Мередит Джордж
Приключения Гарри Ричмонда

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    The Adventures of Harry Richmond.
    Текст издания: журнал "Русскій Вѣстникъ", NoNo 11-12, 1870, NoNo 1-6, 1871.

ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ РУССКОМУ ВѢСТНИКУ.

ПРИКЛЮЧЕНІЯ ГАРРИ РИЧМОНДА

РОМАНЪ.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО.

МОСКВА.
Въ Университетской типографіи (Катковъ и Ко.), на Страстномъ бульварѣ.
1870.

   

ГЛАВА I.
Я составляю предметъ спора.

   Въ полночь одного зимняго мѣсяца, спящіе въ Риверсли Гренджѣ были пробуждены громкимъ звономъ и стукомъ въ наружную дверь. Хозяиномъ тутъ былъ сквайръ Белтамъ, домочадцами -- его незамужняя дочь, Дороти Белтамъ, другая дочь, замужняя, мистрисъ Ричмондъ, Беньяминъ Сюисъ, старый буфетчикъ, еще нѣсколько слугъ, и маленькій мальчикъ, названный въ крещеніи Гарри Лепель Ричмондъ, внукъ сквайра. Риверсли Гренджъ стояла въ плодородной долинѣ луговой части Гампшейрскаго графства: одинокая усадьба изъ которой виднѣлись нѣкоторыя принадлежащія къ ней фермы, но голосъ не долетѣлъ бы ни до одного жилья, исключая конюшенъ да избушки главнаго садовника. Преданія о смѣлыхъ разбояхъ, вмѣстѣ съ мрачностью окрестнаго бора, поддерживали ночныя опасенія, а громкій стукъ и нетерпѣливый звонъ свидѣтельствовали всѣмъ слушателямъ страшныхъ разказовъ въ людской что разбойники явились наконецъ съ грозными силами. Кучка горничныхъ столпилась въ верхнемъ корридорѣ главнаго строенія; два-три лакея стояли ниже на лѣстницѣ въ смѣлыхъ позахъ. Вдругъ шумъ прекратился, и вскорѣ затѣмъ голосъ стараго Сюиса велѣлъ всѣмъ расходиться по постелямъ. Тогда лакеи стремительно бросились на встрѣчу опасности, а горничныя, въ груди которыхъ мучительное любопытство преодолѣло страхъ, отправились въ пустую комнату, помѣщавшуюся надъ входною дверью, и стали глядѣть изъ окна. Тѣмъ временемъ Сюисъ стоялъ у постели хозяина. Сквайръ былъ охотникъ стараго покроя: неутомимъ въ ѣздѣ, неодолимъ за бутылкой, почти непробудимъ во снѣ. Еще не рѣшаясь толкать его, Сюисъ зажегъ огонь и бросилъ свѣтъ на глаза сквайру, чтобъ онъ скорѣе проснулся. При первомъ прикосновеніи, сквайръ вскочилъ, божась патрономъ своимъ, Гарри, что ему только-что снился пожаръ.
   -- Сюисъ! Вѣдь это ты? Гдѣ горитъ?
   -- Не горитъ нигдѣ, отвѣчалъ Сюисъ.-- Вы будьте спокойны.
   -- Будьте спокойны, чортъ возьми! Развѣ я не слыхалъ трескъ цѣлой сотни пожарныхъ трубъ? Не такъ же я крѣпко сплю что ничего не слышу, собака! Приходитъ сюда, будитъ меня и говоритъ мнѣ чтобъ я былъ спокоенъ. Что за чортъ! Такъ бѣды нѣтъ? Все стало-бытъ въ порядкѣ? Сквайръ улегся на подушку и готовъ былъ опять заснуть.
   Сюисъ проговорилъ выразительно:-- васъ спрашиваетъ одинъ джентльменъ; джентльменъ дожидается внизу. Онъ пришелъ поздненько.
   -- Джентльменъ внизу, пришелъ поздненько? повторилъ сквайръ, какъ бы желая взять въ толкъ слышанное.-- Запоздалъ? Ну, суньте его въ постель, дайте ему горячей воды съ водкой, и пусть себѣ спитъ.
   Сюису приходилось сообщить сквайру весьма непріятное извѣстіе.
   -- Джентльменъ не намѣренъ ночевать, началъ онъ.-- Онъ не затѣмъ пришелъ. Время уже позднее.
   -- Время позднее! заревѣлъ сквайръ.-- Да который часъ?
   Доставъ часы надъ головой, онъ увидѣлъ часъ неурочный.
   -- Безъ четверти два? Джентльменъ внизу меня спрашиваетъ? Ужь не мошенникъ ли это аптекарь, что обѣщалъ вчера обѣдать у меня? Если это онъ, я окачу его такъ, будто онъ въ прудъ окунулся. Два часа утра! Да онъ пьянъ! Скажите ему что я мировой судья. Я его арестую. На двѣ недѣли за пьянство, да еще на двѣ за дерзость. Я ужь не разъ засаживалъ на мѣсяцъ. Является ко мнѣ, къ мировому судьѣ.... да онъ взбѣсился! Скажите ему что онъ попадетъ въ сумашедшій домъ. И не намѣренъ ночевать! Вытолкай его ногами изъ дому, Сюисъ, и скажи что по моему порученію. Я тебѣ разрѣшаю!
   Сюисъ отошелъ на шагъ отъ кровати. На безопасномъ разстояніи, онъ твердо, почти съ укоромъ глядѣлъ на хозяина: -- это мистеръ Ричмондъ, сказалъ онъ.
   -- Мистеръ.... Сквайръ остановился. Имя это никогда не произносилось въ Гренджъ. Негодяй то? спросилъ онъ рѣзко, какъ бы желая удостовѣриться, и губы его сурово сжались.
   Слѣдовало отвѣчать или утвердительно, или отрицательно. Сюисъ молчалъ.
   -- Онъ внизу? закричалъ сквайръ, комкая простыни.-- Ты впустилъ его въ мой домъ, Сюисъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Впустилъ!
   -- Онъ не въ домѣ.
   -- Какъ же ты говорилъ съ нимъ?
   -- Изъ окна.
   -- Какое же мѣсто пятнаетъ теперь негодяй?
   -- Онъ на крыльцѣ за дверью.
   -- За дверью? Дверь заперта?
   -- Заперта.
   -- Пусть тамъ гніетъ.
   Между тѣмъ терпѣніе ночнаго посѣтителя истощилось. Новый громкій призывъ долетѣлъ до слуха сквайра, изумленнаго такою дерзостью.
   -- Подай штаны! крикнулъ онъ Сюису.-- У меня мысли не вяжутся когда на мнѣ нѣтъ штановъ.
   Сюисъ держалъ требуемую одежду на-готовѣ. Сквайръ соскочилъ съ постели въ безмолвномъ бѣшенствѣ, и злобясь на сапоги, подтяжки и пуговицы, позволилъ однако одѣть себя какъ слѣдуетъ, между тѣмъ какъ звонъ и стукъ у дверей продолжался непрерывно. Сквайръ имѣлъ видъ человѣка съ принужденнымъ спокойствіемъ переносящаго оскорбленія наносимыя ему на судѣ, гдѣ поневолѣ приходится все выслушивать и сдерживать пылкіе отвѣты въ негодующей груди.
   -- Теперь, Сюисъ, подай хлыстъ, замѣтилъ онъ, будто требуетъ простую туалетную принадлежность.
   -- Вамъ угодно шляпу?
   -- Говорю тебѣ, хлыстъ.
   -- Ваша шляпа въ прихожей, замѣтилъ Сюисъ серіозно.
   -- Я хлыстъ спрашиваю.
   -- Его нѣтъ нигдѣ, сказалъ Сюисъ.
   Сквайръ не успѣлъ излить свое негодованіе на такое неповиновеніе слуги, ибо послышался голосъ дочери его Дороти, робко просившей позволенія войти. Сюисъ вышелъ изъ комнаты. Вскорѣ затѣмъ сквайръ сошелъ внизъ, тяжело дыша. Прислугу всю отослали прочь. Одинъ только Сюисъ остался при хозяинѣ.
   Сквайръ самъ снялъ запоры съ двери, и отворилъ ее на длину цѣпи.
   -- Кто здѣсь? спросилъ онъ.
   Немедленно послышался отвѣтъ снаружи.
   -- Полагаю что вы мистеръ Гарри Лепель Белтамъ. Если ошибаюсь, скажите. И примите, прошу васъ, мои извиненія, что безпокою васъ въ такой поздній часъ.
   -- Ваше имя?
   -- Въ настоящую минуту меня зовутъ не иначе какъ Августъ фицъ-Джорджъ Рой Ричмондъ, мистеръ Белтамъ. Вы лучше меня узнаете, если совсѣмъ отворите свою дверь. Голоса обманчивы. Вы по рожденію джентльменъ, мистеръ Белтамъ, и не заставите меня требовать чтобы вы поступали какъ прилично джентльмену. Я теперь въ такомъ положеніи будто переговариваюсь съ барсукомъ въ его логовищѣ. Положеніе неудобное для обѣихъ сторонъ. А на васъ, домохозяина, это бросаетъ значительную тѣнь.
   Сквайръ поспѣшно приказалъ Сюису посмотрѣть чтобы ходы къ спальнямъ были заперты, и отцѣпилъ дверную цѣпь. Онъ видимо сильно сдерживался. Ночь была тихая, свѣтлая. Когда отворилась дверь, появился высокій, крѣпко сложенный мущина, въ тепломъ плащѣ и модной шляпѣ того времени. Въ рукахъ у него была легкая тросточка, которой серебряный набалдашникъ онъ приложилъ къ губамъ. Въ наружности его не было ничего пугающаго, пріемы его были изысканно любезны. Онъ приподнялъ шляпу, какъ только очутился лицомъ къ лицу со сквайромъ и обнаружилъ отчасти лысую голову, хотя бакенбарды его были роскошны, и мужественная сила высказывалась въ высокой груди, приподнявшей мѣховой плащъ. Лицо его было чрезвычайно открыто и бодро. Съ высоты своей онъ съ царственнымъ величіемъ глядѣлъ внизъ на человѣка покой котораго потревожилъ.
   Между ними завязался слѣдующій разговоръ:
   -- Теперь вы видите, мистеръ Белтамъ, кто позволилъ себѣ разбудить васъ въ неурочный часъ, и я глубоко сожалѣю объ этомъ, хотя самъ я привыкъ принимать легко подобные случаи.
   -- Не спрятаны ли здѣсь у васъ какіе-нибудь сообщники?
   -- Я одинъ.
   -- Какое дѣло у васъ до меня?
   -- Никакого дѣла.
   -- Вамъ до меня дѣла нѣтъ, также какъ и мнѣ до васъ; правда. Я спрашиваю васъ о цѣли вашего посѣщенія.
   -- Позвольте мнѣ сначала объяснить причину моего поздняго прибытія. Вамъ также какъ и мнѣ, мистеръ Белтамъ, покажется смѣшно сваливать вину на ямщиковъ. Я вынужденъ однако это сдѣлать; мнѣ нѣтъ другаго исхода. По милости одного негодяя, невоздержнаго къ крѣпкимъ напиткамъ, я сегодня прошелъ пѣшкомъ семь миль отъ Юлинга. Я не за себя жалуюсь.
   -- Зачѣмъ же вы пришли?
   -- Вы меня спрашиваете?
   -- Я спрашиваю что привело васъ къ моему дому.
   -- Правда, я могъ ночевать въ Юлингѣ.
   -- Зачѣмъ же не ночевали?
   -- По той причинѣ, мистеръ Белтамъ, которая и привела меня сюда. Я не въ силахъ былъ ждать ни одной минуты. Добравшись до вашихъ окрестностей, я не хотѣлъ уже мѣшкать и пошелъ пѣшкомъ. Прошу извиненія за часъ моего прибытія. Зачѣмъ я пришелъ, вы очень хорошо поймете и одобрите меня, когда я скажу вамъ что я пришелъ, если не оправдываться, то покаяться. Я люблю жену мою, мистеръ Белтамъ. Да, выслушайте меня. Я могу сослаться на несчастную звѣзду мою и сказать: вините ее, а не меня. Эта звѣзда, давшая отъ рожденія моего направленіе всей бѣдственной моей жизни, могла бы служить мнѣ оправданіемъ въ вашихъ глазахъ; въ глазахъ жены по крайней мѣрѣ послужитъ.
   -- Вы пришли видѣться съ моею дочерью Маріанной?
   -- Съ моею женой.
   -- Вы не переступите черезъ порогъ мой пока я живъ.
   -- Вы принудите ее выйти ко мнѣ?
   -- Она будетъ сидѣть у себя, бѣдняжка, пока не ляжетъ въ могилу. Сколько могли надѣлать зла, вы уже надѣлали. Убирайтесь!
   -- Мистеръ Белтамъ, ничто не помѣшаетъ мнѣ видѣться съ женой.
   -- Пройдоха!
   -- Никакіе нелѣпые эпитеты отъ человѣка котораго я обязанъ уважать.
   -- Негодный пройдоха, говорю я; сквайръ, давъ волю своему бѣшенству, не стѣснялся болѣе.-- Вотъ уже часъ какъ я сдерживаюсь предъ негодяемъ, который ангела вывелъ бы изъ терпѣнія. Да ступайте наконецъ куда вамъ угодно, отъ одного конца свѣта до другаго! Мошенникъ, запятнанный всевозможными мерзостями, которому я запретилъ доступъ къ моему дому, какъ простому вору, котораго сто разъ стоило бы повѣсить, является сюда къ моей дочери, когда онъ укралъ ее, надушившись, ликуя о своемъ родѣ, да напѣвая разный иностранный вздоръ; а потомъ оказалось что онъ не болѣе какъ лгунъ и животное. Она вернулась домой. У меня двери не запираются для родныхъ дѣтей. Я принялъ ее и держу у себя вопреки закону, если законъ мнѣ не даетъ на это права. Она помѣшалась; вы свели ее съ ума; она не узнаетъ никого изъ насъ, даже своего сына. Убирайтесь! Сколько могли надѣлать зла, вы надѣлали. Она безумная. И говорю вамъ, Ричмондъ, или Рой, или какъ вы тамъ себя называете, я благодарю Бога что она лишилась разсудка. Увидитесь вы съ ней или нѣтъ, власть ваша надъ ней кончена; да, и не видать вамъ ее, пока я зовусь мущиной.
   Мистеръ Ричмондъ сумѣлъ сохранить видъ серіознаго раздумья подъ этимъ потокомъ брани, изливавшимся почти безъ остановки. Онъ сказалъ:
   -- Жена моя не въ своемъ умѣ? Я могъ бы предположить что эта болѣзнь у ней наслѣдственная. Ужь не шутите ли вы со мной, милостивый государь? Она помѣшалась? И вы считаете себя въ правѣ разлучить насъ? Если правда что вы говорите, то мое право лелѣять ее въ тысячу разъ сильнѣе вашего. Пустите меня, мистеръ Белтамъ. Я смиренно прошу священнѣйшаго преимущества, котораго горе можетъ требовать отъ человѣколюбія. Жену, жену мою! Пропустите меня.
   Онъ готовъ былъ рвануться впередъ. Сквайръ крикнулъ Сюису чтобъ онъ добѣжалъ до конюшни и спустилъ собакъ.
   -- Это ваше послѣднее рѣшеніе? спросилъ мистеръ Ричмондъ.
   -- Къ чорту ваше разглагольствіе! Да, послѣднее! Я не пускаю въ свое стадо прокаженной овцы.
   -- Мистеръ Белтамъ, умоляю васъ, будьте милосерды. Я согласенъ на какія угодно условія, только дайте мнѣ повидаться съ ней. Я буду ходить по парку всю ночь, только скажите что вы утромъ дозволите свиданіе. Признаюсь, я не намѣренъ употреблять силу. Я обращаюсь исключительно къ вашему милосердію. Я люблю эту женщину. Я виноватъ во многомъ. Увижу ее и уйду, но видѣть ее я долженъ. Это я также говорю рѣшительно.
   -- Говорите рѣшительно, сколько вамъ угодно, отозвался сквайръ.
   -- По законамъ естественнымъ и законамъ человѣческимъ, Маріанна Ричмондъ моя жена, я долженъ служить ей опорой и утѣшеніемъ, и никто не можетъ помѣшать мнѣ, мистеръ Белтамъ, если я захочу взять ее къ себѣ.
   -- Не можетъ? проговорилъ сквайръ.
   -- Да будетъ проклятъ, да будетъ пораженъ громомъ небеснымъ тотъ кто въ горѣ разлучаетъ жену съ мужемъ.
   Сквайръ свиснулъ своимъ собакамъ.
   Какъ уязвленный этою холодностью, мистеръ Ричмондъ выпрямился во весь ростъ.
   -- Я не увижу ее, если явлюсь и завтра утромъ?
   -- Вы не увидите ее, протянулъ сквайръ, передразнивая рѣчь мистера Ричмонда,-- если явитесь и завтра утромъ.
   -- Вы отказываете мнѣ по праву отца, жена моя ваша дочь. Хорошо. Я желаю видѣть моего сына.
   И на это сквайръ отвѣчалъ положительно:
   -- Нельзя. Онъ спитъ.
   -- Я требую.
   -- Глупости! Говорятъ вамъ, онъ въ постели, слитъ.
   -- Повторяю: я требую.
   -- Когда ребенокъ спитъ!
   -- Ребенокъ этотъ моя плоть и кровь. Вы говорили за свою дочь; я говорю за моего сына. Я хочу видѣть его, хотя бы мнѣ пришлось колотить въ вашу дверь до утра.
   Нѣсколько минутъ спустя, мальчикъ вынутъ былъ изъ постели теткой Дороти; она одѣла его въ потьмахъ, горько плача, въ то же время унимая его, прилаживая его платьице и нѣжно цѣлуя его щечки. Ему сказали что бояться нечего. Одинъ джентльменъ желаетъ его видѣть, больше ничего. Добрый ли это джентльменъ или разбойникъ, онъ не могъ дознаться. Но тетушка Дороти, увернувъ его въ шаль и пледъ, и подвязавъ его шляпку дрожащею рукой, увѣряла его, съ судорожными ласками, что все скоро кончится и онъ опять будетъ лежать благополучно въ своей уютной постелькѣ. Она передала его Сюису на лѣстницѣ, подержавъ минуту и поцѣловавъ его руку; затѣмъ Сюисъ, властитель буфета, гдѣ хранились всѣ сласти, поставилъ его на полъ въ прихожей, и онъ очутился лицомъ къ лицу съ ночнымъ посѣтителемъ. Ему показалось что незнакомецъ громаднаго роста, какъ сказочные великаны; ибо за нимъ въ растворенную дверь виднѣлись деревья и клочокъ неба, и деревья казались гораздо меньше его, а небо чуть сквозило изъ-за его плечъ.
   Сквайръ схватилъ мальчика за руку, чтобы представить его и удержать въ то же время; но незнакомецъ вырвалъ ребенка у дѣда, и поднимая высоко, воскликнулъ:
   -- Вотъ онъ! Вотъ Гарри Ричмондъ! Онъ сталъ гренадеръ ростомъ!
   -- Поцѣлуйте мальчика, и назадъ въ постель его, проворчалъ сквайръ.
   Незнакомецъ горячо поцѣловалъ мальчика и спросилъ: забылъ ли онъ папу. Мальчикъ отвѣчалъ что у него нѣтъ папы, а есть только мама да дѣдушка. Незнакомецъ тяжело вздохнулъ.
   -- Видите ли что вы сдѣлали. Вы родное дитя отторгли отъ меня! сказалъ онъ сквайру свирѣпо; но тотчасъ же постарался успокоить ребенка дѣтскою болтовней и ласками.
   -- Четыре года разлуки, началъ онъ опять -- и сына моего пріучили думать что у него нѣтъ отца. Ей Богу, это безсовѣстно, это безчеловѣчная гнусность. Мистеръ Белтамъ, если я не увижусь съ женой, я унесу сына.
   -- Кричите хоть до сипоты, вы никогда не увидитесь съ ней въ этомъ домѣ, пока я здѣсь хозяинъ, сказалъ сквайръ.
   -- Очень хорошо! Въ такомъ случаѣ Гарри Ричмондъ не будетъ жить у васъ. Я беру его съ собой. Дѣло рѣшено.
   -- Вы отнимаете его у матери? воскликнулъ сквайръ.
   -- Вы клянетесь мнѣ что она потеряла разсудокъ. Она не можетъ страдать. А я могу. Не стану ожидать отъ васъ, мистеръ Белтамъ, малѣйшаго пониманія отцовскихъ чувствъ. Вы грубое существо, вы животное.
   Сквайръ увидѣлъ что онъ готовъ взять мальчика на руки, и сказалъ:-- Постойте. Не въ этомъ дѣло. Сообразите. Вы можете зайти завтра, повидаться со мной и переговорить.
   -- Увижу я жену?
   -- Нѣтъ, не увидите.
   -- Вы остаетесь при своемъ словѣ?
   -- Да.
   -- Такъ и я остаюсь при моемъ.
   -- Какъ? Постойте? Не унести же ребенка изъ удобнаго дома въ зимнюю ночь.
   -- О! Ночь тиха и тепла. Онъ не долженъ оставаться въ домѣ гдѣ безчестятъ отца его.
   -- Постойте же! Этого вовсе нѣтъ! вскричалъ сквайръ.-- Никто не говоритъ о васъ. Даю вамъ честное слово что имя ваше не произносится въ домѣ ни мущиной, ни женщиной, ни ребенкомъ.
   -- Молчаніе объ отцѣ равносильно безчестію, мистеръ Белтамъ.
   -- Къ чорту ваше краснорѣчіе! Не касайтесь этого мальчика своими разбойничьими руками, загремѣлъ сквайръ. Помните, если вы возьмете его, такъ онъ уже не вернется ко мнѣ. Онъ не получитъ отъ меня ни гроша, если вы будете его воспитывать. Вы этимъ рѣшите его участь. Если онъ въ послѣдствіи явится сюда и будетъ стоять предо мной нищимъ, въ украденномъ платьѣ, какъ вы теперь, я не признаю его. Гарри, поди сюда! Поди къ своему дѣдушкѣ.
   Мистеръ Ричмондъ ухватилъ мальчика въ ту минуту какъ онъ поворачивался, чтобъ убѣжать.
   -- Этотъ джентльменъ, сказалъ онъ, указывая на сквайра,-- твой дѣдушка; я твой папа. Ты долженъ непремѣнно узнать и полюбить своего папу. Если я зайду за тобой завтра или послѣ-завтра, они придумаютъ какую-нибудь штуку и спрячутъ Гарри Ричмонда. Мистеръ Белтамъ, прошу васъ въ послѣдній разъ дать мнѣ обѣщаніе, замѣтьте, я довольствуюсь вашимъ обѣщаніемъ, что завтра или послѣ-завтра мнѣ будетъ дозволено видѣть жену.
   Сквайръ, кашляя, произнесъ рѣшительное: -- никогда! и подкрѣпилъ его энергическою божбой.
   -- Я убѣдительно прошу васъ дозволить это свиданіе, сказалъ мистеръ Ричмондъ.
   -- Нѣтъ, никогда! Не хочу! отозвался сквайръ, покраснѣвъ отъ сердитаго кашля.-- Не хочу. Но постойте! Пустите мальчика. Выслушайте меня, Ричмондъ. Вотъ что я сдѣлаю. Если вы поклянетесь мнѣ на Библіи, какъ обвиненный въ присутствіи судей, что никогда носу своего не покажете въ здѣшнемъ околоткѣ и не будете тревожить ни мальчика, въ случаѣ что его встрѣтите, ни дочь мою, никого изъ насъ... вотъ что я сдѣлаю... оставьте мальчика, я дамъ вамъ пятьсотъ фунтовъ.... Я дамъ вамъ вексель на моего банкира въ тысячу фунтовъ. Выслушайте же меня. Вы поклянетесь, какъ я сказалъ, на моей домашней Библіи, чтобы васъ громомъ убило, какъ Ананію и еще того другаго, если вы отступитесь отъ своего слова, и я обязуюсь выплачивать вамъ сверхъ того по пятидесяти фунтовъ въ годъ. Постойте. Я возьмусь заплатить долги ваши не свыше двухъ или трехъ сотъ фунтовъ. Бога ради, пустите мальчика! Вы сейчасъ получите пятьдесятъ гиней въ зачетъ. Пустите же мальчика! И вашъ сынъ... видите ли я называю его вашимъ сыномъ... вашъ Гарри Ричмондъ наслѣдуетъ мнѣ: ему достанется Риверсли Гренджъ и лучшая часть моего состоянія, если не все оно. Довольно ли вамъ? Согласны ли вы поклясться? Если не поклянетесь, мальчикъ будетъ нищій. Онъ станетъ чужимъ здѣсь, точно также какъ вы. Возьмите его, и какъ Богъ святъ, вы его погубите. Ну, будетъ; пустите его. Онъ и такъ ужь простудился. Давно пора ему въ постель; пустите его.
   -- Вы предлагаете мнѣ денегъ, отвѣчалъ мистеръ Ричмондъ.-- Это одно изъ тѣхъ оскорбленій которыя приходится сносить когда имѣешь дѣло съ вами. Вы хотите чтобъ я продалъ сына. Чтобы повидаться съ страдающею женой я подавилъ бы въ себѣ отцовское чувство; но деньги ваши я ставлю ни во что. И вы принуждаете меня сказать вамъ что я презираю и ненавижу васъ. Меня пугаетъ мысль подвергнуть сына вліянію вашего грязнаго эгоизма. Мальчикъ мой; онъ у меня въ рукахъ и пойдетъ со мной труднымъ путемъ. Да развѣ судьба его не блестящая? Клянусь, его узнаютъ тѣмъ что онъ есть на самомъ дѣлѣ, законнымъ наслѣдникомъ имени стоящаго на ряду съ знатнѣйшими именами страны. Запомните слова мои, мистеръ Белтамъ, вы, упрямый, низкій старикъ: Я беру этого мальчика, и посвящаю жизнь свою на возстановленіе его въ подобающемъ ему санѣ, и тогда, если мы съ вами доживемъ, вы до земли преклоните предъ нимъ свою глупую голову, глубоко скорбя о томъ днѣ когда вы, простой сельскій дворянинъ ничтожнаго рода, съ кровью котораго мы удостоили смѣшать нашу кровь, грозили въ безумной слѣпотѣ своей лишить наслѣдства Гарри Ричмонда.
   Дверь громко захлопнулась; и рѣчь его осталась недосказанною. Сначала онъ какъ будто удивился, но видя что испуганный мальчикъ готовъ расплакаться, онъ вынулъ изъ кармана хорошенькую коробочку и сунулъ вкусную конфекту въ надутыя губки. Затѣмъ послѣ нѣсколькихъ минутъ колебанія, постучавъ себѣ въ грудь и поговоривъ самъ съ собою и съ ребенкомъ, окинувъ взглядомъ окна дома, онъ наконецъ опустился на одно колѣно и закуталъ мальчика въ шаль. Потомъ поднялъ его съ земли, и усадивъ его на руку, онъ быстро по шелъ по дорожкамъ и лугу, какъ лошадь, тронутая кнутомъ.
   Тихая теплая ночь озарялась откуда-то мѣсяцемъ. Мѣстами, гдѣ проглядывало небо, виднѣлись мелкія, безлучныя звѣзды. Вѣяло запахомъ травъ и корней. Ночь была скорѣе майская, чѣмъ февральская. Такъ странно глядѣли эти холмы, эти верхушки хвойныхъ деревъ въ тихомъ сумракѣ, что ужасъ мальчика подавленъ былъ удивленіемъ. Онъ никогда еще не выходилъ ночью, и должно-быть ему страшно было кричать, ибо рыданіе его было не громко. На склонѣ парка, гдѣ начиналась сосновая роща, онъ услышалъ свое имя, произнесенное вдали женскимъ голосомъ, который узналъ за голосъ тетушки Дороти. Только разъ зовъ этотъ долетѣлъ до него: "Гарри Ричмондъ!" Скоро они вышли изъ парка и очутились среди овраговъ, которые тянутся на цѣлыя мили вдоль большой дороги въ Лондонъ. Иногда отецъ насвистывалъ ему, или поднималъ его высоко и кивалъ ему въ привѣтъ головой, будто они впервые увидѣлись. Постоянная доступность его при всемъ горѣ вліянію засахареннаго чернослива внушила отцу надежды на будущее его благоразуміе.
   Такъ, поцѣловавъ послушно отца, мальчикъ заснулъ у него на шеѣ, забывъ что онъ странствуетъ по свѣту, и если не ошибаюсь, ему приснилось будто онъ на кораблѣ изъ благоуханнаго дерева, среди моря, гдѣ катятся громадныя, но тихія волны, отрывающія отъ чего-то кусокъ за кускомъ безъ звука и безъ боли.
   

ГЛАВА II.
Лично испытанное мною приключеніе.

   Эта ночь стоитъ въ моей памяти одна среди пустоты, какъ сказочный мѣдный замокъ, окруженный морскою волной. Отецъ должно-быть пронесъ меня по дорогѣ нѣсколько миль; онъ должно-быть добылъ мнѣ пищи; помнится что я чувствовалъ прикосновеніе чего-то сыраго, пилъ свѣжее молоко. Мало-по-малу послышался шумъ голосовъ и колесъ, появилась собака, бѣгающая одна по люднымъ улицамъ, останавливая всякую встрѣчную собаку. Она повернула въ одну сторону, а мы съ отцомъ въ другую. Мы очутились въ домѣ, гдѣ, какъ мнѣ казалось, пахло спертымъ воздухомъ, въ улицѣ состоящей изъ домовъ всѣ двери которыхъ были окрашены чернымъ и шумно запирались. Италіянцы-шарманщики и продавцы молока постоянно расхаживали по улицѣ и оглашали ее своею музыкой. Молоко, а коровъ нѣтъ нигдѣ; множество людей, и никого знакомаго; мысли мои заняты были этими странностями.
   Отецъ скоро заставилъ меня забыть прежнее житье мое. Онъ умѣлъ представлять собаку, кролика, лисицу, пони, цѣлое собраніе забавныхъ животныхъ; но его иногда по цѣлымъ днямъ не было дома, а я не расположенъ былъ дружиться съ тѣми кто не могъ занять какъ онъ мое воображеніе. Когда онъ былъ дома, я ѣздилъ на немъ верхомъ по комнатѣ и вверхъ по лѣстницѣ спать; я билъ его кнутомъ, пока онъ не пугалъ меня естественностью своего лая. Стоило мнѣ произнести слово: звѣринецъ, и онъ превращался въ собраніе дикихъ животныхъ. Я разстегивалъ пуговицу его жилета, и на меня съ ревомъ бросался левъ; я дергалъ его за полу, и предо мной старый медвѣдь уморительно покачивался, потомъ садился и испускалъ жалобный вой. Комната наша казалась мнѣ богаче всего Гренджа, пока происходили эти представленія. Обезьяну онъ изображалъ почти такъ же хорошо какъ медвѣдя, только онъ былъ слишкомъ великъ ростомъ и принужденъ былъ для достиженія сходства съ этимъ животнымъ ломать что попадалось подъ руку. Это вызвало на сцену нашу хозяйку. Чѣмъ больше я наслаждался въ присутствіи отца, тѣмъ больше страдалъ въ его отсутствіи. Когда я оставался одинъ, нянькѣ приходилось понуждать меня чтобъ я игралъ; я валялся по полу, и внезапно меня поражала разница между моимъ теперешнимъ и прежнимъ жильемъ. Отецъ мой подрядилъ маріонетокъ давать каждое утро представленіе предъ моимъ окномъ. Но тутъ опять талантъ его помѣшалъ исполненію его добрыхъ намѣреній. Разъ, стоя подлѣ меня у окна, во время представленія, онъ придалъ ему такую живость своими словами и жестами что безъ него оно потеряло для меня всякую прелесть. Меня пугалъ крикъ полишинеля въ его отсутствіи и нисколько не забавляли самые полновѣсные удары по деревяннымъ головамъ. Но воскресеньямъ мы отправлялись въ соборъ. Этотъ день имѣлъ для меня свою особую прелесть. Отецъ всегда былъ дома въ воскресенье. Оба мы, принарядившись, шли по улицѣ рука съ рукой. Отецъ подводилъ меня къ памятникамъ собора, говоря тихимъ голосомъ о побѣдахъ Англичанъ и призывая вниманіе мое на героевъ. Я очень рано сталъ считать своею обязанностью подражать имъ. Пока мы оставались въ соборѣ, онъ говорилъ о славѣ старой Англіи и понижая голосъ среди тихаго напѣва, произносилъ имя Нельсона, или другаго великаго человѣка. Это повторялось постоянно. "Кого возьмемъ мы сегодня?" спрашивалъ онъ, когда мы выходили изъ дому. Мнѣ предоставлялось рѣшить выберемъ ли мы героя или писателя. И я скоро научился обнаруживать въ моихъ рѣшеніяхъ капризное упрямство. Одно воскресенье мы брали Шекспира, другое Нельсона, или Питта. "Нельсона, папа!" отвѣчалъ я чаще всего. Онъ никогда не противорѣчилъ, и мы направляли шаги къ Нельсонову памятнику, и онъ обнажалъ голову и говорилъ: "Ну, хорошо, Нельсона". Я выбиралъ Нельсона предпочтительно предъ другими, потому что подъ вечеръ отецъ разказывалъ мнѣ о жизни героя дня, и ни Питтъ, ни Шекспиръ не могли похвастаться тѣмъ что лишились глаза и руки, или дрались на льду съ огромнымъ бѣлымъ медвѣдемъ. Я называлъ ихъ иногда изъ состраданія и чтобы доставить удовольствіе отцу, который говорилъ что и ихъ не слѣдовало бы забывать. Они, говаривалъ онъ, посѣщаютъ его, когда я оказываю имъ слишкомъ продолжительное пренебреженіе, чтобъ узнать причины моей холодности, и пристаютъ къ нему чтобъ онъ заступился за нихъ предо мною и сообщаютъ много своихъ неизвѣстныхъ еще приключеній, чгосъ я соблазнился заняться ими на слѣдующее воскресенье.
   "Славный Билль", называлъ отецъ мой Шекспира, а Питта "Тонкій Билли". Сцена, когда славный Билль билъ оленей и таскалъ за ними Фальстафа по всему парку, при свѣтѣ Бардольфова носа, на который надѣвали гасильникъ, при приближеніи лѣсниковъ, и тутъ всякій въ потьмахъ хваталъ не того кого нужно, сцена эта представляла удивительное смѣшеніе смѣха и слезъ. Славный Билль былъ очень молодъ, но всѣ въ паркѣ звали его отецъ Вилльямъ. Когда онъ освѣдомлялся куда ушелъ олень, король Лиръ (если память меня не обманываетъ) указывалъ ему слѣдъ; леди Макбетъ подавала платокъ, чтобъ онъ окунулъ его въ кровь оленя; Шейлокъ требовалъ фунтъ мяса, Гамлетъ (не знаю почему, только фактъ врѣзался въ моей памяти) предлагалъ ему трехногій стулъ; множество королей, рыцарей и дамъ зажигали факелы отъ Бардольфова носа, и разбѣгались всѣ, смущая лѣсниковъ и предоставляя Биллю оленя. Это бѣдное животное, при каждомъ разказѣ умирало отъ новаго оружія, но кровь его всегда текла потокомъ, и всегда оно ударяло рогами въ животъ Фальстафу; и какъ ревѣлъ Фальстафъ! Но какъ жалко было слышать о грусти славнаго Билля надъ убитымъ животнымъ. Слова его звучали какъ музыка. Сцена эта трогала меня, хотя я зналъ что она освѣщена носомъ Бардольфа. Когда я готовъ былъ расплакаться, ибо олень высунулъ языкъ, и бока его тяжело поднимались, а дома остались у него дѣтки, славный Виллъ припоминалъ что обѣщалъ Шейлоку фунтъ оленьяго мяса. Рѣшивъ что не ѣсть этого оленя жиду, онъ соображалъ что Фальстафъ можетъ удѣлить фунтъ своего жиру, а жидъ не замѣтитъ разницы. Фальстафъ спасся только поспѣшнымъ бѣгствомъ, завопивъ что грязная жизнь навѣрное придала тѣлу его вкусъ свинины, и что поэтому жидъ откроетъ обманъ.
   Отецъ мой разказывалъ все это такимъ положительнымъ тономъ, и съ такою живостью подражалъ охотничьимъ крикамъ, изображалъ спотыкающагося Лира и мрачнаго Гамлета и объемистаго Фальстафа что я напряженно слѣдилъ за всѣми явленіями и дѣйствительно видѣлъ ихъ предъ собою. Мнѣ потребовалась нѣкоторая помощь чтобы понять что смѣшно со стороны Гамлета предлагать трехногій стулъ въ критическую минуту охоты. Мало-по-малу я безсознательно ознакомился съ характерами Шекспира. Не было отца болѣе восхитительнаго, чѣмъ мой, для мальчика отъ восьми до десяти лѣтъ. Онъ предугадывалъ въ субботу что я выберу въ воскресенье Вильяма Питта, ибо въ этихъ случаяхъ однообразіе высокой дѣятельности Тонкаго Билли вознаграждалось смородиннымъ пирогомъ, который, какъ торжественно увѣрялъ отецъ мой, знаменитый министръ весьма любилъ при жизни. Если я называлъ его, отецъ мой говаривалъ: Вильямъ Питтъ, иначе Тонкій Билли, родился въ такомъ-то году. А теперь, и онъ шелъ къ буфету, во имя политики, возьми это и помышляй о немъ. Такъ какъ лавки въ воскресенье заперты, онъ, конечно, безошибочно предугадывая мой выборъ, покупалъ пирогъ въ субботу, и какъ только пирогъ этотъ появлялся, мы оба испускали восклицаніе. Помню еще стишокъ, повторяемый отцомъ:
   
   Билли Питтъ съѣлъ варенья съ кускомъ пирога
   Какъ Серингапатамъ отнятъ былъ у врага.
   
   Какъ бы то ни было, по поводу этого преданія, отецъ мой обнаруживалъ свою непостижимую предусмотрительность. Размышленія мои о Питтѣ, при такихъ обстоятельствахъ, склоняли меня въ пользу званія перваго министра. Но я только изъ любви къ лакомству выбиралъ его. Ничего не находилъ я привлекательнаго въ политической дѣятельности, несмотря на краснорѣчивыя разсужденія отца объ управленіи государствомъ, о благосостояніи народномъ, о громахъ Британіи. Устроено было такъ что день приноравливался всегда къ характеру избраннаго героя; поэтому, когда я выбиралъ Питта, мнѣ доставался пирогъ, а разказа не доставалось, потому что не было у него никакихъ приключеній, и едва ли правитель государства не представлялся мнѣ какою-то тѣнью, подлѣ лавки пирожника. Но я удивлялъ чужихъ, говоря объ немъ. Я сообщилъ нашей хозяйкѣ нѣкоторыя замѣчанія, на которыя она всплеснула руками и воскликнула что я изумителенъ. Она всегда шептала какія-то таинственныя слова на ухо моей няньки, или своихъ знакомыхъ, заглядывавшихъ въ мою комнату. Когда отецъ научилъ меня немного играть на фортепіанахъ, началамъ англійской исторіи и родословнымъ знатнѣйшихъ домовъ, я сдѣлался дивомъ дома. Меня сажали на высокій стулъ наигрывать пѣсенки; а потомъ чтобъ обнаружить обширность моего образованія, меня спрашивали: "А кто женился на вдовствующей герцогинѣ Дьюлалъ?" Я отвѣчалъ: "Джонъ Греггъ Ветролъ, эсквайръ, и опозорилъ семейство." Затѣмъ меня спрашивали чѣмъ объясняю я ея поведеніе. "Это все оттого что герцогъ женился на скотницѣ", отвѣчалъ я, вскидывая головой. Отецъ мой составилъ эти вопросы и подготовилъ отвѣты, но дѣйствіе производилось поразительное и на посѣтителей и на хозяйку. Понемногу ухо мое привыкло къ неизмѣнному шепоту ея въ подобныхъ случаяхъ. Королевская кровь! говорила она.-- Нѣтъ? говорили посѣтители, словно смычкомъ вели внизъ по струнамъ.
   Однажды вечеромъ знакомый зашелъ за отцомъ, взять его съ собой погулять. Отрцъ игралъ со мной, когда вошелъ посѣтитель. Онъ вскочилъ съ полу и закричалъ на гостя, зачѣмъ онъ вторгается въ его домашнюю жизнь; но потомъ представилъ мнѣ его какъ Шейлокова правнука и сказалъ что Шейлокъ довольствовался однимъ фунтомъ, а потомокъ его требуетъ двухъ сотъ фунтовъ, или всего его тѣла, что произошло будто бы отъ переселенія семейства изъ Венеціи въ Англію. Отецъ только казался сердитымъ, ибо онъ ушелъ подъ руку съ правнукомъ Шейлока, воскликнувъ: "На Ріальто!" Когда я сообщилъ хозяйкѣ нашей, мистрисъ Вадди, объ этомъ посѣтителѣ, она сказала:
   -- Ахъ, Боже мой! Пожалуй милый палаша вашъ не такъ-то скоро воротится!
   Мы ждали много дней, пока мистрисъ Вадди получила отъ него письмо. Она пришла совсѣмъ одѣтая ко мнѣ въ комнату, требуя чтобъ я далъ ей двадцать поцѣлуевъ для папеньки, и я глядѣлъ какъ поправляла она ленты шляпки предъ зеркаломъ. Шляпка все не надѣвалась какъ слѣдуетъ. Наконецъ мистрисъ Вадди упала въ слезахъ на кресло, превратилась въ кучу коричневаго шелка и воскликнула:
   -- Какъ мнѣ, бѣдной, одинокой женщинѣ явиться предъ этими ужасными людьми, да можетъ-быть еще предъ настоящимъ герцогомъ! Ни за что! отвѣчала она на мою просьбу взять и меня.-- Ни за что на свѣтѣ не поведу я васъ туда, къ папашѣ. Это убило бы его. Вамъ и желать этого не слѣдуетъ.
   -- Ахъ, бѣдный отецъ, продолжала она.-- Какъ жестоки къ нему люди! Никто не цѣнитъ его очаровательнаго характера. Повсюду враги у него, когда ему слѣдовало бы сидѣть рядомъ со знатнѣйшими въ странѣ!
   Я почувствовалъ свое печальное одиночество, проводя воскресенье безъ отца; точно будто бы я навсегда его лишился. Нянька моя пришла и помогла мистрисъ Бадди надѣть шляпку на свои шесть крутыхъ локоновъ. Пока онѣ этимъ занимались, я сидѣлъ смирно, только по временамъ подергивая шелковое платье, частью чтобъ оно взяло меня съ собой, частью изъ зависти что оно увидитъ того съ кѣмъ я такъ жестоко разлученъ. Мистрисъ Бадди еще нѣсколько разъ поцѣловала меня, увѣряя что черезъ четверть часа передастъ отцу мои поцѣлуи, чтобъ я покуда считалъ время. Нянька выпустила ее. Я притворился что считаю, пока мистрисъ Бадди не прошла мимо окна. Сердце мое болѣзненно стукнуло. Дверь на улицу оказалась отпертою; въ корридорѣ никого не было, я выбѣжалъ, полагая что мистрисъ Бадди принуждена будетъ взять меня съ собой, когда увидитъ меня подлѣ себя на улицѣ.
   Я нисколько не смутился не увидѣвъ ее тотчасъ же. Перебѣгая изъ улицы въ улицу, я поворачивалъ то вправо, то влѣво, со смѣлою увѣренностью, будто направляюсь къ опредѣленной цѣли. Должно-быть прошло уже около часа, когда я понялъ что мистрисъ Бадди ушла отъ меня. Тогда я рѣшился любоваться окнами магазиновъ, съ отраднымъ чувствомъ свободы не стѣсняемой теченіемъ времени и нянькой. Зная что могу глядѣть сколько мнѣ угодно, я довольствовался однимъ взглядомъ. Если останавливался, такъ развѣ для того чтобы гордо заявить свою свободу, а вовсе не изъ предпочтенія къ одному магазину предъ другими. Всѣ были одинаково прекрасны, и экипажи тоже, и люди тоже. Дамы часто оглядывались на меня, можетъ-быть оттого что у меня ничего не было на головѣ. Но онѣ нисколько меня не интересовали. Я пожалуй спросилъ бы у нихъ или у кого-нибудь гдѣ живетъ перство, да умъ мой былъ слишкомъ занятъ; мнѣ было не до того. Я былъ увѣренъ что если буду долго, долго идти, такъ дойду до собора Св. Павла или до Вестминстерскаго аббатства. Ко всему остальному я былъ равнодушенъ.
   При захожденіи солнца меня вдругъ какъ стрѣлой пронзило чувство голода, когда проходилъ я мимо лавки пирожника. Я поплелся далѣе, надѣясь дойти до другой такой лавки, не зная зачѣмъ ушелъ отъ первой. Я увидѣлъ мальчика въ изодранныхъ панталонахъ, не выше меня ростомъ, стоящаго на цыпочкахъ предъ окномъ весьма большой и блестящей булочной. Онъ уговорилъ меня войти и попросить булку. Мнѣ это показалось весьма естественнымъ. Но дойдя до стойки, по срединѣ обширнаго магазина, я слегка смутился, и принужденъ былъ два раза повторить мою просьбу молодой женщинѣ сидѣвшей за конторкой.
   -- Дать вамъ булку, мальчикъ? сказала она.-- Мы не даемъ булокъ, мы продаемъ ихъ.
   -- Вѣдь я голоденъ, отвѣчалъ я.
   Явилась другая молодая женщина, смѣющаяся, вся въ локонахъ.
   -- Развѣ вы не видите что это не простой мальчикъ. Онъ не хнычетъ, замѣтила она.-- Вотъ вамъ, мистеръ Чарльсъ. Благодарить не за что.
   -- Меня зовутъ Гарри Ричмондъ. Я очень вамъ благодаренъ.
   Я слышалъ уходя какъ она говорила: "Видно что это сынъ джентльмена." Оборванный мальчикъ ждалъ меня съ нетерпѣніемъ.
   -- Экій счастливчикъ! вскричалъ онъ.-- Ну, пойдемъ, кудряшъ!
   Я, помнится, намѣренъ былъ раздѣлить съ нимъ булку; но онъ, конечно, не могъ угадать моего благодушнаго намѣренія, и поступилъ со мной такъ какъ предполагалъ что я съ нимъ поступлю: быстрымъ движеніемъ онъ вырвалъ у меня булку и убѣжалъ, суя ее себѣ въ ротъ. Я остановился, глядя себѣ на руку. Въ эту минуту я узналъ что такое воровство, и нищенство, и голодъ. Я умеръ бы скорѣе чѣмъ второй разъ попросить булку; и при мучившемъ меня истощеніи и голодѣ, безчестный поступокъ мальчика темною тучей отуманилъ мой умъ. Когда я опомнился, меня велъ за руку сквозь толпу какой-то старый джентльменъ, которому я должно-быть разказалъ что-то необыкновенное. Онъ качалъ головой, приговаривая: "непонятно." Но его вопросы: зачѣмъ я на улицѣ безъ шляпы? гдѣ живетъ моя мать? что я дѣлаю въ Лондонѣ? побуждали ребенка къ автобіографическимъ изліяніямъ, и на каждый вопросъ я сызнова разказывалъ ему всю мою исторію. Онъ привелъ меня въ скверъ, все время слушая меня, наклонившись ко мнѣ. Но когда я замѣтилъ что мы отошли отъ лавокъ, я сразу разъяснилъ ему въ чемъ дѣло, внезапно остановившись и воскликнувъ: "Какъ я голоденъ!" Онъ кивнулъ головой и сказалъ:
   -- Нечего допрашивать пустой желудокъ. Вы сдѣлаете мнѣ честь отобѣдать со мной, молодой человѣкъ; а потомъ мы переговоримъ о вашихъ дѣлахъ.
   Тревога моя о томъ что мы ушли отъ аппетитныхъ магазиновъ успокоилась только тогда когда я очутился за столомъ со старикомъ, съ молодою дамой, да со старушкой въ чепцѣ, дѣлавшей громкія замѣчанія на мою одежду и всѣ мои движенія. Я былъ представленъ имъ какъ упавшій съ неба мальчикъ. Старикъ не позволялъ распрашивать меня пока я не поѣлъ. Пиръ былъ достопамятный. Мнѣ дали супу, рыбы, мяса и пирога и въ первый разъ въ жизни рюмку вина. Какъ смѣялись они когда я заморгалъ и закашлялся, проглотивъ полрюмки какъ воду. Языкъ мой сразу развязался. Я какъ будто вдругъ вознесся выше лондонскихъ крышъ, подъ которыми бродилъ недавно жалкою крошкой. Я заговорилъ о чудномъ отцѣ моемъ, о славномъ Виллѣ, о Питтѣ и перствѣ. Я изумилъ ихъ моими познаніями. Когда я закончилъ длинный разказъ объ охотѣ Билля на оленя заявленіемъ что политика меня не интересуетъ (я хотѣлъ сказать что Питтъ сравнительно скученъ), они громко захохотали, словно я взорвалъ ихъ.
   -- Знаете ли что вы такое? сказалъ старикъ. У него были насупленныя брови и улыбающійся ротъ.-- Вы комическая личность.
   Я заинтересовался имъ и спросилъ: кто онъ самъ? Онъ отвѣчалъ мнѣ что онъ юристъ, и готовъ служить мнѣ помощникомъ въ роли клоуна, если я согласенъ взять его.
   -- Вы принадлежите къ перству? спросилъ я.
   -- Пока еще нѣтъ, отвѣчалъ онъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ я, -- я васъ не знаю.
   Молодая дама залилась хохотомъ.
   -- Ахъ, вы, смѣшной мальчикъ! Уморительное вы существо! сказала она, подошла ко мнѣ, подняла меня со стула и освѣдомилась умѣю ли я цѣловать.
   -- О, да! Этому меня научили, сказалъ я, и поцѣловалъ ее, не дожидаясь приглашенія, -- но, прибавилъ я, -- мнѣ это не очень нравится. Она пришла въ негодованіе и сказала мнѣ что сейчасъ обидится, тогда я объяснилъ ей что люблю чтобы меня цѣловали и играли со мной утромъ, пока я еще не вставалъ, и если она придетъ ко мнѣ въ домъ, какъ бы ни было рано, она найдетъ меня у стѣнки, и я буду радъ ей.
   -- А кто же спитъ рядомъ съ вами? спросила она.
   -- Папа, началъ было я, но голосъ мой прервался рыданіемъ: мнѣ казалось что цѣлое море отдѣляетъ меня теперь отъ него. Отг нѣжно ласкали меня. Мало-по-малу выпытали отъ меня всю мою исторію ловкими вопросами со стороны старика и умѣстными ласками со стороны дамъ. Я все могъ сообщить имъ, кромѣ имени улицы въ которой я жилъ. Ночное путешествіе изъ дома дѣда всего болѣе интересовало ихъ, а также и то что у меня жива мать, вѣчно обмахивающаяся вѣеромъ и носящая бальное платье. Я это помнилъ. Дамы объявили что я очевидно дитя романтическое. Я замѣтилъ что старикъ очень часто произносилъ: "гм!...", и брови его мрачно нахмурились, когда я разказалъ какъ отецъ ушелъ съ потомкомъ Шейлока и съ тѣхъ поръ уже не возвращался ко мнѣ. Принесли большую книгу изъ его библіотеки, онъ прочелъ въ ней вслухъ имя моего дѣда. Меня помѣстили на стулъ подлѣ чайнаго прибора у камина. Тутъ представился мнѣ старый красный домъ въ Риверсли, и мать моя въ бѣломъ платьѣ, и тетушка Дороти. Всѣ онѣ жаловались что я разлюбилъ ихъ, увѣряли что мнѣ пора въ постель, и я ничего не имѣлъ противъ этого. Кто-то отнесъ меня на верхъ и раздѣлъ и обѣщалъ мнѣ большую игру въ поцѣлуи на утро.
   На слѣдующій день я услышалъ въ чужомъ домѣ что старикъ послалъ одного изъ своихъ конторщиковъ въ Риверсли и вступилъ въ сношенія съ лондонскими констеблями. Вскорѣ появилась мистрисъ Вадди, также обращавшаяся къ этимъ властямъ, изъ которыхъ одна подтверждала права ея на меня. Но старикъ желалъ удержать меня у себя, пока посланный его воротится изъ Риверсли. Онъ придумывалъ разныя отговорки. Наконецъ онъ сталъ настаивать чтобы повидаться съ отцомъ моимъ, и мистрисъ Вадди послѣ продолжительнаго колебанія и многихъ слезъ, сообщила ему адресъ на ухо.
   -- Такъ я и думалъ, сказалъ онъ.
   Мистрисъ Вадди увѣщевала его быть почтительнымъ къ моему отцу, который по достоинству выше его, да и не въ обиду будь сказано, выше всѣхъ присутствующихъ, и такъ несчастенъ безъ всякой вины съ своей стороны, и что бы ни говорили, примѣрный христіанинъ и образецъ истиннаго джентльмена и по праву долженъ бы занимать мѣсто на ряду со знатнѣйшими. Со знатнѣйшими, повторила она, укоризненно потрясая ячменными колосьями на чепцѣ и крѣпко сжавъ руки.
   Мистеръ Баннербриджъ, такъ звали старика, вернулся очень поздно отъ моего отца, такъ поздно что, по его словамъ, было бы жестоко выпуститъ меня на улицу, когда мнѣ давно пора бытъ въ постели. Мистрисъ Вадди согласилась оставить меня съ тѣмъ чтобъ я былъ выданъ ей на слѣдующее утро не позже девяти часовъ. Мистеръ Баннербриджъ увѣрялъ меня что здоровье и аппетитъ моего отца превосходны, и сообщилъ мнѣ множество неудовлетворительныхъ извѣстій, остальное же говорилъ онъ на ухо своей дочери, миссъ Баннербриджъ,-- которая замѣтила что мы, по всей вѣроятности, получимъ отвѣтъ изъ Бамлшейра рано утромъ, и тогда можно будетъ возвратить бѣднаго мальчика друзьямъ его дѣтства. Я понималъ что они осуждали за что-то отца моего и что я составляю предметъ спора между двумя противными сторонами, но почему они жалѣли обо мнѣ, этого я не понималъ. Произошла изъ-за меня великая битва, когда мистрисъ Вадди явилась аккуратно въ назначенный часъ. Побѣда осталась за нею, и я, ея добыча, провелъ цѣлый день въ различныхъ экппажахъ, изъ которыхъ послѣдній высадилъ насъ въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Лондона у воротъ старой, ветхой, мшистой фермы, похожей цвѣтомъ на желтую фіалку.
   

ГЛАВА III.
Дипвелская ферма.

   Въ дождь и въ солнце эта старая, ферма подобна была желтой фіалкѣ. Все тотъ же сырой, земляной запахъ, кромѣ кухни, гдѣ жили Джонъ и Марта Трешеръ. Всѣ свѣжія яйца, масло клейменное тремя пчелами, банки меду, куры, зайцы, привлекательно пахучій деревенскій хлѣбъ, приходившіе къ мистрисъ Вадди въ Лондонъ и появлявшіеся на столѣ моего отца, были произведенія Дипвелской фермы, подарки сестры ея Марты Трешеръ. Узнавъ это, я тотчасъ же почувствовалъ себя какъ дома и спросилъ прямо: Долго ли я здѣсь останусь? Не уѣду ли завтра? Что намѣрены дѣлать со мной? женщинамъ эти вопросы молодаго странника показались трогательны. Поцѣлуи и обѣщанія что мнѣ дадутъ куръ кормить, и что отъ этого произойдутъ яйца, меня успокоили. Сильное впечатлѣніе произвели на меня слова мистрисъ Вадди:
   -- Сюда, мистеръ Гарри, пріѣдетъ за вами самъ папаша вашъ. Навѣрное пріѣдетъ; я слышала онъ самъ говорилъ, а онъ слова своего не нарушитъ, развѣ вся страна поднимется противъ него. А за своего сынка онъ готовъ пойти на пушки. Такъ вы сидите здѣсь и ждите его.
   Я тотчасъ же сѣлъ и сталъ глядѣть вопросительно. Мистрисъ Бадди и мистрисъ Трешеръ подняли руки кверху. Я имъ явилъ какое-то необычайное доказательство любви моей къ отцу. У меня же сложилось понятіе что сидѣніемъ на мѣстѣ я привлеку къ себѣ отца.
   -- Гдѣ не замѣшано сердце его, замѣтила лестно мистрисъ Бадди,-- онъ смышленъ какъ школьный учитель.
   -- Какіе у него умные глаза! сказала мистрисъ Трешеръ, лицо которой я разсматривалъ.
   Джонъ Трешеръ предлагалъ биться объ закладъ что я скоро буду умнѣе всѣхъ ихъ. Но всякій разъ какъ онъ начиналъ говорить, его останавливали за ошибки противъ правильности рѣчи.
   -- Больше чѣмъ о насущной пищѣ, отецъ этого ребенка заботится о томъ чтобъ онъ говорилъ языкомъ истиннаго джентльмена, воскликнула мистрисъ Бадди.-- Въ его присутствіи надо держать ухо востро. Онъ бывало останавливалъ меня, какъ несла я горячее блюдо, чтобъ убѣдиться не слыхалъ ли ребенокъ какого-нибудь неправильнаго слова. Нянькѣ онъ такія читалъ наставленія что бѣдняжка приходила бывало ко мнѣ совсѣмъ запуганная. Это все потому что отецъ этотъ знаетъ свои обязанности къ сыну. Каковъ въ дѣтствѣ, таковъ и въ зрѣломъ возрастѣ, говаривалъ онъ. Все равно какъ вы, Джонъ, когда сѣете хлѣбъ, думаете о жатвѣ. Такъ не обижайтесь же на меня, Джонъ, и пожалуста думайте о правильности своихъ рѣчей. Каждое слово переверните дважды въ умѣ, прежде чѣмъ выговорить.
   -- Значитъ, перегрузись на дорогѣ, сказалъ Джонъ Трешеръ.-- Ну, сѣмя-то положимъ ужь сѣется, а жатва его еще далека. Слушайте-ка, Мери Бадди, иное дѣло франтовство, иное деревня, а иное школа. Смѣшай и то, и другое, и третье, оттяни и осади. Вотъ какъ я полагаю.
   Жена его и мистрисъ Бадди задумчиво сказали въ одинъ голосъ:-- справедливо!
   -- Какъ тамъ себѣ хочешь, а въ этомъ вся штука, добавилъ онъ.
   Онѣ согласились, и тотчасъ, какъ кроткія женщины, начали хвалить его.
   -- Что Джонъ говоритъ, стоитъ послушать, Мери. Ты можетъ-быть ужь слишкомъ заботлива. Чтобы сварить жаркое нуженъ огонь умѣренный а не полымя.
   -- О, я совершенно согласна съ Джономъ, Марта. Въ здѣшнемъ мірѣ надо принимать и хорошее и дурное.
   -- Ну, да я вѣдь неученый; значитъ и безпокоиться нечего, сказалъ Джонъ.
   Мистрисъ Вадди шепнула ему что-то на ухо.
   Брови его поднялись; глаза вытаращились. Ей удалось чѣмъ-то поразить его.
   -- Это вѣрно? спросилъ онъ.
   -- Вы меня обижаете. Развѣ я стану говорить неправду? отвѣтила она.
   Джонъ Трешеръ устремилъ свой взглядъ на меня и заявилъ что этого никакъ бы не угадалъ. На что ему замѣтили что угадать было можно. Онъ затѣмъ объявилъ что мнѣ нельзя водиться съ тамошними дѣтьми, а помѣстить меня въ кухнѣ нечего и думать. Мысль о моемъ помѣщеніи, казалось, сильно занимала также и Марту. Меня повели въ парадныя комнаты. Самый видъ ихъ непріятно на меня подѣйствовалъ. Я затопалъ ногами, требуя чтобы меня пустили въ кухню, и рѣдко въ жизни бывалъ Я такъ счастливъ, какъ обѣдая или ужиная тамъ съ Джономъ, съ Мартой и съ рабочими, ожидая отца моего изъ-за горъ, и довольный въ то же время днемъ моимъ. Надѣяться, и не терять терпѣнія, значитъ вѣрить. Таково было чувство мое въ отсутствіи отца. Я зналъ что онъ пріѣдетъ и не желалъ торопить его. Ему принадлежалъ міръ за горами, а мнѣ здѣшній міръ, гдѣ тихая рѣка текла отъ шумной мельницы подъ нашимъ садомъ, черезъ широкіе луга. Зимою летали тутъ дикія утки. По ту сторону рощицъ, окружающихъ нашъ домъ, былъ паркъ съ деревьями, современными, какъ говорилъ Джонъ Трешеръ, началу англійской исторіи. Мысль о ихъ почтенной старости навѣвала на меня чувство мирнаго спокойствія. Онъ затруднялся опредѣлить въ точности лѣта этихъ деревъ и по моей догадкѣ пріурочилъ ихъ къ саксонской гептархіи. Живя такимъ образомъ среди воспоминаній саксонскихъ временъ, я смотрѣлъ на Риверсли какъ на мѣсто новое, плохо насиженное, не носившее моего Альфреда и Гарольда. Эти герои жили въ предѣлахъ Дипвела, спокойно ожидая пріѣзда моего отца. Онъ прислалъ мнѣ однажды чудное письмо. Мистрисъ Вадди взяла съ собой въ Лондонъ одного изъ голубей Джона Трешера, и вечеромъ птица эта появилась, разсѣкая воздухъ какъ стрѣла, и неся на шеѣ письмо прямо отъ милаго моего отца. Бесѣда планеты съ планетой не болѣе поразила бы смертныхъ, чѣмъ слова его, доставленныя такимъ образомъ, поразили меня. Я легъ спать и проснулся, воображая что птица летитъ ко мнѣ съ неба.
   Въ это время сдѣлана была попытка опять потревожить меня. Неизвѣстный молодой человѣкъ появился въ окрестностяхъ фермы. Онъ завелъ рѣчь со мной на Лекгамской ярмаркѣ.
   -- Мы вѣдь, кажется, знакомы. Что подѣлываетъ дѣдушка вашъ, сквайръ, и тетушка, и мистеръ Баннербриджъ? У меня есть новости для васъ.
   Желая выслушать его, я взялъ его за руку, оставивъ спутницу мою, маленькую дочь мельника, Мабелю Свитвинтеръ, у лотка съ игрушками, пока Бобъ, ея братъ и нашъ провожатый, обтачивалъ поодаль палки въ красивой позѣ. Да, и новости объ вашемъ отцѣ, сказалъ молодой человѣкъ. Пойдемте, вы съ нимъ увидитесь. Вы умѣете бѣгать? Я показалъ ему какъ скоро я бѣгаю. Бобъ погнался за нами, вступилъ за меня въ бой, отбилъ меня, и я тотчасъ же опять призналъ надъ собой его власть. Онъ пронесъ меня почти всю дорогу до Дипвела. Женщины должны смотрѣть на счастливыхъ героевъ, завладѣвающихъ ими, почти съ такимъ же чувствомъ, съ какимъ смотрѣлъ я на моего героя. Я цѣловалъ его окровавленное лицо, не давая ему утереться. Джонъ Трешеръ сказалъ мнѣ вечеромъ:
   -- Вотъ теперь вы имѣете понятіе о кулачномъ боѣ. И повѣрите ли, мистеръ Гарри, есть такіе безразсудные люди которые хотятъ уничтожить это прекрасное искусство. По моему, имъ бы слѣдовало ходить въ юбкахъ. Пусть пасторы проповѣдуютъ какъ знаютъ, мы съ вами будемъ поддерживать мужественную забаву.
   Да здравствуетъ Бобъ! Онъ увѣрялъ меня, и я вполнѣ ему вѣрилъ, что кулачный бой естественная защита Англіи отъ враговъ. Мысль что страну нашу защищаютъ отъ непріятельскаго нашествія такіе люди какъ Бобъ была мнѣ невыразимо отрадна. Руководимый Трешеровымъ патріотизмомъ, я принялся проходить книгу англійской исторіи, съ медленностью возовой лошади, тащащей за собой громадную фуру во образѣ Джона. Пока не нагрузится эта фура, нельзя было двигаться впередъ. Способъ воспріятія имъ историческихъ свѣдѣній заключался въ томъ что онъ сначала шелъ на драку съ лицами оскорблявшими нашу народную честь, а потомъ протягивалъ имъ руку и гордился ими.
   -- Гдѣ не удастся силой, тамъ помогаетъ хитрость, говорилъ онъ.-- Отъ Вильгельма-Завоевателя не отдѣлаешься, потому что онъ упрямъ и стоекъ, ну, мы беремъ его и дѣлаемъ однимъ изъ нашихъ. Въ этомъ, надѣюсь, нѣтъ униженія! Онъ вѣдь польстилъ намъ, мистеръ Гарри, самъ пожелавъ быть Англичаниномъ. "Это знаешь?" говоримъ мы, показывая ему кулакъ. "Немножко," отвѣчаетъ онъ, и бьется хорошо. "Такъ значитъ," говоримъ мы, "ты изъ нашихъ; мы весь свѣтъ побьемъ." Такъ и случилось.
   У Джона Трешера былъ трудолюбивый умъ. Онъ лишь въ потѣ лица возвышался до этихъ умозрѣній. Онъ сказалъ мнѣ что на его взглядъ родина тоже что жена. Въ одной родишься, съ другою вѣнчаешься, а узнаешь ихъ ужь потомъ, и приходится уживаться какъ умѣешь. Онъ совѣтовалъ мнѣ все смѣшать, оттянуть и бросить осадокъ; въ этомъ главная штука. Всякое затрудненіе въ жизни разрѣшалось для него этимъ пріемомъ, достоинство котораго доказывалось, по его словамъ, чистымъ элемъ, національнымъ напиткомъ. Даже ребенкомъ я чувствовалъ что онъ по преимуществу Англичанинъ. Разказы о беззаконіяхъ совершенныхъ на рѣкѣ Нигерѣ доводили его до ярости, и онъ громко требовалъ новыхъ налоговъ, чтобы наказать негодяевъ. И въ то же время, при видѣ нищихъ у воротъ, онъ скорбѣлъ о тяжести существующихъ налоговъ, и заклиналъ меня имѣть жалость къ бѣдному податному сословію, когда буду принимать участіе въ исправленіи законовъ. Я, смѣясь, обѣщалъ ему помнить его слова съ искреннимъ намѣреніемъ издать нѣсколько законовъ прямо въ его пользу. И онъ, также смѣясь, отъ души однако, благодарилъ меня.
   Я былъ одѣтъ въ трауръ по далекой матери. Мистрисъ Бадди привезла изъ Лондона молодаго человѣка, который снялъ съ меня мѣрку чтобъ одежда моя была скроена по послѣдней модѣ.
   -- Отецъ раздѣлъ бы его тотчасъ же еслибъ увидѣлъ на немъ платье деревенскаго покроя, сказала мистрисъ Бадди, и слова ея, какъ бы предвѣщая близкую перемѣну, поселили во мнѣ увѣренность что отецъ мой началъ двигаться въ своей части свѣта. Онъ прислалъ мнѣ молитву, написанную его собственнымъ почеркомъ, за мать мою отошедшую на небо. Молитва эта въ черномъ ободкѣ мелькала предо мной, какъ только я закрывалъ глаза. Марта Трешеръ стала давать мнѣ лѣкарство отъ разстройства печени. Мистрисъ Бадди нашла что я блѣденъ и предписала желѣзо. Обѣ рѣшили что мнѣ нужна самая питательная пища; аптекарь же соглашался во всемъ съ обѣими, что и помирило ихъ, ибо эти добрыя женщины чуть было не поссорились изъ-за лѣкарствъ какія слѣдовало мнѣ поглощать. При такомъ тщательномъ уходѣ, во мнѣ обнаружился зловѣщій симптомъ что умъ мой обращенъ болѣе на мать нежели на отца. Мнѣ невольно представлялось что уйти на небо страннѣе чѣмъ пріѣхать въ Дипвелъ. Эта мысль вертѣлась у меня въ головѣ и въ ту минуту какъ отецъ обнималъ меня; но предъ лицомъ его она исчезла какъ тающій снѣгъ. Онъ пріѣхалъ, предшествуемый почтальйонами, на одеждѣ которыхъ были креповые банты, также какъ и на лошадяхъ. Мы играли въ крикетъ. Это была первая сезонная партія Дипвела противъ сосѣдней деревни. Въ самый разгаръ игры, нѣкоторые отошли и окружили отца моего. Одинъ дипвельскій мальчикъ, разсерженный такимъ нарушеніемъ правилъ, пустилъ мячъ въ толпу и больно ушибъ двухъ-трехъ человѣкъ. Отцу моему пришлось за него заступиться. Онъ сказалъ что этотъ мальчикъ ему нравится, и такъ убѣдительно и смѣшно просилъ за него что ушибенный всѣхъ больнѣе смѣялся всѣхъ громче. Стоя въ коляскѣ и держа меня за руку, отецъ мой обратился ко всѣмъ поименно:
   -- Свитвинтеръ, благодарю васъ за вниманіе къ моему сыну, и васъ тоже, Трибль, и васъ, другъ мой, и васъ, Бэкеръ, Риппенгедь, и васъ тоже, и васъ, Джуппъ! Словно онъ зналъ ихъ лично. Правда, онъ кивалъ наудачу. Затѣмъ онъ произнесъ краткую рѣчь и изъявилъ желаніе вносить ежегодно извѣстную сумму на ихъ невинныя удовольствія. Онъ далъ имъ денегъ; бросилъ серебряной монеты мальчикамъ и дѣвочкамъ, хвалилъ Джона Трешера и Марту, жену его, за заботливость обо мнѣ, и указывая на трубы фермы, сказалъ что этотъ домъ всегда будетъ для него священнымъ, что онъ будетъ посѣщать его ежегодно, если возможно, и что во всякомъ случаѣ подписныя деньги его будутъ являться въ маѣ мѣсяцѣ такъ же вѣрно какъ весенніе цвѣты. Люди послѣ радостныхъ криковъ какъ будто потеряли охоту продолжать игру. Отецъ мой сошелъ съ экипажа, пустилъ первый мячъ и затѣмъ ушелъ, держа меня за руку.
   -- Да, мой сынъ, сказалъ онъ,-- мы возвратимъ имъ десятерицей что они для тебя сдѣлали. Одиннадцатое мая будетъ праздникомъ для Дипвела, пока я живъ, а послѣ меня ты будешь поддерживать заведенный обычай, изъ уваженія къ моей памяти. А теперь пойдемъ смотрѣть постель въ которой ты спалъ.
   Марта Трешеръ показала ему постель, показала цвѣты которые я посадилъ и только что выростающій испанскій орѣшникъ.
   -- О! сказалъ онъ, сіяя при видѣ моихъ дѣяній,-- я на вѣкъ въ долгу у васъ, сударыня. Онъ поцѣловалъ ее въ щеку.
   Джонъ Трешеръ вскричалъ:
   -- Старуха, да ты дрожишь какъ красная дѣвушка!
   Она отвѣчала что-то очень слабо, и до самаго отъѣзда нашего, краска не сходила съ ея лица. Джонъ вытянулся какъ солдатъ. Мы уѣхали среди взрыва громкихъ криковъ, словно залпъ батареи. "Царственные проводы!" сказалъ отецъ мой, и потомъ спросилъ меня серіозно не забылъ ли я наградить кого-нибудь изъ моихъ друзей или съ кѣмъ-нибудь проститься. Я отвѣчалъ что не забылъ никого, и въ самомъ дѣлѣ такъ думалъ, пока на песчаномъ подъемѣ дороги, откуда въ послѣдній разъ открывался видъ на старую ферму, я не увидѣлъ Мабель Свитвинтеръ, съ которою часто дѣлилъ я и игры и постель, курчавую дѣвочку, любившую плясать по воскресеньямъ и слушать вечеромъ страшные разказы, прикусывая пряника. Она пристально поглядѣла на меня, но не кивнула головой. "Ну, прощай," подумалъ я, и взглядъ ея остался у меня въ памяти когда я забылъ уже всѣ другія лица.
   

ГЛАВА IV.
Я вкушаю величіе.

   Хотя я никогда еще не видывалъ почтальйона, я глядѣлъ на двоихъ подпрыгивающихъ на лошадяхъ предо мной, не думая спрашивать себя откуда они появились тг какая связь ихъ съ моею судьбой. Я съ наслажденіемъ прислушивался къ стуку многихъ бѣгущихъ рысью ногъ, и старался объяснить отцу что въ соединеніи съ подпрыгивающими людьми все это какъ бы представляетъ фортепіано играющее само собою. Онъ засмѣялся и поцѣловалъ меня, и вспомнилъ при этомъ что показалъ мнѣ какъ-то внутренность фортепіано въ то время какъ играли на клавишахъ. Любовь моя къ нему, какъ въѣзжали мы въ Лондонъ, прочно установилась: я понялъ что онъ не только герой мой, но и лучшій мой другъ и товарищъ. "Злые люди разлучившіе насъ теперь уже безсильны", говорилъ онъ. Я забылъ на радости спросить что сталось съ потомкомъ Шейлока.
   Мистрисъ Бадди привѣтствовала насъ, какъ только вышли мы изъ экипажа. Не воображайте что мы остановились у двери ея стараго дома. Улица была широкая, выходившая на великолѣпный скверъ; предъ домомъ были колонны, а внутри его восхитительный фонтанъ билъ тонкою какъ веревочка струей въ мшистомъ бассейнѣ у окна расписаннаго изображеніями англійскихъ королей, заимствованными изъ дѣтскихъ исторій. Вся прислуга выстроена была въ рядъ въ прихожей, чтобы заявить свою преданность мнѣ. И наконецъ, величайшая изъ всѣхъ радостей: мнѣ представили живую обезьяну.
   -- Это причуда вашего папаши, сказала мистрисъ Бадди кротко.-- Онъ говоритъ что ему надо имѣть шута, а мнѣ это вовсе не шутка.
   Однакожь она весело улыбалась, хотя голосъ ея звучалъ печально. Отъ нея я теперь узналъ что меня зовутъ Ричмондъ Рой, а не Гарри Ричмондъ. Я сказалъ: "Очень хорошо". Я уже привыкъ къ перемѣнамъ. У всѣхъ въ домѣ были веселыя лица, кромѣ обезьяны, которая слишкомъ захлопоталась. Какъ пошли мы вверхъ по лѣстницѣ, я увидѣлъ еще другихъ англійскихъ королей написанныхъ на окнахъ за перилами.
   -- Это, говорятъ, придаетъ царственный характеръ, сказала мистрисъ Бадди, и закашлявшись скромно послѣ нѣсколько изысканнаго слова, добавила: -- какъ и слѣдуетъ.
   Я непремѣнно захотѣлъ взойти на верхній этажъ, гдѣ надѣялся найти Вильгельма-Завоевателя, и нашелъ. И мысли мои, вспомнивъ Джона Трешера, унеслись къ старымъ саксонскимъ временамъ.
   -- Такъ всѣ короли и идутъ другъ за другомъ внизъ по лѣстницѣ? сказалъ я, осматривая ихъ одного за другимъ.
   -- Да, отвѣчала мистрисъ Бадди такимъ жалкимъ тономъ, какъ будто судьба ихъ очень грустная.-- Что жь, глядѣли на васъ какъ ѣхали вы по улицамъ, мастеръ Ричмондъ?
   Я тоже сказалъ: "да", и затѣмъ мы перестали уже отвѣчать другъ другу, а только предлагали вопросы. Такъ скорѣе доберешься до дѣла; по крайней мѣрѣ мальчики и женщины, я знаю, добираются. Мистрисъ Бадди гораздо менѣе интересовалась Дипвеломъ и его жителями чѣмъ впечатлѣніемъ произведеннымъ повсюду нашимъ проѣздомъ. Я замѣтилъ что когда голосъ ея не грустенъ, такъ лицо все-таки грустно. Она показала мнѣ прелестную розовую кроватку, увѣнчанную короной, въ комнатѣ смежной съ комнатой отца. Двадцать тысячъ золотыхъ сновъ какъ будто опустились на меня, когда я узналъ что эта кроватка моя. Въ ней, казалось мнѣ, будетъ почти такъ же пріятно какъ подлѣ отца.
   -- А вамъ развѣ она не нравится, мистрисъ Бадди? сказалъ я.
   Она улыбнулась и вздохнула.
   -- Какъ не нравиться! Разумѣется, нравится! Только я боюсь какъ бы она не исчезла.
   Мистрисъ Вадди грустно потупилась.
   Я. слишкомъ многимъ былъ занятъ, иначе я спросилъ бы ужь не обнаружилъ ли въ чемъ новый восхитительный домъ мой склонности къ исчезновенію. Мнѣ казалось, судя по моему опыту, что я одинъ только быстро переношусь съ мѣста на мѣсто, и главною заботой моею было какъ бы кто-нибудь внезапно не умчалъ меня. Вечеромъ меня представили кружку джентльменовъ пившихъ вино послѣ обѣда съ моимъ отцомъ. Они захлопали руками и громко захохотали, когда я сказалъ имъ что вѣроятно короли не нашедшіе себѣ мѣста на окнахъ сошли внизъ въ погреба.
   -- Они идутъ туда, сказалъ отецъ мой. Онъ выпилъ стаканъ вина и глубоко вздохнулъ.-- Уходятъ они, господа, какъ доброе вино, какъ старый портвейнъ, который, говорятъ, тоже уходитъ. Удостойте выпить за здоровье Ричмонда Роя младшаго.
   Они отъ души выпили за мое здоровье, но отецъ мой впалъ въ раздумье, прежде чѣмъ я вышелъ изъ комнаты.
   Ѣзда верхомъ, уроки гимнастики, уроки французскаго языка у француженки-гувернантки, при появленіи которой отецъ всякій разъ какъ будто собирался танцовагь минуетъ, до такой степени преисполнялся онъ изысканною любезностью, уроки латинскаго языка у учителя, котораго отецъ приглашалъ обѣдать разъ въ двѣ недѣли, но не удостоивалъ особеннаго вниманія, развѣ только что отъ времени до времени записывалъ подъ его диктовку латинскія сентенціи въ карманную книжку, -- таковы были занятія наполнявшія мое утро. Отецъ мой сказалъ человѣку обучавшему меня искусству бокса что наше семейство всегда покровительствовало его ремеслу. Я всякій день боролся десять минутъ съ сыномъ этого человѣка и всякій разъ онъ валялъ меня. Въ хорошіе дни, меня одѣвали въ черный бархатъ, и мы катались по парку, гдѣ отецъ кланялся очень многимъ и былъ предметомъ общаго вниманія.
   -- Наша обязанность помнить имена и лица, не забывай этого, милый Ричи, говорилъ онъ.-- Мы ѣздили въ его ложу въ оперу; мы посѣщали верхнюю и нижнюю палату, и мой отецъ, жалуясь на упадокъ британскаго краснорѣчія, жалѣя о дняхъ Чатама и Вильяма Питта (нашего стараго пріятеля), и Берка, и Шеридана, поощрялъ однако ораторовъ одобрительнымъ шепотомъ. Отецъ мой уже не настаивалъ чтобъ я изучалъ родословныя знатныхъ домовъ.
   -- Теперь ты въ самой атмосферѣ, говорилъ онъ,-- все это придетъ само собой. Я освѣдомлялся не буду ли я внезапно перенесенъ на какое-нибудь новое мѣсто? Онъ увѣрялъ меня что это невозможно, развѣ земля пошатнется. Это меня успокоило, ибо я вполнѣ полагался на стойкость земли. Мы говорили о нашихъ воскресныхъ прогулкахъ въ соборъ Св. Петра и Вестминстерское аббатство, какъ о времени имѣвшемъ свою прелесть. Наше отдѣленіе среди избранныхъ прихожанъ болѣе нравилось отцу. Церковная ключница никому такъ низко не присѣдала, какъ ему. Мнѣ же недоставало памятниковъ, напѣвовъ и чего-то еще, чего я самъ не зналъ. При первыхъ признакахъ задумчивости во мнѣ, отецъ встревожился. Довольно долго пришлось мнѣ простоять предъ нимъ и мистрисъ Вадди, съ высунутымъ языкомъ, словно драконъ на обояхъ. Онъ взялся опять за прежнюю игривость, стараясь быть такимъ же какимъ былъ въ квартирѣ мистрисъ Вадди. Потомъ мы стали читать вмѣстѣ сказки Тысячи и одной ночи, или лучше сказать, онъ ихъ читалъ мнѣ, и часто представлялъ событія ихъ въ лицахъ во время нашихъ прогулокъ. Когда отецъ спрашивалъ у меня уроки, онъ являлся грознымъ африканскимъ чародѣемъ, которому надо отдать все что я добылъ -- и кольцо, и ржавую лампу. Мы часто встрѣчали прекрасныхъ Персіянокъ. Отецъ говаривалъ что во многихъ отношеніяхъ походитъ на трехъ странствующихъ дервишей. Чтобы позабавить меня, когда я выздоравливалъ отъ кори, онъ нанялъ актера въ театрѣ, повязалъ ему вкругъ шеи полотенце, посадилъ его на стулъ, намылилъ ему лицо, и сталъ разыгрывать надъ нимъ роль цирюльника. Никогда я въ жизни такъ не смѣялся. Бѣдная мистрисъ Бадди ухватилась руками за бока и только восклицала:-- Ахъ, Боже мой! Господи! А цирюльникъ тѣмъ временемъ бѣгалъ въ другую комнату справляться съ воображаемымъ гномономъ, и мы слышали какъ онъ громогласно вопрошалъ дозволяетъ ли положеніе солнца продолжать бритье несчастнаго юноши. Потомъ онъ возвращался съ цирюльничьей суетливостью, какъ будто довольный благопріятнымъ отвѣтомъ свѣтилъ. Прислуги позволено было глядѣть на эту сцену. Но какъ только юноша былъ добритъ, отецъ отослалъ его тономъ господина. Удивительно ли что его любили? Мистрисъ Бадди спрашивала: можно ли его не любить? Помню какъ испугался я, когда она однажды заговорила о томъ что онъ можетъ жениться во второй разъ. Къ любви моей примѣшалась какая-то романтическая нѣжность: я почувствовалъ что мы съ отцомъ одни на свѣтѣ. Держать его за руку было для меня наслажденіемъ. Я думалъ серіозно о принцѣ Ахметѣ, и доброй и прекрасной Перибану, на которой охотно допустилъ бы отца жениться. Любимымъ мечтаніемъ моимъ было что онъ стрѣляетъ изъ лука въ цѣль, и не получаетъ награды потому что не можетъ найти стрѣлу свою, и отправляется искать ее, и приходитъ къ зеленымъ горамъ, а потомъ въ каменистую пустыню, гдѣ наконецъ находитъ стрѣлу свою на огромномъ разстояніи отъ стрѣльбища; кругомъ его пустыня, и прелестнѣйшая изъ всѣхъ волшебницъ выходитъ предъ нимъ изъ земли. Въ отсутствіи его я тосковалъ по немъ, ревновалъ его. Во время этой сказочной жизни нашей, мы слетали на коврѣ-самолетѣ на европейскій материкъ, гдѣ я заболѣлъ и излѣчился, понюхавъ яблоко; отецъ направлялъ движенія наши, съ помощью телескопа, который показывалъ намъ названіе гостиницъ, готовыхъ принять насъ. Города же, и соборы, и жаркія долины подъ горами, и рѣки и замки были для меня какъ бы живою, географическою книгой, открывающеюся и закрывающеюся наудачу. Странствованіе изъ мѣста въ мѣсто такъ похоже было на жизнь которую велъ я прежде, что я поминутно готовъ былъ и смѣяться и плакать и мгновенно переходить отъ одного настроенія къ другому. Въ одинъ прекрасный день, я очутился въ гондолѣ съ молодою дѣвушкой. Отецъ мой подружился со многими на пути, въ томъ числѣ и съ ея родителями. Она влюбилась въ меня и радовалась имени Перибану, которое я далъ ей за ея прекрасныя рѣчи о полосатыхъ столбахъ, изъ-подъ которыхъ брызжутъ фонтаны жемчуга, если вытащить ихъ изъ земли, о чертогахъ прилетѣвшихъ съ отдаленнѣйшихъ концовъ свѣта, о городѣ внезапно исчезнувшемъ ночью и оставившемъ по себѣ лишь пустынныя волны, которыя катясь шепчутъ: "гдѣ? гдѣ?" Я охотно согласился бы на бракъ ея съ отцомъ. Она для меня была какъ отдыхъ и сонъ, какъ тихое море и блестящій жемчугъ. Мы условились переписываться всю жизнь. Звали ее Клара Гудвинъ. Она просила меня, когда захочу писать ей, всегда заходить въ казармы конной гвардіи, чтобъ узнать въ какой части свѣта обрѣтается полковникъ Гудвинъ. Я же не могъ дать ей постояннаго адреса, и вмѣсто того разказалъ свою исторію съ самаго начала. Вамъ писать все тоже что писать рѣкѣ текучей, сказала она, и требовала чтобъ я оставилъ гадкое имя Рой, когда выросту. Отецъ мой поссорился съ полковникомъ Гудвиномъ. Много мѣсяцевъ спустя, мнѣ казалось что я только сейчасъ разлученъ съ Кларой, но она виднѣлась мнѣ въ туманѣ невозвратно утраченною. У меня не было другой подруги.
   Плодомъ нашей поѣздки были двѣнадцать дюжинъ отличнѣйшаго бургундскаго вина, которыя отецъ намѣревался сложить въ дипвелской фермѣ, чтобъ онѣ были выпиты въ день моего совершеннолѣтія, когда, по выраженію отца, я сдѣлаюсь юридическимъ лицомъ и поплыву на собственномъ кораблѣ.
   -- Я не отвѣдываю вина. Я, Богъ дастъ, выпью въ этотъ день портеру, сказала мистрисъ Бадди.
   Отецъ мой поглядѣлъ на нее съ сожалѣніемъ и приказалъ ей отправить вино въ Дипвелъ, что и было сдѣлано. Онъ посадилъ меня къ себѣ на колѣни и сказалъ выразительно:
   -- Ричи! двѣнадцать дюжинъ лучшаго вина, какое можетъ пить человѣкъ, ожидаютъ тебя на порогѣ совершеннолѣтія. Немногіе отцы могутъ сказать это своимъ сыновьямъ. Если мы выпьемъ вино это вмѣстѣ, счастливъ будетъ тотъ день. Если меня заколотятъ въ длинный ящикъ,-- голосъ его дрогнулъ,-- если я, понимаешь, отправлюсь внизъ къ Перибану, прибавилъ онъ,-- помни что отецъ твой самъ выбралъ это вино и велѣлъ разлить при себѣ, пока ты спалъ въ императорской комнатѣ, въ старинномъ бургундскомъ городѣ, и поклялся что какъ бы ни было, сынъ его, вступая въ совершеннолѣтіе, будетъ пить царское вино.
   Отецъ мой говорилъ съ большимъ одушевленіемъ, лицо его раскраснѣлось. Я обѣщалъ ему что отправлюсь въ Дипвелъ къ двадцать первой годовщинѣ моего рожденія; онъ же обязался присутствовать тамъ, если возможно тѣломъ, а не то такъ духомъ. Мы заключили разговоръ этотъ нѣсколькими слезами. Мысль о великомъ предстоящемъ намъ днѣ привела меня въ возбужденное состояніе. Мистрисъ Вадди, напротивъ, впала отъ этой мысли въ грустное раздумье. "Богъ вѣсть гдѣ будемъ мы тогда", вздохнула она. "Она плаксивая женщина", сказалъ отецъ мой презрительно. Они все какъ-то не ладили другъ съ другомъ, несмотря на ея безграничную преданность отцу моему. Онъ грозилъ мгновенно выдать ее за кого-нибудь замужъ, если она будетъ надоѣдать ему своимъ, какъ онъ выражался, ваддизмомъ. Она привыкла восклицать въ заключеніе своихъ замѣчаній: "Такъ ли, иначе ли, часъ нашъ скоро пробьетъ!" Эти слова поселили во мнѣ смутное опасеніе что внезапно въ одной изъ стѣнъ отворится дверь и мы перейдемъ подземными ходами въ другую страну. Отецъ мой по-своему укрощалъ ея тревогу: онъ призывалъ своего повара, нѣкоего monsieur Alphonse, смѣшнѣйшаго изъ французовъ, и заказывалъ ему шесть званыхъ обѣдовъ сразу. "Вотъ теперь, мистрисъ Вадди, вамъ будетъ чѣмъ занять умъ свой", говорилъ онъ. И судя по спокойствію, тотчасъ же ею овладѣвавшему, это средство излѣчивало на время ея болѣзнь. Бѣдняжка торопливо отправлялась слѣдомъ за monsieur Альфонсомъ и не произносила ни одной жалобы, пока продолжались обѣды. Но носились слухи что съ ней дѣлаются припадки въ верхнемъ этажѣ. Какъ только слухи эти дошли до моего отца, онъ сталъ уличать ее въ непозволительной слабости и объявилъ что намѣренъ произвести радикальное лѣченіе, хотя бы это вовлекло его въ безграничные расходы. Былъ у насъ балъ и алладинскій ужинъ; двѣ недѣли отецъ мой нанималъ лочтальйоновъ; мы носились по Лондону. Отецъ держалъ пари за одну лошадь на Эпсомской скачкѣ только потому что ее звали Королевскій Принцъ. Лошадь эта выиграла, что, какъ увѣрялъ онъ, могло служить доказательствомъ какъ благоразумно стоять въ нашей странѣ за королевство. Онъ объяснялъ мнѣ что если ѣздитъ парой, на него сравнительно мало обращаютъ вниманія, а видя четверню съ почтальйономъ, народъ тотчасъ же снимаетъ предъ нимъ шапки и готовъ цѣловать ему руки.
   -- Попробуемъ красную ливрею въ одинъ изъ нашихъ выѣздовъ, Ричи, сказалъ онъ.
   Мистрисъ Вадди, слышавшая эти слова, воскликнула:
   -- Это запрещено закономъ!
   -- Кому, сударыня? отозвался отецъ.
   -- Только лица принадлежащія.... начала было она, но отецъ страшно нахмурился; она остановилась и расплакалась такъ что мнѣ стало жаль ее.
   Отецъ тотчасъ отправился заказывать красную ливрею. Онъ былъ очень взволнованъ. Тутъ мистрисъ Вадди, обнявъ меня, сказала:
   -- Милый мой мистеръ Ричмондъ, маленькій мой Гарри, готовьте дѣтское сердечко свое къ тяжелымъ днямъ!
   Я увидѣлъ въ этой непонятной рѣчи нападки на моего отца и сталъ сильно бранить ее. Пока я горячо говорилъ, дверь передней отворилась; я выбѣжалъ и увидѣлъ тетушку Дороти, въ сопровожденіи мистера Баннербриджа. Меня цѣловали и обнимали не знаю сколько, пока наконецъ на меня повѣяло воздухомъ Риверсли, и старый домъ мой стать казаться мнѣ ближе новаго. Тетушка, увидѣвъ слезы на моихъ щекахъ, спросила о чемъ я плачу. Я тотчасъ же излилъ потокъ жалобъ на мистрисъ Вадди за нападки на моего отца. Услышавъ о красной ливреѣ, тетушка всплеснула руками.
   -- Этотъ человѣкъ скоро проживетъ и умъ, и деньги, замѣтилъ мистеръ Банвербриджъ.
   Тетушка сказала мнѣ:
   -- Мой милый Гарри скоро вернется въ свою хорошенькую комнатку, къ дѣдушкѣ. Не правда ли, душа моя? Ты все найдешь тамъ по-старому, кромѣ бѣдной мамаши. "Поцѣлуй моего мальчика, моего Гарри.... Гарри Ричмонда". Таковы были послѣднія слова ея на смертномъ одрѣ, прежде чѣмъ отошла она къ Богу, милый Гарри. Тамъ все по-прежнему: и пони Салловъ, и собачка твоя, Принцъ, и ягненочекъ Дэзи, сдѣлавшійся уже барашкомъ, и мальчикъ рабочій Дикъ, въ большихъ сапогахъ.
   И много еще подобныхъ сладкихъ рѣчей, отъ которыхъ лицо мое то свѣтлѣло, то омрачалось, и захотѣлось мнѣ побывать въ Риверсли, взглянуть на могилу матери и на друзей моихъ.
   Тетушка Дороти поглядѣла на меня.
   -- Пойдемъ, сказала она,-- пойдемъ со мною, Гарри.
   Дрожь ея мгновенно сообщилась мнѣ. Я сказалъ: "да", хотя сердце во мнѣ упало, будто съ этимъ словомъ я лишился отца. Она схватила меня за руки, шепча: "Осуши ты наши слезы, развесели опять домъ нашъ! О, съ той ночи какъ Гарри ушелъ.... теперь я ужь мамаша Гарри."
   Я посмотрѣлъ, есть ли у ней на лбу прядь бѣлыхъ цвѣтовъ, которую мать моя всегда носила, и подумалъ о письмѣ отца съ черною каймой. Я сказалъ что пойду, но радость моя исчезла. Въ дверяхъ насъ остановила мистрисъ Вадди. Ничѣмъ нельзя было убѣдить ее выдать меня. Мистеръ Баннербриджъ попробовалъ вступить съ нею въ разсужденія, и изложилъ, какъ выражался онъ, дѣло которое давно уже какъ будто душило его. Онъ говорилъ о моей будущности, о единственной надеждѣ для меня получить воспитаніе, приличное внуку джентльмена хорошаго стараго семейства; о томъ какъ отецъ растратилъ материнское состояніе, какъ, по всей вѣроятности, растратитъ и мое; о нравственномъ долгѣ, о страшной отвѣтственности, которую беретъ на себя мистрисъ Вадди. Онъ навелъ на меня страхъ, но не тронулъ меня, какъ тетушкино описаніе Риверсли; и когда мистрисъ Вадди, повидимому укрощенная, жалобно спросила меня: "Мистеръ Ричмондъ, вы согласитесь оставить папашу?" я вскричалъ: "Нѣтъ, нѣтъ, никогда я не оставлю папашу!" и вырвался изъ рукъ тетушки. Вернулся отецъ мой; меня удалили, но я слышалъ какъ онъ предлагалъ имъ распоряжаться его домомъ и всѣмъ что у него есть. Тетушка уходя поцѣловала меня и шепнула: "Приходи къ намъ, когда будешь свободенъ; думай о насъ когда молишься". Она была вся въ слезахъ. Мистеръ Бавнербриджъ потрепалъ меня по головѣ. Дверь затворилась за ними, и мнѣ показалось что это лишь промелькнувшее предо мной видѣніе. Но отецъ привелъ меня въ ужасъ разными вопросами, указывавшими на возможность разлуки съ нимъ. Онъ какъ-то представлялъ моего дѣда въ такихъ черныхъ краскахъ что я серіозно заявилъ готовность скорѣе умереть, чѣмъ возвратиться къ Риверсли. Я рѣшился даже никогда не произносить имени мѣста гдѣ говорятъ дурно о томъ кого я любилъ болѣе всего на свѣтѣ. "И не произноси, сынъ мой," сказалъ онъ торжественно, "или мы разлучены навсегда". Я повторилъ за нимъ: "Я Рой, а не Белтамъ!" Узнавъ что честь его подверглась оскорбленіямъ въ Риверсли, я возненавидѣлъ это мѣсто. Мы вмѣстѣ плакали, а потомъ смѣялись и должно-быть я говорилъ необыкновенно краснорѣчиво, ибо отецъ поглядѣлъ на меня и сказалъ: "Ричи, приготовить тебя въ генералы британской арміи не дурно; но ты обладаешь даромъ слова, званіе канцлера тоже представляетъ свои выгоды, давая возможность шепнуть иногда словечко на ухо державной власти. Вотъ цѣль наша, сынъ мой. Вы не хотите призвать нашего рода, такъ признаете наши заслуги. Онъ горько жаловался на то что тетушка Дороти ввела въ домъ подъячаго. Грѣхи мистрисъ Вадди были отпущены ей за благородное сопротивленіе вкрадчивымъ рѣчамъ юриста. Съ недѣлю еще ходилъ я вверхъ и внизъ по лѣстницѣ на глазахъ англійскихъ королей, глядѣвшихъ на меня съ оконъ; потомъ два гадкихъ человѣка вошли въ домъ и очень смутили меня, хотя отецъ мой былъ съ ними чрезвычайно любезенъ и оставилъ ихъ ночевать, говоря что они старинные его арендаторы. На слѣдующій день появилась наша красная ливрея. Вмѣнивъ мистрисъ Вадди въ обязанность тщательно исполнить его приказанія, отецъ сѣлъ со мной въ экипажъ, смѣясь надъ ея печальными глазами и надутыми губами. "Съ меня гора свалилась", замѣтилъ онъ, и спросилъ меня: "не утомленъ ли я пышностью". Я прочелъ ожидаемый отвѣтъ на его лицѣ и сказалъ что утомленъ и желалъ бы прямо отправиться въ Дипвелъ. "Тамъ бургундское покоится мирно," сказалъ отецъ и задумался. Необыкновенный былъ день. Люди останавливались глядѣть на насъ. За городомъ нѣкоторые снимали шапки и кричали. Хозяева трактировъ гдѣ мы мѣняли лошадей стояли безъ шапокъ у двери до нашего отъѣзда, и я по примѣру отца серіозно приподнималъ шляпу и кланялся людямъ привѣтствовавшимъ насъ на дорогѣ. Я и не старался узнать причину этой чрезмѣрной почтительности; я начиналъ уже къ этому привыкать. На склонѣ горы, гдѣ большая дорога спускается къ городу, мы остановились предъ высокою красною стѣной, за которою слышались крики играющихъ мальчиковъ. Мы пошли къ нимъ въ сопровожденіи содержателя школы. Отецъ мой далъ денегъ первому ученику. Послѣ завтрака съ содержателемъ и его дочерью, которую я поцѣловалъ по ея просьбѣ, мальчикамъ былъ объявленъ праздникъ. Какъ громко и весело кричали они! Молодая дѣвушка замѣтила мою радость и стояла со мной у окна, пока мой отецъ разговаривалъ съ ея отцомъ. Долго потомъ мнѣ еще видѣлось какъ разговаривали они, то-есть отецъ мой дѣлалъ свои распоряженія, а мистеръ Риппенджеръ выслушивалъ ихъ, какъ покорный вассалъ. Результатомъ было то что, не возвращаясь болѣе домой, я черезъ два дня сдѣлался лучшимъ другомъ Джуліи Риппенджеръ и младшимъ ученикомъ въ школѣ. Отецъ сказывалъ мнѣ потомъ что двѣ ночи провели мы въ гостиницѣ. Память переноситъ меня прямо отъ кареты и красной ливреи на мѣсто моего заключенія.
   

ГЛАВА V.
Я пріобрѣтаю дорогаго друга.

   Геріотъ былъ героемъ нашей школы. Бодди былъ одинъ изъ нашихъ надзирателей. Оба они были влюблены въ Джулію Риппенджеръ. Я же имѣлъ счастія пользоваться ея предпочтеніемъ въ продолженіи довольно долгаго времени, въ теченіе котораго я, хотя и не жилъ болѣе въ роскоши, и бархатные мои костюмы стали уже изнашиваться, а объ отцѣ моемъ не было ни слуху ни духу, все-таки былъ еще довольно счастливъ. Джулія расточала мнѣ свои поцѣлуи при всякомъ удобномъ случаѣ; но въ то же время она всегда такъ восхищалась всякаго рода героизмомъ и смѣлостью, что мнѣ настолько же трудно было обабиться, какъ нѣкогда Ахиллу, переодѣтому дѣвочкой. Ей было семнадцать лѣтъ; возрастъ одинаково плѣнительный, какъ для мальчиковъ, чувствующихъ свое ничтожество, такъ и для мущинъ, чувствующихъ свое превосходство. Школа никакъ не могла объяснить себѣ; близкое родство ея со старикомъ Риппенджеромъ. Невозможно было себѣ представить какимъ образомъ могло вырости подобное яблочко на такомъ кривомъ, уродливомъ деревѣ. Геріотъ выражалъ надежду что Бодди женится когда-нибудь на настоящей дочери Риппенджера, то-есть на розгѣ. Я пересказалъ это остроумное изреченіе Джуліи, которая разсмѣялась, виня его однако за дерзость. Она показала мнѣ портретъ своей покойной матери, ирландской дамы, съ длинными, темными рѣсницами; Джулія очень походила на нее. Я разказалъ объ этомъ портретѣ Геріоту, и такъ какъ я пользовался преимуществами, не достававшимися кромѣ меня никому изъ мальчиковъ, имѣя право бывать у нея во всякое время дня, исключая часовъ ученія, то онъ сказалъ мнѣ чтобъ я попросилъ ее показать этотъ портретъ и ему. Она на минуту задумалась и отказала. Геріотъ, услыхавъ объ этомъ немилостивомъ отказѣ, заложилъ обѣ руки въ карманы и оставилъ игру въ крикетъ. Мы видѣли какъ онъ прислонился къ стѣнѣ, прямо противъ ея оконъ, между тѣмъ какъ толпа мальчиковъ окружила его, умоляя принять участіе въ игрѣ, которая должна была служить упражненіемъ къ предстоящему состязанію нашему съ другою школой, нашею соперницей. И только изъ опасенія чтобы наша школа не осталась побѣжденной ради ея немилости, Джулія передала мнѣ портретъ, съ торжественнымъ приказомъ доставить его вскорѣ назадъ. Я, конечно, обѣщалъ исполнить ея приказаніе. Геріотъ ушелъ въ свой любимый уголокъ на лужайкѣ, и тамъ долго глядѣлъ на портретъ, цѣлуя его: затѣмъ онъ спряталъ его подъ своею курткой, застегнувъ ее на всѣ пуговицы, и заворчалъ на меня, когда я попросилъ возвратить мнѣ портретъ. Джулія испугалась и послала меня умолять его.
   -- Слушай, юноша, сказалъ мнѣ Геріотъ:-- ты славный мальчуганъ и я очень люблю тебя; но скажи ей что я повѣрю только ея собственноручному посланію; если она хорошенько попроситъ меня объ этомъ въ письмѣ, то я возвращу ей этотъ портретъ. Скажи ей что я только хочу заказать копію съ него первокласному художнику.
   Джулія расплакалась отъ его жестокости, называя его злымъ, безжалостнымъ обманщикомъ. Она написала ему, но письмо это ему не понравилось, и онъ сердито отвѣчалъ на него. Во время утренней и вечерней молитвы жалко было видѣть ея умоляющіе взгляды и опущенныя рѣсницы. Я догадался что Геріотъ требовалъ отъ нея, въ своихъ письмахъ, чтобъ она призналась ему въ чемъ-то, въ чемъ она не хотѣла признаваться.-- Я больше не буду писать; передайте это ему, милый мой, сказала она мнѣ, и слѣдствіемъ неблагодарности и упрямства Геріота было то что на освященіи новой церкви она, въ глазахъ всѣхъ насъ, взяла Бодди подъ руку и стала расхаживать съ нимъ взадъ и впередъ. Геріотъ не спускалъ съ нихъ глазъ; губы его сжались, а руки неподвижно опустились. Вечеромъ того же дня я доставилъ ей длинное посланіе отъ него. Она разорвала его въ клочки, не читая.
   На слѣдующій день, Геріотъ медленными шагами прошелъ мимо Бодди, держа портретъ въ рукахъ. Надзиратель окликнулъ его.
   -- Что у васъ въ рукахъ, Геріотъ?
   Герой мой остановился.
   -- Это фамильный портретъ, отвѣчалъ онъ, кладя его въ карманъ и устремивъ взглядъ на окно Джуліи.
   -- Позвольте взглянуть, сказалъ мистеръ Бодди.
   -- Позвольте вамъ отказать, отвѣчалъ Геріотъ.
   -- Посмотрите-ка на меня, воскликнулъ Бодди.
   -- Я предпочитаю смотрѣть въ другую сторону, возразилъ Геріотъ; Джулія показалась въ эту минуту въ окнѣ.
   -- Я учтиво просилъ васъ, продолжалъ Бодди; я просилъ у васъ позволенія взглянуть на портретъ; я съ намѣреніемъ употребилъ это выраженіе: просилъ у васъ позволенія....
   -- Нѣтъ, вовсе не просили, перебилъ его Геріотъ; вы можетъ-быть только хотѣли такъ выразиться; но вы не употребляли слова: позволеніе.
   -- А вы дерзко отвѣтили мнѣ, продолжалъ Бодди, лицо котораго стало очень грозно; вы вѣрно стащили что-нибудь; вы надули меня, вы скрыли что несли съ собой.
   -- И несу теперь, поправилъ его Геріотъ; и намѣренъ скрыть наперекоръ всѣмъ, очень внятно пробормоталъ онъ.
   -- Какъ негодяй, захваченный въ покражѣ, заревѣлъ Бодди, вы спрятали.
   -- И прячу.
   -- А я требую, во имя моей обязанности, чтобы вы сейчасъ же предъявили мнѣ эту вещь, сію же минуту, здѣсь, немедленно, безъ разговоровъ; разстегнитесь, не то я позову мистера Риппенджера.
   Я стоялъ рядомъ съ моимъ храбрымъ Геріотомъ, съ легкою дрожью во всѣхъ членахъ, хотя и любовался его мужествомъ. Онъ твердо выставилъ лѣвую ногу впередъ и сказалъ именно такимъ тономъ который долженъ взбѣсить надзирателя:
   -- Я скрывалъ и скрываю; несъ и несу. Вы требуете чтобъ я предъявилъ вамъ то чего не хочу показать никому. Позвольте мнѣ со всевозможнымъ уваженіемъ замѣтить вамъ что фамильный портретъ вещь неприкосновенная для сына джентльмена.-- На, Ричи, бѣги!
   Портретъ очутился въ моей рукѣ, а Геріотъ между мною и Бодди, въ положеніи игрока въ барры, не допускающаго въ свои ряды противника. Онъ увидалъ голову мистера Риппенджера, выглядывающую изъ-за рѣшетки. Я могъ видѣть какъ Геріотъ вступилъ въ борьбу съ надзирателемъ, еще не выбѣжавъ за калитку въ садъ, гдѣ я упалъ въ объятія Джуліи, привлеченной сюда ожиданіемъ ужасной катастрофы.
   Геріота обвинили лишь въ дерзости. Обычное наказаніе за это, состоявшее изъ пятисотъ строкъ изъ Виргилія, было принято имъ съ презрительнымъ хладнокровіемъ.-- Позвольте мнѣ выбрать эпизодъ о Дидонѣ, вотъ все что отвѣтилъ онъ Риппенджеру; вслѣдствіе этого нѣкоторые изъ мальчиковъ сейчасъ же бросились изучать исторію Дидоны; но Геріоту досталось сраженіе съ Турномъ. Участіе принятое мною въ этомъ приключеніи пріобрѣло мнѣ дружбу Геріота, не причинивъ мнѣ притомъ ни малѣйшей непріятности.
   -- Папа никогда не накажетъ васъ, сказала мнѣ Джулія, и я проникся сознаніемъ своего исключительнаго положенія. Неудивительно что это сознаніе утвердилось во мнѣ, ибо мистеръ Риппенджеръ, постоянно распространялся, въ моемъ присутствіи, при своихъ гостяхъ, о величіи моего отца. Пользуясь позволеніемъ обращаться къ нему за карманными деньгами, не стѣсняясь количествомъ суммы, я поддерживалъ въ школѣ отцовскую славу.
   Повременамъ, особенно при наступленіи каникулъ и праздниковъ, когда я оставался одинъ съ Джуліей, на меня нападала тоска, и я считалъ другихъ мальчиковъ чуть ли не счастливѣе себя. Возвращеніе домой стало казаться мнѣ недосягаемымъ блаженствомъ. Мнѣ казалось также что имѣть настоящаго отца вмѣсто блестящаго ангела, появляющагося отъ времени до времени, немалое счастіе, могущее служить вознагражденіемъ прочимъ мальчикамъ за то что у нихъ отцы не такіе какъ мой. Я утѣшалъ себя въ своемъ горѣ тѣмъ что писалъ отцу письма, адресуя ихъ на имя миссъ Джуліи Риппенджеръ и кладя ихъ въ ея рабочую корзинку, служившую мнѣ почтовымъ ящикомъ. Она удостоивала меня смѣшными отвѣтами, подписывая подъ своими посланіями "твой многолюбящій тебя папа" и описывая въ нихъ битвы съ бенгальскими тиграми и ловли бѣлыхъ слоновъ; благородныя занятія эти возбуждали во мнѣ тревожныя и въ то же время отрадныя мечты. Наконецъ пришло и дѣйствительное письмо отъ него, со штемпелемъ иностраннаго города; но въ немъ онъ не упоминалъ ничего о своемъ пріѣздѣ ко мнѣ. Я увидалъ въ то же время что письмо это обмануло ожиданія мистера Риппенджера. Мало-по-малу точно какое-то облако омрачило мой горизонтъ. Я пересталъ просить у него денегъ; меня одѣли въ простое суконное платье, изгнали изъ семейной столовой и позволяли навѣщать Джулію только по воскресеньямъ. Тогда я пересталъ жить собственною жизнью. Во все время ученія, въ рекреаціонные часы, въ постелѣ, вплоть до звука утренняго звонка, я мысленно гнался вслѣдъ за моимъ отцомъ по невѣдомой странѣ, обыкновенно въ виду заходящаго прямо противъ меня солнца; я все будто бы бѣжалъ изъ лѣсу къ ручью, въ который оно опускалось, и потерявъ его изъ виду, чувствовалъ себя какъ бы окруженнымъ со всѣхъ сторовъ мракомъ, возвращавшимъ мнѣ сознаніе дѣйствительности, которое, не особенно огорчая меня, странно удивляло. Зачѣмъ былъ я разлученъ съ нимъ? Я могъ отлично повторять вслухъ мои уроки, среди этихъ мечтаній; но внезапное пробужденіе мое отъ нихъ, въ кругу мальчиковъ, заставляло меня запинаться во время отвѣта учителю и задавать себѣ вопросъ: отчего же я здѣсь, а онъ далеко отъ меня? Мальчики перестали уже разчитывать на вторичный праздникъ съ угощеніемъ отъ моего отца, но тѣмъ не менѣе впечатлѣніе, произведенное имъ на нашу школу, было такъ сильно что даже когда я очутился уже на равной ногѣ съ ними, они все-таки продолжали оказывать мнѣ разныя преимущества. Я умѣлъ разказывать о чужестранныхъ городахъ и о разныхъ исторіяхъ, и кромѣ того находился еще подъ непосредственнымъ покровительствомъ Геріота. Но вскорѣ ожиданіе большаго горя сжало мнѣ сердце; мой дорогой Геріотъ объявилъ мнѣ о своемъ намѣреніи оставить на слѣдующее полугодіе нашу школу.
   -- Я не могу слышать что человѣкъ у котораго не хватаетъ духу побить меня, какъ мущина, молится объ отпущеніи грѣховъ моихъ утромъ и вечеромъ.
   Мистеръ Риппенджеръ имѣлъ обыкновеніе упоминать во время общихъ молитвъ о главнѣйшихъ преступникахъ вашей школы, какъ объ юношахъ сердца которыхъ онъ желалъ бы отвратить отъ зла. Онъ вѣчно подозрѣвалъ какіе-нибудь злые замыслы противъ себя; было ужасно непріятно слышать, стоя неподвижно на колѣняхъ у нашихъ скамеекъ, какъ онъ постоянно намекалъ на какіе-то глубоко задуманные, важные школьные заговоры, и затѣмъ, глубоко вздохнувъ, говорилъ: -- да будетъ обращено на путь истины сердце Вальтера Геріота и да удостоится онъ всѣхъ благословеній и пр. Вмѣстѣ съ именемъ Вальтера Геріота чаще всего упоминались имена Джона Сальтера, Андрью Саддльбенка, вашего лучшаго игрока въ крикетъ и забавнѣйшаго на свѣтѣ мальчика, и маленькаго Гуса Темпля. Они увѣряли что всякій разъ отвѣчали на это: Аминь, подобно Геріоту, но никто изъ насъ еще ни разу не слыхалъ изъ ихъ устъ этого надменнаго изъявленія согласія. Геріотъ же произносилъ это слово всегда ясно и свободно, и при этомъ трепетъ пробѣгалъ каждый разъ по всему тѣлу Джуліи, стоявшей на колѣняхъ, съ наклоненнымъ къ стулу лицомъ, прямо около каѳедры своего отца. Товарищи мои осыпали меня разъ поздравленіями за то что я, подобно пѣвчему, пропѣлъ "Аминь" еще громче Геріота, хотя и не могъ такъ же хорошо вытянуть послѣднюю ноту, послѣ того какъ Риппенджеръ сталъ разъ, къ удивленію моему, молиться е смягченіи сердца "юноши извѣстнаго намъ подъ именемъ Ричмонда Роя. " Я сдѣлалъ это, слѣдуя минутному влеченію. Мистеръ Риппенджеръ бросилъ на меня взглядъ, сходя съ каѳедры. Джулія казалась огорченной. Что же касается до меня, то я былъ въ восторгѣ что мнѣ удалось уподобиться въ чемъ-либо Геріоту.
   -- Юный Ричмондъ, ты маленькій герой, сказалъ онъ, лаская меня.
   -- Я видѣлъ какъ старикъ Риппенджеръ шепнулъ что-то на ухо этому скотинѣ Бодди. Но не безпокойся; пока я здѣсь, я не дамъ тебя въ обиду. Крѣпчай, вотъ въ чемъ должна быть твоя главная задача. Я бы желалъ чтобъ они какъ-нибудь посѣкли тебя, только для того чтобы посмотрѣть можешь ли ты не хныкать при этомъ; но я не желалъ бы, однако, чтобы тебѣ круто пришлось, мой крошка.
   Онъ приподнялъ меня и прижалъ къ себѣ.
   -- Для тебя, Геріотъ, я на все готовъ, отвѣчалъ я.
   -- Хорошо, хорошо, возразилъ онъ, желая отъ души чтобы мнѣ никогда не пришлось пострадать изъ-за него.
   Онъ обладалъ неподражаемымъ даромъ какъ-то особенно нѣжно произносить нѣкоторыя слова; даръ этотъ привязывалъ къ нему всѣхъ младшихъ мальчиковъ, способныхъ оцѣнить эту особенность, подобную неизъяснимому вліянію музыки. Мнѣ кажется, это самое привязывало къ нему и молодыхъ женщинъ. Джулія часто повторяла нѣкоторыя изъ его фразъ, какъ-то напримѣръ: "Глупенькій, глупенькій мальчуганъ", что онъ всегда говорилъ, махнувъ при этомъ рукой, когда какой-нибудь маленькій мальчикъ благодарилъ его за что-нибудь. Она сердилась на него за поощреніе ко мнѣ того что она называла дерзостью въ отношеніи къ ея отцу и увѣряла что я служу Геріоту средствомъ постоянно раздражать старика.
   -- Скажи Геріоту отъ меня что ты мой и чтобъ онъ не смѣлъ тебя портить, сказала она.
   Онъ отвѣчалъ на это что требуетъ отъ нея письменнаго повторенія этого приказа. Она просила его возвратить ей ея прежнія письма. Затѣмъ онъ поручилъ мнѣ отнести ей длинное посланіе, изъ-за котораго мы и попались въ бѣду. Мистеръ Бодди сидѣлъ въ класной, въ которой Геріотъ прилежно работалъ перомъ, въ одно дождливое воскресенье. Его проницательные, маленькіе глазки безпокойно двигались въ его плоской птичьей головѣ во все время пока Геріотъ писалъ. Онъ увидалъ потомъ что Геріотъ передалъ мнѣ какую-то книгу; и въ ту минуту какъ я собирался идти къ Джуліи, позвалъ меня и спросилъ куда я иду.
   -- Къ миссъ Риппенджеръ, отвѣчалъ я.
   -- Что вамъ тамъ нужно?
   -- Мнѣ нужно отнести ей книгу.
   -- Покажите книгу?
   Я въ недоумѣніи остановился.
   -- Эту книгу далъ ему я, сказалъ Геріотъ, вставая.
   -- Я посмотрю годится ли эта книга маленькому мальчику, сказалъ Бодди, и прежде нежели Геріотъ успѣлъ помѣшать ему, тряхнулъ книгой, и письмо выпало изъ нея. Оба вдругъ подскочили чтобы поднять его; они стукнулись головами, но Геріотъ былъ проворнѣе; онъ схватилъ письмо и закричалъ мнѣ: "бѣги", какъ и тогда при подобномъ же случаѣ. Но на этотъ разъ онъ не стоялъ между мною и надзирателемъ. Надзиратель схватилъ меня за воротъ и началъ сурово трясти.
   -- Теперь вы поймете что вы ничѣмъ не отличаетесь отъ другихъ мальчиковъ, Рой, сказалъ Бодди.-- Негодные, избалованные мальчишки, не признающіе школьныхъ порядковъ, не терпятся здѣсь. Вотъ ваша книга, Геріотъ. Очень жалѣю что одинъ изъ листовъ ея вырванъ, прибавилъ онъ ухмыляясь.
   -- А я очень жалѣю что съ бѣднымъ мальчикомъ обошлись такъ свирѣпо.
   -- Ему посовѣтовали избѣгать дерзости.
   -- О, задавайте мнѣ Виргилія, сколько вамъ угодно, возразилъ Геріотъ,-- я знаю его наизусть.
   Время назначенное для моего визита Джуліи прошло, и она явилась узнать что задержало меня. Бодди всталъ чтобъ объяснить ей въ чемъ дѣло. Но Геріотъ опередилъ его, сказавъ:
   -- Мнѣ кажется, я долженъ объяснить вамъ это, миссъ Риппенджеръ. Дѣло въ томъ что я слышалъ отъ маленькаго Роя что вы охотница до разказовъ изъ индійской жизни, и я далъ ему для васъ книгу, чтобы вы прочли ее если вамъ угодно. Мистеръ Бодди не позволилъ ему отнести ее къ вамъ и обошелся съ юношей довольно сурово. Тутъ было вѣрно какое-нибудь недоразумѣніе съ его стороны. Вотъ не угодно ли вамъ эту книгу; она очень занимательна.
   Джулія вся покраснѣла; она взяла книгу, тихонько прошептавъ что-то; позеленѣвшему надзирателю она не сказала ни слова.
   -- Позвольте, продолжалъ Геріотъ,-- я осмѣлился написать нѣкоторыя примѣчанія къ этой книгѣ. Отецъ мой, какъ вамъ извѣстно, офицеръ индійской службы, а многія изъ выраженій этой книги будутъ непонятны вамъ безъ примѣчаній. Ричи подай сюда листокъ. Вотъ они, миссъ Риппенджеръ; будьте такъ добры положите ихъ въ книгу.
   Я это всей души надѣялся что она не откажется отъ листка. Но она, однако, отказалась, и сердце такъ и упало во мнѣ.
   -- О, я прочту и безъ примѣчаній, весело сказала она.
   Послѣ этихъ словъ, я уже совершенно равнодушно выслушалъ какъ она просила Бодди позволить мнѣ идти съ ней, и нисколько не огорчился его отказомъ. Она положила книгу, сказавъ чтобъ я принесъ ее когда меня простятъ.
   Вечеромъ, въ то время какъ мы гуляли по лужайкѣ, Геріотъ спросилъ меня соглашусь ли я оказать ему услугу, требующую смѣлости съ моей стороны, но которую онъ за то никогда не забудетъ. Она состояла въ томъ что я долженъ былъ быстро пробѣжать мимо Бодди, прохаживающагося взадъ и впередъ около калитки, ведущей къ Джуліи въ садикъ, проскользнуть туда и заставить Джулію принять его письмо. Я пустился бѣжать, прыгая какъ мячъ. Надзиратель, воображал что я спѣшу такъ съ цѣлью поговорить съ нимъ, хотѣлъ доказать мнѣ насколько онъ былъ возмущенъ моимъ поведеніемъ, ускоривъ шаги при моемъ приближеніи; онъ прошелъ мимо калитки, а я быстро вскочилъ чрезъ нее въ садъ. Я только-что успѣлъ сказать Джуліи:
   -- Спрячьте письмо, не то я попадусь!
   Письмо исчезло въ ея корсетѣ.
   Въ ту же минуту она обратилась къ моему врагу съ словами:
   -- Вы, конечно, не накажете его за то что онъ любитъ меня?
   Онъ началъ говорить о неповиновеніи, о заслуженномъ наказаніи и прочія надзирательскія фразы, однако смягчился, повидимому, и я кажется впервые получилъ понятіе о власти женщины. Она самымъ кротчайшимъ образомъ навела разговоръ на то какъ дождь освѣжилъ ея цвѣты, особенно же ея бѣдныя розы.
   У меня не выходило изъ головы драгоцѣнное письмо, исчезнувшее изъ моихъ глазъ, подобно кролику прыгнувшему въ свою нору. Бодди ушелъ съ розой въ рукѣ.
   -- Ахъ, Ричи, сказала она,-- я должна была заплатить за то что тебя оставили у меня.
   Мы пошли съ ней въ бесѣдку, и тамъ она прочла съ начала до конца Геріотово письмо.
   -- Но вѣдь онъ еще мальчикъ! Сколько лѣтъ Геріоту? Онъ вѣдь моложе меня!
   Сказавъ эти слова, она еще разъ прочла письмо, затѣмъ еще разъ, и наконецъ спрятала его у себя на груди. Во все это время я не переставалъ расточать похвалы Геріоту.
   -- Ты такъ говоришь о немъ какъ будто самъ влюбленъ въ него, Ричмондъ, сказала она.
   -- Да, я дѣйствительно очень люблю его, отвѣчалъ я.
   -- Такъ значитъ ты не въ меня влюбленъ? спросила она.
   -- Я и васъ очень люблю, когда вы только не сердите его.
   -- А ты знаешь чего онъ отъ меня хочетъ?
   Я догадывался объ этомъ.
   -- Да, знаю; ему хочется посидѣть рядомъ съ вами съ полчасика.
   Она возразила на это что онъ безъ того сидитъ близко около нея въ церкви.
   -- Это такъ, сказалъ я,-- но вѣдь онъ не можетъ же тогда мѣшать вамъ слушать проповѣдь.
   Она разсмѣялась и осыпала все лицо мое веселыми поцѣлуями.
   -- Кажется нѣтъ ничего на свѣтѣ на что бы онъ не осмѣлился.
   Мы заговорили объ его мужествѣ.
   -- Онъ вмѣстѣ съ тѣмъ и добрый, сказала Джулія, обращаясь больше къ самой себѣ, нежели ко мнѣ.
   Но я сейчасъ же сталъ превозносить его.
   -- Добрый ли онъ! О, онъ такой добрый!
   Это, казалось, убѣдило ее.
   -- Онъ такъ великодушно обращается съ вами, да и со всѣми, не правда ли? сказала она.
   И затѣмъ забросала меня распросами о его добротѣ ко всѣмъ мальчикамъ, и объ ихъ обожаніи къ нему.
   Когда я прощался съ ней, она поручила мнѣ сказать Геріоту:
   -- Вы можете сказать ему что.... я на этотъ разъ не могу написать.
   Геріотъ нахмурился, когда я повторилъ ему эти слова.
   -- Гм, вотъ какъ! пробормоталъ онъ; но въ то же мгновеніе вдругъ просіялъ.-- Значитъ она сама придетъ!
   Онъ всплеснулъ руками, а лицо его потемнѣло.
   -- И она дала розу этому скотинѣ Бодди? спросилъ онъ.
   Я долженъ былъ признаться что дала; совѣсть упрекнула меня немного за то что я выдалъ ее, и въ то же время я винилъ ее въ измѣнѣ Геріоту.
   -- Вотъ какъ! продолжалъ онъ.-- Ей за это достанется.
   Все это для меня казалось музыкой, предшествовавшей поднятію занавѣса, изъ-за котораго появится мой отецъ.
   Скоро каждый любившій Геріота такъ какъ я могъ бы прочесть какую-то тайну на его лицѣ. Лицо Джуліи ничего не выдавало. Меня они не избрали своимъ повѣреннымъ, къ счастію для меня; не то я, вѣроятно, оказался бы имъ плохимъ помощникомъ, такъ мало умѣлъ я притворяться и такимъ пытливымъ распросамъ подвергался я со стороны подозрительнаго надзирателя. Но я былъ увѣренъ что Геріотъ и Джулія имѣли свиданія другъ съ другомъ. Онъ не спускалъ съ нея глазъ во время молитвъ, а ея глаза постоянно искали его черезъ наклоненныя головы мальчиковъ, пока не останавливались на немъ. Тутъ въ нихъ точно что-то вздрагивало и они быстро опускались, какъ подстрѣленная птичка. Мальчики, повидимому, подозрѣвали что любовь прокралась въ ихъ среду, они постоянно говорили о Геріотѣ и Джуліи, какъ о славной парочкѣ и о Бодди, какъ лицѣ намѣревающемся разыграть при случаѣ роль злаго духа. Она была къ намъ добрѣе нежели когда-либо. То что она присылала намъ пирожки собственнаго издѣлія не было уже для насъ новостью, но теперь она стала снабжать насъ каждыя двѣ недѣли этими пріятными дарами; часто можно было слышать какъ какой-нибудь изъ мальчиковъ восклицалъ, обращаясь къ кружку товарищей или же къ самому себѣ въ то время какъ она проходила мимо, или просто безъ всякаго случая: "Какая она красавица, ей Богу!" Я увѣренъ что, согласись она выйти за Бодди, наши мальчики серіозно бы рѣшились ворваться всею толпой въ церковь и остановить вѣнчаніе. Мы бы, кажется, скорѣе согласились выдать ее замужъ за младшаго надзирателя, Катмена, про котораго ходили въ школѣ слухи что когда онъ выпилъ разъ бутылку вина, ему сдѣлалось дурно, вслѣдствіе чего онъ считался у насъ довольно ничтожнымъ созданіемъ, тѣмъ болѣе что слухи эти подтверждались блѣднымъ цвѣтомъ его лица. Что мы готовы были скорѣе выдать за него нашу цвѣтущую королеву, служило лучшимъ доказательствомъ нашей ненависти къ Бодди. Я бы тоже нашелъ, подобно прочимъ мальчикамъ, что она со всякимъ днемъ хорошѣетъ, еслибы не былъ убѣжденъ что она никогда не была настолько прелестна какъ въ ту минуту когда она улыбнулась моему отцу. Такъ какъ вся школа стояла за интересы Геріота, то повсюду, во время игры въ крикетъ, во время прогулокъ по холмамъ и катаній на лодкѣ, мистеръ Бодди былъ окруженъ шпіонами; маленькій Темпль передалъ разъ Геріоту разговоръ между Бодди и Джуліей который онъ подслушалъ лежа въ высокой травѣ. Бодди просилъ ее брать у него частные уроки французскаго языка. Геріотъ узналъ эту ужасную новость, готовясь войти въ лодку гдѣ Джулія сидѣла рядомъ съ Бодди; Геріотъ долженъ былъ грести. Онъ опустилъ весло въ воду и сказалъ такъ громко что я услыхалъ его слова, сидя въ лодкѣ Катмена.
   -- Какъ вы полагаете, полезенъ французскій языкъ для будущаго военнаго?
   Бодди возразилъ что конечно онъ очень полезенъ.
   -- Если такъ, то я намѣренъ брать уроки, сказалъ на это Геріотъ.
   Бодди отвѣчалъ ему что онъ безъ того беретъ уроки въ школѣ.
   -- О! продолжалъ Беріотъ.-- Я говорю о частныхъ урокахъ; и затѣмъ онъ повторилъ слова переданныя ему Темплемъ:-- Частный урокъ можетъ доставить гораздо болѣе пользы!
   Бодди такъ и привскочилъ съ своего мѣста.
   -- Извольте грести, а не разговаривать, проворчалъ онъ.
   -- Извольте сидѣть смирно и не плясать въ лодкѣ; а не то мы вывалимъ нашу даму, отвѣчалъ Геріотъ.
   Джулія стала просить чтобы лодку причалили къ берегу, а ей позволили возвратиться домой. Бодди притянулъ лодку за цѣпь къ берегу и выскочилъ изъ нея чтобы помочь ей выдти; но въ это время всѣ мальчики, какъ въ ихъ лодкѣ, такъ и въ лодкѣ Катмена, закричали въ одинъ голосъ:
   -- Миссъ Джулія! Милая миссъ Джулія! Не оставляйте насъ!
   Затѣмъ послышалось нѣсколько умильныхъ голосовъ, произнесшихъ:
   -- Не уходите отъ насъ, вдвоемъ съ нимъ!
   Джулія попросила насъ вести себя хорошо, говоря что иначе она будетъ бояться ѣхать съ нами. При этихъ словахъ, Бодди снова усѣлся на свое мѣсто, и обѣ лодки поплыли дальше, словно лебеди, расправившіе перья. Мальчики были весьма недовольны что за всѣмъ случившимся не послѣдовало никакой катастрофы. Геріотъ, по ихъ мнѣнію, долженъ бы опрокинуть лодку, спасти Джулію изъ воды и утопить Бодди, чѣмъ доставилъ бы великій праздникъ всей школѣ; вмѣсто всего этого Бодди оставался въ живыхъ для того чтобы снова мучить насъ своимъ тиранствомъ и своими злобными пинками. Нѣкоторые изъ насъ стали разсуждать объ ея поведеніи.
   -- Она кокетка, сказалъ маленькій Темпль.
   Я обратился къ французскому словарю за объясненіемъ этого слова.
   -- Что, Джулія Риппенджеръ кокетка, Геріотъ? спросилъ я у него.
   -- Маленькимъ мальчуганамъ нечего разсуждать о молодыхъ девушкахъ, возразилъ онъ, давая мнѣ щелчекъ.
   -- Кокетка значитъ гадкая дѣвочка, настаивалъ я.
   -- Ну нѣтъ, смотря какъ; иногда это значитъ: очень миленькая дѣвочка, было его отвѣтомъ.
   Съ тѣхъ поръ мною овладѣла сильная зависть къ Темплю за его глубокое знаніе прекраснаго пола; я все еще не могъ вникнуть вполнѣ въ смыслъ слова: кокетка. Но у Темпля были сестры. Мы гуляли съ нимъ по саду, разсуждая обо всемъ томъ на что мы готовы рѣшиться ради Геріота. Въ это время былъ уже положенъ запретъ на мои воскресные визиты къ Джуліи, я почувствовалъ себя, такъ сказать, на самомъ днѣ школьной жизни, и мечты мои объ отцѣ начали терять свою ясность. Нѣсколько пощечинъ отъ Бодди ошеломили и преобразили меня. Мистеръ Риппенджеръ токе все грозилъ отколотить меня тростью, хотя преступленія мои были далеко не важны. "Да, сказали въ одинъ голосъ Темпль и я, -- но Геріота вы приколотить не смѣете!" Это было наше утѣшеніе и общее мнѣніе всей школы. Каковъ же былъ нашъ ужасъ, когда мы увидѣли что онъ бьетъ изо всей силы Геріота палкой по плечамъ, а Бодди помогаетъ ему. Сцена эта была ужасна. Мы всѣ сидѣли вечеромъ за нашими пюпитрами, приготовляя уроки къ слѣдующему дню, такъ какъ завтра предполагалось большое состязаніе въ крикетъ. Бодди наблюдалъ за нами, крича по временамъ: "Молчать за работой, лѣнтяи, если хотите чтобъ уроки кончились завтра къ десяти часамъ утра!" Вдругъ снизу послышался шумъ, приближавшійся къ намъ вверхъ по лѣстницѣ, и въ комнату вбѣжалъ Геріотъ, а за нимъ запыхавшійся старикъ Риппенджеръ.
   -- Мистеръ Бодди, вы были правы! кричалъ онъ.-- Это дѣйствительно негодяй, попирающій ногами всѣ правила дисциплины! Развращенный, безсовѣстный разбойникъ! Мы подадимъ примѣръ всей моей школѣ. Мы уже совсѣмъ распустили ихъ. Какъ! Я встрѣчаю этого мальчишку въ саду, насвистывающаго что-то и выжидающаго, какъ онъ говоритъ, одну изъ моихъ служанокъ.... пожалуйте сюда, мистеръ Бодди. Вся моя школа увидитъ что никто не можетъ безнаказанно оскорбить меня!
   Удары посыпались на Геріота какъ градъ. Геріотъ немножко нагнулъ плечи, но не голову.
   -- Бейте себѣ, говорилъ онъ, среди града ударовъ.
   А я, хотя весь въ слезахъ, живо представилъ себѣ (какъ и теперь представляю) молодаго орла, лицомъ встрѣчающаго грозу.
   Потомъ мы увидали какъ Бодди тоже было наложилъ на него руки, но въ ту же минуту свалился на полъ; мальчики испустили радостный крикъ или скорѣе вопль; въ своемъ восторгѣ они запѣли какъ птицы, забывъ даже всякую злобу. Послѣ паденія Бодди мы уже перестали стыдиться за нашего героя. Темпль и я крѣпко-на-крѣпко сжали кулаки, пока сыпались удары. Мы надѣялись что Бодди попытается еще разъ наложить руку на Геріота, но онъ неподвижно стоялъ около своего начальника, словно готовясь наскочить на Геріота, подобно злой пантерѣ. Мы все надѣялись что онъ исполнитъ этотъ замыселъ и слѣдили съ ужасомъ за убійственными ударами. Геріотъ не произносилъ ни слова. Вдругъ Темлль и я вскочили съ своихъ мѣстъ, не помня что мы дѣлаемъ, не помня ничего, пока намъ не досталось каждому по удару и мы не очутились въ самомъ пылу битвы; Бодди схватилъ насъ обоихъ за воротъ, стукнулъ насъ головами другъ объ друга и притащилъ насъ снова къ нашимъ мѣстамъ. Мальчики сказали намъ однако что мы остановили дальнѣйшій ходъ экзекуціи. Мистеръ Риппенджеръ обратился къ намъ съ рѣчью, собираясь уходить изъ класса. Саддльбенкъ, Сальтеръ и многіе другіе зажали уши кулаками во время этой рѣчи. Ночью, Бодди и Катменъ расхаживали по спальнямъ, для предупрежденія какихъ-нибудь замысловъ и заговоровъ, какъ они говорили. Мнѣ страстно хотѣлось обнять Геріота; я все думалъ, думалъ объ немъ, и видѣлъ кровавые сны и проснулся утромъ удивляясь отчего это я плачу и отчего у меня болятъ спина и руки. Геріотъ былъ веселъ какъ обыкновенно и только минутами задумывался; между нами было рѣшено не упоминать о вчерашнемъ вечерѣ. Мы боялись что онъ откажется играть въ крикетъ.
   -- Отчего же мнѣ не играть? отвѣчалъ онъ на нашъ вопросъ, сердито глядя на насъ.-- Развѣ Саддльбенкъ сломалъ руку и не можетъ бросать мячъ?
   Нѣтъ. Саддльбенкъ былъ совершенно бодръ и здоровъ, хотя немного пристыженъ подобно Сальтеру и большинству старшихъ мальчиковъ. Они попросили Геріота чтобъ онъ позволилъ имъ пожать ему руку.
   -- Подождите пока мы выиграемъ нашу партію, отвѣчалъ Геріотъ.
   Джулія не явилась на утреннюю молитву.
   -- А, сказалъ Темпль, -- она боялась что ей будетъ тошно слышатъ молитвы стараго разбойника.
   Онъ прибавилъ что ему чуть не стало тошно отъ нихъ и въ ту же минуту я почувствовалъ что и на меня онѣ произвели то же дѣйствіе. Мы полагали что Джулія не покажется и во время игры. Однако она явилась и разговаривала со всѣми. Я никакъ не могъ оставаться въ покоѣ; я долженъ былъ сообщить ей о томъ что случилось вчера съ Геріотомъ, который въ это время мѣтко отбрасывалъ мячъ, между тѣмъ какъ всѣ вокругъ громко одобряли его искусство. Я подошелъ съ боку къ Джуліи и шепнулъ ей:
   -- Что я вамъ скажу, Джулія, милая, что я вамъ скажу, знаете ли?
   Темпль въ это самое время шепнулъ ей съ другаго боку:
   -- Миссъ Джулія, мнѣ нужно сказать вамъ....
   Намъ хотѣлось возбудить въ ней состраданіе къ Геріоту, которымъ она восхищалась въ эту минуту. Но она не дала намъ договорить. Она была окружена дамами и мущинами изъ города и своими близкими знакомыми, и ей было некогда выслушать насъ. Геріотъ въ восемьдесятъ девятый разъ пробѣжалъ отъ однихъ воротъ къ другимъ. Рукавъ его разстегнулся и открылъ слѣдъ удара на рукѣ.
   -- Посмотрите, кричалъ я Джуліи.
   Но она смотрѣла на меня.
   -- Ричи, вы больны?
   Она увѣряла меня что я очень блѣденъ. Она сама сильно дрожала, прикрывая меня своимъ зонтикомъ.
   -- Рой, Темпль, ступайте сюда, кричалъ Геріотъ,-- ступайте сюда и бросайте мнѣ мячъ.
   Я подбѣжалъ и сталъ бросать, пока мнѣ не стало казаться что голова моя летитъ вслѣдъ за мячемъ, стукаясь повсюду, все точно вертѣлось вокругъ меня и виски мои страшно стучали.
   Темпль мнѣ разказалъ потомъ что я вдругъ упалъ, и что Геріотъ отнесъ меня домой на рукахъ, не позволяя надзирателю прикоснуться ко мнѣ.
   Въ продолженіи трехъ дней я находился на попеченіи Джуліи. Каждый разъ какъ я начиналъ говорить объ ея отцѣ и о Геріотѣ, она кричала мнѣ:
   -- Молчите, и на глазахъ ея навертывались слезы. Когда я совсѣмъ оправился, то заставилъ ее выслушать всю исторію. Она обняла меня и нагнулась надо мной, словно зеленое деревцо, качаемое дождемъ и вѣтромъ.
   -- Онъ никого не назвалъ по имени? спросила она меня съ легкимъ подергиваніемъ въ губахъ, а когда я отвѣчалъ что нѣтъ, то прибавила: -- Я знала что онъ не назоветъ; она вдругъ вспыхнула и внезапное рыданіе сдавило ей горло; но минуту спустя она опять успокоилась, только нижняя губка дрожала у нея немного; она улыбнулась мнѣ и начала строить разныя гримасы своимъ хорошенькимъ ротикомъ. Мнѣ это не понравилось, также какъ и то что она не высказала своего мнѣнія о Геріотѣ, и я подумалъ про себя, хотя и не рѣшился заговорить съ ней рѣзко: "Нечего дѣлать такія гадкія рожи, Джулія." Еслибы она заговорила о Геріотѣ, то я вѣрно бы нашелъ что поцѣлуи плачущихъ дѣвушекъ очень пріятны.
   По возвращеніи въ классы, я засталъ всю школу въ страшномъ волненіи, по случаю того что Геріотъ вызвалъ Бодди на дуэль. Мистеръ Риппенджеръ держалъ мальчикамъ проповѣдь о противномъ христіанскому началу духѣ и извращенной нравственности человѣка принимающаго вызовъ на дуэль. Но насколько преступнѣе оказывается человѣкъ добровольно вызывающій на смертный бой своего ближняго. Мы были совершенно другаго мнѣнія, и большинство изъ насъ рѣшило что Бодди трусъ, и что Геріоту слѣдуетъ пристрѣлить или приколотить его хорошенько, во время каникулъ. Мистеръ Риппенджеръ заключилъ свою рѣчь замѣчаніемъ что самое строгое наказаніе къ которому онъ можетъ приговорить Геріота будетъ состоять въ томъ что онъ предоставитъ его суду его собственной совѣсти. Онъ предоставлялъ его суду этому въ продолженіе трехъ дней, и по истеченіи ихъ спросилъ его: готовъ ли онъ теперь публично просить прощенія у Бодди?
   -- Я вполнѣ готовъ высказать ему публично мое мнѣніе объ немъ, отвѣчалъ Геріотъ.
   Ропотъ одобренія пробѣжалъ по всей школѣ. Мистеръ Риппенджеръ схватилъ маленькаго Темпля и высѣкъ его. Нисколько не боясь этого наказанія послѣ того какъ его пришлось отвѣдать Геріоту и Темплю, я, напротивъ, считалъ его безумнымъ удовольствіемъ, не страшнѣе колючаго терноваго кустарника, въ который мы разъ попали, играя на приходскомъ лугу. Вслѣдствіе этого я схватилъ за руку проходившаго мимо меня Темпля и живо спросилъ его:
   -- Не закричать ли мнѣ ура.
   -- Чортъ ихъ побери совсѣмъ, отвѣчалъ Темпль. Ему досталась порядочная дюжинка, а кожа у него была нѣжная.
   Мистеръ Риппенджеръ подозвалъ меня къ себѣ и сообщилъ мнѣ что кто бы я ни былъ -- а весьма возможное дѣло что я ничто иное какъ маленькій обманщикъ, навязанный его благосклонности, онъ постарается выбить мнѣ изъ головы чванство, и предупреждаетъ меня объ этомъ. А если отцу моему не понравится его система, то ему стоитъ только написать самому и обратить вниманіе на аккуратное исполненіе своихъ обязательствъ, ибо Серрей-Гоузъ не есть богадѣльня ни для сыновей знатныхъ господъ, ни для сыновей бродягъ. Мистеръ Риппенджеръ презрительно пихнулъ меня при этомъ въ плечо, говоря мнѣ чтобы я садился на свое мѣсто. Я ничего не понялъ изъ словъ его. Объясненіемъ этихъ дѣйствительно загадочныхъ словъ я былъ обязанъ одному изъ мальчиковъ по имени Дрю, извѣстному пронырѣ. Дѣло въ томъ что мистеръ Рипперджеръ потерялъ окончательно терпѣніе, ожидая напрасно платы за мое содержаніе и ученіе. Открытіе это наполнило мою голову смятеніемъ, подобнымъ непрерывному жужжанію какой-то мухи, оно неотвязно занимало всѣ мои мысли, не приводя однако ни къ какому заключенію. Я заговорилъ объ этомъ съ Геріотомъ.
   -- О низкое, старое животное! сказалъ онъ о мистерѣ Риллинджерѣ.-- Какъ онъ можетъ понять поступки и чувства джентльмена. Отецъ твой путешествуетъ, гдѣ же ему тутъ писать, разумѣется. Мой отецъ живетъ въ Индіи, и я получаю отъ него письма всего разъ въ годъ. Но мы знаемъ другъ друга, и я знаю что онъ одинъ изъ достойнѣйшихъ офицеровъ британской арміи. Это вотъ обращикъ образа мыслей школьныхъ содержателей и торговцевъ. Имъ нѣтъ дѣла до того исполняетъ ли человѣкъ долгъ свой въ отношеніи отечества, только бы онъ занимался ихъ дѣлами, да сводилъ съ ними счеты -- чортъ ихъ возьми. Я пришлю тебѣ денегъ, мой милый мальчуганъ, какъ скоро выберусь отсюда.
   Ему удалось разогнать мои мрачныя мысли. Я былъ убѣжденъ что отецъ мой обладаетъ несмѣтнымъ богатствомъ и только въ настоящую минуту случайно занятъ путешествіемъ. Кромѣ того, любовь Геріота къ Джуліи, скрытая теперь отъ глазъ всѣхъ насъ, служила мнѣ неисчерпаемымъ источникомъ развлеченія. Джулія не являлась на молитву; въ церкви она сидѣла на хорахъ, тоже невидимая. Письмо переброшенное Геріотомъ черезъ садовый заборъ было возвращено ему по почтѣ не распечаинымъ.
   -- Письмо Вальтеру Геріоту! закричалъ Бодди, высоко поднимая его кверху; его маленькіе глазки заблистали, когда Геріотъ весело произнесъ подходя къ нему:
   -- Письмо отъ полковника изъ Индіи.
   Бодди подождалъ съ минуту и затѣмъ сказалъ:
   -- Что вашъ батюшка въ добромъ здоровьѣ?
   -- Геріотъ весь вспыхнулъ.-- Отецъ мой!-- Надѣюсь, да! Какое вамъ дѣло до него?
   -- Вы сказали что письмо это отъ него.
   -- Такъ что же вамъ до этого?
   -- О, въ такомъ случаѣ мнѣ, разумѣется, нѣтъ до этого дѣла.
   Они продолжали свой разговоръ, и даже младшіе мальчики ваши замѣтили что лицо Бодди сіяло діавольскимъ наслажденіемъ. Геріотъ получилъ вдругъ письмо адресованное на имя Джуліи. Его положили къ нему на сголъ; ея имя было выскоблено, а его написано вмѣсто того. Геріотъ становился блѣднымъ и грустнымъ, попрежнему занимался уроками и играми, позволяя своимъ друзьямъ говорить съ нимъ не иначе какъ объ урокахъ и объ играхъ. Онъ совѣтовалъ мнѣ никогда не оставлять, несмотря ни на что, ни учебныхъ занятій моихъ, ни крикета. Но онъ не могъ скрыть своей грусти. Онъ былъ похожъ на старую лампаду, съ едва тлѣющимъ въ ней огонькомъ. Не было ни одного мальчика въ школѣ который бы не замѣчалъ какъ плоскоголовый Бодди слѣдилъ за каждымъ шагомъ его.
   Все это скоро кончилось однако. Отецъ Сальтера жилъ по ту сторону песчаныхъ холмовъ и пригласилъ трехъ изъ насъ къ себѣ на цѣлый день. Избранниками оказались Геріотъ, Саддльбенкъ и я. Мистеръ Риппенджеръ, не желая отказать мистеру Сальтеру, позволилъ намъ ѣхать, замѣтивъ, однако, что я еще собственно слишкомъ молодъ. Но Сальтеръ сказалъ что его мать и сестры очень желаютъ познакомиться со мной. Мы отправились въ экипажѣ его отца. Быстрый вѣтеръ гналъ облака, пыль и сухіе листья; мнѣ казалось что я ѣду къ моему собственному отцу. Сознаніе свободы имѣло на меня чарующее вліяніе, я болталъ больше всѣхъ. Даже и среди семейнаго кружка я былъ запѣвалой разговора; и предъ отъѣздомъ изъ Сальтерова дома получилъ отъ его старшихъ сестеръ объясненіе въ любви. Мы поѣхали домой,-- назадъ въ свою тюрьму, какъ мы говорили,-- въ чудесномъ расположеніи духа, разсуждая о винномъ погребѣ Сальтерова отца и о томъ какъ я отпраздную свое совершеннолѣтіе бургондскимъ виномъ, запасъ котораго простирался, по моему мнѣнію, по крайней мѣрѣ до сотни дюжинъ бутылокъ; мы условились сойтись тогда на Дипвелской фермѣ, и распить весь запасъ этотъ въ честь моего отца и меня. Порѣшивъ дѣло, я вдругъ почувствовалъ что быстро качусь по дорогѣ, и хватаюсь наконецъ за кустъ можжевельника. Лошади понесли, свернувъ съ песчаной дороги къ холмамъ. Я вылетѣлъ изъ экипажа, Геріотъ и Сальтеръ выскочили изъ него, Геріотъ для того чтобы броситься за мной; но кучеръ и Саддльбенкъ поскакали сломя голову дальше внизъ по темному склону. Сальтеръ безпокоился о лошадяхъ своего отца и мы предоставили ему бѣжать вслѣдъ за ними, а сами пошли смѣясь пѣшкомъ. Геріотъ похвалилъ меня за храбрость.
   -- Я прощусь съ тобой сегодня, Ричи, сказалъ онъ.-- Когда-нибудь мы навѣрное встрѣтимся опять. Я поступлю въ военную школу. Ты смотри поступай непремѣнно въ кавалерійскій полкъ, когда выростешь. Просмотри армейскій списокъ, ты навѣрное найдешь въ немъ мое имя. Моя тетка отправится скоро путешествовать и навѣститъ тебя, пока ты еще у Риппенджера. Такимъ образомъ ты не вовсе будешь покинутъ.
   Къ горю моему, я увидалъ что Геріотъ рѣшился не возвращаться болѣе въ школу.
   -- Тебѣ будетъ таки доставаться теперь, сказалъ онъ,-- противъ этого я уже ничего не могу сдѣлать; но я надѣюсь что ты окрѣпнешь къ тому времени. Я не могу оставаться здѣсь долѣе. Я живу здѣсь точно собака, а не человѣкъ. Я провожу тебя до дому. Не плачь, юный волкъ.
   Стукъ экипажныхъ колесъ замолкъ. Геріотъ задумался. Онъ замѣтилъ что приключеніе съ экипажемъ снимало съ мистера Сальтера всю отвѣтственность касательно нашего возвращенія домой; но что онъ, Геріотъ, былъ обязанъ, ради мистера Сальтера, проводить меня до порога нашего дома. Мой разумъ никакъ не могъ постигнуть всей утонченности этого разсужденія. Мы возвратились въ нашъ городокъ въ третьемъ часу ночи. Къ одному изъ строеній стоявшему близь школы и окруженному садикомъ была прислонена лѣстница.
   -- А, ты здѣсь, сказалъ Геріотъ, обращаясь къ этой лѣстницѣ:-- ты должна сослужить мнѣ службу; это будетъ послѣдняя служба оказанная мнѣ въ этомъ околоткѣ. Онъ ухитрился положить лѣстницу къ себѣ на плечо и пошелъ далѣе.
   -- Развѣ ты пролѣзешь въ окно? спросилъ я, видя что онъ приставилъ лѣстницу къ стѣнѣ школьнаго дома.
   -- Молчи, сказалъ онъ;-- лосторожи здѣсь.
   Онъ вскарабкался вверхъ по лѣстницѣ. Въ ту минуту какъ онъ постучалъ въ окно, я вспомнилъ что это было окно Джуліи; я услыхалъ за нимъ крикъ ея. Окно медленно поднялось. Геріотъ заговорилъ съ ней.
   -- Я пришелъ проститься съ тобой, Джулія, милая моя дѣвочка: не бойся меня.
   Отвѣтъ ея не долетѣлъ до моего слуха. Онъ просилъ ее только одинъ разикъ показаться ему, всего одинъ разикъ; выслушать его и подать ему руку. Она робѣла; онъ захватилъ сначала ея пальцы, а затѣмъ и всю руку ея, а она склонилась надъ нимъ.-- Джулія, моя безцѣнная, дорогая дѣвочка, говорилъ онъ.
   -- Геріотъ, Вальтеръ, не уходи, отвѣчала она; -- не уходи; ты вѣрно не любишь меня, если хочешь оставить меня; о, не уходи!
   -- Меня довели до этого, сказалъ Геріотъ.
   Она спросила отчего онъ до сихъ поръ на ногахъ и снова застонала: не уходи! Я въ безмолвномъ удивленіи смотрѣлъ на эту ночную сцену. Они стали шептаться; я видѣлъ какъ лица ихъ близко нагнулись другъ къ другу и какъ Геріотъ обвилъ руками ея шею.-- О Геріотъ, мой милый, мой Вальтеръ,-- говорила она плача, я слышалъ что она плакала, по звуку ея голоса.
   -- Скажи мнѣ что любишь меня, произнесъ Геріотъ.
   -- Люблю, люблю, только не уходи.
   -- И будешь вѣрно любить меня?
   -- Буду, буду.
   -- Всегда?
   -- Всегда. О что за утро сегодня! Слышишь какъ пахнетъ моя жимолость? О, не уходи отъ меня, Вальтеръ! Ты меня очень побить?
   -- Я бы прошелъ, ради тебя, чрезъ цѣлый полкъ съ обнаженными саблями.
   -- Вдохни-ка въ себя ночной воздухъ! Какъ сладко! о, какъ сладко! Нѣтъ, нѣтъ, не цѣлуй меня лучше, если хочешь уходить отсюда; лучше не цѣлуй меня, если ты такой-жестокій!
   -- Ты видишь меня во снѣ, лежа въ своей постелькѣ?
   -- Да, каждую ночь.
   -- Да благословитъ Богъ твою постельку!
   -- Каждую ночь я вижу тебя во снѣ. О, мой храбрый Геріотъ, милый, милый Вальтеръ, ты не выдалъ меня! Мой отецъ прибилъ тебя, и ты дался, ради меня! Каждый вечеръ молюсь я Богу чтобы ты простилъ ему, я боялась что ты возненавидишь и меня. Я такъ плакала что стала рада что ты не видишь меня. Посмотри на эти двѣ звѣздочки; нѣтъ, мнѣ больно глядѣть на нихъ; я не буду больше никогда смотрѣть на нихъ. Но нѣтъ, ты вѣдь не уйдешь, ты только пугаешь меня. Вдохни-ка запахъ цвѣтовъ. Не отравляй мнѣ ихъ. О, что за утро для меня, когда ты покидаешь меня! А я должна остаться одна, среди темной ночи! Нѣтъ, не цѣлуй меня больше! О да, я сама поцѣлую тебя, милый!
   -- Твоя мать была Ирландка, Джулія? спросилъ онъ.
   -- Да. Какъ бы она полюбила тебя!
   -- И во мнѣ есть ирландская кровь. Отдай мнѣ ея портретъ. Онъ такъ похожъ на тебя.
   -- Ты унесешь его съ собой? Нѣтъ, Вальтеръ, не уноси его!
   -- Милая моя! Онъ будетъ мнѣ залогомъ твоей вѣрности.
   -- Мнѣ разстаться съ портретомъ моей матери?
   -- Ну да, если ты меня хоть крошечку любишь.
   -- Но вѣдь ты моложе меня, Геріотъ.
   -- Когда такъ, прощай, покойной ночи, Джулія.
   -- Вальтеръ, я сейчасъ принесу его.
   Тогда Геріотъ сказалъ ей что я стою подъ окномъ. Она выглянула ко мнѣ, тихонько прошептала мое имя и послала мнѣ рукой поцѣлуй; онъ объяснилъ ей между тѣмъ причину нашего поздняго возвращенія.
   -- Кто-нибудь вѣрно дожидается васъ въ домѣ -- въ безопасности ли вы? спросила она.
   Геріотъ засмѣялся и опять напомнилъ о портретѣ.
   -- Это все что у меня есть. Но отчего тебѣ не отдать его? Я хочу чтобы ты помнилъ меня.
   Она зарыдала при этихъ словахъ и исчезла. Геріотъ говорилъ ей что-то вслѣдъ. Мнѣ послышался шумъ отворяющейся садовой калитки. Кто-то со всѣхъ ногъ бѣжалъ къ лѣстницѣ. Я въ ужасѣ вскрикнулъ: "Мистеръ Бодди, стойте!" Онъ свирѣпо оттолкнулъ меня, и налегъ всѣмъ тѣломъ на лѣстницу. Геріотъ закрылъ окно Джуліи и съ тяжелымъ шумомъ упалъ на землю; на верху раздался крикъ. Онъ хотѣлъ вскочить на ноги, но снова упалъ и опираясь на руку, закричалъ:
   -- Ничего, бѣды нѣтъ никакой; какъ поживаете, мистеръ Бодди? Я пробовалъ взлѣзть на чердакъ, потому что мы опоздали, я не хотѣлъ безпокоить домашнихъ. Я не ушибся, говорю вамъ, закричалъ онъ изо всѣхъ силъ.
   Рѣчь надзирателя состояла изъ смѣшенія бѣшенства и разспросовъ. Онъ приказалъ Геріоту стать на ноги, бранилъ его, спрашивалъ чего ему было нужно, обвинялъ его въ развращенности, въ преступленіи, въ безстыдномъ поступкѣ, и пытался силой поднять его съ земли.
   -- Руки долой, сказалъ Геріотъ.-- Я самъ могу встать. Вотъ этотъ юноша поможетъ мнѣ и мы обойдемъ кругомъ къ парадной двери. Надѣюсь вы поступите какъ джентльменъ; не поднимайте тревоги, мистеръ Бодди, если вы только уважаете обитателей этого дома. Насъ вывалили изъ экипажа мистера Сальтера; я, кажется, ушибъ себѣ при этомъ ногу. Будьте такъ добры, ступайте своею дорогой; мы обойдемъ кругомъ, и постучимся, какъ слѣдуетъ, въ парадную дверь. Нечего дѣлать, придется все-таки потревожить домашнихъ.
   Геріотъ настаивалъ. Къ моему удивленію, Бодди повиновался и оставилъ насъ, а мой дорогой Геріотъ пошелъ хромая, опираясь рукой на мое плечо, къ углу дома выходящему на большую дорогу. Пока мы стояли тамъ, мимо насъ проѣхала легкая телѣжка. Геріотъ окликнулъ ее, и подошелъ хромая къ извощику.
   -- Свезите меня въ Лондонъ, пріятель, сказалъ онъ.-- Я джентльменъ; нечего такъ таращить на меня глаза. Я вамъ хорошо заплачу и кромѣ того поблагодарю. Только проворнѣе. Помогите мнѣ сѣсть; вотъ моя рука. Чортъ возьми, какъ больно!
   -- Вѣрно задаете маху изъ школы, сэръ, сказалъ этотъ человѣкъ.
   -- Молчите, отвѣчалъ Геріотъ.-- Положитесь на меня; я сказалъ вамъ что я джентльменъ.
   -- Ну, хорошо; подвезти по дорогѣ джентльмена дѣло не дурное.-- И онъ заботливо помогъ ему усѣсться.
   Геріотъ сказалъ мнѣ своимъ пѣвучимъ, милымъ голосомъ;-- Прощай, милый Ричи. Постучи въ дверь черезъ пять минутъ. Да благословитъ тебя Богъ, дорогой мой мальчуганъ! Нога моя заживетъ къ утру; объ этомъ не тревожься; мы какъ-нибудь встрѣтимся, разопьемъ твое бургундское. Не плачь. Ну сдѣлай мнѣ ручкой.
   Я послалъ ему рукой поцѣлуй. Я не могъ плакать; грудь моя тяжело подымалась. Другъ мой уѣхалъ. Я долго стоялъ на дорогѣ, прислушиваясь къ стуку колесъ, давно уже замолкшему вдали.
   

ГЛАВА VI.
Повѣсть о гусѣ.

   Съ этого часа до того дня въ который пріѣхала навѣстить меня тетка Геріота, я жилъ совершенно безсознательною жизнью, постоянно уносясь куда-то воображеніемъ и все болѣе уходя въ себя, по мѣрѣ того какъ усиливались сыпавшіеся на меня удары мистера Риппенджера. Онъ справедливо замѣтилъ что я сталъ непроходимо скрытнымъ мальчишкой, непокорнымъ возмутителемъ, безчувственнымъ негодяемъ, и увѣрялъ меня что если отецъ мой и не намѣренъ платить за меня, то я по крайней мѣрѣ не избѣгну платежа своихъ долговъ. Названіе маленькаго обманщика перешедшее изъ устъ начальника въ уста всей школы, названіе, подъ которымъ подразумѣвался мальчикъ явившійся къ нимъ въ видѣ юнаго принца, но не доставившій тѣмъ не менѣе содержателю ни одного пенни вознагражденія, служило, разумѣется, причиной моихъ стычекъ съ нѣкоторыми изъ мальчиковъ.
   Всякій разъ какъ слухи объ этихъ стычкахъ доходили до Риппенджера, онъ молился обо мнѣ, съ цѣлью смягчить мою душу, и сѣкъ меня, съ цѣлью укрѣпить мое тѣло. Къ молитвамъ этимъ я скоро сталъ относиться съ насмѣшливымъ пренебреженіемъ. Розги же наполняли мое сердце сознаніемъ мученичества. Я говорилъ себѣ: я страдаю ради Геріота и Джуліи! И мысль эта внушала мнѣ чудное предчувствіе самоотверженныхъ восторговъ любви. Джулію увезли къ какимъ-то родственникамъ, къ берегу моря; одна изъ служанокъ нашихъ сказала мнѣ будто она потому уѣхала что не могла видѣть какъ меня бьютъ. Мистеръ Риппенджеръ позвалъ меня разъ въ свою комнату и спросилъ есть ли у меня, кромѣ отца, какіе-нибудь родственники, какъ-то: дѣдъ, бабушка, дяди, тетки или мать. Вѣроятно Джулія заставила бы меня измѣнить слову данному мною отцу, разказавъ о моемъ старомъ Риверсли, куда меня было начало уже тянуть съ тѣхъ поръ какъ образъ моего отца сталъ такимъ далекимъ и смутнымъ; но признаться во всемъ мистеру Риппенджеру казалось мнѣ, какъ онъ выражался о поведеніи относительно его Геріота, коварною измѣной моему отцу; итакъ, я твердо рѣшился ничего не говорить, принимая на себя послѣдствія этого, ради моего дорогаго отца.
   Тетка Геріота привезла мнѣ пирогъ и письмо, съ вложенною въ него значительною для мальчика моихъ лѣтъ суммой денегъ. Онъ писалъ мнѣ что знаетъ что мнѣ надо заплатить свои долги за угощенія мальчикамъ, да еще кромѣ того надо поддерживать ихъ расположеніе. Онъ говорилъ тоже что его родные хотятъ, кажется, пригласить меня на праздники къ себѣ. Сумма присланная мнѣ состояла изъ старательно сложенной бумажки въ пять фунтовъ. Я снова почувствовалъ себя принцемъ. Деньги казались мнѣ золотыми вратами, изъ-за которыхъ кивала мнѣ свобода. Я заплатилъ свои долги, составлявшіе сумму въ два фунта и двѣнадцать шиллинговъ, и поручилъ двумъ приходящимъ ученикамъ, любившимъ заниматься торговлей, доставить намъ къ субботѣ все необходимое для пирушки. Темпль ненавидѣлъ этихъ мальчиковъ за ихъ склонность къ торговлѣ.
   -- Ихъ никогда не колотятъ и они всегда добываютъ деньгу; по крайней мѣрѣ, я знаю что мои деньги достанутся имъ, говорилъ онъ;-- но ты, я и Геріотъ, мы презираемъ ихъ!
   Наше положеніе относительно ихъ было положеніе находящихся въ денежныхъ затрудненіяхъ аристократовъ, и дѣйствительно, они оказывали намъ большое уваженіе. Дѣло въ томъ что разъ повѣривши намъ, они должны были оставаться любезными, ибо Геріотъ вселилъ въ школу убѣжденіе что джентльмены всегда платятъ долги и слѣдовательно въ ихъ интересѣ было обращаться съ нами какъ съ джентльменами, которые непремѣнно заплатятъ имъ когда-нибудь и потому они разчитывали на наше чувство долга. Слѣдствіемъ этого было то что однимъ изъ главныхъ правъ на общее уваженіе, послѣ высшей степени отличія, доставляемой лозой мистера Риппенджера, считалось быть записаннымъ въ ихъ счетной книжкѣ. Темпль и я, подобно близнецамъ, были окружены въ глазахъ всѣхъ какъ бы лучезарнымъ сіяніемъ, вслѣдствіе нашего безграничнаго кредита, и считались поэтому какими-то сверхъестественными существами. Я заказалъ четыре бутылки шампанскаго.
   Въ пятницу вечеромъ, Катмень пошелъ съ нами гулять. Мы очень любили его за его страсть къ наукѣ, ибо вслѣдствіе этого, онъ ходилъ постоянно уткнувъ носъ въ книгу, и гулянье подъ его надзоромъ было очень похоже на свободу. Нѣкоторые изъ мальчиковъ забѣгали впередъ, нѣкоторые тащились позади, между тѣмъ какъ Катменъ перевертывалъ страницы своей книги, возвѣщая о возвращеніи домой съ наступленіемъ сумерокъ. Слухи о шампанскомъ уже успѣли воодушевить мальчиковъ. Къ этому присоединились еще весьма благопріятные слухи о томъ что въ субботу Бодди не будетъ, можетъ-быть, дома. Если такъ, говорили мы, то мы можемъ спокойно пить шампанское подъ самымъ носомъ Катмена, который ничего и не замѣтитъ. Саддльбенкъ взялся за устройство нашей пирушки.
   Возвращаясь въ сумерки домой черезъ песчаные холмы, Темпль и я увидали что Саддльбенкъ тащитъ съ собой длинный ивовый прутъ. Мы спросили его для чего тащитъ онъ его. Онъ отвѣчалъ намъ: "На счастье, вы составляйте арріергардъ." Мы видѣли какъ онъ отправился вслѣдъ за человѣкомъ гнавшимъ стадо гусей, подражая своимъ зеленымъ прутомъ всѣмъ дѣйствіямъ этого человѣка. Такъ какъ мы были расположены смѣяться надъ всѣмъ что бы ни сдѣлалъ Саддльбенкъ, то мы расхохотались и надъ этимъ. Человѣкъ этотъ шелъ точно во снѣ, просыпаясь, повидимому, лишь минутами чтобъ удостовѣриться окружаютъ ли его еще гуси, тогда останавливался и Саддльбенкъ слѣдуя его примѣру. Наконецъ гуси повернули въ переулокъ, ведущій въ сторону отъ холмовъ. Саддльбенкъ замахнулся своею хворостиной, какъ рыболовъ забрасывающій удочку. Онъ описалъ ею разные затѣйливые круги по воздуху и повернулъ въ другой переулокъ. Мы пошли вслѣдъ за нимъ и не подозрѣвая что онъ гналъ предъ собой одного изъ гусей, но это было такъ: онъ отрѣзалъ отъ стада одного изъ отставшихъ позади членовъ его; увидавъ какъ онъ помахиваетъ своимъ прутомъ по обѣимъ сторонамъ гуся, понукая его идти впередъ и обращаясь къ нему съ отрывками латинскихъ изреченій, мы разразились взрывомъ хохота, между тѣмъ какъ животное продолжало ковылять съ важнымъ и удивленнымъ видомъ.
   -- Что это ты сдѣлалъ, Саддль? спросилъ Темпль, хотя было ясно видно что сдѣлалъ Саддльбенкъ.
   -- Я отрѣзалъ себѣ кусочекъ на Михайловъ день, отвѣчалъ Саддльбенкъ, легонько помахивая прутомъ по воздуху и прикасаясь имъ къ головѣ своего гуся.
   -- Что хочешь ты сказать этимъ, какой кусочекъ? спросили мы.
   Мы хотѣли удостовѣриться въ томъ что гусь былъ завоеванною добычей. Но Саддльбенкъ, кромѣ вздора, ничего не говорилъ намъ. Темпль вдругъ испустилъ шумный вздохъ.
   -- О! какъ бы хорошо было запить этого гуся вашимъ шампанскимъ! Мысль эта внезапно овладѣла мною и очаровала меня. Саддльбенкъ, я куплю у тебя этого гуся! воскликнулъ я.
   -- Деньги не придадутъ ему вкуса, сказалъ Саддльбенкъ, все еще занятый своимъ дѣломъ.-- Теперь слушайте; вы двое ступайте назадъ къ холмамъ и старайтесь изо всѣхъ силъ добыть съ дюжину яблоковъ, прежде чѣмъ Катменъ начнетъ пересчитывать насъ поголовно у дверей. Да смотрите, держите языкъ за зубами!
   Мы пронеслись стрѣлой мимо человѣка съ гусями; мнѣ стало жаль его; взобрались на холмы, обогнувъ уголъ ихъ, успѣли добѣжать до главной улицы и добыть яблоковъ, прежде чѣмъ Катменъ появился на ней. Теперь мы были снабжены яблоками, пирогами и шампанскимъ; оставалось позаботиться еще о гусѣ. Мы расхвалили мальчикамъ ловкость и умъ Саддльбенка.
   -- Какой пиръ у васъ будетъ, чортъ возьми! сказалъ имъ Темпль, выдавая этимъ нашу тайну.
   Саддльбенкъ извинился тѣмъ что заблудился, возвратясь домой десятью минутами позже другихъ. Темллю и мнѣ казалось что отъ него такъ и пахнетъ гусемъ. Но онъ избѣгалъ насъ; онъ совсѣмъ присмирѣлъ до субботы. Послѣ обѣда Катменъ созвалъ насъ, спрашивая что мы предпочитаемъ: игру въ крикетъ или прогулку?
   -- Прогулку по холмамъ, сказалъ Саддльбенкъ.
   Темпль и я повторили его слова, а Саддльбенкъ замахалъ рукой, какъ бы погоняя гуся. Саддльбенкъ переговорилъ съ моими поставщиками. Онъ сказалъ чтобъ я предоставилъ ему всѣ приготовленія къ пирушкѣ; Джонъ Сальтеръ былъ, по случаю нездоровья, дома и нашимъ предводителемъ былъ Саддльбенкъ. Какъ скоро мы очутились на холмахъ, онъ собралъ насъ всѣхъ въ кружокъ и снявъ свою шапку, бросилъ въ нее нѣсколько бумажныхъ билетиковъ. Мы должны были рѣшить по жребію кому изъ двадцати семи мальчиковъ придется остаться съ Катменомъ; пятнадцать билетовъ были помѣчены. Темпль первый запустилъ руку въ шапку. "Мое счастіе уже всегда такое!" замѣтилъ онъ, засунувъ оба кулака въ карманы и отходя въ сторону чтобы выказать свою досаду; ему достался помѣченный билетъ. Я подкупилъ за полкроны одного изъ мальчиковъ чтобы тотъ заступилъ его мѣсто; это былъ Дрю, мальчикъ отъ котораго мы рады были избавиться; онъ просилъ было пять шиллинговъ. Пирушка стоила, правда, и пятнадцати, но онъ выказалъ себя скрягой, торгуясь съ нами. Онъ попросилъ чтобы мы сберегли ему кое-что изъ угощенія; мы выпроводили его криками. Всѣ пятнадцать мальчиковъ имѣли такой жалкій видъ, отдѣлившись отъ насъ что я далъ каждому изъ нихъ по шиллингу чтобъ утѣшить ихъ. Саддльбенкъ научилъ ихъ какъ имъ должно было окружить Катмена, поддерживая въ немъ убѣжденіе что мы находимся не вдалекѣ, затѣмъ мы пожали имъ руки, а они попросили насъ, печальными голосами, выпить за ихъ здоровье, что мы и обѣщали сдѣлать. Темпль находился въ удрученномъ состояніи духа, вслѣдствіе того что право его на праздникъ было куплено. Но Саддльбенкъ такъ подгонялъ насъ что некогда было предаваться печальнымъ размышленіямъ. "Я расшевелю въ васъ кровь, друзья", говорилъ онъ. Кстати солнце страшно палило съ неба. Вдругъ онъ остановился, воскликнувъ: "Повара и вертелъ! А какъ быть касательно шалфею съ лукомъ?" Только Темпль да я догадались о значеніи этихъ словъ. Мы бросили жребій кого послать за этими припасами, и жалко было смотрѣть на несчастнаго на котораго онъ палъ и который былъ присужденъ идти покупать гдѣ бы то ни было шалфею и луку, вовсе не зная на что они нужны. Ибо какъ онъ могъ знать что намъ придется жарить сыраго гуся? Жребій выпалъ мальчику по имени Барншеду, большому, неповоротливому малому, хорошо учившемуся въ классѣ, но ужасно глупому въ свободное время; Саддльбенкъ замѣтилъ по этому случаю что его примутъ самого за птицу которую нужно начинить. Барншеду было сказано гдѣ найти насъ по возвращеніи. Другіе мальчики спросили зачѣмъ его послали за шалфеемъ и лукомъ. "Потому что онъ страшный гусь", отвѣчалъ Саддльбенкъ. Темпль и я, думая что пришло время открыть тайну, закричали: "ура", и Барншедъ воротился. Намъ не легко было уговорить его снова идти за исполненіемъ нашего порученія, также какъ и выпросить прощенія у Саддльбенка. Послѣдній пришелъ въ страшный гнѣвъ. Мы кое-какъ умаслили его, провозгласивъ его нашимъ командиромъ и принеся ему клятву въ вѣрности. Онъ провелъ насъ чрезъ лѣсъ въ какія-то поля, лежавшія во глубинѣ тѣнистой долины; тутъ мы должны были тайно отпраздновать нашъ пиръ. Онъ самъ, однако, не сошелъ туда. Къ досадѣ нашей, мы увидали тамъ палатку, разбитую семьей бродягъ, но тѣмъ не менѣе мы отвѣтили на почтительные поклоны женщинъ и мущины, и обратились къ нимъ съ вопросами насчетъ кольевъ, горшковъ и жестяныхъ кружекъ. Саддльбенкъ все еще оставался ваверху, выжидая приходящихъ учениковъ, Чауптера, Девиса и Бейстона, моихъ поставщиковъ. Они не долго заставили себя ждать и скоро подъѣхали въ телѣжкѣ, отыскавъ мѣсто по описанію Саддлѣбенка. Провизія наша лежала въ трехъ большихъ корзинахъ. Мы громко похвалили ихъ за предусмотрительность, при видѣ лишней бутылки шампанскаго; кромѣ того они привезли двѣ бутылки инбирнаго вина, двѣ смородиновой и двѣ изюмной наливки, четыре бутылки эля, шесть инбирнаго пива, голландскій сыръ, кучу тортовъ, три пирога къ чаю и на четыре шиллинга пряниковъ. Темпль и я присоединили къ этому запасу ваши яблоки, и при этомъ видѣ многіе изъ мальчиковъ испустили громкіе крики восторга. Женщины настояли на томъ чтобы мы позволили имъ разложить всѣ эти вещи; саженяхъ въ пяти отъ насъ стояли ихъ дѣти, глазѣя на насъ; мущина курилъ и разстилалъ вокругъ насъ солому.
   Наконецъ Саддльбенкъ сбѣжалъ съ холма, дѣлая видъ что хочетъ скатить съ него что-то темное на свѣтломъ воздухѣ похожее на тѣло ребенка, и крича намъ:
   -- Смотрите, друзья, какая находка! Онъ вбѣжалъ въ нашъ кругъ, бросая гуся въ корзину и говоря что нашелъ его сейчасъ подъ терновымъ кустомъ. Говоря эти слова, онъ увидалъ бродягъ и глаза его встрѣтились съ глазами мущины.
   Человѣкъ этотъ странно скривилъ одну бровь и уголъ губъ и медленно кивнулъ ему головой.
   -- Это странно, не правда ли? сказалъ онъ.
   Саддльбенкъ оглянулся на насъ и закричалъ:
   -- Чортъ побери васъ, мальчишки,-- какое гадкое мѣсто вы отрыли! Лицо его все побагровѣло и покрылось пятнами.
   -- А я такъ скажу что это гусиное мѣсто, возразилъ человѣкъ.-- А если тутъ еще находятся гуси, которыхъ стоитъ только ощипать да зажарить, такъ это просто богатое мѣсто, скажу я.
   Женщины старались заставить его молчать. Еслибы не онѣ, мы перенесли бы нашъ привалъ на другое мѣсто.
   -- Вотъ что молодые господа, если вамъ угодно скушать гуся, мы его хорошенько ощиплемъ и приготовимъ его какъ слѣдуетъ, сказали онѣ.-- Гдѣ же молодымъ господамъ сдѣлать это самимъ?
   Было ясно что для приготовленія гуся надо было развести огонь. Нѣкоторыя замѣчанія раздавшіяся среди насъ о томъ что надо выпотрошить гуся, сохранивъ однако потроха, которые впрочемъ даже мальчикъ назвавшій ихъ не могъ распознать, по собственному признанію его, склонили большинство принять предложеніе женщинъ. Саддльбенкъ сказалъ что мы должны взять на себя всю отвѣтственность за это.
   Съ цѣлью развеселить его немного, Темпль откупорилъ бутылку шампанскаго. жена бродяги дала намъ жестяную кружку, которая и обошла всѣхъ насъ. Одинъ изъ мальчиковъ сказалъ: "Вотъ такъ начало!" другой воскликнулъ: "Къ чорту старика Риппенджера!" Темпль прищелкнулъ пальцами, а Бейстонъ, сынъ мызника, сказалъ: "Ну, теперь и я выпилъ-таки шампанскаго, мнѣ непремѣнно хотѣлось хоть разъ попробовать его, пока я еще живъ!" Многихъ изъ мальчиковъ оно совсѣмъ ошеломило. Что касается до меня, то сердце такъ и прыгало во мнѣ, какъ жеребенокъ выпущенный изъ стойла на подножный кормъ. Я рѣшилъ въ душѣ что послѣдній изъ моихъ подчиненныхъ будетъ ѣсть съ моего стола и пить вдоволь, въ честь моего отца и Геріота, налилъ шампанскаго женщинамъ, которыя едва пригубили его, и мущинѣ, который сказалъ что предпочитаетъ ему пиво, и послалъ каждому изъ дѣтей по ложкѣ перемятыхъ тортовъ. Одна дѣвочка годомъ постарше, а пожалуй и помоложе меня, съ черными бровями и жесткими черными волосами, отказалась и отъ пищи и отъ питья.
   -- Бросьте ее, молодые господа! сказала одна изъ женщинъ,-- это такая упрямица; съ ней ничего не подѣлаешь.
   -- Да, сказалъ бродяга.-- Я видѣлъ какъ гонятъ свиней и перегибаютъ на двое желѣзо. Но съ ней труднѣе справиться, разъ она вобьетъ себѣ что-нибудь въ голову.
   -- Чортъ возьми! значитъ она желѣзная свинья! закричалъ Темпль и затѣмъ вздохнулъ: -- О нашъ милый Геріотъ!
   Я присоединился къ нему и заговорилъ о вашемъ потерянномъ другѣ.
   Внезапная тревога взволновала мальчиковъ. Они вскрикнули при видѣ гуся исчезнувшаго въ горшкѣ. Они ожидали варенаго гуся, кричали они, а не варенаго: кому нуженъ вареный гусь! Но женщины спросили ихъ какимъ образомъ возможно изжаригь гуся надъ разведеннымъ въ полѣ огнемъ, когда его не на что повѣсить. Вѣдь не вышло бы ничего кромѣ закопченныхъ костей?
   Мальчики застонали отъ досады, а Саддльбенкъ проворчалъ съ неудовольствіемъ:
   -- Теперь вы видите какую прибыль принесли вамъ ваши славные новые знакомые!
   Мы начали играть голландскимъ сыромъ, бросая его какъ мячъ, и затѣмъ катая его по землѣ, какъ вдругъ, къ отвращенію Саддльбенка и другихъ, черноволосая дѣвочка подбѣжала и перехватила нашъ мячъ. Но въ ту же минуту она застыдилась и отошла въ сторону.
   Мальчишки закричали: -- Эй, желѣзная свинья!
   Одинъ изъ нихъ взбѣсилъ меня, бросивъ въ нее яблокомъ, которое попало ей въ спину. Мы обмѣнялись съ нимъ полдюжиной колотушекъ, вслѣдствіе чего онъ согласился извиниться предъ ней и заоралъ:
   -- Эй, желѣзная свинья, жалѣю что ушибъ васъ!
   Темплъ уговаривалъ меня настоять на томъ чтобы негодяй этотъ сталъ предъ ней на колѣни, за то что осмѣлился ударить дѣвочку.
   -- Да ты самъ, возразилъ Чаунтеръ, -- первый назвалъ ее желѣзною свиньей.
   Темпль объявилъ что поступилъ какъ повѣса, сказавъ это. Я заставилъ дѣвочку взять кусокъ пряника.
   -- Да, визжалъ Саддльбенкъ,-- вотъ что значитъ милое общество, въ которомъ вы, во что бы то ни стало, хотѣли остаться, несмотря на мое предостереженіе.
   Бродяга сказалъ чтобы мы продолжали, ибо онъ любитъ смотрѣть какъ молодые господа веселятся. Темпль подвинулъ ему бутылку пива, сказавъ чтобъ онъ не разѣвалъ напрасно рта.
   -- Да вѣдь вы говорите на моемъ родномъ языкѣ, отвѣчалъ ему этотъ человѣкъ, -- вы вѣдь, что называется ученые господа! Благодарю васъ, сэръ. Ужь быть вамъ когда-нибудь совѣтникомъ, помяните мое слово.
   -- А тогда я не буду давать пощады ворамъ, въ этомъ могу васъ увѣрить, отвѣчалъ Темпль. Онъ былъ сынъ судьи.
   -- Да и пожалуй уже не станете помогать варить для нихъ гусей, отвѣчалъ бродяга.-- Что же, услуга за услугу, такъ всегда на свѣтѣ бываетъ.
   Женщины накинулись на него, приказывая ему не сердить молодыхъ господъ, потому что Саддльбенкъ страшно ругался, бормоча себѣ подъ носъ. Онъ отвѣчалъ имъ что нѣтъ на свѣтѣ овцы смирнѣе его.
   Потерявъ надежду на гуся, мы рѣшили приняться за ожидавшую насъ холодную закуску. Голландскій сыръ мы раскрошили въ кусочки, играя имъ. Въ соединеніи съ измятыми тортами и съ шампанскимъ, онъ показался намъ однако очень вкуснымъ, затѣмъ слѣдовали пряники. Мальчики предпочитавшіе инбирное вино получили и пили его, навлекая тѣмъ на себя наше презрѣніе. Инбирное пиво и эль, яблоки и чайные пирожки были оставлены къ ужину. Мнѣ показалось что вокругъ себя я вижу одно темное, залитое дождемъ небо, на которомъ лишь изрѣдка прорываются, подобно проблескамъ солнца, воспоминанія о моемъ отцѣ и о Геріотѣ.
   -- Если я и не принцъ, то дворянинъ, сказалъ я Темплю.
   Онъ отвѣчалъ:
   -- Армія ли, флотъ ли, мнѣ рѣшительно все равно! Вскорѣ будетъ навѣрное война. Тогда увидишь какъ мы будемъ быстро подвигаться въ гору: изъ лейтенантовъ въ капитаны, изъ полковниковъ въ генералы, чины такъ и посыплются на насъ, какъ выстрѣлы на птицу. Я бы желалъ быть губернаторомъ Гибралтара.
   -- Я тогда пріѣду къ тебѣ, Темпль, сказалъ я.
   -- По рукамъ, другъ Ричи! сказалъ онъ, горячо хватая меня за руку.
   -- Дѣло въ томъ, Темпль, признался я ему, -- что у меня есть дядя, то-есть дѣдушка, ужасно богатый, ему принадлежитъ кажется половина всего Гампшейра, и онъ ненавидитъ моего отца какъ ядъ. Я не могу переносить этого. Ты вѣдь видѣлъ моего отца, да? Джентльмены никогда не забываютъ своихъ служителей, Темпль. Выпьемъ-ка еще шампанскаго. Я бы желалъ чтобы мы съ тобой были рыцари, ѣдущіе верхомъ по этой странѣ, какъ они всегда ѣзжали бывало, и чтобы ты сказалъ: -- желалъ бы я знать ожидаетъ ли твой отецъ насъ въ своемъ замкѣ!
   -- Баронъ! сказалъ Темпль.-- Онъ и похожъ на барона, Его здоровье! Его здоровье, сэръ! Это вино достойно чтобы пить имъ его здоровье, Ричи. Онъ одинъ изъ тѣхъ людей на которыхъ я взираю съ почтеніемъ. Странно только что онъ никогда не пріѣзжаетъ навѣстить тебя, хотя такъ любитъ тебя, да это настоящій отецъ! Большіе мущины не могутъ же вѣчно возиться съ маленькими мальчишками. Хотя впрочемъ мы съ тобой вовсе не такъ малы; многіе малые дѣлали уже въ наши лѣта такія вещи о которыхъ люди писали въ книгахъ. Я чувствую, Темпль пріостановился, вздохнувъ полною грудью, прежде чѣмъ высказалъ свои чувства,-- я чувствую необыкновенную жажду.
   То же самое чувствовалъ и я. Мы приписали это мѣстному воздуху, Темпль увѣрялъ даже что это происходитъ отъ находящейся вокругъ насъ извести, которая часто попадаетъ въ горло.
   -- Саддльбенкъ, что ты смотришь такъ мрачно? продолжалъ Темпль.-- Да, Ричи, еслибы ты слышалъ какъ мой отецъ говоритъ въ судѣ, съ парикомъ на головѣ. Дома все говорили что я умный мальчикъ, когда я былъ маленькій. Саддльбенкъ, ты все время хмуришься.
   -- Обращайтесь почтительнѣе съ вашими начальниками, возразилъ Саддльбенкъ.
   Бродяга раздражалъ его. Съ тѣхъ поръ какъ мы увидали его, онъ не переставалъ курить, облокотясь на руку. Двое изъ нашихъ мальчиковъ, Гакменъ и Ментегю, вовсе не дурные малые, пожелали курнуть изъ его трубки. Желанія ихъ были удовлетворены и они молча улеглись рядышкомъ. Бенетона увели въ самомъ жалкомъ состояніи. Двое другихъ, Пейнтернъ и Эшвартъ, накинулись на яблоки, не зная что дѣлать отъ жажды. Саддльбенкъ сердито оттолкнулъ ихъ. Онъ толковалъ тѣмъ кто еще слушалъ его:
   -- Эй вы, малые, клянусь Св. Георгомъ, вы у меня должны съѣсть гуся, говорю я вамъ. Вы все дѣло перепортили и говорю вамъ: хотите или нѣтъ, а вы съѣдите его, съ яблоками, съ шалфеемъ и лукомъ. Можете не благодарить меня. Я предлагаю поставить кого-нибудь на стражу въ лѣсъ.
   Онъ опять хотѣлъ кинуть жребій. Веселость совершенно покинула его, онъ только и думалъ какъ бы вытащить гуся изъ горшка. Я почувствовалъ нѣчто близкое къ ненависти къ человѣку который могъ говорить о гусѣ. Темпль вѣроятно раздѣлялъ со мной это чувство.
   -- Съ тѣхъ поръ какъ милый нашъ Геріотъ оставилъ насъ, нѣтъ у насъ болѣе настоящаго предводителя, сказалъ онъ; -- вся школа точно вверхъ дномъ перевернулась, мы стали теперь точно какія-то гремушки брошенныя всѣ вмѣстѣ въ ящикъ. О Боже мой! Какъ бы я желалъ имѣть хорошаго командира. Онъ идетъ впередъ, мы за нимъ, и горя нѣтъ что бы ни случилось!
   Двое неразлучныхъ друзей, Галлитъ и Леркинсъ, шли шатаясь подъ руку, увѣряя что они совершенно трезвы, въ доказательство чего они старались добраться до кучи извести, но прошли мимо ея. Къ нимъ подошелъ Чаунтеръ.
   -- Жирный гусь! сказалъ онъ,-- и болѣе не могъ ничего выговорить. Оба мальчика старались пока было возможно держаться твердо на ногахъ; но скоро оба пробормотали: "мы готовы!" и были совершенно правы.
   Темпль и я смотрѣли на все это какъ на обычныя послѣдствія великой пирушки. Мы говорили другъ другу что джентльмены всегда послѣдніе уступаютъ вліянію ея, и были увѣрены что удержимъ побѣду за собой; но я опасался минуты появленія гуся, а кажется и онъ также. Упрямство Саддльбенка, не дававшаго намъ холоднаго инбирнаго пива и яблоковъ, глубоко оскорбляло насъ; мы бы возмутились противъ него еслибы побольше полагались на твердость нашихъ ногъ и нашего языка. Сумерки обступали насъ. Дѣти бродягъ лежали, свернувшись въ клубочки въ одной изъ палатокъ; женщины и дѣвочка выстроили еще другую. Надъ головой моей сіяли безчисленныя маленькія звѣздочки; въ долинѣ виднѣлись огни, они представлялись моему воображенію освѣщенными дворцами. Звѣзды и бродяги, казалось мнѣ, имѣли что-то общее другъ съ другомъ. Въ домахъ мы живемъ какъ въ плѣну, думалъ я; живя въ нихъ, мнѣ никогда не удастся отыскать потеряннаго отца. Лежать ночью, среди темнозеленыхъ листьевъ, вдыхая полною грудью лѣсной запахъ; просыпаться утромъ среди озареннаго солнечнымъ восходомъ міра; стоять на высокомъ холму, смотря на холмы на которыхъ мы встрѣтимъ завтрашнее утро, а тамъ слѣдующее и такъ утро за утромъ, пока въ одно изъ нихъ мы не увидимъ предъ собой, при пробужденіи, того кто намъ дороже всего на свѣтѣ: все это казалось мнѣ неземнымъ счастіемъ. Но замѣтивъ узкіе размѣры палатокъ, я вспомнилъ что буду имѣть въ нихъ громко храпящихъ товарищей. Я находился въ такомъ нервномъ состояніи что при одной мысли объ ихъ храпѣніи меня стало мутить и я вздрогнулъ; я невольно сочеталъ это храпѣніе съ мыслію о чемъ-то жирномъ. Саддльбенкъ держалъ въ рукахъ крышку отъ горшка; мы почувствовали запахъ гуся, а онъ закричалъ:-- Ступайте ужинать; эй сюда! Эй вы, малые!
   -- Чортъ возьми, Садльбенкъ! ты такъ кричишь что Катменъ услышитъ тебя, сказалъ Темпль, отирая себѣ лобъ.
   И по моему тѣлу проступилъ холодный потъ.
   -- Катменъ-то? Да вотъ уже полтора часа какъ онъ могъ бы насъ слышать, отвѣчалъ Саддльбенкъ.
   Одинъ изъ мальчиковъ побѣжалъ наверхъ, онъ былъ единственный изъ насъ бывшій въ состояніи сдѣлать это. Въ эту самую минуту подлетѣлъ Таунтеръ.
   -- Барншеда поймали; я бѣгу домой, крикнулъ онъ мимоходомъ.-- Мы неподвижно смотрѣли на черное отверстіе долины.
   -- О это Катменъ; его нечего, бояться, успокоивалъ насъ Саддльбенкъ; но мы услыхали страшные голоса и увидали людей стоявшихъ надъ какою-то наклоненною фигурой. Затѣмъ раздался слишкомъ хорошо знакомый намъ голосъ; онъ говорилъ: "признаніе ученика ввѣреннаго вашему надзору, мистеръ Катменъ, и посланнаго безо всякаго стыда въ городъ, моего воспитанника, посланнаго за шалфеемъ и лукомъ".
   -- Старикъ Риппенджеръ! шепталъ Темпль.
   Мы сидѣли какъ пораженные громомъ. Въ эту минуту мы увидали какъ мы сдурили, пославъ за шалфеемъ и лукомъ осла подобнаго Барншеду.
   -- О, какіе мы были ослы! продолжалъ Темпль.-- Скорѣе уйдемъ, бѣжимъ! Бѣжимъ, Ричи! Они теперь заберутъ всѣхъ насъ, какъ падаль съ дерева.
   Я отвѣчалъ ему что не побѣгу; правду сказать, я не довѣрялъ своимъ ногамъ; да и онъ шатался, слушая какъ Саддльбевкъ упрекалъ насъ за то что мы связались съ бродягами.
   -- Темпль! я вижу васъ, милостивый государь! закричалъ мистеръ Риппенджеръ. Бѣдный Темпль приблизился къ огню.
   Движимый смутнымъ влеченіемъ обмануть школьнаго начальника, я подползъ въ тѣнь, къ заднему углу палатки, и тамъ вдругъ почувствовалъ что чья-то рука схватила мою руку. "Спрячьте меня", проговорилъ я, и занавѣсь палатки приподнялась. Пробравшись между ящиками и соломой, я легъ навзничь на землю; меня прикрыли рогожей, пахнувшею отвратительнымъ сыромъ, и я почувствовалъ, сверхъ нея, на груди своей чью-то голову. Мистеръ Риппенджеръ произнесъ нѣсколько разъ мое имя, свойственнымъ ему, въ минуты гнѣва, образомъ. Отвѣта Темпля я не могъ разслышать. Саддльбенкъ говорилъ что-то, за нимъ и другіе мальчики, также и бродяга и женщины. Потомъ въ палаткѣ появился свѣтъ и бродяга сказалъ:
   -- Стану я обманывать васъ, сударь! Посмотрите сами, если вамъ угодно. Вотъ здѣсь мы уложили нашихъ малютокъ, а вотъ тутъ, на рогожѣ, лежитъ дѣвочка; она идетъ къ своей роднѣ, въ Линкембъ, а тутъ вотъ спитъ одна изъ нашихъ женщинъ; вотъ и все. А вы еще думали что я скрываю отъ васъ что-нибудь. Благодарю васъ, сударь. Я вамъ далъ вѣдь честное слово.
   Свѣтъ исчезъ. Грудь моя освободилась отъ лежавшей на ней тяжести. Я привсталъ, и существо оказавшее мнѣ помощь положило рогожу и солому на землю и прислонило мою голову къ своему плечу, гдѣ я крѣпко заснулъ.
   

ГЛАВА VII.
Вольная жизнь на большой дорогѣ.

   Я проснулся очень рано, хотя подушка моя и пришлась мнѣ по сердцу; раскрывъ глаза, я увидалъ что рука моя обвилась вокругъ шеи моей подруги, а ея пальцы переплелись съ моими. Съ минуту, я лежалъ смотря ей въ глаза, полные всевозможнаго свѣта и значенія: они то приказывали мнѣ лежать смирно, то смѣялись надъ моимъ недоумѣніемъ, то казалось говорили: милый мальчуганъ! то сверкали вдругъ, какъ бы изъ-за облака, затѣмъ опять темнѣли и снова сверкали; словно опускались въ воду и блистали въ ней; порой, точно уходили въ темный лѣсъ, а порой были полны солнечнаго свѣта, и ни на минуту не оставались покойны. Я довѣрялъ ей, и заснулъ бы снова, но видъ палатки поразилъ меня. Мнѣ казалось что небо упало на насъ и грудь моя искала воздуха; голова моя тогда шла кругомъ; ни одна мысль не могла удержаться въ этомъ круговоротѣ. Смятеніе, царствовавшее въ моей головѣ, сообщилось и ногамъ моимъ, когда я, слѣдуя примѣру дѣвочки, всталъ и хотѣлъ идти. Въ порывѣ ужаса, я подумалъ: я разучился ходить. Собравъ все свое мужество, я попробовалъ перешагнуть черезъ дѣтей завернутыхъ въ рогожи и въ солому, въ старыя платья или юпки. Сознаніе необходимости этой попытки внезапно овладѣло мною, послѣ перваго же шага. Я споткнулся надъ однимъ изъ этихъ маленькихъ клубковъ и упалъ прямо на лицо спящей женщины. Но она лишь повернулась на другой бокъ и пробормотала: Гадкій Джеки! Подруга моя молча вытащила меня наружу, и почувствовавъ себя на воздухѣ, я вдохнулъ его въ себя полною грудью, снова созналъ себя взрослымъ и сильнымъ и вспомнилъ ясно обо всемъ случившемся. Палатка въ которой я спалъ показалась мнѣ любопытнѣе моей собственной судьбы. Я обратилъ лицо къ небу. Солнце только что всходило; было чудно-хорошо; клочки длинныхъ и кудрявыхъ облаковъ постепенно окрашивались въ голубой, въ розоватый и въ бѣлый цвѣтъ; стояла чудесная прохлада; трава была вся сѣрая, наша долина лежала еще въ тѣни, только верхушки деревьевъ горѣли; птицы начинали чирикать.
   Я сталъ сосать стебель травы.
   -- Я бы желалъ чтобы вездѣ кругомъ была вода, сказалъ я.
   -- Пойдемъ со мной; напейся и выкупайся, отвѣчала моя спутница.
   Мы пошли внизъ по долинѣ и перешли скатъ холма покрытый можжевельникомъ, напомнившимъ мнѣ день проведенный въ домѣ Джона Сальтера, день разлуки съ милымъ Геріотомъ. Къ стыду моему, спутница моя бѣжала быстрѣе меня. Она была очень проворна, а мои ноги были еще тяжелы.
   -- Умѣешь ты плавать? спросила она меня.
   -- Я умѣю плавать, грести, фехтовать, ѣздить верхомъ и стрѣлять изъ пистолета, отвѣчалъ я.
   -- О Боже мой! возразила она, съ завистью смотря на меня.
   Мы пришли къ свѣтлой рѣчкѣ, въ паркъ какого-то джентльмена; трава тамъ тихонько колыхалась, какъ морская вода въ ясный день, и на ней паслись коровы и лошади.
   -- Я могу поймать эту лошадь и вскочить на нее, сказала она.
   Я удивился.
   -- Верхомъ?
   Она кивнула головой:-- Да.
   -- Безъ сѣдла?
   Она опять кивнула, что означало: Безъ.
   Мое уваженіе къ ней возвратилось. Но она не умѣла плавать.
   -- Я вхожу въ воду, только пока она мнѣ по колѣно, призналась она.
   -- Смотрите на меня, сказалъ я; я сбросилъ платье и кнулся въ воду, счастливый какъ рыба и думая насколько вода пріятнѣе шампанскаго. Мое наслажденіе внушило дѣвочкѣ такую зависть что она стащила свои чулки и взошла въ воду, насколько у ней хватило на то смѣлости. Я закричалъ ей:-- Ты похожа на корову; а она оскалила зубы, приказывая мнѣ не говорить этого.
   -- Корова! Корова! повторялъ я, не помня себя отъ удовольствія. Она произнесла не переводя духа:
   -- Если ты еще разъ скажешь это, я схвачу всю твою одежду и убѣгу съ ней, а ты можешь тогда бѣжать раздѣтый за нею; да.
   -- Теперь я плыву, отвѣчалъ я на это, теперь вотъ ныряю; когда я опять показался изъ воды, она привѣтствовала меня громкою, веселою усмѣшкой.
   Быстрая бѣготня по солнцу осушила меня. Я сталъ одѣваться и увидалъ притомъ что половина моихъ денегъ была разсыпана по землѣ. Она попросила меня дать ей одну изъ этихъ монетъ, одинъ шиллингъ. Я далъ ей два и она спросила меня играю ли я въ деньги, бросая ихъ наугадъ. Я отвѣчалъ что никогда не дѣлалъ этого за деньги; но она уже бросила одинъ шиллингъ, я не могъ не сказать: голова!-- и выигралъ; то же повторилось и съ другимъ шиллингомъ. Она быстро отдала мнѣ ихъ назадъ, съ внезапнымъ рыданіемъ, но ни за что не хотѣла чтобы я возвратилъ ей ихъ опять.
   -- Когда-нибудь ты подаришь мнѣ другіе два, сказала она, снова развеселясь.
   Мы согласились что хорошо было бы пойти теперь въ деревню и купить тамъ что-нибудь. Но ни одна лавка не была еще открыта. Мы прошли черезъ кладбище. Вотъ тутъ похоронены мертвые, сказалъ я.
   -- Я начну плясать, если ты станешь говорить объ мертвыхъ, отвѣчала она и начала кричать во все горло. Когда я пожелалъ узнать зачѣмъ она это дѣлаетъ, она отвѣчала: затѣмъ чтобы услыхали мертвые. Странное чувство овладѣло мною: лавки были закрыты и вокругъ насъ не было ни одной живой души. Мы стали карабкаться на деревья и усѣлись на одну изъ вѣтвей, говоря о птичьихъ яйцахъ, пока голодъ не принудилъ насъ пойти на деревенскую улицу, гдѣ, около трактира, мы встрѣтили насвистывающаго что-то бродягу.
   Онъ былъ довольно забавенъ. Онъ сказалъ что не станетъ ни о чемъ распрашивать меня, ибо никогда никого ни о чемъ не распрашиваетъ; отвѣты другихъ только открываютъ вещи не имѣющія для него никакого интереса, и не приносятъ ему никакой прибыли, ни на трубку табаку; а вслѣдствіе того что онъ не любопытничалъ, ему вчера какъ бы съ неба свалился на уживъ отличный, жирный гусь, не говоря уже о бутылкахъ эля, бутылкахъ инбирнаго пива, и честно заслуженной полкроны деньгами. Все это потому что онъ не любопытничалъ, и онъ не станетъ и впредь любопытничать, зная меня за джентльмена; мой начальникъ одарилъ его полкроной.
   Къ счастію для него, а можетъ-быть и для меня, онъ употребилъ чрезвычайно внушительный для школьника глаголъ. Я подарилъ ему еще полкроны. Онъ поблагодарилъ меня, сдѣлавъ замѣчаніе что иногда бываютъ дни когда вы лежите на спинѣ ничего не дѣлая, а вамъ все такъ съ неба и валится, а въ другой разъ, какъ ни старайся и блохи не поймаешь. Такое уже счастіе бываетъ!
   Онъ сталъ дружески увѣщевать меня возвратиться въ школу, а если не туда, то къ себѣ домой. Мой, лишь частью обдуманный, планъ состоялъ въ томъ чтобы взглянуть черезъ заборъ на Риверсли, мелькомъ поцѣловать тетушку Дороти и затѣмъ бѣжать далѣе искать отца. Преобладающею моею мыслію была, впрочемъ, въ эту минуту мысль о завтракѣ. Я угостилъ имъ въ трактирѣ бродягу и дѣвочку. Мы поѣли бараньихъ котлетъ и яицъ, и напились кофе. Послѣ завтрака, я хотя и не имѣлъ никакихъ подозрѣній, но замѣтилъ, однако, что бродяга призадумался. Онъ предложилъ мнѣ, въ случаѣ если я не прочь отъ медленнаго путешествія, дойти съ нимъ вмѣстѣ, дня въ два, до Гампшейра; онъ слышалъ что я намѣренъ посѣтить это графство.
   -- Итакъ, вотъ что я вамъ скажу; видите ли, началъ онъ,-- не хорошо если меня увидятъ въ обществѣ пропавшаго молодаго джентльмена, когда уже мнѣ дали полкроны за то что его со мной не было; это дѣло не рука. Вы таки въ ладу съ дѣвчонкой, я вижу, а это не малое чудо; съ ней никто изъ насъ сладить не можетъ. Ей, ей, она смотритъ на насъ словно на дрянь какую-нибудь. Въ ней, видите ли, чистая цыганская кровь; а что имъ разъ въ карманъ попало, то сейчасъ же въ жареныя колбасы превращается, чѣмъ бы оно ни было прежде. Итакъ, вы ступайте съ дѣвочкой на ту сторону Бедиста и дожидайтесь меня въ степи; ужь будьте покойны, я поспѣю туда еще до сумерекъ. Что жь, по рукамъ что ли?
   Онъ протянулъ мнѣ руку; я согласился, а онъ сказалъ что получилъ еще завтракъ даромъ, все за то что не любопытничалъ.
   Я былъ радъ оставить поскорѣе деревню, потому что погонщикъ гусей или, по крайней мѣрѣ, очень похожій на него человѣкъ прошелъ мимо меня близь трактира и расшевелилъ во мнѣ совѣсть или скорѣе трусливость, ибо, сколько мнѣ извѣстно, это чувство всегда первое пробуждается въ насъ, и съ нимъ намъ обыкновенно всего труднѣе справиться. Я бы согласенъ былъ заплатить ему, но мнѣ казалось что разговоръ съ нимъ долженъ былъ привести меня назадъ въ школу. Спутница моя разказала мнѣ свою исторію. Она принадлежала къ гампшейрскому цыганскому табору и ходила въ гости къ своей родственницѣ въ восточныя графства; родственница эта умерла на дорогѣ и поручила бродягамъ доставить ее домой; она называла ихъ "нищими" и строила разныя рожи говоря о нихъ. "Цыгане, говорила она, совсѣмъ другой народъ; Цыгане всегда живутъ въ господскихъ паркахъ"; Цыгане, лошади, скрипки да весь вольный міръ -- вотъ что, по ея мнѣнію, лучше всего на свѣтѣ. Вольный міръ она описывала широкою степью, которой и конца не видно. Я предоставлялъ ей говорить сколько угодно. Что касается до меня, то мнѣ казалось нелѣпымъ толковать о своихъ дѣлахъ съ дѣвицей безъ шляпки и безъ башмаковъ. Однако общество ея нравилось мнѣ. Она была такъ похожа на мальчика и въ то же время не похожа ни на одного изъ знакомыхъ мнѣ мальчиковъ.
   Во все время дороги я занимался тѣмъ что разчитывалъ черезъ сколько холмовъ надо мнѣ еще будетъ перейти, прежде чѣмъ я увижу Риверсли. Воскресные колокола такъ привѣтливо звучали отъ одной деревни до другой, съ тѣхъ поръ какъ я убѣдился что не слышу болѣе колокола сзывающаго учениковъ въ Риппенджерову школу. Лавки въ деревняхъ все еще были закрыты; но я сказалъ дѣвочкѣ что за то имъ достанется отъ меня завтра, и между нами завязался интересный споръ о томъ что надо купить. Она стояла за яркія ленты и за матерію на платье, а я за пирожки и за почтовую бумагу. Запахъ обѣдовъ пробудилъ нашъ аппетитъ, прекративъ вашъ споръ. Проходя чрезъ деревню, мы увидали человѣка несшаго большой пирогъ, пахнувшій такъ заманчиво что естественнымъ влеченіемъ нашимъ было спросить что онъ стоитъ. "Что? Продать мой воскресный обѣдъ!" воскликнулъ онъ и чуть не уронилъ блюда. Онъ не переставалъ глядѣть на насъ, пока мы не съѣли каждый по куску пирога и не напились пива въ его хижинѣ, среди его семьи. Онъ хотѣлъ сперва взять только меня къ себѣ.
   -- Это простая бродяга, сказалъ онъ про дѣвочку.
   -- Это ложь, отвѣчала она.
   Разумѣется я не хотѣлъ оставить ее голодною на улицѣ, такъ что наконецъ онъ, хотя и не совсѣмъ охотно, пригласилъ насъ обоихъ и представилъ насъ своей женѣ.
   -- Вотъ молодой джентльменъ проситъ пообѣдать, а это вотъ молодая, ужь право не знаю кто, того же самаго проситъ. Я поручаю ихъ тебѣ, хозяйка.
   Жена его съ добродушнымъ видомъ приняла насъ на свое попеченіе, говоря. что на наше счастье она испекла такой пирогъ котораго станетъ и на ихъ семью и на прохожихъ. Они не хотѣли взять болѣе шиллинга за нашу двойную порцію. Хозяинъ сказалъ что мы съѣли всего на пенни, если я уже такъ гордъ что не хочу быть гостемъ бѣднаго человѣка и непремѣнно хочу считать его домъ трактиромъ. Не подамъ ли я ему руку на прощаніе? Я ото всей души исполнилъ его желаніе и помянулъ его, когда другіе не были настолько привѣтливы. Они пожелали узнать не бѣжимъ ли мы вмѣстѣ чтобы тайно обвѣнчаться. Мнѣ показалось очень забавно смотрѣть на проходившую мимо насъ школу мальчиковъ и слышать какъ надзиратель грозилъ наказать одного мальчика за то что онъ выбѣжалъ изъ паръ. Я смѣялся надъ нимъ точно такъ же какъ бывало глупый народъ, встрѣчавшійся намъ, смѣялся надо мной, что мнѣ вовсе не казалось пріятнымъ тогда; но теперь я узналъ что нѣтъ такого мальчика который бы не пожелалъ быть на моемъ мѣстѣ, имѣй онъ только возможность, хотя моя спутница была не болѣе какъ Цыганка, казавшаяся дѣйствительно страннымъ обществомъ для сына джентльмена, въ публичныхъ садахъ, гдѣ мы пили чай, и въ трактирныхъ пріемныхъ. При наступленіи ночи я былъ, впрочемъ, доволенъ ей, а она мною, и мы шли съ ней рука объ руку. Я разказывалъ ей эпизоды изъ римской исторіи. Ей хорошо было говорить: "я буду твоею маменькой"; когда мы ложились спать, я сдѣлалъ открытіе что она ни за что бы не рѣшилась ночью кричать какъ тогда надъ могилами на кладбищѣ. Она призналась что вѣритъ что ночью расхаживаетъ повсюду дьяволъ. Нашею постелью была телѣжка, стоявшая подъ навѣсомъ, нашею периной -- листья папоротника и охапки соломы. Оглобли были сняты съ телѣжки, такъ что мы лежали вкось, и проснувшись на разсвѣтѣ, а увидалъ что всѣ четыре ноги наши перевисли чрезъ переднее сидѣнье. "Какъ ты толкалась", сказалъ я. Она обвинила меня въ томъ же самомъ. Въ ту же минуту она показала пальцемъ въ сторону отъ телѣги, и мы увидали лошадь и палатки бродягъ, расположившихся подъ большимъ росшимъ у дороги дубомъ. Лицо ея было пресмѣшное въ эту минуту, точно у мальчика воображающаго что онъ убѣжалъ и вдругъ видящаго что его поймали. "Убѣжимъ", сказала она. Предпочитая полную независимость, я послѣдовалъ за ней, и тогда она сказала мнѣ что слышала какъ бродяга говорилъ прошлою ночью что для него упустить изъ виду меня все равно что упустить изъ рукъ цѣлую пригоршню полкронъ. При этихъ словахъ меня словно омрачила тѣнь Риппенджеровой школы. Съ нѣкоторымъ уныніемъ я сказалъ ей: "Ты вѣрно пойдешь къ своимъ друзьямъ?" Она прищелкнула пальцами. "Къ нищимъ-то!" И продолжала беззаботно идти впередъ.
   Мы очутитись наконецъ среди степей. Онѣ необыкновенно живо пробудили воспоминаніе объ отцѣ; степной залахъ чуть не заставилъ меня повернуть мои шаги въ направленіе къ Лондону, такъ горячо захотѣлось мнѣ увидать его. Но несмотря на это, я рѣшилъ прежде взглянуть на Риверсли, на тетушку Дороти, на Сьюиса, нашего стараго, сѣдаго буфетчика и на ягненка, ставшаго теперь уже овцой. Странная противоположность моимъ царственнымъ планамъ касательно будущности. Здѣсь мною овладѣло первое ясное воспоминаніе о Риверсли, подобно очерку далекихъ холмовъ, показавшихся на горизонтѣ. Я. чуть было не продалъ нѣсколькихъ слезинокъ отъ любви къ моему отцу, но мысль что я престранный мальчикъ изгнала изъ моей души его образъ. Я и не могъ быть иначе какъ страннымъ мальчикомъ, разъ со мной случались такія необыкновенныя вещи. Что если я присоединюсь къ Цыганамъ? Моя спутница очень желала этого. У нея были братья, торговавшіе лошадьми, отличные скрипачи. Что еслибъ я выучился играть на скрипкѣ? Что еслибъ я выучился ихъ языку, ходилъ бы съ ними повсюду и сдѣлался бы наконецъ царемъ Цыганъ? Спутница моя покачала головой: этой честолюбивой мечты она не могла поощрить во мнѣ потому что никогда не слыхала ни о какомъ царѣ и ни о какой царицѣ надъ Цыганами. "Это мы дурачимъ людей", сказала она, а я обидѣлся, потому что вся наша школа вѣрила въ цыганскаго царя, и одинъ мальчикъ, Гакменъ, пѣлъ пѣсню про цыганскаго царя, и это было все равно какъ еслибъ она сказала что всѣ до одного мои товарищи дураки. Я обвинилъ ее во лжи. Она сердито усмѣхнулась. "Я никогда не лгу моимъ друзьямъ", сказала она. Мы поссорились. Правду сказать, я былъ взбѣшенъ на нее за то что она разрушила во мнѣ всѣ надежды на достиженіе высшей власти надъ Цыганами. Позавтракавъ въ гостиницѣ, въ которой прислужникъ смѣялся намъ въ лицо, а мы, сидѣли за столомъ угрюмые, робкіе и голодные, мы снова поссорились. Я сказалъ ей что, по моему мнѣнію, Цыгане не могутъ предсказывать будущее.
   -- Нѣтъ, могутъ; вотъ когда ты узнаешь мою мать и мою тетку, то увидишь могутъ ли онѣ угадывать будущее, сердито сказала она.
   -- Да вотъ этимъ-то онѣ и дурачатъ людей, отвѣчалъ я.
   Меня забавлялъ видъ ея оскаленныхъ зубовъ. Но когда я сталъ убѣждать ее взглянуть мнѣ прямо въ глаза и поклясться что она вѣритъ въ эти предсказанія, то она совсѣмъ насупилась.
   -- Убирайся ты, гадкій мальчикъ, и тѣнь-то твоя всего въ поларшина, сказала она.
   И я не могъ не улыбнуться. Моя тѣнь простиралась до половины дороги въ ширину ея. Весь этотъ день мы все бранились, гдѣ бы мы ни были, и почти вовсе не шли рядомъ, пока наконецъ, при наступленіи вечера, она не подошла ко мнѣ ближе, говоря:
   -- Эту ночь намъ не будетъ такъ холодно, вотъ увидишь.
   Она прижала меня крѣпко къ себѣ и мнѣ было тепло и уютно и ко мнѣ возвратилось торжественное сознаніе что мнѣ нечего жалѣть что я убѣжалъ изъ Риппенджеровой школы.
   Ночью мы имѣли приключеніе. Жена одного фермера, у которой мы вечеромъ попросили напиться, дала намъ старое одѣяло чтобы мы покрылись имъ ночью, лежа въ сухой канавѣ, взявъ съ насъ притомъ обѣщаніе, не воровать яблоковъ изъ ея сада. Въ намъ подкрался старый нищій и пожелалъ раздѣлить съ нами нашъ покровъ. Моя спутница совсѣмъ спряталась подъ одѣяло, выглядывая только по временамъ изъ-за дыръ его. Въ лунномъ свѣтѣ нищій казался огромнымъ видѣніемъ, достававшимъ отъ земли до неба.
   -- Холодно, холодно, жаловался онъ;-- одному всегда плохо, а другому хорошо, юноша!
   Слова его разубѣдили меня въ мысли что онъ былъ какое-то ужасное существо или мой переодѣтый отецъ, готовый сбросить свои лохмотья, обнаруживъ себя въ полномъ блескѣ и сказавъ что вотъ наконецъ онъ нашелъ меня.
   -- Вы одинъ или васъ двое? спросилъ онъ.
   Я отвѣчалъ что насъ двое.
   -- Такъ я лягу въ средину, сказалъ онъ.
   -- Нѣтъ, этого нельзя; мѣста нѣтъ, закричалъ я.
   -- Господи! возразилъ онъ. Тутъ въ канавѣ мало ли мѣста для голодныхъ желудковъ.
   -- Но я предпочитаю оставаться безъ васъ; покойной ночи, сказалъ я.
   -- Что! воскликнулъ онъ;-- это вы гдѣ научились такъ говорить? Эй, вы!
   -- Пожалуста оставьте меня въ покоѣ; я намѣреваюсь спать, продолжалъ я, сердясь что нужно еще уговаривать его; у него была толстая палка.
   -- Ого! произнесъ нищій. Затѣмъ онъ снова началъ:
   -- Повѣрю я вамъ теперь что вы въ своей жизни ничего не украли! Вы украли языкъ джентльмена, я сейчасъ узнаю его по звуку. Какъ вы сюда попали? Кто тутъ еще съ вами? Смотрите, я сейчасъ подыму палку.
   При этихъ грозныхъ словахъ, дѣвочка выскочила изъ-подъ одѣяла, а я закричалъ что сейчасъ разбужу фермера.
   -- Это зачѣмъ.... оттого что я хочу сбить съ дерева, надъ вашею головой, одно или два яблока? спросилъ онъ съ выраженіемъ упрека.
   -- Э, да тутъ съ вами молодая дѣвица, я вижу. Да тутъ дѣлаются вещи одна удивительнѣе другой, какъ у человѣка который изъ трехъ шиллинговъ сдѣлалъ пять. Теперь если вы дадите мнѣ лечь подъ одѣяло, я каждому изъ васъ дамъ по яблоку. Если вы когда-нибудь пробовали ужинать, то увидите что съѣсть на ночь яблоко очень хорошо, хотя отъ него и не шумитъ въ головѣ.
   Дѣвочка шепнула мнѣ на ухо: "Онъ хромъ какъ утка". Я сейчасъ же понялъ ее; мы оба выскочили изъ канавы и побѣжали, таща за собой одѣяло. Онъ пустился за нами, но мы убѣжали отъ него и улеглись на удобное для отдыха мѣсто, между терновыми кустами. Утромъ, отдавая одѣяло на ферму, мы узнали что старый негодяй оклеветалъ насъ, обвинивъ насъ въ воровствѣ яблоковъ. Я доказалъ женѣ фермера мою невиновность, положивъ предъ нею шиллингъ. Это совершенно удовлетворило ее. Она причесала мнѣ волосы, принесла мнѣ кружку съ водой и полотенце, дала намъ затѣмъ молока и хлѣба и отпустила насъ, говоря что у меня хорошенькое личико, по которому видно что я не боюсь и самого чорта; а что касается до дѣвочки, то она по первому взгляду признала ее за цыганку, и на что только Господь сотворилъ этихъ Цыганъ, про это Онъ только одинъ вѣдаетъ. Она заставила меня весь день думать объ этихъ словахъ. На что они созданы? Я купилъ дѣвочкѣ красный шарфъ и другихъ вещей, приглянувшихся ей, но потерялъ въ отношеніи къ ней прежнее чувство товарищества. "Должно-быть они созданы на смѣхъ", подумалъ я, видя какъ люди смѣялись надъ нами, и сталъ самъ смѣяться. Я хохоталъ цѣлый день, къ удивленію дѣвочки, которая могла только по временамъ ухмыляться въ продолженіи двухъ или трехъ секундъ, а затѣмъ смотрѣла на меня какъ собака выжидающая что хозяинъ сейчасъ велитъ ей бѣжать куда-нибудь; углы ея губъ шевелились какъ бы въ ожиданіи, что я засмѣюсь или заговорю, и это было похоже на маханіе хвостомъ собаки. Я сталъ смотрѣть на нее какъ на безвредное и непонятное существо, бывшее во всякомъ случаѣ свидѣтелемъ моего бѣгства изъ школы.
   Мы почти все утро бродили вокругъ выстроеннаго въ полѣ балагана для крикета; лужайка для этой игры была порядочная. Но бывшіе тамъ игроки считали ее превосходною. Я сказалъ имъ что знавалъ одного малаго который въ полтора часа побивалъ всю партію.
   Одинъ изъ этихъ людей просто испугалъ меня, вскрикнувъ:-- Чортъ возьми! сядемьте скорѣе въ мою одноколку и поѣдемъ за этимъ малымъ. Онъ точно въ самомъ дѣлѣ хотѣлъ сдѣлать это и вскочилъ съ своего мѣста. Я смотрѣлъ ему въ глазу, не мигая; онъ замѣтилъ что если я не далъ маху изъ школы, и не вырвался на волю, такъ чтобъ ему... остальное онъ выразилъ хлопнувъ себя по колѣну. Мы стали играть въ крикетъ въ одни ворота, и я доказалъ ему что тотъ кто вмѣстѣ съ Геріотомъ ходилъ противъ Саддльбенка, былъ привычнымъ игрокомъ, какихъ бы лѣтъ онъ ни былъ.
   Человѣкъ этотъ предложилъ мнѣ свою дружбу. Онъ посадилъ меня около себя, за обѣдомъ приготовленнымъ для одиннадцати игроковъ, угощалъ меня и посылалъ тарелки съ кушаньемъ дѣвочкѣ, которой позволили присѣсть невдалекѣ.
   -- Ударимъ по рукамъ, сказалъ онъ, и будемъ друзьями на всю жизнь.
   -- Съ удовольствіемъ, отвѣчалъ я.
   Мы кивнули другъ другу головой изъ-за нашихъ стакановъ эля. Въ отвѣтъ на его вопросъ, я сказалъ что очень люблю фермы, и что пріѣду посмотрѣть на его ферму и останусь у него дня на два или на три; я бы далъ ему свой адресъ, еслибы у меня былъ какой-нибудь адресъ; но теперь я отправляюсь взглянуть на Риверсли Гренджъ.
   -- Вотъ какъ! воскликнулъ онъ,-- Риверсли Гренджъ! Да, я отлично знаю это мѣсто. Я вѣдь арендаторъ сквайра Бентама, и могу сказать: онъ настоящій хозяинъ, какъ должно быть.
   -- О! возразилъ я;-- это мой дѣдушка; но мнѣ до него мало дѣла.
   -- Господи! воскликнулъ онъ:-- что я слышу! Такъ вы тотъ маленькій мальчикъ, мастеръ Гарри Ричмондъ, котораго увезли тогда ночью; старый сквайръ заперся тогда у себя на цѣлыя двѣ недѣли, какъ будто бы васъ увезли на похоронныхъ дрогахъ! Какже, я про васъ все знаю, какъ видите. А теперь вы возвращаетеся домой; ура! Сквайръ опять повеселѣетъ попрежнему, вотъ увидите. Мы замѣтили въ немъ перемѣну съ тѣхъ поръ какъ вы уѣхали. Подагра уже давно на него нападала по временамъ, а теперь стала являться чаще. Но онъ все еще выѣзжаетъ съ собаками на охоту, и даетъ обѣды своимъ арендаторамъ; онъ еще стариннаго покроя хозяинъ; когда мы у него обѣдаемъ, то все что мы ѣдимъ и пьемъ, все идетъ изъ его имѣнія. Да про стараго сквайра Бентама нельзя дурнаго сказать.
   Я спросилъ его живъ ли еще Сьюисъ.
   -- Старикъ Сьюисъ-то? какже, отвѣчалъ онъ, -- вы знаете старика Сьюиса? Да какже вамъ и не знать его. Да, старикъ Сьюисъ живъ, мастеръ Гарри. А вы-то побили меня въ крикетъ. Клянусь Св. Георгомъ, у меня такъ и зачесались руки, когда вы выбили мои колья. Чортъ возьми! подумалъ я. Но старый сквайръ будетъ гордиться вами, вотъ увидите. Моя ферма въ трехъ миляхъ отсюда; видите ворона что летитъ на юго-востокъ отъ Риверсли; онъ полетитъ теперь прямо на Трекгемскую ферму, и туда я отвезу васъ сегодня вечеромъ, а завтра моя жена васъ хорошенько почиститъ и умоетъ и мы отправимся прямо въ Риверсли. По рукамъ, что ли? Меня зовутъ Экерти. Все равно, откуда бы вы ни пришли, мастеръ Гарри, хорошо то что вы опять здѣсь, не такъ ли? А я то видѣлъ васъ въ послѣдній разъ въ плетеной колясочкѣ, а теперь вижу васъ въ панталонахъ; вы играете со мной въ крикетъ, да еще бьете меня!
   Онъ весело расхохотался. Тревожныя чувства разнаго рода овладѣли мною; но надъ всѣми ими преобладала тоскливая досада на себя, за то что я никакъ не могъ раздѣлить восторга фермера, хотя былъ самъ виновникомъ его. Я предпочиталъ Риверсли жизнь среди Цыганъ. Цыгане жили на большой дорогѣ, а дорога эта вела къ моему отцу. Я старался объяснить фермеру Экерти что я шелъ по этому направленію съ намѣреніемъ лишь мелькомъ взглянуть на Риверсли; но все это было напрасно, онъ никакъ не могъ понять меня. Чѣмъ болѣе старался я уяснить ему дѣло, тѣмъ сильнѣе настаивалъ онъ чтобы я допилъ мой стаканъ эля, не имѣвшаго никакого прямаго отношенія къ дѣлу. Я однако продолжалъ пить и наговорилъ вѣроятно пропасть смѣшнаго, Тревожно стараясь чтобы фермеръ узналъ мои настоящія намѣренія; онъ таки не мало хохоталъ.
   Пока онъ сражался въ крикетъ противъ своихъ противниковъ, въ балаганъ пришелъ бродяга и мы съ нимъ начали говорить, стараясь перехитрить одинъ другаго.
   -- Начальникъ вашъ гонится за вами, молодой джентльменъ, сказалъ онъ, совѣтуя мнѣ бѣжать по дорогѣ, если я хочу скрыться отъ преслѣдованія.
   Я показалъ видъ что испугался, и затѣмъ сказалъ:-- О вы защитите меня, и угостилъ его пивомъ.
   Онъ сталъ увѣрять меня что я оставилъ послѣ себя столько же слѣдовъ какъ еслибы разсыпалъ за собой цѣлую коробку съ фосфорными спичками. Онъ все подгонялъ меня пока я не заказалъ для него свѣжаго элю. Дѣвочка и онъ глядѣли другъ на друга съ презрительною усмѣшкой. Такъ мы стояли смотря на игру. Къ тому времени какъ она кончилась, бродяга успѣлъ выпить не мало бутылокъ элю.
   -- Вкусный, славный гусь, началъ онъ- считать барыши доставшіеся ему со времени нашего знакомства;-- бутылка элю и инбирнаго пива, двѣ полкроны, еще эль да еще кое-что будетъ, надѣюсь. Вы только придерживайтесь своихъ друзей, молодой джентльменъ, не забывайте этого сударь. Для такокого бѣдняка какъ я будетъ плохо если вы не будете этого дѣлать. Такіе случаи выпадаютъ намъ на долю не каждый день. Понимаете вы это, сударь? Я прошу васъ сказать мнѣ, понимаете ли вы это, сударь? Я немножко подпилъ, но человѣкъ всегда долженъ соблюдать свои выгоды.
   Я понялъ что онъ настолько подпилъ что невольно выдавалъ мнѣ что выгода его заключалась въ моемъ взятіи въ плѣнъ; но я былъ, несмотря на это, веселъ. Фермеръ Экерти звонко ударилъ бродягу по спинѣ, возвратясь въ балаганъ, въ восторгѣ что ему удалось однимъ разомъ побить своихъ противниковъ.
   -- Чтобы мастеръ Гарри Ричмондъ воротился въ Риверсли, къ своему дѣдушкѣ, въ вашемъ обществѣ, негодяй! въ бѣшенствѣ закричалъ онъ, выслушавъ его.-- Я отвезу его туда самъ. Туда не будетъ и десяти миль, ужь никакъ не больше. Но что я вамъ скажу, мастеръ Гарри, какъ думаете, на счетъ ужина?
   Онъ тихонько сообщилъ мнѣ что ему не хочется чтобы имѣло видъ какъ будто онъ бѣжитъ отъ прочихъ, которые намѣревались еще остаться здѣсь ужинать, и что по этому случаю мы поѣдемъ домой при лунномъ свѣтѣ и будемъ пѣть пѣсни. Такъ мы и сдѣлали. Я сѣлъ рядомъ съ фермеромъ, дѣвочка вскарабкалась на задокъ телѣжки, а бродяга стоялъ, жалобно повторяя:
   -- Охъ Боже мой, Боже мой! Вы уѣзжаете въ Риверсли одни безъ вашего лучшаго друга.
   Я бросилъ ему шиллингъ. Мы пѣли начала и окончанія разныхъ пѣсенъ. Фермеръ смотрѣлъ на луну и говорилъ: Господи! Какъ она на насъ смотритъ. Затѣмъ онъ запѣлъ....
   -- Какъ конецъ-то? А вотъ другая пѣсня!...
   -- Какъ дальше-то? Я слышалъ эту пѣсню, когда былъ въ единственный разъ въ жисни въ Лондонѣ; тогда я до тѣхъ поръ не успокоился, пока не выучилъ ее наизусть, а, теперь она точно изъ головы у меня вылетѣла. Что же теперь еще спѣть?
   Онъ запѣлъ про "Мери изъ Эллинмора" и еще про другую дѣвицу изъ другаго мѣста, а наконецъ, затянулъ громкую пѣснь о Британцахъ.
   Я очень удивился, проснувшись на открытомъ воздухѣ, среди всеобщаго молчанія, потому что и не замѣтилъ какъ заснулъ. Дѣвочка разбудила меня, и мы потихоньку слѣзли съ телѣжки. Лошадь и фермеръ оба не шевелились, пріютившись въ зеленомъ углубленіи, около большой дороги. Взглянувъ черезъ поля и сосновыя рощицы, я увидалъ въ странномъ свѣтѣ ранняго утра какой-то домъ, и сердце мое забилось; на меня вдругъ напалъ страхъ, и я сказалъ самъ себѣ:
   -- Нѣтъ, нѣтъ, это не Риверсли; это не можетъ быть онъ, хотя увѣренность что это былъ онъ, ясно сказывалась во мнѣ, опровергая мои слова. Я побѣжалъ по полю, къ парку и къ свѣтлой маленькой рѣчкѣ и сталъ смотрѣть на домъ. Когда я, наконецъ, долженъ былъ сказать себѣ:-- Да, это Риверсли! то отвернулся, и сердце мое сжалось острою болью, причины которой я самъ не зналъ. Мнѣ кажется, дѣвочка была права, говоря что я велъ себя какъ безумный. Я бросился на землю, катался по ней и кричалъ. Неизъяснимая ненависть къ Риверсли была первымъ чувствомъ овладѣвшимъ мною, когда я пришелъ въ себя, я бы ни за что не согласился позавтракать тамъ.
   Было около полудня, когда проходя со мною по сжатому полю, дѣвочка встрѣтила двухъ мущинъ изъ своего табора. Подъ вечеръ, мы взошли въ одну изъ ихъ палатокъ. Женщины разразились криками: Кіоми, Кіоми! точно взлетѣвшее гнѣздо вороновъ. Ихъ глаза и зубы такъ и сверкали; казалось какъ будто кто-нибудь плескаетъ рукой по темной водѣ. Странный языкъ которымъ онѣ говорили какъ-то звонко отчеканивая каждое слово, переливая голосомъ изъ одного тона въ другой и никогда сильно не понижая и не повышая его, не имѣя въ себѣ ничего музыкальнаго, имѣлъ однако что-то особенное и привлекательное, онъ внушалъ мнѣ предположеніе что я попалъ въ общество какихъ-то очень любопытныхъ птицъ. Онѣ добродушно встрѣтили меня, и каждая изъ нихъ поглядѣла съ минуту мнѣ прямо въ лицо. Затѣмъ, онѣ два раза черпнули для меня ложкой изъ большаго горшка съ супомъ, стоявшаго надъ огнемъ, посреди палатки.
   Кіоми было имя моей спутницы. У нея были двѣ сестры, Аделина и Эвелина, и два брата, Офикъ и Вильямъ, былъ у нея еще двоюродный братъ, кулачный боецъ. Вотъ такимъ и я буду, сказалъ я. Играть за деньги на скрипкѣ не нравилось мнѣ, хотя и очень пріятно было слышать, лежа въ объятіяхъ Кіоми, игру Офика, убаюкивавшую меня; мнѣ все казалось при этомъ что я плыву внизъ по какимъ-то рѣчкамъ одной за другою; я, казалось, видѣлъ какъ волны ихъ сливались и расходились, между тѣмъ какъ я тихо плылъ все дальше, а какая-то чудно-прекрасная страна сонливо кивала мнѣ съ береговъ. Я заснулъ безъ просыпу, до утренняго пѣнія пѣтуха. Сонъ казался мнѣ не болѣе какъ переходомъ черезъ арку какого-то канала. Кіоми и я были въ степи, еще до солнечнаго восхода, перепрыгивая черезъ рвы, гоняясь за синицами и передразнивая чибисовъ. Мнѣ казалось что я еще слышу послѣдніе звуки Офиковой скрипки, въ то время какъ золотистый свѣтъ заливалъ все небо надъ Риверсли. Странные, унылые звуки скрипки раздававшіеся ночью въ палаткѣ, являлись, казалось, сейчасъ же вслѣдъ за солнцемъ и тихія мечты баюкавшія мой сонъ слѣдили за мной неотступными тѣнями въ продолженіи свѣтлаго дня, или лучше сказать, до обѣденнаго времени, съ котораго я ни о чемъ уже не могъ думать, кромѣ большаго горшка. Кормили насъ вдоволь, кушанье было лучше нежели у Рилпенжера, исключая однако пудинговъ. Послѣ обѣда, я былъ готовъ на всякія шалости. Странно было чувство овладѣвшее мною при видѣ Кіоми, просившей милостыни у какого-то джентльмена. Я упрекнулъ ее за это. Она показала мнѣ шестипенсовую монету, блиставшую на ея ладони. Я далъ ей шиллингъ, съ тѣмъ чтобъ она болѣе не дѣлала этого. Теперь у нея былъ шиллингъ и шесть пенсовъ, сказала она, и размысливъ хорошенько, я понялъ что она считала эти деньги пріобрѣтенными прошеніемъ милостыни, и вслѣдствіе этого рѣшила что дѣлать это очень хорошо. Деньги оставававшіяся еще у меня въ карманѣ составляли пять шиллинговъ и одинъ пени. Я предложилъ ихъ матери Кіоми, но она отказалась принять ихъ, то же сдѣлалъ и отецъ ея и Офикъ. Пусть я вспомню о нихъ, когда возвращусь домой, сказала она, указывая на Риверсли.-- Нѣтъ, отвѣчалъ я, -- туда я никогда не возвращусь; будьте увѣрены. Женщины усмѣхнулись, а мущины зѣвнули. Мущины проводили время то работая надъ чѣмъ ни попало, какъ будто бы внутри ихъ горѣлъ какой-то огонь, то лежа на спинѣ, вытянувъ ноги, какъ будто бы огонь этотъ вдругъ погасъ. Исключая того что Офикъ упражнялся на скрипкѣ и отецъ его приводилъ и снова уводилъ лошадей, они на моихъ глазахъ только и дѣлали что пеклись на солнцѣ. Въ таборъ пришелъ братъ Офика, съ двоюроднымъ братомъ своимъ, кулачнымъ бойцомъ, молодымъ человѣкомъ, бѣлѣе ихъ лицомъ; я смотрѣлъ на него, вспоминая пристрастіе Джака Тришера къ этому геройскому ремеслу. Кіоми шепнула мнѣ что-то о томъ что братъ ея встрѣтилъ бродягу. Я не слушалъ ея, во мнѣ кипѣла цѣлая буря вслѣдствіе двухъ причинъ: вопервыхъ, моего восторга при видѣ красиваго, молодаго кулачнаго бойца, а вовторыхъ, чувства мстительной злобы противъ него, за то что онъ называлъ Кіоми своею женой, говоря что женится на ней, какъ скоро она выучится играть на арфѣ какъ царь Давидъ. Ужасная глупость требовать отъ дѣвочки чтобъ она играла какъ царь Давидъ внушала мнѣ презрѣніе къ нему, но въ то же время онъ былъ такъ удивительно красивъ и силенъ, и видѣть какъ онъ натягивалъ рукавицы, готовясь сразиться съ толстымъ Вильямомъ, братомъ Кіоми, и отстранялъ тяжелые удары послѣдняго, было бы настоящимъ праздникомъ и не для одного старика Джака, изъ Дипвельской фермы. Онъ обладалъ ловкою граціей леопарда, котораго напоминала мнѣ его куртка; онъ былъ похожъ на искусную машину одаренную свободой движеній. Довольный моимъ восторгомъ, онъ далъ мнѣ урокъ, обѣщая и впредь учить меня.
   -- Онъ тоже хочетъ быть когда-нибудь бойцомъ, сказала Кіоми, грызя яблоко, которое онъ далъ ей.
   Я вырвалъ у нея это яблоко, бросилъ его на землю и сталъ топтать его ногами. Она дала мнѣ пощечину и въ ту же минуту встала въ кругъ, готовясь на бой. Я увидалъ что дѣвочка собирается нападать на меня.
   -- Ну, начинай! закричалъ я, желая скрыть свое смущеніе и воображая что мнѣ такъ же легко будетъ вывернуться изъ-подъ ея ударовъ, какъ кулачному бойцу изъ-подъ ударовъ толстаго Вильяма. Но я ошибся.
   -- О! вы думаете что я не умѣю защищаться, сказала Кіоми; и затѣмъ накинулась на меня разъ, два, три, проворно какъ кошка и хладнокровно какъ статуя.
   -- Колоти его, радость моя; она знаетъ какъ постоять за себя, закричалъ кулачный боецъ; -- ты должна бить его до крови, Кіоми, пусти-ка ему кровь, голубка моя; задай ему прямо въ морду, чтобъ у него изъ глазъ искры посыпались. Эй расшевели его, жарь его! Покажи ему кто училъ тебя; сбей его съ ногъ, и я завтра же женюсь на тебѣ!
   Я былъ взбѣшенъ на нее, какъ будто она оскорбляла меня, выдавая себя за собственность этого человѣка, и мнѣ же доставалось отъ нея. Ея маленькіе кулачки попадали въ цѣль мѣтко и твердо какъ желѣзные, она любила драться и могла по меньшей мѣрѣ равняться со мной. Чтобъ избѣгнуть позора, сильно ударивъ ее, или видя себя побитымъ ею, въ открытомъ бою, я уклонился, обхвативъ ее за средину стана и повалилъ на землю, не очень ловко, ибо самъ упалъ, сжатый ея руками, вмѣстѣ съ нею. Должны были силой оторвать меня отъ нея.
   -- И вы прошли курсъ кулачнаго боя, сказалъ мнѣ довольно свирѣпо кулачный боецъ.
   Прочіе были ласковѣе и не ворчали на меня за то что я растянулся какъ канатъ, по ихъ словамъ. Кіоми пожелала возобновить бой; но я громко сказалъ:
   -- Я никогда не бью дѣвочекъ, и признаюсь вамъ, не люблю чтобъ онѣ колотили меня.
   -- Если такъ, то пойдемте къ рѣкѣ и вымойте себѣ лицо, сказала она, потащивъ меня за пальцы. Обмывъ кровь съ моего лица, она поцѣловала меня. Мнѣ показалось что отъ нея такъ и пахнетъ кулачнымъ бойцомъ.
   Въ вечеру Офикъ предложилъ кулачному бойцу и мнѣ пойти съ нимъ прогуляться. Я попросилъ взять съ собой и Кіоми, на что они согласились. Цыганки такъ жали мнѣ руки, при прощаніи, какъ будто я отправлялся въ дальнее странствіе, прося меня не забывать ихъ и никогда не думать дурно о бѣдныхъ цыганахъ.
   -- Да что вы? Вѣдь я остаюсь съ вами, говорилъ я.
   Онѣ весело засмѣялись, говоря чтобъ я приходилъ смотрѣть какъ они будутъ снимать вечеромъ свой таборъ отсюда. Каждыя двѣ или три минуты, Кіоми толкала меня подъ локоть, показывая назадъ, и я видѣлъ какъ женщины махали своими цвѣтными платками. Потерявъ изъ виду палатки, мы увидали бродягу. Кіоми крикнула: спрячьтесь! Я нырнулъ подъ кустъ. Бродяга приблизился, спрашивая обо мнѣ. Въ Риппенджеровой школѣ лганье было не въ модѣ, благодаря Геріоту, однако мнѣ приходилось слышать какъ мальчики шалили, и ложь выходила изъ ихъ устъ гладко какъ рыба, такъ просто, живо и правдоподобно что можно было подумать что учитель спрашиваетъ у нихъ эту ложь вмѣсто урока, а они отвѣчаютъ: вотъ она! Но мальчики не могли бы лгать такъ послѣдовательно и непрерывно какъ эти друзья мои. Я убѣжалъ, говорили они, повернувшись всѣ разомъ въ одну сторону, указывая направленіе въ которое будто бы отправился я, они намекали на мои планы, не открывая однако подробностей ихъ изъ боязни чтобы не вышло сплетней, они замѣтили что хотятъ предоставить мнѣ всѣ средства уйти. Кіоми сказала что надѣется что ему не удастся поймать меня. Бродяга завылъ отъ досады, а Цыгане смѣялись надъ нимъ. Я въ душѣ поблагодарилъ ихъ за ихъ преданность. Пробираясь подъ покровомъ долины, я перешелъ черезъ сосновую рощицу къ большой дорогѣ и побѣжалъ по ней со всѣхъ ногъ. Только что успѣлъ я закричать: "теперь я въ безопасности", какъ изъ проѣзжавшаго по дорогѣ экипажа вышла вдругъ какая-то дама, обхватила меня руками и чуть не задушила меня въ своихъ объятіяхъ. Это была моя тетушка Дороти.
   

ГЛАВА VIII.
Дженетъ Ильчестеръ.

   Я былъ взятъ въ плѣнъ, преданный измѣнниками, и имѣя еще въ карманѣ пять шиллинговъ и одинъ пени, служившіе мнѣ залогомъ еще возможной для меня свободы. Ни Офикъ, ни Кіоми не показывались на дорогѣ и не отвѣчали на мой повтореный зовъ.
   -- Она боится взглянуть мнѣ въ лицо, сказалъ я, сосредоточивая весь гнѣвъ свой на Кіоми.
   -- Гарри, Гарри! говорила моя тетушка,-- они вѣрно видѣли меня здѣсь; ты огорченъ что я съ тобой, дорогой мой.
   Ея быстрые каріе глаза такъ и пожирали меня, между тѣмъ какъ я стоялъ запыхавшись, думая что я былъ бы вполнѣ счастливъ еслибы могъ бросить въ эту минуту всѣ свои деньги къ ногамъ Кіоми, сказавъ ей: "Вотъ возьми все что у меня есть; я ненавижу тебя!" Съ минуту я съ любопытствомъ разсматривалъ легкій оттѣнокъ усиковъ на верхней губѣ моей тетушки; въ слѣдующую минуту мы уже сидѣли съ ней въ каретѣ и она опять стала моей милою тетей Дороти, и я покатилъ съ ней по другой дорогѣ, которая вела меня въ иной міръ.
   Цыгане условились доставить меня моей теткѣ; фермеръ Экерти разказалъ обо мнѣ моему дѣду; бродяга навелъ тогда мистера Риппенджера на нашъ слѣдъ. Мистеръ Риппенджеръ заплатилъ вѣроятно за это бродягѣ; дѣдъ мой заплатилъ счетъ Риппенджера, также какъ и за Саддльбенкова гуся, тетушка заплатила Цыганамъ, но я сомнѣваюсь чтобъ они выдѣлили что-нибудь изъ этихъ денегъ бродягѣ, такъ что вѣроятно списокъ выгодъ полученныхъ имъ за то что онъ никого ни о чемъ не распрашивалъ, былъ на этотъ разъ законченъ.
   Я воротился въ Риверсли болѣе похожій на взрослаго, нежели большинство мальчиковъ моихъ лѣтъ, и въ то же время болѣе похожій на ребенка. Маленькій ребенокъ и тотъ не сталъ бы такъ злиться какъ я за поступокъ Кіоми; но съ другой стороны, я отвѣчалъ на смѣшную вѣжливость моего дѣда съ хладнокровіемъ взрослаго.
   -- Итакъ вы возвратились къ намъ, не такъ ли?
   -- Да, возвратился.
   -- Убѣжавъ сначала отсюда какъ заяцъ или какъ лисица изъ-подъ ружья?
   -- Вовсе нѣтъ; я не убѣжалъ отсюда.
   -- Вы ѣздите верхомъ?
   -- Да; ѣзжу.
   Вотъ какимъ образомъ онъ привѣтствовалъ меня при встрѣчѣ, и вотъ какъ я отвѣчалъ на это привѣтствіе. Я. не убѣгалъ отъ него, и совѣсть моя была покойна.
   Вскорѣ послѣ того онъ сказалъ мнѣ:
   -- Слушайте, имя ваше въ этомъ домѣ Гарри Ричмондъ, понимаете вы меня? Слугамъ моимъ дано приказаніе называть васъ мистеромъ Гарри Ричмондомъ, именемъ даннымъ вамъ при крещеніи. Вы родились здѣсь, будьте такъ добры, помните это. Я не хочу слышать здѣсь бродяжническихъ именъ. Онъ весь вспыхнулъ, отдуваясь и пробормотавъ: я не хочу видѣть пріемовъ свойственныхъ бродягамъ.
   Я отлично понялъ смыслъ его словъ. Раздраженный за моего отца, я постоянно живо чувствовалъ всякое оскорбленіе нанесенное ему, и сознавая неизмѣримое превосходство нашего рода надъ родомъ Белтамовъ, я сказалъ въ сторону, обращаясь къ старику Сьюису и ложимая плечами:
   -- Сквайръ велитъ мнѣ помнить гдѣ я родился. Мнѣ мудрено было бы забыть весь вздоръ слышанный мною отъ него.
   Сьюисъ, вмѣсто отвѣта, посовѣтовалъ мнѣ обращать побольше вниманія на конюшни, да прилежно попивать вино, по вечерамъ, вмѣстѣ со сквайромъ; то и другое казалось мнѣ настолько не труднымъ что мнѣ невольно пришло въ голову: "вотъ какими способами можно добиться расположенія своихъ родныхъ!" Признаюсь однако что точность сквайра касательно платежа долговъ произвела на меня впечатлѣніе. Онъ избавилъ меня отъ позора оставаться въ долгу у ненавистнаго мнѣ содержателя школы и, кромѣ того, я жилъ подъ его кровлей и ѣлъ его хлѣбъ. Моя недавняя вольная жизнь внушила мнѣ убѣжденіе что за все это я долженъ быть обязанъ ему. Кіоми казалась мнѣ единственною достойною жертвой моего гнѣва, заслужившею за свою непростительную измѣну чтобъ я истопталъ ее ногами.
   Понемногу дѣлъ мой сталъ привыкать ко мнѣ и говорилъ иногда, выражая этимъ свое одобреніе нѣкоторымъ изъ моихъ поступковъ: "Въ немъ видѣнъ Белтамъ, въ немъ видѣнъ Белтамъ!" Разъ, на охотѣ, я перескочилъ прямо предъ нимъ черезъ изгородь и черезъ ровъ, онъ съ гордостью воскликнулъ: "Бельтамъ, съ ногъ до головы!" и сталъ хвалить меня. Вечеромъ, сидя за виномъ, онъ вдругъ неожиданно сказалъ мнѣ: "Да, Гарри, ты долженъ пробить себѣ головой дорогу чрезъ изгороди и рвы, дружокъ мой! Въ это проклятое время нельзя быть ловкимъ только съ одной стороны. Въ мое время, если ты хорошо умѣлъ держаться на сѣдлѣ, такъ значитъ и на все былъ хорошъ; теперь же нужно набивать себѣ мозги чѣмъ только можешь, тутъ чего-нибудь понабраться, тамъ чего-нибудь, и за тѣмъ нести все это на продажу какъ разнощикъ; да многіе и дѣлаютъ такъ. Природы теперь ни въ чемъ больше нѣтъ; вездѣ нужно брать проклятою хитростью; да, теперь нашъ деревенскій сквайръ долженъ быть на половину стряпчимъ чтобы только сводить концы съ концами. Ты долженъ учиться; да, сударь, вы должны корпѣть надъ книгами, да надъ картами чтобы какой-нибудь діавольскій выскочка не опередилъ васъ и не махнулъ бы вамъ хвостомъ по лицу." Онъ заключилъ свою рѣчь словами: "Я радъ что ты мастеръ пить вино, мой мальчикъ."
   Такимъ образомъ я все болѣе выигрывалъ въ его мнѣніи, пока не услыхалъ отъ него что онъ назначаетъ меня наслѣдникомъ Риверсли и всѣхъ своихъ имѣній, съ однимъ условіемъ, впрочемъ, о которомъ онъ пока умолчалъ. Я былъ готовъ полюбить его, еслибы только могъ говорить съ нимъ объ отцѣ. Но пока я любилъ старика Сьюиса болѣе его, потому что онъ часто говорилъ мнѣ о ночи въ которую отецъ мой унесъ меня отсюда, и хотя онъ никогда не произносилъ лестныхъ словъ, которыя я горячо желалъ услышать отъ него, но за то такъ часто повторялъ мнѣ этотъ разказъ что мнѣ казалось образъ моего отца озарялъ своимъ лучистымъ сіяніемъ нашу красную залу. Цѣлью всѣхъ моихъ прогулокъ и выѣздовъ верхомъ была или дорога по которой онъ отправился тогда въ Лондонъ, унося меня въ своихъ объятіяхъ, или же пустое теперь мѣсто на которомъ стоялъ прежде таборъ Кіоми. Кіоми олицетворяла въ глазахъ моихъ свободу, указывая мнѣ въ даль покрытую мракомъ, чрезъ который я хотѣлъ пробиться чтобы найти отца. Когда я заговаривалъ о немъ съ тетушкой, она начинала дрожать. Она говорила мнѣ: "Да, Гарри, говори мнѣ все о чемъ ты думаешь, спрашивай обо всемъ что только желаешь знать"; но дрожь пробѣгавшая по всѣмъ членамъ ея останавливала меня и я сдерживалъ всѣ свои чувства въ себѣ, что не легко было мальчику съ головой полною смутнаго броженія и съ сердцемъ полнымъ жажды. Я иногда употреблялъ на свои прогулки верхомъ все находившееся въ моемъ распоряженіи время, спѣша затѣмъ доскакать домой и переодѣться къ обѣду въ нѣсколько минутъ чтобы не опоздать къ столу сквайра. Мнѣ стоило большаго усилія надъ собой повернуть мою маленькую лошадку назадъ отъ виднѣвшихся на востокѣ холмовъ и долинъ; они, казалось мнѣ, могли повѣдать мнѣ тайну о моемъ отцѣ. Они показались бы мнѣ очень унылыми еслибъ я отчаялся узнать отъ нихъ что-нибудь о немъ. Зимой и лѣтомъ я постоянно колебался между различными предположеніями: то въ теченіе цѣлой недѣли я жилъ въ увѣренности что онъ находится близь Риверсли и зоветъ меня къ себѣ; то я цѣлую недѣлю мучился страхомъ что онъ умеръ; въ головѣ моей бродили безконечныя мечты о немъ: я видѣлъ его странствующаго по чугкимъ землямъ, ласкающаго мальчиковъ и дѣвочекъ попадающихся ему на дорогѣ, или проѣзжающаго въ сіяющемъ блескѣ, среди кланяющагося ему народа. Я говорю въ сіяющемъ блескѣ: еслибъ эти видѣнія имѣли болѣе опредѣленности, я бы, кажется, сейчасъ былъ готовъ отправиться въ путь вслѣдъ за нимъ. Но мечты эти мелькали предо мною неясными образами; я самъ снабжалъ свѣтомъ эти образы, уже въ послѣдствіи, когда становился хладнокровнѣе и могъ говорить самъ себѣ: "какая польза воображать себѣ все это?" Однако мечты были отрадны мнѣ. Такимъ образомъ таинственный мракъ окружавшій моего отца озарился въ глазахъ моихъ самымъ нѣжнымъ свѣтомъ. Я соорудилъ ему изъ своихъ мечтаній какой-то чудный храмъ, переступая порогъ котораго я оставлялъ за собою весь остальной міръ.
   Недостатокъ въ обществѣ мальчиковъ моихъ лѣтъ и тяжелая умственная работа произвели во мнѣ этотъ разладъ съ самимъ собою. Учебныя занятія мои безпрестанно прерывались. Домашніе учителя являвшіеся для моего научнаго образованія смѣнялись одинъ за другимъ. Это были все духовные, которые или сватались за тетю Дороти, или упрекали сквайра за его привычку божиться. "Самъ діаволъ вселился въ этихъ духовныхъ, говорилъ онъ; въ мое время они смирно вели себя, помышляя лишь о небѣ да о бутылкѣ." Тетя раздѣляла мнѣніе нашихъ сосѣдей, посылавшихъ своихъ сыновей въ школы, и полагала что и меня бы слѣдовало помѣстить туда.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, говорилъ на это сквайръ,-- моя жизнь того и гляди приходитъ къ концу, по милости этой подагры, а я хочу, пока еще можно, имѣть у себя на глазахъ моего наслѣдника. Вѣдь мальчикъ этотъ сынъ моей дочери! Пусть онъ выростетъ среди своихъ владѣній. Мы обыщемъ всю страну, да найдемъ наконецъ человѣка который сумѣетъ вдолбить ему въ голову что нужно, не глазѣя налѣво и направо, какъ баранъ.
   Къ несчастію, человѣкъ по вкусу сквайра нигдѣ не отыскался. Тетушка была хороша собой, была богатою невѣстой (она имѣла свои собственныя деньги, наслѣдованныя отъ родныхъ съ материнской стороны), кромѣ того она была милѣйшая на свѣтѣ женщина, съ голосомъ слаще всякой флейты. Во всемъ графствѣ говорили что, для того чтобы жениться не какой-нибудь изъ Белтамовъ, надо тайкомъ увезти ее.
   Двоюродная бабушка моя, сестра сквайра, была увезена тайкомъ изъ дому. Она умерла бездѣтною. Любимая двоюродная сестра его тоже убѣжала съ однимъ бѣднымъ баронетомъ, сзромъ-Родерикомъ Ильчестеромъ, сынъ котораго, Чарльзъ, приходилъ иногда играть со мной и былъ страшный повѣса. Еслибы не я, говорилъ онъ, то сквайръ назначилъ бы его своимъ наслѣдникомъ; онъ часто въ лицо "посылалъ меня къ чорту" вслѣдствіе этого, и говорилъ, пожимая мнѣ притомъ руку: "Я бы съ удовольствіемъ задалъ вамъ хорошаго тумака въ голову, Гарри Ричмондъ, клянусь честью." Онъ проклиналъ свою судьбу за то что долженъ былъ учиться чтобы сдѣлаться, какъ онъ говорилъ, оборвышемъ священникомъ, все изъ-за того что я воротился-таки въ Риверсли.
   Онъ объявилъ мнѣ что я долженъ буду жениться на сестрѣ его, Дженетѣ, потому что нельзя было выпустить все состояніе изъ семьи нашей. Дженетъ Ильчестеръ была своеобразная дѣвочка, любимица тети Дороти и особенный баловень сквайра; у нея были розовыя щеки, стройный станъ, прямо и ловко державшійся на ходу и на сѣдлѣ, и она всегда старалась быть со мной ласковою; но несмотря на это, мы вѣчно ссорились; она терпѣть не могла когда я говорилъ о Кіоми.
   -- Не говорите объ этихъ тваряхъ съ которыми вы встрѣчались когда сами были нищимъ, Гарри Ричмондъ, говорила она.
   -- Я никогда не былъ нищимъ, отвѣчалъ я.
   -- Ну, такъ она была нищая, возражала Дженетъ,-- и я не могъ отрицать ея словъ, хотя единственная разница видимая мною между Дженетой и Кіоми состояла въ томъ что Дженетъ безпрестанно выпрашивала разныя разности и подарки у своихъ знакомыхъ, а Кіоми -- у чужихъ. Я получалъ отъ сквайра карманными деньгами пятьдесятъ фунтовъ въ годъ. Я бы тратилъ ихъ всѣ на подарки Дженетѣ, еслибы исполнялъ всѣ желанія ея касательно хлыстиковъ, ножичковъ, ящиковъ съ карандашами, пуговицъ и собакъ.
   Большая часть моихъ денегъ уходила на это. Она постоянно получала извѣстія о продающихся красивыхъ собакахъ. Я купилъ ей большую собаку, коричневую гончую, и маленькую моську. Ей позволили держать дома только одну моську, а другихъ собакъ я долженъ былъ взять на свое попеченіе. Когда Дженетъ приходила навѣщать ихъ, то кликала ихъ по именамъ, но конечно они скорѣе слушались меня чѣмъ ее, и она плакала отъ ревности. Разъ мы серіозно поссорились съ нею. Леди Ильчестеръ пригласила меня на цѣлый день къ себѣ, такъ какъ Чарли былъ дома по случаю лѣтнихъ каникулъ. Чарли, Дженетъ и я удили втроемъ форелей въ рѣкѣ, и Дженетъ, съ цѣлью польстить мнѣ (что я отлично замѣтилъ), заговорила со мной, пока я заправлялъ ея удочку, какъ будто бы она дѣйствительно могла поймать что-нибудь, о Геріотѣ и затѣмъ сказала:
   -- Ахъ, Боже мой! Мы вѣдь съ вами друзья, не правда ли? Чарли говоритъ что мы со временемъ будемъ мужемъ и женой, но мать у насъ такая гордая; ей вѣрно не понравится что у васъ такой отецъ; развѣ что онъ умретъ къ тому времени и мнѣ не надо ужь будетъ подходить къ нему за поцѣлуемъ.
   Я въ изумленіи, но безъ гнѣва, устремилъ взглядъ на дѣвочку, понявъ что она лишь повторяетъ наивные разчеты на будущее слышанные ею отъ брата. Я сказалъ ей:
   -- Слушайте что я скажу вамъ, Дженетъ: я вамъ прощаю на этотъ разъ, потому что вы глупенькая, маленькая дѣвочка и не знаете сами что говорите. Но извольте впередъ говорить о моемъ отцѣ съ уваженіемъ, или же вы никогда болѣе не увидите меня. Тутъ Чарли закричалъ:
   -- Что тамъ такое? Никакъ вы говорите о вашемъ отцѣ?
   Дженетъ захныкала, жалуясь что я назвалъ ее глупенькою дѣвочкой. Еслибъ она промолчала, я бы вѣроятно простилъ ей. Но низость этой дѣвочки, сваливавшей еще вину на меня, жестоко оскорбивъ меня, въ то же время, наполнила меня невыразимымъ презрѣніемъ къ ней. Чарли и я тоже чуть не поссорились. Онъ убѣждалъ меня не говорить его сестрѣ о моемъ отцѣ. Всѣ знаютъ, говорилъ онъ, что я не виноватъ въ этомъ, и будь у него такой негодяй вмѣсто отца, онъ бы назначилъ ему пенсію и знать бы его не хотѣлъ. Говоря правду, его семейство ничего не имѣло противъ меня, исключая того обстоятельства что у меня былъ такой отецъ, и мнѣ бы слѣдовало рѣшиться совсѣмъ отречься отъ него, прежде чѣмъ я выросту; онъ де говоритъ мнѣ это по дружбѣ. Я могу сколько угодно хмурить брови и сжимать кулаки, но онъ говоритъ мнѣ это какъ другъ.
   Дженетъ все это время грызла бисквитъ, поглядывая изъ-за него на меня мышиными глазками. Ея короткое платьице и ея жадность, составлявшія странную противоположность съ ея брачными планами, еще болѣе взбѣсили меня, хотя сердце мое такъ и болѣло объ отцѣ. Я спросилъ ее что она знаетъ про него. Она продолжала грызть бисквитъ, бормоча:-- Онъ явился въ Риверсли увѣряя что онъ учитель пѣнія; я знаю что это правда, и еще кое-что знаю.
   -- Ну, да, и будто бы онъ учитель рисованія и профессоръ всякой всячины, прибавилъ ея братъ.-- Брось его, пріятель, въ немъ мало хорошаго.
   -- Нѣтъ, я такъ увѣрена что въ немъ ничего нѣтъ хорошаго, сказала Дженетъ.
   Я взялъ ее за руку и сказалъ ей:-- Вы не знаете какъ оскорбляете меня, но вы дитя; вы не знаете что дѣлается на свѣтѣ. Я люблю моего отца, помните это, и то что вы совѣтуете мнѣ сдѣлать, низко и подло; но вы объ этомъ не можете судить. Я готовъ стоять за него противъ всего свѣта. А когда вамъ придетъ время выходить замужъ, то выходите за кого вамъ угодно, только не за меня. Итакъ, прощайте, Дженетъ. Думайте пока о вашихъ урокахъ, а не о замужествѣ. Мнѣ это, право, смѣшно.
   Я сказалъ это однако безъ смѣху. Братъ ея изо всѣхъ силъ старался обратить на себя мое вниманіе.
   Дженетъ обратилась къ сквайру. Болтовня ея о нашемъ будущемъ бракѣ была извинительна. Она слышала объ этомъ отъ сквайра. Онъ всегда говорилъ что любитъ чтобы подобныя дѣла были рѣшены и подписаны заранѣе, и какъ мнѣ сказала потомъ тетушка, условился съ леди Ильчестеръ, въ присутствіи Дженетъ, что мы составимъ съ ней въ послѣдствіи чету супруговъ. Дѣдушка обѣщалъ Дженетъ помирить насъ. Онъ полагалъ что сдѣлать это будетъ не трудно. Въ Риверсли пригласили множество гостей, и Дженетъ явилась разрядившись въ мои подарки и набивъ ими же свои карманы. Сквайръ повелъ гостей къ конюшеннымъ воротамъ; они раскрылись и изъ нихъ вывели, среди громкихъ криковъ восторга, великолѣпнаго пони, съ дамскимъ сѣдломъ. Сквайръ положилъ уздечку мнѣ въ руку, говоря чтобы я самъ подарилъ его. Я спросилъ кому назначенъ этотъ подарокъ? Онъ указалъ мнѣ на Дженетъ. Я подвелъ пони къ Дженетъ и сказалъ: "вотъ это даритъ вамъ сквайръ".
   Въ своемъ восхищеніи она забыла что мы съ ней въ ссорѣ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, это дарите мнѣ вы, глупенькій Гарри; я васъ должна благодарить. Что за милый пони! Мнѣ хотѣлось бы поцѣловать васъ за него. Я быстро отступилъ назадъ, но Сквайръ услыхалъ ея слова.
   -- Впередъ, милостивый государь, закричалъ онъ, божась сердито.-- Вы, кажется, бѣжите отъ поцѣлуя, а въ васъ еще кровь Белтамовъ. Впередъ, юноша. Цѣлуй ее, заключи ее въ объятія или преклони предъ ней колѣно. Веди себя по крайней мѣрѣ какъ слѣдуетъ мущинѣ. Ну, скорѣе: видишь она ждетъ тебя.
   -- Я приготовила вамъ письмо, Гарри, въ которомъ объяснила вамъ, о! мнѣ было такъ жаль что я обидѣла васъ, прошептала мнѣ Дженетъ, когда я подошелъ снова къ пони;-- и мнѣ бы не хотѣлось поцѣловаться съ вами при всѣхъ, лучше когда-нибудь въ другой разъ; а теперь пожмемте другъ другу руку.
   -- Подергайте лучше пони за гриву, сказалъ я;-- это выйдетъ все то же. Смотрите, вотъ я подергалъ его, а теперь вы подергайте.
   Дженетъ машинально послѣдовала моему примѣру. Она сдѣлала притомъ гримасу и пропищала:-- Я готова выдернуть ему всю гриву.
   -- Съ животными нельзя обращаться такъ какъ вы обращаетесь съ вашими куклами, сказалъ я.
   Она побѣжала къ сквайру и отказалась отъ пони. Дицо сквайра изъ веселаго стало мрачно.
   -- Молодой человѣкъ, обратился онъ ко мнѣ;-- не выказывайте себя съ плохой стороны въ порядочномъ обществѣ, или же, ей Богу, вы не долго будете носить Белтамскій гербъ на вашихъ пуговицахъ. Вспомните что эта молодая дѣвица происходитъ съ обѣихъ сторонъ изъ благородныхъ семействъ.
   -- Она воображаетъ что уже годится въ невѣсты, сказалъ я уходя, сопровождаемый всеобщимъ, громкимъ смѣхомъ.
   Но смѣхъ этотъ не вознаградилъ меня за публичное поруганіе того кого я такъ любилъ. Я вышелъ изъ усадьбы, думая что пришло мнѣ время уходить отсюда. Оставаясь здѣсь долѣе, я навѣрное буду слышать какъ бранятъ моего отца. Не отправиться ли мнѣ странствовать по свѣту вмѣстѣ съ Кіоми, не уѣхать ли за море, не перебраться ли черезъ Анды, или не поступить ли мнѣ въ прусскую армію и слушать въ ней разказы солдатъ о Великомъ Фридрихѣ? Я бродилъ вплоть до сумерекъ, по Кіоминой степи, какъ вдругъ меня нагналъ верхомъ на лошади одинъ изъ нашихъ грумовъ, говоря что сквайръ проситъ меня сѣсть на лошадь и возвратиться на ней какъ могкво скорѣе домой. Двое другихъ малыхъ и кучеръ искали меня по всей окрестности, и сквайръ, повидимому, былъ въ сильной тревогѣ. Я поѣхалъ домой, подобно раненому воину, гордому своею побѣдой, но которому никто еще не перевязалъ кровавыя раны; и чѣмъ сильнѣе разыгрывалась во мнѣ гордость, тѣмъ болѣе болѣло у меня сердце. Дома я нашелъ дѣда огорченнаго и говорившаго мнѣ что вторично потерять меня убило бы его; онъ просилъ меня забыть его суровость, называя меня своимъ маленькимъ Гарри, своимъ наслѣдникомъ, своимъ храбрымъ мальчикомъ; и все-таки я былъ увѣренъ что упомяни я только при немъ о моемъ отцѣ, онъ опять готовъ былъ высказать что-нибудь подобное замѣчанію о Белтамскомъ гербѣ.
   -- Ты малый огневой, какъ я вижу, сказалъ онъ, возвратясь въ нормальное состояніе духа:-- за это и люблю тебя; это въ тебѣ кровь Белтамовъ. Надо имѣть свою собственную волю. Выбрось изъ себя дурную кровь. Выпей-ка за мое здоровье, Гарри. Въ тебѣ по крайней мѣрѣ три четверти Белтамской крови, и я увижу тебя Белтамомъ съ головы до ногъ, прежде чѣмъ умру. Старинная кровь всегда возьметъ свое, клянусь честью. Старше нашего рода нѣтъ во всей нашей сторонѣ. Чортъ бы побралъ всю эту примѣсь чужой крови. Мой отецъ не позволялъ, сколько могъ, выходить своимъ дочерямъ замужъ. Ваше здоровье, молодой сквайръ Белтамъ! Гарри Телель Белтамъ, вѣдь не дурно, а? Посмотримъ, какъ говорятъ въ комедіи. Возьми мое имя и брось Ричмонда, -- или бросимъ тутъ пока этотъ разговоръ; потолкуемъ объ этомъ послѣ когда-нибудь.
   Такимъ образомъ онъ пытался выразить свою ненависть къ моему отцу, не оскорбляя меня; а я хлоднокровно наблюдалъ за нимъ, думая въ то же время, что еслибы въ эту минуту явился предо мною мой отецъ въ лохмотьяхъ нищаго и махнулъ бы мнѣ однимъ пальцемъ, приказывая идти вслѣдъ за нимъ, то я бы не колеблясь пошелъ, хотя бы весь Риверсли, во всей своей роскоши, умолялъ меня остаться.
   

ГЛАВА IX.
Вечеръ въ обществѣ капитана Белстедъ.

   Сонъ о моемъ отцѣ, лежащемъ подобно восковой фигурѣ въ постели, внушилъ мнѣ мысль о смерти. Я былъ боленъ, самъ не сознавая этого, и воображалъ что отчаяніе овладѣвшее мною у подножія лѣстницы, при мысли что я никакъ не могу добраться до своей комнаты и спокойно улечься тамъ въ постель, казалось мнѣ признакомъ близкой смерти. Тетя Дороти цѣлую недѣлю ухаживала за мной; кромѣ нея да моихъ собакъ, никто не входилъ въ мою комнату. Я смутно чувствовалъ только два желанія: вопервыхъ, не видать сквайра, а вовторыхъ, чтобы она разказала мнѣ что-нибудь о любви моей матери къ моему отцу. Разъ она задумчиво проговорила:
   -- Гарри, у тебя сердце твоей матери.
   Я отвѣчалъ: Нѣтъ, моего отца.
   Вслѣдствіе этого, между нами завязался разговоръ, самый отрадный который я имѣлъ съ кѣмъ-либо съ тѣхъ поръ какъ былъ разлученъ съ отцомъ, хотя она говорила робко и сообщила мнѣ очень немногое. Но для меня этого было достаточно, въ то время какъ я лежалъ въ этомъ узенькомъ мірѣ, смотря на морды моихъ собакъ, на красные листья вьющагося растенія у окна и на сосны въ далекой стели, и держа ея руку въ своей. У моего отца было много недостатковъ, говорила она, но онъ былъ ожесточенъ и обманутъ людьми и ему на долю пало тяжелое горе; затѣмъ она все отвѣчала: да, и да, и да, голосомъ какого-то удаляющагося духа, на всѣ мои разпросы о его достоинствахъ. Но это освѣжило и успокоило душу мою, какъ роса освѣжаетъ, за неимѣніемъ дождя, засохшую землю, и я скоро выздоровѣлъ.
   Когда я опять возвратился въ нашъ домашній кругъ, то замѣтилъ что недѣля проведенная мною въ уединеніи одарила меня странною способностью: я научился разгадывать всѣхъ людей, какъ бы видя ихъ насквозь. Смотря на сквайра, я говорилъ самъ себѣ: "У моего отца были свои недостатки, но его ожесточили люди", и вслѣдъ за этимъ я все прощалъ старику. Его ненависть къ моему отцу казалась мнѣ капризомъ, и въ оправданіе этого предположенія, я сталъ замѣчать всѣ его нелогичные поступки и слова, невольно улыбаясь при мысли о его суровомъ, взбалмашномъ характерѣ и о моемъ великодушіи. Онъ замѣтилъ мою улыбку и посвоему объяснилъ ее себѣ:
   -- Что ты усмѣхаешься, Гарри? Вѣрно опять поймалъ меня на грѣшкѣ противъ грамматики, что?
   Кто могъ бы обижаться его раздражительными нападками, читая всѣ мысли его, какъ я?
   Я видѣлъ насквозь мою тетушку; она находилась въ безпрестанномъ страхѣ что я возобновлю нашъ прежній разговоръ. Я такъ и видѣлъ какъ мысли ея все старались убѣгать отъ меня какъ пугливыя птицы. Также вѣрно угадывалъ я мысли прочихъ попадавшихся мнѣ на глаза людей. Фермеръ Экерти въ изумленіи сознался что мысли его дѣйствительно занималъ крикетъ въ ту минуту какъ я сдѣлалъ это предположеніе.
   -- Главною моею мыслью, проходившею точно нагруженный возъ по моей головѣ, была въ эту минуту уборка хлѣба, мастеръ Гарри; но признаюсь, я въ то же время подумывалъ и о крикетѣ, нечего грѣха таить.
   Горничная моей тетушки, Девисъ, была чрезвычайно поражена когда я вдругъ открылъ тайну ея любви; безполезно было бы ей запираться, ибо я видѣлъ какъ она оказывала нѣжное вниманіе лакею леди Ильчестеръ.
   Старикъ Сьюисъ сказалъ съ важностью: "Видно вы побывали у колдуновъ, мастеръ Гарри," а другіе были увѣрены что я научился этому дару у Цыганъ жившихъ на приходскомъ лугу.
   Служанки наши оказывали мнѣ сначала нѣкоторое недовѣріе, но скоро я замѣтилъ что онѣ столько же готовы были вѣрить какъ и не вѣрить мнѣ. Съ моимъ послѣднимъ наставникомъ, преподобнымъ Симономъ Гартомъ, я былъ не довольно близокъ для того чтобы доказать и ему на дѣлѣ мой необыкновенный даръ; но я выпрашивалъ у него разные бантики и клалъ на его столъ тепличные цвѣты отъ имени тетушки, имѣя удовольствіе видѣть какъ онъ краснѣлъ при этомъ. Онъ постоянно хвалилъ мои латинскія упражненія и давалъ мнѣ отличныя отмѣтки; но я не нуждался въ похвалахъ не относившихся къ моимъ природнымъ способностямъ. Теперь отецъ мой думаетъ обо мнѣ! Это было не трудно вообразить себѣ, но увѣренность въ этомъ еще болѣе убѣдила меня въ моей проницательности.
   -- Почемъ вы все это знаете? Какъ это можно отгадать о чемъ другіе думаютъ? говорила Дженетъ Ильчестеръ, голова которой была такъ же открыта предо мной какъ моя шляпа. Она притворялась что боялась меня болѣе чѣмъ это было въ самомъ дѣлѣ.
   -- А теперь вы думаете что льстите мнѣ говоря это? сказалъ я.
   Она тревожно взглянула на меня.
   -- А теперь вы спрашиваете себя: что вы умѣете дѣлать лучше меня?
   -- Продолжайте, проговорила она.
   Я остановился. Она обвинила меня въ томъ что вотъ я запнулся. Я не отрицалъ ея обвиненія.
   -- Ну, отгадывайте, отгадывайте дальше, сказала она, -- видите, вы не можете!
   Мой отвѣтъ поразилъ ее:
   -- Вы теперь думаете что вы леди происходящая съ обѣихъ сторонъ изъ благородныхъ семействъ.
   Сначала она никакъ не хотѣла согласиться со мной.
   -- Нѣтъ, Гарри, я вовсе не объ этомъ думала, увѣряю васъ; я думала о томъ какъ вы умны.
   -- Да потомъ, но не сначала.
   -- Нѣтъ, Гарри, вы въ самомъ дѣлѣ очень умны. Я бы желала быть вполовину настолько умною. Подумайте-ка только, вѣдь что-нибудь да значитъ знать все что думаютъ другіе. Я тоже всегда знаю о чемъ думаетъ мой пони, но это дѣло другое; я узнаю это по его ушамъ. А что до того что я леди, то разумѣется я знаю что я леди, да и вы также, то-есть вы также джентльменъ, хочу я сказать. Я вотъ о чемъ думала, я скажу вамъ теперь то о чемъ я въ самомъ дѣлѣ думала: я желала бы чтобы вашъ отецъ жилъ гдѣ-нибудь недалеко отъ насъ и чтобы мы съ нимъ были дружны. Я не могу слышать когда сквайръ такъ говоритъ объ.... А вы никакъ не хуже меня ни въ чемъ, а даже гораздо лучше. Не отталкивайте же меня, Гарри.
   Я самымъ кротчайшимъ способомъ оттолкнулъ ее отъ себя, не подозрѣвая что она прочла мои чувства такъ же хорошо какъ я прочелъ ея мысли. Съ тѣхъ поръ Дженетъ не переставала говорить со мной о моемъ отцѣ, и мы съ ней постоянно были вмѣстѣ. Сквайръ поймалъ меня разъ на улыбкѣ, въ ту минуту какъ онъ восторженно расхваливалъ свой планъ обвѣнчать насъ современемъ; но планъ этотъ не казался мнѣ болѣе ненавистнымъ. Мнѣ казалось что если я уже долженъ жениться когда-нибудь, то ужь лучше будетъ имѣть жену слушающую съ удовольствіемъ мои разказы и готовую странствовать со мной по всему міру, отыскивая того кого я такъ любилъ, какъ мнѣ это обѣщала Дженетъ. Я заставилъ ее поклясться мнѣ не выдавать нашей тайны: она не должна была разказывагь брагу своему Чарли о чемъ мы говорили.
   -- О, я ни за что не скажу ему, увѣряла она, и сейчасъ же выболтала ему все.
   Чарли, возвратясь домой на зимнія вакаціи, брякнулъ разъ за столомъ при сквайрѣ:
   -- Итакъ, Гарри Ричмондъ, вы самый умный человѣкъ въ мірѣ. Дженетъ, такъ та говоритъ что послѣ васъ умнѣе всѣхъ на свѣтѣ отецъ вашъ, хотя она, кажется, и не видывала его никогда.
   -- Что? Эй, что тамъ говорятъ! закричалъ сквайръ.
   -- Чарли говоритъ о моемъ отцѣ, отвѣчалъ я, готовясь встрѣтить грозу.
   Всѣ мы встаіи. До лицу сквайра можно было подумать что его сейчасъ хватитъ ударъ.
   -- Прочь изъ-за моего стола! произнесъ онъ послѣ страшнаго усилія, въпродолженіе котораго онъ не могъ выговорить ни слова.
   Рука его была протянута ко мнѣ. Я приготовился уйти.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не ты! Вонъ тотъ негодяй! крикнулъ онъ, показывая рукой на Чарли.
   Я хотѣлъ было вступиться за него, но мнѣ менѣе кого-либо слѣдовало дѣлать это.
   -- Вамъ вѣроятно пріятно слушать его, не такъ ли? замѣтилъ сквайръ.
   Я готовъ уже былъ сказать: да, но тетушка, присутствіе духа которой всегда проявлялось когда было нужно, положила конецъ этой сценѣ, пододвинувъ сквайру графинъ съ виномъ и заговоривъ съ нимъ своимъ тихимъ голосомъ.
   -- Рылъ яму другому, а попалъ въ нее самъ. Попался таки въ просакъ, нечего говорить, сказалъ Чарли.
   Онъ говорилъ правду, и я простилъ ему ради его откровенности. Онъ и Дженетъ гостили въ это время въ Риверсли. На слѣдующее утро они уѣхали, такъ какъ сквайръ не говорилъ болѣе съ Чарли, а я съ Дженетъ.
   -- Я вотъ что скажу вамъ; насчетъ одного нѣтъ никакого сомнѣнія, сказалъ мнѣ Чарли, -- Дженетъ права; эти дѣвочки бываютъ иногда очень проницательны: вы умнѣйшій малый котораго я когда-либо встрѣчалъ. Я хотѣлъ было косвеннымъ образомъ подѣйствовать на сквайра, знаете, чтобы онъ доставилъ мнѣ черезъ годикъ или два мѣсто корнета въ драгунскомъ гвардейскомъ полку. Мнѣ казалось что сквайръ могъ бы сдѣлать это безъ всякаго ущерба для васъ; могъ бы назначить мнѣ также сотни двѣ въ годъ, хоть бы въ вознагражденіе за то что я остался съ носомъ. Потому что, клянусь честью, сквайръ поговаривалъ сдѣлать меня своимъ наслѣдникомъ,-- по крайней мѣрѣ явно намекалъ на это,-- прежде чѣмъ вы воротились; а скорѣе чѣмъ сдѣлаться пасторомъ, въ родѣ вашего преподобнаго Гарта, передающаго изюмъ, миндаль и сухарики на померанцевой водѣ вашей тетушкѣ, по обыкновенію всѣхъ преподобій выпадающихъ на долю Риверсли, я готовъ кажется выдать своего лучшаго друга. Но я въ полномъ смыслѣ подстрѣлилъ себя собственнымъ выстрѣломъ, какъ говорится въ газетахъ. Мнѣ таки придется быть пасторомъ; въ этомъ нѣтъ сомнѣнія. Вы устроили все это однимъ поворотомъ руки, даже и не ударивъ; а я люблю ловкихъ бойцовъ. Я не сержусь когда меня ловко сшибаютъ съ ногъ.
   Пять минутъ спустя послѣ этой рѣчи, я уже не могъ объяснить ему что виной его пораженія была не столько моя ловкость сколько моя простота. Изъ этого я понялъ что дѣтская простота есть самое острое оружіе и что она-то и есть крайняя утонченность ловкаго ума; и я сталъ изо всѣхъ силъ придерживаться ея. Я зашелъ такъ далеко что заставлялъ сквайра плясать на своемъ креслѣ отъ сдержаннаго бѣшенства и ревности, разказывая ему о Венеціи и другихъ городахъ континента, тогда какъ онъ зналъ что я посѣщалъ всѣ эти мѣста въ сопровожденіи моего отца. Но какъ ни бѣсился онъ при этомъ, какъ ни посылалъ весь континентъ къ чорту, уже изъ одного соперничества, онъ готовъ былъ тогда исполнять все чего бы мнѣ ни вздумалось пожелать. Во все время моего дѣтства и отрочества та или другая изъ страстей моихъ была постоянно наготовѣ чтобы сбить меня съ прямаго пути; теперь я сталъ пріобрѣтать какое-то ложное направленіе, становясь въ дѣйствительности все болѣе похожимъ на то существо за которое меня считали прочіе люди, которыхъ я, въ свою очередь, презиралъ въ душѣ какъ глупцовъ, какъ дѣлаютъ это мальчики сохранившіе еще въ себѣ долю чистосердечія которой уже лишены взрослые. Къ счастію для меня, тетушка написала мистеру Риппенджеру, прося у него адресъ отца маленькаго Госа Темпля, и затѣмъ пригласила моего школьнаго товарища на цѣлый мѣсяцъ въ Ривесрли. Темпль пріѣхалъ, и всѣ полюбили его; что касается до меня, то мой восторгъ не имѣлъ границъ. Несмотря на внутреннее чувство превосходства надъ нимъ, относительно моего дара проницательности и подозрѣніе что Темпль станетъ держать себя какъ настоящій школьникъ, я скоро сталъ предпочитать его образъ дѣйствій своему. Онъ признался что нашелъ сначала перемѣну во мнѣ. Отецъ его, повидимому, занимался съ нимъ латынью, такъ же усердно какъ мистеръ Гартъ со мной, и онъ усѣлся рядомъ со мной, слушая уроки моего наставника и началъ запинаться надъ Тацитомъ, бѣгло прочитавъ Цицерона. Я сталъ извиняться за него предъ мистеромъ Гартомъ, говоря что онъ вскорѣ покажетъ себя съ лучшей стороны. "Теперь я вижу опять моего прежняго милаго Ричи," сказалъ Темпль, лаская меня по плечу, и всѣ мои глупыя замашки разомъ отпали отъ меня. Мы бродили по окрестностямъ, болтая о былыхъ школьныхъ временахъ, разъѣзжали по сосѣдямъ; охотились и плясали, собираясь каждый день написать Геріоту чтобъ онъ пріѣхалъ къ намъ, вмѣсто чего, мы написали посланіе Джуліи Риппенджеръ, отправивъ вмѣстѣ съ нимъ другое, написанное совершенно въ иномъ духѣ, отцу ея. Для посланія Джуліи леди Ильчестеръ имѣла любезность нарисовать морское чудовище, Андромеду и Персея, въ видѣ бѣгущаго британскаго гусара. Посланіе показалось намъ на столько удачнымъ что мы разослали съ полдюжины подобныхъ по сосѣдству, а утромъ въ Валентиновъ день, отправились верхомъ, наблюдать за произведеннымъ ими впечатлѣніемъ; на дорогѣ мы встрѣтили почтальйона, вручившаго и мнѣ два посланія. Одно изъ нихъ, очевидно исходившее отъ Дженетъ, было вызывающимъ отвѣтомъ на мое посланіе къ ней, но открывъ другое, я почувствовалъ какъ сердце забилось во мнѣ. На верху его было разрисовано красками знамя Великобританіи; по сторонамъ его, окруженные лаврами, были изображены короли и королевы Англіи, со скипетрами въ рукахъ и въ срединѣ я прочелъ заглавныя буквы: А. F. G. K. R., въ вѣнкѣ голубыхъ незабудокъ. Я не могъ сомнѣваться что посланіе это было отъ моего отца. Ѣдучи по открытому воздуху съ этимъ посланіемъ въ рукѣ, я готовъ былъ вообразить себѣ въ пылу своей радости что оно упало ко мнѣ съ неба.
   -- Онъ живъ, онъ будетъ со мной, онъ скоро будетъ со мной! закричалъ я Темплю.-- О, еслибъ я могъ отвѣтить ему! Гдѣ онъ? Какъ его адресъ? Поскачемъ въ Лондонъ! Понимаешь ты Темпль? Письмо это отъ моего отца. Онъ знаетъ что я здѣсь. Я отыщу его, во что бы то ни стало.
   -- Все это прекрасно, возразилъ Темпль, -- но если онъ знаетъ гдѣ ты, а ты не знаешь гдѣ онъ, то какая польза въ томъ что ты отправишься разыскивать его. Если кто-нибудь хочетъ чтобъ его нашли, то лучше всего оставаться смирно на мѣстѣ.
   Пораженный его проницательностью, я повернулъ по дорогѣ домой. Я еще до того предупредилъ Темпля, прося его избѣгать разговора о моемъ отцѣ въ Риверсли; но въ настоящую минуту, мысль что отецъ мой вскорѣ явится, какъ тогда на Дипвельской фермѣ, блестящій и радостный, унося меня, въ своемъ дорогомъ обществѣ, въ новую жизнь, наполняла все существо мое такимъ пылкимъ блаженствомъ что я перебросилъ за завтракомъ посланіе это черезъ столъ, тетушкѣ, смѣясь и говоря ей чтобъ она угадала отъ кого оно. Тетушка вспыхнула.
   -- Отъ миссъ Беннербриджъ? сказала она.
   У насъ былъ гость. Сквайръ представилъ насъ другъ другу.
   -- Внукъ мой, Гарри Ричмондъ, капитанъ Вильямъ Белстедъ, съ фрегата Полифемъ, капитанъ Белстедъ, мистеръ Аугустусъ Темпль.
   Чтобы поддержать разговоръ, Темпль спросилъ его,-- вполнѣ ли снабженъ его корабль экипажемъ?
   -- Полный комплектъ, кромѣ одного матроса, отвѣчалъ капитанъ.
   Я зналъ его по слухамъ, какъ брата сквайра Грегори Белстеда изъ Белстеда, извѣстнаго своимъ обожаніемъ моей тетушки и бывшаго предметомъ шутокъ всего графства.
   -- Итакъ, вы получили письмо на Валентиновъ день, обратился ко мнѣ капитанъ,-- въ прошломъ году, мы въ этотъ самый день пристали къ Ріо, и я ожидалъ такого же посланія себѣ не хуже васъ, юношей. Соленая вода отлично сохраняетъ людей. Но я такъ и не дождался его! Вчера я сдалъ свой корабль въ Спитидѣ, и сегодня, въ Валентиновъ день, я снова здѣсь.
   Мы съ Темплемъ устремили взгляды на крупнаго мущину съ бронзовой кожей и краснымъ, смѣющимся лицомъ, ожидающаго посланія на Валентиновъ день.
   Тетушка тихонько отдала мнѣ назадъ письмо.
   -- Это вѣрно отъ какой-нибудь дамы, сказала она.
   -- Кому же нужны подобныя посланія, если они не отъ дамы? воскликнулъ капитанъ.
   Сквайръ мигнулъ мнѣ, совѣтуя наблюдать за нашимъ гостемъ. Капитанъ Белстедъ кушалъ съ большимъ аппетитомъ. Это былъ настоящій морякъ, позаимствовавшійся какъ отъ старой такъ и отъ новой школы, и какъ я замѣтилъ, влюбленный въ тетушку, не хуже своего брата. Вскорѣ вошелъ Сьюисъ, неся пѣнистую бутыль стараго эля; капитанъ поговорилъ съ нимъ объ Ямайкѣ.
   -- Когда вы кончите вашъ дрянной чай, то хлебните нашего октябрьскаго элю; его варили еще задолго до того какъ вы были лейтенантомъ, капитанъ, сказалъ сквайръ.
   -- Благодарю васъ, возразилъ капитанъ, -- я знакомъ съ этимъ элемъ; одна минута, и я съ удовольствіемъ примусь за него. Я желаю сохранить въ эту минуту всѣ свои способности въ полной ясности; не хочу дать поводъ предполагать что я говорилъ подъ вліяніемъ опьяняющихъ паровъ. Сьюисъ, подождите немного, прошу васъ. Тетушка встала было, собираясь уйти.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, дѣло должно быть ведено на-чисто; останьтесь, сказалъ сквайръ, желая нахмуриться, но вмѣсто того подмигивая ей. Тетушка силилась улыбнуться и опустилась на свое мѣсто, сидя на немъ какъ на иголкахъ.
   -- Миссъ Белтамъ, капитанъ поклонился ей и затѣмъ каждому изъ насъ, называя насъ по имени:-- Сквайръ Белтамъ, мистеръ Гарри Ричмондъ, мистеръ Темпль; вчера я сдалъ свое судно, а пока капитанъ еще не сдавалъ своего судна, онъ самъ надъ собой не властенъ, вамъ это извѣстно. Если вы находите что поступки мои требуютъ поясненія, то размыслите хорошенько, прошу васъ, о жизни моряка. Три года плаванія въ каютѣ могутъ сравниться съ тѣмъ же количествомъ времени проведенномъ въ гробу, могу васъ увѣрить въ этомъ; съ тою разницей что во все это время мы работаемъ изо всѣхъ силъ, думая все время какъ... гм...
   -- Да, онъ-таки тяжелую думу думаетъ, вставилъ свое слово сквайръ.
   -- Извините меня, думая какъ... словомъ, дума лежитъ въ головѣ какъ свинецъ въ морѣ. Сегодня третій, нѣтъ четвертый разъ, какъ слѣдуя своему первому внушенію долга, я являюсь въ Риверсли, съ цѣлью узнать рѣшеніе судьбы моей, не желая имѣть на своей совѣсти упрекъ что я пропустилъ хоть день, хоть минуту, ставъ разъ свободнымъ человѣкомъ на твердой землѣ въ Англіи. Братъ мой Грегъ и я, мы оба выросли въ самыхъ близкихъ отношеніяхъ къ Риверсли. Одной изъ риверслійскихъ красавицъ мы лишились! Другая осталась намъ, и мы оба пробовали наше счастіе; каждый изъ насъ дѣлалъ это открыто и честно, безъ всякихъ уловокъ, въ открытомъ морѣ, на верху палубы, въ глазахъ всего экипажа. Я могу сказать это про моего брата, могу сказать и про себя. На сторонѣ Грега болѣе преимуществъ, объ этомъ нечего и говорить; онъ постоянно находится въ пристани. Если онъ достигнетъ своей цѣли, то я скажу ему:-- Да благословитъ тебя Богъ, другъ, тебѣ выпала на долю, прекраснѣйшая, очаровательнѣйшая и лучшая женщина изъ всего христіанскаго и остальнаго міра! На моей сторонѣ немногое, но это немногое мое достояніе: хотя бы возможность успѣха и казалась не болѣе какъ въ монетку, въ груди женщины всегда живетъ состраданіе къ бѣднымъ грѣшникамъ. Миссъ Белтамъ, я ввѣряюсь вашей добротѣ. Если мнѣ суждено остаться холостякомъ, а вамъ дѣвицей, тогда свершится воля небесъ! Если вы будете женой другаго, кто бы онъ ни былъ, плодъ вашего союза будетъ моимъ наслѣдникомъ, все равно какого бы пола онъ ни былъ. Но если вы согласны принадлежать недостойному, подобному мнѣ, то сердце мое и рука моя у вашихъ ногъ, сударыня, и я не теряя времени спѣшу сообщить вамъ это. Этими словами заключилъ капитанъ Белстедъ рѣчь свою. Взоры всѣхъ были обращены на тетушку. Сквайръ велѣлъ ей отвѣчать самой; онъ предоставлялъ ей поступать въ этомъ случаѣ какъ ей было угодно.
   Она сказала съ прелестью, заставившею меня пожалѣть отъ души бѣднаго капитана:
   -- Я вполнѣ чувствую всю честь оказываемую мнѣ вами, капитанъ Белстедъ, но я не намѣрена выходить замужъ.
   Капитанъ всталъ и глубоко поклонившись, проговорилъ:
   -- Я останусь всегда вашимъ вѣрнымъ слугой, сударыня.
   Тетушка вышла изъ комнаты.
   -- Теперь подавайте сюда бутыль, Сьюисъ, сказалъ капитанъ.
   Мало-по-малу, дно большой бутыли стало обнаруживаться.
   Капитанъ выпилъ послѣднюю каплю.
   Сквайръ спросилъ его находитъ ли онъ въ этомъ утѣшеніе.
   Капитанъ глубоко вздохнулъ и сказалъ:
   -- Это по крайней мѣрѣ начало.
   -- Ну, это начало было бы похоже на конецъ, еслибы на вашемъ мѣстѣ былъ любой изъ нашихъ сосѣдей. Я скажу вамъ вотъ что, еслибы въ любовныхъ дѣлахъ побѣда оставалась всегда за самымъ крѣпкимъ желудкомъ, то вы бы одержали навѣрное верхъ надъ цѣлой половиной нашего мужскаго населенія, Вильямъ. А это, право чертовски хорошая проба металла изъ котораго сдѣланъ человѣкъ, говорю я вамъ. Что намѣрены вы дѣлать сегодня?
   -- Я намѣренъ напиться пьянъ.
   -- Ну что же, вы могли бы выбрать что-нибудь и похуже. Такъ оставайтесь здѣсь, Вильямъ, и употребите на это мой старый портеръ. Завтра утромъ, никто и не заикнется объ этомъ, обѣщаю вамъ, а ночью вы будете видѣть славные сны.
   Капитанъ отъ души поблагодарилъ его, но отказался отъ его приглашенія, говоря что предпочитаетъ выказать себя скотиной въ другомъ мѣстѣ, а не здѣсь.
   Сквайръ напрасно навязывалъ ему свое гостепріимство, обѣщая за всѣхъ насъ держать дѣло въ тайнѣ относительно тетушки, и предлагая ему услуги Сьюиса и еще одного изъ лакеевъ, которые доведутъ его до постели.
   -- Вы очень добры, сквайръ, сказалъ капитанъ, -- но чувство долга удерживаетъ меня. Я обязанъ сообщить немедленно моему брату что берегъ открытъ для него.
   -- Ну такъ падайте осторожнѣе и головой впередъ, сказалъ сквайръ, пожимая ему руку.-- Лѣтъ сорокъ тому назадъ, одинъ джентльменъ, да еще баронетъ къ тому же, ударился объ полъ затылкомъ, да такъ послѣ того и не оправился.
   -- О, пускай кто хочетъ плыветъ задомъ напередъ! возразилъ, кивая ему головой, капитанъ,-- нѣтъ, нѣтъ, меня никогда не втягиваютъ въ пристань за хвостъ, даю вамъ слово, а затѣмъ прощайте, сквайръ.
   -- Надѣюсь, между нами не будетъ недоразумѣній изъ-за этой глупой, сердечной исторіи, Вильямъ?
   -- Клянусь честью, съ моей стороны ни малѣйшаго.
   Темпль и я проводили его изъ дому, привлеченные его манерами и его своеобразностію. Онъ предложилъ намъ вскочитъ съ нимъ рядомъ въ его телѣжку. Мы были свидѣтелями встрѣчи между имъ и братомъ его, маленькимъ, гнусливымъ человѣчкомъ, похожимъ на капитана, какъ высохшій орѣхъ похожъ на свѣжій.
   -- Что все та же удача, Вильямъ? сказалъ сквайръ Грегори.
   -- Никакой перемѣны въ вѣтрѣ, Грегъ, отвѣчалъ капитанъ.
   Они стали затѣмъ трясти другъ другу руки, точно будто бы трясли вдвоемъ коверъ.
   -- Эти молодые джентльмены могулъ торжественно заявить тебѣ, Грегъ, что я не употреблялъ никакихъ несправедливыхъ уловокъ, сказалъ капитанъ.-- Не было ни шептаній въ корридорѣ, ни свиданій въ саду, ни писемъ. Я высказался прямо, мужественно, другъ. А теперь, Грегъ, какъ обстоятъ дѣла нашего погреба? Наши молодые друзья останутся съ нами до вечера и вмѣстѣ съ нами совершатъ плаваніе. Теперь половина двѣнадцатаго. Вѣдь ты обѣдаешь въ то же время какъ и прежде, разумѣется? Итакъ, часъ маневровъ нашихъ -- четыре часа пополудни. Пойдемъ, Грегъ, осмотримъ-ка вдоемъ съ тобой нашъ погребъ. Полторы дюжинки легкаго, да полдюжинки стараго -- этого будетъ довольно чтобы успокоить и меня, и тебя, и всѣхъ насъ. А вы, молодые джентльмены, возьмите пока ваши ружья или удочки, но чтобы въ четыре часа быть готовымъ на мѣстѣ, не то вы не узнаете Билля Бенстеда.
   Темпль былъ просто очарованъ имъ. Онъ увѣрялъ что одно время серіозно думалъ самъ поступить во флотъ, и восторгъ внушаемый ему капитаномъ внушилъ ему вѣроятно въ свою очередь знаніе его характера, потому что онъ уговорилъ меня послать въ Риверсли за нашими вечерними костюмами, и когда мы явились къ обѣду облеченные въ нихъ, то заслужили одобреніе капитана, объявившаго намъ что мы джентльмены знающіе какъ надо одѣться при подобномъ случаѣ. Сквайръ Грегори сказалъ при этомъ что случай этотъ повторяется слишкомъ часто въ его жизни, для того чтобы служить поводомъ къ перемѣнѣ одежды.
   -- Однако я замѣчаю, Грегъ, что ты надѣлъ черный галстукъ вмѣсто краснаго, сказалъ капитанъ.
   -- О, это чистая случайность! отвѣчалъ сквайръ Грегори.
   -- Случайность! На свѣтѣ не бываетъ случайностей. Если я выйду изъ дому вливъ въ себя полдюжины бутылочекъ, и затѣмъ упаду головой въ прудъ, то развѣ скажутъ что это я случайно утонулъ? Если шквалъ разобьетъ мой корабль, то развѣ онъ будетъ тогда случайною массой балокъ, мачтъ и стараго желѣза? Если женщина откажетъ мнѣ, то развѣ это случайность? Каждое несчастіе имѣетъ свою причину: или слишкомъ много грузу, или не довольно предусмотрительности, или слишкомъ мало смѣлости. Эхъ! Вотъ если меня заберутъ, въ военное время, въ плѣнъ въ непріятельскую гавань, такъ это еще можно будетъ назвать случайностью. Мистеръ Гарри Ричмондъ, мистеръ Темпль, я пользуюсь случайнымъ счастіемъ выпить за ваше здоровье стаканъ гока. Именительный: hic, haec, hoc.
   Сквайръ Грегори, не безъ гордости, продолжалъ склонять дальше. Звательный падежъ смутилъ его однако.
   -- Вмѣсто звательнаго поставимъ бордо, съ важностью произнесъ капитанъ; -- тѣмъ скорѣе что его-таки довольно на твоемъ столѣ, Грегъ. Творительный: hoc, hac, hoc; это похоже на то, какъ будто какой-нибудь джентльменъ уже ничего и выговорить не можетъ кромѣ названія своего вина. Итакъ, бросимъ это склоненіе и откупоримъ-ка лучше шампанскаго; его, надѣюсь, нечего склонять. Славный народъ были эти Римляне! И они тоже славно дрались на своихъ судахъ. Я хочу предложить тебѣ вопросъ, Грегъ? Религія этихъ собакъ, язычниковъ, позволяла имъ божиться и клясться. Собственный жизненный опытъ убѣдилъ меня что никогда нѣтъ человѣческой возможности не брякнуть какой-нибудь божбы или клятвы. Что ты на это скажешь?
   Сквайръ Грегори возразилъ:
   -- За обѣдомъ пьютъ, а не думаютъ, Вильямъ.
   Капитанъ согласился съ нимъ.
   -- Такъ какъ мы не на кораблѣ теперь, то я пользуюсь случаемъ выпить за ваше здоровье, капитанъ, обратился Темпль къ капитану, лицо котораго сіяло; онъ поклонился, осушилъ свой стаканъ и сказалъ:
   -- Такъ какъ мы не на кораблѣ теперь! Я полюбилъ васъ.
   Темпль поблагодарилъ его за эти лестныя слова.
   -- Тутъ нѣтъ никакой лести, другъ. Вы видите меня въ минуту слабости и имѣете настолько проницательности что догадываетесь что я на дѣлѣ лучше чѣмъ кажусь. Вы обѣщаете питать ко мнѣ уваженіе, разъ случится вамъ быть со мной на палубѣ моего корабля. Вы славный малый! Правду я говорю, мистеръ Гарри?
   -- Темпль мой дорогой другъ, отвѣчалъ я.
   -- А онъ бы не былъ имъ, не будь онъ славный малый! Отлично! Вотъ такъ-то, въ немногихъ словахъ можно многое высказать. Клянусь Юпитеромъ! У васъ великолѣпный слогъ!
   -- А самъ Гарри, великолѣпный малый! воскликнулъ Темпль.
   Мы всѣ выпили за здоровье другъ друга. Глаза капитана пристально разглядывал 'меня.
   -- Мальчикъ этотъ могъ бы быть твоимъ или моимъ сыномъ, Грегъ, вдругъ произнесъ онъ внезапно прервавшимся хриплымъ голосомъ.
   Они забыли о присутствіи Темпля и меня, и говорили между собою, воображая что говорятъ шепотомъ. Капитанъ увѣрялъ своего брата что сквайръ Белтамъ предоставилъ ему всѣ преимущества, какъ бы держа балансъ. Сквайръ Грегори сомнѣвался въ этомъ, попивая изъ своего стакана, держа его у самаго носа и угрюмо настаивая на своемъ мнѣніи. Тогда капитанъ замѣтилъ что разъ сомнѣваясь въ этомъ, онъ въ правѣ дѣйствовать хитростью, хотя онъ, капитанъ, не имѣя на этотъ счетъ сомнѣній, не имѣетъ на это и права.
   -- Я воображаю что убѣгаю съ ней каждый вечеръ, сказалъ сквайръ Грегори,-- но изъ этого ничего не выходитъ кромѣ пустыхъ бутылокъ.
   -- Ухаживай за ней, задавай ей серенады, говорилъ капитанъ,-- обступи гавань со всѣхъ сторонъ, осаждай крѣпость. Я бы отдалъ цѣлый годъ службы за твои преимущества, Грегъ. Стоитъ ей сказать полслова, и твои лошади должны быть у воротъ.
   -- Прошло время увозить ее, вздохнулъ сквайръ Грегори.
   -- Можно добиться ея руки смѣлымъ поступкомъ, братъ Грегъ.
   -- О, Господи, нѣтъ. Прошло время увозить ее.
   -- Гмъ! Должно-быть страсть-то твоя поостыла, повыдохлась, Грегъ, какъ мнѣ сдается.
   -- Нѣтъ, не то. Я вотъ что скажу тебѣ, Вильямъ. Она все не можетъ забыть того человѣка. Нѣтъ, увезти ее нельзя.
   -- Послѣ того какъ онъ бросилъ ее ради ея сестры? Неправда, Грегъ, неправда. Это ты подпилъ немножко. Она просто пугается замужества -- это часто бываетъ въ ея лѣта, говорятъ. Гдѣ тотъ человѣкъ?
   -- Въ Бейлѣ, разумѣется. А гдѣ бы ты желалъ чтобъ онъ былъ?
   -- Гдѣ бы я желалъ? Да еслибъ я зналъ что мой злѣйшій врагъ тамъ, то я бы послалъ ему туда полдюжины лучшаго вина изъ своего погреба.
   Темпль бросилъ въ меня орѣхомъ. Я показывалъ видъ что думаю о постороннихъ вещахъ, но въ головѣ моей кипѣла и бушевала цѣлая буря.
   Затѣмъ капитанъ сказалъ:
   -- Ты увѣренъ что человѣкъ тотъ въ Бенчѣ?
   -- Еще бы, отвѣчалъ сквайръ Грегори.
   -- Но у него были деньги отъ жены.
   -- И средства спустить ихъ.
   Тутъ они дѣйствительно стали шептаться.
   -- О, Биллинги были такъ же богаты какъ и Белтамы, громко произнесъ капитанъ.
   -- Почти что такъ же, Вильямъ.
   -- Въ этомъ-то и было наше несчастіе, Грегъ. Деньги были положены на ихъ будущихъ наслѣдниковъ мужескаго пола, да еще кромѣ того прямо въ руки давались деньги. Ей Богу! Насъ потому-то и принимали всегда за разбойниковъ, метящихъ на ихъ кошельки, тогда какъ намъ нужна была лишь одна женщина, лишь женщина, безъ копѣйки въ карманѣ, безъ платья на плечахъ, то-есть лишенная всего, могу я сказать. Кромѣ этой женщины намъ ничего не было нужно. И на каждаго изъ насъ было по одной. Грегъ, старый другъ, придется ли еще когда-нибудь нашему старому графству выставить напоказъ подобную пару красавицъ! Грегъ, вы не мущина, милостивый государь, не то вы бы давно увезли ее, имѣя на своей сторонѣ всѣ ваши преимущества? Итакъ, малый тотъ въ Бенчѣ? Почему вы такъ увѣрены въ этомъ, мистеръ Грегъ?
   -- У насъ гости, отвѣчалъ ему тотъ, и капитанъ обратился ко мнѣ и къ Темллю, извиняясь изо всѣхъ силъ въ томъ что завелъ разговоръ о семейныхъ дѣлахъ съ братомъ своимъ, послѣ трехлѣтней разлуки. Я лишь смутно догадывался о предметѣ ихъ разговора, пока они не упомянули о Билдингахъ, фамиліи моей бабушки съ материнской стороны. Имя это, подобно огненному языку, вдругъ какъ бы разорвало дымное облако окружавшее меня. Я въ одно мгновеніе угадалъ что человѣкъ находившійся въ Бенчѣ былъ никто иной какъ мой отецъ, хотя что такое собственно Бенчъ и гдѣ онъ находится, объ этомъ я не имѣлъ понятія и, какъ всегда когда моему воображенію предоставлялась полная воля, мною овладѣли самыя ребяческія предположенія на этотъ счетъ; въ головѣ моей мелькнула мысль о человѣкѣ въ желѣзной маскѣ, но я не смѣлъ сообщить мысли эти Темплю, мужественный здравый смыслъ котораго внушалъ мнѣ всегда страхъ, когда я находился подъ вліяніемъ такихъ смутныхъ впечатлѣній.
   -- Помнишь нашъ пиръ въ долинкѣ? закричалъ я ему черезъ столъ.
   -- Никогда не забуду его! отвѣчалъ онъ, и мы повторили нашимъ хозяевамъ повѣствованіе о гусѣ въ Риппенджеровой школѣ, возбудившее ихъ смѣхъ.
   -- А на другое утро Ричи убѣжалъ съ Цыганочкой, сказалъ Темпль. Я тутъ же сочинилъ разказъ о моихъ странствіяхъ съ Кіоми, вышедшій гораздо занимательнѣе моихъ дѣйствительныхъ похожденій. Капитанъ божился что желалъ бы имѣть насъ обоихъ на своемъ кораблѣ, но жалѣлъ что теперь плохія времена для службы.
   -- Примитесь-ка хорошенько за бутылки, говорилъ онъ,-- пришелъ часъ пустить ихъ въ ходъ поусерднѣе, друзья. Это бываетъ со мной лишь разъ въ три года, ура! И причиной этому -- жестокая женщина. Выпьемъ за ея здоровье; но чуръ не называть ее, здоровье безыменной красавицы! "Я не намѣрена выходить замужъ", говоритъ она, а я сударыня, честный человѣкъ; не то бы я крѣпко схватилъ васъ, моя смуглая красавица, и заперъ бы васъ въ клѣтку какъ бѣлочку и заставилъ бы васъ вертѣть колесо брачной жизни. Стыдъ тому изъ насъ кто первый свалится съ ногъ!
   -- Это не со мной приключится, сказалъ Темпль.
   -- Не мнѣ, милостивый государь, мнѣ, поправилъ его капитанъ.
   -- Извините меня, капитанъ Бенедетъ; но въ мнѣ кажется слѣдуетъ употребить при этомъ случаѣ творительный падежъ, возразилъ Темпль.
   -- Да-да, именительный: hic.... Я скажу вамъ, я теперь нахожусь на тропинкѣ, мистеръ Тем.... Темпусъ. Я полагаю особенную честь въ томъ что никогда не забываю ничьего имени. Вашъ наставникъ былъ Риппенджеръ? Мистеръ Риппенджеръ, вы таки сумѣли снабдить познаніями сихъ молодыхъ джентльменовъ. Темпль и я, быстро согласившись другъ съ другомъ, вдругъ вскрикнули въ одинъ голосъ:
   -- Здоровье Джуліи Риппенджеръ, самой хорошенькой, самой милой дѣвушки на свѣтѣ!
   -- Здоровье Джуліи! повторилъ вслѣдъ за нами капитанъ.-- Я присоединяюсь къ вамъ, господа. Мистеръ Ричмондъ, мистеръ Темпусъ, здоровье Джуліи! Клянусь всѣмъ святымъ, она поддерживаетъ утопающій корабль! Джулія утѣшитъ меня въ потери прелестнѣйшей, жесточайшей женщины въ мірѣ. Суровый морякъ у вашихъ ногъ, Джулія!
   Капитанъ упалъ, по всѣмъ правиламъ, головой впередъ. Сквайръ Грегори уже до того свалился. Темпль и я все старались подойти другъ къ другу, но такъ и не могли исполнить этого намѣренія до слѣдующаго утра. Два лакея перетащили насъ поочередно на верхъ, какъ бы убирая лишнюю мебель.
   Этому странному вечеру я былъ обязанъ открытіемъ мѣстопребыванія моего отца, а капитанъ -- сватаніемъ себѣ невѣсты.
   

ГЛАВА X.
Новое странствіе.

   Я упомянулъ вслухъ о Бенчѣ, спрашивая что это за мѣсто, на слѣдующее утро, сидя вдвоемъ съ Темплемъ, за завтракомъ, въ столовой сквайра Грегори, въ которой мы оба съ нетерпѣніемъ ждали чаю. Онъ сказалъ мнѣ что такъ называется одно мѣсто въ Лондонѣ, не объяснивъ мнѣ однако что это собственно за мѣсто и прибавивъ только что намъ надо съѣздить вмѣстѣ въ Лондонъ. Я замѣтилъ на это:-- Въ самомъ дѣлѣ? и улыбнулся ему съ видомъ безпечнаго удовольствія. Онъ началъ разказывать о театрахъ, пантомимахъ и другихъ прелестяхъ Лондона. Страхъ ощущаемый мною при одномъ названіи Бенча заставилъ меня почувствовать всю деликатность Темпля, не упоминавшаго болѣе этого имени; хотя почему я такъ боялся его, я самъ не могъ объяснить себѣ. Вѣроятно мнѣ снилось это мѣсто, предъ самымъ пробужденіемъ моимъ, потому что я такъ и горѣлъ желаніемъ узнать объ немъ что-нибудь вѣрнѣе. Темпль же слишкомъ уважалъ моего отца для того чтобы разказать мнѣ все что онъ зналъ объ этомъ предметѣ, и такъ мы пили чай, говоря о великолѣпіяхъ Лондона, гдѣ, увѣрялъ Темпль, никто никогда не чувствуетъ головной боли, прокутивъ всю ночь; это заставило меня придти къ убѣжденію что деревня гораздо менѣе удобное мѣстопребываніе для каждаго джентльмена въ этомъ отношеніи. Мы уѣхали изъ дому, не простившись ни съ хозяиномъ, ни съ капитаномъ, среди восторженнаго удивленія лакеевъ, служанокъ и грумовъ, за то что мы напоили ихъ господъ до безчувствія, это несомнѣнно и было нашей заслугой, какъ скромно замѣтилъ Темпль, въ то время какъ мы выѣзжали изъ усадьбы, сопровождаемые взорами всѣхъ домочадцевъ. Мы довели ихъ до этого состоянія, совершенно честнымъ способомъ, безъ помощи всѣхъ хитрыхъ уловокъ, въ которыхъ обвинялъ насъ мой дѣдъ. Сквайръ не хотѣлъ или не могъ повѣрить всей этой исторіи, пока не услыхалъ полнаго признанія изъ устъ самого капитана. Тогда онъ назвалъ насъ настоящими мущинами и героями, и всунулъ намъ кое-что въ карманы, къ большому счастію для Дженетъ Ильчестеръ; сквайръ былъ чрезвычайно щедръ, а деньги Темпля начали уже идти туда же куда шли и мои.
   Дѣло въ томъ что Темпль отчаянно влюбился; по этой-то причинѣ ему и не хотѣлось оставлять Риверсли. Я ясно видѣлъ все это, какъ будто смотрѣлъ въ его душу сквозь стеклянную раму. Онъ постоянно думалъ теперь о собакахъ, о томъ что можетъ стоить та или другая, и хорошо ли переносятъ путешествіе комнатныя собачки. Дороговизна модныхъ мосекъ приводила его въ отчаяніе.
   -- Боже мой! восклицалъ онъ, -- ты говоришь что такая собаченка стоитъ отъ сорока до пятидесяти фунтовъ, Ричи?
   Я предполагалъ что знаю приблизительно ихъ цѣну: -- Да, что-то около того; но я тебѣ когда-нибудь куплю такую собаченку, если хочешь, Темпль.
   Милый мальчикъ весь вспыхнулъ, онъ былъ слишкомъ погруженъ въ мысли, для того чтобы расхохотаться надъ глупымъ предположеніемъ что онъ самъ нуждается въ моськѣ; онъ сталъ расхаживать вокругъ меня, пожимая плечами и быстро дыша:
   -- Я вовсе не ты, не думай чтобы я нуждался въ какихъ-нибудь собакахъ, кромѣ водолазовъ и большихъ бульдоговъ, сказалъ онъ. Онъ продолжалъ пожиматься и вертѣть каблуками.
   -- Дѣвочки любятъ мосекъ, замѣтилъ я.
   -- Да, кажется, любятъ, отвѣчалъ Темпль, пытаясь говорить равнодушно. Затѣмъ я прибавилъ: -- Карманный ножичекъ очень хорошая вещь для охоты.
   -- Ты думаешь? отвѣчалъ Темпль и я видѣлъ что онъ ужасно боялся что я назову имя особы для которой бы таковой пригодился.
   -- Можно получить такой ножикъ за тридцать шиллинговъ. Мы купимъ его въ Лондонѣ. Ножики эти годятся также и для дамъ, знаешь.
   -- Да, конечно, если онѣ ѣздятъ на охоту, возразилъ Темпль.
   -- Но намъ нечего терять времени, пытался я добраться до цѣли лежавшей у меня на сердцѣ; -- время охоты скоро уже пройдетъ. У насъ уже февраль, ты вспомни это.
   -- О, времени еще пропасть! воскликнулъ Темпль, и всякій разъ какъ я давалъ ему почувствовать что я горю нетерпѣніемъ ѣхать въ Лондонъ, онъ избѣгалъ разговора объ этомъ, просто потому только что не могъ рѣшиться разстаться съ Дженетъ Ильчестеръ. Его недогадливость касательно того что я не могъ же поступить противъ всѣхъ правилъ гостепріимства, прямо попросить его уѣхать, поражала меня. Я же видѣлъ его насквозь. Я угадывалъ каждую мысль мелькавшую въ его головѣ, каждое движеніе его души, угадывалъ также и то что онъ отчасти сознательно пользуется моей нерѣшительностью прямо объявить ему что я желаю отправиться разыскивать Бенчъ. Онъ пользовался моей смѣтливостью, за что я съ своей стороны ежедневно наказывалъ его. Я чувствовалъ себя какъ бы въ правѣ проявлять свое раздраженіе противъ него, разными намеками на Дженетъ; но хотя я мучилъ его этимъ, совѣсть его оставалась непреклонна. Онъ согласился что часто упоминалъ прежде о прелестяхъ Лондонской жизни и сказалъ: -- О, да, мы поѣдемъ туда какъ-нибудь вдвоемъ съ тобой, Ричи,-- и затѣмъ успокоился на этотъ счетъ; въ этотъ же день онъ сталъ дѣлать новые планы свиданій съ Дженетъ; намъ предстояла вмѣстѣ съ ней прогулка верхомъ, затѣмъ танцовальный вечеръ, затѣмъ ловля карпій въ пруду; потомъ мы должны были ѣхать къ Дженетъ, потомъ она къ намъ и т. д., пока она мнѣ наконецъ такъ надоѣла что я уже не могъ болѣе возбудить въ себѣ и искры ревности къ ней, съ цѣлью хорошенько помучить Темпля. Онъ сталъ вдругъ очень догадливымъ мальчикомъ. Разъ я услыхалъ какъ Дженетъ разговаривала съ моей большой собакой Аяксомъ, обращаясь къ ней словами всегда употребляемыми ею тогда когда она желала дать понять другимъ, въ особенности же самому владѣльцу, что она желаетъ получить въ подарокъ нравящійся ей предметъ: -- О, ты мой милый, безцѣнный, чудесный красавчикъ! Какъ бы я была счастлива если-бы могла кормить тебя изъ своихъ рукъ каждый день. Я присѣдаю каждый разъ какъ вижу Аякса! Еслибы я была его господиномъ, то заставила бы всѣхъ мущинъ снимать предъ нимъ шляпы, а всѣхъ женщинъ присѣдать ему, императору Аяксу, моей милой собакѣ, моему дорогому, моему безцѣнному, ненаглядному милашкѣ!-- Затѣмъ она кивнула мнѣ головой:-- Да я бы заставила всѣхъ! и кивнувъ Темплю, повторила: -- Вотъ увидите, заставила бы.
   Аяксъ служилъ мнѣ самому источникомъ гордости. Однако услыхавъ какъ Темпль пробормоталъ вовсе не свойственнымъ ему тономъ: -- Онъ могъ бы служить хорошею защитой, я сказалъ ему на это: -- Ты знаешь, Темпль, я завтра или на этихъ дняхъ и никакъ не позже уѣзжаю въ Лондонъ и не знаю еще когда возвращусь сюда. Я желаю чтобы ты распорядился этою собакой по твоему усмотрѣнію; доставь ей добраго господина или добрую госпожу, вотъ все о чемъ я прошу тебя. Я пожертвовалъ своею собакой, въ надеждѣ образумить Темпля. Я думалъ что онъ будетъ тронутъ жертвой которую я былъ готовъ принести ему, въ извиненіе того что просилъ его уѣхать. Но онъ даже и не поблагодарилъ меня. Аяксъ скоро сталъ носить Дженетинъ ошейникъ, подобно нѣкоторымъ Риверслійскимъ собакамъ, а я имѣлъ удовольствіе слышать какъ Темпль принялъ приглашеніе моего дѣда пробыть у насъ еще недѣли двѣ. А между тѣмъ меня всѣ дразнили моимъ влюбленнымъ видомъ! Я подавлялъ въ себѣ свои чувства и размышленія о людской мудрости.
   Наконецъ тетушка Дороти доставила мнѣ средство отправиться по Лондонской дорогѣ. Мы разказали ей какъ капитанъ Белстедъ пилъ за здоровье Джуліи Риппенджеръ, и оба въ шутку рѣшили что капитанъ вѣрно очень желаетъ быть ей представленнымъ. Тетушка умолчала о своихъ мысляхъ на этотъ счетъ, но какъ-то разъ вдругъ предложила намъ съѣздить къ Джуліи и пригласить ее на нѣсколько дней къ намъ въ Риверсли. Она сказала притомъ, цѣлуя меня:-- Она была другомъ моего Гарри, когда онъ былъ всѣми отверженъ.
   Слова эти пробудили во мнѣ прежнюю любовь къ Джуліи. Воодушевленный святымъ чувствомъ благодарности, я осыпалъ Темпля упреками за то что онъ забылъ ея доброе сердце и ея хорошенькое личико. Не защищая себя, хотя онъ бы и могъ сдѣлать это, онъ только попросилъ меня отложить нашу поѣздку на одинъ день; онъ долженъ былъ гдѣ-то видѣться съ Дженетъ. Это возбудило во мнѣ благородное негодованіе, и я рѣшился высказать ему свое мнѣніе не стѣсняясь. Въ присутствіи тетушки, я озадачилъ Темпля потокомъ истиннаго краснорѣчія, удивившаго и ее и его, да и самого меня. Такъ какъ въ душѣ онъ смутно чувствовалъ себя виноватымъ, то молча принялъ на себя также и мою собственно вину; ибо Джулія особенно отличала меня а не его своимъ расположеніемъ, а изъ насъ двухъ, я первый совсѣмъ забылъ ее, и кажется Темпль еще до меня догадался провозгласить ея здоровье за столомъ сквайра Грегори. Ничто не внушаетъ намъ такой силы краснорѣчія какъ долго сдержанная, сердечная тайна, то-есть въ молодости хочу я сказать. Въ позднѣйшихъ лѣтахъ, все разлагающій умственный процессъ замѣняетъ эту силу, и вмѣсто краснорѣчія появляется иронія. Мысли мои непрерывно обращаясь вокругъ моего отца, имени котораго я не осмѣливался произносить, боясь услыхать объ немъ что-нибудь дурное, стали черезъ то похожи на гордое семейство, гордое своимъ происхожденіемъ, гордое своею исключительностью, а что свѣтъ не могъ угадать этихъ мыслей, было въ моихъ глазахъ доказательствомъ того что онъ стоитъ гораздо ниже уровня ихъ. Но разъ вырвавшись изъ сдерживавшихъ ихъ преградъ, онѣ были поразительно сильны, какъ нашелъ Темпль. Проявленіе моего ораторскаго таланта доставило мнѣ большое вліяніе на Темпля. Онъ обожалъ краснорѣчіе, чтобы не сказать многословіе: онъ былъ недаромъ сыномъ адвоката.
   -- Поѣдемъ къ ней, хоть сейчасъ же, Ричи, сказалъ онъ про Джулію.-- Я готовъ ѣхать когда хочешь; я готовъ дѣлать все что тебѣ угодно.
   Это была неправда, но безполезно было бы уличать его. Я вздохнулъ о моемъ печальномъ дарѣ проницательности и причислилъ новое доказательство его къ суммѣ мірскаго тщеславія.
   -- Темпль, возразилъ я, немного притворяясь.-- Я скажу тебѣ откровенно: мнѣ вовсе не угодно чтобы ты изъ-за меня дѣлалъ что-нибудь непріятное для самого себя. Собака которую насильно тащутъ за ошейникъ плохой товарищъ. Я отправляюсь за Джуліей завтра утромъ еще до разсѣта. Если ты предпочитаешь оставаться въ постели, то можешь имѣть это удовольствіе, постарайся тогда хорошенько занять Дженетъ во время моего отсутствія.
   -- Я не хочу давать повода дѣлать сравненіе между нами, пробормоталъ Темпль.
   Онъ сдѣлалъ еще около дюжины подобныхъ намековъ и иногда просто льстилъ мнѣ, такое сильное впечатлѣніе сдѣлалъ я на него.
   Мы позавтракали при свѣчахъ и выѣхали верхомъ въ морозное туманное утро, съ грумомъ, находившимся въ двадцати пяти саженяхъ отъ насъ; послѣдній представлялъ уморительный видъ съ оттопыренными карманами своей верхней одежды, въ одномъ изъ которыхъ торчала пара Риверслійскихъ пироговъ съ мясомъ, а въ другомъ -- бутылка шампанскаго, взятые про запасъ, на нашъ второй завтракъ на дорогѣ. Иногда, когда онъ приближался къ намъ, мы нарочно пускались въ галопъ, чтобы видѣть какъ онъ старательно придерживаетъ при этомъ бутылку. Но большею частью мы вовсе не видали его. Темплю не казалось страннымъ что мы скачемъ съ нимъ по какому-то незнакомому намъ міру, видя вокругъ себя лишь небольшое пространство на нѣсколько шаговъ; тамъ и сямъ виднѣлся то кустарникъ, то какія то странныя, исчезающія изъ глазъ нашихъ хижины, то голыя, сѣрыя луговины, то причудливо разросшіяся сосны, то лиственницы и березы, подымающія вверхъ свои вѣтви, подобно мачтамъ какихъ-то волшебныхъ кораблей; все это словно выростало предъ нами при нашемъ приближеніи и затѣмъ въ то же мгновеніе исчезало. Сосны можно было принять за черные факелы. Тутъ, скатъ волуна приглашалъ насъ взобраться на его вершину; порой мы подъѣзжали къ перекресткамъ, не заботясь выбирать настоящую дорогу и слѣдуя первой встрѣчной; тамъ вдругъ, висѣла, казалось, въ воздухѣ сельская церковь; колокольня ея высоко поднималась надъ нею; затѣмъ внезапно, какъ бы исходя изъ самой среды тумана, лился мимо насъ ручей, и странно-чарующее впечатлѣніе производило на слухъ его нежданное журчаніе, въ ту же минуту замирающее въ суровомъ, холодномъ молчаніи, стоявшемъ вокругъ насъ. Все это волновало мой мозгъ; въ головѣ моей точно кто перебрасывалъ вилами сѣно. Я забылъ о существованіи всего на свѣтѣ, кромѣ того что такъ страстно любилъ; но это не имѣло опредѣленнаго образа, было похоже на мимолетный вѣтеръ.
   На поросшемъ соснами холмикѣ, среди степи пылавшей румянымъ свѣтомъ на морозѣ, мы сдѣлали привалъ, и прислонясь къ теплымъ сѣдламъ нашихъ лошадей, принялись за завтракъ всѣ трое, то-есть Темпль, я и нашъ грумъ Эберли, напоминавшій мнѣ нѣкотораго знакомаго бродягу, своимъ рѣшительнымъ предпочтеніемъ пива шампанскому; онъ однако выпилъ и послѣдняго, и весь просіялъ послѣ перваго же глотка. Какъ скоро мы опять были на лошадяхъ, не давъ еще хорошенько остыть бокамъ нашихъ милыхъ друзей-лошадокъ, Темпль восторженно воскликнулъ:
   -- Ричи, мы еще все устроимъ! Я поступилъ какъ подлецъ, но мы еще устроимъ это дѣло. Дженетъ говорила: очень мнѣ нужно пріѣзжать къ обѣду въ Риверсли, если вы съ Гарри Ричмондомъ не возвратитесь туда прежде десяти или одиннадцати часовъ. Я обѣщалъ ей возвратиться къ обѣду. Неужели ты не любишь Дженетъ, Ричи? Только бы наши лошади не поломали себѣ ногъ на дорогѣ,-- этомъ жесткомъ существительномъ женскаго рода. Не правда ли, мы съ тобой точно опять обѣдаемъ съ капитаномъ Ричи? Дательный: huic, говорилъ старый сквайръ Грегори. На него непріятно смотрѣть за обѣдомъ, потому что видно какъ онъ наслаждается запахомъ своего вина. О! Тутъ нечѣмъ хвастаться, но мы-таки напоили ихъ до безчувствія, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія. Дженетъ слышала объ этомъ. Ты говорилъ мнѣ объ охотничьемъ ножѣ. А что ты скажешь о парѣ коньковъ? Теперь у насъ будетъ морозъ недѣль на шесть. Мнѣ это вдругъ пришло въ голову: пара коньковъ...
   Это говорило въ Темплѣ шампанское. Меня оно не подстрекало къ болтовнѣ, и я такъ пустился скакать что разговоръ сталъ невозможенъ. Эберли кричалъ намъ вслѣдъ чтобы мы пожалѣли ноги нашихъ лошадей. Мы два раза слышали его голосъ изъ-за тумана все болѣе сгущавшагося. Я закричалъ Темплю что онъ правъ, что мы устроимъ это дѣло. Темпль крикнулъ: ура! едва переводя дыханіе. Черезъ часъ мы остановились у городскаго трактира, въ которомъ я оставилъ лошадей, велѣлъ вычистить и накормить ихъ, и сейчасъ же затѣмъ пошелъ дальше, дѣлая видъ что отлично знаю этотъ городъ; Темпль шелъ за мною полный довѣрія, и дѣйствительно я не намѣревался обманывать его. Мы пришли на новую станцію желѣзной дороги.
   -- О! сказалъ Темпль;-- я вижу теперь, остальное пространство мы проѣдемъ по желѣзной дорогѣ.
   Когда кассиръ спросилъ меня куда я хочу взять билеты, губы мои быстро какъ бы сами собой пробормотали: въ Лондонъ; взявъ билеты я отвѣчалъ Темплю:
   -- Остальное пространство мы проѣдемъ по желѣзной дорогѣ, Эберли навѣрно остановится въ томъ трактирѣ; но сердце сильно забилось во мнѣ когда поѣздъ тронулся, унося насъ съ собой. Я почувствовалъ въ душѣ нѣжное сожалѣніе къ Темплю, услыхавъ какъ онъ разчитывалъ попасть въ Риверсли еще во-время чтобы переодѣться къ обѣду.
   Онъ громко разсмѣялся при мысли какъ мы точно съ неба свалимся на Риппенджерову школу, выпросимъ мальчикамъ праздникъ, обдаримъ ихъ всѣхъ и затѣмъ уѣдемъ домой, увозя съ собой Джулію; совершенно подобно двумъ богамъ изъ миѳологіи: Аполлону и Меркурію.
   -- Мнѣ часто казалось что веселѣе ихъ жизни не было на свѣтѣ, прибавилъ онъ. Стараясь разпознать страну по которой мы ѣхали, раздумывая и напѣвая пѣсенки, онъ продолжалъ чувствовать себя въ душѣ однимъ изъ этихъ блаженныхъ боговъ, пока имъ не овладѣло удивленіе насчетъ продолжительности времени. Онъ онѣмѣлъ отъ изумленія, взглянувъ на мои часы. Черезъ десять минутъ мы очутились среди желтаго тумана, затѣмъ среди темнаго. Темпль глядѣлъ то въ оба окна, то на меня; онъ вскочилъ съ своего сидѣнія и снова опустился на него бормоча: Нѣтъ, нѣтъ; это вздоръ, говорю я! Но онъ отлично узналъ лондонскій туманъ. Я оставилъ его безъ отвѣта, предоставляя ему собраться съ мыслями, приведенными въ безпорядокъ ѣздой по желѣзной дорогѣ, погруженный самъ въ сознаніе факта что мы оба достигли наконецъ города Лондона.
   

ГЛАВА XI.
Туманъ и ночной пожаръ.

   Да, это былъ Лондонъ, и центромъ его представлялся мнѣ Бенчъ. Во мнѣ все кипѣло отъ волненія, хотя я смирно и неподвижно сидѣлъ у окна, смотря какъ бы на подземную атмосферу вокругъ. Когда мы долго, нераздѣльно думаемъ о какомъ-нибудь предметѣ, то онъ является въ нашемъ воображеніи какъ бы окруженнымъ свѣтомъ, во какъ скоро мы имѣемъ его предъ глазами, то насъ поражаетъ въ немъ именно отсутствіе этого свѣта. Однако когда я среди этого непроницаемаго тумана приближался къ предмету моихъ мечтаній, то думалъ объ немъ еще горячее прежняго, и онъ, напротивъ, превратился въ моихъ глазахъ изъ свѣтлаго въ лучезарный. Но такъ какъ въ то же время я никакъ не могъ вообразить себѣ Бенчъ радостнымъ мѣстомъ, то невольно измѣнилъ характеръ этого свѣта и придалъ стѣнамъ его мрачный блескъ пламени смоляныхъ факеловъ; я окружилъ его въ своемъ воображеніи крѣпкою стѣной и повѣсилъ надъ нимъ наклоненное знамя Англіи, какъ бы оплакивающее свою славу. Затѣмъ представляя его себѣ какимъ-то чуждымъ мѣстомъ, не похожимъ на знакомую намъ съ колыбели Лондонскую башню, я снабдилъ его множествомъ турбановидвыхъ и тыквообразныхъ куполовъ, похожихъ на кулолы Московскаго кремля, вспыхнувшаго подобно милліону смоляныхъ факеловъ и бросавшаго отблески пожара подобно огненнымъ копьямъ по клубящимся чернымъ облакамъ дыма. Но что значитъ кремль, свидѣтель гибели цѣлаго города предъ этимъ Бенчемъ, въ которомъ томился мой отецъ! Ихъ нельзя было и сравнивать, относительно трагическаго ужаса. Кремль въ воображеніи моемъ былъ окруженъ пространными снѣжными равнинами; но Бенчъ былъ скрытъ отъ общихъ взоровъ, заключенъ въ атмосферу душнѣе той которой дышалъ Харонъ, онъ находился какъ бы въ подземномъ царствѣ.
   -- О! Это Лондонъ, продолжалъ Темлль, побѣждая въ себѣ всѣ сомнѣнія на этотъ счетъ. Онъ выскочилъ на платформу; мы должны были подавать другъ другу голосъ чтобы не потерять одинъ другаго изъ виду.-- Это Лондонъ, говорю тебѣ Ричи, сказалъ онъ, взявъ меня подъ руку;-- я узнаю его по величинѣ этой станціи и кромѣ того по туману. О! Это Лондонъ! Мы нечаянно доѣхали до него, мы навѣрное въ Лондонѣ теперь.
   Мнѣ было не до него, и я даже не отвѣчалъ на его вопросительные взгляды. Разъ очутившись здѣсь, я пожелалъ быть подальше отсюда, хотя бы ни за что не отступилъ назадъ добровольно; въ настоящую минуту я даже радовался всѣмъ неудобствамъ съ которыми предстояло намъ бороться; я шелъ бодро впередъ. Намъ пришлось идти пѣшкомъ, а прогулка эта означала ничто иное какъ пробиваніе себѣ пути по скользкому тротуару, сквозь какіе-то воздушные круги, то темно-коричневаго, то коричневато-краснаго цвѣта, переходившіе иногда въ блѣдно-желтые круги побольше прежнихъ; цвѣтомъ и даже запахомъ, они напоминали о какихъ-то раздавленныхъ плодахъ, тыквахъ, дыняхъ и пр. Нельзя было себѣ представить что-либо унылѣе этого вида. Ни одинъ изъ насъ не зналъ гдѣ мы находимся или куда мы идемъ. Мы пробирались чрезъ безконечную вереницу грязныхъ улицъ, отъ одного фонаря мелькавшаго во мракѣ до другаго: глядя на послѣдніе, можно было принять ихъ за изображенія какихъ-то старыхъ святыхъ, выглядывающихъ съ закоптѣлаго полотна; это было скорѣе отраженіе свѣта, нежели настоящій свѣтъ. Мимо насъ шныряли разныя фигуры; но лицъ мы не видали. Темпль торжественно проговорилъ:-- Дома у насъ всегда обѣдаютъ въ половинѣ седьмаго.
   Уличный мальчишка подслушалъ эти слова и расхохотался надъ ними; ему досталось отъ Темпля, которому было это однако полезно, такъ какъ онъ имѣлъ кротчайшій характеръ отъ природы. Мы отказались отъ услугъ факельщиковъ; это бы помѣшало нашему сознанію независимости. Воодушевленный непоколебимою вѣрой что посредствомъ твердаго рѣшенія я непремѣнно проникну чрезъ толстую стѣну окружающую Бенчъ, я шелъ съ видомъ человѣка знающаго наизусть карту Лондона и могущаго отыскать въ немъ дорогу ощупью. Вслѣдствіе этого Темпль воображалъ что я почему бы то ни было знаю направленіе по которому иду, хотя каждый разъ какъ я останавливался и оглядывался вокругъ, въ немъ подымались подозрѣнія на мой счетъ, и онъ спрашивалъ кого-нибудь, о названіи мѣста въ которомъ мы находились; иногда онъ бормоталъ: люди часто пропадаютъ въ Лондонѣ. Теперь онъ ясно видѣлъ что я съ намѣреніемъ пріѣхалъ съ нимъ въ Лондонъ; онъ не могъ не знать цѣли моего прибытія сюда, но я былъ слишкомъ гордъ, а онъ все еще слишкомъ деликатенъ, чтобы прямо намекнуть на нее.
   Туманъ душилъ насъ. Можетъ-быть онъ въ то же время притупилъ въ насъ чувство голода; мы точно будто бы съѣли цѣлый обѣдъ изъ сажи. Намъ не хотѣлось ѣсть еще долго послѣ того какъ часъ обѣда въ домѣ Темпля прошелъ, да и потомъ я бы предпочелъ скорѣе окунуться въ воду, а затѣмъ лечь въ постель, нежели усѣсться за пиръ; Темлль, кажется, былъ того же мнѣнія. Мы оба видѣли что заблудились, хотя и не говорили объ этомъ. Темпль сказалъ: лучше бы мы не пили этого шампанскаго. Мнѣ же казалось что прошли годы съ той минуты какъ я ощутилъ во рту чудесный вкусъ его сладкой пѣны. Но я не сваливалъ всю вину на шампанское; я шелъ отыскивать моего отца; онъ же, бѣдный мальчикъ, руководился чисто лишь преданностью мнѣ; вѣроятно совѣсть упрекала его немного въ его недавнемъ поведеніи относительно меня, и этого было достаточно чтобы удержать его отъ прямыхъ жалобъ на меня. Онъ все только жаловался что это за Лондонъ безъ магазиновъ и безъ свѣта, удивлялся кому охота пріѣзжать въ него въ туманные дни и т. д.; затѣмъ снова начиналъ жалѣть о томъ что пилъ утромъ шампанское; я отъ души прощалъ ему эти невольно вырывавшіяся жалобы, зная его въ сущности славное сердце. Я рѣшился въ знакъ моего снисхожденія остановить ради Темпля перваго встрѣчнаго, будь это мущина, или женщина. Разъ рѣшившись на этотъ подвигъ, оскорбляющій мою гордость, ибо онъ долженъ былъ служить признаніемъ въ томъ что я завелъ его самъ не зная куда, я сталъ жадно дожидаться звука чьихъ-либо шаговъ. Мы находились въ лабиринтѣ темныхъ улицъ, въ которыхъ никто не показывался. Какая-то жалкая собака заковыляла было къ намъ, прошла вслѣдъ за нами нѣсколько шаговъ и затѣмъ оставила насъ, какъ бы не чуя около насъ ничего хорошаго, всѣ наши ласки не были въ состояніи удержать этого жалкаго товарища.
   -- Синбадъ выбрался изъ подземелья, слѣдуя за рысью, случайно замѣтилъ я. Темпль и слышать не хотѣлъ о Синбадѣ.
   -- О, поди ты! Мы не мусульмане, сказалъ онъ;-- знаешь, Ричи, если я увижу какую-нибудь отпертую церковь, то войду въ нее и залягу тамъ спать. А ты развѣ хотѣлъ идти вслѣдъ за тою собакой? Гдѣ-нибудь да можно же вѣдь добыть пива. Надо будетъ отыскать какую-нибудь гостиницу. Сколько теперь можетъ быть часовъ?
   Я обязанъ былъ сказать ему это и взобрался на фонарный столбъ чтобы разглядѣть циферблатъ моихъ часовъ. Когда я слѣзъ съ него, насъ оказалось трое. Какой-то человѣкъ положилъ обѣ руки на плеча Темпля, пристально разглядывая его черты. Я хотѣлъ было вступиться за него, но Темлль закричалъ мнѣ:
   -- Ничего, Ричи, васъ двое на одного.
   Человѣкъ этотъ застоналъ. Я спросилъ чего ему нужно?
   -- Сына моего! Я потерялъ своего сына, отвѣчалъ онъ и ушелъ дальше, не отвѣчая на наши вопросы.
   Я, не помня себя, ухватился за фонарный, столбъ. Я хотѣлъ сказать Темллю въ отвѣтъ на утѣшительное прикосновеніе его руки что надѣюсь что бѣдняку этому удастся найти своего сына, но вмѣсто того сказалъ:
   -- Я бы желалъ взглянуть еще сегодня на Бенчъ.
   Темпль воскликнулъ "А!" такимъ тономъ какъ будто бы мы сейчасъ лишь только толковали объ этомъ предметѣ, и затѣмъ рѣшился замѣтить, мнѣ что слышалъ какъ-то что мѣсто это запираютъ въ извѣстный часъ вечера.
   У меня точно бремя свалилось съ сердца и оно дрогнуло любовью къ Темплю.
   -- Хорошо, Темпль, сказалъ я,-- подождемъ до завтра и пойдемъ теперь искать какую-нибудь гостиницу.
   Мы отправились, шагая изо всѣхъ силъ. Мы помянули Саддльбенкова гуся, увѣряя другъ друга что непремѣнно найдемъ ему товарища прежде чѣмъ отойдемъ ко сну.
   -- Что же касается до подобной жизни, сказалъ я, какъ скоро могъ хорошенько вздохнуть послѣ быстрой ходьбы,-- то въ такихъ приключеніяхъ-то и есть только по моему жизнь.
   Темпль согласился со мной.
   -- Приключенія отличная вещь, если только знаешь чѣмъ они кончатся.
   Мы заговорили объ Улиссѣ и о Пенелопѣ. Темпль осуждалъ его за то что онъ покинулъ Калипсо. Я же считалъ Улисса правымъ, ибо не сдѣлай онъ этого, не было бы и избіенія жениховъ; но Темпль робко замѣтилъ что когда васъ любитъ богиня (а она вѣрно была красивѣе Пенелопы, бывшей вѣроятно въ то время уже пожилою женщиной), то это должно быть чувство въ родѣ того какое мы испытываемъ утромъ предъ охотой, когда мимо насъ мелькаетъ съ полдюжины длинныхъ амазонокъ, и мы знаемъ что намъ предстоитъ провести среди нихъ цѣлый чудный день! Это сравненіе показалось мнѣ весьма привлекательнымъ, хотя меня смущало нѣсколько то обстоятельство что я представлялъ себѣ богинь статуями. Онѣ говорили и двигались правда, но прикосновеніе ихъ было ничто иное какъ мраморъ; онѣ улыбались и хмурились, но это не измѣняло ихъ; въ нихъ никогда не проявлялась теплота.
   -- И я то же думалъ, пролепеталъ Темпль, отдуваясь среди суроваго тумана.
   Онъ потомъ согласился что думалъ совершенно противное, но что холодъ внушилъ ему внезапную мысль о безуміи любить богиню.
   -- Слушай, Темпль, началъ я.-- Тебѣ никогда не приходило это въ голову? Я не говорю что я похожъ на него. Правда, я всегда восхищался Улиссомъ, онъ умѣлъ лучше всѣхъ сражаться и говорить, и пахать, и драться на кулакахъ, да еще какъ былъ уменъ при этомъ! Сообразивъ все это, я думаю, каждый желалъ бы имѣть отцомъ скорѣе его, чѣмъ Ахилла. И въ него были влюблены также пропасть женщинъ, какъ и въ того.
   -- Еще больше, отвѣчалъ Темпль.
   -- Ну, хорошо, продолжалъ я, поблагодаривъ его въ душѣ, зная что ему вѣрно-такгг стоило чего-нибудь поставить Улисса выше Ахилла.-- Я говорю о Телемакѣ. Онъ отправился отыскивать своего отца, и нашелъ его наконецъ. Клянусь честью, Темпль, когда я вспомню объ этомъ, то мнѣ становится стыдно что я ждалъ такъ долго. Роскошь среди которой я жилъ была унизительна для меня. Да! ибо я не зналъ есть ли у моего отца достаточно пищи.
   -- Молчи, говорю я тебѣ, прошепталъ Темпль, видимо страдая отъ подобныхъ намековъ.-- Ричи! Теперь сквайръ вѣрно докончилъ свою бутылку; теперь онъ принялся за бутылку номеръ второй. Онъ не догадается о нашемъ отсутствіи до утра, но миссъ Белтамъ догадается. Она навѣрно будетъ подходить къ двери твоей спальни раза три, четыре въ ночь, я ужь знаю это. Становится все темнѣе да темнѣе, мы вѣрно находимся въ какой-нибудь ужасной части Лондона
   Противоположность, представившаяся при его словахъ моему воображенію, между нашимъ уютнымъ домомъ и туманною пустыней вокругъ насъ, заставила мое сердце сжаться отъ тоски. Я отступилъ отъ моей любимой, прямой дороги, которая, казалось, вела насъ въ самыя нѣдра земли, и круто повернулъ направо. Вскорѣ ли, нѣтъ ли послѣ того, навѣрное я не могу сказать, мы очутились среди густой толпы народа, состоявшей большею частію изъ мальчиковъ и молодыхъ женщинъ, идущихъ ускоренными шагами, кричавшихъ и визжавшихъ подобно выпущеннымъ на волю животнымъ, хотя и не совсѣмъ такъ пріятно; но никогда еще животныя не гнались по лучшему слѣду. Сдѣлавъ вслѣдъ за ними до дюжины поворотовъ, мы увидали себя лицомъ къ лицу съ пожаромъ. Пламя охватило два дома; казалось будто левъ захватилъ въ свои лапы два человѣческія существа, пожирая ихъ; мы, казалось, слышали стукъ его челюстей, трескъ сокрушенныхъ костей и прожорливое, прерываемое бѣшенствомъ дыханіе его. Стоявшая возлѣ меня дѣвушка воскликнула:
   -- Да это вовсе не Бенчъ горитъ! Стоило бѣжать сюда чтобы видѣть какъ вспыхнули какія-то дрянныя, двухъэтажныя прачешныя; да на шесть пенсовъ пороху, ракетъ да колесъ, были бы вдвое забавнѣе!
   Я обратился къ ней, едва въ силахъ говорить:
   -- Скажите мнѣ пожалуста гдѣ Бенчъ?
   Она указала мнѣ пальцемъ. Я взглянулъ на огромную, высокую стѣну. Зловѣщее пламя пожара озаряло ее мрачнымъ отблескомъ.
   Дѣвушка продолжала:
   -- Не заводите себѣ долговъ, юный воробушекъ, а не то вы входъ туда скорѣе узнаете чѣмъ выходъ.
   Около нея стояла ея подруга, упрекавшая ее за эти смѣлыя рѣчи.
   -- Что сегодня уже поздно будетъ идти туда? спросилъ я.
   Она отвѣчала что да, но что она и подруга ея сумѣютъ отлично показать мнѣ дорогу туда. Подруга ея отвѣчала съ большимъ участіемъ:
   -- Вамъ нельзя попасть туда до завтрашняго утра.
   Я узналъ отъ нея что Бенчъ есть долговая тюрьма. Дерзкая дѣвочка попросила у меня денегъ. Я далъ ей крону.
   -- А моей подругѣ вы не дадите такую же монетку? сказала она.
   У меня не было больше мелочи, учтивая дѣвочка просила меня не заботиться объ этомъ, дерзкая же приставала чтобъ я кромѣ того еще угостилъ ихъ. Ея болтовня обо всѣхъ видѣнныхъ ею пожарахъ была очень забавна; она видала также трупы случайно умершихъ людей, но никогда еще не видывала самоубійцъ и жалѣла о своемъ недостаточномъ опытѣ въ этомъ отношеніи. Подобный разговоръ въ устахъ хорошенькой дѣвушки поразилъ меня. Вдругъ Темпль закричалъ:
   -- Смотри, еще третій домъ загорѣлся, а все еще нѣтъ пожарныхъ трубъ! Ричи, видишь ты тамъ старуху въ ночной одеждѣ! Надо помочь ей.
   Дерзкая дѣвочка смѣялась надъ бѣдною, полураздѣтою старухой. Темпль пожимался и подергивалъ плечами точно кошка, готовая прыгнуть. Обѣ дѣвушки старались удержать насъ. Та которая нравилась мнѣ больше ухватилась за мои часы, говоря: "Оставьте мнѣ ихъ, я ихъ сберегу вамъ"; я не имѣлъ времени толковать объ этомъ. Бѣглый взглядъ на ея лицо убѣдилъ меня что она не хочетъ надуть меня, цѣпочка слетѣла съ моей шеи, Темпль и я пробрались сквозь толпу зѣвакъ. Мы очутились въ самомъ жару пламени, ставшимъ вскорѣ нестерпимымъ. Трое людей стояли подъ окномъ; они кричали старухѣ чтобъ-она сбросила имъ простыню, она вмѣсто того выбросила кувшинъ. Ее спасла простыня одного изъ сосѣдей. Темпль и я схватили каждый по концу ея чтобы поймать на нее старуху. Она слетѣла внизъ, "похожая на обгорѣлаго индюка", говорили люди вокругъ насъ. Пламя озаряло ее при этомъ. Въ толпѣ раздавался хохотъ, нo мнѣ точно что-то сдавило горло. На Темпля это произвело такое же тяжелое впечатлѣніе какъ и на меня. Я не могу выразить отраднаго чувства испытаннаго нами при видѣ старухи, обвернутой простыней и стоявшей въ ней точно столбъ, а не человѣческая фигура. Я далъ золотой этимъ тремъ людямъ, похваливъ ихъ за ихъ человѣколюбіе. Они закричали намъ ура! и вся толпа подхватила ихъ восклицаніе; мы съ Темллемъ пробирались между тѣмъ назадъ къ дѣвушкамъ; мы оба потеряли ваши носовые шатки, а Темпль къ тому же и перочинный ножикъ. Въ это время подоспѣли пожарныя трубы и принялись заливать горящіе дома. Мы всѣ были окружены багряною мглой; мальчишки курили, дѣвушки глазѣли вокругъ и хохотали, мущины кричали, шляпы и шапки взлетали на воздухъ, кругомъ происходили драки, люди выбрасывали изъ оковъ мебель. Огромная стѣна Бенча страшно возвышалась, озаренная блескомъ разрастающагося пламени, порой она исчезала въ огненныхъ столбахъ, пока водяныя струи не разсѣевали ихъ. Я думалъ о моемъ отцѣ и о моихъ часахъ. Дѣвушекъ ни той, ни другой не было видно.
   -- Славно быть пожарнымъ! сказалъ Темпль.
   Пожарные стояли на кровляхъ домовъ, прекрасные какъ герои Греціи; казалось они старались побѣдить огромнаго дракона, шипящаго и грозящаго имъ своимъ языкомъ, махающаго хвостомъ, хлопающаго своими разбитыми, громадными, красными крыльями, среди развалинъ и дыму, извивающагося и постепенно темнѣющаго -- славная цѣль побѣды, согласился и я съ Темллемъ.
   Невольное отвращеніе при мысли что люди изъ этой толпы украли у насъ платки заставило насъ поскорѣе выбраться изъ ихъ среды, не повѣдавъ никому о нашихъ затрудненіяхъ насчетъ ужина и ночлега. Насъ теперь томила страшная жажда. Мнѣ все представлялись бутылки бургундскаго, хранимыя до моего совершеннолѣтія подъ ключомъ у Джона Трешера, и я бы охотно отдалъ ихъ всѣ чтобы получить одну изъ нихъ сейчасъ же. Побродивъ вокругъ толпы, ища двухъ дѣвушекъ, мы пошли дальше; печальное настроеніе наше было не настолько сильно чтобы глотокъ портера не могъ разсѣять его. Темпль острилъ надъ пропажей моихъ часовъ и затѣмъ извинялся что пошутилъ, когда мы не были расположены смѣяться. Только-что успѣлъ я проговорить, взглянувъ въ послѣдній разъ на пожаръ:-- Все равно, они пропали бы въ толпѣ, какъ милая, добрая дѣвочка побѣжала за нами, крича: "вотъ они", и набросила часовую цѣпочку на мою шею.
   -- Видишь, Темпль, сказалъ я,-- не говорилъ ли я тебѣ?
   Темпль кивнулъ годовой.
   Дѣвушка сказала:
   -- Я ужь боялась что потеряла васъ въ толпѣ, мой маленькій другъ, и что вы сочтете меня за воровку, а я еще не воровка, слава Богу. Я побѣжала въ самую средину толпы къ вамъ на встрѣчу, послѣ того какъ вы подхватили ту бѣдную старушку; мнѣ хотѣлось разцѣловать васъ обоихъ, такіе вы были славные!
   -- Мы всегда вездѣ вмѣстѣ, сказалъ Темпль.
   Я предложилъ дѣвушкѣ золотую монету.
   -- О, я такъ бѣдна, воскликнула она, отводя однако свою руку,-- какъ птичка спускающаяся на землю, не за добычей.
   Когда я насильно навязалъ ей деньги, она вздохнула.
   -- Еслибъ я не была такъ бѣдна, мнѣ не нужно было бы вашего золота. Отчего вы такъ поздно здѣсь?
   Мы разказали ей о нашемъ пріѣздѣ изъ деревни и о нашихъ странствіяхъ среди тумана.
   -- Я знаю, вы захотите меня увѣрить что вовсе не устали, замѣтила дѣвушка, и я засмѣялся услыхавъ какъ вѣрно угадала она наши мысли.
   Жажда и голодъ томившіе насъ внушили ей сочувствіе, потому что она видѣла что мы не привыкли еще переноситъ ихъ подобно ей, а вокругъ не было открыто никакого мѣста могущаго удовлетворить наши потребности. Ея подруга, дерзкая дѣвочка, присоединилась къ намъ въ сопровожденіи какого-то человѣка, очевидно матроса. Они всѣ трое стали о чемъ-то совѣщаться тайкомъ отъ насъ съ Темплемъ, и затѣмъ матросъ, котораго звали Джо, поднялъ ногу кверху, какъ бы танцуя, и прищелкнулъ намъ пальцами. Мы подали ему руки и поняли, безъ всякаго удивленія, что онъ приглашалъ насъ на свой корабль, чтобы тамъ угостить насъ. Мы бы, кажется, не удивились еслибъ онъ пригласилъ насъ на воздушный шаръ. Пробравшись сквозь густой, немного просвѣтлѣвшій туманъ, мы пошли по узкому переулку ведущему къ набережной, на которой стояли два человѣка, скрестивъ руки на груди, покуривая изъ трубокъ и божась. Насъ посадили въ лодку и подвезли къ кораблю. Я не замѣчалъ насколько всѣ мои мысли и чувства были заморожены и отуманены, пока не сдѣлалъ долгаго, отчаяннаго глотка дымнаго рому съ водой, и тогда-то всѣ приключенія бывшія съ нами съ утра до полуночи, начиная съ сосенъ среди деревенскаго тумана, съ фонарей среди лондонскаго тумана, съ человѣка потерявшаго своего сына, съ пожара, съ Бенча, со старухи съ ея дикимъ, птичьимъ крикомъ и распростертыми по воздуху членами, и кончая ѣздой по окутанной мглой рѣкѣ, быстро промелькнули предъ моими глазами; я закричалъ дѣвушкамъ попивавшимъ изъ одного стакана съ матросомъ Джо, нашимъ хозяиномъ:
   -- Теперь, наконецъ, я проснулся!
   И въ то же мгновеніе крѣпко заснулъ.
   

ГЛАВА XII.
Мы отправляемся невзначай въ морское путешествіе.

   Мнѣ-казалось что я едва успѣлъ повернуться справа налѣво или обойти вокругъ какого-то колеса, когда, повторивъ эти слова, я услыхалъ что Темпль шепчетъ тоже нѣчто подобное. Онъ глубоко вздохнулъ; я послѣдовалъ его примѣру; затѣмъ мы оба вдругъ откашлянулись и прочистили себѣ горло. Наслажденіе которое мы чувствовали лежа смирно на мѣсгѣ, освѣженные сномъ, никѣмъ не тревожимые, ничѣмъ не волнуемые, находясь въ то же время въ бодромъ, оживленномъ настроеніи духа, перебирая въ умѣ все пережитое нами и мечтая о послѣднихъ нашихъ похожденіяхъ, все это было причиной тому что мы оставались спокойны и несообщительны. Порой мы испускали глубочайшій вздохъ, а затѣмъ начинали шаловливо посмѣиваться. Я поднялъ ногу, и увидавъ на ней сапогъ, объяснилъ себѣ его присутствіемъ непріятное ощущеніе пробѣгавшее по моему тѣлу.
   Я тихонько сказалъ:
   -- Какъ должно-быть хорошо лошадямъ когда ихъ чистятъ.
   -- Я только-что думалъ объ этомъ! отвѣчалъ Темпль.
   Мы приподнялись на локтяхъ и одинъ изъ насъ закричалъ:
   -- Да тутъ морская карта! А тутъ вотъ боченки. Слышишь какой надъ нами гулъ! Мы на кораблѣ! Корабль плыветъ! Что сегодня такой же туманъ? Пора вставать. Да я спалъ одѣтый. Ахъ еслибы теперь окунуться въ воду! Какъ отъ меня пахнетъ дымомъ! Какой шумъ отъ паровой трубы. А сквайръ-то, въ Риверсли, что скажетъ! Вообрази себѣ разказъ Эберли о насъ!
   Темпль спросилъ меня, не смотря мнѣ въ лицо, намѣренъ ли я возвратиться сегодня въ Риверсли. Я увѣрилъ его честью что сдѣлаю это сегодня же, если это будетъ только возможно, а тогда, разумѣется, и онъ воротится со мной туда.
   -- Вѣдь у тебя назначено было свиданіе тамъ съ Дженетъ Ильчестеръ, сказалъ я,-- а мы можетъ-быть найдемъ ей моську; купимъ также охотничій ножикъ и коньки. Она также узнаетъ что ты спасъ жизнь одной старушкѣ.
   -- Нѣтъ, лучше не говори объ этоідъ, просилъ Темпль, кусая себѣ губы.-- Ричи, какъ мы быстро плывемъ по водѣ. Мнѣ это напомнило объ завтракѣ. Теперь должно-быть часовъ девять утра.
   Мои часы не могли ничего сообщить ему; стрѣлки ихъ остановились на четырехъ часахъ. Мы побѣжали на палубу. Смотря черезъ корму корабля, мы увидали за струей блестящей, искрящейся, золотисто-багряной воды, солнце, низко покоящееся на великолѣпныхъ, пушистыхъ облакахъ; тумана не оставалось и слѣда; надъ нашей головой сіяло голубое небо, а вокругъ вѣялъ легкій вѣтерокъ.
   -- Солнце восходитъ, сказалъ я.
   Темпль весьма нерѣшительно отвѣчалъ: "да".
   Мы оглянулись. Маленькій пароходъ взялъ нашъ корабль на буксиръ и тащилъ его по волнамъ, въ которыхъ отражались багряныя облака и отъ которыхъ вѣяло морскимъ воздухомъ.
   -- Да вѣдь востокъ тамъ вонъ! воскликнулъ Темпль.
   Мы оглянулись на солнце и увидали что оно заходило.
   -- Вздоръ! воскликнули мы въ одинъ голосъ.
   Мы стояли смотря въ недоумѣніи то на видъ моря, то на это непонятное захожденіе солнца. Рѣка все расширялась. Надъ сѣрою водой порхали чайки, виднѣлась морская трава, и морская пѣна брызнула намъ на встрѣчу.
   -- Клянусь Юпитеромъ! сказалъ задумчиво Темлль.-- Изъ нашей жизни вычеркнутъ цѣлый день.
   -- Этого бытъ не можетъ! возразилъ я, ибо мнѣ казалось ни съ чѣмъ не сообразной мысль что можно подобнымъ образомъ украсть часть жизни у разумнаго существа.
   Но видъ исчезающихъ на западѣ водяныхъ мельницъ, тѣни простирающіяся на востокъ, необозримыя волны вокругъ насъ и соленый воздухъ убѣдили меня что мы оба проспали цѣлый день, и что наша родная страна быстро исчезала изъ нашихъ глазъ.
   -- Надо заставить этихъ людей высадить насъ на берегъ, сказалъ Темпль.-- Мы не будемъ ждать здѣсь чтобы намъ дали поѣсть. Тамъ вотъ недалеко есть городъ; насъ довезутъ туда въ лодкѣ въ полчаса. Тамъ мы и умоемся. Мнѣ кажется здѣсь нѣтъ ничего чистаго. Чортъ бы побралъ этихъ дураковъ что у нихъ не стало учтивости сказать намъ что корабль сейчасъ тронется.
   Мы были нѣсколько раздосадованы; отчасти же насъ забавляло это, но положеніе наше не внушало намъ ни малѣйшей тревоги. Одинъ изъ матросовъ, котораго мы просили представить насъ капитану, сказалъ что ему некогда. Другой отвѣчалъ намъ то же самое, сопровождая свои слова чудовищною гримасой, совершенно непонятною для насъ. Матроса Джо нигдѣ не было видно. Казалось никто изъ матросовъ не хотѣлъ насъ слушать, хотя они и останавливались на бѣгу около насъ, прислушиваясь однимъ ухомъ къ нашимъ словамъ.
   На кораблѣ происходило какое-то особенное движеніе. Темлль первый замѣтилъ что пароходецъ отцѣпили отъ насъ и закричалъ:
   -- Мы можемъ сѣсть на него и доѣхать на немъ до Лондонскаго моста, закричимъ!
   Онъ крикнулъ: "Го-го! Эге!" Я между тѣмъ увидалъ Джо.
   -- Ну-съ, молодые господа, обратился онъ ко мнѣ, выразивъ надежду что я хорошо выспался.
   При моей учтивой просьбѣ остановить пароходецъ для того чтобы мы могли сѣсть на него, онъ принялъ страшно серіозный видъ.
   -- Вы-таки умѣете спать, чортъ возьми, сказалъ онъ.-- Видите ли, намъ нужно было рано сняться съ якоря, чтобы наверстать цѣлыхъ сорокъ часовъ, пропавшихъ изъ-за тумана. Я хотѣлъ было разбудить васъ обоихъ; да куда; такъ я и оставилъ васъ храпѣть. Капитанъ нашъ сѣлъ къ намъ на ходу, среди рѣки, а теперь вы въ его рукахъ, онъ можетъ сдѣлать съ вами что захочетъ; это вѣрно, и я такъ думаю что вамъ придется побывать на чужестранномъ берегу, прежде чѣмъ вы снова вернетесь къ своимъ.
   При этихъ словахъ, я съ ужасомъ почувствовалъ что мы взяты въ плѣнъ, да еще кромѣ того, отправляемся въ ссылку.
   Я настаивалъ на томъ чтобы видѣть капитана. Большая, яркая, красная луна сіяла надъ носомъ корабля, и видъ ея, вмѣстѣ съ исчезающимъ вдали пароходомъ и убѣгающей отъ насъ землей, внушалъ, вмѣстѣ съ бѣшенствомъ, какое-то удушливое отчаяніе.
   Моей просьбѣ не отказывали болѣе. Меня подвели къ высокому человѣку въ платьѣ лоцмана, очень широкому въ плечахъ и все косившему глаза въ сторону, какъ будто онъ постоянно противостоялъ головой вѣтру. Онъ кивнулъ мнѣ въ отвѣтъ на мой почтительный поклонъ.
   -- Въ каюту, проговорилъ онъ, поворачивая ко мнѣ спину.
   Я обратился къ нему:
   -- Извините меня, но мнѣ нужно сойти на берегъ, капитанъ. Я долженъ уйти отсюда и уйду. Я попалъ сюда случайно; вы случайно взяли меня съ собой. Я желаю обращаться съ вами какъ съ джентльменомъ, но пожалуста не удерживайте меня здѣсь.
   Джо сказалъ что-то капитану, который все время стоялъ обративъ ко мнѣ свою широкую спину, подобно школьной доскѣ на которой чертятъ географическія карты и геометрическія фигуры.
   Я хотѣлъ обойти вокругъ него, съ цѣлью сказать ему въ лицо какое-нибудь грозное изреченіе, видя что невозможно произвести какое-либо впечатлѣніе на спину его, но онъ занималъ своею особой проходъ заваленный канатами, парусиной и ящиками, и было бы смѣшно съ моей стороны вскарабкаться на эту баррикаду, тогда какъ однимъ поворотомъ онъ могъ бы заставить меня слетѣть внизъ въ пустое пространство.
   Джо прикоснулся къ моей рукѣ, но я попросилъ его, насколько могъ ласково, не дѣлать этого впредь; я едва могъ сдергивать себя и готовъ былъ на всякую дерзость при мысли что насъ надули и поймали въ западню! Я едва могъ вынести видъ Темпля, встрѣтившагося мнѣ на пути моемъ въ каюту.
   -- Капитанъ Джасперъ Вельшъ, повторилъ онъ, какъ бы желая открыть какое-нибудь особенное значеніе въ звукѣ этого имени; это было имя капитана, узнанное имъ отъ одного изъ матросовъ.
   Раздраженный повтореніемъ этого имени, я сказалъ, самъ не зная почему и какъ у меня вырвались эти слова:
   -- Разбойникъ, извѣстный своими грабежами въ окрестностяхъ города Бристоля.
   Слова эти заставили Темпля расхохотаться.
   -- Итакъ, онъ купилъ себѣ корабль и разставилъ вокругъ его западни чтобы ловить въ нихъ молодыхъ людей и требовать за нихъ потомъ выкупъ.
   Я попросилъ Темпля бросить свои шутки, но въ слѣдующую же минуту отправилъ самъ капитана Джаспера Вельша на разбойничью экспедицію; Темпль приподнялъ завѣсу съ его исторіи, накрывъ его среди оргіи каннибальскаго пира. Я повлекъ его въ британскій судъ присяжныхъ; Темпль повѣсилъ его, въ глазахъ взволнованной толпы народа. Въ ту минуту какъ онъ провозгласилъ конецъ капитана Вельша, я отрѣзалъ веревку. Но Темпль испортилъ все торжество мое, лишивъ его при паденіи употребленія нижнихъ членовъ, такъ какъ онъ былъ очень тяжелый господинъ. Этому я не могъ уже помочь, но заставилъ за то сбѣжаться весь экипажъ его корабля къ висѣлицѣ, для спасенія его. Темпль допустилъ чтобы вѣрные разбойники утащили его, сказавъ при этомъ однако что въ другой разъ ничто не спасетъ капитана отъ веревки палача. Вслѣдствіе этого онъ скрывалъ съ тѣхъ поръ днемъ лицо свое приподнятыми до ушей воротничками рубашки, а ночью закутывался съ головой въ простыню, такъ что жена его говорила что она несчастная, обманутая женщина и умерла отъ любопытства.
   Болтаніе подобнаго вздора служило намъ все-таки нѣкоторымъ утѣшеніемъ среди нашего нетерпѣнія и безсилія, между тѣмъ какъ земные огни кивали издали нашимъ смутнымъ взорамъ, блистая чрезъ окна каюты.
   Какъ скоро пришла очередь говорить разумно, мы потерпѣли неудачу. Капитанъ Вельшъ былъ одинъ изъ тѣхъ людей которые прямо показываютъ вамъ, хотите ли вы видѣть или нѣтъ, весь процессъ какимъ они доходятъ до окончательнаго заключенія объ васъ, по которому они затѣмъ и поступаютъ съ вами. Такимъ образомъ, придя въ нашу каюту, онъ взялъ въ руку лампу и сталъ разсматривать съ помощью ея наши лица; онъ ничего не отвѣчалъ на наши возраженія и просьбы. "Гмъ, вѣроятно вы оба джентльмены по рожденію", вотъ все что сказалъ онъ намъ, и затѣмъ продолжалъ дѣлать свои наблюденія надъ нами, не обращая никакого вниманія на наши замѣчанія.
   Мы просили, нѣсколько повелительнымъ тономъ, поворотить назадъ корабль и высадить насъ въ лодкѣ на землю. Онъ разинулъ ротъ, произнеся: "Знаютъ грамматику; вѣрно привыкли говорить съ конюхами.... гмъ." Мы обѣщали хорошо заплатить ему. "Въ карманѣ пусто", замѣтилъ онъ при этомъ. Онъ тѣмъ болѣе приводилъ насъ въ отчаяніе что вовсе не смотрѣлъ дурнымъ человѣкомъ; онъ, казалось, былъ только зараженъ дурнымъ мнѣніемъ объ насъ. Я старался уничтожить это мнѣніе; я сталъ говорить привѣтливѣе. Темпль сдѣлался, подражая мнѣ, сладокъ какъ сахаръ. Мы вполнѣ оправдывали капитана, извиняли его заблужденіе, говорили что тутъ была ошибка съ обѣихъ сторонъ. Нашъ безконечный сонъ, говорили мы, былъ дѣйствительно смѣшонъ; мы смѣялись, припоминая его: печальный поводъ для шутокъ. Наконецъ вся наша хитрость и все ваше терпѣніе истощились, ибо капитанъ все еще не удостоивалъ насъ прямаго отвѣта, и я сказалъ:
   -- Капитанъ Вельшъ, мы теперь на вашемъ кораблѣ, не скажите ли вы намъ наконецъ что намѣрены вы дѣлать съ нами?
   Онъ коротко отвѣтилъ:
   -- Да.
   -- Вы поступите съ нами какъ честный человѣкъ? продолжалъ я, и онъ громко крикнулъ:
   -- Да.
   -- Если такъ, то велите, пожалуста, приготовить лодку; намъ хочется возвратиться домой.
   -- Вы и возвратитесь! заоралъ капитанъ, -- на кораблѣ, на моей баркѣ Присциллѣ, и затѣмъ на ней останутся еще люди получше васъ, не будь я христіаниномъ.
   Темпль быстро проговорилъ:
   -- Благодарю васъ, капитанъ.
   -- Можете еще подождать благодарить меня, пріятель, отвѣчалъ онъ, и зачѣмъ, къ удивленію нашему, предложилъ намъ пойти умыться и приготовиться напиться чаю за его столомъ.
   -- Мы очень вамъ благодарны, капитанъ, мы все это устроимъ прибывъ на землю, сказали мы.
   -- Ну, у васъ будутъ-таки черномазыя лица и пустые желудки къ тому времени, замѣтилъ онъ.
   Мы увидали что онъ сталъ перелистывать Библію. Видъ Библіи внушилъ мнѣ чувство довѣрія и въ то же время понятіе о нѣкоторомъ притворствѣ свойственномъ его нраву; увидавъ что мы обманулись въ смыслѣ его словъ, обѣщавшихъ доставить насъ на землю, на кораблѣ, на его баркѣ Присциллѣ, я закричалъ въ сильномъ гнѣвѣ:
   -- Какъ! Такъ мы плѣнники? Вы смѣете насильно держать насъ здѣсь!
   Темпль вторилъ мнѣ въ томъ же тонѣ. Въ совершенномъ бѣшенствѣ мы накинулись на него, не соблюдая ни малѣйшаго слѣда того что я считалъ краснорѣчіемъ. Капитанъ пробѣгалъ глазами столбцы Библіи.
   Мною овладѣла мысль что мы похожи на двухъ маленькихъ барсучковъ, нападающихъ на большаго, смирнаго быка. Наконецъ онъ произнесъ:
   -- Исторія Блуднаго сына.
   -- О! простоналъ Темпль при имени этого истасканнаго стараго юноши, постоянно запряженнаго въ тему для проповѣди, съ тѣхъ поръ какъ онъ поѣлъ откормленнаго тельца.
   Но капитанъ не обратилъ никакого вниманія на этотъ вздохъ.
   -- Молодые люди, я прочелъ эту исторію, пока вы лаяли на меня. Еслибъ онъ въ раннемъ возрастѣ попалъ ко мнѣ на корабль,-- надѣюсь въ словахъ моихъ нѣтъ высокомѣрія, да проститъ мнѣ его Господь,-- то я удержалъ бы его отъ его будущихъ преступленій, направивъ его въ настоящую сторону. Господь, молодые люди, не безъ цѣли вручилъ васъ въ моя руки. Возблагодарите Его за это сегодня вечеромъ, на колѣняхъ, а возставъ съ нихъ, поблагодарите Джорджа Дебля, моего матроса, ибо онъ былъ орудіемъ спасшимъ васъ отъ дурнаго общества. Еслибы мой корабль былъ изъ тѣхъ на которомъ слышится божба и разносится запахъ водки, то я бы далъ вамъ убѣжать съ него, пока твердая земля была у насъ предъ глазами. Я взошелъ на него и увидалъ васъ обоихъ спящихъ съ этими знаками разсѣянной жизни вокругъ глазъ вашихъ, и поклялся именемъ Господа, замѣтьте, что вытащу васъ изъ пропасти въ которую вы вступили пока одною лишь ногой. Итакъ все сказано! Нечего лаяться. Меня нельзя раздражить этимъ. Діаволъ во мнѣ закованъ среди тѣла, и къ его языку привязана двадцати-фунтовая гиря. Съ вашимъ содѣйствіемъ я сдѣлаю то же самое съ діаволомъ обитающимъ въ васъ. Такъ какъ вы достаточно пользовались сномъ, то я прошу васъ запомнить наизусть исторію Блуднаго сына до завтрашняго разсвѣта. Когда трудъ этотъ будетъ оконченъ, мы займемся поясненіемъ этой исторіи. Здѣсь, на моемъ кораблѣ, вы будете работать надъ спасеніемъ вашихъ душъ. И позвольте посовѣтывать вамъ не разговаривать; въ вашемъ положеніи разговоръ часто ведетъ ко лжи. Вы сдѣлаете мнѣ одолженіе пользоваться моимъ столомъ. Когда я передамъ васъ на руки вашихъ родителей, то они поблагодарятъ меня за васъ, если вы сами не поблагодарите. Но я не дѣлаю это въ ожиданіи благодарности; я слѣдую лишь своему христіанскому долгу. Я спасаю двухъ заблудшихъ агнцевъ, равняющихся одной проладшей овцѣ.
   Капитанъ поднялъ руку вверхъ и торжественно воскликнулъ: "Клянусь", но тутъ вдругъ запнулся.
   -- Вы хотѣли сейчасъ побожиться, сказалъ Темпль съ дикимъ презрѣніемъ.
   -- Клянусь благословеніемъ Всемогущаго! Я спасу двухъ младенцевъ готовыхъ сдѣлаться волками. А я слабый смертный, это истинная правда.
   -- Онъ-таки хотѣлъ побожиться, шепнулъ мнѣ Темпль.
   Я счелъ лишнимъ выводить на чистую воду притворство капитана Вельша; мнѣ казалось это какъ бы шагомъ къ сближенію съ нимъ. Но гнѣвъ кипѣвшій въ груди моей былъ такъ силенъ что мнѣ было невозможно излить наружу весь потокъ краснорѣчія обременявшій меня. Вскорѣ я сталъ стараться подкупить этого человѣка своими деньгами и часами.
   -- Кто подарилъ вамъ эти часы? спросилъ онъ.
   -- Дѣдъ мой, отвѣчалъ я.
   Голова капитана качалась подобно механическому молоту, съ цѣлью выразить нѣчто невыразимое.
   -- Дѣдъ мой, продолжалъ я, -- хорошо заплатитъ вамъ за всякую услугу оказанную вами мнѣ и моему другу.
   -- Теперь они начинаютъ надувать меня, сказалъ капитанъ, какъ бы желая выразить своимъ тономъ что мы были испорчены съ ногъ до головы.
   Я видѣлъ какъ волны катились мимо окна его каюты. Тоска, чувство униженія, сдержанное бѣшенство, все это соединилось вмѣстѣ и выразилось въ слѣдующей рѣчи:
   -- Капитанъ, поступите съ нами какъ джентльменъ, и вамъ не придется раскаиться въ этомъ. Наши родные будутъ страшно тревожиться объ насъ. Они, капитанъ, не знаютъ гдѣ мы. Съ нами нѣтъ даже ни одной перемѣны платья. Мы конечно знаемъ что находимся въ вашей власти, но просимъ васъ поступить съ нами какъ честный человѣкъ. Мы вамъ заплатимъ или нѣтъ, какъ вамъ угодно, но во всякомъ случаѣ будемъ вѣчно благодарны вамъ. Конечно вы имѣете на нашъ счетъ добрыя намѣренія, мы видимъ это.
   -- Благодарю за это, господа! прервалъ онъ меня.
   -- Но вы находитесь въ заблужденіи. Это право удивительно. Вы вѣроятно имѣете на этотъ счетъ совершенно превратное мнѣніе; вы точно будто,-- я не желаю выразиться неучтиво, -- вы какъ будто, какъ говорится у насъ на твердой землѣ, помѣшаны на этомъ пунктѣ.
   -- Рехнулись немножко, какъ говорятъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ? замѣтилъ онъ вопросительнымъ тономъ.
   Нѣсколько ободрившись при мысли что я дѣлаюсь краснорѣчивымъ, я сталъ дѣйствовать на его великодушіе. Я старался задѣть за живое предполагаемыя мною въ немъ родительскія чувства. Въ какой тоскѣ должны теперь находиться наши родные! "Да, боченокъ воды можетъ замѣнитъ вовремя цѣлый Океанъ", ввернулъ онъ свое слово. Я сталъ наконецъ просить его съ патетическимъ достоинствомъ подумать объ ужасномъ пробѣлѣ который это должно сдѣлать въ нашемъ научномъ образованіи.
   -- Вы учитесь по-латыни или по-гречески? спросилъ онъ.
   Я не могъ отвѣчать на этотъ хладнокровный вопросъ. Онъ замѣтилъ что Новый Завѣтъ написанъ по-гречески, и что счастливъ тотъ кто монетъ читать его въ оригиналѣ.
   -- Ну, а какимъ же образомъ можемъ мы достичь этого, находясь на вашемъ кораблѣ? возразилъ Темпль, и замѣчаніе это привело меня въ отчаяніе, ибо оно вело къ цѣли гораздо ближе моей длинной рѣчи и доказало мнѣ что и онъ былъ того же мнѣнія, однако я продолжалъ въ этомъ смыслѣ.
   -- Какимъ образомъ можемъ мы сдѣлать надлежащую каррьеру, оставаясь на вашемъ кораблѣ, капитанъ Вельшъ? Скажите намъ пожалуста.
   Онъ наигрывалъ что-то, стуча суставами пальцевъ по столу. Только-что сталъ я надѣяться что изъ безсмысленной мелодіи этой выдетъ что-нибудь благопріятное, какъ Темпль закричалъ:
   -- Скажите намъ ваши настоящія намѣренія относительно насъ, капитанъ Вельшъ? Что хотите вы дѣлать съ нами?
   -- Хочу взять васъ съ собой въ наше плаваніе, туда и назадъ, если на то будетъ воля Провидѣнія, сказалъ капитанъ вставая.
   Мы отказались отъ предлагаемаго имъ чая, хотя кажется рады были поглодать хоть какую-нибудь кость.
   -- Больше объ этомъ и говорить нечего, сказалъ онъ,-- вы будете дѣлить со мной мою каюту, пока вы мои гости, мои матросы и ученики на пути истины; вы будете дѣлить со мной мою каюту и мою пищу, какъ бы мои собственныя дѣти; у меня нѣтъ ихъ. Жена моя была безплодная женщина. Дома у меня осталась лишь одна старуха мать. Перестаньте ворчать, мальчики: вы скоро повернетесь въ надлежащую сторону, какъ и моя Присцилла, и увидите что это вамъ принесло пользу.
   Мы вышли изъ каюты, свысока поклонившись ему.
   Темпль увѣрялъ что старикъ Риппенджеръ и тотъ былъ лучше этого богобоязненнаго негодяя.
   Вокругъ насъ было море: лишь далекая желтоватая полоса напоминала намъ о землѣ.
   -- Его жена была безплодною женщиной! Да намъ-то что до этого! восклицалъ повременамъ Темпль, пылая негодованіемъ.-- Такова была и Сарра. Онъ хочетъ дѣлить съ нами свою каюту и свою пищу, говоритъ какъ проповѣдникъ, а не морякъ. Я бы желалъ видѣть его во время бури. Да онъ вовсе и не морякъ. Матросы терпѣть его не могутъ. Не трудно было бы возмутить противъ него весь экипажъ. Ричи, я теперь понимаю все: ему нужны прислужники въ его каютѣ. Негодяй этотъ завладѣлъ нами. Мы должны будемъ прислуживать ему пока не выдемъ на берегъ. Но слава Богу, повсюду есть британскіе консулы; я говорю это серіозно. Я люблю свою родину; да будетъ она всегда сильна и могущественна! Моя жизнь всегда принадлежитъ ей... Чувствовалъ ты этотъ толчокъ корабля? Изо всѣхъ именъ данныхъ когда-либо кораблю, Присцилла безъ сомнѣнія самое что ни на есть противное, О! Вотъ теперь опять. Нѣтъ, это будетъ черезчуръ досадно, Ричи, если васъ одолѣетъ что-нибудь подобное.
   -- Если тебя одолѣетъ, сказалъ я, едва рѣшаясь говорить изъ боязни что сейчасъ заплачу или что мнѣ сдѣлается дурно.
   Мы оба чувствовали что корабль нашъ замышлялъ лишить насъ всякаго самоуваженія. Я заставлялъ себя припоминать изо всѣхъ силъ латинскіе стихи (вѣроятно я инстинктивно избралъ это средство, какъ родъ умственнаго сухаря обмоченнаго въ спиртѣ, крѣпкаго, успокоительнаго, совершенно противоположнаго моему дѣйствительному настроенію; иначе я никакъ не могу себѣ объяснить привлекательность этого средства), они помогли мнѣ на время, поддерживая во мнѣ какую-то машинальную умственную дѣятельность. Они такъ-сказать подняли меня превыше коварно вздыхающей Присциллы. Но вскорѣ я съ трескомъ свалился снова внизъ на нее; никакія умственныя хитрости и уловки не могли меня избавить отъ коноплянаго корабельнаго запаха; мнѣ не помогало также стоять перевѣсившись черезъ бортъ, ни лежать свернувшись подъ пропитанными смолой парусами. Матросы прикрывали насъ цѣлыми кучами лоцманской одежды. На этомъ кораблѣ плохо хворать, говорили они, потому что ничего подобнаго водкѣ не допускалось на старой Присциллѣ. Тѣмъ не менѣе, мнѣ кажется я попробовалъ чего-то въ этомъ родѣ, прежде нежели впалъ въ полубезсознательное состояніе. Точно въ бреду слышалъ я стоны Темпля и голосъ капитана раздававшійся среди бури и тоскливый скрипъ корабля среди высокихъ волнъ. Фигура капитана порой наклонялась надъ нами; на насъ набросили еще цѣлую кучу верхняго платья; порой вѣтеръ гудѣлъ еще пронзительнѣе, казалось, нежели звучали голоса людей погибшихъ отъ голода и усталости и испустившихъ душу въ безконечномъ стонѣ, какъ разказываютъ нянюшки. Корабль заключилъ какъ бы перемиріе съ волнами и глухо ворчалъ; затѣмъ мы получили два или три игривые толчка, насъ обрызгала морская пѣна, мы стали пробивать себѣ путь вверхъ по волнамъ, луна задрожала какъ пойманная въ сѣти нашихъ парусовъ, мы нырнули внизъ; поднялись, для того чтобы снова нырнуть, и затѣмъ опять снова. Я все упрекалъ въ умѣ нашъ корабль въ какомъ-то воображаемомъ непостоянствѣ. Воспоминанія прошлаго звучали въ моей груди подобно тяжелому гулу, катившемуся вдаль вмѣстѣ съ морскими волнами.
   

ГЛАВА XIII.
Мы вступаемъ въ различныя ученыя разсужденія съ капитаномъ Присциллы.

   Капитанъ Вельшъ скоро побѣдилъ насъ. Послѣдній разъ вкушали мы пищу на холодной лужайкѣ подъ соснами. Послѣ продолжительнаго поста, къ которому присоединилась еще морская болѣзнь, яйца и ветчина и привѣтливо благоухающій чай на капитанскомъ столѣ были приманками непреодолимыми для двухъ здоровыхъ мальчиковъ только-что вышедшихъ изъ-подъ ледяной морской воды, которою обливалъ насъ веселый морякъ. Доступность къ новымъ впечатлѣніямъ пробудилась въ умѣ нашемъ, когда, надѣвъ платье, мы стали согрѣваться. Мы ѣли сознавая себя внутренно притѣсненною невинностью, что однако не заглушало въ насъ чувство признательности, и послѣ благодарственной молитвы капитана, весьма продолжительной, мы благоприлично преклонили головы. Славный былъ завтракъ: и суша и море почти въ одинаковой степени подготовили насъ къ нему. Признаюсь, какъ выскочилъ я изъ каюты, я чувствовалъ себя какъ бы рожденнымъ къ новой жизни. Мы стали совѣщаться съ Темплемъ, и рѣшили что дуться было бы смѣшно, недостойно, неприлично. Мы попались въ руки капитану словно въ лапы льву; онъ очевидно человѣкъ благонамѣренный, только вовлеченный относительно насъ въ роковое заблужденіе; Присцилла направляется къ германской пристани, куда и прибудетъ черезъ нѣсколько дней; почему не прокатиться весело, такъ какъ съ нами ласково обращаются? Ни дѣдъ мой, ни отецъ Темпля не въ правѣ осуждать наше поведеніе. Мы не болѣе какъ жертвы недоразумѣнія, которое доставляетъ намъ случай обогатить свои познанія, что весьма желательно для юношей.-- Наконецъ мы не будемъ умирать съ голоду, сказалъ Темпль.
   Я улыбнулся; безуспѣшность моей вчерашней рѣчи объяснилась мнѣ, и я рѣшился никогда впредь не приводить гордость въ столкновеніе съ голодомъ. Завтракъ совершенно преобразилъ насъ. Мы сочли себя обязанными потребовать объясненій отъ Джорджа Дебля.
   Выслушавъ его объясненія, исполненныя такой откровенной искренности, что мы вполнѣ повѣрили бы имъ, еслибъ онъ не завѣрялъ что не думалъ подносить намъ рому съ горячею водой, мы вписали наши имена и адресы въ капитанову книгу и тотчасъ же попросили позволенія отправиться къ мачтѣ. Капитанъ засмѣялся. Внѣ каюты въ немъ не было и тѣни проповѣдника. Люди его говорили что онъ закаленный морякъ, помѣшанный на грогѣ и дѣвочкахъ. Ради грога и дѣвочекъ онъ и угощаетъ насъ соленою водой, чтобы освѣжить насъ. Грогъ и дѣвочки! вскричали мы. Мы клялись честью что отвѣдали грогу въ первый разъ въ жизни на Присциллѣ. "А что о дѣвочкахъ?" спросили они. Мы увѣдомили ихъ что знаемъ дѣвочекъ только хорошаго рода и благовоспитанныхъ. На это одинъ морякъ кивнулъ головой, другой свистнулъ, третій сказалъ: "въ томъ то и бѣда что всѣ дѣвочки такъ ужасно благовоспитанны", а четвертый заговорилъ крайне неприличнымъ языкомъ, обвиняя насъ что мы считаемъ Присциллу притономъ дурнаго общества и напоминая что онъ былъ въ числѣ гребцовъ доставившихъ меня съ берега на корабль.
   -- Бѣдный мистеръ Дебль, говорилъ онъ, -- одинъ только и былъ у него способъ вытащить васъ изъ омута въ который вы попали; онъ и заманилъ васъ на корабль, пользуясь дурнымъ средствомъ для хорошей цѣли. Помню я эту ночь, ибо я позволилъ себѣ неприличныя слова и предался пьянству. Остальные моряки громко хохотали. Мы имъ дали денегъ, чтобы не казаться оскорбленными ихъ подозрѣніями. Мы считали ихъ всѣхъ притворщиками, и ошибались точно такъ же какъ еслибы видѣли во всѣхъ нихъ людей честныхъ.
   Дѣла шли недурно, за исключеніемъ уроковъ изъ Писанія. Работа наша была лишь игра въ мореходство; мы помогали свертывать паруса, натягивать канаты, исполнять порученія и тому подобное. Темпль замысловато-выразительнымъ голосомъ объяснилъ капитану что эта работа намъ нравится, но что такими уроками какіе задавались намъ изъ Писанія набиваютъ только головы матушкинымъ сынкамъ.
   -- Такіе уроки не имѣютъ, можетъ-быть, на сушѣ того значенія какое получаютъ на морѣ, отвѣчалъ капитанъ.-- Матушкины сынки, о которыхъ вы говорите, не призваны бросить свѣтъ на тексты. Я могу васъ научить морскому дѣлу на моемъ суднѣ, но предъ этою книгой мы всѣ дѣти.
   Онъ глубоко вздохнулъ, услышавъ что предметомъ занятій нашихъ были языческіе боги и богини, древніе историки и поэты.
   -- Не ново мнѣ это, прибавилъ онъ.-- Можетъ-быть отъ этого такъ и идетъ все на свѣтѣ. И не дивлюсь я что вы убѣжали отъ этихъ грязныхъ занятій въ Лондонъ. Это точно такъ же естественно какъ то что паръ поднимается отъ кучи навоза.
   Темпль увѣрялъ что несправедливая строгость капитана принуждаетъ его вступиться за Венеру, онъ сказалъ, какъ мнѣ казалось, довольно остроумно:
   -- Моряки должны бы уважать ее, такъ какъ она родилась среди моря и направилась къ землѣ, что доказываетъ что у ней было удовлетворительное понятіе о мореплаваніи. Но капитанъ отвѣчалъ весьма рѣзко:
   -- Она умѣла направляться, какъ всегда умѣетъ лукавый дьяволъ въ ту сторону гдѣ больше можно надѣлать зла; она учитъ; юноша, тому мореплаванію которое ведетъ въ бездну, зіяющую подъ нами.
   Можетъ-быть онъ былъ правъ; однако заучиваніе текстовъ приходилось намъ не по душѣ, и несмотря на всю смѣтливость капитана Вельша, мы не могли растолковать ему причинъ нашего неудовольствія. Лучше бы, по нашему, онъ былъ дикій капитанъ, подстрекающій духъ нашъ къ непреклонному сопротивленію, а не добродушный, благонамѣренный человѣкъ, который давалъ намъ свое бѣлье, кормилъ насъ со своего стола и вынуждалъ насъ невольно пріискивать ему оправданія. Чтобы мстить ему прилично, мы принялись хвалить героевъ древности, какъ будто они вполнѣ владѣютъ нашими умами и составляютъ для насъ предметъ поклоненія. Всякій разъ какъ капитанъ Вельшъ восклицалъ: "отлично!" или: "вотъ мысль!" мы указывали ему на Плутарха, какъ на собраніе великихъ образцовъ. Алкивіадъ, изящно съѣдавшій черную кашу, заслужилъ одобреніе капитана; также Телемакъ, приноравливавшійся къ причудамъ дельфина, когда приходилось добираться до земли на дельфиновой спинѣ. Капитанъ Вельшъ не признавалъ въ Темплѣ представителя Алкивіада, ни Телемака во мнѣ, но онъ прозрѣвалъ непоколебимое упорство подъ нашею уступчивостью. Это, по его словамъ, былъ дьяволъ свернувшійся змѣей на зимній сонъ. Онъ открыто разилъ его текстами, или вдругъ невзначай пускалъ какой-нибудь особенно полновѣсный, надѣясь нанести врагу смертельный ударъ. Мы видали какъ онъ отыскивалъ въ Библіи тексты могущіе излѣчить насъ и убить дьявола въ насъ. Поэтому мы держались на оборонѣ: отрывки изъ Цицерона, отрывки изъ Сенеки, полные высокой нравственности, служили на защиту язычества. Мы припоминали ихъ какъ будто дѣйствительно какой-то чертенокъ принесъ намъ ихъ издалека. Впрочемъ мы не желали становиться въ оппозицію къ дѣду каторое онъ отстаивалъ. Мы возмущались только противъ догматической нетерпимости честнаго, но не свѣдущаго человѣка, предлагавшаго ото всего одно лишь лѣченіе и видѣвшаго пагубный ядъ во всѣхъ другихъ лѣкарствахъ и забавахъ.
   Темпль замѣтилъ ему:
   -- Еслибъ архіепископъ Кентерберійскій сказалъ мнѣ что греческіе и латинскіе авторы вредны для меня, я бы его послушалъ, потому что онъ ученый, знаетъ языки и литературу ихъ.
   Капитанъ Вельшъ отвѣчалъ:
   -- Еслибъ архіепископъ Кентерберійскій ходилъ въ море, а на берегу жилъ бы въ Фоульалли, да чувствовалъ бы что значитъ носиться по волнамъ погибели, онъ понялъ бы что большой, чистый, хорошо уснащенный корабль лучше вашихъ нарядныхъ лодокъ, барокъ, не выносящихъ прилива, яхтъ, убѣгающихъ въ пристань при первомъ дуновеніи бури, и всѣхъ вашихъ вычурныхъ затѣй.
   -- Такъ по вашему слѣдуетъ пускать на воду одного только вида корабли, вотъ въ чемъ и разница между вами и ученымъ, сказалъ я.
   -- По моему, отвѣчалъ капитанъ,-- всякаго юношу, такого какъ вы, слѣдуетъ воспитать на большомъ кораблѣ, тогда онъ бы не путался и не попалъ бы въ просакъ, понадѣявшись на свои слабыя снасти. Выдержите ученіе на великомъ кораблѣ Господа нашего, а потомъ принимайте подъ свое начальство что придется.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, капитанъ Вельшъ, сказалъ Темпль,-- надо долбить латынь и греческій съ малыхъ лѣтъ, иначе никогда не научитесь азбукѣ. Надо, увѣряю васъ честью. Если хотите попробовать и не прочь приняться для опыта за греческій языкъ, мы поможемъ вамъ, сколько будемъ въ силахъ, преодолѣть аористы. Онъ кажется труднѣе латыни, но потомъ становится легче. Только боюсь воспитаніе-то ваше на большомъ кораблѣ послужитъ помѣхой.
   -- Греческій языкъ другіе поймутъ за меня. Я могу заплатить ученымъ людямъ, и они растолкуютъ мнѣ что нужно, сказалъ капитанъ.-- А знаніе и любовь добродѣтели я самъ долженъ усвоить себѣ, и во избѣжаніе крушенія, долженъ усвоить рано.
   -- Да вѣдь это не наука и не природа, сказалъ я.
   -- Это знаніе истинныхъ правилъ для природы человѣческой.
   -- Вы способны были бы обманомъ залучить молодыхъ людей на вашъ корабль, капитанъ?
   -- Я благословилъ бы вѣтеръ занесшій ихъ ко мнѣ, откуда бы онъ ни дулъ.
   -- И попавъ въ ваши руки, такъ бы они и остались у васъ, капитанъ?
   -- Я счелъ бы волею Божьею чтобъ они на время остались у меня, да!
   -- А ихъ родители?
   -- Для юношей, носимыхъ вѣтромъ какъ былинки летучія, родители тамъ гдѣ они опустятся.
   -- Это однако тяжело для ихъ настоящихъ родителей, сказалъ Темпль.
   -- Еще болѣе тяжело что родители воспитываютъ такихъ вѣтрениковъ, юноша.
   Мы все горячились, пускали въ ходъ все, какое имѣлось у насъ, краснорѣчіе. Капитанъ наклонился надъ столомъ, безсознательно сложивъ руки на подобіе проповѣдника, мы съ своей стороны облокотившись на столъ не давали ему вздохнуть. Темпль блестѣлъ. Онъ хотѣлъ обратить капитана и сознавался въ этомъ.
   -- Вы, говорилъ онъ,-- не такой какъ тѣ нравоучители. Вы человѣкъ заслуживающій уваженія, хорошій морякъ, начальникъ корабля, искренній, безъ притворства и ханжества. Мы понимаемъ и извиняемъ ваше заблужденіе относительно насъ. Но у меня дома отецъ; онъ человѣкъ хорошій и въ то же время человѣкъ свѣтскій; читаетъ и Библію, и классиковъ, и ничего отъ этого не теряетъ, увѣряю васъ.
   -- А гдѣ былъ сынъ его въ ту туманную ночь.
   -- Ну, что жь? случилось что онъ былъ не дома.
   -- А гдѣ былъ бы онъ еслибы не одинъ изъ моихъ людей?
   -- Кто можетъ отвѣтить на это, капитанъ Вельшъ?
   -- Я отвѣчу, юноша. Онъ жарился бы въ одномъ изъ преддверій ада, безъ сомнѣнія.
   Темпль вздохнулъ надъ упрямствомъ капитана и сказалъ:
   -- Послушайте, у насъ въ школѣ былъ мальчикъ, звали его Дрю. Онъ былъ лучшій ученикъ Риппенджера изъ богословія, всегда получалъ за богословіе награды. И что жь? Онъ былъ отъявленная дрянь. Я разъ увелъ его въ уголъ и описалъ ему мученія смерти: такъ на него отвратительно было глядѣть. Потъ выступилъ у него на лицѣ.-- Полно! Полно! кричалъ онъ. Вотъ именно такіе какъ ты и мучатся всего больше, говорилъ я ему. Что жь придумалъ онъ, чтобъ избѣгнуть мученій? Выучить наизусть все Второзаконіе и всѣ Дѣянія Апостольскія. Страшный судъ представлялся ему полугодовымъ экзаменомъ у стараго Риппенджера. Это все факты, капитанъ Вельшъ.
   Я подтвердилъ.
   Капитанъ сказалъ странную вещь:
   -- Мы встрѣтимся съ вами въ пасти Левіаѳана въ бурную ночь, юноша.
   -- Съ удовольствіемъ, сказалъ Темпль.
   -- Пошли Богъ! воскликнулъ капитанъ.
   Онъ наклонилъ голову впередъ и закатилъ глаза подъ брови. Не успѣли мы опомниться, какъ онъ уже пустился въ разказъ о кончившемъ курсъ въ одномъ изъ университетовъ. Мы разъсѣянно слушали, какъ молодой человѣкъ постепенно падалъ съ вершины счастія до бѣлой горячки, пока капитанъ не заговорилъ о темной ночи на Темзѣ. Голосъ его прерывался; мы тщательно старались уловить нить разказа. Двое мущинъ и дѣвушка въ лодкѣ. Мущины подрались; дѣвушка кричала; лодка опрокинулась; всѣ трое утонули.
   Все это разразилось такъ внезапно что лишь тяжелый ударъ капитана кулакомъ по столу удержалъ насъ отъ смѣха.
   Онъ былъ рѣшительно не въ состояніи разказать дѣло какъ слѣдуетъ. Мы принуждены были соображать что могли изъ его восклицаній.
   Одинъ изъ мущинъ служилъ на кораблѣ, стоявшемъ въ Темзѣ и только наканунѣ бросившемъ якорь. Дѣвушка была его возлюбленная. Другой мущина когда-то былъ изящнымъ питомцемъ университета и сдѣлался пьянымъ агентомъ подрядчика. Добрый морякъ во время пріѣздовъ своихъ часто принималъ его къ себѣ, а онъ вкрадчивымъ языкомъ своимъ, наловчившимся въ школѣ, ввелъ дѣвушку въ грѣхъ въ отсутствіи ея возлюбленнаго. Какъ бы то ни было, они отправились вмѣстѣ встрѣчать его, не подозрѣвая что тайна ихъ была сообщена Роберту Вельшу. Однако Робертъ привѣтствовалъ ихъ радушно, и они отправились въ каюту, и сидѣли тамъ и пили до полуночи.
   -- Три погибшія души, сказалъ капитанъ.
   -- Вотъ вамъ и штука, пропѣлъ Темпль въ полголоса, и тотчасъ же весь покраснѣлъ, устыдившись себя самого.
   -- Мнѣ пришлось принести вѣсть матери, продолжалъ капитанъ,-- и тяжелая была обязанность, юноши, ибо рюмка былъ единственный недостатокъ Роберта, и онъ былъ одинъ братъ у меня.
   Я протянулъ руку капитану. Онъ сильно пожалъ ее.
   -- Такой экипажъ въ лодкѣ, и можетъ ли дьяволъ не быть рулевымъ! воскликнулъ онъ, и опустилъ голову на руки.
   -- Нѣтъ, прибавилъ онъ, поднявъ глаза на насъ.-- Я не прошу бури; я только прошу у Бога доступа къ сердцамъ вашимъ, огнемъ ли, или водою. А теперь, юноши, на палубу, пока оправляютъ вамъ постели.
   Совѣсть угрызала Темпля за неумѣстную выходку. Онъ сталъ извиняться.
   -- Да, сказалъ капитанъ,-- такъ и быть должно. Сознайтесь. Легкомысліе есть плодъ ученія плотскаго. Но погрузитесь въ книги что стоятъ здѣсь на полкахъ, научитесь видѣть живаго человѣка скелетомъ, замѣчать въ немъ свѣтъ и темноту, и никогда не придется вамъ извиняться предъ человѣкомъ, юноша.
   Силой своего характера онъ внушилъ намъ уваженіе къ себѣ. Хотя на палубѣ мы замѣтили другъ другу что онъ весьма нескладно разказалъ свою исторію, она произвела на насъ впечатлѣніе. Мы не такъ уже чувствовали себя въ силахъ бороться съ нимъ и не такъ нетерпѣливо призывали бурю.
   -- Буря придетъ конечно, сказалъ Темпль, стараясь принять равнодушный видъ, и поглядывая на небо.
   Я опасался того же и сталъ хвалить судно.
   -- О, Присцилла именно названіе свойственное кораблю утопающему со всѣмъ экипажемъ и отправляющему на берегъ бутылку, сказалъ Темпль.
   -- Да бутылки нѣтъ на всемъ кораблѣ, сказалъ я, и эта шутка помогла намъ отоспаться отъ овладѣвшаго нами унынія.
   

ГЛАВА XIV.
Я встрѣчаю старыхъ знакомыхъ.

   Несмотря на наши предчувствія, путешествіе было благополучно. Въ ясное, холодное воскресное утро мы плыли по иностранной рѣкѣ, и Темпль и я поочередно читали собранному экипажу мѣста изъ Библіи въ ожиданіи капитанова поученія. Мы перестали разбирать свои ощущенія, и поэтому положеніе наше почти не казалось намъ страннымъ. Но сердца наши бились желаніемъ взглянуть на большой торговый городъ, который называется вольнымъ городомъ, и слѣдовательно, замѣтилъ Темпль, долженъ имѣть сходство со старою Англіей. Итакъ мы рѣшили что городъ этотъ намъ понравится.
   -- Отличные тутъ пивные погреба, замѣтилъ замысловато одинъ морякъ.
   Тутъ во всякомъ случаѣ можно купить бѣлья. Для этой цѣли, капитанъ Вельшъ сдалъ насъ съ рукъ на руки своему надежному помощнику Джорджу Деблю, и скоро мы очутились въ улицахъ города, желая закупить чуть не все что въ нихъ находилось. У меня недовольно было денегъ для покупки всего что я считалъ необходимымъ. Темпль изорвалъ платье, мое было испачкано; видъ у насъ былъ не изящный, а мы намѣревались отобѣдать въ хорошей гостиницѣ, а потомъ отправиться въ театръ. Мнѣ однако не хотѣлось спустить часы. Мистеръ Дебль сказалъ что это можно уладить. Мы заложили часы въ одной лавкѣ за сумму равняющуюся на англійскія деньги двѣнадцати фунтамъ, и Темпль былъ такъ добръ что взялъ билетъ къ себѣ на сбереженіе. Такъ мы получили средства одѣться прилично и пообѣдать пріятно, и сверхъ того, какъ замѣтилъ мистеръ Дебль, я уже не рисковалъ что у меня украдутъ золотые часы. Мы посѣтили два-три пивныхъ погреба, чтобъ отвѣдать народное питье, и встрѣтили троихъ изъ нашихъ матросовъ, явившихся съ тою же цѣлью. Я вызвался угостить ихъ. Они хвалили своего капитана, но спрашивали насъ какъ людей благовоспитанныхъ и ученыхъ, благоразумно ли вооружаться противъ крѣпкихъ напитковъ на томъ основаніи что братъ утонулъ во время прилива? Мистеръ Дебль совѣтовалъ имъ не забывать умѣренности; они же совершенно спокойно отвѣчали что имѣютъ законное право на чрезмѣрное количество вина.,
   -- Эти негодяи, увѣдомилъ насъ мистеръ Дебль, -- не пользуются довѣренностью капитана, однако они ловкіе моряки, на кораблѣ подчиняются капитановымъ правиламъ, а на сушѣ пользуются свободой.
   Мы спросили въ чемъ состоятъ преимущества его самого предъ ними?
   -- Вотъ видите ли, сказалъ онъ, -- если только обвинятъ ихъ въ непослушаніи, они прогоняются съ корабля и теряютъ хорошее жалованье и добраго капитана. А пусть-ка кто-нибудь изъ нихъ попробуетъ обвинить меня; онъ только броситъ резинковымъ мячикомъ въ стѣну; ударъ который хотѣлъ онъ нанести падетъ на него же. Заслужите только довѣріе начальника, а потомъ уже не бойтесь ничего.
   Мы молчали, а могли бы кое-что сказать. Мистеръ Дебль не питалъ нравственной враждебности къ театрамъ. "Если представленіе не занимательно, такъ можно выкурить трубочку на воздухѣ", сказалъ онъ, и вскорѣ удалился. Еслибы мы не обязались честнымъ словомъ дождаться пока онъ придетъ за вами, мы тоже ушли бы отъ представленія, изъ котораго понимали одно только слово: "Ja". Утомительно было постоянно ждать возвращенія этого слова. Мы испытывали что-то похожее на чувство которое должно овладѣвать собаками, когда къ нимъ обращаются съ человѣческою рѣчью. Поэтому мы не стѣсняясь заявили что театръ этотъ надоѣлъ намъ ужасно. Я напомнилъ Темплю поговорку императора Карла V' относительно знанія языковъ.
   -- Гм! отозвался онъ критически.-- Нѣмцу позволительно такъ говоритъ, но если вы иностранецъ, такъ нельзя вамъ пять разъ сдѣлаться Англичаниномъ.
   Мы услышали подлѣ насъ англійскій смѣхъ, и затѣмъ Англичанинъ подошелъ къ намъ.
   -- Мистеръ Вилье, если не ошибаюсь? поклонился онъ мнѣ.
   -- Мое имя Ричмондъ.
   Онъ опять поклонился, извиняясь, заговорилъ о представленіи и подалъ знакъ дамѣ сидѣвшей въ ложѣ противъ насъ. Я видѣлъ что она что-то пишетъ на клочкѣ бумаги; она позвала рукой незнакомца, онъ отошелъ отъ насъ и вскорѣ затѣмъ вручилъ мнѣ свернутую записочку. Она была слѣдующаго содержанія: "Миссъ Гудвинъ (по имени Клара) весьма желаетъ звать что подѣлывалъ мистеръ Гарри Ричмондъ съ тѣхъ поръ какъ оставилъ Венецію?"
   Я пробрался черезъ множество недовольныхъ ногъ, стараясь на пути къ ея ложѣ живо припомнить ее, но мнѣ едва удалось припомнить ее сколько-нибудь, пока я не просидѣлъ подлѣ нея пяти минутъ. Полковникъ Гудвинъ спалъ въ углу ложи. Пробужденный звукомъ роднаго языка, онъ тотчасъ же узналъ меня.
   -- Вы на пути къ отцу? сказалъ онъ, пожимая мнѣ руку.
   Я изумился какъ онъ угадалъ это.
   -- Вы знаете гдѣ онъ? спросилъ я.
   -- Мы его видѣли. Когда, бишь, Клара? Съ недѣлю или дней десять тому назадъ.
   -- Да, сказала миссъ Гудвинъ.-- Мы объ этомъ еще поговоримъ.
   И она принялась толковать о моей наружности, приступала ко мнѣ съ вопросами, а на мои не отвѣчала.
   Я привелъ Темпля въ ложу чтобы представить его. Потомъ насъ познакомили съ капитаномъ Малетомъ, который подходилъ ко мнѣ въ партерѣ.
   -- Такъ вы, стало-быть, знаете по-нѣмецки? спросила миссъ Гудвинъ.
   Она изумилась, когда мы отвѣчали ей что знаемъ одно только слово ja. Наше появленіе въ Германіи становилось непонятнымъ.
   -- Это самое опасное слово изъ всѣхъ, сказалъ полковникъ Гудвинъ и просилъ насъ всегда послѣ него твердить nein, какъ противоядіе.
   -- Вы видѣли моего отца? шепнулъ я миссъ Гудвинъ.-- Мы давно разлучены. Пожалуста, разкажите мнѣ все про него. Не глядите на сцену; они тамъ такія глупости говорятъ. Какъ вы меня вспомнили? Какъ я счастливъ что встрѣтился съ вами! О! Я не забылъ Венеціи. Съ отцомъ мы вскорѣ затѣмъ разстались, и я не видалъ его съ тѣхъ поръ.
   Она коснулась руки отца.
   -- Сейчасъ, если тебѣ угодно, сказалъ онъ, вскакивая на ноги.
   -- Вы въ Германіи его видѣли? приставалъ я. Она серьезно кивнула головой и слегка оперлась на мою руку, пока шли мы изъ театра въ ея гостиницу. Я былъ въ такомъ восхищеніи, смѣшанномъ съ изумленіемъ и нетерпѣніемъ, что громко закричалъ бы, еслибы не гордился слишкомъ своею дамой. За ея чайнымъ столомъ я разказалъ всѣ свои приключенія съ того времени какъ разстались мы въ Венеціи, торопясь сколько возможно и заключилъ Жаднымъ восклицаніемъ:-- Ну, теперь вы разкажите!
   Имъ почему-то видимо не хотѣлось исполнить съ своей стороны договоръ нашъ. Миссъ Гудвинъ поглядѣла на капитана Малета. Онъ раскланялся. Затѣмъ она сказала:
   -- Какъ я рада что вы бросили это противное имя Рой. Мы съ папенькой часто объ васъ говорили. Особенно въ послѣднее время. Я хотѣла писать вамъ, Гарри Ричмондъ. И написала бы, какъ только мы вернулись бы въ Англію.
   -- Надо вамъ знать, сказалъ полковникъ,-- что я охотникъ осматривать крѣпости, и моей бѣдной Кларѣ приходится странствовать со мной по Европѣ, собирая новѣйшія открытія по артиллеріи и другія свѣдѣнія, за которыя начальство и не думаетъ благодарить меня, но все же я служу по своему странѣ моей, пока оружіе ржавѣетъ въ покоѣ. Мы теперь направляемся домой чрезъ Парижъ. Надѣюсь что вы и другъ вашъ будете намъ сопутствовать. Я повидаюсь съ этимъ капитаномъ Вельшемъ предъ отъѣздомъ. Клара, ты сегодня опять доказала свои необыкновенный инстинктъ, потащивъ меня въ театръ.
   Я напомнилъ Миссъ Гудвинъ что отецъ мой въ Германіи.
   -- Да, онъ при одномъ дворѣ, очень далеко отсюда, сказала она поспѣшно. Такъ вы случайно попали на купеческое судно. Вы одинъ изъ людей предназначенныхъ къ необыкновеннымъ приключеніямъ. Признайтесь, вы не узнали бы меня. Это просто чудо что я встрѣтилась съ маленькимъ другомъ моимъ Гарри; уже не маленькимъ теперь, а все-таки другомъ моимъ, неправда ли?
   Я съ жаромъ отвѣчалъ утвердительно.
   Она прибавила очень вкрадчиво:-- Такъ поѣдемте съ нами! Докажите что вы вѣрите нашей дружбѣ!
   Въ отчаяніи я воскликнулъ:-- Но надо же, надо мнѣ непремѣнно услышать объ отцѣ!
   Она поглядѣла въ нерѣшительности на полковника.
   -- Конечно! сказалъ онъ, и принялся хвалить любящаго сына.-- Клара поговоритъ съ вами. Я иду спать. Какъ зовутъ пьесу которую мы видѣли сегодня? Да, Струензе. Мы не видали плахи.
   Онъ пожелалъ намъ покойной ночи, назначивъ встрѣтиться на другой день за завтракомъ, и приказалъ приготовить намъ постели въ гостиницѣ.
   Миссъ Гудвинъ начала:-- Да вѣдь мнѣ право нечего разказывать вамъ, или очень мало. Вы знаете, у папеньки всюду знакомства; мы все равно что жители материка, говоримъ на разныхъ языкахъ, я сама почти сдѣлалась иностранкой, такъ много живемъ мы за границей. Но я думаю что мальчикамъ слѣдуетъ воспитываться дома. Надѣюсь, вы поступите въ англійскій университетъ.
   Замѣтивъ огорченное выраженіе лица моего, она сказала съ такимъ движеніемъ, будто чувствовала боль въ бровяхъ:-- мы видѣли его при дворѣ принца Эппенвельцена. Съ нимъ тамъ очень ласковы. Онъ былъ тамъ нѣсколько недѣль тому назадъ. Это къ Гановеру, далеко отсюда. Онъ мнѣ сказалъ что вы у своего дѣдушки. Мнѣ хочется видѣть Риверсли. Свезите меня туда. Вамъ вѣрно надо будетъ мириться съ дѣдушкой, можетъ-быть я помогу вамъ и окажусь настоящею Перибану. Мы ѣдемъ чрезъ Амстердамъ, Гагу, Брюссель, Парижъ, прямо въ Лондонъ. Какъ вы однако непостоянны: вы ни разу не назвали меня Перибану.
   Ея болтовнѣ удалось отклонить мои вопросы прежде чѣмъ я успѣлъ сложить ихъ. Я переходилъ смутно отъ одной мысли къ другой, то думая о темнокрасномъ Бенчѣ, то о дворѣ германскаго принца.
   -- Вы сегодня больше ничего мнѣ не скажете? спросилъ я когда она остановилась.
   -- Право мнѣ нечего больше говорить вамъ, увѣряла она.
   Мнѣ стало ясно что она присоединилась къ таинственному заговору противъ моего отца. Я началъ чувствовать удушье въ горлѣ. Я поблагодарилъ ее и пожелалъ ей доброй ночи пока еще былъ въ силахъ улыбаться. Въ слѣдующее свиданіе полковникъ Гудвинъ говорилъ со мной о моихъ странствіяхъ. Я въ такихъ лѣтахъ, говорилъ онъ, что долженъ самъ понимать свои выгоды. Конечно сыновняя любовь вещь прекрасная, но въ сущности весьма сомнительно находится ли еще отецъ мой при дворѣ этого принца. Онъ собирался посѣтить Англію, чтобы повидаться съ сыномъ, я могу разъѣхаться съ нимъ, гоняясь за нимъ по Германіи. Сверхъ того, не огорчаю ли я дѣда и тетку, которымъ такъ многимъ обязанъ? Они заслуживаютъ всю теплоту моей привязанности. Теперь именно совершается поворотъ въ моей судьбѣ. Рѣшительно не поведетъ ни къ чему хорошему если я явлюсь къ принцу, и встрѣча съ отцомъ доставитъ мнѣ только горе.
   -- Вы конечно понимаете всю цѣну хорошаго воспитанія, заключилъ онъ.-- Подъ присмотромъ дѣда предъ вами открывается карьера, въ виду у васъ прекрасное состояніе, все чего только можетъ желать молодой человѣкъ. И скажу вамъ откровенно, вы рискуете лишиться всего этого, упорно гоняясь за вашимъ отцомъ. Дайте себѣ время подумать хорошенько.
   -- Я уже подумалъ! воскликнулъ я.-- Я выѣхалъ его отыскивать и отыщу!
   Полковникъ повторялъ свои доводы и увѣренія, пока не утомился. Я безпрестанно благодарилъ его за его доброту. Клара Гудвинъ съ необыкновенною настойчивостью умоляла меня ѣхать съ ней въ Англію; называла себя Перибану и этимъ именемъ вызвала предъ моимъ воображеніемъ живой образъ отца. Она говорила, какъ говорилъ полковникъ, что теперь мнѣ предстоитъ рѣшить мою будущность; выражала опасеніе что я попаду въ бѣду отъ упрямаго своеволія, въ которомъ видѣла искреннюю, но безразсудную привязанность. Она говорила что должно-быть сама судьба свела ее со мной, чтобы дать ей случай оказаться истиннымъ другомъ, двадцати-шестилѣтней Перибану, которая не будетъ требовать чтобъ я женился на ней, когда заслужитъ мою признательность.
   Натравили на меня Темпля. Это было очень смѣшно.-- Послушай, Ричи, говорилъ онъ,-- вѣдь въ самомъ дѣлѣ всему бываетъ конецъ. Отецъ твой знаетъ что ты въ Риверсли, и пріѣдетъ къ тебѣ, когда будетъ время. Подумай что дѣлается со сквайромъ.
   Я не могъ слушать его безъ смѣха. Ему хотѣлось вернуться домой, или по крайней мѣрѣ въ Риверсли. Я предложилъ его въ спутники миссъ Гудвинъ.
   Она пеняла мнѣ; ласкала меня. Она была очень нѣжна.-- Ну, сказала она со страннымъ смиреніемъ,-- останьтесь по крайней мѣрѣ одинъ день съ нами. Неужели вы мнѣ въ этомъ откажете? Я согласился. Она и не подозрѣвала чего мнѣ это стоило. Мы пошли осматривать лавки и зданія. Я купилъ два легкихъ мѣшка, чтобы привязать за плечи, двѣ ночныя рубашки, зубныхъ щетокъ, карманныхъ гребней и большую карту Германіи. Настойчивыми просьбами я заставилъ ее указать мнѣ владѣнія принца Эппенвельценъ Саркельдъ.-- Доходовъ у него нѣсколько меньше чѣмъ у вашего дѣдушки, другъ Гарри, замѣтила она. Я глядѣлъ на это мѣсто такъ долго и пристально что наконецъ могъ бы зажмурясь указать его пальцемъ.
   Два-три генеральныхъ сраженія привели насъ къ дружескому соглашенію. Полковникъ взялъ съ меня обѣщаніе что если я увижу отца въ Саркельдѣ, то останусь съ нимъ не долѣе семи дней, а если его тамъ нѣтъ, то поѣду домой тотчасъ же. Когда я скрѣпилъ это обѣщаніе честнымъ словомъ, онъ представилъ меня одному банкиру, который взялся выдать мнѣ денегъ для поѣздки въ Англію, если потребуется. Дилижансъ долженъ былъ довезти меня до окрестностей Саркельда. Я написалъ письмо тетушкѣ Дороти, сообщая ей факты, и другое сквайру, которое начиналось такъ:-- "По пріѣздѣ въ Лондонъ мы были захвачены самымъ густымъ туманомъ какой случался на памяти человѣческой," какъ будто напередъ было рѣшено и извѣстно что мы съ Темплемъ ѣдемъ изъ Риверсли въ Лондонъ. Миссъ Гудвинъ взялась доставить мои письма. Она сказала послѣ обѣда, часа за два до отхода дилижанса:-- Не сходить ли вамъ проститься съ капитаномъ судна на которомъ вы пріѣхали. Я попался въ западню на столько что пошелъ на набережную и отыскалъ корабль. Но въ немъ представилась мнѣ тюрьма моя. Я послалъ поцѣлуй мачтамъ капитана Вельша, не безъ насмѣшки, но и не безъ уваженія къ нему. Миссъ Гудвинъ съ удивленіемъ подняла брови, когда мы появились снова. Но она не призналась въ своемъ предательствѣ; я не сталъ уличать ея, и можетъ-быть вслѣдствіе угрызенія совѣсти, она, прощаясь, привлекла меня къ себѣ такъ близко, что поцѣлуй воспослѣдовалъ самъ собою.
   Двадцать четыре нѣмецкихъ слова, необходимыхъ для путешественника по Германіи, составляли все наше знаніе языка. Они были написаны на бумажкѣ рукой миссъ Гудвинъ. Пріятно было учить эти слова, сидя во мракѣ дилижанса между Нѣмцами такого роста къ какому даже Тацитъ не приготовилъ меня, безпрерывно обкуривающими насъ со всѣхъ сторонъ. Мы съ Темплемъ передавали другъ другу бумажку каждые полчаса, пока было видно. Когда стемнѣло, ничто уже не помогало намъ бороться съ ощущеніемъ что мы заключены въ кучѣ навоза: окна были затворены, табачный дымъ густѣлъ, отъ шкуръ въ которыя кутались наши громадные спутники поднимались испаренія; повременамъ огонь мерцалъ въ трубкахъ; всѣ молчали и только безпрерывно испускали изъ себя дымъ и жаръ, какъ неодушевленныя силы природы. Мнѣ приходили самыя фантастическія мысли: что я посаженъ въ грядку и зрѣю, и что вотъ, вотъ голова моя отвалится; что я укорененъ глубоко въ твердомъ грунтѣ земли. Но незачѣмъ передавать эти мысли, въ нихъ сказывались лишь физическія мои страданія. При появленіи тусклаго свѣта, когда уже я пересталъ на него надѣяться, мы казались преступниками неудачно повѣшенными или несчастными утопающими въ замкнутой каютѣ подъ водой. Одинъ колоссъ привалился къ моему плечу. Темпль былъ задавленъ; лицо его, выглядывавшее изъ-подъ груды медвѣжьяго мѣха, изображало оцѣпенѣлое изумленіе. Снаружи талый снѣгъ лежалъ на высокихъ холмахъ; надъ нами висѣли синевато-сѣрыя облака; мы ѣхали по долинѣ среди сосноваго лѣса.
   

ГЛАВА XV.
Мы встрѣчаемъ въ лѣсу прекрасную дамочку.

   Большія чашки горячаго кофе съ молокомъ и бѣлымъ хлѣбомъ возвратили намъ силы въ лѣсной гостиницѣ. Нѣсколько минутъ послѣ воспріятія этой пищи мы съ Темплемъ разговаривали, обмѣниваясь клубами пара, но скоро впали снова въ оцѣпенѣніе. Трубки снова закурились. Рѣчи раздававшіяся вокругъ казались намъ языкомъ утесовъ и скалъ и вырванныхъ съ корнями деревъ, языкомъ пирующихъ обжоръ. Слово ja безпрерывно звучало отовсюду словно скрипучая дверь. Пухлыя дѣти, неуклюжіе мущины, съежившіяся старухи, со сморщеннымъ, точно испеченнымъ лицомъ, виднѣлись повременимъ въ селеніяхъ. Мы замѣтили одного мальчика сидящаго на камнѣ рядомъ съ собакой: они поочередно откусывали куски пирога, который мальчикъ держалъ обѣими руками. Насъ занималъ вопросъ хватала ли иногда собака больше чѣмъ приходилось на ея долю. Это былъ для нея урокъ доброприличнаго поведенія, и сидя за обѣдомъ съ нашими спутниками, мы пожалѣли что они не воспользовались подобными же уроками. Они питались уткнувъ головы въ тарелки, громко жевали и брызгались кругомъ, не обращая на насъ ни малѣйшаго вниманія, такъ что намъ досталась Лазарева часть. Однако они были очень добры и позволили разостлать у нихъ на колѣняхъ часть моей большой карты Германіи, пока мы съ Темплемъ въ дилижансѣ разсматривали по ней теченіе рѣкъ. Одинъ тыкалъ толстымъ пальцемъ въ названіе какого-нибудь города и произносилъ его; другой училъ насъ произношенію гласныхъ со смягченіемъ ихъ, причемъ намъ представлялось будто намъ преподаютъ пріемы какъ взять въ ротъ яйцо и потомъ обнаружить въ этомъ раскаяніе. "Саркельдъ!" воскликнули мы оба, и они выразили рукой скаканіе лошади, указывая на отдаленныя горы. Саркельдъ оказывался то справа, то слѣва, смотря по поворотамъ дороги. Саркельдъ очутился впереди, когда кондукторъ, согласно даннымъ ему наставленіямъ, пригласилъ насъ выйти изъ дилижанса и идти чрезъ этотъ безконечный сосновый лѣсъ. Сначала рука его выражала скаканіе, потомъ спускъ, далѣе виноградники и наконецъ возвышеніе, у подножія котораго лежитъ Саркельдъ. Пантомима была не дурна. Мы махнули рукой дилижансу на прощаніе, бодро отправились въ путь, съ сумками за спиной, и вступили въ поросшую соснами долину среди горъ, задавая себѣ вопросъ: кажется ли солнце чужимъ на чужой сторонѣ?
   -- Да, кажется, сказалъ Темпль. Такъ думалъ и я; но не соглашался, потому что надѣялся увидѣть отца въ эту же ночь и радостно привѣтствовать Аполлона по утру. Надежда укрѣплялась во мнѣ по мѣрѣ того, какъ члены мои приходили въ движеніе. Прекрасные водопады темно-блестящей воды низвергались въ долину. Мы гнались за невидимою дичью. Вдругъ одинъ изъ насъ воскликнулъ: "мы въ нѣмецкомъ лѣсу!" и мы припомнили мрачные разказы объ этихъ лѣсахъ, о ихъ грозныхъ замкахъ, баронахъ, рыцаряхъ, дамахъ, длиннобородыхъ карликахъ, гномахъ и привидѣніяхъ. Я тотчасъ же началъ разказыватъ легенду.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! сказалъ Темпль, удерживая меня.
   -- Назовемъ это мѣсто устьемъ Гадеса. Отъ греческихъ повѣрій не становится жутко.
   Я засмѣялся громче чѣмъ слѣдовало, и замѣтилъ что никогда не имѣлъ я ко всему греческому такого пристрастія какъ на суднѣ капитана Вельша.
   -- Именно потому что онъ тянулъ совсѣмъ въ другую сторону, я постоянно и ввертывалъ цитаты, сказалъ Темпль.-- Я бывало читалъ съ отцомъ по праздникамъ, а тебя подготовилъ какъ слѣдуетъ твой достопочтенный Симонъ; ну, дѣло-то и шло. Мы не можемъ упрекнутъ себя что надували капитана относительно нашихъ знаній.
   -- Нѣтъ, и я этому очень радъ, сказалъ я. Темпль продолжалъ:
   -- Что бы ни случилось, все ничего, пока можешь сказать себѣ: я поступалъ какъ честный человѣкъ. А эти нѣмецкія сказки, онѣ только тебя разстраиваютъ. Не видишь причины. За что человѣка преслѣдуютъ привидѣнія полжизни? Ну, положимъ, онъ совершилъ преступленіе. Ну, а если не совершилъ, развѣ нельзя пройти по старому замку, или по лѣсу, не встрѣтивъ привидѣній?
   Туманная картина чужой земли дѣйствовала на Темпля. Она дѣйствовала и на меня. Я сталъ выбивать клинъ клиномъ.
   -- Вообрази что эти сосны шепчутъ: "вотъ опять идутъ двое", Темпль. Ну, и вообрази карлика шириной въ мой ростъ, а вышиной мнѣ по плечо. Однажды онъ встрѣтился съ самою хорошенькою дѣвушкой во всей странѣ, и она обѣщала выйти за него замужъ черезъ двадцать лѣтъ, за мѣшокъ драгоцѣнностей, на которыя можно бы купить всю Германію и половину Англіи. Представь какъ она тащила ихъ домой. Люди принимали ихъ за уголь. Она вышла замужъ за любимаго человѣка, и двадцать лѣтъ прошло, и какъ только пробилъ часъ въ который встрѣтилась она съ карликомъ, тысячи колокольчиковъ зазвенѣли по лѣсу, и мужъ ея вскричалъ: что это значитъ? Они поѣхали въ лѣсъ, и вотъ вѣнокъ свѣжихъ цвѣтовъ упалъ ей на голову, и золотое кольцо замкнулось вкругъ ея пальца и... смотри, Темпль! Смотри!
   -- Что такое? спросилъ милый малый, озираясь весьма внимательно, ибо примѣшавъ мою нелѣпую исторію къ мраку мѣстности, я возмутилъ хладнокровіе его наружности, какъ возмущается гладкая поверхность озера, если бросить въ нее камень.
   Мы обогнули скалистый уголъ долины слегка ускореннымъ шагомъ, въ мертвомъ молчаніи. Мы вышли опять на дневной свѣтъ, и вздохнули свободнѣе и смѣялись другъ надъ другомъ, и увидѣвъ домъ обвитый золотистымъ виноградомъ, похвалили выразительную пантомиму кондуктора. Представлялся случай напиться вина, но мы предпочли воду, и выпили за здоровье Присциллы ладонями изъ ручья, журчавшаго словно шелестъ осиновыхъ листьевъ и пріятно напомнившаго мнѣ журчаніе Риверслійскихъ ручьевъ.
   Въ виду было нѣсколько возвышенностей, частію лѣсистыхъ, частію обнаженныхъ. Мы выбрали ближайшую чтобы посмотрѣть на закатъ солнца, и единодушно рѣшили что онъ не похожъ на англійскіе закаты, хотя и не такъ страненъ какъ тотъ который мы приняли за восхожденіе на Присциллѣ. Холмистая зеленая страна, гдѣ лѣсные склоны смѣнялись лужайками, тянулась къ западу; а западъ пылалъ надъ нею ярко-желтымъ, а потомъ темно-багровымъ свѣтомъ.-- Гляди на самое солнце, сказалъ мнѣ Темпль, оно такое же какъ въ Англіи. Дѣйствительно, глядя на окружность свѣтила мы могли вообразить себя дома; но едва зашло оно за гору, какъ это чувство въ насъ исчезло. Цвѣтныя облака отогнали далеко воспоминанія родины.
   Башня на отдаленной горѣ, бѣлѣвшая среди сосенъ, навела насъ на предположеніе что Саркельдъ лежитъ гдѣ-нибудь подъ тою горой. Поэтому мы, не возвращаясь къ дорогѣ, стали смѣло спускаться къ городу по крутой тропинкѣ. Недавнія событія убѣдили меня что само Провидѣніе руководитъ мною въ поискахъ за отцомъ. Я пробирался въ Бенчъ, и не попалъ; я увезенъ былъ за море, и столкнулся съ друзьями, которые его видѣли и могли сказать мнѣ что я безсознательно попалъ на настоящій слѣдъ, по которому теперь уже сознательно иду.
   -- Иди по тропинкѣ, сказалъ я, когда Темпль остановился для совѣщанія.
   -- Такъ шли мы и въ Лондонскомъ туманѣ, отозвался онъ нѣсколько мрачно.
   -- А развѣ не добрались мы благополучно сюда, отвѣтилъ я и заставилъ его замолчать.
   Настала темная ночь. Каждое возвышеніе представлялось намъ развалиной, каждое углубленіе бездной. Становилось страшно темно, но тропинка намъ не измѣняла, и мы надѣялись: вотъ, вотъ еще полчаса, и предъ нами заблестятъ огни Саркельда, и мы примемся громко стучаться въ дверь какой-нибудь гостиницы, требуя ночлега и ужина. Я слышалъ какъ Темпль твердитъ нѣмецкія слова, пока пробирались мы по тропинкѣ: "Broci, Butter, Wasser, Fleisch, Bett"; потомъ: Brod, Wasser, Bett; а наконецъ одно только Bett, явное уже доказательство его усталости. Наша тропинка часто принимала характеръ водомоины, и спускаться по ней было особенно утомительно, ибо когда идешь въ гору, болѣе всего страдаютъ колѣни, а они для пѣшехода не такъ важны какъ пальцы и щиколки, которыя на спускѣ рискуешь вывихнуть. Я шелъ по болѣе ровному мѣсту, наклонивъ голову впередъ и закрывъ на половину глаза, какъ вдругъ отблескъ огня въ ручьѣ подъ моими ногами заставилъ меня взглянуть наверхъ. Башня которую мы замѣтили на закатѣ солнца стояла надъ нами вся освѣщенная. Благоразуміе заставляло приписать свѣтъ этотъ факеламъ, но суевѣріе подсказывало намъ другое, нелѣпое толкованіе, пока не разглядѣли мы множества людей съ раскраснѣвшимися лицами.
   -- Разбойники! воскликнулъ одинъ изъ насъ; но оба мы подумали:-- Нѣтъ, разбойники не стали бы такъ собираться на высотѣ. Мы рѣшились подняться на верхъ и просить ихъ помощи.
   Насупротивъ башни, сложенной изъ бѣлаго мрамора, высокая палатка была разбита на зеленой площадкѣ окруженной на половину соснами. Факелы были воткнуты въ трещины деревъ, въ промежутки сучьевъ, кругомъ стояли мальчики съ факелами; подъ палаткой очевидно усердно работали люди. Мы слышали тяжкое дыханіе землекоповъ. Позади факельщиковъ стояла длинная повозка, запряженная двѣнадцатью лошадьми. Всѣ люди казались слишкомъ заняты для болтовни и смѣха. Что тамъ дѣлалось подъ палаткой? Видя что одинъ мальчикъ повременамъ приподнимаетъ край палатки, мы осмѣлились послѣдовать его примѣру, чтобъ удовлетворить наше любопытство. Тамъ стояла бронзовая лошадь, поднявшаяся на дыбы. Рабочіе врывали въ землю ея пьедесталъ.
   Удовлетворивъ любопытство, мы стали совѣщаться о нашихъ дальнѣйшихъ дѣйствіяхъ. Весьма трудно добывать себѣ ночлегъ, вдали отъ родины -- вотъ философское заключеніе къ которому мы пришли, ибо ничего практическаго не представлялось. Мы вооружились бумажкой миссъ Гудвинъ. Слово Gasthof! воскликнулъ Темпль. Gasthof; Zimmer, Bett; это значитъ: гостинница, горячій ужинъ, постель. Спросимъ. Мы спросили у нѣсколькихъ человѣкъ. Работавшіе бросали на насъ изумленный взглядъ; факельщики указали на палатку и на невидимую высоту и пробормотали: "Morgen". Справившись съ бумажкой миссъ Гудвинъ, мы узнали что это значитъ утро -- отвѣтъ рѣшительно непонятный. Но люди, какъ видно, считая наше поведеніе подозрительнымъ, объяснили намъ угрожающими жестами что наше присутствіе тутъ не требуется. Мы удалились подъ тѣнь деревъ, сердясь на ихъ неучтивость. Еслибы было лѣто, мы легли бы на землю и заснули. Холодъ зимней ночи принуждалъ насъ оставаться въ движеніи. Намъ однако не хотѣлось удаляться отъ факеловъ. Черезъ нѣкоторое время они скрылись, потомъ мы увидѣли одинъ, движущійся впереди. Факельщикъ оказался однимъ изъ рабочихъ, и у насъ съ нимъ завязались весьма странные переговоры. Онъ повторялъ слово: Morgen, а мы твердили: Zimmer и Bett.
   -- Онъ принимаетъ насъ за двухъ Каспаръ Гаузеровъ, вздохнулъ Темпль.
   -- Nein, сказалъ рабочій, и можетъ-быть наведенный на новую мысль звуками чужаго языка, далъ намъ знакъ чтобы мы шли за нимъ слѣдомъ.
   Жилище его была лѣсная хижина. Онъ предложилъ намъ хлѣба, молока и соломы вмѣсто постели. Мы ничего больше не желали, и были счастливы, хотя хлѣбъ былъ черенъ, молоко кисло, а солома гнила.
   Завтракъ нашъ былъ какъ бы продолженіемъ ужина, но двѣ дочки хозяина въ тѣсныхъ и грязныхъ полотняныхъ чепцахъ жевали черный хлѣбъ и пили кислое молоко съ такимъ аппетитомъ что мы притворились будто намъ нравится эта дрянь, чтобъ онѣ не сочли насъ существами совсѣмъ другаго рода чѣмъ онѣ. Да къ удивленію нашему пища эта и дѣйствительно намъ понравилась. "Mutter", сказалъ я имъ. Онѣ указали комнату на верху. Темпль приложилъ щеку къ рукѣ. Одна изъ дѣвочекъ легла щекой на столъ. Я сказалъ:-- Докторъ. Онѣ кивнули головой и отвѣчали:-- Принцесса. Это сбило наши догадки о здоровьѣ ихъ матери. Я положилъ серебряную англійскую монету въ одну изъ ихъ пухленькихъ ручекъ.
   Повторяя имя Саркельдъ, мы стали просить отца указать намъ путь къ этому мѣсту. Въ дверяхъ хижины онъ небрежно махнулъ рукой къ югу, потомъ весьма выразительно къ западу, гдѣ стояла башня, потомъ поднялъ къ ней обѣ руки, закричалъ, подражая пальбѣ изъ пушекъ, замахалъ шляпой и затопалъ, испуская привѣтственные возгласы. Темпль, взглянувъ по направленію къ башнѣ, затрубилъ въ кулаки, чтобы показать что мы понимаемъ всю привлекательность ея; мы нѣсколько разъ сказали: ja, ja, и потомъ повернули на дорогу къ Саркельду.
   Нѣсколько минутъ спустя, звукъ копытъ заставилъ насъ предположить что онъ отправилъ кого-нибудь вслѣдъ за нами. Маленькая дамочка верхомъ на пони, сопровождаемая темнолицымъ, широкоплечимъ грумомъ на высокой лошади, проѣхала мимо, остановилась въ сторонѣ отъ дороги и ждала чтобы мы подошли. Она была одѣта въ сѣрое верховое платье и въ теплую зимнюю куртку изъ блестящаго сѣраго мѣха; мягкій бѣлый мѣхъ, обмотанный вкругъ шеи, скрещивался на груди, на ней были бѣлыя перчатки и красивая пуховая шляпа съ широкими полями и развѣвающимся перомъ. Она осматривала насъ. Странная была сцена: громадный темнолицый грумъ на сухощавомъ конѣ стоялъ неподвижно, какъ вкопанный; подлѣ него госпожа, дѣвочка лѣтъ тринадцати-четырнадцати, подпершись одною рукой, въ другой держа хлыстъ и поводъ, съ раскраснѣвшимся лицомъ, на которое падали золотистыя кудри; за нею скалы и деревья и высокія сосны; а у ногъ ея пони, журчащій ручеекъ, ниспадающій съ горъ. Между конемъ грума и ея пони было аршинъ шесть промежутка. Она ждала пока мы подойдемъ, не скрывая что внимательно осматриваетъ насъ; а мы, идя вольнымъ шагомъ, взглянули на нее, приподнимая шляпы. Этотъ взглядъ, какъ сѣть брошенная въ освѣщенную луной воду, принесъ мнѣ лишь отблескъ дивной красоты.
   Жадно отыскивая предлогъ оглянуться еще разъ, я услышалъ ея голосъ:
   -- Молодые господа Англичане!
   Мы стремительно обернулись.
   Это она безъ сомнѣнія къ намъ обратилась. Она пришпорила своего пони намъ на встрѣчу, остановила его и сказала съ прелестнымъ усиліемъ правильно произносить слова чуткаго языка:
   -- Кажется вы не по той дорогѣ идете.
   Шляпы опять слетѣли у насъ съ головъ, и не давъ Темплю времени отвѣтить, я сказалъ:
   -- Развѣ это, позвольте спросить, не дорога въ Саркельдъ?
   Она не торопясь пріискала англійскія слова:
   -- Да, тутъ ходятъ въ Саркельдъ; но сегодня всѣ идутъ на нашу Bella Vista, и я очень совѣтую вамъ не пропустить это зрѣлище, ибо объ этомъ стоитъ написать домой.
   -- Такъ стало-быть идти назадъ къ башнѣ? Мы были тамъ вчера вечеромъ и видѣли бронзовую лошадь, mademoiselle.
   -- Да, знаю. Я заѣзжала къ моей бѣдной больной въ хижину гдѣ вы спали, господа. Ея дѣти мои любимцы. Она прежде жила у насъ въ домѣ, она добрая. Тамъ мнѣ сказали что два молодые иностранца отправились къ Саркельду. Я и подумала: они не могутъ знать что сегодня всѣ идутъ на Bella Vista.
   -- Вы тотчасъ же догадались что мы Англичане, mademoiselle.
   -- Да, я это видѣла по вашимъ спинамъ, да и англійскіе глаза ваши сказываются тотчасъ же съ перваго взгляда. Я говорю о васъ обоихъ. Только ясно ли я говорю? Мнѣ не всегда удается выговорить th какъ слѣдуетъ. Да и понимать вашъ разговорный языкъ гораздо труднѣе чѣмъ книгу. У меня есть гувернантка Англичанка. Мы читаемъ англійскія сказки, англійскіе стихи. Они у васъ отличные. Такъ угодно вамъ идти когда вамъ указываютъ дорогу? Вотъ мой вопросъ.
   Темпль поблагодарилъ ее за обязательное предложеніе.
   Я колебался, самъ внутренно дивясь что могу колебаться, когда рѣчь идетъ о дорогѣ къ отцу. Слыша смѣлый отвѣтъ Темпля, я также поблагодарилъ и изъявилъ согласіе. Тогда она сказала, кланяясь:
   -- Прошу васъ надѣть шляпы.
   Мы прошли мимо громаднаго грума, сидящаго неподвижно, словно аршинъ проглотилъ, на высокомъ конѣ. Онъ поднесъ два пальца ко лбу въ видѣ поклона. Темпль прошепталъ:-- Я бы пожалуй согласился поступить въ нѣмецкую армію. Точно такъ же какъ послѣ свиданія нашего съ капитаномъ Бельстедомъ, онъ изъявлялъ готовность поступить въ англійскій флотъ.
   Это значило только что онъ очень доволенъ. Что до меня касается, то слова отъ радости путались у меня на языкѣ, и мнѣ приходилось повторять два раза все что говорилъ я нашей новой благосклонной спутницѣ.
   -- Ахъ! сказала она,-- кажется все знаешь, пока не испытаешь себя. Мнѣ стыдно, но я буду говорить. Развѣ неправда? Опытъ есть школа. А вы, пожалуста, говорите медленно. Вѣдь вы, господа Англичане, словно шелкъ губами прядете. У вашего языка какъ будто нѣтъ азбуки. Точно лепетъ какой-то. Италіянскій тоже, только лучше. Не правда ли?
   -- Bella Vista, сказалъ я.
   -- Да, продолжала она сладкозвучнѣйшимъ по моему мнѣнію изъ языковъ.-- А вотъ хижина моихъ бѣдныхъ. Они отправились на Bella Vista. Со всего околотка на многія мили въ окружности идутъ туда люди. Я разкажу вамъ, такъ какъ вы иностранцы. У принца Эппенвельцена былъ великій предокъ, и сестра его, маркграфиня фонъ Риппау, сказала: воздвигните ему статую, ибо онъ былъ великій воинъ. Принцъ не могъ, или не хотѣлъ, не знаемъ. Такъ она и сказала: я сама это сдѣлаю въ семь дней. Она постоянно забавляетъ его и весь дворъ. Необыкновенное волненіе! Представьте: конная статуя; сходство необыкновенное, трехуголка, парикъ, все изъ бронзы и маршальскій жезлъ. Ну, бронзовая лошадь примчалась во весь духъ изъ Берлина. Къ счастью, она была готова у одного знаменитаго ваятеля, и ее привезли сюда на Bella Vista съ почтой на многихъ лошадяхъ. Это мы знаемъ, но теперь мы въ крайнемъ недоумѣніи: гдѣ же сама-то статуя? Гдѣ же, понимаете ли вы меня господа,-- самъ-то князь маршалъ Эппенвельценъ, нашъ великій предокъ? А маркграфиня говоритъ: Ладно! Подождите! Киваетъ головой, улыбается. Весь дворъ нашъ во дворцѣ на озерѣ по ту сторону башни, и заклады держатся безъ числа на драгоцѣнные камни, перья и кружева. Маркграфиня говоритъ: сегодня вы тамъ увидите его, Альбрехта Вольгемутъ князя Эппенвельценъ. Но ни одинъ ваятель не могъ же вылить бронзовую статую въ семь дней. Мы и говоримъ, если ока тайно заказала статую ваятелю, вы понимаете меня господа, гдѣ же и какъ досталъ онъ портретъ? Или онъ приходилъ переодѣтый въ столовую нашего дворца на озерѣ? Но вѣдь снять копію, сдѣлать форму, вылить бронзу, съѣздить изъ Берлина въ Саркельдъ и обратно въ семь дней! Нѣтъ, нельзя! Вотъ мы и догадываемся, догадываемся, и не можемъ догадаться. Сегодня мы словно пустили стрѣлой въ орла и не знаемъ упадетъ ли онъ. Увидимъ ли мы нашего предка на конѣ? Радость будетъ невыразимая. Или не увидимъ? Ломаемъ себѣ головы до изнуренія. Въ одиннадцать часовъ выстрѣлятъ изъ пушки, снимутъ палатку, и мы увидимъ. Жду я не дождусь этого пушечнаго выстрѣла.
   -- Я увѣренъ что зрѣлище будетъ прекрасное.
   -- Для иностранцевъ, да. Но только принадлежащіе ко двору могутъ понять что это будетъ за зрѣлище. Такъ вы идете въ Саркельдъ? У васъ тамъ есть знакомые?
   -- Отецъ мой въ Саркельдѣ, mademoiselle. Мнѣ говорили что онъ при дворѣ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ! Онъ Англичанинъ? вашъ отецъ?
   -- Да. Я много лѣтъ не видалъ его. Я пришелъ его отыскивать.
   -- Въ самомъ дѣлѣ! Вы изъ любви къ отцу пріѣхали сюда не зная по-нѣмецки?
   Я подтвердилъ.
   Она задумчиво погладила шею своего пони.
   -- Вѣдь говорятъ въ англійскихъ семействахъ не много встрѣчается любви, замѣтила она очень застѣнчиво, и потомъ, снова овладѣвъ собой, спросила какъ зовутъ моего отца.
   -- Его зовутъ Ричмондъ, mademoiselle.
   -- Мистеръ Ричмондъ?
   -- Мистеръ Ричмондъ Рой.
   Она привскочила на сѣдлѣ.
   -- Вы сынъ мистера Ричмонда Роя? Это удивительно!
   -- Такъ вы видѣли его недавно?
   -- Да, да, я его видѣла. Я слышала о его прелестномъ мальчикѣ, о его сынѣ. Такъ это вы?
   Она стала вглядываться въ меня.
   -- Скажите мнѣ здоровъ ли онъ, mademoiselle? Совершенно ли онъ здоровъ?
   -- О, да! отвѣчала она, весело улыбаясь и затѣмъ какъ будто прикусила нижнюю губку.-- Онъ нашъ потѣшникъ. Онъ не можетъ не быть здоровъ. Я ему отчасти обязана знаніемъ англійскаго языка. Такъ вы его сынъ? Вы шли въ Саркельдъ? Вы увидите его на нашей Bella Vista. Скорѣй; побѣжимъ!
   Она поѣхала рысью по темной дорожкѣ между соснами, крича что мы ее не догонимъ. Но мы бѣгали мастерски, и мнѣ, какъ ни билось сердце мое, мочи нѣтъ хотѣлось достигнуть башни на высотѣ. Придержавъ лошадь и видя что мы не отстаемъ отъ нея, она засмѣялась и назвала насъ славными мальчиками. Что Темпль не болѣе какъ товарищъ мой, предпринявшій. путешествіе изъ дружбы ко мнѣ, удивило ее. Еслибы мы были Нѣмцы, оно бы еще скорѣе было понятно. Болѣе она не могла объяснить своего удивленія.
   На поворотѣ дороги она указала хлыстомъ на темныя группы и вереницы людей поднимающихся въ гору разными тропинками чтобы присутствовать при открытіи памятника.
   Я умолялъ ее не терять времени.
   -- Ужь если я служу вамъ проводникомъ, такъ не угодно ли вамъ соображаться со мною, сказала она, вскидывая голову.
   -- Не знаю какъ благодарить васъ, mademoiselle! сказалъ я.
   -- Вы были добры къ моимъ двумъ бѣднымъ дѣвочкамъ, отвѣчала она.
   Мы двинулись далѣе.
   

ГЛАВА XVI.
Статуя на мысу.

   Скоро наша дамочка стала раскланиваться въ отвѣтъ на почтительныя привѣтствія поселянъ и другихъ прохожихъ, шедшихъ толпами по широкой дорогѣ, извивами поднимавшейся въ гору. Я невольно подумалъ какъ вдвойнѣ чуждъ я здѣсь всѣмъ: я ждалъ свиданія съ потеряннымъ заживо отцомъ, а эти люди спѣшили и тѣснились чтобы поглядѣть на статую. Но такъ какъ отецъ мой можетъ-быть также интересовался этою статуей, я искусственно возбудилъ въ себѣ нѣкоторое любопытство и участіе съ общемъ волненіи. Темпль и молодая дѣвушка одни почти вели разговоръ, касавшійся окрестныхъ видовъ, сосенъ, дубовъ, лѣсовъ и озеръ, пока мы не дошли до плоской возвышенности, гдѣ стояла башня. Тутъ громадный грумъ выѣхалъ впередъ, и сталъ прокладывать намъ дорогу сквозь толпу зрителей, а молодая дѣвушка, наклонившись ко мнѣ, заговорила со мною, но голосъ ея совершенно заглушался общею болтовней и смѣхомъ. Заигралъ хоръ духовой музыки. Мнѣ показалось что Темпль закричалъ: "Это прекрасно", но видно было только какъ ротъ у него открылся словно у нѣмаго. Мнѣ становилось весело. Звуки этой музыки невольно пробуждали бодрость, смѣлость. Мы миновали башню. Въ нѣсколькихъ десяткахъ шаговъ стояла высокая палатка, надъ нею развѣвался флагъ, также какъ и на шестахъ разставленныхъ широкимъ кругомъ, который охраняли конные и пѣшіе лѣсничіе и жандармы. Музыканты въ зеленой одеждѣ, съ черными перьями на шляпахъ, играли въ срединѣ круга. За кругомъ тѣснились экипажи, дамы и мущины верхомъ, поселяне, лѣсники, деревенскіе и городскіе жители, мущины, женщины и дѣти напирали на канатъ, протянутый между шестами. Лучи солнца падали то изъ-за одного, то изъ-за другаго края большихъ, медленно плывущихъ облаковъ, то башня ярко озарялась, то дворецъ на озерѣ, то сосновый лѣсъ съ длинными просвѣтами.
   Нѣсколько рукъ замахало когда появились мы въ виду экипажей. Такъ онъ вотъ здѣсь, подумалъ я, и сердце во мнѣ словно перевернулось. Молодая дѣвушка рысью поѣхала впередъ по свободной дорогѣ. Мы увидѣли высоко сидящую даму въ соболяхъ, которая погрозила ей пальцемъ и потрепала ее по подбородку. Молодая дѣвушка унеслась къ другому экипажу, потомъ къ третьему, словно допрашивалась чего-то. Я замѣтилъ Темплю, ужь не повторяетъ ли она по-нѣмецки тотъ мой вопросъ. Помнишь? Въ мысляхъ и рѣчахъ моихъ не было никакой послѣдовательности и твердости.
   Она вернулась къ вамъ, восклицая:
   -- Нѣтъ нигдѣ! Онъ будетъ. Но теперь еще его нѣтъ. Послушайте, наклонилась она ласково ко мнѣ,-- не можете ли вы сказать нѣсколько словъ по-нѣмецки? Всего два-три слова. Тетушка моя, маркграфиня, желаетъ поговорить съ вами, а она не знаетъ по-англійски. Ей очень хочется васъ видѣть. Сдѣлайте мнѣ удовольствіе, соберите хоть нѣсколько нѣмецкихъ словъ.... ja? Вѣдь вы можете.... nicht wahr? Или по-французски? Сварите пуддингъ изъ всего этого. Идемте.
   Пуддингъ у меня вышелъ ужасный. Темплю также не болѣе моего посчастливилось.
   Марграфиня, красивая, бодрая дама, съ живымъ ртомъ и еще болѣе живыми глазами, сѣрыми, рѣдко останавливающимися на томъ съ кѣмъ она говорила, удостоила меня внимательнаго осмотра, будто я изъявилъ желаніе вступить въ ея гренадерскій полкъ и могъ годиться современемъ, но пока еще оказался не довольно мужественныхъ размѣровъ.
   Она улыбнулась какъ бы въ извиненіе моего ужаснаго полуанглійскаго французскаго языка, обращалась ко мнѣ и отворачивалась, забыла меня и вспомнила снова, все въ продолженіе пяти минутъ, бросила Темплю нѣсколько разсудительныхъ отвѣтовъ на непонятныя рѣчи, потомъ откинула назадъ голову чтобъ оглядѣть насъ обоихъ вмѣстѣ, и наконецъ остановила глаза на мнѣ одномъ.
   -- C'est peut être le fils de son papa, c'est tout dire.
   Таково было ея заключительное замѣчаніе. Не довольствуясь однако этимъ, она перегнулась изъ коляски и съ необыкновенною гримасой, словно мучась родами, произнесла на ломаномъ англійскомъ языкѣ:
   -- Вы смѣетесь?
   Не было средствъ устоять: я засмѣялся какъ сумашедшій и остановился въ смущеніи послѣ перваго взрыва.
   Не думая, повидимому, обижаться, она кивнула головой, и я былъ вторично подвергнутъ ужасному испытанію.
   -- Вы умѣете смѣшить?
   Я собрался съ остроуміемъ. Не представлялось словъ которыя могли бы смѣшить. Въ эту именно критическую минуту мнѣ попался на глаза скромно одѣтый старый горожанинъ, стиснутый въ толпѣ между двухъ испуганныхъ женщинъ; онъ держалъ во рту трубку, шляпа, парикъ и платокъ валились ему на лицо, обнажая его лысую голову, а онъ не смѣлъ закричать чтобы не уронить трубку подъ ноги.
   -- Вотъ кто можетъ разсмѣшить ваше высочество!
   Она бросила быстрый взглядъ на нелѣпую сцену, обратилась къ одной изъ своихъ дамъ и коснулась лба, потомъ протянула мнѣ руку, а Темпля потрепала по плечу.
   -- Да, онъ можетъ: Du auch.
   Подъѣхалъ величавый джентльменъ. Они пошептались, поглядѣли на палатку и заговорили повидимому очень горячо. Всѣ лица мущинъ были чужія, ни одно не имѣло ни малѣйшаго сходства съ моимъ отцомъ. Мнѣ представлялось не переодѣтъ ли онъ. Но напрасно глядѣлъ я напряженно во всѣ стороны. Темпль, судя по выраженію лица его, размышлялъ. "Да, подумалъ я, эдакъ лучше бы остаться въ далекомъ Риверсли. Мы здѣсь такъ же неумѣстны какъ лягушки въ песчаной пустынѣ." Ѣзда взадъ и впередъ, и болтовня и движеніе, котораго маркграфиня была центромъ, продолжались. Музыканты играли прекрасные вальсы. Рабочіе внутри и вокругъ палатки прилежно дѣлали свое дѣло, какъ моряки подъ бурей.
   -- Fräulein Сиблей! позвала маркграфиня.
   Я надѣялся что это англійское имя. Такъ оно и оказалось.
   Слышать англійскій языкъ, говорить по-англійски и быть понятымъ, было такъ же отрадно какъ пробудиться къ дневному свѣту послѣ кошмара.
   -- Я имѣю честь быть вашею соотечественницей, сказала дама, Англичанка съ ногъ до головы, на нашъ изумленный взглядъ.
   Мы тотчасъ же привязались къ ней какъ лодки претерпѣвшія кораблекрушеніе, лишенныя провіанта, берутся на буксиръ кораблемъ изобилующимъ всякими припасами.
   Она знала отца моего, знала очень коротко. Я разказалъ всѣ свои похожденія, и мы узнали что встрѣтились съ ея ученицей, Оттиліей-Фридерикой-Вильгельминой-Гедвигой, единственною дочерью принца Эппенвельценъ.
   -- Вашъ отецъ непремѣнно будетъ здѣсь. Онъ вообще правая рука маркграфини, и удивительно какъ она можетъ обойтись безъ него, сказала миссъ Сиблей и заговорила съ маркграфиней, послѣ чего сообщила мнѣ что ей было милостиво приказано увѣдомить меня что отецъ мой явится какъ только начнутъ стрѣлять изъ пушекъ.
   -- Вы, можетъ-быть, вовсе не знакомы съ придворною жизнью? продолжала она.-- У насъ въ Саркельдѣ бываютъ очень любопытныя увеселенія, и благодаря маркграфинѣ, мы не скучаемъ. Видите высокаго, полнаго джентльмена, отъѣзжающаго отъ ея экипажа. Того что въ черной гусарской курткѣ и густыхъ темныхъ усахъ? Это принцъ. Не правда ли, онъ красивъ? Онъ очень добръ, нѣсколько капризенъ, но принцы вѣдь большею частію такіе. Мнѣ, право, жаловаться не на что. Онъ лишился жены, принцессы Фредерики, и теперь некому забавлять его кромѣ маркграфини. Съ тѣхъ поръ какъ она открыла вашего отца, въ забавахъ нѣтъ недостатка.
   -- Выпалятъ ли когда-нибудь изъ этой пушки! простоналъ я.
   -- Ахъ! Еслибъ они совершали свои церемоніи безъ пушечной пальбы! воскликнула миссъ Сиблей.-- Поводъ настоящаго торжества слѣдующій: маркграфиня желала воздвигнуть статую своему предку, знаменитому воину.... Да, и я гораздо охотнѣе говорила бы объ Англіи. Но что же дѣлать? Вы не поймете что будетъ происходить предъ вашими глазами. Ну, принцъ не желалъ тратить денегъ. Не объявляя однако этой причины отказа, онъ сталъ увѣрять что нѣтъ ваятеля способнаго достойно изобразить принца Альбрехта Вольгемута, что не удастся достигнуть ни малѣйшаго сходства. У насъ есть портретъ его въ обѣденной залѣ; онъ былъ поразительно красивъ. Потомъ началъ доказывать что на изготовленіе статуи потребуются долгіе годы. Однажды маркграфиня вынудила у него согласіе заплатить сумму требуемую ваятелемъ, если статуя будетъ представлена публикѣ черезъ восемь дней по заключеніи между ними условія. Весь дворъ былъ свидѣтелемъ. Уговорились что конная статуя будетъ выставлена на показъ на четверть часа. Конечно, маркграфиня не обѣщала работу вполнѣ оконченную. Насъ держатъ на большомъ разстояніи чтобы мы не могли разсмотрѣть слишкомъ подробно. Статую откроютъ чтобы показать что маркграфиня сдержала слово, а потомъ опять закроютъ чтобы прикрѣпить всадника къ лошади, вѣроятно съ помощію винта. Ибо извѣстно одно, что лошадь и всадникъ прибыли сюда порознь. По всей вѣроятности, маркграфиня заказала эту статую прошлою осенью въ Берлинѣ. Теперь посмотрите на принца. Онъ глядитъ на васъ. Опустите глаза. Вотъ ужъ онъ васъ и забылъ. Ему не терпится увидѣть статую. Мы больше всего опасаемся чтобъ она не повалилась. Къ счастію, здѣсь довольно солдатъ чтобы не дать народу напирать на нее. Если все сойдетъ благопріятно, я скажу что маркграфиня дѣйствительно сдѣлала чудо. Она повидимому не тревожится; но вѣдь она не такой человѣкъ чтобъ обнаружить тревогу. А принцъ безпокоенъ. Онъ поминутно глядитъ то на палатку, то на часы. Вы не угадываете что пришло мнѣ въ голову? Такъ, одно только предположеніе. Статуя еще не пріѣхала, и отецъ вашъ везетъ ее. Иначе онъ непремѣнно былъ бы здѣсь. Маркграфиня зоветъ меня.
   -- Не уходите! вскричали мы оба въ одинъ голосъ.
   На ея мѣсто явилась принцесса Оттилія.
   -- Я послала въ наши конюшни за двумя хорошенькими венгерскими лошадками для васъ, сказала она.-- Нѣтъ, я еще не видала его. Многіе его спрашиваютъ. Маркграфиня не знаетъ куда онъ дѣлся. Онъ купался въ озерѣ, и послѣ его видѣли. Онъ раздражителенъ, но онъ такъ уменъ, и такъ много въ немъ веселости. Нѣтъ, нѣтъ, не безпокойтесь, мы скоро его увидимъ. Развѣ онъ можетъ не беречь себя для такого сына какъ вы?
   Ея комплиментъ заставилъ меня покраснѣть.
   Терпѣніе народа свидѣтельствовало о его флегмѣ. Единственное что двигалось былъ дымъ изъ трубокъ, поднимающійся надъ безчисленными головами.
   Темпль сказалъ мнѣ:
   -- Мы прокричимъ британское привѣтствіе старой статуѣ, неправда ли, Ричи?
   -- И для этого добрались мы сюда изъ Англіи, сказалъ я въ уныніи.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, Ричи! Теперь ужь онъ не уйдетъ отъ тебя. Я подозрѣваю что онъ гдѣ-нибудь занятъ распоряженіями. Покажемъ же имъ что мы умѣемъ при случаѣ взять надлежащую ноту. Гляди, вотъ идетъ человѣкъ съ фитилемъ.
   Пушкарь подошелъ къ экипажу маркграфини за приказаніями. Она подозвала принца. Дамы въ дюжинѣ экипажей стояли съ платками въ рукахъ; мущины построили лошадей своихъ въ рядъ. Темпль насчиталъ тутъ до шестидесяти знатныхъ лицъ. Рабочіе толпой выходили изъ палатки.
   Миссъ Сиблей подбѣжала къ намъ говоря:
   -- Приказано начать ужасную пальбу. Глядите, принцъ едва сдерживается. Пушкарь у пушки и уже поднимаетъ свой страшный фитиль. Вотъ главный распорядитель выслушиваетъ послѣднія приказанія маркграфини. Какіе у женщинъ бываютъ крѣпкіе нервы! Маркграфиня настаиваетъ чтобы принцъ посмотрѣлъ который именно часъ по ея часамъ. Всѣ глядятъ на часы. Постойте-ка. На моихъ часахъ безъ четверти одиннадцать. Душа моя, обратилась она къ маленькой принцессѣ,-- не хотите ли подержать меня за руку, пока выстрѣлятъ изъ пушки?
   -- Душа моя, отвѣчала принцесса съ дѣтскою ли серіозностію, или съ ироніей, мы не могли разобрать,-- еслибъ я взяла кого за руку, такъ ужь мущину.
   Всѣ глаза устремлены были на принца Эппенвельценъ, глядѣвшаго на закрытую статую. Съ величественною медленностію рука его поднялась къ шляпѣ. Онъ приподнялъ шляпу. Пушка взревѣла; музыканты заиграли торжественный, медленный маршъ; завѣсы палатки раскрылись и упали: словно скатился утренній туманъ и солнце просіяло. Признаюсь, я забылъ на время объ отцѣ. Крики народа, громъ мѣдныхъ инструментовъ, звучные возгласы дамъ, горячія похвалы мущинъ -- все это опьяняло меня. И статуя была великолѣпна: конь и всадникъ изъ полированной бронзы сіяли на солнцѣ.
   -- Какъ живой! Въ самомъ дѣлѣ прекрасно! Настоящій принцъ! вскричала миссъ Сиблей.
   Она перевела намъ нѣсколько нѣмецкихъ восклицаній, слышавшихся кругомъ. Всѣ говорили то же самое. Лошадь, только-что остановленная уздой, съ согнутою шеей и поднятою ногой была прекрасна; но болѣе всего поражала фигура принца Альбрехта. Я всегда подтрунивалъ надъ конными статуями, но эта статуя изумила меня. Маршалъ принималъ поздравленія своего войска послѣ знаменитой побѣды надъ невѣрными Турками. Онъ сидѣлъ прямо, едва замѣтно, но очень изящно, наклонивъ голову соотвѣтственно изгибу шеи лошади, и жезлъ его гордо преклонялся въ отвѣтъ на восторженныя привѣтствія солдатъ. Трехугольная, шитая шляпа, кудрявый парикъ, высокіе сапоги напоминали мнѣ принца Евгенія. Но ни у принца, ни у самого Марльборо не было такой воинственной наружности, такого гордаго, благороднаго лица. Бронзовыя черты дышали боемъ.
   Мы съ Темплемъ почувствовали себя пристыженными -- сознаюсь, безъ причины -- удачей этого художественнаго произведенія, которое казалось намъ новою побѣдой этихъ Нѣмцевъ и которымъ нельзя было не восхищаться. Маленькая принцесса Оттилія порывисто хлопала руками. Съ какими словами обращалась она ко мнѣ -- не знаю. Я пускалъ въ ходъ свое нѣмецкое ja! ja! въ отвѣтъ на ея англійскія рѣчи. Она подвела насъ къ маркграфинѣ, руку которой цѣловалъ въ эту минуту принцъ весьма любезно и изящно. За нимъ графы и бароны стали склоняться надъ ея рукой. Дамы, смотря по сану и званію, привѣтствовали ее поцѣлуемъ въ щеку или какимъ-нибудь другимъ изящнымъ образомъ. Когда дошла очередь до насъ, миссъ Сиблей взяла на себя должность переводчика, и, благодаря возбужденному настроенію нашему, мы отдѣлались не дурно. Темпль выразилъ сожалѣніе что маркграфиня и все семейство ея не Англичане. Мнѣ осталось сказать только одно что глядя на нее мы почти желали бы быть Нѣмцами.
   Улыбаясь привѣтливо, маркграфиня заговорила; миссъ Сиблей служила переводчикомъ.
   -- Ея высочество спрашиваетъ васъ видѣли ли вы вашего отца?
   Я покачалъ головой.
   Принцесса Оттилія перевела:
   -- Ея высочество, моя добрая тетушка, спрашиваетъ васъ узнаете ли вы его, если увидите?
   -- Да, вездѣ узнаю, вскричалъ я.
   Маркграфиня жестомъ оттолкнула меня.
   -- Да, ваше высочество, честное слово, узнаю тотчасъ же, гдѣ бы ни встрѣтилъ его.
   Она не захотѣла слушать перевода.
   Оскорбительное сомнѣніе ея въ томъ что я узнаю отца за которымъ пришелъ такъ далеко, разсердило бы меня, еслибъ не мучительная мысль что я опять его теряю. Мы осматривали по порядку экипажи, вглядывались въ верховыхъ. Маленькая принцесса поспѣшно приблизилась къ намъ.
   -- Вотъ вамъ лошади. Садитесь. Не правда ли, хорошенькія животныя? Я думаю, шепнула она,-- что-нибудь разстроило вашего отца. Но это только предположеніе. Садитесь же верхомъ; маркграфиня приглашаетъ васъ къ намъ въ гости.
   Мы сѣли на лошадей только для того чтобы показать что умѣемъ ѣздить и стали справа подлѣ самаго экипажа маркграфини.
   -- Тс.... Поэтъ читаетъ свою оду, сказала принцесса.-- Это графъ Фретцель фонъ-Вольфенштейнъ.
   Ода эта показалась намъ ужасною, а всѣ придворные притворялись что она имъ очень нравится. Когда поэтъ указалъ рукой на статую, въ народѣ поднялся крикъ; когда онъ поклонился маркграфинѣ, между кавалерами и дамами пронесся легкій одобродительный шепоту, сопровождаемый улыбкой. Мы были убѣждены что все это одно притворство: деревенское невѣжество, придворная лесть. Мы готовы были подтвердить наше мнѣніе доказательствами. Я предложилъ галопъ. Темпль сказалъ:
   -- Нѣтъ, мы прокричимъ по-англійски привѣтствіе старой статуѣ, когда этотъ ужасный человѣкъ кончитъ. Я вообще равнодушенъ къ поэзіи, но не дай мнѣ Богъ еще когда-нибудь въ жизни слышать нѣмецкую поэзію.
   Мы не могли понять зачѣмъ они слушаютъ стихи вмѣсто своей музыки, но предположили что это дѣлается въ угоду маркграфинѣ, на которую я начиналъ особенно сердиться, услышавъ отъ миссъ Сиблей что она утверждаетъ будто отецъ мой здѣсь, и мы не узнаемъ другъ друга. Я клялся честью, жизнью что его здѣсь нѣтъ; внутренняя грусть моя превратилась въ крайнее раздраженіе: я говорилъ горячо; я привсталъ на стременахъ, готовый закричать: "Отецъ! вотъ твой Гарри Ричмондъ пришелъ къ тебѣ. Гдѣ ты?" Я дѣйствительно произнесъ какія-то слова, кажется: "скорѣе", или что-то въ этомъ родѣ. Они обращены были къ докучному поэту и безсознательно вырвались у меня. Взглядъ маркграфини встрѣтился съ моимъ взглядомъ какъ вызовъ. Губы ея сжались въ полуулыбку и глаза свѣтились насмѣшливо.
   -- Ея высочество, перевела миссъ Сиблей,-- спрашиваетъ готовы ли вы побиться объ закладъ что вашего отца здѣсь нѣтъ?
   -- Попросите ее подождать нѣсколько минутъ, и я готовъ побиться на какую угодно сумму, сказалъ я.
   Темплъ взялъ одну половину круга, я другую. Мы проѣзжали среди внимательныхъ всадниковъ и рядовъ экипажей, удостовѣряясь въ отсутствіи искомаго лица и всѣхъ тревожа болѣе или менѣе. Поэтъ окончилъ свою оду; ему конечно апплодировали. Съ великимъ удовольствіемъ увидѣлъ я что музыканты опять берутся за инструменты, ибо апплодисменты похожи были на безсмысленный стукъ въ мѣдные щиты. Я чувствовалъ что мы, Англичане, лучше умѣемъ выражать одобреніе. Темпль съ радіуса круга проходящаго въ двухъ шагахъ отъ статуи закричалъ:
   -- Ричи! Его здѣсь нѣтъ.
   -- Нѣтъ! крикнулъ я.
   Люди глядѣли на насъ, дивясь языку на которомъ мы говорили.
   -- Ричи! Теперь гаркнемъ-ка по-своему.
   Темпль зычно прокричалъ.
   Голова статуи повернулась отъ Темпля ко мнѣ. Я видѣлъ что народъ отступаетъ съ возгласами изумленія; но я такъ былъ занятъ одною мыслью что только глядѣлъ въ недоумѣніи какъ обращались глаза статуи. Еще за минуту тусклые и бездушные, они вдругъ оживились. Они остановились на мнѣ. Я не въ состояніи былъ перевести дыханія. Грудь статуи поднялась, бронзовыя руки ударились одна о другую.
   -- Ричмондъ! Мой сынъ! Ричи! Гарри Ричмондъ! Ричмондъ Рой!
   Эти слова произнесла статуя.
   У меня въ головѣ стучало. Я зналъ что это мой отецъ, но мой отецъ облеченный смертью, таинственностью, землей, металломъ. Голосъ его какъ будто боролся съ землей и металломъ. Я былъ не въ силахъ произнести слова. Я видѣлъ какъ онъ сошелъ съ лошади. Я также сошелъ. Мы встрѣтились у каната и обнялись. Онъ весь былъ холодный, жесткій, гладкій. Руки мои скользили на немъ. Всякій разъ какъ онъ говорилъ, мнѣ это казалось сверхъестественнымъ. Самъ я ни слова не вымолвилъ. Взглянувъ случайно на пустое сѣдло лошади, я припомнилъ яснѣе пугающее явленіе, изумившее всю толпу. Статуя заговорила; бронзовая статуя пошла. Для нихъ это былъ предокъ ихъ принца, знаменитый воинъ, умершій сто семьдесятъ лѣтъ тому назадъ, который такъ вдругъ пришелъ въ движеніе. Представьте что стали бы дѣлать люди въ виду убитаго тигра, не принуждающаго ихъ бѣжать, но способнаго однако протянуть страшную лапу. Такъ и тутъ тѣснились взглянуть на чудо поближе и въ то же время дрожали. Можетъ-быть я отчасти раздѣлялъ ихъ чувства. Не знаю: во мнѣ всѣ ощущенія какъ будто замерли. Не было оживляющей теплоты въ стальной перчаткѣ которую я ухватилъ. Я взглянулъ на небо, думая что стемнѣло.
   

ГЛАВА XVII.
Отецъ мой дышетъ, движется и говоритъ.

   Народъ волнами разбѣгался предъ нами, когда мы шли вдоль канатовъ къ экипажу маркграфини.
   Я сдѣлался существомъ совершенно механическимъ, неспособнымъ наблюдать, способнымъ развѣ только воспринять какое-нибудь отрывочное впечатлѣніе, а впечатлѣнія воспринимаемыя въ такихъ случаяхъ обыкновенно изглаживаются такъ же скоро какъ отпечатокъ на растопленномъ воскѣ, остается отъ нихъ большею частью лишь невѣрное, искаженное воспоминаніе. Разказъ Темпля навѣрное ближе къ дѣйствительности. Онъ однако никогда не былъ въ состояніи повторить дважды разказъ этотъ одинаково, тогда какъ я постоянно пересказывалъ въ точности все поразившее меня въ то время. Я замѣтилъ что фигура принца Альбрехта не могла ни повернуться, ни поднять ногу, ни наклониться, такъ что канатъ составлялъ преграду между нами. Я видѣлъ что маленькая принцесса Оттилія глядитъ на насъ съ проницательною внимательностію, вовсе не свойственною ребенку. Мнѣ встрѣчались сдвинутыя головы, любопытныя лица, вытаращенные глаза. Я слышалъ рѣзкую нѣмецкую рѣчь, какой-то всадникъ макнулъ рукой, словно хотѣлъ міръ раздавить, и ускакалъ. Маркграфиня Казалась мнѣ скорѣе какимъ-то безжалостнымъ попугаемъ, чѣмъ знатною дамой. Я думалъ про себя: вотъ это мой отецъ, а я не радуюсь чрезмѣрно и не благодарю судьбу. Въ то же время мнѣ казалось что солнце изъ бронзы, и я не удивлялся этому. Я даже разсуждалъ съ собою о возможности подобнаго явленія. Дѣло въ томъ что силы ума и сердца моего были парализованы, я думалъ и чувствовалъ наудачу. И я прошу извиненія что останавливаюсь на такихъ мелочахъ какъ тогдашнія ощущенія мои, которыя въ одно и то же время и уясняли и затемняли мнѣ что происходило вокругъ меня.
   По описанію Темпля, когда статуя повернула къ нему голову, трепетъ пробѣжалъ по толпѣ, и множество указательныхъ пальцевъ протянулись къ статуѣ. Всѣ уже смотрѣли на нее когда она повернула голову ко мнѣ. Въ отвѣтъ на ея голосъ раздался страшный крикъ женщинъ, а мущины разинули рты. Она не соскочила съ сѣдла однимъ прыжкомъ, какъ я воображалъ себѣ, а сошла медленно, съ трудомъ, и подошла ко мнѣ будто тащила пудовики. Полдюжины рабочихъ подбѣжали остановить ее; нѣсколько дамъ упало въ обморокъ. Произошелъ крупный споръ между статуей и распорядителемъ торжества. Солнце ярко освѣщало насъ когда мы шли къ ряду экипажей. Принцъ Эппенвельценъ сердито говорилъ въ это время съ маркграфиней и ускакалъ, крикнувъ что-то окружавшимъ его лѣсничимъ и рабочимъ; а маркграфиня разговаривала громко и привѣтливо, будто все шло благополучно. Она глядѣла на часы. Она поклонилась въ отвѣтъ на поклонъ моего отца и отвернулась отъ него. Она повидимому заставила чѣмъ-то улыбнуться придворныхъ. Дамы и мущины, повинуясь движенію руки ея, удалились: музыканты пошли впереди простаго народа, а остальныхъ зрителей собрали лѣсничіе и примкнули съ ними къ обратному шествію. Конюхъ въ ливреѣ увелъ лошадь Темпля и мою. Темпль объявилъ что не можетъ сидѣть на лошади послѣ того какъ видѣлъ что статуя сошла со своего пьедестала.
   Любезность маркграфини исчезла какъ только зрители удалились. Она сердито накинулась на отца, съ упреками и насмѣшками, застучала тростью о коляску, затопала ногой, обнаруживая въ живомъ лицѣ своемъ сильное раздраженіе. Принцесса Оттилія попыталась вступиться. Маркграфиня сжала кулаки и какъ казалось непонимавшему ихъ рѣчей, буквально сдула маленькую принцессу съ лица земли дыханіемъ своимъ. Изъ устъ ея изливался потокъ упрековъ, заключавшихся строгими вопросами. Темпль сравнивалъ рѣчи ея высочества со скрипомъ якорной цѣпи капитана Вельша, а возраженія отца съ голосомъ поднимающихъ якорь матросовъ. Его отвѣты были коротки и звучали энергично. Я едва замѣчалъ ихъ. Темпль разказывалъ: "Отецъ твой оправдывался, а маркграфиня бранила его." Отецъ старался не раскрывать слишкомъ рта, по причинѣ толстаго слоя краски и бѣлилъ покрывавшихъ его лицо. Никто не могъ бы предположить что онъ горитъ негодованіемъ, ибо обнаружить этого негодованія онъ не могъ, не пустивъ въ ходъ свою физическую силу, такъ какъ онъ былъ заклеенъ и вымазанъ съ ногъ до головы. Парикъ и шляпа сжимали ему голову, такъ что выраженіе лица его не передавало внутреннихъ ощущеній. Я нетерпѣливо ждалъ минуты когда онъ предстанетъ мнѣ въ своемъ настоящемъ видѣ. Онъ не чувствовалъ прикосновенія моей руки. Такъ мы простояли, пока не излился весь гнѣвъ маркграфини. Наконецъ она закрыла глаза и величаво поклонилась въ отвѣтъ на нашъ поклонъ.
   -- Вамъ больше не видать меня, сказалъ отецъ мой, вслѣдъ ея отъѣзжающему экипажу.
   Онъ попробовалъ встряхнуться, напрягая силы, въ своемъ тяжеломъ облаченіи. Темпль глядѣлъ въ смущеніи. Я не зналъ что дѣлать. Отецъ все поднималъ ноги на одномъ мѣстѣ, какъ бы упражняясь въ прогулкѣ.
   Палатка стояла на своемъ мѣстѣ, прикрывая бронзовую лошадь. Рабочій подошелъ къ намъ, и мы всѣ отправились странно медленнымъ шагомъ съ горы, чрезъ сосновую рощу, къ мѣсту гдѣ ждалъ насъ закрытый экипажъ. Тутъ двое лакеевъ положили отца моего на дерновую скамейку и съ большимъ усиліемъ стащили съ него огромные сапоги, подъ которыми оказались шелковые носки. Мы съ Темплемъ стащили перчатки. Темпль упалъ навзничь, но намъ было не до смѣха; подходили люди, и мы всѣ трое вскочили въ карету. Я держалъ въ рукѣ и сжималъ живую руку отца, но онъ все еще не казался мнѣ вполнѣ живымъ человѣкомъ, все еще я не видѣлъ въ немъ настоящей теплоты. Рука его была очень влажна. Я часто повторялъ: "Малый папа! Я такъ радъ!" въ отвѣтъ на его невнятное: "Ричи, милый сынишко мой! Ты таки отыскалъ меня." Мы понимали что тяжкое, лакированное платье служитъ намъ помѣхой.
   Онъ говорилъ какъ будто страдалъ удушьемъ. Теперь моя наблюдательность удесятерилась: ничто не ускользало отъ меня.
   Темпль, сидя спереди, повременамъ весело усмѣхался чтобъ ободрить насъ. Онъ еще не оправился отъ удивленія, и я еще не представилъ его. Отецъ однако уловилъ его имя. Темпль (которому, какъ я думалъ, лучше бы что-нибудь говорить) пристально глядѣлъ на него, дѣтски широко раскрывъ глаза, словно въ размышленіи. Отецъ прервалъ молчаніе.
   -- Мистеръ Темпль, сказалъ онъ, словно собираясь закашляться, -- я имѣю честь познакомиться съ вами, но вамъ, къ сожалѣнію, нельзя еще пока со мной познакомиться.
   Темпль вздрогнулъ и покраснѣлъ словно маленькій школьникъ, пойманный въ ту минуту какъ отвернулся отъ азбуки, роль которой играло здѣсь окно кареты. Черезъ минуту соблазнъ опять пересилилъ его, глаза опять перешли отъ окна на отца моего и онъ снова погрузился въ раздумье, будто дѣлалъ вычисленіе.
   -- Да, мистеръ Темпль, мы въ сердцѣ Германіи, сказалъ мой отецъ.
   Вѣроятно Темпль жестоко страдалъ, ибо онъ былъ вполнѣ благовоспитанный мальчикъ, и не могъ удержаться чтобы не уставиться на отца. Онъ ловилъ самъ себя въ своихъ соображеніяхъ, дойдя отъ шелковыхъ носковъ до манжетъ, останавливался и быстро моргалъ, или привскакивалъ и кашлялъ.
   Чтобъ успокоить его, отецъ мой воскликнулъ, ударяя себя рукой въ грудь:
   -- Что касается до моей внѣшней оболочки, то могу только сказать что верхомъ.... гм.... особенно такъ какъ лошадь не шалила.... она заслужила полное одобреніе. Я лично имѣю противъ этой оболочки только то что въ ней я похожъ на устрицу. А между тѣмъ у меня внутри все-таки кроется нѣчто человѣческое. Доказать же это я буду въ состояніи лишь тогда когда освобожусь отъ своей раковины. Я человѣкъ, повѣрьте мнѣ.
   Онъ попросилъ позволенія перевести духъ.
   -- Я знаю что вы другъ моему сыну, мистеръ Темпль. Вотъ это сынъ мой, Гарри Лепель Ричмондъ Рой. Подождите, скоро я выйду изъ раковины. Я многое разкажу вамъ, и у васъ тоже есть что разказать. Что вы наткнулись на меня именно въ критическую минуту, это одно изъ многозначительныхъ чудесъ.... Да, Ричи! Нѣтъ сомнѣнія что существуетъ рука управляющая нашею судьбой.-- Говоря такъ единственно изъ доброты къ Темплю и стараясь казаться самимъ собою, онъ воскресилъ въ умѣ моемъ образъ возлюбленнаго отца и снова пробудилъ во мнѣ чувство, хотя все еще вялое, какъ можно судить изъ того что я продолжалъ разсматривать шелковые носки выходящіе изъ-подъ бронзовыхъ панталонъ и размышлять ужь не правду ли въ самомъ дѣлѣ сказалъ отецъ, сравнивъ себя съ устрицей. Ни одинъ изъ насъ троихъ не сдѣлался вполнѣ самимъ собою, пока онъ не освободился отъ всякаго слѣда одежды принца Альбрехта Вольгемута. Слуги ожидали его у воротъ прелестной виллы на лужайкѣ, отчасти окруженной сосновыми рощами. Онъ ушелъ съ ними, а насъ повели въ купальни.
   

ГЛАВА XVIII.
Мы пріятно проводимъ вечеръ, а утромъ я вижу видѣніе.

   Въ длинной гостиной, украшенной оленьими рогами и охотничьими принадлежностями: кабаньими клыками, копьями, кинжалами и серебряными рогами, мы съ отцомъ и Темплемъ сидѣли за завтракомъ. Отецъ былъ въ своемъ настоящемъ видѣ: въ черной шелковой курткѣ, въ панталонахъ до колѣнъ, темно-красныхъ чулкахъ и туфляхъ и, слава Богу, безъ парика. Какъ весело расправлялъ онъ члены, освобожденные отъ стѣсненія! На лицѣ его еще оставался коричневый цвѣтъ, но мы пили старый рейнвейнъ и не обращали вниманія на внѣшность.
   -- Такъ ты не выдержалъ, Ричи? прервалъ отецъ разказъ который я тянулъ, сгорая нетерпѣніемъ разспросить его, и началъ самъ разказывать, и я опять его прервалъ.
   -- Вы часто думали обо мнѣ, папа, неправда ли? Влага проступила на глазахъ его.
   -- Думалъ ли! вздохнулъ онъ.
   Я разказалъ ему мои послѣднія приключенія, въ нѣсколькихъ отрывистыхъ фразахъ, не упоминая о Бенчѣ. Онъ повернулъ меня лицомъ къ себѣ.
   -- Мы двое сумашедшихъ, мистеръ Темпль, сказалъ онъ.
   -- Нисколько! отвѣчалъ Темпль.
   -- Теперь вы говорите, папа! сказалъ я. Онъ улыбнулся.
   -- Ричи начинаетъ узнавать меня. Я поглядялъ на него въ подтвержденіе его словъ.
   -- Дѣйствительно, папа, только не начинаю, а ужь совсѣмъ узнаю.
   По его желанію я окончилъ разказъ о моей школьной жизни.
   -- Ну, воскликнулъ онъ,-- обстоятельства были несчастныя, но окончились хорошо. Твой отецъ предъ тобою, Ричи! Солнце сіяетъ, хотя ты глядишь на него сквозь пологъ и считаешь себя въ полуснѣ. Теперь моя очередь, Ричи.
   Онъ продолжалъ съ жаромъ:
   -- Я здѣсь клалъ основаніе твоему счастію, сынъ мой. Боже! сидя въ этой бронзовой скорлупѣ, я только дивился какъ я не лопну. Ты выросъ и пополнѣлъ. Я заношу на память признательность твоему дѣду Белтаму, и тоже, хотя въ меньшей степени, капитану Джасперу Вельшу. А этотъ Риппенджеръ будетъ еще имѣть дѣло со мной. Онъ сѣкъ тебя. Оставимъ это. Онъ подвергъ тебя презрѣнію товарищей изъ-за того что я прервалъ корреспонденцію съ ничтожнымъ учителемъ. Къ чему мы идемъ! Ричи, я строилъ здѣсь твою будущность. А полковникъ Гудвинъ, ты и его встрѣтилъ съ его засидѣвшеюся дочкой! Имъ я обязанъ что вижу тебя здѣсь. Ну, еслибъ я досидѣлъ положенный срокъ сегодня утромъ, какъ изображеніе принца Альбрехта, я получилъ бы столько что даже этотъ не впечатлительный соотечественникъ нашъ удивился бы. Какъ услышалъ я твой англійскій крикъ, онъ потрясъ меня до мозга костей. Неужели они ожидали что я буду видѣть предъ собой мою плоть и кровь, моего сына, моего Ричмонда, послѣ многолѣтней разлуки, и останусь статуей? Нѣтъ, я послѣдовалъ отеческому влеченію. Правда, торжество было испорчено, но развѣ маркграфиня требуетъ чтобъ у меня для ея забавы и сердце сдѣлалось бронзовое! Конечно, я жалѣю о неудачѣ, отчего бы ни произошла она. Кому и жалѣть какъ не главному дѣйствующему лицу? Да и не просидѣлъ ли я, сами скажите, пятнадцать убійственныхъ минутъ и болѣе, какъ каменное изваяніе. А уговоръ былъ на четверть часа не болѣе. Таково было мое условіе. Я сказалъ ей и обязался что выдержку четверть часа. Кто же виноватъ? Я былъ выставленъ на показъ двадцать три минуты и сколько-то секундъ. Есть какой-то старый разказъ о злодѣѣ изжарившемся въ своемъ же мѣдномъ быкѣ. Мое положеніе было не лучше. Если память меня не обманываетъ, онъ могъ ревѣть. Я не имѣлъ этого утѣшенія. Даю слово тебѣ, Ричи, и вамъ обоимъ что пока этотъ проклятый графъ Фретцель изливалъ свою нестерпимую чушь, я положительно завидовалъ участи разбитаго параличомъ стараго лодочника. Онъ, думалъ я, можетъ по крайней мѣрѣ, чортъ его возьми, кивать головой, а я не могу. Увѣряю васъ, двадцать минутъ такого страданія.... понимаете ли, сидѣть въ одномъ положеніи, не моргая, едва переводя дыханіе, тогда какъ сердце ваше прыгаетъ словно безумная танцовщица, запертая въ вашей груди, истинно такъ, и не только прыгаетъ, а каждую минуту какъ будто ногой толкаетъ васъ въ горло, просто задыхаешься.... такъ двадцать минутъ такого страданія, двадцать семь минутъ, чуть не полчаса.... Это свыше силъ человѣческихъ. Ей Богу, это геройство! И какая же моя награда? У меня есть сынъ, единственный. Я былъ разлученъ съ нимъ долгіе годы; я строю его будущность; я знаю что онъ обезпеченъ. Помнишь, Ричи, эту женщину Вадди? женщина преданная. Сначала я не хотѣлъ чтобъ она ходила къ тебѣ въ школу, не далъ ей даже твоего адреса, но потомъ позволилъ. Она видѣла миссъ Риппенджеръ, дѣвушку весьма привлекательную, и узнала что ты живешь въ Риверсли.... Итакъ я знаю что сынъ мой обезпеченъ, но мы не видались съ нимъ съ тѣхъ поръ какъ онъ былъ маленькій, съ кудрями, едва еще надѣвалъ панталоны.
   Я протестовалъ.
   -- Папа, я ужь Богъ знаетъ съ какихъ поръ носилъ куртку.
   -- Выслушай меня, продолжалъ отецъ.-- И чтобы доказать тебѣ, Ричи, что всякій разъ какъ мы сходимся, настаетъ золотое время и будетъ наставать пока мы не оставимъ своего мужественнаго духа, чего никогда не случится, скорѣе мы погибнемъ, я пью твое здоровье и приглашаю тебя также выпить. Старое рейнское вино имѣетъ свою прелесть. Если бургундское царь винъ, то рейнское царица. Только юношамъ можетъ не понравиться рейнвейнъ немножко перебродившій отъ старости.
   Темпль сказалъ скромно: -- это маркграфиня винъ.
   Отецъ съ радостнымъ одобреніемъ поглядѣлъ на него.
   -- Не отставайте отъ насъ, Мистеръ Темпль. Вы человѣхъ остроумный, и можетъ-быть это вино придется вамъ по вкусу. Оно имѣетъ свою исторію. Выпьете вино кровное. Такъ я говорю что я былъ разлученъ съ возлюбленнымъ сыномъ. Я въ чужой странѣ, чужой по рожденію да и по всему. На меня устремлены всѣ глаза; я въ странномъ положеніи. Вдругъ я слышу крикъ на родномъ языкѣ, слышу, какъ мнѣ кажется, имя моего сына. Глягку, вижу его, и слѣдую отцовскому движенію. Одна только рыба могла устоять. И что же мнѣ наградой? Да еслибъ я сидѣлъ на шпицѣ колокольни, я и оттуда сошелъ бы точно такъ же. И вѣдь эта женщина знаетъ мою тайну. И что же? Мнѣ приходится выслушивать ругательства фуріи. Она говорила просто площаднымъ языкомъ. Вы, мистеръ Темпль, сейчасъ очень удачно назвали вино это маркграфиней винъ, и замѣтьте себѣ, какъ аргументъ противъ радикаловъ, который пригодится вамъ въ послѣдствіи: Ея высочеству было угодно заимствовать языкъ пьяной бабы, прекрасно; и точно такъ же какъ старое вино, не нравящееся вамъ, юношамъ, но въ которомъ мы старики видимъ болѣе достоинствъ, чѣмъ въ цѣлой толпѣ цвѣтущихъ дѣвочекъ, точно такъ же самые недостатки царственной дамы, царственной по рожденію, хотя характера нестерпимаго, имѣютъ какую-то особую прелесть, особый ароматъ. Состарьтесь, поживите при дворахъ, извѣдайте до дна сердце человѣческое, тогда вы это поймете. Она женщина съ необычайнымъ, злымъ остроуміемъ. Она женщина благородная, великодушная. Носите ея цѣпи, и она не убьетъ васъ своею булавой. Она свѣтъ, средоточіе всякаго общества, въ которомъ является, какъ.... что бы сказать?.... какъ мѣсяцъ въ чашѣ стараго рейнскаго. Вы выпиваете эту чашу до дна, чтобъ уловить ее, чтобъ узнать что она въ самомъ дѣлѣ такое, и только топите умъ свой въ этой попыткѣ. Да, Ричи, я узналъ о твоемъ житьѣ въ Риверсли. Вспомнилъ ли ты отца въ день Валентина? Намъ много надо поразказать другъ другу. Можетъ-быть я тупъ, но я не понимаю что именно побудило тебя отправиться въ поиски за мною. Влеченіе? Случай? Скажемъ: добрый ангелъ. Мы отдохнемъ здѣсь до вечера, а потомъ поужинаемъ. Ты можетъ-быть дивишься, когда успѣлъ ты пообѣдать? Таковъ обычай у Нѣмцевъ. Я обѣщаю что хорошее вино вознаградитъ тебя за возвращеніе къ школьнымъ привычкамъ. Мы поужинаемъ, уложимъ наши незатѣйливые ложитки, и въ путь сегодня же. Не сноси оскорбленій при дворахъ, если ты дѣйствительно чего-нибудь стоишь, если же нѣтъ, то вопросъ только въ томъ насколько ты любишь пиньки.
   Отецъ замолчалъ, зѣвнулъ, потянулся чтобъ окончательно расправить члены, и сказалъ зѣвая продолжительно:
   -- Милые мои юноши, я поддался обычаямъ страны. Прошу у васъ позволенія закурить. Гуляйте гдѣ-нибудь неподалеку, или посидите со мною, если можете вынести табакъ, и разкажите о своей школьной жизни, о своихъ занятіяхъ. Что тетушка Дороти, Ричи? Здорова ли? Я не знаю такой женщины какъ она. Нѣтъ несчастія которое огорчило бы меня болѣе чѣмъ услышать что она страдаетъ.
   Отецъ спокойно покуривалъ сигару. Онъ положилъ гитару себѣ на колѣни и щипалъ или перебиралъ струны, или ударялъ по всѣмъ разомъ, какъ приходило ему въ голову. Мы болтали и любовались захожденіемъ солнца съ праздною веселостью. Все что насъ мальчиковъ забавляло, радовало и интересовало отца. Не нужно мнѣ было поощреній Темпля, все болѣе приходившаго отъ него въ восторгъ, я и самъ уже вполнѣ повѣрилъ и глубоко радовался его присутствію. Дни дѣтства возникли предо мною. Никто не говорилъ, не глядѣлъ, не хмурился, не сіялъ, какъ онъ. живой говоръ свѣтскаго человѣка переходилъ у него мгновенно въ шутливость школьнаго товарища. Когда я былъ ребенкомъ, онъ казался мнѣ чрезвычайно великъ, но онъ дѣйствительно былъ росту высокаго съ наклонностью къ полнотѣ. Глаза у него были сѣрые, нѣсколько выдающіеся, и лобъ круто поднимался надъ дугообразными бровями. Такъ много было выразительности въ его глазахъ что могло показаться будто онъ ведетъ разговоръ, когда онъ рта не раскрывалъ. Голосъ его былъ необыкновенно звученъ, смѣхъ искрененъ, откровененъ, заразителенъ, словно въ этомъ смѣхѣ всѣ существо его изливалось, какъ и слѣдуетъ быть смѣху. Смѣхъ другихъ казался лишь отголоскомъ.
   Странное дѣло! Я потерялъ прежнюю фамиліарность къ нему, когда онъ ушелъ отъ насъ взглянуть на свои чемоданы, но Темпль ободрилъ и обрадовалъ меня, сказавъ:
   -- Ричи, твой отецъ именно такой человѣкъ которому я желалъ бы служить секретаремъ.-- Намъ жаль было разстаться съ этою красивою чужою страной. Мнѣ нравилась мѣстность, вино и шелковыя одежды, которыя видѣлъ я на мущинахъ. Когда отецъ вернулся къ намъ, я спросилъ его нельзя ли остаться здѣсь до утра.
   -- Пожалуй останемся до утра, сказалъ онъ, -- а тамъ съ первымъ жаворонкомъ въ Англію.
   Онъ былъ румянѣе: слуга постарался окончательно отчистить его; я опять видѣлъ на лицѣ его ту краску которая сохранилась въ моемъ воспоминаніи. Надѣвъ черную бархатную шапку и испанскій плащъ на мѣху, онъ провелъ насъ по виллѣ. Въ Саркельдѣ онъ жилъ во дворцѣ, а когда дворъ переѣзжалъ въ лѣтній дворецъ на озерѣ, то и онъ обыкновенно тамъ поселялся. Маркграфиня отдала въ его распоряженіе принадлежавшую ей виллу, чтобъ удобнѣе выполнить свой замыселъ.
   -- Все это было бы мое, сказалъ отецъ, вдругъ наклонившись къ моему уху, и затѣмъ философски насвистывая, пошелъ далѣе торжественнымъ шагомъ, словно въ минуэтѣ. Мы проходили по комнатамъ богато отдѣланнымъ золоченымъ дубомъ и рѣзною сосной. Въ одной изъ нихъ стояла модель деревянной лошади, противъ зеркала, вовсе не похожая на лошадь, а собранная очевидно изъ разныхъ кусковъ плотничьей работы, съ весьма неудобнымъ сидѣніемъ. Тутъ отецъ упражнялся въ роли принца Альбрехта Вольгемута.
   -- Не далѣе какъ вчера она продержала меня здѣсь двадцать пять минутъ, сказалъ онъ. Теперь ему представлялось что онъ просидѣлъ въ видѣ статуи на бронзовой лошади на глазахъ у всѣхъ не менѣе тридцати семи минутъ съ четвертью. Кадушки съ жидкою краской, банки съ мазью, кисти и щетки свидѣтельствовали о сложности приготовленій.
   -- Здѣсь, сказалъ отецъ въ другой комнатѣ,-- я облачился сегодня утромъ въ семь часовъ, и я отдалъ бы правую руку на отсѣченіе что все сойдетъ удачно.
   -- Да вѣдь развѣ все-таки не открылось бы наконецъ, папа? спросилъ я.
   -- Въ этомъ я не такъ увѣренъ, отозвался онъ.-- Изъ этого источника я не могу почерпнуть утѣшенія. Меня закрыли бы послѣ выставки; сказали бы что я не совсѣмъ надежно прилаженъ; ваятель потребовалъ бы меня, и я пользовался бы плодами смѣлаго и безвреднаго заговора, во славу доблестнаго принца, пока онъ лилъ бы мое изображеніе изъ настоящей бронзы. Что касается до слуховъ, такъ это вздоръ. Мы себя показываемъ, затѣмъ скрываемся и показываемся снова. Еслибъ это удалось, высочайшія лица не стали бы слушать народныхъ толковъ. Вѣроятно, Ричи, при дворѣ предполагали что маркграфиня нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ заказала статую на свой счетъ и желаетъ воротить свои деньги. Диво заключается въ моемъ чудесномъ сходствѣ съ покойнымъ принцемъ. Я просидѣлъ часа три предъ его портретомъ въ столовой лѣтняго дворца. А если я только хорошенько разсмотрю чей-нибудь портретъ, я обязуюсь представить это лицо, какъ живое, только за красоту не берусь отвѣчать. Честное слово, мнѣ жаль маркграфини. Вотъ посмотри, Ричи -- отецъ мой отворилъ дверь въ темное пространство -- это ея домашній театръ. Здѣсь мы играемъ нѣмецкія и французскія комедіи весной и осенью. Я завѣдывалъ этимъ театромъ въ продолженіи двухъ лѣтъ или болѣе, какъ живу при дворѣ. Что жь дѣлать? Теперь кончено!
   Онъ рѣзко затворилъ дверь. Платье которое на немъ принадлежало къ роли испанскаго дворянина, котораго онъ игралъ въ комедіи подъ названіемъ Бѣснующійся Гидальго, объяснилъ онъ намъ, указывая на печальную дверь за которою когда-то блестѣли веселыя сцены.
   -- Папа! сказалъ я грустно, желая утѣшить его.
   -- Каждое слово твое стоитъ золота! воскликнулъ онъ, цѣлуя меня въ лобъ.
   Онъ весь просіялъ, когда услышалъ что я познакомился съ маленькою принцессой Оттиліей. Что думалъ я о ней, какъ смотрѣла она на меня, что я говорилъ ей, какъ она отвѣчала, какъ началось наше знакомство, кто при этомъ присутствовалъ -- мнѣ пришлось въ вознагражденіе своей забывчивости, что не упомянулъ о ней прежде, пересказать въ точности всѣ обстоятельства встрѣчи, описать ея наружность и осанку, повторить ея странныя выраженія.
   Отецъ мой кивалъ головой. Онъ думалъ что я преувеличиваю ея ошибки противъ англійскаго языка. Но вѣдь я былъ къ этому не привыченъ, и потому замѣчалъ. Онъ допустилъ что все новое сильнѣе насъ поражаетъ.-- Только дивлюсь я, сказалъ онъ, и улыбнулся, глядя на меня вопросительно.-- Впрочемъ правда.... мальчикъ лѣтъ четырнадцати или пятнадцати.... такъ, Ричи, смѣйся себѣ. Юноша видитъ въ ней только смѣшную сторону. Знаешь ли ты что у этого ребенка замѣчательный характеръ? Ее понять нельзя. Ты, надѣюсь, глубоко начитанъ въ англійской поэзіи. Она ее обожаетъ, такъ же какъ и англійскихъ моряковъ. Она говорила мнѣ что еслибы была Англичанка, то сдѣлала бы Нельсона королемъ. Я замѣтилъ ей что это было бы не совсѣмъ пріятно царствующему въ Англіи дому. О! Я пошла бы на все за морскаго героя! воскликнула она.-- Эти молодые принцы и принцессы удивительные революціонеры, когда у нихъ есть мозгъ. Въ настоящую минуту англійскій флотскій офицеръ и поэтъ стоятъ во мнѣніи принцессы Оттиліи выше герцоговъ, королей и императоровъ. Такъ ты видѣлъ ее, продолжалъ мой отецъ въ раздумьи.-- Да, между прочимъ прибавилъ онъ,-- надо намъ остерегаться чтобы не оскорбить дѣдушку Белтама. Добрыя земли, добрая пристань; полные сундуки, теплый пріютъ. Что касается до стиховъ, милый мой, тебѣ бы слѣдовало писать ихъ. Я самъ пишу для развлеченія въ досужіе часы экспромпты. Въ поэзіи мнѣ болѣе всего нравятся экспромпты. Такъ я говорилъ, Ричи, что если неслыханное несчастье лишитъ тебя положенія принадлежащаго тебѣ по праву, ты долженъ по крайней мѣрѣ владѣть матеріальными средствами. Это трамполинъ, чтобъ удобнѣе прыгнуть, и мягкая подстилка, чтобы не ушибиться, если промахнешься и упадешь. Это сущность за отсутствіемъ внѣшности.
   Я лишь очень смутно понималъ значеніе словъ отца; они произвели на меня впечатлѣніе не болѣе сильное, чѣмъ мимолетная тѣнь на травѣ. Однако въ послѣдствіи оказалось что я угадалъ въ общихъ чертахъ его мысль, хотя не привыкъ къ его способу выраженія, и понятія не имѣлъ на что намекалъ онъ словами: принадлежащее мнѣ положеше, сущность и внѣшность.
   Попытки мои узнать отчего онъ забылъ меня въ школѣ были тщетны. Дѣла, дѣла! Горькая необходимость! Хлопоты, суетня -- вотъ все что отвѣчалъ онъ въ объясненіе; и видя что подобные вопросы огорчаютъ его, я сталъ отъ нихъ воздерживаться. Да и не желалъ я защищать мистера Риппенджера. Мы раза два заговаривали объ этомъ, и отецъ мой казался такъ возмущеннымъ что я отбросилъ мысли омрачавшія радость съ которою я слушалъ и глядѣлъ какъ онъ говоритъ, поетъ и движется по старому среди новой обстановки. За обѣдомъ онъ одѣтъ былъ въ бархатъ. Мы пили желтый рейнвейнъ. Стоило видѣть задумчивость, съ какою Темпль его прихлебывалъ, стараясь распознать въ немъ свою маркграфиню. Весь вечеръ мы безпрерывно говорили, ничего не разказывая связно, а все урывками, безъ послѣдовательности. Огецъ мой говорилъ о Турціи, и я узналъ что онъ побывалъ въ этой странѣ; Темпль -- о нашей однообразной жизни въ Риверсли; я -- о цыганкѣ Кіоми, потомъ мы оба вмѣстѣ о капитанѣ Вельшѣ; наконецъ отецъ о принцессѣ Оттиліи. Когда я упомянулъ о маркграфинѣ, отецъ заговорилъ о мистрисъ Вадди; и я узналъ что она была съ нимъ въ постоянной перепискѣ и горько плакала обо мнѣ, бѣдняжка. Темпль смѣясь пересказалъ хмѣльныя разсужденія капитана Бельстеда; я вызвалъ образъ Дженети Ильчестеръ; отецъ распространялся объ утѣшеніи почерпаемомъ изнанникомъ-Англичаниномъ изъ книги Шекспира. Мы пили за здоровье другъ друга и за здоровье статуи. Отецъ разказалъ отрывками исторію замысла маркграфини и начало своего знакомства съ нею на какихъ-то австрійскихъ водахъ, въ горахъ. Ей недоставало развлеченіи; онъ ихъ доставилъ ей; съ тѣхъ поръ она не отпускала его отъ себя. А теперь, сказалъ онъ,-- она меня лишилась. Онъ вынулъ изъ бумажника пачку рисунковъ для статуи принца Альбрехта, помѣченныхъ вензелемъ маркграфини, смѣшалъ ихъ и сказалъ со вздохомъ:-- Все устроено превосходно, все предусмотрѣно, лучше выдресировать людей, чѣмъ эти рабочіе на Bella Vista нельзя.... такъ нѣтъ же! Въ самый критическій моментъ появляется возлюбленный мальчикъ, для котораго я потѣлъ и старался, и мы валимся неудержимо. Ничто не пошевелило бы меня, кромѣ появленія сына; я былъ недоступенъ ничему другому; я просидѣлъ бы непоколебимо хоть цѣлый часъ. Ни одинъ мускулъ у меня не трясется, сердце въ груди, повторяю, билось себѣ какъ особое существо, а я сидѣлъ себѣ да сидѣлъ, пока.... Увѣряю васъ, мистеръ Темпль, есть особая судьба для нѣкоторыхъ семействъ. Вѣрьте этому, и не падайте духомъ въ невзгодѣ. Переходъ отъ веселаго двора къ Лондонской улицѣ потребуетъ отъ насъ немало силы. Но важно то что Ричи былъ введенъ сюда, я ему здѣсь предназначаю роль. Внукъ и наслѣдникъ одного изъ богатѣйшихъ помѣстныхъ дворянъ въ Англіи, владѣлецъ состоянія которое обращается и удвоивается каждые десять лѣтъ.... говорю тебѣ на такомъ прочномъ основаніи ты можешь... Что же касается до рода, то если только вашему высочеству угодно будетъ выслушать насъ наединѣ....
   Темпль былъ озадаченъ этимъ загадочнымъ обращеніемъ и я тоже не могъ понять его.
   -- Папа, вы всегда желали чтобъ я сдѣлался членомъ парламента, сказалъ я.
   -- Я и желаю этого, и желаю чтобы ты сталъ во главѣ высшаго лондонскаго общества. Эти вопросы обсудимъ современемъ, а пока простимся съ ними. Онъ поцѣловалъ кончики своихъ пальцевъ.
   Мы опять принялись за прежнюю веселую болтовню.
   Мнѣ пришлось представить ему обращикъ моей игры на фортепіано и пѣнія.
   Онъ покачалъ головой. Игрокъ въ крикетъ и ученый были развиты на счетъ музыканта; а музыка, Ричи, музыка отпираетъ лазуревые чертоги.
   Мы разошлись поздно. Намъ съ Темплемъ отведены были смежныя комнаты.
   Чуть не падая отъ сна, милый мальчикъ сидѣлъ на краю моей постели, выражая мнѣ свое удивленіе (онъ унесъ меня на дно моря, гдѣ мы гуляли при свѣтѣ жемчуга и осматривали старыя потонувшія суда. Я увѣрялъ моего спутника что здѣсь почти такъ же свѣтло какъ на верху надъ водой, какъ какъ вдругъ проснулся и увидѣлъ предъ собой въ дневномъ свѣтѣ отца. Слезы восторга потекли у меня изъ глазъ.
   -- Вотъ, Ричи, онъ сунулъ мнѣ въ носъ свѣжія фіалки, -- у тебя была ранняя посѣтительница. Вставай скорѣе, ты еще увидишь ее, какъ она ѣдетъ черезъ лужайку.
   Я бросился къ окну, и увидалъ маленькую принцессу Оттилію въ сопровожденіи ея неизмѣннаго мрачнаго грума, прежде чѣмъ она исчезла подъ тѣнью сосенъ.
   

ГЛАВА XIX.
Наше возвращеніе домой.

   Мы отправились въ Англію въ полдень, хотя мнѣ втайнѣ очень хотѣлось остаться; но отецъ не хотѣлъ дать время маркграфинѣ раскаяться въ ея несправедливости къ нему и рѣзкихъ выраженіяхъ. Размышленіе усилило его негодованіе. При каждой непріятной случайности въ началѣ вашего путешествія, онъ припоминалъ ея слова, и давалъ на нихъ гордые отвѣты. Онъ признался мнѣ въ Кельнскомъ соборѣ что вся жизнь его не что иное какъ одинъ великій замыселъ, подобный пока неоконченному зданію, которое можетъ современемъ сдѣлаться дивомъ свѣта, и что поэтому онъ припасъ двѣ дюжины очень стараго рейнвейна въ подарокъ моему дѣду Белтаму, надѣясь доставить ему этимъ удовольствіе.
   -- Ты можетъ-быть не знаешь, Ричи, продолжалъ онъ, -- и не для того я это говорю чтобы ты благодарилъ меня что я безпрерывно тружусь для сына. Я приготовилъ ему къ его совершеннолѣтію положеніе въ Германіи при дворѣ. Теперь хочу приготовить ему положеніе въ Англіи. Обѣщай мнѣ что ты употребишь рѣшительно всѣ силы и способности свои чтобы подняться на ту высоту которую я укажу тебѣ. Я вижу, ты обѣщаешь, добавилъ онъ, замѣтивъ тотчасъ же затрудненіе мальчика, вынуждаемаго отвѣчать хвастливо. Послѣ этого я могъ уже дать обѣщаніе твердымъ голосомъ. Онъ проронилъ нѣсколько сбивчивыхъ намековъ, напомнившихъ мнѣ смѣшныя понятія которыя имѣлъ я ребенкомъ о моемъ санѣ и величіи. Я пожалъ плечами. Я не интересовался секретами, какіе могъ узнать современемъ. Моею цѣлью было свести, примирить и сблизить отца моего съ дѣдомъ. Эта мысль теперь наполняла и поглощала мой умъ. Чтобъ онъ часто пріѣзжалъ въ Риверсли, если не жилъ бы тамъ, оживляя ихъ всѣхъ, между тѣмъ какъ я можетъ-быть украшусь кавалерійскою саблей -- сдѣлалось моею неотступною мечтой. Трудность, какъ мнѣ казалось, заключалась въ томъ чтобы получить согласіе отца. Я заговорилъ съ нимъ объ этомъ, и онъ тотчасъ же сказалъ что желаетъ сохранить свою свободу. Вотъ, напримѣръ, продолжалъ онъ, -- чего желаю я въ эту минуту? У меня есть постоянно одно крупное желаніе носящееся вдали. Но я говорю о настоящей минутѣ. Положимъ что сквайръ съ нами и мы возвращаемся въ Англію. Мнѣ хочется показать тебѣ гнѣздо аиста. Аисты вьютъ гнѣзда только южнѣе. Мнѣ дѣйствительно хочется показать тебѣ эту птицу, Ричи, на счастье и какъ характеристическую принадлежность страны. А во мнѣ всякое желаніе имѣетъ стремительность паровой силы. Однако ты видишь, мы ѣдемъ въ Англію. Я преодолѣваю себя изъ чувства долга. Но еслибы сквайръ былъ здѣсь со своими повелительными "да" и "нѣтъ", ей Богу! я бы умчался на верховья Рейна, какъ ураганъ. Я покоряюсь обстоятельствамъ, но не могу и не хочу подчиняться людямъ.
   -- Это мнѣ кажется не совсѣмъ разсудительно, замѣтилъ я.
   -- Правда: я самъ стыжусь этого, отвѣчалъ онъ.-- Дѣлай какъ хочешь, Ричи. Введи меня въ Риверсли, только безъ униженія, помни. Я храню свою честь неприкосновенною, какъ закупоренный эликсиръ. Это утѣшеніе мое въ невзгодахъ. На смертномъ одрѣ я передамъ ее тебѣ, сынъ мой, и скажу: Вотъ тебѣ вся сущность моей жизни. Никогда не было про меня сказано что я проглотилъ обиду.
   -- Обдѣлай дѣло въ замкѣ, сказалъ онъ, -- а я поброжу по окрестностямъ и побренчу на гитарѣ. Ты бросишь мнѣ ключъ со стѣны. Если есть мнѣ мѣсто, и если я буду расположенъ, такъ войду. Если нѣтъ, такъ знай что я въ другихъ мѣстахъ прокладываю тебѣ дорогу. Риверсли прекрасная опора и крѣпость, но Риверсли не весь свѣтъ. Въ Риверсли мнѣ пришлось бы имѣть двойное лицо, да и двойной желудокъ также, какъ юный Джакъ, обѣдавшій съ великаномъ. Тутъ-то намъ надо показать свое умѣнье. Надѣюсь что его у насъ хватитъ. А пока, мистеръ Темпль, мы проведемъ въ Парижѣ два, три пріятныхъ дня.
   Онъ имѣлъ привычку перемѣнять въ подобныхъ случаяхъ разговоръ, обращаясь къ Темплю. Темпль объявилъ что съ нимъ и чужая страна не кажется чужою. Мы просто смотримъ на незнакомыя картины изъ окна. Воспоминаніе о страннѣйшей изъ всѣхъ когда-либо видѣнныхъ сценъ доставляло намъ какое-то особенное насмѣшливое удовольствіе и возникало въ насъ при каждомъ новомъ интересномъ, или забавномъ зрѣлищѣ. Проѣзжая верхомъ черезъ великое поле битвы въ Бельгіи, мы съ Темплемъ толковали о Bella Vista, о статуѣ, маркграфинѣ, о завтракѣ изъ кислаго молока и чернаго хлѣба, о принцессѣ Оттиліи, не помышляя о славѣ и мертвыхъ костяхъ. Отецъ мой былъ совсѣмъ иначе настроенъ. На лицѣ его было сіяніе восторга, далеко превосходящее нашъ румянецъ. Когда мы къ нему подъѣхали, я закричалъ:
   -- Папа! Если, принцъ не согласится заплатить за статую, я заплачу, и подарю ее отъ вашего имени.
   -- Націи? воскликнулъ онъ, глядя разсѣянно и останавливая руку на движеніи, которое могло показаться театральнымъ.
   -- Нѣтъ, маркграфинѣ.
   Онъ слышалъ слова мои, но лишь съ усиліемъ могъ собрать свои мысли. Умъ его занятъ былъ великимъ сраженіемъ и Bella Vista казалась ему пустяками. Я замѣтилъ что вчерашнія и третьягодняшнія событія уже теряли для него интересъ. Воспоминанія никогда не вызывали у него улыбки. Если ему ихъ навязывалъ кто-нибудь кого онъ любилъ, лицо его веселѣло, но только на минуту. Его веселость проистекала изъ горячихъ источниковъ добрыхъ надеждъ. Прибытіе наше въ Англію, встрѣчи тамъ, бургундское хранимое до моего совершеннолѣтія, моя вторичная поѣздка въ Германію, вотъ о чемъ онъ думалъ съ радостью школьника, вырвавшагося на волю. О статуѣ и связанныхъ съ нею обстоятельствахъ онъ разсуждалъ какъ о сухомъ дѣловомъ вопросѣ, и если обязанность не заставляла его быть веселымъ, какъ напримѣръ за столомъ, онъ едва отвѣчалъ когда намекали на его или мое прошедшее. Будущее для него было также настоящимъ: мы "дѣлаемъ" вотъ это, говорилъ онъ, а не "сдѣлаемъ". Едва заговоришь бывало объ ожидаемой встрѣчѣ, какъ онъ уже играетъ роль свою въ ней. Я жадно, и въ то же время безсознательно изучалъ его, и не приходилъ ни къ какимъ заключеніямъ. Мальчики всегда помѣчаютъ наблюденія свои надъ людьми, которыхъ любятъ, но никогда не подводятъ общаго итога.
   Наше обратное путешествіе продолжалось почти одиннадцать недѣль, потому что намъ два раза не хватило денегъ. Въ Брюсселѣ я увидѣлъ на рукахъ у отца маленькую нищую дѣвочку.
   -- Она попросила у меня мѣдной монетки, Ричи, сказалъ онъ щипля ея полненькія щечки чтобы заставить ее улыбнуться.
   Я посовѣтовалъ дать ей серебряную монету.
   -- Что-нибудь надо дать ей, Ричи, я поцѣловалъ ее, а по моей теоріи эквивалентовъ, за это можно отплатить только зопотомъ. Ты ужь долженъ выкупить меня съ честью.
   Онъ заставилъ дѣвочку ткнуть меня носомъ въ лицо въ видѣ поцѣлуя за то что я съ честью его выкупилъ.
   Ребенокъ заковылялъ по мостовой противъ нашей гостиницы, уставясь глазами на свою руку, которая держала сокровище.
   -- Бѣдняжка! воскликнулъ отецъ.-- Пріятно, Ричи, обогатить несчастнаго отъ своей бѣдности. Смотри какъ она подпрыгиваетъ. Она теперь начинаетъ понимать. Рѣдко удается на послѣднюю монету въ кошелькѣ доставить себѣ столько удовольствія. Я ей обязавъ этимъ открытіемъ.
   По этому поводу я открылъ что у отца вовсе уже нѣтъ денегъ. Какъ онѣ вышли незамѣтно для него самого, онъ не умѣлъ сказать. Онъ увѣрялъ что удостовѣрился въ своемъ безденежьи только тогда когда сталъ искать монету чтобы дать дѣвочкѣ. Я отправилъ письмо, засвидѣтельствованное мѣстнымъ нотаріусомъ, къ банкиру, съ которымъ познакомилъ меня полковникъ Гудвинъ. Деньги пришли; а тѣмъ временемъ мы завели знакомыхъ и угощали ихъ. То были большею частью отставные офицеры, люди бойкіе. Одного, майора Дейкса, отецъ поселилъ въ нашей гостиницѣ, и мы повезли его съ собою въ Парижъ, гдѣ вслѣдствіе нашего гостепріимства, кошелекъ нашъ опять истощился. Отецъ доказывалъ что объ этомъ нечего жалѣть по двумъ причинамъ: вопервыхъ, я научаюсь цѣнить обладаніе деньгами; вовторыхъ, мы оказали услугу отечеству, пособивъ Дейксу, который развѣдываетъ о новомъ и страшномъ военномъ орудіи, находящемся, какъ онъ полагаетъ, въ рукахъ французскаго правительства. Майоръ Дейксъ исчезъ на дальнѣйшіе поиски, но мы могли по крайней мѣрѣ сказать себѣ что сдѣлали что могли для спасенія англійскаго флота отъ конечнаго разрушенія. Мы съ Темплемъ смѣялись надъ майоромъ Дейксомъ, надъ его громадными бакенбардами, страстью къ крѣпкимъ напиткамъ и таинственнымъ видомъ. Отецъ мой вѣрилъ его преданности отечеству, и этого было достаточно чтобъ удержать меня отъ подозрѣній относительно его характера. Всякій разъ какъ инстинктъ или здравый смыслъ побуждалъ меня не соглашаться съ отцомъ, разговоръ обращался въ шутку. Я готовъ былъ смотрѣть на все его глазами, не перечилъ его веселости, радуясь что нашелъ его, что сразу, какъ онъ выражался, извлекъ его изъ глубокаго моря, и не стоялъ за мелочи.
   Кошелекъ нашъ дошелъ до крайняго оскудѣнія: отецъ не указывалъ средствъ наполнить его, и я никакихъ не могъ придумать. Онъ слышалъ что въ Парижѣ можно жить роскошно, не тратя почти ничего; мы и попробовали. Мы гуляли по сиреневымъ аллеямъ среди дѣтей и нянекъ, смотрѣли на военные разводы, ѣздили на омнибусахъ, обѣдали за городомъ, посѣщали театры, занимая всюду первыя мѣста, встрѣчая всюду привѣтливыя улыбки и услужливость, объяснимую для меня только пріемами отца, представлявшими смѣшеніе важности съ любезностью, противъ котораго нельзя было устоять.
   -- А вѣдь въ сущности поэтъ-то пожалуй забавнѣе альдермана, говорилъ онъ.
   Поэтомъ онъ называлъ пустой кошелекъ, а альдерманомъ полный. Мы громко заявили что предпочитаемъ поэта.
   -- Такъ-то такъ, сказалъ онъ,-- но альдерманъ крѣпче стоитъ на ногахъ, и пари держу что онъ скорѣе переберется черезъ каналъ. Цѣль наставленій моихъ тебѣ, Ричи, не будетъ достигнута, если ты будешь презирать альдерманова Пегаса. На деньгахъ ты ѣдешь. Мы, знаешь, буквально прикованы здѣсь и каждый день прибавляемъ звено къ своей цѣли. Правда, ты усвоиваешь парижскій акцентъ. Кромѣ того Парижъ имѣетъ еще громадное преимущество предъ всѣми другими городами: это центральная гостиница на большой дорогѣ просвѣщенія. Въ Парижѣ непремѣнно встрѣтишь пріятелей; они всѣ поочередно попадаютъ сюда. Теперь надо намъ странствовать непремѣнно и глядѣть въ оба. Энергически слѣдуя этому рѣшенію, мы встрѣтили пріятеля отца, мистера Монтерецъ Вильямса. Онъ далъ намъ средства доѣхать до Булони, гдѣ отецъ встрѣтилъ другаго пріятеля, которому далъ такой роскошный обѣдъ что не хватило бы денегъ расплатиться въ гостиницѣ.
   -- Замѣтьте, какъ не выгодно уѣзжать изъ Парижа, говорилъ онъ.-- Десять вѣроятностей противъ одной что намъ придется вернуться. Попробуемъ подождать на взморьѣ не придетъ ли счастье, а если оно не придетъ, и согласись, Ричи, неправда ли мистеръ Темпль? трудно ожидать чтобы счастье вдругъ нахлынуло въ глухую гавань.... Тогда намъ придется ѣхать назадъ въ Парижъ.
   Я предложилъ написать тетушкѣ Дороти и попросить у нея денегъ, но онъ объ этомъ и слышать не хотѣлъ. Послѣ двухъ-трехъ дней ожиданія, я увидѣлъ моего пріятеля мистеръ Беннербриджа, выходящаго на берегъ съ парохода. Съ условіемъ что я напишу тетушкѣ и увѣдомлю ее о нашемъ возвращеніи, онъ ссудилъ меня деньгами, въ которыхъ мы нуждались, но ворчалъ при этомъ и предсказывалъ что мы опять сядемъ на мель, что и случилось дѣйствительно. Случилось оно уже въ одной станціи отъ Риверсли, гдѣ имя моего дѣда равносильно было деньгамъ. Сверхъ того отецъ мой остался въ гостиницѣ въ обезпеченіе уплаты, а мы съ Темплемъ поѣхали дальше на извощикѣ, захвативъ съ собою двѣ дюжины рейнвейна. Слѣдовательно, собственно говоря, особенно непріятнаго ничего и не было, но мой отецъ не прочь былъ чтобы такое положеніе казалось мнѣ непріятнымъ. На прощанье онъ убѣждалъ меня сохранить во что бы то ни стало расположеніе сквайра.
   -- Сдѣлай это, говорилъ онъ,-- и я увижу что урокъ данный мною тебѣ на возвратномъ пути не пропалъ даромъ. Милый мой мальчикъ! Несчастіе всей моей жизни состояло въ томъ что я рѣшительно не способенъ дорожить деньгами. Вслѣдствіе этого великолѣпнѣйшія зданія мои рушатся; они лишены основанія. То-есть, пойми меня, я нахожусь лишь подъ проходящею тучей, а небо одарило меня отличнымъ здоровьемъ. Сохрани Богъ чтобъ я сталъ жаловаться на судьбу, или ты жалѣть обо мнѣ. Но возьми въ толкъ что испыталъ ты, Ричи. Не приставай слишкомъ къ сквайру; слѣдуй совѣтамъ этой удивительной женщины, тетушки твоей Дороти. Можешь кстати при случаѣ сказать какъ подружился ты съ принцессой Оттиліей. А я здѣсь буду заниматься мирнымъ изученіемъ природы, пока не увижусь съ тобой. Съ такими наставленіями онъ отправилъ меня впередъ.
   Мы увидѣли Риверсли около полудня въ ясный іюньскій день. Въ сравненіи съ окрестностями Bella Vista наши сосны казались рѣдки, наши холмы неинтересны, какъ мѣста лишенныя историческихъ воспоминаній, наши лужайки скромны. Я такъ гордился фантастическимъ путешествіемъ и встрѣчей съ отцомъ что глядѣлъ свысока на старый замокъ. Сквайръ былъ на дворѣ, окруженный многочисленнымъ обществомъ. Тутъ были Ильчестеры, Амбросы, Вильфорды, капитанъ и сквайръ Грегори Белстеды, Робреи и другіе. Всѣ любовались розами, нюхали и рвали ихъ. Мѣстами виднѣлись прелестныя группы женщинъ. Темпль, проѣзжая мимо ихъ, шепнулъ мнѣ:
   -- Наши женщины лучше иностранокъ, Ричи.
   Я, стараясь говорить совершенно хладнокровно, отвѣчалъ:
   -- Ты думаешь? Можетъ-быть. Не всегда. И все время я упивался духомъ Англіи, вѣявшимъ отъ этихъ милыхъ утренно свѣжихъ женщинъ.
   Тетушка Дороти подплыла ко мнѣ, и цѣлуя меня, шепнула:
   -- Не смущайся суровостью дѣдушки, другъ мой.
   Отвѣтъ мой былъ:
   -- Я нашелъ его.
   Капитанъ Белстедъ провозгласилъ наши имена. Я замѣтилъ лицо Джуліи Риппенджеръ. Сквайръ стоялъ ко мнѣ спиной. Это напомнило мнѣ первый разговоръ мой съ капитаномъ Вельшемъ, и я подумалъ: "Теперь я ужь нѣсколько знаю свѣтъ; всѣ дѣло въ томъ чтобъ не горячиться." Тутъ не было преграждающихъ дорогу канатовъ, и я тотчасъ же сталъ съ нимъ лицомъ къ лицу.
   -- Ого! крикнулъ онъ и повернулся ко мнѣ бокомъ.
   -- Темпль пріѣхалъ къ вамъ въ гости, сказалъ я. Онъ былъ принужденъ протянуть руку Темплю.
   Быстрый инстинктъ подсказалъ мнѣ что я долженъ обнаружить предъ нимъ какъ можно больше белтамовскаго.
   -- Собаки и лошади въ порядкѣ? спросилъ я. Капитанъ Белстедъ подошелъ.
   -- Вотъ, Вильямъ, сказалъ сквайръ, -- разкажите этому малому о моихъ конюшняхъ.
   -- Въ отличнѣйшемъ состояніи, Гарри Ричмондъ, отозвался капитанъ.
   -- О! у него навѣрное есть ужь новое имя, сказалъ сквайръ.
   -- Никакого.
   -- Такъ что жь вынесъ ты изъ своей поѣздки?
   -- Болѣе зоркое зрѣніе, чѣмъ прежде.
   -- Ты, небось, упражнялъ его въ Лондонѣ?
   -- Я видѣлъ не одинъ Лондонъ, сквайръ.
   -- Ну, ты не лжешь.
   -- Видите, юноша выдерживаетъ огонь! вступился капитанъ Белстедъ.-- Гарри Ричмондъ, я съ радостью пожму вамъ руку, но подожду пока вы поздороваетесь какъ слѣдуетъ съ дѣдушкой.
   Сквайръ держалъ обѣ руки за cmmoü. Я улыбнулся смѣло ему въ лицо.
   -- Прикажете обойти кругомъ, чтобы достать вашу руку?
   Онъ нахмурился и моргнулъ.
   -- Ступай къ дамамъ; ты, кажется, умѣешь съ ними ладить, сказалъ онъ и протянулъ руку какъ будто для того чтобъ указать на одну изъ группъ.
   Я схватилъ его за руку и сказалъ съ жаромъ:
   -- Дѣдушка, честное слово, я васъ люблю, и радъ что вернулся домой.
   -- Помни, ты не дома, пока не попросишь прощенія у Уберли самъ знаешь за что, отозвался онъ.
   -- Лошадь оставленная въ гостиницѣ у меня на совѣсти, сказалъ я.
   Сквайръ проворчалъ:-- Тѣмъ лучше, гамъ и надо ей быть.
   -- А если она начнетъ брыкаться? сказалъ я.
   Капитанъ засмѣялся, и сквайръ также. Мнѣ было такъ весело что мнѣ пришло на умъ еще тысяча остротъ и даже одну минуту не хотѣлось идти къ дамамъ.
   Капиталъ Белстедъ подвелъ меня къ хорошенькой Джуліи Риппенджеръ. Темпль уже отыскалъ Дженетъ Ильчестеръ. Разказывая наши приключенія въ разныхъ углахъ, мы оба услышали что полковникъ Гудвинъ съ дочерью пріѣзжали съ Риверсли подготовить мое возвращеніе. Поэтому легкая побѣда моя надъ сквайромъ вовсе не была удивительна. Тѣмъ не менѣе я торжествовалъ и былъ внутре.нно убѣжденъ что я необыкновенно ловокъ и могу если захочу заставить сквайра протянуть руку отцу моему точно такъ же какъ мнѣ протянулъ.
   Джулію Риппенджеръ привезла въ Риверсли тетушка Дороти, которая, испугавшись моего отсутствія, ѣздила къ ней. Цѣль была доставить развлеченіе сквайру. Это удалось. Старику нужна была живая болтовня, но не такая дѣтская какъ болтовня Дженетъ Ильчестеръ; къ тому же эта особа, при всѣхъ хорошихъ свойствахъ своихъ, питала рѣшительное пристрастіе къ молодымъ людямъ; между тѣмъ какъ Джулія, видя что на меня сердятся въ Риверсли, говорила обо мнѣ, судя по словамъ капитана Белстеда, какъ о героѣ баллады, о блестящемъ юношѣ, котораго проступки весьма простительны, какъ легкія облачки едва минутно помрачающія чистоту прекраснаго характера.
   -- Что еслибъ она обо мнѣ такъ говорила? шепнулъ онъ мнѣ съ глубокимъ вздохомъ.
   Какъ бы то ни было, нѣкоторыя благія вліянія удержали сквайра отъ угрозы лишить меня наслѣдства. Полковникъ Гудвинъ говорилъ съ нимъ очень искренно и серіозно объ отношеніяхъ моихъ къ отцу. Тетушка и капитанъ Белстедъ и Джулія полагали что сквайръ рѣшился смотрѣть сквозь пальцы на мою сыновнюю привязанность. Всѣ трое убѣдительно просили меня не упоминать о подаркѣ вина и не стараться добиться свиданія. Относительно вина я не послѣдовалъ ихъ совѣту, ибо поднести вино это я считалъ обязанностію, торжественно возложенною на меня подъ сводомъ собора; я и поднесъ его, заявивъ что оно весьма старое. Сквайръ скорчилъ гримасу, но сдержалъ себя и ничего не сказалъ. Я вообразилъ что дѣло идетъ на ладъ. Прежде чѣмъ рѣшился я на дальнѣйшія дѣйствія, капитанъ Белстедъ съѣздилъ къ отцу, который самъ посовѣтовалъ осторожность согласно со своими прежними наставленіями. Онъ, по его собственному выраженію, сплавленъ былъ въ Лондонъ изъ гостиницы, гдѣ сидѣлъ на мели, съ помощію неизвѣстно откуда явившихся денегъ, и поручилъ мнѣ сказать чтобъ я помнилъ обширное поприще на которое вступлю въ Дипвелѣ въ день моего совершеннолѣтія. Двадцать четыре бутылки рейнвейна были выставлены въ рядъ, и мальчики съ конюшни побили ихъ каменьями, подъ надзоромъ сквайра и въ моемъ недобровольномъ присутствіи. Я испытывалъ чувство человѣка видѣвшаго какъ льется кровь умирающихъ друзей его.
   Сквайръ вручилъ мнѣ росписку на уплату долговъ сдѣланныхъ въ мои послѣднія странствія. Какъ было не благодарить его? Но безжалостное пролитіе добраго вина, связаннаго съ воспоминаніями объ отцѣ и маленькой принцессѣ, вытѣснило изъ сердца моего чувство благодарности.
   

ГЛАВА XX.
Вѣсти о новой побѣдѣ моего отца.

   Темплъ пошелъ въ море. Дивлюсь какъ я не пошелъ съ нимъ. Мы были согласны въ томъ что приключенія составляютъ единственную прелесть въ жизни и презирали Англичанъ не видавшихъ ничего кромѣ Англіи. Я не въ силахъ былъ вынести долгой разлуки съ отцомъ, вотъ почему я и не настаивалъ чтобы сквайръ позволилъ мнѣ поступить въ морскую службу. Блистательно выдержавъ экзаменъ, Темпль имѣлъ счастіе попасть на корабль капитана Белстеда, и оттуда мой честный другъ прислалъ мнѣ свою исповѣдь въ мрачномъ письмѣ, которымъ увѣдомлялъ меня что измѣнилъ дружбѣ: сдѣлалъ предложеніе Дженетъ Ильчестеръ и обмѣнялся съ ней взаимною клятвой. Онъ просилъ у меня прощенія, ссылаясь на непреодолимую силу любви своей. Онъ выражалъ надежду что я не разсержусь. Я пожурилъ его въ отвѣтѣ. Никогда я такъ не любилъ его какъ въ ту минуту когда письмо мое погрузилось въ почтовый ящикъ. Тетушка Дороти взялась передать ему увѣренія въ моей неизмѣнной привязанности. Что касается до Дженетъ, то письмо Темпля въ которомъ онъ упоминалъ о рѣшительномъ пристрастіи ея къ восточнымъ подаркамъ и выражалъ намѣреніе накопить ихъ какъ можно болѣе во время своихъ путешествій, было противъ нея острымъ оружіемъ. Я имъ кололъ и пугалъ ее до тѣхъ поръ пока она сама не призналась сквайру. Что же онъ? Онъ сказалъ что мать ея Марджери скряга. Дѣвочкѣ хочется подарковъ. И я тоже поступаю не такъ какъ бы слѣдовало. Я долженъ бы купать ей Турцію и Тунисъ, еслибъ ей захотѣлось ихъ. Чѣмъ болѣе это льстило ей, тѣмъ сильнѣе она расплакалась. Въ этихъ противныхъ слезахъ она похожа была на стараго сетера. Сквайръ обѣщалъ выплачивать ей по четвертямъ пятьдесятъ фунтовъ въ годъ, чтобы она могла покупать себѣ какіе угодно подарки и не подвергаться искушенію къ непостоянству. Онъ отвелъ меня въ сторону и сказалъ мнѣ, будто знаетъ женщинъ: "Молодымъ дѣвушкамъ нужно множество разныхъ бездѣлушекъ, иначе онѣ будутъ засматриваться то вправо, то влѣво; помни это." Я былъ бы очень радъ еслибъ она на кого-нибудь засмотрѣлась. Она говорила о любви какъ-то глупо-казенно, возбуждая во мнѣ непріятный смѣхъ. Въ другихъ случаяхъ она не притворялась и вовсе не казалась неловкою. Она была смѣлая, здоровая дѣвушка, любившая мужское общество. Геріотъ привелъ ее-въ восторгъ. Я думаю она назначила бы тотчасъ же срокъ свадьбы, еслибъ онъ сдѣлалъ ей предложеніе. Но мало ли женщинъ влюблены были въ Геріота? Мы съ нимъ встрѣтили Кіоми на пути къ Соутъ-Доунской скачкѣ, на которую Цыгане не допускались. Босая, смуглая дѣвушка бѣжала подлѣ нашего экипажа и бросала намъ цвѣты. Геріотъ и пріятель его, молодой лордъ Дестріе, сынъ маркиза Эдбери, хорошо знавшій моего отца, болтали и смѣялись съ ней и такъ расхваливали ея красоту что я тоже сталъ вглядываться и вдругъ воскликнулъ: Кіоми! Она отскочила въ кусты. Такова была наша вторая встрѣча. Она была бы пріятна еслибы Геріотъ и Дестріе не выдумывали разныхъ глупостей по поводу нашего прежняго знакомства. Выборъ не дуренъ съ обѣихъ сторонъ, говорили они, только зачѣмъ же мы разстались? Она вырвала у меня руку съ злобною усмѣшкой, какъ разсерженная кошка. Мы много смѣялись. Они зашли съ ней въ знакомый имъ знатный домъ, по сосѣдству скачки, тамъ съ помощью одной изъ дочерей разодѣли ее въ шелки и провели такимъ образомъ за ограду недоступную босымъ ногамъ. Тутъ они представили ее свѣтскимъ дамамъ, утверждая что она изъ Индіи, и попали въ страшный просакъ. Геріотъ проигралъ свои заклады и назвалъ ее колдуньей. Она отвѣчала: "Ты увидишь, юноша, что я дѣйствительно колдунья". Только и сказала она правды о будущемъ. Среди ропота возбужденнаго этою непозволительною шуткой съ важными дамами, мнѣ пришлось отвести ее къ воротамъ. Тутъ, не простившись, она мгновенно подобрала подолъ и убѣгала черезъ дорогу изъ виду въ лѣсъ. Платье и какая-то золотая вещица достались ей.
   Съ Геріотомъ я совершилъ печальную поѣздку, ту самую которую когда-то предпринималъ съ Темплемъ. Этотъ разъ я видѣлъ отца моего за тѣми высокими красными стѣнами которыя нѣкогда казались мнѣ столь таинственными и страшными. Геріотъ шутилъ надъ заключеніемъ за долги. Онъ утверждалъ въ утѣшеніе мнѣ что безчестье тутъ развѣ только временное: сидятъ и люди весьма почтенные, такъ же какъ мошенники. Впечатлѣніе произведенное на меня этимъ посѣщеніемъ, пирушка среди разоренныхъ людей, тѣмъ упорнѣе вѣрящихъ въ счастіе чѣмъ глубже они пали, ужасное сочувствіе внушаемое имъ отцомъ моимъ.... какъ будто я выпилъ чего-то одуряющаго. Я не способенъ былъ ясно обдумать все это. Затѣмъ я каждый день, до тѣхъ поръ пока не выкупилъ его, сталъ ѣздить къ ростовщикамъ, прося денегъ взаймы, подъ обезпеченіе материнскаго наслѣдства. Геріотъ, какъ истинный другъ, поручился за меня. Когда отецъ мой очутился на свободѣ, сердце мое переполнено было гордой радости и переполнилось недоумѣнія какъ только мы разстались. Долго потомъ, цѣлые годы, съ мыслію о немъ соединялось у меня воспоминаніе объ игрѣ въ мячъ и бородатыхъ людяхъ безъ сюртуковъ. Обстановка унизительная. Я однако не могъ думать о немъ безъ гордости. Я съ радостію слушалъ его. Быть вмѣстѣ было для насъ счастіемъ. Сверхъ того онъ поклялся мнѣ, въ присутствіи мистрисъ Вадди, что впредь не будетъ уже приходить въ столкновеніе съ констаблемъ. Его неистощимая веселость и живая игривость всегда были очаровательны. Видѣнія блестящей будущности увлекали меня. Я не понималъ отчего какъ будто что-то драгоцѣнное исчезло изъ моей жизни. Бракъ Джуліи Риппенджеръ съ капитаномъ Белстедомъ представилъ пріятное развлеченіе. Къ несчастію для моего душевнаго спокойствія, она шла къ алтарю поразительно блѣдная. Тетушка Дороти устроила эту свадьбу. Она задумала ее, какъ видѣлось изъ ея молчанія и потупленнаго взора, ради собственнаго спокойствія; но ни ой, ни другимъ бракъ этотъ спокойствія не принесъ. Я написалъ краткое увѣдомленіе Геріоту и получилъ отъ него, уже послѣ свадьбы, слѣдующій отвѣтъ:
   
   "Въ моемъ полку мы достаточно знаемъ женщинъ. Они любятъ новизну, старый товарищъ, имъ нужно мѣнять золотой на мелкую монету. Я самъ предпочитаю морскую службу сухопутной и не имѣю права жаловаться. Когда-то она клялась въ одномъ, теперь поклялась въ другомъ. Будемъ надѣяться что она останется довольна своимъ выборомъ и не потребуетъ еще болѣе мелкой монеты. Я не допускаю мѣдныхъ денегъ -- такъ сказалъ бы твой отецъ. Не имѣю желанія видѣть супруга, хотя ты и хвалишь его. Привычка его валиться подъ столъ нѣсколько старомодна, но можетъ-быть ей это въ немъ нравится, а можетъ-быть она и вылѣчитъ его. Какая ни будетъ она жена, она дѣвочкой была очень мила и оживляла школьную атмосферу. Я по временамъ гляжу на портретъ Джуліи Риппенджеръ, котораго, полагаю, мистрисъ Вильямъ Белстедъ не въ правѣ вытребовать у меня; если же мужъ ея приписываетъ себѣ это право, ну въ такомъ случаѣ мнѣ надо будетъ посовѣтоваться съ моими товарищими офицерами. Намъ нужна война, Ричи, и мнѣ хотѣлось бы чтобы ты сидѣлъ за нашимъ полковымъ столомъ, а не нянчился бы съ дѣвочками и женщинами."
   
   Я заключилъ изъ этого что страсть Геріота къ Джуліи остыла. Тетушка Дороти не одобряла его тона, который мнѣ казался необыкновенно философскимъ и выражающимъ именно то что чувствовалъ бы я еслибъ услышалъ о бракосочетаніи Дженетъ Ильчестеръ.
   Смѣлость моей заграничной поѣздки, при содѣйствіи полковника Гудвина и дочери его Клары, убѣдила сквайра что безразсудно становиться между мною и отцомъ. Всѣ считали отличнымъ признакомъ что онъ повезъ меня съ собою обозрѣть его имѣнія и угольныя копи, и указывалъ на меня какъ на наслѣдника, который скоро избавитъ его отъ всѣхъ хозяйственныхъ хлопотъ. Можетъ-быть онъ считалъ видъ богатства надежнѣйшимъ лѣкарствомъ отъ припадковъ неповиновенія, которые я повременамъ обнаруживалъ. На мои самовольныя отлучки смотрѣли сквозь пальцы. Когда я возвращался, сквайръ былъ ворчливъ, я веселъ и любезенъ; потомъ я становился холоденъ, и онъ старался разговорить меня. Онъ пилъ за мое здоровье, вызывая меня на задушевную бесѣду, я отъ души пилъ за его здоровье, и онъ опять надувался. "Въ мое время, говорилъ онъ, молодые люди понимали свои выгоды. Ужь не затѣваешь ли ты какихъ-нибудь юношескихъ штукъ? Нѣтъ ли какихъ-нибудь скрытыхъ долговъ? Если такъ.... о я знаю что такое юноши, особенно если попадутъ въ дурныя руки -- тутъ разныя бранныя слова, произнесенныя въ подголоса, словно робкіе раскаты грома.-- Ну словомъ, если такъ, вѣдь ты знаешь что моя банковая книжка къ твоимъ услугамъ?" Не будучи тѣснимъ долгами, я не обнаруживалъ порыва признательности, и мое спокойное: "благодарю васъ" обманывало его ожиданіе горячихъ изъявленій чувства. Я увѣренъ что бѣдный старикъ мучился ревностью. Повременамъ я видѣлъ что происходитъ у него на душѣ и чувствовалъ къ нему жалость. Ему нужна была только внимательность; но юноша въ борьбѣ съ нелѣпостью слишкомъ сердится чтобы замѣтить ея смѣшную сторону. Еслибы сквайръ заговорилъ со мною тогда серіозно и справедливо о характерѣ моего отца, я отказался бы отъ своей рѣзкости и сталъ бы оправдывать его какъ предъ лицомъ судьи. Я убѣдился что отецъ мой совсѣмъ иначе созданъ чѣмъ другіе люди. Мнѣ хотѣлось только чтобы сквайръ призналъ привлекательность его натуры. Я могъ бы въ этомъ сослаться на женщинъ. Не говоря уже о доброй тетушкѣ Дороти, или о столь ничтожномъ существѣ какъ вѣрная мистрисъ Вадди, у него были искренніе друзья между женщинами, которыя уважали его и горой за него стояли, и если вдова благороднаго гражданина Сити, леди Самлльманъ, явно стремилась къ другой цѣли, это не мѣшало ихъ дружбѣ. И онъ плѣнялъ ихъ не одною силой и живостью своей, не однимъ благородствомъ и изяществомъ.
   Когда мнѣ было ужь за двадцать, и онъ все повѣрялъ мнѣ, встрѣтился одинъ изъ тѣхъ странныхъ случаевъ которые служатъ человѣку публичнымъ испытаніемъ и обнаруживаютъ все что можетъ быть сказано за и противъ него. Молодая наслѣдница изъ Валлиса влюбилась въ отца моего. Она была, кажется, семью или восемью мѣсяцами моложе меня; красивая, умная, живая дѣвушка, которой не доставало можетъ-быть нѣкотораго лоска и чувства приличія. Она, конечно, была хорошаго рода, какъ всѣ Валлисцы. Она была дѣйствительно хорошо воспитана, хотя нѣсколько порывиста. Эта-то дѣвушка страстно влюбилась въ отца моего въ Батѣ. Она заявляла открыто что онъ не думалъ за ней ухаживать, ни чѣмъ не вызывалъ ея чувства и признавалась прямо, съ неприличною, на взглядъ тетушки Дороти, но не на мой, нескромностію, что предпочитаетъ отца моего всѣмъ людямъ на свѣтѣ. Звали ее Анна Пенрисъ. Въ одно утро сквайръ получилъ письмо отъ ея родственниковъ въ которомъ его просили сообщить свѣдѣнія о прошедшемъ и характерѣ джентльмена называющаго себя Августъ Фицъ Джорджъ Фредрикъ Вильямъ Ричмондъ Гвельфъ Рой, увѣряя что цѣль съ которой вопросъ этотъ предлагается оправдываетъ его нескромность. Онъ хотѣлъ бросить письмо, крича что слава Богу не знаетъ никого кто носилъ бы такой нелѣпый списокъ именъ. Рой! Кто такое Рой?
   -- Это имя моего отца, сказалъ я.
   -- Оно по моему похоже на имя одного изъ тѣхъ негодяевъ искателей счастья которые втираются въ семейства и ловятъ дуръ, продолжалъ сквайръ, какъ бы не слыша меня.
   -- Надо по крайней мѣрѣ отвѣтить на письмо, сказала тетушка Дороти.
   -- Отвѣчу! заревѣлъ сквайръ.
   Онъ написалъ отвѣтъ, о содержаніи котораго я могъ догадываться изъ того что тетушка не хотѣла при мнѣ говорить о немъ. Письмо дѣйствительно отправленное было написано ею, съ его только подписью. Цѣлый день у ней сіяли глаза.
   Затѣмъ явилось изложеніе дѣла изъ Бата.
   -- Смотрите, смотрите! вскричалъ сквайръ, и сдерживая голосъ повторилъ еще разъ: -- смотрите!-- было нѣкоторое достоинство въ его непритворномъ гнѣвѣ.
   Тетушка какъ-то непріятно, на мой взглядъ, поморщилась.
   -- Я въ этомъ не вижу ничего удивительнаго, сказала она.
   -- Вы въ этомъ не видите ничего удивительнаго, передразнилъ ее сквайръ.-- Нѣтъ, сударыня, когда человѣкъ дожилъ до такихъ лѣтъ что годится въ дѣдушки, я нахожу удивительнымъ чтобы девятнадцатилѣтній ребенокъ.... кой чортъ! Это не въ порядкѣ вещей. Но вы женщины любите уродства. О! Я понимаю. Она наслѣдница пятнадцати тысячъ фунтовъ дохода. Не удивительно что всѣ разорившіеся игроки и кутилы Англіи горячо гонятся за нею. Такъ, такъ! Въ этомъ дѣйствительно нѣтъ ничего удивительнаго. Состояніе ея, кажется, заключается въ угольныхъ копяхъ.
   У самого сквайра часть состоянія заключалась въ угольныхъ копяхъ, а также и у моей покойной матери. Это былъ камень пущенный въ моего отца, какъ будто онъ обладалъ особымъ чутьемъ на состоянія такого рода. Я вышелъ изъ комнаты. Тогда сквайръ притворился будто мое присутствіе его стѣсняло и началъ испускать бранныя восклицанія, которыхъ я не могъ не слыхать внизу и даже на террасѣ. Онъ клялся торжественно что спасетъ эту дѣвушку отъ гибели. Отвѣтъ тетки былъ коротокъ.
   Отецъ звалъ меня въ Батъ странно-повелительнымъ тономъ, доказывавшимъ что онъ крайне нуждался во мнѣ. Я подалъ письмо сквайру за завтракомъ, говоря:
   -- Надо мнѣ будетъ отлучиться на недѣльку.
   Онъ разгладилъ письмо ножомъ и перевернулъ вилкой.
   -- Барри, сказалъ онъ полуласково и какъ бы задыхаясь,-- лучше бы тебѣ въ это не впутываться.
   -- Я лучшій другъ котораго онъ можетъ имѣть при себѣ.
   -- Ты лучшее орудіе которое можетъ онъ пустить въ дѣло, ибо ты джентльменъ.
   -- Надѣюсь, вы не разсердитесь на меня, дѣдушка, а ѣхать мнѣ надо.
   -- Развѣ ты не видишь, Гарри Ричмондъ, что тебя приглашаютъ участвовать въ гнусномъ бракосочетаніи.
   -- Она еще несовершеннолѣтная, вступилась тетушка.
   -- Какъ? Ну, такъ въ гнусномъ увозѣ. Очевидно дѣвка сумашедшая; голова съ изъяномъ, что разбитый орѣхъ; мозгу нѣтъ. Гарри, ты не ребенокъ. Вѣдь не для того же тебя зовутъ туда чтобы помѣшать дѣлу. Ты прямо ввалишься въ освирѣпѣвшую стаю ея родственниковъ. Все равно что броситься въ садокъ съ піявками. Помни, ты взрослый! Подумай самъ. Не бери это дѣло на свою совѣсть, другъ мой! Говорю тебѣ, Гарри Ричмондъ, что я не одобряю этой поѣздки. Ты ѣдешь противъ моей воли. Ты оскорбляешь меня! Ты мараешь грязью мое имя и мое семейство. Она вѣдь изъ Валлиса? Всѣ Валлисцы полоумные! Бѣдная дѣвушка!
   Онъ произнесъ послѣднія слова съ выраженіемъ глубокаго состраданія.
   Тетушка кротко выразила свое мнѣніе что меня зовутъ для того чтобъ я помогъ излѣчить молодую дѣвушку отъ ея увлеченія.
   -- И самъ взялъ бы ее! вскричалъ сквайръ.-- Гарри, ты этого не сдѣлаешь! Законъ наконецъ.... Вся страна поднимется на тебя! Тебя выставятъ публично въ каррикатурѣ!
   Онъ дѣйствительно испугался чтобы поѣздка моя не привела къ такому результату и принялся описывать злыя каррикатуры своего времени, выставляя страшное значеніе ихъ, какъ выраженій общественнаго мнѣнія. Я однако все-таки поѣхалъ.
   

ГЛАВА XXI.
Прогулка въ Батѣ.

   Я. засталъ отца сидящаго въ гостиницѣ съ пріятелемъ своимъ Джоріаномъ де-Виттъ, котораго встрѣчалъ я прежде и считалъ умнымъ человѣкомъ. Онъ былъ отставной драгунскій капитанъ, страдалъ подагрой и любилъ бургундское, что заставляло его прибѣгать къ водамъ и вести, какъ онъ выражался, въ промежуткахъ между удовлетвореніемъ своимъ наклонностямъ и страданіями которыми онъ за то платился, жизнь, устроенную по качанію маятника. Отецъ мой былъ въ веселомъ настроеніи духа и просматривалъ двѣ газеты графства. Одна изъ нихъ рѣзко на него нападала, другая заступалась за него. Обнявъ меня, онъ просилъ выслушать противорѣчащіе отзывы этихъ двухъ достопочтенныхъ изданій и прочелъ вслухъ слѣдующее:
   "Человѣкъ называющій себя Рой и выражающій, какъ полагаютъ, этимъ самовольно присвоеннымъ прозвищемъ свои нелѣпыя притязанія"....
   "Блестящій мистеръ Ричмондъ Рой, извѣстный столько же обворожительностію своею въ обществѣ, сколько своею романическою исторіей"....
   "Сумѣлъ весьма скоро сдѣлаться басней всего города"....
   "Сталъ въ послѣднее время предметомъ разговоровъ въ нашихъ гостиныхъ"....
   "Что всегда составляетъ исключительный признакъ искателей счастія"....
   "Хотя самъ не подалъ тому повода"....
   "Чтобы бросить свѣтъ на постыдныя цѣли престарѣлаго Селадона, считаемъ не лишнимъ упомянуть о прошедшемъ этого уродливаго остатка старой школы"....
   "Скажемъ только, не стараясь поднять завѣсу прикрывающую тѣ романтическія страницы его прошедшаго которыя возбудили къ нему сочувствіе всѣхъ его соотечественниковъ, что онъ и въ настоящее время подвергается нѣжному преслѣдованію"....
   "Мы считаемъ себя въ правѣ назвать его свѣтскимъ Перкинъ Варбекомъ"....
   "Невольно приходитъ на умъ сравненіе съ героями миѳологіи".... Тутъ я попросилъ пощады.
   Капитанъ де-Виттъ, гладившій полулежа свою ногу, отнялъ отъ лица шелковый платокъ и пробормоталъ:
   -- Васъ постоянно пересиливаетъ дискантъ, если только тутъ можетъ-быть рѣчь о гармоніи.
   Отецъ позвонилъ хозяина.
   -- Лучшее вино вашего погреба сегодня къ обѣду, мистеръ Ломли. Да помните, я вашъ гость и воспользуюсь правомъ заставить васъ сѣсть съ нами и участвовать въ выпиваніи вина сомнительнаго достоинства. Мы обѣдаемъ въ-четверомъ. Если знаете за собою вину, накройте на пятерыхъ и я васъ прощу.
   Хозяинъ улыбался. Онъ рѣшился сказать что никогда еще въ жизни не чувствовалъ такого искушенія поставить плохое вино.
   Отецъ улыбнулся ему.
   -- Вы приглашаете нашего журнальнаго заступника? сказалъ капитанъ де-Виттъ.
   -- Врага нашего, отвѣчалъ отецъ.
   Я заявилъ что не хочу сидѣть съ нимъ за однимъ столомъ. Но отецъ сталъ увѣрять меня что по всей вѣроятности заступникъ и врагъ одно и то же лицо и ссылался въ подтвержденіе на приведенныя параллельныя мѣста.
   -- Надо же ему хлѣбъ зарабатывать, Ричи. Правду сказать, мнѣ хочется пожурить заступника и похвалить врага. Это его озадачитъ.
   -- Это и меня озадачиваетъ, сказалъ де-Виттъ.
   -- Вы понимаете, Джоріанъ, что въ виду постоянно возрастающаго вліянія этихъ журналистовъ, ихъ полезно иногда угостить обѣдомъ.
   -- Такъ, такъ, это великое орудіе сплетенъ, Рой! Я предпочиталъ бы держаться отъ него подальше.
   -- Позвольте мнѣ пригласить его въ лестныхъ выраженіяхъ, другъ Джоріанъ. Онъ въ городѣ. Помните, полезно для страны чтобы такіе люди имѣли случай познакомиться съ хорошимъ обществомъ. Что до меня касается лично, то я ему разрѣшаю пускать въ меня свои стрѣлы сколько угодно.
   Въ условный часъ послѣ полудня, отецъ взялъ меня подъ руку, капитанъ де-Виттъ вооружился палкой, и мы вышли въ пеструю, шумящую толпу.
   -- Когда станешь, по выраженію нашего заступника, предметомъ разговоровъ въ гостиныхъ, сказалъ отецъ, -- ступай въ толпу: она освѣжитъ тебя. Она оказываетъ тебѣ лестное вниманіе, а ты съ своей стороны наблюдаешь общій ея характеръ.
   Когда мы проходили, многіе смотрѣли на отца; нѣкоторые приподнимали шляпы и кивали съ раздражавшей меня фамиліарносгью, но онъ, чувствуя что меня коробитъ, жалъ мою руку, дѣлалъ замѣчанія на окружавшее насъ и повременамъ посылалъ благосклонный поклонъ ряду знакомыхъ головъ. Ни разу не оскорбилъ онъ моего чувства приличія и собственнаго достоинства заискиваніемъ вниманія въ комъ бы то ни было, какимъ бы легкимъ кивкомъ ни отвѣчали на его поклонъ.
   Внутри казино обнаружилась большая враждебность. Я ему это замѣтилъ.
   -- Немного побольше лорнируютъ, отозвался онъ. Онъ нисколько не чувствовалъ себя стѣсненнымъ.
   -- Походимъ взадъ и впередъ, сынъ мой, сказалъ онъ въ отвѣтъ на мой вопросъ.-- Очень немногіе умѣютъ ходить. Это особое искусство. А если никто не ходитъ по залѣ, такъ нѣтъ оживленія.
   -- Здѣсь достаточно газетъ, сказалъ капитанъ де-Виттъ.
   -- И вдовушекъ также, другъ Джоріанъ. Между ними есть родство. Мы привыкли передавать нашу болтовню посредствомъ машинъ. Здѣсь представляется случай сличать копіи съ оригиналами. Выдумайте-ка намъ какой-нибудь скандальчикъ, это, я увѣренъ, и имъ доставитъ удовольствіе.-- Сударыня, отецъ мой почтительно поклонился въ отвѣтъ на сдѣланный ему вѣеромъ знакъ,-- надѣюсь, вы не разслышали мое послѣднее замѣчаніе?
   -- Я пропустила бы мимо ушей, еслибъ и разслышала, отвѣчала дама.-- Я подозвала васъ, чтобы спросить кто этотъ молодой человѣкъ.
   -- Двадцать лѣтъ я съ гордостью зову его своимъ сыномъ.
   -- Поздравляю васъ.-- Она сдѣлала мнѣ честь оглядѣть меня отъ нижней пуговицы жилета до бровей.-- Приведите его ко мнѣ сегодня вечеромъ. Капитанъ де-Виттъ вы измѣнили моему висту.
   -- Только временная неспособность, сударыня.
   -- То-есть, попросту, подагра?
   -- Надѣюсь не угрызеніе совѣсти, сказалъ отецъ.
   -- О! это излѣчимо, засмѣялся капитанъ.
   -- Въ васъ, острякахъ, только и есть хорошаго, что злость.
   Человѣкъ созданъ несовершеннымъ, прошепталъ капитанъ де-Виттъ.
   -- Такъ! такъ! кивнула она и взглянула на моего отца.-- Такъ вы не перестали еще ходить въ церковь?
   Онъ наклонился къ ней и заговорилъ шопотомъ. Она слегка надула губы.-- Хорошо; увидимъ. Какъ-нибудь на той недѣлѣ. Не знаю сама зачѣмъ я вамъ помогаю; но мнѣ нравится ваша смѣлость.
   -- Одно достоинство еще не даетъ мнѣ право на благосклонность вашу, сказалъ онъ. Она махнула рукой, чтобъ онъ шелъ дальше.
   Пока продолжался этотъ странный разговоръ, я замѣтилъ что публика къ нему прислушивается.
   -- Это, сообщилъ мнѣ отецъ, -- знатная леди Вилтсъ. Замѣть странность. Леди Вилтсъ, какъ утверждаетъ другъ нашъ Джоріанъ, не такъ еще стара чтобы не могла выйти замужъ. И она царитъ здѣсь по общему признанію и заставляетъ всѣхъ мущинъ преклонять предъ собою колѣна. Нельзя, кажется, сказать того же о ея соперницѣ леди Деньюдни, которую Джоріанъ сравниваетъ съ дряхлымъ птенцомъ, съ трудомъ вылетающимъ изъ дурно построеннаго гнѣзда. Она богата, рѣзка, колка, и ужь никакъ не невѣста. Батъ призналъ бы и ее второю царицей, только, она всегда запаздываетъ, упускаетъ случай. Ты сію минуту увидишь какъ замахаетъ она вѣеромъ. Она завистлива и переимчива. Конечно, умнѣе было бы съ ея стороны не обращать теперь на меня вниманія. Но она не можетъ. Она уже начинаетъ волноваться. Если леди Вилтсъ подозвала меня, такъ и она должна подозвать. Не будемъ замѣчать ее, пока не пройдемся дважды по залѣ. Вотъ видишь ли, Ричи, пользу невзгоды: научаешься вести дипломатію лучше любаго коронованнаго лица въ Европѣ. Еслибъ я теперь тотчасъ же по ея знаку подошелъ къ ней, это было бы отступничествомъ предъ леди Вилтсъ, которая первая рѣшилась идти наперекоръ общей враждебности ко мнѣ Но я все-таки долженъ заявить свою независимость. Не надо чтобъ онѣ думали будто я вынужденъ держаться одной партіи. Пусть онѣ воюютъ между собою, я могу быть въ ладу съ обѣими соперницами. Я лишь на столько обнаружу предпочтеніе къ одной, чтобъ она чувствовала себя польщенною, а другая завидовала бы ей. Да, Ричи, все это пустяки предъ вѣчностью, но пока мы здѣсь... да и кстати: начинается кажется великій бой жизни моей.
   Капитанъ де-Виттъ замѣтилъ что если такъ, то этотъ бой будетъ десятый, по точному его исчисленію.
   -- Нѣтъ, настаивалъ мой отецъ, -- то были лишь пустыя стычки.
   Они весело заговорили другъ съ другомъ въ полголоса, припоминая, какъ казалось, какіе-то забавные случаи и вовсе, повидимому, не обращая вниманія на окружавшую ихъ публику, будто ея вовсе не существовало. Можетъ-быть именно вслѣдствіе этого на нихъ сосредоточилось общее вниманіе.
   Отецъ держалъ руку на моемъ плечѣ, а голову обратилъ.къ капитану де-Витту. Вмѣсто того чтобы понизить голосъ, онъ говорилъ довольно громко, и на мой слухъ необыкновенно благозвучно, особенно когда произносилъ слова съ мягкимъ смѣхомъ, словно охотникъ преслѣдующій дичь сквозь переплетшіяся водяныя лиліи.
   Вѣеръ леди Деньюдни принялся бить тактъ задумчиво. Раза два она поднимала его, но тщетно: разговоръ ихъ не прерывался. Наконецъ отецъ поклонился ей издалека. Она подала ему знакъ, словно, страдая близорукостью, разглядѣла вдругъ пріятное ей лицо. Вѣеръ замахалъ; отецъ мой обратился къ ней. Вѣеръ задвигался тревожно; голосъ отца смолкъ послѣ заключительнаго оживленнаго замѣчанія, и онъ отошелъ отъ насъ. Мы съ капитаномъ де-Виттомъ оба направились къ выходу, потому въ сущности что ни я, ни онъ не были уже въ состояніи прохаживаться и разговаривать непринужденно подъ устремленными на насъ со всѣхъ сторонъ взглядами.
   -- Посмотрите, сказалъ онъ мнѣ, указывая на экипажи и всадниковъ, -- подобное зрѣлище вы увидите въ дюжинахъ нашихъ городовъ. Богатство этой страны громадно.
   Я отвѣчалъ, думая въ то же время о плавающемъ на морѣ Темплѣ:
   -- Для меня важнѣе что у насъ самыя красивыя женщины.
   Этого, по мнѣнію капитала де-Витта, нельзя было утверждать положительно. Женщины Прованса, южной Германіи и нѣкоторыхъ частей Италіи могли, какъ ему казалось, сравняться съ нашими. На эту тему я готовъ былъ выступить на бой со всякимъ кто не соглашался со мной, ибо противоположное мнѣніе казалось мнѣ измѣной отечеству и противорѣчіемъ здравому смыслу, и я пустился въ разсужденіе съ твердымъ намѣреніемъ поразить человѣка который держался такого мнѣнія.
   Капитанъ благодушно принималъ мои удары.
   -- Вотъ ѣдетъ молодая особа верхомъ, сказалъ онъ.-- Видите вы ее? Темные волосы, густыя брови, сидитъ хорошо; ее сопровождаетъ грумъ. Что, она хороша?
   Въ жару патріотизма, я объявилъ что она красавица, хотя совѣсть меня кольнула при этомъ, точно будто бы я отдалъ яблоко Минервѣ вмѣсто Венеры.
   -- О! началъ онъ, сходя на дорогу, на встрѣчу ей,-- позвольте передать вамъ комплиментъ...
   Ея густыя брови сдвинулись, потомъ она взглянула на меня и задумчиво склонила голову. Не прошло минуты какъ отецъ мой подошелъ къ ней.
   -- Я знала что вы ихъ не побоитесь, сказала она.
   Онъ откинулъ голову назадъ какъ пловецъ стряхивающій воду съ волосъ.
   -- Вы читали газету? спросилъ онъ.
   -- Вы высѣкли автора? отозвалась она.
   -- Бѣднякъ!
   -- Что его жалѣть?
   -- Неужели же унизиться настолько чтобы дать ему удовлетвореніе?
   -- Развѣ онъ осмѣлится потребовать его?
   -- Мы предложимъ этотъ вопросъ леди Вилтсъ сегодня вечеромъ.
   -- Вы сегодня у нея?
   -- А завтра у леди Деньюдни... если только могу надѣяться?
   -- Обѣ? О! Браво, браво! Не говорите мнѣ теперь ничего болѣе. Какъ это вы устроили? Мнѣ хочется проскакать немножко. Да, конечно, я буду у обѣихъ, непремѣнно.
   Отецъ представилъ меня.
   -- Позвольте, миссъ Пенрисъ, обратить ваше благосклонное вниманіе на моего сына, Барри Лепель Ричмонда.
   Она коснулась моей руки и кивнула мнѣ, говоря ему:
   -- У него дѣтскій вкусъ: онъ, говорятъ, находитъ меня довольно красивою.
   -- Наслѣдственное заблужденіе, которому, конечно, суждено усилиться съ годами.
   -- Вы теперь меня настроили! воскликнула она, ударяя хлыстомъ свою лошадь.
   Мы, очевидно, разыграли сцену весьма интересную для жителей Бата, ибо лица всѣхъ гуляющихъ обращены были на насъ: когда же миссъ Пенрисъ ускакала, лорнеты опустились и движеніе возобновилось. Мнѣ казалось что отцу привѣтливѣе кланялись на обратномъ пути въ гостиницу.
   -- Ты хорошо дѣлаешь, Ричи, замѣтилъ онъ,-- что молчишь пока не чувствуешь желанія что-нибудь сказать. Дай срокъ, желаніе это явится, а съ нимъ явится и подходящее слово. Главное, умѣть хорошо стоять, хорошо ходить, глядѣть спокойно... Я укажу сейчасъ же человѣка знатнаго рода... Не дерзко глядѣть! Нѣтъ, изъ двухъ крайностей я уже предпочитаю робость. Завяжи мнѣ глаза, и я укажу тебѣ порядочнаго человѣка. Что касается до находчивости и остроумія, у тебя оно должно быть. Дай срокъ, и оно явится. Только, Бога ради, не насилуй себя. Есть ли что-нибудь на свѣтѣ хуже принужденнаго остроумія? И повысивъ голосъ, онъ продолжалъ:-- Невѣжество, вялость совершенная тупость, лучше. Я скорѣе согласился бы каждый день... ужаснѣйшее испытаніе... угощать гостей отвратительнымъ обѣдомъ, нежели слушать какъ какой-нибудь несчастный... а это случается и со старымъ и съ малымъ... выжимаетъ изъ себя мысли, которыя если являются, такъ не иначе какъ легко, свободно, неуловимо. Боже! Какъ такой субъектъ старательно выкачиваетъ свое остроуміе! У меня лицо всегда сохраняетъ неизмѣнно серіозное выраженіе, когда я присутствую при подобныхъ представленіяхъ. Мнѣ все равно, пусть на меня сердятся. Пусть говорятъ что я смущаю общество. Увѣряю тебя, Ричи, какъ ни люблю я остроуміе, но человѣкъ который изящно принимаетъ ударъ, цѣнитъ его превосходство и признаетъ открыто, а не бодается какъ раздраженный быкъ, требуя чтобы дивились его силѣ... понимаешь ли, такой человѣкъ въ моихъ глазахъ стоитъ еще выше. Правда, онъ не такъ забавенъ. Отецъ пожалъ мнѣ руку, слегка щурясь, чтобы дать почувствовать что капитанъ Виттъ въ высокой степени обладаетъ даромъ находчивости и остроумія.
   -- Джоріанъ, сказалъ онъ,-- не хотите ли побиться объ закладъ что вашъ журналистъ откажется съ нами обѣдать?
   Въ отвѣтѣ не было, по моему, ничего особеннаго. Онъ, помнится, былъ слѣдующій:
   -- Крыса почуетъ смерть въ запахѣ сыра.
   Капитанъ де-Виттъ побѣжалъ по лѣстницѣ въ свою спальню.
   -- Не слѣдовало мнѣ вынуждать его, проговорилъ отецъ задумчиво.-- Джоріанъ де-Виттъ бываетъ иногда блестящъ. Теперь счастливая для него минута: часъ одѣваться къ обѣду. Я видалъ какъ онъ одѣвается. Это для него истинное наслажденіе. Я самъ одѣваюсь и скоро и медленно, какъ придется. Но глядя на Джоріана, нельзя ему не сочувствовать. Ему надо чтобъ изъ окна видно было захожденіе солнца; тутъ огонь въ каминѣ, грѣтое бѣлье, разныя запонки, тутъ ванна, выборъ того что надѣнетъ, и чего не надѣнетъ, menu обѣда подлѣ зеркала; необыкновенно красивая миніатюра его жены въ сумашедшемъ домѣ, писанная какимъ-то знаменитымъ художникомъ. Джоріанъ называетъ это своимъ перерожденіемъ. Ты понимаешь его мысль? Онъ сбрасываетъ съ себя все старое и облекается въ новое съ самыми пріятными ожиданіями. Слуга его негодяй, но всегда выманитъ у повара menu обѣда, и за его заботливость объ этомъ счастливомъ часѣ все остальное ему прощается. Бѣдный Джоріанъ! Я не знаю человѣка котораго бы мнѣ было такъ жаль какъ его.
   Я замѣтилъ что о немъ, по моему, едва ли слѣдуетъ жалѣть, хотя и завидовать ему нѣтъ повода.
   -- У него только шестьсотъ фунтовъ дохода и страсть къ бургундскому, сказалъ отецъ.
   Мы обѣдали вчетверомъ. Журналистъ пришелъ, и робость его скоро исчезла предъ теплымъ радушіемъ хозяина. Онъ оказался добродушнымъ, впечатлительнымъ человѣчкомъ, который радовался хорошему обѣду и гордился обществомъ въ которое попалъ.
   Въ отвѣтъ на тостъ за здоровье журналистовъ, онъ сталъ извиняться въ отзывахъ о моемъ отцѣ.
   -- Сожалѣю, сожалѣю! говорилъ онъ, слегка охмѣлѣвъ.
   Отецъ выслушалъ его и потомъ заговорилъ:
   -- Я не хотѣлъ прерывать васъ въ выраженіи вашихъ чувствъ, но долженъ однако сказать вамъ откровенно, между нами, что нахожу сожалѣнія ваши неумѣстными. Въ нихъ какъ будто выражается предположеніе что, приглашая васъ обѣдать, я имѣлъ намѣреніе подкупить васъ. Не отпирайтесь пожалуста. Журналисты все-таки люди. А между тѣмъ цѣль моя заключается въ томъ чтобы вы, говоря обо мнѣ, хоть сколько-нибудь знали меня; и я съ своей стороны естественно заинтересованъ человѣкомъ удостаивающимъ меня такоко вниманія. Факты жизни моей къ вашимъ услугамъ; можете оглашать и толковать ихъ сколько угодно. Скажите пожалуста только одно обо мнѣ: я ищу справедливости, но никогда не жалуюсь на судьбу. Провидѣніе рѣшаетъ все къ лучшему, вотъ девизъ который ношу я въ сердцѣ. Въ концѣ концовъ добьюсь должнаго мнѣ. А теперь пока я искренно радъ знакомству съ вами.
   -- Ахъ! милостивый государь, отозвался маленькій человѣчекъ,-- еслибы всѣ наши знатные люди были такіе какъ вы! Въ провинціи съ представителями журналистики обращаются какъ помѣстные дворяне поколѣнія за два обращались съ приходскими священниками.
   -- Какъ? Развѣ они даютъ вамъ мѣсто за своимъ столомъ? освѣдомился капитанъ де-Виттъ.
   -- Нѣтъ, этого нѣтъ. Вамъ, мистеръ Ричмондъ... мистеръ Рой... можетъ-быть неизвѣстно что я собственникъ оппозиціонныхъ журналовъ этого графства. Откровенно говоря, одинъ журналъ самъ собою не окупился бы; я также содержу типографію, и долженъ признаться вамъ по совѣсти что не далѣе какъ сегодня утромъ я былъ вынужденъ принять для печати нѣкоторыя глупости въ родѣ пасквилей...
   Отецъ мой успокоилъ его.
   -- Вы обязаны заботиться о своемъ семействѣ, мистеръ Гиксонъ.
   Глубоко тронутый журналистъ вынулъ изъ кармана корректурные листы.
   -- Даже теперь, въ послѣднюю минуту, проговорилъ онъ,-- еще время исправить слишкомъ явныя невѣрности, оскорбительныя выраженія, что-нибудь измѣнить...
   Отецъ взялъ корректуры.
   -- Ни одной строки, ни одного слова! Кстати о послѣдней минутѣ. Мнѣ, кажется, пора къ леди Вилтсъ. Или не къ леди ли Деньюдни сегодня? Нѣтъ, у нея я завтра.
   Удовольствіе выразилось на лицѣ мистера Гиксона, когда онъ услышалъ что отецъ мой бываетъ у обѣихъ царицъ батскаго общества.
   Какъ только мы отъ него отдѣлались, капитанъ де-Виттъ воскликнулъ:
   -- Если это такъ-называемое четвертое сословіе, то что же за государство наше!
   -- Здѣсь четвертое сословіе еще въ младенчествѣ, на четверенькахъ, отозвался отецъ.
   -- То-есть оно соединяетъ въ себѣ пороки трехъ остальныхъ, кромѣ своихъ собственныхъ. Это что ли вы хотите сказать?
   -- Джоріанъ, я замѣтилъ что когда вы злитесь, вы не остроумны. Мы должны быть благодарны этому человѣку что онъ не обязалъ насъ молчаніемъ. Корректуры позабавятъ леди Вилтсъ. И замѣтьте, я везу ихъ къ ней, не прочитавъ предварительно. Вы не откажетесь это засвидѣтельствовать.
   Я не понялъ какъ искусно поступилъ отецъ, публично вручивъ корректуры эти леди Вилтсъ. При этомъ обнаружился характеръ миссъ Пенрисъ, которая рѣшительно заявила что не уѣдетъ изъ дому пока также не прочтетъ ихъ. Одна изъ ея тетокъ расплакалась. Карета ждала цѣлый часъ.
   -- Вы слишкомъ много отъ меня требуете. Я не могу ее выгнать, сказала леди Вилтсъ ея дядѣ. И потомъ въ сторону моему отцу:-- Вамъ придется жениться на ней.
   -- Бога ради спасите меня отъ женитьбы, отвѣчалъ мой отецъ.
   Искренность слышалась въ голосѣ какимъ произнесъ онъ эти слова.
   

ГЛАВА XXII.
Заключеніе Батскаго эпизода.

   Не хорошо придумали друзья миссъ Пенрисъ запугать нападками такого человѣка какъ мой отецъ. Преслѣдованіе производило на него оживляющее дѣйствіе. Въ спокойномъ состояніи онъ склоненъ былъ забыть на время свои притязанія; но пущенные на него пасквили и сплетни расшевелили его, пробудили дремлющія силы. Онъ сдѣлался другимъ человѣкомъ. Исчезли нѣкоторыя черты которыя начинали уже внушать мнѣ опасенія. Я искренно вѣрилъ что виной многаго что не совсѣмъ нравилось мнѣ въ немъ были обстоятельства. Нельзя было оспаривать ни великодушія, ни смѣлости его. Онъ не отвѣчалъ на нападки, не оправдывался. Поведеніе его казалось мнѣ полнымъ достоинства, одного внутренно я не совсѣмъ ему сочувствовалъ, хотя и сочувствовалъ такту, который не позволялъ ему оскорблять приличіе даже въ самыхъ щекотливыхъ положеніяхъ. Онъ вездѣ и всегда умѣлъ найтись. Можетъ-быть онъ считалъ нужнымъ пустить мнѣ немного пыли въ глаза, но впрочемъ едва ли, ибо онъ зналъ что стоитъ только ему пробудить во мнѣ ревность, и я стану слѣпъ ко всѣмъ его недостаткамъ, и однако онъ этого никогда не дѣлалъ. Въ отзывахъ своихъ о молодой дѣвушкѣ онъ обнаруживалъ снисходительность, нѣжность; словно слушаешь благосклоннаго судью, который хорошо взвѣсилъ дѣло и не видитъ въ немъ ничего преступнаго, кромѣ благороднаго увлеченія. Капитанъ де-Виттъ, судья компетентный, находилъ поведеніе его безукоризненнымъ во всѣхъ отношеніяхъ. Для моего вразумленія, онъ упомянулъ о нѣкоторыхъ прежнихъ промахахъ, которые, подумавъ хорошенько, я всѣ объяснилъ роковымъ недостаткомъ денегъ. Чтобъ имѣть возможность поддержать его въ случаѣ нужды, я, никого не спрашиваясь, написалъ тетушкѣ Дороти, прося у нея взаймы столько сколько можетъ она прислать. Съ необыкновенною жадностью требовала она подробныхъ извѣстій о нашихъ похожденіяхъ.-- Ты ничего не говоришь о ней, писала мнѣ тетушка, не называя миссъ Пенрисъ по имени; и потомъ далѣе: "Я не могу себѣ представить какая она. Твои отзывы о ней сбивчивы. Скажи мнѣ серіозно, нравится ли она тебѣ? Она должна быть очень своевольна, но мила ли она въ самомъ дѣлѣ? Мнѣ хочется знать какъ находитъ ее мой Гарри".
   Отецъ бралъ у меня эти письма, и возвращая ихъ, сказалъ:-- Прекрасное сердце! Лучшая изъ женщинъ! Вотъ пропадающее сокровище! При этихъ словахъ лицо его омрачилось. Онъ просилъ меня написать тетушкѣ что ей никогда не придется смотрѣть на миссъ Пенрисъ какъ на родню. Но это не было найдено вполнѣ удовлетворительнымъ въ Риверсли. Тетушка писала мнѣ: "Ужь не ты ли, Гарри, противъ нея? Обдумай хорошенько, есть ли въ ней въ самомъ дѣлѣ что-нибудь дурное. Она богата, можетъ-быть она благоразумна, предусмотрительна. Можетъ-быть она не въ силахъ перенести тяжкое горе. Можетъ-быть она способна помочь, но не способна сама выдержать. Отстрани свои собственныя чувства, другъ мой. Пока мы этого не сдѣлаемъ, мы не видимъ ясно своихъ обязанностей. Подумай, въ силахъ ли она принести жертву, прежде чѣмъ треооватъ отъ нея жертвы, не причиняй страданія попустому. Хотѣлось бы видѣть ее. Гарри, я думаю о твоей будущности, вотъ почему я и кажусь тебѣ чрезмѣрно заботливою".
   Мнѣ казалось что она дѣйствительно чрезмѣрно заботится о миссъ Пенрисъ.
   Отецъ мой молча выслушалъ мои насмѣшки надъ женскими письмами.
   Немного спустя онъ отвѣчалъ:
   -- Джоріанъ говоритъ что женскія письма надо читать какъ анаграмы. Онѣ пушутъ зигзагами. Такъ и ты будешь писать, когда сердце застучитъ тебѣ въ уши. Скажи ей, скажи этой дорогой, благородной, доброй женщинѣ что мы съ тобой счастливы и одни, и всегда такъ останемся. И пожалуста, сынъ мой, называй ее иногда маменькой; ее это обрадуетъ, Она стоитъ этого; ничто не пересилитъ.... голосъ его прервался.
   Она прислала мнѣ триста фунтовъ. Случай, вѣроятно, представился ей не терпящимъ отлагательства. Обезпечившись такимъ образомъ противъ отцовскихъ неосторожностей, я истратилъ сто фунтовъ на покупку лошади, а на остальные двѣсти держалъ пари за эту лошадь и проигралъ. Лошадь мнѣ опротивѣла, я продалъ ее за полцѣны, и изъ вырученныхъ денегъ уплатилъ по счетамъ для поддержанія кредита отца въ городѣ. Я поглядѣлъ на свои руки съ такимъ же удивленіемъ какъ въ ту минуту когда уличный мальчишка вырвалъ у меня изъ рукъ булку и скрылся, пожирая ее, въ толпѣ.
   -- Деньги уходятъ, замѣтилъ я.
   -- Да, это общее замѣчаніе, сказалъ отецъ мой бодро,-- а между тѣмъ очень немногіе принимаютъ въ соображеніе это свойство денегъ при обсужденіи отдѣльнаго случая. Всякій самъ попадаетъ въ просакъ, и всякій осуждаетъ другаго. Вотъ Джоріанъ, да ты мой сынъ, да можетъ-быть тетушка твоя Дороги, да еще Секи Семильманъ, ее не слѣдуетъ пропускать въ почетномъ спискѣ, и больше я рѣшительно никого не знаю кто пожалѣлъ бы о человѣкѣ котораго арестуютъ за долги. Не то чтобъ это опять предстояло мнѣ.
   -- Надѣюсь мы болѣе ужь не будемъ имѣть дѣла съ потомкомъ Шейлока, сказалъ я выразительно.
   -- Это я говорю только такъ для примѣра, Ричи.-- Да, надѣюсь! надѣюсь! Но свойство денегъ такое что въ нихъ никогда нельзя быть увѣреннымъ. Однако это разговоръ торговцевъ.
   Также считая унизительными подобные разговоры, я никогда не пытался открыть источникъ доходовъ отца. Онъ получалъ ихъ пополугодно и тратилъ въ одинъ мѣсяцъ, въ очевидное доказательство ихъ недостаточности. Десять мѣсяцевъ въ году онъ жилъ ожиданіями, и многіе съ нимъ вмѣстѣ по необходимости. Два мѣсяца онъ велъ жизнь блестящую. Я угадывалъ его тайну настолько что воздерживался отъ вопросовъ и твердо рѣшился, какъ только достигну совершеннолѣтія, вывести его изъ положенія зависимаго просителя и искателя счастія. Онъ добивался очевидно невозможнаго, нелѣпаго. Между тѣмъ, убѣдившись на опытѣ какъ уходятъ деньги, я съ нѣкоторымъ безпокойствомъ увидѣлъ что отецъ предпринимаетъ новую, большую трату. Правда, онъ совершилъ чудеса. Несмотря на сплетни и толки, на дурную славу нищаго искателя счастья, плѣнившаго молодую наслѣдницу, онъ имѣлъ открытый доступъ въ дома обѣихъ первенствующихъ дамъ. Дамы эти, леди Вилтсъ и леди Деньюдни, вращавшіяся каждая въ своемъ избранномъ кругу, и ни за что до сихъ поръ не соглашавшіяся встрѣтиться въ одномъ домѣ, обѣ дали слово почтить своимъ присутствіемъ балъ, который отецъ намѣревался дать собравшемуся здѣсь высшему обществу въ одинъ высокоторжественный день.
   -- Итакъ, Батъ въ моихъ рукахъ, сказалъ онъ, подмигивая мнѣ, какъ бы въ выраженіе того что онъ не приписываетъ особаго значенія своей побѣдѣ.-- Я обѣщалъ журналисту Гиксону, продолжалъ онъ,-- что постараюсь до отъѣзда отсюда воскресить, насколько возможно, древнюю славу Бата. Батъ когда-то давалъ тонъ всему королевству. Почему не быть этому и теперь?-- Я могъ бы спросить его зачѣмъ этому быть, или зачѣмъ этому дѣлаться на его счетъ, но устоять противъ него не было возможности. Капитанъ де-Виттъ, и слуга его, и я, и съ дюжину дамъ, и нѣсколько дюжинъ торговцевъ, всѣ волей-неволей были увлечены непреодолимымъ порывомъ. Мнѣ выпало на долю обнаруживать силу и ловкость въ стрѣльбѣ и фехтованіи.-- Пусть это знаютъ, не бѣда, говорилъ де-Виттъ. Онъ безпрерывно писалъ письма. Отецъ обходилъ своихъ прекрасныхъ распорядительницъ отъ двѣнадцати до трехъ, а до двѣнадцати съ девяти часовъ утра давалъ аудіенціи брилліантщикамъ, драпировщикамъ, кондитерамъ. Въ три часа дѣла кончались. Рабочіе, обращавшіеся къ нему за распоряженіями, послѣ этого времени, отправлялись въ буфетъ съ наставленіемъ буфетчицѣ ни подъ какимъ видомъ не давать имъ ничего, если ихъ хоть разъ въ жизни видѣли пьяными. Въ четыре часа отецъ одѣвался для прогулки. И самые враги его не могли не сознаться что онъ всѣхъ затемнялъ, гдѣ ни появлялся. Въ статномъ ростѣ его была величавость безъ надменности, въ большихъ голубыхъ глазахъ веселая живость и выразительность.... всѣ невольно встрѣчали его привѣтливо, улыбались и кланялись и забывали любопытство, забывали даже замѣчать недостатки, пока онъ былъ на глазахъ. Я могу сказать это, ибо я тщательно наблюдалъ всѣ тонкости обращенія съ нимъ. Въ атмосферѣ этого мѣста было что-то мнѣ не по сердцу. Моя бдительная сдержанность, слухи что я наслѣдникъ громадныхъ богатствъ можетъ-быть также отчасти принуждали нѣкоторыхъ изъ враждебной партіи къ внѣшней учтивости. Леди Вилтсъ, удостоивавшая меня своего покровительства, хвалила мое умѣніе держать себя, какъ будто я тутъ главное лицо. Но я ссылался на обаяніе отца моего. Она его не оспаривала, но говорила съ шутливою ужимкой, намекая на миссъ Пенрисъ:
   -- Мнѣ, вы знаете, ужь не двадцать лѣтъ.-- Двадцатилѣтнимъ нравятся сорокалѣтніе, а сорокалѣтнимъ двадцатилѣтніе.
   Полезна была можетъ-быть отцу моя рѣшимость заступаться за него. До моего пріѣзда его оскорбляли. Потомъ родственники миссъ Пенрисъ не повторяли уже болѣе своихъ оскорбленій. Они являлись къ леди Вилтсъ и жаловались на невозможность драться со мной. Если они принудятъ меня къ вызову, съ именемъ своевольной дѣвочки соединится гибельный запахъ пороха. Прежде они разчитывали на то что отецъ не захочетъ ее компрометировать и не стѣснялись въ своихъ дѣйствіяхъ. Тутъ я слѣдовательно былъ ему полезенъ. Я стоялъ небрежно у перилъ на гуляньѣ, пока она наклонившись шепталась съ отцомъ, а неизмѣнный спутникъ и двоюродный братъ ея, Мервинъ Пенрисъ, обнаруживалъ досаду крученіемъ юныхъ усовъ. Лошадь его играла; онъ что-то бормоталъ про себя; лицо его было свирѣпо; но онъ обязанъ былъ ея дожидаться, а она не трогалась съ мѣста пока ей самой не заблагоразсудится. Она познакомила меня съ нимъ, какъ будто возможенъ разговоръ между двумя молодыми людьми чувствующими себя лишь шашками въ чужой игрѣ, изъ которыхъ одна даетъ шахъ, а другая тщетно старается отъ него закрыться. Нечего говорить что положеніе мое мнѣ не нравилось. Еще хуже стало, когда отецъ началъ кланяться ей издали, не замѣчая что она останавливаетъ лошадь, какъ только завидитъ его. Леди Вилтсъ, по праву женщины еще сохранившей нѣкоторую привлекательность, стала уговаривать его подумать о семействѣ молодой дѣвушки, ибо я ее убѣдилъ что онъ не желаетъ жениться и ни въ какомъ случаѣ не женится безъ моего согласія. Онъ, по ея совѣту, старался своимъ поведеніемъ образумить своевольную дѣвушку.
   -- Отчего вы такъ не любите меня? однажды вдругъ обратилась ко мнѣ миссъ Пенрисъ. Я подумалъ что она съ ума сошла и только вопросительно нахмурился въ отвѣтъ.
   -- О! Я слышу что вы вездѣ называете меня невыносимою, продолжала она.-- Вы молоды и почему-нибудь предубѣждены противъ меня. Мнѣ бы хотѣлось чтобы вы меня поближе узнали. Подождите, современемъ, въ Валлисѣ. Любите вы горныя мѣстности? Мы бы могли быть друзьями. Характеръ у меня не дурной... надѣюсь, по крайней мѣрѣ. Родственники Богъ знаетъ что думаютъ. Не пріѣдете ли вы къ намъ? Я слышала вы обѣщали вашему другу леди Вилтсъ.
   На это нападеніе я отвѣчалъ междометіями краснорѣчиваго смущенія:
   -- Увѣряю васъ, миссъ Пенрисъ, вы заблуждаетесь. Я буду счастливъ.... я люблю горы... я...
   -- Нисколько не заблуждаюсь. Согласны вы подождать прежде чѣмъ составить себѣ рѣшительное мнѣніе обо мнѣ?
   -- Не могу, потому что я уже составилъ мнѣніе, и оно прямо противоположно дошедшимъ до васъ, повидимому, слухамъ.
   -- А васъ еще считаютъ застѣнчивымъ! отозвалась она, отходя отъ меня, навѣрное въ неудовольствіи.
   На одномъ танцовальномъ вечерѣ, гдѣ мы встрѣтились, она завладѣла мною со свойственною ей неудержимою стремительностью, а я, не понимая пристрастія двадцатилѣтнихъ къ сорокалѣтнимъ, не могъ выразитъ ей особеннаго сочувствія. Она кажется требовала чтобъ отецъ публично за ней ухаживалъ. Если вѣрить капитану де-Витту, она просила его танцевать, и танцовать исключительно съ нею, въ подтвержденіе и на зло городскимъ слухамъ. Но отецъ мой вертѣлся среди пожилыхъ дамъ. Поэтому она отказалась танцовать. Хуже, кажется, ничего не могла она придумать. Тетка, жалкая женщина, сидѣла подлѣ нея слѣва, а справа она намѣренно держала свободное мѣсто для меня и упорно смотрѣла на меня черезъ комнату изъ-подъ сдвинутыхъ бровей, такъ что я наконецъ, волей-неволей, принужденъ былъ подойти къ ней. Мнѣ пришлось выдержать опять рѣзкіе вопросы и Жалобы и обнаруживать притворную веселость, чувствуя себя въ самомъ неловкомъ положеніи, какъ невинный сынъ преступнаго отца, по словамъ наблюдавшаго за вами капитана де-Витта. Помѣстивъ сына подлѣ себя, она помѣшала дѣйствію обдуманной холодности отца, и придала всему видъ напередъ условленной махинаціи. Даже я это замѣтилъ. Я замѣчалъ многое, чего не понималъ. Любить отца моего казалось мнѣ естественно. Это доказывало лишь вкусъ и порядочность. Понятно что женщины его любятъ. Но чтобы молодая дѣвушка, свѣжая какъ весеннее утро, предъ которой жизнь со всѣми ея тайнами едва открывается, влюбилась въ моего родителя!.. Дѣвушка (размышлялъ я, произнося требуемыя междометія) стройная, свѣтлоокая, живая, умная, съ нѣжными бѣлыми ручками и хорошенькими ножками... возможно ли это!.. Она была мрачна, какъ тлѣющій огонь, пока онъ наконецъ не подошелъ къ ней, и тогда вдругъ изумительно оживилась.
   Дѣло не подвинулось впередъ, когда по приказанію сквайра мнѣ пришлось ѣхать назадъ въ Риверсли, не дождавшись великолѣпнаго бала, о чемъ я впрочемъ не особенно жалѣлъ. Отецъ вскорѣ написалъ мнѣ одно изъ своихъ характеристическихъ писемъ, увѣдомляя меня что балъ удался какъ нельзя лучше. Вслѣдъ за этимъ заявленіемъ, онъ по обыкновенію предавался роскошнымъ мечтамъ.
   
   "Мнѣ пріятно, Ричи, что я расшевелилъ старый городъ и далъ ему о чемъ погрезить на полстолѣтія. Я чувствую нѣжность къ Бату. Уѣзжая изъ него, я оставляю кружки въ ладу другъ съ другомъ, неистощимыя темы для разговоровъ за чайными столами и уношу убѣжденіе что стараго воротить нельзя, и слѣдовательно надо идти впередъ съ вѣкомъ. Прибавлю въ угоду тебѣ что почти всѣ до единаго счеты уплачены. Пожалуста долби нѣмецкій языкъ. Если у тебя также какъ у меня есть вкусъ къ стариннымъ нравамъ, обычаямъ, обрядамъ, готовься къ придворной жизни. Только при дворѣ можетъ человѣкъ въ наше время покрасоваться ногой; а женщины тамъ художественныя произведенія. Если же тебѣ не достаетъ икръ (чего, слава Богу, никто про моего сына не скажетъ), то это при дворѣ тотчасъ же будетъ замѣчено и общеизвѣстно, какъ всякій недостатокъ и всякое достоинство. Я и теперь мечтаю для тебя о парламентѣ. Это не мѣшаетъ, какъ начало. Джоріанъ желалъ бы чтобы ты утопалъ, сложа руки, въ роскоши, купилъ бы (а вѣдь объ этомъ можно подумать) знаменитый бургундскій виноградникъ, для помѣщенія денегъ; посвятилъ бы молодость на отысканіе повара, а зрѣлый возрастъ на его усовершенствованіе и т. д. Опасаюсь чтобы ты не погрязъ въ хозяйствѣ и не погибъ такимъ образомъ. Возьми Джоріана въ примѣръ, до чего доводитъ отсутствіе честолюбія. Я берегу Джоріана, я храню его для нравоученія моему сыну. Онъ остроуменъ, ловокъ, отличный тактикъ (пари держу что онъ отличился бы на полѣ сраженія) и живетъ одинъ только часъ въ сутки, остальные двадцать три часа рабски подчинены одному двадцать четвертому. Поэтому, повторяю, долби нѣмецкій языкъ.
   "Миссъ Пенрисъ уѣзжаетъ въ родимый Валлисъ. Мы съ Джоріаномъ въ Лондонъ, а оттуда на материкъ. Да хранятъ насъ добрые геніи. Посылаю тебѣ мѣстныя газеты. Что я выдѣлывалъ антраша -- ложь. Дѣйствительно, изъ всѣхъ Англичанъ, я одинъ могъ бы это сдѣлать, но не дѣлалъ. Я явился въ такой одеждѣ какую привыкъ считать вечернимъ костюмомъ джентльмена, и не вижу что тутъ предосудительнаго что видны были мои ноги. Платье которое прилично, идетъ ко мнѣ и носилось нашими отцами, я буду носить, что бы ни толковало теперешнее поколѣніе. Я между прочимъ угостилъ обѣдомъ Гиксона (Джоріанъ сказалъ объ его аппетитѣ какую-то остроту, которую я позабылъ), чтобъ онъ зналъ что во мнѣ не осталось злобы, какъ вначалѣ не было желанія подкупить его. Онъ предложилъ мнѣ свои столбцы, онъ желалъ мнѣ успѣха съ наслѣдницей; онъ клялся что обожаетъ антраша и считаетъ шелковый чулокъ совершеннѣйшимъ произведеніемъ мануфактуры. Вы джентльменъ, говорилъ онъ; -- вы вельможа, вы принцъ, вы звѣзда первой величины!-- Возьмите это назадъ, подлипало! восклицаетъ Джоріанъ, и вступаетъ въ споръ съ пьянымъ прохожимъ. И вотъ создатели и сокрушители репутацій въ наше время. Я изучаю Гиксона, какъ удивительную машину, самаго простаго устройства; онъ живой приговоръ современному обществу. На слѣдующій день онъ опровергалъ въ своемъ грошевомъ оппозиціонномъ листкѣ слухъ о моихъ прыжкахъ, и прислалъ мнѣ, по моему желанію, имена своихъ дочерей, которымъ я препроводилъ маленькіе подарки чтобъ утѣшить ихъ, ибо если онѣ умныя дѣвочки, такой родитель долженъ ихъ огорчать.
   "Не пренебрегай леди Вилтсъ. Ты произвелъ на нее впечатлѣніе. Она ставитъ тебя въ примѣръ нашимъ молодымъ людямъ. Гм.... сударыня!
   "А все-таки, другъ мой, какъ я уже сказалъ, прошедшаго не воротишь. Батъ окончательно убѣждаетъ меня въ несостоятельности моихъ стремленій. Это сознаніе стоитъ потраченныхъ денегъ. У тебя, Ричи, есть наклонность обсуждать расходы, съ чѣмъ и поздравляю тебя, если только не будешь упускать изъ виду равносильныхъ цѣнностей. Свѣтъ основанъ на мѣнѣ, смѣшанной съ грабежомъ. Покажи что владѣешь чѣмъ-нибудь, и ты въ правѣ радоваться что тебя не ограбили. Даю тебѣ слово, я не повторю уже того что дѣлалъ въ Батѣ. И повѣрь мнѣ, наслѣдница не можетъ быть компрометирована. Надѣюсь, я не отвѣтственъ за всякаго кто поддается моей привлекательности. Будь увѣренъ, другъ мой, что я посовѣтовался бы съ тобою и еще съ одною женщиной, которой достоинства нельзя выразить человѣческимъ языкомъ, еслибъ я далъ себя опутать. Невозможно! Нѣтъ, старыя узы предохраняютъ меня отъ новыхъ. Родовъ недостаточно будетъ намъ, когда мы съ тобою начнемъ наконецъ говорить серіозно, когда я откроюсь весь. Итакъ, я оставляю Батъ съ чистою совѣстью. Къ пріятнымъ воспоминаніямъ примѣшивается сожалѣніе что ты не былъ свидѣтелемъ встрѣчи между леди Вилтсъ и леди Деньюдни. Джоріанъ сравнивалъ ее со сліяніемъ Роны и.... забылъ я какъ зовутъ ту рѣку подъ Женевой, рѣка грязноватая. Въ одеждѣ партіи Деньюдни была нѣкоторая особенность. Еслибъ я захотѣлъ, я могъ бы властвовать надъ этими обѣими партіями такъ же деспотически, какъ Бонапартъ надъ своими Французами. Спроси меня, Ричи, что значитъ пересиливать волны. Я когда-нибудь скажу тебѣ. Я это дѣлалъ всю жизнь, и вотъ къ чему пришелъ. Но, слава Богу, у меня есть сынъ, котораго я люблю, и который никому не уступитъ на свѣтѣ, и впередъ я буду жить только для него, единственною цѣлью моей будетъ поставить его въ принадлежащее ему по праву положеніе, съ этой минуты я буду думать только о будущемъ и усердно работать. У меня есть еще силы. Не изъ похвальбы, а искренно говорю я тебѣ, я счастливъ только тогда когда съ тобою. Вотъ мать во мнѣ одерживаетъ верхъ. Прощай. Lebe wohl! Нѣмецкій! Нѣмецкій! Mag Gott in seiner Barmherzigkeit! Скажи ей что я ничѣмъ не завлекалъ эту дѣвушку, что совѣсть меня рѣшительно ни въ чемъ упрекнуть не можетъ. Дай Богъ, говорю я, чтобы ты къ своему совершеннолѣтію сдѣлался хорошимъ знатокомъ нѣмецкаго языка. Передай мои почтительныя и теплыя чувства твоей тетушкѣ Дороти. Я каждый вечеръ молю небо за одного изъ его ангеловъ на землѣ. Kunst, Wissenschaft, Ehre, Liebe. Скорѣе за нѣмецкихъ поэтовъ. Я рѣшительно ослѣпленъ видѣніемъ нашей будущности. Признаюсь, я уже не вижу что пишу. Grass' dich herzlich. Слѣдующее письмо изъ Вѣны. Lebe wolh!"
   
   Тетушка Дороти взглянула на письмо, какъ я его складывалъ, очевидно считая мое нежеланіе показать его доказательствомъ дурныхъ вѣстей, или новыхъ усложненій. Она заговорила о миссъ Пенрисъ.
   -- О! Это кончено! сказалъ я.-- Наслѣдницы скоро утѣшаются.
   Она стала укорять меня за грубую мысль. Я утверждалъ что эта мысль принадлежитъ отцу моему.
   -- Не можетъ быть, сказала она, и на мои увѣренія что онъ выразилъ мыслъ эту письменно, отвѣчала тѣмъ же тономъ непоколебимаго убѣжденія:-- онъ этого не думаетъ.
   Пылкое желаніе юности подтвердить слова свои не заставило меня однако показать письмо это кому бы то ни было. Я не хотѣлъ чтобъ его видѣла даже тетушка, которая конечно пріискала бы точно такія же оправданія какъ я для прихотливой странности языка. Я благодарилъ бы внутренно, но не высоко цѣнилъ бы того кто такъ же какъ я оправдывалъ бы моего отца, и наоборотъ, сквайръ своими нападками могъ въ одну минуту сдѣлать меня горячимъ его заступникомъ. Ослѣпленіе мое относительно отца, слѣдовательно, уже частью миновало; оставалась любовь къ нему, но и любовь эта не была свободна отъ тяжелыхъ тѣней.
   Вдали отъ него, книги были моею отрадой.
   

ГЛАВА XXIII.
Мой двадцать первый день рожденія.

   Книги и грезы, какъ двѣ рѣки, упомянутыя отцомъ, шли во мнѣ рядомъ, не смѣшиваясь. Которая была свѣтлая Рона и которая темная Арва, не нужно говорить тому кто хоть сколько-нибудь знаетъ молодость. Имъ скоро суждено было смѣшаться. Я читалъ прилежно, ибо чувствовалъ подъ собою почву, и имѣлъ высокіе планы на будущее. Міръ дѣйствительный со своими наклонностями и страстями становился мнѣ понятенъ. Мой наставникъ чрезвычайно обрадовалъ сквайра, сказавъ что я человѣкъ положительный. Въ философіи и исторіи я ненавидѣлъ умозрѣнія; но самые фантастическіе случаи казались мнѣ возможными. Разъ оставивъ книги, я готовъ былъ выкидывать какія угодно дикія штуки. Другъ мой Темпль былъ въ морѣ, и некому было подмѣчать и сдерживать во мнѣ блажные порывы. Меня считали замѣчательно тихимъ, умѣреннымъ, благоразумнымъ юношей, согласнымъ на все что предполагалось для его благоденствія. Сквайру хотѣлось чтобъ я по настойчивѣе ухаживалъ за его милочкой, какъ называлъ онъ Дженетъ Ильчестеръ. Укоренившееся по преданію убѣжденіе въ необходимости путешествія для окончательнаго воспитанія джентльмена побудило его согласиться чтобъ я провелъ годъ на материкѣ съ моимъ наставникомъ. Онъ желалъ, по его словамъ, чтобы кто-нибудь заступалъ при мнѣ его мѣсто въ чужихъ краяхъ, то-есть въ сущности, чтобы кто-нибудь предохранялъ меня отъ моего отца, и такъ какъ достопочтенный Амвросій Питерборо, преемникъ достопочтеннаго Симона Гарта, былъ кротокъ и сговорчивъ, я не противился. Такъ твердо тихій, благоразумный юноша въ Риверсли вѣрилъ въ будущіе перевороты, въ потрясенія и бури ожидающія его и всѣхъ ему близкихъ, что онъ даже не протестовалъ противъ соединенія его имени съ именемъ Дженетъ, хотя не чувствовалъ къ ней ни искры любви. Я старался втолковать себѣ общее мнѣніе что она красива. Брови у нея были густыя, прямыя, длинныя, глаза открытые, сѣроголубоватаго цвѣта, съ темными рѣсницами; носъ прямой, губы полныя, станъ стройный, довольно гибкій. Но въ ней не было мягкости; она при мнѣ любовалась собою; она открыто заявляла на меня права, и въ то же время открыто требовала ухаживанья отъ другихъ мущинъ. Въ ней не было женственности. Она ловила воображеніе за рукавъ и запирала въ холодныя выбѣленныя стѣны. Геріотъ не только находилъ ее красивою, но даже сравнивалъ съ мистрисъ Белстедъ, прежнею Джуліей Риппенджеръ. При встрѣчѣ его съ Джуліей, ея внезапная блѣдность показалась мнѣ очаровательною. Дженетъ никогда не блѣднѣла, рѣдко краснѣла; она не дѣйствовала ни на нервы, ни на воображеніе.
   -- Тебѣ нужно кокетку, которая расшевелила бы тебя, говорилъ Геріотъ.-- Ты не будешь счастливъ пока не попробуешь этого милаго орудія пытки. Прелестная Мистрисъ Белстедъ возьмется за это, если желаешь. Тебѣ нужно не обыкновенную змѣю, а Пиѳона.
   Мнѣ нужна была свѣжесть и таинственность, женщина измѣнчивая какъ свѣтъ дневной: съ сумерками, съ зорями, со внезапными вспышками. Дженетъ ничего ровно не представляла моему тогдашнему сердцу. А Джулія какъ только шепнетъ: "мой мужъ", я вздрагивалъ и волновался безмѣрно.
   Она говорила самыя простыя вещи, какъ напримѣръ: "Я хорошо спала сегодня" или "я видѣла во снѣ" или "я озябла," и погружала меня въ невыразимое смущеніе. Движеніе губъ, когда произносила она "нѣтъ", вдыханіемъ себя воздуха при словѣ "да" придавало этимъ вседневнымъ словечкамъ силу жизни и смерти. Наконецъ, когда стала она упрекать меня за холодность къ Дженетъ, я былъ вынужденъ сказать какъ я желалъ бы чтобы Дженета была похожа на нее. Ея ирландскіе глаза засвѣтились: "на меня, Гарри!" Тутъ они померкли: "Она въ десять разъ лучше меня." Такая трогательная скромность заставила меня превозносить ее безмѣрно. Я говорилъ какъ мальчикъ, испытывая чувства мущины; она держала себя какъ женщина, краснѣя какъ дѣвочка.
   -- Джулія! Я не могу называть васъ мистрисъ Белстедъ.
   -- Вѣдь вы любите моего мужа, Гарри, не правда ли?-- Довольно намекнуть на время въ которое подобныя рѣчи очаровывали меня. Выѣхавъ верхомъ, совершенно обвороженный, я встрѣтилъ Кіоми и перенесъ на нее мои чувства. Сквайръ выплачивалъ ея племени извѣстную сумму въ годъ, чтобъ они не ходили въ наши мѣста, пока можно было опасаться какъ бы я не пристрастился къ цыганской жизни. Они вернулись на свои старыя стоянки, недовольные сквайромъ.
   -- Поговори съ нимъ сама, Кіоми, сказалъ я,-- чего бы ни попросила ты, такимъ глазамъ какъ твои ни въ чемъ нельзя отказать.
   -- Ну васъ! засмѣялась она.-- Что вы все пустяки говорите?
   Она сложилась въ прекрасную дикарку, закаленную противъ погоды и комплиментовъ. Лицо ея напоминало египетское небо при наступленіи ночи. Старая жаркая восточная кровь пылала на щекахъ темно-краснымъ пламенемъ, среди зеленовато-смуглаго цвѣта кожи, переходившаго далѣе почти въ желтую краску. Свѣтъ вечерней зари разлитъ былъ надъ бровями, на шеѣ, на упругой груди подымавшейся и опускавшейся при ея рѣчахъ такъ же быстро какъ вспыхивали и меркли ея глаза. При встрѣчѣ съ ней, всякій поклялся бы что это воплощеніе кочевой Азіи. Тутъ не могло быть рѣчи о красотѣ и изяществѣ, ибо красота и изящество подчинены извѣстнымъ законамъ. Волной изгибались брови, раскрытыя губы и ноздри имѣли въ спокойствіи что-то трагическое. Но когда она смѣялась, она озаряла васъ; она завладѣвала мѣстомъ на которое ступала. Отъ нея вѣяло Востокомъ, словно она впервые вышла изъ древней родины своего племени. Я пишу о ней языкомъ соотвѣтствующимъ моему тогдашнему впечатлѣнію. Я увезъ бы ее и сталъ бы жить ея жизнью, чтобы только видѣть ее предъ собою и называть моею.
   -- Ты не замужемъ? сказалъ я смѣшно слабымъ голосомъ.
   -- Я еще не видала мущины за котораго бы пошла, усмѣхнулась она презрительно.
   Кулачный боецъ окончательно предался пьянству; одна изъ ея тетокъ умерла, и она собирала деньги чтобы похоронить покойницу съ обрядами которыми такъ дорожатъ Цыгане, соблюдающіе всѣ обычаи старины несравненно усерднѣе, чѣмъ осѣдлое населеніе. Кромѣ этого чувства, въ нихъ развита одна только гордость: они гордятся своею физическою силой, своею ловкостью, хитростью и чистотой крови. Кіоми призналась что надѣялась меня встрѣтить; призналась что готовилась на меня броситься и что вчера шесть часовъ сидѣла на деревѣ и высматривала что дѣлается у насъ въ Гренджѣ, и все это изъ-за ничтожныхъ денегъ чтобы похоронить прилично умершую родственницу. Мы съ Геріотомъ шли за процессіей къ могилѣ. Ея таборъ былъ въ ссорѣ за что-то съ дунстанскими поселянами, и она боялась чтобы въ нихъ не стали бросать каменьями на пути въ церковь. Я зналъ что въ моемъ присутствіи ничего подобнаго не случится. Кіоми шла смиренно, склонивъ голову, предоставляя мнѣ любоваться ея густыми черными волосами. Послѣ полудня насъ угощали въ таборѣ. Я не замѣчалъ никакихъ признаковъ близости между нею и Геріотомъ. На вопросъ мой: "Помнитъ ли она его?" Она отвѣчала: "Да! Я опасна для этого молодаго человѣка." Геріотъ называлъ ее прекрасною леопардо-подобной ланью, и утверждалъ что есть смыслъ въ этомъ выраженіи.
   Ее вытѣснила изъ влюбчиваго ума моего Мабель Свитвинтеръ, дочь дипвелскаго мельника. Это была саксонская красавица въ полномъ цвѣту, свѣтлая какъ май, съ іюньскою лазурью въ глазахъ. Вы скажете что такими словами легко описывать красоту; но красота эта соотвѣтствуетъ такимъ словамъ, и избитыя сравненія хорошо выражаютъ всѣмъ извѣстный типъ. Подлѣ Кіоми, она казалась роскошной лужайкой рядомъ съ дикимъ пустыремъ.
   Мы видѣли ихъ обѣихъ вмѣстѣ въ мое двадцать первое рожденіе. Къ стыду моему, я проснулся рано утромъ въ Риверсли, забывъ объ условленной встрѣчѣ съ отцомъ за великимъ пиромъ въ Дипвелѣ. Вскорѣ послѣ захождевія солнца, когда дрозды кормятся на лужайкахъ и ласточки вылетаютъ изъ-подъ крышъ на воду, я услышалъ крикъ Дженеты Ильчестеръ подъ моими отворенными окнами. Я зналъ, она побилась объ закладъ со сквайромъ что первая встрѣтитъ привѣтствіемъ мое совершеннолѣтіе, и не удивился. Она сидѣла верхомъ, одна среди лѣтняго утренняго тумана, звучно восклицая: "Ура! Гарри Ричмондъ! Ура!" Я бросилъ ей браслетъ. Она не поймала его и не подняла.
   -- Нѣтъ, мнѣ васъ самихъ нужно! Браслетъ можетъ взять всякій. Вѣдь вы одѣты, Гарри? Вы вѣдь знали что я явлюсь? Тысячу вамъ счастливыхъ лѣтъ, и мнѣ ихъ видѣть съ вашего позволенія. Я первая поздравляю васъ, навѣрное! Я проснулась въ три часа, выѣхала въ половинѣ четвертаго, Дунстанскимъ лугомъ, Экертьевымъ полемъ... Мы заплатимъ старику за убытки.... мимо питомника, и вотъ я здѣсь. Пойте пѣтухи, лайте сабаки, взвивайтесь жаворонки! Я говорила что явлюсь первая. Теперь заверну въ конюшню расшевелить Уберли. Не мѣшкайте, Гарри, мы съ вами проѣдемся пока всѣ еще спятъ.
   Мы выѣхали часа на два; попросили на одной фермѣ хлѣба и молока. Можетъ-быть чувство независимости, пробужденное походнымъ завтракомъ на побѣгѣ изъ дому, заставило Дженету воскликнуть что она охотно весь день бы не воротилась. Такія выходки были мнѣ весьма по вкусу. Тутъ я вспомнилъ про Дипвелъ, и въ увѣренности что отецъ тамъ будетъ, хотя онъ не писалъ объ этомъ, предложилъ съѣздить туда. Дженета заступилась за лошадей и за сквайра. Пиръ былъ приготовленъ въ Риверсли точно такъ же какъ въ Дипвелѣ. Она говорила вкрадчиво:
   -- Гарри, сквайръ очень старъ. Немного можетъ-быть уже представится вамъ случаевъ доставить ему удовольствіе. Доставьте же по крайней мѣрѣ сегодня. Завтра поѣзжайте къ отцу если нужно; конечно нужно, если вамъ такъ хочется, но не оставляйте Риверсли сегодня.
   -- Чтобы не испортить моего положенія, Дженета?
   -- Чтобы не огорчить добраго старика сегодня.
   -- О! вы его милочка, я знаю.
   -- Вы въ сердцѣ его занимаете первое мѣсто, Гарри, и я желаю чтобъ оно за вами осталось.
   -- Но вѣдь я далъ клятву отцу.
   -- Ему, кажется, не слѣдовало бы ее требовать.
   -- Я обѣщалъ когда еще былъ ребенкомъ.
   -- Такъ докажите что вы съ тѣхъ поръ поумнѣли, Гарри.
   -- У васъ отличныя понятія о святости обѣщаній.
   -- У меня есть, кажется, здравый смыслъ, вотъ и все.
   -- Это вопросъ чувства.
   -- Вы вѣдь однако забыли.
   Показался таборъ Кіоми на Дунстанской землѣ. Я воздержался отъ отвѣта Дженетѣ и подъѣхалъ съ нею къ Цыганкѣ, которой она терпѣть не могла еще съ дѣтства.
   Кіоми взялась съѣздить въ Дипвелъ за тридцать верстъ и сказать тамъ что я пріѣду вечеромъ. Слезы были на энергическомъ лицѣ Дженеты какъ ѣхали мы домой.
   Послѣ завтрака сквайръ познакомилъ меня съ своимъ повѣреннымъ, мистеромъ Борджинъ, который, запершись въ комнатѣ со мною, сказалъ формально:
   -- Мистеръ Гарри Ричмондъ, вы внукъ сквайра Белтама, единственный потомокъ его мужескаго пола и назначены теперь, думать должно и останетесь, прямымъ наслѣдникомъ его состоянія, которое въ настоящее время громадно, и будетъ вѣроятно увеличиваться пока сквайръ живъ. Вы можетъ-быть не знаете что дѣдушка вашъ весьма искусенъ въ дѣлахъ. Еслибъ онъ и не родился богатымъ, онъ все-таки былъ бы теперь однимъ изъ первыхъ нашихъ милліонщиковъ. Всякій разъ почти какъ помѣщалъ онъ деньги, капиталъ его удвоивался, всѣ предпріятія его удавались. Можетъ-быть онъ не такъ хорошо знаетъ людей, но за то онъ никому и не вѣритъ вполнѣ. Итакъ, если есть обрывъ въ его умѣ, то онъ прикрытъ мостомъ. Сравненіе можетъ-быть неудачно, но вы конечно меня понимаете. Онъ умѣетъ идти своею дорогой, не вдаваясь въ обманъ. Самъ же дѣдушка вашъ воплощенная честь. Теперь мнѣ нужно объяснить вамъ нѣкоторыя семейныя обстоятельства. Жена сквайра, бабка ваша по матери, была богатая наслѣдница. Часть ея денегъ закрѣплена была за нею чтобы перейти къ ея дѣтямъ послѣ ея смерти. Что принадлежало ей лично она также завѣщала имъ для передачи по смерти ихъ дѣтямъ. Такимъ образомъ ваша мать и тетка получили въ наслѣдство послѣ вашей бабки деньги которыми могли распоряжаться по усмотрѣнію, и такія которыя должны были достаться въ неприкосновенности дѣтямъ ихъ въ случаѣ брака. Дѣдушка вашъ, какъ естественный вашъ опекунъ, помѣстилъ ваши деньги весьма выгодно, а теперь, какъ вы достигли совершеннолѣтія, передаетъ ихъ вамъ, какъ видите, не медля. Вслѣдствіе чего вы становитесь сегодня владѣльцемъ семидесяти тысячъ фунтовъ, относительно которыхъ я жду вашихъ распоряженій. Гм.... Что же касается до остальнаго состоянія вашей матери, того которое лично ей принадлежало, оно перешло къ ея мужу, вашему отцу, который, по всей вѣроятности, дастъ вамъ въ немъ отчетъ.... гм.... въ удобное для него время.... гм.... Затѣмъ, мистеръ Гарри, мнѣ приказано переговорить съ вами объ одномъ щекотливомъ вопросѣ, хотя съ точки зрѣнія дѣловой, тутъ нѣтъ ничего особенно щекотливаго. Дѣдушка вашъ укрѣпитъ за вами имѣнія и деньги цѣнностью на двадцать тысячъ фунтовъ годоваго дохода въ день бракосочетанія вашего съ одною здѣшнею дѣвицей, миссъ Дженетой Ильчестеръ. Онъ беретъ также на себя ея приданое. Позвольте мнѣ прибавить что онъ желаетъ, хотя и не ставитъ это непремѣннымъ условіемъ, чтобы вы современемъ приняли фамилію Белтамъ и подписывались бы Гарри Лепель Ричмондъ Белтамъ, или если угодно Ричмондъ-Белтамъ съ соединительною чертой. Это онъ конечно предоставляетъ на ваше усмотрѣніе. Затѣмъ, мистеръ Гарри, я кончилъ, и мнѣ остается только искренно поздравить васъ съ тѣми благами которыя мудрому Провидѣнію угодно было ниспослать вамъ.
   Нѣтъ ироніи хуже угодливости. Я въ послѣдствіи вспоминалъ слова Борджина о "мудромъ Провидѣніи", сказанныя имъ со всею дѣловою искренностію.
   Въ то время я не думалъ ни о чемъ, кромѣ прямоты сквайра, и сожалѣлъ что буду вынужденъ огорчить его. Дженета помогла мнѣ. Она намекнула со стыдливостію, ей вовсе несвойственною, что мнѣ нужно продѣлать одну церемонію. Угадывая въ чемъ дѣло, я поцѣловалъ ее въ щеку.
   -- Такъ цѣловать, замѣтилъ сквайръ, -- все равно что по головкѣ погладить. Но, прибавилъ онъ справедливо, -- пусть скорѣе она будетъ въ десять разъ лучше тебя, чѣмъ ты ей не ровня. Такія дѣвушки какъ моя милочка драгоцѣнны.
   Благодаря ея заступничествуъ, онъ поглядѣлъ сквозь пальцы на мой отѣздъ, послѣ того какъ я исполнилъ обязанность свою предъ арендаторами. Онъ только обнаружилъ досаду, а досада его была, вѣроятно, чрезмѣрная.
   Мы съ Геріотомъ съѣздили въ Дипвелъ. На слѣдующій вечеръ мы ѣхали назадъ при лупномъ свѣтѣ, съ запасомъ смѣха на цѣлый годъ, и пѣли какъ аравійскіе поэты славу смуглой и бѣлолицей, превознося одну предъ другой. "Кіоми! Мабель! " восклицали мы поочередно. Мы только-что допили остатки давно хранившагося бургундскаго.
   -- Кіоми, что за прелестная пантера! восклицаетъ Геріотъ.
   А я: Зубы и когти, и кожа словно спаленная трава. Вотъ Мабель роскошный цвѣтокъ.
   -- Масло съ яйцами, Ричи, столько же огня, сколько въ ночникѣ.
   -- Геріотъ, даю тебѣ слово, самый взглядъ ея вѣчное лѣто. Кіоми дребезжитъ. Между ними та же разница что между металломъ и тѣломъ.
   -- А дребезжала она когда этотъ негодяй Дестріе, чортъ бы его взялъ, прикоснулся къ ней.
   -- Кошка! Замѣтилъ ты какъ Мабель покраснѣла?
   -- Какъ было помѣшать ему? Мы выпили каждый по дюжинѣ. Видѣлъ ты какъ Кіоми свернулась подъ кустомъ?
   -- Я принялъ ее за мертвую галку.
   -- Я принимаю ее за то что она есть. Пусть она дерется, кричитъ, царапается, кусается, я еще возьму ее, на зло всему племени, для развлеченія. Мы съ ней пара.
   Его горячность до такой степени превосходила мою что я погрузился въ размышленіе о прелестяхъ моей очаровательницы. Въ результатѣ оказалось что я не могу безъ нея жить. Я добрался домой весь разбитый. На другой день я опять былъ въ Дипвелѣ.
   Въ грѣхахъ, какіе есть за мною, я могу признаться. Я сильно ухаживалъ за этою глупою деревенскою красавицей и пользовался всякими преимуществами предъ ея другими поклонниками. Она встрѣтила меня въ великій день моего рожденія вмѣстѣ съ другими дѣвушками въ бѣлыхъ платьяхъ съ цвѣтами въ рукахъ, и я присвоилъ себѣ право поцѣловать ее. Главный распорядитель торжества, старый поваръ моего отца, monsieur Alphonse, превратилъ сумерки въ полдень, пустивъ пучекъ ракетъ въ ту минуту какъ тубы мои прикоснулись къ ея щекѣ. Поцѣлуй былъ испорченъ. Я потребовалъ вознагражденія. Мы вѣдь были друзьями съ дѣтства. Удивленіе мое росту прелестной розы, которую я оставилъ ничтожною распуколкой, было пріятною, естественною лестью, основанною на истинѣ. На каждомъ шагу мы встрѣчали воспоминанія, сами по себѣ невинныя для дѣтскихъ умовъ. Какъ шепнешь ей бывало: "Слушай! Ужь солнце заходитъ, Мабель. Марта Трешеръ кличетъ." Она вся зардѣетъ какъ заря. Я и тутъ уважалъ Марту за то что она смѣло говорила со мною о дѣвушкѣ. У мистрисъ Вадди не хватило духу. Джонъ Трешеръ и Маркъ Свитвинтеръ были подавлены княжескою щедростію моего отца; у нихъ закружились головы, они кажется и не предполагали чтобъ я могъ поступать дурно. Чтобы положить конецъ всей этой исторіи, кто-то написалъ сквайру безграмотнымъ языкомъ что я ухаживаю за деревенскою дѣвкой, и онъ тотчасъ же отправилъ меня на материкъ. Предъ отъѣздомъ у насъ съ нимъ былъ разговоръ о деньгахъ. Сквайръ давалъ мнѣ тысячу фунтовъ въ годъ, кромѣ моихъ собственныхъ доходовъ. Онъ совѣтовалъ мнѣ быть благоразумнымъ, говорилъ что эта поѣздка будетъ мнѣ испытаніемъ, и давъ честное слово что не будетъ провѣрять моихъ счетовъ съ банкирами, выразилъ желаніе чтобъ я показалъ себя достойнымъ такого довѣрія. Спекуляціи онъ запрещалъ. Я успокоилъ его увѣреніями что намѣренъ путешествовать не какъ купецъ, игрокъ или мотъ, а просто какъ порядочный Англичанинъ.
   -- Это самое лучшее, сказалъ онъ.
   Пріѣхавъ въ Лондонъ, я оставилъ моего спутника, достопочтеннаго Амвросія Питерборо, за портвейномъ въ гостиницѣ и поскакалъ въ Дипвелъ. Въ утреннія сумерки пустилъ камушекъ въ окно Мабели, и скоро лицо ея появилось въ окнѣ. Но лицо омраченное тучами, смоченное дождемъ. Она указала на ферму, говоря что отецъ мой тамъ.
   -- Онъ огорчилъ васъ, Мабель? спросилъ я тихо.
   -- О, нѣтъ! Не онъ! Онъ не огорчитъ. Онъ говорилъ дѣло. О, уйдите, уйдите, я не смѣю двинуться. И не говорите такъ ласково, я не могу вынести ласки.
   Отецъ мой навѣрно увѣщевалъ ее нѣжно, нѣжность-то и кольнула ее заживо, она боялась ея. Еслибъ я сталъ упрекать и бранить Мабель, она можетъ-быть послушалась бы меня и ушла бы со мною навсегда. Теперь она не хотѣла слушать. Я послалъ ей поцѣлуй съ сожалѣніемъ, которое впрочемъ скоро разсѣялось, когда я увидѣлъ какъ она морщила лобъ и губы, готовясь опять расплакаться. Еслибъ она скрыла отъ меня это зрѣлище, приложивъ платокъ къ лицу, я, можетъ-быть, не пошолъ бы къ отцу, не повидавшись съ нею, и самъ бы заслужилъ укоры. Отецъ скоро измѣнилъ мое настроеніе.
   -- Эта маленькая Мабель, говорилъ онъ,-- кажется дѣвочка впечатлительная. Кстати о дѣвочкахъ, я готовлю тебѣ сюрпризъ. Напомни мнѣ когда пріѣдемъ въ Остенде. Можетъ-бытъ намъ понадобится тамъ яхта чтобы принимать высокое общество. Я навелъ справки о наймѣ шкуны. Эта Мабель, вѣроятно, умѣетъ читать и писать. Не пиши писемъ, другъ мой. Не сѣй терній въ старомъ Дипвелѣ. Я покажу тебѣ портретъ, Ричи. Портретъ! Ты, я думаю, сознаешься что оригиналъ надо цѣнить высоко, а не сорвать и бросить, какъ ничтожный цвѣтокъ. Видишь ли, Ричи, у дѣвушки одна только надежда въ мірѣ, и обмануть эту надежду.... Нѣтъ! Нѣтъ! Ты увидишь портретъ. Эта Мабель хорошенькая коровка, согласенъ, но имѣть ее на совѣсти... какая обуза. Молодой лордъ Дестріе... помнишь, онъ былъ здѣсь однимъ изъ нашихъ гостей; я привезъ его чтобы познакомить съ тобой... ну онъ, можетъ-быть, не посовѣстился бы. Но сравни же его съ собою, Ричи! Нѣтъ, мы съ тобой будемъ любить другъ друга и избѣгать всего щекотливаго.
   Онъ увлекъ меня съ собою въ Лондонъ, въ новый міръ. Нельзя было устоять противъ него. Въ одномъ лондонскомъ клубѣ меня подвели къ миніатюрному портрету молодой женщины необыкновенно нѣжной красоты. Щеки ея были ярко румяны, губы смѣялись кротко, глаза свѣтились лазуревымъ свѣтомъ.
   -- Кто она? спросилъ я.
   Старомодная прическа напудренныхъ волосъ побудила меня прибавить:
   -- Кто была она?
   Капитанъ де-Виттъ, хотя членъ клуба, не могъ, повидимому, отвѣтить мнѣ. Онъ поглядѣлъ на отца, помычалъ, откашлялся и сказалъ:
   -- Ее звали мистрисъ Анастасія Дьюзбери.
   -- Она не похожа на бабушку, сказалъ мой отецъ.
   -- Теперь она, вѣроятно, была бы бабушкой, сказалъ я.
   Мы глядѣли молча.
   -- Да, вздохнулъ онъ. Она была превосходная актриса и прекрасная женщина. Благородная женщина! женщина образованная и даровитая. Видишь ли ты въ этомъ лицѣ слѣды сердечныхъ страданій? Нѣтъ? Очень хорошо. Пройдемся къ ея могилѣ. Она умерла рано.
   -- Кто же она? шепнулъ я.
   -- Это моя мать, другъ мой! проговорилъ онъ.
   Сердце у меня сжалось.
   Мы пришли къ каменной плитѣ въ одной лондонской улицѣ. Какъ представить себѣ что подъ этою плитой скрыты отъ насъ эти чудныя, полныя жизни черты?
   

ГЛАВА XXIV.
Я встрѣчаю принцессу.

   Узнавъ что я не ночевалъ въ гостиницѣ, достопочтенный Амвросій бросился въ Риверсли съ возгласами смущенія, и былъ встрѣченъ со стороны сквайра презрительнымъ совѣтомъ свыкнуться со свойствами юношей, изъ которыхъ одинъ находится подъ его номинальнымъ надзоромъ, и если хочетъ проповѣдовать внѣ церкви, такъ читать свои проповѣди втайнѣ. Почтенный джентльменъ не хорошо понималъ свои обязанности и способы исполнять ихъ. Видѣть меня съ отцомъ, не только не показалось ему предосудительнымъ, а напротивъ обрадовало его, и послѣ непродолжительной бесѣды, онъ охотно согласился на наше предложеніе путешествовать вмѣстѣ. Сквайръ надоѣлъ ему, и я думаю что въ сравненіи съ нимъ отецъ казался ему болѣе привлекательнымъ другомъ юношества.
   -- Недурно имѣть подъ рукой духовнаго наставника, сказалъ мнѣ отецъ съ забавнымъ смѣшеніемъ серіозности и юмора, производившимъ впечатлѣніе пріятное, потому что серіозность была непритворная, а юморъ безсознательный.-- Записной казуистъ подъ часъ драгоцѣненъ. И, признаюсь, я люблю путешествовать съ собственнымъ моимъ капелланомъ.
   Отлучка мистера Питерборо дала мнѣ время распорядиться чтобъ обильныя средства были доставлены намъ чрезъ посредство повѣренныхъ моего отца гг. Детерменъ и Ньюсонъ, съ которыми я уже прежде бывалъ въ сношеніяхъ по его дѣламъ. Они со мною были глубоко почтительны, показали мнѣ ящикъ гдѣ хранились отцовскія бумаги и говорили о его "дѣлѣ" весьма длинномъ и грустномъ, судя по ихъ печально офиціальному тону.
   Мнѣ естественно представился вопросъ:
   -- Почему же вы не ведете этого дѣла далѣе?
   -- Недостатокъ фондовъ.
   -- Теперь объ этомъ нечего толковать, настаивалъ я. Но отецъ попросилъ отложить до другаго раза изложеніе дѣла, говоря: Сначала удовольствія, а потомъ дѣла. Таковъ, кажется, законъ матери нашей природы, господа. Я не желаю взваливать на него отцовскую ношу пока онъ не повеселился вдоволь.
   Послѣ благополучнаго переѣзда, мы увидѣли на зарѣ башни Остенде. Стоя съ отцомъ на палубѣ и глядя на этотъ край великаго материка, я вспомнилъ наши старыя странствія и почувствовалъ себя неразрывно связаннымъ съ отцомъ и устыдился моихъ недавнихъ критическихъ обсужденій его характера. Дѣтская привязанность моя къ нему вернулась со всею силой. Я достаточно зналъ его прошедшее, чтобы быть увѣреннымъ что онъ не склонялъ головы и бодро слѣдовалъ за путеводнымъ свѣтомъ огня горѣвшаго въ твердомъ сердцѣ его среди темныхъ тучъ, нависшихъ надъ нимъ на родинѣ. Какъ всегда люди слишкомъ счастливые для сентиментальности, я болталъ обо всемъ кромѣ своихъ чувствъ.
   -- Какая прекрасная пришла вамъ мысль привести съ собою въ Дипвелъ стараго Альфонса. Послушали бы вы какъ старый Джонъ Трешеръ и Маркъ Свигвинтеръ и всѣ прочіе ворчали что "французская лягушка" возится съ ихъ говядиной, а Альфонсъ увѣрялъ что онъ только велѣлъ чаще поворачивать быка, и потомъ приготовилъ имъ картофель шестью различными способами. Дипвелъ до сихъ поръ едвали еще опомнился. Вы знаете, я сидѣлъ предсѣдателемъ въ ихъ палаткѣ, пока говядина обносилась въ первый разъ, и Альфонсъ все ужасно торопился утащить меня въ такъ-называемую царскую палатку. Кстати, вамъ бы слѣдовало опустить флагъ на закатѣ солнца.
   -- Для насъ тогда еще солнце не взошло, отвѣчалъ отецъ, улыбаясь.
   -- Да, я и забылъ сказать вамъ объ Альфонсѣ. Мы оставимъ его у себя въ услуженіи. Онъ все приставалъ ко мнѣ: "Monsieur Henri-Kichie, Monsieur Henri-Richie! milles compliments!.. et les potages, Monsieur!... а la Camérani, a la tortue, aux petits pois.... c'est en vrai artiste que j'ai su tout retarder jusqu'au dernier moment.... Monsieur! Cher Monsieur Henri-Richie, je vous en supplie, laissez-là ces planteurs de choux!... А съ другой стороны Джонъ Трешеръ отъ имени всѣхъ: "мистеръ Гарри, смѣемъ сказать вамъ, мы не можемъ ѣсть покойно, пока насъ преслѣдуетъ мысль что этотъ Французъ явился сюда разыгрывать свои заморскія штуки съ нашей простою, здоровою пищей. По нашему, онъ не отличитъ говядины отъ свинины. Пусть онъ тамъ болтаетъ, и мѣшаетъ, и засылаетъ и закатываетъ, мы не хотимъ всего этого, потому что это не крѣпитъ желудка." Альфонсъ, совершенно равнодушный къ голосу черни:-- Hé! mais, pensez doue au papa, Monsieur Henri Richie! Sans doute il а me santé de fer, mais encore faut il lui ménager le suc gastrique pancréatique....
   -- Такъ! такъ! засмѣялся отецъ.-- Что это тебѣ въ голову пришелъ Альфонсъ?
   -- Можетъ-быть оттого что мнѣ вѣроятно черезъ часъ придется говорить по-французски.
   -- По-нѣмецки, Ричи, по-нѣмецки.
   -- Да вѣдь эти Бельгійцы говорятъ по-французски.
   -- Да, съ грѣхомъ пополамъ. Но тебѣ, я думаю, придется вести сначала нѣмецкій разговоръ.
   -- Что жь дѣлать! Буду лепетать какъ могу; хоть оно и не очень пріятно.
   -- Я ручаюсь, Ричи, что черезъ шесть часовъ отъ настоящей минуты нѣмецкій языкъ будетъ казаться тебѣ лучшимъ изъ всѣхъ языковъ человѣческихъ.
   Я поглядѣлъ на него. Онъ весело улыбнулся мнѣ безъ малѣйшаго оттѣнка шутливости.
   Окружающая насъ картина привлекла мое вниманіе. Смѣющіяся лица рыбачекъ, свѣжія и румяныя, посреди обросшихъ мохомъ старинныхъ строеній; смуглые таможенные офицеры въ двубортныхъ мундирахъ, увеличивающихъ ширину ихъ плечъ. Отецъ мой заслужилъ одобреніе мистера Питерборо, объявивъ сигары, которыя легко могъ бы провести.
   -- А теперь, сказалъ отецъ добродушно повелительнымъ тономъ дамскаго доктора, -- извольте ложиться на короткій отдыхъ. Мы будемъ завтракать въ восемь часовъ. Я готовлю сюрпризъ мистеру Ричи. Мы отправляемся барабанить на площади, не откликнется ли намъ кто-нибудь.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? отозвался мой простодушный менторъ.
   -- Будьте увѣрены что мы не обезпокоимъ васъ, мистеръ Питерборо. Вы достигли, не правда ли, того средняго возраста, когда сонъ становится такъ-сказать нашимъ капиталомъ, а умственная и физическая дѣятельность процентами, извлекаемыми изъ него. Вамъ три добрыхъ часа. Такъ до свиданія же за завтракомъ.
   Первымъ дѣломъ отца моего въ гостинницѣ было справиться со спискомъ пріѣзжихъ. Онъ отвелъ въ сторону одного изъ слугъ, разспрашивалъ его, и съ нѣкоторымъ волненіемъ схватилъ меня за руку, говоря:
   -- Она здѣсь. Такъ я и думалъ. Она пошла на дюны подышать морскимъ воздухомъ. Идемъ, Ричи, идемъ!
   -- Кто это "она?" спросилъ я равнодушно.
   -- Она молода, она знатнаго рода, она прелестна. Здѣсь есть двѣ-три коронованныхъ особы. Я замѣчаю въ тебѣ, Ричи, удивительную забывчивость. Она была больна. Да ускоритъ Нептунъ ея выздоровленіе. Ну-ка по-нѣмецки! Die Strassen ruhen, die Stadt schläft, aber dort siehst du, dort liegt das blaue Meer das nimmerschlafende. (Улицы покоятся; городъ спитъ; но тамъ, видишь ли, тамъ разстилается синее море, никогда не спящее.) Она глядитъ на него, Ричи! Она дышетъ имъ. Ей Богу, я ожидаю увидѣть прекраснѣйшую изъ женщинъ. Не смущайся блѣдными щеками.... blasse Wangen. Болѣзнь ея была опасна. Но здѣшній воздухъ живителенъ; онъ возстановитъ, онъ долженъ возстановить ее! Какъ заговоритъ она? При мнѣ можетъ быть: "Freund!" А ты могъ бы рискнуть: "Theure Prinzessin." Безъ холодности пожалуста! Да вотъ и она.
   На отлогомъ склонѣ песчанаго взморья, я увидѣлъ кучку людей, состоявшую, какъ оказалось, изъ трехъ лицъ, окружавшихъ медленно движущееся кресло больной. Я и понималъ какъ будто отчасти что вокругъ меня происходитъ, и сомнѣвался, словно готовъ былъ разгадать загадку, словно свѣтъ готовъ просіять на облачномъ небѣ. И онъ просіялъ. Изъ старыхъ дней странствій моихъ съ Темплемъ возникъ ея образъ. Я узналъ ее безъ усилія, безъ колебанія. Подснѣжникъ поднимающій кверху остроконечную головку, только-что выбившись изъ земли, и подснѣжникъ лежащій на землѣ, одинъ и тотъ же цвѣтокъ. Лицо было то же, хотя черты измѣнились. Выраженіе осталось прежнее, во щеки были блѣдны; добрые голубые глаза впали и расширились, словно невидимая рука едва не похитила ее, и теперь еще не совсѣмъ выпустила.
   Мы остановились въ нѣсколькихъ шагахъ, чтобы дать ей время припомнить насъ. Она кротко и пристально поглядѣла на насъ, пока русые волосы ея прядями развѣвались по морскому вѣтру. Легкая краска проступившая на нѣжной кожѣ доказала что она узнаетъ насъ.
   -- Принцесса Оттилія! сказалъ отецъ.
   -- Это я, мой другъ, отвѣчала она.-- А вы какъ?
   -- Здоровѣе чѣмъ нужно, дорогая принцесса.
   -- А онъ?
   -- Гарри Ричмондъ, мой сынъ, теперь уже совершеннолѣтній, начинающій путешествіе. Онъ не забылъ букетъ фіалокъ данный ему на прощанье.
   Брови ея слегка поднялись вопросительно.
   -- А также и венгерскую лошадку, на которую вы позволили мнѣ сѣсть, сказалъ я.
   -- Какъ хорошъ этотъ морской воздухъ, заговорила она по-англійски.-- Англія и море неразрывно связаны въ умѣ моемъ. Такъ вы здѣсь. Мнѣ было очень, очень плохо. Но ваше доброе море возвращаетъ мнѣ жизнь. Мнѣ бы хотѣлось покататься на немъ. Вы еще не видали маркграфини?
   Отецъ объяснилъ что мы только-что вышли на берегъ.
   -- Такъ наша встрѣча случайная?
   -- Дорогая принцесса, я слышалъ что вы на взморьѣ.
   -- А! Это хорошо: вышли мнѣ на встрѣчу? Это мнѣ такъ же пріятно, хотя я люблю случайность. Да вы и попали сюда случайно. Я видѣла, какъ причаливалъ пароходъ изъ Англіи, пока меня одѣвали. Я больше всего люблю утро; тутъ я одна какъ бы владѣю всѣмъ, и моремъ, и небомъ и собою; всѣ еще спятъ, и вотъ вы являетесь, какъ въ старой сказкѣ.
   Вѣки ея опустились, не закрываясь совсѣмъ.
   -- Подождите теперь немного съ ней говорить, сказалъ голосъ по-англійски; голосъ миссъ Сиблей. Шварцъ, громадный драгунъ, котораго высокая, вороная лошадь все мерещилась мнѣ подлѣ него, медленно двигалъ кресло, склонивъ голову. Молодая дѣвушка въ простомъ черномъ платьѣ шла рядомъ съ миссъ Сиблей за колесами кресла.
   -- Опасность миновала, отвѣчала миссъ Сиблей на мой взглядъ.-- Она выздоравливаетъ. Вы видите какъ она слаба.
   Я сталъ хвалить эту даму за то что она не оставила принцессу. Это казалось мнѣ великою заслугой съ ея стороны.
   -- О! сказала она.-- Я давно уже разсталась съ Саркельдомъ, но когда услышала о паденіи ея съ лошади, я пришла и стала ходить за ней. Мы одно время боялись что лишимся ея. Она увядала какъ будто отъ внутренняго поврежденія. Можетъ-быть это было слѣдствіемъ сильнаго потрясенія и отсутствія привычнаго ей движенія. Она слишкомъ занималась.
   -- А маркграфиня?
   -- Маркграфиня въ самомъ дѣлѣ очень добра и заслужила мое уваженіе. Такъ вы наконецъ соединились съ отцомъ. Мы часто говорили о васъ. Помните тотъ день у башни? А знаете, статуя теперь дѣйствительно стоитъ тамъ, и всякій кто удостоился видѣть первое изображеніе Альбрехта Вольгемута, князя Эппенвельценъ Саркельдъ, согласится что второе и въ половину не стоитъ его. Я до сихъ поръ чувствую какъ забилось сердце мое въ ту минуту когда статуя сошла съ лошади. Принцъ дулся цѣлый мѣсяцъ, а маркграфиня еще долѣе, на внезапное исчезновеніе вашего отца. Она не могла примириться съ его порывистою натурой. Каковъ отецъ, таковъ сынъ!
   -- Благодарю васъ, сказалъ я, кланяясь ей.
   Рука принцессы показалась на ручкѣ кресла. Мы поспѣшили къ ней.
   -- Дайте и мнѣ посмѣяться съ вами, просила она.
   Миссѣ Сиблей готовилась отвѣчать; и вдругъ радостное удивленіе разлилось по ея лицу.
   -- Что за лѣкарство такое! воскликнула она,-- свѣтъ утра сіяетъ на васъ.
   -- Мнѣ лучше, милая моя, лучше!
   -- Вы вздыхаете.
   -- Нѣтъ я вбираю въ себя массы соленаго воздуха и оживаю, спросите его.... у него былъ маленькій другъ, гораздо меньше его ростомъ.... спросите его, гдѣ этотъ другъ?
   Миссъ Сиблей обернулась ко мнѣ.
   -- Темпль, сказалъ я, Темпль теперь морской офицеръ и ушелъ въ море.
   -- Вотъ теперь есть о чемъ подумать, прошептала принцесса, и опустила на минуту вѣки. Затѣмъ она продолжала:-- Grand Seigneur былъ прошлый годъ въ Вѣнѣ, и не хотѣлъ пріѣхать въ Саркельдъ, хотя зналъ что я больна.
   Отецъ мой наклонился къ ней.
   -- Grand Seigneur, слуга вашъ, дорогая принцесса, не что иное какъ султанъ, которому его великій визирь посовѣтовалъ вмѣсто себя посылать цвѣты каждую недѣлю.
   -- Я получала ихъ, и получала тогда когда мы нигдѣ не могли достать, отвѣчала она.-- Такъ это вы ихъ присылали! Такъ друзья не забывали меня!
   Остальное время прогулки я шелъ по одну сторону креселъ, а молодая горничная ея по другую, между тѣмъ какъ отецъ позади разговаривалъ съ миссъ Сиблей. Принцесса разказывала мнѣ съ удовольствіемъ что эта Аннушка ея хорошо знаетъ меня и знала еще когда сама она меня не видала. Аннушка была старшая изъ двухъ дѣтей съ которыми мы завтракали въ хижинѣ лѣсника. Я почувствовалъ себя какъ бы опять въ томъ же лѣсу и только дивился росту деревьевъ и тогдашней близорукости моей. При лрощаньѣ принцесса сказала:
   -- Что, лучше я теперь говорю по-англійски? Когда-то вы улыбались, слушая меня. Я васъ спрошу объ этомъ при слѣдующей встрѣчѣ.
   -- Это мой вопросъ, прошепталъ я самъ себѣ.
   Она разслышала мои слова.
   -- Зачѣмъ вы говорите: "Это мой вопросъ?"
   Я принужденъ былъ напомнить ей ея старинные обороты рѣчи.
   -- Вы это помните? Прощайте, сказала она.
   Отецъ мой очень деликатно предоставилъ мнѣ одному продолжать прогулку. Я вернулся по пройденному съ нею пути, замѣчая каждую черту картины: извилистый слѣдъ колесъ, тощую траву, песчаные холмы, сырыя раковины и камушки, блестящую плоскость воды и широкій горизонтъ плоской земли, почти въ ровенъ съ моремъ, словно окаменѣвшая сестра его. Тщательно свѣрившись съ часами и съ высотой солнца, я былъ въ состояніи разчесть какъ высоко стояло оно тогда когда ея кресла повернули къ городу на той точкѣ гдѣ я встрѣтился съ ней. Но что занимало меня въ ту минуту, и о чемъ думалъ я, когда было пять часовъ, какъ ни старался я, ничего я не могъ припомнить. Я не помнилъ даже глядѣлъ ли я на солнце и волны, когда они были предъ нею.
   

ГЛАВА XXV.
На яхтѣ.

   Съ радостнымъ согласіемъ моимъ и съ бланковымъ чекомъ, отецъ мой воротился въ Англію, чтобы тотчасъ же нанять удобную яхту, готовую къ плаванію и снабженную экипажемъ. Предъ отъѣздомъ, онъ разсуждалъ о необходимости экономіи, не ради наличной суммы которою мы располагали и которая не превышала половины моего будущаго дохода, но для того чтобы сквайръ, если вздумаетъ справиться о нашихъ издержкахъ, увидѣлъ что мы не расточители.
   -- Я обѣщалъ тебѣ сюрпризъ, Ричи, говорилъ отецъ -- и доставилъ. Насколько сюрпризъ этотъ соотвѣтствуетъ твоимъ ожиданіямъ, твое дѣло рѣшать. Я зналъ о намѣреніи маркграфини привезти принцессу на здѣшнія морскія купанья. Они знамениты на материкѣ. Прошлою зимой и весной поговаривали что она проведетъ здѣсь сезонъ. Я ожидалъ что мы встрѣтимся. Вотъ мы и встрѣтились. Намъ слѣдуетъ угостить чѣмъ-нибудь добрую маркграфиню. Принцессѣ ужасно хочется покататься по морю. Для нея яхта новость неслыханная. Принцу отцу ея такъ же было бы трудно подарить ей яхту, какъ подарить луну. Доходы его высочества поглощаются дворомъ, который долженъ онъ содержать. Что же касается до приданаго принцессы, то молодому человѣку который вздумалъ бы на него разчитывать я посовѣтовалъ бы приготовиться къ разочарованію. При умѣренномъ навыкѣ въ ариѳметикѣ, эту сумму можно будетъ счесть грошами. Доходъ маркграфини я полагаю приблизительно тысячъ въ двадцать фунтовъ стерлинговъ и, сознавая что доходъ этотъ составляетъ не исключительно личную ея собственность, она старается тратить его какъ можно скорѣе. Кажется она любитъ играть въ карты. Итакъ, я отправляюсь и найму яхту чрезъ Деттермана и Ньюсона, снабжу ее фортепьянами и всѣмъ нужнымъ, и если дамы не рѣшатся на продолжительную поѣздку, можно будетъ иногда покатать ихъ. Мы здѣсь къ ихъ услугамъ. Если не встрѣтится какихъ-нибудь серіозныхъ препятствій, я непремѣнно вернусь къ тебѣ въ концѣ недѣли. Ты вѣроятно не будешь пропускать раннюю утреннюю прогулку. Позаботься чтобы нашъ капелланъ, почтеннѣйшій мистеръ Питерборо, справилъ въ воскресенье службу для всѣхъ находящихся здѣсь протестантовъ. Это очень нравится Англичанамъ. Да сверхъ того это и обязанность наша. Я по крайней мѣрѣ считаю это обязанностью нашего семейства. Подумай объ этомъ, Ричи. Ты видишь, Провидѣніе послало намъ человѣка. Что касается до меня, то я чувствую себя какъ бы на порогѣ новой жизни, со всею опытностью прежней. Я совершенно спокоенъ, хладнокровенъ, и говорю тебѣ, сынъ мой, наша будущность едва ли уступаетъ чьей-либо въ Англіи.
   Мнѣ стало легче въ его отсутствіи, несмотря на удовольствіе которое опять доставляли мнѣ его рѣчи. Онъ какъ бы вдохновлялъ меня, вливалъ искусными намеками струю жизни въ глубокіе тайники моей природы, какъ въ рудники впускаютъ воздухъ чтобы рудокопы могли работать. Пока онъ говорилъ, жизнь пробуждалась въ этихъ сокровенныхъ глубинахъ. Но бѣда въ томъ что приходилось отъ времени до времени давать ему отвѣты. Говорить было мучительно. Мнѣ нравилось мечтать неопредѣленно о надеждахъ, грезахъ, возможностяхъ, и я охотно отпустилъ его чтобы насладиться недѣлей молчанія, принимая впечатлѣнія, по мѣрѣ того какъ они приходятъ, какъ песокъ принимаетъ воды прилива. Впечатлѣній утра всегда хватало на мечты цѣлаго дня. Зелень, перерѣзанная багрянцемъ, выше розовый свѣтъ какъ перья жаръ-птицы на бѣловато-лазуревомъ, тепломъ небѣ; потомъ край солнца, еще не жгучаго; потомъ громадная тѣнь Шварца, бросающаяся на меня изъ-за песчанаго бугра; потомъ принцесса. Эта картина, видѣнная на развѣтѣ, не покидала меня до ночи. Она не возбуждала во мнѣ никакихъ мыслей, не вызывала никакихъ образовъ, она просто наполняла меня. Подъ вечеръ маркграфиня отправилась съ прицессой на взморье, откуда слышенъ былъ игравшій хоръ военной музыки. Она удостоила сказать мнѣ что по вялости и скукѣ бельгійскаго города, сравнительно съ водами въ Германіи, дозволяетъ мнѣ забавлять ее на французскомъ языкѣ, пока я не овладѣлъ совершенно нѣмецкимъ. Я принужденъ былъ испытывать силы свои по-французски, и потерпѣлъ неудачу.
   -- Знаете ли вы, сказала маркграфиня,-- что такихъ людей какъ вашъ почтенный папенька одинъ въ милліонѣ? У него въ мизинцѣ столько жизни сколько въ цѣломъ полку. Меня удивляетъ только что онъ не сводитъ всѣхъ съ ума въ вашей Англіи, въ этой Лапландіи! Je ne puis me passer de cet homme! Онъ раздражаетъ меня, онъ небреженъ, онъ дерзокъ, онъ позволяетъ себѣ сердиться. Прекрасно! Мы разстаемся, и отсутствіе его говоритъ въ его пользу съ сатанинскимъ краснорѣчіемъ. Я его жертва. Неужели имъ вовсе не увлекаются въ вашей Англіи? Да что это за народъ! Впрочемъ, правда, вы похожи на насъ какъ бутылка на бутылку; съ тою только разницей что вина въ васъ нѣтъ. Ce Monsieur Peterbooroo! Il m'agace les nerfs! У него крови нѣтъ въ жилахъ. Хотѣлось бы побить его чтобъ увидать гдѣ спрятался въ немъ англійскій левъ! Да вы, Англичане, всѣ такіе, пока не опьянѣете. И такіе вы придирчивые! Говорятъ, вы предъ сраженіями напиваетесь пива и разныхъ возбудительныхъ напитковъ. Вотъ почему вы и не въ состояніи воспользоваться побѣдой. Je tiens cela du Maréchal Prince B.... Оставимъ это. Ваша нестерпимая мрачность наводитъ уныніе. La vie en Angleterre est comme un marais. Позоръ для природы человѣческой. Отъ васъ къ намъ сюда долетаютъ туманы, гнилыя испаренія, ревматизмы, лихорадки, заразы. Это еще лучшая ваша сторона. А о худшей и говорить страшно! Mon Dieu! Ваши негодяи мущины! Ваши негодяйки женщины! Развращенный Англичанинъ дѣйствительно павшій ангелъ, только неизвѣстно изъ какого уголка неба.
   -- Милая тетушка, остановила ее принцесса,-- пожалуста не браните Англію.
   -- Развѣ я бранила Англію? воскликнула маркграфиня.-- Да? Ну, такъ это только за возмутительную несправедливость къ самому забавному, живому, увлекательному изъ людей. Вотъ онъ предъ вами свѣжій какъ чистый ключъ, а эти Англичане не хотятъ оцѣнить его источникъ. Скажите мнѣ вы, обратилась она повелительно ко мнѣ,-- хлопочете ли вы о признаніи его правъ? Приступаете ли вы къ правительству? Какъ? Вы въ возрастѣ великодушія, вы нѣАный сынъ, богаты какъ маджіарскій князь стадами, рудниками и людьми, и вы допускаете чтобъ онъ оставался въ тѣни, не пользуясь принадлежащими ему по рожденію правами? Что вы, чванный богатствомъ проходимецъ, или слабоумный?
   -- Странная вы, тетушка! вступилась опять принцесса. Теперь вы вдрутъ напали на беззащитнаго Англичанина.
   -- И не думала! Я хвалю его наружность и манеры. Онъ одинъ изо всего своего народа не глядитъ такъ какъ будто только-что вышелъ изъ будки часоваго съ карманнымъ зеркаломъ въ рукахъ. Я благодарю его отъ души за то что онъ не носитъ національныхъ кошачьихъ бакенбардъ. Никто не можетъ вообразить себѣ какъ я страдаю, когда вижу его невыносимаго Monsieur Peterbooroo. И всѣ они на одинъ покрой, вся нація. А у него пріемы выѣзжанной кровной лошади. Только, какъ говорилъ Кауницъ, или кто-то другой, о Іосифѣ II, или еще о комъ-то, онъ либо думаетъ, либо жуетъ. Англійскіе рты, очевидно, сдѣланы для одной только цѣли. Словомъ, я до такой степени утомлена что способна желать для разнообразія хорошаго дождя. Здѣсь жизнь не лучше чѣмъ въ Риппау. Все равно мнѣ бы остаться въ Риппау и исполнять свои обязанности. Глупый народъ, говорятъ, жалуется. Я начинаю ржавѣть. Вотъ, другъ мой, вотъ испытанія которыя старятъ женщинъ съ ужасною быстротой. Здѣсь я какъ будто въ цѣпи закована.
   -- Жалѣю, сударыня, сказалъ я,-- что я не тотъ Персей который освободитъ васъ отъ чудовища Скуки; но онъ явится, скоро.
   -- Видите, у него есть хорошенькія фразы! вскричала маркграфиня, и прибавила одобрительно.-- Кажется онъ даже слегка дерзокъ?
   Появленіе какого-то знатнаго Нѣмца или Русскаго избавило меня отъ дальнѣйшихъ усилій.
   Мы стояли на берегу подъ вечеръ, слушая хоръ военной музыки, какъ вдругъ парусъ появился, словно бѣлое пятно на черно-синеватомъ краю грозовой тучи. Это была яхта. На закатѣ солнца она причалила, а вечеромъ была освѣщена разноцвѣтными фонарями. На слѣдующій день рано утромъ мы пошли на яхту. Дамы были удивлены ея размѣрами и роскошью убранства. Отецъ, со свойственною ему предусмотрительностью, уже за нѣсколько недѣль вступилъ въ переговоры о наймѣ яхты.
   -- Домъ, городъ и крѣпость, снабженная всѣмъ и движущаяся по волѣ, твердила маркграфиня.
   Принцессу положили на подушкахъ на висячую койку на задней палубѣ, и она глядѣла на матросовъ представлявшихся ея воображенію, какъ видно было по выраженію лица ея, доблестными потомками старыхъ морскихъ героевъ. На нихъ можно было бы указать маркграфинѣ въ опроверженіе ея отзывовъ объ Англичанахъ.
   -- Такъ вы, стало-быть, капитанъ, почтенный господинъ Гейльброннъ? спросила маркграфиня отца.
   Его одежда была веселаго синяго цвѣта, видъ бодрый и вполнѣ приличный капитану, но онъ, однако, представилъ настоящаго начальника шкуны и помогъ ему выдержать вопросы маркграфини.
   -- Все это прекрасно, прекрасно чтобы покататься день, сказала она.-- Я не сомнѣваюсь что вы могли бы прокормить меня и мѣсяцъ, но признаюсь, заготовленная говядина и холодные пироги, больше одного раза я, кажетея, не выдержала бы такой пищи.
   -- Дорогая фельдмаршальша, возразилъ отецъ,-- Жалки были бы сыны Нептуна еслибы не могли предложить вамъ пищи получше.
   Мы могли, потому что Альфонсъ былъ на яхтѣ. Между нимъ и отцомъ произошло горячее преніе по поводу кушаній маркграфини. Альфонсъ объявлялъ что совѣсть не позволяетъ ему приправлять ихъ пряностями, а отецъ доказывалъ что обстоятельства этого требуютъ. Альфонсъ говорилъ о художникѣ и его обязанностяхъ предъ искусствомъ, отецъ объяснялъ мудрость дипломата, умѣющаго удовлетворить людей не принося въ жертву принциповъ. Оба они, конечно, какъ люди одаренные юморомъ, отчасти шутили. Кончилось тѣмъ что маркграфиня пришла въ восхищеніе. Утонченность кушаній для больной была выше всякой похвалы.
   -- Такъ мы здѣсь положительно лучше живемъ чѣмъ на берегу, провозгласила съ изумленіемъ маркграфиня, и затѣмъ принялась восхищаться яхтой. Послѣ двухъ-трехъ пріятныхъ дней проведенныхъ на морѣ, она согласилась проѣхаться къ берегамъ Франціи и Англіи. Прощайте дюны. Во всю поѣздку маркграфиня была благосклонна, довольна землей и моремъ и своимъ собственнымъ, новымъ для нея, спокойнымъ состояніемъ. Карты и собраніе французскихъ книгъ въ желтомъ переплетѣ помогали ей проводить время. А для разнообразія являлся то городъ среди зеленыхъ горъ окунувшійся въ морскую воду, то торговый или военный корабль, возбуждающій разныя соображенія, и мелкія суда, и чайки, и волна за волной. Ни облачка на солнцѣ и на лунѣ. За нами тянулись серебряныя и золотыя полосы, какъ за сказочными дѣтьми. Принцесса, лежа на своей висячей койкѣ день и ночь, или большую часть ночи, любовалась безпрестанно привѣтливымъ моремъ, а когда взглядывала на насъ, чистая радость сіяла въ ея глазахъ. Морской воздухъ видимо живилъ ее. Если она говорила, то лишь нѣсколько торопливыхъ, радостныхъ словъ и тотчасъ же опять уходила въ себя, какъ молнія лишь мгновенно мерцаетъ за тучей, свидѣтельствуя о пламенной работѣ внутри ея, и опять смотрѣла съ восторгомъ на блестящія брызги, на пѣну и переливы волнъ. Ночью, два матроса, съ женскою заботливостью, уносили ее на койкѣ въ каюту. Мы слышали голосъ ея предъ разсвѣтомъ; являлась горничная ея, Аннушка, и я выходилъ ей навстрѣчу. Я пользовался правомъ выносить ее на ея любимое мѣсто и устанавливать желѣзный прутъ на которомъ качалась тепло укрытая койка. Чувство возвращающагося здоровья и непривычная обстановка придавали всему въ ея глазахъ какой-то магическій характеръ. Увидѣвъ низкіе зеленые холмы Девона, она сдѣлала знакъ чтобъ ей помогли встать. "Такъ вотъ Англія!" сказала она, и въ ея прекрасныхъ глазахъ зажглось старинное желаніе увидѣть мою родину. Она просила насъ подойти какъ можно ближе къ берегу, чтобъ она могла разглядѣть мущинъ и женщинъ и ихъ занятія. Рыбакъ съ женой сидѣлъ подъ навѣсомъ предъ своимъ садикомъ; жена вязала, мужъ чинилъ сѣти, ниже у воды босоногіе мальчики и дѣвочки сидѣли верхомъ на кормѣ лодки. Принцесса, глядя на нихъ, заплакала.
   -- Они даютъ мнѣ счастье, сказала она, -- а я ничего не могу дать имъ.
   Маркграфиня нетерпѣливымъ вздохомъ выразила неудовольствіе свое на такія томныя рѣчи.
   Отецъ послалъ двухъ человѣкъ на берегъ съ денежнымъ подаркомъ этому семейству отъ имени принцессы Оттиліи. Какъ благодарила она его за его догадливость.
   -- Вы потому понимаете другихъ что сами великодушны, сказала она.
   Меня она никогда не благодарила. Я жаждалъ услышать проницающій, трепетный голосъ ея сердца, но боялся словъ которыя похожи были бы на плату. Мы быстро неслись по вѣтру въ свѣтлую ночь, море горѣло, волны, бѣлѣя, разверзались глубоко и сливались, шипя, подъ серебряною пѣной; вѣки Оттиліи закрылись, рука ея тихонько протянулась надъ шелковымъ одѣяломъ, словно искала къ чему-то прикоснуться. Я протянулъ свою руку. Аннушка была свидѣтельницей. Оттилія долго держала меня пока не заснула глубоко.
   

ГЛАВА XXVI.
Въ виду родины Гогенцоллерновъ.

   Наша поѣздка окончилась во-время; маркграфиня не успѣла соскучиться. Послѣдній день вѣтра не было; мы цѣлые часы стояли въ виду безцвѣтнаго фламандскаго берега; отецъ всѣми силами старался забавлять ее. Онъ пѣлъ съ миссъ Сиблей, подшучивалъ надъ мистеромъ Питерборо, игралъ въ пикетъ и проигрывалъ, выбрасывалъ зондъ и считалъ сажени, и посвистывая, въ ожиданіи вѣтра, сказалъ мнѣ:
   -- Намъ рѣшительно придется прибѣгнуть къ послѣднему средству, показать ей пьяныхъ англійскихъ матросовъ чтобъ ее забавить. Дѣло затруднительное. Какъ бы то ни было, мы не можемъ допустить чтобъ она вынесла отсюда впечатлѣніе скуки.
   Меня удивило что въ этотъ день она бдительно стерегла принцессу, тогда какъ прежде почти все время совершенно предоставляла ее мнѣ.
   -- Вамъ лучше? обратилась она къ Оттиліи.-- Вы можете сидѣть? Вѣроятно можете и ходить? Въ такомъ случаѣ я поступила благоразумно; я не даромъ принесла жертву. Я вѣдь согласилась на поѣздку только для васъ. Вы бы доучились до того съ этимъ профессоромъ вашимъ что похожи были бы на канарейку. Теперь я дала вамъ порцію жизни. Вы начинаете быть похожи на человѣка. Что-то должно-быть было такое что принесло вамъ пользу.
   Принцесса покраснѣла какъ маковъ цвѣтъ, а маркграфиня воскликнула:
   -- Нечего рдѣть какъ англійскій мундиръ! Что бы это однако значило? Отъ моихъ рѣчей вы принимаете цвѣтъ кардинала въ полномъ облаченіи.
   Отецъ мой вступился.
   -- Такъ, сказала маркграфиня,-- но вы не знаете, мой милый Рой, что за обуза незамужняя принцесса. Отъ души буду я рада когда передамъ ее съ рукъ на руки баронессѣ Туркемсъ. Это ея гувернантка, Дуэнья, Драконъ, все что вамъ угодно. Она рождена нести на себѣ отвѣтственность, а я нѣтъ. Это меня мучитъ. У меня не было свободнаго времени. Правда, пока она похожа была на восковую Мадонну, я могла отдохнуть. Къ счастью, я слышала что вы, Англичане, когда вамъ хочется вздыхать, принимаетесь сосать пальцы и утѣшаетесь.
   Отецъ кланялся ей, улыбаясь, и отвелъ ее отъ этого разговора. Я слышалъ, онъ бормоталъ про себя: "Ужь не приказать ли чтобы матросамъ тотчасъ же выдали по порціи грогу!" Я предложилъ въ томъ же духѣ -- выкупать насильно мистера Питерборо. Эта мысль какъ будто въ самомъ дѣлѣ понравилась отцу.
   -- Недурно. Это ее бы чрезвычайно забавило, сказалъ онъ, поглядывая сомнительно на преподобнаго джентльмена.-- Иначе, признаюсь, я ужь и не знаю что дѣлать. Изобрѣтательность моя истощилась.
   Онъ подошелъ къ мистеру Питерборо и весьма серіозно и учтиво предложилъ ему по-французски, для забавы ея высочества маркграфини фонъ-Риппау, броситься въ море головой внизъ, на веревкѣ или безъ веревки, по усмотрѣнію. Искусство съ которымъ онъ отстранялъ всѣ попытки мистера Питерборо отдѣлаться шуткой отъ неслыханнаго требованія было изумительно. Доводы которыми объяснялъ онъ свою настойчивость, его пристальный взглядъ, дружескій и почтительный тонъ, жесты и движенія головы, указывавшіе какъ бы твердое намѣреніе убѣдить своего противника -- всего этого видѣть нельзя было безъ смѣху. Мистеръ Питерборо, не совсѣмъ свободно объяснявшійся по-французски, перешелъ къ англійскому языку, еще удерживая на лицѣ протестующую улыбку; но и на родномъ языкѣ онъ не въ силахъ былъ устоять противъ изливавшагося на него потока словъ, только изрѣдка прерываемаго короткимъ выжидающимъ молчаніемъ.
   Нельзя передать эту минутную сцену.
   Питерборо бѣжалъ въ свою каюту. Половина экипажа посмѣивалась. Маркграфиня схватила отца моего за руку и умоляла его пріѣхать къ ней на ея дачу въ австрійскихъ горахъ. Оттилія сдѣлалась теперь ея милочкой, ея утѣшеніемъ. Сосемъ ли мы, Англичане, пальцы или вздыхаемъ, ей очевидно стало все равно. Мистеръ Питерборо увѣрялъ меня вечеромъ что онъ все еще нѣсколько сомнѣвается совершенно ли въ своемъ умѣ отецъ мой, съ такимъ жаромъ, съ такою убѣдительностью настаивалъ онъ на своемъ нелѣпомъ предложеніи. А такъ какъ отецъ мой никогда не любилъ возвращаться къ разыгранной однажды штукѣ, то объ этомъ уже и не упоминалось болѣе, исключая одного раза, когда въ душной австрійской долинѣ было заявлено что теперь броситься въ море было бы божественно.
   Яхта наша направила бѣгъ свой домой. Принцъ Эрнстъ фонъ-Эппенвельценъ-Саркельдъ, сопровождаемый баронессой Туркемсъ и принцемъ Отто, племянникомъ своимъ, сьтомъ принца Эйзенберга, капитаномъ австрійскихъ уланъ, встрѣтилъ маркграфиню въ Виртембергѣ, и мы тотчасъ же почувствовали что въ домашнихъ дѣлахъ произошла перемѣна. Баронесса Туркемсъ смѣнила маркграфиню и взяла принцессу на свое попеченіе. Принцъ Эрнстъ встрѣтилъ насъ довольно привѣтливо, но отцу сообщили что онъ ожидаетъ извиненія, и только получивъ ого, можетъ позволить себѣ сіять предъ вами такъ же безоблачно какъ его титулы. Отецъ не хотѣлъ покориться, и принцъ спросилъ куда мы ѣдемъ. "Внизъ по Дунаю въ Черное Море и Малую Азію, въ Грецію, въ Египетъ, на верховья Нила, въ пустыню, можетъ-бытъ и въ Индію и на Гималайскій хребетъ", отвѣчалъ отецъ мой. Принцъ поклонился. Самыя высокопоставленныя лица, если не могутъ путешествовать, невольно глядятъ съ уваженіемъ на человѣка который въ состояніи позволить себѣ такую дальнюю прогулку. Маркграфиня умоляла насъ удовлетворить хоть однимъ словомъ гордости ея брата. Отецъ остался твердъ. Маркграфиня протянула ему обѣ руки. Онъ поцѣловалъ ихъ одну за другою, обмѣниваясь съ нею отрывочными, не то любезными, не то рѣзкими фразами.
   -- Хорошо! заключила она.-- Теперь я буду дуться на васъ пять лѣтъ.
   -- Вы способны казнить меня, сударыня, и плакать потомъ надъ моею головой, не правда ли?
   -- Правда, честное слово, отвѣчала она смѣясь.
   Онъ улыбнулся нѣсколько грустно.
   -- Бога ради, безъ сильныхъ чувствъ! просила она.
   -- Никогда, пока живъ, сударыня, отвѣчалъ онъ.
   Волненіе выразилось на лицѣ ея.
   -- А когда васъ не будетъ.... другъ мой!... я никогда уже болѣе не буду смѣяться.
   Оба казались взволнованы. Отецъ шепнулъ что-то успокоительное.
   -- Такъ вы согласны остаться со мной? подхватила маркграфиня.
   -- Только не въ ливреѣ, ваше высочество.
   -- Подите къ чорту. Такими словами можно было бы перевести отвѣтъ высокой дамы.
   Она стала насмѣхаться надъ его нестерпимою гордостію.
   -- И вы не правы, не правы, продолжала она.-- Вы сильно оскорбили принца, вы передразнивали знаменитѣйшаго предка его....
   -- По вашему желанію, сударыня.
   -- Вы его оскорбили, говорю я, и у васъ не хватаетъ духу извиниться. Поймите что принцемъ такъ же легко управлять какъ вашимъ кораблемъ; стоитъ только взяться за руль. Соображаете вы?
   Она обернулась ко мнѣ.
   -- Подите сюда, мистеръ Гарри; уговорите его. Вѣдь вамъ не хочется уѣхать отъ меня, не правда ли?
   Мнѣ вовсе не хотѣлось уѣхать. Но въ послѣдствіи я былъ радъ что не слишкомъ сильно выразилъ желаніе остаться. Ибо отецъ растолковалъ мнѣ совершенно ясно что маркграфиня только ставила ему грубую ловушку. Она лучше меня угадывала его планы. Она какъ будто допускала ихъ лишь для того чтобы настоять на своемъ, не лишиться забавы и жить изо дня въ день, предательски обольщая насъ надеждой что она или не видитъ нашихъ намѣреній, или сочувствуетъ имъ. Отецъ зналъ ее и не попался въ ловушку.
   -- Еслибъ я уступилъ, сказалъ онъ мнѣ, когда я тосковалъ послѣ отъѣзда, -- я обнаружилъ бы свою игру. Я не намѣренъ управлять принцемъ съ тѣмъ чтобы маркграфиня управляла мной. Я сына приношу въ жертву моей гордости, Ричи? Надѣюсь что нѣтъ. Въ Вѣнѣ мы получимъ приглашеніе въ Саркельдъ на зиму, если еще въ Мюнхенѣ не будутъ просить насъ завернуть въ Ишль. Она непремѣнно попроситъ чтобъ я поѣхалъ съ нею въ ея владѣнія, въ Риппау, котораго она терпѣть не можетъ. И дѣйствительно, тамъ нѣтъ ни одного виноградника. Она хотѣла перехитрить меня, а я поднесъ ей дурману.
   Онъ нѣжно пожалъ мнѣ руку. Мнѣ нужны были и утѣшеніе, и нѣжность, когда мы выѣхали изъ маленькаго Виртембергскаго городка. Я не простился съ Оттиліей. Баронесса Туркемсъ уже вступила въ исправленіе своей должности Дракона. Съ роковымъ словомъ "отдыхъ", она вечеромъ умчала принцессу въ ея комнату, и утромъ неотступно стерегла ее. Маркграфиня дуется, принцъ ледяной, Оттилія невидима.... Я внезапно упалъ съ высоты своихъ грезъ посреди развалинъ моего воздушнаго замка, еще не успѣвъ замѣтить что я унесся съ земли. Эгоизмъ природы моей обвинялъ Оттилію. Мы ѣхали по пыльной проселочной дорогѣ среди виноградниковъ и горъ.
   -- Вотъ, сказалъ отецъ, указывая рукой влѣво, гдѣ горы отступали дальше и между ними возвышалась высокая вершина, перерѣзанная бѣлою полосой, -- вотъ родина Гогенцоллерновъ. Замокъ ихъ имѣетъ строгій воинственный видъ. Честное слово ихъ родимая гора похожа на тамбуръ-мажора. Мистеръ Питерборо, не угодно ли вамъ взобраться на нее? Мы къ вашимъ услугамъ.
   -- Благодарю васъ, благодарю васъ,-- отвѣчалъ достопочтенный Амвросій, глядя съ восторгомъ, но томимый жарой.-- Если вы желаете.
   -- У насъ нѣтъ желаній, кромѣ вашихъ, мистеръ Питерборо. Вы любите развалины, а теперь мы на ходу. Я думаю мы можемъ подъѣхать къ подошвѣ. Мнѣ бы и хотѣлось чтобы сынъ мой увидѣлъ откуда выходятъ великіе дома.
   Тутъ къ рукѣ моей прикоснулся старый Шварцъ. Онъ сурово поклонился и нагнувшись съ сѣдла, на рысяхъ подалъ мнѣ букетъ розъ. Я съ трепетомъ схватилъ его и принялся нюхать. Позволительно ли мущинѣ писать о своей слабости? Слезы потекли у меня изъ глазъ. Шварцъ далеко уже отсталъ, когда отецъ увидалъ волшебные цвѣты.
   -- Хорошо! сказалъ онъ съ сіяющимъ лицомъ.-- Сегодня вечеромъ мы будемъ пить за здоровье Гогенштауфеновъ и Гогенцоллерновъ, Ричи!
   Позднѣе, когда я погружался въ мечты, болѣе отрадныя чѣмъ запахъ розъ, онъ задумчиво потрогалъ букетъ, развязалъ его и вынулъ бумажку съ гербомъ. На ней было написано: "Фіалки прошли." Слова не затѣйливыя, но принцесса писала ихъ, и они словно окружены были таинственнымъ сіяніемъ.
   

ГЛАВА XXVII.
Пора розъ.

   Я сидѣлъ и трепеталъ съ ногъ до головы отъ чувства болѣе глубокаго чѣмъ радость; не я какъ будто, а другое существо, связанное съ движеніемъ мірозданія и живущее общею съ нимъ жизнію.
   "Фіалки прошли." Первымъ усиліемъ ума моего было понять тонкое какъ благоуханіе значеніе этихъ словъ. Безчисленныя значенія неуловимо носились предо мною. Едва мелькнутъ, и тотчасъ же исчезаютъ. Затѣмъ мало-по-малу словно два враждебныя войска сошлись во мнѣ и готовятся на бой. "Фіалки прошли, и поэтому я посылаю вамъ розы", она заявляетъ простой фактъ. Нѣтъ! "Для насъ время фіалокъ прошло, теперь наступаетъ пора розъ". Она пишетъ божественное иносказаніе:
   "За фіалками слѣдуютъ розы по временамъ года."
   Или: "Отъ фіалокъ мы перешли къ розамъ."
   Да развѣ стоило бы ей писать: "у меня нѣтъ такихъ-то цвѣтовъ, посылаю другіе"?
   Справедливо. А развѣ рѣшилась бы она сказать: "фіалки уже не выражаютъ моего чувства, вотъ вамъ розы"?
   "Скромная дѣвушка и принцесса, добрая и признательная, она вручаетъ мнѣ изящнѣйшій прощальный даръ."
   "Высокая душой, гораздо болѣе чѣмъ положеніемъ въ свѣтѣ, она связываетъ меня съ собою, если только я этого желаю."
   Произошло столкновеніе между обоими войсками, и верхъ одержала та сторона за которую я стоялъ.
   Но замѣчательно что непріятельскія силы укрѣпились отъ пораженія, а мои ослабѣли отъ побѣды. Я поочередно переходилъ отъ одной стороны къ другой.
   "Такъ много она конечно не хотѣла сказать!"
   "Не можетъ быть чтобъ она хотѣла сказать только это."
   Такъ боролись между собою положительная и символическая сторона. Принцесса поднимала въ нихъ волненіе, какъ поднимаетъ луна воды прилива.
   Мало-по-малу борьба утихла и каждая сторона осталась при своемъ. Я нашелъ среднюю точку зрѣнія, согласную, какъ мнѣ казалось, съ мою скромностью.
   "Принцесса прислала мнѣ эти цвѣты изъ добродушной благосклонности. Не успѣвъ проститься со мною, она выражаетъ мнѣ заочно свое дружеское расположеніе, въ полной увѣренности что этого никакъ нельзя перетолковать. Развѣ солнце небесное виновато въ тѣняхъ которыя бросаетъ. Всякія догадки неумѣстны. Нѣтъ въ поступкѣ и въ словахъ ея никакого скрытаго значенія. Отъ нея исходитъ свѣтъ и теплота и въ настоящую минуту изливаются на меня. Но конечно можно заслужить ея привязанность. Она человѣкъ. Развѣ рука ея, какъ нѣжная змѣйка, не искала мою руку и не держала ея до глубокаго сна? Будь умѣренъ. Не выводи изъ благосклонности ея надменныхъ помысловъ и грезъ, чтобы не оскорбить ея благородную простоту. Взгляни на этотъ утесъ Гогенцоллерновъ. Она также изъ числа тѣхъ отъ которыхъ идутъ знаменитые роды; а самъ ты кто?"
   Я обратился къ отцу и уставился въ лицо ему. Кто онъ такой? Не теряемъ ли мы драгоцѣнное время, откладывая веденіе его процесса? Я предложилъ ему этотъ вопросъ, полагая что по немъ нельзя будетъ угадать моихъ мыслей. Отецъ взглянулъ на розы, и отвѣчалъ весело:
   -- Такъ! Нѣтъ! Нѣтъ! Надо отдохнуть. Мистеру Питерборо хочется обозрѣть поле сраженія въ окрестностяхъ Мюнхена. Пусть обозрѣваетъ. Пусть онъ увидитъ Зальцкаммергутъ и отвѣдаетъ нѣмецкой придворной жизни. Дай мнѣ быть вожакомъ, Ричи. Я покажу тебѣ какъ выигрываютъ сраженія и перебираются черезъ горы. Этотъ молодой принцъ Отто фонъ-Эйзенбергъ молодецъ. Въ австрійскихъ кавалерійскихъ полкахъ даютъ хорошую выправку. Я выставилъ бы тебя поспорить съ нимъ въ фехтованіи, стрѣльбѣ и ѣздѣ верхомъ.
   -- Какъ въ Батѣ, сказалъ я.
   Онъ отвѣчалъ быстро.-- Можно бы женить его на Аннѣ Пенрисъ. Здѣсь любятъ Англичанокъ, обожаютъ даже, если онѣ приносятъ приданое. Что касается до процесса моего, Ричи, довольно если онъ отъ насъ не отстанетъ. Мы подвигаемся впередъ не медленно. Это дѣло вѣрное. Деттерменъ и Ньюсонъ не разъ повторяли: "Денегъ, денегъ, дайте намъ денегъ, и мы ручаемся что вы будете признаны публично. Деньги у насъ теперь есть. Но нельзя разомъ гоняться за двумя зайцами. Развѣ ты желаешь вернуться въ Англію?
   -- Нисколько! отвѣчалъ я, смущенный этимъ предложеніемъ.
   -- Если желаешь.... настаивалъ онъ, и потомъ мѣняя тонъ, продолжалъ:-- Признаюсь, мнѣ эта Швабія нравится столько же, сколько тебѣ. Праздность иногда отрадна. Я однако работаю. Только одно, Ричи, не думай слишкомъ мало о себѣ; это главное; повѣрь мнѣ, это вѣрный залогъ успѣха. Вы, милостивый государь, одинъ изъ богатѣйшихъ людей въ Европѣ. Вы джентльменъ во всѣхъ отношеніяхъ. Вотъ что мы пока можемъ сказать о тебѣ; вотъ какимъ ты являешься въ глазахъ свѣта. А по происхожденію ты рода знатнаго. Довольно объ этомъ. Но сообрази, если ты станешь на колѣни, кто же откажется наступить на тебя ногой? У принцевъ есть такая привычка; они это дѣлаютъ какъ самую обыкновенную вещь. Не поддавайся имъ. Они въ особенности склонны сочувствовать несчастіямъ своего сословія, или, лучше сказать, своей породы, ибо это не сословіе. Затѣмъ я кончилъ. Скажу тебѣ только что я желаю чтобы ты былъ счастливъ подъ моимъ руководствомъ.
   Мнѣ замѣчанія его казались глубочайшею свѣтской мудростью, недомолвки съ которыми говорилъ онъ о моемъ положеніи несказанно утѣшали и ободряли меня. Въ нихъ была таинственная сила оракула; сила какою обладаютъ безыменныя писанія. Еслибъ отецъ открыто устранилъ моего видимаго соперника и поставилъ меня въ уровень съ княжескимъ семействомъ, слова его не доставили бы мнѣ утѣшенія: я видѣлъ бы въ нихъ лишь выраженіе личнаго мнѣнія самонадѣяннаго человѣка. Но слова недосказанныя, неопредѣленныя и однакожь сильныя, толкуемыя выразительнымъ блескомъ глазъ, производили дѣйствіе упоительное. Когда онъ сказалъ въ послѣдствіи:-- Бургундское выпитое на твое совершеннолѣтіе, Ричи, было императорское вино. Тебѣ оно понравилось? Я запасся имъ заблаговременно чтобы показать тебѣ что мои планы созрѣваютъ благополучно. Я дивился его предусмотрительности, хотя зналъ хорошо его привычку приписывать позднѣйшіе случаи своему разчету и не могъ не улыбнуться приведенному имъ примѣру.
   Состояніе въ какомъ находился я, понятно безъ дальнѣйшихъ толкованій.
   Я встрѣтилъ принцессу въ сосновой рощѣ между Ишлемъ и Трауномъ. Я одинъ взобрался на крутую гору, между тѣмъ какъ отецъ съ мистеромъ Питерборо ѣхали по экипажной дорогѣ къ бѣлой виллѣ маркграфини. Оттилія, опираясь на руку баронессы Туркемсъ, шла пѣшкомъ, чудо, странно порвавшее сѣть моихъ грезъ. Баронесса взялась за нее и другою рукой, какъ только появился я на дорожкѣ. Оттилія покраснѣла какъ маковъ цвѣтъ.
   -- Это вы! сказала она.
   -- Я могъ бы спросить, вы ли это, принцесса?
   -- Чудо совершилось, какъ видите.
   -- Благодарю Бога.
   -- И вы содѣйствовали ему?
   -- Весьма мало.
   -- Однакожь позвольте мнѣ называть васъ Doctor Oceanus.
   -- Хотите повторить его лѣченіе? Яхта всегда. ожидаетъ васъ.
   -- Когда я здорова, я учусь. И вы, вѣдь, тоже?
   -- Я никогда ничему не учился.
   -- О! Не теряйте болѣе времени. Яхта прекрасная забава, но только забава. Я и теперь тоскую по ней; я все еще такъ слаба. Милая моя Сиблей оставила меня. Она выходитъ замужъ за ганноверскаго офицера. Мы съ ней обмѣнялись странами, то-есть -- спохватилась принцесса -- она сдѣлается Нѣмкой, уже не соотечественницей вашихъ военныхъ судовъ. Англійскій языкъ не дается мнѣ. Я не въ состояніи выразить.... Все равно что ходьба пѣшкомъ. Это чуть ли не одно хвастовство. Баронесса, посадите меня, дайте мнѣ отдохнуть.
   Баронесса осторожно положила ее на сухія сосновыя иглы и подала знакъ свисткомъ висѣвшимъ на ея поясѣ. Появился Шварцъ, скрывавшійся чтобы не разрушать заблужденія принцессы относительно своихъ силъ. Оттилія лишилась чувствъ. Баронесса бросила на меня подозрительный взглядъ.-- Все отъ этой вѣчной болтовни по-англійски, пробормотала она. Я хотѣлъ подойти къ больной, которую когда-то безпрепятственно носилъ на рукахъ, но баронесса не допустила меня.
   -- Шварцъ состоитъ при принцессѣ, милостивый государь, сказала она.-- Позвольте просить васъ на будущее время разговаривать по-нѣмецки.
   Принцъ Эппенвельценъ и принцъ Отто охотились въ горахъ. Маркграфиня, послѣ разговора съ баронессой, приняла меня сухо. Ей какъ будто хотѣлось отъ насъ отдѣлаться; она едва исполняла правила гостепріимства. Я былъ слишкомъ смущенъ чтобъ обращать вниманіе на слова и знаки. Я сговорился съ отцомъ встрѣтиться на слѣдующій день, ушелъ и вернулся къ ночи; встрѣтилъ Шварца и пробавлялся отрывочными свѣдѣніями, какія могъ получить отъ него. Это былъ добрый, суровый, надежный старикъ, давно вышедшій изъ лѣтъ сочувствія; но онъ носилъ Оттилію на рукахъ ребенкомъ и намѣревался умереть у нея въ услуженіи. Я считалъ участь его завидною. Его болѣе всего тревожило гдѣ я найду ночлегъ. Выслушавъ трижды все что онъ могъ сказать мнѣ, я оставилъ его съ трубкой во рту. Онъ оставался на часахъ, на случай еслибы понадобилось бѣжать за докторомъ. Два раза ночью я встрѣтился съ нимъ. Ночь была тихая, ясная, звѣздная. Утро настало свѣжее и душистое. Ночь еще можно было вынести, но отъ дневнаго свѣта я бѣжалъ, и цѣлый, день какъ будто ждалъ какого-то кризиса. Я не въ силахъ былъ смѣяться. Если я говорилъ себѣ: "глупости", то не чувствовалъ этого; а что чувствую, я не понималъ. Сердце и голова раздѣлились. Дни и недѣли проходили въ стараніи согласить ихъ. Дни проводимые съ карандашомъ въ рукахъ и клочкомъ бумаги.... Вы знаете эти строки съ правильнымъ началомъ и неправильными окончаніями? Отчего Оттилія лишилась чувствъ? Она совѣтуетъ учиться, считаетъ меня лѣнтяемъ, никуда негоднымъ; у ней умъ серіозный, она серіозно смотритъ на жизнь: она видитъ во мнѣ какую-то лѣтнюю бабочку. Но почему она сказала: "мы обмѣнялись странами" и тотчасъ же покраснѣла, смутилась, замялась, сбилась, поблѣднѣла и упала въ обморокъ? Почему? Съ этимъ вопросомъ сердце мое тревожно застучало въ запертую дверь разумѣнія. Отвѣта не было. "Мы мѣняемся странами", то-есть она мѣняется странами съ миссъ Сиблей, потому что Англичанка выходитъ замужъ за Нѣмца, а нѣмецкая принцесса.... О! громадная нелѣпость! Разрушьте ее, уничтожьте, раздавите ногами. Этимъ-то полно безумное сердце? Ночью я былъ недоступенъ ей, какъ человѣкъ бродящій по монастырской оградѣ, размышляя объ изреченіи произнесенномъ нѣкогда божественными устами. Не было утѣшенія, какъ только въ этихъ набросанныхъ карандашомъ строкахъ, смѣшныхъ съ виду, какъ рекруты наскоро набранные для войны, которые маршируя держатъ плечи довольно удовлетворительно, но безмѣрно растопыриваютъ ноги, къ отчаянію учителя-сержанта. Я ликовалъ при первомъ чтеніи, содрогнулся при второмъ, а при третьемъ впалъ въ отчаяніе, изорвалъ написанное и сидѣлъ, глядя въ пространство, словно потерялъ способность говорить.
   Наконецъ я бросилъ бездѣлье и остановился на благомъ намѣреніи. И выполнилъ его. Я сталъ учиться въ знаменитомъ университетѣ недалеко отъ Ганновера. Отецъ, сначала съ изумленіемъ обсуждавшій со мной этотъ вопросъ, поселился въ университетскомъ городѣ, необычайно скучномъ, гдѣ самые камни улицъ и дома какъ будто задумались надъ трудною задачей и не знали себѣ праздника. Мной овладѣла жажда знанія, и скоро я почувствовалъ презрѣніе къ англійскимъ методамъ обученія, способнымъ можетъ-быть образовать джентльменовъ и купцовъ, но джентльменовъ не слишкомъ развитыхъ, и купцовъ не очень свѣдущихъ въ теоріи финансовъ. Мистеръ Питерборо спорилъ со мною, но наконецъ, побѣжденный массой приводимыхъ мною фактовъ, можетъ-быть и рѣзкостью моей, а также давленіемъ атмосферы, невыносимой для того кто не находился подъ вліяніемъ другой, оживляющей силы, отправился объѣзжать германскіе соборы. Письма изъ Риверсли увѣдомляли меня что моимъ поведеніемъ довольны, хотя сквайръ тяготится моимъ отсутствіемъ. Мы роскошно угощали студентовъ. Мѣстная газета называла отца моего великимъ лордомъ Рой. Такъ случилось что маркграфиня услышала о насъ въ Саркельдѣ.
   Возвращаясь однажды съ визита во дворецъ, отецъ сказалъ мнѣ что представляется случай быть полезнымъ принцу, которому нужны были деньги для разработки угольныхъ копей, недавно открытыхъ въ его тѣсныхъ владѣніяхъ, и предложилъ попытаться занять у сквайра; въ крайнемъ случаѣ я самъ могъ дать эти деньги. А пока онъ взялся съѣздить съ принцемъ въ Англію для осмотра разработки угольныхъ копей и нанять надзирателя и рабочихъ чтобы приступить къ работамъ въ саркельдскихъ владѣніяхъ. Необходимо будетъ содержать принца прилично званію его, въ Лондонѣ.
   -- Конечно, сказалъ я.
   -- Въ нашемъ отсутствіи маркграфиня постарается утѣшить тебя, Ричи. Принцъ злится на свою бѣдность. Мы въ Англіи покажемъ ему богатства; здѣсь же будемъ по возможности скромны. Почва будетъ тверже подъ ногами современемъ. Я пущу въ дѣло Деттермена и Ньюсона. Я писалъ имъ чтобъ они наняли мѣсяца на два большой домъ, экипажи, лошадей, лакеевъ. Но здѣсь надо непремѣнно.... Ахъ, Господи! знаю я какъ это тяжело. Мы должны строго обуздывать себя. Баронесса Туркемсъ весьма почтенная особа съ точки зрѣнія исполненія обязанностей. Вѣдь сказочный Драконъ сидѣлъ же на своихъ яйцахъ. Она показываетъ намъ лишь суровую и не совсѣмъ привлекательную сторону. Говори по-нѣмецки при ней. Больше нечего мнѣ совѣтовать умному сыну. Ты посовѣтуй мнѣ, Ричи! Не умѣстно ли было бы свозить принца въ Риверсли? Вѣдь принцъ!...
   -- Ни подъ какимъ видомъ! отвѣчалъ я.
   -- Ну, хорошо, хорошо! согласился онъ.
   Я уполномочилъ его продавать банковые фонды. Онъ увѣдомилъ письмомъ изъ Англіи что поѣздка ихъ весьма удачна. Принцъ, путешествующій подъ именемъ графа Дельценбурга, былъ принятъ какъ слѣдуетъ у леди Вилтсъ, у маркизы Эдбери, у леди Деньюдни, у леди Самлльмезъ и другихъ; посѣтилъ копи моего дѣда и миссъ Пенрисъ, изумился, и сказалъ обо мнѣ что будь у меня только титулъ, я былъ бы однимъ изъ самыхъ блестящихъ жениховъ въ Европѣ.
   Маркграфиня, вѣроятно, получила отъ брата приказаніе быть любезною со мной. Она прислала мнѣ настойчивое приглашеніе на свою виллу, и за этотъ плодъ дипломатіи отца я подавилъ въ себѣ лучшія чувства, можетъ-быть даже и голосъ разсудка.
   Весенній снѣгъ еще лежалъ на странѣ пройденной мной когда-то съ Темплемъ. Оттилія, здоровая и живая, поздоровалась со мной. Маркграфиня подвела меня къ ней въ той самой гостиной въ которой мы съ отцомъ и съ Темплемъ сидѣли послѣ сцены со статуей, и сказала:
   -- Нашъ морской лейтенантъ....
   -- Я слышала съ удовольствіемъ что онъ сдѣлался университетскимъ студентомъ, отвѣчала Оттилія, и прибавила по-англійски:-- Вы подружились теперь съ книгами?
   Она была въ голубомъ бархатномъ платьѣ, застегнутомъ до горла. Волосы были зачесаны назадъ и связаны простымъ узломъ. Въ лицѣ и рѣчи ея, открытыхъ и непринужденныхъ, не было ни тѣней, ни вспышекъ, которыя я могъ бы принять на свой счетъ. Я отвѣчалъ ей:
   -- По крайней мѣрѣ я научился презирать праздность.
   -- Мой профессоръ говоритъ что ваши соотечественники рѣдко любятъ книги.
   -- У насъ есть хорошіе ученые, принцесса.
   -- У васъ есть Бентли и Порсонъ. О, я знаю что многіе изъ людей имѣющихъ всесвѣтное значеніе родились и выросли въ Англіи! Можно ли это оспаривать? Мы говоримъ только что общество ваше не проникнуто наукой. Впрочемъ пусть мой профессоръ разсуждаетъ съ вами. Теперь вы свободно владѣете нѣмецкимъ языкомъ; вы можете постоять за себя. Онъ глубокій знатокъ языковъ и нарѣчій и европейскихъ и азіятскихъ: онъ левъ въ сравненіи со мною, бѣднымъ мышонкомъ. Я говорю о профессорѣ фонъ-Карстегѣ, тетушка.
   --Говорите понятно, и не раздирайте мнѣ уши смѣсью языковъ, отозвалась маркграфиня.
   -- Это замѣчаніе моего профессора. Англійскій языкъ смѣсь попреимуществу; да вѣдь и медъ такіе смѣсь: развѣ вы осудите пчелу сосать только одинъ какой-нибудь цвѣтокъ?
   -- Ой! ой! Вы нанизываете комплименты, какъ поэтъ Фретцель! воскликнула маркграфиня.-- Къ счастію они обращаются не къ живымъ людямъ. Вамъ покажется скучно на моей виллѣ, г. Ричмондъ. По моему скучно вездѣ гдѣ нѣтъ вашего отца. Мы не принимаемъ въ отсутствіи принца, и поэтому вовсе не видимъ глупыхъ людей, ни одинъ сюда не является.
   -- И мы весьма тяготимся этимъ лишеніемъ, сказала принцесса.
   -- Смѣйтесь! Вы когда-нибудь оцѣните ихъ значеніе въ обыденной жизни, Оттилія!
   Принцесса отвѣчала:
   -- Еслибъ я была способна ненавидѣть, такъ конечно ненавидѣла бы именно глупыхъ людей!
   Это изреченіе врѣзалось въ память человѣка который чувствовалъ что въ умѣ его бродитъ самая несообразная глупость.
   Мы поѣхали въ экипажѣ къ статуѣ принца Альбрехта Вольгемута, возвышавшейся среди обширныхъ, покрытыхъ снѣгомъ сосновыхъ рощей. Опять Оттилія заговорила о Темплѣ:
   -- Я не могу забыть этого милаго маленькаго друга вашего, который пошелъ съ вами отыскивать вашего отца, а теперь сдѣлался морякомъ. Онъ кажется мнѣ примѣромъ геройства въ мальчикахъ. Вѣдь вы съ нимъ переѣхали черезъ море чтобъ исходить весь материкъ, пока не найдете отца, не такъ ли? странно только что отецъ не писалъ вамъ, пока удостоивалъ насъ жить въ нашемъ дворцѣ.
   -- Рой бабочка, сказала маркграфиня.
   -- Съ этимъ я не могу согласиться.
   -- Рой не имѣлъ свободнаго времени, онъ былъ занятъ. Я не хочу чтобъ его бранили. Вѣдь нельзя же человѣку постоянно возиться съ хорошенькими ребятишками.
   -- Онъ очень любящій отецъ.
   -- Прекрасно! Разъ какъ вы это допускаете, не всели равно писалъ онъ или нѣтъ? хорошая репутація лучше оправданія.
   Принцесса улыбнулась.-- Посмотрите, дорогая тетушка, вотъ здѣсь оба мальчика провели половину ночи, пока отецъ моей Аннушки не далъ имъ убѣжища.
   -- Онъ, какъ видно, всегда проводитъ или половину ночи, или всю ночь подъ открытымъ небомъ, сказала маркграфиня.
   Я поспѣшно взглянулъ на лица обѣихъ. Маркграфиня презрительно поднимала носъ. Принцесса сильно покраснѣла. Лицо ея рдѣло надъ бѣлымъ мѣхомъ, окутывавшемъ ея горло.
   -- Да, у меня должна быть къ этому склонность, сказалъ я, жадно хватаясь за первую возможность перемѣнить разговоръ,-- потому что еще ребенкомъ я цѣлую зимнюю ночь провелъ подъ открытымъ небомъ на рукахъ у отца, и я до сихъ поръ вспоминаю объ этой ночи какъ объ одной изъ самыхъ пріятныхъ въ жизни моей. Какъ бы я желалъ описать вамъ впечатлѣніе которое она во мнѣ оставила. Слѣдъ крови на снѣгѣ не былъ бы ярче.
   -- Слѣдъ крови на снѣгѣ! повторила маркграфиня.-- Молодой человѣкъ! вы употребляете сильныя выраженія.
   Я содрогнулся. Оттилія догадалась что ея яркая краска смутила меня. Догадливость сильно развита въ ту пору когда люди краснѣютъ. Я также понялъ ходъ ея мыслей, угадавъ что Шварцъ пересказалъ какъ сторожилъ я ночью въ сосновой рощѣ близь Траунскаго водопада. Я чувствовалъ какъ будто я брошенъ волной къ ногамъ маркграфини и отъ нея зависитъ спасти меня, или погубить, предложивъ еще вопросъ.. Она испугала насъ внезапнымъ громкимъ смѣхомъ.
   -- Нѣтъ! воскликнула она,-- никто, кромѣ Роя, не могъ бы просидѣть на этой лошади не знаю сколько минутъ въ видѣ бронзовой статуи.
   Мы съ Оттиліей обмѣнялись серьезнымъ взглядомъ. Намъ обоимъ дорого было прошлое время, но намъ хотѣлось чтобы странная роль которую игралъ въ немъ отецъ мой была забыта.
   За обѣдомъ я познакомился съ профессоромъ докторомъ Юліусомъ фовъ-Карстегъ, учителемъ принцессы, сѣдымъ господиномъ, съ большой головой, подбородокъ котораго покоился неподвижно въ складкахъ галстука въ то время какъ глаза его глядѣли на собѣсѣдниковъ. Съ перваго раза казалось что главные признаки его: галстукъ, широкій воротникъ, величавая голова и суровость. Онъ не присоединился къ церемоніальному шествію изъ гостиной въ столовую, а вошелъ въ боковую дверь. Никто не оказывалъ ему внимательности, кромѣ принцессы. Маркграфиня начинала барабанить пальцами по столу, какъ только раздавался его голосъ, и этотъ признакъ нетерпѣнія не казался мнѣ неумѣстнымъ, ибо профессоръ говорилъ какъ будто лишь для того чтобы меня рѣзать. Сила его доказывалась однако тѣмъ что маркграфиня не смѣла сдѣ лать какое-нибудь насмѣшливое замѣчаніе, что и было, вѣроятно, причиной ея раздражительности. Кажется ни одно слово сказанное мною во время обѣда не ускользнуло отъ него. Но онъ ловилъ и обличалъ мои необдуманныя замѣчанія такъ ловко, что я, почитатель истинной силы и способности, не въ состояніи былъ на него сердиться. Я обращался съ нимъ вполнѣ учтиво, и разъ заслужилъ одобрительный кивокъ отъ маркграфини., она наклонилась ко мнѣ и шепнула что у нихъ считается счастіемъ если не завязывается ученый разговоръ между профессоромъ и его ученицей. Въ сущности пребываніе его въ Саркельдѣ было честью для принца, и что онъ принялъ званіе учителя считалось великой любезностью съ его стороны, которую объясняли лишь высокимъ мнѣніемъ его о способностяхъ принцессы. Онъ былъ человѣкъ замѣчательный, даже въ Германіи, своею ученостью, и также извѣстный своими политическими и соціальными убѣжденіями. Маркграфиня съ необыкновенно насмѣшливымъ выраженіемъ лица объяснила мнѣ что онъ готовилъ принцессу къ званію доктора правъ.
   -- Ей дѣлаетъ великую честь что онъ еще не испортилъ ея манеръ. Здоровье ея, вы знаете, онъ уже почти совсѣмъ разстроилъ и теперь опять разстраиваетъ. Я подозрѣваю что онъ, въ душѣ, красный республиканецъ. Впрочемъ пусть онъ внушаетъ дѣвушкѣ какія угодно нелѣпыя мнѣнія; все это исчезнетъ, какъ только появится женихъ. Мы не дозволили бы ему оставаться при молодомъ принцѣ. Да увы! его-то и нѣтъ!
   Профессоръ позволялъ себѣ необыкновенныя вольности съ чужими гостями маркграфини. На слѣдующій день я встрѣтилъ его на дворѣ. Онъ прервалъ меня на какомъ-то пустомъ замѣчаніи и сказалъ:
   -- Вы или очень счастливый, или очень несчастный молодой человѣкъ.
   Такое глубокое раздумье слышалось въ его голосѣ, что я не могъ обидѣться. Попытка добраться смысла его словъ стоила мнѣ сильной головной боли, можетъ-быть потому что я слишкомъ хорошо понималъ ихъ.
   

ГЛАВА XXVIII.
Оттилія.

   Она была верхомъ, я пѣшкомъ, Шварцъ единственнымъ свидѣтелемъ, а кругомъ широкій просторъ волнистой, покрытой снѣгомъ страны.
   Мы встрѣтились случайно въ зимній полдень.
   -- Вамъ нравится мой профессоръ? спросила Оттилія.
   -- Да. Я уважаю его за ученость.
   -- Вы прощаете ему его иронію? Онъ не имѣлъ намѣренія говорить вамъ личности. Слова его направлены противъ Англіи. И можетъ-быть частью изъ зависти. У васъ такія богатства. Вы охватываете полсвѣта. Островъ вашъ такой маленькій. Все это удивительно. И досадно то что вы такой пустой народъ. Я только привожу и объясняю вамъ слова моего профессора. Пустой, говоритъ онъ, и надменный народъ и въ физическомъ и въ духовномъ отношеніи: не высоки, и не изящны и не благородной осанки. Онъ называетъ васъ приземистыми Готами. Васъ не раздражаютъ слова мои?
   -- Принцесса!
   -- По его мнѣнію, вы были піонерами, когда нужно было обрабатывать землю и выкалывать изъ нея золото, а потомъ вы обратитесь на насъ и задержите наше движеніе впередъ. Васъ надо отстранить и оставить позади, чтобы вы научились смиренію у единственнаго учителя, котораго можете понять, у бѣдности. Хотите ли вы защищаться?
   -- Нѣтъ, откровенно говоря, не хочу. Настоящее оправданіе для народа его исторія.
   -- А для человѣка?
   -- Вѣрность своему слову.
   -- Что же для женщины?
   -- Для принцессы, ея предки.
   -- Такъ, но я говорю о женщинѣ вообще. Вотъ за что я и люблю моего профессора. Я встрѣчаю равныхъ себѣ: принцевъ, принцессъ, но мущинъ и женщинъ не вижу въ нихъ. Они ходячіе титулы. Уровень человѣчества, говоритъ мой профессоръ, наша жизненная среда, отдалившись отъ нея мы погибаемъ. Наши княжескіе дома онъ считаетъ мертвымъ лѣсомъ. Я несовсѣмъ соглашаюсь съ нимъ, но слышу рѣчи равныхъ мнѣ, и думаю: о! профессоръ мой, они свидѣтельствуютъ о вашей мудрости! Я люблю его за то что онъ всѣ мои способности направилъ впередъ, на дѣйствительную жизнь (извините слабость моихъ выраженій). Есть княжескій и въ то же время истинный взглядъ на жизнь; но онъ ложенъ, если онъ исключителенъ. Въ вашемъ парламентѣ, въ нижней палатѣ мы видимъ истинныхъ принцевъ, на тронѣ вашемъ лишь титулованныхъ. Я говорю то что всякій знаетъ, а вы, я увѣрена, удивляетесь моимъ словамъ.
   -- Удивляюсь, дѣйствительно, сказалъ я.
   -- Всѣмъ этимъ я обязана моему профессору, отцу и образователю ума моего. Говорятъ что простолюдинамъ доставляетъ удовольствіе считать себя князьями, для меня удовольствіе чувствовать то что чувствуютъ люди простые. "Для принцессы оправданіе ея предки." Такъ, но для принцессы которая только принцесса, предки не что иное какъ мертвыя имена, и она сама, неразрывно съ ними связанная, наполовину по крайней мѣрѣ не живое существо. Вотъ наше мнѣніе. Можно ли спросить какъ вы думаете объ этомъ?
   -- Я самъ хорошенько не отдаю себѣ отчета, принцесса!
   Какъ не похожа она на Оттилію, какою я зналъ ее, какою воображалъ себѣ! Вотъ что я думалъ.
   -- Напримѣръ, вы думаете, начала она опять, -- что ваши молодыя Англичанки умѣютъ сдерживать языкъ, не правда ли?
   -- Есть болтушки и между ними.
   -- Онѣ строго воспитываются?
   -- Я мало знаю ихъ. Мнѣ кажется онѣ воспитываются такъ чтобы скрывать свое воспитаніе.
   -- Одѣ отвергаютъ идеи?
   -- Едва ли какія-либо идеи и предлагаются имъ.
   Оттилія улыбнулась.
   -- Хорошо ли было бы въ кругу ихъ?
   Духъ мой готовъ былъ расправить крылья; но вспыхивавшій жаръ угасъ.
   -- Я спрашивала васъ объ Англичанкахъ, начала она опять,-- потому что мы читаемъ что вы пишете о насъ. Ваша благосклонность къ намъ похожа на благосклонность няньки къ ребенку; ваше порицаніе напоминаетъ уроки наставника мальчику; вы заставляете насъ стыдиться нашихъ манеръ, если только въ самомъ дѣлѣ онѣ такъ дурны; а больше всего вы смѣетесь надъ нашею простотой: мы де не только высказываемъ, но и на дѣлѣ обнаруживаемъ что чувствуемъ. А я до такой степени Нѣмка по природѣ, что принимаю это лично на свой счетъ.
   Я коснулся шеи ея лошади и сказалъ:
   -- Я этого не замѣтилъ въ васъ.
   -- Однако вы меня понимаете, вы знаете меня хорошо; какъ же это такъ?
   Я прошепталъ откровенное признаніе:
   -- Впрочемъ нѣтъ, замѣтилъ дѣйствительно.
   Она засмѣялась.
   -- Видите, я понемногу дѣлаю изъ васъ Нѣмца. Согласились ли бы вы оставить свою Англію?
   -- Сейчасъ же, хотя не охотно.
   -- Безъ сожалѣнія?
   -- Съ радостію, еслибы была у меня работа, и другъ.
   -- Такъ: но вѣдь поле дѣятельности для человѣка -- его родина. У васъ есть честолюбіе?
   -- Да, теперь есть.
   Она ударила хлыстикомъ по сосновой вѣткѣ и осыпала хлопьями снѣга мою голову.
   -- Способно ли это угасить его?
   -- Въ видѣ лавины, пожалуй способно.
   -- Такъ цѣли ваши становятся жизненнымъ дѣломъ для васъ?
   -- Да.
   -- Въ такомъ случаѣ вы ихъ достигнете. О васъ, значитъ, писано что неудача невѣдома вамъ. То же самое и со мною. Я жизнь ставлю на какое-нибудь дѣло, если сознаю что цѣль въ самомъ дѣлѣ достойная. Я добьюсь своего, или смерть скроетъ отъ меня мою неудачу. Вотъ мой взглядъ, профессоръ мой раздѣляетъ его, и совѣсть моя одобряетъ. Но что, однако, въ самомъ дѣлѣ достойно? Умъ должень привыкнуть различать хорошо. Мы очень легко можемъ ошибиться въ молодости; а жестоко будетъ потомъ сознать что неудержимо стремился къ лживой цѣли. Мы тогда по справедливости заслужимъ осмѣяніе. Знаете ли вы себя? Я себя не знаю. И профессоръ мой говоритъ что это единственный предметъ на который не слѣдуетъ обращать слишкомъ тщательнаго вниманія. Я готова ему вѣрить. Ибо кто такъ обманываетъ насъ какъ наше я? Оно притворяется чѣмъ угодно; слѣдите за нимъ, и какою змѣей становится оно! Надо провѣрять его поступки, его пріемы; надо всегда становиться выше его; тогда вы мало-по-малу замѣчаете колебаніе его на перекресткахъ, тогда оно выдастъ себя. Въ одномъ мы однако не сходимся съ моимъ профессоромъ. Докторъ, не такъ какъ современные Нѣмцы, считаетъ женщину выше мущины. А можетъ-быть это тоже лишь выходка его ироніи. Онъ говоритъ что у вашихъ Англичанокъ нѣтъ головъ, а нами онъ гордится какъ увѣнчанный поэтъ. Я заговорила васъ до онѣмѣнія?
   -- Принцесса, вы дали мнѣ надъ чѣмъ подумать.
   Она покачала головой и улыбнулась, закрывъ глаза.
   Разъ заговоривъ, я уже не могъ удержаться и продолжалъ, едва владѣя своими словами, не помня что говорю:
   -- Что вы равнодушны къ сану.... да, вы можете быть равнодушны; у васъ есть умъ; вы несравненно выше меня и въ томъ, и въ другомъ отношеніи.... и такъ далѣе, безъ всякаго такта и смысла.
   Она воскликнула:
   -- О! не говорите мнѣ комплиментовъ. Если угодно, то передавайте ихъ мнѣ чрезъ третье лицо. Высказывайте моему профессору ваше высокое мнѣніе о его ученицѣ. И вы въ свою очередь также выслушайте его. Иронія его изольется на меня, какъ дождь на лилію. "Смотрите", будетъ онъ говорить, когда я утомлена и разстроена, "не правда ли какъ она прекрасна, какъ она величественна!" И слушая похвалу, хотя она пріятна мнѣ, я въ самомъ дѣлѣ чувствую что заслуживаю насмѣшки и порицаніе. Глядите, вотъ башня, вотъ статуя, а вотъ вдоль этихъ сосенъ дорожка по которой мы взбѣжали, и тутъ я говорила себѣ: какіе милые мальчики эти Англичане! А что вы говорили обо мнѣ?
   Рука ея висѣла свободно. Я схватилъ ее. Она вдругъ глубоко вздохнула и прошептала, не отдергивая руки:
   -- Нѣтъ, другъ мой!
   Въ голосѣ ея слышалась повелительная твердость. Я поцѣловалъ и выпустилъ ея руку.
   -- Вы еще не разучились бѣгать? сказала она и поѣхала рысцой, отвернувшись отъ меня: потомъ прибавила рыси и оставила меня позади.
   Разсердилась ли она? Или уѣхала, приближаясь къ окнамъ виллы, чтобы намъ опять можно было встрѣтиться случайно подъ охраной ея стараго воина, какъ называли мы суроваго съ виду Шварца?
   

ГЛАВА XXIX.
Вечеръ съ докторомъ Юліусомъ фонъ-Карстегъ.

   Въ раздумьѣ я вспомнилъ слова профессора будто я "или очень счастливый, или очень несчастный молодой человѣкъ". Мнѣ пришло въ голову что въ словахъ этихъ заключается глубокій, таинственный смыслъ, котораго я не уразумѣлъ. Я чувствовалъ что опутываюсь все крѣпче по рукамъ и ногамъ неразрывными узами. Оттилія встрѣтила меня улыбаясь. Она двигалась совершенно свободно. Она могла заниматься и спорить, и разсуждать, и приводить цитаты, и смѣяться, и играть беззаботно, какъ будто прикосновеніе губъ моихъ къ ея рукѣ ничего не значило. Можетъ-быть поэтому только она и простила меня. "Нѣтъ, мой другъ!" Ужь не слишкомъ ли это дружественно? Или это голосъ ея сердца, требующій уваженія отъ любимаго человѣка, чтобъ опять можно было встрѣчаться безъ упрековъ ея чуткой совѣсти? Профессоръ приглашалъ меня въ свою комнату вечеромъ послѣ ухода дамъ, и я сидѣлъ съ нимъ почти такъ же безмолвный какъ трубка его, которая лишь на минуту вспыхивала и потомъ испускала только фантастическія струйки дыма. Онъ говорилъ мнѣ откровенно что имѣетъ не высокое мнѣніе о моихъ познаніяхъ. Онъ хвалилъ живость воображенія моего, которымъ, по его мнѣнію, можно было воспользоваться для сочиненія повѣстей.
   -- Дайте мнѣ время, я найду дѣятельность получше, отвѣчалъ я со вздохомъ.
   Онъ рѣдко говорилъ о принцессѣ, и всегда съ серіозною любовію. Онъ, очевидно, внимательно изучалъ меня. Результатъ его наблюденій оставался мнѣ неизвѣстнымъ.
   Въ одинъ вечеръ онъ спросилъ меня, какіе планы у меня для жизни?
   Готовясь придумать что-нибудь подходящее, я остановился и откровенно сознался:
   -- У меня плановъ столько что можно сказать нѣтъ ни одного.
   Ожидая упрека, я просилъ его не осуждать меня за это.
   -- Напротивъ, сказалъ онъ, я вовсе не имѣю желанія читать книгу которую вы передо мной развертываете, добрый юноша.
   -- Какую книгу, г. профессоръ?
   -- Соберитесь съ мыслями. Назовемъ эту книгу Шекспировскою, или маленькимъ изданіемъ Гете. Вы готовились отвѣчать притворно. Неправда ли?
   Я сознался, чувствуя что не трудно было это замѣтить. Онъ торжествовалъ.
   -- Хорошо. Такъ вы должно-быть отдаете волны, которая вынесла бы васъ на берегъ?
   -- Я стараюсь укрѣпить умъ мой.
   -- Да, говорятъ,-- отозвался онъ сухо.
   -- По крайней мѣрѣ насколько можно это сдѣлать въ вашихъ школахъ.
   -- То-есть вы читаете и затверживаете, какъ другіе учащіеся юноши. Для чего? Развѣ нѣтъ у васъ цѣли? У васъ въ рукахъ, или будетъ въ рукахъ, баснословное богатство; сказочныя сокровища. Къ вамъ стекается значительная часть англійскаго золота. Что же намѣрены вы дѣлать? Тратить его?
   -- Я надѣюсь употребить его на пользу.
   -- Употребить на пользу! Нѣтъ, я думаю, ни одного принца или милліонщика который не носился бы въ молодости съ этою мечтой. Кругомъ удовольствія; выбирай любое. Вы Англичане вѣдь живете для удовольствія.
   -- Никто въ мірѣ не работаетъ больше насъ.
   -- Да, чтобы потомъ пользоваться удовольствіями. Опровергните-ка это!
   Онъ усердно раскурилъ свою трубку и началъ опять:-- Да, вы работаете прилежно изъ-за денегъ. Вы ѣдите и пьете, и хвастаетесь своими физическими упражненіями; они развиваютъ вашъ аппетитъ. Такъ идетъ кругъ жизни вашей. Мы бьемся, терпимъ неудачи; вы лягушечій хоръ критиковъ, и воображаете что ваше кваканье дѣйствуетъ на насъ. Мы бьемся, говорю я, и терпимъ неудачи, но мы все-таки стремимся впередъ, а вы остаетесь въ минувшемъ вѣкѣ, и гордитесь этимъ. Вы упрекаете насъ недостаткомъ здраваго смысла, какъ будто здравый смыслъ заключается въ желудкѣ. Я спрашиваю васъ, есть ли у васъ цѣль въ жизни, чтобъ удостовѣриться принадлежите ли вы къ этимъ громаднымъ одушевленнымъ насосамъ которыхъ называютъ богачами, которые покрываютъ страну вашу и истощаютъ ея кровь и разумъ; къ этимъ растлителямъ человѣческой природы. У насъ есть князья; но они правители, они отвѣтственны, у нихъ есть обязанности, и если они становятся дармоѣдами, общая молва наказываетъ ихъ и ихъ сословіе. Они стоятъ на виду. Понимаете ли вы меня? Много можно сказать про нихъ дурнаго, но они не имѣютъ права по закону пользоваться своими доходами и ничего не дѣлать. Это изобрѣтеніе коммерческаго духа и Англіи.
   -- У насъ есть своя аристократія, г. профессоръ.
   -- Ваши аристократы лишь богачи, надутые пустыми преданіями нестерпимой, ни на чемъ не основанной гордости, и питающіеся связями съ торговымъ сословіемъ. Развѣ они вожди ваши? Развѣ они первенствуютъ въ литературѣ, въ искусствахъ, въ правительствѣ наконецъ? Говорятъ что нѣтъ. Даже въ военной службѣ они не занимаютъ перваго мѣста, а вѣдь тутъ однако титулованные неучи еще умѣютъ выдвигать свои безмозглыя головы. Вы всѣ одной кучей барахтаетесь въ рѣкѣ, чтобы потомъ вылѣзти и валяться на берегу. Вы работаете прилежно, потому что у всѣхъ у васъ одна цѣль, и цѣль эта жиръ и праздность.
   -- Извините, господинъ профессоръ, вступился я,-- вижу къ чему вы клоните. Однако мнѣ кажется что мы единственный народъ показавшій человѣчеству свободныя учрежденія; что же касается до нашей аристократіи, то при всемъ почтеніи къ вамъ, не могу не утверждать что она пользуется общимъ уваженіемъ.
   Я не могъ понять зачѣмъ онъ такъ пристаетъ ко мнѣ съ ворчливыми изліяніями своей континентальной желчи.
   -- Общимъ уваженіемъ! повторилъ онъ.-- И вашимъ также уваженіемъ? За что же вы ее уважаете?
   -- Между нашею аристократіей есть знаменитыя имена.
   -- Мы перещеголяли васъ знаменитостями и древностью родовъ, добрый юноша.
   -- Но не числомъ знатныхъ людей стоявшихъ за свободу своей страны.
   -- Пока опасность грозила ихъ собственной свободѣ. Или, можетъ-быть, дольше?
   -- Они умѣли уступить. Они построили нашу конституцію.
   -- Такъ уважайте предковъ, а не потомковъ, которые стыдятъ ихъ. Но таково ужь свойство англійскаго ума: онъ принимаетъ все что завѣщано ему прошедшимъ, не разбирая нѣтъ ли перемѣны. Истинныхъ аристократовъ вы не потерпѣли бы, еслибъ они были. Аристократы по имени, уважаемые по преданію, вотъ что вамъ нужно.
   Онъ выпрямился, чтобы снова набить трубку, и продолжалъ:-- Да, да, вы поклоняетесь своей аристократіи. Это извѣстно всѣмъ. У васъ есть смѣтливость. Я не намѣренъ оспаривать что вы одарены нѣкоторымъ политическимъ чутьемъ. Оно проявляется и тутъ въ соціальныхъ отношеніяхъ. Вы по необходимости превозносите свою такъ-называемую аристократію, чтобы хоть въ теоріи что-нибудь противупоставить общей низости народа.
   Это было ужь просто дерзко. Это становилось невыносимо. Я вскочилъ на ноги.
   -- Оружіе, которое употребилъ бы я въ отвѣтъ на такія слова, я не могу обратить на васъ, г. профессоръ; поэтому извините меня!
   Онъ быстро испустилъ нѣсколько густыхъ клубовъ дыма.
   -- Позвольте, добрый юноша! Вы не отвѣтили еще на мой вопросъ. Выслушайте меня. Вы показали намъ свободныя учрежденія, правда; но вы при нихъ и остаетесь, тогда какъ міръ движется со скоростью приблизительно шестидесяти тысячъ миль въ часъ.
   -- Не въ прямомъ направленіи, а вращательно.
   -- Хорошо! похвалилъ онъ, и одобреніе его мнѣ польстило.
   -- Допускаю физическое сравненіе, продолжалъ профессоръ съ теплымъ, какъ мнѣ показалось, взглядомъ на меня.-- Умъ движется почти такимъ же путемъ, и мы, въ нашей старой Германіи, думаемъ однако что онъ идетъ впередъ. Астрономы, нисходя къ земной философіи, могутъ допустить что движеніе впередъ въ мірѣ физическомъ мыслимо, хотя и не ощутимо. Куда-нибудь да идутъ же и духъ нашъ и тѣло. Вы, Англичане, ведете свою мелкую войну домашней политики, и труните надъ нами за то что мы стремимся къ чему-нибудь болѣе высокому; вы, люди невпечатлительные, не вѣрите въ существованіе такихъ цѣлей которыя не даются вамъ въ руки, не бросаются въ глаза; вы думаете что человѣческое дѣло сдѣлано, если бѣдные не кричатъ съ голоду. Но я васъ спрашиваю есть ли у васъ планъ жизни, согласный съ духомъ современной философіи, съ понятіями разумныхъ, нравственныхъ, развитыхъ существъ нашего вѣка? Или вы принадлежите къ числу здоровыхъ Англичанъ, напоминающихъ Калигулу въ цвѣтѣ лѣтъ, которые львы въ гимнастикѣ, вѣчно бараны въ умственномъ отношеніи, и всѣ на одинъ покрой. Удостойте выразить мнѣ въ краткомъ очеркѣ ваши мысли. Изливайте ихъ какъ придется, безъ связи, ясно, или неясно, все равно. Я берусь найти нить. Мнѣ бы хотѣлось, понимаете ли, узнать васъ съ вашей собственною помощью, а не помимо вашей воли.
   Было уже поздно. Не находилось у меня въ головѣ ни одной мысли которую умѣстно было бы выразить. Я готовъ былъ сказать ему что умываться хорошо, слишкомъ много курить дурно, а умѣренность въ словахъ одинъ изъ внѣшнихъ признаковъ благоразумія, но слѣдовало быть учтивымъ съ учителемъ Оттиліи.
   -- Право, сказалъ я,-- въ настоящую минуту я почти ничего не могу сообщить вамъ, г. профессоръ. Нѣмецкій языкъ измѣнитъ мнѣ, какъ скоро я оставлю обыденную почву. Я люблю мою страну и не считаю ее совершенною. Можетъ-быть мы обжоры. У насъ многочисленное, благоденствующее среднее сословіе. Въ немъ можно найти много хорошихъ людей.
   Клубы дыма его становились удушительны.
   Моя защита, конечно, была жалкая.
   -- Да, г. профессоръ, на пути сюда, еще мальчикомъ, я встрѣтилъ истинно хорошаго человѣка.
   Тутъ я разказалъ встрѣчу мою съ капитаномъ Вельшемъ.
   Докторъ Юліусъ быстро кивалъ чтобъ я продолжалъ. "Далѣе, далѣе!"
   Онъ не хотѣлъ доискиваться сокрытаго въ глубинѣ души моей, а ждалъ какъ будто что оно само обнаружится какимъ-то взрывомъ.
   -- Ну, мы завоевали Индію, господинъ профессоръ, и держимъ ее какъ не сумѣлъ бы удержать ни одинъ народъ.
   -- Смотри статьи въ послѣдней кипѣ англійскихъ журналовъ, сказалъ онъ.
   -- Положимъ, мы этимъ хвастаемся....
   -- Есть ли чѣмъ?
   -- Все-таки это что-нибудь да значитъ.
   -- Да, для офицеровъ въ отставкѣ тутъ есть чѣмъ хвастаться, но не для государственныхъ людей. Но допустимъ что вы способны управлять Азіатами. Что же далѣе? Продолжайте.
   -- Я попытался бы уровнять сословія въ моемъ отечествѣ; содѣйствовать развитію идей....
   -- Поддерживая женатое духовенство и смѣшанную аристократію? Ваши старанія, добрый юноша, ослабѣютъ, какъ усилія того человѣка который пытался лопатой срыть скалу. Ее нужно взорвать. Ваше женатое духовенство и окупечившаяся аристократія пагубныя путы. Это плющъ, обвивающій ваше общественное дерево. Вы уподобились бы Лаокоону въ кольцахъ змѣи, если можно было бы представить васъ героическою фигурой. Далѣе.
   Въ отчаяніи я воскликнулъ:
   -- Безполезно! Я вовсе не думалъ. Я не получилъ никакого воспитанія. Меня просто выростили. Я знаю только одно, что я отъ всей души желаю пріобрѣсти свѣдѣнія и быть полезнымъ.
   -- Вотъ теперь мы, значитъ, добрались до дна, и дно здорово, сказалъ онъ.
   Но я воскликнулъ:
   -- Постойте! Позвольте мнѣ спросить васъ что вы разумѣли называя меня или очень счастливымъ, или очень несчастнымъ молодымъ человѣкомъ.
   -- Ага! засмѣялся онъ, не выпуская чубука изо рта.
   -- Почему я непремѣнно или очень счастливъ, или очень несчастливъ?
   -- Смотря по силѣ того что носите вы въ головѣ.
   -- Какъ это?
   Онъ бросилъ на меня проницательный взглядъ.
   -- Случай, кажется мнѣ, необыкновенный; не часто бываетъ юноша въ такомъ положеніи. Вы счастливы, если обладаете твердымъ и предпріимчивымъ духомъ, и очень несчастны если вы лишь впечатлительный вѣтреникъ. Вотъ въ чемъ все дѣло. Я самъ ничего не знаю, также какъ и вы. Еще неизвѣстно кто изъ насъ яснѣе видитъ.
   Увѣряя что я неспособенъ разгадывать загадки, хотя меня бросало и въ жаръ, и въ холодъ, я просилъ болѣе опредѣленныхъ словъ. Можетъ-быть онъ посвященъ въ тайну Оттиліи и испытываетъ меня. Почему нѣтъ? Я сказалъ что готовъ отвѣчать на всякій вопросъ который онъ предложитъ мнѣ
   -- Но вѣдь спрашивающій первый снимаетъ маску, отвѣчалъ онъ.
   -- Развѣ мы въ маскахъ, господинъ профессоръ? Я этого не замѣчалъ.
   -- Загляните въ себя и воздерживайтесь это лжи.
   Онъ всталъ.
   -- Я не имѣю обыкновенія такъ даромъ терять ночи. Мы, Нѣмцы, по ночамъ работаемъ.
   Я колебался: не ввѣриться ли ему, прося его помощи и совѣта? Наконецъ я взялъ его почтительно за руку и сказалъ:
   -- Я не въ силахъ высказаться. Я бы не задумался еслибы дѣло шло обо мнѣ одномъ.
   -- Да, да, понимаю. Ваше отечество пораждаетъ честныхъ людей, рыцарственныхъ юношей. Этого не довольно, недовольно. Я хочу видѣть нравственную силу, энергію ума. Если вы ею обладаете, ищите себѣ пару на какой хотите высотѣ. Я даю вамъ мое одобреніе. Слышите ли? Одного я не допущу: обмана. Поймите. Германія или Англія для меня все равно, если я только вижу живыя силы, стремящіяся къ великой цѣли. Тамъ также поприще хорошее. Все равно что тамъ, что здѣсь. Но если жизнь безплодная, такъ лучше здѣсь, чѣмъ тамъ. Понимаете ли вы меня?
   Я отвѣчалъ:
   -- Кажется понимаю, если только смѣю понять.
   И потомъ, переведя духъ, продолжалъ:
   -- Господинъ профессоръ, уважаемый другъ! Простите мою смѣлость. Дайте мнѣ время испробовать себя. Возьмите меня въ ученики.... если только я достоинъ этого.... Дѣлайте со мной что хотите, что можно. Изслѣдуйте меня. Можетъ-быть во мнѣ есть то чего ни самъ я, ни кто другой не подозрѣваетъ. У меня есть мысли, есть цѣли.... еще слабыя пока.... Боже мой! Я вижу предъ собой лишь одно изъ двухъ, и несчастье кажется вѣроятнѣе. Вы сразу поняли что для меня нѣтъ другаго выбора.... Одна изъ двухъ крайностей. По моему лучше оборваться и быть низвергнутымъ въ пропасть, чѣмъ никогда не стремиться къ звѣздѣ. Вы смѣетесь надо мной. Если ужь Англичанинъ такъ говоритъ, какъ я въ настоящую минуту, значитъ онъ затронутъ за живое и ему не до шутокъ. Но вѣдь это звѣзда! (Образъ Оттиліи какъ лучъ свѣта возникъ предо мной.) Она, проговорилъ было я, но проглотилъ это слово, и со рдѣющимъ лицомъ просилъ помощи въ моихъ занятіяхъ.
   На мои глаза, въ ту минуту онъ злостно смѣялся. Въ сущности на лицѣ его была спокойная улыбка.
   -- Хорошо, сказалъ онъ,-- вамъ дастся помощь гдѣ слѣдуетъ. Нѣкоторые профессора вашего университета, друзья мои, окажутъ вамъ содѣйствіе. Стремитесь къ звѣздѣ головой, и даже если промахнетесь, то не падете. Лишь легкій плясунъ, сердце ваше, юноша, стремится къ недоступнымъ высотамъ и испытываетъ паденіе, подчасъ нѣсколько тяжелое. Дайте ему волю, и въ результатѣ у васъ окажется горсточка пыли. Слышите ли? Лишь умомъ можно привлечь къ себѣ умъ. Вотъ почему я предвѣщаю вамъ несчастіе, если вы не болѣе какъ впечатлительный вѣтреникъ. Покойной ночи. Затворите плотно мою дверь чтобы мнѣ не пришлось вставать.
   Я оставилъ его въ тепломъ свѣтѣ лампы, окруженнаго грудами книгъ, частію раскрытыхъ: завидное зрѣлище для человѣка въ моемъ состояніи. Безмятежносгь, высказывавшаяся въ немъ, придавала прелесть учености, и она казалась мнѣ достижимою. Я говорилъ себѣ что если ученость и не проложитъ мнѣ дороги къ моей свѣтлой звѣздѣ, то дастъ мнѣ твердость ума, и не желая утѣшеній въ случаѣ неудачи, я все-таки думалъ съ отрадой что звѣзда эта свѣтитъ надъ жатвой и жнецами.
   

ГЛАВА XXX.
Гроза и любовь.

   Предыдущіе разговоры съ Оттиліей и ея учителемъ, какъ ни тяжелы они были для моей страсти, пролили однако свѣтъ въ сердце мое. Не понимая ни настоящаго значенія ихъ, ни цѣли говорившихъ, я перешелъ вслѣдствіе этихъ разговоровъ отъ тревожнаго томленія къ безмятежному спокойствію. Я не думалъ овладѣть Оттиліей, не стремился къ ней, а хотѣлъ лишь взобраться на тѣ высоты на которыя она смотрѣла съ уваженіемъ. Если иногда, глядя на нее, слушая ее, я говорилъ себѣ: "о, рѣдкая душа!" то во мнѣ было при этомъ одно лишь желаніе стать братомъ ея по духу. Свою жгучую, страстную природу я отбросилъ какъ ветхую оболочку. Люди близкіе мнѣ могли считать меня разсудительнымъ, я просто былъ очарованъ.
   Моею отрадой было зарываться въ книгахъ, а для отдыха гоняться за оригинальными мечтами о благѣ человѣчества. Если былъ бы подлѣ меня другъ, одаренный яснымъ умомъ, напримѣръ мой милый Темпль, онъ можетъ-быть указалъ бы мнѣ на безцѣльную неопредѣленность моихъ мыслей, но и онъ едва ли вывелъ бы меня изъ этого страннаго состоянія, не то дремоты, не то сосредоточенной въ себѣ страсти, такъ чудно отрадно было оно. Быть какъ бы во снѣ, и сознавать все окружающее; лежать и думать, и только думать; быть довольнымъ каждымъ наступающимъ часомъ и какъ бы въ глу.бинѣ тихой воды класть пелену за пеленой на погруженное на дно существо свое, вдали отъ бурь и потрясеній -- счастье не высокое, но безвредное, и спасавшее меня отъ безумія та горя.
   Посѣтители являлись во дворецъ встрѣтить принца при возвращеніи его изъ Англіи съ моимъ отцомъ. Я вернулся въ университетъ, ревниво охраняя мое спокойствіе отъ новыхъ лицъ, и ревниво глядя на преимущества которыми пользовались они въ моемъ присутствіи. И какъ я тутъ сталъ бранить себя за мою недавнюю глупость, за неумѣнье пользоваться изливавшимся на меня счастіемъ! Я припоминалъ какъ утромъ появлялась она, свѣтлая, и присѣдала маркграфинѣ прежде чѣмъ поцѣловаться съ нею, и ласково здоровалась со мною, и наклоняла голову чтобы принять поцѣлуй отъ баронессы; ея движенія, ея голосъ, ея поѣздки верхомъ въ сопровожденіи стараго воина.... и я только одинъ разъ встрѣтился съ нею!... ея прогулки и бесѣды съ профессоромъ.... я видалъ какъ они ходили взадъ и впередъ по кипарисовой аллеѣ въ саду виллы: она внимательно прислушивалась къ его рѣчамъ, не ускоряя и не замедляя мѣрнаго шага, а онъ то и дѣло спотыкался, наступалъ на бордюры газоновъ и никогда не извинялся, и она не замѣчала. Вечеромъ она пѣла, иногда горные напѣвы съ сопровожденіемъ цитры, наклонившись надъ столомъ и щипля струны въ промежуткахъ разговора. Ничто такъ не преслѣдовало меня, какъ эти звуки цитры, немного болѣе громкіе чѣмъ голоса лѣтней ночи, когда снуютъ свѣтляки и собирается гроза.
   Отецъ мой пріѣхалъ изъ Англіи съ лошадьми и двумя грумами и ея такимъ бодрымъ, хлопотливымъ видомъ, что мнѣ какъ больному пришлось просить его оставить меня и гостить какъ можно дольше въ Саркельдѣ, тѣмъ болѣе что, по его же словамъ, онъ сдѣлался теперь необходимымъ не только маркграфинѣ, но и самому принцу.-- Только ужь пожалуста не изображайте бронзовыхъ статуй, увѣщевалъ я его. Онъ кивалъ головой. Онъ нанялъ по сосѣдству замокъ графа Фретцеля и увѣрялъ что въ настоящее время вполнѣ обезпеченъ. Онъ внушилъ принцу Эрнсту надлежащее понятіе о богатствѣ молодаго англійскаго дворянина, показавъ ему копи моего дѣда.
   -- И мы, Ричи, ссудили ему бездѣлицу въ нѣсколько тысячъ для разработки этого вновь открытаго угля. Черезъ шесть недѣль ваша шкуна появится на Эльбѣ чтобы доставить ему развлеченіе. Онъ милостиво благоволитъ принять отъ насъ пару англійскихъ охотничьихъ лошадей; мы, я думаю, улучшимъ здѣшнюю породу. Хорошо ли дѣйствовалъ я, Ричи? Кажется я заботился о твоихъ интересахъ, не такъ ли?
   Онъ ждалъ довѣрчивыхъ изліяній съ моей стороны, но не вынуждалъ ихъ. Въ этомъ отношеніи онъ всегда обнаруживалъ неизмѣнную деликатность.
   -- Тебѣ нечего сказать мнѣ? спросилъ онъ.
   -- Нечего, отвѣчалъ я.-- Могу только благодарить васъ.
   Онъ оставилъ меня. Ни въ какое другое время жизни нашей не были мы такъ далеки другъ другу. Я чувствовалъ въ себѣ противоположное тому что видѣлъ въ немъ, и вслѣдствіе этого немногія письма мои къ сквайру носили болѣе задушевный характеръ. Кажется я писалъ объ удовольствіяхъ скромной жизни, жизни посвященной ученію. Мистеръ Питерборо въ то же время отправлялъ въ Риверсли хвалебные отчеты о моемъ благонравіи и прилежаніи, откровенно сознаваясь что я начиналъ уже перегонять его въ нѣкоторыхъ изъ высшихъ отраслей. Короткій отвѣтъ сквайра высказывалъ удовольствіе, но основанное очевидно на роковомъ заблужденіи. Онъ желалъ имѣть меня при себѣ "также какъ и еще другая особа, которую я, кажется, забываю". Онъ давалъ мнѣ отпускъ еще на годъ, но совѣтовалъ мнѣ прямодушно не дѣлаться книжною крысой, и не забывать что я Англичанинъ. Мысль что я обманываю его не приходила мнѣ въ голову.
   Я обманывалъ всѣхъ, и себя также, что неизбѣжно для человѣка который гонится за женщиной стоящею выше его по положенію. Погоня требуетъ обмана,-- какъ знать? пожалуй и притворства также; она неизбѣжно приноситъ съ собой униженія; такъ что съ самаго начала ея я едва могъ думать объ отцѣ спокойно, и рѣдко встрѣчалъ его съ удовольствіемъ. Какъ мнѣ было явиться предъ принца и маркграфиню и сказать: я простой англійскій дворянинъ, сынъ человѣка сомнительнаго происхожденія, и прошу руки принцессы? Какое лицо было бы у меня при этомъ? Въ настоящемъ положеніи дѣлъ могъ ли я довѣриться даже Темплю, и посвятить его во всѣ мои продѣлки? Мое стихоплетство, мое няньчанье съ цвѣтами, моя игра въ аллегоріи,-- все это мучило меня, уличая въ какомъ-то возмутительномъ малодушіи. Посреди этихъ мученій меня поразила стрѣла въ видѣ безыменнаго письма, состоящаго изъ одной короткой строчки:
   "Принцесса нуждается въ помощи."
   Я отбросилъ въ сторону книги и отправился въ замокъ графа Фретцеля, гдѣ, по счастью, не засталъ отца. Видъ принцессы не давалъ мнѣ ни малѣйшаго повода думать чтобъ я могъ оказать ей помощь. Однако другая краткая и выразительная записка подтвердила что она ожидаетъ помощи отъ меня. Я случайно услышалъ какъ маркграфиня говорила баронессѣ Туркемсъ: "помолвка принцессы" -- дальше я не разобралъ. Вскорѣ затѣмъ я узналъ что принцъ Отто гоститъ во дворцѣ на озерѣ. Явилась третья записка отъ моего неизвѣстнаго корреспондента.
   Я вклеилъ этотъ клочокъ бумаги въ мою заброшенную книгу замѣтокъ и размышленій, гдѣ ему мѣста было вволю. Меня стало тянуть къ этой книгѣ; я готовъ былъ впасть въ отчаяніе. Я теперь готовъ былъ вѣрить всему, исключая того только чтобы принцесса нуждалась въ помощи отъ меня. Я рѣшился ѣхать домой. Унылый видъ, въ какомъ представлялась мнѣ Англія, соотвѣтствовалъ моему настроенію. Необходимо было уѣхать куда-нибудь, ибо пришла вѣсть что отецъ мой набралъ труппу французскихъ актеровъ, и предстояли оглушительныя празднества. Я считалъ однако приличнымъ кончить курсъ въ университетѣ, если еще осталась во мнѣ способность понимать книги. Кто учится, тотъ не дуритъ; это несомнѣнная истина. Я благодарилъ доктора Юліуса что онъ внушилъ мнѣ ее. Трезвость ученія составляетъ вѣрнѣйшее противоядіе безумнымъ увлеченіямъ сердца, и какъ ни скучны казались теперь книги, я уже пріобрѣлъ привычку садиться за нихъ, и это все-таки могло служить лѣкарствомъ.... лишь бы подѣйствовало оно!
   Въ одинъ очень жаркій день, послѣ полудня, я поѣхалъ верхомъ взглянутъ на дворецъ у озера, можетъ-быть въ послѣдній разъ, говорилъ я себѣ, предчувствуя что еще до захожденія солнца можетъ овладѣть мною стремленіе бѣжать. Самое біеніе сердца какъ будто говорило мнѣ: "Прочь отсюда!" Перенося томительное ощущеніе жары на мое нравственное состояніе, я говорилъ себѣ что верхъ безумія стоять и жариться здѣсь, подъ небомъ не дающимъ ничего, кромѣ зноя. Оно высилось надо мной, какъ мѣдный куполъ. Свѣтъ и тѣнь врѣзывались полосами, словно лезвія мечей. Лавры блестѣли, будто отъ мороза; густая листва висѣла, обожженная; надъ макушками сосенъ мерцало какое-то болѣзненное сіяніе. Пчелы жужжали, въ воздухѣ носилось какъ бы ожиданіе грозы.
   Мнѣ жаль стало моей лошади и собаки, бѣжавшей за мной; но самому мнѣ было пріятно. Ничего не виднѣлось кругомъ; вся страна была въ моемъ распоряженіи. "Чего недостаетъ мнѣ?" подумалъ я. Гордость физической силы поднялась во мнѣ. Я оглянулся кругомъ. По темнымъ угламъ тѣснилась скотина, да кое гдѣ появлялся, шатаясь, человѣкъ и тотчасъ же скрывался опять отъ нестерпимаго зноя. Ничей глазъ не обращался на меня.
   Я не видѣлъ ничего движущагося, какъ вдругъ лодка выплыла изъ залива озера подъ мысомъ, на которомъ я остановился. Гребцомъ былъ старый Шварцъ. Какъ вознегодовалъ я на равнодушнаго идіота! Онъ везъ черезъ озеро принцессу и молодаго человѣка въ мундирѣ.
   Что они удалялись подъ густую тѣнь въ такое время, когда отвѣсные лучи солнца жгли какъ раскаленныя стрѣлы, было благоразумно.
   Какъ скоро скрылись они въ тѣни, я привскочилъ на сѣдлѣ, мучимый невыносимою ревностью. Я помчался во весь опоръ по сухому кустарнику въ объѣздъ озера, рѣшившись стать съ ней лицомъ къ лицу, отстранить мущину, и сказать послѣднее слово вѣроломной женщинѣ. Образъ настоящей Оттиліи изгладился изъ памяти моей. Кровь моя кипѣла, умъ мутился. "Онъ беретъ ея за руку; она выскакиваетъ изъ лодки; онъ держитъ ея руку; она какъ будто хочетъ отнять; все женскія штуки; они скрываются изъ глазъ." Стонъ вырвался у меня. Я напрягалъ дикое воображеніе мое, чтобы разглядѣть ихъ подъ сѣнью лѣса, мучась больше прежняго; но ничто уже не представлялось мнѣ. Запыхавшись ѣхалъ я по одной изъ просѣкъ, и вдругъ увидѣлъ молодаго офицера съ вѣткой орѣшника въ рукахъ. Онъ подошелъ къ моей лошади, поглядѣлъ на меня сердито, а потомъ какъ бы съ удивленіемъ, и сказалъ:-- А! я, кажется, имѣлъ удовольствіе, гдѣ-то.... въ Виртембергѣ, если не ошибаюсь?
   Это былъ принцъ Отто. Я сошелъ съ лошади. Онъ стоялъ одинъ. Первымъ вопросомъ моимъ было бы невольно: гдѣ она? Но я былъ не въ силахъ вымолвить слова.
   -- Изъ Англіи? сказалъ онъ трепля шею лошади.
   -- Да.... лошадь?... англійскій скакунъ. Какъ поживаете вы, принцъ Отто? Эта лошадь нравится вамъ?
   -- Чрезвычайно. Вѣдь у насъ, вы знаете, страсть къ англійскимъ кровнымъ скакунамъ. Извините, васъ чуть ли не обожгло солнцемъ. Вы часто ѣздите верхомъ въ такую погоду?
   -- Я выѣхалъ случайно. Если эта лошадь вамъ нравится, пожалуста возьмите ее. Сядьте, и попробуйте ее. Она ваша, если придется вамъ по вкусу, а если нѣтъ, отошлите ее къ графу Фретцелю. Я наѣздился ужь сегодня по жарѣ.
   -- Кажется что такъ, сказалъ онъ, колеблясь.-- Трудно отказаться, когда предлагаютъ вамъ такую лошадь. Если вамъ угодно сбыть ее, скажите мнѣ, когда встрѣтимся опять. Я попробую ее. Мнѣ хочется поскакать такъ же какъ вы скакали; уходъ ей будетъ хорошій на конюшнѣ принца, да туда и вдвое блнае, чѣмъ къ графу Фретцелю. Позвольте вамъ замѣтить что такую лошадь не слѣдовало бы гонять въ нынѣшнюю погоду.
   -- Да, мнѣ совѣстно что я на ней выѣхалъ, и непріятно будетъ глядѣть на нее, сказалъ я.-- Поѣзжайте, и примите ее отъ меня.
   -- Знаете ли, я посовѣтовалъ бы вамъ прилечь въ тѣни, замѣтилъ онъ заботливо.-- Я видалъ на походахъ въ Венгріи и въ Италіи людей которыхъ часовой отдыхъ спасъ бы отъ смерти.
   Я поблагодарилъ его.
   -- Вамъ нужно льду! воскликнулъ онъ.-- Я съѣзжу и пришлю вамъ. Отдохните здѣсь.
   Съ видимымъ удовольствіемъ онъ вскочилъ въ сѣдло, приладилъ свои кавалерійскія ноги и ускакалъ, словно хотѣлъ перепрыгнуть черезъ заборъ. Еслибъ онъ оглянулся, онъ подумалъ бы что я помѣшался. Я бѣжалъ во весь духъ по тропинкѣ къ озеру, терзаемый мыслью: не вернулась ли она домой на лодкѣ. Они разошлись.... отчего? Онъ въ одну сторону, она въ другую. Значитъ возникло между ними несогласіе. Я наткнулся на пустую лодку; подлѣ нея лежалъ Шварцъ подъ густою листвой, мирно куря и потѣя. Ни онъ, ни я не сказали ни слова. Уже тревожимый опасеніемъ, я снова началъ мои поиски, и когда увидалъ ее, великая радость пересилила кипѣвшую во мнѣ страсть. Я трепетно прикоснулся къ ея рукѣ, все еще какъ будто не вѣря что она вполнѣ невредима. Она стояла прислонившись къ дереву и опустивъ глаза на землю, какъ бѣлая статуя въ зеленоватомъ полумракѣ.
   -- Отто! воскликнула она, откидываясь назадъ, но увидала меня, и трепетная улыбка появилась на лицѣ ея и яркая краска разлилась на немъ какъ свѣтъ зари. Она сжимала грудь рукой, пока я, внѣ себя, говорилъ ей слова любви.
   -- Вы любите меня? сказала она.
   Я крѣпче сжалъ ея руку.
   -- Вы вѣдь знали это.
   -- Да, да!
   -- Вы простили меня? Говорите, принцесса!
   -- Называйте меня по имени.
   -- Радость моя! Оттилія!
   Она нѣжно высвободилась.
   -- Я знала это, потому что знала себя, говорила она, тяжело дыша съ полураскрытыми губами.-- Слабость нашла на меня. Да, я люблю васъ. Вотъ и сказано. Это истинная правда. Судьба сводитъ насъ именно въ ту минуту когда я утратила свою послѣднюю силу, послѣднюю власть надъ собой. Слышите! Я имѣю притязанія на разумъ и говорю о судьбѣ.
   Она засмѣялась надъ собою и поглядѣла на меня чуть не съ горькою улыбкой, которой противорѣчила чудная мягкость ея глазъ. Я опасался чтобъ она не упала въ обморокъ. Дрожь пробѣжала по ней, и въ ту же минуту померкъ свѣтъ солнца, и страшный шорохъ и шумъ качающихся вѣтвей пронесся по лѣсу.
   -- Не смотрите на меня, сказала она сладкимъ шепотомъ.-- Я кажется расплачусь какъ дитя. Когда приходится смирить свою гордость, тогда невольно.... но это не страданіе.... Мы вмѣстѣ, и я ничего больше не желаю.
   Слезы потекли изъ глазъ ея.
   Я сказалъ ей о письмахъ полученныхъ мною, въ которыхъ говорилось о трудности ея положенія. Они могли служить мнѣ оправданіемъ, если только могъ я оправдаться.
   Внезапно раздался солдатскій голосъ Шварца, взывавшій къ принцессѣ, и затѣмъ самъ онъ предсталъ предъ нами, громадный и смоченный дождемъ, ожидая приказаній.
   -- Громъ, возвѣстилъ онъ, поднимая руку какъ сигналъ,-- гремитъ. Идетъ дождь. Гроза. Что прикажете дѣлать, ваше высочество?
   Оттилія взглянула наверхъ и поморщилась. Дождь и молніи наполняли небо и землю.
   -- Распоряжайтесь вы, сказала она мнѣ кротко.
   Самое простое было отправить ея великана прямою дорогой вдоль озера за экипажемъ, или парусиной на лодку. Я это предложилъ, но не настаивалъ.
   Она подумала минуту.
   -- Мнѣ кажется я могу остаться съ моимъ возлюбленнымъ? сказала она.
   Мы съ Шварцемъ побѣжали къ лодкѣ, вытащили ее на берегъ, опрокинули и подперли носъ низкою вѣткой. Подъ эту защиту я привелъ принцессу, и мы отправили Шварца принять надлежащія мѣры, ибо гроза не обѣщала скоро пройти. Въ сущности я сознавалъ что отправиться слѣдовало бы мнѣ, а ему остаться съ принцессой, но гроза гремѣвшая надъ нами не была сильнѣе волновавшаго меня чувства. Оттилія останется часъ со мною; мнѣ казалось что я заслужилъ это.
   

ГЛАВА XXXI.
Письмо принцессы Оттиліи.

   Гроза быстро промчалась надъ тѣснымъ убѣжищемъ, въ которомъ мы пріютились, какъ насѣкомыя. Уголокъ Оттиліи былъ сухъ, хотя на четверть отъ него лились потоки на жидкую грязь. Меня мочило дождемъ, и она старалась привлечь меня къ себѣ, какъ будто желая защитить меня, или погибнуть въ моихъ объятіяхъ, еслибы молнія упала на насъ. Надъ нами висѣла густая листва, а предъ нами озеро кипѣло, темнѣло и рдѣло. Говорить было незачѣмъ. Губы Оттиліи были закрыты, но глаза ея нѣжно глядѣли на меня.
   Счастливый часъ прошелъ. Забрызганныя колѣни стараго воина показались въ уровень съ вашими головами, когда громъ утихалъ. Оттилія приготовилась встать.
   -- Вы услышите обо мнѣ -- сказала она, наклоняясь подъ крышей лодки, словно птичка готовая выпорхнуть.
   -- Увижу ли я васъ?
   -- Когда-нибудь конечно увидите. Будьте терпѣливы.
   -- Развѣ я не былъ терпѣливъ?
   -- Да; и развѣ жалѣете вы объ этомъ?
   -- Нѣтъ, но однако мы разстаемся.
   -- Вы хотѣли бы чтобы мы навсегда остались заключенными въ одинъ квадратный аршинъ? сказала она улыбаясь.
   -- Въ полъ-аршина, подъ землей пожалуй, лишь бы только быть вмѣстѣ.
   -- Бѣдные гномы! сказала она.
   Она оглянулась еще разъ на наше скромное убѣжище; и можетъ-быть ей пришло въ голову пожалѣть о существахъ до такой степени малыхъ, что видятъ только колѣни стоящаго предъ ними человѣка. Головы ваши были спрятаны.
   -- Прощайте, изъявленій никакихъ не нужно, сказала она нѣжно.
   -- Не нужно, повторилъ я, и получилъ поцѣлуй за свою скромность.
   Шварцъ съ большимъ тактомъ не поднялъ тревоги во дворцѣ. Онъ отдалъ честь установленнымъ порядкомъ своей молодой госпожѣ, принимая ее подъ обширный зонтикъ, неизмѣнный спутникъ здѣшняго поселянина по праздникамъ. Явился лѣсничій съ шалями, плащами и парусиной. Лодка была спущена на воду.
   -- Прощайте, Гарри. Будете ли вы ждать терпѣливо, пока не получите вѣсти отъ меня? сказала Оттилія, и прибавила: Это мой вопросъ, обворожительно напоминая старыя времена.
   Скоро я видѣлъ только слѣдъ лодки на пѣнистой водѣ. Кто-то кричалъ въ лѣсу, и гребцы громко отвѣчали. Оттилія могла упомянуть обо мнѣ, или нѣтъ, какъ ей угодно. Мнѣ приходилось ждать. Но какъ несравненно былъ я богаче цѣлаго свѣта! Пусть будущее ничего не даетъ мнѣ! Я готовъ былъ обязаться клятвенно ничего болѣе отъ жизни не требовать. Между многими намѣреніями, слагавшимися во мнѣ на пути домой, было намѣреніе пріобрѣсти клочокъ земли на которомъ мы сидѣли съ Оттиліей и построить на немъ храмъ. Меня мучила мысль что ноги постороннихъ людей будутъ топтать эту землю, пока я не успѣю огородить ее. Всего болѣе страдалъ я отъ неспособности моей вызвать образъ Оттиліи безъ обстановки принадлежащей ея сану. Мнѣ становилось стыдно; но это находило на меня лишь минутами, когда гордость заносилась слишкомъ высоко и тѣнь возможнаго несчастія грозя возникала предъ ней.
   Мнѣ не долго пришлось ждать. Любимая горничная Оттиліи, Аннушка, принесла мнѣ первое письмо ея. Лицо дѣвушки сіяло; словно она хвалила меня за какой-нибудь доблестный поступокъ.
   -- Требуется отвѣтъ, Аннушка? спросилъ я ее.
   -- Да, да, сказала она тревожно,-- но мнѣ теперь некогда ждать. Она назначила мнѣ встрѣтиться вечеромъ у воротъ дворца. Я легъ подъ липы и сталъ читать письмо.
   
   "Возлюбленный мой! обращалась ко мнѣ принцесса на родномъ своемъ языкѣ, догадываясь, вѣроятно, что по-англійски подобныя обращенія слишкомъ странны показались бы моимъ непривычнымъ глазамъ. Затѣмъ она переходила къ англійской рѣчи, не опасаясь, какъ видно, критика, слишкомъ расположеннаго къ снисходительности.
   "Насталъ вечеръ, подводящій итогъ дѣяніямъ дня. Отецъ мой видѣлся съ главнымъ лѣсничимъ и спрашивалъ что случилось въ лѣсу отъ грозы. Не все было ему сказано. Завтра онъ все узнаетъ.
   "Медлить нельзя; мнѣ представлялось прежде что это узнается когда-нибудь, подъ конецъ, а не теперь, не сейчасъ. Но мы должны уже дорожить своею свободой. Въ минуты узнала я то чему собиралась научиться годами, нашъ лѣсъ сказалъ мнѣ все чего хотѣла я искать въ путешествіяхъ, въ новыхъ мѣстахъ, въ опытѣ жизни. Ne te quaesivens extra! Я однако была права. Намѣреніе мое было хорошее. Не сразу все пойдетъ легко. Предстоитъ бороться. Онъ уже испытанъ; онъ прошелъ чрезъ горнило; но я? Я поведу его на борьбу, не зная хорошенько себя самой? Такъ я разсуждала. Кто учился тотъ знаетъ что человѣческая природа слаба. Ежедневно измѣняется тѣло, ежедневно умъ, почему же не сердце? Я хотѣла путешествовать и совѣтоваться съ разными лицами.
   "Прости женщинѣ, знавшей что ей потребуется не женская сила и твердость, чтобы распорядиться собой по собственной волѣ.
   "Я слышала о Гарри Ричмондѣ, еще прежде чѣмъ увидала его. Желаніе поглядѣть на двухъ красивыхъ мальчиковъ изъ царства моряковъ заставило меня погнаться за ними въ тотъ, столь отдаленный и вѣчно какъ бы вчерашній день, мысли мои носились за тобою, и я спрашивала себя: намѣренъ ли онъ сдѣлаться знаменитымъ морякомъ, какъ соотечественникъ его Нельсонъ, или ученымъ? Потомъ я бесѣдовала съ моимъ профессоромъ, покуда, какъ это всегда бываетъ, слабѣйшее существо не отказалось отъ споровъ и стало размышлять про себя. Однакоже презрѣніе къ Англіи все-таки вкрадывалось въ меня. Но когда я лежала, увядая при всей своей молодости, на морскомъ берегу, меня опять поразило древнее величіе твоей родины, я мечтала о Гарри Ричмондѣ, и мнѣ показалось что я измѣнила моему дѣтству. Ты вдругъ явился предо мною, мой милый. Ты былъ добръ, ты былъ силенъ, голосъ твой былъ ласковъ. На морѣ души наши отозвались другъ другу. Полнишь какъ я проговорилась, упоминая о бракѣ Люси Сиблей: "Мы мѣняемся странами." Въ эту минуту мнѣ казалось что мы съ тобою сойдемся непремѣнно, какое бы ни было разстояніе между нами.
   "Завтра я скажу принцу, отцу моему, что я дала слово. Для насъ борьба, для него горе. Я принуждена сознательно огорчить его.
   "Относительно достоинствъ жениха моего, я могу сослаться на моего профессора. Онъ былъ плѣненъ ими. Прежде онъ былъ склоненъ смотрѣть враждебно на смѣлаго молодаго Англичанина. "Зачѣмъ онъ здѣсь? чего ищетъ онъ у насъ?" Онъ злился не на лицо, а на народъ выславшій одного изъ своихъ представителей, чтобы сорвать и увести его бережно взлелѣянную нѣмецкую лилію. Онъ одинъ читалъ въ душѣ моей. И ты вынесъ наложенное на тебя испытаніе. Ты не требовалъ награды послѣ него. Нѣтъ, сильная любовь всегда чиста. Любовь въ природѣ нашей. Вопросъ не о чистотѣ ея, а лишь о силѣ.
   "Я не могла помочь тебѣ, когда за тобой слѣдили марграфиня и баронесса. Я выдала бы насъ обоихъ. У свѣта бдительные, хотя и не очень зоркіе глаза. Онъ тотчасъ же замѣтитъ всякое уклоненіе, но не увидитъ согласія двухъ душъ, если оно не проявляется какими-либо внѣшними порывами.
   "Поэтому, когда я отказала принцу Отто и другимъ представлявшимся женихамъ, предполагали что сердце мое свободно. Думали что ученой принцессѣ естественно быть причудливой. Ты уѣхалъ отъ насъ: я тебя лишилась. Я слышала какъ тебя хвалили за учтивое равнодушіе ко мнѣ -- единственное достоинство которымъ ты не обладаешь. Потомъ разсудили что въ виду моей необыкновенной холодности, можно позволить родственнику моему Отто самому говорить за себя. Большинство нашего семейства на сторонѣ Отто. Ему позволили ухаживать за мной, какъ за простою дѣвушкой, и съ того времени я буду жалѣть всякую дѣвушку которую такъ преслѣдуютъ, отъ которой требуютъ чтобъ она взяла ножъ и нанесла имъ ударъ. Но я, видя въ бракѣ не одно лишь признаніе себя побѣжденной, могла безъ труда устоять противъ пылкаго краснорѣчія. Мнѣ легко было оставаться непоколебимою и въ душѣ и въ рѣчахъ, когда стояла я тамъ подъ деревомъ, и ко мнѣ приставали чтобъ я передѣлала себя. Но когда появился другой, моя радость, моя надежда, половина моего существа, и все сокрытое вдругъ поднялось.... Я сказала тебѣ тогда что на меня нашла слабость? То былъ послѣдній крикъ умирающаго "Я." Теперь я твоя. Раздѣлить насъ нельзя. Мы съ тобой одно. Еслибы не привыкла я вѣрить моему милому, полагаться на него во всемъ, я остановилась бы и перечла бы слова писанныя здѣсь безъ осторожности. Я подписываюсь предъ лицомъ неба твоя Оттилія."

Оттилія-Фредерика-Вильгельмина-Гедвига,
принцесса Эппенвельценъ-Саркельдъ.

   

ГЛАВА XXXII.
Свиданіе съ принцемъ Эрнстомъ и встрѣча съ принцемъ Отто.

   Посланный отъ принца Эрнста, требующій меня немедленно во дворецъ, возвѣстилъ мнѣ что битва началась. Я могъ бы дождаться отца, который съ минуты на минуту долженъ былъ возвратиться съ одной изъ своихъ поѣздокъ по дѣламъ принца; но хотя я и зналъ что онъ былъ бы мнѣ сильнымъ союзникомъ на такомъ свиданіи, я предпочелъ отправиться одинъ. Принцъ Отто встрѣтился со мной въ прихожей. Онъ прошелъ мимо, взглянувъ на меня искоса и сказалъ черезъ плечо: "Мы съ вами поговоримъ". Дверь кабинета растворилась предо мной настежь. Тутъ были принцъ Эрнстъ и маркграфиня. Она вышла съ гнѣвною величественностью. Принцъ держался холодно и торжественно, какъ на аудіенціи. Онъ умѣлъ принимать величавый видъ. Тотчасъ можно было предугадать характеръ свиданія.
   -- Сядьте, сказалъ принцъ.
   Я поклонился и сѣлъ. Невыгодное положеніе въ виду человѣка раздраженнаго, готовящагося предлагать рѣзкіе вопросы. Мое спокойное послушаніе могло напомнить ему объ обязанности не выходить въ отношеніи ко мнѣ изъ предѣловъ учтивости. Онъ поставилъ стулъ противъ меня, но не могъ рѣшиться сѣсть тотчасъ же.
   -- Вамъ, я думаю, не къ чему говорить по какому дѣлу желалъ я васъ видѣть.
   -- Кажется я догадываюсь, ваше высочество.
   -- Дѣло невозможное! Ужасная нелѣпость! Неслыханная вещь! бормоталъ онъ.-- Вы понимаете что изо всѣхъ силъ стараетесь разрушить мои семейные планы? Что это значитъ? По здравому разсудку, вы не можете надѣяться на успѣхъ! Хотя вы и иностранецъ, вы должны это знать. Возьмите примѣръ съ вашихъ царствующихъ фамилій. Такихъ случаевъ никогда не бываетъ въ нихъ. Или вы предполагаете что огромное богатство даетъ вамъ право на неслыханную дерзость считать себя равнымъ коронованнымъ лицамъ? Съ такимъ безуміемъ обыкновенно не разсуждаютъ; его наказываютъ! Да и теперь уже.... еслибы только огласилось что я снизошелъ до объясненій, я сдѣлался бы посмѣшищемъ всѣхъ дворовъ Европы. Васъ, Англичанъ, нужно многому учить. Ваши писаки внушаютъ вамъ пренебреженіе къ достоинству которое не поддерживается множествомъ штыковъ, пушекъ и золота. Я объ этомъ слышалъ когда путешествовалъ инкогнито. Вы смѣетесь надъ мелкими властителями. Хорошо. Только не переходите имъ дорогу. Ихъ владѣнія тѣсны, но они принадлежатъ имъ. Здѣсь, гдѣ мы теперь, моя власть равняется власти императора. Вы поймете что я не хвастаюсь и не угрожаю. Я стараюсь, вслѣдствіе странной необходимости, вразумить васъ. Я имѣю причину чувствовать себя оскорбленнымъ; я оставляю это въ сторонѣ. Я говорю съ вами какъ человѣкъ съ человѣкомъ и обращаюсь къ вашему разсудку. Можете ли вы что-нибудь отвѣтить?
   Я всталъ.
   -- Многое, ваше высочество.
   -- Въ такомъ случаѣ сядьте пожалустд.
   Онъ подалъ мнѣ примѣръ, повторяя: "Многое".
   Изъ раздраженія котораго онъ не въ силахъ былъ скрыть, я видѣлъ ясно что принцесса сдѣлала свое дѣло смѣло и честно. Я не могъ уступить.
   -- Многое? повторилъ онъ съ притворною недовѣрчивостью.
   Всего тяжеле мнѣ было отвѣчать въ такихъ неопредѣленныхъ словахъ какія ему угодно было употребить.
   -- Я многое имѣю сказать, ваше высочество. Вопервыхъ, я долженъ попросить у васъ прощенія, не извиняясь однако.
   -- Другими словами, прощеніе мое вамъ вовсе не нужно. Говорите опредѣленнѣе.
   Но я такъ же тщательно какъ и онъ избѣгалъ всякаго прямаго намека на участіе его дочери.
   -- Я оскорбилъ ваше высочество, сказалъ я.-- Вамъ угодно было приписать это моему англійскому воспитанію. Вы повѣрите, надѣюсь, что оскорбленіе это было не преднамѣренное.
   -- Вы сваливаете вину на воспитаніе ваше среди народа лавочниковъ?
   -- Мои соотечественники не неучи и не невѣжды, ваше высочество.
   -- Я этого не говорилъ; да и не думаю этого.
   -- Я опасался что ваше высочество раздѣляетъ весьма распространенное, иногда впрочемъ намѣренное, заблужденіе относительно Англичанъ.
   -- Когда я служилъ, у меня былъ товарищъ, истинно благородный человѣкъ, глубоко любимый мной. Онъ былъ Англичанинъ. Онъ умеръ въ мундирѣ, подъ знаменемъ, которое я уважаю.
   -- Радуюсь что ваше высочество имѣли случай узнать насъ съ этой стороны. Должно-быть я не хорошо выразился. Мое англійское воспитаніе конечно не исключаетъ почтенія къ высокому сану. Ваше высочество, смѣю надѣяться, проститъ мою дерзость. Я не могу извиняться, потому что не могу отступиться и не въ состояніи сказать что я сожалѣю объ этомъ.
   -- Вы говорите это серіозно? воскликнулъ принцъ.
   Изумленіе его было непритворно.
   -- Что же у васъ за невозможныя, дикія мысли?... Какъ?... Что даетъ вамъ поводъ думать что есть для васъ хоть какая-нибудь надежда? Что значитъ что вы не можете отступиться? Развѣ васъ просятъ? Развѣ васъ спрашиваютъ? Тутъ не вопросъ, а необходимость: вы должны отступиться. Что надѣетесь вы сдѣлать, я рѣшительно не знаю; одно только готовъ утверждать положительно, что вы не въ силахъ остановить теченіе моей домашней жизни. Я утверждалъ бы это точно такъ же, будь я простой гражданинъ. Вы въ данномъ случаѣ сами по себѣ ничего не значите; васъ можно отстранить однимъ движеніемъ руки. Одно только остается вамъ сдѣлать: извиниться, войти въ себя, исправить зло, которое я согласенъ считать не преднамѣреннымъ. А затѣмъ продолжайте пока свои занятія, свои путешествія. Современемъ мнѣ будетъ пріятно видѣть васъ у себя. Мистеръ Ричмондъ, прибавилъ онъ улыбаясь и вставая, -- даже владѣтелю маленькаго нѣмецкаго княжества приходится давать множество аудіенцій. Лицо его приняло болѣе благосклонное выраженіе, чтобы дать мнѣ понять что прощальныя слова его были не болѣе какъ шутка.
   Что до меня касается, мой умъ былъ смущенъ соображеніемъ что лицо отца напоминаетъ черты дочери. Я упоминаю объ этомъ чтобы показать въ какомъ состояніи былъ я тогда.
   Едва вышелъ я изъ комнаты, какъ отецъ заключилъ меня въ свои объятія, и я слышалъ какъ принцъ Отто что-то говорилъ мнѣ и требовалъ отвѣта. Чтобъ онъ или кто-либо другой на свѣтѣ могъ питать враждебныя чувства къ такому жалкому существу какъ я, казалось мнѣ страннымъ. Какъ видно, его болѣе всего сердило что я подарилъ ему лошадь. Я дошелъ до нашего замка, ни разу не оглянувшись, въ тяжкомъ уныніи. Я заперся. Я пытался читать. Странная краткость свиданія моего съ принцемъ, свиданія отъ котораго ожидалъ я если не благопріятныхъ, то по крайней мѣрѣ важныхъ послѣдствій, поразила меня какъ пушечное ядро. Голова моя была пуста. Безукоризненная учтивость принца сразила меня. Меня мучило недовольство собою, будто я велъ себя робко.
   Отецъ вбѣжалъ въ мою комнату послѣ сумерокъ. Обнимая меня и держа за руку, онъ поздравлялъ меня отъ всего сердца. Исполнилось желаніе всей его жизни; свершилось то что замышлялъ и готовилъ онъ долгіе годы. Онъ хвалилъ меня безмѣрно. Мнѣ предстоитъ блестящая будущность, говорилъ онъ. Я увезу принцессу съ собою въ Англію и займу тамъ мѣсто на ряду съ первыми людьми страны, какъ супругъ дамы не имѣющей равныхъ себѣ по красотѣ и происхожденію, которая не только возвыситъ меня въ моей родинѣ, но и въ своей странѣ возведетъ меня въ знатный санъ. Дѣти мои будутъ по моему выбору: или англійскіе вельможи, или германскіе князья; и такъ далѣе. Мнѣ не нравились эти рѣчи: однако я ухватился за отца. Я принужденъ былъ спросить его нѣтъ ли у него какой-нибудь интересной новости.
   -- Никакой, отвѣчалъ онъ спокойно,-- никакой. Мнѣ нужно только слушать, а разказывать нечего; да кстати, я едва и говорю отъ радости.
   Онъ ручался что маркграфиня будетъ у насъ въ замкѣ черезъ недѣлю, что казалось мнѣ достаточнымъ чудомъ. Съ принцемъ, говорилъ онъ, потребуется мѣсяца три искуснаго обращенія. Еще три мѣсяца чтобъ уломать семейство, и принцесса будетъ моя.
   -- Да вѣдь ужь она и теперь твоя! Она твоя! восклицалъ онъ утвердительно.-- Она тамъ господствуетъ умомъ надъ всѣми. Я ума-то ея и опасался, чтобъ онъ не создалъ намъ затрудненій, а теперь онъ въ союзѣ съ нами. Принцъ живетъ выше своихъ средствъ. Еслибы не я, давно доходовъ бы его не хватило, увѣряю тебя, и свѣтъ увидѣлъ бы изумительное княжеское крушеніе. Деньги для него вещь важная. Надо вести разработку угля. Онъ ничего не въ состояніи вести безъ нашей помощи. Кстати нимъ нужно выдать ассигновки.
   Я согласился.
   Невольно я поддался его радости и увѣровалъ въ его силы. Принцъ раза два при мнѣ хвалилъ его энергическую распорядительность. Мнѣ пришло въ голову что онъ нашелъ наконецъ свое настоящее призваніе, и что теперь придетъ его очередь смѣяться надъ тѣми кто называлъ его легкомысленнымъ и непостояннымъ. Отрадно мнѣ было ввѣриться ему. Я охотно, въ полузабытьѣ, давалъ забавлять себя, хотя все окружающее казалось мнѣ призраками, въ особенности французская труппа, цвѣтъ парижской сцены: Реньйо, Корины? Дебароль, г-жи Бланшъ Бинье, Дюлертюи и Дженви Шасдіанъ, остроумнѣйшая изъ Француженокъ.
   -- Они составляютъ часть нашего механизма, говорилъ отецъ. Оказалось что эта труппа обладаетъ непреодолимою притягательною силой для маркграфини. Она прислала сказать отцу что пріѣдетъ въ такой-то день, когда, какъ ей очевидно было извѣстно, меня не будетъ дома. Часа два-три спустя у меня въ рукахъ былъ картель принца Отто. Джоріанъ де-Витъ, гостившій у насъ въ это время, сказалъ мнѣ въ послѣдствіи совершенно серіозно что я весьма многимъ обязанъ трогательной французской пѣснѣ о прекрасномъ рыцарѣ, которую m-lle Дженни спѣла при Оттиліи въ моемъ отсутствіи. И онъ и отецъ мой вѣрили въ силу подобныхъ орудій, но случилось такъ что рыцарь лежалъ безъ чувствъ въ ту минуту какъ высокорожденная дама слушала пѣсню.
   Оказалось что принцъ Отто, встрѣтившись со мною послѣ свиданія моего съ принцемъ Эрнстомъ, всѣми силами старался вызвать меня на дуэль, но не получивъ отъ меня никакого отвѣта, кромѣ кивка оглушенною головой, отправился въ мой университетъ. Тамъ одинъ добрый малый, Эккартъ фонъ-Гофъ, мой пріятель, предложилъ ему драться съ нимъ вмѣсто меня, еслибъ я счелъ нужнымъ отказаться отъ поединка. Эккартъ и двое-трое другихъ дали энергическій отпоръ партіи аристократовъ, взявшей сторону принца Отто, который утверждалъ что я сыгралъ съ нимъ безчестную штуку, съ цѣлію посмѣяться надъ нимъ. Дѣйствительно, я убѣдилъ его избавить меня и отъ лошади и отъ соперника въ ту минуту когда онъ испытывалъ мученія отказа, а я стремился завладѣть рукой которой онъ искалъ. Въ этомъ я былъ виноватъ. Но что вина эта безсознательная, могъ ли я объяснить раздраженному человѣку? Когда я читалъ его вызовъ, мнѣ представлялось какъ вскочилъ онъ на лошадь, усѣлся въ сѣдлѣ, улыбнулся и ускакалъ, оказывая мнѣ ту именно услугу которую онъ всего менѣе желалъ оказать. Положеніе было такое что одинъ изъ фантастическихъ германскихъ писателей могъ бы изобразить какъ весь лѣсъ смѣется надъ юношей глухимъ, слѣпымъ и безразсуднымъ, не сознающимъ ничего кромѣ упоенія быстро нестись на борзомъ конѣ. Мнѣ вся эта сцена такъ живо представилась что можетъ-быть я дѣйствительно, свертывая его записку, засмѣялся при его посланномъ. Такъ посланный по крайней мѣрѣ утверждалъ. Я обыкновенно не забываю приличій. Если я разсмѣялся, такъ невольно.
   Въ виду возможности вѣчной разлуки съ моей возлюбленной, я началъ обозрѣвать путь которымъ я дошелъ до настоящаго положенія, какъ до естественнаго и неизбѣжнаго результата. Не удалось ли отцу внушить мнѣ мысль что я не что-либо обыкновенное? Юноши склонны къ этой мысли сами по себѣ и безъ посторонняго содѣйствія; толчокъ извнѣ почти навѣрное доводитъ ихъ до безразсудной и непростительной гордости. Я вижу что могъ бы поступить благоразумно, и не поступилъ; но дѣйствія мои естественно вытекали изъ всей моей природы. Еслибъ участь человѣка находилась внѣ его, предъ его глазами, какъ какой-то запрещенный плодъ, онъ можетъ-быть и не сорвалъ бы этого плода. Но всѣ мы, болѣе или менѣе, сознаемъ что плодъ этотъ выростаетъ изъ посѣянныхъ нами же сѣмянъ. Мы дѣти вчерашняго дня, а не завтрашняго. Прошедшее наша мать; оно не мертво. Будущее постоянно отражаетъ его. Не сегодня создаемъ мы заново и свободно судьбу свою; насъ толкаютъ къ ней сотни прожитыхъ дней, какъ грозные призраки. Кто не справляется съ ними, тотъ становится лишь слѣпымъ орудіемъ ихъ.
   Но я впадаю въ тонъ человѣка читающаго проповѣдь въ гостиной. Человѣку свойственно взглянуть очень серіозно на свою жизнь когда она вдругъ является предъ нимъ въ томъ свѣтѣ который теперь озарилъ въ моихъ глазахъ мое прошедшее.
   Секундантами моими были молодой Эккартъ фонъ-Гофъ и немного старшій, хотя уже извѣстный, Григорій Бавдельмейеръ, отличный математикъ, свирѣпый республиканецъ, въ очкахъ, худой, высокій, кошка съ виду, тигръ если раздражить его. Оба они пылали ненавистью къ мундиру. Они не довѣряли моему умѣнью владѣть оружіемъ которое я выбралъ, и по своимъ какимъ-то соображеніямъ принесли съ собою ящикъ съ пистолетами. Принца Отто сопровождали графъ Лепель и майоръ Эдельсгеймъ, только прибывшій изъ Майнцскаго гарнизона, господа вполнѣ знакомые съ правилами дуэли, чего нельзя было сказать о моихъ добрыхъ товарищахъ. Нѣсколько минутъ прошло въ спорѣ между Эдельсгеймомъ и Бавдельмейеромъ. Майоръ могъ самъ нажить дуэль еслибы пожелалъ. Всѣ чувства мои сосредоточились на настоящей минутѣ; ихъ можно сравнить съ чувствами игрока рѣшившагося поставить высшую ставку и ждать исхода. Окружающая мѣстность не производила на меня никакого опредѣленнаго впечатлѣнія: горы и листва казались желѣзными. Образъ моей милой замкнутъ былъ въ груди моей, и тамъ какъ будто поднимался недоступный внѣшнему слуху голосъ любви и горя. Принцъ отказался принять извиненія. "Онъ хочетъ научить меня что такъ смѣяться нельзя". Майоръ Эдельсгеймъ не понялъ Бандельмейера: никто не предлагалъ извиненій. Мнѣ минуту стало досадно когда я сравнилъ хладнокровіе и учтивость секунданта моего противника съ раздражительной придирчивостью моего, который возмущалъ меня своею аршинною трубкой.
   Наконецъ знакъ былъ поданъ. Принцъ не отвѣтилъ на мой поклонъ. Онъ держалъ сигару въ зубахъ, словно учитель фехтованія дающій урокъ ученику. Онъ предполагалъ что имѣетъ дѣло съ мирнымъ британскимъ гражданиномъ непривычнымъ къ оружію, какими насъ, обыкновенно, считаютъ на материкѣ. Пощупавъ нѣсколько минутъ мой клинокъ, онъ бросилъ сигару.
   Лязгъ стали объ сталь лишь въ далекомъ прошедшемъ и лишь въ весьма веселомъ настроеніи духа можетъ показаться музыкальнымъ. Но все-таки слышать его пріятнѣе, чѣмъ глядѣть въ темное, жадное дуло направленнаго на васъ пистолета. Мы обмѣнялись нѣсколькими ударами; принцъ аттаковалъ. Повѣрите ли что мнѣ въ это время необыкновенно живо представлялась старуха которую мы съ Темплемъ видѣли во время пожара въ Лондонѣ. Я, должно-быть, улыбнулся. Принцъ воскликнулъ по-французски: "Смѣйтесь, милостивый государь! Подождите, вамъ еще достанется!" Но онъ не въ силахъ былъ исполнить своей угрозы и не могъ заставить меня отступить ни на одинъ шагъ. Я тронулъ его два раза въ плечо и наконецъ прокололъ ему руку выше локтя. Я могъ дѣлать съ нимъ что хотѣлъ. Въ искусствѣ фехтованія онъ не пошелъ далѣе обыкновеннаго полковаго рубаки.
   -- Ludere qui nescit campestribus abstinet armis! пропѣлъ Бандельмейеръ.
   -- Вы изволили замѣтить? проговорилъ майоръ Эдельсгеймъ, и въ отвѣтъ былъ ошеломленъ другою латинскою цитатой. Принцъ нахмурился. Считаетъ ли онъ себя удовлетвореннымъ? Нисколько. Онъ не былъ въ состояніи держать шлагу какъ слѣдуетъ, и, однако, громко требовалъ продолженія поединка, топалъ ногой, кричалъ мнѣ чтобъ я нападалъ, вызывался драться лѣвою рукой, словомъ, онъ былъ внѣ себя, какъ человѣкъ собиравшійся наказать другаго и самъ претерпѣвшій наказаніе за свою опрометчивость. Мои секунданты могли бы прекратить поединокъ, еслибъ они понимали свои обязанности; вмѣсто того, Бандельмейеръ, видя въ словахъ нашихъ противниковъ обиду для званія студента, отвѣчалъ сердито и оскорбительно, а Эккартъ, ради товарищества, присоединился къ нему. На это майоръ Эдельсгеймъ, перевязывая руку принца, замѣтилъ что онъ не дозволитъ оскорблять свой мундиръ. Графъ Лепель учтиво подошелъ и выразительно поклонился Эккарту. Тотъ отозвался насмѣшливо: "Съ удовольствіемъ!" Эдельсгеймъ упомянулъ о врачѣ; но принцъ послалъ къ чорту врача пока одинъ изъ насъ не свалится. Раздраженный всею этою сценой, и его безразсудной мстительностью, какъ объяснялъ я напускное бѣшенство которымъ онъ старался прикрыть стыдъ своего пораженія, я крикнулъ Бандельмейеру чтобъ онъ открылъ свой ящикъ и подалъ намъ пистолеты для рѣшенія дѣла. Такъ какъ предложеніе это было сдѣлано мною, то не было основанія не принять его. Майоръ уговаривалъ принца, выражалъ мнѣ учтиво свое сожалѣніе, и пр. Онъ самъ едва могъ отдѣлаться отъ Бандельмейера который схватилъ мою шпагу и хотѣлъ тутъ же vi et armis вмѣшаться въ ссору. Еслибы дѣло продолжалось, легло бы человѣка два. Я отошелъ въ свою сторону двѣнадцать шаговъ и повернулся къ принцу всей грудью, не рѣшаясь еще пустить въ дѣло отвратительное орудіе которое держалъ я въ рукахъ. Вдругъ я почувствовалъ будто брызнули мнѣ въ легкія ледяною водой. Помню что я уставился на очки Бандельмейера, машинально кивая головой. Эккартъ подхватилъ меня. "Стрѣляй въ него съ земли!" кричалъ онъ въ изступленіи... "Въ тебѣ пуля! Пуля!" визжалъ Бандельмейеръ, подпрыгивая. Я видѣлъ ясно какъ принцъ Отто стоитъ, ожидая моего выстрѣла. Я поднялъ глаза кверху и увидѣлъ колеблющуюся вѣтку дерева, приглашавшую меня цѣлить въ нее. Небо обрушилось. Я пытался заговорить, чтобъ объяснить Бандельмейеру что безразсудно на воздухѣ курить трубку немного меньше его самого; а въ сущности все мнѣ было равно.
   

ГЛАВА XXXIII.
Что сталось изъ шиллинга.

   Пуля Отто пролетѣла сквозь меня безвредно, какъ комета по воздуху, съ безукоризненною учтивостью. Докторъ, лѣчившій насъ обоихъ, не могъ надивиться любезности, съ которою мы взаимно щадили артеріи и жизненные органы. Однакоже пуля все-таки оставляетъ болѣе тяжкій слѣдъ чѣмъ гладкое лезвіе шпаги, и я еще лежалъ въ постели когда принцъ пришелъ пожать мнѣ руку на прощанье предъ отъѣздомъ своимъ къ полку, расположенному въ Лайбахѣ. Безразсудство всякой дуэли обнаружилось его увѣреніемъ что теперь онъ вполнѣ удовлетворенъ и не предполагаетъ во мнѣ желанія оскорбить и осмѣять его. На этотъ случай слѣдовало, по его словамъ, смотрѣть лишь какъ на кровопусканіе, полезное для разгоряченнаго мозга. Я жестоко чувствовалъ свою рану, глядя на легкость его походки, когда онъ уходилъ отъ меня. Сваливъ меня физически, рана эта вернула мой умъ къ первымъ ощущеніямъ, мнѣ страстно хотѣлось увидѣть отца, я мучился сознаніемъ что въ послѣднее время былъ несправедливъ къ нему и долженъ его вознаградить. Чувство это исчезало какъ только пробудетъ онъ часъ въ моей комнатѣ, и возвращалось опять, какъ только онъ уйдетъ, и такъ безпрерывно то смолкало, то пробуждалось снова, непонятнымъ образомъ. Онъ былъ унылъ. Мнѣ хотѣлось шутокъ, лишь изрѣдка прерываемыхъ случайными намеками на мою возлюбленную, а онъ не могъ скрыть желанія извлечь пользу изъ глупой дуэли.
   -- Черкни ей строчку карандашомъ, приставалъ онъ ко мнѣ и предлагалъ разныя трогательныя выраженія, увѣряя что видъ искаженныхъ буквъ подѣйствуетъ на нее такъ же сильно какъ на Фридриха Великаго послѣдній смотръ старымъ инвалидамъ.
   -- Одно твое имя, милый Ричи.... ты только подпишись, и онъ нацарапалъ каракулями на клочкѣ бумаги: "И теперь, милый ангелъ, наперекоръ смерти и крови, я твой на вѣкъ, Гарри Лепель Ричмондъ, называемый иногда Роемъ. Я жду рѣшенія твоего въ будущемъ, если только душа неизмѣнно принадлежащая совершеннѣйшей изъ женщинъ останется въ тѣлѣ, которое хотѣло бы подняться на крыльяхъ чтобы сказать тебѣ: прости! прости!" Ричи, хоть нѣсколько словъ!
   Онъ былъ невыносимъ.
   Природная нѣжность и деликатность дѣлали его какъ нельзя болѣе способнымъ вносить спокойствіе и утѣшеніе въ комнату больнаго, но онъ слишкомъ полонъ былъ жизни, слишкомъ задался своею мыслію, и зная меня внѣ опасности, не могъ сдержать своей тревоги. Я слышалъ какъ восклицалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ: "О, Боже! Какъ близко!" и погодя немного: "Она должна услышать объ этомъ!" а потомъ: "Но какъ!"
   Никогда не бывало человѣка такъ неисправимо театральнаго.
   Онъ подходилъ къ полкѣ съ книгами, бралъ какой-нибудь томъ, принимался его перелистывать, притворно выказывая недоумѣніе, которое дѣйствительно бы почувствовалъ, еслибы прочелъ эту книгу, и начиналъ, какъ бывало, читать вслухъ: "Италія, страна солнца! И ее увозятъ туда, и насъ оставляютъ томиться здѣсь! Возмутительный заговоръ! Одинъ изъ семейства берется умертвить насъ, а ее мчатъ вдаль чтобъ она не слыхала!" Такъ значитъ кровь Роевъ лилась даромъ? Нѣтъ! Онъ съ трескомъ захлопывалъ книгу и бросался къ моей постели, просить у меня прощенья. Изъ укоровъ которыми онъ осыпалъ маркграфиню, изъ повторенія нѣкоторыхъ фразъ, я сообразилъ что онъ съ нею видѣлся, и что она объявила блокаду противъ всякихъ писемъ на имя принцессы. Онъ на половину признался что, спѣша ко мнѣ, забѣжалъ во дворецъ.
   -- Но, Ричи, говорилъ онъ, опять убѣждая меня написать трогательную записку,-- письмо съ широкою черною каймой, адресованное мной, могло бы пройти.
   Лицо его принимало печально-хитрое выраженіе.
   -- Маркграфиня можетъ-быть сказала бы себѣ: "вотъ самъ докторъ Смерть, въ полномъ облаченіи, пришелъ вылѣчить дѣвку отъ ея дури". Я говорю словами грубой старухи, Ричи. Провались она! Да и я-то съ нею! Вѣдь она мнѣ нравится. Такой кувертъ съ моимъ почеркомъ, да съ какою-нибудь ошибкой ради отцовскаго горя, могъ бы пройти, могъ бы! Ея высочеству маркграфинѣ фонъ-Риппау и пр., и пр., для передачи принцессѣ Эпленвельценъ Саркельдъ. Перевру какой-нибудь титулъ или что-нибудь въ этомъ родѣ. "Ага!" подумаетъ она, "въ головѣ у Роя путается! Бѣдный! Мальчикъ-то его навѣрное скончался. Вотъ, душа моя, это кажется къ вамъ. Не трудитесь пожалуста сообщать содержаніе тотчасъ же, дайте себѣ время, день-другой, а то такъ и мѣсяцъ".
   Всего забавнѣе было какъ представлялъ онъ маркграфиню. Дѣвушка и повѣренная принцессы оказалась, какъ говорилъ онъ съ сожалѣніемъ, неподкупною. Я это зналъ и прежде. Строчка написанная мнѣ Оттиліей: "Время фіалокъ прошло", и прочтенная мною въ виду стараго родоваго замка, мучительно вспоминалась мнѣ при изліяніяхъ отца. Наконецъ я дошелъ до мысли что любилъ не женщину, не благородную душу, а лишь знатную принцессу, лишь золоченую рамку, вмѣсто прекраснаго портрета. Постыдная мысль, которая какъ огнемъ жгла мою совѣсть. Иначе зачѣмъ бы я въ послѣднее время избѣгалъ отца? Отчего онъ мучитъ меня теперь? Не раздѣляю ли я до нѣкоторой степени его честолюбивыхъ стремленій? Такіе вопросы бросали меня то въ горячешный жаръ, то въ смертельный холодъ. Умъ мой былъ слабъ, сердце истощено, тѣло не выдерживало пытки. Я не могъ не сознаться что отчасти безсознательно поддавался обаянію знатности, столь сильно дѣйствовавшему на отца моего, и считалъ ее надежною опорой, тогда какъ молодому человѣку одаренному умомъ и чувствомъ, и главное истинною гордостью, прежде всего слѣдовало попрать ногами этотъ предразсудокъ. Гордость прекрасна! Но разсмотрите тщательно ея основы прежде чѣмъ воздвигать на нихъ высокое зданіе. Не знаю ничего болѣе мучительнаго какъ придти къ сознанію что основы эти непрочны, что гордость ваша опирается лишь на зыбкій песокъ. Эта шаткость основы неизбѣжно скажется современемъ, и страданіе которое вы при этомъ почувствуете будетъ единственнымъ здоровымъ симптомомъ въ васъ. Удобно ли въ срединѣ жизни сойти со своего пьедестала, я не берусь рѣшить. Немногіе настолько предусмотрительны чтобы приготовить себѣ на всякій случай спускъ внутри зданія -- это трудъ непріятный; еще меньше найдется такихъ которые согласятся спуститься на виду у всѣхъ -- это униженіе; и приходится оставаться наверху, рискуя опрокинуться. Во всякомъ случаѣ какъ вы себя ни обманывайте, ваша надменная пустота обнаружится современемъ. А между тѣмъ васъ преслѣдуетъ сознаніе непрочности вашего положенія. Гордость человѣка -- вѣнецъ его характера, опора для души его, или западня, въ которую она падаетъ. Я обязанъ длиннымъ часамъ проведеннымъ мною на мучительномъ одрѣ болѣзни, подробнымъ инвентаремъ моихъ достоинствъ и недостатковъ, и всего моего нравственнаго капитала. Можетъ-быть вамъ уже пришло на умъ что въ человѣкѣ который даетъ себѣ трудъ написать свою исторію для всякаго кто только пожелаетъ ее прочесть, и принаравливаетъ слогъ свой къ постепенному развитію своей природы, не могло уже сохраниться много непреклонной гордости. Фокусникъ, зазывающій къ себѣ публику, можетъ казаться гордымъ развѣ только тѣмъ кто судитъ о характерѣ человѣка по внѣшнему виду.
   Стали замѣчать что присутствіе отца не производитъ на меня благотворнаго дѣйствія. Хозяйка привела въ мою комнату молодую дѣвушку и представила мнѣ ее подъ именемъ Лизы, говоря что она уже давно обнаруживала участіе ко мнѣ и часто заходила справляться о состояніи моего здоровья. Когда обратились съ вопросомъ къ ней самой, Лиза покраснѣла и сказала съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ:
   -- Я здѣсь въ услуженіи у добрыхъ людей; они отпустятъ меня ходить за вами днемъ и раннимъ вечеромъ, если только вы позволите.
   Отецъ мой взялъ ее двумя пальцами за плечо и слегка потрясъ, приговаривая:
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Какъ? Чтобы молодая дѣвушка ходила за выздоравливающимъ молодымъ человѣкомъ! Можно ли это?
   Она кротко взглянула на меня. Я выразилъ желаніе чтобъ она приходила.
   Отецъ мой обратился къ благоразумію почтенной хозяйки. Такъ ревниво смотрѣлъ онъ на всякаго кто вызывался дѣлитъ съ нимъ трудъ ухода за мною что не согласился даже допуститъ чтобы мистеръ Питерборо сидѣлъ со мной во время моихъ безсонницъ, несмотря на мои просьбы. Посѣщенія университетскихъ товарищей онъ чрезмѣрно сокращалъ и позволялъ имъ разговаривать не иначе какъ шепотомъ. Еслибы не было мнѣ это такъ досадно, я могъ бы смѣяться, глядя какъ онъ любезно выпроваживалъ посѣтителей едва успѣютъ они поздороваться. Лиза ушла, довольно холодно имъ обласканная; но къ удивленію его, вернулась вечеромъ. Онъ прочелъ ей наставленіе, которое она выслушала внимательно, и вернулась опять поутру. Онъ былъ изумленъ.
   -- Идіоты, насѣкомыя, женщины и Океанъ! Съ ними не сладишь! воскликнулъ онъ, и признавъ себя побѣжденнымъ, скрѣпя сердце принялъ свою отставку.
   Дѣвушка внесла свѣтлую весну въ мою комнату. Она хорошо знала Саркельдъ. Она родилась, какъ говорила, въ этой мѣстности и была воспитана одною доброю знатною дамой. Радостная улыбка ея, когда входя ко мнѣ въ одно утро она увидѣла меня одѣтымъ и сидящимъ въ покойныхъ креслахъ у отвореннаго окна, была словно привѣтствіе возвращающагося здоровья. Отецъ мой еще разъ попробовалъ воспротивиться вторженію въ его права. Онъ отказался уйти.
   -- Въ такомъ случаѣ я уйду, сказала Лиза.-- Двоимъ здѣсь быть не слѣдуетъ.
   -- Нѣтъ, не оставляйте меня, просилъ я ее, протягивая къ ней руки, пока она грустно глядѣла на меня, остановившись въ дверяхъ. Отецъ подозрѣвалъ должно-быть какую-нибудь глупость или и въ самомъ дѣлѣ ревновалъ меня. "Гм!" простоналъ онъ въ полголоса, уходя изъ комнаты.
   Она обманула мои ожиданія, спокойно усѣвшись въ кресло.
   Погладивъ передникъ она сказала:
   -- Теперь мнѣ надо идти.
   -- Какъ? Вы оставите меня одного?
   Она взглянула на часы и высунулась изъ окна.
   -- Нѣтъ, не одного! воскликнула дѣвушка.-- И пожалуста, пожалуста не упоминайте обо мнѣ.... сейчасъ. Вотъ! Слышите колеса. Не давайте сердцу вашему биться. Теперь прощайте. Вы не будете одни; по крайней мѣрѣ я такъ думаю. Посмотрите что у меня.
   Она вынула изъ-за пазухи половину англійскаго шиллинга на голубой лентѣ, поцѣловала ее и тихо простилась со мною.
   Едва успѣла она уйти, какъ принцесса Оттилія стояла на ея мѣстѣ.
   Шиллингъ брошенный англійскимъ мальчикомъ двумъ чужимъ дѣвочкамъ въ хижинѣ лѣсника!-- можно ли было ожидать чтобъ онъ избѣгнулъ общей участи серебряной монеты, сохранилъ бы въ одиночествѣ своемъ, не умножаясь и не уменьшаясь, тайную силу подѣлался талисманомъ который въ концѣ концевъ приведъ этого мальчика, уже возмужалаго, къ ногамъ знатной дамы, а ее къ его постели, наперекоръ приличіямъ требуемымъ ея саномъ. Дѣвочки поспорили за монету: отнимали ее другъ у друга, прятали и любовались ею тайкомъ, каждая въ свою очередь, пока наконецъ споръ возбужденный этою монетой не былъ прекращенъ дюжимъ кузнецомъ, братомъ ихъ матери, который взялъ шиллингъ, разрубилъ на двѣ половины, просверлилъ въ нихъ дырочки и далъ каждой дѣвочкѣ по одной изъ нихъ; тогда онѣ успокоились и каждая стала носить свою половину на шеѣ. Онѣ были не простыя крестьянскія дочери, и у нихъ, къ счастію, былъ еще одинъ другъ, не перелетная птица и обладающій всѣмъ чтобъ играть роль благотворнаго генія. Другъ этотъ была принцесса Оттилія; она воспитала ихъ, научила читать, писать и шить, и держать себя какъ слѣдуетъ, и въ свое время взяла одну изъ сестеръ къ себѣ въ услуженіе. Другая по ея рекомендаціи поступила къ профессору одного сосѣдняго университета. Но ни та, ни другая не отказались отъ вѣры въ чудодѣйственную силу носимаго ими талисмана. Увидѣвъ снова безпечнаго дателя, онѣ его вспомнили; благодарность ихъ осталась такъ же сильна какъ въ то романтическое утро ихъ дѣтства; онѣ рѣшились, не сговариваясь между собою, оказать юношѣ услугу при первой возможности. И случай скоро представился. Вспомните что дѣвушки эти были Нѣмки.
   Вы теперь можете угадать болѣе чѣмъ было извѣстно мнѣ или Оттиліи о таинственныхъ силахъ которыя свели насъ. Двери ея комнатъ во дворцѣ были заперты для писемъ на имя принцессы. Передавать ей письма было запрещено. Однако она нашла письмо въ широкой померанцевой аллеѣ между цвѣточнымъ и фруктовымъ садомъ. Оно лежало тутъ, словно упавшее съ неба. Оттилія увидѣла его и вздрогнула. Маленькая горничная ея, идя подлѣ нея, воскликнула забѣгая впередъ, словно чертенокъ въ юпкѣ: "Что такое? Змѣя? Постойте, постойте!" Безхитростная госпожа отвѣчала: "Письмо." На это горничная возразила: "Тутъ нигдѣ нѣтъ по близости ни окна, ни стѣны. Какъ же мы это съ вами разъ съ десятокъ прошли здѣсь и не видали. Ахъ, Боже мой! Боже мой!" Письмо было схвачено, распечатано, и Оттилія прочла:
   
   "Съ тѣмъ кто любитъ васъ обошлись жестоко. Его пытались застрѣлить. Онъ не умеръ. Онъ не долженъ умереть. Онъ тамъ гдѣ давно уже занимался наукой. У него есть и лѣкарства и доктора. Они говорятъ что рана не смертельна. Недостаетъ ему для выздоровленія увидѣть ту которая для него дороже всего. Сильный юноша лежитъ теперь беззащитенъ."
   
   Она ужинала съ отцомъ, забавляла и его, и маркграфиню то картами, то музыкой. Раньше полуночи она ѣхала уже въ университетскій городъ, прощаясь мысленно со всѣмъ что привыкла уважать, лишь бы милый увидѣлъ ее. Она воображала что меня пытались убить предательски. Долго и упорно держалась въ ней эта мысль. Я не могъ выгнать ее, сколько ни повторялъ слово дуэль. Мнѣ пришлось разказать подробно всѣ обстоятельства.
   -- Но вѣдь Отто не убійца! воскликнула она.
   Что же такое уважала она? Именно то надъ чѣмъ смѣялась, свой санъ, свое званіе, достоинство дочери древняго рода, символы для нея священныхъ обязанностей. Въ ея глазахъ всякія безразсудныя выходки были непростительны. Законы общества и требованія ея высокаго положенія согласовались съ ея разумомъ. Она одобряла ихъ, но повиновалась имъ по убѣжденію, а не рабски, и считала себя въ правѣ дѣйствовать сообразно со своими, путемъ серіознаго мышленія выработанными понятіями. Скромнѣйшая, кротчайшая, добрѣйшая изъ женщинъ знающая очень хорошо цѣну всему что у нея было, въ особенности своимъ обязанностямъ относительно другихъ, она могла идти куда считала нужнымъ, устраняя все, чтобы поступать согласно съ тѣмъ что считала долгомъ и справедливостью. И ей не пришлось бы раскаиваться, еслибъ я былъ дѣйствительно такой какимъ она считала меня. Даже въ настоящемъ случаѣ она не опрометчиво поступала. Долго испытывала и изучала она меня, прежде чѣмъ позволила себѣ высказать что было у ней на сердцѣ. Преданность моя и нравственныя достоинства были изслѣдованы не ею одной. Она пустилась въ опасный путь не потому что мало дорожила своимъ сокровищемъ, а потому; что высоко цѣнила корабль которому ввѣрялась. И отъ сколькаго она готова была отказаться, я не зналъ еще тогда.
   Блѣдная отъ безсонной ночи и томительнаго желанія быть со мною, она сидѣла подлѣ моихъ креселъ, держа меня за руку и повременамъ заглядывая мнѣ въ глаза, чтобы видѣть въ нихъ отраженіе своей жизни, какъ въ углубившемся родникѣ, нѣкогда бившемъ ключомъ. Вниманіе ея иногда останавливалось на моихъ книгахъ и незатѣйливыхъ удобствахъ холостой квартиры. Мы говорили о грозѣ на озерѣ; мы прочли неподписанное письмо. Держа ея руку, я заснулъ на нѣсколько минутъ и проснулся въ испугѣ не сонъ ли все это; такъ безмѣрно было мое счастіе.
   -- Нѣтъ, вы не ушли! проговорилъ я со вздохомъ.
   -- Только-что пришла, отвѣчала она.
   Значеніе шага на который она рѣшилась начало мерещиться мнѣ.
   -- Но когда васъ хватятся во дворцѣ? Что скажетъ принцъ Эрнстъ?
   -- Полно! Меня уже хватились. Теперь кончено, сказала она улыбаясь.
   -- Оттилія, онъ увезетъ васъ?
   -- Насъ обоихъ, милый, обоихъ.
   -- Вы въ силахъ вынести его гнѣвъ?
   -- Тетушка явится карательницей. Намъ предстоитъ еще цѣлый счастливый день, прежде чѣмъ она успѣетъ пріѣхать.
   -- Нельзя ли мнѣ первому встрѣтить её?
   -- Мы встрѣтимъ ее оба, какъ сидимъ мы теперь.
   -- Надо приготовить отвѣты маркграфинѣ.
   -- Никакихъ, Гарри! Я никогда не оправдываюсь.
   Отдаленныя горы, а за ними на небѣ очертанія уносящихся тучъ виднѣлись изъ моего окна, а выше неба чувствовалась мнѣ душа ея.
   -- Оттилія, вы собирались ѣхать въ Италію?
   -- Да, въ Италію, или куда имъ угодно, на сколько угодно имъ времени. Я хотѣла ѣхать, я говорила тебѣ почему. Вотъ это (она коснулась письма лежавшаго на столѣ) измѣнило направленіе моихъ мыслей и желаній. Друзья мои не оградили меня отъ этого. Я согласилась на ихъ требованіе не писать и не получать писемъ. Не правда ли, такое условіе предполагало взаимное довѣріе. Не злоупотребили ли они моимъ довѣріемъ, оставивъ меня въ неизвѣстности объ опасности любимаго мной человѣка? Теперь они это сознали. Я не смѣла совѣтоваться съ ними, даже съ отцомъ, когда прочла это странное писаніе, состоящее лишь изъ отрывочныхъ фразъ; онѣ поразили меня какъ удары шпаги, озарили какъ молніи. Письмо написано должно-быть умною женщиной, или какимъ-нибудь простымъ другомъ, глубоко намъ сочувствующимъ. Если любимый человѣкъ сдѣлался жертвой убійства, гдѣ же мнѣ и быть какъ не при немъ?
   Вошла ея Аннушка съ шоколадомъ и тоненькими сухариками, и прервала мои толкованія, которыми я старался объяснить Оттиліи разницу между убійствомъ и дуэлью. Я замѣтилъ сходство Аннушки съ Лизой.
   -- У ней здѣсь сестра, сказала Оттилія.-- Приведи сюда ко мнѣ Лизу сегодня подъ вечеръ.
   Аннушка, вся зардѣвшись, прошептала, "слушаю-съ". Мнѣ было необыкновенно пріятно видѣть какъ любимая женщина ѣстъ и пьетъ у меня на квартирѣ.
   Дуэль оставалась непонятною ей. Она сначала испугала меня, сказавъ что въ дуэляхъ проводятъ время лишь безмозглые молодые люди. Затѣмъ въ отвѣтъ на мои попытки оградить моего противника отъ обвиненія въ преступленіи, она, съ какимъ-то робкимъ недоумѣніемъ поглядѣвъна меня, замѣтила: "Да вѣдь только военные и Французы дерутся на дуэляхъ". Мнѣ стало какъ-то больно при мысли что она бросила, кого оскорбила, чтобы спѣшить на помощь къ дуэлисту. Мнѣ пришлось повторять ей нѣсколько разъ кто былъ мой противникъ, чтобы не было больше рѣчи объ убійствѣ. Имя принца Отто, повидимому, совершенно сбивало ее съ толку.
   -- Отто! Отто! шептала она.-- Я слышала, онъ такъ-называемыми законами чести былъ принужденъ раза два.... Онъ выше подозрѣнія въ предательствѣ. По моему, это все одно, но я не хочу рѣзко отвергать воззрѣнія свѣта, и говоря языкомъ свѣта, я утверждаю что онъ не могъ сдѣлать дѣла безчестнаго. Внутреннія достоинства его другой вопросъ. Они могутъ быть весьма ничтожными, въ то время какъ свѣтъ полнится похвалами человѣку.
   Она знала свойства дуэли.-- Это дѣло бездушныхъ существъ, прервала она мои объясненія, съ необычнымъ нетерпѣніемъ.-- Ты цѣлъ! Ты мнѣ остался. Знаешь ли, Гарри, я еще не въ силахъ переносить случайности и несчастія. Мнѣ недостаетъ твердости, чтобъ ихъ выдержать, и ясности ума, чтобъ ихъ понять. Они являются какою-то рѣзкою насмѣшкой. Положимъ ты строишь высокое зданіе; падаетъ молнія.... къ чему же строить. Безпечное насѣкомое счастливѣе. Еслибъ я лишилась тебя! Я почти готова думать что я была бы способна требовать мщенія. Зачѣмъ бы отнять у меня чистѣйшій и драгоцѣннѣйшій предметъ любви моей? Я говорю неразумно, только подъ вліяніемъ сильнаго потрясенія. Я прощаю Отто, хотя онъ поступилъ низко.
   -- Нѣтъ, не низко, вступился я, думая, хотя и съ нѣкоторымъ опасеніемъ, что она скоро взглянетъ на дѣло съ обыкновенной точки.-- Онъ былъ очень раздраженъ, по моему, безъ причины; тутъ просто возникло недоразумѣніе. Другъ мой, народы воюютъ между собою; война не что иное какъ дуэль въ огромныхъ размѣрахъ.
   -- Народы воюющіе -- дикія животныя, отвѣчала она:-- Страсти свирѣпой орды не примѣръ для живой души. Души наши стремятся къ свѣту; мы должны глядѣть вверхъ, а не внизъ. Слѣпая толпа, мнѣ кажется, лишь въ искаженномъ видѣ представляетъ народъ. Она еще не развита; она сохранила еще сходство съ чудовищами первобытной грязи. Развѣ ты не видишь клыковъ ея и когтей? И ты находишь въ дѣйствіяхъ такой толпы оправданіе для необузданности? Люди которые дерутся на дуэли на мои глаза не лучше дикихъ существъ, не умѣющихъ справляться со своими лютыми страстями.
   -- Да, и на мои глаза также, поспѣшилъ я согласиться.-- Мы не совершенны. Но выслушайте меня. Страсти дѣйствительно жестоки. Но однако обстоятельства.... Я хочу сказать, есть обычаи.... Конечно, еслибы каждый постоянно глядѣлъ вверхъ.... Но не слѣдуетъ ли однако принимать въ соображеніе....
   Она упорно молчала, и я продолжалъ:
   -- Я до такой степени полагаюсь на васъ, какъ на товарища и друга, что сообщаю вамъ то чего мы обыкновенно не сообщаемъ женщинамъ, имена лицъ и обстоятельства дѣла. Рано или поздно вы все бы узнали. Я не жду чтобы вы знакомились съ этимъ дѣломъ по кусочкамъ, и понемногу примирялись бы съ нимъ.
   -- Я прощаю ему, проговорила она со вздохомъ,-- хотя мнѣ все какъ-то не вѣрится что Гарри раненъ рукой Отто.
   -- Такъ случилось, Оттилія. Встрѣча между нами была неизбѣжна.
   -- Встрѣча?
   -- Есть обстоятельства въ которыхъ мущины не принимаютъ извиненій; тутъ.... мы.... Богу извѣстно, я все готовъ былъ сдѣлать чтобъ избѣгнуть этого безразсуднаго, этого безнравственнаго поступка.... называй какъ хочешь....
   -- Такъ это произошло не.... случайно? спросила она.
   Голосъ ея звучалъ какъ-то странно, словно задерживался.
   -- Произошло оно, проговорилъ я, чувствуя что силы мои истощаются и отчаяніе овладѣваетъ мною.-- Принцъ принудилъ меня встрѣтиться съ нимъ.
   -- Но вѣдь Отто не убійца?
   -- Принудилъ, говорю я. То-есть онъ считалъ себя обиженнымъ и не далъ мнѣ другаго исхода.
   Защищала она Отто въ сущности лишь изъ сильнаго пристрастія ко мнѣ. Оно-то и сбивало ее и какъ преграда задерживало ходъ ея мыслей. Она не хотѣла допустить мысль что я одинъ изъ тѣхъ безмозглыхъ дикарей съ когтями и клыками.
   Привѣтливость ея большихъ кроткихъ глазъ охватывала меня. Наклонившись къ ней въ просторныхъ креслахъ, я пристально глядѣлъ на нее, повторяя внутренно: "Моя, моя!" чтобъ укрѣпить въ себѣ вѣру въ обладаніе ею. Лицо ея было подобно тихому зимнему утру, когда солнце и тучи перемежаются и смѣшиваются въ яркомъ серебряномъ свѣтѣ съ оттѣнками синевы и нѣжнаго румянца; а сверху брови ея изгибались словно сводъ небесный. Эти зимнія утра чудесны. Они идутъ тихо. Земля словно ждетъ чего-то. Птица, щебеча, пролетитъ сквозь голый, влажный кустарникъ; склонъ горы зеленѣетъ; въ другихъ мѣстахъ туманъ; повсюду ожиданіе. И вотъ солнце всплываетъ изъ-за дымчатыхъ облаковъ на свѣтлое небо.
   Оттилія была такъ же хороша. Глядя на нее я могъ бы пожелать чтобъ эти дугообразныя брови, полныя щеки, круглый подбородокъ были лишь воплощеніе юношескаго идеала, живое изображеніе, безъ одушевлявшаго ихъ страшнаго ума, готоваго судить меня по моимъ дѣйствіямъ. Меня сердила мысль что такая молодая и красивая дѣвушка размышляетъ о дѣлахъ человѣческихъ. Ея лѣтамъ свойственна романтичность, положеніе наше располагало къ ней. Но Оттилія обернулась ко мнѣ, и я обрадовался знакомымъ глазамъ. Она поцѣловала меня въ лобъ.
   -- Спи, шепнула она.
   Я притворился спящимъ, чтобъ углубиться въ созерцаніе моего блаженства.
   Я увѣренъ былъ что близится какой-нибудь разочаровывающій ударъ, и не ошибся. Вошелъ мой отецъ.
   -- Принцесса! радостно и почтительно раскланялся онъ, и тотчасъ же неудержанно излилъ разказъ о моемъ героизмѣ въ обильныхъ словахъ: какъ быстро поднялъ я концомъ шпаги перчатку принца, какъ искусно владѣлъ оружіемъ, какъ былъ презрительно великодушенъ, какъ изумилъ товарищей студентовъ; все отъ начала до конца въ самыхъ пышныхъ выраженіяхъ, словно побѣдная пальба артиллеріи. Я пытался остановить его. Оттилія встала, безпрестанно подтверждая односложными словами его хвалу въ формѣ вопросовъ. Она оглянулась кругомъ, словно чувствовала себя стѣсненною.
   -- Это знаютъ? спросила она тѣмъ же страннымъ голосомъ, который уже прежде заставилъ меня содрогнуться.
   -- Знаютъ ли? Могу васъ увѣрить, принцесса.... несчастный опять излилъ на насъ свой пагубный потокъ восклицаній.-- Это знаютъ теперь при каждомъ дворѣ и въ каждомъ гарнизонѣ Германіи. Знаютъ уже и въ старой Англіи. И знаютъ какъ дѣло было: что молодой Англичанинъ побѣдилъ своего противника на шпагахъ, и видя какъ онъ бѣснуется изъ-за обезсилившей его раны, позволилъ ему употребить пистолетъ.
   -- Честь оказанная мнѣ принцессой не должна быть извѣстна, сказалъ я собравшись съ силами.
   Отецъ обѣщался держать это обстоятельство въ глубочайшей тайнѣ и даже, если нужно, вовсе отрицать его.
   -- Не безпокойтесь пожалуста, обратилась она къ нему.
   На ея лицѣ проступило какое-то болѣзненное, словно потерянное выраженіе.
   Я понялъ какая для нея разница посѣтить не предательски раненнаго, а дравшагося на дуэли возлюбленнаго. Въ первомъ случаѣ опрометчивость молодой принцессы, сознающейся въ своей привязанности, могла быть оправдана состраданіемъ. Но что же въ послѣднемъ? Я низвелъ ее до уровня дуэлиста. Таиться, скрывать было не въ ея характерѣ, а такъ какъ теперь скрыть, по возможности, случившееся оказывалось необходимымъ, я зналъ что она обречена на тяжкое страданіе отъ униженія въ своихъ собственныхъ глазахъ. Но это зло было еще не худшее. Я опасался что невозможно будетъ избѣгнуть соединенія нашихъ именъ. Физическая слабость и упадокъ духа вызывали у меня только слезы когда требовались мысли.
   Вскорѣ нашъ невольный мучитель исчезъ изъ комнаты. Оттилія опять крѣпко взяла меня за руку.
   -- Будьте великодушны, заговорилъ я вдругъ,-- возвращайтесь домой немедленно. Я видѣлъ васъ. Отецъ мой васъ проводитъ. Вы встрѣтите маркграфиню, или другаго кого-нибудь. Я думаю, какъ и вы, вѣроятнѣе всего маркграфиню, а мой отецъ умѣетъ ее развеселить. Простите маленькую хитрость, цѣль которой избавить васъ отъ непріятностей. Такимъ образомъ вы вернетесь въ тотъ же день, и маркграфиня защититъ васъ. Ваше имя не будетъ произнесено. Только ступайте тотчасъ же, ради принца Эрнста. Я уже и такъ оскорбилъ его; не заставляйте меня нанести ему смертельное огорченіе. Вы пріѣхали со Шварцемъ, съ вашимъ старымъ воиномъ? Видите, все можетъ еще уладиться; только каждая минута увеличиваетъ опасность. И еще причина вамъ ѣхать, кромѣ того....
   -- Ахъ! вздохнула она,-- мой Гарри договорится до горячки.
   -- Горячка сдѣлается со мною, если пріѣдетъ сюда маркграфиня.
   -- Ее не примутъ.
   -- Все равно, если я увижу что она пріѣхала. Соглашайтесь не колеблясь и возвратите мнѣ бодрость. Боже мой, я прошу васъ чтобы вы отъ меня уѣхали и желаю этого отъ всей души! Обдумайте что я сдѣлалъ. Не пишите мнѣ. Я увижу между строкъ лишь внушеніе снисходительности. Вы согласны? Въ вашемъ умѣ я никогда не сомнѣвался, я сомнѣваюсь лишь въ своемъ собственномъ.
   -- И въ то же время требуете чтобъ я уму вашему ввѣрилась, сказала она съ какою-то грустною шутливостью.
   Она не могла понять что совѣтъ мой хорошъ, исключая предложенія чтобъ отецъ проводилъ ее. Ей, очевидно, лучше было уѣхать такъ же какъ пріѣхала. Я не спросилъ ее что она теперь обо мнѣ думаетъ. Просить тотчасъ же прощенія значило бы вызвать лишь слова внушенныя добротой, снисходительностью, привязанностью, а не серіозную оцѣнку. Хотя мнѣ и хотѣлось утѣшенія, я зналъ, однако, что имѣю дѣло не съ одною страстью, а также съ умомъ, и удержалъ языкъ мой. Мы говорили о томъ когда я выздоровлю, въ которомъ часу вернется она во дворецъ, кто авторъ безыменныхъ писемъ, о книгахъ которыя мы читали порознь, или просматривали вмѣстѣ. Она была нѣсколько говорливѣй, немного менѣе задумчива. Другой перемѣны, при всей моей чуткости, я въ ней не замѣтилъ. Отецъ мой поѣхалъ часомъ раньше принцессы, чтобы первому встрѣтить маркграфиню.
   -- Вотъ! говорилъ онъ, твердя восклицанія удивленія и радости, которыя намѣревался излить при видѣ ея.-- Поистинѣ необычайно счастливый случай, сударыня. Теперь, такъ какъ вы благоволили замѣтить ничтожную песчинку на вашемъ пути, спрашивается: я ли обременю собою вашъ экипажъ, или вы удостоите пересѣсть на мой? Только лошадей надо повернуть назадъ, надо непремѣнно, если вашему высочеству не угодно провести ночь безъ ночлега. Вотъ такъ прекрасно. Теперь на умѣренной рысцѣ и въ пріятномъ разговорѣ, можетъ-быть васъ догонятъ знакомые.
   Я не сомнѣвался что онъ пуститъ въ ходъ для увеселенія маркграфини всю свою болтовню, нѣкогда для меня столь обаятельную; но что онъ угощаетъ ею принцессу, выводило меня изъ терпѣнія.
   Сестры Аннушка и Лиза явились за нѣсколько минутъ до его отъѣзда. Лиза упала въ ноги принцессѣ.
   -- Дитя мое, сказала Оттилія материнскимъ голосомъ, -- не отпустятъ ли тебя Мерлены недѣли на двѣ послужить здѣсь?
   -- Профессоръ уже теперь отпускаетъ ее ежедневно на шесть часовъ, сказалъ я.
   -- Куда? спросила Оттилія тревожно.
   -- Сюда, ко мнѣ.
   -- Сюда? Она знаетъ васъ? Она вамъ не поклонилась.
   -- Сидѣлки обыкновенно не кланяются своимъ больнымъ.
   Обѣ дѣвушки были въ крайнемъ смущеніи. Не подозрѣвая причины его, я прибавилъ:
   -- Она была здѣсь сегодня утромъ.
   -- А! Мы болѣе обязаны ей чѣмъ предполагали.
   Принцесса поглядѣла на нее ласково, хотя съ какимъ-то сомнѣніемъ въ лицѣ.
   -- Она предупредила меня о вашемъ пріѣздѣ.
   -- О! Я ничего не говорила! вырвалось у Лизы.
   -- Вотъ какъ! проговорила принцесса, и шепнула мнѣ:-- Эти дѣти не умѣютъ лгать. Онѣ обѣ рдѣли подъ тяжестью своей правдивости.-- Такъ ты знала навѣрное что я пріѣду?
   Да, Лиза предполагала, ей думалось. Но почему же? Почему она предполагала? Это неотступное "почему?" нагнало страхъ и на Аннушку, которую принцесса оглянула вопросительно и спросила:
   -- Ты пишешь обо мнѣ сестрѣ?
   -- Пишу, принцесса.
   -- А она тебѣ?
   Лиза отвѣтила:
   -- Простите меня, сударыня, ваше высочество.
   -- Ты явилась сюда безъ спросу?
   -- Да.
   -- Писала ты кому-нибудь другому кромѣ сестры?
   -- Рѣдко, принцесса; не помню.
   -- Ты знаешь что письма слѣдуетъ подписывать?
   -- О!
   -- Ты напрасно не написала мнѣ, дитя мое.
   -- О! принцесса! Я не смѣла
   -- Такъ ты не писала мнѣ?
   -- Ахъ! Развѣ я смѣла?
   -- Ты правду говоришь?
   Несчастныя дѣвушки дрожали. Оттилія избавила ихъ отъ тяжести признанія. Ея проницательность, съ помощью нѣкоторыхъ мелкихъ обстоятельствъ, въ минуту прочла всю исторію ихъ преступленій. Она отослала ихъ внизъ къ экипажу, давъ имъ поцѣловать руку и сказавъ одной:
   -- Это точно сказка о двухъ мышкахъ.
   Когда она уѣхала, послѣ продолжительнаго размышленія, весь ходъ дѣла открылся и моему, менѣе быстрому уму. Я понялъ какое опять должно быть оскорбленіе для гордости Оттиліи что эти дѣвочки могли имѣть рѣшительное вліяніе на ея судьбу. Тайна писемъ легко объяснялась какъ только подозрѣніе падало на одну изъ этихъ дѣвушекъ, живущую подлѣ меня, въ то время какъ сестра ея состояла при принцессѣ. Безъ сомнѣнія, открытіе этого мышинаго и однако успѣшнаго заговора не могло не подѣйствовать сильно на Оттилію въ этотъ трудный для нея день, хотя бы въ послѣдстіи онъ и казался ей смѣшнымъ. Догадка моя будто слова ея о двухъ мышкахъ значили что два мышенка сговорились сдѣлать сѣть для поимки орла и дѣйствительно опутали его, можетъ-быть была справедлива. Я не видѣлъ что другое можно бы противупоставить похвальному подвигу мышенка въ баснѣ. Лиза, явившись ко мнѣ опять въ качествѣ сидѣлки, въ отвѣтъ на мои разспросы, принялась умолять меня чтобъ я взялъ примѣръ великодушія съ принцессы и простилъ бы ее.
   Затѣмъ она замѣтила:
   -- Принцесса Оттилія не жалѣетъ что заботилась о вашемъ воспитаніи.
   Въ душу мою проникло утѣшительное, согрѣвающее сознаніе что столь высокій умъ недоступенъ пустымъ сожалѣніямъ и колебаніямъ.
   

ГЛАВА XXXIV.
Я получаю понятіе о княжеской пышности.

   Принцъ Эрнстъ посѣтилъ меня какъ будто для того чтобы поздравить меня съ выздоровленіемъ. Я никогда въ жизни не былъ до такой степени въ чьихъ-либо рукахъ. Онъ могъ бы уморить меня упреками, и я ихъ ожидалъ, когда у двери произнесено было его имя. Я отвыкъ отъ свѣтскихъ пріемовъ. Нѣсколько минутъ я осторожно слушалъ его любезныя рѣчи. Мои изъявленія благодарности за оказанную мнѣ честь были неловки, словно запоздали. Принцъ былъ необыкновенно учтивъ и веселъ. Его родственникъ, говорилъ онъ, писалъ обо мнѣ въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ, заявляя что я въ этомъ дѣлѣ безупреченъ, и что хотя онъ отослалъ лошадь на мою конюшню, однако вполнѣ цѣнитъ ея достоинства и сознаетъ что напрасно сдѣлалъ изъ нея поводъ къ ссорѣ. На все это я изъявлялъ согласіе тихими кивками.
   -- У вашего Шекспира, кажется, сказалъ принцъ, -- есть сцена въ которой молодые Французы расхваливаютъ своихъ лошадей. Я понимаю такое увлеченіе. Это животное стоитъ чтобы за него рисковали и честью и жизнью. Позвольте мнѣ замѣтить что вы, современные молодые Англичане, иногда гордитесь своимъ знаніемъ толка въ лошадяхъ. Мы, Нѣмцы, тоже считаемъ себя въ правѣ высказать при случаѣ свое мнѣніе; и если можно вѣрить свидѣтельству новѣйшей исторіи, достоинство вашей ганноверской конницы не безызвѣстно по крайней мѣрѣ одному изъ вашихъ генераловъ. Впрочемъ кажется по всему что вы были правы, а Огто неправъ, и во всякомъ случаѣ онъ виноватъ въ томъ что такъ запальчиво отстаивалъ свое мнѣніе.
   Я просилъ его быть снисходительнымъ къ пылкому юношѣ. Онъ увѣрялъ меня что самъ помнитъ свою молодость. Мы обмѣнивались пошлыми любезностями, прохаживаясь, такъ-сказать, подъ руку по тонкому льду и состязаясь другъ съ другомъ въ благовоспитанномъ спокойствіи. Довольный моею скромностью, принцъ пригласилъ меня въ свой дворецъ на озерѣ и потомъ на недѣлю въ ІІІтирію, поохотиться и поправить свои силы. Я поблагодарилъ его сколько могъ развязнѣе.
   -- А копи, ваше высочество, надѣюсь, процвѣтаютъ?
   -- Да, кажется можно сказать что онѣ идутъ хорошо, отвѣчалъ онъ.-- Все недостатокъ капитала. Что можно сдѣлать при настоящихъ обстоятельствахъ, отецъ вашъ дѣлаетъ, вообще говоря, хорошо. Вы улыбаетесь. Онъ въ самомъ дѣлѣ дѣйствуетъ отлично. Онъ съ помощью счетчика обнаруживаетъ истинный организаторскій геній. Онъ служитъ мнѣ дѣятельно и, повторяю, хорошо. Это занятіе вѣдь лучше для него чѣмъ завѣдованіе придворными спектаклями?
   -- Безъ всякаго сомнѣнія.
   -- Или чѣмъ сидѣть на бронзовой лошади, изображая моего почтеннаго предка. Вы знакомы съ канцлеромъ фонъ-Редвицъ?
   -- Я знаю о немъ только то что онъ имѣетъ счастіе пользоваться особымъ довѣріемъ своего государя.
   -- Онъ умный человѣкъ. Но вотъ онъ несносенъ когда надо дѣйствовать. Отвѣтственность подавляетъ его. Онъ прямая противоположность Роя, котораго совѣтовъ я не слушаю, но подвижностью котораго охотно пользуюсь. Фонъ-Редвицъ теперь въ городѣ. Онъ къ вамъ заѣдетъ позабавить васъ часочекъ-другой во время вашего выздоровленія.
   Я признался что мнѣ начинаетъ сильно недоставать людей.
   Принцъ Эрнстъ былъ настолько добръ что уѣхалъ отъ меня не снявъ личины. Мнѣ извѣстно было, конечно, что самыя простыя посѣщенія владѣтельныхъ князей имѣютъ болѣе важное значеніе, чѣмъ кажется съ перваго раза. Ихъ высокое положеніе требуетъ отъ нихъ до нѣкоторой степени скрытности и притворства.
   Канцлеръ фонъ-Редвицъ навѣстилъ меня и забавлялъ секретными анекдотами о владѣтельныхъ домахъ Германіи. Забавнѣе всего было глубое почтеніе, которое онъ все-таки питалъ къ этимъ домамъ. Важный старикъ всѣми силами старался развлечь меня юношу. Прегрѣшенія высокихъ лицъ, какъ любовныя похожденія боговъ, казались ему извинительными, если не благодѣтельными для человѣчества, и онъ предполагалъ что они придутся мнѣ по вкусу. Онъ умолялъ меня оправдать вмѣстѣ съ нимъ одну прелестную эрцгерцогиню, которую, за отсутствіемъ достойнаго супруга соотвѣтственнаго сана, пришлось выдать за дурака князя, и потомъ.... потомъ.... ну конечно! Великодушная юность и благосклонная старость слили голоса свои въ ея оправданіе. Принцесса фонъ-Заттебергъ обвѣнчалась тайно, семнадцати лѣтъ, съ уланскимъ полковникомъ. Бракъ былъ расторгнутъ, полковникъ исчезъ, принцесса сдѣлалась пресловутою герцогигиней Ильмъ-Ильмъ, и въ одну роковую ночь часовой солдатъ встрѣтилъ ее на дворѣ замка, втащилъ въ караульную комнату и сорвалъ покрывало. Его бы разстрѣляли, еслибы на груди его не оказался медальйонъ, доказывавшій что онъ родной сынъ государя.-- Совершенный романъ, г. канцлеръ. Положимъ что этотъ солдатъ былъ влюбленъ въ интересную молодую графиню, состоявшую при герцогинѣ. Графиня видитъ медальйонъ, несетъ его къ герцогинѣ, получаетъ выговоръ, какъ вдругъ медальйонъ открывается, и полковникъ фонъ-Бейнъ является во всемъ блескѣ молодости, въ уланскомъ мундирѣ.-- Молодой человѣкъ, вашъ романъ исказилъ дѣйствительность до каррикатуры. Романы гибель истиннаго интереса. Какъ только приведете вы въ движеніе дѣйствующія лица, они становятся куклами. "Одна только поэзія и это говорю я, не читающій поэзіи (говоритъ канцлеръ фонъ-Редвицъ) одна только поэзія дѣлаетъ романы сносными. Ибо поэзія по преимуществу человѣчна. Безъ нея ваши вымыслы лишь плоская нелѣпость, лишенная всякой питательности, что-то въ родѣ киселя съ водкой, пища приличная разстроеннымъ желудкамъ, которые не въ силахъ перенести ничего болѣе сытнаго и не варятъ безъ возбуждающихъ средствъ. Кстати о поэзіи: была одна наслѣдственная принцесса фонъ-Лейтерштейнъ, которая влюбилась въ поэта: вторая Элеонора д'Эсте. Только онъ-то былъ не Тассо. Однако она намѣревалась довести дѣло до брака. Хорошо, замѣчаете вы? Я ограничиваюсь лишь изложеніемъ историческихъ фактовъ; хорошо ли, дурно ли, не мое дѣло."
   Канцлеръ фовъ-Редвицъ погладилъ черный шелковый чулокъ на ногѣ своей, положенной на другую ногу, привелъ въ качаніе ключъ часовъ и связку печатей и продолжалъ единственно для моего развлеченія:
   -- Принцесса Елизавета фонъ-Лейтерштейнъ обѣщала проявить въ себѣ всѣ тѣ качества которыхъ нѣжнѣйшій изъ принцевъ родителей только могъ желать, какъ гарантіи для благоденствія владѣній, которыя долженъ былъ оставить дочери послѣ смерти своей. Но такъ какъ изъ ея исторіи не выкроишь никакого романа, я ужь лучше скажу вамъ сразу: что она не вышла за мужъ за поэта.
   -- Напротивъ, г. канцлеръ, эта принцесса меня интересуетъ. Продолжайте пожалуста, и чѣмъ подробнѣе вы будете разказывать, тѣмъ лучше.
   -- Я передаю вамъ лишь простое извлеченіе изъ семейныхъ архивовъ, мистеръ Ричмондъ. Принцесса Елизавета необдуманно дала слово стихотворцу. Разумѣется она не могла сдержать своего обѣщанія.
   -- Почему же?
   -- Вотъ видите, вамъ сейчасъ ужь и хочется романа, молодой человѣкъ.
   -- Нисколько; я просто предлагаю вопросъ.
   -- Это увертка. Вопросъ вамъ былъ внушенъ внутреннимъ желаніемъ....
   -- Объясненій и подробностей.... да!
   -- То-есть романа. Вы хотите чтобъ я описывалъ чувства. Тутъ мучитель замазалъ ноздри свои табакомъ и добавилъ:
   -- На это я не способенъ.
   -- Такъ и нельзя узнать отчего принцесса не могла сдержать своего слова?
   -- Съ точки зрѣнія искателя блестящей партіи, вина была не ея. Она не остановилась предъ его незнатнымъ, даже сомнительнымъ происхожденіемъ.
   -- Отецъ ея вступился?
   -- Нѣтъ.
   -- Семейство?
   -- Всѣ его старанія заставить ее отказаться отъ своего намѣренія были безсильны.
   -- Что же, наконецъ, что остановило ее?
   -- Германія.
   -- Какъ?
   -- Великая Германія, молодой человѣкъ. Мнѣ слѣдовало сказать вамъ что кромѣ умственныхъ способностей она обладала и высокими нравственными качествами, сознаніемъ, такъ-сказать, своего сана и положенія. Она возвела бы поэта до своего уровня, еслибы только было возможно. Идти наперекоръ роднѣ, довести души въ ней не чаявшаго отца до какого-то пассивнаго согласія, если можно такъ выразиться, все это она могла. Но сеймъ отвѣчалъ отказомъ на ея ходатайство.
   -- Сеймъ?
   -- Германскій сеймъ. Развѣ вы, живя у насъ, еще не узнали что семейныя дѣла княжескихъ домовъ Германіи рѣшаются германскимъ сеймомъ? Какой-нибудь принцъ или принцесса скажетъ: Я хочу того-то. Сеймъ отвѣчаетъ:-- Этого нельзя. А въ особенности нельзя мѣшать княжескую кровь съ кровью не благородною. Отъ этого она и сохранилась чистою съ древнѣйшихъ временъ. Отъ этого мы и уважаемъ ее.-- Какъ мущина или женщина, говоритъ сеймъ, дѣлайте что вамъ угодно, вѣнчайтесь съ бродягами, валяйтесь въ грязи; какъ имперскіе князья, нѣтъ! Браки ваши недѣйствительны. А если вы хотите сохранить имъ законную силу, вы низводитесь со своего уровня, выходите изъ своего крута, вы уже не владѣтельный князь, а частное лицо. Такимъ образомъ его высочество, лишенъ было возможности оказать содѣйствіе своей дочери. Принцессѣ представлялся выборъ -- или лишить, въ глазахъ закона, отца своего единственной дочери и наслѣдницы, или отказаться отъ исполненія своей женской прихоти. Княжество Лейтерштейнъ осталось въ старшей линіи.... Она была настоящая принцесса.
   -- Настоящая женщина! отвѣчалъ я насмѣшливо.
   -- Я предупреждалъ васъ, напомнилъ мнѣ канцлеръ,-- что въ этой исторіи нѣтъ ничего романтическаго.
   Я поклонился и уже только кланялся все время что онъ сидѣлъ у меня.
   Канцлеръ фонъ-Редвицъ исполнилъ данное ему порученіе. Онъ снабдилъ меня пищей для ума, достаточною чтобы выдержать хоть годовую блокаду. Мнѣ уже не хотѣлось общества, но чрезмѣрно хотѣлось свѣжаго воздуха.
   Знала ли Оттилія что это не желѣзный законъ, поддерживаемый силой цѣлой имперіи, окружалъ и связывалъ ее со всѣхъ сторонъ? Я не могъ припомнить чтобы принцъ намекалъ на существованіе такого закона. Впрочемъ зачѣмъ ему было намекать? Слово "невозможно", на которое онъ не скупился, когда говорилъ прямо, заключало въ себѣ все. Полезнѣе пустыхъ догадокъ было бы уяснить себѣ съ какою цѣлію пригласилъ онъ меня во дворецъ. Это казалось непонятнымъ. Отецъ, который могъ бы помочь мнѣ, опять уѣхалъ по дѣламъ.
   Я въѣхалъ въ Саркельдъ словно среди вихря; множество колесъ вертѣлось въ головѣ моей, мысли мелькали какъ высѣкаемыя искры. Я встрѣтилъ ординарца въ голубомъ съ серебромъ гусарскомъ мундирѣ. Ѣхало ли за нимъ еще много другихъ или онъ одинъ представлялъ собою всю вооруженную силу, только онъ носилъ цвѣта стараго княжескаго дома, гордо пріютившагося на ловѣ своего великаго, ревниваго фатерланда. И прежде уже въ Саркельдѣ я замѣчалъ съ улыбкой представителей крошечной арміи. Я видѣлъ княжескій гербъ на многихъ домахъ и въ окнахъ магазиновъ. Гербъ этотъ принадлежалъ къ исторіи имперіи. Придворный докторъ прошелъ съ ленточкой въ петлицѣ. Проѣхала въ коляскѣ дама, которой я поклонился. Это была жена министра юстиціи. На какомъ основаніи строилъ я? По сцѣпленію мыслей мнѣ представился Риверсли, простое жилище мое изъ суроваго краснаго кирпича посреди голыхъ полянъ. Я вошелъ во дворецъ и послалъ почтеніе свое князю. Въ отвѣтъ мнѣ церемонно объявили часъ обѣда. Воздухъ былъ пропитанъ церемонностью. Я былъ нечувствителенъ къ ней прежде, или такъ мнѣ казалось, но теперь тяжесть ея давила меня. Гербы, девизы ливреи, портреты принцевъ и принцессъ, знаменитыхъ то тѣмъ, то другимъ, что общаго у меня съ ними?
   Появленіе живыхъ членовъ семейства принесло мнѣ великую отраду. Въ первую минуту, увидѣвъ Оттилію, я счелъ ее лишь однимъ изъ нихъ. Она поздоровалась со мной безъ стѣсненія.
   Мы весело болтаемъ за столомъ.
   -- Вы не застали нашей французской труппы? сказала маркграфиня.
   -- Да, отвѣчалъ я.
   -- А у нихъ была одна очень хорошенькая для Француженки.
   -- Она вамъ понравилась? Француженки умѣютъ владѣть и умомъ своимъ, и булавками, какъ сказалъ кто-то.
   -- И отлично сказано. Гдѣ этотъ Рой? Какъ услышу чго-нибудь умное, я тотчасъ же вспоминаю о немъ.
   -- Вопросъ этотъ ни къ кому не обращался. "Этотъ Рой," какъ пришло мнѣ въ голову, ни кто иной какъ мой отецъ. На вторичное упоминаніе его имени принцъ Эрнстъ отвѣчалъ:
   -- Рой отправился въ Кроацію нанять нѣсколько дюжинъ дешевыхъ рабочихъ. Сила этихъ Кроатовъ изумительна, и при хорошемъ надзорѣ они работаютъ. Онъ вернется дня черезъ три, четыре.
   -- Вы испортили хорошаго человѣка, сказала маркграфиня.-- А это напоминаетъ мнѣ дурнаго, разбойника. Слышали ли вы объ этомъ негодяѣ наставникѣ принцессы? Къ счастію онъ убрался отъ насъ. Онъ издалъ книгу.... ужасъ! Все противъ религіи и нравственности. Желательно знать найдется ли теперь кто-нибудь кто бы сталъ защищать его?
   -- Я, отозвалась Оттилія.
   -- Господи Боже мой! Вѣдь не читали же вы эту книгу?
   -- Отъ доски до доски, милая тетушка, не прогнѣвайтесь.
   -- Она здѣсь въ домѣ?
   -- Она у меня въ комнатѣ.
   -- Въ такомъ случаѣ не удивительно! не удивительно! воскликнула маркграфиня.
   -- Выслушайте однако и враждебную сторону, замѣтилъ принцъ Эрнстъ.
   -- Отлично сказано, папа, предполагая даже что сторона враждебная.
   -- Враждебна столько же, сколько лисица курятнику и собака лисицѣ, сказала маркграфиня.
   -- Принимаю ваше сравненіе, тетушка, сказала Оттилія.-- Онъ врагъ мокрыхъ куръ, нo только не бѣжитъ отъ многочисленной стаи лающей на него. Мой старый профессоръ смѣлый искатель правды. Онъ зажигаетъ свѣтильникъ чтобъ озарить предъ вашими глазами почву на которой вы ходите. Какъ это вы, обожая героевъ, не сочувствуете ему, когда онъ стоитъ одинъ за свое понятіе объ истинѣ. Я желала бы стать съ нимъ рядомъ. Когда нападаютъ на него, я не могу за него не заступиться.
   -- Вы вѣроятно не отказываетесь ни отъ чего чему научилъ васъ этотъ негодяй?
   -- Ни отъ чего, ни отъ чего! отвѣчала Оттилія, и влила жизнь въ мое сердце.
   Мрачная и молчаливая баронесса Туркемсъ, сидѣвшая противъ нея, громко вздохнула.
   -- Ужъ не пыталась ли принцесса обратить васъ? спросила ее маркграфиня.
   -- Обратить? Нѣтъ, сударыня. Она читала мнѣ.
   -- Добрая моя Туркемсъ, вамъ не даютъ выспаться.
   -- Ея высочество принцесса сама презираетъ сонъ.
   -- Вотъ какъ поступаете вы, вольнодумцы. Вопервыхъ, вы лишаете себя лучшей части жизни, а потомъ навязываете свои дурныя привычки жертвамъ своимъ. Оттилія! Эрнстъ! Я положительно требую чтобы въ комнатѣ ребенка гасили огонь въ двѣнадцать часовъ ночи.
   -- Двѣнадцать часовъ очень поздній часъ для ребенка, сказала Оттилія, улыбаясь.
   Принцъ съ едва замѣтнымъ удареніемъ проговорилъ:
   -- Женщина рожденная для власти не должна быть подчинена дѣтскимъ стѣсненіямъ.
   Тутъ открылась мнѣ возможность принять участіе въ разговорѣ. Маркграфиня не разъ заявила мнѣ что мнѣ далеко до моего отца.
   -- Отчего? говорила она,-- отчего вы не можете взяться за эти несносныя копи и дать отцу тѣшиться на свободѣ?
   -- Можетъ-быть оттого что я его не стою, замѣтилъ я.
   Она поздравила меня съ искрой Роевскаго остроумія.
   Мнѣ представилось что сговорились дать мнѣ почувствовать мое собственное ничтожество, и слѣдовательно и нелѣпость моихъ притязаній. Еслибы такой заговоръ дѣйствительно существовалъ, мнѣ не могли бы нанести болѣе чувствительныхъ ударовъ. Часто желаніе унизить неравнаго намъ человѣка выполняется успѣшнѣе безъ предварительнаго разчета.
   Принцъ пригласилъ меня курить съ нимъ и говорилъ о томъ какъ у насъ въ Англіи классы общества постепенно уравниваются посредствомъ браковъ между аристократами, сквайрами и купечествомъ.
   -- Здѣсь не то, сказалъ онъ,-- и никакія выходки демократовъ не доведутъ насъ до этого. Санъ для насъ имѣетъ значеніе принципа. Вы, я думаю, не читали книги нашего профессора? Она сильна. Онъ человѣкъ сильный. Она не можетъ имѣть вреднаго дѣйствія на умъ людей предназначенныхъ рожденіемъ для власти, слѣдовательно и на умъ принцессы. Вамъ я бы посовѣтовалъ не читать этой книги. Она вредна для тѣхъ кому приходится прокладывать себѣ дорогу. Вы конечно вступите въ свой парламентъ. Тамъ вамъ откроется прекрасная карьера. Онъ спросилъ меня какъ понравился мнѣ канцлеръ фонъ-Редвицъ.
   Я замѣтилъ что принцъ старается хладнокровно и ловко исправить то что случилось по его неосторожности и слѣпотѣ. Онъ навѣрное объяснилъ дочери ея настоящее положеніе и теперь съ дьявольскимъ искусствомъ льститъ ей, предоставляя ее собственной разсудительности и воздерживаясь отъ всякаго противодѣйствія. Что онъ боготворитъ ея умъ и дѣйствительно полагается на него, было мнѣ извѣстно. А это дѣйствуетъ на нее. До какой степени? Мои колебанія и сомнѣнія, мои восторги и отчаяніе, неспособность видѣть что бы то ни было въ истинномъ свѣтѣ,-- все свидѣтельствовало какъ безумно влюбиться въ принцессу.
   Дѣлались приготовленія къ пріѣзду важнаго гостя. Маркграфиня говорила о немъ выразительно. Я подумалъ не шутливый ли это способъ возвѣстить о возвращеніи отца моего, и вѣроятно удовольствіе выразилось на моемъ лицѣ, ибо она спросила меня:-- Вы знаете принца Германа? Онъ проводитъ большую часть времени въ Эбергарднстатѣ. Онъ родственникъ короля; бывшій рабъ; tant soit peu philosophe à ce qu'on dit; путешественникъ. Говорятъ у него южно-американскій цвѣтъ лица. Я знала его мальчикомъ. У него страсть сопоставлять то что природа разъединила: кости рыбъ и звѣрей. Il faut passer le temps. Онъ обожаетъ попіонъ. Все допотопное приводитъ его въ восторгъ. Онъ въ состояніи описать намъ тогдашнія моды, и если я не ошибаюсь, мы, по его мнѣнію, еще не дошли до послѣдней изъ нихъ. Къ счастію моя модистка вернулась изъ Парижа. Къ тому же у насъ есть по окрестностямъ ископаемыя, хотя право не знаю гдѣ именно. Все равно, гдѣ-нибудь. Принцесса укажетъ ему, а вы можете помочь при раскопкѣ. Говорятъ онъ готовъ зарыться въ землю ради спинной кости какого-нибудь idio.... ilio.... какъ его?... sauras.
   Я осматривалъ принца Германа съ такимъ вниманіемъ какое рѣдко обращалъ на мущину. У него была германская голова, широкая, съ выступающими ушами, живые, честные, внимательные при разговорѣ глаза; сухія губы; нѣсколько тропическій цвѣтъ кожи, и очень пріятное обращеніе со всѣми, исключая его свиты: секретарей, лакеевъ, охотниковъ,-- его негровъ, какъ онъ называетъ ихъ. Они его любили. Онъ не могъ не понравиться.
   -- Вы много занимаетесь? обратился онъ къ принцессѣ за столомъ.
   -- Я бросаю книги съ той минуты какъ вы пріѣхали открыть предо мною землю и море.
   Съ этого времени разговоръ вели они, мы только слѣдовали за ними, или молча, или по временамъ вставляя два, три слова.
   Со мною принцъ Германъ былъ безукоризненно любезенъ. Онъ дружился съ Англичанами въ своихъ странствіяхъ; предпочиталъ въ случаѣ приключенія товарища Англичанина всѣмъ другимъ; считалъ наши индійскія владѣнія изумительнѣйшимъ явленіемъ, какое случилось ему видѣть, и наши индійскія сигары весьма недурными, если къ нимъ привыкнуть. Если расшевелить его, онъ былъ неистощимъ на анекдоты. "Не былъ тамъ", отвѣчалъ онъ на попытки маркграфини свести разговоръ на сплетни о нѣкоторыхъ германскихъ дворахъ. Музей, охота и опера поглощали все его время. Я считалъ что ему должно-быть лѣтъ подъ сорокъ. Онъ казался крѣпкимъ, ѣлъ здорово, пилъ добросовѣстно, словно исполняя обязанность, и послѣ обѣда раскраснѣлся гг стремился закурить и протянуться. Тутъ онъ заговорилъ о малости Европы и величіи Германіи. Онъ выкраивалъ карту міра по-своему, на основаніи логическихъ доводовъ. Америкѣ Америка, Южная и Сѣверная; Индія Европѣ. Индія должна принадлежать странѣ съ наиболѣе развитою береговою линіей. Владѣтельница Балтійскаго, Нѣмецкаго моря и Востока; (какъ непремѣнно будетъ), Германія, естественно потребуетъ себѣ Индіи, и найдетъ такимъ образомъ исходъ силамъ плодовитѣйшаго и крѣпчайшаго изъ племенъ человѣческихъ, въ сущности единственному племени внѣ Индіи, къ которой она вернется, какъ къ своему источнику, и создастъ такимъ образомъ государство безподобное по силѣ, совокупивъ Западъ съ Востокомъ; государство основанное на твердой почвѣ, на крови гражданъ, а не владычество надъ чуждыми племенами, шаткое какъ паланкинъ на спинѣ слова, цѣлость котораго зависитъ отъ того останется ли слонъ покорнымъ. (Такъ описывалъ онъ власть Англичанъ въ Индіи). И помяните мое слово, говорилъ онъ,-- Индійскій народъ совершенно слонъ, отъ хвоста до хобота, онъ рабъ вашъ, пока не раздавитъ васъ, и не такъ глупъ, какъ кажется. Но вы сдѣлали чудеса въ Индіи, и мы этого не можемъ забыть.
   Таковъ былъ человѣкъ этотъ, кроткій когда вино испарится въ спичахъ и въ особенности когда онъ вернется въ общество дамъ.
   Оттилія танцовала съ принцемъ Германомъ на большомъ балу, данномъ въ его честь. Жены и дочери извѣстныхъ въ городѣ лицъ, присутствовавшія на балу, непрерывно шушукались о его наружности, въ которой, по ихъ словамъ, виднѣлось нѣмецкое сердце, хотя онъ и жилъ долго въ чужихъ краяхъ. Мущины очень ухаживали за нимъ. Саркельдъ видимо выражалъ свое удовольствіе. Одно замѣчаніе: "у насъ въ городѣ будетъ его музей", не оставило мнѣ сомнѣнія относительно предполагаемой цѣли его посѣщенія. Слова эти были сказаны съ одушевленіемъ, ясно доказывавшимъ какъ признателенъ будетъ городъ тому кто просвѣщаетъ его привозомъ нѣсколькихъ ящиковъ съ рыбьими костями.
   Такъ мало стѣснялся онъ моимъ присутствіемъ что однажды, возвращаясь съ поѣздки верхомъ, онъ схватилъ и держалъ нѣсколько минутъ руку принцессы. Она нахмурилась съ грустнымъ удивленіемъ, но не оказала сопротивленія, неприличнаго знатной дѣвушкѣ. Рука ея была схвачена грубо, какъ схватилъ бы смѣлый поклоникъ, какой-нибудь Генрихъ г., дли чувственный Петручіо. Она погнала лошадь впередъ, а я опрокинулъ въ рукѣ хлыстъ мой. Принцъ Германъ поскакалъ за нею, не держась руками за поводья, словно Индѣецъ поражающій буйвола. Индѣйское было ухаживаніе. Насмѣшливо удивленный крикъ принца: "Что, что!" придалъ сценѣ этой еще болѣе дикій характеръ. Оттилія, смущенная, отклонилась въ сторону, а онъ всѣмъ тѣломъ нагнулся къ ней. Странно мнѣ было глядѣть на это. Я подъѣхалъ къ нимъ ближе, во не смѣлъ, не дождавшись приказанія принцессы, ударить хлыстомъ по рукамъ принца.
   Оттилія остановила лошадь. "Hy-съ", сказала она, и рука ея была выпущена.
   Потомъ, обратившись ко мнѣ, она проговорила:-- Мистеръ Ричмондъ, у меня есть слуга.
   Этого было довольно. Они поѣхали дальше. Шварцъ слѣдовалъ за ними по пятамъ, какъ собака. Я спрашивалъ себя ѣхать ли мнѣ за ними, и могу ли я, съ другой стороны, выпустить ихъ изъ глазъ. Они удалялись; вонъ виднѣются двое впереди и одинъ сзади, вотъ ужь только точки на горизонтѣ, вотъ скрываются въ лощинѣ подъ густыми деревьями, и листья шумятъ какъ-то невыносимо таинственно. Я бросился впередъ и опять увидѣлъ ихъ: они выѣхали изъ-за сосенъ, появились на полѣ, обогнули утесы, опять окунулись въ лѣсъ, опять показались, и скрылись снова. Я ждалъ что они выѣдутъ еще разъ, но напрасно глядѣлъ во всѣ стороны. Судьба моя такъ или иначе была связана съ ними. Пока я видѣлъ ихъ, я какъ будто зналъ ее; но не видѣть ихъ было убійственно. Я поскакалъ до такой степени поглощенный желаніемъ отыскать троихъ что не замѣтилъ всадника ѣхавшаго мнѣ на встрѣчу. Это былъ принцъ Германъ. Онъ приподнялъ шляпу, я остановился, и онъ заговорилъ:
   -- Позвольте мнѣ извиниться предъ вами, мистеръ Ричмондъ. Васъ, кажется, надо поздравить. Я не зналъ. Принцесса благоволила объяснить мнѣ. Какъ вы это устроите, я не понимаю. Но это не мое дѣло. Я человѣкъ честный, и по чести, я предполагалъ что мнѣ предлагаютъ здѣсь рѣшить немедленно, по моему обыкновенію, желаю я или не желаю. Я говорю прямо, неправда ли? Человѣкъ со смысломъ не могъ колебаться. У меня пріемы быстрые. Жалѣю что поразилъ васъ ими. Видите ли, я былъ обманутъ, самъ обманывался, положимъ. Рѣшительныя мѣры иногда вводятъ въ чертовскій просакъ. Сказать правду.... можетъ-быть она вамъ непріятна.... въ такихъ случаяхъ лучше всего сообразоваться съ желаніями семейства. А когда еще дѣло идетъ о принцессѣ крови!... Я, видите ли, человѣкъ подходящій. Это случай, точно такъ же какъ ростъ, цвѣтъ лица, тѣлосложеніе. Всякому человѣку то или другое дается отъ рожденія. У васъ англійскія понятія, у меня германскія. Но какъ человѣкъ свѣтскій, и какъ человѣкъ порядочный, я бы думалъ что взять молодую принцессу и низвести изъ ея положенія, не совсѣмъ.... вы, конечно, знаете что титулъ теряетъ силу какъ только она снизойдетъ.... Такъ! такъ! Довольно. Я думалъ что мѣсто свободное. Мы привыкли чтобы намъ разчищали дорогу. Я васъ не задерживаю.
   Мы поклонились другъ другу, и я поѣхалъ дальше, машинально, неясно понимая смыслъ слышаннаго и не извлекая изъ него отрады. Надменно царственный способъ ухаживанія этого человѣка, считавшаго ни во что присутствіе низшихъ и чувства другихъ, возбуждалъ во мнѣ ревность, несмотря на его неудачу.
   Я былъ въ такомъ настроеніи что совершенно отдался въ руки отцу, изливъ ему душу въ первый разъ съ тѣхъ поръ какъ полюбилъ я Оттийю. Только-что вернувшись съ поспѣшнаго путешествія, и сознавая какъ многимъ обязанъ ему принцъ, онъ отнесся легко къ моимъ недоумѣніямъ и тотчасъ же прямо высказалъ свое мнѣніе.
   -- Она обѣщаетъ тебѣ свою руку въ присутствіи мастера Питерборо. Планъ его былъ составленъ тутъ же: -- Мы ѣдемъ въ Англію послѣ завтра, Ричи, чтобы дѣятельно вести процессъ. Нашъ Питерборо въ замкѣ. Госпожа фельдмаршальша удостоиваетъ его прощальнаго приглашенія. У тебя свиданіе съ принцессой въ полночь въ библіотекѣ, гдѣ ты имѣешь привычку читать, какъ и слѣдуетъ студенту. При малѣйшемъ звукѣ колокольчика или даже какъ только дверь отворится, я позабочусь чтобы Питерборо вошелъ къ тебѣ. Это будетъ не обрядъ, а просто лишь обязательство честнымъ словомъ даннымъ въ присутствіи духовнаго лица. Онъ увѣдомилъ меня что съ этою цѣлію, для этого именно дѣла, и завербовалъ, и удержалъ при себѣ Питерборо. Это казалось возможно и, странно, побудило меня воспользоваться имъ. Ибо принцесса все еще отказывала мнѣ во взглядѣ любви, избѣгала меня, все еще держалась загадочно, а я былъ настолько деликатенъ что воздерживался отъ писемъ. Я согласился съ отцомъ что намъ нельзя оставаться въ Германіи; но какъ же мнѣ оставить поле дѣйствія и бѣжать въ Англію при такихъ обстоятельствахъ. Я сочинилъ пошлѣйшее изъ всѣхъ когда-либо писанныхъ писемъ, прося принцессу встрѣтиться со мною въ библіотекѣ, въ полночь, чтобы доставить мнѣ удовольствіе проститься съ нею. Послѣ этого я ободрился; мнѣ представилось что отецъ мой обладаетъ большою житейскою опытностью, а на Питерборо я сталъ смотрѣть на какъ сверхъестественное существо. Если Оттилія не придетъ, по крайней мѣрѣ я буду знать свою участь. Развѣ я не обязанъ обнаружить нѣкоторую предпріимчивость? Такъ разсуждалъ я междометіями, будучи въ сущности утомленъ стараніемъ казаться не тѣмъ что я былъ дѣйствительно и сдѣлаться тѣмъ чѣмъ не могъ я быть никогда. Такъ лучшее, идеальное во мнѣ исчезло. Я уже не старался заслужить любовь женщины, а вступалъ въ заговоръ чтобъ опутать принцессу. На меня также до нѣкоторой степени дѣйствовало сознаніе, казавшееся мнѣ свидѣтельствомъ житейской мудрости моей, что принцъ Эрнестъ хитритъ коварно со мною, удерживая меня у себя подъ разными предлогами, при невыгодныхъ для меня обстоятельствахъ. Гордость моя поднялась, а неистощимая бодрость отца раздувала ее. Онъ громко настаивалъ на заслугахъ оказанныхъ принцу, на его собственномъ высокомъ положеніи, на предстоящемъ мнѣ богатомъ наслѣдствѣ. Онъ почти увѣрилъ меня что принцъ Эрнестъ не рѣшается мнѣ отказать, и предположеніе это не совсѣмъ казалось безразсудно, ибо иначе зачѣмъ бы мнѣ гостить во дворцѣ? Я неспособенъ былъ обдумать дѣло.
   Отецъ развлекъ меня, направивъ всѣ батареи своего веселаго остроумія на мистера Питерборо, у котораго цѣлая кипа богословскихъ рукописей противъ еретиковъ Нѣмцевъ была заготовлена для изданія въ родной сторонѣ. "Какъ не похожа наша страна, восклицалъ онъ,-- на это гнѣздо, эту дебрю ереси, гдѣ пасквили и критики печатаются безпрепятственно, не подвергаясь, какъ кажется, тому общему осужденію которое несомнѣнно поразило бы всякое странное мнѣніе у насъ дома!" Понималъ-ли онъ дѣйствительно для какого дѣла готовилъ его мой отецъ, я былъ не въ состояніи рѣшить. Приглашеніе обѣдать и провести вечеръ во дворцѣ на озерѣ несказанно польстило ему.
   Мы пошли за нимъ въ замокъ.
   Горе выразилось на лицѣ Питерборо, когда вышли мы изъ экипажа у воротъ дворца: онъ забылъ свою трубку.
   -- Принцъ вамъ дастъ одну изъ своихъ, сказалъ мой отецъ.
   -- Много будетъ у насъ поразказать въ Англіи, замѣтилъ мнѣ Питерборо.
   -- Въ Риверсли, помнится, табакъ не допускается, сказалъ я.
   Онъ вздохнулъ и отвѣтилъ шутливо что считаетъ табакъ лишь утѣшеніемъ изгнанниковъ и холостяковъ.
   -- Питерборо, другъ мой, вы герой! воскликнулъ мой отецъ.-- Онъ отказывается отъ табаку ради женитьбы!
   -- Позвольте, вступился Питерборо, съ комическою попыткой на тонкую шутливость:-- у меня съ табакомъ никогда не было законнаго союза.
   -- Онъ разрываетъ свою незаконную связь съ табакомъ чтобы жениться по всѣмъ правиламъ! воскликнулъ отецъ.
   Мы весело вошли во дворецъ, и вскорѣ Питерборо, хранившій при одобрительномъ смѣхѣ задумчивое лицо, сказалъ:
   -- Знаете ли, это можетъ быть серіознѣе чѣмъ кажется съ перваго раза.
   Его простодушный видъ разсмѣшилъ меня до слезъ. Я отдалъ отцу письмо къ принцессѣ, съ порученіемъ передать его кому-нибудь изъ слугъ, предполагая что теперь Оттиліи не воспрещаются сношенія со мною, и считая согласною съ моимъ достоинствомъ одну лишь эту ничтожную хитрость, будто письмо это не отъ меня, а отъ отца. Смѣхъ не оставлялъ меня. Я смѣялся одѣваясь. Маркграфиня тотчасъ же замѣтила мою веселость.
   -- Рой, вы расшевелили своего сына. Сейчасъ видно что въ немъ ваша кровь, какъ только вы часъ пробудете съ нимъ.
   И затѣмъ она вступила въ разговоръ достаточно остроумный для настоящаго случая.
   Принцъ Германъ уѣхалъ. Объ отъѣздѣ его упомянули съ обычными изъявленіями сожалѣнія. Оттилія безъ стѣсненія и говорила объ немъ, и глядѣла на меня. За столомъ былъ придворный докторъ съ женой, канцлеръ фонъ-Редвицъ съ дочерью и генералъ Ганненвиль, начальникъ принцева войска, Прусакъ въ душѣ, считавшійся хорошимъ полководцемъ, потому что на досугѣ сочинилъ какую-то книгу о военномъ искусствѣ. Я сидѣлъ между дочерью канцлера и баронессой Туркемсъ. Баронесса спросила меня о причинѣ неожиданнаго возвращенія моего отца.
   -- Онъ имѣетъ даръ являться кстати, замѣтила она.
   -- Онъ ѣдетъ со мною въ Англію, сказалъ я.
   -- Ахъ! Онъ ѣдетъ! отозвалась она и затѣмъ спросила чему обязаны мы присутствіемъ мистера Питерборо. Между нею и отцомъ моимъ всегда существовала тайная вражда.
   Къ удивленію моему, баронесса, говоря объ Оттиліи, называла ее по имени.
   -- Оттиліи нуженъ горный воздухъ. Поздніе часы вредятъ цвѣту лица ея. Я совѣтую движеніе днемъ, чтобы спать хотѣлось къ ночи.
   -- Принцессѣ, сказалъ я, завидуя Питерборо, который сидѣлъ подлѣ нея,-- безъ сомнѣнія, принесетъ пользу горный воздухъ. Не занимается ли она чрезмѣрно? Море....
   -- Море, по моему, для нея не хорошо, не здорово, возразила баронесса.-- Оно сыро.
   Я засмѣялся.
   -- Да, сыро, повторила она.-- Испаренія, я убѣждена, дѣйствуютъ на умъ и на тѣло. Эта поѣздка на яхтѣ причинила ей страшный вредъ. Горы возстановили ее. Онѣ ея опять возстановятъ, повѣрьте мнѣ. Она не слишкомъ крѣпкаго сложенія, но чтобы лѣчить правильно, надо опредѣлить въ чемъ именно заключается болѣзнь. Ѣздить верхомъ ночью вмѣсто того чтобы спать! Отправляться Богъ вѣсть куда и возвращаться лишь на другой день вечеромъ! Я спрашиваю васъ, разсудительно ли это? Не похоже ли это на помѣшательство?
   -- Принцесса?... началъ было я.
   -- Оттилія это дѣлала.
   -- Возможно ли, баронесса? Она ѣздила одна?
   Странно замигали тусклые глаза, глядѣвшіе на меня изъ-подъ густыхъ, темныхъ бровей.
   -- Одна, отвѣчала баронесса.-- То-есть она, конечно, брала съ собой своего великана, чтобы защитить ее отъ насилія. Вотъ только въ этомъ еще и вижу я проблескъ разсудка.
   -- Старый Шварцъ очень вѣрный слуга, сказалъ я, думая про себя что сама баронесса похожа лицомъ на стараго воина.
   -- Покорность собаки причудамъ хозяина, вы называете вѣрностью! Гм.... баронесса сухо откашлялась.
   Я шепнулъ:
   -- Принцу Эрнсту.... извѣстно?
   -- Вамъ извѣстно, отозвалась баронесса.-- Что человѣкъ обожаетъ, въ томъ онъ недостатковъ не видитъ. Помните: или я что-нибудь здѣсь, или ничто!
   Это загадочное замѣчаніе было принято мною почтительно, какъ заслуженный укоръ. Наклонивъ голову серіозно, я выразилъ свое сожалѣніе что море ей не нравится, иначе я предложилъ бы ей покататься на яхтѣ. Она холодно кивнула, и на губахъ ея появилась полуулыбка, напоминающая болѣе растворенную дверь чѣмъ лучъ свѣта. Обѣдъ, въ сущности нѣмецкій ужинъ, окончился общимъ разговоромъ о политическихъ дѣлахъ, который завели и поддерживали приверженецъ Пруссіи, генералъ, и сочувствующая Австріи, маркграфиня. Принцъ Эрнстъ, вѣрный своему правилу что дипломатія есть орудіе мелкихъ государей, поддерживалъ равновѣсіе, становясь то на сторону одного, то на сторону другаго. Благоразумый образъ дѣйствія покуда соперничествующія державы дозволяютъ такъ себя взвѣшивать. Мы позабавились музыкой, раскланялись съ дамами и переодѣлись для курильни. Принцъ Эрнстъ всегда выкуривалъ при госгяхъ одну сигару Генералъ, канцлеръ и докторъ знали когда слѣдовало удалиться и тотчасъ же встали всѣ разомъ, какъ только онъ бросилъ окурокъ сигары въ незатопленный каминъ. Мой отецъ и мистеръ Питерборо остались на своихъ мѣстахъ.
   Я говорилъ себѣ съ отраднымъ чувствомъ что заговора никакого не было, такъ какъ я ни на что не изъявлялъ своего согласія. Прощаясь съ принцемъ Эрнстомъ, я пожалъ протянутую имъ руку съ довольно чистою совѣстью.
   Я вышелъ въ библіотеку. Пришелъ слуга за приказаніями. Мнѣ было нечего приказывать. Онъ затворилъ ставни, опустилъ занавѣски, осмотрѣлъ мою лампу и поставилъ также лампы на конторку и на каминъ. Я остался наединѣ съ бронзовыми бюстами мудрецовъ. Комната была длинная, низкая и мрачная, богато увѣшанная драпировками на другомъ концѣ, гдѣ стоялъ столъ, на которомъ принцъ записывалъ замѣтки, и диванъ, приглашавшій отдохнуть за чтеніемъ романовъ. Дверь на ближайшемъ ко мнѣ концѣ комнаты вела въ спальни, расположенныя въ западномъ флигелѣ зданія. Съ моего мѣста виднѣлись ряды томовъ и классическія головы. Другихъ украшеній не было на стѣнахъ. Я ходилъ взадъ и впередъ. Я легъ бы на диванъ, еслибъ онъ не былъ занятъ кучей книгъ, прикрытыхъ отъ пыли; а можетъ-быть и спрятанныхъ чтобы желтыя парижскія брошюры, которыхъ я замѣтилъ съ дюжину, не бросались въ глаза случайному посѣтителю. Въ лѣтнемъ дворцѣ своемъ принцъ часто давалъ аудіенціи въ этой комнатѣ. Онъ сказалъ мнѣ, когда я выразилъ желаніе почитать въ библіотекѣ: "вы будете придерживаться классическаго отдѣленія." Можетъ-быть онъ не желалъ чтобъ осматривали желтыя брошюрки. У меня не было охоты читать ихъ. Я поднялъ одну, упавшую пока я ходилъ, бросилъ ее на мѣсто и разстроилъ всю прикрытую кучу. Попадали другія. Я такъ и не поднималъ ихъ.
   Оттилія не заставила долго ждать себя.
   

ГЛАВА XXXV.
Сцена въ лѣтнемъ дворцѣ.

   Я напѣвалъ про себя гётевскую Zigeunerlied, что имѣю привычку дѣлать когда умъ мой слишкомъ занятъ или не занятъ ничѣмъ. Тихій шорохъ изъ передней заставилъ меня повернуться, и я увидѣлъ Оттилію, съ серебряной лампой въ рукѣ, словно она ожидала найти тутъ темноту -- тонкая голубая кашмировая шаль прикрывала ея плечи; волосы ея были завязаны узломъ; она стояла предо мной въ свѣтѣ лампы точно статуя -- изображеніе сумерокъ.
   Я быстро подошелъ къ ней и затворилъ дверь, говоря то; потомъ: "вы пришли!"
   Она подозрительно оглянула комнату: -- Вы говорили съ кѣмъ-то?
   -- Нѣтъ.
   -- Вы говорили.
   -- Такъ значитъ самъ съ собою.
   Я повторилъ цыганскій напѣвъ.
   Она слегка улыбнулась и сказала что теперь именно время бродить Аннѣ и Урсели, и Катѣ и Лизѣ.
   На рукахъ ея были перчатки; я замѣтилъ эту мелочь.
   Мы услышали какъ смѣнился часовой у подъѣзда.
   -- Полночь, сказалъ я.
   -- Вы не назначили часа въ точности, отвѣчала она.
   -- Я боялся назначить полночь.
   -- Почему?
   -- Чтобы такой часъ... не испугалъ васъ, не заставилъ задуматься. Вы видите, я придумываю причину. Самъ я не знаю почему, развѣ потому что надѣялся видѣть васъ нѣсколькими минутами дольше. Вотъ теперь эти минуты прошли. Я бы не просилъ васъ придти, еслибы не думалъ что вы свободны въ своихъ дѣйствіяхъ.
   -- Я свободна.
   -- И вы пришли по собственному желанію?
   -- Всякое свободное дѣйствіе должно имѣть причину.
   -- Понимаю: разсудокъ вашъ былъ противъ этого свиданія.
   -- Успокойтесь, отвѣчала она, -- вы въ правѣ потребовать чтобъ я пришла, когда считаете нужнымъ.
   Книга упала съ дивана; она вздрогнула и улыбнулась своему безразсудному испугу. Я сказалъ ей что намѣренъ отправиться въ Англію утромъ; что настоящая минута единственная которой я располагаю; что это свиданіе будетъ послѣднее. Отъ правъ моихъ, если они есть у меня, чего я не сознаю, я отказываюсь.
   -- Вы выпускаете изъ рукъ свой конецъ цѣпи, сказала она.
   -- Бога ради, воскликнулъ я, -- не считайте себя связанною.
   Она покачала головой: -- я не такъ смотрю на дѣло.
   Представьте положеніе влюбленнаго котораго совѣсть не совсѣмъ чиста. Я конечно въ правѣ былъ требовать объясненія ея оскорбительной для меня холодности, и понималъ очень хорошо что два-три слова отъ сердца устранили бы эту холодность, но чувствуя что это по всей вѣроятности лишь слѣдствіе подозрѣнія, я оскорблялся еще больше и не смѣлъ высказаться, чтобы не выдать себя.
   Какъ бы то ни было, предполагая что любовь ея остыла, я искренно готовъ былъ возвратить ей свободу пожатіемъ руки и взять на себя все страданіе.
   -- Пожалуста не говорите о цѣпяхъ, сказалъ я.
   -- Но онѣ существуютъ. Словами дѣла не передѣлаешь.
   Дрожаніе словно какой-то струны въ ея голосѣ какъ будто свидѣтельствовало что въ ней нѣтъ холодности, а рука въ перчаткѣ, опиравшаяся на столъ, и совершенно спокойные глаза говорили противное. Я склонялся то къ одному то къ другому.
   Мы странно избѣгали называть другъ друга по имени. Я первый произнесъ: "Оттилія" и вызвалъ въ отвѣтъ "Гарри". Ледъ, обдававшій насъ, началъ какъ будто таять.
   -- Оттилія, вы говорили мнѣ будто желаете чтобъ я поѣхалъ въ Англію?
   -- Да.
   -- Мы останемся друзьями?
   -- Да, Гарри; мы не можемъ быть совсѣмъ разлучены; это сознаніе должно намъ теперь служить утѣшеніемъ.
   -- Прекрасное утѣшеніе, за неимѣніемъ пищи глодать кость. Все лучше чѣмъ ничего. По изгнаніи изъ рая, можетъ-быть отрадно взлѣсть на ворота его и хоть издали поглядѣть какъ растутъ тамъ деревья. Но я не понимаю какъ можно напередъ думать объ этомъ съ удовольствіемъ.
   -- Значитъ вы по природѣ или по теоріи болѣе нетерпѣливы чѣмъ я, сказала Оттилія.-- Настолько я уже давно разгадала вашъ характеръ, продолжала она.-- Это была одна изъ причинъ почему я желала чтобы вы работали. Вы увидите что серіозная работа въ Англіи.... Но для чего мнѣ читать вамъ проповѣди? Гарри, вы съ какой-нибудь цѣлью призвали меня сюда?
   -- Я должно-быть уже слишкомъ долго задержалъ васъ?
   -- Не во времени дѣло. Дурно то....
   -- Дурно? Развѣ вы не свободны въ своихъ дѣйствіяхъ?
   -- Подождите мой другъ. Чѣмъ свободнѣе я въ моихъ дѣйствіяхъ, тѣмъ серіознѣе обязана я ихъ обдумывать. Я полагаю что не руководствуюсь въ моихъ соображеніяхъ, подобно большинству женщинъ, нервами и волненіемъ крови. Поистинѣ, Гарри, я бы не пришла, еслибы не признавала за вами права призвать меня къ себѣ.
   -- Вы знаете, принцесса, что удостоивъ меня вашей привязанности, вы рискуете лишиться своего сана?
   -- Знаю.
   -- И что же?
   -- Санъ мой въ большой опасности, больше ничего.
   -- И вы съ самаго начала знали это?
   -- Не вполнѣ. До нѣкоторой степени знала, но дѣло мнѣ не представлялось ясно. Я лишь недавно стала научаться свѣтской мудрости. Пренебрегать ею нельзя. Я имѣю обязанности къ отцу, къ роднымъ, къ нашимъ княжескимъ родамъ; къ странѣ моей, наконецъ.
   -- О, принцесса, если вы ищите оправданія....
   -- Можете ли вы это думать?
   Вся высокая красота ея природы вдругъ представилась мнѣ. Я готовъ былъ упасть къ ея ногамъ и сказалъ спокойно:
   -- Не оправданія, но дѣйствительно.... обязанности.... Я не могу простить себѣ что привелъ васъ въ столкновеніе съ ними. Я тоже научился свѣтской мудрости. Жалѣю для васъ что такъ поздно. Что заставило меня забыть о вашемъ санѣ! Не понимаю! Но теперь зная человѣка который заслужилъ ваше сочувствіе, когда вы были менѣе знакомы съ жизнью....
   -- Довольно, остановила меня Оттилія.-- Я не позволю бранить его. Я тоже лучше его узнала и однако, когда его унижаютъ, унижаютъ и меня; его стыдъ падаетъ на меня. Лицо ея горѣло.
   Ея жаръ сообщился мнѣ.
   -- Мы разстанемся черезъ нѣсколько минутъ. Мнѣ хочется попросить васъ чтобы вы дали мнѣ что-нибудь.
   -- Что же?
   -- Эту перчатку.
   Она сняла ее и дала мнѣ не перчатку, а руку.
   -- Ее вѣдь я не могу удержать!
   -- Развѣ нужно вамъ все говорить? сказала она голосомъ въ которомъ слышался бы упрекъ, еслибы нѣжность не смягчала его.-- Надо бы намъ понимать другъ друга и безъ словъ, Гарри. Вы можете удержать за собой мою руку, если желаете. Я немножко опасаюсь чтобы меня не сочли за сумашедшую и очень боюсь обнаружить неблагодарность къ моему доброму отцу. Онъ доказалъ что умѣетъ быть въ высшей степени снисходителенъ, довѣрчивъ и деликатенъ къ своей дочери, хотя онъ и принцъ. Моя обязанность доказать ему что я не забываю моего сана. Я должна дорожить моимъ саномъ, когда онъ оступается отъ него ради меня. Вы молоды, другъ мой. Только неопытная, ослѣпленная дѣвочка могла бы вообразить себѣ что вы недоступны страстямъ другихъ людей. Я была слѣпа. Я сожалѣю только объ отцѣ. Возьмите слово мое какъ берете мою руку. Мы съ вами связаны неразрывно. Только помогите мнѣ облегчить для него ударъ. Если я сойду съ того положенія для котораго была рождена, то дайте мнѣ возможность сказать ему что я займу мѣсто приличное мнѣ, или по крайней мѣрѣ такое котораго семейству моему нечего будетъ стыдиться. Стоять въ центрѣ жизни, въ вашей передовой Англіи, кажется мнѣ весьма завиднымъ. Гарри, я помню какъ бывало, когда я думала объ исторіи вашей страны, съ годъ послѣ того какъ видѣла я "двухъ молодыхъ Англичанъ", мнѣ представлялось что вы несете въ вѣнцѣ своемъ и утреннюю и вечернюю звѣзду, а солнце свѣтитъ на васъ и съ востока и съ запада. Дѣтскія грезы, но впечатлѣніе произведенное этой фантастической картиной осталось во мнѣ. Если я нападаю на Англію, то это досада любви. Мнѣ кажется что я могу сказать черезъ васъ народу много хорошаго, великаго.
   Она остановилась. Жаръ, одерживаемый ею въ рѣчи, обдавалъ лицо ея краской, подобной рдѣнію осенняго неба послѣ заката.
   Я прижалъ губы къ ея рукѣ.
   Среди тишины опять упала одна изъ роковыхъ желтыхъ книжекъ съ дивана.
   Она поглядѣла мнѣ въ глаза и спросила:
   -- Мы разговаривали при свидѣтелѣ?
   До такой степени обновила она меня что я смѣхомъ отвѣчалъ на таившееся еще въ ней подозрѣніе.
   -- Милая, тѣмъ лучше было бы.
   -- Еслибъ это было возможно, отозвалась она задумчиво, угадывая смыслъ моихъ словъ.
   -- Почему же нѣтъ?
   Глаза ея широко раскрылись.
   -- Какъ? Что вы спрашиваете?
   Видъ мой испугалъ ее. Я задыхался и блѣднѣлъ словно соколъ глядящій на птицу, или вѣрнѣе лисица; только птица та была не простая и не робкая. Ея красота и храбрость вознесли меня высоко, и съ великимъ чувствомъ облегченія я сказалъ:
   -- Я не думаю настаивать, но представьте, что за бѣда была бы, еслибы вы дали мнѣ свою руку при свидѣтелѣ?
   -- Моя рука въ вашей рукѣ, моего слова вамъ довольно.
   -- Довольно; и я благодарю небо. Но подумайте, еслибъ я имѣлъ залогъ который сопровождалъ бы меня въ трудахъ и невзгодахъ. Еслибъ я могъ сказать себѣ: она моя, моя навсегда, она не измѣнится, не отступится, она моя путеводная звѣзда, мое свѣтило, ничему она недоступна, она неизмѣнна. Я разумѣю засвидѣтельствованное слово, форму, обрядъ какой-нибудь, то-есть обрученіе, чтобъ я могъ говорить: моя возлюбленная, моя помолвленная. Вы слышите? "Возлюбленная", въ этомъ словѣ слышится еще одиночество; "помолвленная", значитъ мы вмѣстѣ идемъ до могилы. Хотите ли вы? Я только спрашиваю чтобы знать согласны ли вы. Завтра я останусь одинъ на свѣтѣ; эта мысль обдаетъ меня тяжелымъ мракомъ. Такъ хотите ли? Одно торжественное слово чтобы невѣста моя была моею, что бы тамъ люди ни дѣлали. Тогда бодро пойду я на жизненную борьбу. Помните, вопросъ только въ томъ согласны ли вы.
   -- Я согласна, Гарри, проговорила она, и губы ея дрогнули.-- Постойте (у меня вырвался крикъ радости), я согласна, взгляни мнѣ въ глаза и скажи сомнѣваешься ли ты во мнѣ.
   Я поглядѣлъ; въ глазахъ у меня потемнѣло.
   Мы испили чашу самозабвенія, какъ та безсмертная чета которая безпрерывно носилась въ кругѣ чистилища; и для васъ, которымъ минуты казались вѣками, какъ для нихъ, уже не считавшихъ времени, сила любви уничтожила сознаніе всего окружающаго. Такія минуты уносятъ душу выше счастія, въ неизвѣстную область грусти. Мы отошли другъ отъ друга печально, какъ та чета, припоминавшая жизнь, для нея утраченную. Я хорошо понималъ съ какой высоты спускалась Оттилія, когда начинали говорить чувства, но она показала мнѣ какъ мало остается у любви приписываемой ей нетерпѣливой, ненасытной жадности, когда ее сопровождаетъ сила способная поддержать ее на высотѣ, неспособная низойти дальше извѣстнаго предѣла.
   И при этомъ присутствовалъ свидѣтель, хотя невидимый для васъ.
   Наступило время разставанія. Голосъ Оттиліи понизился.
   -- Никогда, говорилъ я, уливаясь ея взглядомъ, бодрымъ, во еще томнымъ отъ борьбы, никогда не буду я сомнѣваться и отказываюсь отъ всякихъ залоговъ. Чтобы ничего не имѣть на совѣсти, я сообщилъ ей о полусоставленномъ заговорѣ, съ цѣлью наложить на нее неизмѣнное обязательство. Мнѣ не понадобилось оправдываться. Она сама нашла мнѣ оправданіе, говоря: "не доказываетъ ли это какъ несчастенъ былъ мой милый? Я виновата."
   Мы пожали руки на прощанье. Она подумала минуту и спросила не спитъ ли мой отецъ. Я отвѣчалъ отрицательно.
   -- Я хочу его видѣть, заговорила она.-- Я была жестока съ вами. Я слишкомъ много требовала терпѣнія. Подозрительность моя произошла отъ того что я сегодня вечеромъ получила предостереженіе, глупое предостереженіе -- остерегаться ловушекъ. Я ихъ не боялась, повѣрьте мнѣ, хотя нѣсколько минутъ, безъ малѣйшаго впрочемъ опасенія, я думала что отецъ Гарри слышитъ что я говорю. Онъ твой отецъ, мой другъ; приведи его ко мнѣ. Мой отецъ услышитъ объ этомъ отъ меня; почему же не услышать ему? А! Я, хотя и чуточку подозрѣвала тебя. Я вознагражу тебя за это. Моя гордость оскорбила васъ обоихъ. О милый мой, милый! Дорогіе глаза! Какой ты благородный, деликатный! Душа ты моя? Гдѣ же было сердце мое? Или оно замираетъ, засыпаетъ на время? Но ты умѣешь разбудить его. Гляди на меня: я твоя. Я согласна, я этого желаю. Я хочу его видѣть. Я хочу наложить на себя обязательство. Чѣмъ тяжеле узы, тѣмъ лучше для меня. Чѣмъ и гордиться мнѣ, какъ не тобою, Гарри? Я сейчасъ же повидаюсь съ нимъ.
   Третій въ комнатѣ закричалъ:
   -- Нѣтъ! Вы этого не сдѣлаете!
   Слова были нѣмецкія и поразили насъ какъ залпъ невидимаго непріятеля.
   -- Принцесса Оттилія! Помните свое достоинство, или я буду защищать его и васъ, думайте обо мнѣ что хотите!
   Баронесса Туркемсъ, запутавшаяся въ лежавшій на диванѣ пологъ, бросилась въ освѣщенную часть комнаты и ухватилась за звонокъ. Черезъ минуту, зазвонила тревога, отецъ мой очутился подлѣ насъ, кругомъ безумно кричали, и мы стояли посреди самой дикой суматохи, какой когда-либо оканчивалось свиданіе двухъ влюбленныхъ.
   

ГЛАВА XXXVI.
Домой и дома.

   Комната была въ огнѣ; баронесса Туркемсъ дергала за колокольчикъ; отецъ мой стоялъ словно въ сіяніи. Полноте! крикнулъ онъ баронессѣ. Она въ отвѣтъ закричала на него; оба затопали ногами; часовой у подъѣзда ударилъ въ дверь прикладомъ ружья;звонки раздавались поверхнимъ галлереямъ.
   -- Сумашедшая женщина! Перестаньте! закричалъ отецъ.
   -- Поджигатель! взвизгнула она.
   Онъ обратился къ принцессѣ, прося ее удалиться; но она уставилась на него, и я то же. Мы оба видѣли какъ онъ преспокойно поднесъ ея лампу къ занавѣскамъ и думали что онъ помѣшался. Онъ былъ однако совершенно хладнокровенъ. Это объяснитъ звонъ, сказалъ онъ переведя духъ и опять сталъ уговаривать принцессу удалиться.
   Питерборо одинъ изъ всѣхъ присутствующихъ принялся исправлять должность пожарнаго. Опасность была не такъ велика, какъ казалось. Стоило только оборвать занавѣски и затоптать ихъ ногами. Вдругъ баронесса воскликнула:
   -- Онъ правъ! Пойдемте, принцесса! Удалитесь, ваше высочество, удалитесь! А вы, обратилась она ко мнѣ, -- это вы зазвонили.
   -- Чтобы поправить вашу ошибку, баронесса, сказалъ отецъ.
   -- У меня совѣсть чиста, отозвалась она,-- а у васъ?
   Онъ поклонился и сказалъ:-- Огонь объяснитъ и присутствіе ваше здѣсь, баронесса.
   -- Благодарю Бога что я не такъ хладнокровна, какъ вы, сказала она.
   -- Ваша горячность, наклонился онъ къ ней,-- всегда будетъ служить вамъ оправданіемъ, баронесса.
   Видя что занавѣски потушены, Оттилія удалилась. Она не взглянула на меня.
   Все это произошло прежде чѣмъ ночной сторожъ, ходившій вокругъ дворца, успѣлъ добраться до библіотеки. Вслѣдъ за нимъ явились лакеи и горничныя. Отецъ мой встрѣтилъ принца Эрнста цвѣтистымъ разказомъ о безпечномъ студентѣ, либо заснувшемъ, либо слишкомъ усердно отыскивавшемъ какую-нибудь книгу, и обнаружилъ свой обычный тактъ тѣмъ что не сослался на меня для подтвержденія истины своихъ словъ. Этимъ разказомъ, а также похвалами Питерборо, о рѣшительности котораго весьма распространялся, онъ, какъ видно, удовлетворилъ и успокоилъ принца, такъ какъ убытокъ былъ ничтоженъ въ сравненіи съ поднятымъ шумомъ. Принцъ Эрнстъ спрашивалъ раза два: къ чему же было такъ отчаянно звонить? Отецъ мой что-то отвѣчалъ.
   Завѣшанныя окна Оттиліи, вотъ все что увидѣлъ я отъ нея, уѣзжая на слѣдующее утро, въ гораздо большемъ уныніи чѣмъ еслибъ я испыталъ несчастіе. Нельзя было отрицать что отецъ мой выручилъ принцессу; она ни за что не ушла бы изъ-за угрозы. Какъ говорилъ онъ, звонъ бы самъ по себѣ еще не заставилъ ее удалиться, а тревога поднятая баронессой могла быть объяснена всему дому не иначе какъ пожаромъ. Но я оскорбленъ былъ за Оттилію и сердился на себя. Признаться, я начиналъ даже слегка побаиваться человѣка способнаго прибѣгать къ такимъ крайнимъ средствамъ и въ случаѣ нужды призвать огонь на помощь. Онъ увѣрялъ меня что такія минуты вдохновляютъ его, что онъ этимъ гордится и, убѣжденъ что подумавъ немного я оцѣню "высоту его духа". Онъ обольщался мыслію что перехитрилъ баронессу Туркемсъ, и я не спорилъ съ нимъ, хотя на мой взглядъ, она рѣшительно перехитрила его. Она, должно-быть, перехватила письмо къ принцессѣ. Я вспомнилъ что неосторожно вручилъ его отцу для передачи кому-нибудь изъ слугъ, а онъ тутъ же безпечно передалъ его. Она отлично спряталась подъ пологомъ посреди книженокъ, наваленныхъ на диванѣ. Я не думаю что она имѣла намѣреніе поднять на ноги домъ; она хотѣла вѣроятно напугать принцессу и принудить ее уйти отъ меня. Бросившись слишкомъ стремительно къ звонку, она дернула его, и желая только погрозить что зазвонитъ, зазвонила дѣйствительно; а такъ какъ ужь поправить дѣло было нельзя, то продолжала звонить сильнѣе прежняго, когда появился отецъ мой. Увидавъ Питерборо, она прокричала что-то о духовномъ лицѣ; она была внѣ себя, но не потерялась однако. Всякому, кромѣ влюбленнаго захваченнаго въ расплохъ, какъ я, и смущеннаго тучей набѣжавшей на лицо принцессы, находчивость съ которою отецъ мой отразилъ преднамѣренное, въ его глазахъ, предательство баронессы, показалась бы достойною удивленія. Меня вся эта сцена словно огнемъ обожгла. Меня возмущала картина безпрерывно представлявшаяся моему воображенію, какъ онъ разбилъ стекло полуклассической ночной лампы принцессы, серіозно извинился предъ нею, и поднесъ пламя къ занавѣскамъ, сверкая взглядомъ на баронессу. Невыносимо казалось мнѣ смѣшное величіе этой сцены. Однако я долженъ былъ благодарить его за то что онъ выручилъ Оттилію, и меня преслѣдовала мысль что я вовлекъ ее въ такое положеніе изъ котораго нужно было выручить ее подобными средствами. Отецъ между тѣмъ, по обыкновенію, пересчитывалъ предстоящіе намъ успѣхи. "Мы завладѣли принцессой!" Что скажетъ Англія, какъ приметъ насъ Англія, когда въ слѣдующую поѣздку я привезу домой мою принцессу, вотъ что занимало его исключительно, къ великому мученію моему. Просить у него пощады было невозможно, ибо нельзя было объяснить ему моего настроенія. Отъ прошедшаго у него какъ будто осталось одно только убѣжденіе что онъ предвидѣлъ и подготовилъ всѣ ожидающіе насъ успѣхи. Мнѣ пришлось выслушивать разсужденія объ удачѣ его замысла, до тѣхъ поръ пока наконецъ я сталъ чувствовать себя неспособнымъ писать Оттиліи. Это сознаніе какъ будто отрѣзывало меня отъ нея, и я погружался снова въ унылую мрачность дней предшествовавшихъ нашей встрѣчѣ съ нею на взморьѣ. Но каково бы ни было наше настроеніе, мы, островитяне, завидѣвъ на горизонтѣ берегъ Англіи, не можемъ не привѣтствовать его и не забыть хотя отчасти свое горе. Какъ вдохнулъ я въ себя морской воздухъ, меня стало тянуть къ бѣлымъ скаламъ; видъ бѣлыхъ скалъ пробудилъ пріятныя воспоминанія о Риверсли, а вмѣстѣ съ ними пришли и мысли о Дженетѣ, отрадныя, свободныя отъ всякихъ угрызеній. Любовь къ дому, похожая на любовь къ зимѣ, пробудилась во мнѣ, а съ ней вмѣстѣ и сочувствіе къ Дженетѣ, съ которой я могъ по крайней мѣрѣ быть самимъ собою, существомъ гораздо менѣе возвышеннымъ, но и не испытывающимъ непріятнаго чувства человѣка стоящаго на пьедесталѣ. Добродушная моя Дженета! Я благодарилъ ее мысленно за то что она видитъ во мнѣ лишь меня самого.
   Простившись съ отцомъ въ Лондонѣ, я нѣсколько часовъ спустя легъ спать въ моемъ старомъ домѣ, съ такимъ ощущеніемъ будто снялъ съ себя желѣзныя латы. Я проснулся съ матросскою пѣснью на губахъ. Выглянувъ изъ окна на знакомыя поляны, темныя сосны, дубовыя рощи, и холмы пролегающіе къ юго-западу, я почувствовалъ что словно не жилъ въ послѣднее время. Дѣйствительно человѣкъ существующій лишь ожиданіемъ и воспоминаніемъ увидитъ что жизнь ускользаетъ между ними, какъ скользили корабли между ногъ Колосса Родосскаго. Я встряхнулся, прибодрился и поздоровался со всѣми за завтракомъ съ живостью Гарри Ричмонда. Мнѣ было пріятно что меня поздравляли съ веселымъ настроеніемъ моего духа, хотя повременамъ во мнѣ какъ будто что-то звучало фальшиво. Дженета окончательно поселилась у насъ въ домѣ.-- "Я купилъ ее, и, ужь не отпущу ее; она зѣница моего ока", говорилъ сквайръ. Я спросилъ ее не слыхала ли она о Темплѣ.-- "Нѣтъ, Богъ его знаетъ гдѣ онъ, милый малый!" воскликнула она, и я тотчасъ же увидѣлъ что нравилось въ ней сквайру, что и мнѣ также нравилось. Я увидѣлъ себя, словно въ туманѣ, возвращающагося съ охоты къ веселой, простодушной подругѣ, у которой хватало ума чтобы съ довѣріемъ относиться къ моему уму. На минуту видѣніе это было отрадно, какъ взглядъ на долины и горы изъ окна библіотеки отраденъ утомленному студенту. Короткость ваша дозволяла сдѣлать замѣчаніе о растущихъ у ней усахъ, легчайшая тѣнь надъ нѣжною верхнею губкой, какъ будто упавшая, сказалъ бы поэтъ, съ ея густыхъ, темныхъ бровей.
   -- Не можетъ же быть, Гарри, что это тебѣ не по вкусу? сказалъ сквайръ.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ я, глядя на тетушку Дороти, я это любилъ всегда.
   Сквайръ уставился на меня, словно сомнѣваясь въ томъ что слышитъ, и пробормоталъ что это то же самое что пыль на цвѣткѣ, пушокъ на сливѣ. Поэтическія сравненія заставили меня взглянуть на Дженету критически. Она не пробуждала во мнѣ ни искры поэтическаго чувства. Она стала рослою, статною дѣвушкой, легкою въ движеніяхъ, пожалуй граціозною, но въ граціи ея не было изящности, а была одна только простота. Она говорила живо и прямодушно, и говоря съ друзьями, глядѣла на нихъ прямо и бодро; голосъ ея былъ пріятенъ и звученъ. Она попрежнему поднимала губку для выраженія презрѣнія или неудовольствія и не оставила привычку хмуриться. Она точно такъ же какъ прежде очевидно любила лесть. На похвалы дѣдушки она отвѣчала признательно ласковымъ взглядомъ. Лесть не смущала ее, не заставляла очень сильно краснѣть. Она какъ будто говорила: -- Благодарю васъ что вы замѣчаете мои достоинства,-- и надо правду сказать, взглядъ ея словно договаривалъ: вы замѣчаете ихъ потому что любите меня. Она завязывала волосы простымъ узломъ, очень гладко зачесавъ ихъ назадъ, что придавало лицу какое-то выраженіе проворства. Лицо было подвижное, измѣнчивое и нисколько не указывало на дурной характеръ, какъ она ни хмурилась. Въ профиль оно казалось не такъ добрымъ по причинѣ темныхъ бровей, часто хмурившихся, но мрачному выраженію ихъ противорѣчилъ ротъ, представлявшій, какъ я долженъ былъ сознаться, прекрасное очертаніе, и оживляемый улыбками. Углы рта часто двигались, вызывая на щекахъ ямки, тогда какъ брови оставались неподвижны, что придавало ей нѣжно задумчивое выраженіе, которое представлялось мнѣ не свойственнымъ ея природѣ. О чемъ было ей думать? У ней не было заботъ, она не получила никакого воспитанія; едва ли хоть одна серіозная мысль была въ головѣ у ней, а двухъ разомъ она, я былъ увѣренъ, не могла вмѣстить. Именно такую жену нужно лорду охотнику, заключилъ я свои наблюденія, надо надѣяться что онъ будетъ хорошій человѣкъ.
   Сквайръ потребовалъ отъ Питерборо описанія нѣмецкихъ женщинъ. Краснѣя и бросая изъ-подъ нависшихъ вѣкъ робкій взглядъ на тетушку Дороти, указывавшій что и онъ готовъ подвергнуться общей участи домашнихъ наставниковъ въ Риверсли, почтенный джентльменъ отвѣчалъ что онъ не обращалъ на нихъ большаго вниманія.
   -- Онѣ бѣловато-смугловатыя женщины, не правда ли? разспрашивалъ Сквайръ, съ волосами какъ левъ и рыбьими глазами; высокія въ плечахъ, костлявыя, съ сухою кожей и беззубыя, такъ мнѣ сказывали. Говорятъ отъ того мущины и принялись за свое гнусное куреніе.
   Питерборо воскликнулъ: "Какъ можно! Помилуйте!" И сталъ увѣрять тетушку что нѣмецкія дамы весьма любезны, образованы, отличныя хозяйки, домосѣдки, что онѣ и теперь точно такъ же какъ въ древнія времена заслуживаютъ похвалы римскаго историка, что вообще онѣ, на его глаза, отличаются добродѣтелью.
   -- Такъ зачѣмъ же онѣ позволяютъ мущинамъ курить?-- сказалъ Сквайръ.-- Хорошъ способъ ухаживанья! Пожалуйте, присядьте ко мнѣ словно къ очагу, сударыня, я буду служить вамъ дымовою трубой! Фу! Грязная сволочь!
   Дженета сказала: "Мнѣ нравится запахъ сигары".
   -- Что бы ни нравилось вамъ, другъ мой, поспѣшно вступился сквайръ, -- мужъ вашъ будетъ счастливое животное. И затѣмъ спросилъ меня курю ли я.
   Я признался что не чуждъ этой привычкѣ.
   -- Ну, дѣлать нечего, отозвался сквайръ,-- нельзя мущинѣ не привезти домой нѣсколько грязи съ путешествія. Только Бога ради не выкури меня изъ дому. Тутъ высказалось вліяніе на него Дженеты, и чего ожидалъ онъ отъ возвращенія моего въ Риверсли.
   Питерборо сообщилъ мнѣ что сквайръ пристаетъ къ нему вечеромъ за послѣдними стаканами портвейна, не женщина ли какая-нибудь причиной того что я оставался такъ долго за границей. "То-есть дама?" отозвался Питерборо. "Ну, все равно, дама, вы не можете подойти къ дѣлу иначе какъ разными обходами!"
   Питерборо заступался за нравственность своего молодаго друга Гарри и услышалъ съ изумленіемъ что сквайръ не высоко цѣнитъ воздержность въ мущинѣ. Сквайръ глубоко огорчилъ впечатлительнаго джентльмена, объявивъ что все это вздоръ и бабья щепетильность. Питерборо возражалъ не безъ негодованія; тогда сквайръ прямо спросилъ его: такими ли людьми, какъ онъ, старая Англія, по его мнѣнію, поставлена во главѣ народовъ? Словомъ, онъ прочелъ Питерборо лекцію о практическомъ взглядѣ на жизнь. "Но этого взгляда, говорилъ мнѣ Питерборо,-- если только онъ вообще свойственъ дамамъ, въ чемъ я позволяю себѣ сомнѣваться, не раздѣляютъ дамы которымъ мы съ вами платамъ дань уваженія, напримѣръ, дамы здѣшняго дома". Участь тетушки Дороти была очевидна.
   Въ отвѣтъ на повторенный вопросъ дѣдушки, не завладѣла ли мной какая-нибудь Нѣмка, Питерборо сказалъ:
   -- Мистеръ Белтамъ, единственная особа на которую другъ мой Гарри смотрѣлъ, какъ можно думать, съ исключительно теплымъ сочувствіемъ, была наслѣдственная принцесса одного изъ древнихъ владѣтельныхъ домовъ Германіи.
   На это дѣдушка испустилъ восклицаніе: "О!" и принялся молча пить свое вино.
   Питерборо посмѣивался этому "о!" и прекращенію дальнѣйшихъ разспросовъ, сознаваясь что трубочка настроила бы его болѣе миролюбиво. Онъ любилъ родной портвейнъ, но не прочь былъ также затянуться раза два иностранною трубкой.
   -- Посмотрите, говорилъ онъ мнѣ,-- какъ поклоняемся мы аристократіи и власти! И мы, раболѣпные предъ саномъ, тираны у себя дома, мы, Британцы, первые поборники свободы.
   Онъ выводилъ заключеніе что мы не логичны. Мы хотимъ трона, и не даемъ ему такой власти которая заслуживала бы разумнаго уваженія; мы хотимъ аристократіи, и такъ ревниво слѣдимъ за всѣми ея движеніями что она почти не болѣе какъ собраніе автоматовъ; мы хотимъ нравственности въ женщинахъ, и дозволяемъ безнравственнымъ мущинамъ преслѣдовать ихъ. Питерборо выражалъ опасеніе что мы народъ непослѣдовательный. Поживъ за границей, онъ выбился изъ прежней своей колеи; но трубка смирила бы его сѣтованія. Подъ вліяніемъ можетъ-быть добраго вина и желанія покурить, онъ высказалъ одно необыкновенно тонкое замѣчаніе:
   -- Сквайръ, другъ мой Гарри, сказалъ онъ, -- въ высшей степени почтенный, прямой помѣстный дворянинъ, и одинъ изъ самыхъ богатыхъ въ Англіи, представляетъ, смѣю думать, примѣръ старой крови, которая требуетъ обновленія, можно даже, пожалуй, сказать, исправленія. Я изучаю развитіе породъ. Серіозно: пріятель, пользующійся большими правами чѣмъ я, могъ бы, и долженъ бы, намекнуть что семейство не пострадало бы отъ примѣси.... старая кровь иногда въ ней нуждается.... понимаете, я это изучаю.... иначе она грубѣетъ, или въ нѣкоторыхъ случаяхъ слишкомъ утончается. Вопросъ о смѣшеніи крови составляетъ въ настоящее время одну изъ великихъ задачъ физіологіи.
   Питерборо говорилъ мнѣ что я долженъ благодарить судьбу за поэтическія и рыцарственныя черты, унаслѣдованныя мною отъ отца, не принадлежащаго къ разряду помѣстныхъ дворянъ, не преслѣдующаго невинныхъ привычекъ и не дозволяющаго безнравственности. Онъ опять взглянулъ на запрещенную трубку. Я оставилъ его чуть не плачущаго надъ нею. Мнѣ странно было видѣть узкость жизни которою живутъ у васъ въ Англіи и мущины и женщины; словно я смотрю на нихъ съ балкона какого-нибудь дворца. Никто, повидимому, ничего особенно не желалъ и не боялся; каждый шелъ своею колеей, и я съ удовольствіемъ слѣдилъ за ними. Я былъ въ странномъ настроеніи духа, не прочь слѣдовать общему теченію жизни, въ то же время презирая его. Существованіе безцвѣтное, безъ волненій, безъ мыслей выходящихъ изъ обыденнаго круга, казалось достойнымъ презрѣнія, но также и очень забавнымъ. Тетушка Дороти, сквайръ, Дженета мирились съ моимъ плохо скрываемымъ внутреннимъ смѣхомъ надъ ними, терпѣливо ожидая чтобъ и я пришелъ къ ихъ спокойному довольству судьбой, въ увѣренности что рано или поздно это непремѣнно случится. Главныя новости были: смерть сквайра Грегори Белстеда, свадьба той или другой барышни, тяжба между моимъ дѣдушкой и госпожей Маріей Гитчинсонъ, женой богатаго фабриканта, недавно поселившагося въ нашей мѣстности, за право пользованія Дорстанскою поляной, причемъ дѣдушка заступился за Цыганъ, и побѣдилъ госпожу Гитчинсонъ, пріятельницу Геріота между прочимъ. Относительно Геріота тетушка моя очень тревожилась. Она не одобряла что онъ явился сюда и намекала мнѣ чтобъ я уговорилъ его удалиться. Я замѣтилъ что Джулія Белстедъ въ траурѣ, съ цѣлью только упомянуть ея имя въ видѣ пробы.
   -- Да, трауръ, это ея декорація, сказалъ сквайръ.-- Меть на нее; она добрая душа, Джули Белстедъ! Она вяжетъ чулки для бѣдныхъ. Она готова цѣловать ноги матросамъ. А все же ей бы не слѣдовало быть одной. Жаль что у нея нѣтъ ребенка. Мы еще поговоримъ объ этомъ съ тобою, Гарри!
   Упомянули о Кіоми, о леди Маріи Гитчинсонъ; потомъ о Геріотѣ.
   -- Проклятый негодяй! ворчалъ сквайръ.-- Вотъ ихъ цѣлыхъ три, а ему все не довольно! Шесть мѣсяцевъ тому назадъ является человѣкъ изъ Серрея, изъ какой-то фермы Дипвелъ; спрашиваетъ о тебѣ, Гарри; вретъ что-то о бѣжавшей красивой дѣвкѣ.... какой-нибудь мошенникъ! Мы поговоримъ объ этомъ съ тобою, Гарри.
   Дженета поднимала и опускала брови. Только изъ угожденія сквайру она дѣлала видъ что не понимала о чемъ идетъ рѣчь. Я не зналъ осуждать или хвалить въ ней недостатокъ приличнаго притворства. Она какъ будто не слыхала словъ сквайра, а между тѣмъ принимала участіе въ разговорѣ. Тетушка Дороти осуждала Джулію. Сквайръ гремѣлъ на Геріота. Дженета, которой оба нравились, ограничивалась безпристрастными замѣчаніями. "Мнѣ всегда кажется въ этихъ случаяхъ что женщины глупы", говорила она. У нея была привычка выказывать знаніе свѣта и людей. Мы поѣхали верхомъ въ домикъ Джуліи, на границахъ имѣнія, доставшагося теперь ея мужу. Ирландскіе глаза несомнѣнно очаровательны. Глядя на нихъ, я думалъ что я не былъ бы въ состояніи поступать какъ капитанъ Белстедъ: служить отечеству за границей тогда какъ эти глаза свѣтятъ дома безъ капитана.
   Дженета одобряла его, и была права.-- Какъ должна жена смотрѣть на мужа который сидитъ на мѣстѣ и домъ караулитъ? отвѣчала она на мой легкій намекъ. Она сравнивала такого мущину съ дворовою собакой.
   -- Вотъ къ чему ведутъ браки по разчету, сказалъ я. На это она смолчала.
   Джулія по своему смотрѣла на свое положеніе. Она спрашивала меня не тяжело ли будучи замужемъ жить молодою вдовушкой наединѣ съ собачкой, кухаркой да горничной, проводить дни въ ожиданіи почталіона, лишь одинъ разъ изъ десяти останавливающагося у ея двери, и при этомъ не стариться, оставаться свѣжей? Сначала она дичилась, высунула мнѣ три пальчика съ застѣнчивою улыбкой, потомъ вдругъ воскликнула какъ будто съ сожалѣніемъ: "Теперь васъ, я думаю, ужь не слѣдуетъ цѣловать?" Я подался впередъ, она отступила. "Не уйти ли, Дженетѣ?" спросилъ я. "Если никого при этомъ не будетъ, обо мнѣ пойдутъ толки!" вздохнула она жалобно. Стремленіе ея волосъ выбиваться придавало лицу ея странно дикое выраженіе. Я сказалъ ей комплиментъ насчетъ ея свѣжести, несмотря на вдовство. Она отвѣчала мнѣ тѣмъ же насчетъ моего здороваго вида, несмотря на страсть которой томлюсь я къ иностранной принцессѣ.
   -- Но это пройдетъ, сказала она.-- Все проходитъ, пока не пойдешь подъ вѣнецъ! и она уныло поглядѣла на свое обручальное кольцо та вдругъ со свѣтлою улыбкой произнесла имя "Вильямъ". Она сообщила мнѣ что Геріотъ, котораго она всегда звала Вальтеръ Геріотъ, живетъ въ Дорстанъ-Голлѣ, новомъ домѣ, построенномъ на участкѣ земли который Ланкашейрскій милліонщикъ присвоилъ себѣ, пока сквайръ и другіе землевладѣльцы спали.
   -- И если вы уговорите Вальтера Геріота пріѣхать къ вамъ, Гарри Ричмондъ, прибавила она,-- для него навѣрное будетъ лучше, и мнѣ было бы пріятно видѣть его у васъ въ Гренджѣ. Темпль, по ея словамъ, оставилъ морскую службу и готовился въ Лондонѣ въ адвокаты.... добрыя вѣсти для меня.
   -- Вы ничего не говорили намъ о вашей принцессѣ, Гарри, замѣтила Дженета на пути домой.
   -- Развѣ вы считаете ее дѣйствительнымъ лицомъ, Дженета?
   -- Она представляется чѣмъ-то въ родѣ снѣжной горы которою вы любовались.
   -- Прекрасно; такъ пусть та будетъ.
   -- Она добра и мила?
   -- Да.
   -- Хорошо она ѣздитъ верхомъ?
   -- Вздитъ она превосходно.
   -- Вѣроятно, она хороша собою?
   -- Дженета, еслибы вы вышли замужъ за Темпля, исполнилось бы второе великое желаніе сердца моего.
   -- Гарри, вы немножко ужь слишкомъ жестоки, какъ сказала бы Джулія.
   -- Замѣтили ли вы что въ ней все болѣе и болѣе проявляется ирландскій характеръ?
   -- Можетъ-быть потому что это нравится. Нѣкоторыя женщины умѣютъ приноравливаться.... Это самыя счастливыя. Я только хотѣла спросить васъ, похожа ли ваша принцесса на насъ?
   -- Нисколько! сказалъ я, не сознавая оскорбительности такого отвѣта.
   -- Ну, все равно. Не будьте строги къ Джуліи. Изъ нея вышла бы хорошая женщина; намъ, дѣвушкамъ, это видно; только она не выноситъ одиночества и не понимаетъ еще что значитъ быть любимой истиннымъ джентльменомъ. Такого рода люди, какъ она, не могутъ постигнуть этого сразу.
   Мнѣ ж было видѣть на глазахъ ея слезы. Она держалась прямо, и въ голосѣ ея не слышалось дрожанія.
   -- Геріотъ славный малый, замѣтилъ я.
   -- Да. Я не могу думать дурно о друзьяхъ моихъ.
   -- Милая Дженета, ужь не эти ли двое огорчили васъ?
   -- Нѣтъ; добрый дѣдушка!
   Ходъ ея мыслей былъ очевиденъ. Мнѣ было бы пріятнѣе, еслибъ она высказалась прямѣе, не такъ отрывисто. Я что-то пробормоталъ.
   -- Геріотъ не знаетъ васъ, какъ я, сказала она, подавляя рыданіе.-- Я съ перваго же раза была увѣрена что это серіозно, хотя принцессы естественно вяжутся съ мечтами молодыхъ людей. Я боюсь, Гарри, что это наполовину убьетъ нашего милаго стараго дѣдушку. Онъ рѣзокъ, вы часто были противъ него по одной несчастной причинѣ. Еслибы вы знали его, какъ я, вы бы искренно жалѣли его. Онъ почти вовсе не ворчалъ на ваше страшно продолжительное отсутствіе. Бѣдный старикъ! Онъ все надѣется.
   -- Онъ неизлѣчимо несправедливъ къ отцу моему.
   -- Вашъ отецъ былъ съ вами все время, Гарри? Я такъ и знала.
   -- Такъ что же?
   -- Его присутствіе обыкновенно неблагопріятно для Риверсли. Извините меня что я такъ говорю. Я его вовсе не знаю; я знаю только что сквайръ добръ и великодушенъ. За это я стою всѣми силами. Простите мнѣ слова мои.
   -- Простить вамъ? Отъ всей души! Это-то мнѣ въ васъ и нравится. Вы храбрый сторонникъ. Я не требую отъ женщинъ житейской мудрости.
   -- Видите ли, Гарри, я и за васъ бы точно такъ же стояла.
   -- Прекрасно; такъ скажите же сквайру въ какомъ я положеніи.
   -- А! вздохнула она,-- я знала что къ этому придетъ!
   -- Какъ же могло не придти къ этому? Вы со сквайромъ дѣлаете что хотите. Я отъ него завишу, и я помолвленъ съ принцессой Оттиліей. Богу извѣстно сколько ей съ своей стороны приходится преодолѣть преградъ. Она бросаетъ.... Ну, словомъ, она лишаетъ себя права наслѣдства и ради кого? ради меня. При жизни отца, она едва ли выйдетъ за меня, но я долженъ быть всегда готовъ предложить ей руку. Можетъ-быть она и рѣшится; кто знаетъ? Она выше всѣхъ женщинъ по твердости и силѣ характера. Вы говорите о великодушіи, не лучшій ли это примѣръ его?
   -- Можетъ-быть... Я понятія не имѣю о принцессахъ, шептала Дженета.-- Я не совсѣмъ понимаю что она сдѣлала. Вопросъ въ томъ, что должна я дѣлать?
   -- Приготовьте его къ этому. Настройте его напередъ. Вы вѣдь можете склонить его на что угодно въ одну минуту, милая Дженета.
   -- Лгать ему?
   -- Какъ это? Почему вы не можете говорить спокойно?
   -- Я говорю, должно-быть, какъ чувствую. Я простой, прямой человѣкъ. Не легкое дѣло задаете вы мнѣ, другъ Гарри!
   -- Если вы увѣрены въ его добротѣ, Дженета, чего же вамъ бояться испытать ее?
   -- Въ добротѣ дѣдушки? Я увѣрена въ ней, какъ въ томъ что я живу. Но ея-то именно и не должна я пробуждать, если хочу быть полезна вамъ. Посмотрите на старый домъ. Она перемѣнила тонъ.-- Какъ гляжу я на Риверсли, мнѣ кажется будто предо мною что-то далекое, давнишнее. Можетъ-быть это отъ краснаго кирпича. Нигдѣ, кажется, нѣтъ столькихъ вьющихся растеній. Какъ цвѣты ихъ ни пестры, все-таки виднѣются розы на стѣнѣ. Каждое окно смотритъ на меня привѣтливо. Прощай, Риверсли! Гарри, я исполню ваше желаніе.
   Съ этими словами она опередила меня и поѣхала рысью по тропинкѣ, пролегавшей черезъ поляну.
   

ГЛАВА XXXVII.
Дженета отказывается отъ меня.

   Болѣзнь стараго Сюиса, буфетчика, удивительно напоминавшаго въ постели больную обезьяну, помѣшала мнѣ навѣстить Темпля и видѣться съ отцомъ въ продолженіи нѣсколькихъ недѣль. Въ это время Дженета добросовѣстно пріучала сквайра слышать о германской принцессѣ, и притомъ съ такою приличною и пріятною веселостью, которая мнѣ очень нравилась. Я разсердился бы, еслибъ она держала себя страдающею жертвой; я требовалъ искренняго и живаго содѣйствія, ибо считалъ любовь такимъ святымъ дѣломъ, что встрѣтившись съ нею, всѣ должны преклоняться и служить ей. Мы часто были вмѣстѣ, ухаживая за бѣднымъ Сюисомъ, который, лежа на своихъ подушкахъ, по цѣлымъ часамъ разказывалъ о полуночной тревогѣ поднятой отцомъ моимъ въ Риверсли, и о путешествіи маленькаго Гарри. Темпль и Геріотъ пріѣхали къ намъ погостить и помогли написать яркими красками нѣсколько декорацій, изображающихъ островъ Ямайку. Мы поставили эти картины въ ногахъ бѣднаго Сюиса. Онъ проснулся, поглядѣлъ на нихъ и въ тотъ же день сошелъ внизъ, объявляя что выздоровѣлъ. Несчастная картина слишкомъ поразила его, свидѣтельствуя что извратился порядокъ вещей къ которому онъ привыкъ, и господа уже служатъ ему. Сквайръ отпраздновалъ его выздоровленіе баломъ для прислуги. Сюисъ танцовалъ съ самою красивою дѣвушкой, помчалъ ее къ ужину и произнесъ необыкновенную рѣчь, касавшуюся исключительно меня, и нѣсколько меня смутившую, особенно когда пришлось мнѣ услышать что онъ меня назначилъ наслѣдникомъ сбереженныхъ имъ денегъ. Это онъ возвѣстилъ очень взволнованнымъ голосомъ и тутъ же обратился къ сквайру съ увѣщаніемъ остерегаться своей вспыльчивости, сдерживать себя и не дѣлаться флюгеромъ. Мы присутствовали во главѣ стола, когда пили наше здоровье. Сюисъ говорилъ какъ мулатъ, забывшій границы въ которыхъ долженъ держаться, чего можно коснуться, а чего нельзя. Очевидно надъ нимъ тяготѣло какое-то предчувствіе. Онъ зналъ хорошо своего хозяина. Сквайръ отнесся къ нему снисходительно, воскликнувъ: "пьянъ совершенно!" Сюисъ упомянулъ даже о моемъ отцѣ. "Онъ не позоръ, сударь, не позоръ! Но онъ тянетъ въ одну сторону, а старый домъ тянетъ въ другую, и между ними мой маленькій Гарри разрывается на части. Онъ оставилъ домъ ночью. Такъ пусть же не возвращается! Прекрасно! Я иду къ моему повѣренному на слѣдующій день. Вы видѣли мое завѣщаніе, сквайръ? Много лѣтъ тому назадъ маленькій Гарри былъ еще вотъ какой. Старый Сюисъ не мѣняется. Онъ не флюгеръ, сквайръ. Да благословитъ васъ Богъ, хозяинъ мой! Помните, и дамы пусть напомнятъ вамъ, если вы забудете, что старый Сюисъ не флюгеръ. Вы терпѣть не можете флюгеровъ. Вы научили стараго Сюиса, да благословитъ Богъ васъ и мистера Гарри и британскую конституцію и всѣхъ! Аминь!"
   Онъ бросился къ себѣ въ постель. На слѣдующее утро онъ умеръ.
   Сквайръ подшучивалъ надъ полученнымъ мною наслѣдствомъ. Оно простиралось до 1700 фунтовъ, помѣщенныхъ въ государственномъ банкѣ. Онъ меня спрашивалъ что намѣренъ я дѣлать съ этими деньгами, предложилъ устроить благотворительное заведеніе для престарѣлыхъ мулатовъ, утверждая что джентльменъ не можетъ пользоваться деньгами слуги. Все время онъ бормоталъ про себя: "флюгеръ? Неужели же флюгеръ?" Доказательство что слово это попало въ цѣль. Что до меня касается, я смотрѣлъ съ суевѣрнымъ уваженіемъ на это наслѣдство, и подумавъ хорошенько, несмотря на насмѣшки сквайра надъ шестьюдесятью фунтами годоваго дохода, рѣшился удержать его за собой. Въ первый разъ мнѣ представилась возможность что богатство дѣдушки не достанется мнѣ. Онъ предостерегалъ меня отъ скупости. Зная что въ это время отецъ мой живетъ въ Лондонѣ на мое состояніе, этого недостатка я не очень опасался. Я отвѣчалъ скромно что не стою за расходами, когда вижу къ чему иду.
   -- А! Когда видишь къ чему идешь! Лучше ужь простякъ чѣмъ скряга. Но вотъ впрочемъ моя дѣвочка. Она мастерица сводить счеты. Что скажешь, Гарри? Или еще ты недовольно побылъ дома?
   Рѣдко разговоръ нашъ не сводился къ вопросамъ такого рода. Темпль и Геріотъ, съ которыми я совѣтовался, убѣдили меня подождать, пока онъ привыкнетъ къ мысли о принцессѣ и предоставить это дѣло Дженетѣ.-- "Хотя, шепнулъ мнѣ Геріотъ, -- это ей-Богу убійство!" Онъ думалъ что Дженета способна глубоко чувствовать. Но за то и она, съ своей стороны, была объ немъ очень высокаго мнѣнія. Я заслужилъ довѣріе дѣдушки въ практическихъ вопросахъ въ одну поѣздку въ Валлисъ. Но для меня недостаточно быть дѣловымъ человѣкомъ, утверждалъ онъ. Ему бы хотѣлось видѣть во мнѣ нѣкоторое честолюбіе. Почему бы мнѣ не явиться кандидатомъ въ депутаты отъ нашего графства на ближайшихъ общихъ выборахъ? Если же я не желалъ подвергаться состязанію, онъ предлагалъ мнѣ свое валлисское мѣстечко. Такъ могъ бы говорить германскій принцъ. Въ сущности, по богатству и власти онъ и былъ принцъ, но только какой странный! Ему было чрезвычайно пріятно что я не сталъ разыскивать отца на возвратномъ пути чрезъ Лондонъ.
   -- Ты должно-быть ужь довольно давно не видался съ нимъ, замѣтилъ онъ.
   -- Дѣйствительно, отвѣчалъ я.
   Онъ совѣтовалъ мнѣ предоставить его своей судьбѣ. Выразивъ предположеніе что я поддерживаю отца, онъ сказалъдобродушно:-- Держись отъ него подальше, Гарри. Я прибавлю еще тысячу къ твоему доходу. Ты, чортъ возьми, ужь черезчуръ бережливъ! Я трепеталъ при мысли о его гнѣвѣ. Не могъ ли онъ однимъ словомъ разрушить мои надежды? Предостереженіе стараго Сюиса сдѣлало меня почти притворщикомъ, и я, кажется, далъ сквайру понять что ужь очень давно не видался съ отцомъ и не знаю что подѣлывалъ онъ послѣднее время.
   -- Держался чертовски тихо два-три года, пробормоталъ сквайръ, -- слышалъ я недавно о какой-то вдовѣ изъ Сити, съ ума сходившей по немъ. Ну, женщины дуры; но ты, Гарри вѣдь мущина. Тебя вѣдь ужь теперь не поймаешь?
   Я отвѣчалъ что теперь лучше знаю отца.
   -- Почему же ты могъ лучше узнать его? Это ты свѣтъ лучше узналъ, поживъ на материкѣ!
   Я принудилъ себя отвѣтить: -- Пожалуй и такъ. Я свѣтъ узналъ.
   -- Ухаживалъ за одной изъ ихъ принцессъ? подмигнулъ онъ.
   -- Объ этомъ я съ вами поговорю въ другой разъ, сказалъ я.
   -- Приходится заплатить протори и убытки? Или въ чемъ дѣло? Онъ обнаруживалъ тревогу и требовалъ объясненія, съ видомъ дѣловаго человѣка готоваго помочь мнѣ.
   -- Покайся мнѣ во всемъ, Гарри. Ты не даромъ, конечно, сынъ безпутнаго мота, но все равно, ты Белтамъ, ты мой внукъ и наслѣдникъ, я тебя не оставлю. Говори же! Она принцесса?
   Необходимость вывести его изъ заблужденія заставила меня счесть минуту эту удобною:-- Я помолвленъ съ нею, сказалъ я.
   Онъ отвѣчалъ тотчасъ же:
   -- Такъ ты отступишься?
   Я покачалъ головой.
   -- Да вѣдь не можешь же ты обмануть мою дѣвочку! сказалъ онъ.
   -- Вы находите что принцесса мнѣ не пара?
   -- Не пара? Она иностранка. Я не знаю ее. Я никогда ее не видалъ. Вотъ моя Дженета, воспитана для тебя на моихъ глазахъ, въ сторонѣ отъ всѣхъ проклятыхъ любезниковъ: свѣжа и здорова какъ дыня подъ стекломъ, а ты убѣгаешь отъ нея и связываешься съ какою-то иностранкой, которой я не знаю и вовсе не видалъ! Ей-Богу, Гарри, я призову священника и повѣнчаю васъ, какъ только доѣдемъ до Риверсли. Честное слово, я васъ сочетаю прежде чѣмъ вы успѣете оглянуться.
   Мы находились на улицахъ Лондона, поэтому онъ принужденъ былъ нѣсколько сдерживаться.
   -- Говорили ли вы съ Дженетой? сказалъ я.
   -- Съ ней? Я говорилъ съ ней объ этомъ, когда она была еще неоперившимся цыпленкомъ.
   -- Цыпленокъ не всегда думаетъ такъ же какъ вполнѣ уже оперившаяся курица, замѣтилъ я.
   -- Ты смѣешь называть курицей такую красавицу какъ моя Дженета, шелопай! Ты задираешь носъ словно чванный пѣтухъ. Я готовъ поклясться что дѣвка влюблена въ тебя. Она удостоиваетъ тебя своей благосклонности. Другой такой не найдешь въ милліонѣ. Красивая, прямая, честная и съ капелькой нашей крови.
   -- Поговорите съ ней еще. Вы увидите что она не такого мнѣнія, какъ вы.
   -- Ужь не хочешь ли ты сказать что она подала тебѣ карету, Гарри?
   -- Я не далъ ей случая.
   Онъ стоналъ, всходя на лѣстницу своей гостиницы, раза два оглядывался на меня, и я не могъ отказать ему въ сочувствіи, когда онъ проговорилъ: "Въ молодости старики намъ надоѣдаютъ, а какъ состаримся, молодежь начинаетъ отъ рукъ отбиваться." Онъ рѣдко говорилъ такъ человѣчно, по крайней мѣрѣ, со мною. Къ удивленію онъ прекратилъ этотъ разговоръ; можетъ-быть, вслѣдствіе моей кротости. Этой системы я держался съ успѣхомъ все время пребыванія нашего въ Лондонѣ: я старался всегда быть хладнокровенъ, учтивъ, благоразуменъ въ моихъ отвѣтахъ и не холоденъ, хотя принялъ на себя роль сдержаннаго юноши. Я заслужилъ нѣкоторыя похвалы за умѣнье держать себя въ кругу его знакомыхъ. Одной хвалившей меня дамѣ, онъ отвѣчалъ: "его воспитаніемъ занималась какая-то иностранная принцесса". Это показалось мнѣ добрымъ предзнаменованіемъ.
   Мои друзья, Темпль и Геріотъ, гостили въ Риверсли на Рождествѣ. Мы ѣздили верхомъ къ Джону Трешеру и услышали отъ него что Мабель Свитвинтеръ скрылась, причемъ подозрѣніе пало на одного изъ васъ. Робертъ, братъ ея, пошелъ дорогой лучшихъ молодыхъ Англичанъ его сословія, въ Америку. Мы заѣхали къ мельнику, сдѣлавшемуся сварливымъ старикомъ. Отъѣздъ Роберта огорчалъ его больше чѣмъ исчезновеніе Мабели, говорила Марта Трешеръ въ укоръ нашему полу. Мнѣ грустно было слышать что Робертъ считалъ меня соблазнителемъ его сестры и оставилъ Англію для того чтобъ избѣгнуть встрѣчи со мной, котораго онъ прежде такъ любилъ. Видѣли что Мабель шла по просѣкѣ съ кѣмъ-то, похожимъ по стану на меня. Геріотъ такъ же какъ и мельникъ считалъ потерю одного здороваго Англичанина гораздо болѣе важною для страны, чѣмъ выходки цѣлой дюжины дѣвушекъ, для которыхъ онъ не имѣлъ сожалѣнія. Жалѣть объ нихъ казалось ему вздоромъ. Имъ предоставляется на выборъ, говорилъ онъ, отдаться въ когти соколу-мущинѣ, или нѣтъ, по желанію, выражать состраданіе къ нимъ значитъ тратить слова попустому. Темпль отлично подсмѣивался надъ нимъ, изображая жизнь сокола упитаннаго добычей, и громадную пользу приносимую имъ отечеству. Геріотъ возражалъ что всѣ великіе люди такъ смотрѣли на женщинъ, но принужденъ былъ сознаться что и множество весьма малыхъ людей держалось того же взгляда. Отъ сдѣлался чрезвычайно тщеславенъ. Не говоря о своихъ побѣдахъ, онъ весьма распространялся о женщинахъ могущихъ сдѣлаться жертвами его привлекательности, хотя безъ надутаго хвастовства. Напротивъ, въ рѣчахъ его слышалось какъ будто сожалѣніе что изнѣжившееся, ожирѣвшее отечество не даетъ своему сыну-воину болѣе достойнаго занятія. Онъ засмѣялся когда назвали Джулію Белстедъ.
   -- Она доказываетъ, Ричи, сказалъ онъ, что бракъ самый лучшій исходъ для женщины, тогда какъ для мужчины самый худшій. Вотъ напримѣръ, бѣдный Билли Белстедъ, отличнѣйшій морякъ, а съ тѣхъ поръ какъ женился сердце его ужь не лежитъ къ дѣлу. И не диво! Онъ обзавелся такою собственностью которой нельзя держать подъ замкомъ. Военному человѣку и моряку не слѣдуетъ жениться.
   -- Стой! сказалъ Темпль, -- неужели должно прекратиться преемство этихъ доблестныхъ сословій? Какъ же будутъ поддерживаться поколѣнія героевъ?
   Геріотъ указалъ ему на ректорства, викарства и приходскіе дома, какъ на разсадники, и возвращаясь къ Джуліи, передалъ одну изъ характерныхъ сценъ ея замужней жизни.
   -- Эта полувдовушка прелестна. Билли въ попыхахъ прибѣгаетъ домой съ корабля. "Что такое пишетъ мнѣ Грегъ!" -- "Что у него гоститъ пріятель, такъ что ли, Вильямъ?" -- "Вашъ пріятель, сударыня!" -- "Такъ развѣ мои пріятели не твои также, Вильямъ?" -- "Джулія, ты сводишь меня съ ума!" -- "Ты уже давно говорилъ мнѣ что ты сошелъ съ ума при первомъ взглядѣ на меня, Вильямъ." И Билли возвращается на свой корабль, воспѣвая любовь и постоянство.
   Я ничего не сказалъ о томъ какъ огорчало меня поведеніе парочки впервые открывшей мнѣ романическую прелесть любви.
   -- Зачѣмъ въ рѣчахъ ея слышится ирландскій говоръ гораздо сильнѣе, чѣмъ прежде, Геріотъ?
   -- Чтобъ ей спускали побольше глупостей. Она ужасно скучна. Только и есть въ ней забавнаго, что ея глупости. Повторяю: военнымъ и морякамъ не слѣдуетъ жениться. Я ея лучшій другъ. Право такъ! ибо я собираюсь уговорить Вильяма отказаться отъ службы, такъ какъ отъ нея онъ отказаться не въ силахъ. Вотъ она! воскликнулъ онъ махая шляпой дамѣ верхомъ, появившейся въ нѣкоторомъ разстояніи на дорогѣ ведущей къ вамъ.-- Вотъ единственная дѣвушка на свѣтѣ способная, выйдя замужъ, сдержать вполнѣ клятву вѣрности мужу въ жизни и смерти. Онъ поѣхалъ въ галопъ. Темпль поскакалъ бы за нимъ, зная также какъ и я что Дженета единственная дѣвушка о которой Геріотъ отзывался съ почтеніемъ; но я удержалъ его чтобы поговорить объ Оттиліи и плохой надеждѣ склонить сквайра чтобъ онъ согласился на бракъ мой съ нею и надѣлилъ ее соотвѣтственно ея сану. Онъ разсѣянно отвѣчалъ мнѣ "да" и "нѣтъ". Дженета съ Геріотомъ шагомъ ѣхали намъ на встрѣчу. Онъ разспрашивалъ ее, она отвѣчала, но не глядѣла, какъ обыкновенно, прямо на своего собесѣдника. Онъ былъ очевидно удивленъ, и судя по позѣ его, казалось уже не въ первый разъ повторялъ вопросъ: "и вы это сдѣлали?" Она кивнула головой, проговорила что-то скороговоркой, взглянула на него, засмѣялась застѣнчиво, и приняла опять спокойный видъ, подъѣзжая къ намъ. Я предположилъ что Дженета и ея усердный приверженецъ договорились до какого-нибудь соглашенія, и мнѣ стало Жаль Темпля. Но Геріотъ казался не радостнымъ. Не знаю почему все что ни скажетъ Дженета вызывало во мнѣ противорѣчіе. Она любила зиму и зимніе вечера, ждала мороза чтобы кататься на конькахъ; ей нравился нашъ климатъ; наше празднованіе Рождества находила она прекраснымъ; раздавать пожертвованія сквайра было для нея великимъ удовольствіемъ; она вмѣстѣ съ Геріотомъ бранила чужія страны и восхваляла свою и въ заключеніе говорила постоянно: -- Мнѣ жаль, Гарри, что вы не согласны съ нами! А съ вами вѣдь мы согласны? обратилась она къ Геріоту.
   -- Исключая одного пункта, сказалъ онъ не весело.
   Она какъ будто огорчилась; старалась развеселить его и, признаюсь, не видавъ никогда чтобъ она на кого-нибудь, кромѣ меня, смотрѣла съ такимъ выраженіемъ, весьма привлекательнымъ, особенно когда слышались при этомъ грудные звуки ея голоса, словно просьба или увѣщаніе, мною овладѣло такое, чувство какъ будто сосѣдъ вторгается въ мои права собственности.
   Геріотъ отсталъ отъ насъ, я поспѣшилъ оставить ее съ Темплемъ, и пріятно мнѣ было видѣть какъ поѣхали они рядомъ рысью.
   -- Она сдѣлала дѣло! воскликнулъ Геріотъ.-- Дѣло сдѣлано, повторилъ онъ.-- Какъ честный человѣкъ, мнѣ ни разу не приходило желаніе жениться! холостымъ я могъ бы чего-нибудь добиться; изъ меня могло бы что-нибудь выдти. Она уломала сквайра сумасбродною выходкой; можешь взять свою Нѣмку, если удастся. Не торопись однако. Свайръ будетъ говорить съ тобой сегодня вечеромъ. Но обдумай хорошенько, лучше ли будетъ? Подумай, какая это дѣвушка. Честное слово, мнѣ кажется что никогда мужчинѣ не предлагалась такая честная, надежная жена. Не смотри ты на то что это Геріотъ говоритъ. Разумѣется, она мнѣ всегда нравилась; но я всегда уважалъ ее, а это вовсе не разумѣется само собою. Повѣрь, женщина способная быть другомъ мужчины самая лучшая жена. Или ты думаешь, у ней не явилась бы дюжина поклонниковъ, еслибъ она только знакъ подала? Цвѣтъ нашей молодежи! Я ввѣрилъ бы ей армію. Говорю тебѣ, Дженета Ильчестеръ единственная дѣвушка на свѣтѣ которая удвоитъ силу человѣка женившагося на ней. Я не знаю другой которая не выжила бы мужа изъ дома и общества. Она тверда, какъ скала, свѣжа и мила, какъ горный цвѣтокъ! И это тебя не трогаетъ. Послушай, Ричи, будемъ говорить какъ мужчины. Я сочувствую ей потому что она любитъ тебя, и это такая дѣвушка которая, если любитъ, такъ не-нашутку. Знаешь-ли, заключилъ онъ, -- я попросилъ бы тебя стать на колѣни и помолиться, прежде чѣмъ рѣшиться отказаться отъ нея.
   Геріоту удалось вызвать въ моемъ воображеніи неясный образъ добродушной дѣвушки къ которой я обязанъ чувствовать признательность, и чувствую. Я поблагодарилъ Геріота за дружеское желаніе мнѣ добра. Онъ никогда не видалъ принцессы Оттиліи. Вечеромъ я поблагодарилъ дѣдушку. Онъ держалъ себя вообще какъ добрый, благодушный старикъ, какимъ любила выставлять его Дженета.
   -- Я не намѣренъ загораживать тебѣ дорогу, -- говорилъ онъ мнѣ, и возвращался къ этому благосклонному изреченію всякій разъ какъ тучи начинали собираться на его лицѣ. Онъ сожалѣлъ что Дженета не лучше другихъ дѣвушекъ, по пристрастію къ вѣтренникамь, и посылалъ меня къ чорту за то что я привезъ въ домъ Геріота, самъ не понимая своего счастія.-- Правнуки -- Нѣмцы... гм! бормоталъ онъ.-- Ни одинъ Белтамъ не вѣнчался съ иностранкой. Когда назначили вы вашу свадьбу? Я желаю видѣть предъ смертью родъ мой упроченнымъ. И почемъ я знаю будутъ ли дѣти у этой иностранки? спросилъ онъ, будто ожидая отвѣта. Онъ держался за спинку стула и тресъ его; глаза его были мрачно опущены на коверъ; взглянувъ на меня, они быстро заморгали. Его сдержанность дѣлала честь вліянію Дженеты на него.
   Дженета, встрѣтившись со мною на слѣдующій день, сказала нѣсколько грубо (такое впечатлѣніе произвела на меня ея живость):
   -- Ну, Гарри, дѣло улажено.... Теперь, надѣюсь, вы будете счастливы. Я не блеснулъ отвѣтомъ моимъ. Она какъ будто задалась задачей показать мнѣ въ какомъ привлекательномъ свѣтѣ можетъ быть выставлена посредственность. Она удержала Геріота въ Гренджѣ, противъ желанія сквайра и своей матери.-- Оставаясь здѣсь, онъ удаляется отъ зла. Его знакомые не хорошее имѣютъ на него вліяніе. Онъ покорялся, повидимому, охотно. Она взялась учить Темпля кататься на конькахъ, обнаруживая при этомъ много добродушнаго терпѣнія и много музыкальности въ голосѣ своемъ. Но съ особеннымъ усердіемъ пускалась она въ дѣловые разговоры съ мистеромъ Берджиномъ и мистеромъ Тревинстомъ, повѣреннымъ и ходатаемъ сквайра; толковала о копяхъ, о процентахъ, о капиталахъ и экономическихъ вопросахъ, не чуждаясь и политики, до тѣхъ поръ пока сквайръ восклицалъ, обращаясь къ мущинамъ присутствовавшимъ при этихъ разговорахъ:-- Ей-богу, у ней такая голова которая стоитъ дюжины нашихъ!-- И всѣ подобострастно подтверждали его мнѣніе восклицаніями удивленія. Она дошла до того что удержала Питерборо, чтобъ учить ее латинскому языку. Онъ праздно ожидалъ мѣста находящагося въ распоряженіи сквайра. Всего непріятнѣе для меня было то что я не могъ отвернуться отъ этихъ сценъ и уйти въ воспоминанія моей жизни въ Германіи. Безобразный конецъ свиданія моего съ Оттиліей преграждалъ путь: я не въ силахъ былъ писать ей, не въ силахъ былъ даже въ воображеніи обратиться къ ней, не чувствуя угрызеній совѣсти при мысли о мелочномъ заговорѣ на который я согласился чтобъ уловить ее, и не подбирая вѣчно себѣ оправданій. Во избѣжаніе непріятнаго ощущенія, я принялся изучать Дженету и сдѣлался однимъ изъ ея спутниковъ. Она говорила мнѣ смѣло, совершенно товарищескимъ тономъ:-- Что, не получали еще письма изъ Германіи? Она была вѣчно на ходу, вѣчно въ движеніи. Я видѣлъ какъ она дала поцѣловать руку Геріоту; тутъ явился сквайръ, и Геріотъ и она засмѣялись. Сквайръ съ озадаченнымъ видомъ потребовалъ объясненія игры, но ничего не понялъ и началъ ворчать на меня; тогда Дженета приняла серіозный видъ и побранила его. Тетушка Дороти восхваляла мнѣ ея поведеніе. Однажды она оказала мнѣ несомнѣнную услугу. Въ газетѣ упоминалось объ отцѣ моемъ въ выраженіяхъ нелестныхъ. "Ричмондъ опять появился," такъ начиналась замѣтка. Сквайръ ждалъ чтобы Дженета передала ему газету. Никто изъ насъ не понималъ почему она отъ него отшучивалась и не давала ему, какъ водилось, первому просмотрѣть новости.
   -- Эту газету стоитъ сжечь, сказала она, и получила позволеніе сжечь ее со всѣми извѣстіями о денежномъ рынкѣ, о копяхъ и т. д., подъ предлогомъ возмутительной передовой статьи, направленной противъ торіевъ, которой она сама сочинила первую фразу, чтобъ окончательно привести сквайра въ негодованіе. Я потомъ увидѣлъ этотъ нумеръ. Въ немъ говорилось о новомъ появленіи Ричмонда, съ насмѣшливою витіеватостью. Но этого мало: упоминалось имя моего дѣдушки и мое, и принцессы Оттиліи. Объ отношеніяхъ отца моего ко двору Эппенвельценъ-Саркельдъ говорилось какъ о послѣдней и, за исключеніемъ брака съ наслѣдницей Риверсли, удачнѣйшей изъ его продѣлокъ, такъ какъ сыну его, если вѣрить молвѣ, обѣщана рука принцессы.-- Замѣтка эта была извлечена изъ еженедѣльнаго изданія и можетъ-быть въ сущности была не такъ злонамѣренна, какъ мнѣ показалось. Нельзя было не потрунить надъ человѣкомъ который, какъ сообщали упомянутому журналу, изобразилъ на посудѣ своей и на мебели англійскій гербъ въ соединеніи съ гербомъ маленькаго германскаго княжества.
   Я почувствовалъ къ Дженетѣ весьма теплую признательность, когда увидѣлъ отъ чего она спасла меня. Я пожалъ и долго держалъ ея руку. Я говорилъ глупо, но растолковалъ ей мое тяжелое положеніе, и она была такъ деликатна что не высказала при этомъ случаѣ своего мнѣнія о моемъ отцѣ. Мы сидѣли около часу рядомъ, держа другъ друга за руку. Подъ конецъ ея рука сильно задрожала. Дрожаніе сообщилось всему ея тѣлу. Я бы удержалъ ее, но она очевидно страдала. Голосомъ своимъ она владѣла отлично, лучше меня. Она совѣтовала мнѣ ѣхать въ Лондонъ, немедля.-- Я на вашемъ мѣстѣ сбѣгала бы туда, Гарри,-- сказала она и вѣроятно хотѣла договорить: "чтобы положить конецъ безразсудствамъ отца", но не договорила, и я благодарилъ ея, желая въ то же время чтобъ она употребляла болѣе отборныя выраженія въ такія минуты когда оба мы находимся въ возбужденномъ состояніи. Ея дрожаніе и слова: "сбѣгала бы" какъ-то странно противорѣчили другъ другу. Я признался себѣ что она надежный и искренній другъ. Она слушала со вниманіемъ мое разсужденіе о томъ что мнѣ необходимо сдѣлаться членомъ парламента, прежде чѣмъ осмѣлюсь формально просить руки принцессы, и взялась вести всѣ дальнѣйшіе переговоры съ дѣдушкой. Еслибъ она только позволила мнѣ поговорить съ ней о Темплѣ, и не остановила бы меня словами:-- Полно, Гарри, я его очень люблю! я бы серіозно чувствовалъ себя обязаннымъ ей и отдалъ бы справедливость ея уму и красотѣ. Я не могъ даже согласиться съ тетушкой Дороти что Дженета хороша собой. Всего больше цѣнилъ я ее когда мнѣ приходилось въ чемъ-нибудь ее извинять.
   

ГЛАВА XXXVIII.
Счетъ моего банкира.

   Сквайръ опять оказался достойнымъ похвалъ Дженеты.
   -- Гдѣ бы нашли вы, Гарри, радикала который поступалъ бы такъ великодушно въ дѣлѣ которое его такъ огорчаетъ? говорила она. Онъ далъ мнѣ свободу стать на какую угодно мнѣ сторону въ политикѣ, настаивая только на одномъ чтобъ я уже не измѣнялъ своей партіи. Въ этомъ онъ требовалъ отъ меня клятвы, ссылаясь на память старика Сюиса въ удостовѣреніе что онъ терпѣть не можетъ флюгеровъ.
   -- Если ты вигъ, я не много могу сдѣлать для тебя, замѣтилъ онъ.-- Въ моей власти можетъ быть выставить молодаго торія на мое мѣстечко, но я не могу оскорбить собраніе независимыхъ Англичанъ, просьбой подавать голоса въ пользу приверженца противной стороны. Справедливо, не такъ ли? Не могу поддерживать тебя и въ графствѣ. Помѣть свой адресъ изъ Реверсли. У тебя будетъ свой домъ въ городѣ. Только скажи мнѣ что принцесса твоя готова и -- добавилъ онъ сурово -- что она дѣвушка порядочная, я сейчасъ же начну строить. У тебя будетъ домъ достойный принца и въ городѣ, и въ деревнѣ. Темпль произвелъ на него впечатлѣніе, сказавъ ему что "моя принцесса" можетъ считаться хорошею партіей по родству съ знаменитѣйшими королевскими домами Европы, и будущность моя не лишена была, въ глазахъ дѣдушки, утѣшительной стороны. Онъ представлялъ мнѣ любопытный обращикъ истаго торія, неколебимаго приверженца прочности, твердости, опредѣленности, необыкновенно щедраго въ извѣстныхъ границахъ, преданнаго семейству и съ семейной точки зрѣнія смотрящаго на страну свою, Еслибы тотчасъ же познакомить его съ Оттиліей, онъ вполнѣ одобрилъ бы бракъ своего внука, но не видавъ ея никогда, онъ не могъ представить себѣ достоинства и женственности иностранки.
   -- Спасибо по крайней мѣрѣ за то, говорилъ онъ,-- что тотъ негодяй не будетъ приставать къ намъ, что другая половина твоихъ родственниковъ не будетъ вмѣшиваться въ это дѣло. Оправдывай его предъ женой какъ знаешь. Мнѣ до него нѣтъ дѣла, помни. Онъ вошелъ въ мой домъ, укралъ мою дочь, свелъ ее съ ума, вовлекъ насъ всѣхъ.... Поводъ избавиться отъ слушанія брани отцу представлялся слишкомъ удобный, чтобъ не воспользоваться имъ, хотя совѣстно было оставлять сквайра въ заблужденіи, что ненавистный ему человѣкъ вовсе не знакомъ принцессѣ. Не будучи увѣренъ благоразумно ли вводить его въ обманъ даже молчаніемъ, я хотѣлъ посовѣтоваться съ Дженетой, но воздержался. Твердый обманщикъ имѣетъ свое достоинство, но слабый лжецъ обращающійся къ пріятелямъ за поддержкой въ своихъ продѣлкахъ, заслуживаетъ презрѣнія. Мнѣ хотѣлось чтобы Дженета сохранила хорошее мнѣніе обо мнѣ. Я начинаю падать въ своемъ собственномъ мнѣніи, отражавшемъ взглядъ Оттиліи на своего возлюбленнаго. Еслибъ я посовѣтовался съ Дженетой, я думаю, жизнь моя сложилась бы иначе; ибо она тогда конечно не произнесла бы роковыхъ словъ которыя подняли вокругъ насъ бурю, когда мы уже считали себя въ пристани. Лодка, плывущая по каналу среди нашихъ благоухающихъ рощей (полнѣйшее изображеніе мирнаго спокойствія въ моихъ глазахъ) и вдругъ унесенная въ бурное море, вотъ подобіе того что случилось со мною вслѣдствіе одного злополучнаго замѣчанія сдѣланнаго за завтракомъ въ Риверсли въ одно воскресное утро. Тетушка Дороти разговаривала съ Питерборо о различныхъ христіанскихъ сектахъ, въ особенности о тѣхъ которыя наиболѣе приближались къ англиканизму, и о томъ грустномъ фактѣ что христіанская церковь болѣе раздроблена и разъединена, нежели,-- замѣчалъ Питерборо съ сожалѣніемъ, -- языческія ученія, установленныя Буддой, Магометомъ и другими лжепророками. Онъ полагалъ отличіе наше въ томъ что мы не устраняемъ человѣческаго разума, мы допускаемъ ограниченный разумъ человѣка въ вопросахъ религіозныхъ, а онъ своевольничаетъ. Отсюда разъединеніе.
   -- Римскіе-то католики допускаютъ разумъ? спросила Дженета, слишкомъ склонная выказать свой умъ въ мелкихъ стычкахъ съ Питерборо.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ онъ, -- протестанты, и желая отъ нея отдѣлаться, онъ продолжалъ разговоръ, обращаясь къ тетушкѣ. Дженета приставала къ нему, и я помогалъ ей. Мы не давали ему покоя со своеволіемъ разума, до тѣхъ поръ пока онъ уже не зналъ куда отъ насъ дѣваться.
   -- Вы много говорили проповѣдей Нѣмцамъ? спросила Дженета.
   -- Я служилъ въ частной капеллѣ принца Эрнста; не то чтобъ я имѣлъ желаніе служить, добавилъ онъ съ похвальною своею скромностью.
   -- Это было желаніе Гарри? спросила Дженета, улыбаясь.
   -- Должность моя наставника, поспѣшилъ объяснить Питерборо,-- была почти номинальная; поэтому я охотно принялъ званіе частнаго капеллана и исполнялъ повременамъ обязанности сопряженныя съ этимъ званіемъ. Лютеранство и англиканство, какъ вамъ конечно извѣстно, не расходятся въ существенныхъ основахъ своихъ. И лютеране и мы одинаково протестанты. Къ папству и то и другое относится, увѣряю васъ, равно неблагосклонно. Да, я исполнялъ службу повременамъ. Полагали что присвоенное мною званіе домашняго капеллана возвышаетъ достоинство семейства.
   -- Это полагалъ Гарри? спросила Дженета?
   -- Вы съ Гарри объ этомъ совѣтовались? вступилась тетушка Дороти.
   -- Хотѣли казаться какъ можно поважнѣе, замѣтилъ сквайръ. Питерборо выразилъ на лицѣ своемъ согласіе, но съ нѣкоторымъ ограниченіемъ:
   -- Только въ извѣстныхъ границахъ, конечно.
   -- О! Теперь я понимаю! воскликнула Дженета дискантомъ, словно только-что разрѣшила задачу въ умѣ своемъ. Это его отецъ! Чтобы Гарри выставилъ на показъ домашняго капеллана! Дѣдушка скосилъ на меня глазъ, круглый и жесткій, какъ у тетерева. Дженета сейчасъ же заговорила словоохотливо о погодѣ, объ обѣднѣ, о томъ кто будетъ говорить проповѣдь.-- Дѣдушка, обратилась она къ оквайру, который съ зловѣщимъ видомъ бормоталъ про себя: "домашній капелланъ!" и на этотъ разъ не слыхалъ ея, -- я сама свезу васъ нынче къ папашѣ. Она говорила будто ничего не случилось. Питерборо, краснѣя, принялся ради исхода за варенье.-- Это рѣдкость на материкѣ, замѣтилъ онъ тетушкѣ Дороти. Наше домашнее варенье неподражаемо.
   -- Домашній капелланъ! опять проворчалъ сквайръ.
   -- Вы сегодня будете говорить проповѣдь, сказала Дженета Питерборо.-- Вы намѣрены говорить экспромптомъ?
   -- Вы напомнаете мнѣ, миссъ Ильчестеръ, что мнѣ нужно немножко приготовиться. Питерборо надѣялся улизнуть, но сквайръ остановилъ его:
   -- Позвольте задержать васъ на пять минутъ. Вы курите по воскресеньямъ?
   -- Никогда! воскликнулъ невинный Питерборо съ жаромъ и рѣшительностью, доказывавшими что онъ раздѣляетъ мнѣніе сквайра о непозволительности курить въ воскресенье.
   -- Смотрите, не подожгите мнѣ риги своими заморскими штуками. Я видѣлъ намедни какъ вы палили за одной изъ нихъ. Нечего глядѣть будто отыскиваете булавку въ стогѣ сѣна. Не подожгите мнѣ риги, вотъ и все.
   -- Мисгеръ Питерборо, вступилась кроткимъ голосомъ тетушка Дороти, и чтобы смягчить крутое обращеніе, предложила ему цвѣтовъ для его комнаты.
   -- О! благодарю васъ, проблеяла вѣнчаемая жертва, когда выходилъ я изъ комнаты, оставляя его въ рукахъ сквайра. Дженета вышла за мною.
   -- Это я надѣлала, Гарри. Вы его не станете винить, я знаю. Но сумѣетъ ли онъ выпутаться? Едва ли, онъ, кажется, не способенъ на увертки; дѣдушка прижметъ его въ одну минуту.
   Я сказалъ ей чтобъ сна, не теряя времени, взяла со сквайра обѣщаніе что Питерборо получитъ мѣсто котораго ждетъ. Это еще казалось возможно устроить. Она бросилась назадъ и въ минуту отсутствія Питерборо уладила дѣло. Но ничто не могло спасти несчастнаго педагога отъ свирѣпой сцены и потока древнихъ, малоупотребительныхъ выраженій. Умѣнье сквайра браниться было извѣстно. Съ нимъ не могъ бы тягаться ни одинъ бродяга и воръ. Питерборо пришелъ ко мнѣ ошеломленный, жалобно восклицая что никогда и во снѣ не слыхалъ подобныхъ рѣчей. И онѣ направлены были противъ него, и онъ по совѣсти не могъ оправдываться. Онъ не могъ по совѣсти отрицать что мнѣніе сквайра о вредномъ вліяніи на меня отца было извѣстно ему, и онъ дѣйствовалъ ему наперекоръ.
   -- Изъ побужденій, другъ мой Гарри, говорилъ онъ,-- которыя я могу оправдать предъ Богомъ и людьми, но только, признаюсь, не предъ дѣдушкой вашимъ, я пытался отдать справедливость достоинствамъ отсутствующаго, и ошеломленъ былъ такими выраженіями.... и слова нельзя вставить, когда онъ такъ раздраженъ.... Приходится изображать собой Андромеду, а ему предоставить ролъ морскаго чудовища, какъ кто-то выразился, не помню кто именно.
   Сквайръ обладалъ несомнѣнно цѣлымъ моремъ ругательствъ. Я приготовился пройти чрезъ то же испытаніе какъ Питерборо. Къ удивленію моему, нападенія на меня не было. Дженета завѣряла что она укротила раздраженнаго старика. Онъ однако сильно хмурился, хотя молчалъ. Вино свое онъ пилъ мрачно; ласки его любимицы не могли развеселить его. Съ его точки зрѣнія, съ нимъ поступили низко, и онъ, повидимому, сердился, и рѣшеніе участи моей колебалось въ его умѣ. При такихъ обстоятельствахъ мнѣ невозможно было послать письмо Оттиліи, хотя теперь я чувствовалъ себя способнымъ писать ей, и сидя въ своей комнатѣ писалъ цѣлый день весьма краснорѣчивый вздоръ. Тѣнь несчастій пробудила во мнѣ снова сознаніе моего героическаго положенія, подавленное отцомъ, а оно возвратило мнѣ даръ слова. Я писалъ такъ хорошо что самъ радовался своимъ страданіямъ, а потомъ съ горькимъ удовольствіемъ рвалъ въ клочки свое прекрасное произведеніе. Санъ Оттиліи отталкивалъ и привлекалъ меня загадочно. Я не могъ думать о ней, не думая о томъ кто она, и не вступая самъ съ собой въ странную борьбу. Тщетно я твердилъ себѣ: -- Что такое санъ? Въ немъ была какая-то притягательная сила, которая томила и опутывала меня словно чары колдуна героя любой баллады.
   Наконецъ камень свалился съ насъ: сквайръ поглядѣлъ на меня своимъ тетеревинымъ взглядомъ и сказалъ:
   -- Гдѣ ваша банкирская книжка?
   Я отвѣчалъ что она вѣроятно у моего банкира, не предполагая что она у отца, такъ какъ у него была своя книжка по которой онъ сводилъ наши счеты. Что жъ за бѣда? думалъ я. Вѣдь деньги мои.
   -- Вы считаете неудобнымъ показать мнѣ эту книжку? спросилъ сквайръ.
   -- Нисколько! отвѣчалъ я.
   Онъ кивнулъ головой. Я поспѣшилъ написать чтобы мнѣ прислали книжку тотчасъ же.
   Книжка пришла. Сквайръ вручилъ мнѣ ее, чтобъ я распечаталъ пакетъ, и опять спросилъ:
   -- Ты не имѣешь никакой причины желать чтобъ я не видалъ этой книжки?
   -- Никакой рѣшительно! отвѣчалъ я, денежный вопросъ въ моихъ глазахъ былъ вовсе не важенъ. Я не видѣлъ ни малѣйшей опасности въ томъ что сквайръ просмотритъ счетъ моихъ расходовъ.
   -- Даю тебѣ честное слово что я теперь ничего объ этомъ не знаю, сказалъ онъ.
   Я изъявилъ ему признательность за оказанное мнѣ благородное довѣріе и просилъ его просмотрѣть книжку, если угодно, воздержавшись однако отъ признанія что самъ я ни разу въ нее не заглядывалъ.
   Онъ открылъ книжку. Мы только-что собрались въ залѣ, гдѣ завтракъ накрывался зимой предъ пылавшимъ каминомъ. Дженета, прикусивъ нижнюю губу, слѣдила за лицомъ старика. Я считалъ недостойнымъ себя обнаружить малѣйшее любопытство, но взглянувъ на него я былъ пораженъ выраженіемъ его лица: губы его сжались и онъ дышалъ прерывисто. Онъ увидалъ чудеса.
   -- Надо позавтракать прежде чѣмъ разсматривать это! воскликнулъ онъ, пыхтя словно вышелъ изъ печки.
   Дороти Белтамъ напомнила ему что молитвы еще не были прочтены.
   -- Молитвы!... онъ готовъ былъ произнести крѣпкое слово, но далъ ей знакъ позвонить чтобы сошлись люди и обратился къ Питерборо:-- Вы каждое утро читали молитвы за границей?
   -- О.... да.... То-есть, да, это была моя обязанность, были однако, какъ припоминаю, исключенія.... были промежутки.
   -- Откройте пожалуста Библію, прервалъ его сквайръ.... и оставьте свою проклятую щепетильность во всемъ.
   Частью въ видѣ увѣщанія, частію просто отъ волненія, Питерборо высморкался ужасно громко. Несчастный звукъ, послѣ него ничто не ладилось.
   -- Легкая простуда, пробормоталъ Питерборо и опять затрубилъ и принялся сморкаться съ ожесточеніемъ, все такъ же громко. Появленіе капитана Белстеда на цыпочкахъ, съ церемонно кроткимъ видомъ, приличнымъ случаю, отвлекло на минуту наше вниманіе.
   -- Прямо съ корабля, Вильямъ? воскликнулъ сквайръ.
   Капитанъ широко раскрылъ ротъ, но не произвелъ голосомъ никакого звука, такъ же какъ и осторожными шагами своими по ковру; сѣлъ и началъ набожно смотрѣть на Питерборо, который ждалъ чтобъ онъ помѣстился, и теперь, спѣша приступить къ исполненію своей обязанности, сбросилъ мою несчастную красную книжку на полъ.
   -- Постойте! Это я возьму, сказалъ сквайръ.
   -- Позвольте мнѣ! воскликнулъ Питерборо, и они столкнулась.
   -- Вы готовы соскочить съ каѳедры чтобы поднять зонтикъ старухи! вскричалъ сквайръ сердито и пробормоталъ затѣмъ что не желаетъ фокусовъ съ дѣловыми книгами. Слезы были на глазахъ Питерборо. Тетушка глядѣла на него добрымъ, ободряющимъ взглядомъ; но его раздраженный носъ опять испортилъ дѣло.
   Капитанъ Белстедъ произнесъ тихимъ, вопросительнымъ голосомъ:
   -- Молитвы еще не кончены?
   -- Нѣтъ и никогда не кончатся съ человѣкомъ который такъ безпрерывно трубитъ. Помните, обратился онъ къ Питерборо, отпустивъ прислугу,-- я не пропущу утренняго богослуженія ни за какія деньги. Я привыкъ думать что несчастливъ для меня будетъ тотъ день который не начнется призваніемъ благословенія Божія на домъ мой. Такъ думалъ и отецъ мой и дѣдъ. Нельзя требовать чтобы молодые люди держались прилично, когда духовное лицо скачетъ какъ стрекоза и трубитъ какъ сумашедшій. Вы хотѣли стащить у меня эту книжку.
   -- Помилуйте! И не думалъ! воскликнулъ невинный Питерборо въ смущеніи; да сквайръ въ сущности едва ли и подозрѣвалъ его.
   Капитанъ Белстедъ пришелъ къ намъ за своею женой, которой не засталъ дома, пріѣхавъ наканунѣ въ полночь.
   -- Боже мой! вскричалъ сквайръ.-- Неужели она бѣжала, Вильямъ?
   -- О, нѣтъ! отвѣчалъ капитанъ, -- она просто куда-нибудь уѣхала.
   Сквайръ посовѣтовалъ выпить стараго пива. Капитанъ согласился. Онъ держалъ себя бодро и скромно, несмотря на видимое внутреннее волненіе. Онъ отвѣчалъ на тетушкины вопросы о Джуліи просто и твердо, какъ прилично честному моряку, искренно оправдывая отсутствіе жены страннымъ соображеніемъ, основаннымъ будто бы на знаніи женщинъ, что чѣмъ скорѣе ожидала она его домой, тѣмъ менѣе способна была сидѣть терпѣливо на мѣстѣ. Онъ пилъ пиво подаваемое ему Силлабиномъ, нашимъ новымъ, ко всему равнодушнымъ буфетчикомъ, занявшимъ мѣсто Сюиса, "какъ министерство виговъ занимаетъ мѣсто торіевъ", говорилъ сквайръ, что доказывало что перемѣна была не къ лучшему.
   -- Я думалъ, все понемногу улучшается, сказалъ капитанъ.
   -- Нелѣпѣйшее изъ всѣхъ заблужденій, Вильямъ. Куда жь дѣвается тогда грѣхопаденіе, а? Вы говорите какъ радикалъ-язычникъ. Въ Писаніи сказано что мы идемъ отъ лучшаго къ худшему. Таково и ученіе торіевъ. Держитесь за хорошее пока можно! Вильямъ, вѣдь вы были когда-то веселымъ холостякомъ.
   -- Государь мой и государыня, капитанъ поклонился тетушкѣ Дороти,-- благодаря вамъ я узналъ счастіе лишь въ бракѣ, и теперь ничего не желаю какъ только найти жену мою.
   Сквайръ нетерпѣливо ждалъ чтобы Дженета ушла.
   -- Иду, дѣдушка, сказала она.-- Только прошу васъ не заниматься сегодня дѣлами. Дайте мнѣ на храненіе книжку Гарри.
   -- То-есть какъ же это, другъ мой?
   -- Въ воскресенье, вы сами знаете, дѣлами заниматься не слѣдуетъ.
   -- Справедливо, я запру эту книжку.
   -- Смотрите же, дѣдушка, я беру съ васъ слово, сказала Дженета.
   Дамы удалились и увели съ собой Питерборо.
   -- Прощайте, юпки! Ну, теперь, Вильямъ, разказывайте свои тревоги, сказалъ сквайръ.
   Капитанъ глядѣлъ на дверь въ которую ушла тетушка Дороти.
   -- Вы помните старое?
   -- Помню, Вильямъ! И очень жаль мнѣ васъ. Но что жь дѣлать, вы надѣли на себя петлю.
   -- Я люблю ее, люблю до сумашествія! Пусть кто-нибудь скажетъ что она не ангелъ, я сдѣлаю изъ него лепешку. Между прочимъ, я обязанъ объяснить вамъ, государь мой, что я говорю о моей женѣ.
   -- Конечно о ней, Вильямъ. И молодецъ же она!
   -- Нѣтъ ея, нѣтъ!
   Я счелъ своевременнымъ вставить слово:
   -- Капитанъ Белстедъ, я отъ всякаго, кромѣ васъ, потребовалъ бы удовлетворенія, за такіе намеки на моего.друга.
   -- Гарри! Вашу руку! вскричалъ онъ, сіяя.
   -- Гм! руку его!... проворчалъ сквайръ.-- Рука его порасходилась порядкомъ на материкѣ. Вотъ поглядите-ка на эту книжку, Вильямъ, да на эту пачку чековъ. Впрочемъ нѣтъ, я обѣщалъ моей дѣвочкѣ. Мы съ нимъ разсмотримъ это завтра утромъ рано. Малый разбросалъ тысячи, вертясь среди своихъ иностранныхъ герцогинь и графинь. Въ этой банковой книжкѣ кроется юпка, да и не одна. Теперь собирается жениться на иностранной принцессѣ. Запутался тамъ, какъ видно.
   -- Отлично, Гарри! воскликнулъ капитанъ Белстедъ, нанося мнѣ въ видѣ одобренія страшный ударъ по плечу, и прибавилъ со вздохомъ:-- дай Богъ чтобъ она была вѣрна вамъ, другъ мой.
   Сквайръ спросилъ его идетъ ли онъ въ церковь.
   -- Я иду на мой постъ у моего очага, отвѣчалъ капитанъ, и сквайръ не могъ отговорить его даже обѣщаніемъ проповѣди новаго ректора, которая закалитъ его противъ хлопотъ и треволненій цѣлаго года. Капитанъ весьма сожалѣлъ что принужденъ отказаться отъ такого упражненія терпѣнія своего, но считалъ обязанностью сидѣть и ждать у себя дома, на своемъ постѣ, какъ выражался онъ. Я пошелъ съ нимъ въ Белстедъ и услышалъ на пути что Геріотъ заѣзжалъ за ней и увезъ ее.
   -- Я полагалъ, говорилъ капитанъ Белстедъ, что онъ посланъ за нею кѣмъ-нибудь изъ васъ, чтобы привезти ее въ Риверсли. Мои слуги называли его. Я не счелъ умѣстнымъ упоминать объ этомъ сегодня при дамахъ. Онъ задумался.-- Я надѣялся найти ее сегодня у васъ въ Гренджѣ, Гарри. Съ этою мыслію я и легъ спать подъ утро чтобы не потревожить бѣдняжку ночью.
   Я предложилъ пойти съ нимъ тотчасъ же на квартиру Геріота.
   -- Какъ! Чтобы жена моя знала что я усомнился въ ея вѣрности. Никогда не позволю я себѣ этого.
   Оказалось что Джулія поѣхала съ Геріотомъ въ гости къ леди Маріи Гиджинсонъ, женѣ пришлаго къ намъ милліонщика, очень желавшей ближе познакомиться съ нею. Безразсудная Джулія, принявъ безъ зазрѣнія совѣсти его дерзкое предложеніе, позволила ему увезти себя, не сказавъ куда ѣдетъ. Она съ Геріотомъ явилась въ церкви въ мѣстѣ Гиджинсоновъ. Услышавъ отъ Дженеты о пріѣздѣ мужа, она бросилась домой, гдѣ пришлось ей не извиняться, а самой даровать прощеніе. Капитанъ Белстедъ обильно подкрѣплялся изъ погреба сэръ-Грегори, чтобы лучше удержаться на своемъ посту.
   Чета эта явилась къ вамъ на слѣдующій день, трогательно нѣжничая другъ съ другомъ и вовсе не замѣчая что домашнее спокойствіе въ Гренджѣ встревожено.
   -- Мы несчастнѣйшія существа на свѣтѣ; не найдется ли въ комъ-нибудь изъ васъ капельки состраданія къ намъ? начала Джулія.-- Мы между двухъ огней. Съ одной стороны обязанность Вильяма предъ отечествомъ, а съ другой любовь его ко мнѣ, и согласить ихъ нельзя, потому что правительство, то-есть это ужасное адмиралтейство, опасается качки для женъ морскихъ капитановъ. Когда Вильямъ уѣзжаетъ, я схожу съ ума, а если онъ останется, адмиралтейство выходитъ изъ себя. Право, миссъ Белтамъ, у меня только половина мужа.
   -- Половина! отозвался капитанъ,-- но эта половина счастливѣе двадцати цѣлыхъ мужей, если только ты довольна, моя уточка!...
   Джулія жалобно увѣщевала меня, ради моей будущей жены, не поступать на правительственную службу. Адмиралтейство же, утверждала она, отличается одною только возмутительною чертой -- ненавистью къ женщинѣ. Сквайръ поставилъ простодушной болтуньѣ двѣ-три довольно грубыя ловушки, которыхъ она избѣгла съ удивительною ловкостью, доказывавшею что она была болѣе себѣ на умѣ, чѣмъ казалось. Мы съ Дженетой воображали что она пришла съ намѣреніемъ картиной супружескаго счастія отвратить отъ меня гнѣвъ сквайра, всегда очень радовавшагося веселымъ парочкамъ. Но они обнаружили свое счастіе безъ всякой задней мысли. Оказалось что они пришли кстати. Все утро мы толковали о счетѣ моего банкира, изумлявшемъ меня не менѣе чѣмъ моего дѣда. Со времени пріѣзда нашего въ Англію, отецъ мой перебралъ девять тысячъ фунтовъ. Суммы истраченныя нами въ поѣздку на материкъ достигали поражающей цифры сорока восьми тысячъ. Я былъ увѣренъ сверхъ того что не всѣ долги уплочены. Самъ, самъ, самъ бралъ по тысячамъ заразъ, иногда, какъ указывалъ дрожащій отъ волненія палецъ сквайра, по нѣскольку тысячъ въ недѣлю. Ему это было непонятно, пока я, доведенный до крайности вопросами и оскорбленіями, и замѣчая что долго скрывать истины нельзя, откровенно не признался ему въ томъ что впрочемъ онъ самъ могъ видѣть, что у моего отца есть счетная книжка, также какъ и у меня, и что онъ прямо забираетъ у банкира. Намъ нужны были деньги, онѣ принадлежали мнѣ, я продалъ фонды и банковые билеты, дающіе, какъ замѣтилъ я мимоходомъ, весьма ничтожный процентъ, и мы положили капиталъ къ банкиру, чтобы брать по мѣрѣ надобности. Мнѣ жалко было глядѣть на старика когда я говорилъ ему все это. Лицо его посивѣло; слова замерли на губахъ. Онъ требовалъ объясненія мелочей, напримѣръ двухъ счетныхъ книжекъ, спрашивалъ что намѣренъ я дѣлать когда этихъ денегъ не будетъ, ибо вѣдь не предполагаю же я что буду получать такой капиталъ каждые два года, развѣ можетъ-быть я разсчитывалъ, отправляясь за границу, что онъ не проживетъ болѣе двухъ лѣтъ.
   -- Итакъ, заключилъ онъ,-- деньги пропали!
   Тутъ опять начались разспросы. Развѣ не благородно поступилъ онъ со мной, вручивъ мнѣ мою собственность въ день моего совершеннолѣтія? Да, благородно.
   -- И глупо, думаешь ты, не такъ ли?
   -- Такой мысли не было у меня.
   -- Ты поддерживалъ расточительность этого мота, и теперь поддерживаешь.... Вѣдь ты почти уже нищій!... Является въ мой домъ, говоритъ о своей знатности, крадетъ мою дочь, сводитъ ее съ ума, даетъ подрости ея сыну чтобы завладѣть ея деньгами, а потомъ сманиваетъ его и обираетъ!... Ты разоренъ, понимаешь ли? Онъ два года распоряжался тобою и все у тебя высосалъ. О чемъ ты думалъ? Что ты дѣлалъ? Въ умѣ ли ты былъ? Вы вели счеты сообща? Прекрасно! Самъ чортъ не выдумалъ бы такого дурака какъ ты! У васъ всегда домъ былъ полонъ иностранными подлипалами.... такъ ли? Признавайся! Какъ проводили вы время? Пили да плясали?
   Такъ дѣдъ мой дошелъ постепенно до свойственнаго ему краснорѣчія. Я уже далъ слабый обращикъ его. Когда я позволилъ себѣ найти что наслушался довольно, онъ пошелъ за мной изъ кабинета въ прихожую, гдѣ стояла Дженета. Въ ея присутствіи онъ обозвалъ принцессу и ея семейство жадными проходимцами, сговорившимися съ "этимъ негодяемъ" чтобъ обобрать меня и въ подтвержденіе привелъ мои собственныя слова о томъ что отецъ мой завѣдывалъ угольными копями на землѣ принца Эрнста.
   -- Онъ завѣдывалъ копями! Каждая дѣвчонка поняла бы что это выдумка, средство надуть молокососа. Я теперѣ помню, полковникъ Гудвинъ съ дочерью говорили что видѣли этого мошенника играющимъ роль шута при дворѣ германскаго князька и откалывающимъ разныя штучки, какъ паясъ на ярмаркѣ.
   -- Стыдно, сказала Дженета.
   -- Ты слышишь! обратился ко мнѣ сквайръ.
   Но она вскричала:
   -- Вы сами слушайте, дѣдушка, или все равно не слушайте, только молчите. Если Гарри огорчилъ васъ, говорите съ нимъ какъ джентльменъ съ джентльменомъ. Не отнимайте у меня любовь мою къ вамъ. Мнѣ немного осталось кромѣ нея.
   -- Да, благодаря мошеннику и его молодому идіоту!
   Дженета нахмурилась не на шутку:
   -- Я не позволяю вамъ перетолковывать мои слова!
   Онъ пробормоталъ кучерскую поговорку. Принужденный сдерживаться, онъ началъ сызнова исторію моей банкирской книжки: тѣ же вопросы, восклицанія и ругательсяа.
   -- Пойдемте погулять со мной, милый Гарри, сказала Дженета.
   Я не хотѣлъ отдаваться такимъ образомъ подъ ея защиту, изъ глупаго чувства собственнаго достоинства, и отказъ мой, выраженный можетъ-быть съ нѣкоторымъ пренебреженіемъ въ тонѣ, довелъ сквайра до крайней степени раздраженія.
   -- Ты не хочешь пойти съ ней гулять? Ты на колѣняхъ будешь просить ее чтобъ она протянула тебѣ руку и взяла тебя съ собой. Будешь просить здѣсь, сію же минуту, или маршъ къ своей нѣмецкой принцессѣ съ наслѣдствомъ буфетчика, а овъ меня ничего кромѣ "добраго пути" да запертой двери. Ну, становись на колѣни!
   Онъ ожидалъ что я стану.
   -- Еслибъ онъ сталъ, я никогда не протянула бы ему руки!
   Глаза Дженеты горѣли.
   -- Онъ будетъ еще хныкать какъ нищій на холодѣ чтобы ты дала ему кончики пальцевъ.
   -- Нѣтъ, потому что ему только стоитъ спросить ихъ.
   Это опять дало толчокъ сквайру. Онъ заговорилъ о ея великодушіи, противополагая его моей тупости. Дженета перемѣнила тактику; притворилась равнодушною. Но ей недоставало опытности и какого-нибудь Геріота, который помогъ бы ей сыграть роль. Она пересолила, и старикъ, вообразивъ что мы сговорились разстроить его планы, принялся укорять меня въ двойномъ беззаконіи. Ея слова: "мы съ Гарри всегда будемъ друзьями" навлекли на меня самыя ожесточенныя нападки его, какъ будто и рѣчи никогда не шло о принцессѣ; такъ упорно держался онъ за поселившуюся въ немъ однажды мысль.
   -- Друзьями! воскликнулъ онъ.-- Развѣ дружба ваша дастъ мнѣ законныхъ наслѣдниковъ моего состоянія и имени?... и такъ далѣе.
   Тетушка Дороти пришла умѣрить его возгласы. Въ ея комнтѣ опять была вытащена роковая счетная книжечка и прочтена вслухъ. Тетушка слушала цифры безъ удивленія, стараясь, повидимому, въ точности понять ихъ, и этотъ пріемъ смягчилъ мало-по-малу раздраженіе сквайра. Она вставляла краткія, дѣловыя замѣчанія:
   -- Да, это было на яхту, или, они вѣдь жили при дворѣ владѣтельнаго князя, или, сумма большая, но Гарри зналъ что дѣдушка же не любитъ скряжничества.
   -- И ты способна утверждать, Дороти Белтамъ, сказалъ сквайръ, изумленный тѣмъ что она не изумляется,-- ты способна клятвенно завѣрить что по твоему они тратили разсудительно? Какія же послѣ этого понятія у женщинъ?
   -- Нѣтъ, отвѣчала она спокойно,-- по моему Гарри былъ безразсуденъ, и проученъ. Конечно ужь лучше было этому случиться теперь, чѣмъ позже. Но ты не принимаешь во вниманіе его положенія, какъ жениха принцессы.
   -- А! вотъ что кружитъ тебѣ голову! сказалъ сквайръ.
   И она оставила его при этой мысли, не возражая ничего на его насмѣшки надъ женщинами вообще и надъ нею въ особенности.
   -- А что же скажешь ты о деньгахъ взятыхъ съ тѣхъ поръ какъ онъ вернулся?
   Сквайръ опять взялся за свое.
   Тетушка Дороти покраснѣла. Сквайръ указывалъ пальцемъ на цифры, повторяя свой вопросъ. Въ эту минуту явились капитанъ Белстедъ и Джулія. Дамы распорядились такъ чтобъ оставить сквайра наединѣ съ капитаномъ. Вскорѣ капитанъ прислалъ оказать что онъ проситъ у жены позволенія остаться обѣдать въ Гренджѣ и желалъ бы чтобъ я проводилъ ее домой въ Белстедъ, доказательство, говорила Джулія, что у него со сквайромъ завязалась горячая схватка. Она увѣрена была что ея Вильямъ не дастъ себя побить. Я увелъ ее нѣсколько огорченный ничтожною ролью данною мнѣ, и вдругъ, къ ужасу своему, замѣтилъ что отпускаю Джуліи весьма горячіе комплименты, ибо она, чтобы развлечь меня, шутила и кокетничала со мной, и голосъ ея звучалъ сладко. Я дошелъ должно-быть до очень горячихъ объясненій.
   -- Такъ подумайте же, сказала она, -- что терпитъ теперь изъ-за васъ Вильямъ, разлучившись со мною.
   Такимъ образомъ, съ искусствомъ почти инстинктивнымъ, она въ одну минуту возвратила меня къ сознанію моего положенія и заставила спросить себя: чувство которое такъ плохо защищаетъ меня отъ обаянія женскихъ прелестей, полнаго стана, граціозной походки, темныхъ, влажныхъ рѣсницъ, смѣющихся румяныхъ губокъ, можетъ ли въ самомъ дѣлѣ назваться любовью? А если это не любовь, не любовь безсмертная, такъ что же я такое? Я оглянулся на эту мысль словно на бразду оставленную на водѣ кораблемъ, и увидѣлъ подъ нею зіяющую бездну и гибель. Любовь моя къ Оттиліи -- заблужденіе? Такъ значитъ вся жизнь заблужденіе! Я поглядѣлъ на Джулію съ испугомъ, такъ же почти какъ глядѣли нѣкогда на прекрасныхъ волшебницъ, готовясь взвести ихъ на сложенный уже костеръ. Сознаніе ея грѣховнаго обаянія смущало меня, и я невольно сталъ размышлять о причинахъ равнодушія моего въ Германіи къ Mademoiselle Шасдіанъ, которая была гораздо остроумнѣе и живѣе, если не красивѣе Джуліи, и удостоивала меня, какъ я припоминалъ, долгихъ, выразительныхъ взглядовъ при встрѣчѣ. Я поймалъ себя на сожалѣніи о моей тогдашней холодности; за это сожалѣніе я готовъ былъ бичевать скорпіонами свое презрѣнное тѣло. Образъ Оттиліи какъ будто изглаживался изъ ума моего.
   -- Бѣдный Гарри! вздыхала Джулія.-- Знаете ли, видя молодаго человѣка очень влюбленнаго, я просто дрожу.
   Я, смѣясь, напомнилъ ей сцену на лѣстницѣ въ школѣ и нѣжности которыя говорила она Геріоту.
   -- О! я должно-быть почерпнула ихъ изъ поэтовъ и романовъ, отвѣчала она.-- Или ужь я въ самомъ дѣлѣ очень была растрогана. Вотъ этого-то и недостаетъ въ Вильямѣ. Съ нимъ нельзя говорить милыхъ пустячковъ. Онъ сталъ бы, я думаю, говорить еслибы могъ. Да отъ какъ степной левъ, у него все выходитъ ревомъ.
   Я обрадовался когда услышалъ этотъ ревъ. Капитанъ Белстедъ вернулся когда я уже желалъ его присутствія, и сообщилъ намъ что у него была горячая схватка со сквайромъ. Сквайръ не отставалъ отъ него весь день до одиннадцати часовъ ночи.
   -- Ей-Богу, Гарри, мнѣ пришлось просить позволенія выйти на минуту духъ перевести. Однако я одолѣлъ его за четвертою бутылкой. Теперь все улажено. Онъ согласился увидаться съ вашимъ отцомъ. "Гдѣ?" спрашивалъ онъ сначала, "въ сараѣ что ли?" Пью за ваше здоровье, поклонился я ему. Порядочные люди не встрѣчаются въ сараяхъ; тамъ только мыши назначаютъ другъ другу свиданія. Словомъ, другъ мой, я устроилъ что сквайръ и почтенный родитель вашъ встрѣтятся здѣсь у меня въ Белстедѣ. Мы сведемъ ихъ за бутылкой стараго вина. Повидайтесь съ отцомъ юноши, настаивалъ я. Дѣло въ томъ что вамъ надо свалить съ своихъ плечъ эту проклятую книжку. Только грязная собака можетъ купаться въ лужѣ. Понимаете, Гарри, добрый нашъ старикъ сквайръ можетъ открыть вамъ счетъ въ двадцать разъ больше этого, но онъ въ правѣ знать какъ вы распоряжаетесь деньгами. Онъ говоритъ что вы не даете объясненій. Я замѣтилъ ему что отецъ вашъ можетъ дать ихъ, и дастъ. Мы и сведемъ ихъ. За остальное я отвѣчаю. А теперь свертывай паруса и въ постель; утромъ въ путь, и буксируй сюда большой корабль. На прощанье еще бутылку въ честь побѣды, если вамъ подъ силу, Гарри.
   Джулія возстала рѣшительно противъ этого предложенія; вмѣшательство обыкновенно непріятное мужу расположенному выпить. Капитанъ какъ будто собирался заявить свои права, но ласковое замѣчаніе ея: "не хорохорься пожалуста, Вильямъ", обезоружило его.
   -- Какъ это не хорохориться, моя уточка?
   -- Развѣ выпить теперь еще бутылку не то же что размахивать шпагой уже одержавъ побѣду? сказала она.
   Онъ обнялъ ея талію рукой и сказалъ мнѣ на ухо потрясающимъ шепотомъ:
   -- Совершенный ангелъ!
   Я отправился въ Лондонъ на слѣдующій день, встревоженный болѣе нравственно, размышленіями о впечатлѣніи производимомъ на меня такого рода ангелами, нежели заботой о дѣлахъ моихъ, хотя, правду сказать, когда я сошелся съ отцомъ, мнѣ живо представилась его удивительная способность метать деньги какъ искры изъ костра, и пришла мысль что нужно бы привести счеты наши съ нимъ къ серіозному окончанію. Онъ жилъ въ роскоши, рядомъ съ тѣмъ великолѣпнымъ домомъ въ который привезъ меня нѣкогда изъ Дипвела. Мистрисъ Вадди опять была у него экономкой и Альфонсъ поваромъ. Жилъ однако не такъ какъ прежде, увѣдомила меня смущенная женщина. Теперь жизнь его шла вихремъ, по ея словамъ. Я невольно улыбнулся, видя какъ она гордится имъ. "Сегодня опера", отвѣчала она на мои вопросы о немъ, давая почувствовать своимъ тономъ что мнѣ слѣдовало бы знать его вельможныя привычки. Хваля его щедрость, она сообщала мнѣ что онъ истратилъ сто фунтовъ на розыски Мабели Свитвинтеръ и обѣщалъ впятеро больше тому кто найдетъ ее.
   -- Папенька вашъ ничего не дѣлаетъ вполовину, мистеръ Гарри!
   Потомъ вскорѣ она захныкала.
   -- Только продлится ли это?
   Меня провела въ комнату называвшуюся принцессиною комнатой: диво убранства. "Но едва ли будетъ она когда-нибудь жить въ этой комнатѣ," думалъ я. Самое великолѣпіе сжимало мнѣ сердце словно холодомъ.
   -- Папенька вашъ говоритъ что весь домъ предоставится вамъ когда придетъ счастливый день.
   Неужели же онъ говорилъ съ ней о принцессѣ? Я наскоро поѣлъ и подкрѣпился краснымъ виномъ, чтобъ окончательно объясниться съ нимъ до утра.
   

ГЛАВА XXXIX.
Отецъ мой плыветъ по теченію, которое и меня уноситъ.

   Отецъ мой стоялъ въ партерѣ оперы, словно окруженный дворомъ, какъ мнѣ показалось, ибо кружокъ мущинъ тѣснился около него, и мнѣ пришлось кланяться въ отвѣтъ на привѣтствія, въ которыхъ высказывалось, повидимому, не только удивленіе, но и уваженіе внушаемое имъ. Имена мистера Веддерборна, мистера Дженнингса, лорда Алтона, сэръ-Витонъ Слетера, мистера Монтерецъ Вильямса, адмирала Лофтуса, графа Витлингтона пріятно поразили мое ухо. Я не замѣтилъ въ этихъ господахъ ни тѣни цинической угодливости; напротивъ, они были дружественно почтительны. Я почувствовалъ что онъ окруженъ вполнѣ порядочными людьми, и горячее влеченіе мое къ отцу возвратилось, когда я замѣтилъ какъ господствовалъ онъ надо всѣмъ кружкомъ, и говоря, и слушая другихъ. Его любезная улыбка и внимательность, его умѣнье оживить разговоръ умѣстнымъ словомъ, его благовоспитанная сдержанность, его способность всегда уловить ту минуту когда его очередь говорить, все это показывало необыкновенное искусство основанное на природныхъ дарованіяхъ. И все время онъ не терялъ ни на волосъ своего превосходства. Мистеръ Веддерборнъ, словоохотливый, живой, неистощимый на анекдоты, но слишкомъ блестящій, слишкомъ торопливый, слишкомъ занятый своею мыслью, заставлялъ еще болѣе цѣнить учтивую мягкость моего отца. То же самое, въ другомъ отношеніи, можно сказать и о графѣ Витлингтонѣ, юношѣ въ порѣ повѣсничества, какъ отзывался о немъ Джоріанъ, судорожно хохотавшемъ отъ всякой шутки. Джоріанъ подошелъ къ намъ, прихрамывая. Никакія усилія моего отца не могли заставить его обнаружить свою знаменитую способность на остроумные отвѣты, такъ она и осталась предметомъ вѣры.
   -- Прехорошенькія восковыя куклы, отнесся онъ ко мнѣ о проходившихъ мимо англійскихъ красавицахъ.-- Эти женщины, юный Ричмондъ, еслибъ онѣ хоть сколько-нибудь были воспламенимы, то-есть еслибы въ нихъ была хотя пятидесятая доля Француженки, давно обработали бы общество въ пользу великаго человѣка и подняли бы его на верхъ какъ пузырь. Онъ даромъ тратитъ на нихъ время. Эта толстая женщина которой онъ кланяется -- графиня Седли, вдова трехъ мужей, съ легкою тѣнью двоемужества ради пикантности. Она, говорятъ, пошла отъ мелочной лавочки. Тѣлосложеніе сдѣлало все для этой женщины. Такъ и вездѣ бываетъ. Въ этомъ главное. Вотъ онъ теперь ползаетъ на четверенькахъ предъ леди Рачель Стоксъ: чистокровная аристократка. Она словно въ ворота проходитъ и боится голову ушибить. Хотѣлось бы мнѣ видѣть какъ она стала бы соблазнять святаго Антонія. Вотъ жена маленькаго Рекчема: у ней было столько же приключеній какъ у Жиль-Бласа, прежде чѣмъ поступилъ онъ въ услуженіе къ герцогу Дерма. Онъ охарактеризовалъ многихъ дамъ со злостью, вредившею его остроумію, какъ нѣкогда говорилъ мнѣ про него отецъ.-- Для Англичанки главное держать носъ постоянно на одномъ уровнѣ, съ цѣлью показать возвышенность своей природы. Эти женщины вымыселъ! Это словно имена влюбленныхъ, вырѣзанныя на корѣ дерева: сухость и неподвижность удивительная! У насъ есть и Есавели, юноша. Имъ дается жалованье отъ епископовъ или отъ полиціи, чтобы внушать людямъ отвращеніе къ пороку. А другія ту же роль играютъ относительно добродѣтели, и также, по всей вѣроятности, получаютъ отъ кого-нибудь жалованье; можетъ-быть отъ журналовъ, чтобы поддерживать эту фикцію. Говорю вамъ, въ этихъ Англичанкахъ или вовсе нѣтъ жизни, или одна только животная жизнь. И какъ онѣ обвѣшиваютъ себя драгоцѣнностями! Руки у нихъ только на это и созданы. Богатство этой страны ужасно!
   Джоріану, кажется, было досадно что ему не удавалось вынудить меня заступиться за моихъ соотечественницъ; но я начиналъ уже замѣчать что нѣтъ причины ломать за нихъ копья и самъ былъ расположенъ относиться къ нимъ критически. Сверхъ того я слѣдилъ за отцомъ; его обращеніе съ дамами къ которымъ онъ подходилъ не оскорбляло моего критическаго чувства, хотя я постоянно опасался что онъ пересолитъ. Онъ позвалъ меня чтобы представить графинѣ Шезеди, веселой молодой Венгеркѣ.
   -- Итакъ, заговорила она вдругъ по-нѣмецки,-- вы собираетесь жениться на этой романтической головѣ, принцессѣ Оттиліи фонъ-Эппенвельценъ. Я хорошо знаю ее. Я встрѣчалась съ ней въ Вѣнѣ. Прекрасная душа и синій чулокъ. Такихъ-то именно и завоевываютъ дуэлями. Я знаю и принца Отто. Такъ болтала она и спросила меня не лѣтомъ ли будетъ свадьба. Я былъ слишкомъ ошеломленъ чтобъ отвѣтить.
   -- Срокъ еще не опредѣленъ, вступился мой отецъ.
   -- Весь Лондонъ говоритъ объ этомъ, сказала она.
   Не успѣлъ я спросить у отца объясненія этихъ ужасныхъ толковъ объ Оттилліи, какъ уже очутился въ ложѣ вдовы изъ Сити, леди Самлльменъ, тяжелой дамы, цвѣтъ лица которой напоминалъ осенніе листья. Первыя слова ея были: "А! молодой влюбленный! Какъ поживаетъ германская принцесса?" Мнѣ пришлось отвѣтить что въ Англіи говорятъ теперь болѣе о германскихъ принцахъ, чѣмъ о принцессахъ.
   -- Такъ отозвалась она, -- во вы, такъ-сказать, отстояли у нихъ честь своего народа. Я возьму одну изъ вашихъ принцессъ, оказали вы; сказано, сдѣлано! До смерти хочется мнѣ увидѣть ея портретъ. Капитанъ Девитъ говоритъ что она божественна, то-есть прекрасна и мила и держитъ себя безукоризненно, но это ужь разумѣется само собою! Ничего что она не богата. Вы можете обставить ее какъ слѣдуетъ. Гм.... она осмотрѣла меня, -- блѣденъ, томенъ.... извините старую пріятельницу вашего отца; одну изъ самыхъ старшихъ, сказала бы я, еслибы не боялась себя выдать. Я горжусь вашимъ предстоящимъ бракомъ. Я повсюду говорю о немъ.
   Тутъ она представила какъ содѣйствуетъ она распространенію сплетни: "слышали вы новость?" "Нѣтъ, что такое?" "Сынъ Фицъ Джорджа женится на германской имперской принцессѣ". "Неужели?" "Вѣрно, какъ Евангеліе". "А скоро-ли?" "Черезъ мѣсяцъ. Теперь вы увидите что обойденный другъ нашъ будетъ играть видную роль при дворѣ"....
   Я поглядѣлъ на отца. Смущеніе и злоба душили меня. Онъ наклонился къ ней, сообщая какія-то восхитительныя вовости о знатной дамѣ рѣшившейся пріѣхать къ ней чтобъ устроить великолѣпный балъ, и мы оставили ее подъ впечатлѣніемъ этого извѣстія.
   -- Еслибы не эта Шасдіана, сказалъ мой отецъ, -- ты вѣдь знаешь, Ричи, что бѣдный Джоріанъ безъ ума отъ нея. Онъ палъ, къ ея ртутнымъ ногамъ. Она теперь въ Лондонѣ. Половину дохода своего бѣднякъ тратитъ на букеты. Ея портретъ въ роли вдовы Лефурбъ сдѣлался частью его туалетныхъ принадлежностей. Брѣясь онъ глядитъ на ея афиши. Первая настоящая любовь его, а ему сорокъ пять лѣтъ! Чувство отзывается на его желудкѣ. Вотъ почему любовь такъ опасна въ среднія лѣта. Такъ я говорю: еслибы не Шасдіана, наша госпожа Самлльменъ составила бы счастье Джоріана. Я намекалъ объ этомъ имъ обоимъ. Женщины умнѣе знаменитаго лорда Нельсона, Ричи: онѣ умѣютъ не замѣчать того что непріятно имъ было бы замѣтить; а Джоріанъ готовъ сдѣлать для меня что угодно, кромѣ только именно этого. Ты встревоженъ, сынъ мой?
   Я попросилъ позволенія уйти изъ театра и подождать его на улицѣ. Онъ же сталъ убѣдительно уговаривать меня представиться леди Эдбери, мачихѣ лорда Дестріе, теперь маркиза Эдбери, и настаивая, умолялъ меня не пренебрегать этою дамой, добавивъ съ особенною выразительностью: "Я пускаюсь по теченію, Ричи". Теченіе унесло и меня, и я поклонился блѣдной молодой дамѣ съ изящными манерами, позволявшими судить лишь о внѣшности, но не о внутреннихъ свойствахъ ея, какъ перчатка, облекающая руку. Она стала укорять отца что онъ пришелъ къ ней прямо изъ ложи "этой женщины". Онъ отвѣчалъ что никогда не забываетъ старыхъ друзей. "А слѣдовало бы", отозвалась она. И мнѣ представился образъ одной изъ трехъ Паркъ, отрѣзывающей нить.
   Сердце во мнѣ сжалось, когда и леди Эдбери завела рѣчь о германской принцессѣ.
   -- Кто-то говорилъ мнѣ что она темноволосая.
   -- Русая, поправилъ отецъ.
   Леди Эдбери находила страннымъ чтобы чистокровная Нѣмка была брюнетка. У нихъ вѣдь мало примѣси, особенно, на сѣверѣ. А имя ея? Она забыла имя принцессы.
   Отецъ мой повторилъ:-- Принцесса Оттилія фонъ-Эппенвельценъ-Саркельдъ.
   -- Такъ вы говорите, она брюнетка?
   -- Чистѣйшая блондинка.
   -- А цвѣтъ лица?
   -- Способный ослѣпить праведника.
   Леди Эдбери взглянула въ зеркало.-- Грѣшниковъ, стало-быть, вы намъ оставляете?
   Они стали обмѣниваться обычными любезностями и остротами. Я поклонился и бѣжалъ подъ тѣмъ предлогомъ что увидѣлъ Анну Пенрисъ въ верхнемъ ряду ложъ. Я пробрался къ ней, не будучи увѣренъ, какъ она меня встрѣтитъ. Она поразила меня восклицаніемъ: "Счастливица то, говорятъ, нѣмецкая принцесса!" Пріемъ ея былъ вполнѣ дружественный. Она спросила имя дамы изъ ложи которой я вышелъ, и поглядѣвъ минуту на нее въ бинокль, сказала какъ будто съ удовольствіемъ: "Она молода." Я догадался что леди Эдбери, по общему мнѣнію, заняла въ отношеніи къ отцу моему мѣсто Анны Пенрисъ. Но почему эта послѣдняя радовалась ея молодости, оставалось для меня непонятнымъ. Тетка ея проснулась, когда произнесено было мое имя. "Онъ здѣсь?" воскликнула она вздрогнувъ. Анна улыбнулась, завела со мною рѣчь о моемъ отцѣ, хваля меня за то что я не оставляю его, ибо ему предстоитъ тяжелая борьба. Она говорила о немъ съ теплымъ участіемъ, которое служило въ моихъ глазахъ лучшимъ доказательствомъ и его и ея благородства. Я обѣщалъ ей отъ души не забывать нашу дружбу и проводилъ дамъ до передней, гдѣ увидѣлъ отца ведущаго леди Эдбери въ карету на глазахъ у всѣхъ. Дестріе, молодой маркизъ, входившій въ это время въ театръ имъ на встрѣчу, взялъ подъ руку своего друга Витлингтона и сказалъ что-то о старомъ "герцогѣ Фицѣ" вызвавшее, какъ мнѣ показалось, легкія уомѣшки въ тѣсномъ кружкѣ избранныхъ. Прокричали карету леди Сампльменъ. Еще жертва! сказалъ чей-то голосъ. Анна Пенрисъ вышла сама искать своего лакея и экипажъ.
   Я стоялъ одинъ на улицѣ, удивленный, раздраженный, полный разныхъ непріятныхъ чувствъ, когда отецъ подошелъ ко мнѣ, напѣвая оперный мотивъ.
   -- Я поглядывалъ Джоріана, Ричи. Онъ былъ кавалеромъ нашей Сампльменъ. Должно-быть отправился къ Шасдіанѣ. Ну, Ричи, такъ ты не могъ вынести разлуку съ палаткой? Ты видишь, я плыву по теченію на всѣхъ парусахъ. Я могу ужиться, если угодно судьбѣ, въ маленькомъ германскомъ княжествѣ, но нигдѣ, онъ выставилъ грудь, не дышу я такъ свободно, какъ въ Лондонѣ. Здѣсь приволье, здѣсь мое поле битвы. Кстати, леди Эдбери находитъ тебя безукоризненнымъ; это значитъ только что она женщина со вкусомъ. Она никакъ не хотѣла замѣтить что фракъ на тебѣ иностраннаго покроя. Поправь его завтра. Я пришлю къ тебѣ моего портнаго. Я хотѣлъ сказать что если лондонская женщина не замѣтила такого обстоятельства, значитъ лицо и человѣкъ произвели на нее надлежащее впечатлѣніе. Ричи, милый мой, какъ мнѣ выразить до какой степени я радъ тебя видѣть? Давай руку, Ричи. Вотъ мы бредемъ домой изъ свѣта. Это какъ будто то именно о чемъ я мечталъ. Всѣ въ добромъ здоровьѣ въ Гренджѣ? Что она, лучшая изъ женщинъ?
   -- Я пріѣхалъ по очень нужному дѣлу, прервалъ я его.
   -- Я слушаю тебя, Ричи, говори.
   -- Сквайръ видѣлъ счетъ моего банкира; онъ находитъ что я забиралъ деньги безразсудно; онъ, безъ сомнѣнья, правъ. Онъ требуетъ какого-нибудь объясненія. Онъ соглашается повидаться съ вами. Я пріѣхалъ просить васъ съѣздить къ нему.
   -- Завтра же утромъ, не медля ни единаго часа, дитя мое. Очень пріятно будетъ видѣть старый Риверсли днемъ.
   -- Онъ предпочитаетъ встрѣтиться съ вами въ Белстедѣ. Капитанъ Белстедъ предлагаетъ свой домъ. Предупреждаю васъ, положеніе затруднительное. Сквайръ требуетъ полнаго отчета въ истраченныхъ деньгахъ.
   -- Я приглашу ея въ Лондонъ, обращу къ Деттермену и Ньюсону и попрошу его разчитать цѣнность принцессы.
   -- Вы понимаете что онъ не пріѣдетъ по вашему приглашенію.
   -- Такъ какъ же мнѣ объяснить ему что пріобрѣлъ я черезъ эту затрату, сынъ мой? Я обращу его къ Деттермену и Ньюсону.
   -- Но вы должны знать что онъ не желаетъ законныхъ дѣйствій, влекущихъ за собою огласку.
   -- Огласка-то именно намъ и желательна, Ричи. Она желательна невиннымъ, несправедливо осуждаемымъ. Мы хотимъ чтобъ объ насъ говорили, чтобы нельзя было не олыхать объ насъ. А тутъ еще владѣтельная принцесса. По чести, мистеръ Белтамъ, вамъ не на что жаловаться!
   Я начиналъ терять терпѣніе.
   -- Что до меня лично касается, вы знаете, я не придаю цѣны деньгамъ. Но я долженъ сказать одно. Я сегодна слышалъ, признаюсь, съ удивленіемъ и огорченіемъ имя... я не подозрѣвалъ что имя принцессы будетъ произноситься наряду съ моимъ совершенно открыто.
   -- Очень естественно, онъ кивнулъ годовой и сдѣлалъ рукой одобрительный жестъ.
   -- Ну, такъ если вы не можете принять въ соображеніе чувства Оттиліи и ея семейства, подумайте по крайней мѣрѣ обо мнѣ и помните что я протестую противъ этого.
   -- Все, все, сказалъ онъ съ одушевленіемъ,-- я все и всѣхъ принимаю въ соображеніе. Я привожу принцессу въ твои объятія. Ты вѣдь писалъ мнѣ что сквайръ даетъ ей царское приданое, не такъ ли? Отъ моихъ комбинацій никому изъ васъ нельзя уклониться. Все уже сдѣлано. Я думаю за васъ, чувствую за васъ, дѣйствую за васъ. Ей-Богу, вы будете счастливы! Вздыхай, Ричи, вздыхай; судьба твоя теперь ввѣрена мнѣ.
   -- Я вѣроятно только трачу слова попустому, но я протестую противъ неправды. Вы знаете очень хорошо что вы пользовались именемъ принцессы для своихъ личныхъ цѣлей.
   -- Безъ всякаго сомнѣнія, Ричи, пользовался. А развѣ цѣли мои не ваши также? Я долженъ имѣть вѣсъ въ обществѣ чтобъ успѣть въ нашемъ главномъ предпріятіи. Можетъ-быть дѣйствительно имя принцессы служитъ временно свѣтильникомъ чтобъ озарить насъ и выставить на видъ. Она принадлежитъ намъ. Для нея мы готовимъ и приводимъ въ порядокъ домъ въ который она входитъ. Я плачу принцессѣ за пользованіе именемъ ея, царственнымъ приданымъ; тебѣ я плачу принцессой, также по-царски, а мнѣ ваше счастіе служитъ царскою наградой. Всѣ вмѣстѣ, мы, безъ всякаго сомнѣнія, добьемся своего.... Вотъ, дитя мое, сказалъ онъ прохожей женщинѣ, роняя золотой ей въ руку,-- съ условіемъ чтобы вы тотчасъ же пошли прямо домой. Женщина поблагодарила и обѣщала.-- Итакъ мы въ самомъ потокѣ успѣха. Странно! Я чувствую нѣкоторую склонность къ меланхоліи. Успѣхъ? Какъ знать? Уже сотни шли предъ нами этою самою дорогой домой, подъ этими фонарями, между дворцами и паркомъ. Какъ подумаешь, такъ и представляется похоронная процессія. Тамъ, на концѣ, могила, роскошная, или скромная. Когда мнѣ было четыре года, въ день моего рожденія, мнѣ сказали что мать моя лежитъ мертвая на своей постели. Я помню до сихъ поръ какъ удивило меня что она не двигается. "Кручина сломила ее", сказала моя старая нянька. Мнѣ она казалась неповрежденною. Сестра ея завладѣла мною и ея бумагами и обручальнымъ кольцомъ, теперь хранящимся у Деттермена и Ньюсона, и портретами обоихъ моихъ родителей. Она, бѣдная, чтобы поддержать мое существованіе, отдала за деньги важнѣйшій изъ всѣхъ документовъ, который теперь существенно облегчилъ бы мнѣ выигрышъ моего дѣла. Я никогда не разказывалъ тебѣ о моемъ дѣтствѣ? Дядя мой по матери былъ учитель пѣнія и декламаціи. Я ему обязанъ обработкой моего голоса. Онъ научилъ меня говорить выразительно. Языкъ одной книги его, подъ заглавіемъ Ораторъ, до сихъ поръ кажется мнѣ образцовымъ. Ему откуда-то присылались деньги, и съ двумя, тремя перерывами до сихъ поръ присылаются. Старая нянька моя, да благословитъ ее Богъ, опять взялась за стирку бѣлья. Я по' цѣлымъ часамъ стоялъ подлѣ ея корыта, Ричи, слушая ея предсказанія объ ожидающемъ меня величіи. Честное слово, я сомнѣваюсь бывалъ ли я когда счастливѣе чѣмъ въ то время. Теперь я уже нуждаюсь,-- тебѣ можно признаться, -- въ возбуждающихъ средствахъ.... совершенно впрочемъ невинныхъ. Мистрисъ Вадди даетъ мнѣ стаканъ шампанскаго. Правду сказать, Ричи, мать мою обзывали нехорошими именами. Самые камни этихъ улицъ требуютъ отъ меня неотступно чтобъ я очистилъ ея славу. Я не усталъ, но мнѣ нужно вино.
   Пока мы не пришли домой, онъ нѣсколько разъ повторялъ тревожно что ему нужно вино. Необычное возвращеніе его къ далекому прошедшему, странныя картины которыя провелъ онъ вдругъ предъ моими глазами заставили меня забыть мой гнѣвъ. Дома онъ выпилъ залпомъ свою порцію вина и легъ на диванъ; лакей снялъ съ него сапоги и прикрылъ его плащемъ. Лежа такъ, онъ весело пожелалъ мнѣ доброй ночи. Мистрисъ Вадди сказала мнѣ что вотъ уже съ мѣсяцъ онъ всегда такъ слитъ.
   -- Вѣдь къ нему теперь приходитъ столько же народу ночью сколько днемъ.
   Во мнѣ возникло предположеніе что онъ въ сношеніяхъ съ журналистикой. Мистрисъ Вадди безусловно вѣрила въ несокрушимость его здоровья, и увѣряла что онъ уже уморилъ многихъ вздумавшихъ подражать его привычкамъ.
   -- Онъ теперь полководецъ на походѣ, говорила она съ улыбкой.
   Вѣроятно слова эти она слышала отъ него самого. Хлопанье домовой двери, часто отворявшейся и затворявшейся ночью, свидѣтельствовало о приходахъ и отходахъ его адъютантовъ.
   Рано утромъ я засталъ его ходящимъ взадъ и впередъ по кабинету и столовой, двери которыхъ были отворены, диктуя секретарю за конторкой и перебрасываясь отъ времени до времени нѣсколькими словами съ главнымъ конторщикомъ Деттермена и Ньюсона. Полъ былъ усыпавъ журналами. На отцѣ моемъ были высокіе сапоги, широкій черный плащъ висѣлъ у него на плечахъ.
   -- Я дѣлаю распоряженія относительно вечернихъ газетъ, сказалъ онъ, поздоровавшись со мною съ теплотой, въ которой была нѣкоторая примѣсь церемонности, и тотчасъ же прибавилъ:
   -- Достаточно, мистеръ Джобсонъ. Вставьте замѣтку: "мистеръ Гарри Лепель Ричмондъ изъ Риверсли, сынъ мой, не желаетъ другаго пути къ почестямъ въ своей родинѣ, кромѣ обыкновеннаго парламентскаго". Извини, Ричи; сейчасъ я только отвѣчу утренней газетѣ.
   -- Что это? Зачѣмъ печатать мое имя? вскричалъ я.
   -- Только для того чтобы поправить ошибку. Мнѣ слѣдуетъ настаивать, мой милый сынъ, что ты не ищешь никакихъ отличій, что ты идешь своимъ путемъ. Мистеръ Джобсонъ, Бога ради отдайте это тотчасъ же. Принесите мнѣ изъ типографіи мою замѣтку. Мистеръ Джакобсъ, мое почтеніе Гг. Деттермену и Ньюсону. Я желаю чтобы немедленно начали законныя дѣйствія и чтобы свѣтъ зналъ объ этомъ. Прощайте, господа!
   И затѣмъ отецъ обратилъ на меня всю непреодолимую силу своихъ отрывистыхъ рѣчей, которыя лились потокомъ. Зачѣмъ печатать мое имя? Затѣмъ что я его сынъ. Онъ однако увѣрялъ что устраняетъ меня отъ всякаго участія въ своихъ личныхъ дѣйствіяхъ и ставитъ на сторону моего дѣда, какъ простаго англійскаго дворянина, наслѣдника одного изъ громаднѣйшихъ состояній въ странѣ.
   -- Я тебя отдѣляю отъ себя, Ричи, понимаешь ли? Я заявляю гласно что тебѣ ни въ какомъ случаѣ не нужно опираться на меня. Джобсонъ принесетъ тебѣ для просмотра мою замѣтку, мое заявленіе правъ. Въ печати, въ литературѣ, въ судѣ, въ обществѣ, я иду на встрѣчу врагу и требую должнаго мнѣ, требую неотступно. Конечно я поѣду для развлеченія къ сквайру, если ты считаешь это нужнымъ. Поговорить съ нимъ четверть часа, вотъ и все. Неужели ты въ самомъ дѣлѣ думаешь что ему непріятно было бы еслибы ты получилъ титулъ? Нѣтъ, нѣтъ. А спроси кого хочешь изъ моихъ пріятелей. Я приведу ему дюѣину свидѣтелей которые подтвердятъ что дѣло это почти уже въ моихъ рукахъ. Неужели теперь опять въ одиннадцатый разъ я долженъ лишиться денегъ? Не говоря уже объ обязанности моей относительно тебя, я долженъ очистить имя моей матери.... Ты видѣлъ ея портретъ.... Какъ прелестна была эта женщина.... Это тебя не трогаетъ?
   -- Нѣтъ трогаетъ, позволилъ онъ мнѣ вставить слово.
   -- Потому что ты любишь своего папашку! Онъ пожалъ мнѣ обѣ руки. Мнѣ было жаль его, и въ то же время закрадывалось въ голову сомнѣніе, не актеръ ли это обольщаетъ меня. Я былъ недоволенъ, и не имѣлъ силы выразить мое неудовольствіе. Я былъ сбитъ съ толку, подавленъ. Я замѣчалъ что онъ искусно увертывается отъ моего протеста относительно принцессы, но въ то же время, я не могъ не сознаться что знаю аргументъ которымъ онъ будетъ оправдывать свой образъ дѣйствій и оправдывать неоспоримо. Я изъ робости не рѣшался возратиться къ этому предмету разговора. Словомъ, я сознательно поддался его обольстительнымъ, волнующимъ рѣчамъ, уступилъ увлекавшему меня теченію, и живя нѣсколько дней съ нимъ въ Лондонѣ, имѣлъ случай убѣдиться что не надо мною однимъ имѣетъ онъ такую власть. Допуская что деньги нужны ему для господства надъ обществомъ, и что никто не умѣетъ пользоваться ими такъ какъ онъ, отецъ отвѣчалъ на одно отчаянное замѣчаніе мое:
   -- Да вѣдь эти деньги я отдаю въ ростъ, помѣщаю лучше, чѣмъ твой дѣдушка. Я привелъ въ смущеніе правительство, продолжалъ онъ таинственнымъ шепотомъ.-- Да, я могу утвердительно сказать что нахожусь въ сношеніяхъ съ его агентами. Меня подкупаютъ; дѣйствительно подкупаютъ, Ричи. Я получаю ежегодно субсидію. Все это дѣлается очень ловко. Однако я не даю имъ покоя. Беру что даютъ, и не отказываюсь ни отъ единаго изъ моихъ правъ.
   Дженета написала что пора бы мнѣ вернуться.
   -- Я готовъ, сказалъ мой отецъ.-- Мнѣ стоитъ встрѣтиться съ мистеромъ Белтамомъ, только непремѣнно въ комнатѣ, въ четырехъ стѣнахъ, чтобы склонить его на мою сторону. Если сквайръ будетъ васъ поддерживать, Ричи, мы завоюемъ міръ. Его богатство, мое праведное дѣло, твой знатный бракъ.... Кстати, объ этомъ положительно объявлено въ утреннихъ газетахъ.
   Въ смущеніи я спросилъ о чемъ объявлено?
   -- Читай, сказалъ онъ.-- Вотъ это можно будетъ вручить мистеру Белтаму при встрѣчѣ. Это вѣроятно пошло отъ одного изъ посольствъ. Все равно, вотъ оно!
   Я прочелъ замѣтку, въ которой Оттилія называлась по имени, потомъ перечислялись ея титулы, далѣе слѣдовало мое имя, указаніе на предстоящее мнѣ богатое наслѣдство, и наконецъ, о ужасъ! доказательство что я не первый простой англійскій дворянинъ стяжавшій руку владѣтельной иностранной принцессы. Въ заключеніи перечислялись имена Англичанъ не знатнаго рода вѣнчавшихся съ принцессами: Гомфри, Чарльсъ, Вильямъ, Джонъ, и послѣдній, Гарри. Кончалось извѣстіемъ что свадьба отпразднуется прежде конца настоящаго сезона.
   Я взглянулъ на отца, готовый вступить съ нимъ въ борьбу. Онъ весь сіялъ.
   -- Нельзя ли это остановить? спросилъ я умоляющимъ голосомъ.
   Въ отвѣтъ онъ замахалъ руками, задвигалъ ртомъ и бровями, выражая полнѣйшую невозможность, не допускавшую никакихъ возраженій.
   -- Печатныхъ словъ нельзя остановить, Риччи, нашъ Джоріанъ сравниваетъ ихъ съ окрещенными младенцами. У нихъ уже есть душа. Превосходное замѣчаніе. Да и вотъ что, Риччи, можешь ли ты поклясться честностію твоего любящаго сердца что эта замѣтка не доставляетъ тебѣ никакого удовольствія? Не можешь! воскликнулъ мой отецъ, видя что я начинаю маяться, и я почувствовалъ что дѣйствительно такая клятва была бы лжива. Но я могъ поклясться что согласился бы скорѣе провалиться на дно морское, чѣмъ показать эту замѣтку принцессѣ. Я перечелъ еще разъ. Это напечатано. Это похоже на дѣло. Это какъ будто осуществленіе моихъ грезъ. Но внутреннее чувство говорило мнѣ что все это мнѣ только грезится. Единственно что могъ и сдѣлать, настоять на поѣздкѣ въ Риверсли какъ можно скорѣе, чтобы выяснить мое собственное положеніе. "Назначь часъ", сказалъ мнѣ отецъ. Мы однако медлили.
   Нѣсколько уяснилось мнѣ, какъ я думалъ, положеніе отца моего изъ одного разговора его за завтракомъ съ Джоріаномъ Де-Виттомъ, который принесъ мнѣ причудливо свернутую розовую записочку отъ Mademoiselle Шасдіанъ, и отдалъ съ видомъ собаки принужденной отступиться отъ кости, обнаруживая мнѣ большую холодность. Альфонсовы котлеты подверглись рѣзкой критикѣ.
   -- Полагаю, замѣтилъ капитанъ, -- онъ зналъ что я приду?
   -- Я письменно сообщилъ ему объ этомъ вчера, сказалъ мой отецъ.-- Но будьте справедливы къ нему, сознайтесь что онъ одинъ изъ немногихъ добросовѣстно исполняющихъ свои дневныя обязанности.
   -- Англійскій климатъ сбилъ съ толку дурака. Онъ столько кладетъ перцу въ свои блюда, какъ Индѣецъ, воспитанный на пряностяхъ.
   -- Позвоните чтобъ онъ пришелъ, Джоріанъ; только пожалуста не доводите его до отчаянія. Онъ оставляетъ для меня какое угодно мѣсто, и я привыкъ къ нему.
   -- Такъ, такъ, вы его балуете.
   -- Отецъ мой пожалъ плечами.-- Дѣло-то въ томъ, другъ Джоріанъ, что желудокъ вашъ становится причудливъ.
   -- Никогда еще нёбо у меня не было чувствительнѣе, а слѣдовательно мой желудокъ въ исправности и знаетъ свое дѣло.
   -- Зачѣмъ вы не попробовали рыбы съ масломъ и каперсами?
   -- Лучше бы, по моему, повару вашему ограничиваться яичницей.
   -- Ужь не кашей ли?
   -- Нѣтъ, пусть меня повѣсятъ, если онъ въ состояніи изготовить кашу какъ слѣдуетъ.
   -- Это могъ бы сказать о себѣ и Каремъ.
   -- Съ тою только разницей, воскликнулъ Джоріанъ горячась, -- что ему никогда бы въ голову не пришло подать одно изъ вашихъ варварскихъ кушаній. Скажу вамъ вотъ что, Рой, вы меня удивляете; до сихъ поръ я не замѣчалъ за вами такой безтактности чтобы защищать дурное блюдо за своимъ собственнымъ столомъ.
   -- Тѣмъ скорѣе можно простить меня, Джоріанъ.
   -- О! я вамъ прощаю, усмѣхнулся Джоріанъ,-- завтракъ не важное дѣло.
   Отецъ мой сталъ увѣрять его что поговоритъ серіозно съ Альфонсомъ, котораго оправдывалъ тѣмъ что онъ никогда не служилъ при госпиталѣ и поэтому, очень можетъ-быть, не достаточно принимаетъ въ соображеніе желудокъ и аппетитъ больныхъ.
   Джоріанъ откинулъ назадъ голову, словно готовился пустить мѣткій сарказмъ, но вдругъ обратился ко мнѣ и сказалъ:
   -- Гарри, такъ или иначе, отецъ вашъ долженъ жениться. Когда объ васъ говорятъ, тутъ-то самое время выбирать между богатыми и красивыми. Я отказываюсь служить долѣе грѣлкой; отказываюсь на отрѣзъ. Я говорю не изъ личныхъ соображеній; совѣтъ мой безкорыстный и дружескій. Говорю вамъ прямо, Рой, оставивъ въ сторонѣ глупую роль какую игралъ я на послѣднемъ балу въ Гильдголѣ, когда альдерменъ умчался, подобный лѣту, и оставилъ насъ изображать плодоносную осень.... говорю вамъ прямо, нельзя давать вѣчно висѣть ей на древѣ ожиданія. Оно сорвется.
   -- Такъ поймайте ее, Джоріанъ, вы насторожѣ.
   -- Триста тысячъ вѣрныхъ, Рой Ричмондъ!-- Кто? Я? Я не искатель счастія.
   -- И я также, другъ Джоріанъ.
   -- Да, потому что вы не цѣльный человѣкъ. Вы провалитесь между двухъ стульевъ.
   Отецъ мой замѣтилъ что взыщетъ за все это съ Альфонса.
   -- Вы упустили ту прелестную дѣвушку изъ Валлиса; а она была у васъ въ рукахъ. Безуміе! продолжалъ Джоріанъ.-- Вы старѣетесь. Придетъ время когда вы станете скучны. Вы помните, первая леди Эдбери испортила вамъ дѣло, когда выборъ зависѣлъ отъ васъ. Теперь вы возитесь со второю. Она порхающая бабочка, но вы бы могли привязать ее, если у ней не слишкомъ много долговъ. Ваша пѣсенка, полагаю, еще не спѣта. Только знаете, другъ Рой, въ жизни не надо откладывать полученія приза до тѣхъ поръ пока достигнешь пристани, говоря метафорически. Вы появляетесь приблизительно каждыя семь лѣтъ. Еще семилѣтіе, и женщины начнутъ задумываться. Нельзя пересилить времени, пріятель.
   -- Такъ значитъ, сказалъ мой отецъ,-- я приближаюсь къ пристани, женщины начинаютъ задумываться, а время себѣ идетъ. Джоріанъ, въ мысляхъ вашихъ путаница. Я не женюсь.
   -- Такъ выслушайте же друга....
   -- Я не женюсь, Джоріанъ, и вы знаете почему.
   -- Чувства.
   -- Они составляютъ часть моей жизни.
   -- Такъ я и говорю: вы человѣкъ не цѣльный. Вы одарены безмѣрно и способностями и смѣлостью, и предназначены на неудачу, потому что едва весь Ковентъ-Гарденъ въ вашемъ распоряженіи въ четвертый или въ пятый разъ, какъ вы опускаете руки въ карманы и говорите: "Нѣтъ, одного яблока я не могу достать, а изъ этихъ я не хочу никакого. Да и яблоко-то то должно-быть уже порядочно перезрѣло. И вы знаете очень хорошо, въ васъ вѣдь есть здравый смыслъ, если встряхнуть васъ, что въ вашемъ положеніи безуміе не пользоваться представляющимся случаемъ. Вамъ нечего объяснять что значатъ деньги. Съ деньгами и съ женой которая бы ими распоряжалась, вы вполнѣ тотъ человѣкъ какимъ вы желаете считаться. Безъ нихъ, Гарри извинитъ меня, вы какая-то былинка покачивающаяся то сюда, то туда, увядающая и никому не пригодная. О, чортъ возьми! добавилъ Джоріанъ,-- объ этомъ непріятно думать.
   Отецъ мой отвѣчалъ:
   -- Гарри конечно извинитъ что вы изъ дружескаго чувства говорите о такихъ вопросахъ, весьма близко насъ касающихся, которыхъ мы еще не нашли удобнымъ съ нимъ обсудить. И будьте увѣрены, Джоріанъ, я дамъ Альфонсу пріемъ лѣкарства. Я совершенно съ вами согласенъ что лучшіе изъ поваровъ иногда въ этомъ нуждаются. А теперь Гарри сообщитъ намъ приказанія M-lle Шасдіаны.
   Содержаніе письма позволяло мнѣ прочесть его въ слухъ. Она желала знать какъ будутъ забавлять ее въ воскресенье.
   -- Мы это устроимъ, сказалъ мой отецъ.-- Я вамъ поручаю распоряженія, Джоріанъ. Уважайте предразсудки и избѣгайте столкновеній, вотъ и все.
   Капитанъ Де-Виттъ мало-по-малу развеселился когда розовая бумажка сдѣлалась общимъ достояніемъ, и изъ серіознаго наставляющаго друга сдѣлался опять пріятнымъ, податливымъ собесѣдникомъ. Я былъ благодаренъ ему за открытыя имъ мнѣ новыя точки зрѣнія. Конечно, отцу моему недурно было бы взять богатую жену, которая бы присматривала за нимъ.
   По моему желанію, мы предъ поѣздкой въ Риверсли имѣли совѣщаніе съ Деттерменомъ и Ньюсономъ, въ присутствіи Гемпля и Джоріана Де-Витта. Странные документы разсматривались и сличались съ однимъ королевскимъ декретомъ: свидѣтельства людей уже умершихъ; обручальное кольцо; вѣера, кружева, платки съ ясными еще вензелями; золотыя вещи съ надписью "божественной Анастасіи" и далѣе собственное имя; старыя пожелтѣлыя письма, исполненныя клятвъ въ вѣрности.
   -- Вотъ, сказалъ Джоріанъ, поднимая одинъ изъ ветхихъ клочковъ бумаги,-- вы видите предъ собою мумію любви.
   То была развѣ любовь мясника къ овцѣ. Разказъ сестры Анастасіи, подписанный и скрѣпленный печатью, излагалъ простымъ языкомъ событія которыя ее убили. Она упоминала о брачномъ свидѣтельствѣ, завѣряла клятвенно что очевидцы были подкуплены; называла въ точности домъ въ которомъ совершился обрядъ вѣнчанія, и опредѣляла день въ который прелестная миссъ Арметъ, послѣ исполненія роли Цамиры, была похищена у дверей театра сумашедшимъ лордомъ Бомари.
   -- Я знаю что есть еще въ живыхъ свидѣтели, мистеръ Темпль, сказалъ отецъ, видя что молодой юристъ задумчиво молчитъ.-- Одинъ изъ нихъ у меня подъ рукой. Я кормлю его. Вотъ послушайте.
   Онъ прочелъ двѣ, три нестерпимыхъ фразы изъ любовныхъ писемъ, и голосъ его оборвался. Одинъ изъ членовъ фирмы отвелъ меня въ сторону, чтобы показать мнѣ документъ которымъ я обезпечивалъ своимъ поручительствомъ расходы дѣлопроизводства. Я подписалъ эту бумагу. Мы съ Темплемъ вышли изъ конторы, убѣжденные что видѣли тѣнь чего-то.
   

ГЛАВА XL.
Встрѣча отца моего съ дѣдомъ.

   Моему отцу угодно было въ день поѣздки нашей въ Белстедъ вывезти меня изъ Лондона въ большой открытой коляскѣ, въ которой онъ объѣхалъ модные кварталы, привлекая вниманіе очень многихъ. Я предпочелъ бы отправиться, какъ всѣ люди, незамѣченнымъ, и однако не могъ отдѣлаться отъ нѣкотораго чувства радости, видя какъ его привычки и притязанія соотвѣтствуютъ его наружности, идутъ къ нему. Онъ сумѣлъ какою-то простотой обращенія и рѣчей удалить отъ меня мысль что онъ играетъ въ опасную игру; хотя я это и зналъ, и самъ онъ не разъ въ этомъ сознавался, въ немъ была какая-то самоувѣренность которая все-таки до нѣкоторой степени меня успокоивала. Я все-таки чувствовалъ себя связаннымъ съ его судьбой. Еслибы духъ убитаго Гектора парилъ надъ его тѣломъ въ то время какъ воспаленный гнѣвомъ Пелидъ мчалъ его за своею колесницей вокругъ Трои, онъ вѣроятно ощущалъ бы, отрезвленный Эребомъ, почти то же что я въ то время лихорадочной суетни которое отецъ мой называлъ своимъ большимъ парадомъ. Я былъ какъ очарованъ, и воспретивъ дальнѣйшее упоминаніе моего имени или имени принцессы въ печати, ни въ чемъ болѣе ему не противился. Да и не легко было бы ему противиться.
   Мы остановились на одной станціи на полдорогѣ отъ Белстеда и застали тамъ Цыганку Кіоми. Она несла узелъ и со свирѣпымъ видомъ покупала билетъ на желѣзную дорогу не въ томъ направленіи въ которомъ мы ѣхали. Она дала мнѣ странный отвѣтъ что не можетъ сказать гдѣ ея таборъ и куда она ѣдетъ одна по желѣзной дорогѣ. Я случайно упомянулъ о Геріотѣ. Глаза ея блеснули молніей. "Онъ не будетъ въ Белстедѣ", сказала она, какъ будто это что-нибудь значило. Я сообщилъ ей что мы приглашены въ Белстедъ. "О, она дома", подмигнула мнѣ Шоми, и все лицо ея заиграло. Слова эти прямо отвѣчали на мою мысль. Мнѣ пришло въ голову не случилось ли чего съ кѣмъ-нибудь изъ моихъ друзей. Отецъ мой попросилъ ее погадать ему въ отдаленномъ углу станціи. Онъ придумалъ это средство чтобы дать ей денегъ на дорогу. Когда уѣхала она на нашихъ глазахъ, онъ заговорилъ о ней, и сказалъ что чувствуетъ опасенія, но не опредѣлилъ какія именно. Я видѣлъ что она находится въ одномъ изъ своихъ бѣшеныхъ настроеній. Лицо этой дѣвушки обладало силой заставить меня забыть прекрасныхъ женщинъ и затемнить во мнѣ понятіе о женской красотѣ.
   Случилось такъ что сквайръ встрѣтился съ нами на углу сосновой рощи въ долинѣ, въ концѣ которой, на возвышеніи за березовымъ лѣскомъ, лежалъ Белстедъ. Онъ былъ верхомъ и крикнулъ сипло капитанову кучеру, который везъ насъ, остановиться.
   -- Слушай, Гарри! воскликнулъ онъ мнѣ тѣмъ же грубымъ голосомъ.-- Я не вижу зачѣмъ намъ безпокоить капитана Вильяма. Рѣчь идетъ о дѣлѣ, а не объ удовольствіи. Книжка у меня въ карманѣ. Спроси не угодно ли войти въ домъ моего управляющаго, здѣсь рядомъ. Въ десять минутъ я узнаю все что мнѣ нужно. Мнѣ хочется съ этимъ покончить. Спроси....
   Отецъ мой всталъ и поклонился снявъ шляпу.
   Дѣдъ мой тронулъ шляпу рукой и кивнулъ головой.
   -- Мистеръ Белтамъ, надѣюсь что вы чувствуете себя хорошо.
   -- Я буду чувствовать себя лучше когда покончу дьявольски непріятное дѣло.
   -- Я предлагаю вамъ мое посильное содѣйствіе.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Такъ вылѣзьте и войдите къ моему управляющему.
   -- Иду.
   Отецъ мой вышелъ изъ экипажа. Сквайръ перебросилъ черезъ сѣдло свою страдающую подагрой ногу, чтобы сойти съ лошади, но не успѣлъ избѣгнуть помощи и изъявленій состраданія моего отца.
   -- Подагра, мистеръ Белтамъ, не совсѣмъ пріятное намъ доказательство длиннаго ряда предковъ.
   Отецъ поднялъ руки чтобы помочь сквайру, а тотъ свирѣпо глядѣлъ черезъ плечо, не желая прикоснуться къ протянутой ненавистной рукѣ, и слишкомъ мучимый болью чтобъ обойтись безъ нея. Онъ похожъ былъ на преступника захваченнаго врасплохъ. Я слышалъ какъ онъ бормоталъ: "Что за проклятую чушь.... несетъ..." Одна нога его была въ стремени, другая касалась земли, непріятель подступалъ къ нему, онъ какъ будто готовъ былъ опятъ сѣсть въ сѣдло. Я подоспѣлъ къ нему на выручку. "Чортъ возьми!... А! Это ты!" сказалъ онъ.
   Сквайръ приказалъ своему груму Уберли проводить лошадь взадъ и впередъ предъ дверью Тома Экерти, а мнѣ оставаться тутъ на мѣстѣ, и затѣмъ заковылялъ къ дому. Отецъ мой шелъ не спѣша за нимъ. Дверь отворилась. Отецъ пропустилъ старика впередъ съ поклономъ и жестомъ не допускавшимъ противорѣчія, и дверь затворилась за ними. Я замѣтилъ что Уберли странно кривитъ ротъ и прищуриваетъ глаза, указывая пальцемъ на домъ, съ цѣлью сообщить мысли свои капитанову кучеру Самуилу, и совершенно согласился съ нимъ что свиданіе это смѣшно и едва ли поведетъ къ чему-нибудь. Я подумалъ о принцессѣ и о томъ что мои надежды зависятъ отъ подобной встрѣчи. Съ того часа какъ вступилъ я на песчаное взморье материка Европы, до того какъ я оставилъ его, я какъ будто объятъ былъ сномъ. Я протягивалъ руку къ высшимъ благамъ земли, а вотъ теперь денежный вопросъ подрѣзываетъ мечты мои какъ острое лезвіе косы.
   Дверь не отворялась. Поляны темнѣли. Я услышалъ шумъ колесъ, и вслѣдъ затѣмъ знакомый голосъ, голосъ Дженеты, произнесъ:
   -- Это должно-быть Гарри.-- Она правила сидя въ экипажѣ съ тетушкой Дороти. Обѣ онѣ притихли, услышавъ что происходитъ многознаменательное состязаніе, Дженета прежде всего подумала о сквайрѣ.
   -- Я не хочу чтобъ онъ ѣхалъ домой верхомъ ночью, сказала она, и отослала Уберли съ лошадью. Послѣ дамскаго спора Дженета наконецъ согласилась чтобы тетушка пошла пѣшкомъ со мною; я велѣлъ Самуилу ѣхать впередъ въ Белстедъ и сказать что мы идемъ за нимъ слѣдомъ. Дженета кивкомъ изъявила согласіе указать отцу моему гдѣ онъ можетъ найти меня на дорогѣ изъ Риверсли. Мы съ тетушкой Дороти тихонько пошли впередъ. По ея желанію я свернулъ на тропинку чтобы не нагналъ насъ экипажъ Дженеты, и когда она, весело болтая со сквайромъ, проѣхала, мы повернули назадъ, чтобы встрѣтиться съ отцомъ моимъ. Онъ онѣмѣлъ, увидавъ Дороти Белтамъ. По его убѣдительной просьбѣ, она согласилась увидѣться съ нимъ на слѣдующій день. Отчетъ его о результатѣ свиданія его со сквайромъ былъ непонятенъ ей, также какъ и мнѣ. Даже послѣ того какъ мы оставили ее у воротъ парка, я не могъ добиться отъ него ничего опредѣленнаго, онъ говорилъ только что все идетъ хорошо и что сквайръ необыкновенно практиченъ, онъ былъ однако очень доволенъ собою.-- Да, говорилъ онъ, все устроилось отлично, принимая конечно въ соображеніе ограниченный умъ съ которымъ мы имѣемъ дѣло. Потомъ, чтобы перемѣнить разговоръ, онъ сталъ распространяться о странной исторіи того человѣка который безчисленное множество лѣтъ тому назадъ, въ одну ночь менѣе холодную чѣмъ нынѣшняя, хотя время было зимнее, несъ своего маленькаго сына по этой же самой дорогѣ, среди холмовъ и лощинъ, мимо виднѣющейся тамъ подлѣ сосенъ воды. Предъ отходомъ ко сну онъ клялся что насколько возможно удовлетворилъ сквайра.-- Вполнѣ удовлетворилъ его, говорилъ онъ, чтобъ я спалъ спокойно, увѣряю тебя, Ричи, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія.-- Онъ тотчасъ же плѣнилъ Джулію и заслужилъ глубокое сочувствіе капитана Белстеда.-- Теперь я узнала человѣка котораго всегда обожала, когда вы еще были мальчикомъ, Ричи, говорила она.-- Мужъ твой вполнѣ одобряетъ твой вкусъ, другъ мой, вздохнулъ капитанъ Белстедъ. Они ухаживали за нимъ, и въ ихъ обществѣ я опять поддался довѣрчивости, пока не увидалъ тетушку Дороти на другой день послѣ свиданія ея съ моимъ отцомъ. Глубокое уваженіе его къ ней не позволило ему отвѣчать лживо на ея вопросы. Тутъ онъ говорилъ правду. Оказалось что тѣснимый сквайромъ, который не допускалъ остроумія и блестящихъ выходокъ въ дѣловомъ вопросѣ и "ограниченный умъ" котораго злился на безумные расходы сдѣланные будто бы съ цѣлью завладѣть принцессой, отецъ мой прибѣгнулъ къ вымыслу что многіе чеки означаютъ лишь суммы занятыя имъ у меня, которыя онъ готовъ заплатить, и можетъ, если сквайръ требуетъ, заплатить сейчасъ же, ибо деньги эти не истрачены, онѣ помѣщены въ предпріятія весьма выгодныя, изъ которыхъ можетъ-быть не слѣдовало бы вынимать ихъ раньше извѣстнаго срока, но если мистеръ Белтамъ отъ имени своего внука и наслѣдника этого требуетъ, то желаніе его будетъ исполнено. Деньги эти были заняты единственно съ цѣлію помѣстить ихъ выгодно для меня, порукой въ этомъ слово благороднаго человѣка.
   Сквайръ сурово далъ отцу мѣсяца два сроку.
   Дороти Белтамъ пробыла съ отцомъ моимъ около часу на фермѣ Экерти. Она дала ему поцѣловать свою руку, когда онъ прощался съ ней, но отвернула лицо. Онъ былъ видимо огорченъ, едва владѣлъ своимъ голосомъ, просилъ чтобъ я поскорѣе къ нему пріѣхалъ, и поклонившись съ словами: "Да благословитъ васъ Богъ, сударыня, единственный другъ, мой на землѣ", ушелъ нетвердымъ шагомъ. Грустный видъ не къ лицу былъ ему; невольно припоминались его недостатки когда онъ являлся унылымъ. Такъ было со мною, но не съ тетушкой, которая жалѣла его, какъ ни осуждала она его расточительность и уловки къ которымъ она заставляла его прибѣгать. Тетушка опасалась что отсрочка которой добился отецъ не устранитъ затрудненія, а только увеличитъ его въ умѣ сквайра, и думала что напрасно мы свели ихъ, что это мѣра опасная для моей будущности, ибо если деньги не явятся въ назначенный срокъ, за всѣ провинности отца придется отвѣчать мнѣ, какъ его сообщнику, и въ тратахъ и въ придуманныхъ послѣ отговоркахъ. Я припомнилъ что деньги дѣйствительно были положены въ угольныя копи принца Эрнста.
   -- Дай Богъ чтобы все кончилось благополучно, говорила тетушка.
   Идя вверхъ по полянѣ, мы оглянулись на длинную желтѣющую дорогу, гдѣ виднѣлся экипажъ увозящій на станцію отца моего, и заговорили о проявляющихся въ судьбѣ его трагическихъ началахъ, которыя я тогда всѣми силами старался устранить изъ жизни. Я вѣрилъ въ личную свободу, но страданіе побуждало не возлагать на него слишкомъ строгой отвѣтственности, какъ на человѣка сдѣлавшагося при рожденіи жертвой несправедливости и имѣющаго право жаловаться на жестокость судьбы. Тетушка Дороти совѣтовала мнѣ взять его подъ мой присмотръ, продать домъ и мебель и поселить его на холостой квартирѣ съ его надежною экономкой и однимъ только слугой.
   -- И на это ему нужны будутъ деньги, замѣтилъ я.
   Она прошептала:
   -- Ему, кажется, выдается извѣстный, годовой доходъ.
   Чувство деликатности заставило ее покраснѣть, вдаваясь въ такія подробности его частной жизни. Мнѣ нравилось въ ней это чувство.
   -- Доходъ небольшой, сказалъ я.
   Эта жалкая попытка поправить оказанную ему несправедливость ничтожною ежегодною подачкой сердила меня. Я припоминалъ съ досадой безразсудныя надежды которыя онъ основывалъ на этомъ неясномъ признаніи его правъ.
   -- Не будемъ говорить объ этомъ, продолжалъ я.-- Лучше бы ему вовсе не брать этого дохода. Я наложу на него запретъ.
   -- Ты не запретишь ему платить этими деньгами долги, Гарри.
   -- Можетъ-быть онъ входитъ въ болѣе тяжкій долгъ, принимая эти деньги, тетушка.
   -- Желательно чтобъ онъ никогда не нуждался въ нихъ.
   -- Да, или не старался бы отыскать ихъ источниковъ.
   -- Старанія эти были бы напрасны, замѣтила она.
   Я не то разумѣлъ, но не счелъ нужнымъ объяснять ей.
   

ГЛАВА XLI.
Начало блеска и хлопотъ отцовскаго большаго парада.

   Дженета, въ отвѣтъ на наши разспросы о настроеніи духа сквайра, указала въ газетахъ объявленіе о большомъ публичномъ балѣ который предполагаетъ дать мой отецъ и за которымъ должны послѣдовать еще два другихъ, и сказала что, увидѣвъ это объявленіе, сквайръ пожалъ плечами. Она думала что опасаться особенно нечего, даже еслибъ отецъ мой не сдержалъ своего слова, но считала положительною ошибкой ставить его между мною и сквайромъ и порицала капитана Белстеда. Можетъ-быть порицала она его за то что онъ и жена его, очарованные моимъ отцомъ, не могли воздержаться чтобы не пѣть похвалъ ему за столомъ сквайра, и намъ стоило большихъ трудовъ предупредить вспышку которую могли бы произвести эти неумѣренныя похвалы. Белстеды сообщили сквайру что они приглашены на большіе лондонскіе балы и намѣрены ѣхать.
   -- Балы по подпискѣ? спросилъ сквайръ.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ капитанъ.
   -- Такъ значитъ мѣщанскіе балы, что ли?
   -- Нѣтъ-съ, это балы даваемые извѣстнымъ въ обществѣ джентльменомъ.
   -- Это то же самое что мѣщанскіе балы.
   -- Я на мѣщанскіе балы не ѣзжу.
   -- То-то, остерегитесь, Вильямъ.
   Капитанъ очень разсердился.
   -- Что это значитъ, сказалъ онъ, обращаясь къ намъ, -- что это значитъ что сквайръ говоритъ офицеру королевскаго флота что онъ возитъ жену свою на мѣщанскіе балы?
   Джулія грозила местью за обиду. У нея со сквайромъ завязался споръ о значеніи слова джентльменъ. Объясняя это слово, она описывала наружность и пріемы отца моего. "Вы послушайте меня, сквайръ. Джентльменъ, говорю я, тотъ про котораго вы бы сказали, что если онъ не родился герцогомъ, то ему слѣдовало родиться. Онъ въ одно мгновеніе ока отмыкаетъ себѣ сердце женщины. Мелочность чужда ему; онъ готовъ отдать все что у него есть. Онъ вѣрный другъ; если онъ не держитъ своего слова, вы видите тотчасъ же что это вина обстоятельствъ. Ростомъ онъ въ двѣнадцать вершковъ, молодецъ собою" и т. д.
   Сквайръ злился слыша какъ превозносится ненавистный ему человѣкъ въ недоступной области отвлеченностей. Джулія могла бы говорить изящнѣе, но мужъ ея приходилъ въ восторгъ отъ ея умѣнья рисовать портреты и прибавилъ:
   -- Да, вотъ что такое джентльменъ, сквайръ. И такой человѣкъ можетъ быть увѣренъ что полсвѣта будетъ бранить его.
   -- Три четверти, Вильямъ, отвѣчалъ сквайръ.-- То-есть, другими словами, всѣ кредиторы вашего джентльмена.
   -- Что жь такое, отозвался капитанъ, неумѣвшій фехтовать на удачу,-- все это вознаграждается личными достоинствами.
   -- Конечно, Вильямъ, конечно, возразилъ сквайръ,-- и этими достоинствами вы будете плѣняться пока будете плясать подъ его дудку.
   Капитанъ Белстедъ поклонился.
   -- Вамъ послѣднее слово, сквайръ.
   Сквайръ кивнулъ головой.
   -- Я передамъ его женѣ вашей, Вильямъ.
   Джулія откликнулась любезно:
   -- Совершенный джентльменъ! Безукоризненный! Да посрамятся враги его!
   -- Вы сильно выражаегесь, сударыня! проворчалъ сквайръ.
   -- Ахъ, Боже мой! развѣ вы не знаете народнаго припѣва? сказала она.
   -- Какой тутъ народный припѣвъ! Медоточивый негодяй.... самъ онъ посрамится!
   -- А, позвольте, гдѣ же мое послѣднее слово? Джулія вскочила съ мѣста и насмѣшливо присѣла.
   -- Глупенькій вы дѣдушка, сказала Дженета, подходя къ нему,-- развѣ вы не видите что эта хитрая женщина хочетъ нарядить васъ въ свое платье и похвастаться этимъ предъ нами, пока вы допиваете вино свое.
   Старикъ сталъ ласкать ее. И мнѣ хотѣлось ее приласкать, такъ кротко и мило наклонилась она къ нему.
   -- Одно мое утѣшеніе что вы не ѣдете на эти шутовскіе балы, другъ мой, сказалъ онъ.
   -- Я не приглашена! вздохнула она комично.
   -- Да, и не будете приглашены пока я въ силахъ предохранить васъ отъ дурнаго общества.
   -- Но, дѣдушка, я люблю танцовать.
   -- Танцуйте сколько угодно вамъ, душа моя, я вамъ не мѣшаю.
   -- Но гдѣ жь музыка-то?
   -- За музыкой дѣло не станетъ.
   -- А гдѣ кавалеры?
   Сквайръ указалъ на меня.
   -- Вамъ вѣдь одного довольно, я думаю? и тутъ же поправился:-- Нѣтъ, этотъ малый завербованъ въ другую кадриль. Попомните мое слово, миссъ Дженета, онъ еще будетъ плясать подъ вашу дудочку. Ты слышишь? Раздраженіе возбужденное капитаномъ Белстедомъ разразилось:-- Кто это такое плясалъ пока Римъ горѣлъ?
   -- Императоръ Неронъ, сказала Дженета.-- Онъ убилъ пріятеля Гарри Сенеку, году на восьмидесятомъ жизни и.... ну, полноте же, дѣдушка.
   -- Слушай, мистеръ Гарри, танцуй сколько можешь въ городѣ со всѣмъ своимъ сбродомъ, пока горитъ огонь. Пройдетъ охота плясать какъ останется одна зола. Хорошъ императоръ былъ Неронъ на слѣдующее утро. Клянусь Богомъ, ты еще будешь стоять на колѣняхъ предъ дѣвушкой которая въ пятьсотъ разъ лучше всѣхъ барынь танцующихъ съ тобой пока есть у тебя чѣмъ заплатить музыканту.
   Дженета зажала ему ротъ, поцѣловала его, подала ему вино. Онъ выпилъ и ударилъ кулакомъ по столу.
   -- У насъ и здѣсь будутъ праздники! Дѣвочка моя будетъ выбирать себѣ кавалеровъ какихъ ей угодно. Я не допущу чтобы молодой повѣса держалъ ее въ тѣни. Возьми шестерыхъ своихъ сверстниковъ, да шестерыхъ людей разсудительныхъ, ей Богу вся дюжина заткнетъ тебя за поясъ. Женщины на твоей сторонѣ только изъ-за твоей бодрой наружности.
   Дженета воскликнула съ негодованіемъ:
   -- Дѣдушка, вы меня оскорбляете! и вышла величавымъ шагомъ.
   -- Что жь дѣлать, если женщины на его сторонѣ, сказалъ капитанъ Вильямъ кротко.
   -- Онъ будетъ плясать пока банкиръ ему позволитъ, такъ же какъ и вашъ джентльменъ, Вильямъ. Да вотъ мы скоро увидимъ.
   -- Предоставляю вамъ говорить обо мнѣ что угодно, сказалъ я вставая.-- Еслибы вы заблагоразсудили бранить меня наединѣ, мнѣ бы это было пріятнѣе, ради вашихъ гостей; но я обязанъ покоряться вашему усмотрѣнію, и во всякомъ случаѣ помню что вы, кажется, забываете что вы мнѣ дѣдъ.
   Сказавъ это я вышелъ вслѣдъ за дамами. Слова мои были не совсѣмъ умѣстны, и произнесъ я ихъ, какъ замѣтилъ мнѣ потомъ капитанъ Белстедъ, тономъ моего отца. Вслѣдствіе чего сквайръ объявилъ что видитъ во мнѣ весьма мало Белтамовскаго. Всего лучше было бы спросить его тутъ же согласенъ ли онъ чтобъ я ѣхалъ въ Германію. Но я былъ смущенъ и тревожимъ опасеніями. Я бы не поѣхалъ. Я не могъ явиться къ Оттиліи не пріобрѣтя другаго званія кромѣ наслѣдника великихъ богатствъ.
   Дженета отъ меня удалялась. Мнѣ очень хотѣлось утѣшить ее; не столько можетъ-быть утѣшить сколько излить мои собственныя страданія въ ея ухо, очень между прочимъ хорошенькое. Мы танцовали вмѣстѣ на балу данномъ въ Риверсли сквайромъ въ одинъ день съ баломъ отца моего въ Лондонѣ. Дженета хвалила меня за благоразуміе.
   -- Теперь все идетъ хорошо, говорила она, -- дѣдушкѣ хочется только видѣть насъ въ ладу другъ съ другомъ, и удостовѣриться что мнѣ не оказывается пренебреженія.
   Старикъ, жертвуя собою для своей любимицы, выдерживалъ всѣ ужасы бала вплоть до ужина и не сводилъ глазъ съ насъ двоихъ. Онъ какъ будто совсѣмъ забылъ мою помолвку съ иностранкой, хотя сэръ-Родрикъ и леди Ильчестеръ и другіе говорили что объ ней уже объявлено въ газетахъ.-- Какъ тебѣ это нравится? сказалъ мнѣ сквайръ, глядя какъ одинъ изъ молодыхъ Робреевъ умчалъ Дженету.
   -- Ей какъ будто нравится, отвѣчалъ я.
   -- Нравится! повторилъ онъ.-- Въ мое время я бы не позволилъ всякому встрѣчному вертѣться такъ съ дѣвушкой къ которой я неравнодушенъ. Смотри на нихъ. Каковъ у нея станъ! Она сильна, она здорова. Если ты хочешь жену которая бы глядѣла принцессой....
   Похвалы его не были не заслужены. Но она танцовала такъ же развязно и весело съ Фредомъ Робреемъ, какъ и съ Гарри Ричмондомъ. Я. радовался ея равнодушію. Въ послѣдствіи въ Лондонѣ, когда M-lle Шасдіанъ вызывала меня на опасныя сарабанды, я желалъ чтобы Дженета обнаружила ко мнѣ хотя слабое чувство, которое послужило бы мнѣ предохранительнымъ средствомъ. Оттилія сіяла вдали; она не присылала мнѣ вѣсти; образъ ея не становился между мной и соблазномъ. Всѣ понятія мои о превосходствѣ моей натуры какъ будто рушились, и начиная съ отчаяніемъ чувствовать себя такимъ же какъ всѣ люди, я мало-по-малу терялъ сознаніе правъ своихъ на нее. Мнѣ пришло въ голову что всѣ опасенія мои относительно впечатлѣнія произведеннаго на Оттилію послѣднею сценой въ лѣтнемъ дворцѣ должны быть справедливы, и я лишился надежды. Темпль находилъ что она слишкомъ жестоко испытываетъ меня. При такихъ обстоятельствахъ я все менѣе и менѣе чувствовалъ наклонности возобновить борьбу съ отцомъ по поводу его расточительной жизни. "Пусть жизнь эта продолжается пока есть у меня возможность его поддерживать!" восклицалъ я. Онъ говорилъ что Детерменъ и Ньюсонъ двигаютъ теперь его дѣла со всевозможною поспѣшностію, чтобы не отставать отъ него, но что успѣхъ этого дѣла зависитъ прежде всего отъ роли какую будетъ онъ играть въ обществѣ. Онъ вручилъ мнѣ свою банкирскую книжку, говоря что предпочитаетъ получать деньги отъ сына, и я въ тогдашнемъ настроеніи своемъ счелъ это достаточнымъ обезпеченіемъ.
   -- Да вѣдь вы можете взять все сколько тамъ есть, сказалъ я.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ онъ, -- я намѣренъ принимать только ничтожныя суммы, мелочь, такъ-сказать, хотя, признаюсь, я рѣшительно не умѣю считать серебро.
   Я спросилъ его гдѣ предполагаетъ онъ найти источники для покрытія своихъ расходовъ
   -- На улицахъ Лондона, отвѣчалъ онъ.-- Заплативъ кое-гдѣ, я подмазалъ колеса и теперь они будутъ катиться сами собой. У меня хватитъ кредиту на три года, а этого времени довольно съ избыткомъ чтобы разыграть сраженіе и одержать побѣду. Мои поставщики не такіе какъ у другихъ, продолжалъ онъ со страннымъ выраженіемъ удовольствія,-- они вѣрятъ въ меня. Я въ дѣйствительности, связалъ ихъ съ своею судьбой, и если ты сомнѣваешься въ моемъ успѣхѣ, спроси Детермена и Ньюсона. Я желаю только одного: поддержать положеніе мое въ обществѣ чтобы выдвинуть впередъ мое дѣло. Это я долженъ сдѣлать. Неудачи мои до сихъ поръ происходили единственно отъ того что не было подлѣ меня сына.
   -- Стало-быть все-таки вамъ нужны деньги?
   -- Да, деньги.
   -- Такъ почему же не берете вы моихъ?
   -- Я допускаю ихъ необходимость, сынъ мой. Положимъ, ты вручишь мнѣ на первое время тысячу фунтовъ. Мы съ тобою нашимъ соединеннымъ кредитомъ можемъ возмѣстить ее до истеченія двухъ мѣсяцевъ. Или можетъ-быть,-- онъ задумался,-- лучше было бы дать вексель какому-нибудь ростовщику и оставить счетъ твой у банкира не тронутымъ. Дѣло въ томъ что въ разговорѣ со сквайромъ я имѣлъ въ виду успѣхъ, на который я въ правѣ разчитывать, и не могу допустить чтобы старикъ подумалъ что я сокращаю свои расходы съ цѣлію увеличить твой капиталъ. Это было бы безуміе. Этого сдѣлать нельзя. Я не въ состояніи этого сдѣлать. Если лошадь несетъ тебя, Ричи, ты долженъ править ею; ты не можешь бросить поводій. Не далѣе какъ вчера, Веддерборнъ, не помню по какому поводу, сравнилъ подобное положеніе съ положеніемъ корабля около отмели. Ты пропалъ, если не распустишь на вѣтеръ всѣ паруса. Сокращеніе расходовъ въ настоящую минуту была бы гибель. Сочти барыши наши, Ричи. Мы завладѣли принцессой....
   Я просилъ его не упоминать о ней. Онъ продолжалъ:
   -- Подожди. Она наша. Имѣй терпѣніе одну минуту и позволь мнѣ посовѣтовать тебѣ тотчасъ же написать принцу Эрнсту, формально прося руки его дочери и назначая ей приданое отъ имени дѣда твоего въ пятьдесятъ тысячъ фунтовъ дохода.
   -- Да вы забываете! воскликнулъ я.
   -- Нѣтъ, Ричи, я не забываю что ты не далеко отъ мели. Ты сидишь верхомъ на лошади съ норовомъ, которую непрерывно дразнитъ неотвязчивый оводъ. Положеніе наше щекотливое и внушаетъ изобрѣтательность и смѣлость.
   -- Вы очевидно забываете что при настоящемъ настроеніи сквайра я просто солгалъ бы, написавъ принцу что онъ предлагаетъ приданое.
   -- Нѣтъ, такъ какъ вѣдь дѣдъ твой далъ согласіе.
   -- Вы знаете что онъ на дѣлѣ взялъ его назадъ.
   -- А если я удостовѣрю его что ты не былъ расточителенъ.
   -- Надо подождать пока онъ въ этомъ удостовѣрится.
   -- Это дѣло сдѣланное, Ричи. Я вижу ясно будущее, это кончено. Что бы ни случилось со мною, ты, мой сынъ, въ теченіи этихъ двухъ мѣсяцевъ можешь захватить состояніе. Кромѣ того, вотъ моя рука. Клянусь тебѣ что я удовлетворю сквайра. Я иду далѣе, я утверждаю что буду имѣть возможность возвратить тебѣ твои деньги. Свадьба твоя назначена въ газетахъ лѣтомъ, положимъ въ началѣ іюня. Я ручаюсь что ты, супругъ принцессы, будешь первымъ лицомъ общества въ Англіи, то-есть въ Европѣ... Не стоять во главѣ кружка, не ослѣплять свѣтъ праздниками... Этому, прибавилъ онъ тономъ искренности,-- я не приписываю большаго значенія, хотя не дурно по-моему быть законодателемъ свѣта, образцомъ изящества. Но я знаю твой вкусъ, Ричи, и ея также. Она станетъ во главѣ интеллигенціи: поэтовъ, художниковъ, ученыхъ. Они придаютъ прекрасной властительницѣ пожалуй еще больше блеска чѣмъ аристократія. Но ты будешь также и вождемъ аристократіи, и центромъ политическаго міра. Вотъ что я задумалъ. Дворъ не въ состояніи будетъ тягаться съ тобою. Вотъ моя цѣль. Цѣль поистинѣ достойная и, увѣряю тебя, достижимая.
   Онъ довелъ себя до одного изъ своихъ припадковъ краснорѣчія, кончавшихся обыкновенно банкирскимъ чекомъ. Убѣдительность словъ его, поддерживаемая общественными дарованіями, продолжала дѣйствовать на меня, и я протестовалъ только внутренно, хотя зналъ хорошо что онъ постоянно ставитъ на карту свою будущность. Я писалъ много чековъ и все мнѣ казалось что этими деньгами едва покрываются его текущіе домашніе расходы. Мы съ Темплемъ разочли что его большой парадъ истощилъ бы доходъ герцога, и никакъ не можетъ продолжаться долѣе нѣсколькихъ мѣсяцевъ. Слухи объ этомъ доходили до Риверсли съ разныхъ сторонъ: отъ леди Маріи Гиджинсонъ, отъ капитана Белстеда съ Леной и отъ сэръ-Родрика Ильчестера, который сказалъ мнѣ съ пріятною выразительностію: "Я встрѣчался съ вашимъ отцомъ.-- Сэръ-Родрикъ, человѣкъ извѣстный своею благовоспитаностію, сообщилъ сыну что встрѣчался съ отцомъ его въ высшемъ обществѣ: у графини Седли, у леди Дольчестеръ, у Брамгамъ Девита, и слышалъ про него что онъ часто бываетъ на вечерахъ австрійскаго и прусскаго посольства и имѣетъ доступъ къ маленькимъ обѣдамъ графини де-Стродъ, на которыхъ собирается, прибавлялъ сэръ-Родрикъ тономъ одобрительнаго удивленія, лишь тѣсный кружокъ избранныхъ, цвѣтъ нашего общества." Сквайръ слушалъ, словно выдерживалъ градъ, дожидаясь развязки въ концѣ двухъ мѣсяцевъ. Я заслужилъ его похвалу тѣмъ что избѣгалъ столичныхъ баловъ, да и отецъ мой не настаивалъ чтобъ я посѣщалъ ихъ. Между нами установилось соглашеніе что я буду отъ времени до времени являться за его столомъ и проходить съ поклономъ среди его знатныхъ пріятельницъ. Такъ я и дѣлалъ, и чувствовалъ себя дома въ средѣ ихъ, хотя мнѣ приходилось выдерживать отъ двухъ-трехъ изъ болѣе пожилыхъ, почтенныхъ дамъ рѣзкости не совсѣмъ согласныя съ хорошимъ воспитаніемъ. Старая леди Кенъ, бабка маркиза Эдбери, особенно мучила меня своими прямодушными замѣчаніями по поводу процесса моего отца. Мнѣ приходилось слушать ее, и соглашаться съ общимъ порицаніемъ всего рода "Джорджевъ", и хладнокровно отвѣчать на ея ѣдкіе вопросы, когда мнѣ хотѣлось бы, какъ говорилъ Джоріанъ Девитъ, выжать изъ нея за одинъ разъ всю кислоту, и бросить ее собирателямъ негодныхъ лимоновъ. Она позволяла себѣ со мною удивительныя вольности.
   -- Почему не жениться вамъ на Англичанкѣ? Богатымъ молодымъ людямъ слѣдовало бы брать женъ изъ своего народа, своего круга. Иностранки никогда не уживаются у насъ, развѣ только привыкнутъ травить съ другими своего мужа.
   Она приводила въ примѣръ иностранокъ извѣстныхъ этимъ занятіемъ. Свѣтъ свой она знала насквозь, до послѣднихъ предѣловъ. Ей было даже извѣстно желаніе моего дѣда чтобъ я женился на Дженетѣ Ильчестеръ. Она предлагала мнѣ дочерей герцоговъ и графовъ, называя ихъ по имени. Если только остановлю я скандальную исторію, говорила она, мнѣ представляется неограниченный выборъ. Отца моего она, очевидно, не любила, но избѣгала столкновенія съ его непобѣдимымъ добродушіемъ и ловкимъ языкомъ. Она намекала что удаляется отъ него по семейнымъ отношеніямъ, меня, какъ увѣряла она, вовсе не касающимся. "Гвельфскій типъ не по моему вкусу", говорила она, и меня утѣшала мысль что онъ не считался искателемъ счастья въ домахъ въ которые былъ вхожъ. Всѣ думали, какъ я удостовѣрился, что средства къ жизни получаетъ онъ отъ меня. Свѣдѣнія доставлялъ любопытной старухѣ Эдбери, "бѣдный милый повѣса Эдбери, котораго лучше всего могла бы исправить благовоспитанная дѣвушка, наслѣдница." Старуха думала одно время объ Аннѣ Пенрисъ, но считала ея прошедшее сомнительнымъ. Лишь безупречная невинность могла бы въ ея глазахъ служить лѣкарствомъ для Эдбери. Мой отецъ въ порывѣ смѣлой ироніи предложилъ леди Кенъ въ предсѣдательницы своего клуба болтовни и сплетенъ, избраннаго кружка дамъ и мущинъ, первую мысль о которомъ Джоріанъ Девитъ приписывалъ себѣ, и отецъ съ нимъ не спорилъ, замѣчая только что Джоріанъ имѣлъ въ виду основать общество сплетниковъ, обязанныхъ разбалтывать все что знаютъ, между тѣмъ какъ этотъ клубъ въ своемъ настоящемъ видѣ не только забава, во и охрана общественной нравственности. Онъ заключаетъ въ себѣ комитетъ разслѣдованія и апелляціонный судъ; цѣль его подавлять клевету. Леди Кенъ отказалась отъ предлагаемой чести. "Я не прачка", сказала она мнѣ; говорила о томъ гдѣ слѣдуетъ мыть грязное бѣлье и дѣлала весьма ясные и рѣзкіе намеки на мачиху Эдбери. Клубъ этотъ собирался и былъ предметомъ всеобщаго страха въ теченіе мѣсяца и содѣйствовалъ къ расширенію репутаціи моего отца, неистощимая разговорчивость котораго одна поддерживала его. Дамы всякаго возраста имѣли доступъ по надлежащей рекомендаціи; мущины моложе сорока лѣтъ не принимались въ члены, и даже перешедшіе этотъ возрастъ допускались не иначе какъ если были женаты. Въ городѣ говорили что клубъ этотъ основанъ для удовольствія леди Эдбери, но я не позволялъ себѣ судить о томъ чего вовсе не знаю. Все это конечно были пустяки, но они на меня дѣйствовали почти такъ же какъ на отца, убѣждая меня что онъ рожденъ именно для той сферы въ которой вращался и располагая относиться неразборчиво къ употребляемымъ имъ средствамъ. Я подписалъ вексель въ нѣсколько тысячъ фунтовъ вмѣстѣ съ лордомъ Эдбери, считая справедливымъ желаніе отца не марать мою счетную книжку, изъ опасенія чтобы на сквайра не нашелъ припадокъ любопытства до истеченія двухъ мѣсяцевъ. "Ручаюсь тебѣ что удивлю его", твердилъ мой отецъ; но не говорилъ чѣмъ именно. Я подозрѣваю что онъ и самъ не зналъ. Его самоувѣренность и моя безпечность шли рука объ руку. Къ счастію газеты молчали. Поэтому я надѣялся найти миръ и спокойствіе въ Риверсли. Но тамъ ходили баснословные слухи объ отцовскомъ великомъ парадѣ, благодаря между прочимъ капитану Белстеду и Джуліи. Они опять вызвали вспышку гнѣва со стороны сквайра, и выслушавъ ихъ, я почти готовъ былъ стать на его сторону. Они говорили о неслыханной роскоши и рисовали человѣка одареннаго непостижимою способностію пускать пыль въ глаза. Никакое описаніе отцовскихъ баловъ не убѣдило бы меня такъ въ ихъ великолѣпіи, какъ восторгъ вызываемый ими въ капитанѣ и женѣ его. "Царственныя забавы! Сказочныя ночи!" восклицалъ онъ безпрерывно. А жена входила въ подробности: "Какое общество! какіе туалеты! Какой оркестръ, какіе ужины. Хозяинъ являлся какимъ-то сверхъестественнымъ существомъ. Волшебникъ изъ Тысячи одной ночи, говорила Джулія. Только добрый. Джентльменъ безукоризненный! И я опять повторю: да посрамятся враги его!" Она разчитывала на расположеніе къ ней сквайра, не думая о томъ что все это вымѣщалось на мнѣ.
   -- Слышали новую исторію о Дофинѣ? спросилъ сквайръ.
   -- О Дофинѣ? воскликнулъ капитанъ Белстедъ.-- Есть рыба дельфинъ, но я ея не знаю.
   -- Мнѣ говорили вчера въ съѣздѣ. Лордъ Шель, нашъ новый намѣстникъ, привезъ изъ города. Съ шутомъ сыграли штуку.. И подѣломъ ему. Ты слышалъ объ этомъ, Гарри?
   -- Я ничего не слыхалъ.
   -- Говорятъ вамъ что появился Дофинъ и мистеръ Икъ Дейнъ.
   -- Мистеръ Икъ Дейнъ? повторилъ капитанъ въ недоумѣніи.
   -- Да; это нѣмецкое слово, Вильямъ, и вамъ, какъ хорошему моряку, слѣдовало бы понимать его. Это значитъ: "служу".
   -- Мистеръ Белтамъ, сказалъ капитанъ серіозно, -- увѣряю васъ честью англійскаго офицера, я рѣшительно ничего не понимаю изъ вашихъ словъ. Но если въ нихъ заключается что-либо направленное противъ джентльмена удостоившаго меня и мою жену лестнаго пріема, то я, съ искреннимъ сожалѣніемъ найду себя вынужденнымъ удалиться изъ того мѣста гдѣ имѣлъ несчастіе слышать эти слова.
   -- Сидите вы гдѣ сидите, Вильямъ, махнулъ ему сквайръ.-- Ей-Богу мнѣ придется завязать себѣ ротъ, или у меня не останется ни одного друга... Проклятый шалопай!... Говорю вамъ, въ городѣ явился человѣкъ котораго называютъ Икъ Дейнъ. Нѣкоторые произносятъ Икъ Динъ. Вотъ это-то и скверно въ иностранныхъ языкахъ что каждый выговариваетъ ихъ по-своему. Икъ Динъ и Дофинъ. Надъ этою парочкой, говорятъ, потѣшались какъ надъ двумя шутами. Это два претендента на троны. Ихъ пригласили пообѣдать вмѣстѣ, объясниться другъ съ другомъ относительно своихъ надеждъ и показать свои примѣты. Можете вы себѣ представить, Вильямъ, чтобы человѣкъ дѣлалъ изъ себя такого дурака?
   Дамы удалились. Сквайръ продолжалъ свирѣпымъ шопотомъ:
   -- Ихъ свели. Вы кто? "Я Дофинъ", а вы? "Я Икъ Динъ", отъ лѣвой руки. "О, говоритъ тотъ, значитъ я имѣю первенство предъ вами." -- "Какъ не такъ, отвѣчаетъ другой, у меня больше родимыхъ пятенъ, чѣмъ у васъ." -- "Докажите, возражаетъ первый." -- "Нѣтъ, вы прежде", отзывается другой.-- "Считайте", кричитъ тотъ.-- "Это корь", восклицаетъ этотъ.-- "А у васъ отъ вина!" И повѣрите ли, Вильямъ, оба начинаютъ обходить всѣхъ, прося счесть ихъ родимыя пятна, какъ доказательство ихъ высокаго рожденія. О, Господи, я далъ бы грошъ чтобы быть тамъ. Какой-то сумашедшій Икъ Динъ! Просто гадко становится имя Ричмонда.
   Капитанъ Белстедъ въ смущеніи оглянулся кругомъ чтобъ удостовѣриться въ отсутствіи дамъ.
   -- Говорю, вамъ, Вильямъ, мнѣ разказывалъ лордъ Шель, не далѣе какъ вчера на съѣздѣ. Онъ привезъ изъ города горячія новости. Не зналъ что мнѣ знакомъ этотъ шутъ. Говоритъ что не даетъ себѣ покоя ни днемъ, ни ночью, не разберешь хорошенько чего онъ добивается. Лондонъ отъ него сходитъ съума; особенно женщины.
   -- Ну что же-съ? произнесъ тревожно капитанъ Белстедъ, потирая себѣ брови и бакенбарды.
   -- Такъ, такъ, Вильямъ. Его слѣдовало бы арестовать, какъ простаго бродягу, и арестовали бы вездѣ, исключая Лондона. Я засадилъ бы его въ тюрьму прежде чѣмъ вы глазами успѣли бы мигнуть. Является сюда и уговариваетъ меня дать ему два мѣсяца сроку для доказательства что онъ не вытащилъ у сына всѣ деньги до колейки. Вотъ, скоро увидимъ! Не много ужь недѣль остается ждать. И увѣряетъ... вѣдь клянется мнѣ.... что можетъ доставить сыну мѣсто въ парламентѣ; божится что устроитъ это раньше истеченія двухъ мѣсяцевъ... Проклятый....
   -- Опомнитесь!... Наслѣдственная болѣзнь послужитъ вамъ оправданіемъ.
   -- То-есть подагра, Вильямъ? Да я...
   -- Вы говорите въ присутствіи его сына и подвергаете тяжкому испытанію привязанность къ вамъ молодаго человѣка.
   -- Какъ? Развѣ я не другъ ему? Гарри, дѣдушка обратился ко мнѣ,-- развѣ ты не знаешь что я тебѣ надежный другъ? Занималъ ли я когда-нибудь у тебя хоть одну копейку? Не вручилъ ли я тебѣ въ день твоего совершеннолѣтія все наслѣдство твоей несчастной матери, какъ взрослому человѣку? Я не шпіонилъ, не дѣлалъ тебѣ ни одного, вопроса, пока не услыхалъ что пройдоха этотъ впился въ тебя какъ піявка и напѣлъ разнаго вздора этому безтолковому Питерборо. До тѣхъ поръ у меня и въ умѣ не было разспрашивать тебя. Развѣ я таскалъ въ грязи имя твоей бабки и замаралъ твое?
   Я сказалъ что сознаю насколько обязанъ ему, но что готовъ подвергнуться изгнанію скорѣе чѣмъ слушать такія нападки на моего отца.
   -- Отдѣлайся отъ него, Гарри! воскликнулъ онъ нѣсколько смягчившись.-- Не потакай его выдумкамъ. Держись порядочныхъ людей. Вѣдь не въ Тоуеръ же его запрутъ наконецъ, а въ Ньюгетъ, или въ Бенчъ. Его и его Дофина.
   Капитанъ Белстедъ протянулъ мнѣ руку.
   -- Вамъ много приходится терпѣть, Гарри! Хвалю васъ за то что вы мужественно все это переносите.
   -- Я молчу, сказалъ сквайръ.-- Но что я говорилъ, справедливо. Этотъ негодяй даетъ обѣды и ужины своимъ маркизамъ, графинямъ и герцогинямъ и разыгрываетъ шута въ кругу мущинъ. Онъ воображаетъ что кучка шитыхъ юбокъ дастъ ему значеніе въ обществѣ. Можетъ-быть и такъ, пока доведенный до отчаянія торговецъ не прижметъ его. Гарри, вѣдь это то же что жить на пороховомъ складѣ. Ильчестеръ сообщилъ мнѣ... а Ильчестеръ говоритъ теперь о немъ не иначе какъ шепотомъ, словно сидя въ церкви на глазахъ у священника.... Онъ преступникъ! Но кому до этого дѣло? Онъ корчитъ изъ себя образецъ моды. Вѣдь ему за шестьдесятъ лѣгъ. Вѣдь это дьявольская арлекинада. Пусть онъ умчитъ одну коломбину, потомъ другую, хоть цѣлую дюжину, и тѣмъ кончитъ. Онъ весь свѣтъ обращаетъ въ комедію. Онъ выкидываетъ свои штуки на пространствѣ какой-тібудь сажени, и весь Лондонъ зѣваетъ на него. Въ умѣ ли ты, Гарри Ричмондъ, что даешь такъ выводить себя предъ публику? Ей-Богу словно пара уличныхъ паяцовъ, отецъ съ сыномъ кувыркаются на коврѣ подъ барабанный бой. Вѣдь вотъ какое все это производитъ впечатлѣніе. И я тебя спрашиваю, Гарри, неужели ты хочешь чтобы твоя жена.... по истинѣ прекрасное было бы зрѣлище еслибы твоя принцесса въ короткихъ юпочкахъ поднимала ноги, стуча въ тамбуринъ!
   -- Вы не плачете, другъ мой? капитанъ Белстедъ ласково обнялъ меня рукой, пытаясь заглянуть мнѣ въ лицо. Я показалъ ему что не плачу.-- Да, проговорилъ онъ, -- отъ этого хоть кого броситъ въ потъ. Вы въ настоящей банѣ, Гарри. Я не рѣшился бы осудить на такое испытаніе человѣка убившаго на дняхъ свою крестную мать изъ-за двухъ шиллинговъ.
   Мое терпѣніе кончилось.
   -- Вы говорите что эту безобразную исторію передалъ вамъ лордъ намѣстникъ графства?
   -- Да, лордъ Шель. Но я не желаю чтобы ты отправился къ нему и огласилъ наше родство съ....
   -- Джулія! крикнулъ капитанъ Белстедъ женѣ, гулявшей на лужайкѣ.-- Позвольте заявить вамъ, сквайръ, что я получилъ достаточную порцію. И, замѣчу вамъ, это поистинѣ то самое что мы въ школѣ называли трепкой.
   -- И что было полезно вамъ, Вильямъ.
   -- Мы этого не находили. Гарри, вашу руку. Часочекъ съ дамами освѣжитъ насъ. Сквайръ, продолжалъ онъ, отирая себѣ лобъ, -- обладаетъ особымъ искусствомъ приблизить человѣка, когда заблагоразсудитъ, къ адскому огню.
   Джулія вскричала, увидавъ насъ:
   -- Что это? Да вы оба блѣдны какъ смерть!
   Дженета подошла и поглядѣла.
   -- Ничего, Порція, сказалъ капитанъ.-- Намъ смертельно хочется играть въ воланы до упаду.
   -- И будемъ играть, милый! сказала Джулія, лаская его.-- Мы сразимся подъ навѣсомъ.
   Дженета шепнула мнѣ:
   -- О чемъ было дѣло? О благодарственной рѣчи?
   -- Что такое? спросилъ я, боясь узнать что-нибудь еще хуже того что я слышалъ.
   Дженета крикнула Джуліи сбѣгать за воланами и потомъ объяснила мнѣ что была принуждена въ это утро конфисковать газеты, сваливъ вину на неаккуратность почты.-- Дѣдушка получитъ ихъ съ вечернею почтой, и предосудительныя мѣста окажутся замаранными или вырѣзанными. Пока ножницы не касаются дѣловыхъ столбцовъ и преній, онъ никогда не спрашиваетъ у меня объясненій. Онъ думаетъ что я собираю любопытныя извѣстія. Я не всегда успѣваю просмотрѣть всю газету. Сегодня мнѣ прямо бросилось въ глаза.
   Что же такое бросилось ей въ глаза? Она отвела меня въ сторону, подальше отъ оконъ дома, и показала мнѣ.
   Отца моего обвиняли въ томъ что онъ на публичномъ обѣдѣ всталъ и произнесъ благодарственную рѣчь отъ имени государственной власти. Не вѣрилось глазамъ. Я пересталъ думать о страданіяхъ причиненныхъ мнѣ моимъ дѣдомъ.
   Мы съ Дженетой, рядомъ съ капитаномъ и Джуліей, играли въ воланъ, стараясь доказать что можемъ не уронить его такъ же долго какъ мужъ съ женой. Но она слишкомъ часто глядѣла на меня чтобы выразить мнѣ свое сочувствіе, а я слишкомъ занятъ былъ мыслью объ отцѣ, либо преслѣдуемомъ клеветой, либо виновномъ въ нелѣпомъ безразсудствѣ, и бой былъ неравный. Поэтому, когда сквайръ выглянулъ изъ-за столба навѣса, Джулія могла его увѣдомить что мужъ съ женой блистательно побѣдили молодыхъ людей.
   -- Ну, разумѣется, сказалъ сквайръ.-- Только не дѣвочка моя виновата въ этомъ. Онъ сталъ говорить на старый ладъ, что принудило Дженету уйти.
   Вернувшись въ лондонскій водоворотъ, я вспоминалъ странную прелесть ея глазъ, когда она поднимала ихъ, глядя на падающій воланъ, и бодрую осанку съ какою она, нахмуривъ брови и стиснувъ губы, отсылала его назадъ. Мнѣ нужны были спокойныя воспоминанія. Городъ былъ въ волненіи; одно имя слышалось повсюду.
   

ГЛАВА XLII.

   Ото всѣхъ съ кѣмъ ни встрѣчался я мнѣ приходилось слышать сомнительныя полуслова и тревожные намеки, дѣлаемые мнѣ, очевидно, въ предположеніи что я пойму ихъ и самъ выведу заключенія. Въ клубахъ воздухъ былъ чище. Дженнингъ первый изъ близкихъ друзей отца моего заговорилъ со мною откровенно. Онъ сообщилъ мнѣ слухъ о возможности судебнаго преслѣдованія, не приписывая ему, впрочемъ, особеннаго значенія. Сэръ-Витонъ Слетеръ подошелъ къ вамъ съ озабоченнымъ и нѣсколько стѣсненнымъ видомъ и спросилъ меня какъ я себя чувствую и видѣлъ ли я сегодняшнія газеты. На мой отвѣтъ что я сейчасъ только пріѣхалъ изъ Риверсли, вслѣдствіе дошедшихъ до меня слуховъ, онъ посовѣтовалъ мнѣ не отлучаться пока изъ города. Онъ тоже намекалъ на возможность судебнаго преслѣдованія.-- Дѣло въ томъ.... начиналъ онъ нѣсколько разъ, и не договаривалъ, удерживаемый, вѣроятно, моею молодостью, гордостью и толками о моемъ богатствѣ. Къ намъ подошли адмиралъ Лофтусъ и лордъ Альтонъ. Они начали разсуждать о размолвкахъ отца моего съ печатью и съ комитетомъ его клуба, не касаясь серіознаго дѣла иначе какъ намеками, изъ уваженія ко мнѣ. Мистеръ Веддерборнъ не обнаружилъ въ этомъ отношеніи такой благовоспитанности. Публичный скандалъ скоро скликаетъ кучки любопытныхъ въ странѣ клубовъ. Мы видѣли какъ Веддерборнъ отошелъ отъ кружка собравшагося дальше на улицѣ и мимоходомъ подхватилъ свѣжую новость на одномъ изъ пороговъ.-- Сегодня бенефисъ Роя Ричмонда, сказалъ онъ и еще что-то говорилъ, чего я не могъ хорошенько разслышать. Онъ, впрочемъ, не допускалъ мысли о вмѣшательствѣ закона. Привѣтствіе его: -- какъ поживаете, мистеръ Ричмондъ, какъ поживаете? было почти поздравительное.
   -- Мы, я думаю, встрѣтимся за столомъ вашего отца сегодня вечеромъ? Не въ Тоуерѣ, увѣряю васъ! О, эти газеты! Нѣтъ закона заставляющаго человѣка опровергать то что появляется въ газетахъ. Въ Тоуеръ насъ не засадятъ. Хотя первый министръ нашъ былъ бы способенъ и на такую нелѣпость. Увѣряю васъ. Еслибъ онъ только могъ думать о чемъ-нибудь, кромѣ своего билля, онъ бы это сдѣлалъ. Пришлось бы обѣдать на плахѣ Анны Болейнъ.
   Дженингсъ увидалъ экипажъ моего отца и пошелъ сказать два слова лакею. Онъ вернулся и возвѣстилъ съ надутымъ лицомъ: -- Великій властитель прислалъ свой экипажъ чтобы проѣхался въ немъ этотъ старый желчный калѣка Брисби. Самъ онъ расположенъ сегодня къ верховой ѣздѣ. Его отвезли въ Картене-Скверъ. А, вотъ и Брисби. Онъ, навѣрное, отправится катать въ этомъ экипажѣ ядовитую старуху Кенъ.
   -- Она мужественная дама, сказалъ Веддерборнъ. Это напомнило ему анекдотъ, затѣмъ пришелъ на память другой, и разказавъ ихъ, онъ пошелъ со шляпой въ обходъ за смѣхомъ, какъ выразился бы мой отецъ.
   -- Развѣ ея сіятельство объявила войну? спросилъ сэръ Витонъ Слетеръ.
   -- Нѣтъ, она такъ не начинаетъ военныхъ дѣйствій, отвѣчалъ Веддерборнъ.
   На этихъ говоруновъ высокаго давленія нашла минута вялости, и онъ вспомнилъ что надо забѣжать въ клубъ за письмами, что дѣло есть, кромѣ того, въ Вестминстерѣ. Если что-нибудь случится между полуднемъ и шестью часами, онъ просилъ дать ему знать туда съ посланнымъ, чтобъ онъ не отсталъ отъ вѣка.
   Шутливый тонъ выражавшій быстрое движеніе вѣка былъ обыкновененъ, но онъ напомнилъ мнѣ отца моего. Я все-таки думалъ съ удовольствіемъ что эти друзья его люди порядочные, что они его цѣнятъ и можетъ-быть дѣйствительно любятъ. Это были не паразиты; не такіе люди какіе обыкновенно окружаютъ дюжинныхъ кутилъ.
   Я оставилъ ихъ. Сэръ-Витонъ Слетеръ прошелъ шаговъ шесть рядомъ со мною.
   -- Могу ли позволить себѣ говорить съ вами какъ старый другъ отца вашего? сказалъ онъ.-- Дѣло въ томъ.... вы не обидитесь?... онъ склоненъ потерять голову если продовольствіе не держитъ его въ извѣстныхъ границахъ. Я знаю что нѣтъ ему матеріальной надобности стѣснять себя. Онъ кивнулъ мнѣ какъ человѣку въ высшей степени проницательному, одаренному способностью все понимать. Почтенный баронетъ старался всячески выразить свою мысль, которая состояла въ томъ что мнѣ слѣдовало бы назначить отцу какой-нибудь опредѣленный доходъ, не столько для того чтобы сократить его траты.... въ частную жизнь баронетъ не вмѣшивался.... сколько съ цѣлію обуздать его понятія о томъ что можетъ позволить себѣ въ Англіи частный человѣкъ. Въ этомъ отношеніи сэръ-Витонъ Слетеръ не зналъ равнаго отцу моему. Что касается до дѣла или процесса его, то Веддерборнъ и всѣ люди знающіе считали успѣхъ невозможнымъ. Этотъ процессъ только представлялъ случай отцу моему всячески компрометировать себя; давалъ оружіе врагамъ его; наконецъ онъ.... баронетъ поглядѣлъ на меня многозначительно.
   Я поблагодарилъ его, не поощряя продолжать.
   -- Этотъ процессъ заставляетъ отца моего опять сидѣть какъ бронзовая статуя предъ всѣмъ зѣвающимъ Лондономъ, добавилъ я про себя. Сцена на лѣсистомъ мысу живо возникла въ моей памяти, за нею пришли на умъ другія сцены изъ счастливыхъ дней въ Германіи, но образа принцессы я не въ силахъ былъ вызвать.
   Болѣе всего хотѣлось мнѣ видѣть Джоріана Девита. Побывавъ въ его клубѣ и на квартирѣ, я увидѣлъ его хромающимъ по парку на пути къ своей очаровательницѣ-Француженкѣ. Я остановилъ его, и онъ сознался въ своемъ намѣреніи, очевидно не желая взять меня съ собрй или дать мнѣ адресъ Джени, который былъ мнѣ извѣстенъ. Угрозой что пойду съ нимъ, мнѣ удалось выпытать у него исторію о Дофинѣ, и я съ ужасомъ убѣдился что исторія эта истинна.
   Роковая послѣобѣденная рѣчь также повидимому дѣйствительно была произнесена. О ней Девитъ упомянулъ прежде.
   Ему поставили ловушку, Гарри Ричмондъ, и дьявольски умную ловушку. Подвели тайкомъ газетныхъ вѣстовщиковъ. Не было ни малѣйшей надобности предлагать тостъ. Но старуха себя выказала, такъ теперь надо бороться. Онъ одолѣетъ ее въ каждую встрѣчу, но окончательно справиться съ нею трудно. Она вѣчно вертится и ускользаетъ. Она кричитъ повсюду что онъ позорилъ ея семейство. У нея противъ него готова цѣлая дюжина обвиненій. Вамъ надо оставаться въ городѣ и быть на-сторожѣ. Въ моей ногѣ такой жаръ что можетъ взорвать пороховой магазинъ за милю.
   -- Это маркграфиня фонъ-Риппау? освѣдомился я. Мнѣ не приходила въ голову никакая другая злая старуха.
   -- Леди Кенъ, отвѣчалъ Джоріанъ.-- Она натравила на него Эдбери съ Дофиномъ. Вѣдь не самъ же онъ это выдумалъ. Это штука умная. Онъ водитъ съ собою какого-то бездѣльнаго молодаго адвокатика, писаку, очень умнаго и наглаго и заставляетъ его выкидывать разныя штуки. Тенби зовутъ этого малаго; только на свое имя онъ и не дѣлаетъ каламбуровъ. Каламбуры въ языкѣ зараза, то же что оспа. У насъ теперь эпидемія. Ей-Богу какъ только встрѣчусь съ нимъ, потребую вакцинаціи.
   Онъ описалъ обѣдъ данный Эдбери въ знаменитомъ трактирѣ въ Сити, гдѣ отца моего свели съ этимъ такъ-называемымъ Дофиномъ.
   -- Сегодня вечеромъ обѣдаемъ, кивнулъ онъ мнѣ, ковыляя на вожделѣнный визитъ свой къ остроумной Шасдіанѣ, куда впередъ себя отправилъ букетъ. Я остался ошеломленный. Меня душило сознаніе нелѣпости и неприличія, въ ушахъ моихъ звучали повременамъ крупныя слова сквайра. Я не видѣлъ возможности не осудить, какъ весь свѣтъ, человѣка который, опрометчиво ставя на карту и свою и мою будущность, дѣлаетъ себя смѣшнымъ. Въ его положеніи это было непростительно. Только чувство долга заставило меня подавить желаніе бѣжать изъ Лондона. И лучше бы послѣдовалъ я этому желанію. Вскорѣ я попался въ когти самой леди Кенъ. Я глядѣлъ на нее сколько могъ спокойно, между тѣмъ какъ она, высунувшись изъ экипажа, болтала со мной, а иногда черезъ мою голову съ проходившими знакомыми. Она требовала чтобъ я сѣлъ съ нею рядомъ, такъ много хотѣлось ей сообщить мнѣ.
   -- Не слышали ли вы смѣшныхъ толковъ о какомъ-то претендентѣ на французскій престолъ? желала бы я знать подробности, сказала она, щуря свои змѣиные глазки.
   Я подробности сообщить не могъ.
   -- Такъ, сказала она.-- Вы живете въ Лондонѣ? Заходите ко мнѣ. Вы, я знаю, молодой человѣкъ разсудительный. Мы потолкуемъ. Онъ слишкомъ часто бываетъ въ Кортене-Скверѣ. Рано еще ему. Онъ нуждается въ добромъ совѣтѣ. Скажите, какъ можетъ женщина, не имѣющая силы управлять собою, наставить на путь истины мущину? Да еще самаго мудренаго мущину въ цѣломъ свѣтѣ. Вы, конечно, меня понимаете. Я изъ-за нихъ не могу кататься предъ обѣдомъ. Ходятъ толки, сплетни.... Вотъ это мой личный поводъ къ неудовольствію. Онъ теперь отдаляетъ отъ насъ людей которые по своему положенію имѣютъ всѣ права. Понятно что имъ нельзя явиться. Не смущайтесь. Васъ никто не винитъ. Я только говорю что для одного нашего знакомаго становится ужасно жарко въ Лондонѣ. Заходите ко мнѣ. Зайдете?
   Она назначила мнѣ часы. Я раскланялся, какъ только представился случай. Она намекала на леди Эдбери и на докучливость отца моего. Я пошелъ къ Темплю искать убѣжища отъ этихъ дрязгъ. Меня плѣняла тихая, сѣренькая жизнь, какую велъ Темпль, усердно занимаясь, глядя на міръ лишь сквозь запыленное окно, и не мѣшаясь въ дѣла его, пока не наточится оружіе. Одинъ взглядъ на лицо Темпля убѣдилъ меня что онъ знаетъ все что извѣстно въ Вестъ-Энідѣ. Въ столовыхъ адвокатовъ не соблюдается заповѣдь молчанія. Темпль сообщилъ мнѣ три различные варіанта исторіи съ Дофиномъ. Онъ говорилъ какъ истинный другъ. Онъ убѣждалъ меня избавить отца отъ тратъ и изнурительныхъ хлопотъ, остановивъ процессъ который ведется Детерменомъ и Ньюсономъ. Они почтенные юристы, говорилъ онъ такимъ тономъ какимъ отзываются члены этой профессіи обо всѣхъ своихъ собратьяхъ не уклонившихся вовсе отъ пути истиннаго. Можетъ-быть личное вліяніе отца моего пересилило ихъ собственное мнѣніе. Да и ничто наконецъ не обязывало ихъ отказаться отъ занятій по его дѣлу, тѣмъ болѣе что они, по всей вѣроятности, высказали ему свой взглядъ.
   -- Искренно желаю я чтобъ онъ бросилъ это дѣло! воскликнулъ Темпль.-- Онъ только наживаетъ себѣ враговъ. Видно съ перваго взгляда что тутъ ничего нельзя добиться, все равно что лѣзть на отвѣсную скалу. Но когда я съ нимъ говорю, я готовъ вѣрить всему что ему угодно, я сознаюсь въ этомъ. Въ немъ избытокъ фосфора или электричества, доктора опредѣлятъ это лучше насъ. Темпль говорилъ что умный молодой адвокатъ Тенби при отцѣ его смѣялся штукѣ сыгранной съ Роемъ Ричмондомъ.
   Мнѣ представилось что я могу доставить г. Тенби другаго рода забаву, и мысль что я разъ уже дрался на дуэли и потомъ горько сожалѣлъ объ этомъ нисколько меня не удерживала: такъ мрачно было мое настроеніе. Разсмотрѣвъ обстоятельства и сообразивъ все что пришлось мнѣ слышать до конца вечера, я пришелъ къ убѣжденію что слѣдуетъ обратиться на Эдбери. Помощникъ служилъ ему орудіемъ, можетъ-быть подалъ мысль, но главный оскорбитель Эдбери. Зло не столько въ самой выходкѣ, сколько въ пищѣ какую могла она дать разказамъ и сплетнямъ. Эдбери пригласилъ отца моего на обѣдъ въ знаменитый трактиръ въ Сити. Онъ заставилъ гостей своихъ (изъ числа ихъ были знакомы мнѣ Дженнингъ, Джоріанъ Девитъ, Альтонъ, Веддерборнъ) ждать какое-то неизвѣстное лицо, къ которому выказывалъ необычайное почтеніе. Возвѣстили о пріѣздѣ французскаго Дофина. Вошелъ пожилой человѣкъ, кроткій, любезный, съ высокимъ лбомъ и сѣдыми кудрями, какъ нельзя лучше подходящій къ этой роли, по словамъ Джоріана. И голова и осанка Капетинговъ. По наружности его притязанія на имя давно исчезнувшаго Дофина были убѣдительны до смѣшнаго, и при всемъ томъ человѣкъ этотъ былъ совершенный типъ французскаго буржуа, дерзкій обманщикъ, какъ подумалъ я, когда услышалъ о немъ, и какъ всякій подумалъ бы; но меня увѣряли будто этотъ человѣкъ дѣйствительно состарился въ убѣжденіи что онъ, торговецъ въ Сити, никто иной какъ настоящій Дофинъ. Эдбери, выполняя роль свою, повелъ свою жертву на встрѣчу другому почетному гостю и остановился потомъ, какъ будто въ сомнѣніи не нарушаетъ ли онъ правила этикета, заставляя наслѣдника французскаго престола дѣлать первый шагъ. Старикъ кротко предоставилъ ему рѣшить этотъ вопросъ. Онъ все время былъ необыкновенно кротокъ и казался искренно убѣжденнымъ что окруженъ людьми вѣрящими и преданными ему. Роль Эдбери скоро оказалась слишкомъ тонкою и трудною для этого грубаго юноши. Предъ отцомъ моимъ онъ скоро утратилъ ту изысканную учтивость которая одна могла удержать за нимъ выгоду. Выпивъ вина, онъ началъ кричать. Я могъ вообразить себѣ возникшій тогда разговоръ. Пари за Дофина, пари за Роя, ихъ выставляли другъ противъ друга, какъ рысаковъ. Дофинъ припоминалъ давнишніе случаи съ привлекательною сбивчивостью; то была добросовѣстная ловля воспоминаній, говорилъ Веддерборнъ. Роя просили также что-нибудь припомнить и выпить для освѣженія памяти; намекали на происшествія дѣтства. Весь обѣдъ онъ съ величественною любезностью отражалъ предательскіе подходы хозяина. Дофинъ былъ невозмутимо спокоенъ. Онъ заявлялъ простые факты: что онъ французскій Дофинъ, чудесно спасенный во время революціи. За это спасеніе онъ, къ смущенію присутствующихъ, произнесъ благодарственную молитву надъ своею тарелкой. Онъ говорилъ что встрѣчалъ недовѣріе. Но есть доказательства. Онъ, никогда не бывшій во Франціи съ ранняго дѣтства, говоритъ по французски съ безукоризненнымъ акцентомъ; онъ обладаетъ и физическими и нравственными чертами своего семейства; событія которыхъ былъ онъ свидѣтелемъ въ дѣтствѣ сдѣлали его робкимъ. Джоріанъ началъ его передразнивать: "Я вздрагиваю, когда отворяютъ дверь; я вижу во снѣ мрачныя картины, тюрьму: словно стоку я у ногъ отца моего короля и прекрасной моей матери." Онъ говорилъ по-французски нѣсколько странно, но правильно. Мало-по-малу онъ разговорился и началъ произносить рѣчи ни къ кому въ особенности не обращенныя, сопровождаемыя выразительными жестами. Видя себя въ кругу знатныхъ Англичанъ, онъ вообразилъ что Англія намѣревается призвать его. Къ нему приставали чтобъ онъ пилъ и представилъ доказательства. Они состояли въ томъ что онъ обладаетъ, какъ уже сказано, всѣми физическими чертами своего семейства, что у него есть характеристическія родимыя пятна, что наружность его поражаетъ всѣхъ дальнихъ родственниковъ его. Одинъ изъ нихъ, услыхавъ о немъ, назначилъ ему свиданіе въ лавкѣ булочника и вышелъ оттуда съ омраченнымъ лицомъ, обнаруживая почтительное сочувствіе. Представьте помѣшаннаго стараго лондонскаго торговца, воздѣвающаго руки и глаза къ потолку, торжественно заявляя себя отраслью царственнаго рода, сыномъ исторической матери и страдальца короля. Не удивительно что столъ затрясся отъ смѣха. Онъ постоянно обращался къ Тенби, какъ къ единственному своему знакомому. Тенби открылъ его гдѣ-то въ Сити, гдѣ онъ содержалъ не то мелочную лавочку, не то хлѣбный амбаръ, не то часовой магазинъ, и всегда былъ готовъ представить посѣтителю доказательства о своей личности. Мистеръ Тевби усердно подстрекалъ его. Я не сомнѣвался что отецъ мой, не отставая въ шутливости, защищалъ и выручалъ старика, пока было возможно. Но Дофина напоили, и маркизъ могъ потѣшиться. Заговаривающійся уже сынъ Лудовика Святаго, какъ называлъ онъ себя, представлялъ одно доказательство за другимъ въ подтвержденіе своихъ притязаній. Съ истиннымъ величіемъ, по словамъ Джоріана, онъ всталъ и предложилъ, если угодно, пойти съ нимъ въ сосѣднюю комнату, гдѣ онъ покажетъ свои примѣты, живыя свидѣтельства, какъ выражался онъ, истины его словъ. Сквайръ вѣрно передалъ нелѣпую сцену, напрасно только замѣшавъ въ нее моего отца. Я все болѣе и болѣе приходилъ къ убѣжденію что отецъ мой не могъ потеряться, видя ловушку приготовленную чтобъ осмѣять его. Онъ одинъ не пошелъ на осмотръ Дофина, откуда всѣ вернулись покатываясь отъ пьянаго хохота. Дофинъ накинулся на него съ рѣзкими упреками и сталъ вызывать его на подобную же продѣлку. Этого только и ждали Эдбери, Тенби, да нѣкоторые другіе. Они стали кругомъ: одна половина за Дофина, другая за Роя. Долго ли продолжалось площадное шутовство и чѣмъ кончилось, я не могъ узнать. Джоріанъ Девитъ говорилъ что отецъ мой потерялъ терпѣніе; Веддерборнъ и Дженнингсъ отрицали это. Какъ бы то ни было, сильныя слова его подѣйствовали, ибо порядочные люди отдѣлились отъ пустыхъ гулякъ, и эти послѣдніе на другой день оправдывались излишкомъ выпитаго вина. Но они все-таки пересказали исторію, и не безъ прикрасъ. Свѣтъ послѣдовалъ ихъ примѣру.
   Я обѣдалъ и ночевалъ у Темпля, не желая видѣться съ виновникомъ всѣхъ моихъ униженій. Я узналъ чрезъ посланнаго что онъ живъ и здоровъ. Тихій вечеръ съ человѣкомъ занимающимся наукой и одареннымъ въ великой степени здравымъ смысломъ, какъ мистеръ Темпль, благотворно на меня подѣйствовалъ. Хорошо бы, думалъ я, еслибы между мною и отцомъ моимъ были такія же отношенія, какъ у него съ сыномъ, а также и съ дочерьми. Они всѣ говорили разсудительно, ни съ кѣмъ не воевали, не находились въ разладѣ со своимъ положеніемъ. То былъ простой, добропорядочный англійскій домъ, котораго опорой былъ отецъ, украшеніемъ дочери, а надеждой сынъ, готовящійся занять мѣсто отца. Я завидовалъ такой жизни и подумалъ о Дженетѣ, какъ способна она къ ней, если только мужъ ея: не будетъ причудливый чудакъ. Мнѣ пришло на умъ что Темпль достоинъ имѣть такую жену, какъ Дженета, и эта мысль привела меня въ уныніе. Я познакомилъ Темпля съ Анной Пенрисъ, и она была къ нему очень ласкова; но между ними не могло быть ничего кромѣ дружбы. А Дженета пожалуй когда-нибудь замѣтитъ какой молодецъ Темпль, несмотря на свой умѣренный ростъ. Пожалуй, думалъ я. Мнѣ припомнилось что я когда-то желалъ этого, и я самъ себѣ изумился. Зачѣмъ? Дженета въ дѣвушкахъ не засидится. Я отстранялъ отъ себя эти мысли. Онѣ возвращались все время что былъ я въ домѣ Темпля.
   Мистеръ Темпль ждалъ чтобъ я первый заговорилъ о дѣлѣ моего отца и затѣмъ рѣшительно высказалъ мнѣніе что оно можетъ кончиться не иначе какъ неудачей. Хотя строгій приверженецъ конституціи, онъ рѣзко отзывался о принцахъ, сознаваясь однако что мы не умѣемъ относиться къ нимъ какъ слѣдуетъ. Онъ говорилъ о выходкѣ сына своего вдругъ поступить въ морскую службу.
   -- Это принцесса надѣлала, сказалъ Темпль.-- Она толковала о нашихъ морскихъ герояхъ до тѣхъ поръ пока я почувствовалъ что стоитъ только надѣть мундиръ съ якорями на пуговицахъ, и самъ сдѣлаюсь героемъ. Не говори ей, Ричи, что я отставленъ по болѣзни, потому что, признаться, я, кажется, больше притворялся. Да и время это не потерянное. Ты увидишь, я буду извлекать гинеи изъ "синяго океана" какъ соль. Очень немногіе адвокаты понимаютъ морскія дѣла. На дняхъ въ судѣ я подсказывалъ одной нашей знаменитости что нужно говорить по дѣлу о столкновеніи. Не правда ли, батюшка?
   -- Глухой шопотъ чуть ли не долеталъ по временамъ до судьи, сказалъ мистеръ Темпль.
   -- Но услуги незачисленныхъ пропадаютъ даромъ, непризнанными, замѣтилъ Темпль. Отецъ его посовѣтовалъ мнѣ готовиться къ адвокатурѣ.
   Я спросилъ Темпля считаетъ ли онъ возможнымъ изучать законы въ лодкѣ подъ бурей.
   Темпль скривилъ ротъ, отецъ его кивнулъ головой. Однако мнѣ пришло на умъ что можетъ-быть когда-нибудь я удостоюсь счастья мирно засѣсть съ Темплемъ за изученіе законовъ, въ которомъ, конечно, онъ далеко опередилъ меня. А онъ, какъ я зналъ, мнѣ дружески завидовалъ. Мои высокія притязанія разбились въ дребезги.
   Новый день начался. Семейство поднялось и сошлось за завтракъ, не вѣдая страха предъ утренними журналами. Они разговаривали, какъ птицы щебечутъ. Темпль съ отцомъ отправились въ судъ на дѣло, на дѣйствительную работу. Я серіозно раздумывалъ и сравнивалъ ихъ съ кораблями хорошо управляемыми, тогда какъ я, безъ руля, отданъ на произволъ вѣтра, теченія и волнъ. Я зашелъ къ Детермену и Ньюсону и услышалъ тамъ что найденъ новый свидѣтель, весьма важный для дѣла, не то въ Сѣверномъ Валлисѣ, не то въ Новой Голландіи. Я не наложилъ запрета, какъ намѣревался, на дальнѣйшія дѣйствія. Нужно было повидаться съ отцомъ и пресѣчь зло у источника. Для этого необходимо было идти къ нему, и подготовиться къ свиданію просмотромъ газетъ. Я купилъ одну и поспѣшно пробѣжалъ столбцы тутъ же въ лавочкѣ. Имя его было напечатано, но только по поводу объявленія о времени и порядкѣ пріѣзда на даваемый имъ костюмированный балъ. Я вздохнулъ свободно; спасибо и за то что не осмѣиваютъ. Не могъ я не похвалить смѣлости съ какою является онъ во многолюдныя собранія, гдѣ на каждомъ лицѣ долженъ читать исторію съ Дофиномъ. Можетъ-быть онъ выкинулъ вчера вечеромъ еще какую-нибудь штуку, только такъ поздно что не успѣли уже увѣдомить газетчиковъ. Мистрисъ Вадди съ грустнымъ лицомъ увѣдомила меня что его нѣтъ дома, уѣхалъ въ Куртене-Скверъ. Она робко шепнула что присылаются счеты. Какъ всѣ, она воображала что онъ черпаетъ средства къ жизни изъ моего неистощимаго кошелька. Она надѣялась что по счетамъ будетъ уплачено немедленно; жалованье людямъ тоже просрочено. Никакъ не могу я добиться чтобъ онъ обратилъ вниманіе на мелкіе счеты, хныкала она, и заплакала бы совсѣмъ, еслибъ я не утѣшилъ ее однимъ словомъ: "Полно".
   -- Конечно, воскликнула она,-- вы, мистеръ Гарри, можете все это сразу покончить, я знаю, воскликнула она. Дѣло однако доходило уже почти до наслѣдства оставленнаго мнѣ бѣднымъ Сюисомъ.
   Въ Лондонѣ тѣсно тому кто не желаетъ чтобъ его видѣли. Я не могъ оставаться въ этомъ осаждаемомъ кредиторами домѣ. Я избѣгалъ парковъ, клубовъ и широкихъ, свѣтлыхъ улицъ западной части города. Размышляя какъ отрадно было бы очутиться вдругъ на кораблѣ капитана Джаслера Вельша, Присциллѣ, на пути къ чужимъ краямъ и людямъ, я шелъ скорымъ шагомъ, какъ человѣкъ не желающій вступать въ разговоръ со встрѣчными, и никто кромѣ Эдбери не позволилъ бы себѣ остановить меня. Я услышалъ крикъ его: "Эй Ричмондъ!" Онъ ѣхалъ съ другомъ своимъ Витлингтономъ въ кабріолетѣ.
   -- Ричмондъ, душа моя, гдѣ же вы пропадали? На дняхъ я искалъ васъ чтобъ обѣдать со мной.
   Я отвѣчалъ, глядя ему прямо въ лицо, что сожалѣю о моемъ отсутствіи въ этотъ день.
   -- Проказники! воскликнулъ онъ. Что жь, вы, конечно, будете въ маскарадѣ герцога Фитца сегодня? Сообщите-ка намъ свой костюмъ. Да вы, чортъ возьми, могли бы явиться чернымъ принцемъ. Я принцъ Голлъ. Что, голова болитъ? Заходите въ мой клубъ и попробуйте мою микстуру. Отъ нея, чортъ возьми, Маѳусаилъ пустился-бы плясать фанданго. Да, вы хлопочете съ этою французскою актрисой, Шасдіанъ. Веселая бабенка, но не въ моемъ вкусѣ.
   Онъ сталъ описывать типъ женщины который ему нравится, идеальную англійскую пастушку, какую можно видѣть на лубочныхъ картинкахъ, весьма мало меня интересующую, какъ думалъ я въ то время. Я обѣщалъ зайти въ его клубъ по дорогѣ, онъ тронулъ слегка лошадей и понесся, съ крошечнымъ своимъ грумомъ на заднемъ сидѣньи блестящаго кабріолета, на удивленіе всей улицы.
   Я засталъ его ожидающимъ меня на порогѣ клуба, съ сигарой въ зубахъ, въ классической позѣ трубача. Первыя слова мои были:
   -- Я, кажется, долженъ обвинить васъ въ нанесеніи мнѣ оскорбленія.
   -- Въ нанесеніи оскорбленія вамъ, Ричмондъ! воскликнулъ онъ, держа сигару на воздухѣ.
   -- Если вы оскорбили отца моего, такъ должны дать мнѣ отвѣтъ.
   -- Я оскорбилъ стараго герцога Фитца! Честное слово.... Ричмондъ.... да я люблю его! Люблю старика. Я не причинилъ бы ему вреда ни за что на свѣтѣ, ни-за всю Гаванну! Что за чертовщина влѣзла вамъ въ голову? Войдите, покурите.
   Только упомянулъ я о его обѣдѣ съ Дофиномъ, онъ расхохотался какъ сумашедшій. Онъ просилъ меня живо вообразить эту сцену: стараго Бурбона изъ Кембервелла. Славный экземпляръ! Пьянъ какъ стелька. Готовъ показывать себя слугамъ.... И съ разными восклицаніями маркизъ сталъ припоминать эту сцену, лучше которой онъ ничего не видывалъ. Дофинъ вскакиваетъ.-- "Чортъ возьми, милостивый государь, у васъ, я думаю, нѣтъ ни одного пятнышка на всемъ тѣлѣ!" И надувается, и фыркаетъ.... Жаль что васъ тамъ не было, Ричмондъ! Я писалъ вамъ, честное слово писалъ. Мнѣ хотѣлось чтобы вы были съ нами. Вы такого смѣха не дождетесь въ цѣлый вѣкъ, ей Богу! А старый Рой! Онъ отлично держалъ себя, право? Говорилъ прекрасно. Никогда не былъ онъ болѣе блестящъ. Онъ молодецъ.... Ричмондъ, вы пропустили такую сцену какой нигдѣ не увидите!
   Могъ ли я послѣ дуэли съ принцемъ Отто требовать удовлетвореній у такого шута, какъ этотъ Эдбери. Онъ смѣялся и хихикалъ до тѣхъ поръ пока мое неукротимое нетерпѣніе не заставило его опомниться.
   -- Чортъ возьми, вы головорѣзъ, Ричмондъ, я это знаю. Намъ нельзя драться здѣсь въ Англіи.... не дозволено. Да и нелѣпое безуміе драться. Если вы собираетесь свалить всякаго кто любитъ пошутить со старымъ Роемъ,-- дѣла у васъ будетъ довольно, не безпокойтесь. Онъ самый забавный человѣкъ на свѣтѣ. Между нами, онъ дѣйствительно произнесъ благодарственную рѣчь. Да что за бѣда, что бы ни дѣлалъ старый герцогъ Фитцъ. Я отъ всей души готовъ пособить ему при случаѣ. Столъ у него превосходный. И пусть меня повѣсятъ, если онъ не знаетъ тайны женскаго сердца. Какъ онъ обращается съ ними! Еслибы лорды были женщины, они избрали бы его первымъ перомъ въ одно мгновеніе. И знаете что, Ричмондъ, находятъ съ моей стороны необыкновеннымъ добродушіемъ что я не присматриваю за Кортене-Скверомъ. Но я не считаю своею обязанностію служить сторожевою собакой хорошенькой мачихѣ. Однакожь толкуютъ и переглядываются, но.... оставимъ все это, войдите покурите, я настрою васъ какъ слѣдуетъ и потомъ пожму вамъ руку. Вотъ тебѣ разъ, меня зовутъ!
   Дама, придерживая вуаль надъ лицомъ, сдѣлала ему знакъ рукой изъ окна кареты. Эдбери побѣжалъ къ ней. Я замѣтилъ прелестныя золотистыя кудри, напомнившія мнѣ волосы Мабели Свитвинтеръ, и досадно мнѣ стало на женщинъ за безразсудство съ какимъ оказываютъ онѣ предпочтеніе недостойнымъ. Эдбери позвалъ меня къ каретѣ. Я пошелъ не спѣша, но карета повернула и укатила. Я могъ только видѣть очертаніе головы, закутанной въ мѣхъ и кружева.
   -- Странныя существа эти женщины! произнесъ онъ въ философскомъ раздумьѣ. Я не въ такихъ былъ съ нимъ отношеніяхъ, чтобы позволить себѣ какое-либо замѣчаніе насчетъ той женщины которая сейчасъ была предъ нами. Его невозмутимое добродушіе обезоружило меня, я оставилъ его давъ ему только предостереженіе, на которое онъ отвѣчалъ:
   -- О! войдите и разопьемъ бутылку краснаго.
   Красное или водка произвели уже на него свое дѣйствіе, когда нѣсколько часовъ спустя я встрѣтилъ его въ паркѣ. Брамгамъ Девитъ, попавшійся мнѣ на дорогѣ, предложилъ проѣхаться верхомъ послѣ завтрака, совѣтуя мнѣ быть сколько можно больше при отцѣ. А такъ какъ отецъ навѣрное появится въ паркѣ, я туда отправился и слышалъ со всѣхъ сторонъ его имя. Онъ сдѣлался теперь, какъ нѣкогда предсказывалъ, темой разговоровъ Лондона. Я самъ не могъ избѣгнуть любопытныхъ взглядовъ; на меня смотрѣли. По временамъ мнѣ приходилось приподымать шляпу и кланяться. Притупленіе чувствъ и мыслей среди такихъ обстоятельствъ которыя пораждаютъ въ нихъ раздоръ хуже прямой боли. Взгляды бросаемые на меня были скорѣе лестны, но я чувствовалъ что въ сущности каждый видитъ во мнѣ сына знаменитости. Эдбери рысцой подъѣхалъ къ намъ, трясясь словно въ ступкѣ и восклицая: -- "Эй! не видалъ ли кто-нибудь изъ васъ стараго Роя?" Брамгамъ Девитъ, строгій пятидесятилѣтній свѣтскій человѣкъ, гордый своимъ родомъ и также какъ двоюродный братъ его Джоріанъ скорый на обиду, отвѣчалъ: -- Позвольте спросить маркизъ ли вы Эдбери, или пьявый конюхъ?
   -- Ого! старый джентльменъ, мнѣ чуть ли не хочется сшибить васъ съ ногъ, сказалъ Эдбери, и увидѣвъ меня, предложилъ поскакать пугать прохожихъ.!
   Появилась кавалькада изъ шести человѣкъ, ѣхавшихъ рядомъ. Я видѣлъ какъ отецъ, выслушавъ нѣсколько словъ леди Эдбери, выѣхалъ впередъ, чтобы перехватить маркиза. Они заговорили другъ съ другомъ.
   -- Сейчасъ, сейчасъ, сказалъ мой отецъ.-- Поѣзжайте сзади и держитесь шагахъ въ двадцати разстоянія, какъ грумъ ѣдетъ.
   -- Къ чорту грума, отвѣчалъ Эдбери.-- Я побился объ закладъ что выгоню васъ изъ парка, старый Рой!
   -- Такъ поѣзжайте же сзади, сказалъ отецъ, и къ моему удивленію, Эдбери, смѣясь, повиновался. Леди Эдбери улыбнулась про себя, и я самъ почувствовалъ такое же уваженіе къ превосходству отца, какое замѣтно было въ ней. Нѣсколько минутъ спустя, отецъ подозвалъ меня и представилъ графу Кезенскому, посланнику весьма сочувствующему Полякамъ и пользующемуся у насъ нѣкоторымъ вѣсомъ. Онъ спросилъ справедливо ли что я желаю вступить въ парламентъ. Я отвѣчалъ что справедливо, удивляясь что иностранецъ могъ интересоваться этимъ. Графъ остановилъ скромно идущаго человѣка. Брамгамъ Девитъ присоединился къ нимъ, образовался кружокъ. Меня познакомили съ мистеромъ Боманъ Гиллемъ, правительственнымъ агентомъ, который просилъ меня зайти къ нему поговорить о кандидатствѣ за одно мѣстечко въ Соссексѣ.
   -- То-есть, прибавилъ онъ, обращаясь къ графу Кезенскому, если вы увѣрены что мѣсто это не занято. Я ничего не слыхалъ о случаѣ съ Фалмутомъ.
   Графъ отвѣчалъ что Фалмутъ короткій его пріятель, и что садясь на лошадь сегодня, онъ получилъ извѣстіе что Фалмутъ при смерти.
   Значитъ, мы не упустили время, сказалъ мистеръ Гиллъ. Правительству нужны были голоса. Я пошелъ въ полночь въ нижнюю палату повидаться съ Гиллемъ. Онъ тогда уже слышалъ о безнадежномъ состояніи Фалмута, и выпытавъ мои политическія воззрѣнія, которыя оказались благонадежными, заявилъ что можетъ-быть я весьма скоро займу мѣсто на правительственныхъ скамьяхъ, какъ депутатъ мѣстечка Чиппенденъ. И не нужно будетъ, вѣроятно, прибавилъ онъ, правительственному кандидату тратить денегъ, хотя это для васъ не важно, мистеръ Ричмондъ. Мое предполагаемое богатство довало мнѣ ходъ даже въ политическихъ кругахъ.
   

ГЛАВА XLIII.
Я становлюсь однимъ изъ избранниковъ народа.

   Совершенный переворотъ въ моихъ ощущеніяхъ и мысляхъ произведенъ былъ этою внезапною перемѣной положенія. Какъ членъ парламента, я могъ писать Оттиліи и сказать ей что я не терялъ времени. И я сознавалъ что долженъ былъ благодарить отца, когда онъ на разсвѣтѣ вернулся со своего бала, за то что онъ поговорилъ съ графомъ Кезенскимъ. "О! сказалъ онъ, это намъ такъ посчастливилось, Ричи. Я съ сотнями людей говорилъ о тебѣ въ теченіе шести мѣсяцевъ, а вотъ теперь устроилъ намъ дѣло иностранецъ." Я еще разъ поблагодарилъ его. Онъ необыкновенно красивъ былъ въ костюмѣ Генриха III и показывалъ склонность не отстать въ роскоши отъ своего оригинала. Онъ привелъ съ собою графа Лику, секретаря при австрійскомъ посольствѣ, одѣтаго Албанцемъ. Оба они протянувшись на кушеткахъ толковали о томъ что отецъ мой опять ввелъ въ моду носилки. Отецъ мой объяснилъ что заказалъ дюжины двѣ носилокъ по своему рисунку. "Кстати, Ричи, прибавилъ онъ, нужно будетъ сегодня заплатить двумъ-тремъ носильщикамъ, бѣдныхъ людей не надо заставлять ждать". Я согласился. Глядя на отца я потерялъ сознаніе осмѣянія, преслѣдовавшее и мучившее меня неотступно двое сутокъ. Однакожь я думалъ: отдѣлаюсь ли я когда-нибудь отъ обаянія? Дай мнѣ только вступить въ парламентъ! Мнѣ представлялось что парламентъ, возвышая меня, приближаетъ къ Оттиліи и поможетъ мнѣ энергическими дѣйствіями выпутаться изо всей этой блестящей паутины. Я сказалъ отцу о моемъ свиданіи съ Ботанъ Гиллемъ. "Я не видалъ еще чтобы Кезенскій въ чемъ-нибудь ошибался, сказалъ онъ, исключая пари которое держитъ онъ за Фалмутовыхъ лошадей." Графъ Лика шепнулъ что начальникъ его, надо надѣяться, ошибется и еще въ чемъ-нибудь. Слова эти онъ произнесъ выразительно. Отецъ поднялъ брови. "По его мнѣнію, продолжалъ Лика, какъ бы отвѣчая на этотъ безмолвный вопросъ, принцъ Эрнстъ не оставитъ напечатанное объявленіе неопровергнутымъ."
   Отецъ поглядѣлъ на него.
   -- Это объявленіе намъ ставятъ въ вину?
   Лика уклонился отъ отвѣта.
   -- Кого винить въ газетныхъ продѣлкахъ? Рѣчь идетъ только объ опроверженіи невѣрнаго извѣстія.
   -- Пусть осмѣлятся опровергнуть, сказалъ отецъ.-- Да вотъ что, другъ мой Лика, зажгите-ка мнѣ папироску.
   -- Значитъ, сказалъ Лика, бережно поднося папиросу къ огню,-- вы предполагаете что Кезенскій можетъ ошибаться не въ однихъ только лошадяхъ.
   Я думаю онъ случайно коснулся этого вопроса, ему собственно до этого дѣла не было и онъ побилъ моего отца.
   Затянувшись раза два изъ папироски, отецъ бросилъ ее и опять завелъ разговоръ о носилкахъ, о костюмахъ нѣкоторыхъ знатныхъ дамъ, о случаѣ съ Джоріаномъ Девитомъ, какъ будто дававшемъ право обвинить его въ неприличіи. Какъ только Лика ушелъ на верхъ заснуть часа три, онъ сказалъ мнѣ:
   -- Ричи, намъ некогда всѣмъ этимъ заниматься. Надо послать человѣка къ Фалмуту въ восемь часовъ утра. Если скажутъ что онъ умеръ, мы въ десять будемъ у Бартнета (ростовщика) и въ Чиппенденѣ около двухъ. Повѣрь моей опытности, что-то неладно; но я и изъ этого извлеку пользу, какъ извлекъ пользу изъ неловкости бѣднаго Джоріана сегодня вечеромъ. Онъ ввелъ Шасдіану; я ее вывелъ подъ руку. Объ этомъ потомъ. Теперь главное чтобы ты, какъ только примешь парламентскую клятву, устремился въ Саркельдъ. Заклинаю тебя любовью твоей ко мнѣ и къ принцессѣ не терять драгоцѣнныхъ минутъ. Ричи, мы такъ поведемъ дѣло что ты будешь въ Саркельдѣ къ концу мѣсяца. Сынъ мой, дорогой мой мальчикъ! Ты такъ любилъ меня прежде и теперь любишь, слѣдуй же моимъ наставленіямъ. У меня есть голова. Ты думаешь, можетъ-бьтъ, что она сумасбродная? Правда, мать моя была артистка. Но я убѣжду тебя, сынъ мой, какъ убѣждаю свѣтъ.... Ну, полно, полно. Не вдаваясь въ разглагольствія, у меня теперь рука на колесѣ фортуны, Ричи; теперь тебѣ время подняться на немъ и занять высокое положеніе. Если тебѣ не будетъ удачи, мой успѣхъ ни къ чему не ведетъ.
   -- Будете ли вы избѣгать Эдбери и ему подобныхъ, и вести себя осторожно?
   Такимъ вопросомъ выразилъ я какъ бы условіе на которомъ готовъ уступить его настояніямъ. Онъ отвѣчалъ только жестомъ соотвѣтствовавшимъ его костюму изъ лиловаго шелка. Я до того времени сохранилъ такую впечатлительность что невольно поддавался дѣйствію богатой одежды и величественной наружности, когда обстоятельства были не слишкомъ неблагопріятны. Теперь они, напротивъ, казались благопріятными,ибо указывали мнѣ путь вверхъ. Наружность отца потеряла въ моихъ глазахъ часть своей величественности, послѣ того какъ онъ прошелъ чрезъ руки своего человѣка, Толлингби, но я уже подчинился снова его вліянію. Что касается до угрожавшей ему опасности законнаго преслѣдованія, онъ презрительно засмѣялся при намекѣ на это. "Не смѣютъ. Чѣмъ я смѣлѣе, тѣмъ менѣе смѣлы они." Опять я сталъ слушать его сбивчивыя разсужденія, торжественно выдававшія себя за благоразуміе и здравый смыслъ. Могъ ли я не сознаться что обязанъ ему тѣмъ что было для меня дороже всего: знакомствомъ съ Оттиліей, успѣхомъ моимъ въ Германіи, открывающимся мнѣ поприщемъ въ Англіи? Не могъ конечно, и я всѣми силами старался подавить въ себѣ все остальное, кромѣ чувства признательности. Что касается до денегъ онъ увѣрялъ что онѣ у него будутъ для удовлетворенія сквайра въ день отчетовъ, а пока надо занимать. Его доказательство выгоды и законности займовъ, которое я очень хорошо зналъ и могъ бы въ сущности опровергнуть однимъ словомъ, но которое, соотвѣтствуя моимъ минутнымъ интересамъ, болѣе и болѣе нравилось мнѣ, было слѣдующее:
   -- Намъ предстоитъ либо роскошная, либо скудная будущность, смотря по тому какъ мы сами ее себѣ представляемъ. Искусство жизни заключается въ томъ чтобы въ важныхъ случаяхъ собирать въ одно свои разсѣянныя средства. Будущность у насъ въ долгу; она отъ насъ требуетъ чтобы мы ради ея боролись и побѣждали. Тотъ достоинъ презрѣнія кто не можетъ положить свою будущность на деньги и золото. Если мы, какъ оказывается, всегда въ долгу у прошедшаго, то слѣдуетъ заключить что будущее у насъ въ долгу, и жить на его счетъ. Зачѣмъ оставлять будущее празднымъ когда намъ нужна помощь? Если напримѣръ я долженъ получить завтра то что сегодня спасетъ мою репутацію въ жизненномъ бою, зачѣмъ не взять тотчасъ же? Военачальникъ дѣйствующій на такихъ основаніяхъ, непремѣнно одержитъ побѣду. Ты, Ричи, какъ депутатъ мѣстечка Чиппенденъ, станешь на твердую почву. Въ этомъ я тебѣ ручаюсь. И прямо съ выборовъ, едва отвѣдавъ парламентской скамьи, ты отправляешься въ Саркельдъ, везешь принцу Эрнсту предложеніе своего дѣдушки, и привозишь обратно сквайру согласіе принца. Или ты надѣешься овладѣть принцессой безъ борьбы?
   Много еще говорилъ онъ въ этомъ родѣ, пока не замѣтилъ, благодаря своему умѣнью видѣть по наружности внутреннія ощущенія мои, да и большей части людей, что слова гораздо менѣе производятъ на меня впечатлѣнія, чѣмъ дѣйствія. Итакъ, послѣ поспѣшнаго завтрака, пробѣжавъ сырыя утреннія газеты, въ которыхъ не нашли ничего особеннаго, мы отправились къ ростовщику, взявъ съ собой Дженнингса, чтобы прикрыться его именемъ. Мы прибыли въ Чиппенденъ, въ часъ назначенный моимъ отцомъ, привозя смущеннымъ избирателямъ первое извѣстіе о смерти ихъ депутата.
   Въ жару избирательныхъ хлопотъ я получилъ ласковое письмо отъ сквайра въ отвѣтъ на мое, въ которомъ онъ поздравлялъ меня съ предстоящимъ успѣхомъ, и затѣмъ оканчивалъ такъ: "Радъ я что дѣло твое съ этою принцессой, какъ видно, кончено. Покажи имъ что у насъ не меньше гордости чѣмъ у нихъ, Гарри, и къ чорту всѣхъ иностранцевъ. Пріѣзжай поскорѣе въ Риверсли и будь счастливъ." Что хотѣлъ онъ сказать? Геріотъ также писалъ мнѣ: "Такъ значитъ, кончено? Гордый принцъ ощетинился? Теперь не зачѣмъ высказывать тебѣ мысли мои объ этомъ, которыя ты знаешь и безъ того." Я обратился съ вопросомъ къ отцу: "Хлопочи, хлопочи, вербуй голоса!" восклицалъ онъ въ отвѣтъ и упорно уклонялся отъ меня. Отъ Темпля я узналъ что въ день отъѣзда нашего въ Чиппендевъ, въ газетахъ появилось заявленіе напечатанное крупными буквами и рѣзко опровергавшее, на основаніи достовѣрныхъ источниковъ, слухъ о предстоящемъ будто бы бракѣ принцессы фонъ-Эппевельценъ Саркельдъ съ Англичаниномъ, какъ лишенный всякаго основанія. Тогда я вспомнилъ какъ въ это утро отецъ мой бросилъ газеты, жалуясь на ихъ сырость.
   Могло ли появиться такое опроверженіе безъ разрѣшенія Оттиліи?
   Отецъ мой доказалъ мнѣ что я связанъ съ нимъ неразрывно. Некогда было останавливаться, горевать. Надо идти впередъ. Онъ таскалъ меня по избирателямъ, давалъ обѣды въ гостиницѣ либераловъ, и ѣлъ обѣды эти съ видимымъ удовольствіемъ; онъ безпрерывно произносилъ рѣчи. Вся сила его серіозно юмористическаго ума пришла въ дѣйствіе; онъ въ Чиппенденѣ какъ будто попалъ въ свою стихію. Съ баловъ и обѣдовъ и тяжкой борьбы для поддержанія положенія своего въ столицѣ, онъ появлялся къ намъ съ первымъ утреннимъ поѣздомъ, свѣтлый какъ Аполлонъ, озаряя собою мѣстечко и ослѣпляя независимыхъ избирателей и женъ ихъ и даже меня до нѣкоторой степени, или по крайней мѣрѣ, приводя меня въ изумленіе. Деттерменъ, его повѣренный, никогда не видавшій его въ дѣйствіи, и предполагавшій что онъ къ выборамъ будетъ относиться такъ же какъ къ своему дѣлу, капризно и порывисто, былъ не менѣе меня удивленъ и старался одерживать его.
   -- Любезный другъ мой, мистеръ Деттерменъ, полагаю что къ овдовѣвшей слободѣ нужно приступать пока слеза еще у ней на глазахъ, я такъ и сдѣлаю, какъ слѣдуетъ мущинѣ, говорилъ мой отецъ.-- За нами начало, если не чѣмъ другимъ, такъ мы одолѣемъ непріятеля крѣпостью здоровья. Мы первые въ полѣ, и не пожать жатву, значило бы обнаружить совершенную неспособность.
   Насъ стѣсняла его шутливость. Она доставляла ему большой успѣхъ, но производила все-таки неблагопріятное впечатлѣніе, по крайней мѣрѣ на нѣкоторыхъ, и заставляла насъ молчать и играть роль пассивную. Политическихъ убѣжденій онъ, можно сказать утвердительно, не имѣлъ никакихъ. Онъ точно такъ же могущественно по своему дѣйствовалъ бы на сторонѣ торіевъ, еслибы стоялъ за мистера Нормантона Гиппердона; можетъ-быть еще могущественнѣе, ибо дѣйствовалъ бы искреннѣе. Всѣ политическія правила его были торійскія; но онъ однако съ большимъ успѣхомъ опровергалъ ихъ предъ женами избирателей и предъ самими избирателями на публичныхъ собраніяхъ. Противникъ у насъ былъ опасный: оппозиціонный депутатъ, вытѣсненный изъ своего мѣста на сѣверѣ, красивый человѣкъ, какъ допускалъ отецъ, и богатый, будучи младшимъ членомъ банкирской фирмы въ Сити. Анна Пенрисъ знала его предательски, выдала нѣкоторые изъ секретовъ непріятеля, въ особенности относительно того что называлъ онъ нашею неисправимою наклонностью къ подкупу.
   -- Это значитъ, говорилъ мой отецъ,-- что мистеръ Гилердонъ не обладаетъ искусствомъ разговаривать съ дамами. Попробую его находчивость на подмосткахъ. Надо бы чтобы Джоріанъ мой былъ подлѣ меня.
   Задача вытащить Джоріана въ такое мѣсто какъ Чиппенденъ мучила отца моего болѣе чѣмъ избирательныя тревоги. Джоріанъ писалъ намъ:
   "Желаю вамъ всякаго благополучія. Берегите свои головы. Обычай Англо-Саксовъ оканчивать свои шутки дубиной. Таково понятіе ихъ о свободѣ, и начало и заключеніе краснорѣчія. Пощадите меня отъ суссекскаго выговора, когда, воротитесь."
   Отецъ мой читалъ вслухъ это письмо съ восклицаніями негодованія и восторга.
   -- А все-таки надо добыть его, сказалъ онъ, -- я чувствую себя не полнымъ безъ Джоріана.
   Онъ устроилъ концертъ въ городкѣ Чилленденѣ. Дженни Шасдіазъ приглашена была пѣть, и Джоріанъ, конечно, явился за нею слѣдомъ. Онъ пріѣхалъ на мученія. Она была такъ любезна что избрала меня орудіемъ наказанія бѣдняку за поступокъ его съ нею на балѣ, ужасный, какъ вынужденъ я былъ согласиться, только по моему болѣе относительно отца моего, чѣмъ относительно ея. Она призадумалась на минуту, словно соображая могутъ ли при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ права мущинъ приниматься въ разчетъ, когда рѣчь идетъ о правахъ женщинъ, и потомъ вдругъ всплеснула руками, восторженно восклицая что отецъ мой былъ самый величественный, самый очаровательный, сажый красивый Генрихъ III, какого только можно представить, краса собранія, лишь чуточку слишкомъ румянъ для цвѣта своего платья и на волосъ слишкомъ полонъ въ таліи. Она разказывала что какой-то принцъ Генрихъ англійскій докучливо жужжалъ ему надъ ухомъ. Et Gascoigne, où est-il? воскликнулъ король, и судья появился, чтобъ усмирить неотвязчиваго юношу. Судья былъ Дженнингсъ, очевидно подготовленный отцомъ чтобъ отдѣлаться отъ принца, который былъ ни кто иной какъ Эдбери. Мнѣ было непонятно какъ отецъ могъ терпѣть его выходки, развѣ только что онъ пользовался его именемъ для векселей мнѣ неизвѣстныхъ. Mademoiselle Шасдіанъ божилась что ея платье было восхитительно. Она одѣта была будуарной пастушкой, или кокетливою севрскою Нинетой, въ родѣ тѣхъ которыхъ Лудовикъ XV бралъ за подбородокъ въ роковыхъ аллеяхъ Версаля. Причиной желанія ея отправиться на балъ былъ грѣхъ любопытства, слѣдовательно слабость общая ея полу. Джоріанъ одѣтъ былъ мушкатеромъ, съ изумительнымъ плюмажемъ и кружевами, но подъ пѣтушьими перьями скрывалось куриное сердце. Pourtant j'y allai, говорила Шасдіана.-- Я видѣла вашихъ знатныхъ дамъ. Mon Dieu! Какъ онѣ держатся, когда хотятъ забавляться! Все искусство Парижа истощено на ихъ туалетъ, и длина ихъ платьевъ насколько возможно восполняетъ ихъ ростъ, parceque vous savez, monsieur, c'est extraordinaire comme elles ont les jambes courtes, ces anglaises. Аристократія ваша, однако, въ этомъ отношеніи лучше средняго сословія, но замѣтно что ваши аристократки, хотя ѣздятъ верхомъ, а ходить не пріучены.... De belles femmes, oui; seulement, tenez, je n'admire ni les yeux de vache, ni les yeux de souris, ni même ceux de verre comme ornement féminin. Avec de l'embompoint elles font del'eâet, mais maigres, il n'y a aucune illusion possible. Эта строгая цѣнительница злилась, и не безъ причины, при мысли объ удаленіи своемъ изъ бальной залы. Смѣлость, или слѣпая угодливость Джоріана тотчасъ же исчезла, какъ только онъ исполнилъ капризъ своей очаровательницы. Доблестный мушкатеръ поставилъ въ углу и загородилъ ее тамъ, утверждая что она желала придти чтобы видѣть другихъ, а не себя показывать, какъ будто, восклицала она досадливо, одно не предполагаетъ другаго. Принцъ Генрихъ въ самомъ разгарѣ своей необузданности замѣтилъ ее за усами мушкатера, и не преминулъ воспользоваться своимъ открытіемъ. Въ минуту опасную для репутаціи бала, отецъ мой передалъ его въ руки Гасконья, и не спѣша вывелъ Дженни подъ ручку изъ комнатъ.
   -- Il est comme les Romains, говорила она.-- Онъ никогда не отчаивается въ себѣ. Это Юпитеръ. Если онъ вынужденъ наказать васъ, такъ и наказаніе его лестно. Теперь я понимаю что съ такими женщинами какъ знатныя Англичанки, я причинила бы ему вредъ, еслибы не его высоко мужественный духъ.
   Нѣкоторый вредъ, казалось мнѣ, былъ причиненъ, какъ ни утверждалъ отецъ противное. Ему приходилось бывать въ Лондонѣ черезъ день по вечерамъ, и толковали объ интригахъ противъ него, исходящихъ изъ весьма высокихъ сферъ. Но въ Чиппенденѣ онъ забывалъ о Лондонѣ, точно такъ же какъ въ Лондонѣ не думалъ о Чиппенденѣ. На лицѣ его не замѣтно было слѣда усталости или упадка духа. Я однажды заговорилъ о замѣткѣ въ газетахъ, исходящей какъ будто отъ принца Эрнста.
   -- Можетъ-быть, сказалъ онъ.-- Теперь надо заниматься дѣломъ, Ричи!
   Онъ принялся считать обѣщанные голоса, отстраняя, всякія опасенія и сомнѣнія. Концерты, балы, обѣды, посѣщенія избирателей, произнесеніе рѣчей на нашихъ собраніяхъ -- все это не оставляло мнѣ свободной минуты, исключая субботы, когда я ѣздилъ съ Темплемъ въ Риверсли провести воскресенье. Темпль, всегда готовый играть при мнѣ вторую роль, нѣсколько огорченный можетъ-быть что остается такъ въ тѣни и теряя вѣроятно надежду удостоиться Дженеты, утверждалъ будто этотъ выборъ составляетъ осуществленіе одной изъ нашихъ дѣтскихъ грезъ. Геріотъ не пріѣхалъ помочь мнѣ въ борьбѣ, по той, невѣроятной для друзей его, причинѣ что велъ въ это время къ аліарю какую-то богатую невѣсту. Дженета хмурилась при его имени. Что онъ, образецъ мужественности въ ея глазахъ, такъ жадно бросался на деньги, унижало и ее, ибо она когда-то сочувствовала ему, уважала его, и даже, подъ вліяніемъ естественной реакціи, позволяла себѣ нѣсколько кокетничать съ нимъ. Джулія Белстедъ нисколько не чувствовала себя оскорбленною. Она радовалась что Вальтеръ Геріотъ наконецъ взялся за умъ. Жениться на деньгахъ -- лучше ничего онъ сдѣлать не могъ, и она даже упрекала Дженету что она оскорбляется тѣмъ что женщинѣ, склонной къ ревности, скорѣе должно казаться комплиментомъ. Дамы что-то вышивали для меня. Тетушка Дороти говорила съ безпокойствомъ о днѣ назначенномъ отцомъ моимъ для уплаты большой истраченной суммы. Все зависитъ отъ этого дня, утверждала она, основываясь на знаніи характера сквайра. Эта забота очень смущала ее.
   -- Онъ надѣется, Гарри, но гдѣ достанетъ онъ эти деньги? Дѣдушка твой тогда только будетъ доволенъ, когда увидитъ что онѣ будутъ помѣщены на твое имя въ правительственные фонды. Если же это не сдѣлается, онъ въ умѣ своемъ соединитъ тебя въ одно съ отцомъ твоимъ, и какъ до сихъ пору съ нимъ обращался, такъ будетъ обращаться съ вами обоими. Я его знаю. Онъ справедливъ, по своимъ понятіямъ; но онъ будетъ не въ состояніи отдѣлить тебя отъ отца. Онъ знаетъ что отецъ твой не сократилъ своихъ расходовъ со времени ихъ встрѣчи, онъ будетъ утверждать что тебѣ слѣдовало вразумить его. Она толковала объ этомъ до тѣхъ поръ пока слезы потекли по ея щекамъ, все настаивая на томъ что дѣдъ мой честнѣйшій, самый довѣрчивый изъ людей, и потому именно весьма строгій, когда считаетъ себя обманутымъ. Ожидаемый успѣхъ мой на выборахъ не утѣшалъ ее какъ меня. Она утверждала что отецъ мой навѣрное считаетъ успѣхъ этотъ равносильнымъ возвращенію денегъ, и просила меня предупредить его что въ Риверсли тогда только будутъ довольны, когда онъ дѣйствительно представитъ растраченную сумму. Милая тетушка моя, какъ мнѣ казалось, при всей добротѣ своей, становилась скупенька. Сквайръ прозвалъ ее Бережливостью. Она раздражила его, какъ объясняла мнѣ Дженета, подписавъ ничтожную сумму на пріютъ для моряковъ, которому онъ покровительствовалъ, такую сумму какую, по его мнѣнію, Белтаму было стыдно дать, и сверхъ того, она остановила постройку флигеля къ своей сельской школѣ, строившагося по начерченному имъ плану. Вообще она была взволнована и разстроена; она какъ будто думала что я могъ бы лучше держать отца въ порядкѣ. Въ Риверсли доходили новые и странные слухи о немъ. Но какъ могъ я въ Чиппенденѣ слѣдить за дѣйствіями его въ Лондонѣ? Да и сверхъ того онъ неутомимо хлопоталъ для меня.
   Можно представить себѣ какія нападки приходилось ему встрѣчать и отражать!
   -- Что вы скажете о Дофинѣ? спросилъ его однажды Эдбери въ присутствіи нѣсколькихъ человѣкъ.
   -- Это торійская гостиница, которой я не знаю, отвѣчалъ мой отецъ. Громкіе крики одобренія раздались кругомъ.
   -- Да здравствуетъ старый Рой! воскликнулъ Эдбери.
   Отецъ мой остановилъ шумъ и обратился къ нему:
   -- Маркизъ Эдбери, выходите впередъ.
   Эдбери не хотѣлъ двинуться съ мѣста, но находившіеся подлѣ него посторонились и оставили его одного предъ отцомъ моимъ, который, указывая на него пальцемъ, сказалъ:
   -- Господа, вотъ это молодой маркизъ Эдбери, членъ верхней палаты по праву рожденія; предназначенный давать законы вамъ и мнѣ. Онъ правитъ нами, господа. Разсмотрите его, послушайте его, размыслите о немъ,
   Онъ остановился какъ будто ожидая отвѣта. Молодой лордъ казался ошеломленнымъ и съ этой минуты велъ себя прилично.
   -- Онъ, пожалуй, напроказилъ бы завтра, говорилъ мнѣ отецъ, и выставляя ловкость свою слѣдствіемъ разчета, успокоивалъ меня нѣсколько и выводилъ меня на время изъ тяжелаго состоянія въ которое впадалъ я, видя какими средствами достигается успѣхъ въ нашей странѣ. Эдбери на своей четвернѣ подвезетъ нашихъ сторонниковъ къ мѣсту гдѣ подавались голоса. Намъ приходилось бороться съ сильною торійскою партіей. День былъ трудный, горячій, сомнительный. Слышались жалобы на неправильное вмѣшательство и подкупъ, пиво лилось, раздавались громогласныя привѣтствія, продѣлывались самыя невѣроятныя штуки. Старый Джонъ Трешеръ и фермеръ Экерти пріѣхали изъ Дипвела въ Чиппенденъ, чтобы поддержать меня. Я смутился увидѣвъ ихъ, ибо они вязались въ умѣ моемъ скорѣе съ Дженетой, чѣмъ съ Оттиліей, а цѣль стремленій моихъ была Оттилія, въ то время какъ возрастало число голосовъ въ мою пользу и шумная толпа вокругъ великолѣпной коляски отца моего отвѣчала на его рѣчи провозгласивъ меня побѣдителемъ.
   -- Поздравляю васъ, мистеръ Ричмондъ, сказалъ Деттерменъ.-- Я признаюсь опасался что мы здѣсь надѣлаемъ больше шума чѣмъ дѣла. Отецъ вашъ совершилъ чудеса.
   Мой отецъ съ краской успѣха на лицѣ, отвелъ меня въ сторону, какъ только рѣшительное большинство семидесяти голосовъ было объявлено офиціально.
   -- Ну, Ричи, сказалъ онъ, -- вотъ ты и членъ парламента. Теперь къ сквайру. Поблагодари толпу и исчезай, и скорѣе какъ можно въ Саркельдъ. Скажи сквайру что я прощаю его подозрѣнія. Я благополучно ввелъ тебя въ парламентъ. Это его удовлетворитъ. Я готовъ.... скажи ему.... ты вѣдь знаешь что я способенъ завѣдывать копями.... званіе управляющаго его имѣніями.... все что ему угодно, чтобы только достигнуть примиренія. Мнѣ надо быть въ Лондонѣ сегодня вечеромъ. Тамъ самый разгаръ боя. Но не въ этомъ дѣло. Ступай, мой сынъ.
   Онъ обнялъ меня. Не время было читать ему мораль, хотя я и видѣлъ что онъ совершенно заблуждается.
   Проѣхавъ верхомъ часть ночи съ Темплемъ и капитаномъ Белстедомъ, я, усталый, остановилъ лошадь, когда свѣтъ луны еще боролся съ утреннимъ свѣтомъ, подъ окнами Гренджи, любуясь ея усыпленнымъ величіемъ. Окно Дженеты было отворено. Я крикнулъ ей. "Что? Побѣда?" отозвалась она изъ темной комнаты, какъ будто только-что спрыгнувъ съ постели. Она была одѣта. Она поручила фермеру Экерти привезти ей извѣстіе въ какой бы ни было часъ ночи. Увидавъ меня, она захлопала руками. "Гарри! Поздравляю васъ тысячу разъ!" Она догадалась что я никакъ не пріѣхалъ бы еслибы дѣло кончилось не въ мою пользу. Я могъ только разсмотрѣть узелъ ея знаменитыхъ густыхъ темнорусыхъ волосъ, когда она высунулась изъ окна чтобы говорить съ нами, и мнѣ представилось какъ хороши должны быть эти волосы когда они распущены. Дженета сама отперла намъ дверь. Она ласкала лошадей нашихъ съ лихорадочною радостью, съ плѣнительнымъ, сдержаннымъ смѣхомъ торжества и привѣтствія; она повела мою лошадь въ конюшню и свистнула конюху, играя роль идущую иногда къ оригинальнымъ, живымъ характерамъ гя лицамъ, роль дѣвушки-мальчика. Она со своею горничной приготовила намъ кофе, и обѣ онѣ появились въ залу одна за другою, нагруженныя блюдами съ холоднымъ мясомъ. Лишь послѣ того какъ капитанъ хорошо покушалъ, она сообщила ему лукаво что одна особа, которую она вчера привезла въ Ривереди, въ настоящую минуту спитъ на верху. Ея веселость сообщилась намъ. Сердца въ насъ смѣялись. Щеки ея рдѣли прелестно. Мы украли не знаю сколько у ночи и дня, и смѣялись надъ капитаномъ Белстедомъ, и вели себя не совсѣмъ такъ какъ люди благоразумные, живущіе по опредѣленнымъ правиламъ. Никогда, со времени дѣтства ея не видалъ я Дженету до такой степени въ духѣ: женственная броня сдержанности была отложена. Мы болтали съ веселою дѣвочкой, не терявшею однако ни на минуту своего достоинства, принимая участіе въ нашихъ шуткахъ и проказахъ.
   Мы съ Дженетой проводили Темпля до станціи желѣзной дороги. Ему нужно было поспѣть къ раннему поѣзду. На возвратномъ пути жаворонки пѣли надъ нами; мы пожали другъ другу руку, чувствуя что надо или ничего не говорить или сказать слишкомъ много, и что опасно то и другое. Разставаясь, мы простились такъ какъ принято по общимъ понятіямъ прощаться влюбленнымъ.
   

ГЛАВА XLIV.
Первая борьба съ отцомъ.

   Желая чтобы дѣдушка принялъ участіе въ ея радости, Дженета перехватила его на пути къ завтраку. Румянецъ ея самъ говорилъ за себя. Я зналъ что случилось, когда онъ бодро обратился ко мнѣ, потирая руки.
   -- Итакъ, ты членъ нижней палаты, Гарри? Подавляющее большинство? Нѣтъ? Ну все-таки ты пролѣзъ какъ воръ укравшій ключи Св. Петра. Однакожь пора за молитву. Гарри, вотъ тебѣ мѣсто подлѣ Джеветы. Капитанъ съ женой сядутъ насупротивъ васъ. Дороти, другъ мой, намъ Ждать ихъ нельзя. Чѣмъ скорѣе отзавтракаемъ, тѣмъ лучше. Мнѣ нужно поговорить съ Гарри. Я сегодня буду пить за твое здоровье, Гарри. Соберемъ кой-кого. Дженета, можно пожалуй и потанцовать. Все удовольствіе въ жизни заключается въ томъ чтобы чувствовать себя дома въ своемъ домѣ, и очень немногіе могутъ этимъ похвастаться.
   Несмотря на отсутствіе капитана Белстеда и Джуліи, сквайръ настоялъ на томъ чтобъ я сѣлъ подлѣ Дженеты; и мнѣ въ самомъ дѣлѣ было не все равно сидѣть ли съ ней рядомъ или далеко отъ нея. Жаръ вчерашней побѣды еще не остылъ. Мнѣ хотѣлось быть близко къ Дженетѣ, коснуться ея рукой; всѣ движенія ея мнѣ нравились. И не удивительно. Она въ душѣ считала себя неразрывно связанною со мною, невѣстой моею, и чувство новаго еще счастія, выражавшееся въ легкой томности глазъ, которыя не въ силахъ были долго останавливаться на моихъ глазахъ, плѣнило бы даже строгаго критика, какимъ я не могъ уже быть. И во всемъ этомъ не было преувеличенія, часто замѣчаемаго у дѣвушекъ, портящихъ вѣрное чувство, слишкомъ стараясь выразить его. Густыя брови Дженеты хмурились рѣдко, и то лишь на минуту, съ легкимъ дрожаніемъ. Она говорила о выборахъ; жалѣла что не присутствовала на нихъ.
   -- Это все равно что на войну идти, сказалъ сквайръ, глядя на нее.-- Да, я вѣрю тебѣ, мой другъ. Ты именно женщина способная поддержать мужа. Однако избѣгай житейскихъ стычекъ. Не выходи на бой рядомъ съ господиномъ твоимъ, пока не угрожаетъ опасность дому. Жаркое было вчера дѣло, Гарри?
   -- Зачѣмъ вы были всѣ въ бѣломъ, Гарри? вступилась Дженета.
   -- Ага! Тебя осыпали мукой, такъ что ли? засмѣялся сквайръ.
   -- Въ этомъ была навѣрное какая-нибудь мысль, сказала Дженета.
   -- Это значило: я человѣкъ чистый, именно такой какого вамъ нужно, не правда ли, Гарри?
   -- Что-то въ этомъ родѣ дѣлалось у древнихъ Римлянъ, или Грековъ, дѣдушка, сказала Дженета, намекая на мою склонность къ мелочному педантству.
   -- Въ чемъ же дѣло, Гарри, разказывай.
   -- Я просто одѣлся въ бѣлое утреннее платье.
   -- Съ ногъ до головы, и со шляпой?
   -- Съ ногъ до головы.
   -- Гм!... Онъ скорчилъ истинно англійскую гримасу.-- Весь въ бѣломъ! Да вѣдь это одежда кающагося грѣшника. Такая что ли была у тебя мысль? И тебя не обозвали церковнымъ пѣвчимъ? Будь я тамъ, я бы не спустилъ тебѣ, мистеръ Гарри. Я бы не удержалъ языка своего. Весь въ бѣломъ! Да я бы нахлобучилъ тебѣ на голову вѣнокъ изъ померанцевыхъ цвѣтовъ. Вѣдь ты должно-быть похожъ былъ на окаменѣлую жену Лота? Завернуться въ саванъ, словно покойникъ! Ужь не носили ли тебя лежа? Подавайте голосъ въ пользу трупа! Чортъ тебя возьми, Гарри, если это была твоя собственная выдумка!
   -- Я съ вами не согласна, дѣдушка, сказала Дженета, взглянувъ на тетушку Дороти, думавшую, также какъ и она, что лучше не давать сквайру пронюхать какую роль игралъ отецъ мой въ Чиппенденѣ.-- Гарри всегда любилъ свѣтлые цвѣта, также какъ и мать его.
   -- Пожурить его немножко ради здраваго смысла не мѣшаетъ, отозвался сквайръ.-- Къ чорту эту бѣлую одежду. У меня будетъ отъ нея кошмаръ. Это не по-англійски. Терпѣть не могу человѣка въ шутовскомъ платьѣ. Подумай, каковъ вышелъ бы ты въ каррикатурѣ. Удивительно что тебя не схватили какъ кусокъ мѣлу чтобъ отмѣчать выпитое пиво на дверяхъ полпивныхъ! Въ бѣломъ! На выборахъ-то и нужно показать свои цвѣта!
   -- Желтое и синее, цвѣта его партіи, хорошо выходятъ на бѣломъ, сказала Дженета.
   Мы видѣли что сквайръ напалъ на слѣдъ отца моего.
   -- Ты одинъ былъ въ бѣломъ? спросилъ онъ, и затѣмъ прибавилъ: -- сколько стоило тебѣ избраніе?
   -- Вопервыхъ, остановилъ я его, -- положимъ цѣну бѣлой шляпы въ двадцать пять шиллинговъ.
   -- О! Я заплачу всѣ издержки и желаю самъ поглядѣть на счеты, сказалъ онъ.
   Подъ вліяніемъ Дженеты, онъ опять развеселился, но это былъ лишь проблескъ домашняго солнца. Онъ увелъ меня въ библіотеку, и объявивъ будто видитъ по лицу своей дѣвочки что дѣло идетъ на ладъ, онъ спросилъ меня согласенъ ли я чтобъ онъ тотчасъ же поѣхалъ въ Ильчестеръ.
   -- Одна пустая формальность, замѣтилъ онъ.-- Послѣ этой формальности, два слова повѣренному, и останется только священнику объявить о предстоящемъ бракѣ.
   Жалко было видѣть какъ онъ воздвигаетъ свое побѣдное знамя на карточномъ домикѣ, который сейчасъ же обрушится отъ одного моего дыханія. Я смягчилъ ударъ насколько могъ. Грозило повтореніе прежнихъ сценъ между нами.
   -- Я человѣкъ старый, сказалъ онъ почти дрожащамъ голосомъ, но хмурясь однако, въ отвѣтъ на мою просьбу не торопить меня.-- Эта принцесса твоя тебѣ отказала; чего же тебѣ ждать? Мѣсяца довольно. Я желаю предъ смертью видѣть въ домѣ моемъ колыбель на попеченіи такой женщины какъ моя Дженета. Она не воспитаетъ ни куколъ, ни подлецовъ. Я могу быть увѣренъ что она вскормитъ настоящихъ Англичанъ. Ты теперь образумился, не станешь же ты томить меня. Ты ведешь себя какъ будто ты дѣвушка.
   Мнѣ казалось что Дженетѣ слѣдовало бы вести себя болѣе прилично своему полу. Не принимая въ соображеніе естественное желаніе обрадовать старика, котораго она любила, я непріятно пораженъ былъ ея не женственною поспѣшностью. Я сознавалъ что поцѣлуй равняется признанію въ глазахъ прямодушной дѣвушки, уважающей любимаго человѣка, но такъ какъ ни одного слова не было сказано мною, мнѣ казалось что и ей слѣдовало бы повременить сообщать объ этомъ. Правда, она выдала себя лишь румянцемъ лица и измѣнившимся выраженіемъ глазъ; старикъ налегалъ на это въ доказательство своей проницательности. Я винилъ ее потому что мнѣ было нужно чтобъ она казалась виноватою. Начались старыя пререканія, недоразумѣнія, объясненія, сильныя выраженія гнѣва, съ тою только разницей что я пошелъ на отсрочку, а онъ старался умаслить и подкупить меня. Онъ намекнулъ на счетъ моего банкира, какъ на дѣло не важное, если я поступлю теперь какъ порядочный человѣкъ. Я колебался. Поворотъ чувства снова вызвалъ въ моей памяти образъ Оттиліи, голосъ ея послышался въ ушахъ моихъ. Я сказалъ рѣшительно:-- Я не могу связать себя. Я ни на что не могу рѣшиться, пока не услышу отъ самой принцессы что она мнѣ отказываетъ.
   -- Значитъ, ты хватаешься за обѣихъ и готовъ взять какую удастся! воскликнулъ сквайръ. Замѣчаніе не лестное для человѣка въ моемъ положеніи.
   Онъ предложилъ уплатить долги отца моего до суммы пяти тысячъ фунтовъ. Я не могъ удержаться отъ улыбки.
   -- Смѣйся, сказалъ сквайръ.-- Онъ увѣряетъ тебя что деньги ему ни почемъ. А на дѣлѣ-то онъ гоняется за ними и днемъ и ночью. Полно, Гарри, рѣшайся! Останемся ли мы при томъ на чемъ остановились когда онъ старался сбить меня съ толку въ домѣ моего управляющаго, или все улажено однимъ пожатіемъ руки? Я держу свое слово. Я далъ тебѣ слово относительно принцессы, но оно теряетъ силу, если ты окажешься лгуномъ, сообщникомъ того негодяя, ожидающимъ моей смерти чтобы пустить мои деньги на вѣтеръ. Да и не можешь ты достать свою принцессу. Она отказала тебѣ печатно. Дженета мнѣ показывала. Что ты поднимаешь брови? Она имѣла право показать. Довольно она скрываетъ и скрадываетъ. Мнѣ не всегда удается видѣть собственныя мои газеты. Ну, рѣшайся же, берешь ты ее, или нѣтъ?
   Я выразилъ сожалѣніе что при настоящихъ обстоятельствахъ.... Онъ прервалъ меня.
   -- Такъ скажи же отцу своему что я ожидаю извѣстія отъ него въ назначенный день, то-есть черезъ пятъ дней. Я не приму отговорокъ. Мнѣ подай деньги. Не для меня, для тебя же. Это твои деньги. Но пусть онъ сдержитъ свое слово.... Чортъ бы взялъ его слово.... Не то и я беру свое назадъ, и можешь отправляться ухаживать за своей принцессой на собственныя средства. Ступай, со мной сдѣлается припадокъ подагры. Меня съ нѣкоторыхъ поръ всегда схватываетъ, какъ только увижу тебя.
   Дженета гуляла на лужайкѣ предъ домомъ. Мы оба поглядѣли въ окно. Сквайръ пробормоталъ:
   -- Чтобы не было у меня этого ухаживанія за двуми сразу. Я не дамъ приставать къ моей дѣвочкѣ. Ты думаешь она не чувствуетъ? Ты еще не знаешь ее. Она всю жизнь глубоко чувствовала твое поведеніе. Если она такая статная и сильная, такъ потому что никогда себя не жалѣетъ. Дѣвушка прелесть; стройная какъ лилія; добрая. Ты можетъ-быть думаешь что ей не дѣлали предложеній? Я сколько могъ удалялъ ее отъ всѣхъ молодыхъ людей, кромѣ тебя. Я не добръ былъ къ ней. Да благословитъ ее Богъ. Надѣюсь, она проститъ меня. Старикъ говорилъ сквозь слезы; это слышно было по голосу и не глядя на его лицо. Тяжело и обидно было мнѣ избѣгать Дженеты. Какъ гуляла она на лужайкѣ пока дѣдъ мой говорилъ о ней, она мнѣ представлялась во всей опредѣленности своего личнаго характера, не похожаго на другихъ женщинъ. Я сознавалъ что сердце ея принадлежитъ мнѣ, и сознавалъ также что могу лишиться его, если не перестану бросаться то въ ту, то въ другую сторону, хвататься то за одно, то за другое.
   Крайне недовольный собой, я болѣе прежняго способенъ былъ бороться съ моимъ отцомъ. Надо было сразу нанести ударъ. Я сказалъ ему что сквайръ ожидаетъ уплаты денегъ, и что если онѣ не будутъ уплачены, я могу считать себя лишеннымъ наслѣдства. И рѣшеніе это окончательное, будьте увѣрены. Я готовился къ многословію. Отецъ мой весьма серіозно призадумался и молчалъ. Поглядѣвъ на него черезъ нѣкоторое время, я не могъ рѣшить размышляетъ ли онъ глубоко, или находится въ упадкѣ силъ. Онъ дышалъ тяжело; руки его, лежащія на ручкахъ креселъ, поднимались и опускались. Что выражалось этимъ: чувство, размышленіе, или отупѣніе? Я присталъ къ нему.
   -- Занять такую сумму невозможно, да я и не согласился бы. Не написать ли принцу Эрнсту, прося возвратить деньги положенныя въ его копи?
   Онъ не отвѣчалъ ни слова, но съ проницательностью подозрительности я тотчасъ же догадался что деньги эти уже были уплачены, и, безъ сомнѣнія, истрачены.
   -- Такъ на это слѣдовательно нельзя разчитывать. У насъ, какъ видно, нѣтъ ничего. Не знаю что воображалъ я себѣ. Я вѣрилъ вамъ, когда вы говорили что будете готовы къ назначенному дню. Или можетъ-быть у васъ есть еще средства, мнѣ неизвѣстныя?
   Онъ застучалъ по ручкамъ креселъ:-- Дай мнѣ подумать, Ричи, дай мнѣ подумать.
   Его размышленіе похоже было на сонъ. Я сказалъ что вернусь къ обѣду, и отправился отыскивать утѣшителя моего, Темпля, у котораго просилъ ночлега подъ его счастливымъ кровомъ.
   -- Вотъ твоя комната, сказалъ Темпль.-- Ты пойдешь въ палату сегодня? Я буду ждать тебя. Геріотъ приходилъ сегодня утромъ.
   Онъ слишкомъ занятъ былъ случаемъ разстроившимъ бракъ Геріота, чтобы слушать меня. Дѣло заключалось въ томъ что Цыганка извѣстная намъ обоимъ явилась не то въ церковь, не то въ домъ невѣсты, и остановила сцадьбу. Геріотъ приходилъ къ Темплю и взбѣшенный и смѣющійся, и объявилъ что ему отдали назадъ его слово и что онъ свободенъ. Онъ смертельно боялся чтобъ этого случая не напечатали въ какой-нибудь газетѣ; это всего больше его тревожило. Мнѣ было даже отчасти пріятно что не я одинъ испытываю такого рода опасенія. Жалѣть о Геріотѣ не могъ никто кто зналъ его хорошо. Онъ смотрѣлъ на вещи по-своему и держалъ себя такъ что отстранялъ всякое соболѣзнованіе. Онъ сообщилъ Темплю скромное желаніе поймать и поколотить Цыганку, такъ какъ она предпочитаетъ удары брани. Ея пылкая смѣлость плѣняла его, хотя онъ на нее и сердился:
   -- Нѣтъ, ты представь себѣ... твердилъ Темпль даже послѣ того какъ я разказалъ ему свои болѣе серіозныя обстоятельства.
   Какъ для многихъ занятыхъ людей, для Темпля были развлеченіемъ уклоненія его друзей, въ которыхъ онъ принималъ искреннее участіе.
   Отецъ мой ничего, повидимому, не придумалъ въ мое отсутствіе. Онъ жаловался на жестокость и упрямство сквайра, не довольствующагося бракомъ съ принцессой и вступленіемъ въ парламентъ. Языкъ у него опять развязался. Онъ говорилъ что обдумалъ планъ дѣйствія, но не хотѣлъ сообщить его, ожидая съ нетерпѣніемъ обѣда. Онъ казался изнуреннымъ и нѣсколько разъ убѣждалъ меня не падать духомъ.
   -- Не изъ чего, говорилъ онъ, нѣтъ ни малѣйшей причины. Ты пьешь слишкомъ мало вина.
   Разговоръ о винѣ въ такомъ положенія какъ наше возмутилъ меня. Я сталъ умолять отца чтобъ онъ бросилъ свой домъ, свое общество, всѣ свои безразсудства, все, исключая, если ему угодно, только процессъ его, который, впрочемъ, замѣтилъ я, люди знающіе и безпристрастные считаютъ безнадежнымъ.
   -- Деттерменъ и Ньюсонъ, отозвался онъ, -- открыли батарею, которая подѣйствуетъ немедленно.
   Потомъ, останавливаясь, будто заговорилъ о дѣлѣ съ человѣкомъ стоящимъ на границѣ помѣшательства, онъ повторилъ:
   -- Вино, Ричи, вино, вотъ что тебѣ нужно.
   -- Я не буду пить, отвѣчалъ я,
   -- Ричи, твой пульсъ, сказалъ онъ, и началъ утверждать что необходимо посовѣтоваться съ докторомъ.-- Я отправилъ письмо въ Саркельдъ сегодня. А! вотъ теперь ты проясняешься, милый мой! Отвѣдай вина императрицы, не маркграфини.... я помню прекрасное слово мистера Темпля. Выпей-ка. Подумаешь, мы побиты. Этого никто еще не могъ сказать обо мнѣ.
   Рѣшившись на что-нибудь подъ вліяніемъ досады, мы обыкновенно стоимъ на своемъ до слѣдующаго дня. На приглашеніе выпить я отвѣчалъ отказомъ. Темпль не отставалъ отъ отца. Отецъ хвалилъ его.
   -- Я говорилъ Ричи на верху, въ моей уборной, сказалъ онъ, -- что помню ваше прекрасное замѣчаніе о "маркграфинѣ винъ", мистеръ Темпль. Оно приводитъ на память тотъ вечеръ и двухъ милыхъ странствующихъ юношей, веселость которыхъ и меня веселила. Не пить добраго вина значитъ добровольно вычеркивать изъ жизни всѣ хорошіе дни какіе вы прожили и еще намѣрены прожить. Вино -- мой другъ, мой совѣтникъ, моя сокровищница, мой Алладиновъ садъ. За виномъ я пятьдесятъ разъ выигрываю свое дѣло. При одной мысли о водѣ все тонетъ, какъ молодая, красивая женщина, которую я когда-то видѣлъ лежащею на соломѣ. Она одѣта была очень тщательно. Съ тѣхъ поръ я ненавижу воду: вода убійственна, Ричи.
   Онъ опять сталъ угощать меня. Настроенный противъ него, я видѣлъ безсмыслицу во всемъ что онъ говорилъ, и припоминалъ какъ я сначала цѣнилъ его многословныя рѣчи, потомъ дивился и отчасти завидовалъ имъ, потомъ оправдывалъ ихъ и наконецъ уже только старался оправдать. Теперь слушать его сдѣлалось для меня почти нестерпимымъ.
   -- Однажды, мистеръ Темпль, обратился онъ къ своему пьющему собесѣднику,-- здѣсь въ Лондонѣ, въ глухой мѣстности, укрывая одну даму подъ зонтикомъ отъ грозы, что между прочимъ повело къ сближенію болѣе выгодному для меня чѣмъ я могъ ожидать.... Келлингтонъ звали эту даму, теперь покойницу.... Мы увидѣли на другой сторонѣ улицы жалкаго оборванца стоящаго подъ водосточною трубой. Почему предпочиталъ онъ воду льющуюся изъ трубы дождю, я понять не могъ, Мистрисъ Келлингтонъ, дѣвица лѣтъ тридцати семи.... говоря о лѣтахъ дамы, мы не подходимъ слишкомъ близко къ роковымъ сорока годамъ, чтобы не перевалиться на другую сторону, гдѣ обрывъ, рекомендую вамъ держаться этого правила, мистеръ Темпль.... Итакъ, мистрисъ Келлингтонъ стала искать кошелька. Я замѣтилъ ей что дать денегъ этому человѣку значило бы платить за дрожь. Я не жестокосердый человѣкъ, но утверждалъ тогда и теперь утверждаю что негодяй этотъ выкинулъ штуку непростительную, заслуживающую наказанія, гораздо худшую чѣмъ поступокъ бѣдной дѣвушки прямо бросившейся въ воду. Съ тѣхъ поръ, видя человѣка пьющаго воду, когда есть вино, я припоминаю оба эти случая, и дрожь пробѣгаетъ по спинѣ моей.
   Онъ въ самомъ дѣлѣ содрогнулся.
   -- Ну что жь, Ричи? обратился онъ ко мнѣ съ рюмкой въ рукахъ.
   Я кивнулъ головой и коснулся вина губами. Онъ послалъ своего человѣка Толлингби за самымъ старымъ виномъ какое было у него въ погребѣ, "виномъ навѣрное неоплаченнымъ", думалъ я пока онъ его расхваливалъ.
   Это закупаніе и распиваніе отборнаго вина на призрачный кредитъ представилось мнѣ ключомъ ко всей его дѣятельности. Я твердо отказался отвѣдать это вино.
   -- Онъ сомнѣвается во мнѣ, воскликнулъ отецъ мой, обращаясь къ Темплю.-- Ричи во мнѣ сомнѣвается. Онъ не вѣритъ въ мою любовь къ нему, не вѣритъ въ мое дѣло, не вѣритъ въ способность мою выполнить мои обязанности и сдержать данное обѣщаніе.
   Переведя духъ, какъ человѣкъ получившій тяжелый ударъ, онъ заговорилъ съ жаромъ, забывая прислугу, потомъ понизилъ голосъ и началъ опять свои цвѣтистыя оправданія и заявленія любви къ сыну, который не хочетъ выпить съ нимъ вина. Я не могу передать всей убѣдительности его рѣчей. Онѣ очевидно подѣйствовали на Темпля, который, прихлебывая, какъ знатокъ, старое вино, отвѣчалъ только: "да, конечно". Но я молчалъ. Отецъ мой волновался. Слуги очевидно не привыкли видѣть его въ такомъ состояніи. Онъ не заговаривалъ о семейныхъ дѣлахъ пока со стола не прибрали и не разставили графиновъ съ виномъ.
   -- Одинъ стаканъ чистѣйшаго краснаго, какое когда-либо было привезено, Ричи. Ну, выпей же для меня.
   Я покачалъ головой.
   Онъ ударилъ по столу рукой, восклицая что я его обижаю, что это несправедливо, неблагодарно, безразсудно! Онъ заговорилъ что пойдетъ въ кабалу ради меня, что приберегъ эту горькую чашу на крайній случай, и теперь выпьетъ ее, что есть богатая дама, которую онъ уважаетъ и поклянется любить если она поможетъ сыну.
   -- Пока есть женщины, говорилъ онъ, -- средства мои неистощимы, я смѣюсь надъ всѣми невзгодами. Женщина для меня всегда готовый исходъ, добрый геній-хранитель, залогъ благополучія.
   Онъ говорилъ отрывисто, несвязно, неясно, съ недомолвками. Я боялся за его разсудокъ. Виновато отчасти было вино. Онъ пилъ много. Я не отрицалъ его упрека что хочу дать ему урокъ. Я желалъ чтобъ урокъ этотъ принесъ пользу.
   Только выйдя на улицу съ Темплемъ, направляясь къ его дому, моему отрадному убѣжищу, я понялъ что отецъ мой выразилъ намѣреніе поправить дѣла наши женившись на богатой женщинѣ, и женщина эта, какъ сообразили мы съ Темплемъ по разнымъ намекамъ, могла быть не кто иная какъ леди Сампльменъ.
   Джоріанъ Девитъ утверждалъ что эта богатая вдова ждетъ только предложенія отъ моего отца. При настоящихъ обстоятельствахъ я смотрѣлъ сквозь пальцы на дурную сторону этого брака. Она можетъ дать мнѣ взаймы деньги, чтобъ успокоить сквайра; потомъ мнѣ не трудно будетъ уплатить ихъ. Въ письмѣ къ тетушкѣ Дороти я сознавался что многое можно возразить, но вѣдь эта дама давно влюблена въ него, онъ уже выжилъ изъ лѣтъ страстныхъ привязанностей и навѣрное будетъ добръ и привѣтливъ къ ней. Она богата. Она будетъ, безъ сомнѣнія, бдительно заботиться о немъ. Конечно, съ такою женой онъ не будетъ уже вращаться въ высшихъ кругахъ общества. Но слѣдуетъ ли жалѣть объ этомъ? Все письмо выражало лишь мои личные интересы, едва прикрытые. Когда я писалъ письмо это, цѣль къ которой оно было направлено была однако гораздо менѣе дорога мнѣ нежели въ то время какъ я позволялъ отцу безъ сопротивленія заграждать мнѣ путь къ ней. Съ одной стороны Дженета и мирная жизнь въ Риверсли представлялись не лишенными привлекательности. Съ другой, съ образомъ Оттиліи поднималось бурное море, мрачная, безнадежная картина. И однако въ эту сторону я стремился. Я шелъ наперекоръ своимъ наклонностямъ, согласнымъ съ чувствомъ чести и долга, воображая что наклонности эти низкія, что уступить имъ было бы слабостью, и упорно преслѣдовалъ высокую, какъ думалъ я, цѣль сомнительными путями.
   
   "Ты ли это, Гарри", отвѣчала мнѣ тетушка Дороти, "совѣтуешь отцу жениться изъ такихъ невыразимо недостойныхъ побужденій? Что ты заплатишь ей деньги, я вѣрю и безъ увѣреній твоихъ. Деньги ничего не значатъ. Всю будущность ея ты хочешь подвергнуть опасности ради своихъ цѣлей. Неужели ты способенъ на такіе поступки которые самъ же ты болѣе всего осуждаешь? Это надо остановить тотчасъ. Этого нельзя. Брака по обоюдной наклонности, выгоднаго и съ практической точки зрѣнія, можно бы пожалуй желать ему, еслибъ онъ былъ совершенно въ себѣ увѣренъ. Жена могла бы уговорить его не продолжать своего процесса. Въ этомъ я давно вижу его гибель. Онъ основываетъ на этомъ процессѣ такія надежды. Но то о чемъ ты говоришь хуже, хуже брака изъ-за денегъ. И ты это одобряешь. Я едва могу удержаться отъ мысли что это похоже на заговоръ. Она женщина простодушная, глупая. Развѣ тебѣ не жаль ея? И жалѣя ее, можешь ли ты допустить чтобъ ее поймали въ ловушку? Извини мою кажущуюся рѣзкость. Я не часто говорю такъ съ моимъ Гарри. Я теперь такъ говорю потому что обращаюсь къ тебѣ какъ къ главному отвѣтственному лицу, на котораго падетъ вся тяжесть ужасной ошибки. Напрасно не ввѣряешься ты любви дѣда и благости милосердаго Провидѣнія. О, другъ мой, слѣдуй чистой своей совѣсти и избѣгай сомнительныхъ средствъ. Я надѣюсь что послѣ нѣсколькихъ недѣль дѣдъ твой будетъ съ тобою такимъ же какимъ былъ прежде. Я знаю что онъ не ожидаетъ выполненія обѣщаннаго. Ты въ парламентѣ, и если ты будешь удаляться отъ постороннихъ вліяній, жить скромно, я увѣрена что онъ исполнитъ твое желаніе."
   
   Письмо было длинное. Въ заключеніе она просила меня отвѣчать съ однимъ изъ раннихъ поѣздовъ и убѣждала еще разъ отсрочить по крайней мѣрѣ всякій рѣшительный шагъ. Это письмо ясно обнаружило то что я давно уже предполагалъ.
   

ГЛАВА XLV.
Счастье чудесно выручаетъ отца.

   Въ отвѣтѣ моемъ тетушкѣ Дороти я налегалъ на то что отецъ мой далъ честное слово удовлетворить сквайра въ извѣстный день. Меня пугаетъ, говорилъ я, крикъ который поднимется на него въ Риверсли, если онъ не сдержитъ этого слова. Что касается до вдовы, то деньги ея можно обезпечить за нею, прежде чѣмъ ввѣрится она бурной пучинѣ. Сумма данная мнѣ взаймы будетъ лежать неприкосновенно у моего банкира и уплатится обратно спустя нѣкоторое время. Объ этомъ я особенно распространялся, частію чтобъ успокоить тетушку, а частію также чтобъ оправдаться въ своихъ собственныхъ глазахъ. Легкій тонъ принятый мною въ этомъ письмѣ нравился мнѣ пока оно писалось и показался неумѣстнымъ какъ только оно было отправлено. Но письмо по особому требованію не должно быть писано обыкновеннымъ языкомъ, разсуждалъ я. Да и можно ли писать серіозно о такой особѣ какъ леди Сампльменъ? Однако, подъ вліяніемъ тетушкиныхъ замѣчаній, я остановилъ отца, когда онъ готовъ былъ ѣхать къ ней. Экипажъ стоялъ уже у дверей. Я заговорилъ о ростовщикахъ. Онъ перепробовалъ всѣхъ ихъ. Онъ просилъ меня не задерживать его. Но мнѣ казалось позорнымъ чтобъ это сдѣлалось на моихъ глазахъ, и я не пускалъ его. Онъ наканунѣ перебывалъ у всѣхъ людей дающихъ взаймы деньги. Они требовали для такой суммы какая намъ нужна была болѣе серіознаго обезпеченія, нежели надежды на будущее. Деттерменъ и Ньюсонъ отказались капитализировать ежегодный доходъ отца. Сама судьба указывала на леди Сампльменъ.
   -- Ты мѣняешься со дня на день, Ричи, сказалъ отецъ,-- а я всегда тотъ же. Я осчастливлю добрую душу. При всей надлежащей скромности, полагаю что мнѣ стоитъ только сдѣлать предложеніе. Пусти меня и дай кончить. Въ моихъ глазахъ дѣло сдѣланное становится священнымъ. Да я и всегда держалъ ее про запасъ. Не то чтобъ я думалъ что счастье насъ оставило, но благоразумный человѣкъ не полагается исключительно на его причудливость. Я бы поѣхалъ еще вчера, еслибы не услыхалъ отъ Деттермена и Ньюсона что намъ дѣлаютъ намеки на возможность соглашенія. Правительство не на шутку испугано. Онъ задумался.-- Однако я передумалъ за ночь и пришелъ къ убѣжденію что мой Ричи рискуетъ лишиться плода всѣхъ моихъ трудовъ. Добрая женщина ссудитъ мужа деньгами. Давая слово сквайру, я полагалъ что двухъ мѣсяцевъ будетъ достаточно. Намъ еще остается дня два. Я слыхалъ о людяхъ падавшихъ духомъ предъ концомъ, тогда какъ стоило только не терять вѣры въ себя до послѣдней минуты, и исходъ оправдалъ бы ихъ. Вѣра творитъ чудеса. По крайней мѣрѣ она даетъ имъ время совершиться.
   Мнѣ не пришлось долго его уговаривать отложить поѣздку къ леди Сампльменъ. Но что онъ поѣхалъ бы, скажи я одно слово, и былъ уже на отъѣздѣ когда я пришелъ, въ этомъ не могло быть сомнѣнія.
   Видимо ободрившись, онъ отправился къ Деттермену и Ньюсону. Какой-то грязный бродяга, называвшій себя Келлингтонъ, бѣжалъ нѣсколько шаговъ за его экипажемъ. Не успѣвъ уловить ни одного взгляда, онъ отсталъ, и подойдя ко мнѣ, началъ толковать о томъ какъ сестра его завѣщала всѣ свои деньги Рою Ричмонду на роскошь и мотовство, оставивъ его въ нищетѣ. Разказъ пьянаго, прерываемый отрыжкой, не внушаетъ довѣрія. Я бросилъ ему золотой. Мнѣ казалось что я слышалъ отъ отца имя его сестры.
   -- Если вы сынъ Роя Ричмонда, заговорилъ онъ опять.-- такъ скажите ему отъ меня что мистрисъ Димеръ не можетъ уже очень долго отсрочивать счеты мужа, а старый Бедженгопъ спивается съ кругу. Такъ значитъ пропадаетъ его послѣдній свидѣтель. Я не врагъ ему, и вамъ также, пока получаю мою пенсію. Я говорю только: подайте мнѣ что мое.
   Мистрисъ Вадди знала что этотъ Келлингтонъ одинъ изъ состоящихъ на пенсіи у отца моего.
   Мистеръ Темпль познакомилъ меня въ большомъ политическомъ клубѣ съ господами которые вызвались ввести въ палату новаго члена. Мои вѣчно тревожныя обстоятельства не давали мнѣ вкусить какъ слѣдовало всю гордость и радость моего положенія. Изъ клуба я направился къ мѣсту жительства Темпля и встрѣтилъ на улицѣ молодаго Эккарта фонъ-Гофъ, моего бывшаго секунданта, только-что пріѣхавшаго въ Лондонъ и весьма выдѣляющагося своею германскою наружностью среди лондонскаго люда. Онъ едва могъ говорить о Германіи отъ восторга, внушаемаго ему движущимися вокругъ него массами. Пріѣхалъ онъ въ Англію, какъ добродушно увѣрялъ меня, съ цѣлью изучить нѣкоторыя изданія Тибулла, находящіяся въ Британскомъ Музеѣ. Рѣшившись наконецъ заговорить о Саркельдѣ, онъ сообщилъ мнѣ что принцъ Германъ часто тамъ бываетъ.
   Медленное движеніе тѣснящихся кэбовъ и омнибусовъ привлекало вниманіе Эккарта. Тутъ внезапно представился ему случай замѣтить сколько пылу и стремительности таится подъ сдержанною наружностью Англичанина. Я увидалъ тетушку Дороти въ ряду кэбовъ, ѣхавшихъ изъ Сити, и тотчасъ же бросился посреди колесъ, дышлъ и кивающихъ носовъ извощичьихь лошадей, чтобы взять ее за руку и освѣдомиться о причинѣ присутствія ея въ Лондонѣ. Она пріѣхала по семейнымъ дѣламъ -- вотъ все что узналъ я отъ нея. Я сказалъ что заставилъ отца отложить на нѣсколько дней исполненіе своего намѣренія. Ей это видимо было пріятно. Она очень боялась опоздать къ обратному поѣзду, поэтому я выпустилъ ея руку, велѣлъ извощику ея ѣхать скорѣй и поспѣшилъ выручить Эккарта, послѣдовавшаго за мною, какъ вѣрный товарищъ, изъ хаоса съѣхавшихся экипажей, оглашаемаго вавилонскимъ смѣшеніемъ языковъ. Добравшись благополучно до тротуара, Эккяртъ скромно сознался что при случаѣ способенъ заговорить по-англійски. Я старался забавлять его какъ могъ. Забавно ли ему было видѣть какъ я занялъ свое мѣсто въ нижней палатѣ и слышать пренія на чужомъ языкѣ, не знаю; для меня единственное удовольствіе при этомъ заключалось въ мысли что онъ, или отецъ его, баронъ фонъ-Гофъ, разкажетъ это обстоятельство за столомъ принца Эрнста. Оттилія должна будетъ сознаться что я съ своей стороны выполнилъ нашъ договоръ. Разорившись и зная что принцъ Германъ въ Саркельдѣ, я не имѣлъ уже надежды, и хотѣлъ только показать ей что иду путемъ ею предначертаннымъ. Мое теперешнее возвеличеніе только заставило меня почувствовать глубокое мое ничтожество.
   -- Въ палатѣ главное быть дѣловымъ человѣкомъ, сказалъ Чарльсъ Эмерель, который ввелъ меня, посовѣтовавъ мнѣ хранить молчаніе въ продолженіи двухъ, трехъ засѣданій.
   Онъ предложилъ мнѣ заняться пока иностранными дѣлами. Я заговорилъ о нихъ тономъ доктора Юліуса фонъ-Карстегъ.
   -- Это журналистика, или отрывки изъ желчной статьи, сказалъ Эмерель.-- Это для палаты не годится. Браните, если угодно, палату странѣ, но никогда не браните страну палатѣ.
   Когда я просилъ его извинить сказанныя нелѣпости, онъ отвѣчалъ:-- Ничего, все это подаетъ большія надежды, только молчите до времени.
   Но молчать значило быть куклой. Если въ палатѣ главное годность къ дѣламъ, значитъ я только занималъ мѣсто которое должно бы принадлежать болѣе достойному человѣку.
   При выходѣ изъ палаты я былъ встрѣченъ поздравленіями Темпля. Его ощущенія сообщились мнѣ; я сталъ цѣнить свое положеше, видя дружественную зависть стараго товарища.
   -- И я когда-нибудь тамъ буду, сказалъ онъ,-- вздыхая при мысли что только въ преклонной старости удастся добиться этой чести. Присутствіе Эккарта помѣшало мнѣ разговориться съ нимъ, какъ бы хотѣлось. Передавъ Нѣмца на попеченіе мистрисъ Вадди, я сталъ раздумывать о непрочности моего положенія, съ которымъ уже начиналъ свыкаться. Поговаривали о подачѣ на меня прошенія. Если сквайръ лишитъ меня наслѣдства, могу ли я устоять? Во мнѣ пробуждалась жадность богатства, меня бросало и въ жаръ и въ холодъ при мысли о зависимости отъ дѣда. Я не спалъ всю ночь, переносясь изъ Риверсли въ Саркельдъ и видя себя осужденнымъ жениться на Дженетѣ и отказаться отъ принцессы, или лишиться богатства и значенія въ обществѣ, если не представлю черезъ нѣсколько часовъ росписку банкира моего въ полученіи извѣстной суммы. Я обѣщалъ Эмерелю завтракать съ нимъ. Жалобная записка, присланная отъ мистрисъ Вадди на квартиру Темпля, увѣдомила меня что "эти люди" явились. Если такъ, то это лишь предвѣстники цѣлой орды, и отецъ мой погибъ. Онъ все ставилъ на карту и слѣдовательно не заслуживалъ сожалѣнія. Прощай честолюбіе, думалъ я, и ѣлъ плотно, размышляя какъ избѣгнуть слишкомъ глубокаго паденія. Отчетъ о парламентскихъ преніяхъ въ утреннихъ газетахъ, конечно, болѣе краснорѣчивый и правильный, чѣмъ то что слышалъ я вчера, страннымъ образомъ освободилъ меня отъ чувства собственной слабости, внушеннаго мнѣ произносившимися при мнѣ рѣчами. Оно замѣнилось какимъ-то надменнымъ сознаніемъ своего превосходства. Эмерель благосклонно меня выпытывалъ, говорилъ мнѣ комплименты, и мнѣ представилось трагическое противорѣчіе между моими способностями и предстоящею мнѣ, вѣроятно, участью. Я могъ однако жениться на Дженетѣ. Но это значило самому навсегда отказаться отъ той которая указала мнѣ путь къ славѣ и должна была быть наградой моихъ трудовъ. На это я не могъ рѣшиться. Я отправился къ Аннѣ Пенрисъ, чтобъ услышать голосъ женщины и разказалъ ей отчасти мои тревоги. Мистеръ Гиппердонъ, какъ сообщила она мнѣ, былъ увѣренъ что вытѣснитъ меня современемъ. Она приходила въ негодованіе отъ чего-то что маркизъ Эдбери позволилъ себѣ съ моимъ отцомъ.-- Какъ вы можете выносить это! восклицала она. Я молчалъ, но возбужденный ея негодованіемъ, уйдя отъ нея, написалъ Эдбери и также Геріоту, прося его зайти отъ моего имени къ молодому маркизу. Поздно вечеромъ я пришелъ къ отцу, чтобы повидаться съ нимъ и узнать какъ угощалъ онъ Эккарта, если еще находился на свободѣ. Плохо зналъ я его. Я ожидалъ найти въ его домѣ мракъ и молчаніе. Окна были ярко освѣщены. Какъ только отворилъ я дверь, звуки музыки встрѣтили меня. Мистрисъ Вадди попалась мнѣ въ прихожей. Изъ ея словъ я ничего понять не могъ. Утромъ случилось сначала одно, а потомъ другое. Одну минуту отецъ мой былъ въ рукахъ полицейскихъ чиновниковъ. Тутъ звонокъ, письмо съ посланнымъ, и побѣда надъ правительствомъ. Мнѣ, представилось что въ этотъ день разыгралась вкратцѣ драма всей его жизни. Счастіе невѣроятное. Онъ давалъ обѣдъ, за которымъ послѣдовалъ концертъ. Оглушительные звуки музыки, вовсе не соотвѣтствовавшіе моему настроенію, невыразимо раздражали меня.
   -- Гдѣ эти люди о которыхъ вы говорили? спросилъ я у мистрисъ Вадди.
   -- Ушли, отвѣчала она,-- давнымъ-давно.
   -- Имъ заплачено?
   Она не рѣшалась отвѣчать положительно, и только повторила что они давно ушли. Я отыскалъ Джоріана Девига въ толпѣ тѣснившейся въ проходѣ между гостиными.
   -- Да, да, сказалъ онъ на мой вопросъ.-- Правительство сдалось. Зачѣмъ вы здѣсь не обѣдали? Альфонсъ никогда такъ не отличался, какъ сегодня. Дженни и Кариньи потѣшили насъ четверть часа предъ обѣдомъ. Превосходная мысль!... "Veuwe et' bachelier". Словно по какому-то вдохновенію. Безъ всякихъ приготовленій, безъ формальнаго усаживанья. Дѣйствіе изуумительное.
   Я опять сталъ его разспрашивать.
   -- Да, это несомнѣнно, отвѣчалъ онъ безпечно,-- Рой Ричмондъ выигралъ игру свою.
   Двое-трое мущинъ выпытывали у важнаго господина мнѣніе его объ изумительномъ представленіи Шасдіаны предъ обѣдомъ. Я слышалъ похвалы обѣду, и Шасдіанѣ, и музыкѣ, и повару, и даже хересу, дѣйствію котораго, конечно, слѣдовало приписать оживленный разговоръ нѣсколькихъ молодыхъ людей о поступкѣ леди Эдбери, пріѣхавшей на концертъ, несмотря на нѣкоторое сопротивленіе со стороны своего семейства. Эдбери подошелъ къ разговаривающггмъ.
   -- Онъ Юпитеръ! восклицалъ маркизъ.-- Я скоро буду клясться его именемъ. Какъ видно, событіе мучившееся утромъ было извѣстно.
   -- Ричмондъ! кивнулъ мнѣ Эдбери со страннымъ выраженіемъ, напоминавшимъ собаку глядящую на руку которая держитъ хлыстъ. Впрочемъ, лицо его не могло выдавать секретовъ, потому что за этимъ лицомъ ничего не скрывалось, кромѣ пустоты. Присутствовавшія дамы были, какъ мнѣ показалось, не такія какими отецъ окружилъ бы леди де-Стродъ, хотя онѣ носили титулы и считались принадлежащими къ знати. Я увидѣлъ что Эккартъ помѣстился удобно, и поручивъ Джоріану заботиться о томъ чтобъ онъ не терпѣлъ недостатка въ табакѣ, пошелъ въ свою комнату, пораженный непостижимою властью отца моего надъ судьбой, повременамъ такъ смѣявшеюся надъ нимъ.
   Его разказъ обстоятельствъ еще больше изумилъ меня. Онъ не спѣшилъ объясненіями, когда сошлись мы на слѣдующее утро, онъ ждалъ чтобъ я его спрашивалъ, и отвѣчалъ:
   -- Да. Мы, кажется, до нѣкоторой степени побѣдили. Умъ его былъ занятъ, какъ онъ сообщилъ мнѣ, защитой одной дамы, подвергающейся большимъ нападкамъ.-- Да, заговорилъ онъ опять,-- мы прижали ихъ, Ричи. Кстати, не хочешь ли чтобъ я съѣздилъ въ Риверсли и показалъ сквайру передаточныя росписки? Во всякомъ случаѣ ты можешь теперь ѣхать въ Саркельдъ; и ты вѣдь поѣдешь, не правда ли? Если не нынче, такъ завтра.
   Я приставалъ къ нему:-- Но какъ, при какихъ обстоятельствахъ были выданы эти деньги? Мнѣ пришло въ голову что ему удалось занять ихъ.
   -- Переданы на мое имя въ Банкѣ, и увѣдомленіе прислано моимъ повѣреннымъ Деттермену и Ньюсону, отвѣчалъ онъ.-- Больше я ничего не знаю, также какъ и ты, Ричи, хотя, конечно, я надѣялся ихъ запугать. Если, прибавилъ онъ, совершенно простодушно, они думаютъ отдѣлаться отъ меня деньгами, такъ я не отвѣтственъ за ихъ заблужденіе, ибо ничѣмъ не вызвалъ его. Я продолжаю свое дѣло. Деньги пригодны тебѣ, поэтому я очень радъ имъ.-- Денегъ было двадцать-пять тысячъ фунтовъ.
   -- И не было сдѣлано никакого условія?
   -- Никакого. Конечно, извѣстное условіе подразумѣвалось, но этого я не обязанъ знать.
   -- Нелѣпость! воскликнулъ я.-- Деньги эти навѣрное не оттуда, откуда вы предполагаете.
   -- Такъ откуда же? спросилъ онъ.
   Я подумалъ о сквайрѣ, о леди Эдбери, о моей тетушкѣ, о леди Сампльменъ, объ Аннѣ Пенрисъ, о какой-нибудь изъ его восторженныхъ поклонницъ; но по величинѣ суммы и по способу ея выдачи казалось невѣроятнымъ чтобы такая помощь исходила отъ одного лица.
   Замѣтивъ что я колеблюсь въ своихъ предположеніяхъ, онъ сталъ приводить маѣ многіе случаи изъ жизни своей, когда онъ точно такъ же былъ вырученъ благосклоннымъ провидѣніемъ и имѣлъ даже духъ заговорить о своей звѣздѣ, чего, конечно, не сдѣлалъ бы при мнѣ, еслибы воображеніе его не было серіозно поражено.
   -- Вы передадите мнѣ эти деньги?
   -- Не медля ни минуты, другъ мой, отвѣчалъ онъ.
   -- Вы думаете что это попытка васъ подкупить?
   -- Положительно. Ни къ какому другому заключенію не могу я придти. Я скажу тебѣ, Ричи, старый маркизъ Эдбери когда-то внесъ ни мое имя пять тысячъ фунтовъ, съ условіемъ чтобъ я не имѣлъ хожденія по своему дѣлу. Я наслѣдовалъ эту сумму послѣ него. Смерть его, конечно, освобождала меня отъ всякаго обязательства. Онъ былъ друженъ съ людьми замѣшанными въ моемъ дѣлѣ. Онъ зналъ. Я подозрѣваю что онъ боялся быть поставленъ въ непріятное положеніе свидѣтеля,
   -- Но какое же, по вашему мнѣнію, подразумѣвалосъ условіе при выдачѣ этихъ денегъ?
   -- О! Это не болѣе какъ какая-нибудь сдѣлка между адвокатами. Я не обязанъ знать этого. Чтобъ я отказался отъ правъ своихъ за нѣсколько тысячъ! Ни за что, еслибы мнѣ дали и вдесятеро и воото разъ больше!
   Чтобъ уйти отъ его ошеломляющаго вліянія, заставлявшаго умъ мой колебаться, я вышелъ изъ дому и отправился прямо къ Деттермену и Ньюсону. Они еще увеличили мое удивленіе объявивъ мнѣ что уплата денегъ фактъ несомнѣнный. Тутъ ничего не было таинственнаго. Увѣдомленіе было прислано имъ не отъ той фирмы съ которой вели они тяжбу, а отъ адвоката имѣвшаго обширныя связи съ аристократіей. Письмо его кратко заявляло требованіе неизвѣстнаго дателя чтобы хожденіе по дѣлу было немедленно остановлено. Своего мнѣнія они не высказывали никакого. Въ ихъ глазахъ всѣ предположенія имѣли одинаковую вѣроятность, судя по внимательности съ которой они выслушивали всякую приходившую мнѣ въ голову мысль. Имя упомянутаго адвоката было Чарльсъ Адольфъ Баннербриджъ. Это былъ мой старый знакомый, тотъ самый который отвелъ меня къ себѣ и угостилъ на славу, когда я мальчикомъ бѣгалъ голодный по улицамъ Лондона. Въ увѣренности что узнаю всю правду отъ мистера Баннербриджа, я отправился въ его контору и узналъ что онъ внезапно заболѣлъ. Я пошелъ къ нему на домъ и засталъ домъ въ траурѣ. Добрый старикъ, котораго я такъ живо помнилъ, умеръ наканунѣ вечеромъ. Миссъ Баннербриджъ догадалась что я пришелъ по дѣлу, и со свойственною ей благовоспитанностью дала мнѣ поводъ заговорить объ немъ. Она ничего не знала о выплаченныхъ деньгахъ; но ей однако было извѣстно что какое-то годовое содержаніе выдавалось чрезъ ея отца. Мнѣ посовѣтовали обратиться къ его недавно принятому товарищу, мистеру Ричардсу. Мистеръ Ричардсъ ничего не зналъ обо всемъ этомъ дѣлѣ. Цѣлый день боролся я съ силой доказательствъ, подтверждающихъ предположеніе что признаніе правъ отца моего было вынуждено у противниковъ. Темпль мало помогалъ мнѣ, хотя его непоколебимый здравый смыслъ упорно отвергалъ мнѣніе отца моего и Джоріана Девита и многихъ другихъ опытныхъ людей. Выдача денегъ тѣмъ же путемъ какимъ подучалось годовое содержаніе подтверждала въ его глазахъ признаніе права, и указывала на лицо имѣющее причины или бояться, или поддерживать отца. Темпль еще болѣе сбилъ меня съ толку, намекнувъ что требованіе остановки процесса могло быть не болѣе, какъ хитростью. Дать человѣку денегъ, замѣчалъ онъ, плохое средство заставить его отказаться отъ процесса, на который положилъ онъ всю жизнь. Я подумалъ о леди Эдбери; но ея доходы были ограничены, а расходы громадны; о леди Сампльменъ, но всѣмъ было извѣстно что она любитъ деньги не менѣе тетушки моей Дороти, что ее точно такъ же можно было назвать "скопидомствомъ въ юпкахъ" какъ называлъ сквайръ сестру. Анна Пенрисъ казалась вѣроятнѣе; но годовое содержаніе выдавалось еще за долго до знакомства нашего съ нею. Я заговорилъ съ ней. Удивленіе ея было неподдѣльное.-- Это по-валисски, не по-англійски! замѣтила она. Кромѣ нея я не зналъ ни одной уроженки Валиса.
   -- Вся ли исторія отца вашего вамъ извѣстна? спросила она. И я согласился съ нею что можетъ-быть ключъ къ загадкѣ кроется въ одномъ изъ многихъ темныхъ эпизодовъ его жизни.
   Видъ двадцати-одной тысячи фунтовъ, внесенныхъ на мой счетъ успокоилъ мою пытливость. Отецъ взялъ на свои потребности четыре тысячи. Онъ оправдывался неотвязчивостью одного кредитора, и я не строго отнесся къ нему, такъ какъ я рѣшился уплатить долги его какъ только увѣдомленіе о выдачѣ требуемой суммы произведетъ свое дѣйствіе въ Риверсли. Я ожидалъ отвѣта отъ Геріота по дѣлу съ Эдбери. Оказалось что онъ живетъ больной на попеченіи леди Маріи Гиджинсонъ, за Дорстанъ Риджемъ. Письма отъ сквайра и отъ тетушки настоятельно звали меня въ Риверсли, чтобы рѣшить окончательно какъ намѣренъ я дѣйствовать.
   "Теперь ты получилъ деньги, писала скопидомная тетушка, будь же остороженъ, не дай промотать ихъ. Помни что деньги эти выданы съ одною извѣстною тебѣ цѣлью. Ихъ не слѣдуетъ тратить на пустыя вспомоществованія, и такъ далѣе, съ многимъ подчеркиваніемъ.
   Дѣдушка возвратилъ бумаги. "Я сдержу свое слово, писалъ онъ.-- Потрудись пріѣхать повидаться со мною прежде чѣмъ пойдешь вправо или влѣво."
   Вотъ, значитъ, опять проблескъ свѣта. Я могъ дня черезъ два отправиться въ Саркельдъ. Между тѣмъ, чтобы дать урокъ отцу, я удовлетворилъ многія претензіи и уплатилъ вексель подписанный Эдбери. Я зналъ что дѣдъ мой, до крайности благородный и щепетильный въ дѣлахъ, не станетъ болѣе требовать у меня отчетовъ. Покончивъ эти дѣла, я отправился не въ Риверсли, а къ Геріоту, "ибо онъ боленъ", говорилъ я себѣ; а что Дженета томится неизвѣстностью, этого я себѣ не говорилъ. Да и опасался я разспросовъ тетушки Дороти не истратилъ ли я чего-нибудь изъ полученныхъ денегъ. Она написала мнѣ два письма, полныхъ непріятнаго скряжничества, предостерегая меня чтобъ я не трогалъ этихъ денегъ. Сердце мое забилось, когда проѣзжалъ я въ виду Риверсли, но я побранилъ себя и обратился лицомъ къ Дорстану. Я не думалъ что въ переѣздъ черезъ долину можно встрѣтиться съ приключеніями измѣняющими направленіе цѣлой жизни.
   

ГЛАВА XLVI.
На волосъ отъ смерти.

   Одинокая палатка стояла въ углубленіи долины, подлѣ краснаго отъ желѣзистой примѣси ручейка; дѣвушка изъ племени Кіоми, наклонясь надъ лѣниво текущею водой, полоскала въ ней платокъ. Шагахъ во сто разстоянія, съ новой дороги изъ Белстеда въ Дорстанъ, мнѣ представилось что это можетъ-быть сама Кіоми. Въ это время ея таборъ не становился у Дорстана. Да и едва ли она теперь ходитъ со своимъ таборомъ. Услышавъ шумъ колесъ, дѣвушка повернулась лицомъ ко мнѣ. Она была ребенокъ когда я былъ мальчикомъ. Мнѣ пришло въ голову что лучше было бы для моей дикой товарки еслибъ я никогда не переступалъ порога ея палатокъ. Жизнь выброшенная изъ своего естественнаго круга находится въ такой же опасности какъ членъ втянутый въ вертящуюся машину. Однако, подумалъ я, принцъ Эрнстъ можетъ разсуждать точно такъ же и жалѣть о вредѣ причиненномъ превосходному механизму. Мои движенія какъ будто заинтересовали дѣвушку. Она взбѣжала на пригорокъ и, прикрывъ глаза рукой, слѣдила за мной сквозь падавшій на долину сумракъ, когда я остановился у воротъ Белстеда попросить ночлега подъ кровомъ Джуліи. Голыя ноги Цыганки быстро замелькали по дорогѣ къ Дорстану, какъ будто она рѣшилась не выпускать меня съ глазъ. Я махнулъ ей рукой. Она остановилась. Осанка молодой Цыганки нерѣдко такъ же ясно выражаетъ ея настроеніе какъ и лицо: я замѣтилъ что она неблагосклонно приняла мое привѣтствіе. Она никакъ не хотѣла подойти ко мнѣ, несмотря на всѣ мои знаки. Напрасно я махалъ то шляпой, то платкомъ, то кошелькомъ. Кучеръ мой замѣтилъ что на нее нашло упрямство, свойственное "ихъ роду". Онъ крикнулъ ей: "серебро!" потомъ "деньги!" Она глядѣла на насъ неподвижно. Возница началъ разсуждать о свойствахъ Цыганъ. "Лисицъ содержатъ для охоты, въ этомъ есть смыслъ, говорилъ онъ. Но для чего содержимъ мы Цыганъ, неизвѣстно." Онъ разъ держалъ закладъ за Цыгана кулачнаго бойца, который не явился къ назначенному часу.
   -- Душа въ пятки ушла. На нихъ нельзя положиться. И этотъ же самый человѣкъ выдержалъ въ другой разъ знаменитѣйшій бой. Я зналъ на что онъ способенъ. Только они какъ погода, поручиться за нихъ нельзя. Отъ этого кучеръ мой и не видѣлъ добра въ Цыганахъ.
   -- Она все стоитъ, какъ столбъ, сказалъ онъ, когда мы повернули на Дорстанскую землю. Стройная фигура дѣвушки виднѣлась на отдаленномъ холмѣ.
   Геріотъ обѣщалъ встрѣтитъ меня на станціи. Леди Марія Ридживсонъ, у которой онъ гостилъ, объяснила мнѣ сбивчивыми полусловами, свойственными ея полу и званію, что не пустила это, потому что ему лучше не ѣхать: рука у него еще болитъ; если лошади испугаются, или случится что другое, онъ совершенно беззащитенъ; такъ она, какъ сидѣлка, уговорила своего больнаго, одного изъ несноснѣйшихъ больныхъ, не ѣздить, ибо по нѣкоторымъ соображеніямъ считаетъ лучшимъ не спускать его съ глазъ. Оказалось что между ними есть родство. Въ послѣдствіи я узнать что бракъ Геріота разстроился по милости леди Маріи. Она только намекнула на бракъ этотъ какимъ-то французскимъ словомъ. Она нагнала меня, какъ шелъ я по аллеѣ недавно посаженныхъ лиственницъ, и приняла меня сзади за Геріота. Я осанкой очень похожъ на него, объясняла она. Геріотъ гулялъ съ сигарой въ зубахъ по одной изъ только-что проведенныхъ аллей этого новоустроеннаго имѣнья. Правая рука его была въ повязкѣ. Я раза два взглянулъ на нее. Онъ показывалъ видъ что занятъ исключительно моею размолвкой съ Эдбери, а о обоихъ дѣлахъ сказалъ только что намѣренъ поступить на службу въ одну изъ континентальныхъ армій. Это казалось страннымъ для человѣка у котораго любовь къ родинѣ доходила почти до болѣзненности. Но онъ предался женщинамъ. Сисси, да Тричи, да хитрости Флоренсіи, да капризы Агаты, невинныя съ виду змѣиныя ласки, таковъ былъ весь его разговоръ. Циническіе разказы объ обманутыхъ мужьяхъ и несчастныхъ женахъ, слегка лишь прикрашенные страстностью и остроуміемъ. Я могу слушать такіе разказы пока чувство остается искреннимъ, вѣрнымъ себѣ. Пусть женщина бѣжитъ съ какимъ-нибудь безумцемъ, есть возможность что они будутъ счастливы, хотя это и трудно. Но благодаря воспитанію моему, я не способенъ смотрѣть съ сентиментальной точки зрѣнія на парочку дающую волю чувствамъ своимъ въ домѣ мужа, на глазахъ у него. Я прервалъ одинъ изъ Геріотовыхъ разказовъ, замѣтивъ что такія приключенія не по моему вкусу. Онъ сталъ подтрунивать надъ моею пуританскою строгостью. Вѣчная возня съ женщинами помрачила въ немъ здравый смыслъ во всемъ что ихъ касалось; объ Эдбери онъ говорилъ со мною довольно разсудительно и умно. Я не могъ вынести когда онъ сталъ объяснять что Джулія Белстедъ могла бы сдѣлать изъ него другаго человѣка. Не очень дружескій возникъ между нами разговоръ къ концу обѣда, когда леди Марія удалилась изъ-за десерта. Высказать другу прямо, когда онъ начинаетъ производить на васъ возмутительное впечатлѣніе, кажется мнѣ обязанностью. Я и высказалъ. Я заговорилъ и о Кіоми. Геріотъ вспыхнулъ. "Чертенокъ!" пробормоталъ онъ съ досадой, къ которой примѣшивалась доля похвалы. Онъ не повѣрилъ мнѣ своихъ тайнъ, ибо могъ бы сдѣлать это не иначе какъ сентиментальными намеками, къ которымъ такъ привыкъ съ нѣкоторыхъ поръ. Мы разстались, чувствуя въ отношеніяхъ нашихъ натянутость, свидѣтельствующую что старая связь готова порваться, а новой нѣтъ. Геріотъ обѣщалъ пройти со мною полдороги до Белстеда, несмотря на ребяческія опасенія за него леди Маріи. Вмѣсто того онъ довольствовался прощаніемъ въ дверяхъ. Напослѣдокъ онъ хвастливо заговорилъ о томъ что знаетъ средство поставить Эдбери лицомъ къ лицу со мною. Я зналъ что этимъ тономъ онъ старается лишь прикрыть досаду на мою холодность, и прощалъ ему изъ состраданія, къ которому примѣшивалась частица презрѣнія. Карета леди Маріи поѣхала за ея мужемъ, бывшимъ въ этотъ день на какомъ-то политическомъ обѣдѣ. Такъ какъ со мною былъ чемоданъ, то мнѣ было бы удобнѣе дождаться ея возвращенія. Но Дорстанъ былъ во враждѣ съ Риверсли, вслѣдствіе рѣзкихъ отзывовъ сквайра о его владѣльцѣ, и я счелъ лучшимъ вручить чемоданъ мой одному изъ слугъ и идти за нимъ слѣдомъ пѣшкомъ. Ночь была темная; спутникъ мой пошелъ большою дорогой, а я прямикомъ черезъ долину. Свѣжій вѣтеръ весело дулъ мнѣ съ лицо. Эгоизмъ не составляетъ исключительную принадлежность одного какого-либо возраста, только съ молодыхъ людяхъ онъ получаетъ особенно странный характеръ. Я шелъ быстрымъ шагомъ, браня всѣхъ и все за непокорность моимъ интересамъ, за тупость, за слѣпоту къ сіявшему во мнѣ свѣту. Я бранилъ судьбу за то что она меня преслѣдуетъ и не окружила меня друзьями достойными меня. Зачѣмъ не пошелъ я въ одинъ изъ нашихъ университетовъ, чтобъ имѣть возможность выбрать себѣ друзей изъ цвѣта страны? Я требовалъ чтобы люди такъ же покорно поддавались мнѣ какъ земля по которой я шелъ. Мое я представлялось центральнымъ солнцемъ міра, съ тою только разницей что оно не питало все окружающее, а само требовало себѣ пищи ото всего. Чудовищнаго самомнѣнія моего нельзя выразить словами. Могу засвидѣтельствовать только одно, что нѣтъ лучшаго лѣкарства въ такихъ случаяхъ какъ ошеломляющій ударъ. Я это испыталъ, не успѣвъ оглянуться. Шатаясь, я бы подумалъ что стукнулся объ дерево, еслибы не видѣлъ предъ собою темную фигуру человѣка треснувшаго меня кулакомъ по головѣ. Я свалился въ лощину. Какъ ни былъ я ошеломленъ, мнѣ однако тотчасъ же пришло въ голову что разбойникъ такъ не нападаетъ. Онъ сначала требуетъ денегъ, только личный врагъ разитъ не предупредивъ. Ударъ нанесенъ былъ мнѣ въ лобъ, и не причинилъ особеннаго вреда. Не видя врага своего, я почувствовалъ почти столько же любопытства сколько гнѣва. Обдумавъ что я никому не причинилъ зла, я сейчасъ же пришелъ въ надлежащее для борьбы настроеніе. Отстранивъ кустарникъ, я полѣзъ изъ лощины, готовясь къ бою. Послышался крикъ. Внѣшнія впечатлѣнія какъ будто не сразу доходили до моего сознанія. Я разслышалъ въ крикѣ странный языкъ, но сообразилъ что это языкъ цыганскій лишь тогда когда уже было поздно отвѣчать. Послышалось сквозь шумъ вѣтра: "Я сшибъ его." Затѣмъ начался правильный бой. Я сталъ твердо на травѣ и бился усердно. Противникъ мой былъ очевидно Цыганъ. Онъ прыгалъ во всѣ стороны, тогда какъ я стоялъ неподвижно и билъ прямо,-- несомнѣнно лучшій способъ. Прыгунъ мой полетѣлъ съ ногъ такъ же стремительно какъ я сначала, и месть моя быа удовлетворена. Особаго рода удовольствіе поразить въ лицо, по всѣмъ правиламъ, опрометчиваго противника. Даже получать такіе правильные удары до нѣкоторой степени пріятно. Чувствуя себя побѣдителемъ, я успокоился. Я наклонился взглянуть на моего негодяя и спросить его какое неудовольствіе Цыгане, стоящіе таборомъ подъ Дорстаномъ, могут, имѣть противъ Риверсли. Сильный ударъ по шеѣ свалилъ меня на него. Онъ началъ злобно кусаться. Озлобленный болью я бросился на другаго смуглаго мошенника. Число ихъ возрастало. Я побѣжалъ. Это была самая неразумная попытка они мигомъ меня догнали. Четверо окружили меня, когда я запыхавшись, обернулся и сталъ опять на бой со смѣлостью отчаянія. Людямъ горячимъ не очень свойственны рыцарскія понятія; всего менѣе Цыганамъ. Они отвѣчали насмѣшливыми крикими на вызовъ мой подходитъ поодиночкѣ. "Теперь попался, не отдѣлаешься, мы тебя въ кисель изобьемъ", кричали они, ставъ вокругъ съ четырехъ сторонъ. Хотя ихъ быоо четверо, они стояли на мѣстѣ и ждали чтобъ я пошелъ на нихъ въ атаку. Мнѣ приходилось безпрестанно вертѣться.-- "О еслибъ была палка или хоть какая-нибудь крѣпкая деревяшка!" думалъ я. Кулаки у меня болѣли; отъ гадкихъ ударовъ сзади, по спинѣ, и головѣ, захватывало дыханіе. Я просилъ отдыха, я вызывалъ двоихъ заразъ, троихъ, всѣхъ четверыхъ коль угодно. Теперь мнѣ приходилось прыгать влѣво, вправо, во всѣ стороны; я вертѣлся полуоглушенный, задыхаясь. Эти ужасные задніе удары губили меня; мнѣ становилось дурно. Кулачнымъ бойцамъ дается передышка; мнѣ ея не давали. Изнуренный, я попытался бѣжать, зашатался и свалился, какъ колода, равнодушный къ жизни. Запахъ земли и сырость травы освѣжили меня на минуту, возмутительные удары ногами по лицу и по груди возбудили во мнѣ снова гнѣвъ настолько что я попробовалъ приподняться! Они это допустили, чтобъ опять сшибить меня. Я то падалъ, то поднимался, жадно вдыхая въ себя воздухъ; думалъ о Германіи, объ отцѣ, о Дженетѣ, сидящей подъ окномъ; попробовалъ попросить пощады, и не произвелъ никакого звука, и наконецъ покорился судьбѣ. Одна мысль была у меня, что если я теперь заговорю, то непремѣнно разъясню все дѣло; мнѣ нужно было только одну минуту чтобы перевести дыханіе и начать рѣчь словами: "дураки вы".... ибо я догадывался что они приняли меня за другаго. Мнѣ не дали ни секунды. Минутная вспышка силъ угасла; свѣтъ въ умѣ моемъ потухъ; всѣ мысли спутались, поблѣднѣли, исчезли; я ничего бы не почувствовалъ, еслибы тѣло мое бросили въ могилу.
   

ГЛАВА XLVII.
Между Цыганками.

   Не знаю давно ли я лишился сознанія, когда снова началъ хвататься за него лежа на мягчайшей подушкѣ, и отъ этого усилія опять впалъ въ забытье. Я словно нырялъ: то поддимаясь на поверхность, то снова погружаясь въ глубь. Отъ всякой попытки думать, я лишался чувствъ. Глаза мои какъ-будто безмѣрно расширились, окружающіе предметы казалісь отдаленными на цѣлую милю, и не хотѣли приблизиться ко мнѣ; если же закрывалъ я глаза, въ мозгу моемъ словно гири перекатывались, и испуганный ужасными переворотами, я упорно таращилъ глаза. Мнѣ представлялось что на меня надѣтъ свинцовый футляръ; зачѣмъ это? я спрашивалъ себя зачѣмъ, и мгновенно сознаніе во мнѣ потухало. Подушка моя была божественна: меня постоянно чѣмъ-то освѣжали, въ ушахъ слышались какіе-то звуки, словно шелестъ вѣтра. Соображая урывками свое положеніе, я пришелъ къ убѣжденію что лежу, полусхороненный, на днѣ рѣки: подъ щекой моей илъ, тѣло мое увязло, вода повременамъ силится поднять меня съ ужасною болью, съ отрадною свѣжестью. Я видѣлъ мерцающій свѣтъ, словно сквозь листву; воду я чувствовалъ. "Зачѣмъ она все старается поднять меня?" спрашивалъ я себя и сознаніе опять исчезало.
   Измученному больному мѣняли влажныя перевязки на ушибахъ, мысль была ему не подъ силу. Обособленіе ума было признакомъ возвращающагося здоровья, благая природа погрузила въ сонъ эту сторону существа моего, пока возстановляла другую, нисшую. Я глядѣлъ на себя, какъ глядишь на выросли, плывущіе по теченію, цѣпляясь то за одно, то за другое, вертясь безтолково.
   Гдѣ я? Не въ домѣ. Если бы не состояніе полнаго спокойствія, которымъ былъ я обязанъ искусному лѣченію, чистому воздуху и крѣпкому сложенію, сцена представлявшаяся мнѣ разстроила бы окончательно мои только-что слагающіяся мысли. Ночникъ горѣлъ на треножникѣ посрединѣ палатки; надъ нимъ морщинистая шея и подбородокъ великолѣпной старухи ярко рдѣли. Ея черные глаза, сѣдыя брови и черные съ просѣдью волосы странно выдѣлялись. Я дивился ей. Она держала въ рукѣ что-то, отъ чего поднимался легкій паръ между огнемъ и ею. Между тѣмъ подушка моя слегка, мѣрно приподнимала меня; я сообразилъ съ изумленіемъ что въ ней бьется человѣческое сердце. Это была грудь Кіоми. Дѣвочка заглянула въ палатку; въ глухомъ рокотаньѣ направленныхъ на нее сдержанныхъ возгласовъ, я узналъ голосъ Кіоми. Послѣ обмѣна нѣсколькихъ однообразныхъ горловыхъ звуковъ, дѣвочка сѣла, подбравъ ноги, у входа.
   Я проснулся утромъ; силы во мнѣ прибавилось и боль увеличилась. Я лежалъ на воздухѣ. Молодая Цыганка, служившая мнѣ и нянькой и подушкой, обнимала и поддерживала меня руками, точь въ течь какъ вчера, когда я заснулъ.-- Кіоми!
   -- Вы молчите.
   -- Нельзя ли мнѣ встать на минутку?
   -- Нѣтъ, и не разговаривайте.
   Я покорился. Такъ воевали мы весь день. Только лишь раз уходила она на нѣсколько минутъ, и тогда дѣвочка ее смѣняла.
   Я началъ думать о Белстедѣ и Риверсли.
   -- Кіоми, сколько времени я здѣсь?
   -- Вы останетесь еще вдвое столько.
   -- Дня два?
   -- Нѣтъ, ужь около дюжины.
   -- Скажите же мнѣ, что случилось?
   -- Гмм.... проворчала она укоризненно.
   Пораздумавъ, я сообразилъ что навѣрное были розыски.
   -- Кіоми, какъ хватились меня?
   Она тотчасъ же уловила мою мысль,
   -- Они дураки.
   -- Какъ вы обманули ихъ?
   -- Я имъ глазъ не завязывала.
   -- Помните, какъ вы разъ чуть не задушили меня?
   -- Спите.
   -- Вы лѣчили меня?
   -- Гмм....
   Мнѣ пришлось принять ворчанье тигра за баюканье.
   -- Кіоми, за какимъ чортомъ ваши люди напали на меня?
   Она повторила звукъ похожій на взрывъ мины; но я настоятельно требовалъ отвѣта.
   -- Я васъ брошу и уйду, пригрозила она.
   -- Несносное существо! Я васъ ненавижу!
   -- Ненавидьте.
   -- Скажите, кто нашелъ меня?
   -- Не скажу. Закройте глядѣлки!
   Дѣвочка воскликнула:-- Я нашла васъ!
   Кіоми разразилась противъ нея.
   -- Я нашла, повторила дѣвочка, -- да, я и ходила за вами сначала; мать васъ лѣчила. Кіоми здѣсь только другой день.
   Старуха вышла изъ палатки. Она пощупала мой пульсъ и тотчасъ же, ставъ предо мной, заговорила:
   -- Васъ не легко убить. Лежите теперь только на солнцѣ, мой красавецъ. Чегоже вамъ еще. Воздухъ да и вода, вотъ для васъ все лѣченіе. Въ васъ есть сила перескочить оврагъ; только не волнуйтесь, а то оборветесь, молодой господинъ.
   -- Перестаньте говорить со мной какъ съ чужимъ, проворчалъ я.-- Признавайтесь. Зачѣмъ держали вы меня здѣсь? За что ваши люди исколотили меня?
   -- Наши люди! воскликнула старуха, и тонъ этого восклицанія заставилъ бы цѣлое собраніе присяжныхъ признать ее невинною.-- За что же нападать имъ на такого красавчика какъ вы? продолжала она.-- Они для васъ готовы пробѣжать пятьдесятъ верстъ въ день; они покажутъ вамъ всѣ штуки и секреты свои даромъ.
   Мой деспотъ, Кіоми, разразилась на мать. Мать отвѣчала; вмѣшалась дѣвочка. Всѣ три огрызались, хмурились, накидывались другъ на друга безостановочно.
   Наконецъ, по внезапномъ прекращеніи бури, онѣ рѣшили что мнѣ надо дать кашицу.
   Утомленіе, а также и надежда что кашица дастъ мнѣ силу встать на ноги и ходить, убѣдили меня проглотить ее. Старуха все завѣряла что никто изъ ея людей пальцемъ меня бы де тронулъ. За что? спрашивала она. Что я имъ сдѣлалъ? Развѣ такъ водится? Руки Кіоми крѣпче обхватили меня. Это невольное движеніе вдругъ вразумило меня.
   Не разспрашивая болѣе о причинахъ нападенія, и допуская что въ числѣ моихъ противниковъ не было никого изъ этаго племени, я узналъ подробности. Дѣвочка, Эвелина, увидала какъ въѣзжалъ я въ Дорстанъ. Совершенно случайно, она была спрятана около воротъ Белстеда, когда пришелъ сопровождавшій меня слуга и сказалъ что мистеръ Гарри Ричмондъ идетъ по долинѣ и вѣроятно заблудился.-- Ричмондъ! Дѣвочка произнесла неожиданно услышанное ею имя съ необыкновенною выразительностью. Кіоми крѣпче прижала меня къ груди своей, но никто не произнесъ имени бывшаго у всѣхъ насъ на умѣ. Эвелина со старухой отправились искать меня по долинѣ, и, притащивъ меня въ палатку, послали въ Лондонъ за Кіоми, чтобъ она помогла имъ въ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Они знали нравъ сквайра Белтама. По одному слуху о нападеніи на его внука, онъ разогналъ бы все племя до границъ страны. Кіоми подоспѣла, чтобы скрыть меня во время осмотра палатки и допроса ея обитателей, произведеннаго капитаномъ Белстедомъ, который ничего не подозрѣвалъ, хотя очень дивился. Услышавъ это, я первый заявилъ что мнѣ лучше выбраться изъ околотка, какъ только ноги будутъ носить меня. На вопросъ мой, какъ же Кіоми меня спрятала, отвѣтамъ была улыбка замѣняющая смѣхъ у Цыганъ. Эвелина разказала мнѣ во время минутной отлучки грозной Кіоми. Наскоро совершено было превращеніе съ помощью ночнаго чепца, надѣтаго сверхъ повязокъ на мою голову, да юпки наброшенной мнѣ на ноги, и безчувственный другъ капитана Белстеда былъ представленъ ему какъ больная прабабка племени, девяноста лѣтъ отъ роду. Капитанъ, какъ порядочный человѣкъ, далъ денегъ на лѣченіе и похороны, обѣщалъ сверхъ того прислать старушкѣ фунтъ нюхательнаго табаку, чтобы доставить ей удовольствіе чихнуть еще раза два на семъ свѣтѣ; ибо эти змѣи, считая нужнымъ сообщить что-нибудь характеристическое о мнимой старухѣ, пресеріозно увѣрили его что она любитъ нюхать, что этимъ только да кашицей она и жива. Капитанъ Вильямъ, глядя на необыкновенный примѣръ долговѣчности представлявшійся его почтительнымъ взорамъ, замѣтилъ что она должно-быть въ свое время была чертовски статная женщина.-- Шесть футовъ росту, отвѣчали ему. Фунтъ табаку, бутылка рому и шесть золотыхъ были плодомъ учтивости капитана. Я трясся отъ хохоту. Эвелина, подмигивая, хвастливо останавливалась на подробностяхъ. Кіоми не удостоивала смѣяться простой и обыкновенной въ глазахъ ея хитрости.
   -- Но красавчикъ нашъ насъ не выдастъ, неправда ли, когда мы его выходимъ, вылѣчимъ, сдѣлаемъ здоровымъ, какъ дерево въ лѣсу, ныла старуха. Пришлось поклясться что не выдамъ.
   -- Онъ-то! воскликнула Кіоми.
   -- Онъ пожалуй забудетъ объ насъ, какъ только уйдетъ отъ насъ,-- говорила мать. Ей хотѣлось чтобъ я поцѣловалъ книгу въ подтвержденіе моей клятвы. Заботливость о цѣлости своихъ "домовъ", то-есть о безпрепятственномъ доступѣ къ мѣстамъ гдѣ привыкли они ставить таборъ, составляетъ характеристическую черту Цыганъ. Этимъ, также какъ и чистоплотностью и зажиточностью, они отличаются отъ другихъ бродягъ. Это дань ихъ цивилизаціи, сдерживающая ихъ обыкновенно въ предѣлахъ законности. Кто, не знающій ихъ, повѣритъ что никогда и нигдѣ не ѣдалъ я такой кашицы и не пилъ такого чая какъ у нихъ. Они отличные хозяева и умные покупатели: со свойственною имъ проницательностью они все вниманіе направляютъ на то чтобъ имѣть за свои деньги хорошій товаръ. Комплиментъ не поддерживаемый серебромъ почти непонятенъ ихъ красавицамъ; деньги для нихъ самый лучшій доводъ, и получивъ ихъ, они умѣютъ ими пользоваться. Можетъ-быть вслѣдствіе этого они весьма часто воображаютъ себѣ что надули того съ кѣмъ имѣли дѣло, когда въ сущности этого вовсе нѣтъ. Если попадутся сами, то они этого никогда не забываютъ. Мѣсто гдѣ случилось такое несчастіе отмѣчается, и его уже постоянно избѣгаютъ. Напротивъ они безусловно вѣрятъ репутаціи подтвержденной ихъ собственнымъ опытомъ. Забавно мнѣ было слышать какъ Эвелина толковала о лавкахъ, гдѣ купитъ то или другое на золотой, разбросанныхъ по пяти графствамъ, съ твердою увѣренностью что получитъ самый лучшій товаръ и еще сверхъ того выгадаетъ шиллингъ. Рѣдкостная монета внушала ей пріятное чувство будто она надула монетный дворъ. Золотой этотъ былъ моимъ подаркомъ дѣвочкѣ, -- которой я между прочимъ обязанъ былъ своимъ приключеніемъ, -- даннымъ въ видѣ подкупа, чтобъ она показала мнѣ зеркало, запрещенное неумолимою Кіоми. Мнѣ хотѣлось поглядѣть на свое лицо.
   Теперь, когда знакомыя мѣста снова получили въ глазахъ моихъ первобытный видъ свой, страхъ наружнаго безобразія доводилъ меня до отчаянія, хотя Эвелина и увѣряла меня что "сырая говядина высосала всю дурную кровъ" изъ моихъ щекъ и глазъ. Я спрашивалъ себя, что если я встану теперь и отправлюсь въ какой-либо изъ трехъ большихъ замковъ, виднѣвшихся въ образѣ тупаго трехъ-угольника вдали, скоро ли узнаютъ меня тамъ? Взглянувъ на свое лицо, я испустилъ горькій стонъ. Молча и съ глубокою покорностью судьбѣ возвратилъ я Эвелинѣ любопытную принадлежность будуара ея, способную превратить въ гримасу и отраженіе самой Троянской Елены.
   -- Вы ощупываете носъ свой, вы смотрѣлись въ зеркало! воскликнула, по возвращеніи своемъ, Кіоми, одаренная сверхъестественною быстротой соображенія.
   Она прибавила мнѣ въ утѣшеніе что ничего не переломлено, хотя и призналась что я все еще "страшенъ таки на видъ", и затѣмъ, набросилась съ потокомъ грубыхъ словъ на Эвелину. Дѣвочка возражала ей, и хотя обѣ онѣ не хотѣли признаваться мнѣ что ихъ мущины находились недавно въ окрестности, но фактъ этотъ выяснился самъ собой, среди ихъ колкаго разговора, и каждая изъ нихъ упрекала другую въ ошибкѣ совершенной ими. За Эвелиной осталось послѣднее слово. Я не понялъ что она сказала, но вѣроятно, она мѣтко попала въ цѣль. Глаза Кіоми сверкнули и губы задрожали; она вспыхнула подобно извилистому пламени костра ихъ палатки; оскалила дважды зубы, судорожно ударила себя въ сердце, и не въ силахъ произнести ни слова, тяжело дышала изъ полураскрытыхъ губъ. Эвелина убѣжала. Я догадался какого рода было жестокое слово это. Кіоми сѣла, устремивъ на пепелъ костра пожирающій взглядъ, читавшій предъ собой лишь одно. Тѣ что видали умирающихъ дикихъ звѣрей могутъ имѣть понятіе объ ея видѣ, исключая огненныхъ глазъ ея. Лицо ея подернулось мрачною тѣнью. Я взялъ ея маленькую руку въ свою. Ея смуглые пальцы безсознательно ухватились за мои, и ноздри ея раздвинулись, какъ бы жаждая воздуха.
   Она представляла собою образъ женщины лишенной возможности плакать среди своей скорби.
   -- Кіоми, старый другъ! сказалъ я ей. Я готовъ былъ проклясть своего другаго друга, виновника зла; ибо я готовъ былъ поклясться что она была подвержена неутомимымъ и необузданнымъ преслѣдованіямъ. Врожденное цѣломудріе, глубокая гордость были такъ же свойственны ей, какъ свободные вѣтры степямъ ея; они были такъ же ясны и для непроницательнаго взора, какъ молочная синева окружавшая зрачки глазъ ея. Въ ней не было животной низости, хотя ее самою и можно было назвать животнымъ и она бы вѣроятно и показалась таковымъ, въ сравненіи съ прекрасными Геріотовыми Сисси и Гвеани и другими граціями, стремящимися къ паденію и старающимися болѣе подстрекнуть охотника, нежели избѣгнуть его преслѣдованій.
   Для нея не было утѣшенія. Я вспомнилъ о старой балладѣ объ убитомъ рыцарѣ и воронахъ.
   Она была существомъ собственно нисколько не романтичнымъ, но ея положеніе было такое что всякій пожалѣлъ бы ее; а она ходила за мной какъ нянька, покоя меня на груди своей.
   Я говорилъ ей что только могъ въ успокоеніе. Она едва ли слушала меня.
   Дѣвочка Эвелина появилась издали, нерѣшительно поглядывая на насъ и переминаясь съ ноги на ногу.
   Кіоми быстро повернулась ко мнѣ.
   -- Я ухожу. Отецъ вашъ здѣсь, въ Белстедѣ. Я повидаюсь съ нимъ. Онъ не разкажетъ ничего. Онъ скоро придетъ къ вамъ. Вы будете въ силахъ ходить черезъ день. Вы совсѣмъ уже здоровы. Прощайте. Я не стану прощаться еще разъ, прибавила она въ отвѣтъ на мою попытку остановить ее и взошла въ шатеръ, изъ котораго вытащила маленькій узелокъ, обернутый Желтымъ платкомъ, а затѣмъ ушла не говоря ни слова и не кивнувъ даже головой.
   -- Что такое сказали вы Кіоми? спросилъ я Эвелину, быстро подскочившую ко мнѣ. Она отвѣчала, правду или нѣтъ, не знаю.
   -- Я сказала ей что ей достанется отъ нашихъ мущинъ, такъ же какъ и мнѣ досталось отъ нея, она сама увидитъ. Когда я сталъ упрекать ее, она возразила:
   -- Такъ я должна свести пощечину отъ равной себѣ потому только что она мнѣ тетка, да еще къ тому же отъ такой которая сторонится отъ нашихъ. И она надулась или, лучше сказать, состроила какую-то страшную рожу. Я ошибался, считая ее безсердечной. Она говорила о теткѣ своей Кіоми съ любовью, рѣдкой въ Цыганкѣ; давая мнѣ въ то же время почувствовать что она считаетъ своихъ соплеменниковъ правыми, за то что они не позволяютъ жить въ шатрахъ своихъ выскочкамъ портящимъ ихъ кровь. Сама совѣсть падшей женщины обрекаетъ ее быть отверженной отъ своихъ. Женщины ея племени принимаютъ еще ее къ себѣ, хотя ей часто достается отъ нихъ, подобно тому какъ бѣдной Кіоми отъ задѣвшей ее за живое Эвелины; и я полагаю что и мущины смилуются наконецъ, хотя и будутъ сначала осыпать ее презрѣніемъ и оскорбленіями. Эвелина говорила съ гордостью о свирѣпой непреклонности мущинъ ихъ. Можетъ-быть, еслибъ она знала что я приписывалъ славу чистоты нравовъ ихъ племени лучшимъ инстинктамъ ихъ женщинъ, она стала бы восхвалять свой полъ, что вышло бы очень забавно. Цыганскія дѣвушки, какъ и другіе люди, любятъ выставлять себя на показъ; но было бы торжествомъ воспитанія, еслибы мнѣ удалось заставить ее сочувствовать всему достоинству женской стыдливости, такъ же горячо и искренно какъ она сочувствовала непреклонному, желѣзному деспотизму мущинъ. Она намекнула мнѣ что ошибка жертвой которой я былъ будетъ исправлена.
   -- Скажите вашимъ мущинамъ что я задавлю ихъ всѣхъ, какъ крысъ, если услышу только о чемъ-нибудь подобномъ.
   Пока мы разговаривали, явился отецъ мой. Эвелина, не знавшая его, уговаривала меня прикрыться цыновкой.
   -- Вотъ идетъ какой-то большой! Это вѣрно священникъ, пробормотала она про себя и испустила свой цыганскій вопль, отталкивая меня назадъ и подвигаясь сама впередъ; она уступила лишь моему крику.
   Отецъ мой наклонился ко мнѣ. Кіоми приготовила его къ тому что онъ увидалъ; я успокоилъ его тревогу, говоря бѣгло и свободно. Джулія Белстедъ отправила къ нему посланнаго, извѣщая его о таинственномъ исчезновеніи моемъ; но онъ, предаваясь, по своему обыкновенію, самымъ смѣлымъ заключеніямъ, вообразилъ себѣ что вспышка страсти овладѣла мною внезапно и увлекла меня въ Германію.-- "Какъ, безъ багажа?" смѣялся я.-- "Да, безъ багажа, Ричи," серіозно возразилъ онъ. Его убѣжденіе въ томъ что онъ знаетъ меня лучше нежели всѣ другіе воспламенило воображеніе его.
   -- Я знаю, говорилъ онъ,-- что мы оба ничего не дѣлаемъ такъ какъ масса людей. Я думалъ что ты умчался къ ней, другъ мой. А теперь! Онъ взглянулъ на меня, и этотъ унылый взглядъ былъ для меня лучшимъ зеркаломъ. Я былъ предметомъ не очень представительнымь.
   Онъ легъ на степную траву, взялъ меня за руку, пристально смотря на меня и слушая меня, съ видомъ доктора, сомнѣваясь что я такъ здоровъ какъ увѣрялъ его, несмотря на всѣ свои боли и страданія. Эвелина стояла невдалекѣ.
   -- Люди эти были добры къ тебѣ? спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ, они величайшія животныя въ мірѣ, отвѣчалъ я.
   -- О! И это говорите вы, котораго я нашла въ темнотѣ, гдѣ вы бы лежали до тѣхъ поръ пока васъ не съѣли бы звѣри, котораго я перетащила сюда и обмыла ваше окровавленное лицо и ходила за вами и ночи не спала, да, для того чтобы няньчитѣся съ вами и примачивать вамъ голову! закричала дѣвушка.
   Отецъ мой подозвалъ ее къ себѣ и отблагодарилъ ее на золотомъ языкѣ.
   -- Итакъ, эти подлецы напали на тебя и обокрали тебя, Ричи?
   Я кивнулъ головой.
   -- Вы говорите что васъ обокрали, а у васъ есть кошелекъ, изъ котораго вы дали мнѣ золотую гинею! воскликнула Эвелина, и затѣмъ спохватившись что выдала дѣло, спокойно прибавила:-- они этого не сдѣлали, потому что не успѣли, если и хотѣли бы, а ночь была черна какъ уголь и видѣть кто они такіе нельзя было.
   Причина почему я не далъ ничего знать въ Белстедъ или въ Риверсли ужасно удивляла отца моего. "Здѣсь было хорошо!" горестно повторилъ онъ слова мои и окинулъ взглядомъ степь, шатеръ, черный кругъ котла и дикую дѣвушку.
   

ГЛАВА XLVIII.
Отецъ мой играетъ снова роль чародѣя.

   Мать Кіоми показалась на углу песчанаго рва; она возвращалась съ покупками изъ Дерстанской деревни. Вѣсти о новыхъ обстоятельствахъ приняла она, приподнявъ лишь свои хитрыя вѣки; я сталъ расхваливать ее и ея врачебное искусство, съ цѣлью затушить ея опасенія, и это заслужило мнѣ названіе стараго друга и прекраснаго джентльмена; она дошла даже до того что назвала меня, въ припадкѣ сердечной нѣжности, милымъ малымъ, и это-то послѣднее названіе, удивительно польстило мнѣ, оно словно открыло мнѣ истину того какъ естественно что Гарри Ричмондъ, человѣкъ котораго Цыганки могли считать милымъ малымъ, долженъ былъ сдѣлаться властителемъ сердца Дженеты и супругомъ ея. Сердце во мнѣ дрогнуло; но она находилась въ разстояніи полуторы мили отъ меня, а меня не тянуло къ ней. Мнѣ хотѣлось вдохнуть въ себя смолистый воздухъ дворца у озера; но мысль объ Оттиліи не вызывала во мнѣ порывистаго біенія сердца.
   Отецъ мой пробылъ со мною часъ. Онъ никакъ не могъ понять почему я не желалъ ѣхать ни въ Белстедъ, ни въ Риверсли и почему я желалъ чтобы мое несчастное приключеніе осталось въ тайнѣ. Но однако, онъ послушался меня, оправдавъ въ этомъ отношеніи вполнѣ мое довѣріе къ нему и сочинилъ цѣлую исторію въ Белстедѣ. Послѣ полудня, онъ пріѣхалъ за мной въ каретѣ, чтобъ отвезти меня къ морскому берегу. Когда меня подняли чтобы посадить въ карету, мнѣ сдѣлалось дурно и я разстался съ Дерстанскимъ таборомъ почти въ такомъ же состояніи въ какомъ и прибылъ туда. Дурнота и головокруженіе не покидали меня нѣсколько дней. Меня все преслѣдовало ощущеніе каретной ѣзды и въ ушахъ моихъ все звучали слова повторяемыя отцомъ моимъ: "Держа въ объятіяхъ безчувственное тѣло сына моего", или же "обнявъ безжизненное тѣло единственнаго сына моего, Гарри Ричмонда" и прочіе варіанты. Я ничего не говорилъ ему объ этомъ. Онъ съ ужасомъ сообщилъ мнѣ что я харкалъ кровью. Батарея восьми кулаковъ, изъ которыхъ каждый распоряжадся какъ ему было угодно, отзывается на человѣкѣ сильнѣе, нежели пистолетный выстрѣлъ не задѣвшій за жизненные органы его. Мое выздоровленіе въ Германіи было, въ сравненіи съ этимъ, похоже на сладкую пѣсню. Мнѣ слѣдовало бы остаться еще въ шатрѣ, по совѣту умной старухи-матери, совѣту данному безкорыстно, ибо благоразуміе совѣтовало ей собрать свои пожитки и убраться самой поскорѣй оттуда. Тамъ бы я лежалъ, слѣдя за полетомъ пчелы, порханіемъ жука или движеніемъ облака, за работой паука и вѣяніемъ степной травы, пока здоровье мое не окрѣпло бы среди безмятежныхъ грезъ. Одинъ видъ моего отца приносилъ съ собою цѣлый рой смутныхъ тревогъ. Его чрезвычайное безпокойство насчетъ меня отражалось въ душѣ моей безконечнымъ томленіемъ. Разумъ мой осуждалъ его, когда онъ принималъ радостный видъ, а чувства, когда онъ проявлялъ чрезмѣрную заботливость обо мнѣ. Будь приговоръ справедливъ или нѣтъ, судьи должны иногда прибѣгать къ уловкамъ. Я не могъ никакъ догадаться отчего мысль объ немъ приводитъ меня въ такое волненіе. Сказать ли правду? Онъ пересталъ занимать меня. Вмѣсто комическаго, я нашелъ въ немъ трагическаго актера, и его высокомѣрныя ожиданія, его пылкія надежды, насильственно питаемыя крушеніемъ и распаденіемъ всего предыдущаго, его внезапныя вспышки отчаянія, когда онъ трогалъ меня за пульсъ, его восклицанія: "О, Ричи, Ричи, еслибы только мнѣ удалось видѣть скоро мальчика моего на ногахъ и здоровымъ!" какъ бы выражавшія что лишь медленное выздоровленіе мое мѣшаетъ полному успѣху всѣхъ желаній нашихъ, все это были доказательства полнаго неразумія, которое еще можно было извинить, смотря на него чрезъ комическое зеркало; но трагическое зеркало не извиняло его. Я зналъ, однако, что для остальнаго свѣта онъ продолжалъ представлять собою комедію; но это заставляло его казаться еще болѣе трагичнымъ. Ясно было что несчастіе не въ силахъ было проучить его; его ничѣмъ нельзя было сдержать.
   Денегъ я давалъ ему не скупясь, считая деньги имѣвшіяся въ моемъ распоряженіи какъ бы его собственностью; я упрекалъ его за неугомонный духъ его, бывшій, безъ сомнѣнія, одною изъ самыхъ трагическихъ вещей въ жизни; и доказательствомъ любви моей могло служить то что я сознавалъ это, тогда какъ, вѣроятно, былъ бы добрѣе къ нему, еслибъ онъ забавлялъ меня какъ бывало. Представьте себѣ каково слѣдить постоянно за источникомъ который спертъ въ самомъ устьѣ своемъ, безпрестанно силится брызнутъ свѣжею струей кверху; вздымается на минуту столбомъ, разбивается брызгами и снова мучительно стремится подняться. Отецъ мой представлялся мнѣ въ этомъ образѣ, также какъ и въ другихъ. Онъ все хотѣлъ увѣрить меня что приближается къ зениту своей славы, что одерживаетъ наконецъ побѣду. Я тоже долженъ былъ одержать величайшую побѣду, благодаря нападенію таинственныхъ разбойниковъ; по крайней мѣрѣ, говорилъ онъ, онъ почти навѣрное можетъ обѣщать мнѣ это. Онъ болталъ о смущенномъ правительствѣ, о Деттерменѣ и Ньюсонѣ; толковалъ въ самыхъ дружескихъ выраженіяхъ о герцогиняхъ и герцогахъ, о безчисленныхъ приглашеніяхъ въ загородные замки, а между прочимъ и объ одной вещи доказывавшей что онъ былъ еще дѣйствительно способенъ создать идею и дѣйствовать энергически. Но и это, хотя оно и оказало временную услугу, вскорѣ представилось мнѣ въ несбыточномъ видѣ, вслѣдствіе несчастнаго обыкновенія его указывать на эію, какъ на доказательство его утвердившагося уже общественнаго авторитета. Онъ учредилъ родъ Присяжнаго суда чести, какъ онъ называлъ это, составленнаго изъ избранныхъ джентльменовъ королевства, съ цѣлью обсуждать причины несогласій между членами ихъ класса, но собственною цѣлью его, какъ отецъ признался мнѣ, было положить конецъ дѣлу между Эдбери и мною.
   -- Это была первоначальная мысль моя, Ричи. Я привелъ ее въ исполненіе. Я задалъ обѣдъ лучшимъ людямъ нашего времени. Я избралъ для того самую удобную минуту. Упомяну лишь имена Брамгама Деитта, полковника Гибберта, Сигрева, лорда Алаоизо Карра, адмирала Лофтуса, графа Масона, маркиза Гитчфорда, Джека Гиллони, Монтереца Вилліамса -- ты, кажется знаешь его?-- да маленькаго Дика Филинтора, сына значительнаго человѣка, малаго съ замѣчательнымъ умомъ и скромно Нью; я упоминаю объ нихъ теперь чтобъ убѣдить тебя что мы не шутили, милый мой. Я высказалъ что по моему убѣжденію драться глупо, но также невозможно и сносить оскорбленіе; въ настоящее время, мы подвержены приговору гражданъ которымъ рыцарство неизвѣстно. Ну-съ, я произнесъ коротенькую рѣчь. Стрѣляться, говорилъ я, все равно что драться, а это дѣйствіе свойственное тварямъ у которыхъ вмѣсто мозгу -- рога... Я не говорю о прочихъ сдѣланныхъ мною замѣчаніяхъ. На вопросъ же "что человѣкъ воинственное ли животное?" Я отвѣчать что онъ не родится со шпорами у пятокъ и съ рогами на головѣ; что тѣ которые настаиваютъ на дракѣ, должны быть освидѣтельствованы анатомами или какими-нибудь учеными, чтобы тѣ доказали обладаютъ ли эти люди подобными наростами и объявили бы ихъ.... этого предмета моей роли я коснулся съ чрезвычайною деликатностью. Но -- тутъ я возвратился къ прежнему пункту: человѣкъ если и не есть животное воинственное въ своемъ славномъ,-- я забылъ въ чемъ,-- есть тѣмъ не менѣе созданіе чувствительное, обладающее понятіемъ о чести. "Слушайте!" воскликнули тутъ полковникъ Сигревъ и сэръ-Витонъ Систеръ, ибо онъ тоже находился въ числѣ присутствующихъ. Кончилось тѣмъ, Ричи, что я далъ волю своему краснорѣчію. Признаюсь, я не могу равнодушно слышать это "слушайте, слушайте!" безъ того чтобы не воодушевиться и не размахнуть крыльями.
   Неужели приговоръ магистратуры, денежные штрафы назначенные судами въ силахъ удовлетворить.... Но могу тебя увѣрить, Ричи, это была не обычная рѣчь на платформѣ. Нѣтъ, въ ней не было ничего похожаго на такія рѣчи, увѣряю теоя. Я обращался просто какъ джентльменъ къ джентльменамъ, одареннымъ здравымъ смысломъ. Мы нуждаемся, говорилъ я, въ покровительствѣ, которое образованный міръ Великобританіи пока еще не доставляетъ намъ, въ защитѣ отъ нападеній подлецовъ, дураковъ и скотовъ. Мы учредимъ Судъ. Мы готовы въ силу этого -- нѣтъ "не въ силу этого";-- мы просто обязуемся,-- я употребилъ другое выраженіе, а не "обязуемся," -- употреблять всю власть нашу и всѣ усилія для того чтобъ исключить изъ круга нашего особъ отказывающихъ въ удовлетвореніи за какую-нибудь обиду; мы отказываемся отъ всякихъ сношеній съ людьми вызвавшими въ другихъ враждебныя чувства и не желающими подвергнуться за то разбирательству суда нашего.-- Я желаю лишь чтобы ты усвоилъ себѣ нашу идею.-- Мы поднимаемъ щитъ противъ подлыхъ негодяевъ, щитъ поднимаемый закономъ лишь противъ преступныхъ. Джентльмены, продолжалъ отецъ мой рѣчь свою, забывъ на минуту тревожное выраженіе глазъ моихъ,-- джентльмены, мы составимъ гласный судъ для людей дорожащихъ честью, но не желающихъ смотрѣть на нее какъ на камень повѣшенный на шею здраваго смысла. Повѣрь мнѣ, Ричи, предложеніе это воспламенило всѣхъ. Мы вызвали лорда Эдбери и, говоря о тебѣ, принудили молодаго вельможу этого извиниться предъ тобою вполнѣ. И позволь мнѣ прибавить, извиненіе это было такаго рода что я.... что мы должны заставить взрослаго сына принять его. Да, да! Ты увидишь, Ричи, что общество никогда не останется безжизненною массой подъ моимъ предводительствомъ. Я излѣчу его; я потрясу его и излѣчу. Онъ расхаживалъ по комнатѣ повторяя: "Я не говорю что обладаю панацеей" и, наклонясь къ самому лицу моему, прибавилъ: "я говорю лишь что я могу исполнить и исполняю обязанности моего положенія, составляющія стихію мою, несмотря на значительныя препятствія, исполняю ихъ какъ никто, будь онъ принцъ или первый министръ, не могъ бы исполнить. Да, никто! воскликнулъ онъ, шагая впередъ.-- И затѣмъ, Ричи, онъ обернулся ко мнѣ, чувствуя мой критическій взглядъ, хотя и не находя возможности измѣнить свой высокопарный слогъ,-- это не самохвальство съ моей стороны. Я представляю тебѣ лишь факты; я имѣю тысячу плановъ -- замысловъ. Я сознаю пользу раннихъ несчастій. Главное несчастіе природныхъ принцевъ въ томъ что они вовсе не знаютъ свѣта -- они сущіе младенцы въ этомъ отношеніи! Согласись съ этимъ -- сущіе младенцы. Я же знаю свѣтъ. Знаю его какъ свои пять пальцевъ. Знаю всѣ нужды его. И такъ же какъ мнѣ удалось сдѣлать тебя членомъ парламента и мужемъ прицессы крови, слушай меня, такъ исполню я и первоначальное намѣреніе мое быть источникомъ нашихъ общественныхъ законовъ и проводникомъ ихъ. Я никогда еще, повѣрь мнѣ, говоря по совѣсти, не претерпѣвалъ неудачи въ разъ задуманномъ мною дѣлѣ.
   Лишь желаніе чтобъ я могъ снова превратиться въ мальчика, для того чтобы находить удовольствіе въ разговорѣ его, боролось во мнѣ противъ непріятнаго впечатлѣнія производимаго такими пылкими изліяніями духа, такъ же мало способнаго къ устойчивости какъ шаръ наполненный газомъ. Я поблагодарилъ его за то что онъ избавилъ меня отъ Эдбери и почувствовалъ невольное угрызеніе совѣсти, когда онъ вдругъ обратился ко мнѣ и сказалъ: "Ты видишь меня въ наготѣ моей, Ричи; предъ тобой и предъ слугой моимъ, сердце и тѣло мое находятся безъ прикрасъ!" Онъ былъ слишкомъ догадливъ для того чтобы не замѣтить непріязненнаго чувства въ томъ кого онъ любилъ. Но если я и готовъ уже былъ смягчиться, слѣдующаго замѣчанія его было достаточно для того чтобы снова ожесточить меня. "Я задавалъ на своемъ вѣку столько же сраженій и одержалъ такія же блестящія побѣды, какъ и Наполеонъ Бонапарте; онъ былъ выходецъ." Отъ этихъ словъ меня покоробило.
   Иногда онъ пытался заводить со мной политическій споръ, признаваясь что моя искусная діалектика чуть было не сдѣлала изъ него радикала. Я не имѣлъ инаго развлеченія, не то оставилъ бы его въ покоѣ. Я употреблялъ въ дѣло всевозможные доводы чтобы доказать ему что нѣтъ ни чести, ни достоинства, ни выгоды въ искательствѣ титуловъ не доставленныхъ намъ рожденіемъ нашимъ. Онъ защищалъ свое мнѣніе съ большою ловкостью, и что бы я ни толковалъ, я не могъ не видѣть что низкій, старый, истасканный свѣтъ, гонящійся за знатностью и блескомъ богатства, подстрекалъ его въ то время, когда онъ старался выказать пренебреженіе къ достоинству радикаловъ.
   -- Въ мое время, говорилъ онъ, всѣ молодые джентльмены были природные тори. Чтобъ изъ знатнаго семейства явился на свѣтъ радикалъ, было такъ же немыслимо, какъ если бы выросла изъ него рѣдька. Но я исключаю тебя, дорогой другъ мой. Наши царствующіе дома должны быть дѣятельны; они требуютъ дисциплины чрезъ которую прошелъ я; а я тоже обѣдаю за столомъ альдерменовъ и кладу краеугольный камень, какъ говоритъ Джоріанъ, съ легкостью насѣдки; этого для нихъ недостаточно. Я кладу камень, съѣдаю обѣдъ свой, произношу спичъ -- и вотъ все чего отъ насъ ожидаюгь; но я вполнѣ убѣжденъ что мы можемъ сдѣлать больше. Мы должны руководить, не то мы пропали. Да и.... скажи-ка, вѣдь лодка лорда-мера кажется весьма красивою на Темзѣ. Я убѣжденъ что въ основаніи этого лежитъ глубокій смыслъ. Но что мнѣ дѣлать? Развѣ ты хотѣлъ бы чтобъ я сурово смотрѣлъ на народъ? Ричи, благоразумно, справедливо, положительно увѣряю тебя, въ высшей степени мудро развивать каждый цвѣтокъ въ британской груди. Скажи-ка мнѣ, развѣ ихъ такъ много лишнихъ? Скажи что да, и я сдаюсь. Ты не можешь сказать этого. Я ловлю тебя на этомъ. Британская преданность, по моему мнѣнію, умилительна. Мы сдѣлаемся главой нашей старой Англіи. Глазъ народа зорокъ. Я не нуждаюсь въ знакомствѣ съ нимъ. Мы видимъ его преданность въ почтительныхъ поклонахъ его на улицѣ и на дорогѣ, и я признаю его расположеніе въ этихъ проявленіяхъ. Подобныя вещи даютъ намъ націю. Клянусь небомъ, Ричи, ты въ этомъ случаѣ, если отецъ твой можетъ позволить сказать это, не правъ. Прости меня за откровенность; но я спрашиваю тебя, могли бы мы, путешествуя не какъ значительныя особы по возлюбленной странѣ нашей, разчитывать на встрѣчающій насъ всюду привѣтъ? Конечно нѣтъ. Я утверждаю что соглашаясь на честный энтузіазмъ ихъ, мы.... мы цивилизуемъ ихъ, да, цивилизуемъ ихъ. Боже мой! Великобританія безъ монархіи!
   И онъ пускался рисовать мнѣ самыя печальныя картины. Наконецъ я почти убѣдился что цѣлью его было развивать врожденныя чувства Британцевъ.
   Мы переѣзжали изъ города въ городъ вдоль южнаго берега; но напрасно стали бы мы надѣяться что насъ будутъ принимать тамъ какъ обыкновенныхъ людей. Въ этомъ нельзя было, собственно говоря, упрекнуть его, а развѣ въ томъ что онъ давалъ волю національному инстинкту "почитанія и обожанія." Я удалился на островъ. Темпль прилетѣлъ туда повидаться со мной, и я узналъ отъ него что Дженета писала ему, спрашивая обо мнѣ. Онъ вошелъ въ отелъ нашъ частнымъ лицомъ; когда же онъ вышелъ оттуда всѣ шляпы взлетѣли предъ нимъ на воздухъ. Скромный маленькій человѣчекъ этотъ прошелъ на пристань сквозь двойной строй любопытныхъ наблюдателей и возвратился оттуда, съ удивленіемъ спрашивая меня, за кого его собственно принимаютъ?
   -- Я просилъ позволенія оставаться здѣсь частнымъ лицомъ! воскликнулъ отецъ мой. Это объяснило всю тайну.
   Темпль зналъ мои чувства и только взглянулъ на меня.
   Вскорѣ послѣ пріѣзда Темпля, къ намъ появилась странная чета. "Мистрисъ Долли Дишеръ и супругъ ея", представилъ мнѣ ихъ отецъ. Она называла его порой, какъ бы нечаянно, просто по имени. Мужъ ея былъ кондитеръ, щедушный, но чрезвычайно довольный собою человѣкъ, обнаруживавшій твердую волю лишь въ своемъ дѣлѣ, какъ мы узнали потомъ; она была вертлявая, свѣжая женщина лѣтъ сорока пяти, съ выразительными еще темными глазами, хранившая, какъ я догадался, остатокъ идеальной страсти въ груди своей. Догадаться объ этомъ было не очень мудрено. Она скоро усѣлась со мной, толкуя со мною о долгихъ годахъ въ продолженіи которыхъ она знала отца моего, и о томъ какой онъ былъ преданный другъ и превосходный джентльменъ; толковала о дамахъ влюблявшихся въ него (что было не удивительно), и о его трудахъ и огорченіяхъ, и о его прекрасномъ голосѣ, и о сердцахъ страдавшихъ по немъ, и объ одномъ сердцѣ постоянно надѣющемся и молящемъ судьбу чтобъ онъ успѣлъ, наконецъ, въ своихъ намѣреніяхъ. Темпль и блѣдный кондитеръ провели день этотъ на яхтѣ съ отцомъ моимъ. Мистрисъ Долли осталась ухаживать за мной и заставлять меня глотать лекарства. Она разказывала мнѣ о своей молодости, когда, будучи дочерью моднаго сапожника, она не позволяла посылать счетовъ мистеру Ричмонду, представляя своему отцу, какъ достаточную причину этаго, то обстоятельство что семейство ихъ происходило изъ Ричмонда въ Іоркшейрѣ. Однако счеты эти бывали всегда уплачены. Она не могла справиться настолько же удачно съ мужемъ своимъ, и слѣдствіемъ этого было то что (она тихонько шепнула мнѣ) онъ намѣревается подать ко взысканію, хотя я говорила ему, съ волненіемъ прибавила она, что я увѣрена что современемъ ему все заплатятъ, если онъ только подождетъ. Но какъ бы не такъ; вы себѣ представить не можете какъ онъ упрямъ во всемъ что касается его дѣла. А дѣвочка-то моя, Августа, все ждетъ къ себѣ на свадьбу мистера Роя Ричмонда, желаннаго вашего; а какъ мы пригласимъ его, когда тугъ хотятъ подать на него ко взысканію? А къ тому же мужъ мой въ гостяхъ здѣсь, а самъ готовъ начать дѣло это не сегодня, такъ завтра, какъ я тамъ ни упрашивай его. Отецъ вашъ пригласилъ насъ, мистеръ Гарри. Я принудила нужа моего ѣхать, надѣясь на послѣднее средство, потому что папа вашъ дѣлалъ заказы чрезъ меня, думая, и справедливо, что можетъ на меня положиться, и мужъ мой взялся за нихъ, все чрезъ меня. Но тутъ-то и вышла бѣда; онъ услыхалъ разныя сплетни и испугался; послалъ счетъ, а тамъ обратился къ закону, а тамъ.... О, мнѣ такъ стыдно, право!
   Мистеръ Дишеръ поставлялъ ужины къ баламъ и изъ нихъ-то и состоялъ счетъ его. Онъ получилъ съ меня полную уплату, замѣтивъ что былъ увѣренъ что жена его была права, говоря что ему будетъ заплачено, но долгъ торговца торопить платежемъ; что же касается до суда, то онъ берется уладить все тамъ какъ слѣдуетъ.
   Услыхавъ о томъ что я удовлетворилъ мистера Дишера, отецъ мой кашлянулъ, не говоря ни слова, что было у него знакомъ сдержанной досады. Онъ замѣтилъ потомъ что я, имѣя притомъ лучшія намѣренія, посягнулъ на свободу его. "Я не люблю когда дѣлаютъ путаницу въ долгахъ моихъ". Онъ спросилъ меня: не можетъ ли человѣкъ посвятившій всю жизнь одному плану, быть сбитъ съ толку самымъ дружескимъ вмѣшательствомъ? Эта уплата Дишерова счета была, по его мнѣнію. огромною ошибкой въ политическомъ отношеніи.
   -- Ты нанесъ моему кредиту жестокій ударъ, Ричи. Добрая, маленькая мистрисъ Дишеръ привезла сюда мужа своего, не очень пріятное прибавленіе къ нашему обществу, и мы старались по возможности терпѣть его присутствіе, какъ говорятъ дамы, съ этою самою цѣлью.... но ошибка уже сдѣлана! На будущее время другъ Дишеръ будетъ ожидать отъ меня уплаты въ томъ же году. Кредитъ на ужины гарантируетъ намъ пиры безъ конца. А я внушалъ ему полную увѣренность насчетъ предпріятій будущаго года. Деньги, ты знаешь, не такая вещь которою можно было бы испугать меня. Я имѣю доказательства что порядкомъ таки напугалъ правительство, и ты это знаешь. Но это касается дѣйствій Дишера. Теперь онъ заберетъ меня въ свою власть. Задобрить такого человѣка нѣсколькими сотнями было бы не политично, но отдать всю сумму! Ты портишь отношенія между торговцемъ и джентльменомъ. Въ особенности поставщику моихъ ужиновъ должно было внушить что его выгоды зависятъ отъ моего успѣха. Что-то испугало его; онъ обратился къ суду; а теперь мы показали ему что онъ напугалъ насъ. Онъ подалъ ко взысканію. Дорогой другъ мой, на меня подавали ко взысканію въ продолженіи пяти лѣтъ, а я все продолжалъ дѣлать заказы въ томъ же самомъ торговомъ домѣ. Все зависитъ отъ того какъ отнестись къ этому обстоятельству. По всей вѣроятности мы теперь смертельно обидѣли мистрисъ Долли. Онъ извинился въ томъ что такъ долго распространялся объ этомъ предметѣ, говоря что въ этомъ состоитъ главная тайна его политики и приводя свой обычный примѣръ "искуснаго полководца", предупреждающаго заранѣе каждое пораженіе. Мнѣ оставалось лишь слушать его.
   Дама эта провозгласила себя обиженной. Но уплата счета положила конецъ посѣщенію четы сей. Былъ ли поступокъ мой политиченъ, нѣтъ ли, достовѣрно было то что мнѣ пришлось выплатить большую сумму и мое вниманіе невольно обратилось къ моей банкирской книжкѣ. Заемныя письма и векселя приближались къ сроку; текущіе расходы совсѣмъ истощили карманъ мой. Я пытался справиться съ этимъ горемъ и придумать какъ помочь ему, самъ еще едва держась на ногахъ. Будь я здоровъ, я отправился бы къ моему дѣду и обратился бы къ его великодушію, таковъ былъ мудрый совѣту разума; но я весь состоялъ изъ нервовъ и былъ полонъ тревогъ, тѣмъ болѣе что я запретилъ Темплю писать къ Дженетѣ, боясь что слѣдствіемъ этого будетъ письмо ко мнѣ отъ течушки Дороти, письмо полное совѣтовъ, которымъ я не могъ болѣе слѣдовать, дружескихъ предостереженій, которыя могли бы быть обращены съ таковымъ же успѣхомъ къ верстовымъ столбамъ стоящимъ за мною. Кромѣ того, Дженета прилетѣла бы ко мнѣ на крыльяхъ вѣтра, а меня томило желаніе пожатій нѣжныхъ рукъ и взоровъ глазъ ея, желаніе заставлявшее меня избѣгать ея присутствія, если я хотѣлъ остаться честнымъ человѣкомъ.
   Ясная погода озаренная солнцемъ, зеленыя морскія волны усѣянныя яхтами шныряющими взадъ и впередъ по нимъ и приносившія мнѣ свѣжее ощущеніе жизни, вмѣстѣ съ брызгами серебристой соленой пѣны, скоро бы оживили кровь мою, еслибы не та тепличная атмосфера безплодныхъ приключеній, двусмысленныхъ правилъ и изувѣченной житейской мудрости которою окружилъ меня отецъ мой. Жалѣть его казалось мнѣ ребяческимъ притворствомъ. Его похвалы моей наружности были мнѣ пріятны, потому что я считалъ его въ этомъ отношеніи хорошимъ судьей и самъ все еще боялся что потерялъ всякую наружную привлекательность въ степи. Толпы сателлитовъ окружали его. Онъ прогуливался по пристани точно на парадномъ выходѣ. Иногда онъ казался мнѣ величественнымъ призракомъ, окруженнымъ призрачными образами знатныхъ леди и лордовъ, имена которыхъ онъ называлъ мнѣ по возвращеніи, подобно погоньщику перечисляющему свое стадо. Это прельщало меня, и не внимая разуму, мнѣ становилось хорошо отъ лестныхъ словъ его. Онъ былъ похожъ на вино. Веселіе разцвѣтало подъ столами его. Сидя у своего окна, я жаждалъ видѣть его когда его не было со мной и ощущалъ къ нему припадки страсти знакомые мнѣ въ дѣтствѣ. Я такъ же какъ бывало довѣрчиво слушалъ его когда онъ говорилъ: "Ты увидишь что я чародѣй, Ричи, и увидишь это скоро, помяни мое слово." Всѣ поступки его намекали что мнѣ готовилась какая-то неожиданность. "Не даромъ находился ты на краю гроба." Онъ былъ во многихъ отношеніяхъ похожъ на вино. О, еслибъ я могъ пользоваться имъ лишь изрѣдка, а не носить его въ сердцѣ моемъ! Это непочтительное для сына желаніе часто преслѣдовало меня, онъ могъ быть, да и былъ такъ очарователенъ въ глазахъ чужихъ людей или случайныхъ знакомыхъ. Не существовало ли между нами нѣкотораго сходства? Въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ сходство это существовало, я зналъ это. Мысль эта наполняла мои смутныя грезы, изъ которыхъ благороднѣйшія, пользуясь моею физическою слабостію, заставляли меня сознаться что для такого человѣка какъ я, тщетная мечта разчитывать на Оттилію. Углублять взглядъ въ тайникъ души своей, если только вы обладаете лучшими движеніями дозволяющими это, чрезвычайно благотворно для чрезмѣрнаго самолюбія. Къ несчастію, молодые люди способны на это, кажется, лишь во время болѣзни. Получивъ употребленіе ногъ и вдохнувъ въ себя чистый воздухъ, я снова ободрился, сталъ попрежнему жаждать личнаго счастія и стремиться къ нему и попрежнему гордиться своею личностію; Жажда и гордость эти еще усилились во мнѣ, когда я вышелъ въ первый разъ изъ дому, и смотря на каждое встрѣчное лицо, какъ бы видѣлъ въ немъ отраженіе моего собственнаго, вышедшаго невредимымъ изъ испытанія; убѣдившись главное что носъ мой спасенъ, не отмѣченъ печатью моего пораженія, я предался лирическимъ изліяніямъ благодарности. Кто находится въ большемъ опьяненіи нежели человѣкъ только-что возвращающійся къ здоровой жизни. Я встрѣтилъ на пристани Чарльса Итереля и узналъ отъ него что мое парламентское мѣсто находится въ опасности, а съ тѣмъ вмѣстѣ и цѣлую кучу сплетенъ насчетъ моего исчезновенія.
   Отецъ мой, очевидно безпокоившійся въ ожиданіи писемъ и прибытія новыхъ лицъ, отправился на короткое время въ Чиппенденъ. Онъ настоятельно просилъ меня пробыть здѣсь еще нѣсколько дней, пока онъ не соберетъ нужныхъ ему свѣдѣній, говоря что мое присутствіе на главной квартирѣ его оказываетъ ему всегда невыразимую услугу, и я всегда считалъ это дѣломъ возможнымъ.
   Я только успѣлъ махнуть ему вслѣдъ рукой, въ ту минуту когда пароходъ уносившій его отдалился отъ пристани, какъ женскій голосъ шепнулъ мнѣ на ухо:
   -- Кажется это третья встрѣча наша, мистеръ Гарри Ричмондъ? Въ Венеціи, въ Эльбермтатѣ и на островѣ Вайтѣ?
   Она продолжала говорить, давъ мнѣ время узнать Клару Гудвинъ.
   -- Какого рода было послѣднее приключеніе ваше? Вы были больны? Очень больны? Болѣзнь была опасная?
   Я отнесся къ этому легко:
   -- Нѣтъ; вздоръ.
   -- Вы блѣдны, быстро произнесла она.
   -- Это потому что я все горевалъ объ утратѣ красоты моей, миссъ Гудвинъ.
   -- Вы въ самомъ дѣлѣ не были серіозно больны? спросила она съ непонятною мнѣ настойчивостью.
   Я отвѣчалъ ей шутливо, высокопарнымъ тономъ, что не вѣрю чтобы серіозныя болѣзни овладѣвали богоподобною молодостью и затѣмъ осыпалъ ее въ свою очередь вопросами.
   -- Вы не лежали въ постели? настаивала она.
   -- Нѣтъ, могу васъ увѣрить, не въ постели.
   -- Если такъ, сказала она,-- то я бы много дала чтобъ остановить этотъ пароходъ.
   Она удивила меня.
   -- Почему?
   -- Потому что онъ идетъ съ несчастнымъ порученіемъ, возразила она.
   -- Миссъ Гудвинъ, вы меня пугаете. Отецъ мой уѣхалъ на этомъ пароходѣ.
   -- Да, я видѣла его.
   Она быстро взглянула на дымъ изъ трубы, съ видомъ равнодушія.
   -- То что я говорила касается другихъ слышавшихъ что вы опасно больны. Я послала сказать имъ чтобъ они поспѣшили сюда.
   -- Это моя тетушка и миссъ Ильчестеръ?
   -- Нѣтъ.
   -- Кто же они такіе? Миссъ Гудвинъ, я отвѣчу на всѣ вопросы ваши. Я-былъ плохъ, это правда. Теперь скажите мнѣ кто они такіе, когда вы пріѣхали, когда вы ожидаете ихъ? Гдѣ они теперь?
   -- Что касается до меня, отвѣчала она, между тѣмъ какъ я навострилъ уши въ нестерпимомъ волненіи,-- то я пріѣхала сюда вчера вечеромъ, для того чтобы нанять здѣсь меблированный домъ или квартиру. Папа имѣетъ занятіе при здѣшнихъ укрѣпленіяхъ. Мы лучше оставимъ пристань, если позволите. Вы заставляете всѣхъ обращать слишкомъ большое вниманіе на дамъ рѣшающихся разговаривать съ такимъ важнымъ джентльменомъ.
   Мы прошли черезъ всю пристань, болтая о нашихъ прежнихъ встрѣчахъ.
   -- Не здѣсь, сказала она, какъ скоро я сталъ ее снова разспрашивать.
   Она повела меня дальше, и я шелъ въ надеждѣ что открытія ожидаемыя мною требуютъ обстановки какого-нибудь извѣстнаго мѣста.
   Жестокое созданіе втащило меня вслѣдъ за собой въ лавку торговца бумажными товарами. Тамъ она усѣлась, понизила годосъ до тона дамы говорящей за обѣденнымъ столомъ съ кавалеромъ своимъ объ исторіи или костюмѣ кого-нибудь изъ присутствующихъ и сказала:
   -- Вы увѣрены въ томъ что болѣзнь ваша была не выдумка?
   Я находился совершенно въ ея власти въ этой противной лавкѣ, точно на скамьѣ подсудимыхъ.
   -- Выдумка! воскликнулъ я.
   -- Это не отвѣтъ. И прошу васъ, вспомните гдѣ мы.
   -- Нѣтъ, это была не выдумка.
   -- И вы не старались извлечь изъ нея выгоду?
   -- Какія странныя вещи вы говорите, право.
   -- Опять-таки это не есть отвѣтъ. И пожалуста не воображайте что вы обязаны выражать всѣ сердечныя чувства ваши предъ этими людьми.
   Она обратилась къ прикащику съ полдюжиной разныхъ вопросовъ.
   -- Говорю вамъ въ отвѣтъ что я не старался извлечь изъ нея выгоду.
   -- Даже и косвеннымъ образомъ?
   -- Опять-таки я не понимаю васъ.
   -- Вы ужасно горячитесь. Я должна буду говорить съ вами какъ будто бы съ братомъ, а не то подумаютъ, что мы ссоримся съ вами. Гарри, какъ вамъ нравится этотъ узоръ?
   -- Что значитъ это "косвеннымъ образомъ"?
   -- Вы такъ напираете на это слово что можно придать ему Богъ знаетъ, какое значеніе. Я бы желала чтобы вы не говорили какъ Французъ разказывающій въ обществѣ свою послѣднюю любовную исторію. Какъ вы думаете, отецъ вашъ не преувеличивать болѣзнь вашу?
   -- Мою болѣзнь? О, да, конечно. Я почти увѣренъ въ этомъ. Таково его обыкновеніе.
   -- Зачѣмъ вы допускали это?
   -- Я находился что говорится "въ забытьи" почти все время. Да кромѣ того, кто въ силахъ сдержать его? Я рѣдко знаю что онъ дѣлаетъ?
   -- Вы не знаете что онъ написалъ?
   -- Написалъ?
   -- Что вы умираете.
   -- Я? Кому же?
   Она окинула меня взглядомъ и встала.
   -- Надо будетъ пойти въ другую лавку. Отчего это Англичане, если они сами никакъ не могутъ сдѣлать "берту" которую можно было бы носить, не догадаются выписывать подобныя вещи изъ Парижа? Я возьму вашу руку, Гарри.
   -- Вы ничего не купили, замѣтилъ я.
   -- Я нашла то чего искала, возразила она и серіозно поблагодарила прикащика, стоявшаго, опираясь на пальцы рукъ, у прилавка, затѣмъ, бросивъ безжалостную игру въ загадки, спросила меня не забылъ ли я гжу фонъ-Дитмаршъ?
   -- Совсѣмъ забылъ; но я помнилъ дѣвическую фамилію ея, Сиблей.
   -- Миссъ Гудвинъ, она одна изъ тѣхъ что ѣдутъ сюда?
   -- Гжа фонъ-Дитмаршъ? Да. Она принимаетъ въ васъ участіе. Она находится въ перепискѣ со мной съ самаго пребыванія моего въ Саркельдѣ. Мнѣ это привело на умъ что вы можете для разнообразія называть меня не все только по фамиліи моей, но и по имени, если вамъ это угодно. Гарри, я считала васъ достойнымъ довѣрія лолрежаему, несмотря на...
   -- Не будьте несправедливы, возразилъ я.
   -- Я бы желала оказаться таковою! отвѣчала она.-- Гжа фонъ-Дитмаршъ была въ Саркельдѣ и узнала о васъ ужасныя вещи. Она отправилась ко мнѣ въ домъ отца моего, по ту сторону воды, вчера послѣ полудня, желая узнать хорошенько,-- она осторожна какъ человѣкъ хранящій у себя на рукахъ драгоцѣнность,-- что случилось съ вами, дѣйствительно ли вы находитесь при смерти. Я пріѣхала сюда чтобы разузнать все это; у меня есть здѣсь друзья; вы были не одни, не то я бы навѣстила васъ. Ходили слухи что вы очень больны, и потому я сейчасъ же наняла квартиру для гжи фонъ-Дитмаршъ. Но увидавъ васъ вдвоемъ съ нимъ и прощаніе ваше, я стала безпокоиться. Я бы остановила посланіе отправленное мною на томъ пароходѣ, еслибъ это было еще возможно.
   -- Пароходъ уже уѣхалъ. Скажите мнѣ имя другой особы.
   -- У гжи фонъ-Дитмаршъ есть мужъ.
   -- Но онъ не съ ней теперь. О, жестокая! Говорите же имя ея?
   -- Имя ея, Гарри? Титулъ ея графиня фонъ-Дельценбургъ.
   -- А не принцесса?
   -- Въ Англіи, нѣтъ.
   Итакъ, Оттилія здѣсь. Отецъ мой дѣйствительно чародѣй!
   

ГЛАВА XLIX.
Принцесса попадается въ ловушку.

   Прибытіе принцессы въ Англію могло означать только одно -- невѣроятный подвигъ самоотверженія, поразившій меня своимъ величіемъ. Я думплъ о немъ и обо всемъ сопряженномъ съ нимъ, пока мною не овладѣлъ образъ Оттиліи, переплывающей море.
   -- Принцесса Оттилія, миссъ Гудвинъ?
   -- Графиня Дельзенбургъ, Гарри.
   -- Она пріѣхала! Чтобы видѣть меня?
   -- Гарри, вы говорите какъ тотъ мальчикъ какимъ я васъ знала прежде чѣмъ вы встрѣтились со мной. Да и да, на все что вы имѣете сказать, но надѣюсь что вы пощадите ея имя.
   -- Она ѣдетъ считая меня больнымъ?
   -- Умирающимъ.
   -- А я совершенно здоровъ.
   -- Да, кажется, только немного блѣдны.
   -- Видѣли вы ее, Клара? Здорова она?
   -- Блѣдна, но не больна: безпокоится.
   -- Обо мнѣ?
   -- Можетъ-быть о политическихъ дѣлахъ континента. Они не въ порядкѣ.
   -- Говорила она обо мнѣ?
   -- Говорила.
   -- Она пріѣдетъ на слѣдующемъ пароходѣ?
   -- Это-то и страшитъ меня.
   -- Почему?
   -- Сказать ли вамъ почему, Гарри? Теперь уже поздно. Она обманута, вотъ почему. Вы это сами скоро поймете.
   -- Принцъ Эрнстъ въ Саркельдѣ?
   -- Говорятъ, въ Парижѣ.
   -- Какимъ образомъ достигнетъ до нихъ ваше увѣдомленіе такъ скоро чтобъ они могли пріѣхать съ слѣдующимъ пароходомъ?
   -- Я послала слугу моего отца. Генералъ, онъ произведенъ наконецъ, Гарри, самъ сопровождаетъ дамъ и теперь ждетъ тамъ прихода парохода чтобы послѣдовать моимъ инструкціямъ.
   -- Вы не оставите меня?
   Миссъ Гудвинъ обѣщала встрѣтить иностранныхъ дамъ на набережной. Мы разъ десять поссорились и помирились какъ дѣти. Я называлъ ее "тетя Клара", какъ въ прежнее время, она меня "сынъ мой Ричи", какъ звалъ меня отецъ когда мы познакомились съ ней въ Венеціи. Но я почти не сознавалъ что говорю и что дѣлаю. Всѣ мои жизненныя силы прихлынули къ сердцу и содрагались какъ земной шаръ подъ колесницей Фаэтона. Мы вышли на загородныя высоты. Я смотрѣлъ на бѣлую полосу берега и батарей, за которыми находилось то чудо о которомъ мечтаютъ поэты, котораго ждутъ глубоко чувствующіе люди и въ которое никто вполнѣ не вѣритъ. Не вѣрилось и мнѣ, и хотя моя подруга, стоявшая подъ руку, со мной, продолжала увѣрять меня что она дѣйствительно тамъ, я смотрѣлъ скептически на очертанія береговъ, оставшіяся все такими же какими они были день за днемъ въ послѣднее печальное время. Такой поступокъ съ ея стороны былъ великимъ пожертвованіемъ. Я понималъ это, зная характеръ Оттиліи; но какъ рѣшилась принцесса, наслѣдственная принцесса, связанная родствомъ съ владѣтельными домами, рискнуть такимъ образомъ своимъ положеніемъ? Лишь только я оцѣнилъ вполнѣ умъ, душевную простоту и высокое благородство ея характера, какъ меня поразилъ внезапный свѣтъ, озарившій меня въ моихъ собственныхъ глазахъ, въ параллель къ этой прекраснѣйшей изъ женщинъ, которая для правды жертвовала всѣмъ земнымъ. До сихъ поръ я никогда не сознавалъ вполнѣ ничтожество моей природы и первымъ моимъ побужденіемъ было отдѣлаться отъ этого сознанія, но какъ бы въ доказательство его справедливости, я поймалъ себя на желаніи видѣть въ Оттиліи романическую, полуземную особу, безразсудную, упрямую, отчаянно влюбленную, причудливую какъ любовная баллада, поддающуюся безсознательно душевнымъ увлеченіямъ, и на сожалѣніи что она не такая. Еслибъ она была такая, какія свѣтлыя краски, какая усладительная грусть, какія магическія превращенія, какое нѣжное сліяніе земли и неба, какія слезы и радости, какой божественный паѳосъ, какіе переходы отъ блеска къ успокоительнымъ сумеркамъ, какая поэзія сопровождали бы вашу любовь! Какая прекрасная мелодія въ минорномъ тонѣ осталась бы въ душѣ моей, хотя бы мнѣ пришлось лишиться моей возлюбленной на вѣки. Она пріѣзжаетъ, самовластная принцесса, богиня красоты, для меня созданная, и молва о нашей любви и вашихъ несчастіяхъ распространяется по всему свѣту. Пріѣдетъ ли она? Да, но не она, а оселокъ, неумолимое зеркало, умъ строгій какъ у богини вышедшей изъ головы Юпитера, принцесса, не совершеннѣйшая изъ женщинъ, безупречный разумъ, живая душа сквозящая сквозь плоть. Она воплощенная правда. Правъ за я? Не совсемъ лжецъ, но далеко не правъ. Мои недостатки (современный человѣкъ, разказывая свою исторію, говорилъ о своихъ недостаткахъ туманно, неопредѣленно, какъ женщина на исповѣди) жгли меня какъ кровяныя пятна на одеждѣ жгутъ преступника принужденнаго прикоснуться къ своей жертвѣ, по уставу дикихъ, знающихъ натуру дикаря и какъ уличать его. И это были недостатки слабости, а не силы. Надѣяться что Оттилія проститъ ихъ было все равно что ждать прощенія отъ оскорбленныхъ законовъ моей собственной природы.
   Не виноватъ ли я допустивъ завлечь ее сюда? Смутно помня что миссъ Гудвинъ сказала что принцесса обманута, я выразилъ намѣреніе скрыться, чтобъ она могла предупредить ее о моемъ выздоровленіи и предоставить ей рѣшить самой слѣдуетъ ли ей видѣться со мной или нѣтъ.
   -- Пожалуй, согласилась миссъ Гудвинъ;-- если вы этого желаете, Гарри.
   Ея сочувствіе поощрило меня остановиться на моей мысли.
   -- Можетъ-быть такъ и слѣдуетъ поступить. Вамъ лучше, знать. Рѣшите сами, и поступайте мужественно. Она должна была смѣяться надо мною въ душѣ. Я покачалъ головой и произнесъ задумчиво "нѣтъ!" и глубоко вздохнулъ. Колебанія малодушныхъ влюбленныхъ бываютъ часто смѣшны.
   Миссъ Гудвинъ принялась съ жаромъ развивать мой планъ.
   -- Мнѣ кажется что это было бы благородно, Гарри.
   -- Это было бы ужасно, ужасно! Нѣтъ, если ужь она пріѣхала.... я желалъ бы. Но ошибка уже сдѣлана.
   -- Вы совершенный ребенокъ.
   Я замѣтилъ что не надо быть ребенкомъ чтобы растеряться въ такомъ положеніи.
   Она возразила что надо быть совершеннымъ ребенкомъ чтобы не понять что жертва не будетъ принята.
   -- Я, старая дѣвушка, могу учить васъ, сказала она насмѣшливо, и упрекала меня что я не умѣю воспользоваться случаемъ показать величіе души.-- Мущины всѣ эгоисты въ любви, заключила она весьма логично.
   Часы проходили и пришелъ конецъ унылому смотрѣнію вдаль. Мы спустились городомъ къ набережной и стали смотрѣть на приближающійся пакетботъ. Впереди шла одна изъ нашихъ быстрыхъ, перевозныхъ лодокъ. Съ ней что-то случилось, пакетботъ взялъ ее на буксиръ и вошелъ первый, я вскочилъ на бортъ въ сильномъ волненіи. Изъ толпы незнакомыхъ лицъ вышла Дженета, за нею слѣдовала тетушка Дороти. Обѣ заговорили о моей блѣдности и упрекали меня что я не далъ имъ знать о своей болѣзни. Онѣ видѣли Темпля въ Лондонѣ и онъ выдалъ меня Дженетѣ.
   -- Да взгляните же на насъ, Гарри, сказали обѣ.
   Пассажиры сходили съ парохода все незнакомые.
   -- Гарри, не сердитесь ли вы что мы пріѣхали? спросила Дженета.
   Тетушка Дороти взяла вину на себя.
   Я почти не обращалъ на нихъ вниманія, свелъ ихъ съ парохода и сдалъ миссъ Гудвинъ, которая въ такія минуты дѣйствовала съ опытностью и апломбомъ Англичанки много путешествовавшей по континенту. Я начадъ подозрѣвать ее въ гнусномъ обманѣ. Пароходъ опустѣлъ, ворчливый приставъ, оскорбленный въ своемъ достоинствѣ, напомнилъ мнѣ что для не соблюдающихъ правилъ и постановленій компаніи существуютъ штрафы. Но тонъ его тотчасъ же измѣнился: "Извините, милордъ, не зналъ кто вы". Дженета смотрѣла на насъ насмѣшливо.
   -- Намъ, видите ли, позволено нарушать правила, сказалъ я ей.
   -- Онъ высадился на другомъ берегу, замѣтила она, думая что я жду отца.
   -- Говорили вы съ нимъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Вы избѣгали его?
   -- Да, мы съ тетей сочли за лучшее не встрѣчаться съ нимъ. Онъ высадился.... тамъ была толпа.
   -- Вы поѣдете въ гостиницу, Гарри? спросила миссъ Гудвинъ.
   -- Дѣдушка пріѣдетъ завтра или послѣзавтра, подсказала Дженета теткѣ.
   -- Намъ хотѣлось бы, если можно, нанять меблированный домъ. Уберли присмотрѣлъ бы пока за багажемъ, произнесла тетушка Дороти въ замѣшательствѣ.
   -- Едва ли найдете вы теперь меблированный домъ, даже меблированныя комнаты, отвѣчала миссъ Гудвинъ.-- Вчера вечеромъ я заняла единственную приличную квартиру, какую могла найти для друзей Гарри, которыхъ онъ ожидаетъ.
   -- Не удивительно что онъ былъ недоволенъ встрѣтивъ насъ, сказала Дженета, слегка улыбнувшись.
   -- Они пріѣдутъ непремѣнно, прибавила миссъ Гудвинъ.
   Рядомъ съ нами разговаривали два моряка.
   -- О, онъ возвратится черезъ день или два, говорилъ одинъ. Разъ познакомившись съ этимъ человѣкомъ, вы не обойдетесь безъ него. Помню когда я былъ мальчикомъ,-- это было въ дни леди Бетти Больтонъ, которая вышла за стараго Эдбери,-- нашъ вельможа былъ тогда въ цвѣтѣ лѣтъ. Промотавъ свои деньги въ недѣлю, онъ нанялъ восьмитонную шкуну, схватилъ въ охапку жида, упоковалъ его, втащилъ на борть и уплылъ.
   -- На кой чортъ понадобился ему жидъ.
   -- Жидъ далъ средства на трехмѣсячную прогулку по Средиземному морю и, какъ я слышалъ, возвратился въ большой дружбѣ съ своимъ тираномъ. Это только одинъ случай изъ дюжины.
   Безсознательные донощики смѣялись.
   -- Въ другой разъ.... произнесъ разкащикъ, отходя отъ насъ.
   -- Только не въ гостиницу, если возможно, говорила тетушка.
   Дороти, упрашивая миссъ Гудвинъ со взволнованнымъ лицомъ. Онѣ заговорили тише.,
   -- Дѣдушка ѣдетъ къ вамъ, Гарри, сказала Дженета.-- У него дѣла въ Лондонѣ, не то онъ былъ бы уже здѣсь. Лошади и экипажи слѣдуютъ за вами: все что вамъ угодно. Онъ васъ любитъ и очень безпокоится. Боюсь что его здоровье хуже чѣмъ онъ полагаетъ. Темпль не сказалъ что вашъ отецъ здѣсь, но дѣдушка долженъ былъ подозрѣвать это и однако онъ отпустилъ насъ и самъ обѣщалъ пріѣхать. Это можетъ-быть хорошій признакъ. Онъ сталъ значительно спокойнѣе съ тѣхъ поръ какъ ваши деньги возвращены вамъ. Если они встрѣтятся.... нѣтъ, надѣюсь что они не встрѣтятся. Дѣдушка терпѣть не можетъ сценъ. И позвольте мнѣ сказать какъ. Гарри, можетъ-быть все окажется пустяками, нo если онъ начнетъ разспрашивать васъ, не горячитесь, отвѣчайте просто. Вы это сами понимаете. Довольно когда одинъ горячится, вамъ надо только быть терпѣливымъ съ нимъ. Онъ ѣздилъ въ Лондонъ, въ Сити, видѣлся тамъ съ адвокатами, банкирами, маклерами и вернулся домой сердитый. Бѣдный старикъ! А какъ ему нуженъ покой. Гарри, о немъ пожалѣють сотни бѣдныхъ въ разныхъ мѣстахъ. Я пишу теперь много за него и мнѣ это извѣстно. На что вы смотрите?
   Я смотрѣлъ на высокаго, широкоплечаго человѣка, салютовавшаго мнѣ широкою ладонью.
   -- Шварцъ! кликнулъ я.
   Дженета вздрогнула, принявъ мой возгласъ за сильное междометіе. Гигантъ не трогался съ мѣста.
   Но другіе услыхали. Дама выступила впередъ.
   -- Дорогой мой, Гарри Ричмондъ! Такъ вамъ лучше? Мы получили ужасныя извѣстія о васъ.
   Я поклонился госпожѣ Дитмаршъ, урожденной Сиблей.
   -- А принцесса?
   -- Она здѣсь.
   Госпожа Дитмаршъ схватила руку миссъ Гудвинъ, я руку Оттиліи. Ея лицо было полузакрыто вуалемъ. Она дрожала. Вѣтеръ похитилъ у меня звуки ея голоса.
   Мы шли вдоль набережной почти молча. Миссъ Гудвинъ взяла на свое попеченіе "иноземныхъ дамъ", я долженъ былъ разстаться съ ними и сопровождать тетушку Дороти и Дженету.
   -- Онѣ такъ торопились что пріѣхали на лодкѣ.
   -- Кто онѣ? спросила Дороти Белтамъ.
   -- Принцесса Оттилія, отвѣчала Дженета.
   -- Вы увѣрены? Правда, Гарри?
   Я подтвердилъ, а тетушка сказала:
   -- Я должна была догадаться что это онѣ; у нея иностранная наружность.
   -- Генералъ Гудвинъ былъ съ ними, когда пароходъ подошелъ къ острову, сказала Дженета.
   Онъ подошелъ къ отцу Гарри, а дамы стояли поодаль, съ опущенными вуалями, будто хотѣли, какъ и мы, чтобъ ихъ не замѣтили. Онѣ не хотѣли дожидаться нашего парохода, а публика смѣялась что лодка не выдержитъ тяжести большаго слуги.
   Дороти Белтамъ полагала что въ такое время опасно ѣздить на маленькихъ лодкахъ.
   -- Она привыкла къ морю, сказалъ я.
   Дженета посмотрѣла пристально на удалявшіеся образы и послала меня отыскивать помѣщеніе. Кончилось тѣмъ что я уступилъ имъ квартиру моего отца, а самъ пріютился у торговца полотномъ, обладавшаго видомъ на море и комнатами отталкивавшими постояльцевъ къ окнамъ.
   До сумерокъ я бѣгалъ по городу, надѣясь встрѣтить миссъ Гудвинъ, безъ которой я не могъ найти, сколько бы не искалъ, квартиру принцессы. Тетушка Дороти и Дженета поблагодарили меня за снисхожденіе, когда я пришелъ обѣдать съ ними и извинили поспѣшность съ которою я ушелъ тотчасъ послѣ обѣда. Онѣ упрекали меня единственно за то что я не увѣдомилъ ихъ о своей болѣзни. Дженета была холодна. Она измѣнилась въ лицѣ, когда я разказалъ, со словъ миссъ Гудвинъ, что кто-то увѣдомилъ принцессу будто я нахожусь при смерти. Я рѣшился выдать отца, чтобы ложныя мысли не омрачили въ ихъ глазахъ образъ Оттиліи. Дженета не говорила о немъ, но въ глазахъ ея свѣтилась мысль; члены одного семейства часто понимаютъ другъ друга безъ словъ.
   Послѣ тревожной ночи я напалъ на стараго Шварца и Аннушку, вышедшихъ изъ дому чѣмъ свѣтъ чтобы посмотрѣть на море, на чужую землю и на незнакомый народъ. Аннушка дивилась на пустынную мѣстность, Шварцъ на большіе корабли, но когда я попросилъ ихъ проводить меня на квартиру ихъ госпожи, оказалось что они сами не могли найти ее. Аннушка сообщила мнѣ что маркграфиня была вызвана въ Риппау предъ ихъ отъѣздомъ. Ея барыня говорила баронессѣ Туркгемъ о своемъ намѣреніи съѣздить въ Англію. Принцъ Эрнстъ путешествуетъ по Франціи.
   Къ Оттиліи я попалъ въ полдень. Распоряженія дамъ оставили мнѣ только тридцать минутъ; Дженета должна была заѣхать за принцессой и покатать ее по окрестностямъ. Она и тетушка Дороти были уже представлены. Миссъ Гудвинъ хотѣла и меня подвергнуть той же церемоніи. Глядя съ совершенно вульгарной точки зрѣнія на поступокъ принцессы и можетъ-быть опасаясь излишней дерзости отъ сына моего отца, она рѣшилась прочесть мнѣ наставленіе, какъ будто въ моей власти было обуздать прекрасную романическую голову, отказаться отъ моихъ личныхъ преимуществъ, совѣтовать и противостать мнѣніямъ свѣта. Принцесса сказала: "Не видаться съ нимъ, когда я для того пріѣхала?" Мнѣ удалось успокоить моего недовѣрчиваго друга, хотя не вполнѣ.
   -- Развѣ было бы великодушно или вѣжливо отказаться отъ свиданія со мной, пріѣхавъ сюда?
   Миссъ Гудвинъ сомнѣвалась.
   Я могъ настаивать, съ полнымъ убѣжденіемъ, на благоразуміи и самообладаніи, въ которыхъ Оттилія почерпнула свое рѣшеніе.
   Миссъ Гудвинъ изъ вѣжливости кивала утвердительно. Ея англійскій умъ склоненъ былъ оправдывать рѣшительную молодую особу ѣхавшую посѣтить умирающаго возлюбленнаго, но такъ какъ возлюбленный былъ на ногахъ, то посѣщеніе приняло другой характеръ: мое выздоровленіе дѣлало ее виноватою. Миссъ Гудвинъ умоляла меня скрыть посѣщеніе принцессы отъ отца моего. Я самъ сознавалъ что это необходимо. Она заклинала меня рѣчью которая могла бы служить образцомъ убѣдительнаго краснорѣчія "доказать что я Англичанинъ", что "честь, интересы, репутація, положеніе всякой женщины (титулованной или нѣтъ, прибавила она) дороги мнѣ какъ ей самой", что "никогда женщина не была въ опасности лишиться чего бы то ни было въ рукахъ англійскаго джентльмена", и такъ далѣе, къ моему изумленію, потому что я еще не забылъ ея вчерашняго самонадѣяннаго тона. Но сознаніе отвѣтственности за наше высшее національное достоинство пробудило ея врожденную горячность, сдѣлало ее другимъ человѣкомъ, какъ мы выражаемся объясняя по-своему вліяніе усиленнаго одушевленія.
   Получасъ подаренный мнѣ пролетѣлъ какъ мигъ. Я вышелъ изъ комнаты и изъ дома сознавая что я говорилъ съ той которая для меня была выше всего въ мірѣ, такъ высоко возносила ее моя фантазія. Я цѣловалъ ея руки, смотрѣлъ ей въ глаза, слушалъ ея чудный голосъ. Все пролетѣло слишкомъ скоро для счастія. Воспоминаніе приводило меня въ трепетъ и заставляло жаждать повторенія. Она сказала: "пріѣхавъ сюда, я не могла не повидаться съ вами, Гарри", какъ будто свиданіе со мной было слабостью съ которою боролся ея разсудокъ. Она радовалась моему совершенному выздоровленію, хотя это лишало ее оправданія въ ея собственныхъ глазахъ. Она похвалила меня за то что я не писалъ ей, когда я пробормоталъ рядъ причинъ въ извиненіе моей оплошности. Она одобряла мое вступленіе въ парламентъ, хотя оно, повидимому, ни на шагъ не приближало меня къ ней. Она сказала: "такъ вы не теряли времени въ Англіи". Она слѣдовательно заботилась объ интересахъ касающихся только меня.
   Я былъ страшно недоволенъ. Я могъ понятъ высоту воззрѣній дѣлавшихъ ею рѣчь простою и послѣдовательною, но не могъ раздѣлить ее. Обстоятельства которыя для меня были животрепещущими не смущали ее. Она сказала: "я оскорбила отца; я ему написала; онъ за мной пріѣдетъ". Говоря о письмѣ которое было всему причиной, она не винила автора. Мнѣ позволено былъ взглянуть на это письмо и мнѣ стало стыдно. Я видѣлъ ясно что оно было написано съ единственною цѣлью обмануть и завлечь ее сюда; фразы и фразы: "отецъ держащій въ объятіяхъ своего сына, своего единственнаго сына, своего Гарри Ричмонда; сынъ, погубленный местью враговъ, влюбленный не дерзающій даже предъ смертью просить свиданія со своею возлюбленной." Письмо было написано не дурно; прочитанное безъ критическаго отношенія къ нему, оно могло показаться трогательнымъ. На меня оно имѣло обратное дѣйствіе. Я нахмурился, началъ извиняться, глубоко чувствуя мое уннженіе. Она сказала: "вы объ этомъ ничего не знали. Вся бѣда въ небольшомъ нарушеніи приличій. Разъ свернувъ съ колеи проложенной для насъ, мы рискуемъ на каждомъ шагу оскорбить другихъ; для насъ не существуетъ законовъ, какъ для отверженныхъ". Это значило: главная моя вина въ томъ что я полюбила васъ; могло также значить, моя любовь къ вамъ ставитъ мои понятія въ противорѣчіе съ понятіями моего отца, или не значило ли это: я на этомъ пути до сихъ поръ extra muros? Она улыбалась; ни слова не было произнесено тономъ сожалѣнія. Ея высокое мужество и воспитаніе помогли ей даже въ такомъ положеніи сохранить мягкость, которую многія женщины берегутъ для общества. Что я безпокоился не получая отъ нея извѣстій въ Риверсли, не могло придти ей въ голову; она не предполагала что я могу усумниться въ ней. Духовный союзъ нашъ, вывелъ я заключеніе, основанъ на вѣрѣ другъ въ друга, и эта вѣра должна освящать въ нашихъ глазахъ ошибки наши. Она не оказала ничего подобнаго. Какъ ей пріятно было чувствовать себя на англійской почвѣ, было ея любимою темой. "Оно опять молодо, какъ при нашей встрѣчѣ въ лѣсу", сказала она о чувствѣ ожившемъ въ Англіи. "Далеко ли мы отъ Девонширскаго берега?" спросила она, и я понялъ что она вспоминаетъ нашу прогулку на яхтѣ. Ни слова упрека, ни слова сожалѣнія. При первомъ прикосновеніи къ моей рукѣ, когда мы стояли другъ противъ друга одни, она сказала: "успокоила ли бы меня вѣсть о вашемъ выздоровленіи?" Мнѣ позволено было держать ея руки, цѣловать ихъ, слушать ее, смотрѣть на нее, участвовать въ страстныхъ воспоминаніяхъ. "Нетерпѣніе не для васъ, Гарри", сказала она по поводу того что я не долженъ видѣться съ ней до вечера. Это были ея послѣднія слова и казались самыми ничтожными, пока моя разгоряченная фантазія не придала имъ тройнаго значенія. Не означали ли они: "мы оба ждемъ", слѣдовательно: "годы порука въ нашей твердости". Можно ли было сказать что-нибудь нѣжнѣе? Они могли также и ничего не значить.
   Ея лицо было закрыто вуалемъ, когда Дженета проѣхала съ ней. Дженета сидѣла по обыкновенію прямо, лаская кончикомъ хлыстика своихъ пони, болтая и смѣясь, принцесса слегка откинувшись назадъ. Я побрелъ по загородной дорогѣ, гордясь красотой моего отечества въ свѣтлую погоду. По счастливому случаю, который я приписываю великодушію Дженеты, мы встрѣтились на разстояніи семи миль отъ города. Онѣ говорили съ одушевленіемъ и, странно, почти не обратили вниманія на меня; обѣ сидѣли, повернувшись другъ къ другу, и кивнувъ мнѣ, возобновили свой оживленный разговоръ. Я немного боялся чтобъ Оттилія не получила слишкомъ низкаго понятія о Дженетѣ. Онѣ скрылись изъ виду, ни разу не оглянувшись.
   Вечеръ я провелъ въ обществѣ дамъ и слушалъ разговоръ Оттиліи съ Дженетой. Онѣ разговаривали какъ родныя. Дженета даже первенствовала. Рѣчь шла о предметахъ не глубокомысленныхъ, но здравый смыслъ, чистосердечіе и простота, казалось, могутъ сдѣлать самыя обыкновенные предметы привлекательными, какъ наши англійскія рощи и поля. Принцесса была обворожена чѣмъ-то въ Дженетѣ. Я самъ чувствовалъ что-то особенное, замѣчая по смѣху и разговору Оттилліи какъ ей нравится знакомая мнѣ привычка жмуриться и нѣжныя ямочки, появлявшіяся и исчезавшія на лицѣ Дженеты, напоминая игру тѣней на поверхности ручья.
   -- Мнѣ нравится быть съ ней, сказала Дженета.
   -- Такимъ же тономъ говорила она и въ присутствіи Оттиліи. Почему это въ комъ-нибудь другомъ показалось бы грубостью, а въ Дженетѣ имѣло такую прелесть, я не могъ понять.
   -- Я сказалъ что опасаюсь не вернулся бы мой отецъ.
   -- Дженета отвѣтила неопредѣленнымъ "о!"
   -- Мы были согласны что его необходимо удержать въ отсутствіи.
   -- Гарри, вы меня простите, я не могу говорить о немъ, сказала она.
   Я предложилъ предупредить его возвращеніе, отправившись немедленно въ Лондонъ.
   -- Вотъ что хорошо, это благородно съ вашей стороны, Гарри, воскликнула Дженета.
   Это было вечеромъ, когда мы возвращались домой. Тетушка Дороти слушала, опираясь на мою руку. На слѣдующее утро Дженета уговорила меня ѣхать немедленно.
   -- Удержите его и привезите дѣдушку, Гарри. Она не можетъ уѣхать отсюда потому что назначила здѣсь rendez-vous принцу Эрнсту. Вы не должны откладывать. Да, я извинюсь за васъ предъ графиней Дельзевбургъ. Да нѣтъ же, обѣщаю вамъ что я не дамъ никого въ обиду. Притомъ тетушка здѣсь, она возьметъ на себя защиту, это ея дѣло. Темплю слѣдовало бы поучиться у нея годъ или два прежде чѣмъ сдѣіаться адвокатомъ. Привезите и Темпля. Его здѣсь цѣнятъ по достоинству. Я благодарна ему за то что онъ заставилъ ее полюбить англійскихъ мальчиковъ. Мущинъ я предоставляю тѣмъ кто ихъ знаетъ, но англійскіе мальчики несравненны, за это я постою. Честные, смѣлые, скромные, красивые. Я говорю ей: наши мущины можетъ-быть слишкомъ робки, насмѣшливы, пожалуй неловки, но наши мальчики поспорятъ съ цѣлымъ свѣтомъ. Привезите же Темпля. Какъ бы мнѣ хотѣлось показать ей хорошую партію въ крикетъ съ вашими мальчиками, Гарри, пока она въ Англіи. Это можно бы устроить въ Риверсли.
   Я уѣхалъ, стараясь заглушить мысль что Дженета отослала меня чтобъ отъ меня отдѣлаться, но мнѣ казалось что я живое доказательство ея безсердечности. Какая же добрая дѣвушка дозволила бы мнѣ уѣхать не простившись съ той которую я любилъ? Мало придется и такихъ которыя признали бы моею обязанностью ѣхать, тѣмъ болѣе что я рискую возвратившись не застать уже принцессу въ Англіи. Снисхожденіе къ ней Оттиліи не принесло ей пользы. "Направо, вотъ вамъ дорога, пошелъ", сказала она повидимому мнѣ, хотя лошади поняли ея движеніе вожжами. "Я позабочусь о принцессѣ", сказала она. Ея самонадѣянность была безгранична. Я смѣялся надъ ея претензіей быть руководительницей принцессы. Впрочемъ мнѣ необходимо было ѣхать: нельзя было довѣряться моему отцу.
   

ГЛАВА L.
Предвѣщающая общее собраніе.

   На нашей Риверслійской станціи я увидѣлъ сквайра и капитана Белстеда. Они стали въ ближайшій вагонъ. Я присоединился къ нимъ и былъ осажденъ вопросами. Сквайръ встрѣтилъ меня однимъ изъ своихъ крѣпкихъ, отрывистыхъ рукопожатій, въ которыхъ чувствовалась теплота и застѣнчивость, наши національныя черты. Капитанъ шепнулъ мнѣ: ему вредно одиночество.
   -- Какъ поживаетъ великая праматерь? спросилъ я.
   Капитанъ Белстедъ поклонился, какъ бы понимая меня, но былъ въ недоумѣніи пока я не упомянулъ о бутылкѣ съ ромомъ и о замѣчательной щедрости старухи.
   -- Да, да, конечно! благородная душа, сказалъ онъ.-- Такъ вы знаете ее, Гарри? Я засмѣялся; онъ тоже, что заставило меня засмѣяться еще громче.
   -- Онъ смѣется такъ потому что его партія взяла верхъ въ палатѣ, сказалъ сквайръ.
   -- Мы дали вамъ славный излишекъ въ этомъ году, сэръ.
   -- Потомъ и кровью страны, да?
   -- Васъ поздравлялъ канцлеръ казначейства.
   -- Поздравленія этого человѣка все равно что благодарность извощика, который никогда не поблагодаритъ, если ему не переплатишь.
   Капитанъ Белстедъ пришелъ въ восторгъ отъ сарказма.
   -- Почему ты не давалъ о себѣ знать все это время, Гарри? спросилъ дѣдушка.
   Я сослался на капитана.
   -- Чортъ возьми! воскликнулъ капитанъ Белстедъ, неужели вы думаете что я поцеремонился бы съ вами, еслибы зналъ гдѣ захватить васъ.
   -- Если вы не жали мнѣ руки, то вы прикасались къ моимъ пяткамъ, сказалъ я и поблагодарилъ его отъ всей души за его участіе къ умирающей старухѣ. Я старался шутками разсѣять грусть.
   Дѣдушка возобновилъ свои жалобы:-- Мы могли бы лишиться тебя и ничего не знать.
   -- Мы еще не вполнѣ увѣрены что не лишились его разсудка, сказалъ мистифированный капитанъ.
   -- Мы конечно поѣхали бы къ нему, гдѣ бы онъ ни былъ, еслибы знали что онъ боленъ, пробормоталъ дѣдушка.
   -- Да, да, сэръ, конечно, прервалъ капитанъ, хмурясь на меня, чтобы заставить меня перемѣнить разговоръ.-- Однако, Гарри, куда скрылись вы въ ту ночь? Мы не спали, поджидая васъ. Моя бѣдная Джулія волновалась ужасно. А? Признайтесь, гдѣ вы были?
   Я показалъ ему мизинецъ.
   -- О, произнесъ онъ успокоившись, но подумавъ прибавилъ;
   -- На волосъ?
   Я кивнулъ утвердительно.
   -- Это однако не хорошо, сказалъ онъ.
   -- Такъ зачѣмъ же вы похитили у меня бутылку рому, капитанъ Вильямсъ!
   -- Клянусь, Гарри, ваша голова пострадала, воскликнулъ онъ съ большею проницательностью чѣмъ можно было ожидать.
   Дѣдушка хотѣлъ удержать меня при себѣ въ Лондонѣ и вмѣстѣ отправиться на слѣдующій день на островъ, но ему надо было побывать въ Сити, мнѣ на западной сторонѣ города. Мы условились сойтись черезъ два часа послѣ пріѣзда.
   Отдавъ приказанія своему слугѣ, онъ обратился ко мнѣ.
   -- Ты конечно перетащилъ его туда?
   -- Мой отецъ въ Лондонѣ, сэръ, но вы не увидите его, отвѣчалъ я.
   -- Гм. Я не прочь повидаться съ нимъ.
   Это заставило меня задуматься.
   Капитанъ Белстедъ, предварительно заботливо освѣдомившись дѣйствительно ли я здоровъ и въ полномъ разсудкѣ, сдѣлалъ мнѣ предостереженіе.
   -- Сквайръ поглощенъ какими-то спекуляціями, или шпіонить за кѣмъ-то. Не опасно ли что старикъ связался съ компаніями? Дай Богъ чтобы ничего не случилось. Джулія дала слово Дженетѣ что я присмотрю за старикомъ. Надѣюсь что мнѣ можно вернуться домой сегодня. Моя Джулія терпѣть не можетъ одиночества.
   -- Конечно, отвѣчалъ я, и капитанъ посовѣтовалъ мнѣ зайти въ гостиницу сквайра, если я опоздаю на условленную встрѣчу въ Сити.
   -- Но вы постарайтесь не опоздать, просилъ онъ меня. Положеніе дѣлъ, какъ бы то ни было, мой милый Гарри, походитъ на стрѣлку компаса въ бурную погоду. Я основываюсь на простыхъ наблюденіяхъ. Вы сами видите какъ онъ радъ имѣть васъ при себѣ.
   Я сказалъ капитану что мнѣ тоже пріятно быть съ нимъ, дѣйствительно спокойное и повидимому дружелюбное настроеніе дѣдушки соблазняло меня выпросить у него немедленно приданое принцессѣ, тогда я былъ бы въ состояніи предложить принцу Эрнсту, лишь только онъ пріѣдетъ, опредѣленный выборъ, предположивъ, -- это было все еще предположеніе,-- что принцесса уполномочитъ меня. Съ Оттиліей я велъ умственно безконечные разговоры, съ безпрерывно мѣняющимися стремленіями, то мрачными, то умѣренными, то дикими, съ моей стороны по крайней мѣрѣ. Но никогда не удавалось мнѣ, развѣ только упорною силой воли, выманить у моей призрачной собесѣдницы какой-нибудь нераціональный отвѣть, такъ глубоко вкоренилось во мнѣ пониманіе ея характера. И вынудивъ ее къ такому отвѣту я ничего не выигрывалъ; призракъ испарялся, вмѣсто Оттиліи предо мною стояла кукла. "Однако она пріѣхала ко мнѣ, она пренебрегла всѣмъ и пріѣхала", повторялъ я, пытаясь отождествить ее съ женщинами нарушающими правила и толкующими обязанности по-своему.
   Мистрисъ Вадди встрѣтила меня по обыкновенію въ прихожей дома моего отца. Я замѣтилъ съ сожалѣніемъ что она прижимаетъ руку къ сердцу.-- Оно подвержено усиленному біенію въ послѣднее время, сказала она. По желанію ея господина ее изслѣдовали два славнѣйшихъ доктора королевства, "оба баронеты". Они предписали полный покой. Сколько я могъ замѣтить, ихъ титулы и практика въ высшихъ сферахъ были утѣшительнѣе ихъ предписаній.
   -- Чѣмъ я была, тѣмъ я и останусь, сказала она смиренно.-- Я не могу покинуть его, развѣ только самъ онъ уѣдетъ за границу. Онъ обѣщалъ мнѣ памятникъ. Памятникъ мнѣ не нуженъ, но вниманіе его дорого.
   Геріотъ увѣдомлялъ меня письмомъ что мое дѣло съ Эдбери устроилось; онъ самъ не понималъ какъ.
   "Что это за новое судилище чести? Кто будутъ присяжные?" спрашивалъ онъ съ очевидною претензіей на остроуміе.
   Я поблагодарилъ его коротенькой запиской.
   Отецъ мой ушелъ изъ дома рано утромъ. Мистрисъ Вадди полагала что онъ намѣревался быть на прощальномъ обѣдѣ въ клубѣ.
   -- По крайней мѣрѣ Толлингби приказано приготовить вечернее платье. Вчера послѣ полудня онъ ѣздилъ въ Чилленденъ, и домой вернулся поздно. Сегодня онъ въ Сити или въ одномъ изъ скверовъ. Леди Эдбери задержана въ городѣ разлитіемъ желчи или зубною болью. Онъ посылалъ за дантистомъ во Францію,-- или это онъ посылалъ въ Германію за какою-то дамой? Право не могу припомнить. Но какъ бы то ни было, пока вы принимаете въ немъ участіе, онъ благоденствуетъ. Деньги и деньги! Вы его знаете, мистеръ Гарри. О, мое сердце!
   Громкій стукъ въ дверь былъ причиной усиленія сердце біенія бѣднаго созданія.
   Посѣтитель былъ ни кто иной какъ принцъ Эрнстъ. Имя на его карточкѣ было графъ фонъ-Дельзенбургъ, и мое сердцебіеніе сравнялось скоростью съ сердцебіеніемъ мистрисъ Вадди.
   Узнавъ что я дома, онъ пожелалъ видѣть меня.
   Мы поздоровались церемоннымъ поклономъ.
   -- Поздравляю васъ отъ всей души съ избавленіемъ отъ некролога, сказалъ онъ учтиво.-- Я на пути въ одно изъ вашихъ приморскихъ мѣстъ, гдѣ меня ожидаетъ мое семейство. Печатаютъ у васъ имена и адресы пріѣзжающихъ, какъ это дѣлается у насъ?
   Я успокоилъ его: -- Рѣдко, кажется только тѣхъ кто останавливается въ гостиницѣ.
   Отъ адреса принцессы я отказался.
   -- Года черезъ два мы можетъ-быть будемъ имѣть удовольствіе привѣтствовать васъ въ Саркельдѣ, сказалъ принцъ, протягивая мнѣ руку.-- Такъ вы уже видѣли графиню Дельзенбургъ?
   -- Въ день ея пріѣзда, ваше высочество. Мои родственницы находятся въ настоящее время на островѣ.
   -- Да?
   Онъ остановился, вызывая меня на поклонъ. Мы раскланялись въ комнатѣ, въ прихожей и у выходной двери.
   Съ какою цѣлью пріѣзжалъ онъ къ моему отцу? Чтобъ узнать сразу худшее. Это казалось возможнымъ, предположивъ что онъ утратилъ свое довѣріе къ принцессѣ, о чемъ не дали мнѣ возможности судить его величественные пріемы со мною.
   Но я понялъ что въ его разчеты не входило допустить вторичное свиданіе между мною и Оттиліей. Ударъ былъ ужасенъ, я чувствовалъ его какъ будто онъ уже нанесенъ мнѣ, но моя покорность судьбѣ длилась только до тѣхъ поръ, пока, какъ у преступника остановленнаго на пути къ казни, мое замершее сердце не вздохнуло на минуту полною жизнью. Побывавъ въ Сити, я возвратился къ отцу и узналъ что онъ бросился въ погоню за принцемъ, оставивъ мнѣ записку что я могу найти принца на островѣ. Я не могъ сомнѣваться какъ мнѣ слѣдуетъ поступить. Я зашелъ къ дѣдушкѣ, описалъ ему положеніе дѣлъ и обезоружилъ его моею горячностью, такъ что когда я сказалъ что я единственный человѣкъ способный управлять моимъ отцомъ, онъ только пробормоталъ: "кажется напротивъ", и ограничился гримасой, выражавшею его личное мнѣніе.
   -- Какъ! принцесса пріѣхала одна и сошлась съ моей дѣвочкой, сказалъ онъ, выказывая сильнѣйшее отвращеніе, выразительное какъ ощетинившійся хребетъ кошки, при мысли о предстоящемъ знакомствѣ съ иностранцами.
   Темпль пришелъ обѣдать съ нами, такъ что я оставилъ дѣдушку не одного. Темпль обѣщалъ также сопровождать его на островъ.
   -- О! поѣзжай если хочешь, отпустилъ меня разстроенный старикъ.-- У меня есть о чемъ подумать. Да придержи его, чтобъ я нашелъ его тамъ черезъ двое сутокъ; я приготовилъ ему нѣсколько вопросовъ. А какъ онъ обращается съ своими принцами и принцессами, мнѣ дѣла нѣтъ. Я сказалъ бы ему, какъ одинъ членъ общества покровительства животныхъ сказалъ содержателю звѣринца: "читайте имъ наставленія, оскорбляйте ихъ достоинство, уязвляйте ихъ чувства, только не бейте ихъ." Я имъ не желаю зла, но на кой чортъ они гоняются за моимъ внукомъ! Завтра или послѣзавтра мы съ этимъ покончимъ. Я выслѣдилъ нору барсука, или я не способенъ напасть на слѣдъ.
   Онъ ворчалъ что еще недѣли двѣ придется питаться купленымъ хлѣбомъ, масломъ, мясомъ и пивомъ. Одной изъ претензій Риверсли было то что пока остальной міръ ѣлъ и пилъ ядъ, Гренджъ питался собственными здоровыми произведеніями, не опасаясь поддѣлокъ радикальныхъ промышленниковъ.
   Темплъ остался дослушивать остальное. Онъ выразилъ скромное и милое желаніе быть снова представленнымъ Оттиліи.
   

ГЛАВА LI.
Мы всѣ въ путахъ моего отца.

   На возвратномъ пути, сидя въ вагонѣ почтоваго поѣзда, предъ яркимъ закатомъ солнца, перерѣзаннымъ облаками, я задалъ себѣ вопросъ: чего я искренно желаю? Мое намѣреніе остановить отца было искренно и хорошо; но стремленія моего сердца, куда указываютъ они? Подумалъ о Дженетѣ, и мнѣ захотѣлось вздохнуть свободнѣе; подумалъ объ Оттиліи, и мнѣ захотѣлось стать на землю. Рѣзкій контрастъ поразилъ меня. Я какъ будто былъ расколотъ электрическимъ ударомъ на двѣ половины, съ такою силой влекло меня въ обѣ стороны, не перетягивая ни въ одну. Заглушить мысль объ одной изъ нихъ было смертельнымъ мученіемъ. Меня, однако, не смущало что я люблю двухъ: для каждой было отдѣльное мѣсто въ моемъ сердцѣ, какъ будто оно дѣйствительно было раздѣлено на двѣ части. Когда я проѣзжалъ мимо Риверсли, при потухавшей зарѣ, мнѣ сдѣлалось грустно при мысли что мой старый домъ и моя живая Дженета обратились въ прахъ, въ погибшую надежду, но лишь только дохнулъ я соленою атмосферой, какъ меня охватилъ духъ другой женщины, символомъ которой было глубокое море, которая дѣйствовала на мою душу какъ сіяніе звѣздъ. Благоразуміе и нетерпѣніе боролись во мнѣ. Я шелъ какъ человѣкъ съ зіяющею раной, и принужденъ былъ покориться страданію не ища исцѣленія. Я не зналъ гдѣ искать его. Въ душѣ моей была тьма и буря, какъ и въ воздухѣ.
   Ни одинъ лодочникъ не согласился перевезти меня. Освѣщенный островъ лежалъ какъ блестящая корона на водѣ. Я ходилъ взадъ и впередъ по берегу, смотря на огни, дыша солеными испареніями бурныхъ волнъ, пока заалѣвшій востокъ не лишилъ ихъ магическаго обаянія.
   Я убѣжденъ что столкновеніе такихъ чувствъ какія я испыталъ въ ту ночь обогащаетъ и укрѣпляетъ умъ и нравственность молодаго человѣка, если онъ не слишкомъ склоненъ къ болѣзненнымъ ощущеніямъ, и способствуетъ его переходу къ зрѣлости. Утромъ мнѣ казалось что положеніе мое измѣнилось къ лучшему; и благодѣтельное это было утро, послѣ моего долгаго ночнаго шаганія взадъ и впередъ. Я нашелъ ключъ,-- не знаю, настоящій или поддѣльный,-- къ уразумѣнно характера принцессы, чего я не могъ сдѣлать прежде, когда находился подъ вліяніемъ страсти, надежды или отчаянія. Ея слова, ея взгляды перестали быть для меня загадкой. Я освѣтилъ ее слѣдующимъ образомъ: она женщина которая можетъ любить только разсудкомъ,-- любить, въ смыслѣ жертвовать собою. Она не лишена страсти, которая можетъ пробуждаться, но тотъ кто пробудитъ ее ничего не выиграетъ, если не будеть въ состояніи предстать безупречнымъ ея умственному, безпощадному взору. Мною она была уже разочарована два раза. Въ этотъ третій разъ она можетъ-быть винитъ не меня, а свою собственную легковѣрную нѣжность, но это ея третье пробужденіе; возьмутъ ли верхъ надъ нимъ любовь и теплота сердца? Ея дѣтская восторженная страсть къ моему отечеству подготовила ее къ впечатлѣнію глубоко воспріятому мечтательною больной, и съ содѣйствіемъ живой, молодой крови, она дала мнѣ мѣсто въ своемъ воображеніи, но все еще, какъ мнѣ помнилось, продолжала испытывать меня, въ такое время когда ея разсудительный умъ готовъ былъ соединиться съ впечатлительнымъ, благороднымъ сердцемъ. Затѣмъ ей пришлось выдержать рядъ разочарованій. Она узнала что я не свободенъ отъ нѣкоторыхъ недостатковъ, отъ многихъ заблужденій и всей невоздержности людей прокладывающихъ себѣ дорогу на общественномъ поприщѣ. Видя во мнѣ человѣка обыкновеннаго (обыкновенный при ея строгихъ требованіяхъ не означало бездарный), она не могла отдѣлить меня отъ моей обстановки, отъ моего отца, напримѣръ. Въ ея взглядѣ на него въ библіотекѣ Зимняго Дворца, въ ея лицѣ, когда она развертывала и складывала его послѣднее письмо, и въ нѣсколькихъ вынужденныхъ намекахъ сквозилъ какой-то серіозный, сострадательный юморъ, безъ улыбокъ или другихъ внѣшнихъ проявленій, какъ будто сознаніе что такой человѣкъ можетъ имѣть вліяніе на ея судьбу заглушало удивленіе что это возможно. Или можетъ-быть она вывела не личное, а общее заключеніе, что этотъ міръ, отъ котораго мы ожидаемъ невыразимыхъ благъ, есть игрушка слѣпой судьбы. Сынъ человѣка теперь вполнѣ понятаго не могъ не преобразиться въ ея глазахъ. Эта мысль приводила меня въ ужасъ. Я охотнѣе прибавилъ бы порокъ къ моимъ недостаткамъ, чѣмъ далъ бы ей разгадать его.
   Приближаясь къ острову я вспомнилъ раннее утро когда я присталъ къ плоскому фламандскому берегу. Я не ожидалъ теперь подобнаго же сюрприза, но прежде чѣмъ мои гребцы причалили къ берегу, большая голова Шварца дала мнѣ знать что его госпожа здѣсь. Она шла съ Дженетой. Я подошелъ къ нимъ и взялъ руку Оттиліи.
   -- Принцъ Эрнстъ пріѣхалъ?
   -- Мой отецъ пріѣхалъ вчера вечеромъ.
   -- Вы уѣзжаете сегодня?
   -- Не знаю; онъ рѣшитъ.
   Это казалось хорошимъ предзнаменованіемъ, пока я не замѣтилъ сумрачнаго лица Дженеты.
   -- Вы больше не увидите насъ сегодня, Гарри, сказала она.
   -- Это ваше рѣшеніе?
   -- Да.
   -- Ваше собственное?
   -- Мое, если хотите.
   Въ ея словахъ было что-то жесткое, какъ будто она на меня сердилась и брала принцессу подъ свое покровительство противъ меня.
   Вопреки моей наклонности критиковать ее (что на нашемъ языкѣ означаетъ порицать) за ея манеру первенствовать съ кѣмъ бы она ни была, я былъ пораженъ дружескими отношеніями установившимися между ею и принцессой. Ихъ разговоръ пріятно было слушать. Оттилія заимствовала у нея ея откровенную манеру говорить; Дженета, хотя въ слабой степени, изящную свободу и мягкость принцессы. Онѣ разговаривали, повидимому, какъ особы стоящія въ одинаковой степени развитія. Въ практическихъ вопросахъ Дженета смѣло брала на себя рѣшеніе. Она же положила конецъ нашей прогулкѣ.
   -- Теперь, Гарри, вамъ лучше уйти и отдохнуть. Мнѣ скоро надо будетъ поговорить съ вами.
   Оттилія тотчасъ же протянула мнѣ руку.
   Я попросилъ позволенія проводить ее до дома.
   За нее отвѣтила Дженета;
   -- У насъ есть защитникъ шести съ половиной футовъ роста, сказала она, указывая на Шварца.
   Часомъ позже Шварцъ проводилъ ее до лѣстницы ея отеля. Увидавъ меня она остановилась. Къ моему удивленію, она не спѣшила высказать то что имѣла сказать.
   -- Гарри, вы знаете что онъ пріѣхалъ? Онъ и принцъ Эрнстъ пріѣхали вмѣстѣ. Заставьте его уѣхать отсюда немедленно. Онъ можетъ вернуться завтра. Дѣдушка пишетъ что желалъ бы повидаться съ нимъ, но сегодня увезите его.
   -- Развѣ принцъ намѣренъ остаться здѣсь на время, спросилъ я.
   -- Нѣтъ. Но это только мое предположеніе. Онъ запугалъ принца.
   -- Чѣмъ?
   -- О, Гарри, неужели вы не понимаете? Я не посвящена въ этикетъ, но даже я понимаю что исторія молодой принцессы пріѣзжающей въ Англію чтобы повидаться.... и вы.... а отецъ пріѣзжающій за нею! Принцъ въ его рукахъ, если только вы не заставите этого человѣка поступать благородно. Этого-то именно и опасалась миссъ Гудвинъ.
   -- Но кто же это узнаетъ?
   Дженета нетерпѣливо вздохнула.
   -- Вы хотите можетъ-быть сказать что отецъ мой грозитъ напечатать всю исторію, Дженета?
   -- Не знаю, но онъ запугалъ принца и задерживаетъ его здѣсь; въ этомъ я увѣрена.
   -- Принцесса сама сказала это вамъ?
   -- Я увѣрена что она понимаетъ свое положеніе.
   -- Говорила она объ этомъ "человѣкѣ", какъ вы его называете?
   -- Да, но не такъ какъ я. Вы на, меня не сердитесь, Гарри. Разставлялъ ли онъ сѣти или нѣтъ, но онъ поймалъ ее,-- не хмурьтесь на слова,-- и теперь вы должны поступить такъ какъ вы конечно поступите. Но не теряйте времени. Рѣшайтесь. О, еслибъ я была мущина!
   -- Вы надѣли бы на насъ намордники?
   -- Не знаю, можетъ-быть. Я заставила бы всѣхъ близкихъ мнѣ поступать честно. Я предложила бы ему выборъ....
   -- Безумная дѣвочка! Предположите что онъ выбралъ бы....
   -- Я заставила бы его почувствовать мою волю. Онъ этого не выбралъ бы. Если вы не имѣете власти надъ нимъ.... мнѣ кажется не пережила бы такого положенія! Не имѣть власти надъ нимъ въ такую минуту когда репутація принцессы въ опасности? Право, Гарри! Но зачѣмъ я говорю съ вами какъ будто вы въ нерѣшимости?
   -- Гдѣ онъ?
   -- Въ томъ домѣ гдѣ вы живете. Онъ великодушно уступилъ намъ свою квартиру.
   -- Тетушка видѣла его?
   Дженета покраснела; мнѣ казалось что я знаю почему, и я отдалъ полную справедливость ея проницательности.
   -- Она посылала за-нимъ, по моей просьбѣ, вчера поздно вечеромъ. Она не сомнѣвалась что ея вліяніе подѣйствуетъ, я тоже. Но ей не удалось даже доказать этому человѣку что пугать принца, хотя бы для вашей пользы, неблагородно. Она сказала мнѣ что онъ говорилъ хорошо. Тетушка Дороти тоже, конечно! Недостаетъ только чтобы дѣдушку запутали въ эту исторію. Какъ бы я желала чтобъ онъ былъ здѣсь. Уберли ѣдетъ съ первымъ пароходомъ ему на встрѣчу. Я согласна съ миссъ Гудвинъ что это будетъ позоромъ для всѣхъ васъ, для вашего отечества. Что же касается до нашего семейства!... и вашего имени, Гарри!... Прощайте, сдѣлайте все возможное.
   Я готовъ было сказать: "во имя отечества"? Но ея тонъ не допускалъ шутокъ. Подумавъ съ минуту, я началъ сравнивать силу моей воли съ силой воли отца. Я поклонился Дженетѣ.
   -- Зайдите къ намъ когда будете свободны, крикнула она мнѣ.
   Я сказалъ что началъ сравнивать мою силу воли съ силой воли моего отца. Результатъ сравненія не поощрилъ меня къ свиданію съ нимъ. Прошу припомнить,-- я же это твердо помнилъ,-- что отецъ мой склоненъ былъ всегда къ самообольщенію, что событія казавшіяся ему благопріятными были имъ самимъ подготовлены и доставались ему какъ законные плоды его дальновидной политики. Между тѣмъ какъ другіе считали его сумашедшимъ, беззаботнымъ, необузданнымъ человѣкомъ, который живетъ только настоящимъ, онъ наслаждался сознаніемъ что онъ великій политикъ, въ чемъ его убѣждало его дѣйствительно необыкновенное умѣніе пользоваться, обстоятельствами. Такого человѣка трудно было заставить отказаться отъ приза.
   Его любовь ко мнѣ была также препятствіемъ. "Pater est. Pamphile,-- difficile est." Какъ отразить широкіе замыслы непритворной родительской любви? Чувства чести и приличія могли остановить его какъ человѣка; поддастся ли онъ имъ, если они покажутся ему противорѣчащими моимъ самымъ дорогимъ интересамъ? Я, къ несчастію, былъ въ его глазахъ живымъ результатомъ его славной политической карьеры. Сдѣлавъ меня наслѣдникомъ одного изъ богатѣйшихъ англійскихъ помѣщиковъ, откажется ли онъ отъ возможности возвысить меня блестящимъ бракомъ. Его страшная привязанность ко мнѣ отнимала у меня надежду на успѣхъ. Мнѣ казалось что я уже слышу его быстрый, неудержимый потокъ краснорѣчія. Его аргументы и убѣжденія еще можно отразить, но какимъ образомъ сдержать самого человѣка? Я сказалъ "человѣка", какъ выражалась Дженета, но моему возбужденному воображенію онъ представлялся болѣе похожимъ на локомотивъ чѣмъ на человѣка. Я едва двигался отъ усталости, и сознавая что для свиданія съ отцомъ мнѣ надо много силы, физической преимущественно, я выкупался въ морѣ. Купанье избавило меня отъ сонливости и отъ страшныхъ признаковъ трусости, грозившихъ парализовать силу воли, но не изгладило моихъ послѣднихъ впечатлѣній. Я рѣшился приступить къ состязанію немедленно. Мнѣ казалось возможнымъ что отецъ переночевалъ въ моей квартирѣ, но тамъ мнѣ сказали что онъ только осмотрѣлъ комнаты, расхвалилъ ихъ хозяину и исчезъ. Возвратясь на набережную я узналъ что онъ уѣхалъ рано утромъ на своей наемной яхтѣ. Съ какою цѣлью? Я узналъ это слишкомъ поздно чтобы воспротивиться. Возлѣ клуба я встрѣтилъ полковника Гибберта Сигревъ, и услыхалъ отъ него что отецъ мой уѣхалъ,-- "но вашъ нѣмецкій принцъ и будущій тесть пробудетъ здѣсь недѣли двѣ", прибавилъ онъ и дружески освѣдомился назначенъ ли день свадьбы. Мое лицо поразило его. Онъ извинился что заговорилъ такъ грубо о счастливомъ событіи. Я бросился домой, пылая негодованіемъ. Меня поразила мысль что принцъ Эрнстъ, который своимъ искуснымъ обращеніемъ со мною и философскимъ умѣньемъ управлять дочерью, заставилъ меня смотрѣть на него какъ на образецъ проницательности, на самомъ дѣлѣ, можетъ-быть, человѣкъ безхарактерный, легковѣрный, или въ высшей степени простодушный. Я остановился на послѣднемъ предположеніи, узнавъ что принцъ уѣхалъ съ моимъ отцомъ посѣтить противоположную гавань и доки.
   Дженета раздѣляла мое тайное мнѣніе.
   -- Принцъ джентльменъ, сказала она.
   Ея гнѣвъ и негодованіе были безпредѣльны. Тетушка Дороти упрекнула ее въ чрезмѣрной строгости.
   -- Мнѣ кажется что принцъ воленъ поступать какъ ему угодно.
   -- О, неуже.ли вы не понимаете, тетушка? воскликнула Дженета.-- Принцъ поѣхалъ не подозрѣвая что тотъ кто его пригласилъ старается скомпрометтировать его. Гарри это понимаетъ. И понемногу принцъ убѣдится что у него отняли возможность поступать по собственной волѣ.
   -- Но вполнѣ ли онъ противъ Гарри? спросила тетушка Дороти.
   -- Милая тетушка, онъ принцъ и гордый человѣкъ. Онъ никогда въ жизни не согласится.... на то о чемъ вы думаете, если только его не заставятъ согласиться. А принцесса слишкомъ горда чтобы покориться, хотя бы для того чтобы спасти свою репутацію. Но репутація ея въ опасности. Подумайте какой это скандалъ для владѣтельной принцессы. Прежде я смѣялась надъ "владѣтельною принцессой", Гарри, но теперь я поняла что это значитъ. Она принцесса въ полномъ смыслѣ слова. Ни одно живое существо не похоже на нее. Развѣ вы не понимаете, тетушка, что интриги, заговоръ,-- я не разборчива на слова,-- не принесутъ никому пользы. Принца можно опутать, принцессу же, я увѣрена, никогда.
   Притязаніе Дженеты на глубокое пониманіе характера принцессы было чертой ея характера, которая была для меня не новостью: тѣмъ не менѣе видно было что онѣ много говорили другъ съ другомъ и можетъ-быть говорили дружески. Я спросилъ Дженету не высказываетъ ли принцесса какихъ-нибудь мнѣній о моемъ отцѣ.
   -- Онъ не входитъ въ ея кругозоръ, Гарри, отвѣчала она.
   Кругозоръ было однимъ изъ новыхъ словъ Дженеты, которыми она по временамъ приправляла свой хотя и удовлетворительный, но безцвѣтный, устарѣвшій лексиконъ. Вопреки послѣднему оскорбительному отзыву о моемъ отцѣ и ея презрѣнію къ нему, очевидному для меня по ея вздернутой губкѣ и нахмуренному лицу, когда она о немъ говорила, я былъ на ея, а не на его сторонѣ. Ея сужденіе о принцессѣ было справедливо. Она вполнѣ понимала положеніе Оттиліи и опасность ей грозившую.
   Дженета и тетушка Дороти провели вечеръ съ принцессой, а я ходилъ по улицѣ, не спуская глазъ съ дома гдѣ принцесса была арестована не на шутку, по повелѣнію ли отца или собственною осторожностью. И она хорошо сдѣлала что не показывалась. Сезонъ морскихъ прогулокъ привлекъ на островъ множество столичныхъ жителей, и я встрѣтилъ нѣсколько такихъ которые не забыли газетныхъ объявленій и опроверженій. Лордъ Альтонъ, адмиралъ Лофтусъ и другіе толпились на набережной и въ лавкахъ, жаждая сплетенъ для услажденія праздной скуки. Адмиралъ спросилъ меня гдѣ находятся владѣнія принца Эрнста. Онъ сказалъ мнѣ что принцъ будетъ имѣть свободный входъ въ клубъ въ продолженіи своего пребыванія на островѣ и прибавилъ вопросъ не требовавшій отвѣта: "гдѣ онъ?" Принцессу мущины оставляли въ покоѣ, но еслибъ ихъ жены видѣли ее, разспросовъ было бы не мало.
   Поздно вечеромъ яхта моего отца подошла къ набережной, и въ то самое время когда онъ причаливалъ, пришелъ послѣдній пароходъ. Зоркая Дженета разглядѣла въ толпѣ на палубѣ сквайра, опиравшагося на руку Темпля.
   -- Не боленъ ли дѣдушка! воскликнула она.
   Я не сводилъ глазъ съ головы отца, возвышавшейся среди толпы. Принцъ Эрнстъ и генералъ Гудвинъ поднимались по ступенямъ на верхнюю площадку набережной. Генералъ былъ, повидимому, сердитъ. Дѣдушка, подъ руку съ Дженетой, замѣнившей ему Темпля, стоялъ въ ожиданіи багажа.
   Мой отецъ, приблизясь къ нимъ, замѣтилъ меня, и почти такъ же дружески поздоровавшись со сквайромъ какъ и со мной, сказалъ:
   -- Ничто не могло быть своевременнѣе вашего пріѣзда, мистеръ Белтамъ.
   -- Мнѣ надо видѣться съ вами, мистеръ Ричмондъ, но не въ публикѣ, возразилъ сквайръ.
   -- Предоставляю вамъ, сэръ, назначить время свиданія.
   Дженета отошла къ генералу Гудвину. Отецъ заговорилъ со мною, посвятивъ минуту на пожатіе руки и нѣсколько добрыхъ словъ Темплю.
   -- Назначьте какое вамъ угодно время, мистеръ Белтамъ, началъ онъ опять.-- Между тѣмъ я буду имѣть удовольствіе представить другъ другу дѣдушку Гарри и его высочество принца Эрнста фонъ-Эппенвельценъ-Соркельдъ.
   Онъ обернулся. Генералъ Гудвинъ потащилъ принца внизъ по ступенямъ, сквайръ поспѣшно направился въ противоположную сторону. Я смотрѣлъ какъ обѣ стороны замышляемаго представленія старались избѣгнуть его. Отецъ мой взглянулъ направо и налѣво, и вышелъ чрезвычайно искусно изъ положенія въ которомъ растерялся бы другой, обратившись съ веселымъ замѣчаніемъ къ Темплю. Онъ вовлекъ въ разговоръ Дженету и наконецъ, на минуту,-- единственно силой своей веселой болтливости,-- и самого сквайра.
   -- Гарри, я имѣю сообщить вамъ что она не несчастна, поспѣшно прошептала Дженета.-- Она читаетъ исторію одного изъ нашихъ великихъ современниковъ и радуется что находится въ нашей странѣ.
   Дженета назвала одного изъ славныхъ адмираловъ, блиставшаго какъ огненный маякъ въ чеать нашей націи. Она могла бы сказать болѣе, остальное она досказала взглядомъ, но сказаннаго было слишкомъ достаточно чтобы побудить меня исполнить то чего она отъ меня требовала. Грусть охватила меня какъ туча, когда я подумалъ о милой маленькой принцессѣ моего дѣтства и о настоящей Оттиліи, оставшейся вѣрною своей дѣтской страсти къ нашимъ морскимъ героямъ и къ нашей странѣ, которая такъ коварно завлекла и выдала ее. И въ какія руки! Не въ такія которыя могли бы бросить лучъ чести на преданную голову. Контрастъ между честнымъ трудящимся челавѣкомъ, которымъ она восхищалась, и пустымъ общественнымъ метеоромъ, интриганомъ раскидывающимъ сѣти, былъ ужасенъ. Мой отецъ, казалось, опуталъ насъ всѣхъ.
   Онъ это самъ сказалъ. Онъ теперь сознательно смотрѣлъ на меня какъ на цифру. Принца, принцессу, дѣдушку и меня, онъ соединилъ насъ всѣхъ, сказалъ онъ. Я узналъ отъ него что принцъ, съ его содѣйствіемъ въ качествѣ совѣтника, пришелъ къ убѣжденію что бракъ единственный исходъ изъ ихъ положенія. Все сложилось такъ чтобы доказать что противъ судьбы идти нельзя.
   -- Будемъ объясняться безъ театральничанья, предложилъ я.
   -- Конечно, Ричи, чѣмъ проще тѣмъ лучше, согласился онъ.
   Это было на набережной, когда онъ безпрестанно раскланинивался и здоровался съ проходящими. Я не смѣлъ выпустить его руку, изъ опасенія новыхъ непріятностей. Я привелъ его на мою квартиру, и настоялъ чтобъ онъ обѣдалъ у меня.
   -- Ломтя сухаго хлѣба будетъ достаточно, сказалъ онъ.
   Мои опасенія насчетъ образа его дѣйствій оказались справедливыми, но я не ожидалъ что онъ станетъ утверждать будто принцъ самъ желаетъ брака. На всѣ мои доводы онъ отвѣчалъ настойчиво:
   -- Принцъ согласенъ. Онъ знаетъ что ему ничего не остается какъ уступить. Онъ въ моей власти.
   -- Почему? спросилъ я.
   -- Почему! Гдѣ твоя проницательность, Ричи? Я держу его здѣсь; я напущу на него сотню языковъ; я....
   -- На принцессу, можете вы сказать.
   -- На него. Принцесса на вашей сторонѣ; ты и она одно! На него, говорю я. Это еще только угроза, которою я держу его въ страхѣ. И ей-Богу, сынъ мой, Ричи, все это доказываетъ мнѣ что я жилъ и боролся не напрасно. Вотъ пришелъ, наконецъ день и часъ. Въ день твоего рожденія, сынъ мой, я поклялся женить тебя на одной изъ высочайшихъ женщинъ въ мірѣ. Она еще тогда не существовала, но это все равно, я исполнилъ мою клятву. Отказаться! Что за вздоръ! Ты, извини меня, ты просто глупъ. Въ тебѣ нѣтъ необходимой отваги, не сердись что я это тебѣ замѣчаю. Дѣло въ томъ что принцъ попался въ мою ловушку. Мы вполнѣ вѣжливы другъ съ другомъ, но онъ знаетъ что онъ въ моей власти; онъ говоритъ что любовь побѣдила его. Прекрасно. И замѣть: я не допускаю вліянія какого-нибудь выскочки сквайра; ничего подобнаго. Принцесса.... да наградитъ ее Всевышній всѣми земными благами, -- не дѣлаетъ снисхожденія выходя за Гарри Ричмонда. Я уже послалъ объявленія въ газеты. Да, опять повторяю, это плоды настойчивыхъ, усиленныхъ стараній, плоды, пріобрѣтенные законно, и вопреки гоненія признанныхъ властителей моей страны. Завтра утромъ твой дѣдъ сдѣлаетъ формальное предложеніе принцессѣ.
   Онъ ошеломилъ меня. Единственно чтобы заставить его замолчать я разразился потокомъ упрековъ, и въ то же время удивлялся какъ возможно чтобы человѣкъ говорившій такъ какъ онъ говорилъ способенъ былъ на практическое дѣло.
   Моя горячность только раздражила его. Онъ сказалъ что принцъ вполнѣ поддался его вліянію, и что ничто не заставитъ его отказаться отъ возможности употребить свою власть въ мою пользу: Никакая власть земная или адская не казалась мнѣ столь ужасною какъ его въ эту минуту, когда онъ объявилъ что готовъ скорѣе лишиться моего уваженія и любви, умереть чѣмъ "выпустить принца". Онъ преобразился, говорилъ кратко и точно, употреблялъ выраженія человѣка твердо рѣшившагося, показывая голосомъ и жестами что онъ держитъ насъ всѣхъ въ желѣзныхъ рукахъ. Обвиненіе что всего этого онъ достигъ интригами польстило ему.
   -- Впрочемъ, сказалъ онъ,-- я не призывалъ Германію быть свидѣтельницей вмѣстѣ съ Англіей, но если онъ пріѣхалъ, я этимъ пользуюсь, и завтра ты увидишь здѣсь молодаго Эккарта.
   Я вскрикнулъ, взбѣшенный моею неспособностью помѣшать ему и негодованіемъ противъ его безсовѣстныхъ продѣлокъ.
   -- А, ты меня не зналъ, Ричи, сказать онъ.-- Я ввожу тебя въ гавань, и все что ты можешь сдѣлать, только скрипъ корабля для меня. Ты въ моихъ рукахъ, и я ввожу тебя въ гавань. Раньше чѣмъ черезъ мѣсяцъ, я сдѣлаю тебя мужемъ принцессы. Другаго исхода у нея нѣтъ. И я увѣренъ что она ничего не теряетъ. Она твоя, сынъ мой.
   -- Никогда она не будетъ моею! Вы лишили меня послѣдняго шанса, вы обезчестили меня!
   -- Ты молокососъ, Ричи. Это ея собственное желаніе. Можетъ-быть въ то самое время какъ мы говоримъ съ тобою, принцъ признается ей что у него не осталось никакого исхода. Ни малѣйшей щелочки! Она пріѣхала къ тебѣ, и ты берешь ее. Я преклоняюсь предъ ея подвигомъ, но фактъ остается фактомъ, она пріѣхала. Не согласится? Да она погибшая женщина, если не согласится!
   -- Погубленная вами, моимъ отцомъ!
   -- Съума вы оба сошли?
   -- Поймите, умолялъ я его,-- что она не уступитъ никакимъ угрозамъ. Намекъ на угрозу отвратитъ ее отъ меня.
   -- Совершенно напротивъ, прервалъ онъ.-- Принцъ самъ признается что ты владѣешь ея сердцемъ.
   -- Нераздѣльно съ ея чувствомъ чести и уваженіемъ къ намъ.
   -- Скажи что-нибудь объ ея репутаціи, Ричи.
   -- Вы смѣете думать что можете повредить ей!
   -- Смѣю думать? Я смѣю думать что въ присутствіи всѣхъ причастныхъ дѣлу лицъ устрою твое и ея счастіе, и ничто въ мірѣ не остановитъ меня. Ты поблагодаришь своего стараго отца прежде чѣмъ онъ сойдетъ въ могилу. Кстати: мой домъ и домашнюю утварь я отказываю тебѣ. Вадди это знаетъ. Да не слыхалъ ли ты о хорошемъ врачѣ для болѣзней сердца? Я боюсь за бѣдняжку.
   Онъ всталъ со словами:
   -- Ричи, я не похожъ на Джоріана, для котораго каждый обѣдъ не обѣдъ, а незамѣнимая потеря, но мнѣ необходимъ воздухъ. Пойду погуляю.
   Я не могъ этого допустить. Я остановилъ его.
   Мы были въ самомъ разгарѣ спора о его правѣ на личную свободу, когда пришелъ Темпль, и генералъ Гудвинъ прислалъ карточку. Мы съ Темплемъ оставили генерала наединѣ съ моимъ отцемъ и вышли на подъѣздъ. Темпль былъ у принцессы, которая сама поручила Дженетѣ привести его. Какъ она смотрѣла, что она говорила, онъ не умѣлъ передать хорошенько. Ему казалось что она была весела, хотя блѣдна. Обо мнѣ она упомянула "съ участіемъ", сказалъ онъ. Онъ зналъ или подозрѣвалъ что генералъ присланъ принцемъ, но не понималъ положенія дѣлъ и такъ мучилъ меня щекотливыми вопросами, со свойственною ему деликатною сдержанностію, что я отказался отъ надежды обратиться къ нему за совѣтомъ и помощью.
   Дженета разказала ему все, но онъ продолжалъ недоумѣвать, внушая мнѣ предположеніе что воззрѣнія адвокатовъ всегда вульгарны. Чувство не имѣло никакого значенія въ его взглядѣ на дѣло, и онъ не прочь былъ оправдывать моего отца. Нѣкоторыя изъ его замѣчаній смутили меня, хотя я видѣлъ что они основаны на предположеніи что всему причиной любовь взбалмошной принцессы. Они внушали мнѣ слабую надежду, хотя я обожалъ ее за то что въ ней не было ничего такого что могло бы внушить хоть тѣнь надежды.
   Генералъ Гудвинъ сошелъ внизъ, сопровождаемый моимъ отцомъ, и отвелъ меня въ сторону, лишь только я успѣлъ предупредить Темпля не выпускать изъ виду моего отца! Генералъ былъ сильно взволнованъ.
   -- Клара говоритъ что на васъ можно положиться, началъ онъ.-- Я истощилъ всѣ мои аргументы съ этимъ человѣкомъ, чуть не грозилъ запереть его. Вы меня извините, мистеръ Гарри, я все это предвидѣлъ и предупреждалъ васъ.
   -- Вы были правы, генералъ. Скажите мнѣ чего именно опасается принцъ?
   -- Гнуснаго скандала, сэръ. Послѣдуй онъ моему совѣту, онъ тотчасъ же нашелъ бы средства проучить человѣка который смѣетъ угрожать ему. Вы знаете чѣмъ.
   Я сказалъ что мнѣ извѣстны угрозы, но не степень податливости принца, и спросилъ видѣлъ ли онъ принцессу.
   -- Имѣлъ честь, отвѣчалъ онъ сухо.-- Такими безчеловѣчными средствами вы съ ней ничего не выиграете.
   -- Вы обвиняете меня, генералъ? спросилъ я, затаивъ досаду.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ онъ непреклонно.-- Вы избрали себѣ путь лѣтъ десять тому назадъ и должны мириться съ послѣдствіями. Я это предвидѣлъ. Заговоривъ съ вами объ этомъ, я не могу не высказать вамъ моего мнѣнія., я считалъ его просто шутомъ, гулякой и думалъ что онъ распускаетъ свою нелѣпую исторію чтобы придать себѣ больше значенія. До сихъ поръ онъ интриговалъ успѣшно: принцъ попалъ въ его сѣти. Я прорвалъ бы ихъ, какъ совѣтую и принцу Эрнсту, но различіе въ положеніяхъ вѣроятно ведетъ, и къ различію во мнѣніяхъ; несчастный какъ будто околдованъ. Вашъ отецъ, мистеръ Гарри, виновенъ теперь въ такомъ гнусномъ поступкѣ что мнѣ стыдно признавать въ немъ моего соотечественника.
   Мои нервы содрогались отъ оскорбленій которыя я принужденъ былъ слушать и не могъ опровергнуть.
   Онъ повторилъ вопросъ.
   -- Я сдѣлаю все что могу, отвѣтилъ я и не удовлетворилъ ни его ни себя. Онъ обмѣнялся со мною положеніями и сказать что онъ сдѣлалъ бы на моемъ мѣстѣ -- почти, то же что дѣлалъ и говорилъ я. Только выражено это было грандіознѣе, и заставило меня лишь сильнѣе почувствовать безнадежность моего положенія и привело почти въ отчаяніе.
   Мое молчаніе раздражило его.
   -- Положимъ, сказалъ онъ,-- что принцесса балованное дитя, что она поступила необдуманно, но съ вашими понятіями вы должны считать себя обязаннымъ защитить ее. Исполните долгъ, молодой человѣкъ. Онъ, кажется, любитъ васъ, слѣдовательно вы должны имѣть на него вліяніе. Говорю вамъ прямо, отвѣтственность, по моему мнѣнію, падетъ на васъ.
   Его отзывъ о принцессѣ показалъ мнѣ чего она можетъ ждать отъ свѣта, если ея имя попадетъ въ его когти.
   -- Я сдѣлаю все что могу, повторилъ я и подошелъ къ Темплю.
   Онъ былъ одѣтъ. Отецъ ушелъ отъ него, сказавъ что хочетъ занести карточку въ отель сквайра. Генеразъ Гудвинъ ласково положилъ руку на плечо Темпля, чтобы рѣзче выказать свое обращеніе со мною, и пожелалъ намъ доброй ночи.
   Дженета ничего не могла сказать мнѣ о моемъ отцѣ, но когда я сидѣлъ съ ней, уже поздно, намъ принесли его карточку съ приписанной карандашомъ просьбой принять его на слѣдующее утро.
   -- Дѣдушка самъ этого желаетъ и поручилъ мнѣ написать ему, сказала Дженета.
   Она сообщила мнѣ что принцъ совершенно растерялся. Сколько я могъ понять это,-- хотя казалось невѣроятнымъ,-- онъ считалъ бракъ своей дочери со мною единственнымъ исходомъ.
   -- Но развѣ это не ея собственное желаніе, спросилъ Темпль, желавшій можетъ-быть того же самаго.
   -- О, неужели вы не понимаете что принцесса Оттилія не руководствуется своими желаніями, сказала Дженета. Ея ясное пониманіе характера дѣвушки казавшейся ей идеаломъ ея пола (первымъ который она встрѣтила), внушало ей презрѣніе къ людямъ не столь проницательнымъ.
   Мы рѣшили назначить моему отцу придти въ половинѣ одиннадцатаго утра.
   -- Ни минутой позже, шепнула мнѣ на ухо Дженета.-- Не выпускайте его изъ виду, Гарри. Принцесса убѣждена что вы нивъ чемъ не виноваты.
   Я спросилъ не знаетъ ли она намѣреній сквайра.
   -- Честное слово, не знаю, отвѣчала она.-- Не надѣюсь.... Такъ тяжело думать объ этомъ непристойномъ дѣлѣ! Она слишкомъ мужественна чтобъ уступить. Она не осуждаетъ васъ, я тоже, конечно, но только, Гарри, мнѣ кажется что еслибъ я была на вашемъ мѣстѣ, я сумѣла бы справиться съ нимъ. Я заставила бы его повиноваться мнѣ. Никто не обязанъ принимать безчестіе, хотя бы отъ отца. Я сказала бы: я не дамъ шагу шагнуть, если намѣренія ваши безчестны. Можно отложить въ сторону родственныя чувства, если они грозятъ безчестіемъ. Дѣдушка не говоритъ объ этомъ ни слова. Я хватаюсь за соломенки, это дѣло жжетъ меня. О, прощайте Гарри. Я не буду спать сегодня.
   -- Прощайте, ласково крикнула она Темплю. Я слышалъ какъ бѣдный малый повторилъ про себя ея прощаніе, и подумалъ что онъ счастливѣе меня. Онъ ночевалъ недалеко отъ отеля.
   Записка отъ Клары Гудвинъ заклинала меня въ память о миломъ, смѣломъ, красивомъ мальчикѣ котораго она любила въ былые дни, остаться достойнымъ того чѣмъ я былъ. Генералъ ослабилъ ея довѣріе ко мнѣ.
   Я ждалъ отца далеко за полночь. Когда онъ пришелъ, его наружность напомнила мнѣ его перебранку съ баронессой Туркемсъ при свѣтѣ пылающихъ занавѣсокъ. Онъ очевидно поужиналъ и много выпилъ и объявилъ мнѣ что онъ теперь непобѣдимъ. Это было справедливо въ томъ смыслѣ что никакія обращенія къ нему не могли его поколебать.
   -- Отвергни что ты любишь ее, отвергни что она любитъ тебя, отвергни что ты съ ней одно. Я опуталъ васъ крѣпко.
   Онъ опять видѣлся съ принцемъ Эрнстомъ. Онъ это самъ сказалъ и прибавилъ что принцъ рѣшительно желаетъ брака, требуетъ его.-- И я, сказалъ онъ, драматизируя ихъ взаимныя отношенія, -- я далъ согласіе.
   Послѣ испытаннаго мною въ эту ночь, я не виню людей нечувствительныхъ къ юмору. Описаніе бѣгства горячаго, гордаго принца, пытавшагося скрыться отъ отца, сопровождаемое любезными улыбками, въ которыхъ проглядывала насмѣшка, возбудило во мнѣ сильнѣйшее отвращеніе. Я неспособенъ былъ одолѣть преслѣдователя, когда онъ былъ трезвъ, теперь у меня не хватало духа говорить съ нимъ. Я сидѣлъ выпрямившись, скрестивъ руки и упорно молчалъ. Онъ съ наслажденіемъ растянулся на диванѣ.
   -- Ложись, Ричи, махнулъ онъ мнѣ.-- Ты не пьешь вина и не можетъ выдерживать, какъ я. разсѣянной жизни. Ложись, мой милый мальчикъ. Я богъ, недоступный земнымъ страданіямъ. Серіозно, милый мой, я во всю мою жизнь никогда не былъ боленъ. Сотни несчастныхъ погибли попробовавъ подражать мнѣ. Я могу похвалиться моимъ организмомъ. Но къ сожалѣнію, Ричи, у тебя совсѣмъ нѣтъ моей сверхчеловѣческой силы. И прибавь что я нахожусь подъ чьимъ-то покровительствомъ. Является у меня желаніе, оно исполняется, является у меня планъ, всѣ средства къ исполненію въ моихъ рукахъ. Я приписываю это заботамъ моей матери на небесахъ. Объ этомъ стоитъ подумать. "Не становись мнѣ поперекъ дороги и не слѣдуй за мною слишкомъ далеко", было бы для меня превосходнымъ девизомъ. Ты можешь выразить его по латыни, Ричи. Можешъ! ты долженъ послужить моимъ интересамъ своею ученостію, какъ я служу твоимъ моимъ геніемъ. Ей Богу, этотъ девизъ удовлетворилъ бы меня. А теперь ложись.
   -- Нѣтъ, сказалъ я, -- вамъ удалось ускользнуть отъ меня разъ, но теперь я не выпущу васъ изъ виду, хотя бы мнѣ пришлось лечь на порогѣ. Завтра вы поѣдете со мною въ Лондонъ. Я буду обращаться съ вами какъ съ человѣкомъ за которымъ я обязанъ слѣдитъ и не выпущу васъ пока не буду вполнѣ спокоенъ.
   -- Не выпустишь! воскликнулъ онъ, откинувъ руку и ногу.
   -- Я хочу сказать что вы будете на моихъ глазахъ, гдѣ бы вы ни были, и я не пущу васъ далеко. Я больше не прошу и не уговариваю, я только стерегу васъ, какъ сталъ бы стеречь боченокъ съ порохомъ.
   Отецъ приподнялся на локтѣ.-- Взрывъ, сказалъ онъ, смотря на часы,-- произошелъ вчера въ пять минутъ одинадцатаго, теперь за-полночь. Въ этотъ часъ я принялъ за тебя поздравленія друзей Лофтуса, Альтона, Сегрева и другихъ. Итакъ, сынъ мой Ричи, ты стережешь пустой магазинъ.
   Я выслушалъ съ выступившимъ на лбу потомъ и, преодолѣвъ судороги въ горлѣ, спросилъ его коснулся ли онъ газетъ.
   -- Да, мой милый мальчикъ, я и подъ нихъ подвелъ мину, отвѣчалъ онъ.
   -- Вы послали объявленіе...?
   -- Я послалъ замѣтку что принцъ и принцесса пріѣхали утвердить брачныя условія.
   -- Вы ожидаете что это будетъ напечатано сегодня?
   -- Иначе мое имя и вліяніе обманутъ довѣріе съ которымъ я смотрю на нихъ, Ричи.
   -- Въ такомъ случаѣ я разстаюсь съ вами, сказалъ я.-- Принцъ знаетъ что ему готовится въ газетахъ?
   -- Этимъ-то козыремъ мы и побили его, Ричи.
   -- Хорошо. Завтра, послѣ свиданія съ дѣдушкой, мы съ вами разстанемся. Дружба съ вами стоила мнѣ слишкомъ дорого.
   -- Милый Ричи, засмѣялся онъ тихо.-- Ну теперь ложись. Да будетъ на тебѣ мое благословеніе нынѣ и всегда.
   Онъ закрылъ глаза.
   

ГЛАВА LII.
Свиданіе показывающее въ яркомъ свѣтѣ характеръ отца моего.

   Утро было знойное съ самаго восхода солнца. Я зналъ что Оттилія и Дженета пойдутъ гулять, но не смѣлъ выйти изъ дома. Я сидѣлъ въ своей комнатѣ мучимый самымъ пронзительнымъ храпомъ какой когда-либо терзалъ человѣческія уши. Этотъ храпъ свидѣтельствовалъ о глубокомъ покоѣ въ душѣ моего мучителя и былъ такъ надмененъ, комиченъ, непоколебимъ что казался мнѣ продолженіемъ вашего ночнаго столкновенія. Отецъ крѣпко спалъ въ гостиной на диванѣ, а я одинъ бодрствовалъ, волнуясь и тоскуя. Я, казалось, былъ обреченъ на такое страданіе. Въ сердцѣ моемъ, тѣмъ не менѣе, таилось восхищеніе его непоколебимою твердостью, и моя прежняя любовь къ нему внушала мнѣ сомнѣніе въ томъ, что онъ можетъ обезчестить меня. Это было можетъ-быть умышленнымъ самообольщеніемъ. Оно помогло мнѣ встрѣтиться съ нимъ дружелюбнѣе.
   Мы оба избѣгали нѣсколько времени предмета нашей распри; онъ былъ видимо расположенъ не касаться его болѣе и старался развлечь меня, обращаясь со мною необыкновенно ласково. Но когда я спросилъ его правда ли то что онъ сообщилъ мнѣ ночью, лицо его исказилось и къ моему смущенію онъ вдругъ вскочилъ и начатъ кричать, задыхаясь и топая ногами. Ему нужно перемиріе, онъ настаивалъ на перемиріи и доказывалъ что я женщина, которая не знаетъ чего она хочетъ и нуждается въ господинѣ. Онъ вспомнилъ благородную смѣлость молодыхъ людей его времени, блистательно достигавшихъ своихъ цѣлей, овладѣвая женщинами высшаго круга, законно или иначе. Нѣсколько минутъ онъ былъ въ изступленіи, обращаясь къ своимъ образцовымъ юношамъ отжившаго поколѣнія, заикаясь, багровый отъ шеи до висковъ. Я содрогался. Опомнившись онъ не извинился. Онъ инстинктивно ощупалъ свой пульсъ и взглянувъ на потолокъ, воскликнулъ;
   -- Боже мой! Эти постройки на подобіе вигвамовъ, обратился онъ ко мнѣ,-- задерживаютъ мое кровообращеніе. Уйдемъ отсюда, будемъ завтракать на яхтѣ.
   Воздухъ освѣжилъ его, и онъ сказалъ мнѣ что причиной его волненія былъ потолокъ давившій ему голову.
   -- Твои нервы, напомнилъ онъ мнѣ, тоже очень раздражительны. Тебѣ слѣдуетъ пить вино, оно тебѣ необходимо. Я молчалъ и слѣдовалъ за нимъ какъ плѣнникъ и вмѣстѣ съ тѣмъ стражъ.
   Безвѣтряный день помѣшалъ публикѣ пуститься въ море. Большая толпа вышла встрѣтить утренній пароходъ. Въ числѣ первыхъ сошедшихъ съ него былъ желтоволосый Эккартъ, не подозрѣвавшій что значило для меня увидать его. Я едва могъ поздороваться съ нимъ; его прибытіе показало мнѣ что отецъ зашелъ такъ далеко въ своей интригѣ что не оставилъ мнѣ никакой надежды. Эккартъ сказалъ что-то о принцѣ Германѣ. Когда мы уходили съ набережной, я увидалъ Дженетъ разговаривавшую съ принцемъ Эрнстомъ. Въ слѣдующую минуту къ нимъ присоединился Германъ. Я обратился за объясненіемъ къ Эккарту.
   -- Вѣдь я сказалъ вамъ что онъ вчера въ Лондонѣ зашелъ въ нашъ домъ и сегодня утромъ пріѣхалъ сюда со мною, сказалъ Эккартъ.
   Отецъ мой смотрѣлъ въ сторону принцевъ, но лицо его было непроницаемо. Они поклонились Дженетѣ и зашагали взадъ и впередъ по треугольной площадкѣ между дорогами къ отелю, къ набережной и къ вилламъ, разговаривая съ жаромъ, какъ люди давно желавшіе высказаться. Мой отецъ направился къ нимъ; принцъ Эрнстъ выступилъ къ нему навстрѣчу, Германъ повернулся спиной.
   Такъ какъ былъ уже часъ назначенный для свиданія съ дѣдушкой, я сдалъ Эккарта Темплю и подошелъ къ Дженетѣ.
   -- Не опоздайте, Гарри, сказала она.
   Я спросилъ ее не знаетъ ли она съ какою цѣлью дѣдушка назначилъ намъ свиданіе.
   -- Уведите его отъ принцевъ, отвѣчала она съ нетерпѣніемъ,-- и потомъ: я должна сказать вамъ что принцесса здорова и такъ далѣе, но теперь, извините, не могу: дѣдушка дожидается, а это не хорошо.
   Я понялъ что ей противно было видѣть принца Эрнста въ разговорѣ съ моимъ отцомъ. Ихъ обращеніе другъ съ другомъ было совсѣмъ не похоже на обращеніе двухъ соперниковъ. Принцъ Эрнстъ, казалось, напустилъ на себя веселый юморъ; пожавъ руку моему отцу, онъ два раза возвращался къ нему, какъ бы для того чтобы возобновить какое-то впечатлѣніе. Они были повидимому въ наилучшихъ отношеніяхъ. Дженета отвела отъ нихъ свои внимательные глаза, и ея бѣглый взглядъ на меня былъ полонъ значенія. Приближеніе моего отца обратило ее въ бѣгство. Но когда онъ вошелъ въ гостиную дѣдушки, она встрѣтила его какъ вполнѣ благовоспитанная женщина. Она была одна и принудила себя вступить въ учтивый разговоръ съ нимъ. Онъ рекомендовалъ ей германскія воды противъ подагры дѣдушки и видимо забавлялъ ее своими оригинальными предписаніями Англичанамъ намѣревающимся путешествовать въ обществѣ. Онъ говорилъ что они должны пожить предварительно въ домѣ населенномъ невыдержанными горничными, музыкальнымъ лакеемъ и сумашедшимъ поваромъ, чтобы научиться принаравливаться къ обстоятельствамъ.
   -- Я прибавилъ бы маленькое землетрясеніе, миссъ Ильчестеръ, чтобы быть увѣреннымъ что все общество, пускаясь въ путь, знакомо съ боками другъ друга. Это было ужь слишкомъ глупою выходкой съ Дженетой, которая, склонна была приписывать безумію, тупоумію или дерзости все что поражало ее своею новостью.-- Что касается меня, продолжалъ онъ,-- я не желалъ бы имѣть товарищемъ ни человѣка считающаго себя природнымъ повелителемъ, ни человѣка ревностно изучающаго географическія карты, ни собаки имѣющей склонность хватать за горло. Кстати, вы кажется любите собакъ. Есть у васъ померанская гончая?
   -- Нѣтъ, отвѣчала Дженета.-- Я такихъ даже не видывала.
   -- Вотъ такой величины. Отецъ поднялъ руку.
   -- Больше нашихъ ньюфаундлендокъ?
   -- Величиной съ пони, безъ преувеличенія. Вы мнѣ позволите прислать вамъ такую собаку, съ ручательствомъ за ея характеръ, что рѣдко возможно съ существами человѣческой породы, хотя я иногда и ручаюсь за моихъ людей какъ и за моихъ собакъ.
   Дженета благодарила, отказываясь отъ собаки, но онъ продолжалъ восхвалять ея красоту, молодость, способности и величину. Чтобы разсѣять опасенія Дженеты, я спросилъ гдѣ эта собака.
   -- Въ Германіи, отвѣчалъ онъ.
   Что собака находится въ Помераніи, было не менѣе вѣроятно.
   Появленіе тетушки Дороти, сопровождаемой дѣдушкой, было безмолвно.
   -- Прошу садиться, обратился сквайръ ко всѣмъ намъ вообще, чтобъ избавиться отъ отдѣльныхъ привѣтствій.
   Дженета спросила должна ли она остаться.
   -- Я всегда радъ имѣть васъ при себѣ, отвѣчалъ онъ коротко и сурово.
   -- Намъ надо бы сдѣлать кое-какія покупки, сказала тетушка Дороти, показывая что она здѣсь противъ воли.
   -- Развѣ вы покупаете что-нибудь внѣ Лондона? началъ мой отецъ и въ въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ старался придать нашему обществу характеръ спокойнаго семейнаго собранія.
   Дѣдушка сидѣлъ безмолвно, рядомъ съ Дженетой.
   -- Когда вы окончите, мистеръ Ричмондъ? спросилъ онъ.
   -- Мистеръ Белтамъ, я говорилъ миссъ Белтамъ что я готовъ поддерживать всякаго кто бранитъ Лондонъ, и это потому что я люблю Лондонъ. Парадоксъ, говорите она, но замѣтили вы что мы какъ бы испытываемъ вещи которыя наиболѣе любимъ, браня ихъ немилосердно? Такъ и я присоединяюсь ко всякому кто бранитъ нашъ милый Лондонъ, и знаю что славный старый городъ устоитъ противъ всякой брани.
   Дѣдушка прочистилъ горло; тетушка Дороти стучала ногой по полу.
   Отецъ мой понялъ намекъ.
   -- Я полагаю что вы сдѣлали мнѣ честь пригласить меня сюда по поводу какого-нибудь дѣла, мистеръ Белтамъ? сказалъ онъ.
   -- Да, сэръ, отвѣчалъ сквайръ.
   -- У меня есть также дѣло, и такъ какъ оно очень важно и не тердитъ отлагательства, я начну первый.
   -- Нѣтъ, сэръ, сдѣлайте одолженіе. Я говорю коротко, начну немедленно и не задержу васъ ни одной секунды послѣ того какъ вы отвѣтите мнѣ.
   Отецъ поклонился съ примирительнымъ заключеніемъ что это похоже на дѣло.
   Старикъ вынулъ свою записную книжку.
   -- Вы внесли на счетъ моего внука, началъ онъ прямо,-- долгъ равняющійся двадцати одной тысячѣ фунтовъ.
   -- Да, долгъ! Вы правы, сэръ. Но долгъ между отцомъ и сыномъ! Впрочемъ выражайтесь какъ вамъ угодно, сэръ.
   -- Я не спрашиваю гдѣ теперь эти деньги. Я спрашиваю гдѣ вы ихъ взяли?
   -- Вы однако не стѣсняетесь, мой дорогой сэръ.
   -- Такъ вы не хотите отвѣчать?
   -- Вы спрашиваете объ этомъ какъ о семейномъ дѣлѣ? Я отвѣчаю съ полною готовностью, и, положа руку на сердце, признаюсь вамъ, мистеръ Белтамъ, что я самъ былъ бы очень радъ еслибы кто-нибудь разрѣшилъ мнѣ этотъ вопросъ. Впрочемъ, зачѣмъ скрывать? Источники неправильны, но всякій ребенокъ доберется до нихъ; вы меня понимаете. Положимъ что я получилъ эти деньги отъ моихъ друзей. Мои друзья, мистеръ Бельтамъ, люди такого рода что ихъ необходимо прижимать. Правительство, какъ выражается мой старый другъ Джоріанъ Девитъ, есть губка, которую чѣмъ больше жмешь, тѣмъ она больше даетъ, въ противномъ же случаѣ пользуется своимъ свойствомъ всасывать въ себя. Я беру то что отбиваю силой оружія, иначе я давно бы погибъ.
   -- Такъ вы не знаете откуда вы получили эти деньги?
   -- Строго говоря, не знаю, сэръ.
   -- Ни птица не принесла вамъ ихъ, ни нашли вы ихъ въ печени рыбы?
   -- Ничего подобнаго. Чудо совершилось можетъ-быть въ Банкѣ, во не со мной.
   -- Вы даете мнѣ слово что не знаете кто пожертвовалъ вамъ эту сумму?
   -- Не знаю, мистеръ Белтамъ. Въ необыкновенной жизни необыкновенныя событія. Я уже испыталъ такъ много неожиданностей что меня ничто не удивляетъ.
   -- Вы полагаете что вамъ пожертвовалъ ее какой-нибудь безумный?
   -- Если вы этимъ словомъ обозначаете коллективно наше правительство.
   -- Вы претендуете что вамъ дало ее правительство?
   -- Меня дѣйствительно иногда называютъ претендентомъ, мистеръ Белтамъ. Дѣло въ томъ что я обѣщалъ возвратить деньги, и возвратилъ ихъ. Это единственный отвѣтъ какой я могу датъ вамъ. Теперь поговоримъ о моемъ собственномъ дѣлѣ. Я пришелъ попросить васъ сдѣлать предложеніе принцессѣ Эппенвельценъ-Саркельдъ отъ имени сына моего Гарри Ричмонда, вашего внука, и я вамъ ручаюсь увѣреніями принца, ея отца, что предложеніе будетъ принято. Вашъ родъ, сэръ! безъ сомнѣнія такъ же старъ какъ родъ самого принца, но вы согласитесь что честь приносимая нашему, роду владѣтельною принцессой что-нибудь да значитъ. Я готовъ сопровождать васъ, если вамъ, угодно, къ его высочеству; его англійскій языкъ плохъ. Но весь вопросъ состоитъ въ назначеніи приданаго и можетъ быть рѣшенъ двумя словами.
   Дженети отряхнула платье. Сквайръ возразилъ:
   -- Мы поговоримъ объ этомъ лишь только я кончу. Не скажете ли вы какой агентъ выдалъ вамъ деньги?
   -- Обыкновенный агентъ, мистеръ Белтамъ, адвокатъ, человѣкъ имѣвшій обширныя связи съ аристократіей. Онъ скончался, и былъ достойный старый джентльменъ, съ обширнымъ запасомъ анекдотовъ, которые онъ разказывалъ чрезвычайно скромно: вы никогда не услыхали отъ него ни одного имени.
   -- Почему же вы приняли его за агента правительства?
   -- Чтобъ избавить васъ отъ длиннаго разказа, сэръ, я передамъ вамъ сущность дѣла. Съ той самой минуты какъ я задумалъ доказать мои права,-- права безспорныя,-- этотъ старый адвокатъ, безъ всякаго зловреднаго умысла, какъ а полагаю, началъ выдавать мнѣ ежегодно извѣстную сумму, недостаточную для моихъ потребностей, но поощрявшую мои ожиданія, тѣмъ болѣе что покойный мистеръ Баннербриджъ подавалъ постоянно кушанье въ соусѣ вовсе съ нимъ не согласовавшимся. то-есть совѣтовалъ мнѣ, отъ имени дателя, оставить хожденіе по моему дѣлу. Основываясь на этомъ, я, съ содѣйствіемъ моихъ друзей, сдѣлалъ маленькое ариѳметическое вычисленіе, и мы пришли къ заключенію къ которому пришелъ бы всякій здравомыслящій человѣкъ, а именно что меня опасаются.
   Тетушка Дороти подняла глаза въ первый разъ.
   -- Дженетѣ и мнѣ надо сдѣлать кое-какія закупки, сказала она.
   Сквайръ рѣзко приказалъ ей остаться на мѣстѣ.
   -- Тетушкѣ необходимъ свѣжій воздухъ, сказала Дженета,-- у нея вчера была головная боль.
   Такъ какъ мое присутствіе было повидимому не нужно, я предложилъ тетушкѣ походить съ ней по набережной.
   Ея лицо пылало; она охотно ушла бы, но сквайръ не позволялъ, и она опустила голову, сказавъ что можетъ подождатъ.
   -- А я не могу, объявилъ онъ.
   -- Дорогая миссъ Белтамъ, вставилъ мой отецъ соболѣзнующимъ тономъ.
   -- Позвольте, сэръ, сдѣлайте одолженіе выслушайте меня, воскликнулъ задыхаясь сквайръ.-- Я призвалъ васъ сюда по дѣлу. Вы получили эти деньги отъ адвоката котораго звали Баннербриджемъ, такъ что ли?
   -- Да, его имя было Баннербриджъ, мистеръ Белтамъ.
   -- Дороти, ты знала Баннербриджа?
   Она замялась.
   -- Я знала его... Гарри, когда былъ ребенкомъ, заблудился однажды въ улицахъ Лондона, а мистеръ Баннербриджъ нашелъ его, привелъ къ себѣ и былъ съ нимъ очень добръ.
   -- Какъ было его христіанское имя?
   -- Чарльзъ Адольфъ, сказалъ я.
   -- Онъ самый, воскликнулъ мой отецъ.
   -- О, вы это знаете, сказалъ сквайръ.-- Видала ты его послѣ того какъ Гарри заблудился, Дороти?
   -- Да, отвѣчала она.-- Я слышала что онъ умеръ.
   -- Видѣла ты его не задолго до смерти?
   -- Случайно видѣла.
   -- Онъ былъ твоимъ повѣреннымъ по дѣламъ?
   -- Да, по тѣмъ ничтожнымъ дѣламъ какія у меня были.
   -- Ты была увѣрена что можешь положиться на него?
   -- Да.
   -- Ну, сударыня, постоянная же ты женщина!
   Старикъ посмотрѣлъ на нее съ удивленіемъ.
   Теперь пришла моя очередь подвергнуться допросу, и вызванный его обращеніемъ ко мнѣ, я поднялъ на него глаза и могъ оцѣнить твердость воли съ которою мнѣ приходилось имѣть дѣло.
   -- Гарри, прошу извинить меня; мнѣ нужны факты, я долженъ спросить у тебя, откуда, по твоему мнѣнію, пришли эти деньги?
   Я разказалъ о моихъ неудачныхъ попыткахъ рѣшить этой вопросъ.
   -- Правительство! э! усмѣхнулся онъ.
   -- Я право не могу судить изъ этого ли они источника.
   -- Какъ ты полагаешь? Считаешь ты это вѣроятнымъ?
   Я считалъ это невѣроятнымъ, но все же болѣе возможнымъ чѣмъ то что ихъ пожертвовало частное лицо.
   -- Такъ ты не подозрѣваешь никого изъ частныхъ лицъ, Гарри Ричмондъ?
   -- Никого, сэръ, возразилъ я;-- если только вы не заставите меня подозрѣвать васъ.
   Онъ привскочилъ на стулѣ, удивленный и взбѣшенный, послалъ меня къ чорту, за то что я считаю его сумашедшимъ, и спросилъ что за причина внушила мнѣ дерзкое предположеніе что онъ способенъ на такую глупость.
   Я могъ привести въ свое оправданіе только ту причину что онъ богатъ и добръ.
   -- Богатъ, добръ, промычалъ онъ.-- Извини, но мнѣ нужно предложить тебѣ еще вопросъ: какъ ты полагаешь, сколько осталось у тебя изъ этихъ денегъ? Не считай затылкомъ, по манерѣ Питерборо. Говори прямо.
   Послѣдовало ужасное молчаніе.
   Мой отецъ наклонился выразительно впередъ.
   -- Мистеръ Белтамъ, я жду позволенія сказать слово. Позвольте мнѣ напомнить вамъ о томъ что пріобрѣлъ Гарри. Принцъ ждетъ васъ чтобы вручить ему руку своей дочери.
   -- Говори, Гарри, закричалъ сквайръ.
   -- Не говоря уже о томъ что Гарри въ парламентѣ, продолжалъ мой отецъ,-- онъ женится на принцессѣ, что дастъ ему, безъ сомнѣнія, одно изъ важнѣйшихъ положеній въ странѣ. Лишнее было бы высчитывать будущія почести: онѣ очевидны. Мы дѣлаемъ его первымъ человѣкомъ въ странѣ, сэръ. Не совсѣмъ первымъ, но вы понимаете что я хочу сказать: онъ обладаетъ соединеніемъ, общественнаго вліянія и политическихъ способностей со знатностью рода и богатствомъ.
   -- Я говорю съ моимъ внукомъ, сэръ, возразилъ сквайръ, отряхаясь какъ человѣкъ подъ дождемъ.-- Я жду прямаго отвѣта, а не лжи. Вы уже сознались что деньги которыя вы дали мнѣ слово положить на проценты погибли для моего внука. Теперь выслушаемъ его.
   -- Я требую слова, воскликнулъ мой отецъ.-- Деньги о которыхъ вы говорите были положены на самые высокіе проценты. Вашъ внукъ въ парламентѣ, въ хорошихъ отношеніяхъ съ вліятельнѣйшими членами общества и мужъ наслѣдственной придессы. Вамъ стоитъ только сказать теперь слово, чтобы получить ея руку. Я гарантирую ее вамъ. Съ помощью этихъ денегъ я доставилъ ему все. Я не могу внушить вамъ предположеніе что принцессы продажны, но дѣло въ томъ что я умѣю распоряжаться деньгами.
   -- Черезъ два мѣсяца деньги будутъ въ Банкѣ на имя Гарри,-- вы мнѣ вотъ что сказали.
   -- Онѣ и были въ Банкѣ на имя Гарри Ричмонда.
   -- Прекрасно, я спрашиваю въ Банкѣ ли онѣ теперь?
   -- О, мистеръ Белтамъ.
   -- Что означаетъ этотъ отвѣтъ?
   Сквайръ былъ сбитъ съ толку вмѣшательствомъ моего отца и забылъ обо мнѣ.
   -- Я спрашиваю, откуда вы взяли ихъ и не промотали ли вы ихъ? продолжалъ онъ.
   -- Мистеръ Белтамъ, я говорю что вамъ стоитъ только сказать слово чтобы получить ихъ; сдѣлайте это немедленно.
   -- Что онъ такое говоритъ! воскликнулъ изумленный старикъ.
   -- Я возвращаю вамъ ихъ сторицею, мистеръ Бельтамъ.
   -- Такъ деньги здѣсь?
   -- Принцесса здѣсь.
   -- Я говорю, деньги.
   -- Неоцѣненное сокровище, повторяю я.
   Лобъ и ротъ дѣдушки предвѣщали бурю. Дженета положила руку на его колѣнку.
   -- Что вы хотите сказать вашими увертками, я рѣшительно не понимаю, пробормоталъ онъ.-- Что общаго между женщиной и деньгами?
   -- О, тихо засмѣялся мой отецъ.-- Обыкновенно полагаютъ что связь между ними тѣсна какъ бракъ. Извините, мистеръ Белтамъ, я буду говорить безъ шутокъ. Дѣло въ томъ что намъ необходимо было ввести нашего сына въ общество, подвинуть его на общественномъ поприщѣ, и я могъ это сдѣлать обыкновенными политическими средствами. Но на это мнѣ нужны были деньги.
   -- На балы и обѣды?
   -- На все чѣмъ молодой человѣкъ пріобрѣтаетъ извѣстность.
   -- Вы утверждаете что ваши балы и обѣды и все такое дѣлалось ради Гарри Ричмонда?
   -- Клянусь моею правдивостью, сэръ.
   -- Не говорите пожалуста какъ площадной шарлатанъ. Мнѣ не нужны образцы вашихъ клятвъ; мы не пишемъ библейскаго трактата. Я всѣми силами стараюсь быть учтивымъ.
   Отецъ мой улыбнулся.
   -- Я ручаюсь вамъ что это вамъ вполнѣ удастся, мистеръ Белтамъ. Ни въ чемъ не можетъ быть человѣкъ такъ увѣренъ, какъ въ томъ что онъ будетъ учтивъ если искренно постарается. Джоріанъ Девитъ -- кстати, вы можетъ-быть его не знаете, это мой старый, уважаемый другъ, -- Джоріанъ говоритъ, то-есть сказалъ однажды одному въ высшей степени наглому господину: "вы можете стараться быть джентльменомъ. и это вамъ не удастся, но если вы постараетесь быть нижайшимъ слугой джентльмена, я ручаюсь вамъ что вы будете съ нимъ на равной ногѣ." Джоріанъ, позвольте сказать вамъ, острякъ достойный нашего славнаго стараго времени.
   Дѣдушка облегчилъ сердце глубокимъ вздохомъ.
   -- Хорошо, сэръ, я не спрашивалъ у васъ вашего мнѣнія о вашихъ друзьяхъ. Мнѣ нѣтъ никакого дѣла до современнаго остроумія.
   -- И мнѣ тоже, мистеръ Белтамъ, и мнѣ тоже. Оно отзывается конюшней. Въ этомъ мы съ вами вполнѣ согласны. Современное остроуміе похоже,-- приведу опять слова Джоріана,-- на грязнаго, лѣниваго, безтолковаго мальчика, который не мокетъ выучить урока и играетъ азбукой. Вы улыбаетесь, миссъ Ильчестеръ? Вы оцѣнили бы Джоріана. Современное остроуміе въ сильномъ упадкѣ. Въ немъ нѣтъ ни блеска, ни смѣлости въ нападеніи, ни умѣнія отражать. Я сравниваю его съ боксомъ противопоставленнымъ болѣе изящному искусству фехтованія.
   -- Довольно, сэръ, мнѣ не нужны ваши сравненія, проворчалъ старикъ.-- Помолчите минуту".
   -- Прошу полминуты, сэръ, сказалъ мой отецъ, полный веселыхъ воспоминаній о Джоріанѣ Девитъ.
   Тетушка Дороти медленно повернула голову въ сторону моего отца, глядя на полъ, и онъ тотчасъ же опомнился.
   -- Мистеръ Белтамъ, я весь вниманіе.
   -- Да? Такъ скажите мнѣ, что привело эту принцессу въ Англію?-- Увѣренность что Гарри исполнитъ свое обѣщаніе добиться почетнаго положенія въ странѣ, для того чтобы шагъ который она намѣрена сдѣлать былъ не слишкомъ рѣзокъ, хотя я, съ моей стороны, отвергаю что она дѣлаетъ снисхожденіе.
   -- Вы ей писали?
   -- Да. Извѣстіе о нападеніи на него и о его отчаянной болѣзни заставило принцессу рѣшиться окончательно.
   -- Нападеніе? Я не слыхалъ ни о какомъ нападеніи. Вы написали ей письмо и написали ей ложь. Вы сказали что онъ умираетъ.
   -- Мальчикъ лежалъ безъ чувствъ на моей груди, когда я писалъ ей это письмо.,
   -- Вы сказали что ему осталось жить только нѣсколько дней.
   -- Я самъ этого опасался въ моемъ горѣ.
   -- И вы утверждаете что написали это письмо не съ тѣмъ чтобы заманить ее сюда и здѣсь грозить очернить ее репутацію, если она или отецъ ея не поддадутся вамъ и не поступятъ такъ какъ вамъ хочется?
   Отецъ мой гордо поднялъ голову.
   -- Я раздѣляю ваше обвиненіе на двѣ части. Я написалъ ей чтобы привлечь ее къ Гарри. Я не имѣлъ намѣренія угрожать ей.
   -- Вы однако это дѣлали.
   -- Я это дѣлалъ, отвѣчалъ отецъ мой торжественно.-- Я употреблялъ власть данную мнѣ Провидѣніемъ на то чтобы побѣдить колебанія человѣка знатность котораго побуждаетъ его жертвовать счастіемъ своей дочери своему роду и положенію. Можетъ ли кто опровергнуть что принцесса любитъ Гарри Ричмонда.
   Я отошелъ поспѣшно къ окну, услыхавъ что начинается споръ по этому поводу. Дѣдушка говорилъ что она одумалась, мой отецъ утверждалъ что она готова и желаетъ. Обратились къ Дженетѣ. Она отвѣчала какимъ-то страннымъ голосомъ:
   -- Принцесса этого не желаетъ.
   -- Слышите, мистеръ Ричмондъ! воскликнулъ сквайръ.
   -- Можетъ ли миссъ Илъчестеръ сказать что принцесса не любитъ страстно сына моего Гарри Ричмонда? Обстоятельства заставляютъ меня требовать прямаго отвѣта.
   -- Не любитъ, произнесла Дженеть
   Я взглянулъ на нее, она на меня.
   -- Вы умѣете вести дѣло, Ричмондъ, замѣтилъ сквайръ.
   Отецъ мой всталъ.
   -- Я умѣю вести сына моего къ счастію и величію, милостивый государь. Но теперь мнѣ нужно ваше содѣйствіе, и я прошу васъ засвидѣтельствовать немедленно ваше почтеніе принцу и принцессѣ, и судить лично о готовности его высочества дать согласіе на этотъ бракъ. Я ручаюсь вамъ что онъ согласенъ.
   -- Я этому не вѣрю, сказала Дженета, вставъ.
   Тетушка Дороти послѣдовала ея примѣру, говоря:
   -- Ради Гарри, предложеніе должно быть сдѣлано. По крайней мѣрѣ оно рѣшитъ этотъ споръ.
   Дженета взглянула на нее, а сквайръ откинулъ назадъ голову, съ восклицаніемъ изумленія.
   -- Какъ! Ты этого желаешь? Какъ же ты за завтракомъ говорила совершенно другое? Ты даже не желала этого свиданія, потому что была противъ брака.
   -- Мнѣ кажется что вамъ слѣдуетъ сходитъ къ принцу, отвѣчала она.-- Вы это обѣщали Гарри, и если онъ уполномочитъ васъ, вы должны сдѣлать предложеніе и немедленно, мнѣ кажется.
   Она говорила съ жаромъ и съ недобрымъ выраженіемъ лица, что было можетъ-быть слѣдствіемъ обращенія сквайра съ моимъ отцомъ.
   -- Гарри, спросила она меня съ одушевленіемъ,-- желаете вы этого? Скажите вашему дѣдушкѣ что вы этого желаете и что вамъ необходимо знать свою судьбу. Зачѣмъ спорить, когда стоитъ только перейти черезъ улицу чтобъ убѣдиться. Это даже смѣшно.
   Дженета наклонилась и сказала что-то шепотомъ сквайру.
   Слова ея были для него очевидно неожиданностію. Онъ обернулся, поднялъ на нее глаза и воскликнулъ:
   -- Какъ! И ты? Но я не кончилъ здѣсь. Я дошелъ до перекрестнаго допроса.... притвориться, хочешь ты можетъ-быть сказать? Притвориться что я готовъ идти? Зачѣмъ, когда я могу освободитъ принца здѣсь?
   Дженета тихо засмѣялась.
   -- Я совѣтую вамъ идти, дѣдушка.
   -- И ты такая же непостоянная, упрекнулъ онъ ее, совершенно мистифированный, и почесавъ голову, прибавилъ: -- А что, если мнѣ натянуть носъ?
   -- Принцъ джентльменъ, дѣдушка. Пойдемте со мной. Мы пойдемъ одни. Вы можете освободить и защитить принца.
   -- Я одобряю, повторилъ мой отецъ.
   -- И потомъ, дѣдушка.... впрочемъ это можно сказать при всѣхъ.
   -- Говори.
   -- Повидайтесь и съ принцессой. Она должна присутствовать.
   -- Это я тебѣ предоставляю, сказалъ смущенный старикъ.
   Дженета ложала руку тетушки Дороти.
   -- Вы правы, тетушка, вы всегда правы. Эта неизвѣстность тяжела намъ всѣмъ и безконечно тяжеле для принца и принцессы.
   Тетушка приняла похвалу со страннымъ подергиваніемъ въ лицѣ.
   Что до меня касается, я былъ изумленъ не менѣе дѣдушки ихъ внезапною перемѣной. Мнѣ даже казалось что отецъ мой перетянулъ ихъ на свою сторону. Старикъ старался усадить ихъ опять, но Дженета упорно улыбнулась и улыбалась пока онъ не всталъ. Она тихо заговорила съ нимъ. Онъ былъ мраченъ, сердитъ на нее, послушенъ однако.
   Немного позже я нашелъ ключъ къ объясненію этой загадочной сцены. Но въ эту минуту я ничего не понималъ и разсѣянно слушалъ поощренія Дженеты и возраженія сквайра.-- "Было бы гораздо лучше рѣшить это здѣсь", сказалъ сквайръ. Она доказывала что въ такомъ случаѣ вся тяжесть отвѣтственности пала бы на нее.
   -- Совершенно справедливо, замѣтилъ мой отецъ, торжествуя.
   Дороти Белтамъ подошла ко мнѣ и, глядя въ окно, сказала, какъ бы говоря съ собою:
   -- Если отказъ, то это будетъ дѣломъ принца. Надѣюсь что деньги не истрачены, продолжала она, понизивъ голосъ.-- Да? Или часть истрачена? Увѣренъ ли ты что болѣе двухъ третей цѣлы?
   Ея тревога о моихъ деньгахъ въ такую минуту и способъ которымъ она это выразила казались мнѣ въ высшей степени комичными, и я едва не расхохотался. Она продолжала:
   -- Какая толпа на набережной! А музыки еще нѣтъ. Скажи мнѣ, Гарри, что всѣ деньги цѣлы, или почти всѣ. Это необходимо знать. Ты обѣщалъ экономить.
   -- Вы говорите о музыкѣ, миссъ Белтамъ?
   Мой отецъ любезно поклонился ей.
   -- Я случайно подслушалъ васъ. Сегодня въ полдень будетъ играть предъ публикой мой собственный оркестръ.
   Она улыбалась въ отвѣтъ на его вмѣшательство.
   -- Что такое? Чей оркестръ? воскликнулъ сквайръ, вырываясь изъ рукъ Дженеты.-- Собственный оркестръ?
   Дженета съ трудомъ овладѣла имъ опять. Услыхавъ о собственномъ оркестрѣ, онъ сдѣлался упрямѣе.
   -- Я поступаю не по своему убѣжденію, идя къ этимъ иностранцамъ, сказалъ онъ Дженетѣ.-- Для чего идти? Я могу покончить это здѣсь, не тревожа ихъ переводчиковъ.
   Онъ обратился ко мнѣ:
   -- Гарри, ты желаешь чтобъ я подвергнулся такому испытанію ради тебя?
   Тетушка Дороти шепнула мнѣ: "да, да".
   -- Меня совсѣмъ опутали, продолжалъ онъ, и не дождавшись моего отвѣта, началъ опять разспрашивать тетушку Дороти о мистерѣ Баннербриджѣ, а отца моего о деньгахъ. Но его вопросы были смутны и неточны. Цѣль ихъ была совершенно темна.
   -- Я не въ своемъ умѣ сегодня, сказавъ онъ Дженетѣ, бросивъ косой взглядъ на моего отца.
   -- Вы теряете время и напрасно безпокоите себя, дѣдушка, сказала она.
   Онъ клялся что мы всѣ опутали, одурачили его, и мнѣ казалось что онъ дѣйствительно никогда не былъ до такой степени смущенъ какъ въ эту минуту; но я также никогда не видалъ чтобъ онъ былъ такъ умѣренъ съ моимъ отцомъ. Дѣло было въ томъ что Дженета взяла съ него слово сдерживать свой характеръ, а не владѣя свободно своимъ языкомъ, онъ не могъ справиться съ моимъ самоувѣреннымъ отцомъ.
   -- Этотъ принцъ! продолжалъ онъ восклицать.
   -- Какъ вы не понимаете, дѣдушка, что вы освободите его и все разъясните, сказала Дженета.
   Онъ раздражительно попросилъ ее не торопиться, намекнувъ ей что она можетъ-быть какъ и онъ одурачена, и принялся опять за свой перекрестный допросъ, безпрестанно сбиваясь и повторяя: "на чемъ я остановился?" Отецъ мой, разговаривавшій то съ тетушкой Дороти, то съ Дженетой, то со мной о предметахъ постороннихъ, обращалъ на него мало вниманія и казался вполнѣ спокойнымъ и увѣреннымъ въ успѣхѣ.
   -- Такъ ты говоришь что мнѣ надобно идти, обратился сквайръ ко мнѣ.-- Сдѣлай одолженіе подожди здѣсь. Не знаю къ чему я только иду. Чертовское положеніе! Идти къ человѣку языка котораго я не знаю, и который моего языка не знаетъ, и по дѣлу въ которомъ запутаны мы всѣ. Если нужно я пойду. Ты увѣрена что нужно?
   Онъ взглянулъ на Дженету. Она кивнула утвердительно.
   Я смотрѣлъ на эту странную и для меня непонятную интермедію, когда одинъ изъ служителей гостиницы подалъ сквайру карточку.
   -- Еще принцъ! воскликнулъ дѣдушка.-- Эти нѣмецкіе принцы разростаются какъ картофель,-- десятки отъ одного корня! Кому прислана эта карточка? Такъ попросите его войти. Проводите его въ другую комнату. Говоритъ онъ по-англійски?
   -- Принцъ Германъ фонъ.... не могу выговорить этого имени -- говоритъ по-англійски, Гарри? обратилась ко мнѣ Дженета.
   -- Не хуже насъ съ вами, отвѣчалъ я. Мое сердце содрогнулось и равнодушіе исчезло мгновенно.
   Присутствіе Германа придало новый колоритъ сценѣ, которая меня до сихъ поръ только забавляла, ибо я уже зналъ что лишился Оттиліи, я былъ въ этомъ вполнѣ увѣренъ, и ничего лучшаго не могло случиться. Я кромѣ того утратилъ еще нѣчто поддерживавшее меня, и ни о чемъ не заботясь, я слушалъ съ презрѣніемъ и съ полнѣйшимъ равнодушіемъ толки о деньгахъ, немного рисуясь, можетъ-быть. Но имя Германа оживило мое мученіе. Для чего онъ пришелъ? Для того чтобъ убѣдить сквайра усмирить моего отца? Ничего другаго нельзя было предположить, хотя различныя предположенія страшно давили мой мозгъ.
   Отецъ мой былъ совершенно покоенъ.
   -- Одно слово, мистеръ Белтамъ, прежде чѣмъ вы уйдете къ принцу. Онъ агентъ, мы обращаемся съ нимъ учтиво, и когда ему вздумается пуститься въ дипломатію, мы его выслушиваемъ терпѣливо. Я долженъ только попросить васъ помнить что я не отступлю ни на шагъ. Я хочу этого брака, я такъ рѣшилъ. Все зависитъ отъ принца Эрнста.
   Сквайръ съ яростью оглянулся, удаляясь подъ руку съ Дженетой. Она вдругъ остановилась и отвѣтила за него.
   -- Мистеръ Белтамъ будетъ говорить только отъ своего имени. Мы не принимали участія въ недостойномъ обращеніи съ принцемъ Эрнстомъ. Мы противъ этого протестуемъ.
   -- Миссъ Ильчестеръ, сказалъ мой отецъ, любезно кланяясь ей,-- я охотно принимаю вашъ вызовъ. Позвольте предложить вамъ вопросъ. Вы, я знаю, хорошая наѣздница. Еслибы вамъ удалось поймать благороднаго, дикаго коня, выпустили бы вы его только потому что онъ сталъ бы протестовать? Войдите въ мое положеніе, умоляю васъ. Сынъ мой мнѣ дороже всего. Гордость принцевъ чрезвычайно сходна, какъ вы сами убѣдитесь, съ гордостью дикихъ лошадей, въ особенности въ готовности съ которою они покоряются, лишь только замѣтятъ что они положительно пойманы. Мы показываемъ имъ что держимъ ихъ крѣпко, и они покорно слѣдуютъ за нами. Ради Гарри, ради принцессы, я прошу васъ употребить ваше, всѣмъ свѣтомъ справедливо оцѣненное, вліяніе. Даже теперь -- а вы хмуритесь на меня!-- я не могу найти въ моемъ сердцѣ ничего противъ прелестной, дивной свѣтской женщины которою вамъ суждено быть -- хотя вы поняли бы и похвалили бы меня.... но я не могу -- хотя бы для того чтобы заслужить ваше одобреніе -- лишить васъ хоть единаго луча вашей свѣжей дѣвственной молодости. Если вы ложно судите обо мнѣ, я покоряюсь. Это дань которую я плачу вашей молодости и красотѣ. Въ моемъ обращеніи съ принцемъ Эрнстомъ, повѣрьте маѣ, не было ничего неблагороднаго, если жизнь есть битва, а генеральская голова добыча. Умоляю васъ (убѣждалъ онъ ее, смиренно улыбаясь) не осуждайте меня слишкомъ строго, если вы со мной не согласны. Я значительно старше васъ; вы сомнѣваетесь въ такой же ли я степени умнѣе васъ, но позвольте отцу Гарри Ричмонда знать лучше что необходимо для счастія его сына. Если я слишкомъ опрометчивъ, осуждайте меня въ чрезмѣрной заботливости о благосостояніи моего сына; скажите что я слишкомъ старъ чтобы понимать свѣтъ съ проницательностью молодости; назовите меня нескромнымъ, неловкимъ, произнесите надо мною строжайшій приговоръ (онъ почтительно поклонился ей), но не презирайте меня за то что я тружусь для моего сына, что я преданъ ему всею душой. И мы знаемъ, миссъ Ильчестеръ, что принцесса удостоиваетъ его любовью. Но я смиренно протестую.... на любовь я смотрю какъ на любовь, а не какъ на тяжесть на вѣсахъ; она небесная сила не имѣющая тяжести! Ея власть....
   Сквайръ къ счастію не выдержалъ долѣе, къ счастію потому что отецъ мой начиналъ заговариваться. Онъ слѣдовалъ за Дженетой шагъ за шагомъ, наклоняясь къ ней граціознѣйшимъ образомъ, между тѣмъ какъ старикъ тащилъ ее впередъ, подальше отъ вреднаго льстеца. Она держала голову въ профиль къ моему отцу, искренно стараясь не показаться неучтивою человѣку который обращался къ ней съ чистосердечнымъ видомъ, пока раздраженный старикъ не увлекъ ее за дверь. Его шея ушла въ воротникъ, какъ будто его преслѣдовалъ холодный вѣтеръ, но Дженетѣ, какъ я увѣренъ, понравилась рѣчь моего отца. Я ручаюсь что будь она предоставлена самой себѣ, ему удалось бы вызвать ее на отвѣтъ, если не на споръ. Но ничто, конечно, не могло поколебать ея рѣшимости.
   Лишь только они вышли изъ комнаты, какъ тетушка Дороти получила приглашеніе присоединиться къ нимъ. Она успѣла, однако, выразить надежду что деньги цѣлы.
   

ГЛАВА LIII.
Странныя открытія и дѣдушка торжествуетъ въ послѣдній разъ.

   Отецъ и я стояли у различныхъ оконъ, смотря на безпечную толпу внизу.
   -- Это вы устроили что принцъ Германъ здѣсь? спросилъ я.
   Онъ засмѣялся.
   -- Я право не такой великій чародѣй какимъ ты меня считаешь, Ричи. Я оставилъ адресъ принца Эрнста, какъ и свой, у Вадди, на случай если вздумаетъ пріѣхать сюда маркграфиня. Остальное сдѣлала судьба, которую я смиренно благодарю за ея неизмѣнное содѣйствіе въ малѣйшихъ мелочахъ. Только знайте, ты и всѣ они, что ничто не заставитъ меня отступить. Я не откажусь отъ плодовъ цѣлой жизни.
   -- А если я откажусь?
   -- Ты откажешься возстановить репутацію принцессы и возвратить душевный покой принцу, если они сами будутъ просить тебя? Я этого рѣшительно не въ состояніи предположить, Ричи. Ты обвѣнчанъ сегодня утромъ газетами. Положеніе принца Германа, къ сожалѣнію, въ высшей степени комично. Онъ, однако, смѣлый малый. Надо имѣть много мужества чтобы въ качествѣ претендента на руку принцессы взять на себя роль заступника, зная,-- онъ долженъ это знать,-- что его заступничество ей вовсе непріятно. Ко мнѣ онъ, какъ видишь, не обращается. Я уже показалъ имъ что мои рѣшенія неизмѣнны. Что-то сдѣлаетъ онъ съ твоимъ дѣломъ!... Для чего, скажи пожалуста, прислали его къ твоему дѣду, Ричи?
   Я не могъ симпатизировать его улыбкамъ и остротамъ.
   Замѣтивъ знакомыхъ, онъ растворилъ окно и началъ раскланиваться.
   Сквайръ, возвратившись съ тетушкой Дороти и Дженетой, увидалъ отца моего сообщающимся съ внѣшнимъ міромъ изъ его собственной квартиры.
   -- Затворите окно, закричалъ онъ, и легко было замѣтитъ что онъ возвратился сильно вооруженный противъ моего отца.-- Я не желаю, мистеръ Ричмондъ, чтобы весь свѣтъ зналъ что вы у меня.
   -- Я на минуту забылъ, сэръ, отвѣчалъ отецъ,-- что уступилъ эти комнаты вамъ,-- съ полною готовностію, будьте увѣрены.
   Объясненіе съ дамами по поводу квартиры не улучшило расположенія духа сквайра.
   Чувство приличія заставило его однако замѣтить:
   -- Я не могу благодарить васъ за одолженіе котораго я никогда не принялъ бы.
   -- О, я очень радъ что могъ услужить дамамъ, мистеръ Белтамъ, и не требую ни малѣйшей благодарности, отвѣчалъ мой отецъ.-- Я сейчасъ слышалъ отъ толпы друзей что бракъ объявленъ въ утреннихъ газетахъ; безчисленныя поздравленія, конечно.
   -- Не повторяйте ихъ, прервалъ сквайръ.-- Никто не найдетъ ихъ здѣсь. Я не приглашаю васъ садиться потому что не хочу задерживать васъ. Я сейчасъ кончу; игра сыграна. Гарри, отвѣчай скорѣе: всѣ деньги истрачены? Спрашиваю это не въ обиду тебѣ, а потому что нужно.
   -- Нѣтъ, не всѣ, могъ я только отвѣтить.
   -- Половина?
   -- Да, около того.
   -- Три четверти?
   -- Можетъ-быть.
   -- И обязательство, кромѣ того?
   -- Есть нѣсколько.
   -- Ты не лгунъ, съ тебя довольно.
   Онъ обратился къ тетушкѣ; она закрыла глаза.
   -- Дороти, ты продала свои фонды на двадцать пять тысячъ фунтовъ. Ты постоянная женщина, какъ я уже сказалъ, и потому я не буду обращаться съ тобой какъ съ свидѣтельницей въ судѣ. Ты дала ихъ Гарри чтобы помочь ему выпутаться изъ затрудненія. Но что за безуміе отдать ихъ въ руки этому человѣку! У него тысячи летятъ какъ гроши. Почему ты дѣлала изъ этого секретъ и поощряла его вздорныя бредни? Сударыня! ведите себя какъ прилично порядочной женщинѣ и моей дочери, воскликнулъ онъ, когда, не устоявъ противъ грубаго, внезапнаго нападенія, она въ замѣшательствѣ двинулась, какъ бы желая скрыться.
   Я стоялъ ошеломленный. Не мудрено что она хотѣла избѣжать такой сцены.
   -- Скажи съ какою цѣлью ты отдала деньги этому человѣку, Дороти Белтамъ? Хотѣла ты дать ему возможность сдержать данное слово? Помочь мальчику,-- это я понимаю. Впрочемъ деньги твои. Я не имѣю права вмѣшиваться, если тебѣ пришла фантазія сдѣлать изъ чернаго бѣлое и положить на это все свое состояніе. Оно твое собственное и ты можешь распоряжаться имъ какъ угодно, скажешь ты и будешь права.
   Такая умѣренность длилась однако не долго.
   -- Ты обманывала меня, сударыня. Ты не имѣла средствъ строить школы, подписываться на благотворительныя учрежденія, ты скряжничала, чтобы содержать негодяя и его молодаго ученика! Ты поѣхала въ Лондонъ,-- ты сдѣлала это хладнокровно,-- ты была у своего маклера, отъ него отправилась въ Банкъ и продала фонды, чтобы бросить такую громадную сумму. Я былъ въ Банкѣ по дѣламъ, мнѣ подали книги, и вдругъ подъ именемъ Белтамъ я увидалъ твою подпись и понялъ твою глупость; я понялъ все сразу. Замѣть что я былъ въ Банкѣ по собственному дѣлу. Я не шпіонилъ, твоя подпись выдала тебя, я увидалъ ее невольно. Но мнѣ дѣла нѣтъ сколько положительныхъ дураковъ служатъ первостепенному хвастуну, ты изъ ихъ числа, и я это узналъ.
   -- Что касается до вашихъ положительныхъ и первостепенныхъ, мистеръ Белтамъ, замѣтилъ мой отецъ шутливо,-- три степени сравненія употребляются теперь только въ торговлѣ. Я не считаю ихъ примѣнимыми къ дѣламъ. Ваша положительная степень вопросъ спорный попреимуществу, а вашу высочайшую я берусь увеличить въ десять разъ.
   Онъ говорилъ это чтобы произвести диверсію, сопровождая свои слова безсмысленными улыбками, приводившими меня въ негодованіе, пока меня не успокоила мысль что онъ ничего не понялъ.
   Это казалось невѣроятнымъ, но я убѣдился что это такъ, замѣтивъ какъ онъ насторожилъ слухъ когда услыхалъ слово "правительство", нераздѣльное въ его умѣ съ деньгами о которыхъ шла рѣчь.
   Сквайръ сказалъ что-то о правительствѣ тетушкѣ Дороти съ насмѣшкой въ голосѣ.
   Такъ какъ его замѣчаніе не шло къ дѣлу, она ухватилась за него чтобы возражать: "Я ничего не знаю о правительствѣ и его дѣйствіяхъ."
   Она пробормотала еще что-то и взглянула на Дженету, которая пришла ей на помощь.
   -- Дѣдушка, довольно вамъ о деньгахъ. Вы уже сказали все что нужно. Фонды, акціи, банки, мы все это уже слышали. Пожалуста довольно, прошу васъ. Вамъ осталось только передать то что сообщилъ вамъ принцъ Германъ.
   Дженета смотрѣла въ сторону моего отца, тщательно избѣгая моего взгляда и очевидно стараясь защитить тетушку Дороти.
   -- Что касается до фондовъ, и акцій, миссъ Ильчестеръ, сказалъ мой отецъ,-- я самъ охотнѣе брошусь подъ косильную машину въ полномъ дѣйствіи, чѣмъ въ міръ фондовъ и акцій. Замѣчаніе нашего Джоріана о биржевой игрѣ есть одинъ изъ немногихъ обращиковъ его снисхожденія до игры словами. Вы не посѣтуете на меня, если я его повторю, а мистеръ Белтамъ можетъ судить лучше меня справедливо ли оно.
   Онъ слегка обратился къ сквайру, танцуя такимъ образомъ на кратерѣ вулкана и получивъ въ отвѣтъ:
   -- Вы хладнокровный негодяй, Ричмондъ.
   -- Я, вопреки вамъ, не позволю себѣ забыться съ вами, сэръ, отвѣчалъ мой отецъ сдержанно.
   -- Слышали вы мой разговоръ съ моею дочерью?
   -- Я слышалъ, если можно такъ выразиться, какъ левъ бралъ свою львиную долю.
   -- Вы слышали его ревъ?
   -- У всякаго свои маленькія особенности, мистеръ Белтамъ. Я всегда вспоминаю о паровомъ котлѣ, когда слышу отъ васъ длинную рѣчь, и полагаю что какъ для васъ, такъ и для насъ необходимо чтобы вы имѣли возможность высказываться свободно.
   -- Вы такъ полагаете? Совершенный театральный лакей, проворчалъ старикъ, каррикатуря съ удивительнымъ искусствомъ слабую сторону моего отца, которую и я замѣчалъ съ сожалѣніемъ, несмотря на то что рѣчь текла свободно. Онъ утратилъ свою естественность, стараясь сохранить хладнокровіе подъ градомъ оскорбленій.
   -- Дѣдушка, мы съ тетушкой уйдемъ, сказала Дженета, теряя терпѣніе.
   -- Когда я кончу, отвѣчалъ онъ, не спуская свирѣпаго взгляда съ своей жертвы.-- Онъ притворяется что не понимаетъ, такъ пусть она подтвердитъ. Ричмондъ, моя дочь Дороти Белтамъ послѣдняя изъ жертвъ одураченныхъ вами. Она женщина правдивая и опровергнетъ меня, если то что я скажу неправда. Двадцать пять тысячъ вашего "правительства" взяты изъ ея состоянія.
   -- Взяты изъ....
   -- Ну да... чортъ возьми! Она пожертвовала ихъ вамъ.
   -- Если дѣло дошло до чертей, то вы лучше бы отпустили дамъ, сказалъ я.
   Онъ взглянулъ на меня какъ гончая на дичь.
   -- Она то лицо, она ваше правительство въ юпкахъ, отъ котораго вы получили двадцать пять тысячъ фунтовъ. Она дала вамъ ихъ чтобы вы могли сдержать слово и чтобы помочь вамъ давать ваши обѣды и балы. Она,-- я не говорю что вы это знали,-- она передала ихъ вамъ чрезъ своего Баннербриджа. Теперь вы поняли? Вы получили ихъ отъ нея. Боже мой! взгляните на него.
   Страшное оцѣпенѣніе смѣнило улыбки моего отца. Онъ стоялъ съ вытаращенными глазами, старался произнести что-то и представлялъ дѣйствительно зрѣлище утѣшительное для врага. Онъ обратился къ тетушкѣ Дороти, и простирая къ ней руки, назвалъ ее по имени, судорожнымъ, хриплымъ голосомъ. Она была блѣдна какъ полотно.
   -- Обращайтесь съ моею дочерью почтительно, милостивый государь. Я не хочу слышать ваши проклятыя фамильярности, проревѣлъ сквайръ.
   -- Онъ мнѣ зять, отвѣчала тетушка Дороти, овладѣвъ своимъ мужествомъ, когда худшее было уже сказано.-- Извините меня, мистеръ Ричмондъ, что я безъ вашего вѣдома заставила васъ принять мою помощь.
   -- Заставила! воскликнулъ сквайръ.-- Они накинулись на твою помощь какъ два голодныхъ коршуна. Ты найдешь послѣднюю обглоданную косточку твоей помощи въ векселяхъ. Они давали векселя, я это знаю.
   Мои отецъ приложилъ пальцы ко лбу, какъ будто стараясь сообразить что-то, немного театрально, но мнѣ кажется искренно. Онъ поднялся на цыпочки.
   -- О, сударыня, дорогая моя, другъ мой! Дороти! сестра моя! Лучше бы я тысячу разъ женился, какъ ни боюсь я брака по разчету. Эти деньги? Они не....
   Старикъ прервалъ его:
   -- Вы хотите остаться низкимъ фигляромъ и трещеткой до конца, Ричмондъ. Не думайте что вы выиграете что-нибудь такою позой какъ будто вырываетесь отъ мошенника. Вспомните что вы въ комнатѣ джентльмена; не возвышайте голосъ какъ обезьяна подражающая трубѣ. Ваши возгласы напоминаютъ ревъ животныхъ. Поберегите ваши звѣриныя способности для другихъ слушателей. Что вы хотите сказать? Хотите притвориться что вы удивлены? Она не первая изъ дуръ у которыхъ вы выманиваете деньги вашими "сударыня" и "дорогая моя" и всѣми вашими фокусами. Ваши розказни о помощи правительства, ваши скандальныя объявленія показываютъ какой вы низкій пройдоха. Если въ васъ остаюсь что-нибудь человѣческое, повернитесь спиной и уйдите; скажите что вы боролись съ неравною силой,-- что и правда, если принять въ разчетъ полицію,-- признайтесь что вы негодяй, извинитесь и скройтесь, и молчите, и ведите себя смирно. Или вы все еще вѣрите въ правительство?
   Тетушка Дороти подошла ко мнѣ и прошептала, сжавъ мою руку: "Гарри, вы не можете спасти его, подумайте о себѣ."
   Она поколебала меня и я не успѣлъ спасти отца отъ ловушки.
   -- О, мистеръ Белтамъ, сказалъ онъ,-- вы слишкомъ жестоки. Позвольте спросить васъ: еслибы вы получали вспомоществованіе отъ правительства въ теченіе многихъ лѣтъ....
   -- Съ какихъ поръ? спросилъ сквайръ.
   Какъ ни спѣшилъ онъ выпроводить ненавистнаго человѣка, но вмѣстѣ съ тѣмъ былъ очевидно не прочь потѣшиться надъ нимъ, при такомъ удобномъ случаѣ. Я понималъ его недостойное намѣреніе.
   -- Все равно съ какихъ поръ, отвѣчалъ я.
   Старикъ продолжалъ смотрѣть вопросительно.
   Отецъ подумалъ:
   -- Память измѣняетъ мнѣ, я разбитъ. Я хочу только сказать что вы были бы правы, вполнѣ правы....
   -- Съ какихъ поръ? раздалось опять.
   -- По крайней мѣрѣ съ тѣхъ поръ какъ я женился.
   -- Съ тѣхъ поръ какъ вы своими подлостями втерлись въ мое семейство, иначе сказать. Правительство заблагоразсудило дать вамъ средства содержать жену.
   -- Мистеръ Белтамъ, я едва дышу. Это было послѣ смерти одного лица, лично заинтересованнаго въ томъ чтобы содержать меня. Я ему обязанъ.... голова у меня кружится. Я говорю, это было въ тотъ періодъ когда, по совѣту высокопоставленныхъ друзей, я начатъ добиваться признанія моихъ правъ. Съ дѣтства....
   -- Къ чорту ваше дѣтство! Я и такъ слишкомъ много знаю о васъ. Слушайте, Ричмондъ! Вы хотите разжатобить женщинъ вашимъ дѣтствомъ, а я хочу сразить васъ окончательно, такъ чтобы вы не могли вредить больше бѣднымъ иностранцамъ которыхъ вы опутали. Они плюнутъ на васъ, а я постараюсь подпилить вамъ зубы. Сначала о вашемъ доходѣ. Вы увѣряете что правительство боялось васъ, да?
   -- Это мнѣ доказываюсь ежегодно.
   -- О! Ежегодно? Съ помощью покойнаго Чарльза Адольфа Баннербриджа?
   Дженета убѣждала тетушку Дороти выйти изъ комнаты, но бѣдная женщина хотѣла остаться со мной, надѣясь избавить меня отъ погибели. Когда сквайръ обратился ко мнѣ съ вопросомъ, она крѣпко сжала мою руку, чтобы внушить мнѣ умѣренность.
   -- Гарри, ты тоже подозрѣваешь что правительство платило ему ежегодную дань?
   -- Теперь, разумѣется, нѣтъ.
   -- Что же ты подозрѣваешь?
   -- Гарри не обязанъ высказывать своихъ подозрѣній, отвѣчала за меня тетушка Дороти.
   -- Такъ скажи ему сама.
   -- Развѣ это необходимо?
   -- Да, необходимо. Я хочу сломать всѣ доски на которыхъ онъ стоитъ и буду топтать его пока онъ, уличенный шарлатанъ, не потонетъ въ своей трясинѣ, со своими балами, обѣдами и собственнымъ оркестромъ. Ричмондъ! Вы убили одну изъ моихъ дочерей, другая содержала васъ, чрезъ своего агента Баннербриджа, почти съ того времени какъ вы женились на ея сестрѣ. Пусть она опровергнетъ меня, если можетъ. Ваше правительство, платившее вамъ ежегодную дань -- Дороти Белтамъ.
   Я обнялъ Дороти Белтамъ. Она страшно дрожала, но была въ состояніи шепнуть мнѣ: "Мужайся, милый; будь покоенъ."
   Все что я думалъ и чувствовалъ нашло исходъ въ слезахъ.
   Нѣсколько времени раздавалась громовая тирада, которою мстительный старикъ бичевалъ высокую фигуру стоявшую неподвижно предъ нимъ. Мой бѣдный отецъ не говорилъ потому что не могъ: его руки опустились; онъ напомнилъ мнѣ человѣка подъ водосточною трубой о которомъ онъ однажды разказалъ Темплю,-- такъ покорно принималъ онъ ливень. Напоръ атаки, сопровождаемой громомъ и молніей, въ формѣ бомбы эпитетовъ, рѣзкихъ сравненій, горькихъ упрековъ и проклятій, былъ такъ ужасенъ что наши протестующіе голоса замолкли. Дженета ухватилась за платье тетушки Дороти, стараясь увести ее.
   -- Я не могу оставить отца, сказалъ я.
   -- А я васъ, милый мой, прибавила любящая женщина. И мы остались выносить пытку подъ ядовитымъ языкомъ воплощенной ярости.
   -- Нахлѣбникъ глупой провинціальной дѣвки! раздалось, наконецъ, болѣе умѣреннымъ тономъ. Грудь моего отца поднималась.
   Я воспользовался минутой затишья чтобы сказать нѣсколько словъ, и только подлилъ масло на огонь, хотя неестественное возбужденіе старика уже нѣсколько истощилось.
   -- Что, Ричмондъ! Слышите что онъ говоритъ? Онъ клянется что онъ вашъ сынъ и хочетъ стать вмѣстѣ съ вами къ позорному столбу. Откажитесь отъ него, и я заплачу вамъ и поблагодарю васъ. Я благодарилъ бы моего Бога за все что избавило бы мое семейство отъ примѣси вашей нечистой крови. Вы женились на его матери чтобы свести ее съ ума и убить и проглотить ея состояніе. Вы Ждали совершеннолѣтія этого мальчика чтобъ овладѣть тѣмъ что было закрѣплено за нимъ. Вы ждете моей смерти чтобы запустить руку въ мой сундукъ, въ полной увѣренности что я буду такъ глупъ что сдѣлаю моимъ наслѣдникомъ мальчишку который готовъ отдать послѣдній свой грошъ вамъ. Двадцать девять лѣтъ вы пили кровь моего семейства. Двадцать девять лѣтъ тому назадъ, вы дали урокъ пѣнія въ моемъ домѣ; съ тѣхъ поръ проказа не переводилась въ немъ. Ваша жена, вашъ сынъ, всѣ ваши жертвы,-- каждый человѣкъ прикасающійся къ вамъ заражается. Чѣмъ вы можете похвалиться? Позоромъ вашей матери? Вы срамите вашу мать, проклятый авантюристъ! Вся ваша жизнь есть мошенническая комедія. Вы и изъ сына хотите сдѣлать такого же какъ вы негодяя; вы запутали его въ свою позорную арлекинаду, чтобы погубить его вмѣстѣ съ собой. Въ тотъ день когда вы переступили порогъ моего дома, черти плясали отъ радости. Съ тѣхъ поръ солнце никогда не проглядывало для меня. Съ гитарой подъ окнами въ лунныя ночи, съ вашими испанскими затѣями и фокусами, съ вашими французскими фразами и интригами, вы втерлись въ мой домъ какъ проказа. Вы разставили свои сѣти для обѣихъ моихъ дочерей: поймали сначала брюнетку, потомъ хотѣли поймать другую; одной было мало для вашей ненасытной утробы. Мать мальчика отправилась туда гдѣ ей больше нравилось, а другую мою дочь, вотъ эту, вы старались отторгнуть отъ дома и отъ меня, чтобы пустить по той же дорогѣ. Она предпочла остаться честною. Вы грозили повѣситься -- съ гитарой и со всѣмъ. Но ея кошелекъ удовлетворилъ васъ. Вы піявка! Я говорю предъ женщинами, не то я изобразилъ бы вамъ вашу городскую жизнь. Ваше дѣло, ваша романическая исторія, ваша наружность, все это запятнано безчестіемъ. Вы хватаетесь за каждую женщину съ деньгами которую встрѣчаете на своей дорогѣ. Вы превзошли Ирода въ умерщвленіи невинныхъ: онъ, по крайней-мѣрѣ, не питался ими, а вы питаетесь. Вы животное. Назвать васъ пройдохой будетъ милостью.
   Онъ остановился, но его необычайная рѣчь была еще не кончена; блѣдныя губы открылись для вторичнаго изверженія.
   Я вырвался отъ тетушки Дороти и перешелъ къ отцу, говоря:
   -- Довольно, сэръ. Вы забыли главное правило поносителей: не возбуждать симпатіи къ своей жертвѣ.
   -- А! И ты туда же съ твоимъ дьявольскимъ краснорѣчіемъ, загремѣлъ на меня старикъ.-- Я скажу тебѣ прямо, любезный....
   Тетушка Дороти обратила его вниманіе на себя.
   -- Одну ошибку я должна поправить. Ея голосъ, выходившій изъ дрожащаго горла, былъ болѣзненно тихъ и непріятенъ, какъ будто каждое слово стоило ей большаго усилія.-- Моя сестра, любила мистера Ричмонда. Чтобы спасти ея жизнь,-- потому что я думала что она любить его сильно и умретъ безъ него,-- мистеръ Ричмондъ, изъ сожалѣнія, предложилъ ей руку, но по моему желанію (она наклонила голову) и пожертвовавъ мною. Это было сдѣлано для меня, я этого желала: онъ исполнилъ мое желаніе. Не осуждайте.... (ея милыя губы задрожали) или, если осуждать, такъ осуждайте меня.
   Вслѣдъ за этимъ она прибавила тверже:
   -- Мои деньги принадлежали бы ему. Я хотѣла пощадить его самолюбіе,-- прошу у него прощенія,-- удѣляя часть ихъ ему, безъ его вѣдома. Я дѣлала это для собственнаго удовольствія, и теперь наказана.
   -- Прекрасно, сударыня, сказалъ сквайръ съ поразительнымъ спокойствіемъ.-- Признаніе безумной должно быть выслушано до конца. Что ты скажешь о двадцати пяти тысячахъ?
   -- Я хотѣла помочь моему Гарри.
   -- Почему ты не сдѣлала этого открыто?
   Она нѣсколько разъ вздохнула всею грудью, прежде чѣмъ собралась съ духомъ отвѣтить.
   -- Отецъ его готовъ былъ принести невозвратимую жертву. Я боялась что, узнавъ чьи это деньги, онъ отвергнетъ ихъ и исполнить свое намѣреніе.
   Такъ ей не хотѣлось чтобъ отецъ мой женился?
   Старикъ привязался къ слову "жертва":
   -- Какую жертву, сударыня? Что за жертва?
   Я видѣлъ что отвѣтъ будетъ стоить ей большаго усилія и поведетъ, можетъ-быть, къ лишней непріятности и воскликнулъ;
   -- Дѣло въ томъ что я убѣждалъ отца жениться на очень богатой женщинѣ, для того чтобъ уплатить деньги въ срокъ. Браните меня сколько угодно. Если вы не понимаете въ чемъ дѣло безъ долгихъ объясненій, мнѣ васъ жаль. Я многимъ обязанъ вамъ, но не могу отплатить вамъ ни словомъ благодарности, когда вы кричите на моего отца какъ на безумнаго. Безумнаго! Это комплиментъ, въ сравненіи съ тѣмъ что вы говорите.
   -- Гарри! предостерегла Дженета или тетушка.
   Я возразилъ что мнѣ не до церемонныхъ фразъ. Мною дѣйствительно овладѣло безумное желаніе дать волю языку. Сквайръ самъ вызывалъ меня продолжать выраженіемъ лица говорившимъ: "попробуй", и я щедро осыпалъ его злобными насмѣшками не стоящими повторенія. Я говорилъ какъ говоритъ, въ припадкѣ гнѣва, человѣкъ образованный, стараясь образумить я уязвить соперника, подъ вліяніемъ самообольщенія что самъ онъ не утратилъ ни малѣйшей доли самообладанія. Я говорилъ спокойно, полагая что спокойствіе равняется благоразумію. Ошибка была очевидная. Женщины замѣтили ее. Въ довершеніе я поблагодарилъ отца за его преданность ко мнѣ.
   -- По моему мнѣнію, прибавилъ я,-- она была чрезмѣрною и въ послѣднемъ случаѣ ошибочною, но я умѣю цѣнить ее.
   Мои слова вывели его изъ апатіи.
   -- Ричи отдаетъ мнѣ справедливость. Онъ мой милый сынъ, онъ меня любитъ, и я его люблю. Никто не можетъ лишить насъ этого. Онъ любитъ своего разбитаго отца. Вы повергли меня къ своимъ ногамъ, мистеръ Белтамъ.
   -- Я не желаю васъ видѣть у своихъ ногъ. Я хочу чтобы вы ушли, а не стояли предо мной, колотя себя въ грудь и гремя какъ треснувшій барабанъ, возразилъ неукротимый старикъ.
   Я попросилъ его съ раздраженіемъ поберечь свои сравненія для себя.
   Дженета и тетушка Дороти возвысили голосъ.
   -- Я разбитъ, сказалъ отецъ.
   Онъ поднялъ руку, дрожавшую какъ у старика хватающагося за палку. Съ минуту я боялся за него; онъ заговорилъ такъ сходно съ самимъ собой, несмотря на свой жалкій видъ. Но это былъ его старый, давно знакомый мнѣ слогъ въ упадкѣ.
   -- Я разбитъ, повторилъ онъ.-- Я похожъ на древнюю статую вѣчности входящую въ могилу, работы какого-то знаменитаго скульптора, которую я видѣлъ на одномъ могильномъ памятникѣ, не могу припомнить гдѣ. Я теперь начну забывать имена людей. Не ваша обида, мистеръ Белтамъ.... я преклонилъ бы голову пока не прошла бы буря. Ваши факты... О, миссъ Белтамъ! Послѣднее утѣшеніе назвать васъ прекраснѣйшею изъ смертныхъ. Моя благодѣтельница! Мое утѣшеніе! Не смѣйтесь надо мною, сударыня..
   -- Я никогда не смѣялась и никогда не буду; я жалѣла васъ, воскликнула она, рыдая.
   Сквайръ топнулъ ногой.
   -- Сударыня, продолжалъ мой отецъ, поклонившись,-- я былъ подъ особымъ покровительствомъ небесъ. Я такъ думалъ. Я чувствую себя ограбленнымъ. Я этого не заслужилъ. О, нѣтъ, вашего великодушія я не заслужилъ. Одинъ изъ небесныхъ ангеловъ убѣдилъ меня вѣритъ вамъ. Я не зналъ.... прощайте, сударыня. Дай Богъ мнѣ бытъ достойнымъ встрѣтиться съ вами опять. Вы взяли опору изъ моихъ рукъ, вы погасили свѣтъ. Я жилъ... да, я былъ нахлѣбникомъ, самъ того не зная; я жилъ благодѣяніями женщины; ей я не скажу ничего болѣе. Вамъ, мистеръ Белтамъ, я клянусь всѣмъ что есть священнѣйшаго въ мірѣ: прахомъ моей матери, будущностью моего сына что я считалъ этотъ ежегодный доходъ явнымъ доказательствомъ что мои права считаютъ законными. Я не могу говорить. Еще одно слово вамъ, мистеръ Белтамъ. Оттолкните меня, я ничто; но Гарри Ричмондъ! Его будущность не погибла. Умоляю васъ, онъ вашъ внукъ, помогите ему. Идите немедленно къ пріищу. Вы не откажете въ своей поддержкѣ Гарри Ричмонду. Пусть онъ отречется отъ меня, пусть я буду ничто въ этомъ домѣ. Обѣщаю вамъ что обо мнѣ никто не услышитъ ни слова ни на землѣ, ни въ аду. Я теперь уже ничего не желаю, кромѣ брака моего сына съ принцессой. Дайте мнѣ увидать его мужемъ прекраснѣйшей, благороднѣйшей женщины въ мірѣ. Я заслужилъ это. Мои способности посредственны, преданность громадна. Объявляю вамъ, сэръ, я жилъ и существовалъ этою надеждой! Всѣ мои усилія безпрерывно, неустанно были направлены къ одной этой цѣли. Я жизнь мою готовъ принесть ей въ жертву. Умоляю васъ, мистеръ Белтамъ, идите къ принцу. Если я (онъ сказалъ это трогательно), если я и теперь преграждаю кому-нибудь дорогу, то только какъ упавшее дерево (но его неудержимая фантазія заставила его прибавить:) которое можетъ, однако, запрудить потокъ.
   Дѣдушка уже прокашлялся раза два или три.
   -- Я готовъ кончить и удалиться отъ васъ, Ричмондъ.
   Отецъ поклонился.
   -- Я уйду, сэръ. Я чувствую что мой языкъ не повинуется мнѣ. Вообразите что это Гарри просить васъ устроить его счастіе. Сегодня я вамъ гарантирую успѣхъ.
   Старикъ обратилъ на меня вопросительный взглядъ. Дженета положила руку на его плечо. Онъ отказался отъ кошачьяго наслажденія длить наше мученіе и высказался съ грубою поспѣшностью:
   -- Ричмондъ, ваша послѣдняя подлость разлетѣлась въ прахъ. Я отдѣляю Гарри отъ васъ; въ этомъ онъ, къ счастію, не былъ вашимъ соумышленникомъ. Вы обманули дѣвушку чтобы заманить ее сюда и накинуться на нее подобно птицелову; вы грозили отцу ея скандаломъ, если онъ осмѣлится прорвать вашу сѣть; вы клялись погубить ее сплетнями. Она освободилась отъ васъ. Вы притащили сюда вашихъ Англичанъ и Нѣмцевъ, чтобъ они были свидѣтелями и ошикали принца, если онъ не сдастся вамъ какъ трусливый путникъ разбойнику на большой дорогѣ. Я помню сказку о неловкомъ мошенникѣ, который, собираясь попугать и ограбить фермера, застрѣлилъ самого себя, вынимая пистолетъ изъ футляра. Вы, Ричмондъ, сдѣлали то же самое, и изъ всѣхъ рѣчей которыя мнѣ приходилось слышать отъ уличенныхъ преступниковъ, ваша рѣчь худшая; остриженная овца, еслибы дать ей даръ слова, заговорила бы лучше васъ. Принцесса свободна. Гарри можетъ поблагодарить васъ за то что вы сдѣлали для него. Она... что такое Дженета? Хорошо, я уже кончилъ. Она не имѣла намѣренія выйти замужъ, но этотъ принцъ, который былъ у меня сейчасъ, узнавъ о вашей подлости, поступилъ какъ прилично мущинѣ и джентльмену и предложилъ себя, а она, какъ добрая дѣвушка, искупила свою вину предъ отцомъ, принявъ его предложеніе. Принцъ Германъ далъ мнѣ слово что это правда. Вотъ чѣмъ кончилась ваша шахматная игра. Еслибъ я пошелъ къ принцу, то конечно не для того чтобы держать вашу сторону, но еслибы не вы съ вашими низостями, принцесса не была бы принуждена выйти замужъ только для того чтобы защитить отца и себя. Его прислали сюда положить конецъ всякимъ недоразумѣніямъ. Онъ говоритъ по-англійски отлично, въ этомъ я убѣдился. Всѣ ваши выдумки будутъ опровергнуты, кончая нынѣшнею, и настоящій женихъ поставленъ вмѣсто вымышленнаго, а вы раздѣлывайтесь какъ знаете съ вашимъ моднымъ свѣтомъ, предъ которымъ вы недавно гримасничали какъ голова Негра на блюдѣ заклинателя. Теперь можете убираться.
   Я подошелъ къ отцу. Его положеніе было ужаснѣе моего. Я считалъ себя осужденнымъ прежде чѣмъ раздался выстрѣлъ, пуля котораго произвела только физическое потрясеніе. Онъ, бѣдный, услыхалъ неожиданно приговоръ равносильный нравственной смерти. Съ какою любовью и постоянствомъ лелѣялъ онъ надежду женить меня на принцессѣ, показалъ мнѣ его упадокъ силъ, когда у него отняли эту надежду.
   Дѣдушка воспользовался минутой, чтобы спросить меня на чьей сторонѣ я намѣренъ остаться.
   Я отвѣчалъ спокойно, безъ малѣйшаго раздраженія въ голосѣ, что отецъ не лишится меня послѣ всего что онъ вытерпѣлъ въ этотъ день.
   Сквайръ также спокойно посовѣтовалъ мнѣ отречься отъ негодяя, для моего же блага.
   Я взялъ отца подъ руку; онъ не могъ уйти безъ поддержки.
   Тетушка Дороти плакала. Дженета стояла у окна не сочувствуя никому изъ насъ.
   -- Ваше желаніе исполнилось, сказалъ я ей.
   Она покачала головой, но не взглянула на меня.
   Дѣдушка молча провожалъ меня глазами пока я не дошелъ до двери.
   -- Такъ ты уходишь? спросилъ онъ.-- Въ такомъ случаѣ я тебя больше не знаю.
   Отецъ на порогѣ хотѣлъ сказать что-то, но только поклонился какъ слѣпой. Я вывелъ его.
   Темнота въ глазахъ помѣшала мнѣ увидать нѣсколько лицъ стоявшихъ на набережной у пристани, готовясь покинуть нашу страну. То что я слышалъ отъ избраннаго мною товарища заставило меня усомниться въ здравости его разсудка. Онъ шепталъ это сначала про себя.
   -- Надо поставить памятникъ Вадди.
   Повтореніе этихъ словъ вслухъ было тяжелымъ испытаніемъ моего терпѣнія. Еслибъ я былъ добрѣе, я понялъ бы что ему необходимо было видѣть впереди хоть что-нибудь, и онъ не видалъ ничего кромѣ обязанности поставить памятникъ преданной служанкѣ.
   

ГЛАВА LIV.
Наслѣдница доказываетъ свои права и я ухожу ни съ чѣмъ.

   Сквайръ жилъ восемь мѣсяцевъ послѣ вышеописанной сцены. Онъ поплатился за свое торжество высшею цѣной: своею жизнью.
   Упругая натура моего отца вынесла ударъ, не утративъ, повидимому, здоровья; такъ что свѣтъ, какъ онъ надѣялся, долженъ признать его непобѣдимымъ. Но я, находясь съ нимъ, понималъ что его раны скрыты въ сердцѣ, хотя онъ никогда не говорилъ о нихъ. Онъ утратилъ свой даръ слова и сдѣлался, какъ онъ выражался, однимъ изъ обыкновенныхъ старичковъ. Я только наблюдалъ его: я не вызывалъ его на откровенность, не будучи самъ въ состояніи сочувствовать или принимать сочувствіе. Я заботился о немъ какъ конвойный, обязанный доставить плѣнника живымъ.
   Я оставилъ его въ Белстедѣ и отправился въ Лондонъ раздѣлываться съ кредиторами. Несчастіе не уменьшило почтенія капитана и его жены къ ихъ высокому гостю, доставлявшему имъ развлеченія, съ которыми я успѣлъ познакомиться только поверхностно, но съ такимъ же какъ и они безпредѣльнымъ удивленіемъ, хотя другаго рода. Они ухаживали за нимъ о странною нѣжностью, они считали его глубоко оскорбленнымъ,-- кѣмъ или чѣмъ они не могли сказать. Джулія была недовольна мною за то что я не защищалъ его. Онъ овладѣлъ вполнѣ ихъ умами. Джулія разказывала мнѣ съ восторгомъ что онъ дѣлаетъ и чего онъ не дѣлаетъ; главная прелесть ея положенія состояла, повидимому, въ томъ что она считала себя въ короткихъ отношеніяхъ съ нимъ, ограничиваясь ухаживаніемъ за нимъ. Пилигримы посѣщающіе источники таинственно многоводной рѣки уважаютъ ее не менѣе, любятъ болѣе, видя ее въ младенческомъ состояніи. Джулія способна была сообщать мнѣ съ восхищеніемъ что ея питомецъ спалъ не просыпаясь восемнадцать часовъ. Его остроты по поводу предложенія пригласить доктора, сами-по-себѣ слабыя, приводили ее въ восторгъ, напоминая ей его прежній юморъ. Отъ капитана, какъ и отъ нея, я принужденъ былъ выслушать все что онъ сказалъ о докторѣ и нашелъ что можно было бы сказать что-нибудь поумнѣе.
   -- Чертовски остроумно! воскликнулъ капитанъ Вильямъ.-- Неправда ли, Гарри? Онъ говоритъ что если докторъ имѣлъ честь представить его въ этотъ міръ, то это еще не даетъ ему право выпроводить его отсюда, и соглашается повидаться съ нимъ только тогда когда не будетъ въ состояніи сопротивляться, какъ при первой ихъ встрѣчѣ.
   -- Докторъ, смерть и бракъ, рискнулъ я замѣтить капитану,-- темы давно избитыя всѣми юмористами и ихъ подражателями. Капитанъ и Джулія считали меня равнодушнымъ къ достоинствамъ моего отца. Какъ ни любили они сквайра, но тайно они объявляли ему войну, критиковали Дженету, слегка осуждали тетушку Дороти за то что она дѣлала свое доброе дѣло тайно, а отца моего считали жертвой. Ихъ неизмѣнная дружба служила мнѣ утѣшеніемъ въ эту горькую эпоху моей жизни. Отецъ нашелъ бы пріютъ у нихъ, когда ему пришлось бы бороться на каждомъ шагу. Свѣтъ скоро узналъ что дѣдушка разошелся со мной, и лишь только этотъ фундаментъ моего положенія поколебался, какъ все величественное зданіе рухнуло; паденіе было ужасно. Джоріанъ Девитъ былъ правъ, говоря что человѣку въ несчастій всего непріятнѣе видѣть "лица", подразумѣвая что въ нихъ исчезаетъ все человѣческое, когда они смотрятъ съ любопытствомъ какъ вы переносите свою невзгоду. Вы не видите ни друзей, ни враговъ. Вы слишкомъ подозрительны для друзей и слишкомъ ожесточены противъ враговъ; вы видите только маски. Мой отецъ былъ избавленъ отъ этого. Джулія сообразовалась во всемъ съ его желаніями, сама разставляла сѣти его прихотямъ и радовалась имъ какъ райскимъ птичкамъ. Она рѣшилась принять въ свой домъ маленькаго, сгорбленнаго старика Багенгопа, пенсіонера и страннаго утѣшителя моего отца. Старикъ былъ нарочно выписанъ изъ Лондона чтобы развлекать отца игрой на старомъ кларнетѣ, несносномъ жалобномъ инструментѣ, почти одинаковой величины съ его обладателемъ, и Джулія выносила музыку, раздававшуюся по вечерамъ въ голубой парадной спальнѣ, съ геройскимъ терпѣніемъ, служившимъ мнѣ примѣромъ. Багенгопъ пилъ водку, и она не запрещала ему. Онъ зналъ мать моего отца, и выпивъ, могъ говорить о ней. Его игра и его голосъ служатъ доказательствомъ что старикъ уже въ концѣ своего жизненнаго поприща, говорилъ мой отецъ, но что онъ находилъ въ этомъ утѣшительнаго, никто изъ нихъ не могъ понять. "Онъ былъ смиреннымъ обожателемъ моей матери, Ричи", услыхалъ я съ нѣкоторымъ смущеніемъ. Это было сказано чтобы побудить меня щедро обезпечить Багенгопа, прежде чѣмъ мы покинемъ Англію.-- Кромѣ этого я ни о чемъ не забочусь, прибавилъ отецъ. Онъ однако вполнѣ сознавалъ свое пораженіе и катастрофу которую навлекъ на меня; его прикосновеніе къ моей рукѣ и его склонность къ темнотѣ и сну объяснили мнѣ это. Ему не на что было смотрѣть впередъ, ничто не сіяло предъ нимъ въ темномъ будущемъ, не было у него ни трусливаго правительства, ни покровительствующаго провидѣвія. Но онъ не жаловался, не просилъ сожалѣнія, и за это я былъ ему благодаренъ. Онъ могъ бы возбудить сильнѣйшее сочувствіе къ себѣ въ Англичанахъ, несмотря на свои не-англійскіе недостатки. Онъ способенъ былъ вызвать потоки слезъ, безконечныя патетическія соболѣзнованія у нашей чувствительной публики, которая любить плакать, примѣшивая треть правды къ двумъ третямъ притворства. Отъ него ожидали, мнѣ кажется, что онъ пойдетъ выпрашивать сожалѣнія, но великодушной публикѣ пришлось разочароваться, чего она никогда не простила ему. Тѣмъ не менѣе его тихая грусть трогала сердца, искреннихъ друзей. Правдивое чувство не расточается какъ паръ изъ котла. Я не помню ни одной патетической сцены съ отцомъ. Мой отецъ никогда не лицемѣрилъ.
   Избѣгая его друзей и приближенныхъ, прекрасныхъ въ нѣкоторомъ родѣ людей, я избавилъ ихъ отъ испытанія ихъ привязанности. Его слугъ я отпустилъ лично, начиная съ Альфонса и кончая кучеромъ. Послѣдній въ своей прощальной рѣчи объявилъ мнѣ что онъ съ удовольствіемъ поступитъ къ намъ опять, если въ то время когда намъ понадобятся его услуги, онъ будетъ безъ мѣста, что доказало по крайней мѣрѣ что онъ нашу службу предпочитаетъ другой. Альфонсъ, съ своей стороны, съ помощью своего стереотипнаго національнаго краснорѣчія, гдѣ "si jamais" величественно поднимались до "jusqu'à la mort", объявилъ что послѣ службы моему отцу ему противна всякая другая и обрекалъ себя безотрадному отшельничеству. Оба говорили отъ чистаго сердца, но каждый сообразно съ своею натурой. Мистрисъ Вадди переселилась съ растерзаннымъ сердцемъ въ Дипвелъ; это былъ уже третій разъ на ея памяти что отецъ мой, проблиставъ въ Лондонѣ, бросилъ домъ и хозяйство и обрекалъ себя затменію на континентѣ. Она сама рекомендовала континентъ для возстановленія его силъ, сравнивая его съ хамелеономъ, по его способности забывать о себѣ среди людей которые о немъ ничего не знаютъ.
   Мы покинули Белстедъ прежде чѣмъ сквайръ съ семействомъ возвратился въ Риверсли. Дѣдушка пролежалъ на островѣ цѣлый мѣсяцъ и былъ привезенъ домой при смерти. Леди Эдбери случайно переѣзжала каналъ вмѣстѣ съ нами. Она вела себя не хорошо, казалось мнѣ; безумно, говорилъ мой отецъ. Она сдѣлала все что могла сдѣлать чтобы выказать къ нему презрѣніе въ присутствіи своего общества, а онъ не хотѣлъ замѣчать этого. Повидимому онъ поступалъ неделикатно, но онъ объяснилъ мнѣ что настаиваетъ на обмѣнѣ нѣсколькими словами единственно для того чтобы спасти ее отъ клеветы. Постепенно я самъ понялъ что она дала пищу сплетнямъ своимъ стараніемъ избѣжать ихъ. Она прислала за нимъ въ Парижъ, и онъ сдѣлалъ ей визитъ.
   Дѣдушка и я не видались болѣе. Онъ получалъ извѣстія обо мнѣ изъ различныхъ источниковъ, я о немъ изъ одного. Я велъ жизнь рѣзко противорѣчившую положенію дѣлъ въ Риверсли, и это было также поставлено въ счетъ моему отцу. Наше скитаніе по континенту кончилось долгимъ кутежомъ, въ которомъ онъ не принималъ участія, но по старой памяти былъ сочтенъ виновнымъ.
   "Мнѣ приказано передать вамъ", писала Дженета, строго исполняя приказаніе, "что если вы вернетесь домой немедленно, вашъ дѣдушка приметъ васъ на томъ же положеніи какъ и прежде".
   Какъ прежде! въ письмѣ отъ молодой особы неравнодушной ко мнѣ!
   Я не могъ оставить отца одного въ Парижѣ и не смѣлъ отвезти его въ Лондонъ. Негодуя за прошлое, я отвѣчалъ что готовъ вернуться въ Риверсли, если и отецъ мой найдетъ тамъ радушный пріемъ. Отвѣта не послѣдовало.
   Формальныя, сухія, бездушныя письма Дженеты производили на меня впечатлѣніе избитыхъ нравоученій. Какъ не похожи они были на нѣжныя розовыя записочки Дженни Шасдіанъ, поэта въ прозѣ! Я сравнивалъ ихъ и смѣялся надъ моими строгими, холодными, прозаическими соотечественниками. Богъ съ ними! Дженни приняла во мнѣ участіе когда я стоялъ такъ низко какъ только можетъ пасть молодой человѣкъ. Сразу лишенный наслѣдства, исключенный изъ парламента, отвергнутый любимою дѣвушкой, я остался ни съ чѣмъ: положеніе которое въ моихъ глазахъ давало мнѣ право пойти по первой открывшейся дорогѣ. Я рѣшился наслаждаться жизнью, какъ мы выражаемся когда тратимъ жизнь. Было бы напыщенно выразиться что мой Иліумъ въ огнѣ, но несомнѣненъ тяжелый фактъ что я имѣлъ Анхиза на плечахъ. Многоглавая гидра, Долгъ, страшно рисовалась на заднемъ планѣ; скандалъ пожиралъ нашу репутацію; наша исторія была достояніемъ всякаго литератора которому вздумается описать ее съ какими бы то ни было прикрасами. На прошлое страшно было оглянуться, а будущее представлялось прямою дорогой на безплодный утесъ, умощенною ничѣмъ инымъ какъ только наслѣдствомъ моего бѣднаго Сюиса. Мой отецъ жилъ между тѣмъ въ уединеніи и въ полной неизвѣстности, не причиняя мнѣ, конечно, никакого вреда. Я лишилъ его друга Джоріана, и единственнымъ его развлеченіемъ была ежедневная прогулка въ одинъ изъ второстепенныхъ ресторановъ и обратно. Грустное существовавіе, думалъ я; онъ увѣрялъ что напротивъ, и что ему не стоитъ никакого труда сохранять бодрый видъ, который, по его словамъ, не долженъ покидать человѣка ни подъ дождемъ и бурей, ни подъ смертнымъ приговоромъ.
   Я, слѣдовательно, могъ бы быть и въ Риверсли.
   Дженета прислала мнѣ сухой вызовъ въ апрѣлѣ, прекрасномъ мѣсяцѣ въ степныхъ мѣстностяхъ, когда юго-западный вѣтеръ пробѣгаетъ по лугамъ. Я привезъ отца въ Белстедъ, гдѣ мы узнали что сквайръ умеръ. Я угадалъ содержаніе завѣщанія; мистеръ Бурджинъ сообщилъ мнѣ мало новаго. Дженета получила все; три тысячи фунтовъ ежегоднаго дохода выпали на долю Гарри Лепель Ричмонда, съ тѣмъ чтобъ они выдавались ему изъ доходовъ имѣнія и перешли послѣ его смерти къ его дѣтямъ, или къ Дженетѣ, если онъ умретъ бездѣтнымъ.
   Я былъ жестоко обиженъ и огорченъ, но не могъ сердиться, потому что понималъ цѣль завѣщанія. Тетушка Дороти съ жаромъ толковала мнѣ недосказанное, стараясь оправдать кажущуюся несправедливость.
   -- Вамъ стоитъ только спросить, чтобы получить все, Гарри, говорила она. Упрямый сквайръ сдѣлалъ все что могло содѣйствовать исполненію его завѣтныхъ надеждъ. Тетушка получила двадцать пять тысячъ фунтовъ, столько сколько она отдала моему отцу.-- Я обѣщала что мои деньги не будутъ впередъ идти туда куда шли прежде, сказала она и дала понять что благодаря поведенію моего отца въ Парижѣ, ей не трудно будетъ исполнить свое обѣщаніе. Я не могъ убѣдить ее въ его невинности.
   Я не ожидалъ чтобы суровый старикъ былъ такъ любимъ своими арендаторами и прислугой, какъ оказалось. Я высказалъ свое удивленіе Дженетѣ.
   -- Да, они любили его, сказала она.-- Всѣ честные люди не ли не любить его.
   Они толпой проводили его до могилы. Изъ того что мнѣ пришлось переслушать, я убѣдился что сквайръ былъ въ ихъ глазахъ совершенствомъ; словомъ, это былъ Англичанинъ какихъ теперь уже мало. Дженета ожидала что я буду тоже восхищаться имъ и раскаиваться. Ожидая отъ меня сочувствія, она прочла мнѣ длинный списокъ его добрыхъ дѣлъ. Это на помнило мнѣ нескончаемые разказы Джуліи о моемъ отцѣ.
   -- У него было много, сказалъ я, и Дженета замолчала. Ея холодность раздражала меня.
   Что имѣетъ она противъ меня? Наши отношенія стали такъ натянуты что малѣйшее недоразумѣніе могло положить между нами бездну. Я подозрѣвалъ что сдѣлавшись наслѣдницей дѣдушки она считаетъ себя обязанною исполнить его желанія,-- но я не поступлю съ ней такъ безчестно, сказалъ я тетушкѣ Дороти.
   -- Нѣтъ, не то, отвѣчала она; -- богатство поставило ее въ затруднительное положеніе. Разбить ледъ долженъ ты.
   Я доказывалъ что послѣ моихъ долгихъ отказовъ отъ нея, я не могу сдѣлать теперь шагу безъ поощренія съ ея стороны.
   -- Какого поощренія?
   -- Не пассивнаго согласія, отвѣчалъ я.
   -- Гарри, ты еще не просилъ ее, упрекнула меня тетушка.
   Это было справедливо.
   Сэръ-Родрикъ и леди Ильчестеръ не скрывали своего торжества, но миледи обращалась къ моимъ чувствамъ, разказывая мнѣ что имя ея сына Чарльса даже не упомянуто въ завѣщаніи. Сэръ-Родрикъ говорилъ о сквайрѣ съ личною гордостью:
   -- Удивительное умѣнье обращаться съ такими неотесаными людьми какъ рабочіе въ копяхъ. Они присылали ему свои жалобы, онъ ихъ разбиралъ одну за другою, тутъ уступалъ, тамъ настаивалъ и всегда достигалъ своей цѣли. Когда рабочіе уступали, онъ имъ дарилъ мѣсячное жалованье въ вознагражденіе за ихъ благоразуміе. Его умѣнье вести дѣла было невѣроятно; нельзя было предположить такой дѣловитости въ сельскомъ джентльменѣ. Онъ болѣе чѣмъ вчетверо увеличилъ свое состояніе, гораздо болѣе.
   Надо сказать къ чести достойнаго баронета что хотя онъ можетъ-быть очень желалъ чтобы дочь его нашла себѣ мужа соотвѣтствующаго ея богатству, но онъ не препятствовалъ мнѣ видаться съ Дженетой. Риверсли называли моимъ домомъ. Я старался чувствовать себя дома, но все окружающее и Дженета казались мнѣ чужимъ. Я приписывалъ это отчасти ея трауру, отчасти, вопреки мнѣ самому, ея богатству. "Говорите при ней съ сочувствіемъ о вашемъ дѣдушкѣ", сказала мнѣ тетушка Дороти. Но чтобы говорить такъ какъ ей хотѣлось, надо, было лицемѣрить, и я скрывалъ свои лучшія чувства, не говоря ничего. Разоривъ себя вспыльчивостью, я изъ мелочнаго самолюбія не хотѣлъ поправить ошибку.
   Скоро обнаружилось что отецъ мой въ Белстедѣ.
   Однажды утромъ я замѣтилъ по лицу Дженеты что она взволована.
   Между нами произошелъ разговоръ доходившій до нѣжности. Наконецъ она сказала:
   -- Простите ли вы мнѣ, если я когда-нибудь буду имѣть несчастіе обидѣть васъ?
   -- Вы не обидите меня.
   Она надѣялась что нѣтъ.
   Я засмѣялся.
   -- Вы говорите какъ будто вамъ двѣнадцать лѣтъ.
   -- Развѣ я тогда обижала васъ?
   -- Ежедневно! это все о чемъ я вспоминаю съ удовольствіемъ.
   Она была видимо довольна, но въ моемъ положеніи я хотѣлъ страсти и увлеченія въ вознагражденіе за признаніе оскорблявшее мою гордость. Къ тому же школа которую я прошелъ въ послѣднее время сдѣлала меня нечувствительнымъ къ скрытому волненію англійской дѣвушки. Взглядъ и вспышка румянца были очень привлекательны, но въ нихъ не было страсти, которая могла бы развязать меня и которой я заслуживалъ, какъ мнѣ казалось.
   Сэръ-Родрикъ позвалъ ее по какому-то дѣлу въ библіотеку, что онъ дѣлалъ разъ десять въ день, и кромѣ того разсуждалъ о дѣлахъ за обѣдомъ, во всемъ совѣтуясь съ дочерью, тономъ въ которомъ слышались торжество и родительская гордость.
   -- Дженета полновластная распорядительница, говорилъ онъ, -- я только совѣтую, я не болѣе какъ ея главный агентъ. Но директоръ трехъ компаній и предсѣдатель одного общества можетъ быть компетентнымъ совѣтникомъ, прибавилъ онъ. Ея сужденія о вещахъ ей знакомыхъ онъ, какъ и дѣдушка, считалъ безошибочными.
   Дженета ушла къ нему и вскорѣ повезла его на станцію желѣзной дороги. Тетушка Дороти предупреждала меня что Дженета хочетъ удѣлить мнѣ часть наслѣдства и полагала что отецъ ея уѣхалъ въ Лондонъ по этому поводу, и что она сейчасъ сообщили, это мнѣ. Я отошелъ отъ восточныхъ воротъ парка, лишь только услыхалъ топотъ ея лошадей. Злая судьба направила мои шаги на западъ, къ тому именно мѣсту гдѣ меня ожидала встрѣча причинившая мнѣ безчисленныя непріятности. Мой отецъ узналъ въ это утро подробности завѣщанія сквайра. Я полагаю что сообщилъ это ему кучеръ капитана Вильяма, заботившійся о моихъ интересахъ; онъ узналъ это не отъ Джуліи.
   Онъ стоялъ за западными воротами, и приблизясь къ нему, я замѣтилъ что онъ сильно взволнованъ. Онъ съ ожесточеніемъ стучалъ задвижкой.
   -- Ричи, меня не пускаютъ ни въ домъ, ни въ усадьбу, воскликнулъ онъ, указывая на сторожку привратника.-- Не хотятъ отворить мнѣ.
   -- Вамъ отказали? спросилъ я.
   -- Какъ ваше имя, сударь?-- Мистеръ Ричмондъ Рой.-- Намъ не приказано пускать васъ. И не пустили! Не пустили повидаться съ сыномъ!
   -- Это вѣроятно распоряженіе сквайра, которое забыли отмѣнить, сказалъ я, намѣреваясь позвать привратника.
   Отецъ, съ никогда не покидавшею его проницательностію, остановилъ меня.
   -- Нѣтъ, Ричи, нѣтъ; я не хочу чтобы бѣдная женщина пострадала изъ-за меня, впустивъ меня вопреки приказанію; она можетъ лишиться мѣста. Помоги мнѣ, милый мой.
   Онъ съ трудомъ влѣзъ на ворота, и я содрогаясь помогъ ему соскочить; это было подвигомъ для человѣка его лѣтъ и вѣса.
   Онъ шатаясь облокотился на меня.
   -- Невозможно! Невозможно, Ричи! воскликнулъ онъ и разразился потокомъ междометій.
   Я не сразу понялъ что они относились къ завѣщанію. Онъ дрожалъ, горячился, безпрерывно краснѣлъ и блѣднѣлъ, что показалось мнѣ зловѣщимъ симптомомъ, физическимъ или нравственнымъ. Онъ пришелъ потолковать о завѣщаніи, говорилъ онъ; онъ опровергнетъ его, уничтожитъ! Гарри лишенъ наслѣдства! Онъ повидается съ миссъ Белтамъ и распутаетъ гнусную интригу. Тетушку онъ называлъ ангеломъ и такъ горячился что особы смотрѣвшія на него изъ оконъ Гренджа могли принять его за пьянаго.
   У дверей дома моему отцу отказали.
   Буфетчикъ, грубый Силлабинъ, хладнокровно преградилъ намъ дорогу.
   -- Чье это приказаніе?
   -- Миссъ Ильчестеръ.
   -- Они боятся меня, крикнулъ мой отецъ.
   Я попросилъ вызвать Дженету.
   Она пришла немедленно, въ сопровожденіи лакея, который подалъ моему отцу сложенную записку отъ тетушки Дороти. Онъ сдѣлалъ видъ что читаетъ ее, но все время бормоталъ о завѣщаніи.
   Дженета отпустила слугъ. Она была блѣдна какъ смерть.
   -- Насъ останрвили въ дверяхъ, сказалъ я.
   -- Мнѣ жаль что это случилось, отвѣчала она.
   -- Вы берете это на себя?
   Она отвѣчала что-то неслышно.
   -- Милая моя Дженета, вы называете Риверсли моимъ домомъ, неправда ли?
   -- Онъ вашъ.
   -- Вы намѣрены поддерживать отвратительный раздоръ даже послѣ смерти дѣдушки?
   -- Нѣтъ, Гарри, нѣтъ.
   -- Вы дали приказаніе не впускать моего отца ни въ домъ, ни въ усадьбу?
   -- Да.
   -- Вы не хотите принять его?
   -- Милый Гарри, я надѣялась что онъ не придетъ такъ скоро.
   -- Но вы дали приказаніе?
   -- Да.
   -- Я не понимаю васъ, милая моя Дженета.
   -- Мнѣ хотѣлось бы чтобы вы меня поняли, Гарри.
   -- Вы вооружаете вашихъ слугъ противъ него.
   -- Черезъ нѣсколько дней.... промолвила она.
   -- Вы оскорбили его и теперь оскорбляете меня, сказалъ я, взбѣшенный намекомъ на уступку, показывавшимъ что она хочетъ выйти изъ затрудненія, не уступивъ мнѣ.
   -- Вы здѣсь хозяйка?
   -- Да; желала бы не быть.
   -- Вы хозяйка Реверсли и не хотите принять моего отца!
   -- Да, пока я здѣсь хозяйка.
   -- Почему?
   -- Гдѣ бы-то ни было, только не здѣсь, Гарри! Мы съ тетей придемъ съ удовольствіемъ, если онъ назначить какое-нибудь другое мѣсто.
   -- Я прошу васъ позволить ему войти въ вашъ домъ. Согласны вы или нѣтъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Ему уже разъ отказали у этихъ дверей. Вы отказываете ему вторично?
   -- Отказываю.
   -- Вы стоите на своемъ?
   -- Я обязана.
   -- Вы не уступите мнѣ шагу?
   -- Не могу.
   Духъ вооруженной защитницы проглядывалъ въ ея кроткомъ лицѣ, какъ будто умолявшемъ меня понять что она не можетъ поступить иначе. Ншкняя губа дрожала, глаза были влажны, но ея воля, вступившая въ открытую борьбу со мной, была непоколебима.
   Я конечно былъ не такъ глупъ чтобы не понять причины ея отказа.
   Она не оскорбитъ своего дѣдушку, хотя могла бы этимъ задобрить меня, человѣка котораго она все еще любила.
   Но что она могла имѣть причину и считать ее основательною вопреки мнѣ, и держаться своего намѣренія вопреки мнѣ, и оскорблять живаго человѣка который былъ моимъ отцомъ, изъ слѣпаго повиновенія мертвому, было невыносимою обидой мнѣ и всему человѣчеству. Я, съ своей стороны, еще могъ простить ее, какъ я убѣдился съ удовольствіемъ послѣ минутнаго размышленія. Имѣя въ виду ея пользу: чтобы вразумить ее, чтобъ объяснить ей разницу между хорошими и дурными побужденіями, чтобы заставить ее подчинить свои чувства строгой логикѣ, я снизошелъ до того кто сталъ убѣждать ее. Восхищаясь глубиной и вмѣстѣ съ тѣмъ мелкостію ея характера и ея прекрасною наружностію, я началъ: -- она должна подумать какъ она молода, прежде чѣмъ рѣшить что дурно и что хорошо, какъ она мало знакома со свѣтомъ; клятва данная у смертнаго одра конечно святыня, но согласно ли будетъ съ духомъ христіанскаго ученія соблюдать ее когда это приноситъ ненужный вредъ человѣку? Если она не изучала философіи, все же она способна отличить хорошее намѣреніе отъ дурнаго, нравственное отъ оскорбляющаго человѣческую природу; обязаться мстить за другаго, значитъ обречь себя рабству, это нелѣпо.... и такъ дальше, проявляя удивительное терпѣніе.
   Справедливость моихъ словъ не могла быть опровергнута. Къ сожалѣнію я не видалъ разницы между благоразумною рѣчью и благоразумнымъ дѣйствіемъ, и чувствуя что я говорю правду, я вообразилъ себя уполномоченнымъ убѣждать ее.
   Она воспользовалась первою остановкой.
   -- Напрасно, Гарри. Я поступаю такъ какъ мнѣ велитъ долгъ.
   -- Мои слова слѣдовательно пропали даромъ?
   -- Еслибы вы были такъ добры, подождали дня два или три.
   -- Будьте благоразумны.
   -- Я стараюсь.
   -- Тверда какъ кремень,-- вы всегда были такая. Самая благородная женщина въ мірѣ, съ этимъ я согласенъ. Я не знаю другой, могу васъ увѣрить Дженета, которая въ благодарность за десять, за двадцать милліоновъ фунтовъ сдѣлала бы такую безполезную жестокость. Какъ! Вамъ кажется что онъ былъ мало наказанъ, когда его тиранили, издѣваясь надъ нимъ въ вашемъ присутствіи. Есть можетъ-быть женщины жестокія, допустимъ что это возможно,-- но нѣтъ ни одной, кромѣ васъ, которая такъ дорожила бы спокойствіемъ своей совѣсти чтобы принесть жизнь человѣческую въ жертву клятвы. Я забылъ подлинныя выраженія завѣщанія. Сказано тамъ что вы должны выгнать его?
   Мой отецъ стоялъ въ отдаленіи. Услыхавъ слово "завѣщаніе", онъ заговорилъ поспѣшнымъ шепотомъ, потрясая письмомъ тетушки.
   -- Я не прочелъ ни одной строчки отсюда, даю вамъ слово, ни одной строчки, но я знаю что это ея почеркъ. Завѣщаніе! Ради всего святаго, сударыня (онъ поклонился Дженетѣ), ни слова объ этомъ принцессѣ, или мы погибли. У меня большой колоколъ въ головѣ, не то я сказалъ бы больше. Слышать конечно ничего не могу.
   Дженета жалобно перевела глаза скь него на меня.
   Ранить оленя и смотрѣть съ сожалѣніемъ на его страданія вещь весьма обыкновенная.
   Я попросилъ отца погулять по дорогѣ предъ домомъ. Онъ потребовать чтобъ я тщательно указалъ ему направленіе и тотчасъ же повиновался, сказавъ:
   -- Я стою за васъ, не забудьте. Я сказалъ бы теперь, еслибы не этотъ странный колоколъ. Пройдя нѣсколько ступенекъ, онъ обернулся и воскликнулъ, приложивъ руки къ ушамъ:-- бумъ! Онъ шелъ нетвердо, не такъ какъ ходилъ прежде и даже въ послѣднее время.
   -- Не боленъ ли онъ, спросила Дженета.
   -- Онъ не хочетъ посовѣтоваться съ докторомъ. Симптомы угрожаютъ апоплексіей или параличомъ. Кончимъ нашъ разговоръ. Вы знали что Риверсли достанется вамъ.
   -- Это я знала, Гарри, но больше ничего не знала.
   -- Старый домъ былъ оставленъ вамъ съ тѣмъ чтобы вы не пускали въ него моего отца?
   -- Я обѣщала.
   -- Дали слово, поклялись?
   -- Нѣтъ.
   -- Ну, милая моя, хуже вы поступить не могли. Еслибы васъ ожидала за это казнь, вы все-таки отказали бы?
   -- Вѣроятно, отвѣчала она спокойно.
   -- Такъ прощайте, сказалъ я.
   Эта женская мягкость, соединенная съ невѣроятною твердостью, приводила меня въ недоумѣніе, раздражая меня тѣлъ болѣе что я чувствовалъ себя очарованнымъ не столько ея кротостью какъ ея умственною незрѣлостью. Она не должна была отвѣчать такъ; въ ея отвѣтахъ слышалась гордость, ей нравилась мягкость ея голоса, когда она объявляла себя непреклонной. Я воображалъ какъ она любуется собою.
   -- Вы уходите Гарри? Вы не примете Риверсли?
   Я засмѣялся.
   -- Чтобъ избавить васъ отъ дальнѣйшихъ дилеммъ?
   -- Нѣтъ, но почему же не взять?
   -- Я вамъ глубоко благодаренъ за ваше великодушіе, я говорю искренно, но это было бы рѣшительно противъ желаній вашего дѣдушки. Подумайте что онъ оставилъ Гренджъ вамъ, а не мнѣ.
   -- Желанія дѣдушки! Я не могу исполнить всѣхъ его желаній, вздохнула она.
   -- А вамъ хотѣлось бы исполнить ихъ всѣ?
   Мы были на щекотливомъ пути, и ея вспыхнувшее лицо обнаружило что она это понимаетъ.
   Однако я поступилъ неделикатно предложивъ такой вопросъ, Она заслуживала снисхожденія.
   Я ожидалъ что она не выдержить, задрожитъ и выкажетъ готовность броситься мнѣ на шею. Она отвѣчала спокойно: -- Не теперь.
   -- Вы не хотите исполнить немедленно всѣ его желанія.
   -- Гарри, мнѣ трудно исполнить то что на меня возложено.
   -- Но въ благодарность вы готовы современемъ исполнить ихъ всѣ?
   -- Я не скажу болѣе ничего о моей готовности, Гарри.
   Мы пожали другъ другу руку какъ чужіе.
   Я отвелъ отца въ Белстедъ. Онъ былъ слишкомъ раздраженъ чтобъ остаться тамъ. Вечеромъ, послѣ безполезнаго разговора съ тетушкой о событіи дня, я повезъ отца въ Лондонъ, чтобъ онъ могъ повидаться съ своими адвокатами. Они были такъ добры что согласились, когда я уступилъ имъ двѣ трети моего годоваго дохода, обращаться съ нимъ какъ съ больнымъ и сообщили ему что дѣло его идетъ успѣшно. Результатъ не удивилъ меня. Отецъ вышелъ изъ своей апатіи, походившей на опьяненіе, и воскликнулъ:
   -- Въ концѣ концовъ Ричи будетъ все-таки обязанъ мнѣ своимъ положеніемъ въ свѣтѣ. Между тѣмъ, согласился онъ, намъ необходимо бѣжать отъ кредиторовъ. Что касается до этой эксцентричной породы людей, въ одно время человѣколюбивыхъ и жестокихъ, онъ могъ сообшить мнѣ о и, ей много интересныхъ свѣдѣній, пріобрѣтенныхъ личнымъ опытомъ.-- Джоріанъ Девитъ сравниваетъ ихъ съ плющомъ убивающимъ дерево, но будучи вмѣстѣ съ тѣмъ паразитами, они не могутъ не любить своего должника; онъ ихъ жизнь и поддержка. Вырвавшись изъ ихъ когтей въ критическую минуту, когда они готовы задушить его, онъ возвращается къ нимъ съ новыми силами, и они начинаютъ снова вѣрить въ его будущность. Мнѣ былъ знакомъ этотъ языкъ; это было вспышкой прошлаго и зловѣщею вспышкой. Меня ему нелегко было обмануть. Онъ скоро далъ мнѣ другія доказательства что не считаетъ себя побѣжденнымъ. Въ Англіи намъ не было мѣста. Мы уѣхали въ Вѣну, и тамъ, въ концѣ аристократическаго сезона, онъ возобновилъ знакомство съ одною русскою барыней, графиней Корниковой, и мы разстались. Это была женщина среднихъ лѣтъ, богатая, веселая и знавшая всѣ подробности исторіи моего отца, которыхъ онъ не скрывалъ. Она ненавидѣла маркграфиню фонъ-Риппау, которая была тоже въ Вѣнѣ и не кланялась намъ. Я узнать что это она отправила Германа въ Англію, лишь только узнала что Оттилія тамъ. Она научила его ѣхать прямо въ Лондонъ къ Рою; тамъ адресъ оставленный моимъ отцомъ указалъ ему дальнѣйшій путь; съ Эккартомъ онъ встрѣтился только на утреннемъ поѣздѣ. Я разказываю это чтобы показать роковое стеченіе обстоятельствъ.
   Леди Эдбери была тоже въ Вѣнѣ. Такимъ образомъ нѣмецкія и англійскія похожденія моего отца отразились на новомъ періодѣ его жизни, въ которомъ я не хотѣлъ принимать участія, и замѣтивъ что на него нападаетъ прежняя тоска, когда онъ думаетъ о скромныхъ путяхъ на которыя его обрекало мое товарищество, я покинулъ его.
   Темплъ доставилъ мнѣ въ августѣ письмо отъ Дженеты. Оно было написано довольно умно для такой безхитростной дѣвушки и могло бы тронуть меня, еслибы въ это время другая новость не поколебала земли подъ моими ногами.
   Дженета просила у меня прощенія за свою грубость, прибавляя характеристически что иначе она никогда бы, не поступила. Убѣжденіе что такою какою создала ее природа она должна и всегда остаться крѣпко засѣло въ ея голову, или это былъ еще открывшійся клапанъ въ ея разсудкѣ. Она считала себя обязанною уважать волю дѣдушки. Она дала также понять что готова и на дальнѣйшія жертвы. Удивительная покорность! Я видѣлъ что скромность стѣсняла выраженія, но недостатокъ ясности произвелъ на меня соотвѣтствующее впечатлѣніе.
   
   "По крайней мѣрѣ согласитесь на раздѣлъ наслѣдства, Гарри. Оно должно было достаться вамъ. Это крайность которая кажется мнѣ насмѣшкой надо мною. Я была эгоистичнымъ ребенкомъ и могу сдѣлаться недостойною уваженія женщиной. Вы не простили моего поведенія на островѣ въ прошломъ году, но я не знаю въ чемъ я виновата; можетъ-быть я пойму это современемъ. Я нуждаюсь въ вашей дружбѣ и въ вашихъ совѣтахъ.
   "Тетя будетъ жить со мной; она говоритъ что вы дополнили бы насъ. Во всякомъ случаѣ я переведу Риверсли на ваше имя. Пришлите мнѣ ваше согласіе. Папа требуетъ его прежде чѣмъ передача будетъ подписана."
   
   Письмо оканчивалось прощаніемъ, просьбой отвѣтить и подписью "любящая васъ".
   Въ тотъ самый день которымъ оно было помѣчено, одна изъ вѣнскихъ газетъ объявила о бракѣ Оттиліи съ принцемъ Германомъ.
   Я отвѣтилъ рядомъ хладнокровныхъ, философскихъ изреченій такъ же мало соотвѣтствовавшихъ моихъ чувствамъ какъ было бы публичное исполненіе джиги на Salzach-Brücke. Наши характеры не только различны, но противоположны, писалъ я. Она обладаетъ сильною волей, я тоже, но къ сожалѣнію наши мнѣнія всегда расходятся. Мы, конечно, останемся друзьями, Что же касается ея характера, она должна знать что всякій человѣкъ обязанъ изучать въ чемъ его характеръ хорошъ и въ чемъ дуренъ и подчинять его себѣ. (Я выражался многословнѣе и педантичнѣе чѣмъ смѣю показать здѣсь; я былъ болѣе чѣмъ дерзокъ.) Это было непростительною выходкой, но человѣкъ воображающій что онъ пишетъ какъ философъ, когда онъ чувствуетъ себя какъ раненый дикій, способенъ на такіе промахи. Письмо было отправлено и сдѣлало свое дѣло.
   Вслѣдъ за этимъ я предпринялъ пѣшеходное состязаніе съ Темплемъ.
   Отправляйтесь къ Альпамъ вы, больные духомъ; не для того чтобы сидѣть и хандрить глядя на нихъ, ибо физическій покой и комфортъ обезсилятъ душу и научатъ васъ сравнивать человѣческую слабость съ высокимъ и безконечнымъ; ходите, утомляйтесь, преодолѣвайте трудности, ищите опасностей, потѣйте, трудитесь, чтобы заслужить покой; убѣдитесь что сильная усталость есть наслажденіе которымъ вы пренебрегали, и что отдыхъ есть высшая награда. Хотите ли знать что значитъ начать снова надѣяться и имѣть всѣ свои надежды предъ собою? Взбирайтесь на такія вершины гдѣ каждый шагъ дается съ бою. Тамъ веселыя, незначительныя надежды выростаютъ какъ цвѣты предъ путникомъ, спѣшныя, быстро доказывающія свою пользу, удовлетворяющія своею достижимостью. Какъ скоро всѣ старыя заблужденія отпадаютъ отъ васъ тамъ. Вы человѣкъ вашихъ способностей, ничего болѣе. Какъ можетъ человѣкъ претендовать на большее? спрашиваешь съ удивленіемъ, когда чувствуешь себя здоровымъ. Поэтическіе рапсоды внизу, въ долинахъ, могутъ описать вамъ красоту и величіе вершинъ, но не могутъ сорвать вамъ цѣлебную траву. Ее срываетъ для себя тотъ кто бродитъ въ сумерки по скользкимъ выступамъ, высматривая не блеснетъ ли гдѣ огонекъ пастушьей хижины, кто перепрыгиваетъ черезъ зеленыя разщелины, кто протягиваетъ смѣлую руку въ уединеніи изумрудной вершины.
   

ГЛАВА LV.
Мое возвращеніе въ Англію.

   Съ Альпійскихъ горъ я переселился въ степи и наслаждался Востокомъ, пока онъ не началъ истощать меня. Исторія, какъ воздухъ, которымъ мы дышемъ, должна быть въ движеніи чтобы не сдѣлаться вредною; иначе ея устарѣвшія воззрѣнія становятся заразительными. Моя страсть къ солнцу и къ загорѣлымъ людямъ длилась два года, мое добровольное скитальчество еще годъ, потомъ, совершенно неожиданно, мною овладѣла тоска по Англіи, тоска столь сильная что я пренебрегъ корреспонденціей за нѣсколяко мѣсяцевъ, ожидавшею меня въ Дамаскѣ и въ Каирѣ, чтобы не опоздать на пароходъ. Дождливое утро приснившееся мнѣ среди раскаленной пустыни было, можетъ-быть, причиной моего страстнаго желанія увидать родину и Дженету; Дженета была окружена влажнымъ воздухомъ и мокрою весеннею зеленью; я видѣлъ ясно какъ она поднимала рукой поникшую розу. Возможно ли что я отказался быть ея мужемъ? Возможно ли чтобы такая благородная дѣвушка была отвергнута нѣсколько разъ человѣкомъ въ здравомъ разсудкѣ? Я назвалъ себя презрѣннымъ идіотомъ, чтобъ отвязаться отъ такихъ мыслей. Можетъ-быть она сдѣлала то же самое. Нѣтъ, она будетъ вѣрна до гроба. Я повторялъ это съ жаромъ, воображая что дѣлаю это только для того чтобъ отдать ей справедливость. Тетушка Дороти и Темпль увѣдомляли меня объ ея скромной жизни въ Риверсли, по временамъ въ Лондонѣ: она была все та же Дженета. Темпль въ послѣднемъ письмѣ упоминалъ о леди Кенъ въ связи съ ея именемъ, но это не внушало мнѣ никакихъ опасеній. Новости о моемъ отцѣ смущали меня; судя по нимъ, я заключилъ что онъ въ Лондонѣ и ожидаетъ окончанія своего дѣла. Откуда у него деньги?
   Деньги и мой отецъ встрѣчались какъ и расходились случайно, въ доказательство чего я припомнилъ, проѣзжая въ виду Адижа и Ломбардской равнины, происшествіе случившееся во время моей прогулки съ темпломъ по Альпамъ и имѣвшее больше значенія для него чѣмъ для меня. Однажды мой ревностный другъ, для котораго не существовало препятствій, разбилъ себѣ колѣнку объ утесъ, близь Иннсбрука, и былъ приглашенъ молодою англійскою дѣвушкой въ домъ ея отца, отставнаго ииженернаго полковника нашей арміи. Полковникъ принужденъ былъ эмигрировать изъ своего отечества. Преступленіе его, само по себѣ ничтожное, сказалъ онъ намъ, обрекло его на вѣчную ссылку: онъ былъ отцомъ девяти здоровыхъ дочерей. Уступивъ просьбамъ двухъ старшихъ, онъ, противъ своего убѣжденія, увѣрялъ онъ, поселился въ Тиролѣ. Теперь пять дочерей замужемъ за иностранцами и расточаютъ благородную англійскую кровь на породу иностранныхъ графовъ и бароновъ. Вотъ какъ онѣ отплатили ему. "Я не ропталъ на судьоу пока не сдѣлался отцомъ", сказалъ милый полковникъ Геддозъ. "Я глядѣлъ на радугу, когда услыхалъ ваши шаги, и думалъ видна ли она въ эту минуту въ Англіи, и зачѣмъ я не тамъ. Онъ жилъ заграницей чтобы быть въ состояніи дать приданое дочерямъ. Его зятья были люди хорошіе, на это онъ не могъ пожаловаться, но что если всѣ дочери выйдутъ за иностранцевъ? Его простодушная откровенность обворожила насъ, и я замѣтилъ что мой податливый Темпль охотно успокоилъ бы отца насчетъ Люси, одной изъ его незамужнихъ дочерей. Мы принуждены были признаться что она заимствовала иностранный акцентъ. Старый полковникъ ворчалъ и просилъ насъ извинить его что онъ не можетъ обращаться съ нами какъ съ чужими. Сердце его рвется къ молодымъ англійскимъ джентльменамъ.
   Мое имя, сказалъ онъ, -- напомнило ему замѣчательную личность которую онъ зналъ въ отечествѣ, нѣкоего Роя Ричмонда, сына актрисы и такого-то, какъ гласило преданіе; старый лордъ Эдбери зналъ объ этомъ болѣе чѣмъ кто-либо другой.
   Теперь Рой авантюристъ, но душа у него рыцарская, клянусь честью. Вы найдете много выскочекъ и между иностранцами, но такого никогда! Откуда онъ бралъ свои деньги, никто не зналъ, но я увѣренъ что онъ для нихъ никогда не сдѣлалъ грязнаго дѣла. Я разкажу вамъ одинъ случай.... позвольте мнѣ разказать мистеръ Ричмондъ, я не имѣлъ удовольствія говорить по-англійски полъ-столѣтія или по крайней мѣрѣ четверть. Лордъ Эдбери обѣщалъ оставить ему нѣсколько тысячъ, и онъ рискнулъ ими чтобы спасти одну даму, возненавидѣвшую его за его услугу. Леди Эдбери была изъ рода Больтоновъ, не отличавшихся смиреніемъ. Она убѣжала отъ мужа, старый лордъ воротилъ ее. "На свою же гибель, смотрите", говоритъ она ему; Дѣйствительно. Рой случайно узнаетъ о новой интригѣ. Онъ садится на лошадь, ѣдетъ день и ночь, и въ сумерки прячется между воротами парка и домомъ миледи. Говорили будто онъ зналъ что маркизъ слѣдитъ за женой, по крайней мѣрѣ таковъ былъ фактъ: она готовилась убѣжать, а онъ намѣревался остановить ее. Она выходитъ въ паркъ, видитъ закутанную фигуру, воображаетъ что это ея Лотаріо и конечно бросается въ его объятія. Господинъ съ которымъ она хотѣла бѣжать былъ мой пріятель, но чѣмъ менѣе вы будете слѣдовать нашему примѣру, тѣмъ лучше. Это былъ періодъ страшнаго упадка нравственности. Онъ сказалъ мнѣ что видѣлъ всю сцену въ ворота, за которыми у него стояла карета четверней. Старый лордъ выскакиваетъ изъ-за куста и бросается на жену и ея мнимаго любовника. Миледи арестована въ объятіяхъ своего спасителя, а мой другъ удаляется на цыпочкахъ, и по-моему это лучшее что онъ могъ сдѣлать. Наши нравы были ужасны! Леди Эдбери не видѣла послѣ того Роя Ричмонда, старый маркизъ тоже, но онъ удвоилъ сумму которую намѣревался оставить ему. Рой, кажется, женился на богатой наслѣдницѣ и остепенился. Онъ былъ краснорѣчивый малый и весьма занимательный собесѣдникъ за столомъ.
   Я не сообщилъ полковнику Геддону моего родства съ его героемъ.
   Какъ я жалѣлъ его, проѣзжая мимо большой дороги въ Иннсбрукъ! Я ѣхалъ домой, я готовился увидать Англію, зеленую, туманную Англію, ея домы и луга! И я опять поблагодарилъ въ душѣ полковника за то что онъ примирилъ меня хоть немного съ моимъ страннымъ отцомъ.
   Потокъ дыма окрашеннаго утреннимъ свѣтомъ разстилался подобно знамени къ сѣверо-востоку, когда я въѣхалъ въ Лондонъ и отправился на квартиру Темпля. Онъ былъ въ судѣ, участвуя въ процессѣ въ качествѣ помощника отца. Такъ Темпль сдѣлался однимъ изъ счастливцевъ, однимъ изъ трудящихся людей! Я пошелъ въ судъ и едва узналъ его тамъ въ его парикѣ. Вся его обязанность состояла въ подсказываніи отцу. Дѣло шло о столкновеніи на морѣ. Барка Присцилла столкнулась у устья Темзы съ купеческимъ бригомъ, и къ моему удивленію, Присцилла оказалась судномъ капитана Джаспера Вельша. Лишь только я пожалъ руку Темпля, какъ мнѣ пришлось совершить ту же церемонію съ самимъ капитаномъ, нисколько не измѣнившимся наружно. Капитанъ изумился увидавъ меня, сказалъ что борода и усы придаютъ молодому Англичанину иностранную наружность и началъ разказывать какими путями Провидѣніе привело его къ Темплю и его отцу.
   -- Да, да, капитанъ Вельшъ, замѣтилъ Темпль,-- мы выпутали васъ, но въ другой разъ смотрите хорошенько за вашими людьми. Я подозрѣваю что у нихъ двоится въ глазахъ, при всей чистотѣ ихъ совѣсти. Угорь уйдетъ и изъ плотной сѣти.
   -- Что вы можете сказать противъ моихъ людей? спросилъ капитанъ.
   Темплъ отвѣчалъ что поговоритъ объ этомъ послѣ и смѣясь утащилъ меня за собой.
   -- Онъ попадетъ когда-нибудь въ бѣду со своими людьми, Ричи. Я хочу предупредить его. Ты получилъ всѣ мои письма? Ты словно изъ желѣза вылитъ. Я начинаю недурно, суда нисколько не боюсь, но и не слишкомъ самонадѣянъ. Жаль что твой отецъ повелъ дѣло такъ плохо.
   -- Какое дѣло?.
   -- Развѣ онъ не писалъ тебѣ?
   -- Писалъ раза два или три; кучу междометій.
   -- Ты знаешь что онъ наконецъ началъ свое дѣло. Кончилось конечно такъ какъ мы всѣ ожидали.
   -- Гдѣ онъ? Не видалъ ли ты Дженету въ послѣднее время?
   -- Она въ Лондонѣ, въ домѣ миссъ Ильчестеръ.
   -- Напиши мнѣ адресъ на этой карточкѣ.
   Темплъ написалъ, но какъ-то нерѣшительно, и я бросился къ Дженетѣ, забывъ проститься съ моимъ другомъ. Мнѣ до безумія хотѣлось поблагодарить ее за такую неожиданную нѣжность къ моему отцу. Теперь ничто не стоитъ между нами. Я вознагражу ее! Или чтобы выразиться приличнѣе и соотвѣтственно съ моими лучшими чувствами, я буду просить чести и счастія посвятить ей мою жизнь. Она моя, она образецъ постоянства! Я люблю ее, теперь я въ этомъ вполнѣ увѣренъ.
   Могъ ли я не увѣриться въ этомъ еще болѣе, когда увидалъ ее наконецъ? Она сидѣла возлѣ кресла, на которомъ спалъ мой отецъ, и держала его руку. Такая картина была прекраснѣе сновидѣнія, въ которомъ я видѣлъ ее ухаживающею за розами. Тетушка Дороти подошла ко мнѣ, обняла меня и попросила быть потише. Дженета не двинулась. Занавѣсы оконъ были опущены, въ каминѣ горѣлъ огонь, я услыхалъ тяжелое дыханіе отца.
   -- Гарри, произнесла тихо Дженета.
   Я опустился предъ ней на колѣни.
   -- Моя милая, моя несравненная Дженета.
   -- Не разбудите его, шепнула она.
   -- Нѣтъ, но я дома.
   -- Я рада.
   Одну руку она принуждена была протянуть мнѣ. Я поцѣловалъ ее. Она была видимо изумлена моею горячностью.
   -- Я не могу не сказать вамъ сейчасъ же какъ я люблю васъ, моя Дженета. Вы ни разу не написали мнѣ. Я не виню васъ; я одинъ виноватъ во всемъ. Я теперь знаю самого себя. Почему вы отнимаете у меня свои руки?
   Какъ молнія предъ грозой сверкнулъ взглядъ брошенный Дженетой на тетушку Дороти.
   -- Читали вы послѣднее письмо тёти? спросила она.
   -- Послѣднихъ писемъ я не читалъ, отвѣчалъ я, удивленный тономъ ея голоса.-- Для чего? Моя неизмѣнная Дженета, я пріѣхалъ домой для васъ. Клянусь честью, я люблю васъ всѣмъ сердцемъ.
   -- Не трогайте меня, сказала она отстраняясь отъ моей руки.
   Отецъ зашевелился.
   -- Мы ожидаемъ Гарри, сказала ему тетушка Дороти.
   -- Восемь Гарри царствовали въ Англіи, пробормоталъ онъ.
   Тетушка Дороти вывела меня изъ комнаты.
   -- Его надо приготовить къ свиданію съ вами. Доктора говорятъ что неожиданность можетъ убить его. Дженета умѣетъ обращаться съ нимъ.
   -- Она немного холодна со мной, тетушка. Я знаю что заслужилъ это, но я люблю ее всѣмъ сердцемъ. Я какъ будто только что проснулся.
   -- Вы не получили моего послѣдняго письма, Гарри?
   -- Я не получалъ писемъ мѣсяцевъ девять или болѣе. Кстати, дѣло мое рѣшено и это хорошо. Онъ пошелъ какъ корабль на скалы. Разкажите мнѣ какъ Дженета сошлась съ нимъ. Я готовъ побожиться что она все еще не пускаетъ его въ Риверсли. Нѣтъ? И я люблю ее за ея упрямство, я люблю все что составляетъ часть ея характера.
   -- Гарри, вспомните какъ вы жестоко писали ей.
   -- Я писалъ ей только разъ.
   -- Молчаніе было жестоко.
   -- Я искуплю всѣ мои проступки. Я буду угадывать ея желанія, я буду смиреннѣйшимъ изъ поклонниковъ.
   Въ окно гостиной, у котораго мы стояли, я увидалъ какъ Дженета, опершись на руку моего отца, вошла въ экипажъ, а потомъ вошелъ онъ, принявъ ея помощь, стоившую ей усилія, судя по ея сжатымъ губамъ и нахмуреннымъ бровямъ.
   -- Почему она уѣзжаетъ не поговоривъ со мною, тетушка?
   -- Она всегда катаетъ его въ это время, чтобъ онъ могъ сказать что показалъ себя. Ему невыносима мысль что общество считаетъ его побѣжденнымъ, а за нею всѣ такъ ухаживаютъ что должны ухаживать и за нимъ.
   -- Какъ она великодушна!
   Тетушка Дороти заплакала. Я прижалъ ее къ сердцу и, стараясь развеселить ее, продолжалъ восхвалять Дженету. Она плакала все сильнѣе.
   -- Нѣтъ ли чего-нибудь новаго? спросилъ я.
   -- Для насъ это уже не новость, Гарри. Я увѣрена что вы мужественны.
   -- Мужественъ! Что же предстоитъ перенести мнѣ?
   -- Много, если вы любите ее, Гарри.
   -- Говорите.
   -- Лучше если вы узнаете это отъ меня, Гарри. Я писала вамъ. Мы не думали что это будетъ вамъ непріятно. Кто могъ предугадать такую перемѣну въ васъ? Она менѣе всѣхъ.
   -- Она любитъ другаго?
   -- Я не скажу чтобъ она была влюблена.
   -- Скажите мнѣ худшее.
   -- Она помолвлена.
   

ГЛАВА LVI.
Дженета и я.

   Дженета и я были одни.
   Когда ваша возлюбленная измѣнитъ вамъ въ ваше отсутствіе, вы, узнавъ это, прежде всего спросите имя вашего соперника. Его имя -- ничего болѣе. Какое чудовище предпочла вамъ невѣрная измѣнница?
   Этотъ же вопросъ вертѣлся у меня на языкѣ, когда тетушка Дороти сообщила мнѣ о помолвкѣ Дженеты. Но люди не одинаковы, и я, томясь желаніемъ предложить вопросъ, молчалъ, опасаясь услышать имя которое разожгло бы мою ненависть и ревность. Человѣкъ котораго выбрала Дженета долженъ быть образцомъ благородства, она не выберетъ какую-нибудь дрянь, и мнѣ не хотѣлось думать о немъ. Я ушелъ изъ дому, обѣщавъ придти вечеромъ или на другой день, но на улицѣ встрѣтился съ Дженетой, возвращавшеюся съ отцомъ изъ парка. Отецъ взялъ меня за руку, и я принужденъ былъ вернуться съ ними.
   Отецъ удалился, покоряясь предписанію отдыхать часъ предъ обѣдомъ; Дороти Белтамъ пошла одѣваться. Дженета осталась со мной.
   Ея красивое лицо было блѣдно какъ мраморъ. Она стояла выпрямившись. Я ожидалъ увидать стыдъ, можетъ-быть раскаяніе въ лицѣ женщины которая измѣнила мнѣ, пользуясь моимъ отсутствіемъ. Съ тѣхъ поръ какъ я прикоснулся къ ея рукѣ, неоспоримой собственности другаго, выводя ее изъ экипажа, мои нервы содрагались въ ожиданіи горькаго наслажденія увидать сознаніе вины на ея выразительномъ лицѣ. Она стояла серіозно внимательная.
   -- Дженета, я долженъ поблагодарить васъ за вашу доброту къ моему отцу.
   -- Вы знаете, Гарри, что я должна была искупить прежнюю жестокость.
   -- Я благодаренъ вамъ всѣмъ сердцемъ.
   -- Мнѣ пріятно угождать вамъ, даже въ пустякахъ.
   -- Это не пустяки.
   -- Мнѣ это не стоило никакого труда.
   -- Вы нашли его опутаннымъ долгами?
   Она слегка пожала плечами.
   -- Долги были, но теперь ихъ нѣтъ.
   -- Вы хотѣли связать меня по рукамъ и по ногамъ благодарностью.
   -- Я хотѣла сдѣлать то что сдѣлали бы вы, насколько это было для меня возможно.
   -- Я пріѣхалъ домой думая что вы свободны.
   -- Тётя писала....
   -- Писала, но я не получилъ письма; иначе я не пріѣхалъ бы. Или, почемъ знать? Можетъ-быть я былъ бы здѣсь раньше.
   -- Вы теперь здѣсь, Гарри.
   -- Я могу теперь сказать только одно, Дженета: въ тѣ дни когда я былъ непостояненъ и несправедливъ, и не добръ съ вами, а Геріотъ хвалилъ васъ какъ женщину которая будетъ самою вѣрною женой въ Англіи, я поддерживалъ его.
   -- Я не буду благодарить васъ за комплименты, Гарри. Я знаю что могу сдержать слово.
   -- Данное тому человѣку? Вы еще не жена его.
   -- Нѣтъ, отвѣчала она машинально.
   -- Развѣ свадьба была отложена? Извините, вы говорите о ней такимъ тономъ....
   -- Я отложила ее съ зимы на лѣто, Гарри, въ надеждѣ что вы пріѣдете и будете сопровождать меня къ алтарю.
   -- Я? Какую же роль назначили вы мнѣ въ брачной церемоніи!
   -- Друга, я надѣялась, моего стараго лучшаго друга.
   -- Да, мы были все равно что помолвленные.
   -- Никогда.
   -- Вы хотѣли чтобъ я присутствовалъ при вашемъ бракосочетаніи съ другимъ?
   -- Я думала что могу разчитывать въ этомъ на Гарри.
   -- Отдать то что было моимъ раньше чѣмъ я себя помню? Отдать васъ! О! Я желалъ бы только знать что вы та же самая Дженета которую я могъ видѣть и которая дополнила бы меня, какъ говорить Геріотъ. Я теперь чувствую что я всегда любилъ васъ, Дженета. Присутствовать при вашей свадьбѣ съ другимъ! Но я обнималъ васъ! Я цѣловалъ васъ! Вы не можете забыть меня, и, судя по совѣсти, вы не можете выйти ни за кого кромѣ меня. Если только не признаетесь что вы совершенно измѣнились. Признайтесь и я не буду настаивать. Если вы честная дѣвушка, вы моя. Что это за вѣрность слову? Вы боитесь нарушить его изъ гордости. Вы любите, вы должны любить меня, вы не можете любить никого кромѣ меня. Я къ этому привыкъ какъ къ воздуху которымъ дышу. Боже мой, да развѣ я могу видѣть васъ чужою женой? Никакая церемонія не можетъ соединить васъ съ другимъ и разлучить со мной. Это не только невозможно, но еслибъ и было возможно, я не задумался бы помѣшать; и потому что имѣю право, и потому что сдѣлать бы этимъ добро вамъ. Мы помолвлены съ самаго рожденія или по крайней мѣрѣ съ дѣтства. Я знаю ваши воззрѣнія, ваши привычки, ваши капризы, отъ простѣйшихъ до самыхъ милыхъ. Вы не опускайте рѣсницъ, вы скажите мнѣ, можетъ ли человѣкъ съ такими воспоминаніями какими обладаю я, выпустить васъ? Вы моя, потому что вы неспособны измѣнить.
   Мои неистовые софизмы поколебали ея здравый смыслъ. Удивленіе на происшедшую во мнѣ перемѣну было также причиной ея минутнаго замѣшательства.
   -- Гарри, ваше послѣднее письмо, сказала она тяжело дыша.
   -- Письмо сумашедшаго, письмо идіота! Такъ это мнѣ наказаніе?
   -- Не наказаніе, но это письмо.... Я искала хоть слова любви, хоть малѣйшаго намека, я держала его всю ночь на сердцѣ, въ надеждѣ что хоть во снѣ найду въ немъ что-нибудь утѣшительное, и не нашла ничего.
   -- Но я былъ въ ужасномъ состояніи, когда писалъ его. Вспомните чего я лишился. И къ довершенію всего вы затворяете двери предъ моимъ отцомъ. Я могъ бы извинитъ и оправдать вашъ поступокъ въ другое время, когда я былъ не такъ несчастенъ, а онъ не такъ обидчивъ. Какъ мнѣ объяснить вамъ мое положеніе? Вы его никогда не поймете. Но я вижу себя въ вашихъ глазахъ. Я не чужой вамъ, Дженета, подите ко мнѣ!
   Она прошептала какой-то протестъ.
   -- Такъ день свадьбы уже назначенъ? спросилъ я.
   -- Назначенъ. Я теперь уйду, Гарри. Вашъ отецъ любитъ видѣть меня хорошо одѣтою.
   -- Будетъ у васъ обѣдать тотъ человѣкъ который хочетъ жениться на васъ?
   -- Не сегодня.
   -- Сегодня не онъ, а я. Ваши родители одобряютъ вашъ выборъ?
   -- Да.
   -- Такъ онъ изъ высшаго круга? Не правда ли?
   -- Онъ благороднаго рожденія.
   -- Вы говорите какъ баллада. И вы сами назначили день свадьбы?
   -- Да.
   -- Такъ вы уже принадлежите ему?
   -- Я не могу думать иначе. Теперь я уйду, Гарри.
   -- Одно слово: любите вы его?
   -- Вы должны понять это по моимъ поступкамъ.
   -- Ваши поступки со мной были не изъ лучшихъ. Любите вы меня?
   -- Я любила моего дорогаго друга Гарри, который не предложилъ бы мнѣ такого непріятнаго вопроса, сказала Дженета.
   Въ эту минуту тетушка Дороти и мой отецъ, войдя въ комнату, дали ей возможность скрыться.
   Обѣдать съ моимъ разбитымъ отцомъ было не весело, обѣдать въ качествѣ гостя Дженеты, послѣ нашего разговора, было тяжелою привилегіей. Странность сознанія что она не будетъ принадлежать мнѣ обезсилила мои чувства. Повременамъ мрачная вспышка фантазіи рисовала ее женой другаго, но картина казалась слишкомъ мрачною, невыразимою, она говорила и улыбалась слишкомъ привѣтливо, чтобъ это могло быть возможно. Но она стала бы говорить и улыбаться идя къ алтарю, развѣ только стала бы немного блѣднѣе. Какъ дастъ она надѣть себѣ кольцо на палецъ? Она протянетъ руку какъ теперь протягиваетъ ее къ стакану. Но кому? Кто этотъ человѣкъ? Она продаетъ себя за титулъ. Не найдя удовлетворенія въ любви, она сдѣлалась честолюбива. Эта мысль охладила и облегчила мое неудовольствіе, но не въ ея пользу, потому что какъ она ни ухаживала за мной, я рѣшилъ что не могу не презирать ее. Она хотѣла чтобъ я былъ обязанъ ей; ея обращеніе съ моимъ отцомъ было чудомъ естественной ласковости и такта; она подсказывала ему слова, доканчивала его недосказанныя фразы. Можно ли было предугадать что мы будемъ когда-нибудь сидѣть въ такихъ отношеніяхъ? Она притворялась что любитъ моего отца. Для кого это, если не для Гарри Ричмонда? Изъ дружбы ли это только? Нѣтъ, она все еще моя!
   Мое сердце рвалось къ ней съ обожаніемъ, плѣняясь безнадежнѣе съ каждымъ усиліемъ освободиться. Она была не моя и никогда не должна была быть моею. Качества которыя я любилъ въ ней, качества нѣкогда сохранявшія ее для меня вопреки моей холодности, обратились теперь противъ меня.
   И изучая ее внимательно, насколько это возможно за столомъ, я увидалъ то что не было такъ замѣтно когда мы были одни, оригинальную индивидуальность въ ея развившейся женственности, привлекательную теплоту въ ея спокойной натурѣ; хмурилась она теперь очень рѣдко и хмурясь улыбалась. Въ кроткихъ сжатыхъ губахъ выражался благородный покой. Она пріобрѣла манеры вполнѣ благовоспитанной Англичанки, не сложившись по мѣркѣ, она научилась одѣваться, моя милая Дженета.
   -- Не поѣдете ли вы съ нами сегодня въ оперу, Гарри? спросила она.
   Для меня это прозвучало: не можете ли взглянуть на человѣка съ которымъ я помолвлена?
   -- Поѣду, отвѣчалъ я.
   Торжественный тонъ моего отвѣта удивилъ ее.
   -- Фракъ Ричи лежитъ въ правомъ ящикѣ третьяго отдѣленія моего розоваго гардероба, сказалъ мой отецъ,-- и фамильные часы, завѣщанные мнѣ матерью и остановившіеся на четверти десятаго, лежатъ тамъ же.
   Дженета протянула ему руку.
   -- Да развѣ я не помню? Вы говорили намъ что сбережете для него его парадный костюмъ, чтобъ онъ могъ ѣхать въ общество лишь только вернется.
   Мой отецъ называлъ себя генераломъ.
   Я подошелъ къ Дженетѣ.
   -- Отдадите вы мнѣ то письмо?
   -- Какое письмо?
   -- Которое вы держали на сердцѣ всю ночь.
   Она вспыхнула и покачала головой.
   Я зналъ какъ невинна эта вспышка румянца, но это была вспышка, и мое сердце накинулось на нее, преслѣдуя ее по всѣмъ извилинамъ женскаго отступленія. Я почувствовалъ себя властелиномъ.
   Что если тотъ благородный человѣкъ, какимъ долженъ быть непремѣнно женихъ Дженеты, любитъ ее искренно? Тѣмъ хуже для него; я пожалѣю его,-- но буду уважать ее не менѣе за то что она измѣнитъ ему для меня. Но ея выборъ палъ конечно на одного изъ лучшихъ представителей нашей націи.
   Ей нравилось мое спокойствіе на пути въ оперу; я былъ въ состояніи шутить, мы смѣялись и болтали. Мой отецъ былъ, повидимому, немного взволнованъ; онъ сидѣлъ выпрямившись и повторялъ:
   -- Надо показать себя, надо показать себя. Дженета взяла его руку. Да, да, полнѣйшее самообладаніе, сказалъ онъ, и взглянувъ на меня, прибавилъ:-- Милый мой Ричи.
   Тетушка Дороти объяснила причину вниманія которое мы обратили на себя войдя въ ложу.
   -- Дженету очень замѣчаютъ.
   -- Видите вы ея жениха, тетушка?
   Она обвела глазами театръ.
   -- Нѣтъ.
   Я вышелъ изъ ложи, чтобы посмотрѣть на Дженету издала, и проходя по фойе, попалъ въ когти леди Кенъ.
   -- Пойдемте со мной, сказала отвратительная старушонка -- Мнѣ надо поговорить съ вами и раскусить васъ послѣ вашихъ путешествій.
   Я принужденъ былъ войти въ ея ложу и сѣсть рядомъ съ ней.
   -- Я могу теперь вольничать съ вами, вѣдь мы почти родня, сказала она.
   -- Дѣйствительно, отвѣчать я.
   -- Не признавайте этого, если не хотите, продолжала она.-- Съ меня довольно быть бабушкой одного молодого человѣка. Впрочемъ эта тяжесть скоро свалится съ моихъ плечъ. Ну, что вы? Гдѣ вы были? Намѣрены вы написать книгу? И не пишите. Неприлично. И не стыдно вамъ что вы заставили насъ ждать шесть мѣсяцевъ? Я просила, умоляла. Нѣтъ! Желѣзная воля! Тѣмъ лучше, хотя въ настоящее время мы чувствуемъ себя въ ея тискахъ. Я люблю молодую женщину съ сильною волей, только не въ оппозиціи. Опомнились отъ своего разочарованія, милый мой? Не слѣдовало рѣшаться на большую ставку безъ хорошей поддержки. Я возьму васъ въ руки и выдрессирую васъ и направлю на путь истинный. Нравится вамъ оперный шумъ? Вы не привезли ли домой Черкешенку? Гм, кто васъ знаетъ. Чтобы сдѣлать для васъ что-нибудь, я должна выслушать вашу полную исповѣдь. Такъ сказала я моей обезьянѣ, и онъ сталъ на колѣни, и я его выслушала. Вѣдь вы дикіе. Васъ всѣхъ надо вымыть и причесать, чтобы сдѣлать приличными.
   Ея больные, старые, водянистые глаза внимательно разсматривали меня, пока ея необузданный языкъ болталъ вздоръ годный только для ушей Эдбери.
   -- Вы мрачны, сказала она, не спуская съ меня глазъ, какъ кошка слѣдящая за мышью.
   -- Вотъ что я скажу вамъ, миледи, отвѣчалъ я на ея настойчивое требованіе чтобъ я открылъ ей свою душу.-- Я былъ такъ долго внѣ Англіи что совсѣмъ забылъ англійскій языкъ и хочу обойти театръ чтобы взять нѣсколько уроковъ.
   -- Такъ идите, отпустила она меня.-- Приходите ко мнѣ завтра утромъ. Вонъ онъ, взглянула она на ложу Дженеты.-- Мы не мѣшаемъ ей показывать его; что до меня касается, мнѣ это рѣшительно все равно. Я свободна отъ мѣщанскихъ предразсудковъ. Она ручается что онъ не забудется. Но съ васъ скандала довольно, я думаю. Вы теперь приберете его къ рукамъ. Ну, идите, Цыганъ, да постарайтесь завтра окончить вашъ туалетъ пораньше. Я буду ждать васъ въ одиннадцать. У меня есть для васъ невѣста.
   Глаза Дженеты на минуту остановились на мнѣ, когда я занялъ свое мѣсто за ея стуломъ.
   -- Видаетесь вы съ леди Кенъ? спросилъ я.
   -- Вы говорили съ ней, сказала она вмѣсто отвѣта.
   Я высказалъ свои впечатлѣнія въ формѣ размышленія:
   -- Нѣкоторыя изъ нашихъ свѣтскихъ старухъ ничѣмъ не отличаются отъ прачекъ. Она не могла бы быть наглѣе со мной и относительно васъ, еслибы получила воспитаніе на рынкѣ. Стоило ѣхать чтобы слушать въ обществѣ дерзости старой вѣдьмы.
   -- Мы принимаемъ въ соображеніе что это хорошее лѣкарство для нашего больнаго, сказала Дженета.-- Вашему отцу это нравится.
   -- Моя милая, другъ мой, шепнулъ я и увидалъ что край щеки предо мной вспыхнулъ яркимъ румянцемъ, отхлынувшимъ на обнаженную шею, подъ короткіе локоны, выбившіеся изъ-подъ гребенки. Зрѣлище невыразимо пріятное для меня, убѣждавшее меня въ моей власти.
   Я притронулся къ ея платью. Страданіе такого преданнаго сердца заслужило мою симпатію. Я подумалъ что я могъ бы уважать ее даже послѣ того какъ она уступила бы мнѣ, и что еслибы мы были одни, я воздержался бы отъ привилегій любимаго человѣка и сталъ бы дѣйствовать на ея разсудокъ, а не на сердце.
   Но сидѣть возлѣ ея божественно пылавшаго лица и обнаженной шеи, говорить спокойно и смущать краткіе отвѣты было невыносимо. Я убѣжалъ въ верхній ярусъ, гдѣ Темпль встрѣтилъ меня и ввелъ въ ложу Анны Пенрисъ.
   -- Какъ я рада видѣть что вы не печальны! воскликнула она.
   -- О чемъ же мнѣ печалиться? елрорилъ я.
   -- Люди мѣняются. Я желала этого, но если вы довольны, мы не будемъ сожалѣть. Я васъ люблю еще болѣе, Гарри, за то что вы не похожи на большинство.
   -- Тѣмъ что не гоняюсь за богатыми наслѣдницами, пояснилъ я.-- Нѣтъ, это не въ моемъ вкусѣ.
   -- Но я влюблена въ Дженету Ильчестеръ, сказала Анна съ жаромъ.-- Она удивительно исправила его.
   -- Моего отца? Да.
   -- Я говорила о болѣе счастливой особѣ, Гарри. Взгляните.
   Я взглянулъ на ложу Дженеты и увидалъ на моемъ мѣстѣ маркиза Эдбери.
   Анна отвѣтила на взглядъ съ которымъ я обратился къ ней:
   -- Развѣ вы не знали. Все это, говорятъ, устроила леди Кенъ. Я сама была въ числѣ удивленныхъ.
   Темпль оказалъ мнѣ такую же услугу.
   -- Я писалъ тебѣ объ этой помолвкѣ, Ричи.
   -- Ты писалъ мнѣ что она помолвлена съ Эдбери? спросилъ я и закрылъ глаза; если въ человѣкѣ были когда злые духи, они были во мнѣ въ эту минуту. Она должно-быть увидала своего возлюбленнаго, когда повергла меня въ океанъ догадокъ своимъ предательскимъ румянцемъ.
   

ГЛАВА LVII.
Героизмъ Дженеты.

   Я ночевалъ въ миломъ, тихомъ домѣ Темпля и былъ бы радъ еслибъ его сестры поцѣловали меня какъ цѣловали его.
   На другой день, отыскавъ съ помощью Темпля меблированную квартиру, я послалъ отцу записку, въ которой просилъ его придти ко мнѣ немедленно.
   Отвѣтила Дженета:

"Мой милый Гарри!

   "Мы считаемъ не безопаснымъ отпустить вашего отца отъ себя. Онъ ждетъ васъ съ нетерпѣніемъ. Помните что онъ только что поправился. Мы надѣемся что вы посѣтите насъ не позже какъ завтра.

"Любящая васъ
"Дженета."

   Такъ она нисколько не стыдится предстоящаго союза съ Эдбери! Она пишетъ мнѣ какъ будто она ни мало не унизила себя.
   Дженета умѣла цѣнить людей по достоинству; она должна была видѣть его насквозь. Неуѣели она принадлежитъ къ числу женщинъ склонныхъ къ распутству и дѣйствующихъ подъ вліяніемъ любопытства неопытности? Или чудовищная старая интриганка леди Кенъ опутала, околдовала мою дѣвочку?
   Я долѣенъ придти не позже какъ завтра, слѣдовательно Эдбери будетъ сегодня. Хотѣлось бы мнѣ увидать ихъ вмѣстѣ, сравнить ихъ, посмотрѣть какъ они идутъ другъ къ другу. "Мнѣ ее очень жаль", сказалъ я. Я думалъ что я вылѣчился.
   Но скоро -- и это ужасное свойство любви -- настоящее положеніе дѣлъ овладѣло воображеніемъ и представилось въ такомъ напряженномъ состояніи что я былъ какъ въ огнѣ, содрагаясь отъ страданія и отчаянія.
   Я ненавидѣлъ ее, я завидовалъ ему.
   Я чувствовалъ что могу осилить его и гнушался животнымъ соперничествомъ.
   Предпочтеніе которое она ему оказала дѣлало его невыносимымъ для меня; тѣнь которую онъ бросалъ на нее искажала ея черты.
   Но эта же тѣнь придавала ей неотразимую привлекательность, побуждавшую меня отстранить его.
   Она была моя и была мнѣ противна; я лишился ее и готовъ былъ отдать за нее жизнь.
   Не обязанъ ли я ради мертваго, какъ и ради живыхъ, отнять ее у него, вопреки ея нежеланію?
   Не безчестно ли будетъ съ моей стороны вмѣшиваться?
   И такъ далѣе; влюбленные могутъ раскрасить очеркъ. Только музыкой можно передать безпрерывныя потрясенія, превращавшія для меня мгновенно день въ ночь и ночь въ день и измѣнявшія вселенную въ моихъ глазахъ.
   Когда воображеніемъ управляетъ страсть, нѣтъ возможности найти облегченіе страданія въ мелочныхъ обстоятельствахъ дѣйствительности: вещи разлагаются на свои элементы. Эдбери, такой какимъ онъ былъ, не могъ возбудить во мнѣ мученій ревности, но я принужденъ былъ смотрѣть на него глазами женщины избравшей его, я не могъ отдѣлить его отъ нея.
   Я попробовалъ обратиться къ помощи разсудка. Я подумалъ спокойно: она очень недалека, я это всегда зналъ. Слово "всегда" подхватило меня какъ вихрь и перебросило за нѣсколько лѣтъ назадъ, къ тому времени, когда мы жили вмѣстѣ и ко множеству происшествій, прелесть которыхъ, не прочувствованная тогда, охватила меня теперь съ удвоенною силой.
   Общественная и умственная высота Оттиліи постоянно сдерживала мои порывы, но Дженета стояла на одномъ уровнѣ со мною, умственно немного ниже, нравственно выше и была тверда какъ металлъ, когда хотѣла. Она вызывала на столкновенія, раздражала сопротивленіемъ. Дѣдушка былъ правъ, говоря что она не уступилъ никакому мущинѣ. Тѣмъ болѣе причинъ отнять ее у распутнаго Эдбери. Въ немъ течетъ кровь Больтоновъ, я помнилъ анекдотъ полковника Геддона объ его матери.
   Старикъ дѣдушка сказалъ однажды о Дженетѣ: "она сострадательное существо". Я слышалъ слезы въ его голосѣ, но какъ я поздно одумался. Состраданіе Дженеты къ Эдбери было главнымъ орудіемъ леди Кенъ, какъ сказала мнѣ тетушка Дороти. Леди Ильчестеръ была за него, сэръ-Родрикъ за другаго искателя, и дѣло дошло до ссоры между самою дружною четой супрутовъ. Дженетѣ не давали покоя. Ей твердили что Эдбери погибаетъ. Она любила его за его ловкость въ крикетѣ и въ охотѣ, за его откровенность, за мнимую мужественность, за врожденный англійскій энтузіазмъ. Я позволялъ себѣ объяснять ея поступокъ только причинами служившими ей оправданіемъ.
   На слѣдующій день я пошелъ къ ней. Она встрѣтила меня спокойно и привѣтливо, но съ какою-то враждебною сдержанностью, грозившею сопротивленіемъ и вызывавшею на борьбу.
   -- Что вы хмуритесь на меня? началъ я.
   -- Развѣ вы забыли мою старую привычку, Гарри? Я еще не совсѣмъ отвыкла отъ нея, отвѣчала она.
   -- Вамъ скоро не на что будетъ хмуриться.
   Она улыбнулась.
   -- Дай Богъ. Вы можетъ-быть хотите сказать что я не буду видѣть васъ, Гарри?
   -- Милая моя Дженета, прежде чѣмъ отвѣтить, я долженъ спросить васъ: вы считаете себя связанною съ Эдбери, неразрывно?
   -- Вы дали клятву?
   -- Я не даю клятвъ.
   -- Но вы въ высшей степени несходны съ человѣкомъ котораго выбрали. Вы считаете себя связанною честью?
   -- Да.
   -- Еслибы вы узнали что сдѣлали ошибку, вы тѣмъ не менѣе считали бы себя обязанною сдержать слово?
   -- Я считала бы себя обязанною не наказать его за мою ошибку.
   -- А выйти за него замужъ не уважая его не значитъ наказать его?
   -- Не знаю, сказала она, внезапно утративъ свою твердость и отвѣчая какъ капризный ребенокъ; нетерпѣливое движеніе дополнило бы милое сходство.
   -- Въ такомъ случаѣ, Дженета, позвольте мнѣ сказать вамъ что я не уважаю и имѣю серіозныя причины не любить вашего жениха и слѣдовательно, если вы сдѣлаетесь его женой....
   -- Вы знали его нѣсколько лѣтъ тому назадъ, Гарри. Онъ измѣнился.
   -- Вы считаете себя способною дѣлать чудеса!
   -- Нѣтъ, но я думаю что большинство молодыхъ людей одинаково. Въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ по крайней мѣрѣ, прибавила она.
   Это мнѣніе было основано единственно на разговорахъ дѣдушки о мущинахъ въ присутствіи провинціальной дѣвочки.
   -- Вы не знаете ничего ни о немъ, ни о насъ, сказалъ я.
   -- Я знаю столько сколько хочу знать.
   -- А до остальнаго вамъ нѣтъ дѣла?
   -- Онъ по крайней мѣрѣ не обманулъ меня.
   -- Такъ онъ простеръ свою откровенность за границы приличія!
   -- Гарри, можете вы сказать что онъ много хуже другихъ молодыхъ людей?
   Въ моемъ положеніи инквизитора я сильно почувствовалъ этотъ ударъ, нанесенный мнѣ моимъ же собственнымъ оружіемъ. Дѣйствительно, есть ли выборъ для честныхъ молодыхъ женщинъ въ толпѣ мущинъ?
   -- О, онъ никому не уступитъ ни умомъ, ни благородствомъ, прикрылъ я мое отступленіе, чувствуя что бѣгу наряду съ Эдбери и ему подобными.
   Это взбѣсило меня. Мое поведеніе стало нагло. Я далъ волю моей страсти, чтобы хоть разъ заключить въ объятія утраченное существо. Она слушала, защищалась, хмурилась, краснѣла и можетъ-быть узнала мущинъ въ эту минуту лучше чѣмъ во всю свою предшествовавшую жизнь.
   "Можно ли уважать невѣсту Эдбери?" думалъ я.
   Она какъ будто поняла чѣмъ я оправдывался. Она сказала:
   -- Гарри, для меня прискорбнѣе потеря уваженія къ вамъ.
   Но она не могла отнять у меня дикаго утѣшенія знать что мнѣ удалось зажечь на ея лицѣ яркій румянецъ, не сходившій съ него. Пусть она краснѣетъ предъ своимъ возлюбленнымъ идіотомъ, этотъ румянецъ мой. Мнѣ удалось похитить хотъ малость.
   Эта малость превратилась въ теченіе нѣсколькихъ минуть въ сокровище, въ святыню, въ страшную заднюю мысль, въ ядовитое воспоминаніе. Она уже не доставляла мнѣ удовольствія, какъ дикому животному не доставляетъ удовольствія проглоченная добыча. Страсть ничѣмъ не удовлетворяется, когда идетъ наперекоръ любви.
   -- Я уйду отъ васъ, Гарри, сказала Дженета безъ раздраженія, можетъ-быть чтобы не раздражить меня.
   -- Прощайте, отвѣчалъ я.
   -- Мы увидимъ васъ опять сегодня или завтра?
   -- Едва ли.
   -- Вы знаете свою силу?
   -- Силу! Еслибъ я могъ отнять васъ у этого человѣка отказавшись отъ моихъ собственныхъ претензій, я отказался бы. Не говорите со мной намеками. Если вы будете смотрѣть на меня такъ, я не ручаюсь за себя. Вы сами заставляете меня считать васъ за постояннѣйшую женщину въ мірѣ; я уѣзжаю за границу, возвращаюсь чтобы положить жизнь мою къ вашимъ ногамъ и нахожу что я не имѣю права прикасаться къ вамъ, что могу видѣть васъ только въ извѣстные часы, что вы украсили себя короной распутнѣйшаго негодяя въ Англіи! Правъ я былъ или нѣтъ возвратившись къ вамъ въ полной увѣренности что вы никогда не измѣните мнѣ? Кто пріучилъ меня считать васъ неспособною измѣнять?
   Она потупилась.
   -- Я можетъ-быть немного виновата, сказала она.
   Мои смѣлые парадоксы вынудили у нея наконецъ такое признаніе. Такъ въ ея сердцѣ была уже борьба и сознаніе вины противъ меня! Признаніе что она "немного виновата" придало мнѣ дерзости: дикое животное бросилось за новою добычей.
   Она не сопротивлялась, но я отъ этого ничего не выигралъ. Мертвыя губы, неподвижная фигура, нахмуренныя черты составляютъ пиръ коршуна.
   Она ушла не сказавъ ни слова.
   Что она должна была подумать обо мнѣ! Мною овладѣло сумашествіе, но безъ иллюзій, уменьшающихъ страданіе.
   Я отправился домой и у двери своей квартиры увидалъ экипажъ леди Кенъ.
   -- А! такъ васъ въ самомъ дѣлѣ не было дома, воскликнула она.-- Почему вы не сдержали слова, негодный? Садитесь сюда, разкажите мнѣ что-нибудь о гаремахъ.
   Я отказался отъ такой чести, и она заговорила о дѣлахъ.
   -- Вашъ отецъ, сказала она, большая помѣха въ домѣ Дженеты. Не ужасно ли что страстно влюбленный женихъ и родственники могутъ являться къ ней только въ тѣ часы когда разбитому старику вздумается отдохнуть? Я такъ долго ухаживала за нимъ, заключила она,-- что и теперь буду для него лучшею нянькой.
   Я сказалъ что вполнѣ согласенъ съ ея мнѣніемъ и посовѣтовалъ ей поговорить съ Дженетой.
   -- О, избавьте, съ меня довольно, сказала она притворно содрагаясь.
   Я сознался въ душѣ что раздѣляю и ея чувства.
   Ея страстное желаніе насладиться моимъ обществомъ могло быть удовлетворено только "положительнымъ" обѣщаніемъ что я возьму отца къ себѣ немедленно.
   Опять я послалъ за нимъ и ожидалъ получить отвѣтъ написанный Дженетой и выдержать новое столкновеніе.
   Пришла тетушка Дороти.
   -- Гарри, ты намѣренъ настаивать на своемъ желаніи?
   Она дышала съ трудомъ.
   -- Желаніе весьма естественное, тетушка. Отецъ долженъ быть со мной. Ухаживаютъ за нимъ хорошо, но онъ подвергается оскорбленіямъ.
   -- У насъ принимаютъ только въ тѣ часы когда онъ наверху.
   -- Да, я слышалъ. Мнѣ кажется что ему хочется имѣть меня при себѣ, а вы знаете что мнѣ не слѣдуетъ посѣщать Дженету. Наконецъ, я такъ рѣшилъ.
   -- Ты забываешь какое благодѣтельное вліяніе имѣетъ на него Дженета, Гарри.
   -- Я полагаю что мое будетъ не хуже.
   -- Ты рѣшился?
   -- Вполнѣ.
   -- Въ такомъ случаѣ я должна открыть тебѣ истину. Я поступлю противъ желанія Дженеты....
   -- Необыкновенная она деспотка, клянусь честью!
   -- Во всемъ что касается твоего счастія, Гарри, да; насколько это возможно теперь.
   Дороти Белтамъ была въ сильномъ волненіи. Я поцѣловать ее и взялъ ея руки.
   -- Вотъ въ чемъ дѣло, Гарри, приготовься выслушать. Кромѣ меня, Дженеты и его преданной служанки Вадди, этого кажется никто не знаетъ. У него обѣдало большое общество въ Сити, наканунѣ того дня когда дѣло было рѣшено противъ него. На слѣдующее утро я получила отъ доброй мистрисъ Вадди записку, адресованную въ лондонскій домъ сэръ-Родрика, гдѣ я гостила съ Дженетой. Въ запискѣ говорилось что онъ боленъ. Дженета тотчасъ же надѣла шляпку и отправилась къ нему.
   -- Такъ она уже не боялась заразиться?
   -- Она почти бѣжала. Онъ жилъ въ меблированныхъ комнатахъ, и сосѣди требовали чтобъ его увезли немедленно, какъ писала вамъ мистрисъ Вадди. Она приняла васъ въ гостиной. Я не рѣшилась идти наверхъ. Дженета пошла одна.
   Мое сердце сильно билось.
   -- Она была съ нимъ одна, Гарри, но мы могли ихъ слышатъ.
   Дороти Белтамъ смотрѣла на меня словно умоляя меня понять.
   -- Она покорила его. А когда я увидала его, онъ былъ блѣденъ какъ смерть, но смиренъ и нисколько не опасенъ.
   -- Вы хотите сказать что она нашла его въ бѣшенствѣ, воскликнулъ я, пораженный горемъ и ужасомъ.
   -- Да, милый Гарри, ты отгадалъ.
   -- Она стала между нимъ и домомъ сумашедшихъ?
   -- Она переѣхала изъ дома сэръ-Родрика въ квартиру которую наняла для вашего отца. Она не покидала его ни днемъ, ни ночью въ продолженіе трехъ недѣль и справлялась съ нимъ сама, обращаясь иногда за помощью къ испуганной мистрисъ Вадди или ко мнѣ, трусившей не менѣе. У меня осталась до сихъ поръ привычка прижимать руку къ сердцу при всякомъ шумѣ. Теперь все прошло. Гарри, Дженета желала чтобы ты этого никогда не узналъ. Я думаю что она права, полагая что ея вліяніе незамѣнимо: онъ привыкъ къ ней. Ты знаешь, Гарри, какъ она добра при всей своей твердости.
   -- О, не мучьте меня, ради всего святаго, тетушка! воскликнулъ я.
   

ГЛАВА LVIII.
Мое укрощеніе.

   Тетушкѣ Дороти нужны были сильныя доказательства чтобъ убѣдиться что мною не овладѣла болѣзнь о которой она говорила.
   Она не могла скрыть своихъ опасеній на этотъ счетъ, когда взяла мою руку, чтобъ идти къ Дженетѣ. Мои отчаянные возгласы измучили ее.
   Я сказалъ такъ спокойно какъ только могъ:
   -- Вы упомянули объ ея добротѣ и твердости, тетушка, это взволновало меня. Понимаете? Вы не боитесь.
   -- Я понимаю что это контрастъ, сказала Дороти Белтамъ.
   Безполезно было бы объяснять ей какъ дѣйствуетъ такой контрастъ на человѣка въ моемъ положеніи.
   Дженета протянула мнѣ руку. Я взялъ ее безкровными пальцами.
   Я не могъ не сказать ей какъ я чувствую сеоя въ долгу у нея.
   -- Если вы это уже знаете, милый Гарри, сказала она,-- вы должны согласиться что я въ настоящее время для него лучшая нянька.
   -- Это продолжился недолго.
   -- Пока возможно.
   Она не могла выразиться такъ чтобъ избѣжать непріятнаго намека. Я немного одумался, но сердце мое было сплошною раной; малѣйшее холодное дуновеніе съ ея стороны усиливало мою боль.
   Я колебался нѣсколько минуть между мягкостію и грубостію, и вдругъ спросилъ отрывисто:
   -- Пока возможно? Я не знаю дня.
   -- Дня, Гарри?
   -- Дня вашей свадьбы.
   -- Она назначена въ будущемъ мѣсяцѣ.
   -- Да? Вы сами назначили будущій мѣсяцъ и день? Я думаю о моемъ отцѣ. Его надо будетъ перевезти ко мнѣ за нѣсколько дней. Вы будете заняты вашимъ туалетомъ и тому подобнымъ. Маркизъ Эдбери, въ былое время, имѣлъ привычку, благодаря своей страсти къ мальчишескимъ забавамъ, потѣшаться надъ вашимъ паціентомъ.
   -- Они не встрѣчаются.
   -- Я это знаю. Но пока мой отецъ будетъ здѣсь, "пока это возможно", онъ будетъ служить постоянною забавой для игриваго ума маркиза.
   Иронія была тратой времени. "Иронія грома едва ли подѣйствовала бы на нее", подумалъ я, видя ее спокойною.
   Она отвѣчала мнѣ:
   -- Онъ теперь не такой какимъ былъ. Я надѣялась, Гарри, что вы будете добры съ нимъ, ради меня.
   -- Я и буду, ради васъ.
   На лицѣ ея засвѣтилась радость сквозь удивленіе.
   Это были, кажется, первыя добрыя слова которыя я сказалъ ей съ тѣхъ поръ какъ вернулся въ Англію.
   Къ счастію для меня я не могъ обвинить себя въ умственной двусмысленности.
   Я перешелъ къ откровенности свойственной помѣшательству.
   Могли ли какія бы то ни было описанія дать мнѣ понятіе объ отношеніяхъ Дженеты къ Эдбери? Нѣтъ пока я не видалъ ихъ вмѣстѣ. Я ждалъ этого страшнаго зрѣлища, чтобъ узнать то что я жаждалъ знать. До такого жалкаго состоянія дошелъ я.
   Я получилъ маленькую записочку на иностранной бумагѣ, въ конвертѣ адресованномъ Дженетой. Въ ней заключался отрывокъ изъ шутливыхъ стиховъ одного изъ любимыхъ нѣмецкихъ поэтовъ Оттиліи, теряющій всю прелесть въ переводѣ:
   
   Кто отворачивается отъ искреннихъ друзей, тотъ бѣжитъ отъ счастія.
   Хочетъ онъ знать чего онъ домогается? Пусть спроситъ у своихъ пятокъ.
   
   Отъ этихъ строкъ на меня повѣяло знакомымъ покоемъ Германіи.
   Такимъ образомъ я узналъ что Оттилія и Дженета переписываются. О чемъ?
   Дженета теперь призналась мнѣ что ихъ дружеская откровенность была всегда безгранична. Принцесса отгадала ея любовь къ Гарри Ричмонду, лишь только онѣ познакомились на островѣ, и теперь знала что я въ моихъ путешествіяхъ научился цѣнить Дженету.
   Ободренный неизмѣнною дружбой принцессы, я написалъ ей, оставивъ отгадать очень немного о состояніи моего духа, не скрывъ ничего изъ окружающихъ меня обстоятельствъ. До сихъ поръ мое воображеніе было занято исключительно моимъ несчастіемъ, когда же Оттилія заняла въ немъ свое мѣсто, я сталъ спокойнѣе и пріобрѣлъ силу управлять моею страстью. Безъ малѣйшаго непріятнаго чувства, какъ ни странно это мнѣ казалось, просилъ я Оттилію передать мой сердечный привѣть и искреннее уваженіе принцу ея супругу.
   Послѣ этого я могъ сохранить при встрѣчѣ съ маркизомъ Эдбери полное самообладаніе, мало того, я порадовался замѣченной въ немъ перемѣнѣ къ лучшему. Онъ пріѣхалъ къ своей невѣстѣ съ утреннимъ визитомъ. Я въ тотъ день былъ призванъ рано къ моему отцу и вышелъ изъ его спальни. Встрѣча была неожиданная. Дженета встала чтобы помочь намъ. Эдбери подошелъ ко мнѣ привѣтливо, манеры его были уже не такъ размашисты, лицо свѣжо, пожалуй радостно.
   -- Очень радъ видѣть васъ, Ричмондъ. Загорѣлъ какъ Турокъ, клянусь Богомъ! Какъ поживаете? Люди возвращающіеся съ Востока похожи на темные свертки съ надписями: "фейерверкъ"; вы съ ними ничего не подѣлаете безъ огня. Куча разказовъ? А у насъ была славная охота въ этомъ году. Если я когда-нибудь поѣду за границу, то никакъ не зимой. Я безъ ума отъ англійской зимы, Дженета тоже. Мы съ ней всегда управляли охотой, и когда вы одни съ женщиной въ полѣ и предъ вами свора гончихъ, чортъ возьми, это славно!
   Такова была его достопамятная рѣчь. Онъ владѣлъ не всею нашею азбукой, нѣкоторыя согласныя я дополнилъ за него.
   Дженета быстро заговорила съ нимъ. Она обращалась съ нимъ какъ съ мальчикомъ.
   Ни малѣйшей нѣжности къ нему не выказала она мнѣ. Многія молодыя особы въ ея положеніи, я увѣренъ, порисовались бы предъ третьимъ критикующимъ лицомъ какимъ-нибудь возвышеннымъ чувствомъ. И мнѣ въ эту минуту она понравилась бы болѣе еслибы поступила такъ. Она напомнила мнѣ добраго старшаго школьника чувствующаго странную привязанность къ младшему, вслѣдствіе того что у послѣдняго есть дома хорошенькая сестра.
   Ему удалось, однако, уговорить ее ѣхать смотрѣть на состязаніе въ крикетъ Сѣвернаго и Южнаго Обществъ. Она хотѣла можетъ-быть показать мнѣ свою зависимость: не знаю.
   Вечеромъ она прислала за мной. Было уже поздно, но мое присутствіе было необходимо. Я раздѣлялъ желаніе леди Ильчестеръ чтобы Дженета была избавлена отъ ухаживанія за моимъ отцомъ. Оно доставляло ей безпрерывное безпокойство, а такъ какъ отецъ безпрестанно звалъ меня, когда я уходилъ домой, я полагалъ что могу взять его домой. Но тетушка увѣряла что Дженету онъ зоветъ настойчивѣе.
   Я нашелъ что Дженета успокоила и усыпила его. Всѣ въ домѣ спали. Мы сидѣли вдвоемъ на центральномъ оттоманѣ въ гостиной, разговаривая повременамъ тихими голосами. Доктора объявили что болѣзнь моего отца нервная, а не мозговая, сказала Дженета и подтвердила ихъ мнѣніе своими собственными наблюденіями. Она была очень утомлена, но не могла спать, была рада, сказала она, что я съ ней. Она дышала тяжело, закрывала глаза и широко открывала ихъ когда слушала. Въ домѣ царствовала глубокая тишина. Сидѣлка ходившая за моимъ отцомъ сошла внизъ чтобъ объявить намъ что онъ спитъ спокойно.
   -- Гарри, какъ хорошо сидѣть здѣсь такъ спокойно, не правда ли? сказала она.
   -- Вы вздыхаете?
   -- Я устала.
   -- Почему вы не ложитесь?
   -- Не могу, я все равно не засну.
   -- Онъ скоро будетъ на моихъ рукахъ.
   -- Желала бы я думать что это будетъ не слишкомъ тяжело вамъ, Гарри.
   Ея взглядъ былъ печаленъ. Я скрѣпилъ сердце.
   Не пустая ли трата времени писать о любви? Она полна испытаній. Любя вы поймете въ короткое время способны ли вы возвышать окружающихъ васъ, или вы обуза на плечахъ вашихъ ближнихъ. Нечистые сердцемъ погибаютъ, слабохарактерные томятся, умѣренные быстро достигаютъ осени любви -- всѣ такіе домогаются удовлетворенія которое губить ихъ рано или поздно. Любовь переживающая надежды заглушаетъ желанія; она живетъ служа поддержкой и небеснымъ утѣшеніемъ -- но заглушить желанія все равно что умереть не доживъ до вѣчности.
   Мы сидѣли съ Дженетой долго и не произнесли ни слова о любви.
   -- Разсвѣло, сказалъ я.
   Она отвѣчала:
   -- Для меня нѣтъ разсвѣта.
   Мы взглянули на часы, назвали часъ и тотчасъ же забыли его.
   Когда мы прощались, она поцѣловала меня. Она наклонилась и приложила губы къ моей щекѣ.
   Не могъ ли я тогда заставить ее отказаться отъ своего рѣшенія, воспользовавшись ея нѣжною благодарностью за мое уваженіе къ ней?
   Насилованіе чужой воли иногда простительно и можетъ найти оправданіе въ обширномъ мірѣ, при его разнообразномъ составѣ. Но если вы допускаете существованіе высшаго міра, вы поймете что я не проигралъ отъ моего отреченія. Моя любовь къ моей Дженетѣ перешла отчасти въ разсудокъ, а сожалѣніе и уваженіе пробудили ея любовь ко мнѣ. Сказать проще, я началъ любить ее какъ долженъ любить честный человѣкъ, она меня -- какъ не должна любить женщина связанная словомъ. Борьба во мнѣ уменьшилась, въ ней усиливалась.
   

ГЛАВА LIX.
Я встрѣчаю мою первую подругу и покоряюсь заслуженному наказанію.

   Темпль просилъ меня сопровождать его на востокъ Лондона, чтобъ отговорить капитана Вельша отъ задуманнаго имъ эксцентричнаго подвига и обѣщая доставить мнѣ свиданіе съ интересною женщиной только что попавшею подъ его опеку. Темпль полагалъ что я узнаю ее, но не будучи увѣренъ въ ея тождественности и не желая подвергать меня разочарованію, не говорилъ мнѣ ея имени. Оказалось что капитанъ Вельшъ, послѣ окончанія своего дѣла, допросилъ своихъ людей и убѣдился что двое или трое изъ нихъ, соблюдая его интересы, говорили ложь подъ присягой. Онъ не прогналъ ихъ, потому что грѣшниковъ не слѣдуетъ отпускать на свободу, сказалъ онъ намъ: это значило бы совратить ихъ съ пути искупленія и причинить вредъ всему обществу. Но онъ рѣшился заплатить судебныя издержки и вознагражденіе за столкновеніе, что очень встревожило Темпля, такъ какъ онъ первый возбудилъ подозрѣнія капитана.
   -- Я хотѣлъ предупредить его противъ этихъ мошенниковъ, сказалъ Темпль,-- и полагаю, прибавилъ онъ со вздохомъ,-- что капитанъ получилъ высокое понятіе о моей проницательности. Онъ насупился и былъ очевидно, разстроенъ. Капитанъ разорился, Ричи, а онъ уже не молодъ и не вѣкъ же ему плавать на Присциллѣ. Если онъ заплатить, почему не заплатить мнѣ за то что я выскочилъ съ моими совѣтами, почему не заплатить тебѣ или вѣтру который принесъ тебя? Брось только здравый смыслъ за борть, и конца не будетъ такимъ хитросплетеніямъ.
   Мы отправились на крышѣ омнибуса. Извощикъ толковалъ съ нами съ жаромъ о крикетѣ.
   -- Крикетъ прекрасная мужественная игра, говорилъ онъ;-- въ немъ можно убить человѣка, но это не входитъ въ его программу. Даже иностранцы имѣютъ понятіе что это лучшая игра въ мірѣ, но забавно видѣть иностранца въ числѣ игроковъ. Никто изъ нихъ не устоитъ противъ шаровъ, и рады бы, да смѣлости не хватаетъ, имъ слѣдовало бы сначала послужить въ солдатахъ. Однажды ему случилось видѣть Француза глядѣвшаго на игру. Шаръ пролетѣлъ мимо цѣли. Французъ бросается, ловитъ его, поднимаетъ и останавливается съ нимъ посреди поля, а народъ кричитъ на него и посылаетъ его къ чорту. Французъ кричитъ: вы не понимаете никакой вѣжливости. Ха, ха, ха!
   Извощикъ хохоталъ и мы кивали, какъ бы соглашаясь что вышеупомянутый Французъ заслуживалъ порицанія. Извощикъ сказалъ намъ что держалъ въ прошломъ году пари за знаменитаго Саддльбенка.
   -- Старый Андрю Саддль, воскликнулъ Темпль, и мы улыбнулись, подумавъ о славѣ Саддльбенка, и не сомнѣвались что она вполнѣ заслужена.
   -- Знакомы съ нимъ, господа? спросилъ извощикъ приподнимая шляпу.-- Вотъ я и спрашиваю, почему не всѣ джентльмены любятъ крикетъ? Лошади и лошади, круглый годъ. А по моему нѣтъ ничего лучше крикета. Вопервыхъ, моціонъ, и это прекрасно, вовторыхъ, моціонъ пріятный, втретьихъ, запасаешься хорошимъ аппетитомъ для обѣда, эля и портера. Прибавьте трубку въ сумеркахъ и потомъ крѣпкій сонъ и что вы не хотите знать ни доктора ни священника, потому что вы здоровы и тѣломъ и душой, и никакой проповѣдникъ не сдѣлаетъ изъ васъ лучшаго христіанина, за это я вамъ ручаюсь.
   Но какъ бы боясь соблазнить насъ, онъ прибавилъ: -- Это только мое мнѣніе, господа.
   Мы заговорили съ Темплемъ о нашихъ прошлыхъ веселыхъ состязаніяхъ въ крикетъ, въ майскіе дни, на изумрудной лужайкѣ облитой яркими лучами солнца. Я представилъ себѣ стеленную, но мало измѣнившуюся Дженету, смотрящую, сидя на лошади, на игру любимыхъ мальчиковъ и потомъ на образцовую англійскую леди, жену и мать возвращающуюся домой, гдѣ ее ждутъ гости ея мужа. Ея мужа!
   Темпль понималъ мое горе, но не видѣлъ средства помочь мнѣ. Я зналъ что при всей его любви ко мнѣ онъ въ душѣ считаетъ меня справедливо наказаннымъ.
   Мы долго сидѣли у капитана Вельша и нашли его непоколебимымъ, какъ я и ожидалъ. Его люди, сказалъ онъ, сознались въ своемъ грѣхѣ. Онъ мужественно осуждалъ самого себя.
   -- Гдѣ приключенія тамъ и пороки, мистеръ Ричмондъ, а если на кораблѣ существуютъ пороки, вы можете прямо винить капитана. Я долженъ былъ наблюдать за моими людями какъ за моею собственною совѣстью и провѣрять ихъ еженощно. И вотъ неожиданный случай показалъ мнѣ что я жилъ ослѣпленный самообольщеніемъ. Меня это очень огорчило, мой молодой другъ, а заплатить деньги мнѣ не тяжело.
   Я и Темпль спорили съ нимъ, но такъ же безуспѣшно какъ во время нашего пребыванія на Присциллѣ.
   -- Развѣ вердиктъ основанный на лжи угоденъ моему Создателю? сказалъ онъ.-- Если я сохраню эти деньги, мои молодые друзья, одѣнутъ ли они меня? Да, терніемъ. Накормятъ ли они меня? Да, ядомъ. А тѣ кому они должны принадлежать будутъ нуждаться.
   Онъ не говорилъ бы такъ горячо, еслибы мы не спорили съ нимъ.-- Эти деньги самъ сатана въ моихъ рукахъ, заключилъ онъ и даже уже не возвращался къ этому предмету.
   Онъ заговорилъ съ увлеченіемъ о спасеніи молодой прекрасной грѣшницы. Оказалось что въ промежуткахъ между своими путешествіями, капитанъ Вельшъ имѣлъ обыкновеніе посѣщать Ричмондскій холмъ, съ котораго открывался видъ на Темпль. Онъ считалъ это мѣсто прекраснѣйшимъ въ мірѣ. Однажды онъ засталъ тамъ женщину въ горѣ, заговорилъ съ ней, утѣшилъ ее и предложилъ ей убѣжище въ своемъ домѣ. Имя ея было Мабель Больтонъ.
   -- Она нуждается болѣе въ нравственной чѣмъ въ матеріальной помощи, ибо соблазны прародителя зла сильно дѣйствуютъ на такую красавицу, говорилъ капитанъ.
   То была моя первая подруга, дочь Дипвельскаго мельника. Мабель Свитвинтеръ, увезенная изъ роднаго дома маркизомъ Эдбери, когда я былъ въ нѣмецкомъ университетѣ, и брошенная имъ теперь по настоянію леди Кенъ.
   Она сама разказала мнѣ свою исторію, сообщивъ мнѣ что видѣла меня однажды съ Эдбери у двери его клуба. Свиданіе было не совсѣмъ неожиданнымъ какъ для нея такъ и для меня. Она слышала что меня ожидаютъ, видѣла Темпля, а я догадался, услыхавъ ея имя и описаніе ея прекрасныхъ волосъ, что увижу ее прежде чѣмъ она вошла въ каюто-подобную гостиную доброй старухи матери капитана Вельша.
   Объ Эдбери она не могла говорить безъ сожалѣнія, полагая что онъ все еще любитъ ее и дѣйствуетъ по принужденію. Ея продолжительная, неизмѣнная привязанность къ негодяю освобождала ее, повидимому, отъ мелочныхъ сожалѣній, которыя, по мнѣнію капитана Вельша, наполняли ея грѣшный умъ. Послѣ нѣсколькихъ минутъ замѣшательства, вслѣдствіе нашихъ общихъ воспоминаній, она заговорила объ Эдбери просто и хорошо. Она не скрывала что была очень довольна своимъ тихимъ убѣжницемъ (она окинула добродушно насмѣшливымъ взглядомъ миніатюрные корабли на каминѣ и картину изображавшую Іосифа и Марію съ Младенцемъ на ослѣ), предохранявшимъ ее отъ соблазновъ, которые, какъ я могъ легко вообразить, встрѣчали бы на каждомъ шагу женщину съ ея наружностью. Лицо ея было прекрасно, тѣло худо. Я поблагодарилъ въ душѣ моего отца нѣсколько разъ пока разговаривалъ съ ней. Мельникъ умеръ, братъ ея былъ въ Америкѣ, у нея не было другаго безопаснаго пріюта кромѣ того который предложилъ ей капитанъ Вельшъ. Когда я спросилъ ее (безъ всякаго повода) согласилась ли бы она возвратиться къ Эдбери, она покраснѣла и расплакалась. Я досадовалъ на себя за свою грубость.
   -- Пусть поплачетъ, сказалъ капитанъ Вельшъ, прощаясь со мной у двери.-- Слезы утѣшаютъ женщинъ.
   Къ нашему изумленію онъ объявилъ намъ что намѣренъ взять ее съ собою въ свое плаваніе на Присциллѣ. Зачѣмъ? спросили мы.
   -- Дѣлать добро вполовину, сказалъ онъ,-- хуже чѣмъ вовсе не дѣлать его; это трата времени и поводъ для торжества въ аду, мои молодые друзья. Женщина прекрасна какъ возлюбленная Соломона и слаба какъ вода, а тотъ человѣкъ пороченъ. Онъ прислалъ ей письмо. Онъ хочетъ продолжать съ ней прежнія отношенія, а онъ женатъ или скоро женится. Я проницателенъ, она правдива, и я опять бѣденъ и долженъ идти въ море. Я уговаривалъ ее и убѣдилъ ѣхать со мной, чтобъ удалиться отъ соблазновъ. На кораблѣ я не боюсь его, и она узнаетъ благость Создателя среди бурнаго моря.
   Мы поморщились за нее, но не могли ничего возражать.
   Увидать Дженету послѣ Мабели было странно. Я чувствовалъ что моя милая оскорблена, но поправить дѣла не могъ. Я молчалъ и слѣдилъ за печальными приготовленіями. Не такъ поступалъ Геріотъ. Онъ пріѣхалъ въ это время въ отпускъ изъ Ирландіи. Его разсужденія о женщинахъ напоминали попрежнему ястреба съ прилипшими къ клюву пушистыми перьями, послѣдней проглоченной птички, но его высокое мнѣніе о Дженетѣ и участіе ко мнѣ сдѣлали его горячимъ противникомъ ея намѣренія. Пользуясь правами дружбы, онъ приводилъ ей всевозможные доводы въ подкрѣпленіе своихъ уговоровъ. Она отражала настойчиво его нападенія и отвѣчала на его убѣжденія просьбами уговорить меня принять Риверсли. Столкновенія между ними происходили ежедневно, и каждый вечеръ Геріотъ описывалъ ихъ мнѣ. Онъ не могъ объяснить ея упрямство ничѣмъ инымъ какъ умопомѣшательствомъ. Упрекая меня въ моей прошлой непростительной слѣпотѣ, онъ негодовалъ на безуміе Дженеты и клялся что добьется своего. Я говорилъ ему что старанія его тщетны, но считалъ ихъ дружескими, хотя видѣлъ что сопротивленіе Дженеты задѣло за живое его самолюбіе. Когда онъ ходилъ взадъ и впередъ по моей комнатѣ, болтая невообразимый вздоръ, среди котораго прорывались иногда здравыя сужденія, видно было что достиженіе цѣли сдѣлалось для него дѣломъ личнаго интереса. Темпль, котораго онъ смѣшилъ своими хвастливыми выходками, сказалъ мнѣ что у Геріота есть дѣйствительно планъ. Вскорѣ мы услыхали что его и Эдбери видѣли пьянымъ въ гостиницѣ близь Темзы. Дженета также узнала это и перестала принимать Геріота. Я получилъ письмо отъ леди Кенъ и былъ радъ что могу со спокойною совѣстью отвѣчать на него презрѣніемъ. Старуха усердно трудилась для своей обезьяны, какъ она называла Эдбери. Я сравнилъ ее съ моими сторонниками, съ Темплемъ, проводившимъ половину жизни въ парикѣ, и съ Геріотомъ, хвастливо опорожнявшемъ бутылки. Другіе друзья, преимущественнно Чарльсъ Этерель, говорили мнѣ съ участіемъ о моей будущей карьерѣ, но молодой человѣкъ думая о карьерѣ ставитъ себя въ ней на первый планъ, а будущій Гарри Ричмондъ казался мнѣ въ тѣ дни такимъ жалкимъ что я спѣшилъ отвернуться отъ него.
   Послѣдніе дни проходили съ поразительною быстротой. Дженета понимала что самые отдаленные намеки на день ея свадьбы были пыткой для меня, и потому я узналъ не отъ нея что Джулія Белстедъ великодушно предложила взять моего отца на свое попеченіе. Леди Сампльменъ вызвалась принять его къ себѣ на послѣднюю ночь предъ свадьбой Дженеты. Онъ былъ тихъ и, повидимому, могъ безпокоить только тѣхъ кто неспособенъ былъ слушать равнодушно его недосказанныя фразы, и неумѣстныя восклицанія.
   Прощай, моя милая! Бываютъ женщины которыхъ трудно привлечь, эту чудную женщину трудно было отвергнуть. Могъ ли я надѣяться что послѣ моего двадцатилѣтняго пренебреженія къ ней, она пожертвуетъ человѣкомъ которому дала слово и вознаградитъ меня за мое позднѣе раскаяніе. Могъ ли я надѣяться что женщина доказавшая мнѣ свою твердость разорветъ связь скрѣпленную ея честнымъ словомъ? Эдбери нравился ей, она видѣла только его лучшія стороны и любила его. Исправленіе Эдбери было ея задачей. Послѣ многихъ лѣтъ униженія отъ меня, она обратила вниманіе на молодаго лорда ухаживавшаго за ней, ждавшаго отъ нея помощи, исправлявшагося подъ ея вліяніемъ, передававшаго ей комплименты восхищеннаго свѣта. Она считала себя его поддержкой и спасительницей. Она не поддалась Геріоту, она не поддалась вліянію болѣе сильному, вліянію принцессы Оттиліи. Тетушка Дороти сказала мнѣ что Оттилія писала ей; Дженета обдумывала или показывала видъ что обдумываетъ доводы принцессы и не остановилась предъ прямымъ отвѣтомъ. Она осталась при своемъ рѣшеніи. Исчезновеніе румянца, исчезновеніе блеска въ глазахъ было единственнымъ признакомъ страданія, котораго ей это стоило.
   Мы старались замѣнить Дженету Джуліей въ помутившемся разсудкѣ моего отца, но онъ сопротивлялся отчаянно и говорилъ вещи противъ которыхъ не устоялъ бы никто кромѣ желѣзной Дженеты.
   Наканунѣ дня въ который я долженъ былъ взять его, она подала мнѣ руку со словами:
   -- Прощайте, милый Гарри. Я сказалъ почти то же. Лицо ея было страшно, хотя она и старалась улыбаться. Конецъ приближался.
   Онъ наступилъ и былъ поразительно холоденъ и кратокъ.
   Онъ оледенилъ мою кровь и задалъ тому что мнѣ казалось нервами моего мозга мучительную работу считать безпрерывно минуты остававшіяся до ея брака. Я ничего не ждалъ, но теперь, когда мы разстались, мнѣ казалось что мнѣ не было, бы отказано въ послѣдней сценѣ, которая разбила бы окончательно мое сердце. Тетушка Дороти молчала и начинала плакать, когда я заговаривалъ о Дженетѣ, что бы я ни говорилъ.
   Минуты бѣжали отъ обстоятельства къ обстоятельству въ судьбѣ Дженеты и каждое окружалось въ моемъ воображеніи кровавымъ цвѣтомъ, какъ край призматическаго отраженія.
   Я переживалъ ихъ безсчетное число разъ прежде чѣмъ они случались.
   Благодаря разнымъ женскимъ хитростямъ, отецъ мой не почувствовалъ разлуки съ домомъ Дженеты. Она сама отвезла его къ леди Сампльменъ, и когда я пришелъ туда, ея уже не было. Она оставила мнѣ письмо:
   
   "Милый Гарри!
   "Я не буду жить въ Риверсли, никогда не поѣду туда. Не допустите чтобъ онъ перешелъ въ чужія руки, что случится если вы не поселитесь тамъ. Ради сосѣдей и бѣдныхъ я не могу оставить его пустымъ. Я была главною причиной несчастія. Вы никогда не осуждали меня. Дайте мнѣ утѣшеніе думать что нашъ старый домъ живъ. Прощайте.

"Любящая васъ
"Дженета".

   Я разорвалъ письмо и сохранилъ клочки.
   Мысль о невыносимой жизни которую мнѣ предстояло начать черезъ день, парализовала чувства. Мой отецъ болталъ, леди Сампльменъ останавливала его; она сказала что я могу поручить его ей, и я отправился къ капитану Вельшу, чтобы проститься съ нимъ и почерпнуть утѣшеніе въ бесѣдѣ съ человѣкомъ такъ сильно вооруженнымъ противъ гоненій судьбы.
   Я былъ пораженъ увидавъ Мабель въ обществѣ Кіоми.
   -- Онѣ встрѣтились случайно на углу улицы они были друзьями въ дѣтствѣ, сказалъ капитанъ и прибавилъ: она ненавидитъ мущинъ.
   -- Еще бы не ненавидѣть, когда они животныя, сказала Кіоми.
   Онъ взглянулъ на ребенка котораго она держала на рукахъ.
   Кіоми нахмурилась, когда я обратился къ ней съ вопросомъ.
   -- Я не причиню вамъ никакого вреда въ этотъ разъ, сказала она.
   Среди обильныхъ слезъ Мабели и старой мистрисъ Вельшъ, Кіоми не выказывала ни малѣйшаго волненія.
   Капитанъ Вельшъ хотѣлъ чтобы Мабель отправилась на Присциллу немедленно, вслѣдствіе разныхъ слуховъ, сказалъ онъ мнѣ. Кіоми предложила побыть съ ней на кораблѣ пока не придётъ капитанъ. У него были дѣла въ Сити.
   Мы смотрѣли какъ они отчалили отъ берега.
   -- Еслибъ я оставилъ эту женщину на сушѣ, я далъ бы дьяволу возможность овладѣть его жертвой, сказалъ капитанъ Вельшъ, оторвавъ глаза отъ лодки на которой Кіоми и Мабель отправлялись на Присциллу.
   До него дошли слухи что ея соблазнитель продолжаетъ преслѣдовать ее.
   Я разстался съ нимъ (и навѣки) на перекресткѣ въ центрѣ Сити. Тамъ я видѣлъ въ послѣдній разъ человѣка для котораго искупить ошибку правосудія деньгами накопленными на старость, казалось дѣломъ столъ же обыкновеннымъ какъ идти по мостовой,-- человѣка единственнымъ бременемъ котораго было безуміе людей.
   Я спрашивялъ себя съ отчаяніемъ подъ какимъ предлогомъ могу я бѣжать изъ Англіи и отъ моего необузданнаго духа? Отвѣтъ явился какъ бы чудомъ: въ моей комнатѣ лежало письмо отъ графа Лика, увѣдомлявшаго меня что его начальникъ очень желаетъ видѣть меня. Я тотчасъ же отправился въ посольство, узналъ тамъ что въ одномъ изъ нашихъ портовъ стоитъ австрійскій военный корабль, отправляющійся въ экспедицію на Востокъ, и былъ представленъ капитану, очень приличному господину, какъ большинство офицеровъ его отечества. Найдя во мнѣ бывшаго нѣмецкаго студента и радостную готовность, онъ предложилъ мнѣ занять должность секретаря экспедиціи, вмѣсто заболѣвшаго барона Редвица, не вынесшаго краткаго знакомства съ Адріатикой и нашимъ каналомъ. Условіе было заключено немедленно, и я обѣщалъ явиться на корабль капитана не позже какъ на слѣдующій день. Графъ Кезенскій отвелъ меня въ сторону и выразилъ сожалѣніе что не могъ сдѣлать ничего лучшаго для меня, но я считалъ его участіе безпримѣрнымъ и сказалъ ему это. Онъ отвѣчалъ что намѣренія его были всегда хороши, хотя до сихъ поръ ему не удалось принести мнѣ большой пользы,-- намекъ на Чиппенденъ,-- а о болѣзни Редвица онъ узналъ только въ этотъ день. Я поблагодарилъ его отъ всего сердца, и онъ проводилъ меня до двери, оставивъ меня въ заблужденіи что этотъ случай свидѣтельствуетъ объ особомъ благоволеніи Провидѣнія ко мнѣ. Такая мысль была утѣшительна. Но кому поручить мнѣ отца на время моего отсутствія? Капитанъ Белстедъ и Джулія вывели меня изъ затрудненія: они пріѣхали въ Лондонъ, чтобъ увезти отца моего въ Белстедъ и оставили у меня на столѣ записку, которой приглашали меня придти обѣдать въ ихъ гостиницу. Они негодовали на Дженету, но если я прощаю ее, говорили они, то они будутъ молчать о ней и постараются забыть ее. Я разказалъ имъ какъ Дженета ухаживала за моимъ отцомъ нѣсколько мѣсяцевъ.
   -- Я готова ухаживать за нимъ хоть нѣсколько лѣтъ, сказала Джулія.-- Дѣло въ томъ, мой милый Гарри, что я и капитанъ Вильямъ никогда не живемъ такъ дружно какъ въ то время когда вашъ отецъ у насъ; мнѣ совѣстно ссориться при немъ. Онъ нашъ, и пусть всѣ знаютъ что вы можете обойтись безъ помощи вашей родни, а ваша тетушка можетъ пріѣзжать къ намъ когда вздумаетъ.
   Дѣло было рѣшено, и капитанъ Белстедъ отправился со мной къ леди Сампльменъ, чтобы приготовить моего отца къ переменѣ няньки и мѣстопребыванія. Тамъ мы узнали что онъ отправился обѣдать въ одну изъ большихъ столовыхъ Сити, съ альдерменомъ Саддльбенкомъ. Я не хотѣлъ вѣрить своимъ ушамъ.
   -- Э, другъ мой, мистеръ Гарри, сказала леди Сампльменъ,-- старые друзья знаютъ другъ друга, повѣрьте мнѣ. Я обращалась съ нимъ какъ будто онъ совсѣмъ здоровъ, дала ему мадеры за завтракомъ, а альдерменъ Саддльбенкъ, который завтракалъ съ нами, взялъ его обѣдать въ Сити, какъ въ былое время, и онъ тамъ славно пообѣдаетъ.
   Она считала болѣзнь моего отца ничтожною и полагала что ему необходимо развлеченіе. У двери столовой насъ встрѣтилъ Андрю Саддльбенкъ, увеличенное изданіе Риппенджерова школьника. Онъ сообщилъ намъ что мой отецъ "на ногахъ" и говоритъ рѣчь. Я испугался и съ помощью Саддльбенка вошелъ въ комнату.
   -- Принцъ! Коварный возлюбленный! Жестокій отецъ!
   Это были первыя слова долетѣвшія до моего слуха. Вообразите мое удивленіе, когда я услыхалъ повтореніе моихъ собственныхъ аргументовъ по этому поводу.
   Онъ просилъ своихъ слушателей остерегаться принцевъ, дурныхъ принцевъ и, давъ волю своей богатой фантазіи, называлъ ихъ то серебряными лампами, то кровожадными соколами.
   Они привлекательны какъ лампа, обладаютъ аппетитомъ сокола и, имъ нечего дѣлать какъ только блистать. Руки у нихъ ничѣмъ не заняты, они монументы англійской системы компромисовъ. Счастіе для человѣчества если они только монументы! Счастіе для нихъ! Но они надѣлены страстями людей. Лесть толпы вскружила имъ головы, ихъ самоуваженію не на что опереться, если только не на презрѣніе къ льстецамъ.
   До сихъ поръ онъ повторялъ то что слышалъ (но не въ эпиграммѣ), какъ заученный урокъ. Неожиданно оборвавъ рѣчь, онъ началъ излагать слушателямъ очеркъ реформъ которыя онъ произвелъ бы, еслибы выигралъ свое дѣло. Тугъ краснорѣчіе полилось потокомъ. Принцы съ умомъ, принцы вожди, принцы украшеніе страны, принцы которые были бы руководителями общества, а не дурачили народъ, "заставляя васъ расплачиваться развращеніемъ нравовъ за мнимые успѣхи въ политикѣ". Что-то въ этомъ родѣ. Вся сцена была слишкомъ комична и прискорбна. Но вниманіе съ которымъ его слушали было поразительно, отчасти утѣшительно, подумалъ я, и прикоснувшись къ плечу одного изъ слушателей, сказалъ:
   -- Я его сынъ, я хочу взять его, но боюсь что его опасно прервать. Я не шучу.
   И всѣ слушали покорно человѣка котораго не смѣли прервать изъ опасенія вызвать припадокъ бѣшенства.
   Но мнѣ пришлось рискнуть. Устремивъ на меня вытаращенные глаза, онъ готовился привести меня въ примѣръ. Я заговорилъ съ нимъ рѣшительно.
   -- Мой сынъ, господа, сказалъ онъ, низко наклонивъ голову, и тотчасъ же отдался въ мои руки.
   Слушатели встали, довольные своимъ освобожденіемъ, и разошлись кучками. Альдерменъ Саддльбенкъ горячо благодарилъ меня за услугу.
   -- Я никогда не слыхалъ ничего трогательнѣе начала рѣчи вашего отца, сказалъ онъ.
   Я не могъ судить, потому что не слыхалъ начала рѣчи; можетъ-быть было дѣйствительно хорошо. Въ толпѣ повторялось замѣчаніе что многое изъ того что говорилось о Фитцахъ было справедливо. Мой отецъ тяжело оперся на меня и пошелъ со мною опустивъ голову. Я передалъ его Джуліи Белстедъ и отправился на иностранный корабль, покинувшій Англію прежде чѣмъ занялась заря дня свадьбы Дженеты.
   

ГЛАВА LX.
Заключеніе.

   Вѣтеръ былъ силенъ въ то утро. Дождь лилъ сѣрыми потоками, чрезъ которые мы неслись по взволнованной поверхности моря, то поднимаясь, то ныряя и не имѣя минуты покоя.
   Я помню что думалъ о Присциллѣ, глядя какъ наши ловкіе Далматы скользили по мокрой палубѣ фрегата Верона. Ночью поднялся штормъ. Я воображалъ что его послало Провидѣніе чтобъ оторвать мои мысли отъ земли и показать мнѣ какъ нллчтожны поди.
   Чему же уподобить ихъ страсти? Бурѣ въ облакахъ?
   Я философствовалъ, но страданіе мое было ужасно.
   Слова Дженеты "прощайте, Гарри" положили конецъ всему чѣмъ я жилъ, омрачили, казалось, день и вызвали безпощадный дождь. То былъ мрачный день, подобный тѣмъ которые предшествовали сотворенію земли, и всѣ дни были одинаковы, пока не проглянулъ свѣтъ, возвратившій мнѣ способность думать.
   Меня начала мучить моя несправедливость къ послѣдней рѣчи моего отца. Онъ причинилъ мнѣ столько страданій что я привыкъ думать о себѣ, когда онъ просилъ сочувствія или заслуживалъ сожалѣнія. Но теперь, далеко отъ него, я очистилъ его рѣчь отъ всѣхъ прикрасъ и принялъ его къ сердцу. Онъ очень вѣрно опредѣлилъ свое положеніе, какъ я самъ понимать его прежде чѣмъ тяжелыя испытанія не пріучили меня думать болѣе о своей чѣмъ объ его судьбѣ. Я это чувствовалъ и думалъ что никогда не слыхалъ рѣчи трогательнѣе. Мнѣ казалось что міръ въ долгу у насъ. Что можетъ быть утѣшительнѣе для человѣка всего лишившагося?
   На самомъ же дѣлѣ безпокойное маленькое существо во мнѣ называемое я, выдумывало себѣ утѣшенія и искало ихъ въ каждой идеѣ, въ каждомъ обстоятельствѣ и такъ успѣшно что когда я узналъ положительно что Провидѣніе не принимало никакого участія въ моей судьбѣ, я не вдругъ почувствовалъ благодарность къ благородной женщинѣ окружившей меня иллюзіями. Оказалось что я обязанъ принцессѣ Оттиліи, дѣйствовавшей чрезъ графа Кезенскаго, и возможностью уѣхать изъ Англіи въ самое тяжелое время моей жизни, и моимъ избраніемъ въ члены парламента! Я узналъ это отъ капитана Вероны, когда, черезъ годъ и девять мѣсяцевъ путешествія, мы вошли въ Остъ-Индскій портъ, и баронъ фонъ-Редвицъ прибылъ на корабль, чтобы занять мою должность. Фонъ-Редвицъ (сынъ канцлера пнрица Эрнста, какъ оказалось) зналъ болѣе чѣмъ сообщилъ мнѣ, но онъ привезъ мнѣ письмо отъ принцессы, настойчиво звавшей меня домой и предписывавшей мнѣ ѣхать чрезъ Германію и Саркельдъ. Вызовъ былъ мнѣ непріятенъ, ибо я уже увлекся моими научными занятіями и успѣлъ доказать моимъ спутникамъ что я человѣкъ не угрюмый и не чванный. Капитанъ Мартиницъ, однако, убѣждалъ меня возвратиться, да и между строками письма Оттиліи я прочелъ вѣсть о чемъ-то радостномъ. Не обязанъ ли я повиноваться ей? Другіе же повинуются: молодой Редвицъ, напримѣръ, получивъ телеграмму, тотчасъ же притворился больнымъ, чтобъ уступить свое мѣсто мнѣ, когда она желала облегчить мое страданіе перемѣной мѣста и работой для головы и рукъ; не малое самоотверженіе съ его стороны. Оттилія была моею принцессой, она же была и моимъ провидѣніемъ. Она писала:
   
   "Пріѣзжайте домой, другъ мой Гарри. Вы были въ отсутствіи слишкомъ долго. Податель этого письма займетъ ваше мѣсто на кораблѣ и поѣдетъ дальше, а вы домой. Домъ вашъ всегда тамъ гдѣ я, но можетъ-быть будетъ и въ другомъ мѣстѣ. Оттилія говоритъ вамъ что откладываніе теперь трата жизни. Я не скажу ничего болѣе. Вы меня знаете, если я говорю: пріѣзжайте, то этого довольно."
   
   Простымъ прощаніемъ и ея именемъ заключалось таинственное письмо. Ни слова о принцѣ Германѣ. "Что случилось?" думалъ я съ любопытствомъ. Но лишь только мнѣ показалось что я отгадалъ, какъ я понялъ нелѣпость моего предположенія. Кромѣ этого мгновеннаго порыва фантазіи, я не оскорбилъ высокую властительницу моей души никакимъ недостойнымъ подозрѣніемъ. Оттилія никогда не позвала бы меня къ себѣ. Но неужели Дженета свободна? При одной этой мысли, надежда, не хотѣвшая жить въ атмосферѣ чистѣйшаго покоя окружавшаго Оттилію, вспыхнула яркимъ пламенемъ, и никакія сомнѣнія не могли потушить ее. Можетъ-быть мужество моей милой сломилось въ послѣднюю минуту? Я воображалъ что это возможно и былъ увѣренъ что этого не случаюсь. Но надежда создавала цѣлый міръ невѣроятныхъ случайностей и жила ими, хотя я сознавалъ ихъ несбыточность. Не безъ борьбы свернулъ я въ сторону съ большой Италіянской дороги. Я выбралъ путь чрезъ Бреннеръ и провелъ полдня въ Иннсбрукѣ, въ гостяхъ у полковника Геддона, отъ котораго я услыхалъ пріятное извѣстіе что двѣ изъ его дочерей въ Германіи, гдѣ должна совершиться помолвка одной изъ нихъ съ Англичаниномъ. Принцесса Оттилія пригласила Люси Геддонъ въ Саркельдъ для свиданія съ Темплемъ и Темпля для свиданія со мною. Я помчался далѣе и скоро увидалъ старые лѣса окружавшіе Лѣтній Дворецъ и вспомнилъ мою первую любовь. Я былъ встрѣченъ съ теплою привѣтливостью прекраснѣйшею изъ властительницъ и съ мужественною угловатостью принцемъ Германомъ, и не успѣлъ я подумать, о странности моего положенія подъ кровлей замужней Оттиліи, какъ она ввела меня въ библіотеку, гдѣ сидѣла моя милая, моя утраченная и возвращенная Дженета. Она встала, въ смущеніи и прошептала мое имя. Мы были одни. Я зналъ что она свободна. Вопросъ: какъ это случаюсь?-- таился во всемъ что я дѣлалъ или говорилъ, во созерцаніе ея знакомаго лица, прикосновеніе къ ея свободной рукѣ удерживала меня и отнимали охоту предложить его. Но это было загадочно. Я опять положился на Провидѣвіе, смиренно въ этотъ разъ. Я страстно поцѣловалъ ея руку.
   -- Подождите пока не узнаете всего, Гарри, сказала Джене та, и ея голосъ былъ глубже, мягче, и въ его знакомыхъ звукахъ, какъ и въ ея манерахъ и глазахъ, было что-то новое. Это была не цвѣтущая, здоровая дѣвушка прежнихъ лѣтъ, а подобіе блѣдной, измученной Дженеты, сказавшей мнѣ: "прощайте, Гарри". Видно было что она плакала. На ней не было ничего похожаго на трауръ. Можетъ-бытъ она сняла его, чтобы не оскорбить моего неукротимаго духа. Я сказалъ:
   -- Я не буду предлагать никакихъ вопросовъ, если вы мнѣ скажете что вы опять моя милая Дженета.
   Она слегка улыбнулась.
   -- Мы думали что Темпль пріѣдетъ раньше васъ, Гарри.
   -- Нравится вамъ его Люси?
   -- Да, очень.
   Намекъ на Риверсли оживилъ ее, и она передала мнѣ удовлетворительныя извѣстія о моемъ отцѣ, почерпнутыя въ послѣднемъ письмѣ Джуліи Белстедъ.
   -- Такъ давно ли вы, спросилъ я въ удивленіи, -- давно ли вы у принцессы?
   Она покраснѣла:
   -- Такъ давно что я теперь хорошо говорю по-нѣмецки.
   -- И читаете свободно?
   -- Я серіозно полюбила чтеніе, Гарри.
   Вѣроятно у нея не хватило мужества и она уступила мнѣ въ то несчастное утро когда я видѣлъ въ послѣдній разъ Англію сквозь потоки дождя. Я не сказалъ этого, боясь оскорбить ея гордость, но спросилъ:
   -- Вы здѣсь нѣсколько мѣсяцевъ?
   -- Да.
   -- Да, отвѣчала она, потупившись и потомъ, вскинувъ на меня глаза, прибавила поспѣшно:-- Подождите Темпля, Гарри. Онъ опоздалъ на цѣлый день. Мы не знаемъ чему это приписать.
   Я сказалъ шутя что ему можетъ-быть вздумалось прокатиться по морю и онъ выбралъ нашъ первый путь въ Германію, на баркѣ Присциллѣ, съ капитаномъ Вельшемъ.
   Она содрогнулась, закрыла глаза и опустила голову.
   Наше свиданіе не удовлетворило моего сердечнаго голода. Скитаніе Вероны лишило меня писемъ. Дженета можетъ-быть и вдова, судя по тому что я знаю. Для меня она все же Дженета. Но какъ она свободна? Почему нѣсколько мѣсяцевъ въ Саркельдѣ, у принцессы Оттиліи? Можетъ-быть она не дѣвушка и не вдова, а жена бѣжавшая отъ негодяя мужа? Но при такихъ обстоятельствахъ принцесса не вызвала бы меня. Что мнѣ было думать? Два мучительные часа отдѣляли меня отъ времени одѣванья, когда я могъ бы, какъ я придумалъ, вывѣдать у слуги дѣвушка или вдова англійская гостья. Маркграфиня и принцъ Эрнстъ были въ отсутствіи. Германъ занимался въ музеѣ, показывая свои сокровища полковнику Геддону. Я сидѣлъ съ дамами въ воздушной башнѣ Лѣтняго Дворца, жертва мучительныхъ соображеній, которыя сами себя поглощали и изъ огня превращались въ дымъ, и разказывать мои путевыя приключенія. Дамы слушали какъ будто сами не могли сообщить мнѣ ничего новаго и какъ сфинксы хранили мучительную тайну. Я, конечно, и въ половину не жаждалъ бы такъ узнать ее, еслибы Дженета не зашла такъ далеко какъ только можетъ зайти порядочная женщина. Загадка заключалась въ ея очевидной любви ко мнѣ, въ ея вѣроятной свободѣ, въ ея непостижимой сдержанности и въ ея желаніи чтобъ я повидался съ Темплемъ прежде чѣмъ она сброситъ свою женскую броню, что, судя по намекамъ, одобряла и Оттилія.
   Прежде всѣхъ увидала моего друга его возлюбленная Люси, когда онъ медленно спускался съ холма въ дворцовой каретѣ, посланной ему на встрѣчу. Онъ отнялъ у меня не мало минутъ своими "какъ поживаете", и извиненіями. Наконецъ я увелъ его въ мою комнату и узналъ всю истину. Темпль не виноватъ что не началъ прямо. Я отнялъ у него возможность разказать все по порядку, спросивъ:
   -- Окажи мнѣ. Темпль, была она у алтаря?
   Онъ отвѣчалъ
   -- Да.
   -- Да? такъ она вдова?
   -- Нѣтъ, не вдова, отвѣчалъ Темпль, сбитый съ толку мои мы вопросами.
   -- Такъ ея мужъ живъ?
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ Темпль и при этомъ замѣтилъ комическую сторону разговора.
   -- Была она замужемъ?
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ онъ, едва удерживаясь отъ смѣха, и прибавилъ:-- тутъ нѣтъ ничего смѣшнаго, Ричи.
   -- Развѣ я смѣюсь? Да, говори же. Случилось съ Эдбери что-нибудь наканунѣ свадьбы?
   Темпль отвѣчалъ опять отрицательно, въ этотъ разъ умышленно загадочно, и самъ въ этомъ сознался, сваливъ вину на мое нетерпѣніе. Онъ подавилъ смѣхъ, готовясь къ моимъ дальнѣйшимъ нападеніямъ.
   -- Эдбери самъ отказался отъ брака?
   -- Нѣтъ, былъ опять отвѣтъ.
   Я вспылилъ, но Темпль успокоилъ меня и попросилъ выслушать.
   -- Эдбери утонулъ, Ричи.
   -- Наканунѣ?
   -- Нѣтъ, не наканунѣ. Я могу разказать всю исторію въ десяти словахъ, Ричи, если ты выслушаешь спокойно, и я увѣренъ что ты будешь такъ же счастливъ какъ и я, иначе не сталъ бы шутить. Онъ отправился наканунѣ на Присциллу, чтобы повидаться съ Мабель Свинвинтеръ, единственною женщиной которую онъ могъ любить, и былъ взятъ въ путешествіе какъ мы съ тобой. Онъ былъ пойманъ, арестованъ и увезенъ, та же исторія, съ тою только разницей что Присцилла не вернулась. Она погибла во время бури въ Сѣверномъ морѣ. Это все что мы знаемъ. Я ожидалъ что это когда-нибудь случится съ его людьми. Помнишь, я говорилъ тебѣ что Присцилла именно названіе свойственное кораблю утопающему со всѣмъ багажемъ и отправляющему за берегъ бутылку? На нашемъ восточномъ берегу была найдена бутылка, бѣдному капитану пришлось убѣдиться въ послѣднюю минуту что такія вещи водились на его кораблѣ, а въ бутылкѣ бумагу на которой имена пассажировъ и матросовъ были написаны такимъ твердымъ почеркомъ, какъ будто онъ писалъ ихъ сидя дома, въ своемъ кабинетѣ. Наверху стояло: "Воля Господа готова свершиться", а внизу: "мы идемъ на Его судъ покорно и радостно". Узнаешь стараго капитана, Ричи?
   У Темпля были слезы на глазахъ. Мы оба стояли съ минуту моргая.
   Я не могъ не спросить что побудило Эдбери отправиться на корабль.
   -- Неужто ты не понимаешь, Ричи? сказалъ Темпль.-- Эдбери поѣхалъ уговорить Мабель остаться, или хотѣлъ только повидаться съ ней, но увидавъ началъ уговаривать. Она, кажется, согласилась, но капитанъ прибылъ на корабль и поступилъ съ Эдбери какъ съ нами: взялъ его въ свое плаваніе ради дисциплины и "спасенія души".
   -- Почему тебѣ все это извѣстно, Темпль?
   -- Ты знаешь что твоя подруга Кіоми была въ числѣ дѣйствующихъ лицъ. Капитанъ отпустилъ ее, потому что для нея не было мѣста на кораблѣ. Она говорила намъ что Эдбери предлагалъ капитану сотни тысячи фунтовъ выкупа за себя и за Мабель, потомъ за одного себя. Онъ старался возмутить экипажъ. Бѣдный малый умолялъ, унижался, говоритъ она, потомъ грозилъ спастись вплавь. Капитанъ заперъ его.
   Я подумалъ объ урокахъ изъ Библіи которые пришлось проглотить Эдбери и о плескѣ волнъ сопровождавшемъ неожиданное и торжественное провозглашеніе ея истинъ.
   Странное стеченіе обстоятельствъ, подумалъ я.
   Темпль продолжалъ:
   -- Геріотъ на слѣдующее утро не сказалъ объ этомъ ни слова и былъ въ числѣ гостей, хотя клялся что не пойдетъ. Онъ какъ-то выдалъ себя Дженетѣ, и она съ тѣхъ поръ не принимала его.
   -- Какъ выдалъ себя, спросилъ я.,
   -- Вѣдь никто же иной какъ Геріотъ предалъ Эдбери въ руки Кіоми, отвѣчалъ Темпль.-- Эдбери не узналъ бы что Мабель уѣзжаетъ, и на какомъ она кораблѣ, безъ помощи Кіоми. Она оставила его на берегу, когда пошла къ капитану Вельшу, и когда капитанъ ушелъ въ Сити, Эдбери отправился на Присциллу. Геріотъ не виноватъ въ послѣдствіяхъ. Его предположенія были очень вѣроятны. Онъ полагалъ что Эдбери и Мабель какъ нельзя болѣе пара, и что если Эдбери увидитъ ее, онъ не разстанется съ ней, а леди Кенъ будетъ стоять и махать своими перьями въ напрасномъ ожиданіи предъ алтаремъ. Такъ и случилось, и славная же это была сцена! Она считала минуты, когда перешло за двѣнадцать, рычала на священника и заставила бы его простоять до часу, еслибы Дженета не повернулась и не ушла. Старуха преградила ей дорогу: "Что?" сказала Дженета; "можете вы обвинить меня въ чемъ-нибудь?" и ушла. "Ахъ, Темпль", сказала оба мнѣ, "было бы ужасно, еслибъ я не была увѣрена что исполнила свой долгъ относительно ихъ". Съ тѣхъ поръ я не видалъ ее до ея отъѣзда въ Германію. Ричи, она думаетъ что ты никотда не простишь ее. Она писала мнѣ что принцесса другаго мнѣнія, но я, говоритъ она, знаю его хорошо.
   -- О, Боже! Какъ же она меня мало знаетъ, воскликнулъ я.
   Темпль сдѣлалъ вторую ошибку, едва не поблагодаривъ меня за мою постоянную любовь къ Дженетѣ, между тѣмъ какъ самъ же онъ превозносилъ ея гордость и мужественное самоосужденіе, заставлявшія ее опасаться что я не прощу ее. "Однако онъ и Дженета знаютъ меня давно, подумалъ я. Можетъ-быть мое мнѣніе о себѣ противорѣчитъ ихъ мнѣнію только потому что я считаю себя такимъ какимъ я сдѣлался, а они такимъ какимъ я былъ въ прежніе годы? Я сужу по цвѣтку, а они по корню и стеблю. Но цвѣтокъ явленіе временное, цвѣтокъ спадаетъ, а на слѣдующій годъ выходитъ другой. Не справедливѣе ли они судятъ обо мнѣ?"
   Оттилія была проницательнѣе всѣхъ. Она угадала чего можно ожидать отъ меня. Я былъ до сихъ поръ подверженъ возвратамъ не совсѣмъ созрѣвшей натуры, какъ я замѣтилъ, когда оглянувшись на свое прошлое назвалъ его "страннымъ стеченіемъ обстоятельствъ", что было старою првычкой приписывать Провидѣнію особое вниманіе въ моей судьбѣ: слѣдствіе самомнѣнія и глупости.
   Между тѣмъ Темпль и я мылись и брызгались предъ двумя тазами, и я былъ скрьгтѣе съ нимъ чѣмъ съ вами, ибо не открылъ ему приговора произнесеннаго надо мною въ тайномъ судилищѣ моей головы. Правильно ли я тогда понималъ себя, дѣлается сомнительнымъ, когда я вспоминаю его веселый смѣхъ и восклицаніе: -- "Ричи, ты нисколько не измѣнился! Ты все такой же какой былъ мальчикомъ." Нѣкоторые внѣшніе признаки, свидѣтельствовавшіе о внутреннемъ успокоеніи, характеризовали приближеніе Темпля къ положенію британскаго мужа и отца. Мы много говорили о капитанѣ Вельшѣ и о печальномъ комизмѣ его идеи исправить такого человѣка какъ Эдбери, среди бурнаго моря, и о странномъ положеніи арестованныхъ подъ его строгимъ управленіемъ и о трагическомъ концѣ. Слѣдующія двѣ минуты наединѣ съ Дженетой я прожилъ подъ впечатлѣніемъ этого разговора. Только мое нетерпѣливое желаніе увидаться съ ней опять наединѣ доказало ей что я ея поклонникъ, а нѣ судья, и потомъ, узнавъ какъ я счастливъ надеждой что мы возвратимся въ Риверсли мужемъ и женой, она сдалась, предупредивъ меня впрочемъ, послѣ безпощаднаго самоосужденія, что если испытаніе повторится, то очень можетъ быть, даже вѣроятно, что она поступитъ такъ какъ уже разъ поступила. Къ счастію для насъ обоихъ, я теперь зналъ что мущины и женщины чувствуютъ не всегда то что произносяіъ, и у меня было теперь средство зажать уста произносившія вздоръ. Притомъ я долженъ былъ скоро сдѣлаться господиномъ въ такихъ вопросахъ. Она согласилась съ этимъ, прибавивъ, съ страннымъ содроганіемъ, что нѣтъ ничего опаснѣе безусловной свободы.-- "Для женщинъ?" спросилъ я. Она предпочла сказать: "для дѣвушекъ" и потомъ: "да, и для женщинъ, при томъ воспитаніи какое онѣ получаютъ теперь." Вліяніе принцессы украсило ея рѣчь. Новымъ въ ней для меня были слѣдствія огня чрезъ который она прошла, борьбы, страданія, рѣшенія принесть себя въ жертву гордому сознанію долга. Она когда-то была желѣзомъ. Изъ огня вышла чистѣйшею сталью.
   -- Риверсли, Гарри, промолвила она, и моя улыбка, слова, пожатія ея руки возвратили ей всю прелесть свѣжаго англійскаго утра, которое она напоминала собою.
   Возможно ли было представить что мы возвратимся въ Риверсли не мужемъ и женой?
   Прежде чѣмъ отвѣтить на такой вопросъ, она должна была сдѣлать признаніе, и произнося его, покраснѣла, ибо въ немъ упоминалось объ Эдбери и какъ будто намекалось на ея привязанность къ нему. Дѣло было въ томъ что она считала себя обязанною уплатить его долги. Такими простыми средствами какъ ея "Риверсли, Гарри" и мой поцѣлуй ея руки, когда дѣло зашло о деньгахъ, мы отбросили послѣдніе признаки отчужденія и узнали другъ друга съ болѣе теплою чѣмъ прежде любовью. Когда я попросилъ чтобы свадьба была скорѣе, она отвѣчала:-- Я согласна, Гарри.
   Чувствительности вы конечно не увидите отъ стали. Она чистосердечно презирала женщинъ выставляющихъ свои чувства на показъ: опасная самонадѣянность для существа менѣе сильнаго чѣмъ она.
   Слѣдуя однажды верхомъ за нею и Темплемъ, рядомъ съ принцессой, я спросилъ: что вамъ нравится больше всего въ Дженетѣ?
   Оттилія отвѣчала:
   -- Ея мужество. Оно такого рода что дѣлаетъ лишними всѣ остальныя добродѣтели. У меня бываютъ порывы и я способна на увлеченія, но истиннаго мужества у меня нѣтъ, и я завидую и удивляюсь ей, даже когда мнѣ приходится осуждать ее, ибо знаю что это качество, отличающее ее отъ всѣхъ насъ, выдержитъ испытаніе огня. Я могу вообразить что качества которыми я горжусь могутъ исчезнуть при долгомъ испытаніи, я не могу представить что ея мужество когда-нибудь поколеблется. Можетъ-быть потому что у меня его нѣтъ, я считаю его самымъ рѣдкимъ и драгоцѣннымъ даромъ. Мнѣ кажется что оно заключаетъ въ себѣ половину всѣхъ добродѣтелей и дѣлаетъ другую половину не необходимою.
   Съ теченіемъ времени я убѣдился что Оттилія была права и что она опредѣлила свое мнѣніе такъ вѣрно какъ только возможно въ немногихъ словахъ.
   Способность моей Дженеты выносить испытанія обнаружилась когда мы приблизились къ дому, вечеромъ, позднею осенью, и увидали зрѣлище тѣжелѣе котораго нельзя было придумать для испытанія ея твердости. Поднимаясь въ гору, мы увидѣли зловѣщее зарево надъ Риверсли, а на вершинѣ намъ бросились въ глаза погребальные факелы Гренджа. Ударъ былъ ужасенъ, неожиданъ, необъяснимъ. Поселяне, фермеры, рабочіе, группы депутаціи ходившей встрѣчать насъ на станцію и возвратившейся не видавъ насъ вслѣдствіе того что мы опоздали, стояли со всѣхъ сторонъ. Гренджъ горѣлъ съ двухъ концовъ, казавшихся огненными столбами среди багроваго дыма. Центральная зала и комнаты были еще цѣлы, но внутренность ихъ освѣщалась таинственными рядами свѣта, то померкавшаго, то прояснявшагося и составлявшаго отрадный, но загадочный контрастъ съ дикимъ пламенемъ свирѣпствовавшимъ по краямъ. Внутренній свѣтъ скоро потухъ. Въ центрѣ воцарилась тьма, и вдругъ взрывъ пламени охватилъ все зданіе. Жена протянула мнѣ руки. Весь объятый пламенемъ, нашъ старый домъ стоялъ въ величіи ужаса приводящаго въ трепета, и казалось приказывалъ намъ смотрѣть и не приближаться.
   -- Чѣмъ заслужилъ Риверсли такую участь? промолвила Дженета.-- Его комната, сказала она, когда изъ юго-восточнаго крыла, гдѣ была спальня дѣда, вырвался потокъ пламени. Мы подъѣхали къ парку и остановились предъ первою группой зрителей. Они сказали намъ что въ домѣ не было ни одного живаго существа. Тетушка Дороти была въ Белстедѣ. Я замѣтилъ между слугами Толлингби и подозвалъ его къ себѣ. Подошли и другіе, и изъ общаго говора и взглядовъ съ ужасомъ обращенныхъ на огненныя стѣны, мы узнали что мой отецъ готовилъ намъ торжественную встрѣчу: лампы, огни во всѣхъ комнатахъ, факелы на подъѣздахъ, иллюминація вдоль оконъ, большой фейерверкъ, все что только можно было придумать. Огонь вспыхнулъ въ сумеркахъ, отъ взрыва фейерверка съ одной стороны, и отъ неизвѣстной причины -- съ другой. Домъ окруженный фейерверкомъ, факелами, вензелями изъ бумаги и кисеи и необычайными декораціями, приготовленными отцомъ для празднованія нашего возвращенія, былъ подобенъ минѣ. Къ намъ подъѣхали всадники. Капитанъ Белстедъ, ѣздившій за пожарными трубами, схватилъ мою руку и произнесъ рѣзкимъ шепотомъ: "Видѣли вы его?" Онъ говорилъ о моемъ отцѣ. Поднялась тревога, группы разбѣжались, вездѣ повторялось имя моего отца, котораго искали и не находили. Онъ бодро тушилъ огонь, когда капитанъ Белстедъ оставилъ его. Мы обратились къ слугамъ и къ конюхамъ, державшимъ лошадей и собакъ; они могли сообщить намъ что скотъ цѣлъ, но не знали ничего о моемъ отцѣ. Среди криковъ женщинъ, треска рушившихся потолковъ, мы бросились въ жаръ пламени, надѣясь найти входъ въ зданіе и спасти живое существо можетъ-быть находившееся въ немъ. Ночь была свѣтла какъ день и оживленнѣе дня. Дженета отослала лошадей въ Белстедъ и сидѣла въ отпряженной каретѣ, глядя на догаравшій Риверсли. Каждый разъ какъ я подходилъ къ ней, она обнимала и цѣловала меня молча.
   Она много плакала, когда однажды, послѣ холодной зимней ночи, бѣдная Кіоми была найдена замерзшею надъ могилой своего ребенка. Она плакала еще болѣе, когда мы получили извѣстіе что другъ нашъ Геріоть палъ на полѣ битвы въ Индіи.
   Мы заключили изъ показаній опомнившейся прислуги что мой отецъ вѣроятно остался въ загорѣвшемся домѣ, отыскивая тетушку Дороти. Мы болѣе не видали его.

КОНЕЦЪ.

"Русскій Вѣстникъ", NoNo 11--12, 1870, NoNo 1--6, 1871

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru