Лягин Семен Игнатьевич
Безумие

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Набросок.

   

Сем. Лягин.

БЕСЫ

РАССКАЗЫ и НАБРОСКИ.

Посвящаю дорогой для меня памяти писателя Николая Ивановича Жимковского

Издание рязанского губернского издательства.

Рязань -- 1922.

   

БЕЗУМИЕ

НАБРОСОК.

   День ясный с румянцем и улыбкой от солнца, а Мендель Зильберман хмурил угловатый лоб. Задумывался. Опять разглядывал сапог и постукивал молотком. Но вдруг прерывал работу и опять маленькими седыми глазами елозил по стене комнаты.
   О чем он думал? Никто не знает. Душа человека -- как могила с только что опущенным мертвецом.
   -- Далеко, Ревекка? Э?-- с грустью спрашивал он свою дочь.
   -- Не знаю, папа, но кажется...-- в тревоге не договаривала девушка и, подойдя к окну, смотрела прямо и в стороны.-- Страшно, папа, уедем отсюда,-- слезливо говорила она. И вновь- пытала черными глазами светлую даль.
   -- Знамо, надо бы уехать, чего ждать,--с упреком говорила Густава, жена Менделя.
   -- Уехать... Куда уехать?
   -- Куда-нибудь, папа, нельзя же здесь оставаться.
   -- Как же уехать: все бросить на произвол судьбы?
   -- Что ж делать, и здесь опасно. Ты ведь знаешь, нас не любят, преследуют.
   -- Нет, Ревекка, останемся...-- с обидою говорил Мендель, ерзая на тумбочке и карябая ногтями сизую бороду.
   -- Поедем, папа. Я буду собираться...
   -- Нет, Ревекка, останемся...
   -- Нельзя же, папа, нельзя... Понимаешь, нельзя, -- настаивала дочь.
   -- Нет, нет, Ревекка, останемся. Не могу я бросить то, что добыто двумя десятками лет мирной трудовой жизни. Нельзя...
   -- Я знаю, папа, мне понятно это, но ведь нас могут убить... Мы все равно можем лишиться всего...
   -- Оставь, Ревекка, и без того тяжело. Не бойся, не убьют. Не все же звери.
   -- Странный, папа...-- заплакала девушка.
   -- Совсем выжил из ума,-- заворчала Густава.
   Мендель будто не слышал это. Взяв сапог и деревянных гвоздей в рот, он вынимал их по одному и вколачивал в каблук..
   -- Нет, не могу. Сил нет. Руки опускаются,-- внезапно бросил он на пол сапог и выплюнул на ладонь гвозди, потом положил их на верстак.
   -- Вот и надо ехать отсюда,-- продолжала Густава.
   Мендель промолчал. Выйдя во двор, он без цели и надобности походил по закоулкам, к чему то присматриваясь, что-то соображая. Опять пришел в дом. Сел за стол, пошуршал листами какой-то библейской книги, но не читал: слова прыгали, как капли дождевые на воде, и так же кругами расплывались в стороны. И новый круг мыслей крутился, клокотал, как в омуте.
   -- Кхм! -- покашливал он.-- Тьфу! Кхм...
   И вновь, как земляной червяк, мотался в своей дыре -- доме или во дворе ..
   Канонада с каждым днем становилась слышнее. Но вот пулеметы и ружья запукали близ местечка. По улице днем и ночью тенями поплыли в одиночку и партиями солдаты. Мендель знал, в чем дело. На рассвете он услышал стук в окно.
   -- Кто там? Что нужно?
   -- Отпирай.
   -- Что надо? Кто такой?
   -- Отпирай без разговоров.
   Снаружи торчал штык и человек с кичкой на одном виску.
   -- Папа, что же делать? Куда же мне деваться?-- заволновалась Ревекка.
   -- Спрячься куда-нибудь,-- прошептала мать.
   -- Куда же спрятаться. Некуда...
   -- Отпирай, что ли!
   -- Сейчас отопру,-- ответил Мендель и открыл дверь.
   -- Ты один, Мошке? -- спросил грубоватый голос.
   -- Не видишь разве, -- сказал другой.
   -- Эге, вона кто... -- зевнул первый.-- Ну, Мошке, давай, вина. Слышь?
   -- Вина нет,-- тихо с боязнью ответил Мендель.
   -- Нет, говоришь? Ладно... Зато закуска хорошая.
   Человек с кичкой подмигнул Ревекке.
   -- Федька, давай-ка бутылец, а на закуску огурец, а потом мясцом закусим. Не видишь, какая?.. Да ты скорей, пузырь дождевой.
   Из бутылки забулькало в жестяную с рисунками кружку и с таким же звуком проскочило у нескольких горлом. -- Хорошо.
   -- Да, гоже.
   Двое изрыгнули и пальцами провели по кошачьим усам
   -- Ну что, Xаимочка? -- обратился один из этих к девушке, лежавшей, в постели под белым одеялом. Тютю, детка. Пойди сюда, я понянчу тебя на коленочках. Хо-ро-шо-о... Сладко... По русски.
   -- Ха, ха, ха!-- задрожали стены.
   -- Ну что же? Иди скорей. К тебе подойти? Сейчас, сейчас, моя ненаглядная. Ох ты, идол моей души!
   Подойдя с протянутыми руками, он сел на постель и положил одну ладонь на ее грудь. Девушка заворочалась и молча оттолкнула чужую, толстую, грязную руку.
   -- Что, не нравится? Ох ты, касатка моя.
   И опять положил ладонь на ее грудь. Потом сжал ее до того, что девушка вскрикнула.
   --- Ну и Васька... Молодец!-- хихикали товарищи.-- Живо обстряпай. Да ты скорее к делу-то. Слышь. Слюнки текут...
   -- Погоди, не в раз Москва-то строилась. Дай натешиться вдоволь. Хватит и с вас, не беспокойтесь. Вишь, какие...
   -- Мама, папа, что он, делает...-- закорчилась Ревекка.-- Пусти... уйди... Ай, мама!
   Мендель сидел за столом, смотря вниз. Казалось, он боялся дышать.
   Густава, как статуя, неподвижно стояла подле окна в одном нижнем белье и с какой го страшной мыслью смотрела на дочь.
   -- Мама, папа, что он делает?.. Ай!
   -- А, пробирает... Ха, ха, ха!-- опять заколыхались стены и слегка дрогнули стекла в рамах.
   -- Становись, ребята, в затылок, чего там... Отделался, да и в сторону. А ты, Мошка, смотри, не двигайся, а то будешь болтаться, как баран.
   Мендель отвернулся к окну. Густава зарыдала. Несколько человек стали в затылок от кровати.
   ...Уходили они довольные, веселые.
   По уходе их Мендель осторожно, крадучись, вылез из-за стола и, прислушиваясь к шорохам за домом, подошел к дочери. Оглядел ее и шепотом проговорил:
   -- Ревекка, а Ревекка? Густава, жива ли она?
   Та без слов заглянула ему в глаза и, вместо ответа, упала на пол и заколотилась с визгом и с пеной изо рта.
   -- Ревекка, а, Ревекка!-- продолжал Мендель, дергая девушку за руку.
   Приложился ухом к ее груди, где сердце, со страхом посмотрел в открытое, юные глаза и выпрямившись, немного закинув голову назад, закрыл лицо ладонями и заохал тяжелым плачем.
   Улицей продолжали бежать солдаты. Многие приходили в дом Менделя: зубоскалили, просили поесть и уходили.

-----

   Днем Мендель был задумчив, угрюмый. И мысли пуганные, неразборчивые. Стоя у окна, он услышал стоны. Перегнулся, выпятив кадык. Пять казаков шли посреди улицы, а в кольце их молодой еврей. Над ним то и дело взлетывают хвостики и с силой шлепаются о спину.
   -- Ай! Ай!-- вскрикивает еврей.
   -- Мошенник! Звери!-- стиснул зубы Мендель.
   - Вот тебе звери!-- прохрипел сзади него голос неслышно вошедшего казака и ременная змейка обвилась вокруг его головы.
   -- Ай, кто такое?!
   -- Что, и ты захотел прогуляться так же? Сволочь!
   Змейка еще раз куснула Менделя в нос и ухо.
   -- Ай, ай!
   -- Ну, марш, отсюда! Дай книгу? Ну! Дай книгу, тебе говорят или нет?! Ну...
   Казак выхватил из рук Менделя книгу и стал рвать листы, топча их ногами.
   -- На!-- швырнул он крышки к ногам Менделя и -- ушел.
   Мендель с состраданием посмотрел, на лоскутки священной книги, помотал головою и, опустившись на колени, взял крышки и несколько лоскутков, поцеловал их и, прижав все это лбом к полу, заплакал, завизжал, как собака, голодная, бесприютная. Потом заметался в комнате, вскрикивая:
   -- Ревекка! Густава! Ревекка! Ох-ха-ха-ха!..
   Молился, целовал лоскутки священной книги и вновь бегал с визгом и криком, как безумец.
   
   1919 г.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru