Лукашевич Клавдия Владимировна
В тесноте, да не в обиде

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ старушки

   К.Лукашевич. Заветное окно -- М.: Православный паломник, 1997. -- 186с.
   Scan: Change Ange; OCR, SpellCheck: Kapti, 2009г
  
  

К.Лукашевич

В тесноте, да не в обиде.

Рассказ старушки.

  
   Они переехали ко мне незадолго до Рождества и наняли самую маленькую комнатку. Подивилась я, как они поместятся в такой клетушке вдвоем. Однако ничего: устроились хорошо и зажили тихо, согласно, весело.
   Сначала я думала, что они -- брат и сестра, оказалось, муж и жена. Совсем молоденькие, веселые, ласковые; сама -- такая большеглазая, красивенькая, точно картинка. Мы их прозвали голубками. И все жильцы их полюбили.
   Приехали они из провинции; барину надо было учиться, сдавать экзамены, куда уж -- право, не припомню. Как это родители отпустили таких детей, -- не понимаю. Верно, бедность принудила.
   Бедность да нужда, видно, молодых не пугают. Мои голубки целые дни воркуют, смеются, шутят. Им и горя мало, что по одному платьишку на плечах, что башмаки в дырках, что иной раз и едят не досыта.
   Рано утром Николай Николаевич, так звали моего нового жильца, уходил учиться, в библиотеку, -- сказывала его барыня. А она то книжки читает, то лепечет, поет, как пташка, около меня увивается... Иной раз надоест, а то опять пожалеешь: молода, глупа, как тут не помочь.
   -- Хозяюшка, голубушка, -- она меня всегда так звала, -- позвольте мне постряпать, когда плиту разведете, -- просит моя молодуха. -- Мой Николаша придет голодный, как волк.
   -- Господь с вами, Любовь Ивановна, стряпайте. Разве мне плиты жаль...
   -- А вы меня поучите!
   -- Поучу. Не то вы, как намедни, всю провизию перепортите.
   -- Я хочу для мужа малороссийский борщ сварить. Он у меня хохол: любит борщ ужасно...
   -- Делай, моя красавица, что хочешь...
   Не успеешь обернуться, а ее и след простыл. Вернется через четверть часа, покатывается, хохочет и меня насмешит до слез. Искала малороссийского сала да каких-то баклажанов, зашла в сливочную, в булочную и даже в суровскую. Ну, конечно, ее приказчики на смех подняли. И вернулась ни с чем.
   Иной раз такое кушанье состряпает, что, кажется, ни за что и в рот не взяты.. То пересолит, то переварит, то пережарит... А муженек придет, -- ест да похваливает.
   -- У меня Любаша -- золото, -- говорит. -- Отличная хозяйка! Ишь, как вкусно стряпает...
   "Как не вкусно?! Молоды, здоровы, счастливы -- тут, конечно, все хорошо", -- подумаю я про себя.
   Перед праздником мои молодые получили деньжонок, должно быть, из дома, с родины. Притихли что-то.
   В самый сочельник Любовь Ивановна и говорит мне:
   -- Хозяюшка, голубушка, я хочу елочку сделать.
   Я удивилась.
   -- Елку? Для кого же? Для муженька, что ли?
   -- Да, для мужа... И у них в семье, и у нас всегда бывали елки... Так скучно вдали от своих и от родины. Хоть потешить себя...
   Мне стало смешно.
   -- Вот дитятко малое! Делайте, родная, коли охота... Мне не помешаете.
   Принесла она такое огромное дерево, что и в комнату не лезет. Стала его подрезать да подпиливать, внесли в их клетушку, и пошевельнуться негде. А они радуются, хохочут.
   -- Как хорошо! Какая прелесть! Смолой пахнет, точно в лесу... У нас, хозяюшка, на родине леса большие, густые. Какой там воздух чудесный!
   Нарезали они разных фигурок из цветной бумаги, орехов назолотили, купили дешевеньких конфет, да пряников, да яблочков и разубрали елку. Небогата елочка, а комнатка выглядит такой нарядной, веселой.
   -- Когда же вы елку зажигать станете? -- спрашиваю я.
   Признаться, хоть старый человек, а люблю, когда горит елка.
   -- Подождите, хозяюшка... В первый день мы зададим пир на весь мир. Приходите
   -- Приду посмотреть... Занятно... Спасибо за приглашенье.
   В первый день Рождества был ужасный ветер и мороз. Целый день бушевала такая непогода, что и на улицу-то жутко было показаться. Вечером, когда стемнело, смотрю, моя молодуха выходит в шубке закутанная и шепотом говорит мне:
   -- Хозяюшка, голубушка, я пойду искать несчастненьких.
   -- Каких таких несчастненьких? Что вы еще придумали, Любовь Ивановна?
   -- Таких, которым сегодня хуже, чем нам.,. Как-то невесело одним забавляться.
   -- Эх, милушка, несчастных-то непочатый край... Всех их не пригреешь...
   -- Ну, все равно... Хоть кого-нибудь.
   -- Полно тебе чудить, Любовь Ивановна. Сиди-ка дома. Этакая вьюга, мороз, перемерзнешь вся... Одежда-то у тебя не очень теплая. И чего твой муженек смотрит, пускает тебя...
   Засмеялась, не послушалась и ушла Я подумала: "Верно, к какой-нибудь бедной товарке". Скоро ушел и муженек ее.
   Были у меня в ту пору еще две жилички, -- такие славные, тихие барышни, служили на какой-то дороге. Вот они мне и говорят, что молодые их вечером на елку звали. Ничего я не могла понять: гостей позвали, а сами ушли. Даже досадно стало!
   Однако Николай Николаевич скоро вернулся, смотрю, что-то под полой принес; смеется, вынимает и показывает: балалайка
   -- У товарища достал.Приходите, хозяюшка, танцевать.
   -- Только мне и танцевать... Шутник ты, батюшка! Лучше скажи мне, где твоя барыня? Чего ты ее пускаешь в такую стужу? Ты ее остерегать, беречь должен...
   Покатился мой барин, хохочет как угорелый... Молод, конечно, глуп еще...
   В это время в прихожей раздался тихий звонок.
   -- Вот и Любаша, должно быть, -- заметил мой жилец. Открыла я дверь, да так и обмерла... Смотрю, моя молодуха, совсем синяя, окоченелая, тащит четверых ребят. Трое, постарше, за ее платье держатся, а маленький -- на руках. Ребята слюнявые, грязные, оборванные, носы и руки красные, дрожат, друг к другу
   -- Господи!! Любовь Ивановна, что это вы делаете?! Откуда вы нищих набрали ?!
   -- Это и есть несчастненькие, хозяюшка... Этого я на улице нашла, а этих в темном холодном подвале...
   Тут уж я не вытерпела, рассердилась, себя не вспомнила...
   -- Как вам не совестно, Любовь Ивановна, так поступать?! Это даже очень неблагородно! У меня ведь не харчевня, не постоялый двор... У меня жильцы хорошие, подолгу живут... Кому же приятно это переносить?! Я человек бедный, только и живу жильцами... Смотрите, сколько вы грязи, снегу нанесли. А я вчера еще поденщицу брала, полы мыла... Теперь кто за ними убирать станет, я -- человек старый... Да и лишних денег нет...
   -- Хозяюшка, голубушка, милая, неужели у вас хватит духу прогнать их?! Смотрите, какие они озябшие, несчастные... Я их к себе на елку прицела... Не гоните, уступите мне вашу кухоньку, -- просит-молит моя барыня...
   А я рассердилась и стою на своем.
   -- Низа что! Как хотите, чтоб их у меня на квартире не было! Заведут рев, гам, напачкают, наследят... Людей совестно!..
   --Хозяюшка, голубушка, эти ребятки и елки-то ни разу в жизни не видали... Так жаль их...
   -- Обойдите, Любовь Ивановна, весь Петербург... Спросите кого хотите, вам нигде этого не позволят...
   -- Хозяюшка, добрая, такой праздник -- праздник детей... Не гоните их... Позвольте оставить, повеселить, обогреть...
   -- Что вы заладили -- хозяюшка да хозяюшка?.. Двадцать лет я хозяюшка... Вот что! А только вольничать вам нигде не позволят... В своей провинции делайте, что хотите, а Петербург не такой город! Здесь жизнь аккуратная...
   Стоим мы с ней в прихожей, спорим, препираемся... Я свое, она свое. Ребята у нас с перепугу и заревели. Такое меня зло взяло на нее, что и не выскажешь.
   Вокруг нас собираться стали. Прибежал Николай Николаевич, пришли две жилички--те, что на железной дороге служат, пришел еще жилец-музыкант -- на такой дуде учился играть. И что бы вы думали? Узнали, в чем дело, все стали просить, молить меня этих самых ребят оставить.
   Молодуха-то у меня на шее повисла, целует, шепчет: "Знаю, вы, хозяюшка, -- ангел, добрая, хорошая, не прогоните... Я вам завтра и полы вымою и все за ними чисто приберу".
   Сердце не камень. Махнула рукой: "Делайте, мол, что знаете". Отдала им свою кухоньку: в их клетушку все равно не поместиться. Если сказать правду, то ведь и мне было жаль этих оборванцев. Если я и сердилась, то, конечно, из-за жильцов: боялась их обеспокоить.
   Ну, и пошла у нас суматоха. Потащили они этих ребят в мою кухню, стали мыть, чесать, одевать. Грязи-то на них что было -- высказать невозможно. Стали мои барыни со всего дома одежду набирать, кто рубашку, кто юбку, кто чулки тащит. Даже и я в свой сундук полезла, достала кофточку старую да платок, хороший, крепкий, и им отдала... Да что про меня говорить! Был у нас жилец военный, кажется, в полковничьем чине -- такой суровый, строгий, неразговорчивый, и тот старые сапоги прислал. Позвал меня в комнату и говорит: "Отдайте молодой барыне, может, детям пригодятся". Как не пригодиться: сапоги были совсем хорошие, крепкие, только великоваты...
   Сам полковник тоже несколько раз на кухню заглядывал, и ему любопытно было.
   Одели мы детей во что пришлось: мальчиков -- в дамские кофты и ленточками опоясали, девочке наскоро из передников платьице сделали да платок повязали. Смешные стали ребята, точно ряженые. Сначала хныкали, а потом посмотрели друг на друга и рассмеялись. Три мальчика и девочка... Мальчикам лет по 8, по 10, а девочка совсем маленькая, лет трех -- Катюшей звали. Как мы их вымыли, причесали да приодели -- такие славные, хорошенькие стали.
   Моя любовь Ивановна так и вьется около ребят, целует, обнимает, гладит. Посмотрела я на нее -- раскраснелась, точно вишенка, а глаза черные -- горят, как угольки. Такая-то красоточка! Подумала я про себя: "Хорошая из нее мать будет, коли ей Господь деточек пошлет".
   Зажгли елку. Как увидели ее ребятишки, то и себя не вспомнили от радости. И про слезы, про страх забыли... Хохочут, кричат, визжат, в ладоши бьют. В комнате такая теснота, что и не пошевельнуться: открыли мы дверь в коридор да там и стояли. Один мальчик, Сережа, такой шустрый, забавный оказался, -- все ему скажи, все объясни, все надо знать. Кто покупал елку? Да как ее принесли? Что внутри конфеток? Как кого зовут?
   -- Это твоя бабушка? -- спрашивает он Любовь Ивановну и на меня показывает.
   --Нет, Сережа, это моя хозяюшка...
   -- А что ж ты у нее работаешь?
   -- Ничего не работаю, просто живу...
   -- Она злая, -- сказал мальчуган и брови насупил.
   -- Нет, Сережа, она добрая... Видишь, пустила нас и кофту тебе дала.
   Мы все засмеялись. Верно, вспомнил мальчишка, как я их не пускала, как сердилась в прихожей.
   -- Тетенька, а ты нам дашь конфеток? -- опять спросил наш чудак.
   -- А как ты думаешь?
   -- Не знаю... -- говорит, а сам глаз с гостинцев не спускает и слюнки глотает.
   Конечно, всего им дали. В кухне им чай приготовили, напоили, накормили досыта, да еще и с собой булок дали.
   Такое у нас в тот вечер веселье было, что, кажется, моя квартира никогда и не видывала. Николай Николаевич на балалайке стал играть, другой жилец -- на дуде, Любовь Ивановна с ребятами в пляс пустилась; что хохоту, что шуток было -- дело молодое. На что я, старый человек, -- и то радовалась, глядя на них, и посейчас, как вспомню, весело станет.
   Когда елка догорела, сняли гостинцы и все между ребятами поделили. Обрадовались они -- так и ухватили и к себе прижали. Небось, никогда такой радости и не видывали.
   Пришло время их и по домам снаряжать. Поздно уже было. Опять стали собирать с миру по нитке, чтобы их укутать потеплее. Тут и полковничьи сапоги службу сослужили. Отдала я еще Сереже свои старые шерстяные чулки, обули его тепло и других ребят тоже.
   Только вижу я -- моя Любовь Ивановна ребят одевает, а у самой слезы из глаз так и капают.
   -- Вот тебе и раз! Чего ж вы плачете? Так было весело, хорошо... Чего вы, милушка? -- спрашиваю я.
   -- Жаль ребяток... Опять из тепла, от света, от ласки пойдут в холод, в темные подвалы, увидят и побои и горе... Если бы вы видели, как там у них ужасно...
   -- Эх, Любовь Ивановна, молоды вы, моя голубка... Бели о всяком чужом горе плакать, то и слез не хватит... Что делать! Таких ребят тьма... Всякому своя доля... -- утешаю я ее.
   А она, моя милушка, прижала к себе этих четырех оборванцев и слова ответить не могла, только посмотрела на меня так горестно. Даже у меня в сердце защемила
   А Сережа, -- такой умный, хитрый мальчик, -- прижался к ней, обнял рукой за шею и шепчет:
   -- Тетенька, я не хочу домой... Там отец пьяный, больно дерется... Я хочу у тебя жить.
   -- Нельзя, Сереженька, милый, видишь, как у меня тесно... Я приду тебя навестить, -- говорит моя барыня, а сама плачет... И мальчишка-то разревелся, упирается, домой не идет...
   Отправились они вчетвером, и барышни-жилички увязались с ними и повели ребят по домам, откуда их взяли.
   Кажется, и после навещали они этих ребятишек и чем-то помогали.
   Вот какой праздник выдался у меня в прошлом году.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru