Милюков Павел Николаевич
М.М. Винавер и "Новая тактика"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   П. Н. Милюков: "русский европеец". Публицистика 20--30-х гг. XX в.
   М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. -- (Люди России).
   

М.М. ВИНАВЕР И "НОВАЯ ТАКТИКА"1

   1 "Новая тактика" кадетов в эмиграции во главе с П.Н. Милюковым строилась на новой программе кадетов: признание в России республики, федерации как формы соотношения отдельных частей государства, status quo на "крестьянские захваты", установление местного самоуправления, а также включала необходимость изучения самой советской России, учета эволюции власти и настроений населения. Тем самым, по мысли сторонников "новой тактики", создавался "мост" для сближения с левыми партиями (например, с эсерами), которые рассматривались как союзники в общей борьбе с советской Россией.
   
   Сегодня мы опускаем в могилу тело Винавера. Много теснится в голове воспоминаний, связанных с долголетней нашей совместной работой. Я выберу из них одно, связанное особенно тесно с возникновением "Последних Новостей" и с происхождением той "новой тактики", которой суждено было направить мысль и волю демократической части эмиграции на новую стезю. В эмигрантской политической терминологии "новую тактику" многие привыкли связывать с моим именем, и мне приходилось принять на себя первые удары противников и бывших единомышленников, защищая этот поворот тактики в печати. Но те, кто стоял ближе к политическим кругам эмиграции, знают, что, собственно говоря, "новая тактика" родилась в Париже, и что первым ее восприемником был покойный Максим Моисеевич. В 1920 г., в период перелома "белой" борьбы, мне пришлось из Лондона, где я тогда проживал, совершить целых семь поездок в Париж. От этих поездок у меня сохранились довольно подробные записи, по которым роль М.М. в этот важный момент вырисовывается с полной отчетливостью. Он не учитывал, правда, в тех первоначальных переговорах, которые велись между политическими деятелями разных направлений в летние месяцы 1920 г. (апрель-июль). За это время намечена была, между прочим, записка Врангелю, которая была довольно подробно разработана членами партии, но в последнюю минуту, в связи с быстро менявшимся положением, оставлена без движения. Непосредственное участие Винавера в выработке основ "новой тактики" и в создании соответствующего настроения в тогда же образовавшейся парижской группе партии относится к осени 1920 г., когда почва для этой постройки была в известной степени расчищена самим ходом событий. Его положение по отношению к назревшей перемене настроения среди демократически настроенных элементов партийных кругов было особенное и весьма благоприятное. Он попал в эмиграцию из Крыма, где ему уже приходилось в ответственной роли члена крымского кабинета вести борьбу с злоупотреблениями военщиной в добровольческой армии и отыскивать способы соглашения -- на что он был такой мастер -- с общественными течениями, стоявшими левее партии свободы. В Крыму, кроме того, он поддерживал идею самостоятельности новых национально-территориальных образований, и это сделало его противником добровольческого централизма.
   С этим активом в своем непосредственном прошлом М.М. явился самым подходящим посредником, когда в последние месяцы 1920 г. возник вопрос о сближении между собою разных демократических течений в эмиграции. Тогда это был несравненно более острый вопрос, нежели теперь. Позиция, занятая социалистическими партиями в белой борьбе, была еще свежа в общей памяти -- и создавала большое психологическое препятствие для контакта с ними вчерашних участников белой борьбы. С другой стороны, и социалисты отодвинулись от несоциалистической демократии и смотрели крайне подозрительно и недоверчиво на отдельные попытки из этой среды восстановить единство демократического фронта. М.М. Винавер был одним из очень немногих, которые стояли вне этих подозрений и уже в период белой борьбы успели занять относительно нее независимое положение. И естественно, что первые переговоры о форме, в которой возможно было восстановление общения демократических элементов, велись при его непосредственном участии.
   Помимо отыскания этих форм (они найдены были в довольно узкой форме съезда членов Учредительного собрания, причем исход этого съезда оставался неопределенным), нужно было, однако, прежде всего установить собственную политическую физиономию несоциалистической демократии, ибо ее близкое соседство во время белой борьбы с несродными ей правыми политическими элементами сильно затемнило ее собственные программные и тактические позиции. На заседании парижской группы 2 декабря 1920 г. я выступил с соответствующими предложениями, основанными на неоднократном предварительном обмене мнений среди политических единомышленников. Мои предложения касались пересмотра наших собственных позиций по кардинальным вопросам о форме правления, об аграрном вопросе, о федерации и военной диктатуре. Я теперь изложу по своей записи ту речь, которой М.М. поддержал мое предложение.
   "Почти по всем вопросам,-- говорил М.М. в заседании 3 декабря,-- предложения П.Н. есть возврат к старому, а не что-либо новое. Это -- исповедание веры, обязательное для каждого к. д.,-- и оно не требует апробации отдельных комитетов. Много было сделано зигзагов отдельными секторами в различной обстановке. Но единственное мерило в их оценке есть возврат к идеологии партии. Три из затронутых пунктов входят в программу, и по отношению к ним нет никаких сомнений. Четвертый пункт -- о диктатуре -- есть вопрос тактический. Относительно формы правления программа наша говорит, что мы республиканцы. Принимая республику, мы, конечно, оговаривались, что это вопрос не принципа, а своевременности. Монархические идеи появились в разных частях партии вопреки программе. Раньше это вызывало удивление, потом стало обычным. Но никогда ни один съезд партии не отступался от этого пункта программы.
   Мы имели меньше права говорить о федерации. В программе партии федерации нет. Но от духа программы мы и здесь не делаем отступления. "Областная автономия" мыслилась Ф.Ф. Кокошкиным как ступень к федерации. Относительно аграрного вопроса надо признать, что то, что делалось (в период белой борьбы),-- не наше. Самый мучительный вопрос сейчас -- это вопрос о военной диктатуре. Не все помнят перипетии этого вопроса. Мы спорим о "пятиголовой" или "трехголовой" директории. В то же время в партии стала зреть идея единоличной диктатуры. Слово не употреблялось, но мысль об этом была. Мы восприняли факт южной диктатуры. Несомненно, разговоры о диктатуре нарушали (московское) соглашение (с левыми организациями). Но я почти убежден, что ни в одном партийном документе о диктатуре не говорится. В октябре на съезде в Екатеринодаре говорилось лишь о поддержке "добровольческой армии"... Резолюция, которую Долгоруков (Павел) привез в Ялту (на совещание членов ЦК) была подвергнута исправлениям моим и Ивана Ильича (Петрункевич) ... В настоящий момент нужно с большой ясностью поставить вопрос, что дело идет не о вооруженной борьбе, а об обособлении гражданской власти... Я подчеркиваю, что мы имеем право сделать все эти заявления".
   После замечаний других участников на эту речь М.М. Винавер подробнее развил некоторые из сделанных выше замечаний. Он подчеркнул необходимость открыто "назвать плохим" то, что было действительно плохо, и "не закрывать глаза на дефекты очередного плохого опыта" вооруженной борьбы, хотя бы к ней и пришлось впоследствии прибегнуть "в другой форме". Он напомнил, что существует и "опыт обратный" (в Крыму)? и подчеркнул основное положение этого опыта: "...нормальной власти вместо принудительного аппарата надо создавать аппарат симпатий. Перед Астровым и Лукомским я отстаивал нашу общую тезу -- необходимость элиминировать военное управление и оградить гражданскую власть от антипатий населения... Надо сказать, что в том комплексе (явлений, в котором она выступала), диктатура должна быть ликвидирована. Нужно выделение гражданского управления и децентрализация. Военная диктатура связывалась с отрицанием местных сил. Россия воссоздастся созданием местных сил".
   Заседания 2 и 3 декабря были решающими, и в них решающее значение имела приведенная (по моей, конечно, не вполне точно записи) речь Винавера. Здесь положены основы той записке о новой тактике, которая была окончательно одобрена в конце того же месяца -- и сделал необходимым пунктом дифференциацию двух частей партии,-- хотевших, и не хотевших немедленно приступить к ликвидации "плохого опыта". Одновременно Винавер заканчивал переговоры о создании съезда членов Учредительного собрания, защищая при этом возможность дальнейшего расширения базиса этой первой попытки демократического объединения,-- хотя социалисты-революционеры, главные участники этой попытки, и не смели двинуться в эту сторону ни шагу дальше внесенного ими, совершенно недостаточного предложения, которое могло быть санкционировано партией и ее заграничной делегацией. Напомню, что на самом съезде членов Учредительного собрания, благодаря исключительному редакторскому таланту М.М., почти все принятые резолюции в большей или меньшей мере прошли через его руки, и не один тупик в организационных вопросах, казавшихся совершенно безысходным, был счастливо избегнут.
   Таков маленький, но зато самый недавний пример того большого значения, которое имела политическая деятельность М.М. Винавера. При многочисленности его богато одаренной натуры трудно сказать, какая из сторон его деятельности была главной. Но в этом и состояла его исключительная сила, что главным казалось всякое дело, к которому он прикасался.
   
   Последние новости. 1926, 13 октября
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru