Это был удивительно избалованный Ваня: пить любил по утрам чаи-кофеи, заедать французской булкой со сливочным маслом да с сырком швейцарским -- такой бутербродник, право!
Чаи сахары, обед из четырех блюд, пружин да ужин...
Любил Ванюша утробу свою потешить, надо правду сказать без обиняков и затей.
Да и приодеться непрочь покрасивше: костюмчик на нем с иголочки из английского добротного трика, шляпка земли греческой шелковой лентой обтянута, штиблеты американские, шевро -- первый сорт, не галстучек, а радуга не запонки, а звездочки небесные...
Весь, словно, из модного журнала только что выпорхнул.
И все Ванюше не в то, и все ему не в это: подавай, ему и коньячок три звездочки, и шансонетку позабористей, и книжку стихов, чтобы в ушах ручейками журчало, и оперетку помодней, тешь его, непутевого, чёрта в ступе ему подай, все ему мало...
Не хватает.
Ничто Ванюшу не радовало: соловеют глаза с каждым днем, кривит рот от скуки и брезгливо морщится...
Зевает.
-- Приелось... Скукота!.. Не жизнь, а житьишко... В пору повеситься... Но фи! -- неэстетично с высунутым языком в землю ложиться.
Помереть не помирал, а время проводил брюзжа.
И вдруг трах тарарах... крак!..
Ничевым-ничего: картошка, хлеб овсяный с иглой, цикорий, суп из воблы и для подслащения суррогатного кофейку -- сахаринец.
А все прочее еще незавиднее: обужа-одежа все чёртова кожа, да веревочная туфля; для услаждения-ж нюху -- крепкий махорочный дух.
Так все это Ванюи по лбу ударило, что даже о скуке позабыл, и тоскливых романсов распевать не приходится -- кругом заботы: на советской службе полдня проторчи-пролодырничай, за четверкой соли и полуфунтом хлеба в череду других полдня продежурь, да дома вечерком, за постирушкой рубахи, "товарищей" поругай -- глянь, дня как и не бывало.
Доберется Ванюша до логова и храпит во все носовые завертки.
Втянулся Ваня, приобык помаленьку, и ничего будто жить, вполне даже возможно, походка и та нахлябалась, молодцеватее стала, и брюха не пучит.
А картошка, ежели горячая да с сольцой, с устанку-то -- что твой трюфель заморский!..
Превосходнейший харч!!.
И вдруг трах-тарарах... Нэп!..
Кругом все есть, что надо и чего не надо, только советский кредит, знай, гони и червонцев припасай.
И хоть денежных знаков у Ванюши частенько не хватает -- начихать и наплевать!.. Ценить стал Ванюша всякую вещь: купит полфунта ландрину, глаза загораются, радуется... Не сахарину чета!
Укупит чаю китайского четвертку, улыбка с лица не сходит -- предвкушает чаёк, шельмец!..
А уж пива бутылку высосет, в восторг приходит:
"Не житьишко, не жизнь, а райское житье".
И не брюзжит, о контр-революциях и мечтать забыл, даже к товарищам- коммунистам приобык... Не хает:
"Ребята, мол, как ребята--налаживают"...
На днях госнежинской рябиновки полбутылки высмаковал и говорит:
-- Лучшего и не надо, благодать!..
Вчера еще убеждал меня:
-- Ты сам посуди: бодлом мылиться, это тебе что?.. Это тебе не мыло на тресковом жиру... Аромат!..
Довольнее Ванюши нет теперь ни в одном государстве...
Да чего уж там: сама мадам Кускова хотя и зовет Ванюшу предателем и злобится, а завидует, сидя на том берегу.
Саша Керенский и тот в затылке почесывает: "Эх, кабы мне бы да так-то пожить!.." Уж этот Ваня голодного бунта не устроит...
Уж этот Ванюша каждое улучшение ценит так, что диву даешься...
Уж этот Ванечка к царизму приверженности не имеет, а об учредиловке и думать позабыл...
Выварила Ваню пролетарская власть в горячей воде, омыла, вышаркала дочиста... То небо с овчинку было, а тут сразу с целый тулупище из семи овчин... Никаких иных небес Ванюше и ненадобно.