Lib.ru/Классика: Марш Ричард. Волшебный дар Юдифи Ли

Волшебный дар Юдифи Ли

Ричарда Марша

Мне иногда приходило в голову, что моя способность читать по движению губ произносимые слова невольно ставит меня в положение шпиона. Бывали случаи, когда я узнавала самые интимные признания и, хотя моей вины тут не было, мне все же было совестно, точно я подслушивала, и я даже желала не обладать этой удивительной способностью, которою наградила меня природа и которая с годами достигла высшей степени совершенства. Но бывали и такие случаи, когда я была довольна, что без всякого подслушивания узнавала некоторые тайны. Для примера я расскажу один из таких случаев.

Мне было тогда семнадцать лет; я уже носила прическу, так как мои волосы достигли приличной длины. Моя мать что-то все прихварывала, и отец не хотел оставлять ее, так что наше летнее путешествие не могло состояться. Обещанная мне поездка грозила улыбнуться мне, но к моему счастию наши знакомые, мистер и миссис Треверс, предложили взять меня с собою в Швейцарию. Они предполагали пожить подольше в Интерлакене, и мои родители, вполне доверяя им, согласились на их предложение.

Все было благополучно, пока мы не приехали в Интерлакен. Там Треверсы встретили своих близких друзей, которые собирались в горную экскурсию, а так как мистер и миссис Треверс были отличные ходоки по горам, то им очень хотелось присоединиться к ним. Но я тут являлась помехою. Они не могли точно определить, как долго продлиться их отсутствие, во всяком случае не меньше недели, и не решались оставить меня одну в отеле. Они заявили, что никак не могут оставить меня и уже хотели было отказаться от столь желанной им экскурсии.

Публика в отеле была очень общительная, как вообще это бывает при совместной жизни. В числе наших новых знакомых находилась пожилая вдова миссис Хоусорн. Когда она узнала, что в данном случае я составляю для Треверсов помеху, она предложила взять меня на свое попечение, уверяя их, что будет ревностно заботиться обо мне.

В отеле жили брат и сестра, мистер и мисс Стерндель. Я с ними подружилась. Мистеру Стернделю было лет 25--26, сестра его была на год или на два моложе. С первого дня нашего знакомства они дружески отнеслись ко мне; откровенно говоря, мистер Стерндель почтительно ухаживал за мной, что было очень лестно для меня. Мне как-то не удавалось заставить людей относиться ко мне, как к особе взрослой. После нескольких минут разговора незнакомые люди обыкновенно спрашивали меня, сколько мне лет и, когда я удовлетворяла их любопытство относительно моего возраста, они начинали обращаться со мною, как с ребенком, что мне очень не нравилось.

Мистер Стерндель понравился мне главным образом тем, что с первого же дня обращался со мною почтительно, словно мне было столько же лет, сколько ему.

На третий же день после отъезда мистера и миссис Треверс, ко мне в комнату вошла миссис Хоусорн с вытянутым лицом и с письмом в руке. -- Дорогая моя, вы не можете представить себе, как мне досадно, я должна ехать в Англию... сегодня . И что мне делать с вами?

Ее единственная сестра была опасно больна и умоляла немедленно приехать к ней. Разумеется, она должна была ехать. Я сказала ей, чтобы она обо мне не беспокоилась; дня через два должны были вернуться Треверсы, а у меня было теперь так много знакомых, дружески расположенных ко мне, что я могу остаться одна.

Как только она уехала, на следующий же день начались мои неприятности.

Начались эти неприятности уже утром. Я сидела на террасе с книгой и разговаривала с мистером Стернделем. На террасу пришла через открытое французское окно его сестра. Брат направился к ней; я осталась сидеть. Она была на другом конце террасы и, когда она увидала меня, она кивнула и улыбнулась мне. Когда мистер Стерндель подошел к ней, он ей сказал что-то, но так как он стоял спиною ко мне, то я, конечно, не могла уловить его слова; но ее ответ, который был дан весьма кротко и спокойно, я прочла совершенно ясно; и пока она говорила, она все время улыбалась мне.

-- Красный сафьяновый туалетный ящик стоит у нее на каминной доске; я положила в нижнее отделение. За исключением золотого медальона, который она вечно надевает, нет ничего ценного; это единственная приличная вещь; все остальное -- детские безделушки.

Вот что сказала мисс Стерндель своему брату, и я прочитала ее слова с каким-то странным чувством. О чем он спрашивал ее? На что она намекала? У меня был "красный сафьянный туалетный ящик", и он действительно стоял на каминной доске. У меня также был золотой медальон, который я, хотя и не вечно, как она выразилась, но очень часто носила. Конечно, это была единственная дорогая вещь в моем туалетном ящике, и с тяжелым чувством угрызения совести я призналась самой себе, что остальные вещи могли быть названы "детскими безделушками". Она сказала также, что положила что-то в нижнее отделение? В какое нижнее отделение? Чье нижнее отделение? В моем туалетном ящике были отделения; не могла же она положить что-то в одно из них. Предположение нелепое. Я не знаю, почему это так вышло, но я была совершенно счастлива несколько минут тому назад; ни малейших подозрений не было ни вокруг меня, ни у меня; и вдруг неожиданно меня охватила тревога. Могли ли быть в отеле две особы, обладавшие "красным сафьянным туалетным ящиком", который стоял на каминной доске и в котором лежали золотой медальон и коллекция разных детских безделушек? Меня это интриговало.

Еще накануне вечером мы условились совершить экскурсию в Битенберг на Тунское озеро, компанией в пять или шесть человек. Я была уже совсем готова в дорогу, когда мисс Стерндель вошла через французское окно на террасу. Она и брат ее тоже были уже в дорожных костюмах. Вскоре явились и другие. Я была растеряна и не могла придумать никакого предлога, чтобы пойти и осмотреть свой туалетный ящик.

Моя прогулка в Битенберг была испорчена, хотя я и сознавала, что виновата я сама, а никто другой.

Когда мы вернулись в отель и я поднялась в свою комнату, я тотчас же подошла к "красному сафьянному туалетному ящику" и осмотрела его. Он был заперт, в том же, значит, положении, как я оставила его. Ясно, что я тревожилась целый день по пустякам. Я достала ключи и открыла ящик; никаких следов, что вещи были тронуты. Я подняла два отделения... и у меня дух захватило. Я не знаю, как это выразить, но меня вдруг что-то сдавило, так что я с трудом могла передохнуть. В туалетном ящике, в нижнем отделении, лежал подвесок... великолепный круглый брильянт, величиною с пятишиллинговую монету. Брильянт не мой; у меня никогда не было такой драгоценности. Откуда он взялся? Неужели мисс Стерндель положила его? Не об этом ли она говорила?

Я взяла брильянт в руки. Это был прелестный камень; это не мог быть подарок от Стернделей, от сестры или брата. Они должны были знать, что я не могла принять такой подарок от посторонних людей. Да и какая странная манера делать подарок... да еще и такой подарок!

Смотря на брильянт, я испытывала весьма неприятное чувство; мне казалось, что я его уже видела прежде или похожий на него видела на ком-то в отеле. Мои мысли были в таком смятении, что я не могла вспомнить, на ком именно я видела такой брильянт.

-- Боже мой, дитя! -- воскликнула она. -- Вы должны смотреть, куда идете. Вы чуть не сшибли меня с ног.

Как только я увидела ее, как только она проговорила эти слова, я вспомнила... вспомнила, -- на ком я видела брильянтовый подвесок, который я, крепко прижавши, держала в руке. Это была как раз она, которую я чуть было не свалила... конечно, это была мисс Гудридж. Как раз та особа в отеле, которую я менее всего любила. Мисс Гудридж была высокая, угловатая особа лет тридцати пяти, которая одевалась и держала себя, как молоденькая девушка. Она была очень неприветлива ко мне. Я понятия не имела о том, чем я могла досадить ей, но я чувствовала, что она меня не любит и не желает скрывать это. Один вид ее и мысль, что я чуть было не сшибла ее с ног, в конец смутили меня.

-- О, мисс Гудридж! -- глупо воскликнула я. -- У вас такой вид, словно что-то случилось.

-- Что-то случилось действительно, -- ответила она. -- В доме есть вор. Меня обокрали. У меня украли мой подвесок... брильянтовый подвесок.

У нее украли бриллиантовый подвесок!

Не знаю, изменилась ли температура в ту минуту, но только я почувствовала пронизывающий холод. Так вот разгадка непонятного факта? Неужели возможно... я не в силах была довести свою мысль до логического конца. Я стояла, как лунатик, а мисс Гудридж глядела на меня сердитыми глазами.

-- Да что такое с вами? -- спросила она. -- Я не знала, что смуглые девушки могут краснеть, но теперь я вижу: вы красная, как омар. -- Я пробовала объясниться, сказать, что считала нужным, но язык мне плохо повиновался. -- Вы онемели, что ли? -- спросила она. -- Не таращите на меня глаза, словно вы совершили преступление. Можно подумать, что обокрали вас, а не меня. Надеюсь, не вы украли мой брильянтовый подвесок?

Она бросила стрелу без намерения, но стрела попала в цель.

-- О, мисс Гудридж! -- повторяла я. Более я ничего не могла сказать.

Она положила руку на плечо.

-- Да что такое с вами? Непонятное вы созданье! Не вы ли это спроказничали и утащили мой подвесок?

-- Я... я нашла его, -- запинаясь проговорила я.

Я протянула разжатую руку с подвеском на ладони.

-- Вы... вы нашли его? Что нашли? -- Она глядела на меня и на мою протянутую руку. -- Мой подвесок! У ней мой подвесок! -- Она вырвала его у меня. -- Ах вы... воровка! И вы имеете наглость говорить, что нашли его!

-- Я нашла его... нашла у себя в комнате.

-- Полно, так ли? Подумаешь, какое доказательство! Я всегда считала вас такой особой, от которой лучше всего держаться подальше, но я никогда не считала вас способной на такую вещь. Убирайтесь с глаз моих! И не смейте разговаривать со мной.

Мое состояние, когда я осталась одна, было весьма незавидное. В семнадцать лет, хотя и считаешь себя взрослою особою, все же остаешься отчасти ребенком, и я была чужая в чужой стране, без единого друга в этом многолюдном отеле, не имея никого, кто бы мог дать мне совет в затруднительном моем положении. Но, так как я сознавала себя совершенно невинной, я не намерена была вести себя, как преступница. Я снова поднялась в свою комнату и переоделась к обеду. Пока я совершала свой скромный туалет, я твердила себе, что заставлю мисс Гудридж взять назад произнесенные ею слова, хотя у меня в ту минуту не было ни малейшего понятия, как мне удастся исполнить это.

Это был ужасный обед... не с кулинарной точки зрения, а с точки зрения моего личного состояния. Но если обед был ужасный, то послеобеденное время в приемной прошло еще ужаснее.

Мисс Стерндель имела дерзость подойти ко мне и разыграть роль симпатизирующего друга.

-- Вы так одиноки... -- начала она.

Я была в полнейшем одиночестве; я никогда не думала, что человек может быть до такой степени одиноким среди такого многолюдного собрания.

-- Мисс Ли, почему вы смотрите на меня так странно?

Я пристально смотрела на нее. словно я хотела заглянуть в ее душу... если только у ней имелась душа. Ее спокойный, улыбающийся вид был непонятен для меня.

-- Не получили ли вы дурных известий из дома или от господ Треверс, или, может-быть, вам грустно, что миссис Хоусорн уехала? Вы совсем другая. Что с вами случилось сегодня?

Я собиралась дать ей объяснение, которое, полагала я, должно было ошеломить ее, и оглянулась вокруг. За столом, возле открытого окна, сидели мистер Стерндель и мисс Гудридж. Они пили кофе. Хотя мисс Гудридж сидела ко мне боком, но она постоянно поворачивала голову, наблюдая за мной. Мистер Стерндель сидел как раз против меня. Он держал папироску в руке и время от времени прихлебывал свой кофе, но большей частью говорил. Хотя ни малейший звук его голоса не доходил до меня, я тем не менее воспринимала его слова так отчетливо, словно он кричал мне в ухо. И произнесенная им угроза заставила меня отложить объяснение, которое я собиралась высказать его сестре.

-- Разумеется, молодая девушка воровка... какие еще могут быть доказательства...

Вот именно эта фраза его, которую я прочла по его губам, случайно взглянув на него в ту минуту, когда он произносил ее, остановила мое объяснение.

Мисс Гудридж держала свою чашку у рта, так что я не могла прочесть ее слова; но я могла бы отгадать их по его ответу. Он вынул папироску изо рта, выпустил струйку дыма и облокотился на спинку стула... все время смотря на меня с улыбкой, глазами друга, как он, вероятно, воображал.

-- Вы имеете основание говорить. У меня были подозрения, но только в последние два часа они подтвердились.

Она что-то возразила, но ее слова опять ускользнули от моего внимания; его ответ доказал вне, что он отвечал на предложенный ею вопрос.

-- Я расскажу вам, каким образом подтвердились мои подозрения. Сегодня сюда заходил один мой знакомый... ректор Лидский. Он увидел... нашего друга. -- Тут он кивнул головою в мою сторону. -- При виде ее ректор воскликнул: "Вот тебе раз, здесь девица Бернет!" -- "Девица Бернет?" -- возразил я, "но ее фамилия Ли... Юдифь Ли". -- "О, так она прозывается теперь Ли? Это понятно". -- "Почему понятно?" -- спросил я, удивленный его странным тоном. "Мои дорогой Реджи", -- ответил он (он всегда называет меня Реджи, мы старые приятели), -- в начале сезона молодая девушка -- Юдифь Ли, как вы называете ее, была в Понтрсина и жила в одном отеле со мною. Тогда ее фамилия была Бернет. В отеле все время не прекращалось воровство, у постояльцев вечно пропадали вещи. Под конец у одной русской украли ценные драгоценности. Все открылось... мисс Бернет исчезла.

Мисс Гудридж так повернулась, что лица ее не было видно; но, как и раньше, по его ответу я узнала ее вопрос.

-- Разумеется, я убежден в этом. Неужели вы думаете, что я мог бы сказать это, не будучи убежден в этом? Я не стану передавать вам все, что он мне сообщил... это было бы не совсем честно. Но дело в том, что он сказал, что молодая леди, которую мы все считали кроткой и наивной...

Мисс Гудридж прервала его замечанием, о смысле которого мне легко было догадаться. Он возразил:

-- Ну, я иногда замечал, что вы были слишком суровы с ней, мне казалось, что вы как будто предубеждены.

Мисс Гудридж повернула лицо в мою сторону, и я могла прочесть ее слова.

-- Я лучший судья женской натуры, чем вы предполагаете. В первый же раз, как я увидела ее, она показалась мне фальшивой, хотя я признаюсь, что не считала ее такой дурной, какою она оказывается. Что же вам сообщил ваш приятель-священник о ней, о мисс Бернет, которую мы знаем под фамилией мисс Ли.

Я не стала ждать его ответа... я достаточно узнала. Мне было все равно, что могла подумать обо мне его сестра; у меня было смутное сознание, что она все это время что-то говорила мне, но что именно, осталось неизвестным для меня. Все мое внимание было поглощено тем, что я не могла слышать. Прежде чем он ответил мисс Гудридж, я встала со стула и вышла из комнаты, не говоря ни слова мисс Стерндель. Пройдя некоторое расстояние, я спохватилась, что забыла носовой платок... мой лучший кружевной платок... забыла на столе, за которым сидела. Даже в своем волнении я сознавала, что не должна потерять его, и я вернулась за ним.

Мисс Стерндель присоединилась к брату и мисс Гудридж. Два-три человека стояли около них, очевидно заинтересованные разговором. Я нашла свой платок. Когда я уходила, мисс Стерндель повернулась прямо ко мне, продолжая начатую фразу, вполне уверенная, конечно, что я не могла слышать ее. Я могла прочитать лишь конец ее фразы.

-- ... Я так разочаровалась в ней; мне так хотелось полюбить ее, но теперь приходится убедиться, что она принадлежит к числу тех особ, о которых чем меньше говорить, тем лучше.

Что эти слова относились ко мне, я в этом не сомневалась. И в то время, когда они срывались с ее губ, она, убежденная, что я не слышала их, кивнула мне головой и улыбнулась, словно пожелала мне спокойной ночи.

О, это лицемерие! Теперь, когда я могу спокойно вспоминать прошлое, мне кажется, что именно это лицемерие было для меня самой страшной пыткой. Ее брат, со своей бессмысленной ужасной клеветой, играл комедию, ухаживая за мной... я уверена, что он хотел заставить меня поверить его ухаживанию. Какой глупой он считал меня!

Ночь прошла без сна. Прошло много часов прежде, чем я легла в постель, но, когда я легла, заснуть мне не пришлось. Мысль, что я так одинока, что около меня нет ни одной души, к которой я могла бы обратиться за помощью, все это было достаточно тяжело, все же это было ничто в сравнении с лицемерием брата и сестры. Какая у них была причина, что побудило их к этому -- было для меня непонятно. Я всю ночь промучилась, стараясь разгадать эту загадку. Разгадка пришла утром.

Я скоро узнала, что случилось, когда сошла вниз. Мисс Гудридж рассказала историю об ее подвеске, а мистер Стерндель разблаговестил свою выдумку о приятеле-священнике. Все сторонились меня. Некоторые были настолько любезны, что делали вид, что не видят меня; другие прямо глазели на меня и знать не хотели. Единственные люди, заметившие мое присутствие, были Стерндели. Войдя в столовую, я прошла мимо их стола, и они поклонились и улыбнулись мне, но я даже не взглянула на них. Когда я садилась за свой стол, я увидела, как он сказал своей сестре:

-- Наша молоденькая приятельница опять воспрянула... маленькая идиотка!

Маленькая идиотка была я, значит? Вчера еще только он называл меня иначе. Такой отзыв его обо мне за моей спиной оскорбил меня больше, чем если бы он крикнул эти слова мне в лицо. Я отвела взор и устремила глаза на тарелку. Я не желала больше знать, что он станет говорить обо мне, он или кто другой. Я сознавала, что жизнь станет невыносима, если мне будут известны людские толки обо мне. Но если я буду сидеть с опущенным вниз лицом, не сочтут ли они это признаком нечистой совести и виновности? Я была уверена, что таково будет их мнение. Но я не могла помешать этому; я не желала видеть, что они говорили.

Попозже утром дело так повернулось, что я невольно увидела то, что Стерндели говорили между собою. И, может быть, для меня было лучше, что я увидела. Утро я провела на воздухе. Стерндели стояли рядом на террасе, разговаривая; они были так увлечены своим разговором, что не заметили меня, между тем как я, вопреки желанию, глядела на них. Я желала никогда их больше не видеть, но неизвестно откуда проявившийся инстинкт во мне направил мои глаза в их сторону и показал мне то, что они говорили. И, как я это уже сказала, это послужило к моему счастью.

Они оба казались взволнованными. Он говорил быстро и горячо.

-- Знаешь что, -- сказал он, когда я остановилась, наблюдая за ними, -- мы сегодня же устроим это.

Сестра его что-то возразила, но так как она стояла боком ко мне, то ее слова пропали для меня. Он отвечал:

-- Маленькая идиотка зарезала свою гусыню; нам нечего терять время на разные придумывания... Она погибла. Мы можем обобрать весь дом, а отвечать за это придется ей. В доме две вещи действительно ценные... я могу дать тебе каталог всех вещей здешних постояльцев. Брильянты миссис Анстрезер... ожерелье великолепное, и остальные брильянты не дурны... и жемчуг американки. Эти пять ниток жемчуга стоят... я надеюсь, что они принесут нам хорошую сумму. Остальные вещи ты можешь подарить нашей молоденькой приятельнице. Вот ты увидишь, подозрения падут на нее. Нам можно будет уехать и увезти самые ценные вещи, когда нам заблагорассудится, без единого пятнышка на нашей репутации.

Я не совсем ясно поняла его слова. Я в одном только была уверена: он продолжал дурачить меня. Я также поняла, что он намеревался продолжать свою проделку, но каким образом? Это было для меня непонятно. Но смысл его слов о брильянтах миссис Анстрезер п жемчуге миссис Ньюболь ускользнул от меня. Дорогие украшения этих двух леди, которые они надевали при всяком случае, были постоянной темой разговоров в отеле. Когда миссис Анстрезер появлялась в своих брильянтах на шее, груди, в ушах, волосах, на руках и пальцах -- я сама видела кольца на всех пальцах ее обеих рук и по два брильянтовых браслета на каждой руке -- она представляла зрелище поразительное; а миссис Ньюболь, с ее великолепными жемчугами, которые она носила то в виде ожерелья, то в виде браслетов, вместе с другими различными драгоценностями, представляла красивое дополнение к первой леди.

Весь этот день никто не говорил со мной. Все явно избегали меня; а между тем раньше все или почти все были так приветливы со мной. Положение было ужасное. Если бы у меня были деньги, чтобы расплатиться в отеле, и был бы железнодорожный билет, я немедленно уехала бы из Интерлакена. Но, как оказалось впоследствии, это не от меня зависело.

Угнетенная, несчастная, я хотела подняться к себе в комнату, чтобы переодеться к обеду, и подошла к лифту; меня остановил лакей и передал мне, что управляющий просит меня прийти в контору. Мне не понравился тон лакея; лакеи швейцарские вообще грубы, и я уже хотела ответить, что мне некогда, что управляющий может подождать, но что-то во взгляде этого человека заставило меня изменить намерение, и я с невыразимо тяжелым чувством последовала за ним в контору. Мне не нравился управляющий, и теперь, когда я осталась одна с ним в комнате, он показался мне еще более неприятным. Это был моложавый человек с усами и пробором посреди. Вообще его манеры были чересчур заискивающие, но теперь у него был дерзкий вид. Он оглянул меня с головы до ног, точно я была одна из его провинившихся служанок, и сказал:

-- Вы мисс Юдифь Ли... Так что ли вы называетесь? Заявляете притязание на эту фамилию?

Он говорил по-английски очень хорошо, как большинство служащих в отелях швейцарцев. Тон был до невозможности дерзок, а равным образом и взгляд, сопровождавший слова. Я с удивлением смотрела на него.

-- Я -- мисс Ли; это моя фамилия, никаких притязаний у меня быть не может.

-- Хорошо... это ваше дело, не мое. Вы не можете дольше оставаться в этом отеле. Немедленно уходите.

-- Что это значит? -- спросила я. Происходило что-то невероятное.

-- Вы отлично понимаете, что это значит. Не пробуйте ваших фокусов со мной. Вы украли одну из драгоценностей у постояльца моего отеля. Добросердечная леди не желает жаловаться на вас в полицию. Вы мне должны, вот вам счет. Согласны вы уплатить по счету?

Он протянул мне листок бумаги, исписанный цифрами. Одного взгляда на него было достаточно для меня, чтобы понять невозможность уплаты. Миссис Треверс была моим банкиром. Она оставила мне некоторую сумму карманных денег, достаточную для мелких расходов, но недостаточную для уплаты отельного счета.

-- Мистерс Треверс заплатит вам, когда вернется, завтра или послезавтра.

-- Заплатит! -- С какой ядовитой насмешкой было произнесено это слово! -- Почем я знаю, что вы не одной шайки?

-- Одной шайки! Что такое вы говорите? Как вы смеете говорить и обращаться со мной, словно я одна из ваших служанок!

-- Я с вами не стану разговаривать, моя любезная; я буду действовать. Я не потерплю, чтобы обкрадывающая моих постояльцев особа оставалась у меня, в отеле. Ваш багаж останется у меня, пока мне не будет заплачено по счету.

Он позвонил в колокольчик. Вошел лакей, высокого роста человек -- с квадратным темным лицом.

-- - Эта молодая особа должна немедленно покинуть отель. Если она добровольно не исполнит это, надо выпроводить ее вон по черному ходу. Ну, любезная... убирайтесь вон!

Лакей приблизился ко мне. Он заговорил со мной, как с собакой.

-- Ну, ну... вон.

Он даже опустил руку на мое плечо. Я уверена, что он собирался вышвырнуть меня из комнаты. Но как раз в эту секунду дверь распахнулась, и вбежала миссис Анстрфзфр в состоянии сильнейшего волнения.

-- Мои брильянты украли! -- кричала она. -- Украли брильянты мои!

-- Ваши брильянты? -- Управляющий взглянул на нее, а затем на меня. -- Надеюсь, сударыня, вы ошибаетесь?

-- Не ошибаюсь.

Она опустилась на стул. Это была высокая женщина лет пятидесяти; даже в спокойном состоянии она тяжело дышала, теперь же, когда она была так взволнована, она положительно задыхалась.

-- Как будто я могу ошибиться в таком деле! Я пошла к себе в комнату... переодеться к обеду... отомкнула чемодан... я всегда запираю его на ключ... достала шкатулку с брильянтами... отомкнула ее... брильянтов нет. Их украли!.. Украли!.. Украли!..

Она три раза повторила слово "украли", как бы желая этим повторением подчеркнуть гнусность преступления. Управляющий был видимо смущен, что, разумеется, было естественно на мой взгляд.

-- Это очень серьезное дело, миссис Антрезер...

Она резко перебила его.

-- Серьезное? Очень мне нужно выслушивать это от вас. Вы сами не знаете, как это серьезно. Брильянты стоят несколько тысяч фунтов... они неизмеримо дороже, чем весь ваш грошовый отель... их украли. Из моего чемодана в моей комнате, в вашем отеле, украли их!

С какой злобой она крикнула эти слова ему в лицо! Он поглядел на меня и спросил:

-- Что вам известно по этому делу?

Что мне было известно? В своем растерянном состоянии я мысленно задавала себе этот вопрос. Я не успела ответить, как дверь снова открылась, и вошла миссис Ньюболь. Миссис Ньюболь была не одна, за ней вошли шесть-семь дам, некоторые из них с мужьями и братьями. И все рассказывали одну и ту же историю. У всех были покражи: у миссис Ньюболь украли пять ниток жемчуга, у других тоже более или менее ценные драгоценности. Я уверена, что ни управляющий, ни его контора, ни сам отель никогда не были свидетелями подобной сцены. Все были сильно возбуждены и говорили зараз, и каждую минуту появлялось новое лицо с новой историей и новой, неприятной вестью. Как управляющий не потерял головы среди этой сумятицы, осталось для меня тайной. Ему удалось наконец водворить молчание, и в присутствии всех показывая на меня пальцем, он сказал:

-- Это вы все проделали! Вы!..

В толпе раздался голос:

-- Я видела, как она выходила из комнаты миссис Анстрезер.

-- Кто это сказал? Кто сказал? -- спросил управляющий.

Худенькая, бледная женщина с светлыми волосами выступила из толпы.

-- Я горничная миссис Анстрезер. Я гала в ее комнату и видела, как эта молодая леди вышла оттуда. Не знаю, видела ли она меня; очень может быть, видела, потому что быстро убежала.

-- Перкинс правду говорит, -- подтвердила миссис Анстрезер. -- Она сказала мне, и меня это расстроило; я слышала, что прошлою ночью украли брильянтовый подвесок, я заглянула в мою шкатулку и увидела, что мои брильянты исчезли.

-- У меня украла эта особа бриллиантовый подвесок, -- заговорила мисс Гудридж. -- Она вошла в мою комнату и взяла его из чемодана. Раз она это сделала, очень возможно, что и сегодня эту штуку проделала она. Если это так, то у нее должна быть порядочная куча вещей, потому что, кажется, нет ни одного человека в отеле, который не был бы обворован.

Управляющий обратился к служащему.

-- Распорядитесь осмотреть багаж этой особы в присутствии свидетелей и доложите мне, как можно, скорее о результате.

Тут я в первый раз заметила присутствие мистера Стернделя в комнате, и как раз в это время вошла его сестра. Она поглядела на всех, как бы удивляясь скоплению публики. Она подошла к брату, который что-то шепнул ей, она в свою очередь ответила шепотом. Только три-четыре слова было в обоих их фразах, но мое сердце встрепенулось, ко мне вернулось мужество и нечто лучшее, чем надежда, -- уверенность, так как они выдали себя. Никогда еще я не чувствовала себя столь счастливой, что обладаю даром подслушивания -- назовите это подслушиванием, если хотите, -- как в ту минуту! Теперь я знала, что мне надо дождаться удобного момента, и я буду свободна, они же будут задержаны.

Тем не менее, до наступления этого момента, не очень-то приятно было стоять посреди возбужденных людей, между двумя лакеями, сторожившими меня, словно я была арестантка; хотя это, пожалуй, и было хорошо, что они меня, так сказать, охраняли, потому что некоторые разгневанные постояльцы были, кажется, способны на деле выразить мне свое негодование.

Служащий, отправленный на освидетельствование моего багажа, вернулся чрезвычайно скоро с ручным мешком... коричневый мешок, который я признала за свой собственный.

Взволнованные постояльцы столпились вокруг мешка, как рой пчел. Управляющему было трудно пробраться через них. Он старался водворить некоторый порядок и заговорил сперва мягко:

-- Милостивые государыни и государи... потише, потише, пожалуйста. -- Потом, с неожиданной яростью: -- Назад, говорят вам! Если вы не расступитесь, ничего нельзя будет осмотреть. Не пускать их!

К кому было обращено это приказание, осталось неизвестным. Публика поддалась назад настолько, что служащий мог донести мой мешок до стола.

-- Где вы нашли этот мешок? -- спросил управляющий.

-- В ее комнате, -- "Ее", значит в моей комнате, и он дополнил свой ответ, показавши на меня пальцем.

-- Был ли кто-нибудь в комнате в то время, когда вы нашли его? И не нашли ли вы еще чего-нибудь?

-- В комнате были три человека. Мешок прежде всего попался мне в руки. Когда я открыл его и увидел содержимое, я подумал, что за глаза довольно одного этого мешка. Полагаю. что вы согласитесь со мной, когда увидите, что находится в мешке.

Управляющий открыл мешок и вывалил содержимое на стол, чтобы все могли признать свои вещи.

-- Назад! Назад поддайся! -- закричал управляющий. Он положительно заорал, так что все невольно поддались назад, немного ошеломленные. -- Имейте немножко терпения, и каждая леди получит свои вещи... если они здесь.

Голос миссис Анстрезер выделился среди общего шума:

-- А мои брильянты здесь?

Затем миссис Ныоболь спросила: -- И мой жемчуг?

Служащий разбирал разнообразную коллекцию моего мешка среди непрерывных восклицаний присутствовавших женщин, которые следили за ним жадными глазами. Он сообщил результат своего осмотра.

-- Нет. Брильянтов миссис Анстрезер не находится здесь, нет и жемчуга миссис Ныоболь: ничего похожего нет.

Управляющий поднял грозящий палец передо мной; у всех, я заметила, явилась внезапная мания показывать на меня пальцем.

-- Ну вы! Куда вы спрятали жемчуг миссис Ныоболь и брильянты миссис Анстрезер? Признайтесь-ка во всем, это лучше, чем обманывать. Будьте уверены, что мы найдем эти вещи, хотя бы вы и не признались, куда спрятали их. Ну же, говорите!

Как он кричал на меня! Это было бы ужасно, если бы я не сознавала себя госпожой положения. Я не испугалась его крика, хотя терпеть не могла, чтобы на меня кричали.

-- Я могу сказать вам, где эти вещи, если вы о них спрашиваете.

-- Вы отлично знаете, о чем я говорю. Говорите же! Ну, скорей!

-- - Во-первых, позвольте мне заявить вам: если вы полагаете, что я положила эти вещи в свой мешок -- мешок, конечно, мой -- или что я имею какое-либо отношение к нахождению их в мешке, то вы ошибаетесь.

Мои слова, а может быть, и мой топ произвели некоторое впечатление.

-- "Какая наглость!" -- "Какая самоуверенность!" -- "Виданное ли это дело!" -- "Такая молоденькая и такая бесстыдная!" -- Такие милые восклицания пришлось мне услышать.

Взглянув на мистера и мисс Стерндель, я заметила, что они были как будто смущены, и это было утешением для меня.

-- Не врать! -- загремел управляющий. -- Не обманывать! Глупостей не выдумывать! Говорите правду, где драгоценности этих леди.

-- Я намерена сказать вам правду, если вы будете терпеливее. Я сейчас преподнесу вам маленький сюрприз. -- Я была так уверена в себе, что меня начала забавлять эта сцена. Я продолжала: -- Я обладаю даром, о котором все вы не имеете понятия, в особенности двое из вас. Я знаю все, что люди говорят, не слыша их; подобно глухонемым, которые понимают, что люди говорят, следя за движениями их губ.

Было сделано несколько грубых попыток остановить меня, но я не обратила на них внимания. Пожилой человек, которого я раньше никогда не видела и который говорил властным тоном, посоветовал публике выслушать меня до конца. Мне дали говорить.

Я рассказала, что прочитала по губам мисс Стерндель то, что она говорила своему брату на балконе накануне утром. Приятно было видеть изумление на лицах брата и сестры. Они высказали несколько громких и невежливых замечаний, к которым я была совершенно равнодушна, так как видела их растерянность. Я продолжала свой рассказ. Рассказала, как была несчастна весь день и как, вернувшись к себе в комнату, нашла в нижнем отделении своей шкатулки брильянтовый подвесок. Я спустилась вниз, чтобы спросить мисс Стерндель, зачем она положила его ко мне в шкатулку, и, встретившись с мисс Гудридж, которая жаловалась на свою потерю, в полном смущении подала ей ее подвесок, что, надо признаться, могло иметь подозрительный вид.

В это время в конторе стоял очаровательный гул. Мистер и мисс Стерндель оба зараз кричали, что стыдно позволять такой особе, как я, продолжать чудовищные измышления. Я уверена, что не будь тогда в конторе человека с седыми волосами, который неожиданно проявил свой авторитет среди публики, я подверглась бы личному нападению со стороны мисс Стерндель. Она казалась вне себя от бешенства... и кой-чего другого.

Я продолжала... несмотря на Стернделей. Я видела, что заронила в голове своих слушателей сомнение, которое могло совершенно изменить их отношение ко мне. Я передала короткий разговор между братом и сестрой утром того самого дня, когда случилась описываемая мною история. Надо было видеть, как шумели и бесились Стерндели.

-- Мне кажется, -- заметил седой господин, обратившись к мистеру Стерндель, -- что вы слишком уж сильно протестуете. Если эта молодая леди такова, как вы представляете ее, вам будет дана возможность доказать свои слова. А пока, так как она самая юная среди нас, справедливость и честность требуют, чтобы мы выслушали то, что она имеет сказать в свою пользу. Мы можем осудить ее потом... Это будет легко.

Рассказывать оставалось немного. Они знали теперь почти столько же, сколько и я. Кто-то разобрал за это время коллекцию похищенных золотых вещей. Я не уверяю, но очень возможно, что это сделала мисс Стерндель в то время, как брат ее отвлек внимание публики в другое направление. В этот момент публика стала переглядываться.

Я узнала впоследствии, что мистер Стерндель устроил экскурсию на Бриенцкое озеро, в которой приняли участие почти все постояльцы, кроме мисс Стерндель, которая предпочла, как предполагали, прогуляться в одиночестве на Шайничское плато.

Когда мисс Стерндель заметила переглядывания среди публики, она опять зашумела и взбесилась, и продолжала беситься до конца. Я не думаю, чтобы она догадывалась о том, что должно было произойти; но она была очень расстроена, и ее брат разделял ее тревогу. Лицо у него было бледное и угрюмое; он имел вид человека, обдумывающего выход из отчаянного положения.

Я объяснила, совершенно спокойно, что, так как вследствие клеветы мистера Стернделя н его сестры, все в доме начали считать меня воровкою, то очевидно у них было намерение сосредоточить подозрение на мне, и поэтому вот они и положили все эти вещи в мой мешок.

-- Что же они могли выиграть через это? -- спросил немного дерзко седой господин. Его вопрос поддержала остальная публика, в особенности Стерндели, которые видимо желали подчеркнуть нелепость моих слов.

-- Если вы позволите мне продолжать, я живо объясню вам цель, к которой они стремились. Если вы помните, когда мистер Стерндель разговаривал с сестрой на балконе сегодня утром, я видела, как он сказал ей, что в доме только две вещи очень ценные...

Мистер Стерндель замолчал. Его, кажется, испугал взгляд седого господина. Я продолжала:

-- Две очень ценные вещи, по мнению мистера Стернделя, были брильянты м-с Анстрезер и жемчуг м-с Ньюболь. Положив остальные украденные вещи в мой мешок, они тем самым установили, что воровкой была я, а они, не возбуждая подозрений, сделались обладателями двух драгоценностей, которые стоят гораздо дороже, чем все остальные вещи, вместе взятые.

Как только я замолчала, снова поднялся шум.

-- А где же, полагаете вы, молодая леди, обретаются эти вещи? -- спросил седой господин.

-- Я скажу вам, где они.

Я взглянула на мисс Стерндель, а затем на ее брата. Они, кажется, охотно убили бы меня и съели. Едва ли они имели понятие о том, что я собиралась объявить, но я ясно видела их тревогу и страх.

-- Я сказала вам, что могу видеть то, что люди говорят, наблюдая за движением их губ. Когда мисс Стерндель вошла в контору, она шепнула что-то своему брату; я видела их лица и поняла их слова так ясно, как если бы громко выкричали их. Он сказал ей, что брильянты м-с Анстрезер у него в кармане пиджака.

Я замолчала. Лицо мистера Стернделя выражало полнейшее удивление. А потом он набросился на меня.

-- Чертовская лгунья! Фальшивая кошка! Отвратительная колдунья! Я не желаю оставаться здесь и выслушивать оскорбления от гадины...

Он направился к двери.

-- Задержите его! -- крикнула я.

Когда он был у двери, последняя распахнулась прямо перед ним, и в комнату вошли -- можете вообразить! -- мистер и миссис Треверс. Как я была рада видеть их!

-- Задержите его! -- крикнула я мистеру Треверсу. -- Остановите этого человека!

Мистер Треверс задержал его.

-- Суньте руку в карман его пиджака и достаньте, что у него там.

Мистер Треверс, не имея понятия о нашей истории, был, разумеется, удивлен таким приказанием; тем не менее он исполнил его. Мистер Стерндель сопротивлялся; он отчаянно защищал себя и свой карман; но он был небольшого роста, а мистер Треверс был великан с подобающей великану силой. Через несколько секунд он рассматривал вещь, которую держал в руке.

-- Судя по этой вещи, карман этого джентльмена, должно быть, начинен брильянтами. Смотрите, брильянтовое ожерелье.

Он высоко поднял ожерелье. Несмотря на свою тяжеловесность, миссис Анстрезер подпрыгнула на несколько дюймов от пола.

-- Мое ожерелье! -- пронзительно закричала она.

-- А где мой жемчуг? -- спросила миссис Ньюболь.

-- Мисс Стерндель шепнула своему брату, что ваш жемчуг у нее за корсетом.

Едва сорвались эти слова с моих губ, как миссис Ньюболь бросилась на мисс Стерндель, и произошла прискорбная сцена. Тут вмешались другие, иначе платье на мисс Стерндель было бы разорвано в клочки. Кто-то расстегнул корсет и достал жемчуг.

Последующая сцена напомнила сборище диких людей. Казалось, все посходили с ума. Постояльцы, управляющий, прислуга, все кричали зараз.

Мы не преследовали судом мистера и мисс Стерндель. Фамилия эта была, конечно, фальшивая, и они не были братом и сестрой. Но закон в Швейцарии тяжеловесный, и формальности бесконечные. К тому же я не желала долго оставаться в Швейцарии, чтобы явиться свидетельницей в судебном процессе. Впрочем, виновные не избегли возмездия; они были арестованы в тот же вечер по другому преступлению и приговорены к долголетнему заключению.

-----------------------------------------------------------------------------

Источник текста: журнал "Вестник иностранной литературы", 1912, No 4.

Оставить комментарий Марш Ричард (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1912 Обновлено: 02/11/2025. 42k. Статистика. Рассказ: Проза, Переводы Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1912, No 4.

Марш Ричард Волшебный дар Юдифи Ли

Волшебный дар Юдифи Ли

Марш Ричард
Волшебный дар Юдифи Ли