Максимов Сергей Васильевич
Прошаки и Запрощики

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Бродячая Русь Христа-ради.

   

БРОДЯЧАЯ РУСЬ ХРИСТА -- РАДИ.

   

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ТИПОГРАФІЯ ТОВАРИЩЕСТВА "ОБЩЕСТВЕННАЯ ПОЛЬЗА".
БОЛЬШАЯ ПОДЪЯЧЕСКАЯ, д. No 39.
1877.

   

Прошаки и Запрощики

(посвящается И. Ф. Горбунову)

   -- Пожертвуйте, православные, на церкву Божію, на каменное строеніе!...
   Слѣдуютъ различныя указанія именъ святыхъ, Спаса, Пречистой, всего чаще Николы Угодника.
   Выкрикъ довольно рѣзокъ и смѣлъ, на-распѣвъ и только на два тона. Кричитъ синій или чорный армякъ мѣщанскаго покроя, круто запахнутый и высоко подпоясанный по праздничному, съ претензіей на солидность и нѣкотораго рода торжественность. Голова и подъ дождемъ и на солнечномъ припекѣ, безразлично, непокрытая и всего чаще лысая.
   Прошакъ всегда почти пожилой, неизмѣнно съ книжкой, обернутой въ тафтяную чорную тряпичку, съ нашитымъ крестообразнымъ позументомъ. На книжкѣ лежатъ мѣдные гроши и пятаки. Книга прошнурована. Шнуръ припечатанъ казенной сургучной красной печатью и на послѣдней страничкѣ прописано свидѣтельство какой-нибудь консисторіи.
   Кто этого крика не слыхивалъ? Кто поклончивой, смиренной фигуры этого ходатая за нужду церковную не видывалъ? Это -- людъ, коротко всѣмъ знакомый и великому большинству всероссійскаго человѣчества любезный.
   Вездѣ онъ: на столичныхъ дворахъ, на сельскихъ ярмаркахъ, на деревенскихъ базарахъ, на церковныхъ праздникахъ, и въ народной толпѣ, и около лавокъ, и на церковныхъ папертяхъ на почетномъ мѣстѣ, впереди нищей братіи при выходахъ, въ ожиданіи тѣхъ крупицъ, которыя остались отъ сборовъ внутри церкви. Неизбѣженъ онъ въ самыхъ темныхъ уголкахъ православнаго царства и невидимъ развѣ только въ инородческихъ улусахъ, гдѣ еще до сихъ поръ плохо вѣруютъ или совсѣмъ не вѣруютъ въ Бога, да въ тѣхъ несчастныхъ мѣстностяхъ, гдѣ у самихъ нѣтъ ни гроша ни на соль, ни на деготь, ни на подати (словомъ на то, что составляетъ денежный расходъ крестьянина). За-то, въ мѣстахъ сытыхъ, въ городахъ купеческихъ и церквахъ соборныхъ,-- этого люда длинныя шеренги изъ цѣлыхъ десятковъ. А потому въ разныхъ мѣстностяхъ для нихъ -- самыя разнообразныя прозвища: называютъ ихъ сборщиками, прошаками, запрощиками, кубраками, лаборями и т. п. Много въ рядахъ этихъ монаховъ, еще того больше монахинь, но мы выдвинемъ на внимательный осмотръ на первый разъ только армаки, круто запахнутые и высоко подпоясанные, т. е. сельскихъ и деревенскихъ выходцовъ и землепроходцовъ.
   На петербургскихъ дворахъ такихъ сборщиковъ (т. е. мѣщанъ, крестьянъ и отставныхъ солдатъ) перебываетъ ежегодно больше четырехсотъ человѣкъ {Въ управленіе градоначальства всѣхъ сборныхъ книжекъ ежегодно свидѣтельствуется до 590 (у нѣкоторыхъ по два и по три рака), и къ концу шестидесятыхъ годовъ число сборщиковъ съ каждымъ годомъ въ Петербургѣ быстро возростало.}, и въ этомъ числѣ первое мѣсто занимаютъ крестьяне (въ 1869 году крестьянъ 208, мѣщанъ 76, отставныхъ солдатъ 15) {Монахинь и послушницъ 99, монаховъ 13 (въ томъ числѣ 1 архимандритъ), священниковъ 3 и 1 чиновница.}. Монахини ходятъ рѣдко съ послушницами, но въ такомъ случаѣ непремѣнно съ двумя; послушницы же сбираютъ всегда вдвоемъ; монахи ходятъ безъ помощниковъ; крестьяне также предъявляютъ для свидѣтельства книжки, выданныя на одного человѣка.
   Сколько же перебываетъ этихъ сборщиковъ въ торговой, богатой, тароватой, православной Москвѣ? И утроивъ петербургское число,-- не ошибиться бы!
   Почтенный количествомъ своимъ даже и въ не совсѣмъ богомольномъ и православномъ городѣ, классъ сборщиковъ подаяній на церкви,-- и именно изъ простонародья -- поучителенъ и любопытенъ во многихъ отношеніяхъ.
   Конечно прежде всего это -- остатокъ очень почтенной древности: это -- выходцы изъ отдаленныхъ временъ нашей исторіи, воспитанники и подражатели первыхъ наставниковъ нашихъ въ вѣрѣ и религіозныхъ обычаяхъ -- грековъ. Появленіе этого оригинальнаго типа несомнѣнно относится къ той эпохѣ, когда паломничанье было въ общемъ обычаѣ, когда выходилъ на промыселъ всякой пѣшкомъ, когда, бродя на своихъ доморощенныхъ ногахъ, справлялъ работы своего досужества, умѣнья и знанія всякій ремесленникъ; когда пѣшкомъ ходила даже самая торговля. Ходилъ изъ конца въ конецъ Православной Руси и странникъ за усерднымъ подаяніемъ, "апостольскимъ способомъ въ подвигѣ добромъ подвизался", и притомъ съ такимъ сердечнымъ убѣжденіемъ, что способъ этотъ глубоко укоренился и въ слѣдующихъ поколѣніяхъ и въ нетронутомъ видѣ дожилъ до нашихъ временъ. Проторили съ тѣхъ поръ пошире дороги, покрѣпче укатали ихъ, облегчили пути коннымъ, а прошаки (кое съ кѣмъ изъ ремесленниковъ и торговцевъ) все еще на своихъ на двоихъ, ходятъ пѣшими. Гдѣ присядетъ онъ христа-ради на облучкѣ попутной телѣги, гдѣ воспользуется пароходомъ или перевозомъ, а то -- все больше пѣшкомъ по окольнымъ дорогамъ, которыя, какъ и онъ, все еще, во множествѣ мѣстъ, въ томъ же первобытномъ историческомъ видѣ. Столько же и теперь труденъ его подвигъ по безлюдью и бездорожью, какъ и тогда, когда заветшали церкви на погостахъ, выстроенныхъ удѣльными князьями въ своихъ отчинахъ и дѣдинахъ, по примѣру первой христіанки Ольги (уставившей погосты по рѣкамъ Метѣ и Днѣпру), и когда собственно впервые и проявился на Св. Руси этотъ почтенный классъ дѣятелей и дѣлателей.
   И теперь ученый историкъ, любознательный археологъ съумѣютъ распознать въ лицѣ прошака любезные признаки почтенной древности: въ простотѣ и краткости просительнаго стиха, не обладающаго разнообразіемъ и избыткомъ жалобныхъ словъ (хотя бы по примѣру арестантовъ, которые выучились вымаливать доброхотныя подаянія цѣлой складной пѣсней). Въ самомъ напѣвѣ въ два тона, по образцу всѣхъ духовныхъ стиховъ, старинъ и былинъ, распѣваемыхъ старцами и слѣпцами,-- тотъ же археологическій признакъ, указывающій на почтенное время бѣдности мотивовъ и отсутствія мелодій: речитативъ съ пригнуской. Не дальше стоитъ онъ выкриковъ нищихъ, и далеко еще ему хотя бы и до того вычурнаго крика, на который, напримѣръ, здѣсь же, въ Петербургѣ, раздаются припѣвы приглашающихъ купить "цвѣты -- цвѣточки" и т. п. Одна только книжка въ рукахъ -- продуктъ новѣйшаго времени, слабо вѣрующаго чужой совѣсти, среди соблазна мѣдными, серебряными и бумажными деньгами (очень часто довольно крупными). Кое-кто и писать умѣетъ, стало быть, не полѣнится и записать, а письменному человѣку (секретарю консисторіи) легко повѣрить все ли донесъ, что записано въ книгѣ: прошнурованныхъ же и занумерованныхъ листовъ вырвать нельзя,-- засудятъ за то.
   Конечно, и въ наши дни, какъ и въ далекія времена сѣдой старины, сзади сборщика -- прошака разрушающаяся деревянная или каменная церковь. Расползлись или вывѣтрились углы ея; стали сквозить вѣнцы, начало дуть изъ-подъ полу: коченѣютъ ноги молельщиковъ; руки священниковъ затрудняются сдерживать святые дары; осенній дождикъ врывается въ храмъ Божій ручьями.
   -- Да хорошо бы и старый колоколъ подмѣнить новымъ: звонарь съ пьяныхъ глазъ разбилъ,-- дребезжитъ и не даетъ яснаго гудку. Я на себя обѣтъ такой положилъ, что въ гробъ не лягу, пока не заведу, на поминъ души моей грѣшной,-- краснаго звону.
   -- Ризы обветшали,-- съ плечъ лезутъ. Книги грамотѣи наши всѣ поизмызгали, да закапали, да оборвали, да растеряли: ни пѣть, ни читать!..
   -- Мало-ли и въ самомъ дѣлѣ всякой нужды церковной?
   -- Оскудѣло благочестіе: много народа въ расколъ уходитъ; сталъ народъ отъ церкви отбѣженъ.
   -- Еще больше уходитъ его отъ своей великой домашной нужды на чужую сторону: о серебряномъ ли кадилѣ для сельской церкви думать ему, когда онъ самъ ушолъ кормиться подъ чужіе звонкіе столичные колокола?
   Какъ въ давнюю старину народъ, обманутый холодной землой и обиженный безхлѣбьемъ и голодовками, брелъ врозь послѣ Юрьева дня осенняго искать новаго приволья и лучшихъ мѣстъ, такъ и теперь все больше и больше тянется онъ изъ-подъ погостовъ съ могилками родителей туда, гдѣ охотнѣе даютъ деньги и сытнѣе кормятъ. А остальцамъ на старыхъ пепелищахъ и теперь, какъ и въ старину, не подъ силу класть новыя заплаты на старыя широкія прорѣхи, а "матушка-церква" стала требовать коренной перетруски отъ глазъ до основанія.
   Все, словомъ, по старому. Измѣнилось лишь одно: съ каждымъ годомъ число прошаковъ уменьшается. Скоро можетъ случиться такъ, что этотъ коренной народный русскій типъ исчезнетъ съ лица земли нашей (уничтожить его очень легко: большого труда не стоитъ), и сдѣлавшись достояніемъ исторіи, станетъ предметомъ догадокъ и изслѣдованій археологовъ.
   Поспѣшимъ всмотрѣться въ нихъ, хотя съ тою цѣлію, чтобы и совсѣмъ распрощаться: довольно они пожили, довольно походили по свѣту. Впрочемъ, мы съ тою цѣлію и начинаемъ со сборщиковъ, что предполагаемъ говорить о тѣхъ, которые еще ходятъ въ то время, когда другіе ѣздятъ, еще поютъ о томъ, о чемъ можно давать вѣденіе иными многочисленными облегченными способами; глупо толпятся тамъ, гдѣ мѣшаютъ входу и выходу другихъ и смѣшиваютъ свои выкрики съ предложеніями настоящихъ торговцевъ; словомъ, еще живутъ и дѣйствуютъ примѣтной силой, хотя на мѣсто ея можетъ встать другая сила, гораздо помоложе. Вообще запоздалые цѣлымъ вѣкомъ прошаки отстали отъ нашего мудренаго времени на столько, что кажутся одѣтыми въ гробовой саванъ, отъ котораго вѣетъ сыростью, какъ отъ стараго пергаментнаго фоліанта, какъ изъ монастырскихъ безпросвѣтныхъ погребовъ.
   Поспѣшимъ присмотрѣться. Сначала, впрочемъ, попробуемъ прислушаться.
   Сколько бы однообразенъ ни былъ покрой платья, употребляемаго сборщиками, умѣющими на этотъ разъ сдѣлать такъ, какъ говоритъ пословица, что всѣ волки ночью сѣры, тѣмъ не менѣе опытное ухо, прислушавшееся къ народному говору, не затруднится отгадать приблизительно, съ какой стороны Руси пришелъ этотъ незнакомецъ.
   Иногда нѣтъ нужды прибѣгать къ продолжительному съ нимъ разговору, чтобы наловить много признаковъ, характеризующихъ родину.
   Одно даже слово, неизбѣжное въ его просительномъ припѣвѣ, "церковь", съумѣетъ указать откуда вылетѣла птица. Церковь, такъ какъ мы это слово пишемъ и произносятъ его люди образованные, принадлежитъ говору центральной Россіи, выросшей подъ вліяніемъ Москвы. Новгородчина, такъ сказать глухая лѣсная Русь, умудрилась выговаривать это слово "церква". Затѣмъ если изъ ближайшихъ къ Москвѣ жителей кто выговорилъ "черковь", то это несомнѣнно тверякъ или вообще житель верхней Волги, всего вѣрнѣе изъ города Торжка. Если же съумѣлъ отчеканить такъ, что стало "тшерковь" то смѣло говорите ему, что онъ вязниковецъ или изъ тѣхъ владимірцевъ, которые живутъ ближе къ Окѣ. За Окой, въ южной части Нижегородской губерніи, говорятъ уже "черква", не по закону, а по, обычаю той Новгородчины, которая любитъ измѣнять и въ ч, чвакать (и на оборотъ, словно на-смѣхъ) во всей обширной мѣстности отъ псковскаго Порхова до Ладоги и отсюда до Бѣлоозера на Вологду и на Вятку. Въ отличіе отъ всѣхъ и на удивленіе всѣхъ, Владимірскій переяславецъ выговариваетъ даже "цчерква".
   Тутъ и тамъ древняя Русь настроила монастырей и церквей въ такомъ обиліи, что какой-нибудь маленькій олонецкій Каргополь владѣетъ 2-мя монастырями и 22-мя каменными церквами, при 2-хъ тысячахъ жителей; Вологда съ 51-ой церковью и 2-мя монастырями, при 18-ти тысячахъ, и т. под. Наслѣдіе прадѣдовъ, отъ различныхъ невзгодъ ушедшихъ за Уралъ въ качествѣ первыхъ поселенцовъ Сибири, досталось въ такомъ размѣрѣ, что 100 человѣкъ должно содержать причтъ и поддерживать церковь. А такъ какъ весь сѣверъ значительно опустѣлъ и годъ отъ году пустѣетъ народомъ все болѣе и болѣе за то, что плохо и неувѣренно кормитъ, держитъ въ постоянной прбголоди, и гонитъ вонъ на чужую сторону,-- то само собой и "матушка-черква" нуждается въ такомъ ходатаѣ, который походилъ бы отъ нея, помолилъ бы за нее доброхотныхъ дателей.
   Откуда бы ни сошлись сборщики подаяній, одному -- двумъ изъ полуголодной сѣверной Россіи между ними неизбывное мѣсто.
   Еще прислушаемся:
   -- На чье имя сбираетъ, какія имена чествуетъ и поминаетъ?
   -- Николу Угодника.
   Мало: слабъ этотъ признакъ, не смотря на то, что Угоднику большое уваженіе на Руси за то, что разселялась Русь по рѣкамъ, по озерамъ, много плавала, подвергалась многимъ опасностямъ отъ воды, а епископу Мирликійскому приписывается покровительство пловцамъ и мореходамъ. Особенно чествуютъ его при самыхъ рѣкахъ, моряхъ и озерахъ. По безлюдью Бѣлаго моря -- "отъ Холмогоръ до Колы тридцать три Николы", по словамъ мѣстной поговорки, да и то, должно быть, довольно старой, потому что на самомъ дѣлѣ подлиннымъ счетомъ ихъ 40 (впрочемъ, по самому берегу моря попадается много придѣловъ Клименту, папѣ римскому, полагаемому вторымъ покровителемъ мореходовъ). По Зап. Двинѣ, по Виліи и по Нѣману, гдѣ православіе всего больше подвергалось гоненіямъ, народъ успѣлъ однако выстроить 109 церквей (губ. Витеб., Вил. и Ковен.) въ честь св. Николая, и изъ наиболѣе чтимыхъ святыхъ: Петру и Павлу 20, Георгію Побѣдоносцу 38, Пятницѣ Параскевѣ 22, Ильѣ Пророку 30 и т.д.
   Вотъ и еще новые признаки въ выкрикѣ сборщика, на которыхъ весьма поучительно остановиться: признаки очень почтенные по времени и по историческому значенію.
   Ушедшіе язычниками по богатымъ системамъ рѣкъ, съ юга на сѣверъ, славяне, въ тѣ времена, когда вышли къ намъ для проповѣди святаго евангелія греки, владѣли уже укрѣпленными мѣстами и имѣли возвышенные пункты и особыя мѣста, посвященныя народнымъ божествамъ и религіознымъ обрядамъ. Византійскіе греки, съ помощію князей и подъ защитою ихъ дружинъ крестя народъ и знакомя его со святыми предстателями за человѣческія нужды, съумѣли сдѣлать такъ, что на всѣхъ возвышенныхъ мѣстахъ, командующихъ окрестностями и круто оступающихся въ воду (обыкновенно въ рѣку), гдѣ славяне предпочитали избирать мѣста для богослуженій Перуну,-- очутились храмы во имя Иліи. Точно также при рудникахъ, въ низинахъ и оврагахъ, при источникахъ рѣкъ, явились храмы Пятницы-Параскевы съ непремѣннымъ деревяннымъ изваяніемъ св. мученицы.
   На выгонахъ городовъ, гдѣ пасется скотъ мѣстныхъ жителей, ввѣренный охраненію Велеса, встали христіанскія церкви во имя священно-мученика Власія, и т. д. Факты эти чрезвычайно очевидны и послѣдовательны во всѣхъ мѣстахъ древней языческой Руси: на западѣ и сѣверѣ ея. Въ Кіевѣ, въ Черниговѣ и Мстиславлѣ,-- словомъ, во всѣхъ мѣстахъ, спопутныхъ движенію проповѣдниковъ изъ Византіи, по Днѣпру и его притокамъ: Деснѣ, Сожу, Припети, и т. д., первыя городскія церкви посвящены имени св. пророка Иліи. Только, когда выяснились между укрѣпленными пунктами центральные и главные, къ которымъ тяготѣлъ народъ, какъ вся Греція къ Византіи, появились храмы Господней "Премудрости" (Софіи), по примѣру великолѣпной и знаменитой византійской. Софійскіе соборы, посвященные Софіи, т. е. Премудрости Слова божія, подъ которою разумѣется второе лицо Святой Троицы, воздвигались постепенно танъ, гдѣ устанавливался центръ народной колонизаціи: въ Кіевѣ на Днѣпрѣ, на Двинѣ въ Полоцкѣ, въ Новгородѣ на Волховѣ, въ Вологдѣ и Соликамскѣ (даже въ Тобольскѣ въ Сибири),-- словомъ, во всѣхъ тѣхъ городахъ, которые были первыми на Руси и начальными, и коренными центрами народной защиты и управы {Замѣчательно при этомъ то обстоятельство, что дня празднованія Ипостасной Премудрости въ церковномъ порядкѣ не положено. Празднуютъ въ Богородичные праздники: въ Кіевѣ -- въ день Рождества Богородицы, въ Новгородѣ и Вологдѣ въ день Успенія, въ Соликамскѣ -- въ день Рождества, и т. д.}.
   При дальнѣйшемъ переселеніи народа, уже окрещонаго въ христіанскую вѣру и дѣйствовавшаго въ дѣлахъ ея самобытно, а въ трудахъ переселенія, по голоднымъ необитаемымъ странамъ, не перестававшаго испытывать громадныя лишенія и трудности въ непролазныхъ лѣсахъ, среди безнадежныхъ болотъ, являлась единственная надежда, а за ней и горячая молитва Всемилостивому Спасу. Его имени воздвигался первый храмъ, лишь только нога людская ощущала подъ собою твердую и сухую почву и глаза видѣли обнадеживающее приволье. Такъ поступила полоцкая княжна Ефросинія въ первыя христіанскія времена на Руси (1160 г.) на р. Западной Двинѣ; точно также поступили и позднѣйшіе, самые дальніе и смѣлые выселенцы Савватій и Зосима, основавшіе обитель на морскомъ острову (Соловецкомъ), въ 60 верстахъ отъ берега и жилыхъ мѣстъ, въ 1436 году. Встали Спасы: въ Холмогорахъ (первый на Сѣверной Двинѣ), въ Тотьмѣ, Вологдѣ, Ярославлѣ, Суздалѣ, Нижномъ, Костромѣ, т. е. почти во всѣхъ сѣверныхъ городахъ, извѣстныхъ своею древностью. Въ той же странѣ, Сѣверо-Западной Руси, враждебной православію, до сихъ поръ 77 Спасовъ (изъ нихъ 46 Спасовъ-Преображенія), тогда какъ только 51 Троица, 17 церквей Св. Духа. Надежда на предстательницу христіанъ, скорую помощницу и молитвенницу Матерь Спасову не замедлила въ свою очередь выразиться во множествѣ храмовъ, посвященныхъ "Пречистой", но уже въ тѣ времена, когда переселенія, отъ вѣковаго опыта, стали легче, и страны оказались наиболѣе гостепріимными.
   Сборщикъ подаяній, въ перечисленіи именъ упоминающій храмы Пречистой (всего чаще Успенія и Рождества ея), вѣрнѣе запрашиваетъ на село изъ московской Руси (восточной и центральной), чѣмъ тотъ, который указываетъ на храмы Спаса, въ наибольшемъ числѣ находящіеся въ западной и самой сѣверной Россіи. Въ этомъ для насъ опредѣлительно выражается этнографическій признакъ заселенія Сѣверной Руси двумя путями: на сѣверо-востокъ по землямъ Рязанскимъ, Муромскимъ, Владимірскимъ и Московскимъ съ именемъ Пречистой и первыми храмами въ честь Богоматери,-- на сѣверъ же и востокъ по заволочьямъ, заозерьямъ и за камнемъ по Сибири Новгородскими людьми съ именемъ Спаса.
   Во вторыхъ и третьихъ именахъ, сказываемыхъ сборщиками, всегда возможно, помимо повсемѣстно-чтимаго Николы, встрѣтить такія, которыя прославились въ позднѣйшія времена, когда явились отечественные угодники, мѣстно-чтимыя иконы, боготворимыя извѣстными окрестностями, въ опредѣленной, поставленной во взаимныя близкія отношенія, мѣстности. Зосима, Тихвинская Божія Матерь для сѣвера и сѣверо-запада Великороссіи, Ѳеодосій тотемскій, Кириллъ для сѣверо-востока ея же, Макарій для Поволжья отъ Калязина до Нижняго и отъ Костромы до Вологды, и т. д. Точно такъ же, какъ Знаменье указываетъ на Новгородчину, имена Бориса и Глѣба несомнѣнно укажутъ на тѣ древнія русскія населенія, которыя находились въ тѣсной религіозной связи съ Кіевомъ: на Черниговъ, Полоцкъ, Ростовъ и проч., а мѣстно-чтимыя имена, безѣвсякихъ догадокъ, очевидно выразятъ тотъ городъ или ближайшее къ нему село, откуда вышелъ прошакъ и гдѣ проявилась церковная нужда, выискивающая въ толпахъ народныхъ сердобольныхъ и христолюбивыхъ жертвователей.
   Вышелъ прошакъ прямо съ сѣверо-запада, если проситъ на Спаса и Николу, да при этомъ окаетъ и придзекиваетъ, да прибавляетъ Илью, либо Параскеву-Пятницу. Идетъ онъ несомнѣнно съ кореннаго сѣвера, если къ Николѣ и Спасу присоединяетъ либо Знаменье либо Зосиму съ Савватіемъ, либо Тихвинскую Богоматерь, и при этомъ окаетъ. Если же упоминаетъ онъ Кирилла, то и мѣсто родины его гдѣ-нибудь въ Бѣлозерскомъ или Кирилловскомъ уѣздѣ, въ коренной Новгородчинѣ.
   Отсюда -- какъ извѣстно -- преимущественно уходитъ народъ и на вѣчныя времена, и на временныя отлучки для заработковъ, на столичные и городскіе соблазны, на отвычку отъ родины и на полузабытье всего въ ней завѣтнаго, считая въ тонъ числѣ и приходскія церкви. Остается дома кое-кто: немощные да старые, очень малолѣтніе и несмышленые, походившіе и уставшіе, ничего не выходившіе и умѣющіе высиживать кое-что и дома. Все это хорошо всѣмъ извѣстно. Извѣстно всѣмъ также и то, что въ той же Новгородчинѣ и въ срединной московской Руси церковная обрядность, религіозная внѣшность всегда играли столь сильную роль, что изъ-за нихъ издавна ведется непримиримая тайная и явная борьба, выразившаяся многовѣтвистымъ расколомъ.
   Тамъ, гдѣ устояли отъ соблазновъ раскола, православіе встало твердо. Приверженность къ церкви выражается самыми многоразличными признаками; любовь къ обрядовой части наполняетъ добрую долю въ цѣломъ году домашней и общественной жизни, и въ нѣкоторыхъ случаяхъ доведена даже до крайностей. Пріѣздъ архіерея волнуетъ цѣлое населеніе околодка отъ мала до велика; бросаются полевыя работы; за архіерейской каретой бѣгутъ толпами; на архіерейскомъ служеніи захлебываются народомъ церкви, паперти и ограды. Но отъѣздѣ, долго гудятъ басистые голоса въ торговыхъ рядахъ, на поляхъ и улицахъ подъ увлеченіемъ "толстоголосаго" и красиваго протодьякона. Церковные ходы представляютъ толпы, длиною въ цѣлую версту, и въ теченіе лѣта такимъ крестнымъ ходамъ, поднятіямъ мѣстныхъ иконъ, обходамъ полей и молебнамъ на нихъ трудно подвести счетъ. Голосистыхъ дьяконовъ, не найдя въ своей, ищутъ по другимъ епархіямъ; краснорѣчивыхъ священниковъ переманиваютъ предложеніемъ добавочнаго содержанія; біографіи священниковъ знаютъ до подноготной и скажутъ не только кому кто племянникъ или дядя, но и кто кому доводится своякомъ или сватомъ, и т. под. Приверженность къ сельскому храму и его служителямъ, едва утолимая страсть къ церковнымъ обрядамъ представляются поразительными особенностями не только отдѣльныхъ личностей, но сплошь и рядомъ всего населенія, за малыми и едва уловимыми исключеніями.
   Само собою разумѣется, что изо всѣхъ выдѣляются неизбѣжно такіе, которые уходятъ дальше другихъ и доводятъ свою ревность до самопожертвованій, даже до фанатизма. Въ разрядъ этого рода ревнителей поступаютъ, разумѣется, люди наиболѣе оригинальнаго жизненнаго склада съ нѣкоторыми особенностями характера.
   

II.

   Внѣшнія особенности людей подобнаго рода выражаются наглядно тѣмъ, что они раньше другихъ, съ первымъ ударомъ колокола, являются въ церковь, занимаютъ мѣста ближе къ алтарю, всего чаще становятся на клиросъ, и не остаются здѣсь въ рядовыхъ и заурядныхъ подголоскахъ, а спѣшатъ заявить себя видимымъ образомъ. Дьячки и понамари, не въ праздничные дни, когда нѣтъ у нихъ обыкновенія надѣвать на себя стихари, не прочь угождать этимъ ревнителямъ тѣмъ, что даютъ прочесть имъ часы, выпускаютъ на средину церкви для произнесеніи апостола и, уходя раздувать въ алтарѣ кадило, предоставляютъ имъ читать псаломъ послѣ заамвонной молитвы. Болѣе заслуженные изъ нихъ допускаются помогать священнику въ алтарѣ. Они первыми прикладываются ко кресту. Они безпокойны на клиросѣ: сходятъ съ него въ сѣверныя двери и выходятъ изъ нихъ по нѣскольку разъ во время обѣдни. Ихъ тревожитъ всякая нагорѣвшая свѣча, всякая на полу соринка. Они стараются быть всегда впереди и, оставаясь на виду, все-таки служатъ образцомъ для молельщиковъ. Установка ихъ на колѣни, земные поклоны и т. п. служатъ сигналомъ для прочихъ, не твердо знающихъ церковную службу. Для безтолковыхъ бабъ, приносящихъ дѣтей къ причастію, они являются укащиками и руководителями, и во всякомъ случаѣ вмѣшательству ихъ церковная служба обязана значительною долею своего благолѣпія и порядка.
   Таковы они дома, въ своей сельской церкви.
   Въ гостяхъ, въ чужихъ селахъ, посѣщеніе которыхъ въ храмовые праздники эти церковные ревнители считаютъ своею священнѣйшею обязанностію, они всегда поспѣшатъ обозначиться (становясь въ толпѣ, а не на клиросъ) своимъ вмѣшательствомъ: вслухъ и докучно поютъ, съ воздыханіями предупреждаютъ возгласы и молитвы; указываютъ довольно громко и свои придуманныя, и по книгамъ затверженныя. Во время праздничныхъ всенощныхъ поражаютъ они твердымъ знаніемъ наизусть не только ирмосовъ двоенадесятыхъ праздниковъ, но и стихиръ на "Господи воззвахъ" и "на Хвалитѣхъ".
   Такихъ людей церковный причтъ коротко знаетъ, уважаетъ и охотно придерживаетъ около себя, позволяя съ готовностію, по ихъ желаніямъ, всякое невинное поползновеніе, въ родѣ переходовъ съ книгой съ клироса на клиросъ, чтенія шестопсалмія, и т.д. Иные доводятъ свою ревность до того, что начинаютъ ходить вмѣстѣ съ причтомъ съ праздничною "славой", не въ качествѣ паевщиковъ, а безмездныхъ, изъ любви къ искусству, подголосниковъ. Ходятъ за тѣмъ лишь, чтобы подпѣвать, и глазами ищутъ случая выслушать приказаніе отъ священника или дьякона съ тѣмъ, чтобы немедленно его исполнить. Смѣло и сильно расталкиваютъ народъ въ церкви, больно толкаютъ въ бока эти ревнители, бѣгающіе либо за тѣмъ, чтобы позвонить, либо за просфорами, за угольями, за ладовомъ въ кладовую. Довѣріе къ такимъ людямъ полное и, допущенные до крайнихъ интимностей духовнаго званія, они считаются уже "истинными сынами церкви". Ея интересы встаютъ для нихъ впереди всѣхъ друтихъ, и въ концѣ концовъ они отдаются своему сельскому храму всей душой и всѣми помышленіями.
   Разрядъ людей этихъ представляетъ собою либо богомольныхъ стариковъ, довольныхъ своимъ хозяйственнымъ и домашнимъ обезпеченіемъ, когда, при сыновьяхъ и внукахъ, осталось только молиться и благодарить Бога,-- либо людей средняго возраста, но уже совершенно особыхъ. На нихъ возлагаются надежды церковнаго причта. Когда клиросная помощь ихъ окажется для церкви мало-пособляющею въ виду болѣе существенныхъ, матеріальныхъ нуждъ ея, самаго лучшаго изъ нихъ избираютъ для того, чтобы возложить на него трудную задачу сбора подаяній въ чужихъ людяхъ, въ далекѣ отъ роднаго села и бѣднаго приходскаго люда.
   Этотъ лучшій,-- рожденный спившимся ли съ кругу отцомъ или изнуренной, измученной на тяжолыхъ, неустанныхъ работахъ матерью,-- дряблый съ младенчества, болѣзненный въ отрочествѣ отъ мякинной пищи, безсильный въ работахъ тотчасъ же, какъ ихъ потребуютъ отъ него. Онъ никуда не поспѣетъ, ничего не додѣлаетъ; много за то битъ пинками и толчками заколоченъ, крутой бранью домашнихъ и неустанными насмѣшками чужихъ забитъ до пугливости. Если, по какимъ-либо случайнымъ обстоятельствамъ, онъ не превратился въ идіота, извѣстнаго подъ деревенскимъ названіемъ каженика (или боженика), то во всякомъ случаѣ онъ ненадеженъ въ работѣ, неспособенъ къ усидчивому труду. Живетъ въ родной семьѣ словно въ пасынкахъ, въ родной деревнѣ обзывается такимъ насмѣшливымъ прозвищемъ, какое только можетъ быть хуже и обиднѣе всѣхъ. Нелюбимый, преслѣдуемый, онъ дѣлается угрюмымъ, замкнутымъ въ себя. Всякія игры ему чужды: онъ, при городскихъ условіяхъ, могъ бы сдѣлаться самоубійцей. При недостаткѣ характера, но при мягкомъ, впечатлительномъ сердцѣ, онъ дѣлается религіознымъ; утоленіе печалей находитъ въ церкви; въ ней только онъ живетъ и дышетъ свободно. Послѣ адскихъ недѣль праздничные дни для него -- эпохи. Съ лихорадочнымъ нервнымъ нетерпѣніемъ начинаетъ онъ съ пятницы ждать воскресенья: передъ заутреней, послѣ безсонной ночи, бѣжитъ на колокольню сначала смотрѣть, какъ послѣ перваго удара колокола полетятъ съ земли черти въ преисподнюю, потомъ просто звонитъ или благовѣститъ.
   Холодной зимой, ненастной осенью занятіе это пономарь безпрекословно и нераздѣльно передаетъ ему. Послѣ обѣдни, на цѣлый день онъ ищетъ темныхъ угловъ и укромныхъ мѣстечекъ, гдѣ бы его и найти было нельзя. Въ этомъ случаѣ нѣсколько праздниковъ сряду представляютъ ему время величайшихъ продолжительныхъ наслажденій.
   Не меньшій восторгъ и радость ощутилъ онъ въ своемъ сердцѣ, когда батюшка-попъ замѣтилъ его рвеніе и поручилъ ему какую-то работу на себя. Сдѣлалъ онъ ее охотно и даже лучше, чѣмъ сдѣлалъ бы для своего дома.
   Заслуги его не остались безъ награды и поощреній, въ родѣ такихъ, что на Пасхѣ, наприм., бездѣтный дьяконъ ставилъ его въ концѣ заутрени сзади себя съ лукошкомъ собирать яйца, въ крещенскій сочельникъ его посылали къ чанамъ и поручали помогать при раздачѣ богоявленской воды. Это произошло уже въ то время, когда алтарная горнушка съ угольями и кадило поступили въ полное его распораженіе, когда стоять въ алтарѣ дозволялось ему невозбранно и ходитъ по церкви взадъ и впередъ сколько угодно.
   Затѣмъ онъ приготовлялъ проруби на Богоявленье, прилаживалъ плоты и обсаживалъ ихъ елками на Іордани въ Спасовку и Преполовенье; въ крестныхъ ходахъ носилъ правую хоругвь, и проч. Такимъ образомъ, вполнѣ прилѣпившись къ церкви, сдѣлался онъ необходимымъ членомъ ея причта и, будучи постояннымъ посѣтителемъ церковныхъ службъ, сталъ незамѣтно для себя понятливымъ и памятливымъ ко всему, что поютъ и пытливымъ на распросы. Духовенство готовно разъясняло ему все, что само знало. Мало помалу выбирался онъ на дорогу начетчика и не сдѣлался таковымъ лишь только по безграмотству, о которомъ заныло и заболѣло его сердце, когда увидѣлъ онъ исчезающую впереди для него цѣлую массу высокихъ наслажденій.
   Отъ родительскаго дома онъ отбиться не могъ, но если бы явилась возможность -- ни минуты бы не медлилъ. Когда настало для него время, когда бить и сѣчь дома перестаютъ, и право это переходитъ къ высшему сельскому начальству,-- онъ въ семьѣ оказался уже совершенно лишнимъ. Не только за недѣлю, но и за цѣлыя зимы ни въ избѣ, ни на дворѣ нельзя было найти ни однаго слѣда его пребыванія, ни одной работы, на которую можно было бы указать къ на полезную и пригодную. Скворечники ставить, сѣти плести чя ловли рыбы и птицы онъ первый охотникъ и мастеръ. Легкую аботу онъ склоненъ исполнять цѣлый день и не огорчитъ его то, что за цѣлые сутки въ итогѣ у него дыра въ горсти. За это его и домашніе и сосѣди прозвали кутьей, дурьей породой, насмѣхаться надъ нимъ не упускали ни одного случая. Но теперь это мало его трогаетъ, онъ ужо обтерпѣлся. Противъ крупныхъ обидъ и глубокихъ оскорбленій, на защиту его, само собою разумѣется, становился весь причтъ, и даже самъ батюшка не задумывался нарочно придти къ нему въ избу и усовѣщевать родителей и родныхъ домашнихъ. Кто хочетъ увидѣть дѣла его, тотъ можетъ пойти къ церкви и въ церковь,-- тамъ онъ предусматривалъ работу, самъ исполнялъ ее отчетливо и рачительно. Надрывающаяся отъ слезъ бѣдность всегда находила въ немъ бесплатнаго могильщика съ заступомъ, топоромъ, лопатой, даже зимой. Ни одного поминанья усопшихъ, если поручатъ ему, онъ еще ни разу не забылъ, ни въ одной просьбѣ по церкви онъ никому еще недавалъ отказа и переданную жолтенькую восковую свѣчку не ставилъ зря, а именно къ тому самому образу, который ему былъ указанъ.
   Если пристальнѣе всмотрѣться въ окончательно сложившійся характеръ этого человѣка,-- передъ нами одна изъ честнѣйшихъ натуръ, беззавѣтно добрыхъ и преисполненныхъ самоотверженія до послѣдней крайности, смиренныхъ и послушныхъ до безотвѣтности. Этого сорта люди иногда возбуждаютъ жалость и состраданіе къ видимой ненадобности ихъ существованія, какъ бы къ людямъ лишнимъ, но первые же шаги знакомства съ ними не замедлятъ показать, что это -- самые симпатичные люди въ средѣ нашего простонародья. Безполезные во всю свою жизнь, они являются подлинными избранниками по призванію, когда придетъ часъ ихъ служенія, и творятъ чудеса при энергіи, когда откроется благопріятный случай. Очень часто они отыскиваютъ сами этотъ случай; конечно, всего чаще отыскиваютъ ихъ самихъ тѣ, кому они нужны. Обоюднымъ рвеніемъ и взаимною поддержкою ставится дѣло на ноги и пускается въ ходъ. За нуждами, порождающими начинаніе и питающими энергію въ сельскихъ церквахъ, конечно, не стоитъ дѣло тамъ, гдѣ не выищется тароватаго благотворителя. А такіе благотворители большею частію проявляются, по несчастнымъ случайностямъ, тамъ, гдѣ всего менѣе настоитъ въ нихъ нужда.
   Золотятся за-ново позлащенные иконостасы; украшаются опрятныя, чистенькія церкви стѣнными иконами доморощенныхъ, неискуссныхъ богомазовъ, отливаются вторые экземпляры большихъ колоколовъ и поліелеевъ; нашиваются новыя ризы въ такомъ количествѣ, что на пасхальной заутренѣ, во время пѣнія канона, на всякую изъ 9-ти пѣсней, священникъ и дьяконъ выходятъ кадить въ новыхъ перемѣнахъ ризъ. Это -- въ нашихъ купеческихъ городахъ.
   

III.

   Бѣлѣясь на горѣ, стоитъ каменная церковь въ бѣдномъ селѣ, лаская издали привѣтливымъ красивымъ видомъ, но поражаетъ вблизи всѣми неблагопріятно сложившимися обстоятельствами, для выгоднаго положенія ея именно на этой красивой горѣ и въ этой, пожалуй, даже и густонаселенной мѣстности. Давно запущенная, долго стоявшая безъ починки въ нашемъ сѣверномъ, лѣсномъ краю, обильномъ снѣгомъ и дождями, обездоленномъ дороговизною желѣза и камня, приходская церковь обрѣшетилась крышей, лишилась значительной связи въ куполахъ, сводахъ и полахъ. Деревянныя рамы сгнили такъ, что и гвозди не держатся и дуетъ немилосердно въ холодныя зимы, потому что число вывалившихся кирпичей и на окнахъ, и на углахъ и всюду, даже сосчитать невозможно. Засырѣлъ и почернѣлъ не только иконостасъ, но облупились и святыя иконы; въ зимнія, стужи намерзаютъ священническія руки до такой степени, что съ трудомъ сдерживаютъ потиръ на великомъ выходѣ. Про деревянныя церкви уже и говорить нечего.
   Вотъ тотъ укоръ на прихожанахъ, непрестанная боль въ сердцѣ причта, которые еще виднѣе выдѣляются изъ толпы доброхотныхъ радѣтелей церкви. На нихъ останавливаются мысли и желанія настоятелей.
   -- Зайди-ка ко мнѣ: о больно-важномъ и нужномъ дѣлѣ мнѣ съ тобою, Божій человѣкъ, поговорить надо по душѣ и въ настоящую.
   Свѣтленькій домикъ священника, который во всякомъ русскомъ селѣ увѣренно и успѣшно расчитываетъ на то, чтобы выдѣлиться изъ крестьянскихъ избъ и походить на городской домъ, гостепріимно приглашалъ болѣзнаго человѣка за этотъ полисадникъ съ сиренями и рябинками, на это крытое крыльцо и въ чистую залу батюшки, увѣшанную картинками духовнаго содержанія и портретами архіереевъ, изъ которыхъ одинъ находился даже въ отдаленномъ родствѣ съ владѣльцемъ этой залы и этого дома.
   Священникъ ждалъ. Вошедшаго привѣтливо принялъ, осѣнилъ большимъ крестомъ и далъ поцѣловать ему загрубѣлую на полевыхъ работахъ и сильно загорѣлую руку. Велѣлъ сѣсть на плетеный камышевый стулъ съ прямою и высокою спинкой и, когда вошедшій неладно усѣлся на самомъ кончикѣ его, священникъ удовлетворился.
   -- Посягаешь ли?
   Вошедшій не сразу понялъ и глядѣлъ безотвѣтно.
   -- Согласенъ ли принять послушаніе и ревновать о Божіемъ храмѣ, гдѣ тебя крестили, гдѣ за упокоеніе душъ родителей твоихъ возносятся молитвы и объ утоленіи собственныхъ грѣховъ твоихъ приносится безкровная жертва?
   -- Это вы на счетъ того, ваше благословеніе, чтобы идти мнѣ за сборомъ?
   -- Поревнуй! Прошу я тебя за себя и за весь приходъ. Никому не соблюсти церковнаго даянія лучше тебя. Благопріятнѣе было" бы именно избрать тебя и поручить нарочито святое дѣло это.
   -- Не привычное мнѣ дѣло просить, ваше благословеніе: съумѣю-ли?
   -- Время покажетъ.
   -- Куда пойду и гдѣ сбирать буду?
   -- Господь управитъ стопы твоя.
   -- Безъ денегъ-то не двинешься съ мѣста, чѣмъ питаться буду, въ дорогѣ-то?
   -- Святые апостолы какъ ходили? Колосья пшеничные срывали по пути и ѣли, а во всю землю изыде вѣщаніе ихъ и въ концы вселенныя глаголы ихъ. Господь тебя пропитаетъ.
   У батюшки на текстахъ языкъ былъ перебитъ, и хотя послѣднія слова выговорилъ онъ едва уловимой и удобопонятной скороговоркой, слушатель его понялъ и глубоко вздохнулъ, и на умѣлыхъ словахъ. человѣ къ которому онъ привыкъ вполнѣ вѣрить и въ которомъ пріучился глубоко уважать санъ, умилился сердцемъ до прямаго отвѣта на согласіе.
   -- Послѣ завтра я, ваше благословеніе, ходъ и въ дорогу готовъ.
   -- Одобряю.
   -- Пойду по деревнѣ, попрощаюсь со всѣми: пусть простятъ кому досадилъ,-- большое дѣло-то.
   -- Намѣреніе твое похваляю. Теперь надо испросить благословеніе владыки.
   Священникъ продолжалъ дальше:
   -- Пріуготовься одеждою, облекись, и иди въ путь твой твердо. Мірское даяніе найдетъ тебя; Господь тебя взыщетъ. Я вотъ съѣзжу въ консисторію, выправлю книжку: съ ней никто не дерзнетъ обижать тебя во все время пути твоего.
   Священникъ вынулъ изъ кіоты принесенный изъ церкви маленькій образъ того праздника, которому посвященъ главный престолъ. Благословилъ онъ имъ своего гостя и надѣлъ образъ на веревочкѣ на шею; снабдилъ даже и готовымъ блюдечкомъ. Осталось теперь дѣйствительно немногое: именно, попрощаться,-- что и сдѣлалъ новоставленный путникъ, обойдя всѣ избы въ селѣ, прося у всѣхъ отпущенія грѣховъ и милости -- не помнить зла и лиха. Вмѣстѣ, на одной лошадкѣ, отправились они со священникомъ въ губернскій городъ въ консисторію.
   Во святыя ворота, украшенныя на верху большимъ образомъ, съ подвѣшеннымъ къ нему на толстой веревкѣ фонаремъ съ толстой восковой свѣчкой, вошли путники въ ограду стариннаго монастыря, гдѣ "архіерейскіе покои" ярко отдѣлялись отъ братскихъ келій свѣтлыми окнами, параднымъ крыльцомъ, по лѣстницѣ котораго разостланъ былъ старательно-выколоченный коверъ. Священникъ потолковалъ съ заспаннымъ монахомъ, попавшимся на встрѣчу, о томъ, какъ попасть къ владыкѣ: по тому ли идти крыльцу, гдѣ лежитъ коверъ, и благопріятно ли время для принятія у него благословенія и изложенія просьбы. Вызванъ былъ архіерейскій келейникъ, удовлетворенъ былъ съ почтеніемъ дачею двухъ двугривенныхъ, и путники введены были заднимъ крыльцомъ въ длинный корридоръ съ большими окнами налѣво, съ маленькими направо, въ переднюю, а оттуда въ обширный пріемный залъ. Полы были паркетные; на нихъ положенъ былъ коверъ еще лучше и наряднѣе; въ углу стояла старинная изразцовая печь; по стѣнамъ висѣли портреты бывшихъ архіереевъ; прежнихъ -- писанные масляными красками, ближайшихъ по времени -- фотографическіе. Чистота убранства остановила и священника и его провожатаго у самой притолки при входѣ, и пригвоздила ихъ тутъ. Владыка долго не выходилъ. Старикъ-священникъ имѣлъ довольно времени успокоиться, придти въ себя, оправиться еще разъ, поднявши повыше поясъ подрясника и огладивши обѣими руками волоса на головѣ и бородѣ. Побѣдилъ онъ въ себѣ робость до такой степени, что имѣлъ смѣлость, указывая товарищу на портретъ одного архіерея, въ сущности очень похожаго на другихъ (такая же борода, клобукъ, панагія, много орденовъ на груди и въ рукахъ книга), замѣтивъ шопотомъ:
   -- Епископъ Самуилъ. Рукополагалъ меня, недостойнаго. Рѣдкій былъ владыко.
   Въ воображеніи старика зароились воспоминанія, и всѣ разомъ: грубые пинки сильнаго протодьякона въ шею и по плечамъ, когда нужно было кланяться архіерею, и въ бока, когда нужно было идти въ ту или другую сторону; иподьяконы, которые потребовали угощенія послѣ посвященія... Поютъ "аксіосъ"... Припомнился и самъ Самуилъ. Пріѣхалъ онъ неожиданнымъ (любилъ ѣздить по захолустьямъ, по бѣднымъ приходамъ, безъ всякой свиты съ однимъ протодьякономъ). Опрометью бѣжалъ новоставленный священникъ на звонъ съ поля въ рубахѣ; подрясникъ схватилъ съ гвоздя дома, а рясу-то, что получилъ отъ тестя въ приданое, полинялую и оборванную по подолу, но парадную,потому что была суконная, рясуто...
   -- "Господи, куда угодить придется?!.
   Поберегая какъ единственную и послѣднюю, онъ вѣшалъ рясу въ алтарѣ. А архіерей-отъ прошелъ прямо въ церковь: не пробѣжишь мимо".
   Такъ въ подрясникѣ одномъ и предсталъ, и въ землю повалился.
   -- "Не громи, не сокрушай, владыко святый, яви милость, прости столь великую мою вину и злое дѣяніе мое, ради малыхъ дѣтей и великой моей бѣдности!"
   -- "Встань, говоритъ, радуюся, видя тебя на добромъ дѣлѣ снискивающимъ хлѣбъ свой -- угости-ка"!
   "Нашлась водочка. Выпилъ владыко двѣ рюмочки, и мнѣ велѣлъ. Покушалъ, что нашлось молочнаго да хлѣбнаго: яичницу ему изъ 40 яицъ самъ сдѣлалъ. Пѣвчую орду ублаготворилъ изъ сельскаго кабака цѣлымъ ведромъ водки. Велѣли они напечь имъ въ дорогу яицъ -- напекъ; да полопали всю смѣтану, да поѣли почти всѣ запасы, которые заготовлены были на цѣлый годъ: и за щеку клали и съ собой набрали. Уѣхали наконецъ, слава Богу"!
   "А вотъ и Евгеній съ большой бородой: резолюціи на прошеніяхъ стихами писалъ: къ семинаристамъ на рекреаціяхъ пріѣзжалъ съ пряниками Въ лапту съ ними игралъ и ставилъ такія свѣчи (такъ высоко прямо бросалъ мячь палкой), что никто не могъ его лучше шибнуть. Не прочь былъ и отъ городковъ: подберетъ полы, сниметъ рясу, и, какъ теперь вижу, колотитъ палками по городкамъ".
   "Вотъ Виталій съ толстымъ лицомъ: служить не любилъ; пѣвческій хорь запустилъ; никуда не выѣзжалъ; мало кого принималъ; по анархіи не ѣздилъ; умеръ отъ водяной".
   "Владиміръ: пѣвчихъ любилъ и служить любилъ; въ дьяконахъ поощрялъ хорошую выходку. Самъ изъ себя былъ такой сановитый, красивый; волоса каштановые; рясы голубыя бархатныя. Служилъ долго и торжественно; протодьяконъ у него -- что хотѣлъ, то и дѣлалъ: большой былъ человѣкъ при архіереѣ и алчный; нашему брату тяжело при ихъ объѣздахъ было; ѣздили все по бойкимъ и богатымъ мѣстамъ.
   Проповѣди любилъ Владиміръ сказывать и исторгалъ ими слезы, а когда напечаталъ ихъ, въ чтеніи были слабы: произносить умѣлъ. Ѣдетъ когда изъ монастыря въ городъ, по всѣмъ церквамъ звонъ идетъ: любилъ торжество и благолѣпіе. Отъѣзжалъ въ другую епархію -- многіе плакали по немъ, а духовенство отшествію его радовалось.
   "Павелъ: ничего про негоцрипомнить нельзя; отъѣхалъ въ Сибирь, а на другой день въѣхалъ новый владыка; вотъ этотъ -- очень похожъ на портретъ".
   Вотъ и онъ въ живѣ самъ, отворилъ дверь -- и остановился въ дверяхъ, на порогѣ.
   Какъ увидѣлъ священникъ его, "правящаго право слово истины", такъ тутъ же, гдѣ стоялъ, палъ въ землю. Сдѣлавъ еще шагъ, опять поклонился въ ноги, и въ третій разъ также скоро, не поднимаясь и не поправляясь. Волоса всѣ упали на лицо.
   Слышится грозный голосъ:
   -- Поди сюда!
   Далъ владыко благословеніе. Поцаловалъ старецъ руку. Рука архіерейская настоящая: мягкая, пухлая, розовой водой пахнетъ. Стали перебирать эти руки янтарныя чотки, которыя тихо и пріятно шелестили. Сталъ онъ, выслушавъ просьбу, говорить:
   -- Твоя вина. Твое опущеніе. Небрегъ о храмѣ. Не умѣлъ внѣдрить въ сердца прихожанъ чувства благотворительности. Плохой пастырь: не могу одобрить.
   Горечь приступила къ сердцу священника. Хотѣлъ говорить -- языкъ не послушался.
   Строгій, рѣзкій голось опятъ послышался ему, а чотки въ рукахъ владыки в.се играли.
   Панагію на груди архіерей поправилъ, и опять говорилъ:
   -- По приходамъ яйца собирать. Печоный хлѣбъ телѣгами вывозить. У купцовъ сахаръ выманивать попадьямъ на варенье: все на себя. А о домѣ Господнемъ нѣтъ раченія: и ста запустѣніе на мѣстѣ святѣ. Кѣмъ это сказано?
   Перебралъ отвѣтчикъ въ старческой памяти подходящій отвѣтъ на вопросъ: не нашолъ, повалился опять въ ноги: пощадите немощную старость, изношенную память.
   Понравилось.
   -- Встань! Говорилъ ли поученія? Возлюби Господь благолѣпіе дому своего.
   -- Творилъ все по силѣ моей!-- удалось-таки выговорить священнику
   -- По епархіи въ объѣздъ поѣду, повѣрю. А теперь полагаюсь на твою священническую совѣсть.
   Обратился владыка къ прошаку, и его подозвалъ:
   -- Намѣреніе твое похваляю: благую часть избралъ. Помоги немотствующимъ, нерадивымъ и небрегущимъ.
   При послѣднихъ словахъ даже кивнулъ головой въ сторону священника.
   Сказалъ маленькое поученіе и благословилъ вновь обоихъ, примолвивъ въ заключеніе:
   -- Теперь ступайте съ миромъ!
   Чрезъ нѣсколько дней священникъ навѣдался къ секретарю: разрѣшеніе вышло. Да еще что-то понадобилось: повременить-де еще надо. Но старикъ былъ звѣрь травленый: онъ привезъ съ собою мѣшочекъ крупы, сотню яицъ, горшокъ топленаго коровьяго масла буракъ со своимъ медомъ. По дорогѣ онъ заходилъ въ городской винный погребъ, гдѣ купилъ бутылку рома ямайскаго.
   Тѣ изъ продуктовъ, которые были послаще и подороже, пошли на потребу и усладу секретаря консисторіи. Яйца и нѣсколько мѣдныхъ пятаковъ ушли на ту голодную братію, которая, небритая и неумытая и хорошо не проспавшаяся, стоитъ голодной ордой въ передней консисторской комнатѣ и въ той, гдѣ скрипятъ перья и не хорошо пахнетъ, и за которой находилась комната секретаря и присутствіе.
   Секретарь велѣлъ приходить; назначилъ время, приказалъ приводить и прошака съ собой. Оба отправились въ консисторію, пристроенную въ монастырской стѣнѣ, но разбитыми загрязненными окнами смотрѣвшую наружу, на большую дорогу, на которой начинался дальній путь нашего странника. По обтертой и изшлепанной кирпичной лѣстницѣ поднялись они наверхъ, въ консисторію: священникъ въ сотый разъ на своемъ горемычномъ вѣку послѣ полученія когда-то своей ставленой грамоты; мужичекъ въ первый разъ въ жизни.
   Свѣжаго деревенскаго человѣка на первыхъ порахъ поразило въ передней непонятное дѣло. Нѣсколько немытыхъ и небритыхъ ребятъ суетились около чего-то, которое то показывало между ними свою голову и плечи, то скрывалось изъ глазъ. Суетпя кончилась восторгомъ ребятъ и появленіемъ въ рукѣ однаго изъ нихъ синяго платка и въ немъ пирога, изъ котораго сыпалась грешневая каша. Ребята быстро, съ волчьей жадностью, разорвали на части пирогъ; синій платокъ исчезъ въ карманѣ однаго изъ нихъ. Нѣчто оказалось священникомъ, либо дьякономъ, быстро бросившимся изъ передней на лѣстницу и на улицу безъ палки и шапки: консисторскіе поспѣшили отобрать все, что могли. Недаромъ про присутствія эти такая слава.
   Невольно передернулись плечи зрителя при видѣ всего этаго и заботливо сложились черты на лицѣ, какъ бы въ чаяніи подвергнуться тому же испытанію и при готовности перенести его, если только за однимъ этимъ стоитъ дѣло. Ребята, однако, повидимому удовлетворились. Разорвавши и сглотавши пирогъ, разбрелись они въ разныя стороны.
   Секретарь новопребылого священника велѣлъ позвать къ себѣ прямо. Вызвалъ онъ и его товарища, далъ ему наставленіе съ указаніемъ на то, что вручаемая книга -- большая святыня; посовѣтывалъ завернуть ее въ чистый лоскутъ и спрятать за пазуху; свелъ его въ присутствіе, выпросилъ ему благословеніе у присутствовавшихъ членовъ, и отпустилъ вмѣстѣ съ батюшкой. Въ прихожей ринулся и на нихъ одинъ молодецъ пряно грудью, но предварительно спросилъ о томъ, зачѣмъ приходили и о чемъ просили. Получивъ отвѣтъ и увидѣвъ сборную книгу, махнулъ рукой и отмахнулъ ею же другаго товарища, выглянувшаго изъ-за дверей отекшимъ лицомъ съ тупымъ, но сластолюбивымъ взглядомъ.
   Батюшка сказывалъ потомъ, что секретарю онъ, сверхъ деревенскихъ запасовъ, далъ немножко денегъ, объяснивъ при этомъ, что безъ подмазки-до и колесо скрипитъ и плохо вертится, пожалуй, того и гляди загорится. На постояломъ дворѣ, гдѣ они ничего во потребили, а извощики сытной много ѣли,-- товарищи распрощались. Священникъ не только крѣпко и широко благословилъ своего спутника, но крѣпко и горячо поцѣловалъ его -- и даже прослезился.
   Книжка выдана была на годъ и на разныя губерніи, даже на обѣ столицы: не даромъ батюшка похвастался своимъ приношеніемъ и говорилъ о несмазаныхъ колесахъ.
   Неловко было на первыхъ порахъ въ новой роля: какъ въ ней и ноги переставлять, и куда идти?-- словно бы хомутъ какой на шею надѣли. Но эти впечатлѣнія только на первыхъ порахъ -- по пословицѣ: первую пѣсенку, зардѣвшись, спѣть. Онъ и спѣлъ ее, лишь только очутился на первомъ базарѣ, спѣлъ, подражая тѣмъ прошакамъ-сборщикамъ, которыхъ гдѣ-то прежде видалъ и когда-то слыхалъ. "Порадѣйте провославные" спѣлось въ первый разъ такъ ладно, что самому стало любо; и пригнуска откуда взялась и вышло совсѣмъ на подобіе того, какъ коростель-птица въ ржи кричитъ. А главное: выкрикъ останавливалъ кое-кого изъ прохожихъ и не звучалъ на базарѣ напрасно: давали деньги, давали яйца; чайку дали. Такъ говорилъ и совѣтовалъ батюшка: съѣстное дадутъ тебѣ на потребу твою; памятуй то, что два васъ ходятъ: одинъ живой человѣкъ, которому ѣсть хочется, другой и все ты же: это который на церковь Божью сбираетъ. Такъ и люди разумѣютъ; иной, пожалуй, и самъ про то скажетъ.
   Встрѣчи съ людьми подобнаго же занятія, встрѣчи, неизбѣжныя при первомъ выходѣ въ бойкія торговыя мѣста и въ людныя селенія несомнѣнно отмѣтятъ дорогу, выучатъ распознавать колеи и рытвины и отыскивать прямыя и нахоженыя троны. Зависти, тайныхъ недоброжелательствъ, подвоховъ и подкоповъ между подобнаго рода конкурентами не бываетъ; монахини ходятъ даже по трое -- по четверо вмѣстѣ. Бываетъ лишь то, что монахи смотрятъ на простыхъ сборщиковъ свысока и стараются не смѣшиваться съ ними въ толпѣ; а во всемъ прочемъ у всѣхъ одна участь, однѣ испытанія и широкая торная дорога во всѣ стороны. Иди впередъ, или сколько понесутъ ноги: тамъ впереди -- добро. Но его пока еще видно.
   

IV

   Темныя свинцовыя тучи нависли на небѣ и сыпался изъ нихъ тотъ неустанный, настойчивый дождь, который бываетъ только осенью, когда дорожный человѣкъ, обиженный имъ до послѣдней нитки и раздраженный до отчаянія, не расчитываетъ уже на то, что вотъ тучи перемежатся и если не солнышко, то вѣтеръ посушитъ намокшее платье, а думаетъ объ томъ, какъ бы добраться до перваго жилья и не у солнышка, а у родной матери -- горячей печки просить помощи и защиты. И всегда въ такихъ случаяхъ, на пущую бѣду, вздумается это гораздо раньше, чѣмъ предстоитъ къ тому возможность, и затѣмъ минуты удлинняются въ часы и одна верста кажется несравненно больше цѣлаго десятка ихъ.
   Каково чувствуется и думается нашему путнику, идущему пѣшкомъ въ то время, когда и обогнавшая его тройка съ почтой едва выдирала ноги изъ расплывшейся грязи, встряхивая по временамъ колокольчикомъ? Налипшая глинистая грязь на лаптишки набрала въ попутномъ лѣсу осыпавшейся листвы и еще крѣпче обезсилила ноги, когда пришлось имъ выбираться съ полевой тропы на худой чрезъ оврагъ мостъ, также залитый грязью и пригодный лишь къ тому, чтобы околотить и очистить о перила его отяжелѣвшія ноги. Да и съ очищенными ногами не лучше, на свѣжей глинѣ, которая лоснится по тропѣ, какъ зеркало, ноги скользятъ и разъѣзжаются врозь, а въ спинѣ и плечахъ жгучая боль усиливаетъ прежнюю, уже раньше нахоженную истому. Вотъ и деревушка меледится, низенькая и черная, словно приниженная къ землѣ тяжестью вылившагося воздушнаго моря:-- рукой бы до деревни подать, а дойди-ка! Вотъ налилась такая лужа, что обходить надо. На обходѣ бѣшеной ручеекъ вырвался изъ нея и покатилъ во всю шаловливую мочь, кажется, безъ конца; перепрыгнуть его не беретъ сила: ноги давно какъ свинцомъ налиты, а на той сторонѣ залысилась колдобинка -- поймаешь на ней леща, и реберъ не сосчитаешь.
   -- Охъ, донеси Господи! Только бы какъ на задворье попасть: вонъ и бани знать.
   Собаки не лаютъ, и бродячей коровы не видать: всѣ въ затулѣ. Одинъ странный человѣкъ -- въ беззащитной обидѣ отъ осенней распутицы и ненастья.
   -- По деревнѣ грязь еще вдвое гуще и невылазнѣе.
   -- Пустите, Христа ради, погрѣться.
   Назяблый голосъ дрожитъ изъ простуженнаго горла и сиплымъ звукомъ врывается въ первую избу на околицѣ.
   -- Войди, добрый человѣкъ! тепла намъ про тебя не жаль. Обсушись, обогрѣйся.
   -- Видно велика твоя неволя,-- нако-съ! есть ли на тебѣ сухая нитка?
   -- Ты, дѣдушка, не мочи тутъ: дождя намъ въ избу не надо, а клади все свое на печь.
   Сильно натопленная печь пышетъ такимъ жаромъ, что и вдали отъ нея чуется стариковымъ костямъ та отрадная теплынь, о которой за часъ тому и мечтать не смѣлъ нашъ странникъ, а теперь для него въ ней единственное спасеніе и угрѣва.
   Старикъ потянулся, поохалъ, лаптишки распустилъ и словъ нѣтъ, кромѣ одного: "спаси васъ Богъ".
   -- Съ поштой сельской что ли?
   -- Нѣтъ, родимые люди, со своей, съ нуждой.
   -- Велика нужда надо быть!
   -- Своя нужда небольшая. Велика нужда церковная: такъ бы надо говорить вамъ.
   -- Сбираешь? Со сборной -- значитъ -- памятью?
   -- Не сбиралъ еще; только вышелъ.
   -- Нашъ приходъ ты хоть и не пытай! Вовсе въ нуждѣ живемъ, въ такой нуждѣ, какъ вотъ и ты же теперь весь въ водѣ сидишь. Что господа изъ Питера сошлютъ, тѣмъ и церковь наша жива. Попъ лошадьми торгуетъ, дьяконъ съ грядъ капусту продаетъ: и возами и сотнями -- какъ кому; пчелъ водитъ, медкомъ поторговываетъ Дьячьки.... чемъ они живы и само-то Веденье наше сказать не сможетъ. И дѣтвы у нихъ на ту бѣду -- и, Господи! Сенька-пономарь сталъ уже бабамъ гадать на псалтирѣ. Какъ;-то ее на ножницахъ прилаживаетъ, разопретъ ножницы и повѣситъ и качаетъ ее, псалтирь-то. А вскроетъ да прочитаетъ по псалтирѣ-то, ладно у него выходитъ. И предсказываетъ. Бабы ему, которая яицъ, которая брусники.....
   -- Есть у насъ, неподалечку Спасъ-уголъ, село.Спасъ-отъ батюшка у нихъ на соснѣ проявился. Много народу приходитъ болящаго. Цѣленіе подаетъ. Прежде чудеса дѣлалъ; по деревнямъ икону носятъ и въ нашемъ селѣ гоститъ когда. Въ селѣ томъ попамъ хорохшо. Попадья намнясь проѣхала -- словно барыня, и шляпку городскую на голову надѣла. Всѣ вотъ Спасы-то прошли -- хорошо бы тебѣ у нихъ на паперти постоять! Попъ Мартынъ -- мужикъ покладистый,-- слова бы тебѣ не сказалъ,-- пустилъ бы постоять.
   Между тѣмъ на столѣ появилась большая деревянная чашка, каравай, солонка, жбанъ съ квасомъ. Никто не приказывалъ, сама хозяйка молча слезла съ палатей, молча прошла за перегородку, отворила заслонку, нащупала ухватомъ горшокъ, вынула, налила, поставила, поклонилась и остановилась у косяка, подгорюнившись.
   -- Садись-ка добрый человѣкъ, отвѣдай. Не ждали гостя -- не паслись, а что есть.
   -- Берешь ли точивомъ-то? У меня холста новины кусочекъ остался: прими, Христа ради.
   -- Отопри-ка сундукъ: вынь пятакъ, что сдачи на базарѣ дали. Отдай, баба, съ новиной твоей вмѣстѣ.
   -- Яичекъ на дорожку-то захвати. Дай-кось сюда кису-то твою: я тебѣ хлѣбушка положу въ нее.
   -- Молочка бы ему принесла: не хочешь ли? Яишенку ему состряпайте.
   Затрещало сухое полено -- лучину щеплютъ, затрещала лучинка -- сковородка нагрѣвается, налили масла, завизжало оно отчаяннымъ визгомъ -- яйца вылили. Стала яичница-верещага, глазунья, исправница тожъ, мать-покровительница странниковъ, на всякомъ мѣстѣ и во всякое время. Придумалъ ее народъ, спознавшій нужду переселеній и странствованій, и за великую ея и неоцѣнимую службу, въ качествѣ спораго и дешоваго кушанья, никогда и никому предложить ее не скупится: не купленная снѣдь, курочка напиталась, ходя кое-гдѣ по задворьямъ, на божьемъ продовольствіи и нанесла этихъ яичекъ съ охотой и даромъ.
   -- Вотъ, батюшка -- странничекъ, покушай горяченькаго, да^сказывай, что видѣлъ, что слышалъ. Вольно мы странныхъ захожихъ людей любимъ: живемъ въ лѣсу, молимся пню.
   -- Сказываетъ про чудеса Божьи бывалый человѣкъ, въ головѣ словно что зашевелится; на сердцѣ слащѣ меду станетъ. Помоги тебѣ, Господи, съ нашей легкой руки!
   -- Назадъ пойдешь, сдѣлай божескую милость, яви свою любовь: не обходи двора нашего.
   -- Мы тебѣ за то, чемъ прикажешь.
   Обогрѣлся странникъ, и повеселѣлъ де столько отъ теплой избы, жаркой печи и вкусной яичницы, сколько отъ ласковыхъ словъ, отъ перваго спопутнаго привѣта.
   -- И въ самомъ дѣлѣ затѣялъ ты, должно быть, хорошее дѣло, когда тебя всѣ ласкаютъ, а бабы даже завидуютъ тебѣ. Первый встрѣчный лаской встрѣтилъ -- земская въ томъ помощь неопытному новику. Какъ вышелъ, такъ и "Богъ на помочь"! теперь и путь-дорога словно укатанная и несмѣлыя ноги точно смазаны, ходчѣе пойдутъ на неизвѣстное дѣло.
   Думалъ прямо на волчье стадо попасть, а вышелъ прямо-таки на свѣтъ Божій, на міръ -- народъ православный. Починъ былъ страшенъ, а вотъ онъ какимъ задался. Про худую дорогу и про ненастье думать привычному трудовому деревенскому человѣку въ голову не приходитъ. Лихихъ людей велитъ опасаться житейскій опытъ, а они передъ тобою и двери настежь. Теперь съ легкимъ сердцемъ и въ мокрыхъ лаптяхъ можно путь править.
   Опять дорога. Опять несмолкаемый, докучный дождь, бѣдовыя тропы, лихія бѣды. И отъ собакъ на отмахаешься, и волчьяго воя послушаешь, и лихой человѣкъ надсмѣется.
   -- Монашеское ты дѣло выдумалъ, на поляхъ-то у тебя въ деревнѣ не сами ли пироги-то ростутъ? Эдакіе-то ходили; исправникъ изымалъ, всѣхъ въ острогъ посадилъ.
   -- Да вѣдь то греки -- сказывали (заступится болѣзный человѣкъ). На брань озорнаго человѣка отвѣта нѣтъ. Одинъ отвѣтъ, какъ училъ батюшка, какъ сказываютъ въ церкви по Евангелію,-- молчаніе съ кроткимъ терпѣніемъ въ сердцѣ и безъ упрековъ на поносителя. Не учить вышелъ, а какъ бы сторонкой, бочкомъ, успѣха ради, пройти мимо этихъ строгихъ учителей. Иной сердце срываетъ отъ своихъ напастей домашнихъ; другой подсмѣивается отъ веселаго нрава на бездѣльяхъ: "всѣмъ на здоровье!" Велика хитрость на первыхъ порахъ воздержаться, а потомъ само собою дѣло скажетъ, что смиренному и приниженному просителю крѣпче вѣрятъ, и больше даютъ. Согодня перетерпѣлъ, завтра не отгрызался,-- день за день и угомонилось кипучее сердце. Отмалчиваніе въ привычку вошло, а привычка все переноситъ: такъ и сказано.
   Другимъ вздумается кстати при встрѣчѣ съ прошакомъ, поразсказать другъ другу про худыя дѣла сборщиковъ, про утайку денегъ, про плутни, какими они выдумали обходить шнуровую книгу, и т. под. дурному человѣку, но малоопытному можно и урокъ взять, кое-чему выучиться,-- благочестивый прошакъ нашъ, хотя понялъ, что этотъ разговоръ затѣянъ на его счетъ и намѣченъ ему прямо въ глазъ,-- погнушался въ сердцѣ худымъ дѣломъ и еще крѣпче утвердился въ необходимости въ чистотѣ и правдѣ довести до конца свой подвигъ и съ крѣпостію выдержать всѣ испытанія.
   -- Сами болѣе лицами собираемъ, да разуменъ староста; измыслилъ продавать ихъ послѣ литургіи, въ церковномъ притворѣ,-- нѣтъ тебѣ у насъ мѣста!-- говорилъ священникъ спопутнаго села, у котораго прошакъ попросилъ позволенія постоять у выходныхъ дверей.
   -- Я бы, батюшка, только ту крупицу взялъ, которая отъ старостиныхъ сборовъ осталася.
   -- И крупица та подлежитъ алтарю. Если принесъ деньги въ церковь -- обѣтныя тѣ деньги. Не положилъ -- значитъ, въ мечтаніяхъ суетныхъ мысли погружены были, не замѣтилъ просящаго и забылъ положить. Въ другой разъ принесетъ. Не предуготовано тебѣ мѣста въ храмѣ нашемъ, не торжище. Что Господь сотворилъ съ таковыми во храмѣ Іерусалимскомъ?
   -- Ну, спаси тебя Богъ! Прости великодушно, я такъ попыталъ. Шолъ мимо, звонъ къ утрени слышу, попытаюсь-молъ. Прости меня, грѣшнаго: разсердилъ я тебя глупымъ спросомъ передъ обѣдней-то.
   Отмолился прошакъ за урядъ со всѣми; ни блюдечка, ни книжки не вынималъ изъ-за пазухи. Послѣ.обѣдни, чтобы въ конецъ очистить совѣсть, однимъ изъ первыхъ подошелъ онъ подъ благословеніе сердитаго священника и опять попросилъ не памятовать огорченія и отпустить его съ миромъ.
   Съ тѣмъ разошлись, и разстались оба.
   -- Миръ ти, старче. На благое дѣло я скорый помощникъ. Не оставайся празденъ въ храмѣ нашемъ, возьми отъ изволящаго на нужду вашего храма. Ступай за нашимъ старостой, когда пойдетъ онъ за сборомъ. У насъ тутъ за нимъ вдова-дьяконица главу Іоанна Предтечи на блюдѣ для сбора носитъ,-- ступай за ней и собери даянія, говорилъ прошаку второй священникъ въ другомъ мѣстѣ.
   -- Не мнѣ устранять (продолжалъ онъ), чтобы ты во зло не употребилъ религіозный обѣтъ и пожертвованія христіанъ. Совѣсть, твоя предъ лицемъ Всевидящаго ока, да благословитъ тебя Оно.
   Прошакъ приформился; туго, середь груди, опоясался запаснымъ новенькимъ кушакомъ; надѣлъ кожаные личные сапоги; книжку сборную обернулъ лоскуткомъ тафтички съ нашитымъ мишурнымъ крестомъ. Лысая голова его во время обѣдни, когда прошуркала припущенная сверху лампадка передъ царскія двери, передъ пѣніемъ "Причастна", безпрестанно кланялась, словно плавала среди головъ, смазанныхъ до лоску топленымъ масломъ и наполнявшихъ церковь до послѣдняго нельзя. Новому человѣку охотно подавали, не разбирая того: на колоколъ ли онъ проситъ, на неугасимую-ли лампаду, на построеніе ли новаго храма или починку стараго; а можетъ быть гдѣ-нибудь проявляйся новыя мощи, такъ на раку, либо на покрывало.
   Не обходилъ прошакъ по пути и монастырей, которые нѣтъ-нѣтъ да и выбѣлѣютъ въ лѣсу на богатомъ привольѣ, при всякихъ угодьяхъ, въ сторонѣ отъ большого тракта, но на своемъ хорошо проторенномъ и всему краю извѣстномъ. Въ монастыряхъ настоятели на благословенія не скупятся, памятуя, что нѣтъ изъ нихъ ни одного, изъ котораго бы не вышло на св. Русь монаха съ послушаніемъ "сборной памяти".
   Попадая на праздники, обставляемые всегда большими сходами и съѣздами народа, прошавъ становился въ цѣломъ ряду другихъ, ему подобныхъ. Успѣвалъ онъ собирать и на большихъ, длинныхъ и широкихъ монастырскихъ, крытыхъ и росписныхъ переходахъ, и у часовенъ, выстроенныхъ у св. колодцевъ или на мѣстахъ, прославленныхъ мѣстнымъ угодникомъ: здѣсь "онъ лапотки плелъ и продавалъ прохожимъ и тіимъ удовлялся", тутъ "благословенную имъ просфору прохожій человѣкъ уронилъ, собака хотѣла ѣсть, но огонь, изшедшій изъ просфоры, опалилъ собаку"; въ третьемъ мѣстѣ угодникъ утомился до кроваваго поту отъ сердечной молитвы и явилась ему Матерь Божія съ Апостолами. Послѣ церковныхъ службъ толпы богомольцевъ обязательно посѣщаютъ эти мѣста: въ колодцахъ пьютъ воду, въ другихъ купаются, умиляются духомъ и съ умягченнымъ сердцемъ щедры на милость, подаютъ не только на подставленныя блюдечки, но бросаютъ деньги на дно самыхъ источниковъ. Въ непраздничные дни въ монастыряхъ извѣстныхъ и уважаемыхъ всегда находятся молельщики и всегда съ подаяніемъ. Нѣтъ лучше монастырей на эти доброхотныя дачи въ виду того, что пріѣзжаетъ людъ разночинный, преимущественно купечество, а не одна только заплатанная сермяга, сама живущая на мѣдныя деньги. Къ тому-же, монастыри съумѣли съ древнѣйшихъ временъ обзавестись большими ярмарками, изъ которыхъ, какъ извѣстно, самыя богатыя не имѣютъ иного происхожденія, кромѣ подобнаго схода на молитву къ св. мѣсту, а потомъ, кстати, и для обмѣна залишковъ на недостающее и крѣпко-нужное (всѣ эти Коренныя, Макарьевекія-вижегородскія, Крестовскія, Ильинскія, и т. под. ярмарки).
   На ярмаркѣ хорошо прошакамъ по рядамъ, по трактирамъ ходить; тутъ купецъ подаетъ по волѣ и по неволѣ: либо отъ барыша, либо на барышъ.
   -- Прими Христа-ради! (говоритъ въ слухъ) можетъ копѣйка-то эта взыграетъ рублемъ! (думаетъ про себя) и въ началѣ ярмарки не рѣшается отвѣчать прошакамъ сухимъ поклономъ, и не говоритъ: "не прогнѣвайся!"
   Ярмарками сборщики подаяній на церкви заручаются всего вѣрнѣе и щедрѣе; тутъ даже и науки никакой не надо, и снаровки не требуется.
   -- Прими Христа-ради!
   По ярмаркамъ прошаки гудятъ, какъ шмели, наладивъ напѣвъ въ октаву, и толкаясь въ одно время въ различныхъ мѣстахъ безъ разбору: и тамъ, гдѣ пробуютъ лошадей, среди плутовъ-барышяиковъ, вооруженныхъ кнутами -- на конной; и тамъ, гдѣ туземная мѣщанская голь приладила обжорный рядъ и кормитъ ярмарочнымъ гостей варенымъ горохомъ, варенымъ судакомъ, изъ жесткаго полѣна превращеннымъ въ нѣчто податливое на зубы и съѣдомое, и поитъ можжевеловымъ квасомъ.
   Не ходятъ прошаки лишь въ тѣ мѣста, гдѣ засѣла нищая братія надъ своими тарелочками. За тѣмъ ничѣмъ уже не стѣсняются: и въ красныхъ рядахъ ходятъ, и въ людныхъ притонахъ кланяются, и купцу бородатому, и барину усатому. На ярмаркахъ самыя просьбы ихъ высказываются рѣще и грубѣе, самые поклоны короче, пѣніе посмѣлѣе -- точно они тутъ главные хозяева.
   Въ самомъ дѣлѣ, невозможно вообразить себѣ ни ярмарки, ни торга, ни даже базара, гдѣ бы не было этихъ лысыхъ и смиренныхъ стариковъ.
   Въ лѣтнее время, въ жаркіе дни лысымъ головамъ прошаковъ большія испытанія:
   -- Голова болитъ, какъ свинцомъ налитая.
   Впрочемъ, въ эти времена прошакъ около селъ и лѣсныхъ монастырей не держится, а старается выбрести въ ближній большой городъ, изъ котораго хотя и выбирается жертвователь вонъ, за городъ, но народу живетъ все еще такъ много, что подставлять лысую голову подъ солнечный припекъ не безвыгодно.
   -- Вотъ подвезу!-- кричитъ лихой почтовой ямщикъ съ обратной тройкой.-- Привезу я тебя въ такое-то мѣсто, гдѣ всего тебя золотомъ обсыплютъ.
   Привезъ баловень-шутникъ на почтовую станцію, одиноко поставленную середь поля или на проталинѣ въ глухомъ лѣсу, нарочно для нея вырубленной,-- именно потому что отъ предъидущей станціи до нея двадцать съ небольшимъ верстъ, а не тридцать.
   -- Присядь, дѣдушка, на телѣгу-то, предлагаетъ дальше по пути проѣзжій мужичекъ, свалившій кладь въ указанномъ ему мѣстѣ, и ѣдущій назадъ порожнемъ.-- Мнѣ очень по душѣ, какъ экаго человѣка довести приводится: садись!
   Присядетъ онъ и самъ въ ту же пустую телѣгу, и съ простодушіемъ, съ откровенностію и готовностію съумѣетъ подсказать, гдѣ по сосѣдству можно на сборъ надѣяться, гдѣ базаръ, гдѣ ярмарочка, гдѣ чудотворная икона, гдѣ новый колоколъ подымаютъ и народъ соберется туда непремѣнно во множествѣ; и на богатыхъ и тароватыхъ купцовъ укажетъ охотно.
   Прошакамъ въ дорогахъ не теряться стать, на пути надежныхъ сборовъ не мудрено попадать и на выбитыхъ колеями и ямами торговыхъ площадкахъ они не споткнутся: здѣсь ихъ сила еще не находила соперниковъ и противниковъ.
   Если человѣкъ изъ дальнихъ трущобныхъ странъ вышелъ пѣшкомъ, шелъ впроголодь и ко мнѣ пришелъ,-- значитъ, велика его нужда, и я ему нуженъ, для меня онъ пришелъ. Надо разомъ два дѣла дѣлать: и ему помогать, и спасать свою грѣшную душу. Дареные гроши на построеніе храмовъ Господнихъ хоть и такіе же коротенькіе, какъ всякій базарный грошъ, да тѣмъ они хороши, что горячи очень и сильны: эти жертвы на церковь окупаютъ и замаливаютъ самые большіе и тяжкіе грѣхи, какіе содѣялъ, и за которые и попова молитва, и твое собственное покаяніе не всегда сильны и дѣйствительны. Чѣмъ больше и чаще даешь на церковь, тѣмъ больше и вѣрнѣе смертныхъ грѣховъ откупаешь: такъ думаютъ вѣрующіе люди.
   Богатые изъ нихъ, по такимъ дѣламъ, совершаютъ изумительные подвиги; строятъ не только обширныя церкви, но и цѣлые новые монастыри.
   -- Дашь одному, не откажешь другому: сколько за тебя молельщиковъ-то въ разныя стороны по православному міру разойдется?
   -- Чѣмъ тяжело у купца лежитъ грѣхъ на совѣсти за обиду мужичью (замѣчаетъ народъ), тѣмъ онъ звончѣе льетъ колокола, тѣмъ выше кладетъ колокольни и шире строитъ церкви. У такихъ и на подаянія скорыя руки, и на такой конецъ выбранъ въ году день, да и не одинъ, а у хорошаго до десятка. Въ такіе дни всякій входи къ нему смѣло и принимай милостыню.
   Принимаютъ и такіе, что изъ воротъ милостивца да прямо противу его дома, въ кабакъ. Впрочемъ, не судите, да не судимы будете.
   Плечо-о-плечо, тѣсной стѣнкой въ строго вытянутую прямую линію, не толкаясь и не ссорясь, какъ нищая братія, но со смиреннымъ видомъ, эти положительно смиреннѣйшіе и смирнѣйшіе люди на всемъ лицѣ земли русской стоятъ на всѣхъ главнѣйшихъ пунктахъ народныхъ сходокъ. Скрипучіе голоса ихъ рѣзко выдѣляются монотонными звуками среди пѣвучаго рѣчитатива о двухъ Лазаряхъ слѣпой нищей братіи и время отъ времени осиливаютъ крикливый говоръ тысячеустаго базара, который любитъ говорить съ откровенностью громко и вслухъ, и очень шумливъ, потому что всегда споритъ а крѣпко-нужной и дорогой копѣйкѣ, которую стараются выторговать у него владѣющіе тысячами рублей. Протискиваясь между телѣгами, ныряетъ своей непокрытой головой въ волнистомъ, неустанно-колеблющемся морѣ базарныхъ головъ, прошакъ нашъ, разыскивая ту сданную копѣйку, которую на церковь Божію никому не жаль отдать, такъ какъ она пойдетъ молить Бога за укрѣпленіе силъ трудового рабочаго люда, большею частію тогда, когда эти силы изнемогли и слѣдомъ за ними напалъ неизбѣжный страхъ безсилья. Осенью, когда загудятъ селискіе базары послѣ костоломныхъ лѣтнихъ полевыхъ работъ, обязывающихъ русскаго человѣка сдѣлать въ пять мѣсяцевъ то, что другіе, счастливѣе обезпеченные природою, народы дѣлаютъ въ двѣнадцать мѣсяцевъ,-- осенью прошаки счастливѣе. Это время считается ими наиболѣе удачнымъ и урожайнымъ. Въ это время на храмы Божіи поступаетъ помощь прямо изъ народа, непосредственно изъ его трудовыхъ честныхъ рукъ.
   И такъ -- осенью на базарахъ, зимой по домамъ, лѣтомъ и весною въ большихъ городахъ и на столичныхъ дворахъ: вотъ немудреная программа задачи всякаго прошака,--
   
   ...И даютъ ему прохожіе.
   Такъ изъ лепты трудовой
   Выростаютъ храмы Божіи
   По лицу земли родной --
   
   скажемъ словами поэта.
   

V.

   Походилъ прошакъ, повидалъ свѣту, съ людьми ознакомился. Если бы идти снова,-- навѣрное теперь онъ собралъ бы больше; многихъ ошибокъ не дѣлалъ бы. Впрочемъ, надо отдохнуть, посмотрѣть, что станутъ дѣлать на собранныя имъ деньги, за которыя самъ архіерей къ себѣ приглашалъ, благодарилъ, благословилъ иконой и книжкой своего сочиненія. Есть чѣмъ и на селѣ похвастаться.
   Впрочемъ, и безъ этого онъ несетъ къ своимъ на себѣ и въ себѣ много такого, вслѣдствіе чего теперь ему другая цѣна. Прежній человѣкъ вдругъ преобразился: сталъ казаться на глазахъ сосѣдей совсѣмъ другимъ. Не возобновлялись насмѣшки. Озорныхъ стали останавливать тѣ самые, которые прежде ихъ натравливали. Домашніе, привыкшіе поглядывать искоса и изъ-подъ-лобья, теперь поворотились прямымъ и открытымъ лицомъ и сдѣлались примѣтно ласковѣе.
   -- Ты теперь всю землю произошелъ, какъ намъ съ тобой и говорить-то?
   -- Сподобилъ его Богъ великое дѣло сдѣлать!-- разъяснялъ недоразумѣніе священникъ.
   -- Святъ сталъ, блаженнымъ мужемъ сдѣлался!-- поддакивалъ притчъ.
   -- Надо быть, теперь онъ не намъ чета.
   -- Надо, видно, ему шапку снимать и низко кланяться. И умудрилъ его Господь на такія слова и чудесные разсказы, что по сосѣдству у насъ такихъ и не сыщешь!-- толковали вслѣдъ за другими деревенскіе сосѣди, отпустившіе ему грѣхъ безполезнаго житья въ качествѣ земледѣльца и тяглаго человѣка.
   На селѣ и во деревнямъ ему почетъ пошелъ.
   Почетъ увеличивался и уваженіе возрастало по мѣрѣ того, какъ вычинивалась церковь, украшалась ея внѣшность и внутренность. "Съ окончаніемъ работъ, торжество прошака самое полное. Искренно же и простодушно торжествовалъ онъ самъ, внутренно. Ему самому почувствовалось собственное обновленіе и перемѣна внѣшнихъ условій жизни прямо на лучшее.
   Явилась солидность въ движеніяхъ, сдержанность и разсчитанномъ въ рѣчахъ. Много переговорилъ и наговорилъ онъ, много видѣлъ отъ своихъ разсказовъ: и непритворные вздохи, скорыя и легкія бабьи слезы. Этимъ онъ всѣмъ угодилъ и, заставивъ забыть прошлое, вынудилъ глядѣть на себя совсѣмъ другими глазами. Когда все улеглось въ обычную и обыденную колею, и жизнь поволоклась медленными и тяжелыми шагами отъ воскресенья до воскресенья, наступило время повѣрки самого себя.
   Что оказалось?
   Скучно стало дома. Приволье и разнообразіе чужихъ мѣстъ со1 всякими диковинками и разными неожиданностями снуютъ въ воображеніи неустанно и надоѣдливо. Первая чарка вина выпита и вина такого вкуснаго, что руки тянутся къ нему опять и неудержимо. Снова-бы сходилъ, снова-бы пошатался! Ни къ чему теперь и, въ самомъ дѣлѣ, негоденъ сталъ, кромѣ этого хорошо и доточно охоженнаго и понятаго до подноготной дѣла.
   -- Но какъ и куда пойти?
   Надъ этимъ не заставятъ задумываться тѣ, которые видѣли результаты трудовъ и хлопотъ. Починки церквей всегда и вездѣ найдутся. Слухомъ земля полнится. До прославленнаго человѣка не мудрено дойти; хваленаго всѣ укажутъ.
   -- Не возьмешься-ли?".
   -- Съ полнымъ моимъ удовольствіемъ, радостно и охотно.
   Опять путь-дорога, и опять все сначала, какъ безконечная сказка; про бѣлаго быка.
   Разъ попавшійся на эту зарубку не соскакиваетъ и очень часта всю жизнь свою изнашиваетъ на подобныхъ странствіяхъ, пока не подломятся ноги и хвороба или дряхлость не уложатъ на печь прислушиваться къ чуткому звону церковнаго колокола, вылитаго его усердіемъ и безкорыстнымъ и неустаннымъ стяжаніемъ.
   

VI.

   Кромѣ православной Руси, существуетъ еще, какъ извѣстно, Русь старовѣрская или, вѣрнѣе сказать, старообрядская, широко распространенная и несравненно многочисленная, чѣмъ обыкновенно привыкли о томъ думать. Не столько, въ сущности, старая вѣра, сколько, въ дѣйствительности, старый обрядъ въ ней держится на двухъ главнѣйшихъ основахъ: съ бѣглымъ попомъ и безъ попа.
   Поповщина съ церковнымъ обрядомъ и зависящими отъ него общественными обрядами и обычаями не слишкомъ далеко отошла отъ православной обрядности, особенно въ томъ ея видѣ, въ какомъ является она въ старинныхъ и глухихъ лѣсныхъ мѣстностяхъ.
   Безпоповщина, принужденная урѣзать и сократить церковную обрядность въ контрастъ прочимъ, дошла во многихъ случаяхъ до полнаго сокращенія ея и удержала за собою только тѣ обычаи, которые глубоко вкоренились въ бытъ и издавна, составляли народную русскую особенность.
   Въ то время, когда вліяніе прогрессивно-развивавшагося духовенства и развитіе самого народа, не стѣсненнаго строгими претензіями и ревнивыми правилами секты, измѣняло обычаи, упрощало и сокращало обряды въ средѣ православія,-- старообрядство полагало все свое спасеніе въ томъ, чтобы удержать завѣщанное предками и пережитое вѣками. Отсюда въ жизни старообрядцевъ и ихъ вѣрованіяхъ съ вѣрнымъ и наибольшимъ успѣхомъ можно находить остатки языческихъ временъ и языческаго культа, бережно сохраненнаго уставщиками одной крови и плоти съ народомъ. Бѣглый попъ, являвшійся крадучись, изрѣдка гостемъ, на короткое время, въ полпьяна, съ главною цѣлью за совершеніе обрядовъ получить поскорѣе плату, непользовавшійся никакимъ уваженіемъ и довѣріемъ, и допускаемый съ примѣтнымъ оттѣнкомъ презрѣнія, не имѣлъ никакого вліянія на религіозную, общественную и домашнюю обрядность, и могъ лишь вредно дѣйствовать на церковную. Въ безпоповщинѣ и это вредное вліяніе устранено: церковная обрядность ослабѣла даже до Спасова Согласія, характерно прозваннаго также Нѣтовщиной, а семейная и общественная жизнь еще больше удержалась на основахъ стараго доисторическаго народнаго быта.
   Обѣ гонимыя, но первая нѣсколько успокоившаяся въ единовѣріи, обѣ принужденныя забѣгать въ глухіе лѣса и тамъ скрываться, сверхъ сплошныхъ поселеній въ ближайшемъ сосѣдствѣ, обѣ обрядныя вѣры пріобрѣли на свою голову отдаленные, разрозненные пунктыОни требовали общенія и, мало того, даже простаго заявленія о своемъ существованіи въ видѣ небольшихъ селеній въ десятокъ избъ или въ образѣ скитовъ -- одинокихъ лѣсныхъ жилищъ, въ большинствѣ случаевъ, въ такихъ неблагодарныхъ сѣверныхъ мѣстахъ, гдѣ наличныя, слабыя человѣческія силы изнывали въ борьбѣ и ничего не могли сдѣлать съ гигантскими силами первобытной природы. Приходилось подавать о себѣ слухи къ богатымъ милостивцамъ, успѣвшимъ, при извѣстной трезвости и бережливости (характерныхъ особенностяхъ старообрядцевъ), нажить въ большихъ городахъ и около нихъ крупные капиталы. Приходилось давать о себѣ знать изъ непролазныхъ корельскихъ болотъ съ рѣкъ Выга и Лексы, съ Топозера, изъ Мезенскихъ тундръ, изъ скитовъ онуфріевскаго, керетскаго, игнатьевскаго, амбургскаго, съ рѣки Мягриги, изъ чернораменныхъ керженскихъ лѣсовъ, изъ лѣсовъ уральскихъ и т. д. Естественнымъ образомъ на деревянныя лѣсныя избушки съ рукописными церковными, старопечатными книгами, съ иконами, источенными тараканами, для полуголодныхъ скитниковъ и скитницъ надобился особый ходатай! Онъ-то и держалъ общеніе и, крадучись, пробирался къ благодѣтелямъ подъ видомъ такого-же прошака, смѣнившаго лишь названіе у старообрядцевъ на запрощика, и, конечно, безъ внѣшней формы и безъ атрибутовъ, не крикливый, но молчаливый, осторожный и искусившійся высматривать бѣду и выслѣживать ее издали верхнимъ чутьемъ и настороженымъ слухомъ.
   Сборомъ людей этихъ исключительно держались всѣ эти большія сотни старообрядскихъ скитовъ и вмѣшательствомъ ихъ поддерживалось твердое стояніе старовѣрства въ своемъ дѣлѣ и упорство его противъ всѣхъ поползновеній къ нарушенію его цѣлости и численности.
   Волею и неволею запрощики одновремянно совершали два дѣла: кромѣ роли сборщика обязательно исполняли они должность проповѣдниковъ и, конечно, съ большимъ успѣхомъ, чѣмъ удавалось это дѣлать прошакамъ изъ православныхъ. Поразсказать имъ было что.
   Изъ наиболѣе голодныхъ и сильнѣе ревнующихъ скитовъ выходилъ очень умѣлый и искуссный запрощикъ. Выбирался не только грамотный и строго-безупречной жизни, но и важный видомъ, сановитый. Большая широкая борода по чресла и длинный усъ, въ такихъ случаяхъ, на глазахъ простодушныхъ милостивцевъ, много значили и для пущаго успѣха непремѣнно требовались. Удовлетворяли эти тѣлесныя красоты безъ особенныхъ затрудненій. Успѣвали запрощиковъ подбирать и такъ, что складная рѣчь, умѣлая находчивость, знаніе ими писанія, на медоточивыхъ устахъ обиліе священныхъ текстовъ являлись неизбѣжными принадлежностями таковаго идеальнаго ходатая и усиливали соблазнительную красоту его личности. Истовому крестному знаменію, полагаемому имъ по "началѣ", слѣдовало подражать; указаніямъ его на исправленіе службъ надлежало безспорно слѣдовать; довести до ареста такого безцѣннаго человѣка было-бы большимъ несчастіемъ для всѣхъ, твердо держащихся древлеотеческихъ преданій. Не посвященнымъ людямъ такихъ дорогихъ людей видѣть было невозможно, а слышать удавалось только исправникамъ и судьямъ въ короткихъ отвѣтахъ на казенные вопросные пункты и то въ званіи бродягъ, отлучившихся отъ мѣста жительства безъ узаконеннаго вида.
   Типъ такого рода прошаковъ неуловимъ, а потому и очень мало извѣстенъ и въ народѣ, и въ литературѣ, а тѣмъ не менѣе, слѣды его дѣятельности громадны по сравненію совершенно одинакихъ обрядовъ Выгорѣцкихъ скитовъ съ уральскими, архангельскихъ съ керженскими и казачьихъ съ сибирскими. Со временъ знаменитаго запрощика, инока Корнилія, ходившаго по скитамъ и богатымъ городамъ за сборомъ еще во времена патріарха Никона, такихъ людей прошло въ старообрядствѣ тысячи, и на этихъ тысячахъ крѣпилось и зиждилось все это громадное и многознаменательное явленіе русской народной жизни -- расколъ.
   За это долгое время могли измѣняться физіономіи людей и самые люди, но едва-ли измѣнились пріемы и способы веденія дѣла. Какъ инокъ Корнилій, какъ Аввакумъ-протопопъ и братья Денисовы могли въ старинныя времена разсказывать о жестокостяхъ Никоніанъ и о стойкости мучениковъ, творившей чудеса, достойныя удивленія и благоговѣнія, такъ и современные запрощики могли поразсказать многое, не слишкомъ отдалившееся отъ старины, безъ реторическихъ рутинныхъ приправъ, а со всею голою истиною и при возможности указывать и опираться на живыхъ и очевидныхъ свидѣтелей.
   Разсказы этого рода на успѣхъ сборовъ, конечно, имѣли самое существенное вліяніе.
   Керженскій, напримѣръ, запрощикъ могъ разсказать:
   -- Жилъ въ лѣсахъ старецъ. Жилъ -- укрывался. Видѣли его только тѣ, которые приходили изъ дальнихъ мѣстъ за благословеніемъ и наставленіемъ. Жалѣлъ онъ ихъ и допускалъ къ себѣ. Дорога къ кельѣ извѣстна была только немногимъ. Прознала полиція. Заподозрила въ старцѣ денежнаго монетчика. Собрали понятыхъ, оцѣнили землянку. Сбѣжалось народу великое множество: съ лѣсныхъ промысловъ, съ гонокъ смолы и дегтю. Ждали отчаяннаго сопротивленія: шли осторожно, оглядываясь. Впереди шелъ проводникъ, припалъ къ землянкѣ ухомъ и гнусливымъ голосомъ запѣлъ въ трубу: "за молитвъ отецъ нашихъ, Господи Исусе Христе, Сине Божій помилуй насъ." Сказалъ старецъ "аминь" -- значитъ дома. Проводникъ спустился въ землянку. Сталъ звать начальство: смирный-де старецъ, какъ голубокъ.
   Нѣтъ, лучше пусть самъ старецъ выйдетъ.
   Старецъ не пошелъ: велѣли вязать и тащить. Оказалось излишнимъ: проводникъ вынулъ его, какъ перушко, и положилъ на камень. Дряхлый старикъ и сидѣть не могъ.
   На допросѣ отвѣтилъ охотно, что онъ -- бѣглый дворовый человѣкъ, что спасается въ кельѣ 70 лѣтъ.
   Были товарищи, да всѣ перемерли. Другіе разошлись: 30 лѣтъ живетъ совсѣмъ одинъ, питается ягодами, да грибами. Набожные люди приносятъ изрѣдка мучки -- колобки печетъ.
   Пошли чиновники въ землянку за вещественными доказательствами.
   Вотъ и доказательства: стоитъ почернѣлая осиновая колода -- гробъ: это-де постель. У образовъ священныя книги: это -- духовная пища и душевное утѣшеніе. Вотъ и тѣлесная пища: въ кадушкѣ съ полпуда муки; на деревянномъ крючкѣ связка сушоныхъ грибовъ. Еще на нарахъ кочадыкъ и лыко, да заплетенные лапти,-- вотъ и вся монетная фабрика.
   Чиновники осматривали. Старецъ изловчился усѣсться на камнѣ, перебиралъ лѣстовицу, читалъ молитву и старческимъ видомъ своимъ возбудилъ въ зрителяхъ почтеніе и благоговѣніе.
   На вопросъ его: оставятъ-ли его умереть подъ этими деревья мы вмѣстѣ съ нимъ состарѣвшимся?-- отвѣчали тѣмъ, что начали ломами щупать землю въ стѣнахъ и на полу, велѣли вынести гробъ поставить его на обрушенный потолокъ и зажечь этотъ гробъ и землянку.
   Не скоро двинулись понятые исполнять приказаніе. Въ толпѣ любопытныхъ послышался громкій ропотъ, и когда пыхнула землянка -- полились слезы у свидѣтелей. Когда-же пронесся между ними шопотъ: "гробъ-отъ занимается",-- старецъ вышелъ изъ забытья, очнулся, всталъ, оправился, твердыми шагами подошелъ къ землянкѣ и началъ спускаться внизъ, говоря: "въ гробѣ семъ испущу духъ мой!"
   Опаленаго и дымящагося его оттащили и посадили на камень.
   Онъ палъ на колѣни, шопотомъ читалъ молитвы и, наконецъ, припалъ къ сырой землѣ.
   Когда залили головѣшки и обратились къ старцу, онъ оказался мертвымъ.
   Никакая брань и угрозы чиновниковъ не могли остановить бросившійся къ трупу народъ, набожно цаловавшій усопшаго и отрывавшій лоскутки одежды его себѣ на память, какъ святыню.
   Такихъ разсказовъ много могли разносить даже въ недавнія времена съ рѣки Керженца и въ особенности съ злополучныхъ рѣкъ
   Выга и Лексы эти живые свидѣтели и дѣйствующіе еще рачители староотеческихъ преданій, осторожные и краснорѣчивые запрощики. Да въ этомъ, само собою разумѣется, и заключается основная сила ихъ дѣла и успѣха. Для этихъ путешественниковъ пути хотя и были длинны, но дороги узки и скользки. Хотя они не спотыкались на нихъ, но попадали въ сѣти, разставленныя неискусной, но крѣпкой рукой.
   Вмѣсто добровольныхъ путей, для такихъ прошаковъ указывались потомъ пути подневольные, казенные и притомъ совсѣмъ въ другую сторону, гдѣ уже приводилось весь остатокъ жизни сбирать только на себя.
   На Сибири кончались ихъ странствія. Въ глухихъ ссыльныхъ мѣстахъ умолкалъ ихъ голосъ.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru