Неизвестные Авторы
Галлоруссия
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Неизвестные Авторы
(
bmn@lib.ru
)
Год: 1813
Обновлено: 15/08/2017. 35k.
Статистика.
Поэма
:
Поэзия
Поэзия неизвестных авторов
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация:
Сатира
Неизвестный
автор
Галлоруссия
Сатира
Библиотека поэта. Второе издание
Поэты 1790-1810-х годов
Вступительная статья и составление Ю. М. Лотмана
Подготовка текста М. Г. Альтшуллера.
Вступительные заметки, биографические справки и примечания М. Г. Альтшуллера и Ю. М. Лотмана
Л., "Советский писатель", 1971
Оригинал здесь --
http://www.rvb.ru
Глядите в присный мрак, богатыри могучи,
Рукой невежливой посекши вражьи тучи!
О имена, ушам столь жесткие в сей век:
Добрыня,
1
Миша...
2
О, почто я их нарек!
Как Ксерка, Магнуса бежать заставя в лодке,
Что были вы? -- копье в руках, "ура" лишь в глотке...
Павзании ли вы? -- Нет. -- Что же? -- Русаки...
Ой, черная родня, могучи старики!
Не Сюллии ведь вы, не Конде, не Тюренни,
Звон коих тешит нас все праздники осенни!
О ком орангутанг, приезжий попугай
Твердит: "Вот полубог, вот Франция, вот рай!
Одно отечество неслыханных героев
С Варфоломеевских до подмосковных боев".
И вы, о Александр, Димитрий и Мстислав,
Для гордовыйных лиц чертившие устав!
Вы все не Людвиги, не Карлы, не Франциски.
Пред сими имена славян ко смерти близки.
Не удостоитесь вы в розовый сафьян,
Прижаты к сердцу быть, лечь с Софьей на диван,
Милон, слезу отря, не скажет в кабинете:
"Почто, великие, вас нет еще на свете?"
Кисельник ли в глаза им бросится псковской
3
Иль мальчик (быв Коклес второй у нас) с уздой,
4
Умам то русских дам покажется противно:
Кисель, узда, русак -- то слишком некартинно;
Тут гугенотов нет, Париж не осажден
И на британцев полк Жан д'Арки не веден.
Представить ли и вас, о бедны черноризцы!
Иоахим, Нестор и Сильвестр-бытописцы!
Со смеха уморит всех русских дам ваш взор:,
Зачем не воспитал Людовиков ваш двор
И не Левеки вы, Детуши и Вольтеры!..
Что описали вы? Славянские примеры?
Но не французские, -- Карлин и Даниил!
Великий Карл для нас, а не Владимир мил.
Осмелимся ли мы поставить Ермогена,
Великого душой средь глада, уз и плена?
Подымут хохот все: "А Флешье, Масильон,
А Боссюет", -- хоть им соперник всем Платон.
Патриотизм у нас не слишком же гордится:
Пожарский более или Кол
и
ньи чтится,
О том сомнительно у русского спросить, --
Кол
и
ньи для ушей бессмертней должен быть.
Ермак наш чучел ряд в своем поставил флоте,
Кучума содержал и в страхе, и в заботе...
5
Военна хитрость та, Ермак, Сибирь, Кучум,
Ушам несносный сей, неумолимый шум
Гармониру?ет ли в сей век, столь просвещенный?
То ль дело Ронцеваль, Роланд там пораженный.
А Долгоруков наш, князь Холмский, образец,
Два Шереметьевы и низовской купец
Со всем отечества к ним вековым спасибом
Пред теми, волоса от коих станут дыбом,
Что в революцию коверкали Париж,--
Что значат? Вот и всем почти уж сделан крыж.
О славных женщинах уж поминать не стану.
Против Голицыной
6
поставить Монтеспану --
О вкусе ж спорить как, коль много голосов?
Немного с Мирабо поспорит Богослов,
И из учтивости наш русский всё уступит,
Нет нужды, тайное презренье хоть и купит.
Не ошибаюсь ли? Но, кажется, пора:
Але к чертям послать кричащему: "Ура!"
Ведь некуда девать: у нас француз в комоде,
Француз на сцене весь
сто
тысяч
в
переводе
,
7
И в кабинете нас они клялись душить;
Британцев с немцами не время ль приютить?
Да то беда: Радклиф с своей архитектурой
Наш разум сделает опять карикатурой.
Кларисса, Грандиссон, Памела -- стерты страх,
И с непривычки к ним почтем мы их за прах.
"Монаха" в руки взяв, прелестная девица
На рычардсонов ум накинется как львица,
А немцы парижан, к несчастью, слишком чтут,
8
И мы в учениках опять -- как пить дадут.
До вас теперь дошел, о лицы современны!
Французам давши путь, вы сколь уничижении.
Трудов ли мало здесь, знакомства ли с собой,
Что потупляете смиренно взор вы свой?
Ужели вправду нет у нас самих Лагарпов?
Иль стыдно автору, что прозвищем он Карпов?
Последнее пора из мыслей истребить:
Езоп был некрасив, а веки стали чтить.
Труды отцов, сынам полезны поощренья,
Любовь к достоинствам боляр, их одобренья
То сделают, что наш ученый муравей
Из страшных зданиев составит свой лицей
И полок тысяч сто таких же начудесит,
Что лет чрез тысячу читать, так перевесит.
Одна история -- парижский отзыв то
Об их истории, а наша вся дней в сто
И с дополненьями к деяниям Петровым,
С стряпнёю Емина и "Храмом славы" Львовым,
С "Ядрами", "Зеркалом" Хилкова, Мальгина
И с будущей... когда-нибудь Карамзина.
Зато похвалимся, что мы и без поклона
Давно уж счет ведем с эпохи Клодиона,
А забиваться в пыль не любим лишний раз,
Чтоб слишком варвар сей знакомым был для нас.
Вдруг галло-русского усматриваю мужа:
"Что мы пред Францией? -- пред океаном лужа,--
Он вопиет в слезах. -- Куда ни обернись --
Везде у ней свой верх, везде у нас свой низ.
Фонвизин и Болтин, Елагин, Емин, Шлецер
Своим лишь языком писали не на ветер,
А то подрядчиков всех прочих длинный ряд,
И чтенье мило их -- лишь в праздничный парад.
При всех их красотах, их тысячи на свете,
Где ум, чтобы стоял в столетней лишь газете?
Теперь за класс второй примусь отличных я:
Мне Вассианщина, змей, змеич и змея
Не нравятся отнюдь, затем, что рабством дышат".
Я
Но "Кадм" роман такой, что вряд другой напишут.
К нему принадлежит и русский Лафонтень...
Он
Прекрасен и хорош, но всё другого тень.
За ним в ряд следует татарин голосистый,
Красавец лирою, душою -- дух нечистый;
Бард -- это подлинно, отчасти филос
о
ф,
Да жаль, что змей и льстец и весь неоднослов!
Коль воспитание творца бы "Россиады",
А этому его "Фелицы", "Водопады",
То были бы у нас Вергилий и Гомер
И лирой россы бы взнеслися выше мер.
Хотел бы выразить резчее их пороки:
С приему рождены быть в пении высоки,
Но, взявши свой предмет, не смеют не шептать
И петое лице за стремя не держать --
Невольника душа и в золоте приметна,
И лира такова не будет долголетна;
Пред теми счастлив он, кто лишь не мог сличать,
Но что ж за мирты -- глас невежи замечать?
Теперь за пышный класс мы примемся -- класс третий,
То фарисеи -- блеск наружный их отметы,
Но внутренно они -- гробница лишь костей;
Вот путешественник, что кистию своей
Французолюбие в нас вечное посеял.
Я
При всем том, грубый штиль и славянизм развеял.
Он
Вот подражателей им тьма возрождена --
Коль будет в ад сия душа приведена,
Ответы Миносу должна сготовить строги,
И пустословие от ней истяжут боги.
Я
Ужели это он расслабил тьмы сердец?
Он
Несчастных множества романов став творец,
Пандоре равен он, с коварным даром сшедшей.
Коль не был бы сей муж банд
у
рист сумасшедший,
В "Борнгольме острове" какой изображен.
Он мог быть Фенелон -- полезен и почтен.
Но в плоские стихи ударясь непомерно,
Быть добрым притворясь чресчур уж лицемерно
И прозы в патоку, в набор курсивных слов
Увязши, стал отец всех нынешних ослов,
С восторгом чтущих взор красивый Ринальдина!
Радклиф и Дюмениль, рассказчица Мелина
Как сговорилися в один родиться век,
Который детским бы разумней всех нарек.
Я
(
посмотря
в
окно
)
Но это кто таков, -- то муж национальный,
И это... много их... толкучий... лик печальный...
Он
Тех литераторов, за русский что язык
Алтын шесть заплатя, готовят столп из книг:
Вот
Дураков
,
певец того, что петь не смыслит,
Глупницкий
,
варварский что сброд журналом числит,
Из гарнизонных школ курс конча, ложь и скот,
Поэмою Петра, что бросит в хладный пот.
Вот книжки золотой издатель и продажной,
Мы назовем -- Платон Платонович Отважный,
Вот добрых глупый друг, гостиных мерзкий враль,
Ума ни искры тут -- исколоти всю сталь.
Вот семент, кирпичи и к смазыванью --
глинка
:
В ней обокрадена немецкая старинка;
Два брата
Сказкиных
-- построили терем,
Да жаль, что это всё -- мужицкий только дом...
Вот шавка датская, стихи ее поноска,
Шалунья думает, что росс, а только Роська.
Вот и
Вековкина
с историей сердец...
Но всех исчислю ль я?.. Скажу лишь наконец,
Что в годы нынешни визг М
и
дасовых братцев
Набитым делают сундук книгопродавцев --
Столь вкус возвысился. И перевод гнилой
Поденно возит к ним извозчик ломовой.
Мне кажется при сем порядочном подряде,
Что начинаем жить мы в сущем маскараде:
Сапожник автором, а автор за верьвой,
Без мысли головы -- над кипой книг большой.
Без муз воззвания -- здесь уши зов их слышат,
Фашины бы вязать -- глядишь, восторгом дышат,
Колеса б смазывать, а взнуздан уж Пегас,
В дом желтый думает, а лезет на Парнас.
Ну что же, скажешь ты, -- не хуже ли мы галлов?
У них кузнец знаком с расплавкой лишь металлов,
Он вместо молота не схватит ведь пера --
Чтоб шины запаять, не тратит серебра,--
Не пишет, а кует. Чтоб дести три исхерить
И толсто ль ... измерить?
Нет! знает, что всегда почтеннее кузнец,
Чем вкуса пасынок, несчастливый писец.
Я
Ударился же ты с истории двуножных
К теории о сих почти черепокожных.
Зачем к большим у нас без милости уж строг?
Велик поистине воспетый русским "Бог",
И равной не найдет себе и песнь Казани,
Журналы же дают порядочные бани
Дерзнувшим лик Петра хвалою порицать
Или Рымникского -- сравненьем затмевать.
"Цветник" или "Москвы Меркурий" -- суть кометы,
Предзнаменующи
Глупницким
грозны леты,
И каждый (редок пусть) противный им сей блеск
В Мидасовой луне даст жаром сильный треск.
Он