Краснопольский А.
Старые мехи

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Очерки захолустной жизни).

СТАРЫЕ МѢХИ.

(Очерки захолустной жизни).

I.

   Съ угрюмой, плечистой колокольни въ селѣ Брусеномъ разливался благовѣстъ къ обѣднѣ, на Ильинъ день. Церковная ограда кругомъ оцѣплена была лошадьми: и верховыми, съ перекосившимися на спинахъ попонами-войлоками, и въ бѣговыхъ дрожкахъ, и въ крашенныхъ, сѣдловатыхъ телѣжкахъ, и въ простыхъ, напущенныхъ свѣжей соломой телѣгахъ, откуда бородатые мужички доставали узелочки съ сѣменами ржи и пшеницы и благочестиво несли ихъ въ церковь, для окропленія предъ посѣвомъ. Тамъ и сямъ кружками стояли деревенскія бабы, держа въ рукахъ и подъ мышками узелки съ пряжей, съ клубками шерсти, съ бёрдами, прялочными вьюшками и веретенцами. Въ праздникъ, между заутреней и обѣдней, крестьянскія кумы вдоволь наговорятся съ своими свахами, матери передадутъ дочкамъ, отданнымъ въ бѣдные дома другихъ деревень, клубочекъ пряжи, веретенце съ тонкими ниточками и потихоньку, украдкой отъ домашнихъ, кончикъ ситничка тёпленькаго, съ горошкомъ, парочку яичекъ печеныхъ. Со всѣми этими гостинцами бабы молятся въ церкви, оглядываясь, не украли ли бёрдо? и ощупываясь, не раздавилось ли яйцо? Всѣ вдоволь наговорятся и перескажутъ другъ другу то, что не держится въ бабьемъ зобу. Разряженныя въ позументъ и кумачъ дѣвушки кружкомъ стояли въ одномъ углу ограды и улыбаясь о чемъ-то гурковали. Яркопунцовыми лентами на концахъ жгутами спускающихся ихъ косъ слегка поигрывалъ вѣтерокъ. Гурьба парней издали косилась на нихъ изъ подъ сдвинутыхъ на глаза франтовскихъ шляпъ и, вывертывая ноги, щеголяла мѣдными подковками на коблукахъ вытяжныхъ сапоговъ. Съ горы ползла пузатая карета четверней, съ лакеемъ на козлахъ, въ заржавленной ливреѣ. По полю, во весь карьеръ летѣла тройка съ двумя колокольцами. Это спѣшилъ къ обѣднѣ арендаторъ большого имѣнія, чтобы захватить мѣсто на лѣвомъ клиросѣ прежде своего бывшаго барина, медленно тащившагося въ каретѣ, съ лакеемъ въ ливреѣ.
   Батюшкинъ работникъ Никитка, пустивши лошадей по выгону, пробирался околицей въ барскій садъ, куда черезъ стѣнку манили его румяныя яблоки. Самъ батюшка у жертвенника совершалъ проскомидію и, посматривая въ окно на ярко-голубое небо, припоминалъ усопшихъ и живыхъ родственниковъ и благодѣтелей.
   Все было тихо, мирно. Солнце, гордо поднимаясь на крутизну яснаго небосклона, казалось, обнимало всѣхъ, ласкало, какъ нѣжная мать свое милое дитя. Обѣдня уже шла. Народъ, вздыхая о грѣхахъ и о житейскихъ невзгодахъ, усердно молился. Вдругъ раздался съ колокольни набатъ. Взволновалась масса народа въ церкви, затрещалъ старостинъ ящикъ со свѣчами и народъ, тискаясь, хлынулъ наружу во всѣ три двери храма. На селѣ, противъ самаго алтаря, загорѣлась слобода. Горитъ домъ богатаго крестьянина Косогова, а рядомъ съ нимъ трепеталъ и домъ священника, покрываясь багровымъ румянцемъ отъ пылавшаго пламени. Соломенная крыша затрещала, встопырилась и вспыхнула, какъ порохъ. Полетѣли по вѣтру огненныя шапки и тихо садились на крышахъ дворовъ, сараевъ, скирдовъ. Закурилось село и тамъ и сямъ, вспыхнуло и заревѣло пламя надъ селомъ, какъ лютый звѣрь. Причетники побросали свои требники и, вмѣстѣ съ народомъ, бѣжали спасать скудныя пожитки. Діаконъ въ стихарѣ суетился на выгонѣ среди народа, церковь опустѣла: въ ней остался одинъ батюшка предъ престоломъ. Уставъ не позволялъ ему оставить литургію, и онъ шопотомъ спѣшилъ совершить таинство. Видитъ въ окно, что домъ его обнялся пламенемъ, крыши рухнули, въ окно подали люльку съ ребенкомъ... и батюшка рухнулся въ истерикѣ предъ престоломъ.
   Почти весь сбѣжавшійся народъ бросился спасать имущество священника. Полетѣли изъ оконъ стулья, самовары, подушки и разная посуда, которая тутъ же на улицѣ разбивалась въ дребезги. Гимназистъ, сынъ помѣщика, швырялъ изъ амбара доски, и своимъ кепи черпая въ закромахъ хлѣбъ, выносилъ на выгонъ и сыпалъ въ кучку. Тоже дѣлала и сестра его, Маруся, насыпая хлѣбъ въ кисейный передничекъ. Прискакали пожарныя трубы, отъ барина, отъ мельника, но соломенное пламя не подпускало ихъ близко и онѣ стояли въ ожиданіи, чтобы заливать остовы домовъ.
   Вопли, крики, ржаніе лошадей, трескъ строеній въ огнѣ и ревъ пламени, сливаясь, составляли ужасную музыку. Несутъ ворота, иконы, кадушки, коробьи и все это въ безпорядкѣ валятъ на выгонѣ. Ребятишки лижутъ варенье изъ разбитыхъ банокъ, парень буркаетъ въ ротъ наливку изъ бутыли, сорвавшійся со стойла жеребецъ Косоговыхъ, держа хвостъ трубою, скачетъ по выгону, взвиваясь надъ разваленнымъ хламомъ.
   Преданный хозяину батюшкинъ работникъ Никитка, безъ шапки, въ одной рубахѣ, съ яблоками за пазухой, работалъ багромъ и приглашалъ народъ:
   -- Братцы, помогите!
   Косоговы зовутъ народъ къ себѣ, но никто къ нимъ не идетъ. Не любилъ народъ богача Косогова. У батюшки все имущество спасли и половину дома растащили по выгону баграми, а домъ Косоговыхъ горитъ, какъ фонарикъ, и никто къ нему не подходитъ.
   Разсвирѣпѣли три брата Косоговыхъ, завязали брань съ Никиткой. Отъ брани не далеко до драки, завязался кулачный бой. Плечистый Никитка, какъ снопы, расшвырялъ всѣхъ братьевъ Косоговыхъ и опять за багоръ.
   -- Нну, погодижь ты, блинохватъ приходскій, мы тебѣ попомнимъ!.. грозили Никиткѣ Косоговы.
   

II.

   Мѣсяца черезъ три послѣ пожара, слѣдователь духовнаго вѣдомства получаетъ указъ: произвести слѣдствіе о буйствѣ священника села Брусенаго, Михаила Острозорова, по смыслу и содержанію прошенія крестьянина тогожь села, Антипа Косогова.
   Въ прошеніи Антипъ Косоговъ пишетъ: "Священникъ нашего прихода о. Михаилъ Петровичъ Острозоровъ, въ ночь подъ двадцать первое іюля, въ сообществѣ съ своимъ работникомъ Никиткою, свалилъ меня на землю, избилъ кулаками и успятками въ сапогахъ, съ высокими коблуками, при чемъ изорвалъ на мнѣ всю рубашку, и отъ жилетки остались одни клочья. Свидѣтелями такого происшествія были такіе-то и такіе-то. Прошу доказать и меня за побои вознаградить".
   Взвороченныя колесами дороги смерзлись чугуномъ. Снѣжокъ запалъ лишь въ углубленія колей, да слегка посеребрилъ широкія поля; путь -- ни на саняхъ, ни на колесахъ, а ѣхать надобно. Слѣдователь пригласилъ сосѣдняго діакона для письмоводства, одѣлись въ тулупы, надвинули высокія шапки временъ Іоанна Грознаго, съ выпуклыми макушками, на манеръ подушекъ, съ пуговочками, усѣлись въ рыдванъ, напушили соломы, прикрыли ковромъ, и затряслись высокія шапки въ воздухѣ.
   Верстъ тридцать карабкался слѣдователь по колчеватой дорогѣ въ рыдванѣ. Тяжело было ему ѣхать въ такую пору и на такое дѣло, но нажитое прежнимъ семинарскимъ воспитаніемъ терпѣніе все преодолѣвало. Жалѣя свои ребра и бока, онъ, по временамъ, слѣзалъ съ телѣги и задумчиво шелъ пѣшкомъ. Напротивъ, діаконъ-письмоводитель восхищался своимъ положеніемъ. Однообразная жизнь въ приходѣ до того наскучила ему, что онъ былъ радъ куда-нибудь вырваться, тѣмъ болѣе на слѣдствіе, гдѣ онъ чувствовалъ себя правою рукою слѣдователя, лицомъ довѣреннымъ отъ епархіальнаго начальства, и въ нѣкоторомъ отношеніи начальствомъ.
   -- Мы теперь засудимъ, дай только доѣхать! толковалъ онъ работнику, оставаясь одинъ въ рыдванѣ.
   -- Еще бы! поддакивалъ ему работникъ, прыгая по дорогѣ у припряги лошадей.
   -- Мы, братъ, разъ вотъ какъ засудили: весь причтъ послали въ монастырь, подъ начало воду толочь, у насъ, братъ, шалишь!
   -- У васъ, должно, нѣтути чижовки, какъ въ нашемъ быту? любопытствовалъ работникъ.
   -- Вотъ дубина! развѣ духовныхъ можно сажать въ чижовку!
   -- За что же теперича сажать батьку Брусенскаго? его же прибили, да его же и судить?..
   -- А за то, не подпускай съ кулаками.
   -- Тэ... къ... тпрру!
   Лошади встали и, понуря головы, дожидались, пока сядетъ ихъ хозяинъ-слѣдователь, долго шедшій опушкой лѣса, у дороги.
   -- А что, ваше высокоблагословеніе, наврядъ мы скоро разживемся здѣсь депутатами, обратился діаконъ къ слѣдователю: -- Шубинскій о. Иванъ старъ -- тревожить грѣхъ, у Бобылевскаго о. Григорія приходъ великъ -- онъ изъ рыдвана не вылѣзаетъ, все возятъ по приходу. До Бубенцовки далеко. Если о. Сусоя пригласить, такъ человѣкъ-то кляуза.
   -- Найдемъ кого-нибудь. Сойдетъ и о. Сусой. Чего ему кляузничать при слѣдствіи -- знай сиди, да слушай.
   -- Что? да онъ же первый на васъ донесетъ: не такъ производили слѣдствіе, пировали, много вина пили. Авось, былое дѣло: тогда протопопъ судился съ о. Никитою, такъ на слѣдствіе-то нагрянуло другое слѣдствіе, самихъ слѣдователей судили, а на это слѣдствіе навалилось третье. Три года воловодились, стопы двѣ бумаги исписали, и концы всѣ потеряли. Да, слава Богу, смертію дѣло кончилось: О. Никита померъ. А ужь возили-то въ губернію обозами и муку, и крупу, и туши мерзлыя. Чай, сахаръ головами. Давно это было. Тогда вѣдь деньгами мало взятки брали, а все натурою. Тогда слѣдствіями вся консисторія кормилась. Доносъ -- ну и рады. Нарочно научали доносить, сами въ той же консисторіи писали доносы, особенно на богатенькаго попочка, съ пчелками. Мой батенька-старикъ и теперь разсказываетъ про эти слѣдствія. Самъ важивалъ отъ благочиннаго -- будто въ извозъ, съ хлѣбомъ, соберется и поѣдетъ. Кому возъ, кому мѣшокъ. Нынѣ все деньга пошла въ ходъ. Сунулъ -- и шито-крыто. Вонъ Самокрутовскіе двѣ тысячки цѣлковенькихъ себѣ прищучили съ упраздненнаго діаконскаго мѣста, въ семь-то годовъ -- поди тамъ разбирай. Авось мы знаемъ все...
   -- Въ самомъ дѣлѣ, у насъ будетъ затрудненіе на счетъ депутатовъ, перебилъ діакона задумавшійся слѣдователь.-- Одного-то мы пожалуй запишемъ васъ, если не отвергнутъ. Потому, есть статья: а въ случаѣ, можетъ быть и діаконъ.
   -- Отвергнуть не за что, торжествовалъ діаконъ, въ сотый разъ отправляясь въ карманъ за табакеркой:-- я такой же священнослужитель, священнодѣйствую, и въ рясѣ.
   -- Ну, тамъ видно будетъ; а ты вонъ гляди, за лѣсомъ, кажется, колокольня -- это Брусеное, верстъ десять еще будетъ!
   Дѣйствительно, это было Брусеное, и часа черезъ два наши путники стояли среди села. Слѣдователю пріѣхать въ домъ священника нельзя -- подсудимый, въ домъ крестьянина Косоговъ тоже нельзя -- истецъ. И у сосѣдей пристать нельзя: быть можетъ, это все люди, прикосновенные къ дѣлу. Слѣдователь былъ еще человѣкъ молодой. Настращанный разсказами стараго діакона, онъ и самъ боялся подпасть подъ слѣдствіе на слѣдствіе. Послали работника разыскивать истца и отвѣтчика.
   Тьма, мелькаютъ огоньки тамъ и сямъ, какъ звѣздочки по селу, работникъ стучится подъ окномъ, собаки подняли лай, слѣдователь съ будущимъ депутатомъ ёжатся въ рыдванѣ на вѣтру; съ неба заморосила гололедка.
   Въ сопровожденіи цѣлой стаи собакъ кто-то шелъ къ телѣгѣ съ слѣдователями. Это былъ подсудимый о. Михаилъ и за нимъ работникъ.
   -- Здравствуйте!
   Подсудимый съ слѣдователемъ расцѣловались, а діаконъ, какъ почти депутатъ, не счелъ нужнымъ подойти подъ благословеніе къ подсудимому, а только пожалъ ему руку. Подсудимому было не до благословенія, онъ самъ былъ готовъ подойти подъ благословеніе къ работнику, лишь бы какъ-нибудь скачать слѣдствіе съ головы. Стоя безъ шапки у телѣги, онъ умолялъ, кланялся, жаловался на свое несчастіе и, склоня голову, пискливымъ голосомъ приглашалъ къ себѣ въ домъ слѣдователя обночлежиться и съ дороги чайку попить.
   -- Не могу. Законъ не велитъ, отрубилъ слѣдователь: -- вы вотъ, сообща съ истцомъ, должны отвести мнѣ квартиру для слѣдованія прежде всего, а тамъ я скажу, что еще будетъ нужно. Вы, вѣроятно, причинъ къ отводу меня отъ слѣдствія не имѣете?
   -- Не имѣю; не вы, такъ другой, слѣдствія не миновать.... Попалъ подъ слѣдствіе, Господи! За какіе же это грѣхи свалилась на меня бѣда такая!
   -- Что вы очень тревожитесь, быть можетъ, оправдаетесь, успокоивалъ слѣдователь.
   -- Все равно, формуляръ, штрафная графа будетъ замарана, напишутъ: подъ слѣдствіемъ о дракѣ съ крестьяниномъ такимъ-то состоялъ, но оправданъ... Вы думаете, это легко? пятно по гробъ. На окружномъ судѣ въ убійствѣ оправдаютъ, и ничего въ формулярѣ не пишутъ, а у насъ...
   -- Что дѣлать-то, съ кѣмъ искушенія не бываетъ!.. Что же Косоговъ не идетъ?
   -- Я къ нему не ходилъ, хладнокровно отвѣчалъ работникъ.
   -- Экій ты чудакъ, бѣги скорѣй!
   Подсудимый батюшка указалъ работнику домъ своего врага; минутъ черезъ десять, къ телѣгѣ подошелъ и истецъ Косоговъ..
   -- Вотъ, братецъ, ты долженъ, по закону, отвести мнѣ квартиру для слѣдствія по твоему доносу, обратился слѣдователь къ доносителю, осѣняя крестнымъ знаменіемъ его голову.
   -- Какую же вамъ хватеру! чмокая руку слѣдователя, задумался Косоговъ.
   -- Такую, чтобы была не подозрительна, законную квартиру давайте! требовалъ слѣдователь.
   -- У насъ, ваше присвишенство, опричь барскаго дома, всѣ хватеры подозрительны, вездѣ угаръ, сырость, тягота.
   -- Не въ томъ дѣло; такую надобно квартиру, гдѣ бы хозяева не были съ кѣмъ-нибудь изъ васъ въ родствѣ до четырехъ степеней по прямой линіи -- понимаешь? или въ сватовствѣ, дружбѣ, враждѣ и проч.
   -- Понимаю... протянулъ мужикъ и задумался.-- Если къ Парфенъ Митричу вамъ? ужь и упокой же будетъ!
   -- Ну, братъ, я не допущу! ты тамъ вывелся! возразилъ священникъ.
   -- Да кто это Парфенъ Дмитріевичъ? спросилъ слѣдователь..
   -- Кабачникъ.
   -- Въ кабакѣ нельзя, законъ не велитъ.
   -- На что лучше въ церковной караулкѣ, предложилъ священникъ.
   -- Тутъ я не допущу, возразилъ Косоговъ: -- у караулки самая драка была, караульщикъ-отъ наклалъ мнѣ въ шею и теперь свербитъ, четвертый мѣсяцъ пошелъ.
   -- Ну, у матушки просвирни, предложилъ подсудимый.
   -- Тутъ -- пожалуй! согласился истецъ Косоговъ.
   Слѣдователь, въ сопровожденіи судящихся, отправился къ хибаркѣ вдовы просвирни-матушки. Постучались, достучались, вошли. Въ тѣсной, приземистой избенкѣ, у ночника съ коноплянымъ масломъ, на столѣ безъ скатерти, сидѣли четыре взрослыхъ дѣвицы, накинувши на плечи куцевейки отъ сырости и зіяющаго по избѣ холода. Онѣ только что сѣли ужинать и по ложечкѣ хлебнули толченаго картофеля въ квасу. Появленіе нежданныхъ гостей произвело въ хатѣ страшный переполохъ. Дѣвицы, прикрывая лохмотьями свою полунаготу, кинулись собирать ужинъ со стола. Миску съ квасомъ разлили, ложки полетѣли на полъ, крохи хлѣба сгребались въ кучку, ночникъ погасъ, сама матушка, закутанная въ тулупѣ, сидѣла подъ потолкомъ на печи и чуть не полетѣла оттуда со страха. Скоро зажгли ночникъ, но о квартирѣ для слѣдствія здѣсь даже и разговора не могло быть. Слѣдователь едва могъ успокоить костлявую старуху съ четырьмя засидѣвшими дочерями, извиняясь за свой визитъ, и, не зная, куда дѣваться отъ этой ужасающей картины безвыходной нищеты, выскочилъ на улицу.
   -- Что же, вы меня морозить что-ли, или душить въ канурѣ пригласили сюда? давайте квартиру! строго обратился онъ къ судящимся.
   -- Къ Пахому ихъ отвесть? задумался Косоговъ.
   -- Тамъ тоже семья и скотина въ избѣ.
   -- Ну, въ училище? продолжалъ Косоговъ.
   -- Да вѣдь оно не топлено. Только сходка была насчетъ топки. Я и безъ тебя отвелъ бы тамъ квартиру, сердито возражалъ подсудимый.
   -- Оттопимъ, а на ночь тулуповъ соберемъ, самоваръ взогрѣемъ!
   -- Если дьячковъ согнать въ одинъ домъ и очистить квартиру? соображалъ подсудимый батюшка, не зная куда дѣвать слѣдователя.
   -- У дьячковъ не допущу, коли законъ есть на счетъ подозрѣнія, не соглашался Косоговъ.
   Передрогшій слѣдователь рѣшился, наконецъ, остановиться въ нетопленномъ училищѣ и тотчасъ же потребовалъ туда самоваръ, соломы на топку и вязанку сѣна для постели. Пока истецъ и отвѣтчикъ отправились по домамъ, слѣдователь пошелъ въ училище, стоявшее среди выгона. Пригнулся, ощупью нашелъ дверь, отворилъ, вошелъ... Тьма, лишь морозные узоры на стеклахъ слегка вылетали на окнахъ суровою бѣлизною. На одномъ изъ столовъ торчалъ, воткнутый въ бутылку, сальный огарокъ. Слѣдователь зажегъ этотъ огарокъ и сталъ оглядываться кругомъ. Въ углу на полу, подъ лохмотьями тулупа, что-то ворочалось и съ просонья всхлипывало. Слѣдователь подошелъ, копнулъ ногой, и костлявая рука открыла изъ подъ лохмотьевъ овчинъ тщедушное, востроносое лицо съ маленькой рыжей бородкой. Бородка встрепенулась, схватила лохмотья и, прикрывая ими свою наготу, въ изумленіи жалась къ стѣнкѣ.
   -- Позвольте узнать, съ кѣмъ имѣю удовольствіе... обратился къ бородкѣ слѣдователь.
   -- Сельскій учитель здѣшній.
   -- Вотъ и прекрасно, я къ вамъ въ сожительство на время.
   Тутъ слѣдователь разсказалъ о причинѣ своего появленія въ училищѣ. Услужливый учитель наскоро одѣлся и забѣгалъ изъ угла въ уголъ, какъ бы разыскивая чего-то для своего гостя, но въ училищѣ, кромѣ партъ и сырого, холоднаго воздуха, ничего не оказывалось.
   -- У васъ что-же это, или ученіе еще не начиналось? спросилъ слѣдователь, расхаживая по училищу въ шапкѣ и калмыцкой рясѣ.
   -- Началось, да вотъ топку еще не устроили, холодно учиться.
   -- Какъ же вы тутъ учите? холодъ, сырость!
   -- Да такъ, соберу учениковъ, посажу ихъ за парты, въ полушубкахъ и шапкахъ, такъ и учу. Ну понагрѣютъ, а къ ночи опять жутко.
   -- Почему же топкой не устроились?
   -- На сходѣ споръ идетъ: одни говорятъ: по пяти сноповъ съ души каждой, а другіе -- только съ тѣхъ, у кого есть ученикъ. Такъ вотъ и мерзнемъ.
   Дьяконъ, будущій депутатъ, угрюмо сидѣлъ за партой, надвинувъ шапку на глаза. Усталость и дрожь съ дороги вытѣснили изъ головы его всѣ мечты о депутатствѣ. Ему бы до стакана водки, да до теплой постели, а этого-то и не предвидѣлось впереди.
   -- Ваше высокоблагословеніе, позвольте мнѣ на ночь удалиться къ пономарю, онъ мнѣ сватъ по женѣ, просился онъ у слѣдователя:-- тутъ Сибирь.
   -- Не могу. Сейчасъ должны придти истецъ и отвѣтчикъ, подозрѣніе можетъ быть.
   -- Ну, когда ихъ проводимъ, тогда можно? Я рано прибѣгу.
   -- Тогда пожалуй, но все какъ-то не чисто.
   -- Что тутъ не чисто: они будутъ драться, а ты тутъ замерзай!
   -- Тише, тише, идутъ.
   Въ училище распахнулась дверь и въ ней сначала показался кипящій самоваръ, изъ трубы котораго валилъ зеленый дымъ, затѣмъ узлы съ посудой и разнымъ кушаньемъ, затѣмъ вязанка сноповъ для топки и плетушка, набитая сѣномъ для постели, а за всѣмъ этимъ -- истецъ и отвѣтчикъ. Мужики и бабы, принесшіе всѣ эти припасы, одинъ за другимъ подходили подъ благословеніе къ слѣдователю и отъ него переходили съ рукою къ дьякону. Дьяконъ, махая рукою, сердито ворчалъ: ну васъ!
   Пока учитель занялся самоваромъ, слѣдователь предложилъ судящимся дать подписку такого содержанія:
   "Мы нижеподписавшіеся такіе-то, вслѣдствіе указнаго предписанія изъ такой-то консисторіи дали сію подписку, что законныхъ причинъ къ отводу отъ слѣдствія слѣдователя такого-то не имѣемъ. Депутатами съ духовной стороны допускаемъ быть того-то и того-то, а съ гражданской того-то. Квартирой для слѣдствія назначаемъ училище. Содержать при слѣдствіи обязуемся какъ слѣдователя, такъ и депутатовъ, а равно и работниковъ ихъ съ лошадями, въ чемъ прекословить не будемъ; а въ случаѣ, чего будетъ недостаточно съ нашей стороны, то они, слѣдователи, имѣютъ право забирать всякую провизію у кабачника села нашего Парфенія Дмитріева на нашъ счетъ, въ чемъ и подписуемся".
   Подписка была прочитана, священникъ подписался, а неграматному доносителю, Косогову, было предложено просить учителя руку приложить за него.
   -- Да вы что же, ваше свишшенство, знать, надолго тутъ обснаститесь? спросилъ истецъ Косоговъ, отдавая руку учителю.
   -- Недѣльку прійдется пожить.
   -- И депутаты, и работники, и лошади?
   -- Разумѣется. А не хочешь, такъ посылай за всѣми своихъ лошадей, и послѣ всѣхъ развези по домамъ.
   -- Да это вы насъ съѣдите! Овесъ нонѣ уродился плохой, сѣна посохли.
   -- Ну, какъ знаешь. Ты будешь драку производить, а мы не обязаны на свой счетъ васъ тутъ судить; мы жалованья за это ни откуда не получаемъ; свои дома, семейства, хозяйства побросали изъ-за васъ.
   -- Если-бъ я эту матерію зналъ, я легше-бъ къ судебному бумагу подалъ. Тотъ живо бы оборудовалъ. Намѣднись у барина гумно сожгли, такъ въ одинъ вечеръ половину села допросилъ и сразу человѣкъ пять въ острогъ засадилъ, безъ всякихъ депутатовъ. и самъ укатилъ въ городъ ночевать. А это что за оказія такая -- недѣлю!
   -- Чудакъ! къ судебному слѣдователю нельзя на священника бумагу подавать, замѣтилъ истцу дьяконъ:-- а ты вотъ лучше сбѣгай-ка въ кабакъ, да полуштофчикъ ратафійцы какой-нибудь принеси животъ погрѣть, а для о. слѣдователя нѣтъ-ли бѣленькаго? онъ водки не вкушаетъ.
   Косоговъ удалился изъ училища, а подсудимый батюшка, все время молчавшій, оглянувшись по сторонамъ, досталъ изъ глубокихъ кармановъ двѣ бутылки вишневки и церковнаго и, ставя на столъ, шопотомъ проговорилъ:
   -- Вотъ вамъ, отцы, грѣйтесь!
   Опытный по слѣдствіямъ, дьяконъ схватилъ со стола бутылки и убралъ ихъ подъ парту, въ темный уголъ.
   Какъ отвѣтчику при слѣдствіи, о. Михаилу даны были на листѣ бумаги допросные пункты по формѣ. Батюшка прочиталъ ихъ и, глубоко вздохнувши, проговорилъ:
   -- Истязаніе! обыде мя бездна и кости моя слякошася отъ всей этой напраслины. Позвольте мнѣ на-домъ эти пунктики?
   -- По закону, вы должны писать отвѣты здѣсь, не выходя изъ слѣдственной квартиры.
   -- Отпустите его, просилъ слѣдователя дьяконъ: -- гдѣ же тутъ написать -- оробѣлъ! а тамъ, вокругъ ночи-то, съ матушкой обдумаютъ, какъ лучше показать.
   -- Пожалуй, ступайте, но чтобы шито-крыто, что отвѣты писали на дому. Слѣдствіе на слѣдствіе можетъ наѣхать, порѣшилъ слѣдователь.
   -- Боже мой, не дай лихому лиходѣю подпасть въ руце суда! простоналъ батюшка и ушелъ.
   Напившись чаю, дьяконъ опять сталъ проситься ночевать къ свату и затѣмъ, опустивъ въ карманъ бутылку наливки, ушелъ. Учитель, стоя на колѣняхъ, топилъ печку снопами; къ нему подсѣлъ и слѣдователь. Грѣясь на жарко пылающемъ огнѣ, они разговаривали.
   -- Какъ ваше имя, отчество? спросилъ слѣдователь учителя..
   -- Былъ Иванъ Петровъ.
   -- Откуда родомъ?
   -- Изъ села Подонковъ, Пономаревъ сынъ.
   -- Знаю; тамъ мой дѣдушка священствовалъ.
   -- Не отецъ ли Евланъ?
   -- Онъ.
   -- Онъ и мнѣ доводится прадѣдъ по материной теткѣ. Мы съ вами родня.
   -- Духовные гдѣ ни сойдутся -- всѣ родней сочтутся! Лукерья Митревна жива?
   -- Схоронили.
   -- Ну, царствіе небесное ей! Кто же теперь на мѣстѣ дѣдушки? Я съ малолѣтства тамъ не былъ; родъ вывелся, такъ и...
   -- О. Дорофей -- важнецкій священникъ! Какія лошади у него, сбруя всякая, куры, гуси, собаки... хозяинъ, одно слово.
   -- А домъ-то тотъ же?
   -- Куда! сгорѣлъ. И о. Дорофей-то ужъ погорѣлъ, да счастливо какъ: обгорѣли только стѣны слегка, да соломенный верхъ сполыхнулъ. Пріѣхалъ агентъ, оцѣнили весь домъ въ шестнадцать рублей, а застрахованъ былъ въ двѣ тысячи. Получилъ денежки, покрылъ, оштукатурилъ тотъ же домъ, ну, стало сто рублей; а на страховыя денежки дочку за-мужъ за агентова брата отдаетъ. Сгорѣли тоже и мы; вся поновка сполыхнула, да намъ не пришлось попользоваться отъ пожара. Годовъ десять пожарныя деньги платили, а тутъ, какъ на грѣхъ, по бѣдности, прекратили платежъ. Такъ съ угольками и остались.
   -- Давно въ учителяхъ-то служите?
   -- Пятый годъ. Еще одинъ годъ остался. Изъ-за солдатчины и пошелъ-то; далъ подписку шесть лѣтъ прослужить, да и тужу: лучше бы въ солдатахъ служить. Да еще грѣхъ догадалъ жениться, завелось два ребенка; хоть въ оселъ лѣзь.
   -- Жалованья-то много получаете?
   -- Шестьдесятъ рублей въ зиму отъ земства, да по пирогу со двора отъ общества святками выговорныхъ.
   -- Какъ же вы живете на такомъ жалованьѣ?
   -- Да такъ вотъ и живемъ. Жена -- у тестя съ ребятишками, верстъ двадцать отсюда, а я -- тутъ. Какъ суббота, бѣгу къ ней пѣшкомъ, а въ понедѣльникъ пораньше встану и сюда. Вотъ холодъ одолѣлъ, а то бы я благодарилъ Бога.
   -- Не топятъ, такъ и ученіе закрыли бы.
   -- Нельзя, жалованье у насъ идетъ помѣсячно. Я заступилъ въ школу съ Покрова -- и получаю; а прикрой ученіе мѣсяца на два, на три -- съ голода, что-ли, помирать?
   -- Да вѣдь ученія-то и такъ почти нѣтъ?
   -- А мнѣ что за дѣло? я -- вотъ онъ! мнѣ жалованье подай!
   -- А инспекторъ бываетъ у васъ?
   -- Вотъ пять лѣтъ и въ глаза не вижу. Охота имъ трепаться! Ему въ городѣ не скучно. Членъ отъ земства побываетъ разокъ, и то развѣ нужда загонитъ, экзаменъ нужно произвесть. Да и не зачѣмъ. Все слава Богу, кормимся помаленьку -- и ладно; а мужика не выучить намъ при его работѣ. Что въ зиму выучилъ, то объ рабочей порѣ позабылъ; словно масломъ затянетъ у него голову-то!
   -- А лѣтомъ какъ же пробиваетесь безъ жалованья?
   -- Наймешься въ писаря куда-нибудь, къ барину, на мельницу. Да вотъ бѣда: не берутъ, знавши, что осенью опять уйду въ учителя. Лошадьми займусь.
   -- Какъ, лошадьми?
   -- А вотъ какъ: куплю великимъ постомъ клячъ пятокъ по пятеркѣ; иной мужикъ чуть не на лубкѣ притащитъ въ городъ клячу отъ безкормицы продавать, радъ что-нибудь за нее взять, только бы отвязаться. Ну, и бьешь по рукамъ, только приглядываешься, не была бы очень стара. Накупишь -- и къ отцу, будто онъ купилъ. А у насъ земли церковной много: пустишь въ поле, она хватитъ травы и начнетъ линять, только клочья летятъ. Къ рабочей порѣ, кому не надо -- пятнадцать рублей. Ну, да еще святками три прихода ославишь: здѣсь, у тестя, да у отца. Мучицы, пирожковъ, овсеца, курченку сославишь, и питаешься. Какъ дослужу шестой годъ, меня калачемъ не заманишь въ учителя.
   Учитель, очевидно, разохотился говорить.
   -- Да еслибы не морозили меня въ этой школѣ, продолжалъ онъ:-- и я бы, благодареніе Богу, жилъ. У насъ одинъ учитель даже капиталецъ нажилъ на должности.
   -- Это какимъ манеромъ?
   -- Да вотъ какъ: женился, взялъ приданого двѣсти рублей и пустилъ ихъ по мужикамъ въ оборотъ рубля по два, по три, много по пяти, за два, за три процента въ мѣсяцъ. А съ мужика, когда ему нужда въ деньгахъ, что хочешь бери. Пришелъ срокъ платить, у мужичка денегъ нѣтъ; онъ несетъ учителю курицу, утку, десятка два яицъ или маслица, ветчинки, а проценты сами собою. Вотъ онъ и пируетъ годъ, курятинку поѣдаетъ. Тамъ пришелъ срокъ платить; требуетъ, не отдаютъ -- онъ къ мировому, исполнительный листъ, да къ судебному приставу. Приставъ къ мужику: давай, говоритъ, прогоны за пріѣздъ, да суточныя. Мужикъ видитъ, что дѣло плохо, и отдаетъ цѣлую телушку за какихъ-нибудь пару цѣлковыхъ, взятыхъ у учителя взаймы. А телушкѣ-то двѣ красныхъ цѣна. Сведетъ учитель въ городъ, продастъ и денежки опять въ тотъ же оборотъ. Что же вы думаете! землю себѣ купилъ, хуторъ строитъ, а учительства все не бросаетъ!
   Печка истопилась; учитель полѣзъ на потолокъ трубу закрывать; въ училище вошла матушка, супруга о. Михаила, подсудимаго, и повалилась въ ноги слѣдователю.
   -- Батюшка! будь отецъ родной, защити попа! Его же прибили и на него же просьбу написали. Сгорѣли, семья большая, мальчикъ, семь дѣвочекъ дѣтвы одной; а тамъ еще мать жива, свояченица засидѣла въ дѣвкахъ -- куда мы дѣнемся съ экой оравой! заставь вѣкъ за себя Бога молить...
   Слѣдователь старался успокоить матушку, что ничего особеннаго о. Михаилу не будетъ: много, если подъ начало пошлютъ, если доносъ Косогова будетъ доказанъ; но матушка не успокоилась и, не вставая съ колѣнъ, умоляла.
   -- Примите вотъ пирожковъ съ вареньицемъ; прямо съ пылу, для васъ напекла; постарайтесь! умоляла она.-- И варенье-то все потрескали на пожарѣ; это ужь помѣщики въ гостинцы навозили, въ утѣшеніе послѣ пожара.
   

III.

   Послѣ топки, стѣны каменнаго зданія въ училищѣ отпотѣли, отъ оконъ повалилъ паръ, изъ печки пахло гарью. У слѣдователя забилось сердце и застучало въ головѣ. Онъ послалъ учителя на чердакъ -- открыть трубу, распахнулъ дверь и самъ вышелъ на улицу освѣжиться. На улицѣ бушевала буря, съ неба острыми спицами неслась гололедка, подъ горою на рѣкѣ хлестали волны, на колокольнѣ въ широкихъ пролетахъ игралъ веревками и позвякивалъ колокольчиками вѣтеръ. Слѣдователь прижался къ стѣнкѣ у двери, съёжился и слушалъ осеннюю музыку природы. Между небомъ и землею, на горизонтѣ выдвигались силуэты домовъ, съ крошечными огоньками въ окнахъ. Церковный караульщикъ ударилъ въ колоколъ -- и съ колокольни, порывистыми волнами полилися звуки, забѣгая въ переулки и стараясь ворваться, сквозь щели, въ самые дома. Сырыя, холодныя, курныя и угарныя хаты на селѣ казались катакомбами, наполненными живыми людьми, и мелодичные звуки стариннаго колокола какъ будто звали этихъ живыхъ мертвецовъ къ лучшей жизни.
   Появленіе слѣдователя въ захолустномъ селѣ всегда приводитъ въ волненіе обывателей. И причастные, и непричастные къ слѣдственному дѣлу -- всѣ толкуютъ о дѣлѣ, всякъ на свой ладъ и всѣ боятся, не притянули бы къ слѣдствію. Одни придумываютъ, что показать при слѣдствіи, другіе подыскиваютъ свидѣтелей въ оправданіе, или въ доказательство чего либо, третьи ждутъ попойки, а бабы крестятся, моля Бога о скорѣйшемъ избавленіи, какъ отъ нашествія иноплеменныхъ.
   Но не одни люди приходятъ въ волненіе, достается и лошадямъ. Одна кляча скачетъ по дорогѣ въ волостное правленіе съ бумагою о командировкѣ депутата съ гражданской стороны, для бытія при допросѣ лицъ недуховнаго вѣдомства, другая, спотыкаясь, тащится въ ближайшее село за депутатомъ-священникомъ, для бытія при спросѣ лицъ духовнаго вѣдомства, третья въ другое село за другимъ депутатомъ съ духовной стороны, четвертая въ городъ за свѣчами, за селедками для слѣдователей, пятая къ благочинному и проч. и проч. Лошадей пять-шесть разсыпается по разнымъ имѣніямъ, по мельницамъ, по рушкамъ, по конторамъ, гдѣ живутъ по найму состоящіе въ отлучкѣ свидѣтели. А тамъ, глядишь, окажется прикосновенною къ дѣлу барыня какая-нибудь, которую неприлично привлекать къ слѣдствію въ какую-нибудь курную избу, или угарное училище, ее нужно приводить къ присягѣ и допрашивать на дому. Опять наряжается пара обывательскихъ, и слѣдователь съ депутатами, прижавши къ груди крестъ и евангеліе, ѣдутъ къ допросу почетной госпожи. А тамъ бумаги не хватило, перья затупились, чернила кошка разлила -- опять верховой скачетъ въ волость съ пузырькомъ и запиской въ рукахъ. Слѣдствія по духовному вѣдомству продолжаются иногда недѣли двѣ, и гонка обывательскихъ подводъ до того надоѣдаетъ обывателямъ, что судящіяся лица навсегда наживаютъ себѣ враговъ въ обществѣ, а преступленія скрываются иногда изъ-за того лишь, чтобы избавиться отъ нашествія на село духовнаго слѣдователя съ депутатами.
   Вотъ проходятъ ужь сутки, а депутаты только тащатся къ слѣдствію на своихъ сѣро-пѣгихъ парочкахъ. Для слѣдственныхъ лошадей и работниковъ отводится тоже гдѣ-нибудь дворъ на селѣ, по соглашенію судящихся, гдѣ работники, какъ татарскіе тіуны, требуютъ всего, чего проситъ и ихъ и лошадиная душа.
   Депутаты съ духовной стороны пріѣхали, но съ гражданской нѣтъ. Подсудимый приноситъ допросные пункты, противъ которыхъ далъ одинъ отвѣтъ: "не билъ, не рвалъ, хотя и былъ въ сапогахъ съ коблуками, но все это ложь и клевета; а напротивъ, крестьянинъ Косоговъ меня заушилъ плюхою, въ лѣвое ухо, о чемъ прошу разслѣдовать".
   По порядку, слѣдуетъ предложить эти пунктики, съ отвѣтомъ подсудимаго, истцу Косогову, но какъ депутата съ гражданской стороны еще нѣтъ, то дѣло останавливается. Узнаютъ, что командированный волостнымъ правленіемъ депутатъ пируетъ у праздника Введенія, верстъ за пятнадцать. Посылается гонецъ, и такъ какъ депутатъ съ праздника можетъ явиться къ слѣдствію съ больною головою, то, въ виду ускоренія правосудія, посылается другой гонецъ въ волостное правленіе о командировкѣ другого депутата, по случаю отлучки назначеннаго. Разсылкою очередныхъ подводъ въ разныя стороны занимается неотлучно пребывающій при слѣдствіи десятскій, котораго обыкновенно зовутъ въ деревняхъ пожарнымъ. Пожарный, выпуча глаза, во всю рысь бѣгаетъ по селу за подводами, за людьми, за виномъ, за табакомъ и проч.
   Въ ожиданіи свѣтскаго депутата, слѣдователь заготовляетъ пунктики для доносителя, а духовные депутаты, усѣвшись за ученическіе столы, разговариваютъ между собою.
   -- Съ учрежденіемъ волостей хорошо стало насчетъ гражданскихъ депутатовъ. Можно приглашать въ депутаты изъ сельскихъ властей: старосту, пожарнаго или самого старшину -- все-таки шагъ впередъ! А прежде бывало Сибирь: непремѣнно засѣдателя изъ суда. Онъ одинъ, а слѣдствій производится въ уѣздѣ двадцать -- ищи его. А привяжись къ слѣдствію кто-нибудь изъ дворянъ, такъ приглашай еще дворянскаго засѣдателя! Теперь, слава Богу, при мужикѣ допрашивай кого угодно.
   -- Ужь и попили мы разъ на слѣдствіи съ дворянскимъ депутатомъ -- ужо былъ баринъ! Помните Кубарева?
   -- Помню, какъ же!
   -- Такъ вотъ онъ. Судили одну барыню: съ кнутомъ въ церковь зашла въ праздникъ, въ рабочую пору, и выгоняла отъ обѣдни своихъ крестьянъ снопы возить. Дѣло-то важное, кощунствомъ пахнетъ... Какъ покажетъ, бывало, кто, что барыня дѣйствительно махала по церкви кнутомъ, его, милаго дружка, черезъ сѣнцы да въ другую избу -- и драть!
   -- Отчего это у насъ до сихъ поръ не вводятъ судебной реформы, какъ у свѣтскихъ? Писали писали, только аппетитъ раздразнили. Мировой-то судья -- милое дѣло: назначилъ день, созвалъ свидѣтелей, разобралъ и рѣшеніе готово. А у насъ пишутъ, пишутъ, а когда рѣшенья дождешься!
   -- Другой помретъ и сорочины справятъ по немъ, а рѣшенія все нѣтъ. Да вотъ мы, девятый годъ пошелъ, какъ въ Сиволдаевѣ на слѣдствіи всѣ госпожинки (съ 1-го по 15-е августа) прожили -- тамъ у діакона на дворѣ разнощиковой лошади хвостъ отрубили -- а рѣшенія о хвостѣ и до сихъ поръ нѣтъ.
   -- Мироваго судью необходимо намъ, хоть бы одного на уѣздъ. Помилуйте: въ Подопёнкахъ судились причетники, и дѣло-то изъ пироговъ вышло... и что-жь! дьячки давно помирились и покумились, живутъ ладно -- глядь, года черезъ два приходитъ указъ -- подъ начало одного. Такая-ли вражда поднялась между ними опять, передрались, чуть одинъ другого топоромъ не ссѣкъ. А будь мировой судья, живо дѣло бы рѣшилъ!
   -- Дѣло нашихъ судебныхъ реформъ, должно, застряло отъ того, что древнія каноническія правила не позволяютъ. Кто ихъ смѣетъ измѣнить?
   -- Да люди. По этимъ правиламъ сказано: за такой-то грѣхъ дванадесять лѣтъ да не причастится, за такой-то двадесять -- попробуйте-ка нынѣ отлучить отъ причастія на такой срокъ -- пожалуй, такъ одичаютъ, что палкой въ церковь не загонишь.
   -- Что-то вы, отцы, про мудреное заговорили, обратился къ депутатамъ письмоводитель-діаконъ:-- не угодно-ли лучше отвѣдать моего табачку, съ бобкомъ самъ тру. Да послушайте, что я вамъ разскажу про старину.
   -- Можно. Иди, садись къ печкѣ, въ уголокъ.
   Діаконъ угостилъ депутатовъ табачкомъ изъ лубочной тавлинки, усѣлся въ уголокъ и началъ разсказъ.
   -- Лѣтъ тридцать, побольше тому назадъ, мой отецъ ѣзжалъ съ благочиннымъ по селамъ, въ кучерахъ -- вотъ пожили-то! Тогда благочинный въ своемъ округѣ былъ все-равно, что графъ, или князь въ своемъ имѣніи. Объѣзжалъ онъ округъ три раза въ годъ: отсѣявшись весною, да послѣ рабочей, да филипповками, въ ноябрѣ. Тогда вѣдь бумагъ было мало, писали чуть-чуть, а занимались больше ѣдой -- пированіемъ. Да ужь и жутко-же доставалось духовенству! Только спустятъ со двора благочиннаго -- отпируютъ, глядь ломится повытчикъ изъ правленія. Особливо святками славить: одинъ за другимъ, словно волки.
   -- И взаправду славили?
   -- Честь-честью, во фракѣ, съ ясными пуговицами; расчиститъ бакембарды, станетъ передъ образами и поетъ: "Христосъ раждается..." А въ передней ему подтягиваетъ правленскій сторожъ. Прославятъ и разсядутся: поворачивайся хозяинъ съ хозяюшкою, угощай! ѣзжали они на подводахъ духовенства, отъ села до села. Повытчикъ займется застращиваніемъ батюшки вновь поступившими указами и предложеніями своихъ услугъ спасти отъ нихъ батюшку, а сторожъ -- перегрузкою на новую подводу всякой всячины, наславленной по селамъ. А къ присутственнымъ днямъ, послѣ святокъ, и съѣзжаются въ городъ. Впереди везутъ, парочкой, на санкахъ съ рѣшетчатымъ задкомъ, самого повытчика, а за нимъ обозъ: куры, утки, гуси, ковриги, пироги, волна, поярки, поросята, овесъ, пакля... Всѣмъ собирали.
   -- И вся живность живьемъ?
   -- Нѣтъ, больше въ мерзломъ видѣ. Благочинные -- тѣ собирали больше живьемъ, когда обозрѣвали церкви, ѣдетъ, а въ колѣняхъ у него сидитъ индюкъ, заводскій гусакъ бойцовый, или поросенокъ чудской визжитъ въ мѣшкѣ подъ передкомъ, или щенокъ овчарный побрехиваетъ съ повозки. Благочинные не выславливали, а скажетъ бывало: ну-ко, отецъ святой, пройдемте-ко по вашему хозяйству, посмотримъ, какъ умѣете домъ свой право-правити и о церкви радѣти... И пойдутъ.
   -- Не даромъ въ тѣ поры, тысячей не жалѣли, чтобы въ благочинные пролѣзть!
   -- Да нынѣ, пожалуй, не лучше! придумали выборы, благочинный-то, прости Богъ, какъ бѣсъ передъ заутреней вертится промежъ духовенства да высшаго начальства. Еще-таки иной зажиточный походитъ на начальника, а выберутъ гольтепу -- онъ хуже прежняго сторожа правленскаго шляется.
   -- Да, не тотъ былъ прежде народъ! Помню, бывало, о. Яковъ: въ него сколько хошь лей, только краснѣетъ, да попыхиваетъ, какъ паровикъ. Дни по три пировали въ селѣ, ѣздили не спѣша, не успѣвали и приготовиться: убрать, подместь, рыбки половить къ постному дню. Да вотъ какъ ѣзжали: съ Вознесенья до рабочей поры, съ рабочей поры до Покрова и съ филипповскихъ заговѣньевъ вплоть до Рождества. Разъ какая оказія была: пріѣзжаетъ это благочинный въ село Посконино. Батюшка тамъ чудакъ былъ, о. Митрій. Завидѣлъ онъ пару благочинническихъ лошадей въ раздутой повозкѣ, схватилъ съ отдушника церковные ключи и дерка изъ дома, спрятался на огородѣ въ конопли. Дьякона тамъ не было, дьячки случились на гумнѣ; завидѣли, что попъ бѣжалъ и тоже попрятались. Пріѣзжаетъ прямо къ священнику въ домъ, матушка одна. Перепугалась сердечная. Благочинный съ похмѣлья, сердитый: гдѣ, спрашиваетъ, о. Митрій? Матушка дрожитъ: нѣтути, говоритъ, въ дальнюю деревню соборовать уѣхалъ. Послали за дьячками -- никого нѣтъ. "Ключи, кричитъ, давай, церковь обозрѣвать!" -- и ключей нѣтъ. Матушка водочки, наливочки изъ спальни вынесла, умоляетъ заѣхать на обратномъ пути. Опохмѣлились и поѣхали дальше. Ѣдутъ мимо церкви, перекрестились, смотрятъ, а въ трапезной всѣ окна распахнуты настежъ. Была весна, день жаркій. Остановились, благочинный слѣзъ, пошелъ полюбопытствовать, облокотился на окно да и кричитъ тятенькѣ: Макаровъ, иди-ко сюда! Тятенька бѣжитъ къ церкви, смотрятъ -- анъ вся трапезная увѣшана окороками ветчины и просольными гусями. Провяливаются, значитъ, на сквозномъ вѣтру {Быль.}. "Залѣзай, говоритъ Макаровъ, волоки, и суда не будетъ". Рѣшетокъ въ окнахъ не было -- цѣлую повозку наворотили провѣсу -- и въ путь. Простецкій народъ тогда былъ! Поди-ко, провѣсь нынѣ въ трапезной ветчинку, такъ тебя, кажись, самого за ноги повѣсятъ!
   -- Нѣтъ, ты разскажи, о. дьяконъ, что дѣлалось въ старину у благочинныхъ въ новый годъ, при сдачѣ отчетностей годовыхъ!
   -- Чего ужь! съ новаго года и до самаго Срѣтенья шла питра да возня. Тогда вѣдь граматѣ знали только кое-какъ руку приложить, а счету никто не зналъ. Этихъ отчетностей по церквамъ и знать не знавали, чтобы круглый годъ писать -- вотъ и писывали на дому у благочиннаго за весь годъ. Народу, бывало, набьется и на печи, и на полатяхъ, и на хорахъ, и за столомъ. Тамъ попы, тамъ дьяконы, тамъ дьячки, только косматыя головы да пучки и торчатъ съ полатей и изъ-за трубы. Тутъ всѣмъ предоставлялась полнѣйшая вольгота: пей, ѣшь, пой, играй въ карты по носамъ, подсолнухи грызи сколько душѣ угодно. Потому всѣ навезутъ этой мерзлой живности видимо, невидимо. Самъ о. благочинный, бывало, къ новому году браги наваритъ бочки двѣ. А чтобы забористѣй была, папуши двѣ листоваго табаку, махорки, въ бочку на дно съ камушкомъ опуститъ. Въ избу благочинный и глазу не казалъ -- не тревожилъ, а требовалъ кого нужно въ горницу. Книги по всѣмъ мѣсяцамъ росписывали и концы сводили въ горницѣ: писака дьяконъ Ксенофонтъ косой, да пьяница Степанъ Филипповичъ -- такой былъ изъ казначейскихъ приказныхъ отставныхъ. А самъ благочинный только расхаживается, покряхтываетъ, да руководитъ дѣломъ. Тутъ же по угламъ, по задверкамъ, его дѣти-семинаристы стоятъ. Кому гривенникъ, кому пятіалтынникъ духовенство одѣляетъ, рублей по десяти набирывали себѣ на черепенники въ семинаріи. А матушкѣ благочиннаго перепадало изъ глубокихъ кармановъ: чайку фунтикъ, утиральничекъ шитый, сученыхъ ниточекъ, куделичка отъ праведныхъ трудовъ попадьи какой-нибудь, а не то такъ и головку сахарцу изъ подъ полы. При сдачѣ церковныхъ денегъ въ такъ-называемую отсылку {Куда эти деньги отсылались никто не зналъ -- отсылка и все тутъ. И теперь многіе не знаютъ назначенія собираемыхъ съ церквей суммъ.}, одѣляли писарей, при чемъ шла торговля, съ указаніемъ на дороговизну подметокъ, нанки на полукафтанье и т. п. Собирали на ремонтъ очковъ особо. Такъ, по указанію, и клали на столъ къ разбитымъ громаднымъ мѣднымъ очкамъ. Собирали на сургучъ, на печать. Церковные старосты, въ качествѣ кучеровъ, тоже присутствовали при сдачѣ книгъ и тоже призывались къ разсчету. И когда книги и отчеты готовы, то прибѣжитъ кто-нибудь изъ горницы въ избу, отворитъ дверь, крикнетъ: "эй, Выдуваловскіе -- къ подпису! къ рукоприкладству!" Приложатъ руку -- и домой, а на мѣсто ихъ новенькіе подъѣзжаютъ. Пиръ горой. Дня по три живали.
   Покуда шли эти разговоры, слѣдователь кончилъ составленіе вопросныхъ пунктовъ для истца и, въ ожиданіи депутата съ гражданской стороны, тоже пристроился къ бесѣдующимъ.
   -- Слушалъ я, слушалъ васъ, обратился онъ къ нимъ: -- ты, дьяконъ, чудеса разсказываешь.
   -- Истинная правда, мы вѣдь жили рядомъ съ благочиннымъ, я тогда не великъ былъ, а отецъ, какъ пріѣдетъ съ обзора, все и разсказываетъ. А гусятину полотки, какъ сейчасъ помню, самъ ѣлъ. Что же, жизнь была славная! Все по просту, и побранятся, и подерутся, бывало, да сейчасъ же помирятся, въ ноги другъ другу, цѣлованіе, питра пойдетъ. И судовъ этихъ меньше было. Бывало, пожалуется батюшка на причетника о. благочинному, заберетъ его благочинный въ половень, отдубаситъ суковатой палкой -- и судъ весь.
   Учитель, во время этихъ разговоровъ, смиренно прислушивался, поддакивалъ и съ своей стороны кое-что разсказалъ про своего тятеньку, какъ пономарь пырнулъ его иголкой въ бокъ во время чтенія апостола при свадьбѣ, какъ тятенька страннымъ голосомъ свильнулъ въ бокъ, такъ что весь народъ захохоталъ, и какъ слѣдствіе объ этомъ длилось недѣли двѣ.
   -- Какъ бы намъ такъ-то не прожить! замѣтилъ одинъ депутатъ.
   -- У меня овесъ не молоченъ, а подморозило -- самая бы молотьба!
   -- Двѣ не двѣ, а на недѣльку хватитъ дѣла. Вотъ депутатъ у праздника. Г. учитель! потрудитесь послать десятскаго, просилъ слѣдователь.
   Изъ сѣней моментально явился десятскій -- пожарный.
   -- Что же ты, братецъ, дремлешь? депутата давай.
   -- Не могу знать, ваше священство, двухъ верховыхъ разослалъ... Да вотъ никакъ кто-то подъѣхалъ, не онъ-ли? Такъ и есть, староста Селифанычъ. Да наврядъ годится!
   Дверь отворилась и, цѣпляясь руками за притолки, показался депутатъ Филатъ Селифановъ Огурцовъ. Онъ вошелъ, прислонился спиной къ стѣнкѣ и хотѣлъ молиться, но рука не поднималась, глаза слипались и онъ бормоталъ:
   -- Ей-Богу, ни въ чемъ неповиненъ, судьи праведные, и зачѣмъ это меня къ слѣдствію притянули... ослобоните!
   -- Ничего, ничего, уговаривалъ депутата слѣдователь: -- ты вотъ проходи сюда и только сиди.
   Депутата усадили въ уголъ, гдѣ онъ, покачивая головой, продолжалъ бормотать, что онъ ни въ чемъ не повиненъ. Приступили къ допросу истца Косогова. Косоговъ никакихъ отвѣтовъ не даетъ. Долго слѣдователи уговаривали его и ласками, и угрозами: не дамъ, говоритъ, повремените до завтра. Наши слѣдователи пообѣдали, настлали по полу въ училищѣ сѣна, выспались и за вечернимъ чаемъ, отъ нечего дѣлать, снова принялись за разсказы про старину, про училищную дерку и проч.
   

IV.

   На утро, слѣдователи не успѣли еще порядкомъ умыться, прибылъ къ слѣдствію истецъ Антипъ Косоговъ, съ адвокатомъ изъ города. Слѣдователь, депутаты и дьяконъ, въ разстегнутыхъ полукафтаньяхъ, стояли въ разбивку одинъ за другимъ и молились Богу, на перерывъ приговаривая шепотомъ: Боже очисти мя!.. Боже милостивъ буди мя грѣш... Учитель хлопоталъ вокругъ кипѣвшаго самовара. Курносый, угреватый, изтерханный адвокатъ изъ города помялся, помялся сзади молящихся и закурилъ папиросу.
   -- Это что значитъ? Кадило что-ли? обратился къ нему хриплымъ, съ просонья, басомъ дьяконъ.-- Хотите, журналъ составимъ? бросьте папиросу, говорю, бросьте!
   Адвокатъ поморщился, передразнилъ дьякона языкомъ и бросилъ папиросу.
   Дьяконъ зналъ этого мужицкаго опивалу и терпѣть его не могъ, какъ конкурента въ писаніи мужикамъ прошеній, условій, духовныхъ завѣщаній и проч.
   -- Вамъ что угодно? обратился къ адвокату слѣдователь.
   -- Это мой аблакатъ, я его на всю тягу подрядилъ за полусотенный, отвѣтилъ за адвоката Антипъ Косоговъ.-- Извольте допрашивать его теперь, а меня ослобоните.
   Адвокатъ, заштатный, спившійся приказный бывшаго уѣзднаго суда, молчалъ и только глубокомысленно морщилъ лобъ.
   -- При слѣдствіи какой же можетъ быть адвокатъ! обратился къ ходатаю слѣдователь:-- вы вѣдь не были свидѣтелемъ событія, васъ не били, жилетку на васъ не рвали?
   -- Это точно такъ, но...
   -- Нѣтъ, ужь увольте. Вы можете быть въ домѣ у Косогова, давать ему совѣты, а при слѣдствіи вы не нужны.
   -- Все равно, пойдемъ, Антипъ Иванычъ, мы и изъ двора ихъ достанемъ! проикалъ, шепелявя, адвокатъ и ушелъ съ истцомъ.
   Проходятъ еще почти сутки, а объясненій отвѣтчикъ не несетъ. Слухи носятся, что онъ на всю ночь куда-то ѣздилъ и пріѣхалъ уже передъ свѣтомъ. Посылаютъ, понуждаютъ его, а онъ все пишетъ. Наконецъ, городской адвокатъ прислалъ предлинную бумагу, въ которой, со всѣмъ приказническимъ искусствомъ, изложилъ неправильность производства и донесъ, что подсудимый отлучился изъ села якобы къ требѣ, а на самомъ дѣлѣ, для подпаиванія свидѣтелей. Слѣдователи отъ скуки рады хоть какому-нибудь дѣлу. Снова надѣваютъ рясы, открываютъ засѣданіе и обдумываютъ: что дѣлать съ этой бумагою?
   Не успѣли еще окончить громаднаго журнала, по поводу кляузнаго заявленія адвоката, какъ является отвѣтчикъ, священникъ о. Михаилъ, и тоже предъявляетъ бумагу. Слѣдователи рады, что наконецъ-то оправдательные пункты прибыли, но обманулись: въ бумагѣ было изложено заявленіе, что истецъ, крестьянинъ Антипъ Косоговъ, всю ночь пропьянствовалъ съ своимъ адвокатомъ въ кабакѣ, гдѣ было много съ деревни народа, и Косоговъ, уговаривая свидѣтелей, поилъ ихъ виномъ.
   Проводивши отвѣтчика, слѣдователи приступили къ обсужденію его заявленія. Они нашли, что "духовныя власти хотя и вооружены гражданскимъ депутатомъ, но, при всемъ томъ, не могутъ вліять на мірскія сходки -- разгонять ихъ или вчинять преслѣдованія на счетъ подпаиванія ложныхъ свидѣтелей; а потому постановили: заявленіе отвѣтчика Острозорова, для видимости, пришить къ дѣлу".
   Затѣмъ, въ ожиданіи дальнѣйшихъ отвѣтовъ, слѣдователи, передъ чаемъ, вечеркомъ, въ сумеркахъ, уткнулись въ окна училища и смотрѣли на толпу народа у кабака. Тамъ, въ толпѣ мужиковъ, шла пляска подъ гармонику. Въ воздухѣ ныряла безцвѣтная поярковая, черепенникомъ, шапка. Это плясалъ адвокатъ Косогова, среди загулявшихъ свидѣтелей.
   -- По закону, вѣдь намъ слѣдуетъ составить журналъ на счетъ этой пляски? замѣчаетъ слѣдователь.
   -- Что-жь, развѣ долго? называется съ услугами дьяконъ-письмоводитель:-- я ему всѣ гудки и присядки въ журналъ занесу -- не такъ загудетъ.
   Въ училище входитъ матушка съ горячими аладьями.
   -- Что же, оправданіе-то скоро? Вы напрасно безпокоитесь съ угощеніемъ; у насъ аладьи еще вчерашніе есть, обращается къ матушкѣ слѣдователь:-- оправданіе бы поскорѣй.
   -- Пишетъ, все пишетъ, жалобно отвѣчаетъ матушка.-- А аладиковъ-то тепленькихъ лучше! какъ можно сравнить вчерашніе? И то ужь въ сумеркахъ прокралась. Слѣдятъ, окаянные.
   -- Ничего, ничего, тепленькихъ лучше; спасибо, матушка, одобряетъ дьяконъ:-- а мы вотъ описываемъ пляску у кабака -- ужь и раскатимъ же!
   -- Получше ихъ, получше! вотъ четвертый мѣсяцъ всѣ съ кругу спились, по милости этой драки, умоляетъ матушка.
   -- Я ихъ всѣхъ въ острогъ засажу по журналу! похваляется дьяконъ, надѣясь впослѣдствіи выпить у оправданной стороны.
   -- Богъ съ ними; намъ бы хоть самимъ-то не слетѣть съ гнѣзда. Куда мы пойдемъ съ экой оравой!
   Распахивается настежь дверь, и въ нее врывается пьяный адвокатъ и оретъ во все горло:
   -- Вы что же тутъ, къ празднику, что-ли, пріѣхали? вамъ угощеніе носятъ! Не можете вы слѣдовать! вы, на основаніи 299 статьи XV тома свода законовъ, изданія 1857 года, пункта 2-го, находитесь въ пріязни съ подсудимымъ! Закрыть слѣдствіе!
   Матушка юркнула въ дверь изъ училища; слѣдователи остолбенѣли.
   -- А вы какое же имѣете право врываться на слѣдственное производство въ такомъ видѣ и бушевать? Возьмите его, ведите вонъ! обратился слѣдователь къ гражданскому депутату.
   Плечистый староста-депутатъ подкрался къ адвокату сзади, схватилъ его въ охапку и, при помощи учителя, вынесъ вонъ.
   -- Какъ же теперь быть! надобно новый журналъ писать! обратился письмоводитель къ слѣдователю.
   -- Зачѣмъ новый, просто пишите тутъ же: "причемъ въ квартиру слѣдствія ворвался неизвѣстный человѣкъ, именуя себя адвокатомъ истца Антипа Косогова, и..."
   -- Теперь давайте вотъ что, отцы! предложилъ дьяконъ, кончивши журналъ: -- потребуемте содержаніе отъ Антипки Косогова. Батюшка трое сутокъ содержитъ насъ, а онъ еще крохи одной не прислалъ.
   -- Ну его къ шуту! это ихъ дѣло; мы не голодны, и ладно.
   -- Какъ хотите, а я-бъ его вздулъ. Мы разъ производили слѣдствіе -- не хуже этого шельма истецъ попался. Въ подпискѣ о содержаніи прописали забирать у дворника на его счетъ. Дѣло было передъ масляницей. Мы и забирали -- цѣлковыхъ на сорокъ его вздули. Я себѣ на всю масляну привезъ со слѣдствія судаковъ. Да, право слово, что на нихъ смотрѣть -- не судись!
   

V.

   Наступила ночь. Слѣдователи, дописавши журналъ, усѣлись вокругъ стола, гдѣ грохоталъ кипѣвшій самоваръ и, между чайной посудой, тѣснились крендели, бѣлый хлѣбъ, икра, чай и сахаръ на черновыхъ журналахъ. Слѣдователямъ хорошо чувствовалось. Они были сыты, покойны; дѣла почти никакого; что видятъ, слышатъ, то и записывай. А между тѣмъ, имъ льстила мысль, что они -- начальство, рѣшающее судьбы людей.
   Проживши трое сутокъ, они до того обжились, что готовы были хоть весь вѣкъ изображать изъ себя начальство, особенно дьяконъ, который отдыхалъ, стараясь забыть домашнюю скудость.
   На зорькѣ всѣ проснулись, и, не поднимаясь, всякъ думалъ про свое домашнее. Живы ли домашніе? Вотъ молотьба -- первый сортъ, а безъ хозяина товаръ -- сирота. Дьяконъ отъ думы даже приподнялся въ своемъ логовѣ у печки и, пропуская тонкой струйкой въ носъ табачокъ, обдумывалъ: чѣмъ зиму протопиться?
   Общую думу нарушило неожиданное появленіе о. Михаила съ огромною тетрадью оправданія.
   -- Ужь извините, отцы, что долго. Вѣрите ли, прислониться негдѣ: ребятишки, угаръ! извинялся подсудимый, оправляя измятую ряску.-- Три раза переписывалъ на-бѣло.
   -- Ничего, ничего, успокоивали подсудимаго полулежавшіе слѣдователи:-- намъ законъ велитъ трое сутокъ ждать. Вы теперь можете отлучиться; позовемъ, когда будетъ нужно.
   Подсудимый, униженно кланяясь, скрылся въ дверяхъ.
   -- Ну-ка, о. дьяконъ, почитай, а мы послушаемъ, пробасилъ депутатъ.-- А вы, г. учитель, на счетъ самоварчика бы...
   Дьяконъ поставилъ у своего изголовья на скамейку сальный огарокъ, надѣлъ очки, кашлянулъ баскомъ и началъ читать. Въ оправданіи прописано было все житье подсудимаго, наполненное фактами смиренія и такой приниженности, что уничтожалась всякая возможность топтать ближняго ногами и рвать жилетки. Въ доказательство были приложены копіи съ семинарскаго аттестата, съ похвальнаго листа отъ палаты государственныхъ имуществъ за одобрительное прохожденіе должности сельскаго учителя, и приведена цѣлая дума свидѣтелей.
   -- Ну, слава Богу, по крайней мѣрѣ, теперь намъ работа есть, проговорилъ слѣдователь, дослушавъ оправданіе и поднимаясь съ широко взбитой постели на полу.
   Напившись чаю, слѣдователи сами, при помощи учителя и явившагося къ слѣдствію гражданскаго депутата, очистили квартиру отъ сѣна, соломы, лоскутковъ бумаги, вынесли весь хламъ и формально открыли засѣданіе. Обсуждая такъ-называемыя судныя рѣчи, то есть, допросъ, доказательство и оправданіе, они выбирали изъ нихъ свидѣтелей, выписывали документальныя доказательства и розыскивали противорѣчія. Все это записывалось на-черно и потомъ вошло въ огромнѣйшій протоколъ, набитый выраженіями: засѣдали, обдумывали, обсуждали, нашли и постановили или положили.
   Свидѣтелей набралось человѣкъ до пятидесяти. Стали ихъ перечитывать; гражданскій депутатъ только качалъ головой, да покряхтывалъ.
   -- Ты что, Кузьмичъ, качаешь головой? спросилъ депутата дьяконъ.
   -- Да что, слухаю-слухаю -- вихорь ихъ соберетъ, эфтихъ свидѣтелевъ! Кто на мельницѣ, кто на рушкѣ, кто при чугункѣ -- всѣ въ разбродѣ. Коли-бъ въ то время допросъ, ну, всѣ жили дома, а то кою пору хватились.
   -- Ну, братъ, какъ знаешь, собирай; ты для того здѣсь и засѣдаешь.
   -- Да ихъ ежели всѣхъ собрать -- и къ Рождеству не кончить дѣла. Ванюха вонъ Корпухинъ колодезями займается; онъ въ другомъ уѣздѣ въ подземельи сидитъ, въ Бучилкахъ, верстъ семьдесятъ будетъ.
   -- Посылай и въ Бучилки; дѣло казенное, самъ знаешь. Ты зачѣмъ сказалъ, гдѣ Корпухинъ? ты бы сказалъ: неизвѣстно, гдѣ обрѣтается; мы бы такъ и прописали: оставить безъ допроса, по причинѣ неизвѣстности обрѣтаемости. На это у насъ есть статья.
   -- Да что тутъ допрашивать! пропишемъ, что все село передралось, ну, и батюшку въ дракѣ зашибли, приложимъ руки и пошлемъ! предлагалъ гражданскій депутатъ, въ виду затрудненій собирать свидѣтелей.
   Но какъ ни возражалъ гражданскій депутатъ, а все-таки принужденъ былъ собирать народъ, разсылая пѣшихъ и наряжая обывательскія подводы. Къ вечеру собралось человѣкъ десять свидѣтелей. Ихъ нужно привести къ присягѣ, причемъ должны быть истецъ и отвѣтчикъ. Вызываютъ. О. Михаилъ пришелъ и принесъ съ собою священныя вещи, нужныя для приведенія къ присягѣ, а истецъ, Антипъ Косоговъ, не хочетъ быть при присягѣ, посылаетъ своего адвоката; но адвоката не приглашаютъ. Какъ тутъ быть? Пишутъ журналъ объ этомъ происшествіи и полагаютъ привести свидѣтелей къ присягѣ въ отсутствіи истца.
   Пока писали журналъ, гражданскій депутатъ разсказывалъ, что Антипъ Косоговъ подрался съ своимъ адвокатомъ и намялъ ему бока за то, что взялъ полусотку за всю тягу и ничего не пишетъ во время слѣдствія, только на его счетъ пьянствуетъ, да съ бабами пляшетъ у кабака.
   Стало вечерѣть. Въ училищѣ стояла толпа лохматыхъ мужиковъ и пригорюнившихся бабъ. Учитель зажегъ восковой огарокъ и прилѣпливалъ его къ запылившейся иконѣ. Слѣдователь напяливалъ на голову измятую скуфейку, депутаты одѣвались въ рясы. Молчаніе.
   -- Мать Пресвятая Богородица, до чего дожили -- о! отродясь такой страсти не видали, трепетно шептала баба: -- ни сномъ, ни духомъ не знаю, и сама не придумаю, въ чемъ попалась.
   -- Поживешь на вѣку, всего навидаешься, утѣшалъ ее старикъ:-- твое дѣло бабье, а мнѣ вотъ довелось на вѣку присягъ-то проглотить, на возу не повьешь. Зазвенѣлъ колокольчикъ по селу -- ну и жди, позовутъ въ понятые, и присяги не миновать.
   -- Будетъ вамъ гутарить! что вы шепчетесь, какъ раки въ чугунѣ! замѣтилъ блюститель порядка, гражданскій депутатъ.
   Всѣ смолкли.
   -- Ну, ребятушки, поднимите руки вверхъ и сложите персты, какъ молитесь, и повторяйте за мною слова, скомандовалъ одинъ изъ депутатовъ въ эпитрахили.
   -- Меня ослобоните, я ни въ чемъ не повиненъ, за что я буду брать на душу присягу? умолялъ одинъ свидѣтель простячекъ.-- Я въ тѣ-поры огурцы караулилъ, люди дрались, а ты присягу глотай!
   -- Нельзя, нельзя, уговаривалъ слѣдователь.-- Что знаешь, то и скажешь намъ, тебя не винятъ.
   -- За присягу-то, небось, на томъ свѣтѣ надыть отвѣтъ отдать, а я ни въ чемъ не причиненъ.
   -- Будетъ толковать, Корнѣичъ, авось не ты одинъ, уговаривалъ гражданскій депутатъ.
   Корнѣичъ вздохнулъ и согласился.
   -- А я не могу присягу принять -- ослобоните, просилъ парень молодой.
   -- Почему?
   -- Я третьи сутки съ хозяйкой у праздника пирую, меня прямо отъ праздника схватили.-- Сами, небось, знаете -- дѣло молодое...
   -- Дурашка, да ты добѣги, передѣнь рубаху -- и присягни, уговаривалъ одинъ изъ депутатовъ.
   -- Я не здѣшній, гдѣ я возьму, кто мнѣ рубаху дастъ.
   -- Для этакого случая дадутъ. Авось тебѣ на минуту.
   -- Нѣтъ, ослобоните, не могу. Пойду я по деревнѣ рубаху разыскивать -- ни за что!
   -- Эка досада, горевалъ депутатъ.-- Еслибъ лѣто, можно бы его въ рѣчку отправить. А все-таки похвально. Благочестіе!
   Наконецъ, толпа свидѣтелей подняла перстосложенныя руки вверхъ, для компаніи съ ними поднялъ свою жирную руку и гражданскій депутатъ. Только было задекламировалъ депутатъ въ эпитрахили: "Азъ нижепоименованный обѣщаюсь и клянусь"... какъ въ слѣдственную квартиру ворвался адвокатъ Косогова и во все пьяное горло заоралъ:
   -- Что вы тутъ дѣлаете? развѣ не видите, что солнце сѣло, а по захожденіи солнца куда ваша присяга годится!.. закона что-ли не знаете!
   Всѣ смутились, опустили руки и, вмѣсто присяги, принялись выпроваживать буяна изъ квартиры.
   -- На него надо донесть полиціи, взять его, отправить! кипятился одинъ изъ духовныхъ депутатовъ.-- Что-жь это будетъ?-- ходу не даетъ!
   -- Позвольте-ка, о. Иванъ, онъ вѣдь правъ: по захожденіи солнца, къ какому дню прикажете отнести присягу? Нынѣшній прошелъ, а завтрашній не приходилъ, а въ законѣ прямо сказано, что по вчерашней присягѣ не допрашивать.
   Свѣчку у иконы потушили, евангеліе прикрыли и народъ разошелся. Слѣдователь стащилъ съ макушки скуфью, депутаты раздѣлись и принялись за неизбѣжное чаепитіе.
   

VI.

   -- Опишемте пока, отъ нечего дѣлать, вещественныя доказательства, предложилъ письмоводитель-діаконъ, у котораго истощился весь запасъ разсказовъ про былое время.
   -- Что-жь, недурно, согласился слѣдователь.-- О. Иванъ, потрудитесь-ка взять вещи и продиктуйте, такъ сказать, съ натуры.
   О. Иванъ взялъ изорванную жилетку и, поворачивая ее въ рукахъ передъ свѣчкой, диктовалъ:
   "-- Жилетка желтаго демикатона, съ плисовыми обшлагами, на дикаго цвѣта каленкоровой подкладкѣ, съ мѣдной пряжкой на спинѣ -- ветхая. Разодрана въ трехъ мѣстахъ сіяніемъ: спереди, наперекоски, отъ живота къ уху, и поперекъ, отъ пуговицъ подъ мышку, сзади вдоль спины до затылка. Пуговицъ при ней было шесть, но въ наличности лишь одна -- роговая, отъ остальныхъ остались тишь мочки".
   -- Отлично, крякнулъ діаконъ, поставивши точку. Жилетка готова, давайте рубаху.
   "Рубаха полинявшаго кумача"... диктовалъ депутатъ.
   На утро, лишь только дискъ солнца коснулся горизонта и спѣсивыми лучами освѣтилъ искристо-морозное утро, толпа свидѣтелей, съ поднятыми вверхъ перстосложенными руками, уже присягала въ училищѣ. Послѣ присяги, свидѣтели всѣ вышли въ сѣни на морозъ и начался допросъ по одиночкѣ.
   Слѣдователь съ письмоводителемъ шуршатъ бумагами, свидѣтель, въ новыхъ лапоткахъ мужичекъ, съ курчавой, помятой бородою, распустивши полы зипуна, сложа толстые, мозолистые и грязные пальцы, трепетно стоялъ среди училища, пережимаясь съ ноги на ногу. Изъ косматой, нечесанной головы торчалъ у него длинный пустой колосъ. Бородка слегка присыпана мякиной. Отъ него несло гарью курной избы и овина. Слѣдователь надѣлъ скуфейку и усѣлся по срединѣ за столомъ, депутаты, какъ сіамскіе близнецы, сѣли рядомъ, письмоводитель приладился съ перомъ къ бумагѣ и апатично, но съ важностію осматривалъ свидѣтеля сквозь очки съ ногъ до головы. Гражданскій депутатъ, сложа руки назадъ, стоялъ у двери на-чеку, чтобы перепускать къ допросу свидѣтелей, какъ овецъ, для счета. Одного выпихнетъ въ дверь, позоветъ другого и прихлопнетъ дверь.
   -- Ну, другъ мой, ты принялъ присягу, начинаетъ слѣдователь:-- скажи намъ сущую правду, о чемъ мы тебя спросимъ.
   -- Съ чего-жь мнѣ грѣхъ на душу брать, авось мнѣ никто не кумъ!
   -- Отлично. Какъ тебя зовутъ?
   -- Былъ Свиридъ.
   -- По отчеству?
   -- Пахнутьевъ былъ.
   -- Вѣры ты какой?
   -- Знамо, не турка; хрестьянской, какой же больше?
   -- Грамотѣ знаешь?
   -- Какая грамота -- допрежде не учили.
   -- У исповѣди и св. причастія былъ?
   -- Прошлый годъ былъ, а нонѣ не успѣлъ, съ средохрестной пошелъ овсяный сѣвъ... въ рабочую пору на дому причащался, животъ схватило.
   -- Подъ судомъ былъ?
   -- Грѣшенъ. Въ чижовкѣ разъ высидѣлъ, недѣлю за подати.
   -- Ну, это ничего. Разскажи ты намъ теперь про драку на Ильинъ день?
   -- Драка была... Боже мой!..
   Свидѣтель зажмурился и закачалъ головой.
   -- Кто же кого билъ?
   -- Да всѣ передрались. Дѣло было поздно въ вечеру, поужиналъ это я и пошелъ въ половень на гумно спать -- слышу, гамятъ на выгонѣ. Сперва подумалъ возлѣ кабака. Ладно. Прилегъ въ мякину, слышу -- дѣло не рука, шумъ подбавляется и почикивать зачали. Дай пойду, погляжу. Вышелъ за плетень и вижу, по выгону-то словно боровья валяются, кряхтятъ, другъ на другѣ елозаютъ... Съ деревни народъ бѣжитъ, разнимаютъ; весь выгонъ запланили, до самого Антипкина задворка, какъ раки расползлись, а чурки-то отъ пожара еще курятся -- страсть! Хочу подойти поближе, да боюсь, уколотятъ. Догадайся какой-то умникъ, возьми черпакъ и ну поливать народъ водой изъ бочекъ, бочекъ-то съ водою навезли со всѣхъ деревень, какъ горѣли-то. Я тоже схватилъ черпакъ и сталъ поливать. Кто кинется на тебя, сунешь ему черпакомъ въ рыло -- онъ и драла, ищетъ другого. Дадутъ кому плюху въ затылокъ -- онъ сдачи и пошла. Еслибы не вода, и самъ не знаю, чѣмъ эта комиссія кончилась бы. Ну обдашь его, онъ отстанетъ. Сердце что-ль схлынетъ, или склизко, неловко драться -- такъ и разошлись къ свѣту почесть, ужь заря занялась.
   -- А батюшку видѣлъ тутъ?
   -- Видѣлъ. Онъ, сердешный, только машетъ руками, да кричитъ: перестаньте, что вы затѣяли!.. А я ему говорю: батюшка! уйдите, не ровенъ грѣхъ, и васъ зашибутъ. Онъ и послухался -- ушелъ. Больше я ничего не знаю. Угомонились, я и ушелъ спать.
   -- А не видалъ, какъ батюшка топталъ ногами Антипа Косогова и рвалъ на немъ жилетку?
   -- Кто его стопчетъ, озорника, онъ самъ всякому глотку перерветъ!
   -- Зачѣмъ же онъ, самъ виноватъ, а на батюшку бумагу подалъ владыкѣ?
   -- Это, какъ вамъ сказать: его тутъ, какъ свинью, изволочили, всего въ клочья оборвали, онъ почесть голый прибѣжалъ домой -- на комъ сердце сорвать? На весь міръ не подашь бумагу, вотъ онъ и подалъ на батюшку, сердитъ былъ на него за то, что народъ кинулся къ нему добро таскать, а къ Антипкѣ ни души. Добра тоже много погорѣло!
   -- Ну, отдавай руку учителю, онъ за тебя распишется.
   -- Въ чемъ же это руку? руки не дамъ.
   -- А въ томъ, что ты вотъ такъ показалъ... Прочтите ему! Письмоводитель прочелъ показаніе.
   -- Вѣдь такъ?
   -- Точно такъ.
   -- Ну вотъ онъ и подпишется за тебя, безграмотнаго.
   -- Да я не дрался.
   -- Толкуй тамъ! авось тутъ не кабакъ и не волость, что ты упираешься! уговаривалъ гражданскій депутатъ, схватилъ руку свидѣтеля, пихнулъ въ руку учителя и повелъ за шиворотъ къ двери.
   Съ перерывомъ для обѣда, допросъ шелъ до самаго вечера. Всѣ говорили одно, что дралось и ѣздило другъ на другѣ все село. Все это подробно записывалось въ слѣдственное дѣло.
   Матушка пронюхала, что показанія идутъ въ пользу супруга, такихъ напекла аладьевъ и такихъ нажарила карасей, что слѣдователи пировали, какъ у праздника, а діакону и домой не хотѣлось ѣхать.
   Истецъ Антипъ Косоговъ видитъ -- дѣло плохо, въ сумеркахъ наливаетъ въ кувшинъ водки, пробирается въ сѣни училища, гдѣ была навалена, для топки, солома, забивается за дверью въ солому и угощаетъ свидѣтелей, которые толпою ждали на морозѣ допроса, какъ исповѣди въ Великій постъ. Свидѣтель проглотитъ стаканъ водки, утретъ бороду, усы и идетъ къ допросу. Но глотая водку, никто не проглотилъ присяги, по ихъ выраженію. Выпьетъ, а на батюшку не лжетъ, чего хотѣлось Косогову. Отвѣтчикъ о. Михаилъ приходитъ къ слѣдствію и заявляетъ объ этомъ угощеніи. Слѣдователи идутъ въ сѣни со свѣчами и находятъ въ соломѣ истца съ кувшиномъ и стаканомъ въ рукахъ. Вотъ тутъ-то особенно былъ радъ письмоводитель и такой раскатилъ журналъ, что чуть не каждую соломенку описалъ. Косоговъ бѣжалъ, свидѣтели расхохотались, а тѣ, которые не успѣли выпить, потужили, провожая глазами кувшинъ.
   Хотя дѣло было ясно, какъ день, но слѣдователи выжили двое сутокъ въ ожиданіи тѣхъ свидѣтелей, за которыми уже, были разосланы обывательскія подводы, за двадцать, за тридцать верстъ. И въ это время занялись очными ставками, для примиренія противорѣчій: одинъ показывалъ, что далъ затрещину въ ухо, а другой объ томъ же событіи выражался, что ему сдалъ по зубамъ. Одинъ говорилъ, что солдатъ Ерохинъ ѣздилъ на Косоговѣ у канавы, а другой -- возлѣ мірскаго амбара.
   

VII.

   Всѣхъ свидѣтелей допросили, очныя ставки, съ заголовками и всевозможною разлиневкой, подѣлали, хотя ни одного противорѣчія не примирили, составили журналъ, обозрѣвающій все слѣдствіе, и положили: вызвать истца и отвѣтчика къ подпису слѣдственнаго дѣла по формѣ. Вызываютъ. О. Михаилъ прочиталъ показанія и подписался по листамъ: сіе слѣдственное дѣло читалъ и производствомъ онаго остался доволенъ. Истецъ Косоговъ не является. Слухи носятся, что онъ послалъ лошадей за адвокатомъ, который укатилъ въ городъ къ своей профессіи -- сочинять просьбы. По закону, въ духовномъ вѣдомствѣ, слѣдователи обязаны ждать явки для подписа къ слѣдствію до трехъ сутокъ. Надобно ждать. Ждутъ сутки, другіе. Тоска стала забирать слѣдователей. И аладьи надоѣли. Отъ нечего дѣлать составятъ журналъ: въ такомъ-то часу приглашали къ подпису истца, но оный отказался, объявивъ, что не можетъ -- пьянъ. Подпишутъ журналъ и сидятъ, ждутъ аладьевъ. У матушки муки не хватило, караси всѣ вышли.
   Адвокатъ не поѣхалъ къ Косогову, а на словахъ приказалъ просить копію съ дѣла, для новаго прошенія на самихъ слѣдователей. На третьи сутки, послѣ окончанія слѣдствія, является истецъ Антипъ Косоговъ. Ему предлагаютъ подписать дѣло, умоляютъ: отпусти Христа-ради домой!-- Косоговъ не соглашается.
   -- Какъ я подпишу дѣло, что доволенъ, когда въ немъ прописано, что я дрался, да на мнѣ ѣздили -- ни за что!
   -- Чудакъ ты, пойми, ты подпишешься, что доволенъ производствомъ только, а не показаніями.
   Истецъ и слушать не хочетъ.
   -- Копію съ рѣшенія давайте мнѣ! я до Сенода дойду.
   -- Какое тебѣ рѣшеніе, здѣсь никакого рѣшенія нѣтъ. Дѣло сначала я отошлю къ отцу благочинному, о. благочинный пошлетъ въ консисторію, консисторія обсудитъ, напишетъ свое постановленіе, представитъ ко владыкѣ на разсмотрѣніе и утвержденіе, владыко разсмотритъ, утвердитъ и опять дѣло спуститъ въ канцелярію. Канцелярія -- въ консисторію, консисторія составитъ протоколъ, сочинитъ указъ, который пришлется къ о. благочинному, о. благочинный съ разсыльнымъ объявитъ указъ о. Михаилу, а ты жди объявленія рѣшенія отъ полицейскаго управленія, черезъ станового, или урядника -- вотъ тогда, милый человѣкъ, тебѣ будетъ и рѣшеніе.
   -- А скоро это будетъ?
   -- Мы почемъ знаемъ -- дѣло не наше. Мѣсяцевъ, быть можетъ, черезъ пять, а можетъ и черезъ годъ. Есть дѣла, которыя лежатъ безъ рѣшенія годовъ по пяти -- какое дѣло!
   -- О!.. о!.. такъ Богъ съ вами и со всѣмъ съ дѣломъ! До тѣхъ поръ помрешь и вѣчную память отпоютъ!
   Съ этими словами истецъ иронически раскланялся, хлопнулъ дверью и ушелъ. О чемъ составленъ былъ послѣдній журналъ и слѣдователи разъѣхались.

А. Краснопольскій.

"Отечественныя Записки", No 7, 1880

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru