Мензбир Михаил Александрович
Цейлонские ведды и ископаемое человекоподобное существо с о-ва Явы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Зоо-антропологический очерк).


   

Цейлонскіе ведды и ископаемое человѣкоподобное существо съ о-ва Явы.

(Зоо-антропологическій очеркъ).

   Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, резюмируя, по поводу одной изъ рѣчей Вирхова, взгляды наиболѣе авторитетныхъ зоологовъ и антропологовъ по вопросу о происхожденіи человѣка, я высказалъ глубокую увѣренность, что будущее рано или поздно дастъ новыя доказательства прямого родства человѣка съ приматами вообще и человѣкоподобными обезьянами въ частности. Но въ то время ни я и никто другой изъ интересовавшихся этимъ вопросомъ не думалъ, что мы находимся наканунѣ открытія огромной важности,-- открытія, вызвавшаго большой споръ, но въ концѣ-концовъ принесшаго эволюціонистамъ драгоцѣнное подтвержденіе отстаиваемыхъ ими взглядовъ. Мы говоримъ о найденныхъ д-ромъ Дюбуа на о. Явѣ остаткахъ человѣкоподобнаго существа, названнаго имъ питекантропомъ. Съ другой стороны, въ то же самое время, братья Саразины издавали свои антропологическія изслѣдованія жителей Цейлона, остановившись съ особеннымъ вниманіемъ на веддахъ. Собственно антропологи мало интересовались веддами, находясь подъ вліяніемъ предвзятой идеи, что ведды представляютъ собою вновь одичавшее малочисленное цейлонское племя, близкое къ культурнымъ сингалезцамъ. Саразины же, убѣдившись, что всѣ памятники древней культуры на Цейлонѣ не имѣютъ никакого отношенія къ веддамъ, что ведды представляютъ собою искони дикое племя, со множествомъ примитивныхъ анатомическихъ особенностей, разработали вопросъ объ этомъ племени замѣчательно законченно. Зоологическая точка зрѣнія, которой держались Саразины, оказала имъ неоцѣненную услугу: зоологи издавна привыкли въ малочисленныхъ, уединенныхъ формахъ встрѣчать, вмѣстѣ съ тѣмъ, и наиболѣе древнихъ представителей сосѣднихъ съ ними въ системѣ группъ. Отсюда понятенъ интересъ, который имѣютъ для зооантропологовъ такія обособленныя племена, какъ ведды, акка и др. Въ нихъ всего скорѣе можно ожидать встрѣтить примитивныя особенности, и пока наши ожиданія въ этомъ отношеніи еще не были обмануты. Но значеніе выводовъ изъ изслѣдованій Саразиновъ еще болѣе возрастаетъ отъ сопоставленія ихъ съ находкой Дюбуа: на основаніи этихъ данныхъ мы можемъ значительно сузить границы той области, гдѣ съ полнымъ правомъ можно разсчитывать найти колыбель человѣческаго рода.
   Такимъ образомъ, наука шагъ за шагомъ отвоевываетъ то, что составляло достояніе легендъ и сказочныхъ вымысловъ, и благодаря своему методу постепенно проливаетъ свѣтъ на отдаленнѣйшія эпохи въ исторіи человѣчества.
   

I.

   Хотя изслѣдованія Цейлона начались издавна, наши свѣдѣнія о природѣ этого острова до послѣдняго времени не отличались точностью.
   Цейлонъ лежитъ между 6о и 10о с. ш., слѣдовательно въ области муссоновъ, и этимъ въ значительной степени объясняются особенности его природы. По величинѣ равный приблизительно Ирландіи, этотъ островъ имѣетъ яйцевидную форму, съ обращеннымъ къ сѣверу болѣе узкимъ концомъ. Въ центрѣ расширенной южной половины возвышается довольно значительная и сложная горная группа, круто обрывающаяся на своей южной сторонѣ, гдѣ мѣстами она достигаетъ до 7,000 фут.; къ сѣверу горы переходятъ въ равнинную часть острова весьма постепенно. Низменная полоса охватываетъ центральную горную страну поясомъ разной ширины.
   Почва Цейлона состоитъ изъ первичныхъ горныхъ породъ и продуктовъ ихъ вывѣтриванія. Главныя горныя массы, а также многіе изъ ихъ отроговъ и разбросанные въ низменностяхъ центры состоятъ изъ гнейса, мѣстами превратившагося путемъ вывѣтриванія въ легко рѣжущуюся сыроподобную массу. Размытый и унесенный водою, онъ же представляетъ почву низменныхъ частей острова, то мѣдно, то даже киноварно-краснаго цвѣта, откуда древнее названіе острова -- Тамбапанни, что значитъ -- мѣдная страна. Мѣстами гнейсъ содержитъ въ себѣ графитъ. Драгоцѣнные камни, именно сафиры, рубины, хризобериллы находятъ въ наносныхъ глинистыхъ почвахъ.
   Береговая полоса острова состоитъ изъ ракушника, песчаника и коралловаго известняка. Мѣстами отмели ракушника чисто-бѣлаго цвѣта, мѣстами, напротивъ, приближаются къ черно-бурому. Довольно многочисленные въ восточной части острова, теплые источники имѣютъ температуру отъ 35о до 62о Ц. Въ одномъ изъ такихъ источниковъ, имѣющемъ при своемъ выходѣ 52о Ц., далѣе, гдѣ температура доходитъ только до 32о, живутъ многочисленные рыбы, раки, краббы и даже одна черепаха. Кое-гдѣ у южнаго подножія горъ находятся глубокія пещеры, съ которыми сингалезцы связали разныя легенды.
   Климатъ Цейлона далеко не однообразенъ. Не говоря уже о большой разницѣ въ температурѣ между горною страной и низменностями, весь островъ можно раздѣлить на двѣ части: влажную и сухую, изъ коихъ къ первой принадлежитъ юго-западъ Цейлона вмѣстѣ съ центральной горной страной, а ко второй все остальное пространство. Это дѣленіе обусловливается вліяніемъ юго-западнаго и сѣверо-восточнаго муссона. Первый начинается обыкновенно съ апрѣля. Насыщенный водяными парами горячій воздухъ, направляясь съ юго-запада, осаждаетъ почти всю свою влагу на горахъ центральной части острова, и потому въ теченіе апрѣля, мая и іюня здѣсь выпадаетъ огромное количество водяныхъ осадковъ. По ту сторону горъ юго-западный муссонъ сказывается весьма слабо, въ это время здѣсь господствуетъ засуха и только многоводіе стекающихъ съ горъ рѣкъ указываетъ на падающіе въ горахъ дожди. Сѣверо-восточный муссонъ дуетъ въ теченіе октября, ноября и декабря и приноситъ съ собой дождливое время не только для сухой части острова, но и для влажной, которая такимъ образомъ въ теченіе года имѣетъ два дождливыхъ періода. Впрочемъ, не только въ центральной горной странѣ, но и на вершинахъ отдѣльныхъ разбросанныхъ горъ тучи собираются и дожди выпадаютъ и въ періодъ засухъ, такъ что въ горной странѣ Цейлона ясные, не дождливые дни длятся только съ января по мартъ.
   Большинство дождей, выпадающихъ въ низменностяхъ, сопровождается грозами, и арабскіе моряки по частому блеску молніи безошибочно узнавали Цейлонъ. Саразины говорятъ, что когда они въ мартѣ мѣсяцѣ плыли вокругъ юго-западной части Цейлона, молніи надъ нимъ не прекращались. Но если атмосфера острова вообще богата электричествомъ, то тѣмъ сильнѣе это выражено во время муссоновъ. Молніи и раскаты грома тогда положительно не прекращаются, а разыгрывающіяся при этомъ бури достигаютъ такой силы, что огромныя кокосовыя пальмы гнутся какъ тростникъ. Шумъ падающаго дождя и раскаты грома въ это время такъ сильны, что даже въ домѣ надо сильно повышать голосъ, чтобы слышать другъ друга. Чтобы судить о силѣ и быстротѣ, съ которой начинается дождь, достаточно сказать, что иногда онъ обиваетъ всю крону даже очень большихъ деревьевъ, усыпая почву ихъ вѣтвями и листьями, и само собою разумѣется, что отъ него нельзя спастись никакимъ зонтомъ. Застигнутые такимъ дождемъ мгновенно вымокаютъ до нитки, но на европейцевъ онъ не производитъ никакого непріятнаго впечатлѣнія, тогда какъ туземцы Цейлона боятся дождя и, попавши подъ него, буквально дрожатъ отъ холода.
   Годовыя колебанія температуры на всемъ островѣ весьма незначительны, что же касается суточныхъ, то совершенно обратно -- они достигаютъ даже нѣсколькихъ десятковъ градусовъ. Къ этому надо прибавить, что на горахъ температура въ среднемъ очень низка и по ночамъ въ жилищахъ надо поддерживать огонь, хотя на солнцѣ среди дня бываетъ очень жарко.
   Такимъ образомъ Цейлонъ представляется какъ бы колоссальнымъ постаментомъ, на которомъ возвышается огромный тронъ -- центральная горная страна. Правда, отдѣльныя возвышенности разбросаны и среди низменности, но, не будучи значительными (самыя высокія изъ нихъ около 2,000 фут.), онѣ не мѣшаютъ сдѣланному сравненію. Естественно, что съ орографіей и климатическими особенностями острова связаны также особенности его растительнаго и животнаго населенія.
   Самая сухая часть острова -- его юго-восточный берегъ. Благодаря положенію острова и песчаной почвѣ, жара въ сухое время года въ прибрежной полосѣ бываетъ совершенно невыносима, и тамъ, гдѣ нѣтъ рѣкъ, здѣсь нѣтъ и другихъ лѣсовъ, кромѣ своеобразныхъ зарослей эвфорбіи. Однако теченія рѣкъ вездѣ сопровождаются лѣсами кумбуковыхъ деревьевъ, на первый взглядъ представляющихся какъ бы огромными платанами. Замѣчательное свойство этихъ деревьевъ заключается въ томъ, что если ихъ стволъ поджечь въ какомъ-нибудь мѣстѣ, то онъ продолжаетъ тлѣть, не теряя своей формы, въ продолженіе очень долгаго времени, причемъ горитъ изнутри кнаружи и выгораетъ до самыхъ концовъ корней, оставляя послѣ себя сѣроватую золу. Если ночью вѣтеръ проникаетъ въ горящее дерево, оно начинаетъ свѣтиться красноватымъ свѣтомъ, представляя собою совершенно сказочный видъ. Саразины видѣли одинъ огромный стволъ, который продолжалъ тлѣть спустя цѣлыхъ три мѣсяца послѣ того какъ его подожгли. Однако и въ этой сухой странѣ бываетъ своя весна, послѣ приносимыхъ муссономъ дождей, и тогда мѣстность принимаетъ совсѣмъ другой видъ, благодаря обильно развивающимся злакамъ.
   Вообще говоря, низменный поясъ сухой части Цейлона можетъ быть раздѣленъ на три зоны: береговую, съ пальмами, особенно кокосами и пальмирами, слѣдующую за нею -- съ рисовыми полями и наконецъ -- лѣсную. Тамъ и сямъ въ этой области разбросаны обширныя озера, сохранившіяся еще съ тѣхъ поръ, когда, за двѣ тысячи лѣтъ тому назадъ, сингалезскіе короли устраивали искусственные водоемы для рисовой культуры. Когда, позднѣе, сингалезцы вынуждены были выселиться въ болѣе влажную часть острова, плотины этихъ водоемовъ отчасти прорвались, а сами водоемы мѣстами превратились въ обширныя болота. О томъ, сколько времени существуютъ эти плотины, можно легко судить по огромнымъ растущимъ на нихъ смоковницамъ. Поверхность сохранившихся озеръ покрыта лотосомъ и кувшинками. Лѣса въ этой части острова большею частью производятъ однообразное впечатлѣніе оливково-зеленаго общаго фона съ массою кожистыхъ блестящихъ листьевъ. Цвѣты вообще рѣдки, но, естественно, послѣ дождей встрѣчаются гораздо чаще.
   Переходъ отъ сухой части острова къ влажной весьма ощутителенъ, благодаря тому, что наблюдается на небольшомъ разстояніи. Береговая зона вмѣсто пустынности производитъ здѣсь впечатлѣніе страны съ богатою растительностью, особенно благодаря многочисленнымъ пальмамъ, хлѣбному дереву, смоковницамъ съ воздушными корнями, бананамъ и т. д. И общій тонъ здѣсь гораздо ярче, и разнообразіе кодеровъ неизмѣримо больше. Но главнымъ указателемъ влажной части острова служитъ его насыщенная парами атмосфера.
   Точно также какъ въ юго-восточной области Цейлона, и въ описываемой нынѣ за береговой зоной идетъ зона рисовой культуры, а у подножія горъ -- роскошный тропическій лѣсъ, занимающій здѣсь гораздо болѣе широкую полосу. Чудную и своеобразную картину можно наблюдать здѣсь при закатѣ солнца. Едва солнце скроется за деревьями, весь западъ окрашивается въ яркій оранжевый цвѣтъ, тогда какъ деревья, особенно пальмы, поразительно рѣзко вырисовываются на немъ черными силуэтами. Это продолжается съ часъ. Когда же золотой свѣтъ вечерней зари погасаетъ, далекій западъ окрашивается какъ бы свѣтомъ краснаго бенгальскаго огня. Напротивъ, въ другихъ частяхъ острова переходъ отъ дневного свѣта къ ночному мраку поразительно быстръ и, какъ вездѣ подъ тропиками, ночь почти сразу смѣняетъ день послѣ 6 час. вечера.
   Что касается центральной горной страны, то высочайшая ея вершина, Педуруталагала, имѣетъ 8,300 фут., слѣдовательно на 1,000 фут. выше хорошо извѣстнаго Адамова пика. Приблизительно на высотѣ 3,000 фут. начинается область горныхъ лѣсовъ, гдѣ прежде были многочисленныя кофейныя плантаціи и гдѣ теперь, послѣ того какъ кофейныя деревья погибли отъ грибка, на мѣсто ихъ разведены чайныя насажденія. Остатки лѣса, сведеннаго на опредѣленной высотѣ подъ плантаціи, совершенно ничтожны, что же касается самыхъ плантацій, то трудно представить себѣ что-либо менѣе привлекательное, такъ какъ чайные кусты совершенно не закрываютъ собою красную или желтую почву, тѣмъ болѣе, что ихъ сажаютъ далеко другъ отъ друга. Но, вообще говоря, горная страна весьма разнообразна и здѣсь встрѣчаются какъ травянистыя площади, такъ и чисто-парковые ландшафты. Къ тому же отсюда берутъ свое начало рѣки Цейлона, а по ихъ теченію развивается весьма богатая кустарная растительность.
   Горныя вершины поднимаются или округлыми куполами, или конусами, или, наконецъ, образуютъ зубчатыя вершины небольшихъ хребтовъ. Педуруталагару, наприм., можно сравнить съ гигантской кротовой кучей, одѣтой лѣсомъ. Только на вершинѣ горы лѣсъ сведенъ, чтобъ отсюда открыть видъ на весь островъ. Адамовъ пикъ имѣетъ конусообразную форму, и кому удавалось попадать на него къ восходу солнца, тѣ описываютъ не только поразительно красивую смѣну окраски неба, но и въ высшей степени оригинальное зрѣлище, когда уже послѣ восхода солнца тѣнь отъ Адамова пика ложится на стелющійся въ низменностяхъ туманъ. Съ одной стороны Адамовъ пикъ также одѣтъ лѣсомъ почти до самой вершины, но, благодаря особенностямъ почвы, лѣсъ здѣсь рѣдокъ. На самой вершинѣ пика, надъ небольшимъ естественнымъ углубленіемъ, которое буддисты считаютъ за слѣдъ ступпи Будды, стоитъ небольшой храмъ, въ китайскомъ стилѣ, куда буддисты стекаются для поклоненія.
   Хотя животный міръ Цейлона весьма богатъ, однако, что касается звѣрей, они рѣдко попадаются на глаза, за исключеніемъ такихъ мѣстъ, куда европейцы заходятъ только случайно. Слоны, буйволы, разные олени, по преимуществу изъ малорослыхъ, обезьяны, пантера и небольшія кошки, грызуны, одинъ изъ лемуровъ, одѣтый роговыми чешуями панголинъ -- вотъ наиболѣе распространенныя изъ цейлонскихъ млекопитающихъ. Птицъ множество и между ними много пестро и ярко окрашенныхъ формъ изъ попугаевъ, щурокъ, зимородковъ, нектарокъ и пр. Въ кустарныхъ заросляхъ постоянно слышится крикъ дикаго пѣтуха, напоминающій пѣніе нашихъ подрастающихъ пѣтуховъ, въ горныхъ лѣсахъ часто встрѣчается великолѣпно окрашенная цейлонская сорока, наконецъ вездѣ множество представителей группы пташекъ. Замѣчательную черту фауны Цейлона составляетъ присутствіе въ ней многихъ формъ, ближайшіе родственники которыхъ находятся въ Южной Африкѣ, на Мадагаскарѣ и Зондскихъ о-вахъ. Хотя въ общемъ фауна Цейлона представляетъ собою фауну Индіи, съ которой этотъ островъ прежде несомнѣнно находился въ прямомъ соединеніи, однако отмѣченная особенность, общая ему съ южной Индіей, безошибочно указываетъ на прямое соединеніе этихъ странъ въ еще болѣе отдаленный періодъ съ обширнымъ материкомъ, населеннымъ животными, рѣзко разнящимися отъ современныхъ животныхъ сѣвернаго полушарія. Въ этомъ соединеніи Цейлона съ Индіей и вообще обширнымъ материкомъ и кроется его историческое значеніе. Низшія позвоночныя и безпозвоночныя въ свою очередь подтверждаютъ сказанное, и потому, не останавливаясь на нихъ долѣе, ограничимся лишь упоминаніемъ о крайнемъ разнообразіи формъ бабочекъ.
   Таковы физико-географическія условія острова, на которомъ живутъ три туземныхъ племени: сингалезцы, тамилы и ведды.
   Самое многочисленное племя -- сингалезцы, которые составляютъ 2/3 всего народонаселенія Цейлона. За ними слѣдуютъ тамилы, составляющіе 1/4 общаго народонаселенія. Далѣе идутъ индо-арабы, малайцы, европейцы и, наконецъ, на послѣднемъ мѣстѣ стоятъ ведды, которыхъ немного болѣе 2,200 душъ. Географически сингалезцы и тамилы разграничены весьма рѣзко. Тамилы, со своимъ дравидскимъ языкомъ и браманскимъ культомъ, живутъ къ сѣверу и востоку отъ лѣсной области Цейлона, сингалезцы, съ арійскимъ словопроизводствомъ и буддистской религіей, находятся на западъ и къ югу отсюда. Помимо разницы въ языкѣ и религіи, тамиловъ и сингалезцовъ раздѣляетъ еще исторически сложившаяся антипатія. Путешественника, проходящаго нынѣ ненаселенными мѣстностями, крайне поражаютъ многочисленные слѣды болѣе ранней культуры. Въ лѣсной области Таманкадува лежатъ развалины древней столицы Поланнарува, основаніе которой относится не позднѣе какъ къ 8-му вѣку нашей эры. Въ другой, нынѣ также весьма малонаселенной, области находятся также обширныя развалины Анурадхапуры, основанной даже еще въ 6-мъ вѣкѣ до P. X. Хотя нѣкоторые авторы склонны объяснять это тѣмъ, что прежде населеніе Цейлона было значительно,-- по крайней мѣрѣ, вдесятеро -- болѣе нынѣшняго, однако на это нѣтъ никакихъ указаній. Вѣроятнѣе всего, что просто произошло перемѣщеніе народонаселенія, оставившаго свои прежнія области и передвинувшагося далѣе къ юго-западу. Когда сингалезцы заняли Цейлонъ,-- было это въ 6-мъ вѣкѣ до P. X. или ранѣе,-- они, повидимому, основались въ сѣверной части острова, но потомъ на нихъ начали нападать южно-индійскіе тамилы, и эти нападенія, наконецъ, усилились до того, что сингалезцы вынуждены были оставить свои отчасти разрушенные города и уйти далѣе, въ лѣсную часть острова. Все увеличивавшіеся набѣги тамиловъ, основавшихся въ свою очередь въ сѣверной части острова, выгнали затѣмъ сингалезцевъ еще далѣе къ юго-западу и такимъ-то образомъ существующія нынѣ развалины указываютъ не на болѣе развитую прежде культуру вообще, а на перенесеніе культуры съ сѣверной части Цейлона на его юго-западъ.
   Тамилы пришли на островъ вовсе не въ качествѣ колонистовъ: это были разбойники, сначала опустошавшіе берега Цейлона, затѣмъ, съ основаніемъ здѣсь, проникшіе въ глубь острова. Имъ мало было дѣла до возобновленія разрушенныхъ городовъ, до исправленія оросительныхъ сооруженій: занявши береговую полосу, они основались здѣсь и нисколько не способствовали культурному развитію Цейлона. Вотъ почему между областью нынѣ занятой тамилами и областью сингалезцовъ лежитъ не сплошь дѣвственный лѣсъ, а отчасти дѣвственный, отчасти выросшій на мѣстѣ прежде обработанныхъ полей. Къ числу памятниковъ сингалезской культуры принадлежитъ и священная смоковница Цейлона, которая своимъ болѣе чѣмъ двухтысячнымъ возрастомъ какъ бы примиряетъ наше обычное лѣтосчисленіе съ геологическимъ.
   Что касается области веддъ, то она ограничена съ запада центральной горною страной, съ востока -- моремъ и представляетъ собою сравнительно узкую полосу. Болѣе трети всѣхъ веддъ (около 600 душъ) живетъ въ береговой полосѣ, занятой уже тамилами и индо-арабами, остальные разбросаны въ ихъ области группами. Большинство поселеній веддъ, исключая находящихся въ береговой области, расположены у подножія горъ, выступающихъ на равнинахъ, и можно думать, что ведды, добровольно или по принужденію нынѣ живущіе въ селеніяхъ, остались у подножія именно тѣхъ горъ, гдѣ прежде жили въ пещерахъ.
   Веддъ обыкновенно дѣлятъ на горныхъ и осѣдлыхъ, первымъ именемъ обозначая живущихъ въ пещерахъ, вторымъ -- въ хижинахъ. Однако это дѣленіе не совсѣмъ вѣрно, такъ какъ и, такъ называемые, осѣдлые ведды значительную часть года проводятъ въ кочевкахъ, существуя исключительно охотой, и на это время оставляютъ свои селенія. Да и самое названіе "селеніе", "деревня" въ нашемъ смыслѣ далеко не всегда подходитъ къ селеніямъ веддъ, такъ какъ иногда послѣднее состоитъ всего изъ одной хижины, иногда же нѣсколько хижинъ разбросано на разстояніи 100--200 шаговъ другъ отъ друга. Дѣйствительно, этого названія заслуживаютъ селенія веддъ въ береговой полосѣ. Поэтому лучше всего раздѣлить веддъ на занимающихся земледѣліемъ и живущихъ исключительно охотой, назвавъ первыхъ культурными, а вторыхъ -- естественными. Естественныхъ веддъ очень немного и только они и представляютъ собою чистое племя, такъ какъ культурные ведды несутъ на себѣ ясно выраженную примѣсь крови другихъ племенъ. Такимъ образомъ, ведды, внѣ всякаго сомнѣнія, находятся на пути къ исчезновенію, но это исчезновеніе представляетъ собою не простое вымираніе, а постепенное слитіе малочисленнаго племени съ гораздо болѣе многочисленными родственными племенами. Сначала переходъ изъ естественнаго состоянія въ культурное, затѣмъ совмѣстное жительство съ другими народами и наконецъ слитіе съ ними путемъ скрещиванія -- вотъ тѣ этапы, черезъ которые должна пройти будущая исторія веддъ, къ счастью, захваченныхъ изслѣдователями хоть до нѣкоторой степени въ ихъ первобытномъ состояніи.
   

II.

   Ведды принадлежатъ къ малорослымъ племенамъ, такъ какъ средняя величина у нихъ для мужчинъ равняется только 1,576 mm. и для женщинъ -- 1,473, но едва ли ихъ справедливо называть карликами, такъ какъ бушмены, андаманцы, негритосы съ Филиппинскихъ о-въ и особенно африканскіе акка меньше веддъ. Грудь развита, по крайней мѣрѣ, такъ же, какъ въ среднемъ развита у европейцевъ, но руки и ноги тоньше; особенно замѣчательно недоразвитіе икръ; бедра и плечевые отдѣлы также не достигаютъ такой толщины, какъ у другихъ племенъ. Руки и ноги сравнительно длиннѣе, чѣмъ у насъ, а кромѣ того и отношеніе между верхнимъ и нижнимъ отдѣломъ конечностей у веддъ другое, чѣмъ у европейцевъ, потому что предплечье длиннѣе сравнительно съ плечомъ и голень длиннѣе сравнительно съ бедромъ, чѣмъ у европейцевъ. Продолжая то же сравненіе, мы видимъ, что ступня веддъ площе и разстояніе между большимъ пальцемъ и остальными у нихъ шире.
   Общій цвѣтъ кожи весьма измѣнчивъ, но можно сказать, что у мужчинъ цвѣтъ лица буроватый, грудь же гораздо темнѣе. Что касается женщинъ, то ихъ цвѣтъ вообще болѣе постояненъ и у нихъ никогда не замѣчается такой темной окраски, какъ у мужчинъ. Сопоставляя окраску веддъ изъ разныхъ частей занятой ими области, безъ труда можно убѣдиться, что чистокровные, не смѣшавшіеся съ сосѣдями ведды свѣтлѣе тѣхъ, у которыхъ кровь уже смѣшанная. Глаза темнобурые, у женщинъ опять-таки болѣе свѣтлые, волосы черные, очень жесткіе, волнистые, но не курчавые. Очень слабое развитіе волосъ бороды весьма характерно для веддъ. На остальномъ тѣлѣ волосы также развиты слабо.
   Изъ другихъ характерныхъ особенностей веддъ бросается въ глаза боль шая, длинная, сильно сплющенная спереди голова, которая лишь въ юности имѣетъ болѣе округлую форму. У женщинъ, какъ и въ другихъ племенахъ, лобъ округлѣе, чѣмъ у мужчинъ. Костныя надбровныя дуги часто достигаютъ весьма большого развитія, иногда даже сходятся другъ съ другомъ и потому глаза сидятъ въ орбитахъ очень глубоко. Лицо сравнительно широко, съ узкимъ лбомъ, носъ мало выдающійся, но съ широкими крыльями Чтобы покончить со внѣшностью веддъ, остается упомянуть, что губы у нихъ средней толщины, ширина рта умѣренная, подбородокъ острый челюсти мало выдающіяся, иногда съ косо сидящими рѣзцами.
   Оставляя пока въ сторонѣ сравненіе веддъ съ далеко отстоящими отъ нихъ племенами, такъ какъ это удобнѣе сдѣлать вмѣстѣ съ сравненіемъ ихъ организаціи съ организаціей антропоморфныхъ, остановимся здѣсь на сравненіи ихъ съ сосѣдними тамилами и сингалезцами, чтобы сразу опредѣлить взаимное отношеніе трехъ главныхъ туземныхъ племенъ Цейлона.
   Ведды самое малорослое племя. Впереди ихъ стоятъ въ этомъ отношеніи сингалезцы, самые крупные, наконецъ, тамилы. Что касается пропорцій наиболѣе характерныхъ частей, то длина предплечья уменьшается относительно длины плеча отъ веддъ черезъ тамиловъ къ сингалезцамъ. Объемъ икръ, напротивъ, увеличивается въ томъ же направленіи. Хотя цвѣтъ кожи весьма измѣнчивъ у всѣхъ трехъ племенъ, но беря изъ нихъ особей чистой крови и у послѣднихъ преобладающую окраску, не трудно видѣть, что тамилы и въ этомъ отношеніи занимаютъ среднее мѣсто между веддами и сингалезцами. При этомъ слѣдуетъ замѣтить, что совершенно независимо отъ обычая прикрывать свое тѣло такъ или иначе, какъ у цейлонскихъ туземныхъ племенъ, такъ и у другихъ дикарей (индѣйцы Огненной Земли, папуасы, эскимосы, австралійцы), тѣло вообще темнѣе лица. Глаза самые темные у веддъ, свѣтлѣе у тамиловъ, еще свѣтлѣе у сингалезцевъ. Волосы на головѣ и на остальномъ тѣлѣ наименѣе развиты у веддъ, наиболѣе у сингалезцевъ, но здѣсь не мѣшаетъ припомнить, что у европейцевъ волосы, покрывающіе разныя части тѣла, подвержены огромнымъ индивидуальнымъ колебаніямъ въ своемъ развитіи,-- слѣдовательно, и у сингалезцевъ это съ полнымъ правомъ можно разсматривать какъ вторичное явленіе. Чтобы не утомлять читателя далѣе анатомическими особенностями веддъ и другихъ цейлонскихъ племенъ, ограничимся замѣчаніемъ, что во всѣхъ важныхъ наружныхъ признакахъ тамилы занимаютъ среднее мѣсто между веддами и сингалезцами; что же касается того, считать ли веддъ за низшее изъ этихъ трехъ племенъ съ искони вѣковъ, или только потерявшимъ прежнюю культуру, одичавшимъ племенемъ, то этотъ вопросъ получаетъ ясный отвѣтъ на двухъ анатомическихъ особенностяхъ веддъ: во-первыхъ, у нихъ всѣ кости необычайно нѣжны и тонки,-- особенность, свойственная всѣмъ дикимъ животнымъ,-- и, во-вторыхъ, объемъ черепа у нихъ наименьшій среди трехъ племенъ. Такимъ образомъ, рядъ особенностей организаціи заставляетъ насъ признать, что ведды стоятъ ниже тамиловъ и сингалезцевъ, и далѣе, что ведды -- не выродившееся, а первоначально дикое племя. Въ этомъ выводѣ Саразины сходятся съ Вирховымъ, но тогда какъ послѣдній отрицалъ, вѣроятно, по недостатку матеріала, родство тамиловъ съ веддами и сингалезцами, Саразины, на основаніи тщательныхъ данныхъ, пришли къ заключенію, что тамилы и вообще большинство дравидовъ могутъ быть разсматриваемы только какъ слѣдующая ступень въ развитіи веддскаго корня, причемъ на немъ легли слѣды, особенно въ высшихъ кастахъ, внѣиндѣйской, арійской крови. Что касается сингалезцевъ, то они стоятъ отъ веддъ далѣе, чѣмъ тамилы, и, вѣроятно, именно вслѣдствіе большей примѣси арійской крови. Однако анатомическія данныя не даютъ мѣста сомнѣнію относительно существованія въ сингалезцахъ веддскаго и дравидскаго элементовъ и такимъ образомъ дифференцировка тамиловъ и сингалезцевъ изъ веддскаго корня сводится къ разному процентному содержанію въ нихъ арійской крови.
   Слѣдующій очеркъ повадокъ, образа жизни и быта веддъ еще болѣе убѣдитъ насъ въ томъ, что въ нихъ мы имѣемъ дѣло съ дикарями, которые никогда не стояли въ культурномъ отношеніи выше, чѣмъ теперь. Да это подтверждается и историческими данными, такъ какъ, по крайней мѣрѣ, 2,000 лѣтъ тому назадъ ведды были тѣмъ же, чѣмъ являются въ настоящее время.
   Ведды держатся прямо, имѣютъ твердую поступь, широкій шагъ и отличаются поразительной неутомимостью въ соединеніи съ быстротою. Дѣйствуя въ 1817 г. вмѣстѣ съ сингалезцами противъ англичанъ, они довели до изнеможенія войска послѣднихъ, а чтобъ оцѣнить быстроту веддъ, достаточно привести, что говорятъ объ этомъ другіе туземцы Цейлона: по ихъ словамъ, ведды, нападя на слѣдъ оленей, уже ни въ какомъ случаѣ не упустятъ ихъ. Стоя на одномъ мѣстѣ, веддъ всегда опирается одной рукой на свой лукъ; если же стоитъ долго, то обыкновенно только на одной ногѣ, сгибая другую и упираясь ея ступнею въ колѣно выпрямленной. Сидятъ подогнувши подъ себя ноги, совершенно по-дѣтски, колѣнами впередъ, и только рѣдко такъ, какъ это принято у восточныхъ народовъ. Отдыхая, любятъ ложиться на спину, но спятъ всегда на боку. Лазаютъ хорошо, обхватывая стволъ и подтягиваясь руками и отталкиваясь ногами.
   При томъ полномъ отсутствіи заботливости о себѣ, которое характеризуетъ веддъ, они еще могутъ назваться относительно чистыми, хотя моются въ среднемъ разъ въ два мѣсяца. Дождей боятся, потому что намоченные дождемъ страшно зябнутъ, и потому, завидѣвъ тучу, бросаются подъ надежное прикрытіе. Огромное количество веддъ умираетъ въ дѣтствѣ отъ лихорадки; изъ другихъ болѣзней они особенно подвержены груднымъ и накожнымъ.
   Большую часть своей жизни ведды проводятъ подъ открытымъ небомъ располагаясь для отдыха у подножія большого дерева. Нормально на деревьяхъ не живутъ и не ночуютъ, но если веддамъ извѣстно, что тамъ, гдѣ они находятся, появились слоны, совершающіе постоянныя кочевки, въ такомъ случаѣ, но избѣжаніе опасности, они устраиваются на ночь на вѣтвяхъ достаточно большого дерева.
   Въ настоящее время ведды почти не живутъ въ пещерахъ, такъ какъ ихъ выгоняютъ оттуда англичане, съ цѣлью заставить скорѣе привыкнуть къ жилищамъ другого рода, но прежде они обыкновенно располагались въ такихъ пещерахъ на дождливое время года. Въ сущности пещеры веддъ не заслуживаютъ этого названія: это просто углубленіе подъ навѣсомъ утеса или большого камня, гдѣ нельзя даже выпрямиться. Почва ничѣмъ не покрыта и представляетъ или прямо вывѣтрившійся гнейсъ, или лежащій на немъ слой золы. Ведды охотно спятъ на послѣдней и, вставши, никогда не стряхаются отъ нея.
   Кромѣ пещеръ, ведды укрываются еще подъ навѣсами, которые имѣютъ слѣдующее устройство. Два вертикально вбитые кола связываются на верху горизонтальной перекладиной и на углы этой рамы кладутся два шеста, которые другими концами упираются въ землю. Концы шестовъ укрѣпляются камнями, сверху на косо идущіе шесты кладутся вѣтви, одѣтыя листьями, и этимъ незатѣйливая постройка оканчивается. Такой навѣсъ больше всего походитъ на половину крыши. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ на небольшомъ разстояніи вокругъ этой первобытной хижины ведды наваливаютъ, съ цѣлью ея огражденія отъ дикихъ животныхъ, вѣтки колючихъ кустарниковъ.
   У культурныхъ веддъ хижина имѣетъ другое и притомъ болѣе сложное устройство. Иногда она достраивается навѣсомъ съ другой стороны вертикальной рамы и въ такомъ случаѣ походитъ на полную крышу. Иногда у простого навѣса закрываются его большія стороны либо просто вѣтвями, либо вѣтвями, которыя промазываются глиной. Не трудно себѣ представить, какъ такой навѣсъ поднятіемъ одной его стороны можетъ быть превращенъ въ настоящую хижину, и въ этомъ заключается интересъ этихъ жилищъ.
   Историческія данныя прямо указываютъ на полную наготу веддъ въ былыя времена и даже теперь нельзя отрицать существованія полной паготы у естественныхъ веддъ, живущихъ въ самыхъ удаленныхъ участкахъ ихъ области, куда еще не проникло ни прямо, ни косвенно вліяніе европейцевъ. Однако у большинства даже естественныхъ веддъ въ настоящее время полная нагота наблюдается только у дѣтей, дѣвушекъ и юношей до извѣстнаго возраста. Взрослые носятъ на поясницѣ веревку, которая имѣетъ для нихъ значеніе пояса, куда можно заткнуть топоръ, и отъ этой веревки сзади напередъ между ногами пропускается широкій кусокъ сукна. Сукно всегда выбирается бѣлаго цвѣта, хотя отъ грязи, конечно, быстро утрачиваетъ свою естественную окраску, и, какъ извѣстно, съ незапамятныхъ временъ вымѣнивалось веддами у разныхъ культурныхъ народовъ, вступавшихъ съ ними въ сношенія. При отсутствіи сукна помянутыя части закрываются родомъ рогожи изъ волоконъ одного крапивнаго растенія.
   Весьма интересно обыкновеніе веддъ дѣлать себѣ подобіе юбки изъ вѣтокъ съ листьями одного пахучаго растенія. Этотъ обычай удержался и до сихъ поръ у многихъ веддъ, но пока не удается рѣшить, какъ онъ возникъ: имѣло ли это значеніе украшенія при какихъ-либо торжествахъ, или просто одежды.
   Стремленіе къ украшеніямъ у естественныхъ веддъ развито очень слабо. Сколько-нибудь постояннымъ обыкновеніемъ въ этомъ направленіи у нихъ является прокалываніе ушей, послѣ чего въ отверстія вставляются самые разнообразные предметы (чаще всего стеклянныя бусы). Но и это обыкновеніе, можно думать, заимствовано естественными веддами у сосѣднихъ народовъ, такъ какъ уши прокалываются не у дѣтей, а уже у взрослыхъ.
   Что касается повязыванія шеи и рукъ тесьмами, то этому можно скорѣе придавать значеніе предохраненія отъ разныхъ болѣзней, чѣмъ украшенія. Равнымъ образомъ у веддъ не наблюдается ни окрашиванія зубовъ, ни татуировки.
   Показаніе нѣкоторыхъ путешественниковъ, что ведды прикрываютъ свое тѣло звѣриными шкурами, основано на недоразумѣніи: звѣриныя шкуры сохраняются ими исключительно въ качествѣ предмета мѣновой торговли, сами же ведды почти ни на что не употребляютъ ихъ, развѣ только на подстилку дѣтямъ.
   Переходя теперь къ пищѣ веддъ и способамъ ея добыванія, мы прежде всего должны отмѣтить крайнее разнообразіе пищевыхъ продуктовъ. Ведды ѣдятъ листья, кору, гнилую древесину, корни, плоды, мясо звѣрей и птицъ, нѣкоторыхъ ящерицъ, рыбу и, наконецъ, пчелиный медъ. При такомъ разнообразіи пищевыхъ продуктовъ, очевидно, трудно представить, чтобы ведды когда-нибудь голодали. Говоря вообще, они ѣдятъ всѣ неядовитыя растительныя и животныя вещества, но особенно замѣчательно употребленіе ими въ пищу шариковъ изъ гнилой древесины, размѣшанной въ медѣ. Конечно, большинство растительныхъ продуктовъ не можетъ считаться питательными, тѣмъ болѣе древесина, но намъ извѣстно, что клѣтчатка, введенная въ большомъ количествѣ въ кишечный каналъ, усиливаетъ его перистальтику и, слѣдовательно, способствуетъ правильному отправленію кишечника. Само собою разумѣется, нужна привычка съ дѣтства къ тѣмъ веществамъ, которыми питаются ведды, чтобы поѣдать ихъ безъ вреда, но во всякомъ случаѣ сами по себѣ эти вещества не вредны. Весьма любопытно, что далеко не разборчивые на ѣду ведды очень не охотно пробуютъ предлагаемые имъ новые продукты, каковы, наприм., кокосовые орѣхи, рисъ, картофель. По разъ попробовавши, они затѣмъ уже охотно употребляютъ ихъ. Ведды не ѣдятъ сырого мяса и лишь тѣ изъ нихъ, которые усвоили себѣ кое-что изъ обычаевъ сосѣднихъ народовъ, ѣдятъ его поджаривши или сваривши. Обыкновенно мясо употребляется ими въ сушеномъ видѣ, для чего нарѣзывается тонкими ремнями, коптится въ дымѣ и уже потомъ высушивается на солнцѣ. Послѣ такой обработки, оно становится жесткимъ, даже твердымъ, но сохраняется безъ дальнѣйшихъ предосторожностей неопредѣленно долгое время. Если мяса добыто въ избыткѣ, въ такомъ случаѣ высушенное смазывается медомъ, бережно завертывается въ древесную кору и такими пакетами укладывается въ дупла деревьевъ, которыя снаружи затыкаются глиной.
   Естественные ведды живутъ исключительно тѣмъ, что добудутъ въ теченіе дня или, при неудачной охотѣ, на счетъ ранѣе сдѣланныхъ запасовъ. При этомъ большую часть дня ведда кормится растительной пищей, вечеромъ же, по окончаніи охоты, непремѣнно ѣстъ мясо.
   Орудія, съ помощью которыхъ добываются пищевые продукты, весьма просты. Заостренный колъ служитъ для вырыванія кореньевъ и вмѣстѣ съ тѣмъ для добыванія ящерицъ. Желѣзный топоръ и лукъ со стрѣлами -- собственно охотничье оружіе. Добываніемъ кореньевъ занимаются подростки и дѣвушки; они же рано выучиваются убивать съѣдобныхъ ящерицъ. Но главнымъ кормильцемъ семьи все-таки является мужчина-охотникъ.
   Несмотря на крайнюю простоту охотничьяго оружія, ведды превосходные охотники. Они съ необычайною ловкостью, безшумно подкрадываются къ своей добычѣ на самое близкое разстояніе, буквально по-собачьи гонятся за раненымъ звѣремъ по горячему слѣду, чрезвычайно энергичны и неутомимы. Большой лукъ со стрѣлами, заканчивающимися ланцетовиднымъ желѣзнымъ остріемъ, весьма страшное оружіе въ рукахъ ведды. Пользуется онъ имъ двояко, смотря по размѣрамъ и положенію добычи; то натягиваетъ тетиву рукою, то ложится на спину и натягиваетъ лукъ руками и ногами. На охоту обыкновенно берутся двѣ-три стрѣлы разныхъ размѣровъ и потеря стрѣлы -- большое горе для охотника. Чтобы судить о томъ, насколько сильно стрѣляютъ ведды изъ луковъ, достаточно привести, что они охотятся даже за слонами, причемъ употребляются, конечно, самыя крупныя стрѣлы. Если можно, охотникъ цѣлится въ ухо слона, если нельзя -- позади лопатки, чтобы пробить легкое. Отъ одной такой раны слонъ не умираетъ, а обыкновенно уходитъ далеко; но ведда слѣдитъ за нимъ и пользуется первой же представляющейся возможностью, чтобы ранить вторично. Чаще всего въ добычу веддамъ достаются мелкіе виды оленей и птицы.
   На охотѣ для ведды особенно страшенъ только одинъ звѣрь, это -- губастый медвѣдь, который, бросаясь на человѣка, имѣетъ скверное обыкновеніе прежде всего зубами и когтями уродовать лицо, чтобъ ослѣпить своего врага. Но и съ медвѣдями ведды справляются, если не застигнуты совершенно врасплохъ, что бываетъ рѣдко. Буйволъ также иногда распарываетъ животъ охотника, но въ большинствѣ случаевъ самъ падаетъ подъ ударомъ его стрѣлы.
   Рыба чаще также убивается стрѣлами, ее для этой цѣли употребляются простые деревянные стрѣлы безъ желѣзнаго наконечника. Въ нѣкоторыхъ же случаяхъ ведды практикуютъ отраву рыбы въ озерахъ, что, вѣроятно, заимствовано ими у сингалезцевъ.
   Любопытно прослѣдить рядъ видоизмѣненій нѣкоторыхъ употребляемыхъ веддами оружій. Въ настоящее время они получаютъ наконечники топоровъ и стрѣлъ въ промѣнъ на разные добываемые ими предметы, и такъ, вѣроятно, ведется издавна. Но они и теперь умѣютъ выковать грубое лезвее топора или наконечники стрѣлъ изъ простого куска желѣза, а въ прежнее время это практиковалось, конечно, неизмѣримо чаще. Что же касается каменныхъ орудій, то, несмотря на старательные поиски многихъ изслѣдователей, ихъ не удалось найти на Цейлонѣ. Въ этомъ отношеніи Цейлонъ стоитъ одинаково съ Андаманскими островами. Однако, что касается Андаманскихъ о-въ, они никогда не были въ соединеніи съ материкомъ, что же касается Цейлона, онъ находился въ такомъ соединеніи. На материкѣ же, какъ извѣстно, каменный вѣкъ обыкновенно предшествовалъ желѣзному, и потому отсутствіе всякихъ слѣдовъ каменнаго вѣка у веддъ сразу ведетъ къ двумъ важнымъ выводамъ: 1) что Цейлонъ обособился отъ материка прежде развитія на немъ каменнаго вѣка; 2) что ведды, такъ сказать, перешагнули черезъ каменный вѣкъ.
   Изъ сказаннаго мы все-таки никакъ не должны думать, что ведды какимъ-либо образомъ прямо ознакомились съ употребленіемъ желѣза. Случайно удалось сдѣлать въ высшей степени замѣчательное открытіе, что употребленію желѣза у нихъ предшествовало употребленіе орудій, въ которыхъ желѣзо было замѣнено раковинами слизняковъ. Можно думать, что этой стадіи въ свою очередь предшествовалъ періодъ употребленія исключительно деревянныхъ орудій и такимъ образомъ введеніе въ употребленіе желѣза произошло на упомянутыхъ островахъ иначе, чѣмъ на материкѣ.
   Благодаря воспріимчивости веддъ къ холоду, огонь играетъ въ ихъ жизни весьма большую роль и они безъ труда добываютъ его вертя палку легко воспламеняющагося дерева въ такомъ же брускѣ. Это то же дерево, изъ котораго дѣлаются стрѣлы, и потому-то въ литературу проникли свѣдѣнія, что ведды добываютъ огонь треніемъ другъ о друга кусковъ переломленной стрѣлы: въ нѣкоторыхъ случаяхъ это вполнѣ вѣроятно, когда, наприм., на охотѣ подъ руками нѣтъ легко воспламеняющагося дерева. Но уже то, какъ дорожатъ ведды своими стрѣлами, дѣлаетъ невозможнымъ допущеніе, что подобный способъ можетъ практиковаться часто. Культурные ведды знакомы съ огнивомъ и кремнемъ, а въ послѣднее время англійское правительство старается ввести среди нихъ въ употребленіе обыкновенныя шведскія спички.
   Изъ этого общаго очерка условій и предметовъ, среди которыхъ протекаетъ повседневная жизнь веддъ, не трудно представить, на какомъ низкомъ уровнѣ развитія находится это племя. Тѣмъ интереснѣе поэтому встрѣтиться въ немъ съ людьми, которыхъ съ какой угодно точки зрѣнія нельзя охарактеризовать иначе, чѣмъ это сдѣлалъ Вирховъ, назвавъ веддъ людьми "съ добрымъ сердцемъ".
   Ведды живутъ въ моногаміи, супружеская вѣрность у нихъ замѣчательна, и это объясняетъ многія бытовыя черты описываемаго племени. Тамъ, гдѣ ведды находятся внѣ всякаго вліянія болѣе цивилизованныхъ племенъ, бракъ заключается у нихъ крайне просто: дѣвушка переходитъ въ, такъ называемую, хижину своего жениха и уже не разстается съ нимъ до смерти. У культурныхъ веддъ, напротивъ, этому предшествуетъ испрашиваніе женихомъ согласія на бракъ родителей невѣсты, и вмѣстѣ съ тѣмъ у нихъ мужъ можетъ прогнать отъ себя жену. Такимъ образомъ нѣсколько осложняется церемонія брака и существенно измѣняется его содержаніе. Ведды весьма ревнивы и взрослую дѣвушку, а тѣмъ болѣе женщину всячески охраняютъ отъ взоровъ чужеземцевъ, особенно сингалезцевъ. Что же касается европейцевъ, то обыкновенно послѣ нѣкоторыхъ переговоровъ мужчины позволяютъ имъ видѣть своихъ женъ и дочерей и даже даютъ разрѣшеніе на фотографированіе ихъ, только не въ присутствіи сингалезцевъ.
   Если къ этой чертѣ характера веддъ прибавить еще болѣе или менѣе вѣроятное обстоятельство, что у нихъ женщинъ меньше мужчинъ, въ такомъ случаѣ объясненіе моногаміи будетъ найдено болѣе или менѣе легко: недостатокъ женщинъ вызываетъ моногамію, ревность мужчины устраняетъ возможность поліандріи. Убійство соперника у веддъ явленіе обыкновенное; что же касается показаній нѣкоторыхъ путешественниковъ, что ведды убиваютъ дѣтей, если ихъ даже только болѣе двухъ въ семьѣ, то это совершенно опровергнуто новѣйшими свѣдѣніями. Дѣтей у веддъ, дѣйствительно, немного, несмотря на то, что женщины раздаютъ ихъ обильно но причина этого заключается въ цейлонскихъ лихорадкахъ. Вопросъ въ томъ, въ какихъ предѣлахъ допускается у веддъ бракъ между родственниками, содержитъ въ себѣ еще много спорнаго, но отрицать существованіе подобныхъ браковъ не представляется основанія.
   Обращеніе мужа съ женой очень ласковое: ведды даже на словахъ не бываютъ грубы съ своими женами, послѣ удачной охоты отдаютъ имъ лучшіе куски и жестоко мстятъ всякому, кто, по ихъ мнѣнію, чѣмъ-нибудь обидѣлъ жену.
   Любовь къ дѣтямъ также развита очень сильно, но, само собою разумѣется, особыхъ проявленій этого нѣтъ. Такъ, ведда, который самъ спитъ на голой землѣ или на камнѣ, подстилаетъ дѣтямъ мягкіе листья, иногда шкуры убитыхъ животныхъ и тѣмъ же закрываетъ ихъ сверху. Но это не мѣшаетъ ему, уложивъ ребенка, поставить около него воткнутыя крестъ на крестъ двѣ стрѣлы и уйти на цѣлый день на охоту за много миль.
   Для родовъ женщина ведда выбираетъ себѣ мѣсто въ густомъ кустарникѣ и здѣсь разрѣшается отъ бремени въ присутствіи своего мужа. Мужъ же перерѣзываетъ пуповину, которая ничѣмъ не перевязывается. Дѣти остаются при родителяхъ, пока не выростутъ, и въ свою очередь очень привязаны къ нимъ. При ночевкѣ въ такъ называемой пещерѣ или хижинѣ глава семейства занимаетъ середину, меньшія дѣти ложатся тѣсно прижавшись другъ къ другу сбоку, подростки ближе къ выходу.
   Въ настоящее время, когда ради культуры риса страна веддъ прорѣзана дорогами въ разныхъ направленіяхъ и сами ведды насильственно удаляются англичанами изъ ихъ пещеръ, уже немного остается мѣстъ, гдѣ первоначальный видъ владѣнія землей остался неизмѣненнымъ. Однако, мы имѣемъ совершенно опредѣленныя свѣдѣнія объ общественномъ строѣ веддъ, благодаря показаніямъ прежнихъ путешественниковъ, провѣреннымъ Саразинами тамъ, гдѣ естественные ведды остались совершенно внѣ культурнаго вліянія.
   Вся страна веддъ была раздѣлена на небольшіе охотничьи участки, принадлежащіе каждый отдѣльному семейству. Величина этихъ участковъ была меньше или больше, смотря по ихъ положенію и представляемымъ ими преимуществамъ. Благодаря особенностямъ страны, населенной веддами, охотничьи участки образовали группы и въ каждой группъ ея участки располагались по радіусамъ относительно нѣкоторыхъ центровъ. Чтобы понять это, надо отчасти припомнить, отчасти дополнить сказанное объ орографіи Цейлона. Занятая веддами часть острова болѣе всего походитъ на паркъ: обширныя луговыя низменности покрыты тамъ и сямъ лѣсами, а такъ какъ вся страна тянется отъ центральной горной группы къ востоку до самаго берега моря, постепенно понижаясь, съ кое-гдѣ разбросанными невысокими горными вершинами, то ландшафтъ принимаетъ еще болѣе разнообразный видъ. Эти горныя вершины высятся среди травянистыхъ равнинъ совершенно какъ острова и таково ихъ дѣйствительное значеніе для веддъ въ извѣстное время года. Въ теченіе октября, ноября и декабря, при сѣверо-восточномъ муссонѣ, низменности отъ обилія воды отчасти размокаютъ до того, что превращаются въ болота, отчасти прямо затопляются, превращаясь во временныя озера. Эти мѣстныя условія до крайности тяжелы веддамъ, которые на указанное время года переселяются въ пещеры горъ, такъ какъ иначе отъ постоянныхъ дождей заболѣваютъ злокачественными лихорадками.
   Такимъ образомъ въ каждой группѣ утесовъ на извѣстное время поселяются семейства веддъ, охотничьи области которыхъ расположены радіусами вокругъ утеса, и этимъ кладется начало естественной общинѣ. Границы между охотничьими округами опредѣляются отдѣльными деревьями, скалами, теченіемъ рѣкъ. Въ горныхъ центрахъ общины собственность каждаго семейства составляетъ отдѣльная пещера или, если пещеръ мало, то часть пещеры, такъ какъ въ такомъ случаѣ нѣсколько семей поселяются въ одной пещерѣ, которую разгораживаютъ вѣтвями, корою и т. п. на части, по числу семействъ. Въ сухое время года каждая веддская семья, проживая въ своемъ охотничьемъ округѣ, почти не входитъ въ соприкосновеніе съ другими семьями. Но въ дождливое время, при жизни въ близлежащихъ пещерахъ или даже въ одной пещерѣ, между отдѣльными семьями, конечно, возникаетъ большая общность. Весьма вѣроятно, что именно въ это время кладется начало большинству браковъ, и такъ какъ каждая пещера или часть пещеры составляетъ семейное наслѣдство, передаваемое отъ поколѣнія къ поколѣнію, то въ высшей степени вѣроятно, что въ теченіе вѣковъ и даже тысячелѣтій семьи, занимающія одинъ горный центръ, успѣютъ болѣе или менѣе тѣсно переродниться между собой. Хотя никакого старшины въ истинномъ смыслѣ этого слова у такихъ общинъ нѣтъ, однако въ нихъ обыкновенно имѣется какое-либо лицо преклоннаго возраста, чаще мужчина, иногда и женщина, которое своимъ умомъ и житейскимъ опытомъ умѣетъ внушить своимъ соплеменникамъ уваженіе къ себѣ и является какъ бы представителемъ сосѣднихъ семей при сношеніяхъ съ постороннимъ элементомъ. Весьма возможно, что подобныя лица, конечно, мужчины, принимавшіе на себя роль руководителей во время войнъ, и получали отъ древнихъ бытоописателей веддъ наименованіе веддскихъ "королей".
   Кочевки веддъ изъ низменностей въ горы и изъ горъ въ низменности обусловливаются не только прямо климатическими условіями страны, но и зависимостью веддъ отъ кочевокъ дичи. Въ дождливое время года звѣри въ свою очередь уходятъ изъ затопленныхъ низменностей въ горы, тогда какъ во время засухъ, по мѣрѣ того какъ бездождіе продолжается, звѣри все болѣе и болѣе скучиваются въ лѣсахъ, окружающихъ непересыхающіе водоемы. Тогда и ведда со своимъ семействомъ идетъ сюда же, устраиваетъ около озера хижину-навѣсъ, гдѣ помѣщаетъ свою семью, и отсюда предпринимаетъ охоты въ предѣлахъ своего округа.
   Понятіе о собственности развито у веддъ весьма сильно. По характеру миролюбивые и хорошо относящіеся другъ къ другу, они иногда ужасно ссорятся изъ-за того, что кто-нибудь изъ нихъ сорвалъ плодъ съ непринадлежащаго ему дерева и т. п. Иногда эти ссоры оканчиваются даже смертельными побоищами. Общей собственности, кромѣ меда, добываемаго въ теченіе дождливаго времени года, у нихъ нѣтъ, но медъ составляетъ общее достояніе и дѣлежка его между отдѣльными семьями, живущими на одномъ утесѣ, поручается уже упомянутому, пользующемуся общимъ довѣріемъ лицу.
   Послѣ сказаннаго нѣтъ ничего удивительнаго, что ведды отдѣльныхъ общинъ совсѣмъ не сообщаются между собою и не имѣютъ понятія о томъ, что дѣлается на разстояніи нѣсколькихъ десятковъ верстъ отъ нихъ. Случайно, черезъ неопредѣленные промежутки времени, до нихъ доходятъ извѣстія, что и въ другихъ мѣстахъ живутъ такіе же, какъ они, ведды, но далѣе этого ихъ познанія не распространяются. Это выражается и въ томъ, что одинъ и тотъ же предметъ, напримѣръ топоръ, иногда даже у сосѣднихъ общинъ носитъ совершенно разныя названія. Полная обособленность общинъ, само собою разумѣется, совершенно устраняетъ возможность браковъ между членами отдѣльныхъ общинъ, въ чемъ и лежитъ причина болѣе или менѣе близкаго кровнаго родства между членами одной и той же общины.
   Замѣчательно, что въ такой странѣ, какъ Индія, гдѣ дѣленіе на касты достигаетъ огромнаго развитія и имѣетъ такое большое значеніе, у веддъ нѣтъ и не было кастоваго дѣленія. Каждый изъ нихъ считаетъ себя равнымъ по крови любому другому веддѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ въ своемъ охотничьемъ округѣ введа является полнымъ хозяиномъ и совершенно не отвѣтствененъ ни за какіе свои поступки.
   Отношеніе къ умершимъ у веддъ весьма просто: трупъ оставляется лежать тамъ, гдѣ наступила смерть, или безъ всякаго прикрытія, или покрывается вѣтками; иногда на грудь кладется камень. Если смерть произошла въ хижинѣ или пещерѣ, жилище покидается, но пещера покидается не совсѣмъ, а только до тѣхъ поръ, пока не наступитъ полное разрушеніе трупа, послѣ чего пещера опять занимается родственниками умершаго.
   Въ послѣднее время англичане заставили сингалезскихъ надсмотрщиковъ зорко наблюдать надъ тѣмъ, чтобы ведды хоронили своихъ умершихъ, что и производится обыкновенно въ песчаныхъ рѣчныхъ наносахъ, такъ какъ въ плотной почвѣ веддамъ трудно вырыть глубокую яму при помощи только своихъ кольевъ.
   Съ какой цѣлью ведды прикрываютъ трупы умершихъ вѣтками или наваливаютъ на нихъ камень -- трудно сказать съ увѣренностью, по повидимому имъ присуще какое-то смутное опасеніе, что душа умершаго можетъ оставить тѣло и блуждать послѣ его смерти тамъ, гдѣ послѣдняя наступила. Вмѣстѣ съ тѣмъ они, повидиму, думаютъ, что наваливши на тѣло камень, душу можно заключить въ тѣлѣ и заставить умереть вмѣстѣ съ тѣломъ. Но если относительно труповъ у веддъ существуетъ боязнь, за то къ скелетамъ они относятся совершенно безучастно и охотно позволяютъ европейцамъ брать ихъ.
   Съ вопросомъ о вѣрѣ въ посмертное существованіе душъ стоятъ въ связи и религіозныя вѣрованія веддъ, но само собою разумѣется, что тамъ, гдѣ самое представленіе о существованіи душъ не ясно,-- трудно ожидать и какихъ-нибудь опредѣленныхъ религіозныхъ обрядовъ. Никакого жертвоприношенія тѣнямъ умершихъ естественные ведды не приносятъ и вообще можно сказать, что жизнь ихъ чужда всякаго отвлеченнаго элемента.
   Существованіе особаго танца вокругъ стрѣлы, обычай втыкать стрѣлу въ теченіе нѣсколькихъ дней около новорожденнаго ребенка и нѣкоторыя другія обстоятельства позволяютъ заключить, что ведды чтутъ стрѣлу какъ какой-то священный предметъ, въ чемъ съ ними сходны и низшія племена Индіи. Но и въ этомъ отношеніи ничего опредѣленнаго нѣтъ.
   Въ отличіе отъ большинства дикихъ племенъ, ведды употребляютъ заклинаніе только противъ дикихъ звѣрей, особенно въ томъ случаѣ, когда имъ приходится проходить ночью черезъ лѣсъ. По свидѣтельству путешественниковъ очевидцевъ, это заклинаніе весьма дѣйствительно, потому что до того дико и выкрикивается съ такою силой, что, конечно, пугаетъ большинство звѣрей. Что же касается разныхъ амулетовъ противъ нападенія дикихъ звѣрей, противъ колдовства, болѣзней и т. д., то они положительно проникли къ веддамъ отъ сингалезцевъ.
   Кромѣ уже упомянутаго, можетъ быть священнаго, танца вокругъ стрѣлы, въ которомъ участвуютъ только мужчины, у веддъ существуетъ еще танецъ съ вѣтвью въ рукѣ, который производится вокругъ больного для его излѣченія, и обыкновенные танцы, т.-е. танцы для забавы, причемъ танцующіе втыкаютъ себѣ за поясную веревку зеленыя вѣтви.
   Пѣсенъ собственно у веддъ не существуетъ, но у нихъ есть одинъ мотивъ, пользуясь которымъ они дѣлаютъ различныя импровизаціи.
   Этого очерка достаточно, чтобы дать понятіе о бытѣ естественныхъ веддъ. Что касается ихъ развитія и познавательныхъ способностей, то и то и другое стоитъ очень низко Счета они совсѣмъ не знаютъ и съ необычайнымъ трудомъ выучиваются считать въ предѣлахъ одного-двухъ десятковъ. Однако, ошибочно было бы заключать поэтому, что они близки къ идіотизму. Ихъ кругозоръ очень узокъ, но въ извѣстныхъ рамкахъ они умѣютъ устроить свою жизнь весьма опредѣленно и не затрудняются какъ имъ поступить въ томъ или другомъ случаѣ. Какъ выше сказано, они отъ природы мягкаго характера, по чрезвычайно легко раздражаются и необыкновенно чувствительны къ насмѣшкѣ. Нѣсколько путешественниковъ, присутствовавшихъ при танцѣ вокругъ стрѣлы и не смогшихъ удержаться отъ смѣха при видѣ танцующихъ веддъ, едва не были убиты послѣдними. Даже ненависть веддъ къ сингалезцамъ въ значительной мѣрѣ объясняется тѣмъ, что послѣдніе относятся къ нимъ всегда съ насмѣшкой. Но если ничѣмъ не раздражать ведда, не смѣяться надъ нимъ, не посягать на его собственность, и особенно не возбуждать въ немъ никакого подозрѣнія относительно его жены или дочери, въ такомъ случаѣ его миролюбивый характеръ проявляется во всей полнотѣ изаслужить его довѣріе не составляетъ труда.
   Въ настоящее время ведды говорятъ на языкѣ, берущемъ свое начало въ сингалезскомъ, но среди сингалезскихъ словъ встрѣчаются нѣкоторыя, ни малѣйшаго отношенія къ сингалезскимъ корнямъ не имѣющія. Эти слова относятся къ предметамъ, представляющимъ въ жизни веддъ огромное значеніе. Именно эти слова различны въ разныхъ общинахъ веддъ и несомнѣнно представляютъ собою остатки веддскаго языка. Само слово "ведда" происходитъ отъ санскритскаго vyadlia и означаетъ просто "охотникъ". Въ томъ, что ведды утратили свой языкъ и, несмотря на ненависть къ сингалезцамъ, выработали себѣ видоизмѣненіе сингалезскаго языка, нѣтъ ничего страннаго: низшія племена обыкновенно усвоиваютъ языкъ соприкасающихся съ ними высшихъ до потери своего собственнаго.
   Замѣчательна еще манера веддъ говорить: они произносятъ слова, дыша полною грудью, и потому ихъ говоръ производитъ впечатлѣніе какихъ-то глубокихъ ревущихъ звуковъ, обращавшихъ на себя вниманіе всѣхъ сталкивавшихся съ веддами даже въ глубокой древности. На охотѣ же, идущіе другъ за другомъ охотники обмѣниваются такимъ шепотомъ, который европейцы положительно сразу не замѣчаютъ.
   Вотъ краткій біологическій очеркъ естественныхъ веддъ. Что касается культурныхъ, то, смотря по ихъ близости съ сингалезцами и тамилами, они въ различной степени усвоили отъ нихъ ихъ привычки и обычаи и указываютъ вѣрный путь того способа, которымъ естественные ведды должны исчезнуть въ окружающихъ ихъ народностяхъ. Съ другой стороны, какихъ бы то ни было указаній на древнюю культуру веддъ -- нѣтъ. Напротивъ, тщательное изученіе древнѣйшихъ литературныхъ источниковъ не оставляетъ сомнѣнія въ томъ, что ведды искони были тѣмъ, чѣмъ отчасти сохранились до нашего времени, тогда какъ свѣдѣнія о нѣкоторой культурѣ Цейлона, извѣстной древнимъ, относятся къ другимъ цейлонскимъ племенамъ.
   Этимъ заканчивается область историческаго изслѣдованія веддъ. Все остальное, касающееся ихъ, даютъ намъ біологія и анатомія.
   

III.

   Весьма интересны результаты сравненія веддъ съ нѣкоторыми географически далеко отстоящими отъ нихъ племенами и антропоморфными обезьянами. Естественно прежде всего искать родственныя веддамъ племена въ ближайшей къ Цейлону Индіи, и здѣсь мы дѣйствительно находимъ таковыя либо въ качествѣ. весьма немногочисленныхъ самостоятельныхъ народцевъ, либо въ рабствѣ у другихъ высшихъ племенъ, либо, наконецъ, какъ представителей низшихъ кастъ въ государственномъ строѣ Индіи. Общіе всѣмъ имъ признаки заключаются въ маломъ ростѣ, темнобуромъ цвѣтѣ кожи, волнистыхъ, иногда слегка вьющихся волосахъ, маломъ развитіи волосъ на бородѣ и сильно вдавленномъ, съ широкими боковыми крыльями носѣ: таковы джуанги, каникары, живущіе въ горахъ, и особенно племя курумба. Скелеты послѣднихъ были изучены Вирховымъ и Брока и одинаково обратили на себя вниманіе того и другого своей малой величиной, легкостью костей, долихоцефаліей и другими особенностями черепа,-- все признаки, общіе этому племени съ веддами.
   Такимъ образомъ, можно вообще сказать, что какъ на Цейлонѣ, такъ и въ Индостанѣ среди массы племенъ сравнительно высоко организованныхъ и образующихъ большую часть населенія, находятся остатки очень древняго народонаселенія, связываемыя организаціей тамиловъ съ сингалезцами. Обращать вниманіе на то, какимъ языкомъ говорятъ эта народцы -- нечего: обыкновенно низшія племена въ теченіе ряда вѣковъ утрачиваютъ свой первоначальный языкъ и усвоиваютъ болѣе или менѣе языкъ выше стоящихъ сосѣдей. Но по организаціи мы не можемъ отнести эти племена къ періоду дравидовъ, а должны поставить ихъ еще раньше. Такъ какъ среди всѣхъ такихъ нынѣ извѣстныхъ племенъ ведды обладаютъ наиболѣе рѣзко выраженными племенными особенностями и такъ какъ въ то же самое время они и наиболѣе многочисленны, то Саразины совершенно правы, предлагая назвать этотъ предшествовавшій дравидамъ періодъ -- періодомъ веддъ.
   Благодаря господствующему до послѣдняго времени мбтоду опредѣлять соотношеніе племенъ путемъ лингвистическихъ изысканій, на веддъ до сихъ поръ смотрѣли совершенно обратно тому, какъ взглянули на нихъ натуралисты: основываясь на томъ, что они говорятъ сингалезскимъ языкомъ, и совершенно игнорируя ихъ организацію, ихъ отнесли къ сингалезцамъ, считали выродившимся племенемъ и связали такимъ путемъ даже съ арійцами. Но лингвистикой нельзя пользоваться въ такихъ широкихъ предѣлахъ, хотя при изученіи народовъ одного корня (по антропологическимъ даннымъ) она можетъ дать драгоцѣнные результаты. Особенно важно значеніе лингвистическихъ данныхъ въ тѣхъ случаяхъ, когда они, по своимъ выводамъ, сходятся съ данными антропологіи, такъ какъ двойную ошибку при пользованіи совершенно различными методами трудно заподозрить. На родство веддъ съ горными племенами Индостана натуралистами было указано еще до Саразиновъ, но вопросъ не былъ достаточно разносторонне разработанъ, за недостаткомъ матеріала.
   Конечно, мы въ правѣ думать, что область распространенія близкихъ къ веддамъ людей была неизмѣримо обширнѣе, чѣмъ Индостанъ, но пока ясныхъ указаній на періодъ веддъ въ другихъ частяхъ свѣта еще не найдено. Чтобы оцѣнить трудность относящихся сюда изслѣдованій, надо только вспомнить, какая огромная продолжительность времени отдѣляетъ насъ отъ періода веддъ: ^повидимому, даже переселеніе веддъ съ Индостана на Цейлонъ произошло еще тогда, когда островъ былъ въ непосредственномъ соединеніи съ материкомъ, а это уноситъ насъ прямо въ даль геологическихъ эпохъ, гдѣ наше обычное лѣтосчисленіе не приложимо.
   Нѣсколько легче разобраться съ болѣе позднимъ періодомъ. Тамилы Цейлона имѣютъ своими ближайшими родичами также нѣкоторыя племена Декана и даже ихъ проникновеніе на Цейлонъ произошло отчасти уже въ историческое время. Вмѣстѣ съ тѣмъ цейлонскіе тамилы одного корня съ большимъ количествомъ народовъ Индіи, говорящихъ дравидскимъ языкомъ. Но, какъ показываютъ антропологическія изслѣдованія, нѣтъ основанія принимать внѣиндійское происхожденіе дравидовъ: ихъ можно разсматривать прямо какъ дальнѣйшую стадію въ развитіи веддскаго корня, напримѣръ, въ береговой полосѣ или на плодородныхъ низменностяхъ Индіи, подъ вліяніемъ особо благопріятныхъ физико-географическихъ или какихъ-либо иныхъ условій. Въ отличіе отъ веддъ, сохранившихся только въ Индіи, тамилы, какъ бы въ доказательство ихъ широкаго прежняго распространенія въ Старомъ Свѣтѣ, представляютъ болѣе или менѣе уклоняющіяся племена на очень большомъ разстояніи другъ отъ друга. Такъ весьма своеобразное племя дравидовъ представляютъ собою австралійцы.
   По росту, цвѣту кожи, характеру волосъ и большинству другихъ особенностей общность происхожденія австралійцевъ и дравидскихъ племенъ Индіи не подлежитъ сомнѣнію, но у австралійцевъ всѣ кости тяжелѣе и толще, черепъ же особенно бросается въ глаза мощностью своихъ костей. Наибольшее отличіе черепа австралійца отъ черепа тамила заключается въ большемъ развитіи челюстей у перваго, но эта особенность, равно какъ и сильное выпячиваніе краевъ глазныхъ орбитъ, вторичнаго характера и нисколько не мѣшаетъ принятію близкаго кровнаго сродства обоихъ племенъ.
   Лингвистическія данныя также подтверждаютъ близкое родство австралійцевъ и тамиловъ, и это тѣмъ важнѣе, что австралійцы населяютъ совершенно изолированную страну, не окружены народами, которые говорили бы по-дравидски, слѣдовательно и не могли заимствовать своего языка, подобно тому, какъ ведды заимствовали сингалезскій.
   Такимъ образомъ анатомія и лингвистика согласно указываютъ на первоначальное происхожденіе австралійцевъ изъ южной Индіи, и это намѣчаетъ нашъ древній путь странствованія дравидовъ. Такъ какъ эти дикари, конечно, не имѣли ни малѣйшаго понятія о томъ, какъ совершаются морскіе переѣзды, и не имѣли для этого никакихъ приспособленій, то ихъ странствованіе должно было почти исключительно происходить сухопутно. Вѣроятно, они добрались мало-по-малу до южной оконечности Малаки, а отсюда уже сумѣли, перебираясь съ острова на островъ, проникнуть и въ Австралію. Не должно забывать, что разстояніе между островами Зондскаго архипелага было въ ту отдаленную эпоху, по всей вѣроятности, меньше, нежели теперь. Преданія австралійцевъ указываютъ на заливъ Карпентарія какъ на ворота, черезъ которыя они процикли въ Австралію, и въ этомъ нѣтъ ничего невѣроятнаго.
   Но что касается того, когда совершилось это выселеніе, мы, конечно, находимся совершенно во мракѣ. Можно только утверждать, что предположеніе Голя, состоящее въ томъ, что, быть можетъ, вторженіе арійцевъ въ Индію дало толчокъ къ выселенію. дравидовъ, невѣрно. Безъ сомнѣнія, выселеніе произошло гораздо раньше, такъ какъ австралійцы успѣли настолько измѣниться, что ихъ никакъ нельзя соединить въ одну группу съ веддами, и выработали признаки отличающіе ихъ даже отъ дравидовъ-тамиловъ. Любопытно, что прибрежные ведды Цейлона по своимъ признакамъ стоятъ между естественными, неизмѣненными веддами и австралійцами. Выше уже было указано, что прибрежные ведды измѣнились вслѣдствіе скрещиванія съ родственными, но болѣе развитыми тамилами, и это несомнѣнно. Но справедливость требуетъ поставить вопросъ, только ли въ этомъ кроется объясненіе средняго мѣста, которое занимаютъ береговые ведды между естественными веддами и дравидами. Не сохранились ли здѣсь хоть отчасти дѣйствительно переходныя формы?
   Топинаръ высказалъ взглядъ, что дравиды пришли въ Индію съ сѣверо-востока и принадлежатъ къ монгольскимъ народамъ. Конечно, на сѣверо-востокѣ Индіи монгольскій корень даетъ себя знать, и здѣсь дравиды, смѣшавшись съ монгольскимъ типомъ, пріобрѣли нѣкоторыя его особенности. Однако, теперь мы можемъ не колеблясь утверждать, что дравиды по происхожденію не имѣютъ ничего общаго ни съ малайцами, ни съ монголами, а развились въ Индіи отъ веддскаго корня и отчасти остались на мѣстѣ либо въ измѣненномъ, либо въ неизмѣненномъ видѣ, отчасти выселились въ другія страны.
   За двумя періодами, непосредственно смѣнившими другъ друга, веддскимъ и дравидскимъ, слѣдуетъ третій -- періодъ арійскаго нашествія. Какъ бы мы ни заблуждались въ частностяхъ относительно родины арійцевъ, во всякомъ случаѣ они образовались внѣ Индіи и лишь позднѣе проникли туда. Это, конечно, не устраняетъ возможности развитія арійцевъ изъ дравидскаго корпя. Напротивъ, съ антропологической точки зрѣнія скорѣе всего можно высказаться именно за это, такъ какъ дравиды съ ихъ огромнымъ распространеніемъ, измѣняясь далѣе, могли дать начало и блѣднокожимъ арійцамъ. Когда послѣдніе, размножившись и разселяясь, одною волной нахлынули на Индію, между ними, болѣе богато одаренными умственно и болѣе развитыми тѣлесно, и дравидами и даже веддами Индіи, очевидно, должна была начаться ожесточенная борьба. Не этилъ ли объясняется и современное распредѣленіе народностей Индіи и система кастъ? Подвигаясь въ Индіи съ сѣвера на югъ, мы видимъ постепенно исчезающее вліяніе арійцевъ, но слѣды его можно прослѣдить даже и на самомъ югѣ, только въ высшихъ кастахъ, тогда какъ низшія совершенно отъ него свободны. Сингалезцы, предки которыхъ происходятъ изъ сѣверной Индіи, повидимому, имѣютъ гораздо большую примѣсь арійской крови, чѣмъ ихъ сосѣди, цейлонскіе тамилы, и этимъ объясняется, вѣроятно, существующее различіе между этими двумя племенами.
   Оставляя въ сторонѣ проникшее въ Индію монгольское племя, въ наиболѣе чистомъ видѣ сохранившееся на южномъ склонѣ Гималая, можно думать, слѣдовательно, что всѣ остальныя, населяющія Индію, племена веддскаго, дравидскаго и арійскаго типа или, иначе говоря, всѣ народы западной Азіи, сѣверной Африки и Европы, несмотря на свои различные языки, находятся въ самомъ тѣсномъ родствѣ между собою и образуютъ одно естественное семейство народовъ съ волнистыми волосами (цимотрихи). Такимъ образомъ мы принимаемъ, что веддскій и дравидо-австралійскій стволы представляютъ собою предковъ названныхъ болѣе совершенныхъ народовъ, и, дѣйствительно, сравнивая веддъ и тамиловъ съ европейцами, несмотря на всѣ бросающіяся въ глаза различія между ними, присмотрѣвшись, между ними можно найти и черты сходства.
   Итакъ, нашъ конечный выводъ тотъ, что въ веддскихъ племенахъ Индіи мы имѣемъ родоначальную форму всего семейства цимотриховъ, къ которому принадлежимъ и мы сами, и дальнѣйшія изслѣдованія, вѣроятно, помогутъ разъяснить, какъ накопленіемъ вторичныхъ особенностей этотъ общій стволъ разбился на главныя и второстепенныя вѣтви. Но рядомъ съ цимотрихами мы различаемъ въ современномъ народонаселеніи земного шара еще два семейства: племена съ курчавыми волосами (улотрихи) и племена съ прямыми волосами (лиссотрихи). Спрашивается, можно ли и ихъ свести къ родоначальнымъ формамъ и, далѣе, сходятся или нѣтъ эти родоначальныя формы другъ съ другомъ въ одинъ общій корень.
   Въ качествѣ низшихъ племенъ съ курчавыми волосами, можно указать негритосовъ Филиппинскихъ о-въ, андаманцевъ и бушменовъ. Можетъ быть, сюда же относится и африканское племя акка, но пока оно мало изслѣдовано съ анатомической стороны. Географическое распространеніе этихъ племенъ напоминаетъ географическое распространеніе племенъ веддскаго корня: они точно также раздѣлены между собою большими пространствами, что однако нисколько не препятствуетъ считать ихъ членами одного и того же семейства. Къ тому же большой географическій промежутокъ между Филиппинскими и Андаманскими о-вами пополненъ благодаря недавнему открытію Стевенсомъ негритосовъ на Малаккѣ. Вирховъ подозрѣваетъ существованіе подобнаго же остатка на границѣ между Китаемъ, Бирманомъ и Сіамомъ. Отсюда до центральной и южной Африки, конечно, еще большое разстояніе, по весьма вѣроятно, что бывшія здѣсь низшія племена исчезли вслѣдствіе распространенія сюда болѣе высоко организованныхъ.
   Едва ли можно сомнѣваться, что отъ подобныхъ названнымъ племенъ произошли и высшіе негры Африки и меланезійцы. Конечно, по строенію черепа между низшими и высшими племенами существуетъ различіе, но оно не больше, чѣмъ возрастныя измѣненія какого-нибудь черепа, въ остальномъ же племена семейства улотриховъ въ высшей степени сходны между собою и приведеніе ихъ къ одной первоначальной формѣ не составляетъ труда.
   Посмотримъ теперь, что даетъ сравненіе низшихъ племенъ только что описаннаго типа съ веддами.
   Прежде всего они сближаются въ цѣломъ рядѣ важныхъ особенностей. Небольшая величина тѣла, малый объемъ черенной полости, тонкость и легкость костей, строеніе нѣкоторыхъ костей, форма челюстей -- все это одинаково свойственно родоначальному племени цимотриховъ и низшимъ племенамъ улотриховъ. Наиболѣе своеобразны бушмены, но и ихъ особенности не таковы, чтобы мѣшать сближенію племенъ двухъ главныхъ типовъ. Такимъ образомъ данныя сравнительной анатоміи даютъ намъ многочисленныя и прямыя указанія на общность происхожденія цимотриховъ и улотриховъ, а это въ свою очередь уже само по себѣ позволяетъ думать о развитіи всего множества племенъ изъ одного корня.
   Названныя малорослыя племена, т.-е. веддскія формы Индіи, негритосовъ, андаманцевъ и т. д. съ этой точки зрѣнія можно назвать первичными разновидностями человѣка. При этомъ можно думать, что объемъ черенной полости увеличивался въ двухъ главныхъ стволахъ самостоятельно, и это тѣмъ допустимѣе, что у веддъ, наприм., объемъ черенной полости представляетъ очень большія колебанія, что однако не мѣшаетъ ему въ среднемъ быть очень малымъ.
   Что касается формъ третьяго главнаго ствола, которыя по ихъ прямымъ волосамъ можно выдѣлить въ семейство лиссотриховъ, то едва ли среди нихъ теперь сохранились первичныя разновидносги, равнозначущія съ таковыми другихъ стволовъ. Вѣроятно, къ нимъ особенно близки низшія малайскія племена Индо-Китая и большихъ Зондскихъ острововъ. Что же касается того, когда отвѣтвились прямоволосыя племена отъ цимотриховъ, то на это можно лишь сказать, что въ глубокой древности и, по всему вѣроятію, отъ нынѣ уже исчезнувшихъ формъ.
   Первичныя разновидности трехъ главныхъ стволовъ человѣческихъ племенъ или трехъ семействъ представляютъ, какъ мы видѣли, множество общихъ особенностей и тѣмъ легче, слѣдовательно, объяснить нѣкоторую параллельность въ ихъ развитіи, выразившуюся между прочимъ въ увеличеніи объема ихъ черепной полости. накопленіе второстепенныхъ признаковъ могло повести, въ свою очередь, къ подраздѣленію главныхъ стволовъ на второстепенныя вѣтви, но чтобы объяснить все нынѣ наблюдаемое разнообразіе человѣческихъ племенъ, на помощь надо призвать еще другой моментъ -- скрещиваніе между представителями различныхъ племенъ. Только такимъ образомъ можно рѣшить нѣкоторыя антропологическія задачи, представляющіяся, наприм., въ лицѣ меланезійцевъ и микронезійцевъ. Съ сравнительно-анатомической точки зрѣнія эти помѣси представляютъ неизмѣримо меньшій интересъ, чѣмъ первичныя разновидности, такъ какъ все, что съ ними связано, это -- вопросъ объ ихъ происхожденіи, тогда какъ первичныя разновидности заключаютъ въ себѣ матеріалъ для рѣшенія вопроса о происхожденіи человѣка. Подобно тому, какъ три главные ствола человѣческихъ племенъ могутъ быть сведены къ этимъ обобщеннымъ типамъ (первичныя разновидности), такъ послѣдніе въ свою очередь могутъ быть сведены къ еще болѣе общему типу, что даетъ матеріалъ для сравненія человѣка съ человѣкоподобными формами.
   Переходя теперь къ этому сравненію, мы прежде всего должны вспомнить, что къ антропоиднымъ формамъ относятся четыре рода, которые представляютъ между собою весьма большія различія. Это -- гиббоны, орангъ, горилла и шимпанзе. Между этими четырьмя родами ближе всего къ человѣку по организаціи шимпанзе, и въ этомъ между прочимъ очень легко убѣдиться, сравнивая черепа шимпанзе и человѣка. Черепъ оранга и гиббона представляетъ уже гораздо менѣе сходства съ черепомъ человѣка, что же касается гориллы, то, благодаря развитію гребней, отличіе ея черепа кажется даже большимъ, чѣмъ существуетъ въ дѣйствительности, хотя, несомнѣнно, изъ четырехъ антропоидныхъ формъ горилла по черепу стоитъ дальше другихъ отъ человѣка.
   Выводъ, къ которому мы приходимъ на основаніи изученія черепа, подтверждается и сравненіемъ зубовъ. Флоуэръ и Лейдеккеръ говорятъ, что зубы шимпанзе во многихъ отношеніяхъ приближаются къ типу зубовъ человѣка. И тѣмъ замѣчательнѣе, что тогда какъ теперь шимпанзе ограничены въ своемъ распространеніи центральною Африкой, именно въ Индіи найдены остатки ископаемаго шимпанзе, который по зубамъ стоялъ еще ближе къ человѣку, чѣмъ современныя формы этого рода.
   Переходя къ сравненію другихъ частей скелета, мы видимъ, что шимпанзе по многимъ особенностямъ занимаетъ совершенно опредѣленное мѣсто въ ряду измѣненій организаціи, ведущихъ отъ низшихъ формъ къ человѣку, тогда какъ остальныя антропоидныя формы по этимъ признакамъ отходятъ въ сторону. Но здѣсь слѣдуетъ упомянуть, что именно горилла по нѣкоторымъ особенностямъ своего скелета стоитъ гораздо ближе къ европейцамъ, чѣмъ даже нѣкоторые представители первичныхъ разновидностей человѣка. Параллелизмъ, слѣдовательно, сказывается и здѣсь, а вмѣстѣ съ тѣмъ это служитъ косвеннымъ указаніемъ опять-таки на то, что родъ гориллы не укладывается въ рядъ формъ, составляющихъ прямыхъ предковъ человѣка.
   Наконецъ, шимпанзе приближается къ человѣку и по скудному волосяному покрову своего тѣла.
   Но если и держаться того взгляда, что шимпанзе изъ всѣхъ антропоморфныхъ наиболѣе приближается къ прародительской формѣ человѣка, изъ этого вовсе не слѣдуетъ, что именно этотъ антропоидъ и есть такая прародительская форма. По нѣкоторымъ чертамъ своей организаціи шимпанзе отошелъ въ сторону, но, устанавливая соотношеніе между четырьмя родами антропоморфныхъ обезьянъ, мы видимъ, что горилла сводится къ подобной шимпанзе прародительской формѣ, тогда какъ ораигъ и гиббоны стоятъ ниже шимпанзе. Ужъ это одно указываетъ намъ, что группа человѣкоподобныхъ обезьянъ имѣетъ въ общемъ, т.-е. вмѣстѣ съ ископаемыми формами, гораздо большій объемъ, чѣмъ только въ ея нынѣшнихъ размѣрахъ. Очевидно, что много формъ вымерло и, судя по всему, мы не досчитываемся именно наиболѣе интересныхъ переходныхъ формъ. Такъ какъ къ этому вопросу мы возвратимся еще въ послѣдней главѣ нашего очерка, посмотримъ теперь, какъ восполняютъ Саразины своими изслѣдованіями надъ веддами промежутокъ между извѣстными антропоморфными и человѣкомъ.
   Они даютъ слѣдующій перечень особенностей, болѣе приближающихъ веддъ къ шимпанзеподобной формѣ, чѣмъ европейцевъ: размѣры тѣла, недоразвитіе икоръ, малая величина черепа, болѣе крутой подъемъ его боковыхъ стѣнокъ, слабое выпячиваніе его крыши, большее развитіе частей черепа лежащихъ передъ ухомъ сравнительно съ лежащими позади его, болѣе приближающееся къ горизонтальному положеніе затылочнаго отверстія, малый объемъ черепной полости, малая ширина лобной кости, выпячиваніе зубовъ, форма носа, узкій тазъ, большая длина рукъ, большій промежутокъ между лучевой и локтевой костью, большая способность къ противоположенію плюсневой косточки большого пальца съ остальными и много другихъ. Этотъ длинный рядъ особенностей въ организаціи веддъ, приближающихъ ихъ къ одной изъ человѣкоподобныхъ формъ, конечно, не можетъ быть сочтенъ случайнымъ. Измѣненія организаціи въ одномъ направленіи случайно десятками не бываютъ, и потому мы должны думать, что перечисленныя и однородныя съ ними черты строенія веддъ относятся къ категоріи унаслѣдованныхъ. но какъ и въ другихъ племенахъ, можно даже сказать, какъ это наблюдается въ самыхъ различныхъ группахъ животныхъ, и у веддъ на-ряду съ чертами наслѣдственными проявляются нѣкоторыя благопріобрѣтенныя особенности. Таково, наприм., относительное удлиненіе нижнихъ конечностей, что обще веддамъ съ нѣкоторыми другими низшими племенами, тогда какъ у европейцевъ нижнія конечности опять являются укороченными. Иногда благопріобрѣтенныя особенности скопляются въ такомъ количествѣ, что совершенно заслоняютъ собою особенности наслѣдственныя, и это можетъ до крайности затруднить опредѣленіе систематическаго положенія изучаемой формы. Но въ формахъ или группахъ изолированныхъ обыкновенно черты наслѣдственности проявляются и въ большемъ количествѣ и рѣзче, что облегчаетъ опредѣленіе ихъ положенія среди другихъ существъ, и ведды какъ разъ подтверждаютъ сказанное. Еслибъ у этого племени или этой разновидности не было только ей свойственныхъ чертъ, то для насъ было бы совершенно непонятно столь продолжительное его существованіе, потому что формы съ переходными признаками обыкновенно быстро приближаются къ вымиранію. Вымираютъ и ведды, поглощаемые слитіемъ съ сосѣдними племенами, и, вѣроятно, ихъ исчезновеніе произойдетъ въ недалекомъ будущемъ. Но если вспомнить, какъ давно существуетъ это племя, то продолжительность его исторіи невольно останавливаетъ на себѣ вниманіе. Вѣроятно, это объясняется изолированностью веддъ, поставившей ихъ въ борьбу за существованіе, правда, съ относительно болѣе совершенными племенами, но все-таки не настолько совершенными, какія встрѣтили бы ихъ на материкѣ. Не даромъ же на материкѣ исчезновеніе близкихъ къ веддамъ племенъ шло гораздо энергичнѣе и ихъ ничтожные остатки раздѣлены такими обширными географическими пространствами.
   Говоря однако о первичныхъ разновидностяхъ человѣка и даже о той прародительской формѣ, къ которой онѣ сходятся, мы, очевидно, все-таки говоримъ о настоящемъ человѣкѣ. Какъ ни глубоко спустилась антропологія въ рядѣ племенъ или разновидностей, которыя, постепенно измѣняясь, привели къ образованію огромнаго разнообразія племенъ, нынѣ существующихъ на поверхности земного шара, она не только не вышла за предѣлы изученія настоящаго человѣка, но даже не подошла къ допускаемымъ наукой переходнымъ формамъ, которыя ведутъ отсюда къ группѣ антропоидовъ. Она только все болѣе и болѣе пріучаетъ насъ къ мысли, что такія переходныя формы должны существовать и, какъ бѣгло замѣчено въ самомъ началѣ статьи, путемъ исключенія суживаетъ область, гдѣ можно найти, конечно въ ископаемомъ состояніи, такія переходныя формы. Такъ ихъ нечего искать въ Америкѣ, Австраліи, Европѣ, сѣверной Азіи. Напротивъ, тропическая Азія, именно передняя и задняя Индія съ прилежащими островами, гдѣ существуетъ такъ много памятниковъ древней культуры, по всей вѣроятности, и есть та область, гдѣ можно найти интересующіе насъ остатки. Отсюда, по всей вѣроятности, съ одной стороны шло заселеніе Африки, съ другой -- Австраліи.
   Наконецъ, антропологическія изысканія привели Саразиновъ еще къ тому важному выводу, что мы совершенно должны отбросить наше обыкновеніе говорить объ антропоидахъ какъ о формахъ стоящихъ ниже человѣка: таблицы точныхъ промѣровъ указываютъ, что даже только нынѣ существующіе антропоиды по разнымъ частямъ своей организаціи какъ бы вклиниваются въ группы человѣческихъ племенъ и совершенно не даютъ возможности расположить антропоидовъ и человѣческія племена въ такой рядъ, который бы начинался относительно низшими и оканчивался высшими формами. Антропоморфныя обезьяны въ извѣстныхъ отношеніяхъ стоятъ ближе къ европейцамъ, чѣмъ нѣкоторыя низшія племена, и достигнуть возможно правильной группировки всѣхъ человѣкоподобныхъ формъ и человѣческихъ племенъ можно только путемъ сравнительной оцѣнки суммы признаковъ.

------

   Изслѣдованія Саразиновъ въ области антропологіи, на нашъ взглядъ, чрезвычайно важны. Основанныя на тщательномъ изученіи старательно собраннаго огромнаго матеріала, они представляютъ собою заслуживающій полнаго вниманія опытъ филогеніи человѣческаго рода. Начавши съ описанія особенностей природы Цейлона, Саразины переходятъ затѣмъ къ живущимъ на островѣ туземнымъ племенамъ, выясняютъ ихъ соотношеніе, описываютъ образъ жизни и обычаи, возстановляютъ исторію. Далѣе цейлонскія племена сопоставляются съ населеніемъ Индіи и другихъ сосѣднихъ странъ, выясняется степень родства разныхъ племенъ, устанавливается дѣленіе ихъ на категоріи, ихъ историческая судьба, и все заканчивается сравненіемъ различныхъ разновидностей человѣка между собою я съ антропоморфными обезьянами. Окончательный выводъ изъ этого сравненія -- невозможность построенія рядовой классификаціи, невозможность сопоставленія разныхъ формъ въ качествѣ относительно низшихъ и высшихъ -- большой шагъ впередъ. Этимъ ясно указывается необходимость построенія въ предѣлахъ человѣкоподобныхъ формъ такой же древовидной классификаціи, какая практикуется теперь во всѣхъ другихъ группахъ животныхъ.
   Конечно, соображенія Саразиновъ въ частностяхъ могутъ измѣниться, но мы не думаемъ, чтобъ ихъ пришлось измѣнять сколько-нибудь значительно. Такимъ образомъ, цейлонскіе ведды, это, въ глазахъ большинства, до сихъ поръ не представляющее интереса, лишь деградировавшее племя, послужили матеріаломъ для серьезныхъ научныхъ обобщеній высокой важности. Въ томъ, что обыкновенно понимается подъ "исторіей", они не играли никакой роли, хотя возможно, что именно съ ними или очень близкими къ нимъ формами связаны нѣкоторыя распространенныя преданія; но за то ихъ роль въ "естественной исторіи" человѣческаго рода оказалась огромной. Это племя, въ своихъ естественныхъ условіяхъ чуждое всякой культуры, особенностями организаціи образующихъ его членовъ, своимъ распространеніемъ характеризуетъ цѣлый періодъ въ филогеніи человѣческаго рода и неожиданно приковало къ себѣ интересъ натуралистовъ. Но этотъ интересъ еще возрастаетъ отъ той удачи, которая на этотъ разъ выпада на нашу долю: тамъ, гдѣ антропологи должны были остановиться, выступаетъ палеонтологія съ своимъ отнынѣ знаменитымъ питекантропомъ. Познакомимся же подробнѣе со всѣмъ относящимся къ остаткамъ этого существа.
   

IV.

   Д-ръ Евг. Дюбуа, находящійся на службѣ въ голландской арміи, имѣлъ порученіе отъ своего правительства производить геолого-палеонтологическія изслѣдованія на о-въ Явѣ, чѣмъ и занимался нѣсколько лѣтъ подъ рядъ. Въ сентябрѣ 1891 г., при изслѣдованіи лѣваго берега р. Бенгаванъ, близъ Триниля, въ центральной Явѣ, на глубинѣ около метра ниже уровня рѣки въ сухое время года и въ 12--15 метрахъ отъ поверхности равнины, въ которой рѣка прорыла свое ложе, былъ найденъ коренной зубъ, а мѣсяцъ-спустя, въ метрѣ разстоянія отъ этого мѣста, крыша черепа какого-то, очевидно, человѣкоподобнаго существа. Такъ какъ во время періодическихъ дождей уровень рѣки значительно повышается, то раскопки временно должны были быть оставлены. Возобновивши ихъ на томъ же небольшомъ участкѣ въ слѣдующемъ году, Дюбуа (въ августѣ 1892 г.) нашелъ метрахъ въ 15 отъ того мѣста, гдѣ были найдены первые, бедро, а въ октябрѣ того же года другой коренной зубъ. Послѣдній былъ найденъ не далѣе какъ въ трехъ метрахъ отъ первыхъ находокъ въ направленіи къ мѣсту залеганія бедряной кости. Въ 1894 году Дюбуа издалъ тщательное описаніе своихъ находокъ (кромѣ одного зуба), установивъ на основаніи ихъ новый родъ питекантропа (Pithecantropus), который, по мнѣнію Дюбуа, занимаетъ промежуточное мѣсто между антропоморфными обезьянами и человѣкомъ, стоя по своимъ признакамъ выше всѣхъ нынѣ извѣстныхъ человѣкоподобныхъ обезьянъ и ниже даже ископаемаго неандертальскаго человѣка.
   Открытіе Дюбуа вызвало огромный переполохъ среди защитниковъ неизмѣняемости видовъ. Одни изъ нихъ доказывали, что Дюбуа нашелъ остатки огромной ископаемой обезьяны, другіе,-- что это остатки человѣка и, конечно, идіота, потому что каждый разъ, когда въ ископаемомъ состояніи находятъ дѣйствительно черепа человѣка съ малымъ объемомъ черепной полости, ихъ не затрудняются провозгласить черепами идіотовъ; наконецъ, третьи -- настаивали, что эти остатки принадлежатъ не одной особѣ, а нѣсколькимъ, и одни -- обезьянѣ, другіе -- человѣку. Только немного лицъ съ самаго начала согласились съ мнѣніемъ Дюбуа, въ числѣ ихъ и пишущій эти строки въ своемъ рефератѣ, посвященномъ этому вопросу, сдѣланномъ въ одномъ изъ засѣданій Московскаго Общества Испытателей природы. Теперь обстоятельства измѣнились: большинство не противъ Дюбуа, а за него, и этимъ голландскій ученый обязанъ какъ тому тщанію, съ которымъ онъ описалъ свою находку, такъ и тому обстоятельству, что голландское правительство позволило ему пріѣхать въ Европу, привезя съ собою остатки питекантропа и часть другихъ находокъ для демонстраціи ихъ европейскимъ ученымъ. При опредѣленіи остатковъ ископаемаго существа играетъ огромную роль знаніе тѣхъ условій, въ которыхъ эти остатки были найдены, а также и тѣхъ животныхъ, которыя найдены вмѣстѣ съ ними. Все это разъяснено Дюбуа въ значительной мѣрѣ въ устныхъ сообщеніяхъ и позднѣйшихъ рефератахъ и теперь можно безпристрастно обсудить значеніе его находки, тѣмъ болѣе, что по поводу ея уже печатно высказались величайшіе авторитеты въ области палеонтологіи.
   Основываясь на ископаемыхъ, собранныхъ имъ у Трипиля въ тѣхъ же слояхъ, въ какихъ онъ находилъ ихъ на огромномъ протяженіи въ другихъ частяхъ Явы, Дюбуа опредѣляетъ геологическій возрастъ своего питекантропа никакъ не позднѣе древнѣйшаго плейстоцена, а вѣроятнѣе даже новѣйшимъ пліоценомъ. Въ общемъ современная питекантропу фауна до крайности близка съ пліоценовой фауной передней Индіи, найденной при раскопкѣ Сиваликскихъ холмовъ, но моложе ея, а точный возрастъ сиваликской фауны или древне-пліоценовый, или верхне-міоценовый. Маршъ, на основаніи личнаго ознакомленія съ остатками питекантропа, какъ по виду костей, такъ по выполняющимъ ихъ горнымъ породамъ и по современной имъ фаунѣ, рѣшительно высказывается за ихъ пліоценовый возрастъ.
   Разные виды оленей, буйволовъ, быковъ, носороговъ, свиней, гіенъ и кошекъ, колоссальный панголинъ, бегемотъ -- вотъ найденныя вмѣстѣ съ питекантропомъ млекопитающія.
   Расположеніе слоевъ, образованныхъ вулканическими туфами у Триниля представляется въ слѣдующемъ видѣ. Подъ растительнымъ слоемъ лежитъ очень толстый слой не особенно твердаго песчаника, который книзу, ближе къ уровню рѣки, въ сухое время года, становится круппозернистѣе, вслѣдствіе все большей и большей примѣси къ нему ляпиллей. Ископаемые остатки находятся во всемъ слоѣ песчаника, по многочисленнѣе въ его нижней части и особенно въ самомъ глубокомъ слоѣ съ ляпиллями, достигающемъ 1 метра толщины. Остатки питекантропа были найдены именно въ слоѣ съ ляпиллями, и хотя, по вышеупомянутымъ причинамъ, въ разные годы, однако работы производились такъ тщательно, что можно съ полнымъ правомъ утверждать, что они лежали на одномъ уровнѣ и въ совершенно нетронутыхъ пластахъ. Это въ высшей степени важно, такъ какъ указываетъ на одновременность ихъ отложенія, и принимая во вниманіе разстояніе этихъ остатковъ другъ отъ друга, положеніе ихъ въ одномъ уровнѣ, одинаковое состояніе костей и зубовъ и ихъ анатомическія особенности, мы можемъ безъ особыхъ колебаній утверждать, что они принадлежатъ одной особи. Маршъ въ свою очередь говоритъ, что никто изъ палеонтологовъ ни на минуту не колебался бы отнести всѣ найденные Дюбуа остатки той же самой особи.
   Переходя теперь къ обсужденію мнѣній, высказанныхъ по поводу открытій Дюбуа, мы должны говорить и о самыхъ остаткахъ.
   Что касается крыши черепа, то по своей плоской формѣ, сильному развитію глазничной области и очень скошенной затылочной части, она не можетъ принадлежать черепу человѣка.
   Даже черепа неандертальскій, Спи и микроцефаловъ гораздо выпуклѣе именно въ темянной области. Относительно же глазничной области ихъ нечего и сравнивать съ явскимъ. Черепъ питекантропа по своимъ особенностямъ поразительно походитъ на черепъ гиббона, слѣдовательно низшей изъ нынѣ существующихъ антропоморфныхъ обезьянъ, но это не даетъ ни малѣйшаго основанія приписывать его ископаемому гиббону, такъ какъ онъ вдвое больше самаго большого черепа гиббона.
   Конечно, не спеціалисту это можетъ показаться не особенно важнымъ, на дѣлѣ же это различіе первостепенной важности, такъ какъ размѣры черепа питекантропа и объемъ его полости рѣзко отличаютъ его отъ череповъ всѣхъ человѣкоподобныхъ обезьянъ. Дюбуа вычислилъ объемъ черенной полости питекантропа въ 900 куб. цм., между тѣмъ средній объемъ череповъ самыхъ крупныхъ человѣкоподобныхъ обезьянъ равенъ только 500 куб. цм., вообще же объемъ полости обезьяньяго черепа не бываетъ болѣе 600 куб. цм. Нѣтъ никакого основанія думать, что гиббоній черепъ вдвое большаго размѣра, чѣмъ черепъ нынѣшнихъ гиббоновъ, имѣлъ бы и вдвое большій объемъ своей полости, такъ какъ мы опредѣленно знаемъ, что въ предѣлахъ одного и того же семейства у болѣе крупныхъ представителей головной мозгъ относительно меньше, нежели у мелкихъ. Гиббонъ, по размѣрамъ приближающійся къ человѣку и по вѣсу къ самымъ крупнымъ антропоидамъ, все-таки имѣлъ бы объемъ черепной полости около 500 куб. цм., т.-е. почти вдвое меньше, чѣмъ у питекантропа. Для того, чтобы представить себѣ обезьяну съ объемомъ черепной полости въ 900 куб. цм., надо представить такого колосса, сравнительно съ которымъ-самая большая горилла была бы карликомъ. По минимальнымъ вычисленіямъ, гиббонъ съ черепною полостью въ 900 куб. цм. долженъ бы имѣть вѣсъ тѣла средней лошади. Вмѣстѣ съ тѣмъ у такой обезьяны долженъ бы достигать огромнаго развитія челюстный аппаратъ, а слѣдовательно и приспособленія для прикрѣпленія жевательныхъ мышцъ. Между тѣмъ на сохранившейся крышѣ черепа питекантропа ничего подобнаго нѣтъ: его поверхность ровная, безъ гребней.
   Такимъ образомъ черепъ питекантропа не можетъ быть ни черепомъ человѣка, ни черепомъ обезьяны. Походя по наружному виду на черепъ гиббона, онъ очевидно принадлежалъ существу занимающему промежуточное мѣсто между тѣмъ и другимъ. Даже тѣ анатомы, которые считали его за черепъ человѣка, должны были признать наиболѣе обезьяноподобнымъ и поставить ниже череповъ неандертальскаго и Спи. Съ другой стороны, приписывая его обезьянѣ, другіе анатомы заставляли приходить къ совершенно невѣроятнымъ заключеніямъ относительно того, какова была эта обезьяна. Здѣсь полезно также припомнить, что о неандертальскомъ черепѣ никогда не было спора -- черепъ это человѣка или обезьяны; мнѣнія расходились только въ томъ, считать ли его болѣзненно видоизмѣненнымъ или нормальнымъ. Если же существуетъ такое разногласіе какъ относительно черепа питекантропа, очевидно споръ въ значительной мѣрѣ сводится къ спору о словахъ. Кунингамъ, наприм., сначала призналъ черепъ питекантропа человѣчьимъ съ ясно выраженными обезьяньими особенностями; теперь онъ считаетъ его за человѣчій съ преобладающими обезьяньими особенностями. Но можно спросить въ такомъ случаѣ, почему же онъ не считаетъ его за обезьяній съ слабо выраженными человѣчьими особенностями? А это все равно, что признать питекантропа, который восполняетъ промежутокъ между антропоморфными обезьянами и человѣкомъ.
   Два найденные зуба, второй лѣвый и третій правый коренной, судя по всему, принадлежатъ тому же черепу, отъ котораго сохранилась крыша. Корни расходятся у нихъ въ такой степени, какъ не бываетъ у человѣка; форма коронки ясно обезьяньяго типа. Однако это очевидно зубы не обезьяны, такъ какъ и малы, сравнительно съ зубами антропоморфныхъ, и имѣютъ менѣе развитую коронку, какъ это наблюдается въ коренныхъ зубахъ человѣка. Слѣдовательно зубы также соединяютъ въ себѣ признаки обезьянъ и человѣка.
   Наконецъ остается бедряная кость. Большинство анатомовъ сходилось на томъ, что это кость человѣка и отрицать ея общее сходство съ бедряной костью человѣка нельзя. Но, во-1-хъ, у близкихъ и одинаково передвигающихся животныхъ бедряныя кости очень похожи; во-2-хъ, будучи сходной съ бедряною костью человѣка по размѣрамъ и общимъ очертаніямъ, бедро приписываемое питекантропу отличается отъ человѣчьяго своею большею округлостью и большею выгнутостью. Мапуврье, перебравши сотни бедряныхъ костей человѣка, нашелъ только двѣ съ этими особенностями. Слѣдовательно считать эти особенности за свойственныя именно человѣку у насъ нѣтъ основанія. Съ другой стороны, эта бедряная кость совершенно сходится по размѣрамъ съ остатками черепа питекантропа и только расширяетъ наше представленіе объ этомъ существѣ, заставляя насъ приписывать ему вертикальное положеніе.
   Къ какому же выводу мы приходимъ относительно всѣхъ остатковъ найденныхъ Дюбуа? Признавая ихъ принадлежащими одной особи, что въ настоящее время можетъ считаться вполнѣ доказаннымъ, мы должны признать, что питекантропъ жилъ въ періодъ пліоценовыхъ отложеній и, имѣя головной мозгъ по объему почти вдвое большій, чѣмъ головной мозгъ антропоморфныхъ обезьянъ, по виду походилъ на гиббона, ростомъ съ человѣка и съ такимъ же вертикальнымъ положеніемъ тѣла.
   Какое мѣсто отвести питекантропу въ системѣ,-- опредѣляется его организаціей. Его нельзя отнести ни въ родъ homo, ни къ какому-либо роду антропоморфныхъ обезьянъ. Судя по всему, онъ занимаетъ мѣсто между ископаемымъ шимпанзе и человѣкомъ, и для насъ въ высшей степени важно замѣчаніе Дюбуа, изучившаго остатки ископаемаго шимпанзе, что въ немъ одновременно существуютъ особенности гиббоновъ и человѣка. Нѣтъ ничего невозможнаго, что питекантропъ находится въ ряду прямыхъ предковъ человѣка, и такимъ образомъ мы уже можемъ сдѣлать себѣ болѣе или менѣе ясное представленіе о соотношеніи разныхъ формъ приматовъ. Какъ это многократно указывалось дарвинистами, человѣкъ не можетъ быть выведенъ ни изъ одной существующей формы антропоморфныхъ обезьянъ, но вмѣстѣ съ ними онъ сводится къ весьма отдаленной обобщенной формѣ, которая принадлежала среднему міоцену.
   Нѣкоторые анатомы старались умалить значеніе открытія Дюбуа, настаивая на томъ, что найденная имъ бедряная кость принадлежитъ человѣку. Но еслибъ это и было такъ, на что, однако, какъ мы видѣли, нѣтъ сколько-нибудь вѣскаго доказательства, то это означало бы лишь то, что Дюбуа сдѣлалъ не одно, а нѣсколько важныхъ открытій. Въ самомъ дѣлѣ, оспаривать принадлежность найденнаго Дюбуа черепа обезьяноподобному существу, съ головнымъ мозгомъ приближающимся къ головному мозгу человѣка, нѣтъ основанія. Что же касается пліоценовыхъ остатковъ человѣка, то это также было бы открытіемъ огромной важности, потому что до сихъ поръ остатки человѣка не найдены раньше плейстоцена, если не считать болѣе чѣмъ сомнительныхъ пліоценовыхъ кремневыхъ орудій.
   Вирховъ, стараясь доказать, что бедряная кость, найденная Дюбуа, принадлежитъ человѣку, прибѣгъ къ своему обычному методу -- иронизировать тамъ, гдѣ нельзя опереться на факты. Остановившись на патологическихъ наростахъ на этой кости, онъ вздумалъ доказывать, что для заживанія подобныхъ патологическихъ образованій нуженъ продолжительный покой, что несовмѣстимо съ повадками обезьянъ, развѣ только допустивъ для этой исключительной обезьяны особое "состояніе покоя". Но иронизировать тутъ нечего, потому что экзостозы вещь вовсе не рѣдкая и найдены даже у эоценовыхъ млекопитающихъ. Во всякомъ случаѣ это такого рода патологическія образованія, которыя нисколько не мѣшаютъ составить правильный взглядъ на несущую ихъ кость и не имѣютъ ни малѣйшаго значенія съ систематической стороны. Кромѣ того, противъ Вирхова прямо говорятъ и факты: въ Дрезденскомъ музеѣ имѣется скелетъ орангъутана съ экзостозами на плечевой кости.

------

   Въ заключеніе этого очерка намъ остается сопоставить находку Дюбуа съ изслѣдованіями Саразиновъ. Зоологи и палеонтологи обыкновенно въ своихъ изслѣдованіяхъ по времени идутъ навстрѣчу другъ другу: первые изслѣдуютъ представителей современнаго животнаго міра и своею задачей отчасти ставятъ опредѣленіе относительной древности различныхъ группъ; вторые, начиная съ изслѣдованія отдаленныхъ эпохъ, стараются прослѣдить измѣненіе ископаемыхъ животныхъ и постепенный переходъ ихъ въ современныхъ съ нашими. При совершенной законченности тѣ и другія изслѣдованія должны сойтись въ своихъ конечныхъ выводахъ, взаимно провѣряя и подтверждая другъ друга, и это дѣйствительно достигнуто для очень многихъ группъ. Но что касается приматовъ, то изученіе ихъ въ палеонтологическомъ отношеніи представляло огромные пробѣлы и лишь сравнительная анатомія давала дѣйствительно цѣнныя указанія на соотношеніе ихъ разныхъ группъ. Съ другой стороны, антропологія какъ прежде, такъ и въ послѣдніе годы очень часто отвлекалась отъ своихъ коренныхъ вопросовъ и безъ всякой надобности и пользы путалась въ частностяхъ. Тѣмъ не менѣе, и въ области антропологіи цѣнный, хотя разрозненный матеріалъ накоплялся постепенно и при помощи той же сравнительной анатоміи позволилъ прійти къ нѣкоторымъ опредѣленнымъ выводамъ относительно соотношенія и главныхъ типовъ человѣческихъ племенъ. Однако, очевидно, между изслѣдованіями антропологовъ и палеонтологовъ оставался большой пробѣлъ, о которомъ многіе антропологи, даже большинство, и не думало, такъ какъ вовсе не ставило себѣ задачею связать низшія племена человѣка съ прародичами современныхъ приматовъ. Стремленіе обособить антропологію отъ зоологіи, сказать, что тамъ, гдѣ начинается область изученія человѣка, уже нечего дѣлать зоологіи, замыкало антропологію въ тѣсный кругъ, откуда никакого выхода не было. Въ этомъ отношеніи замѣчательна параллель между исторіей антропологіи и зоологіи. Зоологи, много десятковъ лѣтъ тому назадъ, принимая существованіе извѣстнаго количества первозданныхъ видовъ, въ изученіи ихъ не шли далѣе констатированія ихъ предѣльной измѣняемости и объясненія образованія новыхъ формъ путемъ скрещиванія уже существовавшихъ ранѣе. Этотъ періодъ въ исторіи зоологіи не далъ ничего плодотворнаго, и, только освободившись отъ идеи о неизмѣняемости видовъ, зоологія стала развиваться. Антропологія и до сихъ поръ въ значительной мѣрѣ вертится на томъ, чтобы принявши нѣсколько главныхъ человѣческихъ племенъ, вывести изъ нихъ болѣе дробныя дѣленія путемъ ихъ ограниченной измѣняемости и путемъ скрещиванія уже образовавшихся племенныхъ подраздѣленій. Этимъ исключалась возможность правильной оцѣнки очень длиннаго ряда особенностей человѣческой организаціи, и отсюда беретъ свое начало то, что черепа, подобные неандертальскому, приписывались идіотамъ или считались болѣзненно измѣненными, въ черепахъ же съ обезьяньими чертами не видѣли ничего болѣе случайнаго сходства. Однако, несмотря на всю косность антропологовъ, зоологамъ удавалось понемногу проводить идею о кровномъ родствѣ человѣка съ одной изъ низшихъ формъ и сдѣлать ее наконецъ если не общепринятой среди антропологовъ, то принятой наиболѣе выдающимися изъ нихъ. Теперь, послѣ открытія Саразиновъ и Дюбуа, сближеніе антропологіи съ палеонтологіей дѣлается еще настоятельнѣе необходимымъ. Тщательное изученіе веддъ сблизило ихъ и родственныя имъ племена, разбросанныя тамъ и сямъ въ тропической и подтропической зонѣ Стараго Свѣта, съ приматами въ узкомъ смыслѣ этого слова; найденный Дюбуа питекантропъ краснорѣчиво свидѣтельствуетъ, что въ періодъ пліоценовыхъ отложеній на Зондскомъ архипелагѣ жило обезьяпо-подобное существо съ головнымъ мозгомъ вдвое превышающимъ средній объемъ головного мозга антропоморфныхъ обезьянъ и вертикальнымъ положенімъ тѣла. Прибавимъ къ этому находку ископаемаго прародича африканскаго шимпанзе, но съ примѣсью чертъ человѣческой организаціи, именно въ Сиваликскихъ холмахъ, и дадимъ совершенно безпристрастный отвѣтъ на вопросъ, что же означаетъ эта находка? Неужели все это ничего болѣе, какъ рядъ случайностей? Неужели всѣ эти находки ничего болѣе, какъ западня, которую природа разставила легкомысленному натуралисту, чтобы сбить его съ прямой дороги? Очевидно, это невозможно. Природа развивается однимъ путемъ: въ ней съ одной стороны постоянно нараждаются новыя формы, съ другой -- гибнуть старыя. Наука доказала, что эти формы не стоятъ особнякомъ другъ относительно друга, а связаны узами кровнаго родства, и намъ нѣтъ ни малѣйшаго основанія добровольно отсѣкать себя отъ этого безконечно вѣтвистаго древа, выражающаго послѣдовательное развитіе животнаго царства. Если тридцать лѣтъ тому назадъ мы должны были говорить о своей связи съ остальнымъ животнымъ міромъ какъ о чемъ-то лишь очень вѣроятномъ, теперь мы должны говорить объ этомъ прямо, какъ о доказанномъ фактѣ. Предубѣжденію нѣтъ мѣста въ этомъ случаѣ, какъ нѣтъ ему мѣста нигдѣ, гдѣ наука выступаетъ во всеоружіи фактовъ. Не возмущаемся же мы при мысли, что животныя и растенія берутъ свое начало изъ одного корня и вмѣстѣ съ тѣмъ, признавая общность ихъ происхожденія, мы вовсе не отказываемся отъ дѣленія организованнаго міра на царство растеній и царство животныхъ. Что касается человѣка, его выдѣляли и выдѣляютъ въ особое царство только на основаніи присущей ему способности къ созиданію отвлеченныхъ идеаловъ; о сходствѣ его организаціи съ организаціей млекопитающихъ никогда не было спора. Слѣдовательно, препятствій къ признанію единства его происхожденія съ высшими млекопитающими всегда было меньше и только очень сильное предубѣжденіе могло заставить оспаривать это.
   Но, такъ или иначе, вопросъ въ общихъ чертахъ теперь рѣшенъ. Мы знаемъ и то, на что могло походить существо, стоящее по всей вѣроятности въ ряду прямыхъ предковъ человѣка, и гдѣ искать остатковъ этихъ человѣкоподобныхъ существъ. Тропическая Азія съ ея безконечнымъ разнообразіемъ ландшафтовъ, пышною растительностью и удивительнымъ богатствомъ животнаго міра, соединяя въ себѣ всѣ необходимыя условія для жизни человѣко-подобныхъ существъ, сохранила и ихъ остатки и въ живущихъ здѣсь народахъ указаніе на центръ распространенія человѣческаго рода. Эта страна, въ своихъ частяхъ, омываемыхъ океаномъ, конечно претерпѣла большія измѣненія въ очертаніяхъ, но ея климатъ не измѣнялся существенно даже въ теченіе великаго ледниковаго періода. Проходили тысячелѣтія, одни представители фауны и флоры вымирали, другіе -- новообразованію., разныя животныя и растенія эмигрировали сюда изъ болѣе сѣверныхъ странъ, какъ между туземцами, такъ и между пришлецами шла постоянная борьба за существованіе и въ этихъ-то условіяхъ преобладающее значеніе среди человѣкоподобныхъ формъ получили тѣ, объемъ головного мозга которыхъ давалъ имъ несомнѣнныя преимущества въ жизни. Дѣло будущаго пополнить этотъ рядъ человѣко-подобныхъ существъ и тѣснѣе связать ихъ съ несомнѣннымъ человѣкомъ хотя бы еще болѣе низкаго типа, чѣмъ тотъ, который указанъ неандертальскимъ черепомъ.

М. Мензбиръ.

"Русская Мысль", кн.VIII, 1897

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru