Мюссе Альфред Де
Сон Августа

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драматическая фантазия.
    Перевод Дмитрия Минаева.
    Текст издания: журнал "Дѣло", No 12, 1871.


   

Сонъ Августа

Драматическая фантазія

Альфреда де-Мюссе.

Дворецъ Цезаря.-- Въ глубинѣ, въ колоннадой, видѣнъ садъ.

   

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Хоръ воиновъ и хоръ молодыхъ дѣвушекъ.

Хоръ молодыхъ дѣвушекъ.

             Скажите, воины, откуда вы? Съ какой
             Вы вѣстью доброю на этотъ пиръ спѣшите?
             И чьей побѣдоносною рукой
             Вашъ шлемъ увѣнчалъ лаврами, скажите?
   

Хоръ воиновъ.

             Мы изъ Германіи вернулися назадъ.
             Въ сіяньѣ генія и славы неизмѣнной
             Къ побѣдамъ васъ велъ Цезарь и трубятъ
             О нашихъ подвигахъ теперь во всей вселенной.
   

Молодой ратникъ.

             Друзья! Мы тоже были на войнѣ...
             О вашихъ битвахъ знаютъ въ цѣломъ свѣтѣ...
             Примите-жъ нашъ привѣтъ въ родной странѣ.
             Герои-воины! Мы сами -- ваши дѣти.
   

Общій хоръ.

             Такъ пусть-же во дворцѣ гремитъ вашъ хоръ!...
   

Воины.

             Да, дѣтки, пойте!
   

Дѣвушки.

                                           Пойте и вы съ нами!
   

Хоръ.

             И пусть небесъ сіяющій просторъ
             Поющими наполненъ голосами,
             Вкругъ разливаетъ свѣтъ и ароматъ.
   

Воины.

             Вотъ Цезарь самъ!
   

Дѣвушки.

                                           Съ нимъ Ливія.
   

Воины.

                                                                         Назадъ
             Идемъ, друзья!
   

Дѣвушки.

                                           Идемъ и мы за вами.
   

Хоръ (удаляясь).

             Да здравствуетъ нашъ Цезарь!
   

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Августъ, Ливія, Октавія.

Августъ (уходящему хору).

                                                               Мой привѣтъ
             Всѣмъ вамъ!-- Да, Ливія, желаетъ
             Сегодня Цезарь выслушать совѣтъ,
             Какъ твой, такъ и Октавіи: смущаетъ.
             Мой умъ мысль неотвязная одна.
   

Ливія.

             Какой заботою душа твоя полна?
   

Августъ.

             Конечно, близь тебя я забываю
             Заботы всѣ; вблизи моей жены
             Я гнѣвъ боговъ надменныхъ презираю,
             Которые завидовать должны
             Мнѣ въ счастіи...
   

Ливія.

                                           Такъ что-жъ тебя тревожитъ,
             Когда меня ты любишь?
   

Октавія.

                                                     Иль куютъ
             Враги свои мечи опять, быть можетъ?
             Иль поднимается съ кинжаломъ новый Брутъ?
   

Августъ.

             Нѣтъ! Я уже не вѣрю новымъ Брутамъ,
             Они наскучили какъ Риму, такъ и мнѣ.
   

Октавія.

             Такъ значитъ прибѣгаетъ къ новымъ смутамъ
             Какой-нибудь король въ своей странѣ,
             Тобою покоренный? Или дани
             Не платитъ дерзкій скифъ какой-нибудь?
   

Августъ.

             Нѣтъ, міръ усталъ и хочетъ отдохнуть.
   

Ливія.

             Иль страшный сонъ смутилъ тебя заранѣ
             Предчувствіемъ недобрымъ, но ты самъ
             Знать долженъ, что нельзя намъ вѣрить снамъ.
   

Августъ.

             Хоть часто боги въ снахъ меня остерегали,
             Но нынче озабоченъ я не сномъ.
             Я не могу подумать безъ печали
             О римлянахъ, которые кругомъ
             Свою любовь не разъ мнѣ доказали.
             Забочусь я о нихъ, не о себѣ...
   

Ливія.

             Любимый всѣми, счастливый въ борьбѣ,
             Чего-жъ ты хочешь, Цезарь несравненный?
   

Августъ.

             О, Ливія, твое прекрасное чело
             Подъ этой діадемой драгоцѣнной
             Всегда пусть будетъ чисто и свѣтло,
             Не помрачась ни на одно мгновенье,
             И пусть падетъ на одного меня
             Вся тяжесть многотруднаго правленья,
             Которое я принялъ съ того дня,
             Когда великій Цезарь палъ въ сенатѣ,
             Кинжалами убійцъ пронзенный на смерть вдругъ,
             И выпустилъ имъ покоренный міръ изъ рукъ.
             Но твой совѣтъ не можетъ быть не кстати
             И для меня вдвойнѣ безцѣнна ты
             И силою ума, и блескомъ красоты.
             А ты, сестра, для Цезаря являясь
             Эгеріей, ему полезной будешь вновь:
             На васъ обѣихъ смѣло опираясь,
             Близь трона вижу я и дружбу, и любовь.
   

Ливія.

             На насъ ты, Цезарь, можешь положиться.
   

Августъ.

             Итакъ, совѣтницы прекрасныя ной,
             Меня должны вы выслушать. Въ тѣ дни,
             Когда я, кинувъ Акціумъ, добиться
             Успѣлъ самодержавія, на Римъ,
             Истерзанный тиранами своими,
             Я обратилъ вниманіе, томимъ
             Желаньемъ безпокойнымъ снова въ Римѣ
             Республику его возстановить
             И скипетръ тройственный въ рукахъ своихъ сломить.
             Былъ Юлій отомщенъ, чего-жъ мнѣ больше надо?
             Казалось, эту мысль внушило небо мнѣ,
             Но прежде, чѣмъ послѣдняя преграда
             Разрушена была въ родной странѣ,
             Знать нужно было мнѣ необходимо
             Про планъ мой мнѣнье опытныхъ людей.
             Я собиралъ совѣтъ моихъ вождей,
             И мой проектъ они неутомимо
             Старались разсмотрѣть со всѣхъ сторонъ,
             Но все-таки я не былъ убѣжденъ
             Какъ той, такъ и другою стороною.
             И вотъ, самодержавный властелинъ,
             Руководимъ звѣздой своей одною,
             Надъ Римомъ вновь я царствую одинъ.
             Я отъ мечты любимой отказался:
             Мнѣ слишкомъ дорогъ царственный мой тронъ,
             Чтобъ добровольно съ трономъ я разстался,

(Ливіи)

             Особенно съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ онъ
             Для насъ сталъ общимъ, Ливія...
                                                               Но все-же
             Недолго осѣнялъ меня покой:
             Мысль новая гнететъ меня, тревожа,
             И жажда въ славѣ съ жгучею тоской
             Мнѣ отравляютъ всякое мгновенье.
             Покоя я искалъ для наслажденья,
             Когда-жъ тѣмъ благомъ началъ обладать,
             Оно несчастьемъ стало мнѣ казаться;
             Врагъ праздности, бездѣйствіемъ страдать
             Я долженъ, долженъ разучиться
             Жить, полный жизни... И опять
             На мой призывъ совѣтники явились:
             Одни въ реформамъ внутреннимъ стремились,
             Къ созданью новыхъ царствъ и королей,
             Къ скопленію сокровищъ, а другіе
             Внушали мнѣ совѣты дорогіе:
             "Для славы крови римлянъ не жалѣй
             И Александра въ замыслахъ смѣлѣе,
             За Индусомъ ищи безвѣстныхъ странъ...*
             Я выслушалъ и тотъ и этотъ планъ,
             Къ тѣмъ и другимъ довѣрья не имѣя.
             Любители войны старались запугать
             Меня волненьями всей черни безъ различья,
             А жаждущіе мира называть
             Великимъ стали то, въ чемъ тѣни нѣтъ величья"
             Такъ вотъ о чемъ я былъ-бы очень радъ,
             Октавія, поговорить съ тобою.
   

Октавія.

                                                               Братъ,
             Когда, обманутый въ своемъ довѣрьи смѣломъ,
             Вдругъ Цезарь перешелъ чрезъ Рубиконъ,
             То за совѣтами не обращался онъ
             Къ своимъ бойцамъ, въ сраженьяхъ посѣдѣлымъ.
             Орлы его прославленныхъ знаменъ
             Везъ устали съ вершинъ альпійскихъ мчались
             И тамъ, побѣдоносные, являлись,
             Гдѣ даже слуха не было о нихъ...
             Нѣтъ, Августъ, кто совѣтовъ ждетъ чужихъ,
             Тотъ привыкаетъ вѣчно колебаться
             И отъ добра не отличаетъ зла.
             Ужели это Цезарь? Какъ могла
             Толпа совѣтниковъ въ дѣла его мѣшаться?
             Я ошибаюсь очень, можетъ быть,
             Но, кажется, великій подвигъ зрѣетъ
             Въ твоей душѣ. Не онъ-ли сталъ томить
             Тебя тоской? Иль тотъ, предъ кѣмъ робѣетъ
             Весь міръ земной, бездѣйствіемъ сковалъ
             Мысль смѣлую? Гдѣ роковыя узы,
             Гдѣ бѣдствія, которыхъ трепеталъ
             Умъ Августа! Или у стѣнъ Перузы?
             Иль на поляхъ Модены? Иль тогда
             Когда съ супругой черной Маркъ-Антоній,
             Разбитый, полный страха и стыда,
             Постыднымъ бѣгствомъ спасся отъ погони,--
             Или въ тѣ дни, когда предъ смертью Брутъ
             Отъ добродѣтели спѣшилъ отречься даже?
             Нашъ юный Цезарь (такъ тебя зовутъ),
                       Отвѣтствуй мнѣ: когда-же
             Вступалъ ты безъ тріумфовъ въ славный Римъ?
             Теперь-же ты боишься на сраженье
             Вести войска, не получивши разрѣшенья
             Отъ риторовъ своихъ. Но подчиняясь имъ,
             Какъ у рабовъ не просишь ты совѣта?
             Опомнись, братъ! Октавій, оцѣни
             Лавровые вѣнки, восторги всего свѣта,
             Припомни дипТторжествъ, твоихъ тріумфовъ дни,
             Блескъ алтарей, кровь жертвоприношеній,
             Когда твой гордый вонь шелъ по цвѣтамъ,--
             А главное, когда военный геній
             Вновь на войну умчитъ тебя, и тамъ
             Трехъ словъ не забывай ни на мгновенье,
             Трехъ словъ, что Юлій Цезарь начертилъ:
                       "Пришелъ, увидѣлъ, побѣдилъ!"
   

Августъ.

             Люблю во всемъ я видѣть проявленье
             Души высокой, милая сестра.
             Ты истая римлянка: и волненье,
             И крови безпокойная игра.
             Твой женскій пылъ такъ вдохновенно-жарокъ,
             Что дѣйствуетъ отрадно на меня...
             Отъ королей египетскихъ въ подарокъ,
             Октавія, прими того коня,
             Которымъ ты недавно любовалась.
             -- Что-жъ, Ливія, ты можешь мнѣ сказать?
             Лишь за тобою рѣчь теперь осталась.
   

Ливія.

             Я, государь, могу себя считать
             Почти для всѣхъ чужою въ цѣломъ Римѣ:
             Прибывъ сюда, едва богамъ воздать
             Успѣла я мольбы... Съ понятьями моими
             Не сходны такъ понятія другихъ,
             Что лучше мнѣ не прерывать молчанья
             И мыслей не высказывать своихъ.
   

Августъ.

             Но всѣ твои стремленья и желанья
             Хочу я знать. Желаешь ты чего?
   

Ливія.

             Лишь только мира, цезарь!..
                                                               Удивляюсь
             Побѣднымъ лаврамъ царства твоего,
             Но полюбить той славы не стараюсь.
             Охотно голову подставлю я подъ мечъ,
             Чтобъ дружество Октавіи сберечь,
             Но все-таки скажу неосторожно:
             Нашъ цезарь все свершилъ, что было можно
             И послѣ битвъ не стыдно отдохнуть...
             Я женщина, и мнѣ волнуютъ грудь.
             Побѣдныхъ трубъ торжественные звуки,
             Но Юлій отомщенъ -- сейчасъ сказалъ ты самъ,
             И Брутъ поверженный упалъ къ твоимъ ногамъ...
             Къ чему-жъ брать мечъ побѣдоносный въ руки?
             Такъ много совершивъ, чего еще желать?
             Тебя "отцемъ" всѣ стали называть;
             Въ глазахъ народа съ вѣчными богами
             Сталъ наравнѣ ты, Августъ. Новый бой,
             Еще одна побѣда надъ врагами
             Къ сіянію звѣзды, горящей надъ-тобой,
             Прибавятъ-ли лучь новаго сіянья?
             Надъ счастіемъ нельзя шутить безъ наказанья.
             Припомни: Цезарь слова не сдержалъ,
             Вступивши въ Капитолій произвольно,
             И гнѣвъ боговъ онъ скоро испыталъ,
             Услышавши ихъ грозный кликъ: "Довольно! "
             Ты имя для потомства сохрани,
             Не оскорбляй исторіи капризно
             И смѣлыя мечты, мой Августъ, прогони.
             Не ты теперь, а цѣлая отчизна
             Твоею славой стала обладать:
             Ты на нее не можешь посягать.
   

Октавія.

             Для побѣдителя нѣтъ въ жизни лишней славы.
   

Ливія.

             Заслуги мира также величавы.
   

Октавія.

             Его за то мы вправѣ презирать,
             Что слишкомъ онъ легко и безъ труда дается.
   

Ливія.

             Затишье странъ приноситъ благодать.
   

Октавія.

             Кто Цезаря наслѣдникомъ зовется,
             Тому нужна, какъ воздухъ самъ, война.
   

Ливія.

             Война иль миръ -- вопросъ еще. Одна
             Живетъ во мнѣ увѣренность: какъ воинъ
             И какъ спокойный, мирный гражданинъ,
             Октавій Августъ, цезарь нашъ, достоинъ
             Съ предмѣстникомъ своимъ носить вѣнецъ одинъ.
   

Августъ (вставая).

             Оконченъ споръ. Другъ другу безъ смущенья
             Вы протяните руки и, клянусь,
             Какъ ваши ни различны убѣжденья,
             Но я вамъ уступаю и сдаюсь.

(Октавіи.)

             Когда мнѣ скажетъ Марсъ: "опять готовься къ бою!"
             Сестру красавицу я въ бой возьму съ собою.

(Ливіи.)

             Когда-жъ удачи встрѣчу на войнѣ,
             Твоя любовь замѣнитъ лавры мнѣ.
             Вы обѣ привели меня въ сознанье
             И мнѣ глаза открыли. До свиданья!

(Ливія и Октавія уходятъ.)

   

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Августъ одинъ; потомъ Меценатъ.

Августъ.

             О, власть, которой въ мірѣ нѣтъ преградъ!
             Ты ненависть судьбы, иль милость Провидѣнья?
             -- Кто тамъ? А, это ты, мой милый Меценатъ!
             Тебя давно не видно. Безъ сомнѣнья,
             Ты можешь Цезаря и свѣтъ весь забывать,
             Но дружеству не долженъ измѣнять.
   

Меценатъ.

             Да охранитъ для счастія вселенной
             Тебя Юпитеръ, Цезарь нашъ!..
   

Августъ.

                                                               Садись.
             Твои сады, я слышалъ, разрослись
             Парнасомъ въ меньшемъ видѣ, и безцѣнный
             Горацій нашъ въ стихахъ своихъ давно
             Воспѣлъ твое фалернское вино.
             Что дѣлаетъ поэтъ?
   

Меценатъ.

                                           Какъ и всегда, мечтаетъ
             И въ міръ фантазіи отъ жизни убѣгаетъ.
   

Августъ.

             Ну, а Виргилій?
   

Меценатъ.

                                           Также онъ великъ
             Въ своихъ твореньяхъ строго гармоничныхъ
             И слышится всегда боговъ языкъ
             Въ его бесѣдахъ съ нами и въ обычныхъ
             Рѣчахъ.
   

Августъ.

                                 И ты ихъ любишь, Меценатъ?
   

Меценатъ.

             Да, государь, я въ томъ сознаться радъ,
             Что въ музахъ нахожу очарованье...
             Пускай клеветники въ безсильномъ завываньѣ
             Стараются грязнить лавровый ихъ вѣнокъ,
             Но всѣ они не стоятъ и трехъ строкъ,
             Написанныхъ великими пѣвцами.
   

Августъ.

             Съ своими вдохновенными друзьями
             Не сходишь ты съ Олимпа и тамъ пьешь
             Амброзію. Счастливецъ ты!..
   

Меценатъ.

                                                               Тебѣ-ли
             Завидовать мнѣ, Цезарь? Отчего жъ
             Ты грустенъ? Или снова зашипѣли
             Раздавленныя змѣи возлѣ ногъ?
   

Августъ.

             Нѣтъ. Вкругъ себя не слышу я тревогъ
             И гидрѣ многоглавой не подняться,
             Но все-таки душой я изнемогъ
             Отъ тайной скорби...
   

Меценатъ.

                                                     Славой упиваться,
             Быть на вершинѣ счастья и -- страдать?!..
             Я, государь, васъ не могу понять.
   

Августъ.

             Да, Меценатъ, тутъ -- нужно въ томъ сознаться --
             Я многаго не понимаю самъ.
   

Меценатъ.

             Дозволитъ-ли мнѣ Цезарь откровенно
             Съ нимъ говорить, спрошу я?
   

Августъ.

                                                               Непремѣнно!
   

Меценатъ.

             Но я боюсь, что слишкомъ грубъ и прямъ
             Я буду: съ прямизной и рѣзкость неразлучна.
   

Августъ.

             Витійство пышное одно мнѣ только скучно.
   

Меценатъ.

             Возьмись за заступъ, Цезарь, иль за плугъ.
             Зовется скукой тайный твой недугъ.
             Когда-бъ, какъ я, при солнечномъ восходѣ,
             При первомъ пробужденіи въ природѣ,
             Ты шелъ въ поля и рвалъ на нихъ цвѣты,
             Которые росой питаютъ боги,
             То съ ними возвратясь въ свои чертоги,
             Не зналъ-бы, можетъ быть, зловѣщей скуки ты...
   

Августъ.

             Онъ правъ почти!
   

Меценатъ.

                                           Въ природѣ все чудесно.
             Когда-бы самъ ты убѣдиться могъ,
             Какой заботы стоитъ повсемѣстно
             Для жизни распустившійся цвѣтокъ,
             Чтобъ послѣ умереть и тихо, и безвѣстно...
             Поэты думаютъ, слагая звучный стихъ,
             Что вся поэзія родится въ нихъ самихъ,
             Иль по свѣту гоняются за нею,
             Ее-жъ вездѣ, вокругъ себя найдемъ --
             Въ травѣ, въ цвѣтахъ подъ солнечнымъ лучемъ,
             Пригрѣвшимъ бѣлоснѣжную лилею,
             И даже въ этомъ креслѣ, подъ рѣзьбой
             Слоновой кости... Щедрою судьбой
             Завѣщаны землѣ, подобно чуду,
             Поэзія и красота повсюду,
   

Августъ.

             Ко всѣмъ поэтамъ ты благоволишь
             И самого тебя не отличишь
             Подъ-часъ отъ беззаботнаго поэта.
             Для музъ ты позабылъ волненья свѣта,
             Но праздность поэтическая эта
             Для Цезаря закрыта, Меценатъ,
             Хоть, можетъ быть, я къ ней въ душѣ привязанъ:
             Когда мечтаешь ты, я размышлять обязанъ,
             Когда-жъ ты размышляешь, радъ-не радъ,
             Я начинаю дѣйствовать. Ты знаешь
             Всю жизнь мою!
   

Меценатъ.

                                           Да, государь. Рукой
             Могучею весь міръ ты охраняешь;
             Не видя въ прошломъ тѣни никакой,
             Ты о грядущемъ славномъ помышляешь.
             Но почему-жь ты думаешь, что лѣнь
             Свила гнѣздо подъ кровомъ Мецената?
             Когда въ моихъ садахъ проводятъ день
             Въ цвѣтахъ, среди куреній аромата
             Горацій и Виргилій, каждый разъ
             Ловлю съ восторгомъ я ихъ рѣчи золотыя;
             Рой пчелъ жужжитъ съ весельемъ возлѣ насъ
             И словно чище, свѣтомъ залитыя,
             Становятся надъ нами небеса...
             Съ какихъ-же поръ опасна мысль для дѣла?
             Съ мечомъ и звучной лирой чудеса
             Творилъ Тиртей, единой пѣснью смѣло
             Своихъ враговъ умѣя побѣждать;
             Самъ Александръ, ведя на битвы рать,
             Хранилъ, какъ драгоцѣнность, " Иліаду"
             И въ чтеніи Гомера старика
             Испытывалъ особую отраду.
             А Юлій Цезарь? Какъ ни глубока
             Была пучина моря, въ часъ крушенья
             Въ морскую глубь онъ бросился, держа
             Свой манускриптъ, безъ всякаго смущенья,
             Имъ, болѣе чѣмъ славой, дорожа,
             А ты, Октавій Августъ...
   

Августъ.

                                                     Повторяю,
             Что ты, мой другъ, толкуешь, какъ поэтъ,
             Весь міръ забыть готовый для бесѣдъ
             Съ Гораціемъ... Тебя я понимаю.
             И Александръ и мой великій дѣдъ,
             Какъ я, стихи Гомера уважали,
             Имъ дорогъ былъ поэзіи мудрецъ,
             Но пѣсни, что сложилъ слѣпой пѣвецъ,
             Межъ битвами ихъ только развлекали.
             Кай Юлій "Комментаріи" писалъ
             Подъ лагерной палаткой; оттого-то
             Для всѣхъ слышна въ нихъ боевая нота.
             Но ты себѣ другой удѣлъ избралъ:
             Поклонникъ музъ, ихъ граціи и пѣнья,
             Въ поэзіи ты ищешь наслажденья;
             Но что, скажи, поэзія сама?
             Она даетъ-ли пищу для ума?
             Она -- лѣнивой праздности созданье,
             Игривыхъ словъ пустое сочетанье.
   

Меценатъ.

             Что говоришь ты, Цезарь? Какъ? Считать
             Игрою словъ пустыхъ созданія Тибулла,
             Горація, Виргилія? Признать
             Не хочешь музы вѣщей, что вдохнула
             Въ нихъ вдохновенья огненную рѣчь?
             А сестры музы той? Предостеречь
             Тебя я долженъ: тотъ, кто оскорбляетъ
             Священныхъ дѣвъ таинственный союзъ,
             Тотъ мщенье Аполлона вызываетъ,
             Который охраняетъ чистыхъ музъ.
             Хоть стрѣлы Аполлона, безъ сомнѣнья,
             До трона твоего не долетятъ,
             Но пусть онѣ всегда тебя страшатъ:
             У музъ одна душа, одни стремленья.
             Когда изъ нихъ обидишь ты одну,
             Онѣ, тебя покинувъ, разлетятся,
             Чтобъ никогда опять не возвращаться,
             Какъ въ твой дворецъ, такъ и въ твою страну.
   

Августъ.

             Прощай пока. Твоимъ священнымъ дѣвамъ
             Я постараюсь время посвятить.
             Но прежде чѣмъ своимъ великимъ гнѣвомъ
             Меня Парнасъ задумаетъ сразить,
             Пускай ко мнѣ пожалуетъ онъ въ гости...
             О, музы, музы! Цезаря не бросьте
             На произволъ судебъ его!..
   

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Августъ (одинъ).

                                                               Понять
             Натуры человѣка невозможно!..
             Подумаешь, что вѣчно можетъ спать
             Лѣнивый этотъ умъ спокойно, безтревожно,
             Но въ тяжкія годины общихъ бѣдъ,
             Отъ долгаго очнувшись усыпленья,
             Не разъ давалъ онъ мудрый мнѣ совѣтъ.

(Склоняется на ложе,)

             Я помню дни всеобщаго волненья,
             Когда весь міръ въ сомнѣніяхъ блуждалъ,
             И этотъ человѣкъ не колебался
             Въ рѣшеніяхъ, когда его я звалъ,
             И въ выводахъ своихъ не ошибался;
             Когда-жъ его Горацій увлечетъ,
             Великій мужъ въ ребенка обратится.
             Какая сила дивная таится
             Въ поэзіи, когда ея полетъ
             Такъ быстро человѣка измѣняетъ...
             Гдѣ-жъ царство грезъ, ихъ счастье и покой,
             Чтобъ въ немъ забыть я могъ свои тревоги?
             Ужели существуетъ міръ такой,
             Который недоступенъ мнѣ, о боги?..

(Цезарь засыпаетъ.)

   

СЦЕНА ПЯТАЯ.

Августъ и Музы.

Музы (поютъ).

             Да, Цезарь, существуетъ міръ иной,
             Доступный только намъ- съ безсмертными богами;
             Когда-жь его вершины неземной
             Достигнетъ смертный робкими шагами,
             То къ жизни не вернется больше онъ.
   

Августъ (во снѣ).

             Но кто-же вы?
   

Музы.

                                 Воспоминанья дѣти.
   

Кліо.

             Я Кліо. Берегись!.. Въ зловѣщемъ свѣтѣ
             Исторію твою для будущихъ временъ
             Я напишу съ безстрастіемъ суровымъ...
   

Уранія.

             Уранія. Скрыто подъ покровомъ а
             Мое чело... Мои владѣнья -- тьма,
             За то въ одеждѣ звѣздной я сама
             Всегда блещу небесными огнями...
   

Полимнія.

             Смотри: моими созданы руками,
             Какъ будто выростаютъ изъ земли,
             Дворцы и храмы пышные вдали.
             Я захочу -- и нищенскія хаты
             Въ мигъ превратятся въ царскія палаты.
   

Евтерпа.

             Не музой славы въ міръ я рождена,
             Но лира чудная богами мнѣ дана:
             Кого я въ пѣсняхъ громкихъ воспѣваю,
             Тѣхъ имена потомству завѣщаю.
   

Хоръ музъ.

             Да, Цезарь, существуетъ міръ иной,
             Доступный только намъ съ безсмертными богами,
             Когда-жъ его вершины неземной
             Достигнетъ смертный робкими шагами,
             То онъ на землю больше не сойдетъ.
   

Августъ (вставая).

             Остановитесь!..

(Музы перестаютъ пѣть.)

                                           Если посылаетъ
             Юпитеръ васъ ко мнѣ съ своихъ высотъ,
             То Цезарь Августъ клятвой завѣряетъ,
             Что не отпуститъ васъ онъ отъ себя...
             Какъ грозный левъ, враговъ своихъ губя,
             Завоевателемъ прошелъ я по вселенной,
             Но гнѣвъ утихъ, кровавый конченъ путь,
             И въ тишинѣ, до гроба неизмѣнной,
             Хочу я въ новой славѣ отдохнуть.

(Обращаясь къ Кліо.)

             Ты, къ мертвецамъ сходящая въ гробницу,
             Чтобъ воскресить ихъ прошлые года,
             Тебѣ хочу оставить я страницу,
             Какой ты не писала никогда.

(Къ Ураніи.)

             Свои, какъ день, сіяющія очи
             Ты подними на верхъ, о, муза ночи!
             Тамъ, въ небесахъ горитъ моя звѣзда,
             Гдѣ не должна потухнуть никогда.

(Полимніи.)

             Твори-жъ дворцы и храмы изъ обломковъ...
             Міръ долженъ украшаться день отъ дня:
             Изъ камня Римъ былъ сдѣланъ до меня,
             А я Римъ мраморный оставлю для потомковъ...

(Другимъ музамъ.)

             Зову къ себѣ на помощь я всѣхъ музъ,
             Всѣмъ музамъ предлагаю я союзъ.
             О, дѣвы! къ вамъ свой обращаю кличъ я:
             Привѣтствуйте всходящую зарю
             Несокрушимой славы и величья,
             И съ вами этотъ кликъ я повторю.
   

Музы (хоромъ.)

             Привѣтствуемъ всходящую зарю
             Несокрушимой славы и величья!..
                                                                                             Дм. Минаевъ.

ѣло", No 12, 1871

   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

кто виноват в дтп
Рейтинг@Mail.ru