Аннотация: In Kedar's Tents. Перевод с английского А. Б. Михайлова (А. М. Белова). Текст издания: журнал "Историческій Вѣстникъ", тт. 147-148, 149-150, 1917. Главы I--XXIV (из XXX глав, публикация не закончена по причине закрытия журнала).
Генри Ситонъ-Меррименъ
ВЪ ШАТРАХЪ КЕДАРА
ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ
ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО А. Б. МИХАЙЛОВА
ПЕТРОГРАДЪ 1917
I. Посѣвъ.
Судьбѣ было угодно, чтобы комедія нѣсколькихъ жизней разыгралась довольно далеко отъ нашего времени -- въ 1838 г. Завязка ей была положена въ одинъ темный вечеръ на большой дорогѣ изъ Гетсхеда въ Дургамъ. Шелъ сильный дождь, и свѣжій юго-восточный вѣтеръ гналъ соленую пыль съ Сѣвернаго моря вдоль узкой полосы земли, такой же безплодной и холодной, какъ и воды этого непривѣтливаго моря.
Въ Честеръ-ле-Стритѣ собрался большой митингъ людей, которые въ это время были извѣстны подъ именемъ чартистовъ. Такъ какъ недавно былъ изданъ законъ, воспрещавшій всякія собранія при свѣтѣ факеловъ, то этотъ митингъ состоялся при свѣтѣ убывающей луны, которая, впрочемъ, уже давно скрылась за облаками. Среди порывовъ вѣтра и безпрерывнаго дождя ораторы одинъ за другимъ развивали взгляды, такіе же мрачные, какъ окружавшая ихъ ночь, къ которымъ сыны Нортумбріи съ ихъ рѣзко очерченными лицами прислушивались съ видимымъ раздраженіемъ, бормоча себѣ подъ носъ какія-то слова.
Немногіе понимали въ то время, что движеніе вспыхнуло въ рабочихъ центрахъ сѣвера и средней Англіи, должно будетъ распространиться съ удивительной быстротой всякой народной страсти и продолжится не одинъ десятокъ лѣтъ. Да и изъ чартистовъ немногіе надѣялись на осуществленіе даже половины своихъ желаній
Собравшіеся на митингъ въ Честеръ-ле-Стритѣ требовали расширенія избирательнаго права, закрытаго голосованія и права засѣдать въ парламентѣ не только богатымъ, но и бѣднымъ. Этотъ митингъ ничѣмъ не отличался отъ всѣхъ другихъ митинговъ въ разныхъ частяхъ Англіи. Онъ былъ противозаконенъ, Онъ могъ грозить опасностями для тѣхъ, кто въ немъ принималъ участіе, и адвокаты увѣряли, что къ организаторамъ его могло быть предъявлено обвиненіе въ государственной измѣнѣ. На этомъ митингѣ, какъ и на всѣхъ другихъ, были люди, ведшіе свою собственную игру изъ своихъ спокойныхъ убѣжищъ и выдвигавшіеся впередъ на фронтъ политической борьбы.
Съ однимъ изъ нихъ намъ и придется познакомиться.
Джоффри Горнеръ по радикализму своихъ воззрѣній шелъ впереди своего времени. То былъ умный, хорошо воспитанный джентльменъ, способный на крупныя дѣла. Горнеръ связалъ свою судьбу съ чартистами по тому же чувству досады на міръ, въ силу котораго человѣкъ женится на не подходящей для него женщинѣ только потому, что подходящая недостаточно оцѣнила его.
На митингѣ онъ объявилъ себя сторонникомъ нравственнаго воздѣйствія, но въ глубинѣ своего сердца онъ примыкалъ къ тѣмъ, кто разсчитывалъ только на физическую силу. Изъ Дургама онъ явился въ сопровожденіи цѣлой свиты недовольныхъ и теперь возвращался туда пѣшкомъ вмѣстѣ съ мѣстными коноводами движенія.
Митингъ въ Честеръ-ле-Стритѣ былъ только тѣнью надвигающихся событій въ родѣ шествія двадцати тысячъ человѣкъ, всякихъ насилій и кровопролитія, братоубійственной борьбы и колеблющагося, нерѣшительнаго правосудія.
Привыкшіе работать подъ землею, углекопы большей частью хранили молчаніе, но по ихъ суровымъ, умнымъ лицамъ видно было, что рѣчи, которыя они только что выслушали, произвели на нихъ сильное впечатлѣніе, что въ ихъ сильныхъ душахъ зажглась крѣпкая надежда на успѣхъ. Вотъ при помощи этого опаснаго матеріала Джоффри Горнеръ задумалъ сыграть свою роль.
Среди общаго молчанія вдругъ раздался чей-то громкій голосъ:
-- Товарищи,-- крикнулъ кто-то, когда толпа достигла перекрестка: -- идемъ и перебьемъ стекла у Прейделя!
Гулъ одобренія пронесся по толпѣ, словно внезапно налетѣвшій на камыши вѣтеръ. Желанія дѣйствовать зашевелились въ душѣ этихъ молчаливыхъ людей съ могучими мускулами.
Горнеръ наскоро посовѣтовался съ своими товарищами. Стоило ли рисковать и пускать въ ходъ власть, которая въ сущности была номинальной? Основнымъ правиломъ чартизма^ въ этотъ періодъ было держаться въ границахъ закона и только намекать, гдѣ это было нужно, что за словами могутъ послѣдовать и сильныя дѣйствія.
Сэръ Джонъ Прейдель, къ которому чартисты относились съ большой нелюбовью, былъ членомъ парламента и вмѣстѣ съ большинствомъ подалъ свой голосъ за мѣры, направленныя противъ чартистовъ. Въ придачу къ этому предосудительному факту онъ былъ тори и пользовался въ мѣстѣ своего жительства нѣкоторымъ вліяніемъ. Сосѣди называли его честолюбцемъ, который хочетъ оставить въ наслѣдство сыну титулъліэра. Въ глазахъ толпы хочетъ мѣстный магнатъ являлся олицетвореніемъ тираніи, противъ которой они поднимали протестъ. Джоффри Горнеръ видѣлъ въ немъ политическаго противника и опаснаго для него конкурента. Горнеръ не зналъ, что дѣлать, и молчалъ.
Предложеніе разгромить Прейделя было встрѣчено полнымъ сочувствіемъ со стороны наиболѣе энергичной части толпы, которая немедленно и повернула на дорогу, ведшую къ Динъ-Холлю. Остальные, которыхъ было большинство, поступили такъ, какъ всегда поступаетъ большинство, колеблющееся и неувѣренное въ себѣ. Они затянули пѣсню на слова, недавно напечатанныя въ "Сѣверномъ Либералѣ".
Гости, съѣхавшіеся въ Динъ-Холль на охоту, сидѣли еще за обѣдомъ, когда толпа показалась въ примыкавшемъ къ дому паркѣ. Разговоры о выводкахъ и ружьяхъ разомъ смолкли, когда послышался гулъ грубыхъ голосовъ. Сэръ Джонъ Прейдель, еще живой и проворный человѣкъ, несмотря на свои сѣдые волосы и изборожденное морщинами лицо, быстро взглянулъ въ окно. Онъ сидѣлъ молча, постукивая пальцами по своему стакану, и почти не принималъ участія въ общемъ разговорѣ. Онъ, кажется, не слыхалъ, что говорилось вокругъ него и, если иногда по его землистому лицу пробѣгала улыбка, то она вызывалась какой-нибудь остротой его сына Альфреда Прейделя, веселаго и беззаботнаго молодого человѣка, сидѣвшаго въ концѣ стола. Всякій разъ, какъ задумчивый взоръ Прейделя останавливался на его сынѣ, у котораго уже не было матери, его глаза на мгновеніе освѣщались какой-то подавленной грустью. Поверхностные наблюдатели утверждали, что сэръ Джонъ Прейдель честолюбивый человѣкъ. "Но не за себя", прибавляли немногіе, кто его зналъ ближе.
Лишь только до него донесся шумъ вломившейся толпы, взоры сэра Джона невольно обратились къ сыну.
-- Что тамъ такое?-- спросилъ Альфредъ Прейдель, вставая.
-- Чартисты -- отвѣчалъ сэръ Джонъ.
Альфредъ обвелъ глазами присутствующихъ. Онъ одинъ былъ здѣсь солдатъ, очень недавно, правда, ибо не успѣли высохнуть чернила, которыми онъ подписалъ контрактъ о службѣ, но все же солдатъ.
-- Здѣсь насъ одиннадцать человѣкъ,-- сказалъ онъ,-- да двое внизу, кое у кого есть еще слуги. Предположимъ, насъ всего человѣкъ пятнадцать. Этого мало, и мы не выдержимъ.
Едва успѣлъ онъ произнести эти слова, какъ первый залпъ камней полетѣлъ въ окно. Осколки стеколъ посыпались на полъ. Раздались крики женщинъ, сидѣвшихъ въ гостиной. Мужчины быстро поднялись. Альфредъ Прейдель съ горящими глазами бросился было къ двери, но отецъ уже опередилъ его.
-- Не ходи,-- сказалъ онъ совершенно спокойно и только поблѣднѣвъ сильнѣе обыкновеннаго.-- Я самъ поговорю съ ними. Они не посмѣютъ тронуть меня. Вѣроятно, они уже разбѣжались сами.
-- Въ такомъ случаѣ мы пустимся за ними въ погоню!-- вскричалъ Альфредъ.
Въ его позѣ, въ его голосѣ слышался тотъ демонъ борьбы, который всегда дремлетъ въ людяхъ англо-саксонской расы.
-- Господа, идемъ!-- съ веселымъ смѣхомъ обратился онъ къ гостямъ.
Тѣ толпой бросились вонъ изъ комнаты, бросая на столъ свои салфетки.
Дождь безъ угомона барабанилъ по крышѣ обширной четыреугольной передней, а въ открытомъ каминѣ грустно завывалъ вѣтеръ.
Всѣ поспѣшно вооружались палками и нахлобучивали свои шляпы. Даже ревматики, забывъ о своей болѣзни, и не думали надѣвать пальто.
-- Мы будемъ узнавать другъ друга по манишкамъ,-- спокойно замѣтилъ какой-то человѣкъ, вскарабкиваясь на стулъ, чтобы достать висѣвшую на стѣнѣ толстую индійскую дубинку.
Альфредъ подбѣжалъ въ двери, которая вела въ помѣщеніе слугъ. На его зовъ явилось изъ кухни и чулановъ нѣсколько человѣкъ.
-- Берите, что попадетъ подъ руку -- палку, кочергу или эти старыя ружья и дѣйствуйте ими, какъ дубинами, бейте сильнѣе и.чаще. Мы атакуемъ этихъ негодяевъ, ничего другого намъ не остается. Идемъ.
И онъ съ дюжиной людей выбѣжалъ изъ двери.
Переходъ изъ освѣщенныхъ комнатъ въ темноту сначала за* ставилъ ихъ остановиться и сгруппироваться вокругъ Альфреда Прейделя. Хриплые крики, въ которыхъ совершенно терялся голосъ Джоффри Горнера, показали имъ, гдѣ находились нападавшій. Послѣ перваго залпа камнями даръ рѣчи вернулся къ Горнеру.
-- Назадъ! Расходитесь по домамъ!-- кричалъ онъ, поднимая руки.
Въ этотъ моментъ отворилась дверь, и хлынувшій изъ нея свѣтъ заставилъ его поспѣшно отвернуться. Черезъ минуту онъ понялъ, что произошло, но было уже поздно.
Альфредъ, едва вышедшій изъ дѣтскаго возраста, съ крикомъ бросился въ атаку и съ поднятой палкой устремился прямо на Горнера, стоявшаго какъ разъ передъ німъ. Тотъ успѣлъ подставить свою палку и парировалъ ударъ. Потомъ вдругъ съ яростью ударилъ Прейделя прямо въ голову и, вспомнивъ о женѣ и дѣтяхъ, сталъ быстро прокладывать себѣ путь сквозь толпу и исчезъ въ темнотѣ. Его приверженцы также разбѣжались во всѣ стороны, словно овцы передъ собакой.
-- Альфредъ! Альфредъ!-- послышался ему чей-то голосъ.
Горнеръ, часъ и даже десять минутъ тому назадъ совершенно далекій отъ мысли о какомъ бы то ни было насиліи, теперь бѣжалъ по дорогѣ безъ оглядки. Его сердце готово было выскочить изъ груди, а глаза смотрѣли совершенно безсознательно. Онъ не спотыкался и не падалъ, но рѣшительно не различалъ ничего и не отдавалъ себѣ отчета, куда онъ бѣжалъ.
А въ это время Альфредъ Прейдель лежалъ безъ всякаго движенія на лужайкѣ передъ домомъ своего отца.
II. Жатва.
Кргда непосѣдливый, суетливый Фредерикъ Конингемъ жилъ въ молодости въ Дублинѣ, многіе предсказывали, что ему предстоитъ хорошая будущность. Многіе прибавляли при этомъ: "чортъ бы его побралъ", какъ бы для облегченія своей души и совѣсти.
-- Я полагаю, что я лѣнивъ, и, что еще хуже, я понимаю, что я глупъ,-- заявилъ Конингемъ своему учителю, когда тотъ прежде, чѣмъ посылать его держать адвокатскіе экзамены, вздумалъ было приняться за него какъ слѣдуетъ.
Учитель не отвѣтилъ ничего, сохраняя про себя убѣжденіе, что этотъ самый необузданный изъ его учениковъ вовсе не глупъ. Экзаменъ прошелъ благополучно, и по истеченіи установленнаго срока Фредерикъ Конингемъ былъ причисленъ къ ирландскимъ судебнымъ учрежденіямъ, гдѣ коронный совѣтникъ объявилъ ему, что онъ теперь настоящій джентльменъ, и разрѣшилъ ему носить этотъ титулъ.
Всѣ эти событія остались далеко позади, и три дня послѣ того, какъ толпа перебила стекла у сэра Прейделя, Конингемъ сидѣлъ одинъ въ своей квартирѣ на Норфолькской улицѣ, погруженный въ раздумье о томъ, что обѣщанное ему будущее все еще было передъ нимъ.
Впрочемъ, наличность такого рода непріятнаго факта не могла поколебать его уравновѣшенности и, выбивая свою трубку о рѣшетку камина, онъ продолжалъ беззаботно мурлыкать про себя какую-то популярную пѣсенку. При свѣтѣ камина его лицо казалось довольно красивымъ и не оставляло никакого сомнѣнія насчетъ того, въ какой странѣ онъ родился. У него были быстрые голубые глаза, четыреугольный подбородокъ, небольшіе вьющіеся волосы и широкія плечи,-- словомъ, все обличало въ немъ ирландца. Впрочемъ, что-то твердое въ очертаніяхъ его рта говорило о примѣси въ немъ англо-саксонской крови. Можно было думать, что мать у него была англичанка.
Высыпавъ пеплъ изъ трубки, онъ приставилъ горячій чубукъ къ уху дремавшаго около него фокстерьера. Не двигаясь съ мѣста, собака издала рычаніе, словно хотѣла сказать, что и она не лишена чувства юмора и отлично понимаетъ шутку.
Черезъ минуту собака встала и стала прислушиваться. Дверь отворилась, и вошелъ Джоффри Горнеръ.
-- Боже мой, Горнеръ!-- воскликнулъ Конингемъ.-- Откуда ты?
-- Съ сѣвера.
-- Ага! Садись. Что ты тамъ дѣлалъ?
Горнеръ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ и усѣлся въ указанное ему кресло. Онъ постарѣлъ лѣтъ на пять съ того момента, когда они видѣлись въ послѣдній разъ. Конингемъ пристально глядѣлъ на своего пріятеля, который упорно смотрѣлъ на каминъ.
Конингемъ опять взглянулъ на своего пріятеля. Глаза Горнера смотрѣли жестко, какъ у человѣка, потерявшаго всякую надежду. Губы его были сухи и плотно сжаты. Вообще у него былъ такой видъ, какъ будто онъ игралъ огромную игру, поставивъ на карту свою жизнь.
Остроглазая собака, лежавшая на цыновкѣ, умно поглядывала то на одного, то на другого Собесѣдника. Минуту тому назадъ въ этой комнатѣ царилъ пріятный уютъ, спокойная и довольная атмосфера, которую нѣкоторые люди какъ бы носятъ съ собой безъ всякихъ видимыхъ причинъ. Но какъ только Горнеръ переступилъ порогъ, съ нимъ, казалось, ворвался и шумъ улицы: въ комнатѣ каждый звукъ сталъ громче и самый воздухъ, какъ будто, задрожалъ отъ сильной борьбы. Фокстерьеръ, лежа на цыновкѣ, пересталъ дремать и внимательно слѣдилъ за гостемъ и хозяиномъ.
Конингемъ набилъ свою трубку. Повернувшись къ столу, онъ взялъ лежавшую на немъ коробку съ спичками, постукалъ по ней пальцами и поставилъ обратно, потомъ, крѣпко прижавъ табакъ большимъ пальцемъ, онъ вдругъ спросилъ Горнера:
-- Что съ тобой?
-- Еще не знаю, но, должно быть, я разоренъ.
-- Вотъ глупости!-- весело возразилъ Конингемъ -- Самые лучшіе люди, насколько я знаю, банкроты. Посмотри на меня: всѣ мои статьи возвращаются редакціями обратно. Денегъ нѣтъ, а долговъ -- одинъ Богъ знаетъ сколько, и тѣмъ не менѣе я вполнѣ счастливъ
-- Да, но ты вѣдь одинъ.
Конингемъ вопросительно поглядѣлъ на Горнера своими веселыми глазами.
-- А, можетъ быть. Ты, вѣроятно, хочешь сказать, что я живу одинъ. Но это не значитъ, что я одинъ, о, далеко нѣтъ. Пріятелей у меня масса, особенно когда настаетъ моментъ, когда я получаю дивидендъ.
-- Но нѣтъ людей, которые бы висѣли у тебя на шеѣ,-- не безъ раздраженія замѣтилъ Горнеръ.
-- Да, такого дурака не нашлось. Но, съ другой стороны, нѣтъ вѣдь и людей, которые бы хоть чуточку заботились обо мнѣ. Ну же, не падай духомъ. Скажи, что съ тобой? Въ банкѣ у меня еще найдется семнадцать фунтовъ и десять шиллинговъ и хоть это не Богъ вѣсть какое богатство, но если тебѣ нужно...
-- Спасибо, денегъ мнѣ не нужно. Мнѣ и семнадцати тысячъ фунтовъ было бы недостаточно.
Горнеръ замолчалъ, покусывая нижнюю губу, и уставился въ огонь своими сухими глазами.
-- Причина это,-- сказалъ онъ наконецъ и подалъ Конингему вырѣзку изъ газеты.
Тотъ безъ особаго интереса прочелъ замѣтку о митингѣ въ Честерѣ и нападеніи на домъ сэра Прейделя.
-- Да,-- замѣтилъ онъ, окончивъ чтеніе:-- дѣло отличное. За храбрыми словами послѣдовали трусливыя дѣла. Если тутъ замѣшалась политика, то, совѣтую тебѣ, брось это дѣло, Горнеръ. Политика это палка съ чистыми концами, но ты, кажется, схватилъ ее за другой конецъ. Избили молодого Прейделя и, какъ опасаются, довольно сильно.
-- Да,-- значительно промолвилъ Горнеръ.
Конингемъ бросилъ на него удивленный взглядъ и вторично болѣе внимательно прочелъ газетную вырѣзку. Потомъ онъ поднялъ взглядъ на Горнера и встрѣтился съ его глазами.
-- Чортъ возьми!-- шопотомъ сказалъ онъ.
Горнеръ молчалъ. Собака безпокойно заворочалась, и, казалось, весь міръ затаилъ дыханіе.
-- А если онъ умретъ?-- сказалъ наконецъ Конингемъ.
-- Именно,-- отвѣчалъ Горнеръ, заливаясь смѣхомъ приговореннаго къ смерти.
Конингемъ повернулся въ креслѣ. Онъ сидѣлъ, упершись локтями іъ колѣна, и, закрывъ лицо руками, пристально смотрѣлъ на старую цыновку. Въ такомъ положеніи они оставались нѣсколько минутъ.
-- Что же ты думаешь объ этомъ?-- проговорилъ наконецъ Горнеръ.
-- Не знаю, что и думать. Ума у меня никогда не было, хотя я желалъ бы его имѣть въ эту минуту. Тебѣ придется пойти къ кому-нибудь другому, у кого есть хорошіе мозги, и потолковать съ нимъ.
Говоря эти слова, онъ опять повернулся въ креслѣ и еще разъ медленно и внимательно перечиталъ газетную замѣтку. Горнеръ смотрѣлъ на него, горя отъ ожиданія.
"Рудокопами предводительствовалъ какой-то пріѣзжій изъ Лондона,-- громко читалъ Конингемъ:-- повидимому, адвокатъ, произнесшій на митингѣ рѣчь. Имя этого человѣка остается невыясненнымъ, равно какъ и мѣсто его пребыванія. Его быстрое исчезновеніе подтверждаетъ распространившіеся слухи, что именно этотъ агитаторъ нанесъ ударъ Альфреду Прейделю, отъ котораго онъ такъ пострадалъ. Власти пустили въ ходъ всѣ средства, чтобы разыскать этого явнаго преступника и тайнаго труса".
Конингемъ отложилъ вырѣзку и опять взглянулъ на Горнера, который на этотъ разъ уже не поглядѣлъ на него и не спросилъ, что онъ думаетъ. Горнера занимали другія мысли, но онъ боялся останавливаться на нихъ, и въ то же время не могъ отогнать ихъ отъ себя -- мысли о молодой женѣ, о дѣтяхъ, появленіе которыхъ на мгновеніе пріотворило для него двери рая. Конингемъ прервалъ эти размышленія громкимъ смѣхомъ.
-- Нашелъ средство!-- вскрикнулъ онъ.-- Просто, какъ азбука. Въ газетѣ сказано, что этотъ пріѣзжій изъ Лондона былъ адвокатъ, негодяй и трусъ. Чортъ возьми, да вѣдь это я!
Й онъ весело вскочилъ съ кресла.
-- Пошелъ прочь, Тимъ,-- закричалъ онъ на собаку и, отолкнувъ ее ногой, сталъ на цыновку.
-- Слушай,-- продолжалъ онъ.-- Все это пройдетъ. Все забудется черезъ какую-нибудь недѣлю. Будетъ еще какой-нибудь митингъ, положимъ въ Южномъ Валисѣ, разобьютъ еще нѣсколько оконъ, проломятъ голову еще какому-нибудь молодому человѣку и о Честеръ-ле-Стритѣ (вотъ такъ названіе! никогда и не слыхалъ о немъ!) забудутъ.
Горнеръ сидѣлъ, поджавъ губы, и внимательно слушалъ ирландца. Любовь къ женщинѣ совершенно лишила его мужества. А Конингемъ смѣялся все веселѣе и веселѣе, по мѣрѣ того, какъ развертывался его планъ. По собственному сознанію, онъ не отличался особой силой ума, зато онъ былъ смѣлый и рѣшительный человѣкъ. Ростомъ онъ былъ въ шесть футовъ и глядѣлъ на своего пріятеля, поблѣднѣвшаго и съежившагося въ креслѣ, сверху внизъ.
-- Для меня нѣтъ ничего легче, какъ исчезнуть тайнымъ образомъ, чтобы навлечь на себя подозрѣніе. Меня ничто здѣсь не удерживаетъ. Связей у меня здѣсь нѣтъ никакихъ. Когда молодой Прейдель поправится, когда разобьютъ достаточное количество оконъ и люди будутъ заняты другимъ, тогда могу вернуться къ своимъ кліентамъ и я.
-- Я не могу согласиться на это.
-- Вотъ пустяки какіе,-- возразилъ Копингемъ, со свойственной его расѣ быстротой нащупавъ больное мѣсто Горнера.-- Вѣдь это дѣлается ради Эдиѳи и ребенка.
Горнеръ сидѣлъ молча, и Конингемъ черезъ минуту продолжалъ:
-- Все, что надо сдѣлать теперь, это отвлечь отъ тебя подозрѣніе. Направить всѣхъ по ложному слѣду. Когда увидятъ, что поймать меня нельзя, тогда понемногу забудутъ обо всемъ.
Горнеръ завозился на креслѣ: все это какъ нельзя болѣе соотвѣтствовало мыслямъ, бродившимъ въ его головѣ.
-- Это очень легко сдѣлать,-- продолжалъ ирландецъ.-- Напечатать замѣтку въ двухъ-трехъ газетахъ, оставить здѣсь въ комнатѣ, гдѣ, безъ сомнѣнія, будетъ сдѣланъ обыскъ, нѣсколько клочковъ бумаги уличающаго содержанія -- вотъ и все. Къ тому же репутація у меня и безъ того неважная: ирландецъ носитъ на себѣ клеймо вездѣ. Если меня арестуютъ, то я какъ-нибудь вывернусь, докажу свое alibi, или какъ-нибудь иначе. Современемъ дѣло забудется, и я выйду сухъ изъ воды. Ну, Джоффри, не падай же духомъ! Человѣкъ твоего сорта не долженъ унывать отъ такихъ неудачъ!
Онъ стоялъ, разставивъ ноги и глубоко засунувъ руки въ карманъ. Въ его глазахъ сверкала рѣшимость, а по губамъ ползла веселая улыбка.
-- Бѣдная Эдиѳь!-- произнесъ онъ послѣ нѣкоторой паузы, видя, что Горнеръ не отвѣчаетъ ничего на его предложеніе.-- Бѣдное дитя! Тебѣ повезло, Горверъ.
Горнеръ покачалъ головой и молчалъ. Но уже это молчаніе показывало, что дѣло выиграно. Онъ уже не протестовалъ и не сопротивлялся планамъ своего пріятеля. Дѣло было слажено, и онъ зналъ это.
Конингемъ пустился развивать свой планъ далѣе съ характерной для него стремительностью.
-- Прежде всего, намъ не надо терять времени. Мнѣ надо исчезнуть сегодня вечеромъ. Замѣтка должна появиться въ газетахъ завтра. По всей вѣроятности, я отправлюсь въ Испанію. Тамъ, кажется, опять оживились карлисты. Знаешь, Горнеръ, парикъ и судейская тога никогда не прельщали меня, и я великолѣпно проведу время...
Онъ остановился, замѣтивъ, что Горнеръ глядитъ на него съ какой-то ревностью.
-- Я хотѣлъ бы знать?-- спросилъ онъ:-- былъ ли ты когда-нибудь влюбленъ въ Эдись?
-- Нѣтъ, мой другъ, я никогда не былъ въ нее влюбленъ, хотя я и зналъ ее гораздо раньше тебя.
Онъ замолчалъ. Какъ-то само собой неожиданно мелькнула въ его головѣ мысль, что есть люди, которые хуже всего бываютъ въ несчастій, но онъ тутъ же постарался найти разныя извиненія для Горнера.
И съ прежней веселостью онъ пустился развивать планы, которые нѣкоторыми своими подробностями обнаруживали, что ему уже не въ первый разъ приходится обманывать констэбля.
Пока наши пріятели бесѣдовали такимъ образомъ, появился еще одинъ общій другъ, начинавшій уже входить въ славу журналистъ.
Нѣкоторое время разговоръ велся о всякихъ злобахъ дня, потомъ журналистъ, какъ бы въ шутку, замѣтилъ:
-- Что ты хочешь этимъ сказать?-- спросилъ журналистъ, бросивъ на него быстрый взглядъ: въ немъ проснулась. профессіональная ищейка.
-- Ровно ничего. Я просто долженъ уѣхать, вотъ и все, дружище. Я не могу удѣлить тебѣ, къ сожалѣнію, сегодняшній вечеръ: ты самъ понимаешь, что мнѣ надо еще уложиться.
Съ этими словами онъ обернулся къ Горнеру. Тотъ уже пришелъ въ себя, но его лицо было попрежнему закрыто руками.
-- У тебя есть деньги, Джоффри?
-- Да. Вотъ двадцать фунтовъ,-- отвѣчалъ Горнеръ хриплымъ голосомъ.
-- Мнѣ онѣ понадобятся.
Журналистъ взялъ свою шляпу и палку Онъ медленно подошелъ къ двери и, обернувшись на порогѣ, увидалъ, что Горнеръ протягиваетъ Конингему пачку банкнотовъ.
-- Уходи, пожалуй, и ты,-- сказалъ ирландецъ.-- Насколько я знаю, вамъ обоимъ по пути.
Горнеръ поднялся съ мѣста, и Конингемъ съ легкимъ смѣхомъ вытолкнулъ его за дверь.
-- Проводи его до дому, Блэкъ,-- сказалъ онъ журналисту:-- Горнеръ по вечерамъ склоненъ впадать въ меланхолію.
III. Судно на морѣ.
-- Чего мы ждемъ? Ждемъ еще двухъ пассажировъ -- знатныхъ лэди, какъ говорятъ. Капитанъ уже съѣхалъ за ними на берегъ.
Такъ отвѣчалъ Фредерику Конингему первый помощникъ капитана судна "Гранвиллъ" изъ Лондона, согрѣвая дыханіемъ свои пальцы, ибо солнце уже зашло за дымомъ Бордо, а съ Медока дулъ рѣзкій сѣверо-восточный вѣтеръ.
"Гранвилль" стоялъ на якорѣ по срединѣ Гаронны, благополучно спустивъ съ палубы свой грузъ -- пустые боченки изъ-подъ бургундскаго и принявъ на бортъ нѣсколько пассажировъ. Мало найдется на континентѣ столь холодныхъ мѣстъ, какъ залитый солнцемъ Бордо, когда въ зимнее время задуетъ здѣсь вѣтеръ съ Атлантическаго океана. Въ такіе дни по плоской равнинѣ съ холодной бурой поверхностью, кое-гдѣ испещренной бѣлыми пятнами, носится цѣлое облако мелкаго снѣга.
Кромѣ Конингема, на борту "Гранвилля" были еще два пассажира, забившіеся въ каюту, два француза, ѣхавшіе изъ Лондона въ Альжесирасъ, по пути въ Алжиръ.
Со свойственнымъ ему добродушіемъ Конингемъ скоро такъ освоился со всѣми на борту, что его присутствіе было одинаково пріятно и на кормѣ, въ пассажирскомъ отдѣленіи, и въ каютѣ капитана. Даже первый помощникъ капитана, существо весьма мрачное, отличавшійся обычнымъ въ его ремеслѣ злоупотребленіемъ и большимъ пессимизмомъ по отношенію къ роду человѣческому, мало-по-малу растаялъ подъ вліяніемъ Конингема, столь весело относившагося къ такой ужасной погодѣ.
-- Съ дамами во всякомъ случаѣ будетъ меньше хлопотъ, чѣмъ съ пустыми боченками,-- замѣтилъ Конингемъ:-- ибо онѣ будутъ сидѣть смирно у себя внизу.
Помощникъ капитана знаменательно качнулъ головой и запустилъ въ носъ здоровую дозу табаку.
-- Всякій причиняетъ хлопоты по-своему,-- сказалъ онъ тономъ женатаго человѣка, съ котораго взяли клятву не употреблять спиртныхъ напитковъ.
Судно было уже готово итти въ море и, какъ всегда бываетъ въ такомъ положеніи, на душѣ у моряка было не спокойно до тѣхъ поръ, пока не поднятъ якорь.
-- Вотъ отваливаетъ отъ набережной лодка,-- прибавилъ онъ. И, дѣйствительно, сквозь пургу и наступавшій сумракъ можно было разглядѣть приближавшееся къ судну черное пятно. Помощникъ капитана вызвалъ на палубу буфетчика, и этотъ бородатый слуга, которому предстояло устраивать дамъ, вынырнулъ изъ корабельнаго корпуса съ засученными рукавами, невзирая на дувшій рѣзкій вѣтеръ. Начинался приливъ, и такъ какъ Гаронна не ручеекъ для увеселительныхъ прогулокъ съ дамами, то явился откуда-то малый съ толстой веревкой въ рукахъ. Не такъ-то легко взойти на бортъ судно во время прилива, когда свищетъ вѣтеръ и пальцы коченѣютъ такъ, что нельзя держать веревку. "Гранвилль", везшій грузъ угля въ Альжесирасъ, низко лежалъ надъ водой, раскачиваясь своимъ старомоднымъ корпусомъ на двухъ якоряхъ.
-- Бросай веревку,-- закричалъ помощникъ капитана матросу, который вышелъ впередъ.
Близость земли и приближеніе женщинъ, этихъ не менѣе опасныхъ bкtes noires, казалось, взволновало просоленую душу помощника капитана съ "Гранвилля"
Мысль о томъ, что конецъ веревки, если его не удастся, бросить какъ слѣдуетъ, прогуляется по его собственной персонѣ, а, можетъ быть, сознаніе того, что его пальцы оцепенѣли отъ холода, все же, казалось, сильно дѣйствовало на нервную систему малѣго, стоявшаго у трапа. Онъ бросилъ веревку, повидимому, очень удачно. Два конца ея мелькнули на фонѣ сѣраго неба, а вслѣдъ за этимъ обнаружилось какое-то смятеніе. Англійское ругательство, пущенное съ палубы судна, встрѣтилось съ французскимъ выраженіемъ неудовольствія съ лодки. Потомъ веревка шлепнулась въ воду ярдахъ въ десяти отъ человѣка, который стоялъ на лодкѣ съ багромъ въ рукахъ. На кормѣ лодки сидѣли- двѣ дамы, закутанныя до самыхъ глазъ. Въ ихъ позѣ ясно сказывалось безнадежное отчаяніе, охватившее этихъ южныхъ красавицъ въ тотъ моментъ, когда онѣ сѣли на эту лодку. Передняя часть ея была завалена чемоданами и другимъ багажомъ, неизмѣнно сопутствующимъ женщинамъ.
На веслахъ сидѣлъ всего одинъ гребецъ, который направлялъ лодку въ самую середину рѣки съ такимъ расчетомъ, чтобы описать кругъ и спокойно подъѣхать къ судну. Теперь этотъ гребецъ, бросивъ весла, стоялъ съ багромъ въ рукѣ, ожидая неминуемаго толчка. Неудачливый малый, стоя на кормѣ, дѣлалъ отчаянныя, усиліи, чтобы вытянуть изъ воды неловко брошенную веревку, но нечего было и думать,.чтобы бросить ее второй разъ. А помощникъ капитана пустилъ по его адресу цѣлый рядъ такихъ опредѣленій, которыя не предвѣщали для провинившагося ничего хорошаго. Только что лодочникъ приготовился уцѣпиться за судно, какъ сильнымъ порывомъ вѣтра лодку качнуло въ другую сторону прежде, чѣмъ онъ успѣлъ схватиться за якорную цѣпь, и онъ, потерявъ равновѣсіе, упалъ въ лодку. Едва поднявшись на ноги, онъ ударился прямо грудью о багоръ и полетѣлъ въ воду.
-- Ко мнѣ!-- закричалъ онъ и исчезъ въ мутной водѣ. Черезъ секунду онъ вынырнулъ недалеко отъ судна, и помощникъ капитана, быстрый, какъ молнія, бросилъ ему всю скатанную веревку. Тотъ проявилъ что-то обезьянье и схватился за нее съ необыкновенной цѣпкостью. Помощникъ капитана и буфетчикъ принялись тянуть веревку.
Въ эту минуту сзади нихъ раздались всплески. Обернувшись назадъ, они увидѣли, что Конингемъ, сбросивъ съ себя верхнее платье, боролся съ волнами ярдахъ въ десяти отъ кормы "Гранвилля" и, почти исчезая въ вечернихъ сумеркахъ, плылъ прямо къ лодкѣ.
Вода, протекавшая по самой солнечной долинѣ Франціи, была удивительно тепла, и Конингемъ, быстро оправившись отъ своего прыжка, попалъ въ боковое теченіе. Лодка была недалеко, прямо передъ нимъ, и въ полутемнотѣ онъ могъ различить, какъ одна изъ женщинъ поднялась съ своего мѣста и двигалась дальше, а другая, прижавшись къ лодкѣ, кричала отъ ужаса. Болѣе храбрая изъ женщинъ принялась уже поднимать тяжелое весло, когда Конингемъ крикнулъ ей по-французски:
-- Не падайте духомъ! Я сейчасъ буду около васъ!
Обѣ женщины повернулись на крикъ. Въ сумракѣ ихъ лица выдѣлялись бѣлыми пятнами. Никто больше не промолвилъ ни слова. Черезъ нѣсколько секундъ Конингемъ былъ уже около лодки. Схватившись руками за руль, онъ на половину высунулся изъ воды.
-- Если вы будете любезны перейти на другую сторону лодки,-- сказалъ онъ:-- то я могу вскарабкаться, не рискуя опрокинуть лодку.
-- Если мама нѣсколько наклонится, этого будетъ достаточно,-- сказала одна изъ фигуръ, та, которая хотѣла ѣхать дальше. Голосъ былъ ясный, низкій и обличалъ большое самообладаніе. Казалось, будто его обладательница была чѣмъ-то недовольна.
-- Можетъ быть, вы и правы,-- сказалъ Конингемъ серьезно.
Дама, сидѣвшая на носу, послушалась дочери, и лодка поднялась настолько, что Конингемъ довольно легко впрыгнулъ въ нее изъ воды. Вскарабкавшись на бортъ, онъ началъ дрожать крупной дрожью, ибо вѣтеръ рѣзалъ, какъ ножомъ.
Та, которая была помоложе, стала осторожно пробираться назадъ къ своему мѣсту и стала что-то очень серьезно говорить матери. Крѣпкая, но впечатлительная, та безпрерывно качалась взадъ и впередъ, а въ промежуткахъ между воплями и стонами по-испански призывала къ себѣ на помощь всѣхъ святыхъ. По временамъ, очевидно, для разнообразія она обращалась къ Самому Господу Богу, поручая ему свою душу.
-- У моей матери -- сказала незнакомка Конингему, который схватился за весла,-- сердце какъ у кролика, да еще очень молодого.
-- Я могу успокоить ее: никакой опасности нѣтъ,-- промолвилъ Конингемъ.
-- Вы англичанинъ....
-- Да, и, когда нужно, очень хладнокровный. Если ваша матушка умѣритъ свои молитвы и будетъ сидѣть спокойно, мы поѣдемъ впередъ быстрѣе.
Онъ говорилъ очень отрывисто. Разстояніе, которое проходила лодка при каждомъ ударѣ его веселъ, свидѣтельствовало о силѣ его мускуловъ, и болѣе пожилая дама шепотомъ разсыпалась ему въ благодарностяхъ, имѣя, повидимому, причины скорѣе полагаться на земную помощь, чѣмъ на вмѣшательство небесъ,
-- Я хотѣла бы помочь вамъ,-- сказала молодая особа съ такимъ выраженіемъ, которое говорило объ энергіи, обыкновенно не встрѣчающейся у ея землячекъ. Она говорила по-французски, но съ акцентомъ, и Конингемъ догадался, что она испанка. Онъ воображалъ, что подъ верхними накидками на ней непремѣнно надѣта мантилья и что ея головка отличается той граціозной посадкой, которую можно встрѣтить только на этомъ полуостровѣ.
-- Благодарю васъ, но мы и такъ подвигаемся недурно. Видите вы судно?
Она поднялась и стала всматриваться въ темноту черезъ его голову. На Конингема пахнуло какими-то духами, и со свойственной ему быстротой онъ рѣшилъ, что незнакомка такъ же прекрасна, какъ и неустрашима'.
-- Оно совсѣмъ недалеко,-- промолвила она.-- Они машутъ фонарями, чтобы показать намъ путь.
По тону видно было, что ея мысли недолго останавливались на "Гранвиллѣ".
-- Вы морякъ?
-- Нѣтъ, но, къ счастью, кое-что понимаю въ этомъ дѣлѣ.
-- Но вы путешествуете на "Гранвиллѣ"?
-- Да.
Конингемъ пристально глядѣлъ на свою собесѣдницу изъ-за веселъ, но никакъ не могъ различить черты ея лица. Ея голосъ тѣмъ не менѣе былъ очень пріятенъ для него, и онъ пожелалъ узнать, спокойно ли въ это время года у береговъ Испаніи.
-- Наши моряки -- храбрый народъ, но они осторожны. Я думаю, что ни одинъ изъ нихъ не сдѣлалъ бы того, что вы сейчасъ сдѣлали. Не правда ли, намъ грозила опасность?
-- Лодку могло нанести на какое-нибудь судно на якорь, и она могла опрокинуться. Могло также васъ отнести въ открытое море. А на борту "Гранвилля" не было въ готовности лодки, которая могла бы послѣдовать за вами.
-- Да. И вы спасли насъ. Вамъ, англичанамъ, мужества не занимать стать. А моя мать вмѣсто того, чтобы поблагодарить васъ, продолжаетъ расточать хвалу Іакову и Іоанну, сыновьямъ Заведеевымъ, словно это сдѣлали они.
-- Къ Заведею я не имѣю никакого отношенія,-- съ веселымъ смѣхомъ отвѣчалъ Конингемъ.
-- Юлія,-- строго произнесла пожилая дама, и ея голосъ звучалъ такъ густо, словно шелъ изъ какого-нибудь боченка:-- Юлія, я пожалуюсь на тебя отцу Конхѣ, который, конечно, не похвалитъ тебя за это. Святые, которымъ я молилась, сами были рыбаками и, стало быть, могутъ лучше всего сообразить опасность, которой мы подвергались. Что касается васъ, сударь, то, будьте увѣрены, вы будете навсегда записаны въ моемъ молитвенникѣ.
-- Благодарю васъ, сударыня,-- серьезно промолвилъ Конингемъ.-- Въ свое время при болѣе подходящей обстановкѣ я надѣюсь выразить вамъ и свою благодарность.
Въ этотъ моментъ лодку окликнулъ чей-то голосъ "съ Гранвилля". Спрашивали, все ли обошлось благополучно и въ лодкѣ ли мистеръ Конингемъ. Успокоившись на этотъ счетъ, помощникъ капитана, очевидно, обратился къ другому дѣлу, требующему его вниманія: крики и ругательства неловкаго малаго давали нѣкоторыя указанія на его характеръ.
Подъ сильными и частыми ударами Конингема лодка благополучно и безъ всякихъ приключеній шла вдоль длиннаго чернаго корпуса "Гранвилля". Скоро, однако, обнаружилось, что хотя всякая опасность уже исчезла, однако затрудненія еще не прекратились, ибо когда лодка остановилась и съ "Гранвилля" спустили лѣстницу, то старшая изъ дамъ наотрѣзъ отказалась подниматься по ней, ссылаясь на то, что она этого не можетъ. Лодочникъ-французъ, дрожавшій въ надѣтомъ на него черномъ пальто и испускавшій сильный запахъ коньяка, поддерживаемый помощникомъ капитана и буфетчикомъ, уговаривалъ ее не бояться. А въ самой лодкѣ Конингемъ по-французски, а молодая незнакомка по-испански представляли ей всѣ резоны, ссылаясь на небесное воинство и стараясь убѣдить ее, что если оно помогло ей пережить такую страшную опасность то, конечно, теперь поможетъ ей совершить этотъ небольшой подвигъ.
Но пожилая дама продолжала колебаться. Тогда помощникъ капитана, спустившись въ лодку, схватилъ не особенно любезно Конингема за руку и съ силою толкнулъ его къ лѣстницѣ.
-- Г. Конингемъ, вамъ вовсе не было надобности оставлять судно такимъ образомъ. Вѣдь вы рискуете умереть отъ холода. Идите на бортъ и предоставьте этихъ женщинъ мнѣ. Отправляйтесь къ себѣ въ каюту, а буфетчикъ принесетъ вамъ что-нибудь теплое.
Конингему оставалось только повиноваться, и онъ скоро очутился подъ теплымъ одѣяломъ. У него началась лихорадка, и ему поочередно было то холодно, то жарко.
Такъ какъ капитанъ былъ уже на борту, то "Гранвиллъ" поднялъ якорь и повернулся своимъ тупымъ носомъ къ холодному морю. Волны были довольно велики, большія деревянныя мачты и снасти стали поскрипывать, и судно быстро освободило свою корму.
Огни Польяка -- въ тѣ времена еще бѣдной рыбачьей деревушки -- остались за кормою.
Въ теченіе слѣдующихъ дней, когда ощущеніе весенней теплоты возвращало къ жизни всѣхъ, кто могъ дышать на верхней палубѣ, Конингемъ все еще лежалъ въ своей маленькой каютѣ, не замѣчая ничего. Когда же лихорадка прекратилась, у него осталось только ощущеніе странной усталости. Онъ едва могъ приподниматься, чтобы подкрѣпиться той пищей, которую съ грубоватой услужливостью готовилъ для него буфетчикъ.
-- За какимъ чортомъ бросился я въ воду къ этимъ двумъ женщинамъ?-- спрашивалъ онъ самъ себя въ длинные часы вынужденнаго бездѣйствія.
IV. Первый шагъ.
Маленькій городокъ Альжесирасъ лежитъ, какъ всѣмъ извѣстно, въ виду Гибралтара и отдѣляется отъ этой крѣпости широкимъ заливомъ. Прямая дорога ведетъ отъ него въ Кадиксъ. Другая дорога, немногимъ лучше, чѣмъ верховая тропинка, идетъ отсюда къ сѣверу въ Химену, черезъ пробковый лѣсъ между Рондой и моремъ.
Говорили, что когда-то по этой дорогѣ шла большая контрабанда и не было пассажира, который высаживался бы въ Альжесирасѣ или Гибралтарѣ и не проносилъ бы съ собой какой-нибудь контрабанды, въ родѣ, напримѣръ, табаку, который можно было спрятать совершенно безопасно.
Альжесирасъ съ его бѣлыми домами и красивой церковью, съ сонной набережной, гдѣ плещутся и сверкаютъ на солнцѣ голубыя воды, населенъ, надо правду сказать, порядочнымъ-таки отребьемъ. Онъ является убѣжищемъ контрабандистовъ, которыхъ мѣстныя пѣсни и легенды восхваляютъ, какъ самыхъ храбрыхъ, веселыхъ, романтическихъ борцовъ противъ закона. Въ этой странѣ человѣкъ, имѣющій возможность сказать, что его предки были контрабандисты, можетъ держать голову высоко и смотрѣть на честныхъ людей сверху внизъ.
"Гранвилль", бросившій якорь у сѣверной оконечности грубой каменной набережной, скоро освободился отъ своихъ пассажировъ: женщины съѣхали на берегъ съ нескрываемой радостью, осыпавъ тысячею благодарностей Конпигема, храбрость котораго повлекла за собой столь печальныя послѣдствія. Онъ все еще лежалъ въ постели, хотя и поправлялся. Сказать по правдѣ, онъ и самъ не спѣшилъ въ общую каюту, и вышелъ на палубу лишь тогда, когда обѣ женщины уже уѣхали.
Два дня, проведенные подъ благословеннымъ безоблачнымъ небомъ этихъ мѣстъ, возстановили его здоровье, и онъ сталъ приготовляться къ отъѣзду на берегъ. Было уже за полдень, когда перевозившая его лодка ткнулась въ песчаный берегъ, и прибрежные лѣнтяи, безъ которыхъ не обходится ни одинъ портъ въ Средиземномъ морѣ, проведя часы денного зноя въ философской апатіи ко всему, теперь выстроились длиннымъ рядомъ на набережной, проявляя достойный себя и равнодушный интересъ къ новоприбывшему. Нѣсколько мальчишекъ, старый солдатъ, нѣсколько артиллеристовъ изъ сосѣдняго форта, очень красиваго, но совершенно безполезнаго, священникъ и торговка апельсинами представляли собою центры, вокругъ которыхъ собиралась цѣлая толпа какъ разъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ Конингему предстояло сойти на берегъ.
-- Клянусь Вакхомъ!-- воскликнулъ священникъ, задерживая передъ своимъ длиннымъ носомъ щепотку табаку:-- англичанинъ! Посмотрите на его золотую цѣпочку.
Это замѣчаніе вызвало нѣсколько односложныхъ звуковъ. Стоявшіе на набережной принялись наблюдать за благополучной выгрузкой вещей Конингема съ видомъ людей, которые одновременно рады и удивлены его видѣть. То обстоятельство, что кто-то долженъ былъ съѣхать на берегъ, когда и на борту было такъ хорошо, представлялось имъ достойнымъ ихъ вниманія, но никакъ не подражанія.
Никто и не подумалъ помочь чѣмъ-нибудь Конингему: въ Испаніи зрители держатъ руки всегда въ карманахъ.
-- Англичане путешествуютъ обыкновенно для собственнаго удовольствія,-- замѣтилъ старый солдатъ, кивая головой по направленію къ Гибралтару, блестѣвшему черезъ заливъ въ розовой мглѣ.
Священникъ молча стряхнулъ съ своей поношенной рясы слѣды табаку. То былъ необыкновенно высокій и худой человѣкъ, какой-то сѣрый, съ глубокими морщинами, шедшими отъ глазъ къ подбородку. Очертанія его рта были правильны и нѣжны, а по губамъ бѣгала усмѣшка, готовая распуститься въ веселую улыбку. Темные глаза были осѣнены сѣрыми рѣсницами, но въ одномъ изъ нихъ таилась та же усмѣшка, что и въ углу рта.
-- Каждый протягиваетъ ножки по одежкѣ,-- замѣтилъ онъ и, повернувшись къ Конингему, который въ эту минуту тронулся къ гостиницѣ, вѣжливо приподнялъ шляпу. Кучки зрителей разсыпались, а мальчишки направились къ воротамъ форта, гдѣ игра въ мячъ была въ самомъ разгарѣ.
"Ну, у падре видъ довольно тощій,-- подумалъ про себя Конингемъ.-- Приглашу-ка я его отобѣдать со мной".
Когда у Конингема были деньги, имъ неизмѣнно овладѣвало желаніе поскорѣе истратить ихъ.
Вотъ почему онъ направился прямо въ "Морскую гостиницу", не отличавшуюся, повидимому, ни внутреннимъ комфортомъ, ни внѣшней чистотой. Но, какъ во всякой испанской гостиницѣ, дѣйствительность оказалась лучше, чѣмъ можно было подозрѣвать, и Конингему дали комнату, которая была нехороша лишь тѣмъ, что не обладала почти никакой обстановкой. Съ помощью нѣсколькихъ десятковъ испанскихъ словъ, бывшихъ въ его распоряженіи, Конингемъ объявилъ, что ему нужно, и спросилъ, какъ ему добраться до Ронды.
-- Вы знаете въ Рондѣ генерала Винченте?-- спросилъ онъ.
-- Да... по слухамъ. Кто его не знаетъ въ Андалузіи?-- отвѣчалъ хозяинъ гостиницы, дородный человѣкъ, когда-то державшій столъ въ офицерскомъ собраніи въ Гибралтарѣ.
-- У меня письмо къ генералу Винченте, и я долженъ ѣхать немедленно. Теперь въ Испаніи времена бурныя.
Полное лицо трактирщика вдругъ приняло хитрое выраженіе. Онъ оглянулся черезъ плечо, чтобы убѣдиться, что его никто не слышитъ.
-- Ваше превосходительство совершенно правы,-- отвѣчалъ онъ.-- Но для такого человѣка, какъ я, не все ли равно, та или другая сторона возьметъ верхъ, карлисты или Христина? Вѣдь деньги попрежнему останутся деньгами.
-- Но здѣсь, на югѣ, карлистовъ вѣдь нѣтъ?
-- Кто знаетъ,-- проговорилъ трактирщикъ, махнувъ рукою.-- Все, что вашему превосходительству будетъ угодно приказать, будетъ исполнено,-- прибавилъ онъ услужливо.-- Вотъ столовая, а вотъ здѣсь -- небольшая гостиная, гдѣ обыкновенно сидятъ дамы. Но теперь, въ зимнее время, у насъ въ гостиницѣ только одни мужчины.
-- Но бываютъ и постояльцы?-- спросилъ Конингэмъ.
-- Да... почти всегда. Въ Альжесирасѣ всегда есть путешественники, знатные люди, въ родѣ, напримѣръ, вашего превосходительства. Одни пріѣзжаютъ съ коммерческими цѣлями, другіе по политическимъ соображеніямъ...
-- Ни одна муха не влетитъ въ закрытый ротъ, другъ мой,-- вдругъ раздался въ дверяхъ чей-то голосъ.
Оба обернулись и увидѣли сзади себя того самаго священника, который былъ свидѣтелемъ прибытія Конингема.
-- Извините, синьоръ,-- сказалъ старикъ, комкая въ рукахъ свою и безъ того помятую шляпу.-- Извините за то, что я прервалъ вашъ разговоръ. Я пришелъ во время, ибо мнѣ послышалось слово "политика".
И онъ погрозилъ тонкимъ пальцемъ трактирщику, который съ поклономъ устремился къ двери.
-- Мигуэль,-- продолжалъ священникъ:-- ты, вѣрно, хочешь сдѣлать такъ, чтобы этотъ господинъ не могъ остановиться въ твоей проклятой гостиницѣ? Я, синьоръ, тоже путешественникъ и въ данную минуту являюсь постояльцемъ этой гостиницы. Позвольте назвать себя. Моя фамилія -- Конха, отецъ Конха, священникъ, какъ видите.
Конингемъ кивнулъ головой и безъ всякихъ церемоній разсмѣялся.
-- Очень радъ, что встрѣтился съ вами,-- сказалъ онъ.-- Я уже слышалъ о васъ. Меня зовутъ Конингемъ, я англичанинъ, какъ вы слышите. По-испански я знаю очень мало.
-- Ну, это придетъ само собой,-- заговорилъ священникъ, подвигаясь къ окну,-- и, вѣроятно, очень скоро, если вы останетесь на нѣкоторое время въ этой странѣ. Позвольте дать вамъ совѣтъ -- не очень быстро изучайте нашъ языкъ.
Онъ покачалъ головой и снова подвинулся къ раскрытому окну.
-- Здѣсь есть веранда, на которой недурно посидѣть послѣ обѣда. Не присядемъ ли мы? У этого стула только три ножки, но это ничего, позвольте мнѣ его. А вотъ другой. Этотъ получше.
Все это онъ говорилъ съ серьезной учтивостью, свойственной его землякамъ. Каждый испанецъ, даже послѣдній погонщикъ муловъ, чувствуетъ себя настоящимъ джентльменомъ и умѣетъ дѣйствовать соотвѣтствующимъ образомъ.
Падре Конха обладалъ пріятнымъ голосомъ и любилъ дѣлать своей большой и не особенно опрятной рукой широкіе жесты, отдававшіе церковной каѳедрой.
Онъ направился къ верандѣ, гдѣ стояли небольшіе столы и кресла и апельсинныя деревья въ четыреугольныхъ зеленыхъ кадкахъ.
-- Закажемъ бутылочку вина, не правда ли?-- сказалъ онъ и съ серьезнымъ видомъ хлопнулъ въ ладони, чтобы позвать служителя -- восточный обычай, до сихъ поръ сохранившійся еще на полуостровѣ.
Принесли и откупорили бутылку вина. За этой церемоніей священникъ слѣдилъ съ озабоченнымъ видомъ хозяина, который желаетъ угостить своего гостя. Съ видомъ знатока онъ попробовалъ вино.
-- Могло быть хуже,-- замѣтилъ онъ.-- Прошу извиненія: вино не изъ лучшихъ.
Въ манерахъ старика была какая-то простота, подкупавшая Конингема.
-- Стало быть, вы въ первый разъ въ этой странѣ,-- безразлично промолвилъ старикъ, бросая взглядъ на море, гдѣ тихо покачивалось нѣсколько фелюгъ.
-- Да.
Коннегемъ повернулся и тоже взглянулъ на море.
Было уже далеко за полдень, и затишье, нависшее въ атмосферѣ, дѣлало разговоръ даже между новыми знакомцами болѣе медленнымъ, болѣе свободнымъ, чѣмъ у насъ на свѣжемъ сѣверѣ. Когда англичанинъ послѣ минуты молчанія повернулся опять, чтобы хорошенько всмотрѣться въ своего собесѣдника, онъ увидалъ только глубокіе сѣрые глаза, устремленные на него.
-- Испанія,-- заговорилъ падре Конха,-- удивительная страна. Она богата, красива, обладаетъ климатомъ, подобнаго которому нѣтъ во всей Европѣ. Но Богъ и дьяволъ здѣсь ближе другъ отъ друга, чѣмъ гдѣ бы то ни было. Короче сказать, нѣтъ страны болѣе любопытной для человѣка, который путешествуетъ ради удовольствія.
-- Я путешествую не совсѣмъ ради удовольствія.
-- А,-- протянулъ падре и медленно забарабанилъ пальцами по столу.
-- Я спѣшилъ уѣхать изъ Англіи,-- легкомысленно объявилъ Конингемъ,
-- А!
-- И мнѣ нельзя вернуться туда раньше, какъ черезъ нѣсколько мѣсяцевъ. Я хотѣлъ было поступить на службу въ армію и досталъ письмо къ генералу Винченте, который живетъ въ Рондѣ. Ронда, насколько я знаю, расположена въ горахъ, миляхъ въ шестидесяти отсюда.
Говоря это, онъ не спускалъ глазъ съ лодки, приближавшейся къ берегу со стороны Гибралтара. Вѣтеръ упалъ, и сидѣвшіе въ лодкѣ, спустивъ парусъ, шли на веслахъ, затянувъ какую-то пѣсню, далеко разносившуюся по поверхности соннаго моря. Это была обычная альжесирасская лодка, построенная для перевозки угля и полдюжины пассажировъ,-- словомъ, обычная рыбачья лодка, пропахнувшая табакомъ. Скоро она уткнулась въ берегъ, и пассажиры, которыхъ было съ полдюжины, перелѣзли черезъ бортъ на узкую песчаную отмель. Одинъ изъ нихъ, одѣтый лучше другихъ, съ яркимъ цвѣткомъ въ петлицѣ пиджака, несъ съ собой длинный плащъ на яркой бархатной подкладкѣ, безъ котораго испанецъ не выходитъ послѣ заката солнца. Онъ бросилъ взглядъ цо направленію къ гостиницѣ и, очевидно, сталъ что-то говорить о ней съ лодочникомъ, стоявшимъ передъ нимъ въ самой самоувѣренной позѣ.
Священникъ поднялъ и осушилъ свой стаканъ.
-- Я долженъ просить васъ извинить меня. Вечерняя служба не ждетъ, а я слышу, что уже звонятъ,-- сказалъ онъ и, важно поклонившись, вышелъ.
Оставшись одинъ, Конингемъ погрузился въ не особенно глубокія мысли человѣка, привыкшаго жить сегодняшнимъ днемъ. Онъ былъ увѣренъ, что прошлое умираетъ, и это была, конечно, ошибка. Прошлое только спитъ, и мы всегда носимъ его въ себѣ, и счастливы тѣ, кто носитъ его, не тревожа, не давая ему подниматься на поверхность.
Солнце сѣло, и Гибралтаръ, словно огромный левъ, протянувшійся по заливу, началъ уже исчезать въ наступающемъ полумракѣ, какъ въ столовой раздался шумъ чьихъ-то шаговъ. Конингемъ машинально повернулъ голову, думая, что это падре Конха. Но въ дверяхъ стоялъ красивый смуглый человѣкъ, средняго роста, съ длинными закрученными кверху усами и выправкой солдата. Незнакомецъ поспѣшилъ снять свой плащъ: въ Испаніи считается признакомъ дурного тона заговорить съ незнакомымъ лицомъ, не снявъ предварительно плаща.
-- Я тоже имѣлъ намѣреніе пробраться черезъ горы и разсчитывалъ попасть сюда то время, чтобы встрѣтить одного пріятеля, который уже поѣхалъ сюда. Но здѣсь я получилъ письма, которыя заставляли меня ѣхать въ Малагу. Вы, вѣроятно, уже догадываетесь, что я пришелъ просить васъ объ одномъ одолженіи.
Онъ подвинулъ впередъ стулъ и сѣлъ, вытащивъ изъ кармана серебряный портсигаръ и предлагая папиросу англичанину. Въ его манерахъ было что-то живописное. Его лицо и движенія свидѣтельствовали объ энергіи, которая въ этой сонной Испаніи казалась неумѣстной, намекала на то, что онъ былъ родомъ не изъ Андалузіи, а изъ Ламанча, гдѣ сосредоточенъ весь умъ Испаніи, или, можетъ быть, изъ пылкой Каталоніи, гдѣ всѣ недовольные чувствуютъ себя въ своей тарелкѣ среди ея бурыхъ, выжженныхъ холмовъ.
Это былъ настоящій испанскій гидальго, въ лучшемъ значеніи этого слова -- чистоплотный не хуже любого англичанина, вѣжливый, находчивый и въ то же время всюду несущій за собой атмосферу меланхоліи и романтизма, которая до сихъ поръ присуща мужчинамъ и женщинамъ аристократическаго происхожденія.
-- Я просилъ бы только отвезти письмо и передать его дамѣ, которой оно адресовано. О, я отдалъ бы пять лѣтъ моей жизни, чтобы только дотронуться губами до ея руки.
Онъ вздохнулъ и слегка разсмѣялся какимъ-то многозначительнымъ смѣхомъ и закурилъ новую сигару. Потомъ, немного помолчавъ, онъ вынулъ изъ кармана письмо и положилъ его на столѣ передъ Конингемомъ. Оно было адресовано синьоритѣ X. В. и слегка пахло какими-то нѣжными духами.
-- Письмо влюбленнаго,-- простодушно замѣтилъ Конингемъ.
Испанецъ взглянулъ на него и пожалъ плечами.
-- Съ вашей сѣверной холодной страной вы ничего не понимаете,-- промолвилъ онъ.-- Если вы поживете въ Испаніи, то, можетъ быть, какая-нибудь черноглазая особа и дастъ вамъ урокъ. Но,-- добавилъ онъ, впадая съ неожиданной быстротой въ театральный тонъ,-- если вы увидите и влюбитесь въ нее, я убью васъ.
Конингемъ громко разсмѣялся и протянулъ руку за письмомъ.
-- Адресъ недостаточно ясенъ,-- дѣловито замѣтилъ онъ.-- Какимъ же образомъ я могу отыскать эту даму?
-- Ее зовутъ Баренна, синьорита Баренна. Въ Рондѣ этого достаточно.