Леонтьев Константин Николаевич
От осени до осени

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   К.Н. Леонтьев. Полное собрание сочинений и писем в двенадцати томах
   С.-Пб, "ВЛАДИМИР ДАЛЬ", 2003
   Том пятый. Произведения конца 1860-х--1891 годов
   

ОТ ОСЕНИ ДО ОСЕНИ

Глава I

   Дождь шел ливмя уж пятый день. -- Росписной двор сельца Куреева стал похож на озеро, на котором островками стояли фигурные лужайки и клумбы цветника.
   В зале топился камин, и перед ним, сгорбясь, грелась унылая старушка. -- Огромной тенью прыгал за ней на стене бант ее спального чепца. -- Шумные деревья старого сада гнулись и стонали от осеннего ветра.
   Долго старушка была одна и не сводила глаз с огня, не шевелилась, вздыхала иногда и, зевая, утирала слезу.
   Когда в залу вошли вместе две девицы -- одна полная, румяная и кудрявая; а другая бледная и чернобровая, как еврейка; -- старушка повеселела и пригласила их сесть у огня.
   -- Нет писем с почты, Катер<ина> Бор<исовна>? -- спросила румяная Лиза.
   -- Есть, -- отвечала старушка. -- Мар<ья> Павл<овна> читает их теперь у себя. -- Не знаю от кого, только много писем. -- Видела я два -- одно от Андрея; а другое от Николая. -- По почерку их сейчас узнаешь. -- Лучше Николая никто из братьев никогда не писал; -- как бисером нижет. -- А уж хуже Андрея -- на свете Божьем почерка нет. -- Мука! Мыслети такие пишет, что я в жизнь не видывала; а слово точно рцы... Это он все над сочинениями сбил себе почерк.
   -- Скажите, Катер<ина> Бор<исовна>, -- спросила опять Лиза, -- кого вы из племян<ников> больше всех любите?
   -- Я, милушка, всех их люблю.
   -- Ну, а вы кого больше?
   -- Как тебе сказать?.. Андрея, я думаю, теперь больше других... Вынянчила я его; он чуть живой родился. -- Да и он меня не забывает. -- Вот как поправился, так из Петербурга мне фланелевые два платья прислал и чепец, и муфту. -- И жены портрет. -- А Николая я прежде больше всех любила; он мой крестник был и фаворит. -- Да такой был буян и сорви-голова, что сил с ним не было сладить. -- Уж на что мать твердая, и той не боялся. -- А меня -- раз я как-то стала его бранить, так он только толкнул в бок рукой... дух занялся... Я закричала... и заплакала: "И не грех тебе, говорю, Коля, меня искалеченную, несчастную бить!" Вскочил бледный -- упал на колени и руки мои целовал, прощенья просил... И смелость какая была всегда у этого мальчика! По ночам с малых лет -- все рощи избегает; с пастухом уйдет в орлянку играть; дороги все верст на тридцать знал не хуже мужика какого-нибудь... Точно как неблагородное дитя был... И разлюбила я его... Ну, Андрей дворянчик как следует был...
   -- Однако Николай Дмитр<иевич> Вам денег с Кавказа каждый год присылает... А вы его браните, -- сказала Лиза.
   Катер<ина> Бор<исовна> испугалась.
   -- Нет, нет! Когда ж я его бранила! Теперь он солиднее, все говорят, стал... Я его не браню!.. Дай Бог ему здоровья, что меня не забыл... Да ведь и из-за него тоже мало я слез пролила? Как его сковали-то и на Кавказ повезли? -- Ты спроси, каково это было видеть?
   По коридору послышались медленные шаги и шелест шолкового платья.
   -- Марья Павл<овна> идет! -- сказала Лиза и встрепенулась.
   Кат<ерина> Бор<исовна> тоже повыпрям<илась> сколько могла; -- только чернобровая еврейка осталась -- как была -- строга, печально молчалива и прекрасна.
   Хозяйка дома вошла; -- ей было уже лет 60 с лишком; стан ее уже был слаб и согбен; лицо в морщинах хранило, однако, следы когда-то блистат<ельной> наружности. -- Она несла в руках два письма. -- Подошла к Катер<ине> Бор<исовне>, -- бросила их ей на колени, сказала: "Читайте; -- это ваших любимых племянников". И задумчиво стала ходить по зале.
   Катер<ина> Бор<исовна> подала письма бледной нимфе и просила ее прочесть. -- "Очков нет в кармане".
   -- Которое прежде? -- спросила сухо мраморная дева.
   -- От Андрея, Ольга, читай от Андрея... читай... -- сказала Катер<ина> Борис<овна>.
   
   "Милый друг мой и мать, вы пишете, что слухи о воле развратили вовсе ваших крестьян, что они портят ваш сад и двор и не повинуются более вам. -- Мне очень жаль, что я в этом не могу Вам помочь. -- После стольких веков рабства им простительно желать отдыха. -- Но если Вам нужны деньги, я с радостью посылаю Вам и тетушке 500 рублей. -- Вы много трудились и много мучались за нас на своем веку и потому вы можете не краснея взять от любого из нас деньги. -- Особенно от меня. -- Мои дела идут теперь хорошо. -- Саша дебютировала в роли "Дуняши" Островского ("Не в свои сани не садись") и очень сносно... Я много пишу, перевожу и добываю в м<еся>ц рублей 300 при журнале. -- Приехать к Вам не могу не только потому, что вы, как говорите -- не можете дать мне средств к жизни; но скорей потому, что против крепостных я никогда не пойду и, признаюсь вам, даже и тогда, когда буду знать, что они не правы, я буду защищать их. -- Мои убеждения для меня святыня".
   
   -- Не читайте дальше! -- воскликнула Мар<ья> Павл<овна>; -- довольно этой жалкой демагогии... Как будто правда существует на свете только для крестьян; а труд только для меня, а не для них!
   Ольга сложила письмо Андрея и начала читать письмо другого брата:

"Милостивая Государыня,
Почтеннейшая матушка Марья
Павлов<на>".

   Тут Ольга, приостановясь и чуть-чуть презрительно улыбнувшись, сказала тихо:
   -- К чему это? что-то семинарское...
   -- Нисколько! -- воскликнула мать. -- Так и должен писать почтительный сын, которого ум не наполнен современными бреднями.
   Ольга опять повторила...

"Мил<остивая> Госу<дарыня,>
Почтен<ейшая> матушка.

   Я оставил службу уже около года. -- Обстоятельства позволяют мне приехать к Вам; увидать наконец мою родину после 15-летнего изгнания. -- Какой это будет для меня печальный и вместе с тем радостный день, когда я снова увижу перед собой куреевскую аллею перед мостом и пруды наши! -- Я оставлю жену мою и дочь в Одессе, у родных; а сам приеду прямо к Вам и постараюсь сколько могу успокоить вашу старость и утешить вас. -- Прошу вас во имя сыновней любви -- принять 700 рублей, которые я прилагаю при этом письме. -- Прошу вас также передать тетушке Катер<ине> Бор<исовне>, что я у нее целую руку, и братьям и сестре, если увидите их, передайте мой искренний поклон. Особенно обнимаю моего милого Андрея. Что он делает, наш милый "Херувим"? Как было мне досадно и больно, что я был в Сибири в то время, когда он был в Крыму! -- Я думаю, он стал теперь вполне мужчина; но я его иначе как прежним "Херувимом" вообразить себе не могу. -- Прошу, добрей<шая> и почтен<нейшая> матушка, вашего благослов<ения> и остаюсь

покорный и преданный сын Ваш Николай Львов".

   -- Вот это письмо! -- сказала Мар<ья> Пав<ловна>. -- И эти деньги я возму!.. -- Сказавши это, она выложила на стол с уваженьем 700 рублей старшего сына и деньги младшего кинула на пол и сказала:
   -- А этим -- вот куда дорога!.. Им бы место в камине!..
   Все молчали, только Ольга возвысила голос и заметила:
   -- Однако, бабушка, ваш старший сын богат; а Андрей Дмитр<иевич> трудится и сколько может хочет помочь вам тоже...
   Мар<ья> Павл<овна> остановилась перед ней и покачала головой. -- Потом обратилась к Катер<ине> Бор<исовне> и сказала ей: "Если у вас есть ум, объясните ей какая разница! -- Лиза, подними эти. -- Я запечатаю их и знаю, что с ними сделать..."
   С этими словами Марь<я> Павл<овна> ушла к себе, и в пустом доме с того конца раздалось щелканье ключа, которым она запирала свою дверь.
   Катер<ина> Бор<исовна> вздохнула. -- А Лиза, улыбаясь, спросила у нее, "какая же разница между этими деньгами?"
   Катер<ина> Бор<исовна> отделалась тем, что махнула рукой и головой покачала.
   Тогда Лиза обратилась к Ольге и просила ее докончить письмо Андрея Дмитр<иевича>. И Катер<ина> Бор<исовна>, оживившись вдруг тоже, воскликнула: "Ах, да! дружок, читай, читай!"
   Ольга прочла --
   
   "Мои убеждения для меня святыня. -- И им я готов принести в жертву и вас, и жену, и сына; и себя. -- Когда они изменятся (хотя трудно, чтобы они изменились после 30 лет!) -- тогда другое дело. -- Насилие, рабство, деспотизм, сила привилегий, -- вот мои враги. -- Мужики для меня также, если хотите, святыня. -- Больно мне видеть вашу грусть и ваше одиночество. -- Я помню ваше добро (один я знаю, как сильна во мне "память сердца"); но это сверх сил моих. -- Будь я сам помещик -- я сам бы ходил в тулупе и жена моя кроме ситцов ничего бы не знала; но я преследовать мужиков бы не стал и терпел бы от них с покорн<остью> всякую неправду. -- Они дети, и я не понимаю, как можно негодовать на них?!
   Что сказать вам еще? У нас очень хорошая квартирка с видом на Москву-реку; я часто езжу в Петербург. -- Жена моя влюблена в одного молодого артиста; и я очень рад, потому что сам неравнодушен к Наталье М......вой, которую вы встретили в Москве, и, может быть, уеду с ней скоро за границу!"
   
   Девушки переглянулись с удивлением. -- А Катер<ина> Бор<исовна> поморгала, покашляла и сказала: "И правда что у него ум за разум зашел".
   Лиза, однако, заметила ей на это: "что Саша всегда была кокетка и что не будь кокетка, не нашла бы себе такой судьбы".
   -- Какая ж это судьба? -- бросая на нее холодный взгляд, возразила мраморная Ольга.
   -- Судьба -- что она была крепостная наша, а муж умный, молодой, собой красивый, дворянин...
   -- Радуется, что в нее другой влюблен, чтобы от нее избавиться, -- сказала Ольга. -- Пусть лучше бы был не дворянин, да не поступал бы так...
   -- Это правда, -- сказала Кат<ерина> Бор<исовна>.
   Часы пробили девять. -- Слуга внес самовар и стал накрывать на стол.
   По коридору снова послышались старческие шаги, и на этот раз Ольга сказала, просветлев впервые: "Бабушка Анна Матвеевна идет". -- Встала и отворила дверь. -- Вошли две старухи. -- Одна вела другую. -- Одна была столетняя мать Марьи Павл<овны> Львовой; тяжелая и плотная, но почти слепая и глухая; а другая тоже уже слабая -- старая служанка ее Наталья Федоров <на>.
   -- Ну вот и я! -- сказала весело прабабушка, с трудом подним<аясь> на порог залы.
   Ольга схватила ее под руку и, обняв, бережно повела к чайному столу.
   Придвинули большое кресло. -- Анна Матве<евна> села и осмотрелась кругом.
   -- Ну, -- сказала она. -- Кричите, кричите громче. -- Чтоб я слышала... Что нового? Говорят -- Николай будет?
   Ольга, которая совсем изменилась при Анне Матвеевне, кричала ей: "будет! будет! Радуйтесь!"
   -- Ну, ну -- не труби, шалунья, -- весело отвечала старуха, -- ты и маленькая меры не знала ни в чем -- или уж снофидой бродишь, или козел козлом скачешь. -- Мало я тебя колотила, негодница...
   -- Ну, где вам меня было колотить, -- отвечала ей Ольга, -- как вы смеете! Я вами всегда командовала...
   -- Я тебя, я тебя!.. -- радостно кричала Анна Матвеев<на>, силясь достать слабой рукой правнучку.
   Катер<ина> Борисов<на> и Лиза, и сам буфетчик Иван помирали со смеха.
   Ольга и этим не удовольствовалась; она начала в сотый раз рассказывать, как у них прежде в Смоленске венчался старый учитель немец с старой гуверн<ан>ткой и как пастор говорил им речь: "Schöne und liebe Kinder! Junge Gesellen -- die den Herr(n) Gott..."
   Потом выбежала в другую комнату и вбежала снова, обезобразив себя постной гримасой и воздымая руки к небу, приседала и кричала в нос: "Dominus Vobiscum".
   И все опять хохотали.
   Анна Матвеев<на> прибавила: "Преподлая эта латынь; что ни слово то скверность; женщине и слышать стыдно... глаголы их..."
   Опять все хохотали.
   -- А где же мой друг Машенька? (так звала она свою 60-летнюю дочь).
   Ей сказали, что Марья Павл<овна> у себя заперлась.
   -- Верно с прикащиком с пьяницей! -- Жаль мне ее бедную, как она с мужичьем убивается... Эмансипация! C'est affreux! cela sera connu en France en 93... Потому как скверный народ этот французы...
   
   (Вставка)... -- (Вставка -- I страница)

-----

   -- Особенно вы любите die schöne, junge Geselle, die den Herr Gott... -- перебила ее Ольга с гримасой, опять представив пастора.
   -- Поди сюда, поди сюда, -- подозвала ее Анна Матв<еевна> и, притянув к себе, поцеловала в лоб. -- Вот сватьюшка, Катер<ина> Борис<овна>, у меня есть отрада, а у вас нет...
   -- У меня скоро будет -- Колюшок мой! -- отвечала Катер<ина> Бор<исовна>.
   -- Хороша отрада. -- Сорванец и убийца!.. Я, матушка, от страха убегу, когда он приедет... И должно быть интриган -- дядю обморочил и все состояние себе забрал... Негодяй... И мне было опоздал выслать моих 600 рубл<ей> пенсии, что мне сын еще при жизни (помяни его Господи егда приидеши во Царствие Твое!)... сын мне давал... Братьев ограбил. -- Меня хотел ограбить... Да я-то ему показала... Меня Губернатор боялся... Архиерей на руку у ме<ня> летал!..
   Кат<ерина> Бор<исовна> хотела заступиться, но Анна Матве<евна> была вне себя и не слышала ни ее возражений, ни увещаний Натальи Федор<овны>, которая, сидя за ней на полу, кричала ей: "Полно, старушка, грех-то какой! Эй, старушка! Гроб за плечами! Эй, не кляни людей! Грех!"
   Не слушая даже и внучки любимой, тяжелая старушка силилась встать, чтобы уйти, и не могла. -- Наконец Иван и Ольга подняли ее; и Наталья Федор<овна> увела ее в почивальню.
   Еще в коридоре слышалось, как она, забывшись, ворчала по-французски старой служанке своей: "Mais il est canaille à perdre tête, cet homme, ma chère, c'est un assassin, je te le dis..." A Нат<алья> Фед<оровна> ей отвечала: "Грех, бабонька, грех! грех, душечка; грех, старушка!"
   Услыхав это, обе девушки засмеялись опять, а за ними и слабая Кат<ерина> Бор<исовна>, которая перед тем было сочла долгом приосаниться и насупить свои редкие брови. -- Но эта последняя вспышка веселости была не надолго. -- Все задумались и молча и уныло потупи<ли>сь еще как "пел", докипая, самовар. -- Простились и разошлись.
   

Глава II

   Пока две старухи с двумя девицами хохотали за чаем в зале и ссорились, -- Марья Павл<овна> сидела у себя, запершись. -- С ней не было ни прикащика и никого; -- с ней были тяжкие думы, с ней было отчаяние и сердечное одиночество...
   На глубоком склоне лет удалось исполнить ей святой долг против столетней матери; приютить ее в углу, который она сохранила ценой стольких забот, гнева, лишений и бессонных ночей. -- Бездомная золовка, -- горбатая и беспечная, доживала у нее же свой век. -- Она же приютила и чернобровую Ольгу, без любви к ней, без привычки, даже с неудовольствием на ее надменность и своенравие; -- Лизу, веселую как день весенний и смирную как овечка годовалая, она любила больше; но и та была ей чужая и по крови [и] по нраву; но и та была ей не дочь и не друг; она была дочь соседки Кольцовой, которой разоренная семья разлетелась по смерти ее на все края света; а дружба? -- Какая же дружба с простой и неученой и не умной девушкой для нее, которой жизнь прошла в борьбе и ум был исполнен опыта и знаний?
   Мать напрасно силилась любить перегорелым сердцем; она едва-едва слышала в сердце движения жалости к ней, и то как дальние и обманчивые звуки прошлого...
   Когда мать ее, лишившись последней подпоры в матери Ольги, во внучке своей, у которой прожила не сходя почти с кресла лет 30, -- написала ей письмо и, как бы не помня, что сама столько раз удалялась от нее и кляла ее сама не зная за что... Когда эта лицемерная мать написала ей: "Машенька! Ангел и друг мой Машенька! Ты одна мое прибежище и спасенье... Тебе я поручаю похоронить меня и всем святым заклинаю не оставить и Ольгу, мою сироту безродную, и сберечь ее и устроить!.." Этот день был торжественным праздником для благородной женщины! "А!" -- только сказала она, выпрямилась и взглянула на небо с мгновенным порывом гордыни; но... привезли старуху, и она сама за 20 верст выехала встречать ее и подошла к руке почтительнее, чем подходила к ее руке ее молодая дочь...
   И что ж? Приехала старуха. -- Изготовила ей теплую спальню; воздвигла кресло у окна на двор; последний ковер постелила... Убрала комнату, успокоила... Но, кроме долга -- разве старое сердце -- не ищет и любви?..
   Кого ж любить? -- Не сыновей ли? Их было четверо у ней -- и все были далеко; один, седой семьянин, бросил службу и дела и кинулся в мутный поток газетной перебранки. -- Едва живет и до того к ней равнодушен, что никогда и письма не напишет ей. -- Другой, когда-то ласковый и милый, без ума преданный, клянет ее и смеется над ней кому угодно слушать... И за что? За то, что осмелилась она приютить у себя на время жену другого брата, с которым он был в раздоре из-за грязной ревности... А тот, -- которого жену она приютила у себя, для которого принесла наиболее жертв, которому забот больше посвятила, -- и тот ее бросил -- и пишет ей, что "мужики для него святыня; а мать ничто?"
   Дочь сошла в ранний гроб без счастья и без чести! -- Еще же кто?.. Кто живет для нее на шумном Божьем свете? -- К кому протянуть руки, изможденные долгой борьбой с жестоким игом жизни?.. Давно уж, еще прежде задолго до этих несчастных дней -- все шире и шире раздвигалась перед [ней] безлюдная пустыня... Черствело сердце, ум устал давно; -- вымирали вдали все близкие... Но все еще мелькали смутные надежды... что и в осень дней проглянет солнце хоть еще на миг!..
   Удалился последний сын из дома; увез свою добрую, но ветреную и необразованную жену, которую она было стала любить... Ужасны были для нее эти минуты! Казалось, последнее звено, которое крепило ее к жизни, порвалось с ужасным стоном... Пусть будет так -- по воле Вышней... Покой; покой и привольная жизнь в своем теплом углу;... да разве изредка доброе дело... И снова бодрость посетила ее, и снова принялась она считать, писать, трудиться; следить сама за домом и полями. -- Вдруг грянул новый гром... То, что казалось ей ее священной собственн<остью> -- души ее покорных рабов, их труд, их пот, их руки;... которые кормили ее в силу вековых прав -- их хотят отнять у нее и мало этого... земля, ее земля не изъята, как ей казалось, от произвола властей.
   С жестоким чувством бессильной злобы глядела она из окна на избы деревни, и в песнях, и в гульбе, и в возражении малейшем она думала видеть угрозу, обиду или бунт!
   
   Вставка две страницы.
   
   И вот кто же едет к ней, покидая семью свою, богатство и службу блестящую? Не тот ли блудный сын, которого она когда-то заковала в цепи и с позором предала в руки суда... Не тот ли, который уже обритый и одетый в сермягу солдатскую -- плясал, как пьяный мужик, перед окнами ее, на потеху всем людям?.. Что ж такое жизнь после этого? -- Где сила ума людского? Сила предвиденья? благочестивое воспитание и пример? -- Смирялось на миг, думая об этом, ее крепкое сердце перед Волей Того, кто предрешил и ее участь до гроба, и судьбу детей, и судьбу народов. -- К чему тогда были все мои заботы и труды? Никакой зоркости, никакому труду не управить течения страшного потока жизни...
   Ей стало так душно в спальне от водо<во>рота унылых мыслей, что она раскрыла окно. -- Было уже за полночь далеко. -- Смех и шум, которые она не без презрения и вместе с радостью слышала из залы, давным давно умолкли; -- последняя лучина угасла на деревне... Дождь только лил как и прежде; ночь была чорная, и сад шумел.... Шумел он так же, как шумел тогда, когда блистательной невестой полвека тому назад при ружейной пальбе, при музыке и огнях потешных, -- вступила она в этом старом доме на брачное ложе!..
   Дождь брызгал на ее руки устаревшие и в лицо ей, она едва замечала его... Горячей голове было легче на сырости, и тишине она была рада.
   Слушала она шум сада долго и спокойно, пока какой- то дальний [звук] не потряс всех недр ее души... Почтовый колокольчик грянул за садом... Ближе, ближе! Вдруг замолк. -- Она ждала. -- Сквозь шум дождя ей послышалось еще что-то. -- Она поняла: "Это он!" Из уважения к сну старших он за садом велел подвязать колокольчик. -- "Это он!" Еще минута -- и карета четверней въехала тяжко и осторожно по грязному двору...
   Кто увидал? Кто узнал и как. -- Но в доме мигом мелькнули огни; поднялся шум; бежали люди; -- Катерника) Борис<овна> уже шуркала туфлями по коридору... Девицы отворили на антресолях окно.... Сама Анна Матвеев <на>, которая лежала дотоле навзничь со свечей на груди и читала "Жорж-Санда", браня новую литературу, что мало приключений описывает, и та бросила книгу и на весь дом звала свою служанку...
   Когда Николай, отряхая бархатную шапку от дождя, взошел в зал, первая хотела к нему броситься Катер<ина> Борисовна; но еще прежде ее, кинув свечку на пол, упала ему в ноги мать и поклонилась ему в землю, обливаясь градом слез.
   -- Матушка! -- сказал только Николай. -- И голос его густой и мужественный раздался в пустой зале, как призывный рог...
   -- Матушка, -- повторил он, поднимая ее... -- Не вам, а мне быть у ваших ног...
   Мар<ья> Павл<овна> не отвечала; слезы душили ее. -- За ней плакала, обнимая голову племянника, горбатая старушка; -- люди утирали слезы, хватая его руки...
   Наконец отдохнули все; -- опять явился самовар; стол накрыли; пришла старая няня Матрена из флигеля; она издали кричала еще, скользя по грязи: "Где он? Дайте мне его! Где он, сокол наш залетный, где он!" -- "Здесь!" -- кричала Катер<ина> Бор<исовна>. "Здесь!" -- кричала Марья Павл<овна>. "Здесь, здесь!" -- кричали люди.
   Только две девушки, Лиза и Ольга, не приняли участия в семейной радости; они за ней следили издали, накинув блузы и прислушиваясь с площадки своей лестницы; да Анна Матв<еевна> все еще металась и звала Наталью Федоров(ну), которая спала около нее на полу беспробудно.
   Когда подали чай, люди побежали было за барышнями, чтобы разливать его по заведенному порядку; но... диво! Марья Павл<овна> остановила их, сама... села к столу и угощала сына.
   Мало-помалу разошлись все по своим местам. -- Матрена ушла во флигель; люди разошлись; уплелась "шурк-шурк" Катер<ина> Борис<овна>. -- Сама Анна Матвеев <на> перестала звать Наталью Федор (овну) после того, как изверг и убийца внук пришел к ней с матерью, поцеловал у нее руку и посидел на кровати. -- Она совсем забыла о том, как бранила его вечером, дрожащими руками благословляла, смеялась, велела дочери держать свечу перед лицом его и, присматриваясь к нему, говорила ей: "Mais il est très bien, ma chère, il a une figure comme tout le monde!"
   Все потом уснули; Анн<а> Матвеев<на> бросила Жорж Занда -- и скоро тоже закрыла глаза. -- Девицы наверху поговорили немного о казацском герое и тоже замолчали скоро. -- Лиза, которая сбегала вниз и глядела на него через стекло коридорной двери, сказала ей, что Львов "молодец-мужчина! плотный такой!" А Ольга отвечала: "Терпеть не могу плотных!"
   Лиза сказала ей: "Настоящий как надо кавказец". А Ольга ответила, что она знала одного кавказца, который все повесть писал, которая начиналась: "Солнце село; настал урочный час успокоения"; "писал, писал; одна генеральша-вдова влюбилась в него; а он ее и обокрал".
   Потом Ольга и про кавказ<ц>ев прибавила, что она их терпеть не может, и когда Лиза спросила у нее, кого ж она любит, она отвечала: "Никого, кроме бабушки Анны Матвеевны".
   -- Даже и меня? -- спросила Лиза.
   -- Даже и тебя.
   Лиза вздохнула, и обе замолкли...
   Только Марь<я> Павл<овна> с сыном не ложились до позднего утра. -- Всю ночь просидел он в кабинете у матери, и беседа их была полна и радости и тоски. -- Когда за деревней занялась чистая заря и облаков вчерашних не осталось и следа на небе, Марья [Павловна] благословила сына на отдых и, целуя его в голову, сказала:
   -- Тебе в честь видно, мой друг, и солнце нас согреть опять хочет. -- Дай Боже! чтобы я могла чем-нибудь заплатить тебе за то, что ты для меня хочешь сделать.
   -- Будьте хоть на последние дни вашей жизни счастливы, а я проживу! Я уж имел много хорошего на мою долю; -- ответил сын.
   В ту минуту, когда он хотел уйти, мать приметила на пальто его георгиевскую ленту, с которой он не любил расставаться, и спросила его, когда он это получил.
   -- Это крест солдатский, -- отвечал он улыбаясь; -- я первый ворвался за черкесский завал и вот этой рукой, которую видите, приколол двух черкесов... Это было давно!..
   Мать вздохнула и еще раз благословила его. -- Он уснул крепко; а мать утомленную посетил тоже такой легкий и свежий утренний сон, каким давно уж не наслаждалась она.
   

Глава III

   Около полудня позвали барышень разливать чай для Николая Дмитрича. -- Очередь была за Ольгой; -- она просила Лизу сойти вместо нее. -- Но Лизу забавляла ее застенчивость, и она отозвалась, что Марь<я> Павл<овна> беспорядка не любит. -- Нечего делать!.. Лиза советовала Ольге надеть белое платье и чорную тюлевую мантилью, уверяя, что к ней это идет... Ольга ответила ей резко и сошла в старом ситцевом платье и даже воротничков чистых не надела.
   Николай Дмитрич сидел у камина с длинной трубкой. -- Когда Ольга вошла, кроме его в зале были только Катер<ина> Борисовна и Матрена-нянька.
   -- Вот Вам и кравчий ваш молодой, -- заметила Матрена.
   Катер<ина> Борис<овна> сказала племяннику, кто такая Ольга. -- Львов встал, подошел к ней, взял ее руку и сказавши: "Какая ты выросла большая и красивая!" -- поднес как-то небрежно, как будто мимоходом ее руку к губам и сел опять у камина, продолжая разговор.
   -- Я думал, -- говорил он -- что найду в Курееве мало перемен. -- Однако вижу, что их много. -- Обои не те... Балкона нет...
   -- Балкон сгнил, -- сказала Кат<ерина> Бор<исовна>.
   -- Аллеи березовой нет, которая мне была ровесница...
   -- Срубила ее мать твоя, чтобы неравно по дележу мужикам не выпала...
   -- Матушки<ны> комнаты брошены.
   -- Пол сгнил, и его не чинили... -- сказала Кате<рина> Бор<исовна>.
   -- Упало, упало, голубчик, наше Куреево древнее! -- сказала Матрена, со вздохом. -- Ушли наши красные времена. -- Ну -- а все-таки -- странноприимный дом как [был] так и есть... Никого от ворот наших не гоним, ни врага, ни друга...
   -- Это точно, что так! -- подтвердила Кат<ерина> Бор<исовна>.
   Ольга, которая равно ненавидела и ту и другую, -- особенно Матрену, -- скрипнула зубами и, протягивая стакан чая Матрене, чтобы она подала Ник<олаю> Дмитр<иевичу>, сказала только "ну-с!" -- Но Никол<ай> Дмитр<иевич> встал сам поспешно и принял из рук Ольги стакан.
   Потом посмотрел на нее пристально, с улыбкой и сказал:
   -- Тебе было пять лет, когда я тебя видел... Это было вот как. -- Я заехал к бабушке Анне Матве<евне> в 48 году... Это было зимой... Тебе было пять лет... Знаешь что, -- я ведь забыл фамилью твоего отца...
   Ольга покраснела и ответила не без смущенья.
   -- Да! Гринберг. Почтенный человек был твой отец. -- Он носил огромные воротнички...
   После этих слов Облесков опять отвернулся от нее и завел разговоры об хозяйстве; -- а потом, когда допил чай, ушел с матерью, и через полчаса Ольга сверху увидала их вместе на огороде. -- Марь<я> Павл<овна> что-то указывала ему рукой; а он смеялся громко и, взявши эту руку, поцеловал ее.
   Ольга убедилась, что Облесков ничуть не похож на офицера, который писал о том, как "Солнце село и как настал урочный час..." Ей понравилась его увальчивость, его прекрасная рука, на которой был один только золотой гербовый перстень; -- одет он был солидно, но прекрасно; георгиевская лента так кстати украшала петлицу его толстого пальто. -- Черты его грубые и сильные ей не казались неприятны; длинный шрам, который он верно получил в бою, шел мимо глаза через всю правую щеку его, не только не безобразя его, но, напротив, придавал нечто благородное и геройское его бледному лицу... Ей понравилось и то, что у него волосы были белокуры и курчавы; ей даже понравилось, что он звал ее "ты"; а фамилью отца забыл... Словом -- ей понравилось все... И будь он холост или вдов -- скучающая красавица сразу влюбилась бы в него... Но на что ей женатый человек? Он создан разве только для того, чтобы уважать его да иногда побеседовать с ним как с добрым и почтенным другом!.. Не так ли?
   
   (Погода разгулялась....) Вставка две страницы.
   
   Никол<ай> Дмитр<иевич> занял запертую дотоле пристройку младшего брата Андрея. -- Он заметил матери, что, быть может, брату это будет неприятно; что пристройка, по ее же словам, подарена ею Андрею, чтобы он мог отдыхать в ней изредка. -- Но мать сказала, что Андрей для нее и для Куреева умер, показала ему письмо "демагога" и прибавила еще: "Впрочем, и то не забудь, что он тебя больше всех братьев любит и говорит только про тебя, что ты один ему не раздражаешь нервы из всех его родных".
   -- Бедный Андрей! -- сказал с улыбкой Николай Дмитр<иевич>, и они вместе с матерью спустились в пристройку.
   Когда Марь<я> Павл<овна> отперла фигурную дверь, придуманную ею самой на радость покинувшему ее сыну, и сошла вниз, -- у Никол<ая> Дмитр<иевича> тоже сжалось сердце жалостью, глядя на это милое убежище, в которое весело бил сквозь расписные сторы осенний луч!
   Все здесь было мило, просторно и удобно. -- Кафельная печь русская, большая, как в избе; стены, чисто обшитые крашеным мелким тесом; стол широкий письменный; коврик бархатный на стене у кровати; волк, сукном подбитый, для ног; -- кровать старинная и прочная, на львиных лапах. -- В углу золотой образ Андрея Первозванного. По стенам полки для книг; и множество книг, бумаг и вещей в столе и на полках, оставленных в Курееве Андреем по понятному чувству жалости и уважения к родному гнезду.
   Осиротелый стол осеняло большое лимонное дерево, которое было ровесником Андрею так же, как срубленная аллея перед домом была ровесница кавказскому герою. -- Это дерево приходила поливать иногда сама Мар<ья> Павл<овна>, только она и Андрей знали, кем и когда было посажено семечко, из которого оно выросло.
   -- Как здесь хорошо! -- сказал Облесков.
   -- Не правда ли? -- сказала мать. -- И он покинул такой приют? Без жалости покинул... Покинул мать, увез жену отсюда, и на что ж променял он это... На какие подвиги? -- Кто знает его? Где его имя? Он пишет при журнале, вместе с братом Дмитрием. -- Прекрасная чета! Один все хочет обратить в пыль и прах -- это Дмитрий. -- А тот... тот несчастный сам пыль и прах...
   -- А что его жена? -- спросил, помолчав, Облесков.
   -- Жена Андрея? -- Добрая. -- Я люблю ее. -- Она простая актерка из крепостных, как ты знаешь... И ты понимаешь сам, что я должна была вынести, когда он женился на ней. -- Но я, сознаюсь, скоро привыкла к ней; она ветрена и пуста, но добра... Мне больно было видеть, что он как учитель, как нянька учил ее всякому шагу, всякому движенью... Я видела, как он худел, как он скучал... Я видела, как она не понимала его; -- как он иногда воздерживался, чтобы не быть жестоким с ней; как она иногда плакала, что не может ему угодить... Мне приходилось то его утешать, то ее. -- Она ревновала его; а он не мог же быть только с нею и с нею... Видеть их мне было очень тяжело; -- он никогда не каялся, но -- ноша ему была не по силам: а она была как цветок, который с своей земли вырвали и на чужую перенесли. -- За то дай Бог ей счастья, впрочем, что она мне все прощала; когда я бранила ее по вспыльчивости, звала ее иногда даже крестьянкой и хуже звала... Она, глупенькая, все смеялась только... Так что я сама после приходила прощенья у нее просить, и она как собачонка руки мои бросалась целовать...
   Облесков сел и задумчиво сказал: "Да, вашим детям не улыбнулся брак! Дмитрий с женой тоже несчастлив..."
   -- Кроме тебя... кажется? -- спросила мать.
   -- Да, кроме меня, кроме меня, -- поспешно отвечал сын. -- Я про себя не говорю. -- Я ведь Облесков-Львов, а прочие Львовы, -- прибавил он смеясь.
   Мать занялась тогда уборкой его комнаты. -- Она извинялась, что не успела позаботиться раньше; что письмо его пришло в один вечер с ним самим. -- Все в доме спешили устроить по его и каждый хотел оказать ему внимание. -- Мать сама принесла ему свою чернильницу; -- Катер<ина> Борисов<на> спешила с ковриком в руках и стлала его кряхтя у кровати. -- Матрена принесла с чердака гравюру в рамке, "Сраженье при Фер-Шампенуазе", в ознаменование воинских подвигов Облескова. -- Лиза пришла сметать с полок пыль веничком из перьев, который она сделала сама. -- Даже Анна Матв<еевна> послала Наталью Федор<овну> спросить, не нужно ли ему чегонибудь...
   Когда уборка была кончена; -- Облесков предложил матери пойти осмотреть полевое хозяйство; а Ольга с Лизой ушли гулять пешком в лес.
   Там они долго говорили об Николае Дмитриче, об куреевской скуке и о том, что такое любовь.
   Ольга не любила в Курееве никого. -- Когда она росла еще у отца и прабабушки, -- она только и слышала от Анны Матвеевны, что Мар<ья> Павл<овна> "интригантка", что она "интригами" до самого Царя доходила; что "интриг<ой>" она довела брата до завещания в пользу Николая; -- что "Николай убийца; -- Александр забулдыга; Андрей, должно быть, баловень и дрянь; Лидия распутная и дерзкая; и что в семье только и есть хорошего, что бедная сватьюшка Катер<ина> Борис<овна>, женщина богомольная и почти святая; да бедный Дмитрий, по старшин<ству> -- второй сын Мар<ьи> Павл<овны>, который был человек солидный и искательный". -- Еще говорила Анна Матве<евна>, что дочь не имеет религии, ибо не держала постов; что она мотовка и щеголиха; что она мужа зверским нравом своим со свету сжила; а уж людей "лущит" не на живот, а на смерть.
   Когда умер отец Ольги (выслужившийся из фершалов чиновник 12 класса и крещеный еврей) -- и ей и бабушке нечего было есть... и когда на просьбу приютить их обеих в Курееве Мар<ья> Павл<овна> отвечала такой почтительной и теплой готовностью -- Ольга немного лучше стала думать о ней. -- Приехав потом -- она убедилась, что Мар<ья> Павл<овна> людей не "лущит", даже и так, как "лущила" иногда свою старую Нат<алью> Федо<ровну> ее воспитательница; -- убедилась, что и многое другое из слов Анны Матвеев<ны>, пережившей уже разум, была ложь... Все это так; -- но обращение Мар<ьи> Павл<овны> с самолюбивой девушкой было так сухо. -- Она иногда так язвительно и метко замечала ей, как будто мимоходом и едва глядя на нее, что у нее нечистые рукава, что кринолин ее очень широк, а белье и комната неопрятны; -- она чувствовала, что Мар<ья> Павл<овна> права, но тон ее презрительный как будто или надменный -- был ей невыносим.
   -- Кто финти-фанты разные предпочи<тает> чистоте -- тот не воспитан так как надо; -- говорила иногда Мар<ья> Павл<овна>; не обращаясь даже к ней, но Ольга краснела и, выходя из комнаты, говорила Лизе: "Боже мой! Как я ее ненавижу!"
   О Матрене она еще от покойной матери своей слышала много зла и в Курееве слыхала от служанок, что Матрена все доносит госпоже. -- Потом Матрена надоедала ей и тем, что беспрестанно говорила гордо и скалясь: "Из Львовых нет ни одного урода и ни одного дурака. -- Все молодцы. -- У Львовых один порок -- бедность!"
   Катер<ина> Борис<овна> была всех ласковее к ней и казалась всех добрей. -- Она предпочитала ее Лизе так явно, что было даже обеим девушкам смешно. -- Раз Лиза сказала старухе, чтобы ее развлечь: "А когда, Катери<на> Бор<исовна>, человек похож на дерево? -- Когда он со-сна!" Кат<ерина> Бор<исовна> ответила ей на это с презрением: "Это все ваших балашовских остроты! Как это глупо!" -- На другой же день Ольга сказала нарочно, что выйдет: "Катер<ина> Борис<овна>, когда будочник похож на цветок? Когда он не-за-будкой!" -- И Катер<ина> Борисов<на> каталась со смеха.
   Приятно такое предпочтение; но Катер<ина> Бор<исовна>, которую Анна Матв<еевна> звала святой, была, к сожалению, в глазах Ольги далека от святости. -- Эта самая Катер<ина> Бор<исовна>, которая спешила выправить горб, когда входила ее повелитель<ница> Марь<я> Павл<овна> в зал, и которая даже Матрену боялась как огня, -- обращалась очень дурно с приставленной к ней девочкой и припры<гив>ала, чтоб бить ее по щекам, потому что была меньшего роста, чем Клашка.
   Лиза? -- Лиза тоже надоедала ей; то тем, что слишком любила собак, спала с ними, кормила их, сама мешала порции; то тем, что беспрестанно хохотала; то подобостра<стием>, как казалось Ольге, перед всем куреевскими и львовским; то просто глупостью и грубостью своею. -- Попробовала раз Ольга сказать ей, что она любит, когда ветер воет ночью, и другой раз, что Ундина Жуковского прелесть; Лиза осмеяла ее и прибавила: "Я бы на тебя Алексея Дмитр<иевича> Львова напустила; он таких сладостей не любил. -- Бывало Андрей Никол<аевич> попробует что-нибудь Машень<ке>, старшей моей сестре, читать; а Алексей Дмитр<иевич> их на смех сейчас..."
   С тех пор Ольга отвыкла доверяться Лизе, хотя ее минутные мечты и ветреные рассказы про былое, про детство свое в доме матери и про других братьев Львовых выслушивала от скуки охотно.
   В этот приятный и прохладный осенний день в роще Ольга повеселела и завела с подругой сама разговор о любви. -- Но Лиза, которая любви еще не знала да и не думала об ней, отвечала: "Вот оттого ты и скучаешь все, что думаешь только о любви! А ты брось это все; да живи как живется... Право-ну!"
   Еще помолчала Ольга и погодя спросила у нее, кто из братьев Львовых ей нравится всех больше?
   -- Дмитрия старшего никогда не видала; Николай Дмитр<иевич>, кажется мне, добрый, и Андрей Дмитр<иевич> ничего. -- А лучше всех Александр.
   -- Чем же?..
   -- Приятнее всех, -- как сказать. -- И нам он был как свой. -- Когда бы не Маша нас всех да Андрей Никол<аевич> не перессорили бы -- жили бы мы и теперь припеваючи.
   Ольга уж больше не спрашивала; -- а Лиза всю дорогу говорила о щенятах и о том, как было весело, когда бывало Александр Дмитр<иевич> выедет на охоту верхом, а ее да сестер меньших пошлет в больших сапогах с арапниками по кустам зайцев выхлопывать, и как было весело, когда ее раз под гребенку остригли и прозвал ее Ал<ександр> Дм<итриевич> "Яшка-солдат".
   Ольга молча шла и завидовала ей.
   

Глава IV

(Хозяйство Ник<олая> Дмит<риевича>)

   Первая радость в Курееве мало-помалу утихла, но зато все пошло получше прежнего. -- Крестьяне работали; в присутствии сурового и молчаливого барина, который вставал в одно время с ними и спешил на ток. -- Еще ни разу Облескову не пришлось еще ни угрожать, ни сердиться, а уже один вид его внушал почтение. -- Помимо работ он был со всеми ласков и прост; -- садился на первом сельском крыльце и толковал с бабами о старине; о том, как катался с ними с гор, когда и они и он были малы; нянчил детей; шутил иногда и грубо, но грубость его нравилась. -- "Военные люди -- защитники наши!" -- говорили старики. -- И все как будто не спеша и не стараясь делал он, и все спорилось у него. -- Считал ли он, писал ли письма по делам матери; толковал ли с Григорьем; заходил ли в сад, где сбирали лещотками груши чужие садовщики из села -- и там он, мимоходом, не насилуя себя, успевал подсобить, и садовщики говорили ему вслед: "Что за барин! Не барин -- а золото!"
   Даже забытого старика Егор Иваныча, который пас телят по задам и был немногим моложе Анны Матвеевны), и того не забыл Облесков.
   Егор Иваныч по будням вязал чулок, следя за телятами, а по праздникам, так как телят бросить было нельзя, читал книжечку, сидя где-нибудь на пне. -- Шапка была у него синяя, а уши пришил он к ней красные; -- ходил еще недавно пешком в Ростов повидаться с родными; скопил рублей двадцать и зарыл их где-то в землю; -- а что ни спросят у него, на все похохатывал легонько.
   Удивлялась Ольга, удивлялась и Мар<ья> Павл<овна>, что он находил с Егор Ивановичем и с старухами на деревне; думала Марья Павл<овна>, что это его правило -- заискивать у людей; -- но она ошибалась. -- Облескову вид родины, столь давно покинутой, был так сладок, что он был всем людям рад. -- К тому же ему и просто было приятно, покончив дела, посидеть на пне около старика; подумать; посмотреть, как пасут телят; послушать, как хвалит их старик. -- Спросить его, что в книжке есть, прочесть молитву в ней громко; еще посидеть; еще помолчать около старика и уйти.
   Он успевал и у Кат<ерины> Бор<исовны> в комнате побывать и разложить ей пасьянс; и у Матрены во флигеле пил чай; -- и матери и Анне Матвеевне громко читал.
   Отдохнула Марья Павл<овна>; отдохнули все!
   С девицами он был по-родственному прост и небрежно-ласков; говорил и с той и с другой о том о сем и в рассуждения не пускался; но иногда делал замечания такие едкие и тонкие, что они пронизывали до костей.
   Скоро пришлось ему и оборвать немного Ольгу. -- Он заметил, что она неуважительно отвечает Катер<ине> Бор<исовне> за столом. -- Катер<ина> Бор<исовна> спросила у нее шутя: "Отчего, мой любезный друг, сегодня так печальны? Что у вас за нехлюдия?" (Слово это в устах Кат<ерины> Бор<исовны> шутя значило меланхолия.)
   -- Что такое нехлюдия? -- спросила Ольга сухо. -- Я таких слов не понимаю... Говорите как следует...
   Катер<ина> Бор<исовна> смутилась; но Облесков взглянул с удивлением на Ольгу и потом сказал ей медленно, но тихо: "А если я тебе, Ольга Францовна, что ли? скажу, чтобы ты отвечала как следует... почтенной женщине... Ты что мне скажешь?"
   Ольга побледнела; взглянула на него... хотела ответить... Но странные глаза его были так могучи и так вместе с тем, казалось ей, добры!.. Она растерялась, поглядела на Лизу, поглядела на всех и вышла из-за стола...
   Две недели не говорила она с Облесковым; он, казалось, и не замечал того; делал свое дело; гулял и кушал плотно; -- шутил; -- она же, сама не своя, изнывала и рвалась к нему.
   Через две недели ровно настал Покров; собрались к обедне в дальнее село. -- Лошадей Мар<ья> Павл<овна> давно продала и держала всего одну. -- Для кареты своей Облесков нанял четверку с деревни, и в карете поехали Катер<ина> Борис<овна> с Лизой. -- Облесков сам правил в одиночку на крашеной тележке и вез на ней Ольгу.
   
   NB. Вставка две страницы.
   

Глава V

   Недолго, однако, длились красные дни. -- Начало морозить; сад облетел; дом становился холоднее; -- и сам Облесков, все стали замечать, становился печальнее и молчаливее. -- Раз Матрена спросила у него, как зовут его жену и получил [ли] он от нее письма. -- Он сказал как ее зовут и сказал, что есть письма, и тотчас же вышел вон. -- Зоркая Матрена заметила, что у него немного исказилось при этом лицо; -- она пошла к Марье Павл<овне> и передала ей о том, что заметила.
   И Марь<я> Павл<овна> сама замечала не раз, что он избегал говорить об жене.
   -- Верно и у этого есть что-нибудь не по нем! Детей я видно не в добрый час рожала! -- сказала она.
   Письма точно были получены Облесковым, и несколько одно за другим... Но об них не говорили.
   Ольга скучала опять, видя, что он и от нее отдаляется, и не знала, чему это приписать. -- Веселость и грусть Облескова стали в доме почти для всех, как небо для моря. -- Темно небо -- мутно море; -- светло небо -- светло и море. -- Только Лиза -- все была Лизой; еще румянее была от морозца и дивилась, что люди хандрят. -- Хоть она и не знала еще любви, однако ей стало еще на свете лучше жить с тех пор как из соседнего села стал часто ходить в Куреево юнкер -- Коля Мясоедов, ровный, рослый, добрый мальчик лет двадцати. -- Он был беден, и отец отправил его с кучером и пятью рублями в полк, сказавши: "Так я поступал на службу; так поступай и ты!"
   С ним Лиза играла в дурачки и фофаны; -- с ним хохотала за троих, и он помогал кормить ей собак. -- Облесков особенно был добр к Мясоедову; -- давал ему табаку; заботился об нем; давал ему денег взаймы; дарил вещи. -- "Бедняга!" -- звал он его. -- И по целым часам иногда играл с ним в шахматы и давал советы как готовиться к экзамену. -- А Лизе подмигивал иногда на него и шептал ей: "Зачем, зачем обворожила... Коль я душе твоей не мил!"
   Замечая, что хоть изредко приунылый Облесков шутит с Лизой и юнкером, а с ней почти вовсе не говорит, -- Ольга была в отчаяньи и не раз плакала, запершись наверху.
   Скоро постигло ее и другое горе. -- Раз она взошла в комнату Анны Матвеев<ны> и нашла ее бездыханной в креслах. -- Старуха заснула навек, не замечая того. -- Перед ней на столе лежала развернутая книга -- и руки еще покоились на ней. -- Бледное лицо казалось лучше и приятнее, чем при жизни. -- Ольга плакала мало об ней; она давно привыкла, что это случится скоро.
   Анну Матвеевну схоронили; ее свез сам Облесков в имение свое, которое досталось ему от дяди в соседней губернии, и положил в семейном склепе там, где лег ужасный муж старухи, где легла другая сестра Марьи Павловны), куда с Кавказа свезли тело дяди. -- Ольга провожала тоже тело своей благодетельницы.
   Им пришлось пробыть с Облесковым наедине четыре дня в том самом каменном доме, о котором она так часто слышала от Анны Матвеевны и которым покойница так гордилась. -- Ольга увидела и строгий парк еловый, ходила по паркетным полам, видела росписные потолки и фигурные камины; -- все в этом доме было пусто, звонко и затхло. -- Однако все содержалось в порядке и чистоте. -- Ей уступил Облесков лучшую комнату; [с] высоким камином, с занавес<ями> штофными, с коврами; -- а сам спал на мезонине. -- Целый день Облесков проводил на хозяйстве и только к вечеру приходил и садился с ней обедать у камина.
   Она одна бродила по дому и по парку весь день. -- Что думала она? Она думала: "О! Если бы он был свободен и если бы этот дом был мой!"
   На третий день после обеда у камина беседа оживилась; -- Облесков расспрашивал Ольгу об Анне Матвеевне, и тогда только она дала волю своему чувству и слезам.
   -- Не об ней я плачу, -- прибавила она; -- я лицемерить не буду. -- Я знала, что она не может быть бессмертна... Я плачу о себе, Никол<ай> Дмитр<иевич>, о том, что ждет меня. -- Она одна меня любила... Теперь ни я никого не люблю, ни меня не любит никто...
   Облесков заботливо расспрашивал ее о том, что она готовит себе в будущем; говорил, что в этой глухой стороне она свекует и не встретит жениха; -- советовал поэтому лучше искать место гувернантки в городе и там ждать своей судьбы; он обещал ей сделать все что может для нее.
   -- Что ж такое, -- сказал он, -- гувернантки нынче хорошо выходят замуж. -- Вот и я женился на гувернантке...
   Так зашел разговор на жену его. -- Ольга, которая давно горела нетерпением узнать о его таинственном браке, отерла слезы и, ободренная его советом и обещаньем, умоляла его показать ей письма жены.
   Облесков улыбнулся и показал ей одно.
   
   Письмо читает. -- Вставка две страницы.
   
   Тогда уж и сам Облесков, движимый к ней влеченьем, которое давно и тщетно старался победить, сказал ей все.
   Когда семь лет тому назад, еще не получив наследства, служил он, однако, молодым офицером при дяде, -- ему случилось быть в деле с горцами раненым в руку. -- Ольга никогда не видала ран, и он, обнажив ей свою здоровую руку почти до плеча, показал ей два круглых пятна, как будто от старой обжоги. -- Потом продолжал рассказ. -- Исхудалый от потери крови [до] костей, приехал он для перемены воздуха в Керчь. -- Здесь он встретил девушку, которая славилась умом и добродетелью; ей было всего 18 лет; она дочь отставного моряка, она помогала отцу уроками и покоила его в доме. -- Когда он встретил ее [первый] раз, она с одной маленькой ученицей играла в мяч на дворе.
   Старик-моряк был к нему добр как к сыну. -- Дочь была с ним радушна как сестра.
   -- Мне тогда она нравилась. -- Я хоть и сам белокурый, а всегда белокурых любил. -- Она носила траур тогда по матери и была такая белая и кудрявая, как ангелов пишут... Вскинет бывало локоны, прищурится и спросит: "Не правда ли, я милое дитя?" Тогда мне это нравилось.
   -- Мне это не нравится, -- заметила Ольга.
   -- И мне тоже, -- сказал Облесков и продолжал рассказ.
   M-lle Annette считалась и недоступной, и доступной; -- доступной для беседы, для прогулок с кем угодно с глазу на глаз; недоступной для женихов. -- Она никого не боялась: говорила, что девица должна уметь внушить уваженье умом и честью своей, а не удаленьем и строгостью; но, прибавляла она: "именно потому что брак не шутка -- я за всякого не пойду"; "Тот, кто меня возмет, пусть будет достоин моего идеала".
   Облесков видел, что она отказала двум морякам; одному чиновнику молодому с весом и именем; отказала адмиралу; отказала блестящему адъютанту. -- Облесков не хотел жениться, но хотел обольстить ее и достиг этого. -- Достиг и только тогда понял, что он ее не любит. -- "Это вскидывание волос, рулады голоса, соединение ухарства с ученостью показались ему немного скучными..." На его счастье в это время умер дядя -- он стал богат; перед ним раскрылось поле новой жизни; он бежал за границу. -- Там он мотал и веселился, обольщал и обольщался -- до тех пор пока грянул гром Севастополь<ской> пушки.
   Облесков вернулся туда, куда звал его долг. -- Пришлось быть снова в Керчи; он встретил ее одну с ребенком на руках; отца слепым, и репутацию ее разбитой. -- Едва кормясь трудом -- жила она в предместьи и кроме чорного ничего не носила. -- Облесков при виде этом рвал на себе волосы; звал смерть на бастионе; -- но смерть не приходила. -- Пробовал пить -- не пилось. -- Он вернулся и умолял ее принять его имя и его раскаяние. -- Она согласилась, прибавляя, что это только для дочери. -- Под впечатлением первого порыва -- Облесков был счастлив сначала. -- Сама война помогала тому. -- Она сопровождала его, поручив слепого отца и дочь верным людям. -- Облесков устроился под ядрами богато и привольно. -- В землянке их сбирались гости и поклонялись отважной жене его. -- И точно, пока гремели над головой тысячи смертей и всю ночь на стуже и дожде надо было внимать грому батарей и видеть, как под звездами летят другие звезды -- картечь врагам, -- тогда хорошо было прийти в просторную и щегольски убранную землянку, где ждала его за теплым чаем умная жена!
   Но Севастополь отдали. -- Полк их отступил. -- Отца уже в живых не нашли и поселились в Симферополе, в прекрасном доме неподалеку от Салгира. -- Жена его принимала не весь город; но избранных и тех, кого она находила умнее. -- В знаниях она была много выше мужа; он сознавал это сам; дом держала превосходно; дочь одевала и учила сама, вставая рано утром. -- Читала, переводила, вела исправно счет; его звала "мой герой", томно склоняя голову. -- На рояле танцов не играла, а только Моцарта, Гуммеля, Бетховена.
   Когда просили ее сыграть польку, она вставала и говорила:
   -- Не оскверню святыни моего инструмента!
   Все было хорошо. -- И Облесков, краснея, проклинал себя, что не ценит жены и верной, и твердой, и столь блестящего ума и знаний! Но любить ее не мог.
   -- Когда, -- сказал он Ольге, одушевляясь и вставая, -- когда я видел за завтраком поутру ее длинное лицо... (у нее лицо стало длиннее с годами) ее манеры натянутые и фальшивые взгляды на все! -- Боже! даже ласки ее дочери мне были противны. -- Я краснел, когда она картавила с ребенком; когда она кокетничала со мной так не к лицу. -- Все меня душило. -- Уйду из дома; вернусь поздно; она не скажет просто: "Ты не любишь семьи". Нет -- она скажет: "Вы, мой русский герой, не умеете ценить великобританский home..." Что ни шаг -- то английские, то немецкие слова, то какое-нибудь "Si non e vero е ben trovato!" Я хотел платить ей верностью за верность; но любовью за любовь я платить ей не мог... Даже скажу тебе... хочешь? -- Я дочь мою не так люблю, как мог бы любить, если бы она не была на нее похожа! Ты слышала это?
   -- Слышала, -- сказала Ольга, и сердце ее билось от радости на его горе.
   Облесков пришел опять в себя; сел и продолжил спокойно:
   -- Однако все я клял и стыдил себя, пока судьба не свела меня с братом Андреем... Я знал, что он в Крыму. -- Кто не был в Крыму -- вся Россия была там. -- Однако мы до последнего года с ним не встретились ни разу. -- Раз, помню, вечером -- сидел я один на балконе, подходит к дому молодой военный лекарь, худой и жолтый -- и спрашивает меня. -- Говорю сразу: "брат Андрей? Не ты ли?" -- "Я". -- Ах! Ольга, что за человек! Как я душевно полюбил его -- один Бог знает то. -- Он был в нужде и болен. -- Поселился у нас. -- Мир уж был заключен давно тогда, и мы с ним вместе пробыли полгода. -- Умен он был и добр, и образован. -- Ему я обязан многим. -- И тем особенно, что с отвраще<нием> смотрел на мои прежние пустоту и буйство. -- С ним я стал больше читать... и с ним и ум жены, и ее познания больше оценил... и с ним же -- ты поверишь? С ним же я еще больше возненавидел ее. -- Она не ладила с ним. -- Ни в чем они не были согласны. -- Он ей назло говорил, что терпеть не может дельных женщин и что женщина только бабочка, игрушка и цветок; -- она знала, что он французов не уважает и назло говорила ему, что он француз. -- Что ни шаг, то они на ножах. -- Я сначала молчал... И сознаюсь, не умел бы и спорить с нею так, как он... Потом, вижу -- она так собой довольна и твердости у ней столько; что он ей обидного не скажет, ей -- как ничего; а она ему ответит -- я вижу -- он обидится и потеряется... Или уж я любил его больше что ли, не знаю.
   Вот раз за ужином он говорит: "вы за полезное; а я за прекрасное. -- Вы, напр<имер>, полезны, но не прекрасны". И сам так и дрожит. -- Она -- ничего, даже и в лице не изменилась и так ему ответила колко, что он ничего не нашелся сказать. -- Ночью, уж я лег у себя спать, -- пришел Андрей, сел на кровать и говорит: "Брат -- я тебя огорчил; я обидел твою жену..." Я его успокоиваю. -- Тогда он начал допрашивать меня, люблю ли я ее. -- Я долго отнекивался; и уж наконец -- сознался ему, что только уважаю ее, а любить не в силах. -- "И хорошо делаешь, брат", -- говорит Андрей, и сказал мне тут одно слово, которое я даже записал, чтоб не забыть его... И точно -- не забыл. -- "Нравственный остов, говорит, у нее редкий, да плотью скверной оброс!"
   -- Каково сказано?? -- спросил Облесков, опять вставая, и походил по комнате молча; потом прибавил:
   -- Ну -- теперь я ее бросил навек... Не могу больше...
   -- А дочь? -- спросила Ольга.
   -- Дочь? Об дочери я не забуду.... Пока мала -- мать ей полезнее... А что будет с годами -- знаем не мы, а знает один Бог... Брак святыня... И для меня он святыня... и если отвращенье...
   Он не кончил и пожелал ей доброй ночи.
   Ольга всю ночь не спала от радости. -- Она гордилась доверием Облескова; она радовалась, что его сердце свободно.
   На другой день под вечер они уехали на своих в Куреево. -- На сто верст надо было кормить хоть раз. -- Ночью ехали тихо; по застылой грязи. -- Ольга заснула в карете... (или, быть может, лишь казалась спящей); она упала на плечо Облескову, и он, обняв ее, держал все время у себя на груди. -- Несколько раз наклонялся он к ее голове... и несколько раз удалялся снова, опасаясь, что она почувствует. -- Наконец поцеловал бережно ее волоса. -- Она не проснулась, и так он, припав в угол, а она на груди его, спали они крепко и безвинно до утра.
   Подъезжая к куреевскому дому, они с удивлением увидали другую отпряженную карету, и Лиза выбежала к ним навстречу вне себя от восторга с криком: "Александр Дмитрич здесь, и Лидия с мужем, и Андрей Дмитрич будет скоро!"
   В зале уж кипел самовар, не в положений час, когда они вошли, и на пороге на шею Николая с неприятным визгом кинулась какая-то седая и худая женщина, за которой, улыбаясь, стоял молодой мужчина в форменном полицейском сюртуке.
   Николай Дмитр<иевич> догадался, что эта обрадова<нная> старуха -- сестра его Лидия; и что приятный квартальный ее муж.
   

Глава VI-я

   Испортился весь строй куреевской жизни. -- Завелись поздние ужины; Алекс <андр>Дмитр<иевич> выходил к утреннему чаю в халате; в зале целый день был шум, смех. -- Катер<ина> Бор<исовна> и Лиза блаженствовали; -- но на Мар<ью> Павл<овну>, на Облескова и Ольгу присутствие гостей действовало неприятно. -- Бедная хозяйка дома старалась напрасно уверить себя, что она очень рада, -- что вот собралось сколько детей разом... Напрасно! -- Ей было скучно и она опять стала запираться в кабинете.
   Алек<сандр> Дмитр<иевич> был с братом очень любезен до тех пор, пока не принялся за то дело, за которым приехал. -- Он не знал ничего о возвращении Николая и скрыл искусно свое отчаяние при встрече с ним. -- Он не позаботился ответить матери тотчас же; -- "подождет, старуха, потерпит!"... Что делать теперь?
   Обождав день, другой, заперся он с матерью и начал требовать, чтобы она при жизни отдала ему Куреево или, по крайней мере, как писала, призывая сыновей, завещала бы ему его за то, что он возмется управлять им до самой смерти ее.
   Мать отказала сначала наотрез; говоря, что Николай приехал прежде его. -- Презрительно и дерзко отвечал ей на это любимый когда-то сын; он не хотел слушать возражений ее, ее обвинений в том, что он молчал, а другие ответили ей тотчас же. -- Он говорил ей, что Николай богат, Андрей и Дмитрий обеспечены трудом своим; а он скитается без дела и без денег; обвинял ее в том, что на воспитание Андрея она истратила больше всех, кричал, топал на нее ногами... Грозил застрелиться с отчаянья... Она поверила, начала уступать и попросила несколько дней для размышленья. -- Козырем вышел от нее устарелый губернский лев. -- "Уступает", -- сказал он сестре, и сестра перекрестилась. -- Для нее тоже было выгодно, чтобы в Курееве жил тот брат, с которым она была душа в душу. -- "Понимаешь, -- говорила она Лизе Кольцовой, -- можно сюда для отдыха от столичной жизни делать parties de plaisir -- как на дачу... Entends-tu, ma chère, или ты все так же глупа как прежде?" -- "Понимаю-c, понимаю-с", -- говорила кроткая Лиза.
   Когда Облесков вернулся с поля, мать позвала его и передала ему все. -- Она упала духом и не знала на что решиться.
   Николай Дмитрич отвечал ей: "Матушка! Я против брата, которому нечего есть, не могу идти. -- Вы знаете -- я приехал сюда не для себя... Как вы прикажете -- так и пусть и будет!"
   Он удалился к себе в тяжком раздумье. -- Но он недолго был один. -- К нему пришли Катер<ина> Бор<исовна>, Матрена и Ольга.
   На Ольге не было лица. -- Катер<ина> Борис<овна> дрожала; -- Матрена одна сохранила бодрость.
   -- Что ж это будет, Коля! -- говорила Катер<ина> Бор<исовна>. -- Ведь он нас по міру пустит... Спаси хоть ты нас; -- я, Коля, тебя нянчила тоже... Пожалей ты меня, старуху... Определи ты меня в богадельню какую-нибудь... Я как узнала, что он берет Куреево -- у меня волос дыбом встал...
   Матрена перебила ее.
   -- Уж не грешите на старости лет, не лгите, Катер<ина> Бори<совна>... Давно ли вы... час тому назад другое говорили... Как он вам платок подарил и посидел у вас -- не вы ли его доброе сердце расхваливали... Не я ли вас образумила... Ведь он как раз спичечную фабрику заведет, либо шелковицу посеет... И не мне бы корить его... Я за него душу всю отдавала... И лучше, добрее его не было брата... И сына нежнее не было. -- Да как в мерзкую Балашовскую семью попал -- все погибло. -- Ожесточился человек, как азиат стал. -- Я только раз Варв<аре> Ильин<ичне> (Царство ей небесное) сказала: "Погубили вы наших всех Львовых, когда Андр<ей> Никол<аевич> женился на Сашке". -- А он приехал сюда да и говорит мне: "Я тебе, старая ведьма, все кишки вырву за Балашовых". -- Как угодно Марье Павл<овне>, а моя повозка готова... Он на двор, а я со двора...
   -- Подумаю, -- сказал Облесков.
   Старухи вышли, и он остался вдвоем с Ольгой.
   -- И вам не жаль вашей матери? -- спросила Ольга. -- И этих старух не жаль?
   -- Ольга, -- сказал Облесков, -- он брат мне тоже, и брат бедный, а я богат... подумай.
   В это время подали ему письмо от Андрея Львова. -- Николай Дмитр<иевич> поспешно распечатал его и прочел.
   
   "Ради Бога, брат, выручи ты мать и Куреево. -- Умоляю я тебя всем святым. -- Я только что на днях узнал, что ты в Курееве уж два месяца. -- Этот подлец поехал с целью завладеть там всем. -- Несчастная Лидия и ее муж помчались туда за ним в наемной карете (как это к ним идет -- карета!). -- Боюсь, чтобы мать не сдалась ему; -- я думаю -- она его всегда любила больше, чем всех нас; потому что прощала ему то, чего не позволял себе против нее никто из нас. -- Спаси ты ее и сохрани от поругания наши заветные рощи, наш сад дремучий, наш милый дом... Скажи от меня матери, что, как бы я не любил ее -- моя нога не будет в Курееве, когда они там заведутся. -- Его я ненавижу... А Лидию?.. Я тебе пришлю одну новую книгу, если хочешь, "О происхождении вида" Дарвина. -- Там объясняется -- как природа (и человек за ней) выработывает красивые и хорошие породы скота; и как гибнут слабые и дурные. -- Таких, как Лидия -- я бы вытравил острой водкой с лица земли. -- Вот какую надо сделать революцию в России -- "Эстетическую!" Ну, разве можно иметь так мало волос и ходить с такой гордостью без чепца! А муж квартальный! Согласись, что проживи они трое там год; так два года надо будет Ждановской жидкостью очищать воздух.
   Прощай, мой добрый друг, обнимаю тебя крепко и желаю тебе с успехом изгнать врагов.
   Каково! забыл тебе сказать, что жена твоя Минерва Фебовна Мудрова приехала в Петербург. -- Лице ее стало еще длиннее. -- Ты отлично сделал, что решил бросить ее. -- Об ней не беспокойся; она имеет и здесь home. -- Пишет при либеральном журнале (и пишет хорошо! Такая досада!); переводит Маколея; за что даже и я благодарен ей. -- Говорят, будто она состоит в гражданском браке с редактором, бабником. -- Здоровый, рябой, усатый и умный мужчина. -- Больше похож на гусарского ремонтёра, чем на редактора. -- Но я не верю; -- я верю в ее добродетель -- не шутя. -- Si non е vero, е ben trovato. -- Addio, если смею так выразиться.

Твой Андрей Львов.

   Брат Дмитрий своей рукой приписывает тебе два слова".
   

"Любезный друг Николай...

   Сумасшедший философ написал тебе много вздора; а делец скажет только то, что нужно. -- Прошу и я тебя -- не покидать матери и не уступать, без нужды. -- Мне не нужно ничего. -- Но, правда, что и наша с Андреем совесть покойнее, когда мы знаем, что около матери человек, а не аферист.

Твой Дмитрий Львов".

   После этого письма прекратились все колебания Облескова. -- Он показал письмо матери и передал ей просьбы Ольги, Катер<ины> Бор<исовны> и Матрены. -- Марь<я> Павл<овна> успокоилась, тоже села к столу и написала к Алексею записку.
   Она писала ему, что, к сожалению, не может согласиться на его предложенье; что воля всех других братьев и всех домашних ее препятствует этому. -- К тому же Николай был так почтителен и благороден, что не заставил ее ждать ответа, когда она призывала к себе сыновей, и приехал немедля сам, покинув свой полный дом, жену и дочь.
   Для избежания неприятных чувств -- она просила Алексея не входить к ней больше в комнату.
   Алексею записка эта не была нужна; -- он уже знал все. -- Письмо Андрея прошло через его руки. -- Одержав было победу над матерью, он пошел пройтись по деревне и встретил на дороге случайно слугу, который возвращался с почты. -- Увидав у него письмо Андрея, он задами вмиг вернулся домой, заперся, растопил сургуч, прочел и запечатал снова такой же гербовой печатью львовской, какая была на конверте.
   За ужином разразилась буря. -- Марь<и> Павл<овны> не было тут как и всегда; она сидела у себя с Матреной. Брат и сестра начали бранить Андрея, Дмитрия и мать.
   -- Удивляюсь, -- сказала Лидия, -- как такой умный человек, как Дмитрий, дал завладеть своим умом такому дрянному и пустому человеку, как Андрей...
   -- Человеку развратному, -- прибавил Алексей, -- который бросает жену, отдает ее какому-то мещанину-маляру... Да! да! он это сделал! И сам бежит за границу с женой другого...
   -- И на ее счет! На счет этой Наталии М...вой, -- перебила Лидия. -- Я понимаю любовь, но не понимаю -- продажи себя... Он продает себя... Он беден; а она богата...
   -- Я его убью! -- воскликнул Алексей.
   Никол<ай> Дмитр<иевич> ужинал, не обращая большого внимания на эти крики, до тех пор пока порицанья не коснулись матери...
   Алексей обвинял ее в эгоисме, и Лидия вторила.
   -- Не тебе, Лидия, -- сказал ей Ник<олай> Дмитр<иевич>, -- обвинять мать в эгоисме, когда для того, чтобы дать тебе свободу, она заложила имение и до сих пор не могла его выкупить...
   -- Я не жалуюсь; я говорю не за себя, а за него... Зачем она не хотела ничего сделать для того сына, который больше всех терпит... C'est ignoble!
   Тут уже проснулся прежний Николай... Глаза его стали зверскими, шрам выступил белее на вспыхнувшем лице...
   -- Молчи! -- сказал он сестре, привставая... -- Молчи!..
   Все встали из-за стола. -- Лидия отошла к окну, опираясь на руку мужа, и бросилась на диван. -- Между братьями завязался ожесточенный спор.
   Алексей осмелился намекнуть на причины материнского пристрастия к Андрею. -- Тогда Николай, подступая к нему, сказал: "Алексей! Замолчи. -- Ты забыл меня?.. Я велю связать тебя и выбросить на дорогу..."
   -- Попробуй! -- воскликнул Алексей.
   Все, слушая, дрожали...
   В эту минуту из коридора отворилась дверь... Марья Павл<овна> остановилась на пороге... Все узнали в ней прежнюю Марь<ю> Павловну.
   -- Разойдитесь сейчас каждый к себе, -- сказала она повелительно. -- Чести моей не нужно защитников, а тех, кто своей чести не помнит, и я сумею еще наказать... У меня еще есть на деревне пока рабы, которые вывезут вон из дома моего извергов...
   Братья замолчали и разошлись. -- Марь<я> Павл<овна>, поглядев на них с мгновенье, тихо удалилась. -- Лидия встала и, презрительно улыбаясь, сказала: "Je crois que nous aimons toujours les tragedies de Raèine!" Потом кликнула мужа: "Nikolas! пойдем спать!" и грациозно ушла.
   В зале остались Матрена, Катер<ина> Бори<совна> и две девицы.
   Матрена поглядела вслед Лидии; покачала головой и сказала: "Что была и что стала! Как утка ходит! "Николай! Николай!" А у него и в самом деле ни кола ни двора нет у сердечного. -- Тьфу ты! пропасть!"
   Все, даже и Лиза, несмотря на свою преданность Лидии, захохотали.
   Матрена обратилась к Ольге с притворным гневом:
   -- Вы что смеетесь, сударыня? Тут надо плакать, а не смеяться. -- Слыханое ли дело -- чтобы дворянка столбовая, Львова, и какая Львова -- дочь Марьи Павловны Львовой, которая самому Государю являлась и которую сам Государь целовал... чтобы ее дочь, да за квартального замуж вышла. -- Доживешь же на грех до таких времен...
   -- Да, -- сказала Ольга, -- и Андрей Никол<аевич> то же почти пишет...
   -- Ну, этот бы молчал; -- сам-то отличился тоже! -- Крепостную, нашу сестру взял! -- Нечего сказать, благословил Бог детками сердечную барыню нашу... Экая участь-то странная выпадет человеку... Ну и верь тут в Божий Промысл!.. У Андрея Николае<вича> и то книжка была, в которой сказано, что у Моисея в пустыне вовсе не столб ходил огненный; а как есть фонарь какой-то жиды носили... Нагрешишь тут с вами...
   Матрена плюнула и, махнув рукой, ушла вне себя от радости, что Алексею не быть в Курееве барином.
   На другой день утром, после чая, щегольская наемная карета увезла Алексея, Лидию и мужа ее в Москву. -- Алексей не простился ни с братом, ни с матерью. -- Но Лидия зашла к матери и, подойдя к ней под благословенье, растрогалась и крепко поцеловала ее руку. -- Мать радушно обняла ее и сказала: "Бог с тобою". -- К руке Катер<ины> Бор<исовны> Лидия с презреньем едва поднесла губы и не глядя на нее пошла величественно вон, забывая, что вчера обвиняла мать в театральности и что всякая театральность к ее величавой и умной матери шла больше, чем к ней.
   -- В Курееве очистился воздух; -- говорила Ольга, смеясь, Облескову и спрашивала, нужно ли посылать в аптеку за той жидкостью, о которой писал Андрей Дмитр<иевич>.
   

Глава VII

   После Рождества, которое на деревне прошло шумно в пирах и песнях, а в господских хоромах уныло и тихо, -- из Куреева уехала и Лиза. -- Она вышла замуж за Колю Мясоедова, который посватался как только получил офицерский чин. -- Хотя для мрачной Ольги, пожираемой подавленною страстью, Лиза была небольшой отрадой, но все же она была добра и весела; и вид ребяческого счастья отдых для печальных.
   Уж в доме после отъезда не раздавался больше ничей смех. -- Обеды проходили молча; Облесков сидел понурив голову и, едва кончив, крестился, вставал и уходил читать или хозяйничать. -- Ольга угасшим взором глядела то в одно окно, где видела снег на дворе и кусты, то в другое, где видела сад и снег еще более глубокий и не истоптанный никем... Аллеи давно уже не расчищал никто, и дикие сугробы завивались на них по воле!..
   Бедная Катер<ина> Бор<исовна> уныло и робко взирала на Облескова и Ольгу -- и не дерзала прерывать их раздумья.
   Только долгими вечерами вымирающий дом как будто оживлялся. -- Сбирались в зале у камина все и читали громко. -- Читали по очереди сын и мать.
   Однажды достал Облесков из города "Дворянское Гнездо". -- Прочли его в два вечера и все были потрясены и растроганы. -- Облесков, читая, взглядывал изредко на Ольгу и видел, как сияли ее чорные очи и как румянец выступал на лице... Раза два даже и его голос дрогнул и ослабел...
   Марье Павл<овне> пришлось читать последние страницы благородной книги.
   Дочла она последнюю строку и кинула книгу на стол. -- "Есть ли сила читать! -- воскликнула она. -- Что ни возмешь, все горе и страданья... Неужели даже и таким прекрасным людям, как этот Лаврецкий и Лиза -- неужели и таким нет счастья на земле... Нет, это ужасно!.." -- сказала она смолкая.
   Матрена, которая, сидя у ног барыни на скамейке, присутствовала при всех чтениях -- первая после этого нарушила долгое молчание.
   -- Ишь ведь ты матушки; -- как хорошо пишет Тургенев-то! Он орловский помещик -- я знаю... , Сергеич по батюшке. -- Хороший, столбовой дом... Наши небось, ни Дмитрий Ник<олаич>, ни Андрей Никол<аич>, так не напишут?
   -- Они романов не пишут, -- сказал ей с досадой Облесков, чтобы заставить ее молчать.
   Но плутоватая Матрена хотела всех развеселить и достигла этого тем, что с притворным простодушием спросила: "А муж Лидии Дмитр<иевны> никак тоже пишет?.. А ну как и он теперича писать начнет?.. Я у него тоже черниленьку крошечную в чемоданчике видела".
   Тут даже и Мар<ья> [Павловна] засмеялась.
   -- Чего доброго! -- сказала она. -- Нынче кто не автор!
   На другой день, сухой и морозный, Облесков вышел один пройтись в поле. -- Голова его была в огне... Видеть перед собой целый день эту мраморную, черноокую девственницу... Знать, что она изнывает от страсти к нему... Сильна была его воля тяжкая, но и страсти его были не легкие!..
   Он обошел верст больше шести, стараясь напрасно утомиться. -- Уже за грустным садом загоралась заря... Он вышел из рощи... Перед ним стояла Ольга, закутанная в шаль. -- Они посмотрели друг на друга и, движимые оба неудержимым чувством -- упали другу в объятья.
   Пред ними была пустая избушка лесника. -- Облесков сорвал с нее замок и увлек туда за собой Ольгу. -- Она отдалась ему с восторгом влюбленной рабы...
   Сильной рукой вбил Облесков снова старый замок в дверь избы, и они вернулись вместе домой.
   Назад возвратиться уж не было возможности. -- Удаль и страх, радость и стыд волновали неопытную Ольгу. -- Облесков был покоен; он поклялся отдать ей жизнь -- если будет нужно...
   В ту же ночь в его комнате, стоя у ног его, красавица говорила ему: "Ты мой бог; ты мой создатель... Я буду знать тебя и никого иного! Твои руки пусть убьют меня, если я хоть когда-нибудь осмелюсь тебя упрекнуть. -- Не упрекай и ты себя. -- Только ты научил меня, что такое счастье... С тобой пойду я на край [света], с тобой умру, с тобой буду жить; служить тебе я буду... И если мы расстанемся, прошу тебя -- молю тебя всем, что для тебя есть заветного, не упрекай себя... за те минуты счастья, которые отдал мне... Умру? И умру я теперь с другим чувством... Я знаю теперь, что есть на свете счастье... Я никого не жалею, мне никто не нужен, у меня никого... Ты мне мать, ты мне отец, ты брат, ты ангел мой..."
   Умиленный этим потоком юной страсти -- он слушал безмолвно ее и только проводил рукой по голове ее, как мощный и добрый отец, жалея и лаская безумную дочь...
   Неделя прошла в упоеньи; -- но они оба были хитры и осторожны; они желали, чтобы, если можно, ничья нескромная нога не ступила в их алтарь... Смеялись, шутили друг с другом при всех ни много и ни мало.... И то при ком? при Катер<ине> Бор<исовне>, которая ничего угадать не умела... потому что Матрена приходила только по вечерам...
   Прошло еще недели две -- все была та же радость... Ольга стала смелее и не скрывала уж своей веселости; она, как бывало представляла для забавы Анны Матвеевны, представляла и теперь то незнакомых Облескову лиц, то Матрену, как она поднимает нос и говорит: "Ишь ты матушка!", то говорила ему: "вы не цените английский home!" То: "Si non е vero е ben trovato". Кстати и некстати...
   Для Катер<ины> Бор<исовны> опять настал праздник; она каталась до слез.
   Ольга и пела очень мило; стала петь, жалея, что нет фортепьяно... Все силы ее утроились, и вся она как бы искрилась и благоухала... красотой и веселостью. -- Облесков день ото дня любил ее больше и больше. -- Он говорил ей: "тебе не гувернанткой надо быть, тебе бы быть актрисой".
   Театр он любил и знал недурно; и между книгами его было несколько французских пьес.
   Ему запала какая-то мысль... Он достал эти книги и заставил ее при себе читать те роли, которые, ему казалось, ей были сроднее. -- Заставлял ее входить и выходить, проходить по комнате то гордо, то наивно, петь куплеты и декламировать серьезные стихи. -- Ольга все исполняла послушно, не жеманясь и не стыдясь. -- Прежней немой и желчной застенчивости ее не было в ней и следа.
   Раз за такими упражнениями застала их сама Марь<я> Павл<овна>.
   -- Браво! -- сказала она приветливо. -- Вы веселитесь... Слава Богу!
   Она и сама приняла даже участие в представленьи, сделала несколько замечаний дебютантке, очень верных и тонких; взяла из рук ее книгу, прочла тираду сама немного напыщенно по-старинному -- и сказавши: "что ж? лучше быть хорошей актрисой, чем несчастной барышней", -- по обычаю своему, удалилась к себе.
   Вечером она с радостью рассказывала Матрене, что сын и Ольга веселятся и, крестясь, благодарила судьбу, что Облескову есть хоть малая отрада в глуши.
   -- Как бы только не навеселили они вам чего-нибудь! -- сказала Матрена и прибавила: -- Что-то в пристройке чуть не до утра горит огонь.
   
   Вставка страниц шесть -- описание бала в уездном городе.
   
   Я не стану описывать, как сильно подействовал на Мар<ью> Павл<овну> этот новый удар; -- как больно было ей подумать, что она не сумела уберечь девушку, которую ей, умирая, поручила мать... "Что ты сделал, Николай!" -- сказала она сыну кротко...
   -- Матушка, -- отвечал он, -- этого назад не воротишь!..
   Всю ночь совещались они. -- Марь<я> Павл<овна> сказала ему: "Ты прав, этого не воротишь, и я благодарю тебя за прямоту твою. -- Но я должна сказать тебе, что в доме моем я не могу потворствовать явно незаконной связи... Суди меня за это, коли хочешь, но я кладу руку на сердце и клянусь тебе, что выносить я этого не в силах!.."
   Потом она советовала сыну прервать скорее связь, пока, быть может, нет еще последствий, и отправить Ольгу куда-нибудь. -- Подозрения Матрены она бралась уничтожить сама. -- Облесков думал отправить ее к Лизе в уездный город; но Марь<я> Павл<овна> нашла, что это слишком близко, и советовала послать ее в Москву к Лидии с письмом от нее.
   К Петербург<ским> сыновьям послать Ольгу ей казалось неудобно; -- Андрей недавно писал ей, что уезжает за границу; а у Дмитрия дом тесен, жена сварлива и дочь слишком молода. -- А у Лидии -- если бы и открылось, не дай Бог, что-нибудь -- другое дело... "Все-таки Лидия добра и со мной не в ссоре", -- прибавила здравая женщина, и Облесков покорился ей.
   Она было замолвила также слово и о том, что он, если хочет, может покинуть Куреево и увезти Ольгу к себе; так насильно их держать она и не может и не хочет; но Облесков повторил ей, что он поклялся жить при ней, до тех пор пока она сама не скажет: "Иди! ты мне не нужен!"
   На следующий день Марь<я> Павл<овна> говорила и с Ольгой. -- Она сказала ей: "Ольга Францовна, я тебя не любила; воспитание твое для меня скверно; твой нрав угрюмый и злопамятный не по мне; манеры мне твои не нравятся. -- Я обязалась уберечь тебя; не сберегла. -- Это мое несчастье. -- Но так как ты погубила себя не для кого иного, а для моего благодетеля и лучшего сына, -- я позабочусь об тебе, что будет сил. -- Вот письмо к Лидии. -- Готовься ехать; но не торопясь, чтобы не возбудить подозрений".
   Потом, доставши из стола пачку ассигнаций, Мар<ья> Павл<овна> прибавила: "Ольга, это мои кровные деньги, у меня их мало. -- Но я прошу тебя принять их от меня с той же искренностью и радушием, с которыми я их даю..."
   Ольга приняла деньги, поцаловала ее руку и молча вышла вон.
   Через две недели Облесков сам отвез ее в уездный город и оттуда отправил с маль-постом в Москву.
   Матрене Мар<ья> Павл<овна> сказала, что у нее все злое на уме; что она входила ночью к сыну нарочно невзначай два раза и всякий раз заставала его одного с "Журналом Землевладельца" в руках.
   Матрена поверила и заметила только: "По матушке пошел, полуночный чтец!"
   

Глава VIII

   Лидия точно была добра, особенно когда кто бы то ни было обращался к ней за помощью. -- Сама прошла она через тысячи лишений с тех пор как оставила материнский кров, и для бедного человека -- ее скромное и бедное жилище было открыто всегда и стол ее был столом гостеприимства и свободы. -- Брат ее Андрей напрасно хотел, гоняясь только за изящным, "вытравить ее из жизни эстетической революцией". Он сам и жена его, несмотря на оскорбленья, которые они не раз наносили друг другу с сестрой, -- нашел бы у нее и стол и кров с полным примиреньем, если бы он покаялся и протянул бы руку этой сестре.
   И Лидия и муж ее приняли Ольгу с распростертыми объятиями. -- Они старались развлечь ее и угодить ей. -- Она печально принимала все, страдая от сознания, что не любит их.
   В письме своем Марья Павл<овна> говорила Лидии, что надо чем-нибудь обеспечить будущее Ольги. -- Найти ей место и приучить ее к труду, которого она не знает. -- По недостатку познаний ее и по беспорядочному и неуживчивому нраву; -- Мар<ья> Павл<овна> не думала, чтобы она годилась бы в наставницы, но, быть может, отыщется ей место "demoiselle de compagnie" или за торговой конторкой, куда как она слышала -- принимают нынче девиц. -- Лидия и муж ее, и даже Алексей Дмитр<иевич>, принялись искать ей место. -- Она чувствовала, что правильный труд будет для нее сначала убийствен; но пыталась браться за книги и повторяла школьную сушь. -- Облесков не мог даже высылать ей много, чтобы не возбудить подозрений.
   Алексей Дм<итриевич> ходил часто к сестре; он начал скоро красоваться перед Ольгой и, заметив ее сухость и грусть, -- спросил ее однажды, "не влюблена ли она?"
   -- В вас, -- сказала Ольга, но как сказала!..
   Алексей Дмитр<иевич> так оскорбился этим ответом, что стал еще ретивее искать ей место, лишь бы только не видать ее в доме сестры. -- Он даже так был озлоблен
   
   Пропуск.
   Ольга оставляет дом Лидии. -- Встреча с Андреем Львовым.
   

Глава IX-я

   От Андрея Дмитр<иевича> она получила скоро записку с приглашением, если угодно, на другой же день ехать вместе в Петерб<ург>. -- У сестры он быть не мог и потому просил ее обозначить себя чем-нибудь, чтобы он мог узнать ее. -- Ольга написала ему, что будет в бархатном синем салопе (этот салоп уж не мог не купить ей Облесков, он написал в знакомый магазин и велел отнести к ней по адресу сестры) и в белой вязаной шапочке. -- Но Андрею не нужно бы и этих признаков; он узнал ее тотчас же, наслышавшись об ее ослепительно-восточной красоте. -- Он взял себе и Ольге билет 1-го класса; -- был одет щегольски, раздушен и вовсе не был так толст, как ей говорили. -- Сходства между ним и Ник<олаем> Дмитр<иевичем> она не нашла никакого; но ей очень понравились его добрые глаза и любезность.
   Всю дорогу он ей не дал ни спать, ни думать: угощал ее на станциях роскошно, сорил деньгами, острил, смешил. -- Слова его лились как поток, но иногда он выслушивал и ее со вниманием и, казалось, принял в ней сердечное участие.
   Об матери он очень жалел; но говорил, что помочь ей не может.
   -- Я, видите, -- сказал он, -- служить скромно не могу, как другие. -- Прежде, пока это было вдали, я думал, что как станет кто посредником -- так тут перед ним новый свет раскроется... Чуть не небо. -- А потом увидал -- все очень просто. -- Приедет образованный мужчина в большую избу; придут освобожденные крестьяне... Женщины от этого сильнее не любят, красивее и моложе не станешь... Знаете, какая разница между чиновником и либеральным посредником? -- Та же, что между этой перчаткой налицо и наизнанку! -- Я даже готов допустить, что посредник налицо, а бюрократ наизнанку... Но не дальше. -- Писать тоже много не стоит; если я начну писать как думаю, так меня в жолтый дом запрут. -- Вот если бы я бы мог сегодня писать стихи хоть так, как Фет, а завтра убивать черкесов, как брат Николай, сегодня судить крестьян с помещиками здраво и, если хотите, честно; -- послезавтра украшать собой придворный бал; а потом издать 12 томов критики не хуже Белинского; говорить речи не хуже Жюль-Фавра и резать ноги бедным из гуманности не хуже Пирогова между придворным выходом и свиданьем в роще с крестьянкой... ну -- такую жизнь я понимаю...
   -- Однако ваш брат Николай хочет тоже служить посредником; только этого и ждет...
   -- Вот сравнила! Брат Николай не только посредником; он если бы по акцизу пошел, так он всякое место украсит... В нем самом бездна объективной поэзии...
   Скоро Андрей Дмитр<иевич> внушил ей столько доверия, что она смеясь созналась ему, что не знает ни Ж. Фавра, ни Белинского, ни Фета, ни объективности.
   -- Фета не знаете? -- спросил он. -- Того, который написал:
   
   Растут растут и т. д.
   
   Кого ж вы знаете... Вы, может быть, знаете Некрасова...
   
   Скоттов, Шекспиров и Дантов?..
   
   Некрасов особенно блещет благозвучьем (слышите, как его рожном каким-то воротит...
   
   Скоттов, Шекспиров, и Дантов...
   
   А еще больше новизною идей: "Человечество, мол, все страдает". Чудак!
   Заметив, впрочем, что Ольга опять ничего не понимает, он стал выспрашивать ее основательно и, убедившись в ее недоучености и даже невежестве, сказал ей: "Какая ж вы гувернантка! Что мы вам найдем, не знаю!.."
   Тогда Ольга сказала ему, что Никол<ай> Дмитр<иевич> прочил ее в актрисы, и Львов обрадовался этому, говоря, будто это и легче и лучше и что его жена актриса и многих актеров и чиновников театральных, и театралов он знает. -- "Так, коль я долго в Петербурге не пробуду -- то я поручу вас брату Дмитрию и жене моей; они вами займутся -- и будьте покойны и старайтесь развить ваш ум. -- У нас мало образованных актрис -- и если мы увидим в вас дар.......
   Она не спала всю ночь. -- Большой вагон был пуст; -- один только старик, закутанный, лежал на другом конце. -- Машина мчалась с грохотом; Ольга, которая впервые ехала по железному пути, была в упоеньи. -- Мало-помалу, беседа их становилась все прямее и прямей; наконец под утро Ольга, сдаваясь его увлекательным и зорким допросам, плененная его умом и его уважением к тому, которого она ценила первым после Бога -- созналась ему во всем. -- С той же минуты обращенье Львова стало еще ласковее, и к ласке этой прибавилась еще некая, крайне лестная для падшей женщины почтительность.
   Уже старыми друзьями сошли они на дебаркадер в Петербурге, и наемная карета примчала их на квартиру Львова, где на лестнице встретила их красивая, высокая и смуглая жена его с небрежным и рассеянным радушием и еще какой-то молодой человек, тоже брюнет, стройный и еще едва опушенный бородой. -- Он был в красной толковой рубашке и высоких сапогах. -- "Здравствуй, друг и брат!" -- воскликнул он, обнимая Львова. -- "Здравствуй, друг и брат", -- отвечал Андрей Дмитр<иевич> как будто насмешливо.
   

Глава Х-я

   Два месяца прожила Ольга в доме Львова (который был совсем не его дом, а дом юного "друга и брата", как она узнала скоро); Андрей Дмитр<иевич>, обделав какието дела, поспешно уехал в Москву.
   Каждая неделя, каждый день были теперь годом для Ольги; она что ни шаг видела невиданные ей дотоле вещи; узнала, что жена Андр<ея> Дмитр<иевича> (та самая, о которой она слыхала в Курееве от одних как о Саше, от других как о Сашке) любила "друга и брата" уж более трех лет; что Андр <ей> Дмитр<иевич> проповедывал везде какую-то службу красоте; -- что "друг и брат", которого фамилья была Павлов, немного начинал тяготиться Александрой Сергеевной. -- Ольга увидала множество новых лиц, готовилась к театру; стала лучше одеваться; в этот раздольный артистистический дом Павлова и Львова Николай Дмитр<иевич> мог присылать ей свободнее много денег; -- она была покойна; хозяева были к ней ласковы; на красоту ее все любовались; иногда бывала она у другого брата Львова -- Дмитрия. -- Там было мрачнее, чем у Павлова; -- почти не бывало гостей; квартира была тесна; жена Дмитрия язвительна и сухо-богомольна; слышалось в воздухе зловонье семейных, тщательно скрываемых раздоров. -- Но у Дмитр<ия> Львова была премилая дочь Катя, ровесница Ольге, белокурая; умная, ученая даже, и притом иногда игривая и легкая как птичка. -- В ней Ольга не видала и малейшего педантства и, зная, что с ней долго занимался сам Андрей Дмитр<иевич>, верила ее советам и брала у ней книги. -- Особой, однако, дружбы между ними не было. -- Обе были скрытны, и у той и у другой были заветные думы, заставлявшие их обеих часто грустить. -- Ольга знала свою тоску; тоску же Кати приписывала семейным распрям; ибо раз и сама слышала, как мать ей говорила: "Не кричи так громко и брата не брани. -- Когда бы ты знала, как тебе нейдет этот гнев твой. -- Да он и бессилен; -- дом мой, а не отцовский, и ты должна сносить мою волю. -- Или я предложу вам вместе с отцом оставить этот дом!"
   Среди занятий, довольства и беспрестанных развлечений, прогулок с щегольской Александр<ой> Сергеев<ной> в коляске и на лодках, -- в поездках на острова; -- среди новых лиц и впечатлений -- Ольга строго хранила святыню своей подавленной страсти и мечтала только о том, когда бы выйти на сцену и ценой рукоплесканий купить себе независимость и имя и повергнуть их к стопам того, который продолжал трудиться и вздыхать об ней в глуши.
   Между гостями, которые с утра до вечера жужжали как пчелы вокруг вольнодумной и снисходительной Саши, -- были люди всякого рода: студенты, черкесы, гвардейцы, художники, актеры, купцы и писатели. -- Между ними было у Ольги много поклонников. -- Она, увлеченная шумом и тщеславием, любила завлекать их кокетством и игрой легкого ума, который в столице проснулся и искрился как [пропуск в рукописи]; но, как бы ни блистали ее чорные глаза, пресыщенные гордостью, как бы ни льстили ей похвалы и пустые признания -- душа и честь ее были отданы одному.
   Наконец, когда все признали, что она создана для сцены, и ждали только зимы, чтоб испытать ее, за нее посватался один живописец, еще не старый и видный мужчина, академик и богач. -- Он ездил ко двору, был увешан орденами, красноречиво умел хвалить Испанию и Рим, и о правах демократии, о том, что он первый пойдет на смерть за свободу и равенство -- гремел по вечерам у павловского камина, сидя в бархатном кресле и играя цепью...
   Ольга отказала ему, не колеблясь ни минуты, -- и под влиянием этого важного шага жизни -- написала Облескову в ту же ночь письмо.
   "Вы, вы, -- писала она, -- и никто другой! -- Я отказала ему и откажу всем... А! как я рада, когда меня зовут красавицей; как я рада, что с меня здесь снимают большой портрет в какой-то царской красной мантии... Да! я желала бы быть царицей, для чего? Чтобы положить корону эту у ваших ног; чтобы сказать вам: я твоя раба! -- Пусть поклоняются мне, пусть ползают у ног моих, -- пусть обещают мне груды золота; я все эти груды золота отдам за то, чтобы коснуться хоть раз еще губами до той старой дубленки, в которой я видала вас так [часто] на куреевском дворе... Послушайте -- я вынесу еще эту зиму; -- я надеюсь иметь имя и свободу; оттого я терплю. -- Но будет ли это или нет -- еще погожу -- и если вы не приедете ко мне, я приеду к вам сама... Я смеюсь над тем, что вы и Марь<я> Павл<овна> зовете "моей честью". -- Моя честь -- Вы и верность Вам. -- Если нужен позор, чтобы быть с Вами, придумайте сами позор какой хотите -- яс восторгом приму его, лишь бы я могла быть с вами, лишь бы я могла (как, помните -- случилось раз) -- разуть вас, когда вы намокли, и целовать ваши грязные носки... Не прячьте этого письма; повесьте его на стену, и чтобы все знали, кто я -- и кто вы.
   Послушайте -- Саша, жена Андр<ея> Дмитр<иевича>, актриса плохая, но и та могла бы жить сама тихо и покойно, если бы не мотала денег и своих, и денег Павлова, и мужа. -- А я... не знаю, решусь ли я выйти здесь совсем на сцену... быть может -- лучше бы в провинции, в Одессе... Или -- это робость? -- Я выйду там, где вы прикажете мне -- мой Царь, мой бог, мой повелитель!.."
   

Глава Х-я

   Ольга знакомится с женой Облескова и с разными студентами и литератора<ми>.
   

Глава XI-я

Как жил Облесков в Курееве пока Ольги не было.

   

Глава XII-я и последняя

   В Успеньев день Марь<я> Павл<овна> говела и причащалась; -- давно уже имела она привычку говеть этим осенним постом. -- В этот год она, умилившись, много плакала. -- Село, где жил ее духовник, было в 10 верстах от Куреева, и, возвращаясь от причастия в сыновьей карете, -- ей пришло на мысль припомнить, сколько раз говела она в жизни и как... Она закрыла рукою глаза...
   Путь лежал по пескам, по лугам... и скоро она забылась сном...
   Сон? Вставка, быть может, листов шесть.
   Карета стала, и Облесков отворил дверцы. -- Марь<я> Павл<овна> поняла, что он пришел пешком встретить и поздравить ее на дороге.
   Медленно доехали они до дома.
   В тот же день под вечер зашла она в комнату сына, но не застала его там... Его позвали разобрать новый спор Григорья с крестьянами. -- Глаза Марь<и> Павл<овны> случайно упали на письмо, которое начал Облесков и не спрятав -- ушел...
   Она хотела отвернуться, но глаза уже видели в один миг то, чего бы лучше им век не видать...
   "Поверь мне, Ольга, если бы я был свободен, -- я бы увез тебя с собой на край света. -- Когда я говорю о свободе -- не думай, что я говорю об жене моей. -- Она счастлива; она гордится своим горем; -- ее уважают, она попала в свой круг. -- Я думаю -- о бедной матери моей; она забыта и покинута всеми. -- Она стара и слаба. -- Если бы не было ее -- тогда я был бы твой. -- Но и теперь -- ты знаешь, что сердцем я живу для тебя. -- И придет время, я верю, когда..."
   Дальше Облесков написать не успел. -- Дальше и не нужно было Марь<е> Павл<овне> знать ничего.
   Она ушла; -- ничто не изменилось и на этот раз в ее привычках; -- она также убрала сама вечером свою спальню; сама занесла в книгу дневной расход; поговорила с Матреной, пошутила даже с ней и легла. -- Но сон не посетил ее.
   Рано утром, едва показалось солнце -- вышла она в сад. -- Прошлась два раза вокруг и села отдохнуть на угловом кургане, который выходил в поле и который она велела насыпать, когда еще надеялась, что любимый сын Андрей останется навек с женой в Курееве...
   На кургане просидела она больше часа. -- Уж во дворе и в селе подымался народ; -- курились трубы на избах; -- мужики проехали мимо нее в телегах на свою работу; -- они ехали и, ей казалось, ласково кланялись ей... Еще раз, уже усталая, она обошла сад. -- С горьким чувством взирая на этот сад, где каждый куст, каждая дорожка была дело ее забот и ее вкуса. -- Утро было холодное... "Прощай, Куреево! -- сказала она себе в невыразимом умилении, простирая руки к небу. -- Прощай навек!" На что ей жизнь -- когда и тому благородному сыну, который посвятил ей свой труд, она была помехой к счастью. -- Уже не с исступлением, как прежде, но с кроткой скорбью она молила Бога послать ей безболезненную смерть! -- Когда возвратилась она, -- на крыльце ее встретил сын и показался ей особенно бодрым и веселым. -- Еще прошла неделя. -- Она занемогла и не вставала более. -- Встревоженный сын уговорил ее ехать с ним вместе в губернский город. -- У нее стали уже пухнуть ноги, и сама она не могла согнуть их, чтобы ступить в карету. -- Сын и слуга согнули ей руками ноги, ввели и положили на постель. -- Николай сел с ней рядом. -- Катер<ина> Бор<исовна> и Матрена и дворовые плакали на крыльце. -- Миновали две станции; Мар<ья> Павл<овна> была покойна и даже весела, подъезжая к третьей, где Облесков предложил отдохнуть часа два. -- Мар<ья> Павл<овна> согласилась и рассказала ему про эту станцию одно небольшое событие из своей прежней жизни.
   -- Лет двадцать тому назад я ночевала там на одном постоялом дворе. -- Комнат несколько, и рядом со мной остановились какие-то молодые люди. -- Они до того шумели и смеялись, что я вышла к ним и пристыдила их. -- Они утихли; -- только через месяц я вернулась и на стене увидала страшную женщину в чепце и с надписью: "Сердитая Госпожа Львова".
   -- Я уж давно не бывала в этой стороне, -- прибавила Мар<ья> Павл<овна> и закрыла глаза.
   Так ехали всю ночь; на заре Николай Дмитр<иевич> крепко уснул. -- Внезапный крик пробудил его. -- Он с ужасом увидал, что мать его, схватившись за грудь, близка к концу своему.
   Ее вынесли из кареты; положили на постель, и здесь она кончила жизнь.
   Перекрестясь, внесли ее снова в карету и доехали до станции.
   Лошадей не было, и Облесков должен был их ждать два часа. -- Он внес труп матери в комнату, положил его на диван и прикрыл простыней.
   Прохаживаясь по пустым комнатам -- он увидал на стене грубое изображенье Сердитой Госпожи Львовой, которое не стерлось в течении двадцати с лишком лет.

КОНЕЦ

   

Глава XIII и последняя

   В половине сентября приехала в Куреево Ольга. -- Никогда не была она так прекрасна. -- Она предпочитала испытать себя прежде на провинциальной сцене, и вскоре Облесков увез ее в Одессу.
   Дни были ясные, когда шестерик почтовых умчал их из осиротелого Куреева. -- Кони несли вихрем по шоссе тяжелую карету, полную вещей. -- Если и просыпались в сердцах их жалость по чему-либо утраченному -- то могла ли быть она продолжительна? -- Заря новой жизни широко занималась перед ними, привольной жизни, свободной, полной... Могли ли они долго думать о том, что их счастье построено на благородной могиле?..
   Ему не в чем было упрекать себя... Она же думала лишь об нем и о младенце, которого движенья недавно с восторгом и ужасом впервые услышала в своей девственной утробе!
   Облесков и теперь делит время свое между Ольгой и гражданским трудом. -- Везде ценят его твердость, его здравый ум и высокую простоту обращенья. -- Ольга блещет красотой и дарованьем; -- ее смелость и ловкое кокетство привлекают к ногам ее толпы поклонников; она любит лесть и поклоненье, но дружбу и верность Ольги знает вполне только он!
   

ВАРИАНТЫ И РАЗНОЧТЕНИЯ

ОТ ОСЕНИ ДО ОСЕНИ

   Автограф: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 3.
   С. 7
   5 после стояли начато и зачеркнуто: сл
   6 после топился вписано над строкой и зачеркнуто: старый
   7 после прыгал зачеркнуто: на
   9 после от начато и зачеркнуто: ве<тра>
   11 перед вздыхала зачеркнуто: она не
   13 после бледная и зачеркнуто: тонкая
   24 Мыслети написано после зачеркнутого начала того же слова
   С. 8
   6 перед Как тебе зачеркнуто: Николая
   20 после По ночам с зачеркнуто: измальства
   20 рощи вписано над зачеркнутым: дороги
   23 перед Ну зачеркнуто: А
   25 было: А Николай Дмитр<иевич> однако
   36 идет! вставка
   С. 9
   1 после Кат<ерина> Бор<исовна> тоже зачеркнуто: как сколько могла
   3 перед печально во вставке начато и зачеркнуто: глу<боко?>
   далее в новой строке зачеркнуто: Мар<ья> Павл<овна>
   667
   4 после 60 слишком зачеркнута вставка: согбен<ный>
   5 после стан зачеркнуто: уж бы<л> уже вставка
   после согбен зачеркнуто в строке и над строкой: но
   после лицо зачеркнуто: все покрытое
   7 после два письма зачеркнуто: и подойдя
   8 их вставка
   11 бледной вписано надзачеркнутым: чернобров<ой>
   13 сухо мраморная дева вписано над зачеркнутым: холодная нимфа; -- не меняя {было: не меняясь} ни взгляда, ни
   14 Ольга, читай вставка
   15 далее зачеркнуто:
   "Ну -- что Вы там поделываете? {далее зачеркнуто: не} Я думаю все {далее начато и зачеркнуто: пр} недовольны
   16 после что зачеркнуто: свобода
   20 после простительно зачеркнуто: зло употреблять во зло свободу. -- Помиритесь
   24 после любого из нас зачеркнуто: эти
   25 меня написано после того же зачеркнутого
   26 в автографе: не в свои сани не садись
   С. 10
   3 читать вставка
   10 после К чему это? зачеркнуто: сказала точно
   18 после наконец зачеркнуто: после
   19 перед 15 зачеркнуто: 20
   25 после принять зачеркнуто: эти
   28 после увидите их зачеркнуто: покл<онитесь>
   их вставка
   31 после что я зачеркнуто: должен
   С. 11
   5 после я возму зачеркнута скобка перед словом: Сказавши
   7 перед деньги зачеркнуто: бросила
   10 бабушка вставка
   11 после трудится зачеркнуто: в
   15 перед Если зачеркнуто: с
   15 после объясните зачеркнуто: хоть
   16 перед Лиза зачеркнуто: Ольга
   21 улыбаясь вставка
   35 после деспотизм зачеркнуто: нар<од?>
   С. 12
   1 после для меня зачеркнуто: не при каком
   4 перед это сверх сил зачеркнуто: чего
   10 перед Москву реку зачеркнуто: Неву
   13 после которую вы зачеркнуто: верно помните
   18 заметила ей вписано над зачеркнутым: ответила
   21 бросая вписано над зачеркнутым: сухо
   23 она была крепостная наша, а вписано над строкой
   24 собой вставка
   31 снова и старческие вставки
   34 после была начато и зачеркнуто: м<ать>
   35 перед тяжелая зачеркнуто: другая и вставка
   С. 13
   3 после Ольга начато и зачеркнуто: по
   6 осмотрелась вписано над зачеркнутым: присматривалась>
   12 после шалунья зачеркнуто начало того же слова
   14 козел вписано над зачеркнутым: уж
   19 после правнучку вписано и зачеркнуто: свою
   20 Иван вписано над зачеркнутым: Сергей
   25 им речь вставка
   27 после снова зачеркнуто: с
   31 было: Преподлый этот латынь вероятно, пропущено слово язык
   этот исправлено на эта
   33 после глаголы их зачеркнуто:
   -- Ну-ка скажите хоть один глагол, Анн <а> Матв<еевна>, сказала Лиза. --
   -- Какова воструха! Скажи ей глагол латынский! Слушай. -- Но это тебе грех видно глаголы их! Perdo, peperdi, perdum, perdere... Это самые нежные. -- А другие и язык не выговорит. -- Это я наслышала<сь>, когда Андрей внук гостил у меня с год -- да по латыни учился. -- Помнишь, Ольга, старика учителя {далее зачеркнуто: А я} Благовещенского?..
   -- Помню, -- сказала Ольга. -- И Благовещен<ского> представила. --
   36 после дочь); зачеркнуто: опять с прикащик<ом>
   37 после Ей зачеркнуто: Марь<я> П<авловна>
   С. 14
   2 после Эмансипация зачеркнуто: Vus ver
   16 убегу ~ дядю обморочила вписано между строк, после убийца!..
   в новой строке зачеркнуто: -- Помните как
   18 после моих зачеркнуто: две тысячи
   19 исправлено, было: 700
   19 перед помяни его зачеркнуто: Царство
   23 далее зачеркнуто: -- Помните.
   24 хотела вставка
   25 Матве<евна> была вписано над зачеркнутым: Матвеевна не слышала ее возражений и <н ошибочно не вычеркнуто>
   30 перед Не слушая зачеркнуто: Она встала и далее зачеркнуто: никого
   30 тяжелая вставка
   31 чтобы уйти вставка
   С. 15
   5 бабонька вписано над зачеркнутым: маменька
   5 после грех зачеркнуто: бабонька
   10 после не на долго зачеркнуто: Ольга
   11 и уныло вписано над зачеркнутым: с
   17 после запершись зачеркнуто: Прика<щика>
   18 с ней написано после зачеркнутого начала того же слова
   20 глубоком вставка
   23 после ночей зачеркнуто: Одинокая
   25 после Ольгу начато и зачеркнуто: си <роту>
   26 было: надменный
   после надменный зачеркнуто: нрав
   29 и вписано над тем же зачеркнутым по нраву вставка
   31 после которой зачеркнуто: семья
   С. 16
   4 в матери Ольги вставка
   15 после но... зачеркнуто: когда
   17 после к руке зачеркнуто: ее
   17 ее перед молодая вставка
   21 комнату вставка
   23 после Не сыновей ли зачеркнуто: и дочь поверх и поставлен вопросительный знак
   24 у ней вставка
   24 после один зачеркнуто: как
   25 после кинулся в зачеркнуто: газет<ную>
   29 после над ней зачеркнуто: со всеми
   29 после За то, что зачеркнуто: не отдала ему в руки себя и имение
   33 после которого зачеркнуто: она
   36 после Дочь зачеркнуто: , дочь в
   37 живет для нее вписано над зачеркнутым: есть
   С. 17
   1 после руки зачеркнуто: ослаблен<ные>
   2 уж исправлено, было: уже
   4 безлюдн<ая> вставка
   6 и в вставка
   11 после которое начато и зачеркнуто: при<вязывало?>
   11 после порвалось зачеркнуто: и
   16 сама вставка
   17 новый вставка
   21 после земля зачеркнуто: которая
   21 после не изъята зачеркнуто: от произвола
   21 от произвола вставка
   26 или вписано над зачеркнутым: и
   26 далее зачеркнуто:

<Вставка о крестьян<ах>>?

   31 суду исправлено на суда
   35 на миг вставка
   С. 18
   2 тогда написано после того же зачеркнутого
   5 после так душно зачеркнуто: , та<к> и спал<ьне?>
   5 перед водо<во>рота зачеркнуто: этого
   8 после вместе зачеркнуто: с тем с вставка
   12 пол-века тому назад вставка
   16 после голове было зачеркнуто: слегка холодно
   18 после пока зачеркнуто многоточие
   29 после по корридору зачеркнуто: Сам<а>
   33 мало вписано над зачеркнутым: все каки<е>
   35 бархатку<ю> вставка
   36 броситься вписано над зачеркнутым: кинуться
   С. 19
   1 перед поклонилась зачеркнуто: обнял<а>
   12 старая няня вставка
   18 после издали зачеркнуто: прислушива<ясь>
   20 после звала зачеркнута вставка: глухую
   24 после диво! зачеркнуто: Сама
   25 остановила их, сама.... вставка
   30 после Натал<ью> Федор<овну> зачеркнуто: с тех пор
   33 после совсем зачеркнуто: уж и
   С. 20
   2 скоро тоже вставка
   2 после глаза. -- начато и зачеркнуто: Ли<за>
   3 после тоже начато и зачеркнуто: усну<ли>
   4 скоро вписано над зачеркнутым: после
   23 после Когда за зачеркнуто: сел<ом>
   24 в автографе ошибочно: Никола<евна>
   25 после на отдых зачеркнуто: протягивая
   36 улыбаясь; вставка
   С. 21
   5 утренн<ий> вставка
   7 перед Глава III зачеркнуто: III далее в новой строке зачеркнуто: Уж
   8 разливать исправлено на наливать
   13 после мантилью зачеркнуто: Помнишь, в которой -- ты была, когда
   14 уверяя, что к ней вписано над зачеркнутым
   17 длинной вставка
   18 вошла ~ только вписано над строкой
   19 после нянька зачеркнуто: были только
   20 после ваш начато и зачеркнуто: в
   20 после Матрена зачеркнуто: ... только не прогневайтесь -- мы
   23 тире исправлено из и
   26 и сел написано после того же зачеркнутого
   29 после вижу, что начато и зачеркнуто: оче<нь>
   29 после Обои зачеркнуто: и не
   31 Балкон вписано над зачеркнутым: Он
   С. 22
   20 перед я ведь зачеркнуто: мне
   21 не без смущенья написано после того же зачеркнутого
   24 После вписано над тем же зачеркнутым
   25 перед потом зачеркнуто: после
   26 было: V2 часа
   27 после вместе зачеркнута вставка: вдали после на огороде зачеркнуто: Он что-то
   28 рукой и громко вставка
   33 после его зачеркнуто: наружность
   36 после Черты зачеркнуто: лица
   С. 23
   1 мимо глаза вставка
   1 щеку его вписано над зачеркнутым сторону лица
   3 после Ей зачеркнуто: даже
   6 после Словом ей начато и зачеркнуто: нр<авилось>
   7 после вдов зачеркнуто: она
   9 только вставка
   9 после уважать его зачеркнуто: и
   10 и почтенным вставка
   12 к этому месту относится фрагмент, написанный и зачеркнутый на отдельном листе:
   [IV] IV.
   Погода стала лучше. -- Еще б
   Куреево скоро повеселело и все его жители ободрились. -- Сентябрь был в начале. --
   Погода разгулялась. -- Подходил праздник Рождества Богородицы. -- Бабы на {далее было: солнце} лужке ставили лен. -- {далее было: Куревские рощи} Желтели {далее зачеркнуто: нрзб.} Куреевские рощи. -- В полях прекращались работы и движенья. -- Синички -- вестницы зимы уж пищали в {далее зачеркнуто: красной} рябиновой аллее. --
   Ободрились и в барском доме {далее было начато и зачеркнуто: вс<е>} все старухи. -- Матрена надела чистый платок. -- Катер<ина> Борис<овна> везде являлась вмиг, где только было сборище. -- Кресло Анны Матв<еевны> {далее зачеркнуто: на} в зале уже только пустов<ало>. -- {далее зачеркнуто: Лиза} Марья Павл<овна> нача<ла> чаще выходить из кабинета. --
   14 Андрея вставка
   14 после заметил зачеркнуто: было
   17 после в ней зачеркнута запятая
   21 один вставка
   27 после ею самой зачеркнуто: для 27 после на радость зачеркнуто: не
   30 после сквозь зачеркнуто: пестрые над ним вписано: расписные далее зачеркнуто: старые
   31 перед Кафельная зачеркнута вставка: Большая
   37 В углу ~ Первозванного вписано над строкой
   С. 24
   1 множество вписано над зачеркнутым: бездна
   2 бумаг ~ на полках вписано над строкой
   3 перед понятному зачеркнуто: не
   4 после гнезду, зачеркнуто:
   Над столом
   7 перед домом вставка
   10 после выросло в отдельной строке зачеркнуто: -- И это
   13 приют написано после зачеркнутого начала того же слова
   14 после отсюда зачеркнуто: ; которую на на перед что вставка
   19 после Облесков зачеркнуто: Чья? А<ндрея?>
   21 актерка из вставка
   23 после Но я начато и зачеркнуто: при<знаюсь>
   28 после иногда зачеркнуто: мучал себя
   30 а и быть вставка
   31 перед Видеть зачеркнуто: Я
   33 а вставка
   33 после который зачеркнуто: на чужу<ю>
   34 после перенесли. -- в новой строке зачеркнуто: -- Да! И
   начало следующего предложения вписано в конце строки
   37 глупенькая вписано над зачеркнутым: бедная
   С. 25
   1 сама вставка
   1 перед приходила зачеркнуто: этого
   12 после пришло зачеркнуто: вместе
   12 в доме вставка
   13 после его и зачеркнуто: сделать и
   20 после Даже зачеркнуто: Ал Ни
   20 послала вписано над зачеркнутым звала
   24 после пойти было: по хозяйству осмотреть полевое вписано над строкой
   30 что вписано над зачеркнутым: про
   32 после до зачеркнуто: того, ч<то>
   34 должно быть вставка
   34 после дрянь зачеркнуто: а
   35 и дерзкая вставка
   и написано после того же зачеркнутого
   37 почти вставка
   37 по старшин <ству> -- вставка
   С. 26
   2 перед Еще зачеркнуто: что
   3 после что зачеркнуто: он<а>
   7 умер и из вставки
   8 и перед ей вставка
   8 было: прабабушке
   9 перед Когда зачеркнуто: Ан<на>
   10 после отвечала зачеркнуто: ей
   11 и теплой вставка
   12 о ней написано после того же зачеркнутого
   12 потом вставка
   21 после широк зачеркнуто: но
   22 и комната вставка
   27 к ней вставка
   30 перед О Матрене зачеркнуто: Мар<ья>
   31 в Курееве вписано над зачеркнутым: теперь
   33 гордо и скалясь вставка
   35 после бедность!" в новой строке зачеркнуто: Катер<ина>
   С. 27
   2 старухе, чтоб ее развлечь: вписано над зачеркнутым: Катер<ине> Бор<исовне>
   17 было: и даже прыгала
   18 чем написано после того же зачеркнутого
   21 перед подобостра<стием> зачеркнуто: своим каким-то
   22 как казал<ось> Ольге вписано над строкой
   31 хотя вписано над зачеркнутым: но ее
   37 после да и не зачеркнуто: и
   С. 28
   14 после Лиза зачеркнуто: толкова<ла>
   21 шла и вставка
   22 Глава IV написано дважды
   24 Первая радость в Курееве вписано над строкой после Мало-помалу зачеркнуто: все пошло получше
   26 после который начато и зачеркнуто: р<ано>
   27 после на ток. -- зачеркнуто: Один был
   33 шутил вписано над зачеркнутым: говорил
   33 грубость ~ старики. -- вписано между строк
   С. 29
   4 после в сад... зачеркнуто: И та<м> вставлена запятая
   6 после садовщики зачеркнуто: мещане хоз<яева>
   8 забытого вставка
   9 немногим вставка
   13 после сидя зачеркнуто: на
   17 было: все хохотал
   похохатывал легонько, вписано над зачеркнутым на вставка
   20 перед думала зачеркнуто: но
   22 после Облескову начато и зачеркнуто: р<одина>
   23 и вставка
   35 перед говорил зачеркнуто: но
   35 с перед другой вставка
   37 после тонкие зачеркнуто: какие
   С. 30
   4 любезный вписано над зачеркнутым: милый
   9 после Облесков зачеркнуто: покраснел
   10 с удивлением вписано над зачеркнутым: искоса на
   10 потом вписано над зачеркнутым: спросил
   10 медленно, но тихо, -- вписано над строкой
   11 перед тихо зачеркнуто: твердо
   15 после и так зачеркнуто: добры
   29 Глава V написано после того же зачеркнутого слева знак вставки
   30 после красные дни зачеркнуто: Сентября
   33 как вписано над зачеркнутым: Как батюшка
   С. 31
   2 Матрена вписано над зачеркнутым: нянька
   4 после передала ей зачеркнуто: --, что
   5 И вставка
   7 после по нем! зачеркнуто: Моим было: Моим детям
   9 и несколько вписано над зачеркнутым: несколько дней
   11 и вставка
   12 после приписать. -- зачеркнуто: Лицо Облескова ста<ло>
   14 Темно вписано над зачеркнутым: Мутно
   14 мутно написано после того же зачеркнутого
   18 села вписано над зачеркнутым: деревни было: соседней деревни
   19 перед юнкер зачеркнуто: мо<лодой?> слева на полях: NB ??
   22 на службу вставка
   36 после Раз зачеркнуто: в п над строкой зачеркнуто: сам<а?>
   37 перед нашла зачеркнуто: застала
   С. 32
   3 Бледное вставка
   5 она ~ скоро вписано между строк после давно зачеркнуто: ждала
   6 схоронили; ее вписано над зачеркнутым: схоронили свез исправлено, было: свезли
   8 семейном вставка
   9 перед где зачеркнуто: куда
   12 после наедине зачеркнуто: в
   13 каменн<ом> вписано над зачеркнутым: большом
   13 о вставка
   после о котором зачеркнуто: так
   15 строгий вставка
   15 после еловый, зачеркнуто: и зв
   15 было: ходила по комнатам с росписными потолками и высокими каминами
   16 паркета <ым> полам вписано над зачеркнутым комнатам
   после полам зачеркнуто: но с ошибочно не вычеркнуто
   16 видела вставка
   и фигурные комнаты. -- вписано над зачеркнутым: высоким камином
   17 после в доме этом зачеркнуто: пахло одиночеством далее написано: доме <первое доме ошибочно не вычеркнуто>
   18 после чистоте, зачеркнуто: В На втор<ом>
   19 после комнату; зачеркнуто: в которой столько был<о> над строкой вписано и зачеркнуто: по зи<мам?>
   20 после камином, зачеркнуто: убранство к<оторой?>
   21 спал вписано над зачеркнутым: ушел было: ушел на мезонин
   21 перед Целый зачеркнуто: Оль<га> после день зачеркнуто: Ольга ма<ло?>
   22 после к вечеру зачеркнуто: являлся
   23 после у камина зачеркнуто: в за<ле>
   24 весь вписано над зачеркнутым: целый
   27 перед На третий зачеркнуто: Од<нажды>
   27 после обеда вставка
   35 после расспрашивал ее зачеркнуто: об перед этой строкой знак вставки
   36 говорил написано после зачеркнутого начала того же слова
   С. 33
   9 перед умоляла зачеркнуто: просила
   9 перед жены зачеркнуто: его
   в новой строке зачеркнуто: -- Одно
   15 перед семь зачеркнуто: пять
   16 перед служил зачеркнуто: жил
   18 Ольга написано после того же зачеркнутого
   19 почти вставка
   21 перед Исхудалый зачеркнуто: Больной
   21 перед костей зачеркнуто: от
   25 она вставка после зачеркнутого: и
   25 и написано после того же зачеркнутого
   26 одной вставка
   27 перед играла начато и зачеркнуто: нак
   32 после белая зачеркнуто: , т
   33 прищурится вставка
   35 далее знак вставки, слева на полях написано: Смотри предложение под знаком -0-04 этим знаком открывается следующий лист
   С. 34
   2 далее в новой строке зачеркнуто: М
   3 перед М-11е зачеркнуто: Анюта
   7 перед удаленьем начато и зачеркнуто: стро<гостью>
   8 после строгостью зачеркнуто: но заму <ж>
   14 после но зачеркнуто: ему было
   18 тире написано поверх и
   23 перед звал зачеркнуто: хотел
   33 Сама вставка
   34 после отца и дочь было: на верные руки
   С. 35
   1 перед тысячи зачеркнуто: 1000
   1 перед надо зачеркнуто: нужн<о>
   2 после грому зачеркнуто: тысячи сот<ен>
   9 не вставка
   12 и учила вставка
   20 после не ценит зачеркнуто: верной, честной
   23 перед завтраком зачеркнуто: кофеем
   26 ее вставка
   31 после home зачеркнуто: Беспрестан<но>
   32 то перед Немейкие вставка
   С. 36
   9 перед помню зачеркнуто: как сейчас
   14 и болен вставка, далее зачеркнуто: Я пригл<асил>
   26 Я написано после того же зачеркнутого
   28 перед вижу начато и зачеркнуто: смо<трю>
   29 перед скажет зачеркнуто: сказал
   С. 37
   3 перед долго зачеркнуто: гов<орил>
   5 перед говорит зачеркнуто: сказал он
   23 под вечер и на своих вставки
   24 На и хоть раз вставка
   25 перед застылой зачеркнуто: и
   28 у себя вставка
   29 перед несколько зачеркнуто: снова
   30 после поцеловал зачеркнуто: ее
   32 перед спали зачеркнуто: усну <ли> слева на полях:
   С. 38
   1 после В зале зачеркнуто: в самом деле
   7 перед старуха зачеркнуто: дама
   9 исправлено, было: Глава V
   15 после Ольгу начато и зачеркнуто: в
   18 после стала зачеркнуто: избегать
   21 до тех пор вставка
   после пока не зачеркнуто: разрешилось
   22 перед Он зачеркнуто: Не под<озревая>
   25 после потерпит!".... зачеркнуто: и опоздал
   31 сначала вставка
   31 говоря, что Николай вписано над зачеркнутым: утверждая, что
   33 после возражений ее зачеркнуто: что она
   С. 39
   3 воспитан<ие> вставка
   4 после ногами... зачеркнуто: Она начала уступ<ать>
   5 после поверила зачеркнуто: и
   7 губернский вставка
   13 было: Понимаю, понимаю
   14 после кроткая Лиза. -- зачеркнуто:
   Во все время
   15 перед поля начато и зачеркнуто: ма<ть>
   16 перед упала зачеркнуто: была
   27 Коля! вставка говорила вписано над зачеркнутым: сказал<а>
   36 после Как он зачеркнуто: вас
   С. 40
   2 И вписано над зачеркнутым: но --
   4 после брата... зачеркнуто: А я п
   9 после Сашке зачеркнуто: ихней
   11 после а зачеркнуто: он
   13 после Облесков. -- зачеркнуто: И
   16 после не жаль? -- зачеркнуто: Я не мо<гу>
   22 на днях вставка
   23 после уж зачеркнуто: около больше
   Этот написано после того же зачеркнутого после подлец начато и зачеркнуто: с
   26 перед Боюсь зачеркнуто: И мать
   29 сохрани от поругания вставка
   31 после дом., зачеркнуто: от п<оругания>
   32 они вставка
   33 А написано после зачеркнутого: И
   С. 41
   25 вздора вставка
   26 делец вписано над зачеркнутым: дельный демократ человек
   31 после Львов в новой строке зачеркнуто: Т
   32 после письма зачеркнуто: установи <лось>
   33 показал вписано над зачеркнутым: отнес было: отнес письмо к матери <к ошибочно не вычеркнуто>
   после матери зачеркнуто: показал
   С. 42
   3 после записку в новой строке зачеркнуто: Любезн<ый>
   11 после в комнату зачеркнуто: и тревож<ить>
   13 Андрея вставка
   13 перед Одержав зачеркнуто: После
   15 возвращался вписано над зачеркнутым: вез
   21 после с Матреной поверх и поставлено тире
   23 перед Лидия начато и зачеркнуто: се<стра>
   25 после Андрей зачеркнуто: Человеку
   27 после жену зачеркнуто: и бежит
   30 этой написано после того же зачеркнутого
   С. 43
   8 после прежний зачеркнуто: старый
   8 Глаза его вписано над зачеркнутым: Лицо
   10 привставая вставка
   12 отошла к окну вписано над зачеркнутым: ушла не без
   13 и бросилась на диван вписано над строкой, далее зачеркнута вставка: А
   22 перед Все зачеркнуто: "Это
   25 Чести моей вписано над зачеркнутым: Мне
   26 перед У зачеркнуто: И
   было: И у меня еще есть сыновья
   сыновья зачеркнуто
   27 на вписано в предшествующей строке
   29 и разошлись. -- вставка
   30 перед поглядев зачеркнута вставка: тоже далее над строкой зачеркнуто: ил<и?>
   30 с написано после того же зачеркнутого
   30 тихо вставка
   33 Nicolas исправлено, было: Николай
   С. 44
   19 перед сказано зачеркнуто: был<о>
   24 наемная вставка
   29 К руке вписано над зачеркнутым: У
   35 после Ольга зачеркнуто: и
   С. 45
   4 из вписано над зачеркнутым: К<уреево>в
   5 посватался вставка
   6 после чин зачеркнуто: так и было: который как только получил офицерский чин
   так и
   8 было: все же
   11 после сидел зачеркнуто: опустив
   13 перед угасшим зачеркнуто: с
   15 после видела зачеркнуто: деревь<я>
   22 долгими и вымирающих вставка
   35 даже вставка
   С. 46
   2 перед смолкая исправлено на тире: и смолкая исправлено, было: смолкла
   3 после Матрена зачеркнуто: казал<ось>
   3 у ног вписано над зачеркнутым: при
   5 после молчание. -- зачеркнуто: -- Хорошо пише<т>
   6 как вставка
   9 Никол<аевич> вписано карандашом над зачеркнутым: Дмитр<иевич>
   11 с досадой вставка
   предложение вписано над зачеркнутым: -- Не пишут и после него
   15 никак вписано над зачеркнутым: не тоже вставка; было: А муж Лидии Дмитр<иевны>
   не пишет?..
   16 теперича вписано над зачеркнутым: нынче начнет начнет вставка
   было: и он нынче начнет писать?
   18 в автографе: Мар<ья> Ник<олаевна>
   21 было: На другое утро, сухое и морозное день вписано над зачеркнутым: утро
   25 после воля над строкой зачеркнуто: крепкая крепкая тяжкая вписано под строкой
   25 и вставка
   31 перед упали зачеркнуто: кинулись
   35 отдалась ему вписано над зачеркнутым: беспрекословно
   36 Облесков вставка
   после снова зачеркнуто: за<мок>
   36 после замок зачеркнуто: в старую
   37 вместе вставка
   37 после домой зачеркнуто: с
   С. 47
   3 перед поклялся начато и зачеркнуто: кл<ялся>
   9 перед научил зачеркнуто: дал
   14 перед другим начато и зачеркнуто: ины<м>
   17 ты перед брат вставка
   18 было: слушал он <он вписано слева на полях>
   19 ее написано после двух зачеркнутых: ее далее зачеркнуто: голос
   20 и добрый вставка
   22 перед желали зачеркнуто: не
   29 после стала зачеркнуто: еще
   30 для написано после того же зачеркнутого
   С. 48
   10 после при себе зачеркнуто: и при
   21 сделала вписано над зачеркнутым: дал<а?>
   31 далее зачеркнуто:
   В эту самую ночь, -- {далее зачеркнуто: Ольга когда} едва только спустилась в белой блузе и шубке к своему другу в пристройку... по корридору мелькнул огонь -- и кто-то стукнул к ним в дверь. --
   Ольга кинулась за печь; Облесков спросил кто-там, немного грозно. --
   -- Не бойся, я не войду, сказала Марь<я> Павл<овна>. -- Прошу тебя только не забудь {не забудь вставка} погасить огонь и когда будешь свободен приди ко мне... Спать я {было: Я спать} не буду, -- я жду тебя. --
   Любовники взглянули друг на друга, сказали тихо друг другу: "все пропало!" и оставив Ольгу одну, Облесков погасил огонь и ушел к матери. --
   32 Вставка ~ в уездном городе, написано слева на полях карандашом
   в начале следующего листа: Вставка
   С. 49
   8 после в доме моем зачеркнуто: так не
   12 перед Потом зачеркнуто: Об
   12 было: поскорее
   после связь зачеркнуто: эт<у>
   13 еще вставка
   19 Ольгу вставка
   24 и со мной не в ссоре вписано над строкой
   29 после при ней зачеркнуто: пока он ей нуж<ен>
   33 скверно написано после зачеркнутого начала того же слова
   34 угрюмый написано после зачеркнутого ошибочного начала того же слова с опиской
   35 после не нравятся. -- зачеркнуто: Но теперь
   36 после Но зачеркнуто: если
   С. 50
   3 после подозрений". -- зачеркнуто: И прошу тебя
   5 перед прибавила зачеркнуто: сказ <ала>
   7 и радушием вставка
   8 после деньги зачеркнуто: и
   8 было: поцаловала руку, котор <ая> ее вставка
   16 заметила написано после того же зачеркнутого
   27 оскорбленья, которые вписано над зачеркнутым: враж<ду> его сл
   29 этой вставка
   С. 51
   4 после ее, зачеркнута вставка: она
   4 и по ~ нраву вписано слева на полях
   6 перед наставницы зачеркнуто: учит<ельницы>
   7 после или начато и зачеркнуто: пр
   11 правильн<ый> вставка
   20 после не видать ее зачеркнуто: перед глазами
   23 Ольга вписано над зачеркнутым: Лидия
   31 синем вставка
   52 после Облесков зачеркнуто:> и
   32 после написал зачеркнуто: к
   33 перед белой начато и зачеркнуто: тон<кой?>
   С. 52
   1 перед тотчас зачеркнуто: сей <час>
   3 после щегольски зачеркнуто: в
   6 добрые вписано над зачеркнутым: тихие далее зачеркнута вставка: тихие
   7 ни перед спать вставка
   10 и перед ее вставка
   11 после участие. -- зачеркнуто: Он обещал
   18 образованный вставка
   27 после если бы я зачеркнуто: мог
   27 сегодня вставка
   28 после Фет зачеркнуто: если бы
   29 , если хотите, вставка
   32 ноги вставка
   33 не хуже Пирогова вставка
   36 тоже вставка
   С. 53
   3 самом вставка
   17 после в ее зачеркнуто: плохи<х>
   18 даже вставка
   22 и перед легче вставка
   25 после поручу зачеркнуто: В<ас>
   30 только вставка
   30 после закутанный зачеркнуто: в шубу лежал вписано над зачеркнутым: спал крепко на
   31 с грохотом вставка
   С. 54
   2 его ошибочно было написано два раза
   3 после допросам зачеркнуто: его
   3 перед уважением зачеркнуто: преданностью
   5 после стало зачеркнуто: почтительнее и еще
   6 ласке этой вписано над зачеркнутым: добродушию
   6 еще вставка
   8 Уже вписано слева на полях
   9 после карета зачеркнуто: как
   11 было: с каким-<то> небрежным и рассеянным добродушием
   каким зачеркнуто
   радушием вписано над зачеркнутым добродушием
   13 после и еще зачеркнуто: очень
   23 неделя вписано над зачеркнутым: день было: Каждый день
   24 после она зачеркнуто: виде<ла>
   25 после та самая зачеркнуто: Сашка
   26 Саше исправлено, было: Сашке
   27 трех лет вписано над зачеркнутым: года
   28 перед Андр. Дмитр. зачеркнуты кавычки
   30 начинал вставка
   31 после увидала зачеркнуто: что
   32 после к театру; зачеркнуто: бывал<а>
   33 артистичес<кий> вставка
   С. 55
   10 с вписано над зачеркнутым: она
   18 гнев написано после зачеркнутого начала того же слова
   20 после должна зачеркнуто: терпеть
   23 прогулок вставка
   25 было: среди новых встреч и лиц
   лиц вписано над зачеркнутым: встреч после и зачеркнуто: лиц
   25 после хранила зачеркнуто: свою за<ветную?>
   27 после когда бы зачеркнуто: стать
   31 перед Между зачеркнуто: Наконец далее начато и зачеркнуто: посети<телями>
   33 гвардейцы вписано над зачеркнутым: артисты
   35 после было начато и зачеркнуто: мн<ого>
   35 перед Она зачеркнуто: Наконец
   С. 56
   1 после как оставлено место для слова <отточия и над ними вопросительный знак>
   3 пустые вставка
   4 перед отданы зачеркнуто: посвя<щены>
   9 перед Испанию зачеркнуто: Италию
   20 красной вставка
   24 груды вставка
   25 чтобы написано после того же зачеркнутого
   26 в вставка
   27 после так, вероятно, пропущено слово
   29 после Но зачеркнуто: когда я
   30 к вам вписано над зачернутым: туда
   34 перед с восторгом зачеркнуто: с р<адостью>
   С. 57
   19 после В этот год зачеркнуто: сердце ее было особенно радостно и
   она вставка над зачеркнутым было: умилившись, она
   20 перед Село зачеркнуто: Возвращаясь
   22 перед ей зачеркнуто: он<а>
   22 после пришло на мысль зачеркнуто: что
   23 было: руками
   24 перед Путь зачеркнуто: Дорог<а>
   24 перед скоро зачеркнуто: она
   26 после Сон? зачеркнуто: Вставка. --
   27 после дверцы. -- зачеркнуто: Тогда только
   С. 58
   2 но вставка
   3 после Его зачеркнуто: видно зв<али?>
   3 новый вставка, над ней зачеркнуто: но
   6 перед спрятав начато и зачеркнуто: ко<нчив>
   12 перед горем начато и зачеркнуто: неучастьем?>
   13 перед попала зачеркнуто: в в
   13 после матери моей зачеркнуто: об этой
   19 перед нужно начато и зачеркнуто: хо<телосб>
   20 после ушла; -- зачеркнуто: но
   25 перед вышла зачеркнуто: встала
   28 надеялась вписано над зачеркнутым: думала
   28 любимый вставка
   30 после просидела она зачеркнуто: час
   33 после работу; -- зачеркнуто: и кла<нялись>
   34 перед горьким чувством зачеркнуто: грусть<ю>
   С. 59
   1 после Прощай зачеркнуто: Куреево
   4 перед Уже зачеркнуто: Он<а>
   4 было: а с {далее начато и зачеркнуто: гр<устью?>} скорбью но вписано над зачеркнутым: а
   8 после веселым зачеркнуто: и
   12 Сын написано после зачеркнутого: сын и
   12 руками вставка
   12 после ноги зачеркнуто: и
   14 и дворовые вставка
   15 Мар<ья> ~ весела вписано над строкой
   17 перед Облесков зачеркнуто: Ник<олай> после предложил зачеркнуто: матери ей и
   18 про эту станцию и небольш<ое> вставки
   21 там вставка
   22 было: Комнаты большие несколько вписано над зачеркнутым: большие
   24 после вышла к ним и зачеркнуто: об
   25 после на стене зачеркнуто: в
   26 после в чепце зачеркнуто: и с
   26 после Сердитая зачеркнуто: M
   28 после Я уж зачеркнуто: лет
   30 перед Так ехали зачеркнуто: На заре
   30 перед Николай Дмитр. начато и зачеркнуто: Ль<вов>
   34 перед Ее зачеркнуто: Остановились?>
   34 после здесь зачеркнуто: на траве
   36 после до станции зачеркнуто:
   Там пришлось перепрягать лошадей; чтобы
   С. 60
   1 перед Облесков начато и зачеркнуто: Ль<вов>
   2 после в комнату зачеркнуто: и
   5 грубое вставка
   14 после Кони начато и зачеркнуто: мча<лись>
   14 было: неслись
   16 чему-либо вставка
   19 о том вписано над зачеркнутым: что счастье у них
   20 после могиле?.. зачеркнуто:
   Облесков {16 далее зачеркнуто: не р} и теперь делит время свое между {написано после того же зачеркнутого} Ольгой и гражданским трудом. -- Везде ценят его твердость, его здравый ум и высокую простоту обращенья. --
   22 после об нем зачеркнуто: да об перед движенья зачеркнуто: первые после движенья зачеркнуто: она только
   28 ее написано после того же зачеркнутого
   29 перед она зачеркнуто: но
   30 но вписано над зачеркнутым: но сердце и
   30 после верность зачеркнуто: в ней
   31 перед он зачеркнуто: один
   

КОММЕНТАРИИ

ОТ ОСЕНИ ДО ОСЕНИ

   Автограф: ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 3. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 996. {На л. 1 помета М. В. Леонтьевой: "Снята копия в 1912 г. Отдана о. И. Фуделю". Далее на отдельном листе есть помета С. Н. Дурылина: "Единственный роман, сохранившийся из серии "Река времен". -- Не издан. -- Копия рукою Марьи Вл<адиміровны> Леонтьевой. -- Получено от нее в 1925 г.".}
   Датируется: 1865 г., сентябрь 1867 г.
   Печатается впервые по автографу. {В подготовке текста принимала участие Р. Г. Пашко.}
   "От осени до осени" -- единственный сохранившийся роман из цикла "Река времен". "...Хоть эта вещь далеко не обработанная, -- но все же оконченная; -- писала М. В. Леонтьева о. И. Фуделю 6 января 1912 г., отправляя ему только что выполненную копию романа, -- притом, дядя почему-то ее очень любил, ибо 2 раза жег и 2 раза вновь писал" (РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Ед. хр. 102. Л. 21).
   29 сентября 1867 г. Леонтьев писал К. А. Губастову из Тульчи: "В полторы недели начал и почти уже кончил особый роман "От осени до осени" (5 часть "Реки времен", между "Глинским" и "В Дороге"). На днях отправляю его к племянице, чтобы она его переписала к моему приезду в Петербург. Он был уже готов 2 года тому назад, но тогда я его сжег" (Сборник. С. 194). {О времени второго сжигания рукописи сведений нет. Если это произошло до 1871 г., то, следовательно сохранившийся автограф чудом уцелел, не попавшись на глаза автору, уничтожившему все рукописи "Реки времен". Если это не так, то, значит, текст романа был восстановлен уже после Салоник, что менее вероятно.}
   Название романного цикла -- "Река времен" -- восходит к достаточно давней и распространенной в начале XIX века культурной традиции. Изначально "Рекой времен" называлась историческая карта, наглядно изображающая всю картину развития человечества и отдельных народов и государств -- с наиболее замечательными событиями и лицами различных эпох. Варианты такой картины возникали уже в Средние века, но наиболее полный свод был создан немецким историком Фридрихом Страссом (1766--1845) в начале XIX века. Он назывался "Река времен, или Эмблематическое изображение Всемірной истории от сотворения міра по конец XVIII столетия" и принес автору славу, которая продержалась недолго, хотя "Река времен" была очень популярна в Германии и переиздавалась в других странах.
   В России она была впервые переведена в 1805 г. Александром Варенцовым, который существенно переработал и дополнил ее содержание, особенно в части российской истории. Первое русское издание, посвященное Императору Александру I, предназначалось для обучения наследников и воспитанников привилегированных учебных заведений. Впоследствии "Река времен" получила более широкое распространение в образовательных учреждениях, где, возможно, и познакомился с ней Леонтьев.
   С данной картой связано и последнее, предсмертное, стихотворение Г. Р. Державина, начинавшееся строкой: "Река времен в своем стремленьи..." (1816). В статье, сопровождавшей публикацию стихотворения в журнале "Сын Отечества" (1816. Ч. 31. No XXX. С. 175), говорилось: "За три дни до кончины своей, глядя на висевшую в кабинете его известную историческую карту: "Река времен", начал он стихотворение "На тленность" и успел написать первый куплет...". Этот источник, можно предполагать, также был известен Леонтьеву и поддержал выбор названия для романного цикла, хотя вновь высказанная здесь Державиным идея неотвратимого и бесследного исчезновения всего сущего "в пропасти забвенья" не повлияла на эпический замысел Леонтьева.
   Замысел романов, основанный на истории семьи писателя, возник еще во время работы над "Подлипками" ("...Я думаю о "Реке времен" уже 10 лет тому назад..." -- писал Леонтьев Губастову в сентябре 1867 г.; Сборник. С. 194). Желая пользоваться подлинными семейными летописями, в 1857 г. Леонтьев обратился к своей бабушке со стороны матери, А. Е. Карабановой (рожд. Станкевич) с просьбой прислать дневники. 20 марта она отвечала:

"Любезнейший Мой
Константин Николаевич

   На письмо Ваше я долго Вам не отвечала, ибо уже так слаба, что не встаю с постели; по желанию Вашему хотела бы послать мои журналы, но с 12 по 17 год у меня уже их отняли мои знакомые писатели, а с 17 только по 28 год еще существует и тех мой милой друг не имею способа послать, ибо живу Христовым именем. Богатый мой внук Федор Коробанов отложился от меня и даже по требованию правительства не дает мне положенного от отца содержания; вот мой милый мои обстоятельства и я уже ожидаю часы смерти сердечно Вас обнимаю любящая бабка

А. Коробанова

   20 марта 1857 года"
   (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 152. Л. 1--1 об.).
   
   По просьбе сына в Кудинове писала воспоминания Ф. П. Леонтьева (1794--1871). В 1867 г. большая часть записок пропала в дороге (подробнее см. Т. 6). Сохранились записки о 1811--1813 гг.
   Возможно, с первым романом утраченного цикла связан публикуемый в разделе "Другие редакции. Наброски. Планы" список, левый столбец которого составляют "фамилии вымышленные", а правый -- "настоящие". Тот же ряд имен мы встретим в воспоминаниях Ф. П. Леонтьевой, опубликованных ее сыном в"Русском Вестнике". Она, судя по сохранившимся автографам, писала фамилии сокращенно, и Леонтьев мог составить список во время подготовки воспоминаний к публикации. Но тем же самым материалом он пользовался и работая над автобиографическими романами.
   План цикла изложен в письме Губастову от 29 сентября 1867 г.:
   "1-я часть (1812--1830 г.) будет зваться "Заря и Полдень". Героиня мать Андрея и Дмитрия Львовых.
   2-я часть (1848--1853 г.) "Записки Херувима". Герой (Херувим) Андрей Львов юношею.
   3-я часть (1853--1857) "Мужская Женщина". Герой совершенно особое лицо. Некоторые из лиц 1-й и 2-й части будут являться здесь на втором плане, в том числе Андрей Львов военным доктором.
   Часть 4-я "В Дороге". -- Герой Консул русский (1859--1862).
   Часть 5-я "От осени до осени", герой третий брат Львовых Николай.
   Часть 6-я "Глинский". (1861--1865 г.)" (Сборник. С. 194--195).
   ""В Дороге" за исключением двух, трех вставок, кончен весь и секретарь мой его уже переписывает. "Глинский" отдыхал около месяца в ящике; после отправки "От осени до осени" я возьмусь за него; в нем написано почти все, но многим я не доволен и хочу переменить. Сам роман будет называться не "Глинский", а "Два Полковника" (гусарский Вейслинген и артиллерийский, публицист Дмитрий Львов). {12 декабря 1867 г. Губастов отвечал: "Вы мне позволите сказать Вам мое мнение насчет заглавия некоторых частей "Реки времен"? Мне кажется, что названия II-й и III-й части придуманы не совсем удачно, главное -- они бьют ужасно на эффект. Я бы тоже не переменил "Глинский" на "Два полковника"!" (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 38 об.).} <...> план и подробности его совсем уже созрели" (Там же. С. 194).
   Сохранилось письмо болгарина Найдена Герова, русского вице-консула в Филиппополе (Леонтьев писал о нем в "Моих воспоминаниях о Фракии"), относящееся еще к периоду службы писателя в Адрианополе (4 апреля 1866 г.). Можно предположить, что произведение, о котором идет в нем идет речь, это первая редакция романа "В дороге":
   

"Многоуважаемый
Константин Николаевич,

   Возвращаю Вам при сем Ваш роман, который Вы имели доброту послать ко мне на прочтение и который я прочитал с большим удовольствием. В надежде, что мне придется приехать в Адрианополь, я замедлил возвратить его Вам, с тем, чтобы лично пересказать впечатление, которое произвело на меня чтение его.<...> ограничусь теперь тою мыслию Вашего сочинения, которая больше всего заинтересовала меня. Мысль обратить внимание русских на Болгарию мне очень понравилась, но в Вашем романе, кажется мне, недостаточно развита. Вы прекрасно сделаете, если будете продолжать развивать ее. Сначала, может быть, она встретит мало сочувствия, но, по пословице, капля по капле и камень пробивает" (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 104. Л. 20--20 об.).
   О романе "Глинский" Леонтьев писал Губастову 23 апреля 1868 г.: "Он давно уже почти кончен -- две, три поправки и если оторвать его от "Реки времен" -- можно сейчас в печать, но корни его так далеки и я боюсь его печатать, пока все не будет кончено. Однако быть может обстоятельства вынудят" (Сборник. С. 199).
   Летом 1868 г. Леонтьев отправил в Петербург рукопись "Глинского", о чем сообщал тому же корреспонденту 26 июня (Там же. С. 202). "Спасибо вам за присланный роман, -- писала 30 июня М. В. Леонтьева -- Первую часть не нужно переписывать -- она очень хорошо написана, а остальное постараюсь, сколько могу перепишу" (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1032. Л. 105 об.). Вероятно, в это же время возникает замысел еще одного романа -- "Последнее звено".
   В октябре 1868 г. Леонтьев приехал в отпуск в Петербург. Одним из важнейших планов было -- "пристроить" новые большие произведения. "Куда и за сколько отдали Ваши романы?" -- спрашивал Губастов 24 ноября 1868 г. (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 50). И вскоре получил письмо, написанное 15 ноября, в котором Леонтьев говорил о своем трудном материальном положении: "если не устроюсь выгодно с редакциею нового журнала "Заря" -- так просто беги с этого света" (Сборник. С. 205). {Журнал начал выходить с января 1869 г.}
   18 ноября 1868 г. датирована записка редактора "Зари", H. Н. Страхова: "Я виноват перед Вами, Константин Николаевич. Должно быть я обещал быть у Вас, но забыл и не был. Простите, сделайте милость. Назначьте мне время, и я явлюсь к Вам.

Душевно преданный Вам
Н. Страхов"

   (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 233. Л. 2).
   В 1883 г. в воспоминаниях "Янина" М. В. Леонтьева рассказывала: "Во время своего трехмесячного отпуска в зиму 68--69 годов он читал в Петербурге гг. Анненкову и Страхову отрывки и отрывки очень большие из ряда нескольких больших романов разного названия -- соединенных под общим названием Река времен, которые должны были бы составить род эпопеи из русской жизни от времени Александра Благословенного до начала царствования Александра II-го. -- Здесь, в Янине, он, к сожалению, оставил совсем эти романы; он хотел доказать этим рядом романов, что русская жизнь гораздо богаче, чем можно было видеть из ее литературы до той поры; но совершенная отделка их им была оставлена в то время" (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1042. Л. 21--22). В позднейшем варианте воспоминаний М. В. Леонтьева также упомянула о чтении романов в Петербурге: "В эту зиму (68--69 г.) он читал Реку времен (хотя и не все романы, составлявшие ее, были окончены; много было недоделанного) Страхову и Анненкову; вещь эта была вполне оценена Страховым; об отзыве Анненкова -- ничего не могу сказать -- не помню его" (Там же. Л. 32).
   Речь шла прежде всего о романах "В дороге" и "Глинский". 26 декабря 1868 г. Леонтьев писал Страхову:
   "Мне было очень жаль, что в Понедельник -- я не мог читать у Кашпирева. {Василий Владим1рович Кашпирев (1835--1875), издатель, публицист; редактор-издатель журнала "Заря". Речь идет о чтении романа "В дороге".} -- Ответьте мне по городской почте, когда можно продолжать?<...>
   Впрочем, -- чтение чтением, но я должен объясниться с Вами откровенно.
   Роман этот я согласен немедленно поместить в "Зоре" при двух только условиях: по сту рублей за лист и объявление при 1 (или 2-й) книжке, вроде того, которое я прилагаю при этом письме.<...>
   При условии какого-нибудь подобного объявления, я отдам не только этот Роман в Зорю но и могу дать письменное обязательство в течение двух лет помещать в ней все что напишу, кроме тех писаний, к<ото>рых редакция сама не захочет. -- Из двух других романов "Реки времен" (почти готовых): Глинский и Последнее звено (этот я пришлю Вам на днях для прочтения) я отдам один в Русский Вестник, а другой в Зорю непременно в течение 69 года.
   В течение двух лет, если Вы напечатаете такое объявление я обязуюсь не требовать в случае даже непривычного для меня успеха за статьи не больше 50, а за романы не более 100 рублей.
   Если же Вы на какую-нибудь меру вроде этого объявления не согласны, так согласитесь, что мне естественнее будет съездить прежде в Москву к Каткову<...> и только в случае разлада с ним, отдать "В дороге" Вас<илию> Владиміровичу.<...>
   Я уверен, что мы сойдемся. -- Стоит Вам быть со мной только тем, чего требует от Вас ваше собственническое: -- прямым и справедливым.
   Стоит сделать для меня (и с большим основанием) то, что сделал Современник для шероховатого Помяловского.
   О публике не беспокойтесь: я видел на Юге и вижу здесь людей разных слоев и слышу со всех сторон похвалы не только Ай-буруну и Хризо, но и забытому "В своем Краю". -- Многие читатели ждут лишь официального разрешения хвалить меня; это как дважды два-- четыре.
   А, впрочем, как знаете.
   Подумайте -- и, верно, вы сами мне после скажете спасибо" (ОР РНБ. Ф. 747. Ед. хр. 17. Л. 3--6).
   4 или 5 января 1869 г. Леонтьев писал П. В. Анненкову: "Когда бы мне у Вас быть для прочтения моего романа, который я не хотел бы печатать без Ваших замечаний. -- Вы знаете как я ими дорожу" (PO ИРЛИ. Ф. 7. No 62. Л. 1). Около того же времени он обращался к Страхову с новой просьбой:
   "Знаете, что я придумал еще, многоуважаемый Николай Николаевич? -- Мне все недостает денег; -- Выхлопочите-ка мне к Пятнице от Кашпирева рублей 400.<...> Так как Каткову я не обязался политическим романом, то и могу обещать "Зоре" один из двух или "В дороге" или "Последнее Звено"?
   Только, чтобы в Пятницу он бы мне дал по секрету; -- скажу Вам по совести страх как нужны! -- Ужасно был бы я рад, если бы мог достать!" (ОР РНБ. Ф. 747. Ед. хр. 17. Л. 7--8).
   В письме от 13 января 1869 г. Страхов сообщает по секрету об условиях, поставленных издателем "Зари" В. В. Кашпиревым (75 руб. за лист и ничего вперед), и, в частности, о том, что может возникнуть "необходимость некоторых сокращений" в тексте, делать которые, с разрешения автора, стал бы Анненков (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 233. Л. 3). {Леонтьева могло особенно обидеть упоминание в этом письме о том, "что уже другим обещали платить по 100 р.", и призыв "поусердствуйте для журнала, не притесняйте его" (Там же).}
   16 января сам Анненков писал:
   
   "Так как Вы не прислали, многоуважаемый мой поэт-романист, 2-ой части своего произведения, то я полагаю, что проектированный нами вечер на завтра, пятницу, 17-го января, должен быть отложен до будущей недели, когда я буду совершенно к вашим услугам. На основании этого соображения, я уже и распорядился завтрашним вечером, взяв ложу в театр. Если я дурно сделал -- побраните, но во всяком случае, уведомьте -- когда можно и можно ли вообще ожидать присылки 2-ой части вашего произведения, заинтересовавшего меня в высокой степени.

Всегда ваш
П. Анненков.

   16-го января
   Четверг"
   (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 79. Л. 1--1 об.).
   
   Леонтьев ответил: "Все к лучшему; -- очень рад, что Вы взяли ложу; потому, что сегодня я сбирался известить Вас, что чтение отложено;
   Меня насильно отправляют в Янину 1 февраля; все планы мои разрушены; -- но на днях я или сам занесу Вам рукопись или пришлю" (PO ИРЛИ. Ф. 7. No 62. Л. 3).
   После прочтения присланной рукописи Анненков ответил кратким письмом:
   "Возвращаю Вам, с благодарностию, почтеннейший Константин Николаевич -- первые очерки нового романа вашего, которые показались мне не столь разнообразны и колоритны, как прежние, но это, конечно, зависит от отсутствия отделки. Тон, однако ж, романа сохранен, а также и приемы авторские; с этим и новая часть будет не менее оригинальнее прежней -- стоит только руку приложить, что Вы и должны сделать. Будьте здоровы и если скоро отлучитесь в путь, да будет он скатертью для вас" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 79. Л. 2).
   Перед самым отъездом Леонтьев написал Страхову (пока Анненков читал "В дороге", Страхов познакомился с первой частью "Глинского"):
   
   "Ну что? многоуважаемый Николай Николаевич; вчера неожиданный случай помешал мне быть у нашего хозяина. -- Напишите два слова: -- я бы не хотел к нему ехать, не узнавши от Вас, как идет дело. -- Я еду в Четверг и вечером во Вторник или в Среду приеду с Вами еще проститься и посоветоваться; я все еще не понял, чего Вы от меня критически хотите, -- я все боюсь, что Вы слишком думаете о читателях. -- Я нахожу, что для них не стоит делать ничего. -- Пусть учатся.

Ваш К. Леонтьев"

   (ОР РНБ. Ф. 747. Ед. хр. 17. Л. 18--19).
   2 февраля Страхов отвечал:
   
   "Увы, Константин Николаевич, Кашпирев говорит, что после всех затрат, он уже не может больше ничего давать вперед.
   Я дочитал 1-ю часть Глинского и препровождаю Вам ее при сей второй оказии. Скажу Вам все то же.
   Искусство есть некоторый обман, умение производить иллюзию. Об этом обмане сказано
   
   Тьмы низких истин мне дороже
   Нас возвышающий обман
   
   И нам нельзя не думать о читателях; нужно употреблять все старания, чтобы обмануть их как можно незаметнее; для этого в каждой картине, которую Вы им представляете, все должно быть ясно и отчетливо.
   Впрочем авось еще удастся поговорить с Вами. В эту минуту я занят по горло: 2-я книжка выходит"
   (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 186. Л. 4).
   
   М. В. Леонтьева вспоминала: "Хотя и ему не хотелось уезжать так скоро, но он очень был весел и доволен результатами своего пребывания в России относительно литературы. -- Ему хотелось скорее приняться за окончание Реки времен; в Петербурге же писать было немыслимо; все-таки очень суетно было. -- Он даже уезжал в Царское Село, чтобы<все-таки> сколько-нибудь обработывать романы" (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1042. Л. 33).
   В Янине весной 1869 г. "романы очень мало подвинулись, ибо много было забот и хлопот по устройству нового дома и всего порядка жизни", да и летом Леонтьев "не дотрогивался до русских романов" (Там же. Л. 33, 24). {1 (13) ноября 1869 г. Губастов писал из Виддина: "Принимаете ли Вы участие в каком-нибудь журнале? Куда Вы поместили "Глинского"?" (ОР ГЛМ. Ф.196. Оп. 1. Ед. хр. 112. Л. 28).} Нет сведений и о следующих двух годах. С "Зарей" отношения были разорваны из-за отказа публиковать статью об Ап. Григорьеве и долгих промедлений с напечатанием статьи "Грамотность и народность". Для PB между тем по-прежнему писались восточные повести.
   
   В 1871 г., ненадолго приехав с Афона на дачу под Салониками, Леонтьев сжигает "Реку времен". По свидетельству М. В. Леонтьевой, это произошло совершенно неожиданно для нее. "...Он ничего не высказывал против своих прежних сочинений, т. е. про Реку времен; эти несколько романов лежали у него в особом чемоданчике, к<ото>рый был у меня на хранении во время его отъезда на Афон. -- По приезде своем он опять его взял в свой кабинет. -- Более недели К<онстантин> Н<иколаеви>ч все искал какой-то очень важный документ; искала и я его; но теперь не помню какой именно. -- Вздумал К. Н--ч взглянуть в этот чемоданчик, поискать между рукописями. -- Неожиданно для себя он его находит между ними, и почему-то в это же мгновение К. Н--ч все рукописи бросил в камин и зажег их. -- Позвал меня он, когда рукописи уже горели, а он объявил мне свою радость, что документ нашелся между ними" (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1042. Л. 48). {Об этом же событии М. В. Леонтьева вспоминала в письме к о. И. Фуделю от 20 октября 1912 г. (РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Ед. хр. 102. Л. 40). По-видимому, с ее слов описал этот эпизод А. М. Коноплянцев (Сборник. С. 77). См. также "Примечания" Леонтьева к статье о нем В. В. Розанова, написанные И июня 1891 г.}
   У этого поступка была не только духовная (желание полного "отречения" {Ср. в письме к Страхову от 16 июля 1875 г.: "По-настоящему мне бы не следовало более писать для печати, не по бессилию, не по усталости, не по недостатку содержания, а из отречения, из борьбы, и из самобичевания за прежние слишком сладострастные оттенки и цинизм моих повестей и романов из русской жизни...
   Под влиянием подобного чувства -- я в 71 году перед отъездом на Афон сжег 5 частей Реки Времен, которую Вы знали... и думал, что кроме духовных и пожалуй политических статей (да разве одной большой повести -- в которой я бы представил историю моего обращения) -- уже не буду ничего писать..." (ОР РНБ. Ф. 747. Ед. хр. 17. Л. 47).}), но и эстетическая причина. В исповедальном письме Вс. С. Соловьеву от 18 июня 1879 г. Леонтьев писал: "Я вознесся в своем уединении до того, что мнил положить конец -- Гоголевскому влиянию, которое я признаю во всех, исключая пожалуй Толстого, который по крайней мере давно уже борется против гоголевщины -- отрицанья, комизма и т. п. в самом содержании своем.<...> Но я мечтал в гордости моей, в моем уединенном самомнении, что я призван -- обновить и форму... Напомнить простые и краткие приемы, не грубо рельефные приемы "Капитанской дочки", "Наташи" Соллогуба; "Валерии" Г-жи Крюднер, "Вертера", "Гоффмана"... Выбросить все эти разговоры, все эти хихиканья и т. п... Я ненавидел "В своем Краю", за то, что этот роман похож на русский роман вообще; на Тургенева, напр<имер>. -- (А мысль его, конечно, не пустая, и все в нем правда). -- Вот каковы были мои мечты, мои цели, мои безгласные и надменные надежды в Турции... Я сжег там отчасти от гордости, отчасти от тоски 8-летний труд мой, который должен был обнять жизнь русского среднего и отчасти высшего дворянства, за полвека, от 10-го--12-го года -- до первых 60-х годов. -- Эта эпопея задумана была почти так же как романы Бальзака и Эмиля Зола -- в связи. -- Написано было уже 3 романа сполна, а другие начаты. -- Всех должно было быть 6 или 7 и все большие. -- И все я хотел непременно разом издать. -- Сколько русских лиц там было списано почти с натуры, лиц мне известных, близких, оригинальных, сильных, разнообразных, собирал матерьялы, мать моя трудилась писала для меня свои Записки несколько лет... Я все не спешил печатать -- я хотел, вообразите -- всех и все сразить сразу... Года проходили; -- я, между тем храня этот запас в столе моем, хотел попробовать себя на этих "акварелях, на этих фарфоровых чашечках" Хризо, Пембе. -- и т. д... Никто не сказал ни слова. -- Видите, вся бы моя деятельность, может быть, сложилась бы иначе, если бы в то время лет 10--12 тому назад критика сказала бы мне: "Мы понимаем Вас; мы знаем чего вы хотите! -- Вы ненавидите реализм и содержания и формы. -- Мы рады, мы благодарны Вам за ваши усилия и попытки, но... вы не справитесь с веком; платите ему дань... Пишите яснее, грубее, подробнее, пишите хоть так грубо и ясно, как вы писали "В своем Краю"". -- Пусть бы печатно критика сказала бы мне тогда то, что по возвращении моем в Россию сказал мне Ф. Н. Берг: "Я согласен, что в коляске лучше чем в вагоне, но попробуйте ездить в коляске, когда все другие ездят в вагонах. -- Что будет с вами?"<...>
   Пусть бы мне хоть один человек, напр<имер> хоть бы Страхов лет 10 тому назад это сказал бы печатно... Я бы смирился и сел бы давно в тот вагон даже 2-го класса -- в котором вы напр<имер> меня теперь возите<...> Но все молчали, как дураки тогда -- и никому и в голову не пришло подумать, что это человек затевает, что он думает, о чем мечтает...
   Это молчание не смирило меня и только усилило мою гордость, мое самомнение, хотя и погрузило меня постепенно в неисцелимую тоску...<...>
   В глубоком одиночестве моем -- я в припадке тоски сжег большой мой труд из русской жизни и вернуться к нему уже не могу" (РГИА. Ф. 1120. Ед. хр. 98. Л. 29--32).
   Место действия романа "От осени до осени" -- сельцо Куреево (это же название Леонтьев перенесет и в повесть "Подруги", а впервые оно использовалось в романе "В своем краю"), за которым угадывается мещовское имение Кудиново. {Кудиново (сельцо в 55 верстах от Калуги и 33-х от Мещовска) куплено Б. И. Леонтьевым в 1809 г. у П. А. Зыбина (ГАКО. Л. 1; сообщено И. Берговской). См. также: РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 2. Ед. хр. 69.} Но и романный топоним не выдуман писателем: в Чемодановской волости Мещовского уезда было село Куреево (другое название Живодерово), соседнее с Кудиновым; в 39 верстах от Мещовска и 10 от Чемоданова. Его владельцы -- Н. и М. Языковы.
   Марья Павловна Львова -- несомненный портрет Феодосии Петровны Леонтьевой, прототипом ее матери Анны Матвеевны послужила А. Е. Карабанова. В некоторых случаях Леонтьев сохранил реальные имена: Катерина Борисовна (тетушка Е. Б. Леонтьева), няня Матрена. Николай -- по-видимому, Борис Николаевич Леонтьев (с некоторыми деталями биографии Александра Николаевича); Дмитрий Львов -- Владимір Николаевич; его дочь Катя -- Мария Владиміровна, {Катей Леонтьев первоначально назвал и героиню повести "Подруги"; ср. с. 588--593.} а "сухо-богомольная жена" -- Мария Николаевна Леонтьева (рожд. Шредер); Алексей (Александр) Львов -- Александр Николаевич (в романе сначала названы два брата, и тот, что похож на Александра Леонтьева, так и назван Александром; в последних главах его зовут Алексей, имя же Александр исчезает из повествования); Лидия -- Александра Николаевна; наконец Андрей Львов -- это сам Константин Николаевич, во время Крымской войны -- "молодой военный лекарь" (с. 36), а его "добрая, но ветреная и необразованная жена" имеет прообразом Лизу Политову (Е. П. Леонтьеву).
   С. Н. Дурылин, очевидно, беседовавший с М. В. Леонтьевой об этом романе, сделал на ее копии некоторые пометы рядом с фрагментами автобиографического плана (страницы по нашему изданию: 7--9, 16, 23, 24, 34--37, 40--41, 43, 44, 48, 52, 54, 55).
   
   С. 7. Мыслети (мыслете), слово, рцы -- буквы церковнославянского алфавита.
   С. 9. ...в роли "Дуняши" Островского ("Не в свои сани не садись")... -- "Не в свои сани не садись", пьеса А. Н. Островского (1853). К этому месту относилась карандашная помета С. Н. Дурылина: "Дун<яша> Мария Вл<адиміровна>?" (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 996. Л. 3).
   С. 9. ...против крепостных... -- ср. с письмом Л. к матери от 12 января 1856 г.: "Знаете ли, дорогой друг, за некоторыми исключениями, например, по поводу крепостных, -- предмет, по которому мы, вероятно, никогда не придем к согласию, -- (а исключения, думаю, зависят от дурных времен, в которые проходила ваша молодость) я становлюсь очень похож на вас..." (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 54. Л. 19; перевод с фр. Е. Л. Яценко).
   С. 10. ...наш милый "Херувим"... -- автобиографическая деталь; см. Т. 1. С. 381 и СС, IX, 39.
   С. 12. ..."память сердца"... -- цитата из стихотворения К. Н. Батюшкова "Мой Гений" (1816).
   С. 13. ...снофидой бродишь... -- Снофида -- апатичный, заспанный человек; ср. в ром. "Подлипки": Т. 1. С. 388.
   С. 13. Schöne und liebe Kinder! Junge Gesellen -- die den Herr Cott... -- Прекрасные и любимые дети! Юные подмастерья -- которые Господа Бога... (нем.)
   С. 13. Dominus Vobiscum --Господь с вами (лат.); католический богослужебный возглас.
   С. 13. ...глаголы их... -- возможно, обыгрывается цитата Пс. 18: 5 (стих, ставший прокимном Апостолам: "и в концы вселенныя глаголы их").
   С. 14. Эмансипация -- зд.: освобождение крестьян.
   С. 14. С'est affreux! cela sera connu en France en 93... -- Это ужасно! это будет как во Франции в 93 году... (фр.) Подразумеваются события 1793 г.
   С. 14. ...die schöne, junge Ceselle, die den Herr Cott... -- прекрасные, юные подмастерья, которые Господа Бога... (нем.).
   С. 14. ...помяни его, Господи, егда приидеши во Царствие Твое! -- парафраз молитвы разбойника на кресте (Лк. 23: 42); входит, например, в одну из молитв "изобразительных" -- в завершение "Блаженств".
   С. 15. Mais il est canaille ~ je te le dis... -- Но он сумасшедший негодяй, этот человек, дорогая, это убийца, я тебе говорю... (фр.)
   С. 19. Mais il est très bien, ma chère, il a une figure comme tout le monde! -- Но он очень хорош, дорогая, у него вид как у всех! (фр)
   С. 20. ...крест солдатский... -- см. Т. 4. С. 976.
   С. 23. ...образ Андрея Первозванного... -- Св. Андрей Первозванный, один из двенадцати апостолов, брат апостола Петра.
   С. 24. ...только она и Андрей знали, кем и когда было посажено семечко... -- намек на "незаконное" происхождение героя, см. с. 43 и прим, на с. 791. Ср. также в повести "Подруги" (с. 495--496, 498).
   С. 25. "Сраженье при Фер-Шампенуазе"... -- Одно из последних сражений между частями наполеоновской армии и войсками союзников произошло 25 марта 1814 г. под городком Фер-Шампенуаз (департамент Марна); благодаря героическому сопротивлению французов, понесших огромные потери, этот эпизод истории войн эпохи Революции и Империи получил особую известность и был отражен в ряде графических и живописных произведений.
   С. 25. ..."интригами" до самого Царя доходила... -- эпизоды встреч Ф. П. Леонтьевой с Царской фамилией рассказаны в ее воспоминаниях (см. "Рассказ моей матери об Императрице Марии Феодоровне").
   С. 27. ...Ундина Жуковского прелесть... -- стихотворная повесть В. А. Жуковского "Ундина" (1831--1836), написанная по мотивам одноименной повести Ф. де ла Мот Фуке.
   С. 29. Лещотка -- расщепленная на конце палка (у Даля -- лещедка).
   С. 29. ...в Ростов повидаться с родными... -- ср.: в Ростове жила семья Ф. И. Леонтьева (двоюродного деда Л.).
   С. 30. ...настал Покров... -- праздник Покрова Пресвятой Богородицы празднуется 1(14) октября.
   С. 31. "Зачем, зачем обворожила... Коль я душе твоей не мил!" -- цитата из популярного романса на стихи Н. Анордиста (Ник. Радостина) "Тройка" ("Гремит звонок и тройка мчится...", 1840). См. Т. 1. С. 125, 652.
   С. 32. ...от дяди в соседней губернии... -- брат Ф. П. Леонтьевой, В. П. Карабанов (?--1842) владел имением Спасское-Телепнево в Вяземском уезде Смоленской губернии.
   С. 32. ...ужасный муж старухи ~ другая сестра. -- П. М. Карабанов (см. прим, на с. 916) и его дочь Марфа Петровна (1795--?).
   С. 32. ...строгий парк еловый... -- ср. с описанием парка в Спасском-Телепневе в очерке "Рассказ смоленского дьякона о нашествии 1812 года": "...Сад -- задумчив и даже мрачен. Этот сад или, вернее, парк, с прямыми туда и сюда аллеями, был весь еловый, что делало эту усадьбу особенно оригинальной. Я нигде этого кроме Спасского не видал. Сосновый парк не был бы так суров и темен. В еловой чаще всегда стоит какая-то особая таинственная мгла<...> зелень ели так темна, монументальна и строга!" (СС, IX, 48--49).
   С. 34. M-lle Annette -- Мадемуазель Аннетт
   С. 35. ...неподалеку от Салгира... -- река в Крыму.
   С. 35. Гуммель -- Иоганн Непомук Гуммель (1778--1837), австрийский композитор, пианист и дирижер.
   С. 35. home -- дом (англ.)
   С. 35. Si поп е vero е ben trovato! -- Если и не правда, то хорошо придумано! (um.)
   С. 36. Мир уж был заключен... -- т. е. действие происходило в 1856 г.; Парижский мирный договор был подписан 18 (30) марта 1856 г.
   С. 36. ...вы за полезное, а я за прекрасное. -- Автобиографическая деталь; излюбленные мысли Л. 1860-х годов, некогда отданные герою романа "В своем краю" Милькееву (Т. 2. С. 152-- 153). Ср. в письме к H. Н. Страхову от 20 мая 1863 г. в качестве первого пункта леонтьевской "программы" назван тезис: "прекрасное важнее полезного" (ОР РНБ. Ф. 747. Ед. хр. 17. Л. 2).
   С. 39. partie de plaisir -- увеселительные прогулки (фр.)
   С. 39. Entends-tu, та chère... -- Понимаешь, моя дорогая... (Фр)
   С. 40. ..."О происхождении вида" Дарвина. -- Речь идет о книге английского естествоиспытателя Чарльза Роберта Дарвина (1809--1882) "Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь" (1859).
   С. 41. Ждановская жидкость -- дезинфицирующее средство, производившееся в Петербурге на химико-аптекарской фабрике братьев Ждановых.
   С. 41. ...переводит Маколея... -- Томас Бабингтон Маколей (1800--1859), английский историк, публицист, политический деятель.
   С. 41. Ремонтёр -- офицер, занимающийся закупкой лошадей.
   С. 41. Addio -- Прощай (ит.)
   С. 43. C'est ignoble! -- Это низко! (фр.)
   С. 43. ...причины материнского пристрастия к Андрею. -- К этому месту относится помета М. В. Леонтьевой на ее копии 1912 г.: "NB. Конечно о В<а>с<илии> Дм<итриевиче>" (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 996. Л. 38). Речь идет о В. Д. Дурново (ум. 1837), настоящем отце Л. (подробнее в комментариях к Т. 6).
   С. 43. Je crois que nous aimons toujours les tragedies de Raèinel -- Я вижу, мы как всегда любим трагедии Расина! (фр.). Возможно, в этой реплике героиня намекает на сходство данной семейной сцены -- прежде всего поведения Марьи Павловны -- с трагедией французского драматурга Жана Расина (1639--1699) "Британии" (1669), где главной участницей острой семейной коллизии предстает некогда полновластная Агриппина, вдова Императора Клавдия, затем оказавшаяся во власти своего сына Нерона, ставшего Римским Императором. Кроме того, внимание Л. к образу Агриппины могло быть обусловлено еще и тем обстоятельством, что Агриппина была родной племянницей своего второго мужа Клавдия.
   С. 44. ...у Моисея в пустыне вовсе не столб ходил огненный... -- Имеется в виду огненный столп, освещавший ночью путь при исходе из Египта (Исх. 13: 21--22).
   С. 45. ...достал ~ "Дворянское Гнездо". -- По-видимому, эта повесть И. С. Тургенева (1859) сыграла большую роль в жизни М. В. Леонтьевой (ср. с воспоминанием о чтении "Дворянского гнезда" Соней в романе "Подруги", с. 556).
   С. 50. Мальпост -- почтовая карета.
   С. 50. ...с "Журналом Землевладельца"... -- "Журнал Землевладельцев" издавался в Москве в 1858--1860 годах (ред. Алексей Дмитриевич Желтухин).
   С. 51. demoiselle de compagnie -- компаньонка (фр.); девушка или одинокая женщина, живущая за плату при хозяйке в дворянском доме.
   С. 52. ...как станет кто посредником... -- т. е. мировым посредником; см. Т. 2. С. 441.
   С. 52. ...издать 12 томов критики не хуже Белинского... -- Статьи В. Г. Белинского входили в круг чтения Л. 1840--1850-х гг.; ср. в "Подлипках": Т. 1. С. 432.
   С. 52. ...говорить речи не хуже Жюль-Фавра -- Габриэль Клод Жюль Фавр (1809--1880), французский политический деятель, адвокат.
   С. 52. ...не хуже Пирогова... -- Николай Иванович Пирогов (1810--1881), хирург, общественный деятель, педагог.
   С. 53. Растут, растут... -- стихотворение А. А. Фета "Растут, растут причудливые тени..." (1853).
   С. 53. Скоттов, Шекспиров и Дантов... -- строка из стихотворения Н. А. Некрасова "В больнице" (1855).
   С. 55. ...с ней долго занимался сам Андрей Дмитр<иевич>... -- Л. в начале 1860-х годов, живя у своего брата Владимірa, давал уроки его дочери Маше. В "Хронологии моей жизни" о начале 1861 г. говорится: "Жизнь у брата<...> Начинаю воспитывать Машу по желанию брата" (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1006. Л. 3).
   С. 56. Академик -- т. е. член Императорской Академии художеств.
   С. 56. ...я желала бы быть царицей ~ Чтобы положить корону эту у ваших ног ~ я надеюсь иметь имя и свободу: оттого я терплю. -- Мотивы писем М. В. Леонтьевой второй половины 1860-х годов (объяснение ее стремления стать актрисой); см. преамбулу к черновому фрагменту повести "Подруги" "Биография Сони" (с. 923--925).
   С. 57. Успеньев день -- 15 (28) августа, день Успения Пресвятой Богородицы, один из двунадесятых праздников Православной Церкви. Перед этим праздником совершается двухнедельный Успенский пост (с 1 (14) августа).
   С. 57. ...имела привычку говеть этим осенним постом. -- Во имя Успения Пресвятой Богородицы была освящена церковь в с. Велине Юхновского уезда Смоленской губернии (построена в 1773 г.), где говела Ф. П. Леонтьева и около которой она была погребена в 1871 г. Ср. с. 496.
   

ВАРИАНТЫ И РАЗНОЧТЕНИЯ

   С. 669. perdo ~ perdere -- спряжение лат. глагола "губить".
   С. 674. ...праздник Рождества Богородицы. -- Один из двунадесятых праздников Православной Церкви, празднуется 8 (21) сентября.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru