Одному из знакомых моих надобно было остричься: я проводил его к лучшему парижскому парикмахеру, который принял нас в прекрасной маленькой галерее, украшенной множеством бюстов греческих, римских, французских, и начал с важностью осматривать голову моего знакомца, просил его поворотиться налево, направо, посмотреть на небо, в землю, в окно, улыбнуться, рассердиться, взглянуть с вниманием на картину, на которой представлена была нагая женщина, пройтись по горнице, протанцевать, утереть нос платком. Парикмахер бегал вокруг него с лорнетом, смотрел, приседал, изгибался; наконец, по некотором размышлении, сказал: теперь я доволен, милостивый государь! знаю, чего вам надобно; мы сделаем искусную смесь Тита с Каракаллою и Альцибиадом. Этот хохол Титовой головы полон добродушия; но чувствую, что с ним полезно смешать этот угрюмый вихор Каракаллы и две или три забавные букли Альцибиада... Вы будете несравненны! -- В эту минуту господин парикмахер взглянул нечаянно на мою голову; в глазах его изобразилась досада, и я понял, что прическа моя была весьма далека от совершенства. Позвольте, милостивый государь! -- сказал он, приподымая передние мои волосы -- Возможно ли! нет ни одного ученого хохла! ни одного! Какой вандал обезобразил так прекрасные ваши волосы? Это ужасно! В три месяца я мог бы поправить эту ошибку; вы имеете желтый цвет лица, государь мой -- истинный цвет древности! безобразие прелестное! Надобно только, чтобы в расположении ваших вихров сохранена была величественная простота и вместе с нею некоторое мужество. Черные ваши глаза приводят в восхищение, а черные волосы приводят в ужас -- смесь удивительно счастливая! Теперь чувствуете ли, что надобно поместить в хохле вашем часть Ювенала, Тиверия и крошечку Тита -- это будет несравненно! -- Я не мог отворить рта от удивления. По счастью моему в эту самую минуту вбежал молодой человек, запыхавшись, с бюстом в руках. "Нашел! нашел! кричал он без памяти; это он! наш Антиной! Поздравь меня, любезный Пикар!" Пикар подошел с важностью к Антиною; долго, с большим вниманием его рассматривал; обвел концом своих ножниц его волосы: наконец сказал: прекрасно! нельзя лучше! оставьте у меня эту голову; я сделаю нужные наблюдения, и завтра после обеда непременно буду у вас. -- Заметь, воскликнул молодой человек, этот нежный хохол! Не правда ли, что он хорош удивительно? А эти крупные кудри? Не правда ли, что они пленяют своею живостью, чувствительностью, остротою? Но этот вихор, признаюсь, должен уступить другим в совершенстве! я замечаю в нем более распутства, нежели сладострастия. Смотри однако, Пикар, как искусно артист, перемешав его с этим задумчивым вихром, избежал не постоянства, или лучше сказать ветрености, которые, без этого благоразумного смешения, были бы неминуемы! -- "Чувствую, чувствую! -- воскликнул мой Пикар в восторге -- и завтра, милостивый государь, ваша голова будет совершеннейшим произведением моих ножниц!"
-----
Парикмахер в своем ученом кабинете: [Шутка]: (С франц.) // Вестн. Европы. -- 1808. -- Ч.39, N 9. -- С.53-56.