Легэ Габриэль
Черная месса

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    La Messe noire.
    Текст издания: журнал "Историческій Вѣстникъ", тт. 95-97, 1904.

   

ЧЕРНАЯ MECCA

(LA MESSE NOIRE)

ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ
Г. ЛЕГЭ

ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО

ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ ЖУРНАЛУ "ИСТОРИЧЕСКІЙ ВѢСТНИКЪ"

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13
1904

   

ПРОЛОГЪ.

   Въ эпоху, когда Версаль преобразовывался и становился городомъ, въ одной изъ его еще неоконченныхъ улицъ, недалеко отъ шоссе, которое вело къ пруду Кланьи, можно было видѣть очень кокетливый, маленькій, уединенный домикъ среди лужаекъ и боскетовъ, скрывавшійся въ громадномъ безмолвномъ паркѣ.
   Это былъ павильонъ, подаренный королемъ Франціи своей любовницѣ, бѣлокурой Луизѣ Лавальеръ, предпочитавшей этотъ уединенный и таинственный уголокъ пышномъ апартаментамъ Сенъ-Жерменскаго замка и Вріонскаго дворца.
   Съ конца осени и до весны Луиза Лавальеръ ежедневно, въ полдень, приглашала туда придворныхъ кавалеровъ и дамъ для утонченныхъ развлеченій. Часто великолѣпные экипажи возвѣщали даже присутствіе короля...
   Въ мартѣ 1666 г., при наступленіи вечера, вскорѣ послѣ того, какъ уже удалились приглашенные фаворитки, изъ дома вышла дама и сѣла вмѣстѣ съ своею спутницею въ карету, ожидавшую у подъѣда.
   -- Куда прикажете, маркиза?-- спросилъ лакей, стоя у открытой дверцы экипажа.
   -- Въ Сенъ-Жерменъ,-- отвѣтила дама:-- и скорѣе!..
   Экипажъ помчался.
   Послѣ долгаго молчанія дама обратилась къ своей спутницѣ:
   -- Только бы пріѣхать намъ во-время въ Сенъ-Жерменъ, дорогая Дэзэльё! Я не хотѣла бы сегодня вечеромъ опоздать къ игрѣ королевы... Я думаю, тамъ будетъ король?
   -- Безъ всякаго сомнѣнія, сударыня, потому что вы будете тамъ,-- отвѣтила спутница: -- одно ваше присутствіе побудитъ его величество...
   -- Только мое присутствіе!.. Для чего опять эта лесть, Дэзэльё?-- спросила дама тономъ нѣжнаго выговора.
   -- Это не лесть, маркиза, я говорю совсѣмъ искренно. Если бы король не обратилъ вниманія на вашу красоту, то, по всей вѣроятности, онъ ни за что не являлся бы такъ правильно каждый вечеръ, чтобы присутствовать при отходѣ ко сну ея величества.
   -- Вотъ именно вы льстите, повторяю вамъ, Дэзэльё... Страсть короля къ Луизѣ Лавальеръ презираетъ еще всѣ интриги, и ничто не отвратитъ его величества отъ этой подруги, которую королева, дѣйствительно слишкомъ любезная и добрая, взяла къ себѣ только по настоянію своего августѣйшаго супруга. Нѣтъ, слышите ли вы, нѣтъ такой власти!..
   -- Развѣ только ваши прелести, маркиза,-- отвѣтила спутница:-- я это вполнѣ объясняю себѣ. Тщетно его величество осыпаетъ въ настоящее время милостями Луизу Лавальеръ, въ воздухѣ носятся признаки, предвѣщающіе близкій конецъ этой сильной страсти. Г-жа Шуази, "опытная въ любовныхъ дѣлахъ", въ этомъ не ошибется, и съ намѣреніемъ, которое легко угадать, она хочетъ представить ко двору одну молодую дѣвушку, красота которой не смягчаетъ ея глупости... Сомнительно только, чтобы король поддался прелестямъ этой провинціальной барышни. Впрочемъ, если г-жа Шуази не достигнетъ этой цѣли, другая можетъ стремиться къ ней и достичь... Почему вамъ, сударыня, не быть этой другой? Король любитъ находиться въ вашемъ обществѣ, и развѣ тихонько не говорятъ, что онъ такъ часто посѣщаетъ свою любовницу единственно потому, чтобы видѣть васъ? Вы -- изъ семьи Мортемаровъ, сударыня, потомокъ господствовавшихъ въ Лиможѣ виконтовъ. Развѣ можетъ бороться противъ вашего рода, вашихъ прелестей и обаянія какая-то Лавальеръ, не обладающая умомъ и дочь провинціальнаго дворянина?
   И спутница стала безконечно превозносить привлекательность и красоту своей госпожи, которая, мысленно унесясь къ далекимъ видѣніямъ, теперь молчала, захваченная въ ловушку этихъ искусительныхъ словъ.
   Принимавшая снисходительно похвалы своей ловкой наперсницы принадлежала къ семьѣ Рошешуаровъ. Ея отецъ, маркизъ Габріэль Рошешуаръ, герцогъ де-Мортемаръ, владѣлецъ Вивона, князь де-Тонне Шаранъ, женился на Діанѣ Грансеннь, дочери Жана де-Марсильяка, и отъ нея родились одинъ сынъ и четыре дочери.
   Разоренный вслѣдствіе войны во время Фронды, герцогъ отчаивался, что не вернетъ прежняго блеска своему дому. Впрочемъ вѣрность, которую онъ во всѣ времена выказывалъ къ Ришелье (онъ помогъ ему свергнуть Сенъ-Марса) и затѣмъ къ кардиналу Мазарини, давала ему право на придворныя почести. Такимъ образомъ, благодаря пріобрѣтенному имъ высокому положенію, онъ могъ старшую дочь выдать замужъ за Кдода-Леонара де-Дама, маркиза Тіанжасъ, а сына женить на богатой наслѣдницѣ, Антуанетѣ де-Мэмъ, единственной дочери Анри, владѣльца Руасси, предсѣдателя парижскаго парламента, и Мари де-ла-Валлэ Фоссе д'Эверли. Для своей второй дочери, красивой и ученой Маріи-Магдалины-Габріель де-Рошеніуаръ, онъ добился аббатства Фонтерво, а что касается самой младшей, Франсуазы-Атенаисы де-Тонне-Шарантъ, то въ 1660 г. онъ представилъ ее ко двору, и она была назначена фрейлиной королевы. Красота новопріѣзжей была замѣчена тотчасъ же по ея прибытіи въ Сенъ-Жерменскій замомъ, но ея задорный и ѣдкій умъ не замедлилъ нажить многочисленныхъ враговъ среди ея подругъ. По счастью, ея примѣрная набожность ставила ее въ безопасность отъ самыхъ худшихъ злословій.
   28-го января 1663 года дѣвица де-Тонне-Шарантъ въ свою очередь вышла замужъ за дворянина стариннаго рода, Луи-Анри де-Пардэльянъ де-Гондрэнъ, маркиза Монтеспанъ, на одинъ годъ моложе ея. Молодой маркизъ былъ храбръ и уменъ, но причудливый, тщеславный и болтливый человѣкъ, обладавшій единственнымъ состояніемъ-титуломъ и замкомъ Белльгардъ, расположеннымъ, какъ орлиное гнѣздо, на вершинѣ крутой скалы Пиренеевъ.
   Герцогъ де-Мортемаръ обѣщалъ за дочерью въ приданое сто пятьдесятъ тысячъ ливровъ; съ трудомъ ему удалось внести шестьдесятъ тысячъ, которыя онъ былъ принужденъ занять. Подобная сумма не могла быть достаточной, чтобы удовлетворить дорого стоящія требованія обоихъ супруговъ.
   Сознавая свою красоту, Атенаиса де-Мортемаръ, до этого времени державшаяся въ тѣни, захотѣла ослѣпить всѣхъ. Никакое празднество не давалось теперь при дворѣ безъ того, чтобы она не появлялась тамъ въ самомъ богатомъ нарядѣ, украшенная самыми рѣдкими драгоцѣнностями. Надо сказать правду, она была такъ прекрасна, что всѣ приходили въ восторгъ отъ ея "длинныхъ бѣлокурыхъ волосъ, голубыхъ глазъ, полныхъ огня и вмѣстѣ съ тѣмъ нѣжности, отъ восхитительной бѣлизны цвѣта ея кожи и изящества ея таліи".
   Со своей стороны маркизъ Монтеспанъ не упускалъ ни одного устраиваемаго королемъ развлеченія: "охоты, игръ, балетовъ, прогулокъ, слѣдовавшихъ почти ежедневно и противъ суетности которыхъ не переставалъ возставать на каѳедрѣ архидіаконъ Метца, аббатъ Боссюэ".
   При такомъ образѣ жизни шестьдесятъ тысячъ ливровъ де-Мортемара быстро изсякли. Молодая пара, обремененная долгами и тревожимая со всѣхъ сторонъ кредиторами, чтобы поддержать эфемерный блескъ, принуждена была прибѣгать къ уловкамъ.
   Постоянныя несчастныя обязательства, создавшія Атенаисѣ такое непрочное существованіе, жестоко оскорбляли ея гордость и особенно возстановляли ее противъ мужа. Несмотря на это, слишкомъ гордая, чтобы выказать свою досаду, она продолжала казаться "властной, высокомѣрной, господствующей, насмѣшливой, съ такой граціей, которая заставляла прощать ея надменность".
   Пользуясь довѣріемъ королевы Маріи-Терезы и въ то же время другъ Луизы Лавальеръ, маркиза Монтеспанъ въ своемъ бѣдственномъ положеніи казалась очарованной богатствомъ и почетомъ, окружавшими любовницу короля.
   Она мечтала о нихъ днемъ и видѣла во снѣ ночью.
   Кто нибудь долженъ помочь ей осуществить ея честолюбивыя мечты. У маркизы Монтеспанъ служила въ качествѣ компаньонки одна дѣвушка изъ буржуазіи, г-жа Дэзэльё, которая посредствомъ ловкой лести сумѣла заслужить благоволеніе своей госпожи и, мало-по-малу, сдѣлаться ея необходимой наперсницей, почти другомъ. Высокая, темноволосая, она была очень образованная, съ рѣдкими способностями, но кокетка, порочная, снѣдаемая любопытствомъ и завистью. Г-жа Дэзэльё скоро поняла г-жу Монтеспанъ. Ни одна изъ ея хлопотливыхъ заботъ и безпокойствъ не ускользнула отъ компаньонки. Ея умъ никогда не дремалъ, подстерегая благопріятный часъ для какой нибудь интриги, и она не переставала льстить надменности своей госпожи.
   Она первая возбудила въ душѣ Атенаисы смѣлую мысль сдѣлаться фавориткой короля, вытѣснивъ Луизу Лавальеръ, а, чтобы облегчить къ этому средства, она пробудила въ душѣ потомка Мортемаровъ самые худшіе инстинкты.
   Маркиза Монтеспанъ была въ то время (въ 1666 году) во всемъ блескѣ своей красоты и казалась моложе, чѣмъ Луиза Лавальеръ, которая, однако, была на два года младше ея. Хотя она была уже матерью двоихъ дѣтей, сына и дочери, но сохранила юную грацію.
   Лавальеръ добивалась совѣтовъ маркизы во всѣхъ случаяхъ, касавшихся украшеній и нарядовъ, и не считала опасной замужнюю женщину, свою близкую подругу, которой она вполнѣ довѣрилась.
   Поэтому маркиза Монтеспанъ, въ сопровожденіи своей вѣрной Дэзэльё еженедѣльно ѣздила въ Версаль къ легковѣрной фавориткѣ; тамъ она часто встрѣчала короля, который вскорѣ замѣтилъ "эту торжествующую красоту".
   Впрочемъ, по своей привычкѣ и царедворцы поспѣшили указать королю на эту "столь умную и столь пріятную въ разговорѣ женщину".
   Сама королева, часто остававшаяся одинокой, не могла болѣе обходиться безъ придворной дамы. Вечеромъ она призывала ее въ свою комнату, и Атенаиса забавляла Марію-Терезу своими разсказами, тонкими шутками, остротами и этимъ укорочивала длинные часы ожиданія. Наконецъ, когда король удостоивалъ приходить къ королевѣ, Атенаиса еще запаздывала, разговаривая и очаровывая короля какими нибудь ловкими остротами, ухитряясь представить въ смѣшномъ видѣ толпу обожателей, со дня на день увеличивавшуюся. Людовикъ сталъ замѣчать отсутствіе маркизы, когда она не являлась къ королевѣ предъ ея отходомъ ко сну, что впрочемъ случалось рѣдко.
   Въ эту эпоху Луиза Лавальеръ потеряла свой нѣжный блескъ. Злые языки уже удивлялись, находя молодую женщину "такой некрасивой". Страсть короля, которую наперерывъ воспѣвало столько поэтовъ и писателей, была въ агоніи, и это ни отъ кого не ускользнуло, а отъ г-жи Дэзэльё менѣе, чѣмъ отъ кого другого. Поэтому компаньонка не ошиблась, обративъ вниманіе своей госпожи на эти первые признаки охлажденія.
   Итакъ, въ этотъ вечеръ, по дорогѣ въ Сенъ-Жерменъ, г-жа Дэзэльё напомнила маркизѣ Монтеспанъ о скукѣ короля.
   Наконецъ онѣ пріѣхали въ Сенъ-Жерменъ, и маркиза тотчасъ же возвратилась въ свои апартаменты. Многочисленныя горничныя поспѣшили разложить платья, драгоцѣнности и дорогія кружева, а г-жа Дэзэльё принялась одѣвать маркизу.
   -- О, какъ вы прекрасны, сударыня!-- прошептала она, оканчивая одѣвать маркизу.-- И какъ блѣднѣютъ предъ вами другія придворныя дамы!.. Ахъ, сударыня, король былъ бы безчувственнымъ, если бы устоялъ противъ столькихъ прелестей!..
   -- Опять, моя добрая Дэзэльё,-- нѣжно побранила ее маркиза Монтеспанъ.-- Зачѣмъ возбуждать каждый моментъ эту несбыточную мечту, которая приводитъ въ отчаяніе болѣе красивыхъ, чѣмъ я?
   -- Болѣе красивыхъ, чѣмъ вы, сударыня? Но вы -- небесное свѣтило, которое ослѣпитъ взоръ короля! Кто же заставитъ его поблѣднѣть? Не г-жа ли Монако? Не княгиня ли д'Аркуръ? Г-жа дю-Руръ? Г-жа Лонгваль? Сама герцогиня Орлеанская? Развѣ вы не являетесь лучезарной и непреодолимой очаровательницей?.. Король, какъ вы сами прекрасно знаете, не можетъ болѣе обойтись безъ вашего присутствія, безъ вашей блестящей находчивости и безъ вашей все побѣждающей красоты... Лавальеръ также знаетъ, что каждый день похищаетъ понемногу ея могущество, и она дрожитъ предъ краснорѣчіемъ зеркала! Она предвидитъ, увы, что королю наскучила, и онъ скоро обратитъ свои разочарованные глаза на другую. Это будете вы, сударыня, вы, которую король встрѣтитъ на своемъ пути, и сорветъ васъ, какъ срываютъ прекрасную розу любви.
   -- О Дэзэльё, Дэзэльё!-- пробормотала маркиза, разрумянившись отъ волненія:-- зачѣмъ искушать меня? зачѣмъ волновать мое сердце безумными химерами?
   -- Химерами, которыя станутъ дѣйствительностью, сударыня... Никакое препятствіе не помѣшаетъ свершиться вашей судьбѣ.
   -- Моей судьбѣ!.. Должно ли и можно ли предсказывать будущее, Дэзэльб? Одинъ Богъ знаетъ человѣческую судьбу. Думать иначе -- богохульствовать,-- строго сказала маркиза Монтеспанъ.
   -- Нѣтъ, сударыня,-- почтительно замѣтила компаньонка:-- совсѣмъ это не богохульство, потому что Богъ даетъ божественный даръ проникать въ будущее небольшому количеству избранныхъ...
   -- По правдѣ, любопытно знать, какими средствами эти избранные, или скорѣе "математики" -- какъ они заставляютъ теперь себя называть -- научились разбирать то, что кажется для всѣхъ непроницаемой тайной...
   -- Какими средствами, сударыня?-- отвѣтила компаньонка:-- но имъ достаточно замѣтить день и часъ рожденія, начертать систему, гдѣ въ данный моментъ каждая звѣзда находилась на небѣ, и согласно хорошему или дурному вліянію, ихъ виду, противостоянію, совпаденію двухъ планетъ на одной и той же части зодіака, чтобы достичь, съ помощью расчетовъ, непогрѣшимыхъ результатовъ относительно человѣческой судьбы.
   Маркиза подняла голову, нисколько не убѣжденная.
   -- Впрочемъ допускается,-- снова заговорила г-жа Дэзэльё, гордясь возможностью выказать столько знанія:-- что звѣзды, господствующія при рожденіи ребенка, отпечатываютъ на его рукѣ извѣстныя линіи или очертанія, и что, согласно ихъ положенію или наружному виду въ частяхъ руки, соотвѣтствующихъ каждой изъ семи планетъ, можно узнать всѣ событія жизни этого ребенка. Равно можно рѣшить задачу неба во время рожденія ребенка посредствомъ извѣстнаго количества точекъ, которыя свойственны планетамъ и двѣнадцати знакамъ зодіака.
   Г-жа Монтеспанъ становилась внимательнѣе.
   -- Не создалъ ли Господь, сударыня, свѣтящія тѣла, и не помѣстилъ ли онъ ихъ въ небесной тверди, чтобы освѣщать землю и отдѣлять дни отъ ночи, обозначать время и времена года, дни и годы? Они -- священныя книги, сообщающія намъ это великое событіе. Но такъ какъ они не говорятъ о немъ ничего болѣе, то не удивительно, что человѣкъ примѣнился узнавать количество и движеніе небесныхъ сферъ и причисленныхъ къ нимъ звѣздъ, чтобы затѣмъ, какъ естественное и необходимое слѣдствіе, онъ дошелъ до предвидѣнія всѣхъ перемѣнъ времени и даже до сужденія объ измѣненіяхъ, какія онѣ могутъ причинить всѣмъ подлуннымъ тѣламъ. Это, сударыня, наука и очень позволительная наука.
   -- Ахъ,-- возразила улыбаясь маркиза:-- если бы моя ученая сестра Фантевро была здѣсь, какъ она перевела бы вамъ это предостереженіе поэта, впрочемъ языческаго:
   
   Tu ne quoesieris -- scire nefas -- quem mihi, quem tibi
   Finem Didederint.
   
   (Не старайся узнать -- это знаніе намъ запрещено -- какой конецъ предназначенъ богами тебѣ и мнѣ). Къ тому же, какъ добрая христіанка, и признавая законъ, данный Богомъ евреямъ, я имѣю поводъ бояться вашей темной науки. Вспомните страницу Исхода.
   Г-жа Дэзэльё не смутилась.
   -- Развѣ я не христіанка? Ни за что на свѣтѣ я не хотѣла бы оскорбить Бога, нарушивъ его законы!-- Затѣмъ она быстро прибавила:-- Не возможно отрицать, однако, сударыня, эти высшія силы, которыя насъ удивляютъ. Но есть еще другая наука, болѣе возвышенная, которую знаютъ одни только патеры.
   -- Патеры?-- перебила ее маркиза Монтеспанъ.
   -- Да, сударыня, патеры. Эти посвященные въ таинства благочестивые люди, находящіеся ежедневно во время обѣденныхъ жертвоприношеній въ общеніи съ Богомъ, и которымъ дана власть производить таинство пресуществленія, владѣютъ чудесными тайнами судьбы. Это -- священные посредники между человѣческой душей и небомъ. Посредствомъ ихъ прямого общенія съ св. Духомъ они знаютъ то, что невозможно знать другимъ людямъ, а съ помощью особыхъ обрядовъ они часто вопрошаютъ другой міръ, и даже добивается для своихъ близкихъ неоцѣненныхъ милостей: они исполняютъ всѣ ихъ желанія. Я твердо вѣрю въ душѣ и совѣсти, какъ смиренная слуга церкви, что позволительно приподнимать завѣсу будущаго. Нѣтъ, сударыня, это не грѣшно.
   Маркиза Монтеспанъ, только что надѣвшая на шею ожерелье изъ трехъ рядовъ настоящаго жемчуга, стоя предъ зеркаломъ, любовалась эффектомъ, который произвелъ этотъ уборъ на ея ослѣпительной бѣлой шеѣ.
   Г-жа Дэзэльё продолжала:
   -- Вотъ почему, сударыя, я хотѣла бы знать -- настолько велика моя преданность къ вамъ -- что приготовила судьба...
   Маркиза Монтеспанъ обернулась къ своей наперсницѣ:
   -- Какъ вы осмѣлились, Дэзэльё?..
   -- Да, сударыня. Небо меня привело къ той, оккультическія знанія которой, согласно датѣ вашего рожденія, дозволили мнѣ провидѣть вашу чудесную судьбу.
   Маркиза Монтеспанъ знала, насколько еще велико народное легковѣріе. Болѣе четырехсотъ прорицателей будущаго имѣли тогда въ Парижѣ совѣщательные кабинеты. Тѣмъ не менѣе, подстрекаемая живымъ любопытствомъ, она позабыла о зеркалѣ, въ которомъ разсматривала свой нарядъ, и насмѣшливымъ тономъ спросила:
   -- Неужели, Дэзэльё!.. Кто же эта искусная особа, дѣлающая такіе чудесные гороскопы?
   -- Ея репутація столь велика, что нельзя сомнѣваться въ ея способностяхъ.
   -- Но ея имя?..-- настаивала маркиза Монтеспанъ.
   -- Ее зовутъ Катерина Дезэ.
   -- Катерина Дезэ! Дѣйствительно графиня Суассонъ недавно, во время поѣздки двора въ Муши, расхваливала талантъ этой женщины, этой Вуазенъ, какъ ее называютъ.
   -- Очень возможно, маркиза, такъ какъ я знаю, благодаря нескромности одного друга дѣтства, въ данный моментъ наставника пажей, что маркиза Суассонъ, какъ и многія другія, прибѣгала къ знаніямъ Катерины Дезэ и очень ихъ расхваливала. Въ свою очередь, и я захотѣла познакомиться съ знаменитой прорицательницей. Однажды я ее встрѣтила въ маленькомъ дачномъ домикѣ, которымъ владѣетъ мой другъ, близъ деревушки Мениль, около замка Вилльбузенъ, и мое любопытство было удовлетворено. Ахъ, сударыня, если бы вы могли повѣрить въ Катерину Дезэ!
   -- Я боюсь быть проклятой, Дэзэльё,-- прошептала маркиза Монтеспанъ, уже колеблясь.
   -- Быть проклятой, сударыня!.. Дѣянія Катерины Дезэ могутъ быть лишь пріятны Богу, такъ какъ самъ Богъ далъ ей столько знаній... Кромѣ того, самые достопочтенные патеры -- ея близкіе друзья; аббатъ, же Гибуръ, главный патеръ графа Монгоммери, суровый аббатъ Сентъ-Амуръ, ректоръ Парижскаго университета, и аббатъ Марріетъ, патеръ Сенъ-Северина -- близкій родственникъ предсѣдателя Мэмскаго суда, не считая другихъ, усердно посѣщаютъ ее.
   -- Очень хорошо, Дэзэльё,-- перебила маркиза Монтеспанъ спокойнѣе:-- подобныя сношенія всѣ въ пользу той, знакомство которой вы, повидимому, оцѣниваете съ такимъ энтузіазмомъ... Но вы знаете, какъ я всегда опасалась всѣхъ составителей гороскоповъ...
   -- Ваше недовѣріе, сударыня, дѣйствительно можетъ быть законнымъ относительно предсказателей, размножившихся въ Парижѣ и злоупотребляющихъ наивностью людей... Но не такова Катерина Дезэ, знаніе которой обнаруживаетъ совершенно особый даръ провидѣнія: она съ девяти лѣтъ уже дѣлала самыя необычайныя предсказанія. Ежедневно масса вліятельныхъ людей стекается у нея, и когда, два года тому назадъ, она отдала отчетъ въ своемъ искусствѣ главнымъ викаріямъ и докторамъ Сорбонны, они ничего не нашли для возраженія и остались отъ нея въ восхищеніи.
   -- Но наконецъ что же необыкновенное разоблачила вамъ эта женщина о моей жизни... будущей?
   -- Ахъ, сударыня, осмѣлюсь ли я только вамъ повторить? Надо попросить, чтобы сама Катерина Дезэ описала ослѣпительныя фазы этой безподобной судьбы... Къ тому же, только ей одной принадлежитъ власть показать вамъ этотъ восходящій широкій и побѣдоносный путь, блестящую дорогу вашего существованія, въ концѣ котораго я вижу васъ въ ореолѣ славы и восходящей по ступенямъ трона Франціи.
   Послѣдовало молчаніе. Маркиза Монтеспанъ нѣсколько разъ слышала, а именно отъ графини Суассонъ, относительно этой г-жи Вуазенъ, слава о которой уже была значительна, но она знала ее только, какъ составительницу гороскоповъ.
   Горячее убѣжденіе, съ какимъ г-жа Дэзэльё восхваляла талантъ г-жи Вуазенъ, и умѣнье, съ какимъ она такъ быстро вызвала блестящее будущее, окончательно смутили маркизу.
   Наконецъ слабымъ голосомъ она произнесла:
   -- Хорошо! Пусть г-жа Вуазенъ будетъ здѣсь чрезъ два дня. Я ее ожидаю въ три часа.
   Г-жа Дэзэльё поклонилась.
   -- Ваши приказанія будутъ исполнены,-- отвѣтила она просто.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Въ концѣ весны того же года, въ темную ночь, чрезъ деревушку Мениль проѣхала почтовая карета и, свернувъ съ дороги, которая вела изъ Парижа въ Орлеанъ, на проселочную, она вскорѣ остановилась предъ однимъ изъ тѣхъ старинныхъ феодальныхъ зданій XIV вѣка, съ темными стѣнами, пробитыми бойницами и амбразурами и съ высокими "башнями но краямъ, зубцы которыхъ вырѣзались на фонѣ неба тонкими зубчатыми орнаментами.
   Это былъ замокъ Вилльбузэнъ.
   Расположенный въ полуверстѣ отъ королевской дороги, недалеко отъ Лонпона, въ Иль де-Франсѣ, онъ былъ относительно легко доступенъ. Однако его глубокіе рвы, наполненные водою, и прочность стѣнъ дѣлали изъ него настоящую крѣпость, надежное убѣжище преемникамъ феодальныхъ владѣтелей, которые придумали эту тяжелую архитектуру.
   Это неприступное жилище принадлежало тогда графу Франсуа Монгоммери, предокъ котораго, несчастный герой турнира 1559 г., спустя два года послѣ Варѳоломеевской ночи, былъ обезглавленъ. Чрезъ свой бракъ съ Маріей-Луизой де-Бриссонъ, владѣлицей Вилльбузэна, предки которой владѣли этимъ замкомъ уже давно, графъ Франсуа Монгоммери, въ свою очередь, сдѣлался его владѣльцемъ. Слишкомъ большой искатель приключеній для того, чтобы жить въ такомъ одиночествѣ, онъ покинулъ замокъ въ 1664 году, и Вилльбузэнъ остался необитаемъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Три женщины, изъ которыхъ одна была замаскирована, вышли изъ экипажа. При свѣтѣ мерцающаго факела онѣ направились къ подъемному мосту, который по условному знаку опустился. Та изъ женщинъ, которая освѣщала путь нѣсколько шаговъ впереди своихъ спутницъ, замѣтила подходящаго къ нимъ человѣка высокаго роста, закутаннаго въ широкій плащъ.
   -- Да, это точно мы, дорогой аббатъ,-- сказала она, узнавъ его.-- Вамъ нечего бояться измѣны... Все ли готово?
   -- Все,-- отвѣтила неизвѣстная личность и тихимъ голосомъ прибавила:
   -- Ни въ чемъ нѣтъ недостатка! Я могъ раздобыться ребенкомъ для таинства и восковыми свѣчами... Вы видите, я слѣдовалъ вашимъ инструкціямъ... У меня есть такъ же два голубиныя сердца, которыя вы у меня просили.
   -- Прекрасно,-- отвѣтила женщина.-- Возьмите факелъ и проводите насъ.
   Затѣмъ, обратившись къ обѣимъ женщинамъ, она сказала:
   -- Не угодно ли слѣдовать за нами, сударыни, г-нъ аббатъ проводитъ насъ.
   Подъ впечатлѣніемъ, безъ сомнѣнія, темноты и безмолвія обѣ женщины, казалось, колебались... Та, которая обратилась къ нимъ, снова заговорила.
   -- Не бойтесь ничего... Небо покровительствуетъ тѣмъ, кто довѣряетъ мнѣ... Пойдемте... часъ благопріятенъ для таинствъ...
   Подъемный мостъ опять поднялся. Пройдя обширный дворъ, они проникли въ часовню замка. Вскорѣ раздался звукъ колокольчика, послышалось монотонное пѣніе, сопровождаемое молитвами и отвѣтами, затѣмъ продолжительный жалобный крикъ нарушилъ ночную тишину... Затѣмъ снова все успокоилось... И въ это уединенное мѣсто болѣе не проникалъ другой шумъ, какъ только шелестъ деревьевъ, порою качающихся отъ вѣтра...
   

I.

   Въ маѣ 1678 лѣта отъ P. X. при заходѣ солнца изъ Сенъ-Жермена выѣхалъ верхомъ дворянинъ и медленно сталъ спускаться вдоль косогора королевской дороги, ведущей въ Парижъ.
   Беззаботный, съ развѣвавшимся плащемъ, чрезмѣрнымъ перомъ на шляпѣ, онъ отдался убаюкиванью спокойной рыси своего коня.
   Онъ только что переѣхалъ мостъ невдалекѣ отъ Пэка. На порогахъ хижинъ, усыпавшихъ дорогу, стояли дѣвушки, подперевъ кулаками бока, и смотрѣли на него съ наивнымъ удивленіемъ. Долго онѣ слѣдили глазами за красивымъ всадникомъ съ нѣжнымъ и гордымъ лицомъ.
   Безконечное спокойствіе разливалось теперь на долинѣ; на горизонтѣ медленный туманъ растушевывалъ косогоры, окружалъ, какъ ореоломъ, лѣсъ своей голубоватой перевязью; большія придорожныя деревья вяло склонялись подъ вечернимъ вѣтеркомъ.
   Всадникъ беззаботно направлялся къ большому городу. Такимъ образомъ онъ проѣхалъ съ полъ-версты; внезапно глухой шумъ, какъ бы раскатъ отдаленнаго и продолжавшагося грома, нарушилъ тишину сумерекъ. Приподнявшись на стременахъ, всадникъ осмотрѣлъ горизонтъ, тонувшій въ тѣни. Шумъ возросъ и казался совсѣмъ близкимъ. Испуганная лошадь поднялась на дыбы и отказывалась двигаться впередъ. Всадникъ соскочилъ съ сѣдлай, потянувъ за поводья, хотѣлъ ее обуздать.
   Вдругъ, на поворотѣ дороги, поднимая облака пыли и съ страшнымъ шумомъ, въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ показалась карета, запряженная четырьмя сильными лошадьми, которыя неслись бѣшено, закусивъ удила. Форейторъ, выбитый изъ сѣдла, только что упалъ; сидѣвшій на козлахъ кучеръ обезсилѣлъ, тщетно стараясь остановить взмыленныхъ лошадей. Наклонившись надъ полуоткрытой дверцей, двѣ женщины, съ выраженіемъ смертельнаго ужаса на лицѣ и готовыя выброситься на шоссе, раздирающимъ голосомъ призывали на помощь.
   Видя это, всадникъ болѣе не колебался. Онъ бросился, не обращая вниманія на своего коня, и однимъ прыжкомъ схватилъ за ноздри переднихъ лошадей, которыя отъ неожиданности круто попятились и упали въ оврагъ, увлекая съ собою смѣлаго незнакомца.
   Толчекъ былъ столь неожиданный, и лакеевъ такъ сильно тряхнуло, что они отказались отъ дальнѣйшей попытки удержаться и вскрикнувъ скатились на мостовую.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Густой туманъ разсѣялся, небо зажгло свои первыя звѣзды, освѣтивъ скорбное зрѣлище.
   Лошади бились невыразимо, перепутавшись въ остаткахъ упряжи, съ разодранными колѣнами и окровавленнымъ ртомъ. Ось кареты была сломана и висѣла на одномъ изъ "колесъ, наполовину оторванномъ.
   Цѣлыя и невредимыя путницы, но совершенно блѣдныя, съ широко раскрытыми отъ ужаса глазами, были неспособны понять, что произошло.
   Лакеи и форейторъ, отдѣлавшіеся нѣсколькими незначительными ранами, уже съ трудомъ поднимались... Кучеръ, несмотря на толчекъ, удержался на козлахъ; онъ наскоро соскочилъ и поспѣшилъ къ двумъ женщинамъ, которымъ помогъ выйти изъ кареты.
   -- Благодаря небу, вы, маркиза, не ранены,-- сказалъ онъ.-- Это настоящее чудо... Но пощаженъ ли этотъ молодой человѣкъ?
   И съ этими словами онъ поспѣшилъ ко рву, гдѣ, потерявшій сознаніе всадникъ, лежалъ съ окровавленнымъ лицомъ и въ разодранной одеждѣ. Его руки, казалось, сжались въ послѣднемъ усиліи.
   -- Молодой человѣкъ?-- спросила дама, слѣдуя за кучеромъ.
   -- Да, маркиза, этотъ молодой человѣкъ,-- отвѣтилъ онъ, указывая на безчувственное тѣло.-- Мы ему обязаны спасеніемъ отъ смерти, почти навѣрной... Онъ бросился на переднихъ лошадей, и, можетъ быть, его преданность стоила ему жизни.
   -- Ахъ, несчастный!-- воскликнула совсѣмъ растроганная дама.-- Богъ дастъ, еще не поздно помочь раненому...
   Тотчасъ же она приказала своимъ людямъ перенести всадника на газонъ откоса. Когда ея приказъ былъ исполненъ, то она опустилась на колѣни, затѣмъ положила свою бѣлую руку на грудь раненаго.
   -- Онъ живъ,-- воскликнула она.-- Сердце бьется!.. Но какъ быть, Боже мой! Какъ быть, чтобы позаботиться о немъ здѣсь на большой дорогѣ? У насъ даже нѣтъ флакона съ нюхательной солью!
   -- Дѣйствительно, маркиза, невозможно оказать какую нибудь помощь молодому человѣку въ этой мѣстности,-- сказала компаньонка, присоединившаяся къ маркизѣ.-- Но совсѣмъ близко отсюда находится гостепріимный сельскій домъ. Ваши слуги легко донесутъ туда раненаго, а въ это время форейторъ можетъ отправиться въ замокъ и привезти оттуда дежурнаго хирурга.
   -- Домъ?
   -- Да, маркиза... домъ, гдѣ, безъ всякаго сомнѣнія, намъ окажутъ прекрасный пріемъ.
   И, склонившись къ уху своей госпожи, компаньонка прошептала нѣсколько словъ.
   -- Ахъ, правда, я объ этомъ не подумала! Слѣдуйте за нами, Лафлёръ, Жасмэнъ. Что касается васъ, Лабри, вы сейчасъ же отправитесь въ Сенъ-Жерменъ и попросите г-на Феликса, хирурга его величества, немедленно явиться сюда. Вы ему скажите, что я велѣла его позвать.
   Слуги съ предосторожностью взяли больного и, предшествуемые путницами, направились къ маленькому домику, окруженному стѣною, затянутою плющемъ.
   Дама и ея компаньонка скоро достигли главнаго входа. Послѣ нѣсколькихъ ударовъ молотка онѣ услышали смутный шумъ разговора и приближавшихся шаговъ.
   -- Кто тамъ?-- спросилъ наконецъ женскій голосъ.
   Тогда компаньонка произнесла, какъ можно тише:
   -- Отворите, отворите скорѣе! Маркиза со мною.
   Позади двери раздалось восклицаніе удивленія...
   -- Скорѣе, Лезажъ, Романи... Отворите...
   Заскрежетала задвижка, и дверныя створы повернулись на своихъ петляхъ.
   Тогда появилась освѣщенная факеломъ хозяйка дома между двумя мужчинами, которыхъ только что звала.
   Она принялась было разсыпаться въ привѣтствіяхъ, но была остановлена произнесенными въ полголоса словами:
   -- Безполезно! Прикиньтесь, что вы не знаете ни меня, ни моей компаньонки. За мною слѣдуютъ люди, и лучше было бы, чтобы они ничего не знали.
   Хозяйка дома взяла факелъ изъ рукъ своихъ спутниковъ, и по ея знаку они тихонько удалились.
   Почти въ тотъ же моментъ принесли слуги раненаго.
   Та, которую ея люди называли на дорогѣ маркизой, громко привнесла:
   -- Простите, сударыня, что посторонніе люди нарушили вашъ покой въ такой часъ... Но жизнь человѣка зависитъ отъ гостепріимства, котораго я прошу у васъ.
   И въ нѣсколькихъ словахъ она разсказала о происшедшемъ.
   -- Вашъ домъ былъ такъ близко,-- прибавила она: -- и я не поколебалась попросить у васъ помощи и содѣйствія...
   -- Отъ всего сердца, сударыня, и я глубоко признательна вамъ, что вы подумали обо мнѣ въ такомъ печальномъ и несчастномъ случаѣ.
   Затѣмъ, обернувшись къ слугамъ, хозяйка просила ихъ слѣдовать за нею...
   Всѣ поднялись по ступенькамъ широкаго крыльца, составлявшаго террасу, гдѣ сидѣла на скамьѣ молодая дѣвушка. Она встала при видѣ незнакомокъ и привѣтствовала ихъ граціознымъ поклономъ.
   Здѣсь, на этой террасѣ, передъ тѣмъ какъ раздались стуки въ дверь, привѣтливая хозяйка и ея два друга засидѣлись среди теплой весенней ночи, усѣянной звѣздами, счастливые, что вдыхаютъ предъ цвѣтникомъ, тонувшимъ въ лунномъ, свѣтѣ запахъ первыхъ цвѣтовъ.
   Хозяйка дома проводила гостей въ комнату перваго этажа, и слуги положили раненаго на кровать подъ балдахиномъ.
   -- Я послала за хирургомъ и думаю, что онъ не замедлитъ,-- сказала маркиза.
   -- Такъ какъ у меня есть нѣсколько средствъ, то въ ожиданіи я могу попытаться привести въ себя молодого человѣка. Маргарита,-- прибавила она, обращаясь къ молодой дѣвушкѣ, присоединившейся къ неожиданнымъ посѣтителямъ: -- сходи, пожалуйста, въ мой кабинетъ и принеси ларецъ.
   Молодая дѣвушка вскорѣ возвратилась съ маленькимъ ящикомъ, наполненнымъ различныхъ размѣровъ флаконами.
   Омывъ тщательно окровавленное лицо раненаго, хозяйка дома смочила ему губы нѣсколькими каплями красноватой жидкости.
   Черезъ полчаса онъ открылъ глаза.
   -- Гдѣ я?-- пробормоталъ онъ съ удивленіемъ, оглядывая окружающихъ его лицъ.-- Что же случилось?..
   Благородная путница, охваченная сильнымъ волненіемъ, долго разглядывала того, кто спасъ ей жизнь, и, приблизясь, нѣжно взяла его за руку.
   -- Благодарю, сударь, благодарю... Вы вели себя, какъ герой. Ваше имя?
   Ослѣпленный красотою своей собесѣдницы, молодой человѣкъ совсѣмъ смутился и, немного приподнявъ голову, застѣнчиво сказалъ:
   -- Я -- кавалеръ Оливье де-Люссакъ, вашъ покорный слуга.
   -- Король, сударь, сумѣетъ отблагодарить васъ, какъ слѣдуетъ, за ваше мужество...
   -- Король?
   -- Да, сударь, король. Вы спасли жизнь маркизѣ Монтеспанъ... и королю слѣдуетъ вознаградить этотъ актъ самоотверженія.
   Глубоко взволнованный Оливье, поборовъ страданія, причиняемыя ранами, пробормоталъ:
   -- Повѣрьте, сударыня, ничто не можетъ сравняться съ удовлетвореніемъ исполненнаго долга.
   Въ этотъ моментъ вошелъ въ комнату хирургъ короля, Феликсъ.
   Поздоровавшись съ маркизой, онъ приблизился къ постели и приступилъ къ подробному осмотру раненаго. Маркиза Монтеспанъ съ безпокойствомъ ожидала его приговора. Она испытала что-то въ родѣ облегченія, когда наконецъ хирургъ объявилъ:
   -- Этотъ молодой человѣкъ, конечно, перенесъ серіозное паденіе, но у него нѣтъ никакого перелома. И очень возможно, что, благодаря его здоровому сложенію, онъ вскорѣ будетъ внѣ опасности. Во всякомъ случаѣ ему необходимъ безусловный покой и самый внимательный уходъ.
   -- За этимъ дворяниномъ будутъ ухаживать, какъ слѣдуетъ, сударь,-- сказала въ свою очередь хозяйка дома: -- я оставлю его у себя до полнаго выздоровленія. Мой домъ будетъ его домомъ. Я сдѣлаю всѣ усилія, чтобы смягчить суровость плѣна у г-жи Вуазенъ.
   -- Г-жа Вуазенъ?
   -- Да, это -- я, сударь.
   -- Безъ сомнѣнія, вы живете въ Сенъ-Жерменѣ, сударыня?-- спросилъ докторъ.
   -- Нѣтъ, сударь. Мое обычное мѣстожительство въ Парижѣ, въ Вилль-Невъ... Но для здоровья моей дочери я должна была купить этотъ въ чистомъ полѣ домъ, куда я сама иногда удаляюсь.
   -- При имени этого новаго парижскаго квартала Феликсъ не могъ сдержать жеста удивленія.
   -- Вилль-Невъ!-- воскликнулъ онъ,-- Какъ, это вы -- та самая г-жа Вуазенъ?!. Вашъ талантъ, сударыня, сдѣлалъ васъ очень извѣстной.
   -- Правда? Слишкомъ много чести для меня быть оцѣненной такимъ достойнымъ уваженія человѣкомъ, какъ вы.
   -- Я могу только преклониться предъ истиной, и я убѣжденъ, что никто лучше васъ не сумѣетъ помочь мнѣ ухаживать за этимъ дворяниномъ...
   Затѣмъ, обратившись къ маркизѣ Монтеспанъ, онъ сказалъ:
   -- Маркиза, моя карета къ вашимъ услугамъ, чтобы возвратиться въ замокъ. Мои слуги возвратятся за мною.
   Въ 1678 г. дворъ находился еще въ Сенъ-Жерменѣ. Въ Версалѣ, оживленномъ цѣлой трудолюбивой арміей рабочихъ, тогда оканчивали тотъ чудный дворецъ, гдѣ, четыре года спустя, король окончательно поселился.
   Маркиза Монтеспанъ поблагодарила его жестомъ и, приблизившись къ г-жѣ Вуазенъ, протянула ей обѣ руки.
   -- Я никогда не забуду вашей доброй услуги, сударыня. Я оставляю подъ вашимъ надзоромъ кавалера де-Люссака. Я буду присылать ежедневно къ вамъ за извѣстіями о немъ и, если надо, пріѣду сама. Еще разъ благодарю.
   Въ послѣдній разъ она окинула раненаго взглядомъ нѣжнаго состраданія и, сопровождаемая своею компаньонкой, направилась по дорогѣ въ Сенъ-Жерменъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

II.

   Итакъ, предвидѣніе г-жи Дэзэлье исполнилось. Съ конца 1666 года, нѣсколько мѣсяцевъ спустя послѣ ночного визита въ замокъ Вилльбузэнъ, маркиза Монтеспанъ сдѣлалась любовницей короля.
   Въ 1667 году король выказалъ пренебрежительную холодность при извѣстіи, что Луиза Лавальеръ только что ему подарила послѣдняго ребенка. Нѣжная и вѣрная подруга уже давно отжила въ сердцѣ Людовика. Маркиза Монтеспанъ торжествовала. О на сдѣлалась матерью въ 1669 году. Августѣйшій любовникъ съ порывомъ радости принялъ извѣстіе о новорожденномъ сынѣ любви, котораго сдѣлалъ герцогомъ Мэнскимъ.
   Между тѣмъ молодой маркизъ Монтеспанъ, казалось, мало былъ расположенъ къ дѣлежу съ Юпитеромъ и ни за что не хотѣлъ принимать, какъ дѣлали многіе, выгоды такой скандальной связи.
   Онъ сталъ жаловаться прямо королю, "приводя ему тысячу текстовъ изъ священнаго писанія, между прочимъ изъ Давида. Наконецъ наговорилъ ему много всего, чтобы обязать короля возвратить жену и побояться Божьяго суда".
   Король, несмотря на свое могущество, опасался, чтобы оскорбленный мужъ не явился въ одинъ прекрасный день требовать сына, котораго монархъ имѣлъ отъ своей любовницы.
   Чтобы избѣжать скандала, который могъ скомпрометировать королевское величество, Людовикъ приказалъ подать въ Шатлэ прошеніе о разводѣ отъ имени маркизы Монтеспанъ.
   7-го іюля 1674 года генеральный прокуроръ Ашиль-де-Арлэ, въ присутствіи шести судей, благосклонно принялъ эту цросьбу. Рѣшеніе суда основывалось на расточительности маркизомъ Монтеспаномъ общаго состоянія, несогласіи между супругами и дурномъ обращеніи со стороны мужа, на которое жаловалась маркиза.
   Такимъ образомъ, маркиза Монтеспанъ видѣла, что всѣ ея надежды исполнились. Она была теперь свободна, свободна отъ всѣхъ препятствій, такъ какъ со своей стороны Луиза Лавальеръ не хотѣла оспаривать долѣе сердца Людовика.
   20-го апрѣля 1674 года покорная и нѣжная герцогиня, сопровождаемая дѣтьми, сѣла въ карету, которая отвезла ее въ кармелитскій монастырь въ предмѣстьѣ Сенъ-Жакъ. Отказавшись отъ суетной славы двора и отъ любви, которую она посвятила королю, Луиза съ этихъ поръ стала называться въ продолженіе тридцати шести лѣтъ сестрою Луизой Милосердія.
   Маркизъ Монтеспанъ послѣ рѣшенія угодливыхъ судей придумалъ оригинальную месть. Онъ еще помнилъ -- среди столькихъ оскорбительныхъ остротъ, которыя безпощадно отпускала на его счетъ та, которая была его женою -- насмѣшливыя слова: "Онъ здѣсь, какъ придворный сказочникъ. Мнѣ стыдно, что мой попугай и онъ забавляютъ сволочь".
   Поэтому покинутый мужъ порвалъ такимъ образомъ съ прошедшимъ: онъ офиціально объявилъ о смерти жены, и по его приказанію похороны маркизы Монтеспанъ были пышно справлены. Это было очень забавно: мужъ, носящій трауръ по умершей, которая блестѣла теперь въ лучезарной славѣ двора.
   Вся знать, литераторы и артисты, считая и знаменитыхъ людей, спѣшили въ салоны маркизы. Въ самомъ дѣлѣ никогда фаворитка не была такъ польщена и окружена столькими почестями.
   Ея семья тоже была осыпана милостями: ея отецъ сдѣлался губернаторомъ Парижа, а братъ Вивонь -- начальникомъ королевскихъ галеръ.
   Впрочемъ все это счастье не обошлось безъ грозы.
   Чтобы удержаться, маркиза Монтеспанъ должна была упорствовать противъ многочисленныхъ непріятелей: министры, патеры, съ Боссюэ во главѣ, наносили ей удары, а "придворныя дамы все время старались похитить у нея сердце короля, обладанію которымъ онѣ завидовали".
   Уже въ 1673 году послѣдовалъ разрывъ, который, впрочемъ, былъ кратковременнымъ: король, покинувъ свою любовницу въ Куртрэ, бросился въ Сенъ-Жерменъ къ королевѣ, сблизился съ нею и не покидалъ ея въ теченіе нѣсколькихъ дней. Но страсть отвлекла его отъ супружескихъ обязанностей, и онъ вскорѣ возвратился къ Атенаисѣ.
   Два года спустя, въ 1676 году, неожиданное событіе еще нарушило видимое спокойствіе этой любви.
   Въ великій четвергъ маркиза Монтеспанъ отправилась на исповѣдь къ версальскому викарію, и патеръ, на ея отказъ отречься отъ своего грѣха, не далъ ей разрѣшенія грѣховъ.
   Взбѣшенная маркиза Монтеспанъ пожаловалась версальскому патеру, который одобрилъ поступокъ своего викарія и защищалъ его съ Боссюэ предъ королемъ. Они такъ хорошо это исполнили, что король подчинился ихъ совѣту и, чтобы подтвердить свое намѣреніе порвать окончательно съ маркизой Монтеспанъ, тотчасъ же отправился въ армію.
   Маркиза Монтеспанъ должна была удалиться въ Парижъ, который былъ ей назначенъ, какъ мѣсто изгнанія. Каждый вечеръ Боссюэ,-- котораго она сначала осыпала упреками, обвиняя прелата въ своемъ изгнаніи, чтобы одному господствовать надъ умомъ короля,-- приходилъ ее уговаривать не сходить съ пути долга. Атенаиса, побѣжденная краснорѣчивыми и набожными словами, казалось, рѣшилась разстаться навсегда со скандальной жизнью и попробовала вполнѣ раскаяться.
   Тогда по совѣту де-Кондома, который былъ счастливъ отъ такого сокрушенія сердца, маркиза Монтеспанъ стала домогаться и добилась своего возвращенія въ Кланьи, въ то предмѣстье Версаля, гдѣ монархъ выстроилъ для нея по плану Мансара превосходную резиденцію, окруженную великолѣпными и обширными садами. Королева Марія-Тереза, совершенно успокоенная, согласилась позабыть всю свою злобу, а, чтобы болѣе огласить это примиреніе, она сдѣлала честь Атенаисѣ своими ежедневными посѣщеніями.
   На этотъ разъ разрывъ казался окончательнымъ, и, желая разубѣдить невѣрующихъ, Людовикъ, по возвращеніи изъ арміи, хотѣлъ въ послѣдній разъ увидѣть свою любовницу въ присутствіи г. Монтозье и герцогини Ришелье. Такимъ образомъ, оцѣнивъ холодность его новыхъ чувствъ, они должны были бы признать дѣйствительною его готовность разстаться съ маркизой. Итакъ, свиданіе было устроено у маркизы Монтеспанъ; оба любовника удалились въ амбразуру окна.
   Но эта снова близкая къ нему надменная красота, волнующія воспоминанія о слишкомъ восхитительныхъ часахъ, очаровательный и нѣжный голосъ понемногу смутили короля, и его неожиданная сила воли ослабла.
   Онъ не могъ устоять противъ сладострастнаго прошлаго, появившагося, какъ искуситель. Онъ повиновался этой изящной притягательной силѣ и послушно склонился предъ могущественной тираніей тѣла, пробормотавъ нѣсколько страстныхъ словъ. Затѣмъ послѣ глубокаго поклона своимъ ошеломленнымъ надсмотрщикамъ, Людовикъ и Атенаиса прошли въ сосѣднюю спальню.
   Король былъ вновь завоеванъ.
   Недолго маркиза Монтеспанъ наслаждалась плодами этой новой побѣды. Ея неосторожность относительно любовныхъ напитковъ едва не испортила всего, и монархъ болѣе пылкій, чѣмъ когда либо, запутался въ многочисленныхъ интригахъ, которыхъ онъ даже не скрывалъ. На этотъ разъ всѣ думали, что наконецъ звѣзда фаворитки поблѣднѣетъ... Всѣ -- кромѣ Ментенонъ, которая писала: "Король твердъ, но маркиза Монтеспанъ очень интересна, когда плачетъ". И среди шествія красивыхъ женщинъ, которыя повсюду сопровождали короля и были всегда готовы по одному знаку удовлетворить его капризы, онъ выбиралъ послѣдовательно принцессу Субизъ, г-жу Лувиньи, дѣвицу Рошфоръ-Теобонъ, г-жу Лудръ и еще другихъ, которыя лишь появлялись, исчезали, вновь появлялись въ его сердцѣ и на кровати...
   Если Атенаиса могла буквально презирать этихъ эфемерныхъ соперницъ, то она боялась всего со стороны одного мужчины и одной женщины, нѣжно и льстиво предупредительныхъ.
   Этотъ мужчина былъ министръ Лувуа, а женщина -- Франсуаза д'Обиньи, вдова поэта Скаррона.
   Франсуаза д'Обиньи проскользнула ко двору и добилась должности воспитательницы маленькаго герцога Минскаго, перваго сына Людовика XIV отъ маркизы Монтеспанъ. Своимъ очарованіемъ, умомъ и видимой добродѣтелью она вдохновила королю почтительное расположеніе къ себѣ. Очень набожная или, по крайней мѣрѣ, притворявшаяся такою, она часто вела разговоръ съ королемъ на религіозныя и назидательныя темы, въ которыхъ она восхваляла сердечное спокойствіе, доброту Провидѣнія и тщету человѣческихъ вожделѣній. Людовикъ слушалъ ее съ удовольствіемъ и подчинялся вліянію ея плѣнительныхъ и убѣдительныхъ словъ.
   Увѣренная во власти своей красоты и ума, маркиза Монтеспанъ не могла рѣшиться считать, какъ соперницу, воспитательницу, въ которой она видѣла лишь скучную и болтливую святошу.
   Какъ Атенаису, такъ и эту святошу снѣдало честолюбіе, и вскорѣ оно родило въ сердцѣ короля страсть, которая, хотя была уравновѣшеннѣе другихъ, тѣмъ не менѣе должна была привести Франсуазу д'Обиньи къ браку, столь долго желаемому дочерью маркиза Мортемара.
   Ловкая политика Франсуазы д'Обиньи обезпечивала ее поддержкой Лувуа.
   За нѣсколько времени до того Кольберъ, товарищъ по службѣ и соперникъ Лувуа, выдалъ замужъ свою третью дочь за герцога Мортемара, племянника маркизы Монтеспанъ, и сдѣлался, такимъ образомъ, ея другомъ и союзникомъ.
   Но Лувуа ненавидѣлъ Кольбера. Ревнуя всѣхъ, кто могъ навести тѣнь на его вліяніе и авторитетъ, онъ пользовался каждый день расположеніемъ короля, чтобы уничтожить вліяніе той, которую онъ считалъ помѣхой своимъ смѣлымъ замысламъ.
   Атенаиса хорошо понимала, что ей надо всего бояться отъ этой нѣмой войны. До тѣхъ поръ она умѣла сохранять милость короля. Теперь же, когда она достигла апогея своего счастія и мысленно подымалась по ступенямъ своей славы, въ ея душѣ родилось опасеніе. Ее окружало столько ненависти, столько враговъ желали ея гибели, что теперь она стала бояться непоправимаго паденія, послѣ того какъ вкусила высшую радость возвышенія.
   Среди этихъ сомнѣній и безпокойствъ, при возвращеніи изъ Парижа отъ невѣстки, жены маршала Вивонь, съ нею случилось неожиданное приключеніе, въ которомъ она была обязана спасеніемъ жизни случайно встрѣтившемуся на дорогѣ отважному, молодому и красивому кавалеру Оливье де-Люссакъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Благодаря заботамъ г-жи Вуазенъ, кавалеръ Люссакъ, хотя медленно, но поправлялся.
   Ежедневно мать и дочь сидѣли около постели выздоравливавшаго, которому очень нравились ихъ разговоры.
   Въ началѣ великодушная хозяйка нѣсколько его удивляла. По обыкновенію спокойная и любезная, она иногда выказывала такую раздражительность, что даже увѣщеванія и улыбка ея дочери не могли ее успокоить.
   Эти внезапныя перемѣны настроенія, казалось, совпадали съ посѣщеніями двухъ личностей, которыя разъ въ недѣлю оставались долгіе часы съ г-жею Вуазенъ въ одной изъ комнатъ нижняго этажа, подъ спальней Оливье.
   Тогда онъ слышалъ смутный шумъ разговора и ясный звонъ металла; затѣмъ внезапно раздавались ругательства, и жестокіе споры, въ которыхъ слышался рѣзкій голосъ дамы.
   Наконецъ по песку аллей слышались шаги, дверь входа съ шумомъ захлопывалась, и г-жа Вуазенъ, поддерживаемая дочерью, старавшейся ее успокоить, возвращалась красная, съ блестящими глазами, бормоча гнѣвныя слова.
   Несмотря на это, Оливье соединялъ воедино свою благодарность какъ къ г-жѣ Вуазенъ, такъ и къ ея дочери, которыя окружали его ревностнымъ попеченіемъ.
   Маргарита провела все свое дѣтство въ одномъ изъ монастырей Сенъ-Жермена, у сестеръ ордена св. Урсулы. Она жила съ матерью только недавно.
   Г-жа Вуазенъ хотѣла дать воспитаніе принцессы этому бѣлокурому, хрупкому ребенку, крестной матерью котораго была дама высшаго общества, герцогиня Рошъ-Гійонъ. Впослѣдствіи, имѣя, какъ говорилъ Мольеръ, "des couleurs de toutes choses", воспитанная и образованная, она присоединяла къ природной прелести своей особы обаяніе, заключавшееся въ умѣньѣ вставить словечко во всѣ разговоры.
   По причинамъ, лично ея касающимся, г-жа Вуазенъ отказала оставить у себя Маргариту въ Парижѣ. Подъ надзоромъ старой служанки она поселила дочь близъ Сенъ-Жермена, въ этомъ сельскомъ домѣ, который она съ этой цѣлью купила, и гдѣ сама иногда проводила нѣсколько дней въ хорошее время года.
   Маргарита часто спрашивала мать о причинѣ этого отдаленія.
   -- Это воля твоего отца...-- неизмѣнно отвѣчала г-жа Вуазенъ.
   Ея отца!-- думала дѣвушка. Но она его видѣла такъ рѣдко, занятія обязывали отца отправляться въ длинныя путешествія.
   Съ упрямствомъ ребенка и женщины молодая дѣвушка безпрестанно возобновляла попытку. Тогда г-жа Вуазенъ хмурила брови, и, чтобы не огорчать матери, Маргарита умолкала. Съ минуту она предавалась мечтаніямъ, затѣмъ беззаботно снова вела мирную жизнь. Когда на синемъ небѣ сіяло солнце, она блуждала въ далекихъ прогулкахъ, счастливая, что можетъ вдыхать чистый воздухъ и послушать пѣніе птицъ.
   Она привыкла собирать по дорогѣ самые прекрасные цвѣты. Она размѣщала ихъ согласно времени года: розы -- съ бѣлыми боярышниками; ландыши цвѣта слоновой кости -- съ синими барвинками; нѣжные цвѣта подснѣжниковъ -- съ блѣдными незабудками, разрисованными золотыми точками; желтый ирисъ -- съ мальвою, хранившей въ своемъ вѣнчикѣ меланхолическую тайну воды. Ея комнатку всегда украшалъ букетъ. Тамъ она цѣлыми часами читала, вышивала яркими шелками химерическіе лепестки, пѣла подъ акомпанементъ арфы, играла на шпинетѣ, изящно украшенномъ живописью, изображавшей въ нѣжной позѣ пастушковъ, ухаживающихъ за восхитительными пастушками.
   Присутствіе Оливье прервало эти пріятныя занятія, и время, предназначенное прежде на веселыя прогулки въ полѣ, протекало теперь возлѣ больного.
   Со своей стороны маркиза Монтеспанъ сдержала слово. Во время болѣзни Оливье она оставалась у постели больного, переживая не извѣданное ею очарованіе отъ этихъ продолжительныхъ свиданій наединѣ. Люссакъ изливалъ предъ ней все, что переполняло его душу, и высказывалъ свои честолюбивыя стремленія и надежды.
   Такъ однажды онъ разсказывалъ ей о своей юности, протекшей въ родительскомъ домѣ -- въ старомъ замкѣ, въ глуши Пуату, въ мирномъ и спокойномъ убѣжищѣ, гдѣ ему исполнился двадцатый годъ.
   Его исторія, похожая на исторію многихъ дворянъ его лѣтъ, не поразила маркизы Монтеспанъ.
   Воодушевленный высокими подвигами королевской арміи, онъ нетерпѣливо желалъ также служить своей странѣ и захотѣлъ уѣхать.
   Старый баронъ Люссакъ узналъ объ этомъ рѣшеніи безъ изумленія и гнѣва. Жизнь дворянина принадлежала королю. Одна лишь баронесса, нѣжная и богомольная женщина, огорчалась близкимъ отъѣздомъ любимаго сына.
   Но слезы матери не могли поколебать рѣшенія Оливье.
   -- Такъ какъ ты спѣшишь служить королю, дорогое дитя,-- сказалъ баронъ:-- ступай и постарайся покрыть себя славой. Помни, что наше имя -- доблестныхъ рыцарей, которые никогда не забывали своего прекраснаго девиза: "Usque ad funera fidus". Ты выѣдешь завтра на разсвѣтѣ. Вотъ моя шпага. Возьми ее.
   На другой день утромъ, когда наступилъ часъ отъѣзда, Оливье преклонилъ колѣно подъ благословеніе отца, въ то время какъ мать, понуривъ голову, молча плакала.
   -- Мой сынъ,-- сказалъ старый баронъ, когда Оливье поднялся:-- вотъ два письма: одно къ старому патеру, моему другу, аббату Гибуру, который живетъ въ улицѣ Жанъ-Тисонъ, въ Парижѣ, гдѣ онъ причисленъ къ приходу св. Евстаеія. Онъ приметъ тебя наилучшимъ образомъ, и я увѣренъ, что ты въ немъ найдешь совѣтъ и поддержку... Другое письмо къ Дюфренуа, первому чиновнику маркиза Лувуа, канцелярія котораго находится въ Сенъ-Жерменѣ. Когда-то я оказалъ ему услугу, и онъ много разъ предлагалъ мнѣ быть тебѣ полезнымъ.
   Такимъ образомъ Оливье съ тяжелымъ сердцемъ уѣхалъ изъ дома. Онъ еще чувствовалъ на своемъ лбу жаръ отъ упавшей, какъ рѣдкій подарокъ, слезы вмѣстѣ съ отцовскимъ прощальнымъ поцѣлуемъ.
   -- Я возвращался отъ г. Дюфренуа,-- сказалъ онъ, окончивъ свой короткій разсказъ:-- чтобы отправиться въ Парижъ для врученія моего второго письма аббату, когда на Сенъ-Жерменской дорогѣ...
   -- Увы! кавалеръ,-- прошептала маркиза Монтеспанъ, вспомнивъ о его отважномъ поступкѣ:-- я всегда буду сильно сожалѣть, что была причиной такого важнаго несчастія.
   -- Сожалѣть, сударыня? Зачѣмъ? Развѣ не ему я обязанъ честью и счастьемъ видѣть васъ здѣсь возлѣ меня?
   Взволнованная маркиза Монтеспанъ отвѣтила привѣтливой улыбкой.
   Вдругъ она вспомнила о г-жѣ Дюфренуа, которая, благодаря протекціи Лувуа, потому что была его любовницей, получила званіе "постельничей" королевы,-- должность и почетное званіе, созданное нарочно для нея: У нея былъ братъ, Даморезанъ, военный комиссаръ въ Пиньеролѣ, и сестра, вышедшая замужъ за Сенъ-Марса, въ то время подпоручика мушкетеровъ.
   Маркиза Монтеспанъ удивилась, открывъ въ себѣ чувство ревности къ г-жѣ Дюфренуа, недалекой, но очень красивой женщинѣ. Можетъ быть, Люссакъ также могъ не избѣжать непреодолимыхъ прелестей жены перваго чиновника, какъ нѣкогда пессимистъ Рошфуко, авторъ "Maximes", который совершенно потерялъ голову (какъ писала г-жа Куланжъ къ г-жѣ Севиньи), когда его впервые представили ей.
   Эта мысль ее почти опечалила, и она спросила:
   -- Развѣ г. Дюфренуа обѣщалъ добиться для васъ мѣста въ арміи?
   -- Да, у меня есть его формальное обѣщаніе.
   Затѣмъ, представляясь равнодушной, маркиза сказала:
   -- Его жена, безъ сомнѣнія, произвела на васъ глубокое впечатлѣніе, потому что самъ Рошфуко поддался ему... Знаете ли вы, что г-жа Дюфренуа -- самая красивая женщина при дворѣ?
   -- Я забылъ о ней, сударыня, съ того дня, когда увидѣлъ васъ.
   Этотъ комплиментъ понравился Атенаисѣ и успокоилъ ее.
   Когда она стала замѣчать такую откровенность и прислушиваться къ біенію этого молодого сердца, мало-по-малу въ ней рождалось новое чувство. Въ душѣ маркизы, всецѣло предававшейся страсти господствовать, возникла болѣе нѣжная страсть, еще прежде, чѣмъ она осмѣлилась признаться себѣ въ этомъ.
   Она находилась тогда подъ нѣжнымъ вліяніемъ восхитительнаго романа г-жи Лафайетъ "La Princesse de Clиves", только что появившагося съ громаднымъ успѣхомъ у Клода Барбэнъ. Атенаиса перечувствовала воображеніемъ "эту радость, какую даетъ первая молодость, соединившаяся съ красотою, тотъ родъ смущенія и замѣшательства во всѣхъ дѣйствіяхъ, какое причиняетъ любовь въ невинности первой молодости". Нѣкоторыя мѣста въ книгѣ, безпрестанно ею перечитываемыя, повторились теперь съ нею, и она теперь начала сама вкушать всю ихъ восхитительную прелесть. Ей нравилось, что въ Люссакѣ она нашла блестящій цвѣтъ рыцарства; ей казалась его душа, какъ бы увеличивающимъ красоту зеркаломъ, въ которомъ отражаются его восемнадцать лѣтъ.
   Сначала маркиза боролась, призывая всю энергію, какую должна была обнаружить, чтобы сдѣлаться болѣе, чѣмъ "сама королева"; она была удивлена, обнаруживъ въ себѣ столько слабости относительно Люссака. Но между нею и ея спасителемъ завязывалась цѣпь, кольца которой съ каждымъ днемъ все стягивались, и фаворитка чувствовала, что слабѣетъ предъ его юностью.
   Сорвать съ этихъ юныхъ губъ незабвенный поцѣлуй, окружить свою красоту искренними нѣжностями, черпать радость изъ такой страсти, какую до сего дня ея честолюбіе запрещало ей извѣдать, и наконецъ имѣть возможность дозволить расцвѣсть въ своемъ сердцѣ этому цвѣтку любви!.. Однако возможна ли эта мечта? Можетъ ли она себя предложить сама, не уронивъ себя въ собственныхъ глазахъ и въ особенности безъ того, чтобы не осталось въ умѣ обожаемаго Оливье нѣкотораго презрѣнія къ столь податливой добродѣтели?
   Это было послѣднее проявленіе гордости, послѣднее сомнѣніе, которое удерживало Атенаису.
   Вблизи столькихъ прелестей и чувствуя себя окруженнымъ вѣяніемъ ласки, Оливье Люссакъ, со своей стороны, допустилъ охватить себя смущенію, причину котораго по неопытности онъ не могъ себѣ уяснить. Онъ чувствовалъ сразу стѣсненіе и радость, безпокойство и надежду.
   Мелкій, сельскій дворянинъ, храбрый и въ то же время робкій, онъ смотрѣлъ на маркизу, какъ на кумира -- женщину и фею мечты; обладать ею ему казалось безуміемъ. Подобная мысль не могла войти ему въ голову, настолько было велико его нѣмое восхищеніе, къ которому примѣшивались опасеніе и желаніе.
   Однажды вечеромъ, сидя въ широкомъ креслѣ возлѣ г-жи Вуазенъ и Маргариты, Оливье сообщалъ имъ о своихъ планахъ относительно будущаго.
   Въ полуоткрытое окно врывался благоуханный вѣтерокъ.
   Оливье горячо благодарилъ г-жу Вуазенъ и Маргариту и обѣщалъ никогда ихъ не забывать.
   Такъ какъ онъ теперь выздоровѣлъ, то ему надо было покинуть этотъ гостепріимный сельскій домъ. Король, узнавъ о его храбрости, обратился къ нему съ комплиментами и съ обѣщаніемъ вознагражденія.
   Безъ сомнѣнія, онъ отправится въ армію и покроетъ себя славою. Говоря о своихъ будущихъ подвигахъ, онъ оживился, его лицо порозовѣло, и онъ повторилъ въ сердечномъ изліяніи:
   -- Нѣтъ, дорогіе друзья, никогда я васъ не забуду.
   -- Никогда?-- спросила г-жа Вуазенъ.-- Ахъ! уже ваша мысль вся занята пріятнымъ предметомъ, и вскорѣ Маргарита и я исчезнемъ изъ вашей памяти...
   -- Что вы хотите сказать?-- спросилъ онъ.
   -- Я читаю на вашемъ лицѣ тайны вашей души.
   Люссакъ покраснѣлъ и опустилъ глаза подъ инквизиторскимъ взоромъ г-жи Вуазенъ.
   -- Удостоите ли вы меня своимъ посѣщеніемъ, когда узнаете, кто я? Только сила случая могла насъ свести. Моя профессія... странная... лишитъ насъ, безъ сомнѣнія, вашихъ посѣщеній и заставитъ смолкнуть вашу благодарность.
   Люссакъ хотѣлъ возражать, но въ эту минуту вошла маркиза Монтеспанъ.
   Оливье хотѣлъ встать, но она остановила его жестомъ.
   Мать и дочь, поздоровавшись съ маркизой, потихоньку удалились.
   Сѣвъ рядомъ, Оливье и Атенаиса начали разговаривать.
   Это былъ одинъ изъ тѣхъ разговоровъ, полныхъ нѣжности, въ которыхъ маркиза находила удовольствіе прислушиваться къ изліяніямъ Оливье, чтобы лучше обнаружить сокровища его любви.
   Маркиза Монтеспанъ выразила Оливье свою радость, видя его наконецъ здоровымъ.
   -- Я обязанъ вамъ, сударыня, моимъ выздоровленіемъ.
   -- Мнѣ?
   -- Ваши мысли обо мнѣ и ваши любезныя посѣщенія развѣ не заставили меня забыть мои страданія?
   -- Причиненныя вамъ неосторожностью моихъ слугъ... Прекрасной признательностью обязаны вы мнѣ!
   -- О сударыня, я слишкомъ горжусь и слишкомъ счастливъ моею судьбою, потому что я имѣлъ счастье познакомиться съ вами.
   -- Царедворецъ!... О! я сказала гадкое слово,-- замѣтила маркиза.-- Вы такъ искренни!... Простите меня, г. Люссакъ... Но меня такъ испортили напрасной лестью, я вижу столько умышленныхъ интригъ подъ личиной лести... Предо мною является столько ненависти, прикрашенной сладкими словами...
   -- Столько ненависти, сударыня! Развѣ можно ненавидѣть красоту и доброту?
   При этомъ вопросѣ, пробудившемъ въ ней все скопившееся злопамятство и оживившемъ воспоминанія о низкихъ соперничествахъ, пресмыкавшихся вокругъ ея почти королевскаго могущества. Атенаиса почувствовала возмущеніе, которое она вскорѣ подавила въ себѣ. Нахмуривъ брови и устремивъ глаза на какой-то печальный призракъ, фаворитка смолкла. На ея рѣсницахъ показалась слеза.
   -- Ахъ, сударыня, я обидѣлъ васъ?...-- спросилъ съ безпокойствомъ Оливье.
   -- Нѣтъ, сударь, печальныя мысли причинили мнѣ огорченіе. Можно ли меня ненавидѣть? Вы слушайте, сударь.
   Наконецъ Атенаиса могла повѣрить ему свою печаль. Въ свою очередь она также открыла ему свою душу и облегчила себя отъ тайнъ, которыя уже давно тяготили ее. Предъ этимъ сердцемъ, знавшимъ только восхитительныя волненія любви, она сдернула завѣсу съ ревниваго лицемѣрія, подлости, алчности, однимъ словомъ со всѣхъ пороковъ царедворцевъ.
   Очень нѣжно, съ ласковой улыбкой она умоляла Оливье не довѣряться блестящей, но невѣрной наружности этого новаго для него общества, которое вскорѣ онъ научится понимать. Она такъ хотѣла бы предостеречь его противъ ловушекъ, разставленныхъ на каждомъ шагу.
   -- Смотрите, сударь, какъ я несчастна,-- вздохнула фаворитка:-- посмотрите, какъ меня заставляютъ страдать!
   И по ея щекамъ струились слезы.
   Глубоко тронутый Оливье взялъ маркизу за руку и пробормоталъ:
   -- Ахъ, сударыня! Простите меня... Зачѣмъ я разбудилъ въ васъ эти тяжелыя воспоминанія?.. Ахъ! если бы я могъ только подозрѣвать!.. Если бы я могъ подумать!..
   Атенаиса, облегченная своей исповѣдью, сказала нѣжно:
   -- Теперь я легче могу переносить оборотную сторону моей славы, потому что я встрѣтила друга...
   Болѣе чѣмъ когда либо жаждавшая утѣшеній и нѣжности, она склонила голову на плечо Оливье, и ея благодарный взглядъ охватилъ Люссака долгой лаской.
   

III.

   Чтобы избѣгнуть недоброжелательныхъ пересудъ, маркиза Монтеспанъ не считала долгомъ представить своего спасителя монарху сама. Она поручила эту заботу своему брату, маршалу Вивоннь.
   Людовикъ любилъ молодыхъ смѣльчаковъ съ пламеннымъ сердцемъ, энтузіастовъ и преданныхъ. За неимѣніемъ личнаго генія онъ лучше другихъ постигъ изученіе людей, судилъ о нихъ вѣрнѣе и скорѣе всѣхъ. Съ одного взгляда онъ умѣлъ читать въ глубинѣ душъ и оцѣнивалъ по ихъ стоимости.
   Со свойственными ему изяществомъ и вѣжливостью, дѣлавшими его первымъ дворяниномъ въ королевствѣ, король принялъ выраженіе вѣрноподданническихъ чувствъ Люссака. Даже крайняя робость способствовала кавалеру Люссаку еще болѣе заслужить благоволеніе монарха. Мужественная же красота и откровенный видъ сдѣлали остальное.
   Немного время спустя послѣ этого представленія, братъ короля, назначилъ кавалера Люссака въ качествѣ придворнаго при своемъ дворѣ.
   Съ этого дня для "почти королевы" и ея страстнаго обожателя началась жизнь, полная наслажденій, которыя нарушались лишь ревнивыми, подсматривающими и непріязненными взглядами.
   Чтобы избѣгнуть всѣхъ нескромныхъ взоровъ, фаворитка покинула свои апартаменты въ Сенъ-Жерменѣ и удалилась въ свой замокъ Кланьи. Тамъ-то Оливье почти ежедневно видѣлся съ своей любовницей...
   Удивленный рѣдкими появленіями маркизы Монтеспанъ при дворѣ, король пожелалъ узнать причину ея удаленія. Атенаиса отвѣтила, что у нея "припадки мигреня", и просила короля позволить ей продолжить ея пребываніе въ Кланьи.
   Если Людовикъ XIV своимъ величіемъ внушалъ уваженіе маркизѣ Монтеспанъ, если она боялась короля и восхищалась имъ, какъ мужчиной, то, по правдѣ сказать, она никогда не испытывала къ нему искренней привязанности, и съ тѣхъ поръ, какъ истинная любовь овладѣла ея сердцемъ, равнодушіе къ Людовику все увеличивалось. Несмотря на всѣ свои усилія и всю свою ловкость относительно сохраненія въ тайнѣ своей страсти, она болѣе не умѣла скрывать стѣсненія, причиняемаго ей присутствіемъ коронованнаго владыки.
   Людовикъ, замѣтившій это стѣсненіе, тщетно пробовалъ открыть причину. Хотя онъ не любилъ Атенаисьт, какъ прежде, и разглашалъ публично свои мимолетныя связи со многими придворными дамами, но онъ не могъ оставаться равнодушнымъ къ ея раздосадованному выраженію. Сначала въ его умѣ зародились подозрѣнія, но его гордость оттолкнула ихъ, и онъ приписалъ причину перемѣны ея настроенія собственнымъ измѣнамъ.
   Однако отъ нетерпѣнія знать истину онъ однажды утромъ неожиданно явился въ Кланьи. Въ этотъ моментъ Оливье выходилъ изъ парка потайнымъ входомъ... Если бы король явился нѣсколько минутъ ранѣе, онъ засталъ бы кавалера Люссака. Людовикъ притворился, что не замѣчаетъ досады, причиненной его нечаяннымъ пріѣздомъ, взялъ руку маркизы и поднесъ ее къ своимъ губамъ...
   -- Ваше нездоровье обезпокоило меня, сударыня, и я лично пріѣхалъ провѣдать васъ.
   -- Правда? Вы слишкомъ добры, ваше величество.
   Нѣсколько ироническій тонъ этихъ словъ не ускользнулъ отъ монарха.
   -- Могу ли я дѣйствовать иначе относительно васъ, сударыня?-- спросилъ Людовикъ.
   Ничего не отвѣчая, маркиза Монтеспанъ холодно взглянула на короля. И король прочелъ въ глазахъ Атенаисы всѣ скопившіяся обиды. Онъ смутился, вспомнивъ свои любовныя измѣны, и тогда увидѣлъ, насколько заслуживаетъ онъ упрековъ. Онъ не могъ вынести ея испытующаго взгляда; чувствуя нѣкоторое угрызеніе совѣсти, онъ понурилъ голову.
   Болѣе чѣмъ когда либо Атенаиса сознавала свое господство надъ нимъ. Продолжая подавлять короля своимъ нѣмымъ порицаніемъ, она забыла о страсти Люссака, чтобы воспользоваться выгодами, которыя предоставилъ ей удобный случай.
   Нѣтъ, она не сумѣетъ отказаться отъ своихъ честолюбивыхъ намѣреній... И любовь Оливье, какъ она ни искренна и ни велика, должна въ этотъ моментъ исчезнуть предъ королемъ, единственнымъ раздавателемъ богатствъ и славы!
   Во что бы то ни стало, надо укрѣпить поколебленное на мгновеніе вліяніе и, доведя до ничтожества вѣроломныя намѣренія ея враговъ, наконецъ вернуть себѣ своего коронованнаго любовника. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что время еще не ушло.
   Вопросъ, заданный ея непостояннымъ любовникомъ, далъ ей въ руки оружіе, которымъ она можетъ воспользоваться.
   -- Вы ничего не отвѣчаете,-- сказалъ Людовикъ, который мало-по-малу оправился.-- Не причинилъ я вамъ какого нибудь огорченія?
   -- О государь, если вы и причинили его, то я не позволила бы себѣ въ этомъ признаться вамъ... Впрочемъ на что же мнѣ жаловаться?.. До сихъ поръ вы меня осыпали вашими милостями, и я всегда вамъ глубоко за это признательна... А если злые и завистливые люди пробовали своимъ злословіемъ стереть мое имя въ вашемъ сердцѣ, то только на нихъ направлены мои жалобы...
   -- Что вы хотите этимъ сказать, сударыня?-- воскликнулъ Людовикъ, задѣтый за живое.-- Вы забываетесь... Я не привыкъ слушать клеветниковъ, и если бы кто нибудь, хотя бы самый знаменитый человѣкъ въ королевствѣ, позволилъ себѣ предо мною вредить вамъ, я немедленно его выгналъ бы, чтобы не обломать объ его плечи моей палки... Вспомните Лозена!.. Зачѣмъ съ вашей стороны подобные намеки?.. Я -- король, сударыня... Вы, кажется, о этомъ забыли.
   -- Король забылъ, что онъ -- отецъ моихъ дѣтей?
   -- Нѣтъ, сударыня, я этого совсѣмъ не забылъ и никогда не забуду... Я просто отвѣтилъ на ваши неосторожныя слова.
   Это было какъ бы возмездіе, которымъ королевское величество послѣ отступленія любовника отплатило высокомѣрной и хитрой фавориткѣ...
   Маркиза поняла, что зашла слишкомъ далеко. Внезапно она прибѣгла къ крайнимъ мѣрамъ. Она измѣнила свой гордый тонъ, сдѣлалась смиренной, нѣжной и, дрожа отъ волненія, произнесла:
   -- О государь, простите меня, ради Бога...
   Тогда королю показалось, что въ затуманившихся слезами глазахъ Атенаисы появились мольба и глубокое сожалѣніе.
   -- Государь, скажите, что вы прощаете меня... повторила фаворитка.
   Людовикъ тронутый болѣе, чѣмъ онъ хотѣлъ казаться, и боявшійся рыданій, отвѣтилъ уже примиреннымъ тономъ.
   -- Кто же, сударыня, можетъ остаться равнодушнымъ къ вашимъ просьбамъ?
   -- Ахъ, государь,-- сказала Атенаиса:-- вы видите, я плачу потому, что вы меня болѣе не любите.
   -- О сударыня!-- воскликнулъ взволнованный король...-- Можете ли вы этому повѣрить?..
   -- Увы! съ тѣхъ поръ, какъ я принадлежу вамъ, государь, столько препятствій встало между нами, что иногда,-- еще разъ простите меня за мою откровенность,-- я сомнѣваюсь въ вашей любви... Моя, повѣрьте, не ослабѣла ни на одну минуту, и мое единственное и самое большое удовольствіе быть увѣренной, что вы любите меня, какъ я васъ люблю!
   Ея нѣжный, ласкающій, нѣсколько протяжный голосъ, прекрасные умоляющіе глаза разомъ разсѣяли опасенія короля и напомнили ему слѣдующіе милые и правдивые стихи Лафонтена:
   
   Paroles et regards -- tout est charme dans vous...
   
   И Людовикъ нѣжно привлекъ въ свои объятія Атенаису...
   Еще разъ "торжествующая красота" снова захватила свою власть.
   

IV.

   Теперь счастье стало улыбаться фавориткѣ болѣе, чѣмъ когда либо.
   Съ тѣхъ поръ, какъ она сдѣлалась любовницей Оливье, никакое облако не омрачало этой невѣдомой никѣмъ любви.
   Со своей стороны король отказался отъ всѣхъ эфемерныхъ побѣдъ. Одна Атенаиса, повидимому, овладѣла сердцемъ монарха.
   Въ новый годъ Людовикъ XIV выказалъ себя королевски великодушнымъ относительно маркизы Монтеспанъ.
   Дворъ слѣдовалъ примѣру короля.
   Маркиза получила отъ брата короля золотую чеканную чашу, украшенную двумя рядами изумрудовъ и брильянтовъ, и два старинные серебряные кубка, на которыхъ пурпуровый цвѣтъ рубиновъ смѣшивался съ самымъ дивнымъ блескомъ другихъ драгоцѣнныхъ камней.
   Всѣ придворные кавалеры и дамы прислали ей великолѣпные подарки, и г-жа Ментенонъ тоже поспѣшила поднести ей свой подарокъ. Это былъ переплетенный въ красный сафьянъ роскошный томъ, напечатанный на веленевой бумагѣ и озаглавленный: "Различныя сочиненія семилѣтняго автора". Въ немъ она собрала всѣ работы своего ученика, маленькаго герцога Мэнскаго.
   Такая любезная предупредительность и столь деликатное вниманіе справедливо польстили гордости маркизы. Ея сила, вліяніе и авторитетъ казались съ этихъ норъ непоколебимо возстановленными.
   Вкушая поэтическую любовь Оливье, она видѣла у своихъ ногъ не только самый блестящій дворъ, но еще могущественнаго, блестящаго монарха, побѣды котораго въ то время заставляли трепетать всю Европу.
   Не безъ глубокаго огорченія смотрѣла Марія-Тереза, какъ ея коронованный супругъ выбиралъ публично изъ среды фрейлинъ любовницъ, которыхъ выставлялъ на показъ предъ народомъ.
   Однако королева не докучала Людовику жалобами.
   Марія-Тереза довольствовалась тѣмъ, что втихомолку плакала, сохраняя нѣжность къ невѣрному, и хранила данное ему слово.
   Тѣмъ не менѣе теперь стало примѣняться самое строгое наблюденіе, чтобы избавиться отъ возобновленія другихъ скандаловъ, а потому никто, даже король, не могъ проникнуть въ комнаты фрейлинъ.
   Нѣсколько дней спустя послѣ новаго года, маркиза Монтеспанъ, въ сопровожденіи короля, отправилась въ Сенъ-Клу съ визитомъ къ принцессѣ баварской, второй женѣ.
   Едва только они вошли въ залъ, какъ фаворитка привлекла вниманіе короля на одну изъ фрейлинъ, восхитительно прекрасную въ своемъ длинномъ парчевомъ платьѣ, окаймленномъ горностаемъ, которая почтительно ихъ привѣтствовала вмѣстѣ съ другими дамами.
   -- О государь,-- сказала маркиза Монтеспанъ:-- посмотрите, какая восхитительная особа... Можно подумать, что это -- великолѣпная статуя, изваянная изъ мрамора искуснымъ артистомъ? Это -- Галатея, которой не хватаетъ, чтобы сдѣлаться вполнѣ живой, счастливаго вмѣшательства богини любви...
   -- Кто же будетъ Пигмаліономъ!-- отвѣтилъ въ свою очередь очарованный король...
   Фаворитка съ досады закусила губы: она поняла свою ошибку слишкомъ поздно.
   Заслужившая такое лестное восклицаніе монарха была Марія Анжелика де-Скорайль де-Руссиль де-Фонтанжъ.
   Дочь руэргскаго дворянина, она совсѣмъ юной была привезена ко двору королевскимъ намѣстникомъ въ Лангедокѣ, г. Пейромъ, и герцогиней Арпажонъ, которая добилась для нея мѣста фрейлины жены герцога Орлеанскаго. Правильныя черты Маріи Фонтанжъ, оживленный цвѣтъ лица, прелестный ротъ, томные глаза, тонкая, гибкая, стройная талія, чудное тѣло дѣлали изъ нея восхитительное существо.
   Такимъ образомъ король возвратился въ мечтательномъ настроеніи.
   Нѣсколько дней спустя, Венера оживила "великолѣпную статую" въ объятіяхъ новаго Пигмаліона. Прекрасная молодая дѣвушка заставила забыть Людовика о высокомѣрной красотѣ маркизы Монтеспанъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Что особенно цѣнилъ Людовикъ въ Марій-Анжеликѣ Фонтанжъ -- это ея мягкость, свѣжесть, наивность, нѣжность лица и обращенія. Онъ предчувствовалъ какъ бы отдыхъ въ этомъ капризномъ возвратѣ его нѣжности. Онъ думалъ найти въ этой новой любви благотворный привалъ. Это былъ мирный оазисъ, въ которомъ наконецъ онъ освѣжится отъ безостановочныхъ этаповъ своей жизни.
   Романическая и безъ энергіи, восхитительно застѣнчивая, дѣвица Фонтанжъ была неспособна на сопротивленіе и согласилась сдѣлаться любовницей короля безъ честолюбивой, предвзятой мысли.
   Сначала маркиза Монтеспанъ не очень безпокоилась. Развѣ Людовикъ не самъ первый возвратился къ ней за нѣсколько дней до этого, и развѣ она не поняла, благодаря силѣ ея объятій, насколько велико еще ея вліяніе на сердце короля?
   Эта связь съ Маріей Фонтанжъ не могла быть чѣмъ либо инымъ, какъ капризомъ, который скоро пройдетъ при одномъ воспоминаніи объ опытныхъ ласкахъ, блестящемъ умѣ и чувственномъ превосходствѣ Атенаисы. Юная Фонтанжъ противопоставляла всему этому только приторные поцѣлуи и жалкое остроуміе. Атенаиса быстро взяла бы верхъ надъ "красивой дурочкой", какъ ее уже всѣ называли.
   Въ данную минуту лучше приготовить западни, въ которыя неизбѣжно должна попасть ея слишкомъ наивная соперница.
   Все еще надменная маркиза Монтьеспанъ хотѣла доказать, что она осталась "все-таки" госпожей, словомъ, прежней, желаніе которой -- приказъ. Въ это время мѣсто главной придворной дамы королевы было занято графиней Суассонъ.
   Уже давно маркиза Монтеспанъ остановила свой выборъ на этой должности.
   Добиться ея въ данный моментъ, когда всѣ вѣрили въ опалу фаворитки, было бы, по ея мнѣнію, доказательствомъ ея продолжавшагося владычества надъ королемъ. Слѣдовательно ей приходилось прибѣгнуть къ услугамъ Кольбера и поручить ему всѣ хлопоты.
   Король охотно согласился на просьбу министра. Онъ думалъ такимъ образомъ освободиться, по крайней мѣрѣ, на нѣкоторое время отъ требовательной и ревнивой женщины и свободно вкусить наслажденіе своей новой любви.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Едва протекли двѣ недѣли со дня посѣщенія Сенъ-Клу, какъ Марія Фонтанжъ была осыпана милостями. Опьяненная лестью, она отдалась своему счастью и не заботилась объ интригахъ, которыя могъ породить ея слишкомъ быстрый успѣхъ.
   На послѣдней недѣлѣ того же января мѣсяца 1679 года братъ короля давалъ балъ въ Палэ-Роялѣ. Марія Фонтанжъ въ великолѣпномъ нарядѣ явилась туда въ свѣтлосѣромъ экипажѣ, запряженномъ восемью лошадьми, и съ лакеями, одѣтыми въ свѣтло-сѣрыя ливреи.
   Она была въ вышитомъ платьѣ неоцѣнимой стоимости, украшенномъ синими лентами. Среди облака кружевъ выступала ея бѣло-снѣжная шея... Она въ этотъ день выбрала прическу, которая съ тѣхъ поръ носила ея имя. Ея чудесные рыжіе волосы падали тысячью локонами на виски и плечи, прибавляя къ ея ослѣпительному цвѣту лица безконечную нѣжность.
   Высокая и стройная она при этомъ обладала поступью королевы и была "прекрасна, какъ ангелъ".
   Когда она вошла подъ руку съ братомъ короля, раздался восторженный шопотъ.
   Самыя громкія имена Франціи смѣшались въ длинной анфиладѣ великолѣпно убранныхъ залъ. Свѣтъ люстръ струился на драгоцѣнные камни ослѣпительными и разноцвѣтными огненными каскадами, фееричееки отражался въ безконечныхъ зеркалахъ, скользилъ по обнаженнымъ плечамъ, сверкалъ безчисленнымъ золотомъ среди шелка, бархата и кружевъ, тогда какъ тысячи улыбокъ расплывались, стройныя таліи кружились, тонкія руки поднимались и опускались въ изысканной граціи менуэта.
   Праздникъ былъ въ самомъ разгарѣ, когда возвѣстили о пріѣздѣ короля. Онъ былъ въ роскошной синей бархатной одеждѣ съ лентами того же цвѣта, сплошь покрытой тонкой и изящной золотой вышивкой, которая мѣстами переходила въ болѣе плотную и богатую. Пуговицы его сверкали брильянтами.
   Принявъ почтительное привѣтствіе приглашенныхъ своего брата, Людовикъ съ обы чной ему любезностью отправился здороваться съ дамами; замѣтивъ Марію Фонтанжъ, онъ приблизился къ ней и1 предложилъ руку раскраснѣвшейся отъ волненія и радости молодой дѣвушкѣ.
   Людовикъ XIV всегда посвящалъ въ свои любовныя тайны Францію и Европу. Разглашать о своихъ страстяхъ казалось ему проявленіемъ своего величія и благородства и очевиднымъ доказательствомъ могущества.
   Онъ провелъ новую фаворитку въ маленькій уединенный салонъ, гдѣ ни одинъ нескромный взглядъ не могъ осмѣлиться ихъ поймать.
   Въ это время среди приверженцевъ маркизы Монтеспанъ, которая хотѣла присутствовать на балу, успѣшно шли пересуды.
   Никогда Атенаиса не была такъ блестяще прекрасна и одѣта съ такимъ вкусомъ и ^богатствомъ. На ней было платье изъ "массивной золотой матеріи, окаймленной золотымъ бортомъ, а надъ нимъ волнистое золото, затканное смѣшаннымъ золотомъ и дѣлавшее столь восхитительной матерію, какъ только можно было придумать". Въ ея бѣлокурыхъ локонахъ былъ жемчугъ ея прабабки, жены маршала Лопиталь, украшенный жемчугами и брилліантовыми подвѣсками необычайной красоты.
   Разумѣется, "Quantova", какъ ее называла г-жа Севиньи, заставляла забывать не только о другихъ придворныхъ дамахъ, но она затмевала даже дѣвицу Фонтанжъ. Восторженные царедворцы смѣшались въ похвалахъ и болѣе не думали о новой подругѣ короля.
   Въ этотъ часъ надменная Мортемаръ, лучезарная подъ огнемъ люстръ и сравниваемая съ молодой Маріей-Анжеликой, заслуживала, чтобы къ ней отнесли прелестные стихи дѣда г-жи Ментенонъ: "Une rose d'automne est plus qu'une autre exquise".
   Все-таки при всей своей вполнѣ расцвѣтшей "прекрасной красотѣ" она не могла оставаться равнодушной къ слишкомъ публичной невѣрности короля.
   Блѣдная отъ негодованія, она съ досадой смотрѣла на удалявшихся любовниковъ и принялась ощипывать кончиками зубовъ едва распустившуюся розу, раздавливая лепестки, упавшіе на коверъ одинъ за другимъ, какъ слезы.
   Люссакъ въ качествѣ придворнаго герцога Орлеанскаго присутствовалъ на балу. Замѣтивъ Атенаису среди ея обожателей, онъ приблизился къ ней съ привѣтствіемъ.
   Разсѣянная и слишкомъ уязвленная въ своей гордости, маркиза Монтеспанъ не обратила вниманія на присутствіе Оливье. Она удалилась, безчувственная къ комплиментамъ, которые усердные царедворцы старались расточать по дорогѣ, какъ бы въ утѣшеніе ей.
   Подъ горькимъ впечатлѣніемъ столь жестокаго пораженія Атенаиса Мортемаръ ни о чемъ болѣе не думала, какъ о мести.
   Какъ! она посвятила лучшее ея достояніе, первый расцвѣтъ своей молодости этому капризному королю, который, ради первой бродячей красоты, покинулъ ее, даже не взглянувъ. Сокровищницѣ ея ума, искусству ея ласкъ, покорности ея великолѣпнаго тѣла король отвѣтилъ въ высшей степени презрительно.
   Казалось, Людовикъ иронически и безжалостно говорилъ ей этимъ: "Будь зрительницей своего бѣдствія!" И маркиза Монтеспанъ, прежде чѣмъ удалилась изъ блестящаго зала, осыпала нѣмыми угрозами Марію Фонтанжъ, свою хрупкую "соперницу, которая только что унеслась въ вихрѣ счастія".
   

V.

   Со времени бала, даннаго въ Палэ-Роялѣ, Марія Фонтанжъ, или, какъ ее прозвала г-жа Севиньи -- "Единственная, Даная, Божественная", продолжала торжествовать. Король, влюбленный, какъ никогда, даже предложилъ ей герцогскій титулъ, что довершило раздраженіе маркизы Монтеспанъ.
   Слишкомъ надменная, чтобы появляться при дворѣ, гдѣ все напоминало ей объ опалѣ, Атенаиса уединилась въ Кланьи и въ своей досадѣ пренебрегала даже кавалеромъ Люссакомъ.
   Она оставалась съ г-жею Дэзэлье, которая старалась вернуть надежду въ сердцѣ своей госпожи.
   -- Зачѣмъ вы истязаете себѣ душу, сударыня?-- сказала наперсница: -- и придаете такую важность невѣрности его величества? Король не примѣнится къ характеру Маріи Фонтанжъ, зная вашъ. И эта вспышка страсти продлится столько же времени, какъ и другія...
   -- Сомнѣваюсь, Дэзэлье... Король главное требуетъ отъ любовницъ -- удовлетворенія своего самолюбія. Если Фонтанжъ не обладаетъ умомъ, то у нея достаточно красоты, чтобы удовлетворить гордость своего владыки...
   -- Развѣ его величество не разглашалъ всегда свои любовныя похожденія, даже мимолетныя, сударыня? Какъ можетъ онъ довольствоваться этой дѣвушкой, у которой остроумія не больше, чѣмъ у кошки, а ума не болѣе чѣмъ, у корзины, и которая, какъ говорятъ, имѣла уже любовныя похожденія въ провинціи; принявъ все во вниманіе, она не болѣе, чѣмъ прекрасная статуя. Сравнивать васъ съ нею развѣ не есть оскорбленіе для васъ? Впрочемъ король не можетъ забывать, что онъ -- отецъ вашихъ дѣтей... Развѣ онъ не узаконилъ ихъ черезъ парламентъ?.. Развѣ ваша семья не была осыпана милостями? Вашъ отецъ сдѣланъ герцогомъ и пэромъ и давно уже занимаетъ постъ губернатора Парижа... Г-нъ Вивоннь, вашъ братъ, крестникъ его величества, только что сдѣланъ маршаломъ Франціи... Вашъ старшій сынъ, герцогъ Мэнскій, получилъ княжество Домбъ и графство Е. Въ 1675 г., когда ему было только пять лѣтъ, развѣ онъ не былъ уже сдѣланъ полковникомъ пѣхотнаго полка маршала Тюреннъ?..
   -- Все это вѣрно, Дэзэлье... но Фонтанжъ уже готовы сдѣлать герцогиней съ двадцатью экю пенсіи...
   -- Но вы, сударыня, развѣ не были назначены главной придворной дамой королевы, несмотря на всѣ интриги?
   -- Прекрасное великодушіе!.. Это -- подарокъ, который изъ учтивости оставляютъ женщинѣ, когда ея болѣе не желаютъ... Никто не ошибается при дворѣ, а я менѣе всѣхъ... Ахъ, Дэзэлье, если бы вы знали, какъ я несчастна!
   И вся въ слезахъ маркиза въ изнеможеніи упала на диванъ.
   -- О, ради Бога, сударыня,-- сказала наперсница: -- не отчаивайтесь такъ!.. Не все еще потеряно... далеко отъ этого... Вы восторжествовали надъ другими затрудненіями, и, во что бы то ни стало, необходимо, чтобы ваша судьба совершилась... Помните ли вы, сударыня, что предсказала вамъ однажды Катерина Вуазенъ?
   -- Катерина Вуазенъ?..-- прошептала маркиза, приподнявъ голову.
   -- Да, сударыня, Катерина Вуазенъ... Не хвалили ли вы всегда точность ея пророчествъ? И съ тѣхъ поръ, когда впервые въ замкѣ Вильбузенъ -- тому тринадцать лѣтъ -- она пустила въ дѣло весь запасъ своего искусства, развѣ не удовлетворялись всѣ ваши желанія? Каждый разъ, когда вы опасались, что милости короля уменьшатся, развѣ вы, благодаря ей, не выходили побѣдоносно изъ непріятностей...
   -- Всегда, нѣтъ, Дэзэлье! Тому три года, когда по вашему совѣту я согласилась снова обратиться за помощью къ этой женщинѣ, и она вручила мнѣ, не знаю, какой-то порошекъ, магическая сила котораго должна была завоевать мнѣ сердце короля,-- пылкость его величества дѣйствительно сильно увеличилась, но онъ успокоивалъ ее въ другомъ мѣстѣ, и количество его любовницъ произвело скандалъ при дворѣ.
   -- Это вѣрно, сударыня, но это были любовныя связи, не достойныя вниманія, и король не замедлилъ возвращаться къ вамъ еще болѣе влюбленный, чѣмъ прежде. Вы видите, и на этотъ разъ Катерина Вуазенъ не ошиблась... Почему въ настоящемъ случаѣ вы не спросите ея совѣта? Кто знаетъ, какъ далеко простирается ея оккультическое могущество, странная ея сила?
   Смущенная маркиза Монтеспанъ ничего не отвѣтила. Затѣмъ внезапно, какъ будто овладѣвъ собою, она сказала:
   -- Вы правы, можетъ быть, тамъ спасеніе... Завтра вы отправитесь въ Парижъ и привезете ко мнѣ г-жу Вуазенъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   На другой день около двухъ часовъ Катерина Вуазенъ явилась къ маркизѣ Монтеспанъ.
   -- Я вами слишкомъ пренебрегла уже нѣсколько мѣсяцевъ,-- начала маркиза, указывая Катеринѣ на кресло.-- По правдѣ вы должны считать меня неблагодарной. Увы, на меня обрушилось столько грустныхъ заботъ. Будьте увѣрены, что я не забыла ни вашей доброты къ кавалеру Іюссакъ, ни того, что вы сдѣлали для меня.
   -- Маркиза, вы всегда меня осыпали вашей милостью. Вы щедро мнѣ заплатили за нѣсколько услугъ, которыя могла оказать вамъ моя наука!... развѣ это также не большая честь имѣть возможность привѣтствовать сегодня ту, предъ которой преклоняетъ колѣно король Франціи?
   Долго ловкая женщина поддѣлывалась къ маркизѣ, разсыпаясь въ похвалахъ. Однако лицо отверженной фаворитки омрачилось. Тоска сжимала сердце Атенаисы.
   -- Но что же съ вами, маркиза?-- спросила Катерина... Почему эта внезапная тоска? Зачѣмъ эти тучи на вашемъ прекрасномъ челѣ?
   Маркиза Монтеспанъ, прислонившись головою къ парчевой подушкѣ, ничего не отвѣчала, отдавшись вся своимъ мыслямъ.
   Съ почтительной увѣренностью г-жа Вуазенъ смотрѣла на маркизу, которая тщетно боролась, чтобы скрыть душевную смуту.
   Наконецъ слова сошли съ ея губъ, и она медленно сказала:
   -- Моя щедрость, сударыня, не можетъ сравняться съ вашими услугами... И если теперь мнѣ надо будетъ пожертвовать состояніемъ, я отдамъ вамъ его, умоляя васъ прекратить горькія испытанія, которыя я переживаю.
   Послѣдовало молчаніе. Затѣмъ маркиза снова заговорила:
   -- Однако, когда я вспомню о той борьбѣ, которая происходила во мнѣ, прежде чѣмъ я согласилась на мистическій ритуалъ, когда я подумаю объ этой первой мессѣ, которую служилъ на моемъ тѣлѣ въ замкѣ Вилльбузэнъ патеръ графа Монгоммери, я не отваживаюсь снова отдаться, сударыня, вашимъ оккультическимъ обрядамъ... Съ этой ужасной ночи, несмотря ни на что, меня преслѣдуютъ угрызенія совѣсти, и мнѣ страшно при мысли, что еще вы потребуете отъ меня...
   Но внезапно предъ нею возстали недавнія униженія, поведеніе короля, ослѣпительное торжество соперницы. Тогда въ глазахъ маркизы Монтеспанъ блеснула молнія мщенія, и она призналась во всемъ, ничего не скрывая.
   Невозмутимая г-жа Вуазенъ пристально смотрѣла на Атенаису, которая, оправившись, разсказывала о своихъ страданіяхъ и оскорбленіяхъ, брошенныхъ въ ея гордость женщины, "почти королевы". Забывъ о своемъ высокомъ положеніи, она, высокомѣрная Монтеспанъ, взяла въ свои наперсницы искательницу приключеній. Когда она окончила свою мучительную исповѣдь, то упала, какъ бы уничтоженная, на диванъ.
   -- Я знаю обо всѣхъ вашихъ тревогахъ, маркиза,-- сказала просто Катерина.-- Я знаю все ваше томленіе...
   -- Правда? вы это знаете?.. Почему же вы не пришли ранѣе?
   Г-жа Вуазенъ торжественно встала. Въ своемъ темномъ платьѣ, съ вдохновеннымъ взглядомъ, она показалась маркизѣ выросшей.
   -- Я пришла въ свой часъ, сударыня... Послушались бы вы меня вчера?.. Съ тѣхъ поръ, какъ король на мгновеніе оставилъ васъ, чтобы улетѣть къ другимъ любовнымъ интригамъ, вы потеряли ко мнѣ довѣріе... Сегодня, по счастью, вы велѣли мнѣ прійти; завтра, очень вѣроятно, было бы поздно... Да, я знала все... Я знала, какія жестокія страданія терзаютъ вашу душу. Я знала, что вы хотите какою бы то ни было цѣною вернуть сердце короля, уничтоживъ навсегда власть Маріи Фонтанжъ, вашей соперницы... Все это я знала...
   По мѣрѣ того, какъ прорицательница говорила, маркиза Монтеспанъ увидѣла, что она проникла въ ея самые тайные планы. Она находилась подъ какимъ-то обаяніемъ, подъ властью, охваченная какой-то невыразимой тревогой.
   Искушающія слова закончили работу ревности, подстрекнули ея высокомѣріе и обласкали честолюбіе...
   Преобразившись Катерина Вуазенъ пророчески продолжала:
   -- Я также знала, что вы позовете меня, и пришла возвратить вамъ, сударыня, потерянное счастье, если вы вѣрите въ меня... Ни сама королева Марія-Тереза, ни дофинъ не одержатъ верхъ надъ вами... Повторяю вамъ, сударыня, то, что когда-то я вамъ предсказала: маркиза Монтеспанъ, близокъ день, когда вы будете королевой, королевой Франціи!
   Высокомѣрная фаворитка поспѣшно соединила руки, склонила чело предъ оракуломъ сибиллы и съ наслажденіемъ выслушала послѣднія слова: "Вы будете королевой Франціи!" Тогда ея судьба вновь появилась предъ нею блистательной. Однако ея ненасытное честолюбіе, охваченное страхомъ, казалось, одно мгновеніе поддалось предъ чудовищнымъ призракомъ. Слишкомъ отдаленная греза заставила ее опасаться слишкомъ близкой дѣйствительности... Вскорѣ она спохватилась. Развѣ она не слышитъ уже оглушающаго шума привѣтственныхъ криковъ? Развѣ она не видитъ себя окруженной всѣми королевскими почестями? Развѣ она не получаетъ дани всеобщаго уваженія? Она была королевой, королевой Франціи! Ея соперница плакала въ тѣни, снѣдаемая ревностью, безсильная предъ своей новой повелительницей... Наконецъ все королевство будетъ у ея ногъ.
   Ничего болѣе не существовало, какъ ея побѣда, и было лишь одно свѣтило: ея гордость.
   Маркиза Монтеспанъ склонилась предъ будущимъ, какъ предъ зеркаломъ, не смѣя дышать, чтобы не разрушить своимъ дыханіемъ лучезарнаго видѣнія.
   Вуазенъ, стоя съ высоко поднятой головой, содрогнулась. Въ ея глазахъ вспыхивалъ странный, мѣняющійся свѣтъ, и казалось, они что-то читали въ другомъ мірѣ.
   Протянувъ руку, какъ бы призывая въ свидѣтели темныя силы, она медленно произнесла кабалистическія слова и повторила:
   -- Маркиза Монтеспанъ, вы будете королевой Франціи!
   И Атенаиса съ благоговѣніемъ прошептала:
   -- Я вѣрю въ васъ...
   Медленно Катерина опустила свою руку на плечо маркизы. Ея судорожно сжатые пальцы, казалось, еще усиленно перелистывали невидимыя страницы книги судьбы.
   Она приказала повелительно:
   -- Ожидаю васъ ровно чрезъ мѣсяцъ, въ улицѣ Борегаръ, въ 11 ч. ночи До тѣхъ поръ...
   Г-жа Вуазенъ остановилась. Адская мысль пронеслась въ ея мозгу. На ея лицѣ появилось странное выраженіе. Она сказала съ улыбкой:
   -- До тѣхъ поръ счастливое событіе докажетъ, что я думала о васъ.
   Съ этими словами, полными обѣщаній, прорицательница простилась.
   Маркиза Монтеспанъ неподвижно осталась сидѣть, опустивъ глаза. Порабощенная непреодолимой и магической властью, она только что заключила не заслуживающій никакого оправданія договоръ.
   Какъ объяснить, что высокомѣрная маркиза могла такъ отдаться колдуньѣ и вѣрить въ силу ея святотатственныхъ обрядовъ? Ларошфуко, жившій въ близкомъ общеніи съ самыми умными женщинами своего времени и знавшій хорошо маркизу Монтеспанъ, такъ какъ былъ женатъ на одной изъ дѣвицъ Вивоннь, сказалъ по этому случаю еще одинъ изъ глубокихъ по смыслу афоризмовъ: "Умъ нѣкоторыхъ женщинъ служитъ для укрѣпленія скорѣе ихъ безумія, чѣмъ разума".
   

VI.

   Двѣ недѣли спустя послѣ памятнаго посѣщенія Кланьи г-жею Вуазенъ, въ версальскомъ замкѣ, куда каждую субботу перебирался король съ своими приглашенными, состоялась игра въ бассетъ.
   Многочисленные роскошные экипажи останавливались на парадномъ дворѣ. Въ сверкающихъ залахъ, откуда можно было видѣть свѣтящіеся фонтаны и большой каналъ среди обширныхъ садовъ, еще загроможденныхъ строительнымъ матеріаломъ, блестящая толпа царедворцевъ уже бесѣдовала и вела разговоры о побѣдахъ и завоеваніяхъ короля, о его царствованіи, въ которое, какъ по волшебству, появлялись удивительные поэты, геніальные артисты и великіе государственные люди.
   Въ глубинѣ галлерей король любезно бесѣдовалъ съ окружавшими его дамами, въ другомъ мѣстѣ Ланглэ, квартирмейстеръ королевской арміи, разсказывалъ маршалу Вивоннь о послѣднемъ ужинѣ, который онъ давалъ брату короля и его женѣ, а также герцогу и герцогинѣ Вилльруа; еще дальше г-жа Севиньи, Помпонъ, маркизъ Данжо, Фонтенеллъ, Расинъ, Перро, Миньяръ, Люлли сгруппировались вокругъ Буало, забавляясь шутками, которыя отпускалъ сатирическій авторъ.
   Около трехъ часовъ началась игра.
   Обыкновенно король игралъ въ залѣ Марса.
   Самые крупные художники работали надъ украшеніемъ этой комнаты, роскошь которой превосходила всякое воображеніе. На потолкѣ, расписанномъ Одраномъ, былъ представленъ богъ войны на колесницѣ, запряженной волками и окруженной геніями войны, которымъ Циклопъ раздавалъ оружіе. Впереди колесницы, возлѣ Сатурна летѣли исторія и слава. На каждомъ концѣ салона находились два панно, кисти Жувенэ и Уасса. Первый изобразилъ побѣду, поддерживаемую Геркулесомъ, которую сопровождаютъ изобиліе и плодородіе; второй представилъ страхъ, боязнь, ярость и ужасъ, которые овладѣли сильными міра.
   Надъ этими сюжетами былъ нарисованъ родъ верхняго яруса, расположеннаго на карнизѣ, гдѣ множество дѣтей, повидимому, вооружались и учились военнымъ экзерциціямъ.
   Напротивъ въ видѣ золотого барельефа находились шесть картинъ кисти Жувенэ, Уасса и Одрана, напоминавшихъ знаменитыя историческія событія: "Цезарь, дѣлавшій смотръ своимъ легіонамъ"; "Киръ, говорящій рѣчь войскамъ", "Димитрій Поліоркетъ, берущій приступомъ городъ", "Александръ Северъ, лишающій офицера знаковъ отличія въ присутствіи своей арміи", и "Маркъ Антоній, про*изводящій въ консулы Альбина".
   Углы были украшены трофеями, которые юные амуры украшали цвѣтами. Надъ дверьми красовалась живопись Симона Вуэ, изображавшая правосудіе, умѣренность, силу и осторожность.
   На высокомъ каминѣ помѣщалось панно работы Веронеза, изображавшее "Святое семейство"; направо другое, его же работы -- "Эммаусскіе пилигримы", а налѣво "Семья Дарія" -- Лебрена.
   Вокругъ большого квадратнаго стола, украшавшаго средину комнаты, стояли четыре меньшаго размѣра, поставленные треугольникомъ, и шесть складныхъ, предназначенныхъ для игроковъ. Всѣ они были покрыты зелеными бархатными скатертями съ золотымъ галуномъ, и на каждомъ углу стояли серебряные подсвѣчники.
   Тамъ-то, въ этой залѣ, король, королева и вся королевская семья снисходили съ своего величія, чтобы играть со многими приглашенными, которые раньше никогда не имѣли этого счастья.
   Такимъ образомъ каждую субботу многочисленное избранное общество собиралось въ большихъ апартаментахъ. Одни выбирали какую нибудь игру, другіе смотрѣли, какъ играли, а многіе предпочитали прогуливаться и любоваться безчисленными чудесами. Можно было говорить громко, но во всякомъ случаѣ не слишкомъ возвышая голосъ, изъ уваженія къ королю. И только слышалось легкое перешоптываніе, которое никого не безпокоило.
   Король переходилъ отъ одной игры къ другой, но запрещалъ, чтобы при его приближеніи вставали.
   Позади столовъ слуги, одѣтые въ синіе камзолы съ золотыми и серебряными галунами, подавали игрокамъ карты, жетоны и все, что было необходимо. Даже иногда, какъ, напримѣръ, въ "Trou Madame", они избавляли игроковъ отъ труда считать и записывать взятки.
   Въ вышеупомянутый день король сидѣлъ за главнымъ столомъ, окруженный принцами и принцессами королевскаго дома, придворными кавалерами и дамами. Онъ держалъ банкъ. Маршалъ Вивоннь, графъ Граммовъ, маркизъ Данжо, Ланглэ, Марія Фонтанжъ, маркиза Монтеспанъ, госпожа Вивоннь понтировали; позади нихъ приглашенные держали крупныя пари.
   Марія Фонтанжъ сидѣла справа отъ короля, къ которому она наивно склонялась, въ нѣжно-ласковой позѣ; ея полуоткрытыя губы обнаруживали два ряда жемчужинъ ослѣпительной бѣлизны. Очарованные царедворцы слушали ея болтовню и любовались ею, какъ роскошнымъ, восхитительнымъ и рѣдкимъ цвѣткомъ.
   Маркиза Монтеспанъ, несмотря на свою досаду, не могла избѣжать любезнаго приглашенія короля. Впрочемъ, подкрѣпленная предсказаніемъ госпожи Вуазенъ, она никого болѣе не боялась. Надежда на побѣду, которую она считала близкой, наложила на ея лицо выраженіе спокойствія.
   Глубокимъ придворнымъ поклономъ отвѣтила она при входѣ въ залъ на очень учтивый поклонъ монарха и, улыбаясь, какъ всегда, нѣсколько высокомѣрно, сѣла въ концѣ королевскаго стола.
   Новая игра бассетъ, очень похожая на ландскнехтъ, изобрѣтенная итальянцемъ Бассетти и введенная во Франціи венеціанскимъ посланникомъ Жюстиніани, вскорѣ вошла въ моду. Это была опасная игра. Луидоры и пистоли въ ней проигрывались такъ же быстро, какъ и выигрывались. Хотя король былъ еще неопытенъ въ этой игрѣ, но онъ очень интересовался различными ея фазами, а также исходомъ партій. Когда онъ дѣлалъ честь приглашать на бассетъ своихъ царедворцевъ, то рисковалъ крупными ставками и ворчалъ, если ихъ не держали.
   Нѣсколько минутъ королю благопріятствовало необыкновенное счастіе. Предъ нимъ лежала груда жетоновъ на сумму въ шестьдесятъ тысячъ франковъ, что привело его въ пріятное настроеніе. Маркиза Монтеспанъ въ большой мѣрѣ содѣйствовала этому громадному выигрышу.
   Обыкновенно она страстно интересовалась обращеніемъ жетоновъ.
   На этотъ счетъ даже распространялись злорадныя насмѣшки и забавныя легенды, распускаемые остроумными царедворцами.
   Но въ этотъ вечеръ дѣйствительно маркиза Монтеспанъ не обращала никакого вниманія на игру.
   -- Поистинѣ счастье не очень любезно къ нашей прекрасной маркизѣ,-- прошепталъ Данжо на ухо маршалу Вивоннь.
   -- Маркизъ Сессакъ не можетъ этого сказать,-- отвѣтилъ маршалъ.
   Маркизъ Сессакъ пользовался репутаціей заслуженнаго шулера.
   -- Правда, самъ онъ очень помогаетъ счастью,-- подтвердилъ Данжо.
   -- Жаль, что королю не пришла мысль устроить игру въ салонѣ Меркурія...
   -- Въ салонѣ Меркурія?
   -- Ну, да! Тогда бы маркизъ Сессакъ, по крайней мѣрѣ, находился подъ покровительствомъ домашняго божества. Развѣ Меркурій не богъ... игроковъ?
   -- А! игроковъ!-- заключилъ тихимъ голосомъ Данжо.-- Вы снисходительны, Вивоннь. Скажите: богъ маркиза Сессака.
   Ихъ разговоръ затерялся въ сдержанномъ ими смѣхѣ.
   Маркиза Монтеспанъ безпрестанно проигрывала значительныя Суммы. Тогда король впервые въ этотъ вечеръ обратился къ ней благосклонно-вѣжливымъ тономъ.
   -- Обыкновенно вы счастливѣе, сударыня... Не больны ли вы?
   -- Я никогда не была такъ здорова, государь, какъ теперь...-- отвѣтила маркиза и мило прибавила:-- поистинѣ я смущена, что ваше величество удостоили поинтересоваться моимъ здоровьемъ...
   -- Ваше здоровье, сударыня, мнѣ было всегда дорого.
   Обмѣнявшись этими учтивостями, король попросилъ брата въ свою очередь держать банкъ.
   Онъ проигралъ въ четверть часа значительную сумму; его замѣнилъ Данжо. Счастье улыбнулось послѣднему, который послѣ нѣсколькихъ партій рѣшилъ, что благоразумнѣе уступить мѣсто графу Граммону. Онъ выигралъ въ нѣсколько минутъ много тысячъ золотомъ. Его сосѣдомъ за столомъ былъ Ланглэ, но, находя генералъ-квартирмейстера слишкомъ развязнымъ, онъ сказалъ ему съ высокомѣріемъ вельможи:
   -- Маркизъ Ланглэ, поберегите эти фамильярности, когда вы будете играть... съ королемъ.
   Можно ли было остроумнѣе и болѣе жхтоко напомнить Ланглэ о его настоящемъ происхожденіи?
   Въ этотъ моментъ маркиза Монтеспанъ потеряла семьсотъ тысячъ ливровъ.
   Только что Сессакъ предполагалъ замѣнить Граммона, какъ вниманіе игроковъ было отвлечено шумомъ открывшейся двери въ глубинѣ залы.
   Въ это время вошла личность въ черной одеждѣ. Это былъ толстый мужчина, средняго роста, съ мужиковатымъ лицомъ. Не будь огня въ его взглядѣ со страннымъ выраженіемъ и нѣсколько приплюснутой челюсти, что означало волю,-- все въ его особѣ казалось бы вульгарнымъ.
   Онъ приблизился къ столу Людовика и почтительно ожидалъ, чтобы король удостоилъ замѣтить его присутствіе.
   -- Вы здѣсь, Лувуа?-- сказалъ удивленный Людовикъ XIV, замѣтивъ министра.-- Что же случилось?
   Лувуа склонился къ королю и произнесъ нѣсколько словъ.
   Царедворцы стушевались и внутренно спрашивали себя, какое важное событіе и какая важная причина могли заставить маркиза Лувуа прервать своимъ появленіемъ королевскую игру. И онц дѣлали втихомолку тысячу предположеній, тысячу комментаріевъ.
   -- Какую новость принесъ еще этотъ лѣсной волкъ ("loup du bois")?-- сказалъ кто-то.
   -- Этотъ Лувуа всегда является нарушителемъ праздника,-- прошепталъ своему сосѣду по столу маркизъ Вилларсо.
   -- Какой трагическій видъ сегодня у нашего дорогого министра!-- прибавилъ другой царедворецъ.
   И онъ сталъ тихонько напѣвать модный въ то время куплетъ:
   
   Il est toujours furibond,
   Le compère, le compère;
   U est toujours furibond
   Et ma par sauts et par bonds.
   
   Внезапно король обратился къ своимъ приглашеннымъ.
   -- Господа, къ моему большому сожалѣнію, партія окончилась. Онъ поклонился дамамъ, учтиво поцѣловалъ руку Маріи Фонтанжъ и удалился съ Лувуа.
   Согласно этикету игроки покинули столы.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Людовикъ XIV и Лувуа вскорѣ вошли въ большой кабинетъ, гдѣ начальникъ полиціи, Ларейни, уже ожидалъ ихъ.
   Едва только дверь закрылась, король съ озабоченнымъ лицомъ спросилъ Лувуа:
   -- Какую особенно важную новость, сударь, должны вы мнѣ передать, чтобы принудить меня разстаться такимъ образомъ съ моими приглашенными?
   Министръ съ минуту углубился въ себя, потомъ серіознымъ голосомъ началъ.
   -- Государь, если у васъ есть вѣрные подданные, готовые пожертвовать своей жизнію ради вашего величества, то у васъ такъ же есть, что вамъ небезызвѣстно, многочисленные враги. Уже давно внезапныя, таинственныя, необъяснимыя смерти омрачаютъ вашъ дворъ. Даже многіе члены вашей августѣйшей семьи не избѣгли этого. Тому девять лѣтъ жена вашего брата умерла въ припадкѣ кашля. Послѣ того, какъ она выпила чашку цикорной воды, она почувствовала боль, которая унесла ее въ могилу въ нѣсколько часовъ. Первый отчетъ доктора, вы помните, государь, былъ убѣдителенъ; несмотря на принятыя мѣры, чтобы замаскировать истину, она умерла отравленной!.. Благодаря государственной причинѣ, вы считали неумѣстнымъ разсѣять сомнѣнія, которыя еще парятъ надъ этимъ трагическимъ событіемъ.
   Король, предавшись мрачнымъ предчувствіямъ, не осмѣливался прервать своего министра. Онъ зналъ цѣну откровенности Лувуа.
   -- Преступныя отравленія,-- продолжалъ министръ,-- увеличиваются ужасающимъ образомъ, и нѣтъ того дня, чтобы намъ не указывали на какого нибудь злодѣя, занимающагося торговлей отравами. Такимъ образомъ, со времени казни маркизы Бренвилье можно было наложить руку на цѣлую шайку отравителей во главѣ съ кавалеромъ Бананъ. Несмотря на всѣ наши усилія, ядъ, увы, продолжаетъ свое дѣло, и смерть безжалостно проходитъ; сѣя повсюду трауръ и ужасъ... Другіе дворы не избѣжали этой ужасной жатвы...
   Эти слова прозвучали, какъ похоронный звонъ, среди торжественнаго молчанія, царившаго въ комнатѣ. Лувуа продолжалъ:
   -- Итакъ, государь, столькихъ жертвъ еще имъ не достаточно; на этотъ разъ отравители осмѣлились простереть свою преступную руку въ вашъ дворецъ:
   При этихъ словахъ король поблѣднѣлъ въ ужасѣ.
   -- Вы говорите, въ мой дворецъ?
   -- Да, государь. Тому два дня королева, прежде чѣмъ заснуть, потребовала стаканъ оранжада. Когда подали его, ея величество дремала... Ее не хотѣли будить... Такимъ образомъ, оранжадъ остался тамъ всю ночь, и королева до него не дотронулась. На другой день этотъ напитокъ унесли... Нѣсколько часовъ спустя, съ однимъ изъ дежурныхъ лакеевъ сдѣлался припадокъ ужасныхъ страданій. Допрошенный докторомъ, онъ признался, что выпилъ стаканъ оранжада, предназначенный королевѣ. Вскорѣ несчастный умеръ. Я взялъ на себя сдѣлать распоряженіе о вскрытіи тѣла. Вотъ отчетъ доктора и хирурга. Rame величество не удостоите ли взглянуть? Вы увидите, что симптомы, предшествовавшіе смерти этого человѣка, тѣ же, какіе предшествовали смерти вашей невѣстки, и поврежденія, оказавшіяся въ нѣкоторыхъ частяхъ тѣла, тожественны. Все, государь, заставляетъ предполагать, что хотѣли отравить королеву... Таково это гнусное открытіе. Не долженъ ли былъ я поторопиться увѣдомить васъ, ваше величество?
   Это извѣстіе сразило короля.
   -- Государь,-- сказалъ въ свою очередь начальникъ полиціи,-- будемъ надѣяться, что съ Божіей помощью намъ наконецъ удастся положить предѣлъ этимъ преступленіямъ. Что касается меня, то я, не ожидая вашихъ распоряженій, отдалъ самый строгій приказъ. Многіе подозрительные дома уже въ теченіе нѣкотораго времени служатъ предметомъ особаго наблюденія. Я снова допрошу отравителей, заключенныхъ въ Бастилію, а такъ же и недавно арестованныхъ помощникомъ прево, Дегрэ, по доносу одного адвоката, которые въ данный моментъ арестованы въ вашемъ Венсеньскомъ замкѣ. Можетъ быть, мы добьемся съ этой стороны важныхъ разоблаченій съ тѣми средствами, которыми мы располагаемъ. Серіозныя улики, тяготѣющія надъ ними, скоро измѣнятся въ очевидность. Пусть ваше величество уполномочитъ насъ вполнѣ, и я отвѣчаю за обнаруженіе виновныхъ.
   Ларейни и Лувуа ожидали рѣшенія короля, который, стоя у своего кресла, задумался, слѣдуя за теченіемъ своихъ мыслей!
   Послѣ долгаго молчанія онъ сказалъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ:
   -- Господа, благодарю васъ за усердіе, я глубоко тронутъ вашими дѣйствіями. Уполномочиваю васъ вполнѣ и, что бы ни случилось, я васъ защищу.
   

VII.

   Въ одно изъ воскресеній, около середины октября 1678 года, г-жа Вуазенъ была вызвана въ Сенъ-Жермэнъ къ одному изъ своихъ друзей и наперсниковъ, по имени Лэже, лакею герцога Монтозье. Этотъ Лэже обязался облегчить ей возможность вручилъ королю прошеніе, чтобы добиться освобожденія нѣкоего Блесеи, котораго маркизъ Термъ упорно держалъ въ своемъ замкѣ Фонтенэ, въ Бри.
   Г-жа Вуазенъ, пользуясь своимъ пріѣздомъ въ Сенъ-Жермэнъ, посѣтила свою дочь, оставшуюся подъ присмотромъ старой служанки въ своемъ маленькомъ домѣ. Она нашла Маргариту мечтательной и очень меланхоличной. Это одиночество ее тяготило, и она просила мать взять ее съ собою.
   -- Понимаете ли, дорогая мама, я здѣсь до смерти скучаю; скоро придетъ зима... А затѣмъ васъ, главное васъ, мнѣ недостаетъ...
   -- Крошка моя,-- возразила г-жа Вуазенъ:-- надо быть послушной... Если я оставляю тебя здѣсь одну, то потому, что меня къ этому обязываютъ серіозныя причины... Потомъ, ты знаешь, это воля твоего отца.
   Маргарита такъ ее просила и представила такіе доводы, что мать наконецъ согласилась взять ее съ собою.
   Г-жа Вуазенъ помѣстила дочь въ комнатѣ, которая была очень кокетливо убрана моднымъ обойщикомъ, по имени Ленуаръ. Эта комната была расположена въ первомъ этажѣ дома и выходила въ садъ.
   Со времени своего пріѣзда въ Парижъ Маргарита видѣла своего отца только два-три раза, при этомъ онъ оставался въ домѣ только нѣсколько минутъ. Г-жа Вуазенъ, должно быть, серіозно обижалась на своего мужа, потому что Маргарита слышала, какъ по поводу его послѣдняго посѣщенія ея мать воскликнула, что "впредь она отказывается принимать у себя человѣка, у котораго такъ мало здраваго смысла, и который можетъ служить лишь къ ея гибели, послѣ того, какъ она его такъ долго кормила".
   Но беззаботная Маргарита не старалась постичь смысла этихъ словъ.
   У г-жи Вуазенъ была служанка Марго, которая, казалось, была ей очень предана.
   Часто ея хозяйка давала ей маленькіе пакетики, которые поручала отнести въ сопровожденіи Маргариты къ различнымъ лицамъ.
   Послѣдняя очень примѣнилась къ этой пріятной жизни. Потомъ, надо сказать, что во время своихъ прогулокъ по городу, болѣе подходящихъ къ ея нраву, чѣмъ спокойное житье въ домикѣ среди полей, она встрѣтила красиваго офицера королевской стражи, который по дорогѣ слегка ухаживалъ за нею. Мало-помалу, ея наивное сердце взволновалось, и она безумно въ него влюбилась... Такимъ образомъ она относилась теперь безразлично къ чудесамъ Парижа. Каждый выходъ былъ для нея новой радостью, такъ какъ она знала, что ея обожатель поджидаетъ ее.
   Среди близкихъ людей ея матери она встрѣчала Лезажа, жившаго у нихъ въ домѣ, и Романи, тѣхъ самыхъ, которые правильно, каждую недѣлю, пріѣзжали въ Сенъ-Жермэнъ. Г-жа Вуазенъ запиралась съ этими двумя аколитами въ своемъ таинственномъ кабинетѣ -- единственной комнатѣ, куда еще не могла проникнуть Маргарита.
   Лезажъ, или, вѣрнѣе, Адамъ Кёрэ, былъ человѣкомъ лѣтъ пятидесяти, средняго роста и носилъ рыжій парикъ, былъ дурно сложенъ и обыкновенно одѣвался въ сѣрый цвѣтъ и баркановый плащъ. Уроженецъ Венуа, близъ Каена, онъ рано пріѣхалъ въ Парижъ, гдѣ водворился, какъ торговецъ шерстью. Въ сущности же онъ предавался совсѣмъ другого рода торговлѣ. Съ нимъ случались самыя необыкновенныя приключенія. Около 1667 г. онъ былъ приговоренъ къ галерамъ за демоническіе обряды. Г-жа Вуазенъ, которая была его пріятельницей, предпринимала тогда дѣятельную попытку, чтобы добиться его освобожденія. Наконецъ, чрезъ пять лѣтъ, въ 1672 г., ея усилія увѣнчались успѣхомъ, и въ виду Генуэзскаго порта, къ галерѣ, гдѣ гребъ Лезажъ, присталъ корабль, который привезъ помилованіе.
   Что касается до Романа, "высокаго, черноволосаго, прекрасно сложеннаго, съ природнымъ умомъ" человѣка, то онъ родился въ Греноблѣ отъ итальянца отца и француженки матери; ему могло быть тогда отъ тридцати до тридцати пяти лѣтъ. Молодость его протекла въ Италіи, и тамъ онъ сдѣлался слишкомъ смѣтливымъ ученикомъ знаменитаго отравителя Экзили. Затѣмъ онъ поступилъ на службу къ герцогу Савойскому, въ французскій полкъ Бѣлаго Креста, гдѣ онъ познакомился съ другимъ отравителемъ, графомъ Шастюель, майоромъ того же полка. Романи было дано одно порученіе, которое онъ исполнилъ съ такой смѣлостью и ловкостью, которыя ему заслужили много комплиментовъ. Нѣкоторое время спустя, Карлъ-Эммануилъ II "умеръ сорока лѣтъ самымъ неожиданнымъ и внезапнымъ образомъ". Богъ какъ Романи началъ свой дебютъ въ искусствѣ отравъ.
   Впрочемъ способный на всѣ работы, онъ былъ послѣдовательно лакеемъ, дворецкимъ, стряпчимъ и служащимъ на почтѣ. Его ловкость, хитрость и энергія дѣлали изъ Романи драгоцѣннаго помощника. Онъ до такого совершенства зналъ искусство преобразовывать свое лицо, что могъ много разъ посѣтить г-жу Вуазенъ и не быть ею узнаннымъ.
   Со времени присутствія Маргариты въ Вилль-Нёвъ Романи, обыкновенно одѣтый въ черное, сталъ изысканнѣе наряжаться и украшать свѣжими лентами нѣжныхъ оттѣнковъ свои подвязки и чашку у шпаги. Онъ отваживался бросать на нее нѣжные взгляды и часто вздыхалъ, несмотря на свою смѣлость. Иногда онъ издали слѣдовалъ за молодою дѣвушкою въ садъ и принималъ соверцательную позу, какъ герой Скюдри или какъ опечаленный влюбленный мадригаловъ Вуатюра.
   Г-жа Вуазенъ смотрѣла на него съ удивленіемъ и нѣсколько иронически, что не ускользнуло отъ вздыхателя; что касается Маргариты, то она оставалась равнодушной къ этому выраженію любви.
   Однажды въ полдень, когда прорицательница одна въ своемъ кабинетѣ предавалась обычнымъ занятіямъ, вошелъ Романи, на видъ очень озабоченный.
   Онъ, казалось, на минуту сосредоточился, затѣмъ послѣ долгаго колебанія сказалъ:
   -- Дорогая моя, простите, что я пришелъ потревожить васъ среди вашихъ размышленій, но я спѣшилъ побесѣдовать съ вами о предметѣ, который очень близко касается моего сердца...
   -- Вашего сердца?-- перебила его г-жа Вуазенъ, маленькіе глаза которой лукаво засверкали.
   -- Не насмѣхайтесь, Катерина,-- сказалъ Романи.-- Да, моего сердца... Есть такія чувства, которыя не сумѣешь скрывать слишкомъ долго безъ того, чтобы не продолжить безполезныхъ страданій, и вотъ почему я рѣшилъ довѣрить вамъ мою тайну. Катерина, я люблю вашу дочь.
   При этихъ словахъ г-жа Вуазенъ не могла сдержать недовѣрчивой улыбки.
   -- О, ради Бога,-- продолжалъ Романи: -- не сомнѣвайтесь въ моей любви!
   Г-жа Вуазенъ сдѣлалась снова серіозной.
   -- Правда,-сказала она,-- я не права, что улыбнулась, Романи... Но такое разоблаченіе могло съ полнымъ правомъ вызвать во мнѣ нѣкоторое удивленіе. Такъ, значитъ, вы любите мою дочь?
   -- Да, я ее люблю, Катерина,-- отвѣтилъ Романи съ искреннимъ выраженіемъ, которое произвело впечатлѣніе на г-жу Вуазенъ.-- Да, я люблю ее.
   -- А! вы любите Маргариту!-- отвѣтила г-жа Вуазенъ послѣ нѣкотораго молчанія.-- Такъ это-то вы и хотѣли мнѣ сказать?
   -- Да... И въ то же время я пришелъ попросить ея руки.
   -- Жениться на Маргаритѣ!-- воскликнула г-жа Вуазенъ, притворяясь удивленной.
   -- Ради Бога,-- прошепталъ женихъ.
   Г-жа Вуазенъ задумалась.
   -- Дорогой Романи,-- сказала она,-- если же вы, однако, совсѣмъ не нравитесь Маргаритѣ?
   -- Одно ваше слово, и дочь ваша повинуется.
   -- Я отдамъ мою дочь лишь тому, кто сумѣетъ ее заслужить.
   -- До сихъ поръ, Катерина, развѣ я не преданно исполнялъ ваши приказанія? Вы не можете сомнѣваться въ моей преданности.
   -- Вашей преданности? Когда-то, можетъ быть! Я не говорю, чтобы вы не оказали мнѣ нѣкоторыхъ услугъ... Но я тщетно ищу той отважности, которую я думала обнаружить въ васъ, когда съ вами познакомилась. Малѣйшій шагъ теперь васъ пугаетъ! Вы отступаете даже тамъ, гдѣ нѣтъ никакой опасности.
   -- Вы забываете,-- перебилъ ее Романи,-- что я рисковалъ для васъ жизнью, отправляясь къ королевѣ.
   -- Къ тому же напрасно...-- подтвердила съ горечью прорицательница. А теперь,-- когда дѣло идетъ о герцогинѣ Фонтанжъ...
   -- Что вы говорите, Катерина! Войти къ герцогинѣ Фонтанжъ въ такое время, когда начальникъ полиціи Ларейни со дня моего ухода изъ придворной офиціантской видитъ повсюду признаки заговора и строго за нами слѣдитъ?! Вамъ, вѣроятно, небезызвѣстны послѣдствія обѣда въ улицѣ Куртовиллэнъ?
   -- Обѣдъ въ улицѣ Куртовиллэнъ?-- спросила г-жа Вуазенъ.
   -- Да, обѣдъ, данный Маріей Боссъ, прорицательницей будущаго въ улицѣ Гранъ-Гюсо.
   -- Фу! прорицательница будущаго... самое большее -- ничтожная гадальщица на картахъ...
   -- Словомъ, все равно, Катерина. Марія Боссъ во время обѣда имѣла неосторожность произнесть одно слово, которое могло сойти за бахвальство, но оно не ускользнуло отъ одного изъ приглашенныхъ, Пэррена. Этотъ злой адвокатишко, безъ всякаго повода, поспѣшилъ донести г-ну Дегрэ о разговорѣ: "Еще три отравленія, и мы выручимъ цѣлое состояніе". Нѣсколько дней позже Марія Боссъ была арестована вмѣстѣ со своей дочерью Манонъ и двумя сыновьями, Франсуа, прозваннымъ красавцомъ-амуромъ, солдатомъ королевской стражи, и самымъ младшимъ, Гильомомъ, пятнадцати лѣтъ, вышедшимъ изъ Бисетрскаго госпиталя, куда его помѣстила мать, чтобы "улучшить нравственность и возбудить любовь къ труду". Въ этомъ дѣлѣ скомпрометирована даже одна изъ приглашенныхъ Маріи Боссъ -- жена дамскаго портного, г-жа Вигурё... И теперь всѣ ждутъ въ замкѣ Венсень, какое рѣшеніе приметъ король относительно ихъ. Вы должны вспомнить объ этомъ происшествіи, Катерина... Едва прошло два мѣсяца съ тѣхъ поръ. Тѣмъ не менѣе я хотѣлъ вамъ объ этомъ напомнить.
   -- Да, дѣйствительно, я помню,-- отвѣтила г-жа Вуазенъ.-- Но Я въ этомъ не вижу, что могло бы мотивировать ваше колебаніе... Ларейни хотѣлъ однимъ разомъ болѣе дать доказательства своего усердія. Его величество, я въ этомъ удостовѣрилась, первый признаетъ недостаточность основанія и самовластіе въ подобномъ арестѣ и дастъ распоряженіе освободить Марію Боссъ и другихъ.
   -- Я этому совсѣмъ не вѣрю, Катерина. Приговоромъ парламента 10-го января Ларейни поручено допросить г-жу Вигурё, Марію Боссъ и ея дѣтей. Время совсѣмъ ненадежное, и лучше, вѣрьте мнѣ, быть на-сторожѣ...
   -- Словомъ, вы боитесь?
   -- Боюсь? Нѣтъ, я остороженъ, вотъ и все.
   -- Остороженъ!.. Чего вамъ опасаться?.. Развѣ у насъ нѣтъ могущественныхъ покровителей даже, между судьями? Вы хорошо знаете, что королевскій прокуроръ Ріантцъ при Шатлэ и уголовный слѣдователь Эфита -- всѣ нами пріобрѣтены. Да, впрочемъ, кто могъ бы васъ узнать когда нибудь въ вашемъ переодѣваньѣ, къ которому вы должны прибѣгнуть? Присутствіе торговца шелковыми матеріями у герцогини Фонтанжъ никого не удивило бы... Она поспѣшила бы купить матеріи и перчатки, которыя вы отправились бы предложить ей, такъ какъ у нея есть большой недостатокъ -- кокетство. И затѣмъ вы были бы поддержаны у нея нашимъ другомъ, г-жею Бретешъ. Эта рекомендація достаточна, чтобы обезпечить вашу безопасность. Ахъ, у васъ было больше смѣлости въ тотъ день, когда вамъ поручили передать маркизу Термъ халатъ и ночной колпакъ, которые вы отвезли ему въ Фонтенэ!..
   Романи нахмурилъ брови и понизилъ голосъ:
   -- Зачѣмъ напоминаете вы мнѣ объ этомъ, Катерина? Я просто хотѣлъ оказать услугу, попробовавъ вырвать вашего любовника, Блесси {Этотъ Блесеи, прежній аптекарь въ Монбризонѣ, пріѣхалъ въ Парижъ дѣлать фальшивыя монеты. Танъ онъ познакомился съ г-жею Вуазенъ и сдѣлался ея любовниковъ.
   Маркизъ де-Термъ, родственникъ маркизы Монтеспанъ, который предавался нѣкоторымъ алхимическимъ работамъ, желая обезпечить себѣ драгоцѣнное содѣйствіе Блесси, таланты котораго ему расхваливали, ничего не нашелъ лучше, какъ его похитить и запереть въ замкѣ Фонтенэ, въ Бри. Взбѣшенная Вуазенъ поручила Романи отправиться въ маркизу де-Термъ и поднести ему отравленные халатъ и ночной колпакъ. Но попытка не удалась. И только спустя нѣсколько мѣсяцевъ, маркизъ Термъ согласился отпустить узника.}, изъ рукъ алхимика. Не будемъ слишкомъ говорить объ этомъ дѣлѣ...
   -- Ба! въ самомъ дѣлѣ!-- сказала насмѣшливо г-жа Буазенъ:-- не угрызенія ли совѣсти у васъ?
   -- Угрызенія совѣсти? Нѣтъ, я никогда не сожалѣю о своихъ поступкахъ, Катерина... Но въ день, когда я вступилъ въ сношенія съ маркизомъ Термъ, ничто еще не обратило вниманія начальника полиціи.
   Справедливые доводы Романи не смягчили Катерины.
   -- Всего можно достичь,-- сказала она подымаясь,-- когда, какъ вы, дѣятеленъ, уменъ, отваженъ, хитеръ и болѣе того... влюбленъ. Когда называешься Романи и пользуешься высокимъ покровительствомъ, то не боишься агентовъ Ларейни.
   Затѣмъ послѣ минутнаго размышленія она прибавила:
   -- Будете ли вы еще отступать, если я обѣщаю вамъ въ награду руку моей дочери?
   Романи измѣнился въ лицѣ.
   -- Послушайте, Романи. Я очень желала бы вамъ дать мое согласіе, но вы отправитесь къ герцогинѣ Фонтаюкъ. Вы будете слѣдовать всѣмъ моимъ инструкціямъ и исполните миссію, вы знаете -- какую... Васъ это ужасаетъ?
   -- Нѣтъ,-- холодно отвѣтилъ Романи.
   -- Вспомните, что вы потерпѣли неудачу у королевы, несмотря на преданное соучастіе моихъ друзей, мундшенковъ Дюшеня и Жило, но я васъ въ этомъ не упрекаю, наконецъ, несмотря на всѣ средства, которыми вы располагаете... Теперь надо, чтобы герцогиня Фонтанжъ...
   -- Я понялъ.
   -- Помните, что Ларейни ходитъ за нами по пятамъ...
   -- Я его болѣе не боюсь,-- сказалъ улыбаясь и рѣшительно Романи.
   Г-жа Вуазенъ цинично объяснила:
   -- То, что я вамъ предлагаю, не забудьте, сдѣлка, въ которой Маргарита -- цѣна.
   -- Я ее принимаю.
   -- Повторяю вамъ,-- настаивала Катерина,-- моя дочь будетъ вашей женою, если только вы будете имѣть успѣхъ.
   И Романи съ мрачнымъ и дикимъ воодушевленіемъ воскликнулъ:
   -- Я люблю Маргариту и буду имѣть успѣхъ!
   

VIII.

   Въ концѣ января, около девяти часовъ вечера женщина, закутанная въ темный плащъ, съ замаскированнымъ лицомъ и высокаго роста мужчина молча шли рядомъ торопливыми шагами. Иногда они оборачивались, всматривались въ темноту, какъ будто боялись, что за ними шпіонятъ или слѣдуютъ, затѣмъ продолжали свой путь по направленію къ Вилль-Нёвъ. Достигнувъ вершины подъема Пуассоньеръ, они взяли направо и вошли въ улицу Борегаръ.
   Въ этотъ часъ кварталъ былъ пустыненъ и погруженъ въ полную темноту. Ставни кабачка "Хорошей Воды", столь шумнаго днемъ, и свѣчной лавки, которая съ утра до вечера не пустѣла, теперь были плотно закрыты.
   Послѣ пятидесяти шаговъ ночные прохожіе остановились налѣво предъ входомъ дома, расположеннаго вблизи церкви. Здѣсь жила Катерина Вуазенъ.
   Послѣ нѣсколькихъ ударовъ тяжелаго молотка дверь повернулась на своихъ петляхъ, и мужчина съ женщиной исчезли въ коридорѣ, гдѣ дрожало пламя ночника.
   Прорицательница вышла сама открыть дверь. Она провела обоихъ посѣтителей въ свой кабинетъ. Свѣточъ, поставленный на высокомъ каминѣ, освѣщалъ комнату. Два полѣна вспыхивали въ очагѣ.
   Катерина толкнула дверь и поздоровавшись указала жестомъ мужчинѣ на стулъ. Затѣмъ, обратившись къ его спутницѣ, сказала:
   -- Вы точны на свиданія, Дэзэлье. А ожидала васъ съ нетерпѣніемъ.
   -- Мы не могли откладывать долѣе этого свиданія,-- сказала г-жа Дэзэлье,-- такъ такъ милордъ (она указала на своего спутника) долженъ уѣхать на разсвѣтѣ въ Калэ, откуда возвратится въ Англію.
   -- Какъ! милордъ?-- сказала Катерина, обернувшись къ иностранцу:-- вы въ Парижѣ только съ сегодняшняго утра и уже приготовляетесь покинуть насъ, не отдохнувъ?..
   -- Не до отдыха, сударыня, когда дѣло идетъ объ исполненіи Божьяго предначертанія; отъ имени моей партіи, я пришелъ просить васъ отдать отчетъ о порученіи, которое было вамъ довѣрено. Скажите мнѣ причину, которая задержала его исполненіе. Мы не нашли въ васъ, сударыня, содѣйствія, которое имѣли право ожидать.
   Катерина, порядочно удивленная подобнымъ вступленіемъ, воскликнула:
   -- Вы обращаетесь ко мнѣ съ упреками, милордъ? Я ихъ совсѣмъ не заслуживаю, такъ какъ съ того дня, когда сторонники Англіи и Голландіи удостоили сдѣлать мнѣ честь своимъ довѣріемъ и поручили чрезъ, ваше посредничество миссію, интересъ которой я прекрасно поняла, будьте убѣждены, мною не было потеряно ни одной минуты... Да, конечно, задача опасная, и гораздо труднѣе уничтожить короля, чѣмъ мужика.
   -- Мы это знаемъ, сударыня, но вотъ уже четыре года, какъ мы ожидаемъ! Каждый протекшій день приноситъ новое гоненіе на протестантовъ... Время исчезнуть притѣснителю. Въ эпоху, когда я пріѣхалъ во Францію въ сопровожденіи лорда Букингама, тому восемь лѣтъ, г-жа Дэзэлье хвалила мнѣ много разъ вашъ талантъ. Поистинѣ, церемоніи, на которыхъ вы заставили насъ присутствовать, поразили меня удивленіемъ. Три года спустя, то-есть въ 1676 г., когда съ согласія моихъ братьевъ изгнанниковъ была рѣшена смерть тирана, мы не поколебались сдѣлать Насъ повѣренной нашего плана... Вы приняли наши предложенія, и мы вручили вамъ безъ всякой предвзятой мысли всѣ деньги, какія вы потребовали отъ насъ. Мы обѣщали вамъ, кромѣ того, сумму въ сто тысячъ золотыхъ экю въ тотъ день, когда вы достигнете успѣха, и мы обезпечиваемъ вамъ и вашей дочери убѣжище въ Англіи... Вотъ уже четыре года, какъ я вамъ это повторяю и спрашиваю себя теперь: дѣйствительно ли вы намѣрены намъ служить?
   Г-жа Дэээлье, нѣсколько взволнованная, но увѣренная въ удовлетворительномъ отвѣтѣ, посмотрѣла на г-жу Вуазенъ.
   Катерина невозмутимо слушала упреки иностранца.
   Она заговорила очень спокойно:
   -- Съ вами, милордъ, я говорю совсѣмъ искренне .. Подумайте, если я приняла подобную миссію, то значитъ чувствовала ее по плечу, чтобы довести до благопріятнаго конца... Но, подписываясь подъ условіями, которыя вы мнѣ выставили, я не обязывалась кончить въ назначенное число... Однако я хочу вамъ доказать, что я, все-таки, достойна вашего довѣрія. Дѣйствительно, уже нѣсколько лѣтъ, какъ я принялась за работу и медленно иду къ своей цѣли, которой наконецъ я почти достигла... Послушайте, милордъ... Не пройдетъ двухъ мѣсяцевъ,-- въ этомъ я даю торжественную клятву всѣми тайными силами, которыя покровительствуютъ мнѣ,-- не пройдетъ двухъ мѣсяцевъ, и короля болѣе не будетъ... Вотъ въ чемъ вы можете увѣрить, милордъ, вашихъ друзей въ Англіи и Голландіи.
   И прорицательница мрачно прибавила:
   -- Уже королева Франціи едва не предшествовала въ могилу нѣсколькими недѣлями ранѣе своего всемогущественнаго супруга.
   -- Королева Франціи?
   -- Да, милордъ... королева! Развѣ не слѣдовало быть неумолимымъ, наносить ударъ безпощадно, какъ безпощадно преслѣдовали вашихъ братьевъ? Расы Бурбоновъ и Стюартовъ -- проклятыя расы.
   -- Это правда, сударыня... Но королева Марія-Тереза не виновата, и Богъ никогда не требовалъ сожженія невинныхъ жертвъ.
   -- Чортъ возьми!-- возразила уязвленная Катерина... Вы, повидимому, болѣе не помните о принцессѣ Генріетѣ. Преступленіе, которое по-вашему она сдѣлала, отправившись подписывать въ Дувръ трактатъ о союзѣ съ Карломъ II, заслуживало, стало быть, наказанія, которое не поколебались нанести вы, сторонники Англіи.
   -- Сударыня!..-- воскликнулъ иностранецъ: -- что вы хотите этимъ сказать?
   -- Я все знаю, все, милордъ. Мнѣ было легко узнать интриги, которыя завязывались у первой жены брата короля. Многіе изъ ея домашнихъ, г-жа Сенъ-Мартанъ, ея горничная, г-жа Гордонъ, ваша соотечественница, были также моими лучшими друзьями. Съ другой стороны, графъ Бевронъ, капитанъ стражи брата короля, маркизъ Деффіа, его оберъ-штальмейстеръ и оберъ-егермейстеръ кавалеръ Данивэль де-Морелли, этотъ мелкій провансальскій дворянинъ, котораго вы видѣли у меня въ улицѣ Борегаръ, и нравственность котораго, повидимому, васъ такъ сильно испугала, были всѣ изъ свиты принцессы и часто прибѣгали къ моимъ услугамъ... Видите ли, милордъ, что мнѣ ничего нѣтъ неизвѣстнаго изъ того, что затѣвалось вокругъ принцессы.
   Высокомѣрнымъ и рѣзкимъ языкомъ она выражала свое непреодолимое превосходство. Во время этого страннаго спора г-жа Дэзэлье выражала сдержанное благоговѣніе къ прорицательницѣ, слегка кивая головою. Хорошенькая компаньонка наслаждалась этимъ ораторскимъ состязаніемъ, въ которомъ Катерина выказывала свое краснорѣчіе.
   Явно стѣсняясь, иностранецъ перебилъ Катерину Вуазенъ:
   -- Я пришелъ совсѣмъ не затѣмъ,-- сказалъ онъ нѣсколько сурово: -- чтобы узнать о происшедшемъ когда-то въ Сенъ-Клу... Важно одно настоящее. Вы мнѣ только что поклялись и сами назначили отсрочку въ д-за мѣсяца, чтобы исполнить порученіе. Можемъ ли мы, наконецъ, въ этотъ разъ разсчитывать на васъ?
   -- Можете. До сихъ поръ необходимо было, милордъ, и я настаиваю на этомъ пунктѣ, дѣйствовать съ крайней осторожностью. Благодаря же поддержкѣ, которою я располагаю, возможно было преодолѣть большую часть препятствій, собравшихся на моемъ пути... И прежде чѣмъ вы возвратитесь къ вашимъ друзьямъ совершенно успокоенные, я хотѣла бы вамъ сообщить свѣдѣнія объ употребленныхъ средствахъ и сказать вамъ, какъ я разсчитываю воспользоваться тѣми, которыя держу въ запасѣ... Одолжите мнѣ еще нѣсколько минутъ вниманія.
   Катерина сдѣлала паузу.
   -- Достичь короля лично мнѣ,-- сказала она:-- вы это знаете, милордъ, дѣло невозможное... И впрочемъ было бы безуміемъ пытать счастье. Чѣмъ неожиданнѣе будетъ ударъ, нанесенный нами расѣ, которую вы ненавидите, тѣмъ сильнѣе будетъ его отголосокъ... Надо, чтобы подобное событіе наполнило міръ страхомъ и ужасомъ, чтобы шумъ отъ подобнаго преступленія распространился и отразился во всѣхъ европейскихъ государствахъ, какъ угрожающій и ужасный ударъ грома!.. Надо, чтобы короли знали, какъ велико наше могущество.... И чрезъ минуту, я въ этомъ увѣрена, милордъ, вы похвалите дѣятельность, которую я безпрерывно выказывала въ продолженіе четырехъ лѣтъ... Знайте сначала, что мои отношенія съ первыми дворянами королевства и съ самыми высокопоставленными дамами позволяютъ мнѣ проникать до самаго сердца твердыни. Двое людей, которыхъ я особенно вамъ рекомендую, если наше дѣло исполнится, мнѣ будутъ особенно полезны: одного зовутъ Лезажъ, и его ловкость необычайна; другого -- Романи, котораго, я думаю, вы уже знаете; это -- самая хитрая, самая искусная личность, какую можно себѣ вообразить. Третій, творецъ или начальникъ интригъ, мнѣ также оказалъ серіозную услугу; къ несчастію, онъ теперь заключенъ въ Бастилію по распоряженію Лувуа: это -- кавалеръ Луи-де-Вапэнъ, провансальскій дворянинъ, прежній капитанъ галеръ, арестованный прошедшій годъ въ улицѣ Анжу, въ маленькой гостиницѣ "Англія", въ тотъ моментъ, когда онъ добился монополіи на перегонку спирта. Другому моему другу, знаменитому врачу Рабелю, воду и элексиръ котораго такъ теперь цѣнятъ, угрожала такая же судьба, но ему посчастливилось имѣть возможность уѣхать въ Англію, гдѣ, благодаря вашему покровительству, онъ теперь ухаживаетъ за королемъ Карломъ II.
   Произнося послѣднія слова, г-жа Вуазенъ пристально взглянула на иностранца. Но онъ оставался безстрастнымъ.
   -- Также чрезъ дѣятельное вмѣшательство Романи и Лезажа я заинтересовала въ нашемъ дѣлѣ четырехъ мундшенковъ: Бергэна, Пьера Марни, Жило и Дюшеня. Этотъ послѣдній былъ воспитанъ въ хорошей школѣ, такъ какъ онъ долго былъ лакеемъ у Обрэ, отца маркизы Бренвилье. Вы догадываетесь, насколько такія связи въ королевской кухнѣ могутъ мнѣ быть полезными для исполненія нашего плана. Съ другой стороны, братъ одной изъ моихъ кліентокъ, нѣкій Лемэръ, купилъ за семь тасячъ ливровъ, которые я ему дала въ задатокъ, должность ключника. Но непредвидѣнныя обстоятельства обязали насъ быть насторожѣ. 21-го сентября 1677 года въ исповѣдальнѣ іезуитовъ, въ улицѣ св. Антонія, была найдена записка, въ которой доносили о планѣ отравленія короля и дофина, однако никого не называя по имени. Тѣмъ не менѣе, вслѣдъ за этимъ доносомъ Лувуа, думая нанести геніальный ударъ, издалъ указъ объ арестѣ несчастнаго кавалера Ванэна и его друзей. Было дано предупрежденіе. Агенты начальника полиціи стали бродить, прокрадываться, наблюдать, подслушивать, и малѣйшая нескромность могла насъ погубить. По счастью, мои высокія связи въ судебномъ вѣдомствѣ позволяли мнѣ узнавать и уничтожать маневры Ларейни. Вотъ до чего я дошла, милордъ, и почему заставила васъ такъ долго ожидать... Но, наконецъ, часъ пришелъ, и скоро вы и ваши будете удовлетворены.
   -- Какъ же такъ? Если вы говорите, что за вами наблюдаютъ и шпіонятъ, то всѣ настоящія попытки будутъ крайне опасны.
   -- Терпѣніе, милордъ, терпѣніе!.. Я достигаю до самаго интереснаго мѣста моего способа дѣйствій. Если дѣло затянулось, оно только будетъ лучше поведено, и я могу достичь даже до изголовья короля.
   -- До изголовья короля?
   -- Да, милордъ, до изголовья короля! И въ настоящій часъ дни его величества сочтены... Но еще немного вниманія, и вы увидите, что Катерина была достойна вашего довѣрія... Сегодня ровно четырнадцать лѣтъ, какъ г-жа Дэзэлье, съ которой я вступила въ сношенія при посредничествѣ моего друга Леруа, воспитателя пажей, сообщила мнѣ о честолюбивыхъ замыслахъ, которые снѣдаютъ ея госпожу, маркизу Монтеспанъ, въ то время придворную даму королевы. Г-жа Дэзэлье, вызвавъ признаніе своей госпожи, первая дала ей провидѣть возможность замѣстить въ сердцѣ короля Луизу Лавальеръ. Маркиза Монтеспанъ прибѣгла къ моимъ услугамъ. Я употребила всѣ обычныя заклинанія, и мои друзья, аббаты Этьенъ Гибуръ и Франсуа Маріеттъ, служили для будущей фаворитки мессы и произносили молитвы, предписанныя сатанинскимъ ритуаломъ. Остальное вы знаете...
   -- Да, сударыня,-- сказалъ англичанинъ съ нетерпѣливымъ жестомъ: -- но черезъ нѣсколько часовъ день будетъ свѣтать, а я долженъ до зари отправиться въ Калэ. Сообщите мнѣ скорѣе...
   -- Вы поймете, почему я напомнила вамъ о придворныхъ дебютахъ маркизы Монтеспанъ. Вотъ наконецъ она сдѣлалась офиціальной любовницей короля. Прошли года этой связи. Мало привычный къ постоянству, король всегда ненасытный, сохраняя свою благосклонность къ маркизѣ, отправлялся къ другимъ просить новыхъ любовныхъ развлеченій. Полная отчаянія маркиза Монтеспанъ еще обратилась ко мнѣ. Я сдѣлала для нея магическія чары и вручила ей порошки, освященные подъ дароносицей. Эти порошки она должна была заставить принимать короля...
   -- И эти порошки?-- спросилъ живо иностранецъ.
   -- А! а! милордъ,-- продолжала Катерина съ дьявольской улыбкой,-- я думаю, что наконецъ вы стали понимать!.. Ну, такъ эти порошки были просто любовные порошки, и король принималъ ихъ безъ своего вѣдома въ напиткѣ, который наливала ему маркиза Монтеспанъ...
   Непріятное разочарованіе изобразилось на лицѣ собесѣдника.
   -- Признаюсь, что ничего болѣе не понимаю,-- прошепталъ онъ.
   -- Еще немного терпѣнія,-- сказала г-жа Ваузенъ,-- Итакъ, маркиза не колебалась заставить короля принять эти порошки, а эти порошки дѣйствовали чудесно. Но при французскомъ дворѣ произошли неожиданныя событія. Вліянію маркизы Монтеспанъ угрожало болѣе, чѣмъ когда либо, и весь пылъ короля, повидимому, перенесся на одну изъ фрейлинъ герцогини Орлеанской, на молодую дѣвицу Фонтанжъ. Маркиза Монтеспанъ въ отчаяніи, и вскорѣ она попрежнему придетъ ко мнѣ просить совѣта... Не правда ли, Дэзэлье?-- спросила г-жа Вуазенъ, оборачиваясь къ компаньонкѣ, которая сидѣла у огня, слѣдя съ возрастающимъ вниманіемъ за всѣмъ этимъ разговоромъ.
   Г-жа Дэзэлье кивнула головою въ знакъ одобренія.
   -- Итакъ,-- продолжала Катерина: -- мнѣ надо будетъ прибѣгнуть для маркизы къ тайному ритуалу, и я вручу ей еще разъ порошокъ, освященный подъ дароносицей, который будетъ имѣть власть вернуть ей сердце короля... Понимаете ли вы теперь, милордъ?
   Дѣйствительно иностранецъ думалъ, что теперь онъ отгадалъ намѣреніе г-жи Вуазенъ. Но, изумленный смѣлостью подобной мысли, онъ могъ только пробормотать:
   -- Такъ этотъ любовный порошокъ... этотъ порошокъ...
   -- Будетъ просто смертельнымъ порошкомъ,-- отвѣтила холодно Катерина:-- и король получитъ ядъ изъ рукъ самой безсознательной любовницы.
   Англичанинъ схватилъ прорицательницу за руку.
   -- Сударыня, забудьте мои, только что сказанныя, нѣсколько жестокія слова... Теперь восхищаюсь вашей осторожностью... Конечно, г-жа Дэзэлье меня совсѣмъ не обманула, и я не сумѣю достаточно отблагодарить ее за услугу, оказанную ею въ тотъ день, когда она намъ представила васъ... Сударыня, что вамъ нужно? Сумма, которую вы потребуете, съ сегодняшняго дня въ вашемъ распоряженіи.
   -- Въ данную минуту мнѣ ничего не надо, милордъ. Вы -- дворянинъ, и я довѣряю вамъ. Я увѣрена, что вы вознаградите мои важныя услуги, когда вы ихъ оцѣните по достоинству...
   Этотъ странный, захватывающій и даже страшный разговоръ еще болѣе увеличилъ, если это было возможно, восхищеніе г-жа Дэзэлье г-жею Вуазенъ. Компаньонка возгордилась своей ролью, и ее охватило жестокое удовольствіе видѣть такимъ образомъ свои гнусныя интриги увѣнчанными успѣхомъ. Не она ли была дѣятельной посредницей между прорицательницей улицы Борегаръ и сторонниками съ той стороны Ламанша, сильнѣйшими, чѣмъ самъ лордъ Монмутъ? Лордомъ Монмутомъ назывался благородный иностранецъ, съ которымъ такъ долго бесѣдовала г-жа Вуазенъ.
   Онъ былъ сынъ красавицы Люси Вальтерсъ, которая услаждала изгнаніе Карла И въ Голландіи. Отецъ любилъ его безгранично... Прежде всего онъ сдѣлалъ его графомъ Оркенеемъ, затѣмъ герцогомъ Монмутомъ и кавалеромъ ордена Подвязки. Но Монмутъ былъ честолюбивъ и хотѣлъ воспользоваться своимъ высокимъ положеніемъ. Онъ принималъ участіе во всѣхъ заговорахъ и не замедлилъ сдѣлаться звеномъ между вѣчно недовольными Франціей протестантами и англичанами, притѣсняемыми Стюартами. Такимъ образомъ онъ сдѣлался этого дѣла краснорѣчивымъ посредникомъ и фанатическимъ апостоломъ, котораго не могло испугать преступленіе. Впрочемъ англичане не переставали видѣть въ побѣжденномъ при Седжмурѣ славнаго защитника интересовъ англиканской религіи, достойнаго предшественника Вильгельма Оранскаго, поборника истинной вѣры, который, какъ мученикъ своего вѣрованія, долженъ былъ умереть на эшафотѣ 15 іюля 1685 года.
   Замечтавшаяся г-жа Дэзэлье вздрогнула, когда лордъ Монмутъ положилъ свою руку ей на плечо.
   -- Пойдемте, сударыня, намъ надо покинуть г-жу Вуазенъ. Я достаточно теперь слышалъ и могу возвратиться въ Калэ.
   Г-жа Дэзэлье встала и закуталась въ плащъ, въ то время, какъ посланный изъ Англіи высказывалъ въ послѣдній разъ предъ Катериной свой восторгъ отъ ея столь геніальной смѣлости.
   Однако въ тотъ моментъ, когда онъ въ сопровожденіи компаньонки удалялся, его остановило послѣднее опасеніе. Герцогъ приблизился къ трагической авантюристкѣ и сказалъ:
   -- Итакъ, вы увѣрены въ успѣхѣ, сударыня? Я могу формально обѣщать моимъ братьямъ скорую кончину тирана?..
   -- Снова клянусь вамъ, милордъ, всѣми сверхъестественными силами, всѣми противоположными духами, отъ которыхъ я черпаю мою власть, что прежде вступленія солнца въ созвѣздіе Окна, то-есть до будущаго 21 марта, въ полночь, король Франціи перестанетъ жить... Любовный порошокъ не сумѣетъ обмануть смерти...
   -- Но увѣрены ли вы въ тѣхъ, кто посвященъ въ ваши планы?..
   -- Я увѣрена въ нихъ, какъ въ самой себѣ,-- отвѣтила твердымъ голосомъ Катерина... Никто изъ нихъ не осмѣлится мнѣ измѣнить... Насъ связываютъ слишкомъ много тайнъ, и моя гибель повлечетъ за собою ихъ...
   -- Благодарю васъ, сударыня. Примите это.
   И лордъ Монмутъ вручилъ, прорицательницѣ кошелекъ, содержащій тысячу золотыхъ испанскихъ пистолей.
   -- Ну, пойдемте, Дэзэлье,-- сказалъ иностранецъ.-- Надо, чтобы никто не подозрѣвалъ о нашемъ ночномъ посѣщеніи...
   Катерина съ предосторожностью открыла дверь и убѣдилась, что улица пустынна; затѣмъ она обернулась къ посѣтителямъ и сказала:
   -- Вы можете отправляться...
   И прорицательница стала смотрѣть вслѣдъ лорду Монмуту и г-жѣ Дэзэлье, которые удалялись среди ночи, приближавшейся къ утру.
   

IX.

   Такъ, значитъ, попробовали посягнуть на жизнь королевы!
   Король оставался испуганнымъ, и на этотъ разъ онъ рѣшилъ наказать.
   Онъ сказалъ начальнику полиціи въ присутствіи Лувуа:
   -- "Даю вамъ полную власть, и, что бы ни случилось, я васъ защищу".
   Ларейни, съ этихъ поръ увѣренный, что не будетъ остановленъ въ своей задачѣ ничьимъ соображеніемъ, имѣлъ теперь большую надежду внести свѣтъ въ это темное дѣло.
   Въ данный момента, если онъ хотѣлъ привести розыски къ успѣху, то необходимо было дѣйствовать въ безусловной тайнѣ. Никто до сихъ поръ не зналъ объ этой попыткѣ отравить; это уже было первой выгодой.
   У Ларейни въ распоряженія былъ одинъ смѣтливый и преданный агентъ, по имени Дегрэ.
   Дегрэ служилъ въ то же время по судебной части. Ловкость, осторожность и старательность, съ которою онъ исполнялъ самыя деликатныя порученія, заслужили ему полное довѣріе главнаго начальника полиціи. Не ему ли, благодаря ловкости, удалось остановить въ чужой странѣ великую отравительницу, г-жу Бреввильеръ, и еще заставить себя замѣтить во множествѣ другихъ обстоятельствъ?
   Никто лучше Дегрэ не могъ въ настоящемъ положеніи направить правосудіе на истинный путь.
   Вотъ отчего Ларейни потребовалъ къ себѣ немедленно полицейскаго офицера и разсказалъ ему съ мельчайшими подробностями все, что онъ зналъ о гнусномъ покушеніи.
   Король далъ ему полную власть, начальникъ нее полиціи предоставилъ своему агенту свободу.
   -- Я вамъ, любезный Дегрэ,-- сказалъ оканчивая Ларейни: -- поручаю веденіе этого дѣла.
   Дегрэ, внимательно слудіавшій начальника полиціи, понялъ всю важность этого высокаго, щекотливаго и даже опаснаго порученія.
   Польщенный онъ поклонился.
   -- Я принимаю и слишкомъ почтенъ возможностью доказать еще разъ мое усердіе и преданность... Я тотчасъ же примусь за поиски...
   Ларейни всталъ и, чтобы засвидѣтельствовать свое удовольствіе, сказалъ:
   -- Отъ имени короля и отъ моего благодарю васъ, любезный Дегрэ! Вы вѣрный и честный служака, я это давно зналъ. Я ни минуты не сомнѣвался въ васъ. Его величество сумѣетъ отблагодарить ваши услуги... Начинайте ваши розыски съ сегодняшняго дня и располагайте всѣми деньгами, какія вамъ будутъ необходимы... Я вполнѣ разсчитываю на васъ... Ступайте и дѣйствуйте по своему усмотрѣнію...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Въ тотъ же вечеръ, въ который состоялось это свиданіе, къ главному повару короля, Жаку Миньо, явился съ предложеніемъ своихъ услугъ человѣкъ, снабженный рекомендательными письмами отъ высокопоставленныхъ и могущественныхъ лицъ.
   Одно мѣсто всегда было вакантно среди помощниковъ повара.
   Благодаря рекомендаціямъ, новоприбывшій былъ безъ труда благосклонно принятъ и на слѣдующій день принялся за Свои обязанности. Онъ казался очень ловкимъ въ изготовленіи различныхъ тонкихъ соусовъ и искусныхъ кулинарныхъ композицій. Мало разговорчивый, онъ довольствовался отвѣчать улыбками на грубыя злословія, которыми забавлялись поваренки. Тѣмъ не менѣе его умъ и хорошее настроеніе вскорѣ пріобрѣли ему общее уваженіе всѣхъ поваренковъ его величества. Велико было бы ихъ удивленіе, если бы имъ сказали, что этотъ толстый и короткій добрякъ съ багровыми щеками и сѣдоватыми волосами, съ животомъ, опоясаннымъ бѣлымъ передникомъ, этотъ искусный поваръ, былъ самымъ хитрымъ сыщикомъ начальника полиціи.
   Дегрэ -- какъ можно было угадать -- считалъ должнымъ втереться среди людей большой придворной офиціантской и прожить съ ними нѣсколько дней.
   Вокругъ него говорили, впрочемъ, неопредѣленно, безъ какого либо намека о бѣднягѣ- лакеѣ, скончавшемся при странныхъ обстоятельствахъ. О покушеніи ничего не знали.
   Впрочемъ недавній уходъ помощника, о которомъ всѣ сожалѣли, особенно былъ предметомъ разговора.
   Хотя онъ оставался на службѣ короля лишь нѣсколько дней, замѣняя больного повара, но этотъ человѣкъ, по имени Гэдонъ, произвелъ на сослуживцевъ самое благопріятное впечатлѣніе.
   По крайней мѣрѣ, это выдѣлялось изъ ихъ болтовни.
   -- Поистинѣ,-- сказалъ одинъ изъ нихъ:-- его покровитель, г-нъ Кольберъ, имѣлъ превосходную идею порекомендовать его на это мѣсто... къ несчастію, временное. Мы всегда будемъ помнить о восхитительныхъ блюдахъ, составленныхъ Гэдономъ...
   -- А!-- спросилъ Дегрэ:-- ему покровительствовалъ г-нъ Кольберъ?
   -- Да, онъ явился къ намъ съ письмомъ отъ г-на Кольбера къ дворецкому, г-ну Сангэну.
   -- Онъ зналъ знаменитые стихи моего господина, великаго поэта Буало:
   "Quand on parle de sauce, il faut qu'on y raffine",-- прибавилъ одинъ изъ старыхъ поваровъ, Сильвэнъ, почтительно кланяясь.
   -- Чтобы адскій огонь сжегъ вашего Буало!-- воскликнулъ изъ глубины кухни Жакъ Миньо.
   -- Чортъ возьми! у васъ упорное злопамятство, кумъ,-- возразилъ Сильвэнъ... Продажа вашихъ сухарей должна была заставить васъ забыть эти старыя злопамятства.
   Жакъ Миньо съ давнихъ поръ ненавидѣлъ Буало, который въ одной изъ своихъ сатиръ назвалъ его отравителемъ. Король отвергъ жалобу на диффамацію, которую представилъ ему мастеръ кулинарнаго искусства противъ поэта, а Жакъ по случаю этой шутки отпечаталъ за собственный счетъ сатиру аббата Котэна противъ своего противника и употреблялъ ее на обертку сухарей, которые онъ продавалъ въ своей лавкѣ въ улицѣ Лагарпъ. Такимъ образомъ Миньо извлекъ изъ этой мести громадную выгоду.
   Сильвэнъ самъ когда-то былъ поваромъ Буало, котораго онъ напротивъ очень уважалъ. Онъ сохранилъ отъ своего пребыванія въ Отейлѣ нѣкоторое поверхностное остроуміе, которое, впрочемъ, охотно допускали въ немъ его сослуживцы. Даже его считали настолько ученымъ, чтобы составлять шестистопными риѳмами кулинарные рецепты. Но это была лишь молва, и никто не могъ добиться отъ него малѣйшаго двустишія.
   Итакъ, чтобы избѣжать всѣхъ споровъ по поводу поэта, Сильвэнъ воскликнулъ:
   -- Оставимъ въ покоѣ г-на Депрео и подумаемъ поскорѣе, чтобы удались, какъ слѣдуетъ, этотъ сальниконъ {Сальниконъ состоялъ изъ нарѣзанныхъ кусочками живности, дичи и рыбы съ трюфелями, гусиной печенкой и шампиньонами.} и молодые каплуны (hétoudeaux) {Молодому каплуну дали названіе hétoudeaux.}, предназначенные для ужина его величества.-- Затѣмъ онъ меланхолически сказалъ Дегрэ:
   -- Ахъ, какое драгоцѣнное содѣйствіе оказывалъ мнѣ помощникъ, о которомъ мы только что говорили!
   И, обернувшись къ Жаку Миньо, онъ сказалъ:
   -- Развѣ лицо, покровительствуемое г-немъ Кольберомъ, не было рекомендовано еще двумя мундшенками?
   -- Да, дѣйствительно,-- возразилъ Жакъ Миньо:-- Дюшень и Жило очень расхваливали мнѣ его кулинарные таланты, что побудило меня сейчасъ же его нанять.
   Дегрэ заботливо собралъ малѣйшіе разговоры и, сохраняя съ виду спокойное равнодушіе, дѣятельно занялся обязанностями своей должности.
   Каждая черта, всякая мелочь отпечатались въ его умѣ, и онъ не упустилъ никакого указанія, годнаго для составленія рапорта, который онъ разсчитывалъ чрезъ самый короткій срокъ вручить Ларейни.
   Нѣсколько дней спустя, разочарованный Дегрэ въ свою очередь исчезъ изъ королевской кухни къ большому удивленію своихъ сослуживцевъ, господъ поваровъ и поваренковъ его величества, и поспѣшилъ дать отчетъ начальнику полиціи обо всемъ, что видѣлъ и слышалъ...
   Ларейни сообщилъ Лувуа о краткомъ и мало убѣдительномъ отчетѣ своего агента.
   -- Такъ мы ничего не узнали?-- спросилъ министръ.
   -- Почти, т.-е. что г-нъ Кольберъ не помнитъ, чтобъ онъ посылалъ одного изъ покровительствуемыхъ лицъ къ управляющему кухней. Врученное письмо, должно быть, поддѣлано, и человѣкъ, который имъ воспользовался, конечно, имѣлъ преступныя намѣренія.
   Недовѣрчивый Лувуа далъ замѣтить начальнику полиціи, что этотъ человѣкъ "съ преступными намѣреніями" далъ доказательства образцоваго поведенія, такъ что невозможно забыть его веселаго характера и привѣтливости; вообще онъ оставилъ сожалѣніе о себѣ среди людей придворной офиціантской. Наконецъ онъ покинулъ кухню его величества по причинѣ нисколько не подозрительной. Не правда ли, вотъ что видно изъ рапорта Дегрэ?
   -- Да, сударь.
   -- А что говорятъ оба мундшенка?
   -- Они видѣли этого человѣка нѣсколько разъ въ кабачкѣ улицы Монмартръ, гдѣ онъ пользовался извѣстностью отличнаго повара. Они ничего не могли точнѣе опредѣлить.
   -- Вы знаете его имя?
   -- Онъ пришелъ въ придворную офиціантскую подъ именемъ Гэдона: по всей вѣроятности, это фальшивое имя.
   -- Надо было бы поискать въ другомъ мѣстѣ, сударь,-- сказалъ грубо министръ.
   -- Однако есть подложное письмо.
   -- А это подложное письмо у васъ?
   Начальникъ полиціи отвѣтилъ смущенно:
   -- Я самъ спрашивалъ его у г-на Сангэна, какъ только узналъ подробности чрезъ Дегрэ, но ято письмо не могло быть разыскано.
   Тогда Лувуа сказалъ съ досадой:
   -- Такъ, значитъ, у насъ нѣтъ ни малѣйшаго признака, и мы едва владѣемъ смутными примѣтами. Виновные, однако, существуютъ. Ежедневно безыменныя письма- доносятъ объ отравахъ. Парижъ содрогается. А мы тревожимся въ неизвѣстности, гоняемся за неуловимымъ и обнаруживаемъ лишь пустоту. Нами играютъ, господинъ начальникъ полиціи, и насъ вызываютъ на бой. Уже съ высоты каѳедры священныя слова негодующе гремятъ противъ отравителей, кругъ которыхъ все суживается, окружаетъ дворъ и обнимаетъ его величество.
   -- Вамъ небезызвѣстно, сударь, что мы произвели уже важные аресты. Послѣ странной смерти принца Савойскаго развѣ мы не захватили цѣлую шайку отравителей, которые заключены въ Бастиліи и Венсенѣ? Слѣдовательно мы сумѣли открыть слѣды обширнаго заговора, и наканунѣ открытія мельчайшихъ его деталей.
   -- Несмотря на это, они продолжаютъ свою работу... пробуя посягать на жизнь королевы!..
   -- Это -- правда, сударь... Но повѣрьте, что время, терпѣнье, осторожность преодолѣютъ препятствія, и я надѣюсь, что съ помощью Дегрэ...
   -- Дегрэ?-- спросилъ Лувуа съ горькой улыбкой: -- но вашъ агентъ остается, какъ и мы, безсиленъ въ интересующемъ насъ теперь дѣлѣ. Вы имѣли доказательства...
   Ларейни понурилъ голову. Неуспѣхъ первыхъ шаговъ былъ слишкомъ очевиденъ.
   Министръ съ сдержаннымъ гнѣвомъ продолжалъ:
   -- Кстати о кухнѣ -- поддѣльное письмо, предполагаемый убійца подъ фальшивымъ именемъ,-- вотъ все. Разслѣдованія подвинулись ли хоть на шагъ?
   Начальникъ полиціи, котораго тревожило гнѣвное нетерпѣніе министра, сказалъ безсильно:
   -- Нѣтъ, сударь... я, какъ и вы, съ глубокимъ сожалѣніемъ признаю это.
   Между тѣмъ Лувуа съ нахмуреннымъ лбомъ и Ларейни оставались смущенные предъ страшной загадкой. У обоихъ было тревожное видѣніе будущаго, полнаго опасностей. Они спѣшили жестоко наказать ради имени короля и, можетъ быть, ради собственной безопасности. Поэтому ихъ испугъ, смѣшанный съ досадою, увеличивался по мѣрѣ того, какъ предъ ними являлось безплодіе ихъ усилій.
   Между тѣмъ въ улицѣ Борегаръ г-жа Вуазенъ совершенно спокойно продолжала собирать плоды суевѣрія, служить ненависти и двусмысленной любви, завязывать благородныя интриги и къ досадѣ всемогущаго министра и начальника полиціи, занятыхъ тѣмъ, что метали молнію, искала съ адскимъ упорствомъ средства достичь до изголовья короля.
   

X.

   Утвержденіе, столь точно опредѣленное г-жею Вуазенъ во время ея послѣдняго визита въ Кланьи, успокоило маркизу Монтеспанъ, которая теперь ждала только благопріятнаго случая, чтобы навсегда возвратить свою всемогущую власть надъ королемъ.
   Однако въ маркизѣ Монтеспанъ еще существовало опасеніе.
   Всегда ли останется король въ невѣдѣніи относительно ея связи съ кавалеромъ Люссакомъ, и что будетъ съ нимъ, когда онъ узнаетъ объ этой связи?.. Никакого нѣтъ сомнѣнія, что, уязвленный въ своемъ самолюбіи, онъ накажетъ невѣрность своей любовницы окончательнымъ ея изгнаніемъ.
   Конечно, Атенаиса пылко любила Оливье; но она понимала также, что могла сохранить эту любовь путемъ благоразумія, предосторожностей и тайны...
   Съ большею предосторожностью она просила кавалера Люссака перестать ее посѣщать нѣкоторое время.
   Вслѣдствіе этого неожиданнаго рѣшенія имъ овладѣло глубокое отчаяніе. Онъ былъ слишкомъ молодъ, чтобы угадать, сколько скрывалось благоразумной предусмотрительности въ поведеніи Атенаисы, и сказалъ себѣ, что болѣе онъ не одинъ занимаетъ сердце своей любовницы. Въ своемъ горѣ онъ прежде всего думалъ просить объ отпускѣ и возвратиться въ провинцію. Тамъ онъ потребуетъ утѣшенія отъ материнскихъ ласкъ.
   Но Люссакъ колебался. Это была жертва свыше его силъ.
   Покинуть дворъ не значитъ ли отказаться отъ единственной хотя столь малой радости, которая осталась у него,-- находиться въ близкомъ присутствіи его возлюбленной?
   Однажды болѣе опечаленный, чѣмъ когда либо, онъ вспомнилъ о рекомендательномъ письмѣ, которое далъ ему отецъ къ прежнему главному патеру графа Монгоммери, аббату Гибуру, причисленному теперь къ приходу св. Евстаеія.
   Со времени отъѣзда изъ Пуату столько событій пересѣкли жизнь Оливье, что онъ пренебрегъ этимъ визитомъ. Теперь по чувству сыновняго уваженія, а также въ надеждѣ найти облегченіе своему горю, онъ отправился въ улицу Жанъ-Тизонъ, расположенную между улицами Бэлльель и Сенъ-Жерменъ Локсерруа, гдѣ уже съ годъ поселился аббатъ Этьень Гибуръ.
   Онъ былъ принятъ высокой, толстой, краснолицей, дюжей дѣвушкой лѣтъ около сорока, которая держала на рукахъ совсѣмъ маленькаго ребенка.
   Онъ былъ принятъ высокой краснощекой плотной дѣвушкой лѣтъ сорока, державшей на рукахъ маленькаго ребенка. Она провела Люссака въ обширную комнату, съ виду напоминавшую пріемную въ богатомъ монастырѣ. Столикъ, покрытый ковромъ утрехтскаго бархата, шесть лакированныхъ орѣховаго дерева стульевъ съ подушками изъ черной тафты съ ратиновыми полосами составляли обстановку салона, въ которомъ царствовалъ скромный, приличный характеръ, очень согласовавшійся съ духовнымъ званіемъ его хозяина. Среди рѣдкихъ картинъ святыхъ, окруженныхъ сіяніемъ, вниманіе Люссака было устремлено на портретъ Генриха II де-Монморанси, написанный восхитительнымъ карандашемъ Даніэля Мустье. Часто отецъ разсказывалъ ему о высокихъ дѣяніяхъ этого маршала Франціи, который, сначала пріобрѣтя уваженіе и восхищеніе всего королевства, въ восемнадцать лѣтъ произведенный въ адмиралы, несмотря на важныя услуги, былъ обезглавленъ въ тулузской ратушѣ 30-го октября 1632 года за оскорбленіе величества.
   Зачѣмъ этотъ драгоцѣнный портретъ у аббата Гибура? По причинѣ ли его высокой артистической цѣнности? Нѣтъ. Потому что хозяинъ дома съ гордостью называлъ себя сыномъ Генриха И де-Монморанси. Это притязаніе, какъ странно оно ни казалось, было возможно, такъ какъ прежній губернаторъ Лангедока, доблестный воинъ, волокита и "соблазнитель", сѣялъ незаконнорожденныхъ дѣтей вездѣ понемногу, наудачу, во время своихъ любовныхъ приключеній. Впрочемъ между знаменитымъ герцогомъ и старымъ жителемъ улицы Жанъ-Тизонъ было нѣкоторое сходство; какъ особенный признакъ,-- оба они одинаково отличались косоглазіемъ.
   Надъ каминомъ, на которомъ возвышались небольшіе часы съ маятникомъ, въ родѣ работы Клода Ральяра, висѣло въ красной бархатной рамѣ Распятіе изъ пожелтѣвшей слоновой кости, которое теперь сдѣлалось предметомъ созерцанія Оливье. Печаль невыразимыхъ страданій говорила, что Распятый въ борьбѣ напрягалъ свои мускулы, стараясь оторвать окровавленныя руки и ноги отъ позорной висѣлицы, къ которой пригвоздила его слѣпая ненависть евреевъ.
   Блѣдный дневной свѣтъ, падавшій изъ высокихъ оконъ, образовывалъ сіяніе печальнаго свѣта, какъ вѣнецъ на измученномъ лицѣ страдальца Бога...
   Служанка вскорѣ возвратилась.
   -- Г-нъ аббатъ занятъ,-- сказала она.-- Не повремените ли вы нѣсколько минутъ, сударь?
   Оливье остался одинъ въ безмолвной тишинѣ комнаты.
   Заинтересованный страннымъ Распятіемъ, молодой человѣкъ приблизился, чтобы лучше полюбоваться произведеніемъ артиста, вырѣзавшаго на слоновой кости это несравнимое чудо.
   Люссакъ былъ одной изъ тѣхъ привилегированныхъ душъ, которыхъ приводитъ въ восторгъ всякая красота, парящая надъ обыденной вулгарностью и живущая идеаломъ. Затѣмъ также уваженіе къ священнымъ предметамъ, стремленіе къ продолжительнымъ мечтаніямъ склоняли его иногда къ мистицизму. Религія ласкала его дѣтство, и если въ стремительности своихъ двадцати лѣтъ онъ могъ пренебрегать своимъ долгомъ, то все-таки оставался еще пропитаннымъ семейными традиціями и своимъ первоначальнымъ воспитаніемъ.
   Предъ Распятымъ Богомъ у него пронеслись тысяча воспоминаній: воскресная обѣдня въ часовнѣ замка, молившіеся крестьяне, преклонившіе колѣно на ступеняхъ Голгоѳы и по краямъ дороги, и молитвы, которыя онъ заучилъ на колѣняхъ матери. Всѣ эти благочестивыя чувства, на минуту уснувшія, внезапно проснулись. Онъ также думалъ о тѣхъ, кого любилъ, и кто, безъ сомнѣнія, оплакиваетъ его тамъ...
   Тогда въ его сердцѣ возобновилась нѣжность. Онъ снова увидѣлъ большіе лѣса, новую листву, совсѣмъ бѣлыя яблони и цвѣтущія ограды, на которыхъ пѣли пташки.
   Въ этой благочестивой атмосферѣ суровой мечты впервые въ него вторгнулось угрызеніе совѣсти за преступную любовь, связавшую его съ фавориткой.
   Онъ измѣнилъ своему королю, своему господину и благодѣтелю и, похищая дорогія ласки, совершилъ болѣе чѣмъ преступленіе. Въ припадкѣ жаркаго раскаянія онъ чуть не упалъ къ ногамъ Христа, чтобы выпросить прощеніе у Того, который видитъ слабости и страданія людей.
   Его созерцаніе было нарушено разговоромъ, доходившимъ изъ сосѣдней комнаты. Люссакъ невольно выслушалъ его.
   -- Какую выгоду могли бы вы извлечь отъ врученія прошенія? Особа короля, мнѣ кажется, въ данный моментъ необходима для успѣха нашего плана.
   -- Это правда,-- отвѣтилъ женскій голосъ.-- Но послѣ столькихъ неудачъ не слѣдуетъ ли посредствомъ происшествія, которое надѣлаетъ шумъ, доказать иностранцамъ, что наше искусство и наша опытность попрежнему непогрѣшимы, такъ какъ съ нѣкоторыхъ поръ несчастье ожесточилось противъ насъ. Все отъ насъ ускользаетъ, ни одна изъ попытокъ не удается, и спрашивается, можемъ ли мы достичь нашей цѣли.
   -- Полно, полно,-- сказалъ тихо мужчина:-- не терзайте такъ себя, моя дочь, ничего еще не потеряно.
   -- Дѣйствительно я хотѣла бы вѣрить,-- возразила не видимая собесѣдница,-- но я въ отчаяніи, когда подумаю обо всемъ, чѣмъ мы напрасно рисковали... Неудачи скопились. Посмотрите: наши друзья, несмотря на всѣ рекомендаціи, которыми они располагаютъ, не могли до сихъ поръ проникнуть къ герцогинѣ и представить предназначенная ей матеріи и перчатки. Что касается маркизы, то она отчаивается, что ей не удается заставить короля принять порошки, которые я ей дала.
   -- На счастье его величества!-- отвѣтилъ мужчина со смѣхомъ, показавшимся Люссаку страннымъ.
   -- А я сама развѣ безполезно не пробовала вручить королю прошеніе съ ходатайствомъ вступиться" за Блесси, моего соучастника, котораго маркизъ де-Термъ все еще держитъ лишеннымъ свободы въ своемъ замкѣ?
   -- Маркизъ де-Термъ? Но развѣ къ нему не обращались съ какимъ-то халатомъ и ночнымъ колпакомъ?
   -- Да, дѣйствительно. Впрочемъ это путешествіе осталось безплоднымъ... Но дайте мнѣ продолжать. Итакъ, я отправилась въ Сенъ-Жермэнъ къ одному изъ нашихъ сообщниковъ, лакею маркиза де-Монтозье, и попросила у него рекомендательное письмо къ одному изъ его друзей, приставу королевской палаты. Это письмо дозволяло бы мнѣ пройти одной изъ первыхъ на аудіенцію. И что же, съ прошедшаго воскресенья я оставалась въ Сенъ-Жермэнѣ, не имѣя возможности приблизиться къ его величеству. Я вернулась оттуда только вчера вечеромъ, въ четвергъ. Конечно, я могла положить мое прошеніе на столъ; но, чтобы достичь навѣрно моей цѣли, безусловно надо было, чтобы моя просьба была вручена въ собственныя руки короля.
   -- Не мечтайте болѣе объ этомъ, любезный другъ. Это опасное предпріятіе, и подобная неосторожность съ вашей стороны меня удивляетъ.
   -- Но знаете, аббатъ, что мы теряемъ сто тысячъ экю обѣщаннаго вознагражденія, если будущаго 20 марта?...
   -- Ба! лучше потерять сто тысячъ экю, чѣмъ погубить себя и, можетъ быть, всѣхъ вашихъ друзей. Сдержать обѣщаніе -- дѣло не важное, когда вопросъ идетъ о сохраненіи своихъ интересовъ. Вѣрьте мнѣ, уничтожьте эту бумагу.
   -- Этой бумаги болѣе не существуетъ съ сегодняшняго дня,-- возразила женщина.-- Сегодня рано утромъ ко мнѣ постучались въ дверь. Когда я услышала эти стуки, меня охватилъ страхъ, и я живо отдала это прошеніе моей дочери, чтобы она его сожгла; затѣмъ я пошла отворить дверь. По счастью, эти утренніе посѣтители были лишь миссіонеры Сенъ-Венсанъ-де-Поль.
   -- Вы хорошо сдѣлали. Въ данный моментъ лучше оставитъ дѣйствовать вашихъ друзей, какъ только они будутъ имѣть возможность. Если имъ удастся, то ихъ успѣхъ будетъ намъ гораздо полезнѣе, потому что маркиза послѣ мессы, на которой она будетъ завтра участвовать, увидитъ въ томъ подтвержденіе нашего тайнаго могущества.
   -- Вы меня увѣрили, что придете служить эту мессу?-- спросила женщина.
   -- Разсчитывайте на меня. Необходимо, чтобы все было готово, когда я пріѣду.
   -- Все будетъ приготовлено: церковное облаченіе, престолъ и свѣчи. Вамъ остается только принести Святые Дары. Ваша экономка, Лашанфренъ, возьмется доставить ребенка, не правда ли?
   Звукъ голоса заинтриговалъ Люссака. Ему казалось, что онъ слышалъ этотъ голосъ при обстоятельствахъ, которыя онъ не могъ опредѣлить.
   Но съ другой стороны перегородки разговоръ продолжался.
   -- Кто еще будетъ присутствовать за этой мессой?-- спросилъ мужчина.
   -- Ничего не измѣнится въ обыкновенной церемоніи. Г-жа Дэзэлье одна будетъ сопровождать завтра вечеромъ маркизу Монтеспанъ ко мнѣ. Моя дочь и я будемъ служить причетниками, надежные друзья будутъ ожидать въ саду и затѣмъ проводятъ маркизу Монтеспанъ.
   -- Ваша дочь? Но увѣрены ли вы въ ея молчаливости?
   -- Какъ въ себѣ самой. Моя дочь болѣе не маленькая, не невѣжественная и наивная пансіонерка. Я давала ей много разъ различныя порученія, годныя для ея развитія, и вскорѣ я надѣюсь отдать ее Романи въ жены.
   -- Романи! Я считалъ, что за нею ухаживаетъ офицеръ гвардіи, маркизъ де-Шастенэ.
   -- Увы! безъ сомнѣнія, она предпочла бы этого дворянина. Но я хочу навсегда привязать Романи; это -- драгоцѣнный человѣкъ!
   -- Поистинѣ вы предусмотрительны. Дозавтра, въ полночь у васъ.
   -- Дозавтра.
   Въ коридорѣ раздались шаги, и дверь закрылась за посѣтительницей.
   Не безъ волненія Оливье услышалъ произнесенное имя маркизы.
   Безпокоясь узнать, онъ бросился къ окну, выходящему на улицу. Его изумленіе было таково, что онъ не могъ удержать восклицаніе удивленія:
   -- Г-жа Вуазенъ!
   Закутаннпая въ широкій темный плащъ, прорицательница удалялась быстрыми шагами, пробираясь по стѣнкамъ и бросая направо и налѣво воровскіе взгляды, какъ будто она боялась, чтобы ея не узнали.
   Какую мессу могли бы они служить въ полночь въ домѣ, въ Вилль-Нёвъ?
   У г-жи Вуазенъ нѣтъ никакой молельни, это было въ Парижѣ еще привилегіей, которой владѣли лишь одни избранные. Для чего это посѣщеніе и въ такой часъ маркизы Монтеспанъ и г-жи Дэзэлье, и къ чему столько'таинственности?
   Непріятное безпокойство, въ которое Люссака привели эти догадки, разсѣялись скрипомъ бородки ключа въ заржавленной замочной скважинѣ. Слегка сгорбленный силуэтъ аббата Гибура появился въ дверяхъ.
   Это былъ высокій старикъ лѣтъ шестидесяти, съ сильно красными, толстыми щеками. Подъ широкимъ лбомъ, окаймленнымъ сѣдыми волосами, блестѣли подъ очками косые черные глаза Монморанси. Орлиный носъ, весь прыщеватый, возвышался надъ чувственными губами.
   -- Простите, сударь, что я заставилъ васъ такъ долго ожидать,-- сказалъ патеръ:-- но я не могъ отпустить ранѣе одну изъ моихъ кающихся грѣшницъ, которая пришла просить помощи въ моемъ заступничествѣ.
   Люссакъ поклонился и протянулъ письмо.
   Аббатъ Гибуръ сломалъ печать и прочиталъ его.
   -- Милости просимъ, дорогое дитя,-- сказалъ онъ, сжимая въ сморщенной рукѣ руку Люссака... Ваше посѣщеніе доставляетъ мнѣ пріятное удовольствіе, такъ какъ я хорошо зналъ когда-то барона Люссака, когда я былъ главнымъ патеромъ графа Монгоммери. Я помню вашего отца... Въ ту эпоху онъ былъ красивый кавалеръ, отважный и прямой, какъ его шпага... Его сынъ не можетъ не походить на него...
   При этихъ радушныхъ словахъ не очень благопріятное впечатлѣніе, испытанное молодымъ человѣкомъ при видѣ старика, разсѣялось.
   Онъ разспросилъ Люссака благосклонно о его первыхъ дебютахъ при дворѣ.
   Люссакъ разсказалъ о своемъ отважномъ поступкѣ и о томъ, какъ онъ былъ представленъ королю и принятъ на службу къ его брату. Каждый разъ, произнося имя маркизы Монтеспанъ, онъ старался обнаружить во взглядѣ патера или въ его отвѣтахъ указанія, годныя объяснить ему тайну, которую онъ невольно узналъ.
   Но въ глазахъ аббата Гибура не было никакого блеска, а въ чертахъ лица никакого смущенія. Онъ говорилъ спокойно о городскихъ и придворныхъ дѣлахъ, о послѣднихъ событіяхъ; онъ выражался тихимъ голосомъ, медленно, часто употребляя корректныя выраженія, опредѣленную начитанность.
   -- Я надѣюсь,-- сказалъ онъ,-- что вы будете часто приходить ко мнѣ... Вы всегда будете желанный гость у стараго друга барона Люссака... Я не осмѣливаюсь предложить вамъ сегодня сѣсть за мой скромный обѣдъ...
   -- Тысячу разъ благодарю васъ, аббатъ!.. Мнѣ надо сегодня вечеромъ быть на службѣ.
   -- Въ такомъ случаѣ, любезное дитя, я не настаиваю... Ступайте, куда васъ призываетъ долгъ, и до скораго...
   Люссакъ ушелъ.
   Присутствіе г-жи Вуазенъ въ улицѣ Жанъ-Тизонъ и слышанный разговоръ завладѣли умомъ Люссака. Тщетно хотѣлъ онъ отогнать подальше отъ себя безпокойныя мысли... Прежде всего, что страннаго въ этомъ посѣщеніи? Развѣ самъ аббатъ Гибуръ не сказалъ Оливье: "одна изъ кающихся пришла просить помощи въ моемъ заступничествѣ"? Эта кающаяся была г-жа Вуазенъ. Чего болѣе естественнаго и зачѣмъ мучить такъ умъ? Впрочемъ, развѣ онъ не видѣлъ въ домикѣ въ Сенъ-Жермэнѣ самыя преданныя заботы, и съ какого права старается онъ проникнуть сокровенную тайну?
   И въ странной исторіи прошенія, посылки, успѣха, одна фраза внезапно ему въ голову врѣзалась: "г-жа Дэзэлье одна будетъ сопровождать маркизу Монтеспанъ".
   

XI.

   Несмотря на упорныя настоятельныя просьбы Ронани, г-жа Вуазенъ совсѣмъ не считала долгомъ говорить со своей дочерью о свадебныхъ проектахъ влюбленнаго.
   -- Еще немного потерпите,-- говорила она своему сообщнику каждый разъ, какъ онъ напоминалъ ей о своей просьбѣ.-- Я держу слово. Я узнала, что до сихъ поръ вы дѣлали все возможное для моего удовлетворенія, и я могу обвинять только обстоятельства, которыя были для васъ совсѣмъ неблагопріятны... Потерпите... Я не упущу случая расположить мою дочь въ вашу пользу... Какъ только вы исполните, вы знаете, что Маргарита будетъ ваша жена...
   Романи ждалъ и питалъ довѣріе... Онъ старался своимъ обращеніемъ и предупредительностью заслужить расположеніе Маргариты, но молодая дѣвушка принимала всегда холодно комплименты обожателя.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Однажды утромъ Романи, отправившись въ улицу Борегаръ ранѣе обыкновеннаго, нашелъ г-жу Вуазенъ въ городскомъ нарядѣ.
   -- Вы очень кстати явились,-- сказала она Романи:-- я должна теперь отлучиться на нѣсколько минутъ такъ же, какъ и моя служанка, Марго, которой я дала нѣсколько порученій. Вы примите кліентовъ, которые будутъ спрашивать меня, и заставьте ихъ ожидать въ нижнемъ залѣ.
   -- Но, любезный другъ, не могу ли я скорѣе замѣнить васъ въ вашей поѣздкѣ?..
   -- Благодарю васъ, но дѣломъ, которое меня призываетъ, могу заняться только я одна,-- отвѣтила г-жа Вуазенъ таинственнымъ тономъ:-- я отправляюсь къ нашему сосѣду Ларивьеру, палачу нашего добраго города Парижа.
   -- Къ палачу?.. Правда, какъ предусмотрительная женщина, вы сумѣли заслужить его расположеніе... Послѣ г-на Гилльома -- г-нъ Ларивьеръ!
   -- Нашъ интересъ требуетъ, чтобы я царствовала надъ сердцами палачей...
   -- А также и надъ сердцами г-дъ изъ Шатлэ. Отъ великаго до малаго никто изъ нихъ не устоялъ противъ васъ. Катерина, вы обворожили что ли все правосудіе?... Можетъ быть, и сегодня вы отправляетесь, чтобы порекомендовать г-ну Ларивьеру нѣсколькихъ осужденныхъ, которыхъ вы желаете избавить, посредствомъ предварительнаго задушенія, отъ страданій колесованія и костра.
   -- Нисколько. Просто я хочу просить, чтобы онъ отдалъ мнѣ жиръ повѣшенныхъ, необходимый для выдѣлки свѣчей, которыя будутъ намъ служить сегодня вечеромъ при церемоніи. Кстати, я разсчитываю на васъ. Эта месса могла бы принести намъ хорошій кушъ, если бы удалось ваше предпріятіе у герцогини Фонтанжъ.
   -- Если бы удалось мое предпріятіе у церцогини Фонтанжъ? Какое отношеніе можетъ существовать между этой мессой?.. Поистинѣ я болѣе ничего не понимаю, любезный другъ...
   -- Какъ вы ничего не понимаете?
   -- Нѣтъ...
   -- Но эта месса будетъ исполнена для нашей доброй кліентки, маркизы Монтеспанъ.
   -- Еще?-- сказалъ съ улыбкой Романи.-- Чего же требуетъ маркиза?
   -- Э! Чего же вы хотите, чтобы она требовала, какъ не возвращенія расположенія короля, который ее бросилъ? Маркиза Мойтеспанъ, какъ вамъ небезызвѣстно, замѣнена Маріей Фонтанжъ. Итакъ, надо, чтобы послѣдняя исчезла; мы такимъ образомъ докажемъ маркизѣ дѣйствительность нашихъ обрядовъ, и, какъ прежде, она осыплетъ насъ золотомъ.
   -- Но къ чему можетъ послужить исчезновеніе герцогини Фонтанжъ?-- спросилъ Романи.-- У насъ сегодня 11-е марта, Катерина, а вы помните, что 20-го марта, то-есть черезъ десять дней, король долженъ быть вычеркнутъ изъ списка живыхъ. Послѣ этого событія, я не вижу, какою надеждою можетъ еще убаюкивать себя маркиза Монтеспанъ. Ей нечего будетъ болѣе опасаться герцогини Фонтанжъ, такъ какъ предметъ ихъ соперничества перестанетъ существовать...
   -- Все это очень справедливо, Романи,-- сказала Катерина:-- если бы я дѣйствительно могла быть увѣрена, что 20-го марта я удовлетворю сторонниковъ Голландіи и Англіи. Но все, увы! заставляетъ меня предвидѣть противное. Неожиданныя препятствія скопились на нашемъ пути. Вы видите сами, сколько у васъ было неудачъ со времени вашей первой попытки у королевы. Я очень боюсь не имѣть возможности исполнить миссію, за которую я взялась.
   -- Но тогда сто тысячъ экю?..
   -- Сто тысячъ экю будутъ потеряны, Романи. Но такъ какъ лучше не сжигать разомъ всѣхъ своихъ кораблей, то я думаю попрежнему подстрекать надменность и честолюбіе маркизы Монтеспанъ. Конечно, я ничуть не отказываюсь отъ своихъ плановъ относительно короля. Девять дней, которые намъ остаются, достаточно, чтобы позволить мнѣ достичь успѣха... И въ такомъ случаѣ, смотрите, Романи, какъ все было бы къ лучшему, если предположить, что прежде вы сами достигли вашей цѣли у герцогини Фонтанжъ. Съ одной стороны, маркиза Монтеспанъ, удовлетворенная неожиданной смертью своей соперницы, видѣла бы въ этомъ вліяніе сверхъестественныхъ силъ, которыя мы ее заставили призывать, и, болѣе не опасаясь новой фаворитки, она мысленно подымалась бы уже по ступенямъ трона. Мы воспользуемся ея добрымъ расположеніемъ, чтобы получить крупное вознагражденіе.
   -- Но если вы будете имѣть успѣхъ, Катерина,-- возразилъ Романи:-- радость доброй маркизы была бы не продолжительна.
   -- Это меня всего менѣе безпокоитъ, такъ какъ въ этомъ случаѣ лордъ Монмутъ тотчасъ же вручитъ намъ обѣщанныя сто тысячъ экю и облегчитъ намъ проѣздъ въ Англію, гдѣ со значительной суммой, которой будемъ тогда владѣть, мы можемъ въ полной безопасности дать новый полетъ нашему дѣлу... Если я потерплю неудачу, и если вы одни будете имѣть успѣхъ, мы всегда сохранимъ нашу кліентку, маркизу Монтеспанъ, и откажемся со всей философіей, на какую мы только способны, отъ ста тысячъ экю лорда Монмута... Понимаете вы теперь?..
   -- Дѣйствительно, Катерина,-- отвѣтилъ Романи, глаза котораго блестѣли страннымъ пламенемъ:-- я начинаю понимать... Вы дѣйствительно ловкая женщина... Но какой патеръ взялся служить мессу сегодня вечеромъ?
   -- Аббатъ Гибуръ, котораго я видѣла вчера, обѣщался мнѣ быть здѣсь въ полночь.
   -- Аббатъ Гибуръ! Но вы не подумали объ этомъ, Катерина... Аббатъ въ семидесятилѣтнемъ возрастѣ, и я сомнѣваюсь, чтобы, несмотря на прелести маркизы Монтеспанъ, онъ былъ способенъ исполнить до конца свою службу... Вы знаете стихи нашего друга Лафонтэна:
   "Passe encore de bâtir, mais planter à cet âge"..-- прибавилъ онъ съ двусмысленнымъ смѣхомъ.
   -- Причиной больше, Романи. Маркиза не подвергнется, безъ сомнѣнія, этой важной подробности церемоніала, тѣмъ болѣе, что она не согласилась на нее въ тотъ разъ и при тѣхъ же условіяхъ... Достаточно подобія, и никто лучше Гибура не можетъ исполнить это подобіе,-- сказала она, улыбаясь въ свою очередь.
   -- Вы все предусмотрѣли, Катерина.
   -- Я вызвала Лезажа для приготовленія къ мессѣ и для разведенія огня подъ очагомъ.
   -- Подъ очагомъ? Такъ, значитъ, вы могли достать ребенка?..
   -- Да, служанка Гибура, Лашанфренъ, принесетъ своего...
   -- Я вижу, что вы придерживаетесь малѣйшей подробности ритуала... Разсчитывайте на меня, любезный другъ. Я буду точенъ на свиданіе... Въ ожиданіи вашего возвращенія, я буду сегодня утромъ принимать кліентовъ...
   -- Прекрасно, благодарю васъ.
   И г-жа Вуазенъ направилась къ двери. Въ тотъ моментъ, какъ она ее открывала, къ ней приблизился Романи.
   -- Еще одинъ вопросъ, Катерина... Какъ удалите вы вашу дочь?
   -- Маргарита,-- отвѣтила г-жа Вуазенъ: -- будетъ присутствовать при этой церемоніи... Это разсѣетъ ея послѣднее удивленіе, и для нея не останется болѣе ничего тайнаго. До скораго свиданія! Черезъ два часа, самое позднее, я окончу мои визиты.
   Дверь закрылась за г-жею Вуазенъ, сѣвшей въ карету, которую ежедневно предоставляла въ ея распоряженіе жена предсѣдателя суда Леферонъ.
   Маргарита въ это время встала.
   Солнечный лучъ, ворвавшись въ полуприкрытый ставень, перерѣзалъ золотистой полосой полумракъ комнаты.
   Служанка г-жи Вуазенъ, Марго, вошла, какъ она это дѣлала каждое утро, въ комнату молодой дѣвушки, которая стояла у кровати и начинала одѣваться.
   -- Не нужно ли вамъ чего нибудь, прежде чѣмъ я уйду? Меня не будетъ все утро... Хозяйка дала мнѣ важныя порученія.
   -- Порученія... Но я пойду съ вами, Марго. Я плохо спала, и немного воздуха мнѣ принесетъ пользу. Помогите мнѣ одѣться.
   Служанка повиновалась.
   Въ коридорѣ она встрѣтилась съ Романи въ тотъ самый моментъ, какъ отворяла дверь на улицу.
   -- Какъ и вы также уходите?-- съ удивленіемъ спросилъ онъ молодую дѣвушку.
   -- Да, развѣ это причиняетъ вамъ огорченіе?-- лукаво спросила Маргарита.
   -- Самое большое мое огорченье, сударыня, знать, что вы далеко отъ меня,-- отвѣтилъ Романи съ любезностью обожателя.
   Маргарита не обратила большого вниманія на этотъ комплиментъ и послѣдовала за служанкой, оставивъ въ задумчивости Романи.
   -- Куда можетъ она отправиться въ такой часъ?-- спрашивалъ онъ себя: -- что можетъ она еще напроказить съ этой колдуньей Марго? Нѣтъ ли тамъ какого влюбленнаго?.. Но въ самомъ дѣлѣ почему бы нѣтъ?.. Напримѣръ, Шатенэ, этотъ офицерикъ королевской стражи, который за нею ухаживаетъ?.. Чортъ возьми!.. я хочу въ этомъ убѣдиться... и къ чорту кліенты Катерины! Они подождутъ у дверей.
   Накинувъ на плечи плащъ и прицѣпивъ сбоку шпагу, онъ вышелъ. Маргарита и Марго уже достигли конца улицы Борегаръ и вошли въ улицу Пуассоньеръ. Романи рѣшился слѣдовать за ними, все-таки сохраняя благоразумное разстояніе.
   Обѣ женщины продолжали путь чрезъ улицу Пти-Карро и улицу Монторгейль.
   Пройдя по улицѣ св. Евстахія, онѣ направились по одной изъ многочисленныхъ маленькихъ улицъ, примыкавшихъ къ Новому Мосту.
   Романи готовился перейти шоссе и рыночную площадку, какъ былъ остановленъ нетерпѣливой и любопытной толпой.
   -- Мѣста! мѣста!-- кричали солдаты.
   Появились мундиры.
   Это былъ Пикардійскій полкъ, направлявшійся изъ Версаля, гдѣ онъ помогалъ въ постройкѣ замка, а также въ окончаніи королевской дороги въ Сенъ-Жермэнъ, и возвращавшійся въ свои казармы въ Mo.
   Романи, во что бы то ни стало, хотѣлъ пробраться сквозь этотъ водоворотъ толпы. Одинъ солдатъ ему въ этомъ помѣшалъ. Сообщникъ г-жи Вуазенъ долженъ былъ ждать, разразясь проклятіями противъ досадной помѣхи.
   Поднявшись на ципочки, онъ старался, благодаря своему высокому росту, слѣдить за Маргаритой и ея служанкой чрезъ головы зѣвакъ. Но на этотъ разъ обѣ женщины исчезли, и Романи не могъ болѣе разсчитывать ихъ разыскать.
   -- Чортъ возьми этотъ Пикардійскій полкъ!-- сказалъ съ проклятіемъ другъ г-жи Буазенъ.
   Онъ уже хотѣлъ возвратиться въ улицу Борегаръ, когда его заставило обернуться дружеское прикосновеніе руки, положенной на его плечо.
   -- А, Лезажъ!-- воскликнулъ онъ, узнавъ прежняго торговца шерстью... Какого чорта дѣлаете вы здѣсь?..
   -- Это вамъ надо задать такой вопросъ,-- возразилъ Лезажъ... Я знаю васъ за врага толпы и удивляюсь, найдя васъ въ числѣ зѣвакъ.
   Романи дурно скрылъ свою досаду. Однако, его удерживалъ стыдъ сдѣлать Лезажа повѣреннымъ своего сердечнаго огорченія.
   Онъ отвѣтилъ почти привѣтливо:
   -- Я именно собирался итти въ улицу Борегаръ.
   -- Не ранѣе, какъ выпивъ вмѣстѣ бутылку вина, товарищъ... Я не знаю, на что вы сердитесь, но вы, мнѣ кажетеся, въ дурномъ настроеніи. Стаканъ добраго вина, надѣюсь, разсѣетъ озабоченность, которую я читаю на ѣашемъ лицѣ.
   Романи хотѣлъ протестовать.
   -- Благодарю... Уже это слишкомъ, что я покинулъ на нѣсколько минутъ квартиру Катерины. Она просила меня принять ея посѣтителей во время ея отсутствія.
   -- Ба! ба!-- сказалъ Лезажъ, взявъ подъ руку своего спутника:-- нашъ другъ Катерина, я въ этомъ увѣренъ, будетъ вполнѣ снисходительна къ этой шалости, когда она узнаетъ, что вы были со мною. Впрочемъ, я хочу съ вами поговорить о нашихъ общихъ интересахъ.
   Тотъ и другой дошли до "Золотого компаса", одного изъ наиболѣе посѣщаемыхъ трактировъ въ улицѣ Монторгейль. Лезажъ увлекъ туда Романи, который желая все разузнать, не прочь былъ поговорить минуту съ наиболѣе близкимъ наперсникомъ г-жи Вуазенъ, и оба сообщника усѣлись за столъ.
   -- Ну же, чортъ возьми, хозяинъ Франсуа,-- воскликнулъ Лезажъ, обращаясь къ трактирщику:-- пусть намъ подаютъ и поскорѣе.
   -- Хорошо, хорошо, идутъ!-- отвѣтилъ трактирщикъ:-- не будемъ горячиться, любезный г-нъ Дюбюисонъ... Сегодня много посѣтителей, и мимо проходящій Пикардійскій полкъ привлекъ ко мнѣ посѣтителей, на которыхъ я никакъ не разсчитывалъ... мнѣ не хватаетъ слугъ, чтобы подавать всѣмъ гостямъ. Потерпите нѣсколько минутъ, а я спущусь въ погребъ, чтобы отыскать для васъ одну изъ тѣхъ старыхъ бутылокъ, которыя вы такъ цѣните.
   Эти слова удовлетворили нетерпѣніе Лезажа.
   Толпа наполняла трактиръ своими криками и зовомъ, такъ что хозяинъ Франсуа Гарно разрывался, чтобы удовлетворить столько требованій. Наконецъ онъ направился въ глубину залы и готовился поднять опускную дверь погреба, когда свѣже-выбритый мужчинъ съ сѣдоватыми волосами, одѣтый ремесленникомъ, пробрался сквозь толпу гулякъ и приблизился къ нему.
   -- Ну, что, хозяинъ,-- сказалъ въ полголоса новопришедшій:-- дѣла, повидимому, сегодня идутъ?
   -- Боже мой, да...-- отвѣтилъ хозяинъ, изумленный при видѣ своего собесѣдника.-- Но что значитъ это переодѣваніе, господинъ?...
   -- Шш! Ни слова, и оставьте меня дѣйствовать. Я вошелъ къ вамъ, потому что съ улицы видѣлъ, какъ вы стараетесь, и пришелъ предложить вамъ свои услуги.
   -- Понимаю... Охотно,-- сказалъ хозяинъ Гарно.-- Я принимаю. Вы меня выведите изъ сильнаго затрудненія. Вотъ какъ разъ являются другіе гости... Займитесь ими, пока я спущусь въ погребъ. Кубки и горшки тамъ, на этажеркѣ, налѣво отъ камина. Кувшины для вина подъ ними. Я требую за полъ-горшка три су, а за цѣлый шесть... Вы получите деньги... Впрочемъ, они не могли бы попасть въ лучшія руки,-- прибавилъ онъ съ хитрой улыбкой.
   И хозяинъ оставилъ новопришедшаго одного, который, преобразившись въ трактирнаго слугу, принялся прислуживать потребителямъ, численность которыхъ все увеличивалась.
   Вскорѣ поднялся изъ погреба хозяинъ, съ предосторожностью держа въ рукѣ всю запыленную флягу. Такъ какъ онъ приближался къ столу, за которымъ разговаривали Лезажъ и Романи, то слуга, добровольно предложившій свои услуги, бросился къ нему навстрѣчу.
   -- Простите,-- сказалъ онъ, выхвативъ бутылку,-- вы меня наняли, и я не потерплю, чтобы вы исполняли мою обязанность... Положитесь на мою расторопность...
   И прежде чѣмъ хозяинъ могъ произнесть хотя одно слово, новый слуга былъ уже возлѣ обоихъ сообщниковъ, вытирая со стола пыль быстрымъ движеніемъ салфетки и наполняя оловянные кубки.
   Удовлетворенный такимъ усердіемъ, Гарно возвратился къ очагу, гдѣ нанизанная на длинномъ вертелѣ дичь жарилась предъ яркимъ, трещавшимъ пламенемъ пылающихъ виноградныхъ лозъ.
   Лезажъ и Романи прервали свой разговоръ, чтобы осушить кубки. Слуга подошелъ снова, чтобы наполнить ихъ, когда Лезажъ остановилъ его.
   -- Хорошо,-- сказалъ онъ,-- оставь насъ... Мы сами себѣ нальемъ.
   Слуга поклонился, затѣмъ отошелъ на нѣсколько шаговъ, и Лезажъ наполнилъ кубокъ Романи.
   -- Любезный мой,-- сказалъ онъ, убѣдившись, что слуга болѣе не занимается ими:-- вы неправы такъ терзать свое сердце... И я удивляюсь, какъ вы могли влюбиться въ эту дурочку Маргариту. Да, вы неправы. Какого чорта! такой человѣкъ, какъ вы, пресыщенный всевозможными похожденіями, еще попадаетесь на удочку невиннаго личика этой дѣвушки... Однако, вы должны были давно обратить вниманіе...
   -- Что вы хотите сказать?-- спросилъ живо Романи.
   -- Я знаю, что говорю,-- отвѣтилъ спокойно Лезажъ: -- и вы знаете это такъ же хорошо, какъ и я. Вмѣстѣ съ тѣмъ вы не имѣете притязанія вѣрить въ добродѣтель юницъ... Ея сношенія съ маркизомъ Шатенэ извѣстны всѣмъ...
   -- Эти сношенія вскорѣ прекратятся, такъ какъ я убью Шатенэ, и Маргарита будетъ моей женою,-- отвѣтилъ Романи сухимъ голосомъ.
   -- Словомъ всѣ радости,-- злорадствовалъ Лезажъ.-- Прошу васъ, Романи, бросьте на мгновеніе эти мрачныя мысли и непринужденно отдайтесь веселымъ мыслямъ, какія можетъ вамъ внушить подобный нектаръ... Хозяинъ,-- прибавилъ онъ, подзывая трактирщика:-- позаботьтесь, чтобы намъ тотчасъ же замѣнили пустую флягу. У насъ большая жажда.
   Хозяинъ далъ распоряженіе слугѣ, возвратившемуся съ двумя новыми бутылками, и Лезажъ наполнилъ кубки.
   -- Ну, за ваше,-- сказалъ онъ, чокаясь своимъ кубкомъ о кубокъ Романи... Выпьемъ, любезный, и забудьте все.
   -- Когда васъ держитъ любовь, то забыть труднѣе, чѣмъ вы думаете,-- отвѣтилъ Романи... Кромѣ того, слишкомъ поздно, предложеніе сдѣлано, и у меня есть формальное обѣщаніе Катерины...
   -- Формальное обѣщаніе Катерины?-- повторилъ Лезажъ...-- Развѣ вы такъ довѣряете ея словамъ?
   -- У насъ одинаковые интересы, Лезажъ. И не вамъ сомнѣваться въ ея искренности. Вспомните, что она васъ освободила отъ галеръ. Будьте, по крайней мѣрѣ, благодарны...
   -- Я благодаренъ,-- возразилъ со смѣхомъ Лезажъ.-- Послушайте, если Катерина такъ дѣйствовала, значитъ, я ей былъ нуженъ для усовершенствованія въ искусствѣ колдованія, которому я началъ ее учить, и для того, чтобы довести до совершенства извѣстныя предпріятія... Безъ этого, повѣрьте мнѣ, я гребъ бы еще и въ настоящее время на галерахъ его величества... Въ тотъ день, когда Катерина найдетъ возможнымъ обойтись безъ моихъ услугъ, она употребитъ всевозможныя средства, чтобы избавиться отъ моей особы. Вы должны помнить... Тому четыре года назадъ, развѣ она не пробовала меня отравить, въ два пріема, съ помощью одного изъ своихъ помощниковъ, Пьера, того пастуха изъ Руля, который такъ опытенъ въ искусствѣ выгонять сокъ изъ растеній?.. Затѣмъ, развѣ она не старалась, не знаю, ради какой цѣли, убѣдить меня, что отъ меня беременна? Даже впослѣдствіи она купила у акушерки, по имени Деланжъ, въ улицѣ Омеръ, новорожденнаго ребенка, котораго она имѣла дерзость представить мнѣ за моего сына, и котораго въ церкви св. Николая окрестила подъ именемъ Жано, сына Дезэ и Керэ, г-на Дюбюиссона... Вы понимаете, что подобныя дѣла не забываются, и у меня превосходная причина -- не довѣрять ей...
   -- Въ такомъ случаѣ, зачѣмъ же вы продолжаете знаться съ нею?
   -- Просто потому, что въ этомъ я нахожу свою выгоду... Безъ этого, будь увѣрены, я давно бы работалъ за свой счетъ и оставилъ бы Катерину выпутываться, какъ она хочетъ... Но, благодаря адской ловкости, эта женщина располагаетъ такими кліентами, что я даже не мечтаю отбивать ихъ у нея. Это -- потеря времени.
   -- Ваше злопамятство дѣлаетъ васъ несправедливымъ относительно ея,-- отвѣтилъ Романи:-- что касается меня, то я вполнѣ вѣрю ея слову...
   -- Жалѣю васъ... Въ данный моментъ Катерина преслѣдуетъ различные планы, вполнѣ достойные ея смѣлости, я съ этимъ согласенъ, но которые могутъ завести далеко, если когда нибудь ее захватятъ. Слѣдовательно, выбирая васъ для исполненія ихъ и обѣщая вамъ, какъ награду, въ случаѣ вашего успѣха, руку Маргариты, она хочетъ избѣжать опасности и обезпечить свою отвѣтственность. Впрочемъ, подобный способъ очень подходитъ къ ея самолюбію, которое она всегда выказывала даже относительно своихъ друзей... Вотъ о чемъ вы не подумали, Романи, давъ себя соблазнить ея обѣщаніями.
   -- Но сами вы развѣ не занимаетесь ея планами?-- замѣтилъ съ живостью Романи.
   -- Это -- правда, но я обдумалъ и съ тѣхъ поръ понялъ, что роль была слишкомъ опасна...
   Въ этотъ моментъ Лезажъ инстинктивно обернулся. Совсѣмъ близко отъ него сидѣлъ слуга, нанятый хозяиномъ трактира.
   -- Что ты тамъ дѣлаешь?-- воскликнулъ съ гнѣвомъ Лезажъ.-- За что тебѣ платитъ хозяинъ жалованье, за то ли, чтобы ты подслушивалъ разговоры посѣтителей или чтобы имъ служилъ?
   Слуга всталъ.
   -- Я подслушиваю посѣтителей, сударь?-- отвѣтилъ онъ... Но вы объ этомъ совсѣмъ не думаете: я съ ногъ сбился, чтобы удовлетворить всѣхъ гулякъ, и теперь, имѣя передышку, я воспользовался случаемъ, чтобы отдохнуть.
   -- Во всякомъ случаѣ ты могъ бы сѣсть нѣсколько дальше,-- сказалъ Лезажъ съ досадой.
   -- Хорошо, хорошо, сударь,-- униженно пробормоталъ слуга.-- Если я васъ разсердилъ, то извиняюсь предъ вами. Я, человѣкъ бѣдный, очень счастливъ, что нашелъ это мѣсто, а потому мнѣ не хотѣлось бы, чтобы съ самаго начала моей службы посѣтители были ко мнѣ не расположены, благодаря моей неловкости, которую надо мнѣ простить.
   -- Полно, малый,-- отвѣтилъ Лезажъ:-- довольно... оставь насъ... Знай, однако, что скромность -- первое качество хорошаго слуги.
   -- Благодарю за совѣтъ, сударь... Я сумѣю имъ воспользоваться...
   И слуга удалился, низко кланяясь.
   Лезажъ возобновилъ прерванный разговоръ.
   -- Заставилъ же я васъ замѣтить, Романи, что въ этихъ обстоятельствахъ я выбралъ роль, въ которой подвергаюсь наименьшей опасности... Путешествіе, совершенное мною въ Гренобль и Ліонъ за перчатками и матеріями, предназначенными герцогинѣ Фонтанжъ, совсѣмъ не можетъ меня поставить въ непріятное положеніе, и не мнѣ сдѣлала Катерина предложеніе проникнуть къ королевѣ... Она очень хорошо знаетъ, что я не принялъ бы его.
   Пока длился этотъ разговоръ, слуга мало-по-малу приближался къ столу Романи и Лезажа; онъ для вида разговаривалъ съ гуляка мы, которые сидѣли невдалекѣ отъ сообщниковъ г-жи Вуазенъ.
   Лезажъ совсѣмъ не обратилъ на это вниманія.
   -- Нѣтъ,-- продолжалъ онъ:-- я не принялъ бы его... Это порученіе было слишкомъ опасно.
   -- Вѣроятно, у меня были причины совсѣмъ не раздѣлять этого мнѣнія,-- сухо замѣтилъ Романи.-- Впрочемъ не будемъ болѣе объ этомъ говорить.
   -- О!-- сказалъ Лезажъ,-- не сердитесь... Осушимъ эту бутылку и разстанемся друзьями...
   -- Мы увидимся сегодня вечеромъ,-- сказалъ смягчаясь Романи: -- не правда ли, васъ Катерина предупредила? Вы поможете мвъ развести огонь въ очагѣ и сдѣлать приготовленіе къ мессѣ, которую долженъ отслужить аббатъ Гибуръ.
   -- А! а!-- сказалъ смѣясь Лезажъ: -- маркиза Монтеспанъ не потеряла довѣрія! Подобная работа совсѣмъ не опасна и даетъ крупный барышъ.
   -- Такъ по рукамъ?
   -- Да. Я буду въ назначенный часъ въ улицѣ Борегаръ.
   И обернувшись Лезажъ подозвалъ хозяина, чтобы расплатиться.
   

XII.

   Г-жа Вуазенъ сказала фавориткѣ:
   -- Маркиза Монтеспанъ, вы будете королевой Франціи!
   -- Я вѣрю въ васъ,-- отвѣтила Атенаиса.
   И высокомѣрная маркиза преклонилась побѣжденной и сдѣлалась покорной слугою прорицательницы.
   Какимъ же безподобнымъ могуществомъ располагала эта женщина, чтобы подчинить всѣмъ своимъ желаніямъ надменную Мортемаръ и такъ возбудить ея честолюбіе, которое мѣтило ни больше ни меньше, какъ измѣнить порядокъ наслѣдованія трона Франціи?..
   Остановимъ на мгновеніе теченіе нашего разсказа и приподымемъ наконецъ завѣсу, которая закрывала жизнь и тайныя занятія прорицательницы.
   Въ эпоху, когда Гассенди съ преобразованной системой Эпикура препятствовалъ великому Декарту, когда нѣкоторые свободные умы избавились отъ вѣрованій и догматовъ стараго богословія, любовь къ чудесному продолжала не менѣе могущественно царствовать, несмотря на суровый приступъ разума. Но эпикурейство набирало сторонниковъ и учениковъ лишь въ "высшемъ классѣ", которые опредѣлялись тогда именемъ "распутниковъ и вольнодумцевъ". Оно привлекало къ себѣ лишь нѣкоторыхъ поэтовъ, писателей, патеровъ и ученыхъ, считавшихъ Гассенди "самымъ ученымъ среди философовъ и самымъ смышленымъ среди ученыхъ". Другіе,-- громадная толпа невѣждъ,-- которыхъ совсѣмъ не просвѣщалъ высшій скептицизмъ знаменитыхъ мыслителей, все еще блуждали въ "несбыточныхъ мечтахъ", въ поискахъ "духовъ", у которыхъ они просили исполненія своихъ желаній, конца страданій, удовлетворенія злобы, утоленія ихъ алчности и несбыточной формы вѣчнаго счастья. Тогда-то ловкіе люди наживы противопоставили церковной пышности магическое великолѣпіе сатанинской церемоніи и предложили суевѣрію, неискореняемому изъ человѣческаго сердца, попытать вторгнуться въ безграничную область невѣдомаго.
   Но католическая церковь, ревнивая къ своимъ правиламъ, или скорѣе къ своимъ интересамъ, не колебалась, когда ей представлялся случай, сурово наказывать приверженцевъ новаго ученія и тѣхъ, которые, наперерывъ, таинственными обрядами извлекали пользу изъ человѣческаго легковѣрія.
   Поэтому предсказательницы будущаго должны были тайно заниматься своимъ доходнымъ ремесломъ, а сильные умы могли сходиться лишь на тайныхъ банкетахъ, гдѣ они оспаривали великую проблему позитивной вѣры.
   На удобной обширной землѣ, расположенной между оградой Парижа и приходомъ Сенъ-Соверъ, только что былъ отстроекъ новый кварталъ. Мелкому люду, согласившемуся тамъ поселиться, были предложены совсѣмъ особенныя преимущества: освобожденіе отъ податей, налоговъ и оброковъ. Вскорѣ, какъ бы по волшебству, въ этой мѣстности возникли просторные дома, окруженные садами. Это былъ Вилль-Невъ. Скромная церковь, сдѣлавшаяся знаменитой, благодаря паломничеству Анны Австрійской, покинутой своимъ августѣйшимъ супругомъ, сдѣлалась приходской, и въ знакъ благодарности за рожденіе дофина ей дали названіе "Божьей Матери Добрыхъ Вѣстей".
   Уединеніе такого квартала, гдѣ дозоръ появлялся лишь изрѣдка, должно было благопріятствовать тайнымъ собраніямъ и запрещеннымъ дѣламъ...
   Такимъ образомъ большинство распутниковъ избирали Вилль-Невъ мѣстомъ свиданій, и тамъ же выбрала себѣ жилище г-жа Вуазенъ.
   Катеринѣ Дезэ, или просто Ваузенъ, было въ то время лѣтъ около двадцати восьми. Это была женщина средняго роста, но хорошо сложенная, съ красивымъ лицомъ, тонкимъ и хитрымъ выраженіемъ, съ живыми и блестящими глазами, указывающими на необыденный умъ. Она вышла замужъ за нѣкоего Антуана Монвуазена, бывшаго послѣдовательно чулочникомъ, золотыхъ дѣлъ мастеромъ и торговцемъ суровскихъ товаровъ на мосту Маріи, но разорившагося въ различныхъ предпріятіяхъ.
   Для своего существованія г-жа Вуазенъ должна была заняться "развитіемъ науки, какую Богъ ей далъ": это была хиромантія и физіономистика, которыя она изучала съ Девятилѣтняго возраста. Эта профессія была болѣе прибыльной, чѣмъ торговля суровскими товарами и золотыми вещами, такъ какъ въ концѣ 1664 года, менѣе чѣмъ чрезъ два года послѣ потери лавки мужа, она купила за тридцать тысячъ ливровъ,-- крупная сумма для той эпохи,-- домъ, окруженный большимъ садомъ, находившійся въ улицѣ Борегаръ, вблнэи церкви и по той же сторонѣ.
   Нѣсколько высокомѣрная новоприбывшая не сближалась ни съ одной изъ окрестныхъ мелкихъ мѣщанокъ. Лавочники и поставщики сосѣднихъ улицъ, сидѣльцы лавокъ, служанки и лакеи, заинтересованные ея странными манерами, часто говорили о ней по вечеромъ на порогахъ дверей или въ кабакахъ. Часто проходящіе и зѣваки видѣли, не обращая, однако, большого вниманія, дворянъ и замаскированныхъ дамъ стучащимися въ дверь ея дома. Но въ то время маски были обычной модой, и посѣщеніе прорицательницы въ нихъ совершенно оправдывалось ихъ употребленіемъ. Г-жа Вуазенъ, впрочемъ, сохраняла по отношенію ко всѣмъ такую молчаливость, что никто не могъ подозрѣвать ея почти баснословной жизни.
   Со времени своего водворенія въ Вилль-Невъ г-жа Вуазенъ обезпечила себѣ содѣйствіе Лезажа, а впослѣдствіи и Романи, Лезажъ, лукавый, и осторожный нормандецъ, прежній торговецъ шерстью, который сначала назывался Дюбюиссономъ, переодѣвавшійся священникомъ и ходившій по домамъ повѣствовать сатанинское евангеліе, добился путемъ ловкости убѣдить саму г-жу Вуазенъ, что онъ постигаетъ "всю науку кабалистики". Въ дѣйствительности же его мнимое колдовство состояло въ особенности изъ фокусовъ. Онъ такъ ловко продѣлывалъ ихъ, что восхищенныя гадалки на картахъ и хиромантики оставались убѣжденными, что онъ былъ апостолъ Сибиллъ.
   Между его лучшими фокусами, способными обморочить легковѣрныхъ зрителей, заслуживаетъ быть приведеннымъ одинъ.
   Желали ли узнать будущее и получить отъ князя ада какой нибудь совѣтъ? Ничего не было проще. Достаточно было написать требованіе на листѣ бумаги и затѣмъ закатать его въ восковой шарикъ. Тогда Лезажъ бросалъ шарикъ на жаровню, "гдѣ онъ съ шумомъ сгоралъ". Нѣкоторое время спустя, ловкій волшебникъ писалъ отвѣтъ и посылалъ его съ запиской, которую считали сгорѣвшей, и которую, какъ онъ утверждалъ, чортъ возвратилъ ему; оставалось только восторгаться чудомъ.
   Что касается Романи послѣ того, какъ онъ покинулъ Экзели и графа Шастюэля, онъ рѣшилъ, въ свою очередь, извлечь пользу изъ страшныхъ тайнъ слишкомъ извѣстнаго итальянца.
   Въ смѣлости у него не было недостатка. Онъ возвратился во Францію, и случай помогъ ему очутиться въ Парижѣ въ присутствіи г-жи Вуазенъ. Катерина была красива, образованна, способна и честолюбива; Романи былъ для нея безподобнымъ профессоромъ преступленій. Ученикъ выказалъ себя достойнымъ учителя. Болѣе того, отъ Рейни мы узнали, что Романи съ виду наиболѣе откровенный и умный, какого только можно себѣ представить, казался человѣкомъ избраннаго общества и самымъ способнымъ вести подобныя дѣла, какъ бы созданнымъ для нихъ.
   Въ эпоху, когда онъ встрѣтилъ г-жу Вуазенъ, слава прорицательницы была такова, что даже писатели наперерывъ прославляли ее. Добрякъ Лафонтенъ, знавшій хорошо Катерину, представилъ ее въ одной изъ своихъ басенъ.
   Лабрюйеръ также не забылъ ея въ своихъ "Характерахъ", и она же представлена въ Канидіи, у которой были такіе прекрасные секреты, обѣщавшіе молодымъ женщинамъ второй бракъ, и которые предсказывали, въ какое время и при какихъ обстоятельствахъ онъ совершится.
   Такъ какъ высшія лица дѣлали ей честь совѣтоваться съ нею и унижались даже до того, что брали ее въ наперсницы своихъ честолюбивыхъ стремленій и ненасытныхъ желаній, то Катерина скоро поняла свою выгоду, какую она можетъ извлечь изъ такого довѣрія, соединеннаго съ легковѣріемъ.
   Она поняла, что этимъ искательницамъ трона, охотницамъ на сердца, жаждущимъ золота, почестей и славы, требуется иное, чѣмъ предсказанія, зависящія отъ случайностей картъ. Есть лучшее дѣло, чѣмъ отгадывать судьбу по кофейной гущѣ, по дымящимся внутренностямъ потрошенныхъ животныхъ, магическимъ зеркаламъ, чернымъ доскамъ, на которыхъ обозначаются странные знаки, и гдѣ принято, чтобы видѣли краснѣвшееся кольцо Сатурна. Порочная и алчная, она говорила себѣ, что теперь она можетъ всѣмъ рисковать, чтобы добиться состоянія. Съ согласія помощниковъ, основательно выбранныхъ и руководимыхъ Романи, слывущаго за профессора въ искусствѣ отравъ, она присоединяла къ своей профессіи прорицательницы совсѣмъ иного рода торговлю, но еще болѣе прибыльную. Постоянные посѣтители ея лабораторіи нашли у нея порошокъ, называемый "порошкомъ наслѣдства", и дѣйствіе котораго столь же быстрое, какъ и вѣрное, должно было удовлетворить самыхъ требовательныхъ кліентовъ.
   Успѣхъ былъ столь великъ, что домъ въ улицѣ Борегаръ сдѣлался вскорѣ мѣстомъ свиданія избранныхъ аристократовъ, военныхъ, юристовъ и представителей буржуазіи. Г-жа Вуазенъ достигла того, что стала зарабатывать пятьдесятъ и даже сто тысячъ ливровъ въ годъ.
   Носилки, кареты, великолѣпные экипажи съ гербами во всякое время дня, иногда и ночью, останавливались передъ жилищемъ прорицательницы; женщины съ замаскированными лицами, но высшее изящество которыхъ выдавало ихъ общественное положеніе, богатые вельможи, знаменитые люди -- всѣ стучались къ ней въ дверь.
   Вотъ герцогиня Бульонская, въ сопровожденіи молодого герцога Вандома. Оба вышли изъ кареты и исчезли за дверью, которую открыла имъ вѣрная и умѣвшая молчать Марго. Смѣлая Манчини, о чемъ сообщила намъ впослѣдствіи г-жа Севиньи, отправилась къ Вуазенъ просить немного яда, чтобы уморить стаа то, скучнаго мужа, и средства вытти замужъ за молодого человѣка, котораго она любила. Новый экипажъ останавливается въ улицѣ Борегаръ; это -- карета Франсуа-Анри Монморанси, графа Бутвилля, который не опасается требовать у Катерины средствъ избавиться отъ своей жены, Магдалины-Шарлотты-Терезы Клермонѣтоннеръ. Несмотря на значительное приданое и герцогство Люксембургское, которое она дала ему въ приданое, будущій "украшатель собора Парижской Богоматери" {Такъ называла герцога Люксембурга, который своими частыми побѣдами доставлялъ случай украшать соборъ, взятіями имъ непріятельскими знаменами.} не чувствовалъ болѣе мужества выносить долѣе эту некрасивую женщину и почти такую же немощную, какъ онъ.
   Вдали показалась другая карета -- княгини Тенгри. Княгиня приближается къ сорока годамъ, и ея лицо было такъ испорчено оспой, что она потеряла надежду когда нибудь заставить себя полюбить. Но Катерина Вуазенъ снабдитъ ее любовнымъ напиткомъ, который наконецъ возбудитъ любовь въ самыхъ вялыхъ влюбленныхъ.
   Другія свѣтскія женщины пріѣзжали въ свою очередь: интриганка, графиня Полиньякъ, графиня Руръ, близкая пріятельница Луизы Лавальеръ, маркиза Алльюи, которая, по словамъ Сенъ-Симона, "была мѣстомъ свиданія и наперсницей парижскаго волокитства", герцогиня Дюра, жены маршаловъ Вивоннь и Лафертэ. Про послѣднюю г-жа Севиньи, намекая на процессъ объ отравахъ, жестоко выразилась: "Въ этомъ процессѣ она имѣла удовольствіе, которымъ она обыкновенно не пользовалась: это слышать, что она невинна". Герцогинѣ Витри, находившей своего мужа стѣснительнымъ, предшествовала по той же причинѣ надменная графиня Суассонъ, прозванная "еуассонской глупышкой".
   Затѣмъ появлялась Маргарита де-Жеанъ, де-Пулэлльонъ, жена Дени -- Александра де-Пулэлльонъ, владѣльца Монреаля и прежняго смотрителя лѣсовъ и водъ въ Шампаньи, но въ то время чиновника контрольной палаты. Жена предпочитала ему маркиза Ривьера, и нѣтъ никакого сомнѣнія, что драгоцѣнный порошокъ наслѣдства освободитъ также и ее отъ ревниваго мужа и позволитъ ей соединить свою судьбу съ любовникомъ, ради котораго она уже прожила часть своего состоянія. Вотъ жена предсѣдателя суда Лаферонъ, жена предсѣдателя суда Лескалопье, которыхъ любовныя похожденія сдѣлали столь знаменитыми. Чтобы имѣть возможность вытти замужъ за избранныхъ любовниковъ, онѣ старались отравить своихъ мужей.
   Потомъ -- вотъ Марія-Катерина Дюжарденъ, дочь совѣтника палаты сборовъ и налоговъ, жена Жеана Лекамю, бывшаго правителя Оверна, а затѣмъ гражданскаго намѣстника; такъ же, какъ и предыдущая, эта дама желаетъ вдовства.
   Войдя къ прорицательницѣ, одинаково можно было застать Марію Миронъ, замужемъ за совѣтникомъ Шарлемъ Бриссаромъ. Она также имѣетъ любовника, котораго содержитъ и стоящаго ей дорого: это -- Луи-Дени, де-Рюбантель, генералъ-майоръ. Г-жа Бриссаръ по причинѣ своихъ частыхъ визитовъ въ Вилль-Невъ будетъ обвинена въ отравленіи своей сестры, г-жи Ардэкуръ, наслѣдства которой она добивается. Послѣ Маріи Миронъ у Ваузенъ занимаетъ мѣсто г-жа де-Дре, "одна изъ самыхъ красивыхъ женщинъ Франціи", которая замужемъ за Филиппомъ де-Дре, рекетмейстеромъ парламента. Это прекрасное и соблазнительное созданіе жалуетъ своей благосклонностью другого судью, Шаррона-де-Мэкаръ, совѣтника парламента, и который ей будетъ обязанъ мѣстомъ предсѣдателя. Къ тому же она носитъ въ утробѣ плодъ этой любви и явилась къ Вуазенъ просить дѣйствительнаго средства избавиться отъ него, прежде чѣмъ онъ созрѣетъ.
   Г-жа Вуазенъ вмѣшивается одинаково и въ "дѣла чести". Ея репутація по части хиромантіи такъ хорошо установилась, что самые честные и преисполненные предразсудковъ дворяне совѣтовались съ нею. Такъ, чтобы узнать исходъ одной дуэли, къ ней пришелъ Луи-де-Комменужъ, маркизъ Вервенъ, первый дворецкій короля. Вслѣдствіе карточной ссоры онъ долженъ былъ драться съ графомъ Лонэ-Гравэ. Прорицательница, получивъ нѣсколько пистолей, посмотрѣла на его руку и объявила, "что она на ней видитъ линію Сатурна и Солнца, а это служитъ поводомъ дать ей совѣтъ бросить этотъ замыселъ, потому что онъ породитъ затрудненія".
   Со своей стороны графъ Лонэ-Гравэ явился въ Вилдь-Невъ. Онъ представилъ свою руку, и Катерина за ту же цѣну изслѣдовала ее и увидѣла на ней "линію Марса, слившуюся съ линіей Сатурна въ виду линіи Солнца; это заставляетъ ее предполагать, что будетъ пролита кровь". На это онъ спросилъ ее, умретъ ли онъ, но она не хотѣла ему сказать.
   Нѣсколько дней спустя, дуэль состоялась въ Пти-Пэръ. Графъ Лонэ-Гравэ былъ убитъ на повалъ, а два свидѣтеля тяжко ранены.
   Теперь очередь за Луи-Гильельмъ-де-Кастельно, графомъ Клермонъ-Лодевъ, маркизомъ-де-Сессакъ. Это -- самый необузданный и наименѣе добросовѣстный игрокъ при дворѣ. Онъ пришелъ просить прорицательницу открыть ему секретъ болѣе ловко плутовать. Г-жа Вуазенъ свела его съ Лезажемъ, неподражаемымъ фокусникомъ, который умѣлъ срывать банкъ и приготовлять карты. Благодаря ему, маркизъ Сессакъ могъ въ продолженіе нѣкотораго времени осуществлять значительные выигрыши, до тѣхъ поръ, пока, благодаря его нахальству, эта удача не заставила наконецъ поймать его на дѣлѣ.
   Антуанъ-де-На, онъ же маркизъ Фекьеръ, кавалерійскій полковникъ и адъютантъ маршала Люксембургъ, сопровождалъ своего начальника въ улицу Борегаръ. Какъ и онъ, маркизъ далъ себя прельстить смутной наукой г-жи Вуазенъ; онъ смиренно просилъ у нея "секрета, чтобы избѣжать оружейныхъ ранъ и добиться успѣха на войнѣ". Его попытка ставитъ втупикъ, когда извѣстно, что этотъ доблестный воинъ, у котораго никто не можетъ оспаривать военныхъ талантовъ, безконечно уменъ и очень украшенъ орденами. Сенъ-Симонъ пополняетъ портретъ маркиза Фекьера словами: "самый злой, какой только есть подъ небомъ, которому нравится зло ради зла, до потери чести даже безъ всякой выгоды для себя".
   Послѣ начальниковъ арміи вотъ высшіе сановники церкви. Велико было удивленіе г-жи Вуазенъ, когда она увидѣла остановившуюся передъ ея дверью карету Луи-Мари-Армана-де-Симіанъ де-Гордъ, епископа Лангрскаго, главнаго патера королевы.
   Этотъ честолюбивый прелатъ, большой игрокъ, хотѣлъ сдѣлаться кавалеромъ ордена и явился просить у пиѳіи секрета, который заставилъ бы его добиться синей орденской ленты. Но король узналъ объ этой далеко не патерской уловкѣ. Такимъ образомъ Лангрскій епископъ весь остатокъ жизни гонялся за орденомъ св. Духа, но никогда не имѣлъ возможности его поймать.
   Затѣмъ слѣдовали другія и еще другія имена не менѣе важныя, которыя не колебались ожидать въ прихожей фабрикантши любовныхъ зелій, проникать въ ея таинственный кабинетъ, уставленный странными приборами и невѣроятными животными, гдѣ волшебница произносила свои предсказанія.
   Г-жа Ваузенъ для пріема своихъ высокихъ посѣтителей была въ роскошномъ платьѣ изъ бархата цвѣта морской воды, вышитомъ золотомъ и украшенномъ кружевами "point de France", которое, говорятъ, стоило не менѣе 15.000 ливровъ. На ней была накинута императорская мантія изъ пурпуроваго бархата, подбитая цѣннымъ мѣхомъ и усыпанная двумястами пятью двуглавыми орлами съ золотыми распростертыми крыльями; на ея башмакахъ также были орлы изъ чистаго золота.
   Иногда Катерина принимала также писателей, знаменитыхъ авторовъ, извѣстныхъ артистовъ, актеровъ и актрисъ. Она видѣла въ своемъ кабинетѣ Тома Корнеля, добряка Лафонтена, скептика аббата Шолье, Донно-де-Визэ, который вынесъ изъ этихъ посѣщеній элементы пьесы, имѣвшей большой успѣхъ: "Прорицательница или ложное волшебство", Ладюпаркъ -- восхитительное созданіе, любовныя похожденія которой съ Расиномъ окончились такъ трагически; Дебри, любовницу Мольера, продолжавшую жить съ поэтомъ, подъ благосклоннымъ покровительствомъ г-жи Бежаръ, его законной жены. Затѣмъ является Дюпенъ.
   Эта актриса пришла къ г-жѣ Вуазенъ съ просьбою оказать ей совсѣмъ особую услугу, какой она не осмѣлилась бы попросить у почтеннаго врача. Катерина, какъ изворотливая женщина, свела ее съ одной изъ своихъ подругъ, Лепэръ, которая только что изобрѣла геніальный аппаратъ для производства выкидышей. Эта операція стоила Дюпэнъ, какъ актрисѣ, только сто ливровъ. Тогда какъ Антуанета-де-Мемъ, жена маршала Вивоннь, невѣстка маркизы Монтеспанъ и дочь предсѣдателя Мема, "беременная самое большее три мѣсяца", только что освободилась съ помощью этого приспособленія отъ стѣснительнаго плода тайной любви, и ей оставалось только поздравить себя съ успѣхомъ операціи, за которую Вуазенъ получила около пятисотъ ливровъ, а очень недовольная Лепэръ только 50 ливровъ.
   Армандъ-Грезэндъ-Клэръ-Елизабетъ-Бежаръ, жена Мольера, въ свою очередь испытывала необходимость посовѣтоваться съ Катериной. Очень вѣроятно, что она явилась къ прорицательницѣ не изъ простого любопытства, какъ нѣкоторыя ученыя женщины, въ числѣ которыхъ, къ удивленію, встрѣчается знаменитая Дасье. Даже великая изслѣдовательница элленизма Анна-Танги Лефевръ захотѣла помочь Вуазенъ своими знаніями и на мгновеніе забыла Гомера и Каллимаха, чтобы перевести греческую формулу "златотворнаго порошка", который нашелъ алхимикъ Блесси.
   Въ тотъ часъ, когда ночь распространяла свою тѣнь на роковой кварталъ, Катерина принимала своихъ близкихъ друзей -- нѣсколькихъ акушерокъ: Лепэръ, Тома Келье и Депортъ; затѣмъ патеровъ: аббата Гибура, аббата Меньяна, викарія церкви св. Евстахія, аббата Марьетта, викарія -- св. Северина, аббата Коттона, причисленнаго къ церкви св. Павла, аббата Турнэ, аббата Жилль Даво, исповѣдника парижскихъ палачей и Вуазенъ, викарія церкви Богоматери Добрыхъ Вѣстей. Самъ палачъ Николя Левассеръ, прозванный Ларивьеромъ, былъ однимъ изъ вѣрныхъ друзей Катерины; каждый помогалъ, какъ могъ, успѣху дѣла, которое могло привести къ богатству... или къ Гревской площади {Гдѣ казнили преступниковъ.}.
   Катерина Вуазенъ, какъ это видно, сумѣла понять свою эпоху и пользовалась ею самымъ выгоднымъ, если не преступнымъ образомъ.
   Очень любознательная до научнаго и промышленнаго прогресса, она даже давала денежныя пособія на крупныя предпріятія, способствовала основанію фабрикъ и не отступала ни отъ какихъ расходовъ, когда дѣло касалось ея искусства. Не она ли была владѣлицей завода искусственнаго мрамора въ предмѣстьѣ св. Антонія, гдѣ у нея работали итальянцы подъ начальствомъ Блесси, прежняго аптекаря Монбризона?
   Она умѣла также совмѣщать удовольствія и дѣла. Замѣтки Дегрэ и доклады Ларейни достаточно намъ сообщаютъ о ея любовной жизни. Среди ея многочисленныхъ любовниковъ надо сослаться на парижскаго палача, Гильома, того самаго, который такъ поспѣшно казнилъ г-жу Бренвилье, затѣмъ на его преемника Ларивьера, графа Бати, виконта Куссерана, кавалера Сенъ-Ренана, архитектора короля, по имени Фошэ, Эро, владѣльца кабачка подъ названіемъ "Хорошая Вода", въ улицѣ Борегаръ; ея сообщника Лезажа, которому она дала комнату во второмъ этажѣ своего дома, гдѣ "онъ нашелъ хорошій столъ, прекрасное жилище и остальное". Дени Покюло, Блесси, руководившаго ея предпріятіемъ въ улицѣ св. Антонія и вмѣстѣ съ тѣмъ дѣлавшаго для нея фальшивыя монеты, такъ какъ Вуазенъ, чтобы увѣнчать свои преступныя дѣла, тащила за собою цѣлую шайку поддѣлывателей монетъ, во главѣ которой состоялъ Ваненъ, Верньеръ, Сенъ-Ренанъ, Анивель, проводившіе все свое время въ философствованіи, т.-е. въ поискахъ философскаго камня. Въ особенности въ этомъ способѣ превращенія металловъ въ золото Катерина видѣла источникъ новыхъ выгодъ.
   Столь повелительная и властная Вуазенъ, однако, подвергалась странному вліянію двухъ женщинъ -- Филастръ и Тріанонъ. Первая, извѣстная подъ именемъ Шевельеръ, была бурбонка, очень красивая и умная. Плачевной нравственности, опасная относительно кинжала, яда и проч., она оправдывала довѣріе Катерины. Вмѣстѣ съ тѣмъ, пользуясь своими тѣсными отношеніями съ Вуазенъ, она не посовѣстилась отнять у нея любовника, кавалера Сенъ-Ренана.
   Что касается второй, Катерины Буллэ, "женщины Тріанонъ", она слыла за гермафродитку, чѣмъ, безъ сомнѣнія, заслужила особое расположенія Вуазенъ, развращенное воображеніе которой должно было охватывать всѣ категоріи любви.
   Вилльневская пиѳія встрѣтила любовницу въ этой женщинѣ, которая, однако, далеко не раздѣляла ея удивительную извѣстность. Полная дерзости, прилагая весь свой изобрѣтательный умъ къ поискамъ новыхъ и особенно ужасныхъ занятій, Тріанонъ служила большой помощью многочисленнымъ колдуньямъ и отравительницамъ. Ея репутація столь основательно установилась, что Катерина въ критическіе моменты не колеблясь совѣтовалась съ нею, а ея домъ, какъ подтвердилъ Ларейни, былъ, "собственно говоря, лавкой и арсеналомъ Вуазенъ и другихъ ей подобныхъ".
   Ежедневно въ улицѣ Борегаръ было настоящее шествіе людей всевозможныхъ категорій и условій. Они являлись къ отравительницѣ, разсыпались по лужку и спѣшили туда, какъ на прогулку. "Послѣ этого вечеромъ г-жа Вуазенъ держала открытый столъ, приглашала скрипачей и очень веселилась".
   Несмотря на свои кутежи и демоническія занятія, она не забывала святого долга религіи. Она правильно каждое воскресенье ходила къ обѣднѣ и причащалась въ дни большихъ праздниковъ. Когда какая либо женщина или дѣвушка, благодаря ея маневрамъ, ведущимъ къ выкидышу, преждевременно разрѣшалась отъ бремени ребенкомъ, который еще имѣлъ нѣкоторые признаки жизни, то она бѣжала къ аббату Даво, жившему вблизи. Патеръ тотчасъ же являлся для крещенія младенца въ кабинетъ прорицательницы. Затѣмъ г-жа Вуазенъ со спокойной совѣстью хоронила ребенка въ своемъ саду или сжигала въ очагѣ.
   Такимъ образомъ, ея дѣла процвѣтали, а ея дерзость вскорѣ не знала границъ. Послѣ королевы она хотѣла отравить короля и Марію Фонтанжъ. Но такъ какъ миссія о королевоубійствѣ лорда Монмута могла потерпѣть неудачу, то она, какъ женщина, всегда предусмотрительная, вознамѣрилась за крупную сумму денегъ посадить на тронъ Франціи надменную маркизу Монтеспанъ.
   

XIII.

   Протекли двѣ недѣли, а кавалеръ Люссакъ совсѣмъ не видѣлъ маркизы, послѣ того, какъ неожиданно услышалъ у аббата Гибура разговоръ, который еще болѣе усилилъ въ его душѣ волненіе. Въ его умѣ, какъ бы запечатлѣлись опредѣленныя слова г-жи Вуазенъ:
   -- Г-жа Дэзэлье завтра вечеромъ одна будетъ провожать маркизу Монтеспанъ.
   Итакъ, значитъ, Атенаиса должна отправиться въ Вилль-Невъ; теперь это не оставляло болѣе никакого сомнѣнія. Съ тѣхъ поръ Оливье осаждала мысль, что его гордая подруга отправится въ опредѣленный часъ въ улицу Борегаръ, и онъ можетъ ее видѣть и говорить съ нею.
   На другой день посѣщенія патера, Оливье, желая разсѣять свою тоску, все еще взволнованный, покинулъ Палэ-Рояль въ полдень и пошелъ на удачу по улицамъ.
   Тщетно онъ старался избавиться отъ своей печали на Новомъ Мосту и въ окрестностяхъ; но былъ постъ, а ежегодно, въ эту эпоху, строгимъ полицейскимъ правиломъ изгонялись всѣ фигляры, по обыкновенію веселившіе это живописное и оживленное мѣсто.
   Онъ не могъ вмѣшаться въ пеструю толпу зѣвакъ, публичныхъ женщинъ, вербовщиковъ, карманныхъ воришекъ и ночныхъ бродягъ. Торговцы, шарлатаны и фокусники покинули свои лавочки, балаганы и выставки товаровъ. Ему было невозможно поинтересоваться ловкостью уличныхъ шарлатановъ, разодѣтыхъ въ яркія наряды и которые по обыкновенію ѣхали одни верхомъ, другіе на великолѣпныхъ колесницахъ. Онъ пожалѣлъ также о комедіантахъ, разыгрывавшихъ фарсы и комическія пьесы послѣ шествія, приводившаго всѣхъ въ восторгъ. Ихъ непристойныя шутки и остроты конечно, согнали бы морщины съ его чела... Но всѣ уѣхали, всѣ до семьи Контужжи, семьи шарлатановъ, репутація которыхъ сдѣлалась всесвѣтна, и которые нашли средство облагородиться въ упражненіяхъ своей эмпирической и доходной профессіи.
   Наступила ночь, и Люссакъ послѣ своей безполезной прогулки возвратился въ Палэ-Рояль еще меланхоличнѣе. По окончаніи ужина онъ попытался играть. Но его умъ былъ слишкомъ озабоченъ другимъ, и вскорѣ онъ оставилъ игру "hoca" и ея поклонниковъ, снова выйдя на улицу.
   Онъ блуждалъ, теряясь въ сѣти улицъ, сосѣднихъ съ Палэ-Роялемъ, вошелъ въ улицу Круаде-Пти-Шанъ, достигнулъ площади Пти-Пэръ, улицы Малъ и пошелъ до конца вдоль улицы Клэри, затѣмъ поднялся въ улицу Борегаръ.
   Когда онъ достигнулъ до вершины подъема, на колокольнѣ церкви "Богоматери Добрыхъ Вѣстей" пробило десять часовъ.
   На темномъ небѣ безпорядочно пробѣгали тучи, подгоняемыя рѣзкимъ сѣвернымъ вѣтромъ. Тутъ и тамъ на темныхъ фасадахъ домовъ изрѣдка еще мерцали освѣщенныя окна.
   Въ тиши пустыннаго квартала Оливье мечталъ о чудныхъ часахъ, такъ быстро протекшихъ, призывая гордый образъ обожаемой, бросившей его. Въ подобные вечера онъ ожидалъ въ боскетѣ парка Кланьи, и его влюбленныя губы шептали пылкія слова. Съ болью онъ сожалѣлъ и переживалъ прошедшее, которое было такъ сладко его сердцу. Отсутствіе Атенаисы и уединеніе сдѣлали его страсть сильнѣе, чѣмъ когда либо. Такимъ образомъ, подчиняясь инстинктивному и невольному притягательной силой, онъ пришелъ въ улицу Борегаръ. Верхушки темныхъ домовъ по временамъ освѣщались быстрымъ просвѣтомъ и терялись снова въ темномъ хаосѣ неба.
   Люссакъ, весь погруженный въ свои размышленія, былъ возвращенъ къ дѣйствительности шумомъ катившейся кареты, которая остановилась при входѣ въ Вилль-Невъ.
   Въ ночной тишинѣ хлопнула дверца кареты, и ему показалось, что шли по направленію къ нему.
   Шаги приближались, и Оливье могъ неясно различить силуэты двухъ женщинъ, которыя шли рядомъ.
   Очень взволнованный онъ, однако, сумѣлъ сдержаться и ожидалъ ночныхъ гуляльщицъ возлѣ церкви, на углу улицы Сенъ-Барбъ.
   Вдругъ показалась луна между двумя тучами и бросила внезапный свѣтъ.
   Кавалеръ сдержалъ крикъ удивленія.
   -- Маркиза!..
   Это была дѣйствительно она. Она поспѣшно шла подъ руку съ г-жей Дэзэлье къ жилищу Катерины Вуазенъ. Та и другая были въ маскахъ, но по осанкѣ и походкѣ маркизу Монтеспанъ легко было узнать.
   Вскорѣ она очутилась передъ дверью жилища Катерины, и ея спутница подняла тяжелый молотокъ.
   Почти тотчасъ же полуоткрылась дверь, и маркиза, за которой слѣдовала г-жа Дэзэлье, вошла въ темный коридоръ.
   Неподвижно стоявшій Оливье видѣлъ, какъ онѣ скрылись тамъ, но его волненіе было такъ сильно, что ему не пришла мысль догнать Атенаису. Затѣмъ, снова онъ остался одинъ среди ночи.
   Онъ сталъ раздумывать. Онъ говорилъ себѣ, что можетъ тоже пойти къ г-жѣ Вуазенъ. Не она ли ему оказывала самыя усердныя заботы? Не приглашала ли она его когда-то, много разъ, утверждая, что онъ будетъ желаннымъ гостемъ. Онъ сумѣетъ найти извиненіе за свою небрежность и предлогъ для объясненія своего посѣщенія въ столь поздній часъ. Рѣшившись, онъ быстро направился къ жилищу Катерины и въ свою очередь постучалъ въ дверь.
   Въ ту же минуту мужчина, стоявшій до тѣхъ поръ въ тѣни, шагахъ въ ста отъ мѣста, гдѣ кавалеръ ожидалъ маркизу, спустился до самой дороги вдоль насыпи и далъ продолжительный свистокъ.
   На этотъ призывъ приблизилась карета, затѣмъ пара сильныхъ лошадей рысью увезла таинственную личность.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Оливье умножилъ стуки молотка. Раздались шаги по плитамъ... Дверь медленно отворилась, и показался высокаго роста мужчина. Это былъ Романи.
   Люссакъ, нетерпѣливо желавшій догнать маркизу Монтеспанъ, не говоря ни слова, бросился впередъ и оттолкнулъ друга г-жи Вуазенъ. Тогда послѣдній схватилъ неожиданнаго посѣтителя и грубо вытолкнулъ вонъ.
   Взбѣшенный кавалеръ вытащилъ свою шпагу. Этотъ наступательный жестъ нисколько не взволновалъ Романи, опаснаго дуэлиста, который, владѣя собою, твердо стоялъ, ожидая пылкаго докучника. Онъ защищался ловко. Лезвея скрестились и сверкнули при свѣтѣ лунныхъ лучей. Хотя Оливье былъ опытенъ въ искусствѣ фехтованья, но слишкомъ разнервничался, чтобы выгодно для себя бороться съ противникомъ, хладнокровно отпарировавшимъ его быстрыя нападенія. Онъ понялъ опасность. Чтобы отвратить ее, онъ удвоилъ энергію. Но было тщетно. Романи, необычайно сильный и ловкій, въ свою очередь, нанесъ ударъ и отбросилъ кавалера Люссака на середину улицы. Тогда Люссакъ, у котораго ослабла кисть руки, сдѣлалъ послѣднее усиліе. Со всей пылкостью его лѣтъ онъ бросился на безстрастнаго Романи и, наскочивъ на шпагу противника, упалъ навзничь, испуская крикъ боли.
   Романи хладнокровно вложилъ шпагу въ ножны, поспѣшно вернулся и снялъ фонарь, освѣщавшій нижній залъ.
   Онъ почти тотчасъ же возвратился къ раненому.
   Склонившись къ нему, онъ направилъ желтый свѣтъ фонаря на распростертое неподвижное тѣло.
   -- Чортъ возьми,-- сказалъ онъ:-- вѣдь это дворянинъ. Зачѣмъ пришелъ онъ въ полночь къ нашей пріятельницѣ?..
   Опасаясь ночного дозора и полицейскихъ, онъ поднялъ сильными руками потерявшаго сознаніе Люссака и перенесъ его въ садъ прорицательницы. Тамъ онъ положилъ его подъ кустарникъ вдоль аллеи и прикрылъ своимъ плащемъ.
   -- Какъ только месса окончится, мы его сожжемъ,-- прошепталъ искатель приключеній:-- очагъ Катерины видалъ и не такихъ!
   И, повернувшись назадъ, онъ цинично сталъ подпѣвать модный куплетъ.
   Затѣмъ, взявъ фонарь, оставленный имъ на пустынной улицѣ, онъ взглянулъ въ обѣ стороны и успокоенный, безшумно закрывъ дверь, заботливо заперъ ее на засовъ.
   

XIV.

   Г-жа Вуазенъ не могла скрыть своего удовольствія, увидя маркизу Монтеспанъ, столь точно явившуюся на ночное свиданіе.
   Когда закрылась дверь, она поспѣшно сказала:
   -- Какъ я буду счастлива маркиза, приведя васъ еще разъ въ сношеніе съ духомъ!
   Атенаиса вздохнула и вздрогнула при ужасной мысли о чудовищномъ обрядѣ.
   -- У меня никогда не хватило бы силъ,-- пробормотала она:-- возобновить эту жертву...
   -- Нѣтъ, маркиза,-- перебила повелительная прорицательница:-- вамъ достаточно подумать о славномъ будущемъ, которое послужитъ за это вознагражденіемъ.
   И г-жа Вуазенъ взяла подъ руку колеблющуюся и взволнованную маркизу Монтеспанъ.
   Она повела ее осторожно вмѣстѣ съ Дэзэлье чрезъ садъ до таинственнаго павильона, гдѣ обыкновенно прорицательница пророчествовала.
   Онѣ прошли въ залъ, стѣны котораго были покрыты толстыми черными драпировками.
   Въ глубинѣ противъ бѣлаго креста, вышитаго на матеріи, на вышинѣ трехъ ступенекъ, какъ на траурномъ катафалкѣ, возвышался католическій алтарь. Это былъ длинный узкій столъ, покрытый траурной матеріей. Въ чемъ-то, похожемъ на скинію, были расположены три человѣческіе черепа. Съ каждой стороны алтаря поднималось съ жаровенъ цвѣтное пламя и клубы дыма, пропитаннаго ѳиміамомъ мирры и благовонныхъ веществъ.
   У подножія алтаря лежалъ, какъ окоченѣлый, съ распростертыми руками патеръ, повидимому, погруженный въ созерцаніе. Онъ былъ въ бѣломъ шелковомъ облаченіи, "съ вышитыми черными сосновыми шишками"...
   Вблизи его мужчина укладывалъ на алтарѣ различные предметы богослуженія и зажигалъ черныя свѣчи, воткнутыя въ высокіе серебряные подсвѣчники.
   Налѣво, въ расщелинѣ двухъ занавѣсей краснѣлся въ полумракѣ не совсѣмъ открытый очагъ.
   На другомъ концѣ комнаты стояла молодая дѣвушка, съ удавленіемъ смотря на эти приготовленія. Это была Маргарита. Еще до прибытія маркизы и ея спутницы, пророчица предупредила удивленіе дочери.
   -- Дитя мое,-- сказала она:-- совсѣмъ не слѣдуетъ бояться обряда, свидѣтельницей котораго ты будешь. Напротивъ, ты должна благодарить меня, что я пожелала посвятить тебя въ наши тайны... Вскорѣ ты поймешь, какимъ тайнымъ могуществомъ обладаетъ твоя мать. И этимъ могуществомъ, секретъ котораго я открою тебѣ, когда придетъ моментъ, ты въ свою очередь будешь обладать. Имѣй ко мнѣ довѣріе!
   Все-таки молодая дѣвушка сильно волновалась отъ странныхъ приготовленій въ этой залѣ, куда до тѣхъ поръ ей запрещали входить.
   Катерина Вуазенъ проводила затѣмъ маркизу Монтеспанъ и г-жу Дэзэлье во вторую комнату, маленькую и пустую, которая освѣщалась двумя факелами и была обтянута матеріей.
   Дэзэлье принялась раздѣвать свою госпожу, которая не оказывала сопротивленія ни словомъ, ни возмущеніемъ стыдливости, и только лихорадочная дрожь волновала ее:
   Катерина увѣщевала Атенаису:
   -- Мужайтесь, сударыня!.. Развѣ вы не перенесли уже подобнаго испытанія? Для вашего счастія мы служимъ эту мессу торжественнѣе, чѣмъ другія, потому что эта -- послѣдняя, согласно тайному обряду... Астаротъ, Асмодей и другіе князья ада благосклонно примутъ вашу красоту и поведутъ васъ къ славѣ. Имѣйте мужество, сударыня!
   -- Я имъ обладаю,-- отвѣтила маркиза.
   Г-жа Дэзэлье вышла и чрезъ минуту вернулась.
   -- Приготовленія окончились,-- сказала она Катеринѣ.
   Тогда г-жа Вуазенъ, чтобы придать больше блеска церемоніи, надѣла богатую одежду, которая приводила въ такой восторгъ ея кліентовъ. Когда она накинула свою царскую мантію изъ пурпуроваго бархата, то шепнула на ухо маркизѣ:
   -- Поторопитесь, сударыня; часъ благопріятенъ для ночныхъ чародѣйствъ.
   Подобно какой нибудь античной жрицѣ Афродиты, Атенаиса де-Мортемаръ появилась во всемъ блескѣ своей лучезарной красоты, только съ черной маской на лицѣ.
   Рыжевато-золотистые волосы тяжелыми прядями падали до лодыжекъ, освѣщая эту чудную живую статую.
   Нѣсколько длинная шея возвышалась, какъ тоненькая колонка между двумя ослѣпительной бѣлизны плечами; груди гордо и твердо воздымались.
   Патеръ, аббатъ Гибуръ, измѣнилъ свою восторженную позу и теперь стоялъ на ступенькахъ катафалка.
   Катерина Вуазенъ довела Атенаису до алтаря. Гордая Мортемаръ, пожертвовавъ всѣмъ ради своего честолюбія, легла передъ патеромъ, "свѣсивъ ноги по обѣимъ сторонамъ катафалка и положивъ голову на черную бархатную подушку съ серебряной бахромой". Ея прекрасное тѣло сіяло среди мрачныхъ украшеній святилища и блѣднаго отблеска факеловъ и треножниковъ.
   Аббатъ Гибуръ положилъ на груди маркизы слоновой кости распятіе, а на животѣ разложилъ широкій пергаментъ, который прикрылъ католическимъ антиминсомъ изъ тонкаго льняного полотна.
   На немъ онъ помѣстилъ золотую чашу. Внимательная Маргарита стоя въ глубинѣ залы не могла оторвать глазъ отъ этого зрѣлища. Затѣмъ послышались странные духовные гимны, въ которыхъ появлялись ужасныя воззванія и переходили въ литанію страшной мольбы къ демону.
   Зазвенѣлъ звонкій колокольчикъ. Пѣніе смолкло. Началась позорная пародія.
   Преклонивъ колѣно, прорицательница исполняла службу причетника.
   -- In nomine Astaroth et Asmodei et Beelzebuth. Introibo ad altaria omnipotentis principis spirituum,-- произнесъ патеръ.
   -- Qui laetificat juventutem et cupiditates nostras,-- отвѣтилъ причетникъ.
   -- Quia tu es, Lucifer omnipotens, emitte lucem tuam et afflige inimicos,-- продолжалъ патеръ.
   Это былъ шопотъ среди волнующей торжественности траурнаго зала.
   Тѣмъ временемъ Лезажъ приблизился къ трещащему очагу и совершенно открылъ его. Пламя вытянулось, искры засверкали, какъ ослѣпляющій снопъ карбункуловъ и рубиновъ. Длинная полоса свѣта освѣтила живой алтарь, обрисовывая съ неподражаемой ясностью линіи этого дивно прекраснаго тѣла; и патеръ, какъ призракъ, сдѣлалъ видъ, что совершаетъ главный актъ тайной мессы, склонился, поцѣловалъ своими плотскими губами антиминсъ, затѣмъ поднялся и произнесъ тайныя слова демоническаго обряда.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Между тѣмъ наступилъ моментъ освященія. Приподнялся занавѣсъ, и появилась женщина, держа на рукахъ ребенка, котораго она передала патеру.
   Глазки ребенка расширились отъ страха, и хрупкое созданіе съ минуту кричало и билось въ рукахъ патера. По послѣдній, не волнуясь, приподнялъ ребенка надъ чашей и медленно произнесъ: -- Астаротъ! Асмодей! заклинаю васъ принять жертву, которую я представляю вамъ въ лицѣ этого ребенка за то, что я, у васъ требую!
   Въ этотъ моментъ Вуазенъ приблизилась и протянула патеру длинный ножъ. Одною рукою Гибуръ держалъ висѣвшаго ребенка, а другою, какъ охваченный чѣмъ-то въ родѣ неистовства, онъ такъ свирѣпо всадилъ въ горло невинной жертвы убійственный ножъ, что даже не было слышно слабаго стона.
   Кровь хлынула изъ зіяющей раны, заструилась въ золотую чашу и упала пурпуровыми пятнами на тѣло Атенаисы.
   Блѣдная отъ улюса она чувствовала, какъ по ея кожѣ текла горячая кровь жизни; Маргарита вскрикнула; она не могла долѣе смотрѣть на ужасающую церемонію и потеряла сознаніе.
   Безчувственный же патеръ смотрѣлъ, какъ стекала кровь. Когда чаша была полна, онъ вручилъ хрупкую жертву сожженія г-жѣ Вуазенъ, которая отнесла ее къ очагу и бросила въ него.
   Тогда Гибуръ, лицо котораго какъ бы преобразилось, схватилъ чашу и произнесъ таинственныя слова освященія...
   -- Hic est enim calix sanguinis mei...
   Обмокнувъ свои пальцы въ золотой чашѣ, онъ окропилъ алтарь кровью ребенка. Затѣмъ произнесъ:
   -- Initium sancti Evangelii secundum Ioannem...
   Затѣмъ онъ продолжалъ Читать духовную книгу, переставляя порядокъ словъ текста, какъ это предписывалось демоническимъ ритуаломъ. Когда онъ дошелъ до словъ: Et verbum саго factum est, то сказалъ:
   -- Et саго verbum facta est.
   Катерина отвѣтила:
   -- Gloria vobis Beelzebuth et Astaroth.
   Взявъ пергаментъ, положенный подъ антиминсомъ, Гибуръ громко прочиталъ:
   -- Я (при этомъ патеръ тихо произнесъ: Франсуаза-Атенаиса де-Мортемаръ, маркиза Монтеспанъ) прошу дружбы короля дофина и ея продолженія... Чтобы королева была безплодна... Чтобы король покинулъ свое ложе и столъ для меня и моихъ родныхъ!.. Чтобы мои слуги и домашніе были ему пріятны... Любимая и уважаемая высшими сановниками, чтобы я могла быть призванной въ совѣтъ короля и знать, что тамъ происходитъ! Чтобы эта дружба, усилившаяся болѣе, чѣмъ прежде, заставила короля покинуть и не смотрѣть болѣе на Фонтанжъ, и чтобы, давъ королевѣ разводъ, король женился на мнѣ.
   Маркиза не дрогнувъ выслушала преступныя желанія, изложенныя патеромъ отъ ея имени.
   -- Ita missa est,-- сказалъ Гибуръ послѣ нѣкотораго молчанія.
   -- Lucifero gratias,-- прибавила Катерина.
   Месса окончилась.
   Патеръ сошелъ со ступеней катафалка, и маркиза Монтеспанъ, страшно блѣдная, поднялась.
   Съ помощью прорицательницы и г-жи Дэзэлье она стерла кровь, загрязнившую ее, наскоро одѣлась, вручила Катеринѣ кошелекъ, наполненный золотомъ, затѣмъ обезсиленная вышла, опираясь на руку своей спутницы.
   Лезажъ и Романи ожидали ее предъ павильономъ.
   Въ глубинѣ сада маленькая, низкая дверь вела на улицу Луны. Тамъ-то оба мужчины, каждый съ факеломъ въ рукѣ, проводили ихъ до воротъ Сенъ-Дени, гдѣ стояла карета маркизы.
   

XV.

   Только что пробила полночь.
   Въ большомъ кабинетѣ, обитомъ утрехтскимъ бархатомъ, среди строгаго порядка, сидѣлъ Ларейни, облокотившись на столъ, и при свѣтѣ свѣчей внимательно читалъ докладъ Дегрэ, имѣющій отношеніе къ попыткѣ отравить королеву. Но велико было разочарованіе начальника полиціи: всѣ эти доклады доказывали недѣйствительность розысковъ.
   Легкій стукъ въ дверь прервалъ его работу.
   Швейцаръ его дома, еще съ заспанными глазами, вошелъ съ докладомъ о Дегрэ.
   Почти тотчасъ же въ кабинетъ начальника полиціи вошелъ мужчина, одѣтый въ кафтанъ изъ грубой шерсти, въ родѣ извозчичьяго, и низко поклонился.
   Ларейни не могъ сдержать жеста удивленія...
   -- Вы, въ такомъ костюмѣ, Дегрэ?
   -- Я самый, сударь,-- сказалъ ловкій агентъ.-- Простите, что я такъ явился, но торопился увидѣть васъ.
   -- Поздравляю васъ, любезный Дегрэ... Вы дивно преобразились. Что новаго? Говорите скорѣе!
   -- Съ цѣлью слѣдить за подъѣзжающими къ дому въ улицѣ Борегаръ и согласно вашему распоряженію, я съ утра сегодня бродилъ въ этомъ нарядѣ по Вилль-Неву, когда увидѣлъ вышедшаго отъ Вуазенъ мужчину, котораго поспѣшилъ прослѣдить. Меня заинтересовали его нѣсколько странныя манеры. Онъ вошелъ въ улицу Пуассоньеръ и продолжалъ свой путь чрезъ улицу Монторгейль, повидимому, направляясь на площадку рынка. Я быстро сдѣлалъ обходъ такъ, чтобы найти его въ этомъ мѣстѣ, а также, чтобы не возбудить въ немъ подозрѣній.
   -- Затѣмъ?-- спросилъ Ларейни, заинтересованный этимъ сообщеніемъ.
   Тогда агентъ разсказалъ о встрѣчѣ Романи и о томъ, какъ онъ вошелъ, немного времени спустя, послѣ нихъ въ трактиръ "Золотой Компасъ" и благодаря какому средству подслушалъ разговоръ обоихъ людей.
   -- Такимъ образомъ,-- прибавилъ онъ:-- мнѣ удалось собрать достаточно свѣдѣній, чтобы утвердить мое убѣжденіе и узнать, что одна личность высшаго общества замѣшана во всѣ эти интриги.
   -- Безъ сомнѣнія, придворная дама?-- спросилъ Ларейни.
   -- Да, и согласно тому, что я понялъ, Вуазенъ должна принять эту даму сегодня вечеромъ, въ полночь...
   -- Сегодня въ полночь! Но для чего? съ какою цѣлью?
   -- Не знаю, сударь, но я могу подтвердить, что эта дама явилась въ назначенный часъ. Желая провѣрить точность справокъ, добытыхъ хитростью, я отправился около часа тому назадъ въ улицу Борегаръ, спрятался въ тѣни двери и ожидалъ.
   -- И что же вы видѣли?
   -- Едва прошло четверь часа моего дежурства, какъ въ концѣ улицѣ, вблизи насыпи, я услышалъ остановившуюся карету и вскорѣ замѣтилъ двухъ замаскированныхъ женщинъ, направлявшихся торопливыми шагами къ подозрительному дому. Одна изъ нихъ нѣсколько разъ постучалась, и дверь тотчасъ же открылась. Я не ошибся.
   -- Но, любезный Дегрэ, принося вамъ всѣ мои поздравленія за ваше стараніе, я не вижу причины къ обвиненію г-жи Вуазенъ и особъ, которыхъ она приняла сегодня вечеромъ.
   -- Позвольте вамъ, сударь, заявить, что у г-жи Вуазенъ происходятъ въ данный моментъ очень любопытныя вещи... Лезажъ и Романи, которымъ я подавалъ вино, говорили объ этомъ довольно долго, чтобы пояснить мнѣ занятія, какимъ предается колдунья. Впрочемъ уже давно мы слѣдимъ за нею, и ея сношенія съ Боссъ и Вигуре, которыя въ настоящее время содержатся въ Венсенскомъ замкѣ, укрѣпили мое убѣжденіе. Вѣрьте мнѣ, сударь, наступилъ часъ отправиться въ улицу Борегаръ...
   Ларейни задумался. Чрезъ минуту онъ спросилъ:
   -- Но знаете ли вы эту знатную даму?
   Дегрэ колебался. Затѣмъ онъ сказалъ твердымъ голосомъ:
   -- Я ея совсѣмъ не знаю, а маска, которую она носитъ, мѣшаетъ мнѣ различить ея черты. Однако изъ того, что я схватилъ въ разговорѣ Романи и Лезажа, все заставляетъ предполагать, что эта дама можетъ быть маркизой Монтеспанъ.
   Ларейни подскочилъ.
   -- Какъ маркиза Монтеспанъ?
   -- Но, да, это именно имя и произнесъ Лезажъ.
   -- Что же вы хотите, чтобы маркиза Монтеспанъ дѣлала у Вуазенъ?
   -- Развѣ Вуазенъ не принимаетъ самыхъ важныхъ придворныхъ дамъ? Вы это знаете, сударь.
   -- Наконецъ, къ чему же вы ведете?-- нетерпѣливо спросилъ Ларейни.
   -- Къ тому, что я опасаюсь попасть на слѣдъ гнуснаго заговора. Пытались отравить королеву. Королева же не можетъ имѣть политическихъ враговъ, такъ какъ ея политическое вліяніе ничтожно. Я не вижу, какой иностранный дворъ и какой внутренній заговоръ могутъ воспользоваться ея исчезновеніемъ. Только личный интересъ могъ направить преступную руку... и я совсѣмъ не удивился бы, если бы близко стоящая къ его величеству важная дама...
   -- Это невозможно... Такое предположеніе слишкомъ важно...
   -- Оно позволительно, сударь, ибо вамъ небезызвѣстна дружба Вуазенъ съ подозрительными людьми, узниками Бастиліи, которыхъ вы сами допрашивали... Не былъ ли "главнымъ зачинщикомъ" прорицательницы одинъ изъ самыхъ скомпрометированныхъ, кавалеръ Баненъ, котораго маркиза Монтеспанъ хорошо знаетъ? Затѣмъ, довольно частыя путешествія Вуазенъ за послѣднее время въ Сенъ-Жерменъ доказываютъ сами собою вѣроятность моего предположенія...
   -- И вы заключаете, что маркиза?...
   -- Если я явился безпокоить васъ въ вашъ домъ въ такой поздній часъ, то, значитъ, теперь у меня есть сильныя подозрѣнія...
   -- Я знаю вашу ловкость и вашъ тактъ, Дегрэ. Уже давно вы мнѣ доставили доказательства этого. Но, поистинѣ, на этотъ разъ я опасаюсь, не слишкомъ ли вы положились на ваши силы.
   -- Нѣтъ, я не ошибаюсь и умоляю васъ, сударь, дать мнѣ приказъ немедленно дѣйствовать.
   Начальникъ полиціи задумался, можетъ ли онъ дѣйствительно не поддаться твердымъ увѣреніямъ своего агента. Такое выраженіе искренняго убѣжденія, увѣренность въ себѣ и сила доводовъ были причиной его согласія.
   -- Ну, будь по-вашему, Дегрэ,-- сказалъ онъ послѣ довольно долгаго молчанія:-- дѣйствуйте... но осторожно, и въ особенности берегитесь арестовывать какую либо знатную личность. Намъ достаточно знать ее. Что касается Вуазенъ и ея сообщниковъ, если они есть, то не колебайтесь. Вотъ приказъ объ арестѣ съ пробѣлами для имени и указъ о задержаніи. Вы отправите вашихъ узниковъ въ Венсень. Пройдите прямо въ Шатлэ и потребуйте, какое вамъ надо, количество полицейскихъ стражей... Ступайте!
   -- Ваши распоряженія, сударь, будутъ преданно исполнены.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Протекло немного времени съ тѣхъ поръ, какъ маркиза покинула домъ прорицательницы.
   Гибуръ и Шанфренъ, погасивъ восковыя свѣчи и убравъ съ алтаря всѣ принадлежности, присоединились къ г-жѣ Вуазенъ и ея дочери, совершенно оправившейся отъ короткаго обморока и ожидавшей ихъ въ залѣ нижняго этажа для полночной трапезы.
   Они заняли мѣста за роскошно убраннымъ столомъ, какъ вдругъ услышали смутный шопотъ голосовъ на улицѣ. Удары стукальца послѣдовали въ дубовую дверь. Они съ удивленіемъ переглянулись, затѣмъ встали очень блѣдные.
   Раздалось требованіе:
   -- Именемъ короля, откройте!
   Въ залѣ сдѣлалось неописанное волненіе.
   -- Проклятіе,-- воскликнулъ обезумѣвшій Гибуръ:-- намъ измѣнили! Мы не можемъ терять ни минуты!
   Извнѣ удвоились удары.
   -- Вы правы, но дверь крѣпка,-- отвѣчала г-жа Вуазенъ, сохранившая хладнокровіе.-- Слѣдуйте скорѣе за мною.
   И, открывъ дверь, которая вела въ садъ, ода бросилась къ павильону.
   Гибуръ взялъ подъ руку Маргариту, упавшую въ отчаяніи и съ рыданіемъ на стулъ.
   Онъ потащилъ молодую дѣвушку и, сопутствуемый Шанфренъ, въ свою очередь, исчезъ во мракѣ аллей.
   Дверь на улицу долго упорствовала, наконецъ она поддалась послѣ сильныхъ толчковъ. Полицейскіе, во главѣ которыхъ находился Дегрэ, вторгнулись въ нижній залъ. Почти всѣ размахивали зажженными факелами.
   -- Обыскать домъ сверху донизу!-- распорядился помощникъ прево.
   Полицейскіе разсѣялись по жилищу и по смежнымъ пристройкамъ. Дегрэ съ нѣсколькими изъ нихъ направился въ садъ и, пройдя его вдоль, достигъ павильона, гдѣ произошла трагическая церемонія.
   На столѣ лежала опрокинутая чаша; кровь по каплямъ стекала на полъ.
   Дегрэ при свѣтѣ дымящихся факеловъ кропотливо осматривалъ залъ и, отряхивая драпировки, замѣтилъ у подножія алтаря что-то въ родѣ пергамента, который онъ тотчасъ же схватилъ.
   Окончивъ свои разслѣдованія, помощникъ прево думалъ покинуть павильонъ, когда одинъ изъ сыщиковъ, осматривавшій комнату, гдѣ раздѣвалась маркиза Монтеспанъ, вручилъ ему браслетъ, украшенный миніатюрой.
   Дегрэ сумѣлъ скрыть чувство удовлетворенія, возбужденное этимъ открытіемъ.
   -- Теперь дѣло идетъ о продолженіи нашихъ поисковъ и о тщательномъ осмотрѣ главнаго корпуса жилища.
   Едва маленькая ватага переступила порогъ павильона, какъ Дегрэ внезапно остановился.
   -- Что это такое?-- спросилъ онъ.-- Вы ничего не слышали?..
   Полицейскіе насторожили уши. Стоны раздавались, понидимому, изъ середины сада. Они направились въ ту сторону.
   На поворотѣ одной аллеи, вдоль изгороди изъ кустарника, Дегрэ запнулся за черную массу.
   Онъ наклонился и при слабомъ освѣщеніи факеловъ могъ различить человѣческое тѣло, распростертое на землѣ. Онъ тщетно пробовалъ его допросить. Одни стоны раздавались въ отвѣтъ.
   -- Приблизьте факелы,-- сказалъ тогда Дегрэ.
   Одинъ изъ полицейскихъ приблизилъ свой факелъ. Помощникъ прево воскликнулъ отъ удивленія.
   -- Какъ дворянинъ!.. Раненый!.. Придворный принца Орлеанскаго!.. Кто же обратилъ его въ такое жалкое положеніе?
   Послѣ страшнаго удара Романи кавалеръ Люссакъ дѣйствительно оставался въ безпамятствѣ...
   Дегрэ вспомнилъ опредѣленныя приказанія начальника полиціи и, указавъ полицейскимъ на дворянина, замѣтилъ:
   -- Необходимо, чтобы вы сохранили самое строгое молчаніе обо всемъ, чему будете свидѣтелями, и въ особенности объ открытіяхъ, какія мы сдѣлаемъ. Скорѣе карету, и пусть положатъ туда раненаго.
   -- Куда его отвезти?-- спросилъ одинъ изъ полицейскихъ.
   -- Въ Бастилію!-- отвѣтилъ Дегрэ, вручая агентамъ приказъ объ арестѣ.
   И Дегрэ присоединился къ полицейскимъ, вторгнувшимся въ помѣщеніе, выходившее на улицу.
   -- Ну, что?-- спросилъ помощникъ прево, когда сыщики наконецъ соединились въ нижнемъ залѣ.
   -- Мы не встрѣтили ни одной живой души, кромѣ служанки, по имени Марго. Мы ее захватили въ постелѣ въ маленькой комнаткѣ послѣдняго этажа. Прижатая къ стѣнѣ вопросами, она отвѣчала незнаніемъ, что дѣлалось ночью въ домѣ.
   -- Оставимъ ее на мгновеніе,-- сказалъ Дегрэ:-- мы ее допросимъ позже. Поистинѣ колдунья со своими помощниками должна имѣть сношенія съ чортомъ, чтобы такимъ образомъ ускользнуть отъ насъ. Однако мы приняли всѣ предосторожности, окруживъ ея домъ.
   Было семь часовъ утра.
   Полицейскіе хотѣли покинуть домъ въ улицѣ Борегаръ, когда одинъ изъ сыщиковъ прибѣжалъ къ Дегрэ.
   Онъ приблизился къ своему начальнику и сказалъ:
   -- Я только что видѣлъ Вуазенъ...
   -- Что вы говорите?-- сказалъ съ удивленіемъ помощникъ прево.
   -- Вы поручили мнѣ,-- продолжалъ сыщикъ:-- внимательно изслѣдовать всю мѣстность Билль-Невъ, сосѣднюю съ церковью "Добрыхъ Вѣстей". Мнѣ пришла мысль войти въ эту часовню. Колокола звонили къ утренней мессѣ... Мало-по-малу набожные католики заняли мѣста въ церкви... Передъ клиросомъ я замѣтилъ группу, которая, набожно преклонивъ колѣни, казалось, сосредоточилась въ какомъ-то набожномъ созерцаніи. Началось пѣніе входной молитвы. Присутствующіе, по обыкновенію, встали. Только люди, привлекшіе мое вниманіе, оставались колѣнопреклоненными и склонившими головы. Заинтересованный, я подошелъ къ нимъ... Каково же было мое удивленіе, когда я узналъ Катерину Дэзэ, которую я видалъ уже нѣсколько разъ во время моего обхода въ кварталѣ!
   -- Вотъ славное дѣльце!-- воскликнулъ Дегрэ.-- Теперь бѣгите предупредить королевскаго комиссара, Камюзе, и попросите его немедленно помочь мнѣ произвести арестъ.
   Полицейскій пустился бѣжать въ улицу Гро-Шенэ, расположенную по сосѣдству, и возвратился, немного времени спустя, съ королевскимъ комиссаромъ, который, согласно обстоятельствамъ, былъ въ сопровожденіи сержантовъ съ жезлами: Буко, Жиру и Луазо. Не стараясь отгадывать, какъ Вуазенъ могла бѣжать и попасть въ церковь "Богоматери Добрыхъ Вѣстей", Дегрэ въ присутствіи комиссара в.елѣлъ охранять церковные выходы такъ, чтобы пресѣчь всякое отступленіе.
   Одинъ вопросъ, однако, его еще затруднялъ.
   Нечего было думать произвести арестъ въ святилищѣ; скандалъ былъ бы слишкомъ великъ.
   Служба какъ разъ окончилась. Выходъ состоялся маленькими группами. Г-жа Вуазенъ, отдѣлившись отъ Маргариты, аббата Гибура и дѣвицы Шанфренъ, вмѣшалась въ толпу богомольцевъ, чтобы незамѣтно пройти.
   Но внезапно прорицательница поблѣднѣла.
   Она узнала помощника прево. Несмотря на свою энергію и дерзость, она испугалась.
   Призвавъ всю свою волю и съ виду спокойная, она спускалась по ступенямъ паперти.
   Камюзе зашелъ впереди ея и, положивъ руку ей на плечо, сказалъ:
   -- Именемъ короля я васъ арестую!
   Г-жа Вуазенъ вздрогнула и инстинктивно, въ надеждѣ на ниспосланную Провидѣніемъ помощь, бросила взглядъ вокругъ. Шанфренъ, Гибуръ и Маргарита быстрыми шагами удалялись и исчезли на поворотѣ улицы.
   -- Вы ошибаетесь, сударь,-- пролепетала Вуазенъ.
   Дегрэ, приблизившись къ ней, произнесъ:
   -- Нисколько, сударыня. У меня есть указъ о вашемъ арестѣ и распоряженіе проводить васъ въ малый Шатлэ, а оттуда въ Венсень.
   Среди заинтересованной толпы, которая начала прибывать, онъ заставилъ прорицательницу сѣсть въ экипажъ и занялъ мѣсто возлѣ нея.
   Нѣкоторое время спустя, королевскій комиссаръ накладывалъ печать въ домѣ на улицѣ Борегаръ и встрѣтилъ тамъ мужа Катерины, который въ это утро пришелъ къ женѣ. Узнавъ объ этомъ арестѣ, Антуань Монвуазенъ почувствовалъ такой страхъ, что упалъ, пораженный апоплектическимъ ударомъ.
   

XVI.

   Какъ только окончилась святотатственная церемонія, маркиза Монтеспанъ поспѣшно возвратилась въ Кланьи съ г-жею Дэзэльё.
   Обезумѣвъ и обезсиливъ послѣ столькихъ волненій, она просила, чтобы ее оставили одну.
   Вытянувшись на своей постели и отдавшись мрачному предчувствію, она долго старалась заснуть. Наконецъ она начала засыпать, когда около полудня, несмотря на строгій приказъ, г-жа Дэзэльё вошла въ комнату.
   Маркиза быстро вскочила.
   -- Какъ, опять вы?-- воскликнула она, узнавъ г-жу Дэзэльё...-- Ахъ! ради Бога, дайте мнѣ отдохнуть...
   -- Увы, сударыня,-- отвѣтила Дэзэльё:-- не время отдыхать. Совершились важныя событія, о которыхъ я считала долгомъ васъ предупредить.
   -- Важныя событія! Что вы хотите сказать?-- спросила озабоченно маркиза.
   -- Вотъ что я узнала, сударыня: Катерина Вуазенъ арестована сегодня утромъ агентами Ларейни въ ту минуту, когда она выходила изъ церкви "Богоматери Добрыхъ Вѣстей".
   Услышавъ эти слова, маркиза спрашивала себя, не игрушка ли она сновидѣнія.
   -- Г-жу Вуазенъ арестовали!... Какъ узнали вы эту новость?
   Изъ Парижа пріѣхали курьеры, извѣщавшіе объ этомъ арестѣ,
   который уже служитъ въ Версалѣ предметомъ различныхъ разговоровъ.
   -- Но тогда,-- пролепетала маркиза Монтеспанъ:-- мы пропали... Вуазенъ, ради своего спасенія, будетъ говорить... Ее подвергнутъ пыткѣ!... Что ужасно, Дэзэльё!
   Наперсница, какъ и ея госпожа, понимала важность подобнаго положенія.
   -- Что дѣлать?-- сказала маркиза.
   Наступила минута молчанія. Г-жа Дэзэльё, казалось, глубоко размышляла.
   -- Сударыня,-- сказала она наконецъ медленно: -- по моему мнѣнію, при этихъ обстоятельствахъ вамъ можетъ быть полезна одна личность... Эта личность -- Кольберъ. Повидайте его и откройте ему всю правду.
   -- Кольберъ! Онъ -- честный человѣкъ, онъ никогда не сумѣетъ этого понять?...
   -- Конечно, сударыня, онъ это пойметъ...
   -- Однако, не могу я ему признаться въ моемъ нечестіи и соучастіи въ самомъ ужасномъ изъ святотатствъ! Не взывала ли я о помощи къ сатанѣ? Не сдѣлалась ли я сообщницей въ убійствѣ ребенка? Не просила ли горячо агоніи Фонтанжъ, королевы и дофина?... Ахъ! Дззэльё, зачѣмъ я имѣла несчастіе послушаться васъ?...
   -- У меня, сударыня, не было иной цѣли, какъ только преданно вамъ служить... На этотъ разъ, я думаю, мой совѣтъ продиктованъ мнѣ мудростью... Г-нъ Кольберъ выслушаетъ васъ... Повѣрьте, онъ сжалится надъ вашимъ отчаяніемъ и вашей красотою... Отправляйтесь, сударыня, вашъ голосъ нѣженъ; онъ будетъ умолять, возбудитъ сожалѣніе и очаруетъ.
   -- Хорошо, я отправлюсь,-- отвѣтила маркиза послѣ минутнаго размышленія.-- Одѣньте меня!..
   Домъ главнаго дворцоваго управленія, занятый Кольберомъ, находился на небольшомъ разстояніи отъ Кланьи, и маркиза Монтеспанъ скоро туда доѣхала.
   Въ скромномъ и вмѣстѣ съ тѣмъ величественномъ кабинетѣ раздалось шуршаніе юбокъ и разлился ароматъ духовъ. Министръ всталъ. Его строгое лицо, изрытое морщинами, оставалось склоненнымъ какъ бы отъ тяжести мыслей. Его маленькіе каріе глаза сверкали изъ-подъ густыхъ рѣсницъ, освѣщая честное, нѣсколько похудѣвшее лицо. Это былъ именно тотъ, кого Гюи Патенъ называлъ: "Vir marmoreus". Атенаиса приблизилась, затѣмъ съ жестомъ глубокаго утомленія бросилась въ кресло, предложенное ей министромъ.
   -- Какое событіе доставило мнѣ честь, сударыня, видѣть васъ у меня?
   Онъ стоялъ предъ нею и съ удивленіемъ смотрѣлъ на нее.
   -- Я пришла, любезный Кольберъ, довѣрить вамъ тайну, отъ которой зависитъ моя честь и, быть можетъ, счастье насъ обоихъ.
   -- Неужели хорошенькая женщина можетъ скрывать такую ужасную тайну?-- перебилъ учтиво министръ.
   Сначала Кольберъ думалъ, что за бурной сценой съ королемъ, какія фаворитка часто возобновляла, на этотъ разъ послѣдуетъ приказъ объ изгнаніи, и поспѣшилъ объ этомъ узнать.
   Маркиза Монтеспанъ ловко начала излагать интриги и происки Лувуа. Она напомнила также объ утвердившемся союзѣ между послѣднимъ и маркизой Ментенонъ, сдѣлавшейся ея личнымъ врагомъ.
   -- Все это я знаю,-- отвѣчалъ Кольберъ, не волнуясь.
   Онъ понялъ по ораторскому приступу маркизы всю важность сообщеній, которыя она ему сдѣлаетъ. Теперь смущенная маркиза Монтеспанъ замолчала. Кольберъ поспѣшилъ прійти на помощь и съ сердечной вѣжливостью облегчилъ ея тягостную исповѣдь.
   -- Умоляю васъ, сударыня, говорить съ полнымъ довѣріемъ... Что бы ни случилось, вы можете разсчитывать на мою преданность и дружбу...
   -- Увы! Кольберъ,-- сказала маркиза Монтеспанъ, ободренная этими привѣтливыми словами:-- по своей ошибкѣ я повредила важному дѣлу... вы простите мнѣ, я согрѣшила, защищая его!
   Крупныя слезы показались на глазахъ маркизы, и она закрыла руками свое прекрасное опечаленное лицо.
   Кольберъ еще не объяснилъ себѣ этого отчаянія, но онъ поддался очарованію столькихъ прелестей.
   -- Развѣ вашъ грѣхъ такой громадный, сударыня, что не могъ избавить меня отъ скорби видѣть васъ въ слезахъ? Что долженъ я сдѣлать для осушенія вашихъ слезъ?
   Дрожащимъ отъ волненія голосомъ маркиза объяснила, насколько унизило ее предпочтеніе, отданное королемъ герцогинѣ Фонтанжъ, въ то время осыпанной ласками и милостями, и какъ отъ этого маркиза страдала. Нѣтъ, она никогда не утѣшится отъ недавней потери этой любви... Она говорила о пылкости своей страсти къ Людовику съ выраженіемъ глубоко влюбленной женщины. Она также сказала, какую жертву принесла она для осуществленія своей мечты -- быть любимой королемъ до конца жизни. Она, повидимому, ничего не утаила изъ тайнъ своего сердца предъ Кольберомъ, уже расположеннымъ въ ея пользу. Затѣмъ она призналась, что обращалась къ Вуазенъ ради послѣдней попытки вновь завоевать короля, но постаралась умолчать о томъ, каковы были тайныя сношенія съ Вуазенъ, и объ отвратительномъ святотатствѣ, на которое она согласилась. Наконецъ она передала своему знаменитому другу подробности о недавнемъ арестѣ ворожеи.
   -- Я была въ такомъ отчаяніи!.. Теперь одно слово, единственное слово этой женщины, и я безвозвратно погибла... Кажется, она колдунья и отравительница... Я не могла этого знать!.. Все это ужасно!
   Рыданія душили ее.
   -- Только вы, Кольберъ, можете мнѣ посовѣтовать при такомъ печальномъ стеченіи обстоятельствъ. Вы знаете всю истину...
   При имени Вуазенъ Кольберъ сдѣлалъ рѣзкое движеніе удивленія.
   -- Какъ и вы тоже, сударыня, прибѣгали къ помощи этой женщины?... Какая неосторожность!..
   -- Я обезумѣла!..
   -- Но всѣ ваши враги воспользуются этимъ, чтобы ожесточеннѣе напасть на васъ и погубить васъ. Вы въ рукахъ этой искательницы приключеній. Увы, сударыня, въ какую тревогу ввергли вы самаго преданнаго изъ вашихъ слугъ!..
   -- Скажите: изъ моихъ друзей, Кольберъ.
   Министръ поклонился.
   -- Да, изъ вашихъ друзей, сударыня. Благодарю васъ, что вы повѣрили моей преданности къ вамъ... Я знаю свой долгъ и сдѣлаю невозможное, чтобы избавить васъ отъ жестокой тревоги, причиненной вашими слишкомъ частыми посѣщеніями ворожеи. Подумайте, какъ разгнѣвается король, узнавъ, что для завоеванія его сердца вы, маркиза Монтеспанъ, сдѣлали прорицательницу повѣренной вашихъ самыхъ сокровенныхъ тайнъ.
   -- О, благодарю, Кольберъ! Какъ я вамъ обязана!..
   Кольберъ ее прервалъ:
   -- Вы были однѣ у Вуазенъ наканунѣ ея ареста?
   -- Нѣтъ, меня сопровождала г-жа Дэзэлье.
   -- Отвѣчаете ли вы, что она будетъ молчать?
   -- Я отвѣчаю за нее.
   -- За вами не слѣдили?
   -- Не думаю.
   -- Кромѣ г-жи Дэзэлье, никто не зналъ объ этомъ поступкѣ?
   -- Никто.
   -- Простите,-- снова произнесъ Кольберъ,-- что я настаиваю, но этотъ вопросъ очень важенъ, и для вашей пользы умоляю васъ ничего не скрывать...
   -- Я ничего не скрываю,-- отвѣтила маркиза, не знавшая о присутствіи кавалера Люссака въ улицѣ Борегаръ въ то время, какъ она входила къ Катеринѣ.
   -- Меня удивляетъ,-- сказалъ Кольберъ:-- что арестъ Вуазенъ и произведенный въ ея жилищѣ обыскъ послѣдовали вскорѣ послѣ вашего посѣщенія... Не измѣнили ли вамъ?.. Г-нъ Ларейни принадлежитъ къ сторонникамъ Лувуа, вашего злѣйшаго врага... Быть можетъ, оба они надѣялись застать васъ у колдуньи... Если бы они васъ тамъ нашли, вы навсегда погибли бы, въ особенности, въ такой моментъ, когда посягали на жизнь королевы съ помощью яда.
   Маркиза вздрогнула.
   -- Какъ, развѣ посягали на жизнь королевы?.. Это ужасно!
   Атенаиса понурила голову.
   Внезапно ей пришло на память обѣщаніе прорицательницы: "счастливое событіе докажетъ, что я думала о васъ". Такъ это счастливое событіе было омерзительнымъ преступленіемъ. Теперь она поняла всю чудовищность своихъ поступковъ и ужасныя послѣдствія своего легковѣрія. Хотѣли отравить королеву. Безъ сомнѣнія, такъ дѣйствовали во мракѣ ради нея.
   Фаворитка увидѣла, что предъ нею разверзлась пропасть. Подозрѣнія скопились. Она оставалась сраженною, безмолвною, и ея глаза съ мольбою устремились на холодное лицо министра.
   Кольберъ угадалъ, что происходитъ въ душѣ Атенаисы. Поэтому онъ продолжалъ съ присущей его ему ясностью излагать ей свои опасенія. Затѣмъ, какъ бы отвѣчая на тайныя мысли маркизы, онъ сказалъ:
   -- Если бы только было возможно помѣшать Вуазенъ говорить!
   -- Но какъ?
   -- Полагая, что у Катерины Вуазенъ будетъ достаточно силы воли молчать на допросѣ, у нея, конечно, не хватитъ силъ устоять противъ пытки. Ахъ, сударыня, какой стыдъ и скандалъ для васъ и короля!
   При одной только этой горькой мысли министръ поникъ головою.
   -- Если бы только я могла съ нею поговорить,-- сказала маркиза:-- быть можетъ, она согласилась бы отречься?
   -- Лучше вы могли бы поручить кому нибудь другому эти хлопоты. Безполезно ставить себя въ еще болѣе предосудительное положеніе.
   -- Кому нибудь поручить эти хлопоты? Но кому же, Кольберъ, открыть подобное дѣло?
   -- Тому, долгъ котораго свято хранить довѣренныя ему тайны: патеру.
   -- Патеру! Какой патеръ согласится принять подобное порученіе? Затѣмъ какъ ему признаться?
   -- Исповѣднику во всемъ можно признаться...
   -- Я не сомнѣваюсь въ этомъ. Но надо доставить этому исповѣднику средства имѣть свободный доступъ къ Вуазенъ... Это посѣщеніе возбудитъ подозрѣнія...
   -- Совсѣмъ нѣтъ, сударыня! Присутствіе исповѣдника у заключеннаго совершенно естественно. Вы выберете патера, котораго считаете болѣе пригоднымъ для исполненія этой услуги... Я выдамъ вамъ пропускной листъ съ пробѣломъ для имени къ г-ну Ферронэ, коменданту Венсенскаго замка, и вамъ останется только вписать имя этого патера.
   -- Я согласна, любезный Кольберъ,-- отвѣтила маркиза.-- Ваши добрыя слова меня нѣсколько подкрѣпили...
   -- Мужайтесь, сударыня! Въ эти горькія испытанія разсчитывайте болѣе, чѣмъ когда либо, на мое рвеніе служить вамъ.
   -- Дай Богъ, Кольберъ, чтобы пришло то время, когда я буду въ состояніи отблагодарить васъ за вашу достойную удивленія преданность.
   Кольберъ воскликнулъ:
   -- Напротивъ я сударыня буду всегда вамъ обязанъ!
   Маркиза протянула обѣ руки, къ которымъ министръ почтительно прикоснулся губами.
   Маркиза Монтеспанъ откланялась.
   Снова оставшись одинъ въ своемъ уединеніи трудолюбиваго человѣка, Кольберъ съ минуту мечталъ. Онъ не могъ налюбоваться силой характера этой женщины, этой фаворитки, непреодолимо очаровательной, покорявшей людей и событія.
   Министръ еще вдыхалъ раздражающее благоуханіе обольстительницы, и, направившись къ большому окну, онъ долго слѣдилъ глазами за маркизой, удалявшейся въ своемъ экипажѣ.
   Это болѣе не была просящая и сокрушенно-кающаяся грѣшница, явившаяся униженно признаваться въ своихъ ошибкахъ. Это была, какъ всегда, высокомѣрная Монтеспанъ, которую любилъ король.
   

XVII.

   Тотчасъ же послѣ ночного посѣщенія Дегрэ, Ларейни поспѣшно послалъ гонца въ Сенъ-Жермэнъ. Онъ сообщилъ Лувуа со всѣми подробностями о послѣднихъ свѣдѣніяхъ, донесенныхъ его сыщикомъ.
   Министръ не зналъ, какъ Ларейни, долгихъ колебаній. Немедленно у него явилась почти увѣренность, что маркиза Мантеспанъ была замѣшана въ эти козни, а также убѣжденіе, что событія не замедлятъ дать ему въ этомъ доказательства.
   Всегда владѣвшій собою Лувуа оканчивалъ чтеніе очень подробнаго доклада Ларейни, когда его вѣрный слуга, Лакло, доложилъ ему о главномъ начальникѣ полиціи.
   -- Ну, что?-- живо спросилъ министръ.
   -- Вуазенъ задержана сегодня утромъ. Я велѣлъ препроводить ее подъ надзоромъ Ларейни сначала въ Малое Шатле, а затѣмъ, послѣ краткаго допроса, въ Венсенскій замокъ.
   Ларейни разсказалъ о происшествіи и какъ, благодаря прозорливости одного сыщика, помощникъ прево, въ присутствіи комиссара Камюзе, могъ захватить Катерину въ томъ моментъ, когда она выходила изъ церкви "Добрыхъ Вѣстей".
   -- Она была одна?-- спросилъ министръ.
   -- Нѣтъ, сударь. Когда ее замѣтилъ сыщикъ въ церкви, то онъ видѣлъ возлѣ нея патера и двухъ скромно одѣтыхъ женщинъ, которыхъ онъ не знаетъ. При выходѣ отъ обѣдни онѣ исчезли въ толпѣ богомольцевъ.
   Лувуа принялся размышлять. Присутствіе этихъ двухъ женщинъ, повидимому, возбудило въ немъ любопытство.
   Послѣ нѣкотораго молчанія Ларейни объяснилъ еще, какъ Дегрэ обнаружилъ въ саду прорицательницы одного изъ придворныхъ принца Орлеанскаго.
   -- Одного изъ придворныхъ принца Орлеанскаго?-- спросилъ удивленный Лувуа.
   -- Да, сударь. Онъ былъ, повидимому, тяжело раненъ, и состояніе, въ которомъ онъ находился, не позволяло Дегрэ заставить его говорить. Но, возвратясь въ Парижъ, я отправлюсь въ Бастилію и допрошу его самъ.
   -- Хорошо, и вы дадите мнѣ тотчасъ объ этомъ допросѣ отчетъ... Но, чтобы до новаго распоряженія никто не зналъ имени этого придворнаго, кто бы онъ ни былъ... Нѣтъ ли еще чего нибудь особеннаго?
   Начальникъ полиціи вручилъ Лувуа найденные Дегрэ браслетъ и пергаментъ.
   Министръ долго ихъ разсматривалъ.
   -- Это открытіе,-- сказалъ онъ, узнавъ портретъ:-- въ высшей степени важно, и что касается до настоящаго времени, то, я полагаю, намъ надо быть осторожными...
   -- Однако...-- хотѣлъ возразить начальникъ полиціи.
   -- Да, сударь,-- перебилъ его Лувуа:-- повторяю, что въ подобномъ случаѣ надо дѣйствовать съ большой осмотрительностью.
   -- Я того же мнѣнія. Но что же тогда долженъ я дѣлать?
   -- Вы составите, какъ можно скорѣе, докладъ, въ которомъ изложите всѣ утреннія событія. Вы отправите его ко мнѣ, а я передамъ его королю... Но воздержитесь называть по имени знатную даму, явившуюся вчера вечеромъ къ Вуазенъ, и выражать малѣйшее подозрѣніе на ея участіе въ этомъ дѣлѣ.
   И такъ какъ начальникъ полиціи казался удивленнымъ этимъ ограничивающимъ условіемъ, мало согласующимся съ порывистымъ характеромъ Лувуа, то послѣдній сказалъ:
   -- Вѣрьте мнѣ, сударь, подобное обвиненіе не можетъ исходить отъ насъ. Мы держимъ въ рукахъ Вуазенъ и, надѣюсь, не замедлимъ захватить ея двухъ помощниковъ: Романи и Лезажа, тѣхъ самыхъ, съ которыми познакомился вчера вашъ сыщикъ Дегрэ... Если есть еще сообщники, то мы узнаемъ ихъ имена у самихъ Вуазенъ, Романи и Лезажа. Пытка развязываетъ и не такіе языки.
   Ларейни, какъ добросовѣстный и благоразумный полицейскій чиновникъ, не могъ не одобрить искуснаго и осторожнаго поведенія министра.
   -- Итакъ,-- продолжалъ Лувуа:-- вы мнѣ вручите вашъ докладъ завтра утромъ... До тѣхъ поръ сообщите мнѣ все, что произойдетъ новаго. Дозавтра!
   Начальникъ полиціи откланялся.
   -- Въ Бастилію!-- приказалъ онъ кучеру, садясь въ экипажъ.
   

XVIII.

   Несмотря на отвращеніе, которое внушалъ въ то время аббатъ Гибуръ маркизѣ Монтеспанъ, она рѣшилась для исполненія порученія, предложеннаго Кольберомъ, остановить свой выборъ на этомъ патерѣ. У него всѣ данныя, чтобы имѣть свободный доступъ къ ворожеѣ. Затѣмъ съ нимъ безопасно признаніе, такъ пугавшее ее, потому что онъ былъ свидѣтелемъ и въ то же время участникомъ трагедіи, разоблаченіе которой такъ ужасало Атенаису.
   Такимъ образомъ въ тотъ самый вечеръ, когда маркиза видѣлась въ министромъ, г-жа Дэзэльё, по приказанію успокоенной маркизы, отправилась въ Парижъ, въ улицу Жанъ-Тизонъ.
   Во время своего посѣщенія она узнала всѣ подробности задержанія Вуазенъ. Маргарита, увлеченная по окончаніи обѣдни Гибуромъ и Шанфренъ, скрылась у большой пріятельницы матери, Тріанонъ, жившей въ улицѣ Форезъ, въ Марэ. Тамъ она узнала о тяжкомъ положеніи отца. Второпяхъ она отправилась въ улицу Борегаръ, чтобы окружить больного самыми преданными и внимательными попеченіями.
   Что касается Лезажа и Романи, то ихъ болѣе не видѣли послѣ той святотатственной ночи. Проводивъ маркизу до ея экипажа, они замѣтили сыщиковъ Ларейни, бродившихъ по окрестностямъ, и рѣшили, что благоразумнѣе исчезнуть...
   Аббатъ Гибуръ съ первыхъ же словъ поспѣшилъ успокоить опасенія Дэзэльё.
   -- Маркизѣ нечего бояться... Зачѣмъ Катерина будетъ признаваться въ своихъ сношеніяхъ съ маркизой Монтеспанъ? Развѣ это не привлечетъ вниманія судей на дѣянія слишкомъ свѣжія, чтобы ихъ уже забыть?.. Г-нъ Ларейни -- слишкомъ ловкій человѣкъ, онъ не преминетъ найти соотношеніе, которое могло бы сдѣлаться гибельнымъ для насъ,-- между посѣщеніями Вуазенъ маркизой и нѣкоторыми поѣздками Катерины въ Сенъ-Жермэнъ. Впрочемъ не надо вамъ этого напоминать, такъ какъ, благодаря поручительству предъ вашими друзьями, мундшенками, Дюшэнемъ и Жило, Романи могъ вступить въ королевскую буфетную.
   -- Но какое отношеніе между этими дѣяніями и причиной, которая помѣшала бы Катеринѣ говорить?... Сказать о своихъ отношеніяхъ къ маркизѣ Монтеспанъ значитъ вызвать громадный скандалъ, а для нихъ, напротивъ, слишкомъ выгодно добиться ея молчанія, чтобы взамѣнъ не спасти ее.
   -- Я считалъ васъ болѣе проницательной Дэзэльё... Покушеніе, совершенное на жизнь королевы, называется королевоубійствомъ, и вамъ совсѣмъ небезызвѣстно, какими ужасными пытками законъ наказываетъ это преступленіе... Повѣрьте, что Катерина уклонится произносить имя вашей госпожи...
   Г-жа Дэзэльё начала понимать. Но Гибуръ, напоминая ей роль, которую она также играла, и вызывая въ ея воображеніи пытки, наказывающія за всѣ покушенія на жизнь государей, зародилъ въ ея душѣ внезапный ужасъ. Не заточатъ ли ее такъ же, какъ Вуазенъ, въ тюрьму.
   -- О! только бы она молчала!-- прошептала совсѣмъ блѣдная г-жа Дэзэльё. Не лучше ли вамъ все-таки ее повидать и уговорить сохранить нашу тайну?..
   -- Катерина лучше, чѣмъ кто либо, знаетъ свои выгоды... Впрочемъ, она мнѣ признавалась, что ни въ одной изъ ея приходныхъ книгъ не упоминается о суммахъ, полученныхъ ею отъ маркизы Монтеспанъ, и, кромѣ нея и ея близкихъ, никто не знаетъ, что ваша госпожа обращалась къ прорицательницѣ. Успокойтесь же... Однако, я воспользуюсь пропускнымъ листомъ, который вы мнѣ принесли; я увижу г-жу Вуазенъ завтра. Вполнѣ разсчитывайте на меня и успокойте маркизу Монтеспанъ.
   Дэзэльё явилась къ своей госпожѣ съ отчетомъ объ этомъ свиданіи.
   На другой день въ три часа дня предъ Венсенскимъ замкомъ остановилась карета, и аббатъ Гибуръ, представивъ пропускной листъ, безъ труда добился свиданія съ узницей.
   Катерина Вуазенъ со времени своего задержанія и пересылки въ Венсень сохранила все хладнокровіе и силу воли. Впрочемъ уже съ давнихъ поръ она обсуждала случайность посѣщенія сыщиковъ Ларейни и приготовила задолго защиту, которую она представила бы, если бъ пришли ее задержать.
   Слишкомъ знатныя лица прибѣгали къ моимъ услугамъ, думала она, чтобы я не нашла даже въ самомъ дворцѣ короля могущественной поддержки. Она говорила себѣ, что для нея будетъ лучшимъ покровительствомъ соучастіе царедворцевъ и великосвѣтскихъ дамъ, которыхъ одно ея слово можетъ погубить, довести до Бастиліи или изгнанія. Князья, судьи, придворные герои недавней войны, посѣщавшіе ея кабинетъ, увидятъ себя принужденными защищать ее и пустить въ ходъ все, чтобы ее спасти. Погибнувъ, она повлечетъ за собою ихъ всѣхъ, и достаточно было этой мысли, чтобы придать ей самонадѣянности.
   Поэтому, благодаря доводамъ, которые она представила бы, прорицательница оставалась хладнокровной.
   Но, какъ и предвидѣлъ Гибуръ, Вуазенъ не могла признаться въ своихъ сношеніяхъ съ маркизою Монтеспанъ, и она ему положительно объ этомъ объявила. Съ цѣлью осуществить честолюбивыя мечты маркизы, она пыталась отравить королеву, а это было болѣе, чѣмъ слѣдовало, чтобы заставить ее сохранять ужасную тайну.
   Гибуръ обѣщалъ Катеринѣ поддержку маркизы Монтеспанъ и увѣрилъ ее, что все будетъ пущено въ ходъ для смягченія строгости ея заключенія. Впрочемъ, присутствіе аббата въ Венсенѣ не достаточное ли доказательство участія, которое въ ней принимаютъ? Этотъ поступокъ глубоко тронулъ Вуазенъ, и патеръ поспѣшилъ сообщить маркизѣ чрезъ г-жу Дззэльё о послѣдствіяхъ своего посѣщенія.
   Разсказъ о свиданіи въ Венсенскомъ замкѣ внесъ немного спокойствія въ взволнованный умъ Атенаисы. Но это спокойствіе длилось недолго.
   Со времени ея разговора съ Кольберомъ маркиза Монтеспанъ не появлялась при дворѣ и замкнулась въ своемъ прекрасномъ имѣніи Кланьи.
   Однажды, въ полдень, въ то время, какъ маркиза раздумывала у окна своей комнаты, она увидѣла у главнаго подъѣзда замка остановившуюся карету, въ которой она узнала по внѣшнимъ признакамъ экипажъ Кольбера. Вскорѣ, опираясь на свою высокую палку съ набалдашникомъ, появился и самъ министръ.
   Удивленная маркиза вышла къ нему навстрѣчу.
   -- О, поистинѣ, любезный Кольберъ, я смущена, что вы сами дали себѣ трудъ...-- сказала она министру, переступившему порогъ ея пышнаго жилища.
   Но Кольберъ перебилъ ее:
   -- Сударыня, я долженъ поговорить съ вами объ очень важномъ предметѣ.
   Атенаиса ввела его въ маленькій уединенный будуаръ, находившійся совсѣмъ въ концѣ длинной, дивно убранной, галлереи, вдали отъ комнатъ, гдѣ проходили слуги.
   -- Что это за столь важный предметъ, мой другъ?-- спросила съ безпокойствомъ маркиза.
   -- Вы знаете, сударыня, насколько я вамъ преданъ,-- началъ министръ.-- Поэтому я захотѣлъ самъ явиться къ вамъ, чтобы сообщить о происходящемъ. Нѣсколько дней тому назадъ, когда вы пришли ко мнѣ сообщить о вашихъ сношеніяхъ съ Катериной Вуазенъ и объ опасеніяхъ, которыя васъ терзаютъ, вы увѣряли меня, что за вами никто не слѣдовалъ, и никто, кромѣ прорицательницы, не могъ выдать тайны вашего посѣщенія.
   -- Я снова это подтверждаю, Кольберъ.
   -- Ну, такъ, въ домѣ Вуазенъ, нѣсколько минутъ спустя послѣ вашего отъѣзда, былъ найденъ сыщиками Ларейни одинъ придворный, кавалеръ Люссакъ.
   -- Придворный?... Кавалеръ Люссакъ у Вуазенъ? Что это значитъ?-- сказала изумленная маркиза.
   -- Такъ вы его знаете?
   -- Да, Кольберъ, я его знаю. Это я, въ знакъ благодарности, помѣстила его на службу къ принцу Орлеанскому.
   -- Тогда знайте,-- сказалъ министръ: -- что кавалера Люссака нашли въ саду прорицательницы распростертымъ, почти безъ признаковъ жизни, раненнаго ударомъ сабли или кинжала...
   -- Кавалеръ Люссакъ умеръ!-- воскликнула взволнованная Атенаиса.
   -- Нѣтъ, сударыня, онъ живъ...-- объявилъ Кольберъ, не выказывая удивленія, которое вызвало въ немъ это восклицаніе.-- Онъ живетъ въ одной изъ комнатъ Бастиліи, куда его перенесли.
   -- Въ Бастиліи!.. Кавалеръ Люссакъ въ Бастиліи!.. Гдѣ вы это узнали?...
   -- Сегодня утромъ въ совѣтѣ. Г-нъ Лувуа читалъ королю докладъ начальника полиціи, въ которомъ, между прочимъ, сообщалось, что одинъ изъ помощниковъ Катерины, Лезажъ, былъ вчера вечеромъ задержанъ недалеко отъ Малаго Шатле. Безъ сомнѣнія, вы болѣе не боитесь разоблаченія Вуазенъ со времени устроеннаго свиданія ея съ исповѣдникомъ, и вы меня убѣдили, что вполнѣ разсчитываете на молчаніе вашей Дэзэльё, но такъ ли будетъ съ этимъ Лезажемъ?
   Потрясенная маркиза ничего не отвѣчала. Смутные образы, ужасныя мысли тѣснились въ ея умѣ. Столь неожиданное извѣстіе о раненомъ Оливье, найденномъ распростертымъ въ саду прорицательницы, оставалось для нея скорбной загадкой.
   Это было искрой, которая внезапно разожгла ея страсть. Она призывала свою любовь счастливаго времени. Затѣмъ она видѣла Оливье недвижимымъ, въ крови, съ блѣдными губами, пламя которыхъ она чувствовала столько разъ. Это стало ея неотвязной мыслью.
   Съ горечью она упрекала свое честолюбіе, которое на мгновеніе разъединило ихъ. Лезажъ! Что ей за дѣло, что будетъ онъ теперь говорить? Что ей до стыда, опалы, до позора? Такъ какъ она никогда не переставала любить Люссака, то въ ней существуетъ одно воспоминаніе о другѣ, о заключенномъ любовникѣ, можетъ быть, уже умирающемъ въ глубинѣ государственной тюрьмы. И зачѣмъ надо было, чтобы необузданная жажда славы, почестей и богатства осквернила эту любовь, которая довела до Бастиліи одного и до непоправимаго паденія другую?
   Волненіе маркизы Монтеспанъ и на этотъ разъ не ускользнуло отъ Кольбера; онъ угадалъ причину этого смертельнаго томленія, и безконечное сожалѣніе овладѣло его сердцемъ.
   -- Такъ какъ его присутствіе въ саду и улицѣ Борегаръ,-- сказалъ онъ: -- намъ обоимъ необъяснимо, то, можетъ быть, не лучше ли вамъ, сударыня, увидѣть кавалера Люссака. Въ посѣщеніи придворнаго, содержащагося въ королевской тюрьмѣ, нечего нѣтъ противнаго обычаямъ... Съ моимъ письмомъ вамъ будетъ легко проникнуть въ Бастилію. Если вы желаете, я напишу это письмо...
   Какъ бы освободившись отъ долгаго кошмара, Атенаиса съ благодарностью протянула министру обѣ руки.
   -- О, благодарю, любезный Кольберъ... Да, я его увижу. Я съ нимъ поговорю...
   Она успокоилась.
   -- Что касается Лезажа...-- хотѣлъ продолжать Кольберъ.
   -- Лезажъ! Мнѣ до него мало дѣла въ данный моментъ,-- перебила маркиза съ равнодушнымъ жестомъ, очень удивившимъ министра.
   -- Однако, сударыня, этотъ человѣкъ будетъ допрошенъ... Онъ можетъ васъ обвинить... Зачѣмъ будетъ онъ васъ защищать?
   Маркиза поняла совершенную ею ошибку, давъ вырваться своему неосторожному восклицанію. Она быстро прибавила:
   -- Да, что мнѣ за дѣло? Если этотъ, человѣкъ дастъ показаніе, отреченіе Вуазенъ и мое будетъ достаточно для наказанія его за это обвиненіе.
   -- Безъ сомнѣнія, сударыня, но совершенно ли вы увѣрены, что ваше имя не будетъ произнесено Катериной Вуазенъ?
   -- Она дала слово патеру.
   -- Ея слово... Сдержитъ ли она его?
   -- Въ этомъ весь ея интересъ.
   -- Какой?
   -- Позвольте не отвѣчать на вашъ вопросъ, любезный Кольберъ... Въ данный моментъ это -- моя тайна. Вы дали мнѣ средство переговорить съ этой прорицательницей, и я вамъ благодарна. Теперь я одна должна искупить ошибки, къ которымъ привело меня любопытство, и я не имѣю права ставить васъ въ неловкое положеніе...
   Кольберъ поклонился.
   -- Наконецъ, сударыня, все-таки повидайтесь съ г-немъ Люссакомъ. Завтра я вручу вамъ пропускное письмо къ г-ну Бемо, коменданту Бастиліи. Какъ вамъ извѣстно, онъ -- мой родственникъ и пуститъ въ ходъ все, чтобы васъ удовлетворить.
   -- Будьте увѣрены въ моей живѣйшей благодарности, Кольберъ. Благодаря вашей преданной дружбѣ, я буду въ состояніи лучше перенести жестокія испытанія, чрезъ которыя я теперь прохожу.
   На этихъ словахъ министръ откланялся маркизѣ и удалился, унося съ собою тайну любви, до сихъ поръ ревностно охраняемую.
   Въ это время позади большихъ деревьевъ парка закатывалось солнце, и вдали на небѣ, покраснѣвшемъ отъ пламени заката, выступали холмы своей темной громадой.
   

XIX.

   Со времени заключенія г-жи Вуазенъ въ тюрьму, Дегрэ продолжалъ безустанно свои розыски. При каждомъ посѣщеніи улицы Борегаръ дѣлались новыя открытія. Лѣкарственныя снадобья, яды, магическія формулы, цѣлая любопытная переписка, найденная въ кабинетѣ, не оставляли никакого сомнѣнія въ преступныхъ занятіяхъ прорицательницы. Къ многочисленнымъ уликамъ, тяготѣвшимъ надъ Вуазенъ, прибавилась еще одна мрачная находка. Одинъ изъ сыщиковъ Дегрэ, замѣтивъ въ глубинѣ сада мѣсто, гдѣ земля казалась свѣже-вскопанной, полюбопытствовалъ взрыть почву и съ изумленіемъ увидѣлъ хрупкія кости. Онъ продолжалъ свое дѣло и встрѣтилъ безчисленное количество дѣтскихъ череповъ. Такимъ образомъ каждый день подтверждалась виновность колдуньи.
   Кромѣ того, помощникъ Прево нашелъ таинственную дверь, открывавшуюся въ подземелье, соединявшее жилище Катерины съ церковью "Добрыхъ Вѣстей", и тогда объяснилось, какимъ образомъ она и ея сообщники могли такъ быстро исчезнуть.
   Ларейни сдѣлалъ тщательный докладъ Лувуа относительно дѣйствій Дегрэ. Министръ велѣлъ составить протоколы, которые онъ, по мѣрѣ возможности, передавалъ его величеству. При чтеніи ихъ зловѣщее предчувствіе овладѣло королемъ. Въ его памяти всегда жило ужасное и громкое дѣло маркизы Брени.илье, а теперь, благодаря Вуазенъ, онъ опасался извѣстій и чудовищныхъ разоблаченій, стыдъ отъ которыхъ на этотъ разъ можетъ отразиться на ступеняхъ трона.
   Другое открытіе Дегрэ во время обысковъ у Катерины было громовымъ ударомъ, освѣтившимъ это темное дѣло.
   Въ то время какъ Дегрэ переписывалъ различные предметы, помѣщенные въ шкапу, онъ по неосторожности нажалъ пружину потайнаго ящика, который неожиданно открылся. Со дна этого ящика онъ досталъ книгу, покрытую записями. Это была вѣдомость, по которой она вела счетъ своихъ знатныхъ довѣрителей. Противъ числа, передъ именемъ, мѣстожительствомъ и званіемъ Катерина упоминала, какъ въ счетѣ поставщиковъ, родъ оказанныхъ услугъ или исполненныхъ порученій. Между страницами находились отдѣльные листы, содержащіе свѣже-вписанныя мѣстожительства людей, требовавшихъ услугъ колдуньи.
   Когда начальникъ полиціи принесъ Лувуа этотъ списокъ, то онъ не хотѣлъ вѣрить своимъ глазамъ. Высокопоставленныя лица, знатныя дамы, молодыя дѣвушки, принадлежащія къ лучшимъ семьямъ, патеры, друзья и недруги политики министровъ выступали тутъ подъ какимъ нибудь названіемъ оказанныхъ услугъ.
   Число обязанныхъ Катеринѣ превосходило все, что можно было вообразить.
   Но какъ ни читалъ и ни перечитывалъ министръ этотъ длинный перечень, однако одного имени не хватало -- маркизы Монтеспанъ. Нигдѣ прорицательница не упомянула о своихъ сношеніяхъ съ маркизой, и Лувуа смутился отъ этихъ напрасныхъ поисковъ, поколебавшихъ его убѣжденіе.
   Послѣ нѣкотораго раздумья онъ рѣшился, въ виду неминуемой опасности, самъ вручить королю списокъ Катерины.
   Людовикъ XIV, въ свою очередь, былъ потрясенъ неоспоримымъ свидѣтельствомъ столькихъ преступленій. Ядъ снова появился на сцену и еще разъ навелъ ужасъ и смуту среди пышнаго двора. Затѣмъ король долго раздумывалъ... Наконецъ у него есть объясненіе странныхъ смертей, какъ, напримѣръ, государственнаго министра Гюга де Ліона, графа Суассона, канцлера Алигра, предсѣдателя Лэмуаньона, герцога Савойскаго и столькихъ другихъ.
   Съ горестью онъ видѣлъ патеровъ, замѣшанныхъ въ это плачевное дѣло: аббата Дюлонга, каноника собора Богоматери, Бушо, исповѣдника монахинь общины Ла-Соссэ, аббатовъ Дюсси, Бушэ, Лефранъ, Лепре, Гибура, Даво, Турнэ, Ламперье, Коттона, Бригаллье, священника своей сестры, Дюлорана, викарія Сенъ-лё, Дюбускэ, Ребура, Сейссона, Лемэньяна, Дезэ, капуциновъ Леженя и Жэрара, францисканскаго монаха Мартинэ, Габріэля, брата Пикпюской обители, Мореля, варнавита, и другихъ: всѣ они были уличены въ самыхъ ужасныхъ преступленіяхъ. Сама церковь служила сообщникомъ отвратительныхъ тайныхъ обрядовъ. Призракъ смерти являлся повсюду -- даже тѣ, кто долженъ быть образцемъ долга, охранителемъ нравовъ и устоемъ общественной нравственности -- всѣ предались постыдной мерзости. Судьи не были исключены изъ этой грязи, и Вуазенъ, повидимому, набирала себѣ среди ихъ женъ лучшихъ кліентокъ.
   До ушей короля доходили извнѣ слухи объ отравахъ. Онъ также узналъ о существованіи нѣкоторыхъ святотатственныхъ и таинственныхъ обрядовъ. Уже во время предшествующаго царствованія, въ 1636 г., утверждали, что подобныя злыя женщины покупали дѣтей по двадцать су за ребенка для тайныхъ жертвъ, но это была лишь молва, легенда, на которую совсѣмъ не обращали вниманія. Король вспомнилъ, что гораздо позже тотчасъ-же послѣ казни маркизы Бренвилье исповѣдники собора Богоматери, испуганные разоблаченіями на исповѣдяхъ, нисколько не опасаясь, объявляли съ каѳедры, что большинство исповѣдавшихся въ послѣднее время обвиняли себя въ отравленіи кого нибудь.
   Съ этой минуты король сталъ тревожиться. Затѣмъ произошелъ арестъ Банена, Каделяна и другихъ, и король постановилъ наказывать безпощадно.
   Онъ жаловался на судей парламента, предъ которыми предстала Бренвилье, за то, что ее щадили. Онъ не могъ забыть, что знаменитая отравительница была дочь судьи, и что, благодаря этому родству, допросъ не былъ произведенъ основательно. Поэтому, чтобы судить новыхъ обвиняемыхъ, онъ, не колеблясь, отнялъ у парламента его безусловное право судить и создалъ исключительный судъ, какъ это дѣлалъ Филиппъ Красивый, Филиппъ Длинный и ихъ преемники.
   Этотъ верховный судъ долженъ былъ дѣйствовать въ арсеналѣ и называться пламенной палатой, или палатой диктаторскаго правосудія.
   Пламенная палата была основана при Францискѣ І-мъ для веденія еретическихъ дѣлъ. Ее называли такъ потому, что обыкновенно дѣла разбирались въ обтянутой чернымъ сукномъ темной залѣ, освѣщенной зажженными восковыми свѣчами, горѣвшими весь день въ зловѣщихъ свѣтильникахъ.
   Передъ этимъ-то исключительнымъ судомъ должны были предстать первые отравители: Баненъ, Башимонъ, Каделянъ, а также ихъ сообщники.
   Предсѣдатель парижскаго парламента, оскорбленный нарушеніемъ правъ обыкновенныхъ судовъ, указалъ королю на "ударъ, нанесенный парламенту, лишенному такимъ образомъ своей обычной жатвы, и выхвалялъ его незапятнанное правосудіе, чтобы избавить его отъ этого стыда и оскорбленія".
   Но король на это не поддался, и "пламенная палата была сохранена".
   Его величество избралъ лучшихъ членовъ государственнаго совѣта и рекетмейстеровъ.
   Это были Луи де Тоннелье де Бретейль, прежній контролеръ финансовъ; Даніель Вуазенъ; Гаспаръ де Фьебе -- человѣкъ очень умный и очень честолюбивый; Мишель Лепелетье, владѣлецъ Сусси; Огюстъ Роберъ де Померейль де Лабретешь, членъ совѣта финансовъ; г-нъ Арчужъ, затѣмъ рекетмейстеръ Бернаръ де Форціа, прежній управитель Оверномъ; Антуань Тюрго и наконецъ Андрэ Лефевръ Ормессонъ, членъ главнаго совѣта и сынъ докладчика Фукэ. Главнымъ прокуроромъ комиссіи былъ Роберъ; докладчиками пламенной палаты, которые должны былъ дѣйствовать подъ предсѣдательствомъ Бушера, назначены Луи Базенъ, владѣлецъ Безона, академикъ, и Ларейни, а Саго, тайный совѣтникъ Ларейни и безсмѣнный секретарь Шатле, былъ назначенъ секретаремъ пламенной палаты.
   Чтобы лучше выразить намѣреніе его величества, Лувуа написалъ 9-го марта 1679 г. канцлеру Телье, приказавъ предупредить Безона, чтобы онъ началъ тотчасъ же судебное слѣдствіе, изъ боязни, что нѣкоторые изъ "нихъ" умрутъ по причинѣ отчаянія, и правосудіе лишится разъясненія, которое можно было извлечь съ помощью пытки.
   Но арестъ Вуазенъ измѣнилъ положеніе дѣлъ, и вслѣдствіе обнаруженія именъ ея сообщниковъ возникло самое страшное дѣло, какое когда либо судилъ человѣческій судъ.
   Въ такой моментъ монархъ чувствовалъ, что ему угрожаетъ опасность. Онъ добылъ доказательство, что его августѣйшая особа была цѣлью преступныхъ намѣреній. Онъ, укрывшійся въ олимпійскомъ спокойствіи высокомѣрной славы, считалъ себя подъ защитой отъ гибельныхъ ударовъ судьбы; онъ, гордый король -- солнце, впервые почувствовалъ дрожь боязни; онъ, котораго почитаютъ, какъ Бога, задрожалъ, какъ простой смертный.
   Теперь дѣло шло о спасеніи своей драгоцѣнной жизни посредствомъ быстрыхъ и дѣйствительныхъ мѣръ.
   Король далъ приказъ немедленно задержать всѣхъ, кто прибѣгалъ къ помощи прорицательницы, и черезъ нѣсколько дней знатныя дамы, вельможи, начальники арміи и патеры всѣ безъ различія были заключены въ Бастилію и Венсень.
   И хотя, благодаря ихъ титулу, большинство было подсудно только соединенному присутствію парижскаго парламента, единственному судьѣ герцоговъ и пэровъ, король рѣшилъ, что всѣ безъ исключенія появятся передъ особой комиссіей пламенной палаты, чтобы судиться тамъ.
   Такимъ образомъ женщины, занимавшіяся вытравливаніемъ плода у беременныхъ, и грубыя и титулованныя отравительницы, святотатственные патеры, царедворцы и знатныя лица -- всѣ очутились на общей позорной скамьѣ.
   

XX.

   Хотя рана Оливье и была тяжела, но она не подвергла его жизни опасности. Шпага Романи скользнула вдоль бока и проникла почти на два пальца, но не коснулась никакого внутренняго органа. Чрезъ нѣсколько дней лихорадка уменьшилась, и хирургъ увѣрилъ, что довольно, еще одной недѣли, и больной будетъ въ состояніи подвергнуться допросу.
   Комната, въ которую заключили кавалера Люссака, была третьей въ башнѣ Бертодьеръ...
   Тамъ ему оказали помощь, и онъ пришелъ въ себя послѣ продолжительнаго обморока.
   Прежде всего онъ съ удивленіемъ сталъ разсматривать эту комнату -- обширный неправильный многоугольникъ, вышиною отъ пятнадцати до двадцати футовъ, съ голыми стѣнами, со скудной обстановкой, и думалъ, что онъ игрушка сновидѣнья.
   Его глаза блуждали по камину, переходя на желѣзныя рѣшетки, на три набитыя волосомъ кресла, обитыя толстой клеенкой, на столъ, гдѣ находились подсвѣчникъ, вилка, ложка, жестяной кубокъ и огниво.
   Затѣмъ событія ночи вскорѣ пришли ему на умъ, и острая боль въ лѣвомъ боку напомнила ему о дѣйствительности.
   Онъ вспомнилъ о неравной борьбѣ съ внезапно появившимся во тьмѣ человѣкомъ...
   Онъ также вспомнилъ, что его окружили люди съ факелами, подняли въ карету, и онъ слышалъ наскоро отданный приказъ: "въ Бастилію!" Тогда-то онъ потерялъ сознаніе, и вокругъ него сдѣлалась ночь.
   Нѣсколько часовъ спустя, онъ проснулся въ глубинѣ Бастиліи.
   Первое время въ своемъ тяжеломъ одиночествѣ онъ былъ разбитъ и бездѣйственъ. Неотвязное воспоминаніе увеличивало уныніе мѣста и волновало его мысли: воспоминаніе объ этой роковой ночи, когда онъ увидѣлъ Атенаису входящей къ Вуазенъ... Какая же тайная трагедія могла разыгрываться въ улицѣ Борегаръ?
   И слезы выступили у него на глазахъ...
   Кольберъ написалъ Бемо, какъ обѣщалъ маркизѣ, чтобы извѣстить его о скоромъ посѣщеніи знатной дамы. Предупрежденный комендантъ далъ приказъ, согласно обстоятельствамъ. И однажды, въ полдень, въ концѣ марта мѣсяца, у передового караула со стороны улицы Сентъ-Антуань остановилась карета. Изъ нея вышла маркиза Монтеспанъ въ черной бархатной маскѣ. Она обратилась къ караулу:
   -- Я хотѣла бы поговорить съ г-немъ Бемо.
   Солдатъ сдѣлалъ знакъ согласія. На его зовъ прибѣжалъ дежурный капитанъ, де-Лануэ.
   Увидя посѣтительницу, офицеръ разсыпался въ привѣтствіяхъ.
   -- Вотъ г-ну Бемо,-- сказала маркиза, вручая г-ну де-Лануэ письмо Кольбера, которое должно было служить разрѣшеніемъ для ея посѣщенія.
   -- Сударыня, сдѣлайте честь слѣдовать за мною...
   Перейдя подъемный мостъ, они прошли въ большія ворота и очутились справа отъ нихъ на маленькомъ дворѣ, въ концѣ котораго находилось помѣщеніе коменданта.
   -- Прошу васъ войти, сударыня, и обождать нѣсколько минутъ.
   Капитанъ приблизилъ стулъ къ маркизѣ и удалился.
   Комната, въ которую Лануэ провелъ маркизу Монтеспанъ, была круглымъ казематомъ, освѣщавшимся высокимъ стрѣльчатымъ окномъ.
   Единственной обстановкой этой комнаты служили нѣсколько лавокъ, скамеекъ на кривыхъ ножкахъ, стульевъ и столъ.
   Вошелъ Бемо де Мантлезэнъ. Это былъ гасконскій дворянинъ, лѣтъ шестидесяти, прежній капитанъ стражи кардинала Мазарини. Онъ добился поста коменданта Бастиліи, гдѣ по обычаю "необыкновенно разбогатѣлъ". Вѣрный слуга, которому всѣ заключенные отдавали честь за его человѣколюбивыя чувства, онъ мало уживался съ своею суровой обязанностью. Его предупредительность, рѣдкую честность, привѣтливое обращеніе и полную молчаливость хвалили всѣ. По причинѣ этихъ качествъ ему посчастливилось сдѣлаться союзникомъ Кольбера, выдавъ замужъ свою дочь за графа Сомери, племянника министра.
   Маркиза встала. Тѣнь отъ маски оживляла блескъ ея глазъ.
   Комендантъ привѣтствовалъ ее съ полнымъ уваженіемъ. Онъ не старался узнать имя этой высокопоставленной дамы и сказалъ просто:
   -- Я только что прочиталъ письмо г-на Кольбера, сударыня. Какую могу я оказать вамъ услугу?
   Г-нъ Кольберъ долженъ былъ предупредить васъ сегодня утромъ о цѣли моего посѣщенія. Я хотѣла бы видѣть кавалера Люссака.
   -- Дѣйствительно, сударыня, г-нъ Кольберъ меня предупредилъ сегодня утромъ о вашемъ посѣщеніи,-- отвѣтилъ Бемо.-- Я немедленно предоставлю въ ваше распоряженіе двухъ тюремщиковъ, которые проводятъ васъ къ этому заключенному.
   Со времени своего вступленія въ Бастилію, маркизу давило какое-то непріятное чувство и тоска. Печальное мѣсто, нервность ожиданія, предосторожность, какая вносилась въ малѣйшія мелочи, оставляли въ ней скорбное впечатлѣніе, которое ей не удалось прогнать.
   Комендантъ позвалъ двоихъ людей съ суровыми лицами.
   -- Проводите даму въ третью комнату Бертодьерской башни... Сударыня, не угодно ли вамъ слѣдовать за тюремщиками,-- сказалъ онъ почтительно.
   Атенаиса переступила порогъ и пошла позади двухъ мужчинъ, фонари которыхъ бросали дрожащій свѣтъ на черные и сырые своды. Капли воды, какъ слезы, падали иногда на дрожащія руки фаворитки.
   Она вышла изъ дома коменданта на аллею длиною въ пятнадцать саженъ, которую окаймляло съ одной стороны зданіе, служившее кухней. Миновавъ крѣпкую желѣзную рѣшетку въ родѣ укрѣпленія для караула, "которому было приказано не дозволять заключеннымъ приближаться къ ней на разстояніе трехъ шаговъ", маркиза очутилась среди большого внутренняго двора въ двѣсти шаговъ длины и семьдесятъ ширины. Тамъ возвышались соединенныя сплошной каменной стѣной башни, такъ называемыя Свободы, Базиньеръ, Графства, Сокровища, Часовни и наконецъ Бертодьеръ, куда стремилась маркиза.
   Такъ печально направлялась Атенаиса къ Люссаку.
   Впервые, можетъ быть, высокомѣрная маркиза стушевалась предъ растроганной любовницей. Она грезила о своихъ клятвахъ, которыя забыла, благодаря своей гордости и честолюбію. Въ любовномъ предвидѣніи Атенаиса угадывала, что Оливье находится тамъ изъ-за нея.
   Тогда она стала колебаться... Но сказала себѣ, что она должна его видѣть, съ нимъ говорить и помочь ему перенести страданія, хотя запоздала утѣшеніемъ.
   Наконецъ тюремщики остановились.
   Открылась дверь.
   Это была тюрьма Оливье.
   -- Хорошо, благодарю васъ...-- сказала маркиза.-- Оставьте меня.
   Маркиза вложила золотую монету въ руку тюремщиковъ, которые удалились.
   Дверь закрылась съ глухимъ шумомъ, скользнули засовы, и маркиза осталась одна предъ кавалеромъ Люссакомъ.
   Оливье дремалъ. Онъ лежалъ на кровати, дерево которой было обтянуто брокателемъ, и которая состояла изъ соломеннаго тюфяка, набитой подушки и одѣяла изъ зеленой саржи.
   Ни скрипъ засова, ни шаги не разбудили Люссана, и матовая блѣдность лица окаймлялась, какъ вѣнцомъ, свѣтлыми кудрями его волосъ.
   Молча и удерживая дыханіе, опершись руками на край ложа, Атенаиса склонилась надъ юношей.
   Долга она оставалась такъ, затѣмъ легко прикоснулась губами къ вѣкамъ узника.
   Оливье открылъ глаза. Атенаиса скинула маску, и взволнованный и удивленный Люссакъ могъ только пробормотать:
   -- Вы!... Вы здѣсь!...
   -- Да, Оливье, это я...-- сказала улыбаясь Атенаиса.
   -- Возможна ли еще такая неожиданная радость?-- прошепталъ кавалеръ, печальныя мысли котораго при одномъ видѣ любовницы тотчасъ же разсѣялись...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Послѣ многихъ изліяній и воспоминаній о счастливыхъ мѣсяцахъ, маркиза Монтеспанъ разсказала о посѣщеніи Кольбера. Она сообщила о своемъ изумленіи, узнавъ о присутствіи Люссака у Вуазенъ и о заключеніи раненаго въ Бастилію.
   -- Объясните,-- сказала маркиза,-- то, что для меня остается тайной....
   Въ свою очередь Оливье разсказалъ все, что случилось, начиная съ разговора, невольно услышаннаго у аббата Гибура, до опаснаго удара шпагой въ улицѣ Борегаръ.
   -- Затѣмъ,-- продолжалъ кавалеръ,-- я ничего не знаю болѣе... Я думалъ услышать одно изъ вашихъ добрыхъ словъ, полюбоваться съ минуту вашей красотой -- и встрѣтилъ почти смерть...
   -- Благородный другъ,-- вздохнула Атенаиса съ глазами, полными слезъ.
   Оливье пожалъ ея руку и медленно произнесъ:
   -- Благодарю. Вы меня еще любите!...
   Долгое молчаніе послѣдовало за этимъ восклицаніемъ, полнымъ нѣжности.
   Какъ бы ни было положительно молчаніе Люссака, въ полномъ смыслѣ дворянина, который скорѣе отдалъ бы свою жизнь, чѣмъ допустилъ бы хотя какому нибудь подозрѣнію коснуться его любовницы, все-таки маркиза Монтеспанъ испытала невыразимое успокоеніе при мысли, что Оливье не вѣдаетъ всѣхъ гнусныхъ занятій прорицательницы. Какъ бы уронили ее, одну изъ Мартемаръ, въ глазахъ кавалера Люссака чудовищные обряды! Ей казалось, что она не могла бы вынести тогда яснаго взгляда своего друга. Итакъ она оставалась безгрѣшной, великолѣпной, почти божественной! Ея страсть была спасена, а ея упорная гордость удовлетворена. Онъ не зналъ объ ея позорѣ.
   Люссакъ по чувству чуткости совсѣмъ не хотѣлъ спрашивать маркизы Монтеспанъ объ ея ночныхъ свиданіяхъ, которыя, однако, его сильно занимали.
   -- Я съ трудомъ вѣрю,-- сказалъ наконецъ Оливье:-- сладкой дѣйствительности... Я такъ страстно желалъ вашего присутствія... Я не надѣялся болѣе, сударыня, ни на прелесть вашей улыбки, ни на сладость вашихъ поцѣлуевъ...
   Агенаиса поняла нѣжный упрекъ и поднесла пальцы Люссака къ своимъ губамъ:
   -- Одинокая въ своемъ изгнаніи въ Кланьи, я скучала... Не видя васъ, я болѣе думала о васъ.
   Затѣмъ она прибавила ласково и краснѣя:
   -- Сегодня я васъ обожаю...
   Наступившая ночь проникла сквозь узкое рѣшетчатое окно, заполонила углы, мало-по-малу поглощая громадную комнату и окутывая двѣ сближенныя фигуры.
   Порою въ этомъ печальномъ мракѣ Атенаиса заглушала рыданія. Она думала, увы, о неопредѣленномъ будущемъ.
   Опасаясь за близкое разлученіе, въ особенности для Люссака, дрожа отъ волненія, она сумѣла найти утѣшительныя слова:
   -- Оливье, надѣйтесь на Бога. Счастливые дни придутъ. Вы снова будете возлѣ меня и долго...
   Люссакъ склонилъ свое блѣдное лицо, на которомъ отразилась невыразимая печаль:
   -- Богъ меня наказываетъ, сударыня, потому что ваша любовь достигла до меня, и Онъ, безъ сомнѣнія, нашелъ, что я испыталъ слишкомъ много счастья.
   -- Вы ошибаетесь, мой другъ, Богъ справедливъ и милосерденъ. Онъ признаетъ всю несправедливость вашего заключенія... И когда вы будете свободны, я сумѣю изгладить изъ вашего сердца все до воспоминанія объ этомъ ужасномъ пребываніи въ тюрьмѣ.
   -- Ваше присутствіе заставило меня уже о немъ забыть. Навѣщайте иногда меня, и я буду еще вѣрить въ счастіе.
   Въ ночной темнотѣ тюрьмы раздался послѣдній поцѣлуй.
   Снаружи, возлѣ запертой на засовъ двери, раздалось постукиваніе шаговъ, свидѣтельствовавшее о нетерпѣніи тюремныхъ сторожей.
   Тогда Атенаиса съ внезапной и мучительной рѣшимостью порывисто вырвалась изъ объятій Оливье, отыскивая ощупью свою маску, укрѣпила, ее, постучалась въ дубовую дверь, почти тотчасъ открывшуюся.
   И съ глазами, еще мокрыми отъ слезъ, но душевно успокоенная, она удалилась подъ сводами темнаго лабиринта.
   

XXI.

   7-го апрѣля 1679 года, въ Сенъ-Жерменѣ, гдѣ въ эту эпоху еще находился дворъ, Людовикъ XIV подписалъ указъ, который давалъ королевской арсенальной палатѣ полное право судить обвиняемыхъ но дѣлу объ отравахъ.
   Монархъ предлагалъ "точно вести правосудіе, не различая знатныхъ лицъ и пола", а Ларейни прибавилъ: "Его величество намъ это сказалъ въ ясныхъ и живыхъ выраженіяхъ".
   Ежедневно слѣдовали заключенія въ тюрьму. Уже около ста пятидесяти узниковъ, среди которыхъ Романи, задержанный три мѣсяца спустя послѣ Лезажа у аббата Лапьера, ожидали въ Венсенской тюрьмѣ или въ Бастиліи своего появленія предъ судьями. Судопроизводство, которое вели судьи, состояло въ допросѣ обвиняемыхъ сначала отдѣльно по порученію, данному однимъ слѣдователемъ другому, а затѣмъ въ ихъ очной ставкѣ, или, согласно юридическому выраженію, "въ повѣркѣ".
   Вмѣсто того, чтобы, по обыкновенію, взять опытныхъ экспертовъ, уполномоченныхъ при судахъ Шатлэ или Туррнель, наслѣдственная должность которыхъ образовывала особое вѣдомство, пламенная палата обезпечила себѣ содѣйствіе свѣдущихъ людей, тщательно выбранныхъ ею. Это были врачи Фрегьеръ, Дюгэ и хирурги Симонъ и Жоффруа. Первымъ было довѣрено изслѣдовать снадобья и яды, найденные у обвиняемыхъ, а вторымъ поручено производить вскрытіе тѣлъ жертвъ.
   Вуазенъ, допрошенная Ларейни первою, прежде всего представила самыя опредѣленныя запирательства, говоря, что "занятія, которымъ она предавалась, вообще нисколько не преступны, и что она просто стремилась развивать науку, которую ей послалъ Богъ". Она напомнила, что когда-то обвиненная монахами ордена Сенъ-Винцента-де-Поль въ нечестивой и святотатственной торговлѣ, она дала отчетъ главнымъ викаріямъ епископства, а также и многимъ докторамъ Сорбонны, къ которымъ она была отослана, и которымъ она также объяснила свое искусство. Никто изъ нихъ ничего не нашелъ для возраженія, и съ ихъ одобренія она продолжала свои занятія. Ей было досадно причинить кому нибудь зло за зло, сдѣланное ей, и она не знала, за что ее лишили свободы, обвиняя въ нечестіи. Напротивъ, развѣ она не давала своимъ посѣтителямъ совѣта справлять девятидневныя молитвы или служить обѣднивъ честь св. Антонія Падуанскаго и св. Николая Толентинскаго, чтобы найти себѣ успокоеніе сердца? Не совѣтовала ли она женщинамъ, жаловавшимся на своихъ мужей, и мужьямъ, сѣтующимъ на своихъ женъ, отправляться каждый четвергъ въ Монмартръ въ часовню, посвященную св. Урсулѣ, гдѣ видѣли еженедѣльно болѣе пятидесяти женщинъ, приносящихъ рубашки, которыя патеръ за небольшую лепту заставлялъ прикладывать къ лику святой?
   Не въ этомъ ли нечестіе?
   Впрочемъ, она могла съ полнымъ правомъ удивляться, что сдѣлалась предметомъ подобнаго обвиненія, если знатныя женщины и высокопоставленныя лица дѣлали ей честь, обращаясь къ ней за совѣтомъ. Одно это не должно ли служить ей защитой отъ подозрѣній?
   Уже она назвала имена: г-жа Ну, г-нъ Пради, жена президента Леферонъ. Итакъ, развѣ послѣдняя не признавалась ей, что покупала брильянтовый порошокъ и не давала съѣсть его на сто золотыхъ мужу, чтобы уморить его? Эта дама еще признавалась ей, что послала кого-то въ Италію, чтобы привезти ей отравленныхъ духовъ и перчатокъ. Именно вслѣдствіе этого признанія г-жа Леферонъ, подозрѣвая Катерину въ разоблаченіи своей тайны, потребовала ее однажды въ монастырь сестеръ милосердія на Королевской площади и тамъ угрожала заколоть ее кинжаломъ. Но Катерина оправдалась, и г-жа Леферонъ предложила ей тридцать испанскихъ пистолей, убѣдительно прося ее достать порошокъ, чтобы навсегда избавиться отъ мужа. Катерина отъ этого отказалась. Маршалъ Люксембургъ, герцогиня Бульонская, жена маршала Вивоннь, княгиня Тангри, графиня Суассонъ, маркиза Алльюи, г-жа Дрё и много другихъ одинаково часто посѣщали ее, и она всегда довольствовалась составленіемъ для нихъ гороскоповъ, согласно наукѣ хиромантіи и физіономистики, которымъ она выучилась съ девятилѣтняго возраста, и никогда ничего другого не дѣлала, кромѣ этого, какъ въ домѣ улицы Борегаръ, такъ и у моста Мари, когда жила съ своимъ мужемъ, Монвуазеномъ.
   Катерина, безъ сомнѣнія, думала, что, заявивъ о преступныхъ замыслахъ нѣкоторыхъ благородныхъ довѣрителей, она достигнетъ того, что заронитъ безпокойство и ужасъ въ совѣсти судей.
   Но Ларейни, не волнуясь, продолжалъ допрашивать отдѣльно нѣкоторыхъ изъ главныхъ венсенскихъ узниковъ, игравшихъ роль въ этомъ зловѣщемъ дѣлѣ.
   Послѣдніе, чувствуя, что имъ угрожаетъ опасность, не колебались обвинить прорицательницу, выдавая всѣ ея преступленія, а также имена лицъ, прибѣгавшихъ къ ея помощи.
   Эти допросы привели къ самымъ поразительнымъ открытіямъ, и, несмотря на сдѣланныя королемъ указанія, при основаніи пламенной палаты, ничего не разглашать внѣ ея о томъ, что тамъ происходитъ, виновные стали уже извѣстны, и скандалъ достигъ крайнихъ предѣловъ.
   Высокопоставленныя дамы, имена которыхъ были произнесены, перешли границу, но и въ чужихъ земляхъ съ трудомъ ихъ согласились принять. Графиня Суассонъ -- Олимпія Манчини -- бѣжала въ Нидерланды, что заставило г-жу Севиньи сказать: "Нѣтъ ничего такого, чтобы увезти свою невинность или преступность на чистый воздухъ", и судьи должны были ее судить за неявкой. Впрочемъ, она была оправдана. Но въ Намюрѣ и Люттихѣ не хотѣли вѣрить въ ея невинность. Тщетно она съ г-жею Алльюи, которая ее сопровождала, и г-жею Полиньякъ, присоединившейся къ нимъ, искала гостепріимства за границей; имъ отвѣчали у каждой двери, куда онѣ стучали; "Мы не хотимъ этихъ отравительницъ". Наконецъ, въ Брюсселѣ согласились ихъ принять, но имъ пришлось вынести отъ народа самыя худшія оскорбленія.
   Однажды утромъ, когда графиня вошла въ церковь св. Гудулы, народъ принесъ черныхъ кошекъ, связанныхъ вмѣстѣ, и когда дамы вышли изъ церкви, онѣ должны были пройти мимо этихъ бѣдныхъ животныхъ, мяуканье и завыванье которыхъ заставило со всѣхъ сторонъ сбѣжаться людей. До ушей графини достигли самыя оскорбительныя размышленія.
   -- Берегитесь,-- говорили они,-- это черти и колдуны, которыхъ она имѣла привычку посѣщать во время шабаша. Смотрите, они слѣдуютъ за нею... Берегитесь колдуньи и ея демоновъ!
   Сестра Олимпіи Манчини, красавица герцогиня Больонская, которая, безъ сомнѣнія, имѣла болѣе спокойную совѣсть, осталась въ Парижѣ и появилась передъ палатой. "Она вошла, какъ маленькая королева,-- говоритъ г-жа Севиньи.-- Она сѣла на приготовленный для нея стулъ и вмѣсто того, чтобы отвѣчать на первый вопросъ, просила записать, что она хочетъ сказать. По ея словамъ, "она явилась туда лишь изъ почтенія къ приказу короля, а не палаты, которой она совсѣмъ не признаетъ, не желая нарушать герцогскихъ привилегій".Когда же настаивали узнать, извѣстна ли ей Вуазенъ, и зачѣмъ она хотѣла отдѣлаться отъ своего мужа, то она отвѣтила: "Я -- отдѣлаться отъ него? Вамъ только стоитъ его спросить, убѣжденъ ли онъ въ этомъ, онъ довелъ меня подъ руку до этой двери".
   И это была правда.
   -- Но зачѣмъ же вы посѣщали такъ часто эту Вуазенъ?-- спросили ее еще.
   -- Потому, что я хотѣла видѣть сибиллъ и предсказательницъ, которыхъ она мнѣ обѣщала показать; это общество заслуживало, чтобы сдѣлать всевозможные шаги...
   -- Но развѣ вы видѣли у Вуазенъ чорта, такъ какъ ходили туда его искать?-- спросилъ Ларейни.
   -- Нѣтъ, сударь,-- отвѣтила она очень дерзкимъ тономъ:-- но я вижу его въ данный моментъ здѣсь переодѣтымъ судьею, очень некрасивымъ и сквернымъ...
   Ларейни закусилъ губы.
   Наконецъ она была объявлена невиновной, и палата разрѣшила ей уйти... Но, прежде чѣмъ удалиться, она иронически прибавила:
   -- Ну, господа, это все, что вы имѣли мнѣ сказать?
   -- Да, сударыня...
   Она встала, и въ тотъ моментъ, когда выходила, воскликнула:
   -- Поистинѣ, я никогда не думала, что умные люди могутъ спрашивать столько глупостей!
   Герцогиня Бульонская не замедлила пожалѣть о столь неосторожныхъ словахъ. Немного времени спустя послѣ ея явки въ судъ, приказъ объ арестѣ сообщилъ ей, что по распоряженію короля ее высылаютъ въ Неракъ, столицу герцогства Альбре, принадлежавшаго тогда ея мужу. Все заставляетъ предполагать, что она должна была скоро утѣшиться отъ этой немилости, если вспомнить о восхитительныхъ стихахъ, посвященныхъ ей Лафонтеномъ:
   
   Vous ported en tous lieux la joie et les plaisirs,
   Allez dans des climats inconnues aux zéphirs,
             Les champs se vêtiront de roses.
   
   Что касается до графини Суассонъ, то она покинула Нидерланды, присоединилась къ герцогинѣ Бульонской въ Неракѣ и оттуда проѣхала въ Испанію, гдѣ впослѣдствіи, въ 1689 году, почти внезапная смерть молодой королевы заставила еще разъ, не безъ видимой причины, обвинять ее въ отравленіи.
   Но если Марія-Анна Манчини могла оправдаться предъ судьями арсенальной палаты, то иначе было съ большинствомъ другихъ женщинъ различныхъ положеній, которыя знали, для какого употребленія Катерина предназначала порошки, запертые въ ея кабинетѣ, и причины, которыя заставляли прорицательницу такъ часто топить зловѣщій очагъ въ улицѣ Борегаръ.
   Уже 6-го мая 1679 года пламенная палата произнесла первый приговоръ противъ трехъ отравительницъ: Вигурэ, Боссъ и Ферри, изобличенныхъ, именно: Боссъ -- въ составленіи многихъ сортовъ яда и, кромѣ того, вышеименованныя Боссъ и Вигурэ -- въ совмѣстной раздачѣ его различнымъ женщинамъ для отравленія ихъ мужей и другихъ лицъ, въ подстрекательствѣ совершать эти отравленія и въ пользованіи съ этой цѣлью предлогомъ молитвъ и другихъ благочестивыхъ дѣлъ; Ферри въ многократномъ требованіи и полученіи яда у Боссъ и отравленіи съ помощью его своего мужа.
   Приговоромъ опредѣлено, чтобы эти три женщины "были отвезены въ позорной колесницѣ на Гревскую площадь, гдѣ онѣ должны быть заживо сожжены, послѣ того какъ прежде подвергнутся обыкновенной и необыкновенной пыткѣ".
   Другіе приговоры, не менѣе ужасные, вскорѣ должны были послѣдовать за этими.
   

XXII.

   Ларейни, не знавшій о посѣщеніи, маркизой Монтеспанъ Бастиліи, въ свою очередь явился допрашивать кавалера Люссака.
   При видѣ начальника полиціи у Оливье сначала явился проблескъ надежды.
   -- Какому случаю, сударь, я обязанъ честью вашего посѣщенія? Пришли ли вы мнѣ сообщить, наконецъ, причину, которая заставляетъ задерживать меня въ тюрьмѣ его величества?
   -- Кавалеръ,-- отвѣтилъ Ларейни,-- эти причины зависятъ отъ короля... Мы должны преклониться...
   -- Никто болѣе меня не уважаетъ, сударь, воли государя. Однако, развѣ не естественно, что я удивляюсь моему заключенію?
   -- Сегодня, сударь, если мой долгъ призвалъ меня къ вамъ, то для того, чтобы допросить васъ, а не для того, чтобы васъ наставлять,-- отвѣтилъ сурово начальникъ полиціи.
   -- Меня допрашивать?-- сказалъ Люссакъ,-- Развѣ меня обвиняютъ?
   -- Я совсѣмъ этого не говорю,-- сказалъ болѣе нѣжнымъ тономъ Ларейни, тронутый молодостью и несчастнымъ положеніемъ Оливье.-- Мнѣ поручено просто спросить васъ, каковы были ваши отношенія къ Катеринѣ Вуазенъ, и что вы знаете объ ея личной жизни, и вслѣдствіе какого происшествія вы очутились въ ея саду въ ночь съ 11-го на 12-е марта?
   На всѣ эти вопросы, поставленные ясно, Люссакъ повторилъ твердымъ голосомъ разсказъ о своемъ похожденіи на дорогѣ въ Сенъ-Жермэнъ; онъ разсказалъ также, какими заботами осыпала его прорицательница послѣ несчастія, жертвой котораго онъ сдѣлался.
   -- Все, что я знаю объ этой женщинѣ,-- заявилъ онъ: -- заключается въ томъ, что она оказала мнѣ самую безкорыстную преданность... Послѣ моего выздоровленія я видѣлъ ее два, три раза въ ея домѣ на Сенъ-Жерменскихъ поляхъ, но я никогда не имѣлъ случая посѣтить ее въ Виль-Невѣ.
   -- Однако, кавалеръ,-- перебилъ его Ларейни,-- васъ нашли раненымъ безъ сознанія въ саду улицы Борегаръ, откуда Дегрэ, начальникъ сыщиковъ, велѣлъ перевезти васъ сюда, въ Бастилію.
   -- Все это для меня тайна, сударь...
   -- Вы не знаете, при какихъ обстоятельствахъ вы получили столь опасную рану?..
   -- Эти обстоятельства довольно странныя, сударь. Я знаю навѣрно, что на меня напалъ неизвѣстный, но событія слѣдовали съ такой быстротой, что было трудно что нибудь опредѣлить съ точностью. Однако, вотъ что я помню...
   Здѣсь Люссакъ остановился.
   Онъ предчувствовалъ, что въ этотъ моментъ начальникъ полиціи пытался вырвать у него тайну.
   -- Въ эту ночь, около одиннадцати часовъ, я проходилъ по улицѣ Борегаръ,-- продолжалъ Оливье.-- Вдругъ во мракѣ показался какой-то человѣкъ, черты лица котораго я не могъ различить, и безъ всякой видимой причины бросился на меня, прежде чѣмъ я могъ сдѣлать движеніе, настолько велико было мое удивленіе. Человѣкъ вытащилъ свою шпагу, блескъ которой я увидѣлъ въ темнотѣ, и я упалъ опасно раненый. Мои воспоминанія останавливаются на этомъ...
   -- Это ночное нападеніе мнѣ кажется мало вѣроятнымъ... Затѣмъ вы должны признать,-- замѣтилъ Ларейни,-- что ваше присутствіе въ Вилль-Невѣ въ столь поздній часъ могло бы по справедливости удивить...
   -- Почему же, сударь? Я шелъ изъ Сенъ-Лорана, гдѣ провелъ вечеръ, въ Палэ-Рояль. Развѣ я могъ взять другой путь?
   Начальникъ полиціи пристально взглянулъ на Люссака и сказалъ:
   -- Нѣтъ, сударь, когда дѣло идетъ о томъ, чтобы догнать знатную даму, отправлявшуюся въ эту ночь къ Вуазенъ...
   -- Знатную даму?.. Къ Вуазенъ? Ваши слова для меня загадка, сударь.
   -- Въ тотъ моментъ, какъ вы хотѣли проникнуть къ прорицательницѣ, вслѣдъ за маркизой Монтеспанъ, васъ видѣлъ одинъ изъ моихъ сыщиковъ, которому я вполнѣ довѣряю...
   Оливье вздрогнулъ.
   -- За маркизой Монтеспанъ!
   -- Да, кавалеръ, за маркизой Монтеспанъ.
   -- Это невѣроятное предположеніе! Я имѣлъ свиданіе у Вуазенъ съ маркизой Монтеспанъ!
   -- Однако, вы ее знаете?
   -- Да, однажды я находился въ ея присутствіи на Сенъ-Жерменской дорогѣ при обстоятельствахъ, извѣстныхъ вамъ; затѣмъ я ее встрѣтилъ у г-жи Вуазенъ, куда, какъ я уже вамъ сказалъ, меня отнесли. Но съ тѣхъ поръ я даже никогда не имѣлъ чести говорить съ ней... Какъ вы хотите, чтобы эта высокопоставленная и могущественная дама согласилась замѣтить мелкаго дворянина, какъ я? Подумали ли вы объ этомъ, сударь?
   Это была первая ложь кавалера Люссака.
   Тщетно и долго настаивалъ начальникъ полиціи, Оливье продолжалъ противопоставлять его утвержденіямъ самыя положительныя отпирательства.
   И Ларейни, который не попался на кажущуюся чистосердечность узника, долженъ былъ удалиться.
   На слѣдующій день послѣ этого допроса Людовикъ XIV ожидалъ въ Сенъ-Жерменѣ, какъ это было каждый вечеръ, курьера съ извѣстіями изъ пламенной палаты.
   На большихъ часахъ замка пробило десять часовъ; курьеръ, должно быть, запоздалъ, и терявшій терпѣніе монархъ спрашивалъ себя съ безпокойствомъ, какія важныя событія могли такъ продлить засѣданіе. Его размышленія были прерваны приходомъ лакея Бонтана, доложившаго о пріѣздѣ Ларейни.
   Лувуа, еще страдавшій отъ паденія съ лошади, случившагося за годъ предъ тѣмъ, въ это время покинулъ дворъ, чтобы отправиться на Барежскія воды, и король принималъ лично отъ Ларейни полицейскіе доклады.
   Король приказалъ привести Ларейни.
   -- Государь,-- сказалъ послѣдній королю послѣ глубокаго поклона,-- простите меня, что я явился къ вашему величеству въ такой часъ. Но въ арсенальной палатѣ произошли сегодня такія событія, что я считалъ своимъ долгомъ увидѣть васъ тотчасъ же...
   -- Я могу только поздравить васъ съ усердіемъ, сударь. Какія же это приключенія?
   -- Я причиню вашему величеству большую скорбь,-- сказалъ Ларейни печально.
   Людовикомъ XIV овладѣлъ страхъ. Съ тѣхъ поръ, какъ пламенная палата начала свои работы, появлялись все болѣе и болѣе скандальныя разоблаченія, и монархъ предугадывалъ цѣлое будущее, полное неожиданностей и стыда.
   Ларейни колебался.
   -- Говорите,-- сказалъ съ нетерпѣніемъ король.
   -- Государь,-- снова сказалъ начальникъ полиціи,-- королевская арсенальная палата допрашивала одного изъ сообщниковъ Вуазенъ, по имени Леважа, задержаннаго нѣсколько дней спустя послѣ ворожеи. Вотъ вкратцѣ изложеніе объясненій этого презрѣннаго. Увы, тамъ встрѣчается имя, которое вамъ дорого по многимъ причинамъ. Лезажъ въ началѣ допроса признался, что Вуазенъ, съ которой онъ былъ въ постоянныхъ сношеніяхъ, часто ѣздила въ Сенъ-Жерменъ или Кланьи къ маркизѣ Монтеспанъ, и тамъ она вручала порошокъ, содержащій шпанскую мушку, то г-жѣ Дэзэдьё, то служанкѣ, по имени Като. Во время нѣкоторыхъ поѣздокъ вашего величества на границу, г-жа Дэзэльё имѣла, повидимому, почти ежедневныя свиданія съ Вуазенъ. Даже строились козни, чтобы ввести къ маркизѣ Монтеспанъ одну женщину, по имени Лемэръ, уличенную въ кощунственныхъ и нечестивыхъ преступленіяхъ и въ настоящее время содержащуюся въ Венсенской тюрьмѣ. Боссъ, Вигурэ, Бержере, Пти, Филиберъ, всѣ эти обычныя сообщницы Вуазенъ одинаково этимъ занимались. Лезажъ прибавилъ еще, что Вуазенъ только и ожидала возвращенія вашего величества, чтобы выѣхать изъ Франціи, и уѣхала бы за границу, гдѣ стала бы богато жить, такъ какъ- должна получить отъ нѣкой личности сумму въ сто тысячъ ливровъ, взамѣнъ важной услуги. Эту личность Лезажъ отказался назвать, несмотря на то, что его много разъ заставляли сказать ея имя. Однако, благодаря слишкомъ яснымъ намекамъ для проницательности судей, по многимъ подробностямъ и многимъ цѣннымъ свѣдѣніямъ, къ которымъ онъ настойчиво возвращается, мы тотчасъ же всѣ поняли, что Лезажъ хотѣлъ указать на маркизу Монтеспанъ.
   Король всталъ. Силясь казаться спокойнымъ и довольно увѣреннымъ голосомъ, онъ отвѣтилъ:
   -- Ну, сударь, все ли это? Конечно, это объясненіе могло бы имѣть важность, если бы мы не привыкли къ ежедневнымъ и самымъ подлымъ клеветамъ со стороны этихъ преступниковъ...
   -- Государь, эти преступники, кажется, обвиняютъ маркизу Монтеспанъ...
   Король рѣзко перебилъ начальника полиціи.
   -- Я ничего не вижу, что могло бы оправдать подозрѣнія противъ маркизы Монтеспанъ... Единственно, согласно объясненію Лезажа, г-жа Дэзэльё, повидимому, имѣла преступныя сношенія съ Вуазенъ и ея помощниками... Впрочемъ розсказни какого-то несчастнаго не достаточны для установленія преступности той, которую обвиняютъ.
   Послѣдовало молчаніе.
   -- Боже, меня сохрани, государь, имѣть подобное мнѣніе... Все-таки, я считалъ своимъ долгомъ сообщить вамъ объ открытіи Дегрэ, сдѣланномъ во время обыска у Вуазенъ.
   Король не отвѣтилъ.
   Охваченный мрачнымъ предчувствіемъ, онъ ходилъ взадъ и впередъ по своему кабинету, понуривъ голову. Мысль, что оскорбительное подозрѣніе можетъ коснуться матери его дѣтей, той, которую онъ нѣжно любилъ, страшно терзала ему душу. Онъ тщетно пробовалъ отогнать далеко отъ себя эту мучительную, неотвязную мысль; объясненіе Лезажа его осаждало, и онъ уже боялся узнать, что Дегрэ могъ найти у Вуазенъ. Онъ поднялъ голову и остановился предъ начальникомъ полиціи.
   -- Я далекъ отъ намѣренія порицать васъ, сударь. Я только думаю, что полезнѣе умѣрить стараніе, которое можетъ васъ завести далеко, и очень желаю оспаривать у васъ основу вашего подозрѣнія, установившагося на указаніяхъ, которыя, я думаю, угадываю... Въ саду Вуазенъ, не правда ли, былъ найденъ дворянинъ?
   -- Да, государь, кавалеръ Люссакъ, тотъ, что прошедшій годъ спасъ жизнь маркизѣ Монтеспанъ...
   -- Да, помню... Такъ вы допрашивали этого узника? Объяснилъ онъ вамъ свое присутствіе у прорицательницы и обстоятельства, при которыхъ онъ былъ раненъ?
   -- Кавалеръ Люссакъ, котораго я допрашивалъ вчера утромъ, утверждаетъ, что, когда онъ шелъ въ тотъ вечеръ изъ Сенъ-Лорана, возвращаясь въ Палэ-Рояль, на него напалъ безъ вызова и ранилъ своей шпагой человѣкъ, скрывавшійся во мракѣ улицы Борегаръ; но кавалеръ Люссакъ не вѣдаетъ, благодаря какому таинственному стеченію обстоятельствъ онъ очутился въ саду прорицательницы.
   -- Что думаете вы объ этомъ объясненіи?
   -- Государь, мое мнѣніе, что кавалеръ Люссакъ не говоритъ правды. Впрочемъ вотъ какъ было дѣло. Давно, какъ это извѣстно вашему величеству, мы наблюдаемъ за Вуазенъ. Я поручилъ это наблюденіе начальнику сыщиковъ. За нѣсколько часовъ до задержанія Вуазенъ, Дегрэ, сторожившій въ улицѣ Борегаръ, замѣтилъ двухъ замаскированныхъ женщинъ, направлявшихся къ жилищу колдуньи; онѣ проникли туда послѣ легкаго удара стукальцемъ. Тотчасъ же послѣ нихъ къ двери ворожеи подошелъ мужчина, который былъ не кто иной, какъ кавалеръ Люссакъ, и въ свою очередь ударилъ въ дверь. Не ожидая долѣе, Дегрэ отправился ко мнѣ въ домъ съ отчетомъ о томъ, что видѣлъ.
   -- Несмотря на правдоподобіе, я еще не убѣжденъ. Развѣ мы не знаемъ, сударь, по разоблаченіямъ, сдѣланнымъ обвиняемыми пламенной палатѣ, что Вуазенъ имѣла привычку принимать во всякое время дня и ночи лицъ различныхъ положеній, которыя желали посовѣтоваться съ нею или присутствовать при ея преступныхъ магическихъ операціяхъ?
   -- Дѣйствительно, государь. Но въ этотъ же самый день, утромъ, Дегрэ, благодаря переодѣванію, могъ приблизиться къ двумъ сообщникамъ ворожеи, Лезажу и Романи, и подслушать ихъ разговоръ. Такимъ образомъ онъ узналъ, что знатная дама должна явиться въ тотъ вечеръ къ Вуазенъ.
   -- Слышалъ ли вашъ сыщикъ, какъ произноси ни имя этой дамы?
   -- Среди неясныхъ словъ и шума въ кабачкѣ Дегрэ считаетъ возможнымъ утверждать, что онъ слышалъ произнесенное Лезажемъ имя маркизы Монтеспанъ.
   -- Такъ особа, которая должна была отправиться къ Вуазенъ, маркиза Монтеспанъ? Не таково ли ваше мнѣніе?
   -- Я совсѣмъ этого не говорю, государь. Я просто повинуюсь своей совѣсти, представляя съ откровенностью, за которую прошу ваше величество меня простить, все, что можетъ освѣтить это гнусное дѣло.
   -- Въ томъ, что вы мнѣ донесли, сударь, повторяю вамъ, нѣтъ никакого опредѣленнаго обвинительнаго признака противъ маркизы Монтеспанъ. Вашъ сыщикъ Дегрэ видѣлъ двухъ замаскированныхъ женщинъ стучавшихся въ двери ворожеи... Развѣ можно сказать, что одна изъ нихъ была маркиза Монтеспанъ? Ничто не подтверждаетъ подобнаго предположенія?
   Тогда Ларейни рѣшился сказать:
   -- Государь, вотъ что сегодня утромъ вручилъ мнѣ Дегрэ.
   И онъ протянулъ монарху браслетъ.
   -- Эта драгоцѣнная вещица,-- прибавилъ онъ:-- была найдена въ той самой комнатѣ, гдѣ происходили самыя ужасныя святотатства.
   При видѣ драгоцѣнной миніатюры своего сына, маленькаго герцога Мэнскаго, украшенной брильянтами, король очень поблѣднѣлъ. Онъ узналъ свой подарокъ маркизѣ Монтеспанъ.
   Ларейни еще вынулъ изъ кармана свернутый пергаментъ.
   -- Государь, это было поднято тѣмъ же Дегрэ въ той же комнатѣ.
   Людовикъ, дрожа, взялъ пергаментъ, запачканный нѣсколькими
   каплями крови, и развернулъ его. Онъ прочиталъ ужасную формулу, произносимую во время святотатственной службы священнодѣйствующимъ, и не могъ удержать жеста ужаса. Сразу свѣтъ озарилъ его умъ. Несмотря на всѣ усилія сомнѣваться, очевидность подобныхъ доказательствъ удручала его.
   Начальникъ полиціи почтительно молчалъ.
   Наконецъ король сказалъ Ларейни:
   -- Благодарю васъ, сударь, за ваше усердіе служить мнѣ... Въ данный моментъ прошу васъ держать въ большой тайнѣ то, что вы мнѣ сообщили... Я приму васъ чрезъ два дня послѣ высочайшаго утренняго пріема и дамъ вамъ распоряженія... До тѣхъ поръ, надѣюсь, мое личное изслѣдованіе освѣтитъ мою совѣсть... Вы можете удалиться...
   Ларейни поклонился и вышелъ.
   

XXIII.

   Со времени посѣщенія Бастиліи любовь маркизы Монтеспанъ къ кавалеру Люссаку еще болѣе увеличилась... Теперь для Атенаисы была безразлична опасность, которая могла ей угрожать... Всѣ ея мысли устремились къ Оливье...
   Однажды утромъ, когда она меланхолично мечтала объ узникѣ, гонецъ принесъ ей отъ короля приказъ немедленно явиться въ Сенъ-Жермэнъ.
   Мучимая безпокойствомъ скорѣе узнать, въ чемъ дѣло, маркиза поспѣшно явилась въ замокъ и немедленно была проведена въ кабинетъ, гдѣ ее ожидалъ король.
   -- Ваше величество меня требовали,-- сказала она послѣ глубокаго поклона:-- и я поспѣшила повиноваться вамъ...
   Людовикъ учтиво отвѣтилъ на ея поклонъ и указалъ маркизѣ на кресло.
   -- Я признателенъ за вашу поспѣшность... То, что я вамъ долженъ сказать,-- очень важно.
   Холодное обращеніе короля безпокоило Атенаису.
   Король, забывая свою обычную осторожность, или, можетъ быть, опасаясь ослабѣть, пошелъ прямо къ цѣли.
   -- Вамъ небезызвѣстно, сударыня, о задержаніи Вуазенъ, прорицательницы улицы Борегаръ.
   Атенаиса чувствовала, что падаетъ въ обморокъ.
   -- Да, государь,-- пробормотала она:-- но...
   Король перебилъ ее...
   -- Но вы не знаете, что васъ обвиняютъ въ поддержаніи съ этой женщиной нечестивыхъ, святотатственныхъ сношеній. Самыя крупныя имена моего государства, увы, уже замѣшаны въ этомъ гнусномъ дѣлѣ, и Богъ не хотѣлъ избавить меня отъ высшаго горя видѣть тамъ ваше имя.
   Маркиза отъ грубости этого обвиненія сдѣлалась высокомѣрной.
   -- Государь, только съ презрѣніемъ нужно принимать подобныя клеветы... Но такъ какъ презрѣнные осмѣлились присоединить мое имя къ преступникамъ, и такъ какъ ваше величество отъ этого взволновались, я не могу оставаться равнодушной... Я далека отъ мысли оправдываться въ вашихъ глазахъ: настолько мнѣ кажется чудовищнымъ подобное подозрѣніе, и я вручаю въ ваши руки заботу защитить мою честь.
   Она встала и приблизилась къ монарху, который былъ тронутъ ея столь искреннимъ и увѣреннымъ видомъ.
   Взглядъ Атенаисы былъ взволнованъ.
   -- Однако,-- возразилъ король болѣе мягкимъ голосомъ: -- вы не можете отрицать вашихъ отношеній съ Вуазенъ.
   -- Конечно, государь, я знала эту женщину, она ухаживала за кавалеромъ Люссакомъ. Она это дѣлала съ такимъ знаніемъ и преданностью, что я ей засвидѣтельствовала, какъ это требовалось, мою признательность, отправившись лично благодарить ее, нѣсколько дней спустя. Но наши отношенія на этомъ прекратились, я никогда ея болѣе не видѣла.
   Маркиза брала смѣлостью.
   -- Я хотѣлъ бы имѣть возможность вѣрить вамъ, сударыня. Съ несчастію, недавнія событія и слишкомъ убѣдительныя улики уничтожили довѣріе, которое я къ вамъ питалъ... Узнаете ли вы эту драгоцѣнную вещицу?
   И король протянулъ маркизѣ Монтеспанъ браслетъ, принесенный наканунѣ начальникомъ полиціи.
   Не дрогнувъ ни однимъ мускуломъ лица, Атенаиса отвѣтила:
   -- Да, государь, этотъ браслетъ принадлежитъ мнѣ.
   -- Ну, такъ, сударыня,-- сказалъ монархъ: -- этотъ браслетъ былъ поднятъ сыщикомъ Ларейни въ улицѣ Борегаръ, у Вуазенъ.
   -- У Катерины Вуазенъ!-- воскликнула маркиза Монтеспанъ.-- Это невозможно, государь... Дѣйствительно, уже нѣсколько дней я замѣтила исчезновеніе этой драгоцѣнной вещи и не могла утѣшиться отъ ея потери, такъ какъ вы, государь, подарили мнѣ ее. Портретъ нашего сына, который вы приказали помѣстить въ браслетъ, дѣлаетъ его для меня вдвойнѣ дорогимъ... Тщетно я пустила въ ходъ все, чтобы его отыскать. Я не сомнѣваюсь болѣе, что была жертвой гнусной кражи... Но этотъ браслетъ украли у меня въ Кланьи, и я не умѣю объяснить, въ силу какихъ обстоятельствъ его отыскали у колдуньи, которую вы приказали задержать.
   -- Однако, это легко объяснить, сударыня,-- сказалъ король, тронутый, между тѣмъ, воспоминаніями, вызванными маркизой.-- Этотъ браслетъ вы сами забыли у г-жи Вуазенъ.
   -- Я, государь!..-- воскликнула маркиза.-- Эта драгоцѣнность исчезла едва мѣсяцъ назадъ, а я болѣе года не видѣла этой женщины.
   Король испытывалъ жестокія сомнѣнія. Послѣ долгаго молчанія онъ сказалъ:
   -- Не желаете ли вы прочитать это?
   И онъ вручилъ Атенаисѣ свернутый пергаментъ.
   Смущенная маркиза узнала сатанинскую формулу, произнесенную надъ нею при зловѣщей обстановкѣ черной мессы. Она поняла, что, если на этотъ разъ ей измѣнятъ силы,-- она пропала.
   Тогда подъ вліяніемъ сверхчеловѣческой воли, съ энергіей утопающаго, хватающагося за соломинку, она громко прочитала:
   "Я прошу дружбы короля, дофина и ея продолженія... Чтобы королева была безплодна; чтобы король покинулъ свое ложе и столъ для меня и моихъ родныхъ; чтобы мои слуги и домашніе были ему пріятны. Любимая и уважаемая высшими сановниками, чтобы я могла быть призвана въ совѣтъ короля и знать, что тамъ происходитъ. Чтобы эта дружба, усилившаяся болѣе, чѣмъ прежде, заставила короля покинуть и не смотрѣть болѣе на Фонтанжъ, и чтобы, давъ королевѣ разводъ, король женился на мнѣ!"
   Атенаиса подняла голову и взглянула прямо въ лицо своему коронованному любовнику, который слушалъ пораженный, какъ съ губъ любовницы сходила святотатственная мольба.
   -- Сударыня,-- прошепталъ Людовикъ колеблясь: хладнокровіе фаворитки его смущало,-- теперь вы вспомнили? Этотъ пергаментъ былъ найденъ у Вуазенъ возлѣ браслета... Понимаете вы?..
   Маркиза возмутилась.
   -- Да, государь, я понимаю... Я понимаю, что вы, мой повелитель, обвиняете меня..! У меня украли браслетъ, и его подобрали у прорицательницы... Возлѣ этого браслета было это гнусное и глупое воззваніе, въ которомъ даже не смѣли написать моего имени,-- ивы заключили, что я объ этомъ молила... Да, государь, я еще понимаю, что я -- жертва ужаснаго заговора; я понимаю, что хотѣли меня втянуть въ ужасную западню, въ самую подлую изъ ловушекъ.
   Монархъ не нашелъ ни одного слова, чтобы остановить этотъ притворный гнѣвъ.
   -- О государь!-- продолжала маркиза, глаза которой внезапно наполнились слезами,--какъ ваше величество могли меня считать виновной?.. Пусть освѣдомятся, пусть допросятъ Вуазенъ, ея сообщниковъ, всѣхъ, кто можетъ освѣтить правосудіе и направить его на путь истины... Но, ради Бога, не дайте покрыть позоромъ женщину, которую вы любили, мать вашихъ дѣтей! Ахъ, государь, надо же было обречь меня на эту обиду! Скорѣе предайте меня арсенальной палатѣ.
   -- Нѣтъ, сударыня, нѣтъ, я не дамъ васъ допрашивать г. г. комиссарамъ... Я самъ, если это надо, буду единственнымъ вашимъ судьей... Богу угодно, чтобы слѣдствіе, которое я веду въ данный моментъ, разсѣяло всѣ мои опасенія. Это -- мое самое горячее желаніе. Сегодня вы можете отправиться въ вашъ замокъ Кланьи и ожидать новыхъ распоряженій.
   Съ совершеннымъ доброжелательствомъ Людовикъ взялъ подъ руку маркизу Монтеспанъ и довелъ до двери.
   Все еще дрожа, Атенаиса вышла, не произнеся ни слова.
   Нѣсколько минутъ спустя послѣ ея ухода, Ларейни, потребованный Людовикомъ XIV, вошелъ въ королевскій кабинетъ.
   -- Скоро ли долженъ появиться предъ арсенальной палатой кавалеръ Люссакъ?-- спросилъ король начальника полиціи.
   -- Я ожидаю вашего приказанія, государь.
   -- Допрашивали ли вы его снова?
   -- Да, государь, но, какъ и въ первый разъ, онъ защищалъ свою невиновность. Его отвѣты сообразовались во всѣхъ отношеніяхъ съ тѣми, какіе онъ далъ предъ тѣмъ. Я приступлю, если вамъ угодно, немедленно къ новому допросу и затѣмъ переведу этого узника къ г. г., комиссарамъ.
   -- Безполезно,-- поспѣшилъ отвѣтить король.-- Пусть никто не знаетъ о его задержаніи... Вы прикажите отложить равно и допросъ Лезажа и Романи и позаботьтесь, чтобы ихъ держали въ самой строгой тайнѣ. Отдайте распоряженіе согласно обстоятельствамъ г. Ферронэ. Что касается г-жи Дезэльё, то пусть ее тотчасъ же задержатъ и отправятъ въ Венсенскую тюрьму. Ступайте, сударь.
   

XXIV.

   Прежде чѣмъ король приказалъ Ларейни задержать Дэзэлье, Лувуа уже велѣлъ призвать въ свой кабинетъ послѣднюю. Тамъ онъ долго и съ большой осторожностью засыпалъ ее вопросами, надѣясь такимъ образомъ первый добиться какого нибудь важнаго разоблаченія относительно маркизы Монтеспанъ. Но наперсница маркизы ни въ чемъ не призналась. Она удовольствовалась лишь отвѣтить министру, что очень легко доказать ея невиновность, сдѣлавъ очную ставку съ заключенными въ Венсеннской тюрьмѣ. Тогда было бы видно, признаютъ они ее, или нѣтъ.
   Однако, охваченная страхомъ послѣ этого допроса и отъ ежедневныхъ болѣе опредѣленныхъ обвиненій, Дэзэлье, не чувствуя себя уже въ безопасности у своей госпожи, удалилась въ Парижѣ въ улицу Регаръ, къ своему любовнику Леруа, который, также попавшійся, долженъ былъ отказаться отъ должности. Домъ воспитателя пажей былъ слишкомъ извѣстнымъ, чтобы могъ представлять надежное убѣжище. По совѣту маркизы Монтеспанъ, Леруа и Дэзэлье перебрались подъ ложнымъ именемъ, избравъ мѣстожительствомъ улицу Вернейль.
   Осторожной Дэзэлье совсѣмъ не удалось надолго избавиться отъ дѣятельныхъ розысковъ сыщиковъ Ларейни. Два мѣсяца спустя послѣ ея водворенія, полицейскій чиновникъ съ четырьмя стражниками захватилъ ее и препроводилъ въ Венсеннскую тюрьму.
   Въ тотъ же вечеръ начальникъ полиціи приступилъ къ ея допросу и дѣлалъ тщетныя усилія, чтобы добиться признаній, которыя подтвердили бы показанія Лезажа. Она настойчиво отпиралась. Тогда, повинуясь приказу Лувуа, Ларейни въ комнатѣ начальника стражи, Валикура, сдѣлалъ Дэзэлье очную ставку съ главными обвиняемыми, которые всѣ узнали ее, исключая одной изъ ея подругъ, г-жи Вилледье, во-время предупрежденной.
   Теперь дѣло шло о задержаніи аббата Гибура, котораго до сихъ поръ не тревожили.
   Начальникъ полиціи, въ виду обвиненія, тяготѣвшаго на святотатственномъ патерѣ, рѣшился издать декретъ о его захватѣ. Но Гибуръ покинулъ улицу Тизонъ и отправился просить убѣжища у Иссійскаго патера. Тотчасъ же Ларейни послалъ сыщиковъ въ эту деревню, находящуюся въ окрестностяхъ Парижа. Аббатъ опять перемѣнилъ приходъ. Наконецъ, согласно новымъ указаніямъ, въ августѣ того же 1679 года, на зарѣ, два полицейскіе чиновника, подъ начальствомъ неутомимаго Дегрэ, вышли изъ коляски предъ домомъ духовенства въ Ванвѣ и, на этотъ разъ болѣе счастливые, могли захватить патера и отвезти его въ Венсеннь.
   Какъ только Ларейни былъ увѣдомленъ объ этой поимкѣ, онъ явился къ узнику для допроса. Несмотря на всѣ хитрости, мольбы и даже угрозы начальника полиціи, Гибуръ, какъ и его сообщница, Дэзэльё, хранилъ упорное молчаніе.
   Главные актеры этого зловѣщаго дѣла были допрошены съ мелочной тщательностью. Ларейни въ этомъ случаѣ далъ доказательства большой дѣятельности и самой полной преданности. Но, благодаря этому старанію, онъ нажилъ толпу враговъ. Чтобы защитить его противъ тѣхъ, которые, съ каждымъ днемъ становясь многочисленнѣе, оскорбляли его при проходѣ и грозили смертью, король предоставилъ въ его распоряженіе стражу. Съ тѣхъ поръ начальникъ полиціи не отправлялся въ Венсеннь иначе, какъ подъ защитой конныхъ стражниковъ.
   Однако, несмотря на столь важныя разоблаченія Лезажа, никакая новая улика не поддержала страшнаго обвиненія, навлеченнаго на маркизу Монтеспанъ. Впрочемъ, другимъ узникамъ дали понять, какую цѣну назначатъ за ихъ молчаніе, и они единодушно отрицали свои сношенія съ маркизой.
   По окончаніи этого длиннаго судопроизводства и послѣ многихъ колебаній со стороны короля, Катерина Вуазенъ, наконецъ, появилась предъ пламенной палатой. Ея первоначальныя запирательства не могли устоять противъ очевидности ея преступленій, и она стала говорить. Теперь, когда Катерина увидѣла, что погибла, она назвала всѣхъ, кто при многочисленныхъ обстоятельствахъ прибѣгалъ къ ея опытности, какъ отравительницы и вытравительницы плода. Она думала, что такимъ образомъ поставитъ въ непріятное положеніе высокопоставленныхъ лицъ и заставитъ призадуматься судей. Послѣдніе, думала она, не осмѣлятся взять на себя отвѣтственность относительно приговора, которымъ была бы пригвождена къ позорному столбу исторіи вся аристократія Франціи.
   Но, оговаривая всѣхъ, Катерина держала свое обѣщаніе: одна маркиза Монтеспанъ была пощажена.
   Комиссары послѣ тяжелыхъ допросовъ выказали себя справедливо немилосердными къ колдунамъ. Невзирая на безыменныя угрозы, которыя ежедневно доходили до нихъ, на попытки знатныхъ лицъ, вмѣшательство даже нѣкоторыхъ судейскихъ женъ, они объявили, что Вуазенъ "должна быть обвинена и изобличена въ преступныхъ отравленіяхъ, вытравленіяхъ плода, въ обольщеніяхъ, въ нечестіи и въ оскверненіи святыни".
   И 19-го февраля 1680 года арсенальная палата приказала, чтобы Катерина Дезэ, жена Антуана Монвуазенъ, была сожжена живою на Гревской площади, послѣ того, какъ подвергнется обыкновенной и необыкновенной пыткѣ подъ "испанскимъ сапогомъ" и послѣ того какъ всенародно принесетъ повинную. Болѣе того, главный прокуроръ Роберъ, желая выполнить свой долгъ до конца, а также, чтобы вселить ужасъ отравителямъ, потребовалъ, чтобы "прорицательницѣ прокололи языкъ и отрубили кисть руки". Но палата отвергла эту предварительную жестокость, на этотъ разъ повинуясь приказанію, явившемуся свыше.
   Между тѣмъ, тѣ же судьи не поколебались отрѣзать кисть руки Ферри и Филиберъ, менѣе виноватымъ отравительницамъ, чѣмъ колдунья изъ улицы Борегаръ. Поистинѣ великой преступницѣ покровительствовали тайныя силы съ залы пытки до костра.
   Какъ только секретарь Саго прочиталъ Катеринѣ Вуазенъ ужасный приговоръ, ее препроводили въ Венсеннскую тюрьму.
   Конечно, будучи около года заключена, Катерина часто смотрѣла въ лицо смерти, но, думая о маркизѣ Минтеспанъ, она говорила себѣ, что ея послѣдній часъ смягчатъ.
   Что было, то было, надо заплатить свой долгъ!
   Предъ нею встала вся ея жизнь. Она вспомнила предсказаніе своей подруги Тріанонъ, заключенной такъ же, какъ и она, въ Венсеннской тюрьмѣ. Ихъ ставили часто на очную ставку, и ихъ казематы находились рядомъ. Не предсказывала ли Тріанонъ, что Вуазенъ будетъ "обвинена и уличена въ оскорбленіи величества". Дѣйствительно, прорицательницы, иногда безпокоясь о своей личной судьбѣ, взаимно составляли себѣ гороскопы, и въ бумагахъ Тріанонъ нашли двѣ "фигуры", которыя опечатали и вскрыли задолго до задержанія Катерины; въ нихъ говорилось, что Ваузенъ будетъ замѣшана въ какомъ-то государственномъ преступленіи.
   Ахъ, какую печальную честь должна оказать теперь Катерина этому роковому искусству угадывать!
   Предъ страшной будущностью близкой казни она внезапно возмутилась, затѣмъ впала въ мучительное томленіе ожиданія.
   Тягостная неопредѣленность и тоскливые вопросы толпились въ ея умѣ.
   Какъ послѣ обѣщаній аббата Гибура отъ имени маркизы Монтеспанъ Катерина могла быть приговоренной къ столь гнусному концу? Да, она ожидала смерти. Ея преступленія были слишкомъ многочисленны и слишкомъ ужасны, чтобы она не заслуживала ея; но пытка?..
   И все ея существо дрожало отъ ужаса.
   Если бы она, какъ Вигурэ, отдала послѣдній вздохъ въ залѣ пытокъ? Почему въ послѣднюю минуту не вмѣшалась маркиза? Какая выгода обязала ее не сдержать своего слова?
   Два долгіе дня прошли въ этихъ опасеніяхъ.
   Въ среду, 21-го февраля, около семи часовъ утра, Катерина, коченѣя отъ холода и опершись локтемъ на свое ложе, старалась отогнать нападавшія на нее мрачныя предчувствія.
   Сквозь рѣшетку узкихъ оконъ скользили первые лучи печальной зимней зари. Позади стеколъ, испещренныхъ инеемъ, кружились густые хлопья снѣга, сѣверный вѣтеръ заунывно свисталъ; въ коридорѣ раздавалось зловѣщее звяканье ключами; тяжелые шаги стражниковъ, раздаваясь по полу, вымощенному плитами, возбуждали отдаленное эхо.
   Скрежетаніе засова вывело Катерину изъ ея мечтаній.
   Смотритель тюрьмы, Лаферронэ, въ сопровожденіи судьи Бэзона и секретаря Саго вошелъ въ казематъ прорицательницы.
   Позади ихъ находились два тюремщика. Затѣмъ пришли четверо мужчинъ и по знаку Лаферронэ окружили койку Вуазенъ.
   -- Катерина Дезэ,-- началъ судья:-- три дня тому назадъ пламенная палата приговорила васъ къ сожженію живой и рѣшила, что прежде исполненія этого приговора вы выдержите, обыкновенную и необыкновенную пытку подъ испанскими сапогами, а затѣмъ покаетесь. Минута искупленія наступила. Если божественное милосердіе -- безконечно, то человѣческое правосудіе -- неумолимо. Просите Бога, чтобы Онъ далъ вамъ необходимыя силы перенести бодро искупленіе, какое заслуживаютъ ваши преступленія.
   Еще сомнѣваясь въ дѣйствительности того, что видѣла и слышала, испуганная Катерина старалась понять грозный смыслъ этихъ словъ.
   Мертвенно-блѣдная, со стиснутыми руками, обезумѣвшими глазами, она оставалась неподвижной.
   Судья продолжалъ:
   -- Между тѣмъ, Катерина Дэзэ, вы могли бы, несмотря на рѣшеніе королевской пламенной палаты, избѣжать пытки... Согласитесь назвать имена тѣхъ изъ вашихъ сообщниковъ, которыхъ вы до сихъ поръ отказывались назвать, и скажите, что вы отъ насъ скрываете, тогда васъ пощадятъ отъ пытки.
   Совершенно изнеможенная прорицательница ничего не слыхала. Судья повторилъ требованіе. И такъ какъ Катерина упорно не отвѣчала, Лаферронэ по знаку судьи приказалъ тюремщикамъ:
   -- Ведите ее!
   Прорицательница со связанными ногами и руками была помѣщена на узкія носилки; дверь пустого каземата захлопнулась, и маленькая толпа исчезла въ лабиринтѣ темныхъ проходовъ.
   Вскорѣ они пришли въ залъ пытки.
   Онъ былъ въ родѣ просторнаго склепа, высокіе своды котораго терялись въ темнотѣ; никакое окно не освѣщало этой комнаты; только одни факелы тутъ и тамъ бросали дрожащій свѣтъ на стѣны и широко разставленые столбы, на которыхъ висѣли, какъ вѣчная угроза, ужасныя приспособленія пытки.
   Въ глубинѣ, на возвышеніи помѣстился Безонъ; возлѣ него секретарь Саго приготовился писать; позади осужденной палачъ, Клодъ Аміо, и его помощники ожидали распоряженій.
   Прорицательница растерянно поглядѣла вокругъ себя. Возлѣ нея находились врачъ Везу и хирургъ Морель, которые послѣ краткаго изслѣдованія заявили, что она въ состояніи вынести пытку.
   Итакъ, болѣе нѣтъ сомнѣнія: маркиза Монтеспанъ забыла о своихъ обѣщаніяхъ. На этотъ разъ все окончено. Вогъ и люди ее покинули и безпощадно отдали въ жестокія руки палача.
   Тогда, при видѣ этого зрѣлища, къ ней вернулась стойкость. Въ ея умѣ родилось внезапнее рѣшеніе. Разъ пытка была неизбѣжна, такъ какъ ею пожертвовали, зачѣмъ же ей долѣе упорно молчать? Она все скажетъ -- все, что знала о всѣхъ святотатствахъ и нечестіяхъ, даже преступленіяхъ, какія она совершала для маркизы Монтеспанъ, и объ участіи, которое въ нихъ принимала маркиза. Она пощадитъ ее не болѣе того, какъ щадила своихъ сообщниковъ, и донесетъ на нее, какъ донесла на всѣхъ своихъ знатныхъ кліентовъ.
   Въ темнотѣ она искала глазами судью, которому было поручено допросить ее, и увидѣла помощниковъ палача, у подножія одного столба выбиравшихъ среди нагроможденныхъ въ кучу приспособленій пытки тѣ, которыя послужили бы для ея мученій.
   Она была готова подозвать палача, когда онъ, пользуясь невниманіемъ судей, отошелъ отъ помощниковъ и быстро направился къ пыточному стулу, на который должны были посадить прорицательницу, послѣ того, какъ ей сдѣлаютъ "предостереженіе".^Онъ наклонился къ ней, и приговоренная услышала фразу, которую онъ прошепталъ ей на ухо.
   -- Мужайтесь! Ничего не бойтесь, вы не будете страдать... О васъ заботятся... Не признавайтесь ни въ чемъ и притворитесь, что вамъ больно.
   Въ чрезмѣрномъ страхѣ отъ предстоящей агоніи, удивленная Катерина сдѣлала усиліе подняться, повернула голову и старалась разсмотрѣть того, чьи слова забросили утѣшеніе въ ея душу. Но этотъ человѣкъ, уже присоединясь къ помощникамъ, продолжалъ свои зловѣщія. приготовленія.
   Вуазенъ волновали самыя разнообразныя мысли. Вѣрно ли это было? Была ли еще настолько жалостлива маркиза Монтеспанъ, чтобы пощадить отъ невыразимыхъ страданій пытки ту, которая нѣкогда привела ее къ славѣ и богатству.
   По приказанію судьи, помощники палача приблизили предметъ, состоящій изъ аппарата "испанскихъ сапогъ". Это были четыре дубовыя доски, пронизанныя отверстіями, черезъ которыя пропускалась веревка, служившая вмѣсто шнурковъ. Между этими досками помѣщали ноги пытаемыхъ. Затѣмъ, съ помощью основательныхъ завязокъ сближали обѣ ноги. Тогда помощникъ палача клалъ между средними досками деревянный или металлическій клинъ, а его товарищъ посредствомъ страшнаго удара колотушкой заставлялъ входить этотъ клинъ въ сапогъ. Затѣмъ слышался крикъ пытаемыхъ и сухой трескъ сломанной кости. Восемь разъ палачи возобновляли свою безчеловѣчную работу, во время которой судьи безстрастно допрашивали пытаемаго, а секретарь писалъ протоколъ допроса.
   Кровь окрашивала раздавленную кожу, и несчастный обезсиленный издавалъ послѣднее признаніе, или, что было почти исключеніемъ, уносилъ тайну въ могилу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Между тѣмъ Клодъ Аміо самъ присматривалъ за подготовительными работами своихъ помощниковъ.
   -- Все ли готово?-- спросилъ Безонъ.
   -- Все готово,-- отвѣтилъ палачъ.
   Судья приблизился къ приговоренной, разсматривалъ ее нѣсколько минутъ, затѣмъ сурово сказалъ:
   -- Катерина Дэзэ, я васъ увѣщеваю въ эту послѣднюю минуту сказать правду, говорить только правду объ именахъ вашихъ сообщниковъ и о дѣяніяхъ, о которыхъ васъ допрашивали.
   -- Я сказала все, что знаю,-- отвѣтила Катерина.-- Пусть меня заставятъ перенести какія угодно пытки: я не могу ничего болѣе сказать. Я прошу Бога дать мнѣ силъ для страданій, такъ какъ Ему это угодно.
   Помолчавъ судья спросилъ:
   -- Еще разъ, Катерина Дэзэ, я увѣщеваю васъ, не давайте себя пытать и скажите правду.
   -- Да будетъ ко мнѣ милосердъ Богъ, сударь.
   -- Хорошо! Пусть къ ней примѣнятъ первый клинъ обыкновенной пытки,-- приказалъ судья.
   Одинъ изъ помощниковъ палача ударилъ колотушкой.
   -- Признаете ли вы,-- произнесъ Безонъ,-- что носили порошки въ Сенъ-Жермэнъ, и скажете ли намъ, кому предназначались эти порошки?
   -- Я никогда не была въ Сенъ-Жермэнѣ, никогда не носила туда порошковъ, я совсѣмъ не знаю г-жи Дэзэльё и никогда не имѣла съ ней сношеній.
   -- Продолжайте!-- сказалъ судья помощнику палача, который снова ударилъ.
   -- Ахъ, Богъ мой, Богъ мой! Ахъ, Святая Дѣва, сжалься надо мною!-- воскликнула прорицательница.
   По знаку Безона колотушка ударила по третьему клину.
   -- Пощадите! Пощадите!-- восклицала Катерина.-- Но я ничего болѣе не знаю, ничего болѣе... Что вы хотите заставить меня сказать?
   Въ дѣйствительности Вуазенъ не чувствовала никакой боли. Помощники палача не стягивали веревки, которыя придерживали обѣ ноги, одну противъ другой, и прорицательница первая была заинтересована скрывать этотъ обманъ, а потому кричала, стонала и чудесно играла свою роль. Судья, слѣдившій за порядкомъ пытки, не могъ подозрѣвать сообщничества палача.
   При каждомъ новомъ запирательствѣ прорицательницы помощникъ палача, по приказанію судьи, помѣщалъ новый клинъ и ударялъ.
   Въ послѣдній разъ Безонъ повторилъ свое требованіе, и въ послѣдній разъ слуга ударилъ.
   -- О! пощадите, пощадите, сударь!-- молила Вуазенъ.-- Сжальтесь надо мною! Посмотрите, какъ я страдаю... Въ положеніи, въ которомъ я нахожусь, не ожидая ничего, кромѣ смерти, я была бы презрѣнной, не признавшись въ истинѣ предъ тѣмъ, какъ дать отчетъ въ моихъ дѣйствіяхъ Богу.
   Наконецъ, надѣясь на признанія, Безонъ наклонился къ ней и почти благосклонно сказалъ:
   -- Говорите, Катерина Дэзэ, говорите, и благій Богъ, "отецъ милосердія", проститъ вамъ ваши преступленія.
   Слабымъ голосомъ, какъ будто бы пытка истощила ея силы, Катерина прошептала:
   -- Я никогда не носила порошковъ ни въ Сенъ-Жермэнъ ни въ Версаль... Я совсѣмъ не знаю г-жи Дэзэльё и все, что могу повторить для очищенія моей совѣсти, такъ это-то, что большое количество лицъ всякаго рода сословій и положеній обращались ко мнѣ съ требованіемъ смерти другихъ лицъ, и что распутство было главной побудительной силой всѣхъ этихъ преступленій... Теперь пощадите, сударь, и не продолжайте далѣе пытки...
   Пытка всегда пріостанавливалась на восьмомъ клинѣ, и Вуазенъ перенесла ее до конца.
   -- Пусть ее разуютъ,-- приказалъ судья,-- и отнесутъ на тюфякъ. Завтра утромъ ее отошлютъ въ Бастилію, а оттуда на Гревскую площадь, для врученія главному палачу, послѣ того какъ она покается въ соборѣ Богоматери, какъ это предписано судьями арсенальной палаты.
   И, повернувшись въ глубину залы, онъ прибавилъ:
   -- Господа исповѣдники, вы можете начать свою священную обязанность. Съ этой минуты приговоренная принадлежитъ только Богу, и съ этихъ поръ только Богъ будетъ ея судьей.
   Два монаха въ черномъ одѣяніи приблизились къ ней. Изъ отверстій, сдѣланныхъ въ ихъ капюшонахъ, блестѣли два глаза.
   Тотъ и другой помѣстились по обѣ стороны тюфяка, на которомъ лежала прорицательница, и молитвы понеслись къ высокимъ сводамъ между дрожащимъ пламенемъ двухъ восковыхъ свѣчей.
   

XXV.

   На другой день, около шести часовъ съ половиной, Безонъ снова явился въ залъ пытокъ и заклиналъ послѣдній разъ Катерину сказать всю правду. Прорицательница, растянувшись на кожаномъ тюфякѣ, на которомъ провела ночь, отвѣтила, что ей нечего показывать, что она сказала все передъ господами комиссарами.
   Въ полдень за нею пріѣхалъ въ каретѣ Дегрэ подъ конвоемъ конныхъ стражъ и отвезъ ее въ Бастилію.
   По своемъ пріѣздѣ прорицательница была отправлена въ часовню. Тамъ она исповѣдалась у главнаго исповѣдника собора Богоматери, котораго она потребовала, такъ какъ онъ одинъ въ подобномъ случаѣ имѣлъ власть отъ архіепископа прощать такого рода преступленія. Затѣмъ, она долго молилась, удививъ стражниковъ "такой набожностью и покорностью послѣ столькихъ святотатствъ". Около четырехъ часовъ палачъ и его помощники прошли въ часовню, взяли приговоренную и отнесли въ "очень короткую и узкую позорную колесницу, которую видѣли на улицахъ обыкновенно наполненною мусоромъ", а въ данный моментъ окруженною конными стражниками, подъ командою Дегрэ.
   Катерина была босая. На ея одежду была накинута бѣлая рубаха, а руки связаны за спиною.
   Главный исповѣдникъ сѣлъ возлѣ нея съ распятіемъ въ рукахъ. Затѣмъ поднялся палачъ и всталъ въ глубинѣ позорной колесницы. Помощникъ палача, правившій лошадью, сѣлъ впереди на доскѣ, поставивъ ноги на дышла. Позади позорной колесницы столпились другіе помощники. Мостъ опустился, и мрачная колесница направилась къ собору Богоматери, гдѣ въ силу приговора прорицательница должна была покаяться, прежде чѣмъ [быть сожженной на Гревской площади.
   У входа государственной тюрьмы тѣснилась громадная толпа. Какъ только показалась колдунья, ее встрѣтили страшными воплями. Ея лицо внезапно покраснѣло отъ стыда. Въ окнахъ и даже на крышахъ народъ и лица высшаго общества присоединяли свои крики къ крикамъ толпы, требуя смерти колдуньи.
   Въ окнахъ Майенскаго дворца, при входѣ въ улицу СентъАнтуань виднѣлись лица принцевъ и принцессъ Лотарингскаго дома, князя и княгини Аркуръ, графинь Арманьякъ и Марсанъ, кавалера де-Лорень, а немного дальше, направо, на балконѣ дома Сюлли, видно было маркизу Севиньи, герцогинь Шольнъ и Сюлли, графиню Фіескъ и другихъ дамъ высшаго общества.
   Но среди всѣхъ, покрывавшихъ позоромъ Вуазенъ и радовавшихся ея казни, сколько было такихъ, тщеславію которыхъ она оказывала услуги, льстила ихъ страстямъ и поощряла ихъ пороки. Сколько изъ этой толпы приходили въ улицу Борегаръ, умоляя Катерину объ услугахъ! Вотъ благородный дворянинъ въ богатомъ одѣяніи, который издѣвается, указывая на нее пальцемъ; можетъ быть, прорицательница когда-то ему вручала порошокъ, который далъ ему случай отдѣлаться отъ родственника по восходящей линіи, слишкомъ привязаннаго къ жизни, и наслѣдовать состояніе, которымъ онъ теперь наслаждается. А эта великосвѣтская дама, отворачивающаяся съ жестомъ ужаса, можетъ быть, она могла, благодаря Катеринѣ, заставить исчезнуть слишкомъ любопытнаго и стѣснительнаго мужа?.. А эта другая, красавица, молодая дѣвушка, насмѣшливыя губы которой такъ граціозно улыбаются, не Вуазенъ ли обязана она, что не обогатила своей свадебной корзины незаконнорожденнымъ ребенкомъ?
   И шествіе, часто задерживаемое негодующей толпою, медленно приближалось къ собору Богоматери. Всѣ хотѣли видѣть отравительницу, и стражники Дэгрэ плохо сопротивлялись исполинскому напору толпы.
   Теперь еще ужаснѣе становились вопли, раздававшіеся изъ тысячъ и тысячъ грудей, а руки поднимались, чтобы показать колдуньѣ кулаки.
   Наконецъ, часъ спустя, шествіе вышло на паперть.
   Катерину заставили выйти изъ колесницы. Стражи выстроились, послѣдовало молчаніе, и двери собора раскрылись настежь.
   Обширная внутренность собора была запружена многочисленной толпой. На темномъ клиросѣ патеры молились на своихъ мѣстахъ; надъ ними дрожащее пламя восковыхъ свѣчей казалось мелкими огненными слезами.
   Согласно обычаю, приговоренная должна была остановиться на порогѣ церкви и опуститься на колѣни на ступеняхъ главнаго входа. По ея правую сторону находился секретарь Саго, по лѣвую -- палачъ, а позади главный исповѣдникъ... Внезапно съ хоръ поднялось строгое пѣніе, покатилось, отразилось эхомъ подъ всѣми сводами и проникло въ собравшуюся толпу.
   
   Parce, Domine, parce populo tuo; nee in aeternum irascaris nobis...
   
   Три раза повторилась эта строфа...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Помощникъ палача освободилъ руки прорицательницы; затѣмъ главный исповѣдникъ приблизился и вручилъ Катеринѣ зажженный факелъ, вѣсомъ около двухъ фунтовъ.
   
   Въ эту минуту пѣвчій запѣлъ громкимъ голосомъ.
   
   Miserere mei, Deus, secundum magnam misericordiam tuam.
   Et secundum multitudiuem miserationum tuarum dele iniquitatem meam.
   
   Въ то время, какъ пѣли дивныя мольбы псалма, патеръ обратился къ приговоренной:
   -- Послѣдній часъ наступилъ, дочь моя! Просите прощенія у Бога. Онъ милосердный судія!..
   Тогда секретарь Саго произнесъ формулу раскаянія, которую Катерина повторила, т.-е. "объявила громко и внятнымъ голосомъ, что, по злобѣ и благодаря дурнымъ совѣтамъ, она совершала отравленія, вытравленія плода, обольщенія, нечестія и святотатства, упомянутыя въ процессѣ, въ которыхъ она раскаивается и проситъ прощенія у Бога, короля правосудія".
   Затѣмъ главный исповѣдникъ сталъ молить Бога объ отпущеніи грѣховъ этой грѣшницѣ и объ ея помилованіи. Величественнымъ движеніемъ онъ положилъ руки на голову великой преступницы и произнесъ слова милосердія:
   -- Misereatur tui omnipoteus Deus et dimissis peccatis tuis perducat te ad vitam aeternam.
   Вуазенъ, упавъ ницъ, казалась углубленной въ жаркую мольбу.
   Раздалось монотонное пѣніе хора послѣднихъ строфъ Miserere.
   -- Tunc acceptabis sacrificium justitiae, oblatioues et holocausta; tunc imponet super altare tuum vitulos.
   -- Gloria!-- отвѣтилъ главный исповѣдникъ.
   И нѣжнымъ, воодушевленнымъ и разжалобленнымъ жестомъ онъ дотронулся до плеча Катерины.
   -- Часъ наступилъ, дочь моя... Да хранитъ васъ Богъ! Мужайтесь!
   Прорицательница пристально взглянула на патера:
   -- Мужества у меня достаточно,-- отвѣтила она.-- На мнѣ лежитъ столько преступленій, я не хотѣла бы, чтобы Богъ сдѣлалъ чудо, вырвавъ меня изъ пламени, потому что я не могу болѣе страдать за все, совершенное мною.
   Протянувъ сама руки палачу, она дала еще разъ ихъ связать, затѣмъ въ сопровожденіи своего исповѣдника она была отнесена помощниками палача въ колесницу. Шествіе, съ трудомъ расталкивая толпу, направилось къ Гревской площади, гдѣ былъ сложенъ костеръ, и Катерина предъ церковью Сенъ-Дени противъ моста Богородицы набожно помолилась.
   Уже надъ городомъ распространились сумерки; на западѣ, позади крышъ, синеватое небо было изборождено длинными красными облаками. Сена катила свои сѣрыя воды, разбивавшіяся съ пѣной объ арки, и при печальномъ освѣщеніи выдѣлялся, какъ бы увеличенный, тяжелый силуетъ стараго Шатле,
   Съ высоты позорной колесницы, которая везла Вуазенъ на казнь, она, опустивъ глаза, ни о чемъ болѣе не думала, какъ о смерти. Ея губы шептали молитву. Вопреки культу Сатанѣ, которому она посвятила себя, колдунья соблюдала религіозные обряды и испугалась при мысли о вѣчныхъ мученіяхъ. Несмотря на разрѣшеніе отъ грѣховъ, данное главнымъ исповѣдникомъ, она страшилась предстать предъ своимъ Верховнымъ Судьею. Она вспомнила всѣ годы своего чудовищнаго существованія и смирилась, прося въ глубинѣ сердца прощенія Бога. Она совершила столь громадныя нечестія, что никогда искупленіе не будетъ достаточно велико, и она не смѣетъ надѣяться на божественную милость. Въ этотъ мрачный день, какъ конецъ ея жизни, она подвигалась впередъ, охваченная угрызеніями совѣсти, съ глубокой горестью, отпечатавшейся на ея лицѣ.
   Громадная толпа двигалась среди тѣсныхъ рядовъ королевской стражи, отъ самой паперти до мѣста казни, которое виднѣлось по ту сторону рѣки.
   Шествіе перешло мостъ Богородицы, съ трудомъ достигло Гревской площади, гдѣ остановилось, и снова приговоренную заставили выйти изъ колесницы.
   Неподвижная Вуазенъ, поддерживаемая помощниками палача, отвѣчала слабымъ голосомъ на молитвы главнаго проповѣдника. Вдругъ она замѣтила костеръ, окруженный конными стражниками. Она отвернулась, чтобы не видать груду хвороста, лежавшаго тамъ, гдѣ она будетъ сейчасъ страдать послѣдними и самыми жестокими человѣческими страданіями. Но противъ воли ея взоръ упорно направлялся на костеръ. Природа предъявляла свои права: Катерину пугала не смерть, но страшныя страданія, предшествующія смерти. Она чувствовала, что изнемогаетъ.
   Вдругъ она вспомнила о маркизѣ Монтеспанъ. Что если маркиза еще разъ дастъ почувствовать свое услужливое могущество? Такъ какъ, благодаря ей, ее, Катерину, избавили отъ мученій пытки, можетъ быть, не сократятъ ли и ея агонію? Эта мысль придала ей силы. И она съ меньшей дрожью разсматривала роковой костеръ!..
   Въ самой срединѣ Гревской площади, спускавшейся къ рѣкѣ, виднѣлась площадка изъ камней, на которой были свалены полѣнья и солома. На все это позаботились вылить масла и древесной смолы. Посрединѣ находилась желѣзная скамья, прислоненная къ столбу, и на этомъ зловѣщемъ возвышеніи ожидалъ мужчина съ суровыми чертами лица, что-то въ родѣ великана, лѣтъ около сорока.
   Это былъ палачъ.
   Помощники палача схватили Вуазенъ. Вся занятая теперь своимъ спасеніемъ, она произносила мольбу.
   -- Святая Дѣва! Святая Дѣва! сжалься надо мною!-- И въ то время, какъ ее поднимали на костеръ, слышно было, какъ она шептала послѣднюю молитву:
   -- ...In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum.
   Палачъ принялъ ее въ свои руки, посадилъ на табуретъ и приковалъ къ столбу. Затѣмъ, покрывъ ее соломой, чтобы скрыть отъ алчныхъ глазъ толпы, склонился въ ея сторону и изъ послѣдняго сожалѣнія или потому, что ему щедро заплатили, удушилъ ее ловкимъ движеніемъ руки, несмотря на рѣшеніе арсенальной палаты, приказавшей сжечь ее на кострѣ заживо.
   Въ эту минуту главный исповѣдникъ запѣлъ "Salve, Regina", которое внимательная толпа подхватила хоромъ.
   -- Salve, Regina, Mater misericordiae; vita, dulcedo et spes nostra, salve...
   Тогда помощники палача взяли смоляные факелы, зажгли ихъ о жаровню и подожгли съ четырехъ угловъ костеръ. Густой и черный дымъ поднялся къ темнымъ облакамъ.
   Вскорѣ со всѣхъ сторонъ показалось пламя. Воздухъ наполнился запахомъ жаренаго мяса. Всю ночь поддерживался огонь, и Дегрэ въ присутствіи слугъ тщательно сторожилъ, чтобы сдерживать на разстояніи нетерпѣливый народъ, готовый ограбить прахъ ворожеи. Дѣло въ томъ, что, согласно стариннымъ вѣрованіямъ, останки волшебницъ должны приносить счастье. Итакъ Катерина Дэзэ, существовавшая легковѣріемъ высокопоставленныхъ лицъ, оставалась послѣ своей смерти предметомъ народнаго суевѣрія.
   Она продолжала производить на умы свое странное могущество, и къ ея останкамъ прибѣгали, какъ къ реликвіямъ, съ просьбою совершить чудеса.
   На разсвѣтѣ, когда все было окончено, помощники палача подобрали прахъ Вуазенъ, послѣ того, какъ палачъ, согласно предписанію приговора, сдѣлалъ видъ, что развѣялъ ихъ съ помощью лопаты на всѣ четыре стороны. Но Дегрэ стоило усилій защитить носильщиковъ, направившихся къ Сенѣ, противъ взбунтовавшейся толпы, которая набросилась на нихъ, какъ бы для того, чтобы вырвать украденное сокровище.
   

XXVI.

   Обѣщанія маркизы Монтеспанъ, переданныя Катеринѣ Гибуромъ, были исполнены.
   Купленный цѣною золота палачъ подвергнулъ приговоренную лишь подобію пытокъ, а главный палачъ Парижа, любовницей котораго она была, удостоилъ ее послѣдняго сожалѣнія, избавивъ отъ ужасныхъ страданій на кострѣ.
   Однако, маркиза не чувствовала себя защищенной отъ всевозможныхъ опасностей, несмотря на послѣднее запирательство отравительницы.
   Задержаніе ея наперсницы безпокоило маркизу. Хотя г-жѣ Дэзэльё было выгоднѣе, чѣмъ кому либо, молчать, но она, можетъ быть, ослабѣетъ предъ угрозами Лувуа или поддастся на хитрости Ларейни. Можно было бояться важныхъ разоблаченій.
   Событія должны были подать маркизѣ къ этому поводъ.
   Въ то время, какъ пламенная палата неустанно преслѣдовала свои цѣли, главный начальникъ полиціи съ похвальнымъ усердіемъ со своей стороны долго, ежедневно допрашивалъ обвиняемыхъ.
   Обремененная вопросами, потерявшая стойкость, Маргарита Вуазенъ первая послѣ Лезажа рѣшилась на признаніе.
   Маргарита сдѣлала жестъ негодованія, узнавъ, что маркиза, также сильно виноватая и причина всѣхъ ея несчастій, не добилась избавленія ея матери отъ ужасной казни. Отъ чрезмѣрной любви къ той, которой болѣе не существовало, она возненавидѣла одинаково фаворитку, Лезажа, Романи и аббата Гибура и, не колеблясь, открыла все. Не имѣя болѣе кого щадить, она прямо заявила, что маркиза Монтеспанъ приходила въ улицу Борегаръ искать средства заставить умереть герцогиню Фонтанжъ.
   -- Романи,-- увѣряла она:-- долженъ былъ выполнить это преступленіе, и это рѣшеніе не было принято только потому, что маркиза Монтеспанъ не имѣла успѣха въ другихъ планахъ, изъ-за которыхъ другіе заговоры остались безъ послѣдствій. По счастью Романи не могъ попасть къ герцогинѣ Фонтанжъ и посягнуть на ея дни. Но съ тѣхъ поръ ея мать нѣсколько разъ носила порошки въ Сенъ-Жермэнъ и Кланьи. Часто также она зажигала хворостъ, читая ребяческія и странныя заклинанія, въ которыхъ попадалось имя маркизы Монтеспанъ и короля, говоря: "Хворостъ, я тебя сжигаю; не тебя я сжигаю, а тѣло, душу, умъ, сердце и разумъ Людовика Бурбона, чтобы онъ ни ходилъ, ни приходилъ, ни отдыхалъ, ни спалъ, не исполнивъ воли маркизы Монтеспанъ".
   Порошки, которые ея мать вручала маркизѣ, были любовные порошки, и маркиза Монтеспанъ должна была заставить короля ихъ принять. Эти порошки были освящены подъ дароносицей во время мессы, которую служилъ по этому случаю аббатъ Гибуръ..
   Кромѣ того, Маргарита утверждала, что присутствовала на одной мессѣ, которая служилась аббатомъ Гибуромъ на животѣ маркизы Монтеспанъ, и Маргарита слышала, какъ ясно было произнесено имя Людовика Бурбона.
   Это важное заявленіе, столь тягостное для маркизы, было по всѣмъ пунктамъ подтверждено аббатомъ Гибуромъ. Только Романи и г-жа Дэзэльё продолжали отпираться.
   Начальникъ полиціи не безъ живѣйшаго безпокойства разсматривалъ послѣдствія, какія могли имѣть такія разоблаченія, если молва о нихъ достигнетъ до судей арсенальной палаты.
   Въ длинной запискѣ на имя монарха онъ доносилъ о полученномъ заявленіи и съ откровенностью, дѣлавшей честь его прямодушію, прибавлялъ:
   "Я совсѣмъ не думаю, что надо было бы теперь доказывать очевидность всѣхъ этихъ дѣяній,-- ни чтобы сообщить народу. Напротивъ, я думаю, что, еслибъ благоразуміе короля не дало ему предвидѣть,-- какъ оно сдѣлало,-- всѣ неудобства, какія находятся въ самомъ дѣлѣ; если бы съ превосходнымъ умомъ короля и владыки, который Богъ вложилъ въ него, его величество не провѣрилъ, какъ онъ сдѣлалъ, согласно взглядамъ короля, судьи, отца своихъ подданныхъ, то въ этомъ случаѣ долгъ и преданность тѣхъ, кого ему угодно назначить для этого дѣла,-- смиренно молить его величество прежде всего провѣрить и обсудить, какъ болѣе всего подходитъ, по-божьи, королю и его слугамъ, если потребуется его и его государства правосудіе въ столь непріятномъ обстоятельствѣ,-- обнаружить ли всѣ ужасы, о которыхъ говорили, и которыхъ будетъ еще болѣе впослѣдствіи, или, если возможно, поступить иначе. Признаюсь, что мой умъ мѣшается при обсужденіи всѣхъ причинъ, которыя я пробовалъ изслѣдовать, какъ судья и какъ подданный, и какія бы я ни дѣлалъ усилія, чтобы не имѣть предъ глазами ничего другого, какъ мой долгъ, совсѣмъ тѣмъ не могу согласиться, какое можетъ быть предложено надежное и самое справедливое рѣшеніе. Съ одной стороны, надо опасаться необыкновенныхъ толковъ, исхода и послѣдствій, которыхъ нельзя предвидѣть; съ другой стороны, подобнаго зла столь давняго, которое только что открыли въ царствованіе великаго короля, въ руку котораго Богъ вложилъ столь великое могущество и безусловную власть, повидимому, нельзя скрыть.
   "Подобное зло появлялось и въ другіе вѣка, и вслѣдствіе ли разсужденія или вслѣдствіе слабости времени, какъ только значительныя личности замѣшивались въ эти несчастныя дѣла, теченіе правосудія почти всегда прерывалось; можетъ быть, король, способный, благодаря своему просвѣщенію, различать, что справедливо, что худо, истребитъ эти ужасныя преступленія, оскорбляющія величіе самого Бога, и накажетъ тѣхъ, кто замѣшанъ въ эти гнусныя дѣла объ отравахъ, называемыя закономъ врагами человѣческаго рода, потому что предпринимались принцемъ, откладывались подъ благовидными предлогами, которыми ложная политика привыкла прикрываться. Вотъ, однако, тождественное происшествіе, тождественныя причины и тождественныя затрудненія, какія представлялись когда-то, и въ этомъ стеченіи обстоятельствъ я снова признаю, что не могу изъ моихъ особыхъ видовъ проникнуть сквозь густой сумракъ, который меня окружаетъ.
   "Я прошу время, чтобы обдумать это болѣе, и, можетъ быть, случится, что послѣ того, какъ хорошо объ этомъ подумаю, я увижу менѣе, чѣмъ въ настоящій моментъ. Я уже знаю, что есть много неудобствъ въ томъ, что я предлагаю, и что было бы приличнѣе, насколько это позволяетъ свойство этого несчастнаго дѣла, приблизить, какъ можно болѣе, его окончаніе, но послѣ того, какъ я хорошо обдумалъ и изслѣдовалъ все, что представилось моему уму, я не нашелъ предложить ничего другого, какъ только искать еще большія объясненія и между тѣмъ ожидать помощи того же Провидѣнія, которое извлекало изъ самаго слабаго начала, какое можно себѣ вообразить, познаніе безконечнаго количества необычайныхъ дѣлъ, столь необходимыхъ для познанія дѣла. Все, что до сихъ поръ случилось, заставляетъ меня надѣяться, и я надѣюсь съ большимъ довѣріемъ, что Богъ окончитъ раскрытіе этого омута преступленій и покажетъ въ то же время средство выйти изъ него, и, наконецъ, Онъ вдохновитъ короля, что онъ долженъ дѣлать въ столь важномъ случаѣ".
   О ужасные, безконечные, мучительные часы пытки, проведенные королемъ при чтеніи и перечитываніи всѣхъ выраженій этого доклада и малѣйшихъ обвинительныхъ документовъ этого дѣла!
   Раздавались голоса, воззванія жертвъ, взывавшихъ къ справедливости. Но могъ ли Людовикъ обнаружить подобное безчестіе, не омрачивъ блеска двора и безжалостно поразивъ ту, которую когда-то любилъ, и которая была матерью его дѣтей?
   И, однако, вопреки столь положительнымъ обвиненіямъ, какія ему требовалось и какія оставалось еще выслушать, въ его душѣ продолжали существовать сомнѣнія.
   Никогда, несмотря на его рѣшительный умъ, который обыкновенно его характеризовалъ, онъ не выказывалъ столько нерѣшительности. Желая, во что бы то ни стало, выйти изъ этой неопредѣленности, онъ снова вызвалъ въ Сенъ-Жермэнъ Лувуа, Кольбера и Ларейни.
   Когда они собрались въ кабинетѣ короля, онъ сказалъ имъ съ своей обычной любезностью.
   -- Господа, зная вашу преданность ко мнѣ, я съ полнымъ довѣріемъ призвалъ васъ сегодня... Я обращаюсь къ вамъ, чтобы разсѣять тревогу и безумныя мысли, въ которыя меня ввергли столько преступленій и несчастій.
   Министръ и начальникъ полиціи поклонились.
   Король съ минуту собирался съ мыслями.
   Видимо его охватило волненіе.
   -- Узники моей Венсеннской тюрьмы,-- сказалъ онъ:-- обвиняютъ знатныхъ лицъ; Они осмѣливаются даже произносить имя маркизы Монтеснанъ... Какое вы, господа, выводите заключеніе изъ свидѣтельствъ этихъ презрѣнныхъ? Умоляю васъ говорить безъ околичностей.
   Затѣмъ, обращаясь только къ Ларейни, онъ сказалъ:
   -- Вамъ слѣдуетъ первому сказать слово. Не вы ли высказали мнѣ нѣсколько дней назадъ ваши опасенія? Повидимому, вы приписывали большую важность изслѣдованію вашего сыщика Дегрэ, и, думаю, я угадалъ, что вы были почти убѣждены въ виновности маркизы, когда передавали мнѣ пергаментъ и браслетъ.
   -- Это правда, государь, но сегодня я не знаю, что думать, вотъ почему въ моемъ послѣднемъ докладѣ я считалъ полезнѣе сообщить вашему величеству о моихъ колебаніяхъ. Нѣмъ болѣе я допрашиваю виновныхъ, чѣмъ болѣе я сравниваю ихъ показанія, тѣмъ болѣе я сомнѣваюсь... Съ тѣхъ поръ, какъ ваше величество поручили мнѣ предварительно изслѣдовать это ужасное дѣло, неопредѣленность фактовъ,-- что я долженъ признать,-- и положеніе неполноты производства дѣла заставили мой умъ находиться въ нерѣшимости... Если казалось, что мои предположенія до сихъ поръ были болѣе въ одномъ направленіи, чѣмъ въ другомъ, то противъ моего намѣренія, такъ какъ, можетъ быть, подозрѣнія и предположенія не только многочисленнѣе, но, можетъ быть, и сильнѣе съ одной стороны, чѣмъ съ другой. Я сдѣлалъ, что могъ, когда изслѣдовалъ эти доказательства и предположенія, чтобъ быть увѣреннымъ и убѣжденнымъ, что эти дѣла справедливы, но я не могъ до того добраться.
   Король внимательно слушалъ.
   -- Напротивъ, я искалъ,-- продолжалъ Ларейни,-- все, что могло меня убѣдить, что они ложны, и мнѣ все равно невозможно изъ этого ничего заключить. Можетъ быть, невольно качества этихъ исключительныхъ дѣлъ отпечатываютъ болѣе опасеній въ моемъ умѣ, чѣмъ это допускаетъ благоразуміе; можетъ быть, сравненіе, которое естественно дѣлается между этимъ исключительнымъ дѣломъ и многими другими подобными преступленіями, которыя доказаны въ этомъ процессѣ, даетъ мнѣ нѣкотораго рода предубѣжденіе... Это потому, что я не могу воспрепятствовать себѣ видѣть и замѣчать, что въ этомъ несчастномъ процессѣ есть подобныя дѣянія, являющіеся въ такомъ же мракѣ, доказанныя впослѣдствіи особымъ повелѣніемъ Провидѣнія, и которыя судьи пламенной палаты уже начали наказывать; можетъ быть, особое руководительство Провидѣнія допустило судей видѣть, что съ цѣлью малѣйшихъ выгодъ служились святотатственныя мессы, и совершались подобныя нечестія. При обнаруженіи столькихъ преступныхъ отравленій я не могу удержаться, чтобы не думать о маркизѣ Бренвилье.
   При этомъ имени, разбудившемъ цѣлое трагическое прошедшее, чело короля омрачилось.
   -- Кто бы сказалъ, что женщина, воспитанная въ честной семьѣ съ мягкимъ нравомъ, была способна на столь длинный рядъ обдуманныхъ преступленій, что она отравила своей рукою своего отца, братьевъ, сестру, мужа и собственныхъ дѣтей; чтобы эта женщина, подъ предлогомъ набожности, дѣлала себѣ развлеченіе, посѣщая больницы, отравляя больныхъ, съ цѣлью наблюдать различныя дѣйствія яда, который она имъ давала?... Какого бы обвинителя стали слушать относительно этого предмета? какъ было бы возможно имѣть доказательства этихъ преступленій, если бы Богъ не допустилъ, чтобы несчастный Сенъ-Круа не умеръ неестественной смертью и не оставилъ бы бумагъ; если бы парламентъ не приговорилъ почти по тождественнымъ же предположеніямъ и сильнымъ подозрѣніямъ лакея, котораго первые судьи не могли приговорить, за отсутствіемъ доказательствъ, и если бы Богъ не тронулъ сердца этого несчастнаго, который, перенеся пытку, ничего не сказавъ, не признался бы въ своемъ преступленіи за минуту до казни? Это -- Богъ, государь, допустившій, чтобы именно въ послѣдній день, когда ваше величество хотѣли заставить признать вашу власть въ городѣ Люттихѣ, презрѣнная Бренвилье, скрывавшаяся изъ города въ городъ, позаботилась написать и привезти съ собою доказательства, необходимыя для ея обвиненія. Она первая призналась, что много лицъ высшаго общества было замѣшано въ это несчастное дѣло о ядѣ. Но, съ другой стороны, не видѣли ли мы, государь, другой искусной отравительницы, г-жи Гранжъ, допрошенной, судимой, приговоренной за другія преступленія, затѣмъ, наконецъ, подвергнутой пыткѣ и умершей, не признавшись ни въ одномъ малѣйшемъ дѣлѣ объ отравленіяхъ?.. И, однако, послѣ ея казни развѣ не нашли цѣлый ворохъ уликъ противъ этой презрѣнной? Во сколькихъ отравленіяхъ она участвовала? Вотъ почему, государь, въ виду столькихъ противорѣчивыхъ примѣровъ, я не сумѣлъ бы, не осмѣлился бы ни заявить увѣренность, ни выразить убѣжденіе, которыя новые факты, можетъ быть, уничтожатъ. Въ данный моментъ сто сорокъ семь заключенныхъ еще находятся въ Бастиліи и Венсеннѣ, а изъ числа ихъ нѣтъ ни одного, противъ котораго не было бы значительныхъ уликъ въ отравленіи, въ кощунствѣ и нечестіи... Человѣческой жизнью публично торгуютъ, и ядъ -- единственное средство, которымъ пользуются въ семейныхъ затрудненіяхъ. Теперь ясно видно, что вообще святотатство, нечестія, мерзости въ ходу въ Парижѣ, въ деревнѣ, въ провинціи... Много есть подобныхъ отдѣльныхъ фактовъ, относительно которыхъ существуютъ не только подозрѣнія и предположенія; они доказаны обыкновенными правилами правосудія, и, несмотря на все это, я не смѣю еще сказать, справедливы ли они.
   Король испытывалъ нѣчто въ родѣ облегченія, видя, что глубокое изученіе дѣла о ядѣ измѣнило первоначальное мнѣніе начальника полиціи. Эта длинная рѣчь не служила ли доказательствомъ въ пользу сомнѣній, которыя, несмотря ни на что, Людовикъ упорно хранилъ относительно виновности маркизы Монтеспанъ?
   Что касается до Лувуа и Кольбера, то они оставались безстрастны. Ни одно движеніе не выдавало ихъ мысли.
   -- Ваши сомнѣнія -- мои сомнѣнія, сударь,-- сказалъ монархъ.-- Благодарю васъ, я вами доволенъ, что вы столь искренно открыли мнѣ свою совѣсть... Но что предпринять среди этихъ тяжелыхъ и томительныхъ тревогъ? Вотъ что меня мучитъ... Ахъ, господа, народъ не можетъ подозрѣвать, какія иногда сильныя огорченія держатъ, какъ клещами, души королей!
   -- Государь,-- возразилъ Ларейни,-- повѣрьте, что ваши вѣрные слуги раздѣляютъ эти тревоги... Но, можетъ быть, такъ надо, чтобы всѣ эти преступленія раскрылись въ тотъ моментъ, когда ваше величество оканчивали Нимвегенскимъ трактатомъ большую и тяжелую войну, и чтобы вы могли освободить свое государство отъ бича, быть можетъ, столь большого, какъ никакой другой, такъ какъ требуется не только вся власть и твердость вашего величества, чтобы достичь того, чего вы достигли, но также вмѣшательство Провидѣнія... Такъ какъ ваше величество этимъ духомъ мудрости, этимъ возвышеннымъ умомъ, который вамъ далъ Богъ, приказали судьямъ быть справедливыми и указали имъ на свои намѣренія и ихъ долгъ въ столь справедливыхъ и точныхъ выраженіяхъ, что они никогда не изгладятся изъ памяти тѣхъ, кто ихъ слышалъ,-- то всѣ поняли съ этого времени, что ваше величество, наученные закономъ Бога, знали лучше, чѣмъ кто либо, что исключительно королямъ поручено судить такого рода преступленія... Эти преступленія -- преступленія оскорбленія величества божественнаго и человѣческаго,-- и, конечно, нѣтъ ничего выше, нѣтъ ничего важнѣе, какъ полное и совершенное освѣщеніе этихъ дѣлъ и наказаніе подобнаго рода преступленій.
   Голосъ Ларейни, возвысившійся при произнесеніи послѣднихъ словъ, сдѣлался суровѣе:
   -- Однако, вотъ, безъ сомнѣнія, самая большое изъ всѣхъ затрудненій: оповѣстить народъ о такого рода дѣяніяхъ и столь громадныхъ беззаконіяхъ будетъ ли во славу Бога, въ интересахъ короля и государства, а слѣдовательно для блага правосудія?
   Ларейни замолчалъ. Король глубоко задумался. Наконецъ, онъ прервалъ молчаніе и, обращаясь къ Лувуа, сказалъ:
   -- Теперь за вами очередь, сударь, высказать мнѣніе.
   Лувуа поднялся.
   -- Государь, мой долгъ приказываетъ мнѣ говорить съ полной откровенностью. Прежде всего признаюсь, что я не раздѣляю колебаній начальника полиціи. Въ душѣ и совѣсти я вижу въ этомъ
   -- Черная месса -- гнусный заговоръ, направленный противъ васъ и вашей августѣйшей семьи... Теперь я увѣренъ, что ваши враги избрали Вуазенъ для разставленія ловушекъ и сѣтей, въ которыя неминуемо должны были попасть вы, ваше величество... Благодарю Провидѣніе, что эта ужасная женщина не могла привести въ исполненіе преступленія, которое она рѣшилась совершить... Впрочемъ, ей легко было въ этомъ успѣть, потому что та, которой вы вполнѣ довѣряли и покрыли благодѣяніями, та, которая ежедневно имѣла къ вамъ свободный доступъ, маркиза Монтеспанъ,-- такъ какъ надо ее назвать,-- должна была сдѣлаться орудіемъ, конечно, безсознательнымъ, столь гнуснаго злодѣянія, что мысль не можетъ остановиться на немъ безъ содроганія!...
   При этомъ столь ясномъ обвиненіи Людовикъ задрожалъ.
   Осторожный Ларейни холодно взглянулъ на Лувуа. Столь грубая увѣренность удивила его. Самъ Кольберъ задрожалъ...
   Послѣ минутнаго печальнаго размышленія король сказалъ:
   -- Я вижу, сударь, что ваше мнѣніе не измѣнилось.
   -- Увы, государь, развѣ у насъ теперь нѣтъ убѣдительныхъ доказательствъ, которыя подтвердили показанія, сдѣланныя передъ начальникомъ полиціи?
   Лицо короля выражало глубокую печаль.
   -- Въ своихъ показаніяхъ,-- продолжалъ министръ,-- аббатъ Гибуръ и сообщники Вуазенъ не встрѣтились ли, какъ тѣ, такъ и другіе, въ столь исключительныхъ и ужасныхъ обстоятельствахъ, что трудно постичь, чтобы многія личности могли вообразить ихъ и сочинить всѣ одинаково, безъ вѣдома одинъ другого? Чтобы говорить такъ объ обстоятельствахъ, надо, чтобы они случились. Вы спрашиваете: съ какой цѣлью эти злодѣи могли совершить столь чудовищныя преступленія? Эту цѣль легко отыскать. Гибуръ признался, что произносилъ заклинанія на смерть вашего величества. Онъ равно признался, что г-жа Дэзэльё знала объ этомъ замыслѣ. Дочь Вуазенъ рѣшилась на признаніе; одинъ только Романи отрицаетъ и отговаривается незнаніемъ объ этихъ преступныхъ намѣреніяхъ... Но Лезажъ, но двѣ другія сообщницы Вуазенъ, Филястръ и Тріанонъ, развѣ не подкрѣпили показаній Гибура? И этотъ планъ предстояло, какъ утверждаютъ, исполнить посредствомъ отравленныхъ порошковъ, врученныхъ маркизѣ Монтеспанъ, порошковъ, которые она должна была дать вашему величеству сама...
   Ларейни прервалъ Лувуа:
   -- Позвольте мнѣ, сударь, смиренно замѣтить вамъ, что тѣ же самые обвиняемые, допуская, что ихъ показанія правдоподобны, признали, что эти порошки должны быть вручены маркизѣ Монтеспанъ, какъ бы любовные, и что, обманувъ ее, они воспользовались бы безъ ея вѣдома ея рукою для совершенія преступленія... А это, во всякомъ случаѣ, ослабляетъ роль, которую играла маркиза, согласно этимъ самымъ показаніямъ. Эта хитрость, я долженъ признаться, могла бы казаться правдоподобной, такъ какъ не впервые отваживаются на такую уловку. Вотъ вамъ примѣръ -- Карлъ II, король Наваррскій, графъ Эврэ, мстительный и злой принцъ, которому попытка отравить Карла V, въ то время дофина, была приписана не безъ причины. Желая отомстить своему зятю, онъ обратился къ племяннику, сыну того же графа де-Фуа, и выразилъ ему сожалѣніе, что его отецъ живетъ въ несогласіи съ его матерью. Онъ сказалъ ему, что имѣетъ любовный порошокъ, и что если онъ найдетъ средство дать его принять отцу, то послѣдній немедленно призоветъ жену. Молодой принцъ, пламенно желавшій примиренія отца съ матерью, получилъ порошокъ и втихомолку далъ принять его отцу. На слѣдующій день послѣдній умеръ въ самыхъ ужасныхъ страданіяхъ.
   -- Согласенъ, сударь,-- возразилъ министръ: -- какъ и вы, я тоже убѣжденъ, что маркиза Монтеспанъ не могла завѣдомо согласиться на столь гнусный поступокъ; но, тѣмъ не менѣе, изъ этого не слѣдуетъ, что не существовалъ планъ, согласно которому дѣло шло о чемъ-то противъ священной особы короля. Путешествіе, которое Вуазенъ совершала въ Сенъ-Жермэнъ, чтобы вручить его величеству прошеніе, какъ доказано на допросѣ, не могло не безпокоить болѣе, чѣмъ все остальное. А какую же прямую выгоду могла имѣть эта презрѣнная въ смерти его величества? Безъ сомнѣнія, надо было, чтобы ей за это заплатили... Гибуръ, со своей стороны, призналъ, что онъ неоднократно служилъ святотатственныя мессы, цѣлью которыхъ было заклинаніе на смерть самого короля.
   -- Конечно, сударь, все это, повидимому, даетъ вамъ поводъ... И однако,-- прибавилъ начальникъ полиціи: -- доказательства и предположенія, какія можно примѣнить къ этимъ исключительнымъ дѣяніямъ, совсѣмъ различны, когда эти дѣянія отдѣлены и извлечены изъ главнаго хода дѣла, и когда множество другихъ противорѣчивыхъ фактовъ отрицаютъ первыя... Нельзя сказать, что первыя разъяснены, насколько они могутъ быть разъяснены, пока слѣдствіе не совершенно окончено, и пока всѣ обвиненные не были судимы... Тогда все несовершенно относительно исключительныхъ дѣяній и относительно сообщниковъ, которыхъ обвиняютъ заключенные. Затѣмъ, надо также признаться, что умъ пугается предъ цѣлью, которая руководила подобнымъ безчестіемъ... Смерть его величества!.. Но какая выгода маркизѣ Монтеспанъ въ этомъ отвратительномъ злодѣяніи? Трудно полагать безъ болѣе убѣдительныхъ доказательствъ, что она была способна на такую мысль главнымъ образомъ потому, что всѣ ея выгоды кажутся противоположны этой мысли... Согласно показаніямъ даже Гибура, этотъ преступный планъ былъ составленъ въ 1676 году... Необходимо предположить, что въ мартѣ 1679 года, когда маркиза Монтеспанъ пришла къ Вуазенъ съ святотатственной цѣлью, и даже ранѣе этого самаго времени, маркиза имѣла цѣль и побудительную причину, такъ трудно объяснимую, что мой разумъ отказывается проникнуть ее...
   Такимъ образомъ предъ удрученнымъ монархомъ развернулось все дѣло фаворитки.
   Начальникъ полиціи оставался въ нерѣшимости, настолько онъ былъ озабоченъ, чтобы ничего не произнесть безъ неопровержимыхъ доказательствъ. Затѣмъ другое чувство руководило имъ -- чувство защиты чести короля, и мало-по-малу онъ представилъ всѣ доводы, которые могли служить благопріятной защитой маркизѣ Монтеспанъ.
   Со своей стороны Кольберъ угадалъ ужасную борьбу, происходившую въ душѣ короля. Какъ преданнаго слугу своего главы и маркизы, его потрясало каждое обвиненіе Лувуа...
   -- Впрочемъ,-- продолжалъ Ларейни:-- Вуазенъ была подвергнута пыткѣ, и до самой смерти она ничего не сказала. Она представила другую причину своей поѣздки въ Сенъ-Жермэнъ и побудительный поводъ, вслѣдствіе которыхъ она хотѣла сама лично подать прошеніе королю. Она просто просила объ освобожденіи одного изъ своихъ друзей, по имени Блесси, заключеннаго въ Фонтенэ у маркиза Термъ. Романи, сопровождавшій ее въ Сенъ-Жермэнъ, подтверждаетъ эти увѣренія, и эта побудительная причина очевидна, потому что естественно...
   -- Это было бы возможно, сударь,-- перебилъ его Лувуа: -- если бы со времени казни Вуазенъ противъ нея не явилось болѣе доказательствъ, чѣмъ до суда надъ нею. Дочь Вуазенъ, которая сначала защищала свою мать, затѣмъ отреклась, и ея отвѣты не могутъ оставить никакого сомнѣнія относительно преступной цѣли колдуньи... Что касается пытки, перенесенной Вуазенъ, то я думаю, сударь, и вы также имѣли ту же мысль относительно этого, какъ свидѣтельствуетъ письмо, адресованное вами въ прошедшемъ мѣсяцѣ, что она была значительно смягчена, такъ какъ венсенскіе тюремщики доносили, что послѣ этого несчастная женщина ужинала съ большей алчностью, даже въ самой пыточной комнатѣ. Вы признаете, что относительно страждущаго, у котораго ноги только что были разбиты испанскими сапогами, это можетъ показаться страннымъ... Стража, которой было поручено наблюдать за нею въ тюрьмѣ, всегда говорила, что она опасалась главное, чтобы не нашли чего нибудь во время разбирательства дѣла по поводу ея поѣздки въ Сенъ-Жермэнъ... Болѣе того, неестественность, съ которой Вуазенъ хотѣла вручить это прошеніе въ руки короля,-- подозрительна; она просила рекомендательныя письма, добиваясь достичь до его величества; съ этою цѣлью она жила въ Сенъ-Жермэнѣ, съ воскресенья до четверга, какъ это слѣдуетъ заключить изъ доклада Дегрэ. Не имѣя возможности добиться успѣха видѣть его величество, она возвратилась въ Парижъ, и, какъ намъ сказала ея дочь, она должна была вернуться въ Сенъ-Жермэнъ на слѣдующій день послѣ ея ареста. Она отвергла всѣ предложенныя ей услуги подать прошеніе, хотя ей обѣщали его вернуть, послѣ того, какъ король его увидитъ. На это она всегда отвѣчала, не желая даже его показывать, что ей надо подать его въ собственныя руки... И все, что разсказывала ея дочь по этому поводу, сопровождалось такими подробностями, что нравственно невозможно ей ихъ сочинить, и, что какова бы ни была ея злоба и посредственный умъ, невозможно собрать вмѣстѣ столько подробностей, не впадая ни въ какое противорѣчіе... Впрочемъ, прежде чѣмъ эта дѣвушка дала показанія, она сказала нѣсколько словъ двумъ заключеннымъ вмѣстѣ съ нею. Не прибавила ли она, и очень ясно, что со времени заговора противъ особы короля, т.-е. ранѣе марта 1679 года, былъ другой планъ отравить герцогиню Фонтанжъ, что эти оба плана шли изъ того же самаго источника и сосредоточивались между одними и тѣми же лицами. Вуазенъ должна была съ помощью отравленнаго прошенія дѣйствовать противъ короля, а Романи посредствомъ отравленныхъ матерій и перчатокъ дѣйствовать противъ герцогини Фонтанжъ. Если бы Романи имѣлъ успѣхъ, то цѣною его преступленія была бы рука дочери Вуазенъ.
   -- Подробности, которыя Романи не перестаетъ отрицать,-- поспѣшилъ прибавить начальникъ полиціи.
   -- Изъ этихъ отрицаній вытекаетъ достовѣрность, сударь,-- возразилъ министръ:-- Романи, признавая, что искалъ возможность войти въ домъ герцогини Фонтанжъ, не зналъ, что отвѣтить относительно причины, побудившей его проникнуть такимъ образомъ къ герцогинѣ, и былъ принужденъ сказать, что его умъ не заходилъ далѣе. Здравый же смыслъ не допускаетъ, чтобы ради обыкновенной цѣли здравомыслящій человѣкъ могъ повѣрить выгодѣ войти одинъ разъ въ домъ герцогини Фонтанжъ и могъ считать эту выгоду столь крупной, что только ради этого ему пришло въ голову выдавать себя за иностраннаго купца, имѣющаго куски богатой матеріи и выписывавшаго перчатки изъ Рима и Гренобля... Прибавьте къ этому, сударь, что самъ Романи -- подъ подозрѣніемъ относительно употребленія ядовъ и сношеній съ отравителями. Кажется, даже и это будетъ служить подтвержденіемъ моихъ словъ, что Романи хотѣлъ подарить маркизу де-Термъ халатъ и ночной колпакъ, которые, какъ утверждаютъ, онъ приготовилъ для этого случая... Но это не все. Романи старался войти къ герцогинѣ Фонтанжъ черезъ нѣкую г-жу Бретешъ, а послѣдній ходъ дѣла намъ представляетъ эту самую г-жу Бретешъ, какъ извѣстную отравительницу. Не признала ли всѣхъ этихъ дѣяній, которыя, повидимому, ей были также въ совершенствѣ извѣстны, другая женщина, Филястръ, недавно приговоренная къ смерти судьями пламенной палаты? Не утверждала ли она, что маркиза Монтеспанъ была единственной подстрекательницей всѣхъ этихъ преступленій?.. Эта самая Филястръ призналась на пыткѣ, что послѣ задержанія Вуазенъ маркиза Монтеспанъ обращалась еще къ ней, съ цѣлью отравить герцогиню Фонтанжъ.
   При этихъ послѣднихъ словахъ королю пришла мысль прервать мрачный разговоръ, но онъ былъ слишкомъ высокаго понятія о своемъ верховномъ величествѣ, чтобы допустить выразиться предъ подданными своей скорби, какъ мужчины и любовника, и захотѣлъ выслушать до конца ужасныя разоблаченія.
   -- Дѣйствительно, сударь,-- отвѣтилъ Ларейни: -- Филястръ призналась во всемъ этомъ на пыткѣ, а, по моему мнѣнію, только пытка заставила ее такъ говорить. Впрочемъ, эта отравительница отреклась отъ этого показанія именно въ тотъ моментъ, когда ее казнили. Подобныя обвиненія нельзя выводить изъ словъ, сказанныхъ во время пытки, и они могутъ основываться лишь на времени, когда были сказаны, на явныхъ доказательствахъ и на здравомъ смыслѣ. Если же допускать правдоподобіе всего сказаннаго относительно плана, направленнаго противъ герцогини Фонтанжъ, то Вуазенъ и ея сообщники обдумали его между собою въ мартѣ 1679 года и въ томъ же самомъ мартѣ Вуазенъ была задержана. Но Филястръ сказала на пыткѣ, что за нѣсколько времени до этого Вуазенъ отправилась по направленію къ Ліону за всѣмъ необходимымъ для исполненія замысла, порученнаго ей маркизой Монтеспанъ. Надо принять во вниманіе, сударь, что въ эту эпоху Вуазенъ и ея сообщниковъ еще не судили. Кто могъ бы отвѣчать, что эти преступники сохранятъ тайну до конца, и при такой-то неопредѣленности и при справедливомъ опасеніи, чтобы ихъ первыя попытки не были обнаружены, естественно ли вообразить возможность, чтобы маркиза Монтеспанъ, не дождавшись, что изъ этого выйдетъ, довѣрилась другимъ для совершенія подобнаго преступленія?.. Съ другой стороны, Филястръ совсѣмъ не давала показаній ни въ томъ, что видѣла маркизу Монтеспанъ, ни что съ нею говорила. Согласно ея словамъ, сказаннымъ на пыткѣ, другой отравительницѣ, по имени Шаплэнъ, было поручено за счетъ маркизы Монтеспанъ исполнить преступный планъ относительно герцогини Фонтанжъ. Ну, хорошо, если бы даже правда, что эта Шаплэнъ и говорила Филястръ, но изъ этого вовсе нельзя заключить, что маркиза Монтеспанъ заставила ее такъ дѣйствовать. Шаплэнъ могла дѣйствовать для другихъ и въ этомъ обмануть Филястръ.
   -- Конечно, сударь,-- перебилъ его министръ:-- надо признаться, что всѣ эти предположенія, противоположныя тѣмъ, которыя имъ противорѣчатъ, странно тревожатъ умъ. Однако, надо признать, что, когда берешь показанія, сдѣланныя при составленіи протокола во время пытки, и отпирательства, сдѣланныя послѣ, то находишь болѣе соотвѣтственности и сходства въ тѣхъ, которыя показывались на допросѣ, чѣмъ въ отпирательствахъ. Такъ какъ послѣ признанія въ дѣяніяхъ, которыя съ точностью были представлены и подкрѣплены, и относительно которыхъ провѣренный и подверженный пыткѣ и очной ставкѣ подсудимый упорствовалъ бы и защит щался бы, многіе судьи, не обращаютъ вниманія на противоположныя показанія, сдѣланныя предъ казнью, и не принимаютъ въ уваженіе, что справедливѣе тому вѣрить, когда несчастные приговоренные отданы въ руки исповѣдника и вручены послѣднимъ слугамъ правосудія, которые ими злоупотребляютъ и могутъ пользоваться ими, чтобы заставить ихъ говорить, что нравится первымъ... Но, не останавливаясь на пользѣ, основанной на этомъ мнѣніи, надо признать, что, если Филястръ въ минуту пытки дала показаніе относительно плана войти къ герцогинѣ Фонтанжъ, чтобы ее отравить, она не была допрошена объ этомъ, и ей не говорили о герцогинѣ Монтеспанъ. Со времени же ея казни было надлежащимъ образомъ доказано, что эта отравительница, безпрестанно искавшая отравленій и всякаго рода чарованій, предававшася святотатственнымъ обрядамъ и самымъ ужаснымъ мерзостямъ, дѣйствительно имѣла планъ войти въ домъ герцогини Фонтанжъ, что она должна была измѣнить имя, входя туда, хотѣла убить одну изъ своихъ сообщницъ Дюфайе изъ боязни, чтобы та, зная ея секреты, не измѣнила ей, какъ только ей удастся пробраться къ герцогинѣ. Не показалъ ли другой обвиненный, Гале, помогавшій Вуазенъ въ ея подозрительныхъ дѣлахъ и заключенный въ данную минуту въ Венсеннскомъ замкѣ, что Филястръ приходила къ нему просить любовныхъ порошковъ,-- порошковъ, которые, какъ сказала ему эта женщина, были предназначены для его величества?.. Другой разъ, еще приходили отъ маркизы Монтеспанъ просить порошки, чтобы умертвить незамѣтно. Онъ признавался, что съ 1670 года давалъ любовные порошки и другіе, чтобы умертвить, и что въ любовныхъ порошкахъ были шпанскія мушки, и что они были освящены подъ дароносицей... По какому странному случаю эти оба преступника такимъ образомъ одинаково показали?..
   -- Они, однако, согласились не во всемъ, сударь,-- замѣтилъ начальникъ полиціи,-- такъ какъ на очной ставкѣ Филястръ утверждала, что эти порошки она просила не для короля, не для маркизы Монтеспанъ, но что Гале сказалъ ей, давая ихъ, будто они похожи на тѣ, которые онъ давалъ прежде для короля и маркизы Монтеспанъ.
   -- Но одно это не служитъ еще доказательствомъ противъ маркизы?
   -- Доказательствомъ, нѣтъ, сударь, и нельзя обращать на это вниманіе, такъ какъ Гале могъ сказать это изъ самохвальства, ничего этого не дѣлая, просто для увеличенія славы своихъ товаровъ.
   -- Однако, сударь, другіе обвиняемые утвердительнѣе говорили о врученіи этихъ порошковъ, и аббатъ Гибуръ самъ признался, что много разъ освящалъ ихъ подъ дароносицей во время мессъ, которыя онъ служилъ по этому случаю. Онъ не менѣе утвердительно говорилъ, чѣмъ о святотатственныхъ мессахъ, о дѣтяхъ, задушенныхъ во время этихъ мессъ. И эти показанія не могутъ быть причислены къ хвастовству, такъ какъ, напротивъ, кажется, эти святотатства ему близко знакомы, и онъ самъ признавался, что продѣлывалъ ихъ болѣе двадцати лѣтъ... Конечно, когда подумаешь, то трудно предположить, что такія преступленія возможны. Они кажутся столь новыми и странными, что едва ли возможно было бы обратить на нихъ вниманіе... Однако, тѣ, кто ихъ совершаетъ, сами признаются въ этомъ, и эти злодѣи разсказываютъ о нихъ столько подробностей и обстоятельствъ, что трудно сомнѣваться...
   Одинъ изъ дѣтей Филястръ былъ, повидимому, также принесенъ въ жертву; Гибуръ, который болѣе двадцати лѣтъ имѣлъ связь съ одной конкубинкой, Шанфрень, сознается, что приносилъ въ жертву во время этихъ мессъ многихъ дѣтей, которыхъ имѣлъ отъ этой конкубинки; дочь Вуазенъ также показала, что видѣла его приносящимъ жертву, и очень подозрѣвала, что у ея матери ихъ было принесено большое количество. Она не одна высказала эти подозрѣнія, другіе обвиняемые говорятъ странныя вещи относительно этихъ дѣяній... Помните ли вы, сударь, что въ сентябрѣ 1676 года, время, которое достаточно подходитъ къ указанному дочерью Вуазенъ и Гибуромъ, въ Парижѣ были безпорядки, скопища, различныя мятежныя движенія въ разныхъ частяхъ города изъ-за слуха, что похищаютъ дѣтей для удушенія ихъ, и нельзя было понять, какая причина этому слуху... Вспомните также, что народъ предался различнымъ насиліямъ надъ нѣкоторыми женщинами, подозрѣваемыми въ ловлѣ дѣтей, и что одна изъ нихъ была задержана, приговорена къ смерти и избѣгла казни только потому, что притворилась беременной, что стоило ей особой милости его величества...
   -- Я не оспариваю этихъ преступленій, сударь, но эти общія подозрѣнія не доказываютъ ничего положительнаго относительно особы маркизы. Гибуръ хорошо сказалъ, что ему дѣлали предложенія для маркизы Монтеспанъ, что это ему говорили, и онъ думалъ, что это была она, но онъ сознается, что никогда не видѣлъ ея лица, никогда съ нею не говорилъ и не знаетъ ея.
   -- Дѣйствительно, сударь, Гибуръ до сихъ поръ отпирается, но дочь Вуазенъ была откровеннѣе и утверждала, что видѣла маркизу Монтеспанъ на одной изъ святотатственныхъ мессъ, которую служилъ Гибуръ; что онъ предложилъ и принесъ въ жертву своего ребенка, вырвавъ у него внутренности и произнося заклинаніе, въ которомъ были, согласно актамъ, имена короля и маркизы Монтеспанъ. И по всему, что было возможно узнать, ясно видно, что эти три мессы служились для маркизы Монтеспанъ: первая месса въ замкѣ Вильбузенъ, вторая -- въ Сэнъ-Дени, а третья въ улицѣ Борегаръ, въ ту самую ночь, когда Вуазенъ была заключена. Прежде чѣмъ было упомянуто о маркизѣ Монтеспанъ, Гибуръ уже говорилъ во время допроса о первой мессѣ, которую служили въ часовнѣ Вильбузенъ на животѣ замаскированной женщины, и конкубинка Гибура показала подробности, служащія для установленія этого факта. Затѣмъ, Филястръ признала, что Гибуръ тому восемь лѣтъ разсказывалъ ей, будто служилъ мессу въ одномъ погребѣ въ Сэнъ-Дени для маркизы Монтеспанъ... Такимъ образомъ изъ предшествовавшихъ процессовъ видно, что маркиза Монтеспанъ была, по крайней мѣрѣ, въ 1667 году въ сношеніяхъ съ Вуазенъ, и что въ эту эпоху она заставляла читать Св. Писаніе на ея головѣ... Для этого существовалъ планъ, и пергаментъ, найденный во время сдѣланнаго у колдуньи обыска, достаточенъ, чтобы установить ваше убѣжденіе... Планъ договора съ чортомъ и требованія, помѣченныя на немъ, имя короля, королевы, дофина, герцогини Фонтанжъ, цѣль, для чего все это дѣлалось,-- все это съ виду очень правдоподобно, тѣмъ болѣе, что только тѣ способны были это совершить, чей былъ въ этомъ интересъ. Также надо предполагать, что тѣ, кто имѣлъ слабость вѣрить въ успѣхъ подобныхъ средствъ, должны были также вѣрить, что подложныя имена были бы противны сущности ихъ святотатствъ и жертвъ...
   Лувуа остановился. Съ знаніемъ дѣла, переходя отъ общаго къ частностямъ, онъ съ неумолимой логикой заставилъ выдѣлиться виновность маркизы Монтеспанъ. Его спокойное, энергичное мясистое лицо составляло странную противоположность мягкому выраженію лица короля. Въ дѣйствительности министръ совсѣмъ не желалъ появленія маркизы Монтеспанъ предъ пламенной палатой. Скандалъ былъ бы слишкомъ великъ и отбросилъ бы на всѣхъ тѣнь безчестія. Онъ хотѣлъ лишь безвозвратно погубить маркизу въ глазахъ короля въ пользу соперницы, еще находившейся въ тѣни -- г-жи Мэнтенонъ, интересамъ которой онъ служилъ.
   Ларейни сдѣлалъ послѣднее усиліе уменьшить печальное впечатлѣніе, произведенное на короля словами министра:
   -- Государь, всѣ доводы г. Лувуа были бы убѣдительны, если бы другія предположенія не уничтожали ихъ тотчасъ; я не сумѣлъ бы предъ такими противорѣчіями ни выразить сужденія, ни высказать мнѣнія. Я пробовалъ сдѣлать планъ дѣлъ, которыя угодно было королю поручить мнѣ для разсмотрѣнія въ Бастиліи и Венсенѣ, но я признаю, какъ и въ другихъ случаяхъ, въ которыхъ я хотѣлъ попытаться на нѣчто подобное, что всѣ эти проекты были свыше моихъ силъ... Виды, которые я могъ имѣть, ослабѣли изъ-за столькихъ различныхъ объектовъ, изъ-за такого количества заключенныхъ, еще изъ-за большаго количества другихъ лицъ, которыя кажутся виновными въ исключительныхъ преступленіяхъ или втянуты въ ужасныя сношенія, и мнѣ очень трудно объяснить и высказать положеніе и важность этихъ несчастныхъ дѣлъ посредствомъ заключенія, и только акты должны доказать, что можно формулировать разумныя идеи.
   Лувуа приготовился отвѣчать, когда король обратился къ Кольберу:
   -- Выскажите, въ свою очередь, сударь, ваше мнѣніе.
   -- Государь,-- сказалъ Кольберъ,-- я далекъ отъ намѣренія опровергать длинную серію аргументовъ, которые вы изволили выслушать... Тонкость сужденія часто позволяетъ приводить доводы и доказывать самыя ложныя вещи. Какъ! вознамѣриться отравить своего повелителя, благодѣтеля, своего короля, личность, которую любишь болѣе жизни!.. Зная, что, теряя его, теряешь все, взяться за исполненіе такого жестокаго предпріятія!..Исъ такою ужасною мыслью сохранить спокойствіе души и самую чистую невинность!.. Это непостижимо, и его величество, зная маркизу Монтеспанъ до глубины ея души, никогда не убѣдится, что она способна за такую гнусность... Могутъ ли послужить поводомъ къ уголовному преслѣдованію столь нелѣпыя желанія и помыслы? Развѣ наказываютъ неосновательное отвращеніе и отсылаютъ подобныя дѣла въ секретный трибуналъ? Три дня тому назадъ я имѣлъ честь вручить вашему величеству рѣчь, которую одинъ адвокатъ, г-нъ Дюплесси, возбужденный обвиненіями, считаемыми имъ отвратительною клеветою, составилъ въ пользу маркизы Монтеспанъ. Эта рѣчь, государь, какъ вы могли въ этомъ убѣдиться, основана на здравомъ смыслѣ. Если бы маркиза Монтеспанъ дѣйствительно была скомпрометирована въ безчестныхъ сношеніяхъ съ Вуазенъ, то послѣдняя не колеблясь призналась бы, такъ какъ, находясь въ положеніи скораго появленія предъ судомъ Бога, ей оставалось думать лишь о собственномъ спасеніи... Въ спискѣ кліентовъ отравительницы имени маркизы Монтеспанъ нѣтъ, а это -- фактъ большой важности, такъ какъ, чтобы установить подобное обвиненіе, необходимы, государь,-- какъ только что сказалъ г. начальникъ полиціи,-- вполнѣ доказанные акты.
   -- Вполнѣ доказанные акты, сударь!-- вмѣшался Лувуа.-- Развѣ вы ни во что не ставите вещей, найденныхъ у Вуазенъ и принадлежащихъ маркизѣ Монтеспанъ? А браслетъ? А пергаментъ? А присутствіе кавалера Люссака въ саду колдуньи?.. Вотъ, однако, доказательства, удивительно простыя для соображенія относительно фактовъ.
   -- Я уже имѣлъ объясненіе по поводу браслета и пергамента, которое меня удовлетворило,-- перебилъ король:-- остается кавалеръ Люссакъ.
   -- Кавалеръ Люссакъ!-- сказалъ Ларейни.-- Но г. Лувуа знаетъ, какъ и я, что я его допрашивалъ, и что ему невозможно объяснить, какимъ образомъ могли найти его опасно раненымъ у прорицательницы... и въ этомъ я его считаю безусловно искреннимъ... Если бы даже это было не искренно, то все-таки я не вижу, почему это присутствіе могло служить доказательствомъ сношеній маркизы Монтеспанъ съ Вуазенъ... Когда я допрашивалъ кавалера Люссака, то онъ увѣрялъ, что видѣлъ маркизу только одинъ разъ, въ то время, какъ онъ спасъ ей жизнь, и что съ тѣхъ поръ онъ не имѣлъ чести говорить съ нею...
   -- Смѣлая ложь!-- не могъ удержаться министръ, чтобы не возразить.
   -- О, признаюсь, сударь, что въ этомъ слабый пунктъ защиты, но, наконецъ, слѣдуетъ ли пренебрегать словомъ дворянина?
   -- Могу васъ увѣрить,-- сказалъ спокойно Лувуа:-- и опираюсь на доказательства, что въ продолженіе многихъ мѣсяцевъ кавалеръ Люссакъ и маркиза Монтеспанъ часто встрѣчались то въ Кланьи, то въ Парижѣ. Отчеты, данные мнѣ относительно этого пункта, не могутъ быть подъ сомнѣніемъ.
   Король поднялся съ кресла.
   Кольберъ былъ сраженъ.
   -- Кавалеръ Люссакъ и маркиза Монтеспанъ встрѣчались, говорите вы, въ продолженіе цѣлыхъ мѣсяцевъ... Чѣмъ можете вы это подтвердить?
   -- Государь, простите, что я предъ вами изобличаю это дѣло, но для блага правосудія и правды необходимо, чтобы вы знали истину. Да, государь, въ теченіе скоро шести мѣсяцевъ маркиза Монтеспанъ не переставала видѣться наединѣ съ кавалеромъ Люссакомъ... Г-жа Дэзэльё и служанка, по имени Като, которую я допрашивалъ, были принуждены сознаться: вотъ почему я не боюсь сегодня вполнѣ увѣренно сдѣлать заявленіе, что кавалеръ Люссакъ отправился къ Вуазенъ за маркизой Монтеспанъ въ ночь, когда та въ послѣдній разъ служила святотатственную мессу, въ ночь, окончившуюся задержаніемъ презрѣнной отравительницы.
   Внезапная блѣдность покрыла лицо короля. Столь положительныя слова Лувуа не допускали болѣе сомнѣній въ виновности Атенаисы. Теперь все объяснилось: и сердитый видъ его любовницы, и холодность, которую она не умѣла скрывать, затѣмъ, сожалѣнія, когда увидѣла, что любовь короля мало-по-малу переносится на другую, и всѣ усилія завоевать благоволеніе короля. Издавна находясь въ сношеніяхъ съ Вуазенъ и ея помощниками, какъ это было доказано, она не отступила предъ самыми худшими средствами, чтобы стереть съ лица земли свою соперницу.
   Чувство, свойственное людямъ, кольнуло сердце короля. Впервые Людовикъ узналъ ревность, слѣпую и жестокую ревность, къ которой примѣшивалось чувство ненависти къ этому дворянину, пренебрегшему уваженіемъ къ верховному повелителю и осмѣлившемуся злоупотребить такимъ образомъ его довѣріемъ. Хотя его самолюбіе мужчины и гордость короля были глубоко оскорблены, онъ все-таки имѣлъ силы сдержаться и сказалъ твердымъ голосомъ:
   -- Благодарю васъ, господа, что вы меня просвѣтили. Благо правосудія и правды дѣйствительно приказываетъ вамъ сообщить мнѣ объ этихъ дѣлахъ... И такъ какъ надлежитъ, согласно моему желанію, чтобы свѣдѣнія были полныя, то вы, г. начальникъ полиціи, отправитесь немедленно въ Бастилію, чтобы снова допросить Люссака, и если этотъ узникъ будетъ упорно не признаваться, то вы прикажите примѣнить къ нему пытку.
   -- Пытку, государь?;-- отважился спросить Ларейни.-- Но кавалеръ Люссакъ еще не появлялся предъ арсенальной палатой, и надъ нимъ не произнесено никакого приговора...
   -- Не все ли равно?-- возразилъ монархъ.-- Когда дѣло идетъ о раскрытіи правды, то никакое средство -- не произволъ. Впрочемъ, вы не можете не знать, что пыточныя мученія совсѣмъ не налагаются, какъ наказаніе, но какъ средство юридическаго слѣдствія. Ступайте, господа, и пусть будутъ исполнены мои приказанія...
   Затѣмъ онъ прибавилъ:
   -- Вы пошлете также курьера въ Кланьи...
   Министры и начальникъ полиціи удалились. Эта памятная сцена длилась не менѣе четырехъ часовъ.
   Оставшись одинъ, Людовикъ тяжело упалъ въ свое кресло, и у него вырвалось рыданіе.
   Король плакалъ.
   

XXVII.

   Со времени ослѣпительнаго тріумфа герцогини Фонтанжъ маркиза Монтеспанъ не появлялась болѣе на придворныхъ празднествахъ.
   Она не могла оправиться отъ жестокихъ оскорбленій гордости и теперь одна въ своемъ пышномъ жилищѣ, въ Кланьи, проводила дни съ сокрушеніемъ сердца, мучительно ожидая окончательной опалы.
   Какъ только она получила предупрежденіе, что король приказалъ ее потребовать, то бросилась поспѣшно въ Сенъ-Жермэнъ. У нея явился лучъ надежды. Не смягчились ли къ ней чувства Людовика? Положеніе Атенаисы во время предшествующаго свиданія, вызванныя воспоминанія, безъ сомнѣнія, послужили защитой въ ея пользу, и она снова заблеститъ и, наконецъ, возобновитъ свое завидное, великолѣпное существованіе...
   При ея пріѣздѣ король находился одинъ въ своемъ кабинетѣ.
   Вполнѣ владѣя собою, съ обычной учтивостью, Людовикъ указалъ на стулъ маркизѣ, которая съ глубокимъ поклономъ привѣтствовала его.
   -- Садитесь, сударыня.
   Съ минуту, казалось, король размышлялъ, затѣмъ суровымъ голосомъ сказалъ:
   -- Сударыня, долго льстилъ я себя надеждой, что ускользнулъ отъ большого горя. Увы! иллюзій болѣе нѣтъ, и я теперь оплакиваю свои слабости.
   При этомъ вступленіи, уничтожившемъ послѣднюю надежду, Антенаиса вздрогнула.
   -- Государь, я не понимаю...
   -- Выслушайте меня,-- сказалъ Людовикъ.-- Разыгралась трагедія, какую могло породить самое смѣлое, самое преступное воображеніе, и невольнымъ героемъ которой сдѣлался я... Я не на поминаю вамъ объ этой слишкомъ гнусной интригѣ.
   Король провелъ рукою по лбу, какъ бы отгоняя мрачное видѣніе.
   -- О эта злополучная трагедія! Я не могу подумать о ней безъ глубокой грусти, такъ какъ вы, сударыня, въ ней главная актриса... и авторъ!
   Не обращая вниманія на жестъ ужаса Атенаисы, онъ прибавилъ:
   -- Я жарко васъ защищалъ, увѣренный въ вашей невинности, и ежедневно ожидалъ доказательствъ въ вашу пользу!.. Я разсѣялъ свои сомнѣнія... подавилъ мой ужасъ, отрицалъ даже очевидность... Теперь мнѣ остается лишь васъ сожалѣть...
   Маркиза опустила свое лицо, покраснѣвшее отъ стыда; она слабо сказала:
   -- Вы можете, государь, считать меня виновной?
   Поднявъ голову и желая побѣдить свое смущеніе, она сказала:
   -- Это невозможно.
   Ея гордость подалась предъ благородной сдержанностью монарха. Какъ бы она предпочла жестокую запальчивость Людовика! Предъ королевскими громами она противопоставила бы тогда свое патетическое горе, театральный безпорядокъ своей возмущенной красоты, обольстительное лицо, по которому струятся слезы, а также краснорѣчіе рыданій. Ради защиты ея чести она нашла бы непреодолимую позу.
   Напротивъ, теперь униженная Атенаиса молчала чувствуя, что въ ней зародилось запоздалое угрызеніе совѣсти.
   -- Зачѣмъ не могу я болѣе сомнѣваться, сударыня!-- сказалъ помолчавъ король.-- Однако, несмотря на всѣ подозрѣнія, несмотря на всѣ улики, скопившіяся противъ васъ, наконецъ, несмотря на все, что служитъ противъ васъ обвиненіемъ, я не обратилъ бы вниманія на столько обстоятельствъ и забылъ бы, что ваше имя произносятъ самые худшіе изъ преступниковъ, которыхъ судятъ судьи пламенной палаты... Я не могъ бы повѣрить, что вы, одна изъ Мортемаръ, будете въ одинъ прекрасный день запутаны въ это ужасное дѣло, омрачившее славу французскаго двора... Да, сударыня, я колеблюсь... я еще колеблюсь... И я очень хотѣлъ бы согласиться подождать объясненія послѣдняго свидѣтеля, узника Бастиліи, г. Люссака, вашего любовника.
   Атенаиса, покраснѣвъ, выпрямилась и сложила руки какъ бы съ мольбой.
   -- Государь, ради Бога, выслушайте меня.
   Но король не дозволилъ себѣ расчувствоваться и продолжалъ:
   -- Этотъ самый дворянинъ слѣдовалъ за вами до колдуньи... Впрочемъ, чрезъ нѣсколько часовъ я узнаю все, такъ какъ я отдалъ приказъ подвергнуть его пыткѣ.
   Маркиза пришла въ неистовство. Она думала, что сошла съ ума.
   Итакъ, потому что онъ ее любилъ, ему придется перенести тысячу смертей. Ей ясно представилась вся несправедливость этого страшнаго дѣла -- пытки. Предъ нею предстало ужасное видѣніе -- тѣла, которое она ласкала, и плоти, трепетавшей подъ ея поцѣлуями, теперь изорванной испанскими сапогами въ ужасномъ аппаратѣ, худшей изъ пытокъ.
   -- Пыткѣ!..-- воскликнула она:-- кавалеръ Люссакъ будетъ подвергнутъ пыткѣ!.. Нельзя допустить такую ужасную жестокость.
   -- Такъ онъ вамъ очень дорогъ, сударыня?
   Король страдалъ.
   Атенаиса при всевозможныхъ иныхъ обстоятельствахъ перенесла бы справедливые удары судьбы даже съ искренней благодарностью во взорѣ за долготерпѣніе монарха, потому что была виновата, но она не хотѣла, чтобы прикасались къ невиновному Оливье. Въ ней проснулась дикая любовница. Она потеряла бы состояніе и честь, но спасла бы Люссака отъ опасности, угрожавшей его жизни.
   Она пришла въ ярость и, восхитительно прекрасная, выразила свою безконечную страсть въ одномъ воплѣ:
   -- Ну, да! я его люблю. И это ваша вина, ваша, зачѣмъ вы меня покинули? Да, ваша ошибка! Пресыщенные моими ласками, вы не поколебались заставить меня публично переносить оскорбленіе унизительнаго соперничества... Повторяю вамъ, я его люблю... А васъ... я боюсь васъ возненавидѣть. Басъ презирать, васъ, короля, который, пожертвовавъ мною ради другой, теперь потерялъ право ревновать. Однажды уже вы меня жестоко оскорбили вашими несправедливыми подозрѣніями, и я не забыла, что если г. Фронтенакъ былъ назначенъ губернаторомъ Канады, то только ради того, чтобы его удалить отъ двора изъ-за меня... Теперь вы взялись за г. Люссака.
   Она задыхалась отъ гнѣва, бросая въ лицо Людовика все свое возмущеніе, все свое отчаяніе.
   Но, облегчивъ себя отъ испытываемыхъ ею чувствъ, она отдалась страху предъ величіемъ того, кто былъ предъ нею. Придя въ себя, она увидѣла опасность, куда могли увлечь ее столь неосторожныя слова... Тогда мѣсто обезумѣвшей влюбленной заняла умоляющая женщина. И со слезами, дрожавшими на концѣ ея длинныхъ рѣсницъ, она упала на колѣни предъ королемъ, остававшимся неподвижнымъ во время ея изступленія.
   -- О государь,-- пробормотала она:-- помилуйте!
   Затѣмъ, взявъ руки задумавшагося монарха, она оросила ихъ слезами.
   -- Государь, сжальтесь!
   На этотъ разъ надменная фаворитка, гордая Мортемаръ, была побѣждена.
   -- Государь,-- сказала она съ новымъ усиліемъ:-- надо ли во всемъ вамъ признаться?
   -- Надо, сударыня, говорить, какъ предъ Богомъ. Встаньте...
   -- Но, г. Люссакъ, государь!.. но онъ...
   -- Вы обо мнѣ дурно судили сейчасъ, упрекая меня "за ревность", какъ вы называли... Если когда-то я изгналъ г. Фронтенака, то вовсе не за то, что его подозрѣвалъ въ любви къ вамъ, но потому, что его фатовство давало поводъ думать объ этомъ. Что касается г. Люссака, онъ меня лично оскорбилъ, и это оскорбленіе возбудило во мнѣ справедливое и глубокое раздраженіе... Было бы, однако, не достойно меня мстить... и вы видите, что я готовъ все забыть... но съ условіемъ, что вы ничего не скроете отъ меня относительно вашихъ сношеній съ отравительницей.
   Утомленная борьбою, столь тяжело длившейся въ теченіе нѣсколькихъ минутъ, показавшихся вѣками, какъ раскаивающаяся грѣшница, которую ужасаютъ вѣчныя мученія, Атенаиса де-Мортемаръ, поблѣднѣвъ, начала свою жестокую исповѣдь. Она смиренно представила, какимъ путемъ ея мысль дошла до святотатства; она описала многочисленныя стадіи своихъ страданій влюбленной, чувствовавшей, что подходятъ роковые годы, и предвидѣвшей близкое изгнаніе.
   -- Ахъ, государь, я горячо желала васъ вновь завоевать. Это они, эти презрѣнные, меня обманули... Да, виновата я, но въ особенности эта ужасная женщина. Я не знала... я не могла знать... Но г. Люссакъ, клянусь вамъ, государь, ничего этого не зналъ. Я одна должна за это отвѣчать и заклинаю васъ, государь, простить ему... Накажите меня: я обладала вашимъ сердцемъ... я хотѣла еще большаго.
   Въ Людовикѣ оставался человѣкъ и хотя пресыщенный, но сжалившійся любовникъ.
   Волнующія воспоминанія краснорѣчиво защищали дѣло въ пользу Атенаисы, и, несмотря на только что сдѣланныя признанія, негодованіе короля теперь утихло. Онъ направился къ своему бюро и написалъ нѣсколько словъ на пергаментѣ съ заранѣе приложенной королевской печатью.
   -- Государь,-- продолжала маркиза умолять, опасаясь законной суровости августѣйшаго повелителя: -- для меня изгнаніе или смерть... но его... его пощадите!..
   -- Повинуюсь вамъ, сударыня. Вотъ помилованіе г. Люссака.
   Съ внезапнымъ сердечнымъ изліяніемъ маркиза схватила руки монарха.
   -- О, благодарю! Какъ могла я сомнѣваться въ вашей добротѣ?
   -- Сударыня, я озабоченъ лишь однимъ: спасти отъ позора мать моихъ дѣтей. Помните, что лишь одно это заставило меня быть милосерднымъ... Теперь спѣшите въ Бастилію, и помоги вамъ Небо не опоздать.
   Маркиза, которую смутило благородство души и великодушіе короля, почтительно спросила его:
   -- Что затѣмъ прикажетъ мнѣ король?
   -- Я предоставляю васъ Богу... Съ этой минуты онъ единственный повелитель вашей судьбы.
   

XXVIII.

   Кавалеръ Люссакъ, заключенный болѣе года въ Бастиліи, началъ терять надежду... Не навсегда ли забыли его тамъ? Сама Атенаиса, его обожаемая любовница, удостаиваетъ ли она еще думать о немъ? Онъ стыдился этихъ сомнѣній, вспоминая о слишкомъ короткомъ и уже столь давнемъ посѣщеніи маркизы, о ея обѣщаніяхъ и ласкахъ. Но тогда отчего же она не придетъ утѣшить его? Самымъ большимъ его страданіемъ и единственной заботой была невозможность любоваться своей возлюбленной и трепетать отъ ея ласкъ. Кавалеръ Люссакъ, слишкомъ поглощенный своею безмѣрною страстью, совсѣмъ не думалъ объ опасности, которой подвергалась маркиза Монтеспанъ, возобновляя свое посѣщеніе. Неопытный, полный самолюбія, какъ всѣ любовники, Оливье, сдѣлавшійся отъ несчастія несправедливымъ, иногда позволялъ себѣ шептать упреки, о которыхъ тотчасъ же сожалѣлъ.
   Дѣйствительно, маркиза не могла снова видѣться съ Люссакомъ, не компрометируя себя, и должна была рѣшиться на эту жертву. Король желалъ самъ заняться изслѣдованіемъ всего, что касалось ея, и она изъ предосторожности вела себя сдержанно до признанія въ своей любви.
   Между тѣмъ Люссакъ сталъ замѣчать, что старались смягчить строгость его заключенія, и хотя онъ былъ лишенъ извѣстій извнѣ, но его окружали заботами, непривычными въ подобномъ мѣстѣ, и съ нимъ разговаривали не только съ уваженіемъ, а даже съ добротою. Дѣйствительно, Кольберъ, узнавъ тайну маркизы Монтеспанъ, поспѣшилъ дать приказаніе г. Бемо. Люссакъ понялъ, чьему великодушному вмѣшательству обязанъ столь трогательнымъ вниманіемъ, предметомъ котораго былъ онъ...
   Теперь онъ вѣрилъ въ будущее; онъ убаюкивалъ себя сладкими и утѣшительными мыслями. Увы, онъ не могъ подозрѣвать рокового пробужденія, которое ожидало его.
   Уже приготовлялись сообщить ему объ ужасномъ рѣшеніи короля.
   Мѣсяцъ спустя послѣ казни Вуазенъ, согласно точнымъ приказаніямъ короля, Лувуа въ сопровожденіи начальника полиціи отправился въ Бастилію, въ казематъ, занятый Люссакомъ.
   Послѣдній былъ допрошенъ только два раза и послѣ второго допроса не видѣлъ болѣе Ларейни. При этомъ неожиданномъ посѣщеніи и въ особенности вслѣдствіе столь необычайнаго присутствія Лувуа, Оливье охватило печальное предчувствіе...
   -- Его величество,-- сказалъ министръ:-- знаетъ, что вы замѣшаны въ очень важномъ дѣлѣ... Ваше свидѣтельство при настоящихъ обстоятельствахъ можетъ имѣть громадное значеніе. Мнѣ поручилъ король васъ допросить... Готовы ли вы мнѣ отвѣчать?
   -- Дѣло громадной важности, сударь?
   -- Вы прекрасно угадываете, сударь, на какое событіе я намекаю... Прошу васъ убѣдительно объявить все, что вы знаете о Вуазенъ, объ ея сношеніяхъ съ маркизой Монтеспанъ и о цѣли, какая была у васъ и маркизы Монтеспанъ при посѣщеніи ВилльНева въ ночь съ 11-го на 12-е марта 1679 года.
   -- Но меня уже объ этомъ допрашивалъ начальникъ полиціи,-- отвѣтилъ Оливье:-- и. я ему сказалъ все, что зналъ... Уже многіе мѣсяцы я здѣсь запертъ и все еще не знаю причины моего заключенія. Отъ одного только г. Ларейни я узналъ о преступленіяхъ Катерины Вуазенъ. Я подтвердилъ ему, что только одинъ разъ разговаривалъ съ маркизой Монтеспанъ. Мнѣ нечего прибавлять къ этимъ заявленіямъ.
   Лувуа продолжалъ:
   -- Я вижу, что буду вынужденъ противопоставить вашимъ увѣреніямъ самое формальное опроверженіе, такъ какъ у меня есть достовѣрныя свѣдѣнія -- я скажу даже болѣе -- доказательства, что съ августа этого года вы часто посѣщали маркизу Монтеспанъ въ ея замкѣ Кланьи. Съ другой стороны, васъ нашли у Вуазенъ въ ту самую ночь, когда тамъ совершалось ужасное святотатство... Почему вы были ранены? До послѣдняго дня наше слѣдствіе не могло этого обнаружить, но оно позволило намъ, однако, утверждать, что вы ожидали въ улицѣ Борегаръ замаскированную даму... Эта дама, кавалеръ Люссакъ, была маркиза Монтеспанъ.
   Лувуа прибѣгнулъ къ хитрости. Одни лишь предположенія позволяли ему возстановить такимъ образомъ факты.
   Люссакъ угадалъ, что это -- ловушка.
   -- Но все это ложь!-- воскликнулъ онъ.
   -- Совѣтую вамъ признаться,-- сказалъ не волнуясь Лувуа:-- это приказываетъ вамъ король... Если вы будете упорно хранить молчаніе, то я увижу себя принужденнымъ привести въ исполненіе строгое предписаніе, полученное мною.
   Люссакъ понялъ, какого рода было данное министру предписаніе. Онъ задрожалъ.
   -- Что вы хотите, чтобъ я сказалъ вамъ болѣе, сударь?
   -- Прекрасно,-- отвѣтилъ Лувуа:-- король приказалъ мнѣ, если вы будете упорствовать въ скрываніи истины, силою добиться признанія, въ которомъ вы отказываете... Итакъ, вы отрицаете, что знаете о происходившемъ у Вуазенъ въ ночь съ 11-го на 12-е марта 1679 года, и вслѣдствіе какого приключенія васъ нашли раненымъ въ саду этой женщины?
   Очень блѣдный, пристально глядя своими большими глазами на министра, Оливье твердымъ голосомъ подтвердилъ:
   -- Да, сударь, я не сумѣлъ бы солгать, ради избѣжанія безполезныхъ и несправедливыхъ страданій... Вы сдѣлаете изъ меня жертву, но не доносчика.
   -- Въ такомъ случаѣ, сударь, я исполню свой долгъ.
   И Лувуа сдѣлалъ знакъ начальнику полиціи, который, подойдя къ двери каземата, приказалъ приблизиться двумъ тюремщикамъ.
   Ларейни указалъ имъ на Люссака:
   -- Проводите этого господина въ камеру пытки.
   Какъ только прибыли въ Бастилію Лувуа и Ларейни, палачъ и его помощники получили приказъ приготовить орудіе пытокъ.
   Безропотно покорившись, кавалеръ Люссакъ самъ занялъ мѣсто между двумя тюремщиками, которые отвели его.
   Лувуа сталъ размышлять. Его смущало запирательство Люссака. По правдѣ, онъ не могъ желать гибели дворянина; онъ хотѣлъ только послѣдняго доказательства, которое наконецъ убѣдило бы короля. Тѣмъ болѣе онъ не скрывалъ отъ себя, насколько трудно вырвать у любовника признаніе въ проступкахъ его любовницы, и, чтобы этого добиться, онъ рѣшился прибѣгнуть къ самымъ страшнымъ средствамъ -- пыткѣ.
   -- Отвѣты этого дворянина,-- замѣтилъ Ларейни: -- во всѣхъ пунктахъ сходны съ тѣми, которые онъ мнѣ уже сдѣлалъ, и я очень опасаюсь, сударь, что онъ упорно будетъ молчать относительно маркизы Монтеспанъ...
   -- Нашъ долгъ, сударь, ничѣмъ не пренебрегать, въ особенности, когда дѣло идетъ о чести короля!
   -- Прикажите же примѣнить пытку со всею строгостью и затѣмъ придите за мною къ г. Бемо.
   И министръ отправился къ коменданту Бастиліи, тогда какъ Ларейни, въ качествѣ члена-докладчика пламенной палаты, спускался по извилистой лѣстницѣ, которая вела въ комнату пытокъ.
   Уже раздѣтый Оливье сидѣлъ на стулѣ, на которомъ производились пытки, а возлѣ него помощники палача ожидали приказаній съ колотушкой въ рукахъ.
   Начальникъ полиціи, лишь только вошелъ, орбатился къ Люссаку со словами:
   -- Все приготовлено, сударь, чтобы васъ допросить, Умоляю васъ избавить насъ отъ этой тягостной миссіи, сказавъ всю правду.
   -- Правду? Я ее сказалъ, и вы можете исполнить данный вамъ приказъ,-- отвѣтилъ кавалеръ Люссакъ.
   Оливье закрылъ глаза, и только его губы дѣлали движеніе, нашептывая молитвы.
   Ларейни сдѣлалъ знакъ помощникамъ. Между дубовыми досками помѣстили клинъ и ударили по немъ колотушкой; жестокія боли исказили блѣдное лицо Люссака.
   -- Еще разъ, сударь,-- сказалъ начальникъ полиціи: -- я васъ заклинаю говорить.
   Оливье открылъ глаза.
   -- Развѣ я васъ такъ сильно оскорбилъ, сударь, что вы хотите еще увеличить мои страданія, принуждая меня лгать и совершить подлость? Въ послѣдній разъ говорю вамъ, что я сказалъ все, что мнѣ извѣстно.
   -- Хорошо, продолжайте,-- приказалъ Ларейни помощникамъ палача.
   И жестокія мученія продолжались до четвертаго клина обыкновенной пытки.
   Оливье твердо выдержалъ ужасные удары колотушки; кровь брызнула изъ его разбитыхъ ногъ.
   -- Умоляю васъ, сударь, не упорствуйте отрицать,-- сказалъ Ларейни благородному молодому человѣку, который пренебрежительно молчалъ.
   Тогда, обратясь къ помощникамъ палача, онъ приказалъ:
   -- Примѣните клинья чрезвычайной пытки.
   При пятомъ и шестомъ клинѣ были вырваны у пытаемаго раздирающіе душу крики, и Ларейни, привычный къ этимъ юридическимъ жестокостямъ, не могъ справиться съ своимъ волненіемъ.
   При седьмомъ клинѣ начальникъ полиціи взялъ руку кавалера Люссака и заклиналъ его въ послѣдній разъ сказать правду. Но губы Люссака остались сомкнутыми. Онъ потерялъ чувства, что не остановило помощниковъ палача. Безжалостно они ударили по восьмому и послѣднему клину.
   Слабый стонъ былъ единственнымъ отвѣтомъ.
   Пытка была примѣнена съ такимъ ожесточеніемъ, что ноги, то-есть уже кости, смѣшанныя съ кожей, вываливались кровавой кашей. Увидѣвъ это, начальникъ полиціи поспѣшилъ скрыться отъ столь ужаснаго зрѣлища и отправился дать отчетъ Лувуа.
   Затѣмъ Оливье освободили и положили на кожаный тюфякъ. Присутствующіе врачъ и хирургъ оказали ему помощь. Но, несмотря на всѣ ихъ усилія, они не могли привести его въ себя. По ихъ совѣту сейчасъ же отправились за патеромъ Бастиліи, и два тюремщика отнесли Люссака, находившагося все еще въ безсознательномъ положеніи, въ его камеру.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Уже нѣсколько минутъ патеръ читалъ отходныя молитвы, какъ вдругъ въ открытой двери показалась женщина въ маскѣ. Она остановилась неподвижно. При видѣ патера у нея явилось ужасное предчувствіе. Однако, она сдѣлала шагъ впередъ. Движимая ужасомъ, она закрыла глаза рукою. Она только что увидѣла мертвенно блѣднаго Оливье, распростертаго на своемъ ложѣ... Люссакъ окровавленъ... этотъ патеръ... да... все свидѣтельствуетъ, что приказъ короля приведенъ въ исполненіе.
   -- Слишкомъ поздно!-- простонала она.
   Она не могла произнести другихъ словъ; ее душили рыданія. Исповѣдникъ сдѣлалъ движеніе соболѣзнованія и покачалъ головой предъ непоправимымъ зломъ.
   Странная посѣтительница склонилась надъ неподвижнымъ тѣломъ кавалера Люссака, какъ бы желая уловить ослабѣвшее біеніе сердца; она прикоснулась съ благоговѣніемъ къ его челу, уже охладѣвавшему отъ приближающейся смерти. Затѣмъ она опустилась на колѣни.
   Патеръ отодвинулся, охваченный уваженіемъ. Онъ угадалъ тайну этого трагическаго горя.
   Его рука поднялась надъ умирающимъ съ послѣднимъ разрѣшеніемъ отъ грѣховъ, и это знаменіе милосердія, казалось, распростерлось также и на эту погибшую грѣшницу, рыдающую у его ложа.
   Оливье! Оливье!...-- воскликнула Атенаиса, когда вышелъ патеръ.
   При звукѣ любимаго голоса Люссакъ медленно поднялъ вѣки, придя въ себя...
   Тогда маска была сброшена. Блѣдныя губы Люссака сложились въ печальную улыбку.
   -- Онъ живъ,-- сказала глухимъ голосомъ маркиза, блѣдная и съ глазами, затуманенными слезами.
   Страсть вложила послѣднее пламя во взглядъ дворянина.
   Онъ слабо прошепталъ:
   -- Сударыня, я ожидалъ васъ, чтобы умереть...
   При этихъ словахъ маркиза Монтеспанъ встала.
   И, какъ будто чудеса были возможны, она пробормотала:
   -- Я видѣла короля... Я принесла приказъ васъ освободить...
   Безконечная благодарность вызвала слезы на рѣсницахъ Оливье. Его губы дрожали. Онъ хотѣлъ отвѣчать, благодарить... но тщетно.
   Послѣдовало молчаніе, что-то предвѣщающее и смущающее, великое молчаніе, которое распространяется съ приближеніемъ смерти. Склоненная Атенаиса, казалось, хотѣла остановить смерть на ея пути; она слѣдила за быстрымъ шествіемъ этой агоніи и вопрошала загадочную другую жизнь, въ которой навсегда исчезнетъ лучшее сокровище ея сердца. Неподвижная, отдавшись вся вниманію, она слѣдила за этимъ исхудалымъ лицомъ цвѣта слоновой кости, съ полуоткрытымъ ртомъ, на которомъ еще оставалась улыбка.
   Оливье сдѣлалъ движеніе. Его тонкая рука блуждала, чтобы найти руку Атенаисы. Ихъ пальцы смѣшались. Вся его душа, прежде чѣмъ исчезнуть, нѣжно озарила его лицо. Божественная минута! Тогда та, которая принесла ему любовное утѣшеніе, могла вспомнить успокоительные стихи одного изъ ея любимыхъ поэтовъ:
   Donee est la mort, qui vient en bien aimant.
   Кавалеръ Люссакъ испустилъ слабый вздохъ -- его члены вытянулись... Все было кончено...
   Минуту спустя, маркиза Монтеспанъ замѣтила ужасную дѣйствительность. Она была сражена. Вся дрожа, она отодвинула пальцы Оливье, который. удерживалъ ея руку, нѣжно сжимая даже послѣ смерти. Она набожно перекрестилась. Двѣ крупныя слезы избороздили ея страдальческое лицо. Она сознавала бездну своего отчаянія. Долго Атенаиса смотрѣла на Оливье, спящаго безконечнымъ сномъ, съ широко раскрытыми глазами, какъ бы отыскивая мѣсто въ утѣшительной и лучезарной вѣчности. Маркиза болѣе не шевелилась, не сознавая и не имѣя возможности оторваться отъ того, кто былъ ея единственнымъ счастіемъ...
   Для нея свѣтъ окончилъ свое существованіе съ скончавшимся Люссакомъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ возникло ужасное прошедшее, настигшее и казнившее ее. Не было ли это искуплеЕнемъ?
   Стряхнувъ свое оцѣпенѣніе набожнымъ жестомъ, маркиза закрыла вѣки своего любовника... Затѣмъ, она поправила маску и пошла къ двери. Но, прежде чѣмъ переступить порогъ, она обернулась, чтобы послѣдній разъ проститься, затѣмъ исчезла подъ темными сводами, понуривъ голову и съ сердцемъ, полнымъ угрызеній совѣсти.
   

ЭПИЛОГЪ.

   Открытія, которыхъ добились судьи, исполнившіе возложенное на нихъ дѣло, возбудили ужасъ въ душѣ короля. Осмѣлиться посягнуть на жизнь королевы, сдѣлать его самого предметомъ преступныхъ намѣреній отравителей, ихъ игрушкой, а его любовницу жестокою соучастницей! Онъ видѣлъ, что ненависть, скопившаяся вокругъ него, въ этотъ моментъ была ужаснѣе и грознѣе, чѣмъ когда либо. Чтобы отвратить ея дѣйствіе и въ особенности, чтобы избѣжать новаго скандала, Людовикъ XIV отдалъ приказъ предсѣдателю Бушера 21 іюля 1682 г. отложить засѣданія пламенной палаты.
   Эти засѣданія были прерваны 1-го октября 1680 года. Однако, по настоянію Ларейни, который, несмотря на Кольбера, доказалъ королю, что безусловно необходимо, хотя бы для удовлетворенія общественнаго мнѣнія, учинить полное правосудіе, пламенная палата снова была открыта 19-го мая 1681 г., съ условіемъ, выраженнымъ королемъ: отстранить "всѣхъ обвиненныхъ, знающихъ факты, за которые упрекаютъ маркизу Монтеспанъ".
   Такимъ образомъ, возобновили дѣло шайки отравителей, главою которой былъ Баненъ. Только послѣдній избѣгнулъ казни. Онъ извлекъ пользу изъ своихъ сношеній съ маркизой Монтеспанъ и былъ приговоренъ къ вѣчнымъ галерамъ,-- наказаніе, смягченное королемъ. Тогда-то онъ былъ переведенъ въ крѣпость св. Андрея, гдѣ находился въ заключеніи до 21-го октября 1691 г., т.-е. до своей смерти.
   30-го августа 1682 г. появился знаменитый указъ, которымъ изгонялись изъ Франціи всѣ прорицатели, колдуны, урегулировались самымъ благоразумнымъ образомъ производство и продажа ядовъ, необходимыхъ въ промышленности и медицинѣ.
   Король велѣлъ изъять изъ исключительнаго суда, который самъ учредилъ, большое количество актовъ, списковъ, протоколовъ допроса, и далъ приказъ запереть ихъ въ сундукъ, на который наложили печать и помѣстили у Саго, секретаря-докладчика палаты. Послѣ смерти послѣдняго сундукъ переправили къ его преемнику Николя Годеону. Все еще преслѣдуемый страшными воспоминаніями, король рѣшился наконецъ навсегда уничтожить для исторіи эти компрометирующія бумаги, и онѣ были сожжены въ присутствіи его и канцлера Паншартрена 13-го іюля 1709 года.
   Хотя маркиза Монтеспанъ была безвозвратно скомпрометирована въ умѣ короля, но ея не обязали покинуть дворъ, и король продолжалъ посѣщать ее въ имѣньѣ Кланьи. Этотъ поступокъ былъ прекрасенъ со стороны гордаго короля, прикинувшагося обо всемъ забывшимъ и протянувшаго руку той, которая осыпала его столькими оскорбленіями. Этотъ поступокъ полонъ благородства; и имъ онъ оказывалъ покровительство матери своихъ дѣтей и прежней любовницѣ. Милосердный король могъ повторить относительно Атенаисы, которая была обезчещена только въ его глазахъ, то, что онъ отвѣтилъ княгинѣ Кариньянъ-Оавуа, явившейся къ нему умолять о помилованіи дочери: "Сударыня, я очень хотѣлъ, чтобы графиня Суассонъ была спасена. Можетъ быть, въ одинъ прекрасный день я дамъ въ этомъ отчетъ Богу и моему народу". Изъ крайняго ли сожалѣнія или потому, что въ королевской душѣ увѣковѣчилось воспоминаніе о потухшихъ ласкахъ и минувшей страсти, но онъ никогда болѣе не намекалъ о трагедіи, печальной героиней которой была маркиза.
   Несмотря на благородное великодушіе короля, который до конца хотѣлъ предохранить маркизу отъ обидныхъ подозрѣній, послѣдняя добровольно создала себѣ одиночество среди лихорадочной жизни двора и смотрѣла не безъ печали, какъ одна за одной исчезаютъ ея иллюзіи.
   Терзаемая опасеніями и заботами, она была убѣждена, что тайные взгляды подсматриваютъ за нею повсюду, проникаютъ въ ея самыя сокровенныя мысли, изслѣдуютъ ея каждое дѣйствіе, ея каждый жестъ. Она наблюдала за собою и видѣла ежедневное опустошительное дѣйствіе слезъ, горя и угрызеній совѣсти. Въ ея сердцѣ теперь громоздились унылыя развалины... Она избѣгала празднествъ, заперлась въ апартаментахъ, которые оставилъ ей король, и подобное уединеніе длилось одиннадцать лѣтъ... Наконецъ, 15-го марта 1691 г. она безропотно покинула дворъ и удалилась отъ свѣта.
   Съ этихъ поръ для нея все умерло. Чтобы искупленіе было полнѣе, она покинула мѣста, бывшія свидѣтелями ея прошедшаго могущества, напоминавшія ей слишкомъ сладкіе часы... Она влачила свои тревоги поочередно изъ монастыря св. Іосифа въ Бурбонъ, въ Фонтевро, въ Дантенъ, въ Уаронъ близъ Туара, гдѣ она основала больницу и общину, въ которой жила многіе годы, распредѣляя свой досугъ между молитвой, милостыней и раскаяніемъ.
   Людовикъ XIV далъ ей ежемѣсячную пенсію въ десять тысячъ пистолей, громадную сумму, которую она употребляла почти цѣликомъ на благотворительныя дѣла и на религіозныя учрежденія.
   А между тѣмъ король не имѣлъ съ нею никакихъ сношеній, даже черезъ дѣтей. Его посѣщенія прекратились; они ни дѣлись лишь изрѣдка и только, когда она этого просила. Отъ нея добились согласія на ужасный актъ раскаянія: выпросить у мужа прощеніе и отдаться въ его руки. Она сама написала ему въ самыхъ покорныхъ выраженіяхъ съ предложеніемъ отправиться съ нимъ, если онъ соблаговолитъ ее принять, куда ему будетъ угодно приказать. Для тѣхъ, кто зналъ маркизу Монтеспанъ, понятно, что это была самая героическая жертва. Ей ставилось это въ заслугу, хотя она не подверглась этому испытанію. Маркизъ велѣлъ ей сказать, что не хочетъ ни принимать ее, ничего ей предписывать, ни даже слышать о ней при ея жизни.
   Но воспоминаніе о трагическихъ обрядахъ, на которыхъ она присутствовала и которые почти совершала, безпрестанно ее преслѣдовали.
   Она отдавала почти все, что имѣла, бѣднымъ, собственноручно по нѣскольку часовъ въ день работала на нихъ рубашки и исполняла прочую "презрѣнную работу". Она играла по самой маленькой ставкѣ на свѣтѣ и покидала, какъ игру, такъ и своего партнера въ концѣ каждаго часа, чтобы молиться и довольно долго читать извѣстное количество молитвъ. Кромѣ ея утреннихъ молитвъ и обыкновенныхъ благочестивыхъ занятій, ея столъ былъ самый простой, она часто постилась и не снимая носила на себѣ день и ночь приспособленія пытки съ желѣзными шпильками: пояса, браслеты и подвязки, очень тяжелыя и причинявшія боль. Хотя ея языкъ тоже подвергся строгой карѣ, но она оставалась превосходной собесѣдницей среди столькихъ умерщвленій плоти и испытаній смиренія; съ виду она была попрежнему благородной, величественной и господствующей, что обнаруживало въ ней королеву, гдѣ бы и въ какомъ бы обществѣ она ни была. Она безпрестанно думала о смерти, и ее это такъ ужасало, что она нанимала женщинъ, у которыхъ не было другой обязанности, какъ только охранять ее всю ночь. Она спала съ откинутыми занавѣсами, со множествомъ зажженныхъ свѣчъ, и каждый разъ, какъ просыпалась, призывала караулящихъ ее женщинъ и высказывала желаніе играть, говорить или ѣсть изъ опасенія, чтобы онѣ не заснули.
   Какъ представляется ясно при чтеніи могучихъ страницъ СенъСимона, неукротимая борьба, въ которой пылкая душа маркизы въ схваткѣ съ неумолимымъ прошедшимъ отбивалась, поддавалась и убѣгала отъ мрака, благопріятнаго для угрызеній совѣсти, очищалась, терзала себя и рыдала, еще сомнѣваясь въ божественномъ прощеніи! Сколько ни путешествовала маркиза Монтеспанъ безъ и покойства и тяготы повсюду, требуя освѣщенія мерцающихъ факеловъ, чтобы изгнать назойливыя видѣнія, которыя порождала ночная мгла, сколько она ни окружала свое ложе многочисленными и жизнерадостными женщинами,-- ничто не заставляло исчезать грознаго прошлаго.
   Ахъ, эти часы страшныхъ кошмаровъ! Несчастныя маленькія существа, кровь которыхъ когда-то окрасила великолѣпіе ея лилейнаго тѣла, приходили и снова пропадали хрупкими призраками. Затѣмъ слѣдовалъ въ агоніи Люссакъ, нѣжный страдалецъ съ ногами, раздавленными испанскими сапогами,-- и сотни другихъ несчастныхъ, которые изъ-за нея были заброшены въ глубинѣ крѣпостей, потому что король боялся ихъ двусмысленныхъ словъ или жестовъ. Она видѣла ихъ прикованными къ стѣнамъ, потрясающими своими кандалами и съ поднятымъ челомъ взывающими о своей невиновности. Годами маркизу преслѣдовали крики проклятій этихъ жалкихъ печальныхъ жертвъ... Въ этихъ нескончаемыхъ посѣщеніяхъ призраковъ она отталкивала ихъ, вся дрожа. Можетъ быть, она, какъ лэди Макбетъ, открыла бы на своей рукѣ неизгладимый слѣдъ крови.
   Часъ ея смерти приближался, у нея было предчувствіе.
   Въ концѣ апрѣля 1707 года, въ то время, какъ маркиза жила, отдалившись отъ свѣта, въ Бурбонѣ, она почувствовала первые припадки болѣзни, которая должна была ее унести, мѣсяцъ спустя.
   Она еще была "прекрасна и казалась еще такою же, какою была".
   Ея болѣзнь была внезапна и недолго длилась; у нея не было ни хирурга, ни врача. Въ Бурбонѣ не было никакого хирурга, но нашлись кое-какіе врачи, которые ее осмотрѣли, но совсѣмъ не лѣчили, такъ что она умерла безъ оказанной ей помощи, хотя при ней была большая свита. За двѣнадцать или пятнадцать часовъ до смерти она пришла въ себя отъ сильной дремоты и это время употребила для спасенія души. Богъ смилостивился надъ нею, отнявъ у нея ужасъ смерти, чтобы замѣнить его смиреннымъ боязливымъ довѣріемъ, но покорнымъ и мирнымъ. Она пожелала, чтобы къ ней вошла вся ея свита, до послѣдняго слуги, и предъ ними принесла самое полное и трогательное раскаяніе въ прегрѣшеніяхъ, совершенныхъ при ея жизни, и благодарила Бога, что умерла, удаленная отъ плодовъ своихъ прегрѣшеній.
   Такимъ образомъ, она приняла причастіе и въ пятницу 27-го мая, въ 3 часа дня умерла среди сожалѣній всѣхъ присутствующихъ и при возгласахъ многихъ тысячъ бѣдныхъ, явившихся изъ провинцій, сосѣднихъ съ Бурбономъ, какъ только она пріѣхала, и которыхъ она кормила и одѣвала. Ея тѣло сдѣлалось съ цѣлью хирургическаго опыта добычей одного помощника врача, неизвѣстно откуда явившагося, находившагося въ Бурбонѣ, который пожелалъ его вскрыть, не зная, какъ за это взяться, и алчности патеровъ, спорившихъ, въ чей приходъ достанется она, и задержавшихъ ея скромныя похороны.
   Тогда-то монархъ поддался своимъ печальнымъ воспоминаніямъ.
   При извѣстіи объ этой смерти онъ не только далъ доказательство своего совершеннаго равнодушія, но еще, къ изумленію всего двора, публично порицалъ горе, которое, повидимому, выказали его дѣти. Чтобы лучше выразить совершенное забвеніе, которому онъ ее предалъ со времени дѣла о ядѣ, онъ запретилъ имъ носить по матери трауръ, такъ же, какъ нѣкогда въ 1692 г. во время брака ея дочери и сына, герцога Мэнскаго, онъ не позволилъ Атенаисѣ присутствовать на свадьбѣ и подписаться подъ контрактомъ.
   Какъ бы ни казались еще теперь непостижимыми подобныя строгости, но тотъ, кто могъ изслѣдовать рану, нанесенную королевской гордости, и знать до малѣйшихъ подробностей драматическія приключенія, въ которыхъ навсегда скомпрометировала себя потомокъ Мортемаровъ, быстро нашелъ бы объясненіе этого поведенія -- почти его оправданіе и побудительную причину, заставившую короля дѣйствовать такимъ образомъ. Но современники все еще не знали таинственной подкладки трагедіи, взбудоражившей дворъ; они знали лишь развязку.
   Въ то время, какъ Атенаиса отдалась всецѣло своимъ угрызеніямъ совѣсти, король продолжалъ предаваться новымъ любовнымъ похожденіямъ, прерывавшимся внезапно раскаяніемъ.
   Блѣдная подруга монарха, герцогиня Фонтанжъ, такъ романически прекрасная, удалившаяся въ аббатство Форъ-Рояль, видѣла, какъ съ ея кровью исчезаетъ жизнь восхитительнаго тѣла, которымъ она такъ высокомѣрно гордилась.
   Жестокая болѣзнь, зародившаяся въ источникѣ любви и излишествъ страсти, убивала ее.
   Во фразѣ одного безпощадно насмѣшливаго современника -- г-жи Севиньи -- фразѣ, какую можетъ написать только женщина, существуетъ все объясненіе: "Фонтанжъ умерла раненой на службѣ короля".
   Шаловливая грація влюбленной плохо соглашалась съ послѣдовательными родами. Хрупкой герцогинѣ было не подъ силу, какъ ея плодовитой соперницѣ, герцогинѣ Монтеспанъ, переносить болѣзненныя утомленія материнства.
   Затѣмъ годы давали чувствовать Людовику свои первые удары, и болѣе строгая красота вдовы Скарронъ въ свою очередь привлекла монарха. Можетъ быть, онъ считалъ эту женщину просвѣщеннымъ руководителемъ для направленія по волнующейся странѣ, которую она хорошо знала, въ то же время влюбленную, полную здраваго смысла, съ умомъ, превосходившимъ умъ маркизы Монтеспанъ, она одна могла заставить его наконецъ понять красоту "Введенія въ благочестивую жизнь".
   Уголовные преступники, которые были въ сношеніяхъ съ маркизой Монтеспанъ, и другіе болѣе многочисленные, которые, благодаря нескромности, могли знать роль, разыгранную ею въ дѣлѣ объ отравленіяхъ, хотя ускользнули отъ смерти, но не отъ кары.
   Всѣ они были заключены въ различныя крѣпости королевства, и всѣ остались тамъ до конца жизни. Лувуа отдалъ самый строгій приказъ комендантамъ крѣпостей, предписывая имъ ни подъ какимъ предлогомъ не дозволять сообщаться съ внѣшнимъ міромъ узникамъ, находящимся подъ ихъ надзоромъ, и нещадно колотить ихъ, если когда нибудь случится, что они произнесутъ имя маркизы Монтеспанъ.
   Самые скомпрометированные, какъ Лезажъ, аббатъ Гибуръ, Романи и графъ Башимонъ, были отправлены въ Безансонскую крѣпость и отданы подъ особый надзоръ коменданта Монко.
   Г-жа Дэзэльё, образованная и красивая дѣвушка, ловкость и изученная лесть которой погубила маркизу Монтеспанъ, бывшая, къ несчастью, слишкомъ способной и преданной сообщницей Вуазенъ и виновницей свиданія лорда Монмута, была жестоко наказана, особенно за то, что прислуживалась къ честолюбію своей госпожи.
   Умственно развитая и привыкшая къ пышной жизни замковъ, она не могла пріучить себя къ ужасному порядку главнаго госпиталя Тура, куда по приказанію короля она была переведена. Содержась тайно, съ немилосердной строгостью, не имѣя возможности переписываться даже со своей семьей и навсегда потерявъ надежду вернуть свободу, она влачила еще четыре года свое несчастное существованіе и умерла 8-го сентября 1686 года.
   Отравительницы сами себя осудили. Тріанонъ, женщина смѣлая, уже давно посвятившая себя примѣненію ядовъ и изысканіямъ всякаго рода зловредныхъ дѣлъ, убила себя въ постели въ началѣ мая 1681 года. Ей было пятьдесятъ два года. Она родилась въ Турѣ и была вдовою Клода Тріанона, торговца этого города. Другая колдунья, Додэ, задержанная въ то же время, какъ и Тріанонъ, перерѣзала себѣ горло въ Венсенской тюрьмѣ. Что казается Шанфренъ, конкубинки аббата Гибура, которая часто служила "позорнымъ алтаремъ" святотатственному патеру и вручала ему собственныхъ дѣтей, она была повѣшена 20-го іюня 1681 года, въ пять часовъ вечера, совершивъ покаянія. Конечно, помнятъ, что эта] презрѣнная женщина принесла несчастное маленькое существо для жертвы во время мессы, которую служили на голомъ тѣлѣ маркизы Монтеспанъ. Любопытно, что докторъ Дюшэнъ и хирургъ Морель, присутствовавшіе во время пытки, подтвердили, что пытка водою не могла быть примѣнена къ Шанфренъ, не избѣжавъ риска удушить ее "въ виду ея толщины, тяжести тѣла и объема груди".
   Болѣе ста сорока семи обвиненныхъ не судились въ пламенной палатѣ, но они все-таки искупили вѣчнымъ тюремнымъ заключеніемъ свое единственное преступленіе, состоящее въ томъ, что они знали о дѣяніяхъ маркизы чрезъ важныхъ обвиненныхъ, содержащихся въ Бастиліи и Венсенѣ.
   Такимъ образомъ, Манонъ Боссъ, дочь колдуньи, задержанной въ 1678 году по доносу адвоката Перрена, узнала изъ устъ самой Маргариты Вуазенъ о святотатственныхъ обрядахъ, которымъ предавалась маркиза Монтеспанъ. Этого было достаточно, чтобы Манонъ Боссъ, несмотря на свою признанную невинность, была отвезена къ Баффенскимъ монахинямъ, гдѣ подъ именемъ Манонъ Дюбоскъ она оставалась до конца своей жизни. Самъ король платилъ за ея содержаніе 260 ливровъ.
   Четырнадцать женщинъ, тоже невиновныхъ, но сношенія которыхъ съ Вуазенъ были доказаны, заключены до конца своихъ дней въ крѣпость Сентъ-Андрэ, комендантомъ которой былъ Бартъ.
   Письмо Лувуа, адресованное коменданту Франшъ-Контэ, Шовелэну, 26-го августа 1682 года, служило достаточнымъ наставленіемъ относительно строгости обращенія съ узниками и узницами невиновными или виновными, такъ какъ для министра они были всѣ "злодѣями".
   "Король,--писалъ онъ,-- полагаетъ, что кстати послать въ замокъ Сентъ-Андрэ нѣкоторыхъ изъ задержанныхъ, согласно указу палаты, которой поручено разсмотрѣть дѣло объ отравахъ. Его величество приказалъ мнѣ увѣдомить васъ о своемъ намѣреніи, чтобы вы приготовили въ замкѣ Сентъ-Андрэ двѣ комнаты такъ, чтобы можно было въ каждой изъ нихъ содержать въ безопасности шестерыхъ изъ этихъ узниковъ, изъ которыхъ каждый долженъ имѣть соломенный тюфякъ и быть прикованнымъ за руку или за ногу прикрѣпленной къ стѣнѣ цѣпью такой длины, чтобы она не препятствовала имъ ложиться. Такъ какъ эти люди злодѣи, которые заслуживаютъ послѣдней изъ казней, то король намѣренъ ихъ приковать изъ опасенія ихъ нападеній на людей, приставленныхъ караулить и входящихъ и выходящихъ изъ ихъ комнатъ, чтобы подавать имъ кушанье и выносить ихъ отбросы. Король намѣренъ, чтобы вы приказали приготовить двѣ подобныя комнаты въ Безансонскомъ замкѣ такъ, чтобы можно было помѣстить безопасно еще двѣнадцать узниковъ. Замѣтьте, что эти комнаты должны находиться въ такомъ мѣстѣ, гдѣ никто не можетъ услышать, что эти люди будутъ говорить. Полицейскій офицеръ, Озильонъ, эскортируетъ другихъ узниковъ до замка Белль-Иль.
   Среди этой печальной послѣдней партіи приговоренныхъ, отправлявшейся пѣшкомъ по изрытымъ дорогамъ въ декабрѣ мѣсяцѣ, несмотря на жестокій холодъ, длившійся цѣлыми днями, находилась и Марія-Маргарита Вуазенъ, невѣста Романи. Вмѣстѣ съ своими товарищами по несчастію, истомленными, ослабѣвшими, огрубѣвшими, карабкаясь по горестной Голгоѳѣ, она расплачивалась за преступленія прорицательницы. Слезы бороздили ея похудѣвшія щеки, когда она думала о несправедливой судьбѣ, увлекавшей ее среди деревень, покрытыхъ снѣгомъ, и навсегда наложившей на нее печать позора. Обезнадеженная послѣ задержанія ея злополучной матери и чувствуя, что ей угрожаетъ опасность, она тщетно пыталась скрыться въ Англію по подстрекательству Гибура, который долженъ былъ ее сопровождать. Въ свою очередь задержанная, она хотѣла тогда, какъ намъ сообщилъ Ларейни, "избавиться отъ себя и удавиться". Но злополучная молодая дѣвушка, падавшая въ обморокъ при видѣ крови святотатственныхъ мессъ, доброе и нѣжное дитя, не могла избѣжать мрачной судьбы. Невинная и безропотная жертва, она была предназначена медленной смерти въ мрачной тюрьмѣ на берегу моря. Невозможно не пожалѣть при мысли, что бѣдная Маргарита подверглась плачевной судьбѣ, потому что она знала тайны маркизы Монтеспанъ. И тутъ еще душегубство маркизы заставляетъ течь безполезныя слезы и требуетъ наказанія, столь же ужаснаго, сколько и незаслуженнаго.
   Что касается до "прекраснаго и ловкаго Романи", то послѣ трехгодичнаго пребыванія въ Венсенской тюрьмѣ онъ былъ отправленъ 5-го января 1683 г. въ Безансонъ и заключенъ въ узкій казематъ, въ которомъ руки и ноги приковывались къ стѣнѣ тяжелыми цѣпями, гдѣ онъ прожилъ тридцать шесть лѣтъ. Нѣкоторые узники оставались въ этой крѣпости болѣе сорока лѣтъ, и тамъ же умеръ аббатъ Гибуръ въ 1686 году.
   Благодаря какому же высокому покровительству этотъ презрѣнный человѣкъ избѣжалъ страданій на кострѣ,-- страданій, которыя претерпѣли другіе уголовные преступники, менѣе гнусные, чѣмъ онъ?
   Нельзя было бы указать на его священническое одѣяніе, такъ какъ аббатъ Каттонъ, аббатъ Турнэ, аббатъ Даво были казнены на Гревской площади. Гибуръ былъ слишкомъ близокъ къ фавориткѣ, и опасались важныхъ разоблаченій, которыя вырвала бы у него пытка.
   Не мѣшаетъ вспомнить поразительный портретъ этого нечестиваго патера, начертанный Ларейни.
   "Этотъ человѣкъ, котораго нельзя ни съ кѣмъ сравнивать по количеству отравленій, торговлѣ ядами, колдовству, святотатству и нечестію, извѣстный всѣмъ злодѣямъ и знавшій ихъ всѣхъ, признавшійся въ громадномъ количествѣ ужасныхъ преступленій и подозрѣваемый въ участіи во многихъ другихъ, этотъ человѣкъ, удушившій и принесшій въ жертву множество дѣтей, который, кромѣ святотатства, въ которомъ онъ сознался, исповѣдывался въ гнусностяхъ, которыя невозможно изложить".
   Прибавимъ для дополненія этого портрета, что презрѣнный, не довольствовавшійся душить дѣтей другихъ лицъ, приносившій въ жертву даже собственныхъ, также соблазнилъ множество дѣвушекъ, среди которыхъ были Флеретъ и Жанетонъ. Отъ этой послѣдней, шестнадцатилѣтней племянницы палача, у него было двое дѣтей. Перваго ребенка онъ утопилъ въ рѣчкѣ Лорадонъ, протекавшей около Маркусси, второго онъ закопалъ въ саду Монтери, послѣ того какъ удушилъ. Флеретъ подарила ему также ребенка, котораго онъ заточилъ въ монастырь. Что касается другихъ, то они были принесены въ жертву во время черныхъ мессъ.
   И отравитель-артистъ, какимъ былъ Гибуръ, незаконный сынъ Монморанси, въ жилахъ котораго текла кровь мятежника, встрѣтилъ непостижимую пощаду во время своего заточенія.
   Наконецъ, тѣ, кто принималъ участіе въ этомъ злополучномъ дѣлѣ объ отравахъ, мало-по-малу исчезли.
   И тюрьмы въ то время такъ ревностно хранили свои тайны, что очень долго не вѣдомы были чудовищныя преступленія и страшныя дѣла, позорившія дворъ Людовика XIV, столь блестящій и великолѣпный по внѣшности.

КОНЕЦЪ

"Историческій Вѣстникъ", тт. 95--97, 1904

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru