Lib.ru/Классика: Немецкая_литература. Муж своей жены

МУЖЪ СВОЕЙ ЖЕНЫ.

РАЗСКАЗЪ (СЪ НѢМЕЦКАГО).

....Старикъ-управляющій пожималъ только плечами, стоя передъ своей госпожей.

-- Да-съ, всѣ розовые кусты -- прочь, вырвать велѣно было, повторилъ онъ.-- Приказаніе такое отъ барина вышло, потому что кусты эти закрывали видъ на рѣку.... Садовникъ сталъ было докладывать, что посадилъ ихъ тамъ собственно по желанію самой госпожи, такъ ему досталось за это. Какъ закричитъ на него господинъ: "Не слушаться? а? Я одинъ здѣсь приказываю -- и никто больше! Выучу я васъ, какъ меня слушаться!" Вотъ самыя эти слова господина были... Не прикажете-ли позвать сюда Руперта?

-- Не нужно... нѣтъ, проговорила молодая женщина, съ трудомъ удерживая слезы:-- я и такъ тебѣ вѣрю.... Ступай, Діонисій, ступай! Я хочу теперь одна остаться.

Но управляющій не трогался съ мѣста и только почесывалъ себѣ затылокъ.

-- Бесѣдку, которая на Шнеккенбергѣ, тоже приказано снести, наконецъ выговорилъ онъ.

-- Какъ! Любимый мой уголокъ... тоже?! воскликнула въ волненіи молодая женщина.-- Часъ отъ часу не легче!.. Да что жъ это такое? Развѣ я не имѣю никакого голоса здѣсь, въ собственномъ моемъ домѣ?... Въ моемъ домѣ?!..

Молодая госпожа затопала ногой, а потому старикъ управляющій счелъ за лучшее удалиться теперь. За дверями будуара онъ столкнулся съ горничной и сказалъ ей многозначительнымъ тономъ:

-- Ну, быть сегодня бурѣ...

-- Ахъ, дай-то Господи! вздохнувъ отвѣтила дѣвушка.

Управляющій отправился въ людскую -- и тамъ, потирая руки, сообщилъ и остальной прислугѣ, что ожидаетъ онъ нынче "бури". Извѣстіе это было принято всѣми съ большимъ удовольствіемъ.

Оставшись одна въ своей комнатѣ, молодая женщина, какъ только старикъ ушолъ, вскочила съ кресла въ порывѣ гнѣва и сейчасъ-же поднесла носовой платокъ къ глазамъ, уже мокрымъ отъ слезъ.

-- Нѣтъ, это невыносимо!.. крикливо заговорила она.-- И гдѣ это онъ?. Онъ какъ будто предвидѣлъ, что будетъ сцена!.. Что ни день -- то новыя мученія... Мнѣ привыкшей къ свободѣ -- и быть такъ порабощенной мужемъ!.. о, это ужасно!...

Она въ тревожномъ раздумьи подошла къ окну. Воображеніе стало представлять ей картины прошлаго... Вотъ, видитъ она себя молодой дѣвушкой, окруженной счастьемъ, богатствомъ... Рано умерли ея родители и, вотъ, по ихъ просьбѣ, воспитателемъ ея и опекуномъ сталъ старый другъ ихъ -- адвокатъ, докторъ Геракліусь Цанъ. Промелькнули тутъ передъ ней годы дѣтства въ домѣ опекуна... Вспомнила она жену доктора -- свою вторую мать, которая заботилась о ней какъ о собственномъ ребенкѣ, потому что собственныхъ ребятъ небо не даровало докторшѣ. И какъ серіозно все было въ этомъ домѣ, въ какомъ уединеніи они жили! Она такъ ясно видѣла "дядю" Цана (какъ называла она его) за письменнымъ столомъ, въ узорчатомъ халатѣ, и около него кипы бумагъ -- дѣлъ, которыя онъ притащилъ изъ канцеляріи.... Вотъ, сидитъ "дядя" и все пишетъ, а она строитъ въ это время изъ деревяшекъ домики для своихъ куколъ. Никто не являлся къ нимъ, да никто какъ видно и не выходилъ изъ дому, на улицу. Если-бы повременамъ въ сѣняхъ не раздавался звонокъ, то дѣвочка пожалуй забыла бы, что есть на свѣтѣ и другіе люди, кромѣ дяди и тетки.

-- Это звонятъ дядины кліенты, отвѣчала тетка на вопросъ удивленнаго ребенка. Да и кто-же, кромѣ нихъ, смѣлъ нарушать священную тишину дома!..

Но, вотъ, однажды дядя сказалъ ей, что ждетъ пріѣзда племянника своего.

-- Парень необузданный -- племянникъ-то мой, прибавилъ онъ, улыбаясь,-- но сердце у него доброе... ничего, точь въ точь какъ у моего брата!

А затѣмъ, въ одинъ прекрасный день, прикатилъ и племянникъ.

Ей въ то время шелъ пятнадцатый годъ, а пріѣхавшій молодой человѣкъ былъ можетъ-быть шестью годами старше ея. Удивилась она, увидя вдругъ передъ собою высокую, статную фигуру его... Ясное, открытое лицо племянника понравилось ей сразу. Тетушка, еще за день до его пріѣзда, прослезилась отъ избытка чувствительности и перестала проливать слезы только на другой день по прибытіи племянника; да и самъ дядя тоже что-то не могъ усидѣть за своими бумагами... То онъ вскакивалъ, для того чтобы отнести въ комнату гостя мягкую подушку, то вставалъ и тащилъ туда-же предлинный чубукъ, находя что такая вещица непремѣнно должна быть въ обители холостяка.

Ну и нажили-же себѣ хлопотъ эти добрые люди, впустивъ къ себѣ племянника! То, что писалъ братъ "дяди", вскорѣ совершенно оправдалось, и дядя порѣшилъ, что все это такъ и есть. Норбертъ оказался просто -- изъ рукъ вонъ: онъ весь домъ вверхъ дномъ повернулъ! Тетушка разъ десять на дню всплескивала руками, а дядя частенько гонялся за нимъ по всѣмъ комнатамъ съ поднятымъ чубукомъ. Набѣгавшись такимъ образомъ, почтенный докторъ, отдуваясь, возвращался въ свой кабинетъ, причемъ лицо его вовсе не было злымъ -- напротивъ, оно сіяло добродушіемъ. "Ну, этого парня не заставишь быть благоразумнымъ", жаловался онъ, -- "у него только о томъ и мысли, какъ бы посумасбродничать... И вѣдь откуда берутся у него всѣ эти проказы!... Двадцать лѣтъ -- а совсѣмъ не разсудителенъ"!... И тутъ дядя прибавлялъ: "Но малый онъ -- честный; честенъ онъ съ ногъ до головы. Когда я бываю на него сердитъ, я кладу ему на столъ незамѣтно пачку сигаръ... И ты думаешь -- возьметъ онъ? Ни одной не тронетъ! Да, вотъ, воровать у дяди своего здоровье -- сердить дядю -- это онъ можетъ, а сигарку взять -- Боже упаси! Когда въ карманѣ у него пусто, такъ вѣдь молодецъ этотъ способенъ хоть цѣлую недѣлю не курить, а ужъ сигаръ, которыя я ему тихонько подсуну, не возьметъ.... Для того чтобы онъ взялъ и сталь: курить, ничего болѣе не остается, какъ заключить съ нимъ мировую"!...

И вдругъ исчезъ Норбертъ изъ дому... Печальное было это; время.... Никто и словомъ не упомянулъ о немъ, но она не забыла необузданнаго товарища своего.

-- Гдѣ-же Норбертъ? спросила какъ-то дѣвушка. На этотъ вопросъ тетушка ничего не отвѣтила: она поднесла только къ глазамъ свой передникъ; а дядя, какъ-то безпокойно вертясь на своемъ стулѣ, проговорилъ: "Но я все-таки не думаю, чтобы онъ былъ такой тряпкой и такимъ негодяемъ, какъ тѣ изволятъ говорить... Нѣтъ, Норбертъ еще будетъ человѣкомъ!.. Сообрази-ка о настоящемъ шампанскомъ"... Тутъ тетка протянула руку своему мужу. И когда дядя ушелъ, дѣвушка спросила тетку, почему упомянуто было о настоящемъ шампанскомъ и что-же такое бываетъ съ этимъ виномъ?

-- Когда вино это молодо, ему слѣдуетъ еще перебродить, чтобы сдѣлаться настоящимъ, хорошимъ, отвѣтила тетушка, улыбаясь.

-- Значитъ, Норбертъ теперь еще бродитъ? опять спросила она.

Тетушка, вздохнувъ, кивнула головой.

Но -- увы, не пришлось ей болѣе видѣть своего племянника... Однажды, въ домѣ стало вдругъ еще тише: тетушку свезли на кладбище. Дядя Цанъ сначала выходилъ изъ себя, потомъ отъ печали, грусти, онъ какъ-то еще больше съежился, какъ-бы замеръ...

Теперь она принялась хозяйничать... И вдругъ, въ одинъ прекрасный день, пріѣхалъ Норбертъ Аллендорфъ. Испугавшись отъ такой неожиданности, она выпустила даже изъ рукъ китайскую чашку... Встрѣча ихъ произошла въ столовой, когда въ ней никого не было.

-- Я вижу фрейлейнъ Гермину? спросилъ онъ.

Вмѣсто отвѣта она кивнула головой и почти печально поглядѣла ему въ лицо . Да, это были тѣ-же ясныя, тонкія черты; но время сумазбродствъ, различныхъ треволненій и испытаній -- оставило слѣды свои на этомъ лицѣ, что-то горькое было теперь въ его улыбкѣ... Она взглянула въ его прекрасные каріе глаза, да кстати досмотрѣла и на усики, которые уже весьма замѣтно отросли у него...

А онъ-то... ахъ, какъ онъ глядѣлъ на нее! Что-жъ, вѣдь онъ оставилъ ее почти ребенкомъ, а теперь передъ нимъ стоялъ нѣжный, распустившійся цвѣтокъ... Онъ увидѣлъ дѣвушку съ большими потупленными голубыми глазами, съ густыми бѣлокурыми волосами, просто но мило причесанными... Грудь ея, охваченная тѣснымъ корсажемъ, сильно волновалась... Тутъ вошелъ въ столовую дядя Цанъ.

-- Норбертъ! милый Норбертъ! воскликнулъ онъ, бросаясь на шею племянника.-- Да ты-ли это?.. Ахъ вотъ славно-то! Вижу -- честнымъ малымъ ты остался... Ридуетъ это меня!..

-- И разсудительнымъ сталъ, дядюшка, прибавилъ, улыбаясь Норбертъ.

-- А это еще больше меня радуетъ, прибавилъ въ свою очередь дядя.

Норбертъ остался въ домѣ. Курсъ наукъ онъ окончилъ и теперь намѣревался начать практическую дѣятельность, но дядя подъ различными предлогами всегда какъ-то умѣлъ уговорить племянника не торопиться приступать къ осуществленію этихъ намѣреній. Молодые люди частенько оставались съ глазу на глазъ. Отъ нечего дѣлать, отъ скуки, Норбертъ помогалъ ей вести хозяйство, что и дѣлалъ всегда съ любезностью, но съ нѣкоторымъ оттѣнкомъ чувства превосходства, а это внушило ей какое-то особенное уваженіе къ нему. Въ манерахъ Норберта было что-то порывистое, повелительное... Это нравилось молодой дѣвушкѣ и нравилось все болѣе и болѣе, и, наконецъ, донравилось до того, что однажды дядя Цанъ засталъ ее въ объятіяхъ своего племянника.

-- Вотъ это -- чудесно! воскликнулъ, смѣясь, Геракліусъ.-- То-то думаю я, что это такъ долго обѣдать не даютъ, а они, вонъ, вмѣсто того чтобы на столъ накрывать -- цалуются!..

Теперь дядя Геракліусъ былъ убѣжденъ, что любимѣйшій планъ его -- осуществится. Онъ до тѣхъ поръ не успокоился вполнѣ, пока Норбертъ не женился на Герминѣ -- бѣднякъ-племянникъ его на богатой наслѣдницѣ!..

Вотъ и медовый мѣсяцъ прошелъ... Экое счастливое, блаженное было времячко!..

Тутъ молодая женщина благоговѣйно сложила руки и даже закрыла глаза, но мгновеніе -- и она вспомнила о властолюбіи мужа... "Молодые" перебрались изъ дядюшкина дома въ помѣстье, неподалеку отъ города. Помѣстье это находилось подъ управленіемъ Діонисія, стараго слуги покойныхъ родителей Гермины. Норбертъ сразу забралъ въ руки рѣшительно всѣ бразды правленія, сдѣлался полнымъ хозяиномъ и перевернулъ по-своему весь порядокъ въ домѣ. Не смотря на то что его планы и осуществленія ихъ обнаруживали практическій смыслъ и не смотря на то что сама Гермина признавала за мужемъ превосходство, знаніе, ловкость, -- все-таки раздражала эта манера Норберта... манера повелѣвать, дѣлать все ужъ слишкомъ произвольно, вводить что нибудь новое, не спросясь, а такъ... прямо... "Мнѣ даже и слова сказать было нельзя", говорила она сама себѣ; онъ принялъ на себя роль владыки, самовластнаго господина ея имущества... И сколько уже разъ онъ дѣлалъ такія распоряженія, которыя были совсѣмъ противны ея волѣ! Впрочемъ, правда, она ни разу и не выразила рѣшительнымъ словомъ своей воли,-- а все больше обнаруживала ее въ формѣ мягкихъ, кроткихъ возраженій да увѣщаній, причемъ Норбертъ всегда умѣлъ доказать ей, что его распоряженія, строго говоря, весьма цѣлесообразны... А вотъ это-то всего больше и злило ее...

-- Ну, положимъ, розовые кусты пропали... ну и пусть ихъ! заговорила Гермина.-- А бесѣдка?.. нѣтъ, бесѣдку не смѣетъ онъ, варваръ, разрушить! Самыя любимыя, свѣтлыя воспоминанія мои связаны съ ней... Никогда! Ни за что! Этому не бывать!.. Послѣднія слова молодая женщина даже выкрикнула -- Чему этому не бывать? спросилъ докторъ Геракліусъ Цанъ, незамѣтно вошедшій, въ комнату.

-- Онъ хочетъ лишить меня моей бесѣдки! Моего любимаго мѣстечка, дядя!..

-- Твоего любимаго мѣстечка?! воскликнулъ дядя съ энергіей.-- Не бывать этому! Мы не допустимъ этого! Но, позволь, кто-же именно хочетъ лишить тебя бесѣдки? закончилъ онъ вопросомъ.

-- Норбертъ, отвѣтила молодая женщина недовольнымъ тономъ.

-- Норбертъ... а-мм...мм.... промычалъ Геракліусъ, слегка пріунывъ и почесывая голову,-- мм!.. такъ онъ завтра хочетъ посягнуть на твою бесѣдку?..

-- Она, видите-ли, закрываетъ ему видъ... Мѣшаетъ куда-то смотрѣть, что-ли... Ужъ я не знаю!

Дядя призадумался.

-- Норбертъ, собственно говоря, тутъ правъ, началъ было онъ...

-- Правъ! Ну, вѣчно такъ! вспылила Гермина.-- Да я-то не хочу этого! Я тоже желаю быть права хоть разъ!

Геракліусъ въ смущеніи сталъ помахивать шляпой.

-- Въ этомъ, конечно, ты тоже права, проговорилъ онъ,-- уступать не всегда слѣдуетъ... Вотъ этому-то Норбертъ и не научился. Ad impossibilis nemo obligatur.

-- Такъ я, значитъ, должна уступить? плаксиво возразила молодая женщина.-- Въ собственномъ своемъ домѣ -- и не имѣть своей воли?!.. Но это ужасно!...

-- Absque cognitione causae трудно рѣшить, объявилъ Геракліусъ, пожимая плечами, -- но, насколько я понимаю, это было-бы самое благоразумное. Ты только спокойно заяви ему свою печаль и онъ уступитъ, сознается въ неправотѣ своей.

-- Какже, сознается! Этого вовсе и не случится: онъ: опять станетъ мнѣ доказывать, что онъ правъ -- и я должна буду повѣрить этому...

-- Да, но это потому, что ты легко, охотно этому вѣришь, замѣтилъ нѣжнымъ тономъ дядя Цанъ.

Въ это время на дворѣ раздалось щелканье бича и чей-то сильный мужской голосъ крикнулъ вблизи: "Неронъ, сюда"!

-- Да вотъ и самъ онъ, сказалъ Геракліусъ успокоительнымъ голосомъ.

-- Да еще со своей ньюфаундлэндской собакой, сказала !!!!!!Гермина, прислушиваясь: -- хоть-бы ужъ оставилъ онъ ее тамъ, на дворѣ!

Но Норбертъ не оставилъ собаки на дворѣ, онъ вошелъ съ нею,-- и Неронъ, какъ только увидѣлъ госпожу свою, такъ прямо и прыгнулъ на нее.

-- Боюсь, боюсь собаки! воскликнула она въ испугѣ.-- Ну, вотъ, видишь, дядя: такъ онъ всегда со мной поступаетъ!..

-- Прочь, Неронъ! скомандовалъ Норбертъ, отворяя дверь.

Неронъ повиновался. Молодой человѣкъ быстро подошелъ къ своей женѣ.

-- Ну, душечка, милочка Гермина, заговорилъ онъ, ласкаясь къ ней,-- ну, поцалуй-же! Дядюшка Геракліусъ, съ прекраснѣйшимъ утромъ честью имѣю!

Гермина надула губки и отвернулась.

-- Ты, кажется, чѣмъ-то недовольна? спросилъ Норбертъ озабоченнымъ тономъ.-- Не случилось-ли чего?

-- Да, отвѣтила она съ оттѣнкомъ упрямства: -- случилось то, что я лишилась розовыхъ моихъ кустовъ и моей бесѣдки!

-- Да развѣ бесѣдки ужъ нѣтъ? вырвалось у него:-- ахъ, какъ это меня порадовало-бы!..

-- О, да.... порадовало-бы тебя, проговорила Гермина бросивъ многозначительный взглядъ на дядю: -- ну, конечно, я не сомнѣваюсь... вѣдь тамъ былъ мой любимый уголокъ!..

-- Но, милочка моя, однако съ тѣхъ поръ, какъ мы здѣсь живемъ, ты ни разу не заглянула въ этотъ уголокъ.

Она мрачно посмотрѣла на него.

-- Ну -- да, это правда, но... все-таки эта бесѣдка была любимѣйшимъ моимъ мѣстомъ.

Тутъ тихонько вошелъ старикъ Діонисій.

-- Работники, сударь, дожидаются, доложилъ онъ какъ-то особенно громко.

-- Какіе работники? спросилъ Норбертъ, живо повернувшись къ нему.

-- Насчетъ-съ бесѣдки...

-- А я развѣ на этотъ счетъ не приказывалъ? крикнулъ молодой хозяинъ, -- Какъ же это ты еще спрашиваешь?!.

-- Да господа изволили сказать, что-бы...

Старикъ запнулся.

-- Чтобы ее не трогали, договорила рѣшительнымъ тономъ Гермина.-- Я этого не хочу! Я не потерплю этого, потому что я тутъ госпожа! (Слова эти она сказала отвернувшись отъ мужа, чтобы не видѣть его лица). Да, я не потерплю, чтобы въ моемъ владѣніи отдавались приказанія непріятныя для меня. Этотъ домъ, этотъ садъ мнѣ принадлезсатъ и никому другому. Діонисій, скажите рабочимъ, что они могутъ уйти!

Докторъ Геракліусъ -- какъ только заслышалъ эти выстрѣлы -- удалился въ самый дальній уголъ.

Но бывшій управляющій не двигался съ мѣста. Посматривая, не безъ злобы, на своего господина, онъ промолвилъ:

-- Такъ-съ, но господинъ касательно...

-- Извольте повиноваться вашей госпожѣ, быстро перебилъ его Норбертъ.-- Развѣ вы не слышите, что никто, кромѣ нея, не имѣетъ права приказывать здѣсь? Ступайте.

Старый слуга повернулся -- и медленно, тихо вышелъ изъ комнаты... А хотѣлось-бы ему и весьма хотѣлось послушать, что будетъ дальше...

Докторъ Геракліусъ пытливымъ окомъ посмотрѣлъ на своего племянника, но, увидѣвъ, что тотъ мрачно глядѣлъ въ землю, вздохнулъ и сказалъ:

-- Гермина, пойдемъ!

Но Гермина, въ волненіи, подошла близко къ окну, какъ-бы для того чтобы поглядѣть въ садъ; на самомъ-же дѣлѣ о садѣ она и не думала: стоя у окна, она ждала, что скажетъ теперь мужъ. Что-то въ родѣ упрека за свою запальчивость шевельнулось въ ея груди... Но Норбертъ ничего не сказалъ... онъ только громко посвистывалъ... Это снова взорвало молодую женщину.

-- Да, ты распоряжаешься, хозяйничаешь въ моихъ владѣніяхъ такъ, что дѣйствія твои глубоко меня оскорбляютъ, заговорила она тономъ болѣе кроткимъ: -- ты приказываешь и то, и другое, и даже не спрашиваешь: согласна ли я на это...

-- Успокойся, милочка, не горячись, сказалъ Норбертъ спокойно:-- то, чего ты хотѣла достигнуть -- достигнуто теперь.

-- Я ничего не хотѣла достигать, отвѣтила Гермина, обробѣвъ вдругъ и быстро повернувшись лицомъ къ мужу.

-- Вѣдь я думалъ, что я тутъ господинъ, продолжалъ онъ,-- но мнѣ во-время дали понять... напомнили, что я, собственно говоря, состою на чужихъ хлѣбахъ...

-- Но вѣдь ты же здѣсь господинъ, возразила плаксиво молодая женщина.

-- Пріятно мнѣ, что тутъ были свидѣтели, слышавшіе, какъ ты объявила свою волю.

-- Тутъ былъ одинъ только дядя!

-- Былъ и управляющій.

-- При немъ я рѣшительно ничего такого не говорила, чуть не всхлипывала Гермина, -- а потомъ... но его послѣ уже не было въ комнатѣ!..

-- Ошибаешься, милочка! Не пройдетъ и получаса, какъ всему дому будетъ извѣстно, что я получилъ отставку, которую ты такъ торжественно объявила мнѣ. И это заставитъ, наконецъ, городскихъ остряковъ оставить свои скверныя остроты... Я вѣдь хорошо знаю, что меня называютъ только "мужемъ своей жены", потому что въ глазахъ людей -- главное лицо въ домѣ здѣсь -- ты. Имъ также отлично извѣстно какъ и тебѣ, что земля на которой я живу -- твоя собственность; ну, да однимъ словомъ, они знаютъ, что я ѣмъ твой хлѣбъ...

-- Норбертъ! воскликнула Гермина почти въ отчаяніи.

-- Это давно уже щемило мое сердце, продолжалъ онъ,-- но теперь, когда ты мнѣ напомнила объ этомъ -- чувство это стало для меня невыносимымъ...

И, проговоривъ эти слова, Норбертъ вышелъ.

-- Выходитъ, что я теперь опять не права! воскликнула молодая женщина, бросаясь съ плачемъ на диванъ.

-- Н-да, теперь ты тоже не права, началъ Геракліусъ, бѣгая въ волненіи по комнатѣ:-- и мало того, теперь придется тебѣ еще повозиться съ нимъ! Знаешь-ли, что его единственно озабочивало и вселяло сомнѣнія передъ свадьбой? Это то, что ты -- ббгата, а онъ -- бѣденъ... Я долженъ былъ тогда пустить въ ходъ всѣ мои юридическія тонкости, увертки, чтобы успокоить его на этотъ счетъ, а ты... ты его какъ разъ и упрекнула этимъ!...

Но дядя Цанъ не могъ вообще долго сердиться: съ озабоченнымъ лицомъ подошелъ онъ къ Герминѣ и приложилъ руку къ ея лбу.

-- Нѣтъ, совсѣмъ не такъ слѣдуетъ обращаться съ Норбертомъ, сказалъ онъ.-- Добромъ ты все можешь изъ него сдѣлать, а строгостью да запальчивыми рѣчами -- ничего. Да вотъ, помню я, какую онъ штуку однажды удралъ со мной: какъ-то разъ разозлилъ онъ меня крѣпко, ну, я и заставилъ его, въ наказаніе, переписать одну просьбицу. Былъ онъ тогда еще мальчишкой... Дѣйствительно, просьбица была имъ переписана -- во какъ? Переписалъ онъ ее стихами, такъ-таки всю -- стихами! Жалоба-то явилась въ стихотворной формѣ, а я, bona fide, взялъ да и подмахнулъ свое имя и отослалъ ее въ судъ.... Ну и наклеили-же мнѣ но-о-съ! А что было толку, въ томъ, что я для abolitio criminis схватился за чубукъ?... Бѣда-то вѣдь ужь случилась!..

Гермина улыбнулась сквозь слезы...

-- Да... да... такой ужъ онъ и есть...

-- Вотъ поэтому и нужно быть благоразумнымъ, дѣлать уступки,-- а особенно, если знаешь, что самъ-же вѣдь останешься въ накладѣ.

-- Дядя, не подойдешь-ли ты къ нему?..

-- О, помилуй, Господи! воскликнулъ докторъ.-- Нѣтъ, такимъ существамъ, какъ онъ, слѣдуетъ дать время уходиться, перебродить... Теперь намъ нужно выждать нѣсколько дней и потомъ уже подумать о мирѣ. Ты вѣдь поразила его какъ разъ въ самое больное мѣсто!...

И дядя Цанъ выскользнулъ изъ комнаты.

-- Выждать нѣсколько дней! повторила слезливо молодая женщина.-- О, какъ я несчастна!... Но.... но я все-таки не уступлю.

Немного погодя въ комнату вошелъ Діонисій. Подъ мышками у него были толстыя книги и связки бумагъ.

-- Вотъ-съ, доложилъ онъ,-- господинъ передали мнѣ счеты по хозяйству.

-- Положите ихъ на столъ, распорядилась Гермина повидимому спокойно.

-- Они изволили тоже сказать, чтобы къ обѣду ихъ не ждали. По важнымъ дѣламъ они должны были отправиться въ городъ.

-- Хорошо.

И управляющій былъ отпущенъ.

Гермина обѣдала одна. Съ нетерпѣніемъ ждала она вечера... Ей хотѣлось, чтобы день этотъ скорѣе прошелъ, а потому ей казалось, что время безконечно тянется. Но вотъ и завечерѣло. Слуга подалъ чай съ сервировкой для двоихъ. Гермина вздохнула...

-- А все-таки не уступлю, проговорила она про себя.

Прошелъ и этотъ часъ -- пришлось ей одной чай пить. Отъ волновавшихъ ея чувствъ Гермина почти ничего не ѣла, но тѣмъ не менѣе старалась увѣрить себя, что у нея аппетитъ хорошій... А! вотъ, наконецъ, раздались его шаги на дворѣ... Когда Норбертъ вошелъ -- молодая женщина дрожала всѣмъ тѣломъ.

-- Добрый вечеръ, проговорилъ онъ обыкновеннымъ своимъ беззаботнымъ тономъ.

-- Добрый вечеръ, отвѣтила сдавленнымъ голосомъ Гермина.-- Не хочешь-ли чаю?

-- Благодарю. Право, нѣтъ охоты: я вѣдь только-что поужиналъ.

И онъ усѣлся противъ нея въ низенькое кресло. Она даже не поморщилась.

-- Какъ провелъ ты сегодняшній день?

-- Да все искалъ мѣста, отвѣтилъ Норбертъ, располагаясь въ креслѣ поудобнѣе:-- ну и нашелъ.

-- Мѣсто?.. какъ же я должна это понимать?

-- Послушай, не могу же я продолжать жить на твой счетъ... Сегодня ты такъ ясно опредѣлила наши имущественныя отношенія, что я принужденъ былъ искать какой нибудь службы, чтобы быть въ состояніи самому содержать себя.

-- Служба! фыркула Гермина принужденно.-- Зачѣмъ эти комедіи?.. Вѣдь ты -- мой мужъ и живешь у меня?

-- Весьма благодаренъ.

Онъ слегка поклонился.

-- Мое имѣніе -- вмѣстѣ также и твое...

-- Такъ сначала и я думалъ, но ты вывела меня изъ этого заблужденія. Что-же, ты совершенно права, такъ же права, какъ и тѣ, которые говорятъ, что не я здѣсь господинъ, а -- ты.

-- Ахъ, оставь, пожалуста, въ покоѣ глупый свѣтъ! воскликнула Гермина гнѣвно. Какое мнѣ дѣло до всѣхъ этихъ толковъ?.. Я слушаю только тебя.

-- Это вполнѣ и мои правила: я не обращалъ вниманія на толки глупаго свѣта, я былъ глухъ къ его замѣчаніямъ, смотрѣлъ сквозь пальцы, какъ пожимали плечами и злостно улыбались, но... твои только слова я и принялъ къ свѣдѣнію.

-- А все-таки не уступлю, подумала она.

-- Ты меня знаешь, милая Гермина, и знаешь, что я въ рѣшеніяхъ своихъ непреклоненъ, промолвилъ онъ, докуривая сигару.

-- О, твое упрямство мнѣ извѣстно!

-- Такъ какъ положеніе мое въ этомъ домѣ перемѣнилось, то обстоятельство это принуждаетъ меня принять теперь нѣкоторыя мѣры, относительно которыхъ я и долженъ предупредить тебя.

-- Откуда это вдругъ такая внимательность? произнесла Гермина.-- Прежде вѣдь ты былъ такимъ самовластнымъ, вовсе и не слушалъ меня!

-- Да, но ужъ теперь я больше не повелитель. Я вотъ что хочу сказать: я долженъ предупредить, что личныя наши отношенія останутся тѣ-же, они ни въ чемъ не измѣнятся; покрайней мѣрѣ, у меня этого и въ мысляхъ нѣтъ.... Дай-же, Гермина, мнѣ руку! Мы останемся старыми друзьями. Къ отставкѣ моей, собственно говоря, отношусь я довольно равнодушно, и она даже нисколько не огорчила-бы меня, если-бы все это случилось съ глазу на глазъ безъ свидѣтелей.

Этотъ большой монологъ былъ произнесенъ имъ такъ непринужденно, что молодая женщина схватила руку мужа и воскликнула:

-- Норбертъ, будь благоразуменъ!

-- Буду, но только не по твоему, возразилъ онъ съ улыбкой.-- Женился я на тебѣ не изъ-за денегъ, а потому мнѣ рѣшительно все равно, кто будетъ завѣдывать твоимъ имуществомъ: я-ли, другой-ли... Но, такъ какъ ты не терпишь, чтобы права твои нарушались, то и я, съ своей стороны, выполню все то, что считаю своимъ правомъ. Начну съ того, что я долженъ самъ себя содержать. Строго говоря, на моей обязанности лежало бы заботиться и о тебѣ, что я-бы, конечно и дѣлалъ, если-бы ты не имѣла средствъ, была бѣдна; но ты богата -- и желать содержать тебя -- было-бы чисто комедіей, а я не охотникъ до комедій. И такъ, мѣсто я нашелъ себѣ. Стану работать теперь съ утра до вечера, а поэтому, къ сожалѣнію, долженъ обѣдать ужъ одинъ, потому что ты обѣдаешь въ такое время, когда мнѣ слѣдуетъ еще сидѣть въ канцеляріи. По этой причинѣ, вмѣстѣ мы уже не будемъ обѣдать, но я за то буду съ тобой завтракать и чай пить, однако -- съ однимъ условіемъ...

Гермина, въ волненіи, барабанила по столу пальцами.

-- Говори, продолжай... Я слушаю тебя, видишь, вполнѣ спокойно, совершенно спокойно, проговорила она, но при этомъ слезы навернулись на ея глазахъ.

-- За то, что я буду пить и ѣсть тутъ -- я буду платить. Даромъ я ничего но хочу. Вотъ, насчетъ комнатъ будетъ нѣсколько труднѣе... Доходы мои не такъ велики, чтобы я былъ въ состояніи платить за тѣ великолѣпные покои, которыя до сего времени занималъ. Ну, вотъ я и отыскалъ себѣ возлѣ жилища управляющаго небольшую, просто меблированную комнату: это сдѣлалъ я во избѣжаніе излишнихъ толковъ, потому что выѣзжать отсюда не хочу.

-- Устраивайся такъ, какъ тебѣ удобнѣе, сказала Гермина, проводя платочкомъ по глазамъ своимъ.

-- Деньги за наемъ комнаты и за все остальное я буду отдавать лично тебѣ, или -- лучше -- дядѣ Цану. Онъ сдѣлаетъ безпристрастную оцѣнку всему, однимъ словомъ -- онъ постарается все такъ разсчитать, чтобы ни ты, ни я не терпѣли убытка.

-- Не найдешь-ли ты еще чего нибудь сказать мнѣ? спросила она.

-- Нѣтъ, милочка, больше ничего, отвѣтилъ Норбертъ, вставая:-- Я сейчасъ вернусь къ тебѣ, а теперь удаляюсь только потому, что хочу устроиться въ новой своей комнатѣ.

Когда онъ уже исчезъ за дверью -- Гермина заплакала и закрыла лицо платкомъ.

* * *

Однако, она все еще стояла на своемъ.

Рано утромъ, на другой день, Норбертъ сейчасъ-же послѣ завтрака отправился на службу, въ канцелярію.

-- Ну, а я все-таки должна посмотрѣть новую его комнату, подумала Гермина, сходя съ лѣстницы.

-- Возлѣ жилища управляющаго, говорилъ онъ, такъ значитъ это тутъ...

Она отворила дверь и воскликнула:

-- Ахъ, какая простенькая комнатка!..

Ньюфаундлэнская собака, лежавшая до сихъ поръ подъ кроватью, вылѣзла оттуда и, подойдя къ Герминѣ, стала ласкаться. Молодая женщина уже не боялась теперь Нерона: она даже ласкала его, гладила по головѣ.

-- Вотъ, тебя онъ взялъ съ собой, проговорила она,-- а меня оставилъ тамъ наверху одну... И такъ мнѣ тамъ страшно! Вѣдь я совершенно одна осталась...

Гермина подошла къ кровати и осмотрѣла ее.

-- Мѣшокъ, набитый соломой, да волосяной тюфякъ -- это ужъ совсѣмъ по-спартански! И дивана-то нѣтъ! Простая, неполированная мебель... Жесткіе стулья... Бѣдный!.. Впрочемъ, развѣ не самъ онъ захотѣлъ этого?..

Погладивъ еще Нерона, она отправилась въ садъ.

-- Вотъ, тутъ были розовые кусты, которые онъ велѣлъ уничтожить... Варваръ!..

Молодая женщина остановилась и осмотрѣлась.

-- А вѣдь, собственно говоря, здѣсь теперь стало просторнѣе, какъ-то свободнѣй... Прежде тутъ нельзя было и повернуться!..

Она пошла дальше по направленію къ Шнеккенборгу, на которомъ стояла бесѣдка. Подойдя къ ней, Гермина сердито толкнула дверь ногой.

-- Какъ это все не у мѣста! И тѣснота какая... Какъ глупо окошки расположены... Да, справедливо! Бесѣдка портитъ видъ... Іоганъ! крикнула она садовнику, занимавшемуся своимъ дѣломъ какъ разъ около Шнеккенберга.

Садовникъ приблизился къ своей госпожѣ съ шапкой въ правой рукѣ.

-- А почему бесѣдка еще не снесена отсюда?

Іоганъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на госпожу.

-- Да вѣдь вы, сударыня, приказывали оставить ее какъ есть...

-- Это кто тебѣ сказалъ?

-- Самъ управляющій.

-- Ну, этотъ (она удержалась, недоговорила)... Онъ меня не такъ понялъ... Бесѣдка должна быть сломана!

И съ этими словами Гермина торопливо сошла съ Шнеккенберга. Садовникъ поглядѣлъ ей вслѣдъ и покачалъ головой. Молодая хозяйка направилась теперь къ конюшнямъ, окошечки которыхъ были обращены въ садъ.

-- Яковъ! кликнула она конюха, подойдя къ рѣшетчатому окошечку.

Конюхъ занятъ былъ въ это время мытьемъ верховой лошади Норберта. Увидя барыню, онъ вытянулся передъ ней въ струнку, по-военному.

-- Мужъ мой ѣздилъ сегодня верхомъ?

-- Съ позавчерашняго дня съ не ѣздили, отвѣтилъ Яковъ.

-- Однако, чѣмъ-же это все кончится? спросила себя Гермина, возвращаясь въ домъ.-- Неужели онъ думаетъ наказать меня тѣмъ, что будетъ лишать себя различныхъ удовольствій?...

И вотъ, когда ей пришлось вторично обѣдать одной -- она почувствовала, что это слишкомъ тяжело для нея... не въ моготу...

-- Нѣтъ, я не вынесу этого! всхлипывала она.-- Это ужъ слишкомъ! Да и хозяйство все какъ-то расшаталось... Безпорядки вездѣ! Никто ни о чемъ не хочетъ позаботиться.... А ему до меня и дѣла нѣтъ. Цѣлый день его и невидно... Что-же, неужели такъ все и будетъ?..

Кушанья взяты были со стола почти нетронутыми... Но тутъ впору явился дядя Геракліусъ.

-- Ты плачешь? воскликнулъ онъ и, озабоченно-торопливо кладя шляпу и палку, поспѣшилъ къ Герминѣ.-- Это что значитъ?..

-- Что значитъ! повторила она гнѣвно: -- а то значитъ, что онъ ничего болѣе не хочетъ принимать отъ меня! Это значитъ, что онъ перебрался въ собственную комнату; вмѣстѣ со мной теперь уже не обѣдаетъ и... и за все хочетъ платить мнѣ деньги!..

-- Слѣдовательно -- separatio bonorum, замѣтилъ дядя задумчиво.-- Гм! Этого и нужно было ожидать.... Нѣтъ, не твоей головкѣ справиться съ такимъ упрямцемъ, дитя мое!..

-- Дядя, мнѣ это не по силамъ... я не выдержу! произнесла молодая женщина.-- Вѣдь я привыкла кушать не одна... въ обществѣ! Ну, не могу одна сидѣть и обѣдать!.. Я ужъ страдаю отсутствіемъ аппетита....

-- Ну, этому горю можил помочь, проговорилъ Геракліусъ не безъ злорадства: -- съ завтрашняго-же дня я буду обѣдать съ тобой.

-- Нѣтъ! крикнула она гнѣвно и топнула ногой, какъ топаютъ маленькія дѣти, разсердившись.-- Нѣтъ онъ долженъ со мной обѣдать! Вѣдь послѣ этого зачѣмъ ему и мужемъ моимъ считаться?..

-- И такъ, мы значитъ должны склонить его на мировую...

-- Онъ мнѣ долженъ уступить! ввернула Гермина съ задоромъ.

-- Но такъ какъ ты его оскорбила -- ты первая и предлагай ему условія мира... А славно, нечего сказать, можетъ все это кончиться!.. Онъ цѣлый день внѣ дома, онъ можетъ совсѣмъ отдалиться отъ тебя, чужимъ сдѣлаться, а тамъ еще, пожалуй, какая нибудь женщина перебѣжитъ ему дорожку (случается это нынче!)... Ну, и тогда -- аминь! Несчастье настоящее!..

-- Ахъ, объ этомъ-то я и не подумала!.. Охъ, можетъ быть, ему ужъ и перебѣжали дорожку, застонала молодая женщина.-- Идемъ, дядя, идемъ! Я сію минуту одѣнусь, я найду его... отыщу... и онъ долженъ сейчасъ-же вернуться сюда!.. Ну, какже, вѣдь молодому человѣку совсѣмъ неприлично одному цѣлый день шляться по городу?.. Не правдали, дядя, развѣ это прилично?..

-- Ну, вотъ еще придумала что! улыбнулся дядя Цанъ.-- Главная обязанность мужчины и состоитъ въ томъ, что онъ долженъ заботиться объ agnaestus conjugalis, а вслѣдствіе этого мы, мужчины, и имѣемъ привилегію шляться внѣ дома.

-- Дядя, но... но я не вижу исхода, я не знаю какимъ образомъ примириться съ нимъ! всхлипывала она. Ну, я брошусь къ его ногамъ... Ну, что-жъ? Онъ подыметъ меня, поцалуетъ и скажетъ, что совсѣмъ и не сердится... Ну, и все-таки будетъ поступать по своему!.. О, вѣдь я его знаю!..

-- Предоставь ужъ мнѣ, замѣтилъ дядя съ улыбкой,-- я все по старому улажу.

-- Ахъ, дядя! Миленькій дядя! Если бы ты могъ это устроить!?..

-- Попробуемъ, сказалъ Геракліусъ.

* * *

Вечеромъ Норбертъ явился домой, напѣвая какую-то пѣсенку. Новая его дѣятельность, повидимому, чрезвычайно нравилась ему. Легко взбѣжалъ онъ по лѣстницѣ въ гостиную, въ надеждѣ навѣрно встрѣтить тамъ жену свою за чаемъ.

-- Э, дядя Геракліусъ! воскликнулъ онъ въ удивленіи, увидя за чайнымъ столомъ вмѣсто жены -- дядю.-- Что т тутъ дѣлаешь?.....

Докторъ Цанъ, вмѣсто отвѣта на этотъ вопросъ, сказалъ улыбаясь:

-- Acti laboris jucundi! Вишь онъ какой веселый!

Норбертъ усѣлся въ кресло напротивъ него.

-- Почему-же и не быть веселымъ, дядюшка? Собой я доволенъ... Чего-жъ мнѣ еще?..

-- Ну, конечно, произнесъ дядя Цанъ, кивая головой:-- доволенъ человѣкъ собой, сознаетъ онъ горделиво, что живетъ самостоятельно, ну, и независимъ... И что-жъ за бѣда, если при этомъ молодая жена изнываетъ отъ тоски и утрачиваетъ по этому свою красоту? Вѣдь, вотъ, забралъ-же человѣкъ себѣ въ голову вести подобную жизнь ad dies vitae!..

-- А развѣ она тоскуетъ? быстро спросилъ Норбертъ, но сейчасъ прибавилъ равнодушно:-- не моя это вина. Не виноватъ я въ томъ, что обстоятельства сложились такъ. Чего я требовалъ? Я требовалъ, чтобы жена уступала мнѣ. Въ библіи сказано: "жена да повинуется мужу своему"...

-- Оставь ты эти цитаты, замѣтилъ дядя Геракліусъ:-- терпѣть я этого не могу.

-- А если меня упрекаютъ въ томъ, что я ѣмъ чужой хлѣбъ, продолжалъ Норбертъ, -- то, наконецъ, вѣдь естественно съ моей стороны желать не давать больше повода къ подобнымъ упрекамъ. Я не хочу быть мужемъ своей жены, не хочу представлять изъ себя господина въ чужомъ помѣстьи и подвергаться вторичному, такъ сказать, отрѣшенію отъ должности.

-- Она уступила тебѣ, сказалъ дядя Геракліусъ: -- она велѣла снести бесѣдку... Этапое доброе сердце! Не стоишь ты такого сердца! Ну, что ты такъ смотришь на меня? Не вѣришь? Пойдемъ-же, Ѳома невѣрный! Я тебѣ докажу это на мѣстѣ.

Норбертъ склонилъ голову голову на грудь.

-- Зачѣмъ-же она раньше упрямилась, не уступала? сказалъ онъ тихо.-- Что мнѣ теперь дѣлать?..

-- А вотъ что: заботиться о своемъ хозяйствѣ, да стараться не обижать молодую свою жену.

-- Да вѣдь не мое-же это хозяйство? возразилъ Норбертъ.

-- Нѣтъ -- твое! воскликнулъ дядя Цанъ, вынимая изъ боковаго кармана сюртука бумагу.-- Вотъ, въ силу этого документа все имущество Гермины принадлежитъ теперь и тебѣ, и ей -- съобща. Она отказалась отъ половины своего имѣнія въ твою пользу.

-- Я этого не принимаю! воскликнулъ Норбертъ рѣшительно.

И вдругъ, въ эту самую минуту, двѣ нѣжныя, мягкія женскія ручки обняли его сзади.

-- Нѣтъ, ты не будешь уже больше проживать на чужой землѣ! шептала ему Гермина въ ухо.-- О, ты несносный упрямецъ!..

Нѣжные поцѣлуи ея не дали Норберту и слова сказать.

-- Такъ! теперь, значитъ, все пойдетъ своимъ порядкомъ, произнесъ докторъ Геракліусъ: -- наступаетъ, такъ сказать, полнѣйшее restitutio in integrum!..

-- Но, дядя, замѣтилъ Норбертъ, слабо сопротивляясь бурныхъ ласкамъ жены, -- это не совсѣмъ честный поступокъ...

-- Но вѣдь самъ-же ты иначе не хотѣлъ! возразилъ дядя Цанъ.-- Ты не желалъ жить на чужой землѣ,-- что-же оставалось дѣлать, какъ не прибѣгнуть къ общности имущества?..

Норбертъ привлекъ Гермину къ своей груди.

-- Ну, попалъ я, по милости вашей, изъ огня да въ полымя! произнесъ онъ со вздохомъ.-- Не ожидалъ я такого конца!..

-- Радуйтесь тому, что дѣло не дошло до actio divortii, сказалъ докторъ Цанъ, ускользая за дверь: -- ну, а когда дядя вамъ опять понадобится -- посылайте за нимъ!..

-- Нѣтъ, онъ намъ больше не понадобится! Вѣдь такъ, не правда-ли, Норбертъ? спросила Гермина съ сіяющей улыбкой.-- Не понадобится, потому что я буду всегда.... уступать!..

А дядя выглянулъ изъ-за дверей и хихикнулъ, увидя ихъ обоихъ въ взаимныхъ нѣжныхъ объятіяхъ.

"Нива", NoNo 30--31, 1874

Оставить комментарий Немецкая_литература (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1874 Обновлено: 29/01/2020. 42k. Статистика. Рассказ: Проза, Переводы Немецкая проза	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Текст издания: журнал "Нива", NoNo 30-31, 1874.

Немецкая_литература Муж своей жены

МУЖЪ СВОЕЙ ЖЕНЫ.

Немецкая_литература
Муж своей жены