Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Черное слово

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эскиз.


Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ТОМЪ ДЕВЯТЫЙ
ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ. ПЕТРОГРАДЪ
Приложеніе къ журналу "Нива" на 1917 г.

  

ЧЕРНОЕ СЛОВО.
Эскизъ.

I.

   Царскосельскій вокзалъ имѣлъ особенно оживленный видъ въ этотъ майскій день. Масса публики съ радостно озабоченнымъ видомъ сновала по платформѣ. Все это были счастливцы, ѣхавшіе на дачи, вѣрнѣе сказать -- бѣжавшіе отъ городской пыли и духоты. Это оживленіе чувствовалось даже въ залѣ третьяго класса, гдѣ набилась публика средняго разбора -- лакеи, кучера, горничныя, дачные дворники, рабочіе и дачники изъ небогатыхъ.
   Лично я имѣю какое-то предубѣжденіе противъ второго масса, гдѣ набирается всегда такая чопорно-скучная публика. Всѣ оглядываютъ другъ друга съ подозрительностью коренныхъ петербуржцевъ, принимаютъ уныло-дѣловой видъ и непремѣнно стараются чѣмъ-то казаться. Всю дорогу никто не промолвитъ слова съ сосѣдомъ, точно боится потерять драгоцѣннѣйшую часть собственнаго достоинства. Вообще скучно, и я предпочитаю третій классъ, гдѣ сѣрая публика такъ наивно знакомится въ теченіе получаса, и вы чувствуете, что ѣдете съ живыми людьми, а не съ манекенами. Впрочемъ, это мое личное впечатлѣніе -- не больше.
   Беру билетъ третьяго класса, отыскиваю вагонъ для курящихъ и усаживаюсь на скамью къ окну. До отхода остается всего минутъ десять, и публика начинаетъ ажитироваться, какъ на пожарѣ. Главною причиной этой ажитаціи являются узлы, картонки, коробки и дѣти,-- нужно все это пристроить, а поѣздъ не ждетъ. Другіе волнуются просто такъ, потому что всѣ другіе куда-то торопятся, бѣгутъ, проталкиваются и проявляютъ спеціальную энергію путешествующихъ людей. Нашъ вагонъ наполняется довольно быстро, и однимъ изъ послѣднихъ вскакиваетъ какой-то дворникъ въ "спинджакѣ", сапогахъ бутылкой и бѣломъ фартукѣ. Онъ какъ-то пугливо озирается кругомъ, наконецъ отыскиваетъ мѣсто напротивъ меня и бросается къ нему съ такимъ видомъ, точно деревянная скамейка можетъ вспорхнуть и улетѣть.
   -- Ну, слава Богу,-- говоритъ онъ, усаживаясь.
   Снявъ фуражку и вытеревъ лицо платкомъ, дворникъ принимаетъ удобную позу успокоившагося за свою судьбу путешественника. Онъ вытягиваетъ ноги, разсѣянно смотритъ въ окно и достаетъ жестяную коробку съ папиросами.
   -- Однако здорово народу-то наперло,-- говоритъ онъ, затягиваясь и отдувая дымъ въ сторону сердитаго сосѣда.-- Ужъ время такое... да...
   Дворникъ, очевидно, человѣкъ словоохотливый, и, кромѣ того, онъ замѣтно выпивши, т.-е. выпивши прилично, какъ полагается старшему солидному дворнику одной изъ барскихъ дачъ. Я разсматриваю его крѣпкую приземистую фигуру, добродушное русское лицо, весь дворницкій костюмъ и нахожу, что это типичный представитель того мужика, который приспособился "подъ барина" и благоденствуетъ. Въ немъ чувствуется что-то такое завидно уравновѣшенное, какъ у человѣка, который окончательно опредѣлился, нашелъ свое мѣсто въ природѣ и не безпокоится о будущемъ. Это сказывается во всемъ -- и въ костюмѣ, и въ движеніяхъ, и въ выраженіи глазъ. Главное, нѣтъ той удручающей заботы, олицетвореніемъ которой является обыкновенный мужикъ. Однимъ словомъ, приспособленъ человѣкъ и нашелъ свою точку, устойчиваго равновѣсія. Нужно было видѣть, какъ посматривалъ дворникъ на остальную публику третьяго класса: развѣ это настоящая публика, настоящіе господа? Такъ, шахеръ-махеры и больше ничего.
   Но это благодушное настроеніе сразу пропало, и дворникъ сорвался съ мѣста, точно по нему выстрѣлили. Онъ какими-то испуганными глазами обвелъ сосѣдей, осмотрѣлъ свое мѣсто и даже ощупалъ свой "спинджакъ".
   -- Зонтикъ... Ахъ, Божже мой! Господа, вы не видали, какъ я вошелъ въ вагонъ? Былъ при мнѣ зонтикъ?..
   Всѣ молчали, и дворникъ еще разъ посмотрѣлъ на насъ, обыскалъ себя и съ какимъ-то отчаяніемъ опустилъ руки. Что же это такое, въ самомъ дѣлѣ?.. Публика отнеслась къ нему совершенно безучастно, и только съ дальней скамейки отвѣтилъ невидимый бабій голосъ:
   -- Никакого зонтика у тебя не было... Такъ шелъ, съ пустыми руками.
   -- Ну, а на вокзалъ какъ я пріѣхалъ?
   Въ глубинѣ показалось типичное лицо дачной кухарки и объяснило увѣреннымъ тономъ:
   -- А на вокзалъ-то съ зонтикомъ пріѣхалъ, я видѣла. Еще въ третьемъ классѣ пиво пилъ у буфета...
   -- Ну вотъ, вотъ,-- обрадовался дворникъ.-- Я, значитъ, былъ у кумы... Ну, маленько выпили, потому какъ она именинница. Ну, пріѣхалъ на вокзалъ, зашелъ въ классъ къ буфету, напримѣръ...
   -- Да ты сбѣгай въ классъ-то,-- посовѣтовала съ участіемъ кухарка.-- Еще поспѣешь... Третьяго-то звонка не было.
   -- Ахъ, ты, Божже мой!..
   Дворникъ, какъ ошпаренный, выскочилъ изъ вагона и вернулся только послѣ третьяго звонка. Зонтика не было. Онъ уныло посмотрѣлъ на всѣхъ, напрасно отыскивая сочувствія, и уныло сѣлъ на свое мѣсто, махнувъ рукой. Дѣло выходило табакъ.
   -- Нѣтъ зонтика-то?-- спрашивала кухарка черезъ вагонъ.
   -- Нѣту... Какъ скрозь землю провалился,-- уныло отвѣтилъ удрученный горемъ дворникъ.-- Шелковый зонтикъ-то передъ Пасхой шесть цалковыхъ дадено...
   -- Ахъ, ты, грѣхъ какой вышелъ!-- соболѣзновала кухарка, качая головой.-- А я еще давѣ посмотрѣла на тебя, какъ ты къ вокзалу-то на извозчикѣ подкатилъ. Вижу, что изъ нашихъ дворниковъ, изъ Царскаго... А зонтикъ точно что отличный.
   -- Ужъ такой былъ зонтикъ, что другого такого и не нажить... Вѣдь вотъ поди жъ ты, какая штука вышла, а?.. Значитъ, присѣлъ это я къ столику, ну, спросилъ бутылку пива... А буфетчикъ говоритъ, что никакого зонтика не видалъ.
   -- Кто-нибудь другой ухватилъ твой зонтикъ,-- поддерживала разговоръ кухарка.-- Мало ли народу!.. Другому на голодные-то зубы твой зонтикъ въ самый разъ.
   -- А вѣдь шесть цалковыхъ дадено... Цѣлыхъ три года собирался купить. Ну, и штука... Да не видалъ ли кто, господа, какъ я въ вагонъ входилъ?
   Опять общее молчаніе. Дворникъ тряхнулъ головой, поправилъ фуражку и сердито отвернулся къ окну съ обиженнымъ видомъ. Очевидно, онъ теперь сердился уже на публику, отнесшуюся къ его горю съ такимъ обиднымъ безучастіемъ.
  

II.

   Поѣздъ тронулся, унося дачную публику въ благословенную дачную мѣстность, облюбованную петербургскими богатыми людьми. Кругомъ сейчасъ же запестрѣли огороды, тощія поля, далекая кайма какихъ-то фабричныхъ зданій, однимъ словомъ, весь незавидный ландшафтъ окрестностей Петербурга. Третьеклассная публика начала знакомиться; послышался веселый говоръ, смѣхъ, и только одинъ дворникъ оставался безучастнымъ къ этому общему оживленію. Онъ время отъ времени поправлялъ свою фуражку, встряхивалъ головой и угнетенно вздыхалъ. Очевидно, его глодала всепоглощающая мысль объ утраченномъ зонтикѣ, а остального міра не существовало.
   -- А чортъ съ нимъ и съ зонтикомъ!-- заявилъ онъ наконецъ, обращаясь прямо ко мнѣ такимъ вызывающимъ тономъ, точно я желалъ что-то оспаривать.-- Наплевать... да! Не онъ меня нажилъ... да. Слава Богу, и другой купимъ, ежели на то пошло. Однимъ словомъ, наплевать, и все тутъ!
   Въ доказательство этой мысли дворникъ, дѣйства:елько, плюнулъ и вызывающе посмотрѣлъ на всѣхъ. Недавній хмель съ него какъ рукой сняло.
   -- Конечно, можно всегда другой купить,-- поддержалъ я.
   -- Вѣдь можно... а?-- обрадовался онъ, схватившись за поданную реплику.-- Да сколько угодно, сдѣлайте милость... мы не какіе-нибудь, чтобы шесть цалковыхъ насъ съѣли. Я, напримѣрно, теперь пятнадцать рублей жалованья получаю у господъ, квартира даровая, дѣтей нѣтъ. Ну, господа, прямо сказать, отличные... Наѣдутъ лѣтомъ, поживутъ до осени, а потомъ але-маршъ. Нѣтъ, нельзя пожаловаться, жисть правильная, прямо сказать -- хорошая жизнь. Господа Бога надо благодарить... Ничѣмъ не обиженъ, все есть, на черный день скоплено малую толику, пятьсотъ рублей въ кассѣ лежитъ,-- ну, какого мнѣ рожна еще нужно? А тутъ зонтикъ... Наплевать!..
   Видимо, дворникъ подбадривать себя, отгоняя какую-то непріятную мысль, неразрывно связанную съ пропавшимъ зонтикомъ.
   -- Конечно, царскосельскаго дворника нельзя примѣнить къ питерскому,-- продолжалъ онъ.-- Въ Питерѣ-то только и береги затылокъ, значитъ, дворникъ, а у насъ вольготнѣе невпримѣръ. Только и знаемъ одно лѣто, когда господа наѣзжаютъ, а зимой только и работы, что мало-мало снѣгъ убрать. Да и то кое-какъ, не то что въ Питерѣ, гдѣ сейчасъ, напримѣрно, околоточный тутъ какъ... "А гдѣ дворникъ? Ты, такой-сякой!.." У насъ этого ни-ни!.. Всю зиму дворники -- въ томъ родѣ, какъ которые коты по печкамъ лежатъ. Однимъ словомъ, помирать не надо. Вѣдь дачу безъ дворника нельзя оставить, ну, и живутъ. Господа богатые, что имъ значитъ пятнадцать цалковыхъ дворнику платить... Развѣ петербургскій дворникъ купитъ зонтикъ въ шесть цалковыхъ? Ни въ жисть... А мнѣ наплевать! Ну, былъ зонтикъ, ну, нѣтъ зонтика... Этакая невидаль, подумаешь! А возьму да новый и куплю... Да хоть сейчасъ. На, получай шесть цалковыхъ... Наживемъ.
   Пауза. Кругомъ одни поля, и только кой-гдѣ топорщатся жалкіе, точно ощипанные кустики. Безъ конца тянется это чухонское болото, подернутое жидкой зеленью. Кое-гдѣ по низинамъ еще стоитъ вешняя вода. Мнѣ уже давно примелькался этотъ пейзажъ, и не хочется на него смотрѣть. Дворникъ, выгрузивъ все, что можно было высказать въ собственное утѣшеніе, на время умолкаетъ и начинаетъ курить одну папиросу за другой. Но настоящаго спокойствія все-таки нѣтъ, и онъ время отъ времени тревожно поглядываетъ на меня, точно ждетъ возраженія, а потомъ крутить головой, передвигаетъ фуражку и вздыхаетъ. Конечно, хорошо жить царскосельскимъ дворникомъ, а зонтика-то все-таки нѣтъ. Весь міръ дворника сейчасъ вращался на этомъ зонтикѣ, какъ магнитная стрѣлка на своемъ шпенькѣ.
   -- Средняя Рогатка!-- кричитъ кондукторъ.
   Это удивительный полустанокъ, на которомъ въ теченіе лѣта садятся ровно два пассажира. Между прочимъ, здѣсь проходитъ старый московскій трактъ, и именно Средняя Рогатка служила прощальнымъ пунктомъ: досюда провожали изъ Петербурга. Невольно является мысль о тѣхъ милліонахъ путниковъ, вольныхъ и невольныхъ, которые прошли этотъ путь въ до-желѣзнодорожное время. Сколько воды утекло съ тѣхъ поръ, и сколько "рогатокъ", малыхъ, среднихъ и большихъ, упразднено навѣки... Мои размышленія въ этомъ направленіи прерываются новымъ движеніемъ дворника: онъ схватываетъ фуражку и съ остервенѣніемъ бросаетъ ее на лавочку.
   -- Что съ вами?
   -- Со мной-съ?.. А вотъ это самое-съ... Ка-акъ это вспомню, такъ ножъ вострый.
   -- Опять зонтикъ?
   -- Нѣ-ѣтъ, не то...
   Онъ придвигается ближе ко мнѣ и начинаетъ говорить сдержаннымъ речитативомъ, помогая своимъ мыслямъ руками и движеніемъ головы:
   -- Видите ли, господинъ, какое дѣло... да. Женился я совсѣмъ молодымъ, ну, еще у себя въ деревнѣ, и прожили мы, напримѣрно, душа въ душу съ женой дѣльныхъ двадцать два года. Какъ это по-вашему? Этакъ-то по нынѣшнимъ временамъ уже совсѣмъ не живутъ, не говоря о господахъ, а и у насъ, значитъ, въ самой сѣрости. Такъ-съ? Хорошо... И какъ я теперь подумаю, что моя жена помретъ -- вотъ какъ это чижало!.. Разорвался бы, кажется. Придумать даже не могу, какъ это я могу только перенести...
   -- Развѣ она очень больна?
   -- Нѣтъ, такъ, просто хилая бабенка... Завсегда она такая была: все скрипитъ, все скрипитъ. И какъ это я подумаю, что она должна помереть, даже обидно сдѣлается. Помилуйте, прожили душа въ душу дѣльныхъ двадцать два года, все у насъ есть, деньжонокъ накопили пятьсотъ цалковыхъ, и вдругъ... Конечно, дѣтей у насъ не было, это точно, потому какъ она хилая, жена; ну, значитъ, я какъ есть одинъ и останусь, какъ перстъ.
   -- Ты ее очень любишь?
   -- Какъ же возможно, господинъ, родную-то жену не любить? Вонъ чужихъ женъ любятъ, а тутъ своя... Вотъ сижу я и думаю про жену, и такъ мнѣ ее жаль сдѣлалось, точно бы вотъ самъ, вмѣсто нея, умеръ.
   Сдѣлавъ короткую паузу, дворникъ прибавилъ уже другимъ тономъ:
   -- А вѣдь она доведетъ меня сегодня до чернаго слова... да. Ужъ у ней такая зараза... Вотъ пріѣду въ Царское, стану подходить къ своей дачѣ, а она ужъ въ окошко узорить, что я безъ зонтика. Другая бы увидала и смолчала... Ну, уѣхалъ съ зонтикомъ, а выворотился безъ зонтика,-- ну, какая такая особенная бѣда? А эта нѣтъ... Войду это я, а она сейчасъ: "Гдѣ у тебя зонтикъ-то?" Въ первое слово... Я этакъ смолчу, укрѣплюсь, значитъ. А она во второй разъ: "Ахъ, ты, пьяница ты, такой-сякой... Нахлестался, видно, до того, что и зонтикъ потерялъ". Ну, тутъ я еще пуще укрѣплюсь и во второй разъ смолчу... Другая бы и отстала: сорвала два раза, показала себя, и будетъ. Весьма довольно... Такъ нѣтъ!.. Она въ третій на меня: "Какой ты такой есть человѣкъ?.. Бить тебя некому, пропащая башка"... Ну, ужъ тутъ я не стерплю и со всего маху обругаю что ни есть самымъ чернымъ словомъ. И что бы вы думали, господинъ: доведетъ, сама доведетъ меня, а какъ благословлю ее, она сразу какъ въ мохъ упадетъ. Ни-ни... Не пикнетъ. Ну, зачѣмъ доводить человѣка до грѣха?.. Другая бы пожалѣла, еще успокоила, а эта по первому разу: "Гдѣ зонтикъ?"
   Бѣдный дворникъ мучился предвкушеніемъ непріятной семейной сцены и опять бросилъ фуражку на лавку.
  

III.

   Поѣздъ подходилъ къ Царскому Селу. По мѣрѣ приближенія дворникомъ овладѣвало прежнее безпокойство. Фуражка на его головѣ начала дѣлать судорожныя движенія. Мысль о зонтикѣ выступала съ новой яркостью... А тамъ впереди и жена и неизбѣжное, какъ судьба, "черное слово". Мнѣ сдѣлалось даже жаль бѣднягу. А поѣздъ уже сбавляетъ ходъ, скрипятъ тормоза, мелькаютъ первыя дачи. Дворникъ высунулся въ окно и заглядываетъ на платформу, которая точно плыветъ навстрѣчу намъ и вотъ-вотъ врѣжется въ поѣздъ.
   -- Вотъ и знакомый жандаръ стоитъ,-- говоритъ дворникъ.-- Благопріятель... Иваномъ Митричемъ звать... Мы съ нимъ чай вмѣстѣ не одинова пивали. Обстоятельный человѣкъ...
   Остановка. Публикой овладѣваетъ прежняя суматоха. Всѣ торопятся выскочить поскорѣе изъ вагона съ такимъ видомъ, точно преступники, получившіе амнистію благодаря какому-нибудь "милостивому манифесту". Дворникъ остается на мѣстѣ и выжидаетъ. Видимо, имъ овладѣваетъ малодушіе отдалить непріятный моментъ хоть на нѣсколько мгновеній. Его взглядъ съ особеннымъ вниманіемъ останавливается на пассажирахъ, которые проходятъ съ зонтиками, и я увѣренъ, что ему кажется, что всѣ пассажиры поголовно имѣютъ зонтики. Говорятъ, хромые и кривые вездѣ видятъ только хромыхъ и кривыхъ. Наконецъ вагонъ опустѣлъ наполовину. Подъ окномъ мелькаетъ жандармская форма. Дворникъ въ послѣдній разъ встряхиваетъ головой и съ рѣшимостью человѣка, который приготовился броситься въ воду, срывается съ мѣста.
   -- До свиданія, господинъ...-- бросаетъ онъ мнѣ, подтягиваясь на ходу и оправляя свой дворницкій передникъ.
   Я выхожу на площадку вагона. Дворникъ развязно подходитъ къ жандарму и съ напускной молодцоватостью здоровается съ нимъ за руку.
   -- Ты изъ городу?-- спрашиваетъ жандармъ.
   -- Изъ городу.
   -- На именины ѣздилъ?.. Ну, каково кума угощала?
   -- Какая тамъ кума: зонтикъ потерялъ...
   -- Экъ тебя угораздило!..-- возмущается жандармъ.
   Молодцоватость исчезаетъ, и дворникъ какъ-то весь съеживается. Фуражка начинаетъ опять двигаться на головѣ.
   -- Ахъ, братецъ ты мой!-- журитъ жандармъ, покачивая головой.-- Нехорошо, братъ. Что тебѣ жена-то скажетъ?..
   Въ этотъ моментъ изъ толпы высовывается давешняя кухарка и какимъ-то верещащимъ тономъ заявляетъ:
   -- Видѣла, своими глазами видѣла, какъ онъ на вокзалъ съ зонтикомъ пріѣхалъ... Пришелъ это въ вагонъ, а зонтика и нѣтъ!..
   Дворникомъ овладѣваетъ неожиданная ярость, которая и обрушивается на ни въ немъ неповинную бабенку.
   -- А тебя спрашиваютъ, килу?-- рычитъ дворникъ.-- Ахъ, ты...
   Въ моментъ, когда "черное слово" сорвалось совсѣмъ не по адресу, проходившій мимо другой жандармъ молча беретъ дворника за шиворотъ и молча тащитъ въ толпу, какъ узелъ. Дворникъ барахтается, что-то объясняетъ, но жандармъ неумолимъ.
   -- Вотъ тебѣ и зонтикъ...-- ворчитъ жандармъ-благопріятель, передвигая свою шапку.-- Не миновать мирового.
  
   1894.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru