Мережковский Дмитрий Сергеевич
Драма без названия

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


Д. С. Мережковский

[Драма без названия]

   Мережковский Д. С. Драматургия.
   Томск: Издательство "Водолей", 2000
  
   Л.<ия>. С одиннадцатичасовым не приедет.
   Т.<етя> С.<офа>. А как же телеграмма?
   Л.<ия>. В телеграмме только, что нынче, а в каком часу не сказано.
   Т.<етя> С.<офа>. Может быть, опоздал?
   Л.<ия>. Едва ли (смотрит в расписании). Еще почтовый, одиннадцать сорок. [...]
   Т.<етя> С.<офа>. А как же Софочка пасху у мамы встречает?
   Л.<ия>. Там хорошо -- весна, цветы...
   Т.<етя> С.<офа>. Да похристосоваться не с кем-то, бедненькой.
   Л.<ия>. Добрая все равно. [...] Тетя Софа, вы плачете?
   Т.<етя> С.<офа>. Нет, Лиенька, нет, ничего. Так только, глаза немного. К ночи хуже всегда.
   Л.<ия>. А что доктора?
   Т.<етя> С.<офа>. Один говорит -- массаж, другой -- электричество, третий -- операцию.
   Л.<ия> (глядя на часы). Половина одиннадцатого.
   [NB. Т.<етя> С.<офа>. А я и не вижу. Еще зимою на этих самых часах -- видела, все хуже и хуже. Днем еще кое-как, а к ночи совсем плохо. Слепну.]
   Л.<ия>. Ничего. Даст Бог, поедем за границу [...] вылечат.
   (Т.<етя> С.<офа> опускается на пол у Лииных ног, кладет ей голову на колени и плачет. Лия обнимает ее и целует в голову).
   Л.<ия>. Ну, Софочка, милая, родная, хорошая [...] Ну, не надо, не надо. Не могу я, когда вы так [...] А то и я с вами. [...] О чем же?
   Т.<етя> С.<офа>. Не знаю сама. Да нет, не все же болезнь [...] о Боге все говорит, а сам на людей волком смотрит и скучный такой, даже в лице желтый, словно порченый. Ведь вот и тебя любит, знаю, что любит... А иной раз...
   Л.<ия>. Не надо об этом, тетя, право, лучше не надо, не говорите.
   т.<етя> С.<офа>. Нет, Лиенька, нет, как можно? [...] Ну за что он тебя так, за что?.. [...] Нехорошо. И не только у нас -- везде нехорошо, везде тоска, куда не придешь [...] Странница одна, правда, у старца Германа в пустыни живет, все на ухо шепчет: "Быть худу" [...] Так это у меня с тех пор в ушах и стоит: "быть худу!" Кажется, оттого и свет темнеет в глазах [...] Уехать бы куда-нибудь.
   Л.<ия>. Куда уедешь? [...]
   Т.<етя> С.<офа>. А я бы к старцу Герману уехала Он лучше всех докторов [...]
   Л.<ия>. Если верите [...]
   Т.<етя> С.<офа> (целуя руки Лии). Ну вот спасибо тебе, спасибо [...]

(В прихожей звонок)

   Т.<етя> С.<офа>. Боря! Боря!
   Л.<ия>. Погодите.
   Голос Марка (в прихожей). Глеб Иванович дома?
   Голос Маши. Пожалуйте.
   Л.<ия>. Марк.
   Т.<етя> С.<офа>. А я обрадовалась. [...] А то пока ждем, ни за что не придет. Ну, пойду-ка.
   Л.<ия>. Куда вы?
   Т.<етя> С.<офа>. В церковь. [...] Нет, мы с Глебом. Если Боря приедет, пошли за нами. Тут близенько. Маша сбегает. Мы на минутку. Только бы "Христос воскресе" услышать.

Уходит. [...]

   Лия одна [...] Постепенно возрастающий гул пасхальных колоколов [...] На другой стороне Невы, вокруг Исакия, зажигаются огни. Лия подход.<ит> к окну. Стук в дверь.
   Л.<ия>. Войдите.

Входит Марк.

   Марк. Ну что, как, Вы едете? [...] Думали, небось, что он, Иван Царевич, а это все только я -- музыкальный критик, бездарный гений.
   Л.<ия>. Не ломайтесь. Право же, скучно [...]
   М.<арк>. "Мне скучно, бес!"1 [...] Не смейтесь над этим Лия -- над землей во рту заживо погребенного [...] Что значит "бездарный гений", не спрашиваете?
   Л.<ия>. Знаю все наизусть: у вас гениальные мысли, но вы не умеете их выразить [...]
   М.<арк>. Хоть бы претворялись, что ли, по вежливости. А то с таким лицом меня встретили, как даже верную собаку не встречают [...]
   Л.<ия>. Спрячьтесь [...] и посмотрите в щелку -- вы умеете.
   М.<арк>. Что же вы судите? Чем я виноват, что я не он? И к чему напоминать об этом [...] Я ваша тень, Лия. Где вы, там я. Но наступает ваш полдень, и я исчезну, как тень [...] Лия... Лия... Лия... [NB. Когда я один, повторяю вот так без конца ваше имя. "Имя твое как пролитое мирро" -- не бойтесь] [...]
   Л.<ия>. От морфия?
   М.<арк>. Не будьте злой. Лия. это вам не идет [...]
   Л.<ия>. А правда, что вы у тети Софы пять тысяч заняли и прокутили в "Черной Кошке"2 с какой-то декадентскою певичкою?
   М.<арк>. Вам-то что?
   Л.<ия>. Ну ведь это же хулиганство. Марк! Софочка. бедняжка, любит вас, как мать.
   М.<арк>. Ну же, совсем, как мать. [А насчет христианства -- может быть, и в том-то мое призвание и есть, чтобы довести до последних пределов метафизики.
   Л.<ия>.При чем тут метафизика? Полно. Просто грязь.
   М.<арк>. Да вам-то что, вам-то что?] [...]
   М.<арк>. И зачем об этом теперь: ведь я же говорил вам, что прощаться с вами пришел. Как перед смертью. Помните на шабаше Вальпургиевой ночи, -- белая, как моль, Лилит, первая жена Адама? Лилия -- Лия -- Лилит3 [...]
   Л.<ия>. На шабаше "Черной Кошки"? [...] Все-то вы сочиняете, Валечка. Не вы моя тень, а я ваша. Сочинили себе чучело Лилит [...] до меня вам дела нет.
   М.<арк>. Знаете, Лидия Николаевна, какая примета любви совершенна
   Л.<ия>. Не знаю.
   М.<арк>. Отсутствие ревности.
   Л.<ия>. Ну и что же из того?
   М.<арк> (перебивая). "Ну и что же из того?" О милая!..
   Л.<ия>. Жидовочка?..
   М.<арк>. Не сердитесь. Умирающему все позволено [...] Если вы когда-нибудь полюбите [...] позовите меня [Я буду вам устраивать свидания, сторожить дверь и в щелку не подсматривать. Буду вашим слугой, Личардой4 верным, посредником, сводником] [...]
   Л.<ия>. Какое презрение!
   М.<арк>. Презрение?
   Л.<ия>. А то что же? [...] "крошечный бесенок к насморком"5. Желаете купить душу мою по дешевой цене.
   М.<арк>. Да я и со своею душой не знаю, что делать. На что мне ваша? И будто вы так о душе заботитесь. Ведь вы же язычница, не христианка, не иудейка, а эллинка... Древний храм на мысе Синиум -- несколько белых колонн у синего моря. Там пахнет горькой полынью и соленым морем. И в ропоте волн -- такое же вечное ожидание чуда, как в этом гуле колоколов, слышите, только [...] вашего суда Лилит. Одного я хотел перед смертью быть с вами там, лея"ать у ваших ног на белом мраморе упавших колонн, как черная тень, и, когда наступит ваш полдень, умереть, как тень [...].

(Лия встает и прислушивается).

   Голос Бориса (в передней). Здравствуйте, Маша
   Голос Маши. Борис Ив<анович>! А мы уж думали, не приедете!
   Голос Бориса. Я телеграфировал.
   Голос М.<аши>. Как же, получили, да в один.<надцать> ждали.
   М.<арк>. Прощайте, Лия, Лия, Лия. Как вы побледнели!
   Л.<ия>. Уходите, Марк.
   М.<арк>. Как вы хороши сейчас. Никогда вы такой не были. Как ослепительно-грозен ваш полдень!
   Голос Бор.<иса>. Не надо, Иван, большие вещи завтра.
   Л.<ия>. Уходите.
   М.<арк>. Ушел, ушел. Помните [...] Личарда [...].

(Марк -- в дверь направо. Входит Б.<орис>).

   Л.<ия>. Наконец-то
   Б.<орис>. А Глеб, тетя Софа?
   Л.<ия>. В церкви. (В прихожую). Маша, сбегай за Глебом [...]
   Б.<орис>. Ну дайте же взглянуть на вас, какая вы?
   Л.<ия>. Постарела.
   Б.<орис>. Нет. А что-то в лице новое [...]
   Л.<ия>. Устали? Хотите к себе? [...] Там все готово.
   Б.<орис>. Не беспокойтесь. Я прекрасно доехал. Днем выспался. Народу было мало.
   Л.<ия>. Боже мой, о каких мы пустяках [...]

(Б.<орис> смотрит на нее молча, с улыбкой).

   Л.<ия> (тоже улыбается). Что вы?
   Б.<орис>. Удивительно. Сколько раз хотел и не мог всп.<омнить> лица. Так вот вы какая.
   Л.<ия> (взяв за обе руки его). Ну спасибо, милый...
   Б.<орис>. За что?
   Л.<ия>. За то что приехали. Как я ждала, как боялась, что не приедете? Ну слава Богу, слава Богу.
   Б.<орис>. Трудно вам?
   Л.<ия>. Очень.
   Б.<орис>. Я по письмам видел.
   Л.<ия>. Что письма? Если бы вы знали...
   [Б.<орис>. А маленьк.<ая> Софочка? Л.<ия>. Из-за нее же все и началось. Б.<орис>. Она у вашей матери? Л.<ия>. Д.<олжна> б.<ыла> ее отправить к маме, чтобы не испортить реб<ен>ка, не изурод<овать> оконч.<ательно>]. [...]
   Л.<ия>. Есть [...] легенда, как один мужчина пошел ночью на кладбище, разрыл могилу, потер платок свой трупным гноем и нюхал: "вот чего ты хочешь, насыться!" -- пока не угасла в нем похоть6 [...] не человек я для него, а "плевел"...
   Б.<орис>. "Плевел"?
   Л.<ия>. Ну да. Помните притчу [...] Когда люди спали, пришел враг и посыпал между пшеницами плевелы. Доброе семя -- сыны Божьи, а плевелы -- сыны лукавого. Несуществующие люди, автоматы, чертовы куклы, пустые маски, за кот.<орыми> нет ничего. Кажется, что они есть, но их вовсе нет. Не душа, а пар... Ну вот и я плевел [...] Я никогда не могла понять, что это такое7 [...] [Мне самой иногда кажется, что есть "плевелы" и я [...] когда об этом думаю [...] Еще до свадьбы говорили Марку вот этими самыми словами -- я тогда запомнила, мне Марк сосплетничал: и у жидовочек, у самых даже хорошеньких, кровь в жилах как будто не красная, а белая или синяя, уколи булавкой и увидишь, что кровь у них не та, что у нас".
   Б.<орис>. Бред, сумасшествие... Он просто болен.].
   Л.<ия>. Теперь узнаете [...] Ну довольно [...] Мне так хорошо с вами, так радостно [...] Когда вы на меня так смотрите, я опять чувствую, что я человек, а не плевел, и кровь у меня в жилах красная... Ну спасибо, спасибо, милый.
   Б.<орис>. Красная, Лия, для меня, красная.
   Л.<ия>. Вот они. (Входят Глеб и тетя Софа). [...]
   Т.<етя> С.<офа>. Боря, голубчик!

[...]

   Т.<етя> С.<офа>. Боричка, миленький, неужели же видел?
   Б.<орис>. Сколько раз [...] Я игрушки [привез -- аэроплан] [...]
   Т.<етя> С.<офа>. Одного я у Бога прошу: пока не ослепла, увидеть бы. [...] У нас-то, ведь, в России, так и умрешь -- не увидишь.
   Марк. Да [...] не скоро еще [Бог даст,] посмотрим. "От хорошей жизни не полетишь".
   Т.<етя> С.<офа>. Ну что, как, Боря, хорошо?
   Б.<орис>. Удивительно. Сначала глазам не веришь [...]. А потом... такая радость, будто сам летишь, дух захватывает [...] тут, в самом деле, [небывалое] [...]
   М.<арк>. Будто бы новое? [...] Еще у шалунишки [Икара] восковые крылья [от спящих] растаяли?8
   Б.<орис>. Ну нет, теперь не растают [...]
   М.<арк>. Помесь титана Прометея с автомобильщиком. Бедный Ницше!9 Если бы [он] знал, что сверхчеловечество достигнется алюминиевой вертушкой, а керосиновой лампой испакостим [мы] весь шар земной. Уж и на Северном полюсе водрузило знамя американское мошенничество10. А теперь вот и за небо принялись. Какие появятся там рекламы о шоколаде Milka и непромокаемых плащах [...] Разве не жаль доброго, старого, чистого, Божьего неба!
   Б.<орис>. Романтик вы.
   М.<арк>. Что значит романтик?
   Б.<орис>. Когда мы русские ругаем Европу, это значит: виноград зелен11.
   М.<арк>. А когда подхалимствуем?
   Т.<етя> С.<офа>. Ах, какой вы несносный [...] [Полно] вам спорить -- еще поссоритесь.
   Глеб. Вот уж из-за выеденного яйца. Ну можно ли серьезно?
   Борис. Можно, Глеб.
   Г.<леб>. А если так, -- Валичка прав: [...] Каким был таким и останешься, крылатая или бескрылая тля [...] Приобрели весь мир. а об едином на потребу забыли.
   Б.<орис>. О Боге?
   Г.<леб>. Да, о Боге.
   Б.<орис>. Они забыли, а мы помним.
   Г.<леб>. Помните, голубчики, только это одно и помните.
   Б.<орис>. "Народ-богоносец"12?
   Г.<леб>. Смешно [тебе]?
   Б.<орис>. Нет, [жутко] [...] Особенно после всего, что было.
   Г.<леб>. Да ты знаешь ли, что было и есть. Ты ведь так давно отвык от нашего воздуха в России [...] И привыкать не хочешь.
   Б.<орис>. Уж опять у вас -- тут -- воздух-то тяжелый
   М.<арк>. Это что же означает, а? Реакция, что ли?
   Б.<орис>. Называйте, как хотите [...]
   Г.<леб>. Погоди, Марк, я скажу: [...] навалились на нас и задушат нас. "Фармацевт".
   Б.<орис>. Фармацевт?
   Г.<леб>. Фармацевта не знает. Что же ты видишь [...] Ну а кто он такой, шут его знает. Проходимец без рода, без племени, в банной мокроте завелся, по виду человек, а на деле чертова кукла, [марево], пустышка, несуществующий.
   Б.<орис>. Плевело?
   Г.<леб>. Он самый [...] Да всех нас фармацевт слопал!
   Б.<орис>. Хочешь сказать, хорош великий народ, [которого фармацевт] задушил.
   Г.<леб>. Не народ, слава Богу народ еще язык [...], им то, пожалуй, фармацевт подавится, а вот нас, русских интеллигентных людей -- милости просим, кушайте [...] До того дошло, что от него отличить не умеем. [NB! Покорились ему окончательно, отреклись от [веры], от Бога, от отечества, от прошлого и будущего.] С [фармацевтом] -то мы [к] народу сунулись [...] Но народ не узнал нас: видит -- бугришки, изверги, хулиганы, провокаторы, экспроприаторы, не русские люди и даже не люди вообще, а какие-то человекоподобные чудовища, вроде обитателей Марса в "Завоевании миров"13. и шарахнулся в ужасе. Народ ушел, а фармацевт остался -- ему-то горя мало, живо оправился [...] Опозоренные, оплеванные, задавленные -- вот как собака, что колесом переехало, околеваем. И думали, что Россия гибнет, но не Россия, а мы провалились к черту.
   Лия. Не пора ли спать, господа. Борис Иванович, верно, устал. Да и сколько ни говорить, ни до чего не договоритесь. А друг друга, кажется узнали.
   [NB! Т.<етя> С.<офа>. "Попочка, пойди в клеточку!" М.<арк>. Это что же такое? Т.<етя> С.<офа>. А это одна моя [знакомая] старушонка дачница попугая звала, который в сад улетел].
   Т.<етя> С.<офа>. А ты, Глебушка, миленький, полно-ка тебе, вредно тебе.
   Г.<леб>. Хорошо, тетя, последний и больше не буду. За что бы? [NB. Г.<леб>. [Да ведь за Воскресение России и за нашу смерть], потому что нам не умереть -- и не воскреснуть. К черту фармацевта, к черту нас всех [...] Да здравствует [Воскресение!]]
   Т.<етя> С.<офа>. Что ты, голубчик? Господь с тобою как можно? Не надо, не надо, Глебушка. (Хватает Глеба за руку. Он роняет стакан ).
   Г.<леб>. Ну вот и разбился [...]
   М.<арк>. Ничего [...]
   Т.<етя> С.<офа> плачет. Ну зачем это? Зачем? Хоть бы в праздник-то
   Г.<леб>. Софочка, милая, голубушка, [простите], не плачьте ради Христа... [NB. Т.<етя> С.<офа>. Да не сержусь, Глебушка. А только нехорошо, нехорошо... Ну да Бог с тобой.] [...]
   Т.<етя> С.<офа> уходит в дверь налево
   Г.<леб>. Ну вот и огорчил я тетю Софочку. Да и тебя, Боря.
   Б.<орис>. Полно, Глеб.
   Г.<леб>. Так не сердишься? [...]
   Б.<орис>] (смеется). Чудак, право... Чудак, "дядя с баки!"
   Лия. Это еще что такое? [...]
   Г.<леб>. Я что. Он меня в гимназии так бывало дразнил: "Эй, дядя с баки, куда шпаргалку девал?" [...] Ну спите с Богом, дядя с барки... (Целует Бориса). Идем, Марк.
   М.<арк>. (прощается с Б.<орисом> и Л.<ией>). Да, только к тебе на минутку зайду -- два слова. Не задержу, не бойся -- у самого глаза слипаются.
   Глеб и Марк в дверь -- направо. Борис и Лия подходят к окну [...]
   Б.<орис>. А как тут у вас хорошо! [...] Какой простор! Весь Петербург виден.
   Л.<ия>. Да. особенно в белые ночи. Вот видите, небо внизу еще чистое, а вверху уже прозрачное, светится огонь за синим стеклом. И как мало звезд. Это к белым ночам. Хорошо тогда, но [жутко]. Как во сне. Достоевский правду сказал, что весь Петербург точно приснился кому-то точно, вот-вот проснется спящий -- и ничего здесь не останется14. А вы любите сны?
   Б.<орис>. Такие, как этот? [...] Нет, просто спать и видеть сны? [...] как вам сказать? Нехорошо во сне то, что человек без воли. Не сам делает, а с ним делают. И как будто немного сходишь с ума.
   Л.<ия>. По мужски-то ответили. Ну а я, должно быть, по-бабьи, за то сны и люблю, что само делается, воли не нужно; а нет воли -- нет вины. Наяву того нельзя, этого, а во сне все можно, [все позволено] [...] Вот для меня теперь [и] Париж -- сон.
   Б.<орис>. И для меня.
   Л.<ия>. А вы и этого сна не любите.
   Б.<орис>. Люблю... Но
   Л.<ия>. Но что?
   Б.<орис>. Боюсь.
   Л.<ия>. Не бойтесь, милый!
   Б.<орис>. Как вы это сказали...
   Л.<ия>. А что? Нехорошо?
   Б.<орис>. Нет, хорошо. Но не надо.
   Л.<ия>. Ну не буду, не буду, простите. Я же [...]
   Б.<орис>. А вы никогда наяву не раскаиваетесь в том, что было во сне?
   Л.<ия>. А вы?
   Б.<орис>. Я...
   Л.<ия>. Не говорите, не говорите, не надо! [...] Я ведь не знаю, какой вы теперь: так давно не виделись [...] Я тоже немного боюсь...
   Б.<орис>. Не бойся, милая!
   Л.<ия>. Ну вот и вы, и вы [...]
   Л.<ия>. Ну довольно, довольно! Пойдемте. "Пора-спати", индийская нимфа. "Пора-спа-ти". Должно быть, Владимир Соловьев тоже любил говорить глупости15 [...] чему вы смеетесь?.. Не смейтесь же, а то я еще хуже буду [...]
   (Из двери справа Марк и Глеб). Ах, Марк, вы все еще тут. Что вы на меня так уставились? Какие у вас глаза [...] круглые [...], точно у совы или попочки. "Попочка, пойдем в клеточку!"16 (Смеется).
   (Борис и Лия уходят в дверь налево. Марк и Глеб [...] смотрят им вслед).
   Голос Лии (из-за двери). Я вперед, вам посвечу [...] Дайте руку, вот так.
   Марк. Ну прощай. Значит, [в Москву].
   Г.<леб>. [Поедем].
   М.<арк>. А какая она была сегодня...
   Г.<леб>. Кто?
   М.<арк>. Лия.
   Г.<леб>. Какая же?
   М.<арк>. Не знаю. Но я никогда не видел ее такою [И как они тут вдвоем у окна] [...]
   Г.<леб>. Что такое вдвоем? Что у тебя за манера, начинать и не договаривать.
   М.<арк>. Голова [...] сегодня какая-то. [трещит], что не своя, должно быть, от [...] морфия [...]
   Г.<леб>. Э, черт тебя дери, что ты молчишь? Что у тебя на уме? Говори прямо.
   М.<арк>. В одной философической новелле Г...] прочел я намедни пословицу о монахе и женщинах: "Не подноси огня к маслу".
   Г.<леб>. С ума ты сошел, что ли?
   М.<арк>. Может быть.
   Г.<леб> (бледнея). Знаешь, Марк, я, кажется, спущу тебя с лестницы! Вот возьму за шиворот и, как собаку [...]
   М.<арк>. Гони природу в дверь, она влетит в окно. Друг дома -- необходимая вещь во всяком хозяйстве. А насчет собаки, -- у меня [...]
   Г.<леб> (поднимая кулаки) [...] Вот! Вот! Мерзавец!
   М.<арк>. Не горячись. Утро вечера мудренее. [Москву -- не забудь. До свидания]. (М.[арк] уходит. Глеб стоит у окна, прислонившись лицом к стеклу. Потом идет к двери налево, открывает ее и прислушивается. [(Входит Лия).]
   Л.<ия>. [Марк ушел]?
   Г.<леб>. [Ушел] [...]
   Л.<ия>. Что с тобою?
   Г.<леб>. А что?
   Л.<ия>. На тебе лица нет. [Опять сердце?] Хочешь капель?
   Г.<леб>. [Дай].
   Л.<ия> (отсчитывает капли). Десять или пятнадцать?
   Г.<леб>. Все равно... [Ты рада, Лия, что Борис приехал?]
   Л.<ия>. [Рада].
   Г.<леб>. я рад, что] вы [с ним] сошлись так скоро... Такие разные... Я боялся, что вы не поладите. А вот, слава Богу. И знаешь, Лия [...]
   Л.<ия> [(подавая капли). На, пей и] ступай-ка спать [...] Пора. И я пойду. Прощай.
   Г.<леб>. Постой [...] Мне в самом деле нездоровится. [Побудь со мной.]
   Л.<ия>. От этих разговоров еще хуже. Хочешь, тетю Софу пошлю?
   Г.<леб>. Не надо. Лия...
   Л.<ия>. Ну что?
   [Помнишь, Лия, я тебе говорил насчет плевел и о фармацевте17. Ты не думай: я ведь этого не хочу, ненавижу, ненавижу себя до омерзения, борюсь изо всех сил. Помоги мне, помоги. Одно слово, Лия, одно слово. Л.<ия>. Довольно было слов, Глеб. Устала я до смерти от всяких слов. Г.<леб>. Ну прости... Только прости... Ведь я же тебя люблю, Лия... Ты знаешь, что люблю... о Господи... Может быть, ничего бы этого не было, если бы меньше любил. Л.<ия>. Что такое опять? О чем ты?]
   Г.<леб>. Ничего. Ступай... (Лия уходит. Глеб падает на стул, закрыв лицо руками).

(Занавес)

   [Середина 1910-х гг.]
  

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые -- Е. Андрущенко. Мережковский неизвестный.-- Харьков: Крок, 1997.-- С. 405-425. Автограф хранится в ОР ИРЛИ РАН. Д. С. Мережковский. Пьеса его. Рук. 100 л. // Арх. Д. С. Мережковского, No 24217 CLXII. б 25. лл. 2-94 об.
   Текст незавершенной драмы помещен в общей тетради. На лл. 2-12 дан ее план (публикуется в разделе "Дополнения" настоящего издания). На лл. 12-94-об. -- текст без названия. В тексте сохранились следы авторской правки чернилами и карандашом. Судя по плану драмы, работу над ее текстом Мережковский начал с 5-го явления 1-го действия, записанного в тетради первым, а затем, карандашом, дописывал первые четыре явления. Публикуемый текст драмы реконструирован согласно плану.
   Упоминаний о работе над драмой не сохранилось. Ее текст свидетельствует о стремлении автора воплотить в драматическом произведении главные идеи своих критических исследований и публицистики. Эта задача впоследствии реализована в драме "Будет радость", текст которой тесно связан с текстом драмы без названия. Датируется серединой 1910-х гг.
  
   1 Цитируется "Фауст" В. Гете.
   2 ...прокутили в "Черной Кошке" -- Очевидно, обыгрывается название артистического кабаре-подвала "Бродячая собака", где собирались кружковцы "Аполлона", поэты-акмеисты, участники литературного объединения "Цех поэтов". В кабаре привычными были ночные представления, постановки одноактных пьес, литературно-музыкальных программ.
   3 Упоминается "Фауст" В. Гете. Лилия -- В христианской мифологии и европейском искусстве -- символ чистоты и праведности.
   4 В монографии "Л. Толстой и Достоевский" "верным слугой Личардой" Мережковский называл Петра Верховенского, "Мефистофеля Ставрогина".
   5 Неточно цитируются слова Ставрогина: "Мой демон -- просто маленький, гаденький золотушный бесенок из неудавшихся". Выражение "крохотный бесенок с насморком" употребляется Мережковским в монографии "Л. Толстой и Достоевский" и статье "М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества".
   6 В статье "Тургенев" Мережковский комментирует эту легенду так: "Трагедия влюбленности заключается в том, что не может любовь, ослепленная похотью, достигнуть этой истинной, торжествующей, "прославленной" плоти... В "Прологах" повествуется, как одному юному отшельнику, распаленному блудным помыслом, старец посоветовал пойти на кладбище, разрыть могилу, натереть платок трупным гноем и понюхать, чем пахнет: "Тогда поймешь, чего хочешь".
   7 Плевело -- Восходит к библейской притче о пшенице Божьей и плевелах (Евангелие от Матфея, XIII, 36-39). Эта притча занимает особое место в творческом мире Мережковского. К ней он возвращается в драме "Будет радость", исследованиях о Кальвине и Паскале. См. прим. к драме "Будет радость", No 18.
   8 См. прим. к драме "Романтики", No 20. Летом 1909 г. В Германии Мережковские наблюдали полеты авиаторов. Эти впечатления отразились в стихотворении Гиппиус "Zepplin III". 2 октября 1909 г. Д.Философов писал Блоку: "... в Берлине мы видели аэропланщиков, Латама, Фармана, Ружье. Летали при нас по 2 ч. 3/4... Это зрелище совершенно необычайное. Дм<итрий> Серг<ее-вич> бегал по полю, спотыкаясь, и кричал: Vive Rougier!" (РГАЛИ, Ф.55, On.2, ед. хр. 70).
   9 Ницше Фридрих (1844-1900), немецкий философ.
   10 Имеется в виду покорение Северного полюса Пири 6 апреля 1909, сопровождавшееся рекламной кампанией американских товаропроизводителей.
   11 Когда мы русские ругаем Европу, это значит: виноград зелен -- реминисценция из басни Эзопа "Лиса и виноград".
   12 "Народ-богоносец" -- Выражение Достоевского. Мережковский полемизирует с Достоевским о "народе-богоносце" в монографии "Л. Толстой и Достоевский" и статье "Пророк русской революции (К юбилею Достоевского)".
   13 Имеется в виду роман Г. Уэллса.
   14 Реминисценция из романа Достоевского "Подросток". Многократно приводится в монографии Мережковского "Л. Толстой и Достоевский" в разделах, посвященных мистицизму Достоевского.
   15 Соловьев Владимир Сергеевич (1853-1900), философ, поэт. В статье "Немой пророк", посвященной Соловьеву, Мережковский представил его в "двух лицах", с одной стороны, писавшего "стройные, ясные, гладкие, даже слишком гладкие, выглаженные, вылощенные" философские произведения, а с другой, -- "любившего иногда говорить большие непристойности, сальности... совершенно откровенно...". "Любящая память, -- писал Мережковский в примечании к статье, -- бесстрашно обнажает все слабости любимого... Для тех, кто действительно любит всего человека, эти мимолетные тени не искажают и не омрачают светлого образа, а только приближают его к нам, делают более человечным и пленительным; если в малом он мал, как и все мы, то в великом велик, как никто".
   16 Анекдот о "попочке" Мережковский приводит в исследовании "Наполеон" (Ночь. П. Беллерофон).
   17 Я тебе говорил... о фармацевте -- Фармацевт. Так завсегдатаи "Бродячей собаки" называли буржуа, случайных посетителей, приходивших в артистическое кабаре из любопытства. Здесь -- одно из воплощений пошлого, "плоского", черта. Взгляд Мережковского на сущность дьявольского как "вечной середины" отражен в исследовании "Гоголь и черт" (1906), как Хама -- в статье "Грядущий Хам" (1906).
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru