Скарятин Владимир
Рассказ армейского офицера

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 7, 1846.

РАЗСКАЗЪ АРМЕЙСКАГО КАПИТАНА.

   Верстахъ въ пятнадцати отъ моего имѣнія, Т*** Губерніи, есть маленькая деревенька Бабаевка; въ ней всего-навсе душъ двадцать съ небольшимъ. Владѣлецъ Бабаевки -- Иванъ Ѳедоровичъ Копытовъ, теперь ужь человѣкъ пожилой: ему за пятьдесятъ. Онъ лѣтъ пять какъ вышелъ въ отставку и пріѣхалъ на покой въ деревню.
   Иванъ Ѳедоровичъ при концѣ своего воинскаго поприща служилъ капитаномъ въ одномъ изъ линейныхъ батальйоновъ на Кавказѣ. Большую часть своей службы онъ провелъ въ какой-то крѣпостцѣ, и, можетъ-быть, долго бы пришлось служить ему въ той крѣпостцѣ, еслибъ Петру Николаевичу Кузовкину, родственнику Ивана Ѳедоровича, не вздумалось умереть и оставить послѣ себя Бабаевку Ивану Ѳедоровичу.
   Получивъ извѣстіе о смерти Кузовкина и объ оставленной Бабаевкѣ, Иванъ Ѳедоровичъ разсудилъ, что ему гораздо-лучше будетъ отправиться на житье въ означенную деревню, тѣмъ болѣе, что онъ не могъ похвастаться своимъ счастіемъ по службѣ. Послѣ такого мудраго разсужденія, онъ подалъ въ отставку и, бывъ вскорѣ уволенъ майоромъ, отправился въ деревню.
   Пріѣхавъ въ Бабаевку, Иванъ Ѳедоровичъ зажилъ припѣваючи. Хозяиномъ большимъ онъ никогда не былъ, во-первыхъ, потому, что почти всю жизнь свою провелъ на Кавказѣ, а ужь въ старости учиться какъ-то не приходится; а во-вторыхъ, собственно, Иванъ Ѳедоровичъ больше любилъ совершенное спокойствіе и не любилъ входить въ разныя хлопоты по имѣнью.
   Хотя Иванъ Ѳедоровичъ вотъ уже почти пять лѣтъ живетъ въ деревнѣ, но до-сихъ-поръ никакъ не можетъ разстаться съ своими привычками: онъ до сихъ поръ ходитъ въ военномъ сюртукѣ и терпѣть поможетъ ни халатовъ, ни халатиковъ, ни тулупчиковъ, ни разныхъ другихъ костюмовъ хозяйственнаго изобрѣтенія; куритъ онъ съ утра до вечера немилосердо, а по вечерамъ пьетъ пуншъ изъ французской водки, которую наши т***скіе купцы продаютъ за самый лучшій ямайскій ромъ, примѣшивая въ нее различныя вещества. Иванъ Ѳедоровичъ занимается обдѣлкой разныхъ вещицъ на черкесскій манеръ; онъ отлично-хорошо дѣлаетъ уздечки, плетки, ремни съ бляшками, обдѣлываетъ сѣдла,-- и вы всегда увидите у него множество этой дряни, развѣшанной по стѣнамъ вмѣстѣ съ превосходною шашкою, кинжаломъ, пистолетами и прочимъ оружіемъ. Иванъ Ѳедоровичъ любитъ таки и выпить, но за столомъ онъ не слишкомъ гоняется, не роскошничаетъ на кушанья, и очень-доволенъ, если ему столъ приготовятъ какъ-нибудь. Онъ очень не прихотливъ: были бы ему щи, да баранина, да водка, да трубка, а объ остальномъ онъ не заботится.
   Иванъ Ѳедоровичъ холостой, дамъ вообще не жалуетъ и терпѣть не можетъ ихъ общества. Бѣда, если онъ какъ-нибудь попадетъ между дамъ, тутъ онъ совершенно сконфузится и не только самъ не завяжетъ никакого разговора, но даже не можетъ порядочно отвѣчать на дѣлаемые ему вопросы.
   Иванъ Ѳедоровичъ выѣзжаетъ изъ Бабаевки только въ самые торжественные случаи: на именины къ сосѣду, на выборы, на ярмарку, въ городъ за покупками и т. п.; а больше любитъ сидѣть дома и принимать гостей у себя. Онъ добрый старикъ, нельзя сказать, чтобъ былъ слишкомъ-разговорчивъ и говоритъ много только тогда, когда его подстрекнутъ разсказывать разные случаи и исторіи, какіе бывали съ нимъ во время его службы. И разсказы его бываютъ интересны. Какъ соберется къ нему человѣка три-четыре, да какъ начнетъ онъ разсказывать, такъ не увидишь какъ и время пролетитъ. Его, бывало, стоитъ только подзадорить, а тамъ какъ пойдетъ какъ пойдетъ, такъ и не остановишь!
   Пріѣхавъ въ свое имѣнье, я познакомился со всѣми своими сосѣдями, въ томъ числѣ и съ Иваномъ Ѳедоровичемъ, и бываю у него довольно-часто.
   Разъ какъ-то я заѣхалъ въ Бабаевку; у Ивана Ѳедоровича были на-ту-пору гости: Павелъ Петровичъ Карпуновъ, да Антонъ Антоновичъ Садковъ, оба помѣщики и сосѣди Ивана Ѳедоровича.
   Я пріѣхалъ къ нему уже подъ-вечеръ, этакъ часу въ шестомъ въ исходѣ. Подали чай.
   -- А что, какъ у васъ яровые убрали, Антонъ Антоновичъ? спросилъ Карпуновъ.
   -- Благодаренье Богу, пожаловаться не могу; весь хлѣбъ убрали счастливо, отвѣчалъ Садковъ.
   -- Ну, а какъ у васъ овесъ? По скольку мѣръ брали съ копны? спросилъ опять Карпуновъ.
   -- Овесъ необычайный-съ, необычайный. Вотъ уже слишкомъ пятнадцать лѣтъ хозяйничаю я въ деревнѣ, а еще ни разу не собиралъ по стольку. Вообразите вы себѣ, по девяти мѣръ изъ копны выходило! отвѣчалъ Садковъ.
   -- Что вы это говорите, Антонъ Антоновичъ? Можетъ ли быть, чтобъ по девяти мѣръ?
   -- Ей-Богу такъ; просто невѣроятно.
   -- Да, урожаи ныньче очень-хорошіе; хлѣба такая пропасть, что некуда дѣвать.
   -- Какъ некуда дѣвать? спросилъ я:-- мнѣ кажется, что хлѣбу всегда найдется мѣсто, сколько бы его ни было.
   -- Мѣсту-то какъ не найдтись, мѣсто найдется, отвѣчалъ Карпуновъ:-- да бѣда-то вѣдь въ томъ, что деньги нужны: нужно платить подушное, проценты; хлѣбъ-то вѣдь надо продавать, а поѣзжайте-ка въ городъ, на базаръ, да поприцѣнитесь-ка, поспросите-ка о цѣнахъ, такъ вѣдь ротъ разинете, батюшка!
   -- Да, цѣны крѣпко упали.
   -- Какой же упали?.. Что вы это говорите, Антонъ Антоновичъ? Не упали, а скажите лучше, что нѣтъ цѣны, совсѣмъ нѣтъ, а не то, что упали. Какой же это упали, когда за четверть ржи двухъ рублей восьми гривенъ не даютъ?
   -- Можетъ ли это быть? вскричалъ Иванъ Ѳедоровичъ:-- что вы это говорите, Павелъ Петровичъ?
   -- Какъ что говорю!.. Да вы-то что говорите?.. Вѣдь вотъ вы, съ позволенія сказать, сидите въ своей Бабаевкѣ, какъ медвѣдь въ берлогѣ, да ничего не знаете, а вѣдь тоже говорите: "можетъ ли быть!" А вотъ вы пошлите въ городъ узнать, если вамъ самимъ-то лѣнь съѣздить, такъ тогда не будете удивляться, да не скажете "можетъ ли быть"; а то -- можетъ ли быть! извѣстно можетъ, если вамъ говорятъ.
   -- Что же это вы такъ расходились, Павелъ Петровичъ! Вѣдь я говорю это такъ, отъ-того, что у насъ на Кавказѣ...
   -- Мало-ли что у васъ тамъ на Кавказѣ дѣлается! сказалъ Карпуновъ.
   -- Да ужь осмѣлюсь вамъ доложить, что у насъ этого не было, нѣтъ... У насъ на Кавказѣ хлѣбъ всегда въ цѣнѣ; вотъ что другое такъ очень-дешево, хоть живность всякая, а особливо бараны -- просто ни-по-чемъ; и скажу вамъ, что славные бараны; не то что здѣсь иногда попадется какой-нибудь ледящій,-- тамъ все жиръ; славные бараны, а все отъ-того, что хорошія пастбища. Да вотъ я помню, хоть къ намъ въ крѣпость мирные Черкесы вѣдь какова баранищу притащутъ и продаютъ за безцѣнокъ, просто ни-почемъ; а отъ-чего, вы думаете? отъ-того, что краденый... Воруютъ ужасно. Вѣдь мирной, кажется, а изъ нашихъ же русскихъ стадъ украдетъ, да намъ же и принесетъ продавать...
   -- А какія же это исторіи были? подхватилъ я, обрадовавшись случаю услышать отъ Ивана Ѳедоровича какую-нибудь исторію.
   -- Мало ли какія исторіи! много съ ними исторій было; всѣхъ и не перескажешь, отвѣчалъ Иванъ Ѳедоровичъ и, отпивъ пуншу, началъ курить, какъ-будто ничего не бывало, какъ-будто онъ ничего и не знаетъ. Иванъ Ѳедоровичъ въ этомъ отношеніи имѣетъ маленькую слабость, никогда и ничего не начнетъ онъ разсказывать прямо, безъ того, чтобъ его не попросили порядкомъ; онъ любитъ сперва поважничать, и потомъ уже начнетъ разсказывать какъ-будто нехотя, а между-тѣмъ смертельно радъ, что есть слушатели для его исторій, и дѣлаетъ все это такъ только, для виду. Мы всѣ знаемъ эту слабость Ивана Ѳедоровича, и потому сейчасъ же начали его упрашивать.
   -- Ну, да разскажите что-нибудь!.. Разскажите, Иванъ Ѳедоровичъ!.. Вѣдь это вамъ ничего не стоитъ, заговорили мы всѣ.
   -- Да что же вамъ разсказать?.. Вѣдь вы, я думаю, давно все знаете, давно все читали въ вашихъ романахъ! сказалъ Иванъ Ѳедоровичъ, улыбаясь иронически; онъ вообще не жалуетъ романовъ.-- Да, чорта съ два есть правды въ нихъ, въ этихъ романахъ! И такіе и этакіе Черкесы... Вонъ, прочитайте-ка "Амалатъ-Бека", или какой-нибудь другой романъ, такъ вѣдь вы подумаете, что это самый честнѣйшій и благороднѣйшій народъ, а вѣдь все пустое, все вздоръ! Оно, конечно, можетъ-быть, въ романахъ такъ и надобно, я этого не знаю, а вотъ я вамъ не солгу, и скажу по истинной правдѣ, что Черкесы на деньги падки такъ, что просто бѣда, -- отца роднаго продадутъ. Разбойники страшные! ни за что убьютъ человѣка, просто ни за грошъ. Да и добро бы рѣзали чужихъ, а то вѣдь своего рѣжутъ, и все попустому, чортъ знаетъ за что; конь ли приглянется ему у своего же Черкеса, онъ его гдѣ-нибудь исподтишка и зарѣжетъ, оружіе ли, какая-нибудь этакая смазливенькая Черкешенка,-- тутъ бы плюнулъ, да и отошелъ бы отъ нея прочь, а онъ, человѣка рѣжетъ... Однимъ хороши -- смѣлы... ужь въ этомъ они молодцы и дерутся славно.
   Тутъ Иванъ Ѳедоровичъ замолчалъ и затянулся нѣсколько разъ. Мы съ нетерпѣніемъ ожидали какой-нибудь исторіи.
   -- А вѣдь какіе мстительные! началъ опять Иванъ Ѳедоровичъ.-- То-есть кто ихъ не знаетъ коротко, такъ просто не повѣритъ, какъ поразсказать. Ахъ ты, Господи, какіе люди! Обидьте вы его какъ-нибудь, такъ онъ васъ во всю жизнь не забудетъ и жить-то вѣдь будетъ для того только, чтобъ какъ-нибудь пырнуть васъ кинжалищемъ, или подстрѣлить; за всякую дрянь будетъ вамъ мстить. Да вотъ хоть, съ позволенія вашего, женщины!..Ну, что такое женщины? Стихотворцы пишутъ, что женщины -- украшеніе рода человѣческаго, и мало ли что еще они пишутъ, такъ на то они стихотворцы; вѣдь они пишутъ, чтобъ деньгу заработать; ну, а въ этакомъ дѣлѣ другой и сфальшивитъ и не постоитъ за правду, а въ самомъ-то дѣлѣ разсудите-ка, ну, что такое женщина, а особливо Черкешенка? (Мы не хотѣли спорить съ Иваномъ Ѳедоровичемъ, во-первыхъ, потому, что хотѣли скорѣе слышать исторію, а вовторыхъ и потому, что такого человѣка, какъ онъ, не переувѣришь.) Оно, конечно, есть у нихъ очень и очень-смазливыя... то-есть, еслибъ можно, такъ вотъ такъ бы и поцаловалъ; ну, а нельзя, такъ шутъ ее побери! Стану я изъ-за нея рѣзаться, да на кинжалъ лѣзть, -- да, чорта съ два! плюну да и отойду прочь... А вѣдь вотъ Черкесы такъ нѣтъ: приглянется ему тамъ какая-нибудь, такъ онъ всякаго человѣка зарѣжетъ, кто будетъ ему мѣшать; драться будетъ не на животъ, а на смерть, и ужь тутъ ему не попадайся, ни за что пропадешь: убьетъ, непремѣнно убьетъ!.. Да вотъ я вамъ скажу, зналъ я тоже одного Черкеса,-- и еще какого Черкеса, самаго лучшаго изъ всѣхъ, какихъ только я видѣлъ и какіе только есть, -- а вѣдь изъ-за женщины какую исторію затѣялъ и сколько мерзостей надѣлалъ!.. Да, была потѣха... Будь тутъ этакій какой-нибудь сочинитель, такъ онъ бы цѣлый романъ написалъ.
   -- А что же у васъ такое было? спросилъ я: -- разскажите, пожалуйста, Иванъ Ѳедоровичъ.
   -- Да что же разсказывать! отвѣчалъ онъ, выпустивъ цѣлое облако дыма, такъ-что совершенно исчезъ въ немъ.-- Вѣдь это васъ, я думаю, не займетъ; тутъ ничего нѣтъ этакаго, какъ въ романахъ, а просто по-нашему, покавказски, истинная правда.
   -- Потому-то и интересно, потому-то и хочется знать, что истинная правда. Ну, разскажите, пожалуйста.-- Помѣщики тоже начали упрашивать.
   -- Ну, ну, ладно... Слушайте, сказалъ Иванъ Ѳедоровичъ съ довольнымъ видомъ и началъ разсказывать:
   "Въ 18.. году, я былъ еще поручикомъ въ *** линейномъ батальйонѣ и служилъ въ крѣпостцѣ Т*. Верстахъ въ пятидесяти отъ насъ былъ аулъ Джего. Теперь этотъ аулъ мирной; его взяли уже давно, а когда я былъ еще поручикомъ, такъ, скажу вамъ, что тогда это былъ не аулъ, а просто крѣпость, да еще такая крѣпость, что стоитъ трехъ. Вѣдь вотъ какое мѣсто было, что и подступиться-то къ нему никакъ нельзя. Представьте вы себѣ со всѣхъ сторонъ горы страшнѣйшія, а въ серединѣ, на этакой маленькой долинкѣ, тутъ и есть аулъ. И пребольшой былъ аулъ: какъ начали прижимать Черкесовъ со всѣхъ сторонъ, такъ вотъ они и прячутся всѣ въ этакія мѣста. Къ этому аулу не было ни одной порядочной дороги, а были между скалъ какія-то маленькія лазейки: прошу покорно пройдти въ этакую лазейку съ войскомъ! И сколько разъ ходили на этотъ аулъ! Долго одолѣвали проклятое мѣсто; не было никакихъ средствъ взять, но наконецъ взяли-таки и расчистили порядкомъ.
   "Изъ этого-то самого аула выѣзжалъ съ своей шайкой Хаджукъ. Вотъ-такъ былъ наѣздникъ! Я на Кавказѣ служилъ слишкомъ двадцать-пять лѣтъ, а не видалъ такого удальца. Куда передъ нимъ всѣ эти уздени, просто дрянь, мелюзга ничего нестоющая; онъ бы одинъ десятерыхъ убралъ. У него было восемь сыновей, всѣ уже взрослые, да наберетъ еще разныхъ охотниковъ, да абрековъ, и выѣзжаетъ съ этой шайкой грабить наши станицы; угоняютъ скотъ, лошадей, забираютъ людей и все, что ни попадетъ подъ руку, -- просто отбою нѣтъ... Вышлютъ, бывало, противъ нихъ отрядъ, а они, мошенники, сейчасъ тягу въ горы, да въ аулъ, а тамъ поди лови ихъ, да бери приступомъ. Что вы будете дѣлать! просто одолѣли, проклятые. И вѣдь какая удивительная смѣлость!.. Вотъ хоть самъ Хаджукъ (ужь мы его всѣ въ лицо знали, да не то, что въ лицо, а просто издали ѣдетъ, такъ ужь прямо видно, что Хаджукъ), бывало, подъѣдетъ къ самой крѣпости, гарцуетъ тутъ, какъ-будто у себя въ аулѣ, и вызываетъ охотника попробовать съ нимъ силы. А конь-то! Фу ты дьявольщина, что за конь! О-сю-пору не могу забыть этого коня: такъ и прыгаетъ, такъ и кипитъ подъ нимъ, -- просто заглядѣнье!.. Молодецъ былъ, нечего сказать! Представьте вы себѣ мужичинище вершковъ десяти ростомъ, плечистый, здоровенный, и какъ ловокъ, каналья! какія штуки на лошади выдѣлываетъ! А рожища-то, рожища! ахъ, ты, Господи, какая страшная рожа! черный весь какъ смоль, волосастый, да какъ еще въ буркѣ, да въ мохнатой шапкѣ, такъ просто бѣда,-- настоящій разбойникъ! Оружіемъ владѣетъ отлично; ужь маху не дастъ, нѣтъ: рубнетъ шашкой, такъ вѣдь человѣка до-сѣдла разсадитъ. Ужасная силища и -- ловкость!
   "Только вотъ-съ, когда взяли это разбойничье гнѣздо, да разнесли, да перебили порядкомъ, такъ тутъ легли всѣ сыновья Хаджука и почти вся его шайка, но самъ онъ улизнулъ; ни слуху, ни духу объ немъ, какъ-будто въ воду канулъ. Мы думали, что онъ опять наберетъ удальцовъ, да начнетъ мстить за сыновей, однакожь нѣтъ, угомонился. Ему, кажется, тоже попало при взятіи аула, и даже многіе думали, что онъ убитъ.
   "Между-тѣмъ, прошло нѣсколько лѣтъ, меня произвели въ штабс-капитаны, а потомъ и въ капитаны, а объ Хаджукѣ все ничего не слышно. Сижу я въ крѣпости, да иногда этакъ думаю себѣ: гдѣ же это Хаджукъ? куда онъ дѣвался?..
   "Надобно вамъ сказать-съ, что къ намъ въ крѣпость хаживали мирные Черкесы; такъ, знаете, продаютъ что-нибудь, или же и просто въ гости пріидутъ. Вотъ-съ разъ какъ-то пріѣзжаютъ къ намъ двое Черкесовъ; одинъ старикъ, а другой молодой, этакъ лѣтъ двадцати-трехъ-четырехъ не больше. Привели они трехъ или четырехъ барановъ, да и продаютъ нашимъ. Я сижу у окна, да и смотрю на нихъ. Вотъ началъ я всматриваться въ лицо старика; показалось мнѣ, какъ-будто что-то знакомое; взялъ я фуражку, вышелъ на дворъ и подхожу къ нимъ. Всматриваюсь въ старика, -- точно, что-то знакомое, а вспомнить никакъ не могу... Ба, ба, ба! да это старый пріятель, это, кажется, Хаджукъ!.. да, точно онъ! только ужь совсѣмъ не тотъ, что прежде былъ, и по лицу-то еле-еле признаешь. Вотъ я и говорю: Хаджукъ! Онъ оглянулся и молчитъ; а я опять:
   "-- Хаджукъ! это ты?
   "-- Я, говоритъ.
   "-- Да какъ же ты здѣсь?
   "-- Да что жь мнѣ? отъ-чего жь не прійдти сюда? Развѣ къ вамъ нельзя ходить вовсе?-- и смотритъ мнѣ прямо въ глаза, какъ-будто ни въ чемъ не бывалъ.-- Фу, чортъ побери! думаю я, да что жь это онъ?
   "-- Да какъ же ты пришелъ сюда? Вѣдь я велю тебя схватить!.. говорю я.
   "-- За что жь меня схватить? Что жь я такое сдѣлалъ, чтобъ меня схватить? Вѣдь я ужь давно мирной.
   "-- Мирной!.. вотъ что! говорю я.-- А какой мирной! по рожѣ вижу, что не мирной: рожа такая плутовская, разбойничья. Ну, мирной, такъ мирной, дѣлать нечего.
   "-- А это кто съ тобой? говорю я.
   "-- Это сынъ мой, Муратъ.
   "-- У тебя и сынъ остался! А мы думали, что ихъ всѣхъ убили, помнишь ли, тогда-то?
   "-- Нѣтъ, говоритъ:-- одинъ остался.
   "Вотъ мы съ нимъ разговорились; онъ мнѣ и разсказалъ, что вотъ, говоритъ, какъ взяли нашъ аулъ, такъ у меня всѣхъ сыновей убили, только одного оставилъ Аллахъ на поддержку моей старости. Что было, какое тамъ имущество -- все пропало, такъ-что ѣсть нечего, приходится торговать.
   "А я ему говорю: вѣрно разбойничаешь, Хаджукъ?
   "Онъ улыбается, да только головой потряхиваетъ, какъ будто-бы нѣтъ.
   "-- Какъ можно! говоритъ;-- я мирной. Да и гдѣ мнѣ! ужь я старикъ, и силы-то нѣтъ...
   "И точно, старъ сталъ и хилый такой сдѣлался; совсѣмъ не то, что прежде, и на лошади-то едва-едва сидитъ. При взятіи аула его таки починили порядкомъ и сбавили годковъ десятокъ; по всей головѣ и по всему лицу шрамище преогромный. Такой хилый, старый сдѣлался... я думаю и шашки-то не подниметъ: только рожа такая же разбойничья, да еще страшнѣе сдѣлалась отъ шрама.
   "Вотъ-съ они стали частенько жаловать къ намъ въ крѣпость. Хаджукъ продаетъ барановъ и всякую мелюзгу; а сынъ этакій, знаете ли, молодецъ, просто красавецъ: глаза черные, такъ и блестятъ, такъ и хочутъ выскочить; только молодъ еще и не выровнялся, а станомъ будетъ весь въ отца. Ужь теперь даже видно, что силища будетъ большая. На коня сядетъ, такъ просто картина... за стекло бы въ рамку вставилъ, да такъ бы все и любовался. Лицо вовсе не такое разбойничье, какъ у Хаджука; оно конечно, все же видно, что Черкесъ, и черный такой же; но лицо такое красивое, знаете, и что-то этакое доброе въ лицѣ... Самъ же Хаджукъ сдѣлался настоящимъ Жидомъ: торгуетъ разной дрянью, подличаетъ, хитритъ,-- чортъ-знаетъ что такое,-- и о наѣздничествѣ совсѣмъ забылъ; такая хитрая, подлая жидова сдѣлался... и не посмотрѣлъ бы на него! А сынъ не выучился еще жидовскому ремеслу; такъ вотъ и видно, что ему не торговать и не съ баранами возиться, а на коня, да шашку въ руки, да кинжалъ въ зубы! Такъ тутъ онъ будетъ на своемъ мѣстѣ.
   "Вотъ-съ, мы съ ними сдѣлались кунаками, то-есть не то, чтобъ кунаками... что жь я буду дружиться со всякимъ встрѣчнымъ и поперечнымъ! а такъ, знаете, вѣдь въ крѣпости-то очень и очень-скучновато, такъ-что радъ всякому... прійдутъ они, бывало, ко мнѣ: тары-бары, разсказываютъ что-нибудь, а время-то и уходитъ, я ихъ употчиваю, а тутъ что-нибудь и вывѣдаешь.
   "Муратъ былъ славный Черкесъ, то-есть такой Черкесъ, какихъ я не видывалъ. Вѣдь мало ли ихъ есть тамъ удалыхъ и лихихъ наѣздниковъ, да все не то, что Муратъ; у него, кромѣ молодечества, что-то такое доброе въ лицѣ и безъ всякой хитрости и подлости,-- Молодъ ли онъ еще и не успѣлъ еще выучиться ихней манерѣ, или ужь такъ онъ уродился,-- Богъ его знаетъ, только хорошій человѣкъ былъ. Да вотъ вамъ ужь на что я, первѣйшій врагъ Черкесовъ, не люблю этихъ Азіатовъ; а вотъ Мурата такъ не могъ не полюбить, привязался къ нему ужасно... да вѣдь до чего привязался? что какъ дня три-четыре не пріѣзжаетъ онъ къ намъ въ крѣпость, такъ мнѣ и скучновато дѣлается, точно какъ-будто влюбился въ этакую какую-нибудь красавицу; ей-Богу, такъ... Вѣдь вотъ теперь какъ вспомнишь, такъ и самому смѣшно; а что же будете дѣлать, коли хорошій человѣкъ! И не знаю, въ кого онъ этакой вышелъ: вѣдь Хаджукъ, кромѣ хитрости да разбоя, врядъ-ли чему научитъ!
   "Ужь мѣсяцевъ шесть слишкомъ ѣздили они ко мнѣ въ крѣпость; такъ все у насъ и шло... Наконецъ, начинаю я замѣчать, что мой Муратъ что-то не ладно, сталъ будто не веселъ; пріѣдетъ въ крѣпость -- ходитъ повѣся носъ и говоритъ мало, и все у него не такъ, какъ прежде; чортъ знаетъ, что съ нимъ сдѣлалось. Я разспрашивать сталъ:
   "-- Что это ты, говорю ему, такой невеселый?"
   "-- Я?.. Я ничего... отвѣчаетъ онъ, да и улыбнется какъ-то грустно.
   "Что за притча такая? думаю я: что это съ нимъ сдѣлалось такое?-- Наконецъ я таки допытался, и вѣдь вышло самое пустое дѣло: ѣздилъ онъ, въ аулъ Даргишъ; въ этомъ аулѣ жилъ мирной Черкесъ Мухаммедъ, у котораго была дочь Сулеймина; хороша ли, дурна ли не видалъ.
   "-- Смотри, братъ, Муратъ! говорю я: не сдобровать тебѣ! Вѣдь у Сулеймины есть братъ, а можетъ-быть есть и женихъ...
   "-- Женихъ!.. крикнулъ онъ:-- а для жениха у меня вотъ что есть! схватился за кинжалъ, да и смотритъ на него. А рожу-то такую страшную сдѣлалъ, какой я на немъ никогда и не видалъ; глаза налились, да такъ и сверкаютъ. "Сулеймина моя!" говоритъ.
   "-- Да какъ же она твоя, когда тебѣ нечѣмъ заплатить калымъ? Вѣдь Мухаммедъ старый чортъ, человѣкъ корыстолюбивый и не отдастъ тебѣ Сулеймины безъ калыма.
   "-- Я достану калымъ, говоритъ онъ.
   "-- А гдѣ же ты достанешь?
   "-- Ужь я знаю, гдѣ достану.
   "-- Э..ге...ге, братъ! подумалъ я: -- да гдѣ же ты достанешь-то? Тутъ что-нибудь да не ладно; хоть ты и хорошій человѣкъ, а больно надѣяться на тебя нельзя. Я надо вамъ знать, что у меня быль маленькій капиталишка, этакъ тысчонки три слишкомъ; Муратъ зналъ, что у меня есть деньги: такъ долго ли до грѣха? вѣдь ни за что пропадешь. Вотъ я сталъ осторожнѣе, не остаюсь съ нимъ наединѣ, а все при людяхъ. Знаете... хоть и хорошій человѣкъ, хоть даже можно сказать, я любилъ его какъ сына, или брата что ли, и онъ мнѣ очень по душѣ пришелся, да все, знаете ли, лучше; вѣдь не ровенъ часъ, со всякимъ человѣкомъ можетъ случиться, вѣдь Богъ его знаетъ, что у него на душѣ-то!... Только вотъ я ему и говорю: "Нехорошо, Муратъ, смотри, попадешься!"
   "-- Ничего, не попадусь.
   "-- Ну, будетъ же потѣха! подумалъ я.-- Вотъ такъ все и было. Муратъ мой все ѣздитъ въ Даргишъ, да тоскуетъ, да думаетъ, какъ бы ему калымъ достать.-- жить не можетъ онъ безъ Сулеймины; подай ему Сулеймину, да и полно! Вѣдь такая дурь въ голову вошла, что и утѣшиться ни чѣмъ не можетъ и смотрѣть ни на что не хочетъ и не разговариваетъ ни о чемъ: Сулеймина да Сулеймина, и больше ничего. Спитъ и видитъ только Сулеймину, просто чуть въ петлю не лѣзетъ -- такъ, причаровала проклятая Черкешенка, сгубила молодца: все ему постыло, кромѣ Сулеймины.-- Наконецъ, Муратъ совсѣмъ пропалъ и пересталъ ѣздить въ крѣпость, а Хаджукъ все еще торговалъ Вотъ я разъ подхожу къ Хаджуку, да и спрашиваю:
   "-- Куда это дѣвался Муратъ?"
   "-- А Аллахъ его знаетъ, отвѣчаетъ Хаджукъ: -- я и самъ давно уже не видалъ его.
   "Ну, подумалъ я, вѣрно онъ подрался съ кѣмъ-нибудь за Сулеймину, да и свернули голову молодцу.-- Прошелъ мѣсяцъ, другой,-- о Муратѣ ни слуху, ни духу, такъ-что наконецъ я сталъ забывать о немъ, а только, бывало, изрѣдка вспомнишь, что былъ-молъ хорошій человѣкъ и пропалъ ни за грошъ. Только вотъ-съ около этого времени стало слышно, что Черкесы сильно разбойничаютъ вокругъ нашей крѣпости; гдѣ угонятъ скотъ, лошадей и все что можно взять, все забираютъ. Наконецъ, смѣлость ихъ дошла дотого, что эти бездѣльники показались у самой крѣпости, снимали нашихъ часовыхъ и даже разъ какъ-то ночью ворвались въ самую крѣпость, да только мы славно ихъ отпотчивали. Что тутъ будете дѣлать?.. Сталъ я поразвѣдывать и узналъ, что ихъ собралось до трехъ-сотъ самыхъ отчаянныхъ головорѣзовъ и изволятъ они потѣшаться подъ предводительствомъ какого-то удальца.-- Узналъ я еще, что этотъ удалецъ изъ мирныхъ... каково вамъ покажется?.. Полагайтесь на нихъ послѣ этого!.. Вотъ-съ я думалъ-думалъ, что дѣлать? надобно унять разбойниковъ, а мнѣ съ своей командой ничего не сдѣлать; наконецъ, я донесъ начальству, что, молъ, такъ и такъ, грабятъ и разбойничаютъ, и нѣтъ никакихъ средствъ унять ихъ, просилъ подкрѣпленія. Вскорѣ точно прислали подкрѣпленіе, и я думаю себѣ: ну-тека, суньтесь теперь! я угощу васъ свинцовыми орѣхами.-- На другой же день я съ своимъ отрядомъ отправился на то мѣсто, гдѣ паслись табуны, и засѣли мы всѣ въ лѣсокъ за кусточками, такъ-что ни одного человѣка не видно, и стали ждать Черкесовъ.-- Отдалъ я приказъ, чтобъ слушали всѣ: какъ только выстрѣлю я изъ ружья, такъ чтобъ сейчасъ же броситься всѣмъ изъ кустовъ, построиться на-скоро и выстрѣлить залпомъ въ Черкесовъ. Вотъ ждали мы, ждали, ужь за полдень, а все никого нѣтъ; я такъ и думалъ, что бестіи пронюхали, въ чемъ дѣло.
   "Часу въ шестомъ вечера я велѣлъ-было уже собраться идти, какъ вдругъ показались Черкесы; подъѣхали они ближе и начали обскакивать табунъ. Ихъ всего было человѣкъ сто не больше; впереди скакалъ какой-то Черкесъ -- ужь издали видно было, что славный наѣздникъ и лихой рубака. Конь подъ нимъ -- такъ просто картина, вытянулся весь въ струну, да такъ и ложится, такъ и стелется по землѣ, самъ чортъ не догналъ бы этого коня. Эхъ, какой конь! Вѣдь я ужь теперь старикъ, а какъ вспомню объ этомъ конѣ, такъ сердце вотъ такъ и запрыгаетъ. Посадите вы хоть кого-собьетъ, непремѣнно собьетъ; гдѣ усидѣть на такомъ конѣ! А наѣздникъ то былъ не таковъ, чтобъ сбилъ его какой-нинаесть конь; крѣпко сидѣлъ онъ въ сѣдлѣ, только бурка развевалась за плечами.-- Бросилъ онъ поводья; въ правой рукѣ шашка, въ лѣвой нагайка, въ зубахъ кинжалъ, да такъ и летитъ и прямёшенько мимо того куста, за которымъ я спрятался.-- Вотъ, думаю себѣ, постой же, подъѣдешь, такъ я тебя изъ собственныхъ рукъ удостою; взялъ я ружье, взвелъ курокъ, да и поджидаю, какъ онъ подъѣдетъ поближе.-- Наконецъ подъѣхалъ онъ такъ, что его можно было разобрать въ лицо, и мнѣ ужь время было стрѣлять; только вотъ-съ, какъ взглянулъ я на него, такъ руки и опустились, какъ-будто меня варомъ съ головы до ногъ окатило; стою какъ ошалѣлый и даже пошевельнуться не могу... Представьте вы себѣ мое удивленіе... какъ бы вы думали, кто былъ этотъ Черкесъ?... а?... кто?... ну, скажите?... это былъ-съ Муратъ... а?... Вотъ, послѣ этого узнайте человѣка!.. Эхъ, какъ жаль мнѣ его стало! просто, бѣда... и стрѣлять вовсе не хочется, да и не сталъ бы стрѣлять, еслибъ можно, а то вѣдь никакъ нельзя, вся моя команда на меня смотритъ, да только того и ждетъ, чтобъ я выстрѣлилъ.-- Наконецъ, скрѣпился я кое-какъ, поднялъ ружье, приложился и спустилъ курокъ, а самъ даже и взглянуть-то какъ-будто боюсь.-- Вотъ, какъ дымъ-то поразнесло, посмотрѣлъ я на то мѣсто, куда стрѣлялъ, и увидѣлъ, что Муратъ мой цѣлёхонекъ летаетъ на своемъ скакунѣ -- я промахнулся и самъ не знаю отъ-чего: жаль ли мнѣ стало Мурата и лукавый подтолкнулъ подъ руку, или ужь просто такъ промахнулся, не знаю; только не можетъ быть, чтобъ такъ: я стрѣлокъ хорошій, и Богъ-знаетъ что поставлю, еслибъ стрѣлять въ цѣль на этакомъ разстояніи. Между-тѣмъ-съ, Черкесы бросились всѣ въ кучу и начали озираться во всѣ стороны, а наши молодцы высыпали изъ лѣсу, построились, дали залпъ изъ ружей, ура!!... и пошли въ штыки.-- Черкесы сначала тоже было-взялись рубить въ шашки, да только видятъ, что дѣло плохо, давай Богъ ноги и удрали. Однакожь многихъ, очень-многихъ ранили и положили на мѣстѣ.
   "Когда дѣло кончилось, мы пришли въ крѣпость и забрали съ собою всѣхъ плѣнныхъ.-- Такъ вотъ какъ Муратъ добываетъ себѣ калымъ! подумалъ я: подите послѣ этого повѣрьте имъ хоть на грошъ!"
   "Забрала меня сильно охота разузнать, какъ Муратъ попалъ въ шайку; хоть я ужь и самъ зналъ, какъ, но все же лучше узнать; пошелъ я посмотрѣть раненныхъ и выбралъ такого, котораго только чуть оцарапало пулей. Привелъ я его къ себѣ и начинаю разспрашивать; только онъ-съ не сознается ни въ чемъ и даже рѣшительно ничего говорить не хочетъ, -- только головой мотаеть; я его попробовалъ пристращать нагайкой и пулей ничто не помогаетъ, ничего нельзя добиться отъ чортова сына... Постой же, думаю я, выпытаю я изъ тебя все; скажешь ты мнѣ, что у тебя за душою. Отперъ я шкатулку и досталъ съ горсть цѣлковыхъ и мелкаго серебра; подхожу къ нему и говорю:
   "-- Вотъ, если скажешь всю истинную правду, такъ получишь все это и еще отпущу тебя на волю... а? А вѣдь деньги-то славныя, на, посмотри-ка; на конѣ будешь опять ѣздить... а? . Ну, говори же все!... Вѣдь что тебѣ? отъ-чего не сказать? Смотрю: у моего Черкеса глаза разбѣжались; однакожь все же запирается.
   "-- Да я, говоритъ, ничего не знаю.
   "А-га! заговорилъ уже: добрый знакъ! намъ этого-то и нужно. Я положилъ при немъ деньги въ шкатулку и говорю ему, лучше скажи; поди-ка да подумай хорошенько,-- и велѣлъ отвести его назадъ.
   "Часа черезъ полтора опять его привели ко мнѣ; ну, что? говорю, надумалъ ли?... а?
   Смотрю, мой Черкесъ колеблется; забираетъ его охота вырваться на волю съ цѣлковиками; ужь я по рожѣ сейчасъ увидѣлъ, что отъ него можно теперь все узнать; и точно -- онъ не выдержалъ и отвѣчалъ мнѣ на всѣ вопросы. Вотъ, что я узналъ отъ него: Муратъ хотѣлъ жениться на Сулейминѣ, но калыма у него не было; думалъ онъ, думалъ, и наконецъ махнулъ рукой, да и рѣшился на разбойничье дѣло; собралъ себѣ человѣкъ сорокъ абрековъ (то-есть самыхъ отчаянныхъ головорѣзовъ, которые безъ рѣзни да крови жить не могутъ) и разныхъ охотниковъ, которымъ нужна добыча, да и давай грабить нашихъ... Мало-по-малу, все приставали къ нимъ, и наконецъ собралась порядочная шайка; вотъ они и разбойничаютъ. Муратъ наработалъ на свою долю порядочно, да только въ послѣднее время имъ больно не повезло: вездѣ колотятъ ихъ, и ужь плохо имъ приходится.
   "Послѣ этого происшествія, мы не видали больше Мурата: онъ на нашу крѣпость не наѣзжалъ; а слышно только было, что его расколотили въ пухъ и всю его шайку положили на мѣстѣ.
   "Мѣсяцъ спустя послѣ этого, приходитъ къ намъ въ крѣпость Хаджукъ; я къ нему:
   "-- Какъ же ты, говорю, пришелъ сюда? Вѣдь твой сынъ разбойничаетъ!
   "-- А мнѣ что до сына? Я мирной. Сына-то я и въ глаза ужь давно не видалъ.
   "-- Врешь ты, говорю я: -- вѣрно разбойничаешь вмѣстѣ съ сыномъ и знаешь, гдѣ онъ теперь.
   " -- Нѣтъ, я мирной; не знаю, гдѣ Муратъ.
   "Ну, нечего дѣлать: мирной, такъ мирной; уличить ни въ чемъ нельзя, такъ и не трогай. Я позвалъ Хаджука къ себѣ; смерть какъ захотѣлось узнать о Муратѣ... Начинаю разспрашивать, только онъ говоритъ -- не знаю, я его давно не видалъ. Я и такъ и сякъ, нѣтъ... мой Хаджукъ боится, и ничего отъ него не добьешься, а меня такъ и разбираетъ. Вотъ, наконецъ, я успокоилъ его кое-какъ, попотчивалъ тѣмъ, другимъ: у старика языкъ-то и развязался.. Узналъ я отъ него все то же, что отъ плѣннаго Черкеса, да кромѣ того еще вотъ что: самъ Хаджукъ ѣздилъ къ Мухаммеду сватать Сулеимину за сына; пріѣхавъ къ нему, онъ нашелъ тамъ князя Джигичъ, который сваталъ ее за себя. Мухаммедъ польстился на богатый калымъ, который князь сулилъ ему дагь за Сулеймину, и обѣщалъ отдать за него дочь. Когда Хаджукъ пришелъ, то Мухаммедъ сказалъ князю, что вотъ-де тоже пришелъ сватать Сулеймину за сына. Князь человѣкъ горячій, не выдержалъ, вытолкалъ Хаджука въ шею и осрамилъ при всѣхъ. Когда Хаджукъ разсказалъ объ этомъ сыну, тотъ разсвирѣпѣлъ ужасно, былъ въ отчаяньи, рубилъ все, что ни попадало подъ руку, и поклялся вѣчною, непримиримою враждою и кровавою местью къ князю, -- а это у нихъ значитъ, что оба они жить не могутъ, и что одинъ изъ нихъ долженъ отправиться къ дьяволу въ когти.
   "Когда Хаджукъ ушелъ, я думаю-себѣ: ну, будетъ потѣха!.. Князя Джигича я тоже зналъ; онъ мирной и со мной кунакъ; нѣсколько разъ пріѣзжалъ ко мнѣ въ крѣпость и я бывалъ у него..."
   -- Какъ! не-ужь то вы у него были? перебилъ Садковъ.
   -- Да, былъ у него, отвѣчалъ Иванъ Ѳедоровичъ.
   -- То-есть въ самомъ въ ихнемъ были, гдѣ они тамъ живутъ?
   -- Да-съ... какъ же! сколько разъ бывалъ у нихъ въ аулахъ.
   -- Да какъ же это вы, Иванъ Ѳедоровичъ?.. и такъ-таки ничего и не боялись?
   -- Да чего же бояться-то?.. Помилуйте, чего тутъ бояться? Вѣдь они мирные, не обидятъ.
   -- Ну, какъ же они тамъ? такъ же какъ и мы, или какъ-нибудь особенно?
   -- Разумѣется, люди какъ люди; живутъ-себѣ такъ же, какъ и всѣ живутъ.
   -- Ну, и изба также есть?
   -- Да, и изба, и все, что нужно, все есть-съ; только изба-то у нихъ называется саклей.
   -- Саклей!.. вотъ что...
   -- Да полно вамъ, Антонъ Антоновичъ! сказалъ съ досадой Карпуновъ:-- что это такое? и послушать ничего не даетъ. Ну, что же, Черкесы? извѣстно люди какъ люди; вѣдь не звѣри же какіе въ-самомъ-дѣлѣ...
   -- Да что же, Павелъ Петровичъ, отвѣчалъ Садковъ:-- вѣдь я, знаете, такъ только, любопытно знать, какъ тамъ этакіе Черкесы; вѣдь Богъ ихъ знаетъ, какъ они тамъ!
   -- Ну, что же дальше, Иванъ Ѳедоровичъ? спросилъ я.
   -- А сотъ что дальше: князя Дингича, какъ я вамъ уже сказалъ, я таки зналъ; дѣтина тоже не промахъ. Мужчина лѣтъ тридцати-пяти, молодецъ и ловкій такой; тоже считался у нихъ очень-хорошимъ наѣздникомъ. Только жаль мнѣ стало Мурата: вѣдь пропадетъ ни за что человѣкъ. Эхъ-ма, жаль! право, жаль!
   "Только вотъ-съ этотъ самый князь Джигичъ пріѣзжаетъ въ крѣпость недѣли черезъ двѣ, и зоветъ меня на свадьбу. Я подумалъ: а!.. такъ вотъ гдѣ вся исторія-то!.. обѣщалъ ему пріѣхать, а между-тѣмъ ни слова о Муратѣ; ну, думаю, что будетъ, то будетъ; авось онъ тебя уладитъ.
   "Аулъ, въ которомъ была свадьба князя Джигича, былъ отъ крѣпости верстахъ въ десяти. Отправился туда; на всякой случай взялъ съ собой и шашку и пистолеты: они хоть и мирные, да вѣдь знаете, не ровенъ часъ, а особливо натянутся пьяны; да и въ дорогѣ можетъ пригодиться. Пріѣзжаю въ аулъ, а тамъ ужь народу тьма-тьмущая, наѣхало множество всякаго сброду; гостей не, перечтешь. Вотъ я поздоровался съ хозяиномъ и увидѣлъ Сулеимину... Ну, признаться сказать, хороша была, такая полненькая, румяненькая, просто прелесть, хоть бы какой-нибудь графинѣ и ли княгинѣ; глаза большіе, черные... Посмотрѣлъ я, посмотрѣлъ, да и отошелъ прочь, чтобъ дальше отъ грѣха. Стою-себѣ да посматриваю на всѣхъ; вдругъ слышу, что меня кто-то дернулъ сзади; оглядываюсь: Хаджукъ, только ужь не тотъ Хаджукъ, что въ крѣпости продавалъ барановъ, да подличалъ, нѣтъ! я какъ взглянулъ на него, такъ даже страшно сдѣлалось. Представьте вы себѣ: глаза какъ у дьявола, такъ и блестятъ, налились кровью; такъ вотъ какъ-будто онъ хочетъ съѣсть ими человѣка; самъ весь трясется, кулаки сжаты, зубы такъ и ходятъ... Я говорю:
   "-- Что ты?... что съ тобою, Хаджукъ?
   "-- Ничего, ничего... онъ здѣсь?..
   "-- Кто?.. Муратъ.
   "-- Нѣтъ, князь...
   "-- А, князь!... здѣсь; а что? говорю я.
   "-- Ничего... Мой сынъ тоже будетъ здѣсь... сказалъ онъ, да такъ улыбнулся, что я даже не умѣю и разсказать вамъ, какъ онъ улыбнулся; просто какъ дьяволъ улыбнулся.-- Ну, подумалъ я: -- будетъ же тутъ потѣха; свадьба-то будетъ хуже похоронъ."
   -- Да вы бы, Иванъ Ѳедоровичъ, предупредили князя, сказалъ Карпуновъ.
   -- Предупредить князя?... Что вы это, батюшка, Павелъ Петровичъ, заживо схоронить меня хотите, что ли?.. Да, сунься-ка я, такъ меня давно бы и въ живыхъ-то не было! Да и притомъ, мнѣ провалъ его возьми! ей-Богу, не пожалѣлъ бы, еслибъ Муратъ отправилъ его на тотъ свѣтъ.
   Вотъ-съ свадьба идетъ-себѣ обыкновеннымъ порядкомъ; мулла пробормоталъ какія-то ихнія молитвы, а потомъ началась гульба. Меня посадили также и потчуютъ... Черкесы мои такъ и тянутъ, не смотря на то, что имъ законъ запрещаетъ. Только я все посматриваю, не увижу ли гдѣ Мурата; однакожь его не было, да и Хаджукъ пропалъ. Охъ, не хорошо будетъ! подумалъ я, ужь если поклялся мстить, такъ онъ ужь не отступится отъ своей клятвы и будетъ мстить пока живъ. Избейте вы его, израньте, такъ-что чуть дышать будетъ, а если только хватитъ силы поднять кинжалъ, такъ онъ ужь приколетъ васъ, непремѣнно приколетъ!
   "Черкесы мои гуляютъ-себѣ, да и не думаютъ ни о чемъ. Начали плясать; молодая тоже пошла... Ахъ, ты, Господи, прости мое согрѣшенье! вѣдь соблазнился-съ, глазъ не могъ отвести отъ нея. Этакая полненькая, хорошенькая... ну, чортъ съ ней!" прибавилъ Иванъ Ѳедоровичъ, да и рукой махнулъ.-- "Вотъ-съ, послѣ всего этого" началъ опять Иванъ Ѳедоровичъ: "вздумали они скачку; вышли всѣ изъ сакли и начали садиться на коней. Я думаю: да, чорта съ два, будете вы скакать! натянулись, да еще скакать хотятъ! Такъ нѣтъ-съ, вѣдь пьяны всѣ, а на коня сѣлъ такъ, какъ-будто ни въ чемъ и не бывалъ, и хмѣль прошелъ. Началась скачка -- сперва въ догонку, кто кого обгонитъ, потомъ начали шапки съ пола поднимать на всемъ скаку..."
   -- Какъ?... Не-ужь-то съ земли на всемъ скаку? спросилъ Садковъ: -- да какъ же это они не упадутъ?
   -- Эка, упадетъ!.. отвѣчалъ Иванъ Ѳедоровичъ: -- да зачѣмъ же ему падать?.. отъ-чего же ему упасть?.. вѣдь на то онъ Черкесъ. Да это еще что! шапку-то ни по чемъ, а то бросьте вы цѣлковый, или какую-нибудь другую монету, такъ и ту подниметъ.
   -- Тьфу ты пропасть! однакожь, ловки бестіи!
   -- Ну, а Муратъ-то что же, Иванъ Ѳедоровичъ?
   -- А вотъ постойте, постойте, дойдетъ и до него очередь. Вотъ-съ, только я смотрю, да удивляюсь, какія они штуки выдѣлываютъ; началъ я приглядываться въ толпу, что на коняхъ-то, не увижу ли Мурата; смотрю, а онъ тутъ-какъ-тутъ, и Богъ его знаетъ, откуда взялся. Посмотримъ, думаю я, что дальше будетъ. Наконецъ начали они выѣзжать одинъ на одинъ."
   -- А какъ же это одинъ на одинъ? спросилъ Карпуновъ.
   -- А это вотъ какъ-съ: выѣзжаетъ одинъ какой-нибудь и вызываетъ себѣ противника; вотъ и начинаютъ они драться; натурально, дерутся они не къ-самомъ-дѣлѣ, а такъ только, для примѣра; стрѣляютъ холостыми зарядами, показываютъ разныя ловкости, ложатся на лошади съ боку и много разныхъ штукъ выдѣлываютъ.
   "Вотъ-съ, князь Джигичъ,-- молодой-то, -- смотрѣлъ, смотрѣлъ и разобрало его, захотѣлось тоже показать своей удали. Выѣзжаетъ онъ на середину и зоветъ охотника помѣряться съ нимъ силою и ловкостью,-- а охотникъ-го тутъ и есть; смотрю: мой Муратъ. Ну, будетъ же теперь потѣха! думаю я: ужь они подерутся не для примѣра. Вотъ начали они; князь поскакалъ, а Муратъ за нимъ; и начали сражаться, стрѣляли другъ въ друга, а настоящаго дѣла все еще нѣтъ. Я ужь думалъ: не отложилъ ли Муратъ до другаго времени; только вотъ подскакалъ онъ къ князю, выхватилъ шашку и бросился на него. Князь вмѣстѣ съ конемъ отскочилъ вдругъ въ сторону, и Муратъ пронесся мимо. Тутъ напали они другъ на друга съ шашками и начали драться; я стою и смотрѣть не смѣю, и глазъ не открываю, -- такъ мнѣ жаль стало Мурата: я такъ и думалъ, что князь его убьетъ. Наконецъ слышу крикъ, открываю глаза и вижу, что князь рубитъ Мурата; а онъ волочится головой по землѣ, а ноги въ стременахъ...
   "Вотъ какъ пропалъ человѣкъ -- чортъ знаетъ изъ-за чего!"

Владиміръ Скарятинъ.

"Отечественныя Записки", No 7, 1846

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru