Аннотация: [Об изменениях во французском языке в период революции].
Признаки кружения голов французских
Рассмотрение перемен в титулах и приветствиях, последовавших с начала революции, должно быть занимательно для каждого; они представляют нам живую картину сего Протея, который беспрестанно являлся в разных видах, и который и ныне готов сделать новое превращение. Никакой Улисс еще не обложил его несокрушимыми цепями. Французы теперь ходят по огню, сокрытому под пеплом, incedunt per ignes suppositos cineri doloso.
Известно, что прежде революции французы были до крайности учтивы; честь была у них в каждой строчке; они почти всегда называли себя слугами, послушнейшими и преданнейшими всякого, к кому надлежало написать самое короткое письмо. Вольтер, впрочем следовавший принятому обычаю, шутил над такою общею услужливостью; ему казалось весьма странным, что всякий не только хотел быть послушнейшим и покорнейшим, но даже хотел иметь честь быть таким; этого еще мало! надлежало прибавлять с совершенной преданностью и почтением.
Конституционное собрание, вняв гласу мнимой философии, сперва уничтожило Messire (господин) и Monseigneur (милостивый государь), титла, которыми отличались большие матадоры от малых. Это был первый шаг к равенству; в подобных случаях одна перемена поспешно ведет за собою другую, а особливо во Франции.
Законодательное собрание приступило к дальнейшим распоряжениям. Было доказано, что имя Monsieur (господин) происходит от того же начала, от которого Messire и Monseigneur, и есть нарушение гражданства; что оно отделяет народ от дворянства, и унижает достопочтенную чернь, которая не имеет другого имени, кроме полученного при крещении. Таким образом вместо господ, положено титуловаться гражданами; а как женщины в подобных случаях подражают мужчинам, то и они из госпож (Madame) и девиц (Mademoiselle) сделались гражданками. Письма надписывали уже не такому-то господину, не такой-то госпоже, но гражданину или гражданке. Сила привычки так велика, что нередко соединяли вместе две противности, то есть надписывали на письмах: Господину гражданину такому-то и проч.
После сей перемены нельзя уже было удержать формулы: покорнейший и послушнейший слуга; республиканская гордость гнушалась ею. Оставалось для однообразия привести в порядок все прочее; но как не могли на ту пору выдумать ничего нового, то и положили взять пример с древних римлян. Явились письма с надписями: такому-то гражданину, члену такого то совета, и проч., или просто гражданину N. N. Разница между древними и новыми римлянами состояла в том, что сии последние слово поздравление ставили под письмом, и прибавляли к нему братство. Salut et fraternité, поздравление и братство! Все шло довольно хорошо; оставались только дрожжи аристократии и неравенства в местоимениях. Относясь к одному человеку, писали вы вместо ты; скоро и сие злоупотребление уничтожено. Ученые патриоты доказывали, что множественное число в местоимении изобретено подлостью и тиранством, и что вы вошло в употребление при Тиверие и Домициане. Ты -- вот прямо республиканское слово! Брут называл Цезаря ты, Аттик называл Цицерона таким же образом. Ты вошло в общее употребление, не различая возраста, пола, состояния; всех без изъятия стали называть ты.
Некоторые упрямые грамматики сперва не соглашались на сию перемену, и старались доказать, что употребление слова вы очень старо, что оно вошло в состав и свойство языка, что служит к изъявлению не только почтительности, но и приверженности, -- что ты собственно выражает сердечный язык любви, нежности, удивления, восторга, иногда гнева, презрения и других душевных движений, -- что такие изменения весьма выгодны для языка, -- и что их не должно уничтожать. "Ты! молчи!" был ответ на возражения упрямых грамматиков!
Гражданин, ты, тебя, поздравление и братство утвердились в слоге и в обычаях. Казалось, уже нечего было к тому прибавить, и неугомонная демократия не могла выдумать никаких новых поправок в письменном слоге. Но от еды рождается позыв на еду. Одетые в штаны начали косо посматривать на бесштанных; сии последние взяли верх и -- что очень естественно -- вздумали мстить своим неприятелям.
Начальники партий, главные члены конвента -- из которых один торжественно называл себя голою душою, слово гражданин заменили другим, несравнено лучшим, а именно: голоколенный sans-culotte, и на письмах ко всем женщинам отличали себя сим титлом. Однако аристократы недовольны были новым постановлением, всячески старались избегать введенных формул и строго держались прежнего своего обыкновения. Скоро дано было им знать, что сим шутить не надобно; что они должны ясно и решительно соображаться с законами, и что за упрямство будут наказаны смертно. Определено увеличить формулу, которая напоминала бы непокорным об их должности, на всех письмах появились слова: свобода или смерть; чем ужаснее слово, тем охотнее всеми принято. Страстный любовник каждую записку к своей любезной должен был начинать словами: свобода или смерть! До чего не доводит сумасбродство! Видели письмо с надписью: такому то разбойнику; тот, кого называли сим почтенным титлом, был старик, содержащийся в тюрьме за то, что имел слабость сожалеть о потерянном имени. Некоторые письма начинались словами: президент такого-то комитета разбойнику П... и что любопытнее всего, на конце стояло salut et fraternité! поздравление и братство! Если рассудить, сколько затруднений необходимо надлежало произойти от перемен календаря, имен городов, улиц и тому подобного, то нельзя не согласиться, что весьма трудно было написать исправное письмо. Надлежало затвердить дни декады; примиди, дюоди, нониди. Прежде нежели совершенно устроен новый календарь, год и число на письмах выражались множеством слов, наприм. в первый день, первой декады, первого месяца, первого года вольности, и так далее. Надлежало быть весьма осторожным в надписывании названий городов, куда посылались письма; вместо Сен-Дени, Сент-Омер, Сен-Поль надобно было писать просто: Франсиада, Омер и проч. Слово сен (святой) вымарано было во всех надписях на углах улиц. Любопытно заметить, что на улице Сен-Дени не только уничтожили Сен, но и слог de, приняв его за особую частицу; итак вместо Сен-Дени (Святой Дионисий) осталось только Ни. На звание предместья Сен-Лоран (Св. Лаврентия) изуродовано без милосердия, и сокращено в один слог следующим образом: сперва отняли слог Сен; потом, когда один из патриотов доказал, что чины или ранги {Rent и Rang выговариваются почти одинаковым образом; сие сходство подало повод грубым невеждам к смешной ошибке.} уже не существуют, отняли и конечной слог, и из Сен-Лоран сделали Ло. И теперь еще на улицах парижских можно видеть следы подобных фигур грамматических.
Когда в 9-й день термидора буря неистовства утихла, и когда больные французы начали приходить в чувство, слово смерть почти совсем исчезло и осталось только на театральных занавесах вместе с равенством и свободою; тыканье мало-помалу вышло из моды; прежняя учтивость начала появляться. Женщины вступили в права свои и нация получила старинный свой характер.
(Из фр. см.)
-----
Признаки кружения голов французских: [Об изменениях во фр. яз. в период революции]: (Из Фр[анц.] см[еси]) // Вестн. Европы. -- 1805. -- Ч.24, N 24. -- С.256-263.