Васильев А.
Почему мой знакомый спрятал "свое национальное лицо"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Национализм. Полемика 1909--1917
   М.: Модест Колеров, 2015. (Исследования по истории русской мысли. Том 18.)
   

А. Васильев

Почему мой знакомый спрятал "свое национальное лицо"

   -- Вы где были у заутрени?
   Если задают этот вопрос, то больше для того, чтобы, во-первых, самой или самому можно было сказать: "мы всегда в уделах", "мы в пажеском", "мы в домовой церкви графа X" и т. д., а во-вторых, для того, чтобы можно было поговорить о своих и чужих дамских туалетах.
   Мой знакомый, которого я спросил -- где он был у заутрени, -- ни в уделы, ни в пажеский не вхож, почему и ответил, что пошел со своим другим знакомым -- французом на паперть Исаакиевского собора показать современному цивилизованному язычнику и нечестивцу, как у нас на "святой" Руси празднуют воскресение Распятого.
   -- Ну, -- рассказывает, -- пошли. Народу много. На углах портиков собора горят в чашках срываемые холодным ветром огни. На фоне черного неба верхние факелы озаряли, то сильнее, то слабее, громадную массу купола. Собор кажется еще более гигантским и во всей картине есть несомненная своеобразная величественность.
   Обошли собор кругом и встали в переднем ряду лицом к северу; напротив у панели стояли экипажи и автомобили; сильные рефлекторные фонари одного, словно прожекторы, бросали странный отблеск на булыжники мостовой, как будто кто набросал на них пучки свежей и очень чистой соломы.
   Народ густыми толпами стоял на ступенях лестницы и на самой площади; стоял, как всегда стоит русская толпа, молчаливо и смирно. Было так холодно, что все походило на рождественскую, а не на пасхальную ночь.
   Впереди толпы, на площади, образовался довольно широкий проход, очевидно, оставленный для крестного хода. Я предупредил своего приятеля-француза, говорившего по-русски "карашо" и "пожалюста", что при прохождении процессии надо будет снять шапки. Живет он в России всего несколько месяцев, из богатого русского языка знает два указанных слова и еще те, которые покойный Лейкин называл "съедобными". Впрочем, по его уверению, il s'est tire d'affaire pas mal и никогда не жаловался на неприятности, обязанные малому знакомству с языком Пушкина. На мое предупреждение насчет шапок он, хотя и пробормотал, что il fait froid de loup, -- но, разумеется, согласился снять, ибо в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
   Продолжаем мы смотреть и вдруг видим, посередине оставленного прохода идет быстрыми шагами, держа фуражку в левой руке, какой-то "классный полицейский чин" и не кричит, а орет, весь красный от натуги:
   -- Шапки долой! Долой шапки!
   Француз спросил меня: что случилось? Я недоумевал -- почему классный полицейский чин так орал? Никакой процессии не было, а он весь красный, возбужденный своим собственным криком, с каким-то упоением и ненавистью кричал:
   -- Долой шапки, шапки долой!
   Толпа молча снимала шапки -- я слукавил, возмущенный криком, приказом снять шапку, я не перевел французу этих двух слов и решил разыграть роль тоже непонимающего русский язык.
   Полицейский, поравнявшись с нами, стоявшими в первом ряду, и, заметив нас в шапках, подскочил к нам и озлобленно в упор заорал:
   -- Шапки долой!..
   Мой француз в довольно неакадемической фразе спросил меня, -- что ему от нас нужно; я по-французски же ответил. Классный полицейский чин, очевидно, не ожидал наткнуться на представителей союзной нации. Услышав французский говор, он несколько понизил тон, но по-прежнему возбужденно и строго сказал:
   -- Я говорю: шапки надо снять!
   Мы опять обменялись французскими фразами.
   Он стоял перед нами и говорил:
   -- Шапочки нужно снять.
   Среди окружающих послышался сдержанный смех.
   В этот только момент из-за поворота показались верховые жандармы, фланговые их шеренги кололи одной шпорой лошадей, те нервно перебрали задними ногами, поворачивая крупы к толпе, поневоле поддавшейся назад, несмотря на тесноту и на то, что проход был совершенно свободен.
   Полицейский офицер, убедившись, что мы по-русски не понимаем, -- быстро поднял обе руки и, тихонько приподняв котелок с головы моего приятеля, сказал:
   -- Вот что надо сделать! Шапочки снять!
   За жандармами шла процессия с хоругвями -- ее опять замыкал взвод конных жандармов.
   Мой француз, видя полицию, кавалерию и возмущенный жестом полицейского офицера, сердито нахлобучил свой котелок -- я сделал то же.
   Процессия прошла быстрым шагом.
   Мы повернули и пошли. Дошли до крепости. В темноте ночи едва белелась масса крепостного собора. Вдруг блеснуло желтое яркое пламя и, довольно долго спустя, раскатился грохот пушечного выстрела. Затем блеснул второй огонь, осветивший платформу и профиль бастиона и рас
   катился второй пушечный выстрел. Затем еще и еще блестели огни, белый пороховой дым потянулся вдоль Невы.
   -- Ah, ce n'est pas comme chez nous, -- сказал мне современный цивилизованный язычник.
   -- C'est drТle quand meme de saluer par le tir d'artillerie la rИsurrection du Christ -- впрочем, сейчас по своей скверной гальской привычке он поиграл словами: -- tout a l'heure ou nous a tire nos chapeaux -- et voila que maintenant on tire le canaux.
   Я, спрятавший перед классным полицейским свое национальное лицо и притворившийся непонимающим такие национальные русские слова, как "Шапки долой!" -- ничего не ответил.
   Когда мы возвращались по Невскому, в нем горела иллюминация, а мой француз все приставал ко мне с вопросом:
   -- Et dites donc, est-ce vrai, que la nation russe est trХs chretienn?
   Я эту фразу могу перевести, -- она значит: "Неужели правда, что русская нация очень христианская нация?"
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые: Слово. 1909. No 754. Печатается по сборнику. Автор не установлен.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru