Ливингстон Давид
Миссионер Ливингстон, открывший новые страны

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:

   

АФРИКА.

(Съ нѣмецкаго.)

(Продолженіе.)

Миссіонеръ Ливингстонъ, открывшій новыя страны.

   Изъ всѣхъ смѣлыхъ путешественниковъ, которые когда-либо посвящали свои силы, жертвовали здоровьемъ и жизнью ни изслѣдованіе неизвѣстной части Африки, не многіе достигли такихъ блестящихъ результатовъ, какъ шотландецъ Давидъ Ливингстонъ. Повидимому, ему суждено было одному дать намъ возможность ознакомиться съ внутреннею частью африканскаго материка, а его путешествія по совершенно неизвѣстнымъ землями, приведшія къ тому, что онъ перерѣзалъ Африку отъ моря до моря, представляютъ образецъ энергіи мужества и терпѣнія, подобныхъ которымъ трудно найти.
   Первое, нѣсколько подробное извѣстіе о предпріятіяхъ и успѣхахъ.Ливингстона образованный міръ получилъ изъ его книги: "Путешествія и изслѣдованія въ южной Африкѣ въ 1840--1856 г.", обратившей на себя всеобщее вниманіе и возбудившее самый живой интересъ. Не было ни одного, интересующагося наукой, человѣка, ко-торый бы не радовался новымъ открытіямъ и не сочувствовалъ путешественнику, умѣвшему такъ хорошо и удачно выполнить трудное и важное дѣло. Съ тѣхъ поръ самое искреннее участіе сопровождало его дальнѣйшія предпріятія, которыя сосредоточились исключительно на нижнемъ теченіи Замбези и прилежащихъ сюда земляхъ, гдѣ Ливингстонъ надѣялся найти самое благопріятное поле для осуществленія своихъ филантропическихъ плановъ. Здѣсь, въ плодородной странѣ, горная часть которой считалась очень здоровой, среди трудолюбиваго и расположеннаго къ нему племени, онъ намѣревался учредить миссіи, распространить скотоводство, развести хлопчатобумажникъ и т. д., завязать правильную торговлю, возвысить благосостояніе и нравственность и такимъ образомъ исторгнуть эту землю изъ рабства и торговли невольниками. И вотъ, поддерживаемый всевозможными способами англійскимъ правительствомъ, сопровождаемыя значительнымъ числомъ свѣтскихъ и духовныхъ волонтеровь, Ливингстонъ смѣло выступилъ на свое поприще. Что изъ этого вышло, какія новыя открытія ему удалось сдѣлать въ этой части Африки, мы узнаемъ изъ 2-го его труда: "Изслѣдованія Замбези и ея при токовъ и открытіе озера Ширвы и Шассы въ 1858--1864 г.".

0x01 graphic

   Какъ извѣстно предпріятіе это имѣло очень печальный исходъ: всѣ англичане давно покинули эту негостепріимную страну, то есть всѣ, которые были въ состояніи это сдѣлать, потому что большинство изъ нихъ заплатило страшную дань убійственному климату: 12 человѣкъ, въ томъ числѣ жена Ливингстона и епископъ миссіи, пали жертвою африканскихъ лихорадокъ. Такимъ образомъ Ливингстонъ ошибся въ своихъ предположеніяхъ, составилъ себѣ невѣрное понятіе о той странѣ, ея жителяхъ и государственномъ устройствѣ, и возбудилъ этимъ сильное негодованіе своихъ соотечественниковъ, которые порицали его даже больше, чѣмъ онъ заслуживалъ, потому что онъ говорилъ только то, въ чемъ самъ былъ глубоко убѣжденъ, и эта неудача не бросаетъ ни малѣйшей тѣни на его честный характеръ, его благородный образъ мыслей и не отнимаетъ у насъ права видѣть въ немъ человѣка, который какъ бы созданъ для дальнѣйшихъ важныхъ открытій. Его долгая привычка къ африканской жизни, его ласковое и кроткое обращеніе съ неграми, возбудившее къ нему всеобщее уваженіе, его мужество, терпѣніе, сила воли, много разъ доказанное умѣнье умно и мирно выходить изъ затруднительнаго положенія все это вмѣстѣ поддержало увѣренность, что Ливингстонъ сдѣлаетъ гораздо больше всѣхъ другихъ изслѣдователей. Вотъ почему всѣ встрѣтили съ величайшимъ сочувствіемъ и полнѣйшимъ одобреніемъ вѣсть, что, оставивъ на нѣкоторое время свои миссіонерскія занятія, онъ принялъ отъ лондонскаго географическаго общества чисто научное порученіе--пополнить состоявшіяся темъ временемъ открытія Бёртона, Спика и Бекера, т. е. окончательно разрѣшить старую нильскую загадку, проникнуть къ лежащему далеко внутрь материка озеру Танганайкѣ или Танганьикѣ, и изслѣдовать не изливаются-ли его воды, посредствомъ какого-нибудь сѣвернаго истока, въ старый Нилъ.
   Къ несчастію опасенія, какъ бы это предпріятіе не кончилось неудачно, повидимому, почти оправдались. За первыми краткими извѣстіями, что экспедиція отправилась вверхъ по рѣкѣ Рувумѣ (Ровумѣ) и перешла за озеро Ніассу, послѣдовала печальная вѣсть, что на нее, къ западу отъ озера, напала шайка разбойниковъ изъ племени Магзиту и разсѣяла ее, а самъ докторъ убитъ. Вотъ, по крайней мѣрѣ, что сообщили нѣсколько негровъ, участвовавшихъ въ этомъ предпріятіи и успѣвшіе, по ихъ словамъ, спастись бѣгствомъ и укрыться въ Занзибаръ. Никто не ожидалъ подобнаго исхода, потому что до сихъ поръ всѣ африканцы относились къ доктору съ величайшимъ уваженіемъ и почтеніемъ.
   Какъ и слѣдовало ожидать англійское правительство приняло всѣ необходимыя мѣры для рѣшенія остающагося сомнѣнія, и съ этою цѣлью снаряжена и послана небольшая экспедиція, которая должна была, обогнувъ южную оконечность Африки, подняться на маленькомъ, складномъ желѣзномъ пароходѣ вверхъ по Замбези и Шире до озера, гдѣ, по разсказамъ, погибъ отъ руки варваровъ этотъ смѣлый и до сихъ поръ счастливый путешественникъ. Если бы это грустное извѣстіе подтвердилось, то было бы очень чувствительной потерей для науки, которая лишилась бы въ немъ честнаго, добросовѣстнаго дѣятеля, посвятившаго болѣе 20 лѣтъ на служеніе ей, потому что даже краткіе промежутки времени, проведенные имъ въ Англіи, были приготовленіемъ или къ дальнѣйшимъ экспедиціямъ или къ изданію его книги.
   Ливингстонъ былъ, намъ хотѣлось бы сказать есть, по выраженію англичанъ "самодѣльнымъ человѣкомъ" т. е. обязаннымъ исключительно самому себѣ тѣмъ, что онъ есть. Его желѣзная воля, неутомимое терпѣніе въ усвоеніи знаній проложили дорогу его рѣдкимъ успѣхамъ и доставили ему даже въ научномъ отношеніи очень почтенное мѣсто. Шотландія, родина Ливингстона, страна суровая, осуждаетъ своихъ дѣтей на постоянную упорную работу, на непрестанную дѣятельность. По его собственнымъ словамъ, онъ родился отъ бѣдныхъ родителей, жившихъ въ одной фабричной деревнѣ, недалеко отъ Глазго. Съ 10 лѣтняго возраста мальчикъ долженъ былъ уже помогать семьѣ своимъ трудомъ; его помѣстили наборщикомъ въ бумагопрядильню, и на первыя сбереженныя деньги онъ купилъ латинскую грамматику и началъ ревностно учиться не только въ вечерней школѣ, но работалъ и дома, иногда далеко за полночь, пока мать не отнимала у него книгъ и не прогоняла спать, потому что работы на фабрикѣ начинались въ 6 часовъ утра. Такимъ образомъ Ливингстонъ ознакомился не только съ латынью, но, за исключеніемъ романовъ, поглощалъ всѣ книги, которыя могъ достать. Даже на фабрику онъ бралъ что-нибудь съ собой и такъ клалъ свою книгу, чтобы можно было кой-когда урывками прочитать нѣсколько строкъ. Самымъ любопытнымъ его чтеніемъ были произведенія научнаго содержанія и путешествія; но отецъ считалъ первыя противорелигіозными и настойчиво требовалъ, чтобы мальчикъ читалъ только религіозныя трактаціи, а такъ какъ тотъ постоянно настойчиво отказывалъ, то подвергался за это не разъ и побоямъ. Впослѣдствіи онъ познакомился съ произведеніями, которыя пришлись ему болѣе по душѣ и, выработавъ въ немъ убѣжденіе, что наука и религія вовсе не противоречатъ другъ другу, пробудили въ немъ новую религіозную жизнь и привели его къ рѣшенію посвятить себя на облегченіе человѣческихъ страданій и сдѣлаться миссіонеромъ.
   На 19-мъ году Ливингстонъ сдѣлался прядильщикомъ на фабрикѣ; работа эта, хотя и оплачивалась довольно хорошо, чрезвычайно тяжело отзывалась на его здоровьи, которое вообще было слабо. За то деньги, выработанныя лѣтомъ, давали ему возможность посѣщать зимою медицинскій и богословскій факультеты въ Глазго и такимъ образомъ, совершенно безъ всякий посторонней помощи, приготовиться къ избранному имъ поприщу. которое надѣялся начать въ Китаѣ. Друзья, знавшіе о его планахъ, посовѣтовали ему заявить о своемъ желаніи лондонскому миссіонерскому обществу, и онъ убѣдясь сначала, что оно не обращаетъ особеннаго вниманія на различіе въ христіанскихъ вѣроисповѣданіяхъ, а имѣетъ цѣлью распространять чистое евангеліе, дѣйствительно обратился туда. Общество его приняло и въ 1840 г.; онъ отправился въ мѣсто своего назначенія, но не въ Китай, гдѣ въ то время разыгралась война за опіумъ, а въ южную Африку, въ которой благодаря трудамъ миссіонера Моффата, впослѣдствіи тестя Ливингстона, открылось новое широкое поле дѣятельности. Здѣсь цѣлыя 16 лѣтъ отъ 1840 до 1856 жилъ и трудился Ливингстонъ въ качествѣ наставника, доктора, духовнаго и, пожалуй, тѣлеснаго совѣтника полудикихъ, но добродушныхъ и способныхъ къ развитію племенъ, и, въ награду за его самоотверженіе, дѣятельность эта доставила ему, кромѣ того, завидную славу счастливаго изслѣдователя новыхъ земель. Впрочемъ, тугъ нѣтъ ничего удивительнаго, потому что миссіонеръ -- путешественникъ по призванію, руководимъ былъ святою вѣрою въ Провидѣніе. Ему слышались слова Спасителя: "иди", и Ливингстонъ смѣло пошелъ, ни передъ чѣмъ не останавливаясь, и проникъ дальше всѣхъ другихъ. Но хотя призваніе миссіонера было постоянно самою дорогою его мыслью, цѣлью его жизни, однако представленіе, соединяемое обыкновенно съ словомъ миссіонеръ, т. е. "человѣкъ разъѣзжающій всегда съ библіей въ рукахъ," непримѣнимо къ нему. По его собственному, не разъ высказанному убѣжденію, чтобы имѣть успѣхъ между язычниками, этого далеко не достаточно. "Христіанство и цивилизація, говоритъ онъ, не разрывны: ни то, ни другое не могутъ распространяться отдѣльно. Цивилизація, торговля, промыслы, стремленіе къ болѣе удобной жизни, къ высшимъ радостямъ и наслажденіямъ -- вотъ настоящія и самыя первыя условія обратить къ христіанству. Слѣдовательно, миссіонеры всѣ тѣ, которые сознательно или безсознательно содѣйствуютъ просвѣщенію или облагороживанію человѣка, а стало быть и купецъ, и ученый, и мореплаватель, и солдатъ, и священникъ." Учрежденію правильной торговли онъ приписываетъ особенную важность, говоря, что это самое дѣйствительное и скорое средство уничтожить свойственную язычеству склонность къ отчужденію и уединенности. Благодаря торговлѣ различныя племена приходятъ въ сношенія и научаются цѣнитъ другъ друга и оказывать обоюдныя услуги. Новые народы, которыхъ Ливингстонъ нашелъ въ прекрасной плодородной странѣ, внутри Африки, хорошо одарены отъ природы и высказываютъ сильное желаніе принять культуру и вступить въ торговлю, и Ливингстонъ возлагаемъ на нихъ большія надежды. Нужно только открыть хорошій, постоянный торговый путь внутри страны, учредить станціи, куда сосѣдніе обыватели могли бы свозить свои продукты, и между бѣлыми и черными закипитъ торговля, которая непремѣнно будетъ благодѣтельна какъ для тѣхъ, такъ и для другихъ. Ошибки и жестокости бѣлыхъ на западномъ берегу, гдѣ они явились почти исключительно торговцами невольниковъ, могутъ быть заглажены, а восточномъ, тѣмъ болѣе, что до извѣстнаго, разстоянія. Замбези служитъ тамъ воднымъ путемъ во внутреннія земли. У меня двоякая цѣль, говоритъ Ливингстонъ, а именно, я стараюсь возвысить благосостояніе этихъ язычниковъ въ виду нашей собственной выгоды. Мы должны поощрять африканцевъ работать на наши рынки, потому что послѣ Евангелія, это самое лучшее средство поднять ихъ. Они должны доставлять намъ сырые товары для нашихъ фабрикъ, а такъ какъ страна ихъ, какъ нельзя лучше приспособлена для произведенія хлопчатой бумаги, то надо снабдить ихъ хорошими семенами, доставить имъ вѣрный сбыть, и они навѣрно сдѣлаются нашими друзьями. Они и сами понимаютъ, что гораздо выгоднѣе вымѣнивать ситецъ и другія нужныя имъ европейскій фабрикаціи на естественные продукты, чѣмъ торговать невольниками. Правильная торговля примиритъ съ нами даже береговыя племена, отчужденныя войной; торгъ невольниками скоро самъ собой прекратится и негрскія племена вступятъ въ общій союзъ народовъ, въ которомъ ни одинъ членъ не долженъ и не можетъ страдать, чтобы это тотчасъ не отозвалось на всѣхъ другихъ.
   Вотъ слова, достойныя благороднаго человѣка, горячаго филантропа; вотъ политика, обѣщающая, безъ завоеванія, безъ военныхъ кораблей, солдатъ и чиновниковъ, лучшіе результаты чѣмъ тѣ, которые сопровождали до сихъ поръ англійское владычество въ чужихъ земляхъ. И если первая попытка къ осуществленію этой мысли оказалась неуспѣшной, то изъ нея слѣдуетъ только заключить, что дѣло это представляетъ болѣе затрудненій, чѣмъ предполагалъ Ливингстонъ, но не даетъ намъ права видѣть въ ней доказательства совершенной невозможности что либо сдѣлать, и вовсе не рѣшаетъ вопроса, что справедливѣе, то ли мнѣніе, по которому негръ является низкостоящимъ, жалкимъ существомъ, или другой болѣе достойный человѣка образъ мысли, считающій и это низкое существо способнымъ къ прогрессу и къ усовершенствованію. Цивилизирующія идеи, предполагая всегда трудную работу надъ самимъ собою, не у однихъ негровъ, а вездѣ прививались и развивались крайне трудно и медленно и увлекали массу, прежде всего, эгоистическими выгодами, представляемыми ими. Да и кто можетъ поручиться, что, несмотря на неудачи, присутствіе англійскаго проповѣдника цивилизаціи не заронило въ душу дикарей предчувствія скрытаго сѣмени лучшаго будущаго, которое современемъ окрѣпнетъ и принесетъ плодъ?
   

Путешествіе Ливингстона къ бешуанамь и къ озеру Н'гами.

   Клинообразную оконечность южной Африки можно, себѣ представить раздѣленною на 3 полосы, изъ которыхъ каждая имѣетъ свои особенности какъ въ отношеніи устройства поверхности, такъ и климата и народонаселенія. Различія эти выступаютъ особенно ярко но ту сторону канской границы и приводятъ къ слѣдующимъ наблюденіямъ. Восточная полоса, главнымъ образомъ, гориста, богата вѣчнозелеными, сочными деревьями, которыя не особенно страдаютъ ни отъ африканскаго жара, ни отъ огня; морскія бухты ея окаймлены гигантскими лиственными лѣсами, почва обильно орошена рѣками и ручьями и ежегодное количество дождя довольно значительно. Жители этой полосы кафры, представляющіе всѣ переходы отъ чернаго къ темнокоричневому цвѣту, очень стройный, сильный, хорошо сложенный, хитрый и храбрый народъ, а ихъ хищническій нравъ и безпрестанныя столкновенія съ колонистами давно извѣстны всѣмъ. Въ сѣверной части живутъ кафры-цулу, отличающіеся болѣе кроткимъ характеромъ, а нѣкоторые путешественники отзываются о нихъ даже съ очень хорошей стороны. Всѣ кафрскія племена занимаются земледѣліемъ и скотоводствомъ.
   Слѣдующую среднюю полосу едва можно назвать даже холмистой: она состоитъ большею частію изъ обширныхъ, слегка волнообразныхъ равнинъ. Источниковъ здѣсь немного, рѣкъ еще меньше, дождя бываетъ мало и нерѣдко наступаютъ длинные періоды засухи. Почти всѣ дождевыя облака приходятъ съ востока изъ Индійскаго океана, и такъ какъ воды, которыя они приносятъ, осаждаются въ кафрской землѣ, то позади лежащимъ мѣстностямъ не остается почти ничего. Европейскіе хлѣба могутъ здѣсь произрастать только благодаря искусственному орошенію. Населена эта область бешуанами, мѣстожительство которыхъ, кромѣ того, простирается далеко на сѣверъ. Они очевидно одного и того же происхожденія съ кафрами, также занимаются земледѣліемъ и скотоводствомъ, но гораздо меньше развиты въ физическомъ отношеніи и отличаются скорѣе трусливымъ, чѣмъ воинственнымъ характеромъ. Самая западная часть еще низменнѣе и ровнѣе, чѣмъ средняя и только у самаго западнаго берега перерѣзывается нѣсколькими горными цѣпями. Въ ней то и лежитъ огромная, скудно-заселенная равнина, называемая пустынею Калагари или Калахари. По ту сторону ея, вдоль моря, простираются обширныя земли, принадлежащія намаквамъ, готтентотамъ и дамарасамъ, очень мало заселенныя, вслѣдствіе недостатка воды. Выше къ экватору, на сѣверъ отъ широты, подъ которой лежитъ озеро Н'гами, и мѣстность и жители принимаютъ совершенно другой характеръ; здѣсь же лежатъ земли, на которыя, до Ливингстона, не вступала нога европейца и которыя доставили ему славу смѣлаго путешественника, между тѣмъ какъ большая часть его жизни въ Африкѣ; наполнена миссіонерскими трудами между бешуанами.
   По прибытіи въ Африку, Ливингстонъ тотчасъ отправился къ мѣсту своего назначенія и прежде всего въ Курумалъ, самую сѣверную миссіонерскую станцію, гдѣ почтенный миссіонеръ Моффатъ создалъ себѣ кругъ дѣятельности, надъ которою работалъ 40 лѣтъ. Куруманъ прелестное мѣстечко, расположенное среди необозримыхъ луговыхъ степей. Могучій ключъ, образующій тутъ небольшую рѣку, съ шумомъ вырывающуюся изъ натуральной пещеры, даетъ возможность поддерживать обширные сады, въ которыхъ, съ овощами и хлѣбомъ, процвѣтаютъ въ удивительномъ изобиліи виноградъ, яблоки, персики, фиги, лимоны и другіе южные плоды.
   Впрочемъ, множество высохшихъ рѣкъ и овраговъ доказываетъ, что страна эта прежде, вѣроятно, также была обильна водою, какъ теперь еще земля, лежащая на сѣверъ отъ Н'гами. Многіе источники, овальныя отверстія которыхъ окаймлены толстымъ отложеніемъ туфа, сохранились до сихъ поръ, но не текутъ или потому, что края ихъ сдѣлались слишкомъ высоки, или потому что поднявшаяся западная часть страны отрѣзала подземный притокъ къ ней. Стоитъ ихъ пробуравить надлежащимъ образомъ, какъ это уже пробуютъ бешуане въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, и они опять наполнятся водой.
   Здѣсь находится маленькая хорошенькая церковь, зданіе для школы и типографіи, въ которой печатаются библія и небольшія назидательныя изданія на языкѣ бсшуановъ, который необыкновенно мягокъ, благозвученъ и такъ богатъ словами, что Моффатъ, изучавшій его 30 лѣтъ, все-таки нерѣдко наталкивался на новыя слова. Этотъ, достойный полнаго уваженія человѣкъ не только изобрѣлъ имъ азбуку и распространилъ между ними грамотность. но ему же принадлежитъ и великій переводъ библіи на бешуанскій языкъ. Въ окрестностяхъ Курумана всѣ бешуане-христіане. Даже въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ нѣтъ миссіонеровъ, они постоянно собираются на богослуженіе, учатъ другъ друга читать и очень охотно покупаютъ миссіонерскія изданія. На эти собранія они, по возможности, являются въ европейскомъ платьѣ, такъ какъ миссіонеры находятъ туземный костюмъ неприличнымъ, поэтому каждое старое платье цѣнится тамъ очень дорого и раскупается нарасхватъ, причемъ они не особенно глядятъ въ полномъ ли оно составѣ или нѣтъ, и одинъ, напримѣръ, довольствуется рубашкой, другой панталонами, третій старой шляпой и т. д.
   Характера бешуане живого и веселаго. Они хорошо сложены, имѣютъ пріятныя черты и особенно прекрасные глаза и зубы, волосы ихъ коротки и шерстисты, цвѣтъ кожи свѣтлый, мѣдно-коричневый. Одежда ихъ состоитъ, главнымъ образомъ, изъ кожанаго плаща, называемаго "каросъ," который они съ большимъ вкусомъ накидываютъ на плеча. Каросъ косятъ оба пола. Затѣмъ у мущинъ употребляется родъ широкаго пояса, у женщинъ коротенькая кожаная юбочка или фартучекъ. Обувь ихъ состоитъ изъ сандалій, сдѣланныхъ изъ буйволовой или жираффовой кожи. На рукахъ и ногахъ они нося тѣ мѣдныя, латунныя или желѣзныя кольца и другія самодѣльныя украшенія; женщины, кромѣ того, напутываютъ на себя такое множество тугосплетенныхъ снурковъ стеклянныхъ бусъ, что они положительно тяготятъ ихъ, но не смотря на это, такая тяжесть носится съ удовольствіемъ, потому что она служитъ доказательствомъ благосостоянія, и самыя бѣдныя, не имѣющія возможности нагружать себя такимъ образомъ, стараются подражать, по крайней мѣрѣ, переваливающейся походкѣ ихъ болѣе счастливыхъ сестеръ, которыя усвоиваютъ ее себѣ невольно, благодаря множеству тяжелыхъ украшеній. При этомъ женщины небольшаго роста, коренасты, имѣютъ сильно развитыя кости, а вслѣдствіе этого и не особенно изящную фигуру, Мужчины носятъ немного бусъ на шеѣ и рукахъ, но обвѣшиваются множествомъ различныхъ бездѣлушекъ, большею частію амулетовъ, изъ которыхъ каждый имѣетъ свое особенное значеніе; сюда же слѣдуетъ прибавить непремѣнную табатерку, потому что бешуане страстные нюхатели и табакъ для него самый пріятный подарокъ. Доставъ себѣ табаку, они сначала перетираютъ его между двумя камнями и смѣшиваютъ съ древесной золой, которая придаетъ ему настоящій букетъ по бешуанскому вкусу. Когда это готово, всѣ присутствующіе бросаются на него, стараясь захватить свою долю, которую высыпаютъ на ладонь и маленькими желѣзными или слоновыми ложечками, висящими также на шеѣ, подносятъ щепотками къ носу до тѣхъ поръ, пока крупныя слезы не польютъ изъ ихъ глазъ, что и составляетъ высшую степень наслажденія. Прервать это занятіе считается величайшей невѣжливостью. Табатерки приготовляются изъ выдолбленнаго плода пальмы или изъ крошечной тыквы. Куреніе также въ ходу, но мужчины не такъ страстно любятъ его, какъ нюханье, зато женщины курятъ очень много, даже до одуренія.
   И тѣ и другія ходятъ съ открытою головою и въ дополненіе костюма очень обильно вымазываютъ себѣ голову и тѣло жиромъ или масломъ.
   Многія племена примѣшиваютъ къ жиру красную охру и придаютъ себѣ такимъ образомъ видъ краснокожихъ индійцевъ. Другія употребляютъ вмѣсто этого слои слюдистаго сланца съ отливами и положительно заливаютъ себя блескомъ. Мужчины почти всегда въ полномъ вооруженіи, состоящемъ изъ щита буйволовой или жираффовой кожи, связки ассагаевъ, бердыша и "керри" въ родѣ дубинки для метанья. Форма щита у однихъ овальная, у другихъ круглая; ассагаи -- тонкіе, длинные ножи, бываютъ легки и служить метательными копьями (искусный воинъ убиваетъ имъ сразу противника на разстояніи 100 шаговъ). Ассагаи тяжелые, имѣющіе утолщенную рукоятку и клинокъ употребляются, какъ сѣкиры и какъ пики. Бердышъ сдѣланъ очень чисто и вставленъ иногда, вмѣсто рукоятки, въ рогъ носорога. Все это приготовляется туземными кузнецами, а необходимыя для этого желѣзныя руды добываются въ гористыхъ странахъ. Кузнечнымъ искуствомъ особенно славится племя гакатла, которое снабжаетъ желѣзными издѣліями всѣ сосѣднія племена. Руда плавится въ земляныхъ тигляхъ, причемъ большая часть металла идетъ въ шлака, и только лучшая и самая чистая употребляется въ дѣло. Для плавленія у нихъ существуетъ родъ двойнаго раздувательнаго мѣха, состоящаго изъ двухъ кожанныхъ мѣшковъ, духовымъ отверстіемъ которымъ служитъ длинный рогъ антилопы орикса. Работникъ, дѣйствующій мѣхами, сидитъ на корточкахъ между обоими мѣшками и поочередно поднимаетъ и отпускаетъ ихъ. Вмѣсто молота и наковальни употребляются два камня. Не смотря на всю первобытность этой кузницы, ихъ копья, топоры, ножи, иголки и пр. сдѣланы очень хорошо. Кромѣ того они умѣютъ также приготовлять изъ твердаго дерева большія блюда.
   Различныя племена живутъ большими или малыми деревнями въ круглыхъ хижинахъ, покрытыхъ тростникомъ или ситникомъ. Полъ и стѣны, снаружи и внутри, вымазаны смѣсью глины и коровьяго помета, входа въ нихъ имѣетъ не болѣе 3 футовъ вышины и 2 ширины. Каждое такое жилище окружено плетенымъ заборомъ, а вся деревня густой изгородью изъ колючихъ акацій для большей безопасности отъ львовъ и другихъ дикихъ звѣрей. Дѣти разселяются кругомъ отцовскаго жилища, и чѣмъ болѣе потомство, тѣмъ болѣе гордится отецъ, потому что у бешуанъ дѣти считаются величайшимъ благомъ и съ ними обращаются очень хорошо. Часто даже родители принимаютъ имена дѣтей и, въ свою очередь, называютъ ихъ ма (мать) или ра (отецъ). Приблизительно въ серединѣ такого круга хижинъ, принадлежащихъ одному семейству, находится котля, мѣсто съ очагомъ, около котораго собираются всѣ родственники для ѣды, работы или просто болтовни. Бѣднякъ старается примкнуть къ котля богатаго, который принимаетъ его и обращается съ нимъ какъ съ сыномъ. Кругъ съ большимъ котля для собранія въ серединѣ, составляетъ городъ или деревню.
   Главное имущество и гордость бешуанъ составляетъ рогатый скотъ, а если онъ, кромѣ того, имѣетъ возможность достать себѣ ходячій домъ, т. е. фуру, о которой, до знакомства съ бѣлыми, они не имѣли ни малѣйшаго понятія, то онъ считаетъ себя богатымъ человѣкомъ. За стадомъ ходятъ исключительно мужчины, которые сами доятъ его; женщина не смѣетъ и ступить въ хлѣвъ. Затѣмъ, если только они не заняты войной съ какимъ нибудь сосѣднимъ племенемъ, то занимаются охотой на дикихъ звѣрей и изготовленіемъ ихъ шкуръ. Любимый предметъ мѣны и торговли ихъ кожаные плащи или каросы.
   Женщины употребляютъ большую часть своего времени на уходъ за полями и садами, въ которыхъ разводятъ просо, тыквы, дыни и т. д. Онѣ же обязаны жать и молотить зерновой хлѣбъ, строить хижины и запасаться горючимъ матеріаломъ. Хлѣбопашество ихъ крайне просто и состоитъ въ томъ, что, съ помощію орудій, напоминающихъ нѣсколько наши заступы съ одной или двумя рукоятками, они взрываютъ кое-какъ почву и бросаютъ туда сѣмена. Проходя мимо полей, никогда не видишь тамъ мужчинъ, но за то множество, стоящихъ рядами, женщинъ, которыя дружно взмахиваютъ своими крючками, сопровождая и приправляя свои занятія веселыми пѣснями.
   У бешуанъ дозволяется многоженство и бешуанинъ можетъ взять столько женщинъ, сколько можетъ прокормить; но большею частію они ограничиваются одною и только начальники окружаютъ себя гаремами. Желающій жениться долженъ купить себѣ жену, которая у богатыхъ стоитъ штукъ 10 скота, бѣдные же довольствуются и парой заступовъ.
   Образъ правленія бешуанскихъ племенъ въ одно и тоже время монархическій и патріархальный. Каждое племя имѣетъ своего короля или начальника, живущаго обыкновенно въ самой большой деревнѣ. Княжеская власть наслѣдственна, и эти понятія до такой степени вошли въ нравы народа, что они очень сочувственно отнеслись къ разсказу Ливингстона, что его соотечественники признали своимъ королемъ молодую женщину, оставшуюся единственной наслѣдницей ея рода. Каждое племя заселяетъ большее или меньшее число деревень, изъ которыхъ каждая управляется особенными подначальниками, составляющими нѣкоторымъ образомъ аристократію и признающими верховную власть главнаго начальника. Этотъ, въ свою очередь, несмотря на огромную, часто деспотическую власть, подлежитъ однако контролю со стороны старшихъ подначальниковъ, и на общественныхъ собраніяхъ "пичо", гдѣ царствуетъ полнѣйшая свобода слова, ему часто приходился выслушивать очень прямыя порицанія его дѣйствій. Впрочемъ, такія тічо собираются только въ самыхъ важныхъ случаяхъ, когда дѣло идетъ о прекращеніи ссоры между племенами или о предпринитіи разбойническаго похода или когда собираются прогнать сосѣднее племя и т. д. Рѣчи бешуанъ при этихъ случаяхъ, особенно рѣчи начальниковъ, такъ сильны, удачны и плавны, что сдѣлали бы честь любому образованному европейцу. Чтобы дать объ нихъ понятіе, приводимъ здѣсь рѣчь знаменитаго короля бассутанъ Moшеша, въ которой онъ поздравляетъ своихъ подданныхъ съ прибытіемъ къ нимъ трехъ миссіонеровъ.
   "Радуйтесь, макаре и макагани, властители городовъ, радуйтесь! Всѣ мы имѣемъ причину радоваться полученнымъ извѣстіямъ. Правда, часто ходятъ толки между людьми: одни справедливы, другіе ложны: но ложное осталось у насъ и распространилось, потому мы и должны теперь тщательно собирать правду, которую слышимъ, чтобы она не затерялась въ наплывѣ лжи. Намъ говорили, что всѣ мы созданы высшимъ существомъ, что всѣ происходимъ отъ одного человѣка. Грѣхъ взошелъ въ сердце его, когда онъ вкусилъ запрещеннаго плода, и мы наслѣдовали этотъ грѣхъ, и эти люди говорятъ, что они согрѣшили, и ч то считается грѣхомъ у нихъ, то грѣшно и у насъ, потому что мы отъ одного корня и ихъ сердца составляютъ одно цѣлое съ нашими. Вы, макаре, слышали эти слова и говорите, что это ложь. Но если они не убѣдили васъ, то это ваша вина. Вы говорите, что не можете вѣрить тому, чего по понимаете, а посмотрите на яйцо: разбейте его и отъ него получится только бѣлое и желтое вещество, но положите его подъ крыло птицы изъ него выйдетъ живое существо. Кто можетъ постигнуть это? Кто могъ когда нибудь понять, какъ теплота курицы производить въ япнѣ цыпленка? Это непонятно, но мы не отвергаемъ фактовъ. Будемъ дѣлать, какъ курица, положимъ эту правду въ наше сердце, какъ она кладетъ яица подъ свои крылья, углубимся въ нее съ такимъ же терпѣніемъ, тогда и выйдетъ что-нибудь новое.".

0x01 graphic

   Первые миссіонеры не нашли у бешуанъ никакого понятія о высшемъ существѣ, въ ихъ языкѣ не существуетъ даже слова, которое можно было бы отнести къ Богу. Религіозныхъ обычаевъ и преданій у нихъ совершенно не было. Вся ихъ космогонія ограничивалась, какъ у дамарасовъ, сказаніемъ, что въ одномъ неизвѣстномъ мѣстѣ Африки люди вышли изъ пещеры, въ которой, по преданію, до сихъ поръ еще сохранились отпечатавшіеся слѣды перваго человѣка. Христіанскіе догматы показались имъ сказочными, невѣроятными, смѣшными; удивляли ихъ и многіе обычаи бѣлыхъ напр. умываніе, облеченіе членовъ тѣла въ платье и употребленіе пуговицъ для застегиванія, вмѣсто того чтобы увѣшивать ими шею для красоты. Какая разница, сказалъ разъ одинъ туземецъ Моффату, между мною и моей собакой? Ты говоришь, что я безсмертенъ, отчего же собака или быкъ не безсмертны? Они умираютъ, развѣ ты можешь видѣть ихъ души? Какая разница между человѣкомъ и животнымъ? По моему та, что человѣкъ гораздо большій мошенникъ, чѣмъ тѣ.
   Это не мѣшаетъ бешуанамъ признавать превосходство бѣлыхъ надъ собой, и самыя умныя головы между ними старались объяснить, отчего это происходитъ; но могли, конечно, это объяснить только положеніемъ, что Богъ создалъ людей. Такъ когда, однажды, Ливингстонъ разсказывалъ исторію творенія, одинъ проныра, слывшій въ деревнѣ за оракула, сказалъ ему: если ты въ самомъ дѣлѣ думаешь, что одно и тоже существо сотворило людей, то ты долженъ сознаться, что бѣлые сотворены совершеннѣе другихъ. Вѣроятно, Богъ сдѣлалъ сначала пробу на бушменахъ; но они вышли очень безобразны и не понравились тѣмъ болѣе, что языкъ ихъ похоже на кваканье лягушекъ; тогда онъ создалъ готтентотовъ; но и эти не понравились ему; затѣмъ онъ призвалъ на помощь все свое искусство и сдѣлалъ бешуановъ, что уже было большимъ шагомъ впередъ, и наконецъ бѣлыхъ. Оттого бѣлые гораздо умнѣе насъ, они дѣлаютъ ходячіе дома, учатъ быковъ возить ихъ по горамъ и долинамъ и обработывать ихъ сады, вмѣсто того, чтобы принуждать къ тому женщинъ, какъ мы"
   Вообще они, подобію всѣмъ африканскимъ народцамъ, которыхъ видѣлъ Ливингстонъ, рѣшаютъ религіозные вопросы очень медленно, напротивъ, въ вещахъ, касающихся свѣтскихъ дѣлъ, оказываются очень проницательными и скоро понимаютъ свою выгоду. Слѣдовательно, если когда дѣло идетъ о предметахъ, лежащихъ внѣ ихъ кругозора, ихъ можно назвать глупыми, но во многихъ другихъ отношеніяхъ они показываютъ гораздо больше ума и проницательности, чѣмъ большинство нашихъ необразованныхъ классовъ. Они умѣютъ отлично разводить рогатый скотъ, овецъ и козъ, знаютъ какое пастбище годится для той или другой породы и совершенно удачно выбираютъ для каждаго рода хлѣба самую лучшую для него почву. Точно также они очень хорошо изучили привычки дикихъ звѣрей и вообще очень ловко примѣняютъ къ дѣлу выработавшіяся у нихъ правила политической мудрости.
   Суевѣріе, этотъ постоянный спутникъ необразованости, очень распространено и у бешуанъ, и такъ какъ вездѣ находятся люди, умѣющіе эксплуатировать невѣжество, то и между ними не мало колдуновъ, слывущихъ въ то же время за докторовъ, изреч нія и привязанія которыхъ принимаются съ безусловною вѣрою, а дождепризыватели пользуются даже большимъ вліяніемъ, чѣмъ самъ король. Дождепризываніе составляетъ особенное искусство или ремесло, и каждое племя имѣетъ одного или нѣсколько такихъ чудотворцевъ. Но такъ какъ, никто же есть пророкъ въ отечествѣ своемъ, то они обыкновенно отправляются творить свои чудеса къ чужимъ племенамъ и призываются иногда очень издалека. Большею частію они скрываютъ очень тщательно мѣсто своего рожденія и даже, даютъ понять, что появились внезапно, въ какой нибудь уединенной пещерѣ или въ вершинѣ горы. Заклинанія и чары ихъ очень разнообразны. Одно изъ самыхъ обыкновенныхъ средствъ состоитъ въ томъ, что дождепризыватели собираютъ по нѣскольку листковъ отъ каждой лѣсной породы деревьевъ и поджариваютъ ихъ на медленномъ огнѣ, вонзая въ тоже время длинную иглу въ сердце овцы и причитывая множество заклинаній. Пары, подымающіеся съ листьевъ, доходятъ, по ихъ увѣренію, до облаковъ и дѣлаютъ ихъ благосклонными къ землѣ. По окончаніи этой церемоніи, остальная часть дня до полуночи проводится въ танцахъ и празднествахъ, въ которыхъ принимаемъ участіе все племя и которыя сопровождаются восхваленіемъ и прославленіемъ могущества и искусства чудодѣя. Если облака настолько немилосердны, что не смягчаются, то прибѣгаютъ къ другимъ волшебствамъ. Напримѣръ, толпа мальчиковъ бросается бѣжать и оцѣпляетъ на склонѣ горы какой нибудь утесъ, на которомъ можно разсчитывать найти одну изъ породъ антилопъ. Стягивая цѣпь все болѣе и болѣе, они большею частію успѣваютъ поймать нѣсколько такихъ животныхъ, которыхъ зачѣмъ торжественно проносятъ по всей деревнѣ. Рядомъ съ ними важно шествуетъ самъ дождепризыватель, щиплетъ ихъ и заставляетъ поминутно кричать, увѣряя, что крикъ этотъ привлекаетъ дождь. Если, наконецъ, всѣ средства окажутся безуспѣшными, то колдуну приходится серьезно подумать, какъ ему благополучно выбраться изъ трудной дилеммы, потому что положеніе его становится очень опаснымъ. Говорятъ даже, что всѣ они, погибаютъ насильственной смертію, и рано или поздно дѣлаются жертвами народной ярости -- и вотъ тотъ же самый человѣкъ, котораго еще недавно прославляли и воспѣвали, дѣлается теперь предметомъ проклятій народа и платится жизнію. Не смотря на это все-таки находятся охотники на такое рискованное, но выгодное занятіе.
   Если такому знахарю не удалось призвать обѣщаннаго дождя, то онъ прибѣгаетъ къ той же уверткѣ, какъ и другіе колдуны, и объявляетъ, что есть какое-то чуждое вліяніе, какое-то другое, противодѣйствующее волшебство, уничтожающее дѣйствіе его обыкновенно вѣрнаго средства. Между прочимъ негры убѣждены, что слоновая кость обладаетъ особенной силой прогонять дождь и потому товары эти появляются изъ подъ спуда только лѣтомъ, послѣ солнечнаго заката, да и то тщательно завернутые.
   Моффатъ разсказываетъ исторію одного дождепризывателя, которая бросаетъ еще болѣе яркій свѣтъ на бытъ этихъ людей. Бешуане, въ окрестностяхъ Курумана, страдали впродолженіе нѣсколькихъ лѣтъ отъ засухи и наконецъ собрали общенародный совѣтъ, чтобы рѣшить, какъ пособить горю. Совѣтъ положилъ привезти изъ очень отдаленной области одного знаменитаго дождепризынателя, который, польстившись на блестящія обѣщанія, не преминулъ явиться на зовъ. Между тѣмъ небо, походившее до сихъ поръ на раскаленную плиту, въ день пріѣзда мнимаго пророка, покрылось темными облаками, засверкала молнія, загремѣлъ громъ и выпало даже нѣсколько капель дождя. Радость народа достигла крайнихъ предѣловъ, а возгордившійся шарлатанъ, ободренный счастьемъ, предсказалъ женщинамъ, что имъ придется разбить на тотъ годъ сады на холмахъ, потому что равнины будутъ всѣ затоплены, и нахально началъ описывать различныя совершенныя имъ чудеса, разсказывалъ напр., какъ онъ опустошилъ деревни враждебнаго ему племени, приказавъ облакамъ пролиться на нихъ, какъ удержалъ нашествіе сильной арміи, пославъ такой сильный дождь, что на ея пути образовалась огромная рѣка и т. д. Но дни проходили за днями, недѣли за недѣлями, а дождя у бешуанъ все не было и не было, и фокусы его ничуть не помогали. Наконецъ разъ, пошелъ маленькій дождичекъ, и обрадованные старшины бросились въ хижину пророка поздравить его съ успѣхомъ. Онъ въ эту минуту только что проснулся отъ глубокаго сна и совершенно не зналъ, что дѣлается на дворѣ. Увидя это, пришедшіе съ удивленіемъ воскликнули: "а мы думали, что ты дѣлаешь дождь!" Но хитрецъ тотчасъ спохватился и, замѣтивъ, что жена его вытрясала молочный сосудъ, чтобы получить немного масла для своего туалета, смѣло отвѣчалъ: "развѣ вы не видите, что жена моя изъ всѣхъ силъ выбиваетъ дождь?" Отвѣтъ этотъ совершенно удовлетворилъ смутившихся было гостей, и новость что дождепризыватель сбилъ дождь, съ быстротою молніи распространилась по всей деревнѣ. Но наступила опять засуха, опять проходили цѣлыя недѣли а дождя не выпадало ни капли. Посѣвы не взошли, скотъ умиралъ съ голода, и сотни истощенныхъ людей бродили по странѣ, отыскивая уцѣлѣвшія нездоровыя коренья и пресмыкающихся. Бѣдному знахарю приходилось нее хуже и хуже: надо было выдумывать все новыя средства, все новыя уловки. Между прочимъ онъ объявилъ, что ему нужно достать павіана, но, зная что его не такъ легко поймать, прибавилъ, что онъ долженъ быть безъ малѣйшаго недостатка. Обезьяну поймали съ величайшимъ трудомъ и съ тріумфомъ привели къ нему. Но едва колдунъ взглянулъ на нее, какъ воскликнулъ съ притворной горестію: "сердце мое надрывается, я не могу говорить отъ огорченія". Вѣдь я говорилъ вамъ, что нельзя сдѣлать дождя, если у животнаго не достанетъ хоть одного волоска." И онъ указалъ на слегка оцарапнутое ухо обезьяны и на хвостъ, въ которомъ вырванъ былъ маленькій пучекъ шерсти.
   Чтобы выиграть время, обманщикъ потребовалъ затѣмъ ни больше, ни меньше, какъ сердце льва, подъ тѣмъ предлогомъ, что въ такое трудное время можетъ подѣйствовать только самое сильное средство. Чего стоило бѣднымъ дикарямъ исполнять это требованіе, но счастіе благопріятствовало имъ, они дѣйствительно убили льва, и трудно описать ихъ восторгъ, когда они съ торжествомъ представили ему требуемое сердце. Несчастный пророкъ опять развелъ свой огонь, опять разразился самыми страшными заклинаніями, угрозами далекимъ облакамъ, но, къ удивленію зрителей, облака все-таки не являлись и приходилось выдумывать новыя штуки. Вдругъ деждепризыватель открылъ, что, при погребеніи недавно умершаго туземца, на его могилѣ не совершено было надлежащаго возліянія; ухватившись за эту соломенку, онъ потребовалъ, чтобъ его снова вырыли, вымыли и опять зарыли, очень хорошо зная, какой суевѣрный страхъ бешуане питаютъ къ трупамъ, и въ полной увѣренности, что они ни за что не согласятся на это. Но мучимые голодомъ дикари преодолѣли себя и исполнили въ точности его гнусное приказаніе. Само собой разумѣется и это не подѣйствовало и бѣдный чудотворецъ, доведенный до отчаянія, не зная положительно, что дѣлать, началъ нападать на миссіонеровъ, съ которыми до сихъ поръ жилъ на дружеской ногѣ, сначала легкими намеками, а потомъ и открыто, обвиняя ихъ въ недостаткѣ дождя. "Развѣ вы не видите, говорилъ онъ своимъ слушателямъ, что, какъ только появляются облака, Моффать и Гамильтонъ смотрятъ на нихъ? Ихъ бѣлыя лица пугаютъ тучи и покуда они здѣсь дождя не будетъ." Разсчетъ оказался, какъ нельзя болѣе вѣренъ, озлобленіе и проклятія народа посыпались на бѣдныхъ миссіонеровъ: благовѣстъ, говорилось между ними, прогоняетъ облака, даже молитва стала считаться чѣмъ то зловѣщимъ, и начальникъ обратился однажды къ миссіонерамъ съ слѣдующими словами: "не кланяетесь-ли вы въ вящихъ домахъ, не говорите-ли съ злыми подземными существами, не молитесь-ли имъ?"
   Наступило для миссіонеровъ тяжелое время, пришлось имъ натерпѣться не мало страху среди постоянныхъ угрозъ и опасностей, но потомъ листъ перевернулся и подозрѣнія опять обратились на самаго пророка: его грубый обманъ разоблачился и онъ бы непремѣнно поплатился жизнью, если бы не настоятельная и твердая защита Моффата, доставившая ему возможность убраться. Но, впрочемъ, смерть все-таки скоро настигла его, онъ потомъ былъ убитъ племенемъ баванкитзи.
   Какъ большая часть колдуновъ, дождепризыватели также обыкновенно вѣрятъ въ свое умѣнья, и трудно сказать, гдѣ у нихъ кончается самообольщеніе и начинается обманъ. Другъ Ливингстона, напримѣръ, князь Сичили, прекрасный человѣкъ, слылъ за великаго дождепризывателя и самъ былъ совершенно убѣжденъ въ этомъ. Они всѣ очень ловко и искусно защищаютъ свое искусство и, чтобы показать, какъ трудно иногда ихъ переспорить, Ливингстонъ приводить образчикъ разговора, завязывающагося обыкновенно при встрѣчѣ миссіонера съ дождепризывателемъ. Пророкъ занимается убираніемъ и укладываніемъ различныхъ мелкихъ частицъ: напр. пепла сожженныхъ летучихъ мышей, испражненія и внутренностей разныхъ животныхъ, клочковъ коровьей шерсти, кожи и позвонковъ змѣй, корней растеній, клубней, луковицъ, однимъ словомъ всего, что только можно найти въ странѣ. Миссіонеръ подходитъ къ нему.
   Мис. Здравствуй, другъ! какъ у тебя много лекарствъ сегодня; вѣроятно, тутъ собраны всѣ существующія средства.
   Дождепризыв. Да, твоя правда, и все это необходимо, потому вся страна, страдаетъ отъ недостатка дождя, который я долженъ сдѣлать.
   Мис. Неужели ты въ самомъ дѣлѣ думаешь, что можешь управлять облаками? Я полагаю, что только Богъ можетъ это дѣлать,
   Дож. Въ этомъ я согласенъ съ тобой. Богъ дѣлаетъ дождь; но я упрашиваю его и побуждаю моимъ колдовствомъ, и если дождь идетъ, то это конечно мой дождь. Я цѣлые годы дѣлалъ дожди для бешуанъ; мнѣ же они обязаны и тѣмъ, что женщины ихъ потолстѣли и сдѣлались лоснящимися, спроси ихъ хоть самъ.
   Мис. Но вѣдь Спаситель намъ положительно сказалъ, что мы должны призывать благословеніе неба только именемъ Его, а не лекарствами.
   Дож. Ну, у насъ совсѣмъ другое дѣло. Богъ сначала создалъ черныхъ людей, но онъ любитъ насъ меньше, чѣмъ бѣлыхъ. Васъ онъ сдѣлалъ красивыми, далъ вамъ платье, ружья, порохъ, лошадей, экипажи и много другихъ вещей, о которыхъ мы не имѣемъ понятія. Намъ же онъ далъ только ассагаи, скотъ и умѣнье дѣлать дождь. Да и сердце у насъ не такое, какъ ваше: мы не любимъ другъ друга; другія племена, желая лишить насъ дождя, употребляютъ разныя средства противъ нашей страны, чтобы насъ разсѣялъ голодъ и мы пришли бы къ нимъ и увеличили ихъ силу. Это колдовство мы и должны уничтожить нашими чарами. Богъ далъ намъ маленькую вещь, которую вы не понимаете: онъ далъ намъ знаніе извѣстныхъ заклинаній, привлекающихъ дождь. Мы не презираемъ того, что вы имѣете, хотя совсѣмъ ничего не понимаемъ. Мы не понимаемъ вашей книги, но не отвергаемъ ее, и вы не должны пренебрегать нашимъ небольшимъ знаніемъ, хотя и не понимаете его.
   М. Я не пренебрегаю тѣмъ, чего не знаю, а только думаю, что ты ошибаешься, предполагая, что владѣешь чарами, которыя будто бы имѣютъ какое то вліяніе на дождь.
   Д. Такъ всегда говорятъ люди, ничего не смыслящіе въ какомъ нибудь дѣлѣ. Съ тѣхъ поръ какъ мы въ первый разъ открыли глаза, мы видимъ, что отцы наши дѣлали и дѣлаютъ дождь, и пошли по стопамъ ихъ. Вы получаете хлѣбь изъ Курумана, поливаете ваши сады и можете поэтому обойтись безъ дождя, а мы нѣтъ. Если у насъ его нѣтъ, у скота нашего нѣтъ пастбищъ, коровы не даютъ молока, дѣти наши худѣютъ и умираютъ, наши жены убѣгаютъ къ другимъ племенамъ, имѣющимъ хлѣбъ и дождь, все племя распадается и теряется и огонь нашъ гаснетъ.
   М. Я совершенно согласенъ съ тѣмъ, что дождь имѣетъ огромную цѣну; но ты не можешь его дѣлать, ты только ждешь, пока придутъ облака, затѣмъ дѣлаешь твои заклинанія и ставишь себя въ заслугу то, что происходитъ вовсе не отъ тебя, а отъ Бога.
   Д. Я употребляю мои средства, ты свои, мы оба доктора, а доктора не обманщики. Ты даешь больному лекарства; иногда Богу угодно его вылечить, онъ выздоравливаетъ, иногда нѣтъ, онъ умираетъ. Если онъ поправляется, ты приписываешь себѣ то, что сдѣлалъ Богъ. Я дѣлаю то же самое. Иногда Богъ дастъ дожди, иногда нѣтъ. Если онъ дастъ, то стало быть мое волшебство помогло. Когда твои больные умираютъ, вѣдь ты не теряешь вѣру въ твое искусство, и я тоже самое не перестаю вѣритъ въ мои средства, хотя бы и не пошелъ дождь. Зачѣмъ же ты продолжаешь употреблять свои средства, а хочешь, чтобы я пересталъ пользоваться моими?
   М. Я даю лекарства живымъ существамъ, находящимся вблизи меня, а если и не послѣдуетъ выздоровленія, я все-таки могу видѣть его дѣйствіе; ты же предполагаешь, что снадобья твой могутъ заколдовать облака, которыя такъ далеко, что лекарствамъ твоимъ никогда и не дойти до нихъ: облака идутъ въ одну сторону, твой дымъ въ другую. Имъ повелѣвать можетъ одинъ Богъ. Проси Его и жди терпѣливо, Богъ и безъ твоихъ лекарствъ пошлётъ дождь.
   Д. Я до сихъ поръ считалъ бѣлыхъ умными и понимающими людьми. Какъ же ты не можешь сообразить, что никому не хочется умирать голодной смертью? Развѣ пріятно умирать?
   М. Но развѣ ты можешь сдѣлать, чтобы дождь выпалъ только на одно опредѣленное пространство?
   Д. Да я и не добиваюсь этого. Напротивъ, я радъ, когда вся страна зеленѣетъ, весь народъ радуется, когда женщины бьютъ въ ладоши, приносятъ мнѣ въ благодарность свои драгоцѣнности и поютъ отъ радости пѣсни.
   М. Я думаю, что ты обманываешь и себя и другихъ.
   Д. Можетъ быть, но тогда, мы съ тобой товарищи по ремеслу.
   Вѣра въ колдовство у бешуанъ такъ безгранична, что, не смотря на всѣ старанія, Ливингстону ни разу не удалось убѣдить ни одного человѣка въ невозможности призывать дождь. Слишкомъ большая ревность въ этомъ отношеніи приводить дикарей къ убѣжденію, что миссіонеры совершенно равнодушны къ дождю, а слѣдовательно и къ ихъ благосостоянію.
   Обращеніе бешуанъ открытое, довѣрчивое и очень симпатичное, но, повидимому, это скорѣе дѣло этикета и привычки, чѣмъ характера, потому что часто, за полной достоинства внѣшностью, скрывается не мало хитрости и коварства. Какъ большинство дикарей, они очень склонны къ воровству, и путешественникъ Андерсонъ много натерпѣлся въ этомъ отношеніи отъ бешуанъ, живущимъ у озера. Имущество его изчезало такъ ловко и мастерски, что не оставляло и слѣда; когда же отъ разъ пожаловался на этотъ вѣчный грабежъ начальнику, тотъ засмѣялся и сказалъ ему: "ну, въ этомъ я ничѣмъ не могу помочь тебѣ, потому что меня обкрадываютъ даже мои родственники; но вотъ какой совѣтъ я тебѣ дамъ: повѣсь на ближайшемъ деревѣ перваго мошенника, котораго поймаешь на дѣлѣ." Бешуане увѣряютъ, что, за исключеніемъ военнаго времени, они не крадутъ скота, но въ сущности всѣ ихъ мелкія войны имѣютъ единственною цѣлью отнять, при возможно-меньшей опасности, у слабаго сосѣда, какъ можно болѣе скота. Кромѣ того они очень мстительны, хотя обиженный нерѣдко удовлетворяется подаркомъ: а если къ тому же виновный сознается въ своей винѣ, то ссора кончается-миромъ и между недавними врагами устанавливается, повидимому, даже очень искренняя пріязнь.
   У бешуанъ, какъ и у всѣхъ африканцевъ, существуетъ обрѣзаніе, не имѣющее, впрочемъ, религіознаго характера и не связанное ни съ какими религіозными обрядами, обычай этотъ, повидимому, является только установившейся искони вѣковъ санитарной мѣрой. Оно совершается надъ взрослыми молодыми людьми и сопровождается торжественнымъ объявленіемъ совершеннолѣтія. Обряды, связанные съ этимъ торжествомъ, сохраняются въ большой тайнѣ, но Ливингстону посчастливилось однажды быть свидѣтелемъ второй части ихъ, называемой "сечу", т. е. акта провозглашенія совершеннолѣтія и нрава носить оружіе, и очень живо напоминающаго подобные же обычаи у древнихъ грековъ и римлянъ, а также у средневѣковыхъ феодаловъ и рыцарей. Рано утромъ, на мѣсто собранія (котля), является значительное число 14 лѣтнихъ голыхъ мальчиковъ, которые выстраиваются въ рядъ, держа передъ собой, въ видѣ щита, пару сандалій. Противъ нихъ выступаетъ такой же рядъ мужчинъ, также голыхъ и вооруженныхъ длинными тонкими прутьями отъ кустарниковаго растенія моретлоа (grevia flava) и начинаютъ особенную пляску "коха", дѣлая въ то же время мальчикамъ слѣдующіе вопросы: "согласны-ли вы охранять начальника? будете-ли хорошо оберегать стада?" и т. д. Въ то время, какъ мальчики отвѣчаютъ "да," мужчины бросаются на нихъ, стараясь нанести одному изъ этихъ юношей сильный ударъ въ спину. Между тѣмъ какъ мальчики закрываются своими сандаліями, держа ихъ надъ головой, тонкій конецъ гибкаго прута проскользаетъ мимо, врѣзывается въ спину и оставляетъ всякій разъ кровавый рубецъ около фута длины, отъ котораго остается шрамъ на всю жизнь. Это дѣлается для того, чтобы закалить молодыхъ воиновъ и приготовить къ призванію мужчины. Только пройдя по всѣмъ этимъ церемоніямъ и убивъ носорога, молодой бешуашнинъ получаетъ право жениться. На этихъ "коха" выказывается глубокое почтеніе къ лѣтамъ, которое это племя соблюдаетъ и при всѣхъ другихъ случаяхъ. Если молодой человѣкъ выбѣгаетъ изъ ряду, чтобы нанести ударъ, его тотчасъ ожидаетъ надлежащее наказаніе отъ одного изъ старшихъ. Разъ, когда Ливингстонъ шутилъ съ молодыми людьми надъ недостаткомь въ нихъ храбрости, несмотря на многочисленные рубцы, и замѣтилъ, что англійскіе солдаты храбры, хотя и не подвергались подобнымъ истязаніямъ, одинъ изъ всѣхъ всталъ и сказалъ, если бы случилось, что его и меня остановилъ левъ и принудилъ развести огонь, то кто изъ насъ двоихъ спокойнѣе бы легъ и заснулъ, онъ или я."
   Сечу употребительно только у трехъ племенъ, обрѣзаніе же у всѣхъ бешуанъ и кафровъ, но оно но существуетъ у негровъ по ту сторону 20о южной широты. Всѣ мальчики, достигшіе 10--14--15 лѣтъ берутся въ пожизненные товарищи одному изъ сыновей князя и съ этой цѣлью получаютъ особенное воспитаніе въ какомъ нибудь уединенномъ мѣстѣ лѣса, гдѣ для ихъ помѣщенія устроены хижины. Здѣсь нѣсколько, назначенныхъ для того, пожилыхъ людей учатъ ихъ танцамъ и посвящаютъ въ то же время во всѣ тайны африканской политики и правленія. Каждый учащійся долженъ, по окончаніи такого курса, быть въ состояніи сказать, по возможности, бѣгло и повторить нѣсколько разъ похвальное слово самому себѣ, называемое у туземцевъ "лейна." Безъ побоевъ дѣло тутъ, конечно, не обходится и, обыкновенно, молодые люди выходятъ изъ своего заключенія, покрытые многочисленными рубцами. Они раздѣляются на нѣсколько отдѣленій или корпусовъ, носящихъ различные имена напр. "мацаци," т. е. войско солнца, "мабуза" т. е. предводители. Всѣ вмѣстѣ они называются "мепато", а каждый воинъ въ отдѣльности "мопато." Хотя они и живутъ разсѣянно въ городѣ, но всѣ состоять подъ командой сына начальника, которому выбраны въ товарищи, и должны являться по первому его зову. Между собою всѣ они равны и соблюдаютъ въ жизни родъ коммунизма: другъ друга они называютъ "молакане", т. е товарищъ. За нарушеніе уставовъ, напримѣръ, не ѣсть одному (это считается вообще, неприличнымъ), пока вблизи есть другіе товарищи, которыхъ можно кликнуть, они имѣютъ право наказывать другъ друга, за исключеніемъ того, впрочемъ, случая, если провинившійся принадлежитъ высшему корпусу. Если подъ защиту бешуанскаго племени отдается какой-нибудь бѣглецъ, они его принимаютъ, зачисляютъ въ отрядъ, соотвѣтствующій тому, къ которому онъ принадлежалъ у своихъ, и обязываютъ его нести службу вмѣстѣ съ другими. Съ вступленіемъ въ корпусъ или со времени празднествъ, сопровождающихъ обрѣзаніе, туземцы начинаютъ считать свои года и время, впродолженіе котораго имѣютъ право носить оружіе; опредѣленно они своихъ лѣтъ не знаютъ и сказать не умѣютъ, а отвѣчаютъ на это слѣдующимъ вопросомъ: "а кто же можетъ помнитъ, когда онъ родился?" Всѣ церемоніи заканчиваются бѣганьемъ взапуски, причемъ одержавшій побѣду получаетъ призъ. Наконецъ, пройдя по всѣмъ испытаніямъ, молодой человѣкъ намазывается масломъ, усвоиваетъ себѣ обращеніе и одежду взрослыхъ и получаеть право носить оружіе и принимать участіе въ общественныхъ собраніяхъ. Для дѣвушекъ также существуетъ подобное торжество, когда онѣ, изъ класса дѣтей, возводятся въ классъ взрослыхъ. Онѣ также поступаютъ въ нѣкоторое время подъ надзоръ старшихъ женщинъ, посвящающихъ ихъ въ обязанности жены, которыя состоятъ главнымъ образомъ прежде всего въ пассивномъ повиновеніи. Чтобы испытать, достаточно ли закалена дѣвушка и достаточно ли грубы руки ея для работы, ее заставляютъ брать и несть горячее желѣзо. Затѣмъ ихъ также натираютъ жиромъ, подрѣзываютъ часть головныхъ волосъ, а остальныя намазываютъ масломъ и охрой. Послѣ этого она самодовольно облекается въ одежду женщинь и разсчитываетъ скоро получить себѣ мужа.
   Болѣзни тамъ, особенно у племени бакуэновъ, очень рѣдки. Замѣчательно, что оспу они умѣли прививать еще до знакомства съ миссіонерами, пришедшими съ юга. Въ нѣкоторыхъ странахъ, вмѣсто коровьей лимфы, употребляется животный жиръ оспенныхъ антилопъ, который прививаютъ на лбу. Благодаря, вѣроятно, этому, хотя, послѣ сильной оспенной эпидеміи, свирѣпствовавшей лѣтъ 20 тому назадъ, оспа опять нѣсколько разъ появлялась на берегу, однако она ни разу не проникала во внутреннія страны. Наиболѣе распространённыя у бешуанъ болѣзни -- это воспаленіе глазъ, грудной плевы и кишекъ, ревматизмъ и болѣзни сердца, вызываемыя, по всей вѣроятности, слишкомъ быстрыми перемѣнами въ температурѣ, и съ тѣхъ поръ, какъ туземцы начали усвоивать себѣ европейскія платья, болѣзни эти стали появляться все рѣже и рѣже.
   Умершіе бешуане большею частію получаютъ погребеніе, сопровождаемое различными церемоніями, смотря по мѣстности и познанію покойника. Обыкновенно оно происходитъ слѣдующимъ образомъ. Когда наступаетъ послѣдняя минута, умирающаго покрываютъ кожей или сѣткой, сажаютъ его такъ, что подбородокъ его опирается на колѣни, и поддерживаютъ въ этомъ положеніи, пока не погаснетъ жизнь. Потомъ тотчасъ же, иногда въ хлѣвѣ, иногда же въ его бывшей хижинѣ, вырываютъ могилу, вытираютъ стѣны ея однимъ луковичнымъ растеніемъ и опускаютъ гуда тѣло въ томъ же сидячемъ положеніи, но лицомъ на сѣверъ, послѣ чего могила засыпается и крѣпко утаптывается. Во время засыпанія покровъ съ покойника осторожно сдергивается, а въ могилу кладется нѣсколько вѣтокъ. корней и т. д. Когда яма наполнена, всѣ. стоящіе вокругъ, наклоняются и сгребаютъ руками вокругъ лежащую землю въ холмикъ. Затѣмъ является большой сосудъ съ отваромъ чесноку, въ которомъ мужчины и женщины умываютъ себѣ, руки и ноги, восклицая: "пула! пула!" (дождь). Въ заключеніе одна старая женщина приноситъ оружіе умершаго: лукъ, стрѣлы, бердышъ, копье, разныя садовыя сѣмена и др., а присутствующіе обращаются къ могилѣ, говоря: "вотъ всѣ твои вещи". Этимь кончается погребеніе: всѣ вещи уносятся опять назадь. Сосудъ выпорожняется на могилу и, сопровождаемая жалобными воплями женщинъ, похоронная процессія удаляется прочь.
   По разсказамъ Ливингстона, бешуане, чтобы избавить себя отъ труда рыть могилу, часто пользуются для этой цѣли ямами муравьеѣда, и въ бытность его тамъ два раза случилось, что погребенный такимъ образомъ мертвецъ, бывшій только въ сильномъ обморокѣ, пришелъ въ чувство и вернулся домой. По предположенію Ливингстона, общее имя бешуане, принадлежащее всѣмъ этимъ племенамъ вмѣстѣ, означаетъ "равные товарищи", имена же отдѣльныхъ народцевъ заимствованы отъ животныхъ, такъ, напримѣръ, племенное имя "бакатла" означаетъ племя "обезьяны", "бакуэна -- крокодила", "батлана -- рыбы". Имена эти наводятъ насъ на предположеніе, что въ древнія времена бешуане обоготворяли и поклонялись животнымъ, и это тѣмъ вѣроятнѣе, что слово танцевать имѣетъ близкое отношеніе къ имени. Если, напримѣръ, надо спросить, къ какому племени принадлежитъ туземецъ, то вопросъ формулируется такъ: "Что ты танцуешь?" Кромѣ того всѣ они питаютъ какой-то суевѣрный страхъ къ животному, имя котораго они носятъ, и если даже иногда убиваютъ ихъ. то все-таки никогда не ѣдятъ ихъ мяса. Многіе обычаи указываютъ также на различныя неравенства между племенами; такъ напри мѣръ, прежде чѣмъ бахуруце закусятъ новой тыквы, ни одно племя не дотрогивается до нея, а дожидаются общественнаго празднества, на которомъ сынъ князя бахуруце первый пробуетъ новый плодъ.
   Ливингстонъ, прибывъ въ Африку, поселился между бакуэнами, живущими миль на 200 сѣвернѣе Курумана, и началъ съ того, что на шесть мѣсяцевъ прервалъ совершенно всякія сношенія съ европейцами, чтобы всецѣльно отдаться изученію языка, нравовъ и образа мыслей этого племени. Находясь однажды недалеко отъ пещеры Лепелоле, которую туземцы считаютъ за мѣстопребываніе ихъ божествъ и потому ни за что не рѣшаются вступить въ нее въ той увѣренности, что взошедшій туда уже никогда не выйдетъ изъ нея. Ливингстонъ, запасшись огнемъ, лѣстницей и веревкой отправился туда съ цѣлью изслѣдовать тайну; но это таинственное и страшное мѣсто оказалось очень обыкновенной пещерой въ 10 футовъ въ квадратѣ, имѣющей два боковыхъ прохода, промытыхъ водой и оканчивающихся круглымъ отверстіемъ, изъ котораго прежде вытекала, вѣроятно, вода. Единственными ея обитателями было, повидимому, нѣсколько павіановъ. Замѣчательно, что божества, которымъ поклоняются бакуэна, являются имъ -- во снѣ-ли, въ видѣніяхъ-ли, всегда хромыми, какъ египетскій "Тотъ". Начальникъ бакуэна Сичили (Сешеле) принялъ Ливингстона какъ нельзя болѣе радушно, а познакомившись съ нимъ ближе, сдѣлался положительно его другомъ, Сичили быстро выучился читать и такъ ревностно принялся изучать библію, что, отъ довольно продолжительной сидячей жизни за книгою, изъ худощаваго охотника онъ скоро сдѣлался толстякомъ, и, наконецъ, откровенно сознался, что онъ искренно убѣдился въ истинѣ христіанскаго ученія. Этимъ рвеніе его не ограничилось, онъ началъ стараться распространить новое ученіе между своими подданными, постоянно порываясь прибѣгнуть для достиженія этой цѣли къ плети, пресерьезно говоря Ливингстону: "право, одними уговорами съ ними ничего не сдѣлаешь, добиться отъ нихъ чего-нибудь можно развѣ только палкой". Надѣясь, можетъ быть, сильнѣе подѣйствовать примѣромъ, онъ устроилъ у себя на дому богослуженіе, но, за исключеніемъ его семьи, никто не захотѣлъ принять въ немъ участія. Вообще дѣло не подвигалось впередъ довольно долго, и главнымъ препятствіемъ распространенію христіанства, кромѣ свойственной всѣмъ африканцамъ неохоты заниматься предметами, лежащими внѣ ихъ обычнаго кругозора, была дикая мысль, что новое ученіе принесетъ несчастіе; что въ "книгѣ" заключается злое колдовство. Какъ нарочно, въ самый годъ прибытія къ нимъ Ливингстона, наступила страшная засуха съ своими неразлучными спутниками: голодомъ и нуждой. Докторъ посовѣтовалъ не полагаться на дождепризывателей, но прямо принять противъ бездождія болѣе дѣйствительныя мѣры, напр., найти хорошую, невысыхающую рѣку, устроить плотину и каналы и орошать окрестную мѣстность. Планъ этотъ встрѣченъ былъ всеобщимъ одобреніемъ, и все племя передвинулось на сѣверъ, къ берегу рѣки Колобеніи. Здѣсь въ третій разъ (потому что еще прежде онъ основалъ станцію въ племени бакатловъ) Ливингстонъ собственноручно выстроилъ себѣ домъ. Вообще ему постоянно приходилось брать на себя всевозможныя роли, и онъ являлся то каменьщикомъ, то кузнецомъ, то слесаремъ, плотникомъ, садовникомъ и т. д. Скоро и тутъ подъ его надзоромъ выстроена была новая школа, сдѣлана плотина, вырыты каналы, и въ первый годъ все шло отлично. Но дождя не выпало и на второй годъ, не выпало и на третій. Рѣка высохла и даже шакаламъ, гіенамъ не подъ силу было справиться съ множествомъ мертвой гніющей рыбы. На четвертый годъ дождь хотя и шелъ, но въ такомъ незначительномъ количествѣ, что хлѣбъ все-таки не могъ созрѣть. Иногда, казалось, и собирается гроза, и громъ, повидимому, обѣщаетъ освѣжительный дождь, но этимъ дѣло и кончалось. Понятно, что, въ такихъ обстоятельствахъ, дождепризыватели сдѣлались очень важными лицами въ народѣ. Старѣйшины племени постоянно осаждали доктора просьбами позволить ихъ князю призвать пророковъ. "Хлѣбъ нашъ погибнетъ, говорили они, мы скоро должны будемъ разсѣяться, пусть онъ только одинъ разъ призоветъ дождь и мы всѣ пойдемъ въ школу и будемъ пѣть и молиться, сколько тебѣ угодно. Но Сичили самъ не вѣрилъ болѣе въ свое искусство, хотя, по его собственному признанію, вначалѣ ему было очень трудно вполнѣ довѣриться христіанскому ученію.
   Объявивъ отрыто, что онъ принимаетъ новое ученіе, Сичили впродолженіе трехъ лѣтъ неутомимо работалъ, стараясь склонить къ тому и своихъ подданыхъ, наконецъ, онъ пожелалъ принять крещеніе и крестить свое семейство. Но такъ какъ для этого онъ, конечно, прежде всего долженъ былъ разойтись съ своими женами и удовольствоваться одной, то онъ подаривъ имъ новое платье и все, чѣмъ онъ пользовались, живя съ нимъ, отпустилъ ихъ къ роднымъ съ заявленіемъ, что онъ ничего не имѣетъ противъ нихъ, но не можетъ больше жить съ ними, потому что это было бы не согласно съ его новой вѣрой. Эта неслыханная мѣра, само-собою разумѣется, значительно увеличила число его враговъ, но и это не помѣшало бакуэнамъ по прежнему окружать Ливингстона почтеніемъ и любовію.
   Поведеніе народа во все время засухи заслуживало полной похвалы. Женщины, съ готовностію жертвовали своими нарядами, чтобы купить хлѣба у болѣе счастливыхъ племенъ, дѣти взрыли всю страну, отыскивая клубни и коренья, мужчины ходили на охоту. Къ счастію въ дичи недостатка не было: буйволы, зебры, жираффы и разныя антилопы находились подъ рукой, и такъ какъ одна изъ привиллегій начальника состояла въ томъ, что онъ получалъ извѣстную часть отъ всякаго животнаго, убитаго его подданнымъ, то Сичили имѣлъ полную возможность снабжать мясомъ семейство миссіонера, что онъ очень охотно и аккуратно исполнялъ во все время пребыванія гамъ Ливингстона.
   Искренняя любовь къ людямъ, постоянно доказываемая на дѣлѣ, часто лучше всего можетъ привлечь дикарей. Благодаря неутомимой дѣятельности и заботамъ о матеріальномъ благосостояніи всей общины, горячему участію его къ судьбѣ самаго послѣдняго члена ея, его кроткому ухаживанію за больными и всевозможнымъ полезнымъ совѣтамъ и помощи, Ливингстонъ сдѣлался, въ полномъ смыслѣ слова, благодѣтелемъ бакуэновъ, которые платили ему самой живой благодарностію и самой искренней привязанностію. День его распредѣленъ былъ такъ: до обѣда онъ училъ въ школѣ, куда приглашался и старый и малый; послѣ обѣда жена его устраивала что-то въ родѣ послѣобѣденнымъ классовъ, на которые съ величайшею охотою собиралось до 100 и болѣе человѣкъ дѣтей, оставленныхъ совсѣмъ безъ призора. Также охотно собирались у ней и дѣвушки, приходившія учиться шить. Такъ какъ самое лучшее время сутокъ въ этой странѣ -- вечеръ, утро и ночь, то богослуженіе происходило обыкновенно по вечерамъ.
   Вообще устройство миссіонерской станціи вполнѣ лежитъ на обязанности миссіонера. Благодаря совершенному отсутствію всякой торговли и невозможности достать что бы то ни было, Ливингстонъ съ семействомъ увидѣлъ себя въ необходимости самъ приготовлять всѣ вещи, необходимыя для удовлетворенія самыхъ насущныхъ по требностей. Такъ напримѣръ, для строенія дома понадобился кирпичъ,-- для этого надо прежде всего отыискать дерево, срубить его, распилить на доски и приготовить форму: потребовались косяки для окинь и дверей -- и за ними надо опять отправляться въ лѣсъ. Да кромѣ того, чтобы внушить довѣріе туземцамъ, недостаточно срубить небольшой домикъ,-- нѣтъ, нужно непремѣнно выстроить довольно большое зданіе, чтобы съ перваго взгляда на него было видно, сколько трудовъ оно стоило. Класть кирпичи Ливингсгонъ также долженъ былъ самъ, потому что хотя бешуане охотно работаютъ за плату, но они удивительно неспособны дать чему-нибудь четыреугольную форму, благодаря привычкѣ дѣлать не какъ ихъ хижины, круглымъ. Тоже самое было и во всѣхъ другихъ отношеніяхъ. Привезли, напримѣръ, муки для хлѣба, а между тѣмъ печи нѣтъ, и вотъ хозяйка отправляется на поиски, отыскиваетъ муравейникъ, дѣлаетъ въ немъ сбоку отверстіе, закладывающееся плоскимъ камнемъ вмѣсто заслонки, и печь готова. Иногда, впрочемъ, огонь разводятъ и просто на полу ждутъ пока земля не нагрѣется, затѣмъ берутъ тѣсто, кладутъ его или на железные листы или прямо на горячую золу и закрываютъ его желѣзнымъ горшкомъ или чѣмъ нибудь подобнымъ. Горшокъ, въ свою очередь обкладывается горячей золой, а на немъ разводится небольшой огонъ. Если къ тѣсту прибавлено было дрожжей или оно постояло часа два на солнцѣ, то получается отличный хлѣбъ. Масло тоже они дѣлали сами, причемъ масленкой служила кружка; свѣчи и мыло были также своего издѣлія, послѣднее приготовлялось изъ древесной золы, которая въ Африкѣ, впрочемъ, даетъ очень мало щелочнаго вещества. Не смотря на все это, такой образъ жизни не только не тяготилъ Ливингстона, но, напротивъ, домашняя жизнь его, можетъ быть, казалась ему еще привлекательнѣе, благодаря тому, что, большею частію маленькихъ, и очень пріятныхъ удобствъ, онъ прямо былъ обязанъ искуснымъ рукамъ своей достойной жены.
   Но эта безмятежная тихая жизнь не удовлетворяла Ливингстона; полный рвенія, онъ только и мечталъ, какъ бы расширить поле своей дѣятельности, а такъ какъ враги его трансвальскіе боэры, о которыхъ рѣчь будетъ дальше, не хотѣли терпѣть миссіонеровъ между племенами, живущими на востокѣ, то ему оставалось идти на сѣверъ. Въ сѣверномъ же направленіи, какъ давно было извѣстно, лежало, среди плодородной и заселенной земли, огромное озеро Н'гами, и вотъ Ливингстонъ рѣшился отправиться на отысканіе этихъ водъ, которыхъ не видѣлъ еще ни одинъ европеецъ. Но, чтобы достигнуть туда въ прямомъ направленіи, ему предстояло перерѣзать огромную безводную пустыню Калахари, что не разъ уже пробовали привести въ исполненіе, но постоянно безъ успѣха, хотя прежде, когда дожди въ пустынѣ были чаще, туземцы находились въ посгоянныхъ сношеніяхъ съ племенами, живущими на озерѣ. Собравъ, по возможности, самыя точныя свѣдѣнія, Ливингстонъ пришелъ къ убѣжденію, что озера можно достигнуть окольнымъ путемъ, а именно, идя постоянно по окраинѣ пустыни.
   Экспедиція къ озеру имѣла для туземцевъ много прелести, потому что о тамошнихъ богатствахъ между ними ходили самые баснословные слухи; разсказывали, напримѣръ, что тамъ такъ много слоновой кости, что даже заборы строятся изъ слоновыхъ зубовъ. Самъ Сичили съ удовольствіемъ бы принялъ участіе въ этой поѣздкѣ, если бы не ожидалъ въ то время нападенія боэровъ, которое дѣйствительно скоро послѣдовало.
   Такимъ образомъ рѣшено было ѣхать, но тутъ то и начались различныя затрудненія. Сосѣднее бешуанское племя, къ сѣверу отъ бавангуатовъ, управлялось начальникомъ Секомо. Сичили послалъ къ нему просить позволенія проѣхать черезъ его область, но получилъ отказъ. Секомо зналъ очень хорошо дорогу къ озеру, откуда получалъ много слоновой кости, дававшей ему большую выгоду; эту то выгоду онъ и боялся выпустить изъ рукъ. Подобныя торгово-политическія соображенія, вмѣстѣ съ безчисленными естественными препятствіями, встрѣчаемыми на каждомъ шагу въ Африкѣ, и были причиной того, что внутреннія страны этого материка остались до дихъ поръ неизвѣстными. Пограничныя племена вредно читаютъ сами вести торговлю съ глубже лежащими землями и всѣми силами стараются не допускать туда туземцевъ. Но отказъ Секомо не остановилъ Ливингстона, и караванъ, къ которому присоединилось еще два англичанина Освель и Муррэй, 1-го іюня 1859 г. наконецъ двинулся въ путь

(Продолженіе слѣдуетъ.)

"Живописное Обозрѣніе", No 29, 1873

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru