Lib.ru/Классика: Немирович-Данченко Василий Иванович. Стихотворения

БРОДЯГА НА ОТДЫХѢ.

Въ темномъ оврагѣ, у ивы зеленой,

Змѣйкою ключъ выбѣгаетъ студеный.

Сѣрые камни, размытые имъ,

Всюду подернулись мохомъ сѣдымъ.

Мелкія пташки отъ нивы далекой

Часто въ оврагъ прилетаютъ глубокій.

Звонкій ручей коростель полюбилъ,

Гнѣзда свои подъ ракитами свилъ.

Въ выси небесныя, свѣтлыя, чистыя,

Отройно раскинулись сосны смолистыя

И вѣтерокъ, набѣжавшій съ полей,

Тихо колеблетъ узоръ ихъ вѣтвей.

Къ струйкамъ пѣвучимъ въ излучинѣ дальной

Низко склоняется путникъ печальный.

Каждому страннику любы они,

Свѣжей прохладою въ знойные дни.

Видно усталъ онъ отъ трудной дороги,--

Моетъ свои ослабѣвшія ноги;

Раны покрыли ихъ... кровь запеклась...

Сверху легла придорожная грязь.

Сильное тѣло рубцами покрыто,

Полголовы безобразно обрито,

Брошена сѣрая куртка назадъ,

Тутъ же разбитыя цѣпи лежатъ.

II.

Дикій питомецъ трущобы лѣсной,--

Волкъ, убѣгая отъ травли лихой,

Смѣло кидается въ эти струи,

Чтобъ освѣжать злыя раны свои

И, отлежавшись въ оврагѣ глухомъ,

Снова столкнуться съ суровымъ врагомъ

Такъ и сюда изъ неволи острожной

Вырвался смѣло скиталецъ тревожный,

Вырвался разомъ, оковы разбилъ,

Муки свои на минуту забылъ.

III.

Тихи и свѣтлы надъ нимъ небеса.

Въ листвѣ еще не обсохла роса,

А уже въ чащѣ зеленыхъ вѣтвей

Голубь воркуетъ съ голубкой своей.

Дань съ благовонныхъ цвѣтовъ понесла

Къ дальнему лѣсу на улей пчела.

Звонъ подымаютъ въ бурьянѣ стрекозы,

Гнѣзда проснулись, качаются лозы...

Чу!... коростель прозвенѣлъ и погасъ...

Майскаго утра плѣнителенъ часъ.

IV.

Странникъ убогій, въ затишьѣ глухомъ,

Чутко, сторожко внимаетъ кругомъ.

Тамъ, далеко, съ зеленѣющей нивы

Слышатся пѣсни привольной отзывы.

Топотъ копыта вблизи прозвучалъ,--

Вздрогнулъ колодникъ встревоженный... всталъ...

Грозно суровыя брови нависли,

Бродятъ въ лицѣ его темныя мысли,

Словно самъ-другъ съ невеселой судьбой

Онъ на послѣдній готовится бой,

Чтобы хоть разъ отомстить безъ боязни

Людямъ за долгія, лютыя казни.

"Ноченьку всю я безъ отдыха шелъ,

Все по лѣсамъ, по дремучіимъ, брелъ,

Все по густымъ, вѣковѣчнымъ лѣсамъ,

Все по завѣтнымъ медвѣжьимъ тропамъ.

Въ чащѣ звѣзды не видать ни единой;

Издали вой раздавался звѣриный,

Плачетъ волчица, сзывая волчатъ,

Крылья совы надо мной шелестятъ,

Иглы еловыя хлещутъ въ глаза.

Нѣтъ вамъ предѣла, родные лѣса!

Нѣтъ вамъ предѣла, налѣво, направо,

Все захватила нѣмая дубрава!

Въ царствѣ безмѣрномъ прохлады и мглы,

Что ни оглянешь, стволы, да стволы!

Только и въ этой глухой сторонѣ

Добрые люди все вороги мнѣ.

Выйду-ль въ поселокъ средь бѣлаго дня,

Яркое солнышко выдастъ меня.

Бѣглому доли нигдѣ не найти,

Всюду заказаны къ счастью пути.

Лишь изо всѣхъ неисходныхъ дорогъ

Не миновать мнѣ дорожки въ острогъ.

Или замерзнуть суровой зимой

Доля сулила въ трущобѣ лѣсной;

Руки и ноги отыметъ морозъ,

Ляжетъ колодникъ безъ жалобъ и слезъ;

Ляжетъ колодникъ и очи сомкнетъ,

Снѣгомъ мятелица трупъ занесетъ,

Вьюги начнутъ мертвеца отпѣвать,

Бѣлый сугробъ разметать, заметать.

Только такой же бродяга, весной,

Кости отыщетъ порой,

Брата помянетъ крестомъ,

Да и забудетъ потомъ!.."

Такъ невеселую долю свою,

Въ тихомъ оврагѣ, въ пустынномъ краю,

Бѣдный бродяга-бѣглецъ помянулъ

И подъ кустами, свернувшись, заснулъ...

VI.

Спитъ онъ. А солнце все выше плыветъ

Поле и нивы зеленыя жжетъ,

И, наливаясь, желтѣетъ зерно,

Пахарю зрѣетъ на радость оно.

Спитъ онъ... а въ чащѣ зеленыхъ вѣтвей

Голубь воркуетъ съ голубкой своей,

Пчелы у цвѣтиковъ алыхъ снуютъ,

Малыя пташки надъ ивой поютъ,

И безконечную сказку журча,

Льются холодныя струйки ключа.

Міръ, переполненный свѣтомъ и зноемъ,

Дышетъ надъ странникомъ вѣчнымъ покоемъ.

Только бродягу полуденный сонъ

Мучитъ -- и стонетъ, раскинувшись онъ.

Дикія грезы въ лицѣ его бродятъ,

Руки и ноги усталыя сводятъ,

Мысли его не даютъ отдохнуть,

Давятъ ему наболѣвшую грудь.

VII.

Чудится бѣдному: городъ большой,

Площадь залита народной толпой,

У эшафота колодникъ стоитъ,

Кнутъ подымается вверхъ и свиститъ;

Тѣло, облитое кровью, палачъ

Бѣшено хлещетъ... разносится плачъ.

Стонетъ бродяга... Тяжелъ его сонъ,

Бредитъ, томится и мучится онъ,

И въ исковерканныхъ болью чертахъ

Свѣтится дикій, болѣзненный страхъ.

Спитъ онъ... а міръ, переполненный зноемъ,

Дышетъ надъ странникомъ чуднымъ покоемъ...

Н. Д.

"Русская рѣчь", No 1, 1881

ВЪ БУРЮ.

Стелются по небу тучи...

Чу! Заскрипѣло въ снастяхъ.

Качка сильнѣе и круче...

Въ бѣлыхъ косматыхъ гребняхъ

Волны за волнами море

Гонитъ на темномъ просторѣ:

Судно стрѣлою несется,

Парусъ вотъ-вотъ оборвется....

Что мнѣ за дѣло -- впередъ!

Пѣсня орлицею вьется --

Братья, пока мнѣ поется,

Я не боюсь непогодъ.

Скалы чернѣютъ грядою

Въ хаосѣ бури и тьмы,--

За бортъ хлестнуло волною.

Смыло матроса съ кормы.

Вѣтеръ реветъ надо мною...

Громче! Я справляюсь съ тобою!

Сердце пока еще бьется,

Шкотъ я держу -- не сорвется...

Пусть я погибну -- впередъ!

Пѣсня орлицею вьется--

Братья, пока мнѣ поется.

Я не боюсь непогодъ!

В. И. Славянскій.

"Дѣло", No 12, 1874

ГОЛОДЪ.

(Съ англійскаго.)

Народа бичъ неумолимый,

Врагъ неустаннаго труда,

Неотвратимый и незримый,

Изъ селъ идетъ онъ въ города!...

Въ его дыханьѣ чахнетъ поле,

За нимъ, сурова и блѣдна,

Повсюду царствуя на волѣ,

Сбираетъ жатву смерть одна.

Въ избушку каждую заглянетъ,

Проникнетъ въ каждую семью,

Пока добычи ей не станетъ

Въ безлюдномъ, брошенномъ краю.

* * *

Склонясь предъ вами на колѣни,

Толпы голодныя молчатъ...

Ни слезъ, ни жалобы, ни тѣни...

Лишь о спасеньи молитъ взглядъ...

Уйдутъ однѣ -- придутъ другія,

Еще блѣднѣе и нѣмѣй...

И только матеро больныя

Протянутъ къ вамъ своихъ дѣтей.

Отдайте все, прострите руки

Надъ этой чахлой и нѣмой,

Изнемогающей отъ муки

И беззащитною толпой...

В. И. Славянскій.

"Дѣло", No 2, 1875

СОВРЕМЕННЫЕ ГАЛЛЫ.

(Съ французскаго.)

Шумимъ, кричимъ, а толку мало,

Намъ трудно спѣться -- ладу нѣтъ.

Не стало въ сердцѣ идеала,

Погасъ въ душѣ призванья свѣтъ...

И тѣ, что гордо выходили

Во всеоружіи на бой,

Девизы старые забыли,

Доспѣхи бранные сложили

И, словно встарь иной герой,

Колѣни мощныя склонили

Передъ Омфалой молодой.

Заржавѣлъ мечъ въ грязи болотной,

А дѣти тѣшатся щитомъ,

И шлемъ заброшенъ беззаботно...

А самъ боецъ наѣлся плотно

И крѣпко спитъ позорнымъ сномъ.

Онъ спить, а врагъ ползетъ незримо

И съ каждымъ шагомъ все тѣснѣй

Сдвигаетъ мракъ неумолимо...

Такъ встарь проспали дѣти Рима

Величье родины своей!..

Гдѣ честь была -- тамъ биржа стала,

Гдѣ. страсть была -- тамъ слышенъ храпъ,

Толпа боговъ своихъ изгнала,

На мѣсто Марса сѣлъ мѣняла,

Венеру замѣнилъ Пріапъ...

Вакханка сдѣлалась кокоткой,

Кафе-шантаномъ сталъ Парнасъ...

Мы нектаръ замѣнили водкой,

И словно стадо мыслимъ кротко:

"Когда-же въ хлѣвъ погонятъ насъ?"

В. И. Славянскій.

"Дѣло", No 4, 1875

Узникъ.

Ночь темна и тиха... За горою

Надъ обрывомъ, гдѣ волны шумятъ,

Озаренныя ясной луно

Башни бѣлаго замка стоятъ...

Въ душной кельѣ лампада мерцаетъ,

Узникъ спитъ... разгорается кровь

И былое въ душѣ оживаетъ,

Воскресаетъ забытое вновь...

Спитъ и видитъ онъ: утро родное.

Небо въ блескѣ весеннихъ лучей.

Улыбаясь, глядитъ голубое

На цвѣты ароматныхъ полей.

Спитъ и видитъ онъ сладкія грезы!...

Мчится онъ на ретивомъ конѣ,

На лицѣ его -- счастье и розы,

На устахъ -- только пѣсни однѣ.

Вонъ рѣки голубые извивы,

Бѣлый парусъ мелькаетъ вдали;

Вонъ зеленыя рощи и нивы

Полосою волнистой легли...

Это тополь вдали серебрится,

Или свѣтлая тучка блеститъ?...

Мимо конь его бѣшеный мчится,

Только искры летятъ отъ копытъ...

Мчится конь его бѣшеный мимо,

Черезъ рытвины, рѣчки и долъ,

Такъ въ лазурныя бездны незримо

Подымается мощный орелъ

А денекъ-то, денекъ! Раздаются

Издалека напѣвы гребцовъ...

Струйки ласково шепчутъ и льются

У зеленыхъ своихъ береговъ.

Черезъ лѣсъ онъ несется тѣнистый,

Хлещутъ вѣтви въ лицо ѣздоку,

Онъ на лугъ выѣзжаетъ росистый

И кидается смѣло въ рѣку.

Тамъ, гдѣ яблонь въ саду зацвѣтаетъ,

Липы манятъ, подъ темную сѣнь,--

У калитки знакомой мелькаетъ

Чья-то бѣлая, милая тѣнь.

Онъ вперилъ туда зоркое око

И безжалостно шпоритъ коня.

Звонъ копытъ отдается далеко.

До кремнистой дорогѣ звѣня.

И далеко за цѣлые годы

Невидимкой мечта унеслась...

Жизнь любви и борьбы, и свободы

Вся въ лучахъ передъ нимъ поднялась.

Оживаетъ душа молодая

И волнуется мощная грудь;

Вновь идетъ, головы не склоняя,

Онъ въ далекій невѣдомый путь.

Онъ забылъ про лихую неволю,

Вся душа его блескомъ полна;

Непосильную трудную долю

Словно счастье встрѣчаетъ она.

Въ немъ -- великія силы титана,

Надъ толпой онъ высоко паритъ...

Чу -- проносится дробь барабана,

Гдѣ то цѣпь, занывая, звенитъ,

Онъ очнулся -- лампада мерцаетъ;

За желѣзной рѣшеткой окна

Словно въ саванѣ тускло мелькаетъ

Заходящая въ тучу луна.

Сжало сердце безмѣрною мукой,

Радъ бы плакать -- да слезы нейдутъ.

А кругомъ то ни слова, ни звука,

Только узники тихо поютъ.

Въ тишинѣ этой кельи далекой,

Какъ подъ камнемъ могилы нѣмой,

Словно трупъ онъ лежитъ одинокій,

Давитъ грудь гробовою доской.

И рисуетъ тревожная дума:

Въ сторонѣ отъ большихъ городовъ,

Далеко отъ житейскаго шума,

Степь и гладь безконечныхъ снѣговъ.

Тамъ шумитъ заунывная вьюга,

Тамъ мятель завываетъ реветъ,

Тамъ подъ кровлей убогой подруга

Цѣлый вѣкъ свой, страдая, живетъ...

За немилымъ она погибаетъ,

Обманула и жизнь и мечты --

И очей ея блескъ потухаетъ

И прекрасныя блекнутъ черты.

Не спасти тебѣ жизнь молодую!

Снѣгъ сойдетъ и настанетъ весна --

И безслѣдно въ могилу нѣмую

Съ первымъ цвѣтикомъ ляжетъ она.

Затеряется крестъ одинокій

На просторѣ зеленыхъ степей...

И ужъ ты не придешь издалека

Помолиться и плакать надъ ней.

В. Немировичъ-Данченко.

"Нива", No 13, 1874

Дріада.

(Поэма лѣтняго дня)

Утро дышетъ ароматомъ,

Свѣтитъ солнце сквозь березы.

Ночь оставила на листвѣ

Брилліантовыя слезы,

Словно кто-то плакалъ страстно

До зари насъ лѣсомъ чистымъ...

А за лѣсомъ илесъ широкій

Вспыхнулъ заревомъ огнистымъ,

Въ немъ мѣняются и блещутъ

Пурпуръ, золото и розы;

Но краямъ глядятся въ воду

Ненасмотрятся березы.

Вѣтерокъ подернетъ зыбью --

Пламя плеса потухаетъ,

Листва тихо колыхнется

Слезы свѣтлыя роняетъ...

Вѣтерокъ нодернетъ зыбью

И колышатся вершины...

И цвѣточной пылью сыплютъ

Бѣлыхъ папокъ пуховины --

И дыша благоуханьемъ

Запѣваютъ птицы ярче...

Съ каждымъ мигомъ лѣсъ пышнѣе...

Солнце выше... утро жарче...

* * *

Знойный полдень... вѣтеръ тихій --

Чуть проснется, замирая.

Лѣсъ недвиженъ въ блескѣ солнца;

Яркой зеленью сверкая,

Въ тихой дремѣ никнутъ листья

И струится духъ смолистый.

Надъ дупломъ роятся пчелы,

Шмель жужжитъ въ глуши тѣнистой --

А подальше въ чащѣ темной

Пахнетъ сочными грибами,

По деревьямъ бѣлки скачутъ,

Зайки рыщутъ подъ кустами,

Изъ-подъ груды бурелома

Чуть мелькаетъ хвостъ лисицы,

Надъ черемухою старой

Вьются цѣлой тучей птицы;

Перепутались вершины --

И на просвѣтахъ узорныхъ,

Словно чьи-то шапки много

Гнѣздъ виситъ, какъ комья, черныхъ.

Ключъ подъ кочками таится,

Только слышно какъ рокочетъ

Будто порослямъ прибрежнымъ

Разсказать онъ что-то хочетъ...

Не про то-ль, что, какъ ребенокъ,

Молодъ онъ и рвется въ поле

Погулять на Божьемъ солнцѣ

По лугамъ на вольной волѣ?..

* * *

Дальше бѣлыя ложбины,

Словно узкія дорожки;

На пескѣ ихъ такъ замѣтенъ

Слѣдъ изящной, голой ножки...

Узкой, легкой, граціозной,

Словно здѣсь по чащѣ темной

Шла красавица дріада

Къ этой низинѣ поемной,

Гдѣ деревья великаны

Обступили топь лѣсную.

Рѣчку въ заросляхъ зеленыхъ

Неподвижную, нѣмую.

Вся она въ душистый аиръ

Словно прячется отъ свѣта.

Струйка въ ней не шелохнется,

Чуть течетъ подъ зноемъ лѣта.

Гдѣ нибудь сверкнетъ на солнцѣ

И опять въ кустахъ таится...

Цѣлый рой стрекозъ зеленыхъ

Въ этой низинѣ рѣзвится...

То схоронятся въ осокѣ,

То надъ аиромъ душистымъ.

Распустивъ сквозныя крылья

Вьются съ звономъ серебристымъ.

А въ отвѣтъ имъ, въ гибкихъ лозахъ,--

Куличокъ порою свиснетъ,

Да щегленокъ шаловливо

Яркой пѣсней такъ и прыснетъ,

Словно онъ надъ кѣмъ смѣется;

И чуть-чуть сквозь эти звуки

Тихо слышенъ, замирая,

Голосъ полный страстной муки...

Къ сердцу ластится такъ нѣжно

Словно дѣвушка порою,

Скажешь -- голубь бѣлоснѣжный

Такъ воркуетъ надъ тобою...

Слышишь голосъ и нѣмѣешь:

Ужь не сильфы-ль вьются гдѣ-то?..

Не русалка-ль косу чешетъ?

Или яркій праздникъ лѣта,

Пробуждая въ сердцѣ грезы,

Въ немъ рождаетъ эти звуки!..

Нѣтъ въ природѣ этой пѣсни,

Нѣтъ такой блаженной муки.

Нѣтъ!.. но чу!.. какой-то шорохъ...

Чье мелькнуло покрывало?

Чей роскошный русый локонъ --

Свѣтомъ въ листвѣ осіяло?..

Тихій смѣхъ... и сквозь березы

Снова звуки вьются... вьются...

Каплютъ на душу какъ слезы,

Будто стрѣлы въ сердцѣ бьются.

Радъ-бы плакать вамъ навстрѣчу,

Засмѣяться вмѣстѣ съ вами...

И стою я очарованъ

За зелеными кустами.

Словно вѣтеръ въ чащѣ лѣса,

НѢспя тихая смолкаетъ...

И въ отвѣть ей голосъ юный

Пѣсню страсти начинаетъ.

Рѣетъ въ блескѣ пѣсня эта,

То орлицею взовьется,

То погаснетъ, оборвется,

Вспыхнетъ вдругъ -- и въ мірѣ свѣта

Быстрой ласточкою вьется...

Онъ.

Пусть все промчится, пусть вѣнчикъ розы

Сорветъ зима;

Пусть меркнетъ небо, бушуютъ грозы,

Густѣетъ тьма;

Пока мы живы, пока мы юпы --

Клокочетъ кровь,

Звучатъ лобзанья и славятъ струны

Любовь, любовь...

Отдайся смѣло велѣнью страсти --

И все забудь.

Ея великой, блаженной власти --

Покорна будь.

Не для того-ли разцвѣтъ прекрасный,

Чтобъ плодъ созрѣлъ?

Люби для счастья, для жизни ясной --

Таковъ удѣлъ...

Осенній вѣтеръ цвѣты срываетъ

Ихъ бьетъ морозъ;

Гдѣ милый вѣнчикъ, никто не знаетъ,

Отъ пышныхъ розъ...

Но тотъ кто разъ благоуханьемъ

Тѣхъ розъ дышалъ --

О нихъ зимою воспоминанья

Благословлялъ.

Пусть бьется вьюга, трещатъ морозы...

Пусть ночь темна,--

Все тѣ-же въ сердцѣ сіяютъ розы

И та-жь весна...

Пока мы живы, пока мы юны --

Клокочетъ кровь,

Звучатъ лобзанья и славятъ струны

Любовь, любовь!..

* * *

Вся обвита бѣлымъ флеромъ,

Словно лѣтній день прекрасна,

Лѣса темнаго дріада

Никнетъ къ милому такъ страстно,

Сердце къ сердцу, очи въ очи,

Не проронитъ въ пѣснѣ слова...

Съ робкой дрожью, ждетъ лобзанья

И отдаться вся готова...

Только-бъ смѣлое движенье,

Вызывающее слово...

Свѣтитъ солнце сквозь березы,

Очарованный гляжу я:

Сквозь мольбы, признанья, слезы,

Онъ срываетъ вѣнчикъ розы...

Слышны звуки поцѣлуя...

И въ отвѣтъ имъ -- пташекъ пѣнье,

Листвы шелестъ и волненье,

Словно бѣдныя тоскуя

Не насмотрятся березы --

Каждый листъ -- на счастье слышитъ --

Да вдали звонятъ стрекозы;

Ниже, ниже никнутъ лозы --

Вѣтерокъ ихъ чуть колышетъ --

Точно струны въ чащѣ стонутъ,

Мигъ за мигомъ замираютъ

Словно въ тихой дремѣ тонутъ,

Съ дремой въ сердце проникаютъ...

Въ нихъ блаженство, счастье, ласки --

Съ этимъ счастьемъ, съ этой лаской

Правдой дѣлаются сказки,

Правда дѣлается сказкой!..

В. Немировичъ-Данченко.

"Нива", No 27, 1874

ИЗЪ ЛѢТНИХЪ СТИХОТВОРЕНІЙ.

Въ поле, въ поле!.. Вотъ мелькаетъ

Что-то въ нивѣ золотистой;

Скажешь: лучь въ травѣ росистой

Бѣлымъ полымемъ сіяетъ...

Ближе... Ближе... Сердце бьется...

Мигъ еще--сквозь эти вѣтки

Какъ вчера мнѣ улыбнется

Скоро личико сосѣдки...

* * *

Вонъ изъ глазъ бѣгутъ страницы.

Ручку съ книгой опустила...

И слѣдитъ, какъ быстро, мило

Ей на встрѣчу вьются птицы.

Все слѣдитъ, не замѣчая,

Что за вѣтками сирени

Я давно стою вздыхая, --

Полный нѣги, счастья, лѣни...

* * *

А вѣдь знаетъ же плутовка,

Что сосѣдъ ужь близко гдѣ-то!

Вѣдь не даромъ такъ одѣта,

Вѣдь не даромъ же головка,

Перевита лентой яркой,

Кудри сыплются волною,

И замѣтенъ груди жаркой --

Нѣжный блескъ подъ кисеею...

* * *

Каждый колосъ дышетъ счастьемъ;

Забывается невольно,

Все что трудно, все что больно,

Все что пало подъ непастьемъ.

Словно пчелы вьются грезы,

И въ отвѣтъ имъ издалека

Чуть струится запахъ розы,

Чуть лепечетъ шумъ потока...

* * *

Въ поле, въ поле!.. Золотятся

Дозрѣвающія нивы...

Надъ рѣкою никнутъ ивы,

Въ воды чистыя глядятся.

Яблонь вся подъ бѣлымъ цвѣтомъ

Ароматомъ такъ и пышетъ.

Въ это утро, теплымъ лѣтомъ,

Каждый колосъ счастьемъ дышетъ...

В. И. Немировичъ-Данченко

"Нива", No 32, 1874

Трубадуръ.

(Каталонское преданіе).

Трубадуръ идетъ веселый,--

Солнце ярко, жарокъ день,

Пышетъ зноемъ отъ утесовъ

И оливъ прозрачна тѣнь.

Встрѣтилъ хмураго монаха

И поетъ ему: "Отецъ,

Плачешь ты или смѣешься,

Все равно -- одинъ конецъ!"

Струны звонкія гитары

Славитъ молодость, любовь,

И у бѣднаго монаха

Разгорѣлась въ жилахъ кровь.

Вотъ на встрѣчу поселянка,--

Трубадуръ поетъ и ей:

"Я готовъ сгорѣть, голубка,

Отъ огня твоихъ очей".

И красавица, краснѣя,

Улыбается въ отвѣтъ.

"Ты улыбкою мнѣ въ душу

Заронила жизнь и свѣтъ..."

Нищій встрѣтился: "Пріятель,

Мы съ тобою -- богачи!

Наше -- солнце, небо, воздухъ,

Горъ студеные ключи.

Намъ не надо крѣпкихъ башенъ

И у насъ,-- вѣрнѣй всего,--

Не отниметъ побѣдитель,

Кромѣ жизни, ничего!"

Видитъ издали солдата:

"Здравствуй, братъ мой, дорогой!

У меня -- моя гитара,

У тебя -- твой мечъ святой.

О, для родины прекрасной

Нѣтъ усерднѣе сыновъ:

Я пою ея печали,

Ты разишь ея враговъ".

И подъ солнцемъ знойнымъ^бодро

Мимо жаркихъ скалъ впередъ

Трубадуръ идетъ веселый,

Славя пѣснею народъ.

Вдругъ онъ видитъ: ѣдетъ кто-то,

Весь сверкая на горѣ,

На груди и львы, и башни,

Шлемъ и латы въ серебрѣ.

А за нимъ -- оруженосцы:

Алый бархатъ на плечахъ,

Тѣ-жь гербы и тѣ-жь короны

На плащахъ и на щитахъ.

Златотканныя хоругви,--

И колышется на нихъ

Ликомъ кроткая Мадонна,

Вся въ уборахъ дорогихъ.

Дальше ѣдутъ паладины:

Въ сталь закованы они",

Шишаки ихъ подъ лучами

Блещутъ будто бы огни...

Трубадуръ сталъ хмуръ и блѣденъ.

-- "Эй, пѣвецъ-бродяга, стой!

Двухъ Кастилій и Леона

Самъ король передъ тобой.

Спой мнѣ пѣсню, какъ недавно

Мы, нагрянувъ невзначай,

Каталонцевъ поразили

И смирили гордый край.

Какъ въ долинѣ, по ущельямъ,

Гдѣ царитъ сѣдая мгла,

Псовъ трусливыхъ и мятежныхъ

Кровь презрѣнная текла!..."

Трубадуръ сверкнулъ очами

И въ отвѣтъ ему:-- "Изводъ!

Пѣть тебѣ готовъ я, только

Ты не гнѣвайся, король!

Далъ Господь въ удѣлъ поэту

Силу пѣсенъ, чтобы онъ

Славилъ ими честь и правду,

Красоту, любовь, законъ!

Чтобъ владѣть его устами

Страхъ съ неправдой не могли,

Чтобъ его любили дѣти

И боялись короли!...

Зрѣетъ громъ въ землѣ смиренной,

Мгла родится на поляхъ

И наверхъ ползетъ и въ тучи

Собирается въ горахъ.

И пока угодно Богу,

Терпитъ все земля твоя,

Тучи ходятъ въ синемъ небѣ,

Въ нѣдрахъ молніи тая.

Что имъ кованыя латы,

Горделивые гербы!

Не щитомъ ли этимъ хрупкимъ

Отразишь ударъ судьбы?

Былъ грознѣй тебя когда-то

Славный царь Сарданапалъ,

Но Господь взглянулъ -- и гордый

Подъ серпомъ былинкой палъ.

Не кичись, король великій,

Наши грозы впереди!

Видишь мирныя долины?

Ты отъ нихъ отвѣта жди...

И отвѣтъ тотъ будетъ страшенъ!

А пока молчитъ земля --

Вотъ тебѣ!"... И онъ перчатку

Смѣло бросилъ въ короля...

-- "Смерть ему!"... И топчутъ кони

Вдохновеннаго пѣвца,

Алой струйкою сочится

Кровь съ прекраснаго лица...

-- "Смерть ему!"... Мечемъ пробита,

Грудь не дышетъ... Онъ молчит!...

И разбитая гитара

Рядомъ съ нимъ въ пыли лежитъ.

Ѣдетъ дальше повелитель,

И задумчивъ, и смущенъ.

Съ высоты глядитъ въ долины

И туманы видитъ онъ.

"Да, въ землѣ гроза родится,

Но, врагамъ моимъ на страхъ,

Некрушимую твердыню

Я построю на скалахъ,--

Высоко, куда-бъ не смѣли

Заноситься въ часъ бѣды

Пѣсни смѣлаго поэта,

Крики мщенья и вражды...

Окружу твердыню эту

Я кольцомъ надежныхъ стѣнъ,

Чтобъ за ними не бояться,

Нападеній и измѣнъ"...

Зной спадалъ, склонялось солнце,

Ѣхалъ молча властелинъ,

Все темнѣй ползли туманы

По утесамъ изъ долинъ...

И ему порой казалось,

Что откуда-то во тьму

Смѣлый голосъ, звонъ гитары

Вновь доносятся къ нему.

Вновь доносятся и льется

За стихомъ свободный стихъ --

Вѣчной памятью о павшихъ

И надеждой для живыхъ...

Вас. Немировичъ-Данченко.

"Русская Мысль", кн.XI, 1887

Дворецъ Тиверія и Сантъ-Эльмо.

Какъ тихо спятъ въ полдневномъ зноѣ купы

Весеннихъ розъ, и лавровъ, и чинаръ!

Въ лазурь небесъ поднялися уступы

Гранитныхъ скалъ... Томитъ недвижный жаръ...

Вдали, на той вершинѣ одинокой --

Остатки стѣнъ и мраморныхъ колоннъ;

Ничто ихъ сонъ не возмутитъ глубокій...

Доносится, какъ будто дальній стонъ,

Прибой волны... Внизу равнина моря,

Едва колышутся могучіе валы.

Сюда ушелъ, съ добромъ и правдой споря,

Какъ звѣрь въ нору, на сѣрыя скалы

Тиверій -- царь измученнаго міра,

Нѣмыхъ рабовъ разнузданный тиранъ.

Здѣсь былъ дворецъ развратнаго кумира

И палачей остервенѣлыхъ станъ...

Отсюда внизъ, съ гранитнаго уступа,

Кидали тѣхъ, въ комъ совѣсть не спала;

Морская глубь истерзаннаго трупа

Бездонною могилою была...

Ихъ тысячи... Но жертвы позабыты.

Зеленый миртъ -- развалинъ властелинъ --

Шумитъ въ стѣнахъ. На каменныя плиты

Ползетъ змѣя. И солнца лучъ одинъ

Скользитъ въ окно сквозь чащу старыхъ пиній,

А вотъ еще -- рабовъ недавнихъ страхъ,

Черезъ заливъ, какъ это небо синій,

Опять скалы и башни на скалахъ,

Сантъ-Эльмо тамъ, на высотѣ воздушной...

Съ Тиверіемъ сравнявшійся позднѣй,

Какъ римскій царь, мучитель равнодушный,

Лишь утонченный болѣе злодѣй,--

Въ сырую тьму, подъ каменные своды,

Презрѣнный трусъ, купавшійся въ крови,

Бросалъ туда защитниковъ свободы,

Апостоловъ науки и любви...

Исторія замкнулася темницей!

Мученія семнадцати вѣковъ

Безплодною промчались вереницей,

Не научивъ безсмысленныхъ рабовъ...

Злодѣямъ -- лавръ... Страдальцы позабыты,

Свобода -- миѳъ, а произволъ -- законъ,

Возвышены Іуды и Терситы,

Вѣнчаются Тиверій и Неронъ...

Гдѣ жизни смыслъ? Все тою же дорогой

Идутъ впередъ народы и вѣка

И льется кровь за каждый шагъ убогій,

И такъ же цѣль, какъ прежде, далека...

Нашъ бѣдный міръ въ событіяхъ прошедшихъ

Является трагедіею мнѣ,--

Трагедіей, но въ домѣ сумасшедшихъ,

Безумцами разыгранной вполнѣ!

Вас. Немировичъ-Данченко.

"Русская Мысль", кн.II, 1888

Изъ дневника.

Чужая даль, чужіе люди!...

Но какъ у васъ отрадно мнѣ,--

Легко измученныя груди

На вашей дышутъ сторонѣ.

Подъ этимъ солнцемъ, этимъ небомъ

Забыть мнѣ хочется порой

Тебя съ твоимъ тяжелымъ хлѣбомъ,

Мой бѣдный край, мой край родной,

Съ твоею стужей, тьмой народной!...

Но сердце...сердце, какъ магнитъ,

Отъ юга роскоши свободной

Глядитъ на сѣверъ и... болитъ.

Бѣднякъ обласканный и сытый

Среди чужихъ ему людей

Все-жь вѣренъ жалкой, неумытой,

Голодной матери своей.

Иная жизнь -- пышнѣе сказки,

Онъ здѣсь любимъ, усыновленъ,

Но часъ придетъ -- и этой ласки,

Какъ бы прозрѣвъ, стыдится онъ!

II.

Туманъ ползетъ, съ зимою споря...

И вдругъ за гранью бѣлыхъ горъ --

Адріатическаго моря

Неописуемый просторъ!...

Все такъ покойно, такъ лазурно...

Я будто умеръ и душой

Изъ жизни трудной, скорбной, бурной

Переселился въ міръ иной...

Онъ горя нашего не знаетъ,

Тутъ жизнь легка и хороша,

Но... объ оставленной вздыхаетъ

Землѣ смятенная душа.

Вас. Немировичъ-Данченко.

"Русская Мысль", кн.I, 1894

Оставить комментарий Немирович-Данченко Василий Иванович (yes@lib.ru) Год: 1881 Обновлено: 23/01/2024. 99k. Статистика. Стихотворение: Поэзия Стихотворения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Бродяга на отдыхе В бурю Голод Современные галлы Узник Дриада Он "Вся обвита белым флером..." Из летних стихотворений Трубадур Дворец Тиверия и Сант-Эльмо Из дневника

Немирович-Данченко Василий Иванович Стихотворения

БРОДЯГА НА ОТДЫХѢ.

Узникъ.

Дріада.

Онъ.

* * *

ИЗЪ ЛѢТНИХЪ СТИХОТВОРЕНІЙ.

Трубадуръ.

Дворецъ Тиверія и Сантъ-Эльмо.

Изъ дневника.

Немирович-Данченко Василий Иванович
Стихотворения