Неизвестные Авторы
Эмиль Золя и Капитан Дрейфус

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новый сенсационный роман.
    Часть первая.
    Варшава, 1898.

Новый Сенсаціонный Романъ.

Эмиль Золя и Капитанъ Дрейфусъ.

ВАРШАВА.
Изданіе Книжнаго Магазина М. А. Ковнера.
Медовая 18.
1898.

ГЛАВА I.
Болѣзнь маленькаго Пьера.

   Парижъ былъ залитъ яркими лучами заходящаго солнца. Толпы гуляющихъ покрывали тротуары улицъ и съ беззаботнымъ видомъ сновали взадъ и впередъ. Громкій говоръ безпрерывно прерывался веселымъ смѣхомъ людей, вышедшихъ на улицу, послѣ дневныхъ трудовъ, подышать свѣжимъ воздухомъ и поразмять окоченѣвшіе въ разныхъ канцеляріяхъ, конторахъ и. т п. члены. Веселыя парижанки въ своихъ элегантныхъ платьяхъ пестрѣли среди мужчинъ и своимъ звонкимъ смѣхомъ оглашали воздухъ. Всѣмъ было весело, всѣ отодвинули на задній планъ свои дневныя заботы и предавались минутному веселію. Завтра, быть можетъ, а, можетъ быть,-- уже и сегодня вечеромъ на многихъ лицахъ, теперь беззаботно смѣющихся, появится какая-нибудь черточка, по которой можно будетъ сказать, что не всѣмъ этимъ безпечно гуляющимъ живется весело, но теперь, глядя на нихъ, невольно думалось: какой веселый народъ!
   Изъ-за угла одной изъ боковыхъ улицъ появился человѣкъ, лѣтъ 35, въ военной формѣ. При видѣ гуляющей толпы, проходившей мимо него, онъ на минуту остановился, сдѣлавъ недовольный видъ, но затѣмъ рѣшительнымъ шагомъ сталъ проталкиваться чрезъ толпу. Черты его лица, съ нѣсколько орлинымъ носомъ, и курчавыми волосами, изобличали въ немъ его семитическое происхожденіе, но въ общемъ лицо отличалось благородствомъ. Прямой, свѣтлый взглядъ, въ данную минуту казавшійся озабоченнымъ, чѣмъ-то, располагалъ въ его пользу. Поэтому одиночныя группы людей въ толпѣ, увидѣвъ, что онъ торопится, сторонились, чтобы дать ему дорогу. Онъ шелъ очень быстро, кое-гдѣ ему только приходилось, останавливаться, такъ какъ толпа двигалась стѣной и пробраться чрезъ нее не было никакой возможности. Въ эти моменты на лицѣ его отражалась почти мучительная тоска, и онъ безпокойнымъ взглядомъ окидывалъ толпу, какъ бы прося разступиться и пропустить его, потому что ему нужно, очень нужно домой.
   И, дѣйствительно, ему нужно было. Капитанъ Дрейфусъ, -- это былъ онъ, -- вышелъ съ утра изъ дому въ Военное Министерство, оставивъ дома больного сына. Хотя вызванный къ больному утромъ докторъ Лебренъ и успокоилъ родителей на счетъ здоровья маленькаго сына Пьера, но все время нахожденія на службѣ, Дрейфу съ исключительно былъ занятъ мыслями о сынѣ. Онъ опасался теперь за своего любимца Пьера, какъ опасался всякій разъ, когда съ мальчикомъ приключалось что-нибудь неладное. Онъ любилъ своего Пьера и нерѣдко по цѣлымъ часамъ, послѣ возвращенія изъ министерства, возился съ мальчикомъ, самъ обращаясь въ маленькаго. И сынъ отплачивалъ ему взаимностью, любя отца болѣе матери, что возбуждало въ матери ревность, надъ которой Дрейфусъ отъ души смѣялся и подшучивалъ добродушно.
   Вотъ почему капитанъ Дрейфусъ такъ торопливо пробирался домой. Онъ хотѣлъ поскорѣе увидѣть малютку и услышать его голосъ. Когда онъ взобрался на второй этажъ, почти бѣгомъ по лѣстницѣ, и позвонилъ у дверей своей квартиры, въ немъ какъ-то болѣзненно сжалось сердце. "Не хуже-ли, не дай Богъ", подумалъ про себя Дрейфусъ.
   Въ это время открыла дверь его жена, Люси. Дрейфусъ взглянулъ пытливо на свою жену. Она поняла этотъ взглядъ.
   -- Нѣтъ ничего, -- начала она спокойнымъ тономъ, стараясь маскировать свое волненіе.-- только кашель усилился и немножко повысилась температура, -- продолжала она, но видя, какое ужасное впечатлѣніе производитъ она своими словами на мужа, продолжала.
   -- Да, но теперь какъ будто температура понизилась. Во всякомъ случаѣ, нечего тебѣ волноваться, вѣдь, докторъ Лебренъ сказалъ, что ничего опаснаго нѣтъ, а ты самъ знаешь, что Лебренъ никогда не вретъ!
   -- Да, -- сказалъ какъ-то глухо Дрейфусъ, снимая съ себя быстро военную шинель, -- да, -- повторилъ онъ опять, послѣ минутнаго раздумія и быстрыми шагами направился въ комнату больного сына.
   Четырехлѣтій Пьеръ раскинулся на постелькѣ, отъ него не вѣяло сильнымъ жаромъ, но все-таки по горѣвшимъ щечкамъ видно было, что ребенку серьезно не здоровится. Онъ спалъ. Дрейфусъ остановился въ дверяхъ и долго, долго смотрѣлъ на мальчика, съ такою нѣжною любовью на лицѣ, что жена, послѣдовавшая за мужемъ тоже въ комнату малютки, сильно взволновалась.
   Въ это время малютка открылъ свои усталые, мутноватые отъ лихорадки глаза и увидѣлъ отца.
   -- Папа, папа! а лошадь купилъ?-- закричалъ малютка хриплымъ голосомъ.
   Отцу стало грустно. Дѣйствительно, онъ обѣщалъ подарить сыну лошадь, которую они видѣли нѣсколько дней тому назадъ въ витринѣ одного изъ магазиновъ дѣтскихъ игрушекъ, когда мальчикъ былъ здоровъ и вмѣстѣ съ отцомъ вышелъ на прогулку. Съ этого времени малютка постоянно мечталъ о лошади съ большимъ, бѣлымъ хвостомъ и приставалъ къ отцу, чтобы онъ купилъ ему. Дрейфусъ, конечно, не могъ отказать малюткѣ въ его просьбѣ, но почему-то забывалъ о подаркѣ, усиленно занятый дѣлами по службѣ. Еще сегодня утромъ, когда мальчикъ въ жару просилъ отца не забыть купить лошади, Дрейфусъ рѣшилъ въ душѣ непремѣнно зайти въ магазинъ за лошадкой, но занятый мыслями исключительно о болѣзни сына и торопясь домой, забылъ о своемъ обѣщаніи. Вопросъ мальчика вызвалъ въ его душѣ недовольство собой и жалость къ мальчику.
   -- Какъ это я забылъ? Какъ это я забылъ?-- стучало у него въ головѣ, когда онъ подходилъ къ постели сына, и рѣшилъ немедленно же отправиться, за покупкой лошади для мальчика.
   -- Прости меня, мой дорогой, -- искренно каясь, обратился къ малюткѣ Дрейфусъ.-- Бѣжалъ я на тебя посмотрѣть и совершенно забылъ о лошади. Прости меня, мой милый. Сейчасъ пойду и куплю.
   -- Сходи купить, только непремѣнно сейчасъ,-- прошепталъ мальчикъ.
   -- Сейчасъ, дорогой мой, сейчасъ!-- отвѣчалъ отецъ, -- только посижу немного съ тобой и сейчасъ, пойду.
   -- Сходи, папа! Мнѣ очень хочется имѣть лошадь!-- продолжалъ мальчикъ.
   Отецъ въ это время щупалъ пульсъ, прикладывалъ руку ко лбу мальчика, къ груди, къ ногамъ.
   -- Да, есть жаръ, и даже сильнѣе, чѣмъ былъ утромъ, -- подумалъ Дрейфусъ и безпокойно взглянулъ на жену.
   -- Но кашель прекратился, -- проговорила жена, понявъ взглядъ мужа, -- совсѣмъ почти не кашлялъ,-- продолжала она, стараясь успокоить мужа.
   -- Папа, я буду кавалеристомъ, -- пролепеталъ мальчикъ.
   -- Хорошо, мой милый!-- невольно улыбаясь, отвѣтилъ отецъ.
   -- Я буду ѣздить верхомъ.
   -- Конечно, мой мальчикъ.
   Наступило молчаніе. Ребенокъ старался глубоко вздохнуть, но это ему не удавалось, и онъ разразился кашлемъ.
   Лицо Дрейфуса передернуло.
   -- Неужели перейдетъ въ воспаленіе?-- молотомъ ударило въ его голову.-- Нѣтъ, Лебренъ сказалъ, что нѣтъ! Онъ не вретъ, онъ другъ мнѣ, я считаю его другомъ своимъ, -- успокоивалъ себя Дрейфусъ.
   Пароксизмъ кашля прошелъ, и малютка опять заговорилъ.
   -- Папа, я буду тоже офицеромъ, какъ и ты! Я хочу быть офицеромъ.
   -- Будешь, будешь, мой голубчикъ. Только не говори много, вѣдь, тебя дядя докторъ просилъ, чтобы ты ничего не говорилъ, чтобы ты молчалъ.
   -- Иди, купи лошадь, и я буду молчать, пока совсѣмъ не выздоровѣю.
   -- Ну, вотъ, умница. Иду и куплю сейчасъ.
   И, дѣйствительно, Дрейфусъ собирался идти за подаркомъ для своего малютки, но жена остановила его:
   -- Пообѣдай сначала, потомъ пойдешь. Вѣдь ты съ утра не имѣлъ ничего во рту.
   Дрейфусъ колебался съ минуту, но тотчасъ же согласился отобѣдать.
   Обѣдъ прошелъ вяло. Хотя, дѣйствительно, Дрейфусъ съ утра ничего не имѣлъ во рту, тѣмъ не менѣе ѣсть ему какъ-то не хотѣлось. Онъ еле-еле прикасался къ кушаньямъ, несмотря на просьбы жены. Послѣ обѣда онъ сѣлъ на диванъ и закурилъ сигару, намѣреваясь, окончивъ ее, пойти за лошадкой для сына. Но какая-то усталость овладѣла имъ сразу, до такой степени, что онъ заснулъ. Долго-ли онъ спалъ, онъ не могъ сообразить. Онъ былъ разбуженъ голосомъ жены. Какъ ни старалась госпожа Дрейфусъ сохранить спокойствіе, однако, волненіе выливалось наружу.
   -- Альфредъ! Пьеръ опять кашляетъ, можетъ быть, съѣздишь къ Лебрену? пригласи его сегодня еще, онъ обѣщалъ быть только завтра.
   Дрейфусъ вскочилъ, какъ ужаленный:
   -- А что? Что случилось, что? Что? говори скорѣе.
   -- Нѣтъ, ничего, только кашель!
   Госпожа Дрейфусъ не рѣшилась сказать мужу, что маленькій ІТьеръ весь горитъ и бредитъ.
   -- Сходи за Лебреномъ, -- продолжала госпожа Дрейфусъ, -- онъ посмотритъ Пьера и успокоитъ тебя; я вижу, ты сильно безпокоишься.
   Дрейфусъ согласился. Ему, дѣйствительно, нужно было успокоиться, потому что онъ находился въ какомъ-то безнадежномъ состояніи. Ему самому приходила даже мысль послѣ обѣда сходить къ доктору и поговорить о сынѣ. Онъ даже заподозрилъ, что Лебренъ въ присутствіи жены не хотѣлъ высказать прямо всего, и поэтому Дрейфусъ почувствовалъ какое-то непреодолимое желаніе поскорѣе увидѣть Лебрена и узнать отъ него, не представляетъ-ли опасности болѣзнь сына.
   Недолго думая, Дрейфусъ одѣлся и вышелъ изъ дому.
   Прежде чѣмъ приступить къ описанію дальнѣйшихъ событій, обратимся нѣсколько назадъ.
   

ГЛАВА II.
Ліана де Пужи.

   Въ одной изъ лучшихъ улицъ города среди довольно высокихъ и густыхъ деревьевъ, скрывавшихъ видъ съ улицы, стоялъ небольшой каменный домъ, напоминавшій своимъ видомъ дворцы венеціанскихъ дожей. Крайне цѣнныя, статуи и барельефы украшали наружныя стѣны дома, блиставшаго бѣлымъ и чернымъ мраморомъ. Этой внѣшней роскоши соотвѣтствовало и внутреннее убранство дома. Шелкъ, серебряная и золотая парча, и разныя египетскія драгоцѣнныя ткани попадались въ этомъ домѣ; чуть-ли не исключительно золотыя, серебряныя вещи въ видѣ разныхъ бездѣлушекъ и бронзовыя высокой цѣнности, были раскиданы но всѣмъ комнатамъ. Цѣлыя десятки лѣтъ, казалось, нужно было, чтобы собрать всѣ эти вещи и обставить домъ съ такою роскошью,-- цѣлую жизнь, казалось, долженъ былъ бы человѣкъ затратить, чтобы собрать всѣ эти предметы и размѣстить ихъ съ такимъ вкусомъ и въ такомъ порядкѣ.
   Этотъ дворецъ принадлежалъ Ліанѣ де Пужи.
   Блестящая куртизанка, привлекавшая къ себѣ и молодыхъ и старыхъ представителей аристократическихъ родовъ, финансовыхъ и биржевыхъ тузовъ, уже четвертый годъ блистала своей красотой и обворожительностью на горизонтѣ Парижа. Откуда она пришла, кто она такая -- врядъ-ли съумѣлъ бы кто-нибудь отвѣтить на эти вопросы, -- одинъ, пожалуй, префекта полиціи могъ-бы дать болѣе подробныя свѣдѣнія о ея прошломъ, но его никто не спрашивалъ, да и никому не было дѣла до того, чѣмъ въ прошломъ была Ліана де Пужи. Въ данную минуту она была окружена ореоломъ блеска и роемъ поклонниковъ.
   Парижъ ежегодно изъ своихъ нѣдръ выдѣляетъ десятокъ-два новыхъ свѣтилъ полусвѣта. Они появляются какъ-то неожиданно, какъ метеоры. Разгульный, прожигающій жизнь Парижъ тотчасъ же ухватывается за новинку, приголубливаетъ ее, возится съ ней, безумствуетъ, доводитъ себя до раззоренія, нищеты, иногда до дуэлей и самоубійствъ. А эти звѣзды полусвѣта, попавъ въ круговоротъ, со всей страстью отдаются мишурному внѣшнему блеску. Блестящая обстановка, богатый выѣздъ, роскошные наряды -- и въ придачу къ, этому рой поклонниковъ -- вотъ всѣ ихъ стремленія. Чѣмъ болѣе успѣха, чѣмъ болѣе поклонниковъ, тѣмъ спокойнѣе душа этой дамы полусвѣта, тѣмъ радужнѣе представляется ей жизнь, тѣмъ полнѣе чувство удовлетворенности.
   И кутящій Парижъ, молодой и старый, заботится объ удовлетвореніи капризовъ минутнаго своего божества. Онъ знаетъ, что и эта звѣзда пройдетъ, какъ прошли тысячи другихъ, уйдетъ -- неизвѣстно куда, какъ неизвѣстно, откуда она пришла, но для него это наслажденіе, для него минутное удовлетвореніе своихъ прихотей -- цѣль жизни. И этимъ пользуются вновь произведенныя въ звѣзды полусвѣта куртизанки и пьютъ жизнь полною чашею насчетъ своихъ поклонниковъ.-- Легкость, съ какой даются имъ въ руки цѣлыя состоянія, заставляетъ ихъ пренебрежительно относиться къ деньгамъ, но въ тоже время жизнь безъ денегъ немыслима, и онѣ прибѣгаютъ къ обманамъ, подлогамъ, а подчасъ и прямо къ воровству для достиженія цѣли.
   Ліана де Пужи была нисколько не лучше своихъ подругъ по профессіи. Напротивъ, она была гораздо жаднѣе къ деньгамъ, чѣмъ, пожалуй, сотни другихъ. Она ни передъ чѣмъ не останавливалась для выманиванія денегъ, то у одного, то у другого изъ своихъ поклонниковъ. Она обладала способностью почти съ перваго взгляда опредѣлятъ характеръ того или другаго изъ своихъ новыхъ знакомыхъ, и не проходило и недѣли, какъ этотъ новый знакомый попадалъ уже въ число ея ревностныхъ поклонниковъ. И съ этого момента Ліана де Пужи уже играла съ своимъ новымъ поклонникомъ, какъ кошка съ мышкой. У нея всегда были на-готовѣ слезы, рыданія, мольбы, клятвы и въ большинствѣ случаевъ угрозы прервать всѣ отношенія -- смотря по тому, съ кѣмъ ей приходилось имѣть въ данную минуту дѣло! И Ліана никогда не ошибалась въ своихъ разсчетахъ -- то или другое дѣйствовало на ея поклонниковъ, смотря по характеру, и приводило обыкновенно къ побѣдѣ, а цѣль у нея была одна: деньги, деньги и деньги!
   Но, конечно, не только умѣнье опредѣлять характеръ мужчинъ, которые сталкивались съ ней, помогало ей въ достиженіи своихъ матеріальныхъ цѣлей. Это, конечно, способствовало только укрѣпленію отношеній между нею и поклонниками. Главнымъ орудіемъ ея побѣдъ была красота, поразительная красота. Совершенно прямое, открытое лицо, нѣсколько продолговатое, большіе черные глаза, мелкій изящный носъ, маленькій ротъ и выточенный точно изъ слоновой кости, казалось, самимъ Фидіемъ подбородокъ. Надъ всѣмъ этимъ поднимался алебастровый лобъ, заканчивавшійся чудною прядью свѣтлорусыхъ волосъ, спускавшейся сзади чуть-ли не до самой земли. Волосы ея были но своему цвѣту до того рѣдки, что никто по первому взгляду не вѣрилъ, чтобы это былъ природный цвѣтъ. Многіе спорили по этому поводу, и держали пари на громадныя суммы. А графъ Лякруа, извѣстный игрокъ и кутила, держалъ пари съ банкиромъ Костро на цѣлый вагонъ шампанскаго, доказывая, что цвѣтъ ея ненатураленъ. Увы, графъ Лякруа проигралъ пари и долженъ былъ послать банкиру вагонъ шампанскаго. Ліана нашла пари очень остроумнымъ, когда ей сказали объ немъ, и сама съ удовольствіемъ предложила произвести надъ собой какіе угодно опыты для удостовѣренія въ натуральности цвѣта ея волосъ, попросила только банкира Костро не забыть прислать ей нѣсколько бутылокъ шампанскаго за то, что она помогла ему выиграть пари. Банкиръ, не долго думая, приказалъ отправить Ліанѣ весь выигранный имъ вагонъ при запискѣ: "для угощенія друзей", и въ первый же вечеръ, съ небольшимъ числомъ знакомыхъ явился распить бутылочку -- другую.
   Ліана была выше средняго роста, съ высокимъ бюстомъ. Походка ея была плавная, на лицѣ всегда обворожительная улыбка. На видъ ей было лѣтъ 20-- 21, хотя болѣе посвященныя въ ея тайны, увѣряли, что ей уже 28 лѣтъ. Первый разъ Парижъ ее увидѣлъ въ оперѣ. Давалась въ первый разъ въ Большой Оперѣ новое произведеніе Масканьи Cavalleria rusticana. Ліана появилась въ ложѣ въ сопровожденіи пожилаго мужчины, довольно скромно одѣтаго -- хотя и безукоризненно чисто, но безъ всякой претензіи на излишнюю роскошь. Напротивъ, Ліана была въ роскошномъ, бѣломъ платьѣ декольте, усѣянная снизу до верху брилліантами. Красотой своей она поразила всѣхъ сразу и сразу получила прозвище первой красавицы Парижа. Весь театръ во время антрактовъ наводилъ на нее бинокли, такъ что она не досидѣла до конца представленія и уѣхала, быть можетъ, дѣйствительно, сконфуженная этимъ общимъ, вызваннымъ ею, восхищеніемъ.
   Нѣсколько дней Парижъ только и говорилъ объ ней. Молодые люди, видѣвшіе ее въ театрѣ, бѣгали по всѣмъ улицамъ и садамъ въ надеждѣ увидѣться съ нею, узнать, кто она такая, и, при первой же возможности, познакомиться. И многіе изъ старичковъ, натирая ноги кускомъ шерстяной матеріи, потому что чувствовали приступы подагренныхъ покалываній -- тоже мечтали объ этой красавицѣ. "Давно такой не было" -- говорили они про себя и другъ другу и чаще обыкновеннаго стали выходить на улицу и прохаживались по цѣлымъ часамъ, прихрамывая, въ болѣе посѣщаемыхъ фешенебельною публикою общественныхъ мѣстахъ -- тоже въ надеждѣ увидѣть незнакомку -- красавицу и, чѣмъ чортъ не шутитъ, познакомиться съ ней.
   А Ліана, какъ нарочно, нигдѣ не показывалась. О ея красотѣ пошли въ публикѣ преувеличенные толки, и недѣли черезъ двѣ уже весь Парижъ зналъ ее по описаніямъ. Тщетны, однако, были всѣ попытки розыскать ее. Ліана канула, какъ въ воду.
   Недѣли проходили за недѣлями, мѣсяцы за мѣсяцами, и ужъ Парижъ готовъ былъ забыть объ ней, какъ вдругъ съ торжествующимъ видомъ явился въ англійскій клубъ графъ Эстергази, офицеръ генеральнаго штаба, и объявилъ, что видѣлъ красавицу, которая произвела тогда въ театрѣ такое впечатлѣніе.
   -- Гдѣ, гдѣ видѣли -- посыпались со всѣхъ сторонъ вопросы.
   -- Сегодня утромъ въ Булонскомъ лѣсу.
   -- При какихъ обстоятельствахъ?
   -- Я объѣзжалъ сегодня утромъ новую кобылу, недавно пріобрѣтенную отъ Маркиза Дель-Саль -- знаете эту съ норовомъ, которая никого не подпускала къ себѣ -- я уже ее укротилъ, и, хотя Лякме, бестія, фыркаетъ и бросаетъ еще на меня недружелюбные взгляды, однако мы станемъ съ нею большими друзья. мы, тѣмъ болѣе, что сегодня я, благодаря моей Лякме, заслужилъ похвалу незнакомки -- да, да, этой незнакомки, этой самой.
   -- Какимъ образомъ? Разскажи, пожалуйста.
   -- А вотъ моя Лякме, изволите видѣть, вздумала немного пошалить со мной, заупрямилась,-- я ее въ шенкеля, ни съ мѣста, я ее шпорами, ухомъ не ведетъ, я стягиваю мундштукъ -- ни малѣйшаго воображенія о желаніи сдвинуться съ мѣста. Что за исторія, думаю, и пустилъ свободно поводья. Въ это время мимо промчался какой-то кабріолетъ; въ одно мгновеніе -- я не успѣлъ опомниться,-- моя Лякме встала на дыбы я съѣзжаю на крупъ,-- чувствую, что быть мнѣ на землѣ, ухватиться не за что, все выпустилъ изъ рукъ: и поводья, и ноги освободилъ изъ стремянъ. Но въ это время моя Лякме бросилась на переднія ноги съ такой силою, что я, сдѣлавъ въ воздухѣ какое-то сальто-мортале, сразу почувствовалъ, что я увязъ у нея на шеѣ. Тутъ я уже скоро оріентировался и тотчасъ же привелъ мою кобылу къ повиновенію. Теперь только, взглянувъ впередъ, я увидѣлъ, что кабріолетъ стоитъ на мѣстѣ, что въ немъ, обернувшись ко мнѣ лицомъ, стоитъ какая-то поразительно красивая женщина и привѣтливо улыбается. Я пришпорилъ коня, чтобы приблизиться къ кабріолету, и уже былъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него, какъ изъ кабріолета раздался голосъ: "браво, маіоръ"-- но голосъ такой,-- говорю вамъ,-- что отдалъ бы, кажется, въ ту минуту полжизни, чтобы еще разъ услышать это: "браво, маіоръ".
   -- Ну, ты не изъ такихъ -- раздалось кругомъ.
   -- Да, кажется, -- самодовольно улыбнулся маіоръ.-- Представьте себѣ мое изумленіе, и восхищеніе, и восторгъ, и все, что хотите, когда я увидалъ, что эта прелестная незнакомка съ такимъ поразительно чуднымъ голосомъ оказалась той самой, которую мы видѣли, -- не помню точно, когда -- въ театрѣ на первомъ представленіи "Cavalleria rusticana" въ ложѣ съ пожилымъ мужчиной. Въ первый моментъ я какъ будто остолбенѣлъ, такъ что слова не могъ произнести, чувствовали, даже, что моя физіономія приняла преглупый видъ.
   -- Неужели глупѣе, чѣмъ всегда -- пошутилъ добродушно капитанъ Дрейфусъ, слушавшій весь разсказъ не менѣе внимательно, чѣмъ другіе.
   Кругомъ раздался дружный хохотъ, разсмѣялся и самъ Эстергази, и вскользь, въ отвѣтъ на шутку, проговоривъ: "кажется" -- продолжалъ разсказъ дальше.
   -- Не успѣлъ я, однако, придти въ себя, какъ кабріолета покатился дальше. Оставалось мнѣ слѣдовать за кабріолетомъ. Вѣдь, правда, дружище?-- обратился Эстергази къ Дрейфусу.
   -- Безъ сомнѣнія, -- отвѣтилъ тотъ.
   -- Такъ вотъ, я такъ и сдѣлалъ. Пришпорилъ коня и пустился вскачь за. кабріолетомъ. Моя Лякме, послѣ своего кунштика, повиновалась мнѣ, какъ ребенокъ, и сама, повидимому проникшись торжественностью предстоящей въ моей жизни минуты, несла меня къ моей цѣли скорѣе, чѣмъ я, быть можетъ, самъ желалъ, потому что я хотѣлъ предварительно подготовить тираду, съ которой я могъ, бы обратиться къ моей незнакомкѣ. Но не успѣвъ ни къ чему подготовиться, я очутился носомъ къ носу съ красавицей, и не долго, думая выпалилъ:
   -- Благодарю Васъ мадамъ!-- Она, привѣтливо улыбаясь, кивнула головой. Я, собственно говоря, не понималъ въ ту минуту, почему и за что я благодарю, но это было все-таки кстати, потому что дало мнѣ возможность заговорить съ незнакомкой и такимъ образомъ свалить съ своихъ плечъ ту тяжесть, какую я чувствую всякій разъ при этихъ неожиданныхъ уличныхъ знакомствахъ.-- Брешь была сдѣлана, и я почувствовалъ себя легко. Сталъ я уже совершенно развязно предлагать вопросы. Сначала незнакомка какъ будто не желала отвѣчать на мои вопросы, а затѣмъ ничего -- пошло гладко, и вотъ вы видите передъ собой счастливца, которому она назначила завтра въ часъ дня свиданье, -- закончилъ торжественно Эстергази, растягивая какъ можно больше послѣднія слова.
   -- Гдѣ? гдѣ?-- вырвалось изъ устъ многихъ слушателей.
   -- А гдѣ?-- не скажу! Это моя тайна, -- лукаво добавилъ Эстергази.-- А теперь пойдемте играть, господа -- быть можетъ, на мнѣ оправдается пословица: "кому везетъ въ любви, не везетъ въ картахъ".
   -- Ну, тебѣ всегда везетъ въ картахъ,-- трепля дружески его по плечу, сказалъ Дрейфусъ.
   

ГЛАВА III.
Графъ Эстергази.

   На другой день свиданье состоялось. Состоялось оно и на третій, и на четвертый день, и т. д. Прошелъ мѣсяцъ. Эстергази былъ окончательно увлеченъ.
   Вскорѣ онъ сталъ манкировать занятіями въ Штабѣ. Въ клубѣ, гдѣ онъ прежде бывалъ постоянно, такъ какъ принадлежалъ къ числу завзятыхъ игроковъ, появлялся изрѣдка, садился за игорный столъ и съ ожесточеніемъ игралъ небольше часу. Какъ прежде онъ постоянно выигрывалъ, такъ теперь ему не везло до такой степени, что не получалъ ни одной карты. Злой отходилъ онъ отъ стола и, ни съ кѣмъ не прощаясь, уходилъ изъ клуба. За послѣднее время всѣ знавшіе его, товарищи и знакомые, стали замѣчать какую то перемѣну въ немъ. Прежде веселый, теперь стало, какимъ то угрюмымъ, точно у него было что то тяжелое на душѣ, точно онъ рѣшалъ сдѣлать что то недоброе. Прежде не отказывался ни отъ одной товарищеской попойки, теперь на отрѣзъ отказывалъ всѣмъ своимъ друзьямъ и товарищамъ, когда они предлагали ему провести вечеръ среди вина, пѣнія и женщинъ.
   Всѣ видѣли, что съ нимъ происходитъ что-то неладное, всѣ въ одинъ голосъ рѣшили, что причиной этого незнакомка, съ которою чортъ попуталъ Эстергази, но не могли никакъ понять дѣйствительной причины этой перемѣны. Мало ли Эстергази насчитывалъ побѣдъ надъ прекраснымъ поломъ. Никогда, однако, онъ не измѣнялъ прежде своихъ отношеній ни къ кому. Объ Эстергази вообще составилось мнѣніе, что любить онъ не можетъ. Онѣ можетъ на время заняться той или другой женщиной, можетъ даже временно произвести ее въ цѣль своихъ воздыханій, но все это временно -- и никакая побѣда не могла его тронуть глубже, ни одна временная страсть не могла превратиться въ глубокую привязанность. Такъ думали всѣ и не ошибались, быть можетъ.
   Полюбилъ ли Эстергази Ліану, трудно сказать, -- сомнительно! Одно вѣрно, что Ліана опутала его своею сѣтью, какъ паука, и высасывала изъ него всѣ соки. Ліана, какъ мы сказали выше, признавала и преслѣдовала только одну цѣль въ жизни: деньги. Графъ Эстергази, между тѣмъ, не принадлежалъ къ числу богачей, которые могли бы бросать на лѣво и на право какія угодно суммы денегъ. Отецъ оставилъ ему небольшое состояніе, которое при его умѣренныхъ сравнительно требованіяхъ могло бы хватить надолго.
   Онъ появлялся въ самомъ блестящемъ обществѣ, какъ и слѣдовало, благодаря его происхожденію, но въ этомъ обществѣ никогда не позволялъ себѣ никакихъ эксцентричностей, сопряженныхъ съ растратой большихъ денегъ. Онъ любилъ играть въ карты, но игралъ некрупно, и предпочиталъ въ цѣлый вечеръ проиграть 500--600 франковъ, чѣмъ, въ пять минуть просадить десятки тысячъ.
   За крупными кушами онъ не гонялся -- и, какъ правильно замѣтилъ, Дрейфусъ, его другъ и пріятель съ дѣтскихъ лѣтъ, всегда выигрывалъ. Этотъ выигрышъ былъ обыкновеннно не большой; никогда еще Эстергази не говорилъ, что выигралъ больше 1000 франковъ.
   Черезъ мѣсяцъ знакомства съ Ліаной де Пужи Эстергази, исполнявшій, какъ уже сказано, всѣ прихоти Ліаны -- хотя и самъ онъ не могъ бы объяснить, что случилось съ нимъ, куда дѣвалась его бережливость и разсчетливость,-- увидалъ, что состояніе, оставленное ему отцомъ, пришло къ концу. Да и не могло оно не придти къ концу: у Ліаны были только прихоти, оплачиваемыя десятками тысячъ. Что сдѣлать дальше?-- ломалъ себѣ Эстергази голову. Бросить ее не могъ онъ. Почему не могъ?-- онъ не зналъ. Онъ зналъ только, что онъ долженъ продолжать эту связь, онъ жить не могъ безъ Ліаны.-- Но, вѣдь, я же ее не люблю, -- успокаивалъ онъ себя, -- слѣдовательно, легко броситъ! Но противъ этого рѣшенія протестовало все его существо. И онъ не могъ бросить. Но откуда же взять денегъ?-- вѣдь, Ліана требуетъ денегъ, и деньги должны быть. "И деньги должны быть".-- повторялъ внутренній голосъ, -- "и будутъ". Но какъ? Откуда?-- терзался Эстергази. "Тамъ видно будетъ" -- успокаивалъ внутренній голосъ,-- "пока трать все, что имѣешь!" И Эстергази тратилъ, тратилъ и истратилъ все до послѣдняго су -- можно сказать. А между тѣмъ, чѣмъ дальше, тѣмъ требованія Ліаны стали настойчивѣе и расточительнѣе; съ каждымь днемъ требованія росли, а удовлетворять ихъ Эстергази уже не могъ; это и было причиной перемѣны, какую замѣчали въ послѣднее время въ Эстергази.
   Ліана показывалась всюду. Выѣздъ ея обращалъ на себя вниманіе; наряды возбуждали зависть, брильянты появились новые, прежніе исчезли. И все это стоило громадныхъ денегъ Эстергази.
   Послѣ перваго отказа со стороны Эстергази исполнить какую то прихоть Ліаны подъ видомъ, что де "не получилъ еще перевода суммы", который придетъ на дняхъ, Ліана презрительно замѣтила, что онъ могъ бы ей и не говорить объ этомъ, что есть много разныхъ средствъ досталъ деньги, не ожидая перевода, а "тѣмъ болѣе могли бы мнѣ не говорить объ этихъ пустякахъ" -- добавила Ліана. Эстергази покоробило это сильно, но все-таки онъ рѣшилъ прибѣгнуть къ разнымъ средствамъ. Ему пришелъ въ голову Дрейфусъ. "Конечно, Дрейфусъ дастъ мнѣ въ долгъ, я ему потомъ отдамъ!" разсуждалъ Эстергази. Изъ какихъ средствъ онъ отдастъ -- не брался рѣшать -- и отгонялъ даже всякую мысль объ этомъ.
   Дрейфусъ, къ которому явился Эстергази съ просьбою дать взаймы тридцать тысячъ франковъ, попробовалъ уговорить Эстергази бросить Ліану.
   -- Она слишкомъ дорого стоить тебѣ! Лучше бы тебѣ распутаться съ нею!-- говорилъ Дрейфусъ.
   -- А что, тебѣ жаль тридцати тысячъ -- что-ли?-- обиженнымъ тономъ возразилъ Эстергази на дружескій совѣтъ.
   -- Нѣтъ, нисколько не жаль -- и я тебѣ дамъ съ удовольствіемъ. Ты знаешь, какъ я тебя люблю, и готовь тебѣ дать не только тридцать тысячъ.
   -- Ну, вотъ, благодарю тебя, другъ дорогой!-- какъ бы расчувствовавшись, сказалъ Эстергази.
   -- Значитъ, ты не сомнѣваешься въ моей дружбѣ и выслушаешь мой дружескій совѣтъ. Ты Знаешь, вѣдь, что наши отцы были друзьями, и мой отецъ, переживши немногимъ твоего, говорилъ мнѣ, сколько у тебя приблизительно осталось состоянія послѣ смерти твоего отца. Роскошь, которою окружена Ліана, стоить громадныхъ денегъ, и я думаю, у тебя не много осталось. Ты, конечно, можешь разсчитывать на меня и на мое состояніе, но, вѣдь, при требованіяхъ этой дамы, и моихъ денегъ хватитъ не надолго. Когда мы съ тобой все потратимъ, я еще могу разсчитывать на поддержку брата, ну, а ты? Вѣдь, у тебя никого нѣтъ. Вѣрь мнѣ, и послушай меня: поди, брось этой дамѣ вотъ этотъ чекъ на тридцать тысячъ и возвращайся ко мнѣ -- намъ съ тобой еще хватитъ.
   Эстергази слушалъ Дрейфуса, опустивъ голову, слушалъ, казалось, внимательно, но когда Дрейфусъ кончилъ, онъ взялъ протянутый чекъ, поблагодарилъ сухо и ушелъ.
   Чрезъ нѣкоторое время Эстергази явился еще за тридцатью тысячами. Но у Дрейфуса оказалось въ наличности только двадцать тысячъ. Дрейфусъ далъ эти двадцать тысячъ и еще разъ пробовалъ убѣдить своего друга бросить стоющій такъ дорого предметъ страсти. Эстергази вышелъ отъ него возмущенный.
   -- Мерзавецъ, пожалѣлъ десяти тысячъ. Говоритъ, что нѣтъ! Знаю я этихъ жидовъ -- мошенниковъ. А тутъ же говоритъ о дружескихъ чувствахъ, о любви ко мнѣ, суется съ своимъ благородствомъ, облагодѣтельствовать меня хочетъ: Мерзавецъ! Какъ бы мнѣ отплатить тебѣ за все твое благодѣтельствованіе, жидовская морда, да отплатить получше.
   Еще разъ придти къ Дрейфусу, когда на расходы Ліаны опять потребовалась значительная сумма, Эстергази не рѣшился. Боялся-ли онъ опять усовѣщеваній со стороны Дрейфуса, боялся-ли наткнуться на отказъ или прямо питалъ къ Дрейфусу злобное чувство за то, что Дрейфусъ лучше его, -- не беремся рѣшить. Деньги оказались нужными, Ліана требовала, достать нужно было, и въ умѣ своемъ Эстергази нашелъ отвѣтъ очень скоро. Онъ поддѣлалъ подпись Дрейфуса на векселѣ, и извѣстный всему Парижу ростовщикъ Бенасъ далъ подъ этотъ вексель деньги.. За этимъ векселемъ пошелъ другой, третій. Наконецъ, и осторожный Бенасъ отказался давать деньги, такъ, какъ требованія шли слишкомъ скоро одно за другимъ, а прежніе векселя остались неудовлетворенными.
   Эстергази сѣдъ на мель. Ліана поняла, что онъ ей больше не нуженъ и потребовала знакомствъ. Эстергази съ изумительною ловкостью доставлялъ знакомыхъ -- ея новыя жертвы. Она ему всякій разъ указывала, съ кѣмъ онъ долженъ ее познакомить. Какъ, ее зналъ весь Парижъ, такъ и она черезъ четыре слишкомъ года -- знала почти всю подноготную всякаго изъ представителей высшаго свѣта. Уже четыре года прошло со времени появленія Ліаны въ Парижѣ, уже многихъ она обобрала, высосала всѣ соки -- многихъ уже выбросила на улицу, какъ ненужную перчатку, а все-таки еще ее окружалъ цѣлый рой поклонниковъ. Ліана предпочитала имѣть дѣло съ финансистами, но для придачи своему салону и своему рою поклонниковъ больше блеска не брезгала и представителями аристократическихъ родовъ и лицами высоко поставленными въ служебномъ отношеніи. Всякаго изъ нихъ она умѣла обворожить и всякаго умѣла заставитъ служить ей тѣмъ или другимъ путемъ. Эстергази знакомилъ ее со всѣми, съ кѣмъ она приказывала подъ угрозой отказа посѣщенія ея дома. Въ его душѣ поднимались всякій разъ цѣлыя тучи ревности и злобы противъ новыхъ обожателей Ліаны, онъ ненавидѣлъ, подчасъ до глубины души самую Ліану, но долженъ былъ все выносить, потому что онъ, уже обѣднѣвъ, не могъ доставить всего того, чего ей нужно было. Онъ понималъ, что онъ только терпимъ въ ея присугствіи, какъ поставщикъ жертвъ, -- эта мысль приводила его въ бѣшенство, и онъ восклицалъ подчасъ:
   "О деньги, деньги, когда же я васъ буду имѣть въ рукахъ!"
   И деньги казались ему единственнымъ средствомъ выбраться изъ этого заколдованнаго круга адскихъ терзаній, въ которыхъ онъ жилъ столько времени. Разные чудовищные планы приходили ему въ голову, чтобы достать эти деньги, но пока онъ упорно отгонялъ отъ себя всѣ мысли, егь совѣсть еще не совсѣмъ заглохла, -- планы, которые настойчиво лѣзли ему въ голову,-- еще казались ему безчестными."
   "Бросить все, уйти, забыть -- честнѣе", рѣшилъ онъ въ отвѣтъ на всѣ безчестныя средства, какія приходили ему въ голову.
   Трудно сказать, что влекло этого человѣка къ Ліанѣ. Онъ подчасъ презиралъ ее и, глядя на нее, испытывалъ чувство брезгливости, точно отъ прикосновенія гадины. Но въ то-же время онъ глубоко ненавидѣлъ и всякаго, кто временно пользовался расположеніемъ Ліаны. Онъ зналъ, что дѣйствительнаго расположенія она ни къ кому не чувствуетъ, онъ видѣлъ уже съ какою цѣлью она оказываетъ вниманіе то одному, то другому. Сколько человѣкъ уже прошло черезъ руки Ліаны, онъ зналъ, и, конечно, всякое новое лицо не должно было болѣе возбуждать въ немъ сильнаго неудовольствія, потому что онъ зналъ навѣрное, что и это лицо, какъ другіе, черезъ мѣсяцъ ограбленное, отойдетъ отъ Ліаны. А между тѣмъ, онъ переживалъ при появленіи новаго лица всѣ муки, уже прожитые имъ прежде. Любилъ онъ Ліану? Нѣтъ! Быть можетъ, раньте, на первыхъ порахъ, пока она не развернулась и не показала своихъ настоящихъ когтей. Но въ данную минуту онъ не любилъ ее, а все-таки не уходилъ отъ нея и хотѣлъ быть единственнымъ предметомъ ея обожанія.
   Въ одинъ прекрасный день Ліана сказала Эстергази:
   -- Я слышала, что капитанъ Дрейфусъ вашъ другъ?-- Я хотѣла бы съ нимъ познакомиться.
   Эстергази всего передернуло. Онъ уже три года не былъ у Дрейфуса, и при встрѣчахъ въ Министерствѣ старался избѣгать его взгляда. Дрейфуса обижало это сначала, но потомъ, когда въ общій голосъ было рѣшено, что Эстергази несчастенъ въ своей любви, Дрейфусъ пересталъ ему навязываться съ своей дружбой. Онъ рѣшилъ, что когда пройдетъ эта несчастная страсть, то Эстергази все равно прійдетъ къ нему.
   -- Съ Дрейфусомъ?-- переспросилъ Эстергази.
   -- Да! Что тебя такъ удивляетъ, графъ?
   -- Удивляетъ? Нисколько! Онъ богатый человѣкъ!-- разразился злобнымъ смѣхомъ Эстергази.
   -- Да! говорятъ!-- нисколько не смущенная отвѣтила Ліана.-- Надѣюсь, завтра вечеромъ его видѣть у себя!
   -- Дрейфуса?-- переспросилъ Эстергази, точно не довѣряя, что онъ слышалъ это имя.
   -- Да! Дрейфуса!-- хладнокровно съ удареніемъ, отвѣтила Ліана.
   Въ этотъ же день Эстергази отправился къ Дрейфусу и объявилъ ему о желаніи Ліаны.
   -- И не воображаю!-- отвѣтилъ Дрейфусъ, -- еще ощиплетъ меня такъ, какъ тебя,-- пошутилъ Дрейфусъ, не придавая своимъ словамъ никакого значенія..
   Эстергази поблѣднѣлъ.
   -- Подожди, можетъ быть, и мнѣ удастся пошутить надъ тобой когда-нибудь такъ, а, можетъ быть, и еще хуже, -- мысленно проговорилъ Эстергази.
   -- Пойдемъ со мной, она проситъ, -- уговаривалъ Эстергази громко.
   -- Послушай, -- возразилъ Дрейфусъ, -- знакомство съ нею не представляетъ для меня ничего привлекательнаго.-- Я готовъ пойти съ тобой, готовъ, сдѣлать тебѣ одолженіе, если это нужно тебѣ.
   -- Одолженіе!-- отдалось въ сердцѣ Эстергази, точно ударомъ молота.
   -- Но я все-таки того мнѣнія, что не слѣдуетъ мнѣ идти туда, -- продолжалъ Дрейфусъ, -- и если ты вникнешь въ дѣло, то и самъ разсудишь, что мнѣ тамъ дѣлать нечего. Вѣдь, я женатъ и знакомство съ такою дамою...
   -- Пойдемъ, -- настаивалъ Эстергази.-- У нея вечеромъ соберется кое-кто, и для тебя, можетъ быть, найдется какое -- нибудь развлеченіе. Ты любишь музыку, она очень не дурно играетъ.
   -- Ну, хорошо, пойдемъ. Еще разъ повторяю, что дѣлаю это для тебя!
   -- Для тебя!-- "Все для тебя" -- болѣзненно сжалъ Эстергази кулаки.-- Какъ я ненавижу этого жида.
   Они вышли вмѣстѣ.
   

ГЛАВА IV.
Эмиль Золя.

   Поздній вечеръ на дворѣ. Въ бель-этажѣ громаднаго дома, по улицѣ Наполеона, ярко освѣщены три окна. Прохожій невольно на эти окна бросаетъ свои взгляды въ ожиданіи увидѣть тамъ двигающіяся пары -- такъ освѣщаютъ только бальныя залы. Но напрасно онъ ищетъ тамъ движенія. Въ ярко освѣщенной комнатѣ царитъ глубокая тишина; лишь изрѣдка она нарушается покашливаніемъ человѣка, сидящаго за письменнымъ столомъ, и скрипомъ пера.
   Это рабочій кабинетъ. По стѣнамъ его разставленъ цѣлый рядъ шкафовъ, сквозь стекляныя дверцы которыхъ виднѣются полки, заполненныя книгами.
   Шкафовъ здѣсь много, книги бросаются прямо въ глаза своими золотыми оглавленіями и поставлены стоймя. Ближе къ серединѣ комнаты стоитъ нѣсколько столовъ, на которыхъ разбросаны тоже книги и карты. Въ одномъ изъ угловъ стоитъ большой глобусъ, на которомъ сдѣланы помѣтки разноцвѣтными карандашами.
   По самой серединѣ комнаты стоить большой столъ, покрытый зеленымъ сукномъ. За столомъ сидитъ человѣкъ лѣтъ пятидесяти на видъ. Круглое широкое лицо, обрамленное снизу подстриженной бородой съ просѣдью, небольшіе, бѣгающіе глаза раздѣлены нѣсколько сплюснутымъ носомъ; на головѣ еще значительная прядь волосъ, хотя надъ лбомъ замѣтно исчезновеніе ихъ.
   Эмиль Золя откинулся на спинку кресла, на которомъ сидѣлъ передъ письменнымъ столомъ. Передъ нимъ на столѣ лежала рукопись, надъ которой онъ наклонялся по временамъ и дѣлалъ на поляхъ дополненія. Его "Римъ" былъ конченъ, и онъ дѣлалъ въ немъ исправленія. Онъ любилъ, чтобы во время работы комната его была ярко освѣщена, -- вотъ почему надъ самымъ письменнымъ столомъ спускалась люстра съ электрическими лампочками.
   Но какъ-то работа не шла сегодня на умъ этому великому человѣку. Онъ задумывался сегодня чаще обыкновеннаго, уже разъ написанное, онъ переправлялъ, затѣмъ слова вычеркивалъ; вновь написанное, онъ опять поправлялъ.
   -- Нѣтъ, положительно ничего не выходитъ сегодня, -- сказалъ про себя Золя и съ глубокимъ вздохомъ откинулся на спинку кресла.
   Онъ закрылъ глаза и нѣсколько минутъ сидѣлъ неподвижно. У этого великаго человѣка, который всю жизнь громилъ порокъ, который повѣдалъ міру столько тайнъ человѣческой души, который мотъ бы смотрѣть на жизнь совершенно безразлично и даже съ насмѣшливостью, -- было свое горе, горе глубокое, съ которымъ онъ боролся всѣми силами души, я все-таки чувствовалъ, что не сладить ему съ нимъ.
   Онъ всталъ и сталъ быстрыми шагами ходить по комнатѣ.
   -- Что дѣлать? какъ помочь этому несчастному? Робертъ, любимый Робертъ, какъ тебя вырвать изъ этой бездны разврата, какъ сдѣлать изъ тебя человѣка, достойнаго твоей матери?-- чуть-ли не съ крикомъ вырывалось изъ груди Золя.
   И онъ ходилъ по комнатѣ все быстрѣе, -- почти сталъ бѣгать. На его лицѣ отражалась усиленная работа мысли; въ своей умной головѣ онъ искалъ рѣшенія вопроса, и не находилъ его.
   -- Бѣдный, бѣдный Робертъ, -- повторилъ мысленно Золя.
   Робертъ Тизо былъ двоюроднымъ племянникомъ Эмиля Золя. Онъ былъ сыномъ двоюродной сестры великаго писателя. Двоюродная сестра Золя умерла, когда Роберту было 13 лѣтъ, а его младшему брату пошелъ десятый годъ. Съ своею сестрою Золя жилъ въ большой дружбѣ, и такъ какъ господинъ Тизо прекратилъ свое земное существованіе черезъ два мѣсяца послѣ рожденія втораго сына, то поневолѣ воспитаніе двухъ мальчиковъ легло всецѣло на дядю. Дядя любилъ своихъ племянниковъ со всею нѣжностью отца. Онъ выбиралъ имъ гувернеровъ и учителей, и, наконецъ, выбралъ лицей, куда сначала опредѣлилъ Роберта, а затѣмъ и его младшаго брата Анри. Когда надъ бѣдными дѣтьми стряслась смерть матери, всею душею отданной своимъ дѣтямъ, Робертъ былъ въ 4-мъ классѣ лицея, а Анри только что поступилъ въ него. Со смертью матери дѣти остались всецѣло на попеченіи своего дяди. И дядя ихъ не покидалъ, онъ съумѣлъ дать имъ и нѣжность ихъ матери и заботы любящаго, отца. Всякую свободную минуту онъ считалъ своимъ долгомъ удѣлить мальчикамъ и посѣщалъ ихъ въ лицеѣ. Мальчики встрѣчали всегда своего дядю съ радостными восклицаніями и прижимались къ нему, цѣловали его. Они любили тоже своего дядю со всѣмъ своимъ дѣтскимъ пыломъ. И Золя, глядя на нихъ, представлялъ ихъ себѣ взрослыми честными тружениками на благо человѣчеству; и радовалась его душа, и переполнялась счастьемъ и безграничною нѣжностью къ этимъ милымъ дѣтямъ. Учились они оба хорошо, и когда въ праздничный день приходили на квартиру къ дядѣ провести съ нимъ цѣлый день, наперерывъ разсказывали о своихъ успѣхахъ и похвалахъ учителей. А дядя уже заранѣе составлялъ планъ, какъ провести съ ними праздникъ и исполнялъ всегда программу къ безконечной радости мальчиковъ. Такъ установилась и съ годами скрѣпла взаимная любовь, и довѣріе между дядей и племянниками.
   Дѣти подросли. Сначала кончилъ курсъ въ лицеѣ Робертъ, и дядѣ, благодаря связямъ, удалось его устроить на службу въ Министерствѣ Юстиціи. Казалось, на первыхъ порахъ, что изъ Роберта выйдетъ, со временемъ выдающійся государственный дѣятель, и при этой мысли Золя приходилъ въ безконечный восторгъ.
   -- Вѣдь, я обѣщалъ моей сестрѣ у смертнаго ложа сдѣлать изъ нихъ людей, полезныхъ для общества, и я сдѣлаю, -- мысленно твердилъ Золя.
   Вскорѣ кончилъ курсъ и Анри. Анри пожелалъ заняться торговлей, дядя ничего не имѣлъ противъ этого и опредѣлилъ его въ одинъ изъ большихъ торговыхъ домовъ. Анри, благодаря своимъ способностямъ и благородному характеру, скоро былъ отмѣченъ главою дома, и въ короткое время достигъ уже значительнаго положенія. А черезъ шесть лѣтъ былъ командированъ въ Алжиръ въ качествѣ главнаго представителя торговаго дома.
   Онъ отдался съ любовью дѣлу, и судьбу его можно было считать обезпеченной. Его-быстрымъ успѣхамъ радовался Золя безконечно, -- только разлука съ Анри заставила его опечалиться, но, понимая, какой это крупный шагъ въ карьерѣ племянника, онъ поборолъ въ себѣ чувство тоски, и, провожая Анри, съ веселымъ видомъ обѣщалъ пріѣхать къ нему.
   -- Скоро, скоро я у тебя буду, посмотрю на твое хозяйство. А ты пиши, пиши чаще, -- уговаривалъ Золя своего племянника.
   Анри уѣхалъ, съ дядей остался одинъ племянникъ Робертъ. Первое время отсутствіе Анри какъ, будто не чувствовалось. Робертъ по долгу оставался съ дядей. Говорили они о будущей карьерѣ Роберта, о карьерѣ Анри. Все предвѣщало обоимъ блестящее будущее. Анри уже замѣтно выдвинулся въ короткое время. Робертъ двигался тоже впередъ. Начальство, отличало его, какъ очень способнаго и трудолюбиваго чиновника, товарищи любили Роберта за его прямой, веселый характеръ.
   Но дядя былъ сильно занятъ и часто путешествовалъ. Робертъ, оставаясь въ это время совершенно одинокимъ, сталъ посѣщать кружокъ товарищей. Въ этомъ кружкѣ были разные люди, но Роберта какъ-то перетянула на свою сторону дурная часть. И вотъ начались кутежи, попойки и картежная игра.
   Вскорѣ Робертъ сталъ неузнаваемъ. Дядя все рѣже его видѣлъ, но сначала его не безпокоили частыя исчезновенія племянника, онъ понималъ, что молодому человѣку нужно развлечься. На службѣ начальство тоже стало замѣчать какія-то необъяснимыя отлучки Роберта. Робертъ отдался весь разгульной, развратной жизни. Служба стала его тяготить, такъ какъ стѣсняла его свободу, и послѣ нѣсколькихъ рѣзкихъ замѣчаніи начальства, онъ вышелъ въ отставку. Ему было въ это время 28 лѣтъ. Онъ зналъ, что у него есть состояніе и состояніе довольно большое, слѣдовательно, онъ можетъ жить и безъ службы.
   Объ отставкѣ племянника Золя узналъ стороной и былъ пораженъ.
   -- Что случилось?-- глубоко опечаленный твердилъ онъ, -- и что же это значилъ, что онъ давно, у меня не былъ? -- задавалъ себѣ вопросъ Золя.
   -- Надо его увидѣть, разспросить!-- рѣшилъ Золя и отправился къ своему племяннику, жившему невдалекѣ.
   Дома Роберта не было. Слуга, къ которому обратился Золя съ вопросомъ: "гдѣ можетъ быть Робертъ?" -- только покачалъ головой и ничего не отвѣтилъ. Роберта дома не было уже три дня, но такъ какъ эти отлучки повторялись очень часто и слуга зналъ причину ихъ, то, конечно, не хотѣлъ выдавать своего барина передъ дядей.
   Золя оставилъ свою визитную карточку.
   -- Скажи, когда придетъ Робертъ, чтобы непремѣнно явился ко мнѣ сегодня вечеромъ или завтра въ 2 часа,-- сказалъ слугѣ Золя.
   -- Слушаю-съ!
   -- Только не забудь!
   -- Не забуду.
   -- Скажи, что я желаю непремѣнно его видѣть!
   -- Скажу!-- продолжалъ свои лаконическіе отвѣты слуга.
   Эмиль Золя возвращался домой въ самомъ удрученномъ состояніи духа. Цѣлый рядъ самыхъ грустныхъ мыслей лѣзъ ему въ голову. При всемъ напряженіи мысли, онъ никакъ не могъ понять, почему Роберту вздумалось выходить въ отставку.
   На улицѣ онъ встрѣтилъ товарища своего, благодаря которому Робертъ былъ принятъ на службу въ Министерство Юстиціи.
   -- Что это съ твоимъ племянникомъ?-- накинулся онъ на Золя.
   Золя открылъ широко глаза.
   -- Что это съ нимъ?-- повторилъ товарищъ Зодя.-- Человѣкъ сталъ неузнаваемъ, изъ такого способнаго, трудолюбиваго, почтительнаго чиновника превратился, Богъ знаетъ, во что!
   Золя слушалъ, и сердце его рвалось на части отъ несказанной боли.
   -- Пересталъ являться на службу, на замѣчанія высшихъ служащихъ сталъ грубить, нѣсколько разъ, его уличили въ томъ, что онъ пьянъ!
   Золя молчалъ и поникъ головой.
   -- Связался онъ, кажется, съ Ліаной,-- добраго отъ этого ничего не выйдетъ.
   -- Съ какой Ліаной?-- упавшимъ голосомъ спросилъ Золя.
   -- Съ этой Ліаной,-- неужели не знаешь? Какъ ее звать?!-- Ахъ, да! Ліана де Пужи!
   -- Съ Ліаной де Пужи?...-- глухимъ голосомъ, еле слышно, проговорилъ Эмиль Золя.
   -- Да вотъ только что я его встрѣтилъ съ ней въ экипажѣ.-- Еще отвернулся, сдѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ,-- растравлялъ дальше другъ Золя его рану.
   -- Съ Ліаной де Пужи?!-- повторялъ уже про себя Эмиль Золя.
   -- Ну, однако, мнѣ пора! Прощай, дорогой Эмиль! Повліяй на своего племянника, пусть исправится, все бросить -- мы его опять примемъ, очень способный былъ чиновникъ. До свиданья!
   Эмиль Золя машинально протянулъ руку своему товарищу, постоялъ на одномъ мѣстѣ, точно громомъ пораженный, и только губы его шептали:
   -- Ліана де Пужи!
   Онъ зналъ объ этой женщинѣ, какъ зналъ ее весь Парижъ. Слыхалъ о тѣхъ жертвахъ, какія падали отъ ударовъ кровожадныхъ гостей этой Ліаны де Пужи. Объ нихъ говорилъ весь Парижъ. Чуть-ли не каждый день народная молва называла новую жертву.
   -- Черезъ нѣсколько дней и мой Робертъ будетъ на устахъ толпы!-- убитый горемъ, шепталъ про себя Золя.
   -- Она высосетъ изъ него всѣ соки, и выброситъ на улицу, какъ выбросила сотни такихъ же безрасудныхъ людей!-- продолжалъ разсуждать Золя, -- о мой Робертъ, мой Робертъ, -- взывалъ Золя въ глубокой горести.-- Зачѣмъ ты не похожъ на своего брата?!
   И мысли Золя неслись въ далекій Алжиръ и лелѣяли любимаго Анри.
   Домой пришелъ Золя, удрученный горемъ, и до того измѣнившись въ лицѣ, что встрѣтившій его слуга даже испугался.
   -- Что съ вами, мосье?-- спросилъ онъ входившаго въ дверь Золя.
   -- Нѣтъ, ничего, такъ нездоровится!-- убитымъ голосомъ отвѣтилъ Золя, и прошелъ къ себѣ въ кабинетъ.
   Затворяя за собой дверь, Золя крикнулъ слугѣ: "обѣдать не буду" -- и войдя въ кабинетъ бросился на диванъ.
   Невесело было у него на душѣ. Нравственныя потрясенія, однако, вызвали въ немъ физическую усталость, и онъ вскорѣ заснулъ крѣпкимъ сномъ.
   Когда Золя проснулся, на дворѣ былъ поздній вечеръ. Въ комнатѣ было темно. Присѣвъ на диванѣ, онъ сталъ тереть лобъ, точно силился что-то припомнить Вдругъ вздрогнулъ весь и шепотомъ произнесъ:
   -- Ахъ, Робертъ, Робертъ.
   Золя всталъ и позвонилъ. Вошедшій слуга получилъ приказаніе подать чего-нибудь съѣсть. Послѣ этого Золя подошелъ къ письменному столу и нажалъ электрическую пуговицу. Въ комнатѣ стало сразу свѣтло, точно днемъ. Вошелъ слуга:
   -- Кушать подано!-- доложилъ онъ.
   -- Хорошо!-- отвѣтилъ Золя; -- сейчасъ приду.-- Надо будетъ поработать потомъ, и хоть на минуту забыться,-- про себя сказалъ Золя, вынимая изъ ящика большую рукопись, на которой на первомъ листѣ было написано: "Rome" крупными буквами.
   Затѣмъ Золя вышелъ въ столовую и сталъ ѣсть, повидимому, съ большимъ аппетитомъ, точно онъ совершенно забылъ о постигшемъ его горѣ. Физическая природа требовала своего. Однако, когда послѣ обѣда онъ пришелъ въ кабинетъ и сѣлъ передъ столомъ, то грустныя мысли такъ охватили его, что ему трудно было работать. Все пережитое имъ проносилось въ его головѣ съ удивительною послѣдовательностью, и онъ все повторялъ про себя.
   -- Робертъ! Робертъ, какъ тебя выхватить изъ этой бездны разврата.
   Онъ надѣялся, что Робертъ придетъ сегодня, ждалъ его. Большими шагами измѣряя комнату, онъ составлялъ въ своемъ умѣ цѣлый рядъ доводовъ, какими долженъ уговорить Роберта бросить и Ліану де Пужи и весь этотъ разгулъ, который приведетъ только къ его гибели. "Бѣдный, бѣдный!" -- повторялъ про себя Золя.
   Въ этомъ состояніи мы и видѣли Золя въ началѣ этой главы.
   Робертъ не явился. Пробилъ часъ ночи, когда Золя рѣшимъ лечь.
   

ГЛАВА V.
Альфредъ Дрейфусъ и Эстергази.

   -- Чортъ меня дернулъ согласиться, -- мысленно разсуждалъ Дрейфусъ, когда вмѣстѣ съ Эстергази они очутились на улицѣ.-- И все моя заботливость объ этомъ человѣкѣ, чувствую къ нему какое-то влеченіе. А жена моя не любитъ его. Такъ удивилась, когда я сказалъ, что иду съ Эстергази. Да лучше бы я сидѣлъ дома съ моей Люси и маленькимъ Пьеромъ. Пьеръ, бѣдняжка, спросилъ, куда я иду.-- "Я безъ тебя не лягу, папа, буду ждать твоего возвращенія."
   Воспоминаніе о сынѣ озарило лицо Дрейфуса, свѣтлой улыбкой.
   -- Скоро приду къ тебѣ, мой мальчикъ!-- мысленно на слова сына отвѣчалъ Дрейфусъ, идя рядомъ съ графомъ Эстергази и не замѣчая, что Эстергази отъ времени до времени взглядывалъ на него полнымъ ненависти и злобы взглядомъ.
   -- Какъ я хотѣлъ бы его стереть съ лица земли! Какъ я ненавижу эту спокойную, счастливую, жидовскую рожу.
   И они шли рядомъ -- эти два человѣка. Одинъ, исполняя просьбу друга, шелъ ради дружбы туда, гдѣ онъ была, совершенно лишнимъ, по его мнѣнію. Другой, кипя злобой и ненавистью къ своему спутнику, велъ его туда, гдѣ желалъ бы никогда не видѣть Дрейфуса.
   -- Какъ безобразна эта Ліана въ своихъ прихотяхъ, -- рѣшилъ Дрейфусъ.
   И оба спутника шли рядомъ, молча, отдавшись каждый своимъ мыслямъ.
   Дрейфусъ думалъ о своей женѣ, о томъ, что онъ счастливъ и мысленно благодарилъ судьбу за посланное счастье. Онъ былъ женатъ уже шестой годъ на дочери богатаго банкира, но не богатство привлекло Дрейфуса. Онъ самъ имѣлъ тридцать тысячъ слишкомъ годоваго дохода и, поэтому ухаживая шесть лѣта тому назадъ за своею настоящей супругою, имѣлъ въ виду только нравственныя ея качества. Дѣйствительно, Люси была женщиной съ теплымъ, отзывчивымъ сердцемъ. Дрейфусъ ей понравился съ перваго же взгляда, когда онъ появился въ ихъ домѣ въ первый разъ, приведенный графомъ Эстергази. Тогда усиленно добивался ея вниманія Эстергази, но Люси онъ не нравился, поэтому и на всѣ ухаживанія его она отвѣчала такъ, что Эстергази никогда не рѣшился сдѣлать ей предложеніе, хотя богатство отца Люси сильно улыбалось Эстергази. Эстергази предоставилъ рѣшеніе вопроса времени, а пока по временамъ посѣщалъ домъ отца Люси, приводя отъ времени до времени разныхъ своихъ товарищей, Къ числу ихъ принадлежалъ, конечно, Дрейфусъ.
   Дрейфусъ, какъ мы сказали, произвелъ очень благопріятное впечатлѣніе на mademoiselle Люси. Послѣ полугодоваго посѣщенія дома отца Люси, Дрейфусъ рѣшился сдѣлать предложеніе. Люси была въ восторгѣ. Богатый банкиръ не находилъ ни одного упрека, который можно было бы сдѣлать капитану Дрейфусу.
   Когда узналъ объ этомъ Эстергази, его непріятно поразило это извѣстіе.
   -- Счастливецъ!-- сказалъ онъ при первой встрѣчѣ Дрейфусу, стараясь не смотрѣть ему въ глаза,-- поздравляю тебя.
   Отношенія ихъ продолжали, повидимому, оставаться по прежнему самыми задушевными. Дрейфусъ очень часто потомъ говорилъ Эстергази о своемъ семейномъ счастьи. Эстергази слушалъ какъ-то не то задумчиво, не то разсѣянно. Онъ бывалъ изрѣдка въ домѣ Дрейфуса, и тогда -- Люси говорила мужу -- какъ-то странно смотрѣлъ на нее. "Не люблю я его, Альфредъ, въ немъ есть что-то нехорошее!" -- говорила часто Люси Дрейфусъ своему мужу.
   -- Тебѣ кажется только, моя родная!-- отвѣчалъ на это всегда Дрейфусъ.
   -- Нѣтъ, ты мнѣ не говори этого.-- Этотъ человѣкъ долженъ быть очень дурнымъ. Я, конечно, не могу сказать про него ничего дурнаго, но я чувствую, я очень чувствую, что тебѣ слѣдовало бы прекратить съ нимъ сношенія.
   -- Перестань, моя милая! Какъ-же ты хочешь, чтобы я съ нимъ прекратилъ всякія сношенія, вѣдь это лучшій мой другъ. Наши отцы еще были большими друзьями, такъ что въ одномъ случаѣ, когда отецъ Эстергази оказался въ крайне затруднительномъ положеніи, мой отецъ снабдилъ его большою суммою, не имѣя, конечно, въ виду получить ее обратно. Нѣтъ, Люси, мы съ дѣтства друзья и большіе друзья, и всѣ твои безпокойства совершенно напрасны.
   -- Я увѣряю тебя, -- продолжала Люси, -- что въ его взглядѣ есть что-то недоброе. Эти большіе, черные глаза свѣтятся иногда недобрымъ огонькомъ. Я знаю, что ты ему другъ, дай Богъ и тебѣ побольше такихъ друзей, какимъ ты являешься для него, но вѣрь мнѣ, что онъ тебѣ не другъ. Вѣрь мнѣ, ты напрасно считаешь его своимъ другомъ. Молю Бога, чтобы тебѣ никогда не пришлось разочароваться въ немъ, но есть во мнѣ что-то, что шепчетъ мнѣ постоянно, что Эстергази опасенъ.
   -- Брось эти предубѣжденія и предчувствія, -- начиная сердиться, говорилъ Дрейфусъ.-- Я увѣряю тебя, что Эстергази прекрасный человѣкъ и любитъ меня также, какъ я его.
   -- Нѣтъ, Альфредъ, не вѣрю этому, не вѣрю,-- качая толовой, отвѣчала Люси.
   Эти разговоры между Дрейфусомъ и его женой возобновлялись всякій разя, послѣ посѣщенія ихъ графомъ Эстергази.
   Люси Дрейфусъ при появленіи Эстергази чувствовала всегда какую-то неловкость, становилась разстерянной, неестественной. Всегда съ привѣтливой улыбкой встрѣчавшая всякаго, кто входилъ въ ея домъ, она становилась сразу слишкомъ серьезной при появленіи Эстергази. Она не раздѣляла веселія общества, въ которомъ былъ Эстергази, и тщательно избѣгала взгляда графа, но чувствовала постоянно на себѣ его взглядъ -- взглядъ злобный, пронизывавшій всю ее насквозь. И Люси боялась этого "чернаго маіора", какъ въ шутку онъ былъ прозванъ товарищами.
   Всѣ эти предчувствія жены пронеслись въ головѣ Дрейфуса, когда онъ шелъ рядомъ съ Эстергази. Онъ взглянулъ на лицо Эстергази: взгляды ихъ встрѣтились. Дрейфусъ почувствовалъ себя какъ-то неловко.
   -- Что это ты на меня смотришь съ такою злобою,-- черезъ нѣсколько мгновеній спросилъ Дрейфусъ?
   -- Нѣтъ, ничего!
   Наступило молчаніе.
   -- Извини, Дрейфусъ, -- черезъ нѣкоторое время произнесъ Эстергази.-- Ты знаешь, я себя чувствую въ послѣднее вре1мя не хорошо.
   Дрейфусъ молчалъ, но на лбу его появились морщины, что бывало съ нимъ всякій разъ, когда онъ глубоко задумывался. И онъ думалъ о томъ, какъ бы вырвать этого человѣка изъ омута, въ которомъ Эстергази увязъ, какъ бы возвратить этому человѣку его прежніе беззаботные дни, когда этотъ его другъ постояннымъ заразительнымъ весельемъ нравился всѣмъ кругомъ. "И моей женѣ онъ понравился бы, и она успокоилась бы и отстранила бы всѣ свои предчувствія"...
   :Они шли довольно долго, прежде чѣмъ раздался голосъ Дрейфуса.
   -- Слушай, Эстергази, ты знаешь, что я тебя люблю и желаю тебѣ счастья.
   -- Опять онъ со своею любовью!-- промелькнуло въ душѣ Эстергази, -- провались ты, жидова, съ своей вѣчной дружбой, счастливецъ!
   Дрейфусъ не подозрѣвая, какое впечатлѣніе онъ производитъ своими словами, полными участія и любви къ пріятелю, продолжалъ.
   -- Я и всѣ знающіе тебя, мы видимъ, что съ тобой происходить что-то не ладное. Всѣ мы, конечно, знаемъ, что причиной этому служить Ліана.
   -- Ты, ты, ты!-- готово было вырваться изъ груди у Эстергази, -- ты мнѣ не даешь всю жизнь покою -- и я не успокоюсь, пока не сгублю тебя, пока не увижу твоихъ страданій, твоихъ стоновъ, мольбы о пощадѣ, пока не наслажусь воплями твоими и воплями твоей жены, пока не изведу всѣхъ щенятъ твоихъ и не обезчещу тебя, какъ никто еще не былъ. обезчещенъ во Франціи. Тогда только я буду счастливъ, какъ счастливъ ты теперь.
   -- Я хочу съ тобой поговорить, какъ съ другомъ, -- продолжалъ въ тоже время Дрейфусъ, -- и отъ души хочу помочь тебѣ выпутаться изъ твоего положенія. Ліану тебѣ придется бросить, конечно.
   Эстергази насмѣшливо улыбнулся.
   -- Бросить и начать жизнь снова такую, которую ты велъ до знакомства съ нею. Парижъ достаточно оцѣнилъ ея отрицательныя достоинства, и мы, твои друзья, искренно сожалѣемъ о томъ, что ты попался въ ея руки.
   -- Подлецъ!-- чуть не сорвалось съ языка Эстергази.-- Не нужно мнѣ твоихъ сожалѣній, -- мысленно проговорилъ Эстергази.
   -- Я полагаю, ты самъ чувствуешь, на сколько низка эта женщина. Твои матеріальныя условія ухудшились, -- извини, что я затрогиваю этотъ вопросъ, но наши отношенія, я полагаю, позволяютъ мнѣ это, -- конечно, ты можешь вполнѣ разсчитывать на меня, и я -- клянусь тебѣ, -- съ восторгомъ предложу тебѣ изъ моихъ средствъ, сколько ты пожелаешь.
   -- Мерзавецъ!-- пронеслось въ головѣ Эстергази,-- какъ ты рѣшаешься благодѣтельствовать мнѣ, навязывать свою дружбу и состояніе, когда я презираю тебя, когда я ненавижу тебя.
   Дрейфусъ съ трудомъ договорилъ свои послѣднія слова и ждалъ отвѣта. Онъ затронулъ очень щекотливый вопросъ, какъ ему казалось, и боялся, чтобы Эстергази не обидѣлся. Глубоко вѣруя въ дружбу Эстергази, Дрейфусъ все-таки съ нѣкоторыхъ поръ, сталъ относиться къ Эстергази съ большою осторожностью, потому что, видя постоянно нервное возбужденіе въ своемъ другѣ, опасался, какъ бы какимъ-нибудь неосторожнимъ словомъ, не попортить прежнихъ отношеній. Онъ давно уже хотѣлъ поговорить съ своимъ другомъ, но все какъ-то не рѣшался, именно, имѣя въ виду не обидѣть его предложеніемъ денегъ..
   Теперь какъ-то исполнившись рѣшимостью, онъ затронулъ вопросъ, и, выстрѣливъ залпомъ послѣднія свои слова, остановился, какъ будто испугавшись чего-то, и ждалъ, не рѣшаясь взглянуть на Эстергази, отвѣта. Наступило довольно продолжительное молчаніе. Эстергази тоже не говорилъ, Дрейфусъ не рѣшался нарушать той внутренней борьбы, какая, по его мнѣнію, должна была происходить въ душѣ его пріятеля. Между тѣмъ они подошли къ калиткѣ дома, гдѣ жила Ліана, Эстергази дернулъ за ручку звонка и вдали за деревьями, скрывавшими жилище отъ улицы, раздался мелкій дребезжащій звонъ колокольчика.
   Черезъ нѣкоторое время, калитка открылась, и они, пройдя дорожку, бѣжавшую между высокими густыми деревьями, очутились у небольшой мраморной лѣстницы. Эстергази все молчалъ. Наконецъ, взойдя уже на лѣстницу, у самыхъ дверей, которыя должны были сію минуту раскрыться, чтобы впустить пріятелей, Дрейфусъ взволнованнымъ голосомъ повторилъ свое предложеніе.
   -- Объ этомъ послѣ!-- былъ отвѣтъ.
   Дверь отворилась, Эстергази и Дрейфусъ очутились въ квартирѣ Ліаны де Пужи.
   

ГЛАВА VI.
Дрейфусъ у Ліаны де Пужи.

   -- Наконецъ-то я имѣю удовольствіе видѣть васъ у себя!-- раздался звонкій голосъ Ліаны де Пужи,
   Дрейфусъ стоялъ передъ Ліаной де Пужи.
   Прежде онъ видѣлъ ее только издали и открыто признавалъ, что она дьявольски красива. Теперь, когда онъ стоялъ прямо передъ ней и разсматривалъ ее съ любопытствомъ объективнаго изслѣдователя, чтобы выяснить себѣ, что такъ-привлекаетъ къ ней его друга Эстергази, онъ нашелъ, что вблизи она безконечно красивѣе, что ничего подобнаго въ жизни онъ не видалъ. Но, забывшись на минуту подъ обаяніемъ ея ослѣпительной красоты, онъ вдругъ вспомнилъ о томъ, для чего служитъ этой женщинѣ ея красота, какъ она безчестно пользуется своею красотою, сколько жертвъ прошло черезъ ея руки, превращенныя изъ богатыхъ въ нищихъ, изъ честныхъ въ преступниковъ, вспомнилъ и то, что она сдѣлала съ его ближайшимъ и, пожалуй, единственнымъ другомъ Эстергази, и въ немъ поднялась цѣлая туча злобы противъ ней.
   А она, между тѣмъ, съ обворожительной улыбкой; продолжала:
   -- Очень рада, очень рада видѣть васъ, капитанъ!
   Дрейфусъ не счелъ нужнымъ отвѣтить на это даже наклоненіемъ головы.
   -- Садитесь сюда поближе, капитанъ, вотъ на. это кресло, -- и Ліана указала Дрейфусу кресло, стоящее почти рядомъ съ нею, -- мы поговоримъ съ вами, -- мнѣ хочется очень поговорить съ вами!-- продолжала Ліана все съ той же обворожительной улыбкой. Дрейфусъ стоялъ неподвижно.
   -- Что же вы, капитанъ?-- разразилась Ліана, звонкимъ хохотомъ, -- не желаете сѣсть рядомъ со мной?
   Дрейфусъ повелъ глазами кругомъ, ища себѣ мѣста нѣсколько подальше отъ Ліаны, но такъ какъ всѣ были заняты, то ему поневолѣ пришлось сѣсть рядомъ съ Ліаной.
   -- Однако, какой вы! Я себѣ представляла васъ совершенно другимъ!
   Дрейфусъ, не говоря ничего, съ серьезнымъ видомъ сталъ разсматривать Ліану. Она была въ роскошномъ, бѣломъ платьѣ, ослѣпительно блиставшемъ, брильянтами при массѣ огней, наполнявшихъ комнату.. "Да! поразительно красива!-- произнесъ мысленно Дрейфусъ, и сталъ осматривать комнату. Ліана, между тѣмъ, занялась разговоромъ съ кѣмъ-то изъ присутствующихъ и оставила, повидимому, Дрейфуса въ покоѣ.
   Дрейфуса поразило количество лицъ. Тутъ были и молодые и старые, и военные и штатскіе, прежнія симпатіи Ліаны и настоящія. Эстергази, приведя Дрейфуса, куда-то исчезъ, такъ что Дрейфусъ почувствовалъ себя въ этой обстановкѣ совершенно одинокимъ, да и, въ самомъ дѣлѣ, чужда ему была эта обстановка.
   -- Зачѣмъ я сюда пришелъ? негодовалъ онъ на себя, и невольно мысли его обратились ко, дому, къ женѣ и къ любимому Пьеру.
   -- Моя милая Люси и не подозрѣваетъ, бѣдняжка, куда затащила меня моя дружба съ Эстергази. Еще болѣе возненавидѣла бы она его. Бѣдная, отчего это она чувствуетъ къ этому Эстергази такое непріязненное чувство? Говорила мнѣ она, что онъ за ней въ прежнее время сильно ухаживалъ, но, сама не понимая причины, никогда не довѣряла его чувству. Все ей казалось, что оно, хочетъ жениться на ея деньгахъ, а не на ней. Странно!-- мнѣ всегда Эстергази казался такимъ безкорыстнымъ.
   -- А съ нимъ что-то неладное творится!-- продолжало, разсуждать мысленно Дрейфусъ, -- и отчего онъ не можетъ выбраться изъ этого вертепа, -- и Дрейфусъ окинулъ взглядомъ ярко освѣщенную комнату и всѣхъ присутствующихъ, медленно переводя глаза свои съ одного на другого, точно желалъ разсмотрѣть подробно черты всякого изъ нихъ и запечатлѣть ихъ въ своемъ умѣ.
   -- Противныя рожи!-- рѣшило, Дрейфусъ.-- Испитыя, истощенныя! А у этого франтика какъ душа держится въ тѣлѣ?-- остановилъ Дрейфусъ свой взоръ на одномъ безконечно тонкомъ длинномъ субъектѣ съ блѣднымъ лицомъ.-- Тоже, поди, какой-нибудь маркизъ, просаживающій на Ліану отцовскія деньги. А какъ онъ блѣденъ, бѣдняга, -- вѣрно боленъ, -- и въ душѣ Дрейфуса шевельнулось теплое участье къ этому больному юношѣ.
   Рядомъ съ юношей сидѣлъ старикъ, глубокій старикъ; онъ что-то шепталъ больному юношѣ, и юноша самодовольно улыбнулся своими болѣзненно выцвѣтшими глазами.
   -- Что этому здѣсь нужно?-- продолжалъ свои мысли Дрейфусъ -- такой старый, ему лѣтъ семьдесятъ на видъ! Спать ему пора въ это время, а не здѣсь засиживаться въ этомъ вертепѣ. Чѣмъ онъ состоитъ у Ліаны, ужъ конечно, онъ ни на минуту не могъ считать себя счастливцемъ, снискивающимъ теплыя ласки Ліаны!-- Что-то знакомое въ этомъ лицѣ! Гдѣ я видѣлъ его?
   Вдругъ въ душѣ Дрейфуса зашевелились забытыя воспоминанія, вся его жизнь до свадьбы представлялась во всей наготѣ. То, что ему казалось теперь такимъ омерзительнымъ, было и его удѣломъ. И онъ принималъ участье въ этой мерзкой, разгульной жизни среди женщинъ и попоекъ. Молодымъ офицеромъ онъ любилъ встряхнуться, какъ онъ самъ выражался, и подчасъ, можетъ быть, своимъ безпечнымъ разгуломъ могъ бы заткнуть за поясъ не одного изъ присутствующихъ здѣсь. А Эмилія? А Антуанетъ? А Эрминія? И, наконецъ, послѣдняя изъ его увлеченій -- Казоттъ? Маленькая, прехорошенькая Казоттъ, любившая его до обожанія? И онъ переживалъ съ этими женщинами все то, чѣмъ живутъ теперь эти, собравшіеся здѣсь ради веселія -- можетъ быть, тоже встряхнуться? Почему же въ немъ возбуждаютъ такое отвращеніе эти лица? Вѣдь, и онѣ принадлежалъ къ нимъ прежде -- прежде еще, когда у него не было счастья въ домѣ, когда не было жены и дѣтей, любящихъ, преданныхъ, принадлежащихъ ему всѣми порывами своихъ невинныхъ душъ! Почему же онѣ тогда не находилъ въ этой жизни ничего омерзительнаго, ничего преступнаго?-- Потому что лучшаго не испытывалъ!-- рѣшило, Дрейфусъ.
   -- Теперь мнѣ это гадко! Теперь... когда я испыталъ лучшее. Это лучшее дали мнѣ жена и дѣти, и полный счастья я позабылъ, что я былъ тѣмъ же, чѣмъ, можетъ быть, представляется мнѣ въ данную минуту этотъ больной юноша, и съ участьемъ взглянуло, на юношу Дрейфусъ!
   -- Да счастье заставляетъ насъ о многомъ позабыть, и намъ подчасъ кажется въ людяхъ гадкимъ то, что не возбуждало во, насъ отвращенія, когда мы сами дѣлали его, -- заключилъ Дрейфусъ.
   -- А Казоттъ? Какая она была милая, добрая, а я съ ней поступилъ такъ рѣзко, когда собрался жениться. Странно, всѣ женщины, съ которыми мнѣ приходилось сталкиваться, дарили меня какимъ-то особымъ вниманіемъ, -- нѣкоторыя даже влюблялись до того, что прямо заявляли, что безъ меня жить не могли. А я могъ прекрасно жить безъ нихъ. Вотъ Эстергази не везло такъ, -- вспомнилъ Дрейфусъ своего друга.-- Ужъ какъ ему хотѣлось соблазнить Казоттъ! Неудалось! а мнѣ не стоило никакого труда. Гдѣ теперь эта Казоттъ? Я такъ рѣзко прекратилъ съ нею отношенія, она такъ меня умоляла не губить ее.
   -- "Пожалѣй меня!-- не бросай меня!" -- молила она, и при воспоминаніи объ этой разлукѣ, стоившей и Дрейфусу не мало угрызеній совѣсти, всего его передернуло.
   -- Съ тѣхъ поръ она пропала! Ни слуху объ ней!-- пронеслось въ мысляхъ Дрейфуса, и онъ задумался.
   -- Однако, это по меньшей мѣрѣ нелюбезно, капитанъ!-- раздался голосъ Ліаны, заставившій Дрейфуса очнуться.-- Пришли въ гости ко мнѣ, сѣли рядомъ со мной и не обращаете никакого вниманія на меня -- не считаете даже нужнымъ поддержать нашъ разговоръ! Это обидно, очень обидно! Не правда-ли, господа, -- обратилась Ліана къ присутствовавшимъ.
   Въ отвѣтъ раздался какой-то неопредѣленный гулъ, который долженъ былъ, повидимому, обозначать, что Ліана говорить правду, потому что Ліана продолжала:
   -- Ну, вотъ видите, капитанъ, господа согласны со мной, что вы не любезны. Прошу васъ сейчасъ же исправиться и принять участіе въ нашемъ разговорѣ.
   Дрейфусъ, краснѣя, поклонился.
   -- Мы говорили, -- продолжала Ліана, -- о представленіи "Паяцовъ" Леонкавалло на будущей недѣлѣ. Изъ Вѣны пріѣхала Пинетти и выступаетъ первый разъ въ Большой Оперѣ въ "Паяцахъ"! Вы слыхали Пинетти?
   И не ожидая отвѣта, продолжала:
   -- Маркизъ Февріе,-- указывая вѣеромъ на какого-то прыщеватаго господина, наклонилась Ліана къ Дрейфусу, -- находитъ, что для нея нѣтъ роли въ "Паяцахъ." -- Вѣдь вы такъ изволили выразиться, маркизъ?-- обратилась она къ маркизу, всѣмъ своимъ, роскошнымъ и гибкимъ бюстомъ подаваясь впередъ.
   Маркизъ захлопалъ нѣсколько разъ своими бѣлесоватыми глазами и выстрѣлилъ во всю мочь.
   -- Да! Сударыня!
   По движенію губъ его видно было, что маркизъ собирается произнести еще что-то, и всѣ повернулись въ его сторону, чтобы услышать, что онъ изъ себя выдавитъ. Но маркизу это выдавливаніе приходилось безконечнымъ трудомъ. Губы его двигались, самъ онъ сопѣлъ, пыхтѣлъ, кряхтѣлъ, наконецъ, покраснѣлъ весь и, откинувшись на спинку стула, закрылъ, своими вѣками глаза, предварительно закативъ ихъ такъ сильно, что, казалось,-- они ушли у него подъ, лобную кость.
   -- Интересный удавъ!-- промелькнуло въ головѣ у Дрейфуса.
   Какъ бы понявъ промелькнувшую у Дрейфуса мысль, Ліана сказала ему:
   -- Маркизъ ученый. Онъ всю жизнь посвятилъ археологіи.
   -- "Кажется, онъ самъ могъ бы служить предметомъ изученія для археолога!" -- мысленно произнесъ Дрейфусъ и, чтобы что нибудь сказать, добавилъ вслухъ:
   -- Я лично ничего не понимаю въ археологіи, но, мнѣ кажется, нужно обладать крайне глубокимъ, пытливымъ умомъ, чтобы на основаніи раскопокъ, и добываемыхъ орудій древности, можно было судить о государственномъ и гражданскомъ строѣ древнихъ эпохъ, и съ такой вѣроятной обстоятельностью опредѣлять мѣру нравственнаго подъема человѣка въ эти отдаленныя времена, а между тѣмъ господа археологи -- къ чести ихъ надо сказать -- дѣлаютъ это съ изумительнымъ умѣньемъ.
   Такимъ языкомъ никто въ этомъ обществѣ не говорилъ. Всѣ какъ будто почувствовали себя неловко. Казалось, никто не понялъ, что хотѣли, сказать Дрейфусъ, и даже самъ великій археологъ выпучилъ на Дрейфуса свои бѣлесоватыя глаза, и губы его не пришли въ движеніе. Нѣкоторые изъ присутствующихъ, даже косо посмотрѣли на Дрейфуса. "Что молъ это за человѣкъ? Откуда онъ взялся?"
   А между тѣмъ, Дрейфусъ не обращалъ никакого вниманія на произволенное впечатлѣніе и обратился къ маркизу:
   -- И много вы, маркизъ, произвели раскопокъ?
   Маркизъ хлопалъ глазами.
   -- Составили себѣ какой-нибудь музей ископанныхъ вами инструментовъ или жертвовали ихъ въ общественные музеи?
   Маркизъ не могъ бы отвѣтить ни на одинъ, ни на другой вопросъ. Выручила его Ліана.
   -- Маркизъ не любитъ, объ этомъ распространяться, капитанъ,!-- а потому не тревожьте его своими вопросами, умоляю васъ,.
   Дрейфусъ съ недоумѣньемъ посмотрѣлъ на Ліану и на маркиза. Послѣдній, краснѣя, сопѣлъ и насколько его бѣлесоватые глаза могли выражать благодарность, выразилъ ими благодарность Ліанѣ.
   -- Хорошъ археологъ! Кажется, ничего не понялъ, что я ему сказалъ. Вѣроятно, такой же археологъ, какъ я китайскій мандаринъ! -- подумалъ про себя Дрейфусъ, -- во всякомъ случаѣ, прелюбопытная штука и, дѣйствительно, археологическая.
   Въ это время въ сосѣдней комнатѣ раздался какой-то шумъ, смѣхъ, стукъ и оттуда вылетѣлъ стрѣлой довольно красивый, молодой человѣкъ.
   -- Меня обижаютъ, обижаютъ, -- кричалъ онъ, бросаясь прямо къ Ліанѣ на колѣна, -- выручите, дорогая, скажите имъ, чтобы не обыгрывали меня. Посмотрите, вотъ на эту даму поставилъ послѣдній франкъ и проигралъ, проигралъ, и все этотъ черный -- провались онъ! Эта дама -- это вы, Ліана! На васъ игралъ, на ваше счастье; черномазый обыгралъ меня.
   Ліана хохотала отъ души, да и всѣ присутствующіе улыбались.
   Молодой человѣкъ, конечно, только притворялся, что онъ въ такомъ отчаяніи, ради шутки, чтобы позабавить Ліану.
   Онъ былъ высокаго роста, пропорціональнаго тѣлосложенія, съ довольно правильнымъ, красивымъ лицомъ. Лицо его съ сѣрыми, улыбающимися глазами было настолько симпатично, что невольно располагало въ свою пользу. У Ліаны этотъ молодой человѣкъ появился недавно, но своимъ веселымъ, откровеннымъ характеромъ до того нравился всѣмъ, что даже "черномазый", какъ называлъ молодой человѣкъ Эстергази, нисколько не чувствовалъ злобы къ нему. Наивность и простота молодаго человѣка обезоруживала это воплощеніе злобы. Ліана принимала его ухаживанія, не придавая имъ никакого значенія, да и молодой человѣкъ ухаживалъ за Ліаной, безъ всякихъ, повидимому, цѣлей, такъ себѣ прямо, какъ ухаживалъ бы за всякой красивой женщиной. Опасности, въ сущности, серьезной Ліана не составляла для него никакой, хотя по присущей ей привычкѣ она не могла не общипывать этого птенца, поручая ему исполненіе маловажныхъ, какъ казалось на первый взглядъ, порученій, но оплачиваемыхъ довольно дорого. Робертъ Тизо -- это былъ онъ, -- съ удовольствіемъ, исполнялъ порученія Ліаны и, какъ человѣкъ молодой, не особенно стѣснялся суммами, которыя ему приходилось затрачивать на эти порученія.
   У Ліаны онъ бывалъ въ послѣднее время каждый день, но не она влекла его къ себѣ. Здѣсь было Роберту весело. Можно было пить, играть въ карты, пѣть, танцевать одному или съ Ліаной или съ какимъ-нибудь подгулявшимъ пріятелемъ -- все равно. И онъ, веселился въ этомъ обществѣ отъ души, не стараясь даже нисколько вникнуть, изъ кого въ сущности состоитъ это общество, въ которомъ ему такъ весело. Мать ему оставила довольно большое состояніе, но благодаря характеру своему, онъ не придавалъ никакой цѣны деньгамъ, и поэтому состояніе его, усиленно опекуемое Ліаной, стало таять. А онъ жилъ изо-дня въ день, не заботясь о будущемъ, поставивъ своимъ девизомъ: "повеселѣй бы только".
   Общество, собиравшееся у Ліаны, какъ нельзя больше отвѣчало его девизу, и поэтому здѣсь онъ, чувствовалъ себя отлично.
   -- Много проигралъ, Робертъ?-- продолжала хохотать Ліана. Она молодымъ людямъ говорила покровительственно "ты".
   -- Да все, что было!-- выворачивая наружу карманы, проговорилъ Робертъ.
   -- Ну, такъ садись! Поговоримъ! можетъ быть, въ моемъ присутствіи забудешь о своемъ проигрышѣ!.
   -- О, навѣрное, божественная!-- стараясь изобразить на лицѣ восторгъ и складывая руки на груди, проговорилъ Робертъ голосомъ до того комичнымъ, что Ліана опять закатилась со смѣху, и ей вторили присутствующіе.
   Дрейфусъ съ любопытствомъ разсматривалъ Роберта. Ему понравилось очень лицо Роберта.
   -- Симпатичный малый!-- рѣшилъ Дрейфусъ.
   Въ это время Робертъ Тизо бросилъ взглядъ въ сторону Дрейфуса и увидѣлъ незнакомое лицо.
   Съ свойственной ему развязностью онъ подошелъ жъ Дрейфусу.
   -- Мы съ вами не знакомы, капитанъ, -- сказалъ онъ, -- позвольте представиться.-- Весь этотъ сбродъ я знаю давно -- Робертъ Тизо, -- поспѣшилъ онъ сказать свою фамилію, потому что Дрейфусъ, вставъ съ кресла, подавалъ ему руку и произнесъ: "Дрейфусъ".
   -- Такъ весь этотъ сбродъ я давно знаю, -- повторилъ Робертъ, -- препорядочная шваль, -- громко расхохотался Робертъ.
   Ліана опять расхохоталась и вся компанія, повидимому, нисколько не обидѣлась, что Робертъ передъ незнакомымъ имъ совершенно человѣкомъ, назвалъ ихъ швалью. Всѣ уже настолько привыкли къ этому милому юношѣ, слишкомъ, быть можетъ, неосторожному въ своихъ выраженіяхъ, что никто не обращалъ вниманія на его подчасъ острыя шутки, тѣмъ болѣе, что въ дѣйствительности Робертъ никогда не имѣлъ серьезнаго намѣренія обидѣть кого-нибудь. Все дѣлалось имъ ради шутки. Ліана была всегда на сторонѣ этого остроумнаго мальчика, какъ она его называла, а это обстоятельство уже много значило въ глазахъ посѣтителей Ліаны, такъ что въ виду этого, и во многихъ случаяхъ по одному этому, никому и въ голову не приходило обижаться на Роберта
   Дрейфусъ, выслушавъ замѣчаніе Роберта, въ первую минуту не зналъ, что дѣлать. Въ душѣ, конечно, онъ соглашался съ Робертомъ, даже и самого Роберта, быть можетъ, причислилъ уже за одно ко всей компаніи, но онъ не зналъ, какъ будетъ принята эта шутка другими членами кружка Ліаны. Однако, увидѣвъ что шутка вызвала только смѣхъ, и самъ позволилъ себѣ отъ души расхохотаться.
   Въ дверяхъ сосѣдней комнаты показался подъ руку съ полковникомъ Пати дю Клямомъ Эстергази. Эстергази слышалъ выходку Роберта и упорно глядѣлъ на Дрейфуса; послѣдній не замѣчалъ его. Когда Дрейфусъ разсмѣялся, Эстергази всего передернуло.
   -- Смѣешься?! Еще смѣешь смѣяться! Да, шваль собралась здѣсь, и я шваль, а ты, благородный, великодушный человѣкъ! мысленно ругался Эстергази.-- Подлый жидъ!-- прибавилъ онъ со злобой.
   -- И Дрейфусъ здѣсь!-- обратился Пати дю Клямъ къ Эстергази.
   -- Какъ видишь!-- отвѣтилъ Эстергази.
   -- Вотъ не ожидалъ!-- проговорилъ Пати дю Клямъ.
   -- Отъ него всего можешь ожидать, -- со злобой прошипѣлъ Эстергази.
   -- А куда же дѣвались его высокіе принципы и нравственности, о семейной жизни?
   -- А чортъ его знаетъ!
   -- Удивительно!? Не ожидалъ, не ожидать!-- проговорилъ про себя Пати дю Клямъ.-- Подойдемъ къ нему поздороваться -- обратился Пати дю Клямъ къ Эстергази.
   -- Можешь одинъ идти, я съ нимъ уже здоровался, -- проговорилъ какъ-то скороговоркой Эстергази и вышелъ въ другую комнату.
   Здѣсь онъ сѣлъ за ломберный столикъ, за которымъ только что выигралъ у Роберта три тысячи франковъ и задумался..
   Предметомъ его мыслей былъ Дрейфусъ. Съ каждымъ днемъ злоба Эстергази къ Дрейфусу росла и росла. Казалось, все существо Эстергази было охвачено безконечной злобой, и весь онъ превратился въ олицетвореніе ненависти къ Дрейфусу. Онъ сознавалъ все превосходство Дрейфуса надъ собой, и ненавидѣлъ его за это. Дружба и глубокое пониманіе дружескихъ, обязанностей Дрейфусомъ выводила Эстергази изъ себя.. Онъ пользовался дружбою Дрейфуса, пользовался его дружескими услугами, но всякая такая услуга со стороны Дрейфуса только вооружала противъ него Эстергази и увеличивала ненависть его. Онъ былъ правъ, когда сознался себѣ, что Дрейфусъ не даетъ ему покоя, онъ могъ бы быть счастливымъ только тогда, когда увидалъ бы Дрейфуса ползающимъ у его ногъ, униженнымъ, обзчещеннымъ. Но Дрейфусъ былъ слишкомъ чистъ и благороденъ и, слѣдовательно, дождаться того времени, когда Дрейфусъ ползалъ бы у ногъ Эстергази, было немыслимо. Если бы даже какой-нибудь проступокъ -- а на такой проступокъ трудно было бы разсчитывать, -- и вызвалъ въ душѣ Дрейфуса раскаяніе, то все таки это раскаяніе не могло бы никакъ, при гордости и благородствѣ Дрейфуса, сопровождаться его униженіемъ. А Эстергази чувствовалъ, что только тогда и могъ бы онъ сброситъ съ себя эту давящую его злобу къ Дрейфусу, когда Дрейфусъ былъ бы униженъ.
   И вращались мысли маіора Эстергази въ этомъ заколдованномъ кругу, и не находили, онъ выхода изъ. своего положенія, которое съ каждымъ днемъ становилось для него невозможнѣе.
   -- Какъ бы сдѣлать, какъ бы сдѣлать это?-- нестерпимо страдая, ломалъ свою голову Эстергази и не находилъ въ своемъ умѣ никакого рѣшенія.
   А въ это время между Дрейфусомъ и полковникомъ Пати дю Клямомъ шелъ разговоръ.
   -- Удивляюсь, что васъ вижу здѣсь, капитанъ!-- говорилъ обращаясь къ Дрейфусу Пати дю Клямъ.
   -- Оказалъ дружескую услугу, господинъ полковникъ, -- отвѣчалъ Дрейфусъ, -- другъ мой пригласилъ меня сюда!
   -- Надѣюсь, этотъ другъ носитъ имя Ліаны?-- насмѣшливо замѣтилъ Пати дю Клямъ.
   -- Нѣтъ, господинъ полковникъ, -- серьезнымъ тономъ отвѣтилъ Дрейфусъ, -- этотъ другъ называется Эстергази.
   -- Эстергази? Маіоръ Эстергази?-- переспросилъ Пати дю Клямъ, -- но, вѣдь, кажется, не здѣсь квартира маіора Эстергази, хе, хе, хе, -- покатился полковникъ со смѣху.-- Вѣдь, маіоръ Эстергази... хе, хе... хе. могъ бы васъ къ себѣ пригласить... хе, хе... хе... у него есть своя квартира... хе, хе... хе.
   -- Оставимъ этотъ разговоръ, господинъ полковникъ, -- взволнованнымъ голосомъ произнесъ Дрейфусъ.
   -- Какъ вамъ угодно?! Какъ вамъ угодно, господинъ капитанъ... хе... хе... хе... продолжалъ хохотать Пати дю Клямъ, и отъ смѣха его Дрейфуса всего покоробило.
   У него стало невыносимо гадко на душѣ, и онъ рѣшилъ поскорѣе вырваться изъ этого дома.
   Онъ всталъ и подошелъ къ Ліанѣ проститься.
   -- Уже?-- спросила Ліана удивленно, -- и поужинать у меня не хотите?
   -- Нѣтъ, благодарю васъ!-- Я тороплюсь домой, дома дѣла у меня много.
   -- Въ этотъ поздній часъ пора спать или, если кто привыкъ ужинать, то ужинать, а ужъ никакъ не заниматься дѣлами, -- впрочемъ, можетъ быть, есть... хе, хе... хе... такія дѣла, которыя успѣшно исполняются только ночью... хе... хе... хе.
   Дрейфусъ повернулся въ сторону Пати дю Кляма:
   -- Довольно, полковникъ! Нашъ разговоръ слишкомъ затягивается, -- произнесъ Дрейфусъ гробовымъ голосомъ, въ глазахъ его засверкали сердитые огоньки.
   Пати дю Клямъ, казалось, понялъ угрозу Дрейфуса и, отвернувшись отъ него, о чемъ-то сталъ шептаться съ первымъ попавшимся сосѣдомъ.
   Дрейфусъ поклонился Ліанѣ, которая просила посѣтить ее при первомъ удобномъ случаѣ, и вышелъ въ другую комнату, чтобы увидѣться съ Эстергази.
   Эстергази сидѣлъ, опершись руками на столъ и, закрывъ лицо, глубоко задумался.
   -- Другъ мой, я ухожу!-- ударилъ легонько Дрейфусъ своего друга по плечу.
   -- Дрейфусъ?!-- вскочилъ Эстергази точно ужаленный и открылъ широко глаза,
   -- Что съ тобою, -- спросилъ изумленный и испуганный Дрейфусъ.
   -- Нѣтъ, ничего!-- глухо отвѣтилъ Эстергази, протирая глаза руками и стараясь какъ будто укрыть свое лицо отъ Дрейфуса.
   Дрейфусъ смотрѣлъ на него.
   -- Что съ тобой, Эстергази?-- повторилъ вопросъ Дрейфусъ.
   -- Нѣтъ, такъ! ничего! я задумался, ты такъ неожиданно ударилъ меня по плечу.-- Нѣтъ, ничего, -- стараясь овладѣть собой, говорилъ Эстергази.
   Дрейфусъ покачалъ головой не то укоризненно, не то съ участьемъ.
   -- Я ухожу, -- послѣ нѣкоторой паузы проговорилъ Дрейфусъ.-- Мнѣ пора домой! Ты остаешься?
   -- Да, остаюсь еще.
   -- А, можетъ быть, пойдешь со мной?
   -- Нѣтъ, остаюсь еще!
   -- Тогда до свиданья!-- какъ бы что-то рѣшая, медленно проговорилъ Дрейфусъ, -- до свиданья, Эстергази!
   -- Прощай!-- коротко отвѣтилъ Эстергази.
   Когда Дрейфусъ повернулся къ нему спиной и сталъ выходить изъ комнаты, Эстергази бросилъ ему вслѣдъ взглядъ такой безконечной ненависти, которая не поддается описанію.
   

ГЛАВА VII.
Новый врагъ.

   Дрейфусь шелъ домой въ мрачномъ настроеніи духа. Онъ были, недоволенъ собой, что исполнилъ просьбу Эстергази и пошелъ къ Ліанѣ де Пужи, тѣмъ болѣе, что его присутствіе на вечерѣ у Ліаны совершенно не нужно было, какъ оказалось, для Эстергази. Эстергази, приведя его къ Ліанѣ, моментально скрылся въ другую комнату и игралъ, какъ выяснилось потомъ, въ карты, а его, Дрейфуса, онъ оставилъ въ обществѣ Ліаны и ея сомнительныхъ поклонниковъ.
   "Зачѣмъ я пошелъ туда?-- негодовалъ на себя Дрейфусъ, -- къ чему Эстергази повелъ меня туда?"
   И какъ ни усиливался Дрейфусъ разрѣшить, какая цѣль заставила Эстергази пригласить его къ Ліанѣ, рѣшенія онъ не могъ найти. Но больше всего его мучила и даже приводила его въ искреннее негодованіе встрѣча и разговоръ съ полковникомъ Пати дю Клямомъ. Онъ никакъ не могъ понять всей сцены. Что Пати дю Клямъ былъ недоволенъ Дрейфусомъ,-- было ясно, что глупая и ничѣмъ необъяснимая выходка Пати дю Кляма была умышленно состроена, -- тоже было ясно, но почему онъ недоволенъ мной? почему онъ такимъ рѣзкимъ образомъ выказалъ это неудовольствіе?-- вотъ вопросы, на которые Дрейфусъ не могъ найти отвѣта. Старался Дрейфусъ въ своихъ служебныхъ отношеніяхъ къ полковнику Пати дю Кляму найти что-нибудь такое, что могло бы его вооружить противъ него, Дрейфуса. И тутъ, казалось Дрейфусу, ничего не было. Напротивъ, хотя чисто оффиціальныя, но очень хорошія отношенія, казалось, установились между полковникомъ Пати дю Клямомъ и Дрейфусомъ, со времени назначенія Дрейфуса въ четвертое Отдѣленіе Генеральнаго Штаба. Дрейфусъ, какъ младшій въ чинѣ, выказывалъ полковнику Пати дю Кляму полное почтеніе. Правда, иногда внутренно Дрейфусъ и позволялъ себѣ усумниться въ глубокихъ знаніяхъ полковника, и не разъ насмѣшливая, улыбка готова была появиться на лицѣ Дрейфуса, когда съ глубокимъ видомъ знатока Пати дю Клямъ. рѣшалъ тактическіе вопросы, но Дрейфусъ отлично умѣлъ владѣть собой и, прекрасно сознавая свое превосходство надъ полковникомъ, ни однимъ мускуломъ не выдавалъ себя, воздавая, согласно воинской дисциплинѣ: кесарю кесарево. Значитъ, и съ этой стороны, Дрейфусъ, казалось, былъ совершенно обезпеченъ и не могъ вызвать со стороны полковника какихъ бы то нибыло неудовольствій противъ себя.
   Такъ казалось Дрейфусу, а на самомъ дѣлѣ было нѣчто иное, о чемъ Дрейфусъ не зналъ.
   Дѣло въ томъ, что своими способностями и трудолюбіемъ Дрейфусъ обратилъ на себя вниманіе своего ближайшаго начальника, которому непосредственно были подчинены и Пати дю Клямъ, и Эстергази и многіе другіе. Неоднократно Пати дю Кляму приходилось выслушивать отъ своего начальника упреки за. неумѣніе хорошо исполнить возложенныя на него порученія и наряду съ этимъ неоднократное замѣчаніе:
   "Вы бы брали примѣръ съ Дрейфуса!"
   Честолюбивому и самолюбивому Пати дю Кляму казались слишкомъ обидными эти замѣчанія и, такъ какъ причиной ихъ являлся, какъ ему казалось, Дрейфусъ, а не его собственное неумѣніе взяться за дѣло, то въ его душѣ понемногу росла злоба противъ Дрейфуса. Его нравственная близорукость не позволяла ему видѣть превосходства Дрейфуса; дѣло, имъ сдѣланное, казалось ему не подлежащимъ критикѣ, а тѣмъ болѣе осужденію, и отличіе Дрейфуса начальствомъ въ ущербъ ему представлялось въ его глазахъ лишь умышленной придиркой. Онъ заподозрилъ даже Дрейфуса въ какихъ-то закулисныхъ интригахъ.
   Но наружно все-таки пока между Пати дю Клямомъ и Дрейфусомъ отношенія оставались строго оффиціальными, какъ и раньше, а потому Дрейфусъ никакъ не могъ предположить, что въ душѣ Пати дю Кляма таится злоба противъ него.
   Сегодняшняя выходка Пати дю Кляма открыла Дрейфусу глаза... Дрейфусъ понялъ, что этотъ человѣкъ имѣетъ что-то противъ него, но о дѣйствительной причинѣ онъ, конечно, не могъ догадываться. Во всякомъ случаѣ ему больно было, что въ душѣ человѣка, противъ котораго онъ лично ничего не имѣлъ, скрывалась какая-то злоба, вылившаяся такимъ неожиданнымъ и рѣзкимъ образомъ.
   -- А этотъ Эстергази?-- Что дѣлается съ нимъ? Чего онъ такъ испугался, когда я подошелъ и ударилъ его но плечу?-- продолжалъ разсуждать Дрейфусъ.-- Странное съ нимъ что-то, очень странное!-- Видѣлъ я эту красавицу! Дѣйствительно, дьявольски красива, но, вѣдь, какъ она низка въ нравственномъ отношеніи, и неужели-же Эстергази этого не видитъ? Неужели этотъ человѣкъ такъ слѣпъ, что не понимаетъ, что такое Ліана де Пужи? Вѣдь, весь Парижъ знаетъ ее и видитъ насквозь, а Эстергази не видитъ? Любовь слѣпа!-- заключилъ, грустно поникнувъ головой Дрейфусъ.
   Онъ шелъ очень медленно, какимъ то усталымъ шагомъ.
   -- Неужели нѣтъ уже. никакой возможности вырвать Эстергази?-- опять раздался все тотъ-же вопросъ, который неоднократно оставался неразрѣшеннымъ, когда Дрейфусъ думалъ о своемъ другѣ.-- Если бы...
   -- Альфредъ!-- раздался надъ самымъ ухомъ голосъ.
   Углубленный въ свои мысли, Дрейфусъ не замѣчалъ, что сзади его уже около четверти часа идетъ женщина, то приближаясь къ нему, съ полною рѣшимостью заговорить съ нимъ, то отставая, какъ будто то, что она собиралась сказать, еще не вполнѣ было готово, -- еще недостаточно она обсудила, какъ сказать и съ чего начать. Она была одѣта вся въ черномъ, съ густою черною вуалью, спущенною на лицо, такъ что разсмотрѣть черты ея лица было невозможно" Названный по имени, Дрейфусъ остановился. Онъ не сразу пришелъ въ себя и, прошло нѣсколько моментовъ, прежде чѣмъ Дрейфусъ успѣлъ сообразить, кто передъ нимъ. А въ это время женщина уже взяла Дрейфуса за руку и продолжала пріятнымъ, полнымъ безконечной нѣжности, голосомъ:
   -- Альфредъ, мой дорогой, мой горячо любимый. Альфредъ!
   На губахъ Дрейфуса появилась холодная насмѣшливая улыбка.
   -- О, не смотри на меня такъ насмѣшливо, такъ, холодно, -- не разрывай моего сердца! Скажи мнѣ, что ты меня любишь еще, что твое сердце принадлежитъ мнѣ, что то счастливое время, когда ты сложилъ на моихъ губахъ первый поцѣлуй, еще вернется, что мы будемъ еще счастливы...
   -- Никогда!-- раздался отвѣтъ.
   Это "никогда" прозвучало холодно и рѣшительно... Слегка поблѣднѣвшее лицо Дрейфуса доказывало, что ему непріятна эта встрѣча, что ему противна эта женщина, старающаяся припомнить ему счастливое время. Это "никогда" своимъ рѣшительнымъ тономъ сразило и стоявшую передъ нимъ женщину. Она опустила голову, но не выпускала изъ рукъ руки Дрейфуса.
   Они оба молчали.
   Еслибы въ эту минуту поднять вуаль, скрывавшую лицо женщины, то видно было бы, какая страшная борьба происходитъ въ душѣ ея. Лицо было блѣдно, какъ полотно, глаза приняли какой-то испуганный видъ и губы шептали что-то, но что именно.-- разобрать было трудно. Рѣшившись разыскать Дрейфуса, она мечтала о встрѣчѣ, какъ о началѣ счастья, безконечнаго счастья, она строила себѣ планы на будущее; она знала, что Дрейфусъ жената, до нея дошли объ этомъ слухи туда далеко, гдѣ она была послѣ разлуки съ Дрейфусомъ, но она знала, какъ онъ ее любилъ, а любилъ онъ ее, дѣйствительно, безумно, она думала, что такая любовь не можетъ пройти, и вотъ явилась, послѣ долгаго отсутствія къ нему, чтобы сказать, что и она его любитъ, чтобы выслушать и отъ него признаніе, и начать послѣ этого новую, полную небеснаго счастья, жизнь. И вдругъ она услышала "никогда!" Сердце рвалось у нея на части.
   Дрейфусъ сдѣлалъ движеніе, точно хотѣлъ избавиться отъ нея, она крѣпче сжала руку его, и полнымъ грусти и отчаянія голосомъ произнесла:
   -- Дорогой Альфредъ! Я любила тебя всею душою моею!
   -- Ложь!-- опять раздался рѣшительный голосъ Дрейфуса.
   -- Не перебивай меня! Выслушай меня до конца, и потомъ суди уже,-- выслушай только, что я скажу тебѣ.
   Дрейфусу становился невыносимымъ разговоръ.
   -- Сударыня!-- сказалъ онъ рѣзко, -- мнѣ кажется, что между нами все уже было сказано. Все, что вы намѣреваетесь мнѣ сказать, будетъ только повтореніемъ уже сказаннаго, поэтому покорнѣйше прошу васъ оставить меня въ покоѣ, -- и Дрейфусъ, стараясь освободиться отъ руки, державшей его крѣпко женщины, дернулъ сильно свою руку.
   Рука женщины опустилась безпомощно, и Дрейфусъ собирался уже прекратить томившее его, неожиданное свиданіе.
   -- Я люблю тебя, Альфредъ, безумно. И ты будешь моимъ, какой бы цѣною я не купила твою любовь.
   -- Сударыня, во первыхъ, моя любовь непродажна, а во вторыхъ, чего вы въ сущности отъ меня хотите? Не вы ли сами отказались отъ моей любви? Да, я васъ любилъ сильно, безумно, какъ уже потомъ не могъ любить, я видѣлъ въ васъ единственное свое счастье и льстилъ себя, безумецъ, надеждою, что и для васъ я составлялъ единственное счастье. И въ то время, когда, казалось, это счастье должно было осуществиться, когда всѣ мои мечты готовы были превратиться въ желанную для меня дѣйствительность, когда полный счастья я не могъ себѣ нигдѣ найти мѣста, въ то время... что сдѣлали вы? Вы клялись мнѣ въ вѣчной любви еще наканунѣ...
   -- И теперь клянусь въ вѣчной любви! И клянусь въ томъ, что я ни на минуту не разлюбила васъ, что...
   -- Не мѣшайте, дайте кончить! Тамъ, въ то время -- повторяю -- когда я чувствовалъ въ ушахъ своихъ ваши клятвы, когда я блаженствовалъ, какъ малый ребенокъ, которому собираются дать кусочекъ сахару или конфету, -- что сдѣлали вы?-- спрашиваю я васъ.
   Женщина опустила голову и слушала. Каждое его слово, казалось, камнемъ падало въ ея душу, сердце ея готово было разорваться на части.
   -- Что сдѣлали вы?-- повторяю я.
   -- Прости меня!-- раздался голосъ, въ которомъ звучала нота искренняго раскаянія.
   -- Простить? Теперь я все простилъ, потому что вы для меня не существуете...
   -- Ахъ!-- съ глухимъ стономъ вырвалось изъ груди женщины.
   -- Но тогда я не могъ простить! И никто бы не простилъ, не только я. Наканунѣ почти нашей свадьбы отдать руку другому? Развѣ это можно простить?
   На лицѣ женщины отразилось глубокое страданіе.
   -- Вы говорите что любили меня? Да! и мнѣ казалось, что это такъ! Но развѣ любовь свою вы только и могли доказать тѣмъ, что вышли замужъ за генерала графа де Брюне? Развѣ такъ выражается любовь? Вы предпочли титулъ, сударыня, неизвѣстному никому имени Дрейфусъ!! Вы предпочли милліоны скромной, хотя и безбѣдной жизни, такъ какъ у меня кое что осталось въ наслѣдство отъ отца, -- жизни съ никому неизвѣстнымъ офицеромъ!! И вы бросили меня, вамъ легко было это сдѣлать!
   Графиня закрыла лицо руками, послышались тихія всхлипыванія.
   -- А каково-то мнѣ было оставаться? Мнѣ, оплеванному, осмѣянному!!
   Графиня отрицательно замахала одной рукой, не отнимая другой отъ лица.
   -- Каково было мнѣ?!-- продолжалъ Дрейфусъ, -- вы тогда не подумали объ этомъ? А я, между тѣмъ, потерялъ вѣру во все и всѣхъ. Если со мной поступилъ такъ человѣкъ, которому я отдалъ всю душу, то что же остальные люди для меня? Я былъ убитъ нравственно и долгое время не могъ придти къ себя,
   -- Прости!-- послышалась глухая мольба, но, повидимому Дрейфусъ не слышалъ этого.
   -- Я не могъ долго смотрѣть людямъ въ глаза, мнѣ было стыдно. Я чувствовалъ себя такъ, точно я былъ виноватъ передъ людьми, точно я сдѣлалъ какое-то преступленіе.. Я страдалъ такъ, какъ не многіе, быть можетъ, способны страдать, а уже вы то навѣрное неспособны!
   Графиня вздрогнула.
   -- Вы стоите теперь передо мной и страдаете, -- я готовъ вамъ повѣрить, что вы меня любите, а бросая тогда меня, вы не спрашивали себя, не будетъ-ли онъ страдать? Нѣтъ, графиня де Брюне, -- съ удареніемъ на каждомъ слогѣ проговорилъ Дрейфусъ, -- мое счастье тамъ, гдѣ моя жена и дѣти, а не съ вами. Вы ступайте себѣ своею дорогою, а меня оставьте въ покоѣ.
   Послѣднія слова Дрейфусъ произнесъ уже мягко. Жена и дѣти, дѣйствительно, примирили его съ жизнью и доставили то счастье, которое подчасъ заставляло Дрейфуса говорить о высокомъ призваніи семьи, ката единственнаго хранителя нравственнаго начала въ человѣкѣ. И теперь, когда Дрейфусъ вспомнилъ жену и дѣтей, то вдругъ почувствовалъ непреодолимое желаніе поскорѣе увидѣть ихъ и обнять. Его влекло къ семейному очагу, гдѣ онъ забылъ всѣ свои прежнія невзгоды жизни.
   -- Тамъ я отдохну и отъ тебя, -- мысленно проговорилъ Дрейфусъ, глядя на графиню, -- и отъ всего, всего!
   Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ, оставляя графиню одну съ ея горемъ.
   -- Это твое послѣднее слово, Альфредъ?-- раздался сзади и его голосъ.
   -- Послѣднее, графиня, -- какъ то весело отвѣтилъ Дрейфусъ, точно вдругъ почувствовалъ себя какъ то легко, точно освободился отъ давящаго его кошмара, и продолжалъ отдаляться.
   Прошло нѣсколько мгновеній. Кругомъ царила глубокая тишина. Вдругъ Дрейфусъ повернулся и, увидѣвъ, что графиня стоитъ неподвижно на одномъ мѣстѣ, крикнулъ еще разъ:
   -- Послѣднее, графиня де Брюне! Надѣюсь, что и свиданье съ вами -- тоже послѣднее!
   И полную тишину огласилъ самый веселый, непринужденный смѣхъ Дрейфуса.
   -- Посмотримъ!!-- отвѣтила графиня.
   Постоявъ еще нѣсколько мгновеній на мѣстѣ, гдѣ разбились всѣ ея надежды и мечты о будущемъ, она съ рѣшительнымъ видомъ удалилась.
   

ГЛАВА VIII.
Маргарита Делербъ.

   -- Отомщу, отомщу!-- повторяла въ душѣ графиня де Брюне послѣ свиданія съ Дрейфусомъ. Не того она ожидала отъ этого свиданія. Она давно готовилась къ нему, вѣрила въ глубокую любовь Дрейфуса, разсчитывала, что одно ея слово, слово любви заставить Дрейфуса забыть семью и сложить голову къ ея ногамъ. Этого не случилось. Она была оскорблена и унижена, и чувствовала свое униженіе всѣмъ существомъ своимъ. Да, она его любила. Разлука съ нимъ представляла для нея адскія мученія, и она была совершенно искренна, когда говорила Дрейфусу, что она любила и любитъ его. Почему семь лѣтъ тому назадъ она, почти уже невѣста Дрейфуса, вдругъ согласилась на предложеніе богатаго и стараго генерала графа де Брюне, врядъ-ли она могла отвѣтить. Она могла бы объяснить этотъ поступокъ легкомысліемъ и только легкомысліемъ. Дрейфусъ былъ близокъ къ истинѣ, когда говорилъ ей, что она предпочла титулъ ему, никому неизвѣстному французскому офицеру, что она предпочла милліоны скромной, хотя и обезпеченной жизни. Да, только это могло ее заставить отказаться отъ Дрейфуса и выйти замужъ за графа де Брюне, такъ какъ во всемъ остальномъ графъ не выдерживалъ сравненія съ Дрейфусомъ. Но какъ она потомъ мучилась, какъ подчасъ жизнь ей была невыносима до такой степени, что она однажды покушалась даже на самоубійство. Она заплатила дорогой цѣной за свой легкомысленный поступокъ. Дрейфуса она продолжала любить и съ помощью знакомыхъ узнавала все, что касалось Дрейфуса, она слѣдила за всякимъ его шагомъ. Страшныя нравственныя страданія перенесла она, когда до нея дошло извѣстье о бракѣ Дрейфуса. "Почему я не свободна!" -- чуть-ли не вслухъ кричала она наболѣвшей душой, -- "я своимъ присутствіемъ разстроила бы этотъ бракъ". И она разстроила бы его или, по крайней мѣрѣ, испробовала бы всѣ средства, чтобы разстроить. Но она была далеко отъ Дрейфуса, а притомъ же присутствіе больного мужа напоминало ей, что она несвободна, что не порвавъ отношеній съ мужемъ, она не можетъ бѣжать облегчить свое горе. А порвать отношенія съ мужемъ равносильно было возвращенію къ той же бѣдности, въ которой она жила, познакомясь съ Дрейфусомъ. Для него она хотѣла имѣть эти милліоны, для него титулъ, чтобы онъ не смѣлъ ее упрекнуть въ бѣдности. Самолюбіе руководило ею и она изъ-за мелкаго самолюбія не позадумалась разбить жизнь человѣка. Правда, человѣкъ этотъ, мы видимъ, не погибъ, онъ нашелъ истинное счастье, но сколько мученій онъ перенесъ?
   Графиня де Брюне по происхожденію принадлежала къ одному изъ аристократическихъ родовъ Франція, хотя отецъ ея, Робертъ Делербъ, не носилъ никакого титула. Во время послѣдней Имперіи Делербъ занималъ видный государственный постъ, который онъ достигъ, благодаря выдающимся административнымъ способностямъ и искренней преданности монархіи. Въ этой републиканско-монархической Имперіи человѣкъ, какъ Делербъ, преслѣдовавшій въ жизни проведеніе идеи безусловной и искренней преданности престолу, представлялся рѣдкостью, и былъ цѣнимъ и отличаемъ Наполеономъ. Въ короткое время Делербъ составилъ себѣ состояніе и возстановилъ репутацію Делербовъ, какъ фамиліи очень состоятельной. Когда-то Делербы принадлежали къ числу очень богатыхъ людей, но послѣдующія поколѣнія промотали наслѣдіе предковъ, такъ что Робертъ Делербъ родился уже въ бѣдной семьѣ.
   Но недолго пришлось ему пользоваться плодами своихъ трудовъ. Наступилъ несчастный 70-тый годъ и злосчастная война съ Германіей. Вспыхнувшая затѣмъ революція свергла съ престола Наполеона III, покровителя Делерба. Преданный душей своему Императору, Делербъ не захотѣлъ измѣнять своимъ убѣжденіямъ, и республика нашла въ немъ заклятаго противника. Новое правительство сочло поэтому нужнымъ конфисковать имущество Делерба и предложило ему оставить границы Франціи впредь до дальнѣйшихъ распоряженій.
   Его дочери Маргаритѣ было тогда всего шесть лѣтъ. Она, конечно, не понимала, что происходило съ ея отцомъ, какъ не понимала и внезапнаго отъѣзда изъ Франціи.
   -- Мы ѣдемъ съ тобой въ Австрію, милая Грита, -- сказалъ ей однажды отецъ, и Гриту даже забавляла предстоящая поѣздка, которая стоила слишкомъ много нравственныхъ страданій ея отцу.
   Матери Маргарита лишилась очень рано, и не. помнила ея совершенно.
   Въ Австріи Делербъ жилъ довольно бѣдно съ своей дочерью на тѣ послѣднія крохи, которыя ему удалось скрыть отъ слишкомъ жадныхъ секвестраторовъ.
   Наступило время ученія Маргариты, и Делербъ отдалъ ее въ одну изъ вѣнскихъ школъ. Среди подругъ она пользовалась большою симпатіею, но сама она не выражала особеннаго вниманія, повидимому, ни къ кому. Училась она не дурно, но не принадлежала къ числу первыхъ ученицъ въ классѣ.
   Тамъ пробыла она до шестнадцатилѣтняго возраста.
   Въ одинъ прекрасный день отецъ сказалъ ей:
   -- Завтра ѣдемъ во Францію, милая Грита!
   Тонъ отца былъ такой же сухой, какъ десять лѣтъ тому назадъ, когда онъ говорилъ Гритѣ, что они ѣдутъ въ Австрію.
   Делербъ наканунѣ получилъ извѣстіе, что онъ можетъ возвратиться во Францію. Ему прощались всѣ его преступленія противъ республики, какъ значилось въ оффиціальной бумагѣ, которую онъ получилъ изъ французскаго посольства въ Вѣнѣ. Своего возвращенія на родину онъ не откладывалъ и рѣшилъ ѣхать черезъ день. Объ этомъ рѣшеніи онъ и сообщилъ своей дочери тономъ, не допускавшимъ никакихъ вопросовъ. Да, и вообще Маргарита никогда не спрашивала отца о причинахъ того или другого рѣшенія его. Она привыкла ему повиноваться во всемъ безъ всякихъ вопросовъ или возраженій.
   Делербы заняли мѣсто въ вагонѣ, и поѣздъ тронулся.
   Теперь только Робертъ Делербъ разсказалъ Маргаритѣ свою исторію о томъ, какъ онъ, преданный монархистъ, получилъ приказаніе отъ новаго республиканскаго правительства оставить предѣлы Франціи, какъ имущество и состояніе его, достигшее значительныхъ размѣровъ, благодаря его неутомимымъ грудамъ, было конфисковано. Столько скорби и страданій слышалось въ словахъ старика, что дочь его почти не узнавала его: "это-ли тотъ сухой и всегда серьезный человѣкъ, какимъ она всегда видѣла своего отца." Никогда раньше онъ не проронилъ ни одного слова сожалѣнія о прошломъ, никогда не слыхала она отъ него ни одного упрека по адресу республиканскаго правленія, которое лишило ихъ всего, достигнутаго многими годами честнаго труда. А теперь лились его слова потокомъ, полнымъ горькихъ упрековъ, онъ сталъ ненавидѣть республиканскую Францію всею душою, какъ прежде любилъ всей душой монархическую Францію. И въ душу молодой дѣвушки глубоко западали отцовскія страданія, ненависть, какою дышалъ ея отецъ, сообщалась ей понемногу. Оторванная съ ранняго возраста, отъ родной земли, брошенная въ среду, гдѣ она не слыхала почти ничего, кромѣ сухихъ географическихъ свѣдѣній, своей родинѣ, она не научилась любить своего отечества. Отецъ, изгнанный изъ родины за свое чистое служеніе монарху, не считалъ нужнымъ развить въ душѣ своей дочери чувства патріотизма. Теперь, когда она узнала всю горькую правду, въ ея воображеніи Франція приняла образъ какого-то воровскаго гнѣзда, ограбившаго ея отца, и природная француженка видѣла въ своихъ соотечественникахъ только преслѣдователей ея отца.
   Делербъ съ дочерью пріѣхали въ Парижъ. Онъ понемногу возобновилъ прежнія связи, разсчитывалъ даже возвратить конфискованное имущество и началъ хлопотать. Но когда онъ былъ близокъ къ цѣли -- такъ по крайней мѣрѣ ему казалось -- болѣзнь приковала его къ постели, и вскорѣ онъ разстался съ этимъ міромъ.
   Маргарита осталась одна. Какая-то отдаленная тетка, посвятившая себя дѣлу благотворительности, пріютила у себя Маргариту. Съ тяжелой тоской послѣ потери отца вступала Маргарита въ новый періодъ своей жизни. Ей пошелъ двадцатый годъ. Тетка стала ее вывозить въ свѣтъ, но этотъ свѣтъ тяготилъ Маргариту, потому что она была окружена людьми, которыхъ ненавидѣла за страданія, перенесенныя ея отцомъ.
   Среди блестящаго роя молодыхъ людей, она вскорѣ отличила Альфреда Дрейфуса -- онъ не былъ французъ и, слѣдовательно, не принадлежалъ къ числу грабителей ея отца. Послѣ первыхъ двухъ-трехъ встрѣчч, съ Дрейфусомъ, она его уже любила со всѣмъ пыломъ своей молодой души. Дрейфусъ былъ ею очарованъ. Казалось уже, что свадьба ихъ должна на дняхъ состояться, какъ вдругъ произошло нѣчто непонятное.
   Маргарита отдала свою руку австрійскому сановнику, графу де Брюне, и уѣхала съ нимъ въ Австрію, гдѣ заняла видное мѣсто среди общества высшей дипломатіи.
   Мужъ ея умеръ и, какъ мы видѣли, она явилась въ Парижъ.
   

ГЛАВА IX.
Союзники.

   Графъ Эстергази, простившись съ Дрейфусомъ на вечерѣ у Ліаны де Пужи, оставался тоже не долго въ домѣ куртизанки. Имѣя въ карманѣ три тысячи слишкомъ франковъ, которые ему проигралъ Робертъ Тизо, онъ отправился въ клубъ, въ надеждѣ увеличить свое наличное состояніе за зеленымъ столикомъ
   Въ клубѣ игра уже шла. Банкометомъ былъ банкиръ Костро, когда Эстергази подошелъ къ зеленому столику.
   -- Можно?-- лаконически спросилъ банкира Эстергази.
   -- Конечно, графъ!-- былъ отвѣтъ.
   Эстергази взялъ карту и началъ игру.
   -- Что это, вы уже и не здороваетесь съ нами?-- послышалось нѣсколько голосовъ кругомъ.
   -- Ахъ, извините, -- сконфуженнымъ голосомъ отвѣтилъ Эстергази, -- извините, я такъ разсѣянъ.
   -- Да, да, очень разсѣяны!-- Ну, Богъ съ вами, прощаемъ вамъ на этотъ разъ!-- посыпались шутки.
   Эстергази выигралъ первую ставку. За ней пошли вторая, третья. Эстергази везло.
   -- Давно, кажется, съ вами этого не было!-- хладнокровно произнесъ банкиръ, когда выплачивалъ Эстергази пятнадцать тысячъ франковъ.
   -- Играть или не играть?-- мысленно рѣшалъ Эстергази, пряча въ свой бумажникъ выигрышъ,
   Но игроку трудно остановиться.
   -- Еще одну карту!-- подуськивалъ Эстергази внутренній голосъ.
   Карта была проиграна.
   -- Ещё одну! послѣднюю!--
   И эту карту побилъ Костро.
   Счастье измѣнило Эстергази. Онъ блѣднѣлъ, на лбу выступалъ холодный потъ. Онъ внутренно сталъ упрекать себя въ томъ, что поддался искушенію. "Опять завтра безъ денегъ"!-- проносилось въ его головѣ, а между тѣмъ онъ все-таки ставилъ карту за картой, пока, дѣйствительно, въ карманѣ не осталось ни одного франка.
   Лицо его передергивало отъ внутренней злости, когда онъ отходилъ отъ стола.
   -- Что? довольно?-- спросилъ добродушно банкиръ Костро вслѣдъ удалявшемуся Эстергази.
   Но Эстергази принялъ это за насмѣшку и готовъ былъ броситься на разжирѣвшаго банкира.
   Въ клубѣ дѣлать было больше нечего.
   Эстергази поплелся тихою походкою домой. Въ немъ бушевала невыносимая злость.
   Скоро его мысли обратились къ Дрейфусу.
   -- Попадись онъ мнѣ теперь!-- злобно разсуждалъ Эстергази, -- казалось, убилъ бы его, какъ собаку.
   -- Счастливая рожа!-- разсмѣялся Эстергази съ дикой злобой.
   Эстергази входилъ въ свою квартиру. Заспанный слуга снялъ съ него пальто и доложилъ.
   -- Была какая то дама!
   -- Де Пужи?-- спросилъ Эстергази.
   -- Никакъ нѣтъ! Впрочемъ, не знаю. Лицо ея было густо закрыто черною вуалью.
   -- Чего же она хотѣла?
   -- Видѣть господина графа.
   -- Ничего не говорила?
   -- Оставила записку.
   -- Чего же ты сразу не сказалъ объ этомъ?!-- начиная сердиться, крикнулъ на слугу Эстергази.
   Слуга молчалъ.
   -- Ну?-- смотрѣли, Эстергази вопросительно на слугу.
   Слуга съ недоумѣньемъ глядѣлъ на своего барина.
   -- Гдѣ же записка, дуракъ?-- поднимая кулакъ, задыхался отъ злости Эстергази.
   -- Въ кабинетѣ, господинъ графъ, на столѣ.
   -- Можешь идти, болванъ!-- закончилъ Эстергази свой ласковый разговоръ со слугою.
   Слуга уходили, въ свое логовище, бормоча:
   -- Нѣтъ, ужъ довольно этого. Завтра же начну искать себѣ другую квартиру, съ такимъ жить невозможно. Вѣчно, каки, бѣшенная собака! Того и гляди, укуситъ.
   Эстергази быстрыми шагами прошелъ въ кабинетъ, зажегъ свѣчку и взялъ лежавшуюн а столѣ записку.
   "Завтра жду васъ въ улицѣ Promenade. 9 часовъ вечера",-- прочелъ Эстергази.
   Записка была подписана тремя крестиками.
   -- Да, но вѣдь я ничего еще не сдѣлалъ!-- про себя проговорилъ Эстергази.-- Двѣсти тысячъ!. Хорошая сумма!-- самодовольно рѣшилъ онъ.-- Ахъ, еслибы ихъ получить!. Но какъ? Очень, очень трудно!-- заключилъ Эстергази, засыпая.

* * *

   На другой день Эстергази проснулся довольно поздно. Онъ одѣлся и отправился въ штабъ. Увидѣвъ въ штабѣ Дрейфуса, онъ поздоровался съ нимъ наскоро, избѣгая его взгляда, и боясь какихъ-либо вопросовъ. Но и Дрейфусъ, повидимому, не обнаруживалъ тоже желанія говорить, и онъ тоже избѣгалъ встрѣчи съ Эстергази даже взглядомъ; онъ былъ очень задумчивъ.
   Когда пробило 9 часовъ вечера, Эстергази уже прохаживался по улицѣ Promenade между четырнадцатымъ и тридцать четвертымъ номерами домовъ по лѣвой сторонѣ. Не первый разъ получалъ Эстергази записку, подписанную тремя крестиками, и поэтому мѣсто свиданья было ему хорошо извѣстно. Въ пять минутъ десятаго къ Эстергази подошла дама, вся въ черномъ, съ густою черною вуалью, спущенною на лицо. Она дотронулась пальцами до локтя его правой руки. Эстергази любезно предложилъ дамѣ руку.
   -- Что же вы сдѣлали?-- спросила дама чуть слышно.
   -- Да, пока еще ничего!-- отвѣтилъ Эстергази.
   -- Слушайте, вы слишкомъ тянете. Торопитесь!
   -- Не было случая, -- почти нѣтъ никакой возможности!-- произнесъ задумчиво Эстергази.
   -- Отчего? вѣдь, вы бываете въ Штабѣ каждый день. Въ теченіи двухъ недѣль могли же вы найти случай раздобыть требуемое. Меня торопятъ, я васъ тороплю. Я вамъ дала списокъ того, что требуется! Вы не потеряли этого, надѣюсь?-- упорно глядя въ глаза Эстергази, произнесла дама.
   -- Ношу на сердцѣ, графиня, какъ любовную записку, -- разсмѣялся Эстергази своей шуткѣ.-- Да, дѣло въ томъ, что это все находится въ рукахъ одного офицера, за десятью замками, а съ этимъ офицеромъ, -- и Эстергази вздрогнулъ при воспоминаніи объ немъ, -- съ этимъ офицеромъ, -- продолжалъ онъ, -- ничего не сдѣлаешь. Такъ бережетъ секреты, что, кажется, можно было-бы у него украсть жену, дѣтей, а это онъ отдалъ бы развѣ только цѣною своей жизни.
   -- А по моему, вы просто слѣдите плохо за нимъ. Эстергази долженъ былъ въ душѣ съ этимъ согласиться. Дѣйствительно, считая абсолютно невозможнымъ какимъ бы то ни было образомъ извлечь изъ шкафа Дрейфуса требуемыя бумаги, онъ какъ-то мало проникся желаніемъ исполнить это. Правда, обѣщанныя двѣсти тысячъ сильно его соблазняли, и онъ готовъ былъ рѣшиться сдѣлать величайшее преступленіе за эти двѣсти тысячи, но что дѣлать, если въ данномъ случаѣ это было свыше его силъ. Подкупить Дрейфуса было немыслимо, украсть отъ него требуемыя бумаги -- тоже немыслимо. Дрейфусъ умѣлъ прятать то, что составляло государственную тайну.
   -- Намъ извѣстно, продолжала графиня, -- что на дняхъ должны снимать копіи съ этихъ бумагъ, а, можетъ быть, уже и снимаютъ ихъ.-- Вотъ, почему я говорю, что вы плохо слѣдите за этимъ офицеромъ, -- вѣдь, копіи снимаются у васъ въ Штабѣ, не беретъ же этотъ офицеръ ихъ къ себѣ домой?!-- не то утвердительно, не то вопросительно заявила графиня.
   -- Конечно, въ Штабѣ, -- подтвердилъ Эстергази.
   -- Ну, что же отсюда слѣдуетъ?-- спросила графиня.
   Эстергази молчалъ и, казалось, думалъ о чемъ-то.
   -- Повторяю вамъ, что въ ту минуту, когда я буду имѣть въ рукахъ требуемыя копіи, вы получитеиденьги. Одной рукой буду давать, другой получать, -- съ улыбкой заявила графиня.
   -- Что же вы? Я жду отвѣта!-- произнесла графиня, видя, что Эстергази молчитъ.
   -- Дайте сроку еще двѣ недѣли, приложу всѣ усилія,-- сказалъ серьезно Эстергази.-- Вы говорите, что копіи снимаются?-- спросилъ онъ.
   -- Да! намъ извѣстно это. Снимаются или на дняхъ будутъ сниматься!-- поправила графиня де Брюне,
   -- Хорошо! Черезъ двѣ недѣли здѣсь, на этомъ, мѣстѣ, въ это же время.
   -- Постарайтесь!
   -- Постараюсь!-- уже веселѣй отвѣтилъ Эстергази Графиня подала ему руку, прощаясь съ нимъ..
   -- А какъ фамилія этого ревностнаго служаки?-- почему-то спросила графиня.
   -- Дрейфусъ! Капитанъ Дрейфусъ!-- отвѣтилъ Эстергази.
   Графиня зашаталась и готова была, казалось, упасть.
   Эстергази подхватилъ ее:
   -- Что съ вами, графиня?-- спросилъ испуганно Эстергази, мысленно прощаясь уже съ двумя стами тысячъ.-- "Кондрашка" -- пронеслось у него въ головѣ.
   Но графиня де Брюне скоро пришла въ себя. Она о чемъ-то думала, Эстергази смотрѣлъ на нее.
   -- Еще пять минутъ удѣлите мнѣ, графъ!-- произнесла она глухимъ голосомъ.
   -- Съ удовольствіемъ! съ-удовольствіемъ, графиня,-- поспѣшилъ согласиться Эстергази,-- сколько угодно, располагайте мною! облегченно заявилъ онъ, довольный, что графиню не хватила "кондрашка".
   -- Вы другъ Дрейфуса?-- спросила графиня
   -- Я глубоко ненавижу его!-- съ разстановкой произнесъ Эстергази.-- Я хотѣлъ быстереть его съ лица земли, но стереть -- униженнымъ, опозореннымъ. Этотъ человѣкъ не даетъ мнѣ ни минуты покою, я жить не могу, я не могу дышать однимъ воздухомъ съ нимъ! Впрочемъ, извините, графиня!-- точно приходя въ себя, обратился Эстергази къ графинѣ, -- извините, пожалуйста, что я невольно посвятилъ васъ въ свои тайны.
   -- Ничего, продолжайте, -- съ улыбкой отвѣтила она.
   Она упивалась той ненавистью, которой дышали слова Эстергази. Да, и она ненавидѣла Дрейфуса и она готова была стереть его съ лица земли. У нея уже созрѣвалъ цѣлый планъ мщенія, самый адскій планъ. Она уже видѣла своего прежняго идола, Альфреда Дрейфуса, оторваннымъ отъ жены, дѣтей и опозореннымъ. Въ душѣ ея поднималась радость, адская радость, она готова была броситься на шею Эстергази и цѣловать его, цѣловать безъ конца за то, что и онъ ненавидитъ этого Дрейфуса.
   -- Но это останется тайной, графиня?-- вопросительно взглянулъ Эстергази на графиню.
   Лица ея онъ, конечно, не могъ видѣть за густою вуалью, поэтому онъ и не видѣлъ той дикой радости, какая охватила графиню и отразилась на ея лицѣ.
   А графиня, стараясь придать своему голосу по возможности спокойный тонъ, чтобы не выдавать себя, завѣряла Эстергази, что его тайна умретъ съ ней, и даже обѣщала помочь ему въ достиженіи своей цѣли.
   -- Какимъ образомъ помогу я вамъ, мой любезный графъ, еще не знаю, но вы, конечно, должны предполагать о существованіи нѣкоторыхъ связей у меня, мнѣ поручаютъ такіе щекотливые вопросы, какъ извлеченіе изъ тайныхъ ящиковъ французскаго военнаго министерства секретныхъ бумагъ.
   -- Да!-- кивнулъ головой Эстергази.
   -- Слѣдовательно, быть можетъ, мнѣ удастся воспользоваться моими связями, чтобы кромѣ денегъ, доставить вамъ и нѣкоторое нравственное вознагражденіе за услуги, которыя вы намъ оказываете.
   Эстергази смотрѣлъ на графиню де Брюне сть благодарностью.
   -- А пока, прощайте! Не черезъ двѣ недѣли, а завтра въ два часа пополудни будьте у меня. Поговоримъ и посовѣтуемся, какъ намъ устранить вашего врага.
   Эстергази и графиня де Брюне разошлись въ разныя стороны, крѣпко пожавъ другъ другу руки.
   

ГЛАВА X.
Фальшивый вексель.

   Послѣ встрѣчи съ графинею де Брюне Дрейфусъ возвращался домой уже въ веселомъ настроеніи. То чувство горечи, какое онъ испытывалъ, оставивъ гостепріимную Ліану де Пужи съ ея разношерстнынъ обществомъ, повидимому, прошло у него. И даже инцидентъ съ полковникомъ, Пати дю Клямомъ не представлялся ему въ, такихъ, мрачныхъ краскахъ, какими онъ старался обрисовать его подъ первымъ впечатлѣніемъ, Онъ не былъ злопамятенъ, и легко прощалъ.. Почему-то ему вспомнился вдругъ ученый археологъ съ хлопающими глазами.
   -- Выдавливаетъ изъ себя?... ха!... ха!... ха!... и Дрейфусъ, опять расхохотался во всю глотку.
   Хохотъ его даже испугалъ его самого, потому что въ ночной тишинѣ отдался безконечнымъ, эхомъ и разбудилъ отдававшагося на тумбѣ объятіямъ Морфея полисмена. Полисменъ собрался было проучить безпокойнаго прохожаго, нарушившаго его блаженный сонъ, но увидѣвъ офицера, пробормоталъ съ недовольнымъ видомъ:
   -- Сумасшедшій!
   Дрейфусъ услышалъ замѣчаніе полисмена, но это его нисколько не разсердило. Онъ видѣлъ, какъ этотъ представитель охраны общественной тишины вскочилъ, точно ужаленный съ тумбы, и фигура полисмена до того комичной показалась Дрейфусу, что онъ чуть-чуть опять не расхохотался во весь голосъ, но приложилъ, всѣ усилія, чтобы подавить въ себѣ смѣхъ..
   -- Странная эта Маргарита! пронеслось вдругъ въ головѣ, Дрейфуса, -- лѣзетъ теперь съ своею любовью.
   И лицо Дрейфуса озарилось улыбкой.
   -- Тогда бросила меня, теперь опять я ей нуженъ. Да, бываютъ странности на свѣтъ!
   Дрейфусъ, повидимому, забылъ, какъ много и сильно онъ страдалъ, когда Маргарита вышла замужъ за графа де Брюне. Въ его душѣ не было теперь ни капли злобы противъ Маргариты. Онъ все ей простилъ. Да, и трудно было бы не простить Дрейфусу. Счастливые люди все прощаютъ -- это есть отличительная черта счастья. А Дрейфусъ былъ безусловно счастливъ своей семьей.
   -- Здравствуй, Люси,-- сказалъ Дрейфусъ, входя въ свой кабинетъ, гдѣ засталъ свою жену за письменнымъ столомъ.-- Что ты дѣлаешь?-- подойдя къ женѣ, обнялъ ее Дрейфусъ.
   -- Пишу папѣ письмо!-- цѣлуя мужа, отвѣтила Люси, -- приглашаю его завтра къ намъ обѣдать!
   -- И прекрасно, дорогая!-- замѣтилъ Дрейфусъ выпуская жену изъ своихъ объятій.-- Ну, что Пьерошка мой спитъ?
   -- Спитъ, очень былъ недоволенъ, что его уложили до твоего возвращенія. Все кричалъ: "не хочу спать, папа сейчасъ придетъ!" Насилу уснулъ.
   -- Милый мальчикъ!-- проговорилъ Дрейфусъ, не то про себя, не то обращаясь къ женѣ.
   -- Ахъ! да! чуть было не забыла, -- обратилась Люси къ своему мужу, -- извини, пожалуйста. Твой братъ Матвѣй былъ здѣсь. Ждалъ тебя довольно долго. Ушелъ не болѣе, какъ полчаса.
   -- Нужно ему было отъ меня что-нибудь? Или такъ зашелъ?
   -- Нѣтъ, нужно было тебя видѣть. Сказалъ, что завтра забѣжитъ къ тебѣ утромъ передъ поѣздкой на фабрику.
   -- Тебѣ ничего не сказалъ, зачѣмъ я ему нуженъ.
   -- Нѣтъ, не говорилъ.
   -- Ну, пойдемъ спать, милая Люси. Чувствую усталость и, кажется, засну богатырскимъ сномъ.
   Молодые супруги ушли въ спальню.
   На другое утро въ девятомъ часу утра позвонилъ въ квартиру брата Матвѣй Дрейфусъ. Онъ былъ фабрикантомъ и съ любовью отдавался своему дѣлу. Во все вмѣшивался самъ, за всѣмъ слѣдилъ, что, конечно, не нравилось старшимъ мастерамъ, такъ какъ лишало ихъ возможности обкрадывать своего хозяина. Дѣла фабрики, благодаря такому веденію ея Матвѣемъ Дрейфусомъ, шли блистательно. Съ каждымъ годомъ росли доходы фабрики и увеличивались заказы. Матвѣй Дрейфусъ не былъ скупъ, притомъ же любилъ своего брата Альфреда. Когда два года тому назадъ у Альфреда родилась дочь, Матвѣй рѣшилъ отчислять изъ доходовъ фабрики пять процентовъ въ пользу новорожденной.
   -- Когда подростетъ, у нея соберется порядочный капиталецъ, -- радовался Матвѣй своей остроумной выдумкѣ.
   Самъ онъ быль холостъ и естественно, что привязался къ семьѣ брата.
   Когда Матвѣй Дрейфусъ позвонилъ, Альфредъ уже всталъ и оканчивалъ свой туалетъ. Оба брата нѣжно расцѣловались.
   -- Я собираюсь пить кофе!-- сказалъ Альфредъ,-- не хочешь-ли со мной выпить?
   -- Только теперь собираешься? Ахъ, вы аристократы!-- смѣялся Матвѣй, -- не то, что мы чернорабочіе. Нѣтъ, братъ, не хочу! Ты знаешь, что я пью кофе въ началѣ восьмого часа.
   -- Ну, какъ хочешь!-- отвѣчалъ съ улыбкой Альфредъ.-- А что это понадобилось тебѣ меня преслѣдовать въ такую рань?-- продолжалъ онъ, наливая себѣ кофе.
   -- Есть маленькое дѣльце, проказникъ! Изумилъ ты меня, признаться!
   -- А въ чемъ дѣло?-- все улыбаясь, спросилъ Альфредъ.
   -- А вотъ кончай кофе, пойдемъ въ кабинетъ и запремся. Тамъ, я съ тобой и расправлюсь!
   -- Вотъ какъ?!...-- отъ души хохоталъ Альфредъ.
   -- Нечего, братъ, нечего хохотать! Задамъ, я тебѣ жару, откажешься на будущее время проказничать!-- шутилъ, Матвѣй.
   -- Къ чему же намъ запираться? У меня, вѣдь, нѣтъ никакихъ секретовъ отъ Люси. Она сейчасъ, придетъ, можешь о моихъ проказахъ, говорить при ней.
   -- Нѣтъ, ужъ лучше безъ нея.
   Альфредъ Дрейфусъ сдѣлалъ послѣдній глотокъ.
   -- Ну, какъ хочешь?! Хотя, право, не понимаю, къ чему эта таинственность.-- настаивалъ, Альфредъ.
   -- Поймешь!
   Альфредъ пожалъ съ, недоумѣніемъ плечами и повелъ брата въ свой кабинетъ.
   -- Надѣюсь, съ тобой ничего дурного не случилось, -- остановилъ брата Дрейфусъ передъ дверью въ, кабинетъ.
   -- Со мной то нѣтъ, а вотъ съ тобой, дружище! Экій заботливый какой!-- хохоталъ Матвѣй и, взявъ, за шею брата, сдѣлалъ. видъ., точно хочетъ его толкнутъ въ шею.
   Оба разсмѣялись.
   -- Шутникъ!-- смѣялся Альфредъ,.-- Ну, садись, говори, въ, чемъ дѣло.
   Матвѣй заперъ дверь кабинета и вынулъ изъ кармана вчетверо стоженную бумагу. Молча подалъ онъ ее Альфреду. Альфредъ взялъ бумагу въ руки и смотрѣлъ на брата.
   -- Ну?! -- обратился Альфредъ къ брату.
   -- Разверни!-- послѣдовалъ отвѣтъ.
   Альфредъ разворачивалъ медленно бумагу и глядѣлъ вопросительно на брата.
   -- Читай, -- продолжалъ братъ.
   Альфредъ, опустилъ, глаза на бумагу и началъ читать:
   -- По сему нашему векселю...
   -- Вексель?-- спросилъ онъ Матвѣя.
   -- Да, вексель, -- отвѣтилъ тотъ.
   Оба они смотрѣли другъ на друга съ недоумѣньемъ.
   Альфредъ зналъ, что Матвѣй, какъ человѣкъ торговый, имѣетъ постоянно дѣло съ векселями, но недоумѣвалъ, почему Матвѣю пришла въ голову мысль, принести показать одинъ изъ его безчисленныхъ векселей ему. Въ свою очередь Матвѣй недоумѣвалъ, почему Альфредъ показываетъ видъ, что онъ не понимаетъ ничего.
   -- Или, въ самомъ дѣлѣ, онъ не знаетъ ничего, о векселѣ?-- задавалъ себѣ вопросъ Матвѣй.
   -- Посмотри подпись!-- сказалъ, наконецъ, Матвѣй. Альфредъ взглянулъ на подпись и вздрогнулъ.
   Вексель былъ подписанъ его именемъ. Совершенно отчетливо онъ прочелъ "Альфредъ Дрейфусъ". Открывъ широко глаза, онъ смотрѣлъ на свою подпись и ничего не могъ понять. Рядомъ съ его фамиліей, нѣсколько выше, была другая подпись: "графъ Эстергази."
   Альфредъ Дрейфусъ безпомощно опустился на стулъ; лицо его поблѣднѣло, и точно затуманенными глазами онъ повелъ кругомъ себя и остановилъ свой взглядъ на братѣ.
   Тотъ съ состраданіемъ смотрѣлъ на Альфреда, и уже въ душѣ ругалъ себя, что пришелъ съ этимъ векселемъ къ брату. Когда вексель попалъ къ нему въ руки, первая его мысль была та, что подпись на векселѣ поддѣлана, такъ какъ не допускалъ мысли, чтобы братъ не обратился къ нему, въ случаѣ нужды, за какими-то пустячными тридцатью тысячами.. Но когда онъ ближе присмотрѣлся къ подписи, то всѣ сомнѣнія его разсѣялись. Вексель, дѣйствительно, былъ подписанъ его братомъ. Когда же рядомъ онъ увидѣлъ красующуюся подпись Эстергази, котораго онъ считалъ большимъ другомъ своего брата, то сомнѣнія его окончательно исчезли.
   -- Сдѣлалъ для друга!-- подумалъ Матвѣй и успокоился, побранивъ только въ душѣ своего брата, что онъ не обратился къ нему, Матвѣю, за деньгами, которыми онъ, конечно, съ большими, удовольствіемъ ссудилъ бы друга брата, а то "эти проценты! Тутъ ихъ навѣрное тысячъ пять, если не больше."
   Онъ и пришелъ къ брату съ векселемъ, чтобы побранить его за недовѣріе къ нему, а во вторыхъ возвратить ему вексель. Но недоумѣніе брата, его испугъ и такая мгновенная перемѣна въ лицѣ опять заставили Матвѣя заподозрить подлинность векселя.
   -- Не онъ писалъ, а значитъ?... Нѣтъ, не можетъ быть! Эстергази нѣтъ!-- старался убѣдить себя Матвѣй.-- Нѣтъ, онъ порядочный человѣкъ.
   -- Какъ этотъ вексель попалъ въ твои руки?-- раздался голосъ Альфреда.
   -- Я его получилъ въ уплату за товаръ, и такъ какъ считаю тебя лицомъ вполнѣ кредитоспособнымъ, то я и принялъ этотъ вексель.
   Матвѣй, видя состояніе брата, хотѣлъ шуткой отвлечь его отъ гнетущихъ мыслей. Но Альфредъ все сидѣлъ въ какомъ-то оцѣпенѣніи, и смотрѣлъ на вексель. Передъ его глазами неумолимо красовалась цифра: тридцать тысячъ, и подпись его, поддѣланная съ большимъ искусствомъ.
   -- Ты мнѣ можешь подарить этотъ вексель?-- спросилъ задумчиво Альфредъ брата.
   -- Брось ты этотъ вексель къ чорту и приди въ себя наконецъ, -- заговорилъ Матвѣй; ему было тяжело смотрѣть на брата, -- не понимаю тебя, такой пустякъ и приводить тебя въ такое отчаяніе.
   -- Нѣтъ, братъ, это не пустяки!
   -- Вѣдь, вексель не тобой подписанъ?
   -- Нѣтъ!... Да!-- спохватился Альфредъ, -- мной!-- Да, -- подтвердилъ онъ черезъ нѣсколько минутъ, видя широко раскрытыя глаза Матвѣя.
   -- И чего ты скрываешь отъ меня? Думаешь, что я не знаю.
   -- Знаешь?-- испуганно переспросилъ Альфредъ.-- Молю тебя, ради всего святого никому не говори!
   -- Будь покоенъ! Только не ожидалъ я этого отъ него.
   -- Пожалуйста, отнесись къ нему снисходительнѣе. Онъ временно въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ.
   -- Ну, Богъ съ нимъ. Довольно объ этомъ.
   Братья пожали другъ другу руки. Альфредъ съ глубокою благодарностью смотрѣлъ на брата.
   Затѣмъ, они вышли вмѣстѣ, и всякій пошелъ къ своимъ дѣламъ. Матвѣй уѣхалъ на фабрику, Альфредъ направился въ военное Министерство.
   Въ этотъ, именно, день сидѣлъ Дрейфусъ за своей работой, усиленно избѣгая встрѣчи съ Эстергази. Когда послѣдній проходилъ мимо Дрейфуса и поздоровался, Дрейфусъ, какъ мы видѣли, старался избѣгать взгляда своего друга.
   Странныя чувства волновали душу Дрейфуса. То онъ возмущался въ глубинѣ души поступкомъ Эстергази, называлъ этотъ поступокъ преступленіемъ противъ совѣсти и дружбы, страшнымъ пятномъ на мундирѣ офицера и чести, то приходилъ въ какое-то удрученное состояніе, оправдывалъ всею душою поступокъ. Эстергази, входилъ въ его матеріальное положеніе, и въ душу его проникало глубокое сожалѣніе о другѣ. Что дѣлать съ векселемъ, онъ не принялъ рѣшенія. Ему казалось, что онъ долженъ отдать его Эстергази, потому что Эстергази, навѣрное, испытываетъ страшныя мученія, поддѣлавъ подпись его.
   "Быть можетъ, отчасти угрызеніямъ совѣсти слѣдуетъ приписать въ послѣднее время эту перемѣну въ немъ. Можетъ быть, онъ нестерпимо страдаетъ отъ совершеннаго преступленія. Я ему возвращу вексель и онъ успокоится, -- рѣшалъ Дрейфусъ -- я ему поклянусь, что это останется нашей обоюдной тайной. Онъ успокоится." Но вслѣдъ за этимъ рѣшеніемъ приходило другое. "Лучше не показывать ему векселя, онъ забудетъ про него, я уничтожу его. Все-таки съ моей стороны нехорошо показывать ему вексель. Это будетъ похоже на упрекъ. Нѣтъ, лучше не показывать ему!"
   И эти два рѣшенія постепенно смѣняли другъ друга въ мысляхъ Дрейфуса, но онъ не принялъ никакого рѣшенія, хотя, имѣя въ виду нравственное спокойствіе Эстергази, Дрейфусъ съ каждой минутой склонялся въ пользу перваго рѣшенія вопроса.
   

ГЛАВА XI.
Примиреніе.

   Робертъ Гизо не явился къ дядѣ на слѣдующій день. Опасенія Эмиля Золя относительно племянника росли съ каждой минутой, но надежда не оставляла старика. Онъ ждалъ терпѣливо еще одинъ день, но когда и этотъ день прошелъ, а племянникъ не появился, волненіе его къ вечеру не имѣло границъ.
   Эмиль Золя ходилъ изъ угла въ уголъ по своему кабинету и не зналъ, что предпринять.
   -- Даже не обращаетъ никакого вниманія на то, что я самъ къ нему ходилъ!-- оскорбился старикъ.
   И опять онъ видѣлъ Роберта маленькимъ мальчикомъ, послушнымъ, умненькимъ, и опять ломалъ себѣ голову, не сдѣлалъ-ли онъ въ воспитаніи Роберта какой-нибудь ошибки, которая и привела къ этимъ грустнымъ послѣдствіямъ. Но напрасно онъ терзалъ себя. "Ошибки не было сдѣлано",-- сознавался Золя.-- "Они видѣть только хорошіе примѣры". Наконецъ, послѣ долгаго раздумья, Золя рѣшился послать за племянникомъ своего стараго слугу.
   -- Сходи къ Роберту, -- сказалъ ему Золя, когда тотъ явился на его звонокъ, -- и если онъ дома, приведи его тотчасъ же сюда. А если нѣтъ дома, то скажи дамъ, чтобы Роберта, непремѣнно пришелъ сегодня, въ которомъ бы ни было часу. Я не лягу сегодня и буду ждать до разсвѣта, такъ и скажи! Слышишь?
   Слуга ушелъ, а Золя по прежнему продолжалъ ходить изъ угла въ уголъ своего кабинета. Случайно его взглядъ упалъ на большую рукопись, лежавшую на письменномъ столѣ.
   -- Да, вотъ сколько уже дней не подвигается впередъ мой "Римъ!" Сколько дней потеряно безплодно. А я то собирался его скоро отдать въ печать!! Эхъ, Робертъ, Робертъ, -- укоризненно покачалъ Золя головой.-- Видишь, сколько горя ты доставляешь мнѣ? Того-ли я ожидалъ отъ тебя?!
   Дѣйствительно, за эти дни Эмиль Золя перенесъ много. Разныя мрачныя мысли толпились въ его головѣ, и онъ не только не могъ приняться за продолженіе своего "Рима", но забывалъ совершенно, что человѣкъ долженъ и ѣсть, и пить, и спать. Объ этомъ напоминалъ ему слуга и, странно: Золя повиновался ему, какъ ребенокъ.
   Тотъ говорилъ: "идите ѣсть", и Золя шелъ ѣсть, тотъ говорилъ: "идите спать", и Золя машинально исполнялъ требованіе своего слуги.
   Посланный вернулся черезъ полчаса.
   -- Не засталъ дома!-- сказалъ онъ.
   -- А гдѣ онъ, не спрашивалъ?
   -- Спрашивалъ, а только неизвѣстно, -- прехладнокровно отвѣчалъ слуга -- ихъ уже давно не было дома... И не ночуютъ!-- добавилъ она, для большей наглядности.
   -- Боже, не несчастье-ли стряслось надъ нимъ?-- испуганно замѣтилъ Золя.
   -- Нѣтъ, они гуляютъ, -- отвѣчалъ слуга.
   -- Ну, слава Богу, -- облегченно вздохнулъ Золя!
   И онъ забылъ какъ-будто, что именно кутежи племянника, о которыхъ до него дошли слухи, и волновали его въ послѣдніе дни. Когда вдругъ ему представилось, что съ племянникомъ могло случиться несчастье, то онъ такъ этого испугался, что эти кутежи представились ему чѣмъ-то дѣтски наивнымъ въ сравненіи съ разными несчастьями, на которыя злой случай могъ бы натолкнуть Роберта.
   -- Слава Богу!-- повторилъ онъ еще болѣе успокоенный, -- а ты передалъ, что я его буду ждать?
   -- Передалъ!
   -- Что я не лягу совсѣмъ?
   -- Передалъ!
   -- Что я буду ждать до разсвѣта?
   -- Все, все передалъ, -- предупредительно замѣтилъ слуга, повидимому, стараясь прекратить потокъ вопросовъ своего господина.-- Ужъ будьте покойны!-- добавилъ онъ на всякій случай.
   -- Да, покойны!-- про себя пробормоталъ Золя -- будешь тутъ покоенъ, -- и имъ снова овладѣли мрачныя мысли.
   Былъ десятый часъ вечера. Золя сѣлъ за столъ и сталъ писать:

Мой дорогой Анри.

   Пишу тебѣ подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ горя, которое стряслось надъ моей головой. Только, пожалуйста, ты не пугайся, такъ какъ это только моимъ расшатавшимся нервамъ горе кажется большимъ, а вамъ, молодымъ людямъ, съ свѣжими силами, можетъ быть, наше стариковское горе покажется просто ребячествомъ. Такъ предупреждаю тебя, не пугайся и отнесись совершенно хладнокровно къ тому, что я тебѣ сообщу.
   Дѣло вотъ въ чемъ. До меня дошли слухи, что братъ твой, Робертъ, спутался съ одной куртизанкой по имени Ліана де Пужи. Можетъ быть, ты слыхалъ про такую. Въ Парижѣ ходятъ про нее недобрыя вѣсти. Она сгубила уже не одного молодого человѣка, и теперь въ ея когти попался мой любимый Робертъ. Я не знаю, настолько велика опасность, такъ какъ, не смотря на всѣ мои усилія увидѣться въ послѣдніе дни съ Робертомъ, свиданье не можетъ состояться. Робертъ уже нѣсколько дней пропадаетъ изъ дому и даже не является ночевать. Все это кажется мнѣ крайне страннымъ и возбуждаетъ во мнѣ серьезныя опасенія, а эти опасенія заставляютъ меня невыразимо страдать. Мнѣ лично представляется Робертъ въ большой опасности, хотя я и стараюсь убѣдить себя въ томъ, что опасности никакой нѣтъ.
   На дняхъ онъ вышелъ въ отставку, какъ сообщилъ мнѣ мой пріятель, его ближайшій начальникъ. Изъ-за чего вышла вся эта исторія, не знаю, но она тоже убѣждаетъ меня въ томъ, что съ Робертомъ что-то не ладно. Я все-таки разсчитываю увидѣть его не сегодня -- завтра и поговорить съ нимъ, а ты въ свою очередь сдѣлай ему тоже внушеніе отъ своего братскаго имени.

Цѣлую тебя крѣпко.
Твой дядя
Эмиль Золя.

   Парижъ.
   1894, Декабрь.
   
   Едва Золя успѣлъ подписаться на письмѣ, какъ раздался звонокъ, и Золя услышалъ голосъ Роберта:
   -- Дома дядя?
   -- Дома, дома!-- отвѣтилъ слуга, -- ждутъ васъ уже давно.... уже три дня, -- поправился онъ.
   Золя вскочилъ со стула и направился скорыми шагами въ переднюю, но племянникъ предупредилъ его.
   Онъ ворвался, какъ вихрь, въ кабинетъ и бросился дядѣ на шею.
   -- Здравствуй, здравствуй, милый дяденька! Извини, давно я у тебя не былъ. Ты присылалъ за мной, приходилъ самъ, -- извини, дорогой, извини, -- и Роберта со всею силою сжималъ своего дядю въ объятіяхъ и цѣловалъ его.
   Золя былъ обезоруженъ ласками племянника. Онъ собирался сдѣлать племяннику строгій выговоръ, а тутъ вдругъ почувствовалъ приливъ той глубокой нѣжности, какую онъ всегда питалъ къ своему племяннику. И онъ также сталъ отвѣчать ласками на ласки своего племянника.
   -- Хорошій дядя! Ты простилъ мнѣ мое долгое отсутствіе?
   -- Да, да, простилъ, но объясни мнѣ причину твоего долгаго отсутствія, мой дорогой!-- находился Золя еще подъ впечатлѣніемъ ласкъ Роберта.
   -- Да, признаюсь тебѣ, я закутилъ. Молодость-ли заговорила во мнѣ, другое-ли что нибудь, но знаешь, какъ-то попалъ въ веселую компанію, и вотъ путаюсь уже цѣлый мѣсяцъ.
   -- Не хорошо, мой другъ.-- Не хорошо, -- укоризненно замѣтилъ Золя.-- А скажи, -- продолжалъ онъ послѣ минуты молчанія, -- скажи, вотъ до меня дошли слухи...
   Золя не находилъ словъ, ему казался слишкомъ щекотливымъ вопросъ, который онъ собирался предложить племяннику.
   -- Скажи, пожалуйста, -- началъ Золя опять, запинаясь, -- Ліана де Пужи!-- наконецъ выстрѣлилъ Золя.
   Роберта захохоталъ.
   -- Ты еще хохочешь? Ты можешь смѣяться?-- сердись, напустился Золя.
   -- Извините дядя! Но вы какъ-то странно сказали! Ха... ха... ха... и Робертъ залился снова веселымъ смѣхомъ.
   Золя, повидимому, ждалъ, когда пройдетъ этотъ припадокъ смѣха у его племянника, потому что, когда племянникъ кончилъ смѣяться, Золя началъ:
   -- Вотъ видишь-ли до меня дошли слухи, что ты связался съ Ліаной де Пужи. Меня сильно опечалило это извѣстіе. Ліана де Пужи, которую знаетъ весь Парижъ.
   Робертъ, улыбаясь, утвердительно покачалъ головой, Золя взглянулъ на него, прервалъ на мгновеніе свою тираду, и затѣмъ продолжалъ, дѣлая видъ, что не замѣтилъ насмѣшливаго покачиванія головой:
   -- Которую знаетъ весь Парижъ, -- повторилъ онъ, -- принадлежитъ къ числу женщинъ, которыя поставили себѣ въ жизни главную цѣль: обирать молодежь... да и безнравственныхъ стариковъ, -- добавилъ Золя.-- Я изучалъ этого рода женщинъ...
   -- Дядя! и я ихъ изучаю!-- со смѣхомъ перебилъ Золя племянникъ.
   -- Перестань шутить. Я говорю съ тобой серьезно. И если говорю, то вовсе не для того, чтобы ты потѣшался надо мной. Я вижу, въ какой ты находишься опасности, и мой священный долгъ остановить тебя. Къ этому обязываютъ меня родство и любовь къ тебѣ, дураку. Ты неопытенъ еще, ты жизни не знаешь, а я узналъ ее съ разныхъ сторонъ и говорю тебѣ, что ты въ опасности.
   -- Полно, дядя, въ какой я опасности?
   -- Ты въ рукахъ злонамѣренной женщины!
   -- Ошибаетесь, дядя!
   -- Она тебя ограбитъ, -- продолжалъ Золя, не слушая Роберта, -- ей нуженъ не ты, а твои деньги!
   -- Это-то вѣрно, дядя.
   -- Вѣрно, вѣрно!-- встрепенулся Золя -- ты это понимаешь, и все таки увлекаешься этой фуріей?
   -- Да, нѣтъ, дядя! Откуда вы это взяли?-- спросилъ Робертъ.
   -- Какъ откуда? Ты пропадаешь у нея по цѣлымъ днямъ и ночамъ! Тебя видятъ на улицахъ открыто съ ней въ экипажахъ!
   -- Ахъ, да, какъ-то разъ прокатился. Но все это пустяки, дядя, тѣмъ болѣе, что вчера вечеромъ я далъ себѣ слово больше не бывать у нея.
   -- Да? ты говоришь правду?-- обрадовался Золя.
   -- Искреннюю правду, дядя, но вовсе не потому, что я тамъ увлекался этой Ліаной. Она не представляла для меня никакой опасности. Я бывалъ, правда, въ ея домѣ, но исключительно потому, что тамъ собиралась молодежь, и мнѣ весело было съ ней. Мы, молодые, назначали себѣ въ ея домѣ свиданье, и собирались тамъ немного побезобразничать -- вотъ и все. Правда, за счастье... Робертъ запнулся.
   -- Продолжай, продолжай, не скрывай отъ меня, ничего, Робертъ!-- настаивалъ Золя.
   -- За счастье бывать, въ ея домѣ приходилось, правда, оказывать ей небольшія услуги, -- Робертъ, началъ чесать затылокъ, -- услуги, -- повторилъ онъ,-- которыя подчасъ стоили довольно большихъ суммъ.
   -- Ну, вотъ видишь, ограбила тебя?
   -- Признаюсь, немножко!-- со вздохомъ произнесъ Робертъ.
   -- И у тебя, небось, ничего не осталось отъ состоянія, оставленнаго тебѣ матерью.
   -- Половина только, дядя.
   -- Ай, ай, ай, Робертъ, не ожидалъ этого отъ тебя. Роберта мучило это обстоятельство еще до свиданья съ дядей, и теперь онъ почувствовалъ угрызенія совѣсти. Онъ поникъ головой и задумчиво смотрѣлъ въ одну точку.
   -- Не хорошо, Робертъ, не хорошо, -- усовѣщивалъ его Золя.-- Да, такъ ты говорить, что не ради этого далъ себѣ слово не бывать у Ліаны де Пужи? Что же тебя заставило такъ во время одуматься?
   -- Дѣло въ томъ, дядя, что тамъ бывалъ и продолжаетъ, конечно, бывать одинъ маіоръ, графъ Эстергаэи. Этотъ маіоръ постоянно игралъ со мной въ карты и всегда, мерзавецъ, выигривалъ. Всѣ удивлялись его счастью, и онъ меня, каналья, вѣчно обиралъ. Вчера я замѣтилъ, что онъ передергиваетъ карты. Это меня до того поразило, что въ первую минуту я остолбенѣть совершенно. Но, придя въ себя, я его назвалъ шулеромъ, объявилъ объ этомъ всѣмъ присутствующимъ, а Ліанѣ сказалъ, что разъ у нея собираются такое непорядочное общество, моя нога больше не переступитъ порога ея дома.
   -- Ну вотъ, милый Робертъ, обрадовалъ ты меня. ты самъ видишь, въ какое общество ты попалъ, и повѣрь мнѣ, что общество всякой куртизанки состоитъ изъ мерзавцевъ и шулеровъ. составляющихъ съ ней одну кампанію, которая занимается заманиваніемъ такихъ неопытныхъ молодыхъ людей, какъ ты, и затѣмъ систематической очисткой ихъ кармановъ. Ну, очень радъ за тебя, думаю, что личный опытъ является полнымъ ручательствомъ избѣжать въ будущемъ повторенія ошибокъ. Ты разъ нарвался, и я надѣюсь, что въ будущемъ будешь остороженъ Эту твою ошибку я приписываю исключительно молодости, -- въ тебѣ кровь кипитъ еще, и нескоро уляжется, пожалуй, но всякая ошибка, сдѣланная нами въ жизни, рѣдко повторяется нами вторично. Нужно быть слишкомъ мало благоразумнымъ, чтобы обстоятельства вовлекли человѣка вторично въ одну и туже ошибку. Въ тебѣ благоразумія достаточно, и я вѣрю, что второй разъ въ жизни ты промаха не сдѣлаешь. Что касается потери половины состоянія твоего, оставленнаго тебѣ матерью, то и это меня не пугаетъ. Люди теряютъ по ошибкѣ иногда цѣлыя состоянія, и если въ нихъ есть хоть капля благородства и нобви къ труду, они скоро возвращаютъ потерянное. И половину твоего состоянія, растраченнаго тобой, мы будемъ считать только данью молодости и не будемъ скорбѣть о немъ. Хорошо? А теперь возьми дядю за руку и, прежде чѣмъ захочешь сдѣлать какой-нибудь новый шагъ, спроси этого дядю, хорошо-ли ты дѣлаешь? И онъ тебѣ скажетъ, хорошо или нѣтъ.
   Золя остановился, чтобы перевести духъ.
   -- Еще одно, Робертъ, -- началъ снова Золя.-- Ты бросилъ службу, что-же ты намѣренъ дѣлать?
   -- Я продолжаю, дядя, служить тамъ же.
   Золя открылъ широко глаза.
   -- И на этотъ счетъ я могу васъ успокоить. Я сгоряча разсердился на своего начальника, когда, онъ сдѣлалъ мнѣ замѣчаніе, и подалъ прошеніе объ. отставкѣ. Но, вѣдь, я получилъ замѣчаніе за дѣло, и скоро понялъ, что я велъ себя, какъ мальчишка. Сегодня утромъ я явился къ моему прежнему начальнику и покаялся. Я каялся совершенно искренно, потому что я былъ одинъ кругомъ виноватъ. Начальникъ мой потрепалъ меня по плечу и сказалъ:. "Я такъ и думалъ о васъ. Очень радъ. Берите свое прошеніе назадъ и впредь не горячитесь. Невсегда можете напасть на начальника, который опредѣляетъ почти съ перваго вида, чего стоитъ тотъ или другой молодой человѣкъ. Вы человѣкъ крайне способный, съ прекрасными нравственными качествами". Берегитесь только тѣхъ друзей, которые сманиваютъ, васъ на попойки и кутежи съ кокотками. Это враги ваши, а не друзья.. Я, вѣдь, Тизо знаю, какъ вы проводили послѣдній мѣсяцъ, и теперь радъ, что вы вернулись ко мнѣ. Я убѣжденъ, что второй разъ вы не очутитесь ни въ этомъ обществѣ, ни въ подобномъ ему". И подалъ мнѣ руку.
   -- Ну, поцѣлуй, Робертъ, меня. Я очень доволенъ тобой, -- обнимая Роберта, говорилъ Золя.
   Въ это время глаза Золя скользнули по письму, лежавшему на столѣ. Золя улыбнулся.
   -- Вотъ, видишь, что я писалъ о тебѣ твоему брату, -- подавая письмо Роберту, говорилъ дядя.
   -- Что, что такое?-- съ тревогой глядѣлъ Робертъ на дядю.
   -- Прочти, увидишь!
   Робертъ углубился въ чтеніе. Во время чтенія письма на лбу его появлялись морщинки неудовольствія, по лицу пробѣгала тѣнь. Когда онъ кончилъ читать, онъ глубоко вздохнулъ и обратился къ дядѣ.
   -- Мы, конечно, дядя, не отправимъ этого письма?! Не надо огорчать Анри,-- какимъ-то грустнымъ голосомъ проговорилъ Робертъ.
   Золя смотрѣлъ на Роберта и радовался этой теплой, братской любви, установившейся между братьями.
   -- Не надо огорчать Анри!-- повторилъ въ душѣ Золя и съ благодарностью посмотрѣлъ на Роберта.-- И какъ я самъ объ этомъ не подумалъ, что Анри будетъ огорченъ болѣе моего, -- негодовалъ мысленно на себя Золя.
   И еще разъ взглянули другъ на друга дядя и племянникъ. Между ними молчаливо установились прежнія теплыя отношенія.
   Но разъ между ними было упомянуто имя Анри, уже оно не сходило съ ихъ языковъ. Долго они бесѣдовали и предметомъ ихъ бесѣды былъ Анри.
   -- Насколько выше меня стоитъ Анри!-- чистосердечно признавался Робертъ, -- хотя онъ и моложе меня.
   -- Ну, я думаю, -- весело замѣтилъ Золя, -- что тебѣ отчаиваться нечего. Оба вы хороши и вы докажете это.
   -- Нѣтъ, дядя, Анри лучше, -- настаивалъ Робертъ, -- и гораздо лучше.
   Уже стало разсвѣтать, когда Робертъ Тизо подошелъ къ дядѣ прощаться.
   -- Надѣюсь, что ты теперь будешь чаще навѣщать меня?-- обратился Золя къ Роберту.
   -- Навѣрное, дядя, -- весело отвѣтилъ Робертъ.
   

ГЛАВА XII.
Два военныхъ атташе.

   Согласно обѣщанію, полковникъ Паницарди явился къ барону Шварцкоппену въ условленный часъ.
   -- Ну, что, баронъ?-- обратился Паницарди, -- типъ истаго итальянца, -- та тучному, краснощекому барону.
   -- Да, пока, полковникъ, еще нѣтъ ничего! -- густымъ басомъ отвѣчалъ баронъ Шварцкоппепъ.
   -- Я сегодня получилъ еще разъ приказаніе отъ своего правительства не медлить. Моя медлительность въ доставленіи плановъ возбуждаетъ въ глазахъ моего правительства неудовольствіе образомъ моихъ дѣйствій, -- грустно поникъ головой полковникъ Паницарди.
   -- Надо торопиться!-- добавилъ онъ послѣ нѣкотораго раздумья.
   -- Да, будьте покойны!-- успокаивалъ Паницарди баронъ, -- я самъ горю нетерпѣньемъ получить скорѣе планы и разсчитываю на дняхъ ихъ имѣть.
   -- Это меня крайне утѣшаетъ, баронъ, -- хотя прошло уже столько времени, что я начинаю сомнѣваться въ успѣхѣ. Въ надежныя-ли руки отдали вы это дѣло.
   -- О, на этотъ счетъ можете не безпокоиться, -- расхохотался Шварцкоппенъ.-- я еще никогда не сдѣлалъ ни одной ошибки, -- съ гордостью добавилъ баронъ.
   -- Въ чьи руки вы отдали нашу тайну, позвольте васъ спросить, баронъ, если позволена мнѣ будетъ эта нескромность.
   -- Съ удовольствіемъ, полковникъ. Дѣло это общее, а потому, конечно, вы должны знать, въ чьихъ рукахъ находится тайна. Въ рукахъ графини де Брюне.
   -- Ааа... знаю, -- закачалъ головой Паницарди.
   -- Графиня вѣрное орудіе,-- продолжалъ Шварцкоппенъ, -- я неоднократно имѣлъ возможность убѣдиться, что она всего достигаетъ съ удивительнымъ умѣньемъ, -- достанетъ вамъ даже самого чорта изъ ада, если вы пожелаете, -- расхохотался баронъ громкимъ смѣхомъ.
   Паницарди тоже разсмѣялся.
   -- Графиней я пользовался постоянно въ очень серьезныхъ случаяхъ, -- продолжалъ Шварцкоппенъ, когда у него прошелъ припадокъ хохота, -- и долженъ вамъ сказать, полковникъ, что нерѣдко прямо поражался той способностью доставлять нужныя мнѣ свѣдѣнія, какою обладаетъ графиня. Передъ ней, кажется, какъ передъ волшебницей, открываются самые сокровенные ящики, и она вынимаетъ изъ нихъ все, что ей въ данную минуту нужно, и закрываетъ ихъ потомъ такъ, что не остается никакихъ слѣдовъ ея хозяйничанья. Удивительная женщина! Мнѣ подчасъ прямо кажется, что для нея нѣтъ ничего невозможнаго. Удивительная женщина!-- повторилъ Шварцкоппенъ и умолкъ.
   Паницарди слушалъ Шварцкоппена съ большимъ вниманьемъ.
   -- Что въ ней цѣнно въ особенности,-- продолжалъ баронъ послѣ нѣсколькихъ минуть раздумья, котораго Паницарди не нарушалъ, это ея ненависть къ французамъ. Она ненавидитъ ихъ гораздо больше, чѣмъ мы съ вами, взятые вмѣстѣ. И какъ ни стараюсь я проникнуть въ тайну этой ненависти, я никакъ не могу разрѣшить ее. Эта природная француженка ненавидитъ свою націю и свое отечество до такой степени, что продаетъ ихъ секреты намъ, ихъ заклятымъ врагамъ, и удивительно, что сама она дѣлаетъ это безвозмездно. Какая-то идейная ненависть руководить ею. Она пользуется нашими деньгами для подкуповъ, но себѣ изъ этихъ денегъ не оставляетъ, ни одной марки. Это я знаю навѣрное, полковникъ, -- добавила. Шварцкоппенъ, когда на губахъ Паницарди, увидѣлъ недовѣрчивую улыбку.
   -- Ей и не нужны деньги, она сама очень богата,-- добавилъ Шварцкоппенъ,-- долженъ вамъ сказать...
   -- Вы давно ее знаете?-- перебилъ Паницарди.
   -- О, да! Уже семь лѣтъ. Я познакомился съ. нею въ Вѣнѣ въ мою бытность тамъ. Она появлялась при дворѣ. Ея мужъ, хотя былъ тогда въ отставкѣ, но объ немъ не забывали, и онъ всегда получалъ приглашенія ко двору въ парадныхъ случаяхъ. Этотъ старый дипломатъ не покидалъ своихъ связей съ дипломатическимъ міромъ и послѣ выхода въ отставку.
   -- А что его заставило выйти въ отставку?-- спросилъ Паницарди.
   -- Ходили разные слухи. Но говорятъ, что именно повредила ему женитьба. Когда онъ былъ, въ Парижѣ, онъ собрался жениться на француженкѣ. Разсказываютъ, что когда объ этомъ узнали въ Вѣнѣ, онъ получилъ приказаніе оставить всякую мысль о женитьбѣ на француженкѣ съ угрозой быть отставленнымъ отъ дѣлъ.
   -- Что же, значитъ, онъ предпочелъ жениться на француженкѣ?
   -- Какъ видите, да! Впрочемъ, навѣрное, утверждать этого не стану. Скажу только, что на такой француженкѣ, какой оказалась потомъ, графиня де Брюне, старому дипломату можно было даже рекомендовать жениться, а не то, что отставлять его отъ службы.
   -- Да, да!-- подтвердилъ Паницарди.
   -- Когда я съ ней познакомился, я былъ пораженъ, какъ я вамъ уже сказалъ, тою ненавистью, какою она дышала къ Франціи. Я не вѣрилъ графинѣ, и былъ убѣжденъ, что подъ этою наружною ненавистью она скрываете нѣчто совершенно противоположное. Признаться, я побаивался ее въ началѣ, и велъ себя съ ней очень осторожно. Но вскорѣ мнѣ. пришлось убѣдиться, что эта ненависть къ Франціи въ ней совершенно искренна.
   -- Можно полюбопытствовать, какой случай заставилъ васъ, баронъ, убѣдиться въ искренности ея ненависти къ Франціи?-- спросилъ Паницарди.
   -- Ну, это отошло уже въ область исторіи, -- съ пріятной улыбкой замѣтилъ Шварцкоппенъ, -- мы теперь не будемъ этого извлекать на свѣтъ Божій,-- все съ тою же пріятной улыбкой добавилъ баронъ.
   -- Ишь, скрытная каналья!-- обозвалъ мысленно Паницарди Шварцкоппепа.
   -- И вотъ, видите, полковникъ, -- продолжалъ свой разсказъ Шварцкоппенъ, -- съ тѣхъ поръ графиня де Брюне своею дѣятельностью, направленною къ вреду Франціи, окончательно обворожила меня. Она добровольно оказала уже моему отечеству массу услугъ, и я думаю, отъ нея можно ожидать еще многаго. А пока она находится на пути осуществленія нашихъ теперешнихъ плановъ.
   -- Я получилъ сегодня, между прочимъ, извѣстіе, -- сказалъ Паницарди, -- что съ нужныхъ намъ, бумагъ будутъ сниматься копіи.
   -- Это извѣстіе я получилъ уже недѣли три тому назадъ, -- самодовольно заявилъ Шварцкоппенъ, -- а сегодня я скажу вамъ другую болѣе важную новость, -- лукаво глядя на Паницарди, сказалъ баронъ..
   -- Какую, баронъ?-- любезно спросилъ Паницарди; у него пронеслось въ головѣ: "ишь, откормленная скотина."
   -- Сегодня, полковникъ, начали снимать копію! Сегодня!... Совсѣмъ свѣжая новость!-- потиралъ руки Шварцкоппенъ.
   -- Все знаетъ, каналья!-- сказалъ мысленно Паницарди, но не желая показывать вида, что ему еще неизвѣстно сообщенное барономъ, онъ добавилъ съ разстановкой:
   -- Это я знаю.
   -- Врешь, не зналъ, не зналъ!-- мысленно отвѣтилъ хитрый нѣмецъ.
   -- Еще одно слово, баронъ, -- обратился Паницарди къ Шварцкоппену, -- значитъ, графиня сообщаетъ вамъ отъ времени до времени, насколько подвинулось дѣло впередъ?
   -- О, безъ сомнѣнія, полковникъ. Мнѣ извѣстенъ всякій шагъ ея!
   -- И всѣ лица, участвующія въ доставленіи бумагъ?-- спросилъ Паницарди.
   -- Конечно! -- широко открылъ глаза Шварцкоппенъ, какъ бы недоумѣвая, что Паницарди спрашиваетъ о такихъ элементарныхъ вещахъ.
   -- А кому поручено снимать копіи въ военномъ Министерствѣ, баронъ?
   -- Капитану Дрейфусу? Знаете его?
   -- Нѣтъ! Такъ онъ и... не договорилъ Паницарди.
   Шварцкоппенъ отрицательно закачалъ головой.
   -- Нѣтъ, онъ не такой! Слишкомъ преданный патріотъ!-- заявилъ Шварцкоппенъ серьезно.
   -- Такъ кто же?-- настаивалъ Паницарди.
   -- Другой, графъ Эстергази -- маіоръ!-- отвѣтилъ Шварцкоппенъ.
   -- Ахъ, этотъ? Этого я знаю. Кажется, пожить любитъ, а денежки отцовскія всѣ спущены... Да, этотъ очень подходящее орудіе!... съ разстановкой замѣтилъ Паницарди.
   -- Только не могу понять, -- чрезъ минуту снова сталъ говорить Паницарди, -- снимаетъ копіи Дрейфусъ, а Эстергази...
   -- Какое намъ до этого дѣло, полковникъ, -- перебилъ Шварцкоппенъ, -- наше дѣло достать планы, а какимъ путемъ они будутъ раздобыты, это уже насъ не касается. Это дѣло тѣхъ, кто взялся за доставку плановъ.
   -- Да, пожалуй!-- согласился Паницарди, -- Значитъ, пополамъ, баронъ?-- прощаясь съ Шварцкоппеномъ, спросилъ Паницарди.
   -- Да, по сто тысячъ франковъ, любезный полковникъ, отвѣтилъ Шварцкоппенъ, провожая Паницарди въ переднюю.
   

ГЛАВА XIII.
Адскій планъ.

   Въ два часа пополудни, на другой день послѣ, свиданья съ графиней де Брюне, Эстергази звонилъ въ ея квартиру.
   Дверь открыла молоденькая и хорошенькая горничная, у Эстергази разгорѣлись глаза.
   -- "Жаль, что некогда, можно было бы заняться этой славной мордашкой"!-- подумалъ Эстергази и громко спросилъ:
   -- Графиня дома?
   --Дома, пожалуйте!-- бойко отвѣтила горничная. Эстергази снялъ пальто и вошелъ, по указанію горничной, въ крайне богато обставленную гостинную.
   Не успѣлъ онъ еще достаточно оглядѣться, какъ послышался сзади его голосъ:
   -- Здравствуйте, графъ.-- Очень рада, что вы не опоздали!
   Эстергази повернулся въ направленіи голоса и элегантно поклонился графинѣ, брякнувъ шпорами.
   -- Я васъ ждала съ нетерпѣньемъ!-- подавая руки Эстергази, говорила графиня.-- Прошу васъ, садитесь, -- указала графиня на стулъ.
   Когда Эстергази сѣлъ, графиня предложала ему закурить сигару.
   -- Не стѣсняйтесь, пожалуйста, -- обратилась она къ Эстергази съ обворожительной улыбкой.-- Я люблю сигарный дымъ.
   Эстергази закурилъ сигару и смотрѣлъ нѣкоторое время на графигю.
   -- Не дурна, бабенька! Надо будетъ приволочься... потомъ!-- промелькнуло у него въ головѣ.
   -- Мы можемъ съ вами свободно поговорить, -- откидываясь на спинку дивана, сказала графиня, -- я велѣла никого не принимать теперь, такъ что намъ никто не помѣшаетъ.
   -- Я весь въ вашемъ распоряженіи, графиня, -- отвѣтилъ Эстергази.
   -- Итакъ, я начну, сказала де Брюне.
   Эстергази наклоненіемъ головы далъ понять, что онъ слушаетъ.
   -- Вы ненавидите Дрейфуса?-- спросила графиня.
   -- До глубины моей души, -- со злобою вскипѣлъ Эстергази,-- и только тогда почувствую себя счастливымъ, когда увижу его опозореннымъ, погибшимъ.
   -- Такъ дайте вашу руку,-- восторженно заявила графиня, подавая руку Эстергази. Онъ пожалъ ей руку, слегка приподнимаясь на стулѣ.
   -- Въ такомъ случаѣ, -- продолжала графиня,-- мы съ вами союзники. И я горю къ нему ненавистью, и я желаю его гибели. Вы удивляетесь?-- спросила она, видя изумленное лицо Эстергази.-- Я много не буду говорить, но изъ этихъ немногихъ словъ, вы, вѣроятно, поймете меня.
   Графиня вздохнула.
   -- Я любила этого человѣка.
   -- И ты тоже?!-- промелькнуло въ мысляхъ Эстергази.
   -- Всею душою, всѣмъ сердцемъ моимъ. Я мечтала съ пыломъ двадцати лѣтней дѣвушки о счастьи, которое онъ мнѣ дастъ. И это счастье было такъ близко!!-- вздохнула графиня.-- Но я была слишкомъ бѣдна, и мнѣ казалось, что я буду составлять только обузу для любимаго человѣка. Правда, мнѣ извѣстно было, что у Дрейфуса есть состояніе, но я считала для себя унизительнымъ пользоваться состояніемъ мужа. Можетъ быть, я была неправа, разсуждая такимъ образомъ, но во мнѣ внутри что-то было такое, что возмущалось противъ брака бѣдной дѣвушки съ сравнительно состоятельнымъ офицеромъ. Самолюбіе ли это, другое-ли чувство, -- не могу сказать точно, но я сильно мучилась сознаніемъ того, что могу своею особою стѣснить любимаго человѣка. А у насъ уже дѣло подходило къ свадьбѣ. Правда, я не дала окончательнаго слова Дрейфусу, но его любовь, казалось мнѣ, была такъ сильна и чиста, что я готова была дать свое согласіе всякую минуту. Онъ былъ честный человѣкъ...
   Эстергази вздрогнули, всѣмъ тѣломъ.
   -- Что съ вами?-- съ безпокойствомъ спросила графиня.-- Можетъ быть, вамъ непріятно то, что я говорю!
   -- Мнѣ непріятно, графиня, что Дрейфусъ честный человѣкъ. Его всѣ считаютъ честнымъ, и я, его заклятый врагъ, долженъ признать, что, дѣйствительно, онъ безконечно честенъ; такихъ людей немного.
   -- Да, но иногда и честность ведетъ къ гибели,-- утѣшала графиня Эстергази.
   -- Совершенно вѣрно! Продолжайте, графиня, свой разсказъ.
   -- Въ это время совершенно неожиданно сдѣлалъ мнѣ предложеніе старый дипломатъ, графъ де Брюне. Онъ былъ очень старъ, смерти его можно было ожидать со дня на день, но онъ былъ, по слухамъ, страшно богатъ. Я, имѣя въ виду его богатство и близкую смерть, согласилась выйти за него замужъ. Я имѣла въ виду принести все богатство Дрейфусу...
   Графиня умолкла. Эстергази смотрѣть на нее.. Трудно сказать, что думалъ въ эту минуту Эстергази, волновало-ли его душу хоть какое-нибудь чувство. Онъ слушалъ внимательно признаніе графини, но его лицо не измѣняло своего вида. Оно было холодно и неподвижно во все время разсказа графини. Быть можетъ, онъ радовался, что судьба послала ему сообщника его злобныхъ замысловъ, быть можетъ, онъ завидовалъ Дрейфусу въ эту минуту болѣе, чѣмъ обыкновенно. Да, какъ и не позавидовать. Эта красивая женщина пожертвовала собой, чтобы потомъ имѣть, возможность принести къ ногамъ Дрейфуса милліоны и сказать: "это для тебя я пріобрѣла, я собой пожертвовала ради того, чтобы дать тебѣ состояніе, громадное состояніе!" Счастливецъ Дрейфусъ!
   -- Но смерть мужа, какъ нарочно, -- продолжала графиня, -- не приходила. Семь лѣтъ прожила, еще графъ де Брюне. Семь долгихъ лѣтъ!... За это время Альфредъ Дрейфусъ женился и счастливъ, повидимому, теперь, -- опустила графиня задумчиво голову.
   Въ глазахъ Эстергази сверкнулъ недобрый огонекъ.
   -- Да! счастливъ!-- Я слѣдила за нимъ все время, пока я была въ отсутствіи, -- я не прекращала переписки съ моими друзьями; мнѣ была извѣстна жизнь Дрейфуса до мельчайшихъ подробностей. Я знаю, что онъ счастливъ, и я глубоко ненавижу его жену и дѣтей... и его самого, -- прибавила графиня съ какой-то особенной злобой.
   -- Въ то время, продолжала графиня, -- когда я еще дѣвушкой мечтала о счастьи съ Дрейфусомъ... да, впрочемъ, довольно графъ, не правда-ли? Зачѣмъ, растравлять свои старыя раны? Приступимъ лучше къ дѣлу.
   Эстергази поклонился въ знакъ согласія.
   -- Итакъ, клянемся другъ другу стереть съ лица земли капитана Дрейфуса, -- торжественно воскликнула графиня, -- а потомъ я разсчитаюсь съ его женой и дѣтьми.
   -- Месть, месть страшная поднимается въ моемъ сердцѣ, графъ, -- и мы сгубимъ этого человѣка сообща. Не правда-ли?-- не оставляла графиня своего торжественнаго тона.
   -- Да, графиня! Клянусь вамъ, чѣмъ хотите!-- не менѣе торжественно отвѣтилъ Эстергази.
   -- Я не спала всю ночь и думала, думала. Разные планы приходили мнѣ въ голову, но я остановилась на одномъ!-- Онъ мнѣ больше всего понравился, -- и графиня улыбнулась.
   -- Какой, графиня?
   -- Мы сдѣлаемъ Дрейфуса измѣнникомъ отечества, государственнымъ преступникомъ, -- понимаете?-- воскликнула графиня.
   Но Эстергази не понималъ. Онъ даже усумнился, въ полнонъ-ли умѣ графиня. "Дрейфусъ измѣнникъ?" -- и Эстергази улыбнулся въ душѣ. "Такую нелѣпость можетъ придумать только женщина, и то только такая, у которой не всѣ способности находятся въ нормальномъ состояніи!" -- рѣшилъ про себя Эстергази.
   Онъ сидѣлъ передъ графиней, и видно было по его лицу, что онъ ждалъ, чтобы графиня нѣсколько подробнѣе развила свою мысль, если она находится въ здравомъ разсудкѣ. Графиня видѣла недоумѣніе Эстергази и, конечно, понимала, что додуматься до того плана мщенія, который родился въ ея умѣ за ночь, не могъ Эстергази.
   -- Сейчасъ я вамъ все объясню, что я имѣю въ виду,-- довольно спокойно начала графиня.
   На лицѣ Эстергази отпечаталось глубокое вниманіе.
   -- Но предварительно я задамъ вамъ вопросъ?-- продолжала графиня.-- Когда у насъ будутъ планы?
   Эстергази пожалъ плечами.
   -- Все отъ этого зависитъ. Вопроса о томъ, будутъ-ли они, я вамъ не предлагаю, -- съ убѣжденіемъ говорила графиня, -- вы, конечно, и сами не сомнѣваетесь, что они будутъ?-- вопросительно посмотрѣла графиня на Эстергази.
   -- Приложу всѣ усилія!-- отвѣтилъ Эстергази.
   -- Имѣйте въ виду, графъ, что я вамъ говорила вчера. Копіи будутъ сниматься на дняхъ, если еще не начали ихъ снимать. Копіи, конечно, будутъ сниматься въ Штабѣ, а слѣдовательно....
   -- Понимаю, графиня, будьте спокойны!-- пере. билъ Эстергази -- Случая не упущу.
   -- Ну, такъ вотъ, когда у насъ въ рукахъ будутъ планы, мы донесемъ на Дрейфуса, что онъ выдалъ планы.
   Лицо Эстергази засіяло.
   -- Но доноса, конечно, недостаточно. Намъ нужно имѣть въ рукахъ какія нибудь болѣе вѣскія доказательства. Вы знаете руку Дрейфуса?
   -- Какже! Очень хорошо!-- Эстергази вспомнилъ векселя, гдѣ онъ поддѣлалъ подпись Дрейфуса.
   -- Въ руки военнаго министра должно попасть бордеро, при которомъ будто бы были переданы планы въ Германское Посольство. Понимаете?!
   Но Эстергази опять не понималъ.
   -- Ахъ, какой вы безтолковый!-- не на шутку сердясь, замѣтила графиня.-- Вамъ должна быть принесена записка, писанная рукой Дрейфуса или, вѣрнѣе, кѣмъ нибудь, кто можетъ поддѣлать его руку. Эту записку вы передадите подъ великимъ секретомъ вашему начальнику или непосредственно военному министру. Въ этой запискѣ будетъ сказано, что-де посылаю вамъ четыре прилагаемыхъ при семъ плана.
   -- Понимаете?-- опять спросила графиня.
   -- Да, графиня!-- теперь понимаю!
   -- Ну, насилу!-- разсмѣялась графиня, точно дѣло касалось самой обыкновенной вещи, а не гибели человѣка.
   -- Слушайте, теперь дальше, -- продолжала графиня, -- У меня сохранились прежнія письма Дрейфуса. Мнѣ кажется, что всю записку писать, поддѣлываясь подъ его руку, нѣсколько рисковано, гораздо лучше взять какое-нибудь письмо, писанное, дѣйствительно, его рукой, подскоблить, подчистить, что не нужно, и прибавить, что нужно. Тогда, во всякомъ случаѣ, даже подозрительнымъ лицамъ записка можетъ казаться подлинной. Даже, навѣрное, покажется подлинной.
   -- Дьяволъ, а не женщина!-- отдалъ въ душѣ своей Эстергази должное графинѣ.
   -- Такъ, я говорю, что у меня есть прежнія письма Дрейфуса. Я занималась ими цѣлое утро и не нашла ни одного подходящаго. Передѣлать нельзя ни одного. Нѣтъ-ли у васъ какихъ-нибудь его писемъ?
   -- Не помню; конечно, были, но я такъ мало дорожилъ ими, что, кажется, всѣ повыбрасывалъ. Впрочемъ, посмотрю!
   -- Посмотрите, посмотрите! А если не найдете у себя, то обойдите, знакомыхъ его, друзей, даже прежнихъ его... ну, какъ ихъ тамъ назвать... любовницъ, что-ли? Вы должны ихъ знать, вѣдь, вы въ свое время вмѣстѣ болтались, вѣроятно?!-- улыбнулась графиня. Достаньте письма или лучше письмо какое-нибудь съ подходящимъ содержаніемъ. Ну, вотъ пока вамъ порученіе, торопитесь его исполнить, но въ то же время не увлекайтесь настолько, чтобы забыть о главномъ, а именно о полученіи плановъ, такъ какъ безъ этого ничего нельзя будетъ сдѣлать Дрейфусу.
   -- Конечно, конечно, -- увѣрялъ Эстергази, -- это главное.
   Графиня де Брюне поражала Эстергази своею изобрѣтательностью. "Если бы только удалось все сдѣлать такъ, какъ придумала эта вѣдьма!" -- вздыхалъ въ душѣ Эстергази, но тотчасъ же останавливалъ себя: "Должно и удастся. Ты долженъ, Эстергази, приложить всѣ усилія, чтобы удалось. Вотъ когда ты почувствуешь на себѣ, мой другъ милый, руку друга своего Эстергази! Поймешь, сколько страданій переносилъ изъ за тебя твой другъ, Эстергази. Поймешь всю ненависть, ненависть адскую, ненависть, которая мнѣ жить не даетъ спокойно, пока ты, мой дорогой другъ, не заглушишь ее стонами своими, стонами безысходнаго, безпредѣльнаго страданія".
   И въ душѣ Эстергази опять закипала злоба противъ Дрейфуса, и онъ почти задыхался отъ прилива этого сквернаго чувства.
   -- Да, -- продолжалъ онъ мысленно разсуждать, сидя противъ графини де Брюне, -- берегись, Дрейфусъ, теперь. Часъ мщенія насталъ!
   -- Ну, на сегодня довольно!-- прервала графиня злобныя мысли Эстергази, -- я васъ больше не удерживаю. Дѣйствуйте и, главное, торопитесь.
   Эстергази всталъ. Лицо его пылало такой страшной злобой, что графиня де Брюне въ душѣ порадовалась.
   -- Исполните все, что я вамъ сказала. Когда у насъ въ рукахъ будутъ планы и записка Дрейфуса, мы поговоримъ еще, какъ дальше поступать, -- сказала графиня, пожимая Эстергази руку на прощаніе.
   Эстергази ушелъ.
   -- Кажется, лучшаго орудія мести я не могла бы найти, -- думала про Эстергази графиня.-- Удивительное совпаденіе! Точно сама судьба указываетъ мнѣ путь, по которому я должна идти, чтобы отомстить за свою любовь и страданія... и за оскорбленіе моего святого чувства, -- добавила графиня, погодя.
   

ГЛАВА XIV.
Секретное порученіе.

   Уже два дня Альфредъ Дрейфусъ носилъ въ карманѣ вексель Эстергази съ своею поддѣльною подписью и не рѣшался возвратить его Эстергази. Рѣшеніе скрыть отъ Эстергази вексель и уничтожить его, не показывая своему другу, онъ считалъ непорядочнымъ, потому что, по его мнѣнію, Эстергази долженъ былъ сильно безпокоиться съ того времени, какъ обстоятельства натолкнули его на подобный поступокъ. "Кто знаетъ, можетъ быть, это и есть настоящая при, чина той рѣзкой перемѣны въ Эстергази, которая такъ бросается въ глаза" -- разсуждалъ Дрейфусъ. "Его, вѣроятно, мучитъ теперь совѣсть?!" -- объяснялъ себѣ Дрейфусъ поведеніе Эстергази за послѣднее время. И Дрейфусъ боролся два дня съ самимъ собою. Ему навязчиво лѣзла въ голову идея о преступности, подлости поступка Эстергази, но онъ отгонялъ эту мысль и оправдывалъ въ своихъ глазахъ Эстергази. Малоли до чего можетъ довести нужда?" -- увѣрялъ себя Дрейфусъ, хотя внутренній голосъ говорилъ ему, что его самого даже крайняя нужда не заставила бы рѣшиться на подобный поступокъ. "А у Эстергази этой нужды совсѣмъ не было", -- навязывалъ Дрейфусу мысль внутренній голосъ.
   Но Дрейфусъ употреблялъ всѣ усилія, чтобы подавить въ себѣ всякую мысль о преступности поступка со стороны своего друга и только думалъ о томъ, какъ передать вексель Эстергази, чтобы не обидѣть его. На этотъ счетъ онъ приходилъ къ разнымъ заключеніямъ. но самымъ лучшимъ казалось ему выжидать, пока не представится случай. А случай, какъ нарочно, въ теченіи двухъ дней не представлялся.
   Дрейфусъ сидѣлъ за своей обычной работой въ Штабѣ, когда явился къ нему дежурный адъютантъ помощника начальника генеральнаго штаба, генерала Гонза.
   -- Васъ проситъ къ себѣ генералъ, -- раскланиваясь передъ Дрейфусомъ, объявилъ адъютантъ.
   -- А въ чемъ дѣло?-- спросилъ Дрейфусъ.
   -- Я не посвященъ въ цѣль приглашенія!-- коротко, но съ улыбкой отвѣтилъ адъютантъ.
   Генералъ Гонзъ приглашалъ офицеровъ штаба, минуя ихъ прямыхъ начальниковъ, для личныхъ переговоровъ очень рѣдко и обыкновенно такое приглашеніе не предвѣщало ничего добраго. Хотя Дрейфусъ и не чувствовалъ за собой никакихъ недочетовъ послужбѣ, однако у него невольно сжалось сердце отъ этого подозрительнаго приглашенія.
   -- Я васъ жду, капитанъ, -- опять проговорилъ адъютантъ, любезно кланяясь.
   -- Развѣ сейчасъ?-- спросилъ Дрейфусъ.
   -- Да, капитанъ, мнѣ приказано вамъ передать, чтобы вы сейчасъ-же пожаловали, -- отвѣтилъ адъютантъ.
   -- Сейчасъ, сейчасъ иду, -- съ какой-то тревогой проговорилъ Дрейфусъ.
   Онъ всталъ, сталъ бережно укладывать разныя бумаги и листки, которые были разбросаны на его рабочемъ столѣ, затѣмъ все это положилъ въ большую папку и заперъ въ ящикъ.
   Между тѣмъ собрались служащіе въ штабѣ и окружили Дрейфуса.
   -- Что это можетъ значить?-- раздались вопросы.
   Дрейфусъ только пожималъ плечами.
   -- Не знаю, не знаю!-- тихо отвѣчалъ онъ, и когда окончилъ укладку бумагъ, взглянулъ на адъютанта.
   Взглядомъ своимъ Дрейфусъ далъ понять адъютанту, что онъ готовъ слѣдовать за нимъ.
   Адъютантъ еще разъ поклонился любезно Дрейфусу, и они вышли.
   Имъ пришлось пройти цѣлый рядя, комната и корридоровъ, прежде чѣмъ они очутились въ пріемной генерала Гонза. Дрейфусъ по дорогѣ еще разъ пытался найти въ своемъ умѣ. разгадку такого неожиданнаго приглашенія. Но нѣтъ, ни въ чемъ онъ не чувствовалъ себя виновнымъ, и потому смѣло, казалось ему, онъ могъ предстать передъ высокимъ начальникомъ, совѣсть его была чиста.
   -- Подождите здѣсь, капитанъ, -- сказалъ адъютанта, опять любезно раскланиваясь передъ Дрейфусомъ, когда они очутились въ пріемной.-- Я доложу объ васъ.
   И адъютантъ исчезъ за дверью.
   Черезъ минуту онъ опять раскланивался передъ Дрефусомъ.
   -- Его превосходительство проситъ васъ!
   Дрейфусъ направился къ дверямъ кабинета.
   Генералъ Гонзъ сидѣлъ передъ письменнымъ столомъ, когда вошелъ Дрейфусъ и остановился у дверей. Онъ поднялъ свои глаза на Дрейфуса и нѣкоторое время смотрѣлъ на него, молча, точно соображалъ что-то или изучалъ наружность стоявшаго передъ нимъ офицера.
   -- Капитанъ, -- наконецъ, началъ генералъ, растягивая каждый слогъ, -- по отзыву вашего ближайшаго начальства вы принадлежите къ числу офицеровъ, которымъ можно довѣрять исполненіе нѣкоторыхъ секретныхъ порученій.
   Дрейфусъ поклонился. На душѣ у него отлегло и мрачное до этой минуты лицо стало веселѣй.
   -- Я хочу вамъ поручить одно секретное дѣло,-- генералъ задумался.
   -- Какъ вы на это смотрите, капитанъ?-- черезъ нѣкоторое время спросилъ генералъ.
   -- Постараюсь оправдать довѣріе Вашего Превосходительства и приложить всѣ усилія для успѣшнаго исполненія возложеннаго на меня порученія, -- отвѣтилъ Дрейфусъ.
   Генералъ молчалъ и упорно смотрѣлъ на Дрейфуса.
   -- И тайна, если дѣло секретное, Ваше Превосходительство, умретъ во мнѣ, -- добавилъ Дрейфусъ послѣ минутнаго молчанія.
   Генералъ покачалъ головой съ довольнымъ видомъ.
   -- Такъ, подойдите ближе, капитанъ, я вамъ объясню, въ чемъ заключается порученіе, которое я хочу возложить на васъ. Повторяю еще разъ, что это тайна.
   Дрейфусъ поклонился, желая выразить, что онъ достаточно проникся мыслью, что возлагаемое на него порученіе составляетъ тайну.
   Генералъ открылъ одинъ изъ ящиковъ своего стола и вынулъ пачку бумагъ. Дрейфусъ взглянулъ на эту пачку и узналъ ее.
   -- Да, это тайна моего отечества!-- пронеслось въ мысляхъ Дрейфуса.-- Въ этомъ случаѣ, можешь быть, генералъ, совершенно спокойнымъ, -- мысленно обратился Дрейфусъ къ генералу Гонзу.-- Но странно, -- продолжалъ думать Дрейфусъ, -- вѣдь эта пачка лежала у меня цѣлый мѣсяцъ, только три дня тому назадъ потребовалъ ее отъ меня начальникъ Четвертаго Отдѣленія, почему-же генералъ старался увѣрить меня въ томъ, что это тайна! Я, вѣдь, самъ прекрасно это знаю. Я цѣлый мѣсяцъ берегъ ее, какъ зѣницу ока. Почему-же меня опять увѣряютъ, что это тайна? Что-то не ладно!
   И Дрейфусъ рѣшился спросить у генерала.
   -- Почему-же, Ваше Превосходительство, вы изволите мнѣ внушать, что это секретныя бумаги. Эти планы лежали у меня цѣлый мѣсяцъ! Или Ваше Превосходительство не довѣряете мнѣ?
   -- Наоборотъ, капитанъ, очень довѣряю. И начальникъ штаба довѣряетъ вамъ, поэтому мы васъ и избрали для снятія копій съ этихъ плановъ, но дѣло вотъ въ чемъ. До насъ дошли слухи, что въ пріобрѣтеніи копій съ этихъ, плановъ заинтересованы наши враги, которые и прибѣгаютъ, вѣроятно, къ разнаго рода ухищреніямъ, чтобы овладѣть ими. Вотъ почему я стараюсь внушить вамъ еще разъ, что это глубочайшая тайна.
   -- О, будьте покойны, Ваше Превосходительство, -- самоувѣренно заявилъ Дрейфусъ.
   -- Пока они были въ вашемъ столѣ, -- продолжалъ генералъ, -- мы были спокойны за нихъ, по теперь вамъ придется снимать копіи и, слѣдовательно, они очутятся на вашемъ столѣ. Вотъ почему я предупреждаю васъ.
   Дрейфусъ поклонился.
   -- Повторяю, -- продолжалъ генералъ, -- мы васъ знаемъ, мы вамъ вѣримъ. Но, Дрейфусъ, -- товарищескимъ тономъ началъ генералъ, -- берегите планы, вы понимаете ихъ значеніе.
   -- Будьте покойны, Ваше Превосходительство, будьте покойны, -- проговорилъ Дрейфусъ, -- я съумѣю оправдать довѣріе начальства.
   -- Я увѣренъ въ этомъ, -- заключилъ генералъ.
   -- А теперь приступимъ къ дѣлу, -- послѣ нѣкотораго молчанія добавилъ генералъ Гонзъ.-- Вотъ во первыхъ снимете копію гидравлическаго пресса No 120.
   Дрейфусъ взялъ планъ въ руки и поклонился.
   -- Во вторыхъ, снимете копію съ плана мобилизаціи резервныхъ войскъ.
   И этотъ планъ генералъ передалъ Дрейфусу.
   -- Въ третьихъ, -- продолжалъ генералъ,-- планъ мобилизаціи арміи. И въ четвертыхъ, планъ крѣпости Бріабсонъ. Будьте любезны, капитанъ, снять копіи съ этихъ четырехъ плановъ. Времени я вамъ не назначаю на эту работу, по желательно было-бы, чтобы вы занялись ею поусерднѣе и представили бы мнѣ копіи въ возможно скоромъ времени.
   -- Постараюсь возможно скорѣе, -- отвѣтилъ, кланяясь, Дрейфусъ.
   Генералъ Гонзъ подалъ руку Дрейфусу и еще разъ сказалъ ему:
   -- Я не сомнѣваюсь въ васъ, капитанъ! Я вѣрю, что вы исполните его хорошо, а намъ очень важно имѣть точныя и вѣрныя копіи. Мы васъ не забудемъ.
   Дрейфусъ вышелъ отъ генерала крайне довольный. И онъ, какъ всякій офицеръ, не былъ чуждъ нѣкоторой доли честолюбія. Послѣднія слова генерала: "мы васъ не забудемъ" очень льстили честолюбію Дрейфуса и, хотя въ общемъ онъ былъ крайне аккуратными, и добросовѣстнымъ исполнителемъ приказаній начальства, онъ рѣшили, на этотъ разъ употребить всѣ усилія, чтобы дѣло, ему порученное, было исполнено блистательно во всѣхъ отношеніяхъ.
   Въ прекрасномъ настроеніи духа Дрейфусъ подошелъ къ своему рабочему столу. При его появленіи опять окружили его служащіе и съ крайнимъ любопытствомъ задавали вопросы:
   -- Въ чемъ дѣло? Зачѣмъ звалъ генералъ? Что случилось?
   По лицу Дрейфуса они могли заключить, что цѣлью приглашенія не была какая-нибудь непріятность по службѣ, потому что лицо было озарено самодовольной улыбкой, что еще болѣе возбуждало любопытство товарищей по службѣ.
   Но на всѣ вопросы Дрейфусъ отвѣчалъ, что ничего особеннаго не случилось, отдѣлывался одними ничего не значущими: "такъ себѣ", "ничего особеннаго", "пустяки" и тому подобными словами въ этомъ родѣ.
   "Получаетъ, вѣроятно, новое назначеніе и не хочетъ пока говорить", -- успокоились товарищи.
   О новомъ назначеніи Дрейфуса, дѣйствительно, ходили въ послѣднее время слухи и, слѣдовательно, ничего невѣроятнаго не было въ этомъ рѣшеніи товарищей.
   Дрейфусъ же пока заперъ полученные имъ отъ генерала Гонза планы опять въ потайное отдѣленіе своего шкафа, гдѣ они лежали цѣлый мѣсяцъ, прежде чѣмъ были взяты генераломъ Гонзомъ для провѣрки передъ снятіемъ копій, и сталъ заканчивать свою дневную работу.
   Снятіе копій онъ отложилъ до слѣдующаго дня.
   

ГЛАВА XV.
Полицейскій агентъ Суффрэнъ.

   Эстергази перерылъ у себя всѣ ящики письменнаго стола, перелисталъ всѣ книги, даже заглянулъ, въ шкафъ съ бѣльемъ. Ни одного письма Дрейфуса онъ не нашелъ у себя. Планъ графини де Брюне такъ охватилъ все его существо, что теперь онъ только, и носился съ мыслью достать гдѣ-нибудь письмо Дрейфуса, которое могло бы оказаться по своему содержанію такъ или иначе подходящимъ для цѣли, намѣченной графиней де Брюне.
   И странно, онъ еще не имѣлъ въ рукахъ копій плановъ, за которые ему будетъ заплочено двѣсти тысячъ, а между тѣмъ думалъ только о запискѣ, на которую ему указала графиня де Брюне. Онъ какъ-то совершенно забылъ о томъ, что подобная записка совершенно не нужна, разъ у него не будетъ въ рукахъ главнаго -- плановъ, а между тѣмъ послѣ свиданья съ, графиней де Брюне ему почему-то казалось, что нужна главнымъ образомъ записка, а планы ужъ какъ-нибудь сами попадутся въ руки. Еще графиню онъ увѣрялъ, что достать планы почти невозможно, потому что они въ слишкомъ надежныхъ рукахъ, а теперь его опасенія относительно невозможности достать планы какъ будто исчезли.
   Но, на самомъ дѣлѣ, они не исчезли, и Эстергази ни на минуту не заблуждался относительно невозможности или, по крайней мѣрѣ, трудности ихъ достать. Сообщеніе графини де Брюне, что копіи плановъ будутъ сниматься, радовало его, потому что въ значительной степени облегчало задачу, и онъ подчасъ уже рисовалъ себя обладателемъ двухсотъ тысяча, франковъ. Слѣдовательно, надежда тѣмъ или другимъ путемъ раздобыть копіи плановъ, несмотря на видимую трудность приведенія въ исполненіе своего замысла, не покидала его, но разрѣшеніе этого вопроса онъ предоставилъ времени.
   А пока, какъ мы сказали, все его существо было поглощено мыслью найти какое-нибудь подходящее письмо Дрейфуса. Безуспѣшные поиски письма въ своей квартирѣ заставили его вспомнить совѣтъ графини обратиться къ товарищамъ Дрейфуса. Онъ перебралъ въ своемъ умѣ всѣхъ, съ кѣмъ Дрейфусъ былъ въ близкихъ отношеніяхъ; нашлось, конечно, нѣсколько такихъ въ одномъ Штабѣ, не говоря уже о тѣхъ многихъ знакомствахъ, которыя Эстергази сдѣлалъ, посѣщая домъ Дрейфуса. И онъ уже готовь былъ совершенно обратиться съ просьбою къ одному изъ товарищей Дрейфуса, какъ вдругъ его поразила одна мысль.
   -- Чортъ возьми!-- вскрикнулъ Эстергази, -- какъ я наивенъ. И эта опытная, казалось, графиня чуть было не натолкнула меня на самый дѣтскій, самый наивный шагъ, какой только можно себѣ представить. Какая страшная глупость обратиться къ кому-нибудь изъ его товарищей. Вѣдь, во первыхъ, не дастъ никто, потому что моя просьба настолько странна, что во всякомъ возбудитъ подозрѣніе. А если бы даже у кого-нибудь и нашлось что-нибудь подходящее для меня и онъ далъ бы мнѣ, то не подлежитъ никакому сомнѣнію, онъ непремѣнно сообщилъ бы объ этомъ Дрейфусу... Да, непонятная наивность съ моей стороны! Дрейфусъ тоже заподозрилъ бы въ какихъ-нибудь тайныхъ замыслахъ своего единственнаго друга Эстергази...
   И Эстергази разсмѣялся отъ своей злой шутки.
   -- А векселя?-- вдругъ вспомнилъ Эстергази.-- Неужели они еще не попали въ его руки? Въ такомъ случаѣ Бенасъ молодецъ, и его слову можно вѣрить. Обѣщалъ, что ранѣе двухъ мѣсяцевъ не пуститъ ихъ въ ходъ и держитъ свое слово. Молодецъ!.
   -- А что, если пуститъ или пустилъ уже!-- встревожился Эстергази!-- Что если они попали уже въ руки Дрейфуса?
   И мысль эта давно тревожила Эстергази.-- "Что въ самомъ дѣлѣ, сдѣлаетъ Дрейфусъ." -- неоднократно задавалъ себѣ вопросъ Эстергази. "Судъ, тюрьма, позоръ!" -- проносилось въ головѣ Эстергази и подчасъ ему становилось очень жутко.
   Однако, въ низкой душѣ никогда не могло родиться честное, искреннее желаніе пойти сознаться въ своей винѣ и просить... прощенія.
   Но въ послѣднее время онъ уже до того былъ глубоко убѣжденъ въ скорой гибели Дрейфуса, что. вопросъ о векселяхъ уже не казался такимъ грознымъ для его чести. "Они появятся послѣ того, какъ..."
   Эстергази не договаривалъ отъ восторга, до того, казалось ему желаннымъ то время, когда случится что-то такое, отъ чего у него замирало сердце.
   -- Да глупо вышло бы, если бы я послушалъ совѣта графини, -- опять возвращался мысленно Эстергази къ запискѣ, -- глупо, очень глупо! Могъ бы по губить все дѣло, -- Эстергази съ ужасомъ представилъ себѣ эту возможность.
   -- До какой степени нужно быть осторожнымъ, -- заключилъ Эстергази и отдался мыслямъ другими путями достигнуть цѣли.
   Вѣрнымъ средствомъ казалось ему обратиться не къ друзьямъ, а къ лицамъ, непріязненно расположеннымъ къ Дрейфусу. Но гдѣ такихъ отыскать? Онъ, зналъ только одного полковника Пати дю Кляма, который, казалось, относился къ Дрейфусу не особенно дружелюбно, хотя о настоящей причинѣ этого нерасположенія Эстергази не догадывался. Ему было извѣстно, что между Дрейфусомъ и Пати дю Клямомъ, установились сухія оффиціальныя отношенія, слѣдовательно, не могло быть и рѣчи о какой-нибудь перепискѣ между ними внѣ служебныхъ отношеній. Притомъ же врядъ-ли существовала какая-нибудь оффиціальная переписка, такъ какъ предметы вѣдѣнія одного и другого были до того разны, что общихъ точекъ соприкосновенія и быть не могло.
   -- Нѣтъ, тутъ ничего не подѣлаешь, -- рѣшилъ Эстергази, -- надо покопаться гдѣ-нибудь подальше. Надо въ прошломъ искать этого орудія мести! Да, это единственный выходъ.
   Но въ прошломъ найти что-нибудь было для него труднѣе. Когда Дрейфусъ молодымъ офицеромъ служилъ въ Парижѣ, Эстергази состоялъ офицеромъ кавалерійскаго полка въ Руанѣ, и неособенно тогда интересовался Дрейфусомъ, хотя они считались друзьями дѣтства. Эстергази очутился въ Парижѣ всего 8 лѣтъ тому назадъ, но въ это время Дрейфусъ велъ себя уже крайне сдержанно, безукоризненно, не имѣлъ никакихъ любовницъ, служилъ усердно.
   -- Затѣмъ женился, м-е-р-з-а-в-е-цъ,-- съ разстановкой произнесъ Эстергази.
   Лицо его вспыхнуло и вслѣдъ за этимъ сейчасъ же покрылось блѣдностью. Оно дышало злобою.
   И снова сталъ ломать себѣ голову Эстергази надъ способами розыскать записку, писанную рукой Дрейфуса.
   -- Ба!...-- ударилъ себя Эстергази рукой по лбу.-- Онъ все знаетъ. Это ходячая справочная книга Парижа!
   Эстергази вспомнилъ старика, котораго Дрейфусъ видѣлъ у Ліаны де Пужи и при видѣ котораго Дрейфусу представилось что-то знакомое и всѣ прежніе кутежи.
   -- Онъ все знаетъ!-- повторялъ Эстергази, -- надо его найти.
   И Эстергази радовался своей находкѣ.
   -- Онъ будетъ сегодня у Ліаны де Пужи, а если не будетъ, то узнаю тамъ у кого-нибудь, гдѣ онъ живетъ, -- рѣшилъ Эстергази.
   А старикъ, дѣйствительно, былъ ходячей справочной книгой Парижа, хотя всѣ его свѣдѣнія касались главнымъ образомъ золотой молодежи Парижа. И онъ принадлежалъ когда-то къ этой молодежи, но, какъ большинство ея, просадилъ на кокотокъ все свое состояніе. Принадлежалъ онъ по происхожденію къ богатому и аристократическому роду. Съ дѣтства не пріученный къ труду, онъ очутился въ безвыходномъ положеніи, когда у него не оказалось въ карманѣ ни одного франка. Втянувшись въ жизнь беззаботную, полную удовольствій и минутныхъ наслажденій, онъ не могъ подумать о какой бы то ни было работѣ.
   Онъ продолжалъ появляться по прежнему среди золотой молодежи и кокотокъ, но уже сошелъ съ выдающейся роли главнаго зачинщика, а оставался лишь пассивнымъ зрителемъ и являлся изрѣдка совѣтникомъ и руководителемъ того или другого изъ птенцовъ, которые дѣлали первые шаги на новомъ поприщѣ. Вѣроятно, первые шаги его учениковъ оплачивались настолько, что онъ могъ быть всегда прилично одѣтымъ. Въ этой обстановкѣ онъ и состарился. Не мудрено, что онъ зналъ многихъ и зналъ, именно, тѣ стороны многихъ молодыхъ людей, которыя не проникаютъ на дневной свѣтъ изъ мрака ночи. Онъ зналъ уже давно и Дрейфуса. Конечно, Дрейфусъ не могъ себя причислять къ вѣчно кутящей молодежи, но онъ появился среди нея нѣсколько разъ, а этого уже достаточно было для старика, чтобы разузнать и знать всю подноготную холостой жизни Дрейфуса.
   Къ этому-то всезнайкѣ и обратился Эстергази, когда въ первый же вечеръ встрѣтился съ нимъ у Ліаны.
   -- Что угодно, все разскажу, -- отвѣтилъ старикъ на вопросъ Эстергази, не знаетъ-ли онъ, кѣмъ въ свое время увлекался Дрейфусъ.
   -- Ему чертовски везло всегда у женщинъ!-- началъ свой разсказъ старикъ.
   Эстергази стало скверно на душѣ.
   -- Ужъ не помню всѣхъ ихъ... Эрминія... Каролина...-- силился припомнить онъ имена женщинъ, которыми увлекался Дрейфусъ, -- но больше всѣхъ и дольше всѣхъ ему нравилась Маріонъ Казоттъ.
   -- Казоттъ? переспросилъ Эстергази, -- и что-то знакомое вспомнилось ему.-- Казоттъ? Казоттъ?-- старался онъ припомнить.-- Гдѣ я слыхалъ это имя?-- мысленно говорилъ Эстергази.
   Но какъ онъ ни старался припомнить, кто такая Казоттъ, онъ не могъ.
   А старикъ въ это время продолжалъ:
   -- Это была прехорошенькая и миленькая женщина. Когда она появилась въ циркѣ на лошади...
   -- Ахъ! да! припоминаю, припоминаю! Наѣздница!-- какъ будто обрадовался Эстергази.-- Помню, помню.
   -- Всѣ ее помнятъ! Какъ ее не помнить!-- сказалъ на это старикъ.-- Она, можетъ быть, не помнить всѣхъ, а Дрейфуса -- то я думаю... вотъ какъ помнитъ, -- и старикъ провелъ указательнымъ пальцемъ по горлу и разсмѣялся.
   -- Ну, хорошо, хорошо!-- разсказывайте, -- торопилъ Эстергази, видимо крайне заинтересованный.
   -- Такъ видите, Маріонъ Казоттъ пріѣхала въ Парижъ съ циркомъ. Ну, конечно, офицеры-лошадники гурьбой полѣзли въ циркъ. Чудная наѣздница многимъ сразу вскружила голову. Она была окружена первое время роемъ молодежи, добивавшейся каждый по своему ея исключительнаго расположенія. Но она, повидимому, не обнаруживала ни кгь кому исключительнаго вниманія. Впрочемъ, ходили слухи, что она подарила кое-кого своею любовью, но мнѣ кажется, что это неправда. Можетъ быть, въ прошломъ у нея было кое-что, да и сами понимаете, гдѣ же цирковой наѣздницѣ удержаться отъ разныхъ соблазновъ, -- старикъ разсмѣялся, -- но тутъ въ Парижѣ, мнѣ кажется, она была чиста. Но вотъ, дернулъ чортъ Дрейфуса придти въ циркъ. Увидѣлъ Казоттъ, -- а про нее онъ и раньше уже слыхалъ, да чуть-ли не отъ самого меня, -- понравилась, давай знакомиться. Познакомился. Вѣдь, въ сущности не красивъ, а ей, видавшей виды, все-таки понравился. Чортъ его знаетъ, есть въ немъ что-то такое...
   Эстергази отвернулъ свое лицо отъ разсказчика, чтобы не выдать себя. Онъ весь кипѣлъ злобой.
   -- Такъ понимаете, -- продолжалъ старикъ, -- дальше больше и, какъ водится, пошло у нихъ. Прошло мѣсяца три-четыре и, знаете, Казоттъ-то уже не могла появляться передъ публикой на лошади...
   -- Почему?-- спросилъ Эстергази.
   Старикъ жестами объяснилъ причину и разсмѣялся.
   Эстергази понялъ.
   -- Что же дальше?-- спросилъ Эстергази.
   -- Что-жъ дальше? Самое обыкновенное. Содержатель цирка разсчиталъ Казоттъ, и она поступила въ полное распорядіеніе Дрейфуса. Не знаю, былъ-ли онъ радъ, бѣдняга. Но онъ очень добрый человѣкъ...
   Эстергази не могъ слушать этихъ похвалъ, онѣ были ему слишкомъ непріятны. И всякій разъ, когда кто-нибудь хвалилъ Дрейфуса, онъ испытывалъ непріятное чувство. Казалось, всякая похвала Дрейфусу только усиливала въ Эстергази ненависть къ нему. Мало того, и всякій человѣкъ, который позволялъ себѣ хвалить Дрейфуса, возбуждалъ въ Эстергази враждебное чувство къ себѣ. Такъ было и въ данномъ случаѣ. Онъ слушалъ старика съ напряженнымъ вниманіемъ, но его сердилъ тонъ старика, добродушно разсказывавшаго исторію любви Дрейфуса. Эстергази предпочелъ бы видѣть въ словахъ старика враждебное чувство, а между тѣмъ старикъ не только не чувствовалъ къ Дрейфусу ничего враждебнаго, а напротивъ относился къ нему съ большою теплотой.
   И Эстергази уже былъ настроенъ противъ старика.
   А старикъ продолжалъ:
   -- И онъ принялъ на свои плечи, какъ порядочный человѣкъ, заботу о дальнѣйшей судьбѣ этой женщины. Онъ устроилъ ей квартиру и назначилъ ей ежемѣсячно ту же пенсію, какую она получала въ циркѣ. Не могу вамъ сказать, сколько именно, по знаю, что она могла безбѣдно существовать.
   -- Онъ любилъ ее?-- почему-то спросила, вдругъ Эстергази.
   -- Этого я не могу сказать навѣрное, по думаю, что до нѣкоторой степени, да!
   Старикъ остановился, точно ждалъ, что Эстергази предложитъ ему еще вопросы, но, видя, что Эстергази ограничился однимъ вопросомъ и больше не предлагаетъ, старикъ сталъ продолжать свое повѣствованіе.
   -- Скоро господинъ Дрейфусъ сдѣлался счастливымъ отцомъ. Изрѣдка послѣ этого мнѣ приходилось встрѣчать Маріонъ, -- надо вамъ значь, что я питалъ къ ней самое дружеское расположеніе,-- и вообразите, она была полна счастья. Разъ даже встрѣтилъ ее съ мальчикомъ, ему было тогда уже года полтора. Прехорошенькій мальчишка! Очень, очень похожъ на отца!-- хе... хе... хе... разсмѣялся старикъ.
   -- Что же дальше?-- торопилъ. Эстергази -- Чѣмъ все кончилось?
   -- А кончилось, какъ часто кончается, -- покачалъ головой старикъ.
   -- Ну?-- нетерпѣніе овладѣвало Эстергази.
   -- Задумалъ Дрейфусъ жениться, -- продолжалъ старикъ, -- на Маргаритѣ Делербъ, которая наклеила ему носъ и вышла замужъ за графа де Брюне. Знаете ее?-- неожиданно спросилъ старикъ.
   -- Да!-- отвѣтилъ Эстергази, -- то есть, нѣтъ,-- поторопился онъ поправиться, -- вы спрашиваете о Казоттъ?
   -- Нѣтъ, о графинѣ де Брюне!
   -- Графини не знаю, -- сказалъ Эстергази.
   -- А жаль, преинтереснѣйшая женщина, Я ее знать, долженъ вамъ сказать, когда она была еще дѣвушкой, -- много обѣщающей была дѣвушкой. Теперь она опять въ Парижѣ, но, знаете, какъ похорошѣла. Я вамъ долженъ сказать....
   -- Продолжайте лучше о любовницѣ Дрейфуса, графиня меня нисколько не интересуетъ, -- прошипѣлъ Эстергази.
   -- Ахъ, да, виноватъ, виноватъ, удалился отъ темы, -- извинялся старикъ,-- удалился отъ темы.... повторилъ онъ. На чемъ я остановился?-- забылъ старикъ.
   -- На томъ, какъ Дрейфусъ собрался жениться! Какъ онъ поступилъ съ Казоттъ?-- напомнилъ Эстергази.
   -- Да, какъ обыкновенно.
   -- То есть?-- недоумѣвалъ Эстергази.
   -- Хотѣлъ ей дать денегъ. Она не взяла. Жила потомъ въ большой бѣдности.
   -- Подлецъ!-- произнесъ Эстергази приговоръ надъ Дрейфусомъ.
   -- За что вы его такъ ругаете? Такъ всѣ поступаютъ, онъ поступилъ не хуже другихъ, а можетъ быть, лучше многихъ. Онъ, по крайней мѣрѣ....
   Эстергази не далъ договорить:
   -- Гдѣ же она теперь?
   -- Казоттъ?-- спросилъ старикъ.
   -- Ну, конечно!-- выходилъ изъ себя Эстергази.
   -- Да, живетъ гдѣ-нибудь въ Парижѣ. Впрочемъ не знаю, можетъ быть уже умерла. Можетъ быть нищета заѣла,-- грустно поникъ головой старикъ.
   -- А вамъ не все-ли равно, гдѣ она?-- неожиданно заявилъ старикъ
   -- Да, все равно, все равно, -- думая о чемъ-то другомъ, отвѣтилъ Эстергази.
   Эстергази былъ удовлетворенъ разсказомъ старика, но только относительно, конечно. Ему хотѣлось еще спросить старика, не знаетъ-ли онъ, не было-ли какой-нибудь переписки между Казоттъ и Дрейфусомъ, но побоялся. Неожиданное замѣчаніе старика: "не все-ли вамъ равно, гдѣ она!" -- заставило Эстергази быть осторожнымъ. Старикъ, повидимому, если и не питалъ къ Дрейфусу какого-нибудь особеннаго расположенія, то относился къ нему все-таки безъ злобы, и всякій лишній вопросъ со стороны Эстергази могъ-бы показаться старику подозрительнымъ. Такъ, покрайней мѣрѣ, рѣшилъ Эстергази и ограничился свѣдѣніями, которыя ему доставилъ словоохотливый старикъ;
   -- Маріонъ Казоттъ!-- думалъ Эстергази, какъ-же, помню, помню! Я пріѣзжать тогда въ отпускъ изъ Руана, и провелъ въ ея обществѣ цѣлый вечеръ съ офицерами. Дѣйствительно, была прехорошенькая, и своей смѣлой ѣздой приводила въ восторгъ записныхъ кавалеристовъ. Какъ бы узнать, гдѣ она живетъ? Интересно, узнаетъ-ли она меня?
   -- Однако, этотъ жидъ имѣлъ дьявольскій успѣхъ!-- совершенно неожиданно мысли Эстергази обратились въ другую сторону.
   И опять представился ему этотъ Дрейфусъ.
   -- Боже, -- воскликнулъ Эстергази, -- какъ мнѣ избавиться отъ этого гнетущаго чувства. Я жить немогу, жить не могу, -- повторялъ Эстергази, ломая себѣ руки, Когда-же я, наконецъ, сброшу съ себя это бремя.
   И на лицѣ Эстергази изобразилось глубокое мучительное состояніе.
   -- Къ дѣлу, однако-же, -- проговорилъ чрезъ нѣкоторое время Эстергази рѣшительнымъ тономъ, -- на поиски любезной Казоттъ! Можетъ быть, у нея я найду требуемое, -- и Эстергази улыбнулся своимъ мыслямъ. Эта брошенная Дрейфусомъ жертва очень подходящая личность для моихъ цѣлей!
   Онъ поборолъ въ себѣ закравшееся въ его душу чувство отчаянія, овладѣлъ собой и готовъ былъ дѣйствовать.
   -- Въ префектуру,-- рѣшилъ Эстергази,-- тамъ узнаемъ, гдѣ живетъ Казоттъ. А вдругъ она умерла?-- испугался Эстергаэи этой мысли.-- Вѣдь, прошло уже много, много лѣтъ.
   -- Неужели умерла? нѣтъ, не можетъ быть! старался успокоить себя Эстергази.-- Неужели же такая неудача встрѣтитъ меня въ то время, когда я близокъ къ цѣли. Впрочемъ, сначала убѣдимся, а тамъ подумаемъ и о другомъ, если это такъ.
   Эстергази одѣлъ мундиръ и, выйдя на улицу, подозвалъ извощика.
   -- А если меня спросятъ, зачѣмъ мнѣ нужно отыскать Казоттъ?-- вдругъ пришла Эстергази въ голову мысль.-- Что я скажу тогда?-- спрашивалъ онъ себя.-- Да, скажу просто, что она отдаленная родственница, что много лѣтъ не видалъ ее! Навру что-нибудь однимъ словомъ и баста! Да чего имъ, наконецъ, спрашивать, какое имъ дѣло? Нужна мнѣ эта особа и разыскиваю ее!. А зачѣмъ, почему, -- какое имъ до этого дѣло?-- храбрился Эстергази.
   Извощикъ остановился у воротъ префектуры. Эстергази сошелъ, расплатился и медленными шагами вошелъ въ ворота
   -- Кула прикажете, господинъ маіоръ?-- спросилъ привратникъ, котораго Эстергази, войдя съ порога, сразу не замѣтилъ.
   Эстергази объяснилъ, что ему нужно узнать, гдѣ живетъ одна особа.
   -- Въ справочное отдѣленіе, господинъ маіоръ! Второй этажъ въ углу направо.
   Эстергази вошелъ во дворъ и направился въ правый уголъ. "Справочное отдѣленіе" -- прочелъ онъ вывѣску надъ подъѣздомъ.
   -- Сюда, значитъ, -- мысленно рѣшилъ онъ.
   Но странно, чѣмъ ближе она, былъ къ цѣли, тѣмъ болѣе чувствовалъ какую-то нерѣшительность. Походка его стала какой-то медлительной, вывѣску онъ читалъ чуть-ли не по складамъ, чтобы, казалось, оттянуть время. Вообще въ немъ исчезла вдругъ прежняя рѣшительность въ движеніяхъ и замѣнилась какою-товялостью. Постоявъ передъ подъѣздомъ нѣкоторое время, переминаясь съ ноги на ногу, онъ еще разъ поднялъ глаза на вывѣску, но на этотъ разъ прочелъ ее уже сразу, затѣмъ повернулся, осмотрѣлъ дворъ префектуры; нашелъ, что онъ достаточно чистъ, потомъ вдругъ повернулся ко входу въ справочное отдѣленіе, пробормотавъ подъ носомъ: "глупости!" -- и рѣшительнымъ шагомъ сталъ подыматься во второй этажъ..
   Поднявшись на верхъ. Эстергази еще разъ остановился и надъ дверью прочелъ "справочное отдѣленіе". Затѣмъ онъ взялъ за ручку и чрезъ секунду очутился въ большой комнатѣ. По стѣнамъ были разставлены столы, за которыми сидѣли разные чиновники.
   На стукъ запирающейся двери всѣ сидѣвшіе чиновники повернулись, чтобы взглянуть на входящаго. Эстергази сразу почувствовалъ на себѣ много глазъ, ему стало какъ-то неловко.
   Неловкой походкой онъ подошелъ къ ближе сидѣвшему чиновнику и объяснилъ о своемъ желаніи узнать адресъ.
   -- Вторая комната на лѣво!-- лаконически отвѣтилъ чиновникъ и углубился въ свое занятіе.
   Эстергази осмотрѣлъ комнату и увидѣлъ двѣ двери: одна вела прямо, другая на лѣво. Онъ медленно направился въ лѣво, и его взорамъ опять представилась большая комната и опять онъ увидѣлъ чиновниковъ, и почувствовалъ на себѣ ихъ взгляды. Онъ опять, подошелъ къ ближе сидѣвшему чиновнику и объяснилъ причину, которая привела его въ префектуру.
   -- Слѣдующая комната!-- услышалъ Эстергази опять лаконическій отвѣтъ.
   -- Однако, они здѣсь сильно заняты, если у нихъ, нѣтъ времени даже объяснить толкомъ, куда мнѣ идти,-- думалъ про себя Эстергази.
   Онъ прошелъ въ слѣдующую комнату и здѣсь снова обратился съ своимъ вопросомъ къ чиновнику, сидѣвшему ближе ко входу.
   -- Третій столъ!-- отвѣтилъ опять лаконично чиновникъ и углубился въ свое дѣло.
   Эстергази сталъ считать столы, но столы были въ два ряда по стѣнамъ.
   -- Гдѣ же этотъ столъ, чортъ васъ всѣхъ возьми!-- сталъ горячиться Эстергази и наугадъ подошёлъ къ третьему столу въ ряду, гдѣ сидѣлъ спрошенный чиновникъ.
   Опять объяснилъ, чего онъ хочетъ, и опять услыхалъ лаконическій отвѣтъ:
   -- Направо!
   Эстергази сталъ выходить изъ себя.
   -- Что это за порядки?! Толку никакого не добьешься!-- ворчалъ онъ про себя и направился къ третьему столу въ противоположный рядъ.
   Чиновникъ поднялъ на него глаза.
   -- Что вамъ угодно?
   Эстергази опять повторилъ свое желаніе узнать адресъ.
   Чиновникъ, довольно пожилый мужчина, подошелъ къ шкапу, вынулъ какую-то книгу, развернулъ ее и произнесъ:
   -- Четвертая комната внизу!
   -- Какъ, четвертая комната?! Здѣсь живетъ Казоттъ?-- недоумѣвалъ Эстергази.
   -- Четвертая комната внизу!-- повторилъ чиновникъ и, повидимому, считалъ свое дѣло законченнымъ.
   -- Да, объясните же толкомъ!.... чортъ васъ возьми, -- хотѣлъ добавить выведенный изъ себя Эстергази, но во время остановился.
   -- Лишніе разговоры, маіоръ, недопускаются. Это отвлекаетъ отъ дѣла.
   Эстергази чуть было не плюнулъ въ лицо чиновнику, до того онъ быль взбѣшенъ.
   -- Какія же лишніе разговоры, когда я толку не могу добиться!-- горячился Эстергази.
   Нѣкоторые чиновники переглянулись и улыбнулись, но чиновникъ, передъ которымъ стоялъ Эстергази, былъ глухъ и нѣмъ. Онъ, казалось, уже не видалъ и не слыхалъ Эстергази.
   -- Подлецы!-- готово было сорваться съ языка у Эстергази, но онъ сдержалъ себя.-- Пойду внизъ въ четвертую комнату.
   Послѣ всякихъ поисковъ и вторичныхъ разспросовъ, ему удалось, наконецъ, отыскать четвертую комнату. Здѣсь онъ получилъ нужную справку, причемъ разговоръ его съ чиновникомъ происходилъ также молчаливо. Чиновникъ не сказалъ ни одного лишняго слова.
   -- Ага! улица Мадонны, -- читалъ записку, данную чиновникомъ, Эстергази, -- улица Мадонны, -- повторилъ онъ, -- Латинскій кварталъ, -- читалъ Эстергази дальше -- номераъ 18. Хорошо!-- проговорилъ про себя Эстергази, складывая записку и пряча въ карманъ.
   Въ это время подошелъ къ Эстергази какой-то человѣкъ
   -- Мадонна въ моемъ участкѣ, -- сказалъ онъ. Эстергази посмотрѣлъ на него съ недоумѣніемъ.
   -- Я полицейскій агентъ Суффрэнъ, -- точно понявъ взглядъ Эстергази, поспѣшилъ отрекомендоваться Суффрэнъ.
   -- Очень пріятно!-- отвѣтилъ Эстергази, хотя все-таки не понималъ, что полицейскому агенту нужно отъ него.
   Полицейскій агентъ Суффрэнъ улыбнулся и, видя, что Эстергази не понимаетъ его, сталъ ему объяснять:
   -- Я агентъ тайной полиціи, въ моемъ вѣдѣніи часть Латинскаго квартала, въ которой находится улица Мадонны. Я знаю всю подноготную ея жителей и, если господину маіору нужны какія нибудь справки, то я могу ихъ дать.
   Эстергази понялъ, наконецъ, почему Суффрэнъ подошелъ къ нему. Онъ удивился только откуда выросъ этотъ агентъ? Пока онъ разговаривалъ съ чиновникомъ, онъ не замѣтилъ, что почти тутъ же сидѣлъ Суффрэнъ, слышалъ вопросъ, предложенный чиновнику Эстергази и успѣлъ разсмотрѣть его самого.
   Теперь въ свою очередь Эстергази сталъ разсматривать Суффрэна.
   Передъ нимъ стоялъ человѣкъ высокаго роста, сильнаго сложенія. Громадное его лицо обросло кругомъ густой большой бородой. Цвѣта, его лица и носа -- багрово-красный -- доказывалъ, что Суффрэнъ не особенно стѣснялся, когда судьба посылала ему возможность утолить жажду. А жажду, по его собственному признанію, онъ чувствовалъ постоянно. И въ данную минуту, стоя передъ Эстергази, онъ обдавалъ его цѣлыми потоками неособенно ароматическаго запаха, который выдѣлялся откуда-то изнутри господина агента. Лицо его было все въ шрамахъ, что свидѣтельствовало о томъ, что господинъ Суффрэнъ бывать неоднократно на своемъ вѣку въ передѣлкахъ и стычкахъ. Но больше всего поражали его глаза, или вѣрнѣе одинъ лѣвый глазъ, потому что правый, благодаря какому-то несовсѣмъ удачному для Суффрэна удару одного изъ многочисленныхъ его противниковъ, закрылся навсегда. Но за то лѣвый, казалось, могъ смѣло замѣнить два глаза. Это была, громадный глазъ, который занималъ очень большую часть щеки и его нижній край приходился почти на одномъ уровнѣ съ нижнею частью носа. Глазъ былъ краснаго цвѣта, хотя въ нѣкоторыхъ мѣстахъ красный цвѣта, принималъ оттѣнокъ фіолетоваго. И изъ этой красно-фіолетовой массы, какъ сучекъ, выдѣлялся прозрачный, почти бѣлый зрачекъ. Суффрэнъ, сидя подчасъ съ какимъ нибудь пріятелемъ за бутылкой вина, разсказывалъ, что прежде у него были глаза, какъ у всякаго человѣка, что послѣдовательное превращеніе лѣваго глаза слѣдуетъ приписать разнымъ случайностямъ, -- иногда онъ даже разсказывалъ, какія именно случайности были причиною превращенія. Оказывалось, что это были геройскіе подвиги, въ которыхъ Суффрэну подчасъ приходилось жертвовать жизнью. Но жизнь ему удавалось спасти, "только вотъ остались слѣды геройства" -- добавлялъ Суффрэнъ.
   Вотъ эта неособенно, какъ видитъ читатель, привлекательная фигура, предложила Эстергази свои услуги.
   -- Какой страшный уродъ!-- подумалъ про себя Эстергази.
   -- Нѣтъ, пока ничего не нужно, -- отвѣтилъ Эстергази на предложеніе Суффрэна,-- но разрѣшите къ вамъ обратиться въ случаѣ надобности!
   -- Пожалуйста,-- отвѣтилъ агентъ тайной полиціи.-- Письмо сюда въ справочное отдѣленіе или лично, я въ это время ежедневно здѣсь!-- Суффрэнъ, Суффрэнъ!-- предупредительно повторилъ агентъ свою фамилію.
   -- Благодарю васъ!-- любезно раскланялся Эстергази съ господиномъ Суффрэномъ.
   -- Ну, и уродъ же этотъ Суффрэнъ!-- говорилъ про себя Эстергази,-- когда очутился на улицѣ.-- Настоящій дьяволъ! Пьяница должно быть отчаянный! И какъ его держатъ, вѣдь онъ, какъ агентъ, вѣроятно, ни къ чорту не годится.
   Но Эстергази ошибался.
   Никто не могъ лучите его исполнять обязанности тайнаго агента въ Латинскомъ кварталѣ, и именно въ той его части, гдѣ находилась улица Мадонны. Онъ былъ неумолимымъ бичомъ для сброда воровъ, и разбойниковъ, каковые жили главнымъ образомъ въ улицѣ Мадонны. Бывало, когда совершится какая-нибудь громкая кража или убійство, о которомъ въ теченіи многихъ дней говоритъ Парижъ, кто находитъ виновника? Агентъ Суффрэнъ. Правда, у агента тайной полиціи Суффрэна не всегда являлось желаніе выдавать виновника. "Человѣку, вѣдь, тоже жить хочется!" -- успокоивалъ себя иногда Суффрэнъ. Онъ, дѣйствительно, зналъ всю подноготную жителей ввѣреннаго ему участка, и нерѣдко хвастался, что знаетъ, что кто думаетъ. Въ этомъ хвастовствѣ, однако, была и доля правды. Онъ иногда съумѣлъ предупреждать готовившееся преступленіе. Его боялись, но въ тоже время обезформленная физіономія доказывала, что ему подчасъ приходилось за свое рвеніе разсчитываться очень дорого. Но Суффрэнъ не унывалъ и увѣрялъ, что однимъ своимъ глазомъ, увеличеннымъ непропорціонально въ одной изъ геройскихъ стычекъ, онъ видитъ гораздо лучше, чѣмъ, прежде двумя. "Въ темнотѣ въ особенности хорошо!-- самодовольно улыбался Суффрэнъ.
   Однако, въ опекуемомъ имъ участкѣ было два, три пріятеля Суффрэна, которые прониклись его девизомъ: "человѣку, вѣдь, тоже жить хочется!" и дѣлились съ нимъ своими мимолетными пріобрѣтеніями. На продѣлки этихъ воровъ Суффрэнъ смотрѣлъ сквозь, пальцы и даже увѣрялъ, что это честные люди. Они, дѣйствительно, въ отношеніи Суффрэна являлись честными людьми, потому что ни одна добыча не была утаена отъ Суффрэна. Послѣ всякой кражи Суффрэну приносилась часть, а иногда половина того, чтоимъ удалось украсть. И хотя Суффрэнъ ругалъ ихъ и всякій разъ увѣрялъ, что онъ ихъ выдастъ, тѣмъ не менѣе не выдавалъ никого изъ нихъ, потому что Суффрэнъ безъ вина не могъ жить, а жалованья не хватало на то количество вина, которое Суффрэнъ привыкъ выпивать уже съ давнихъ поръ.
   Кромѣ того Суффрэнъ иногда предлагалъ свои услуги частымъ лицамъ, какъ предложилъ себя графу Эстергази. Латинскій кварталъ скрываетъ въ своихъ нѣдрахъ много таинственнаго и нерѣдко желавшимъ найти разгадки въ прошломъ, давно забытомъ, приходилось ихъ искать именно въ Латинскомъ кварталѣ. Для этихъ людей Суффрэнъ былъ незамѣнимъ, и подчасъ въ его руки попадали довольно крупныя суммы за доставленныя свѣдѣнія.
   

ГЛАВА XVI.
"Паяцы" Леонкавалло.

   -- Насилу досталъ билетъ, моя милая!-- обратился къ супругѣ Дрейфусъ, снимая пальто.
   -- Ахъ, какъ я рада!-- воскликнула Люси и, дѣйствительно, на ея лицѣ сіяла неподдѣльная радость.-- Сейчасъ пошлю за папа, и пойдемъ втроемъ.
   -- Прекрасно, моя милая! Однако вели поскорѣе подавать обѣдъ, я дьявольски голоденъ.
   -- Сейчасъ, сейчасъ прикажу!-- побѣжала Люси. Сейчасъ позвоню и велю подавать. А который номеръ ложи?
   -- Да, твой любимый, конечно. Бель этажъ No 4. Другого не взялъ бы, вѣдь, ты знаешь!
   -- Знаю, знаю, Альфредъ, -- и въ восторгѣ Люси бросилась цѣловать своего мужа.
   -- Довольно, милая, довольно!-- смѣялся Дрейфусъ.-- А ты знаешь, голоднаго человѣка легко задушить!-- старался придать Дрейфусъ своимъ слоаамъ серьезный тонъ.
   -- Ахъ, извини, совсѣмъ забыла позвонить, -- спохватилась Люси и выпустила мужа изъ объятій.-- Иду, иду уже, не сердись!
   Обѣдъ прошелъ очень оживленно Люси много Говорила, она была, что называется, въ ударѣ. Альфредъ была, менѣе разговорчивъ, такъ какъ ѣла, съ большимъ аппетитомъ, и постоянно полный ротъ мѣшалъ ему говорить. Тѣмъ не менѣе онъ отпускалъ, по временамъ очень милыя шутки, и супруги отъ души хохотали. Когда обѣдъ кончился, Люси пошла дѣлать свой туалетъ, а Дрейфусъ отправился въ кабинетъ, чтобы понѣжиться немного на оттоманѣ и расправить свои конечности, такъ какъ цѣлый день онъ сидѣлъ въ Штабѣ за работой, и у него нѣсколько одеревенѣли ноги, какъ онъ сообщилъ своей женѣ.
   Усталый мозгъ его отказывался работать, чему Дрейфусъ былъ очень радъ, такъ какъ это позволяла ему предаться сладкому far niente. Недолго, однако, продолжалось это состояніе. Скоро въ мозгу началась работа, мысли, сначала точно туманныя, далекія, стали принимать болѣе опредѣленный образъ. Дрейфусъ открылъ глаза и вдругъ вскочилъ на ноги, точно ужаленный.
   Опять ему пришла въ голову мыслью векселѣ.
   -- Надо же покончить съ нимъ, -- убѣждалъ себя Дрейфусъ, -- вѣдь, это ребячество. Теперь у меня серьезная работа въ Штабѣ; надо освободиться отъ этого тревожнаго состоянія, иначе и работа не пойдетъ у меня. Я замѣчалъ, въ самомъ дѣлѣ, за собой сегодня какую-то разсѣянность. Все время меня мучила мысль о векселѣ. Да, надо покончить! Чтобы тамъ ни было, надо вексель возвратить Эстергази.
   Но разъ онъ доходилъ до этого рѣшенія, что надо возвратить вексель, ему представлялось всякій разъ то состояніе Эстергази, какое онъ будетъ переживать, когда увидитъ поддѣльный вексель въ рукахъ Дрейфуса. Дрейфусъ признавался себѣ въ душѣ, что онъ не хотѣлъ бы очутиться въ положеніи Эстергази, и это заставляло его постоянно оттягивать время возвращенія векселя Эстергази и, какъ мы видѣли, ждать удобнаго случая.
   Но сегодня его мысли приняли другое направленіе.
   -- Что бы ни было освободиться отъ векселя нужно, -- говорилъ себѣ Дрейфусъ, -- правда, для Эстергази это будетъ непріятно, даже болѣе, мучительно, но я ему обѣщаю, что объ этомъ векселѣ никто не узнаетъ. Впрочемъ, и обѣщать этого не нужно. Онъ вѣритъ, я думаю, въ мою дружбу.
   -- Не послать-ли ему вексель въ анонимномъ письмѣ?-- вдругъ пришла ему въ голову мысль, и она ему показалась настолько заманчивой, что онъ подошелъ къ письменному столу и хотѣлъ писать письмо.
   -- Нѣтъ!-- остановилъ себя Дрейфусъ, -- онъ знаетъ мою руку, и приметъ это, -- онъ такой странный въ послѣднее время, -- за упрекъ, а пожалуй и того больше, за молчаливое презрѣніе. Нѣтъ, этотъ способъ не хорошъ. Лучше наединѣ передать ему изъ рукъ въ руки, какъ-нибудь шутя, смѣясь, какъ будто то, что онъ сдѣлалъ, я считаю пустякомъ, не стоющимъ никакого вниманія.-- Да, это лучше, -- по крайней мѣрѣ, можетъ быть, тогда онъ не почувствуетъ въ такой сильной степени всей тяжести своего положенія относительно меня.
   И, дѣйствительно, Дрейфусъ рѣшилъ поступить именно такимъ образомъ,
   "Завтра же попрошу его на нѣсколько словъ и передамъ ему. Немножко, можетъ быть, помучается, черезъ нѣсколько дней все забудется, и мы по прежнему останемся въ дружескихъ отношеніяхъ."
   Это рѣшеніе привело Дрейфуса въ прекрасное настроеніе. Вообще съ каждымъ днемъ нечестность поступка Эстергази какъ-то умалялась въ глазахъ Дрейфуса и, поглощенный мыслями о способахъ возвращенія векселя Эстергази, Дрейфусъ думалъ только о томъ, чтобы облегчить по возможности тяжелое состояніе своего друга, а главное, сохранить прежнія дружескія отношенія.
   -- Я готова уже, Альфредъ!-- раздался за дверью голосъ Люси, -- можно войти?
   -- Конечно, дорогая, -- отвѣтилъ Альфредъ весело.
   -- Ты спалъ?-- спросила жена, входя въ кабинетъ, и, не ожидая отвѣта, прибавила: что это отца до сихъ пора, нѣтъ?
   Дрейфусъ вынулъ изъ кармана часы.
   -- Да, пора бы ему быть!-- Начало девятаго. Можемъ опоздать!
   -- Что съ нимъ? Не случилось-ли чего-нибудь?-- какъ-то грустно проговорила Люси.
   -- Ну, что же могло случиться? Сейчасъ придетъ навѣрное!-- успокаивалъ Дрейфусъ жену.
   Въ это время лакей постучалъ въ дверь, и когда Дрейфусъ крикнулъ: "войдите", появился лакей съ серебрянымъ подносомъ, на которомъ лежало письмо.
   Люси по почерку узнала руку отца. Она хватила быстро письмо, распечатала и громко прочла:

Мой дорогой Альфредъ и Люси!

   Дѣла меня задерживаютъ, такъ что врядъ-ли я поспѣю къ началу представленія. Вы поѣзжайте одни, а я пріѣду потомъ. Вѣроятно No 4? Да?
   
   -- Какъ папочка помнитъ?!-- успокоенная, проговорила Люси и продолжала читать:
   
   ...Если да, то оставьте это письмо безъ отвѣта. Если же номеръ ложи другой, то сообщите чрезъ посланнаго. Пока цѣлую васъ.

До свиданья въ театрѣ
Любящій васъ отецъ
Вильгельмъ Россъ.

   -- Ну, слава Богу!-- произнесла Люси, -- папа такой аккуратный, а тутъ его такъ долго не было, я стала безпокоиться!
   Дрейфусъ поцѣловалъ свою жену. Ему были пріятны нѣжныя отношенія, какія существовали между женой его и ея отцомъ.
   -- Однако пора!-- заявилъ Дрейфусъ, -- иначе сильно опоздаемъ.
   -- Пойдемъ, пойдемъ!-- торопила Люси.

* * *

   Театръ ослѣпительно горѣлъ тысячами электрическихъ лампъ. Фешенебельная публика быстро наполняла его. Въ оркестрѣ раздавались безсвязные звуки настраиваемыхъ инструментовъ. Въ первыхъ рядахъ креселъ слышались привѣтствія и сдержанные разговоры. Нѣкоторыя ложи уже были заняты декольтированными дамами и блестящими представителями менѣе прекраснаго пола во фракахъ. Кое гдѣ выдѣлялись обтянутыя фигуры военныхъ въ форменномъ платьѣ.
   Въ этотъ день былъ назначенъ первый выходъ европейской извѣстности, пѣвицы Пинетти. Уже за нѣсколько дней афиши оповѣщали городу, что состоится первое представленіе новой оперы "Паяцы" композитора Леонковалло съ участіемъ дивы Пинетти. Билеты были всѣ разобраны. Всякій, кто могъ, торопился послушать Пинетти, тѣмъ болѣе что объ исполненіи ею роли въ "Паяцахъ" ходили восторженные слухи.
   Въ ложѣ No 4 захлопнулась су шумомъ дверь, и глазамъ зрителей представилась, обворожительная Ліана де Пужи. На нее направились бинокли изъ всѣхъ угловъ театра, и она почувствовала на себѣ сразу сотни глазъ. Но это ее не смущало такъ, какъ тогда, когда она появилась въ театрѣ первый разъ. Она привыкла уже видѣть эти взгляды, ей это нравилось. Почти тотчасъ же появился въ оркестрѣ дирижеръ и своей палочкой призвалъ оркестръ ко вниманію. Публика прекратила разговоры, и шумно занимала свои мѣста.
   Занавѣсъ поднялся.
   Въ это время подъѣзжалъ къ театру Дрейфусъ съ женой.
   -- Опоздали, вѣроятно, -- шептала Люси.
   -- Да, должно быть, но не много, во всякомъ случаѣ, -- успокаивалъ Дрейфусъ свою жену.
   -- Жаль, очень жаль!-- замѣтила Люси.
   Люси Дрейфусъ, какъ и весь знатный и богатый Парижъ, интересовалась очень Пинетти. Она любила музыку и понимала ее. "Паяцовъ" она особенно любила. Когда появились первые слухи о постановкѣ въ большой оперѣ "Паяцовъ" Леонкавалло, она купила себѣ эту оперу и неутомимо разыгривала съ утра до вечера, что нерѣдко вызывало со стороны мужа шутки. На первое представленіе она рвалась всей душой, такъ какъ знала оперу наизусть и хотѣла послушать въ исполненіи оркестра и пѣвцовъ тѣ мѣста оперы, которыя ей больше всего нравились, притомъ же выходъ Пинетти еще больше ее подзадоривалъ.
   Люси шла по лѣстницѣ такъ быстро, что Дрейфусъ едва поспѣвалъ за ней.
   -- Ты меня уморишь совсѣмъ, -- кричалъ сзади Дрейфусъ, -- дай немного передохнуть.
   -- Ничего, ничего, отдохнешь въ ложѣ, торопись!-- отвѣчала весело Люси.
   Они уже очутились у двери ложи No 4.
   Нетерпѣливая Люси открыла сама дверь, и взгляды двухъ женщинъ встрѣтились.
   Люси знала Ліану де Нужи. Она видѣла ее на улицахъ и ей сообщили, какая это женщина.
   -- Альфредъ, выгони эту тварь!-- вся блѣдная, съ трудомъ выговорила Люси.
   Ліана де Пужи вскочила, какъ ужаленная, и гордымъ взглядомъ измѣрила Люси.
   -- Могли бы прикусить себѣ языкъ. Тварь!-- громкимъ голосомъ проговорила Ліана.
   У Люси потемнѣло въ глазахъ, закружилось все кругомъ,-- и Дрейфусъ полусознательную жену вывелъ на улицу и повезъ домой.
   Ліана между тѣмъ сообразила, что она ошиблась номеромъ ложи и отправилась въ свою.
   Она была полна негодованія.
   -- Вотъ, какъ себѣ позволяетъ оскорблять меня супруга злого капитанишки?! Хорошо! Доберусь я до тебя какъ-нибудь!-- обращалась Ліана мысленно къ Люси.
   Ліана была глубоко возмущена. Ей, конечно, было не до оперы, и все первое дѣйствіе прошло для нея незамѣтно.
   Во время антракта въ ложѣ ея появлялись разные поклонники, которымъ она разсказывала, до какой степени доходитъ нахальство женъ разныхъ мелкихъ офицеровъ. Она дышала вся гнѣвомъ. Поклонники слушали ее тоже съ негодованіемъ. Между тѣмъ началось второе дѣйствіе. Ліана была такъ возбуждена, что рѣшила уѣхать домой.
   При выходѣ изъ театра, она столкнулась съ полковникомъ Пати дю Клямомъ.
   -- Вы куда?-- коротко спросила она.
   -- Въ театръ, какъ видите!-- съ любезной улыбкой отвѣтилъ Пати дю Клямъ.
   -- Проводите меня домой!-- приказала Ліана.
   -- А Пинетти?-- спросилъ Пати дю Клямъ.
   -- Чортъ съ ней!-- громкъ отвѣтила Ліана и приказала подавать экипажъ.-- Я прошу васъ проводить меня!
   -- Что съ вами?-- только теперь замѣтилъ Пати дю Клямъ возбужденіе Ліаны.
   -- Разскажу сейчасъ, сядемъ въ экипажъ!
   Экипажъ былъ поданъ Ліана съ ловкостью кошки впрыгнула въ него. Рядомъ съ ней сѣлъ Пати дю Клямъ.
   -- Что съ вами?-- повторилъ вопросъ Пати дю Клямъ.
   -- Вообразите, вообразите...-- начала было Ліана де Пужи, но слезы брызнули изъ глазъ и она не могла говорить.
   Первый разъ Пати дю Клямъ видѣлъ женщину, которая плакала такъ ужасно. Онъ даже растерялся и не зналъ, что дѣлать, готовъ былъ даже броситься въ окно экипажа. Онъ привыкъ всегда видѣть Ліану веселой, болтливой, остроумной и никакъ не предполагалъ, что эта женщина можетъ плакать. А Ліана продолжала плакать, слезы лились у нея струей. Оскорбленное самолюбіе клокотало въ ней кипяткомъ и не позволяло успокоиться.
   -- Откройте окна!-- невнятно произнесла Ліана. Пати дю Клямъ не разслышалъ.
   Ліана сама стала дергать окно съ такою силою, что, казалось, окно разлетится въ дребезги.
   Тогда Пати дю Клямъ сообразилъ въ чемъ дѣло, и самъ поскорѣе открылъ окно.
   Это ли физическое напряженіе Ліаны или свѣжій воздуха, хлынувшій волной въ открытое окно, подѣйствовали благопріятно на нее, трудно сказать, но, повидимому, она стала успокоиваться. Слезы перестали течь, раскраснѣвшее лицо и глаза понемногу стали блѣднѣть и принимать свой обыкновенный цвѣтъ, но говорить Ліана еще не могла.
   Такъ она и проѣхала съ Пати дю Клямомъ всю дорогу до дому, не сказавъ ни слова о причинѣ своего возбужденія.
   Когда она ввела Пати дю Кляма въ свою квартиру, то попросила его подождать, а сама исчезла на нѣкоторое время въ дальнія комнаты.
   -- Что это съ ней, чортъ возьми?-- думалъ Пати дю Клямъ, оставшись одинъ, -- никогда не думалъ, чтобы эти женщины могли такъ плакать.-- Никогда не могъ онъ себѣ представить, чтобы Ліана, у которой, кромѣ удовольствій въ жизни, ничего нѣтъ, могла такъ плакать! Съ чего это вздумала она? Странно, странно! Вѣроятно, какое-нибудь крупное горе.
   А Ліана между тѣмъ прошла въ свою спальню, сѣла передъ зеркаломъ и стала приводить свое лицо и волосы въ порядокъ. Нѣсколько взмаховъ гребня и пушка съ пудрой придали ея лицу почти обыкновенный видъ, такъ что, когда Ліана вышла къ Пати дю Кляму, то онъ уже не замѣтилъ на лицѣ ея никакихъ слѣдовъ пережитаго горя, хотя все таки видно было по глазамъ, что она плакала.
   Пати дю Клямъ опять предложилъ вопросъ, что съ ней произошло.
   -- Во первыхъ, извините, что я лишила васъ возможности послушать Пинетти, -- начала Ліана съ обворожительной улыбкой.
   -- Ахъ, пожалуйста, пожалуйста, -- поспѣшилъ Пати дю Клямъ любезно, обвороженный ея улыбкой.-- Кто-то съ вами поступилъ возмутительно, и я желалъ, бы знать, кто былъ причиной вашихъ слезъ.
   Ліана съ благодарностью взглянула на Пати дю Кляма.
   -- Такъ, слушайте, -- сказала она.
   И Ліана стала разсказывать, какъ она сидѣла въ ложѣ, ничего не подозрѣвая, что она ошиблась номеромъ, какъ вдругъ открылась дверь и она увидѣла, молодую блондинку, стоящую рядомъ съ капитаномъ Дрейфусомъ, какъ эта презрѣнная блондинка обратилась къ Дрейфусу и сказала: выгони эту тварь!
   -- Меня выгнать, тварью назвать, -- опять возмущалась Ліана де Пужи и, казалось, готова была снова, заплакать, -- такъ и сказала: "выгони эту тварь!" Ужасно! Ужасно!
   -- Успокойтесь, Ліана, успокойтесь,-- нѣжно взялъ за руку Ліану Пати дю Клямъ.
   -- Да, это ужасно!-- послѣ нѣкотораго молчанія заявилъ Пати дю Клямъ.-- Эта жидовка позволяетъ себѣ слиткомъ много!
   -- Да, да, да, -- проговорила Ліана опять, -- вы себѣ не можете представить, какъ я глубоко оскорблена.
   -- Я васъ вполнѣ понимаю, Ліана! Это слишкомъ возмутительно, -- поддакивалъ Пати дю Клямъ Ліанѣ.
   -- Вы понимаете, я ей не могу этого простить!-- опять отозвалась Ліана.
   -- Понимаю, понимаю!
   -- Я ей не могу этого простить, -- повторила она.-- Я ей никогда не прощу этого!-- какъ-то нервно вскрикнула Ліана.
   Пати дю Клямъ смотрѣлъ на нее съ соболѣзнованіемъ и видно было, что онъ, дѣйствительно, былъ возмущенъ поступкомъ жены Дрейфуса.
   -- Если бы вы были со мной, -- вдругъ, ни съ того, ни съ сего обратилась Ліана къ Пати дю Кляму, -- вы заступились бы за меня? Не правда-ли?
   Ліана уже входила въ свою обычную роль. Она стала заигрывать съ Пати дю Клямомъ. Глазки у нея заблестѣли, кокетство заговорило въ ней.
   Пати дю Клямъ сталъ таять подъ вліяніемъ обворожительнаго взгляда Ліаны.
   -- О, безъ сомнѣнія, милая Ліана, -- разсыпался уже Пати дю Клямъ, -- будьте увѣрены. Я не оставилъ бы этого. Ужъ эти жиды почувствовали бы меня! Охъ, попадись мнѣ въ ту минуту этотъ ненавистный Дрейфусъ!-- горячился онъ, по крайней мѣрѣ, наружно.
   На самомъ же дѣлѣ Пати дю Клямъ долженъ былъ сознаться въ душѣ, что онъ вовсе не принадлежалъ къ числу людей храбрыхъ. Онъ былъ, наоборотъ, крайне трусливъ по природѣ и ужъ, конечно, постарался бы избѣжать столкновенія, изъ котораго ему трудно было бы выйти цѣлымъ. Еще въ тѣхъ случаяхъ, когда Пати дю Клямъ былъ бы увѣренъ, что жертва, на которую онъ собирается напасть, связана по рукамъ и по ногамъ, онъ, пожалуй, восполь-зовался бы воможностью лягнуть человѣка безоружнаго. Ліана не была посвящена въ эти тайныя доблести полковника, она видѣла его всегда милымъ, предупредительнымъ и составила себѣ превратное понятіе объ его качествахъ.
   -- Жаль, что вы не начальникъ Дрейфуса, -- чрезъ нѣкоторое время заговорила Ліана.
   Пати дю Клямъ понялъ мысль Ліаны.
   -- О, да, Ліана, ему бы не сдобровать!-- убѣжденно отвѣтилъ онъ.
   И на самомъ дѣлѣ, Дрейфусу, вѣроятно, жутко пришлось бы подъ начальствомъ Пати дю Кляма. Мы знаемъ, что отношенія между Пати дю Клямомъ и Дрейфусомъ не принадлежали къ числу дружелюбныхъ, по крайней мѣрѣ, Пати дю Клямъ питалъ къ Дрейфусу прямо враждебныя чувства. Мысль, брошенная Ліаной, неоднократно рождалась и у самого Пати дю Кляма.
   -- Ужъ, скрутилъ бы я его!-- отвѣчалъ себѣ всегда Пати на эту мысль.
   -- Если бы я на васъ могла разсчитывать?!-- какъ-то задумчиво сказала Ліана.
   -- Вполнѣ, конечно, Ліана! Неужели вы думаете, что я въ состояніи чего-нибудь не сдѣлать для васъ?-- отвѣтилъ Пати дю Клямъ тономъ, недопускавшимъ и мысли, что онъ можетъ отказать въ чемъ-нибудь Ліанѣ.
   -- Такъ я бы васъ просила.... впрочемъ, объ этомъ послѣ. Теперь я голодна и велю подавать ужинъ. Надѣюсь, вы не откажете поужинать со мной? Да, да... поняла Ліана вопросительный взглядъ Пати дю Кляма... совершенно одна,-- разсмѣялась она весело.
   Пати дю Клямъ припалъ губами къ шеѣ Ліаны.

* * *

   Пока происходилъ этотъ разговоръ, опера шла своимъ порядкомъ. Пинетти имѣла поразительный успѣхъ. Парижане давно не слыхали такой пѣвицы. Послѣ каждаго дѣйствія и пропѣтаго номера раздавались оглушительные, несмолкаемые апплодисменты. Казалось, театръ рухнетъ отъ рева зрителей, конечно, болѣе высокихъ ярусовъ, мало сдержанныхъ въ проявленіи своихъ чувствъ.
   Въ третьемъ ряду креселъ сидѣлъ Эмиль Золя съ своимъ племянникомъ Робертомъ Тизо. Они пришли къ началу представленія и, когда Ліана де Пужи съ такимъ шумомъ вошла въ ложу, и ихъ взоры невольно обратились по направленію къ ложѣ. Эмиль Золя молчаливо взглянулъ на своего племянника. Робертъ улыбнулся въ отвѣть на взглядъ дяди, но покраснѣлъ. Ему какъ будто совѣстно стало, что онъ еще недавно принадлежалъ та числу ревностныхъ посѣтителей этой дамы;
   -- Что же ты не былъ болѣе тамъ, -- спросилъ послѣ долгаго молчанія Эмиль Золя.
   -- Нѣтъ, дядя, не былъ, -- сконфуженно отвѣтилъ Робертъ.
   Золя долго глядѣлъ на Роберта такимъ взглядомъ, точно хотѣлъ насквозь пронизать племянника. Но тотчасъ же поймалъ себя.
   -- Къ чему это недовѣріе?-- упрекалъ себя Золя мысленно, -- вѣдь, Робертъ правдивъ, онъ не станетъ мнѣ лгать!
   И Робертъ, дѣйствительно, не лгалъ. Послѣ того, какъ онъ увидѣлъ, что Эстергази играетъ не совсѣмъ чисто, онъ охладѣлъ къ обществу, окружавшему Ліану. "Мошенники какіе-то!" -- разсуждалъ про себя Тизо, со всѣмъ юношескимъ пыломъ обвиняя не только Эстергази, служившаго главной причиной его рѣшенія бросить общество Ліаны, но и всѣхъ остальныхъ поклонниковъ Ліаны. "Всѣ они должно быть одинаковы!" -- рѣшилъ тогда Робертъ и, дѣйствительно, на всѣхъ онъ смотрѣлъ, какъ на мошенниковъ, хотя, конечно, онъ глубоко заблуждался. Было, правда, въ обществѣ Ліаны нѣсколько лицъ, у которыхъ совѣсть была не совсѣмъ чиста, но большинство посѣщавшихъ Ліану безусловно принадлежали къ числу честныхъ людей. Конечно, ручаться за нихъ на будущее время нельзя, потому что неизвѣстно, въ какія условія поставитъ ихъ со временемъ жизнь, притомъ же легкомысліе, руководившее этими людьми, исключительное въ настоящемъ ихъ положеніи, могло впослѣдствіи оказаться въ другомъ направленіи, мало заслуживающемъ одобренія.
   -- Надѣюсь, твое рѣшеніе твердо?-- продолжалъ Золя дальше пытать своего племянника.
   -- О, будьте покойны, дядя!-- отъ души воскликнулъ Тизо.
   -- Я разъ, дядя, нарвался, и для меня это на долго будетъ памятно!-- заключилъ Робертъ.
   И дядя былъ вполнѣ покоенъ. Въ послѣднее время Золя съ племянникомъ стали особенно дружны и проводили много времени вмѣстѣ. Золя старался пользоваться всякой минутой и училъ своего племянника трудной наукѣ -- наукѣ жизни. Онъ опять повторялъ Роберту уроки, которые преподавалъ прежде ему и его брату Анри. Онъ училъ ихъ любить правду и ее ставить въ основаніе всѣхъ поступковъ будущей самостоятельной жизни.
   -- Но правду любить нужно не пассивно, -- училъ Золя, -- недостаточно самому быть честнымъ и правдивымъ. Нужно ее требовать и отъ другихъ, нужно и другихъ заставлять любить правду. Нужно бороться за правду! Борьба за существованіе есть борьба за правду. Только правда побѣдитъ. Правда вѣчна, а мы только временные ея носители. Мы сойдемъ въ могилу и передадимъ защиту правды слѣдующимъ поколѣніямъ, а они примутъ эту чистую правду и воздадутъ намъ должное за бережное храненіе ея; сами будутъ лелѣять ее и передадутъ опять слѣдующимъ поколѣніямъ, и такъ, до безконечности. А враговъ у правды много, борьба за правду очень трудна. Но пусть васъ эта трудность не смущаетъ, боритесь до послѣднихъ силъ. Имѣйте въ виду, что вы боретесь не для себя, а для вашихъ дѣтей, внуковъ, правнуковъ, Вы имъ облегчите борьбу, и ношеніе правды въ, сердцѣ для нихъ будетъ менѣе тягостно. Итакъ, изъ поколѣнія въ поколѣніе будетъ передаваться святая истина все съ меньшей борьбой, съ меньшей трудностью, пока, наконецъ, не наступитъ царство правды, царство свѣта. Вотъ когда на землѣ будетъ царство вѣчнаго блаженства для человѣка. Теперь еще много враговъ правды, человѣчество борется за нее много тысячъ столѣтій, и все-таки торжество ея еще далеко.
   Такъ училъ Золя своихъ племянниковъ и уроки его глубоко западали въ юныя души слушателей.
   Теперь, послѣ того какъ Робертъ на мгновеніе сошелъ съ того честнаго пути, какъ казалось Золя, -- по которому онъ училъ его идти всю жизнь, -- Золя опять воспользовался постояннымъ присутствіемъ Роберта и опять впаивалъ въ него любовь къ правдѣ.
   -- Не тамъ она, не у Ліаны, милый Робертъ, -- говорилъ Золя, -- эта правда. Тамъ ложь и развратъ. Вотъ почему я испугался за тебя, узнавъ, что ты находишь удовольствіе бывать у этой продажной женщины. Но теперь, я спокоенъ.
   Однако, когда Ліана появилась въ ложѣ, въ сердцѣ старика невольно закралось подозрѣніе, достаточно-ли Робертъ отрезвился? И онъ предложить Роберту вопросъ, не бывалъ-ли онъ у Ліаны послѣ рѣшенія прекратить посѣщенія этой женщины. Отвѣтъ Роберта окочательно его успокоилъ.
   Послѣ этого между Золя и Робертомъ уже не было упоминаемо имя Ліаны. Хотя то съ той, то съ другой стороны слышались восторги красотой Ліаны, громко высказываемые, но для дяди съ племянникомъ это были пустые звуки, которые и отдавались о ихъ уши, не производя никакого впечатлѣнія.
   Они пришли слушать музыку, которую оба любили, и отдались чуднымъ звукамъ, вполнѣ наполнявшимъ театръ. Изрѣдка нагибались они друга, къ другу и дѣлились впечатлѣніями, которыя производила на нихъ музыка. Они понимали другъ друга, и наслаждались. Это были единственные, пожалуй, слушатели, которые пришли въ театръ ради эстетическаго наслажденія, и получили его вполнѣ.
   

ГЛАВА XVII.
Маріонъ Казоттъ.

   Эстергази въ штатскомъ платьѣ подходилъ къ дому No 18 по улицѣ Мадонны. Онъ предпочелъ одѣть штатское платье, чтобы не возбуждать лишнихъ подозрѣній. Дѣйствительно, появленіе офицера въ форменномъ платьѣ тамъ, гдѣ ютилась бѣднота самаго низкаго разбора, если бы и не возбудило особенныхъ подозрѣній, какъ думалъ Эстергази, то во всякомъ случаѣ привлекло бы вниманіе любопытныхъ, а Эстергазихотѣлъ быть незамѣченнымъ.
   Остановившись передъ высокимъ домомъ съ незатѣйливой архитектурой, надъ воротами котораго красовалась цифра 18, Эстергази изъ предосторожности оглядѣлся на всѣ стороны, не слѣдитъ-ли кто-нибудь за нимъ. Но, повидимому, никому не было до него дѣла, и Эстергази, довольный своей рекогносцировкой, вошелъ въ ворота. Смрадъ и удушливый запахъ, который поражала, Эстергази еще на улицѣ, пахнулъ на него со двора съ такою силою, что Эстергази былъ почти ошеломленъ въ первую минуту и остановился въ воротахъ неподвижно. Съ трудомъ преодолѣвая душившіе его газы, она, двинулся черезъ нѣкоторое время впередъ во дворъ, чтобы найти кого-нибудь, кто могъ бы ему указать, гдѣ живетъ Маріонъ Казоттъ. Но на дворѣ не было никого.
   -- Странно, даже и привратника нѣтъ!-- размышлялъ Эстергази, -- въ этихъ домахъ должно быть. иха, не бываетъ. А, пожалуй, они и правы! Къ чему этой сволочи привратникъ?-- презрительно улыбнулся Эстергази.
   Кого бы тутъ спросить?-- поворачивался на всѣ стороны Эстергази въ надеждѣ увидать хоть какое-нибудь человѣческое лицо, -- точно все вымерло!
   Но въ это время на его счастье съ улицы вошла въ ворота какая-то старуха; она еле двигалась, такъ какъ съ трудомъ переставляла лѣвую ногу. Она была одѣта почти въ лохмотьяхъ, по крайней мѣрѣ, платье, одѣтое на ней, состояло изъ безчисленнаго числа кусковъ разныхъ матерій не первой свѣжести. На голову былъ накинута платокъ краснаго цвѣта тоже не первой свѣжести, такъ что при ближайшемъ разсмотрѣніи былъ скорѣе похожъ на рыболовную сѣть, чѣмъ на головной уборъ.
   Ага! Вотъ представитель населенія этого дома!-- подумалъ про себя Эстергази, и на его лицѣ появилась насмѣшливая улыбка.-- Въ какомъ, однако, она богатомъ коврѣ, -- добавилъ Эстергази, когда разсмотрѣлъ платье старухи.-- Вотъ къ ней мнѣ и нужно обратиться, -- рѣшилъ Эстергази.
   -- Послушайте, не знаете-ли вы, гдѣ живетъ Маріонъ Казоттъ, -- идя навстрѣчу старухѣ, спросилъ Эстергази.
   Старуха, казалось, не поняла вопроса.
   -- Гдѣ живетъ Маріонъ Казоттъ? Не знаете-ли?-- повторилъ Эстергази вопросъ. Но отвѣта не послѣдовало.
   Старуха упорно смотрѣла нѣкоторое время на Эстергази и, казалось, силилась понять, что нужно этому человѣку, но чрезъ минуту отвернулась и опять зашагала прочь отъ Эстергази.
   Эстергази сталъ сердиться. Онъ схватилъ старуху за руку и крикнулъ ей прямо въ ухо на весь, дворъ:
   -- Гдѣ живетъ Маріонъ Казоттъ?
   Старуха испуганно взглянула на Эстергази своими закатившимися подъ лобъ отъ старости глазами и продолжала молчать.
   -- Глуха, должно быть!-- рѣшилъ Эстергази, выпуская изъ рукъ старуху, -- вотъ не везетъ, чортъ возьми. Въ префектурѣ столько времени ухлопалъ напрасно, теперь приходится тратить попустому время на разговоры съ глухими вѣдьмами! Что дѣлать? Неужели на этомъ вонючемъ дворѣ ждать снова цѣлый часъ появленія какой-нибудь второй старухи.
   Онъ не замѣчалъ, что въ нѣкоторыхъ окнахъ дома показались лица. Онъ такъ громко крикнулъ на ухо старухѣ, что его голосъ отдался по всѣмъ квартирамъ, откуда и высунулись любопытные посмотрѣть, что происходитъ на дворѣ. Старуха между тѣмъ уже успѣла исчезнуть куда-то.
   -- Что вамъ нужно?-- раздался вдругъ густой голосъ почти надъ головой Эстергази.
   Онъ поднялъ голову и увидѣлъ красное, разжирѣвшее лицо. Трудно было-бы рѣшить, кому принадлежитъ этотъ голосъ: мужчинѣ или женщинѣ, но Эстергази не задавался рѣшеніемъ этого вопроса, а видѣлъ лишь въ этомъ красномъ лицѣ средство, и зрячее и не глухое, при помощи котораго онъ можетъ, наконецъ, добиться цѣли, и въ данную минуту былъ такъ обрадованъ, что готовъ былъ отъ души благодарить это красное лицо въ форточкѣ за взиманіе къ его безвыходному положенію.
   -- Не знаете-ли вы, гдѣ живетъ Маріонъ Казоттъ?-- громко спросилъ Эстергази.
   -- Маріонъ Казоттъ?-- послышался вопросъ краснаго лица въ форточкѣ.
   -- Да, да, Маріонъ Казоттъ?-- повторилъ Эстергази, обрадованный, что, наконецъ, узнаетъ, гдѣ живетъ Казоттъ.
   -- А вамъ зачѣмъ?-- неожиданно поразилъ Эстергази вопросъ.
   -- Да, хочу съ ней видѣться!-- громко сказалъ. Эстергази, -- провались ты въ преисподнюю, -- выругался онъ про себя.
   -- Видѣться?-- повторилъ голосъ сверху.
   -- Да, видѣться!-- отвѣтилъ Эстергази спокойно, хоть въ душѣ у него явилось сильное желаніе плюнуть въ это лицо.
   Этотъ отвѣтъ, повидимому, удовлетворилъ вполнѣ, особу съ краснымъ пятномъ на плечахъ, вмѣсто головы.
   -- Вонъ въ углу лѣстница. На самый верхъ. Во вторую дверь направо.
   -- Наконецъ-то!-- облегченно вздохнулъ Эстергази.
   По темной, грязной лѣстницѣ взбирался Эстергази по указанному направленію. Только теперь ему пришла въ голову мысль, что, вѣдь, посѣщеніе свое нужно чѣмъ-нибудь объяснить Казоттъ. "Странно -- разсуждалъ онъ, -- какъ мнѣ эта мысль раньше не пришла въ голову!" Сослаться на наше однодневное знакомство? Конечно, можно! Но, вѣдь, этого недостаточно, чтобы Казоттъ захотѣла разсказывать о своихъ интимныхъ отношеніяхъ къ Дрейфусу и показывать его письма! Наконецъ, съ чего начать разговоръ? какъ объяснить цѣль своего посѣщенія?"
   Эти вопросы волновали Эстергази, пока онъ шелъ по лѣстницѣ, и заставляли его отъ времени до времени пріостанавливаться на ступенькахъ и обсуждать свое положеніе. Онъ чувствовалъ себя неподготовленнымъ въ данную минуту для объясненій съ Казоттъ и удивлялся, какъ онъ забылъ совершенно, что, вѣдь, ни съ того, ни съ сего являться куда бы то ни было нельзя, такъ какъ это можетъ возбудить только подозрѣніе, а въ такомъ случаѣ достигнуть цѣли немыслимо. Онъ рѣшилъ было уже сойти и, хорошенько подумавъ надъ тѣмъ, какъ исполнить, не возбуждая подозрѣній, принятую на себя задачу, придти вторично. Но вспомнилъ въ эту минуту предостереженіе графини де Брюне: "торопитесь!" Дѣйствительно, торопиться нужно было, потому что всякій потерянный часъ отсрочивалъ только минуту задуманнаго мщенія.
   -- А эта минута должна наступить какъ можно скорѣй!-- рѣшилъ Эстергази,-- иначе я не выдержу!-- признавался онъ.
   И въ самомъ дѣлѣ, уже столько времени Эстергази былъ поглощенъ одною мыслью, мыслью уничтоженія Дрейфуса. Все его существо было проникнуто этой идеей, нервы были напряжены до нельзя, жизнь становилась невыносимой, она давила его, точно тяжелый кошмаръ. Выходъ былъ необходимъ изъ этого положенія и, конечно, только гибель Дрейфуса казалась Эстергази этимъ спасительнымъ выходомъ. Онъ самъ признавался себѣ въ душѣ, что онъ въ послѣднее время уподобился туго натянутой струнѣ, струна готова была съ минуты на минуту лопнуть. "Я не выдержу!-- раздавался голосъ въ душѣ Эстергази, и онъ чувствовалъ всѣмъ своимъ существомъ, что нельзя терять ни одной минуты, нужно дѣйствовать скоро и рѣшительно, или онъ желаетъ добиться цѣли.
   -- Впередъ!-- почти вслухъ крикнулъ онъ.
   И рѣшительнымъ шагомъ сталъ подниматься по лѣстницѣ. Мысль объ отсрочкѣ посѣщенія Казоттъ оставила его.
   Скоро онъ былъ на верхней площадкѣ и почти ощупью долженъ былъ искать вторую дверь, до того было темно.
   -- Здѣсь!-- прошепталъ Эстергази и сталъ искать звонокъ или ручку двери.
   Но ни того, ни другого онъ найти не могъ. Пришлось ударами пальца заявить о своемъ желаніи войти въ квартиру. Но на эти удары Эстергази не получилъ отвѣта. Онъ приложилъ къ двери ухо и сталъ прислушиваться. За дверью царствовала глубокая, ничѣмъ не нарушаемая, тишина
   Эстергази вторично ударилъ, но уже рукой и гораздо энергичнѣе.
   Снова отвѣта не было
   -- Что за чортъ?!-- подумалъ Эстергази.-- Можетъ быть, дома нѣтъ?! Этакая досада!
   Но въ это время Эстергази услышалъ за дверью чей-то кашель.
   -- Значитъ есть кто-нибудь!-- и Эстергази ударилъ въ дверь еще сильнѣе.
   На минуту все стихло. Затѣмъ послышалось какое-то движеніе и шлепаніе туфлями по полу. Кто-то приближался къ двери.
   Эстергази съ напряженіемъ прислушивался.
   Въ дверяхъ щелкнулъ замокъ, и глазамъ Эстергази представилась какая-то сгорбленная старуха. Она съ недоумѣньемъ измѣрила Эстергази взглядомъ съ ногъ до головы.
   -- Мать ея, вѣроятно!-- пронеслось въ мысляхъ Эстергази.
   -- Маріонъ Казоттъ дома?-- громко спросилъ Эстергази.
   Старуха блуждающими глазами окинула опять Эстергази и раскашлялась. Припадокъ кашля былъ продолжителенъ, старуха не могла говорить и, держа за ручку двери, отвернулась отъ Эстергази.
   -- Больная старуха!-- подумалъ Эстергази и ждалъ, когда у нея пройдетъ кашель.
   Онъ бросилъ свой взглядъ поверхъ головы старухи, и его глазамъ представилась маленькая комната въ одно окно, опрятно убранная и чисто подметенная. Сквозь спущенную штору пробивался дневной свѣтъ, и вся комната была въ какомъ-то полусвѣтѣ. На правой стѣнѣ висѣли образа; къ лѣвой была приставлена кровать, не прибранная; очевидно, старуха спала или лежала. У окна была, помѣщенъ небольшой столъ; возлѣ него стоялидва стула. Вотъ вся обстановка комнаты. Бѣдность бросалась въ глаза.
   -- Впрочемъ, чего же я ожидалъ?-- съ недоумѣньемъ спрашивалъ себя Эстергази, -- живетъ въ такомъ домѣ! Тутъ все бѣднота.
   Тѣмъ временемъ у старухи, казалось, прошелъ, припадокъ кашля, и Эстергази опять предложилъ ей вопросъ, дома-ли Маріонъ Казоттъ.
   Старуха, у которой отъ кашля выступилъ на щекахъ какой-то лихорадочный румянецъ, движеніемъ руки предложила Эстергази войти въ комнату.
   Онъ повиновался.
   Старуха заперла двери и опять движеніемъ руки указала на одинъ изъ стульевъ. Эстергази подошелъ къ стулу и сѣлъ. Старуха направилась медленными, не совсѣмъ увѣренными шагами къ другому стулу и заняла мѣсто противъ Эстергази.
   Она взглянула на Эстергази и, казалось, ждала чего-то.
   Эстергази разсматривалъ ее. Что-то знакомое представилось ему въ глубокихъ, впалыхъ глазахъ старухи.
   -- Такіе-же глаза у ея дочери! пронеслось въ мысляхъ у Эстергази.
   Передъ нимъ сидѣла сгорбленная, больная старуха. Появившійся отъ кашля румянецъ не проходилъ, и отъ него вѣяло чѣмъ-то, болѣзненно лихорадочнымъ. Глубокія морщины на лбу и по краямъ щекъ говорили о глубокой старости.
   -- Лѣтъ семьдесять, а, пожалуй, и того больше!-- рѣшилъ Эстергази.
   -- Вы больны?-- какъ будто съ соболѣзнованіемъ спросилъ Эстергази.
   Старуха качнула головой, но ничего не отвѣтила.
   -- Однако, нечего терять времени!-- подумалъ, про себя Эстергази и громко спросилъ:
   -- Я желалъ-бы видѣть Маріонъ Казоттъ!
   Старуха съ недоумѣньемъ взглянула на Эстергази..
   -- Это я!-- чуть слышно прошептала она.
   -- Вы?!-- вскочилъ со стула Эстергази.
   Онъ не вѣрила своимъ глазамъ.-- "Не можетъ быть!" -- увѣрялъ онъ себя.-- Вѣдь, Казоттъ теперь, не болѣе тридцати пяти-шести лѣтъ! А этой старухѣ вдвое больше! Когда я встрѣтилъ Казоттъ первый разъ, ей могло быть лѣтъ двадцать пять, двадцать шесть, ну, самое большое тридцать, а это было лѣтъ восемь, девять тому назадъ; слѣдовательно Казоттъ никакъ не можетъ быть болѣе сорока лѣтъ теперь, а этой старухѣ..."
   -- Не вѣрите, что я Казоттъ?-- проговорила, стараясь улыбнуться, старуха; но улыбка у нея не вышла: что-то безконечно страдальческое, отразилось, на лицѣ Маріонъ Казоттъ.
   -- Трудно повѣритъ, Маріонъ! садясь опять на стулѣ, сказалъ Эстергази.
   Старуха покачала головой.
   -- Да, да...
   -- Неужели же вы, въ самомъ дѣлѣ, Маріонъ? Та Маріонъ, которую я видѣлъ въ циркѣ...
   -- Да, да, да...-- качала головой Маріонъ Казоттъ.
   Они оба умолкли и, какъ будто старались избѣгать взглядомъ одинъ другого. Что-то неловкое почувствовалось между ними. Ей представился прежній блескъ, который, очевидно, видѣлъ этотъ знакомый незнакомецъ, и ей стало какъ будто неловко предъ нимъ за свое настоящее положеніе. Ему представилась ея прежняя красота, и онъ пожалѣлъ на минуту эту старуху.
   -- Вы меня знали?-- нарушая молчаніе, прошептала какимъ-то грустнымъ, упавшимъ голосомъ старуха.
   -- Вы меня не помните?
   Старуха отрицательно закачала головой.
   -- Да, и не мудрено!-- сказалъ Эстергази, -- я пріѣхалъ тогда случайно изъ Руана въ Парижъ, и вотъ мы, нѣсколько молодыхъ офицеровъ, отправились въ циркъ. Вы меня такъ обворожили своей красотой и ѣздой...
   Старуха грустно опустила голову.
   -- Я попросилъ одного изъ своихъ товарищей, чтобы онъ представилъ меня вамъ. Онъ былъ съ вами знакомъ.
   -- Какъ онъ назывался?-- тихо прошептала старуха.
   -- Дрейфусъ!-- отвѣтилъ Эстергази довольный, что наконецъ ему удалось упомянуть это имя, которое вертѣлось у него на языкѣ, но онъ не зналъ, какъ приплести его.
   Но на старуху это имя произвело сильное впечатлѣніе. Она вздрогнула, вся затряслась и широко раскрыла свои глаза. Потухшій взглядъ сталъ постепенно загораться и въ глазахъ ея показались тѣ огоньки, которые такъ нравились прежде Эстергази.
   -- Да, это, дѣйствительно, Маріонъ Казоттъ передо мной!-- подумалъ Эстергази, -- теперь я не сомнѣваюсь! Ну, къ дѣлу!-- подбодривалъ себя онъ.
   Но вдругъ старуха закрыла глаза, безпомощно откинулась на спинку стула и поблѣднѣла. Ея лихорадочные румянцы исчезли.
   -- Милый, дорогой Альфредъ!-- шептали ея уста, -- Альфредъ, Альфредъ, гдѣ ты?
   Эстергази видѣлъ движеніе ея губъ, по разслышать не могъ, что онѣ говорили. Онъ видѣлъ передъ собой женщину, брошенную Дрейфусомъ. "Вотъ еще одинъ врагъ Дрейфуса!-- утѣшалъ онъ себя, -- и онъ мнѣ поможетъ достичь цѣли!"
   Онъ вспомнилъ любовь Казоттъ къ Дрейфусу, о которой говорилъ ему старикъ, бывавшій у Ліаны де Пужи, еще разъ окинулъ взглядомъ жалкую обстановку комнаты и остановилъ свой взглядъ на лицѣ старухи.
   -- Вотъ до чего тебя довела любовь къ Дрейфусу, -- говорилъ Эстергази, мысленно обращаясь къ старухѣ, -- и эта бѣдность и эта преждевременная старость и болѣзнь, все онъ, онъ причиной всего этого. И за что ты могла любить этого ненавистнаго жида? Вотъ тебѣ плата за твою любовь. Воображаю, какъ глубоко ты ненавидишь теперь его?! Чувствую это всѣми силами души своей. И я ненавижу его также, какъ и ты, Казоттъ! Соединимся вмѣстѣ на погибель нашему общему врагу! Охъ, Дрейфусъ, плохо тебѣ будетъ! Всѣ противъ тебя.
   И его лицо осѣнила злорадная улыбка.
   Между тѣмъ Маріонъ Казоттъ, казалось, стала понемногу приходить въ себя. Она открыла глаза и смотрѣла на Эстергази. На лицѣ ея отразилась внутренняя работа. Она и, въ самомъ дѣлѣ, напрягала свои мысли, чтобы припомнить, когда и при какихъ обстоятельствахъ она видѣла Эстергази съ Дрейфусомъ. Но всѣ ея усилія были напрасны. Какъ ни старалась, она не могла вспомнить лица Эстергази.
   -- А вы недавно его видѣли?-- вдругъ спросила Маріонъ Казоттъ.
   -- Да... нѣтъ... да!-- не ожидалъ Эстергази вопроса и не зналъ, что отвѣтить.
   -- Счастливъ онъ?-- спросила шепотомъ старуха.
   -- О, да! счастливъ, злобно воскликнулъ Эстергази и закипѣлъ ненавистью.
   Старуха покачала головой какъ-то неопредѣленно, такъ что нельзя было судить о томъ, довольна-ли она или нѣтъ полученнымъ сообщеніемъ.
   Эстергази молчалъ и ждалъ чего-то отъ Маріонъ, молчала и Маріонъ, точно собиралась съ мыслями.
   -- Я знаю это!-- вдругъ произнесла Маріонъ, оживляясь.-- Я знаю, что онъ счастливъ, -- повторила она и опять замолчала.
   Видно было, что ей трудно говорить, но Эстергази не могъ уловить причины этого: волненіе-ли мѣшало ей или болѣзнь душила за горло, такъ что всякое слово она произносила съ какимъ-то усиліемъ,
   -- А вы его сильно любили?-- неожиданно спросилъ Эстергази.
   -- О, да! Очень, очень любила я его, -- оживлялась Маріонъ, -- и жизнь для меня померкла съ тѣхъ поръ, какъ я получила отъ него послѣднее письмо.
   -- Ага! клюетъ!-- подумалъ Эстергази, радуясь въ душѣ, -- есть письмо.
   -- Съ этого времени, -- продолжала старуха тихо, опустивъ голову, -- весь міръ сталъ для меня могилой. Послѣ этого, послѣдняго письма я еще жила для своего Альфреда, старалась забыть прошлое, Старалась отдавать ему всѣ свои силы... но силъ у меня уже было мало. Послѣднее письмо его убило во мнѣ силы...
   Старуха закашлялась, и не могла продолжать дальше.
   Эстергази недоумѣвалъ. Онъ не могъ понять, какъ это она старалась забыть прошлое и въ тоже время отдавала всѣ свои силы Альфреду. Однако, онъ рѣшилъ не перебивать старухи; онъ видѣлъ съ какимъ трудомъ ей достается всякое слово, а потому ждалъ продолженія разсказа, не торопя ее, хотя горѣлъ нетерпѣньемъ поскорѣй узнать все и приступить затѣмъ къ цѣли своего посѣщенія.
   -- Но Альфредъ не выдержалъ! убитая горемъ, я хоть любила его безумно, но не могла окружить его тѣми заботами и любовью, какая нужна была малюткѣ!
   -- Ахъ, ребенокъ!-- вдругъ догадался Эстергази.
   -- И онъ умеръ?-- спросилъ Эстергази съ наружнымъ соболѣзнованіемъ.
   -- Умеръ, голубчикъ!-- поникла головой старуха и замолчала снова.
   -- Да, вотъ оно что?!-- думалъ Эстергази, -- тѣмъ лучше, значитъ, она будетъ мстить и за себя и за сына! Прекрасно складываются обстоятельства!-- утѣшалъ себя Эстергази.
   -- Силъ моихъ не хватило!-- опять произнесла старуха, и двѣ крупныя слезы показались на глазахъ.
   Маріонъ молчала и медленно вытирала рукавомъ слезы.
   -- А онъ былъ большимъ утѣшеніемъ въ моемъ горѣ, -- продолжала Маріонъ, спустя нѣкоторое время, -- я думала его выростить себѣ на радость, онъ былъ бы подпорою моей старости! Теперь я совершенно одна!
   Маріонъ замолкла. Эстергази смотрѣлъ на нее и все еще не рѣшался спросить о письмахъ, предполагая, вѣроятно, что медленная исповѣдь Маріонъ приведетъ сама по себѣ къ вопросу о письмахъ. Но Маріонъ опять начала говоритъ, разсказывала только о томъ, какъ она провела у постели умирающаго сына послѣднія минуты, какъ она страдала потомъ, какъ безумствовала до похоронъ отъ горя, такъ что не могла ничего предпринять, совершенно убитая постигшимъ ее несчастьемъ, какъ ей не хотѣлось разставаться съ трупомъ любимаго "ангела", который молилъ ее передъ своею смертью не плакать -- "я скоро буду здоровъ", увѣрялъ мальчикъ, -- какъ, не смотря на ея сопротивленія, сосѣди устроили похороны и повели ее на кладбище, чтобы она видѣла, что уходитъ въ землю все, что привязывало ее къ землѣ.
   -- Отъ меня Богъ отнялъ все, -- закончила старуха.-- Сначала мнѣ казалось, что я скоро уйду за своимъ Альфредомъ. Со мной было изо дня въ день все хуже и хуже. Я думала и о самоубійствѣ, но не знаю, почему я тогда не кончила съ собой. Можетъ быть, и потому, что я была убѣждена, что скоро и безъ этого все кончится, можетъ быть, и потому, что во мнѣ вдругъ пронеслось сознаніе, что я не вправѣ отнимать у себя то, что далъ мнѣ Богъ. Вотъ, взгляните, -- Маріонъ показала Эстергази иконы, -- тутъ теперь я ищу забвенія, и теперь я спокойна. Молитва дала мнѣ спокойствіе. Молитва мнѣ дала увѣренность, что моему Альфреду хорошо тамъ на небѣ, я знаю, что онъ счастливъ. Видите, я больна, совсѣмъ больна. Давитъ меня что-то здѣсь, душитъ, иногда захватываетъ дыханіе, но мнѣ уже все равно, я знаю, что Богъ вознаградитъ меня за мои страданія, я увѣрена въ этомъ. Богъ въ молитвѣ открылъ мнѣ это.
   Маріонъ замолчала и глубоко вздохнула. Эстергази слышалъ, какъ при этомъ вздохѣ у него что-то заклокотало въ груди, подошло къ горлу и вырвалось наружу какимъ-то свистомъ и шипѣньемъ.
   Эстергази воспользовался минутнымъ молчаніемъ Казоттъ, чтобы предложить ей вопросъ, вертѣвшійся у него на языкѣ.
   -- Отчего умеръ вашъ Альфредъ?
   -- Заболѣлъ и умеръ, -- отвѣтила Маріонъ коротко, по, подумавъ какъ будто, прибавила: -- Бѣдность заѣла. Ѣсть нечего было.
   -- Неужели же Дрейфусъ васъ бросилъ, не обезпечивъ васъ?-- какъ-бы удивился Эстергази.
   -- О, нѣтъ!-- отвѣтила Маріонъ.-- Онъ обезпечилъ мальчика. Сначала онъ мнѣ предложилъ двадцать пять тысячъ франковъ, когда мы разставались,-- добавила Казоттъ, но я, конечно, не взяла ихъ. Я хотѣла отъ него любви, а не денегъ, и съ презрѣньемъ бросила ему деньги въ лицо... Онъ былъ тогда у меня послѣдній разъ, -- грустно сказала Казоттъ,-- послѣ этого онъ уже не приходилъ...
   И Казоттъ заплакала при этомъ воспоминаніи, горькими слезами.
   -- Тогда онъ прислалъ мнѣ эти деньги на другой день, но я возвратила ему. Посланный говорилъ, мнѣ, что онъ взялъ ихъ, положилъ въ карманъ и сказалъ: "бѣдная!" Это онъ про меня говорилъ, это онъ меня жалѣлъ. Да, онъ былъ очень добрый...
   Эстергази покоробило.
   -- Прошло нѣсколько дней, -- продолжала Маріонъ, -- опять я получила уже по почтѣ двадцать пять тысячъ! Я распечатала конвертъ! Нѣтъ-ли хоть слова отъ него?-- думала я и, къ своей радости, нашла записку. Тамъ было написано: "Посылаю двадцать пять тысячъ для воспитанія нашего Альфреда." Его не забуду! Да, хорошій былъ человѣкъ. Теперь, онъ можетъ и забыть его!...
   Маріонъ поникла головой.
   -- А не забылъ! Не забылъ!-- оживилась Маріонъ, -- похоронили моего мальчика, и я каждый день ходила на его могилу поплакать. Потомъ мнѣ нездоровилось, я пролежала три недѣли въ кровати, не ходила на могилу совершенно. Когда, почувствовала себя бодрѣй, побѣжала опять. Прихожу на кладбище и издали не могу разобрать, куда это дѣвалась моя любимая могилка. На мѣстѣ, гдѣ она была, а могилка была чистенькая, зеленая, вся въ цвѣтахъ, я сама ее подметала кругомъ и носила каждый день свѣжіе цвѣты, -- тамъ, на этомъ мѣстѣ вижу какой-то памятникъ. "Что это, думаю!" и больно сжалось мое сердце. Похоронили, вѣрно, въ мое отсутствіе кого-нибудь другого на этомъ мѣстѣ, а моего Альфреда выбросили?" Въ глазахъ у меня потемнѣло и я еле добралась до могилы. Сквозь слезы вижу вдругъ богатый памятникъ, а на немъ написано: "Альфредъ Казоттъ", а внизу прибавлено: "отъ отца". Не бросилъ маленькаго своего, не забылъ онъ,-- Богъ вознаградитъ его за это...
   -- И куда же дѣвались деньги?-- перебилъ Эстергази.
   -- Украли!
   -- Послѣ смерти сына?
   -- О, нѣтъ! почти на другой же день послѣ того, какъ мнѣ были присланы. Развѣ мой Альфредъ умеръ бы, если-бы у меня были деньги?-- добавила Маріонъ Казоттъ, -- онъ жилъ-бы и теперь.
   -- Что же вы не заявили полиціи о пропажѣ денегъ?-- спросилъ Эстергази, -- вѣдь двадцать пять тысячъ не такъ легко скрытъ!
   -- Ходила, ходила и сколько разъ ходила, -- поспѣшила заявить Маріонъ, -- сколько разъ меня вызывали, допрашивали по цѣлымъ часамъ и ко мнѣ приходили, я жила тогда еще въ той квартирѣ, -- добавила Маріонъ для поясненія, -- и спрашивали все, на кого я имѣю подозрѣніе. А на кого я могла имѣть подозрѣніе? Знали о деньгахъ только я да Дрейфусъ, да еще почтальонъ, который принесъ мнѣ деньги. Больше никто не зналъ.
   -- Такъ, можетъ быть, почтальонъ и укралъ?
   -- А я почемъ знаю? Можетъ быть, и онъ, можетъ быть, кто другой. Этотъ почтальонъ служитъ теперь въ полиціи, онъ агентъ тайной полиціи, мы всѣ его знаемъ, онъ часто обходитъ всѣ квартиры, съ однимъ большимъ глазомъ...
   -- Суффрэнъ!-- промелькнуло въ головѣ Эстергази.
   -- Можетъ быть, и онъ!-- чуть слышно произнесла Маріонъ, какъ будто и ей приходила въ голову эта мысль.-- Таскали, таскали меня, наконецъ бросила я ходить туда, потому что убивала я на это много времени, а дома у меня былъ Альфредъ, -- онъ въ это время и заботѣлъ, трудно мнѣ было отрываться отъ него на продолжительное время, а въ полиціи меня держали по нѣсколько часовъ, прежде чѣмъ начинали допросъ и все одно и тоже: "скажи да скажи на кого имѣешь подозрѣніе?" Я и перестала ходить, вижу толку мало.
   -- А Дрейфусу вы написали о кражѣ?-- спросилъ Эстергази.
   -- Нѣтъ, зачѣмъ?-- спросила Маріонъ, почти удивляясь, что слышитъ подобный вопросъ.
   -- И много у васъ писемъ отъ Дрейфуса, дорогая Маріонъ?-- спросилъ неожиданно Эстергази.
   Онъ рѣшилъ приступить къ дѣлу. Хотя онъ и предлагалъ Маріонъ вопросы и, казалось, повидимому, очень интересовался разсказомъ ея, но спохватился, что слишкомъ много времени уходить на праздные разговоры, а все-таки отъ настоящей своей цѣли посѣщенія онъ былъ далекъ. Послѣдній вопросъ онъ предложилъ, стараясь придать своему голосу какъ можно болѣе нѣжности, для этой же цѣли прибавилъ и "дорогая Маріонъ", чтобы Маріонъ Казоттъ видѣла, что онъ сочувствуетъ искренно ея горю и чтобы такимъ образомъ отвлечь всякія подозрѣнія.
   -- О, да!-- отвѣтила Маріонъ, ничего не подозрѣвая, -- есть письма не много, но есть. Я часто ихъ читаю, да я берегу ихъ, это большое утѣшеніе, я люблю письма Дрейфуса, въ нихъ столько ласки и любви. Они у меня всегда подъ подушкой. Я много лежу въ постели, силы оставили меня совсѣмъ; тяжело мнѣ ходить, -- добавила Маріонъ въ оправданіе того, что она много времени проводитъ въ постели. Вотъ они...
   И Маріонъ встала и подошла къ постели, вынула изъ-подъ подушки связанную пачку.
   -- Вотъ они!-- повторила она, показывая Эстергази письма издали.
   -- А на какія средства вы теперь живете?-- вдругъ спросилъ Эстергази.
   Онъ торжествовалъ въ душѣ. Письма Дрейфуса были на лицо. Радость охватила все его существо.
   -- Здѣсь-то уже найду что-нибудь подходящее!-- рѣшилъ въ душѣ Эстергази. Онъ боялся выдать свою радость и въ то же время хотѣлъ отвлечь вниманіе самой Маріонъ отъ писемъ и хотѣлъ показать видъ, что письма его мало интересуютъ.
   -- На какія средства я живу?-- проговорила Маріонъ, подходя обратно къ столу съ пачкой въ рукѣ.-- На какія средства живу?-- повторила она, садясь на стулѣ и не выпуская изъ рукъ писемъ, -- на благотворительныя средства. Получаю каждый мѣсяцъ десять, пятнадцать франковъ, на нихъ и живу. Хожу въ комитетъ попеченія о больныхъ и бѣдныхъ старухахъ и получаю изъ рукъ Люси Дрейфусъ...
   -- Жены Альфреда?-- удивленно спросилъ Эстергази.
   -- Да, отъ нея! Добрая женщина! Всегда къ праздникамъ кромѣ пятнадцати франковъ отъ Комитета, выдаетъ мнѣ изъ своего кармана двадцать пять, три раза въ годъ говоритъ мнѣ: "а это отъ меня, милая старуха!" И она милая, дай ей Богъ счастья, очень милая!-- задумчиво произнесла Маріонъ.
   Пожеланіе счастья женѣ Дрейфуса со стороны Маріонъ Казоттъ какъ-то не умѣщалось въ головѣ Эстергази. Онъ не могъ понять, какимъ образомъ, брошенная Дрейфусомъ женщина можетъ желать счастья и, повидимому, счастья искренняго Люси Дрейфусъ, которая явилась соперницей, оторвавшей Дрейфуса отъ груди Маріонъ. Чувство, заставившее Маріонъ желать Люси Дрейфусъ счастья было чуждо ему, онъ не могъ понять его. Когда передъ нимъ стояла графиня де Брюне, тоже оттолкнутая Дрейфусомъ, и кипѣла злобой и ненавистью къ Дрейфусу, это чувство онъ понималъ; понималъ и то, что графиня ненавидитъ не только Дрейфуса, но и его жену, и его дѣтей. А въ этой бывшей цирковрй наѣздницѣ, повидимому, не было ни капли горечи противъ Люси, напротивъ, она относилась къ Люси очень дружелюбно. Но Эстергази не пытался разспросить Маріонъ о причинѣ ея расположенія къ Люси, онъ самъ рѣшила, то, что казалось ему страннымъ въ Казоттъ.
   -- Этихъ людей, стоящихъ на низкомъ уровнѣ развитія, можно и за двадцать пять франковъ расположить въ свою пользу. Тѣмъ лучше, -- добавилъ онъ мысленно, -- если за письма придется заплатить, то это не обойдется дорого, -- утѣшало, онъ себя.
   Пока эти мысли проносились въ головѣ Эстергази съ быстротой молніи, Маріонъ вертѣла въ своихъ рукахъ свертокъ и смотрѣла на него съ какимъ-то страннымъ выраженіемъ. То на лицѣ ея появлялась улыбка, улыбка счастливая, то вдругъ эта улыбка смѣнялась какою-то задумчивою грустью. Эстергази смотрѣлъ на нее долгое время, не нарушая ея состоянія, но ждалъ съ нетерпѣньемъ, чтобы Маріонъ открыла ему тайну этихъ писемъ.
   -- Она прочтетъ мнѣ ихъ, -- увѣрялъ онъ себя, -- а если я самъ подниму вопросъ о содержаніи писемъ, то старуха, пожалуй, заупрямится и не прочтетъ.
   -- А Люси Дрейфусъ знаетъ, кто вы?-- вдругъ спросилъ Эстергази.
   -- Знаетъ, что я старуха Маріонъ Казоттъ! Больше ничего!-- отвѣтила Маріонъ.-- Да, и зачѣмъ ей знать больше? Пусть живетъ въ невѣдѣніи и счастье ея будетъ полнѣе.
   -- А что-же Дрейфусъ вамъ пишетъ, Маріонъ, въ этихъ письмахъ!-- вдругъ нарушилъ Эстергази свое рѣшеніе не поднимать вопроса о письмахъ, пока она сама не станетъ ихъ читать.
   Но Маріонъ, повидимому, нисколько не изумило любопытство Эстергази.
   -- А вотъ что!-- отвѣтила она и стала бережно развязывать свертокъ.-- Вотъ что онъ писалъ мнѣ!-- поправила она Эстергази, дѣлая удареніе на словѣ "писалъ".
   У Эстергази сердце забилось радостью.
   -- Хотите знать, что онъ писалъ?-- обратилась къ Эстергази Маріонъ, и взяла сверху первое письмо, а остальныя бережно отодвинула отъ себя дальше.-- Такъ слушайте. Вотъ первое письмо. Они у меня сложены по мѣрѣ того, какъ я ихъ получала, -- пояснила Маріонъ, -- такъ слушайте, -- повторила она и стала читать:
   "Буду только въ семь часовъ вечера. Твой Альфредъ". Вотъ это первое письмо. Я его получила тогда, когда переѣхала на ту квартиру, которую онъ нанялъ и устроилъ для меня. Если-бы вы знали, какая это была квартира, съ какимъ вкусомъ, съ какой роскошью онъ устроилъ мнѣ ее?! Да, было время!-- со вздохомъ произнесла Маріонъ.-- Я была счастлива... Вотъ второе письмо, -- сказала Маріонъ, взявъ слѣдующее и бережно складывая первое.
   "Посылаю тебѣ, дорогой мой амурчикъ, билетъ въ театръ. Самому зайти некогда. Въ театрѣ буду, по окончаніи встрѣтимся у подъѣзда! Твой Альфредъ",-- прочла Маріонъ и взглянула на Эстергази.-- Тогда мы были въ театрѣ. Какой счастливый вечеръ мы провели тогда?!
   Маріонъ задумалась.
   -- Вотъ третье!-- сказала она опять, -- пишетъ, что не будетъ у меня въ условленный часъ къ обѣду. Онъ всегда у меня обѣдалъ. Прямо изъ Штаба приходилъ ко мнѣ и мы проводили вмѣстѣ цѣлый вечеръ.
   Маріонъ перебирала всѣ письма, одно за другимъ, и не читая ихъ подробно, сообщала Эстергази ихъ содержаніе. Во всѣхъ почти было повтореніе предыдущихъ. Обыкновенно Дрейфусъ сообщалъ Маріонъ, что къ обыкновенному часу онъ явиться не можетъ, потому что его задерживали то дѣла по службѣ, то другія обстоятельства. Эти письма не представляли, конечно, для Эстергази никакого интереса, потому что подходящими для его цѣли они не были.
   -- А вотъ начинается новая серія, -- вдругъ сказала Маріонъ, -- эти онъ писалъ уже послѣ рожденія Альфреда! А еслибы вы видѣли, какъ онъ безпокоился во время моей болѣзни, постоянно былъ со мною, почти ни на шагъ не отходилъ отъ меня. Видите, вотъ уже новыя письма. Тутъ ужъ онъ писалъ двоимъ!
   -- Милые Альфредъ и Маріонъ!-- читала Казоттъ.-- Видите?-- показала она Эстергази письмо,-- такъ и написано: "милые Альфредъ и Маріонъ". Видите, "Альфредъ" на первомъ мѣстѣ. Да, онъ у насъ въ домѣ былъ тогда на первомъ плащѣ!-- и Маріонъ задумалась опять.
   -- Да, онъ любилъ моего маленькаго!-- произнесла Маріонъ не то про себя, за то, обращаясь къ Эстергази и взяла слѣдующее письмо.
   Слѣдующія письма, въ сущности, были по содержанію похожи на первую серію. Только въ нихъ Дрейфусъ уже обращался къ двоимъ, называлъ милыми, дорогими и предупреждалъ, что "вѣроятно" или "можетъ быть" опоздаетъ, поэтому просилъ не безпокоиться. Въ нихъ тоже Эстергази не видѣлъ подходящаго для себя матеріала. Между тѣмъ пачка не прочитанныхъ писемъ сильно уменьшилась и Эстергази сталъ приходить въ отчаяніе.
   -- Столько времени потеряно и совершенно напрасно, -- разсуждалъ онъ мысленно. Въ теченіи этого потеряннаго времени я самъ могъ бы написать какое угодно письмо, прекрасно подражая почерку Дрейфуса.
   И мы, въ самомъ дѣлѣ, видѣли, насколько прекрасно Эстергази поддѣлывалъ почеркъ Дрейфуса, если родной братъ послѣдняго, Матвѣй Дрейфусъ, принялъ подпись Дрейфуса на векселѣ за подлинный почеркъ брата.
   А въ это время Маріонъ произнесла:
   -- А вотъ третья серья... и послѣдняя. Тутъ только два письма, а между тѣмъ своему врагу я не пожелала бы получить никогда въ жизни такихъ писемъ Это уже писалъ не мой добрый, нѣжный Альфредъ, а какой-то другой сухой, злой.
   Маріонъ взяла первое письмо и, вздохнувъ глубоко, стала читать медленно, медленно, всякое слово произнося съ удареньемъ, останавливаясь на всякомъ словѣ, точно хотѣла умышленно растравлять свои раны. Сколько разъ уже она читала это письмо, и все-таки всякій разъ читала его съ одинаковыми удареніями и разстановками, точно искала всегда въ нихъ новаго значенія, новаго смысла между строчками, а не того, который безпощадно разбивалъ всю ея жизнь, всѣ ея мечты и дорогое счастье.
   -- Уже нѣтъ, ни "милые", ни "дорогіе!" Взгляните, -- и Маріонъ подала Эстергази письмо.
   Эстергази мелькомъ взглянулъ не на то, конечно, есть-ли тамъ "милые" и "дорогіе", а хотѣлъ уловить однимъ взглядомъ содержаніе письма, но остался неудовлетвореннымъ
   -- Не то, не то!-- негодовать Эстергази.-- Можетъ быть, послѣднее, -- подбодрилъ онъ себя.
   А Маріонъ стала читать. Въ письмѣ этомъ Дрейфусъ просилъ Маріонъ забыть его, не-винить за то, что онъ собрался жениться на другой, благодарилъ Маріонъ за тѣ ласки и любовь, какою она окружала его. Общественное положеніе заставляло его жить съ законной женой, и Маріонъ пойметъ, какія условія не допускаютъ и мысли о женитьбѣ на ней, она ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть его законной женой.
   "Я, можетъ быть, приду еще къ вамъ, чтобы поговорить съ вами о вашемъ будущемъ, во всякомъ случаѣ простите меня!" -- кончалось такими словами письмо Дрейфуса.
   -- Подлецъ!-- сорвалось съ языка Эстергази, когда Маріонъ кончила чтеніе письма.
   Но эту ругань онъ произнесъ не потому, что, дѣйствительно, былъ убѣжденъ въ подлости поступка Дрейфуса. Нѣтъ, онъ своимъ наружнымъ негодованіемъ хотѣлъ только показать Маріонъ, что онъ глубоко возмущенъ, и этимъ самымъ, какъ будто показать ей то, что она сама должна чувствовать въ своей душѣ. Маріонъ, повидимому, не раздѣляла его негодованія.
   -- Нѣтъ!-- сказала она, -- онъ не подлецъ! А вотъ и послѣднее письмо, -- протянула она руку къ нему, какъ будто хотѣла продолжить свои мучительныя воспоминанія.-- Вотъ видите, что онъ пишетъ. Это уже я просила его, чтобы онъ прислалъ фотографическую карточку мою, моего сына, кольцо съ рубиномъ, единственный предметъ, оставшійся мнѣ послѣ смерти моей матери, -- пояснила Маріонъ, -- и еще одну вещь... такъ пустякъ, но для меня онъ составлялъ драгоцѣнное воспоминаніе о первыхъ дняхъ нашей любви. Вотъ эти четыре вещи онъ прислалъ мнѣ при запискѣ.
   Маріонъ взяла послѣднее письмо, написанное ей Дрейфусомъ и громко прочла.
   -- Посылаю вамъ четыре вещи, о которыхъ вы просили.
   Медленно сложила она прочтенное письмо, положила въ конвертъ и стала связывать всѣ письма въ одинъ свертокъ.
   -- Вотъ такъ и кончилась наша любовь, -- со вздохомъ произнесла Маріонъ Казоттъ и откинулась на спинку, закрывая глаза. Она дышала тяжело, все тѣло ея вздрагивало. Видно было, что чтеніе писемъ, вызывавшее въ ея умѣ столько воспоминаній о быломъ счастьи съ мельчайшими подробностями, давалось ей не легко.
   Она не видала лица Эстергази. Адская радость между тѣмъ, блистала въ его глазахъ. Онъ видѣлъ себя ужъ обладателемъ короткаго, ничего не значущаго письма: "посылаю вамъ четыре вещи", но для него каждый звукъ письма бытъ живъ и дорогъ, каждое слово этого простого письма полно было для него глубокаго значенія. Когда Маріонъ читала письмо, она. не вѣрилъ своимъ ушамъ
   -- Не можетъ быть, -- увѣрялъ онъ себя, -- ты не то слышишь!
   А между тѣмъ не подлежало никакому сомнѣнію, что онъ слыхалъ именно то, что онъ искалъ, за что, быть можетъ, дорого онъ далъ бы. Счастье улыбалось ему. Онъ хотѣлъ найти хоть сколько нибудь подходящее письмо, а между тѣмъ судьба посылала ему такое письмо, къ которому ничего не нужно прибавлять, и отъ котораго ничего не нужно убавлять. Взять его прямо такимъ, какъ оно есть, и дѣлать съ нимъ то, что нужно.
   -- Вотъ оно, на ловца и звѣрь бѣжитъ!-- думалаъъ Эстергази и злорадствовалъ.
   -- Скоро, скоро ужъ мы разсчитаемся, другъ мой дорогой, -- мысленно обращался Эстергази къ. Дрейфусу.-- Но какъ его взять?-- продолжалъ думать онъ, но на этомъ онъ долго не останавливался. Рѣшеніе пришло въ голову быстро. Эстергази взглянулъ на старуху, у нея были еще закрыты глаза. Онъ медленнымъ движеніемъ поднялъ свою руку на столъ, медленно протягивалъ свою руку къ пачкѣ. Сердце въ немъ замерло, еще одинъ мигъ и онъ выдернулъ бы письмо изъ пачки, но Маріонъ, точно предчувствуя что-то неладное, открыла глаза и опустила пачку съ письмами себѣ на колѣни. Она не видала движенія Эстергази, не подозрѣвала его ни въ чемъ. А рука его точно умерла на мѣстѣ, она была неподвижна, такъ что Маріонъ и не обратила вниманія на то, что рука Эстергази приняла какое то странное положеніе, лежала почти во всю длину стола.
   Эстергази былъ взбѣшенъ, его попытка украсть письмо, не удалась. Приходилось прибѣгать къ другому способу овладѣть письмомъ.
   -- Такъ и кончилась наша любовь, -- повторила Маріонъ грустнымъ тономъ, -- вотъ все наслѣдіе отъ этой любви, -- Маріонъ ударила рукой по связкѣ, -- сынъ умеръ, осталось это. Это все мнѣ дорого и я берегу это, только смерть можетъ меня разлучить съ этимъ.
   Эстергази не понималъ, что Маріонъ хотѣла сказать своими словами.
   -- Я думаю, вамъ противны эти воспоминанія, -- обратился Эстергази къ Маріонъ, -- я прлагаю вы кипите жаждою мести.
   Маріонъ открыла широко глаза; на этотъ разъ она, повидимому, перестала понимать Эстергази.
   -- Жаждою мести?-- испуганно переспросила Маріонъ.
   -- Ну, да! Вѣдь столько страданій причинилъ вамъ этотъ негодный человѣкъ, бросилъ васъ съ ребенкомъ, -- убѣждалъ Эстергази.
   Маріонъ отрицательно замахала головой.
   -- Нѣтъ, -- произнесла она, -- нѣтъ, не браните его. Это человѣкъ высоко честный. Онъ не виноватъ.
   -- Какъ невиноватъ?-- недоумѣвалъ Эстергази.-- Бросилъ васъ съ ребенкомъ на улицу, какъ голодную собаку, и вы говорите, не виновата?
   Эстергази сталъ не на шутку горячиться.
   -- Онъ не бросилъ меня, какъ собаку, это во первыхъ, -- почти хладнокровно отвѣтила Маріонъ, -- а во вторыхъ, почему васъ это возмущаетъ?
   Маріонъ приблизила свое лицо къ лицу Эстергази и, глядя ему прямо въ глаза, спросила:
   -- А развѣ вы не сдѣлали бы того же въ его положеніи? И вы, и другой, и всякій изъ васъ сдѣлалъ бы тоже. Только другой насмѣялся бы сначала, а Дрейфусъ не смѣялся ни въ душѣ ни наружно, Я знаю его. Вы думаете, онъ бросилъ меня безъ сожалѣнія, безъ угрызенія совѣсти? Нѣтъ, ошибаетесь! Онъ жалѣлъ меня, я знаю.
   -- Такъ чего же онъ бросилъ васъ, -- недоумѣвалъ Эстергази.
   -- А что я такое? Цирковая наѣздница, вотъ и все. У меня ни имени, ни состоянія. Откуда я? Я, вѣдь, и сама не знаю. Я не помню родителей, я не знала ихъ. А развѣ ему такую жену нужно было, ему, этому блестящему офицеру съ широтою будущностью? Развѣ я могла придать блескъ его обстановкѣ? Развѣ я могла мечтать сдѣлаться его женою? Я... безъ роду и племени.
   Эстергази пожалъ плечами.
   -- Вы удивляетесь?-- замѣтила Маріонъ это движеніе.
   -- Не понимаю, прямо,-- отвѣтилъ Эстергази,-- онъ былъ причиною... да и въ настоящее время онъ причина вашихъ страданій, -- поправился Эстергази,-- онъ явился виновникомъ смерти вашего сына, потому что на высотѣ счастья забылъ онъ васъ, забылъ, что онъ обязанъ позаботиться о своемъ сынѣ, и позволилъ своему сыну умереть съ голоду. Вотъ я и не понимаю, почему вы его оправдываете, почему вы стараетесь обѣлить гнусный поступокъ Дрейфуса, безчестный поступокъ, и стараетесь себя увѣрить, что Дрейфусъ былъ правъ, когда бросилъ васъ.
   -- Онъ мнѣ много далъ!-- поникнувъ головой, отвѣтила Маріонъ, -- онъ мнѣ много далъ счастья.
   Эстергази пожалъ плечами.
   -- Но и горя не мало вы натерпѣлись изъ-за него!-- объявилъ Эстергази.
   Маріонъ покачала головой.
   -- Онъ любилъ меня!
   Она перевела дыханіе.
   -- До него всѣ играли мной, всѣ смотрѣли на меня, какъ на продажную женщину, да я и была такой, -- Маріонъ взглянула на образа, -- да проститъ меня Господь. Но я выросла въ циркѣ, а у насъ нравственность отходила на задній планъ и нравственная чистота возбуждала только насмѣшки. Меня мучило это, я въ душѣ была чиста, но... неустояла, Маріонъ опустила глаза, -- много ихъ ухаживало за мной, брильянты и наряды были платой за любовь... А этотъ нѣтъ! Онъ не задаривалъ меня, брильянтовъ я отъ него не получала, онъ далъ мнѣ любовь чистую, теплую. Онъ краснѣлъ, когда говорилъ, что меня любитъ, онъ говорилъ искренно. Я полюбила его всею душой.
   Эстергази насмѣшливо улыбнулся.
   -- Какже я могу его ненавидѣть,-- вдругъ чугъ не вскрикнула Маріонъ, -- какъ я могу его ненавидѣть, когда онъ первый далъ мнѣ понять, что есть и другая любовь кромѣ той низкой, продажной. Какъ я могу его ненавидѣть, когда онъ первый сталъ оказывать мнѣ уваженіе, которое вы оказываете своимъ женамъ, а всѣ предыдущіе видѣли во мнѣ только...
   Маріонъ закашлялась.
   -- За его короткую, но чистую любовь я благодарна ему, я до гробовой доски буду помнить его, буду благословлять его имя... буду любить добавила Маріовъ Казоттъ, опуская глаза.-- Нѣтъ на землѣ лучшаго человѣка, нѣтъ честнѣе, благороднѣе его.
   Маріонъ умолкла, предаваясь воспоминаніямъ.
   Эстергази стала тяготить эта исповѣдь. Конечно, если бы Маріонъ обнаруживала ненависть къ Дрейфусу, то Эстергази съ наслажденіемъ слушалъ бы ее, но эта любовь, которою дышало всякое слово ея исповѣди было ему не по душѣ; не нравилось ему также и то, что письма, которыя были у Маріонъ, составляли для нея, по ея собственному заявленію, драгоцѣнность, а слѣдовательно, и получить отъ нея нужное письмо представляется не такимъ легкимъ. Правда, онъ хотѣлъ имѣть только одно письмо, послѣднее, полученное ею отъ Дрейфуса, и слѣдовательно, въ ея распоряженіи оставалась цѣлая куча писемъ, но онъ понималъ, что и одно письмо получить отъ нея будетъ очень трудно. Онъ сталъ уже упрекать себя въ излишней осторожности, въ нерѣшительности.
   -- Уже письмо было бы у меня въ карманѣ!-- вспомнилъ онъ, что благодаря излишней предосторожности онъ упустилъ много времени, когда ему въ голову пришла мысль прямо стащить письмо
   -- Я знаю, что онъ счастливъ, -- заговорила опять Маріонъ.-- Вотъ здѣсь на этомъ мѣстѣ, -- Маріонъ указала мѣсто на полу подъ образами, -- я вымаливала у Господа Бога счастье для него. Я иногда по цѣлымъ часамъ стою передъ иконами и молюсь за своего Альфреда, за жену его Люси... и дѣтей...
   -- Сумасшедшая!-- рѣшилъ Эстергази.-- Однако пора приступить къ дѣлу, -- торопилъ онъ себя.
   Онъ взглянулъ на Маріонъ, крякнулъ и сталъ говорить:
   -- Любезная Маріонъ, я вамъ говорилъ, что я другъ Дрейфуса.
   Только теперь Маріонъ сообразила, что всю свою душу она открыла передъ человѣкомъ, котораго она видѣла въ первый разъ. Она такъ бережно укрывала въ глубинѣ души все свое счастливое прошлое, такъ бережно таила въ своей душѣ всѣ свои страданія и никому не проговаривалась ни однимъ словомъ.
   "А вотъ пришелъ какой-то человѣкъ, и ты все выложила ему!-- упрекала себя Маріонъ.-- "Онъ теперь знаетъ всѣ твои тайны и къ чему, къ чему ты разсказала ему?" "Онъ говоритъ теперь, что онъ другъ Альфреда, но это не можетъ быть, онъ не осудилъ-бы его, а этотъ осудилъ, этотъ называлъ его подлецомъ." Такія мысли проносились въ головѣ Маріонъ, а Эстергази продолжалъ дальше.
   -- По порученію моего друга, Дрейфуса, я и розыскалъ васъ. Онъ вспомнилъ объ васъ, любезная Маріонъ, и просилъ меня посмотрѣть, не нуждаетесь-ли вы?
   Въ душѣ Маріонъ поднялось чувство искренней благодарности. "Дорогой, любимый Альфредъ" -- шептали ея губы.-- Но правда-ли то, что Альфредъ поручилъ этому человѣку посѣтить меня?" -- недовѣрчиво взглянула Казоттъ на Эстергази и вдругъ вспомнила его.
   Вспомнила, какъ онъ нахально обращался съ ней, вспомнила, какъ онъ требовалъ отъ нея любви, вспомнила его глаза, которые тогда возбуждали въ ней отвращеніе къ нему.
   -- Нѣтъ, этотъ не можетъ быть другомъ Альфреда!-- рѣшила она въ душѣ.-- У Альфреда не такіе друзья.
   -- Я вижу, что вы живете въ крайней нуждѣ,-- продолжалъ Эстергази, окидывая всю жалкую обстановку быстрымъ взглядомъ, -- а Альфредъ сказалъ мнѣ, что если я найду васъ въ нуждѣ, предложить вамъ на первый разъ небольшую сумму, -- Эстергази вынулъ бумажникъ, -- и сказать вамъ, что вы можете разсчитывать на ежемѣсячную помощь отъ него.
   -- Все вретъ!-- рѣшила Маріонъ.-- Если-бы это была правда, я полагаю, онъ никому бы не поручалъ разыскивать меня, а прислалъ бы мнѣ деньги по почтѣ. Къ чему ему трубить по всему свѣту, что у него была... Маріонъ Казоттъ?-- какъ-то запнулась въ мысляхъ Маріонъ.
   Въ это время Эстергази вынулъ изъ бумажника стофранковый билетъ.
   -- Вотъ это!-- сказалъ Эстергази и положилъ на столъ сто франковъ. Онъ разсчитывалъ, что этимъ билетомъ обрадуетъ Маріонъ, между тѣмъ Маріонъ только насмѣшливо взглянула на билетъ и не дотронулась до него. Она чувствовала, что въ словахъ Эстергази мало правды, она, конечно, не догадывалась о причинѣ такой внимательности со стороны Эстергази, но ея чуткое сердце говорило, что этотъ мнимый другъ Дрейфуса потребуетъ за это вознагражденіе, только не могла сообразить, какую отплату можетъ дать она, уже старая и больная женщина.
   -- Но за это онъ проситъ у васъ нѣсколько вашихъ писемъ!-- точно отвѣчая на тайную мысль Маріонъ, сказалъ Эстергази.
   Онъ нарочно сказалъ "нѣсколько писемъ". Ему нужно было, какъ мы знаемъ, одно послѣднее, но Эстергази былъ, вѣдь, тоже остороженъ и боялся настаивать на опредѣленномъ письмѣ. Онъ не предполагалъ, что сто франковъ не произвели на Маріонъ никакого впечатлѣнія и хотѣлъ за дешевую цѣну получить послѣднее письмо Дрейфуса; онъ сказалъ "нѣсколько писемъ", чтобы можно было возвратить ей тутъ же всѣ письма, кромѣ одного, если Маріонъ станетъ настаивать на приплатѣ.
   -- Которыя я и выберу самъ, -- добавилъ Эстергази.
   Ожиданія Маріонъ сбылись.
   -- Вотъ оно вознагражденіе!-- пронеслось у нея въ головѣ.
   Предчувствія ее не обманули. Зачѣмъ этому незнакомцу были нужны письма Дрейфуса, она не знала, конечно, и догадаться не могла, но она чувствовала, что въ этомъ предложеніи таится что-то недоброе, потому что "отъ этого человѣка ничего добраго ждать нельзя!" -- думала Маріонъ, глядя Эстергази прямо въ глаза. Она рѣшила не разставаться съ письмами, тѣмъ болѣе, что они въ ея положеніи, дѣйствительно, были единственнымъ ея сокровищемъ, разстаться съ которымъ было бы для нея слишкомъ тяжело.
   -- Нѣтъ, -- отвѣчала Маріонъ, -- эти письма не продаются. Да, наконецъ, -- пришло ей внезапно желаніе сказать Эстергази, что все, что онъ говоритъ есть ложь, -- если бы Альфреду они оказались почему либо нужными, онъ навѣрное прибѣгъ бы къ другому способу; врядъ-ли посвятилъ бы онъ васъ въ тайны своего прошлаго.
   Эстергази былъ сбитъ съ толку и не мудрено. Онъ понялъ, что Маріонъ видитъ его насквозь. Но приложивъ всѣ усилія, чтобы не показывалъ вида, что Маріонъ отгадываетъ его тайныя намѣренія, онъ съ веселой улыбкой спросилъ.
   -- А почему же вы не вѣрите мнѣ, что Дрейфусъ, дѣйствительно, интересуется вашей судьбой и прислалъ меня къ вамъ? Къ чему ему эти письма, я не знаю, но могу васъ завѣрить честнымъ словомъ, -- лгалъ безсовѣстно Эстергази.-- что я получилъ отъ него это порученіе. Правда, оно слишкомъ щекотливо, но именно это обстоятельство и должно васъ убѣдить въ томъ, что подобныя порученія можно давать только такимъ друзьямъ, на которыхъ мы полагаемся.
   -- Нѣтъ, -- произнесла тихимъ голосомъ Маріонъ.
   Эстергази не зналъ, что дѣлать. Онъ пожималъ плечами и старался дѣлать улыбку, которая должна была, повидимому, убѣдить Маріонъ, что она не права.
   -- Можетъ быть, вы разрѣшите мнѣ, -- пришла Эстергази въ голову неудачная мысль, -- прибавить вамъ къ этимъ ста франкомъ, -- и Эстергази вынулъ бумажникъ.
   Но это для Маріонъ было уже слишкомъ.
   -- Прошу не оскорблять меня!-- крикнула Маріонъ, у которой загорѣлись глаза гнѣвомъ и выступили опять лихорадочные румянцы на щекахъ,-- я не продаюсь теперь... прошло то время... съ трудомъ договаривала Маріонъ послѣднія слова.
   Она встала и, прижимая къ груди письма Дрейфуса, точно боясь, что ихъ у нея отнимутъ, подошла къ постели и положила ихъ подъ полушку... Затѣмъ медленно сама сѣла на подушку, какъ будто собиралась защищать свои письма и бросила злобный взглядъ на Эстергази,
   Эстергази почувствовалъ себя отвратительно. Уже такъ близко былъ онъ къ цѣли и вдругъ потерялъ надежду, испортилъ, ему казалось, однимъ неосторожнымъ словомъ все. Онъ взглянулъ на Маріонъ, и встрѣтилъ ея взглядъ, полный гнѣва, самъ почувствовалъ приступъ гнѣва противъ этой мерзкой старухи, какъ онъ назвалъ ее въ душѣ.
   -- Одинъ ударъ рукой!-- пронеслось въ головѣ Эстергази дьявольская мысль, -- и письма въ моихъ рукахъ.
   Онъ всталъ, направился къ старухѣ, но... онъ не палъ еще такъ низко, чтобы убивать беззащитныхъ старухъ, въ душѣ его проснулась совѣсть, онъ не исполнилъ своего адскаго замысла.
   А Маріонъ видѣла это движеніе Эстергази, почуяла душой его замыслъ и устремила свои взоры на образа. Глаза скоро наполнились слезами, и какое-то неземное вдохновеніе разлилось по ея лицу. Она находилась въ какомъ-то молитвенномъ оцѣпенѣніи.
   Когда прошло у ней это состояніе, она окинула свою комнату какимъ-то блуждающимъ взглядомъ... Вдругъ вспомнила что-то и стала испуганно озираться кругомъ, точно искала кого, но въ комнатѣ не было никого и она понемногу успокоилась, закрыла лицо руками и заплакала тихими, смиренными слезами.
   И новая мысль пробѣжала по всему существу Маріонъ, она вся задрожала, вскочила съ подушки и въ испугѣ, исказившемъ все ея лицо, смотрѣла на подушку, застывъ на одномъ мѣстѣ недвижимо.
   Дрожащую руку она сунула подъ подушку.
   -- Есть!-- крикнула она громко, и улыбка, полная счастья, озарила лицо Маріонъ.
   -- Есть!-- повторила она, вынимая связку писемъ.-- Есть, есть! -- уже шептала Маріонъ тихо, и поцѣловала пачку горячимъ поцѣлуемъ.
   -- Разъ, два, три...-- считала Маріонъ письма одно за другимъ, чрезъ нѣкоторое время придя въ себя совершенно.-- Всѣ на лицо!
   

ГЛАВА XIX.
Новый сообщникъ.

   Эстергази ушелъ отъ Маріонъ въ отвратительномъ настроеніи духа. Онъ упрекалъ себя въ недостаточной смѣлости, въ неумѣніи взяться за дѣло и довести его до конца, когда уже, казалось, оно само напрашивалось, и судьба сама посылала ему прямо въ руки то, что ему нужно было для своихъ плановъ.
   -- Испугался дуракъ!-- ругалъ онъ себя, идя по улицамъ Латинскаго квартала, -- и чего испугался? Какой-то безпомощной старухи, которая и крикнуть-то не сумѣла бы, если-бы ей вздумалось звать кого-нибудь на помощь!-- Дуракъ, дуракъ!-- повторялъ мысленно Эстергази.
   И, дѣйствительно, Эстергази могъ смѣло себя ругать. Письмо, которое по содержанію удивительно удовлетворяло его злостнымъ замысламъ, появилось на минуту передъ его глазами и исчезло. То, что онъ держалъ почти уже въ своихъ рукахъ, теперь было также далеко отъ него, какъ и тогда, когда онъ шелъ къ Казоттъ, недопуская и мысли, что онъ найдетъ что-нибудь подобное. "Прибавлю что-нибудь, подскоблю ненужное!-- вертѣлось у него въ головѣ. А тутъ и скоблить не приходилось, можно было, воспользоваться письмомъ въ томъ видѣ, въ какомъ оно есть.
   -- Удивительно, какъ не везетъ!-- говорилъ мысленно Эстергази.
   А между тѣмъ, казалось бы, именно Эстергази и везло самымъ дьявольскимъ образомъ.
   -- Мерзкая старуха!-- чуть-ли не вслухъ произнесъ онъ.-- Не пойти ли обратно?-- вдругъ мелькнула у него мысль.
   И онъ остановился по срединѣ улицы, точно соображая что-то.
   -- Нѣтъ, другой разъ!-- рѣшилъ Эстергази.-- Но теперь уже она мнѣ не покажетъ писемъ, наоборотъ припрячетъ ихъ какъ можно дальше, чтобы я не могъ и догадаться, гдѣ они. Да, навѣрное припрячетъ. Эхъ, подлая старуха!-- обращался Эстергази мысленно къ Маріонъ.
   -- Какъ тутъ быть? Какъ тутъ быть? ломалъ себѣ голову Эстергази, -- неужели такъ мимо носа и пройдетъ? А, славное письмецо, лучшее трудно и придумать!-- вдругъ улыбнулся Эстергази.
   -- А, вѣдь, такъ легко было, -- продолжалъ себя упрекать Эстергази.-- она находилась въ какомъ странномъ состояніи. Глаза были устремлены впередъ, лицо приняло какое-то мертвое выраженіе, не двигалась, да и не понимала что происходитъ кругомъ. Точно кто-нибудь загипнотизировалъ ее. И такую минуту, такую минуту пропустить!! Ахъ дуракъ, дуракъ!-- выругалъ себя еще разъ Эстергази.-- Развѣ такая минута представится когда-нибудь еще? Какже жди!-- и Эстергази презрительно улыбнулся.
   Онъ шелъ медленною, но тяжелой, какою-то уставшею походкою. Мысли его вертѣлись все вокругъ этого несчастнаго письма. "Какъ его достать отъ нея? и зачѣмъ я не воспользовался случаемъ? Такой не представится больше!" Вотъ два вопроса, надъ которыми онъ ломалъ себѣ голову. Казалось бы, что второй вопросъ ему слѣдовало совершенно оставить въ сторонѣ, потому что трудно было бы найти на него отвѣтъ, и онъ прекрасно сознавалъ, что попытка найти въ своемъ умѣ причину такого опрометчиваго шага совершенно безплодна, а главное совершенно ненужна, потому что потеряннаго случая не вернешь, тѣмъ не менѣе его усталый умъ не былъ способенъ воспротивиться навязчивой мысли, не могъ родить ничего новаго. И вопросъ о томъ,-- какъ достать письмо постепенно сталъ куда-то уходить, казался все болѣе и болѣе отдаленнымъ, и наконецъ въ головѣ Эстергази клиномъ вбился одинъ вопросъ: "зачѣмъ я не воспользовался случаемъ?"
   Дѣйствительно, умъ Эстергази сталъ уставать. То нравственное напряженіе, въ которомъ онъ жилъ послѣдній мѣсяцъ, становилось не по силамъ, -- та лихорадочная дѣятельность, съ какой онъ шагъ за шагомъ добивался цѣли своей, т. е. гибели Дрейфуса, стала измѣнять ему.
   И опять его мыслима, представился Дрейфусъ, опять закипѣла въ немъ ненависть противъ Дрейфуса. Упадающая энергія получила опять толчокъ, Эстергази опять ободрился.
   -- Впередъ! нечего киснуть!-- замѣтилъ онъ самъ упадокъ энергіи.
   Онъ прибавилъ шагу.
   -- Господину маіору мое почтеніе!-- вдругъ раздалось надъ его ухомъ.
   Эстергази, не ожидавшій, чтобы кто-нибудь иза, знакомыхъ могъ встрѣтиться ему въ Латинскомъ кварталѣ, отшатнулся въ сторону и даже испугался, когда увидалъ, отъ кого исходитъ это привѣтствіе. Передъ нимъ стояло какое-то чудовище съ отвратительной улыбкой въ позѣ, которая должна была выразить почтеніе маіору.
   -- А, Суффрэнъ, -- припоминая себѣ названіе чудовища и приходя въ себя, произнесъ Эстергази.-- Здравствуйте, Суффрэнъ!-- добавилъ Эстергази.-- Что же вы на службѣ?-- спросилъ послѣ минутнаго молчанія Эстергази.
   -- Да, господинъ маіоръ, -- хитро улыбаясь, отвѣтилъ Суффрэнъ.
   -- Есть какое-нибудь новое преступленіе въ вашемъ отвратительномъ кварталѣ?
   Суффрэнъ пожалъ плечами.
   -- Можетъ быть, есть! можетъ быть, будетъ!-- какъ-то загадочно проговорилъ Суффрэнъ.
   -- Неувѣрены сами?-- опять спросилъ Эстергази.
   -- Неувѣренъ!-- все съ той же хитрой улыбкой отвѣчалъ Суффрэнъ.
   Эстергази шелъ впереди, за нимъ нѣсколько сзади подвигался неуклюжими шагами Суффрэнъ.
   Эстергази считалъ, что онъ оказалъ уже достаточно вниманія полицейскому агенту, задавъ ему нѣсколько вопросовъ, и ожидалъ, что Суффрэнъ отстанетъ. Между тѣмъ Суффренъ, молча, шелъ сзади и Эстергази чувствовалъ его присутствіе, которое съ минуты на минуту становилось для Эстергази все непріятнѣе и непріятнѣе. Прогнать его Эстергази какъ-будто стѣснялся, "все таки какое-то должностное лицо!" А Суффрэнъ, повидимому, не догадывался, что онъ. не нуженъ больше, и что Эстергази не будетъ вступать съ нимъ больше въ разговоръ.
   Но, на самомъ дѣлѣ, Суффрэнъ прекрасно зналъ, что онъ дѣлаетъ. Его хитрая улыбка не сходила съ его безобразнаго лица и придавала псей фигурѣ Суффрэна видъ какого-то злорадства.
   -- Вы были у Маріонъ Казоттъ?-- вдругъ спросилъ Суффрэнъ Эстергази.
   Эстергази остановился и взглянулъ съ отвращеніемъ на злорадную фигуру Суффрэна.
   -- Нѣтъ, еще не былъ, -- почему-то отвѣтилъ Эстергази, не глядя больше на Суффрэна, и двинулся впередъ.
   Онъ услышалъ за собой хохотъ.
   -- Чего вы смѣетесь?-- повернулся Эстергази къ Суффрэну лицомъ и измѣрялъ его сердитымъ взглядомъ.
   -- Не сердитесь, господинъ маіоръ!-- проговорилъ, продолжая хохотать, Суффрэнъ.
   Эстергази была противна эта хохочущая физіономія. Онъ съ наслажденіемъ уложилъ бы этого урода на мѣстѣ.
   А между тѣмъ этотъ уродъ подошелъ къ Эстергази и, прекративъ хохотъ, приблизилъ свои губы къ самому уху Эстергази.
   Эстергази сдѣлалъ было движеніе, чтобы отшатнуться, такъ какъ почувствовалъ на себѣ теплое дыханіе урода, которое возбуждало въ немъ отвращеніе, но не отшатнулся, потому что услыхалъ:
   -- Я знаю, что вы были у Маріонъ Казоттъ.
   -- Откуда?-- изумился Эстергази не на шутку.
   -- Я все знаю, господинъ маіоръ!-- продолжалъ изумлять Суффрэнъ маіора.
   Эстергази широко открылъ глаза.
   -- Я знаю, зачѣмъ вы ходили къ Маріонъ Казоттъ!-- терзалъ Суффрэнъ душу Эстергази.
   Дьяволъ!-- готово было сорваться съ языка у Эстергази.-- А я еще переодѣлся, чтобы не быть узнаннымъ. Вотъ тебѣ и на! Онъ, пожалуй, подслушалъ еще мой разговоръ съ Казоттъ.
   А Суффрэнъ, точно отвѣчая на эту мысль Эстергази, говорилъ дальше.
   -- Я знаю и весь вашъ разговоръ съ Маріонъ Казоттъ, господинъ маіоръ, -- и видя, что Эстергази поблѣднѣлъ, добавилъ, -- вы удивляетесь этому? Какой же я былъ бы тайный агентъ, господинъ Маіоръ, еслибы я не зналъ, что происходитъ въ моемъ кварталѣ.
   И Суффрэнъ до мельчайшихъ подробностей передалъ Эстергази весь его разговоръ съ Маріонъ Казоттъ, чтеніе писемъ и предложеніе Эстергази продать нѣкоторыя письма.
   -- А сто франковъ, то вы забыли на столѣ.-- съ улыбкой закончилъ Суффрэнъ.
   -- Ахъ, какъ я неостороженъ, -- упрекалъ себя во время разсказа Суффрэна Эстергази, -- дѣйствительно, этотъ дьяволъ все знаетъ, подслушивалъ, каналья.-- Что же дальше онъ будетъ дѣлать съ этими всѣми свѣдѣніями? Донесетъ префекту что-ли? Пропало тогда все дѣло. Слѣдилъ за мной! Заподозрилъ, меня въ чемъ-то, когда я въ префектурѣ узнавалъ адресъ Казоттъ! Вотъ оно что!! Но какъ избавиться отъ этого назойливаго дьявола, какъ зажать ему ротъ?
   Вопросы эти и подобные ему быстро мелькали въ головѣ Эстергази. Положеніе его, дѣйствительно, становилось не изъ завидныхъ, его тайные замыслы, о которыхъ знала только графиня де Брюне, стали извѣстны и третьему лицу.
   -- А это третье лицо, -- презрительно посмотрѣлъ Эстергази на Суффрэна, -- это безобразное, отвратительное третье лицо... если не станетъ участникомъ нашимъ, сдѣлается врагомъ, очутится на противной сторонѣи готово разрушить всякія надежды на осуществленіе нашихъ плановъ. Эстергази хотѣлъ еще спросить Суффрэна, какимъ образомъ онъ подслушивалъ, оставаясь въ то же время незамѣченнымъ, но, подумавъ рѣшилъ, что не все-ли равно ему, какимъ образомъ подслушалъ Суффрэнъ? Эстергази убивала мысль, что Суффрэнъ знаетъ все.
   -- Ловкій мерзавецъ!-- еще разъ обругать Эстергази мысленно Суффрэна.
   Суффрэнъ, конечно, догадывался, что происходитъ въ душѣ Эстергази, и радовался, что ему удалось поставить Эстергази въ такое положеніе.
   -- И какъ просто все вышло, -- думалъ Суффрэнъ, -- сижу я въ этомъ домѣ съ пріятелемъ за бутылочкой, вдругъ слышу крикъ на дворѣ. Выглянулъ въ окошко, стоитъ этотъ самый маіоръ, затѣмъ заговорилъ съ этой... какъ ее быть... ну, чортъ съ ней, -- рѣшилъ Суффрэнъ, не будучи въ состояніи припомнить имени краснаго пятна въ окнѣ, съ которымъ разговоривалъ Эстергази.-- Слышу: "Казоттъ, да Казоттъ!" Припомнилъ, что это тотъ самый маіоръ, который былъ вчера въ префектурѣ. Дай, -- думаю, -- пойду послушаю, чего нужно отъ Казоттъ этому маіору. Къ счастью, рядомъ съ Казоттъ живетъ мой пріятель! Вотъ все и видалъ черезъ дырочку въ стѣнѣ и слыхалъ.
   Суффрэнъ былъ очень доволенъ собой.
   -- Рѣдко перепадаютъ нашему брату такіе случаи. Обыкновенно, ходишь, ищешь, потѣешь прежде чѣмъ добьешься чего-нибудь. А тутъ таки все просто... Можно будетъ заработать кое-что, -- мысленно потиралъ себѣ Суффрэнъ руки.
   Суффрэнъ и Эстергази шли впередъ и молчали. Каждый изъ нихъ отдавался своимъ мыслямъ и они не замѣтили, какъ прошли весь кварталъ и приблизились къ мосту. Повидимому, пора было имъ разставаться, а между тѣмъ еще не выяснилось, будутъ-ли они союзники, или Суффрэнъ перейдетъ на противную сторону. Никто изъ нихъ не дѣлалъ предложеній, каждый изъ нихъ ждалъ слова своего собесѣдника.
   Не доходя моста, Эстергази остановился и взглянулъ на Суффрэна, Суффрэнъ сдѣлалъ тоже самое. Взгляды этихъ людей встрѣтились и они поняли другъ друга.
   -- Такъ, друзья?!-- протягивалъ Эстергази руку Суффрзну.
   -- Да!-- отвѣтилъ съ улыбкой Суффрэнъ.
   Улыбка его также была безобразна, безобразно было и лицо его, какъ и прежде, но на этотъ разъ
   Суффрэнъ уже не казался Эстергази такимъ отвратительнымъ, какъ раньше.
   -- Мнѣ нужно достать отъ Маріонъ Казоттъ письма моего товарища, Дрейфуса, -- началъ Эстергази, немного подумавъ, съ дѣловымъ видомъ.
   Суффрэнъ кивнулъ головой.
   -- Хорошо!-- отвѣтилъ онъ.
   -- Сумѣете?-- спросилъ Эстергази.
   -- Будьте покойны! -- отвѣтилъ Суффрэнъ, -- не первый разъ!-- добавилъ онъ, чтобы успокоить Эстергази окончательно.
   Но Эстергази былъ покоенъ.
   -- Если онъ умѣлъ за мной слѣдить, значитъ, ловкій мошенникъ,
   -- За сколько?-- спросилъ Эстергази Суффрэна, уже переставая стѣсняться.
   -- А сколько вы предложите?-- нахально спросилъ Суффрэнъ.
   -- Тысячу франковъ!
   -- Маловато, -- улыбнулся Суффрэнъ.
   -- Двѣ тысячи!-- набавилъ Эстергази.,
   -- Маловато!-- также улыбаясь, отвѣтила, Суффрэнъ.
   -- Ишь, жадная рожа!-- промелькнуло въ головѣ Эстергази, и Суффрэнъ показался ему опять отвратительнымъ.-- Три тысячи!-- прибавилъ Эстергази еще.
   -- Идетъ!-- отвѣтилъ Суффрэнъ, переставая улыбаться.
   -- Когда же я получу письма?-- обратился Эстергази уже тономъ повелителя къ Суффрэну; -- я его купилъ, -- думалъ Эстергази, а потому позволялъ себѣ уже обращаться съ Суффрэномъ свысока.
   Но Суффрэнъ не былъ особенно самолюбивъ; три тысячи франковъ представлялись ему вполнѣ достаточной суммой, чтобы забыть о своемъ самолюбіи.
   -- Завтра, а, можетъ быть, и послѣ завтра!-- отвѣтилъ, не задумываясь Суффрэнъ.
   -- Не позднѣе послѣ завтрашняго дня, Суффрэнъ!-- настаивалъ Эстергази, не оставляя своего повелительнаго тона.
   -- Можетъ быть! Не ручаюсь!-- отвѣтилъ хладнокровно Суффрэнъ.
   -- Постарайтесь, Суффрэнъ, -- нѣсколько мягче сказалаъъ Эстергази.
   -- Постараюсь, -- все также хладнокровно отвѣчалъ Суффрэнъ.
   -- Ну, такъ жду васъ! Риволи No 5, -- сообщилъ Эстергази свой адресъ, -- послѣзавтра утромъ, до свиданья!-- и Эстергази протянулъ Суффрэну свою руку.
   -- Этого мало, господинъ маіоръ, -- почтительнымъ тономъ замѣтилъ Суффрэнъ, не подавая руки Эстергази, такъ какъ его руки забѣгали по всѣмъ карманамъ.
   -- А? есть! думалъ, что потерялъ!-- обрадованно обратился Суффрэнъ къ Эстергази.
   Эстергази удивленно смотрѣлъ съ какою быстротою руки Суффрэна бѣгали по безконечному числу кармановъ въ одѣяніи тайнаго агента.
   -- Улица Риволи 5, -- громко повторилъ и записалъ Суффрэнъ въ грязную, засаленную, записную книжку, вынутую имъ изъ одного какого-то очень глубокаго кармана.
   Записавъ это, Суффрэнъ глядѣлъ вопросительно на Эстергази.
   Эстергази недоумѣвалъ, чего еще нужно Суффрэну.
   -- А фамилія, господинъ маіоръ?
   -- Ахъ, да! Фамилія, -- улыбнулся Эстергази, замѣчая свою разсѣянность. Эстергази, графъ Эстергази, -- диктовалъ онъ.
   -- Графъ Эстергази, -- записалъ Суффрэнъ, -- Улица Риволи No б, графъ Эстергази!-- читалъ громко Суффрэнъ, -- такъ?-- обратился онъ къ Эстергази.
   -- Совершенно вѣрно!-- отвѣтилъ Эстергази.-- Ну, такъ жду васъ, до свиданья!
   -- Еще не все, ваше сіятельство, -- оскалилъ черные, гнилые зубы Суффрэнъ.
   -- А что же еще?-- недоумѣвалъ Эстергази.
   -- Задаточекъ, ваше сіятельство!-- смѣялся Суффрэнъ, -- безъ задаточка никакъ невозможно.
   Эстергази сконфузился.
   -- Кажется, у меня очень мало!-- пронеслось у него въ головѣ, когда онъ вынималъ бумажникъ.
   Онъ сталъ рыться по всѣмъ отдѣленіямъ бумажника.
   -- Ихъ сіятельство изволятъ быть безъ денегъ въ настоящую минуту, -- смѣялся надъ Эстергази мысленно тайный агентъ, -- да намъ не много и нужно, такъ только нѣсколько франковъ, а то не на что горло промочить, -- не безъ удовольствія смотрѣлъ Суффренъ на десятифранковые билеты, которые Эстергази вынималъ изъ разныхъ отдѣленій и мялъ въ кулакѣ.
   -- Вотъ сто франковъ слишкомъ, Суффрэнъ, остальное при доставкѣ писемъ.
   -- Хорошо!-- отвѣтилъ Суффрэнъ, съ наслажденіемъ пряча въ карманъ полученныя отъ Эстергази деньги.
   Они разстались.
   

ГЛАВА XX.
"Подъ бѣлымъ медвѣдемъ."

   Суффрэнъ, почувствовавъ въ карманѣ сто франковъ съ лишнимъ, гордо осмотрѣлся кругомъ, какъ-будто хотѣлъ показать, что онъ презираетъ весь міръ. Затѣмъ, постоявъ еще нѣкоторое время на томъ мѣстѣ, гдѣ онъ разстался съ Эстергази, точно обдумывая что-то, направился быстрыми шагами обратно въ Латинскій кварталъ.
   Пройдя нѣсколько грязныхъ, мрачныхъ улицъ, онъ повернулъ скоро въ узенькій переулокъ и съ удовольствіемъ взглянулъ на вывѣску "Подъ бѣлымъ медвѣдемъ". Онъ достигъ цѣли.
   Кабакъ "Подъ бѣлымъ медвѣдемъ" былъ излюбленнымъ мѣстомъ сборищъ всѣхъ воровъ и мошенниковъ. Здѣсь собирались они, чтобы составить планъ дѣйствій, когда намѣтили себѣ какое-нибудь воровство, здѣсь же собирались они и для дѣлежа добычи, которая почти вся цѣликомъ уходила въ карманы гостепріимной содержательницы кабака, madame Марготъ, какъ называли ее постоянные посѣтители кабака. Сюда постоянно заходилъ Суффрэнъ и, слѣдовательно, не мудрено, что онъ иногда схватывалъ налету какое-нибудь неосторожное слово слишкомъ словоохотливаго участника намѣченнаго воровства и умѣлъ во время предупредить преступленіе, если у него являлась къ тому охота.
   Въ этомъ кабакѣ "Подъ бѣлымъ медвѣдемъ" Суффрэнъ былъ почетнымъ гостемъ; онъ сознавалъ это прекрасно и поэтому входилъ всегда въ кабакъ съ такимъ видомъ, точно онъ дѣлаетъ особое счастье содержательницѣ. Его встрѣчала и madame Марготъ и всѣ ея приближенные, изучавшіе подъ ея ближайшимъ руководствомъ искусство опустошенія кармановъ щедрыхъ посѣтителей, съ низкими поклонами, съ радостною улыбкою. Что у madame Марготъ происходило на душѣ всякій разъ при появленіи Суффрэна, это другой вопросъ. Она предпочла бы, вѣроятно, избавиться разъ навсегда отъ этого почетнаго посѣтителя, потому что дѣятельность madame Марготъ не принадлежала къ числу безукоризненныхъ, а она знала, что Суффрэнъ посвященъ въ очень многія тайны ея, за которыя ей дорого пришлось бы расплатиться, если бы ему вздумалось намекнуть объ ней въ префектурѣ. Но Суффрэнъ щадилъ пока madame Марготъ, и у него, очевидно, были собственныя соображенія, по которымъ ему представлялось болѣе удобнымъ не выводить до поры до времени Марготъ на чистую воду. Иногда, правда, ему приходила въ голову мысль, что пора съ Марготъ покончить счеты, но приведеніе этого въ исполненіе онъ откладывалъ въ долгій ящикъ.
   Особенно пугала madame Марготъ какая-то непонятная для нея привычка полицейскаго агента платить наличными. А, дѣйствительно, Суффрэнъ никогда не пилъ у madame Марготъ въ долгъ. И еще была одна изумительная особенность въ Суффрэнѣ. Онъ никогда не пилъ одинъ. Въ кабакъ онъ приходилъ всегда одинъ, но обыкновенно обращался всегда къ какому-нибудь изъ постоянныхъ посѣтителей, лично ему извѣстныхъ мошенниковъ, и говорилъ:
   -- Ну, "красный носъ", будемъ пить!
   Или:
   -- Ну, "заячья нога", я угощаю!
   Онъ зналъ почти всѣ воровскіе псевдонимы, какими крестили другъ друга воры.
   И "красный носъ" или "заячья нога" шли охотно пить съ Суффрэномъ, потому что знали, что Суффрэнъ не любитъ кутить въ половину, а денегъ у него было всегда много, когда онъ собрался кого-нибудь угощать.
   Когда Суффрэнъ вошелъ въ кабакъ, посѣтителей было мало, да и то какіе-то случайные, которыхъ не любила madame Марготъ, потому что увѣряла, что отъ нихъ только одинъ шумъ, а заработка никакого. Въ однимъ изъ темныхъ угловъ все-таки большой, зоркій глазъ Суффрэна доглядѣлъ "Пѣтуха".
   Медленной, величественной походкой подошелъ Суффрэнъ къ сидѣвшему въ углу человѣку и, ударивъ его по плечу, произнесъ:
   -- Ну, Пѣтухъ, давай пить! Что-то неможется мнѣ!-- счелъ нужнымъ добавить Суффрэнъ
   У Пѣтуха загорѣлись глазки. Онъ любилъ выпить и благодарнымъ взглядомъ посмотрѣлъ на Суффрэна.
   -- Марготъ, подавай!-- крикнулъ Суффрэнъ толстой содержательницѣ кабака, стоявшей за прилавкомъ и съ подобострастной улыбкой ожидавшей приказанія Суффрэна.
   Почти моментально предъ Суффрэномъ появился на столѣ большой кувшинъ вина съ кружками.
   -- Ѣсть!-- лаконически крикнулъ Суффрэнъ, когда Марготъ, поставивъ кувшинъ, уходила обратно за прилавокъ,
   И съ тою же быстротой появилось на столѣ передъ Суффрэномъ нѣсколько тарелокъ съ произведеніями незатѣйливой кухни madame Марготъ.
   Суффрэнъ, молча, налилъ двѣ кружки вина.
   -- За твое здоровье, Пѣтухъ, -- выпилъ залпомъ Суффрэнъ.
   Переведя дыханіе, Суффрэнъ крякнулъ и сказалъ:
   -- Хорошо!
   -- Хорошо!-- отвѣтилъ до сихъ поръ молчавшій Пѣтухъ.
   -- Ѣшь!-- пододвинулъ Пѣтуху тарелку съ какимъ-то мало аппетитнымъ кушаньемъ.
   Оба собесѣдника стали, молча, ѣсть.
   Скоро вино было выпито, Суффрэнъ потребовалъ другой кувшинъ.
   Пѣтухъ принадлежалъ къ числу тѣхъ воровъ, которыхъ Суффрэнъ называлъ безвредными. "Ѣсть надо!-- разсуждалъ Суффрэнъ, -- не умирать же человѣку съ голоду!" Дѣйствительно, Пѣтухъ, казалось, пользовался воровствомъ только, какъ средствомъ поддерживать свое существованіе. Съ тѣхъ поръ, какъ его зналъ Суффрэнъ, онъ не участвовалъ ни въ одной крупной кражѣ, и на его совѣсти не лежало ни одно убійство. Можетъ быть, когда-нибудь раньше, когда Пѣтухъ былъ еще очень молодъ, ему и пришлось совершить какое-нибудь убійство, чтобы устранить съ дороги неожиданное препятствіе, мѣшавшее ему достигнуть цѣли, но въ послѣднее время за нимъ не числилось ни одного убійства. Онъ сталъ старъ, потерялъ свою прежнюю ловкость и смѣлость и ограничивался невинными, по мнѣнію Суффрэна, воровствами въ родѣ вытаскиванія въ толпѣ изъ кармановъ кошельковъ у неосторожныхъ зѣвакъ. Такихъ воровъ Суффрэнъ не преслѣдовалъ, а напротивъ даже, относился къ нимъ дружелюбно. Конечно, такой взглядъ полицейскаго агента можетъ показаться страннымъ, но что дѣлать? Суффрэнъ былъ тоже человѣкомъ, а у всякаго человѣка въ такомъ возрастѣ, какого достигъ Суффрэнъ, устанавливаются свои взгляды, въ непреложность которыхъ онъ глубоко вѣритъ.
   Молча, сидѣли Суффрэнъ и Пѣтухъ за столомъ. Если и слышались изрѣдка какія-то восклицанія за ихъ столомъ, то они касались главнымъ образомъ оцѣнки попиваемаго вина и по содержанію своему были мало значущими.
   Кувшины смѣняли другъ друга, оба собесѣдника любили выпить и не отставали одинъ отъ другого. Скоро лица ихъ раскраснѣлись, глаза приняли какой-то усталый видъ.
   -- Хочешь работу?-- вдругъ спросилъ Суффрэнъ Пѣтуха, наклонившись къ самому его уху.
   Пѣтухъ утвердительно кивнулъ головой.
   -- Для меня!-- пояснилъ Суффрэнъ.
   Пѣтухъ опять кивнулъ головой.
   -- Пустякъ, небольшая работа,-- продолжалъ дальше Суффрэнъ.
   Пѣтухъ молчалъ и отхлебывалъ изъ. кружки вино.
   -- Вотъ тебѣ пятнадцать!-- вынулъ изъ кармана Суффрэнъ смятую пачку билетовъ и подъ столомъ отсчиталъ пятнадцать франковъ -- потомъ больше будетъ.
   Пѣтухъ спряталъ въ карманъ деньги и снова утвердительно кивнулъ головой въ знакъ согласія.
   -- Въ домѣ, гдѣ ты живешь!-- опять продолжалъ Суффрэнъ.
   Пѣтухъ все молчалъ.
   -- Маріонъ Казоттъ знаешь?-- спросилъ Суффрэнъ.
   -- Знаю!-- отвѣтилъ Пѣтухъ.
   -- У нея!-- произнесъ, немного погодя Суффрэнъ.
   На пьяномъ лицѣ Пѣтуха изобразилось недоумѣнье.
   -- Что можетъ быть у этой старой, бѣдной женщины?-- подумалъ Пѣтухъ.
   Суффрэнъ угадалъ мысль Пѣтуха.
   -- Письма!-- сказалъ онъ коротко.-- Она была въ молодости очень красива! Понимаешь?
   -- Понимаю!-- закачалъ головой Пѣтухъ.
   -- Обыщешь комнату!-- приказывалъ Суффрэнъ, -- кажется, держитъ подъ подушкой.
   -- Хорошо!-- отвѣтилъ Пѣтухъ, -- сдѣлаю сегодня ночью!
   -- Нѣтъ, не сегодня! Сегодня будешь пьянъ!-- говорилъ Суффрэнъ.-- Сегодня я угощаю.
   Пѣтухъ улыбнулся: ему больше нравилась перспектива напиться, чѣмъ обыскъ комнаты Маріонъ Казоттъ.
   Много кувшиновъ въ этотъ день прошло передъ пьяными глазами Суффрэна и Пѣтуха. Марготъ съ предупредительностью слѣдила за собесѣдниками и чуть только замѣчала, что поставленный ею кувшинъ опорожнялся, замѣняла его другимъ.
   Разговоровъ между Суффрэномъ и Пѣтухомъ не было больше никакихъ. Только изрѣдка, уже поздно вечеромъ, за столомъ, гдѣ они сидѣли, слышался густой басъ Суффрэна:
   -- Пей, у меня сегодня праздникъ!
   И Пѣтухъ пилъ, пилъ и Суффрэнъ. Казалось, конца не будетъ этому питью. Въ концѣ концовъ
   Суффрэнъ оперся всею своею тяжестью на столъ. Повидимому, онъ уже не могъ больше пить.
   Въ это время слышался уже только пискливый голосъ Пѣтуха:
   -- Пей, у меня сегодня праздникъ!-- какъ попугай повторялъ Пѣтухъ слова Суффрэна.
   -- Ну, до-о-воль-но!-- раздался вдругъ невнятный голосъ Суффрэна.-- Маа...рготь... плаа...чу!
   И Суффрэнъ выбросилъ на столъ смятую пачку кредитныхъ билетовъ.
   Марготъ подбѣжала, развернула пачку и отсчитала себѣ, сколько ей полагалось. Съ другого посѣтителя она содрала бы втрое, вчетверо, пользуясь тѣмъ, что онъ пьянъ, съ Суффрэномъ же она не посмѣла этого сдѣлать. Правда, давно, когда-то она сдѣлала попытку дочиста обобрать Суффрэна, когда онъ былъ въ такомъ состояніи, но Суффрэнъ на другой день явился къ ней и съ удивительною отчетливостью припомнилъ ей, сколько онъ выпилъ и сколько слѣдовало получить съ него.
   -- Остальное давай назадъ!-- сказалъ тогда Суффрэнъ, -- не то я тебя... понимаешь?
   И Марготъ поняла. Съ тѣхъ поръ она уже ни разу не дѣлала попытки обчищать карманы Суффрэна.
   И теперь она отсчитала себѣ только то, что ей слѣдовало. Остальные билеты она бережно сложила и передала Суффрэну. Суффрэнъ спряталъ деньги въ карманъ.
   -- Поо.. ой...демъ, Пѣ...ее...ту...хъ!-- пьянымъ голосомъ приглашалъ онъ Пѣтуха.-- Ве...е...ди... до-о-мой!
   Но для Пѣтуха это было немыслимо. Онъ самъ едва держался на ногахъ. Взявшись подъ руки, они съ большимъ трудомъ вышли изъ кабака.
   

ГЛАВА XXI.
Смерть Маріонъ Казоттъ.

   Всю слѣдующую за посѣщеніемъ Эстергази ночь Маріонъ Казоттъ провела прескверно. Посѣщеніе Эстергази, вызвавшее волненіе, ухудшило ея состояніе. Всю ночь душилъ ее кашель, она не могла ни на минуту сомкнуть глазъ. Къ утру во рту появились у нея куски запекшейся крови, а затѣмъ началось обильное отдѣленіе крови; кровь текла такимъ ручьемъ, что Маріонъ могла едва дышать.
   -- Скоро конецъ моимъ мученьямъ!-- радостно пронеслось въ головѣ Маріонъ.
   Дѣйствительно, она таяла.
   Въ восьмомъ часу утра Маріонъ напрягла всѣ свои силы и поднялась съ постели. Одѣвшись чище и опрятнѣе обыкновеннаго, Маріонъ захватила съ собой связку писемъ Дрейфуса и вышла изъ дому. Никогда прежде она не брала этихъ писемъ съ собой, всегда они оставались у нея подъ подушкой, когда она уходила изъ дому. Но съ посѣщеніемъ Эстергази у нея родилось подозрѣніе, что эти письма нужны кому-то для какой-то цѣли, ей неизвѣстной, и она боялась ихъ оставить дома, чтобы ихъ не украли.
   Медленнымъ, нетвердымъ шагомъ шла Маріонъ за городъ... туда, гдѣ была могила ея сына, и гдѣ, она чувствовала, придется скоро и ей самой лечь.
   -- Жаль, что не рядомъ съ моимъ Альфредомъ, -- мысленно сожалѣла Маріонъ.
   Дулъ сильный юго-западный вѣтеръ, подвигались темныя тучи, и дождь сталъ накрапывать. Маріонъ ничего не замѣчала. Она прижимала крѣпко къ себѣ письма Дрейфуса и думала только объ немъ и покойномъ сынѣ.
   Два только человѣка дали ей въ этой жизни истинное счастье, и въ мысляхъ Маріонъ неслись одинъ за другимъ образы этого счастья, былого... прошлаго... Первое знакомство съ Дрейфусомъ, его милое вниманіе къ ней, его отношенія...-- Не такъ, какъ другіе...-- вспомнила Маріонъ въ эту минуту. Затѣмъ все возрастающая любовь, потомъ жизнь въ двоемъ, счастливая, полная радости и блаженства.. Потомъ рожденіе ребенка... Опять новыя радости... Затѣмъ... а затѣмъ дни горя, безысходнаго горя... Счастье Маріонъ прошло, какъ мигъ одинъ, но оно наполнило всю жизнь ея. И Маріонъ глубоко любила Дрейфуса и сына за короткое, но полное счастье.
   Дождь усиливался, но Маріонъ, поглощенная своими воспоминаніями, не обращала никакого вниманія.
   Скоро показалась и кладбищенская ограда. Маріонъ хотѣла прибавить шагу, чтобы дойти скорѣе. Но трудно ей было это сдѣлать, дыханіе захватило, въ ушахъ зазвенѣло, въ глазахъ появились какіе-то темные круги и все закружилось.
   -- Боже, еще не сейчасъ!-- взмолилась Маріонъ и прислонилась къ забору, мимо котораго она проходила въ эту минуту, чтобы не упасть.
   Чрезъ нѣкоторое время припадокъ прошелъ, но Маріонъ почувствовала такую слабость, что принуждена была опуститься на мокрую землю.
   Точно сквозь туманъ видѣла Маріонъ кладбищенскую ограду, душа ея рвалась туда, на кладбище, къ могилѣ сына, а между тѣмъ силы оставляли ее все больше и больше...
   -- Не дойду!-- съ ужасомъ мелькнуло въ головѣ Маріонъ.-- Господи, помоги!-- съ воплемъ застонала Маріонъ.
   Повидимому, Господь услышалъ мольбу Маріонъ. Кровь хлынула у нея горломъ, но она почувствовала сразу облегченіе. Медленно поднялась она съ земли и, почти шатаясь, направилась на кладбище.
   Очутившись среди могилъ, Казоттъ на минуту остановилась, подняла глаза къ небу, и двѣ крупныя слезы покатились у нея изъ глазъ. Она благодарила мысленно Создателя, что онъ далъ ей силы дойти до могилы сына.
   Солнце точно нарочно выглянуло изъ-за тучъ и освѣтило памятникъ и цвѣты, посаженные самой Казоттъ на могилѣ.
   -- Какъ хорошо, тихо здѣсь!-- думала Казоттъ, подходя къ могилѣ.
   Казоттъ опустилась на колѣни передъ могилкой.
   -- Скоро встрѣтимся, мой милый мальчикъ!-- произнесла она почти вслухъ: глаза ея заволоклись, и неудержимыя слезы полились ручьемъ...
   Но это не были слезы горечи, слезы разлуки съ жизнью... Нѣтъ, это были сладкія слезы, слезы радости въ виду скорой встрѣчи съ сыномъ... тамъ... на небѣ.
   -- Господи! прости мнѣ всѣ прегрѣшенія мои... вольныя и невольныя, прости мнѣ преступную жизнь мою. Ты самъ знаешь, какъ я страдала, сколько мученій я перенесла. Прими, Гцрподи, эти страданія, какъ искупленіе грѣховъ моихъ, и не оттолкни меня, недостойную. Соедини меня съ сыномъ моимъ на лонѣ Твоемъ! Прости, Господи, въ безграничномъ великодушіи Твоемъ всѣмъ людямъ, которые наталкивали меня на зло, какъ я имъ простила. Въ душѣ моей нѣтъ злобы, прими мою чистую душу. А ему, Господи, ниспошли всякое счастье. Онъ достоенъ Твоей любви!
   Такъ молилась несчастная Маріонъ. Въ ея душѣ не было злобы ни противъ кого, и съ чистымъ сердцемъ могла она предстать на судъ Всевышняго. Не забыла Маріонъ и Дрейфуса въ своей молитвѣ и просила Господа послать ему счастье.
   Солнце скрылось, надвинулись снова тучи и чрезъ минуту разразился проливной дождь. Маріонъ все стояла на колѣнахъ и молилась. Дождь насквозь промочилъ ее, кругомъ образовалась лужа, Маріонъ стояла въ водѣ, но не замѣчала этого.
   Кладбищенскій сторожъ, работавшій гдѣ-то вдали, пробѣжалъ мимо, спасаясь домой отъ дождя, крикнулъ ей что-то, вѣроятно, чтобы она уходила отъ дождя, но Маріонъ не слыхана.
   Сверкнула молнія, ударилъ громъ, Маріонъ не слыхала.
   Она застыла въ одномъ положеніи. Въ молитвенной позѣ съ поднятыми къ небу глазами она похожа была на памятникъ, выточенный изъ мрамора, изображавшій скорбь матери по утратѣ сына.
   А тѣмъ временемъ лужа, въ которой стояла Маріонъ, росла и вода поднималась все выше и выше.
   Уже и поясница была подъ водой... Казалось, еще моментъ, и вода поглотитъ ее...
   Вдругъ Маріонъ вздрогнула... Въ дикомъ ужасѣ озиралась она кругомъ и не понимала, гдѣ она и что съ ней. Вода поднялась уже по самую грудь. Маріонъ казалось, что кругомъ ея море. Какъ-то инстинктивно встала она и бросилась отъ могилы въ сторону... Сухо не было нигдѣ, но по крайней мѣрѣ она выбралась на дорожку, гдѣ сравнительно было меньше воды.
   Понемногу Маріонъ стала приходить въ сознаніе; вспомнила, гдѣ она и зачѣмъ пришла.
   Крѣпче еще прижала она пачку писемъ Дрейфуса и окинула взглядомъ все кладбище.
   -- Здѣсь, надняхъ!-- пронеслось у нея въ мысляхъ, -- но какъ здѣсь мокро?!-- не безъ ужаса подумала она и вышла изъ кладбищенской ограды.
   Вся мокрая, измученная, съ трудомъ шла она и не скоро очутилась дома.
   -- Дрожу вся, -- говорила Маріонъ дома, -- выпить бы тепленькаго!...
   Но тепленькаго ничего не было. Пришлось кипятить воду, и Маріонъ какъ-то механически исполнила это. Въ теплую воду она положила кусокъ сахару и выпила. Чрезъ нѣкоторое время ей стало легче. Потомъ Маріонъ зажгла свѣчку и взяла письма Дрейфуса.
   -- Никому не должны достаться!-- рѣшила Маріонъ.
   Она взяла пачку Дрейфусовскихъ писемъ и развязала ее. Затѣмъ взяла первое письмо, прочла, задумалась на мгновеніе... и пламя свѣчки черезъ минуту пожирало письмо.
   Послѣдовательно продѣлала Маріонъ тоже самое со всѣми письмами. Еще разъ вставали въ мысляхъ картины прошлаго счастья, еще разъ переживала Маріонъ всѣ моменты его...
   На столѣ лежала груда пепла.
   -- Никому, Альфредъ, я не отдала ихъ!-- обращалась мысленно, съ улыбкою на лицѣ, къ Дрейфусу несчастная женщина, глядя на пепелъ.
   -- А, еще одно, -- какъ-будто вспомнила Маріонъ.
   Она вынула изъ стола клочекъ бумаги и карандашъ и дрожащею рукою написала:
   "Берегись, Альфредъ, чернаго человѣка".
   -- Потомъ выйду и отошлю ему, -- рѣшила Маріонъ, потому что чувствовала, что силы ее оставляютъ опять, -- отдохну немного, прилягу.
   Маріонъ подошла къ постели и легла. Опять хлынула кровь горломъ. Маріонъ потеряла сознаніе. Нѣсколько мгновеній она вздрагивала. Потомъ открыла вдругъ глаза, ея губы прошептали что-то безсвязное...
   Тихо спускалась смерть надъ постелью несчастной и окутывала ее своими холодными объятьями. Маріонъ отошла на судъ Всевышняго.

* * *

   Тихо пробирался ночью въ квартиру Маріонъ Пѣтухъ. Къ его счастью, дверь была отперта, и Пѣтухъ вошелъ безпрепятственно. Потайнымъ фонаремъ освѣтилъ онъ на минуту комнату. Маріонъ онъ увидѣлъ на постели.
   -- Спитъ!-- рѣшилъ Пѣтухъ, и неслышно сталъ подкрадываться къ постели.
   Скоро онъ уже засунулъ свою руку подъ подушку, но тамъ ничего не нашелъ.
   -- Досадно, -- мысленно проговорилъ онъ, -- гдѣ же я найду ихъ теперь?
   Пѣтухъ сталъ съ фонаремъ искать по комнатѣ мѣсто, куда могла бы Казоттъ спрятать письма. Но нигдѣ ничего похожаго онъ не нашелъ. Невольно взглядъ его упалъ на столъ и на груду пепла.
   -- А это что?-- спрашивалъ онъ себя, и вдругъ увидалъ записку.
   -- Берегись, Альфредъ, чернаго человѣка!-- прочелъ Пѣтухъ при свѣтѣ своего фонаря, -- что это можетъ означать?-- думалъ Пѣтухъ.
   Въ эту минуту задѣтый имъ неосторожно стулъ упалъ съ грохотомъ. Ударъ отдался рѣзко по всей комнатѣ, и Пѣтухъ спрятался, притаивъ дыханіе, въ уголъ.
   Но, повидимому, этотъ шумъ не произвелъ на Казоттъ никакого впечатлѣнія.
   -- Однако, крѣпко спитъ баба! подумалъ Пѣтухъ, и сталъ всматриваться изъ угла въ неподвижную фигуру Казоттъ и прислушиваться.
   -- Не слышно ничего!-- подумалъ Пѣтухъ, -- надо приблизиться.
   И Пѣтухъ подползъ на рукахъ къ постели и снова прислушивался.
   -- Странно, -- произнесъ мысленно Пѣтухъ, -- не слышно совсѣмъ дыханія.
   Пѣтухъ приподнялся, такъ что могъ видѣть Казоттъ совершенно свободно, и освѣтилъ ее фонаремъ.
   Грудь покойницы не поднималась.
   -- Странно!-- продолжалъ разсуждать Пѣтухъ и поднесъ фонарь къ лицу.
   На него смотрѣли два неподвижные стекляные глаза. Лицо было мертвенно-блѣдно.
   Пѣтухъ отскочилъ съ ужасомъ.
   -- Вотъ оно что?-- проговорилъ почти въ слухъ Пѣтухъ, -- а я ее еще сегодня видѣлъ. Царство тебѣ небесное!-- серьезно произнесъ Пѣтухъ и задумался.
   У него пропало желаніе обыскивать квартиру и нарушать мирный сонъ покойницы, какъ говорилъ онъ въ душѣ. "Чортъ съ нимъ!" -- обращался онъ мысленно къ Суффрэну, -- снесу вотъ эту записку и довольно. Не хочу больше денегъ отъ него!
   Пѣтухъ взглянулъ еще разъ на трупъ Казоттъ и набожно перекрестился. Затѣмъ тихонько вышелъ изъ квартиры, не заперъ даже за собой двери. Онъ уходилъ въ мрачномъ настроеніи духа и упрекалъ себя за то, что рѣшился на такую подлость, какъ онъ называлъ свой поступокъ.
   На другой день онъ разыскалъ Суффрэна "Подъ бѣлымъ медвѣдемъ", передалъ ему найденную записку и съ сумрачнымъ видомъ разсказывалъ Суффрэну о смерти Казоттъ. Суффрэнъ, виросемъ, зналъ уже о смерти Казоттъ. Ея сосѣди, найдя утромъ дверь отворенною, изъ любопытства заглянули въ квартиру и увидали Казоттъ мертвой. Тотчасъ же было сообщено о смерти ея полиціи.
   -- Давай, Пѣтухъ, пить!-- произнесъ Суффрэнъ, когда Пѣтухъ кончилъ свой разсказъ.
   Скоро вино заглушило въ Пѣтухѣ непріятное чувство, отъ котораго онъ не могъ отдѣлаться съ той минуты, когда увидѣлъ трупъ Казоттъ.
   

ГЛАВА XXII.
Полная удача.

   На другой день послѣ описанной встрѣчи съ Суффрэномъ Эстергази очень любезно поздоровался въ Штабѣ съ Дрейфусомъ, спросилъ о его здоровьи, о здоровьи жены и дѣтей, вообще обнаружилъ такое вниманіе, что Дрейфусъ радовался отъ души, видя такую сильную перемѣну въ своемъ другѣ. Наканунѣ вечеромъ за разговоромъ съ офицерами Генеральнаго Штаба въ клубѣ, Эстергази узналъ, что Дрейфусъ получилъ отъ начальства секретное порученіе. Эстергази, конечно, сразу догадался какого рода это порученіе, и рѣшилъ не упускать случая.
   Вотъ причина перемѣны въ Эстергази, какую замѣтилъ Дрейфусъ. Дѣйствительно, Эстергази интересовался до такой степени всѣмъ, что Дрейфусъ сообщалъ о здоровьи своихъ домашнихъ, что Дрейфусу оставалось только радоваться за друга.
   -- Слава Богу, -- мысленно говорилъ Дрейфусъ, глядя съ любовью на Эстергази, -- слава Богу! Вѣроятно, порвалъ всѣ сношенія съ этой вѣдьмой. Вотъ снова сталъ человѣкомъ.
   Но вслухъ пока не выражалъ Дрейфусъ своей радости, тѣмъ болѣе, что на душѣ у него было не особенно хорошо.
   Вчерашняя исторія въ театрѣ не осталась безъ послѣдствій. Люси заболѣла и должна была лежать въ постели. Невольно мысли Дрейфуса отрывались отъ бумаги, на которой онъ вычерчивалъ порученные ему планы и неслись домой, къ постели больной жены. Какъ человѣкъ благоразумный, онъ не оправдывалъ поступка своей жены, но, конечно, любя свою жену, не могъ простить и Ліанѣ де Пужи ея выходки. Болѣзнь жены была не опасна, инцидентъ въ театрѣ вызвалъ только разстройство нервовъ, но все-таки Дрейфусъ, какъ любящій мужъ, не могъ оторваться мысленно отъ Люси и отдаться вполнѣ своей работѣ. Правда, вертѣвшійся около него Эстергази, съ своимъ прежнимъ веселымъ видомъ, какъ-будто благотворно дѣйствовалъ на него, но все-таки у Дрейфуса было такое сумрачное лицо, что Эстергази невольно замѣтилъ ему:
   -- Что у тебя такой мрачный видъ?
   Дрейфусъ старался улыбнуться, но и улыбка у него не выходила. Онъ не сказалъ Эстергази правды, когда этотъ спросилъ у него о здоровья Люси, потому что пришлось бы разсказать всю происшедшую въ театрѣ исторію, а Дрейфусъ рѣшилъ не упоминать имени Ліаны въ присутствіи Эстергази. Онъ ждалъ, что его другъ самъ разскажетъ ему о разрывѣ съ Ліаной, и, разъ онъ видѣлъ, что Эстергази молчитъ, онъ не счелъ себя вправѣ затрогивать этого вопроса.
   Если-бы Дрейфусъ былъ повнимательнѣе и относился бы къ своему другу менѣе довѣрчиво, онъ могъ бы замѣтить, что, несмотря на видимое веселіе, несмотря на шутки и прибаутки, которыя отпускалъ Эстергази въ такомъ изобиліи, его поведеніе было до нѣкоторой степени странно.
   Эстергази ни разу не сѣлъ противъ Дрейфуса, онъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ за спиной Дрейфуса, отъ времени до времени разсказывая, повидимому, самую забавную исторію или анекдотъ, останавливался за спиной Дрейфуса и чрезъ голову послѣдняго бросалъ крайне напряженный взглядъ на вычерчиваемый Дрейфусомъ рисунокъ. Послѣ двухъ-трехъ такихъ остановокъ, онъ вдругъ выбѣгалъ изъ комнаты, въ которой сидѣлъ Дрейфусъ, со словами: "пора и мнѣ заняться" или "сейчасъ опять прійду", и съ торопливостью человѣка, который боится, какъ-бы не потерять нити своихъ мыслей, садился за свой столъ, открывалъ ящикъ и вычерчивалъ что-то на разостланной на днѣ ящика бумагѣ.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru