Кисин М.
"Как все"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

"КАКЪ ВСѢ".

I.

   -- Маша, дай же поговорить по человѣчески. Не волнуйся и не стучи по столу.
   Жена сѣла на диванъ. Инженеръ Красинскій остановился противъ нея. По хозяйской привычкѣ, почти машинально, она заткнула вылѣзшій изъ-подъ порванной диванной обивки пукъ мочалы и прикрыла его вышитой подушкой. Красинскій подавилъ раздраженіе и ласково продолжалъ:
   -- Мы съ тобой окончательно развинтились изъ-за этого проклятаго вопроса. Ну, давай говорить спокойно... Ты хорошо сознаешь, что хочешь сдѣлать?
   -- Конечно, сознаю. Мальчику необходимо поступить въ школу.
   Красинскій посмотрѣлъ сверху на маленькую фигурку жены, съ склоненной головой и сложенными на колѣняхъ руками. Въ этой позѣ виднѣлось упорство и рѣшимость...
   Въ теченіе двѣнадцати лѣтъ совмѣстной жизни эти круглые, голубовато-сѣрые глаза свѣтились одной горячей привязанностью; какъ часто давали они ему ясность и спокойствіе въ трудныя минуты. И вотъ теперь она сидитъ чужая, далекая и непонятная.
   Размягченный воспоминаніемъ о прожитыхъ годахъ, онъ подошелъ къ ней съ такимъ искреннимъ желаніемъ вернуть согласіе...
   -- Маня!
   Она быстро подняла голову, посмотрѣла на него растерянно, но черезъ секунду застыла опять.
   Онъ вздохнулъ, придвинулъ стулъ, сѣлъ и положилъ ей руку на колѣно.
   Она досадливо повела плечами.
   -- Знаю, знаю я все, что ты скажешь... Господи!..
   И она опять упрямо опустила глаза...
   -- Ну, говори...
   -- Что говорить... Ты, дѣйствительно, знаешь все, что мы оба говорили прежде противъ нынѣшняго гимназическаго воспитанія. И ты все-таки хочешь исковеркать его душу...
   -- Говорили, говорили... А теперь я вижу: мальчикъ тоскуетъ. Ему нужна среда товарищей.
   -- Привыкнетъ. Мы сами найдемъ ему товарищей. Маня... Ты что-то не договариваешь. Я вижу по твоему лицу.
   -- У него свои вкусы. Мы держимъ его точно въ теплицѣ...
   -- Почему ты не хочешь посмотрѣть на меня?.. У тебя точно какая-то тайна... Все, что ты мнѣ говоришь,-- не то, не то!
   Она подняла голову, но глаза его встрѣтили чужой взглядъ, уходящій куда-то вдаль. Равнодушіе упорства и совершенное невниманіе къ тому, что онъ скажетъ, такъ явственно стояли въ этихъ глазахъ, всегда ему понятныхъ и близкихъ, что его обдало холодомъ. Въ груди стала закипать злость. Онъ сдѣлалъ рѣзкое движеніе... Еще мгновеніе, и эта отчужденность, которую онъ чувствовалъ еще отдаленно, выйдетъ и станетъ между ними надолго... Можетъ быть -- навсегда...
   -- Значитъ все, что мы говорили о воспитаніи дѣтей, были только фразы. Да? Только фразы! И "свобода духа", и "гармоническое развитіе душевныхъ способностей", и вся эта критика современной школы? Маня...
   Голосъ его дрогнулъ... Она сдѣлала движеніе, чтобы встать, но вдругъ сѣла опять и взглянула ему въ лицо.
   Въ голубыхъ глазахъ виднѣлся стыдъ и страданіе...
   -- Зачѣмъ ты меня мучишь?.. Я и такъ ночей не сплю изъ-за этого... Ну, хорошо! Я скажу тебѣ. Нужно... ну, да, да! Нужно... свидѣтельство. Знаю, знаю, что ты скажешь, но... ему нужно свидѣтельство, бумажка...
   -- Но, Маня, онъ сумѣетъ добыть его, когда подрастетъ... Какъ я...
   Въ спальнѣ закричалъ младшій, еще грудной ребенокъ. Она прошла мимо мужа, посмотрѣла ему въ лицо и задержалась на порогѣ.
   -- Я знаю,-- ты добылъ его, но... вспомни, чего это стоило... Каторжный трудъ, волненіе, чуть не чахотка. И ты былъ сильнѣе... Я не хочу этого для нашего мальчика... Пусть идетъ обычнымъ путемъ, какъ всѣ... Да, какъ всѣ дѣти... Какъ всѣ, какъ всѣ... Я не хочу для него этихъ "новыхъ", убивающихъ путей...
   Это было сказано съ такимъ тяжелымъ, безповоротнымъ, очевидно, выстраданнымъ упорствомъ, что онъ только посмотрѣлъ ей вслѣдъ -- и понялъ: это дѣло конченное, и у него не хватитъ силы, чтобы сломить эту рѣшимость въ любимомъ человѣкѣ.
   

II.

   На слѣдующій день, вечеромъ, придя со службы, Красинскій засталъ за чаемъ знакомаго студента-политехника и обрадовался. Не будетъ, значитъ, вчерашнихъ разговоровъ и вчерашней тяжести, отъ которой онъ чувствовалъ себя совершенно разбитымъ. Студентъ былъ жизнерадостный, розовый и пухлый человѣкъ, милый и легкій собесѣдникъ, немножко циникъ, но зато довольно умный, какъ разъ пригодный для того, чтобы нѣсколько разрядить домашнюю атмосферу. Красинскій съ удовольствіемъ пожалъ ему руку и попросилъ у жены чаю.
   Жена, не подымая глазъ, подала ему стаканъ, и повернулась къ студенту. Тотъ продолжалъ прерванный разговоръ:
   -- Вотъ надѣлъ я новую тужурку, съ иголочки... Я, знаете ли, сдѣлалъ наблюденіе: взяточникъ питаетъ уваженіе къ хорошему платью... Хорошо одѣтому человѣку брать его нѣсколько легче. То есть, виноватъ, легче ему давать,-- поправился онъ, засмѣявшись.-- Итакъ, одѣлся я, честь-честью обревизовалъ себя въ зеркалѣ. Ничего! Представительный, солидный парень. Молодъ, но уже съ лысинкой, намекъ на брюшко, видъ солидный, рожа дѣловая. Сразу видно, что съ этакимъ человѣкомъ серьезно поговорить можно: не подведетъ. Прихожу. Открываетъ самъ... Вы вѣдь его знаете,-- ну, видали?.. Борода почтенная, сухой, какъ кащей, золотыя очки, ученый видъ, взглядъ строгій. Повѣрите, я даже опѣшилъ немного. Знать-то знаю, наслышанъ... А все-таки: ну какъ, думаю, къ этакому величественному человѣку со взяткой подойдешь? Чортъ его знаетъ. Беретъ... это ужъ вѣрно, а предлагать неловко. И тутъ свои, такъ сказать, конвенансы. Вѣжливенько надо... Ну, однако, не стоять же чурбаномъ.-- Можно, говорю, съ вами объ одномъ приватномъ дѣлѣ поговорить?
   -- Пожалуйте въ кабинетъ.
   -- Какъ сказалъ онъ это "пожалуйте въ кабинетъ",-- такъ какъ-то серьезно и просто,-- мнѣ сразу будто легче стало. Вижу, что человѣкъ тебя сразу понимаетъ и не гнѣвается. Въ кабинетѣ сѣли мы и другъ другу въ глаза посмотрѣли. Посмотрѣли, и дѣло еще болѣе прояснилось. Окинулъ онъ взглядомъ мою тужурку, меня всего осмотрѣлъ, и чувствую: удовлетворенъ. Но наружной-то строгости, шельма, еще не сбавляетъ. Брови этакъ величаво и даже немного сумрачно сдвинуты, вродѣ облака на олимпійской вершинѣ. Чуть-что -- и покроется туманомъ. "Ну, на этомъ, думаю, тебѣ уже меня не поймать... Лишняго не сдерешь". А онъ сѣлъ ко мнѣ, этакъ, бокомъ, побарабанилъ сухими пальцами по столу, скосился, вынулъ изъ кармана записную книжку и говоритъ:
   -- Ну-съ?..
   -- Наслаждается, знаете, своимъ положеніемъ. Вотъ я еще пока -- невинность. Походи-ка, дружокъ, около меня, поухаживай. Ну, я ему этого удовольствія доставить какъ-то не захотѣлъ. Врешь, думаю. Ты намъ нуженъ, да и мы тебѣ тоже. И сразу взглянулъ ему прямо въ глаза, твердо этакъ и съ достоинствомъ. Вотъ, говорю, какое у меня дѣло... И чувствую: взглядъ у меня сталь! Обмякъ онъ. Нѣкоторое время еще держался. Вынулъ карандашъ, помуслилъ, потомъ записную книжку досталъ...-- "Имя? Фамилія? Возрастъ?" Брови озабоченно сдвинуты. Записалъ, откинулся въ креслѣ... Мнѣ показалось даже, что немного растерялся... И вдругъ, слышу:
   -- Полтораста рублей.
   "Ахъ, чтобъ тебя! Какъ ни готовился я къ борьбѣ,-- тутъ, признаюсь, почувствовалъ себя озадаченнымъ. Ну, однако, скоро оправился. Задернулъ лицо эдакой дипломатической дымкой... Вотъ начну торговаться. Да вдругъ и говорю тономъ нѣсколько даже растроганнымъ:-- "Конечно, то, что вы готовы для насъ сдѣлать нельзя оплатить никакими деньгами. Не скрою: поступленіе въ гимназію, это вопросъ жизни для мальчика и его родителей.-- "Вотъ именно",-- отвѣчаетъ онъ.-- "Да, да,-- говорю: -- а при наличности десяти еврейскихъ вакансій и пятидесяти желающихъ -- доступъ для мальчика среднихъ способностей совершенно закрытъ". Мотаетъ утвердительно головой:-- "Сейчасъ видно, что вы умный молодой человѣкъ"... Я и самъ знаю, что умный. И ты тоже не дуракъ. А вотъ посмотримъ, кто умнѣе. И продолжаю: "Мы принимаемъ отъ васъ эту услугу, какъ благодѣяніе. Мы хорошо понимаемъ, что вы свое положеніе могли бы использовать еще продуктивнѣе и можемъ отвѣтить вамъ только благодарностью".
   -- Эхъ, жаль, не видали вы, что съ нимъ стало. Даже румянецъ выступилъ, право! Повернулся ко мнѣ, руку взялъ и нѣжно такъ, какъ на сына родного, смотритъ.-- "Вотъ, вотъ... сразу видно, что современный... интеллигентный молодой человѣкъ. Съ такимъ человѣкомъ и поговорить пріятно".-- "Отлично,-- думаю про себя... Еще немножко подготовимъ почву:-- уже идя къ вамъ, говорю, я зналъ, что буду имѣть дѣло съ отзывчивымъ человѣкомъ, понимающимъ положеніе родителей, какъ интеллигентъ и какъ отецъ". Тутъ ужъ у него вся эта офиціальность къ чорту: физіономія раскисла и сразу поглупѣла. А я, знаете, крѣпну. И все этакъ благожелательно и даже снисходительно, чуть-чуть свысока. Не помню, что ужъ и говорилъ, но знаю: говорилъ очень хорошо. Совсѣмъ защекоталъ.
   Зовутъ его завтракать. Я поднялся... "Можетъ, мѣшаю?" А самъ отлично чувствую, что онъ меня не отпуститъ... Не насладился еще вполнѣ разговоромъ съ "современнымъ" молодымъ человѣкомъ.
   -- Что вы, говоритъ,-- мнѣ такъ было бы пріятно съ вами рюмку водки выпить.
   -- Ну,-- думаю,-- когда до рюмки дошло,-- тутъ я съ тебя полсотенки сорву, не меньше... Выпили одну, другую. Я уже сталъ молчаливъ и сдержанъ, а онъ пошелъ извиваться.
   -- Вѣдь вотъ, говоритъ, studiosus, чѣмъ вы мнѣ нравитесь: перваго такого встрѣчаю, а то все сволочь какая-то приходитъ. Ему одолженіе дѣлаешь, а онъ смотритъ на тебя, какъ на врага и мерзавца какого-то. Богачи, стотысячники... Повѣрите: изъ-за двадцати рублей торгуются, точно на базарѣ. И еще, скареды, взяточникомъ ославятъ. Давайте, мой молодой другъ, по третьей... Gaudeamus igitur... Знаю. Можетъ и вы меня за прохвоста считаетъ... Ну, ничего, вы ужъ молчите. Я знаю, что вы скажете. А я вамъ вотъ что скажу. Выходитъ такъ: всѣмъ хорошо, а я съ четырьмя дѣтьми на 160 рублей живи, и женѣ въ театръ сходить не на что. Мальчикъ въ гимназію поступитъ -- вамъ хорошо. Директоръ чистку на экзаменахъ дѣлаетъ, -- ему тоже хорошо,-- повышенія тамъ разныя. А я съ вашимъ болваномъ цѣлый годъ бейся, а женѣ въ театръ сходить не на что. Справедливо это? Вы по-человѣчески разсудите. Причемъ я тутъ, если помимо меня разные конкурсы устроены... Я ихъ, что ли, выдумывалъ?.. Правду я говорю? Ну, хорошо. Говорятъ такъ: -- кто лучше выдержалъ, тотъ и поступитъ. У-ди-вительно правильный принципъ!.. А почему онъ вотъ лучше выдержалъ, а тотъ, другой, похуже? Вотъ вы человѣкъ умный и благородный... Эти дѣла понимаете: можетъ, другой мальчикъ съ перепугу не отвѣтилъ, или у родителей на хорошаго учителя денегъ не хватило-съ? И это -- справедливость?.. Если станешь справедливости въ этой нынѣшней системѣ искать... Тутъ, батюшка мой, самъ чертъ ногу сломитъ... И все равно не найдетъ... Такъ ужъ тутъ, знаете, эти разныя тонкости лучше бросить. Такъ-то не вполнѣ, чтобы справедливо, да и этакъ не очень... Да этакъ-то хоть нашъ братъ заработаетъ. Все-таки хоть что-нибудь гюложительное-съ... Ну, и пошелъ, и пошелъ. Цицеронъ, да и только. И вѣдь, знаете, интересно говорилъ, право! Мнѣ ужъ уходить пора, а онъ наливаетъ. И я его слушаю, право, съ нѣкоторымъ даже сочувствіемъ. Подъ конецъ совсѣмъ добренькій сталъ. Плечо мнѣ лапой стиснулъ, глаза сквозь очки на меня выпучилъ.-- Вотъ что,-- говоритъ, мой молодой другъ.-- Вы мнѣ вотъ до какой степени нравитесь: не желаю свою часть брать. Вы со мной по-человѣчески, и я съ вами по-человѣчески. Приносите сто. Математику да географу.-- Ну, торговаться ужъ мнѣ послѣ этого было совѣстно...
   Студентъ остановился, подвинулъ свой стаканъ къ хозяйкѣ и сказалъ съ дружеской фамильярностью:
   -- Такъ вотъ, Марья Михайловна! Теперь, значитъ, вы эти свои фамильныя драгоцѣнности часики тамъ, брошку, еще что-то вы говорили, -- заложите, а ужъ я пальто себѣ шить пока подожду. Вмѣстѣ и составитъ сотню. Ей-богу, за меньшую сумму невозможно. И то, какъ видите, добрый человѣкъ своей законной долей поступился...
   Красинскій сдѣлалъ рѣзкое движеніе. Студентъ взглянулъ на него, слегка смутился и вопросительно посмотрѣлъ на Марью Михайловну, которая все время слушала его съ живымъ интересомъ. Теперь лицо ея вдругъ стало упрямо неподвижно и холодно.
   -- Такъ это...-- спросилъ Красинскій,-- вы для Мити ходили?.. И весь этотъ... милый разговоръ -- для него?..
   Студентъ въ смущеніи поднялся со стула, глядя то на одного, то на другого изъ супруговъ...
   -- Но, вѣдь... Марья Михайловна сама меня вчера просила... Развѣ?..
   -- Да, да,-- поспѣшно сказала хозяйка, протягивая ему руку.-- Я просила, и я вамъ такъ благодарна за то... какъ вы это хорошо сумѣли устроить... Спасибо, спасибо вамъ. Я никогда не забуду вашей дружеской услуги...
   Лицо ея, дѣйствительно, свѣтилось благодарностью, но когда молодой человѣкъ ушелъ, она опять застыла, наскоро убрала посуду и, видимо, стараясь не глядѣть на мужа, вышла изъ комнаты...
   

III.

   Онъ зналъ, что она въ дѣтской, но не рѣшился сразу пройти туда... Ходилъ долго изъ угла въ уголъ по комнатѣ, сжавъ губы. Глаза его были печальны, лицо поблѣднѣло... Когда онъ вошелъ въ дѣтскую, жена показалась ему какимъ-то новымъ человѣкомъ, не тѣмъ, котораго онъ зналъ, съ кѣмъ дѣлилъ всѣ свои мысли. Она стояла, плотно прижавшись къ стѣнкѣ и заложивъ назадъ руки, очевидно, ждала его съ готовыми мыслями, съ готовой враждой... Впервые за послѣдніе два дня она глядѣла на него прямо, но еще дальше вчерашняго. были отъ него эти круглые лучистые глаза, и вся она, застывшая и напряженная, казалась ему чуждой почти до вражды. Красинскій сдѣлалъ два шага и тихо спросилъ:
   -- Маша, что же это?
   Она переступила съ ноги на ногу.
   -- Мальчикъ долженъ поступить. Ему нѣтъ дѣла до нашихъ взглядовъ... Ахъ, не говори... "Взятки", "нечестно". Знаю, что взятки, и знаю, что нечестно. Не мучь меня всѣмъ этимъ. Я знаю одно: мальчику нужна школа.
   Вдругъ показалось мужу, что она загорѣлась краской стыда подъ его пристальнымъ взглядомъ, и глаза ея на нѣсколько секундъ опустились къ нему. Онъ почувствовалъ свою силу.
   -- Маша...-- сказалъ онъ. глубокимъ голосомъ, въ которомъ зазвучала душевная боль и надежда: Маша, вѣдь, этого не будетъ?.. Неправда ли?..
   Она оторвалась отъ стѣны и изогнулась къ нему всѣмъ тѣломъ. Она напряженно смотрѣла на него, но глаза ея, казалось, ничего не видѣли отъ злости.
   -- Это будетъ! Будетъ! Онъ поступитъ въ гимназію!-- заговорила она быстро и страстно.-- Ничѣмъ, ничѣмъ ты не убѣдишь меня. Мнѣ надоѣло это благородство, за счетъ моего ребенка... Ты самъ дашь ему воспитаніе? Ты поведешь его той же дорогой, какой шелъ самъ?.. Ты доволенъ собой? Ты гордъ своими убѣжденіями? Но, вѣдь, это все неправда, что ты говоришь себѣ и мнѣ... Ты доволенъ? Нѣтъ, нѣтъ, не говори! Я вижу, я давно вижу. Тебя мучаетъ,-- у меня шляпка не модная; когда самъ ты надѣваешь новое пальто, у тебя выпрямляется спина и мѣняется походка, а когда ты съ хозяиномъ садишься въ автомобиль, у тебя счастливое лицо!.. Я вижу, вижу, не спорь. Ну, съ нами дѣло кончено, и этого довольно. Довольно того, что мы замучили себя. Я не знаю, какими принципами захочетъ жить мой сынъ, но впередъ обрекаетъ его на лишнія усилія, на бѣдность и нужду я не хочу и не считаю себя въ правѣ... Гимназическое свидѣтельство онъ долженъ взять здоровымъ и бодрымъ. Ему тогда только начинать жизнь, а ты хочешь его до тѣхъ поръ замучить своими принципами... Да, да, замучить, обезсилить, надорвать...
   Красинскій опустилъ голову. Они всегда жили, какъ принято говорить, душа въ душу. Онъ дѣлился съ нею самыми задушевными мыслями и считалъ до сихъ поръ, что она во всемъ съ нимъ согласна. И это такъ и было... до послѣдняго времени, когда всталъ вопросъ объ ученіи сына. Теперь, когда этотъ вопросъ сталъ не въ теоріи, а практически, требуя не разсужденій, а рѣшенія, немедленнаго и неотложнаго,-- она сразу стала другой. Какъ будто все время въ душѣ ея шла какая-то внутренняя тайная, глубоко скрытая работа, теперь вдругъ вырвавшаяся взрывомъ глубокаго, враждебнаго протеста.
   -- Этого ты хочешь для нашего ребенка?-- говорила она возбужденно. Да? Такую жизнь, какъ свою, ты для сына готовишь. А подумалъ ты: сыну-то понравится ли такая твоя жизнь? Увѣренъ ты въ этомъ? Или для тебя главное -- твои принципы? Тебѣ они нравятся, ну, и держись за нихъ для себя... Пусть и для меня тоже... Но ребенка мнѣ не губи! Сдѣлать его къ сорока годамъ изжитымъ, тусклымъ старикомъ, какъ ты... Нѣтъ, нѣтъ, я не позволю! Пусть его здоровье и счастье стоитъ моихъ убѣжденій, даже жизни! Мнѣ все равно!-- Она схватила съ туалета фотографію въ рамкѣ и бросила ее мужу на подоконникъ.
   -- Ты видишь, какимъ ты былъ всего 10 лѣтъ назадъ? 11 посмотри на себя теперь. Ты этого хочешь и для сына?
   Съ карточки глядѣло молодое, нѣжное, опушенное густой бородкой, изнутри свѣтящееся лицо. Прямые глаза, смѣлые и мягко-задумчивые устремлены были въ безконечное пространство жизни, какъ въ безконечный источникъ радости и счастья.
   Красинскій невольно посмотрѣлъ на карточку, а жена притихла и переводила свой взглядъ съ мужа на фотографію и съ карточки на мужа. Онъ сидѣлъ, опустившійся, съ сѣрымъ лицомъ, съ желтыми складками подъ глазами, съ обнажившимся у лба черепомъ и съ ярко выступающимъ серебромъ въ усахъ и бородѣ... Глаза его не отрывались отъ фотографіи, а мысли смутныя, и незнакомыя, какъ теперь казалась незнакомой жена, тяжело и безформенно ползли въ головѣ.
   -- Боже мой... Мишенька!
   Она сразу стала маленькой и слабой, подбѣжала къ нему, опустилась на полъ, и обхватила руками его колѣна...
   -- Душу мою, всю мою кровь возьми! Я готова мучиться съ тобой двадцать разъ больше, но для сына, для моего мальчика я хочу другой жизни...
   Онъ продолжалъ глядѣть на нее по прежнему, тяжело и тупо.
   -- Не смотри на меня такъ, Миша...-- жалобно сказала она...-- Казалось, она опять стала прежней -- близкой и любящей. Но онъ зналъ: оба они теперь уже не прежніе.
   -- Нѣтъ больше ничего?.. Да, нѣтъ?-- сказалъ онъ слабымъ разбитымъ голосомъ...
   Она съ жалостью обхватила его голову и прижала къ своей груди.
   Съ шумомъ хлопнула въ передней дверь, послышался топотъ быстрыхъ и крѣпкихъ дѣтскихъ ногъ и въ спальню вбѣжалъ мальчикъ. Краснощекій, съ горящими весельемъ и удалью глазами, съ мячикомъ въ одной рукѣ и палкой въ другой, онъ сгоряча даже не замѣтилъ, что мать плачетъ.
   -- Студентъ Коротовъ у васъ былъ?-- торопливо и рѣзко заговорилъ онъ, захлебываясь отъ радости.-- Да? Правда? Былъ, вѣдь?... И меня на экзаменѣ не срѣжутъ? Мама, можно уже купить форменную фуражку?.. И ты закажешь мундиръ?..
   И потомъ, вдругъ замѣтивъ необычное настроеніе родителей, онъ остановился и сказалъ съ тревогой.
   -- Что? Слишкомъ дорого просятъ?-- Папочка, милый, дай имъ... Всѣ даютъ... Иначе нельзя...

М. Кисинъ.

"Русское Богатство", No 11, 1912

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru