Лоррен Жан
Итальянская княгиня Симонетта Фоскари

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    La Marquise de Spolète.
    Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1912, No 6. .

Итальянская княгиня Симонетта Фоскари

Жана Лоррэна

I.
Портрет.

   Бартоломео Джиованни Сальвиати, маркизу де Сполета и герцогу Винтимильскому, из древнего рода Сальвиати, дававшего Венеции дожей и Флоренции правителей, -- было пятьдесят лет. Уже девять лет вдовел он после смерти Марии-Лукреции Беллеверани, из рода тех Беллеверани, которые состояли в родстве с герцогами Пармскими и Моденскими и даже с домом Медичи, -- когда, седой и покрытый морщинами, вторично женился на Симонетте Фоскари, двадцатилетней девушке, в полном расцвете ослепительной красоты. Симонетта Фоскари, флорентинка по природе и инстинктам, в жилах которой текла кровь древних Фоскари, зачинщиков всевозможных возмущений, заговоров, трагических любовных историй и измен, -- Фоскари, давших преступных и сластолюбивых людей, -- Фоскари, красивые мужчины и прекрасные, как ангелы, женщины которых снабжали фаворитами -- крепость Св. Ангела и Ватикан -- папскими фаворитами, вполне подтверждала популярную в Италии поговорку о дерзкой красоте членов этого дома: "Фоскари так красивы, что способны искусить самого Бога", как кощунствовали в то время.
   Анонимная красавица одного из учеников Винчи, которая легко могла сойти за Фоскари (в каталоге Уффици (Ufizzi) она названа маркизой де Сполета), до нашего времени сохранила свою опасную красоту. Так как это драгоценное полотно находится в небольшой темной комнате музея, то найти его можно только случайно или по предварительному предупреждению, но кто хоть раз видел эту маленькую, гордую головку, тот никогда не забудет ее. Эта властная и упрямая головка вся дышит сильной волей, которую можно было бы счесть почти злой, если бы не два как-то странно ушедших под дуги бровей темных глаз, с тяжелыми ресницами и со зрачками, с блеском дымчатого топаза. Извилистый рот с точно вычеканенными губами, прямой, короткий нос с расширенными ноздрями, резко обрисованные неровности лица, как будто высеченные из твердого камня -- все это вместе составляло властную и упрямую маску, в одно и то же время молодой авантюристки и чувственной княгини, юную, пылкую и страстную головку, страшную своей настойчивостью. Прическа ее состояла из тяжелых жгутов, перевитых жемчугом и зелеными драгоценными камнями, какими в ту эпоху Тосканская школа украшала всех женщин. В высшей степени женственная, почти змеиная по своей грациозной длине шея, подобно стеблю, выступала из широко вырезанного корсажа шафранного цвета, прекрасно гармонировавшего с глазами и волосами цвета ржавчины. Матовое тело, в связи с прозрачными зеленоватыми драгоценностями, вызывало одновременно представление о мягкости воска и твердости металла. И тем не менее живопись скорей плоха. Чувствуется, что похоже только одно лицо, но и то испорчено условными деталями и рутиной школы, каковы, например, слишком большая длина шеи и рыжий цвет волос, так как такая бледная женщина должна была быть брюнеткой, а такая головка с влажными зрачками должна была покоиться на полной шее... Но даже и такая, какою сохранили ее нам века, фигура эта овладевает человеком, беспокоит и преследует его, как анонимностью художника, так и анонимностью модели... Ученик Винчи? Кто был этот ученик?.. Маркиза де Сполета... Кто эта маркиза и какова была ее жизнь?.. Особенно сильно действует осязаемая загадка красоты, которую, чувствуется, умышленно изменили... Маркиза де Сполета... Невольно является страстное желание отождествить ее с героиней ниже рассказываемой истории.

II.
Маркиза де Сполета

   Симонетта Фоскари, на которой женился герцог ради ее царственной красоты и торжествующей юности, внесла в маленький суровый Винтимильский двор утонченное изящество, свободные нравы и блеск флорентинских княгинь.
   В маленький пограничный городок, привыкший больше к гарнизонной солдатчине, вслед за новой герцогиней явились поэты, музыканты и целый ряд артистов, лепщиков из воска, рассказчиков и декламаторов сонетов и баллад, какими в то время кишели Ломбардия и Тоскана и которые жили на счет богатых и могущественных людей; одних влекла к себе красота молодой герцогини, других привлекала ее щедрость.
   Старая крепость, где некогда слышались только звон кубков, грохот алебард и стуки игральных костей, наполнилась веселыми голосами, шуршанием шелка и звуками музыкальных инструментов. Теперь в ней от зари до вечера и особенно от вечера до зари раздавались pizzicati мандолин, рыдания гитар, стихи поэтов, то ритмические, то произносимые в экстазе ласкающими голосами, изнывающими от любви... Низкие залы, видевшие до сих пор только ландскнехтов, сделались ареной блестящей придворной жизни.
   Обнаженные стены дворца украсились фресками. Молодая герцогиня вызвала художников Фьезолы и скульпторов Романьи, и ее изображения, то в виде нимфы, то в виде канонизированной святой, украсили коридоры и дворы дворца.
   Андреа Сальвиати, сын герцога от первого его брака с Марией-Лукрецией Беллеверани, в сильном раздражении покинул отцовский двор. Это был худой, болезненный юноша, довольно некрасивый и отличавшийся молчаливым характером, унаследованным им от матери. Одни только чудные темно-зеленые глаза скрашивали это измученное лицо. Эти-то глаза в первый же день приезда встретили в Винтимилле высокомерную и небрежную Симонетту. Взгляды сына неаполитанки и флорентинки скрестились подобно двум шпагам, но от этого столкновения не брызнуло искры. Хитрая дипломатка, как и все в ее роде, молодая герцогиня старалась привлечь на свою сторону пасынка; она выказывала к нему материнские чувства, была с ним льстива и даже предупредительна, но не могла победить все возраставшую враждебность Андреа. Наконец, утомленная такой бесплодной борьбой, Симонетта вернулась к своим удовольствиям. И вот, при дворе, полном музыкантов, художников и поэтов, наступило абсолютное, сладострастно деспотическое, причудливое царство царицы любви. Влюбленный герцог давал полную волю жене. Глухой ко всем предупреждениям, ослепленный страстью, он на все злорадные намеки отвечал словами: "Ведь она -- Фоскари". И действительно, все эти красивые молодые люди, такие же флорентинцы, как п она сама, были для Симонетты скорей прирученными животными, игрушками и шутами, чем разумными существами ее расы.
   Гордость герцогини защищала ее от пыла ее крови; кроме того, капризы ее быстро менялись, и вчерашний фаворит сегодня оказывался в немилости. Когда какой-нибудь фаворит переставал нравиться герцогине, она или просто прогоняла его, или женила на одной из своих прислужниц. Провансальский трубадур Гильом де Барр, застрявший в Винтимилле и осыпаемый в течение двух месяцев почестями, вынужден был бежать ночью и форсированными переходами перебраться через границу, чтобы избежать женитьбы на старой пьемонтке, служившей на кухне и прихотью герцогини навязываемой ему в жены. Неожиданность фантазий Симонетты не давала места никаким подозрениям.
   Страшно раздраженный Андреа Сальвиати покинул Винтимиллу для крейсирования в море и преследования пиратов, опустошавших берега Мессины. Из сыновней злобы он поступил на службу к королю Сицилии, врагу и родственнику своего отца.
   Старый герцог, все более и более порабощаемый молодой женой, жил в древней части замка, окруженный астрологами и алхимиками, креатурами герцогини, преданными ей душой и телом. В пароде шел говор, что эти люди умышленно отуманивали рассудок старого сеньора, заставляя последнего погружаться в изучение проклятых наук. И действительно, необходимо было чем-нибудь занять внимание Бартоломео и ослепить старого влюбленного орла, чтобы скрыть от него похождения "Lа Levrette", как прозвали в Винтимилле хитрую и ловкую дочь Фоскари среди ее своры флорентинских догов и тосканских борзых.

III.
Фавориты Симонетты

   Скрывать от герцога похождения Симонетты на самом деле было необходимо, так как скандал не только сделался публичным, но даже перешел границу и уже служил развлечением для целой Италии и всего Прованса. Герцогиня сделалась развратницей. Теперь при дворе Сальвиати царила куртизанка.
   Из числа многих фаворитов, втихомолку устраняемых при помощи шнурка душителей или яда состоявших при дворе алхимиков, три итальянца, связанные между собой общностью интересов безопасности и выгоды, неизменно пользовались благосклонностью и милостями герцогини. Один из них, Беппо Нарди, воспитанный при Авиньонском дворе, поэт и певец сонетов школы Петрарки, стройный и ловкий мужчина, с профилем камеи и с чистым и гордым лицом, каждое утро прославлял торжествующую юность Симонетты. Другой, Анжелино Бардо, искусный мандолинист и сочинитель томных канцон, которые довольно удачно исполнял, был родом неаполитанец, темный, как олива, с большими глазами и сухими и страстными пылающими губами, цвета тутовой ягоды; его прозвали Анжелино из Неаполя, и он славился необыкновенной изобретательностью во всякого рода развлечениях. Третий, Петруччио д'Арлани, художник-скульптор школы Микель-Анджело, мускулистый, как атлет, с густыми, черными вьющимися волосами на маленькой голове, был, как говорили, раньше пастухом, а потом спустился с Абруццов и стал позировать в мастерских Рима; это был легендарный любовник римских светских дам, которого ирония Ватикана, по мысли папы, зародившейся после тонкого ужина с обильным возлиянием, отправила в качестве представителя римского искусства к Винтимилльскому дворцу вместе с двумя легатами и нунцием... Он был очень красив, и герцогиня оставила его при себе. Талант Петруччио д'Арлани не шел, впрочем, больше вылепливания из воска фигурок. Правда, он вылепил с Фоскари три бюста Паллады Победительницы, но герцогиня каждый раз безжалостно уничтожала их; но так как скульптор обладал бычьей шеей и сильно развитыми бедрами, то Симонетта держала его при себе в надежде, что когда-нибудь из-под пальцев этого ручного животного выйдет что-нибудь художественное.
   И вот флорентинка продолжала приручать Абруццского пастуха в сообществе с Нарди-поэтом и Барда-неаполитанцем.
   Звон гитар, пение и декламация сонетов, окрашенные бюсты из воска -- вот та сладострастная и томная атмосфера, которая царила при дворе красавицы-герцогини, на берегу синего моря, сверкавшего сквозь прибрежные лавры и пальмы.
   Бартоломео Сальвиати предоставил герцогине полную свободу. Алхимики и физики совершенно овладели герцогом, и от этого развитого ума и твердой и быстрой воли, от решительного и смелого капитана, грозы врагов Италии, остался только старик, подпавший под опасное влияние окружающих и впавший или почти впавший в детство.
   Этого и желала молодая герцогиня. Десяти лет достаточно было Симонетте, чтобы окончательно подчинить себе старого орла и превратить его в лабораторную сову. Герцог не расставался больше со своими горнами и ретортами, среди которых заключила его красавица -- Фоскари, и если иногда выходил из отведенной ему части дворца, то только по просьбе своей молодой жены, чтобы присутствовать на какой-нибудь комедии или балете, устраиваемом герцогиней, и таким образом освятить своим августейшим присутствием роскошь и распущенность, царившие при его дворе.
   Уверенность в безнаказанности придавала смелости фаворитам, а дерзость герцогини перешла всякие границы. Опьяненная лестью и похвалами, флорентинка решила устроить грандиозный скандал. У нее явилась безумная мысль с блеском подчеркнуть и афишировать свой адюльтер и своих любовников. Отбросив всякую осторожность, под влиянием какого-то злого гения, Симонетта задумала сама выступить перед всем двором на сцене вместе со своими тремя любовниками и при том в такой пьесе, где можно было бы ярко выставить таланты и достоинства своих фаворитов.

IV.
Саломея

   Это была бравада женщины, опьяненной своей силой, гордый вызов, дерзкий крик любви... Герцогиня де Винтимилль заказала пьесу Жарди, музыку к ней поручила написать Барда, а художник-скульптор Петруччио д'Арланн взял на себя костюмы и декорацию. Все это делалось, конечно, под непосредственным руководством Симонетты. Красавица-флорентинка не доверяла никому. Верная традициям княгинь своей страны, она сама вдохновляла всех, и самые лучшие артисты были в ее руках не более, как послушными сотрудниками.
   Дело это было не по силам ни Беппо Нарди, довольно посредственному поэту, ни музыканту и композитору Анжелино из Неаполя. Что же касается Петруччио д'Арлани, то у него не было ни малейшего вкуса в силу того, что он слишком долго пас коз по склонам родных гор. Но у герцогини хватало воображения и мысли на всех троих. Когда Нарди и Барда вручили наконец Симонетте заказанную ею пьесу "Смерть Иоанна Крестителя", та объявила ее выдающимся произведением искусства, так как видела в ней осуществление своей первоначальной мысли. Бледные мелодии неаполитанца не слишком портили ужас драмы, прельстившей трагическую душу флорентинки. Герцогиня подарила Анжелино золотое ожерелье, надела на палец Беппо Нарди перстень с большим рубином -- и оба фаворита с энтузиазмом целовали руку ее светлости и прославляли ее щедрость. И поэт, п музыкант строго держались мысли, данной Симонеттой; фавориты слепо повиновались ей. Смерть Иоанна Крестителя, обезглавление Предтечи, легенда сластолюбия и крови, овладевшая всеми умами в Италии в эпоху "Возрождения", ужасные фигуры Ирода и Саломеи, увлекавшие всех художников той эпохи -- вот сюжет, привлекавший сластолюбивую и упрямую флорентинку. Из всех библейских и мифических героинь одна только Саломея остановила на себе ее внимание. И вот, природная флорентийская княгиня, герцогиня и маркиза по мужу, решила воспроизвести и вызвать к жизни образ именно этой бесстыдной иудейки.
   Симонетта хотела сама изобразить эту молодую девушку, которая, совершенно обнаженная, танцует перед развратным царем и получает за это голову своего врага. Воспроизведение именно этого эпизода и прельщало развращенный ум герцогини. И кто знает? Не соблазняло ли в данном случае воображение флорентинки возможное сближение меледу преклонным возрастом легендарного Ирода и преждевременной старостью ее мужа!
   На сцене выводится старческая слабость Ирода, которою женщина пользуется для своей мести. Герцогиня задумала пьесу в двух картинах. В первой картине изображается встреча Саломеи с Предтечей в одном из коридоров дворца; Иоанна Крестителя ведут два воина; Саломея не столько из жалости, сколько из любопытства, сначала предлагает аскету выпить, а потом протягивает ему цветок, стараясь соблазнить его своими обнаженными руками; презрительный отказ Пророка; когда же Саломея продолжает настаивать -- проклятие Предтечи и призыв небесного огня на главу искусительницы. Во второй картине Ирод сидит на троне, окруженный придворными; по его приказанию вводят Саломею; Ирод просит ее протанцевать; кровавый торг между тираном и Саломеей; далее идет исполнение танца -- цены жизни Предтечи; в заключение Ирод исполняет свое обещание, и палач приносит на блюде голову Иоанна Крестителя.
   Фоскари так распределила роли: поэт Беппо Нарди исполнит роль Ирода, а Анжелино из Неаполя со своей худощавой головой должен был изобразить Предтечу. Худоба последнего и его пылающие глаза точно созданы были для воспроизведения образа сурового постника. Что же касается Петруччио д'Арлани, то его высокий рост и необыкновенно развитая мускулатура как бы сами указывали на роль палача. Ему предстояло в продолжение всего танца стоять неподвижно, с мечем в руке, за коленопреклоненным Иоанном Крестителем; затем он должен был, схватив за плечи пророка, увлечь его со сцены и, появившись потом из-за колонны, положить окровавленную голову Иоанна Крестителя на блюдо...
   С детскою радостью, с лихорадочною страстностью и с тем знанием деталей, которое обыкновенно вносят женщины в дела такого рода, герцогиня тотчас же занялась костюмами, постановкой пьесы и декорированием залы восточными тканями и дорогим бархатом. По приказанию Симонетты, писцы написали в Венецию; из Генуи были вызваны купцы-евреи с коврами из Дамаска и шелковыми тканями из Тира. За дорогую цену приглашены были танцмейстеры, установившие темп па Саломеи и научившие герцогиню плавно двигаться, извиваться на месте, подергивать с головы до ног всем телом, шевелить бедрами и внезапно выпячивать грудь, как это делают плясуньи варварских стран... Придворный оркестр был увеличен на пятнадцать человек. Фамильные ковры Сальвиати, с изображением жизни Св. Девы, были вынуты из сундуков камфарного дерева, где хранились в виду их неисчислимой стоимости, ковры, которые извлекались только для больших празднеств, бракосочетаний герцогов и крестин детей мужского пола, и то только -- перворожденных.
   Герцогиня пошла еще дальше. Она пожелала превратить в залу для спектакля внутренний двор дворца и с этою целью приказала разобрать двадцать метров стены, господствующей над морем. Ломы и кирки выворотили старые гранитные глыбы, положенные еще Уберто Сильным. Сквозь пролом массивной стены открылся прелестный вид на сверкающий залив. Здесь-то и решено было устроить театр. Чудные ковры Сальвиати задрапировали эстрады и наполнили двор под сенью сторожевых башен.
   Наконец настал день спектакля. Для этого громкого скандала Симонетта избрала день годовщины своей свадьбы.
   Прямо против сцены был устроен балдахин из парчи цветов герцога, предназначавшийся для старого Бартоломео и его свиты ученых. Спектакль был назначен на три часа. Толпа, пестревшая темными головами и светлыми одеждами, переполнила отведенные ей места и волнуясь выражала нетерпение, но герцогские места оставались пустыми. Прошло три четверти часа. Волнение зрителей все усиливалось. Но вот заиграл оркестр, и ковры раздвинулись. Герцог прислал сказать герцогине, чтобы она не ждала его и начинала спектакль без него. Собираясь уже идти, он почувствовал внезапную слабость, и ему необходимо минут десять, чтобы оправиться. Через четверть часа, самое большее, он обязательно придет, так как очень желает полюбоваться герцогиней в танце Саломеи.
   Спектакль начался под впечатлением легкого страха, так как никогда еще прекрасная Симонетта не простирала так далеко своей дерзости.
   На сцене, против зелени, изображавшей фрески коридора, стоял задрапированный в тяжелые азиатские ткани и окутанный длинными синеватыми покрывалами тонкий и волнистый силуэт герцогини в роли Саломеи. Герцогиня по очереди протягивала Предтече-Барда то розу, то кубок, и, влюбленная и похотливая, старалась соблазнить его наготой своих красивых рук...
   Ковры опустились. Герцог все еще не появлялся в импровизированной зале.
   Зрители перешептывались между собой о сюрпризе, который готовит вторая картина. Сюрприз этот состоял в ужасной восковой голове, вылепленной д'Арлани с Барда и отличавшейся большим сходством с музыкантом. Эту-то мертвенно бледную и омоченную кровью голову, торжественно водруженную на блюдо, герцогиня будет показывать всем в конце второй картины.
   Ковры снова раздвинулись.
   На фоне синего залива и голубого неба, заливавшего ярким светом весь двор дворца, резко вырисовывался восседающий на троне Ирод-Нарди, одетый в тяжелый пурпур, с венцом на голове. Толпа сановников и рабов окружала его. Над всеми господствовала почти обнаженная высокая фигура с великолепно развитыми мускулами и торсом, опоясанная только у пояса куском белой материи...
   Раздалось pizzicati мандолин -- и под легкий отрывистый ритм, напоминавший звон колокольчиков, под эту странную музыку, в которую по временам врывались звуки флейт, появилась Саломея... Саломея-герцогиня, тонкая, как игла, в узком чахле из зеленого шелка -- блестящего, с красноватым отливом, как кожа змеи -- по которому были разбросаны громадные гагатовые розетки... Изумруды и сапфиры давили ей грудь и плечи. Руки и плечи ее были обнажены. При каждом шаге герцогини открывался верх ее обнаженных ног, так как узкое зеленое платье было разрезано до самых ляжек, и только тяжелая золотая бахрома еще немного придерживала его.
   Глаза Симонетты были искусственно увеличены и подкрашены синевой. Тяжелые подвески падали на лоб, казавшийся узким под прической в виде тиары, покрытой синеватой пудрой и усыпанной золотыми звездами. От опала, прикрепленного между грудями, свешивался ла жемчужной нити ниже пупка большой эмалевый цветок.

V.
Три головы

   Симонетта начала свой танец. Но вот в ее больших, неподвижных глазах и молчаливой улыбке, мало-помалу, стало появляться выражение ужаса. Вся зала, пожиравшая глазами герцогиню, обернулась по направлению ее взгляда... Под балдахин вошел герцог. Старый Бартоломео занял свое место. Рядом с ним, упершись рукой в бок, с угрозой во взоре, стоял в почтительной позе Андреа Сальвиати, впавший в немилость сын, изгнанник -- возвратившийся враг.
   Симонетта не сводила глаз с Андреа.
   Ирод, сидевший на троне, коленопреклоненный позади танцовщицы Предтеча и палач, стоящий около своей жертвы, опустили головы. Симонетта танцевала, как во сне, устремив взор прямо перед собой. Когда же, по окончании танца, она, согласно роли, обернулась к Ироду, чтобы потребовать у него головы своего оскорбителя -- крик ужаса вырвался из груди зрителей... Горло герцогини сжалось... Она стояла с широко раскрытыми глазами, не будучи в силах даже воскликнуть.
   Герцог поднялся с своего места. Положив одну руку на плечо сына, другой он сделал знак... Три одновременно отрубленные головы упали к ногам Симонетты... Расставленные между фигурантами палачи точно исполнили данное им приказание, и тройной удар топора обезглавил Предтечу, палача и Ирода. Нарди, д'Арлани и Барда понесли одинаковое наказание.
   -- Они расплатились! -- таковы были единственные слова герцога, когда он уходил из залы.
   В тот же день вечером, в темной келье, освещенной колеблющимся светом восковых свечей, точно в ней стоял покойник, очнулась женщина. Двери и окна кельи были замурованы, так как осужденная не должна была больше выйти из нее. В ногах женщины лежали на блюде три окровавленные головы -- три головы молодых людей, с застывшим выражением ужаса в глазах, с ощетинившимися волосами, мертвенно бледные под покрывавшими их румянами... Женщина, вся еще сверкавшая драгоценностями и шелками, сделала инстинктивное движение назад, при чем с ее платья соскользнул пергамент, запечатанный гербом Сальвиати.
   Симонетта Фоскари подняла упавший на пол пергамент, развернула его и прочла прощальные слова старика:
   "Вы любили их живыми, любите же их и мертвыми. Вам нравилось жить с ними и для них и, конечно, Вам будет приятно умереть с теми, кого Вы довели до смерти".
   Перевернув страницу, герцогиня проча еще следующие утешительные строки:
   "Я тоже любил Вас, Симонетта! Я помню и жалею Вас...
   Губы их отравлены..."

--------------------------------------------------------------------------

   Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1912, No 6.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru