Маколей Томас Бабингтон
О королевском литературном обществе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Іюнь, 1823).
    Текст издания: Маколей. Полное собраніе сочиненій. III. Критическіе и историческіе опыты. Изданіе Книгопродавца-Типографа М. О. Вольфа. 1870.


Маколей. Полное собраніе сочиненій.

   III. Критическіе и историческіе опыты. 2-е исправленное изданіе.
   Подъ общею редакціею Н. Л. Тиблена
   Санктпетербургъ и Москва. Изданіе Книгопродавца-Типографа М. О. Вольфа. 1870
   Переводъ подъ редакціею г. Резенера.
  

О КОРОЛЕВСКОМЪ ЛИТЕРАТУРНОМЪ ОБЩЕСТВѢ.
(Іюнь, 1823).

   Нашъ вѣкъ -- вѣкъ обществъ. Едва ли изъ десяти англичанъ одинъ не принадлежалъ къ какому-нибудь обществу, имѣющему цѣлью раздавать книги или преслѣдовать ихъ; отправлять инвалидовъ въ госпиталь или нищихъ въ рабочій домъ; дарить серебряную посуду богатымъ или одѣяла бѣднымъ. Быть самымъ нелѣпымъ учрежденіемъ изъ столькихъ учрежденій не малое отличіе; впрочемъ, оно, кажется, неоспоримо принадлежитъ Королевскому Литературному Обществу. Съ самаго основанія этой смѣшной академіи всѣ умные люди предсказывали, что, не смотря на покровительство короля и управленіе епископовъ, она или не сдѣлаетъ ничего, или причинитъ вредъ. А что эти предсказанія сбылись, врядъ-ли кто станетъ оспаривать.
   Я не нападаю на основателей общества. Они были люди почтеннаго характера, и я готовъ вѣрить, что побужденія ихъ были похвальны. Но я ощущаю сильное недовѣріе къ ихъ дѣйствіямъ, какъ слѣдуетъ всякому, имѣющему связь съ литературой. Основанное ими общество до тѣхъ только поръ можетъ остаться безвреднымъ, пока оно достойно презрѣнія. Если же когда-нибудь оно получитъ власть поощрять таланты, то ея достанетъ и на то, чтобы угнетать ихъ; а на что власть эта будетъ чаще употребляема -- пусть рѣшитъ каждый, изучавшій исторію литературы, каждый, изучавшій природу человѣка.
   Зависть и партіи непремѣнно прокрадываются во всякую общину. Онѣ нерѣдко возмущаютъ покой и извращаютъ рѣшенія даже благотворительныхъ и ученыхъ обществъ. Но въ литературныхъ академіяхъ вліяніе ихъ самое обширное и самое пагубное. Во-первыхъ, начала литературной критики, хотя не новѣе тверды, какъ и тѣ, которыми руководствуются химикъ и хирургъ, но далеко не одинаково всѣми признаны. Люди рѣдко бываютъ въ силахъ, изложить причину своего одобренія или отвращенія въ вопросахъ, касающихся вкуса, а потому охотно подчиняются всякому путеводителю, смѣло провозглашающему свои права на званіе знатока. Труднѣе отъискать и опредѣлятъ достоинства поэмы, чѣмъ силу машины или пользу новаго лекарства. Вотъ почему въ литературѣ всего легче шарлатанство восхвалятъ, а превосходство хулитъ.
   Разсужденіе это, въ нѣкоторой мѣрѣ, примѣняется и въ академіяхъ художествъ и вполнѣ подтверждается всѣмъ, что мнѣ случалось слышать объ извѣстномъ учрежденіи, которое ежегодно безобразитъ стѣны Сомерсетъ-Гауса цѣлымъ акромъ намазаннаго полотна. Но литературное судилище несравненно опаснѣе. Другія общества, по крайней мѣрѣ, не имѣютъ свойства вызывать мнѣнія о предметахъ преимущественно волнующихъ и воспламеняющихъ умы. Скептикъ и фанатикъ, революціонеръ и чиновникъ, встрѣчаются въ картинной галереѣ или лабораторіи ученаго на почвѣ нейтральной. Они могутъ хвалить и обсуждать безъ всякаго отношенія къ раздѣляющимъ ихъ распрямъ. Въ литературномъ обществѣ это невозможно. Литература же всегда была и будетъ неразрывно связана съ политикой и богословіемъ; она -- великая пружина, двигавшая чувствами народа во всѣхъ важнѣйшихъ вопросахъ. Поэтому, никогда ни можетъ образоваться общество, настолько безпристрастное, чтобы разсматривать литературное значеніе какого-нибудь лица, независимо отъ распространяемыхъ его сочиненіями мнѣній. Нельзя надѣяться, и, можетъ быть, даже не желательно, чтобы чувства человѣка до такой степени смолкали въ исполненіи академиковъ своихъ обязанностей.
   Послѣдствіи очевидны. Почести и порицанія будутъ присуждаемы этой звѣздной Палатой Музъ смотря по предразсудкамъ временно, господствующей въ ней секты или факціи. Виги станутъ, интриговать противъ Соути, а тоиа противъ Байрона. Тѣ, которые сначала протестовали бы противъ такого образа дѣйствій какъ несправедливости, вскорѣ сами прибѣгли бы къ нему какъ къ возмездію; а забота объ общей пользѣ литературы, для которой учреждалось общество, была бы вытѣснена сильнѣйшими побужденіями политическаго или религіознаго пристрастія.
   Но это еще не самое худшее. Пріобрѣтя когда-нибудь хоть малѣйшее вліяніе, это учрежденіе дастъ каждому коварному трусу легкій способъ очернить славу, возбуждающую его зависть. Оно послужитъ литературнымъ маронамъ {Бѣглые негры-рабы въ голландской Гвіанѣ.} мостомъ безопасной засады, изъ котораго имъ легко будетъ мѣтко и смертоносно прицѣливаться. Издательское мы не разъ уже губило молодые таланты, хотя всему свѣту извѣстно, что это мы только образъ рѣчи, весьма часто употребляемый однимъ какимъ-нибудь голоднымъ невѣждою. Академическое же мы имѣло бы вліяніе гораздо большее и вреднѣйшее. Многочисленность голосовъ въ одно и то же время усиливала бы дѣйствіе несправедливаго приговора и уменьшала бы навлекаемый имъ стыдъ. Выгоды открытаго нападенія сочетались бы съ выгодами анонимнаго, и авторитетъ громогласно провозглашеннаго мнѣнія соединялся бы съ безопасностью, даруемой утаеніемъ имени. Змѣи Виргинія, задушивъ Лаокоона, нашли себѣ убѣжище отъ мести разъяреннаго народа за щитомъ статуи Минервы. Такимъ же образомъ всякое ядовитое пресмыкающееся, все, что шипитъ и жалитъ, нашло бы священное убѣжище въ закоулкахъ этого новаго храма мудрости.
   Изъ всѣхъ подобныхъ обществъ, болѣе и справедливѣе другихъ прославилась Французская Академія. Она была основана величайшимъ изъ министровъ {Кольберомъ, въ 1666 г.}; ей покровительствовалъ рядъ королей; въ ея спискахъ стояли имена большей части лучшихъ писателей Франціи. И какую же пользу пожала литература отъ ея трудовъ? Что такое исторія этой академіи, какъ не непрерывный разсказъ о пободострастныхъ угожденіяхъ, малодушныхъ хитростяхъ, смертельныхъ ссорахъ, вѣроломной дружбѣ? Управляли ли ею дворъ, Сорбонна, или философы, она всегда была одинаково сильна на зло, одинаково безсильна на добро. Я бы могъ упомянуть о гоненіяхъ, которыми академія пыталась подавить возраставшую славу Корнеля; могъ бы распространиться о томъ, какъ поздно и неохотно она одобрила рукоплесканія, которыми весь просвѣщенный міръ привѣтствовалъ геній Вольтера; я бы могъ неопровержимыми доводами доказать, что до послѣдняго времени своего существованія и уже подъ руководствомъ благороднаго Д'Алливира она не переставала быть и поприщемъ самой свирѣпой вражды, самыхъ низкихъ интригъ. Еще могъ бы я привести эпиграммы Пирона, мемуары Мармонтеля и письма Монтескьё,-- но я спѣшу перейти къ другому предмету.
   Одинъ изъ способовъ, которымъ наше общество предполагаетъ поощрять таланты, состоитъ въ раздачѣ премій. Щедрость короля дала обществу возможность обѣщать ежегодную премію въ сто гиней за лучшее прозаическое произведеніе и другую въ пятьдесятъ гиней за лучшую изъ поэмъ, поступившихъ на конкурсъ. Это въ высшей степени смѣшная мѣра. Во-первыхъ, судьи могутъ ошибаться. Тѣ несовершенства человѣческаго ума, которымъ, по сказанію церковныхъ уставовъ, подвержены сами вселенскіе соборы, могутъ обрѣтаться даже въ Королевскомъ Литературномъ Обществѣ. Французская Академія -- какъ а уже сказалъ, самое славное собраніе въ этомъ родѣ,-- считало между своими членами людей, несравненно замѣчательнѣйшихъ, чѣмъ какіе когда-либо соберутся у мистера Гатшарда, чтобы рыться въ литературномъ сундукѣ англійскаго общества. Однако это знаменитое общество присудило премію, на которую состязался и Вольтеръ, какому-то господину, написавшему нѣсколько стиховъ о "мерзломъ и жгучемъ полюсѣ".
   Но, положимъ, что премія всегда будетъ присуждена за лучшее сочиненіе; это сочиненіе, скажу не запинаясь, всегда будетъ плохое. Поэма, писанная на премію,-- все равно, что овца, откормленная для выставки. Цѣль человѣка, состязающагося на земледѣльческую премію, состоитъ не въ томъ, чтобы выростить животное, годное для стола, а въ томъ, чтобы оно какъ можно болѣе вѣсило. Для достиженія этой цѣли онъ откармливаетъ свою жертву до неестественной, болѣзненной тучности; и, доведя ее до такого состоянія, что мясо ея отослали бы съ отвращеніемъ со всякаго стола, онъ представляетъ ее судьямъ. Равнымъ образомъ, цѣль кандидата на поэтическую премію состоитъ въ томъ, чтобы произвести не хорошую поэму, а поэму, отличающуюся именно той степенью безчувствія или напыщенности, которая могла бы быть признана цѣнителями за правильность или величественность слога. Такого рода сочиненія всегда будутъ ничтожны. И тѣ немногія красоты, которыя могутъ въ нихъ случайно оказаться) будутъ имѣть видъ и ароматъ экзотическаго растенія. Вообще, можно утвердительно сказать, что вскормленныя для выставки овцы годятся только на сальныя свѣчи, а писанныя на премію поэмы -- только на то, чтобы зажигать эти свѣчи.
   Первою темою, которую общество предложило англійскимъ поэтамъ, былъ "Дартморъ" {Болото въ Девонширѣ.}. Я сначала думалъ, что въ этомъ предложеніи таится скрытый сарказмъ на собственную цѣль общества. Это учрежденіе есть литературный дартморовскій проектъ: планъ для насильственной обработки безплодной умственной почвы, для вынужденія, посредствомъ щедротъ, поэтической жатвы изъ почвы слишкомъ тощей, чтобы приносить естественнымъ путемъ какіе-либо плоды. Я слышалъ, что планъ о воздѣланіи Дартмора оставленъ; надѣюсь, что это предзнаменованіе участи, ожидающей общество.
   И, вправду, невѣроятнаго ничего тутъ нѣтъ. Вотъ уже нѣсколько лѣтъ, какъ общество предлагаетъ награды, отданныя королемъ въ его распоряженіе, и, насколько я могъ узнать, въ сундукѣ общества не нашлось ни одного сочиненія, которое бы члены признали достойнымъ печати. По крайней мѣрѣ, до сихъ поръ не издавалось ничего. Члены, быть можетъ, дивятся этому обстоятельству; но я постараюсь разъяснить его, по обычаю древнихъ временъ, басней.
   Около четырехъ-сотъ лѣтъ послѣ потопа, въ Вавилонѣ царствовалъ Гомеръ Хефорводъ. Онъ сочеталъ въ себѣ всѣ качества великаго государя. Онъ далъ своему народу мудрые законы, выигралъ много сраженій и очистилъ нѣсколько длинныхъ улицъ. Вслѣдствіе всего этого, онъ былъ боготворимъ нарсудомъ я восхваляемъ многими поэтами и ораторами. Написать книгу въ то время было труднымъ предпріятіемъ. Бумага и другіе тому подобные матеріалы еще не были изобрѣтены, такъ что авторы было принуждены писать своя сочиненія на массивныхъ кирпичахъ. Нѣкоторыя изъ этихъ вавилонскихъ записокъ и до сихъ поръ сохраняются въ европейскихъ музеяхъ; по языка, на которомъ онѣ написаны, еще никто не разобралъ. Гомеръ Хефорводъ былъ такъ популяренъ, что глина всѣхъ равнинъ, окружающихъ Евфратъ, едва производила достаточно кирпича для всѣхъ его хвалителей. Между прочивъ упоминается, что Фаронеццаръ, ассирійскій Пиндаръ, издалъ цѣлый мостъ и четыре стѣны во славу этого государя.
   Разъ царь церемоніально ѣхалъ въ храмъ Ваала. Во время этого шествія законъ дозволялъ каждому вавилонянину подавать государю просьбы я проекты. Въ ту минуту, какъ царская колесница проѣзжала мимо лавки виноторговца, многочисленное общество, по всѣмъ признакамъ полупьяное, вышло оттуда на улицу, и кто-то изъ среды его держалъ царю слѣдующую рѣчь:
   -- Гомеръ Хефорводъ, да продлится жизнь твоя! Рабы твои того мнѣнія, что изо всѣхъ произведеній земли хорошее вино есть лучшее, а дурное вино -- худшее. Отъ хорошаго вина сердце радуется, взоръ яснѣетъ, уста говорятъ. Отъ дурнаго вина путаются мысли, разстраивается желудокъ, человѣкъ дѣлается на ночь сварливымъ, а на утро больнымъ. Пусть же царь, нашъ владыка, прикажетъ, чтобы рабы его пили хорошее вино.
   -- Но какъ же это сдѣлать?-- спросилъ добродушный царь.
   -- О царь,-- возразилъ проситель: -- это не трудно. Издай указъ и скрѣпи его своей царскою печатью: пусть всенародно объявится, что царь каждый годъ будетъ жаловать десять ослицъ, десять рабовъ и десять перемѣнъ одежды тому, кто произведетъ десять мѣръ лучшаго вина. И пусть каждый желающій получить ослицъ, рабовъ и одежду, пришлетъ свои десять мѣръ вина твоимъ рабамъ, а мы, отвѣдавши вино, будемъ судить. И будетъ много хорошаго вина въ Ассиріи.
   Предложеніе понравилось Гомеру Хефорводу. "Быть посему", рѣшилъ онъ. Народъ ликовалъ. Просители въ благодарности припали къ его стопамъ. Въ тотъ же вечеръ были разосланы гонцы съ указомъ въ дальнѣйшія области Ассиріи.
   По истеченіи нѣкотораго времени, вина начали привозиться, и комитетъ собрался для присужденія преміи. Раскупорили первый сосудъ. Вино издавало такой запахъ, что судьи, не отвѣдавши, единогласно его осудили. Приступили ко второму сосуду; вино оказалось съ отвратительнымъ глинистымъ вкусомъ. Въ третьемъ оно было кисло и безъ всякаго аромата. Такъ они переходили отъ одного боченка гнуснаго напитка въ другому, до тѣхъ поръ, пока, одолѣваемые тошнотою, не отказались отъ дальнѣйшаго изслѣдованія.
   На другое утро всѣ они собрались у воротъ царскаго дворца, съ блѣдными лицами и больными головами. Они сознались, что ни одного изъ соискателей преміи не находятъ достойнымъ обѣщанной награды; они клялись, что испробованное ими вино немногимъ лучше яда, и молили царя уволить ихъ отъ изслѣдованія качествъ такихъ невыносимо гадкихъ напитковъ.
   -- Во имя самого Ваала, какъ могло это случиться?-- воскликнулъ царь.
   Первосвященникъ Мерольхаццаръ пробормоталъ что-то о гнѣвѣ боговъ за терпимость, оказываемую нѣкоей сектѣ нечестивыхъ раскольниковъ, ѣвшихъ голубей вареными, "тогда какъ", говорилъ онъ, "религія наша повелѣваетъ ѣсть жареныхъ. Итакъ, о царь," продолжалъ почтенный священнослужитель, "прикажи твоимъ воинамъ разить непокорное племя мечомъ, ихъ и женъ, ихъ и дѣтей, и пусть дома ихъ и стада и табуны будутъ розданы твоимъ рабамъ, жрецамъ. Тогда во всемъ краѣ умножатся жатвы, и месть небесная не уничтожитъ уже плодовъ земли."
   -- Нѣтъ,-- возразилъ царь: -- на всей нашей почвѣ не можетъ тяготѣть небесное проклятіе. Ныньче былъ необыкновенно богатый урожай. Не этого ли года вино, которое ты самъ, о высокопочтенный Мерольхаццаръ, пилъ на послѣднемъ пиру? Или ты забылъ, какъ хвалилъ его? То было въ ту самую ночь, когда Ваалъ ниспослалъ тебѣ вдохновеніе и ты шатался со стороны на сторону и уста твои изрекали священныя и таинственныя слова. Эти вещи для меня слишкомъ трудны. Я ихъ не понимаю. Моимъ судьямъ только прислано худое вино. Кто объяснитъ намъ это?
   Царь почесалъ себѣ голову. И всѣ придворные почесали себѣ головы.
   Тогда онъ велѣлъ объявить, что назначаетъ пурпуровую одежду и золотую цѣпь тому, кто разрѣшитъ этотъ затруднительный вопросъ.
   Старикъ-философъ, котораго видѣли презрительно улыбающимся въ то время, когда учреждалась первая премія, выступилъ впередъ и сказалъ:
   -- Гомеръ Хефораодъ, да продлится жизнь твоя! Не удивляйся тому, что случилось. Тутъ было не чудо, а естественное явленіе. И могло ли быть иначе? Правда, въ нынѣшнемъ году добыто много хорошаго вина. Но кто захочетъ отдать его за твои награды? Ты знаешь Аскобаруха, которому принадлежатъ большіе виноградники на сѣверѣ; знаешь и Коаирота, который ежегодно посылаетъ вино съ юга черезъ Персидскій заливъ. Вина этихъ хозяевъ такъ прекрасны, что десять мѣръ продаются за сто талантовъ серебра. И ты думаешь, что Аскобарухъ и Коаиротъ промѣняютъ свое вино на твоихъ рабовъ и ослицъ? Какую выгоду обѣщаютъ твои награды хозяину виноградниковъ на почвѣ плодородной?
   -- Кто же тѣ подлецы,-- спросилъ одинъ изъ судей:-- которые прислали намъ эту отраву?
   -- Не брани ихъ,-- сказалъ мудрецъ: -- вы сами виновники зла. Вино это прислали люди, которыхъ земли тощи и никогда не приносили дохода, равнаго обѣщанной царемъ наградѣ. Люди эти знали, что хозяева богатыхъ виноградниковъ не будутъ состязаться, и потому посадили лозы, кто на скалахъ, кто на легкой песчаной землѣ, кто на глубокой глинѣ. Вотъ отчего ихъ вина дурны. Никакой трудъ, никакая награда, не заставятъ безплодную почву дать хорошее вино. Итакъ, знай, что твоя награда увеличила количество худаго вина, но не хорошаго.
   Послѣдовало долгое молчаніе. Наконецъ, царь сказалъ:
   -- Отдайте ему пурпуровую одежду и золотую цѣпь. Вылейте привезенныя вина въ Евфратъ и объявите, что Королевское Винное Общество распущено.
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru