Мюссе Альфред Де
Намуна

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

НАМУНА.

(Восточная повѣсть).

Ал. де-Мюссэ.

Пѣсня первая.

                                                     Une femme est comme votre ombre
                                                     Courez après -- elle vous lait; fuyez
                                                     elle court uprés vous.
                                 I.
   
             Мнѣ говорить придется объ Гассанѣ,
             А потому, немедля, долженъ я
             Васъ познакомить съ нимъ; онъ на диванѣ
             Лѣниво возсѣдалъ, свой усъ крутя,
             И опіумъ курилъ, ища забвенья...
             Онъ былъ одѣтъ, какъ Ева до паденья...
   
                                 II.
   
             Что будетъ дальше, если съ первыхъ словъ
             Герой поэмы нагъ? Читатель, строго
             Глядишь ты на меня; еще немного,
             И бросить ты мои стихи готовъ...
             Согласенъ я; костюмъ героя странный,
             Но онъ едва успѣлъ разстаться съ ванной.
   
                                 III.
   
             Читательница милая, и вы
             Краснѣете... Невольно васъ смущаютъ
             Мои слова; но какъ же въ свѣтѣ знаютъ,
             Какъ добралось до вѣтреной молвы,
             Что ваша грудь божественна и тѣло
             Гранита тверже и какъ мраморъ бѣло?
   
                                 IV.
   
             Вы скажете, что.вѣтеръ могъ поднять
             Вашъ туалетъ; что падали, гуляя,
             И что легко, вашъ образъ созерцая,
             Другія совершенства отгадать...
             Но я-бъ на эти сказки не поддался;
             Любовникъ вашъ навѣрно проболтался...
   
                                 V.
   
             Сидѣть нагимъ въ пріятномъ полуснѣ,
             Скажите, развѣ грѣхъ во время зноя,
             На креслѣ тѣло нѣжа и покоя?
             Когда бы вы могли отдаться мнѣ,
             Я снялъ бы съ васъ ненужные покровы...
             Вы на меня взглянули бы сурово...
   
                                 VI.
   
             Проснулся-бъ гнѣвъ, а тамъ, потупи взоръ,
             Простили бы меня; мы любимъ въ милой
             Не пышные наряды и уборъ;
             Чтобы красѣ придать побольше силы,
             Вы рядитесь; нарядъ оружьемъ служитъ...
             Пріятно, побѣдивъ, обезоружить....
   
                                 VII.
   
             Открыта жизнь, открыты небеса;
             Обнажены могилы, дѣти, боги...
             Скрываются лишь тайныя тревоги
             И ложь; скрываться не должна краса;
             Все доброе не прячется отъ свѣта
             И мой герой предъ вами неодѣтый
   
                                 VIII.
   
             Останется; бѣды большой въ томъ нѣтъ;
             Когда жара -- быть на легкѣ отрада;
             Съ нимъ разставаясь, плакала Наядя;
             Она ушла, оставя влажный слѣдъ;
             Еще на немъ ея дрожали слезы;
             Ему не до костюма и до позы...
   
                                 IX.
   
             Сентябрь стоялъ; подъ небомъ южныхъ странъ
             Онъ сущій рай,-- не мрачный и дождливый.
             Какъ онъ у насъ... Безпечный и счастливый,
             Любуясь на закатъ, сидѣлъ Гассанъ...
             Не вѣдалъ онъ житейскія заботы
             И другомъ былъ мечтанья и дремоты...
   
                                 X.
   
             Онъ былъ природой щедро одаренъ;
             Ему въ удѣлъ достались ловкость, сила;
             Хоть ростомъ малъ, но хорошо сложенъ;
             Казалось, мать его такимъ родила,
             Чтобъ онъ красивѣй и стройнѣе сталъ;
             Его рѣзецъ художника ваялъ.
   
                                 XI.
   
             Онъ съ алебастромъ спорилъ бѣлизной;
             Въ его рукѣ порода отражалась;
             Онъ блѣденъ былъ и черной бородой
             Его лице прекрасно обрамлялось;
             Огонь страстей пылалъ въ его глазахъ...
             Не стану говорить о волосахъ.
   
                                 XII.
   
             Татары брѣютъ это украшенье,
             Смѣясь надъ нимъ. Герой мой ренегатъ,
             Когда-то былъ искатель приключеній,
             Потомъ дѣла поправилъ, сталъ богатъ;
             Онъ былъ французъ по роду и понятьямъ,
             Но измѣнилъ отчизнѣ, вѣрѣ, братьямъ
   
                                 XIII.
   
             И съ родиной простился онъ на вѣкъ;
             Гассанъ имѣлъ характеръ сумасбродный
             И вообще былъ странный человѣкъ,--
             Дурной сосѣдъ, товарищъ превосходный
             И добръ и золъ, довѣрчивъ и лукавъ.
             Порою виноватъ, порою правъ...
   
                                 XIV.
   
             То въ праздности пустой искалъ отраду,
             То мрачныхъ думъ вкушалъ онъ горькій плодъ.
             Ты помнишь ли, читатель, серенаду,
             Что Донъ-Жуанъ съ гитарою поетъ?...
             Въ ней слышится унылый голосъ муки;
             Тоской и страстью дышатъ эти звуки
   
                                 XV.
   
             И съ тихой грустью пѣсня раздается...
             Гитара, еле внятно вторитъ ей,
             И, въ ладъ звуча, надъ пѣснею смѣется
             Веселою игривостью своей.
             Пускай слова полны тоски и горя,
             Она словамъ не вѣритъ, пѣснѣ вторя.
   
                                 XVI.
   
             Гакъ въ жизни смѣхъ порой звучитъ сквозь слезъ,
             Такъ мы порой, обманывая, любимъ,
             Готовы правдѣ измѣнять для грезъ,
             Съ душою чистой жизнь чужую губимъ,
             Невинны и порочны; мракъ и свѣтъ
             Соединились въ насъ; такъ созданъ свѣтъ...
   
                                 XVII.
   
             Гассанъ былъ въ полномъ смыслѣ добрый малый,
             Но никакихъ властей не признавалъ;
             Имъ прихоть безотчетно управляла,
             Намѣренья, какъ платья онъ мѣнялъ,
             Но если въ немъ вселялось убѣжденье,
             Никто-бъ не могъ его заставить мнѣнье
   
                                 XVIII.
   
             Перемѣнить; всегда съ плеча рубилъ.
             И много было странностей въ Гассанѣ:
             Онъ на полу бы мухи не, убилъ,
             Но если бы нашелъ се въ стаканѣ.
             То запоролъ бы всѣхъ людей своихъ...
             Вотъ притча вамъ про добрыхъ и про злыхъ..
   
                                 XIX.
   
             Зоилы говорятъ, что долгъ поэта
             Живыхъ людей на сцену выставлять
             И сердце человѣка изучать.
             Но въ комъ его найти? гдѣ сердце это?
             Зачѣмъ же мнѣ сосѣда предпочесть?
             И у меня, вѣдь, тоже сердце есть.
   
                                 XX.
   
             Такъ сами вы герой своей поэмы
             И рѣчь идетъ о васъ? Смѣшной вопросъ,
             И безъ себя найти не трудно тэмы...
             Я съ одного срисовываю носъ,
             Съ другаго тылъ; вопросамъ мѣру знайте;
             Что съ третьяго беру я -- отгадайте...
   
                                 XXI.
   
             "Вы взяли на себя тяжелый крестъ...
             "Ребенокъ вашъ отца имѣть не будетъ".
             -- Молчите, ради Бога; васъ осудитъ
             Издатель мой. Къ тому-жь is pater est
             "Juem nuptiae; тѣмъ кончится тирада.
             Увѣренъ я, латыни вамъ не надо...
   
                                 XXII.
   
             Гассанъ мой сынъ, сомнѣнья въ этомъ нѣтъ;
             Хотя-бъ онъ былъ щедушный и горбатый,
             Все имъ бы я гордился; онъ на свѣтъ
             Произведенъ моей мечтой крылатой...
             Къ тому-жь о немъ исторія молчитъ
             И мнѣ Гассанъ вполнѣ принадлежитъ.
   
                                 XXIII.
   
             За ложь меня не упрекаетъ совѣсть;
             Я про Востокъ ни слова не сказалъ,
             Хотя ему я посвящаю повѣсть;
             Я въ тѣхъ странахъ, но правдѣ, не бывалъ,
             Но, давъ просторъ фантазіи широкой,
             Вамъ описать бы могъ красы Востока.
   
                                 XXIV.
   
             Кто смѣлъ бы уличить меня во лжи?
             Я описалъ бы пѣсню муэззина
             И синій кровъ богатаго хаджи;
             Явилась бы волшебная картина:
             На первомъ планѣ бѣлый минаретъ,
             Лазурь небесъ и яркій солнца свѣтъ...
   
                                 XXV.
   
             Вы даже не замѣтили-бъ обмана;
             Вѣдь, лучше книги намять служитъ намъ...
             Все это я разсказываю вамъ,
             Чтобъ вы простили странности Гассана...
             Пускай онъ вамъ не нравится вполнѣ,
             Я васъ прошу уступку сдѣлать мнѣ
   
                                 XXVI.
   
             И не судить Гассана слишкомъ строго...
             Мнѣ трудно вамъ понятье дать о немъ;
             Загадка онъ для всѣхъ; съ нимъ сходенъ домъ
             Безъ лѣстницы... Друзей имѣлъ онъ много,
             Но ни одинъ изъ нихъ его не зналъ;
             Онъ лишь подушкѣ тайны повѣрялъ.
   
                                 XXVII.
   
             Онъ общаго имѣлъ съ другими мало...
             Родныхъ не зналъ; онъ странный былъ чудакъ:
             Любовница съ нимъ жизнь не раздѣляла;
             Онъ не любилъ ни кошекъ, ни собакъ.
             Употребить я долженъ всѣ старанья,
             Чтобъ какъ-нибудь къ нему привлечь вниманье
   
                                 XXVIII.
   
             Читателя; сказать, что онъ паша --
             Смѣшно; что онъ на жизнь глядитъ сурово
             И что какъ ночь его мрачна душа --
             Во-первыхъ, ложь, а, во-вторыхъ, не ново;
             Что я его лелѣю и люблю,
             Я этимъ никого не удивлю --
   
                                 XXIX.
   
             Гассанъ мой сынъ; что онъ не вѣрить въ Бога --
             Безнравственно, не перебрать всего...
             Я на себя бы принялъ слишкомъ много,
             Сказавъ, что вы полюбите его...
             О немъ молчать бы лучше, безъ сомнѣнья,
             Тогда прости мое произведенье...
   
                                 XXX.
   
             И такъ, скажу, чтобъ вамъ не надоѣсть,
             Что онъ оригиналъ; я неe виною,
             Что глупости онъ дѣлаетъ порою.
             Коль дуренъ онъ, другіе хуже есть;
             Пусть будетъ онъ своей системѣ вѣренъ,
             Я за него отвѣтить не намѣренъ...
   
                                 XXXI.
   
             Мнѣ до Гассана вовсе дѣла нѣтъ;
             Съ нимъ никакого сходства не имѣю,
             Я не съ себя писалъ его портретъ...
             Предъ женщиной я таю и робѣю,
             Ей отдаюсь всемъ сердцемъ и душой...
             Увы, не такъ мой дѣйствовалъ герой.
   
                                 XXXII.
   
             Куда могла моя дѣваться совѣсть?
             Я вамъ клянусь, что не могу понять,
             Какъ написать безнравственную повѣсть
             Рѣшился я. Стихи бы надо взять
             И въ печкѣ сжечь, но, пожалѣвъ потомство,.
             Не совершу я это вѣроломство.
   
                                 XXXIII.
   
             Гассанъ въ любовь не вѣрилъ и взиралъ
             На женщину съ особой точки зрѣнья;
             Онъ лишь ее игрушкою считалъ,
             Онъ съ ней искалъ минуту развлеченья;
             Но вотъ и все -- и если восемь дней
             Онъ проводилъ съ любовницей своей,
   
                                 ХXXIV.
   
             То для него ужь это было много;
             Не грѣхъ ли такъ о женщинахъ судить?...
             Гдѣ слыхано, скажите ради Бога,
             Что можно только восемь дней любить?
             Когда охватитъ насъ порывъ сердечный,
             Мы женщину любить клянемся вѣчно...
   
                                 XXXV.
   
             Оправдывать Гассана не берусь...
             Его неизвинительны причуды;
             Онъ сливки лишь вкушалъ, но кислый вкусъ
             Въ нихъ часто находилъ; въ нашъ вѣкъ не худо
             И молоко имѣть. Среди друзей
             Онъ говорилъ: "Я не терплю цѣпей.
   
                                 XXXVI.
   
             "У женщины особая сноровка
             "Мужчину забирать въ позорный плѣнъ;
             "Отдайся ей, и явится снуровка.
             . "Съ свободой ты простишься, а взамѣнъ
             "Тюрьму получишь... Славная награда!
             "За эту цѣну и любви не надо.
   
                                 XXXVIІ.
   
             "Кто властвовалъ, тотъ долженъ стать рабомъ.
             Приносишь въ дань свободу, силу, волю...
             "А цѣпь все коротаетъ съ каждымъ днемъ,
             "И такъ судьба готовитъ горя вволю...
             "Нѣтъ, не могу съ тюрьмой мириться я,
             "Гдѣ даже мнѣ повѣситься нельзя.
   
                                 XXXVIII.
   
             "Еще скажу, что женщина любая,
             "Едва пройти успѣетъ первый пылъ,
             "Готова вспомнить, плача и вздыхая,
             "Любовника, что ей милѣе былъ...
             "Который страсть ей выражалъ яснѣе
             "И былъ добрѣй, красивѣй и сильнѣе".
   
                                 XXXIX.
   
             Я долженъ здѣсь опять замѣтить-вамъ,
             Что говоритъ Гассанъ, и эти мнѣнья
             Его вполнѣ; внимать его словамъ
             Я не могу безъ гнѣва и волненья...
             "Чѣмъ съ женщиной разстанемся скорѣй,
             "Тѣмъ вспоминать пріятнѣе о ней".--
   
                                 XL.
   
             Такъ продолжалъ Гассанъ.-- "Мы не успѣемъ
             "Ей надоѣсть и въ жертву дать себя;
             "Былое счастье мы въ душѣ лелѣемъ,
             "Намъ жаль его; такъ нянчитъ мать, любя,
             "Дитя больное; сладостно и больно,
             "И въ сердцѣ грусть рождается невольно.
   
                                 XLI.
   
             "Но если часъ разлуки настаетъ,
             "Когда въ душѣ любовь и въ сердцѣ грезы,
             "Несчастная уныло слезы льетъ,
             "И у меня изъ глазъ струятся слезы;
             "Я полонъ горя, мраченъ и унылъ
             "И самъ готовъ лишиться чувствъ и силъ.
   
                                 XLII.
   
             "Чтобъ душу сохранить, теряю тѣло...
             "Вы скажете, что съ женщиной иной
             "Такимъ путемъ ручаться можно смѣло
             "Все потерять; но гнусной клеветой
             "Прекрасный полъ напрасно вы язвите;
             "Насмѣшкой злой меня не убѣдите".
   
                                 XLIII.
   
             Во Франціи мой вѣтренный Гассанъ
             Такъ разсуждалъ, когда родному краю
             Не измѣнялъ для неба дальнихъ странъ
             И ренегатомъ не былъ; я не знаю,
             Какъ онъ дойти до этихъ мыслей могъ;
             Должно быть, жизнь дала ему урокъ,
   
                                 XLIV.
   
             Иль тайная душевная невзгода...
             Въ теоріи былъ силенъ мой герой,
             Но слабъ на дѣлѣ; верхъ брала природа;
             Въ минуту сладострастья онъ собой
             Не могъ владѣть; пылая отъ волненья,
             Онъ утопалъ въ восторгахъ упоенья...
   
                                 XLV.
   
             Дрожалъ, блѣднѣлъ; безумныя слова
             Лились изъ устъ и слышались проклятья...
             Дышать не могъ; кружилась голова;
             Онъ открывалъ горячія объятья,
             Лишаясь чувствъ и силъ, онъ замиралъ;
             Казалось, жить тогда переставалъ.
   
                                 XLVI.
   
             Потомъ въ лицѣ опять являлись краски
             И проходилъ минутный сонъ души...
             Свою любовь и пламенныя ласки
             Онъ расточалъ; какъ чудно хороши
             Тѣ свѣтлые, но рѣдкія мгновенья,
             Когда въ душѣ восторгъ и вдохновенье!
   
                                 XLVII.
   
             Гассанъ тогда отъ милой не скрывалъ
             Своихъ надеждъ, стремленій и желаній...
             Всѣ тайны ей съ любовью довѣрялъ
             И каялся во всемъ; его признаній,
             Казалось, безъ конца продлится нить;
             Въ чужую душу душу перелить
   
                                 XLVIII.
   
             Онъ былъ готовъ; когда слабѣетъ сила
             И воля измѣняетъ намъ порой,
             Опасна связь межъ тѣломъ и душой;
             Я не могу понять, какъ допустила
             Природа эту связь... извѣстный мечъ
             Не гордьевъ узелъ долженъ былъ пресѣчь,
   
                                 XLIX.
   
             А эту цѣпь. Какъ два быка у плуга,
             Какъ пара риѳмъ, идти однимъ путемъ
             Должны душа и тѣло и другъ друга
             Переносить; имъ не легко вдвоемъ;
             Они идутъ безмолвно и уныло...
             Нельзя сказать, чтобъ къ лучшему все было.
   
                                 L.
   
             Такъ много въ этой жизни слезъ и бѣдъ,
             Такъ много въ ней и скорби, и печали,
             Что мы иной себѣ создали свѣтъ,
             Чтобы себя утѣшить; но едва ли
             Волшебный міръ фантазіи и грезъ
             Спасти насъ можетъ отъ тоски и слезъ.
   
                                 LI.
   
             Когда душа объята сномъ и лѣнью,
             Ей не блеснетъ отрадный счастья лучъ...
             Опасно предаваться упоенью
             И бросить драгоцѣнный сердца ключъ
             Въ потокъ шумящій, страсти лишь внимая,
             Какъ въ оны дни Эльфрида молодая.
   
                                 LII.
   
             Одинъ визирь, боясь коварныхъ женъ,
             Клалъ острый мечъ межъ ними и собою.
             Блаженъ, кто можетъ дѣйствовать, какъ онъ,
             Кто зналъ лишь смѣхъ и слезъ не лилъ порою,
             Кто, не куря напрасно ѳиміамъ,
             Не осквернилъ священный сердца храмъ!
   
                                 LIII.
   
             Когда стоитъ предъ нами счастья чаша,
             Испить ее намъ хочется до дна...
             Мужчина слабъ, а женщина сильна;
             Въ ней наша жизнь и въ ней блаженство наше...
             Какъ сладко на груди ея заснуть! *
             Отъ радости къ блаженству близокъ путь...
   
                                 LIV.
   
             И что-жь? Ты выпьешь чашу наслажденья,
             Отдашься весь и тѣломъ, и душой,
             А счастья не найдешь,-- одно сомнѣнье,
             Раскаянье съ тяжелою тоской;
             Кто знаетъ свѣтъ и чары сладострастья,
             Тотъ скажетъ, что во снѣ найдешь лишь счастье.
   
                                 LV.
   
             Да, сладко спать, когда волшебный сонъ
             Своимъ крыломъ твои закроетъ вѣжды;
             Въ страну чудесъ тебя уноситъ онъ,
             Въ страну любви, восторговъ и надежды,
             Гдѣ вѣчный миръ, гдѣ вѣчная краса...
             Онъ сынъ небесъ и свѣтелъ, какъ роса.
   
                                 LVI.
   
             Какъ сладко бы прожить одними снами!...
             Но жизнь идетъ обычной чередой,
             Уноситъ сны съ отрадными мечтами
             И давитъ насъ желѣзною рукой...
             О, еслибъ человѣкъ былъ вѣчно молодъ
             И могъ бы утолять любовь, какъ голодъ!
   
                                 LVII.
   
             Скажите, почему Manon Lescaut
             Насъ съ первыхъ строкъ невольно привлекаетъ
             И манитъ насъ къ себѣ? Ей далеко
             До Элоизы, но въ ней жизнь играетъ,
             А Элоиза только свѣтлый сонъ;
             Ему не вѣримъ, но плѣняетъ онъ.
   
                                 LVIII.
   
             Зачѣмъ мечта крылатая поэта
             Насъ хочетъ перенесть изъ царства тьмы
             Въ тотъ чудный край, гдѣ льются волны свѣта
             Когда отъ сна должны очнуться мы,
             Когда душа напрасно къ небу рвется
             И на землѣ съ тоскою остается
   
                                 LIX.
   
             Какъ раненый орелъ? Передъ тобой,
             Манонъ Лзско, склоняю я колѣна;
             Ты Клеопатрѣ можешь быть сестрой;
             Ты странный сфинксъ, опасная сирена;
             Вѣсь вѣкъ развратъ и золото любя,
             Ты жизнью наслаждалась; пусть тебя
   
                                 LX.
   
             Зоилъ бранитъ, но ты изъ жизни взята,
             И Клеоменъ *) лобзать не смѣлъ бы прахъ
             Отъ ногъ твоихъ....
             Тебѣ я вѣрю; страсть въ твоихъ очахъ.
             Насколько скученъ мнѣ Тибержъ тяжелый,
             Настолько по душѣ твой нравъ веселый...
   *) Греческій скульпторъ, которому приписываютъ Венеру.
   
                                 LXI.
   
             Ты ненависть вселяешь и любовь,
             Тебѣ бы отдалъ я и жизнь, и душу,
             Когда бы ты могла явиться вновь...
             Я предъ тобой, читатель добрый, трушу:
             Опять заврался я и на пути
             Героя бросилъ... гдѣ его найти?
   
                                 LXII.
   
             Я говорилъ, что страстно увлекался,
             Любовь не признавая, мой герой,
             Что безъ любви безумно отдавался;
             Какъ тѣло раздѣлять онъ могъ съ душой,
             Когда одно лишь.дымъ, другая пламя?
             Для двухъ полковъ одно не служитъ знамя.
   
                                 LXIII.
   
             Я не беруся эту странность въ немъ
             Вамъ объяснить и, право, самъ не знаю
             Во что онъ вѣрилъ и какимъ путемъ
             Рѣшился измѣнить родному краю,
             Какъ въ цвѣтѣ лѣтъ и съ пламенемъ въ крови
             Не признавалъ ни дружбы, ни любви.
   
                                 LXIV.
   
             Быть можетъ, у него скрывалась рана
             На днѣ души-быть можетъ, съ юныхъ лѣтъ
             Онъ жертвой былъ сердечнаго обмана.
             Кто можетъ намъ на это дать отвѣтъ?
             Однажды книгу о судьбахъ Востока
             Онъ прочиталъ и сыномъ сталъ пророка.
   
                                 LXV.
   
             Къ нему еврей, что мѣсяцъ, приводилъ
             Двухъ юныхъ дѣвъ; Гассанъ прощался съ ними,
             Когда кончался мѣсяцъ; ихъ дарилъ
             Нарядами, камнями дорогими
             И отпускалъ на волю; мой герой,
             Какъ видите, былъ человѣкъ не злой.
   
                                 LXVI.
   
             Четыре раза каждую недѣлю
             Онъ въ-дикой страсти съ ними утопалъ...
             Восточныхъ языковъ Гассанъ не зналъ
             И по-французски предавался хмѣлю
             Восторговъ страстныхъ; трудно объяснить,
             Какъ въ этомъ счастье могъ онъ. находить.
   
                                 LXVII.
   
             Вы скажете, что онъ морально болѣнъ,
             И, можетъ быть, его осудитъ свѣтъ;
             Но онъ своей судьбою былъ доволенъ
             И думалъ, что его счастливѣй нѣтъ.
             У всякаго свой вкусъ, свои понятья...
             Гассанъ сидѣлъ и звалъ въ свои объятья
   
                                 LXVIII.
   
             Волшебный сонъ; но не дождался сна,
             А сладкой дрёмы; сердцу упоенье
             Она даритъ и свѣтлое забвенье.
             Она какъ сонъ прекрасна и блѣдна;
             Съ ней не сравнить объятія Морфея,
             Когда она, лаская и лелѣя,
   
                                 LXIX.
   
             Зоветъ къ себѣ; одна душа лишь спитъ;
             Ворочаешься, куришь и зѣваешь,
             А на сердцѣ легко и грусть молчитъ...
             Ты о любви въ то время не мечтаешь,
             Но могъ бы съ удовольствіемъ... Опять,
             Читатель, глупость я хотѣлъ сказать...
   
                                 LXX.
   
             Не вѣдая ни скорби, ни кручины,
             Въ тотъ свѣтлый сонъ былъ погруженъ Гассанъ..
             На солнцѣ грѣясь, такъ порой фазанъ
             Блаженствуетъ среди кустовъ долины;
             Отъ счастья онъ сопитъ, склонивъ главу,
             И, полонъ нѣги, прячется въ траву.
   
                                 LXXI.
   
             Тамъ, гдѣ стоялъ евреевъ градъ священный,
             На голомъ камнѣ нищіе сидятъ:
             Они, куря, на этотъ міръ презрѣнный
             Съ глубокимъ равнодушіемъ глядятъ;
             Они въ лохмотьяхъ, бѣдны и убоги,
             Но, видя ихъ, ты скажешь: это боги!
   
                                 LXXII.
   
             Ихъ мочитъ дождь, лучи дневные жгутъ;
             Они молчатъ, суровы и угрюмы;
             Не прерывай ихъ дремлющія думы:
             Они тебя гяуромъ назовутъ;
             Ихъ не дави: имъ лѣнь посторониться,
             Не презирай: намъ съ ними не сравниться.
   
                                 LXXIII.
   
             И тупость, и безсмысліе Коранъ
             Считаетъ счастьемъ; еслибъ мнѣнье это
             Мы раздѣляли, многихъ христіанъ
             Могло-бъ спасти ученье Магомета;
             Ихъ выручилъ бы магометанизмъ;
             Простите мнѣ ужасный барбаризмъ.
   
                                 LXXIV.
   
             Меня и такъ осудитъ людъ ученый --
             Магометанство, надо бы сказать;
             Но близко не лежало лексикона,--
             Я жалкій стихъ успѣлъ ужь написать,--
             Перо сломалъ съ досады; вдохновенье
             Мнѣ измѣняетъ, сонъ одно спасенье...
   
                                 LXXV.
   
             Ты не сердись, читатель, на меня,
             Прости мои невинныя замашки.
             Съ тобой, какъ съ другомъ, обращаюсь я:
             Герой мой нагъ, а я въ одной рубашкѣ.
             Какъ справиться мнѣ съ музою своей!
             Я рабъ ея; со мною схожъ Эней.
   
                                 LXXVI.
   
             Его жена дорогой отставала;
             Онъ на плечахъ отца Анхиза несъ;
             "Гдѣ ты, жена?" -- Я платье поправляла,--
             Креуза отвѣчала на вопросъ.
             "Иди скорѣй, не то отца я брошу,--
             Себѣ я не по силамъ выбралъ ношу".
   
                                 LXXVII
   
             Читатель, я пускаю причту въ ходъ;
             Анхизъ -- моя поэма, а Креуза,
             Что все, шутя, дорогой отстаетъ,--
             Игривая и вѣтренная Муза...
             Не знаю я, какъ съ нею кончить путь:
             Она дорогой любитъ отдохнуть...
   
                                 LXXVIII.
   
             Эней совсѣмъ ослабъ; живымъ изъ боя
             Не выйдетъ онъ безъ помощи жены...
             Бѣда грозитъ, минуты сочтены,
             Анхизъ тяжелъ -- вдали пылаетъ Троя...
             Старикъ ворчитъ, Креуза отстаетъ...
             Никакъ идти не можетъ онъ впередъ.
   

Пѣсня вторая.

                                           Qu'est -- ce que l'amour? L'échange de deux
                                           fantaisies et le contact de deux épidermes.
                                           Chamfort.
                                 I.
   
             Глупцы твердятъ, что сочинять умно,
             Когда нѣтъ денегъ", если развлеченье
             Писать стихи, не хуже картъ оно,
             И если сынъ небесъ и вдохновенья
             Ремесленникъ -- все выше не стоятъ
             Камелія, швейцаръ иль адвокатъ.
   
                                 II.
   
             Люблю стиховъ плѣнительные звуки;
             Языкъ святой не созданъ для глупцовъ;
             Онъ Божій даръ; языкъ любви и муки
             Уноситъ душу въ царство свѣтлыхъ сновъ
             И чудныхъ грезъ; невѣждъ толпа пустая
             На немъ не говоритъ, ему внимая...
   
                                  III.
   
             Когда стихи читаете порой,
             Вы ищете страданій слѣдъ унылый
             И автора увидѣть предъ собой
             Хотите вы; такъ на запискѣ милой
             Любовникъ ищетъ слезъ горючій слѣдъ
             И видитъ милой предъ собой портретъ.
   
                                 IV.
   
             Узнайте же, всегда душа поэта
             Въ его стихахъ и дышетъ, и живетъ;
             Чѣмъ мысль полна, чѣмъ грудь его согрѣта,
             На лирѣ вдохновенной онъ поетъ,
             Свою тоску, души восторгъ и радость;
             Вамъ не понять стиховъ святую сладость.
   
                                 V
   
             Пускай стихи не клеятся; мы въ дань
             Приносимъ Музѣ жизнь и вдохновенье,
             Мы любимъ въ ней свое лишь увлеченье,
             Свои мечты; напрасна ваша брань;
             Она не долетаетъ до поэта:
             Онъ на небѣ и тонетъ въ волнахъ свѣта.
   
                                 VI.
   
             Вамъ безъ него не видѣть чуждыхъ странъ,
             Гдѣ онъ паритъ крылатою мечтою.
             Когда отъ сна очнетесь вы душою?
             Когда, слѣпцы, рукой не тронувъ ранъ,
             Покинувъ лжи печальную обитель,
             Повѣрите, что распятъ вашъ спаситель?
   
                                 VII.
   
             Чего зоилы строгіе хотятъ?
             Что требуютъ? Поэма -- сердца греза,
             Минутный сонъ души; она какъ роза,
             Что, падая, бросаетъ ароматъ;
             Какъ птичка, что щебечетъ, улетая,
             Какъ другъ, съ которымъ думы раздѣляя,
   
                                 VIII.
   
             Бесѣдуемъ, его мечты цѣня...
             Законамъ Музы слѣдуютъ поэты;
             Не грѣхъ ли вамъ преслѣдовать меня,
             Что я пишу веселые куплеты!...
             Вы скажете, что Байрона я взялъ
             Себѣ въ примѣръ, но Байронъ подражалъ
   
                                 IX.
   
             Поэту Пульчи; новаго въ природѣ
             Искать, увы! напрасно и смѣшно...
             Въ романѣ ли, въ поэмѣ или въ одѣ,
             Что ни скажи, все сказано давно;
             Нельзя не сдѣлать грустное признанье:
             Сажать капусту даже подражанье.
   
                                 X.
   
             О, Лафоре *), тебя беру въ примѣръ,
             Что идутъ въ рядъ безграмотность и чувство:
             Свои труды тебѣ читалъ Мольеръ;
             Какой урокъ цѣнителямъ искусства
             Давала ты! Твой острый нравъ любя,
             Онъ спрашивалъ совѣтовъ у тебя...
   *) Служанка Мольера.
   
                                 XI.
   
             Онъ не читалъ тебѣ стиховъ Альсеста;
             Свои стихи, своихъ фантазій плодъ
             Читалъ бы я тебѣ; иное мѣсто
             Прошло бы незамѣтно; соль остротъ
             Пропала бы, но что изъ сердца взято,
             То къ сердцу бы пошло, тоской объято;
   
                                 XII.
   
             Мнѣ остальнаго было бы не жаль...
             Скажите мнѣ, любовнику что надо?
             Зачѣмъ поэтъ поетъ свою печаль?
             Слеза обоимъ лучшая награда...
             Чтобъ вылилась она, пылаетъ кровь...
             Какъ въ этомъ сходны геній и любовь!
   
                                 XIII.
   
             Свои стихи теперь прочелъ я снова,
             Оплакивая горькій еврй удѣлъ...
             Безъ плана все писалъ и и ни слова
             Не могъ сказать того, что я хотѣлъ;
             Мои стихи звучатъ фальшивой нотой;
             Я слезъ хотѣлъ, а создалъ лишь остроты.
   
                                 XIV.
   
             Два рода есть развратниковъ: одинъ
             О ближнемъ не заботится, не тужитъ;
             Глядитъ на свѣтъ, какъ гордый властелинъ,
             И своему лишь честолюбью служитъ;
             Красивъ какъ демонъ, холоденъ какъ змѣй
             И только занятъ думою своей.
   
                                 XV.
   
             Онъ лишь себя на этомъ свѣтѣ любитъ
             И въ тѣнь свою влюбленъ; собою полнъ,
             Онъ холодно чужое сердце губитъ
             И какъ Нарциссъ глядится въ лонѣ волнъ...
             Несчастному онъ не протянетъ руку
             Съ слезой участья; если ищетъ муку,
   
                                 XVI.
   
             То чтобъ себѣ въ ней зеркало найти...
             Онъ свой кумиръ и въ вѣчномъ умиленьи
             Передъ собой; всѣ на его пути
             Должны стоять въ нѣмомъ благоговѣньи...
             Онъ ось земли; онъ свѣтъ и радость глазъ;
             Склоняйтесь ницъ -- предъ вами Ловеласъ...
   
                                 XVII.
   
             Онъ слова не промолвитъ безъ разсчета;
             Все у него обдумано впередъ,
             Разставлены приманки и тенета;
             Ужь онъ свое навѣрное возьметъ;
             Онъ ищетъ соблазнительную славу
             И смотритъ на любовь, какъ на забаву
   
                                 XVIII.
   
             И ремесло; напрасно въ немъ хотятъ
             Искать любовь и сердца увлеченья.
             Что въ жизни у него? Одни сомнѣнья,
             Забытыя дуэли, жалкій рядъ
             Пустыхъ интригъ, порою вздохъ унылый
             И черный крестъ надъ темною могилой...
   
                                 XIX.
   
             Въ Клариссѣ будитъ онъ огонь страстей;
             Онъ всѣ сердца плѣняетъ и тревожитъ;
             Онъ хочетъ застрѣлиться, если въ ней
             Любовь молчитъ; застрѣлиться, быть можетъ,
             И что-жь? Кларисса сердце отдаетъ,
             Умретъ сама, но жизнь его спасетъ...
   
                                 XX.
   
             Вотъ побѣдитель жалкій и бездушный,
             Въ которомъ отъ любви не вспыхнетъ кровь;
             Онъ, презирая муку и любовь,
             Проводитъ вѣкъ, своимъ страстямъ послушный;
             Когда бы измѣнить судьбы законъ,
             Не Ловеласъ, а Кесарь былъ бы онъ.
   
                                 XXI.
   
             Ища пустыхъ забавъ, нашелъ ли счастье?
             На это самъ отвѣтить бы не могъ;
             Коль дуренъ онъ, его такъ создалъ Богъ;
             Онъ жизнь провелъ, не вѣдая участья...
             Газель нѣжнѣе льва, но, слыша ревъ
             Царя пустынь, легко понять, что левъ
   
                                 XXII.
   
             Не можетъ быть газелью... Всѣхъ вниманье
             Онъ на себя невольно обратилъ.
             Онъ свѣта былъ блестящее созданье
             И свѣтъ его лелѣялъ и любилъ...
             Святой любви не можетъ вспыхнуть пламень,
             Когда душа какъ ледъ, а сердце камень.
   
                                 XXIII.
   
             Смѣшонъ и пустъ французскій Донъ-Жуанъ:
             Вся жизнь его одна пустая шутка;
             Онъ ни во что не вѣритъ, вѣчно пьянъ,
             Живетъ лишь для соблазна и желудка,
             Кругомъ въ долгахъ, смѣется надъ отцомъ;
             Искать, увы! напрасно сердца въ немъ,
   
                                 XXIV.
   
             Но свѣтлый типъ иного Донъ-Жуана
             Еще никто на лирѣ не воспѣлъ,
             Моцартъ о немъ понятье дать хотѣлъ,
             Его обрисовала кисть Гофмана,
             Но все еще о немъ не знаетъ міръ:
             Его бы могъ создать одинъ Шекспиръ.
   
                                 XXV.
   
             Задумчивъ какъ любовь, красивъ какъ геній,
             Съ своею милой юноша сидитъ,
             Любуясь ею въ сладкомъ упоеньи;
             Впервые страсть въ его груди горитъ
             И нѣжныхъ клятвъ его плѣняютъ звуки;
             Онъ для любви родился и для муки.
   
                                 XXVI.
   
             Красы полна, его любви святой
             Природа вторитъ; пламенныя грезы
             Его мечты уносятъ въ міръ иной,
             Изъ глазъ его блаженства льются слезы,
             Его любви плѣняетъ сладкій сонъ;
             Какъ слабый плющъ, опоры ищетъ онъ.
   
                                 XXVII.
   
             Надъ милою склонясь съ любовью нѣжной.
             Онъ вдохновенно пѣсни ей поетъ;
             Душою чистъ, какъ ангелъ безмятежный,
             Не зная зла, онъ для другихъ живетъ,
             Чужой восторгъ своимъ считаетъ счастьемъ,
             На все глядя съ любовью и съ участьемъ...
   
                                 XXVIII.
   
             Онъ любитъ всѣхъ и всѣми онъ любимъ;
             Святыхъ надеждъ онъ знаетъ миръ и сладость;
             Судьбою онъ взлелѣянъ и хранимъ...
             Его удѣлъ богатство, сила, младость...
             Краса души въ красѣ его лица,
             А въ сердцѣ грезы, грезы безъ конца.
   
                                 XXIX.
   
             Скажите, что ему падетъ на долю?
             Какъ жизнь свою счастливецъ проведетъ?
             Судьба должна его исполнить волю --
             Любовь предъ нимъ свои восторги льетъ,
             Поэзія, въ нѣмомъ благоговѣньи,
             Ему даритъ святое вдохновенье...
   
                                 XXX.
   
             Рѣка и лѣсъ, селеній длинный рядѣ,
             Дворецъ и монастырь, луга и нивы,
             Гора и долъ ему принадлежатъ...
             Ему судьба готовитъ вѣкъ счастливый;
             Восторженно его встрѣчаетъ свѣтъ;
             Ему вездѣ улыбка и привѣтъ.-
   
                                 XXXI.
   
             Захочетъ онъ, и будетъ королевы
             Любовникомъ; король бы самъ не прочь...
             За гордаго счастливца выдать дочь...
             Онъ могъ бы разбросать свои посѣвы
             Для корма птицъ, не сдѣлавшись бѣднѣй;
             Его богатства не сочтетъ еврей...
   
                                 XXXII.
   
             И что-жь? Смѣясь надъ свѣтомъ и судьбою,
             Онъ будетъ лишь страстямъ своимъ служить
             Въ тавернахъ вѣкъ съ друзьями проводить!
             По выходѣ изъ оргіи, порою,
             Разврату и разгулу жизнь даря,
             Онъ будетъ спать въ грязи, у фонаря.
   
                                 XXXIII.
   
             Онъ будетъ страхъ селенья и столицы,
             Закономъ почитая только страсть,
             И дѣвы непорочной, и блудницы
             Онъ надъ собой шутя признаетъ власть...
             Всѣмъ женщинамъ, не дѣлая изъятья,
             Откроетъ онъ горячія объятья...
   
                                 XXXIV.
   
             Служанка ли развратника плѣнитъ,--
             Онъ для нея одѣнется лакеемъ;
             Съ одной ягненка приметъ кроткій видъ,
             Къ другой онъ подползетъ коварнымъ змѣемъ
             И холодно зарѣжетъ старика,
             Чтобъ обезчестить дочь;, его рука
   
                                 XXXV.
   
             Не дрогнетъ, совершая, преступленье.
             Подумаешь, что чаша горькихъ бѣдъ
             Озлобила его; что гордый свѣтъ
             Даритъ ему насмѣшки и презрѣнье;
             Что онъ, какъ Лара, хочетъ мстить за честь,
             Платя за злобу злобу, месть за месть...
   
                                 XXXVI.
   
             О, нѣтъ! вездѣ открытыя объятья
             Находитъ онъ; тоска не сушитъ грудь;
             Въ его устахъ не слышатся проклятья,
             Среди цвѣтовъ его проложенъ путь;
             Его всѣ чтутъ, ему всѣ знаютъ цѣну,
             Онъ не встрѣчалъ ни злобу, ни измѣну...
   
                                 XXXVII.
   
             Онъ шествуетъ съ сіяющимъ челомъ,
             Хоть онъ порокъ избралъ себѣ кумиромъ;
             Его прощаетъ свѣтъ и видитъ въ немъ
             Любимца своего; царя надъ міромъ
             Онъ сохранилъ и почести, и санъ,
             Но только этотъ смертный Донъ-Жуанъ.
   
                                 XXXVIII.
   
             Великій Донъ-Жуанъ! Твои дѣянья
             Прошли изъ вѣка въ вѣкъ, изъ рода въ родъ...
             Тебѣ звучатъ хвалы и порицанья,
             Но кто тебя оцѣнитъ и пойметъ?
             Среди людей пронесся ты свѣтиломъ...
             Тебя воспѣть поэту не по силамъ...
   
                                 XXXIX.
   
             Какъ о тебѣ дерзаю говорить?
             Тебя не разъ поэты воспѣвали,
             Но не могли они тебя любить...
             Твои мечты они не понимали.
             А я тебя люблю, какъ короля
             Любилъ Блондель; святымъ огнемъ горя,
   
                                 XL.
   
             Тебѣ я посвящаю гимнъ хвалебный;
             Склонясь во прахъ, тебя хочу я пѣть...
             Но гдѣ найду коня и плащъ волшебный.
             Чтобъ за тобой дорогою поспѣть?
             Кто мнѣ укажетъ чудныя видѣнья,
             Которымъ ты дарилъ одно забвенье,
   
                                 XLI.
   
             Ища любовь? Три тысячи именъ!
             Ты каждое произносилъ съ слезами...
             Ты все искалъ любви отрадный сонъ,
             Ты звалъ его влюбленными мечтами,
             Но тщетно ты томился и страдалъ:
             Твоей души волшебный идеалъ
   
                                 XLII.
   
             Скрывался въ небѣ; пламенно и страстно
             Онѣ тебя любили, Донъ-Жуанъ,
             И не скрывали тяжкихъ сердца ранъ;
             Взаимности ища въ тебѣ напрасно,
             Твоей любви онѣ лобзали тѣнь...
             Ты бралъ ихъ жизнь, а имъ дарилъ лишь день.
   
                                 XLIII.
   
             Что дѣлалъ ты, глядя на ихъ страданья?
             Чѣмъ заплатилъ за слезы и печаль?
             Ты лишь любилъ свое очарованье,
             И все душой рвался въ нѣмую даль.
             Ты ихъ любилъ съ избыткомъ чувствъ и силы
             И каждый разъ, глядя на образъ милый,
   
                                 XLIV.
   
             Надѣялся найти свой идеалъ...
             Вездѣ, вездѣ, вседневно и всечасно
             Ты звалъ его своей мечтою страстной;
             Чтобъ уловить его, ты жизнь бы далъ...
             Въ твоей груди страданій было много:
             Ты создалъ храмъ, но въ немъ не видѣлъ Бога...
   
                                 XLV.
   
             Что ты хотѣлъ? Прошло уже триста лѣтъ,
             А сфинксъ хранитъ зловѣщее молчанье --
             И все тебя не знаетъ жалкій свѣтъ;
             На дрязги обращаетъ онъ вниманье
             И, въ мелкіе разсчеты погруженъ,
             Увы, тебя понять не можетъ онъ.
   
                                 XLVI.
   
             Свѣтъ говоритъ: какой небесной дѣвы
             Старался онъ увидѣть ликъ святой?
             Какъ могъ онъ услыхать ея напѣвы,
             Отдаться ей всѣмъ сердцемъ и душой,
             Когда она на зовъ не отвѣчала?
             Какая связь его соединяла
   
                                 XLVII.
   
             Съ невѣдомой красавицей? Она
             Таинственною грезою блестѣла...
             Изъ дѣвъ земныхъ ужели ни одна
             Съ его мечтою сходства не имѣла?
             Ты всѣхъ любилъ, всѣ были сходны съ ней...
             Но все она скрывалась отъ очей...
   
                                 XLVIII.
   
             Напрасно ты за ней съ любовью гнался
             И звалъ къ себѣ; ее ты не нашелъ...
             Но все твой вѣкъ безплодно не промчался;
             Когда на землю спустится орелъ,
             Онъ безъ добычи въ горы не вернется,
             Безъ молніи гроза не пронесется.
   
                                 XLIX.
   
             Тебя не понималъ бездушный свѣтъ;
             Онъ за тобой слѣдилъ съ недоумѣньемъ;
             Святымъ огнемъ утѣшенъ и согрѣтъ,
             Ты не клеймилъ его своимъ презрѣньемъ,
             Его прощалъ, надѣясь и любя;
             Бездушный свѣтъ не охладилъ тебя...
   
                                 L.
   
             Въ свой идеалъ ты не утратилъ вѣру;
             Ты жизнь ему и думы посвящалъ;
             И гордую принцессу, и гетеру
             Къ своей груди ты страстно прижималъ;
             Ты, дань платя мечтѣ благословенной,
             Въ простомъ стеклѣ искалъ алмазъ безцѣнный.
   
                                 LI.
   
             Ты былъ вельможа въ замкѣ, съ воромъ воръ;
             Во всѣ концы легла твоя дорога;
             Чтобъ жизнь любить, ты лишь просилъ у Бога
             Широкую свободу и просторъ;
             Ты расточалъ любовь, богатства, силы,
             Чтобъ хоть на мигъ увидѣть образъ милый.
   
                                 LII.
   
             Дѣйствительность губила свѣтлый сонъ;
             Ты не встрѣчалъ святаго идеала;
             Твоя душа томилась и страдала;
             Ты шелъ впередъ, въ раздумье погруженъ,
             А все мечталъ, души скрывая горе,
             Свой чудный перлъ найти въ житейскомъ морѣ.
   
                                 LIII.
   
             Ты призраку пустому подарилъ
             Свою красу и геній, кровь и слезы;
             Гонясь за нимъ, себя ты не щадилъ
             И отдалъ жизнь ему; съ завѣтной грезой
             Ты не простился, вѣкъ кончая свой,
             И въ лучшій міръ унесъ ее съ собой.
   
                                 LIV.
   
             Когда къ тебѣ явился гость могилы,
             Къ нему, смѣясь, навстрѣчу ты пошелъ;
             Онъ руку сжалъ твою и ты безъ силы
             Упалъ на прахъ, таинственный символъ
             Судьбы людей! Мы тѣшимся мечтами,
             Мы ищемъ грезъ, а рокъ царитъ надъ нами!..
   
                                 LV.
   
             Погибель ждетъ того, кто подражать
             Захочетъ Донъ-Жуану. Рокъ суровый
             Наложитъ на него свою печать.
             Для ясности одно прибавлю слово:
             Гассанъ, какъ Донъ-Жуанъ, любовь искалъ,
             По онъ не вѣрилъ въ свѣтлый идеалъ!
   

Пѣсня третья.

                                                     Où vais-je? où suis-je
                                                     Classiques franèais.
                                 I.
   
             Клянусь, что не съумѣлъ достигнуть цѣли --
             Не удался- задуманный разсказъ;
             Я планъ забылъ и мысли улетѣли;
             Быть можетъ, мой герой плѣнилъ бы васъ,
             Но, измѣнивъ всѣмъ правиламъ искусства,
             Я описавъ не жизнь его, а чувства...
   
                                 II.
   
             Мои стихи пошли и вкривь, и вкось...
             Гдѣ слишкомъ многословно, гдѣ неясно
             И коротко,-- хоть всю поэму брось...
             Я Музой управлять хотѣлъ напрасно,
             Какъ жалкій рабъ бѣжалъ за нею въ слѣдъ...
             Съ моей поэмой схожъ дурной обѣдъ:
   
                                 III.
   
             Вамъ подаютъ по картѣ перемѣны;
             Вы голодны, а въ ротъ нейдетъ кусокъ;
             Одинъ сырой, другой вашъ поваръ сжегъ...
             Понять легко, что сочинять для сцены
             Не созданъ я; герои жалкихъ пьесъ
             Пошли бы въ рознь, кто по дрова, кто въ лѣсъ.
   
                                 IV.
   
             Простясь на вѣкъ съ Гассаномъ и Намуной,
             Мои друзья совѣтуютъ Парнасъ
             Покинуть мнѣ и перервать всѣ струны
             На лирѣ, не окончи свой разсказъ,
             Но на пути мнѣ бросить жаль Гассана.
             Вотъ въ двухъ словахъ сюжетъ его романа.
   
                                 V.
   
             Гассанъ ходилъ что мѣсяцъ на базаръ;
             Двухъ юныхъ дѣвъ, невинныхъ и прекрасныхъ,.
             Онъ покупалъ и приносилъ имъ въ даръ
             Безумный пылъ своихъ восторговъ страстныхъ,
             Но скоро наставалъ разлуки часъ.
             Онъ видѣлся не болѣе трехъ разъ
   
                                 VI.
   
             Со всякою изъ нихъ; затѣмъ на волю
             Ихъ отпускалъ, когда кончался срокъ,
             И на прощанье золота мѣшокъ
             Онъ щедро имъ дарилъ; ему на долю
             Разъ увидать красавицу пришлось,
             Что старый грекъ изъ Кадикса увезъ.
   
                                 VII.
   
             Гассанъ любилъ испанокъ; у пирата
             Купилъ ее и весь отдался ей;
             Въ душѣ проснулась страсть; любовь и злато-
             Онъ расточалъ предъ милою своей;
             Когда насталъ тяжелый часъ разлуки,
             Онъ слезы лилъ, онъ страстно жалъ ей руку
   
                                 VIII.
   
             И снарядилъ ее въ далекій путь;
             Съ ея ланитъ прелестныхъ скрылись розы.
             Отъ горькихъ слезъ ея вздымалась грудь;
             Мутился умъ; зачѣмъ прощанья слезы --
             Не понимало бѣдное дитя,
             Когда у ней онъ сердце взялъ шутя.
   
                                 IX.
   
             Когда она объята страстнымъ пыломъ...
             Надежды нѣтъ- простясь, ушелъ Гассанъ...
             Предъ ней лежалъ безбрежный океанъ,
             Попутный вѣтеръ дулъ; шумя вѣтриломъ.
             Корабль поплылъ; нѣмой тоски полна.
             На берегу осталася она.
   
                                 X.
   
             Тяжелыхъ думъ ее томило бремя;
             Ей было жаль любви погибшихъ чаръ...
             Изъ глазъ катились слезы; въ это время
             Роскошныхъ негритянокъ на базаръ
             Привезъ еврей; толпа вокругъ стояла
             И съ жадностью продажи ожидала...
   
                                 XI.
   
             Гассанъ стоялъ въ числѣ покупщиковъ...
             Въ ея душѣ зардѣлся лучъ надежды;
             Отвѣтя на любви молящій зовъ.
             Она сняла роскошныя одежды
             И къ продавцу пошла, чтобы еврей
             Лице и тѣло выкрасилъ у ней...
   
                                 XII.
   
             Надѣялась бѣдняжка, что обмана
             Любовникъ не замѣтитъ, что она
             Падетъ опять въ объятія Гассана,
             Что будетъ страсть ея награждена;
             Чтобъ только мигъ его увидѣть снова,
             Она бы жизнь и душу дать готова...
   
                                 XIII.
   
             Тебѣ бы я сказали, читатель мой,
             Когда-бъ я былъ съ святою правдой въ ссорѣ,
             Что милой дѣвы Богъ утѣшилъ горе
             И что Гассанъ увелъ ее съ собой,
             Что ей судьба улыбку подарила
             И свѣтлымъ счастьемъ муку замѣнила...
   
                                 XIV.
   
             Въ нравоученье я сказать бы могъ,
             Что безъ любви нельзя прожить на свѣтѣ,
             Что мой герой въ ея попался сѣти*
             Но бѣдною землею правитъ рокъ:
             Мы исполнять должны его велѣнья
             И часто счастье длится лишь мгновенье.
                                                                                   П. Козловъ.

"Русская Мысль", No 3, 1884

   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru