Мопассан Ги_де
Перед праздником

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Avant la fête.
    Перевод Е. В. Александровой (1950).

Ги де Мопассан.
Перед праздником

   Праздник приближается; по улицам уже пробегает трепет ожидания, как рябь по воде перед бурей. Магазины, убранные флагами, разукрасили свои двери цветными тканями, веселящими глаз, и галантерейные торговцы обсчитывают на трехцветных товарах не хуже, чем бакалейщики на свечах. Сердца понемногу воспламеняются: о празднике толкуют после обеда, на тротуарах; рождаются мысли, которыми надо обменяться.
    -- Какой это будет праздник, друзья, какой праздник!
    -- Как, вы не знаете? Все короли приедут инкогнито, как простые люди, чтобы посмотреть на него.
    -- Говорят, русский император уже приехал. Он будет появляться всюду вместе с принцем Уэльским.
    -- О, праздник будет на славу!
   То, что г-н Патиссо, парижский буржуа, называет праздником, будет действительно всем праздникам праздник -- невообразимая толчея, когда в течение пятнадцати часов по городу из конца в конец катится поток физических уродств, разукрашенных мишурой, волны потных тел, где бок о бок с толстой кумушкой в трехцветных лентах, разжиревшей за прилавком, охающей от одышки, толкутся и рахитичный служащий, волочащий за собой жену и младенца, и рабочий, посадивший своего малыша к себе на плечи, и растерянный провинциал с физиономией ошалевшего кретина, и небритый конюх, от которого еще несет конюшней. Тут и иностранцы, наряженные, как обезьяны, и англичанки, похожие на жираф, и водовоз, умывшийся для такого случая, и несчетная фаланга мелких буржуа, безобидных рантье, которых занимает решительно все. О толкотня, усталость, пот, пыль, брань, водоворот человеческих тел, отдавленные мозоли, полное отупение мыслей, отвратительные запахи, бесцельная суетня, дыхание толпы, чесночный дух, -- дайте, дайте г-ну Патиссо всю радость, какую способно вместить его сердце!
   Он начал готовиться к празднику, как только прочел на стенах своего округа воззвание мэра.
   Эта проза гласила: "Я особенно обращаю ваше внимание на характер частного празднования. Украшайте жилища флагами, иллюминируйте окна. Соединяйтесь, устраивайте складчину, дабы придать вашему дому, вашей улице более нарядный, более художественный вид, чем у соседних домов и улиц".
   И г-н Патиссо старательно принялся обдумывать, как придать художественный вид своему жилищу.
   Было одно серьезное препятствие. Его единственное окно выходило во двор, в темный, узкий, глубокий двор, где разве только крысы увидели бы три его венецианских фонарика.
   Нужен был вид на улицу. И Патиссо нашел его. Во втором этаже дома жил богатый человек, дворянин и роялист, у которого был кучер, тоже реакционер, помещавшийся на седьмом этаже в мансарде с окном на улицу. Считая, что за известную мзду можно купить любую совесть, г-н Патиссо предложил этому мастеру кнута сто су с тем, чтобы тот уступил ему свою комнату с полудня до полуночи. Предложение было немедленно принято.
   Тогда Патиссо начал хлопотать об убранстве.
   Три флага, четыре фонарика -- достаточно ли их, чтобы придать этой табакерке художественный вид, чтобы выразить весь пыл души?.. Конечно, нет! Но, несмотря на долгие поиски и ночные размышления, г-н Патиссо ничего другого не придумал. Он обращался к соседям, которых удивляли его вопросы, советовался с сослуживцами... Все закупали фонари и флаги, а для дневных часов трехцветные украшения.
   Надеясь все же набрести на какую-нибудь оригинальную идею, он стал ходить по кафе и заговаривать с посетителями, но им не хватало воображения. Как-то утром он ехал на империале омнибуса. Господин почтенного вида, сидевший рядом с ним, курил сигару; немного дальше рабочий посасывал трубку; два оборванца зубоскалили подле кучера; служащие всех рангов, уплатив три су, ехали по своим делам.
   Перед магазинами в лучах восходящего солнца пестрели флаги. Патиссо обратился к своему соседу.
    -- Какой прекрасный будет праздник! -- сказал он.
   Тот взглянул на него исподлобья и пробурчал:
    -- Вот уж что мне безразлично.
    -- Как, вы не собираетесь в нем участвовать? -- спросил удивленный чиновник.
   Тот презрительно покачал головой.
    -- Они мне просто смешны со своим праздником! В честь кого праздник?.. В честь правительства?.. Я лично, сударь, никакого правительства не знаю.
   Патиссо, уязвленный этими словами как правительственный чиновник, отчеканил:
    -- Правительство, сударь, -- это республика.
   Но сосед, нисколько не смутясь, спокойно засунул руки в карманы.
    -- Ну и что же? Против этого я не возражаю. Республика или что другое -- мне наплевать. Я, сударь, хочу одного: я хочу знать свое правительство. Я, сударь, видел Карла Десятого и стоял за него; я, сударь, видел Луи-Филиппа и стоял за него; я видел Наполеона и стоял за него; но я ни разу не видел республики.
   Патиссо ответствовал все с той же важностью:
    -- Республика, сударь, представлена в лице президента.
   Сосед проворчал:
    -- Ну, так пускай мне его покажут.
   Патиссо пожал плечами:
    -- Все могут его видеть, он в шкафу не спрятан.
   Но почтенный господин вспылил:
    -- Нет, сударь, извините, его нельзя видеть! Сотню раз я пытался это сделать, сударь. Я сторожил у Елисейского дворца: он не вышел. Какой-то прохожий уверил меня, что он играет на бильярде в кафе напротив; я пошел в кафе напротив -- его там не оказалось. Мне обещали, что он поедет в Мелен на состязания. Я поехал в Мелен, но не видел его. Мне это наконец надоело. Я вот и господина Гамбетту не видел и даже ни одного депутата не знаю. Он горячился все сильнее:
    -- Правительство, сударь, должно показываться: для того оно и существует, а не для чего другого. Надо, чтобы все знали, что в такой-то день, в такой-то час правительство проедет по такой-то улице. Таким образом, все смогут туда пойти, и все будут довольны.
   Успокоенному Патиссо эти доводы пришлись по вкусу.
    -- Это правда, -- сказал он, -- всегда приятно знать тех, кто вами управляет.
   Господин продолжал уже более миролюбиво:
    -- Знаете, как я лично представляю себе такой праздник? Я устроил бы шествие с позолоченными колесницами вроде коронационных королевских карет и целый день катал бы в них по всему Парижу членов правительства, начиная с президента и кончая депутатами. Тогда по крайней мере каждый знал бы правительство в лицо.
   Но тут один из оборванцев, сидевших рядом с кучером, обернулся.
    -- А масленичного быка куда посадите? -- спросил он.
   По обеим скамьям среди публики пробежал смешок, и Патиссо, поняв возражение, пробормотал:
    -- Это, пожалуй, не совсем подходит.
   Господин подумал немного и согласился.
    -- Ну, тогда, -- сказал он, -- я посадил бы их куда-нибудь на видное место, чтобы все могли без помехи смотреть на них; хоть на Триумфальную арку на площади Этуаль, и пусть перед ними продефилирует все население. Это было бы очень пышно. Оборванец обернулся еще раз.
    -- Придется в телескопы смотреть, чтобы разглядеть их рожи.
   Господин, не отвечая, продолжал:
    -- Вот тоже вручение знамен. Надо было бы придумать какой-нибудь повод, организовать что-нибудь, ну, хоть маленькую войну, а потом вручать войскам знамена как награду. У меня была одна идея, и я даже написал о ней министру, но он не удостоил меня ответом. Если выбрали годовщину взятия Бастилии, то нужно было бы инсценировать это событие. Можно соорудить картонную крепость, дать ее раскрасить театральному декоратору и спрятать за ее стенами Июльскую колонну. А потом, сударь, войска пошли бы на приступ. Какое грандиозное и вместе с тем поучительное зрелище: армия сама низвергает оплоты тирании! А дальше эту крепость поджигают, и среди пламени появляется колонна с гением Свободы, как символ нового порядка и раскрепощения народов.
   На этот раз его слушала вся публика империала, находя мысль превосходной. Какой-то старик заметил:
    -- Это великая мысль, сударь, и она делает вам честь. Достойно сожаления, что правительство ее не приняло.
   Какой-то молодой человек объявил, что хорошо было бы, если бы актеры читали на улицах Ямбы Барбье, чтобы одновременно знакомить народ с искусствами и со свободой.
   Все эти разговоры пробудили энтузиазм. Каждый хотел высказаться; страсти разгорались. Шарманщик, проходивший мимо, заиграл Марсельезу; рабочий запел, и все хором проревели припев. Вдохновенное пение и его бешеный темп увлекли кучера, и настегиваемые им лошади помчались галопом. Г-н Патиссо орал во всю глотку, хлопая себя по ляжкам; пассажиры, сидевшие внизу, в ужасе спрашивали себя, что за ураган разразился над их головами.
   Наконец омнибус остановился, и г-н Патиссо, убедившись, что его сосед -- человек с инициативой, стал советоваться с ним насчет своих приготовлений к празднику.
    -- Фонарики и флаги -- все это очень хорошо, -- говорил он, -- но мне хотелось бы что-нибудь получше.
   Тот долго размышлял, но ничего не придумал. И г-н Патиссо, отчаявшись, купил три флага и четыре фонарика.

Примечания

   Праздник приближается -- французский национальный праздник 14 июля, в память дня падения Бастилии (14 июля 1789 года).
   
   Масленичный бык. -- Во время карнавала, происходящего в Париже в последние дни масленицы, по улицам водят откормленного и разукрашенного быка.
   
   Колонна с гением Свободы -- бронзовая колонна, поставленная в 1830 году в честь Июльской революции на месте Бастилии.
   
   "Ямбы" -- сборник политической лирики французского поэта Огюста Барбье (1805 -- 1882), изданный в 1831 году.

-------------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Ги де Мопассан. Полное собрание сочинений в 12 тт. Том 1. Библиотека "Огонек", Изд. "Правда", М.: 1958. Перевод Е. В. Александровой. Примечания Ю. Данилина.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru