по мнѣнію нѣкоторыхъ Оттоманская отрасль, царствующая въ Турціи. Туркоманны оставили свое отечество около одинадцатаго вѣка въ намѣреніи искать счастія въ другихъ земляхъ, и поселились на рѣкѣ Аму, которую древніе называли Оксусъ, около Каспійскаго моря. Народъ здѣшній великорослъ и силенъ, лице имѣетъ плоское и четвероугольное, а цвѣтъ смуглой. Лѣтомъ носитъ широкое платье изъ легкой ткани, и становится обозомъ, гдѣ найдетъ воду и паству, Зимою покрывается овчинами, и живетъ въ деревняхъ и городахъ; слѣдуетъ Магометанской вѣрѣ, или справедливѣе показываетъ только наружность вѣры. Вообще онъ безпокойнаго нрава, и не безъ-труда покоряется Татарскому игу. Бывъ отъ нихъ завоеванъ, платитъ имъ дань и другія подати, коимъ и должно приписывать непримиримую ненависть, оказываемую имъ къ своимъ повелителямъ.
   Туркестанъ, откуда сей народъ вышелъ, имѣетъ столицею городъ того же имени, лежащей близь рѣки Сира, которая впадаетъ въ Аральское озеро, или море похожее видомъ на Каспійское, но въ четверо его короче. Оно есть наивеличайшее озеро въ сѣверной Азіи, утверждаютъ, что имѣетъ въ длину по меншей мѣрѣ полтораста, а отъ востока на западъ около семидесяти пятиверстъ. Вода въ немъ солона; рыбы водятся тѣже, что въ Каспійскомъ морѣ; изъ береговъ никогда не выступаетъ, хотя и впадаютъ въ него Сиръ, Кезелъ и многія другія рѣки. Лѣтомъ жители изъ озера воду пускаютъ небольшими каналами на песчаныя поля, и когда оныя осушатся, то покрыты бываютъ прозрачною соляною коркою, употребляемою жителями въ пищу.
   Сиръ есть рѣка Россіанами называемая Дарья: объ ней много говорено было въ недавнемъ времени по поводу золотаго песка, коему и опытъ былъ дѣланъ при царствованіи Императора Петра Великаго; но въ существѣ нашлось, что не въ сей рѣкѣ доставали оной, а собирали его Бухарцы въ горахъ къ сторонѣ Индіи, и привозили въ Сибирь мѣнять на мѣхи {См. I. Ежемѣсячныя сочиненія 1750 Генварь о песочномъ золотѣ въ Бухаріи, о чиненныхъ для оного отправленіяхъ и пр. 2. Историческія генеалогичесаія и географическія примѣчанія въ вѣдомостяхъ 1734. часть 76. и 1735. часть 34.}.
   Хотя городъ Туркестанъ построенъ изъ кирпича, но весма невесело мѣсто, и примѣчанія достойнаго имѣетъ одно свое положеніе: жители сей области суть разбойники, не имѣющіе инаго способа жизнь проводить, какъ грабежемъ Калмыковъ и Россіянъ. Чрезъ горы перебираются они великими толпами, и соединяются съ Магометанскими Татарами для чиненія набѣговъ на ближнія земли. Зимою обыкновенно живутъ по городамъ, а лѣтомъ кочуютъ по берегамъ Каспійскаго и Аральскаго моря; вооружены саблею, лукомъ и копьемъ: къ огнестрѣльному оружію еще не привыкли.
   Женщины велики и стройны, но лице имѣютъ широкое и плоское, съ нѣкоторымъ однако родомъ пріятности. Одѣваются похоже на своихъ сосѣдокъ Калмычекъ съ тою разностію, что носятъ шагай остроконечныя, загнутыя на право. Мущины на лошадяхъ почти живутъ, и ежели нѣкуда на разбой ѣхать, упражняются въ охотѣ, оставляя женамъ и невольникамъ имѣть попеченіе о стадахъ и жилищахъ, и не прилѣжа къ земледѣлію, какъ въ самой крайней нуждѣ. Часто въ набѣгахъ случается имъ быть битымъ; и то, что они могутъ отнять и украсть, конечно не стоитъ того, что бы получили отъ земледѣлія, естьли бы имѣли склонность въ немъ упражняться. Но они предпочитаютъ подвергаться опасностямъ и жить грабежемъ, нежели прилѣпиться къ труду и вести спокойную и тихую жизнь. Продаютъ Персамъ, Армянамъ, Индейцамъ людей, коихъ уводятъ изъ Харазма. оставляя изъ оныхъ для себя нужное число для стереженія стадъ, и однихъ молодыхъ женщинъ, а особливо естьли удастся гдѣ захватить Сибирянокъ. Исповѣдуютъ Магометовъ законъ, но не имѣютъ ни мечетей, ни Има новъ, и во всегдашней почти войнѣ пребываютъ съ сосѣдними идолопоклонниками.
   Имя Узбековъ, даемое безъ разбора и Харазмскимъ Татарамъ и Бухарцамъ, произошло отъ одного изъ первыхъ ихъ Хановъ. Обыкновеніе называться такъ, какъ государь, въ знакъ своей къ нему привязанности, всегда было наблюдаемо жителями здѣшнихъ странъ; и имена Мунгаловъ и Татаръ не имѣютъ другаго начала.
   Узбеки обычаями во многомъ походятъ на Туркоманновъ съ тою разностію, что сіи послѣніе живутъ скотоводствомъ, а они грабежемъ, дѣлая частые набѣги на сосѣднія земли, а особливо въ Персію. Трактаты сушь весьма слабое обузданіе для удержанія сего народа, ибо все ихъ богатство состоитъ въ добычѣ и невольникахъ, получаемыхъ при таковыхъ наѣздахъ. Хотя есть преизрядныя паствы въ разныхъ мѣстахъ сихъ областей, и особливо по берегамъ Кезеля и Сира, но рѣдко они гоняютъ туда свой скотъ, потому что нѣчего грабить, и что тамошніе жители сами столь же удалы въ семъ ремеслѣ. Впрочемъ Магометанскіе Татары не безпокоятъ себя взаимно набѣгами, кромѣ явной войны. Что принадлежитъ до Калмыковъ, населяющихъ границы сей области, они обыкновенно отъ оныхъ удаляются лѣтомъ, избѣгая нападенія отъ столь опасныхъ сосѣдовъ, и не прежде начала зимы возвращаются, когда уже дождь и снѣги путь сдѣлаютъ непроходимымъ.
   Узбеки употребляютъ хищныхъ птицъ для ловли дикихъ лошадей, приучая ихъ впиваться въ голову или въ шею, и между тѣмъ какъ птица ее мучитъ, охотникъ не выпускаетъ ихъ изъ виду, догоняетъ, и тогда уже легко убиваетъ лошадь.
   Сія обширная страна не производишь другой травы, кромѣ самой крупной, отъ которой однано скотина жирѣетъ. Земли никогда здѣсь не пашутъ, и хлѣбовъ не пекутъ. Жители любятъ мясо, которое рубятъ на мѣлкіе куски и ѣдятъ горстью. Обыкновенное ихъ питье есть кобылье молоко. Жизнь ведутъ праздную, собираются на полѣ, садятся въ кружокъ и забавляются разговоромъ.
   Управляются они многими князьями того-же поколѣнія, изъ коихъ однакожъ одинъ только беретъ наименованіе Хана, и имѣетъ нѣкоторую власть, которой мѣрою и правиломъ служитъ его расторопность. Живетъ онъ въ городѣ Ургенцѣ, но лѣтомъ охотнѣе кочуетъ на берегу рѣки Аму. Когда одинъ изъ сихъ начальниковъ ведетъ войну съ другимъ, что случается часто, и будетъ побѣжденъ, но не лишится жизни; то съ войскомъ своимъ удаляется въ степи и тамъ живетъ грабежемъ, пока силы его позволятъ ему помышлять объ отмщеніи. Но всегдашнему противоположенію Туркомановъ съ узбеками ненависть ихъ служитъ причиною къ ссорамъ, отъ коихъ произходятъ замѣшательства, безпрестанно колеблющія Харазмское владѣніе.
   Сія страна встарину была подъ владѣніемъ Персовъ; потомъ покорили ее Арапы, послѣ Чингис-Ханъ, а по немъ завоевалъ Тамерланъ; но Персы вторично ее приобрѣли въ свои руки, и владѣли короткое время. Жители призвали узбековъ, кои и понынѣ въ ней господами.
   Недалеко отъ нея лежитъ Большал Брхарія^ гдѣ находятся города Бохара, Самарканда и Балкъ. Первой весьма великъ, стѣны въ немъ глиняныя, и довольно высоки, а въ замкѣ обыкновенно живетъ Ханъ. Домы, какъ и во всѣхъ Татарскихъ городахъ, снаружи весьма бѣдны, но народныя зданія построены довольно хорошо.
   Мнѣ разсказывали объ одной рѣчкѣ, въ коей вода такъ нездорова, что у піющихъ зараждаются въ ногахъ черьви. Сіи черьви всякой день выходятъ на ружу длиною на палецъ; тогда ихъ навиваютъ съ великою осторожностію, дабы помалу совсѣмъ вытащить; но ежели случится по нещастію при сей работѣ червя перервать, больной долженъ готовиться къ смерти. Не смотря на сіе, не позволяется здѣсь пить ничего, кромѣ воды и кобыльяго молока. Приставлены нарочные люди смотрѣть по домамъ, и ежели найдутъ вино или водку, бьютъ сосуды и наказываютъ виноватыхъ. Піющій иногда самъ себя обличаетъ духомъ, и подвергается строгому каранію. Обыкновенное есть битье плѣтью на народныхъ площадяхъ. Сей суровой законъ выданъ отъ начальника вѣры, больше почитаемаго въ Бохарѣ, нежели самъ ханъ, коего онъ можетъ свергнуть по своей волѣ. Вообще власть Хановъ и ихъ богатства ограничены; у нихъ нѣтъ почти инаго дохода, кромѣ сбираемаго съ города, которой платитъ имъ десятую часть со всего, что продается. Когда придетъ имъ нужда въ деньгахъ, то посылаютъ взять въ домъ товары изъ лавокъ, и продаютъ оныя за ничто, какъ то дѣлаютъ молодыя люди хотятъ разориться.
   Торговля Бухарская отправляется съ Россіянами и Персіянами. Послѣдніе привозятъ ожерелья, шелковыя ткани и щепетинные товары, и мѣняютъ ихъ на невольниковъ. За сіи самые Персидскіе товары Россіяне даютъ кожи, овчины, деревянныя снадобьи и пр. Хотя положеніе Бухара весьма способствуетъ къ торгу съ помянутыми двумя государствами, но мало приѣзжаетъ въ него иностранныхъ купцовъ, потому что они бываютъ подвержены ежедневнымъ притѣсненіямъ. Изъ него однакожъ Персія и Моголъ получаетъ сухіе плоды, славные своимъ запахомъ. {Чит. О торгахъ за Каспійское море древнихъ, среднихъ и новѣйшихъ временъ, выписанъ изъ журнала Г. Соймонова. Печат: При Сенатѣ 1765. 8.}
   Славной городъ Самарканда лишился прежняго своего великолѣпія. Онъ былъ столицею Тамерлановыхъ владѣній, и хотя весьма упалъ, но понынѣ еще довольно великъ и люденъ. Есть въ немъ Академія наукъ, наилучшая во всѣхъ Магометанскихъ земляхъ. Приѣзжаютъ въ нее учиться изъ всѣхъ частей Персіи, Могола и Турціи.
   Земля въ окружностяхъ сего города приноситъ превосходные плоды; похваляются особливо арбузы, не уступающіе Харазмскимъ. Сіи послѣдніе долго сохраняются и отвозятся въ Астрахань и въ Петербургъ для двора. Посреди зимы они тотъ же вкусъ имѣютъ, какъ и во время своей зрѣлости, видомъ круглы, снаружи зелены, а въ срединѣ краснѣе обыкновенныхъ. Ѣдятъ изъ нихъ весь нутрь, кромѣ зеренъ, и хотя они очень холодисты, но никогда болѣзней не причиняютъ. Обыкновенно снимаютъ ихъ, когда зелены, и даютъ дозрѣвать послѣ.
   Въ Самаркандѣ дѣлается шелковая бумага, лучшая изъ всей Азіи. Неболшая рѣчка, протекающая чрезъ городъ и впадающая въ Аму, могла бы весьма полезна быть жителямъ, отворяя сообщеніе съ сосѣдними землями, ежелибъ они умѣли ее сдѣлать судоходную; но для приведенія въ цвѣтущее состояніе торговли въ Самаркандѣ должно перемѣнить жителей, укрѣпленія сего города суть превысокіе земляные валы, а домы походятъ на Бухарскіе.
   Балкъ нынѣ наилучшій изо всѣхъ городовъ Татарскихъ Магометанъ, великъ, хорошъ и люденъ; строенія по большей части каменныя и кирпичныя. Ханской замокъ есть великое зданіе сооруженное на восточной вкусъ изъ мрамора, которой берется изъ ближнихъ горъ. Какъ чужестранные пользуются всею вольностію въ семъ городѣ, то и учинился онъ средоточіемъ торга, отправляемаго между Бухаріею и Индіею. Къ сему много способствуетъ рѣка, текущая чрезъ предмѣстіе. Впрочемъ пошлины съ товаровъ берутъ не больше двухъ на сто, а провозимые и ничего не платятъ.
   Жители въ большой Бухаріи раздѣляются на три народа, на Бухарцовъ, или древнихъ обитателей, на Мунгаловъ, поселившихся при наслѣдникахъ Чингис-хановыхъ, и на Узбекскихъ Татаръ, въ рукахъ коихъ нынѣ состоитъ правленіе.
   Бухарцы роста обыкновеннаго, но статны, довольно бѣлы по своему климату; глаза имѣютъ большіе, темные и яркіе, носъ орлиной, волосы черные, бороду густую, и не примѣтно въ нихъ ничего безобразнаго, какъ въ другихъ Татарахъ. Жены ихъ вообще довольно высоки и стройны, цвѣтъ и черты имѣютъ также пригожіе. Оба пола носятъ рубашки и портки изъ калико. Мущины надѣваютъ сверхъ того кафтанъ, или балахонъ шелковой, длиною по икры, и не большую круглую суконную шапку, похожую на польскую и опушенную мѣхомъ: иные носятъ чалму, какъ Турки, и опоясываются шелковымъ кушакомъ; когда же идутъ со двора, надѣваютъ шубу. Сапоги ихъ походятъ на Турецкіе, и шьются изъ лошадиной кожи, которую выдѣлываютъ они особливымъ образомъ. Платье у женщинъ широко, и на нихъ развѣваетъ. На головѣ носатъ онѣ небольшую плоскую шапочку, изъ подъ которой выпущены косы, убранныя жемчугомъ и каменьемъ.
   Бухарцы исповѣдуютъ Магометанскую вѣру, слѣдуя правиламъ Турковъ, съ коими разнствуютъ въ нѣкоторыхъ только и то немногихъ обрядахъ. Пропитаніе получаютъ отъ механическихъ рукомеселъ, или отъ торгу оставляемаго имъ Мунгальцами и узбеками; но какъ мало къ нимъ приѣзжаютъ иностранные купцы, особливо въ округахъ, гдѣ Магометанскіе Татары повелѣваютъ, то они сами собравшись ѣздятъ въ Китай, въ Индію, въ Персію, и въ Сибирь, откуда возвращаются съ нанарочитымъ барышемъ. Въ войну никогда не мѣшаются, и все ихъ попеченіе клонится къ собственнымъ ихъ дѣламъ. Они платятъ порядочно за каждой годъ или деревню, гдѣ живутъ, годовую дань Мунгальцамъ и узбекамъ, кой, какъ я уже сказалъ, суть властители сего края. Таковое порабощеніе приводитъ ихъ въ презрѣніе и у самыхъ Татаръ, которые почитаютъ ихъ народомъ подлымъ и лихоимцами, какъ мы Жидовъ, отъ коихъ Бухарцы, сказываютъ, произошли.
   Мунгальцы поселившіеся въ Бухаріи ничего въ обычаяхъ своихъ не имѣютъ различнаго съ Елеутами, кромѣ вѣры, которая есть Магометанская, и кромѣ склонности къ разбою, мало извѣстной между Татарами идолопоклонниками.
   .Что принадлежитъ до Узбековъ, они во многомъ разнятся съ Харазмянами. Почитаются наиболѣе просвѣщенными изъ всѣхъ Магометанскихъ Татаръ, хотя и не менѣе ихъ воры. Платье ихъ походитъ на Персидское; но одѣваются не съ такою пріятностію. Начальники ихъ носятъ на чалмѣ цаплиное перо. Пилавъ, то есть, пшено вареное по Турецкому обычаю и лошадиное мясо составляютъ ихъ пищу, а питье дѣлается изъ кобыльяго молока. Языкъ ихъ есть смѣшеніе Турецкаго, Персидскаго и Мунгальскаго. Оружіе тоже, что и у прочихъ Татаръ. Они хвалятся силою и отвагою предъ другими народами, и дѣйствительно таковыми почитаются въ сей части востока. Жены ихъ стараются также пріобрѣтать военную славу; ѣздятъ съ мужьями въ походахъ, и не боятся ни опасностей, ни смерти; собою по большой части статны, и имѣютъ нѣкоторую приятность. Есть между ими такія, кои бы почлись вездѣ за совершенныхъ красавицъ.
   Сей народъ находится въ безпрестанной войнѣ съ Персіянами; по тому что пространныя Харазмскія ровнины способствуютъ ихъ набѣгамъ. Не столь удобно имъ проникать во владѣнія великаго Могола, отъ коихъ отдѣлены они высокими, и неприступными для ихъ конницы горами. Не смотря на худую наружность и невѣроятную худобу, лошади ихъ не знаютъ усталости, и весьма легки на скаку. Пропитаніе ихъ стоитъ мало; самая простая трава, а иногда и мохъ въ нужныхъ случаяхъ, бываютъ для нихъ довольны. Сіи лошади суть наилучшія въ свѣтѣ для того употребленія, которое чинятъ изъ нихъ Татары.
   Я не знаю, для чего даютъ имя Малой Бухаріи землѣ близъ лежащей, которая несравненно пространнѣе большой, по видимому, что уступаетъ она ей числомъ и изяществомъ жителей. Кашгаръ былъ встарину въ ней столицею, но весьма упалъ съ того времени, какъ Калмыки имъ завладѣли. Яркинъ нынѣ есть лучшей городъ. Въ немъ находится замокъ, въ ноемъ Ханъ пріѣзжаетъ жить нѣсколько мѣсяцовъ, ежели нужда потребуетъ. Какъ сіе мѣсто есть средоточіе торга между Индіею и сѣверною Азіею, между Сибирью и Тибетомъ, между большею Бухаріею и Китаемъ; то по сей причинѣ оно богато и населено. Природные жители недурны и стройны, разумны и учтивы; великую склонность имѣютъ къ торгу и непонятную жадность къ барышу. Торговать съ ними спустя рукава, есть тоже, что искать быть обмануту.
   Мужеское платье мало рознится съ Татарскимъ; балахоны ихъ бываютъ по икру, рукава широкіе къ плечамъ, а узкіе около локтя. Женщины одѣваются почти также, и носятъ серьги, кои висятъ у нихъ иногда до самыхъ плечъ. Волосы плетутъ въ косы, прививая лѣвдны и лоскутья серебреные и шелковые, кои бьютъ по пятамъ. Грудь покрыта такими же тремя пучками лоскутьевъ, но меньшей величины. Сверхъ сего носятъ ожерелья, украшенныя жемчугомъ, разными деньгами и другими позолочеными или посеребреными мелочьми, придающими имъ немалой блескъ.
   Женщины и мущины носятъ узкіе портки и легкіе сапожки безъ каблуковъ и подошвы, на кои надѣваютъ туфли Турецкіе съ высокими каблуками. Шапки у обоихъ одинакія съ тою разностію, что женщины, а особливо молодыя дѣвки, украшаютъ ихъ разнымъ образомъ, деньгами и Китайскимъ жемчугомъ. Замужнихъ узнаютъ по долгому лоскуту полотна, которой начинается изъ подъ шапки, обвивается около шеи, и завязывается назади большимъ узломъ, а конецъ виситъ до самаго пояса.
   Домы у Бухарцовъ каменные, довольно хорошо построенные, но худо убранные. Нѣтъ въ нихъ ни стульевъ, ни столовъ, ни другихъ выгодъ, кромѣ нѣсколькихъ Китайскихъ сундуковъ, окованныхъ желѣзомъ, на коихъ днемъ кладутъ они перины, и покрываютъ ковромъ.
   Въ пищѣ они весьма опрятны; готовить ее заставляютъ при своихъ глазахъ невольниковъ, коихъ покупаютъ или увозятъ у Калмыковъ. Имѣютъ множество горшвовъ и котловъ желѣзныхъ, разставленныхъ близь очага. Прочая посуда состоитъ въ нѣсколькихъ цѣнинныхъ или фарфоровыхъ блюдахъ, и разныхъ мѣдныхъ чайникахъ для варенья чаю, и грѣнія воды, которою моются. Кусокъ калика служитъ у нихъ вмѣсто скатерти и салфетокъ. Не имѣютъ они ни ноягъ, ни вилокъ; мясо подаютъ имъ совсѣмъ разрѣзанное, и они раздираютъ его пальцами.
   Обыкновенное кушанье есть рубленое мясо, изъ котораго дѣлаютъ пироги на подобіе рогатой луны. Симъ запасаются они въ дорогу, а особливо зимою. Заморозя его нѣсколько, кладутъ въ мѣшки, и когда захотятъ ѣсть, дѣлаютъ изъ него супъ. Питья инаго почти не имѣютъ, какъ черной чай, приготовленной съ молокомъ, солью и коровьимъ масломъ.
   Бухарцы достаютъ себѣ женъ за деньги, то есть, что покупаютъ ихъ дорого или дешево, смотря по красотѣ. По сей причинѣ самой скорой способъ разбогатѣть есть тотъ, чтобъ имѣть много хорошихъ дочерей. Законъ запрещаетъ жениху съ невѣстою видѣться и говорить со дня заключенія договора до самой свадьбы. Сіе торжество состоитъ въ пирахъ продолжающихся цѣлые три дни. На канунѣ свадьбы въ вечеру собираются дѣвки къ невѣстѣ, и всю ночь поютъ и пляшутъ. На утріе приходятъ онѣ опять убирать ее къ вѣнцу, послѣ чего является женихъ съ сродниками, съ приятелями и съ музыкою, и тотчасъ начинается бѣганье на лошадяхъ, при которомъ раздаются награжденія соравнительныя съ его достаткомъ, и состоящія обыкновенно въ сабляхъ, въ мѣхахъ собольихъ или лисьихъ, въ валико, и пр.
   Молодые вѣнчаются, не видя другъ друга, но отвѣчая каждой съ своей стороны на вопросы чинимые попомъ. Потомъ женихъ возвращается въ свой домъ тѣмъ же порядкомъ, въ которомъ пріѣхалъ, подчиваетъ гостей; послѣ обѣда идетъ къ женѣ, гдѣ уже вольно имъ разговаривать, оставляетъ ее, и опять къ ней возвращается въ вечеру. Нашедъ ее тогда въ постелѣ, ложится подлѣ нея во всемъ платьѣ и въ присутствіи другихъ женщинъ; но чинитъ сіе на весьма короткое время. Сія комедія возобновляется чрезъ три дни, по прошествіи которыхъ вступаетъ уже онъ во всѣ свои права. На завтрѣе беретъ жену въ себѣ въ домъ.
   Сорокъ дней, слѣдующіе послѣ родинъ, почитаются нечистымъ временемъ, и законъ запрещаетъ тогда женщинамъ даже молиться. Имя ребенку даютъ въ четвертой день по рожденіи, а обрѣзываютъ его по осьмому году съ особливыми обрядами и торжествомъ.
   Хотя многоженство почитается за грѣхъ между Бухарцами, есть однако между ними такіе, кои имѣютъ до десяти женъ. Мужъ всегда воленъ сослать жену; но въ случаѣ развода имѣетъ она право присвоить себѣ все отъ него полученное: ежели же она ищетъ развестися, тогда ничего изъ имѣнія взять съ собою не можетъ.
   Врачебная наука не въ великомъ уваженіи въ малой Бухаріи, и вообще попы больше имѣютъ силы, нежели докторы. Когда ншо занеможетъ, приходитъ къ нему Молла, читаетъ Алкоранъ, дуетъ на него, и вертитъ ножемъ около лица. Народъ увѣренъ, что сіе дѣйствіе пресѣкаетъ корень болѣзни. Ежели больной умретъ, тотъ же попъ кладетъ ему на грудь книгу закона, и читаетъ нѣкоторыя молитвы, пока кладутъ покойника во гробъ. Хоронятъ въ какомъ нибудь пріятномъ лѣску, и обносятъ могилу тыномъ или заборомъ.
   Хотя Магометанская вѣра есть господствующая, но и прочіе законы терпятся, и всею вольностію пользуются; потому что покланяющіеся идоламъ Калмыки, кои суть властители въ землѣ, не имѣютъ довольно разума придумать, что позволено употреблять и силу для введенія своей вѣры.
   Бухарцы имѣютъ нѣкоторое понятіе о Іисусѣ Христѣ, но развращенное странными воображеніями. За великой грѣхъ ставится у Бухарцевъ сказать, что Богъ на небѣ. Они думаютъ, что присутствіе его не можетъ быть ограничено, ибо онъ есть вездѣ. Не льзя ихъ также увѣрить, что человѣкъ можетъ осужденъ быть на вѣчную муку; но признаютъ, что есть мѣсто муки, гдѣ злые будутъ терпѣть за свои грѣхи, и что есть рай для добродѣтельныхъ людей, которые пребывать въ немъ станутъ до тѣхъ поръ, пока будетъ Богу угодно сотворить новой свѣтъ.
   Всякой годъ постятся они тридцать дней, въ кои ѣсть начинаютъ въ вечеру; но ночью ѣдятъ два раза, а пьютъ только чай. Преступающіе сей законъ обязаны или дать свободу лучшему изъ своихъ невольниковъ, или сдѣлать пиръ дли тридцати шести человѣкъ, не считая осмидесяти ударовъ ремнемъ, получаемыхъ отъ главнаго Моллы. Правда, что легко получить позволеніе грѣшить прошивъ помянутой заповѣди, и что рѣдко доходитъ до побоевъ. Мастеровые имѣютъ позволеніе ѣсть днемъ.
   Калмыцкіе владѣльцы, завоевавшіе малую Бухарію, учредили въ ней судей, подчиненныхъ одинъ другому, и кои понынѣ существуютъ. Самые низкіе имѣютъ надзираніе надъ десятью семьями, вышшіе надъ сотнею, а первѣйшіе надъ тысячью. Всѣ они зависятъ отъ общаго начальника, котораго избираютъ изъ старинныхъ знатныхъ жителей, или дворянъ. Сіи судьи рѣшатъ всѣ ссоры между подданными, и обязаны о томъ доносить вышшимъ.
   Бухарцы кромѣ нѣкоторыхъ мѣдныхъ денегъ, другихъ не имѣютъ. Когда должно заплатить или получить нѣсколько большее число золота или серебра, вѣсятъ его по Китайскому обычаю.
   "Я упомянулъ, что городъ Ургенцъ, изъ котораго пишу, недалеко лежитъ отъ Каспійскаго моря, на берегу коего часто я прогуливаюсь. Сіе море имѣетъ нѣчто столь чрезвычайнаго, что не говоря объ немъ, лишилъ бы я васъ наилюбопытнѣйшей части моихъ путешествій. Наиболѣе достойно въ немъ удивленія то, что оно содержится всегда въ предѣлахъ, предписанныхъ себѣ промысломъ Божіимъ, хотя множество впадающихъ въ него рѣкъ, и умножающихъ въ немъ воду, долженствовали бы принудить его выступить изъ своихъ границъ.
   Сіе почтительное повиновеніе приводитъ въ затрудненіе нашихъ Географовъ, которые не знаютъ, чего держаться по поводу сообщенія, кое необходимо должно имѣть сіе море съ другими, обогащающимися разными его излишками. Съ того времени, какъ умножается оно толикими рѣками, нѣтъ никакаго сумнѣнія, что затопило бы не только Персію, но всю Азію, ежели бы не убавлялось разными каналами, по мѣрѣ прибыванія рѣчныхъ кодъ. Трудность состоитъ въ томъ, чтобъ узнать, подъ какими землями идутъ сіи каналы, и съ какимъ моремъ сообщается Каспійское. Разныя есть мнѣнія, и я слышалъ о томъ споръ между многими учителями Самаркандской Академіи.
   Одни утверждали, что оно идетъ подъ Грузіею и впадаетъ въ Черное море, основывая свои догадки 1) на близкомъ между ими разстояніи. 2) На стреминахъ существующихъ въ Эвксинскомъ Понтѣ и тянущихся съ востока на западъ, и особливо на находящейся стреминѣ въ самомъ проливѣ Цареградскомъ. Черное море будучи наполняемо непонятнымъ количествомъ воды получаемой подъ землею изъ Каспійскаго, должно само освобождаться отъ нея симъ каналомъ въ Мраморное море. Сія система впрочемъ помогаетъ изъяснить и то, для чего въ Черномъ морѣ волненія безпрерывны и движеніе волнъ сердитѣе, нежели во всякомъ другомъ.
   Другіе думали, что Каспійское море течетъ подъ Персіею и соединяется, прошедъ около двухъ тысячъ верстъ подъ землею, съ Индейскимъ Океаномъ: вотъ причины, кои они приводили.
   1) Во всей Персіи, гдѣ дождь идетъ рѣдко, и гдѣ мало рѣкъ, вездѣ находятъ воду, когда только начнутъ рыть, и вода всегда бываетъ нѣсколько солона; пьютъ ее однакожъ, и скоро къ ней привыкаютъ. Во многихъ мѣстахъ часто случается видѣть землю бѣловатую и покрытую селитрою, а соли столь много, что даютъ ее почти за ничто.
   2) Въ сей же самой странѣ есть цѣлыя поля, кои остаются впустѣ, потому что всегда покрыты водою на футъ, а сія вода не можетъ быть иная, какъ выходящая изъ подъ земли; ибо въ близости нѣтъ ни ключей, ни ручьевъ, ни рѣкъ, а дожди, какъ я уже сказалъ, падаютъ рѣдко.
   3) Въ самыхъ сухихъ мѣстахъ Персіяне находятъ изобиліе въ водѣ, и вотъ что они дѣлаютъ. Роютъ землю на косогорѣ, и сія яма становится тотчасъ колодеземъ. Двадцатью шагами ниже копаютъ другой, и вынимая между ими землю, дѣлаютъ сообщеніе, составляя симъ образомъ небольшой каналъ. Еще ниже втораго дѣлаютъ третій и соединяютъ со вторымъ, что производитъ уже цѣлой ручеекъ. Такимъ образомъ идучи отъ часу далѣе по склоненію грунта до тѣхъ поръ, что послѣдней колодезь, будучи уже наровнѣ, съ долиною, составляетъ водохранилище, получая въ себя воду изъ прочихъ, и разливается по полямъ помощію нарочно сдѣланныхъ стоковъ. Едва сіи колодези вырыты бываютъ, то является въ нихъ рыба посредственной величины, но непріятнаго вкуса отъ долгаго пребыванія подъ землею, куда она была занесена стремленіемъ воды изъ Каспійскаго моря.
   4.) Жители Персидскаго залива примѣчаютъ всякой годъ при концѣ осени. великое множество ивовыхъ листьевъ; а какъ сіе дерево совсѣмъ незнаемо въ той части Персіи, берега же Каспійскаго моря напротивъ имъ покрыты, то и можно повѣрить не безъ довольнаго основанія, что листья не инако переносятся съ одного края Персіи на другой, какъ водою, текущею подземными каналами.
   Не взирая на сіи причины, говорилъ мнѣ одинъ учитель, я скорѣе повѣрю, что Каспійское море не имѣетъ никакаго сообщенія съ другими, и что единое изпареніе въ землѣ столь жаркой убавляетъ въ немъ воду, получаемую отъ впаденія толикаго числа рѣкъ. Симъ самымъ образомъ безъ сумнѣнія и Океанъ, коего предѣлы столь-же порядочно учреждены, какъ и Каспійскаго моря, освобождается отъ водъ приносимыхъ въ него всѣми рѣками свѣта. {См. Описаніе Каспійскаго моря и чиненныхъ на ономъ Россійскихъ завоеваніи Г. Соймонова при Акад. наукъ 176З. 8. 2) О народахъ находящихся при Каспійскомъ морѣ, Еж. соч. 1760 Іюль 3) О торгахъ за Каспійское море, при Сенатѣ 1768. 8.}
   Сіе море имѣетъ продолговатой и весьма неправильной видъ. Длина его съ сѣвера на западъ около семи сотъ пятидесяти, а ширина отъ двухъ до трехъ сотъ верстъ. Вода чрезмѣрно солона, выключая то мѣсто, гдѣ разводится она прибывающею изъ Волги. Одни Россіяне имѣютъ на немъ корабли; а Персы и прочіе сосѣдніе народы держатъ только суда для рыбной ловли. Рыбы въ немъ премного но раковинъ иныхъ нѣтъ, кромѣ одного рода прекраснаго цвѣта. Въ иныхъ мѣстахъ оно чрезмѣрно глубоко, и не имѣетъ другаго отлива, кромѣ того, которой причиняется вѣтромъ.
   Около его видѣлъ я непонятное множество дикихъ гусей, жители стараются доставать ихъ больше для перья, нежели для мяса, которое дѣйствительно не весьма нѣжно. Они разтягиваютъ сѣти, прячутся въ шалашѣ сдѣланномъ изъ вѣтвей, и ставятъ въ нѣкоторомъ между собою разстояніи множество гусиныхъ чучелъ, сидящихъ и стоящихъ. Когда охотникъ увидитъ живыхъ, начинаетъ кричать ихъ голосомъ помощію свистка, сдѣланнаго изъ бересты; тогда гуси полетавъ нѣсколько, спускаются къ чучеламъ. Охотникъ дергаетъ за веревку и захватываетъ въ сѣть, сколько удастся. Сей способъ можно бы употребишь съ успѣхомъ и въ другихъ земляхъ.
   Больше всего долженъ я, описывая окружности Каспійскаго моря и сей части Татаріи, упомянуть объ одномъ славномъ народѣ, которой изъ сихъ мѣстъ вышелъ, и основадъ, сильи я монархіи въ Европѣ, въ Азіи и въ Африкѣ; котораго владѣнія были обширнѣе Римскихъ; которой имѣлъ славныхъ государей, законодавцевъ и завоевателей; о народѣ, съ которымъ Китайцы, Индѣйцы, Персы, Арапы, Гойки. Римляне, Французы, Поляки, Нѣмцы, Венгерцы и Россіяне имѣли частыя ссоры и кровопролитныя войны; которой участвовалъ въ расторженіи западной Имперіи, но изкорененіи власти Халифовъ, въ опустошеніи Франціи, Италіи, Германіи и всѣхъ народовъ на сѣверѣ Европы; о томъ народѣ наконецъ, которой процвѣталъ со славою болѣе двухъ тысячъ лѣтъ, и которой, начиная отъ Пекина до самаго Парижа, подъ именемъ Гуновъ, Турковъ, Алановъ, Вандаловъ и западныхъ Татаръ наполнялъ страхомъ всѣ мѣста, куда только оружіе его могло достигнуть. Объ немъ упоминается въ самыя первыя времена Китайской монархіи, и можно его почесть за одно колѣно переселенцевъ, оставившихъ вскорѣ послѣ потопа Сенаарскія равнины. Теу-шанъ, жившій за двѣсти лѣтъ до рождества Христова, былъ первой ихъ государь, коего имя до насъ дошло, и вотъ; что одинъ Самаркандской докторъ, знающій исторію упоминаемаго мною народа, разсказывалъ мнѣ о семъ Монархѣ.
   Теу-манъ имѣлъ сына, которому престолъ по смерти отца принадлежалъ законнымъ образомъ. Сей младый князь, называемой Ме-те, жилъ спокойно при дворѣ своего отца до тѣхъ поръ, какъ одна женщина произвела между ими вражду. Будучи женою монарха и имѣя отъ него сына, желала она пренесть на его голову корону въ предосужденіе старшаго. Императоръ не смѣя противиться женѣ, которую (любилъ, возненавидѣлъ Ме-тея, удалилъ отъ двора, и послалъ его въ аманаты къ сосѣднимъ народамъ; а дабы совсѣмъ погубить, объявилъ имъ войну, мысля, что они отомстится надъ его сыномъ. Неприятели будучи въ самомъ дѣлѣ побиты, искали молодаго князя, и хотѣли умертвить: но Ме-те о томъ свѣдавъ, спасся отъ нихъ бѣгомъ, пробрался во владѣнія своего отца и предуспѣлъ собрать себѣ друзей. Исторія говоритъ, что онъ выдумалъ новой родъ оружія, которое назвалъ гремучія стрѣлы, обучилъ людей своихъ бросать ихъ во шпицъ, и смертію казнилъ, кто въ цѣль не попадалъ. Наконецъ, дабы отъ часу болѣе увѣриться въ отвагѣ и вѣрности своихъ воиновъ, до того простеръ безчеловѣчіе, что заставлялъ ихъ стрѣлять въ женъ, коихъ наиболѣе любили. Онъ оставилъ при себѣ только тѣхъ, которые повинулись суровому повелѣнію, и предалъ смерти прочихъ Ме-те съ таковымъ войскомъ напалъ на своего отца, гнался за нимъ, умертвилъ, и не пощадилъ ни Императрицы, ни ея сына, ни вельможъ не хотѣвшихъ ему покориться.
   Восточные Татары извѣстясь о толикихъ безчеловѣчіяхъ, соединились съ недовольными, и начали войну въ его владѣніяхъ. Молодой монархъ имѣлъ въ стадахъ своихъ коня дорогой цѣны, котораго они потребовали, дабы въ случаѣ отказа, имѣть причину къ объявленію ему войны. Государь собралъ народныхъ начальниковъ; всѣ были того мнѣнія, чтобъ коня не отдавать, но онъ не почитая дѣло столь важнымъ, дабы разорвать миръ съ сосѣдями, отдалъ коня посламъ. Татары заключи, что привели его въ страхъ, учинились предприимчивѣе, и потребовали одной изъ его женъ. Ме-те, ища покоя, согласился и на то, не уважая представленій своего совѣта, и клянясь, что привязанность къ женѣ никогда не побудитъ его учинитъ подданныхъ несчастными, вовлекая ихъ своимъ отказомъ въ войну съ опасными сосѣдями. Татары, кои о томъ только и помышляли, новое сдѣлали требованіе, и хотѣли, чтобъ уступлена имъ была одна пустая область, служащая границею обоимъ народамъ. Начальники Гунновъ уважая, что оная земля не приноситъ имъ пользы, мало оказывали попеченія о ея сохраненіи; но Ме-те иначе мыслилъ. Сія земля не была собственное его имѣніе; онъ почиталъ ее добромъ принадлежащимъ государству, и за долгъ поставилъ поступишь въ разсужденіи ея инако, нежели поступилъ съ конемъ и женою. Будучи озлобленъ симъ послѣднимъ требованіемъ, выступилъ онъ противъ Татаръ, побѣдилъ, убилъ ихъ Царя, и взялъ премножество плѣнныхъ.
   Сообщеніе Гуновъ съ Китайцами, не смягчило нимало нрава первыхъ, кои навсегда сохранили свои дикіе обычаи. Политическія причины побудили одну Китайскую княжну вытти за нѣкотораго изъ сихъ варварскихъ государей, Для разогнанія скуки посреди сего суроваго народа упражнялась она иногда въ сочиненіи стиховъ, въ коихъ описывала свое несчастіе.
   "Сродники мои избрали мнѣ мужа, принудили меня жить въ землѣ отдаленной. Въ ней негодныя кибитки суть мои палаты; жерди составляютъ въ нихъ стѣны; сырое мясо есть вся моя пища. Ахъ любезное отечество # я о тебѣ безпрестанно помышляю; сердце мое страдаетъ смертельно раною; для чего не создана я птицею, дабы могла перелетѣть!"
   Западные Татары, раззорившіе Европу, управляемы были разными начальниками, изъ коихъ славнѣйшіе назывались Баламиръ, Асланъ и Аттмла. Они были, побѣждены одни Римлянами, другіе другими народами. Аттила велъ войну въ землѣ Бургундовъ, населявшихъ берега Рейна, и ужасное игамъ учинилъ кровопролитіе; взялъ Триръ, Стразбургъ, Спиръ, Вормсъ, Майнцъ, Безансонъ, Лаонь, Туль, Мецъ, Орлеанъ, и навелъ страхъ даже въ самомъ Парижѣ.
   Два потерянныя сраженія, одно близь Орлеана, другое на Тройскихъ поляхъ, принудили его возвратиться за Рейнъ. Онъ возобновилъ силы, и пошелъ съ новымъ войскомъ въ Италію, гдѣ взялъ и опустошилъ разные города. О грабежахъ его много писано, но мало было историковъ, кои оставили намъ память того, что онъ умѣлъ чтить добродѣтель, что былъ гордъ и суровъ только съ неприятелями; что посреди своего народа все въ немъ доказывало тихость и милосердіе; что презиралъ пышность и богатства; что любилъ бѣдныхъ, слушалъ ихъ жалобы, и защищалъ отъ угнѣтенія. Вотъ какъ его нынѣ описываютъ его земляки, у коихъ до сихъ временъ имя его пребываетъ въ великомъ почтеніи!
   Господствованіе западныхъ Татаръ погибло въ Европѣ съ Аттиллою. Побѣжденные имъ народы свергли съ себя иго, и Гуны изтребились"отъ междоусобныхъ раздоровъ. Они разсѣялись подъ разными предводителями по полямъ лежащимъ на сѣверъ Черкасіи, Чернаго моря и Дуная. гдѣ слились, такъ сказать, съ другими варварами.
   Естьли вѣрить Самаркандскимъ жителямъ, сіи люди имѣли ужасныя лица. Въ ребячествѣ нарѣзывали они себѣ щеки, отъ коихъ во всю жизнь не росло у нихъ бороды; тѣло имѣли столь плотное, станъ столь изуродованной, что походили на чурбанъ дерева. Образъ жизни ихъ былъ суровой; коренья и сырое мясо, служившее имъ вмѣсто сѣдла, составляло всю ихъ пищу: странствуя по степямъ и лѣсамъ, оставляли они женъ своихъ и дѣтей подъ наметами, не имѣя постояннаго жилища. Сносили голодъ, жажду, стужу и жаръ съ терпѣніемъ, а одѣвались шкурами или холстомъ, и не снимали платья до тѣхъ поръ, пока оно сгнивъ, само съ тѣлъ ихъ не спадало. Всегда были на лошадяхъ, и собранія держали верхомъ, а сражались безъ устройства и съ великимъ крикомъ. Лошади ихъ столь были легки, что бросались они на неприятеля, и тотчасъ изъ виду пропадали. Наконецъ народъ сей былъ лукавъ, непостояненъ, безобразенъ, падокъ къ богатству, безчеловѣченъ и запальчивъ; слогомъ во всемъ подобенъ большей чести нынѣшнихъ Калмыковъ. {Вообще для познанія всей исторіи Татарской имѣемъ мы весьма полезную книгу подъ именемъ: родословная исторія о Татарахъ сочиненная Абулгаси-баядур-ханомъ, и напечатана при Императорской Академіи наукъ въ 2 томахъ.}
   Другія колоніи сего народа жили, разсѣясь по многимъ областямъ Татаріи. Потомъ появились они подъ разными именами; но имя Гуновъ совсѣмъ изтребилось, и уступило мѣсто Туркамъ. Начальникъ ихъ назвался Ханомъ, наименованіе, которое носили всѣ его преемники.
   Они подвинулись къ западу, и основали множество Династій, кои похитили у Халифовъ большую часть ихъ областей. Простые Турецкіе невольники завладѣли Египтомъ и тамъ поселились. Друне тоже учинили въ Хорозанѣ и части Индій; они всѣ раздѣлились на разныя отрасли; одна окоренилась въ Персіи, и господствованіе ея простирается отъ Антіохіи до Туркестана. Другая будучи остановлена Цереградскимъ проливомъ, отняла Грековъ всю меншую Азію. Наконецъ третія составила государство въ Сиріи. Нападеніе сихъ варваровъ опустошило восточныя страны; Святая земля, завоеванная и приведенная ими въ тяжкую неволю, возбудила Христіанъ; почти вся Европа вооружила многочисленное воинство, кое подъ именемъ Крыжаковъ переправилось въ Азію и изгнало Турковъ изъ Іерусалима.
   Во время сихъ обстоятельствъ поднимается Чингиc-ханъ изъ средины Туркестана, проходитъ неизмѣримыя области, наполняетъ всю Азію. Дѣти его продолжаютъ совершать великія его намѣренія, и покоряютъ обширную Китайскую Имперію. Тогда Персія была завоевана, меншая Азія опустошена и Венгрія раззорена. Въ сіе самое время небольшой остатокъ Турковъ, спасшихся въ горы, оставляетъ свое убѣжище, является, и полагаетъ основаніе Оттоманской Имперіи, похитившей, у христіанъ Царьградъ.
   Съ другой стороны въ Туркестанѣ возносится начальникъ одной орды, и изпровергаетъ Чинигис-ханову Имперію. Славной Тамерланъ {См. Сравненіе житія и дѣлъ разныхъ а особливо восточныхъ и Индейскихъ великихъ героевъ и знаменитыхъ мужей по примѣру Плушархову сочиненное Луд. Голбергомъ, и съ Нѣмецкаго языка на Россійскій переведенное Семеномъ Веденскимъ, въ Санктпетербургѣ 1766.} протекаетъ почти всю Азію, и доходитъ, такъ сказать, до самыхъ вратъ Царяграда. Онъ основываетъ сильную Имперію, изъ развалинъ коей возраждается Индейская Князья его потомства владѣютъ еще понынѣ въ Татаріи, раздѣляя господствованіе съ Чингне хановыми наслѣдниками. Вотъ, Государыня моя, картина великихъ перемѣнъ, учинившихъ сію часть Азіи наиславнѣйшею страною въ свѣтѣ.
   Я есмь и пр.

Конецъ шестаго тома.

   

PEECTPЪ
собственныхъ именъ и вещей примѣчанія достойныхъ, содержащихся въ семъ пятомъ томѣ.

   Абулгаси-Баядур-Ханъ, Писат. Татар:
   Аланы, народъ
   Амира сѣрая
   Аму, рѣка
   Аральское море
   Арбузы
   Аспаръ
   Аттила
             Нравъ его
             Побѣды
   Баламиръ
   Балкъ, городъ
             Описаніе
   Бамбу
   Большія дороги
   Бонзы Японскіе
             Поведеніе
             Сила
   Бохара; городъ
             Обычаи
             Описаніе
   Будздо, вѣра
             Жрецы
             Начало
             Праздники
             Ученіе
   Будздъ
   Бумага
   Бумажное дерево
   Буравъ , зри бѣлой муравей
   Бурецъ, Имп. Япон.
   Бухарія, большая
             Города
             Жители
             Торговля
   Бухарія малая
             Врачи
             Вѣра
             Города
             Домы
             Женщины
             Жители
             Одежда
             Пища
             Правленіе
             Свадбы
             Столица
   Бухарцы
             Видъ
             Вѣра
             Жены
             Одежда
             Произхожденіе
             Торги
   Бѣлая гора
   Бѣлые муравьи
   Вандалы, народъ
   Веденскій
   Великая Татарія см. Татарія
   Великой Ханъ Татарской см. Ханъ, Вистну
   Воспа зри оспа
   Гермоза, островъ
   Гин-Ки-шау, городъ
   Голландцы
   Гора бѣлая
   Гото, островъ
   Гремучія стрѣлы
   Гуны, городъ
             Исторія
             Конецъ
             Нравы
             Образъ
             Обычаи
   Гуси дикіе
   Даири
             Власть
             Выходъ
             Дворецъ
             Доходы
             Жены          
             Наслѣдство
             Обряды
             Почтеніе
             Придворные
             Пышность
   Далай Лама
   Дарья, рѣка
   Дерево бумажное
             Лаковое
   Елеуты, см. Калмыки
   Ель, дерево
   Желтыя козы
   Жемчугъ
   Журавли
   Жынь шинъ
   Зайцы
   Золотой песокъ
   Изія, провинція
   Жрецы
   Капище
   Молельщики
   Обряды
   Пещера
   Іедо, городъ
             Великолѣпіе
             Землетрясеніе
             Мостъ
             Описаніе
             Предмѣстіе
   Іезери, дерево
   Іезуми, обрядъ
   Іодо, городъ
   Іокаицъ, городъ
   Калки, народъ
             Произхожденіе
   Калмыки или Елеуты.
             Вѣра
             Домы
             Жизнь
             Имя
             Кибитки
             Мнѣніе о женщинахъ
             Наказанія
             Одежда
             Оружіе
             Питье
             Пища
             Почтеніе къ родителямъ
             Правленіе
             Свадьбы
             Увеселенія
             Ханы
   Кан-хи, Импер.
   Кара-корумъ, городъ
   Каспійское море
             Видъ его
             Мнѣніе о немъ
   Кашгаръ, городъ
   Кашу
   Кезель, рѣка
   Кирин:уль, область
   Китайцы
   Киты
   Козы желтыя
   Кокура городъ
   Колдуны
   Комедіантки
   Контайша
   Конфуцій
   Корейской король
             Власть
             Выходъ
             Доходы
             Монахи
             Послы
             Совѣтъ
             Челобитныя
   Корея
             Болѣзни
             Воинское правленіе
             Войско
             Воспитаніе
             Вѣра
             Города
             Гостепріимство
             Домы
             Жители
             Исторія
             Климатъ
             Монастыри
             Женскіе
             Монахи
             Военные
             Наказанія
             Наслѣдство
             Науки
             Обширность
             Положеніе
             Послы
             Похороны
             Правленіе
             Правосудіе
             Произрастенія
             Разводъ
             Рудники
             Столица
             Супружество
             Трауръ
             Языкъ
   Кормилицы
   Кошки
   Крыжаки
   Крѣпость Рыжихъ волосовъ
   Ксаверій св.          
   Ксимо, островъ
   Кубо, Импер. Япон.
             Аудіенція
             Вельможи
             Власть
             Войско
             Выходъ
             Дворецъ
             Дворъ
             Доходы
             Капище
             Политика
             Расходы
   Кутухта
             Власть
             Выходъ
             Имя
             Политика
             Почтеніе
             Лама
   Ле-кіеускіе острова
             Вѣра
             Исторія
             Король
             Мандарины
             Многоженство
             Нравы
             Обычай
             Правосудіе
             Произрастенія
             Торги          
   Лисицы черныя
   Лось
   Лошади
   Лошаки
   Маатсубосъ, фарфоръ
   Мангомъ, деревня
   Манжуры, народъ
             Вѣра
             Колдуны
             Области
             Одежда
             Охота
             Пиры
             Письмо
             Пища
             Произхожденіи
             Языкъ
   Маури, островъ
   Меако, городъ
             Жители
             Капища
             Положеніе
             Торговля
   Мер-хенъ, городъ
   Ме-ше, Тат. Кн.
   Мокса, лѣкарство
   Монахи военные
   Морскіе драконы
   Мохъ
   Мугденъ, городъ
             Горы
             Гробницы
             Дворецъ
             Зданія
             Имя
             Исторія
             Окружности
             Поэма
             Положеніе
   Фабрики
   Мунгалы, народъ
             Вѣра
             Исторія
             Нечистота
             Нравы
             Образъ
             Образъ жизни
             Одѣжда
             Оружіе
             Правленіе
             Торговля
   Муравьи бѣлые
   Навозъ
   Нангазаки, городъ
             Гавань
             Голландской директоръ          
             Домы          
             Зданія
             Исторія
             Описаніе
   Нингута, городъ
   Нипонъ, островъ
   Нищіе
   Носильни
   Овари, провинція
   Овощи огородн.
   Одовара, городъ
   Озингава, рѣка
   Оицъ, село
   Оксусъ, рѣка
   Оруано, городъ
   Осака, городъ
             Описаніе
             Положеніе
             Островы
   Пареннень, Іезуитъ
   Писмо
   Порошокъ отъ всѣхъ болѣзней
   Португальцы
   Прекрасной остров: зри Гермоза
   Птица чудесная
   Пѣтухи
   Россомаха, звѣрь
   Сагалія, городъ
             Рѣка
   Сакай; городъ
   Саки, питье          
   Самарканда, городъ
             Академія
             Описаніе
             Плоды
   Санга, городъ
   Син-му, Импер.
   Синтоисты, см. Син-тосъ.
   Синтосъ, вѣра
             Боготвореніе
             Исторія
             Моленіе
             Торжества
             Ученіе
   Сиръ, рѣка
   Сіака
   Сіуто, вѣра
   Слѣпые
   Собаки
   Соболи
   Соймоновъ
   Солонскіе Татары
   Соммонако донъ
   Сонгара, рѣка
   Табакъ
   Таиванъ, островъ
   Таи-шсу, Импер.
   Тамерланъ
   Татарія Великая
             Города
             Насыпи
             Обширность
             Описаніе
             Раздѣленіе
   Татарія восточная
             Города
             Звѣри
             Климатъ
             Народы
             Одежда
             Охота          
             Пиры          
             Раздѣленіе
             Рыболовля
             Столица
   Татарія западная
             Завоеванія
             Народы
             Области
             Правленіе
   Татарской Ханъ
             См, Ханъ.
   Татары Солонскіе
   Теу-манъ, Тат. Гос.
   Тибетъ
   Тигры
   Тіен-шеунгъ, Импер.
   Тогицъ, городъ
   Твости
   Тси-тси-каръ, обл.
             Города
   Тунгузцы, народъ
             Нравы
             Одежда
             Охота          
   Туркестанъ, обл.
             Городъ
             Женщины
             Жители
             Рѣки
             Турки
             Исторія
   Туркоманы
             Одежда
             Происхожденіе
   Узбеки, Татары
             Войны
             Имя
             Обычаи
             Одежда
             Правленіе
             Озури, рѣка
   Ургенцъ, городъ
   Факонъ, озеро
   Фарфоръ
   Фениксъ, птица
   Фигенская провинц.
   Финго, замокъ
   Фита-тзу
   Фое
   Формоза, островъ
             Вѣра
             Жители
             Золото и серебро
             Исторія
             Климатъ
             Нравы горныхъ жителей
             Одежда
             Пища
             Похороны
             Правленіе
             Произрастенія
             Сватьбы
             Столица
   Фудзи, гора
   Ханъ великій Татарскій
             Власть
             Война
             Войско
             Выборъ
             Обхожденіе
   Ханы
   Харазмъ, обл.
             Города
             Исторія
             Столица
   Хулонъ, звѣрь
   Чай
   Чингис-Ханъ
   Черви
   Шаманы
   Шен-янга, городъ
   Японія
             Астрономія
             Блудницы
             Богочтеніе скотовъ
             Бонзы
             Братства разныя
             Вельможи
             Воспитаніе
             Врачебная наука
             Времясчисленіе
             Вѣры
             Города
             Губернаторы
             Дворцы
             Дворяне
             Деньги
             Деревни
             Дороги
             Драгоц. камн.
             Древности
             Духовное правленіе
             Женщины
             Одежда
             Живопись
             Животныя
             Жители
             Жрецы
             Законы уголовные
             Замки
             Звѣри
             Земледѣліе
             Землемѣріе
             Землетрясеніе
             Идолы
             Имена
             Императоры
                       См. Даири Кубо
                       Имя
             Исторія
             Казни
             Капища
             Климатъ
             Комедіантки
             Красота земли
             Металлы
             Механическія художества
             Многоженство
             Многолюдіе
             Мнѣніе о душахъ
             Монастыри
             Монахи
             Монахини
             Море
             Мореплаваніе
             Мужчины
             Нравы
             Музыка
             Наказанія
             Науки
             Насѣкомыя
             Нищіе
             Обряды
             Обхожденіе
             Обширность
             Общества
             Обыкновенія
             Одежда
             Отвага
             Перемѣны
             Пиры
             Пища
             Плоды
             Полиція
             Постоялые дворы
             Похороны
             Почты
             Права
             Правители городовъ
             Правосудіе
             Праздники
             Произрастенія
             Птицы
             Пустынники
             Пытка
             Раздѣленіе
             Рыбы
             Сады
             Свадбы
             Свойство нрава
             Ссылка
             Старшины
             Театры
             Теплицы
             Торговля
             Трактиры
             Трауръ
             Трудолюбіе
             Увеселенія
             Хлѣбъ
             Шелкъ
             Ѣзда по дорогамъ
             Языкъ
             Японцы
             Яркинъ, городъ
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru