Л.
Набор

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Татевскій сборникъ С. А. Рачинскаго. СПб, 1899
   

НАБОРЪ.

   Толпа новобранцевъ сегодня не узнаваема.
   Вчера, при вынутьи жеребьевъ, молодые люди, входя въ присутственную комнату, по волостямъ, группами въ тридцать, пятьдесятъ и болѣе человѣкъ, отличались отважнымъ видомъ, иногда даже дерзкимъ. На улицѣ шумѣла тысячная толпа изъ новобранцевъ, ихъ родныхъ и постороннихъ. Не смотря на всѣ старанія старшинъ представить своихъ рекрутъ въ трезвомъ видѣ, не смотря на отчаянныя усилія двухъ-трехъ урядниковъ поддерживать должный порядокъ среди нестройныхъ массъ молодежи, имъ это невсегда удавалось. Быть можетъ, такая храбрость сообщается новобранцамъ тѣми изъ нихъ, которые, имѣя льготу второго или третьяго разряда и зная, что ихъ не возьмутъ, пользуются призывомъ, какъ случаемъ покутить въ большой компаніи. Кромѣ того, нѣкоторую разнузданность публики, стоящей передъ присутствіемъ, сообщаютъ ей право каждаго хотя бы совершенно посторонняго дѣлать передъ жеребьевкой заявленія о неправильно предоставленныхъ льготахъ, и обязанность рекрутскаго присутствія выслушивать эти заявленія и входить въ ихъ обсужденіе. Положимъ, въ этомъ заключается самая большая гарантія для самаго присутствія, ограждающая его отъ плутней волостныхъ чиновъ, составляющихъ призывные списки (которые могли бы "устраивать" льготы по усмотрѣнію), но бѣда въ томъ, что подается слишкомъ много черезчуръ глупыхъ заявленій.
   Сегодня начинается самый пріемъ новобранцевъ на службу. Картина измѣнилась: передъ присутствіемъ являются уже тѣ, которые не имѣютъ льготы, тѣ, которые могутъ быть освобождены только по тѣлеснымъ недостаткамъ, а сужденіе объ этомъ всецѣло принадлежитъ присутствію. Новобранцы это понимаютъ, и вы не узнаете вчерашнихъ удальцовъ въ тѣхъ унылыхъ, блѣдныхъ, взволнованныхъ молодыхъ парняхъ, которые стоятъ здѣсь, ожидая, пока ихъ вызовутъ къ освидѣтельствованію; вы тѣмъ менѣе ихъ узнаете, что вчера вы видѣли ихъ въ тѣхъ разнообразныхъ костюмахъ, которыми теперь отличается нашъ народъ: кого въ бѣдномъ армякѣ, кого въ поддевкѣ, кого въ пальто или въ пиджакѣ; сегодня ихъ костюмъ совершенно однообразный, короче сказать, они вовсе безъ костюма, что, быть можетъ (почемъ знать?), способствуетъ ихъ унылому виду.
   Помѣщеніе рекрутскаго присутствія отвратительное; оно засѣдаетъ въ волостномъ правленіи; комната низкая, небольшая и все время наполненная народомъ; кромѣ членовъ и канцеляріи, здѣсь находятся еще волостные старшины и писаря всѣхъ волостей призывного участка и наконецъ сами призываемые, которыхъ вводятъ партіями въ нѣсколько десятковъ человѣкъ, и которые тутъ же раздѣваются. Воздухъ до-нельзя тяжелый. Правда, отъ времени до времени по комнатѣ брызгаютъ разведенною карболовою кислотою при помощи пульверизатора, но и это какъ-то мало помогаетъ.
   Предсѣдатель присутствія, мѣстный предводитель, держитъ предъ собою книги призывныхъ списковъ, гдѣ онъ, по закону, обязанъ дѣлать собственноручно всѣ отмѣтки. Врачи и воинскій начальникъ возятся около принимаемаго, канцелярія строчитъ-строчитъ, едва поспѣвая.
   Старый унтеръ-офицеръ Захаровъ стоитъ у страннаго вида машины, поставленной у окна и напоминающей собою висѣлицу: сравненіе рискованное, такъ какъ я, напримѣръ, никогда не видалъ висѣлицы,-- и вы тоже, надѣюсь?-- но все равно машина эта должна напоминать висѣлицу; это -- станокъ для измѣренія роста новобранцевъ.
   Предводитель вызываетъ:
   -- Деревни Татева, Архипъ Михайловъ! Такъ какъ на вызовъ, сдѣланный обыкновеннымъ человѣческимъ голосомъ, никто не откликается, то унтеръ-офицеръ Захаровъ кричитъ во все горло:-- Архипъ Михайловъ!
   Изъ толпы раздѣтыхъ юношей нехотя и не торопясь выходитъ здоровенный парень.
   -- Ну, скорѣй, проворнѣй!
   Захаровъ ставитъ его въ станокъ, одною рукою беретъ за голову или за лицо, безразлично, и вставляетъ подъ горизонтальную подвижную дощечку, а другою рукой толкаетъ его въ животъ и плотно приставляетъ къ станку.
   -- Шесть и два! кричить Захаровъ.
   Это означаетъ, что ростъ новобранца 2 аршина 6 2/8 вершка. Предводитель записываетъ.
   Архипъ Михайловъ, выходя изъ станка, попадаетъ прямо въ объятія врача, который обвиваетъ его тесьменною мѣркою:
   -- Считай: разъ, два!
   Архипъ повторяетъ:-- Разъ, два!
   -- Ну, дальше: три, четыре!
   Архипъ продолжаетъ:-- Три, четыре!
   -- Ахъ, братецъ, да считай дальше, до двадцати!
   -- Да ну, оставьте его, выходитъ слишкомъ.
   -- Двадцать вершковъ въ груди!-- восклицаетъ врачъ,-- всѣмъ здоровъ? Открой ротъ! Повернись! Хорошъ!
   -- Годенъ, говоритъ предсѣдатель;-- принятъ!
   Архипъ Михайловъ, надѣвая рубашку, медленно подвигается къ столу канцеляріи.
   -- Деревни Зехина, Иванъ Ивановъ!
   -- Иванъ Ивановъ, повторяетъ Захаровъ.
   Никто не шевелится. Выходитъ одинъ изъ старшинъ и заявляетъ, что Иванъ Ивановъ немного тугъ на ухо. Выводятъ Ивана Иванова, который дѣлаетъ видъ, что ничего не слышитъ и не понимаетъ.
   -- Что, онъ дѣйствительно глухой?
   -- Нѣтъ, помилуйте, поясняетъ старшина,-- тугъ на ухо, да кажется на одно, а то ничего. Какъ ребята, обращается онъ къ толпѣ новобранцевъ,-- кто тутъ одного съ нимъ околотка?
   -- Я, я его знаю: вретъ, притворяется!
   Ивана Иванова измѣряютъ, ростъ его и объемъ груди удовлетворительные.
   -- Нѣтъ ли у него пункта 35-го литеры А, dejectus membranae tympani partialis?
   Доктора вставляютъ ему инструментъ въ ухо: барабанная перепонка цѣла.
   -- Ну, что, любезный, начинаетъ бесѣдовать съ нимъ врачъ,-- притворяешься, слышишь меня?
   Ивановъ дѣлаетъ видъ, что ничего не слышитъ. Докторъ кричитъ ему на ухо во все горло:
   -- Слышишь, что я тебѣ говорю?
   Ивановъ наконецъ рѣшается отвѣтить, что слышитъ.
   -- А теперь, говоритъ вполголоса,-- слышишь меня?
   -- А теперь не слышу, тоже вполголоса отвѣчаетъ глухой.
   Въ комнатѣ раздается смѣхъ: попался!
   -- Довольно, хорошъ, принятъ!
   -- Помилуйте, господа начальники...
   -- Одѣвайся, годенъ въ музыканты!
   Проходитъ цѣлая вереница годныхъ и негодныхъ молодыхъ людей; воздухъ становится невозможнымъ.
   -- Господа, брызгайте карболкой, у кого пульверизаторъ, брызгайте, ради Бога!...
   У молодого человѣка на ногѣ шишка; такъ какъ онъ всю жизнь ходилъ въ лаптяхъ и валенкахъ, то она и не мѣшала ему уплетать по пятидесяти верстъ въ день, и онъ ни разу не подозрѣвалъ, что такіе пустяки могутъ пригодиться ему въ жизни. Воинскій начальникъ рѣшительно заявляетъ, что онъ не согласенъ принять такого новобранца, который не можетъ надѣть сапога,-- вѣдь въ лаптяхъ въ войскахъ не ходятъ, наконецъ прямой законъ, пунктъ 7-й, литера А, ясно говоритъ: "опухоли, препятствующія ношенію обуви и головного убора".
   -- Хорошо, возражаетъ оппонентъ воинскаго начальника докторъ,-- значитъ, по вашему эта шишка мѣшаетъ ему въ ношеніи головнаго убора?
   -- Да вы и безъ головы готовы принять человѣка на службу.
   -- А для чего ему на военной службѣ голова? Одно безпокойство и непріятности...
   -- Прошу васъ оставить ваши неумѣстныя остроты, говоритъ свирѣпѣющій полковникъ.
   -- Прошу васъ не дѣлать мнѣ замѣчаній, вы не предсѣдатель; затѣмъ, по заведенному въ "провинціи" порядку, споръ грозитъ перейти въ столкновеніе и, конечно, на личную почву. Несчастный предсѣдатель на иголкахъ, и совершенно напрасно: споры самые ужасные не прекращаются между этими двумя противоположными людьми; вездѣ, гдѣ бы они ни встрѣтились -- на службѣ, въ обществѣ, по какимъ бы вопросамъ ни сталкивались, нигдѣ мирно не расходятся, а встрѣчаться имъ приходится часто. И дѣйствительно, трудно подыскать двѣ такія противоположности: докторъ разговорчивъ до безконечности и весь на распашку, полковникъ молчаливъ и сосредоточенъ; докторъ -- страшный либералъ и, на словахъ, противъ всякихъ основъ и всякаго начальства; полковникъ -- консерваторъ, какъ большинство полковниковъ, и ставитъ заведенный порядокъ и дисциплину выше всего. И вотъ, не смотря на все это, докторъ съ полковникомъ какъ-то дружатъ между собою, и по набору ѣздятъ они вмѣстѣ; вотъ и теперь пріѣхали на однѣхъ лошадяхъ, на которыхъ поѣдутъ вмѣстѣ во всѣ пункты уѣзда.
   Наконецъ объявленъ краткій перерывъ для закуски; всѣ торопятся, дни короткіе, а надобно до сумерекъ непремѣнно окончить пріемъ рекрутъ на дѣйствительную службу (ополченіе -- завтра), чтобы сегодня же, не распуская ихъ, привести къ присягѣ.
   Черезъ минутъ двадцать работа снова начинается. Часы слѣдуютъ за часами, на всѣхъ замѣтна усталость, но всѣ напрягаютъ силы. Уже и свѣтъ не тотъ. Члены спрашиваютъ у предсѣдателя: "Сколько еще остается принять?" Предводитель отвѣчаетъ вполголоса; "Только пять человѣкъ!" Говорится это не громко, чтобы не волновать новобранцевъ, ожидающихъ освидѣтельствованія. Съ этого участка надо принять 90 человѣкъ, и вотъ уже принято 85, а безльготныхъ остается еще человѣкъ 40; всѣ раздѣтые съ унылымъ видомъ готовятся идти къ станку. На всякій случай велѣно готовить льготныхъ третьяго разряда. Уныніе возрастаетъ: "Знать пылче безольготные всѣ пойдутъ, а я то обрадовался, что большой жеребъ взялъ, да слышно, и за третью льготу возьмутся!"
   Въ станкѣ стоитъ малый, средняго роста, ничего особеннаго не представляющій; ростъ средній, мѣрятъ въ груди: "ну, разъ, два!" Рекрутъ помалкиваетъ и равнодушно глядитъ на врача, но грудь выходитъ съ "походцемъ", малый чистый, круглый, какъ яичко.
   -- Всѣмъ здоровъ? Ничего не заявляешь?
   Молчаніе знакъ согласія.
   -- Годенъ! Принятъ единогласно.
   Но изъ кучки старшинъ выходитъ старшина той волости, откуда только что принятъ новобранецъ, и съ выраженіемъ сильнаго безпокойства видимо желаетъ протестовать.
   -- Ступай, ступай, любезный! Теперь поздно, вѣдь видишь, что всѣмъ хорошъ, принятъ!
   -- Да помилуйте...
   Въ это время встаетъ секретарь присутствія и заявляетъ:
   -- У послѣдняго принятаго что-то подозрительно, на мои вопросы ничего не отвѣчаетъ...
   -- Да онъ глухонѣмой отъ рожденія! восклицаетъ старшина.
   Все присутствіе разѣваетъ рты. Общее смятеніе: вотъ такъ хороши! приняли глухонѣмого! И затѣмъ всѣ разомъ накидываются на разговорчиваго врача:
   -- Вы, вы виноваты, вы его осматривали.
   Но въ концѣ концовъ, случай кажется такимъ смѣшнымъ, что всѣ смѣются, и глухонѣмому выдаютъ бѣлый билетъ.
   Но вотъ остается принять одного только рекрута. Члены заволновались, предсѣдатель встаетъ съ своего мѣста и подходитъ къ станку. Въ объемѣ груди не хватаетъ 4/8 вершка!
   -- Негоденъ! Отсрочка до будущаго года.
   Теперь въ станкѣ стоитъ славный парень; ростъ пять и два, грудь девятнадцать и шесть! Годенъ, принятъ.
   Предводитель обращается къ толпѣ ожидающей молодежи:
   -- Наборъ оконченъ! Одѣвайтесь! Остальные пойдутъ въ ополченіе.
   Раздается неудержимый взрывъ шумной радости, гудитъ вся комната, вѣсть быстро проходитъ наружу; гудитъ вся толпа на площади.
   -- Принятые присягнутъ черезъ полчаса въ церкви; старшины, не упускать своихъ, чтобы всѣ были на лицо!
   Члены присутствія съ особеннымъ удовольствіемъ выходятъ на улицу и втягиваютъ свѣжій морозный воздухъ послѣ страшно удушливой атмосферы волостного правленія. Площадь кишитъ народомъ, у крыльца стоятъ съ сіяющими лицами безльготные, ушедшіе отъ набора. Нигдѣ не слышно того воя и плача, съ которымъ привыкли соединять представленіе о рекрутскомъ наборѣ. И не удивительно. Солдатчина не составляетъ неожиданности для призываемаго и его семьи: они давно знаютъ, что ему идти въ солдаты, потому старшій дома остался, и младшему изъ-за него будетъ льгота. Въ большинствѣ случаевъ его уже снарядили въ походъ, онъ въ новомъ тепломъ платьѣ, и уже до пріема вы сразу отличите его отъ льготныхъ, которые знаютъ, что они дальше ополченія не пойдутъ. Одно бываетъ печально, это когда идутъ женатые, а это случается нерѣдко.
   Церковь переполнена народомъ; всѣ паникадила заставлены свѣчами, каждый новобранецъ, его родные принесли свѣчу угоднику. Впереди, у амвона стоятъ рекруты, позади -- народъ, на клиросѣ -- члены присутствія. Начинается молебенъ, который служится всегда передъ присягою по желанію новобранцевъ. И усердно крестятся и кладутъ земные поклоны эти люди, переживающіе одну изъ серьезнѣйшихъ минутъ ихъ жизни. Съ этою же самою церковью, съ этою обстановкою связаны для нихъ и другіе моменты: здѣсь его крестили, здѣсь вѣнчали, или быть можетъ, будутъ вѣнчать; здѣсь онъ будетъ отпѣвать родныхъ, сюда и его когда-нибудь принесутъ... Но молебенъ кончается. Раздается голосъ діакона: "Благоденственное и мирное житіе въ здравіи и спасеніи и во всемъ благое поспѣшеніе, на враги же побѣда и одолѣніе..." А ну, думается: побѣда-то и одолѣніе вѣдь отъ этихъ молодцовъ зависитъ! И дѣйствительно, они теперь глядятъ молодцами. Многолѣтіе государю составляетъ прекрасный переходъ къ присягѣ воинской. Присяга эта по редакціи своей немного устарѣла, такія слова какъ, напримѣръ, баталія, могли бы съ успѣхомъ быть замѣнены, но произнося слова присяги, всякій знаетъ, чему онъ присягаетъ, знаетъ, что отъ него требуютъ вѣрности царю и честной службы.
   Священникъ подходитъ къ краю амвона, гдѣ поставленъ аналой съ крестомъ и Евангеліемъ и напоминаетъ о святости присяги: "Подымите правую руку и повторяйте за мною: Обѣщаюсь и клянусь..." Раздается тихій могучій гулъ молодыхъ голосовъ: "Обѣщаюсь и клянусь..." Интересно наблюдать лица присягающихъ, у нѣкоторыхъ замѣтно одушевленіе. Слова "не щадя живота до послѣдней капли крови" произносятся съ чувствомъ и съ повышеніемъ тона. Да будетъ стыдно тѣмъ, кто при этомъ скептически улыбнется, кто усомнится въ возможности одушевленія русскаго юноши мыслью о службѣ, о войнѣ, о будущихъ подвигахъ. Развѣ это не дѣла молодежи, и развѣ бѣдна паша исторія примѣрами подвиговъ юношей-солдатъ? Быть можетъ, въ войскахъ развиваются эти чувства, но зародышъ ихъ таится въ сердцѣ этихъ молодцовъ въ полушубкахъ, которые теперь цѣлуютъ крестъ и Евангеліе.
   И члены присутствія, смѣшавшись съ народомъ и новобранцами, выходятъ изъ церкви; на дворѣ темно, они спѣшатъ добраться до квартиры, любезно предоставленной въ ихъ распоряженіе хозяевами села. Въ высокихъ комнатахъ тепло и уютно, въ столовой накрытъ столъ, и полковникъ съ докторомъ направляются къ закускѣ, о чемъ-то ожесточенно споря. Наступилъ длинный осенній вечеръ: его надо скоротать. Припоминается вчерашній винтъ, вчерашній ужинъ,-- почему бы сегодня не заняться тѣмъ же? И конечно, займутся тѣмъ же. Кончился трудный дѣловой день:
   Бой умолкъ, и вечеркомъ
   Снова ковшикъ шевелится.

Л.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru