Милюков Павел Николаевич
Самочинная революция

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   П. Н. Милюков: "русский европеец". Публицистика 20--30-х гг. XX в.
   М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. -- (Люди России).
   

САМОЧИННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
(1917-1927)

   Читатель прочтет сегодня ряд статей, посвященных воспоминаниям о первых днях февральской революции в ее десятилетнюю годовщину. Одни из этих статей рисуют начало революции сверху, другие снизу -- или сбоку; одни наблюдали ее из центра, другие из периферии. Но через все эти наблюдения, сделанные с разных позиций и даже с разных точек зрения, проходит красной нитью одна черта. Этой революции никто не ждал. В этом отношении февральская революция есть полная противоположность октябрьской. Эта впоследствии открыто готовилась, на глазах у всех, и была разыграна как по нотам. По точному расписанию, заранее составленному, каждый из ее участников знал свое место -- и в это место направлял свой удар. Ее программа была элементарна и неокончательна, но эта программа была объявлена сразу и фактически осуществлена в первые же дни этой революции. В противоположность всему этому февральская революция произошла как-то сама собой. Ее все ждали и все предсказывали; но даже и те, кто к ней готовился, не предполагали сделать ее, а только, в случае если она произойдет, хотели занять по отношению к ней то или другое положение. У этой революции было много слуг, но не было хозяина. Точнее говоря, если смотреть на процесс революции в целом, она до сих пор еще и не нашла своего настоящего хозяина. Но все же этот хозяин где-то был и не мешал другим, непризнанным, стать хозяевами революции. Программа февральской революции тоже казалась готовой,-- давно обдуманной и заготовленной в умах нескольких поколений интеллигенции, в программах политических партий. Но, когда революция началась, все эти программы как-то потонули в злобах дня и сохранились только в бумажных декларациях.
   И те, кто фактически делал февральскую революцию, делал ее как-то невольно, нехотя, вопреки собственному желанию. Государственная Дума,-- именем которой революция была возглавлена,-- и фирме, которой так много обязана своим успехом,-- как учреждение вовсе в ней не участвовала и была неспособна участвовать. Она свалила революцию на плечи своих отдельных членов. Вожди армии, без участия -- или пассивного содействия -- которых успех революции был невозможен, оказали это содействие только потому, что поверили в фирму Государственной Думы. Наличные власти капитулировали, не попытавшись оказать никакого серьезного сопротивления. Они сдавались перед чем-то незримым. Царь отказался от власти, а назначенный им преемник отказался подхватить эту власть -- перед легендой, а не перед фактом. Мало того, и те, кто хотели стать настоящими хозяевами революции, те, кто водворились в Таврическом дворце рядом с его вчерашними хозяевами, в свою очередь, не знали, что делать. Настоящие герои февральского дня -- солдаты -- прибежали во дворец, более напуганные тем, что они сделали, чем кто-либо другой. Они прибежали, ища здесь защиты, а не готовясь к нападению. А нападающие в это самое время -- слагали оружие. Левые вожди революции не верили думе и вообще цензовым элементам, но прятались за их спиной от немедленного расстрела. А рабочие уже не верили своим вождям и готовили триумф не тем, кто вел их к февралю методической пропагандой, а тем, кто пришли в последнюю минуту вместе с ними -- и на глазах их приобрели авторитет. Та пружина, которая быстро развертывалась, смела сперва умеренных, а потом и радикальных вождей революции, закручивалась уже 27 февраля в Таврических залах. Вся восьмимесячная история февральской революции -- этого пролога к завершившемуся сегодня десятилетию -- была здесь налицо, в ракурсе.
   И все-таки эта самочинная и бесхозяйная революция победила. В этом был первый признак, что это была -- настоящая, не сделанная и не выдуманная революция. Она не сразу показала свое лицо, но она победила потому, что это настоящее лицо было уже тут за завесой. Это был тот Великий Неизвестный, перед которым слагали власть одни, слагали оружие другие. Победила легенда революции, но эта легенда была в ней вначале -- единственной реальностью. Потом она приняла и реальные очертания -- не те, которых ожидали те, кто к ней готовились. В этом смысле и в планомерной октябрьской победе -- русская революция продолжала быть самочинной. И эти хозяева замыслили одно, а сделали другое, не то, что хотели, а то, что пожрет их подобно сфинксу. В промежутке и сфинкс этот принял весьма реальные очертания.
   Что можно вывести из всего сказанного,-- из всей этой картины хаоса с каким-то невидимым стержнем, придававшим хаосу весьма определенное направление и могущественно сбрасывавшим с его стихийного пути те политические группы, которые хотели направлять его по своей дороге? Прежде всего, то, что русская революция принадлежит к числу явлений такого калибра и такого содержания, при которых она является роковой исторической неизбежностью. Суть этого явления заключается в выступлении на историческую сцену народных масс. Эти массы выступали у нас в России -- как, впрочем, и везде -- неподготовленными к этой роли, выполнить которую в состоянии только организованная и сознающая себя народная воля. Но все же стихийно, полусознательно, но упорно русские массы проявили решительное нежелание, чтобы воля их выражалась кем-то другим и чтобы эти другие говорили от их имени. Определенным выражением этого нежелания было непобедимое недоверие масс ко всяким готовым, уже сложившимся до их выступления политическим группировкам,-- и не только им враждебным, но даже и дружественным. А неизбежным последствием этого недоверия было то, что в доверие демоса, как в бессмертной пьесе Аристофана, вкрались те, кто ему наиболее льстил, раздувая в нем это недоверие. Льстецы, как всегда, для того, чтобы руководить демосом, стали ему прислуживать, потакая его страстям и инстинктам, удовлетворяя его непосредственные желания -- единственные, которые он мог осознать в своей неорганизованности и неподготовленности. Конечно, такие руководители демоса, не вечно слепого, были и суть только халифы на час,-- хотя бы этот час и длился целое десятилетие. На часах истории разметка времени -- иная, чем в биографии отдельной личности. И мы видим, что демос уже отвернулся от своих вчерашних опекунов, севших ему на шею. Можно сколько угодно злословить, что демос только ищет себе нового господина. Мы предпочитаем думать, что, сбросив стольких господ, демос найдет способы членораздельно выразить собственную волю.
   Только тогда, когда он этой цели достигнет,-- только тогда выяснится окончательно исторический смысл февральской революции.
   
   Последние новости. 1927, 12 марта
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru