Лейкин Николай Александрович
Рассказы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 7.34*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Птица
    После светлой заутрени
    Самоглот-Загребаевы (Краткий современный роман в документах)
    Кустодиевский (Краткий роман в документах)
    Именины старшего дворника
    Праздничный (Сценка)
    Айвазовский (Сценка)
    В гостях у хозяина

Н. А. Лейкин

  

Рассказы

  
   Писатели чеховской поры: Избранные произведения писателей 80--90-х годов: В 2-х т.-- М., Худож. лит., 1982.
   Т. 1. Вступит. статья, сост. и коммент. С. В. Букчина.
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
   Птица
   После светлой заутрени
   Самоглот-Загребаевы (Краткий современный роман в документах)
   Кустодиевский (Краткий роман в документах)
   Именины старшего дворника
   Праздничный (Сценка)
   Айвазовский (Сценка)
   В гостях у хозяина
  

ПТИЦА

  
   Вербная неделя. На одном из столиков, поставленных на галерее Гостиного двора, приютился продавец чучел птиц. Над разными мелкими чижами, снегирями, кобчиками и совами высится громадный орел, сидящий на скале с распростертыми крыльями. Орел придавил когтями какую-то маленькую пичужку и сбирается ее клевать. Около чучельника особенная толпа. Все смотрят на хорошо сделанную громадную птицу, прицениваются, но никто ее не покупает.
   -- Птица важная! -- восклицает купец в барашковой шубе, крытой синим сукном.-- Почем за птицу-то грабите? -- спрашивает он.
   -- За орла двадцать рублей,-- отвечает продавец.
   -- Двадцать рублей? Сшутил тоже! Да за двадцать-то рублей я себе целого живого барана куплю, а тут дохлая птица и ничего больше. А я так думал, что ежели зелененькую посулить и прожертвовать, то в самый раз будет. А галки почем?
   -- За галку три рубля взять можно.
   -- Еще того лучше! Приходи ко мне на извозчичий двор на Лиговку, я тебе два десятка за три-то рубля предоставлю. Стоит только работникам сказать, так они живо в тенета наловят.
   -- Тут работа ценится, а не галка.
   -- Какая работа! Когда тут скотский падеж был, так у меня коновал за полтину поймал галку и прибил ее за крылья на ворота дома да еще с наговором от несчастия за ту же цену. Марья Тимофевна, купить, что ли, большую-то птицу? Может быть, он спустит цену,-- обращается купец к жене.
   -- Ну уж... Лучше у тальянца пару купидонов купить и на окна поставить. Зачем тебе птица? Ведь ты не чернокнижник, а эти птицы только у чернокнижников.
   -- А почем ты знаешь? может быть, я и чернокнижником хочу быть, чтоб знать, какая звезда на небе что обозначает. К птице на прибавку куплю шкилет смертный и буду по книжке читать, что у человека внутри есть. Торговаться на птицу-то?
   -- Ну, вот! Он и в самом деле! Разве можно такие вещи в православном доме иметь? Купи-ко только, так я, ей-ей, сейчас к маменьке на Охту сбегу.
   -- Не сбежишь, коли хвост пришпилют. Ну, что, господин чучельник, берешь пару зеленых?
   -- Митрофан Иваныч, да что ты, белены объелся, что ли? Говорю тебе, что дня дома не останусь.
   -- Врешь, останешься. Я еще так думаю, чтоб над нашей кроватью на стене ее утвердить, и будешь ты спать в лучшем виде наподобие нимфы. Только та при белом лебеде существовала, а ты, как попроще, при сером орле существуй. Почтенный, возьми за птицу-то красненькую,-- обращается купец к торговцу.-- Уважь. Уж больно мне хочется жену-то подразнить, а двадцать рублей цена несообразная.
   -- Не могу-с. Восемнадцать рублей, ежели хотите, я возьму, а дешевле, ей-ей, нельзя.
   -- Ну, значит, не рука, разойдемся. Был бы пьян, так купил, потому в хмельном образе я назло жене и сторублевые зеркала бил, а теперь тверезый. Разойдемся. Адье, господин немец. Ой, бери красненькую с блажного купца! Красненькая большие деньги. На нее к Пасхе три окорока ветчины купить можно да пару десятков крашеных яиц.
   Торговец молчит. Купец и купчиха отходят.
   Против большой птицы стоит лакей в ливрее и с галуном на шляпе, держит в руках покупки и ожидает барыню, зашедшую в магазин. В толпе, мимо него, двигаются молодая и красивая мамка в шугае и повойнике и рядом с ней горничная с вздернутым носиком. Они тоже останавливаются перед птицей.
   -- Ай, страсти какие! -- восклицает горничная.-- Смотри-ко, мамка, какой ястреб выставлен и воробья клюет.
   -- Это не ястреб, Аннушка, а по-нашему, по-деревенски, оборотень называется, и на чью он крышу прилетит и каркать начнет, тому и смерть приключится,-- поясняет горничной мамка.-- У нас в деревне как увидят его, так и ждут себе смерти. Но ежели кто до зари сорок пауков успеет убить, тому смерть на три года отдаляется.
   -- А нам-то не будет худо, что мы на него смотрим? -- спрашивает горничная.-- Смотри, чтоб у тебя молоко не испортилось.
   -- Да ведь это не настоящий оборотень, а игрушечный.
   К горничной и мамке наклоняется лакей и шепчет:
   -- Это не оборотень-с, а птица казор, и на тот сюжет он поставлен, чтобы женское коварство изобразить над нашими чувствами. Теперича та самая птичка, что в когтях у казора, мужчинскую судьбу изображает, и как этот самый казор клюет воробья, так точно вы наше сердце расклевываете.
   Мамка и горничная улыбаются.
   -- Ах, оставьте, пожалуйста! Мужчины коварственнее нас,-- говорит горничная.-- К вам в когти попасться -- так сейчас несчастной объявишься.
   -- Большая ошибка с вашей стороны. Женские когти много страшнее. Мужчина иногда и кулаком действует, но напрямик, а ваша сестра исподтишка норовит.
   Молодой детина в новом нагольном тулупе продает раскрашенные портреты иностранных генералов. У него же на столике рамки, фотографические карточки актеров и писателей и так картинки, изображающие немецкие идиллии. К нему подходят пожилая женщина и девушка.
   -- Есть у вас фотографическая карточка Тургенева? -- спрашивает девушка.
   -- Тургенева?..-- заминается детина.-- Есть-с. Вот пожалуйте,-- предлагает он какую-то карточку с изображением мужчины в усах.
   -- Да это не Тургенев. И не стыдно тебе надувать!
   -- Как не Тургенев? Самый настоящий Тургенев. Ведь Тургеневы, сударыня, тоже разные есть. Есть в триках, при всем своем голоножии, есть в сюртуке, а то так и в мужицком костюме. Вот этот самый ходкий, его больше всего покупают.
   -- Да что ты меня морочишь? Ведь Тургенев не актер, чтобы ему в трико быть.
   -- Зачем мне вас, сударыня, морочить? А только у нас этот портрет в лучшем виде за Тургенева идет. Вам Петипу1 не надо ли? В четырех сортах есть. И дешево бы отдал. Вот этот товар в прошлом году куда какой ходовой был, а ныне совсем с рук нейдет. Приелся, что ли, уж и не знаем, право. Нынче все Наума Прокофьева вместо Петипы спрашивают, да где его возьмешь. Будь сотня, в день продать можно бы было. Вот на Науме Прокофьеве это я действительно согрешил и двух литераторов за него продал.
   -- Так нет Тургенева-то?
   -- Такого нет, какого вам требуется. И нигде не найдете.
   Женщина и девушка отходят.
  
  

ПОСЛЕ СВЕТЛОЙ ЗАУТРЕНИ

  
   Богатый ремесленник Панкрат Давыдыч Уховертов только что вернулся в сообществе своего семейства от заутрени в Светлое Воскресенье.
   -- Христос воскрес! -- воскликнул он отворившей ему двери кухарке и начал христосоваться, подставляя ей щеки, но тут же прибавил: -- Чего же ты, дура, губами чмокаешь? В стихерах поется "друг друга обымем", а о целовании ничего не сказано.
   -- Я от чувства-с... Вот вам яичко,-- пробормотала кухарка.
   -- Спасибо. Пелагея Дмитриевна, отдари ее парой яиц из второго сорта,-- сказал он жене.
   Посланные в церковь для того, чтобы освятить кулич и пасху, мальчики-ученики из церкви еще не возвращались, а потому садиться за стол и разговляться было нельзя. Это несколько разозлило хозяина.
   -- Вишь, идолы! Поди, остановились где-нибудь на дороге и в чехарду играют,-- предположил он.-- День-то великий, а то по-настоящему вихры бы натрепать следует.
   -- Ну, уж оставь для праздника,-- остановила его жена.-- Лучше я им за это вместо цельных битые яйца дам.
   Около стола с яствами ходили хозяйские дети, трогали пальцами окорок ветчины и облизывали пальцы.
   -- Не сметь трогать ветчины! -- кричала на них мать.-- Кто до освященной пасхи другой едой разговляется, тот целый год хворать будет.
   -- Заметила, как со мной Тихонов-то сегодня за заутреней христосовался? -- спросил ее хозяин.
   -- А что?
   -- Самым нахальным образом, и улыбка эдакая гордая на лице: дескать, плюю я на тебя, я теперь сам хозяйствую и вовсе тебя уважать не намерен. А ведь еще полгода тому назад у меня в мастерской работал. Ох, как люди скоро добро забывают! Да еще что! Стал со мной рядом и говорит: "Теперь ежели насчет густой позолоты, то я по своей работе в лучшем виде могу с вами канканировать". Это он-то, со мной!
   -- Конкурировать, папенька, а не канканировать,-- заметил отцу старший сын, гимназист.
   -- Ну, все равно. Нет, какова дерзость-то!
   -- Мастеровые, папенька, христосоваться пришли и вот эдакое большое яйцо принесли! -- доложил прибежавший из кухни маленький сынишка.
   -- Ну, скажите на милость, уж и мастеровые от заутрени пришли, а мальчишки все еще шляются! -- возгласил хозяин.
   -- Из второго сорта яиц с мастеровыми-то христосоваться? -- спросила жена.
   -- Конечно, из второго. Баловать не следует. Нетто они понимают? Им было бы яйцо.
   -- Я не стану с мастеровыми христосоваться! Ну, что даром губы трепать. Я уйду,-- сказала старшая дочь.
   -- Марья, останься! В такие дни гордыню нужно отбросить. Наконец, при чем тут губы? Ты можешь их стиснуть, подставлять мастеровым одни щеки. Авось насквозь не процелуют.
   Вошли мастеровые в новых кафтанах и сибирках и поднесли хозяину громадное точеное яйцо. Волосы их были жирно смазаны, а потому в комнате запахло деревянным маслом.
   -- Христос воскрес! Воистину! -- послышались возгласы, и началось чмоканье, которое буквально длилось несколько минут.
   Мастеровые, начиная с хозяина, переходили от старшого к младшему члену семейства. Каждый член семейства, опуская руку в корзину, вынимал оттуда яйцо и оделял их.
   -- Не видали мальчишек с куличами? -- спросил хозяин.
   -- Нет, не видали. Да неужто они, стервецы, еще не пришли? Вы, Панкрат Давыдыч, слишком милостивы и кротки. Вот мы ужо с ними по-свойски!
   В комнату вбежали запыхавшиеся мальчишки с узлами, в которых были куличи и пасха. Одного из них мастеровой успел уже схватить за ухо.
   -- Где болты били до сих пор? Мало вам завтра времени слонов-то водить! -- крикнул хозяин.
   -- Все на улице стояли. Священники долго не выходили святить,-- оправдывались мальчики.
   -- Вы двугривенный-то на блюдо дьячку положили ли, что я вам дал?
   -- Положили. Как же без этого?
   -- То-то. А то, пожалуй, на пряники себе ужилили. Смотрите, ведь это грех великий!
   -- Ей-богу же, положили.
   -- Ох, воры мальчишки! Только за ними не догляди! Прошлый раз у меня совсем новые голенищи пропали, и это уж их рук дело! -- раздался возглас из толпы мастеровых.
   Хозяин и все члены семейства дозволили по разу чмокнуть себя мальчишкам в щеки. Хозяйка между тем развязала узлы и кричала:
   -- Отчего освященные яйца раздавлены? Ведь я вам как есть цельные положила.
   -- Это не мы, это пьяный мужик какой-то. Поставили мы блюдья на тротуар, а он шел мимо, покачнулся и наступил ногой. Еще драться с нами лез, когда мы заругались,-- оправдывались мальчишки.
   -- Ох, учить вас надо! -- произнес хозяин, но тут же перекрестился, сказал "Христос воскрес", отрезал себе кулича, намазал пасхи и принялся есть.-- Разговляйтесь, господа, пасхой-то, а в мастерскую потом подадут вам самовар и окорок ветчины.
   -- Много вам благодарны, Панкрат Давыдыч! Пускай семейство ваше прежде, а мы успеем. Куда нам торопиться? -- говорили мастеровые.
   Хозяин между тем налил себе рюмку водки, держал ее в руках и, обратясь к ним, сказал:
   -- Ну, с праздником! На гулянку я вам жертвую две красненькие! Только смотрите не пьянствовать напропалую. Что есть пьянство? В нем бо есть блуд. Так и в Писании сказано. Выпить в праздник можно. Отчего не выпить? Можно и захмелеть, но надо честно, благообразно, с молитвой и помнить о благородстве чувств. Даже и ссору я допускаю, но запивать, пропивать сапоги и одежду -- это уже совсем мараль. Отчего в заграничной Европе сего не существует? А ведь и там есть мастеровой народ. Теперича драка... Отчего и не подраться, а выворачивать глаз или ставить друг другу синяки не след. Ну, что за плезир? {удовольствие (от фр. plaisir).} Даже и никакой радости нет, а просто одно срамное украшение. Благочестивый муж взглянет и скажет: "Сей человек пьяница, на нем печать беспутства". А что хорошего? И себе телесный ущерб, и другим соблазн на осуждение. Так смотрите, чтобы не пришлось мне из полиции вас выручать, а на Фоминой Неделе по кабакам да трактирам вас отыскивать и одежу вашу выкупать. Засим пью ваше здоровье! Поняли? Держите себя на заграничный манер.
   -- Еще бы не понять! Господи! Неужто мы скоты бесчувственные? -- послышалось у мастеровых.
   -- Ну и ладно. Позоблите куличика с пасхой да и с богом к себе в мастерскую,-- закончил хозяин и потянулся к графину, дабы налить себе вторую рюмку водки.
  
  

САМОГЛОТ-ЗАГРЕБАЕВЫ

(Краткий современный роман в документах)

I

  

Ницца

   Пишу тебе это письмо, неисчерпаемо добрый Лев Викторович, и сгораю от стыда за свой прошлый грех. Простите вашу блудную жену и позвольте ей по-прежнему поселиться под одним с Вами кровом. Увлечения мои... Господи! Мне скоро сорок лет, а я говорю о увлечениях! Увлечения мои кончились печально. Ненавистный Вам человек теперь и мне ненавистен. Я навсегда покончила с ним. Он оказался мерзавцем. Я бросила его в Гамбурге, переехала в Ниццу и на днях еду в Петербург. Я в нищете. Больше писать не смею... Умоляю...

Ваша жена

Лариса Самоглот-Загребаева.

  

II

  
   Отвечаю Вам в нескольких строках, Лариса Петровна... Приезжайте и живите в моем доме... Но простить Вас я пока не могу. Мерзавец Заксмиллер слишком еще жив в моей памяти. Шлю переводом через банкира триста рублей.

Лев Самоглот-Загребаев.

  

III

(Перевод с французского)

  
   ...В Париже Вы ничто, а в Петербурге Вы можете сделать себе карьеру. Вспомните меня и приезжайте. Нам нужен для детей гувернер-француз. Муж не может предоставить Вам большого жалованья, но 1000 р. в год к Вашим услугам. Будете жить у нас на всем готовом. О том, что Вы не дипломированы -- не заботьтесь. Но, приехав, вы не должны показывать вида, что мы были знакомы раньше...
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Лариса Самоглот-Загребаева.

  

IV

  
   Вы, Лев Викторович, не являетесь ко мне более недели и забыли Ваши обязанности. Ко мне пристают извозчик, портниха... Прислуга требует жалованье... Управляющий ходит каждый день и просит, наступи на горло, уплаты за квартиру. И Вы еще после этого смеете меня ревновать! Непременно приезжайте завтра же и привезите денег, иначе поссоримся.

Пока еще Ваша Сонечка Бучкова.

  

V

  
   Счет ее превосходительству Ларисе Петровне Самоглот-Загребаевой из магазина торгового дома А. Баволе.
   Костюм для прогулки..... 400 р. .-- к.
   Коробочка булавок...... 1 р. 25 к.
   Бальное платье ....... 550 р. -- к.
   За цветы на платье...... 78 р. -- к.
   Коробочка булавок...... 1 р. 25 к.
   Шубка бархатная с соболями ... 730 р. -- к.
   Осталось по старому счету ... 2340 р. -- к.
   ------------------------------------------
   Итого: 4100 р. 50 к.
   Получено в уплату 350 р. -- к.
   Осталось доплатить 3750 р. 50 к.
  

VI

  
   Ваше превосходительство, многоуважаемая Лариса Петровна! Вы просили у меня пожертвовать на нужды Ваших бедных, а посему, чувствуя все это до глубины души, препровождаю к Вам при сем тысячу рублей и прошу замолвить за меня словечко у супруга Вашего, так как вся наша подрядчицкая механика в ихней власти.
   Потомственный почетный гражданин и 1-й гильдии купец и кавалер Савва Нагревалов.
  

VII

  
   Добрый папаша! Не знаю, как и просить Вас... Я в ужасном положении. Я поставил чужой бланк на векселе, и 7 ноября срок... Спасите... вышлите тысячу рублей... Не погубите Ваше и Вашего сына доброе имя. Я пробовал перехватить у товарищей по полку, но у всех безденежье полное, поэтому бога ради поспешите.

Ваш покорный сын Николай Самоглот-Загребаев.

  

VIII

  
   Французскому подданному Анри Тюрбо.
   Вещи Ваши вышвырнуты из квартиры в сарай. Дабы мне не марать рук о Вашу физиономию, советую Вам самому за ними не являться. Медальон с Вашим портретом, сорванный мною с шеи той, которую я имею несчастие называть женою, при сем препровождаю. Надпись на портрете -- "подлец" сделана моей рукой.

Лев Самоглот-Загребаев.

  

IX

  
   Левушка мой старенький, но миленький! Я опять без денег. За квартиру нужно, за лошадей, портнихе. Вчера привезли новую коляску и тоже требуют денег... Привези.

Твоя Софи Бучкова.

  
   Отчего тебя вчера в балете не было?
  

X

  
   Ваше превосходительство, многоуважаемый Лев Викторович!
   По поручению артистки Надежды Михайловны Одуванчиковой (по сцене Онежской), имею честь при сем представить Вам поданный ей из нашего магазина счет в 2844 р. 30 к. и просить по оному сделать уплату. Счет признан г-жою Онежской и подписан ею.

Обойный и мебельный фабрикант Оноре.

  

XI

  
   Вы можете по неделям не видеться с Вашей женой, но все-таки, пока Вы с ней не разведены, обязаны заботиться о том, чтобы она не терпела лишений хоть в своих мелких нуждах. С подательницей этой записки, горничной Машей, пришлите хоть пятьсот рублей.

Лариса Самоглот-Загребаева.

  

XII

  
   Осмелюсь Вам напомнить, уважаемый Лев Викторович, о карточном долге в 1800 р. Веря Вашему слову, я не записал тогда в клубе Вашего имени в книгу, но вот уже прошло три дня, а уплаты я не получал.

Искренно преданный Ф. Кинд.

  

XIII

  
   Папаша! За долги меня выгнали из полка. Не с чем выехать в Петербург. Ради бога, вышлите хоть триста рублей.

Ваш сын Н. Самоглот-Загребаев.

  

XIV

  
   Многоуважаемый Лев Викторович!
   Сейчас я узнал конфиденциально, что у нас назначена экстренная ревизия всех сумм. Меня поразило как громом. Что делать? Надо доложить растраченное. Бога ради, ищите скорей где-нибудь денег, иначе мы погибли.

Преданный Вам П. Сыроедов.

  

XV

  
   Счет из оружейного магазина К. Флинте. Господину Л. В. Самоглот-Загребаеву.
   Один револьвер центрального боя. Р. 50. Деньги верю получить артельщику.

К. Флинте.

  

XVI

  
   Мы слышали, что в... обнаружена крупная растрата. Заведующий... арестован домашним арестом.
  

XVII

  
   Вдова и дети действительного статского советника Льва Викторовича Самоглот-Загребаева извещают о кончине первая любезнейшего мужа ее, а вторые отца их, последовавшей сего 17 Января 188... г. Вынос тела покойного из квартиры его для отпевания и погребения на Волковом кладбище имеет быть 20-го Января в 10 час. утра.

С подлинным верно! Н. Лейкин.

  
  

КУСТОДИЕВСКИЙ

(Краткий роман в документах)

I

  
   Добрый друг Леша!
   Ты поздравляешь меня с окончанием курса, радуешься, что я кандидат, с университетским дипломом в кармане. Спасибо тебе,-- конечно, лучше кончить курс хоть как-нибудь; но я недоволен собой, я разочарован, зачем я филолог, зачем я классик. Теперь надо выбирать дорогу, жизненный путь. А какой мой путь? Поступить на казенную службу я не могу, это было бы против моих принципов, против убеждений. Нет, я не чиновник, я не вицмундирный человек; я враг формалистики, враг всяких рамок, хотя бы и в педагогии. А вдруг еще пришлось бы служить среди взяточников? Ужас! Поступить на частное место... но куда? на какое? Я искалеченный классик. Бегать по домам и вдалбливать ребятишкам то, к чему сам не чувствуешь симпатий? Нет, друг, я этого не в силах... Ты спрашиваешь, как я устроился... Пишу в журналы и газеты; но горек и скуден этот хлеб. Болтать печатный вздор не хочется, а писать то, что хотелось бы,-- нельзя. О, боже! Когда же наконец мы дождемся свободы слова, свободы печати!
   Прости. Кончаю письмо... Пришла Лиза. Вот ангел-то! Если я живу, то для нее одной. А как любит меня эта трудящаяся девушка!

Твой Рафаил Кустодиевский.

  

II

  
   Добрый друг Леша!
   Я расстался с Лизой... Конечно, на время... Мы решили ждать, пока переменятся наши обстоятельства. Зачем распложать нищих? Лиза едет к вам, в Москву. Она получила там место гувернантки. Она зайдет к тебе и оставит свой адрес. Друг! В случае чего... будь ее защитником в чужом городе... Если можешь, достань ей переводы.
   Теперь о себе... Жив, здоров. Решил заниматься естественными науками. Авось, пополню в себе этот пробел. Буду слушать лекции. Странно: в душе я реалист, ненавижу классицизм, а меня сделали классиком! Горько.

Твой Р. Кустодиевский.

  

III

  
   Ты спрашиваешь: как и что? Живу, существую, друг Леша, но бьюсь как рыба об лед. Предлагают место учителя греческого языка в гимназию... Но нет, это сверх сил моих! Лизе я писал... Как только хоть чуть-чуть изменятся обстоятельства к лучшему -- выпишу ее в Петербург и женюсь на ней... Крепко скучаю о ней.

Твой Р. Кустодиевский.

  

IV

  
   ...Прозябаю. Пишу в газеты, пишу много, но редакторы боятся помещать, говорят: чересчур красно. Боже! Да не могу же я им писать сине! Впрочем, теперь приготовляю сына одной богатой вдовы в гимназию. Вдова купца она, фамилия ее -- Расбубнова. Дура вдоль и поперек, имеет два каменные дома и, представь себе, начинает за мной ухаживать, делает мне глазки... Писал об этом Лизе. Пусть поревнует.

Твой Кустодиевский.

  

V

  
   Зачислены на службу по министерству... кандидаты университета: Иванов и Кустодиевский.
  

VI

  
   Рафаил Кузьмич Кустодиевский и Настасья Даниловна Расбубнова покорнейше просят пожаловать на бракосочетание их в церковь Иоанна Предтечи, а оттуда к обеденному столу и на бал в квартиру кухмистера Королькова, на Гороховой ул., д. No 146.
  

VII

  
   ...Напрасно укоряете Вы меня, Алексей Иванович, в перемене моих убеждений. Но если кто был слеп и прозрел -- как тут быть? Вы вспоминаете, что я ненавидел классицизм, а теперь стою за него... Но ведь это были только юношеские заблуждения. Вы сообщаете, что какая-то Лизавета Ивановна Перехрамова умерла в больнице, но -- представьте себе -- я даже не помню такой. Впрочем, знавал ли я ее или не знавал, вечная ей память... Сын Ваш являлся ко мне; я, правда, высказал ему мое сожаление, что он поступает на естественный факультет, но что могу -- сделаю для него с полной готовностию. Естественные науки я не отрицаю, но они хороши для зрелого ума, а юношей приучают только к вольнодумству...
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ваш Р. Кустодиевский.

  

VIII

  
   В книжный магазин А. П. Куклова.
   Рафаил Кузьмич Кустодиевский просил меня возвратить Вам прилагаемый счет для надлежащего исправления. Дело в том, что счет адресован "господину" Р. К. Кустодиевскому, тогда как Рафаил Кузьмич с Нового года произведен в действительные статские советники, и, стало быть, его надо титуловать не "господином", а "его превосходительством". Будьте добры и перепишите.

Ваш слуга Г. Горохов.

  

IX

  
   М. г. Алексей Иванович!
   В ответ на письмо Ваше имею честь Вам объяснить, что просьбу Вашу я никак не могу исполнить. Ходатайство о цензурном пропуске Вашей статьи шло бы вполне вразрез с моими убеждениями. Бесспорно, что статья правдива, но там есть такие мысли, которые не должны быть высказываемы массе, ибо мы уже и так отрываемся от почвы. Возвращаемую Вам статью прочел, впрочем, с большим удовольствием.

Искренно преданный Вам Р. Кустодиевский.

  

X

  
   ...прилагаемые же при сем пятьсот рублей прошу Ваше Превосходительство не счесть за взятку. Боже меня покарай, если бы я смел предложить Вам взятку, многоуважаемый Рафаил Кузьмич. Эти деньги даже не могут назваться и так называемою благодарностию, ибо я и мысли не допускаю, чтоб Вас можно отблагодарить деньгами. Пятьсот рублей суть должное вознаграждение за Ваш труд: Вы приказывали по моему делу, просили, утруждали свою память обо мне, а это труд нелегкий.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Примите уверение в искренней преданности к Вам Вашего покорного слуги.

А. Бескровный.

  

XI

  
   Многоуважаемый Анисим Петрович!
   Письмо Ваше получил. Спасибо. Очень рад, что мог быть полезен Вам своим влиянием. Но вот просьба. Я слышал, что у Вас прелестные оранжереи. Пришлите мне несколько пальм и других тропических растений для моей гостиной. Жена так любит растения. Кстати: если Вы еще не сдали Вашу дачу, то я оставляю ее за собой. О цене найма не спрашиваю. Надеюсь, что не заспорим.
   Готовый к услугам Р. Кустодиевский.
  

XII

  
   ...Мой совет Вам, уважаемый Алексей Иванович, употребить все Ваши силы для удержания дочери Вашей Варвары в недрах семейства. Женские врачебные курсы, пожалуй, и будут продолжать свое существование, но, скажу Вам откровенно, я не сторонник их. Зачем женщине мудрствовать? Мудрствование приводит девушек к тлетворной гидре неверия, а это расшатывает основы. И труд... Труд женщины должен заключаться в воспитании своих детей, а не в резании лягушек. Вот поэтому-то я советовал бы Вам скорей выдать Вашу дочь Варвару замуж за хорошего, солидного человека, после чего и все эти девичьи бредни у ней сами собой исчезнут.

Ваш слуга Р. Кустодиевский.

С подлинным верно:

Н. Лейкин.

  

ИМЕНИНЫ СТАРШЕГО ДВОРНИКА

  
   Николин день. Вечер. Старший дворник Николай Данилов вправляет "престол" по деревне и день своего ангела. Небольшая комната, треть которой занята русской печкой, переполнена гостями. За ситцевым пологом на кровати попискивают сложенные туда грудные ребята, принесённые с собой гостьями. Сама дворничиха тоже с грудным ребенком у груди. В ее распоряжении только правая рука; ею она наливает гостям в рюмки и стаканы водку и пиво. Упрашивая, чтоб пили, дворничиха то и дело восклицает:
   -- По рукам, по ногам связал меня ребенок! У людей младенцы как младенцы, лежат себе смирнехонько на постели да покрякивают, а у меня из рук выпустить нельзя. Как положишь, так и заорет благим матом. Кушайте, гости дорогие, груздочков-то да рыжичков... Грибки отменные. Это мелочной лавочник Данилычу взаместо чашки именинной поклонился.
   -- Да попробуй ты попоить ребенка-то водкой -- он и уснет,-- советует городовиха, толстая, в чепчике с помятыми лентами и цветами.-- Намочи булку вином, да в соску -- и распречудесное дело.
   -- А и то попробовать,-- соглашается дворничиха.-- Верите ли, ведь смучил он меня. Не идет от груди, да и что ты хочешь.
   Гости сидят за столом, уставленным питиями и яствами. Тут пирог с капустой и пирог с черничным вареньем, на тарелках соленые грибы, селедка, мятные пряники и мармелад. Стол и подоконник уставлены бутылками пива и водки. На почетном месте, под образами, сидит городовой, рядом швейцар в ливрее. Подалее два лакея во фрака и белых жилетах играют на медные деньги в орлянку. Какие-то две бабы возятся около самовара, раздувая его хозяйским сапогом. У окна приютился солдат в гвардейском мундире нараспашку, плюет в колки гитары и налаживает струны. Тут же повар с поварихой. Повар лезет через стол к городовому и говорит:
   -- Емельян Трифоныч... Я так полагаю, что господа теперича ни шиша не стоют... Купцы главное... Как вы чувствуете?
   -- Купец на первом планте -- это действительно,-- отвечает городовой.-- Теперича барин обнищал. Он только одне неприятности может делать.
   -- Правильно,-- подхватывает дворник.-- Барину нониче грош цена. Возьмем праздник -- Новый год... Купец три рубля, а барин на полтине норовит отъехать.
   -- Лучше купца и содержанки на этот счет нет...-- прибавляет швейцар.-- Кабы у меня по лестнице одни купцы с содержанками жили, то и умирать не надо.
   -- Постой...-- возвышает голос городовой.-- Окромя всего прочего, барин кляузе заводка... Из-за них вся интрига... Теперича, ежели взять мирового судью... В каких смыслах у него разборка дел?.. Все господа судятся... Не будь барина -- спокой. Офицер тоже нашего брата много тревожит.
   -- Емельян Трифоиыч... Позвольте... Кабы мастеровой народ уничтожили -- вот где спокой-то бы был.
   -- За что на нас такая критика? -- послышался пьяный голос около печки, где на лавке полулежал, уткнувшись головой в баранью чуйку и шапку, пиджак с всклокоченной головой.-- Коли я столяр, какую такую вы имеете праву?..
   -- Лежи, лежи, коли уже вино подкосило! -- крикнула баба, суетившаяся около самовара, и погрозила кулаком.
   -- Нет, ты постой... Мастерового человека я не согласен, потому... Петр Великий как любил мастерового человека!
   -- Верно, верно... От мастерового человека больших препон нет,-- согласился городовой.-- Мастеровому человеку вдарил по шее -- он и молчит. Забунтовал -- волоки его в участок.
   -- Однако ты, брат, участок, иди-ка к себе на угол становиться,-- напоминала городовому городовиха.-- Сейчас пристав пойдет в обход.
   -- Врешь... Пристав еще через час... Вот ежели околоточный -- так и тот у портерщика на именинах.
   -- Смотри, Емельян Трифоныч, будет тебе нахлобучка.
   -- Дура! Да нешто я не мог с поста за подозрительным человеком во двор зайти? Вот и вся механика...
   -- Врешь, врешь... Коли подозрительный человек во двор вошел -- твоя обязанность к дворнику звониться. Иди, иди... А то Николин день, на улице столько пьяных, а ты...
   -- Иду, иду... Вот пристала-то, словно банный лист...-- поднялся с места городовой.
   -- Не пущу, не пущу без чаю с ромом...-- заговорил дворник.
   -- Чудак человек! Да ведь я приду потом... Пристав пройдет, я и приду... Без четверти в девять он на нашем угле бывает, ну, а вот теперь четверть девятого... Прощай... Компании почтение.
   -- Господин городовой! Дайте о руки хоть копейку полицейского счастья,-- сказал один из лакеев.-- Говорят, полицейское не горит, не тонет! Совсем проигрался. На отыгрыш прошу.
   -- Получай две копейки.
   -- Мерси... Отыграюсь -- пара пива за мной.
   Солдат настроил гитару, заиграл и запел:
  
   Ни папаши, ни мамаши,
   Нету дома никого,
   Нету дома никого,
   Полезай скорей в окно...
  
   Пьяный лежал в углу и вдруг заорал совсем не в такт!
   -- Пропадай моя телега, все четыре колеса!
   -- Тише ты, полоумный! Чего ты деликатность-то портишь! -- крикнула на него баба.
   -- Мастерового человека обидели -- не могу.
   Дворник и швейцар провожали городового к дверям. Распахнулась дверь на лестницу, и холодный воздух, ворвавшись в тепло, клубами закрутился по комнате.
   -- Действительно, купец теперь выше всякого графа стал,-- все еще продолжал разговор дворник.-- Вот у нас по угловой лестнице... Граф Дербаловский занимает квартиру в пять комнат и по рублю в праздник дворникам дает, а под ним купец Разносов в двенадцати комнатах существует -- и синицу1 отваливает; так кто выше-то: граф или купец?
   -- Емельян Трифоныч!.. Вернешься сюда опять, так захвати из фруктовой лавки Николаю Данилычу в именинное поднесение виноградцу,-- кричала городовому городовиха.
   В дверях показалась кухарка. Она держала в руках форму заливного.
   -- Люди из гостей, а мы в гости...-- затараторила она.-- Уж извините, Николай Дапилыч, раньше и управиться не могла. Ведь у нас хозяева совсем подлецы... Чем больше у бога праздник, тем хозяйка больше стряпни по кухне заказывает. С ангелом! Вот уж это вам позвольте взаместо чайной чашки в день именин. Формочку рыбки заливной... Самые лучшие кусочки отобрала и залила.
   -- Да не студите вы комнату-то! Ребят простудите! -- кричала дворничиха и начала целоваться с кухаркой.
   За кухаркой ввалилась горничная с завитками на лбу и в шелковом платье.
   -- Фу! Как здесь накурено-то! Словно немецкий клуб! -- возгласила она.-- С ангелом, Николай Данилыч... А вас с именинником...
  
   Скинь мантилью, ангел милый,
   И явись как божий день...--
  
   запел солдат.
   -- Это вы мне? Мерси вас,-- сказала горничная, сняла платок с плеч и села.
  
  

ПРАЗДНИЧНЫЙ

(Сценка)

  
   -- Эх, загуляла ты, ежова голова! -- восклицает ледащий мужичонко в картузе, надетом козырьком набок, и в рваном полушубке нараспашку, пробирающийся в Ямской, по набережной Лиговки, из кабака в трактир.-- Ходи ты, ходи я, ходи милая моя! -- приплясывает он на тротуаре, размахивая руками и подмигивая проезжающему извозчику.
   -- Загулял, земляк? -- спрашивает его ласково извозчик.
   -- Загулял, брат, в лучшем виде загулял. Престол справляем. Праздничные мы по деревне. А я батюшку Покров всегда чудесно помню. Хочешь, пивком попотчую?
   -- Нет, брат, пей один. На фатеру пробираюсь. В ночь ездил, так надо и поспать.
   -- Поспать! Кто утром спит? Утром гулять надо. Пойдем попотчую, мы праздничные. Ты думаешь, у нас денег нет? Во... Денег достаточно.
   Мужичонко запустил руку в штанину и брякнул медяками.
   -- Айда-ка ты лучше к своей Анне Палагевне, да и выкури хмель-то тихим манером,-- сказал извозчик.
   -- Я хмель выкуривать? Зачем? Вчера только завел, а сегодня выкуривать? Нет, брат, я старых-то дрождей месяц дожидался. Дрожди завел, и баста... Три дня гулять будем. На то Покров-батюшка. Мы его помним чудесно. У нас вчера по деревне белые пироги пекли, попы с образами ходили. Прокати меня на своей егорьевской, а я тебя пивком...
   Извозчик едет далее. Мужичонко продолжает свой путь. Попадается ему кузнец в кожаном переднике и с молотом на плече.
   -- Никитка! Все еще гуляешь? -- улыбается мужичонке кузнец.
   -- Гуляю, Анисим Макарыч... В лучшем виде гуляю. Праздничные... У нас вчера по деревне престол, так нетто не гулять? Мы батюшку Покров предпочитаем. Пойдем сейчас обнову покупать. Рубаху хочу себе новую ситцевую... А потом спрыснем...
   -- Ну тя в болото! Я работаю.
   -- После Покрова да поутру работать! Работа не медведь, в лес не убежит. Пойдем рубаху покупать.
   -- Какой ты теперь покупщик! Тверезый купишь, а теперь оставь. Купец линючий ситец подсунет.
   -- Мне подсунет линючий ситец? Нет, брат, я ситец твердо знаю. Вот взял сейчас подол у рубахи в рот, пожевал его на зубу, а потом сплюнул... Не сдал ситец краски -- ну, значит, не линючий. А то принес вот из трактира лимончику кусочек...
   -- Иди-ка ты лучше домой спать, а потом в баню...
   -- Зачем спать? Я престол справляю. Я праздничный. Анисим Макарыч! Анисим... Ах, чтоб тебя мухи съели! Ушел...-- бормотал мужичонко, смотря вслед кузнецу.-- Это, стало быть, я опять без компании. Ну, пойдем компанию себе искать.
   Мужичонко останавливается перед городовым, хочет вытянуться во фрунт и чуть не падает.
   -- Чего тебе? -- спрашивает городовой.
   -- Праздничные мы. Престол справляем. А вашему здоровью...
   -- Проходи, проходи! Нечего тут кривляться-то.
   -- Господину городовому поклон,-- снимает картуз мужичонко.-- Кланяюсь твоей чести и угостить тебя хочу, так как мы, значит, по деревне праздничные. Пойдем, братец, поднесу.
   -- Я тебе сам так поднесу, что не прочихаешься! Двигайся. Нечего станцию-то делать. Иди, куда шел.
   -- Это за что же такие шершавые слова, коли мы со всей своей лаской? -- недоумевает мужичонке
   -- А за то, что не вводи казенного человека в соблазн, когда он на посту стоит.
   -- Я из-за Покрова-батюшки преподобного. У нас таперь кажинного человека угощают. А мне с казенным человеком любопытно в праздник...
   -- Праздник вчера был.
   -- Врешь. Престол у нас о трех днях бывает. Три дня гуляем. У нас по деревне в первый день пироги пекут, во второй оладьи, а в третий блины... Эх, куда нынче как народ во всей своей гордости недвижим стал! Ты, может быть, супротив меня в своей голове павлина содержишь? Так ты гордость-то эту брось. Ты городовой, а я штукатур и со всем своим чувствием...
   -- Проходи! Проходи! Что за поярец1 такой, что из себя дурака строить!
   -- Мы поярцы? Нет, брат, мы православные христиане и все там будем... У нас душа чиста... А Покров я предпочитаю чудесно... Эх, скучно, грустно мне, молодцу, на чужой стороне быть! -- воскликнул мужичонко, покрутил головой, отер слезу, махнул рукой и запел: -- "Сторона ль моя, сторонушка"...
   -- Ты горло-то на улице не дери, а то я тебя в участок отправлю! -- крикнул ему вслед городовой.
   Мужичонко обернулся.
   -- Сироту-то? Праздничную сироту-то? Что же, отправляй. Заодно уж нам страдать без семьи родной,-- сказал он, отирая слезы полой полушубка.-- Ну, народ стал ноне! Сам-то ты прежде кто был, пока в городовых не служил? Ведь мужик тоже... А вот теперь с праздничным мужиком выпить не хочешь. А я сирота... Ты думаешь, я себе компанию не найду? Найду, брат, будьте покойны.
   Мужичонко плакал пьяными слезами и даже всхлипывал.
   -- Найду, брат... Эх, загуляла ты, ежова голова бесталанная! -- взвизгнул он и поплелся, покачиваясь на ногах, далее.
  
  

АЙВАЗОВСКИЙ

(Сценка)

  
   Черный купец сидел до одну сторону стола около чайного прибора и пощелкивал щипчиками, дробя куски сахару на более мелкие части. Рыжий купец помещался по другую сторону стола и просматривал газету, вздетую на палку.
   -- Ну, что Кобургский?1 -- спросил черный купец рыжего.
   -- Да ничего сегодня про него не пишут. Второй день уж не пишут. Надо полагать, уж не отменили его. Да и пора. Надоел. Ну что ему мотаться в политическом гарнизоне. Побаловал, да и будет.
   -- Да нешто это можно, обы отменить?
   -- Отчего же? Бисмарк2 все может. Погоди, вот конгресс всех нот будет, так и совсем запретят. Из-за чего Бисмарк с Кальноки3 шушукались-то? Все из-за этого. "Надо, говорят, нам нашего молодца посократить. Достаточно ему мозолить глаза". Довольно. Уж ежели залез, то сиди и пей себе пиво с букивротами, а действовать не смей. Немец немца завсегда послушает.
   -- Чего ему! Он теперь при генеральском мундире и при шпорах.
   -- А вот конгресс нот порешит, так и шпоры спилят.
   -- Уж хоть бы решали скорей. Куда его решат?
   -- Да куда решить? Решат, я думаю, в Калугу. Этих всех в Калугу решают. Туда и Шамиль решен был4. Баттенберга5 тоже в Калугу везли, да сбежал он с дороги.
   Рыжий купец опять углубился в чтение.
   -- Пей чай-то. Чего тут? Остынет. Вон я кусочков сахару нащипал,-- сказал черный купец.
   -- А вот сейчас, только про Айвазовского юбилей дочту. Юбилей ему устраивают,-- отвечал рыжий купец.
   -- Какой это Айвазовский? Чем он торгует?
   -- Живописец он, картины водяные пишет.
   -- О-о! А я думал, наш брат купец.
   -- Чего ты окаешь-то! Этому стоит юбилей сделать, хоть он и не купец. Главное дело, пятьдесят лет живописного рукомесла день в день выполнил, точка в точку. А это не шутка. Ведь за последнее время у нас все какие юбилеи бывали: семь лет, тринадцать лет, а то так и четыре с половиной. Четырехсполовинойлетний юбилей -- нешто это можно. А тут пятьдесят лет! Говорят, он за это время одного полотна стравил столько, что щеколдинской фабрике в год не сработать.
   -- Водяные картины, ты говоришь, он писал?
   -- Только водяные. Вода, вода и вода. Вода и небесы -- и ничего больше. И ведь в чем штука: только одну синюю краску и покупал. Разве малость белилами разводил.
   -- Ну, водяные-то картины не мудрость. Вот ежели бы портреты.
   -- Не мудрость! Нет, ты попробуй-ка пятьдесят лет подряд все одной и той же синей краской. Ведь он ею, может статься, миллион аршин полотна замазал. Да ведь не зря мазал, а надо тоже так, чтобы выходило что-нибудь. А у него было как. Вот поставишь ты его картину к стене, к примеру, а супротив ее утку пустишь, смотришь, утка-то в картину и лезет, на воду, значит, идет. Уток надувал.
   -- Т-с... Ну, это действительно. А портретов он не писал?
   -- Ни боже мой! Только одна вода да небесы. Да он и не умеет портреты... начал, говорят, раз с одного купца писать портрет, глядь, а вместо купца-то не то облизьяна, не то черт, а из пасти фонтал воды льется.
   -- Скажи на милость!
   -- Да. Кому уж бог какое упование дал. Другой вот способен только вывески для мелочных лавочек писать, чтобы фрукта была, хлеб, стеариновые свечи, а воду не может. А этот только воду да небесы. Третий и для мелочной лавочки не напишет вывески, а для табачной в лучшем виде. Дай ты ему турку с трубкой написать, либо арапа с цигаркой -- напишет, а заставь воду -- не может. Ты думаешь, воду-то легко, чтобы по-настоящему выходило?
   -- Да что говорить!
   -- А у Айвазовского как угодно. С мальчишек уж руку набил. И ведь что удивительно-то: надо тебе морскую воду -- он морскую напишет, надо речную -- речная готова. И видишь ты сейчас, что это речная вода, а это морская.
   -- И на вкус? -- спросил черный человек.
   -- Чудак человек! Как же можно на вкус-то?
   -- А ежели лизнуть по картине? Ведь морская вода соленая.
   -- Ах, вот это-то! Так. Да кто ж его знает, может статься, в морскую-то воду он и прибавлял соли, только я его картины видеть видел, а лизать не лизал. Да ведь и не допустят до этого на выставке. Ну-ка, коли ежели вся публика начнет лизать картину? Что из этого выйдет? До дыр и пролижешь. А его айвазовские картины дорогие.
   -- И фонтал может написать?
   -- И фонтал. Глядишь -- ну, вот живой, да и только. Такое уж ему от бога умудрение.
   -- А болотную воду?
   -- И болотную воду. Одно только -- зельтерской воды он не мог ухитриться написать; сколько ни старался -- не выходит, да и что ты хочешь!
   -- Не далось?
   -- Не может. Пробовал хоть стаканчик -- не выходит, да и шабаш. Уж он и так и эдак -- нет. Колодезная, ключевая -- всякая выходит, а зельтерскую не может.
   -- А кипяток?
   -- Кипяток? Кипяток выходит, а самовар не выходит. И так он за пятьдесят лет к этой воде пристрастился, что только о воде и думает, только о воде и разговаривает. Жареного даже ничего не ест, а только варево. Каждый день только уха и уха -- в том его и пища. От воды, говорит, я себе капиталы нажил, так ничего мне теперича кроме воды и не надо.
   -- Капиталы?
   -- При больших капиталах состоит. В Крыму, в Феодосии, у него большое поместье и тоже стоит на воде. Спереди море, сбоку река, а сзади фонталы ключевой воды бьют. Нынче он городу Феодосии пятьдесят тысяч ведер воды в день на водопровод подарил. "Нате, говорит, пользуйтесь". Гости к нему приедут, а он сейчас водой угощать.
   -- Ну, это не больно вкусно.
   -- Так-то оно так, но старичка уважают. Пьют. И ничем ты его не утешишь, как ежели из всех его кадок хоть по рюмке воды выпьешь.
   -- А у него кадки в доме стоят?
   -- Никакой мебели, а только кадки стоят, крышками прикрытые, и это взаместо стульев и столов. На кадках все сидят, на кадке с водой простую уху хлебают -- вот и все угощение. Потом купаться. Сначала в морской воде все выкупаются, потом в речной и, наконец, в ключевой на загладку. Требовает. Коли уж, говорит, в гости пришел, то действуй по-нашему. В чужой монастырь с своим уставом не ходят.
   -- И как это его умудрило насчет воды?
   -- Видение было в юности. "Напиши ты, говорит, Ноев потоп, чтоб ничего не было видно, а только одна вода и небесы". Написал, и с тех пор вода, вода и вода.
   -- Водку-то он пьет ли?
   -- А то как нее? Ведь она тоже вода. Ты водку от воды нешто можешь отличить. По виду ни в жизнь. Лизнешь -- ну, дело другое. Водку он пьет. Да ты чего к водке-то подговариваешься? Не хочешь ли уж дербалызнуть? -- спросил рыжий купец.
   -- Следовало бы за здоровье старичка. Как его?..
   -- Айвазовский.
   -- Следовало бы за господина водяного живописца Айвазовского.
   -- Ну, вали!
   -- Прислужающий! Насыпь-ка нам пару баночек хрустальной! -- крикнул трактирному слуге черный купец.
  
  

В ГОСТЯХ У ХОЗЯИНА

  
   Был вечер. Два паренька -- один в шляпе котелком, другой в фуражке, оба с еле пробивающимися бородками, долго ходили около решетки садика одной из дачек на Черной Речке и все не решались войти в калитку.
   -- Седьмой час уж... Пойдем к нему... Пора...-- сказала наконец шляпа котелком.
   -- Погоди. Подождем еще немножко... А то скажет, что рано лавку заперли, и будет ругаться,-- отвечала фуражка.
   -- Да ведь сам же он звал нас к себе в гости. "Запретесь в рынке,-- говорит,-- так приезжайте на дачу".
   -- Мало ли что звал! А вот приди рано -- выругается. Ты его еще не знаешь хорошо-то, а я, слава тебе господи, с мальчиков у него живу. Он яд, а не хозяин.
   -- Очень хорошо понимаю, что яд, но ты разочти; ведь мы сделали, как он приказывал. Он приказал запереть лавку в пять часов -- в пять и заперли. Три четверти часа шли и на конке ехали. Четверть часа здесь маемся. Нет, я уж пойду, а ты как хочешь.
   Шляпа котелком решительно махнула рукой и вошла в калитку садика. Фуражка робко последовала за ним. Около куста волчьих ягод в садике сидел толстый купец без сюртука и с непокрытой лысой головой и пил чай. Полная, нарядно одетая дама -- жена его -- помещалась около самовара.
   -- Доброго здоровья, Иван Анисимыч... Здравствуйте, Варвара Макаровна...-- раскланялась шляпа котелком с купцом и купчихой.
   Фуражка тоже раскланивалась.
   -- Ах, это вы! -- сказал купец.-- А я и забыл, что вас звал к себе сегодня после запора лавки. Ну, как торговля была?
   -- Да ведь уж известно, день воскресный, так какая же торговля...-- почтительно ответила фуражка и поперхнулась.
   -- Ну, не скажи... И по воскресеньям может быть хорошая торговля, коли ежели продавцы хорошие, а конечно, коли ежели продавцы к торговле негляжа и только и думают, как бы скорей из лавки удрать, то, само собой, торговли обстоятельной быть не может.
   -- Мы в пять часов, Иван Анисимыч, заперлись. Как вы приказали, так мы и заперлись.
   -- А уж до половины-то шестого не могли посидеть из усердия? Посидели бы, а может быть, кто-нибудь на спешку и наклюнулся бы. Теперь, по вечерам, всегда траурный покупатель попадается, а лучше траурного покупателя и не бывает. Траурный покупатель с горя так даже и не торгуется, а что у него запросишь, то он и дает.
   -- Да уж все в пять-то часов запираться начали.
   -- Тут-то и сидеть, когда все запираться начали. Прибежит покупатель, а ты его и поймал. Куда он от тебя уйдет, ежели все соседи заперлись?
   -- Да ведь сами же вы изволили...-- оправдывалась шляпа котелком.
   -- Ну, да уж ладно, ладно,-- перебил шляпу купец.-- Берите стулья и садитесь к столу. Жена вам по стакану чаю нальет. Стулья можете взять из дачи. Там есть стулья.
   Приказчики сходили за стульями и сели около стола. Они сидели как на иголках перед хозяином.
   -- Попотчевал бы вас коньяком, да ведь, поди, после запора лавки уже забегали вы в трактир и пили?
   -- Видит бог-с, прямо сюда.
   -- Ну, ну, ну... Не божись... Варвара Макаровна, плесни им в стаканы коньячишку, только смотри не ошибись, не налей много.
   -- Да нам даже совсем не надо-с. Зачем коньяк? Бог с ним...
   -- Ну, ну... Не егози. Ведь уж пьете... Коли ежели бы не пили, то дело другое...
   -- Потреблять-то потребляем по малости, а только...
   -- Пей за столом, а не пей за столбом...-- наставительно произнес хозяин.
   Приказчики покорились своей участи и стали пить чай с коньяком.
   -- Не люблю я такой извадки, кто из себя невинность разыгрывает,-- продолжал хозяин.-- Ну, вот дышите теперь легким воздухом-то. А то все жаловались, что вас в городской квартире взаперти держат.
   -- Когда же мы, Иван Анисимыч, жаловались?..
   -- Довольно, довольно. Дышите... Что ж не дышите?
   -- Мы дышим-с. Воздух здесь у вас даже очень прекрасный,-- говорила шляпа котелком.
   -- То-то, я думаю, что тебе не воздух нужен, а баловство. Ты вот теперь сидишь, а у тебя такие мечтания в головном воображении, как бы отсюда улизнуть да скорей в "Аркадию" махнуть, а там с мамзелями...
   -- Вот как перед истинным, нет во мне такого головного вопля!
   -- Пей, пей чай-то. Ну, что ж, в шашки мне с тобой сыграть, что ли, для прокламации?
   -- Ежели прикажете -- с большим рвением готов.
   -- Тащи сюда шашечницу. Она в даче, в первой комнате на окне.
   Приказчик отправился и принес доску.
   -- Ты сколько же мне дашь вперед? -- спросил его хозяин.
   -- Да ведь вы много лучше меня изволите играть.
   -- Врешь. Вы по вечерам дома как в эту игру насобачились-то! Страсть!
   -- Одну шашечку вперед могу дать, если вы этого желаете.
   -- Что одну! Давай две.
   -- Хорошо, извольте-с. Нам хозяину угодить -- первое удовольствие. А только я проиграю-с.
   -- Так и надо. Неужто же тебе выиграть? Зачем же я оплеванный-то буду?
   -- Вам ходить-с...
   -- Схожено. А теперь вот так... Бери шашку-то.
   -- Взято-с. А теперь извольте сами кушать. Вы скушаете мою шашку, а потом я ваши две съем и в дамки...
   -- Нет, я этого не хочу...-- воспротивился хозяин.
   -- Да как же-с? Ведь это правило. Пожалуйте...
   -- Не стану я есть твою шашку. Поставь мою шашку, я другой ход сделаю.
   -- Этого нельзя-с...
   -- А я тебе говорю: поставь! Ну?!
   -- Хорошо, извольте-с...
   -- Вот я сюда хожу.
   -- Да ведь здесь загорожено.
   -- Не твое дело.
   Играют. Хозяин все-таки начинает проигрывать.
   -- Моя дамка,-- говорит приказчик.-- Я в дамки вышел.
   -- Врешь.
   -- Да ведь сами же изволите видеть, где шашка моя стоит.
   -- Ничего я не вижу.
   -- Да как же-с...
   -- Молчи!
   -- Теперича я должен все ваши шашки есть...
   -- Посмей...
   -- Иван Анисимыч...
   -- Не хочу больше играть. Ну, довольно вам здесь сидеть. Поезжайте домой.
   Хозяин сбил шашки. Приказчики поднялись с местов и стали прощаться.
   -- Да в "Аркадию" у меня не сметь заезжать! -- говорил хозяин.-- Узнаю завтра от кого-нибудь, что видели вас там, то так уж и ждите, что завтра вам по шее.
   -- Слушаем-с...-- отвечали приказчики и пятились к калитке.
   -- Кухарку спрошу завтра, в котором часу домой явились. Поняли?
   -- Поняли-с.
   Приказчики юркнули за калитку.
  
  

КОММЕНТАРИИ

  
   При отборе произведений для настоящего издания в него прежде всего были включены произведения, в той или иной степени одобренные А. П. Чеховым. Публикуются также рассказы, небольшие повести, сатирические миниатюры, которые хотя и не получили чеховских отзывов, но являются вещами характерными для творчества автора, запечатлевшими быт и нравы эпохи. Из-за ограниченного объема сборника пришлось отказаться от включения многих вполне заслуживающих того произведений, как, например, от талантливых романов М. И. Альбова "Ряса", И. Н. Потапенко "Не герой" и др.
   Отбор произведений потребовал просмотра множества отдельных изданий, собраний сочинений, комплектов газет и журналов. Неизученность творчества большинства включенных в двухтомник писателей составила особую сложность для установления первой публикации отдельных произведений. В связи с этим в комментариях указываются в основном только те источники, по которым печатаются тексты. Тексты печатаются по последнему прижизненному изданию.
   Краткие справки о писателях содержат сведения об их жизненном и творческом пути, оценки современной им критики, а также информацию относительно их связей с А. П. Чеховым.
  

Н. А. ЛЕЙКИН

  
   Писатель и журналист Николай Александрович Лейкин родился в 1841 году в Петербурге в образованной купеческой семье. Стремление к литературным занятиям проявилось у Лейкина в ранней юности: во время учебы в Петербургском немецком реформатском училище он сочинял сценки, которые разыгрывались на ученических спектаклях. Окончив училище (1859 г.), помогал отцу в торговле, был приказчиком, пять лет прослужил в петербургском страховом обществе, после чего целиком отдался литературной деятельности.
   Печататься Лейкин начал в 1860 году, опубликовав в журнале "Русский мир" стихотворение "Кольцо". В 1861 году в журнале "Петербургский вестник" появился его первый рассказ -- "Гробовщик". С этого времени Лейкин выступает в периодике как автор бытовых очерков, повестей, коротких юмористических рассказов-сценок, "моментальных" зарисовок с натуры. Значительным было влияние на его творчество В. С. и Н. С. Курочкиных, в сатирическом журнале которых "Искра" он начал сотрудничать с 1863 года. Вскоре вышла его первая книга "Апраксинцы" (СПб., 1864), включавшая сцены и очерки из жизни мелкого купечества, торговавшего на Апраксином дворе в Петербурге. В 1864 году Лейкина пригласили к участию в журнале "Современник". Редакторы журнала, Салтыков-Щедрин и Некрасов, ценили в произведениях Лейкина правдивое отражение быта и нравов торгового люда, городских низов. В рецензии на двухтомное издание "Повестей, рассказов и драматических сочинений Н. А. Лейкина" (СПб., 1871) Салтыков-Щедрин писал, что его произведения дают "правильное понятие о бытовой стороне русской жизни", и рассматривал их как почти документальные свидетельства о темном "языческом мире", "нравственной и умственной Патагонии", являвшейся опорой режима. Салтыков-Щедрин отметил, что среда, о которой пишет Лейкин, "схвачена очень живо и ясно" {М. Е. Салтыков-Щедрин. Собр. соч. в 20-ти томах, т. 9. М., "Художественная литература", 1970, с. 421--422.}.
   Лейкин был одним из самых плодовитых российских беллетристов, пытавшимся обнять в своем творчестве самые разнообразные стороны русского быта. Он, по подсчетам его биографа, написал 36 романов и повестей, 11 пьес, выпустил 70 книг {"Николай Александрович Лейкин в его воспоминаниях и переписке". СПб., 1907, с. 229--230.}. Но основное место в творчестве Лейкина занимают короткие рассказы-сценки, которых он написал около семи тысяч (эта цифра, по свидетельству Н. К. Михайловского, фигурировала в печати в дни тридцатилетнего литературного юбилея Лейкина). Именно этот жанр создал ему громадную читательскую аудиторию в простонародной, мещанской, торгово-ремесленной среде. Эта связь писателя с "определенным кругом читателей" была отмечена и в критике {Н. К. Михайловский. Литературно-критические статьи. М., Гослитиздат, 1957, с. 599.}. С начала 80-х годов рассказы Лейкина все более отчетливо приобретают черты бытовой сатиры, добродушного юмора, комического изображения разных сторон купеческой и мещанской жизни. Манера эта, в сущности, и определила облик петербургского юмористического журнала "Осколки", редактором-издателем которого Лейкин был в 1882--1905 годах. В то же время следует сказать, что "Осколки" были наиболее либеральным из юмористических журналов 80-х годов. В некоторых его публикациях и карикатурах звучали острые критические ноты, в особенности в материалах, авторами которых являлись бывшие сотрудники "Искры" Л. И. Пальмин и Л. Н. Трефолев. Журнал немало терпел от цензуры.
   Своеобразной школой короткого рассказа стали "Осколки" для молодого Чехова, которого Лейкин пригласил сотрудничать в журнале в конце 1882 года. 12 января 1883 года Чехов писал Лейкину: "Направление Вашего журнала, его внешность и уменье, с которым он ведется, привлекут к Вам, как уж и привлекли, не одного меня. За мелкие вещицы стою горой и я..." В журнале в течение пяти лет было напечатано более двухсот рассказов Чехова. Кроме того, в 1883--1885 годах он вел в "Осколках" (под псевдонимами Рувер и Улисс) обозрение "Осколки московской жизни". На этот период работы Чехова в "Осколках" приходится и особенно активная переписка его с Лейкиным. Издатель журнала считал его самым талантливым своим сотрудником. Чехов не всегда соглашался с правками и сокращениями, вносившимися Лейкиным в его рукописи. Тем не менее он писал издателю 27 декабря 1887 года: "Осколки" -- моя купель, а Вы -- мой крестный батька". Впоследствии сам Лейкин не без гордости вспоминал: "Антон Чехов... называл себя моим литературным крестником" {"Николай Александрович Лейкин в его воспоминаниях и переписке", с. 243.}. В издании журнала "Осколки" вышел второй сборник Чехова -- "Пестрые рассказы" (1886).
   Чехов был внимательным читателем произведений Лейкина. Из его романов наиболее высокую оценку у Чехова получили "Стукин и Хрустальников": "Это самая лучшая из всех Ваших книг" (27 мая 1886 г.), "Стукин" имеет значение серьезное и стоит многого...". Вместе с тем Чехов отмечал растянутость и громоздкость романа Лейкина "Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны" (1887), в котором "нет ничего нового". О присланном Лейкиным сборнике рассказов "Пух и перья" (1888) он писал автору: "Именно такие рассказы мне наиболее симпатичны у Вас. В них простота, юмор, правда и мера..." (5 октября 1888 г.).
   В сохранившихся дневниках Лейкина за 1892--1809 годы зафиксированы встречи и беседы с Чеховым (извлечения из дневников опубликованы: "Литературное наследство. Чехов", т. 68. М., Изд-во АН СССР, 1960).
   Н. А. Лейкин умер в 1906 году в Петербурге. После Октябрьской революции его книги выходили в серии "Библиотека сатиры и юмора", выпускавшейся издательством "Земля и фабрика" (ЗиФ): "Медные лбы. Рассказы" (М.--Л., 1926), "Ради потехи. Рассказы" (М.--Л., 1927), "Шуты гороховые" (М.--Л., 1927) и др.
  

ПТИЦА

  
   Печатается по изданию: Н. А. Лейкин. Саврасы без узды, Юмористические рассказы. СПб., 1880.
   Вспоминая "признаки желаемой книжки" (сборник "Саврасы без узды"), Чехов в письме к Лейкину так говорит о рассказе "Птица": "В этой же книжке, кстати сказать, есть фраза, которая врезалась в мою память: "Тургеневы разные бывают",-- фраза, сказанная продавцом фотографий" (март 1883 г.),
  
   1 Петипа Мариус Иванович (1819--1910) -- известный танцовщик и балетмейстер.
  

ПОСЛЕ СВЕТЛОЙ ЗАУТРЕНИ

  
   Печатается по изданию: Н. А. Лейкин. Саврасы без узды. Юмористические рассказы. СПб., 1880.
   В марте 1883 г., обратясь к Лейкину с просьбой прислать ему эту книгу, Чехов вспомнил о впечатлении, произведенном на него рассказом "После светлой заутрени": "Особенно врезался в мою память один рассказ, где купцы с пасхальной заутрени приходят. Я захлебывался, читая его. Мне так знакомы эти ребята, опаздывающие с куличом, и хозяйская дочка, и праздничный "сам", в сама заутреня..."
  

САМОГЛОТ-ЗАГРЕБАЕБЫ

(Краткий современный роман в документах)

  
   Печатается по публикации в журнале "Осколки" (1884, No 4). В первых числах февраля 1884 г. Чехов писал Лейкину об этом рассказе: "Ваши письма в предпоследнем нумере -- очень хорошенькая вещь. Вообще замечу, Вам чрезвычайно удаются рассказы, в которых Вы не поскупитесь на драматический элемент".
  

КУСТОДИЕВСКИЙ

(Краткий роман в документах)

  
   Печатается по публикации в журнале "Осколки" (1884, No 6).
   Об этом рассказе Чехов так отозвался в письме к автору: "Кустодиевский" превосходен. Горбуновский рассказ, несмотря на незатейливую, давно уже заезженную тему, хорош -- форма! Форма много значит..." (12--13 февраля 1884 г.).
  

ИМЕНИНЫ СТАРШЕГО ДВОРНИКА

  
   Печатается по изданию: Н. А. Лейкин. Цветы лазоревые. Юмористические рассказы. СПб., 1885.
   Чехов писал Лейкину 28 апреля 1885 г.: "За "Цветы лазоревые" я уже благодарил Вас и еще раз благодарю. Прочел... В особенности поправились мне "Именины у старшего дворника".
  
   1 Синица, синенькая -- пятирублевая ассигнация.
  

ПРАЗДНИЧНЫЙ

Сценка

  
   Печатается по публикации в журнале "Осколки" (1886, No 42).
   23 октября 1886 г. Чехов писал Лейкину: "Я послал Вам рассказ "Бука", но, кажется, неудачный, по крайней мере гораздо худший Вашего "Праздничного", который Вам чертовски удался. Очень хороший рассказ. Одна есть в нем фраза, портящая общий тон, это -- слова городового: "в соблазн вводишь казенного человека"; чувствуется натяжка и выдуманность. Мужичонка картинен, и я себе рисую его".
  
   1 Поярец -- здесь: пьяный приставала.
  

АЙВАЗОВСКИЙ

(Сценка)

  
   Печатается по публикации в "Петербургской газете" (1887, 24 сентября, No 262).
   Чехов писал Лейкину 7 октября 1887 г.: "Ваш "Айвазовский" мне так понравился, что я послал его своему домохозяину, а сей последний -- любитель веселого чтения -- снес его в Клиники, где и читал вслух".
  
   1 Кобургский, Фердинанд I Кобургский (1861--1948) -- князь Болгарский с 1887 по 1908 г. Способствовал усилению германского влияния в Болгарии.
   2 Бисмарк Шенгаузен фон Отто (1815--1898) -- рейхсканцлер Германской империи в 1871--1890 гг.
   3 Кальноки Густав (1832--1898) -- министр иностранных дел Австро-Венгрии в 1881--1895 гг. Был сторонником союза с Германией.
   4 Шамиль (1797--1871) -- руководитель освободительного движения горцев Дагестана и Чечни против царских колонизаторов, а также местных феодалов. После сдачи в плен в 1859 г. был с семьей поселен в Калуге.
   5 Баттенберг Александр (1857--1893) -- князь Болгарский в 1879--1886 гг., ставленник великих держав, глава созданного по решению Берлинского конгресса (1878) Болгарского княжества.
  

В ГОСТЯХ У ХОЗЯИНА

  
   Печатается по изданию: Н. А. Лейкин. Пух и перья. Рассказы. СПб., 1888.
   В письме от 5 октября 1888 г. Чехов благодарил Лейкина за присылку книги "Пух и перья", в которой выделил как особенно удачный рассказ "В гостях у хозяина": "Особенно мне поправился рассказ, где два приказчика приезжают к хозяину в гости на дачу и хозяин говорит им: "Дышите! Что ж вы не дышите?" Отличный рассказ".
  
Оценка: 7.34*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru