Минаев Дмитрий Дмитриевич
С Невского берега

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    I. Повальное недоразумение. (Стансы бывшего крепостного) Анонима.
    II. Непроизводительные силы. (Заупокойная заметка о художественной академический выставке) Вологжанина.
    III. Интимная беседа. Анонима.
    IV. Шаг вперед и два назад. N. N.
    V. Петербургские прозаики и московские стихотворцы. (Поучительная параллель). Анонима.
    VI. Микроскоп. (Разные заметки, мелочи, слухи). L"homme qui rit.

   

СЪ НЕВСКАГО БЕРЕГА.

(Общественный и литературный листокъ.)

   I. ПОВАЛЬНОЕ НЕДОРАЗУМЕНІЕ. (Стансы бывшаго крѣпостного) Анонима.
   II. НЕПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫЯ СИЛЫ. (Заупокойная замѣтка о художественной академический выставкѣ) Вологжанина.
   III. ИНТИМНАЯ БЕСѢДА. Анонима.
   IV. ШАГЪ ВПЕРЕДЪ И ДВА НАЗАДЪ. N. N.
   V. ПЕТЕРБУРГСКІЕ ПРОЗАИКИ И МОСКОВСКІЕ СТИХОТВОРЦЫ. (Поучительная параллель). Анонима.
   VI. МИКРОСКОПЪ. (Разныя замѣтки, мелочи, слухи). L'homme qui rit.

ПОВАЛЬНОЕ НЕДОРАЗУМѢНІЕ.

(Стансы бывшаго крѣпостного.)

             Свобода очень хороша,
             Когда дана она народу,
             И, какъ ревизская душа,
             Могу сказать я не грѣша,
             Что всѣ мы чтить должны свободу,
             Свободу знаю я изъ книгъ,
             Но всежъ быть вольнымъ не привыкъ.
   
             Кто вѣкъ ходилъ въ одной дерюгѣ,
             Въ лаптяхъ, не зная сапога,
             Тотъ на конфортъ глядитъ въ испугѣ;
             Такъ лопарю на тепломъ югѣ
             Все снятся вѣчные снѣга,
             Мятель и сѣверныя вьюги,--
             И я -- скажу вамъ на прямикъ --
             Къ порядкамъ новымъ не привыкъ.
   
             Свѣтъ рѣжетъ зрѣнье послѣ мрака.
             Свою собаку на дворѣ
             Спустите съ цѣпи и, однако,
             Опять къ привычной конурѣ
             Полѣзетъ глупая собака,
             А я не песъ, не глупъ, не дикъ,
             Но всежъ быть вольнымъ не привыкъ.
   
             Бѣднякъ, прожившій вѣкъ въ загонѣ
             И очутившійся самъ-другъ,
             Въ какомъ нибудь большомъ салонѣ,
             Куда дѣвать не знаетъ рукъ,
             Роняетъ шляпу при поклонѣ...
             Такъ точно я гляжу вокругъ,
             И признаюсь вамъ въ грустномъ тонѣ,
             Что я, робѣя каждый мигъ,
             Къ порядкамъ новымъ не привыкъ.
   
             Во мнѣ есть умъ и безпристрастность,
             Чтобъ гласность чтить, но вотъ вопросъ:
             Какъ дать уму такую ясность,
             Чтобъ различить вполнѣ опасность:
             Гдѣ начинается доносъ,
             И гдѣ должна кончаться гласность?
             Я становлюсь, друзья, въ тупикъ,
             Я къ новой роли не привыкъ.
   
             Свобода личности есть сила.
             Заявишь личность иногда,
             Кого нибудь ударишь въ рыло
             И, смотришь, дѣло, господа,
             Доходитъ тотчасъ до суда;
             На всѣ лады заголосила
             О томъ печать; гамъ, свистъ и крикъ...
             Нѣтъ, я быть вольнымъ не привыкъ.
   
             Познавъ, что "собственность есть кража,"
             Хочу я жить въ квартирѣ такъ,
             Чтобъ не платить,-- виновенъ я же:
             Стремленій мудрыхъ не уважа,
             Меня изъ третьяго этажа,
             Хозяинъ гонитъ на чердакъ,
             Иль прогоняетъ вовсе даже,
             Какъ будто я простой мужикъ!
             Нѣтъ, я быть вольнымъ не привыкъ...
   
             О солидарности, о стачкѣ
             Журналы русскіе поютъ,
             А межъ собою на кулачки
             Стѣною на-стѣну идутъ.
             Вездѣ свирѣпствуютъ горячки:
             Фразерства, сплетенъ, клеветы...
             Иной съ начальникомъ -- на "ты",
             И съ словомъ "вы" подходитъ къ прачкѣ...
             Сумбуръ, хаосъ и тьма интригъ...
             Нѣтъ, я быть вольнымъ не привыкъ.
   
             На перепутьѣ къ новой жизни
             Кружится наша голова
             И мы, сказавъ: все трынъ -- трава,
             Идемъ -- кто въ лѣсъ, кто по дрова..."
             И многимъ гражданамъ въ отчизнѣ
             Я на ушко шепну слова,
             Не прибѣгая къ укоризнѣ:
             Къ порядкамъ новымъ, о, друзья,
             Вы не привыкли, какъ и я.
                                                                                   Анонимъ.
   

НЕПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫЯ СИЛЫ.

(Заупокойная замѣтка о художественной академической выставкѣ.)

   Двери Академіи Художествъ захлопнулись передъ "чернью непросвѣщенной", выставка кончилась. Теперь, на досугѣ, "чернь непросвѣщенна" можетъ отдать себѣ отчетъ въ томъ, что она созерцала недавно. Во-первыхъ, она была ослѣплена яркостью и блескомъ красокъ, во-вторыхъ, была поражена,-- не въ первый разъ, впрочемъ, ей приходится поражаться, -- изумительною наивностью и недомысліемъ русскаго художественнаго генія, а въ-третьихъ, выходя изъ академическихъ залъ, "чернь" чувствовала себя въ томъ непріятномъ положеніи, въ какомъ бы почувствовалъ себя человѣкъ, спросившій бифштексъ и получившій вмѣсто того котлетку, состряпанную изъ чего-то, похожаго на жареные подтяжки, на кушанье, приготовленное трущобными поварами греческихъ кухмистерскихъ... Цѣлый годъ сиднемъ сидѣлъ пресловутый Бова-силачъ -- русскій художественный геній; наконецъ разрѣшился онъ... бездной уродцевъ и мертворожденныхъ. Гора родила мышь.
   Нѣкоторые посѣтители выставки недоумѣвали даже, гдѣ они очутились -- на выставкѣ ли художественной или на выставкѣ (рисованнаго) рогатаго скота, собакъ и другихъ животныхъ, ибо кругомъ они видѣли такія картины: "Боровы въ полѣ" г. Маури, "Утки въ водѣ" г. Зурланда, "Овцы въ лѣсу" его же, "Собака" и "Голова теленка" г. Бема, "Слонъ и носорогъ" г. Шандоровскаго и пр. и пр. Только увидя портретъ автора "Взбаломученнаго моря", А. Писемскаго, изображеннаго г. Перовымъ, публика могла догадаться, что она находится не на зоологической, а на художественной выставкѣ {Между прочимъ, нужно замѣтить, что портретъ г. Писемскаго даетъ нѣкоторый матеріалъ будущимъ его біографамъ, въ родѣ гг. Шубинскаго и Семевскаго, которымъ дороги, самыя ничтожныя мелочи изъ обыденной жизни знаменитыхъ дѣятелей. По портрету они могутъ узнать, что маститый романистъ носилъ всегда на шеѣ шнурокъ, на которомъ висѣлъ черешневый мундштукъ для сигаръ -- свѣденіе для поклонниковъ очень любопытное"."}.
   На нѣкоторыхъ картинахъ, мы остановимъ теперь наше вниманіе.
   Г. Бронниковъ представилъ, напримѣръ, публикѣ "Заключеннаго патриція въ темницѣ"--вещь весьма неудобную для пониманія. Передъ вами сидитъ господинъ, въ неестественной академической позѣ, въ пышномъ костюмѣ опернаго тенора, за нимъ -- на заднемъ планѣ -- мелькаетъ чья-то сумрачная фигура... Кое-какъ, пожалуй, зритель еще догадается, что художникъ мнилъ изобразить тюрьму -- не тюрьму, а нѣчто въ родѣ этого: для тюрьмы комната слишкомъ свѣтла, но въ пользу перваго предположенія говорятъ рѣшетки въ окнахъ и мрачная тѣнь, долженствующая, разумѣется, изображать свирѣпаго стража. Но почему должно прозрѣть въ сидящемъ на вытяжку comme il faut патриція -- достовѣрно неизвѣстно. Г. Бронниковъ нарисовалъ еще группу голыхъ женщинъ во всевозможныхъ положеніяхъ -- въ положеніяхъ, должно прибавить, часто до чрезвычайности натянутыхъ. Надпись подъ картиной гласитъ: "Римскія бани". Тотъ, кто имѣетъ понятіе о баняхъ, о тѣхъ сладострастныхъ оргіяхъ, какія происходили въ нихъ, о волшебно-изящной обстановкѣ этихъ роскошныхъ храмовъ любви, тотъ -- повторяемъ мы -- только съ чувствомъ сожалѣнія посмотритъ на "Римскія бани" г. Бронникова -- на эту безвкусную, неграціозную пачкотню. Очевидно, не нравы, не характеръ римлянокъ, не римскую жизнь, не какой нибудь моментъ изъ нея хотѣлъ изобразить похотливый художникъ. Онъ просто онъ хотѣлъ изобразить нѣсколько обнаженныхъ женскихъ тѣлъ -- и изобразилъ. За своихъ голыхъ женщинъ г. Бронниковъ долженъ выслушать отъ насъ голую правду. Вѣдь для того, чтобы воспроизвесть въ живыхъ образахъ какую нибудь характеристическую черту изъ жизни давно упершаго общества -- надо быть хорошо знакомымъ гь тѣнь обществомъ, съ тою жизнію, погребенною подъ развалинами -- да при томъ имѣть и фантазію погорячѣе. Для выполненія же подобной задачи у г. Бронникова, видимо, не хватаетъ ни силъ, ни средствъ. О римскихъ женщинахъ онъ, кажется, только и знаетъ, что они ходили съ римскими носами, а такого знанія, я думаю, недостаточно. Его картинка: "Монахъ въ мастерской художника" именно и замѣчательна въ томъ отношеніи, что она ясно указываетъ на то, что можетъ безъ ущерба для своей профессорской репутаціи сдѣлать г. Бронниковъ.
   Картина г. Торопова: "Приказъ объ отставкѣ" -- ничто иное, какъ варіяція на общеизвѣстную, пережеванную тэму и сказать о ней болѣе нечего... Въ виду стремленій къ образованію, ясно выраженныхъ въ настоящее время русскими женщинами, въ виду основанія высшаго учебнаго женскаго заведенія -- картинку г. Лесли "женскій вопросъ" можно назвать -- по меньшей мѣрѣ -- безтактною, тупою, невѣжественною до дикости профанаціей лучшихъ стремленій лучшихъ людей современнаго образованнаго міра. Или, можетъ статься, художникъ считаетъ свое произведшее сатирою. Нѣтъ! До сихъ поръ никогда еще сатира не возставала противъ свѣта: всегда бичевала только невѣжество и мракъ. Или, быть можетъ, г. Лесли позавидовалъ г. Авенаріусу и восхотѣлъ сдѣлаться Авенаріусомъ живописи? Незавидная роль!.. У нашихъ художниковъ какъ-то все на выворотъ. Въ добрыхъ начинаніяхъ они готовы видѣть общественныя язвы, а когда они видятъ дѣйствительныя язвы, то изображать ихъ не рѣшаются. Такъ, напримѣръ, академія выставила нѣсколько Іововъ и,-- странное дѣло!-- ни у одного Іова на тѣлѣ не видно, вопреки исторіи, ни одного струпа, ни одной гнойны. Художники, вѣроятно, сочли неприличнымъ слѣдовать правдѣ, искажая ее во имя эстетической чистоплотности. Что всѣ академическіе Іовы плохи,-- они сами достойны плача Іова, -- это естественно. На премію, т. е. по заказу или -- вѣрнѣе -- по указкѣ-испоконъ вѣка не было еще написано ничего хорошаго. Если бы Рафаэль вздумалъ по академической програмѣ конкурировать на 2-ю золотую медаль, то онъ, конечно, срѣзался бы отличнѣйшимъ манеромъ, т. е. медали бы не получилъ, а получилъ бы ее какой нибудь Егоровъ или Пахомовъ. По указкѣ работаетъ и получаетъ премію только одна посредственность: ибо только жалкая посредственность можетъ слѣпо удовлетворять художественной рутинѣ и олимпійскому тупоумію. О "Разрушенія Содома" г. Семирадскаго, какъ объ ученическомъ опытѣ, не стоило бы и заикаться, если бы творецъ этого разрушенія не былъ "удостоенъ" за дѣло рукъ своихъ "первою преміей на третныхъ экзаменахъ". Очевидно, академическіе олимпійцы поощряютъ г. Семирадскаго идти по пути содомныхъ грѣховъ, но г. Семирадскій еще можетъ спастись: лучше поздно, чѣмъ никогда... Разрушенія Содома на картинѣ разсмотрѣть никто не могъ: видѣли раздавленныя и придавленныя человѣческія тѣла, видѣли громаду разваливающихся кирпичей -- и только. Сюжетъ, повидимому, страшный, трагическій, а вы готовы передъ картиной смѣяться... Если бы художникъ, не гоняясь за ветхозавѣтными преданіями, вмѣсто разрушенія Содома изобразилъ разрушеніе Колтовской церкви въ 1864 году -- то его картина имѣла бы смыслъ вообще, а для ученыхъ архитекторовъ въ особенности. Картина бы вышла понятнѣе, естественнѣе, ближе къ правдѣ, а слѣдовательно и интереснѣе.
   Изъ картинъ, смастеренныхъ съ эффектомъ, съ шикомъ, такъ сказать, бросаются въ глаза двѣ: "Амазонка" и "Франческа ли Римини и Паоло ли Паоленто". Костюмы -- великолѣпны, позы -- изящныдо отвращенія, тѣни брошены удачно, обстановка вообще и въ деталяхъ -- превосходна, словомъ техническая часть, форма -- блистательна... Но содержаніе, мысль... Не ищите здѣсь мысли... "Lasciate ogni sperauza voi ch'entrate!.." Положеніе Паоло Малатесты еще выражаетъ кое-какую страсть, но Франческа болѣе походитъ на тѣнь, явившуюся изъ могилы, чѣмъ на живую дѣву, съ трепетомъ поддающуюся страстному обаянію первой любви... Такимъ образомъ, мысль Данте выразилась весьма неудачно. И зачѣмъ браться не за свое дѣло... Господа художники! Вы Гоголя и Пушкина до сихъ поръ иллюстрировать не умѣете, а за Данте беретесь!.. Г. Мясоѣдовъ, посягающій на сюжеты изъ "Божественной Комедіи", гораздо бы лучше сдѣлалъ, еслибъ послѣдовалъ примѣру двухъ скромныхъ своихъ собратьевъ по искуству -- А. Боброва и Еф. Иванова. Такъ первый изъ нихъ изобразилъ "Внутренность комнаты", а второй "Огородныя овощи". Не затѣйливо, но за то скромно! Такъ и г. Мясоѣдовъ гораздо бы болѣе выигралъ въ общемъ мнѣніи, если бы вмѣсто Франчески нарисовалъ "вилокъ капусты" или "внутренность шкапа", принадлежащаго Андрею Краевскому.
   Странный фактъ подмѣтилъ зритель: мертвые на картинахъ нашихъ художниковъ выходятъ несравненно лучше живыхъ и приходится сказать, что мертвые живѣе живыхъ. Въ произведеніи, напримѣръ, г. Плѣшанова, убіеннаго царевича за трупъ принять можно, но живыхъ людей, группирующихся вокругъ него, можно принять за костюмированные манкены, за куклы, за автоматовъ -- за что хотите, только ужь никакъ не за живыхъ людей. Лицо погребаемаго монаха, на картинѣ г. Верещагина, выразительнѣе лицъ живой братіи, толпящейся кругомъ могилы; лицо нертвеца производитъ впечатлѣніе сильнѣе, нежели всѣ живыя лица, вмѣстѣ взятыя; поза мертвеца естественнѣе положеній тѣлъ живыхъ... Почему? Почему мертвое художникамъ удается? Не потому ля, можетъ быть, что они съ мертвыхъ всѣ свои картины пишутъ, всѣ помыслы свои устремляютъ въ мертвый міръ древности? Не отъ того ли, что они отрываются отъ всего живого и всецѣло отдаются мертвечинѣ?
   Почему также подъ одной изъ головокъ подписано: "Головка помпеянки"? Почему же именно помпеянки? Почему не еврейки? Равно безобидно можно бы было подписать: головка Саши, Кати или Даши, m-elle N. N. или m-elle М. М... Почему двѣ дѣвочки названы "римскими дѣвочками"? Почему одинъ изъ ландшафтовъ названъ "полднемъ", когда его столько же можно было назвать "утромъ", "вечеромъ" или "сумерками"? Мы посовѣтовали бы художникамъ не подписывать своихъ картинъ. Подписи -- неистощимый источникъ остроумныхъ шутокъ, доходящихъ часто до высокаго юмора -- шутокъ на ихъ же счетъ. Хорошая картина понятна и безъ подписи, а плохую, безсмысленную не объяснитъ и самый длинный текстъ. Когда, наконецъ, художники наши перестанутъ мечтать о "потопѣ" и о тому подобныхъ грандіозныхъ сюжетахъ, когда они перестанутъ растрачивать свои силы втунѣ? Но если бы мы стали спрашивать у художниковъ подробнаго отвѣта на интересующіе насъ въ настоящее время вопросы, то намъ пришлось бы исписать цѣлую книгу словомъ "почему", а отвѣтъ отъ безотвѣтнаго мы все-таки не получили бы.
   Напрасно нашъ художественный геній хочетъ скрыть убогость своихъ скудныхъ средствъ подъ яркостью и блескомъ красокъ. Напрасно!.. Чудовищное тупоуміе ключомъ бьетъ -- брызжетъ изъ его произведеній. Выставка нынѣшняго года еще разъ ясно показала, до чего артистическій аскетизмъ, удаленіе отъ міра живыхъ можетъ довести существа, созданныя по образу и подобію Божію. Рутинный догматъ псевдоклассицизма губить все, къ чему ни прикасается... Эти жалкіе Іовы, напримѣръ! Не пародія ли, не насмѣшка ли она надъ искуствомъ, надъ здравымъ смысломъ, надъ современными требованіями? Неужели, художникъ, до твоей мастерской не долетаетъ жизни шумъ? Не погребай же себя заживо! Посмотри, какимъ бурнымъ, кипучимъ потовомъ несется мимо тебя жизнь! Окунись же въ этотъ шумный, пестрый водоворотъ! Прислушайся, весела ли и дѣйствительно ли беззаботнауа веселая, свѣтлая пѣсня, которая носится надъ міромъ, силясь заглушить вопли и стоны, рвущіеся безобразнымъ, надрывающимъ душу аккордомъ изъ этой темной юдоли плача и скорбей? Не бѣги же, художникъ, въ "широкошумныя дубровы", а заставь служить свое искуство тому же, чему нынѣ служатъ всѣ лучшія силы ума человѣческаго, т. е. на благо братьевъ-людей! Не уподобляй искуство тѣмъ погремушкамъ, что бренчатъ на шапкѣ арлекина! Не пойте намъ "о блаженствѣ безгрѣшныхъ духовъ, подъ кущами райскихъ садовъ!.." Довольно! Пойте намъ о человѣкѣ -- и только о человѣкѣ, о его грѣхахъ, о его блаженствахъ и печаляхъ, ибо только его радости, его горе, его стремленія понятны намъ!
   Впрочемъ, въ темномъ царствѣ нашей отечественной живописи сквозитъ блѣдноватый, передразсвѣтный лучъ. Этимъ лучомъ является на этотъ разъ недурная по замыслу картина г. Брянскаго "Тяжелая минута". Тяжелою минутой художникъ назвалъ минуту отправленія матерью ребенка въ Воспитательной домъ. Минута, дѣйствительно, тяжелая...
   Передъ вами стоитъ блѣдная, худенькая дѣвочка съ распущенными волосами. Очевидно, она только-что встала съ постели посгі тяжкой болѣзни. На ней ночная кофта. Ея тонкія, еще ночи дѣтскія руки, ея несложившійся бюстъ, самое выраженіе утоненнаго лица показываетъ, что эта дѣвочка еще ребенокъ. Но оні много жила. Она -- мать. Грустенъ ея прощальный взглядъ, послѣдній взглядъ, которымъ она благословляетъ своего первенца. Онъ будетъ для нея чужой. Она не узнаетъ радостей материнства, не дождется отъ своего дитяти слова "мама" -- перваго слова, этой музыки, которая звучитъ для слуха матери слаще всякой мелодія... Волчица кормитъ своихъ волчатъ, ласкаетъ ихъ. Собака играетъ съ своими малыми щенятами... Человѣкъ не имѣетъ мѣста при матери. Человѣкъ лишается нѣжныхъ ласкъ матери, самыхъ, бытъ можетъ, безкорыстныхъ, святыхъ ласкъ, лишается той заботливо, которая не измѣнитъ, не выдастъ, не продастъ... И что ожидаетъ этого будущаго человѣка? На первыхъ порахъ Воспитательный домъ, и затѣмъ горькая жизнь въ какой нибудь деревушкѣ. Природа создала въ немъ -- въ зародышѣ -- умное, доброе, быть можетъ, даже геніальное существо, полезнаго члена человѣческой семьи, а изъ грязныхъ рукъ чухонки онъ выйдетъ или воромъ-грабителемъ, уйдетъ въ Сибирь, или же сдѣлается полуидіотомъ, полузвѣремъ. При взглядѣ на изнуренное, грустное личико дѣвушки, думается, спрашивается: кто же отецъ этого будущаго вѣка? Фатъ ли бездушный или какой нибудь бѣднякъ, неслушающій Мальтуса, бѣднякъ страстно любящій и въ любви находящій свѣтъ своей труженнической жизни, дѣлящій съ милой и любовное ложе, и кусокъ черстваго хлѣба?..
   Другую, картину, нелишенную человѣческаго смысла, дать г. Маковскій, подъ рубрикой: "Наставленіе матери".
   Зритель видитъ передъ собой мать и дочь -- поучающую старость и шаловливое, живое дѣтство. Мать -- толстая баба съ брюзгливымъ, оплывшимъ лицомъ -- преподаетъ своему дѣтищу старческую мораль. Дѣвочкѣ скучно слушать все однѣ и тѣ же пѣсни старой птицы; дѣвочка надула губы, съ недовольной миной, нехотя покоряется необходимости. По ея глазкамъ, по ея позѣ уже можно что она не очень внимательно прислушивается къ словамъ дешевой мудрости. Если картина г. Маковскаго не будитъ въ зрителѣ столько мыслей и чувствъ, какъ картина г. Брянскаго, то и въ ней все-таки есть великое достоинство. Это достоинство -- правда. Еще должно замѣтить, что отдѣлка картины г. Брянскаго мѣстами слаба, но тѣмъ не менѣе картина показываетъ въ художникѣ присутствіе нѣкотораго человѣческаго смысла, чего объ остальномъ сонмѣ нашихъ художниковъ сказать, къ сожалѣнію, нельзя. Но научиться управляться съ красками и кистью легче, чѣмъ передѣлать свою голову...
   Удивительное однако дѣло. Эта картина г. Маковскаго, недурно задуманная и исполненная, осталась почти совершенно незамѣченной на выставкѣ, между тѣмъ, какъ передъ другой большой его картиной "Народное гулянье во время масляницы на Адмиралтейской площади" сновала постоянно большая толпа. "Народное гулянье" далеко но художественное произведеніе, а скорѣе большой раскрашенный фотографическій снимокъ, картина, словно написанная на заказъ какому нибудь купеческому сынку. Произведеніе это напоминаетъ картинки стереоскоповъ, картинки съ группами людей, которые приняли ту или другую позу, то или другое положеніе. Г. Маковскій не съумѣлъ уловить, какъ веселится черный народъ на такъ называемыхъ "народныхъ гуляньяхъ."
   Мы не намѣревались дѣлать подробный обзоръ художественной выставки. Къ чему? Объ ней столько уже философскихъ трактатовъ написали умные люди! Достаточно. Конечно, желательно было бы, чтобъ искуство перешло изъ лагеря схоластики на почву реализма -- желательно было бы ради его самого. Но мы не льстимъ себя надеждою на мгновенное превращеніе въ золото всего того, что блеститъ. Что мы не обольщаемся таковой сумасбродной надеждой, тому доказательствомъ послужитъ то, что мы предскажемъ о составѣ будущей художественной выставки.
   Г. Верещагинъ напишетъ "Головку сиракузянки", г. Юрасовъ -- пейзажъ на тэму стиха г. Полонскаго: "Что думаютъ сосны, когда они спятъ"; портретъ Д. С. С. и кавалера многихъ орденовъ NN: г. Розановъ представитъ портретъ троюроднаго дяди художника съ материнской стороны; г. Швайкевичъ -- портретъ своей двоюродной тетки, а г. Перовъ -- портретъ г. Писемскаго, выходящаго изъ ванны. Г. Бронниковъ на утѣшеніе публики приготовитъ картинку съ голыми тѣлами -- на мотивъ извѣстной пѣсенки: "Лишь только занялась заря..." "Атака при Черной рѣчкѣ" г. Вилевальде будетъ изображать баталію, т. е. лошадиныя морды и блестящія каски, безпорядочно сваленныя въ кучу и къ довершенію эффекта подернутыя тамъ и сямъ струйками синеватаго дыма. Достоинство сей картины заключаться будетъ въ томъ, что на нее всѣ будутъ смотрѣть и никто ничего не пойметъ. На картинѣ г. Брокнера подъ рубрикой: "Часовня Иверской Божіей Матери" будутъ собственно представлены двѣ торговки съ калачами, а на заднемъ планѣ толстый купецъ, правой рукой творящій крестное знаменіе, а лѣвою сжимающій тугонабитую мошну. Это будетъ картина изъ лучшихъ. Картина того же художника: "Одна изъ колоннъ Казанскаго собора", будетъ проникнута особеннымъ смысломъ, который, впрочемъ, для непосвященнаго большинства останется непроницаемъ.
   Затѣмъ мы увидимъ на выставкѣ слѣдующія произведенія: "Майскій парадъ", восьмисаженная картина, нарисованная одною лиловой краской -- К. Маковскаго.
   "Переходъ Суворова... изъ комнаты въ комнату", картина г. Плѣшанова, составленная по новѣйшимъ историческимъ изслѣдованіямъ гг. Щебальскаго, М. Погодина и Шедо-Ферротти.
   Портретъ собачки княгини С--кой -- представитъ художникъ Литовченко.
   Г. Мясоѣдовъ опять возмется за Данте и выставитъ этюдъ на тэму дантовскаго стиха: "Jo fei giubetto а me delle mie case* (я повѣсился въ собственномъ домѣ). Повѣшеннаго будетъ изображать русскій художникъ, умирающій отъ бѣдности... Фантазіи для сюжетовъ.
   "Видъ дерева, ростущаго въ Лѣтнемъ саду" -- г. Жижиленко.
   Затѣмъ нѣсколько бюстовъ г. Опекушина: 1) Художникъ М. Микѣшинъ смѣющійся, 2) М. Микѣшинъ завивающійся, 3) М. Микѣшинъ -- съ зубочисткой, 4) М. Микѣшинъ -- чихающій, 5) М. Микѣшинъ передъ умывальникомъ и пр. и пр. Всѣ эти бюсты займутъ особую залу, которая по каталогу будетъ называться "Микѣшинскою залою..."
   "Но умолкни мой стихъ..." До слѣдующей годичной выставки, мы прощаемся съ нашими художниками.

Вологжанинъ.

   

ИНТИМНАЯ БЕСѢДА.

             -- "Вашъ начальникъ нрава, говорятъ, крутого?"
   
             -- "Тише, тише, тише! Что вы!.. Что за слухи!...
             Въ мірѣ человѣка не найти такого:
             Добръ и справедливъ онъ, честное вамъ слово,
             Онъ не только ближнихъ, не обидитъ мухи."
             -- "Онъ въ отставку подалъ..."
                                           -- "Да? Что жъ вы молчите!
             Лучше всѣхъ подарковъ вѣсть такого сорта...
             Коли правду точно вы узнать хотите --
             Это человѣкъ былъ даже хуже чорта,
             И въ его прошедшемъ есть такія пятна....."
   
             -- "Онъ свою отставку взялъ на дняхъ обратно..."
   
             -- "Взялъ назадъ?.. А я-то... Впрочемъ, чтожъ такое:
             Только ради шутки нѣсколько легко я
             Говорилъ о графѣ.... Вотъ вамъ Богъ свидѣтель:
             Нашъ начальникъ -- общій другъ и благодѣтель;
             Мы души не чаемъ въ нашемъ генералѣ!.."
   
             -- "Да вчера онъ умеръ. Развѣ вы не знали?"
   
             -- "Умеръ. Полно, такъ-ли?... Вы не лжете если,
             Я готовъ издохнуть, сидя здѣсь на креслѣ,
             Коль совру предъ вами, да и врать къ чему же?--
             Въ мірѣ человѣка не бывало хуже:
             Золъ, сваливъ, развратенъ и,-- того не скрою,--
             Жилъ онъ передъ смертью съ собственной сестрою,--
             Но должна казаться для судебной власти
             Смерть его, однако, истинной потерей:
             Мнѣ сказалъ недавно приставъ нашей части,
             Что замѣшанъ даже онъ въ поддѣлкѣ серій.
                                                                                             Анонимъ.
   

ШАГЪ ВПЕРЕДЪ И ДВА НАЗАДЪ.

(Изъ памятной книжки.)

   Извините, читатель, если мы начнемъ съ исторіи. Поэтъ Дмитріевъ, разсказывая о добромъ старомъ времени и о безграмотности нашего столбового дворянства, передаетъ намъ въ своихъ воспоминаніяхъ слѣдующій фактъ: "Барыни и дѣвица были почти всѣ безграмотныя. Мать первой супруги нашего поэта Ив. Мих. Долгорукаго (онъ самъ говоритъ это въ своихъ запискахъ) не умѣла ни читать, ни писать. Въ двѣнадцати верстахъ отъ насъ въ деревнѣ Ивашевкѣ было много дворянъ и дворянокъ, и во всей деревнѣ былъ только одинъ грамотникъ, дворовый человѣкъ одной изъ барынь, Ѳадъка, который писалъ за всѣхъ письма къ мужьямъ и родственникамъ, когда они были въ отлучкѣ! Собственно о воспитаніи едва ли было какое понятіе, потому что и слово это принимали въ другомъ смыслѣ. Одна изъ этихъ барынь говаривала: могу сказать, что мы у нашего батюшки хорошо были воспитаны: одною меду не впроѣдъ было." (Мелочи изъ запаса моей памяти. 1869 г. Стр. 17). Читатель, вѣроятно, подумаетъ, что Дмитріевъ повѣствуетъ о временахъ Владиміра Мономаха или, по крайней мѣрѣ, Дмитрія Донского. Нѣтъ, это было очень недавно, лѣтъ за сорокъ до рожденія г. Скарятина, и намъ остается только пожалѣть о томъ, что редакторъ "Вѣсти" родился нѣсколько позже своихъ настоящихъ подписчиковъ и почитателей. Если одинъ дворовый человѣкъ, Ѳадька, могъ писать письма для цѣлаго стада барынь, то почему бы тому же самому Ѳадькѣ не услаждать своихъ господъ чтеніемъ такихъ органовъ, какъ "Вѣсть".
   Впрочемъ, судя по отчетамъ нашего земства, мы можемъ надѣяться, что лѣтъ черезъ сорокъ опять поровняемся съ нашими благородными предками въ умственномъ прогрессѣ и медъ будемъ считать главнымъ элементомъ нашего воспитанія. Мнѣніе наше опирается на такія точныя статистическія данныя, противъ которыхъ едва ли кто рѣшится возражать. Такъ полтавское земство объявило, что при переходѣ народныхъ училищъ отъ Мин. Гос. Имуществъ подъ вѣденіе училищныхъ совѣтовъ было 89 сельскихъ школъ; теперь ихъ осталось только 81; учащихся, разумѣется, на бумагѣ, было 5,187, теперь, на той же бумагѣ, осталось только 4,616. Если черезъ каждые три года чисто учениковъ и слѣдовательно людей грамотныхъ будетъ убывать на 571, то черезъ двадцать лѣтъ, на основаніи математической вѣроятности, не останется ни одного Ѳадьки на всю полтавскую губернію.
   Желая, вѣроятно, какъ можно скорѣе приблизить насъ къ этой вождѣленной эпохѣ, когда некому будетъ читать ни "Вѣсти", ни "Голоса" (г. Ераевскому впрочемъ до потомства нѣтъ никакого дѣла; вѣдь потомство не будетъ платить денегъ), московское земство рѣшилось собранный имъ капиталъ на устройство приходскихъ училищъ положить въ московскій банкъ для приращенія процентовъ, вмѣсто того, чтобы употребить его на распространеніе школъ. Это гораздо логичнѣе и дальновиднѣе полтавскаго земства. Тамъ полнаго помраченія можно ожидать только черезъ двадцать лѣтъ, а въ великой московской землѣ оно должно наступить лѣтъ черезъ десять. А для кого же тогда, спросятъ насъ, будетъ сочинять М. Н. Катковъ свои громоносныя передовыя статьи о бунтахъ и пожарахъ? Для кого будетъ нужна его "чернилица разума?" Соображайте сами, проницательный патріотъ, а мы констатируемъ вамъ только факты и неизбѣжныя ихъ послѣдствія. Полагаемъ впрочемъ, что если достаточно меду или патоки для нашего воспитанія, то, съ этой стороны, наша умственная сокровищница еще долго не оскудѣетъ.

N. N.

   

ПЕТЕРБУРГСКІЕ ПРОЗАИКИ И МОСКОВСКІЕ СТИХОТВОРЦЫ.

(Поучительная параллель.)

   Есть извѣстный сортъ людей, имѣющихъ претензію на званіе литературныхъ дѣятелей, которые находятъ для себя выгоднымъ устно и печатно увѣрять общество въ томъ, что наша журналистика занимается только одними личными перебранками и, какъ выражаются они, "бросаетъ грязью въ честныя литературныя имена".
   Разнымъ газетнымъ выскочкамъ и номадамъ тѣмъ болѣе удобно распускать такіе слухи, что поле русской журналистики дѣйствительно представляетъ изъ себя очень часто печальную картину безобразныхъ выходовъ, сплетенъ и рукопашныхъ побоищъ. Все это такъ, но общество не должно забывать, что въ большинствѣ случаевъ главными героями скандалезныхъ литературныхъ явленій являются именно эти самые номады и непризнанные самозванцы, литературные "Иваны, непомнящіе родства". Общество не должно забывать, что собственно литература состоитъ, во-первыхъ, изъ писателей, а, во-вторыхъ, изъ людей къ литературѣ прикосновенныхъ. Отъ набѣга послѣднихъ журналистикѣ трудно отдѣлаться, несмотря на все ихъ тормозящее значеніе. Литературу нельзя сравнивать съ какою нибудь строго очерченною ученою корпораціею, въ которую доступъ обусловливается извѣстными званьями, талантомъ и учеными степенями. Входъ въ прессу доступенъ каждому грамотному и даже безграмотному проходимцу. Наша пресса еще доступнѣе, если мы вспомнимъ о томъ, въ рукахъ какихъ антрепренеровъ и лавочниковъ находятся многіе органы русской печати. Иному на роду написано быть сидѣльцемъ, ростовщикомъ, или, по крайней мѣрѣ, ветеринаромъ, а онъ, смотришь, издаетъ учено-литературное "Revue". Такимъ образомъ, если во главѣ журнала становится беззастѣнчивый и невѣжественный спекуляторъ, смотрящій на журнальное дѣло съ цинической точки торгаша, то понятно, чего онъ ищетъ; онъ ищетъ барышей и сотрудниковъ --
   Числомъ поболѣе, цѣною подешевле,
   
   и вотъ со всѣхъ сторонъ являются къ нему обязательные " Иваны, непомнящіе родства", готовые строчить все, что угодно, по заказу, и затѣмъ литературное бродяжничество является во всемъ своемъ блескѣ, или вѣрнѣе -- во всей своей мрачности. Всѣ эти маленькія шавки при всемъ своемъ ничтожествѣ и безсиліи, очень злы и обидчивы. Когда такой шавкѣ, которая постоянно вертится у васъ подъ ногами, вы дадите пинка, она этого не проститъ вамъ: она всю жизнь свою готова визжать около вашего кабинета или даже около кухни, чтобъ досадить вамъ своимъ визгомъ. Вы мимоходомъ назовете самозванца его собственнымъ именемъ, и Иванъ, непомнящій родства, начнетъ шипѣть изъ своей чернилицы: "Смотрите, добрые люди, онъ бросаетъ грязью въ честныя имена своихъ собратьевъ", и найдутся добрые люди, которые повѣрятъ безпаспортному Ивану, только насильственно прикосновенному къ литературѣ. Самъ же Иванъ никогда, какъ всѣ ничтожности, не позабудетъ вашего случайно-брошеннаго слова или мѣткаго замѣчанія. Онъ начнетъ копаться не только въ вашихъ произведеніяхъ, не только въ вашей совѣсти, но даже въ вашихъ домашнихъ дѣлахъ и наклонностяхъ; въ вашемъ кошелькѣ начнетъ пересчитывать деньги, и съ такимъ усердіемъ, что невольно хочется изъ жалости предложить ему на чай свертокъ мѣдной монеты.
   И такіе господа осмѣливаются называть себя литературными дѣятелями!.. Пусть же знаютъ многіе довѣрчивые, добрые люди, что литература не всегда только служитъ однимъ своимъ личнымъ цѣлямъ, что журналисты очень часто размаскировываютъ передъ обществомъ не своихъ "братьевъ-писателей", а выскочекъ и журнальныхъ Отрепьевыхъ, которые только пачкаютъ и бумагу, и литературу." Пусть знаютъ добрые люди, что литература сама должна охранять себя отъ нашествія продажныхъ ремесленниковъ печатнаго слова и праздношатающихся...
   Разъ навсегда мы считали, нужнымъ оговориться по этому поводу, дабы читатели видѣли, что мы проводимъ рѣзкую границу между "писателями" въ строгомъ значеніи этого слова, и между людьми, только случайно прикосновенными къ литературѣ. Съ первыми мы можемъ не соглашаться, нападать на ихъ мнѣнія, спорить съ ними, но никогда не станемъ смѣшивать ихъ съ разными авантюристами печати, которымъ даютъ пріютъ разные патологическіе органы въ родѣ "Всемірнаго труда" и "Зари".
   Серія {Если ужъ серіи -- то изъ числа фальшивыхъ серій.} "пребывающихъ въ неизвѣстности" авантюристовъ, которые въ тоже самое время, какъ говоритъ Фамусовъ, "людишки -- пишущій народъ",-- очень многочисленна и притомъ разнохарактерна. Въ Петербургѣ и въ Москвѣ есть прелюбопытные типы, носящіе на себѣ свой особый, мѣстный отпечатокъ. Чтобъ ознакомиться съ этими типами, мы бы напрасно стали искать ихъ въ самой литературѣ. Нѣтъ, какъ ни странно это, но съ такими темными дѣятелями публика знакомится не на ихъ литературныхъ произведеніяхъ (увы! ихъ никто не знаетъ), а по ихъ судебнымъ процессамъ, въ которыхъ они любятъ дебютировать, вѣроятно въ видахъ своей популярности. Эти крошечные Геростраты совершенно вправѣ пародировать слова Юлія Цезаря, сказавши: "лучше громко прославиться по суду, чѣмъ остаться незамѣченнымъ въ литературѣ".
   На этотъ разъ мы остановимся на двухъ типахъ рыцарей тьмы, изъ которыхъ одинъ принадлежитъ Петербургу, другой возродился въ бѣлокаменной старушкѣ Москвѣ. Который изъ нихъ привлекательнѣе -- рѣшите сами. Дѣла обоихъ разбирались сперва у мировыхъ судей, а потомъ и въ мировомъ съѣздѣ и въ окружномъ судѣ. (См. "С.-Пет. Вѣд." No 259 и "Судебный Вѣст." No 237). Сказаніе, какъ увидите, не вымышленное, а взятое цѣликомъ изъ судебныхъ хроникъ.
   Начнемъ съ Петербурга, а потомъ, не дожидаясь поправки моста черезъ Мету, и въ Москвѣ побываемъ...
   Жили да были два друга -- гг. Щегловъ и Заринъ... Но, можетъ быть, читатели не знаютъ, кто такіе гг. Заринъ и Щегловъ? Не знаете, я въ этомъ увѣренъ. Они прославились только своей ссорой и дѣломъ въ камерѣ мирового судьи, хотя и состоятъ въ то же время въ качествѣ почти неизвѣстныхъ дѣятелей, прикосновенныхъ къ литературѣ. Кромѣ того, какъ оказалось на судѣ, одинъ изъ нихъ адвокатъ, а другой -- педагогъ... Люди, какъ видите, изъ ряду вонъ... И такъ г. Щегловъ былъ другомъ г. Зарина, а г. Заринъ былъ другомъ г. Щеглова. Солидарность свою они доказали печатно, участвуя вмѣстѣ когда-то въ погибшей по худосочію "Библіотекѣ для чтенія", въ томъ же журналѣ, гдѣ ратовалъ съ ними за одно тотъ ужасный Охочекомонный, приводившій нѣкогда въ содроганіе самыхъ умѣренныхъ и снисходительныхъ читателей...
   Десять лѣтъ продолжалась дружба новѣйшихъ Ивана Ивановича съ Иванокъ Никифоровичемъ, но, hélas! ничто не прочно подъ луною, -- и дружба ихъ окончилась гораздо скандальнѣе дружбы гоголевскихъ героевъ
   Вотъ что узнаемъ мы изъ доклада мировому съѣзду.
   Десятилѣтній другъ г. Зарина, г. Щегловъ былъ однажды у перваго въ гостяхъ. Напившись чаю вмѣстѣ, г. Заринъ куда-то отлучился, а десятилѣтній другъ остался бесѣдовать съ женою г. Зарина и съ ихъ общею знакомою г-жею Б. Бесѣда была скоро смущена, ибо г. Щегловъ (публицистъ и педагогъ) "постепенно впалъ въ азартъ и обозвалъ гостью Зариныхъ браннымъ словомъ". Обиженная хозяйка просила домашняго друга удалиться и навсегда оставить ихъ домъ, но другъ ушелъ только тогда, когда наговорилъ дерзостей и хозяйкѣ, и своимъ крикомъ разбудилъ маленькаго хозяйскаго сына.
   Вы не вѣрите читатель? Такъ загляните въ No 259 "С.-Петербургскихъ Вѣдомостей".
   Мужъ оскорбленной жены, узнавъ отъ нея всю исторію, написалъ на другой день въ другу, "впадающему въ азартъ", письмо, заявляя ему, что онъ прерываетъ съ нимъ всѣ сношенія и проситъ его не ходить, не писать къ нему. Но г. Щегловъ не унялся и написалъ отвѣтъ, прося письменно или лично объясниться съ г. Зоринымъ о причинѣ отказа отъ дому, "чего онъ не заслуживаетъ, потому что не считаетъ себя виноватымъ".
   О, г. Щегловъ! Духъ Охочекомоннаго витаетъ надъ вами!.. Можно-ли васъ обвинять за то, что вы впали въ азартъ, наговорили дерзостей двумъ дамамъ и своимъ галантерейнымъ обращеніемъ разбудили спящаго ребенка въ квартирѣ вашего пріятеля!.. Почему же вамъ считать себя виноватымъ?
   Письмо г. Щеглова было ему возвращено назадъ нераспечатаннымъ, съ припиской о томъ, что его писемъ читать не желаютъ и что примиреніе невозможно.
   Г. Щегловъ опять-таки не унялся, шлетъ другое письмо, опять возвращенное ему назадъ нераспечатаннымъ при запискѣ г-жи Зариной, которая въ справедливомъ негодованіи писала ему, что его поступокъ такъ возмутилъ ея мужа, и въ особенности ее, что они стыдятся даже за прежнее съ нимъ знакомство, что только "тупость чувства и крайняя безсовѣстность" могутъ побуждать его добиваться напрасныхъ объясненій.
   Замѣтьте, что г. Щегловъ, оскорбивъ двухъ женщинъ, проситъ объясненій, а не извиненія за свою рыцарскую выходку. Мало того, на записку г-жи Зариной онъ снова пишетъ отвѣтъ и оправдывается -- чѣмъ бы вы думали? тѣмъ, что считаетъ ее не за жену Е. Зарина, а за его двоюродную сестру.
   Вы не вѣрите, читатель! Прочтите указанный номеръ газеты...
   Передъ нами ех-писатель и педагогъ, оправдывающій себя тѣмъ, что онъ оскорбилъ "незаконную жену" своего пріятеля!!.. Но и этимъ онъ не ограничился и видя, что и дальнѣйшія его письма возвращаются назадъ, посылалъ по почтѣ два письма на имя дачнаго домовладѣльца г. Зарина, съ передачею послѣднему и на наружной сторонѣ конвертовъ (это уже просто озорничество!) дѣлалъ свои замѣтки о томъ, что Заринъ живетъ гражданскимъ бракомъ, и что его жена ему не жена, а двоюродная сестра... Тоже самое утверждалъ "прогрессивный другъ" и мировому судьѣ, несмотря на то, что обвинитель и въ этомъ обличилъ его метрическою записью о своей свадьбѣ, сказавъ съ свойственною г. Зарину силою, что г-жа Зарина ему "предъ лицомъ неба и земли дѣйствительно законная жена".
   Пожалѣйте, господа, о дѣтяхъ, воспитаніе которыхъ поручалось такому дикому педагогу, который смѣло оскорбляетъ женщину, на основаніяхъ указанныхъ выше. Недовольный справедливымъ приговоромъ мирового судьи, приговорившаго его къ 3-хъ мѣсячному тюремному заключенію, г. Щегловъ апеллировалъ въ съѣздъ, гдѣ опять принялся доказывать "незаконную связь" двухъ супруговъ, съ явнымъ желаніемъ оскандализировать ихъ. Но весь скандалъ палъ на голову одного г. Щеглова; который, по его заявленію, справки о законномъ сожительствѣ Зариныхъ наводилъ въ полиціи и даже входилъ по этому случаю въ объясненія съ дворниками (!!!?).
   Дѣло говоритъ само за себя и его объяснять нечего, и только нужно сожалѣть, что съѣздъ на этотъ разъ былъ странно снисходителенъ къ обвиняемому и рѣшеніе мирового судьи отмѣнилъ.
   Судъ общественнаго мнѣнія будетъ, вѣроятно, строже... По крайней мѣрѣ, дамы навѣрно будутъ бояться бесѣдовать за чашкой чая съ г. Щегловымъ...
   Родители, бѣдныя дѣти которыхъ должны были учиться у такого педагога, должны, однако, утѣшиться: благоразумное начальство заставило выйдти въ отставку такого свирѣпаго, съ готентотскими взглядами наставника. За дѣтей мы искренно радуемся.
   Типъ заштатнаго петербургскаго публициста и педагога настолько мраченъ и антипаченъ, что мы съ большей охотой перейдемъ теперь къ другому типу, уже московскаго происхожденія, а именно къ г. Бѣшенцеву и къ его процессу съ г. Миллеромъ (редакторомъ одной московской газеты) и съ г. Постниковымъ.
   Не забудьте, что это процессъ -- "по дѣламъ печати", и повидимому долженъ представлять нѣчто серьезное.
   Г. Бѣшенцевъ -- стихотворецъ. Вы его не знаете, я его не знаю, и, вѣроятно, въ Петербургѣ и въ провинціи никто не читалъ г. Бѣшенцева. Объ этомъ, впрочемъ, нужно сожалѣть, потому что -- судя по отзывамъ о немъ г. Постникова -- это долженъ быть прелюбопытнѣйшій экземпляръ московскаго виршеплета, до изступленія влюбленнаго въ собственную музу, что не мѣшаетъ, повидимому, послѣдней часто подсмѣиваться надъ своимъ поэтомъ. Это мы сейчасъ увидимъ. Дѣло, разбиравшееся въ окружномъ московскомъ судѣ, вышло вотъ изъ-за чего.
   Г. Бѣшенцовъ,-- такъ начинаетъ свое патріархальное повѣствованіе г. Постниковъ,-- не разъ въ разговорѣ со мною спрашивалъ моего мнѣнія о своихъ стихотвореніяхъ. На это Постниковъ высказалъ ему свой взглядъ и при этомъ для примѣра прочелъ одно изъ его стихотвореній сперва обыкновеннымъ способомъ, а потомъ снизу вверхъ и доказалъ, что смыслъ стихотворенія отъ этого нисколько не пострадалъ.
   Какъ видите, поэтъ -- обоюдоострый!
   
   Читать его могли бы вы
   И вкривь, и вкось, и поперегъ:
   Хорошъ отъ ногъ до головы,
   И милъ отъ головы до ногъ..
   
   Но стихотворецъ осерчалъ за такое объясненіе, и когда г. Постниковъ напечаталъ въ газетѣ критическую замѣтку о чтеніи стихотворца въ одномъ изъ клубовъ, тогда г. Бѣшенцевъ пожелалъ отомстить автору замѣтки во 1-хъ тѣмъ, что показывалъ ему въ танцахъ какія-то "неприличныя фигуры языкомъ" (!?!), а во 2-хъ, подалъ на него жалобу въ судъ...
   Бѣшенцевъ жалуется на противника за то, что тотъ напечаталъ какой-то разговоръ его о дворянскомъ клубѣ, и этотъ разговоръ -- говоритъ разгоряченный піита -- "будучи представленъ въ искаженномъ видѣ (ужасное преступленіе!) причиняетъ мнѣ болѣе нежели матеріяльный ущербъ -- вредъ нравственный (?!), ставя меня въ антагонизмъ съ обществомъ, которое можетъ лишитъ меня своего добраго расположенія.
   Въ самомъ дѣлѣ ужасно! При видѣ искаженныхъ словъ г. Бѣшенцева, что скажетъ о немъ общество, Москва, цѣлая Россія и наконецъ цѣлая Европа? Ну какъ тутъ съ досады не показать во время танцевъ языка человѣку, какъ оставить безъ жалобы такого оскорбленія! Г. Бѣшенцевъ, по его собственному выраженію, изливаетъ на дворянскій клубъ "фіалъ своей любви", э, тутъ въ газетѣ мнѣнія его о клубѣ пересказываются безъ стенографической точности.
   "Вѣдь послѣ того разговаривать нигдѣ нельзя, восклицаетъ съ лирическимъ отчаяніемъ несчастный обладатель "фіала любви" -- "это поведетъ къ тому, что придется каждое слово обдумывать".
   Московскіе стихотворцы, какъ видно, не знаютъ, что всегда и вездѣ нужно обдумывать -- какъ дѣлаютъ это всѣ умные люди -- каждое свое слово.
   Нѣтъ, за свою литературную славу г. Бѣшенцевъ готовъ на все, даже на дикій пасквиль, лишенный всякаго смысла. По словамъ защитника Постникова, г. Бѣшенцевъ, способный обижаться пустяками и безпокоить изъ-за мелкаго самолюбія судъ, въ тоже самое время самъ позволяетъ себѣ возмутительныя выходки. Такъ, когда покойный Добролюбовъ въ своемъ отзывѣ посмѣялся надъ жалкими потугами музы московскаго поэта, тогда г. Бѣшенцевъ прислалъ въ редакцію "Современника" стихотвореніе, въ которомъ говоритъ, что у Добролюбова "продажное перо"...
   Кажется, московскій стихотворецъ передъ вами весь, на лицо. Теперь остается только дѣло за его стихами. Когда нибудь я ихъ добуду и подѣлюсь своими впечатлѣніями съ читателями... Предвкушаю впередъ всю ихъ прелесть...
   Гг. москвичи! Нѣтъ-ли у васъ книжки стихотвореній Бѣшенцева? Пришлите. Въ книжныхъ лавкахъ такой рѣдкости не отыщешь, а самъ г. Бѣшенцевъ, повидимому, очень мало заботится о распространеніи своихъ произведеній. Пусть онъ хоть послѣдуетъ примѣру другого московского пѣвца Оглобина, который _придумалъ оригинальный способъ знакомить публику съ своимъ талантомъ. Недавно въ Москвѣ во время представленія итальянской оперы въ Большомъ театрѣ остроумный поэтъ забрался на самый верхъ театра къ отверстію надъ газовою люстрой, и въ третьемъ дѣйствіи во время самой патетической сцены спустилъ на голову изумленныхъ зрителей цѣлый дождь печатныхъ листиковъ. Листики оказались стихотвореніемъ г. Оглоблина. Публика волей-неволей должна была прочесть ихъ и узнать имя автора. "Насильно милъ не будешь," говоритъ пословица,-- это такъ, но за то насильно можно заставить читать свои произведенія, что и доказалъ г. Оглоблинъ.
   Г. Бѣшенцевъ, что же вы не соблазнитесь его примѣромъ?

Анонимъ.

   

МИКРОСКОПЪ.

(Разныя замѣтки, мелочи, слухи.)

   Было время, когда наши журналисты совѣстились признаваться въ томъ, что въ ихъ дѣятельности нѣтъ никакого направленія, что они чужды всякой тенденціи. Блаженной памяти "Свѣточъ", издававшійся, кажется, только для потѣхи своего редактора,-- "Свѣточъ", и тотъ, для благовидности, сочинилъ для себя мудреную задачу -- какое-то непонятное примиреніе востока съ западомъ. Прежде каждый органъ стыдился признаваться въ своей безцѣльности. Даже у "Ерунды" Камбека трепалась какая-то тенденція. въ самомъ дѣлѣ, какъ-то странно и неловко признаваться, какъ отдѣльному человѣку, такъ и цѣлому журналу, въ томъ, что я-молъ, господа, пишу самъ не зная о чемъ, никакихъ убѣжденій не имѣю, а пою только то, что "на душѣ споется..." Всякому тяжело давать росписку въ собственной тупости и безсодержательности.
   Въ наши дни люди и журналы бросили такую щепетильность и стали гораздо безцеремоннѣе. Припомнимъ объявленіе "Вѣстника Европы" о направленіи въ литературѣ,-- "Вѣстника Европы", который рядомъ съ похвальной монографіей Мадзини печаталъ потомъ художественно-ерническій романъ Гончарова. Припомнимъ... но и припоминать намъ нечего, когда у насъ теперь передъ глазами послѣдній самый яркій примѣръ литературной безцеремонности. Редакція будущей семейной газеты "Нива" публично хвастается въ настоящее время своею безтенденціозностью и отсутствіемъ всякаго направленія, съ чѣмъ мы и поздравляемъ будущихъ читателей "Нивы", которые съ января мѣсяца могутъ распѣвать пѣсенку на мотивъ стихотворенія А. Майкова:
   
   По "Нивѣ" прохожу я узкою межой,
   Гдѣ нѣтъ тенденціи и мысли никакой,
   Гдѣ можно все и сверху внизъ читать,
   И снизу вверхъ прочитывать опять;
   А ерунда все будетъ ерундой
   На "Нивѣ", гдѣ иду я узкою межой.
   
   Какое раздолье представляетъ "Нива" тѣмъ изъ нашихъ застывшихъ беллетристовъ и сладкогласныхъ лириковъ, для которыхъ тенденція страшнѣе всякаго тарантула, и которымъ предоставляется теперь полная свобода сочинять безсмысленныя повѣсти и распѣвать пѣсенки à la Фетъ въ родѣ слѣдующей:
   
   Ты предо мною сидишь;
   Весь я горю отъ любви;
   Умъ я теряю всегда
   Если сидимъ vis-à-vis.
   Сядь же напротивъ меня,
   Или къ себѣ подзови:
   Будемъ мы молча сидѣть
   Цѣлую ночь vis-à-vis.
   
   Художники и эстетики "Нивы" однако не прочь поспекулировать. Редакція "Нивы" печатно объявляетъ о выдачѣ преміи въ 1000 р. тому, кто представитъ ей художественное произведеніе въ 8 печатныхъ листовъ. Премія эта составитъ въ тоже время и плату за статью.
   Шарлатанская публикація дѣлается очень ясной. "Нива" обыкновенную плату за литературный трудъ называетъ громкимъ словомъ премія. Всѣмъ журналамъ случается платить за статьи даже болѣе 125 р. с. съ листа, какъ обѣщаетъ "Нива", но никому въ голову не приходило до сихъ поръ называть такой гонорарій -- наградой, да еще объявлять объ этомъ въ красной строкѣ.
   
   О, "Нива!" Съ видомъ очень смѣлымъ
   Дорогой трудной ты идешь:
   Какой-то вздоръ считаешь -- дѣломъ,
   И плату -- преміей зовешь.
   Ахъ, "Нива"! за свое явленье
   Ты стоишь преміи сама...
   Но погоди: придетъ зима
   И мы почтимъ твои творенья.

* * *

   Шиллеръ и Гете охарактеризовали извѣстнаго Лафатера слѣдующими словами, своего ксеніона: "Жаль, что природа создала изъ тебя одного человѣка, потому что матеріалъ былъ и для достойнаго дѣятеля, и для жалкаго писателя". Хотя Лафатеръ имѣетъ мало сходства съ г. Мордовцевимъ, но послѣднее опредѣленіе къ нему очень подходитъ. Онъ является для насъ, съ одной стороны, почтеннымъ изслѣдователемъ нѣкоторыхъ эпизодовъ русской исторіи, а съ другой стороны -- самымъ убогимъ, пришибленнымъ беллетристомъ доктора Хана... "И какъ это васъ, Михаилъ Васильевичъ, на все хватаетъ", говорилъ Кречинскому Расцлюевъ... Г. Мордовцеву замѣтили въ "Дѣлѣ", что его "Знаменія времени", помѣщенныя въ "Всемірномъ Трудѣ", отличаются замѣчательной юродивостью и напоминаютъ горячечный бредъ больного человѣка, но г. Мордовцевъ такъ озлился на "Дѣло", что не удержался его обругать даже въ беллетристическомъ произведеніи, вложивъ свою брань въ слова какого-то помѣшаннаго Мяти... Впрочемъ, мы до нѣкоторой степени оправдываемъ двойственность дѣятельности г. Мордовцева. По нашему мнѣнію, свои историческіе этюды онъ пишетъ въ здоровомъ и нормальномъ состояніи; когда же на него находитъ припадокъ лунатизма, тогда онъ садится и творитъ для "Всемір. Труда" какія-то литературныя галлюцинаціи. Чтожъ, у каждаго есть свои недуги и свои слабости. Микель-Анжело писалъ плохія вирши, но считалъ себя великимъ поэтомъ. Такъ и г. Мордовцевъ, кажется, сильно вѣруетъ въ свое художественное дарованіе, которымъ его, однако, Богъ обидѣлъ.

* * *

   Печальный слухъ передаетъ одна петербургская газета. Вотъ что говоритъ она: "Намъ сообщаютъ, что извѣстный Кельсіевъ лишился разсудка, и въ настоящее время находится въ домѣ умали. шейныхъ." Сожалѣемъ г. Кельсіева, если это извѣстіе справедливо. Хотя къ литературной дѣятельности этого писателя мы никогда не относились симпатично, но "отъ убитаго недруга нѣтъ дурного запаха," сказалъ одинъ римскій полководецъ.
   Впрочемъ, и то сказать: отъ "Всемір. Труда" или "Голоса" до желтаго дома одинъ только шагъ, если вѣрить словамъ одного современнаго психіатра.

* * *

   Одинъ изъ сотрудниковъ "Всемір. Труда" объявляетъ подписчикамъ этого журнала, что онъ въ грезахъ недавно обнималъ воздушный станъ "какой-то женщины", повитой тоской мучительной страсти" (все это изображено въ стихахъ) и, обращаясь къ этой неизвѣстной барынѣ, восклицаетъ:
   
   Ты хороша, какъ, мысль, какъ грѣхъ, какъ увлеченье...
   
   Во снѣ можно обнимать, кого угодно, можно обнимать даже необъятное, г. стихотворецъ, но на яву нельзя злоупотреблять словами. Не всякая мысль бываетъ хороша,-- напр. мыслы гг. Загуляева или Щеглова вы едва ли сами признаете хорошими; затѣмъ и грѣхи же всѣ привлекательны. напр., развѣ грѣлъ, за который осудили г. Лаврова -- красивъ?.. Согласитесь, благовидно-ли вы поступили бы, если бы какой нибудь барышнѣ написали такіе стихи:
   
   Ты хороша... нѣмѣетъ слово...
   Ужель примѣра ваять мнѣ не съ кого?
   Ты хороша, какъ мысль Щеглова,
   Ты хороша, какъ грѣхъ Краевскаго.
   
   До крайней мѣрѣ, я совѣтую поэту "Всемір. Труда" въ тѣхъ случаяхъ, когда стихи его двусмысленны, дѣлать къ нимъ ученыя коментаріи, съ объясненіемъ того, что, напр., авторъ подразумеваетъ вообще подъ словами "мысль* или "грѣхъ"...

* * *

   Очень недавно у мирового судьи разбиралось болѣе чѣмъ странное дѣло. Нѣкто г. Ярморкинъ просилъ судью понудить редоктора "Пет. Газ." г. Илью Арсеньева возвратить ему, Ярморкину, рукописную статью, отданную илъ редактору при свидѣтеляхъ. При этомъ Ярморкинъ заявилъ судьѣ, что эта рукописная (замѣтьте!) статья послужила поводомъ къ его арестованію въ секретномъ отдѣленіи полиціи, гдѣ ему сдѣлали внушеніе, что "если онъ будетъ печатать статьи противъ полиціи, то его немедленно вышлютъ изъ столицы". Хотя статья и не была напечатана, прибавляетъ онъ, но какими-то судьбами сдѣлалась извѣстна полиціи.
   Арсеньевъ однако отказался выдать истцу рукопись обратно, отзываясь тѣмъ, что она редакціей уничтожена.
   "Судебный Вѣстникъ", помѣщая у себя этотъ процессъ, прибавляетъ: "Мы рѣшительно становимся въ тупикъ передъ заявленіемъ г. Ярморкина. Дѣйствительно, г. Ярморкинъ передаетъ въ редакцію "Пет. Газ." статью о какихъ-то дѣйствіяхъ полиціи. Статья эта, которая до напечатанія не можетъ быть никому извѣстною, дѣлается извѣстною полиціи. Какимъ образомъ? Какое можетъ быть литературное отношеніе между редакціей газеты и полиціей? Принимаетъ, что ли, полиція постоянное участіе въ трудахъ редакціи? Это какая-то Шахерезада.".*
   Нѣкоторое "строгіе цѣнители и судьи" въ различныхъ углахъ газетъ и всевозможными шрифтами стараются въ перегонку изливать свой гнѣвъ на такія оперетки, какъ "Прекрасная Елена" и "Фаустъ на изнанку", доказывая ихъ пустоту, безсодержательность и пошловатость. Положимъ, что эти пьесы дѣйствительно пусты; я не стану спорить съ господами, у которыхъ налицо только одна изнанка логической мысли. Соглашаюсь, что всѣ эти Елены и Фаусты далеко не серьезныя произведенія, но, съ другой стороны, развѣ всѣ эти "Василисы Мелентьевны", "Фролы Скобѣевы", "Самозванцы" -- серьезныя пьесы? Развѣ въ нихъ больше содержанія и таланта, развѣ онѣ помогаютъ тому воспитательному значенію нашихъ театровъ, о которомъ такъ любятъ кричать враги веселыхъ остроумныхъ оперетокъ и мрачные шаманы искуства? Вѣдь "Фролы Скобѣевы" еще пошлѣе этихъ оперетокъ, но они скучны и бездарны и ихъ за то не преслѣдуютъ. Наши филистеры боятся смѣха, въ какой бы формѣ онъ ни проявлялся, боятся, потому что сани смѣяться не умѣютъ, боятся, потому что хотятъ слыть серьезными людьми, боятся и не любятъ его, потому что инстинктивно понимаютъ, что сами они даютъ неистощимый матеріалъ для самыхъ веселыхъ и злыхъ каррикатуръ и оперетокъ... Потому-то "Василисѣ Мелентьевнѣ" они и прощаютъ ея сухость и безцѣльность: "Василиса Мелентьевна" ихъ не обижаетъ... Неуклюжій филистеръ изъ боязни быть смѣшнымъ, совѣстится улыбаться, не замѣчая, что его накладная серьезность и гримасы до нельзя смѣшны и комичны. Милые филистеры!
   
   Да, вамъ веселье не къ лицу,
   Могу сказать я безъ ошибки:
   Идутъ гримасы къ мертвецу,
   Пристали къ юности улыбки.
   И такъ, не смѣйтесь, господа!
   Чтобъ васъ избавить отъ труда,
   При первомъ случаѣ, надъ вами
   Мы посмѣемся лучше сами.

* * *

   Во время прерванная рѣчь можетъ замѣнить иногда съ успѣхомъ самое строгое наказаніе. Это неравно доказалъ московскій артистъ г. Шумскій. Во время представленія въ Маломъ московскомъ театрѣ (6 ноября) пьесы "Отцы и дѣти", въ партеръ вошли два господина, какъ сообщаютъ "Современныя извѣстія", съ такимъ громомъ и шумомъ, что поднялось всеобщее шиканье. Развязные господа продолжали однако шествовать впередъ съ тѣмъ же шумомъ и грохотомъ.
   Такъ какъ за этимъ грохотомъ голосъ актеровъ былъ не слышенъ, то г. Шумскій остановился отвѣчать на вопросъ г-жи Федотовой и продолжалъ молчать до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, шумѣвшіе совершенно не усѣлись на своихъ мѣстахъ. Молчаніе длилось минуты три. Публика тоже стихла, и среди всеобщей тишины только раздавался шумъ и громкіе шаги двухъ посѣтителей. Когда они, наконецъ, усѣлись, публика дружными рукоплесканіями выразила г. Шумскому свое сочувствіе за урокъ, данный имъ двумъ нахаламъ.
   Одинъ изъ нарушителей спокойствія былъ въ тотъ же вечеръ посаженъ на гауптвахту.
   Нѣкоторые любители гордятся и считаютъ за большую для себя честь, когда какая нибудь сценическая знаменитость собственно для однихъ ихъ прочитаетъ или споетъ что нибудь. Нарушители же спокойствія въ Маломъ театрѣ могутъ тоже гордиться и записать въ свою памятную книжку: "Сегодня, 6 ноября 1869 года, артистъ Шумскій собственно для однихъ только насъ прервалъ на сценѣ свой разговоръ и замолчалъ минуты на три..."

* * *

   Въ "С.-Петербург. Вѣдомостяхъ" было какъ-то заявлено объ оригинальномъ педагогическомъ пріемѣ, употребляемомъ въ петербургскомъ пансіонѣ г. Гирса учителемъ нѣмецкаго языка, заставляющимъ своихъ учениковъ въ классѣ давать другъ другу пощечины. Такъ какъ г. Гирсъ ни словомъ не отозвался на это заявленіе, то таже газета сообщила еще дополнительныя свѣденія объ этой исторіи. Фамилія нѣмецкаго педагога г. Тейбнеръ. О поступкѣ его узнало начальство пансіона, но объяснило его -- шуткой?!!.. Какъ вамъ нравится такое объясненіе!.. Дѣтей пріучаютъ съ дѣтства не краснѣть при полученіи пощечинъ, проводятъ систему взаимнаго мордобитія, а начальство пансіона, узнавъ объ этомъ, позволяетъ нѣмецкому педагогу по прежнему оставаться въ училищѣ, а воспитаннику напѣваетъ пѣсенку:
   
   Развѣ, дѣти, вы не знали:
   Вѣдь онъ шутилъ, вѣдь онъ шутилъ!..
   
   Любой изъ воспитанниковъ этого шутника-педагога, вѣроятно, съ удовольствіемъ будетъ вспоминать впослѣдствіи о своемъ воспитателѣ, произнося съ истиннымъ чувствомъ:
   
   Онъ никогда, наукой озабоченъ,
   На насъ руки своей не поднималъ,
   И только насъ, для шутки, заставлялъ
   Давать другъ другу нѣсколько пощечинъ.
   
   Нечего сказать, пріятное воспоминаніе оставить по себѣ г. Тейбнеръ.

* * *

   Вѣроятно, многимъ извѣстно, что нашъ маститы* романистъ Тургеневъ написалъ комическую пьесу "Le dernier des sorciers", положенную за музыку. Пьеса эта давалась нынѣшнею осенью въ Бадшъ-Бадепѣ. Роль самого колдуна принялъ на себя самъ г. Тургеневъ, но такъ какъ онъ пѣть не въ состояніи, то партію его выполнялъ г. Вмльде, стоя за кулисами, а самъ г. Тургеневъ, бывшій на сценѣ, только раскрывалъ ротъ и дѣлалъ приличныя пѣнію движенія. Пишутъ, что комическій эффектъ вышелъ чрезвычайный, и притомъ эффектъ совершенно новый. Мы этому охотно вѣримъ и думаемъ, отчего бц г. Тургеневу этотъ новый родъ сценическаго искуства не примѣнить до нѣкоторой степени и къ своей литературной дѣятельности. На сценѣ онъ допускаетъ пѣть за себя другого, а санъ только пантомины дѣлаетъ; пусть и въ литературѣ г. Тургеневъ составляетъ только планъ романа или повѣсти, а пишетъ ихъ кто нибудь другой, ну, хоть, напр., Роммеръ или Ольга Н. Подписываться, можно такъ: задумалъ -- иванъ Тургеневъ, а сочинялъ -- такой-то (имя ревъ)... Пантомима тоже выйдетъ эффектная, да и самое произведеніе едва-ли отъ этого проиграетъ... Что скажетъ на это Косица?..

* * *

   Въ г. Шуѣ случилось ужасное происшествіе... Заранѣе содрогайтесь, читатели. Одна испорченная и неблаговоспитанная крестьянка... украла съ (порода рѣдьку, стоящую по оцѣнкѣ -- копѣйку серебра. Дѣло дошло до судьи, какъ пишутъ въ "Совр. Изв." и неумолимый судья не могъ легко отнестись къ этому преступленію, за которое я опредѣлилъ посадить бѣдную женщину въ казаматку... Для всѣхъ горька рѣдька, но вѣрно не настолько, сколько для этой крестьянки.
   Въ "Опочкѣ",-- пишутъ въ той же газетѣ -- тоже произошло нѣчто подобное. Модистка, составляя счетъ за работу, ей заказанную, вольно или невольно,-- всего вѣрнѣе, что по ошибкѣ,-- прописала въ немъ лишнихъ девятнадцать съ половиною копѣекъ, и за такое незнаніе арифметики судья Травинъ приговорилъ обвиняемую -- на мѣсяцъ въ тюрьму... О, вы, столичныя модистки! знаете-ли вы объ этомъ случаѣ? Вы, которыя въ своихъ счетахъ ошибаетесь, не на какія нибудь 19 1/2 к., а на десятки и сотни рублей, примите къ свѣденію этотъ случай и никогда не устраивайте своихъ магазиновъ въ г. Опочкѣ...

* * *

   "Русскія Вѣдомости" (No 248) сообщаютъ случай еще лучше. Въ г. Москвѣ мѣщанйнъ Иванъ Гавшинъ, за подозрѣніе въ воровствѣ, былъ приговоренъ мировымъ судьею городского участка Къ трехъ-мѣсячному заключенію въ тюрьму, но, высидѣвъ въ тюрьмѣ эти три мѣсяца, оказался невиннымъ по приговору мирового съѣзда... Этотъ случай возвращаетъ насъ къ тому "доброму старому времени", когда свобода и спокойствіе гражданъ на каждомъ шагу нарушались Произволомъ судебной власти. Поборники новыхъ судебныхъ учрежденій, мы тѣмъ болѣе скорбимъ, чѣмъ чаще встрѣчаемъ въ лицѣ представителей новой судебной реформы, старыхъ людей, которые представляютъ изъ себя надгробныя эпитафіи "доброму, старому времени!.."

* * *

   Не всѣ судьи бываютъ такими мрачными, какъ тѣ, о которыхъ говорено выше,-- попадаются между ними и шутники самыхъ оригинальныхъ свойствъ. Объ одномъ изъ такихъ шутниковъ симбирскій корреспондентъ "Совр. Изв." (No 265) сообщаетъ преукорительныя свѣденія. Одинъ изъ тамошнихъ уѣздныхъ мировыхъ судей, нужно предполагать, родился скорѣе комикомъ, чѣмъ администраторомъ, а потому свое комическое дарованіе и старается примѣнить къ своей судейской должности. Забавляется онъ вотъ какимъ образомъ. За неимѣніемъ, какъ видно, никакихъ дѣлъ, онъ подаетъ отъ себя самому же себѣ прошенія, кладя ихъ съ поклономъ себѣ на столъ, и потомъ заходитъ за рѣшетку на свое судейское мѣсто, надѣваетъ на себя цѣпь, читаетъ во всеуслышаніе свое собственное прошеніе и приступаетъ къ судоговоренію.. Такимъ образомъ разбиралъ онъ дѣло о покражѣ изъ его сада клубники, которое окончилось мировой, потому что лакомка-крестьянка, посягнувшая на судейскую клубнику, согласилась во избѣжаніе дальнѣйшаго судопроизводства, заплатить судьѣ-истцу 5 р. сер. штрафу, которые онъ и взялъ, при чемъ какъ истинный джентльменъ, называлъ крестьянскую бабу не иначе, какъ "милостивая государыня"...
   Другое дѣло онъ производилъ для разнообразія инымъ образомъ. По подачѣ самому себѣ прошенія объ увозѣ у него съ поля сноповъ ржи, и по прочтеніи этого прошенія, положилъ резолюцію: "пригласить" для разбирательства почетнаго мирового судью такого-то". Приглашенный въ назначенный срокъ явился. Началось разбирательство. Судья-истецъ краснорѣчиво и горячо объяснилъ всю тяжесть проступка обвиняемаго, говорилъ о неуваженіи къ чужой собственности и требовалъ строжайшаго наказанія преступнику. Когда очередь дошла до отвѣтчика, то онъ ничего не могъ сказать въ свое оправданіе и только спутался. Тогда судья-истецъ, вѣрный своему врожденному комизму и желая удивить своимъ состраданіемъ къ "меньшему брату", обратился къ почетному мировому судьѣ и къ обвиняемому съ просьбой:
   -- "Такъ какъ защита обвиняемаго слаба, то не позволите-ли вы мнѣ принять эту защиту на себя, хотя и противъ себя?"
   Согласіе послѣдовало съ обѣихъ сторонъ и судья-истецъ-адвокатъ сталъ на мѣсто обвиняемаго, и такъ увлекся своей защитительною рѣчью, что отдѣлалъ самого себя, какъ говорится, не на животъ, а на смерть. Несмотря однако на энергическую защиту, крестьянинъ все-таки былъ приговоренъ въ штрафу...
   Въ нашей судейской практикѣ такихъ курьезовъ мы еще не встрѣчали... Все на свѣтѣ какъ-то дѣлается на выворотъ. На сценѣ наши театральные комики серьезны, какъ глубокомысленные судьи, а въ судебныхъ камерахъ провинціальные судьи розыгрываютъ веселые водевильчики, которые могутъ разсмѣшить самаго угрюмаго человѣка... Дивныя дѣла творятся въ мірѣ...

L'homme qui rit.

"Дѣло", No 11, 1869

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru