Lib.ru/Классика: Минье Франсуа. Антонио Перес и Филипп II

АНТОНІО ПЕРЕСЪ И ФИЛИППЪ II.

Соч. МИНЬЕ.

0x01 graphic

Статья первая.

Дворъ Филиппа II. -- Рюи Гомесъ де-Сильва, принцъ д'Эболи, герцогъ Альба и Антоніо Пересъ,-- Смуты въ Нидерландахъ, съ начала царствованія Филиппа II; правленіе герцогини пармской, герцога Альбы и великаго командора Рекесенса. -- Донъ-Хуанъ Австрійскій правителемъ Нидерландовъ; его виды на Англію; переговоры съ Фландріей; его переписка съ Филиппомъ II и Антоніо Пересомъ. -- Эсковедо въ Мадритѣ. Показанія Переса на дона-Хуана-Австрійскаго и на секретаря его, Эскобедо. -- Изслѣдованіе этихъ показаній.-- Истинныя причины смерти Эскобедо. -- Любовныя связи Переса и Филиппа II съ принцессой д'Эболи. -- Угрозы и опрометчивость Эсковедо. -- Участіе короля въ этомъ убіеніи. -- Безпокойство Переса. -- Удаленіе убійцъ отъ преслѣдованій полиціи.

Процессъ Антоніо Переса былъ однимъ изъ самыхъ странныхъ событій XVI вѣка, вообще изобиловавшаго необычайностями. Онъ принадлежитъ исторіи но важности участвовавшихъ въ немъ лицъ, по причинамъ возникновенія его, бросающимъ яркій свѣтъ на характеръ и политику Филиппа II, и по слѣдствіямъ, каковы, напримѣръ, возстаніе и усмиреніе Арагоніи, потерявшей, при этомъ, свою древнюю конституцію, -- наконецъ, даже по таинственности своей, еще доселѣ во многомъ загадочной.

Впрочемъ, я никакъ не рѣшился бы подвергнуть новому изслѣдованію это замѣчательное и запутанное дѣло, еслибъ имѣлъ подъ руками только записки Переса. Пересъ и въ своихъ Relaciones, вызывающихъ на судъ цѣлую Европу, и въ своемъ Memorial, представленномъ на разсмотрѣніе верховнаго аррагонскаго трибунала, богатъ рѣдкими данными; но, какъ главный дѣятель процесса, Пересъ не все высказываетъ, и, стараясь оправдаться, на многое набрасываетъ тѣнь. Съ помощію же новыхъ п достовѣрныхъ свидѣтельствъ, надѣюсь разрѣшить всѣ недоумѣнія этой продолжительной и печальной драмы; намъ объяснится медленное и ужасное паденіе Переса, томившагося одиннадцать лѣтъ въ темницѣ, но приказанію Филиппа II, своего сообщника въ убіеніи Эсковедо, секретаря дона-Хуана Австрійскаго; Переса, котораго король велѣлъ пытать и преслѣдовалъ даже внѣ своихъ владѣній: ибо Пересъ послѣ тщетныхъ усилій найдти убѣжище и защиту въ независимой дотолѣ Арагоніи, вынужденъ былъ искать покровительства у иностранныхъ державъ.

Что побудило Филиппа II посягнуть на жизнь Эсковедо? а это убійство было первой, если не единственной причиной всѣхъ послѣдующихъ событій. Какую ролю занимаетъ Пересъ въ совершеніи этого убійства? Былъ ли онъ просто орудіемъ недовѣрчивой политики Филиппа II, или самъ же подстрекнулъ его избавиться отъ секретаря, друга и агента его брата? Если Пересъ навелъ короля на эту мысль, то чѣмъ же руководствовался онъ -- государственнымъ интересомъ или просто своими личными выгодами? Не раздражалъ ли Эсковедо опасными замыслами честолюбивое воображеніе дона-Хуана? или все это было только предлогомъ, выдумкой Переса, и онъ, желая самъ освободиться отъ ненавистнаго ему человѣка, обманывалъ Филиппа II. Потому-что Эсковедо былъ Пересу помѣхой, порицая его въ преступныхъ связяхъ съ принцессой д'Эболи, вдовой Гомеса де-Сильвы, выведшаго ихъ обоихъ изъ ничтожества? Есть ли возможность доказать эту связь, заставившую усомниться одного изъ лучшихъ, ученѣйшихъ и знаменитѣйшихъ историковъ нашего времени, Ранке? и она ли, по общему, вѣковому мнѣнію, породила соперничество между королемъ и министромъ, Филиппомъ II и Пересомъ? Какая была причина опалы Переса, сначала едва-замѣтной, въ-послѣдствіи же отразившей на себѣ всю непреклонную жестокость? Приписать ли ее политикѣ Филиппа II, принесшаго Переса въ жертву съ тѣмъ, чтобъ сбросить на него всю отвѣтственность за убійство? или же начало ея въ мстительной ревности короля, который, узнавъ объ обманѣ и продѣлкахъ Переса, рѣшился во что бы ни стало уничтожить своего соперника? Вотъ вопросы, которые подлежатъ разсмотрѣнію, и которые постараемся рѣшить со всевозможной отчетливостью.

Филиппъ II былъ жестокъ и недовѣрчивъ. Онъ никого не удостоивалъ своей полной довѣренности, и никто, даже ори самыхъ очевидныхъ доказательствахъ, не былъ увѣренъ въ его привязанности. Потеря его благоволенія обнаруживалась только въ минуту самаго кризиса, и ни досада, ни охлажденіе, словомъ, ни малѣйшій признакъ не изобличалъ преждевременно измѣненія его воли или чувствованій" Казни, какъ и награды, всегда производились у него одинаково, то-есть, съ чрезвычайной медленностью и отлагательствомъ. Это испытали на себѣ многіе изъ его министровъ; между прочими, кардиналъ Спиноса, въ 1571 г., и Антоніо Пересъ, въ 1579 г. Впрочемъ, не смотря на свою недовѣрчивость, онъ дорожилъ совѣтами своихъ приближенныхъ. Микеле Суріано, сравнивая его съ его отцомъ, замѣтилъ еще въ 1561 году, что Карлъ V поступаетъ во всемъ произвольно и по собственному убѣжденію, тогда-какъ Филиппъ II придерживается постороннихъ мнѣній. И дѣйствительно, ума зоркаго, изобрѣтательнаго и положительнаго не было у Филиппа II; къ-тому же, при всемъ своемъ властолюбіи, онъ былъ нерѣшителенъ и своенравенъ.

До крайности мелочный во всѣхъ своихъ поступкахъ, даже въ дѣлѣ правленія, и подозрительный отъ природы, онъ любилъ окружать себя людьми, различными по нраву, по образу воззрѣнія на предметы, честолюбивыми и постоянно враждующими между собой. Обширными владѣніями своими онъ управлялъ письменно; все проходило черезъ его руки; и самое незначительное обстоятельство было такъ же хорошо извѣстно ему, какъ самое важное государственное дѣло. Сколько же времени было потребно на то, чтобъ все прочесть, отмѣтить и на все наложить резолюцію! и удивительно ли, послѣ того, что дѣла шли медленно и что Филиппа II, какъ ни истощалъ онъ себя въ трудахъ, не доставало на столь огромныя занятія! Многочисленныя присутственныя мѣста, учрежденныя его отцомъ и имъ-самимъ, повершивъ дѣла, касавшіяся ихъ вѣдомства, обязаны были излагать ему свои сужденія въ особыхъ доношеніяхъ (consultes); во и это казалось ему неудовлетворительнымъ: на каждый отдѣльный случай министры подавали ему особенныя записки. Въ-продолженіе двадцати-одного года, съ 1558 по 1579 г., находились при немъ двѣ соперничествующія партіи, пользовавшіяся его исключительной довѣренностью и раздѣлявшія съ нимъ власть его. Онъ отбиралъ отъ нихъ ихъ противорѣчащія мнѣнія, обращался, сообразно съ обстоятельствами, къ главнымъ ихъ представителямъ, и никогда не обманывался въ разсчетахъ, потому-что каждый изъ этихъ представителей стремился изъ всѣхъ силъ взять перевѣсъ надъ врагомъ своимъ.

Главами этихъ двухъ партій долгое время были герцогъ Альба и Рюи Гомесъ де Сильва, принцъ д'Эболи; первый изъ нихъ была" высокомѣренъ и рѣшителенъ, второй же пронырливъ и благоразуменъ. Въ государственномъ совѣтѣ они вѣчно разногласили между собою какъ въ образѣ мыслей, такъ изъ самыхъ пріемахъ, и кліентъ одного уже неминуемо становился жертвою гоненій другаго. Но Филиппъ II преравнодушно смотрѣлъ на ихъ соперничество, или, лучше сказать, на ихъ взаимную ненависть; несходство ихъ характеровъ превосходно согласовалось съ его врожденными склонностями. Она" ласкала" ихъ обоихъ, но втайнѣ питалъ гораздо-большую привязанность къ Рюи Гомесу, своему обер-гофмейстеру. Гомесъ еще въ эпоху его бракосочетанія сопутствовалъ ему за" Англію; съ-тѣхъ-поръ оставался при немъ безотлучно, служилъ ему съ безусловной покорностью, и за" совѣтаха" своихъ никогда не выказывалъ ни тщеславія, ни гордости; а это-то и нравилось Филиппу II!

Но вдругъ возникло возстаніе въ Нидерландахъ, и, по-видимому, герцогъ Альба уже торжествовалъ надъ Гомезомъ; впрочемъ, торжество его было непродолжительно, не успѣвъ насильственно водворить повиновеніе во Фландріи, Альба очень палъ во мнѣніи своего властителя. А счастливый Гомесъ снова достигъ безраздѣльнаго величія, и по смерти оставилъ свою партію владычествующею. Эта партія, считавшая между своими членами Переса, Эсковедо и дона-Хуана Австрійскаго, озарявшая ее съизвнѣ лучами своихъ побѣдъ, и славы, первенствовала въ Испаніи до 1579 г., и уничтожила почти совершенно свою соперницу.

Вотъ что говорится объ этихъ двухъ партіяхъ въ одной итальянской рукописи, составленной въ 1577 г. {Relazione delle cose di Espagna.}, за годъ до убіенія Эсковело, убіенія, которое разрознило всѣхъ членовъ главной партіи, ускорило ея конечное паденіе и породило всеобщій переворотъ въ лицахъ и дѣлахъ Испаніи:

"Дворецъ теперь опустѣлъ въ полномъ смыслѣ слова; въ немъ не встрѣтите никого, кромѣ сановниковъ королевской палаты или членовъ совѣта; многіе же cavalieri privati, прислуживавшіе королю и домогавшіеся его милостей, напрасно растративъ здѣсь огромныя суммы денегъ и проживъ безъ всякой пользы и увеселеній, удалились во свояси, потому-что его величество постоянно живетъ внѣ столицы или въ "совершенномъ отчужденіи отъ міра, мало показывается и рѣдко допускаетъ къ себѣ на аудіенціи, назначаемыя имъ большею частію -- очень-поздно. Весь дворъ рѣзко раздѣленъ па двѣ партіи. Въ одной, участвуютъ архіепископъ толедскій, маркизъ де-Лосъ Велесъ, Антоніо Пересъ, Матео Васкесъ и Сантейо. Она, касательно администраціи, почитается самою могущественной, но, кажется, ей не достаетъ еще многаго, чтобъ оправдать столь выгодное о себѣ мнѣніе общества. Другая составлена изъ герцога Альбы, пріора дона-Антоніо, принца Мелито, маркиза д'Агвиляра и Сайдса? Каждая изъ нихъ только о томъ и хлопочетъ, какъ бы низложить свою совмѣстницу."

Далѣе, авторъ рукописи знакомитъ насъ и съ главными лицами этихъ партій:

"Герцогъ Альба, по единогласному увѣренію всѣхъ своихъ соотечественниковъ, притворенъ, лукавъ, чрезвычайно-опытенъ, но завистливъ и злобенъ. Король обходится съ нимъ очень-ласково, но рѣдко дѣлаетъ ему порученія. Онъ вовсе безъ вѣса и въ уничиженіи. И вотъ почему у него мало приверженцевъ. А чтобъ скрыть свое довольно-щекотливое положеніе, онъ почти ни на шагъ не отдаляется отъ короля.

"Маркизъ де-Лосъ Велесъ, донъ-ІІедро Фахардо, верховный придворный (mayordomo mayor) королевы, человѣкъ осторожный, молчаливый, заслужившій имя мудраго и искуснаго дипломата; онъ характера скрытнаго, и вообще созданъ въ духѣ короля, оказывающаго ему много довѣрія.

"Архіепископъ толедскій (донъ-Гаспаръ де-Кирога), глава первенствующей партіи, веселаго и кроткаго права; вспыльчивъ, по отличной души, и слыветъ у всѣхъ человѣкомъ добрымъ. Король, какъ видно, любитъ его и нуждается въ немъ; онъ пользуется неимовѣрной силой при дворѣ.

"Антоніо Пересъ, статс-секретарь и воспитанникъ Рюи Гомеса. Онъ очень-скроменъ, обходителенъ, ученъ и не безъ значенія. Его обворожительными пріемами, нѣкоторымъ образомъ, выкупаются крайне-не-выносимые недостатки короля. Пересъ завѣдуетъ всѣми дѣлами Фландріи и Италіи съ-тѣхъ-поръ, какъ донъ-Хуанъ правителемъ Нидерландовъ; донъ-Хуанъ, особенно же архіепископъ толедскій, и маркизъ де-Лосъ Велесъ, много содѣйствуютъ ему въ его возвышеніи. Хитрый и даровитый, онъ со-временемъ, вѣроятно, будетъ главнымъ министромъ. Онъ худощавъ, слабъ здоровьемъ, не охотникъ до щегольства, но живетъ барски и весело. Онъ любитъ, чтобъ всѣ уважали его, и не прочь отъ подарковъ."

Наконецъ, упоминается и о донъ-Хуанъ: "Донъ-Хуанъ принадлежитъ къ партіи архіепископа толедскаго и Антоніо Переса."

Пересъ былъ тогда тридцати-шести лѣтъ. Побочный сынъ Гонсало Пёрсса, долгое время бывшаго статс-секретаремъ Карла V и Филиппа, П, онъ, по волѣ императора , признанъ въ-послѣдствіи законнымъ, и съ раннихъ лѣтъ вступилъ па поприще государственной службы. По смерти своего отца, въ 1567 году, Антоніо занялъ его упраздненное мѣсто въ санъ министра. Теоретическія правила итальянской политики, находившія, впрочемъ, обширное примѣненіе въ практической жизни того времени, дали ему направленіе превратное, но не во-все-противное его природѣ. Одаренный пылкимъ умомъ, пронырливый, преданный не только до безконечности, но и до безсовѣстности Филиппу, изворотливый, мастерски владѣвшій роднымъ языкомъ и трудолюбивый, онъ, какъ говорится, просто обошелъ Филиппа II, который вскорѣ открылъ ему всѣ свои задушевныя тайны, и Пересу, какъ единственному наперснику короля, непосредственно доставлялись отовсюду депеши; онъ же, по предварительномъ прочтеніи этихъ депешъ, или отсылалъ ихъ въ государственный совѣтъ, или вручалъ королю. Но, упоенный счастіемъ, онъ забылся. Гордость его не щадила уже самого Альбы, и часто, обѣдая съ нимъ у короля, онъ на всѣ вопросы Герцога отвѣчалъ лишь презрительнымъ молчаніемъ или самой злостной выходкой. Самозабвеніемъ, а еще болѣе роскошью, страстью къ игрѣ, необузданностью чувственности, расточительностью, нерѣдко вынуждавшею его прибѣгать къ самымъ предосудительнымъ средствамъ, онъ раздражилъ противъ себя аскетическій дворъ Филиппа II, выжидавшій перваго удобнаго случая погубить безвозвратно гордаго временщика. Но излишнимъ усердіемъ къ Филиппу II, а можетъ-быть и тѣмъ, что уже черезъ-чуръ вооружилъ подозрительность его противъ двухъ сообщниковъ своей партіи, дона-Хуана Австрійскаго и Эсковедо, Пересъ предупредилъ самъ ожиданія и надежды своихъ недоброжелателей.

Нидерланды были уже готовы свергнуть съ себя испанское иго, когда дона-Хуана отправили туда въ качествѣ правителя. Смуты, болѣе десяти лѣтъ волновавшія эту страну, имѣли источникомъ своимъ причины, которыя не безполезно знать, чтобъ надлежащимъ образомъ оцѣнить начала, руководившія этого юнаго принца въ столь затруднительномъ дѣлѣ, и отдать себѣ по возможности полный и вѣрный отчетъ въ томъ, что служило, по свидѣтельству Переса, поводомъ къ убіенію Эсковедо.

Филиппъ II, будучи въ сравненіи съ Карломъ V болѣе Испанецъ, чѣмъ Фламандецъ, принялъ касательно Нидерландовъ, привыкшихъ съиздавна къ независимости, рядъ такихъ мѣръ, въ-слѣдствіе которыхъ надобно было ожидать или порабощенія, или возстанія всѣхъ нидерландскихъ областей. Избравъ, съ 1559 г., постояннымъ мѣстопребываніемъ своимъ самый центръ испанскихъ провинцій, онъ задумалъ ввести во Фландріи политическую и религіозную администрацію Испаніи. Его намѣреніемъ было: подчинить Нидерланды нравственному управленію духовенства, которое вполнѣ зависѣло бы отъ него; для этого онъ предположилъ увеличить его въ такомъ количествѣ, какое не существовало тамъ съ самыхъ незапамятныхъ временъ; учредить инквизицію съ тѣмъ, чтобъ покровительствовать католическому вѣроисповѣданію, угрожаемому лютеранизмомъ со стороны Германіи и кальвинизмомъ со стороны Франціи, распоряжаться Нидерландами посредствомъ преданныхъ ему агентовъ и имъ же основанныхъ присутственныхъ мѣстъ, безъ всякаго содѣйствія генеральныхъ штатовъ, какъ это было прежде; наконецъ, построить въ городахъ крѣпости, чтобъ держать жителей въ страхѣ и положить конецъ ихъ старинному своеволію. И по самой мысли этого плана, и по мѣрамъ, употребленнымъ для его осуществленія, нельзя не признать его дѣломъ долговременныхъ и многосложныхъ соображеній.

Попытки же привести его въ исполненіе были всегда неудачны; сперва встрѣчали онѣ въ Нидерландахъ оппозицію, но потомъ произвели всеобщее возстаніе. Въ концѣ 1559 г., Филиппъ II учредилъ съ согласія римскаго двора, въ семнадцати провинціяхъ три архіепископства и четырнадцать епископствъ, на содержаніе которыхъ опредѣлилъ доходы, получаемые богатыми нидерландскими аббатствами; но это учрежденіе, замѣняя испытанныхъ, независимыхъ, ревностныхъ къ общественному благу аббатовъ епископами, избранными королемъ, утвержденными папой, и имѣя цѣлью поколебать какъ церковный, такъ и политическій бытъ Нидерландовъ, немедленно сдѣлалось предметомъ жестокихъ протестовъ со стороны бельгійскаго духовенства и встрѣтило сильныя препятствія въ упорномъ сопротивленіи многихъ городовъ, которые не приняли присланныхъ къ нимъ епископовъ.

Высшее дворянство, среди котораго блистали имена принца Оранскаго, графа Эгмонта и адмирала Горна, поступило почти такъ же учтиво съ величавымъ и надменнымъ кардиналомъ Гранвелля, архіепископомъ мехельнскимъ, котораго Филиппъ II назначилъ высшимъ совѣтникомъ при особѣ сестры своей, герцогини Маргариты Пармской, оставивъ ее правительницей Нидерландовъ. Въ 1564 году, Гранвелля, послѣ многолѣтней и тщетной борьбы съ фламандскими вельможами, былъ вызванъ изъ Фландріи для свиданія, какъ говорили, съ своей матерью.

Противодѣйствіе, оказанное и учрежденію новыхъ епископскихъ престоловъ, и самоуправству, не отклонило Филиппа II отъ его предпріятій. Онъ велѣлъ обнародовать уставъ трентскаго собора, постановленія котораго были, большею частію, противны привилегіямъ Нидерландцевъ, и который вполнѣ не принимался во многихъ католическихъ государствахъ. Возобновлены были старые эдикты, извѣстные подъ названіемъ плакардовъ (placards), осуждавшіе еретиковъ на самыя жестокія казни, и предписано было инквизиціи строжайше наблюдать за ихъ исполнительною частью; плакардами повелѣвалось мужчинъ обезглавливать, женщинъ зарывать живыхъ въ землю, а впавшихъ въ ересь вторично -- сжигать на кострѣ. Эти кровавыя драмы ни страхомъ, ни отвратительностью своею не въ силахъ были воспрепятствовать распространенію новаго ученія въ Нидерландахъ, гдѣ послѣдователи его, узнавъ о вѣротероимости, дарованной Карломъ V лютеранамъ въ Германіи, а Карломъ IX кальвинистамъ во Фраиціи, уже мечтали о чемъ-то подобномъ и для себя, а рѣшительные приговоры грознаго судилища, приноровленнаго къ мрачному и угрюмому католицизму Испанцевъ и къ суровости ихъ характера, наполняли ужасомъ и негодованіемъ сердца всѣхъ сословій, начиная отъ вельможи до послѣдняго земледѣльца.

Начальники провинцій, командовавшіе военною силою, отказали инквизиторамъ въ своемъ пособіи; прочее дворянство составило союзъ и просило короля, почтительно, но смѣло, объ отмѣненіи плакардовъ, объ уничтоженіи инквизиціи и созваніи генеральныхъ штатовъ; еретики же и чернь, отъ Артуа до крайнихъ предѣловъ Голландіи, взбунтовались. Они вторгались въ храмы, разрушали монастыри, сокрушали иконы, гнали священниковъ и монаховъ, и публично отправляли богослуженіе по чину различныхъ протестантскихъ сектъ. Правительница, испуганная всеобщимъ волненіемъ, послала, лѣтомъ 1566 г., маркиза Берга и барона де-Монтиньи къ своему брату, Филиппу II, умоляя его уступить требованіямъ дворянства, если онъ не хочетъ вовсе лишиться Нидерландовъ. Сначала, король поддавался на многія уступки, за исключеніемъ, однакожь, созванія генеральныхъ штатовъ, опасныхъ его властолюбію, и допущенія вѣротерпимости, казавшейся ему признаніемъ ереси. Онъ соглашался смягчить плакарды, уничтожить чрезвычайную инквизицію, оставляя только обыкновенную инквизицію епископовъ; но буйство народа и дерзкіе поступки еретиковъ указали ему путь, по жестокости своей едва-ли не безпримѣрный.

Послѣ нѣкотораго колебанія, онъ остановился на системѣ герцога Альбы и, въ 1567 г., послалъ этого грознаго и жестокаго политика съ войскомъ въ Нидерланды, снабдивъ его полномочіемъ, необходимымъ для возстановленія вѣры и повиновенія. Такая рѣшимость короля была противна и благоразумнымъ совѣтамъ Рюи Гомеса, и желаніямъ герцогини пармской. Она была даже несвоевременна и опасна, потому-что въ то самое время, какъ Альба выступалъ съ арміей изъ Испаніи, правительница Нидерландовъ, вспомоществуемая Фламандскими сановниками, усмирила еретиковъ, наказала мятежниковъ, снова водворила порядокъ и размѣстила всѣхъ католическихъ священниковъ и монаховъ по ихъ прежнимъ приходамъ и монастырямъ. Но Филиппу II не хотѣлось, безъ сомнѣнія, упустить благопріятнаго случая, чтобъ упрочить въ Нидерландахъ свое владычество и католицизмъ на тѣхъ же самыхъ основаніяхъ, какъ и въ Испаніи.

Сначала все шло какъ-нельзя-лучше. Герцогъ Альба, прибывъ во Фландрію, расположилъ своихъ испанскихъ, итальянскихъ и германскихъ солдатъ по городамъ, которые обезоружилъ и держалъ въ повиновеніи построенными въ нихъ крѣпостями. Онъ арестовалъ и казнилъ Эгмонта и Горна. Опираясь на свои заслуги, свою невинность, и считая себя безопасными, эти несчастливцы не во-время пренебрегли мѣрами благоразумія, спасшими жизнь принцу Оранскому. Альба учредилъ пресловутое "судилище мятежа" по приговору котораго подверглись изгнанію самые знаменитѣйшіе граждане, и которое обагрило кровію семнадцать провинціи; онъ пустилъ въ ходъ плакарды, воскресилъ инквизицію, безпрестанно и самопроизвольно требовалъ податей, и разбилъ войско, набранное въ Германіи нидерландскими бѣглецами, пришедшими, подъ предводительствомъ Вильгельма Оранскаго и брата его, Лудвига Нассаускаго, выручать своихъ порабощенныхъ соотечественниковъ. Безпощадный диктаторъ, немилосердый судья, побѣдоносный полководецъ, Альба и властвовалъ, и казнилъ, и ратовалъ, имѣя въ виду лишь одно: волю своего мстительнаго и властолюбиваго государя. Все, казалось, было или подавлено, или сокрушено. Но вскорѣ самое отчаяніе одушевило сердца всѣхъ мужествомъ, и первый сигналъ къ сопротивленію былъ поданъ тѣми двумя провинціями, которыя, будучи опоясаны рѣками Шельдой, Маасомъ, Рейномъ и погружены въ волнахъ моря, болѣе другихъ укрывались отъ усилій герцога и могли противопоставить испанскимъ воинамъ смѣлыхъ и неустрашимыхъ матросовъ Голландіи и Зеландіи. Взятіе Бриля и Флессингена, въ апрѣлѣ 1572 года, этими мятежниками, получившими прозвище морскихъ нищихъ повлекло за собой возстаніе многихъ другихъ городовъ и обнаружило всю злость и все безсиліе Альбы, который, разрушивъ Нарденъ и Гарлемъ, впервые испыталъ неудачу подъ стѣнами Алкмаэра. Это же, и въ томъ же самомъ году, повело за собой независимую организацію и религіозную реформу Голландіи и Зеландіи, ставшихъ, подъ правленіемъ принца Оранскаго, краеугольнымъ кампемъ будущей Республики Соединенныхъ-Провинцій. Этимъ окончилась администрація герцога Альбы, вызваннаго изъ Нидерландовъ въ 1573 г., и окончилась безуспѣшно, не смотря на то, что онъ былъ облеченъ безпредѣльною властью и начальствовалъ надъ пятидесяти-четырехъ-тысячной арміей, далеко превышавшей финансовыя средства Испаніи. Преемникомъ его былъ великій командоръ Кастиліи, донъ-Люисъ Рекесенсъ де-Сунига, обратившій на себя вниманіе короля мудрымъ управленіемъ Миланскаго-Герцогства.

Рекесенсу была дана совершенно-иная инструкція, и уже не жестокость, а полюбовная сдѣлка положена въ основаніе вновь-задуманной операціи. Усмирить кротостью, и то не совсѣмъ, пятнадцать еще неотложившихся провинцій, стоило новому правителю трудовъ, хотя и многихъ, но не безполезныхъ; ввести же старый порядокъ вещей въ двухъ остальныхъ провинціяхъ было внѣ всякой возможности, и потому онъ рѣшился войти съ послѣдними въ переговоры: городъ Бреда былъ назначенъ мѣстомъ совѣщаній, открытыхъ, по настоянію императора Максимиліана II, въ мартѣ 1575 г.-- Голландія и Зеландія, поднявшія оружіе противъ тиранніи, а не противъ законной власти испанскаго короля, охотно покорялись ему, если онъ дозволитъ имъ свободу вѣроисповѣданія и дастъ принца Оранскаго въ правители, съ правомъ утверждать градоначальниковъ въ ихъ должности, и созывать, по своей волѣ и своему усмотрѣнію, провинціальные штаты; прочія же провинціи обезпечивались слѣдующими условіями: королю поставлялось въ непремѣнную обязанность очистить Нидерланды отъ испанской армія, срыть крѣпости, эти гнѣзда тирановъ, по выраженію трактата; отозвать іезуитовъ, отрѣшить новыхъ епископовъ; уничтожить инквизицію; отмѣнить плакарды; не стѣснять свободы совѣсти, за отсутствіемъ свободы религіозной, и не препятствовать соединенію генеральныхъ штатовъ.

Неумѣстность подобныхъ условій была болѣе нежели очевидна каждому, кто зналъ Филиппа II. Впрочемъ, на вопросъ объ ослабленіи королевской власти онъ возражалъ немного; но за то твердо отстаивалъ исключительное господство католицизма. Онъ предоставлялъ Нидерландамъ ихъ привилегіи и права, существовавшія до возмущенія, признавалъ рѣшенія герцога Альбы относительно изгнанія и конфискаціи недѣйствительными; не воспрещалъ свободнаго выѣзда изъ Нидерландовъ иновѣрцамъ, отсрочивая имъ время, потребное на распродажу имуществъ, и далъ слово не противиться, по заключеніи мира, отбытію испанской арміи и созванію генеральныхъ штатовъ. Обѣ стороны остались при старомъ. Совѣщанія въ Бредѣ смолкли. Оружіе снова становится единственнымъ средствомъ къ вразумленію мятежныхъ провинцій. Рекессисъ аттаковалъ ихъ съ моря. Но онъ не могъ, при самыхъ дивныхъ маневрахъ, осилить ни преградъ природы, ни остервенѣнія инсургентовъ, и умеръ, ровно ни въ чемъ не успѣвъ, весной 1576 года.

Тогда-то, по уже совсѣмъ въ иномъ видѣ, мятежъ охватилъ и прочія пятнадцать провинцій. Испанскіе солдаты, которымъ не выдавалось въ-продолженіе тридцати мѣсяцевъ жалованья, бунтовали еще при жизни Рекесенса; со смертію же его, они возмутились еще сильнѣе. Остановка въ жалованьи,-- финансовыя средства Филиппа II были тогда очень истощены, -- а равномѣрно и слабость дисциплины, довели ихъ до ужаснѣйшаго безчинства. Они силою ворвались въ Алостъ, разорили Мехельнъ, предали грабежу Антверпенъ и поступали съ пятнадцатью провинціями на правахъ побѣдителей.

Для устраненія столь постыднаго насилія, жители Фландріи и Брабанта присоединились къ Голландіи и Зеландіи. Они сформировало войско, захватили членовъ государственнаго совѣта, участвовавшихъ въ администраціи герцога Альбы, и, 8 ноября 1576 г., состоялся гентскій трактатъ, по которому семнадцать провинцій вступили между собой въ самый тѣсный союзъ. Онѣ поклялись ненарушимо хранить миръ и вѣчную дружбу, взаимно помогать другъ другу и совокупно стараться объ изгнаніи испанскихъ солдатъ и созваніи генеральныхъ штатовъ; плакарды, въ ожиданіи рѣшеній этого народнаго собранія, отмѣнялись; но съ тѣмъ, чтобы католическая религія, за исключеніемъ двухъ провинцій протестантскихъ, по-прежнему свято соблюдалась въ пятнадцати католическихъ провинціяхъ; сверхъ-того, послѣднія обязывались принять изгнанныхъ гражданъ съ возвращеніемъ имъ имуществъ, а первыя -- церковнослужителей съ дозволеніемъ свободнаго отправленія богослуженія, по обрядамъ исповѣдуемой ими вѣры.

Этотъ мирный договоръ, ограничивавшій власть испанскаго короля въ Нидерландахъ, воспрещалъ пребываніе чужеземной арміи въ нидерланскихъ владѣніяхъ, поручалъ гражданъ охраненію генеральныхъ штатовъ и сближалъ, посредствомъ возникавшей вѣротерпимости, католиковъ съ протестантами, отнюдь не дозволяя сильнѣйшимъ преслѣдовать или изгонять слабѣйшихъ; этотъ договоръ, составленный, большею частію, по образцу бредскихъ положеній, былъ, преимущественно, дѣломъ принца Оранскаго, дѣломъ, освятившимъ его притязанія на славу и увеличившимъ его вліяніе. Вильгельмъ Нассаусскій, прозванный, по своей глубокой скрытности, Молчаливымъ, былъ самымъ опаснымъ Противникомъ Филиппа II. Притворный, подобно Филиппу ШШ, и болѣе предпріимчивый, чѣмъ онъ, проницательный и разсудительный, хладнокровный и настойчивый, до безконечности разсчетливый во всѣхъ своихъ поступкахъ, мудрый и неутомимый, осторожный, терпѣливый, дѣятельный, изобрѣтательный и недоступный ни унынію, ни малодушію, Вильгельмъ умѣлъ укрыться отъ жестокости герцога Альбы и подать своимъ угнетеннымъ соотечественникамъ сигналъ къ возстанію; онъ формировалъ арміи, снова являлся послѣ пораженій на бранномъ полѣ, сносился со всѣми протестантскими государствами, искалъ покровительства у всѣхъ чужеземныхъ властителей и, пользуясь какъ изступленіемъ, такъ и промахами враговъ, подстерегалъ первую удобную минуту, чтобы вызвать Нидерландцевъ на сопротивленіе и дать этому сопротивленію самый обширный объемъ и самую полную организацію. Девять лѣтъ находясь въ безпрестанной борьбѣ съ своимъ государемъ, онъ дѣйствовалъ какъ крамольникъ, но всегда питалъ къ нему уваженіе подданнаго, который ждетъ только случая, чтобъ вѣрностію загладить свои проступки. Онъ не щадилъ ни трудовъ, ни жизни, для того, чтобъ дать своему отечеству возможность вполнѣ пользоваться всѣми правами подъ эгидою ограниченной власти Испаніи, или, при неудачѣ, навѣчно отторгнуть его отъ владычества Филиппа II. Защищая народъ порабощенный, онъ могъ сдѣлаться основателемъ особаго государства, ибо владѣлъ и отвагой предводителя партіи, и зоркою, предусмотрительною опытностью зиждителя.

Таково-то было положеніе дѣлъ, когда выборъ Филиппа II палъ на дона-Хуана Австрійскаго. И этотъ выборъ былъ превосходенъ. Побочный сынъ Карла V, воспоминаніе о которомъ все-еще такъ живо веселило сердца Фламандцевъ, онъ былъ, по-видимому, способнѣе другихъ къ усмиренію или порабощенію Фландріи. Ему предшествовала огромная слава. Пять лѣтъ онъ начальствовалъ надъ испанскимъ флотомъ въ Средиземномъ-Морѣ. Укротитель гренадскихъ мавровъ, онъ былъ назначенъ остановить пагубныя дѣйствія Турковъ. Повелѣвая соединенными силами Испаніи и Италіи, онъ выигралъ сраженіе при Лепанто, и, въ 1573 г., взялъ Туписъ. Память объ отцѣ, строгость воспитанія, даннаго ему наставникомъ его, Кихадой, важность роли, которую онъ былъ призванъ разъигрывать съ самой ранней молодости, воинскія привычки, взлелѣянныя въ немъ полевою жизнію, и блистательные успѣхи на ратномъ поприщѣ, развили въ этой пылкой и безхитростной природѣ благородство мыслей, великость чувствованій и неукротимость желаній, съ примѣсью чего-то неизъяснимо-увлекательнаго и героическаго. Въ немъ совпадали воображеніе съ здравымъ умомъ, нѣкоторый родъ лукавства съ праводушіемъ, и преданность съ видами честолюбія.

Дона-Хуана безпрерывно тревожили мечты о побѣдахъ или объ усвоеніи себѣ верховной власти. Пересъ утверждаетъ, будто онъ, вмѣсто того, чтобъ разрушить Тунисъ, укрѣпилъ этотъ городъ въ надеждѣ сдѣлать его нѣкогда столицей своего фантастическаго государства. Папа Пій V, одобряя этотъ проектъ, совѣтовалъ Филиппу II не мѣшать дону-Хуану въ столь благомъ начинаніи. Но Филиппъ II, нуждавшійся въ храбрости дона-Хуана лишь для величія испанской монархіи, на этотъ разъ отдѣлался какъ могъ отъ папы, вѣжливо благодаря его за участіе въ судьбѣ брата. Въ то же самое время, Филиппъ II возъимѣлъ мысль, что эти честолюбивые замыслы внушены дону-Хуану секретаремъ его, дономъ-Хуаномъ де-Сото, сопровождавшимъ его въ воинѣ противъ гренадскихъ Мавровъ, въ морскихъ экспедиціяхъ на Средиземномъ-Морѣ и снискавшимъ себѣ между испанскими грандами не слишкомъ-похвальную славу опаснаго вольнодумца. Филиппъ II, почитая необходимымъ избавить дона-Хуана отъ столь гибельнаго вліянія, избралъ ему въ секретари Эсковедо, на котораго полагался болѣе, чѣмъ на де-Сото, и который получилъ отъ короля, до отъѣзда своего въ Италію, изустныя приказанія о томъ, какъ вести себя относительно дона-Хуана. Но, боясь оскорбить своего брата совершеннымъ устраненіемъ отъ него его любимца, Филиппъ II оставилъ Сото при донѣ-Хуанѣ казначеемъ арміи.

Впрочемъ, Эсковедо нимало не оправдалъ довѣренности короля. Онъ вскорѣ забылъ о данныхъ ему наставленіяхъ, стараясь изучить дона-Хуана, честолюбіе котораго устремлялось, ничуть не измѣнившись въ сущности, на другой не менѣе-обольстительный предметъ. И дѣйствительно, донъ-Хуанъ, не мечтая болѣе о Тунисѣ, обратно взятомъ Турками, задумалъ сдѣлаться королемъ Англіи, а Елизавету, за ея богопротивныя вѣрованія, осудить на изгнаніе изъ католической Европы. Это намѣреніе, при всей своей нелѣпости, не могло не понравиться римскому престолу, который, нашедъ въ донь-Хуань поборника католицизма противъ Турковъ, надѣялся извлечь для себя необъятную пользу, если храбрость и честолюбіе принца будутъ направлены противъ протестантовъ. Въ Римѣ разсуждали въ-продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ даже о томъ, не женить ли дона-Хуана на шефильдской узницѣ, Маріи Стюартъ, католическіе приверженцы которой доискивались ея правъ на англійское королевство.

Получивъ увѣдомленіе объ избраніи своемъ въ правители Нидерландовъ, донъ-Хуанъ предвидѣлъ всѣ препятствія, предстоявшія ему во Фландріи; впрочемъ, онъ не терялъ надежды окончить благополучно возложенное на него порученіе и уже гадалъ, обольщенный этой надеждой, объ осуществленіи своего проекта касательно Англіи посредствомъ испанскихъ войск. Поэтому онъ тотчасъ же отправилъ секретаря Своего, Эсковедо, въ Римъ просить папу о посредничествѣ въ этомъ второмъ предпріятіи. Папа немедленно изъявилъ по этому случаю свое полное согласіе и уполномочилъ своего нунція въ Мадритъ извѣстить о томъ Филиппа II. Нунцій случайно сообщилъ намѣреніе его святѣйшества Пересу, а Пересъ, по обыкновенію своему, Филиппу II.

Велико было изумленіе короля, велика была и досада его. Впрочемъ, онъ затаилъ ихъ, и очень-кстати, въ глубинъ своей души. Въ это самое время, донъ-Хуанъ-Австрійскій прибылъ въ Мадритъ, желая, до отъѣзда своего во Фландрію, узнать въ совершенной подробности какъ намѣренія короля, брата своего, въ разсужденіи Нидерландовъ, такъ и средства, придуманныя имъ для выполненія этихъ намѣреній. И вотъ почему Филиппъ нашелъ неумѣстнымъ раздражать его своею недовѣрчивостью или отказомъ. Онъ даже одобрялъ, -- по, конечно, лишь на словахъ, -- замыслы дона-Хуана и дозволялъ ему, но окончаніи всѣхъ дѣлъ въ Нидерландахъ, попытаться напасть на Англію, если только генеральные штаты не воспротивятся отплытію испанскихъ войскъ. Впрочемъ, этотъ проектъ, безуспѣшно исполненный гораздо-позже, именно въ 1588 году, былъ вовсе не новъ для Испаніи. Итальянецъ Ридольфи, тайный повѣренный шотландской королевы, предлагалъ еще въ началѣ 1571 года Филиппу II возстановить, при содѣйствіи папы, католическое вѣроисповѣданіе въ Англіи и возвести Марію Стюартъ на англійскій престолъ. Филиппъ II нисколько не усомнился завѣрить Ридольфи въ готовности своей способствовать Маріи въ задуманномъ ею дѣлѣ; но, по счастію, герцогъ Альба успѣлъ отвлечь его отъ этого жалкаго и ребяческаго покушенія. Слѣдственно, Филиппъ II, убаюкивая дона-Хуана ложными обѣщаніями, невольно сходился съ нимъ въ своей старинной мысли, столь близкой его сердцу какъ въ религіозномъ, такъ и въ политическомъ отношеніи.

Въ концѣ октября, донъ-Хуанъ отправился въ Нидерланды, съ особеннымъ повелѣніемъ своего брата соглашаться, для водворенія спокойствія, на все, что только совмѣстно съ достоинствомъ королевской власти и не угрожаетъ паденіемъ католицизму. Оставивъ Эсковедо въ Мадритъ, единственно съ тѣмъ, чтобъ были высланы какъ-можно-скорѣе деньги, необходимыя для удовлетворенія арміи и для удобнѣйшаго веденія дѣлъ, донъ-Хуанъ переодѣтый проѣхалъ Францію и прибылъ 4-го ноября къ люксембургской границѣ. Смуты все еще продолжались. Семнадцать провинцій, выведенныя изъ терпѣнія неистовствомъ испанскаго войска, трактовали о гентскомъ союзѣ, подписанномъ ими спустя четыре дня по пріѣздѣ дона-Хуана. Но прозорливый виновникъ этого союза, принцъ Оранскій, уже успѣлъ очернить дона-Хуана передъ штатами. Онъ писалъ имъ, что новый правитель не лучше Альбы и приславъ обмануть и разрознить ихъ, потому-что у короля нѣтъ ни средствъ, ни надежды покорить ихъ силой. Онъ совѣтовалъ имъ, для прекращенія войны, посягнуть на свободу дона-Хуана, или не признавать, по-крайней-мѣрѣ, его власти до-тѣхъ-поръ, пока онъ не выведетъ испанскихъ солдатъ изъ Фландріи.

Штаты послѣдовали второму мнѣнію. Они, въ-продолженіе нѣсколькихъ" мѣсяцевъ, задерживали дона-Хуана на границѣ, рѣшаясь принять ихъ тогда только, когда онъ допуститъ основныя положенія гентскаго перемирія, прикажетъ войску выступить изъ Нидерландовъ, сдастъ цитадели, построенныя герцогомъ Альбой, и утвердитъ всѣ древнія права Фламандцевъ. Донъ-Хуанъ сталъ договариваться съ депутатами провинцій и обнаружилъ при этомъ случаѣ необыкновенную кротость и добросовѣстность; пробѣгая то къ ласкамъ, то къ снисходительности, держалъ, сколько было возможно, сторону своего брата. Наконецъ послѣ безполезныхъ шестинедѣльныхъ преній и самыхъ убійственныхъ трудовъ, вотъ что писалъ онъ, отъ 21 декабря, къ Пересу:

"Воля ваша, а я человѣкъ, и меня одного не станетъ на столько заклятій; мнѣ необходимъ Эсковедо... Въ полночь я засыпаю, а встаю въ семь часовъ, при огнѣ, вовсе не зная, буду ли я имѣть въ теченіен цѣлаго дня хоть одну свободную минуту для обѣда и отдыха, все это я уже поплатился тремя лихорадками... Я въ отчаяніи; вы словно продали меня! такая горсть людей и безъ единаго реала! "Я знаю съ какою медленностью тамъ все дѣлается!" (Desesperado estoy de verme cotre esta gente bendido, y con tan роса, y sin un real, y sabiendo el espacio un que alla se tace todo.)

Между-тѣмъ Эсковедо не оставался празднымъ въ Испаніи. Съ жаромъ, даже съ дерзостью, требовалъ онъ отъ Филиппа II наискорѣйшаго доставленія пособій, обѣщанныхъ дону-Хуану, и требовалъ не только словесно, но и письменно. Филиппъ ІІ съ глубокимъ негодованіемъ отзывался пересу объ Эсковедо: "Вотъ каковы плоды Италіи и Фландріи", писалъ, онъ разъ Пересу, посылая ему одно письмо Эсковедо. "Если бы онъ высказалъ мнѣ все это на словахъ, а не на бумагѣ, не знаю, въ состояніи ли бы я былъ совладѣть самъ съ собою. (No sé si pudjera contener sin descomponerme como lo hice.)" Впрочемъ, Пересъ, бывъ еще въ дружескихъ связяхъ съ Эсковедо, кое-какъ обезоружилъ гнѣвъ Филиппа. Приписывая запальчивость и наглость Эсковедо чрезмѣрному и достойному уваженія рвенію о благѣ дона-Хуана, онъ упросилъ короля не трогать Эсковедо. Филиппъ II умилостивился, но съ этой поры Эсковедо сдѣлался предметомъ его тайной ненависти и злобы. Эсковедо покинулъ въ началѣ декабря Мадритъ и прибылъ во Фландрію, спустя нѣсколько дней по отсылкѣ письма, въ которомъ подъ-Хуанъ такъ настоятельно умолялъ Переса прислать къ нему Эсаковедо.

Переговоры со штатами были обречены, судя по ходу дѣлъ, за неподвижностью Донъ-Хуанъ былъ готовъ отпустить испанскую армію, но прежде надобно было выдать ей жалованье. Кому же принять на себя эту выдачу и куда должна отправиться армія? У дона-Хуана не было денегъ, а штаты не давали ихъ. Донъ-Хуанъ, вѣрный своему проекту, желалъ отправить армію моремъ; а штаты, страшась за острова Зеландіи, требовали, чтобъ она вышла сухимъ путемъ. Разногласіе было продолжительно и сильно. Донъ-Хуанъ, надѣясь внушить штатамъ болѣе довѣренности и склонить ихъ за свою сторону, предлагалъ имъ самого-себя въ аманаты. Но штаты, думая, что онъ обманываетъ ихъ, не оцѣнили его благородныхъ намѣреній. Подозрѣнія принца Оранскаго и безпокойство англійскаго посланника еще болѣе убѣждали ихъ къ отказу. Послѣдній лично объяснялся по этому предмету съ дономъХуаномъ. "Англійскій посланникъ", говоритъ донъ-Хуанъ въ своемъ письмѣ къ Филиппу II: "былъ у меня и изъявилъ мнѣ опасенія коро"левы, въ случаѣ отправленія вашихъ войскъ моремъ. Онъ даже сказалъ мнѣ, что мы имѣемъ въ виду освободить королеву Марію". ДонъХуанъ вполнѣ разувѣрилъ его, давъ ему понять, что войска эти назначаются въ Средиземное-Море, противъ Турковъ. "Уладивъ всѣ дѣла въ Нидерландахъ" продолжаетъ донъ-Хуанъ въ письмѣ своемъ къ Филиппу: "прибавилъ я съ усмѣшкой, что пріѣду въ Англію для того, чтобъ поцаловать руку у ея величества".-- Эта нескромная и ироническая шутка не понравилась Филиппу II, который тутъ же отмѣтилъ на письмѣ дона-Хуана: "Лишнее" (Mucho decir fue esto).

Семнадцать провинцій, не видя возможности согласиться съ дономъ-Хуаномъ, подкрѣпили, 9 то января 1577 года, гентское примиреніе -- брюссельскимъ союзомъ. Этимъ новымъ конфедераціоннымъ актомъ онѣ обязывались не жалѣть ни денегъ, ни имущества, ни самой жизни для избавленія отечества отъ тиранніи и деспотизма Испанцевъ, и приглашали всѣхъ гражданъ на этотъ національный подвигъ, вмѣняя каждому въ измѣну, безчестіе и трусость самомалѣйшее ослушаніе общественной воли. Съ обѣихъ сторонъ начались вооруженія. Но такъ-какъ Филиппъ II не желалъ, а штаты боялись войны, то и возобновились, при посредствѣ императорскихъ депутатовъ, совѣщанія, въ-слѣдствіе которыхъ донъ-Хуанъ долженъ былъ отправить войска сухимъ путемъ въ Италію, между-тѣмъ, какъ штаты рѣшались снабдить ихъ деньгами. Это условіе, извѣстное подъ названіемъ "неизмѣннаго постановленія", было подписано дономъ-Хуаномъ 12 февраля 1577 г., и довело его, сокрушивъ однимъ ударомъ всѣ его замыслы, едва-ли не до отчаянія.

"Ахъ! сеньйоръ Антоніо" писалъ донъ-Хуанъ, отъ 16 февраля, къ Пересу: "я человѣкъ несчастный и погибшій; мой любимый и такъ прекрасно обдуманный проектъ разрушился. Войска идутъ въ Италію; воспротивиться же этому и нарушить волю его величества не позволяютъ мнѣ ни моя совѣсть, ни мой долгъ, ни самыя обстоятельства. Не знаю самъ, что дѣлать; осталось одно: скрыться въ пустыню. Вижу, теперь я здѣсь безполезенъ; ужиться же съ окружающими меня людьми не могу; мы не созданы другъ для друга".

Донъ-Хуанъ, въ своей перепискѣ съ Пересомъ, говоритъ, что женщина, при тогдашнемъ положеніи дѣлъ, могла бы управиться съ Нидерландцами гораздо-лучше, чѣмъ мужчина, и предлагаетъ или императрицу, которая такъ сильно желала имѣть штаты, или герцогиню пармскую, оставившую по себѣ такъ много добрыхъ воспоминаній во Фландріи. Онъ просилъ позволенія оставить Нидерланды въ одно время съ испанской арміей, намѣреваясь подать помощь Генриху III, воевавшему, весной 1577 г., съ французскими гугенотами. "Не удивляйтесь" пишетъ Эсковедо къ Пересу: "странному предложенію принца; онъ вовсе растерянъ... Я знаю, найдутся многіе, которые скажутъ: донъ-Хуанъ Австрійскій идетъ, съ шестью тысячами пѣхоты и двумя тысячами конницы, на помощь къ королю Франціи утверждать его на его шаткомъ престолѣ! Но мы готовы идти туда одни, просто ради приключеній, дону-Хуану въ тысячу разъ пріятнѣе служить тамъ простымъ воиномъ, чѣмъ управлять этимъ безпутнымъ племенемъ."

Этотъ проектъ, маскировавшій тайные виды принца, былъ уже не первымъ да и не послѣднимъ. Донъ-Хуанъ и Эсковедо вскорѣ составили новый. Простившись съ мыслію о завоеваніи Англіи, они стали мечтать о завладѣніи верховной властью въ Испаніи. Какимъ же образомъ? "Безнадежный принцъ" доноситъ Эсковедо Пересу въ письмѣ отъ 3 февраля 1577 г.: "сосредоточилъ пока все свое честолюбіе на одномъ: и днемъ и ночью мучатъ его кресла съ балдахиномъ" (silla y cortina). Это значило: донъ-Хуанъ спѣшитъ въ инфанты. Сдѣлаться же инфантомъ нужно было дону-Хуану для того, чтобъ засѣдать въ государственномъ совѣтѣ, усилить партію маркиза де-Лосъ Велеса, кардинала Кироги, Переса, и, опершись на нее, управлять всѣми дѣлами арміи.

Эсковедо, опасаясь за слабое здоровье и разстроенное воображеніе дона-Хуана, не разъ просилъ Переса, чтобъ онъ уговорилъ короля вызвать принца въ Испанію. Тѣ же самыя желанія обнаруживалъ и донъ-Хуанъ. Въ то самое время, когда войска отходили въ Маастрихтъ, назначенный мѣстомъ соединенія всей арміи, донъ-Хуанъ отослалъ, вмѣстѣ съ оффиціальными депешами къ королю, и слѣдующее письмо, адресованное на имя Переса; "Старайтесь всѣми силами вырвать меня отсюда. Въ вашихъ рукахъ и жизнь моя, и честь, и даже спасеніе души моей. Жизнь и честь, въ случаѣ замедленія, потеряны; съ ними "сопряжена утрата прошедшихъ и будущихъ заслугъ; а душа... одно отчаяніе довершитъ гибель души. Честію завѣряю васъ въ истинѣ моихъ словъ. Обрадуйте же меня чѣмъ-нибудь добрымъ. Я присоединюсь къ Велесу и Кирогѣ, и не пощажу никого, кто осмѣлится назваться врагомъ вашимъ."

Какъ же смотрѣли въ Мадритѣ на эти выходки дона-Хуана, внушенныя болѣзненнымъ воображеніемъ, тревожнымъ честолюбіемъ, но, безъ сомнѣнія, вовсе-неопасныя? Пересъ, пользуясь расположеніемъ Филиппа II и ничего не скрывая отъ него, завязалъ съ дономъ-Хуаномъ и Эсковедо, почитавшими его своимъ искреннимъ другомъ, переписку, и завязалъ, конечно, не безъ воли монарха, лишь потому, чтобъ ближе ознакомиться съ ихъ мнѣніями, увѣрить ихъ въ мнимомъ ходатайствѣ своемъ о нихъ при особь короля, внушить имъ (дозволяя себѣ свободныя мысли и выраженія за его счетъ) полную къ себѣ довѣренность, чтобъ потомъ выдать Филиппу всѣ ихъ замыслы. Онъ выполнилъ эту роль съ полнѣйшею преданностью. Сообщилъ Филиппу II письма изъ Фландріи и, показывая отвѣты свои на эти письма, гордился своею низостью и самъ оправдывалъ себя въ своихъ безчестныхъ поступкахъ. "Совѣсть моя чиста" сказалъ онъ однажды Филиппу II: "обманывая, я угождаю вашему величеству, и во всемъ этомъ дѣлѣ держусь правилъ и занятій, согласныхъ съ моимъ собственнымъ богословіемъ." "Ваше богословіе" отвѣтилъ ему на это Филиппъ II: "совершенно согласно съ моимъ, и находитъ, что вы не только дѣлаете должное, но погрѣшили бы передъ Богомъ и людьми, еслибъ не извѣщали меня съ всевозможною подробностью о заблужденіяхъ міра и о дѣлахъ его, которыя, поистинѣ, ужасаютъ меня."

Противясь отъѣзду дона-Хуана изъ Нидерландовъ, а равномѣрно и желанію его дѣйствовать за одно съ Генрихомъ III, Филиппъ II обольщалъ его надеждами на покореніе Англіи. И обольщеніемъ этимъ прежде всего донъ-Хуанъ былъ обязанъ самому-себѣ: онъ, не задолго передъ тѣмъ, снова обращался съ своимъ проектомъ объ Англіи къ папѣ, который, какъ узналъ о томъ Филиппъ II отъ нунція, назначалъ для этой экспедиціи болѣе 6000 воиновъ и 150,000 червонцевъ. Безропотно преклонился донъ-Хуанъ передъ волею своего брата, хотѣвшаго, чтобъ онъ оставался въ Нидерландахъ. "Какъ быть!" писалъ онъ къ Пересу: "стану терпѣть до стеченія лучшихъ обстоятельствъ. Я былъ бы крайне-непризнателенъ, еслибъ вздумалъ прекословить приказаніямъ короля. А потому я неуклонно пойду по пути, который онъ заблагоразсудитъ начертать мнѣ". То же самое подтверждаетъ и Эсковедо: "Донъ-Хуанъ, этотъ доблестный и ревностный caballero, сдѣлаетъ все для блага и пользы своего отечества и короля".

И дѣйствительно, онъ буквально выполнилъ неизмѣнное постановленій, утвержденное королемъ 7 Апрѣля. Онъ сдалъ Фламандцамъ цитадели, оставленныя испанскимъ войскамъ, вышедшимъ 21 апрѣля изъ Мастрихта, по направленію къ Люксембургу и Франіи Конте. Предугадывая непрочность мира, онъ поручилъ себя непосредственному охраненію штатовъ, болѣе по необходимости, чѣмъ по довѣрію. 2-го мая онъ имѣлъ торжественный въѣздъ въ Брюссель, а 4-го признанъ главнымъ правителемъ Нидерландовъ. Ссылаясь на свои права, онъ желалъ уничтожить пятилѣтнюю независимость Голландіи и Зеландіи, требовалъ отъ нихъ, чтобъ онъ, въ силу неизмѣннаго постановленія, повиновались впредь королевской власти и возстановили католическое вѣроисповѣданіе во всѣхъ своихъ владѣніяхъ. Такъ-какъ онъ, подъ разными предлогами, отказались, то донъ-Хуанъ отдалъ прочимъ пятнадцати провинціямъ приказъ принудить ихъ къ тому силой; но тѣмъ же неопредѣлимымъ сопротивленіемъ отвѣчали ему и съ этой стороны. Вновь покорившіяся провинціи не хотѣли, ни подъ какимъ видомъ, поднять оружіе противъ провинцій, оставшихся въ размолвкѣ съ испанскимъ дворомъ; и между-тѣмъ, какъ донъ-Хуанъ, вспомоществуемый католиками, старался ниспровергнуть власть принца Оранскаго въ Голландіи и Зеландіи, принцъ Оранскій уже успѣлъ, посредствомъ своихъ многочисленныхъ и отважныхъ приверженцевъ въ Брабантѣ и Фландріи, поставить дона-Хуана въ самое критическое положеніе.

Донъ-Хуанъ, не имѣя ни войска, ни власти, ни вліянія, и дѣлаясь недовѣрчивѣе со-дня-на-день, былъ доведенъ оскорбительными поступками Нидерландцевъ до крайности. На него появлялись пасквили. Брюссельская чернь била его слугъ и какъ-то разогнала даже стражу его. Стали умышлять противъ его жизни. Будучи предметомъ оскорбленіи и заговоровъ, онъ рѣшился для безопасности своей и для поддержанія униженнаго достоинства своего брата скрыться въ какое-нибудь укрѣпленное мѣсто и заняться приготовленіями къ войнѣ. Онъ тайно сталъ вести переговоры съ германскими войсками, которыя, за неполученіемъ жалованья, все еще оставались въ Нидерландахъ, будучи разбросаны по разнымъ городамъ, и думалъ овладѣть врасплохъ Намюрский Крѣпостью. Не приступая еще къ дѣлу, онъ послалъ Эсковедо въ Испанію, чтобъ увѣдомить объ опасности своей Филиппа II, котораго онъ уже просилъ о возвращеніи испанскихъ войскъ, отшедшихъ въ Италіюу. "Наглая дерзость людей злонамѣренныхъ" писалъ онъ 9 іюля къ королю: "которая, начавшись съ совѣта штатовъ, распространилась до самаго послѣдняго крестьянина, возрасла теперь до того, что мѣшкать нечего, да и нельзя. Все обрушилось на насъ равномъ! Отряды полковъ графа Эгмонта, Гесса и Шанпаньи приближаются къ городу съ цѣлью, какъ носится здѣсь слухъ, захватить меня... При такой крайности, я завтра же отправляю къ вамъ Эсковедо. Ради Бога, пожалѣйте, ваше величество, и святую церковь, и свою собственную власть и честь."

Послѣ кратковременнаго плаванія, Эсковедо присталъ 21 іюля къ берегу Сантандера. Это путешествіе, предпринятое безъ особеннаго соизволенія Филиппа II, крайне раздражило его и заставило подозрѣвать что-то недоброе. Онъ порицалъ не только прибытіе Эсковедо, но и образъ дѣйствіи дона-Хуана; сильно негодовалъ на взятіе Намюрской Крѣпости, совершенное 24 іюля, не соглашался на возвращеніе испанскихъ войскъ въ Нидерланды, и не хотѣлъ даже слышать о новомъ разладѣ со штатами. Не имѣя по своему разсчету достаточныхъ силъ для возобновленія войны, онъ желалъ мира.

Но желанія его вскорѣ должны были подчиниться обстоятельствамъ. Зная волю короля, донъ-Хуанъ, по овладѣніи Намюромъ, Шарльмономъ, Люксембургомъ, и по занятіи многихъ другихъ городовъ, въ которыхъ находились нѣмецкіе гарнизоны, попытался-было войдти въ мирныя сношенія со штатами; но было уже поздно. Непріязненность Фламандцевъ достигла высшей степени. Они поспѣшили срыть цитадели Антверпена, Гейта, Валансьена, отняли у германскихъ войскъ Герцогенбушъ и Бреду, призвали принца Оранскаго въ Брюссель, и по совѣту его предложили дону-Хуану столь тягостныя условія, что всякая мысль о мирѣ сдѣлалась несбыточной и невозможной. Они объявили дона-Хуана врагомъ общественнаго блага, а тѣхъ, которые не хотѣли покинуть его, мятежниками, наитѣснѣйшимъ образомъ соединили семнадцать провинцій, съ соблюденіемъ въ нихъ религіознаго statu quo, пригласили одного изъ императорскихъ сыновей, эрцгерцога Матіаса, въ правители Нидерландовъ, давъ ему принца Оранскаго въ помощники, и заключили оборонительный союзъ съ королевой Елизаветой, обязавшейся ссудить ихъ 100,000 фунтовъ стерлинговъ для сформированія и вооруженія арміи. Въ первыхъ дняхъ 1578 года, прибылъ изъ Мадрита баронъ де-Селль; онъ предложилъ Фламандцамъ, отъ имени испанскаго короля, полную амнистію, непремѣнное удаленіе всѣхъ Испанцевъ изъ Фландріи и назначеніе новаго правителя, предоставляя штатамъ право выбрать на это почетное мѣсто или принца пармскаго, или эрцгерцога Фердинанда, или даже эрцгерцога Матіаса; Фламандцы, въ замѣну этого, должны были признать законную власть Филиппа II и господство католицизма. Но они отказались. Тогда уже Филиппъ II повелѣлъ дону-Хуану рѣшить спорное дѣло оружіемъ,

Этому предпріимчивому полководцу только того и хотѣлось. Испанскіе солдаты, подъ начальствомъ знаменитаго Александра Фарпезе, принца пармскаго, возвратились изъ Италіи, о усилили собой малочисленное войско дона-Хуана. Онъ тотчасъ же выступилъ въ походъ и разбилъ, 31-го января, нидерландскую армію при Ганблурѣ. Эта побѣда привела въ смущеніе весь Брюссель; штаты и принцъ Оранскій удалились въ Антверпенъ. Донъ-Хуанъ, извѣщая Филиппа II о пораженіи непріятеля, просолъ его не медлить доставленіемъ нужныхъ средствъ, не прекращать столь успѣшно-начатаго дѣла и прислать Эсковедо во Фландрію. Въ то же самое время онъ писалъ къ Пересу и Эсковедо: "Ради Бога, не падайте духомъ! Не жалѣйте дровъ, пока горитъ огонь; если же упустите этотъ случай, то королю не только не видать Фландріи, но нечего надѣяться и на прочія свои владѣнія; его оставятъ и Богъ, и люди. Я говорю правду на-перекоръ тѣмъ, которые его обманываютъ; говорю, быть-можетъ, много лишняго; но честному человѣку стыдно, ради минутнаго одобренія, скрывать истину. Я, по-крайней-мѣрѣ, считаю это измѣной. Пусть же извинятъ меня, если, питая должное уваженіе и глубочайшую преданность, я прямо высказываю всѣ свои убѣжденія. Прикажутъ мнѣ молчать -- замолчу, и замолчу охотно, потому-что совѣсть моя будетъ спокойна, а честь не запятнана. Но полно разсуждать объ-этомъ. Высылайте, господа, денегъ, да дѣйствуйте рѣшительнѣй. Мы же станемъ сражаться и провозгласимъ своего государя побѣдителемъ. Сеньйоръ Эсковедо, какъ можно поспѣшите своимъ возвращеніемъ."

Это письмо застало Филиппа II въ ту самую минуту, когда онъ отдавалъ приказанія объ убіеніи Эсковедо...

Не странно ли: король посягаетъ на жизнь своего подданнаго!.. Но чтобъ разубѣдиться въ этой странности, стоитъ только вспомнить обыкновенія и теоретическія начала этого жестокаго вѣка, исполненнаго убійствъ. Смерть служила въ то время сильнѣйшимъ доказательствомъ вѣрованій и, какъ самое надежное средство, употреблялась, конечно, въ крайнихъ, но частыхъ случаяхъ партіями...

Этими-то странными началами руководствовался въ настоящемъ случаѣ Филиппъ II. Впрочемъ, поводомъ къ убіенію Эсковедо были, вѣроятно, причины гораздо-важнѣйшія и опасенія существенныя, основательныя. Какія же именно? Пересъ упоминаетъ о нихъ. Филиппа II безпокоили, по словамъ его, замыслы дона-Хуана на Тунисъ и на Англію; это безпокойство возрасло еще болѣе, когда принцъ, будучи принужденъ отказаться отъ покушеній на англійскій престолъ, обнаружилъ сильное желаніе оставить Нидерланды и пойдти съ испанскимъ войскомъ во Францію, гдѣ былъ въ самыхъ близкихъ сношеніяхъ съ Гизами, въ-особенности же, когда онъ простеръ свои виды на титулъ инфанта съ тѣмъ, чтобъ засѣдать въ государственномъ совѣтѣ и управлять, съ согласія первенствующей партіи, Испанскимъ Королевствомъ. Эсковедо, раздражавшій честолюбіе принца, зашелъ, по увѣренію Переса, еще далѣе въ своихъ предположеніяхъ. Онъ и донъ-Хуанъ намѣревались, по покореніи Англіи, овладѣть Испаніей, занявъ крѣпость, защищавшую входъ въ Сантандеръ, -- крѣпость, надъ которой начальства домогался Эсковедо. Итакъ, Эсковедо готовился, спустившись съ Астурійскихъ Горъ, знакомыхъ ему съ малолѣтства, повторить надъ Филиппомъ II то же самое, что сдѣлали нѣкогда христіане въ борьбѣ своей противъ мавровъ за свободу Пиренейскаго-Полуострова. Наконецъ, Пересомъ приводится въ доказательство тайный и мятежническій союзъ дона-Хуана съ Гизами подъ наименованіемъ обороны обоихъ коронъ, -- союзъ, о которомъ будто-бы донесъ королю донъ-Хуанъ Варгасъ-Мехіа, испанскій посолъ въ Парижѣ.

Вотъ всѣ факты, на которые ссылается Пересъ. Разберемъ же, въ немногихъ словахъ, историческую достовѣрность и значительность ихъ. Пересу нельзя вѣрить на слово. Онъ охотникъ до преувеличеній, а еще болѣе до вымысловъ. Начнемъ съ перваго обвиненія. Намѣреніе касательно Туниса, приписываемое Пересомъ дону-Хуану, почти вполнѣ опровергается перепиской самого принца. Донъ-Хуанъ, получивъ отъ короля приказаніе или срыть укрѣпленія этого города, или оставить ихъ, смотря по обстоятельствамъ, неприкосновенными, предпочелъ, лѣтомъ 1574 г., послѣднее первому. Въ августѣ же, онъ вслѣдъ разрушить тунисскую крѣпость, а въ сентябрѣ лично присутствовалъ при взрывѣ гулетскихъ шанцевъ, боясь, что Турки завладѣютъ имъ и утвердятся въ нихъ.

Экспедиція въ Англію была одобрена самимъ королемъ и ничуть не противорѣчила политикѣ Филиппа II. Да и не лучше ли было предпринять се при жизни Маріи Стюартъ и въ то время, когда католическая партія Англичанъ еще могла облегчить собой покореніе Англія, чѣмъ по смерти королевы и по низложеніи этой партіи, какъ то было въ 1588 году?

Прохожу молчаніемъ сумасбродный проектъ вторгнуться, по овладѣніи Англіей, въ Испанію. Эта мысль со стороны дона-Хуана невозможна. Донъ-Хуанъ всегда былъ рыцарски вѣренъ своему брату и, подъ-часъ излишне увлекаясь фантазіей, никогда но питалъ преступныхъ и безразсудныхъ надеждъ. Въ минуту пустаго самохвальства, Эсковедо, быть-можетъ, обмолвился, а враги приняли слова его за чистую монету и передали ихъ куда слѣдовало.

Лучшимъ же мѣриломъ желаніи дона-Хуана могутъ служить, съ самаго появленія егО въ Нидерландахъ, письма его. Онъ хотѣлъ, подавивъ въ себѣ мысль объ Англіи и чувствуя непреодолимое отвращеніе къ непокорнымъ Фламандцамъ, искупить блескомъ подвиговъ во Франціи свое постыдное бездѣйствіе. Усыновленный Карломъ V, онъ требовалъ уваженія, приличному инфанту, и искалъ, разсѣявъ грезы о престолѣ, гораздо-меньшаго; участвованія въ совѣщаніяхъ верховнаго испанскаго совѣта. Желанія его никогда не переступали за предѣлы вѣрности, а честолюбіе его всегда высказывалось въ словахъ, проникнутыхъ преданностью.

Столь же неоснователенъ и мятежническій союзъ дона-Хуана съ Гизами. Во-первыхъ, Варгасъ Мехіа былъ сдѣланъ посланникомъ при французскимъ дворъ въ октябрь 1577 года, и прибылъ въ Парижъ не ранѣе 10-го декабря, то-есть, спустя четыре мѣсяца по объѣздѣ Эсковедо въ Мадритъ; во-вторыхъ, онъ нигдѣ не говоритъ объ агентахъ дона-Хуана въ Парижъ, которые имѣли бы, по выполненіи порученій двоихъ, тайныя свиданія съ герцогомъ Гизомъ; наконецъ, онъ увѣдомляетъ Филиппа II не объ опасномъ союзѣ, а о намѣреніи герцога Гиза просить испанскаго и французскаго королей о заступничествѣ ихъ за родственницу его Марію Стюартъ. "Герцогъ сильно желаетъ соединенія обѣихъ коронъ", такъ пишетъ Варгасъ къ Филиппу ІІ, "и надѣется на огромные результаты, могущіе произойдти отъ этого соединенія. Вы и французскій король можете сдѣлаться, по его мнѣнію, повелителями и законодателями вселенной". Гдѣ же тутъ заговоръ, и не безстыдно ли клевещетъ Пересъ на дона-Хуана? Близкія отношенія существовали, безъ сомнѣнія, между дономъ-Хуаномъ и герцогомъ Гизомъ; но предметомъ этихъ отношеній были: защищеніе Нидерландовъ противъ партіи принца Оранскаго, охраненіе католицизма, угрожаемаго распространеніемъ протестантскаго вѣроисповѣданія, и, наконецъ, Англія, равно интересовавшая ихъ обоихъ; Гизу хотѣлось освободить Марію Стюартъ изъ темницы, а донъ-Хуанъ былъ ослѣпленъ мечтой о присвоеніи себѣ верховной власти. Сверхъ-того, нѣсколько-неопредѣленныя выраженія Варгаса о дружеской связи этихъ двухъ оранцевъ не могли имѣть, принадлежа къ гораздо-позднѣйшему времени, рѣшительно никакого вліянія на убіеніе Эсковедо.

Итакъ, проекты дона-Хуана, какъ пустыя бредни честолюбія, были сами-но-себѣ нисколько неважны. Безпрерывно чередуясь между собой и взаимно уничтожаясь, они никогда не достигали надлежащаго развитія и были преданы имъ, въ ту эпоху, совершенному забвенію: въ это время онъ думалъ только о томъ, чтобъ возстановись власть своего брата въ Нидерландахъ, ибо между имъ и Фламандцами завязалась тогда сильная брань. Единственно по этому случаю онъ послалъ Эсковедо, какъ мы видѣли выше, въ Испанію. Но Эсковедо едва прибылъ въ Сантандеръ, какъ Филиппъ II уже писалъ къ Пересу: "Ударъ готовъ поразить насъ; будемъ же какъ-можно-осторожнѣй и поспѣвшимъ предупредить убійство убійствомъ". Эти слова, явно изобличающія опасность, непосредственно угрожавшую личности короля, долго оставались безъ выполненія. Отъ прибытія Эсковедо до смерти его прошли цѣлью восемь мѣсяцевъ. Медленность Филиппа II избавиться отъ такой, по его словамъ, неминуемой и близкой бѣды, объясняется по инымъ чѣмъ, какъ только прекращеніемъ страха, внезапно его объявшаго. Его подозрительная натура дѣлала его робкимъ и легковѣрнымъ. Страстное ослѣпленіе, съ какимъ бросался онъ въ послѣднія пятнадцать-лѣтъ своей жизни на предпріятія невыполнимыя, мѣшала ему различать въ другихъ дѣйствительно-опасное отъ пустаго и химерическаго; кто же могъ и захотѣлъ успокоить подозрительность короля? Не кто иной, какъ Пересъ, все еще бывшій въ дружбѣ съ секретаремъ дона-Хуана и не перестававшій по-прежнему покровительствовать ему. А если это было дѣйствительно такъ; если Эсковедо, но смотря на собственноручно-написанный приговоръ Филиппа II, спокойно жилъ, въ-продолженіе шести мѣсяцевъ, въ Мадритѣ; если онъ былъ обязанъ этой мгновенной безопасностью пріязни Переса, то что же произошло въ этотъ промежутокъ между имъ и Пересомъ? Не случилось ли чего-нибудь особеннаго, почему Пересъ пробудилъ имъ же усыпленную недовѣрчивость короля, и ускорилъ ударъ, такъ искусно отведенный имъ въначалѣ. Теперь мы представимъ рядъ фактовъ, относящихся къ любовнымъ интригамъ принцессы д'Эболи съ Филиппомъ II и Пересомъ, фактовъ, тѣсно соединенныхъ съ этимъ таинственнымъ событіемъ и проясняющихъ всѣ его послѣдствія.

Анна де-Мендоса, единственная дочь графа де-Мелито, родившаяся въ 1540 г. и вышедшая, 8-го апрѣля 1553 г., замужъ за Рюи Гомеса де-Сольву, съ раннихъ лѣтъ остановила на себѣ вниманіе Филиппа II и была, какъ надобно полагать, чуть ли не причиною долговременнаго благоволенія, которымъ пользовался при дворѣ мужъ ея. Она была крива, не смотря на то, дивно-прекрасна. Умная и надменная, страстная и рѣшительная, она повсюду сняла соблазнъ и внушала къ себѣ самую пылкую привязанность. Филиппъ II опредѣлилъ ей контрактомъ, при выходѣ ея замужъ, шесть тысячъ червонцевъ ежегоднаго прихода, съ правомъ предоставленія этой суммы ея позднѣйшимъ потомкамъ. Когда онъ хотѣлъ, въ 1567 г., отправиться въ Нидерланды, чтобъ присутствіемъ своимъ усмирить возникшій тамъ мятежъ, принцесса д'Эболи была въ числѣ немногихъ лицъ, назначенныхъ для его свиты. Но, на ряду съ этими фактами, есть еще гораздо-важнѣйшіе. Связь Филиппа II съ принцессой была всѣмъ извѣстна. Его единогласно обвиняли въ слабостяхъ этого рода. Вотъ что говорится объ немъ въ одной венеціанской рукописи подъ 1584 г.: "Онъ очень набоженъ, исповѣдуется и причащается по нѣскольку разъ въ годъ, и каждый день пребываетъ, для очищенія своей совѣсти, на молитвѣ. Главнѣйшимъ грѣхомъ его, какъ думаютъ, любострастіе... Есть, при дворѣ, множество грандовъ, слывущихъ сыновьями его, на-примѣръ, герцогъ де-П.... донъ.. и другіе". Кто же этотъ герцогъ П.... непоименованной въ итальянской рукописи? Не трудно разузнать и это; давайте перелистывать списокъ всѣхъ испанскихъ грандовъ и кастильскихъ чиновъ того времени, между ними нѣтъ ни одного, котораго имя начиналось бы буквой П., кромѣ герцога Пастраны. Кто же быль этотъ герцогъ Пастрана? Сынъ принцессы д'Эболи и, какъ уже сказано, короля. Слѣдственно, дворъ вѣрилъ любовной связи Филиппа II съ принцессой д'Эболи, связи, которая ѣдко и смѣшно, и вовсе не двусмысленно описана была въ-послѣдствіи Пересомъ.

Съ этимъ-то грознымъ соперникомъ дерзнулъ Пересъ вступить въ состязаніе. Ранке, какъ я уже замѣтилъ, не вѣритъ этому; онъ объясняетъ убіеніе Эсковедо однѣми политическими причинами. Пересъ, по мнѣнію его, не могъ быть любовникомъ принцессы: она была уже въ лѣтахъ и крива; притомъ же жена Переса обнаруживала къ нему во все продолженіе процесса самую искреннюю, на все готовую любовь. Послѣдней причины никакъ нельзя принять въ уваженіе; но столь же шатки основанія и первой. Принцесса была тридцати-восьми лѣтъ; всѣ современники единодушно называютъ ее красавицей, а Пересъ уподобляетъ се съ восторженной изъисканностью "жемчужинѣ, вдѣланной въ роскошную оправу красоты и счастія". Поэтому, наружность ея не могла быть преградой любви, отвергаемой Ранке, и которая, по многимъ непреложнымъ свидѣтельствамъ, даже по сознанію самого Переса, не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію. Укажемъ же на замѣчательнѣйшія изъ этихъ свидѣтельствъ:

Архіепископъ севильскій, донъ-Родриго де-Кастро, объявилъ при допросѣ: "Пересъ пользовался вещами принцессы какъ собственностью; многіе и много роптали на это, а также и на то, что принцесса присылала къ нему цѣлые караваны лошаковъ, навьюченныхъ всякой всячиной."

"Однажды", такъ разсказываетъ донья Каталина де-Геррера, "Эсковедо пришелъ къ принцессѣ и сказалъ: "ваши уединенныя бесѣды съ Пересомъ порождаютъ самые непріятные толки въ народъ; я говорю вамъ, помня хлѣбъ-соль вашего отца." -- Не конюхамъ разсуждать о томъ, что дѣлаютъ ихъ господа, отвѣтила ему принцесса и тотчасъ же ушла."

Но еще интереснѣй показаніе одного изъ родственниковъ принцессы: "Посѣщенія Переса" говоритъ донъ-Лоренсо Теллесъ де-Сильва, маркизъ де-ла-Фавара, "всегда казались мнѣ предосудительными. Онъ сопровождалъ принцессу на публичныя зрѣлища и оставался съ ней тамъ по нѣскольку часовъ. Однажды пришелъ я къ принцессѣ, но меня не пустили въ ея комнату: съ ней былъ Пересъ; это взбѣсило меня. Одинъ изъ моихъ слугъ видалъ нерѣдко, какъ Пересъ уходилъ отъ нея въ недозволенное время, да и я самъ не разъ бывалъ свидѣтелемъ самыхъ оскорбительныхъ сценъ. Это внушило мнѣ мысль убить Переса... Всѣмъ людямъ принцессы" продолжаетъ донъ-Лоренсо "извѣстно, что Эсковедо убитъ по злобь Переса и принцессы."

Это мнѣніе было тогда общимъ во всей Испаніи, гдѣ болѣе восьми свидѣтелей, принадлежавшихъ къ разнымъ сословіямъ, объявили передъ судомъ, "что Эсковедо убитъ, защищая честь Рюи Гомеса, бывшаго своего благодѣтеля."

И дѣйствительно, Пересъ и принцесса д'Эболи поклялись погубить Эсковедо, когда послѣдній сталъ угрожать имъ, что откроетъ королю преступные поступки ихъ. Не разъ, -- такъ показалъ при дѣлѣ братъ Эсковедо, -- Эсковедо заставалъ обоихъ ихъ въ комнатѣ en cosas deshonestas, и на замѣчаніе его, что онъ долженъ донести объ этомъ королю, принцесса д'Эболи отвѣчала: донесите, если хотите, что я mas quiero el trasero de Antonio Perez que al rey. Судьба Эсковедо была рѣшена: Филиппъ II, приступая къ убіенію его, опирался на причину чисто-политическую, но Пересъ слѣдовалъ лишь влеченію ненависти и страха: онъ жертвовалъ жизнію своего прежняго друга для собственнаго спасенія. На Переса было возложено выполненіе высочайшей воли; въ письмѣ, писанномъ по этому случаю, Филиппъ II изъясняется такъ: "Смертію этого verdinegro {Verdinegro значитъ буквально: темнозеленый, въ переносномъ же смыслѣ; строптивый и злокачественный.} не должно медлить; "онъ не станетъ, вѣроятно, дремать. Дѣйствуйте же, пока еще онъ не "убилъ насъ, скорѣе и, по возможности, скрытнѣе..." Антоніо Энрикесъ, пажъ Переса, разсказываетъ, въ рукописномъ допросѣ, всѣ фазы этого заговора слѣдующимъ образомъ:

"Однажды сидѣлъ я вовсе безъ дѣла въ покояхъ Діэго Мартинеса, который правитъ домомъ у Антоніо Переса; Діэго спросилъ у меня, не знаю ли я кого-нибудь изъ своихъ земляковъ, кто согласился бы на убійство; за это наградятъ какъ слѣдуетъ, прибавилъ онъ. Я обѣщался поговорить объ этомъ знакомому мнѣ погонщику муловъ, что было, дѣйствительно, и сдѣлано мною; погонщикъ взялся. Гораздо-послѣ, Діэго Мартинесъ разными околичностями сталъ намекать мнѣ, что человѣкъ, на жизнь котораго покушаются, лицо значительное, и что Антоніо Пересу не безъизвѣстно это; подобныя вещи, отвѣтилъ я ему, поручаются не погонщикамъ, а людямъ нѣсколько-высшаго званія. Этотъ человѣкъ, продолжалъ Діэго Мартинесъ, вхожъ къ намъ въ домъ, и если бы подмѣшать ему яду въ пищу или питье, то было бы лучше, вѣрнѣе и не такъ гласно. Мы ударили по рукамъ и уговорились не мѣшкать.

"Между тѣмъ временемъ представился мнѣ случай ѣхать въ Мурсію. Я увѣдомилъ о томъ Мартинеса, а онъ велѣлъ мнѣ запастись тамъ нѣкоторыми нужными травами. Я отъискалъ эти травы и переслалъ ихъ къ нему; онъ же, нарочно для этого, пригласилъ къ себѣ изъ Арагоніи аптекаря. У меня въ комнатѣ, аптекарь и Мартинесъ разлагали соки этихъ травъ. Для пробы они дали проглотить пѣтуху частичку приготовленной ими эссенціи, по эссенція оказалась негодной. Аптекаря отослали, заплативъ ему за труды.

"Нѣсколько дней спустя, Мартинесъ показалъ мнѣ сткляночку съ водой. Антоніо Пересъ, сказалъ онъ мнѣ, не довѣряетъ никому, кромѣ тебя; онъ собирается дать обѣдъ на мызѣ; между гостями будетъ Эсковедо: подливай ему этой воды почаще. Я отказался, объявивъ ему рѣшительно, что не соглашусь на это до-тѣхъ-поръ, пока не прикажетъ мнѣ самъ Антоніо Пересъ. Какъ-то вечеромъ, Антоніо Пересъ призвалъ меня къ себѣ на мызу и сказалъ, что онъ желаетъ смерти секретаря Эсковедо, и чтобъ я постарался исполнить то, о чемъ просилъ меня Мартинесъ. Антоніо Пересъ ласкалъ меня, сулилъ мнѣ подарки и обѣщался мнѣ покровительствовать.

"Меня это очень обрадовало и я обратился къ Мартинесу за наставленіями. Устройство же въ домѣ было таково: въ первой залѣ стояли два стола -- одинъ для стакановъ, другой для тарелокъ. Отъ этой залы, влѣво, была столовая, обращенная окнами въ поле. Между залой и столовой находилась четвороугольная проходная комната, въ родъ передней. Я долженъ былъ, во время стола, подавать Эсковедо пить, какъ только онъ потребуетъ. Проходя черезъ переднюю, два раза подливалъ я ему въ вино воды, данной мнѣ Мартинесомъ, и каждый разъ, не болѣе того, сколько можетъ вмѣстить въ себѣ орѣховая скорлупа. Послѣ обѣда Эсковедо у шелъ, а прочіе гости остались іи рать; Антоніо Пересъ вышелъ на минуту въ одну изъ заднихъ комнатъ, гдѣ управитель и я дали ему отчетъ въ количествѣ воды, налитой въ стаканъ секретаря Эсковедо, и потомъ сѣлъ опять за карты. Но этотъ напитокъ, какъ мы услышали послѣ, не подѣйствовалъ.

"Спустя нѣсколько дней послѣ такой неудачи, секретарь Антоніо Пересъ давалъ, въ домѣ графа Пуннон-Ростро, другой обѣдъ; гостей было много; между ними былъ Эсковедо. Когда стали разносигь холодныя сливки и молоко, то подсыпали въ чашку Эсковедо какого-то порошку, похожаго на муку. Кромѣ того, онъ пилъ по прежнему вино, растворенное водой. На этотъ разъ порошокъ подѣйствовалъ лучше воды. Эсковедо, не зная самъ отъ-чего, сильно захворалъ. Во время болѣзни его, удалось мнѣ сблизить одного изъ моихъ друзей, Хуана Рубіо, служившаго на королевской кухнѣ, съ поваромъ секретаря Эсковедо, и сблизить такъ, что они стали видѣться другъ съ другомъ каждое утро. Хуанъ Рубіо -- а для захворавшаго Эсковедо варился, по предписанію врача, особенный супъ -- Хуанъ Рубіо улучилъ какъ-то благопріятную минуту и бросилъ въ кострюлю порошокъ, данный ему Мартинесомъ; порошку было всего съ наперстокъ. Эсковедо хлебнулъ ложки двѣ этого супу и тотчасъ же догадался, что супъ былъ отравленъ. Служанку Эсковедо, которой поручено было приготовить этотъ супъ, схватили и повѣсили понапрасну на мадритской площади.

"Послѣ всѣхъ этихъ пустыхъ попытокъ, Антоніо Пересъ прибѣгнулъ къ другимъ средствамъ, и орудіями смерти были избраны: пистолетъ, шпага или стилетъ. Я отправился на родину за однимъ изъ моихъ самыхъ искреннихъ друзей и вмѣстѣ съ тѣмъ, чтобъ отъискать тамъ стилетъ съ самымъ тонкимъ лезвіемъ; подобные стилеты -- замѣчу мимоходомъ -- лучше всякаго пистолета. Мнѣ дали вексель на полученіе денегъ въ Барселонѣ."

Энрикесъ разсказываетъ, какъ онъ золотомъ и обѣщаніемъ благоволенія Переса сманилъ одного изъ своихъ братьевъ, Мигеля Боска, и прибылъ съ нимъ въ Мадритъ въ тотъ самый день, когда вѣщали служанку Эсковедо; какъ Діэго Мартинесъ, во время отсутствія его, выписалъ двухъ Арагонцевъ, Хуана де-Месу и Инсости, и собралъ ихъ всѣхъ, за другой день по прибытіи его, за Мадритомъ, съ тѣмъ, чтобъ условиться о средствахъ и времени убіенія; какъ Діэго Мартинесъ добылъ имъ гдѣ-то широкую и ложчатую до самаго острія шпагу, вооружилъ ихъ кинжалами, и какъ Антоніо Пересъ уѣхалъ на всю святую недѣлю въ Алкалу, желая, безъ сомнѣнія, отдалить отъ себя подозрѣніе въ смерти Эсковедо. Потомъ Антоніо Энрикесъ продолжаетъ:

"На малой Площади-св.-Якова мы собирались каждый вечеръ Караулить секретаря Эсковедо. Инсости, Хуанъ Рубіо и Мигель должны были поджидать его, а Діэго Мартинесъ, Хуанъ де-Меса и я ходить вблизи, чтобъ подать имъ, въ случаѣ нужды, помощь. На второй день пасхи, 31 марта, Хуанъ де-Меса и я опоздали, противъ обыкновенія, явиться въ назначенное мѣсто. Когда пришли мы на Площадь-св.-Якова, товарищей вашихъ уже не было: они отправились слѣдить за Эсковедо. Бродя вокругъ площади, мы услышали, что Эековедо убитъ, и разошлись по квартирамъ. У себя въ комнатѣ, нашелъ я Мигэля Боска въ одномъ камзолъ; плащъ его и пистолетъ были потеряны; а Хуанъ де-Меса встрѣтилъ у дверей своихъ Инсости, который былъ также безъ плаща, и котораго онъ ввелъ къ себѣ тайкомъ".

Эсковедо палъ отъ руки Инсости. Инсости убилъ его однимъ ударомъ шпаги, которую онъ и Хуанъ де-Меса бросили въ колодезь обитаемаго ими дома. Въ ту же ночь, Хуанъ Рубіо отправился въ Алкалу, чтобъ извѣстить о всемъ случившемся Переса. Пересъ чрезвычайно обрадовался этому, особенно же, когда услышалъ, что никто изъ убійцъ не былъ пойманъ полиціей. Между-тѣмъ смерть королевскаго секретари убитаго на улицъ, произвела сильную тревогу въ Мадритъ. Пошли розъиски. Съ слѣдующаго же дня стали задерживать всѣхъ желавшихъ выѣхать изъ города, а 2-го апрѣля владѣльцы домовъ были обязаны подпиской доставить алькадамъ имена своихъ постояльцевъ. 2-го же числа, вечеромъ, пріѣхалъ Пересъ изъ Алкалы въ Мадритъ. Онъ казался спокойнымъ и даже осмѣлился навѣстить сына Эсковедо, въ скорби котораго принималъ, по-видимому, сердечное участіе, и который предался ему, какъ другу семейства, со всею искренностью и довѣрчивостью. Впрочемъ, эта наглая самоувѣренность не избавила его ни отъ самыхъ мучительныхъ сцепъ, ни отъ подозрѣній и замѣшательства; казнь его, начавшись страхомъ, окончилась муками пытки и изгнанія. Прежде всѣхъ посѣтилъ его придворный алькадъ, Герпанъ Веласкесъ, который, притворяясь откровеннымъ, озадачивалъ его самыми лукавыми вопросами. Но Пересъ, платя ему тѣмъ же, сваливалъ всю вину убіенія на Фландрію и на недовольныхъ солдатъ, или приписывалъ его какой-нибудь любовной интригѣ. Потомъ явился къ нему зять алькада, Гарсіа де-Арсе, и съ той же самой цѣлью: подмѣтить въ Пересѣ смущеніе и вывѣдать отъ него тайну. Друзья Эсковедо уже строили Пересу ковы, а вдова, менѣе легковѣрная, чѣмъ сынъ, открыто преслѣдовала своими подозрѣніями его и герцога Альбу. Описавъ Филиппу II, бывшему въ это время въ Эскуріалѣ, волненіе Мадрита, толки и предположенія, ходившіе въ обществѣ, Пересъ съ горестію прибавляетъ: "Да будетъ же небезъизвѣстно вашему величеству, что я во всѣхъ вышеупомянутыхъ мною случаяхъ выносилъ самыя горькія испытанія". Король отвѣчалъ ему: "Будьте благоразумны и говорите какъ-можно меньше; они засыпятъ васъ словами единственно съ тѣмъ, чтобъ на чемъ-нибудь уловить васъ. Испытанія неизбѣжны, но притворствомъ и хитростью старайтесь выпутаться изъ нихъ".

Не зная, какъ выжить убійцъ изъ Мадрита, Пересъ пишетъ королю въ томъ же самомъ письмѣ: "Мои молодцы еще въ Мадритъ; въ эту суматоху боюсь распустить ихъ. Четверо здѣсь, а пятый въ Алкалѣ, на моемъ иждивеніи... Я наистрожайше приказалъ имъ не трогаться ни на шагъ отсюда, и думаю отправить ихъ съ какими-нибудь депешами, но порознь, потому-что всѣ шаги ихъ, какъ я слышалъ, изочтены алькадами". Король, одобряя его осторожность, отвѣчаетъ: "Вы распорядились превосходно. Оставьте ихъ пока въ городѣ, а между-тѣмъ наблюдайте за ходомъ дѣлъ. Теперь же, Бога ради, не отсылайте ихъ съ депешами". Но Пересу удалось вскорѣ сбыть ихъ съ рукъ, и отстранить отъ происковъ полиціи. Онъ щедро наградилъ ихъ. Мигель Боекъ получилъ сто золотыхъ экю отъ Фердинанда де-Эскобара, писца въ домѣ Антоніо Переса, и возвратился на родину. Хуанъ де-Меса, Антоніо Энрикесъ, Хуанъ Рубіо и Инсости отправились въ Арагонію. Сперва они поѣхали въ Бабьеру, а оттуда въ Сарагоссу. Хуана де-Месу наградили золотой цѣпью, пятьюдесятью дублонами въ восемьсотъ или четыреста золотыхъ экю, и чашей изъ самаго чистаго серебра. Принцесса д'Эболи дала ему должность въ своихъ помѣстьяхъ. Тремъ остальнымъ Діэго Мартинесъ доставилъ патенты на чинъ альфереса, или прапорщика, съ опредѣленіемъ имъ жалованья въ двадцать золотыхъ экю. Съ этими патентами, скрѣпленными Филиппомъ ІІ-мъ и Пересомъ, убійцы, 19 апрѣля 1578 года, ровно черезъ девятнадцать дней по убіеніи Эсковедо, разсѣялись по назначеннымъ имъ мѣстамъ. Хуанъ Рубіо удалился въ Миланъ, Антоніо Энрикесъ въ Неаполь, а Инсости въ Сицилію. Такимъ-то образомъ укрылись они отъ мести несчастнаго семейства Эсковедо, которое едва-едва могло отъискать въ-послѣдствіи затерявшіеся слѣды ихъ!

Статья вторая.

Послѣднія и безуспѣшныя усилія дона-Хуана привести въ повиновеніе Нидерланды.-- Смерть Его.-- Семейство Эсковедо преслѣдуетъ Переса.-- Мученія и боязнь Переса.-- Нерѣшимость Филиппа II.-- Опала и арестованіе Переса и принцессы д'Эболи.-- Паденіе партіи принца д'Эболи и образованіе новаго министерства.-- Строгость и снисходительность Филиппа II къ Пересу.-- Обвиненіе Переса въ лихоимствѣ.-- Слѣдствіе по дѣлу Эсковедо.-- Пытаніе Переса.-- Бѣгство его въ Арагонію.-- Филиппъ II преслѣдуетъ Переса въ Арагоніи.-- Насильственное отреченіе Филиппа II отъ иска на Переса.-- Обвиненіе Переса въ ереси.-- Пересъ въ инквизиціонной тюрьмѣ.-- Бунтъ 24 мая 1591 г.-- Вторичное заключеніе Переса въ темницу манифестадовъ.

Донъ-Хуанъ австрійскій, полагаясь на письмо Филиппа II, уже поджидалъ къ себѣ Эсковедо, какъ вдругъ доходитъ до него слухъ о смерти его. Какъ и кѣмъ было донесено дону-Хуану о трагической кончинѣ его любимца, и какое впечатлѣніе произвела она надушу принца, и безъ того встревоженную -- неизвѣстно. Дружеская переписка съ Пересомъ прекращается внезапно, и юноша-меланхоликъ сосредоточиваетъ, въ послѣдніе пять мѣсяцевъ своей жизни, всю пылкую дѣятельность души своей на дѣлахъ Фландріи, съ каждымъ днемъ болѣе и болѣе разстроиваемыхъ безполезными переговорами и медлительностью Филиппа II.

Побѣда при Ганблурѣ осталась безъ всякихъ послѣдствій. Штаты и принцъ оранскій вскорѣ оправились отъ своего смущенія и возобновили свои прежніе переговоры съ Германіей, Англіей и Франціей. Королева Елизавета, какъ мы уже видѣли, вступила съ ними въ наступательный и оборонительный союзъ противъ Испаніи. Сколько ни старался донъ-Хуанъ убѣдить ее, что помощь, которую она желаетъ оказать крамольникамъ, со-временемъ отзовется ей неизбѣжнымъ зломъ: она пренебрегала, по совѣту своего министра Борлея, этими угрозами, и отправила въ Нидерланды, подъ начальствомъ Норриса, англійскія и шотландскія войска. Для Нидерландовъ же было въ Германіи сформировано на ея деньги войско принцемъ-палатиномъ Казиміромъ. Между-тѣмъ, какъ протестанты опирались на силы Англіи и Германіи, партія валлонскихъ католиковъ искала покровительства во Франціи. Она обратилась къ герцогу алансонскому, отъявленному врагу Гизовъ и Испаніи. Герцогъ благосклонно принялъ поднесенные ему дары и заключилъ съ генеральными штатами трактатъ, по которому онъ, какъ защитникъ бельгійской свободы, согласился выступить къ нимъ на помощь съ 10,000 пѣхоты и 2,000 конницы.

Донъ-Хуанъ, съ своей стороны, не опускалъ ничего, что могло вредить противникамъ. Онъ писалъ къ императору, чтобъ императоръ вызвалъ эрцгерцога Матіаса и не пускалъ германскихъ войскъ во Фландрію; онъ просилъ помощи у Гизовъ, желая уравновѣсить силы герцога алансонскаго, и безпрестанно просилъ Филиппа II прекратить переговоры со штатами и не медлить доставленіемъ требуемыхъ имъ пособій. Послѣ битвы при Ганблурь, онъ успѣлъ занять многіе города; потомъ, до прибытія герцога алансонскаго въ Монсъ и до перехода принца Казиміра черезъ Рейнъ, не теряя времени, атаковалъ 1 августа непріятельскую армію, расположенную при Рименанѣ-на-Демарѣ, между Мехельномъ и Аршо, но не могъ овладѣть лагеремъ, въ которомъ она укрѣпилась и который храбро защищали Англичане и Шотландцы Норриса.

Донъ-Хуанъ, потерявъ до восьмисотъ человѣкъ, отступилъ и сталъ на выгодномъ мѣстѣ близь Намура. Онъ принялъ оборонительную позицію, и, въ ожиданіи свѣжаго войска, началъ слѣдить за движеніями Казиміра и герцога алансонскаго. "Всѣ бѣдствія, такъ давно предвидѣннныя мною", писалъ онъ къ Филиппу II отъ 12 сентября: "облегаютъ меня теперь со всѣхъ сторонъ. Этотъ курьеръ вручитъ вашему величеству подробный отчетъ о всемъ, что совершено и слышано мной въ "послѣднее время. Ваше величество не отвергнете, безъ сомнѣнія, самыхъ рѣшительныхъ мѣръ, необходимыхъ при столь важномъ и новомъ стеченіи обстоятельствъ." Онъ обвинялъ французскій дворъ и въ-особенности мать короля, въ сообщничествѣ съ герцогомъ алансонскимъ.

Жестокое уныніе и крайнее истощеніе физическихъ силъ заставили его слечь въ постель: онъ занемогъ эпидемической лихорадкой, свирѣпствовавшей тогда въ испанскомъ лагерѣ. 20 сентября, одолѣвъ на мгновеніе болѣзнь свою, онъ писалъ къ Филиппу II письмо, изумительное какъ по возвышенности чувствъ и краснорѣчію, такъ и по силѣ убѣжденій. "Я былъ одержимъ" говоритъ онъ "лихорадкой и нестерпимой болью въ головѣ; до-сихъ-поръ не покидаю постели, но при всей слабости надѣюсь на скорое излеченіе. Впрочемъ, смѣю завѣрить ваше величество, что ничье здоровье не въ состояніи вынести столькихъ трудовъ и занятій... Всего же прискорбнѣе то, что не умѣю обратить "на себя вашего благосклоннаго вниманія; я, какъ братъ вашего величества и какъ истинный слуга престола, заслуживаю гораздо-болѣе довѣрія и гораздо-лучшей судьбы. Что же дѣлать, если вашему величеству не угодно было оцѣнить ни моихъ заслугъ, ни моего права на ваше расположеніе? Не забудьте однако, ваше величество, той завидной доли, которая предстоитъ намъ: мы падемъ, сражаясь во имя Волга и зачесть вашего величества; мы падемъ со славою!.. Но не жизнь наша, а интересы болѣе важные, заставляютъ меня умолять ваше величество, чтобъ вы ни на минуту не отлагали тѣхъ мѣръ, о которыхъ я имѣлъ честь уже не разъ говорить вамъ... Ради Бога, государь, не страшитесь затрудненій и не прельщайтесь обманчивыми надеждами; какъ то, такъ и другое гибельно."

Но отвѣтъ на это письмо, дышавшій непритворной заботливостью и любовью брата, уже не засталъ дона-Хуана въ живыхъ; Филиппъ II писалъ: "Крайне болѣзную о безпокойствѣ, а еще болѣе о разстроенномъ здоровьѣ вашемъ; для меня послѣднее важнѣе всего въ мірѣ; я влюблю васъ; скорбь, ощущаемая мною, прекратится лишь съ исцѣленіемъ вашего недуга. Старайтесь же прежде всего возстановить свое здоровье и поддержать его всѣми возможными средствами." Но когда Филиппъ II писалъ эти радушныя слова къ своему брату, его уже не было въ живыхъ. Онъ умеръ въ лагерѣ, около Намура.

Храбрый военачальникъ, избалованный постояннымъ счастіемъ и заманчивой легкостью побѣдъ, но плохой и нетерпѣливый политикъ, донъ-Хуанъ, оставшись въ виду столь многочисленнаго непріятеля безъ пособій, впалъ въ отчаяніе; это-то отчаяніе, а также и болѣзнь, свели его, 1-го октября 1578 г., на тридцать-четвертомъ году жизни, въ могилу. Хладнокровному и опытному преемнику своему, герцогу пармскому, бывшему столь же глубокимъ политикомъ, какъ и великимъ полководцемъ, онъ предоставилъ трудъ улучшить дѣла, по-видимому, вовсе неисправимыя. Филиппъ II скорбѣлъ о немъ не мало. "Меня сильно огорчило", писалъ онъ отъ 13-го октября къ Варгасу, своему посланнику въ Парижѣ: "непріятное извѣстіе о кончинѣ его высочества дона-Хуана; онъ былъ близокъ моему сердцу, и необходимъ при столь дурномъ положеніи нашихъ дѣлъ". Тѣ же самыя чувствованія выразилъ онъ, спустя нѣсколько дней, и въ другомъ письмѣ: "Я любилъ и уважалъ его; утрата его невознаградима для меня во всемъ, особенно же относительно Фландріи".

Не менѣе Филиппа II жалѣлъ о немъ и герцогъ Гизъ. Общіе интересы католицизма во Франціи, Франдріи, Шотландіи и Англіи, необходимо приводили герцога Гиза, какъ главу французскихъ католиковъ, въ безпрестанное соприкосновеніе съ правителями Нидерландовъ, начальствовавшими, въ самомъ центръ материка, надъ испанскими католиками. Сношеній своихъ, существовавшихъ между имъ и дономъ-Хуаномъ, герцогъ не прекратилъ и съ принцемъ пармскимъ, принявшимъ на себя, по волъ своего дяди Филиппа II, эту трудную должность, въ которой не успѣли ни грозный Альба, ни осторожный Рекесенсъ, ни пылкій донъ-Хуанъ. Александръ Фарнезе принялся за дѣло со всѣмъ благоразуміемъ и умѣньемъ Итальянца. Владѣя искусствомъ выжидать и дѣйствовать, вести переговоры и побѣждать, пользуясь разъединеніемъ враговъ и чуждаясь какъ криводушія, такъ и тиранства, онъ надолго возвратилъ владычеству Испаніи десять католическихъ провинцій, и сосредоточилъ весь духъ независимости и возмущенія въ семи протестантскихъ провинціяхъ, для которыхъ принцъ оранскій приготовилъ уже утрехтскимъ союзомъ, съ 7-го января 1579 г., республиканскую конституцію. Но медленно трудился надъ этимъ великимъ дѣломъ и Александръ Фарнезе, получая самыя незначительныя пособія отъ Филиппа II, который неусыпно заботился тогда о присоединеніи Португаліи къ испанской державѣ. Это время было блистательнѣйшей эпохой въ жизни Переса. Онъ управлялъ всѣми главными дѣлами испанской монархіи; въ вѣдомствѣ его находились Италія, гдѣ король договаривался съ папой и противодѣйствовалъ Туркамъ; Фландрія, гдѣ Филиппу надобно было тушить возмущенія и зорко наблюдать за Англіей и Франціей; наконецъ, Португалія, гдѣ Филиппъ II хлопоталъ о коронѣ.

Но, при всѣхъ почестяхъ, при всей довѣренности своего государя, Пересъ съ нѣкоторыхъ поръ сталъ тревожиться и смущаться. Враги Переса сговорились погубить его. Они убѣдили молодаго Эсковедо, что Пересъ и принцесса д'Эболи -- убійцы отца его, и подучили семейство убитаго искать удовлетворенія у Филиппа II. Король допустилъ къ себѣ дона-Педро Эсковедо на аудіенцію, выслушалъ съ видимымъ участіемъ его жалобы, и принялъ отъ него просьбу и бумаги, которыя обѣщался передать по законному порядку, на разсмотрѣніе судебныхъ мѣстъ. Филиппъ II опасался пустить въ ходъ врученныя ему бумаги и велѣть произвести по нимъ надлежащее слѣдствіе. Съ этого времени, Филиппъ II находился между двухъ огней -- между требованіями суда дона-Педро и опасностью Переса. Къ довершенію же его затруднительнаго положенія, стали осаждать его и нѣкоторые изъ высшихъ придворныхъ, вступившіеся за семейство Эсковедо по ненависти къ Пересу. Главнымъ дѣйствующимъ лицомъ между ними былъ Матео Васкесъ, секретарь государственнаго кабинета, тайный врагъ и завистникъ Переса, противъ котораго онъ повелъ самую безпощадную войну, нашедши возможность погубить его. Онъ присоединился къ дону-Педро де-Белянди, къ Педро Негрете, къ дону-Нуниесу, и бился изо всѣхъ силѣ, чтобъ пошатнуть нерѣшительность Филиппа II.

"Государь", писалъ онъ къ королю: "въ народѣ все болѣе и болѣе подозрѣваютъ этого секретаря (А. Переса) въ убіеніи другаго. Съ самой той поры, онъ, какъ говорятъ, сталъ предостерегаться, а причиной злодѣянія -- женщина. Не излишне было бы, по моему мнѣнію, если бъ ваше величество тайно разспросили обо всемъ этомъ Негрете, на что имѣются у него доказательства... Въ удовлетвореніе министровъ и всего государства, крайне-оскорбляемыхъ этимъ приключеніемъ, а равномѣрно и для совершенно-инаго направленія мнѣній, очень-невыгодныхъ и опасныхъ, необходимо, чтобъ ваше величество немедленно велѣли доискаться, всѣми путями и средствами, до истины".

Филиппъ II избралъ съ этого времени самую скользкую дорогу. Онъ ласково выслушивалъ Матео Васкеса, а держался, какъ казалось, стороны Переса. Когда семейство Эсковедо обратилось къ нему съ своими жалобами, онъ тотчасъ же увѣдомилъ Переса о формальномъ на него донесеніи; потомъ не скрылъ отъ него козней двора и писалъ къ нему: "Пока я живъ -- не бойтесь. Пусть себѣ измѣняются другіе, я же никогда не измѣнюсь. Если вы успѣли излучить меня въ этомъ отношеніи, то, вѣроятно, не усомнитесь въ моемъ постоянствѣ". Въ томъ же духѣ отвѣчалъ король на извѣщеніе Переса о смерти лосъ-Велеса: "Вы и я теряемъ много; но вы все-таки менѣе моего, имѣя во мнѣ вѣрную опору. Вѣрьте тому свято, и не крушитесь такъ сильно: чего, бояться вамъ, пока я съ вами?" Но Филиппъ II нисколько не думалъ вывести его изъ этого критическаго положенія. Пересъ, почитая его слабымъ, а, можетъ-быть, и вѣроломнымъ, не таилъ отъ него своихъ мученій. "Не только человѣкъ", писалъ онъ королю: "но и камень лопнетъ отъ страданій, ежедневно испытываемыхъ мною. Кажется, мнѣ прійдется расплатиться за все одному".-- "Вы сегодня, должно-быть, не въ своемъ умѣ" съ фамильярностью отвѣчаетъ ему Филиппъ II: "не вѣрьте тому, что пишете". Пересъ, не смотря на эти увѣренія, предвидѣлъ ожидавшую его участь и снова писалъ къ нему: "Быть-можетъ, въ ту самую минуту, когда ваше величество пробѣгаете эти строки, уже точится на меня кинжалъ убійцы, и уже торжествуютъ мои завистники; имъ не трудно, застигши васъ въ-расплохъ и разсчитывая на вашу податливость, склонить васъ ко всему; такъ, по-крайней-мѣрѣ, мнѣ думается". На поляхъ этого письма король повторяетъ свои прежнія слова: "Я уже сказалъ вамъ, что вы безумствуете; пусть ихъ-себѣ хлопочутъ, сколько угодно, вѣрьте мнѣ, всѣ хлопоты ихъ напрасны."

Пересъ и желалъ бы вѣрить ему, да не могъ; онъ зналъ Филиппа II не хуже самого-себя. А потому, онъ сталъ просить короля объ увольненіи своемъ отъ службы. Филпппъ II не согласился. Тогда потребовалъ Пересъ, чтобъ король предалъ его суду, но одного: принцессу д'Эболи онъ хотѣлъ отстранить отъ формальнаго дѣлопроизводства. "Я не измѣню тайнѣ" говорилъ Пересъ: "убійцы не пойманы, и у доносчика нѣтъ на-лицо никакихъ уликъ противъ меня". Но и эта смѣлая, впрочемъ, благородная и замысловатая выдумка Переса, встрѣтила со стороны Филиппа II препятствіе: Филиппъ страшился этого черезъ-чуръ опаснаго испытанія. Онъ совѣтовалъ Пересу открыть кастильскому президенту, дону-Антоніо Пасосу, истинныя причины смерти Эсковедо съ тѣмъ, чтобъ донъ-Антоніо Пасосъ упросилъ сына Эсковедо отступиться отъ иска, а Матео Васкеса -- прекратить вражду свою къ Пересу.

Президентъ Кастиліи, не находя Переса виновнымъ, призвалъ къ себѣ старшаго сына Эсковедо и сказалъ ему: "Сеньйоръ донъ-Педро Эсковедо, король передалъ мнѣ просьбы вашего семейства; вотъ онѣ: одна отъ васъ, а другая отъ вашей матери; въ нихъ Антоніо Пересъ и принцесса д'Эболи выставлены виновниками смерти вашего отца. Король поручилъ мнѣ сказать вамъ, что вы, не взирая ни на лицо, ни на санъ, ни на полъ, ни на званіе убійцы, получите полное удовлетвореніе. Но имѣете ли вы основательныя доказательства для подтвержденія своихъ показаній, чтобъ, нанося оскорбленіе столь значительнымъ лицамъ, не запутать самихъ-себя? Вѣдь Антоніо Пересъ и принцесса, если обвиненія ваши окажутся слабыми, не оставятъ въ свою очередь этого дѣла втунѣ, и тогда прійдется уже вамъ испить эту горькую чашу. Наконецъ, и прежде, чѣмъ вы возразите мнѣ, я скажу вамъ по совѣсти, что принцесса и Антоніо Пересъ -- повѣрьте моему епископскому слову -- столь же виновны въ этомъ, какъ и я". Эти слова подѣйствовали на Педро Эсковедо. Онъ только подозрѣвалъ Переса и принцессу, но не имѣлъ противъ нихъ ни одного законнаго свидѣтельства. "Если это такъ" сказалъ онъ въ отвѣтъ президенту Кастиліи: "то ручаюсь вамъ за себя, за своего брата и за свою мать, что мы не станемъ болѣе тревожить ни Антоніо Переса, ни принцессы."

Потомъ, донъ-Антоніо Пасосъ призвалъ къ себѣ Матео Васкеса, и довольно-строго замѣтилъ ему, что отъискивать убійцъ Эсковедо не обязанъ онъ ни по долгу службы, ни по своимъ отношеніямъ къ покойнику, и что онъ, какъ духовная особа, только пятнаетъ себя этимъ, дѣлаясь въ глазахъ каждаго подозрительнымъ. "Бросьте же все это" прибавилъ онъ: "ибо дѣло въ сущности вовсе не таково, какъ вы полагаете". Но Матео Васкесъ не бросилъ. Онъ настроилъ родственника Эсковедо поднять снова только-что затихшій процессъ объ убійствѣ. Возобновленіе иска встревожило Филиппа II до-нельзя; по его выручилъ Аитоніо Пересъ; дѣло было замято, и послѣ того въ-продолженіе десяти лѣтъ не появлялось ни одной просьбы по этому предмету. Надменная принцесса д'Эболи сильно жаловалась королю на оскорбительную дерзость, съ какой такъ безбоязненно поносили ее, обвиняя въ преступленіи. "Ваше величество" писала она ему: "понятно ли вамъ все то, что было доведено мною до вашего свѣдѣнія о Матео Васкесѣ и клевретахъ его? Они говорили, что стоитъ только перешагнуть за порогъ моего дома, чтобъ лишиться вашего благоволенія. Ваше молчаніе повело ихъ къ дальнѣйшимъ обидамъ: они утверждаютъ, будто Пересъ убилъ изъ-за меня Эсковедо, и не могъ будто-бы не сдѣлать этого по своимъ связямъ со мной и потому, что я требовала отъ него этой жертвы. Столь неслыханная наглость обязываетъ ваше величество, какъ короля и благороднаго человѣка, поступить съ клеветниками примѣрно, поступить такъ, чтобъ молва о томъ могла разнёстись повсюду. Согласны ли мои понятія съ мнѣніемъ вашего величества, и желаете ли вы поддержать честь моего имени, пріобрѣтенную заслугами моихъ предковъ и моего мужа -- не знаю: я, по-крайней-мѣрѣ сдѣлала, что могла; я передала вамъ слова, подсказанныя мнѣ чувствомъ собственнаго достоинства, и передала ихъ, какъ умѣла, а остальное зависитъ отъ васъ. Прошу ваше величество прислать мнѣ это письмо обратно; оно писано не къ королю, а къ частной особь, благородству которой я поручаю его со всѣмъ чувствомъ нанесеннаго мнѣ оскорбленія".

Въ этомъ же письмѣ, она просила не оставить безнаказаннымъ Матео Васкеса, называя его маврскимъ псомъ. Когда король потребовалъ отъ нея, черезъ монаха Діэго де-Чавесо, доказательствъ, она сослалась на толедскаго кардинала-архіепископа, дона-Гаспара Кирогу, и на проповѣдника Филиппа II, Гернандо дель-Кастильйо, которые и засвидѣтельствовали истину словъ ея. Все тягостнѣй и тягостнѣй становилось положеніе короля. Въ кабинетѣ его закипѣла открытая борьба между Пересомъ и Васкесомъ. Пересъ, будучи въ Эскуріалѣ, послалъ къ Васкесу своего чиновника за какой-то дѣловой бумагой, чтобъ подать ее королю. Васкесъ отдалъ нужную бумагу, но приложилъ къ ней, въ родѣ доноса, другую, которая была вся исписана собственной рукой его, и въ которой говорилось, между-прочимъ, что Пересъ не изъ доброй касты (no era de buena casta). Это выраженіе, почитавшееся у Испанцевъ самымъ высшимъ оскорбленіемъ, взбѣсило Переса; онъ бросился съ бумагой Васкеса къ королю, и требовалъ или законнаго удовлетворенія за эту обиду, или позволенія управиться съ оскорбителемъ самому. Филиппъ II обѣщалъ удовлетворить Переса, но не тотчасъ, а черезъ нѣкоторое время.

Намѣреніе его было очевидно. Филиппъ II, любившій проволочки во всемъ, даже въ вещахъ, какъ говоритъ венеціанскій посланникъ Контарини, неисправимыхъ ни временемъ, ни силой, оттягивалъ это дѣло, чтобъ не лишиться Матео Васкеса. Онъ дорожилъ имъ за его точную дѣятельность. Матео Васкесъ раскладывалъ по мѣстамъ всѣ указы и прошенія въ кабинетѣ его, отсылалъ ихъ въ различные совѣты, мѣста или къ министрамъ, и, получая ихъ обратно, подавалъ королю для наложенія окончательной резолюціи. Сверхъ-того, Матео Васкесъ, духовникъ Діэго де-Чавесъ и графъ де-Барайясъ, сдѣланный, по смерти де-лос-Велеса, высшимъ майордомомъ королевы, составляли одинъ изъ тѣхъ придворныхъ союзовъ, которые назывались амистадами (дружбой); эта новая амистада была почти точнымъ снимкомъ съ той, которая существовала между Антоніо Пересомъ, маркизомъ де-лос-Велесъ и толедскимъ кардиналомъ Гаспаромъ де-Кирога. Чтобъ примирить Переса и принцессу д'Эболи съ Васкесомъ, Филиппъ II избралъ въ посредники между ними монаха Діэго де-Чавеса.

Пересъ, по этимъ признакамъ колеблящагося счастія, уже провидѣлъ свое близкое паденіе. Онъ писалъ королю: "Ваше величество! я служилъ вамъ всѣми способностями, дарованными мнѣ Богомъ, и вѣрность моя къ вамъ была безпредѣльна; вы сулили мнѣ тьмы почестей, и не разъ завѣряли меня своимъ неизмѣннымъ благоволеніемъ; теперь вы расточаете свою милость другому; а этотъ другой -- оскорбитель одной изъ знатнѣйшихъ женщинъ цѣлаго государства и того, кто искалъ во всю свою жизнь лишь пользы и блага вашего величества, не жалѣя себя, извѣстно вашему величеству, до какой степени. Но вы увлечены моею несчастною звѣздою..." И дѣйствительно, Филиппъ II былъ увлеченъ несчастною звѣздою Переса. Матео Васкесъ уже обнесъ его передъ королемъ въ вѣроломствѣ по дѣламъ службы, и открылъ ему короткую связь Переса съ принцессой д'Эболи. Филиппъ II, узнавъ объ истинныхъ причинахъ смерти Эсковедо, не пожелалъ сдѣлаться еще разъ игралищемъ чужой прихоти и рѣшился отбросить отъ себя Переса, какъ уже негодное орудіе своей воли и какъ счастливаго соперника въ любви.

Но гдѣ взять, достойнаго преемника Антоніо Пересу, и кѣмъ замѣнить маркиза де-лос-Велеса, испустившаго свой духъ въ самыхъ тяжкихъ истязаніяхъ скорби и унынія? Филиппъ II вспомнилъ объ одномъ изъ величайшихъ государственныхъ мужей того времени -- о кардиналъ Гранвеллѣ. Сынъ канцлера при Карлъ V, членъ испанскаго государственнаго совѣта и старшій по герцогъ Альбѣ, кардиналъ Гранвелля, бывъ сперва первымъ министромъ Филиппа II въ Нидерландахъ, а потомъ вицекоролемъ въ Неаполѣ, находился тогда при римскомъ дворъ. Филиппъ II написалъ ему слѣдующее письмо: "Высокопочтеннѣйшій отецъ о Христѣ кардиналъ Гранвелля, нашъ любезный и добрый другъ... много уважая вашу особу и вполнѣ цѣня вашу мудрость въ дѣлахъ государственныхъ, я всегда желалъ имѣть васъ при себѣ; но, къ-несчастію, обстоятельства препятствовали осуществленію моихъ желаній. А такъ-какъ эти обстоятельства, благодаря Бога, теперь измѣнились, и я имѣю въ васъ гораздо-большую нужду, чѣмъ прежде, то и намѣренъ, въ-слѣдствіе совершенной моей довѣренности къ вамъ и того неусыпнаго рвенія, съ какимъ вы мнѣ всегда служили, возложить на васъ при особѣ моей трудъ, достойный и вашего ума, и вашей необычайной опытности. Прошу васъ немедленно отправиться въ "дорогу, и съ нетерпѣніемъ жду увѣдомленія вашего объ отъѣздѣ." Филиппъ II, какъ-бы желая еще болѣе выразить свое нетерпѣніе, собственноручно прибавилъ въ концѣ письма: "Чѣмъ скорѣе пріѣдете, тѣмъ болѣе меня обрадуете."

Это письмо, писанное въ Мадритѣ 30 марта, черезъ годъ по смерти Эсковедо, было скрѣплено Пересомъ. Кардиналъ Гранвелля былъ изумленъ и едва-ли не испуганъ возвратомъ королевскаго благоволенія. Имѣя шестьдесятъ-два года отъ роду, нехотя разлучался онъ съ Римомъ: Мадритъ страшилъ его исполинскимъ бременемъ трудовъ, ненавистью Испанцевъ, вѣчно-непріязненныхъ къ чужестранцамъ, интригами завистливаго двора и ненадежной дружбой недовѣрчиваго и нерѣшительнаго Филиппа. Онъ обратился съ разрѣшеніемъ своихъ недоумѣній къ папѣ. Григорій XIII, постигая всю пользу, могущую произойдти отъ пребыванія столь опытнаго и преданнаго римскому двору министра при Филиппѣ II въ минуту самой отчаянной борьбы католиковъ съ протестантами, присовѣтовалъ ему не оскорблять короля своимъ непослушаніемъ.

16-го мая, Гранвелля выѣхалъ изъ Рима, съ твердымъ намѣреніемъ избѣгать непріятныхъ столкновеній съ придворными и, по возможности, чуждаться внутренней политики испанской монархіи. Въ Чивита-Веккіи онъ сѣлъ на корабль, принадлежавшій къ флоту Андрея Доріа, приплывшаго туда нарочно за нимъ съ двадцатью тремя галерами. Бывъ долго задержанъ противными вѣтрами около устьевъ Роны, онъ вышелъ на берегъ въ Картагенѣ и тотчасъ отправился въ Мадритъ, куда пріѣхалъ 28 іюня 1579 года съ дономъ-Хуаномъ Идіакесомъ, котораго Пересъ, какъ опаснаго соперника, старался всегда удалять отъ должности государственнаго секретаря, и который, узнавъ о сомнительномъ положеніи любимца, заблагоразсудилъ, по совѣту самого Гранвелля, явиться ко двору и представиться Филиппу II.

День прибытія ихъ былъ днемъ гибели для Переса, котораго Филиппъ II еще такъ недавно думалъ назначить посланникомъ въ Венецію. Принцесса д'Эболи и Пересъ отвергли предложенія Діэго де-Чавеса примириться съ Васкесомъ. Съ досадой писалъ Пересъ къ королю: "Я возвращаю вамъ обѣщаніе ваше удовлетворить меня; забываю наносимыя мнѣ оскорбленія и за всѣ свои услуги прошу объ одномъ: позвольте мнѣ удалиться, сохраняя вашу милость." Впрочемъ, принцесса д'Эболи вскорѣ образумилась и расположила Переса къ примиренію съ общимъ врагомъ ихъ; Пересъ уже былъ готовъ доложить о томъ королю; но вдругъ постигла его, вечеромъ 28 іюля, внезапная немилость монарха. Филиппъ II, находя упорство въ примиреніи достаточнымъ предлогомъ для изліянія своего гнѣва, предписалъ придворному алкаду, Альваро Гарсіа, арестовать Переса и содержать его подъ стражей; это случилось въ одиннадцать часовъ вечера. Въ тотъ же самый часъ была отвезена принцесса д'Эболи въ крѣпость де-Пинто. Филиппъ II нѣкоторымъ образомъ присутствовалъ самъ при этомъ послѣднемъ арестованіи, тревожно выжидая подъ портикомъ святой Маріи, напротивъ дома принцессы, исполненія своего приказанія. Потомъ онъ воротился домой и, прохаживаясь до пяти часовъ утра взадъ и впередъ по комнатѣ, провелъ всю ночь въ сильномъ волненіи.

Съ паденіемъ Переса окончилось господство политической, партіи, образованной принцемъ д'Эболи. Эта партія, довольно мирно управлявшая болѣе двадцати лѣтъ дѣлами испанской монархіи, не досчитывала уже многихъ въ рядахъ своихъ: не стало Рюи Гомеса, мудраго и опытнаго вождя ея, дона-Хуана Австрійскаго, этого юнаго и знаменитаго военачальника; наконецъ, не стало и маркиза де-лоса-Велеса, послѣдней опоры ея. Она уступила свое мѣсто другой партіи, которая, заразившись жестокостью вѣка и сама усиливъ ее, повела Филиппа II совсѣмъ инымъ путемъ въ управленіи государствомъ. Главами новой администраціи были: Гранвелля, Идіакесъ и Португалецъ Христоваль де-Мура. Гранвелля первенствовалъ надо всѣми. Получивъ, со дня прибытія своего, президентство въ совѣтѣ итальянскомъ, Гранвелля завѣдывалъ по смерть свою, то-есть, до 1586 года, внѣшней политикой Филиппа II. Идіакесъ, какъ секретарь "всѣхъ дѣлъ" (despacho universal), сталъ преемникомъ Переса въ тайной довѣренности короля, а Мура распоряжался преимущественно внутренними дѣлами Испаніи. Они оба сдѣлались, по смерти Гранвелля, главными совѣтниками Филиппа II.

Идіакесъ и Мура были люди незначительнаго происхожденія и крайне-посредственнаго ума. Идіакесъ владѣлъ, по-крайней-мѣрѣ, навыкомъ и отличался снисходительностью въ поступкахъ; Мура же, напротивъ, былъ и несвѣдущъ и гордъ; неспособность его искупалась въ глазахъ Филиппа II твердостью характера.

Эти люди, въ числѣ которыхъ былъ и донъ-Діэго Фернандесъ деКабрера, майордомъ (гофмаршалъ) и любимецъ короля, вовлеченные безпредѣльной неукротимостью религіознаго рвенія, слѣпымъ повиновеніемъ воли Филиппа, а можетъ-быть и безразсуднымъ духомъ предпріимчивости, въ самыя непростительныя крайности, заставившія ихъ дѣйствовать насильственно и неистово, дали самый обширный объемъ системѣ Филиппа II и, желая увеличить, навсегда ослабили испанскую монархію. Оцѣнка, по совѣту Гранрелли, головы принца Оранскаго въ 30,000 экю; тайные заговоры противъ королевы Елизаветы; вторженіе герцога Альбы въ Португалію; экспедиція знаменитой армады противъ Англіи и образованіе святой лиги во Франціи -- вотъ чѣмъ были ознаменованы начало и дальнѣйшее развитіе этой администраціи, продолжавшейся до самой кончины Филиппа II.

Четыре мѣсяца содержался Пересъ подъ стражей придворнаго алкада Альваро Гарсіи. Придворныхъ алкадовъ было четверо. Они, на разстояніи пяти миль отъ королевскаго дворца, правили судъ по гражданскимъ дѣламъ, а по уголовнымъ во всей Кастиліи. На немедленное начатіе судопроизводства надъ Пересомъ еще не имѣлось никакого приказанія отъ Филиппа II. Толедскій кардиналъ, на другой же день по задержаніи Переса, посѣтилъ жену его, донью-Хуану Крэльйо, и завѣрялъ ее именемъ короля, что честь и жизнь мужа ея нисколько не пострадаютъ отъ этой мгновенной невзгоды, накликанной имъ на себя враждою съ Васкесомъ. Въ такихъ же словахъ Филиппъ извѣстилъ и посланниковъ своихъ объ арестованіи перваго министра. Одинъ изъ нихъ, Христоваль де-Мура, выразилъ ему все изумленіе, произведенное въ Лиссабонѣ столь странной и непредвидѣнной новостью. "Вашему величеству", говоритъ онъ въ концѣ своего письма, "не безъизвѣстна моя привязанность къ Антоніо Пересу. Но болѣе всего пугаетъ меня вредъ, который вы потерпите отъ удаленія своего министра, хотя оно продолжится, положимъ, и недолго. Излишнимъ считаю выхвалять передъ вами умѣнье и способности Переса: ваше величество знаете ихъ на перечетъ и лучше каждаго; но безсовѣстно и непростительно не заступиться за него тому, кто, подобно мнѣ, видѣлъ примѣрное усердіе и преданность его къ вашей особѣ."

Филиппъ II чувствовалъ необходимость объясниться и на счетъ принцессы д'Эболи съ герцогами Инфантадо и Мэдина де-Сидонія, бывшими въ самомъ близкомъ родствѣ съ нею. Онъ увѣдомилъ ихъ обо всемъ происшедшемъ письмами, изъ которыхъ каждое заключалось такъ:

"Видя, что принцесса д'Эболи, на перекоръ моему желанію, отклоняетъ Антоніо Переса отъ примиренія съ Матео Васкесомъ, я былъ принужденъ велѣть арестовать и отправить ее, нынѣшней ночью, въ пинтскую крѣпость. Сообщивъ причину своего поступка съ вашей родственницей, не скрою отъ васъ и того, какъ много дорожу спокойствіемъ и свободой ея, а равномѣрно и будущностью своего семейства."

Пересъ, въ первые пятнадцать дней своего затворничества, удостоился посѣщенія королевскаго духовника, который, какъ-бы смѣючись и подшучивая надъ нимъ, замѣтилъ ему, что болѣзнь его вовсе не смертельна. Кромѣ того, для развлеченія и успокоенія его въ скорби, было дозволено ему видѣться съ своими дѣтьми. Но Пересъ, не взирая на это вниманіе и на слабый проблескъ надежды, не устоялъ противъ столь крутаго переворота въ счастіи. Утрата королевской милости, уничиженіе, невозможность мести, скука и праздность, налегли всей своей тяжестью на гордую и пылкую душу его. Онъ заболѣлъ. Филиппъ II велѣлъ перемѣстить его изъ дома алкада въ его собственный, куда, на седьмой день, явился начальникъ королевскихъ тѣлохранителей, требуя отъ Переса формальнаго обязательства отказаться отъ всякой непріязни къ Матео Васкесу и не вредить ему ни лично, ни посредствомъ своихъ родныхъ или знакомыхъ. Пересъ былъ согласенъ. Уничтожилась причина ареста -- съ ней долженъ былъ уничтожиться и самый арестъ. Такъ было бы, еслибъ Филиппъ имѣлъ только это одно противъ Переса. Но мнимая причина служила только поводомъ, предлогомъ къ обвиненію; Филиппъ II страшился пытливаго и нескромнаго взора людей. И потому, Пересъ высидѣлъ еще восемь мѣсяцевъ подъ самымъ строгимъ надзоромъ. По истеченіи этого времени, надзоръ за нимъ былъ нѣсколько смягченъ. Пересу позволялось прогуливаться и ходить въ церковь. Онъ могъ даже принимать къ себѣ гостей, но самъ отнюдь не смѣлъ показываться въ обществѣ.

Между-тѣмъ, Филиппъ II, лѣтомъ 1580 г., отправился въ Португалію. Незадолго передъ тѣмъ умеръ послѣдній мужской потомокъ бургонской династіи, основавшей португальское государство, кардиналъ-король Генрихъ, и Филиппъ II, по своей матери Изабеллѣ, сестрѣ Генриха и старшей дочери Эммануила-Великаго, объявилъ себя законнымъ его наслѣдникомъ. Совмѣстникомъ Филиппа II былъ пріоръ донъ-Антоніо, побочный сынъ инфанта дона-Лудовика. Донъ-Антоніо уже провозглашенъ былъ королемъ, но герцогъ Альба разбилъ его при Алькантаръ и выгналъ изъ Португаліи. Между тѣмъ, какъ Филиппъ II покорялъ Португалію и сосредоточивалъ подъ свою державу весь полуостровъ, Пересъ усильно домогался полной свободы и прежняго значенія при дворѣ. Съ этой цѣлью, онъ послалъ къ нему отца Рэнхиппо, извѣстнаго всѣмъ своею безукоризненно-отшельнической жизнью, а въ-слѣдъ за нимъ отправилъ свою жену донью-Хуану Коэльно, бывшую уже на-сносяхъ. Но Филиппъ II, въ-отношеніи къ нему, оставался такъ же непонятенъ, какъ и прежде. Свѣдавъ о приближеніи доньи Хуаны Коэльйо къ Лиссабону, онъ приказалъ алкаду Тэхадѣ задержать ее. Королевское приказаніе было исполнено со строгостью, днемъ, между Альдеа Галиха и Лиссабономъ, въ присутствіи многихъ людей, и жена Переса до того перепугалась, что выкинула. Алкадъ, отобравъ отъ нея на бумагѣ нужные допросы, представилъ ихъ королю; но король, почитая, сжегъ ихъ и не произнесъ ни полслова изумленному алкаду, который, послѣ этой странной сцены, впалъ въ нервическій припадокъ, оставшійся ему на всю жизнь его и проявлявшійся нѣмымъ ужасомъ. Филиппъ II, черезъ Рэнхиппо, предложилъ доньѣ-Хуанъ Коэльйо, возвратиться домой, удостовѣривъ ее своимъ словомъ окончить по прибытіи своемъ въ Мадритъ дѣло Переса.

Отъ президента кастильскаго совѣта, дона-Антоніо Пасоса, Филиппъ II, во все время пребыванія своего въ Португаліи, получалъ довольно-частыя свѣдѣнія о Пересѣ и принцессѣ д'Эболи. Жестоко поступали съ принцессой д'Эболи въ пинтской крѣпости. Неволя и дурное обращеніе сгубили здоровье ея. Она тяжко заболѣла въ первыхъ числахъ января 1581 г. Опасенія за жизнь ея, а также и заступничество именитаго и сильнаго родства, нѣсколько облегчили горькую участь страдалицы. Принцесса, въ концѣ февраля, была перевезена въ свое пастранское помѣстье, гдѣ и умерла изгнанницей, 2 февраля 1592 г. Печальны были послѣдніе дни ея. Отреченіе отъ міра и отъ всѣхъ правъ на имущество было непремѣннымъ условіемъ дарованной ей пощады. Родной сынъ ея, герцогъ де Пастрана, негодуя на связи ея съ Пересомъ, относился объ ней въ самыхъ унизительныхъ выраженіяхъ, и даже стращалъ убить ее.

Не переставалъ, съ своей стороны, страшить ее и Филиппъ II, писавшій изъ Лиссабона къ Антоніо Пасосу отъ 17 апрѣля 1584 г.: "Мнѣ "все что-то кажется, будто Пересъ и принцесса д'Эболи опять затѣяли "свои старыя интриги. Втайнѣ развѣдайте, въ чемъ дѣло, и если дѣйствительно существуетъ что-нибудь подобное между ними, прошу "васъ, прекратите." Ревность овладѣла Филиппомъ II: онъ предложилъ ей возвратить всю свою прежнюю милость и почести, если она дастъ слово никогда не имѣть никакихъ сношеній съ Пересомъ. "Неопредѣленный отвѣтъ принцессы", говоря энергическимъ языкомъ Переса, "погрузилъ Филиппа II снова въ прежнюю летаргическую дремоту врожденной недовѣрчивости."

Президентъ Насосъ, помня свою давнюю дружбу съ падшимъ министромъ и душевно болѣя о несчастій его, самыми трогательными словами молилъ о немъ короля, заклиналъ Филиппа II быть къ Пересу милосердымъ и даровать ему полную свободу, или, по-крайней-мѣрѣ, позволеніе посѣщать кого нужно, чтобы онъ могъ, для блага семейства, предохранить свое состояніе отъ разстройства. Онъ описывалъ ему, какъ заставалъ у себя въ домъ каждый разъ, по приходѣ своемъ изъ совѣта, донью-Хуану Коэльйо всю въ слезахъ и съ вѣчными мольбами о правосудіи; говорилъ, какъ невысимо-прискорбны подобныя явленія, но Филиппъ II былъ безгласенъ. И тутъ президентъ Кастиліи не поникъ духомъ; вотъ что писалъ онъ отъ 18 ноября 1581 года королю: "Если Пересъ провинился передъ вашимъ величествомъ столь "много, что заслуживаетъ смертной казни, то не-уже-ли нѣтъ людей, которые съумѣли бы управиться съ нимъ?.. Если же вина его не такъ огромна, то почему не предать всего прошедшаго забвенью?.. Не мое дѣло совѣтовать вамъ въ этомъ; но лишь прощеніемъ Переса можно притупить обоюдоострое оружіе злословія. Сверхъ-того, установите правила, отъ которыхъ онъ не смѣлъ бы отступать ни на шагъ въ своихъ сношеніяхъ съ другими, и ограничьте самый семейный бытъ его." Отвѣтъ королѣ былъ таковъ: "Еслибъ это дѣло можно бы"по предать обыкновенному судопроизводству, оно съ самаго начала бы"по бы ему предано. По немъ сдѣлано все, что можно было сдѣлать, и другаго направленія въ настоящее время давать ему не слѣдуетъ."

Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ упрекалъ Переса въ страсти къ игрѣ и въ томъ, что Пересъ ходитъ по городу въ сопровожденіи двадцати-шести пажей, изъ которыхъ многіе были вооружены шпагами. Дѣйствительно, Пересъ, не смотря на свое полу-заточеніе и горькіе уроки Судьбы, велъ себя неблагоразумно и не покидалъ своего обычнаго образа жизни. Онъ, по увѣренію очевидцевъ, сыпалъ деньгами; въ театрѣ, на всю зиму 1581 г., была откуплена имъ ложа, великолѣпно убранная; въ игрѣ, самая малая ставка его состояла изъ четырехъ дублоновъ. Слова Антоніо Пасоса противорѣчили во всемъ этой общей молвѣ, доходившей разными путями до Филиппа II: Пересъ, по донесенію Пасоса, имѣлъ въ своей свитѣ, выходя изъ дома, не болѣе четырехъ человѣкъ, и самъ не игралъ, а игрой занималъ Лишь своихъ посѣтителей. Но Филиппъ II признавалъ истиннымъ первое изъ этихъ двухъ показаній,-- показаніе недоброжелателей Переса. Недоброжелатели же убѣдили короля повѣрить честность его, какъ министра. Родриго Васкесъ де-Арсэ, президентъ совѣта Финансовъ, выслушавъ изустное повелѣніе Филиппа II, тайнымъ образомъ приступилъ къ слѣдствію.

Результатъ этого перваго слѣдствія былъ крайне-невыгоденъ для Переса: явно обнаружились и продажность его, и расточительность, и тѣсная дружба съ принцессой д'Эболи. Было доказано значительными и достоверными лицами, что Гонзало Пересъ, умирая, ничего не оставилъ своему сыну, и что состояніе послѣдняго было вовсе несоразмѣрно съ окладомъ получаемаго имъ жалованья. "Онъ живетъ", сказалъ графъ Фуэнсалида: "пышнѣе всѣхъ испанскихъ грандовъ. У него несчетное число прислуги; за столомъ множество оффицізитовъ, богатая серебряная посуда, короче: такое великолѣпіе, для котораго потребно не менѣе тысячи коитосовъ (мильйоновъ) мараведи ежегоднаго дохода... Разъ я встрѣтилъ его въ Торрехонь, на дорогѣ въ Толедо; Боже мой! чего тутъ не было: коляски, кареты, носилки, пѣшіе и конные люди! королевская свита ничто въ сравненіи съ этимъ поѣздомъ." Начальникъ королевской испанской гвардіи, донъ-Педро де-Веласко, уподоблялъ отдѣлку его комнатъ убранству дворца; онъ цѣнилъ его движимое имущество въ 140,000 червонцевъ (червонецъ стоилъ около 9 руб. асс.) и полагалъ у него почти столько же ежегоднаго дохода. Архіепископъ севильскій, болѣе осторожный въ своихъ числовыхъ выкладкахъ, полагалъ на расходы его отъ 15 до 20,000 червонцевъ въ годъ; но огромно было по тогдашнему времени и это количество. Чтобъ накопить такое несметное богатство, держать такіе расходы по дому, мотать такія страшныя суммы на предметы роскоши и на игру, Пересъ во зло употреблялъ свое вліяніе на монарха и торговалъ его щедротами. Лудовикъ Озера донесъ, что самъ вручилъ Пересу четыре тысячи червонцевъ за королевскую граммату, по которой Петръ Медичи назначался шефомъ итальянской инфантеріи; что Андреемъ Доріа ежегодно высылалось ему немалое число денегъ, въ вознагражденіе за предстательство его передъ королемъ; столь же щедро надѣляли его и прочіе владѣтельные князья Италіи; и, наконецъ, онъ, Лудовикъ Озера, самъ отъ нихъ слышалъ, что они предпочитали давать Пересу суммы, которые бы они истратили въ Испаніи, еслибъ сами туда ѣздили.

Этотъ розъискъ, начатый въ маѣ 1582 г., былъ пріостановленъ. Въ слѣдующемъ году, умерли внезапно два лица, хранители всѣхъ тайнъ Переса: одно изъ нихъ былъ астрологъ Педро де-ла-Эра, почти безсмѣнный спутникъ его, предрекавшій ему будущность и случайности счастія; другое, берейторъ Переса, Родриго Маргадо, который переносилъ отъ него принцессѣ д'Эболи вѣсти, бывалъ самовидцемъ свиданій ихъ, и зналъ о буйныхъ сценахъ, происходившихъ изъ-за Переса между принцессой д'Эболи и Эсковедо, сценахъ, которымъ онъ приписывалъ трагическій конецъ послѣдняго. Астрологъ и берейторъ, по мнѣнію братьевъ ихъ, были отравлены Пересомъ.

Рѣдѣли и сообщники въ убіеніи Эсковедо. Не долго пользовался Инсости чиномъ прапорщика, даннымъ ему въ возмездіе за совершенное имъ злодѣяніе. Онъ умеръ вскорѣ по прибытіи своемъ въ Сицилію. Мигуэль Боекъ, братъ-Антоніо Энрикеса, испыталъ ту же участь въ Каталоніи. Антоніо Энрикесъ, приписывая эту смерть Пересу и самъ страшась того же, рѣшился, изъ злобы и по настоянію дона-Педро де-Кинтаны, родственника Эсковедо, объявить публично, какъ и кѣмъ, пять лѣтъ назадъ, былъ умерщвленъ секретарь дона-Хуана. Энрикесъ, 23-го іюня 1584 г., письмомъ своимъ изъ Сарагоссы, просилъ у Филиппа II опасной грамматы для проѣзда въ Мадритъ, и вызывался, избирая, въ случаѣ неудачи, позорную смерть висѣльника, обличить передъ судомъ Антоніо Переса въ приказаніи убить Эсковедо. Когда же онъ узналъ, что прапорщикъ Чинчилья, замышлявшій тайныя козни противъ него, прибылъ въ Сарагоссу съ рекомендательными письмами къ герцогу де-Виллаермоса, вице-королю арагонскому, то убѣжалъ въ Лериду, откуда написалъ Филиппу II другое письмо, убѣдительнѣе перваго. Въ то же время писалъ королю и капитанъ Кинтана: "Осмѣливаюсь всеподданнѣйше просить ваше величество, чтобъ вы, въ уваженіе безчисленныхъ заслугъ, оказанныхъ покойнымъ секретаремъ Эсковедо, соблагоизволили подвергнуть законному судопроизводству нашу тяжбу съ Антоніо Пересомъ, потому-что преступленіе его теперь уже не подлежитъ сомнѣнію. Милостивое вниманіе вашего величества къ моей всенижайшей просьбѣ будетъ мнѣ достойнымъ воздаяніемъ за мою двадцатилѣтнюю службу, проведенную на полѣ брани: Антоніо Пересъ уже ищетъ гибели дона Педро Эсковедо и Энрикеса, чтобъ смертью ихъ потушить все дѣло."

Филиппъ II отложилъ пока было о смерти Эсковедо, но тѣмъ сильнѣе напали на Переса съ другой стороны. Послѣ слѣдствія о лихоимствѣ, довольно-оригинально названнаго посѣщеніемъ Кастиліи, Филиппъ осудилъ Переса. Вотъ приговоръ судей его: "Выслушавъ и разсмотрѣвъ "какъ донесенія на государственнаго секретаря Антоніо Переса, такъ и оправданія его противъ обвинителей, мы, съ высочайшаго рѣшенія его величества, положили: предать его, Переса, двухлѣтнему заточенію въ крѣпость; не числиться ему, въ-теченіе десяти лѣтъ, на государственной службѣ, и во все это время пребывать на разстояніи тридцати миль отъ дворца; впрочемъ, какъ то, такъ и другое предоставляется усмотрѣнію его величества и волѣ наслѣдниковъ престола. Десятилѣтнее отрѣшеніе отъ службы считать со дня заключенія его въ крѣпость. Сверхъ-того, и не далѣе девяти дней по объявленіи ему этого приговора, онъ долженъ возвратить кому слѣдуетъ присвоенныя имъ вещи, или заплатитъ за нихъ всего 12,284,793 мараведи" {Мараведи стоилъ не много болѣе французскаго сантима. Четыре мараведи имѣли цѣнность, равнозначительную пяти сантимамъ (4 ¹/₂ коп. асс.).}.

Пересъ жестоко жалуется за этотъ приговоръ, но не говоритъ, между-тѣмъ, почти ни слова въ свое оправданіе. За три дня до приведенія его въ исполненіе, два алкада, Альваро Гарсіа и Эспиноса, явились къ нему въ домъ, бывшій почти стѣна-объ-стѣну съ церковью святаго Хуста. Эспиноса, чтобъ захватить бумаги Переса, отправился прямо въ кабинетъ, а Альваро Гарсіа вошелъ въ большую залу, гдѣ сидѣли Пересъ и донья-Хуана Коэльйо. Алкадъ объяснилъ ему причину своего прихода. Въ умѣ Переса мгновенно блеснула мысль поручить себя защитѣ церковныхъ законовъ, и тотчасъ же былъ посланъ одинъ изъ слугъ его къ толедскому кардиналу. Въ ожиданіи отвѣта, онъ старался занять алкада разговоромъ. Кардиналъ одобрилъ намѣреніе его. Когда слуга воротился и подалъ ему условленный знакъ, Пересъ, извинившись передъ алкадомъ, вышелъ въ сосѣднюю комнату, обращенную однимъ окномъ къ храму святаго Хуста. Онъ выпрыгнулъ въ окно, возвышавшееся на восемь или девять футовъ надъ землею, и спрятался въ церковь. Алкады бросились вслѣдъ за нимъ и вельли разломать дверь, которой не хотѣли отворить имъ добровольно. Долго искали они Переса, но наконецъ нашли его подъ самой крышей церкви; онъ съёжившись сидѣлъ на самой верхней перекладинѣ, и былъ весь въ пыли и паутинѣ. Алгазили алкадовъ, не смотря на противорѣчіе и сопротивленіе духовенства, посадили его въ карету и стремглавъ понеслись въ Турруэганскую Крѣпость.

Изъ-за этого вспыхнула борьба между духовной и свѣтской властью. На алкадовъ, какъ на злонамѣренныхъ нарушителей церковнаго права, духовный фискалъ подалъ жалобу. Судомъ главнаго викарія и нунціатуры, повелѣвалось алкадамъ представить узника невредимымъ въ храмъ святаго Хуста. Но Филиппъ II принудилъ духовные трибуналы оставить всю эту тяжбу и уничтожилъ церковные приговоры противъ алкадовъ.

Пересъ, не попавъ подъ защиту церковной власти, обратился, лѣтомъ 1585 г., съ тою же просьбой къ независимымъ Арагонцамъ. Хуанъ де-Мэса, на которомъ также лежала кровь Эсковедо, прискакалъ изъ самой глубины Араговіи, чтобъ похитить его изъ Турруэганской Крѣпости; съ Мзсой были двѣ лошади, подкованныя такъ, чтобъ не слыхать было стука копытъ ихъ.

Но этотъ замыселъ бѣгства, мастерски обдуманный дономъ Бальтасаромъ де-Аламосъ, былъ открытъ и разрушенъ. Еще строже стали держать Переса. Чтобъ принудить его выдать спрятанныя имъ бумаги, которыя могли оправдать его, -- посадили въ тюрьму и жену его, стращая вѣчнымъ заточеніемъ, съ пищею изъ нѣсколькихъ унцій хлѣба въ день, если она не выдастъ требуемыхъ бумагъ. Особенно же преслѣдовали ее угрозами королевскій духовникъ и графъ де-Барахасъ, замѣнившій Антоніо Пасоса въ президентствѣ кастильскаго совѣта. Съ твердостью и съ мужествомъ переносила она всѣ лишенія, и врагамъ не владѣть бы никогда послѣднимъ сокровищемъ ея, еслибъ не приказаніе самого Переса; собственноручная записка его, написанная кровью, развязала у нея языкъ: она указала мѣсто, гдѣ хранились требуемые документы. Этимъ поступкомъ хотѣлъ Пересъ вырвать изъ неволи свою жену и облегчить собственное несчастіе. Два на-глухо запертые и запечатанные сундука были отнесены къ духовнику, который немедленно препроводилъ ключи отъ нихъ къ Филиппу II. Пересу, по видимому, не оставалось уже болѣе никакихъ средствъ защищаться. Но Пересъ, столь же хитрый, какъ и Филиппъ II, заблаговременно съумѣлъ помощію вѣрнаго и ловкаго человѣка запастись самыми важными для оправданія своего бумагами и множествомъ королевскихъ писемъ: въ-послѣдствіи и тѣ и другія были предъявлены имъ въ верховномъ судилищѣ Арагоніи.

Какъ-только очутились бумаги въ рукахъ у короля, присмотръ надъ Пересомъ сдѣлался слабѣе. Онъ заболѣлъ въ Турруэгано и былъ, по просьбѣ жены своей перевезенъ оттуда въ Мадритъ, гдѣ снова, въ-продолженіе четырнадцати мѣсяцевъ, пользовался полусвободой, обитая въ-одномъ изъ лучшихъ домовъ города и видаясь очень-часто съ знаменитѣйшими сановниками двора. Сверхъ того, во^всю страстную недѣлю, онъ присутствовалъ при совершеніи божественной литургіи въ храмѣ Аточской Богоматери. Не мало дивились враги Переса этимъ страннымъ, одно другому противорѣчащимъ измѣненіямъ въ жизни его, и Родриго Васкесъ, на вопросъ дона Франсиско де-Фонсека: что бы все это значило? отвѣчалъ: "что мнѣ сказать вамъ на это?.. то торопятъ меня, и твердятъ мнѣ о строгостяхъ да о казняхъ, то удерживаютъ и не велятъ ни во что вступаться; не постигаю и никакъ не разберу отношеній преступника".

Пересу предстояли новыя тревоги. По полученіи отъ Переса бумагъ, Филиппъ полагалъ, что можно приступить опять къ дѣлу, затѣянному родственниками Эсковедо. Снова стѣснили Переса, засадили въ нантскую крѣпость; потомъ, но не иначе, какъ подъ крѣпкимъ карауломъ, стали содержать его въ Мадритѣ. Не пощадили и дона-Педро Эсковедо, его обвинителя, котораго отставили отъ должности при совѣтѣ Финансовъ и посадили въ тюрьму: онъ злословилъ, какъ говорили, правительство, неоказывавшее ему правосудія, и злоумышлялъ противъ жизни Переса. Лѣтомъ 1585 году, началась втайнѣ справка объ убіеніи Эсковедо; Филиппъ II уѣхалъ въ Арагонію на собраніе кортесовъ, и тѣмъ доставилъ Родриго Васкесу превосходный случай допросить въ Монсонѣ Антоніо Энрикеса, который годъ тому назадъ напрашивался самъ разсказать всѣ подробности и назвать поименно всѣхъ убійцъ Эсковедо. Въ это-то время было дано этимъ прежнимъ пажемъ Переса показаніе, о смерти Эсковедо, помѣщенное нами въ первой статьѣ. Сверхъ-того, Васкесу привелось отобрать свѣдѣнія отъ Херонимо Діаса и Мартина Гутьереса; одинъ изъ нихъ пренаивно распространился о любви Переса и принцессы д'Эболи, а другой высказалъ все, что только зналъ о бѣгствѣ убійцъ Эсковедо въ Арагонію и о сосѣдѣ своемъ донѣ-Хуанѣ де-Меса, который, помогши Пересу отдѣлаться отъ Эсковедо, пытался освободить его изъ крѣпости турруэганской.

Когда Діего Мартинесъ, этотъ, по признанію Энрикеса, главный дѣятель заговора, прибылъ изъ Арагопіи, своей отчизны, въ Мадритъ, затѣмъ, чтобъ разсортировать бумаги Переса и передать ихъ королевскому духовнику, Васкесъ велѣлъ схватить его и подвергнуть допросу. Съ рѣдкимъ хладнокровіемъ заперся Діего Мартинесъ во всемъ, и даже не заикнулся сказать, что смерть Эсковедо чрезвычайно опечалила Переса, и что онъ, какъ добрый другъ покойнаго, напротивъ того, старался всѣми-способами развѣдать о виновникѣ убійства. Пересъ, узнавъ объ арестѣ своего майордома, хранителя всѣхъ тайнъ, былъ встревоженъ до крайности; вотъ, что писалъ онъ королю отъ 20ноября 1587 года: "Государь! во все время своихъ страданій, я не переступалъ предѣловъ, отдѣляющихъ простаго подданнаго отъ монарха. Самъ-по-себѣ, я подданный; но, кромѣ того, я вашъ служитель... И вотъ почему, съ этого ложа болѣзней и печали, возношу къ вамъ мой голосъ... Податель письма -- мой духовникъ; онъ нарочно избранъ мною. Между-тѣмъ, какъ донья-Хуана Коэльйо испрашивала въ Мадритѣ позволеніе возстановить искусстве "мъ врачей мое изсякшее здоровье и жизнь мою, алкадъ Эспиносы задержалъ Діего Мартинеса, который, не виновный ни душой, ни тѣломъ, пріѣхалъ въ Мадритъ по своей надобности... Я вижу во всемъ случившемся не иное что, какъ западню Эсковедо, поклявшагося извести во что бы то ни стало всѣхъ слугъ Антоніо Переса. Донья-Хуана была у президента, говорила ему, что Мартинесъ принадлежитъ къ нашему дому; но слова ея нисколько не были приняты въ уваженіе." Пересъ ничего еще не зналъ о показаніи своего бывшаго пажа, просилъ, чтобъ король не оставлялъ Діего Мартинеса во власти алкада Эспиносы, который былъ первымъ другомъ всего семейства Эсковедо, и котораго онъ подозрѣвалъ въ ненависти къ себѣ. Но когда дошелъ до него слухъ о сознаніи Энрикеса, онъ, страшась за вѣрность Мартинеса, которая легко могла поколебаться отъ истязаній пытки, и въ-особенности, не желая дать Васкесу времени отъискать новыхъ свидѣтелей, снова утруждалъ короля письмомъ; то было 3 февраля 1588 года: "Умоляю ваше величество Предотвратить все противное долгу совѣсти и пагубное для узника. Вашему духовнику это дѣло яснѣе солнца; потребуйте совѣта отъ него, чѣмъ слушать другихъ... Строгость судей не всегда благоразумна; да и къ-чему же ставить Мартинеса въ такую опасность?.. Скажу еще болѣе: не приказывайте мучить его; противники, нашедши одного лжепреступника, найдутъ, въ-послѣдствій, и многихъ. Для нихъ необходима медлительность, для васъ -- скорость. Скоростью предотвращается, все."

Но Филиппъ II ничего не хотѣлъ предотвращать и велѣлъ Родриго Васкесу разъискивать дѣло по горячитъ слѣдамъ. Родриго Васкесъ свелъ, въ королевской темницѣ, на очную ставку Діего Мартинеса съ прапорщикомъ Антоніо Энрикесомъ, получившимъ, наконецъ, опасную граммату для своего проѣзда. Надменно и презрительно обращался Діего Мартинесъ съ Энрикесомъ, какъ съ неблагодарнымъ рабомъ, подкупнымъ свидѣтелемъ и гнуснымъ злодѣемъ, преступленія котораго онъ брался доказать всему міру. Увѣренія одного и запирательство другаго привели судью въ замѣшательство. Васкесу нуженъ былъ третій свидѣтель. Между-тѣмъ, поваренокъ Хуанъ Рубіо возвратился въ Арагонію, гдѣ проживалъ и аптекарь, изготовлявшій отраву для Эсковедо. Васкесъ всячески старался заманить ихъ къ себѣ, но судьи Кастиліи не имѣли никакой власти въ Арагонѣ; Пересъ же, услышавъ о новой бѣдѣ, употреблялъ всю свою хитрость, чтобъ воспрепятствовать ихъ пріѣзду въ Мадритъ. Онъ приказалъ Хуану де-Меса слѣдить за ними; однако, не смотря на его бдительность, боялся, какъ бы не соблазнились они обѣщаніями Васкеса. Въ-слѣдствіе этого, онъ написалъ къ королю письмо, краснорѣчиво умоляя его о помилованіи и о томъ, чтобъ затушить только-что вспыхнувшую искру тяжбы:

"Нѣсколько разъ пытались схватить Хуана Рубіо и выдать его Эсковедо. Я не спускалъ глазъ съ Рубіо и, не докучая вашему величеству, распорядился самъ: Хуанъ де-Шеса, этотъ умный и преданный мнѣ человѣкъ, няньчится теперь съ нимъ, какъ съ ребенкомъ... Если ваше величество не отведете отъ насъ этого новаго бѣдствія, мы, конечно, погибнемъ: Васкесъ, угождая и алѣвшимъ желаніямъ Эсковедо, дерзновенно издѣвается надъ самыми священными правами человѣчества. Посмотрите, какъ преобразили они, въ короткое время, бѣднаго Мартинеса!.. Мы невинны... Страданіями а Христа-Спасителя умоляю ваше величество сжалиться надъ вами, вспомянуть о нашей вѣрности, а равно и о заслугахъ моего отца и моихъ предковъ. Меня лишили имущества, почестей, свободы и упрекаютъ въ измѣни; но я не измѣнялъ никогда данной мною присягѣ... Государь, ради самого Бога, сжальтесь надъ нами и чѣмъ-нибудь явите намъ милость свою: она необходима намъ, какъ и самая жизнь. Тварь вашего величества, Антоніо Пересъ."

Письмо его, какъ новый обвинительный актъ, было отдано Родриго Васкесу. Родриго Васкесъ дѣйствовалъ неусыпно и, не смотря на то, всѣ изъисканія его ограничивались лишь слухами или предположеніями о виновности Переса. Свидѣтельства, собранныя имъ, подкрѣпляли собой показанія Антоніо Энрикеса и могли, распространить невыгодную молву въ народѣ, но не имѣли никакой законной цѣнности и, въ судебномъ смыслѣ, нисколько не пополняли самого дѣла. Впрочемъ, для Родриго Васкеса были они достаточны: онъ вызвалъ на свѣтъ изъ мрака таинственности семилѣтній процессъ, далъ ему совершенно новый оборотъ и, какъ сѣтью, опуталъ Переса обвиненіями... 27-го августа 1589 года, осматривали домъ дона-Бенито де-Сиснеросъ, гдѣ содержался Пересъ. Половина, занимаемая узникомъ, при которомъ было не болѣе двухъ алгазиловъ, состояла изъ шестнадцати комнатъ и со двора имѣла два входа. Когда Васкесъ узналъ объ этомъ, и когда донесли ему, что Пересъ ходитъ одинъ по улицамъ, онъ отнесся къ графу де-Барахасъ, съ требованіемъ принять должныя мѣры предосторожности. Графъ де-Барахасъ тотчасъ же велѣлъ заколотить двери и окна темницы и увеличилъ число стражи при Пересу.

Васкесъ, принявъ эти мѣры, два раза допрашивалъ Переса. Пересъ не сознавался ни въ чемъ, и явно, хотя и довольно-искусно, намекалъ на истинныя причины смерти Эсковедо. Тревожили по этому дѣлу, но столь же безуспѣшно, и донью-Хуану Коэльйо... 25-го августа, послѣ вторичнаго допроса, сдѣланнаго Пересу, Васкесъ, основываясь на упомянутыхъ нами доказательствахъ Энрикеса, произнесъ надъ обвиняемыми приговоръ, по которому они обвинялись въ преступленіи. Пересу и майордому его было дано десять дней на оправданіе. Вслѣдъ за тѣмъ, поступила на нихъ отъ дона-Педро Эсковедо формальная жалоба. Пересъ и Мартинесъ выбрали адвокатовъ и, для предъявленія своихъ протестовъ, получили, сверхъ дарованнаго имъ времени, восьмидневную отсрочку. Переса, для большей предосторожности, заковали въ цѣни; по, ручательствомъ своихъ друзей, онъ вскорѣ былъ избавленъ отъ этого. Шесть свидѣтелей, представленные имъ 7-го сентября, для опроверженія обвиненій, на него возводимыхъ, дали отъ себя отзывъ почти слѣдующаго содержанія: секретарь Эсковедо и Антоніо Пересъ были задушевные друзья; Пересъ, во время убійства, находился съ маркизомъ де-дос-Велесъ въ Алкалѣ, и извѣстіе объ этомъ сильно опечалило его; а Антоніо Энрикесъ, ставъ, съ той самой поры, неразрывнымъ членомъ семейства Эсковедо, лжесвидѣтельствуетъ и подкупленъ. "Кромѣ насъ" присовокупили они: "подтвердятъ значительныя и достовѣрныя лица, что Антоніо Пересъ превосходный человѣкъ, богобоязливъ, добрый христіанинъ и во всю жизнь не дѣлалъ никому зла." Тѣ же шесть свидѣтелей отстаивали и майордома Мартинеса.

Не смотря на недоброжелательство судей и ненависть враговъ, трудно было доказать виновность Переса по законамъ: противъ него имѣлось одно положительное свидѣтельство, но и то, порожденное чувствомъ мести, толковалось вкривь и вкось. Не доставало, чтобъ вполнѣ обличить его, показаній аптекаря и Хуана Рубіо: Васкесъ силился болѣе прежняго вызвать ихъ изъ Арагоніи въ Мадритъ. Пересъ же, сознавая свое преимущество и опасаясь новыхъ проволочекъ, настоятельно требовалъ окончательной резолюціи и освобожденія своего изъ-подъ ареста. Снова впутался въ это дѣло духовникъ Филиппа II. Чтобъ выманить отъ самого Переса сознаніе, онъ изложилъ ему свою теорію, которую мы вкратцѣ представили нашимъ читателямъ въ первой статьѣ. "Зная", такъ говорилъ онъ ему, "долговременныя страданія ваши и вашего семейства, я задалъ себѣ вопросъ: не обязанъ ли я, по долгу христіанскому, навязываться, такъ-сказать, съ своими совѣтами даже къ тѣмъ, которые, быть-можетъ, не захотятъ принять ихъ отъ меня?.. Не долго колебался я сомнѣніями и, наконецъ, придумалъ вотъ-что: вамъ, такъ-какъ вы руководствовались въ этомъ поступкѣ чужимъ произволеніемъ, необходимо исповѣдать передъ лицомъ всѣхъ и на-чисто то, что служило побужденіемъ къ злодѣянію. Пусть каждый отвѣчаетъ за себя. Господь да сохранитъ, на многія лѣта, вашу милость въ вожделѣнномъ здравіи и спокойствіи, столь необходимыхъ для блага бѣднаго семейства вашего."

Пересъ не послѣдовалъ этому совѣту, видимая искренность котораго была крайне-подозрительна. Но по предварительномъ совѣщаніи съ кардиналомъ толедскимъ, отвѣчалъ Чавесу такъ: "Обвинить самого-себя въ столь важномъ преступленіи и ввергнуть въ явную погибель множество невинныхъ людей, считаю дѣломъ безсовѣстнымъ; да и не безразсудно ли обнаружить тайну, такъ тщательно скрываемую. У меня есть другое и гораздо-лучшее средство: сойдтись, какимъ бы то ни было образомъ, съ Эсковедо."

Эсковедо не могъ не примириться съ Пересомъ: во-первыхъ, онъ не успѣлъ въ-продолженіе одиннадцати лѣтъ обличить Переса въ преступленіи; во-вторыхъ, ему самому угрожало, въ случаѣ неудачи, ужасное наказаніе. Тайно и, безъ сомнѣнія, изворотливымъ противникомъ его было подослано къ нему слѣдующее письмо: "Вы, не зная меня лично, не узнаете и моего имени; на что вамъ оно?.. Словомъ: другъ -- замѣняются всѣ наши пустыя прозванія. Позвольте же мнѣ, какъ другу вашему, принять и дружеское участіе въ вашей судьбѣ: бросьте, сдѣлайте милость, тяжбу объ убіеніи своего отца; вамъ ни въ какомъ "случаѣ не выиграть этого дѣла. Не-уже-ли вы все еще не понимаете дѣйствій относительно васъ?.. Васъ отрѣшили отъ должности?.. ничего: дождетесь еще большаго, того же самаго, пожалуй, за что теперь такъ храбро вступаетесь!.. Этимъ заканчиваю свое письмо. Мнѣ остается просить Бога, чтобъ онъ открылъ вамъ глаза. Вашъ другъ, сердечно преданный вамъ и вполнѣ убѣжденный въ истинѣ своихъ словъ".

Такимъ-образомъ, въ то самое время, когда духовникъ совѣтовалъ Пересу сознаться въ убійствѣ, Пересъ отклонялъ Эсковедо отъ дальнѣйшаго дѣлопроизводства. Эсковедо изъявилъ на это готовность и продалъ свое право мести за 20,000 червонцевъ... 28 сентября было изготовлено отставнымъ актуаріусомъ Гаспаромъ Реста законное отреченіе Эсковедо отъ тяжбы. Эсковедо увѣдомилъ о томъ Родриго Васкеса, придворныхъ алкадовъ и всѣхъ судей, требуя отъ нихъ освобожденія Переса и Діего Мартинеса, съ которыми онъ по собственному религіозному чувству, а также и по просьбамъ именитыхъ государственныхъ мужей, прекращалъ всякую вражду и распрю. Актъ отреченія былъ скрѣпленъ имъ 2-го октября 1589 года.

Духовникъ Филиппа II, видя недѣйствительность своихъ теоретическихъ доводовъ, находилъ примиреніе съ Эсковедо средствомъ, хотя и плохимъ, по не невозможнымъ: "Не одобряю средства, придуманнаго вами; но почему же и не испробовать его"?.. Негодовалъ на эту развязку и Родриго Васкесъ. Не помышляя объ освобожденіи Переса, котораго тотъ такъ страстно жаждалъ, онъ писалъ королю: "Мировою съ Эсковедо Пересъ надѣется заглушить народный говоръ. Пусть Пересъ объявитъ причины, которыя заставили лишить Эсковедо жизни. Скажите ему, черезъ меня, письменно или изустно, что вы, ради его собственной пользы, желаете обнародованія этой тайны."

Толедскій кардиналъ, услышавъ о такомъ неожиданномъ оборотѣ дѣла, нарочно отправился къ духовнику Филиппа II и сказалъ ему: "Святой отецъ, либо я сошелъ съ ума, либо это дѣло безсмысленно. По прошествіи двѣнадцати лѣтъ, когда насильственно похищены у Переса бумаги и умерло столько свидѣтелей, требуютъ отъ него изъясненія причинъ, побудившихъ къ злодѣянію. Воскресите сотъ пять мертвецовъ, возвратите ему всѣ документы, не коснувшись до нихъ пальцемъ, такъ и тогда не въ правѣ будете, дѣлать то, что, къ-несчастію, дѣлается вами."

Филиппъ II, 4-го января 1590 г., далъ Родригу Васкесу слѣдующее повелѣніе: "Отъ моего имени увѣрьте Переса, что ему не безъизвѣстны причины умерщвленія секретаря Эсковедо; пусть же онъ выскажетъ ихъ со всѣми малѣйшими подробностями; мнѣ, для собственнаго удостовѣренія и оправданія своей совѣсти, желательно представить ихъ на судъ каждаго благомыслящаго подданнаго. Дозволяю, если Пересъ не повѣритъ вамъ пц-слово, показать ему это письмо."

Усилили присмотръ за Пересомъ. Алгазиламъ Эрисо и Самора было предписано никого не допускать къ нему, и даже самимъ подъ страхомъ смерти не говорить съ нимъ ни слова. Пересу показали королевское приказаніе. Пересъ отвѣтилъ, что, при всемъ благоговѣніи къ словамъ его величества, онъ не постигаетъ, какъ и чѣмъ пополнить свои прежнія показанія, и что причины убіенія Эсковедо, такъ-какъ онъ не принималъ въ этомъ дѣлѣ никакого участія, совершенно ему невѣдомы. Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ старался отвести отъ слѣдствія Родриго Васкеса, называя его человѣкомъ враждебнымъ и недоброжелательнымъ. Король присоединилъ къ Васкесу лиценціата Хуана Гомеса, члена своего частнаго совѣта. Эти двое судей настоятельно и неоднократно приступали къ Пересу, чтобъ онъ изложилъ и доказалъ сущность и необходимость причинъ, имѣвшихъ своимъ послѣдствіемъ смерть Эсковедо. Пересъ оставался при своемъ. Тогда рѣшились силою вынудить у него сознаніе. Родриго Васкесъ и Хуанъ Гомесъ повелѣли 21 февраля алгазиламъ, караулившимъ Переса, заковать его въ цѣпи и приковать къ стѣнѣ. Пересъ, ссылаясь на болѣзненность свою, тщетно молилъ объ освобожденіи его изъ оковъ... 22 февраля, Родриго Васкесъ и Хуанъ Гомесъ, пришедши къ нему въ темницу, еще разъ потребовали отъ него повиновенія волѣ короля. Пересъ снова отказался. Они стали угрожать ему пыткой, но онъ не устрашился и этого. Васкесъ тотчасъ же вышелъ въ ближайшую комнату и оставилъ несчастнаго Переса съ лиценціатомъ Гомесомъ, актуаріусомъ Антоніо Маркесомъ и палачомъ Діего Руисомъ. Переса начали пытать. Отъ слова до слова приводимъ изъ самаго процесса разсказъ о казни:

"Судьи повелѣли казнить его и объявили ему, что вся отвѣтственность, какъ передъ людьми, такъ и передъ Богомъ, падетъ единственно на него, если онъ лишится жизни или станетъ калѣкой. Пересъ возставалъ противъ этого, доказывая имъ, что пытать его они не смѣютъ: "во-первыхъ, я" такъ говорилъ онъ: "благороднаго происхожденія; а во-вторыхъ, слабъ и уже безъ того изувѣченъ одиннадцатилѣтнимъ заточеніемъ". Сняли съ него оковы и цѣпь и снова стали требовать, чтобъ онъ присягнулъ и далъ отъ себя показанія. Но онъ упорствовалъ. Тогда палачъ Діего Руисъ обнажилъ его, оставя на немъ лишь холщевое исподнее платье. Когда палачъ удалился, Пересу сказали, что онъ, въ случаѣ прекословія, подвергнется пытанію веревкой. Онъ все стоялъ на одномъ и томъ же. Немедленно принесли лѣстницу и орудія пытки; палачъ Діего Руисъ скрестилъ Антоніо Пересу руки, и началъ навертывать на него веревку. Пересъ громко кричалъ, повторяя тысячу разъ: Боже! я ничего не вѣдаю, не знаю; я умру. Когда Переса обернули уже четыре раза, судьи возвратились; онъ сильно кричалъ, говоря: Я ничего не знаю; мнѣ сломали руку. Я безъ руки теперь: спросите о томъ лекарей!.. Хуанъ Гомесъ! ты -- христіанинъ; ты -- мой братъ! пожалѣй же меня, Бога ради! я невиненъ. "Покоритесь волѣ государя" отвѣчали ему судьи: "и васъ перестанутъ мучить"; но онъ твердилъ: Братъ мой, ты убьешь меня! Сеньйоръ Хуанъ Гомесъ, язвами Спасителя умоляю прекратить мою жизнь однимъ ударомъ... Отпустите меня; разскажу все, что угодно; сжалься надо мною, братъ мой, сжалься, ради Господа Бога!.. Не прежде, какъ послѣ восьмаго круга, онъ сталъ просить о пощадѣ. Ему подали одѣться, а палача выслали изъ комнаты, гдѣ производилась пытка. Пересъ остался наединѣ съ лиценціатомъ Хуаномъ Гомесомъ и актуаріусомъ Антоніо Маркесомъ."

Пересъ, побѣжденный муками пытки, сознался въ убіеніи Эсковедо; смерть Эсковедоомъ приписалъ тѣмъ государственнымъ причинамъ, которыя мы обозначили и опровергли выше. "Потомъ приказали ему" -- продолжаемъ разсказъ словами процесса -- "доказать сущность изложенныхъ имъ причинъ. "Мои бумаги, отвѣчалъ онъ на это: отобраны отъ меня въ -- продолженіе моего заключенія; а между ними было много такихъ, которыя могли бы подтвердить истину сказаннаго мною; но теперь нѣтъ болѣе достовѣрныхъ свидѣтелей этого происшествія."

Діего Мартинесъ, этотъ неизмѣнный и въ радости и въ горѣ соучастникъ Переса, узнавъ о случившемся, подтвердилъ, на слѣдующій же день, разсказъ Антоніо Энрикеса. Паденіе Переса было слишкомъглубоко: ненависть къ нему вскорѣ уступила мѣсто состраданію. Ужасъ и оцѣпенѣніе овладѣли всѣмъ дворомъ при вѣсти о пыткѣ, совершенной надъ министромъ, любимцемъ короля. Каждый подлежалъ и суду, и расправѣ того же варварскаго правосудія. Сверхъ-того, развѣдали, что и распорядитель казни былъ столь же виновенъ, какъ и тотъ, котораго казнили. Громко и единогласно роптали на это при дворѣ. Придворный проповѣдникъ говорилъ даже съ каѳедры: "Что суетитесь вы, безумцы, и о чемъ такъ хлопочете? Вы не приходите въ себя? Не видите грозящей вамъ опасности? Нынѣ вы на верху славы и почестей, а завтра предаютъ васъ мученіямъ и пыткѣ. Иной страдаетъ цѣлые годы въ узахъ и въ темницѣ: а за что? неизвѣстно ни ему, ни другимъ. Чего же вы ищете и желаете?.."

Но перейдемъ опять къ Пересу. Избитый и изуродованный палачомъ, Пересъ боролся съ лихорадкой и томился неугомонной тоской. Онъ видѣлъ, какъ въ зеркалѣ, свою будущность: на одинъ шагъ отдѣлялась, быть-можетъ, смерть отъ пытки. Васкесъ, выслушавъ новыхъ свидѣтелей, повернулъ дѣло совсѣмъ въ иную сторону: онъ доказывалъ, что причиной убіенія Эсковедо была преступная связь Переса съ принцессой д'Эболи, и что Пересъ же былъ виновенъ въ смерти астролога Педро де-ла-Эра и берейтора Родриго Моргало. Въ этой крайности, Пересъ сталъ пуще прежняго помышлять о бѣгствѣ, какъ объ единственномъ спасеніи отъ позорной казни, его ожидавшей. Но какъ бѣжать?.. У него не дѣйствовали обѣ руки; онъ былъ боленъ, одинокъ и подъ крѣпкимъ карауломъ. Онъ просилъ, 27 февраля, чтобъ, во время болѣзни, позволили ходить за нимъ его собственной прислугѣ. Докторъ Торресъ, посланный для освидѣтельствованія, нашелъ больнаго въ сильной лихорадкѣ и въ опасности... 2-го марта приставили къ нему пажа, избраннаго Хуаной Коэльйо, которая, не смотря на близость родовъ, нисколько не ослабѣвала въ своемъ самоотверженіи: пажу было запрещено переступать за порогъ темницы и говорить съ посторонними. Когда недугъ -- по-крайней-мѣрѣ по-видимому -- усилился, донья Хуана Коэльйо, въ половинѣ марта, стала просить, чтобъ не отказали ей и дѣтямъ въ послѣдней отрадѣ: закрыть умирающему глаза. Неотвязчивость ея восторжествовала надъ всѣми препятствіями: въ началѣ апрѣля, Хуана Коэльйо находилась уже при мужѣ. Тогда-то изобрѣтательный умъ Переса приспособилъ къ бѣгству, всѣ бывшія на-лицо средства. Пересъ притворился отчаянно-больнымъ... 20-го апрѣля, въ середу на страстной недѣлѣ, около девято часовъ вечера, онъ, переодѣтый въ женино платье и окутанный мантильей, благополучно миновалъ темничную стражу. У воротъ поджидалъ его одинъ изъ друзей, а поодаль стоялъ, съ осѣдланными лошадьми, прапорщикъ Хиль де-Меса. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ темницы попался имъ дозоръ. Другъ Переса, нимало не смутившись, остановился и завелъ съ полицейскими чиновниками разговоръ; Пересъ же стоялъ молчаливо и почтительно сзади. Счастливо отдѣлавшись отъ этой непредвидѣнной встрѣчи, Пересъ дождался Хиля де Месы, сѣлъ съ нимъ на лошадь, и, въ сопровожденіи Генуэзца Хуана Франсиско Майорини, проскакалъ, не переводя духа, тридцать испанскихъ миль. Наконецъ распахнулось надъ нимъ благословенное небо Арагоніи.

Съ появленіемъ Переса въ Арагоніи, все измѣнилось.

Пересъ, будучи и на свободѣ, питалъ должное уваженіе къ монарху и не тщеславился своей безопасностью. Едва успѣвъ перебраться за границу Кастиліи, онъ написалъ изъ Калатаюда, отъ 24 апрѣля, Филиппу II письмо, исполненное покорности и моленій: "Государь", говоритъ онъ ему, "предчувствуя развязку своего многолѣтняго заключенія, нисколько не заслуженнаго мною, и не будучи въ состояніи поддержать достоинство своего имени, я, лишенный всѣхъ преимуществъ гражданина и христіанина, рѣшился, какъ вы видите, на бѣгство въ Арагонію; но я и здѣсь все тотъ же, какимъ былъ въ неволѣ и въ узахъ: располагайте мной точно такъ же, какъ располагаетъ рука скудельника послушнымъ ей бреніемъ. Надѣясь единственно на милосердіе вашего величества и не упоминая о своихъ ничтожныхъ заслугахъ, всеподданнѣйше прошу васъ защитить меня, преданнаго вамъ душой и тѣломъ, отъ гоненія враговъ и удостоить вашего отеческаго вниманія бѣдную жену и дѣтей, предки которыхъ служили вѣрой и правдой отечеству и престолу. Государь! будьте такъ великодушны, отведите намъ небольшой уголокъ въ обширныхъ владѣніяхъ своего государства, гдѣ бы мы, удаленные отъ міра и треволненій его, могли посвятить остатокъ своей жизни молитвамъ о долголѣтіи и благоденствіи вашего величества." Пересъ писалъ, въ тотъ же день, толедскому кардиналу и Діего де-Чавесу: онъ умолялъ ихъ настроить короля въ свою пользу.

Побѣгъ Переса произвелъ всеобщее удовольствіе. Даже шутъ Филиппа II, который, прикидываясь глупымъ, дозволялъ себѣ, подобно всѣмъ своимъ соименникамъ, вольность въ обращеніи съ государемъ, сказалъ ему, по этому случаю, въ присутствіи всего двора: "Государь, да что это за Антоніо Пересъ? всѣ радуются его освобожденію. Онъ, вѣроятно, невиновенъ: такъ радуйтесь же и вы, глядя на прочихъ". Переса однакожь велѣли схватить и бросить въ общественную тюрьму жену и всѣхъ дѣтей его. Съ самою горькою и желчною ироніей повѣствуетъ Пересъ объ этомъ безчеловѣчномъ поступкѣ: "На слѣдующій день моего побѣга, въ великій-четверкъ (святость дня куда какъ согласовалась съ безбожными дѣяніями!), наложили руки на мою жену и дѣтей, изъ которыхъ многія еще не ходили (каждый изъ нихъ, можно вообразить себѣ, такъ и смотрѣлъ сорви-головой или злодѣемъ!). Зрители плакали и роптали. Впрочемъ, нельзя было и не предупредить побѣга этихъ Барбаруссовъ и Алучалисовъ {Алжирскіе деи.}, этихъ жалкихъ и едва оперившихся птенцовъ, а мать ихъ была еще опаснѣе: на восьмомъ мѣсяцѣ беременности... на перломъ лихомъ африканскомъ скакунѣ она непремѣнно ускакала бы. Вотъ въ какомъ положеніи арестовали ее съ дѣтьми, и притомъ въ такой день, когда прощаютъ самыхъ ожесточенныхъ грѣшниковъ; повели же ихъ... но это, вѣроятно, съ умысломъ: какъ такому доблестному подвигу быть безъ свидѣтелей!... въ то самое мгновеніе, когда всѣ улицы бываютъ запружены народомъ; когда кающіеся торжественно и длинной вереницей тянутся вслѣдъ за крестомъ Распятаго: ихъ повели въ общую... въ городскую тюрьму!. Мѣсто и общество, обыкновенно тамъ встрѣчаемое, были такъ пристойны и званію, и полу, и возрасту новыхъ преступниковъ." Нѣсколько далѣе, онъ прибавляетъ съ краснорѣчивой энергіей: "жена, способствовавшая въ бѣгствѣ изъ темницы мужу, такъ долго томившемуся и доведенному до столь бѣдственнаго положенія, оправдывается какъ обще-человѣческимъ, божественнымъ, гражданскимъ закономъ, такъ и частными законами Испаніи. Саулъ, преслѣдуя Давида, не смѣлъ коснуться Мельхолы, своей дочери; а Мельхола спасла мужа отъ безумной ярости своего отца. Естественное, гражданское и каноническое право прощаетъ жену во всемъ, что бы ни сдѣлала она для защищенія мужа. По спеціальному закону графа Фэрнана Гонсалеса, она -- неприкосновенна; а по единодушному признанію всѣхъ народовъ, такіе примѣры самозабвенія и супружеской любви достойны вѣковой и непреходящей памяти. Что же, послѣ всего этого, скажете вы о дѣтяхъ, еще невышедшихъ изъ-подъ непосредственнаго вліянія матери? Они -- и по невѣдѣнію, и по самимъ лѣтамъ -- чужды родительскихъ тайнъ; не чуждъ ли былъ тѣмъ болѣе ребенокъ, сдѣлавшійся до своего появленія на свѣтъ узникомъ? Онъ, не имѣя возможности быть виновнымъ, уже испытывалъ на себѣ казнь: кто могъ ручаться за его жизнь?... и развѣ не уморили одного изъ его братьевъ, котда донья-Хуана Коэльйо была арестована въ лиссабонской рейдѣ?"

Наконецъ, слѣдуютъ эти, дышащія мщеніемъ, мстительностью угрозы; "Но не обманитесь въ разсчетѣ: у подобныхъ тюремщиковъ два самые могущественные земные ходатая -- невинность и злополучіе. Они проникнутъ глубже всѣхъ Цицероновъ и Демосѳеновъ въ тайники сердецъ, и сильнѣе ихъ взволнуютъ умы, потому-что Богъ даровалъ имъ великое преимущество: непрерывно и во всеуслышаніе вопіять о правосудіи, и быть въ одно время адвокатомъ и благодѣтелемъ; они рѣшатъ, немолчно вопія о правосудіи, дѣло, которому здѣсь нѣтъ другаго судьи, кромѣ Бога. И не полагайтесь, нечестивцы, на мнимое коснѣніе суда Господня: онъ уже близокъ; уже передъ вами тотъ роковой часъ, когда съ лихвою взъищутся съ васъ всѣ неправды ваши и разразятся надъ вами кары суда небеснаго."

Немедленно начались преслѣдованія противъ Переса. Не прошло десяти часовъ по прибытіи еге въ Калатаюдъ, какъ уже былъ полученъ приказъ схватить его, живаго или мертваго, до переправы черезъ Эбро. Пересъ и сотоварищъ его Майорини уже успѣли укрыться въ доминиканскомъ монастырѣ святаго мученика Петра. Калатаюдскій дворянинъ, донъ-Мануэль Сапата, по давнимъ родовымъ отношеніямъ обоихъ домовъ, врагъ Перёса, явился въ монастырь, и повѣстилъ Пересу объ арестѣ.

Погибъ бы Пересъ, еслибъ былъ представленъ арагонскимъ Фискаломъ Филиппа II въ королевское судилище! Хиль де-Меса, въ избѣжаніе этой опасности, опрометью пустился въ Сарагоссу, гдѣ оградилъ Переса и Майорини привилегіей манифестадовъ, привилегіей, по которой они, въ силу фіуэровъ (fueros), поручались верховному трибуналу главнаго арагонскаго судьи. Итакъ, между-тѣмъ, какъ помощникъ арагонскаго правителя, поспѣшно пріѣхавшій въ Калатаюдъ, спорилъ съ монахами о выдачъ королевскихъ арестантовъ, прибылъ туда же, съ пятьюдесятью солдатами, донъ Хуанъ де-Люна, баронъ де-Пуррой, одинъ изъ депутатовъ арагонской провинціи. Вспомоществуемый калаталонскою чернью, возставшею во имя своихъ правъ, донъ-Хуанъ деЛюна препроводилъ Переса и Майорини въ Сарагоссу, въ темницу Фуэро. Тогда подана была на Переса формальная жалоба: 1) въ убіеніи Эсковедо, ложно воспользовавшись для этого именемъ короля; 2) въ измѣнѣ государю разглашеніемъ государственныхъ тайнъ и передѣлываніемъ депешей; 3) въ бѣгствѣ.

Не смотря на свое могущество, Карлъ V и Филиппъ II не трогали конституціи Арагонцевъ. Изъ среды самихъ же Арагонцевъ избирались ими постоянно и коронные чиновники, и вице-король, какъ представитель власти королевской. Ни одинъ чужеземный солдатъ не впускался во внутренность Арагоніи. Арагонія сама собой управлялась и судилась, сама же себя и охраняла. Кортесы, раздѣляясь на четыре степени, или brazos, состояли изъ архіепископовъ, высшаго дворянства, или rices hombres, депутатовъ средняго сословія, въ разрядъ котораго входили cavalleros и hidalgos, и изъ депутатовъ городскихъ. Черезъ каждые два года, собирались кортесы королемъ, который на ихъ собраніяхъ присутствовалъ самъ, или посылалъ вмѣсто себя одного изъ принцевъ королевскаго дома. Они распредѣляли налоги, совѣщались о государственныхъ дѣлахъ, и рѣшали миръ и войну. Король, безъ особеннаго и единодушнаго согласія кортесовъ, не распускалъ и не продолжалъ ихъ засѣданій, на которыя обыкновенно полагалось не болѣе четырнадцати дней. По два члена изъ каждаго brazo выбирались для особенной коммиссіи, совмѣщавшей въ себѣ, во время двухлѣтняго промежутка, всѣ права этого верховнаго собранія.

Судопроизводство -- эта первая, но позже, всего удовлетворяемая потребность всѣхъ человѣческихъ обществъ, было организовано въ Арагопіи прочнѣе и чуть ли не самобытнѣе, чѣмъ гдѣ либо. Тамъ, какъ и въ прочихъ владѣніяхъ испанской монархіи, были и королевскіе и церковные судьи. Но всѣ эти чиновники зависѣли отъ высшаго правительствующаго лица, называвшагося верховнымъ судьей, justicia major. Верховный судья, происходя изъ дворянъ втораго класса, долженъ былъ покровительствовать народъ и стоять за права его. КаждыйАрагонецъ, недовольный рѣшеніемъ нисшихъ инстанцій, могъ войдти съ аппеляціей за нихъ къ нему. Въ такомъ случаѣ, justicia major, отсрочивая производство казни, разбиралъ, съ пятью помощниками своими, ходъ и сущность дѣла, и отмѣнялъ опредѣленія, противныя народнымъ привилегіямъ. Онъ судилъ публично; ни пытка, ни насиліе не употреблялись при допросахъ его; темница, гдѣ сиживали подсудимые ему преступники, именовалась темницей манифестаціи; а власть его была, съ самыхъ давнихъ временъ, предметомъ самаго страстнаго обожанія. Онъ, постановлялся, конечно, королемъ; но король не смѣнялъ этого грознаго поборника арагонской конституціи. Пѣстунъ Фуэровъ, justicia major отдавалъ отчетъ въ своихъ дѣйствіяхъ лишь кортесамъ; одно собраніе кортесовъ, слѣдственно, какъ средоточіе всей народной силы, увольняло его отъ должности, по и то лишь тогда, когда онъ бывалъ нерадивъ или невѣренъ своему долгу.

Эгида этой-то власти, возложенной тогда на дона Хуана де-ла-Нуса, пріосѣнила собой и Антоніо Переса, по прибытіи его въ Сарагоссу. Въ Сарагоссѣ же, съ тѣмъ, чтобъ дать гораздо большій размѣръ вліянію своего монарха, находился и коммисаръ Филиппа II, донъ-Иниго де-Мендоса, маркизъ д'Альменара. Филиппъ II, основавъ въ Мадритъ верховный арагонскій совѣть, слѣдившій за важнѣйшими дѣлами королевства, предпринялъ новое преобразованіе. Онъ настаивалъ въ правѣ своемъ назначать намѣстникомъ Арагоніи не урожденнаго Арагонца, а кого ему вздумается. Маркизъ д'Альменара долженъ былъ ходатайствовать объ этомъ передъ трибуналомъ верховнаго арагонскаго судьи. Маркизъ, получивъ обвинительные документы, а вмѣстѣ съ ними и именное повелѣніе подать на Переса искъ въ верховное судилище Арагоніи, приказалъ приставить къ темницъ стражу и сталъ дѣйствовать за-одно съ королевскимъ Фискаломъ. Началась тяжба. Такъ-какъ можно еще было остановить ходъ процесса, то Пересъ снова сталъ молить о пощадѣ; но къ моленіямъ его примѣшивались уже и угрозы... 8-го и 10-го мая, онъ писалъ касательно этого къ королевскому духовнику. Упомянувъ о гоненіяхъ, одиннадцать лѣтъ его преслѣдовавшихъ; исчисливъ всѣ обѣщанія, которыми, пока бумаги находились у него, убаюкивали его, и изъ которыхъ ни одно не было выполнено; объявивъ рѣшительно, что не потерпитъ болѣе никакихъ угнетеній, и предупредивъ, что у него, сверхъ чаянія ихъ, есть такіе документы, по которымъ дѣло предстанетъ во всей своей истинѣ, онъ продолжаетъ говорить такъ:

"Прошу васъ поразмыслить, не обязаны ли вы, по совѣсти и по человѣчеству, защищать и надоумить меня, что и какъ дѣлать мнѣ въ столь затруднительномъ положеніи. Придумайте средство, къ которому бы я могъ прибѣгнуть въ настоящемъ положеніи дѣла. Глубоко укоренены въ моемъ сердцѣ вѣрность и преданность къ государю, и я, для его блага, готовъ всѣмъ жертвовать. Разсмотрите, не лучше ли, чѣмъ принуждать меня къ оправданію или представленію остающихся у меня доказательствъ, не лучше ли, говорю, теперь же прекратить весь этотъ процессъ... Не хотите этого, такъ позвольте мнѣ прибѣгнуть къ покровительству церкви: я согласенъ и на то, хотя и наляжетъ на меня, при этомъ, нѣкоторая тѣнь виновности; особенно прошу васъ не медлить рѣшеніемъ моихъ вопросовъ, тѣмъ болѣе, что при начатіи процесса затрудненія увеличатся, а при здѣшнемъ судопроизводствѣ и таинственность невозможна. Повѣрьте мнѣ хоть въ этомъ, хотя, вы и не удостоивали меня своей вѣры прежде... Прошу не предпринимать, относительно меня, никакихъ строгостей; пусть дозволятъ мнѣ жить съ женою и съ дѣтьми гдѣ-нибудь въ уголку Испаніи. Въ такомъ случаѣ, я предпочту, безъ сомнѣнія, всему въ мірѣ волю короля и повиновеніе его особѣ, повиновеніе, въ которомъ я присягалъ передъ распятіемъ божественнаго Страдальца."

Но на эти письма не было никакого отвѣта. Хранившіе молчаніе въ Мадритѣ Дѣйствовали въ Сарагоссѣ, но подземными путями. Интриги за интригами приводились въ движеніе маркизомъ д'Альмспара, чтобъ овладѣть Пересомъ и отослать его обратно въ Кастилію. Но всѣ усилія маркиза сокрушились. Пересъ полагалъ, что ему не отвѣчаютъ изъ Мадрита я не хотятъ вступать съ нимъ въ переговоры лишь потому, что почитаютъ его внѣ всякой возможности защищаться. Въ-слѣдствіе этого, онъ старался убѣдить своихъ враговъ въ противномъ. Вотъ что писалъ онъ, 10 іюня, Филиппу II: "Государь, дѣло идетъ все впередъ, и я вынужденъ представить мои оправданія; честь моя, честь моихъ предковъ и "дѣтей... въ опасности. Дѣло это такого рода, что я счелъ неудобнымъ "объяснять его вашему величеству на бумагѣ, а предпочелъ изустное "извѣщеніе."

Для изустнаго извѣщенія, онъ отправилъ къ Филиппу II пріора Готорскаго Монастыря, показавъ ему, подъ крестнымъ цалованіемъ, всѣ свои бумаги. Онъ снабдилъ пріора копіями съ нѣкоторыхъ изъ писемъ, а также и съ тѣхъ писемъ Діего де-Чавеса, которыя прямо относились къ дѣлу. Пересъ, сверхъ-того, вручилъ ему самыя подробныя и мастерски-составленныя выписки изъ показанія, которое намѣревался представить въ судъ, для отклоненія отъ себя обвиненій въ измѣнѣ, въ убійствѣ и побѣгѣ. "Пусть же", сказалъ онъ ему, "узнаютъ отъ васъ о моихъ сокровищахъ, которыя выставятся мною на показъ передъ цѣлымъ трибуналомъ; я горжусь ими: они поразятъ славу и честь многихъ знаменитостей. Осадивъ мой домъ алгазилами и вырвавъ у меня всѣ документы, враги мои думали низринуть меня въ бездну... Но Господь, передъ которымъ нѣтъ ничего скрытаго, хранитъ завсегда, если то нужно, въ неисчерпаемой сокровищницѣ своего милосердія и правосудія противоядіе отъ злобы и коварства людей. И Онъ попустилъ сберечь мнѣ нѣкоторыя бумаги, неоцѣненныя для меня и ясно доказывающія мою невинность. Но не смотря на то, что я имѣю возможность не только оправдаться, но и явить цѣлому свѣту свою истинно примѣрную вѣрность къ престолу, я предпочитаю, какъ всегда, пожертвовать самимъ собой для блага короля."

Готорскій пріоръ, которому Пересъ, въ заключеніе всего, далъ письма къ духовнику и къ толедскому кардиналу, добросовѣстно исполнилъ возложенное на него порученіе. Филиппъ II два или три раза бесѣдовалъ съ нимъ лично, пересмотрѣлъ всѣ бумаги, адресованныя ему, и, по-видимому, былъ чрезвычайно-доволенъ этимъ предувѣдомленіемъ. Но чрезъ нѣсколько же дней былъ обнародованъ противъ Переса слѣдующій приговоръ: "Въ городѣ Мадритѣ и при дворѣ его величества, короля и нашего государя, дона-Филиппа Втораго, котораго да хранитъ Господь, въ первый день мѣсяца іюля, въ лѣто отъ P. X. 1590, сеньйоры: Родриго Васкесъ де-Арсэ, президентъ совѣта Финансовъ, и лиценціатъ Хуанъ-Гомесъ, членъ совѣта его величества, разсмотрѣвъ процессъ и вину Антоніо Переса, бывшаго секретаремъ его величества, присудили упомянутаго Переса къ смерти на висѣлицѣ, съ соблюденіемъ таковаго порядка казни: повлечь, какъ то обыкновенно бываетъ, виновнаго улицами города до самой висѣлицы, и, отрубивъ ему, по смерти, желѣзнымъ или стальнымъ ножемъ голову, выставить ее передъ цѣлымъ народомъ на томъ мѣстѣ, которое разсудятъ избрать судьи, съ объявленіемъ при томъ смертной казни тому, кто дерзнетъ ее похитить; сверхъ-того, присудили его, Переса, къ лишенію всего имущества, которое, для погашенія издержекъ, потраченныхъ на производство процесса, немедленно же описать въ казну его величества. Такимъ образомъ изрекли, повелѣли привести въ исполненіе и скрѣпили этотъ приговоръ лиценціатъ Родриго Васкесъ и лиценціатъ Хуанъ-Гомесъ."!

Этотъ приговоръ разсѣялъ всякую надежду Переса на прощеніе. А между-тѣмъ, въ Сарагоссѣ процессъ шелъ своимъ порядкомъ. Вынужденный оправдаться, Пересъ составилъ свою знаменитую "Записку" -- Memorial del hecho de su causa. Онъ не умолчалъ ни о чемъ, и, въ подтвержденіе своихъ словъ, представилъ подлинныя письма Діэго де-Чавеса. Филиппъ II, потребовалъ краткій перечень дѣла и просилъ мисера Баптисту де-ла-Нуса, докладчика при арагонскомъ верховномъ судѣ, чтобъ онъ высказалъ ему о томъ свое мнѣніе. Мисеръ Баптиста дела Нуса, вкратцѣ изложивъ королю сущность процесса, присовокупилъ, что Пересъ, по его мнѣнію, будетъ оправданъ по всѣмъ обвинительнымъ пунктамъ. Немедленно воспослѣдовалъ приказъ Филиппа II прекратить искъ на Переса, начатый маркизомъ д'Альменара.

Въ этомъ приказѣ, писанномъ отъ 20-го сентября, король, выражается такъ: "Антоніо Пересъ вздумалъ защищаться публично; публично же можно было бы и опровергать его: и тогда, конечно, никто не усомнился бы въ важности его преступленій. Но наши опроверженія неминуемо затропули бы такія дѣла, которыя вовсе несовмѣстны съ общественнымъ судопроизводствомъ; такія тайны, которыхъ никакъ нельзя разглашать всенародно; такія лица, "добрая слава и честь которыхъ гораздо важнѣе, чѣмъ осужденіе Переса: а потому я считаю за приличное отказаться отъ преслѣдованія его передъ судомъ арагонскимъ. Моя справедливость извѣстна. Удостовѣряю, что преступленія Переса, и по стеченію обстоятельствъ, и по времени, и по образу выполненія, едва-ли не безпримѣрны въ лѣтописяхъ государства. Я прекращаю процессъ; но истина, которую я долженъ покровительствовать, какъ король, и всегда покровительствовалъ, -- всегда и вездѣ должна оставаться непреложной. И хотя я оставляю теперь уголовное обвиненіе, начатое противу Антоніо Переса, по мои права на него неприкосновенны, и я сохраняю при себѣ все свое право и свободу преслѣдовать его передъ всякимъ другимъ судомъ и требовать отъ него отчета въ тѣхъ же самыхъ преступленіяхъ."

Арагонскій трибуналъ призналъ Переса правымъ. Шестой день послѣ приказа сего былъ ознаменованъ новымъ гоненіемъ. Хотѣли обвинить Переса въ отравленіи астролога Педро де-ла-Эра и Родриго де-Моргадо; по ложныя показанія доносчиковъ опроверглись свидѣтельствомъ врачей, доказавшихъ, что они оба умерла естественною смертью. Не удалось одно, прибѣгли къ другому. Король имѣлъ право судить, въ Арагоніи, тѣхъ изъ своихъ чиновниковъ, которые замѣчались въ лихоимствѣ; ихъ уже не спасала, въ такомъ случаѣ, и привилегія арагонскаго суда. Маркизъ д'Альменара затѣялъ подобный процессъ противъ Переса, какъ лихоимца, и сталъ требовать, чтобъ justicia major выдалъ ему подсудимаго. Но Пересъ вывернулся и изъ этого: состоявъ всегда на службѣ въ Кастиліи, онъ не могъ быть причисленъ къ разряду королевскихъ чиновниковъ, служившихъ въ Арагоніи, для которыхъ собственно и существовалъ законъ объ изъятіи изъ привилегій арагонскихъ; да, сверхъ-того, у него имѣлись, какъ онъ говоритъ, письма короля, отводившія отъ него всякое подозрѣніе и въ этомъ случаѣ. Обвинить Переса въ лихоимствѣ было столь же неудачно, какъ были неудачны всѣ прежнія мадритскія затѣи. Пересъ сталъ проситься за свободу: были за него и поруки.

Но въ католической Испаніи былъ одинъ трибуналъ, который своимъ религіознымъ характеромъ и всепроникающимъ духомъ владычествовалъ надъ всѣми прочими; онъ преслѣдовалъ мысли, а не дѣянія, и почти всегда казнилъ тѣхъ, которыхъ щадила рука свѣтскаго правосудія: мы говоримъ объ инквизиціи. Ее-то подвигнули на Переса, который лишь своимъ умомъ, ловкостью и при помощи всеобщаго участія, кое-какъ отъигрывался отъ козней. При изобрѣтательности въ вымыслахъ, при плодовитости и многосторонности толкованій и при таинственности инквизиціоннаго судопроизводства, легче всего можно было обвинить въ ереси. У раздраженнаго Переса, въ присутствіи людей, которыхъ онъ считалъ своими друзьями, вырывались подъ-часъ нѣсколько-неосторожныя слова, заклейменныя больше отчаяніемъ, чѣмъ безбожіемъ. Сверхъ-того, онъ и сотоварищъ его въ тюрьмѣ, Хуанъ Франсеско Майорини, желая избавиться отъ новыхъ насилій, думали бѣжать во Францію или Голландію. Этого было достаточно. Кто неостороженъ на словахъ, тотъ, слѣдовательно, и безбожникъ; кто ищетъ пристанища у еретиковъ, тотъ и самъ еретикъ. Таковы были умозаключенія инквизиціи.

Маркизъ д'Альменара подкупилъ Діего Бустаменте, восьмнадцать лѣтъ находившагося у Переса въ услуженіи, и Хуана де-Басанте, учителя греческой и латинской грамматики въ Сарагоссѣ, видавшагося почти каждый день съ узникомъ. Полагаясь на вѣрность одного и на дружбу другаго, Пересъ -- что, впрочемъ, довольно-странно -- не таилъ отъ нихъ ни своихъ помысловъ, ни желаній. Они передали слова и намѣренія его одному изъ арагонскихъ инквизиторовъ, дону-Молина де-Медрано, который, при содѣйствіи маркиза д'Альменара, началъ производить слѣдствіе,-- между-тѣмъ, какъ королевскій Фискалъ и Пересъ рѣшали вопросъ о лихоимствѣ. Инквизиторъ донъ-Молипа де-Медрано выслушалъ еще Хуана Люисъ де-Люна, Антона де-ла-Альменіа и шесть другихъ свидѣтелей. По окончаніи розъиска, сарагосскій трибуналъ переслалъ это дѣло въ Мадритъ, въ верховное инквизиціонное судилище. Верховный инквизиторъ, донъ-Гаспаръ де-Кирога, отдалъ присланныя бумаги духовнику Филиппа II, монаху Діего де-Чавесу, который, какъ докладчикъ инквизиціоннаго трибунала, нашелъ въ выраженіяхъ, приписываемыхъ Пересу, преступленіе противъ религія, крайнюю ересь, и даже безбожіе.

Нашедши также еретическое направленіе въ словахъ и поступкахъ Хуана-Франсеско Майорини, монахъ Діего де-Чавесъ, 4 мая 1591 года, сообщилъ свое сужденіе верховному инквизиціонному совѣту. Верховный инквизиторъ, донъ-Гаспаръ де-Кирога, и три члена верховнаго трибунала рѣшили, чтобъ Переса и Майорини, для формальнаго судопроизводства надъ ними, посадить въ потаенныя темницы арагонской инквизиціи. Черезъ два дня, прибылъ изъ Мадрита въ Сарагоссу курьеръ съ декретомъ верховнаго совѣта. Инквизиторы, Молина де-Медрано, Уртадо де-Мендоса и Морехонъ, получили этотъ декретъ 23 мая, а 24, утромъ, въ замкѣ Альхаферіа, древнемъ дворцѣ маврскихъ владѣтелей, лежавшемъ внѣ города и служившемъ теперь мѣстомъ засѣданій трибунала, уже состоялось слѣдующее приказаніе: "Мы, инквизиторы, властью апостольской поставленные для противодѣйствія ереси и богоотступничеству въ Арагонскомъ Королевствѣ, повелѣваемъ вамъ, Алонсо де-Геррера, алгазилу святой инквизиціи, чтобъ вы, по полученіи этого предписанія, немедленно отправились въ Сарагоссу и овладѣли особой Антоніо Переса, бывшаго нѣкогда секретаремъ нашего государя, гдѣ бы онъ, Пересъ, ни укрывался, не смотря ни на святость, ни на привилегіи мѣста; повелѣваемъ вамъ "также, чтобъ вы, овладѣвъ имъ, препроводили его, съ должной предосторожностью и безопасностью, въ темницы святой инквизиціи, и передали алкаду этихъ темницъ, при одномъ изъ нотаріусовъ тайныхъ дѣлъ (del secreto)".

Алгазилъ Алонсо де-Эррера, съ подобнымъ же предписаніемъ касательно Майорини, явился, съ восемью инквизиціонными приставами, въ темницу манифестадовъ; но узниковъ ему не выдали, то было несогласно съ формальными постановленіями арагонскихъ привилегій. Трое инквизиторовъ, увѣдомленные объ этомъ отказѣ, дали отъ себя другое приказаніе, прямо относившееся къ самимъ помощникамъ верховнаго судьи. Въ немъ говорилось: "Подъ страхомъ отлученія отъ церкви и со взъисканіемъ штрафа, по двѣ тысячи червонцевъ за каждаго,-- кромѣ другихъ наказаній,-- предписываемъ вамъ, чтобъ вы, въ-продолженіе трехъ часовъ, выдали нашему алгазилу Антоніо Переса и Франсеско Майорини, для препровожденія ихъ въ инквизиціонную темницу. Не ссылайтесь, при этомъ, на такъ-называемую манифестацію {Право, по которому обвиняемые не подвергались никакому другому суду, кромѣ суда верховнаго арагонскаго судьи.} преступниковъ; эта манифестація, стѣсняя свободное отправленіе праведныхъ дѣйствій святой инквизиціи,, не можетъ имѣть никакого значенія въ дѣлахъ вѣры, особенно столь важныхъ, какъ дѣло настоящее".

Приказаніе инквизиторовъ получено верховнымъ арагонскимъ судьей дономъ-Хуаномъ де-ла-Нуса, около девяти часовъ утра; онъ, съ своими пятью помощниками, былъ уже въ залъ совѣта. Но въ эту же самую ночь имѣлъ онъ тайное свиданіе съ маркизомъ д'Альменара, который уговорилъ его не противиться инквизиціи. Вотъ почему донъ-Хуанъ де-ла-Нуса, посовѣтовавшись, впрочемъ, прежде съ своими помощниками, согласился на ея требованіе. Онъ послалъ секретарей Лансемана де-Сола, Матео Феррера и потаріуса Мендибе въ темницу манифестадовъ, для выдачи Переса и Майорини инквизиціонному алгазилу. Приказаніе его было исполнено въ точности: описали, какъ водится, вещи Переса; между ними нашли экземпляръ арагонскихъ привилегій, портретъ Гонзало Переса, отца его, и образъ Богоматери о всѣхъ скорбящей -- предметы, которые, конечно, вразумляли его и укрѣпляли его духъ къ перенесенію страданій. Пересъ и Майорини сѣли въ карету: она покатилась по дорогъ въ Альхаферіа.

Не смотря на поспѣшность и таинственность, съ какими все это совершалось, вѣсть о выдачѣ узниковъ мгновенно разнеслась по всему городу и взволновала жителей Сарагоссы. До Переса доходили слухи прямо изъ инквизиціоннаго дворца, черезъ посредство Фрапсеско Валлеса, секретаря инквизиціи, обязаннаго ему своимъ мѣстомъ. Инквизиторъ Морехонъ, Арагонецъ въ душѣ, былъ расположенъ къ нему также. Пересъ, между-тѣмъ, увѣдомилъ своихъ приверженцевъ о всемъ происходившемъ. На его сторонъ было все высшее дворянство. Трое изъ дворянъ, вѣроятно, порѣшительнѣе прочихъ, донъ-Мартинъ де-ла-Нуса, донъ-Псдро де-Болеа и донъ-Ибанъ Косковъ, часто посѣщавшіе Переса въ заключеніи, появились на площади, у самой темницы манифестадовъ, въ то время, какъ выдавали плѣнниковъ инквизиторамъ. Они спросили у одного изъ приставовъ инквизиціи, что все это значило? "Не ваше дѣло" отвѣчалъ имъ приставъ: "убирайтесь, съ Богомъ своей дорогой". Съ тѣмъ же вопросомъ они обратились къ алкаду темницы и упрекали его въ нарушеніи манифестаціи, Алкадъ сказалъ имъ, что онъ дѣйствуетъ по приказанію членовъ верховнаго арагонскаго совѣта, воспослѣдовавшему на отношеніе инквизиторовъ.

Тотчасъ же, въ сопровожденіи народа, столпившагося на площади, они пошли во дворецъ верховнаго судьи, бывшій по сосѣдству съ темницей. Верховный судья отвѣчалъ имъ, что онъ поступилъ согласно съ привилегіями, запрещавшими ему держать узниковъ, подсудимыхъ инквизиціи, и просилъ ихъ успокоиться и удалиться. Они отправились послѣ того въ залу безсмѣнной депутаціи, засѣдавшей въ томъ же самомъ дворцѣ. Депутаты приведенные ими къ верховному судьи, повторили ему слова ихъ. Но таковъ же былъ отвѣтъ верховнаго судьи и депутатамъ.

Донъ-Мартинъ де-ла-Нуса, донъ-Педро де-Болеа, донъ-Ибанъ Косконъ, видя несговорчивость судей, прибѣгли къ помощи народа. Въ Сарагоссѣ вспыхнулъ ужасный бунтъ. Въ нѣсколько минутъ, стеклось безчисленное множество вооруженныхъ людей. Одни изъ нихъ устремились къ дворцу инквизиціи, другіе -- къ дому маркиза д'Альменара. Маркизу приписывали и заключеніе въ тюрьму Переса, и тайное посягательство на неприкосновенность провинціальныхъ привилегій.

Между-тѣмъ, другая партія, прибывъ въ Альхаферіа, стала требовать отъ инквизиторовъ выдачи плѣнниковъ. Инквизиторы, запершись въ своемъ укрѣпленномъ замкѣ, преравнодушно смотрѣли на бѣснующійся народъ. Чтобъ пробудить ихъ отъ дремоты и самонадѣянности, донъ-Педро де-Сесе велѣлъ привезти цѣлью возы дровъ и хотѣлъ поджечь замокъ; народъ, толпясь около инквизиціоннаго дворца, кричалъ; "Кастильскіе святоши! освободите плѣнниковъ; не то мы сожжемъ васъ точно такъ же, какъ вы сжигаете другихъ". Въ это самое время, вице-король донъ-Хомено, испуганный возстаніемъ, пріѣхалъ, съ докторомъ Монреалемъ, фффиціаломъ сарагосскаго архіепископа Бобадильи, къ инквизиторамъ. На домогательство черни, вице-король отвѣчалъ: "Сдѣлаю все, мои дѣти, окажется вамъ правосудіе, и никто не посмѣетъ не уважать вашихъ привилегій." И дѣйствительно, онъ предложилъ инквизиторамъ выдать узниковъ. Архіепископъ Бобадилья съ своей стороны писалъ имъ: "Домъ маркиза д'Альменара осажденъ и, для отклоненія опасности, угрожающей особѣ маркиза, нѣтъ ппаго средства, какъ перемѣстить Антоніо Переса въ темницу манифестадовъ."

Инквизиторы Уртадо де-Мендоса и Морехонъ, казалось, расположены были къ уступкѣ; по несговорчивый Молина де-Медрано отвергъ это предложеніе, какъ слабость, недостойную служителей инквизиціи и охранителей вѣры. Рѣшились -- не освобождать преступниковъ; но опасность вскорѣ увеличилась, и графы д'Аранда и де-Мората нарочно прибыли въ Альхаферію, чтобъ склонить инквизиторовъ на уступку. Вмѣстѣ съ тѣмъ, архіепископъ прислалъ имъ второе письмо, болѣе убѣдительное, чѣмъ первое, и велѣлъ сказать, что дѣла становятся часъ-отъ-часу хуже, что мятежники поджидаютъ ночи, намѣреваясь, въ случаѣ невыдачи Переса, поджечь архіепископство, домъ верховнаго судьи, Альхаферію и предаться всякаго рода неистовствамъ. Инквизиторы все еще спорили, какъ вдругъ донъ-Хуанъ Патернои предсталъ предъ нихъ съ третьей и лаконической запиской отъ Бобадилья: "Освобожденіе Переса необходимо; сейчасъ же отошлите его въ темницу манифестадовъ". Онъ извѣщалъ ихъ притомъ, что маркизъ д'Альменара опасно раненъ. Упорство Молины поколебалось. Пересъ и Майорини, около пяти часовъ вечера были отданы на руки вице-королю и графамъ д'Аранда и де-Мората. Но инквизиторы, уступая узниковъ, не хотѣли уступить своихъ правъ на нихъ: они просили держать еретиковъ подъ крѣпкою стражей, и чтобъ темница манифестадовъ была имъ, въ этомъ отношеніи, не легче инквизиціонной.

[Пер. и излож. В. П. Боткина]

"Отечественныя Записки", No 9, 11, 1847

Оставить комментарий Минье Франсуа (перевод: Василий Боткин) (yes@lib.ru) Год: 1845 Обновлено: 07/09/2019. 184k. Статистика. Статья: Переводы, История, Публицистика Сочинения Иллюстрации/приложения: 1 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (Antonio Perez et Philippe II). Статья первая. Перевод и изложение Василия Боткина. Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 9, 11, 1847.

Минье Франсуа Антонио Перес и Филипп II

АНТОНІО ПЕРЕСЪ И ФИЛИППЪ II.

Статья первая.

Статья вторая.

Минье Франсуа
Антонио Перес и Филипп II