Любич-Кошуров Иоасаф Арианович
Темной ночью

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Из сборника "Боевая жизнь. Пять рассказов из Русско--Японской войны".

Иоасаф Любич-Кошуров.
Темной ночью

I

   За стеной слышался чей-то громкий шопот:
   -- Акимов!.. Акимов...
   И через минуту опять:
   -- Акимов!..
   Потом заскрипела кровать... Кто-то шмурыгнул рукой по стене с той стороны и зачавкал спросонья губами.
   Опять заскрипела кровать, а другой голос немного испуганно произнес тоже шопотом;
   -- А!
   Снова послышалось сонное чавканье, снова скрипнула кровать, и вслед затем Савельев услышал, как Акимов, его денщик, вскочил с кровати.
   -- Доложи их благородно, -- заговорил все также шопотом незнакомый Савельеву голос. -- Слышь, Акимов!..
   -- Акимов! -- крикнул Савельев.
   За стеной на секунду стало тихо...
   И в комнате Савельева было тоже тихо. Ясно, отчетливо затикали в этой тишине карманные часы Савельева, висевшие над кроватью...
   И сейчас же их тиканье слилось с слабым протяжным скрипом -- дверь в комнату Савельева отворилась.
   Между половинками двери просунулась круглая стриженая голова.
   -- Ваше благородие...
   Опять скрипнула дверь... В полутьме блеснула железная, обтершаяся от времени скобка двери...
   Акимов осторожно, закусив верхнюю губу, вздернув брови и наморщив лоб, протискался между половинками двери, не растворяя их больше -- словно сбоку двери стоял какой-нибудь предмет -- стол или шкап, мешавший распахнуть ее шире.
   Он был в рубахе и в сподниках, отдувавшихся на коленях и едва доходивших ему до щиколоток. От сподников вниз висели завязки.
   -- Что там? -- спросил Савельев.
   -- Из секрета человек пришел, ваше благородие.
   -- Позови!..
   Должно быть "человек из секрета" слышал, стоя за дверью голос Савельева и, должно-быть, то, зачем он пришел к Савельеву и о чем сейчас должен был объяснить ему, самого его интересовало и интриговало сильно. Он кашлянул как- то по-особенному, словно уже стоял перед Савельевым и собирался ему "докладывать" и затем переминулся с ноги на ногу, скрипя сапогами.
   Акимов чуть-чуть согнул стан и в тоже время нащупывал рукою дверную скобку... Дверь опять тихо отворилась. Фигура Акимова словно провалилась в дверь.
   В комнате, освещенной одной только лампадкой был полумрак и, казалось, Акимов только на секунду ушел за дверь и опять появился на пороге, сразу преобразившись... Теперь он был в сапогах и черных шароварах...
   На черном сукне шаровар смутно белели руки. Смутно белело лицо.
   -- Из секрета? -- спросил Савельев.
   -- Так точно!..
   -- Что такое?
   Савельев поднялся на кровати и сел. "Человек из секрета" ответил не сразу. Он поднял руку к лицу и кашлянул в ладонь. И сейчас же быстро опустил руку, словно испугался и замер на мгновение.
   -- А? -- сказал Савельев.
   -- Женщина, -- крякнув, будто с трудом выговорил солдат.
   В комнате стало тихо.
   Опять затикали часы.
   -- Ихняя, ваше благородие.
   Рука у солдата снова подымаясь кверху, но он задержал это движение и повторил, крякнув, как раньше, тоже словно одернув себя:
   -- Японская, ваше благородие... на коне...
   Савельев чуть-чуть шевельнулся в его сторону.
   -- Допрашивали? -- спросил он через секунду.
   -- Так точно...
   -- Ну?..
   Солдат развел руками.
   -- Нельзя-с понять...
   И быстро добавил:
   -- А по-русски, ваше благородие, говорит чисто. И я так полагаю, она не из простых...
   Он снова кашлянул тихонько.
   -- Они-с барышня.
   -- Где она?..
   -- Тут-с... Я, извольте видеть, стоял подчаском...
   -- Погоди, -- перебил его Савельев и сам замолчал, вставая с постели.
   -- Может, ваше благородие, из шпионок?
   Савельев застегнул мундир.
   -- Пойдем.
   Он подошел к углу, где стояла шашка, прицепил ее, не торопясь и направился к двери.
   Дверь перед ним распахнулась словно сама собой во всю ширину.
   В сенях он увидел Акимова уже успевшего одеться. Акимов стоял, вытянувшись, держась правой рукой за скобку двери. На левой руке через локоть висела шинель Савельева.
   Савельев прямо прошел к выходной двери.
   Акимов повесил на гвоздь шинель и, быстро забежав вперед, распахнул выходную дверь в тот самый момент, когда Савельев собирался толкнуть ее носком сапога.
   Глубокая тьма глянула на Савельева из двери.
   Когда он переступил порог в лицо ему хлестнул ветер с мелким, как песок дождем.
   Крыльцо было мокро. Прямо перед крыльцом блестела лужа.
   Какая-то темная фигура маячила смутно налево от крыльца, где на земле тоже тускло блестели лужи.
   Савельев обернулся назад и спросил тихо:
   -- Где она?
   И сейчас же по лужам захлопали лошадиные копыта. Темная фигура подалась вперед, стала определенней, словно выплыла из мрака...
   Савельев разглядел грудь лошади, её лоб и уши и коленные чашки; на груди, на лбу и на коленных чашках лежал слабый отблеск из окна.

II

   Савельев зажег лампу и запер дверь своей комнаты.
   Он подал стул этой стройной девушке, с большими карими глазами на немного бледном круглом лице с крупными губами и стал около стола.
   Он стоял, опустив голову, опираясь одной рукой о стол, а другой подергивая усы.
   Он не знал с чего он начнет допрос.
   Несколько раз он взглядывал на девушку исподлобья и сейчас опять отводил глаза в сторону... Брови у него чуть-чуть вздрагивали, слабо обозначались на лбу почти незаметные морщинки, -- словно легкая тень набегала на лоб...
   Наконец он заговорил.
   -- Вы откуда?
   И блеснул глазами снизу-вверх и немного вкось. (Он стоял к ней боком). Пальцы его левой руки медленно пока он смотрел на нее пристально и внимательно, поползли по усу; полуоткрыв рот он сунул кончик уса между зубами.
   Она смотрела вниз, сложив на коленях руки.
   Казалось, она рассматривала тоненькое золотое колечко у себя на пальце. Потом она подняла голову.
   Она смотрела на него так, как будто бы не слышала, что он сказал или прислушивалась к чему-то, может быть к звуку его голоса, может-быть еще к чему-нибудь.
   И ему казалось, что из её глаз уходить что-то в их темную глубину. Точно тонет в них что-то, какая-то мысль, которая сейчас, когда она сидела так, опустив голову и кругом было тихо, выплыла из души и пугливо опять скрылась, сияя умирающим ясным светом.
   Казалось она сама его не видела и не замечала -- по крайней мере в первое мгновенье.
   Он хотел повторить свой вопрос и заметил вдруг, что она вздрогнула слабой дрожью и будто чуть-чуть метнулась назад. Ему показалось даже, что губы у неё полуоткрылись немного, будто она хочет говорить.
   Но она не сейчас заговорила.
   Секунду или две она сидела молча и совсем неподвижно.
   -- Что вы? -- произнесла она тихо.
   Глаза широко открылись.
   -- Я спрашиваю вас, откуда вы?
   Она назвала какой-то незначительный городишка на одном из южных островов Японии.
   Название города казалось ему совсем неизвестным. Но он порылся в памяти и вспомнил, что, кажется, встречал где-то это мудреное слово, может быть в газетах, может-быть на карте.
   -- Так, -- сказал он и наклонил голову. Потом опять поднял голову.
   -- А зачем вы сюда прибыли?
   Он ей смотрел пристально прямо в глаза, по-прежнему теребя ус концами пальцев.
   -- В "Красный Крест..."!
   Он невольно вздрогнул и выпрямился. Его точно шатнуло.
   Он говорил уже с ней несколько минуть, но, казалось, он только сейчас поймал тон её голоса. Как и тогда, в глазках, когда она подняла их на него, в её голосе теперь словно вспыхнуло что-то и быстро вдруг погасло...
   И это то, что было в её голосе словно толкнуло его в грудь.
   И, опустив опять голову, он постарался возобновить в памяти эту её фразу, произнесенную немного картаво (он только в эту минуту заметил, что она картавить). И когда он мысленно повторял слово за словом, что она сказала, ему чудилось, будто он слышит какой-то крик, или стон, или вопль...
   Он взглянул на нее.
   Она сидела перед ним, высоко подняв голову.
   Она точно хотела ему показать себя всю.
   Он видел, как нервно дрогнули её губы и веки. Из-под век сверкнули глаза горячим широким светом.
   И постепенно все лицо осветилось... Точно блеснуло извнутри что-то ясное и светлое. Точно солнце взошло в душе и брызнуло огнем.
   Он сказал неровным голосом:
   -- Вы что сказали?
   Она поднялась.
   -- В "Красный Крест"!
   Голос её зазвенел...
   -- Да ведь вы японка... Вы наш враг!
   Она ответила словно заученным ответом, вся трепеща:
   -- Для страданий нет родины!..
   Может быть это было несколько книжно, но слова у ней рвались из души, -- он это видел, чувствовал сам своей душою...
   Свет лился широкой зорей из её души, горел в глазах, звенел в голосе и вместе с ним вырвался из души этот крик...
   Через полчаса ее нужно было отправить дальше по начальству...
   Ее увезли.
   А он не мог потом уснуть до самого утра. Кругом был мрак и тишина. Мрак на всем необъятном пространстве великой степи... Может быть, она -- шпионка, может быть...
   А если нет?
   И ему стало необыкновенно легко, почти весело.
   Кругом мрак, темная ночь. Ночь окутала эту дикую страну. А что-то светит в ней. Блестят кое-где искорки.
   Словно колыхало ему что-то душу...
   "Для страдания нет родины!"

--------------------------------------------------------

   Источник текста: Боевая жизнь. Пять рассказов из Рус.--Япон. войны / И. А. Любич-Кошуров. -- Москва: Д. П. Ефимов, 1904. -- 81 с.; 19 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru