Накко Ольга Егоровна
Дни молодости

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Из жизни Пушкина в Кишиневе).

ПУШКИНСКІЙ СБОРНИКЪ
(въ память столѣтія дня рожденія поэта)

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 13
1899

   

Ольга Накко.

ДНИ МОЛОДОСТИ.

(ИЗЪ ЖИЗНИ ПУШКИНА ВЪ КИШИНЕВѢ).

I.

   Чудное октябрьское утро, освѣщенное теплыми лучани солнца. Всюду раздается говоръ молдавской рѣчи. Благодаря тихой погодѣ и недавнимъ дождямъ, пыль на улицахъ улеглась. По нимъ бродятъ домашнія животныя въ перемежку съ простолюдинами изъ молдаванъ, грековъ, цыганъ; иногда встрѣчаются турки, изрѣдка -- русскіе. Богатый классъ, боеры, считаютъ позорнымъ ходить пѣшкомъ но улицамъ, они ступаютъ только по дорожкамъ своихъ домашнихъ садовъ, а къ знакомымъ и роднымъ ѣздятъ,-- если даже тѣ живутъ всего черезъ улицу. Живутъ боеры въ собственныхъ домахъ, всего 4--5 зимнихъ мѣсяцевъ, чтобы повеселиться и, главное, укрыться отъ разбойниковъ; весной же разъѣзжаются по своимъ имѣніямъ хозяйничать.
   Хозяйство состоитъ только въ разведеніи и откармливаніи скота, преимущественно воловъ, которыхъ большими гуртами, въ нѣсколько сотъ штукъ, пригоняютъ въ Австрію на продажу; пшеницу и всякое другое зерно сѣютъ исключительно для домашняго обихода, а излишекъ его закапываютъ для сохраненія въ ямы, вырытыя въ землѣ, сверху прикрываютъ соломой и землей, хорошо утоптанной. Въ землю зарываютъ и накопленные червонцы, и драгоцѣнности.
   Городскіе домики ютятся подъ горой; городокъ окруженъ виноградниками и лѣсами, которые вырубаются, какъ только становятся годными на топливо. Во время дождей, вся масса воды съ горъ устремляется на улицы, превращая ихъ въ бурные потоки и образуя въ иныхъ мѣстахъ глубокія рытвины и даже овраги. Послѣ всякаго большого дождя приходится засыпать нѣсколько такихъ рытвинъ посреди улицъ. На главной улицѣ -- ряды небольшихъ лавокъ, нѣсколько порядочныхъ магазиновъ; тутъ же и мясныя лавки, и пекарня, и аптека. Зато всѣ другія улицы -- сплошные заборы, такъ какъ почти всѣ дома построены посреди дворовъ съ садами, огородами, службами,-- точь-въ-точь деревенскія усадьбы въ миніатюрѣ. Только изрѣдка мелькнетъ гдѣ нибудь, какъ новинка, домикъ съ полисадникомъ на улицу, -- жилища русскихъ чиновниковъ или коммерсантовъ. Ни мостовыхъ, ни тротуаровъ, ни фонарей, ни подъѣздовъ нигдѣ не видно {Бывшій тогда городокъ составляетъ предмѣстье теперешняго Кишинева. Боеры постепенно строили дома на горѣ, а старые сбывали преимущественно евреямъ.}.
   Въ центрѣ города -- довольно большая площадь. По воскресеньямъ сюда съѣзжаются окрестные поселяне съ повозками, нагруженными разными продуктами и живностью. Горожане запасаются провизіей на долгое время, иначе зимой, въ распутицу, когда прекратится подвозъ, плохо придется неимѣющимъ запасовъ.
   Октябрь здѣсь лучшій мѣсяцъ въ году, и по погодѣ, и по оживленію. Въ пустыхъ, запертыхъ весной и лѣтомъ, домахъ закипаетъ жизнь. Въ городѣ появляются экипажи, тянутся обозы съ провизіей и вещами помѣщиковъ. Въ каждомъ дворѣ пилятъ и колятъ дрова на зиму, хотя ничто еще не напоминаетъ ея близости. Безпрестанно снуютъ водовозы, доставляющіе прекрасную воду изъ горныхъ ключей.
   У съѣхавшихся боеровъ уже начались ежедневныя празднества, безъ гостей не обходятся ни одинъ день. Обѣды, вечера, балы, чередуются у полсотни богатыхъ помѣщиковъ.
   У простыхъ молдаванъ въ это же время начинается сезонъ свадебъ. По улицамъ часто проходятъ группы нарядныхъ поселянъ въ сопровожденіи цыганъ-музыкантовъ, или скачутъ верховые, съ цвѣтами на шапкахъ и на груди, на разукрашенныхъ лошадяхъ -- шафера жениха или невѣсты; а въ воскресенье, родные и гости поведутъ съ музыкой къ вѣнцу этихъ жениховъ и невѣстъ. Вокругъ двухъ малыхъ церквей и довольно большого собора видно особенное оживленіе по случаю этихъ свадебъ: множество повозокъ, верховыхъ лошадей, группы музыкантовъ, нарядныя дѣвушки, все это ждетъ выхода изъ церкви молодыхъ, которыхъ поведутъ опять съ музыкой отъ воротъ церкви до дома невѣсты.
   Только въ турецкой части города (махала-турчяска), гдѣ живутъ и болгары, царитъ полнѣйшая тишина и безжизненность. Улицы тутъ еще уже, съ безчисленными переулками, а жилища похожи на тюрьмы, съ желѣзными рѣшетками въ маленькихъ окошкахъ подъ самой крышей.
   

II.

   За соборомъ, въ предмѣстьѣ съ поселянскими домиками, одинъ изъ нихъ выдѣляется своимъ щегольскимъ видомъ {Домикъ этотъ до сихъ поръ существуетъ на углу Антоніевской и Прункуловской улицъ, какимъ-то чудомъ сохранившійся, какъ видно безъ ремонта, со временъ Пушкина, теперь это жалкая лачуга, до половины вросшая въ землю.}, окруженный высокими тополями и фруктовымъ садикомъ съ нѣсколькими огромными старыми орѣховыми деревьями, образующими лѣтомъ непроницаемый для солнца зеленый, душистый шатеръ. Это домъ зажиточнаго мѣщанина Наума, русскаго, женатаго на молдаванкѣ Маріукѣ, доброй женщинѣ и хорошей хозяйкѣ. Люди пожилые, они уже выдали замужъ двухъ дочерей, женили сына, и осталась у нихъ еще одна младшая дочь (мезына) Касандра, 18-ти-лѣтняя смугляшка, съ чудными глазами, румянцемъ во всю щеку и блестящими зубками.
   Домъ Наума раздѣляется широкимъ сквознымъ коридоромъ на двѣ половины, и въ каждой изъ нихъ двѣ комнаты: маленькая и большая. Въ одной половинѣ живетъ хозяинъ съ семьей; въ малой комнаткѣ у нихъ кухня съ печью, а большая до половины занята ткацкимъ станкомъ. Касандра готовитъ себѣ приданое. Ковры и полотно уже готовы, остались еще полотенца, играющія важную роль въ свадебныхъ церемоніяхъ: она ткетъ ихъ по цѣлымъ днямъ и вечерамъ до поздней ночи, а иногда до свѣта. Въ сумерки собираются къ ней дѣвушки-сосѣдки съ прялками за поясомъ; вслѣдъ за ними тайкомъ заглядываютъ туда и парни. Строгій Наумъ не позволяетъ имъ приходить. Заслышавъ его шаги, они опрометью выскакиваютъ изъ комнаты, или прячутся за печку или подъ лавки. Когда отца не бываетъ дома, шалунья Касандра иногда подговоритъ одну изъ подругъ произвести фальшивую тревогу и хохочетъ, глядя, какъ парни мечутся какъ угорѣлые, а дѣвушки не даютъ имъ спрятаться и задерживаютъ у дверей. Маріука снисходительно относится къ этимъ шалостямъ, притворяется, что ничего не слышитъ, и не заглядываетъ къ дочери, чтобы не стѣснять молодежь.
   На чистой половинѣ дома (каса марё) почти всегда квартируетъ кто нибудь изъ пріѣзжихъ. Наумъ охотно принимаетъ гостей-жильцовъ и зашибаетъ хорошія деньги. Въ городѣ еще не существуетъ гостинницъ. Вмѣсто нихъ принято останавливаться въ нѣкоторыхъ домахъ, подобныхъ Наумову,-- если кто не имѣетъ ни родныхъ, ни знакомыхъ, у которыхъ можно было бы найти временный пріютъ.
   На этотъ разъ помѣщеніе у Наума, съ половины сентября, занимаетъ Александръ Сергѣевичъ Пушкинъ. Онъ радъ, что ему удалось найти квартиру у хозяина русскаго; иначе, не зная еще ни слова по-молдавски, онъ былъ бы въ большомъ затрудненіи. Маріука понимаетъ по-русски, но говорить не рѣшается. Поэтому, разговаривая съ Пушкинымъ, она отвѣчаетъ ему или обращается къ нему всегда по-молдавски, и тѣмъ понуждаетъ его поневолѣ вслушиваться и учиться понимать незнакомый языкъ. Съ Касандрой же у Александра Сергѣевича бываетъ совсѣмъ особый разговоръ, понятный на всѣхъ языкахъ лишь одной кипучей молодости...
   

III.

   Прелестное утро. Солнце уже высоко поднялось; старинные часы съ кукушкой хрипло прошипѣли десять часовъ, а Пушкинъ все еще не встаетъ. Наканунѣ онъ слишкомъ долго кутилъ съ пріятелями въ трактирѣ Антоніо, возвратился передъ свѣтомъ, и теперь спитъ богатырскимъ сномъ. Не слышитъ онъ ни громкаго кудахтанья куръ надъ его головой на чердакѣ, ни стука станка. Это -- однообразный, ритмическій стукъ; какъ часто поэтъ и засыпаетъ, прислушиваясь къ нему, точно убаюканный стукомъ колыбели, и пробуждается съ нимъ!-- Въ сѣняхъ нѣсколько нанятыхъ мальчиковъ сидятъ на полу надъ грудой волошскихъ орѣховъ, высыпанныхъ изъ мѣшка, очищаютъ ихъ отъ зеленой кожицы и бросаютъ въ большія корзины. Они громко разговариваютъ и смѣются почти подъ самой дверью квартиранта, и все-таки не могутъ разбудить его.
   Сквозь маленькія окна, закрытыя толстыми шерстяными занавѣсками, темнокрасными, съ черными разводами, уже проникаютъ лучи солнца въ видѣ свѣтлыхъ пятенъ. Пушкинъ спить на высокой кровати, утопая въ подушкахъ, замѣняющихъ перину. Надъ кроватью виситъ огромный коверъ, еще изъ приданаго, Маріуки, съ какою-то замысловатой птицей посреди вѣнка изъ цвѣтовъ еще болѣе фантастичныхъ. Отъ кровати до другого угла тянется узкій диванъ, крытый ковромъ, съ плоскими, твердыми, стѣнными подушками вмѣсто спинки. Подъ потолкомъ -- полочка съ образами и бѣлыми занавѣсками; образа темные, закоптѣлые, очевидно древніе. Подъ образами -- столъ, крытый бѣлою скатертью домашняго полотна. На окошкахъ -- маленькіе горшечки съ цвѣтущей геранью, мѣстами перевязанною краснымъ гарусомъ -- чтобъ не сглазили. Между окнами -- рабочій столъ Пушкина, покрытый зеленымъ сукномъ; на немъ лежатъ книги, чернильница и разныя бездѣлушки, привезенныя изъ Петербурга. Надъ столомъ повѣшены, безъ рамокъ, нѣсколько акварельныхъ рисунковъ и литографій, напоминающихъ поэту близкихъ родныхъ и друзей. Возлѣ дверей, въ углу, на низкомъ табуретѣ, возвышается до потолка столбъ изъ ковровъ, аккуратно сложенныхъ -- это приданое Касандры. Въ противоположномъ углу -- красивая, затѣйливая печка, изъ двухъ колоннъ съ нишей, посрединѣ, а за ней другая дверь -- въ маленькую комнатку -- уборную, гдѣ находятся дорожные сундуки, вѣшалка съ платьемъ и бѣлый, некрашеный шкапъ. Дверь эта примыкаетъ къ кровати. Потолокъ низкій, изъ балокъ, обмазанныхъ глиной и выбѣленныхъ, къ нимъ привѣшаны пучки васильковъ и другихъ душистыхъ травъ. Досчатый некрашеный полъ весь покрытъ коврами, кое-гдѣ разставлено нѣсколько деревянныхъ крашеныхъ стульевъ. Безукоризненная чистота и отсутствіе всякихъ насѣкомыхъ довершаютъ уютность комнатки.
   Наконецъ, Александръ Сергѣевичъ проснулся, позвалъ Наума, ударилъ въ ладоши, но шумъ и гамъ въ сѣняхъ заглушилъ его голосъ. Тогда онъ спустилъ руку съ кровати, взялъ сапогъ и изо всей силы кинулъ его въ дверь. Мгновенно наступила тишина. Вслѣдъ затѣмъ, другой сапогъ полетѣлъ туда же.
   -- Аудъ, аудъ! (слышу, слышу)! отзывается Маріука.
   Черезъ минуту входитъ Наумъ, здоровается, беретъ платье и сапоги, передаетъ ихъ за дверью женѣ для чистки, а самъ подаетъ умываться.
   Одѣвшись, Александръ Сергѣевичъ тотчасъ отворяетъ оба свои окошка въ садъ. Сочная трава и свѣжая зелень ярко блестятъ на солнцѣ. Сентябрьскіе дожди освѣжили растительность послѣ лѣтней засухи. Поэтъ, еще никогда не видавшій въ октябрѣ такой погоды, восхищается ею, съ восторгомъ оглядываетъ каждый кустикъ, каждый листикъ, не можетъ оторвать глазъ отъ окна.
   -- С'онторсъ примавара (возвратилась весна)! сказала Маріука, ставя на столъ подносъ съ кофе, сливками, мягкими бубликами и стаканомъ воды со льдомъ. Боеръ Флореско два раза приходилъ, да она не хотѣла и не позволила разбудить "куконаша"{"Куконашъ" по-молдавски означаетъ то же, что по-малороссійски "панычъ", т.-е., неженатый молодой человѣкъ.}.
   Вотъ Пушкинъ выходитъ въ сѣни, заваленныя орѣхами; тамъ -- никого. Мальчики ушли въ кухню обѣдать съ хозяевами. Маріука только что вывалила на столъ горячую мамалыгу, разрѣзала ее ниткой на ломти, поставила миску съ борщемъ и тарелку брынзы. Только Касандра все еще стучитъ станкомъ. Онъ пользуясь удобной минутой, шмыгнулъ къ ней, тихонько подкрался и, чтобы испугать ее, ловко, быстро просунулъ голову подъ ея локоть, такъ что его затылокъ очутился на колѣняхъ дѣвушки. Она вздрогнула, выронила челнокъ и спутала пряжу.
   -- Батэ ты Думнедзэу! (Побей тебя Богъ)! сердито вскричала она со слезами въ голосѣ.-- Фужь д'эпчъ, сатана! (ступай отсюда, сатана)! Опять запуталъ мнѣ пряжу!
   Отстраняя его отъ себя, дѣвушка въ бѣшенствѣ стала бить его кулаками куда попало; однако, расходившійся "куконашъ" не унимался, а еще пуще проказничалъ, ничуть не защищаясь отъ ея колотушекъ. Ему чрезвычайно нравится дразнить и сердить ее и чувствовать на себѣ ея кулачки. Наконецъ, сорвавъ сердце, она разсмѣялась сквозь слезы. Тогда онъ взялъ ее за обѣ щечки и чмокнулъ въ губы. Въ эту минуту Маріука громко позвала дочь. Проказникъ выскочилъ во дворъ и поспѣшно вышелъ на улицу.
   Пушкинъ не любилъ спутниковъ; онъ любилъ одинъ побродить сперва по городу, а потомъ пробраться на гору въ лѣсъ, минуя городъ, обогнуть его, пройти туда окрестностями. Чтобы не встрѣтиться съ Флореско, онъ не пошелъ черезъ площадь, а завернулъ въ переулокъ и сразу очутился въ "муравьиномъ лабиринтѣ", какъ онъ назвалъ эту густо населенную мѣстность съ безпорядочно разбросанными хижинами, съ безчисленнымъ множествомъ переулочковъ. Тутъ легко было заблудиться. Ему пришлось долго кружиться, пока нашелся выходъ въ поле. Населеніе уже замѣтило его, знаютъ, что онъ чиновникъ генерала Низова; завидя его издали, молдаванки прихорашиваются и кричатъ другъ другу: "Яка вине (вотъ идетъ) куконашъ Пушка!" Молдаване снимаютъ шапки, низко кланяются ему, что по мѣшаетъ нѣкоторымъ изъ нихъ бросать на него взгляды, полные ревнивой ненависти и бормотать пожеланія далеко не любезныя. Это женихи и мужья хорошенькихъ женщинъ, съ которыми Пушкинъ безцеремонно заигрываетъ на ходу, въ отвѣтъ на ихъ вызывающіе взгляды.
   Фланируя здѣсь и по окрестностямъ, онъ запасается разными впечатлѣніями. Все, что сколько нибудь выдается красотой и оригинальностью укладывается въ чуткую душу поэта, кристализуется въ художественные образы. Нѣкоторые подмѣченные имъ типы и сцены онъ заноситъ въ свою записную книжку, всегда находящуюся при немъ.
   Вотъ онъ, наконецъ выбрался изъ лабиринта на чистый воздухъ, на выгонъ, и идетъ въ гору. Тамъ, на горизонтѣ, пестрѣетъ лѣсъ въ своей нарядной, разноцвѣтной листвѣ. Онъ спѣшитъ туда. Лѣсъ вырубленъ еще недавно; кое-гдѣ оставлены группы старыхъ дубовъ и липъ, да мѣстами молодой лѣсъ густой щетиной поднимается надъ пнями. Въ хорошую погоду поэтъ любитъ бродить тутъ, мечтать, вдохновляясь сюжетами своихъ будущихъ сочиненій и строить самые фантастическіе планы и воздушные замки о своей будущности. Въ этой красивой мѣстности у него есть любимые уголки, онъ далъ имъ разныя названія. Изъ нихъ чаще всего онъ просиживаетъ съ книгой или тетрадкой и карандашемъ въ рукахъ, въ "Сашиной рощѣ",-- нѣсколько старыхъ липъ на холмѣ, образующихъ темный сводъ, между ними лежитъ срубленный толстый дубъ, служащій ему скамейкой. Изъ-подъ этого свода зелени открывается видъ во всѣ стороны: виденъ городъ, отсюда очень красивый, видна долина на далекое разстояніе и по ней затѣйливые изгибы рѣчки Буркутъ (по теперешнему "Бычокъ"); наконецъ, съ этого возвышеннаго мѣста виденъ со всѣхъ сторонъ молодой лѣсъ, кудрявыми волнами сливающійся съ горизонтомъ.
   

IV.

   Вотъ уже второй мѣсяцъ, какъ Александръ Сергѣевичъ живетъ въ Кишиневѣ, и почти ежедневно бываетъ тутъ въ разное время дня, чаще всего при заходѣ солнца, иногда рано утромъ, но всегда одинъ.
   Случается, что гуляя, онъ незамѣтно доходитъ до изгороди одного виноградника, принадлежащаго трактирщику Антоніо, большому пріятелю Пушкина, у котораго онъ всегда обѣдаетъ и часто кутить съ молодежью. Сторожемъ на виноградникѣ служитъ отставной солдатикъ Егорка, вынесшій на своихъ худыхъ плечахъ 35-ти-лѣтнюю суровую солдатскую службу, сдѣлавшую его совсѣмъ дряхлымъ старикомъ. Александръ Сергѣевичъ охотно съ нимъ бесѣдуетъ, разспрашиваетъ обо всемъ, что тотъ вынесъ на своемъ вѣку во время службы, гдѣ былъ, съ кѣмъ воевалъ, какихъ начальниковъ "претерпѣвалъ", какихъ уважалъ, и проч. Поэтъ жалѣетъ и балуетъ его, всегда приноситъ ему, кромѣ мелкой монеты и табачку, еще какихъ нибудь гостинцевъ. Зато же и для Егорки нѣтъ высшей радости, какъ смотрѣть, когда "добрый панычъ" срываетъ съ кустовъ и ѣстъ прекрасный виноградъ, который онъ ему указываетъ и для него сберегаетъ. Виноградъ уже весь давно собранъ, недѣли три тому назадъ, но въ обширномъ виноградникѣ есть нѣсколько кустовъ, которыхъ солдатикъ не позволилъ оборвать, онъ выпросилъ ихъ у хозяина для себя.
   И сколько разъ ни случается Александру Сергѣевичу подходить къ изгороди, онъ всегда видитъ торчащую гдѣ нибудь надъ терновникомъ сѣдую голову солдата, поджидающаго своего "добраго паныча".
   -- Пожалуйте, панычъ, покушайте винограду! Еще есть хорошій! приглашаетъ старичокъ, отворяя калитку.
   -- До какихъ же это поръ у тебя будетъ виноградъ на кустахъ? Что ты за фокусникъ?
   -- Да будетъ онъ у меня для вашей милости до самыхъ морозовъ.
   Накушавшись вдоволь и поболтавъ съ Егоркой, онъ направляется домой въ самомъ радужномъ настроеніи. Уже три часа. Недалеко отъ своей квартиры ему встрѣчается Флореско, ловко выскакиваетъ изъ брички и подходитъ къ нему.
   -- Здравствуйте, Пушкинъ, гдѣ это вы пропадаете? Я уже три раза былъ у васъ. Какъ вы не боитесь бродить одинъ по нашимъ окрестностямъ? И что это за страсть у васъ? Какъ это вамъ не скучно? Совсѣмъ не понимаю...
   Вмѣсто отвѣта, Пушкинъ распахнулъ шинель и показалъ ему торчащее изъ глубокаго кармана дуло пистолета.
   -- Вотъ съ этимъ спутникомъ ничего не боюсь; а почему я не скучаю,-- этого вы не поймете никогда, и объяснять вамъ не берусь. Наши натуры совсѣмъ разнятся.
   Они глядятъ другъ на друга, считая одинъ другого дуракомъ. Эта тайная мысль такъ ясно выразилась на лоснящемся отъ жиру лицѣ Флореско, что Пушкинъ отгадалъ ее и захохоталъ. Тотъ отвѣтилъ тѣмъ же. Но это не мѣшаетъ имъ быть въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ. Флореско, богачъ и жуиръ, чувствуетъ большую симпатію къ этому "странному" молодому человѣку, которому чего-то не достаетъ, чтобы быть какъ всѣ люди, но вмѣстѣ съ тѣмъ такому интересному, съ которымъ всегда такъ весело.
   Въ свою очередь, Александръ Сергѣевичъ, хотя и тяготится иногда его обществомъ, особенно, когда приходится быть съ нимъ наединѣ, но считаетъ его самымъ добродушнымъ изъ всей кишиневской jeunesse dorée, искренно ему преданнымъ, надъ которымъ можно безнаказанно трунить и острить, тогда какъ съ другими изъ-за этого выходили большія непріятности. Забавнѣе всего кажется поэту высокое мнѣніе Флореско о себѣ, его чванство и напыщенность въ обхожденіи съ окружающими.
   -- Садитесь, поѣдемъ скорѣе къ киръ-Антоніо! любезно пригласилъ онъ.-- Наша компанія давно ждетъ васъ обѣдать.
   -- Вы поѣзжайте, а я пойду пѣшкомъ. Тутъ такъ близко! Стоитъ ли ѣхать, да еще въ такую чудную погоду? настаивалъ Пушкинъ.
   -- А не будутъ ли смѣяться, что мы ходимъ пѣшкомъ, я еще никогда не ходилъ! робко замѣтилъ Флореско; но видя, что тотъ рѣшительно идетъ впередъ, онъ приказалъ кучеру слѣдовать за ними шагомъ, и присоединился къ Пушкину, стыдливо озираясь по сторонамъ.
   
   V.
   Смущеніе его дошло до высшей степени, когда при поворотѣ въ одну улицу, оыи встрѣтились съ коляской, запряженной четверкой лошадей цугомъ. Въ экипажѣ сидѣли двѣ дамы: старая и молодая. Поровнявшись съ ними, Флореско конфузливо раскланялся. Дамы съ удивленіемъ взглянули на него и его спутника.
   -- Вотъ и Белладжи пріѣхали изъ деревни! радостно вздохнувъ, сказалъ онъ, подходя къ дому грека.
   -- Какъ зовутъ молодую? спросили" Пушкинъ.-- Что, она дама или дѣвица?
   -- Аглая Белладжи, должно быть уже вышла замужъ, свадьба ея назначена была въ іюлѣ. Мое имѣніе далеко отъ нихъ, и потому я навѣрно не знаю. Да вотъ сейчасъ услышимъ объ этомъ отъ киръ-Антоніо, онъ вѣдь все знаетъ.
   У грека аппетитно пахло жареной индѣйкой. Большая компанія съ восторгомъ привѣтствовала появленіе Пушкина, кто по-русски, кто по-молдавански. Пока онъ здоровался съ ними, Флореско спросилъ у Антоніо, была ли свадьба Аглаи.
   -- Чуть-чуть не была, да разстроилась. Неужели вы еще ничего не слыхали объ этомъ скандальномъ происшествіи?
   -- Ровно ничего. Какъ же это случилось?
   -- Ну, такъ я вамъ разскажу, только не сейчасъ, а послѣ обѣда. Я знаю одного молодого человѣка, которому разстройство этой свадьбы придется очень на руку. Какъ вы думаете? А? Грекъ, ехидно улыбаясь, фамильярно потрепалъ его по плечу.
   Киръ-Антоніо содержалъ трактиръ для простолюдиновъ и нѣчто въ родѣ ресторана и кофейни для боеровъ. Оба эти заведенія находились подъ одной крышей его дома, однако, были совершенно отдѣлены другъ отъ друга, такъ что, простолюдины никогда не встрѣчались съ боерами, а хозяинъ могъ наблюдать и за тѣми, и за другими. Короче сказать, каждое заведеніе имѣло совсѣмъ особый входъ, съ противоположной улицы. Дворъ былъ Антоніо трехъ-угольный, съ тремя выходами на три улицы. Въ основаніи этого трехъ-угольника, подъ широкой стѣной, стоитъ домъ; затѣмъ, обѣ стѣны забора, постепенно сближаясь, соединяются подъ угломъ, въ которомъ устроены ворота. Въ каждой изъ боковыхъ стѣнъ каменнаго забора есть по одной калиткѣ, а изъ этихъ калитокъ, подъ крытымъ навѣсомъ, проходятъ въ домъ, раздѣленный квартирой хозяина на двѣ части {Киръ-Антоніо впослѣдствіи купилъ имѣніе, и былъ тлмъ замученъ и убитъ разбойниками. Домъ этого грека и каменныя стѣны забора еще существуютъ, а обѣ улицы, прилегающія къ нимъ, до сихъ поръ называются антоніевскими.}.
   Киръ-Антоніо былъ мастеръ готовить всевозможныя кушанья для боеровъ, такъ что самые прихотливые изъ нихъ бывали довольны. У него были вѣчныя сборища людей всякаго возраста, мѣстныхъ и пріѣзжихъ, но больше всего молодежи. И какъ уютно, какъ весело всегда бывало у киръ-Антоніо въ его большой свѣтлой комнатѣ, обставленной кругомъ широкими диванами! Сколько веселья, шуму, смѣху! Молодежь кутила здѣсь иногда цѣлыя ночи, въ обществѣ разныхъ красавицъ, подъ звуки мастерской игры лучшаго цыганскаго оркестра. Добрый грекъ отечески относился къ своимъ привилегированнымъ кліентамъ, онъ зналъ всю подноготную каждаго изъ нихъ, его личныя и семейныя дѣла, его состояніе, всѣ его заботы и стремленія. Многимъ изъ нихъ онъ оказывалъ большія услуги и одолженія всякаго рода, начиная съ займа денегъ. И къ чести его надо замѣтить, что личныя его выгоды тутъ не играютъ никакои роли. Этимъ объяснялась его огромная популярность. Дѣла его и безъ того шли отлично, онъ богатѣлъ не по днямъ, а по часамъ. Оттого всѣ и обходятся съ нимъ не какъ съ трактирщикомъ, а какъ съ равнымъ, близкимъ человѣкомъ. Пушкина онъ очень полюбилъ, но разговаривать съ нимъ можетъ только черезъ переводчика.
   

VI.

   Вотъ что Флореско узналъ отъ грека о Белладжи и что потомъ самъ сообщилъ о нихъ Пушкину {Исторія Аглаи Белладжи была изложена мною въ другомъ разсказѣ; здѣсь же она является лишь эпизодомъ кишиневской жизни пушкинскаго времени.}.
   Богатѣйшій помѣщикъ Михалаки Ракоти имѣлъ двухъ сыновей. Старшій былъ необразованъ, не зналъ даже по-русски; отецъ приспособилъ его къ хозяйству.
   Младшій имѣлъ охоту къ ученію и получилъ образованіе,-- онъ окончилъ курсъ въ московскомъ университетѣ. Это Адріанъ Ракоти, одинъ изъ первыхъ молодыхъ бессарабцевъ, получившихъ солидное образованіе въ Россіи.
   Адріанъ страстно влюбился въ Аглаю Белладжи, дѣвушку тоже выдающуюся своимъ умомъ, красотой, получившую образованіе въ Одессѣ. Отецъ ее былъ одесскимъ коммерсантомъ, тамъ онъ разорился и умеръ. Жена его Сафта, бессарабка, раздѣлавшись съ кредиторами мужа, переселилась въ свое бессарабское имѣніе Стынчены и занялась хозяйствомъ. Кромѣ того, у нея есть свой домъ въ Кишиневѣ, какъ у всѣхъ боеровъ. Ея единственная дочь Аглая, 23-хъ лѣтъ, гордая, неприступная, отказывала всѣмъ женихамъ, пока не познакомилась съ Адріаномъ, котораго полюбила горячо, беззавѣтно, какъ могутъ любить только такія серьезныя дѣвушки.
   Старикъ Михалаки Ракоти задумалъ женить Адріана на дочери другого, такого же богача какъ онъ, на Зоицѣ Голеско, 19-ти лѣтъ, только что окончившей ученіе въ лучшемъ пансіонѣ въ Одессѣ. Оба старика, Ракоти и Голеско, большіе пріятели, давно норѣшили это между собой, и даже условились насчетъ приданаго. О согласіи дѣтей они не думали. Оба придерживались старинныхъ обычаевъ, не допускающихъ мысли, чтобы дѣти ихъ осмѣлились не послушаться и поступить въ чемъ либо противъ ихъ желанія. Однако Адріанъ всей душой воспротивился этому плану и повелъ дѣло такъ искусно, что послѣ долгой борьбы склонилъ, наконецъ, старика дать свое согласіе на его бракъ съ Аглаей.
   Въ іюнѣ назначенъ былъ день обрученія. Въ Стынчены съѣхались гости, пріѣхалъ и Михалаки съ Адріаномъ. Не смотря на данное согласіе, Михалаки никакъ не могъ помириться съ этимъ, и потому былъ мрачный и злой; такъ что съ первыхъ же минутъ своего появленія у Белладжи принялся язвить ихъ и оскорблять насмѣшками насчетъ ихъ бѣдности сравнительно съ нимъ, а Аглаю нѣсколько разъ упрекнулъ въ томъ, что она ловкая интриганка, сумѣла "подцѣпить" такого выгоднаго жениха и проч. въ такомъ родѣ. Бѣдная Сафта, глотая слезы, терпѣливо и молча переносила эти грубыя издѣвательства, не желая заводить ссору, но утѣшалась мыслью, что послѣ свадьбы прерветъ съ нимъ всякія сношенія. Аглая тоже страдала и терпѣла изъ любви къ жениху. Не легко было и ему...
   Весь день Михалаки быль какъ черная туча, нависшая надъ мирной семьей. Даже гости сторонились отъ него, что еще болѣе злило его.
   Послѣ обѣда старики легли спать, а молодежь отправилась на прогулку, взявъ съ собой и оркестръ. Когда Михалаки проснулся, до него долетали взрывы смѣха изъ дальней комнаты; тамъ собралось нѣсколько помѣщиковъ, и одинъ изъ нихъ до слезъ смѣшилъ другихъ, разсказывая что-то очень смѣшное. Михалаки изъ любопытства пошелъ къ нимъ и сѣлъ на край дивана, никѣмъ не замѣченный. На бѣду, въ это самое время вошелъ лакей, разносившій шербетъ и воду. Эти господа сидѣли всѣ въ рядъ на длинномъ диванѣ. Слуга началъ съ ближайшаго къ дверямъ, съ намѣреніемъ подносить затѣмъ всѣмъ по порядку. Къ несчастью, онъ не замѣтилъ Ракоти, сидѣвшаго на противоположномъ концѣ, тогда какъ, по этикету, все, что бы ни подносилось гостямъ, должно было начинаться съ него. Надменный, раздраженный боеръ счелъ за неуваженіе къ себѣ эту простую ошибку слуги, тѣмъ болѣе извинительную, что были уже сумерки и что онъ никакъ не ожидалъ видѣть Нихалаки въ этой комнатѣ.
   Взбѣшенный старикъ, никѣмъ не замѣченный, пошелъ въ конюшню, велѣлъ запречь и уѣхалъ ни съ кѣмъ не простившись. Между тѣмъ, въ тотъ же вечеръ должна была состояться церемонія обрученія. Когда Адріанъ возвратился съ прогулки и узналъ о бѣгствѣ отца, онъ тотчасъ уѣхалъ верхомъ вслѣдъ за нимъ, догналъ его и сталъ уговаривать и умолять, чтобы онъ возвратился и докончилъ дѣло, отъ котораго зависѣло счастіе всей его жизни; но старикъ въ сильномъ гнѣвѣ раскричался на него, пригрозилъ прогнать его и лишить наслѣдства, если онъ еще хоть разъ когда нибудь заикнется ему о Белладжи. Пришлось поневолѣ покориться.
   Чтобы не распугать гостей, Адріанъ объявилъ, что отецъ почувствовалъ себя очень худо, поспѣшилъ домой, и потому обрученіе и свадьба откладываются на нѣкоторое время. Гости сдѣлали видъ, что повѣрили, а на другой день рано всѣ разъѣхались. Тогда Сафта дала волю слезамъ, голосила, рвала на себѣ волосы и сильно заболѣла отъ горя и стыда. Какъ женщина мало образованная и суевѣрная, она видѣла въ этомъ скандалѣ не только позоръ для своей семьи, по еще и дурное предзнаменованіе...
   Адріанъ пробовалъ склонить Аглаю обойтись безъ позволенія родителей, предлагалъ увезти ее, но гордая дѣвушка не согласилась, а только просила считать свадьбу отложенной на неопредѣленное время, пока мать ея не успокоится совершенно: тогда онѣ вдвоемъ придумаютъ, какъ поступить.
   Возвратившись домой, Адріанъ такъ затосковалъ, что сталъ пить, и въ короткое время, всего черезъ нѣсколько мѣсяцевъ, сдѣлался неизлѣчимымъ, горькимъ пьяницей. До поры до времени ему удавалось скрывать этотъ порокъ отъ отца и отъ знакомыхъ; но онъ сознавалъ, что для Аглаи онъ погибъ навсегда, и больше не помышлялъ жениться на ней.
   Въ этомъ состояніи, преслѣдуемый постоянными понужденіями отца, Адріанъ, наконецъ, рѣшился жениться на Зоицѣ, которой было рѣшительно все равно за кого не выйти замужъ, лишь бы быть свободной, наряжаться и кокетничать.
   Для Аглаи это было смертельный ударъ, навсегда разбившій ея жизнь.
   Белладжи пріѣхали въ Кишиневъ на этотъ разъ не для веселья, а чтобы укрыться отъ разбойниковъ, провести зимніе мѣсяцы въ безопасности. Онѣ были сильно напуганы недавно случившимся убійствомъ ихъ сосѣда помѣщика. Аглая объявила матери, что не будетъ нигдѣ бывать и, вообще, бросаетъ всякую мысль о замужествѣ.
   Киръ-Антоніо былъ правъ, когда въ шутливомъ тонѣ говорилъ Флореско, что знаетъ одного господина, который будетъ доволенъ и радъ, что свадьба Аглаи не состоялась. При разсказѣ грека, выраженіе лица Флореско стало такимъ торжествующимъ, веселымъ, что Пушкинъ тотчасъ замѣтилъ это и, при первомъ удобномъ случаѣ, заставилъ пріятеля сознаться въ своей безнадежной любви, въ томъ, что онъ три года тому назадъ дѣлалъ предложеніе Аглаѣ, но получилъ отказъ.
   

VII.

   Съ тѣхъ поръ пріятели часто бесѣдовали объ этомъ. Считая Александра Сергѣевича болѣе опытнымъ въ сердечныхъ дѣлахъ, Флореско совѣтывался съ нимъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, высказывалъ полную увѣренность, что послѣ бывшаго скандала, Аглая по только не отвергнетъ его, но еще почтетъ за счастіе выйти за него замужъ, даже безъ любви. Пушкинъ же настаивалъ на томъ, что не слѣдуетъ рисковать, а лучше выждать нѣсколько мѣсяцевъ, пока пройдетъ ея грусть, пока она забудетъ Адріана. При этомъ онъ всегда выражалъ желаніе познакомиться съ этой дѣвушкой и, шутя, дразнилъ пріятеля, что отобьетъ у него невѣсту.
   Однако Флореско не въ силахъ былъ послѣдовать благоразумному совѣту и, чуть ли не на другой же день, явился къ Аглаѣ и сталъ часто бывать у нея. Но отъ Александра Сергѣевича онъ тщательно скрывалъ это, отчасти изъ ревности къ нему, отчасти же оттого, что стыдился своей слабохарактерности.
   Въ одинъ прекрасный день, когда ему показалось, что Аглая ласковѣе къ нему, нежели была до сихъ поръ, онъ счелъ возможнымъ и своевременнымъ сдѣлать ей предложеніе, высказавъ его въ довольно таки напыщенной формѣ; въ тонѣ и въ словахъ его сквозила увѣренность, что за него ухватятся какъ за якорь спасенія и почтутъ его предложеніе за особенную честь. Онъ чувствовалъ себя въ роли благодѣтеля. Мать и дочь были такъ изумлены, что не сразу поняли, въ чемъ дѣло.
   Наконецъ Аглая, съ едва замѣтной усмѣшкой, отвѣтила ему, подражая его напыщенности:
   -- Благодарю васъ за великую честь. Я сознаю, какое было бы для меня огромное счастіе выйти за васъ замужъ, но можетъ быть вы найдете невѣсту болѣе достойную васъ... И потому, я рѣшительно и разъ навсегда отказываю вамъ. Прощайте!
   Послѣднія слова она выговорила громче, какъ бы подчеркивая ихъ, потомъ сухо поклонилась и вышла изъ гостиной.
   Какъ громомъ пораженный отъ удивленія стоялъ Флореско, растерянно глядя ей вслѣдъ, насилу овладѣлъ собой и, обратившись къ Сафтѣ, высказалъ ей удивленіе, что дочь такъ мало уважаетъ ее, что не посовѣтывавшись съ нею, рѣшается такъ дерзко отказать ему.
   -- Посмотримъ, заключилъ онъ, -- случится ли у вашей дочери женихъ лучше и богаче меня? Она слишкомъ много о себѣ воображаетъ, вѣроятно ждетъ какого нибудь принца, какъ Прохирица Варѳоломей. Но та, по крайней мѣрѣ, танцовала съ императоромъ, а ваша зачѣмъ такъ важничаетъ?
   Сафтѣ живо вспомнились горькія обиды, перенесенныя отъ Михалаки. Подъ этимъ впечатлѣніемъ она вдругъ вскипѣла и хриплымъ отъ гнѣва голосомъ отвѣтила:
   -- Мы хотя и не богаты, но, слава Богу, и не нищіе, обойдемся и безъ вашего богатства... А дочь моя, дѣвушка умная, весьма понятно, не желаетъ имѣть мужа дурака, хоть и богатаго. Проваливайте отсюда, и чтобъ я васъ больше не видѣла!
   Флореско поблѣднѣлъ отъ злости, громко плюнулъ въ сторону Сафты и вышелъ, хлопнувъ дверью и бормоча ругательства.
   Эту сцену, кремѣ домашней прислуги, слышала и видѣли двѣ дамы, пріятельницы Сафты, сидѣвшія въ столовой за завтракомъ во время визита Флореско. Понятно, что вѣсть о его пораженіи весьма скоро облетѣла весь городъ. Пушкинъ и вся его компанія одни изъ первыхъ узнали объ этомъ отъ Антоніо. Поэтъ былъ возмущенъ вѣроломствомъ боера, котораго считалъ своимъ искреннимъ пріятелемъ; зато же и онъ готовъ былъ осыпать его злѣйшими эпиграммами въ прозѣ и въ стихахъ, которые тутъ же за обѣдомъ сочинялъ и декламировалъ.
   Однако Флореско нигдѣ больше не появлялся. На сей разъ онъ настолько поумнѣлъ, что счелъ за лучшее выѣхать изъ Кишинева ни съ кѣмъ даже не простившись.
   Это неудачное сватовство служило долгое время предметомъ разговоровъ и шутокъ. Говорили также, что Михалаки Ракоти уже сожалѣетъ объ Аглаѣ, что сынъ его вѣчно пьянъ, Зоица не оказываетъ никакого уваженія ни ему, старику, ни Адріану, и тратитъ бѣшеныя деньги, ссылаясь на свое богатство, на то, что имѣетъ право тратить свои собственныя деньги.
   Аглая сильно заинтересовала Александра Сергѣевича. Ему очень хочется познакомиться съ нею, да случай къ тому не представляется, хотя онъ хорошо знакомъ съ нѣсколькими семействами, гдѣ могъ бы встрѣтить ее; по Белладжи эту зиму живутъ совсѣмъ замкнуто, нигдѣ не появляются. Сафта серьезно заболѣла.
   

VIII.

   Прогулки Пушкина по окрестностямъ прекратились съ наступленіемъ зимы, неожиданно нагрянувшей, послѣ теплой погоды, въ половинѣ ноября. Съ тои поры начинается его разсѣянная жизнь. Помѣщики наперерывъ приглашаютъ его на обѣды и балы. Въ свободные вечера онъ кутитъ съ молодежью у Антоніо, проводитъ часто цѣлыя ночи въ оргіяхъ. Въ свѣтѣ у него есть хорошенькія пріятельницы, дамочки и дѣвицы, съ которыми онъ находится въ дружескихъ, совсѣмъ фамильярныхъ отношеніяхъ и подчасъ дурачится съ ними, хотя шалости эти совсѣмъ невинны. Первое время его очень удивляло совсѣмъ свободное обращеніе молодыхъ мужчинъ съ молодыми женщинами и дѣвушками, допущенное въ высшемъ молдаванскомъ обществѣ, и рядомъ съ этой свободой -- правила этикета и разныя другія строгости и стѣсненія, чисто восточнаго характера и происхожденія. Ему кажется забавнымъ наблюдать, какъ эти крайности уживаются рядомъ и даже переходятъ въ гармоничный строй жизни.
   Съ красавицами молдаваночками изъ простонародія Пушкинъ ужъ слишкомъ развязенъ. Тутъ дѣло доходитъ иногда до жалобъ на него начальству ревнивыхъ молдаванъ-мужей, или слишкомъ строгихъ отцовъ. Добрѣйшій генералъ Низовъ отечески распекаетъ поэта, да это мало помогаетъ.
   Въ это время, въ минуты вдохновенія, онъ придумываетъ чудныя вещи, но ничего не пишетъ. Такъ прошла зима.
   Но вотъ, въ половинѣ февраля, стало вдругъ тепло. Весна явилась особенно рано. Днемъ бываетъ даже жарко. Вотъ, въ концѣ мѣсяца, случилась гроза, разрѣшившаяся чисто лѣтнимъ дождемъ, въ воздухѣ запахло фіалкой и сиренью. Александра Сергѣевича уже никто больше не видитъ. Его опять, какъ осенью, тянетъ въ поля и лѣса, въ объятія красавицы Природы, имѣющей столько чаръ и лѣкарствъ отъ всякихъ душевныхъ недуговъ къ услугамъ тѣхъ, кто ее любитъ и понимаетъ. И творчество то точно очнулось отъ летаргіи, создаетъ прелестные образы, нашептываетъ чудныя рифмы. Онъ и обѣдать пересталъ регулярно, питается гдѣ и чѣмъ попало. Старикъ Антоніо скучаетъ по немъ,-- онъ такъ любитъ слушать его смѣхъ и разговоръ, хотя совсѣмъ мало понимаетъ по-русски.
   Теперь, во время весеннихъ прогулокъ, у Александра Сергѣевича, вмѣсто Егорки, уже умершаго, появился новый пріятель -- главарь одного цыганскаго табора Іонъ Гуца, совсѣмъ сѣдой дѣдъ, знающій говорить по-русски. Разъ, проходя по опушкѣ лѣса, Пушкинъ наткнулся на таборъ, и сидя на пнѣ, сперва долго наблюдалъ его издали. На яркой зелени травы и кустовъ красиво выдѣлялись группы цыганъ, валявшихся на коврахъ и подушкахъ, съ короткими трубками въ зубахъ. Нѣкоторые, лежа на спинѣ, грѣлись на солнышкѣ, любовно глядѣли на него, щуря глаза, съ улыбкой блаженства, а голые ребятишки бѣгали и кувыркались вокругъ нихъ. Подъ навѣсомъ шатра пріютилась походная кузница, и въ ней что-то работали. Въ сторонѣ, на очагѣ, наскоро устроенномъ, старая цыганка варила мамалыгу. И надъ всѣмъ этимъ стоитъ гулъ отъ гортаннаго говора, смѣха, пѣсней я перебранки.
   "Вотъ они, любители солнца и свободы!" подумалъ поэтъ, и направился къ нимъ. Дѣдъ Іонъ замѣтилъ его, вышелъ къ нему на встрѣчу, и они разговорились. Оказалось, что старикъ когда-то, въ своей молодости, кочевалъ въ Россіи и помнитъ языкъ русскій настолько, что можетъ на немъ изъясняться. Пушкинъ купилъ у него право приходить къ нимъ во всякое время, не стѣсняясь и не стѣсняя ихъ. Съ тѣхъ поръ приходитъ къ нимъ, знаетъ всѣхъ ихъ по именамъ, разспрашиваетъ, замѣчаетъ, записываетъ, срисовываетъ, слушаетъ ихъ сказки и былины въ переводѣ Іона. И они привыкли къ нему и привязались, какъ къ родному. Иногда онъ даже обѣдаетъ вмѣстѣ съ ними.
   Въ иные дни поэтъ увлекается своими мыслями и, незамѣтно, такъ далеко заходить, гуляя, что возвращается домой въ крайнемъ утомленіи, едва волоча за собой ноги, и, но раздѣваясь, кидается на постель. Тогда Наумъ и Маріука раздѣваютъ его, какъ ребенка, укладываютъ въ постель и приносятъ ему поѣсть чего нибудь горячаго. Въ то же время они, подъ разными предлогами, не допускаютъ къ нему его пріятелей. Но случается, что тѣ-таки ворвутся, чтобы изъ любопытства взглянуть на него, разспросить о его похожденіяхъ, а Пушкинъ, поболтавъ немного съ ними, засыпаетъ подъ ихъ говоръ, оправдываясь тѣмъ, что теперь онъ живетъ по солнцу, т.-е. встаетъ и ложится всегда вмѣстѣ съ нимъ.
   

IX.

   Въ одинъ изъ такихъ вечеровъ, по возвращеніи изъ своихъ скитаній, поэтъ засталъ на столѣ розовый конвертъ съ запиской отъ Катицы. Это старшая дочь помѣщиковъ Корайди, ихъ любимица, балованная, своевольная, чрезвычайно бойкая и рѣзвая дѣвушка, большая пріятельница Александра Сергѣевича, который, бывая у нихъ запросто, подымаетъ съ нею иногда такаго возню и бѣготню по комнатамъ, что старикамъ трудно бываетъ унять ихъ. Особенно сердито глядитъ на эти шалости ея бабушка, но шалунья отвѣчаетъ звонкимъ смѣхомъ на ея ворчаніе и продолжаетъ проказничать.
   Катица подруга Аглаи по одесскому пансіону. Вотъ что она написала Пушкину:
   "Александръ Сергѣевичъ!
   "Въ субботу, на масляной, родители мои даютъ балъ и поручаютъ мнѣ пригласить васъ. Приходите непремѣнно, если хотите видѣть Аглаю: другой такой случай познакомиться съ нею нескоро представится вамъ, потому что на первой недѣлѣ поста Белладжи, какъ и мы, уѣзжаютъ въ деревню. Еслибъ вы знали, куконишъ Пушка, нашъ душка, какъ трудно мнѣ было уговорить Аглаю явиться на нашъ балъ! А вы, гадкій, совсѣмъ забыли меня, цѣлый мѣсяцъ не показываетесь, извергъ!! Я слышала, что вы уже пересчитали всѣхъ зайцевъ, воронъ и лисицъ, какія водятся кругомъ Кишинева, и перецѣловали всѣхъ шатровыхъ цыганокъ... Правда ли это? При свиданіи буду васъ исповѣдывать, и горе вашему чубу!.. А пока, посылаю вамъ цѣлыхъ три воздушныхъ поцѣлуя . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (отгадайте, что означаютъ эти точки)!

Катица".

   Въ назначенный для бала день была теплая лунная ночь. Гости начали съѣзжаться по провинціальному, съ 8-ми часовъ. Балъ вышелъ блистательный по многолюдству, оживленности и богатству туалетовъ. Царица бала, по всеобщему мнѣнію, была Зоица Ракоти въ своемъ подвѣнечномъ платьѣ, изъ бѣлыхъ настоящихъ кружевъ, накинутое на лиловый атласный чехолъ и украшенное гирляндами фіалокъ; на головѣ -- пучекъ лиловыхъ перьевъ, прикрѣпленныхъ аграфомъ изъ крупныхъ алмазовъ. Вся шея, грудь, руки, уши,-- все это искрилось и сіяло алмазами. Даже на бѣлыхъ туфелькахъ, у самыхъ носковъ, въ атласныя розетки было вставлено по одному крупному алмазу. Не даромъ старикъ Голеско всегда хвастался, что у его дочери будетъ больше драгоцѣнностей, чѣмъ у всѣхъ другихъ невѣстъ, вмѣстѣ взятыхъ.
   Аглая явилась въ сѣромъ газовомъ платьѣ съ букетами разныхъ оттѣнковъ розовыхъ розъ, безъ листьевъ. Въ этомъ скромномъ нарядѣ она, однако, не уступала Зоицѣ въ изяществѣ и красотѣ. Это бросалось въ глаза, когда онѣ подавали другъ другу руки во время фигуръ котильона или кадрили.
   Въ самый разгаръ танцевъ, въ дверяхъ залы показался Пушкинъ вмѣстѣ съ однимъ молодымъ офицеромъ, недавно пріѣхавшимъ на службу въ Кишиневъ. Проживъ здѣсь пять мѣсяцевъ, поэтъ настолько освоился съ этимъ краемъ, что считаетъ себя старожиломъ и очень любилъ брать подъ свое покровительство пріѣзжающихъ сюда русскихъ.
   Прежде нежели вмѣшаться въ танцы, онъ сообщалъ офицеру бѣглую характеристику общества, его нравовъ и обычаевъ, обратилъ его вниманіе на полную непринужденность и веселье, царившія въ залѣ, объяснилъ это отчасти тѣмъ, что по тѣснотѣ помѣщеній, залу обыкновенно предоставляютъ только танцующимъ, а пожилые люди располагаются по другимъ комнатамъ, и потому никто не стѣсняетъ молодежь.
   Еще незалѣченные никѣмъ изъ танцующихъ, молодые люди, взявшись подъ руки, согласились обойти всѣ комнаты, биткомъ набитыя гостями, все высмотрѣть, всѣхъ увидѣть и тогда уже пуститься въ плясъ. Въ гостиной, за столами, уставленными множествомъ сластей и прохладительныхъ напитковъ, сидѣли пожилыя дамы съ хозяйкой и громко разговаривали.
   -- Это маменьки, шепнулъ Пушкинъ, раскланиваясь съ ними и цѣлуя руки нѣкоторымъ.
   Въ слѣдующихъ комнатахъ играли въ карты мужчины разныхъ возрастовъ и русскіе чиновники, а въ самой послѣдней, большой комнатѣ, среди густыхъ облаковъ табачнаго дыма, на диванахъ и вокругъ стола, на которомъ было много графиновъ съ виномъ и чашки съ кофе, сидѣли важные старики въ сбояхъ восточныхъ костюмахъ: въ длинныхъ цвѣтныхъ шелковыхъ халатахъ на распашку, съ широкими рукавами (антэрэу); надѣтыхъ сверхъ другого халата поуже, съ узкими рукавами, застегнутыми у кистей рукъ, и въ широкихъ вышитыхъ поясахъ. Они щелкали четками и сосали длинные чубуки въ дорогихъ оправахъ -- янтарныхъ, серебряныхъ, золотыхъ съ драгоцѣнными камнями. Съ этими почетными гостями сидѣлъ хозяинъ дома, старикъ Корайди, отдавая приказанія нѣсколькимъ слугамъ, безпрерывно приносившимъ зажженные чубуки и различныя угощенія.
   -- Вотъ они, наши милые азіаты!.. сказалъ Пушкинъ.
   -- Это, вѣрно, папеньки и дѣдушки? смѣясь возразилъ офицеръ.
   -- "Бабаки и бунёлы",-- да, вы отгадали.
   Двери изъ этой комнаты раскрыты настежъ въ коридоръ съ открытымъ окномъ въ садъ, чтобы не дать табачному дыму проникнуть въ залу. Корайди представилъ Пушкина и его товарища гостямъ; "азіаты" преважно протягивали имъ руки, не вставая со своихъ мѣстъ, и говорили свои привѣтствія по-молдавски. Пушкинъ понималъ ихъ, но отвѣчалъ имъ по-русски.
   -- Какая досада, сказалъ Александръ Сергѣевичъ, переходя на другую сторону комнаты,-- что я, понимая уже многое по-молдавски, не могу рѣшиться вымолвить хоть два слова!
   -- Ce n'est que le premier mot qui coûte! замѣтилъ ему кто-то за его спиной {Трудно выговоритъ только первое слово.}.
   Пушкинъ обернулся и увидѣлъ Адріана Ракоти, вставшаго изъ-за стола. Они уже встрѣчались у Антоніо и были немного знакомы. Адріанъ пригласилъ ихъ выпить съ нимъ вина, налилъ два стаканчика и подалъ имъ. Чокаясь съ Пушкинымъ, онъ сказалъ:
   -- А votre santé, cher poète, que Dieu vous délivre plus vite de notre Bessarabie! {За ваше здоровье, дорогой поэтъ, да избавитъ насъ Богъ поскорѣе отъ нашей Бессарабіи!}
   -- Pour ma santé -- merci, отвѣтилъ поэтъ, взявъ стаканчикъ,-- quant à la Bessarabie, je ne suis pas si pressé pour le moment" {За мое здоровье спасибо! что же касается Бессарабіи, то я вовсе еще не спѣшу теперь.}.
   -- Какъ же вамъ, cher poète, нравится сегодняшній балъ? спросилъ Адріанъ уже по-русски.
   -- Меня всегда поражаетъ на кишиневскихъ балахъ богатство туалетовъ, но сегодня это такой блескъ, что если бы зала была больше и выше, то можно было бы вообразить себя въ столицѣ. Ваша жена превзошла всѣхъ, даже Прохирицу, она и при дворѣ не осталась бы незамѣченною.
   -- А мнѣ, перебилъ его офицеръ,-- больше всѣхъ другихъ нравится эта дѣвица въ сѣромъ, забылъ ея фамилію.
   -- Да, ее нельзя не замѣтить, смущенно процѣдилъ сквозь зубы Адріанъ,-- и, съ стаканомъ въ рукахъ, подошелъ къ другой группѣ мужчинъ.
   Пушкинъ, указавъ на него глазами, замѣтилъ офицеру:
   -- Никогда не говорите про нее при Адріанѣ, эта дѣвица -- Аглая Белладжи. Тутъ онъ разсказалъ про его несчастную любовь.
   -- Ну, теперь пойдемъ къ дудукамъ и куконамъ (дѣвицамъ и дамамъ)!
   Какъ только они показались въ залѣ, Катица, погрозивъ Пушкину пальчикомъ, велѣла музыкантамъ играть вальсъ, положила руку на плечо поэта и заставила танцовать съ собой. Не успѣлъ онъ посадить ее, какъ подскочила другая и тоже насильно увлекла его въ вальсъ, съ нею еще нѣсколько, и всѣ при этомъ хохочутъ. Онъ понялъ, что онѣ сговорились замучить его, и задыхаясь, палъ на колѣни передъ Катицей и запросилъ пощады.
   -- Дудука Катица, пощадите! За что эта казнь?
   -- Вы зачѣмъ такъ поздно пришли? Мы уже давно танцуемъ.
   Въ эту минуту подходитъ Прохорица Варѳоломей, протягиваетъ руки и глядитъ на него своими чудными, томными глазами.
   -- А со мной? Неужели вы мнѣ откажете? Гайда, пойдемъ!
   Пушкинъ не въ силахъ отказать и снова кружится, но на этотъ разъ не въ позѣ кавалера, а за даму. Сильная дѣвушка обхватила его за талію, музыка заиграла быстрѣе, ее заглушаетъ громъ апплодисментовъ. Однако, видя, что дѣло плохо, Александръ Сергѣевичъ вырывается изъ рукъ Прохирицы, стремглавъ бросается въ кучку мужчинъ, стоящихъ у дверей, чуть не сбиваетъ ихъ съ ногъ и, спрятавшись за ними, простъ ихъ не пропускать дамъ. Двѣ бойкія дамочки хотѣли было погнаться за нимъ, но ихъ не пропустили; онѣ кинулись къ другимъ -- и тамъ баррикада; а Пушкинъ, вскочивъ на стулъ, обѣими руками посылаетъ воздушные поцѣлуи. Эта шалость вызываетъ новый взрывъ смѣха.
   

X.

   Отдохнувши отъ "вальсовой потасовки", онъ снова прошелъ въ залу; тамъ прежде всего поэтъ обратилъ вниманіе на мелодичный смѣхъ Аглаи, гулявшей подъ руку съ Катицеи. Онъ подошелъ къ нимъ. Катица представила его подругѣ. Въ эту минуту музыка подала сигналъ для кадрили, и онъ пригласилъ ее.
   Занявъ уютное мѣстечко на маленькомъ диванчикѣ, Пушкинъ весело болталъ съ Аглаей и былъ видимо очарованъ ею.
   -- Вы знаете, между прочимъ сказала она,-- что сегодня мой послѣдній балъ въ жизни. Я было рѣшила совсѣмъ не выѣзжать, да признаюсь, соблазнилась и пріѣхала только для того, чтобы увидѣть васъ. Очень рада, что воспоминаніе объ этомъ вечерѣ будетъ связано у меня съ воспоминаніемъ о васъ!
   Онъ низко наклонилъ голову, въ знакъ признательности за услышанную любезность.
   -- Значитъ, моей извѣстности, моему имени я обязанъ удовольствіемъ познакомиться съ вами? отвѣтилъ онъ, насмѣшливо улыбаясь.
   Аглая тотчасъ поняла тонкій намекъ.
   -- По сочиненіямъ я уже была знакома и очарована душой поэта, его умомъ, творчествомъ. Неудивительно, что мнѣ захотѣлось узнать и его личность, когда представился случай просто и искренно проговорила она, и затѣмъ спросила: -- Скажите, правда ли, что вы ужасно тоскуете въ Кишиневѣ? Я такъ люблю свой Кишиневъ, что не могу вообразить, чтобы можно было скучать здѣсь, да еще такому человѣку, какъ вы.
   При послѣднихъ ея словахъ Пушкинъ состроилъ такую уморительную, вопросительную гримасу, что она звонко засмѣялась.
   -- Что значитъ: "какъ вы?" Неужели и тутъ вы подразумѣваете мое имя?
   -- Я просто думаю, что съ вашимъ талантомъ нигдѣ не должно быть скучно, объяснила она.
   -- Съ чего это заключили, что я тоскую? Напротивъ, я себя чувствую прекрасно и, пожалуй, не захочу разстаться съ Бессарабіей. А знаете ли что теперь прельщаетъ меня здѣсь больше всего послѣ южнаго солнца? Это,-- презираемые всѣми вами кочующіе цыгане. Я просто влюбленъ въ нихъ, и пишу о нихъ теперь цѣлую поэму. Можетъ быть, это будетъ одно изъ лучшихъ моихъ произведеній, потому что я пишу его съ большимъ вдохновеніемъ и наслажденіемъ.
   -- Гдѣ же и когда будетъ напечатана ваша поэма?
   -- О, этого я еще самъ не знаю; ее надо обработать, а у меня въ мозгу толпится такое множество образовъ и сценъ, что я рѣшительно не знаю, на чемъ остановиться. Необходимо нѣкоторое время, чтобы разобраться въ этомъ накопленномъ матеріалѣ, создать что нибудь стройное, цѣльное. Навѣрно могу сказать только, что поэма будетъ называться "Цыгане" и начинаться такъ:
   
   "Цыгане шумною толпой
   По Бессарабіи кочуютъ".
   
   -- Что же собственно вы находите въ нихъ такого привлекательнаго? робко спросила Аглая.
   -- Люблю ихъ за обожаніе свободы, образъ жизни, оригинальность, языкъ. Меня связываетъ съ ними симпатіей еще одно чувство, свойственное имъ и мнѣ: это чувство поэзіи; оно въ высшей степени развито въ нихъ. На-дняхъ я списалъ съ ихъ словъ одну изъ ихъ пѣсней "Птичка Божія", которую непремѣнно вставлю въ свою поэму.
   Сказавъ это, Пушкинъ взглянулъ на Аглаю и замѣтилъ, что она измѣнилась въ лицѣ, опустилась на спинку дивана, глухо застонала и закрылась вѣеромъ.
   -- Вамъ дурно? тревожно спросилъ Александръ Сергѣевичъ, вставъ съ мѣста.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, ничего, не безпокойтесь! Такъ, что-то закружилась голова.
   Въ это время, вмѣсто шестой фигуры, устроили что-то въ родѣ котильона. Пушкинъ замѣтилъ, что Аглая пристально смотритъ въ одну сторону, и увидѣлъ Адріана, выдѣлывающаго, на потѣху публики, уморительные антраша своими слабыми ногами. Онъ былъ уже совсѣмъ пьянъ и танцовалъ съ одной дамой, которая нарочно для этого вытащила его изъ дальней комнаты, пригласивъ на фигуру котильона.
   -- Какъ вы думаете, Александръ Сергѣевичъ, что должно быть тяжелѣе видѣть: физическую или нравственную смерть любимаго существа? спросила дѣвушка дрожащимъ голосомъ, и вдругъ снова опустилась на спинку и закрыла лицо вѣеромъ.
   Истерическій, конвульсивный смѣхъ, смѣтаный съ рыданіями, раздался въ утахъ поэта и крупныя слезы потекли по щекамъ Аглаи. Въ залѣ былъ такой шумъ, гамъ и смѣхъ отъ паясничества Адріана, что едва была слышна музыка, и потому на смѣхъ и слезы Аглаи никто не обратилъ вниманія, принимая его за натуральный смѣхъ. Только Пушкинъ, сидѣвшій рядомъ съ нею, хорошо слышалъ и понялъ, что съ бѣдной дѣвушкой сдѣлался припадокъ нетерики. Онъ взялъ ее подъ руку, заставилъ встать, провелъ черезъ пустую диванную до дверей дамской уборной и сдалъ на руки двумъ горничнымъ, а самъ отправился въ гостиную, далъ знать Сафтѣ о случившемся. Въ залѣ между тѣмъ продолжался шумъ невообразимый; благодаря этому, случай съ Аглаей прошелъ незамѣтно.
   Пушкинъ остался въ полутемной диванной, съ замираніемъ сердца прислушиваясь къ суматохѣ въ уборной. Онъ зналъ, что Белладжи должны сейчасъ уѣхать и поджидалъ ихъ. Ему хотѣлось еще разъ взглянуть на милую дѣвушку, сказать ей на прощаніе что нибудь задушевное, -- ея печаль глубоко тронула его. Вскорѣ послышался стукъ подъѣхавшаго экипажа, прошелъ слуга доложить объ этомъ, постучавши въ дверь уборной; наконецъ дамы вышли. Аглаю съ одной стороны поддерживала мать, съ другой -- слуга. Пушкинъ, отстранивъ слугу, предложилъ ей свою руку. Дѣвушка улыбнулась ему грустною улыбкою, съ глазами, еще полными слезъ.
   -- Я убѣжденъ, что свѣтлый умъ всегда сумѣетъ утѣшить больное сердце, и потому надѣюсь, что вы скоро утѣшитесь, сказалъ ей поэтъ, нѣжно пожимая ея руку и подсаживая ее въ экипажъ вслѣдъ за матерью.
   -- Пофтимъ ла пой (пожалуйте къ намъ)! любезно обратилась къ нему Сафта, въ послѣдній разъ кивнувъ ему головой, и коляска тронулась прежде, чѣмъ онъ успѣлъ проговорить обычный отвѣтъ.
   Послѣ отъѣзда Аглаи, Пушкинъ былъ не въ духѣ -- на него напала грусть, отъ которой онъ не могъ отдѣлаться во весь остальной вечеръ. Вмѣсто того, чтобы проказничать, какъ онъ обыкновенно дѣлалъ на такихъ вечерахъ, онъ былъ серьезенъ, сосредоточенъ, говорилъ, что у него разболѣлась голова и придумывалъ, какъ бы ему уйти незамѣченнымъ; однако это ему не удалось.
   Передъ ужиномъ оркестръ грянулъ джокъ,-- національный молдавскій танецъ. Депутація изъ молодежи пошла приглашать стариковъ и старухъ. Вскорѣ въ залу явились "азіаты" и "маменьки", взялись за руки, образовали кругъ и начался потѣшный танецъ. Между старушками и пожилыми дамами многія отличію танцуютъ джокъ, плавно, граціозно двигаются, дѣлая свои на. Мужчины высоко поднимаютъ руки и молодецки притоптываютъ въ тактъ мелкой дробью, задорно поглядывая на своихъ дамъ, а тѣ при этомъ держутъ голову слегка наклоненною, какъ бы потупившись, и смотрятъ себѣ подъ ноги.
   "Вотъ какъ надо танцевать джокъ!" явно выражаютъ торжествующія физіономіи старичковъ, въ назиданіе молодежи, которая отъ души смѣется и постепенно замѣняетъ уставшихъ стариковъ, а музыка играетъ все быстрѣе и быстрѣе.
   Зоица отыскала Пушкина, взяла его за руку и увлекла въ джокъ; возлѣ него очутилась Катица съ офицеромъ, уже успѣвшимъ по уши влюбиться въ нее. Немного погодя, кругъ въ одномъ мѣстѣ разошелся, Катица пошла впередъ и потянула за собой въ столовую весь джокъ, вытянувшійся въ одну линію и, затѣмъ, въ томъ же порядкѣ размѣстившійся вокругъ стола, предназначеннаго для молодежи. За остальными гостями послѣдовалъ оркестръ, обязанный во время ужина играть и пѣть молдавскія пѣсни.
   Пушкину пришлось сидѣть возлѣ Зойцы. Она немилосердно кокетничала съ нимъ; ей хотѣлось во что бы то ни стало видѣть у своихъ ногъ этого петербургскаго молодого человѣка и поэта. Но Александръ Сергѣевичъ былъ не въ духѣ, не поддавался ея кокетству и даже злился на нее, самъ не зная за что. Такъ, въ то время, когда она дѣлала ему глазки, вызывала его на комплименты, онъ вдругъ спросилъ ее, щурясь во всѣ стороны:
   -- Гдѣ же вашъ мужъ?
   Этотъ неумѣстный вопросъ озадачилъ, осадилъ молодую женщину.
   -- Богъ его знаетъ! Онъ у меня добрый, не мѣшаетъ мнѣ веселиться, зато и я ни въ чемъ не стѣсняю его, отвѣтила молодая женщина, небрежно улыбнувшись.
   Упорная холодность Пушкина раздражала ее. Въ продолженіе двухъ часовъ ужина, она испробовала всѣ свои чары, чтобы увлечь его, однако все было напрасно, она достигла противоположнаго результата: молодой человѣкъ становился все злѣе и злѣе. Къ концу ужина, Зоица чувствовала досаду. Слезы душили ее, она была готова расплакаться, еслибъ не боялась вызвать насмѣшки соперницъ, особенно Прохирицы, которую она затмила своею красотой и нарядами. Привыкшая къ легкимъ побѣдамъ, къ всеобщему поклоненію, Зоица въ первый разъ испытывала жгучія мученія неудовлетвореннаго самолюбія, хорошо знакомыя свѣтскимъ кокеткамъ... Она не подозрѣвала, что волею судьбы, черезъ два года, другая подобная красавица въ Одессѣ {Жена одесскаго негоціанта m-me Ризничъ.}, жестоко отомститъ за нее молодому поэту.
   

XI.

   На другой же день, Александръ Сергѣевичъ, въ экипажѣ Инзова, поѣхалъ съ визитомъ къ Белладжи. Онъ засталъ у Сафты обѣихъ ея пріятельницъ-сосѣдокъ, жаждавшихъ узнать новости о вчерашнемъ балѣ, на которомъ онѣ не были. Дамы очень любезно встрѣтили поэта, но говорили съ нимъ по-молдавски; онъ же отвѣчалъ имъ по-русски, дополняя свою рѣчь жестами головой и руками, для лучшаго ихъ уразумѣнія. Ему было неловко и скучно. Но счастію скоро явилась Аглая, очень блѣдная, но спокойная, улыбающаяся. Они сѣли отдѣльно отъ старухъ и между ними завязался оживленный разговоръ, безъ малѣйшаго намека на вчерашній случай.
   Когда онъ собирался уходить, Аглая, смѣясь своимъ мелодичнымъ смѣхомъ, сказала ему:
   -- Хотите я покажу вамъ вашихъ любимцевъ? Сегодня утромъ рано я увидѣла ихъ и вспомнила васъ!
   Былъ чудный весенній день. Она повела его черезъ крыльцо во дворъ и подвела къ тому мѣсту низкой каменной ограды, откуда она такъ любила смотрѣть на потокъ воды послѣ дождя, когда вода съ горы, крутясь и пѣнясь, съ ревомъ несется въ долину; съ этого мѣста открывается видъ на самую низменную загородную часть Кишинева и на зеленѣющіе берега маленькой рѣчки. Вотъ тамъ-то виднѣлся цыганскій таборъ, только что прикочевавшій, не успѣвшій еще раскинуть своихъ шатровъ. Дальнозоркіе глаза могли различить даже фигуры голыхъ цыганятъ, бѣгающихъ по берегу, а вѣтеръ доносилъ иногда ихъ громкій говоръ. Пушкинъ былъ очень доволенъ, вскочилъ на стѣнку, защитилъ рукою глаза отъ солнца и долго вглядывался въ даль.
   -- Сегодня же схожу къ нимъ, познакомлюсь съ ними. Я не пропускаю ни одного такого случая, сказалъ онъ.
   Въ это время къ Аглаѣ подошла горничная цыганка и, улыбаясь, что-то шепнула ей.
   -- Веди ихъ скорѣе! приказала она, и потомъ, обратившись къ поэту, прибавила?-- Вамъ будетъ еще одинъ сюрпризъ, Александръ Сергѣевичъ, вотъ сейчасъ увидите!
   -- Да вы меня такъ балуете, что я не захочу уйти отъ васъ!.. Гдѣ же вашъ сюрпризъ?
   -- А вотъ сейчасъ явится, весело сказала она.
   Дѣйствительно, вскорѣ послышалась бойкая игра на скрипкѣ и кобзѣ (родъ гитары). Изъ-за угла дома, сопровождаемые толпой дворовыхъ ребятишекъ, показались два крошечные цыганенка, едва прикрытые яркими лохмотьями. Старшій, лѣтъ семи, игралъ на маленькой скрипкѣ; другой, лѣтъ пяти-шести, вторилъ ему на кобзѣ, ударяя по короткимъ струнамъ гусинымъ перышкомъ; самъ онъ еще не умѣлъ попадать въ тонъ, мѣнять его во-время; поэтому, старшій мальчикъ, во время игры, не переставая дѣйствовать смычкомъ, безпрестанно толкалъ его локтемъ въ плечо и покрикивалъ по-своему. Вообще, эти юные артисты были очень забавны. Нельзя было не удивляться имъ: семилѣтній скрипачъ игралъ, конечно, по слуху, много разныхъ пѣсенъ и танцевъ, и игралъ очень хорошо, безъ малѣйшей фальши, даже съ особымъ тикомъ. Смуглыя личики ихъ, смышленыя, съ искрящимися глазками, были прелестны.
   Поэтъ былъ въ восторгѣ, отъ души благодарилъ Аглаю. По его просьбѣ, она спросила ихъ по-молдавски, кто выучилъ ихъ играть, и съ ихъ словъ сообщила ему, что у нихъ есть старикъ-отецъ, который лежитъ въ землянкѣ, разбитый параличемъ, онъ-то и выучилъ ихъ играть. Теперь они цѣлый день ходятъ по городу, по базарамъ, кабакамъ и проч., собираютъ деньги, покупаютъ себѣ только хлѣбъ, да что нибудь на закуску, остальное все честно приносятъ вечеромъ отцу.
   -- Когда вы къ намъ пріѣхали, я послала розыскать ихъ; по счастію ихъ увидѣли недалеко отсюда, добавила Аглая.
   -- Мнѣ пришла въ голову мысль, воскликнулъ Пушкинъ,-- устроить сейчасъ съ ними серенаду генералу Инзову! Кстати, онъ сегодня въ духѣ, мы много шутили и смѣялись за завтракомъ. Не знаю, поѣдутъ ли со мной эти бѣсенята? Спросите ихъ!
   Аглая спросила. Конечно, бѣсенята, получивъ щедрую подачку, и предвидя еще большую, охотно согласились ѣхать съ "куконашемъ Пушкой".
   Подъѣхала коляска. Сафта съ пріятельницами вышла на крыльцо. Пушкинъ простился со всѣми, сѣлъ въ экипажъ, запрятавъ скрипку и кобзу подъ сидѣнье.
   -- А вы, бѣсенята, маршъ на козла! скомандовалъ онъ.
   Бѣсенята поняли. Скаля бѣлые зубки, вмигъ вскарабкались они туда и скорчились у ногъ кучера, держась рученками за передокъ козелъ.
   Коляска выѣхала при громкомъ смѣхѣ присутствующихъ и самого поэта.
   

XII.

   Послѣ Пасхи, въ концѣ апрѣля, Кишиневъ совсѣмъ опустѣлъ, помѣщики и ихъ молодежь, всѣ разъѣхались: даже киръ-Антоніо уѣхалъ въ недавно купленное имѣніе, поручивъ заведеніе своему племяннику, а кружокъ русскихъ чиновниковъ не былъ симпатиченъ поэту; однако, онъ, пока еще не замѣчалъ своего одиночества, не скучалъ. Прогулки его были полны прелести, пока длилась весна съ ея воздухомъ, солнцемъ, зеленью и цвѣтами. Но, въ маѣ мѣсяцѣ уже наступили жары и этотъ несносный, горячій вѣтеръ, похожій на бурю, подымаетъ цѣлыя тучи и столбы песку и пыли, и дуетъ почти безпрерывно по цѣлымъ недѣлямъ, вплоть до второй весны, т.-е. до бессарабской осени. Во время этой скучной погоды, прогулки сдѣлались затруднительными и потеряли всякую прелесть. Въ домикѣ Наума -- тоже запустѣніе. Умолкъ ткацкій станокъ, не слышны пѣсни и смѣхъ Касандры. Все семейство хозяина уѣзжаетъ въ поле съ восходомъ солнца и возвращается съ наступленіемъ ночи; и живутъ они уже не въ зимней квартирѣ, а во дворѣ, въ землянкѣ, въ ясную же погоду ночуютъ на ея камышевой крышѣ.
   Только по воскресеньямъ и праздникамъ Кишиневъ немного оживляется праздничными толпами поселянъ; въ нѣсколькихъ мѣстахъ устраивается джокъ съ музыкой. Несмотря ни на какую погоду, ни на жару, молдаване танцуютъ подъ открытымъ небомъ свой джокъ и другіе свои танцы, и пляшутъ цѣлый день -- съ послѣ обѣда, т.-е., съ 10-ти часовъ до вечерняго благовѣста. Въ такіе дни Пушкинъ отъ скуки отправляется иногда на джокъ, вмѣшивается въ танцы и рѣзвится съ молдаваночками, да подчасъ до того разыграется, что дѣвушки подымутъ крикъ, а парни цѣлой толпой выталкиваютъ его изъ джока и грозятъ огколотить, если онъ еще покажется къ нимъ.
   Въ будни Александръ Сергѣевичъ проводитъ все время въ своей комнаткѣ, читаетъ, мечтаетъ, пишетъ стихи. Обѣдать ходитъ къ Антоніо, вечеромъ пьетъ чай въ саду, подъ орѣхами, иногда кто нибудь навѣщаетъ его. Въ это время большимъ развлеченіемъ начинаетъ служить ему садъ Инзова. По мѣрѣ того, какъ естественная природа становится унылой, начинаетъ блекнуть, искусственная природа во всемъ блескѣ своей красоты торжествуетъ временную побѣду надъ своей соперницей. Садъ Инзова -- замѣчательный садъ, весьма обширный, отлично распланированный, тѣнистый, съ партерами цвѣтовъ, съ группами самыхъ рѣдкихъ деревьевъ (даже померанцевыхъ), съ бесѣдками изъ виноградной лозы и прочими подобными затѣями. Цѣлый штатъ садовниковъ работаетъ въ немъ. Среди этой роскошной растительности, красиво выдѣляется розовый двухъэтажный домъ генерала {Домъ Инзова въ 60-хъ годахъ еще стоялъ, но сада и тогда уже не было; потомъ его снесли, а теперь на этомъ мѣстѣ, на возвышенности, носящей до сихъ поръ названіе "Инзовой горы", красуются конюшни военнаго вѣдомства.}.
   И въ этомъ саду любимыми мѣстечками поэта являются все-таки тѣ, которыя всего больше походятъ на дикую, естественную природу,-- рощицы изъ большихъ деревьевъ: дубовъ, липъ, орѣховъ и дикихъ каштановъ. Особенно любитъ онъ липовую, непроницаемую для солнца, и часто проводитъ здѣсь жаркіе дни, никѣмъ невидимый.
   Какъ ни былъ добръ Инзовъ, но разъ и онъ сильно разгнѣвался на Пушкина, вышелъ изъ себя, раскричался на него, за какую-то непозволительную его выходку съ однимъ изъ должностныхъ лицъ, который на него пожаловался. За одно досталось ему и за упущеніе по какому-то служебному дѣлу и еще за другія шалости. Пушкинъ ушелъ взволнованный, блѣдный, сконфуженный и счелъ себя оскорбленнымъ. Послѣ этого онъ совсѣмъ присмирѣлъ, дѣлалъ все, что ему было назначено, исправилъ всѣ упущенія, но къ Инзову не являлся иначе, какъ по дѣламъ, ограничиваясь одними лишь офиціальными отношеніями. Такъ прошли двѣ недѣли.
   Между тѣмъ, у генерала, какъ у всѣхъ мягкосердечныхъ людей, послѣ вспышки весьма скоро наступила реакція. Ему было жаль молодого человѣка, хотѣлось бы утѣшить, приласкать его; какъ совмѣстить это съ положеніемъ начальника, и чтобы не уронить своего авторитета? Унылый, серьезный видъ Пушкина, его ледяной тонъ, угнетаютъ старика все болѣе и болѣе. Пробовалъ онъ ласково заговаривать съ нимъ, давалъ ему понять, что совсѣмъ не сердитъ, разъ даже пригласилъ зайти вечеромъ, однако тотъ не замѣчаетъ или не хочетъ замѣчать этого и продолжаетъ дуться.
   

XIII.

   Въ одно утро Пушкинъ получилъ приказаніе немедленно явиться къ генералу, и отправился къ нему. Инзовъ принялъ его въ кабинетѣ, лицо у него было озабочено; поэтъ ожидалъ новой бури.
   -- Послушайте, Пушкинъ, заговорилъ Инзовъ, -- теперь я съ вами поговорю не какъ вашъ начальникъ, а какъ вашъ другъ и отецъ. Будьте же вы благоразумны, не портите еще хуже вашей жизни! Вѣдь, если я иногда не сдѣлаю вамъ хоть выговоръ, то и я буду имѣть непріятности, и васъ вышлютъ отсюда въ другое мѣсто, навѣрно худшее, чѣмъ Кишиневъ... Я васъ полюбилъ, принимаю въ васъ сердечное участіе, а другой еще неизвѣстно какъ отнесется къ вамъ. И меня, прошу васъ, пожалѣйте, не доводите меня до сердцовъ... Вотъ я намедни... въ пылу гнѣва... можетъ быть ужъ черезчуръ...
   Генералъ вдругъ умолкъ, сталъ ходить большими шагами по комнатѣ; поэтъ глядѣлъ на него растерянно: онъ понималъ, что тотъ правъ, что ему слѣдуетъ успокоить его, извиниться передъ нимъ, но на него напала какая-то нерѣшительность, несвойственная ему робость, онъ по могъ выговорить ни слова, только лицо выдавало его душевное состояніе. Вдругъ Инзовъ подходитъ къ нему, обнимаетъ его за шею и цѣлуетъ въ лобъ.
   -- Ну, довольно дуться, помиримся!
   Взволнованный, растроганный, Пушкинъ наконецъ заговорилъ.
   -- Ваше превосходительство, простите меня, я сознаю, что причиняю вамъ много хлопотъ и непріятностей...
   -- То-то же, будьте осмотрительнѣе и воздержаннѣе въ своихъ поступкахъ! А теперь, продолжалъ генералъ, весело потирая руки: -- теперь вотъ что я предложу вамъ: для того, чтобы мнѣ легче было наблюдать за вами, а вамъ -- за собой, предлагаю вамъ переселиться ко мнѣ и жить у меня. Вотъ, пойдемъ, я покажу вамъ ваши комнаты!
   Двѣ комнаты въ верхнемъ этажѣ, окнами въ садъ, съ видомъ на часть города и на далекіе лѣса и поля, были настоящимъ дворцомъ въ сравненіи съ его, хотя уютной, но маленькой, низенькой и уже надоѣвшей ему комнаткой; -- другую такую роскошную квартиру въ Кишиневѣ нельзя было бы найти ни за какія деньги. Онъ вышелъ отъ Инзова въ самомъ радостномъ настроеніи, какого давно не испытывалъ.
   Кипучая натура поэта не могла таить въ себѣ ни печали, ни радости; надо непремѣнно излить ихъ передъ кѣмъ нибудь сейчасъ же, сію же минуту. На этотъ разъ, прежде всѣхъ попался ему на глаза старый слуга Инзова "мошу Тодеръ" (дядя Ѳеодоръ), подметавшій крыльцо. Пушкинъ часто шутилъ съ нимъ, и только съ нимъ однимъ рѣшался лепетать по-молдавски. Увидѣвъ "куконаша", не успѣлъ Тодеръ спять шапку, какъ тотъ обхваталъ его вмѣстѣ съ метлой и нѣсколько разъ перекружился съ нимъ.
   -- Эй-эй! да чи цъёсте? ласса ме! (что съ тобой? оставь меня)! кричитъ Тодеръ, а "куконашъ" уже успѣлъ сбѣжать съ горки, и въ три прыжка очутился за воротами.
   Въ тотъ же день, вечеромъ, Александръ Сергѣевичъ перебрался въ домъ Инзова, гдѣ ему суждено прожить два года.
   Въ эти годы тихой, безмятежной жизни въ провинціальной глуши, къ которой онъ успѣлъ примѣниться, въ душѣ поэта выросло и созрѣло чувство, наложившее печать на всѣ его послѣдующія произведенія, создавшее ему безсмертіе и вѣчную признательность русскаго народа, это чувство -- любовь къ родинѣ. Здѣсь, вдали отъ нея, въ тоскѣ по ней, онъ много думалъ о Россіи, мечталъ о ея будущности всякій разъ, когда ему приходилось читать историческія книги о другихъ государствахъ. Онъ твердо вѣрилъ въ ея прогрессивное движеніе, въ ея будущую силу и славу.
   "Послужу ей хоть перомъ! часто думалъ поэтъ. Опишу ея исторію, пѣсни, сказки, былины".--
   
   "Я памятникъ себѣ создамъ нерукотворный!"
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru