Минцлов Сергей Рудольфович
Кольцо царя Митридата

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Сергей Минцлов.
Кольцо царя Митридата

   Раскопки царских скифских курганов -- дело далеко не легкое. Представьте себе холм высотой в четырех- или пятиэтажный дом, с более или менее пологими и заросшими травой боками, и вы поймете, какой гигантский труд и терпение требуются для того, чтобы осторожно срезать и свезти на тачках такую гору земли!
   Могилы эти находятся среди безводных степей, вдали от селений, и археологу приходится целые дни печься на знойном солнце, зорко следя за каждым ударом лопат рабочих. На десять верст кругом нет ни тени, ни деревца; единственное место, где можно укрыться от палящих лучей -- это палатка, но в ней нестерпимая духота и спастись в ней от зноя, хотя бы на время обеденного перерыва, нечего и думать.
   Медленно, неделями и месяцами длится однообразная работа. Люди срезают холм по отвесной линии, и издали кажется, будто среди степи лежит свежевзрезанный, огромный черный каравай. Землю отвозят в сторону по проложенным доскам и просеивают ее на железных решетах; таким путем даже мельчайшие предметы не ускользают от внимания рабочих.
   Скифы погребали царей в самых диких и уединенных местах своих кочевий; для этой цели они вырывали под землей коридор и комнаты, где клали прах царя и тех, кто сопровождал его в вечность. Тело окружалось драгоценностями и оружием; вход в могилу тщательно заделывался и над ней насыпался курган.
   Чтобы грабители не могли проникнуть в могилу и похитить из нее вещи, она устраивалась не в центре, а в разных местах кургана; поэтому только случайно можно скоро наткнуться на место погребение; гораздо чаще приходится целиком сносить всю насыпь, и только тогда обнаруживается могила.
   Увы! несмотря на все измышления и предосторожности скифов -- редкая усыпальница дошла до наших дней не ограбленной еще в древности!
   Бывают случаи, когда работа целого лета, а то и нескольких лет, оказывается бесплодной; археологи находят лишь переворошенные кости да немногие мелкие предметы, оставшиеся от хозяйничанья грабителей. Зато нетронутый курган дарит иногда такими находками, весть о которых раскатывается по всему миру, и которые проливают яркий свет на быт и историю наших далеких и еще почти загадочных предков.

* * *

   Над одним из таких громад-курганов в год начала мировой войны трудилась экспедиция, состоявшая из трех археологов.
   Работа длилась уже два месяца; была снесена почти половина кургана, но кроме обычных мелких кусочков угля, в насыпи ничего не попадалось.
   Лето стояло знойное и сухое; трава выгорела, и куда ни оглянись -- степь раскидывалась безжизненная и побурелая; только вечера, когда уже начинал гаснуть закат и небо становилось бледней и бездоннее, приносили с собой свежесть и облегчение.
   Раскопки велись артелью рабочих, в числе двадцати человек. Работа сначала шла дружно, но мало-помалу в артель стали проникать вести о том, что цены на рабочие руки возросли чуть не в пятеро, и в одно прекрасное утро артель забастовала.
   Удовлетворить их претензии археологи возможности не имели, и ровно через два месяца от начала работ, девятого июня, артель воткнула свои двадцать лопат в землю около палаток археологов и ушла в ближайшее село, находившееся в семнадцати верстах.
   Через час вслед за ними отправились на поиски новых рабочих -- но в другом направлении -- двое археологов, и на месте раскопок остался в качестве охранителя один только человек -- Мурский.
   Мурскому было лет тридцать пять. Среднего роста, в меру полный, белокурый, с золотыми очками, из-за которых глядели серые, внимательные глаза, он, благодаря своей манере боком, снизу вверх вглядываться в собеседника, производил впечатление человека, всегда находящегося на страже.
   Он был замечательный краниолог и лингвист, много лет посвятивший на объезд древнейших монастырей Греции и Малой Азии и на изучение хранящихся в них рукописей и на раскопки; скифские курганы заинтересовали его недавно и только потому, что от них он надеялся получить ответ, окончательно подтверждающей его наблюдения.
   Как известно, первобытные насельники Европы и Азии были люди какого-то длинноголового племени. С течением веков, племя это мало-помалу вымирало и вытеснялось другим, круглоголовым. И, производя многочисленные раскопки в разных странах, Мурский обратил внимание, что вожди и цари круглоголовых всюду были длинноголовые. Поразительный факт этот, ведущий к широким научным выводам, требовал, однако, новых проверок, и таковой являлась раскопка скифского кургана, в которой и принял участие Мурский.

* * *

   Оставшись один, Мурский долго глядел вслед своим товарищам, затем заложил руки за спину и стал медленно прогуливаться вблизи палаток.
   Степь лежала кругом неприветливая и пустынная; даже в синеве неба не виднелось ни точки -- ни орла, ни коршуна. Было около пяти часов дня, и жар понемногу сваливал, но в воздухе продолжала стоять духота; читать не хотелось, да и не было ничего: почту привезли еще третьего дня, и письма и газеты были давно прочитаны.
   Отойдя саженей двести, Мурский остановился, рассеянно оглядел степь, затем курган и направился к нему, чтобы еще раз взглянуть на неприятное открытие, сделанное еще накануне вечером: обрезая отвес кургана, рабочие наткнулись на засыпанный землей узкий коридор, ведший с поверхности внутрь кургана. Мурскому и его товарищам показалось, что коридор этот -- их фантазия, но когда рабочие осторожно выгребли из него землю и обнаружились стенки коридора, сомнений более не оставалось: перед учеными был ход, проделанный грабителями и засыпавшийся еще в отдаленные времена.
   Огромная, двухмесячная работа могла оказаться бесплодной!
   Мурский подошел к месту раскопок и остановился у самой подошвы отвеса. Ход на обсохшей стене был заметен ясно; он шел под углом в 45® и напоминал узкие проходы в пирамидах, устраивавшиеся египтянами так, чтобы свет Полярной звезды мог падать на саркофаги фараонов.
   К сожалению, здесь цель его была другая!
   Воровской ход кончался как раз у того места, где остановился Мурский; дальше след исчезал. Мурский взял лопату и от нечего делать принялся осторожно прощупывать землю.
   Он стоял на ненарушенном материке; почва под ногами его была плотная и твердая... ход, значит, уходил куда-то в глубь насыпи, но куда?
   Мурский увлекся и стал продолжать свою работу. Через несколько минут ему показалось, что земля в одном месте стала гораздо мягче и легче поддавалась лопате. Он погрузил железное острие глубже, и мелкая пыль струйкой потекла из стены, свидетельствуя, что археолог не ошибся: коридор обнаружился снова.
   Мурский выбросил из него с кубический аршин земли и вдруг заметил, что у ног его желтеет кусочек палочки. Он нагнулся и поднял его; палочка оказалась косточкой из пальца человека. Лопата сейчас же была отброшена; Мурский взял ручную цапку, опустился на колени и стал очищать место находки. Показались другие мелкие части кисти; длинной линией вырисовались затем кости рук. Еще немного -- и обозначился череп, плечи, а там и весь скелет человека. Он лежал, уткнувшись лицом в землю, вытянув вперед правую руку и поджав под себя левую; ноги его были скорчены.
   Очистив коридор приблизительно на сажень и обметя скелет носовым платком, Мурский поднялся с земли, скрестил на груди руки и задумался над останками неведомого человека, распростертого в той позе, в которой смерть застигла его несколько веков назад. Не было никакого сомнения в том, что он был задавлен обвалом хода, им же прорытого в кургане. Такой трагический конец постигал грабителей нередко, и Мурский знал, что археологам доводилось находить скелеты в обрушившихся минах, но этот скелет был загадочен. Обвал застиг его на обратном пути из могилы: об этом свидетельствовало положение костяка, лежавшего головой вперед, к выходу. Между тем, ни в руках, ни около него не было никаких предметов, похищенных в кургане.
   Зачем же, для каких целей, кроме похищения драгоценностей, затеял свое трудное и опасное предприятие погибший?
   Мурский опять опустился на колени и принялся за осмотр скелета. Под плечом у него отыскалась круглая золотая застежка с художественным изображением женской головки; около таза, там, где когда-то находилась талия, отыскалось шесть бляшек из электрона, сделанных в виде щитов и украшавших, по-видимому, пояс погибшего. Красота и изящество работы свидетельствовали, что и бляшки и застежки вышли из рук древнегреческого мастера.
   Мурский тщательно перещупал всю пыль кругом, но больше ничего не оказалось: одежда, обувь, ремень -- все это превратилось в прах.
   Мурский сел около костей, держа в руках найденные вещи, и глядел то на них, то на распростертые останки человека; загадка делалась все необъяснимее. Вещи свидетельствовали, что погибший принадлежал к высшему классу общества и был несомненно богатым человеком. Такие люди грабежом могил не занимались и, во всяком случае, лично в подобные предприятия не пускались. Значит, он был не простой вор и проник в могилу не ради поживы... Зачем же именно?
   Пытливый взгляд Мурского приковался к поджатой под грудь левой руке скелета. Археолог приподнял кости; рука была прижата к сердцу и стиснута в кулак; на это указывали косточки пальцев и кисти, смешавшиеся в небольшую грудку. Мурский разворошил их и нащупал в земле какой-то круглый и твердый предмет; Мурский вытащил его и поднес к глазам: на ладони его лежало массивное мужское кольцо, сделанное в виде лаврового венка из какого-то не то потускневшего, не то темного металла.
   На передней, широкой части его, на свободном поле-щитке между концами лавровых ветвей была изображена совиная голова; вокруг нее имелись клинообразные знаки и изукрашенные буквы -- М. и Е. Работа была -- верх совершенства.
   Не перстень ли был предметом вожделений погибшего? Он не был надет на пальце его, как убедился в этом Мурский, а именно был зажат в кулаке. Что же это за драгоценность, за обладание которой отдал свою жизнь неизвестный патриций?
   Мурский перебрал мысленно все известные ему легенды и сказания об исторических кольцах, но как ни напрягал память, ничего подходящего не припоминалось. Между тем, когда-то и где-то он мельком читал про кольцо какого-то царя...
   Где же сам этот царь?
   Мурский перевел взгляд на очищенную им часть коридора, имевшую вид ниши, и заметил, что под сводом немного оползла земля и приоткрылась щель. Он подошел к земляной стене и с радостью убедился, что глаза его не обманули. Мурский несколько расширил отверстие и всунул в него лопату: она легко ушла целиком в пустое пространство.
   Похититель кольца, значит, погиб в каких-нибудь двух-трех шагах от сохранившейся части его хода... Если свод уцелел и дальше, то, может быть, сегодня же, через какие-нибудь полчаса, можно будет войти в могилу и взять в руки череп царя?
   Мысль эта, что электрический ток, подействовала на археолога; им овладела лихорадка, хорошо знакомая золотопромышленникам и кладоискателям. Мурский поспешно принялся за раскопку бугра земли, преграждавшего ему доступ в курган, и меньше чем через час уже стоял, опершись на лопату и, тяжело дыша, глядел в черную ночь подземелья, уходившего куда-то вниз: -- путь в гробницу был свободен.
   Мурский сделал несколько шагов вперед, но опомнился и остановился: надо было запастись фонарем и только тогда можно было думать о дальнейшем исследовании. Он приставил к стенке лопату и почти бегом выбежал наружу.
   Уже сильно завечерело. Солнце давно скрылось за горизонтом, и на багровом востоке, словно параллельные черные линии, стояли две тучи.
   Археологи еще отсутствовали, да надо было думать, что раньше следующего полдня они и не вернутся.
   Мурский взял из палатки фонарь со свечой и спички, сунул в карман, где лежало найденное кольцо, складной нож и поспешил обратно.
   Около скелета он приостановился, зажег свечу и, подняв фонарь в вытянутой руке, пошел в глубь коридора. Мысль, что висевший совсем низко над головой его мягкий пласт земли может обрушиться и заживо похоронить его так же, как патриция, не приходила ему в голову. Вглядываясь вперед, он продвигался все дальше; мрак медленно отступал перед полукругом света, падавшего из фонаря.
   Коридор сделал поворот и привел к спуску в узкий провал; дальше серели широкие ступени. Мурский сошел по ним и вдруг остановился и поднял фонарь к самому потолку: перед ним, преграждая дорогу, лежали в расширившемся коридоре семь человеческих скелетов.
   Сбоку каждого из них находились мечи и копья с бронзовыми наконечниками; в покоробившихся колчанах из толстой кожи торчали стрелы; у ног мертвых доистлевали остатки луков.
   То была стража царя, зарезанная при погребении его и долженствовавшая охранять вечный сон его в недрах земли.
   Мурский бегло осмотрел кости воинов-скифов и, убедившись, что ничья рука не коснулась их, перешагнул через них и направился дальше.
   Коридор раздвинулся еще шире и превратился в довольно большую комнату; среди нее, на высоком треножнике, стояла небольшая бронзовая курильница с благовониями; около нее лежала груда костей верхней части туловища человека; правильно вытянутые кости ног указывали, что мертвец был посажен у треножника в сидячем положении.
   -- Раб, -- подумал Мурский. -- Где же царь?
   Он опять поднял фонарь, и сумеречный свет упал на темно-коричневые стены: подземелье было устроено в глинистом слое почвы. Вдоль одной из стен стоял на полу ряд глиняных амфор, ваз и горшков разной величины; все это были предметы домашнего обихода, предназначенные для службы царю в загробном мире.
   В середине стены чернело небольшое прямоугольное отверстие.
   Мурский подошел ближе и увидал, что вход в соседнюю комнату преграждает окованное в серебро копье, опирающееся на одну из двух самых высоких амфор; к другой из них был прислонен щит и покрытый золотой оковкой меч.
   Около них сидели остатки скелета оруженосца. Было видно, что копье лежало на двух амфорах и что бывший в подземелье патриций, чтобы проникнуть к царю, сбросил один конец его на землю.
   Мурский нагнулся и очутился в узкой и тесной комнатке; перед ним блеснули две большие, чеканенные из серебра вазы, стоявшие в ногах ложа, оставленного в виде выступа почвы; на нем последним сном спал скифский венценосец.
   От волнения у Мурского захватило дыхание.
   Не обращая внимания на сокровища, наполнявшие усыпальницу, он приблизился к ложу царя, поставил фонарь около скелета и схватил обеими руками то, что было для него драгоценнее всего -- обвитый венком из тончайших золотых листков череп царя.
   Он был резко длинноголовый!
   Мурский долго не выпускал его из рук. Высокий, прямой лоб, правильно очерченный, выпуклые дуги бровей, почти квадратный подбородок -- все свидетельствовало, что в этом черепе жил сильный и решительный дух. Недаром и народ почтил его память таким чудовищным по размерам памятником-курганом! Но кто был он, как его имя, какие великие деяния совершил он?..
   Ответа на эти вопросы не было...
   Никто глубже и яснее археологов не чувствует и не знает истинную цену земного величие и славы!
   Вечная память, вечная слава -- все это только слова, лепет детей, не представляющих себе, что такое вечность! Сколько раз Мурскому приходилось стоять перед безмолвными гробницами когда-то знаменитых людей и задавать себе вопрос -- кто они, что они сделали?...
   Мурский положил череп на прежнее место и, взяв фонарь, стал осматривать усыпальницу.
   Надписей, свидетельствовавших об имени и делах погребенного, нигде не было. У ног неведомого царя, на совсем низеньком возвышении, белел другой костяк, значительно меньший по размерам; широкий таз, тонкие глазные зубы черепа, огромные золотые серьги, ожерелье из какого-то драгоценного янтаря и витые золотые браслеты, украшавшие кости, указывали, что у ног царя лежала жена его, отправившаяся вместе со слугами сопровождать мужа в иной мир.
   Несколько колец, блестевших на тонких косточках пальцев, привлекли к себе внимание Мурского, и он вспомнил о кольце, вынутом из горсти мертвеца, лежавшего в коридоре.
   Археолог достал из кармана это кольцо и опять внимательно осмотрел его. Оно было не золотое, но из какого металла -- определить ему не удавалось. Держа находку в руке, он приблизился к ложу царя и тут только заметил, что вещи, стоявшие вдоль него, находились в беспорядке: часть ваз была повалена. Погибший патриций, видимо, торопился и, подходя к ложу, ногой опрокинул несколько ваз.
   Мурский нагнулся над останками. Руки царя были вытянуты вдоль тела, пальцы левой находились в порядке; Мурский взглянул на правую и увидал вместо кисти перепутанную грудку костей -- неизвестный, снимая перстень, смешал все косточки.
   Грабеж, стало быть, произошел уже после того, как истлел труп, т. е. значительно позже погребения. Могилу наполняли драгоценности и, тем не менее, неизвестного не прельстило ни золото, ни серебро, и он взял только один перстень... Что же это за кольцо, какая в нем сила?!
   Мурский опять поднес его к фонарю и вдруг услыхал позади себя как бы взрыв смеха. Он быстро оглянулся, посветил фонарем на вход, но все было мертвенно тихо; нигде и ничто не зашелохнуло. Гул, тем не менее, Мурский слышал явственно.
   Он вышел в комнату с курильницей, миновал стражу, поднялся по лестнице и углубился в коридор. Почти сейчас же он наткнулся на мягкую стену земли; думая, что он ошибся и взял не то направление, он повернул в другую сторону, но и там его встретила земляная стена; с третьей стороны оказалось то же самое.
   Произошел обвал, и Мурский понял, что он заживо погребен в кургане.
   Самое важное в жизни -- это умение никогда не теряться. Как человек бывалый, Мурский знал это и, чтобы не дать овладеть собой излишней нервности и волнению, присел на осыпь и закурил папиросу.
   Часы показывали одиннадцать вечера. Возвращение товарищей можно было ожидать через двенадцать часов: вернувшись, они, разумеется, немедленно же начнут искать его и, заметив следы его работы и скелет у входа, поймут, что случилось, и примутся очищать коридор. Длина его саженей десять; работать в нем может только один человек, другой должен выносить землю. При сменных рабочих откопка займет три-четыре часа, итого, в общем, ему предстояло провести под землей шестнадцать-двадцать часов. Вывод получился далеко не такой страшный, каким казался в первую минуту.
   Мурский вздохнул с облегчением и тут только почувствовал, что он голоден, и вспомнил, что он ничего не ел с самого полдня. Обыскивать карманы было бесполезно: в них не находилось ни корочки.
   Приходилось, стало быть, потерпеть.
   Вторым по важности предметом был свет; Мурский посмотрел на фонарь и увидал, что в нем оставалось всего полсвечки.
   Чтобы как-нибудь сократить время, Мурский решил начать раскопку прохода со своей стороны. Лопаты у него не было: она осталась у скелета патриция по ту сторону обвала.
   -- А ведь и я почти в таком же положении, в каком он был! -- мелькнула неприятная мысль, но Мурский отогнал ее и решил вернуться в усыпальницу и там поискать что-либо подходящее.
   Медленно, шаг за шагом, обошел он все подземелье, но среди разнообразных предметов домашнего обихода ничего похожего на лопату не попадалось: скифы были кочевники и земледельческих орудий в могилы не клали.
   Осматривая комнату, где лежала стража, Мурский наткнулся на новый, еще незамеченный им проход. Он вступил в него, и свет фонаря упал на тесный ряд белых конских скелетов; они лежали в длинном сводчатом подземелье, головами к нему; Мурский насчитал их двенадцать штук. У самого входа лежал конюх.
   Не найдя и здесь ничего, Мурский вернулся в большую комнату и присел у стены неподалеку от останков оруженосца; начала сказываться усталость, и Мурский решил сперва отдохнуть ото всех треволнений дня, выспаться и затем с черепком от вазы приняться на следующее утро за раскопки.
   Он снял чесучовый пиджак, сложил его наподобие подушки, подмостил себе под голову, задул фонарь и улегся на плотно убитый, глиняный пол.
   Непроглядная тьма окружила Мурского; было так тихо, что он чувствовал сухое потрескивание в ушах; тиканье карманных часов как будто усиливалось и, наконец, сделалось таким громким, как будильник. Дышалось трудно; воздух был душный и спертый.
   Мурский выкурил одну папиросу, затем вторую, но сон не являлся к нему; зато неотвязной толпой, тесня одна другую, лезли разные мысли, -- главным образом о кольце царя.
   Не было сомнения, что оно считалось талисманом, обладающим чудодейственной силой. Мурский, долго работавший на востоке, знал, что такие талисманы, скопившие в себе запасы неведомой энергии, существуют действительно; чтобы не сломать нечаянным движением таинственное кольцо, он вынул его из кармана, надел на палец, и сон начал опускать его веки...
   ...-- Митридатос Евпаторос... -- медленно и раздельно произнес возле него голос.
   -- Да, да!.. -- радостно воскликнул Мурский и пробудился от этого вскрика. Он сел, огляделся, быстро чиркнул спичкой и зажег фонарь.
   Неясный свет обрисовал треножник с курильницей, амфоры у стен и черный прямоугольник двери в усыпальницу.
   ...И как он мог забыть запись в древнем хронографе, найденном им в отдаленнейшем Сумелийском монастыре в Анатолии?! Мурский вспомнил не только содержание записи, но перед глазами его, словно въявь, развернулась желтая полоса пергамента, покрытая выцветшими строками на греческом языке.
   Митридат Великий имел кольцо, доставшееся ему чудесным образом: этому кольцу он был обязан необычайными успехами, завоеваниями и победами над непобедимым Римом.
   По наущению Махара, -- сына великого царя, кольцо-талисман было похищено, и с этой поры несчастья стали преследовать Митридата. Конец его известен: в 63 году до P. X. великий царь покончил самоубийством.
   Но Махару не пришлось занять трон Босфорских царей. Счастье его было непродолжительно: кольцо, которое он берег пуще глаза, исчезло неизвестно каким путем, и трагический конец пресек дни Махара. Братья его, главным образом Фарнак, подняли на ноги все население царства; было объявлено, что принесшего кольцо ждут богатство, почести и рука сестры их, но поиски кольца счастья не привели ни к чему: оно кануло как в воду...
   Тем временем начало возрастать могущество соседей Босфора Киммерийского -- скифов. Один из вождей их был избран в цари, и счастье неизменно сопутствовало ему во всех начинаниях. Имя его гремело по всему побережью Понта Евксинского, и один из греческих купцов, ездивший к самому Итилю, сообщил, что он видел на правой руке царя перстень Митридата.
   Дальнейших известий о нем в хронографе не имелось; было только глухо упомянуто, что великий царь скифов умер и по обычаю их погребен неведомо где, вместе со всеми своими сокровищами.
   Итак -- тайна скелета, лежащего в проходе, была разгадана!..
   Какой-то -- безымянный теперь -- юноша-патриций, чтобы получить руку красавицы -- сестры царя, отправился на поиски кольца, узнал местонахождение кургана, проник в него и в ту минуту, когда радостный, полный самых пламенных надежд и мечтаний, бежал с добычей на поверхность земли -- погиб в нескольких шагах от нее. Любовь сплелась со смертью...
   Мурский взглянул на свою руку и невольно улыбнулся: кольцо темнело на его пальце!
   Он задул огонь, и скоро сон опять овладел им.
   Когда он проснулся и зажег свечу, часы показывали десять утра. Мурский поднялся и почувствовал слабость и тяжесть во всем теле; голова болела.
   Он подошел к амфорам, выбрал самую простую и большую, выволок ее на середину комнаты и ударил каблуком; амфора с треском разлетелась на большие куски. Он выбрал один из них, имевший вид совка, и отправился к месту обвала.
   Работа спорилась плохо; вести ее приходилось, сперва стоя на коленях, затем лежа на животе и все время подгребать под себя кучи земли; роясь, как крот, Мурский продвинулся в проделанной им узкой норе аршина на два, и вдруг земля водопадом хлынула сверху на его спину и голову. Отчаянным усилием рук и плеч Мурский едва вырвал из осыпи голову и полузадохшийся, с глазами и ртом, наполненными землей и пылью, вскочил на ноги и шарахнулся назад; только успел он ступить на лестницу -- по стенам коридора, шурша, побежали ручейки земли; со свода посыпались комья, и в то же мгновение глухой грохот возвестил, что рухнула и остальная часть коридора... Густые клубы пыли, словно дым, окружили Мурского.
   Он кинулся вниз, в комнату стражи, и принялся вытирать глаза и губы: там, благодаря глинистому грунту, опасность ему не угрожала.
   Помогать собственному освобождению после такого грозного предупреждения нечего было и мечтать! Оставалось ждать...
   Мурский с досадой подумал, что срок его заключения в могиле, благодаря новой катастрофе, удлинился на несколько часов. Он привел, насколько было возможно, себя в порядок, сел у стены и, в видах экономии, задул фонарь.
   Есть ему хотелось все сильнее и сильнее и, что было еще мучительнее, -- начала томить жажда.
   Не шевелясь, просидел Мурский несколько часов в полнейшей тьме и безмолвии. И вдруг ему вспомнилось, что амфоры и кувшины ставились в могилы не пустыми, а с вином, водой и зернами; жидкости, разумеется, сохраниться не могли, но зерна пшеницы пролежали же в египетских пирамидах целые тысячелетие!
   Мурский быстро чиркнул спичкой, зажег свечу и поспешил к амфорам. Большинство из них оказались пустыми; на дне двух лежала земля, в которую превратилось то, что когда-то и кем-то было положено в них, и только в одной рука археолога нащупала толстый слой чего-то твердого. Вынуть его возможности не представлялось, и Мурский тычком ноги разбил амфору. На уцелевшем дне ее была бура я масса; Мурский схватил ее, осмотрел и поднес ко рту. Лепешка оказалась окаменелой, и все усилие его отгрызть хотя бы кусок от нее повели лишь к тому, что во рту у него осталось несколько крошек песка и ощущение какой-то горечи.
   Мурский отбросил лепешку и, чувствуя приступ слабости, опустился на прежнее место...
   Было десять часов вечера, когда он снова зажег свой фонарь. В висках у него стучало; дышалось трудно. Губы растрескались, и жестокая жажда заглушала даже ощущение голода.
   Несколько раз он подходил к лестнице, по которой наползло два потока земли из обвала, и слушал -- не доносится ли стук лопат. Но было тихо... могильно тихо...
   Который был час дня или ночи, когда он смутно услыхал человеческий голос, он не знал.
   Мурский быстро приподнял с пиджака голову и трясущейся рукой зажег спичку. Нет, стояла ненарушимая тишина... кроме скелетов, никого в комнате не было... Спичка погасла, и Мурский опять склонил на подстилку истомленную голову.
   -- Отнимите кольцо! -- явственно прозвучали на этот раз слова; Мурский сел, как подкинутый пружиной, и огонек звездочкой вспыхнул в руке его; мрак отступил в углы и, казалось, будто чьи-то тени шарахнулись прочь от света.
   -- Что? -- спросил Мурский, и ему почудилось, что это не он, а другой спросил его губами.
   -- Отнимите кольцо! -- повторил повелительный голос. Он исходил из усыпальницы, и Мурский понял, что он принадлежит царю.
   -- Отдай кольцо... -- шепотом произнес совсем близко от него другой человек.
   Мурский вздрогнул, схватился опять за спички, зажег одну и, как факелом, провел ею перед собой по воздуху.
   Опять в углы и в черные дыры дверей попрятались какие-то фигуры; одна притаилась за амфорами у комнаты царя. Мурский вгляделся в нее и увидал, что скелета оруженосца там нет, а на его месте сидит, прижавшись спиной к амфоре, человек в бараньей шапке на голове.
   -- Ты вздор, тебя нет! -- хрипло сказал ему Мурский, но человек не сводил с него немигающего, злого взгляда и протянул руку к копью; оно чиркнуло по стенке амфоры и со звоном легло у ног его.
   Весь трясясь, ломая спички одна за другой, Мурский принялся зажигать фонарь. Свеча, наконец, загорелась и Мурский увидал, что оруженосец не вздор, а действительность, что он встает и выпрямляется во весь громадный рост... Волосы поднялись дыбом на голове археолога.
   -- Зарежьте его!.. -- прозвучал из комнаты царя властный приказ. Оттуда выглянуло женское лицо с большими темными глазами; в ушах у нее блестели большие золотые серьги.
   Мурский повернулся, чтобы бежать, но свет фонаря озарил коренастого, голого раба, что косматый бык, поднявшегося ему навстречу от треножника.
   -- Куда?! -- грубо произнес он, протягивая волосатую руку; другой он вытаскивал из-за ременного пояса короткий бронзовый нож.
   Мурский отпрыгнул в сторону, опрокинул несколько ваз и прижался к стене. Выход ему был отрезан: в комнату, звеня оружием, входила стража; из-за стен доносилось ржание коней и нетерпеливый топот копыт их.
   Раб и оруженосец схватили оцепеневшего Мурского за руки и поволокли к треножнику: археолог дико закричал и забился -- он увидал жертвенную чашу и понял, что его тащат к ней и сейчас перережут над ней горло.
   Удар кулака в голову сбил его с ног. Миллионы звезд заискрились на черном небе перед глазами Мурского и вдруг мягко и бесшумно поплыли вместе с ним в бесконечность...
   Откопан Мурский был только к концу пятых суток. Такое опоздание произошло потому, что археологи, едва разыскавшие рабочих, вернулись к кургану только через два дня.
   Отсутствие Мурского удивило их, но, так как не было данных предполагать, что он находится в кургане, они не особенно обеспокоились. Скелет патриция был найден ими сейчас же по прибытии: обвал его не коснулся. Около костей стояла лопата и все указывало на то, что Мурский, обнаружив скелет, очистил вокруг него место, затем приставил к стене лопату и ушел по каким-то своим делам.
   Неопытные рабочие не сразу распознали, что земля в обвале была свежая, и заметили это только на второй день работ. Нечего и говорить, что, когда обстоятельство это выяснилось, всем стало ясно -- куда так странно девался Мурский, и работа закипела днем и ночью.
   Вынесли его из подземелья без памяти.
   Здоровый организм Мурского вскоре сладил с начавшейся болезнью, но, к великому огорчению его, знаменитое кольцо счастья пропало. Вероятно, оно соскользнуло в степи с пальца археолога, когда его везли в уездный город, и оно и поныне лежит -- дремлет где-нибудь в серебристом ковыле...

----------------------------------------------------------------------------

   Текст издания: То, чего мы не знаем. Рассказы / С. Р. Минцлов. -- София: Зарницы, 1926. -- 117 с.; 17 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru