Немирович-Данченко Василий Иванович
"Случай" Сергея Павловича

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

Вас. Ив. Немировичъ-Данченко

Сказки дѣйствительности

Изд. 2-е дополненное

С.-Петербургъ
Изданіе П. П. Сойкина
Книжный складъ | Книжный магазинъ
Стремянная, 12 | Невскій, 96

   

"СЛУЧАЙ" СЕРГѢЯ ПАВЛОВИЧА.

I.

   Еще съ годъ назадъ Сергѣя Павловича Алфимова мы считали самымъ правильнымъ человѣкомъ. У него все было взвѣшено, размѣрено, обдумано. Онъ,-- а ему уже было за сорокъ,-- не сдѣлалъ ни одного неосторожнаго шага. Это была какая-то ходячая ариѳметика. Въ спорѣ не подымалъ голоса, за товарищескими обѣдами никогда не позволялъ себѣ выпить лишняго стакана вина. Нашъ общій пріятель, знаменитый докторъ Барсуковъ, открывъ у кого то аневризмъ, посовѣтовалъ ему кратко: "Положимъ, дѣло скверное и сердце у васъ погано до послѣдней степени, но если вы будете жить, какъ живетъ Сергѣй Павловичъ, то можете и до ста лѣтъ дотянуть. А, впрочемъ, какъ вамъ угодно; что касается до меня,-- я бы подохъ, а т.акой таблицы умноженія не выдержалъ". Глаза у Алфимова были холодные, манеры приличныя, даже, если хотите, немного лѣнивыя; когда-то онъ пѣлъ баритономъ, но бросилъ, находя, что это ужасно глупо для солиднаго человѣка. Читалъ онъ только однѣ телеграммы. Театра не любилъ, но циркъ посѣщалъ съ удовольствіемъ: "мозгами шевелить не надо!" -- говорилъ онъ. У насъ у всѣхъ въ жизни были "случаи", печальные или радостные, все равно; у Сергѣя Павловича -- едва-ли. Одинъ изъ нашихъ, неистовый классификаторъ, такъ и опредѣлилъ Алфимова: "человѣкомъ безъ случая". Впечатлительность Сергѣя Павловича равнялась нулю. Жизнь могла нестись мимо шумными волнами, удачи и неудачи смѣнялись поминутно, за счастьемъ шло горе; мы и смѣялись и плакали, разочаровывались и снова подхваченые вихремъ уносились въ заоблачныя высоты, а онъ безмятежно взиралъ на это, точно судьба разъ навсегда помѣстила его подъ стеклянный колпакъ. Что касается до меня, я такихъ броненосцевъ не встрѣчалъ никогда! Онъ не былъ, если хотите скрытенъ, а такъ -- ему нечего было разсказывать. Прежде мы его терпѣли, нѣкоторые даже въ этомъ тихомъ омутѣ провидѣли какую-то глубину, потомъ стали ощущать съ нимъ холодъ и скуку и избѣгать его, а многіе даже и вовсе раззнакомились. "Съ нимъ на каждый крюкъ съ аппетитомъ смотришь",-- говорилъ самый впечатлительный изъ насъ, у котораго вся жизнь состояла изъ невообразимыхъ случайностей. "Ну, его къ чорту... Какой-то вымороченный. Посмотри-ка, у него скоро и глаза остеклѣютъ; поговоришь съ нимъ -- очумѣешь до того, что не знаешь, что дѣлать: либо въ проруби зимою выкупаться, либо напиться пьянымъ до остервенѣнія". Такъ мы отъ него и отшатнулись. Онъ по всей вѣроятности даже и не замѣтилъ. Порядокъ его жизни этимъ не нарушался нисколько.
   Отшатнуться -- отшатнулись, но при встрѣчѣ, разумѣется, не перебѣгали на другую сторону улицы. Пожмемъ другъ другу руки, даже пройдемъ нѣсколько шаговъ вмѣстѣ. Такъ случилось и зимою въ прошломъ году. Я шелъ куда-то быстро, какъ всегда; онъ -- точно по часовому механизму, съ правильностью маятника. Я его нагналъ на Кузнецкомъ Мосту и, каюсь, хотѣлъ шмыгнуть въ книжный магазинъ Мамонтова, да совѣстно стало,-- поравнялся и поздоровался...
   -- Ну, какъ... Впрочемъ, тебя и спрашивать нечего... Ты себѣ разъ навсегда написалъ распредѣленіе.
   Онъ снисходительно улыбнулся и сообщилъ мнѣ:
   -- Сегодня пять градусовъ... А вчера было восемь...
   -- Съ чѣмъ тебя и поздравляю... Не женился еще?
   -- Н-нѣтъ! протянулъ онъ.-- Я, знаешь, не дуракъ.
   -- Почему же "дуракъ?" -- Его спокойствіе всегда на дыбы меня ставило и раздражало.
   -- Потому...-- Онъ видимо порылся въ своемъ умственномъ архивѣ, гдѣ всегда было сложено много сентенцій и максимовъ.-- Потому что "жена -- ничто иное, какъ дорого стоющая непріятность!"
   Мнѣ очень хотѣлось его ударить, но я воздержался.
   -- А вы все попрежнему?-- снисходительно усмѣхнулся онъ...-- Бѣлымъ ключемъ кипите?
   -- Кипимъ, душа моя... Не по твоему. Не на точкѣ замерзанія...-- И только-что я ему хотѣлъ по обыкновенію сказать: "ну, прощай, броненосецъ!", какъ вдругъ съ нами поравнялась полная барыня, съ разъѣзшимся лицомъ и какими-то судачьими глазами. Она была еще не стара, но очевидно успокоилась, бросила корсеты, не тренировалась и поэтому преждевременно обрюзгла, опустилась. Съ нею была прехорошенькая дѣвушка лѣтъ семнадцати и мальчикъ-гимназистъ,-- должно, быть братъ и сестра, судя по сходству...
   -- Сергѣй Павловичъ!.. Вы ли это?-- радостно и возбужденно вскрикнула она, протягивая ему обѣ руки.
   Тотъ съ недоумѣніемъ повелъ на нее глазами.
   -- Боже мой, Боже мой... Какъ вы постарѣли...-- продолжала барыня, не сводя съ него внезапно разгорѣвшихся глазъ.
   -- Да и вы не помолодѣли... А, впрочемъ, позвольте узнать, съ кѣмъ имѣю честь...
   Очевидно онъ не узнавалъ ея.
   -- Какъ "съ кѣмъ имѣю честь?.." Вы забыли меня?.. А я обязана вамъ счастьемъ всей моей жизни. Вы меня спасли тогда, и Боже!.. Если бы вы знали: я никогда, никогда не забывала васъ. Никогда! Дѣти, это Сергѣй Павловичъ Алфимовъ. Помните?.. Сколько я вамъ разсказывала.
   -- Какъ же, какъ же!-- вспыхнула дѣвушка и радостно, счастливая, и видимо за что-то благодарная, уже не отводила своихъ наивныхъ голубыхъ глазокъ съ моего пріятеля.
   -- Позвольте и мнѣ!..-- захлебывался отъ волненія, весь красный, гимназистъ, пожимая ему руку...
   Я посмотрѣлъ на Алфимова и изумился еще больше.
   "Броненосецъ", "вымороченный" вдругъ взволновался, покраснѣлъ, что-то въ глазахъ его вспыхнуло необычное, чего мы даже не предполагали возможнымъ. Онъ самъ заговорилъ возбужденно и громко, какимъ-то не своимъ, по крайней-мѣрѣ совсѣмъ незнакомымъ намъ голосомъ.
   -- Неужели Анна Петровна Солнцева? Неужели!
   -- Нѣтъ, теперь не Солнцева!.. Я черезъ годъ "послѣ того" вышла замужъ за Веретенникова... Это мои дѣти -- дома еще трое. Дочь Саша -- рекомендую. Сынъ -- Сергѣй. Я его назвала вашимъ именемъ.
   Пусть читатель сообразитъ, что было со мною въ эту минуту. У человѣка "безъ случая" оказывался случай, да еще какой!.. Если-бъ на Кузнецкомъ Мосту вдругъ разверзлась мостовая и изъ нея поднялся бы цвѣтокъ лотоса съ сидящимъ на немъ, поджавъ ноги, Брамой,-- я бы не такъ изумился. Точно для того, чтобы окончательно добить меня, нашъ "вымороченный" вдругъ раскраснѣлся и прерывавшимся отъ наплыва невѣдомыхъ ему чувствъ голосомъ спросилъ madame Веретенникову.
   -- Скажите... Вы тогда не проклинали меня? Это на время не испортило вамъ жизни?
   -- Напротивъ... Я была и теперь еще такъ счастлива... Напротивъ, совсѣмъ напротивъ... Разумѣется, вы сегодня же, слышите, непремѣнно сегодня же, къ намъ -- обѣдать. Мужъ будетъ такъ радъ, такъ радъ васъ видѣть и познакомиться съ вами... Пожалуйста не откажите... Мы здѣсь недалеко..-- И она назвала улицу и домъ,-- гдѣ жила.
   -- Я съ удовольствіемъ... Во сколько часовъ прикажете?
   -- Въ пять... Вотъ будетъ праздникъ.. Я сегодняшній день въ календарѣ красной черточкой отмѣчу.
   Когда они наконецъ разстались, я рѣшительно схватилъ Алфимова за пуговицу пальто.
   -- Нѣтъ... Ты отъ меня такъ не увернешься... Изволь сейчасъ разсказывать... Какое право ты имѣешь на "случай". Сейчасъ, сейчасъ же,-- всю подноготную... Я тебя такъ не выпущу.
   Онъ еще переживалъ очевидно незнакомыя ему ощущенія. Лицо его то краснѣло, то блѣднѣло, глаза вспыхивали, губы улыбались...
   -- Да... было время!-- вырвалось у него... И вдругъ словно издали, изъ-за десятковъ блѣдныхъ и безцвѣтныхъ лѣтъ, однообразныхъ, монотонныхъ, не оставившихъ ни одного слѣда на душѣ, на него пахнуло такимъ яркимъ теплымъ счастіемъ, что онъ схватилъ мою руку и крѣпко пожалъ ее.
   -- Да, да... было! было!..
   Но тотчасъ же овладѣлъ собою, застегнулъ опять пуговицу пальто, привелъ лицо въ прежнее положеніе и уже обыкновеннымъ своимъ тономъ проговорилъ:
   -- Такъ, пустяки... Женщины обыкновенно преувеличиваютъ! Не о чемъ и разсказывать. До свиданія -- мнѣ надо сюда.
   И оставилъ меня съ разинутымъ ртомъ.
   

II.

   Черезъ нѣсколько дней я, къ счастью, встрѣтился въ симфоническомъ концертѣ съ мадамъ Веретенниковой.
   Я нарочно поклонился ей, хотя и не былъ представленъ. Она подошла сама и спросила:
   -- Сергѣй Павловичъ здѣсь?
   -- Нѣтъ... Онъ ведетъ слишкомъ правильную жизнь и ложится рано. Сверхъ того онъ терпѣть не можетъ музыки.
   -- Вотъ, какъ это на него непохоже!
   -- Позвольте представиться.-- Я назвалъ себя.
   -- Очень рада! Его друзья -- мои друзья. Ахъ, если бы вы знали, что это за человѣкъ.
   "Безъ случая, вымороченный, броненосецъ!" -- такъ и вертѣлось у меня на языкѣ.
   -- Нѣтъ, если бы вы знали что это за человѣкъ! На какіе великодушные порывы, даже геройство -- онъ способенъ.
   Должно-быть видъ мой былъ очень глупъ въ эту минуту, потому что она разомъ остановилась и удивленно посмотрѣла на меня.
   -- Вы по вѣрите?..
   -- Нѣтъ... Простите пожалуйста... Я такъ.
   -- Заходите къ намъ. Мой мужъ очень радъ будетъ познакомиться съ друзьями Алфимова.
   -- Непремѣнно буду!-- торопливо согласился я.-- Непремѣнно буду!
   Еще бы упустить возможность узнать о "случаѣ Сергѣя Павловича",-- это было бы непростительною оплошностью. Правду сказать, я въ этотъ разъ не слушалъ ни знаменитаго Requiem, ни пріѣхавшую изъ Петербурга дѣвицу "Никита", вотъ уже десять лѣтъ выдаваемую за четырнадцатилѣтняго подростка. Я едва удержался, чтобы на другой же день не "нанести визита" Веретенниковымъ. Было бы уже слишкомъ скоро и не совсѣмъ даже прилично. Зато черезъ день я уже звонилъ у ихъ двери. Меня встрѣтили какъ стараго знакомаго. Семья была необыкновенно сжившаяся, искренняя и радушная. Мнѣ что-то говорили и я отвѣчалъ... можетъ-быть и не впопадъ, потому что мнѣ не давалъ покоя "случай" Сергѣя Павловича. Я быстро шелъ къ нему, и довольно было перваго намека, чтобы Анна Павловна сама вызвалась разсказать его... Понятно, что я весь обратился во вниманіе. Потомъ, я, наконецъ, отъисповѣдывалъ и Алфимова -- и по двумъ ихъ разсказамъ возстановилъ событіе какъ оно было. Когда я передавалъ его въ товарищескомъ кружкѣ, о всѣхъ сторонъ послышалось:
   -- Жезлъ Аароновъ расцвѣлъ -- такъ то было чудо. А вдругъ, такая дубина какъ Алфимовъ да розами покрылась,-- разсказывай кому хочешь.
   -- Напиши повѣсть... Это ты просто фабулу придумалъ для будущаго разсказа.
   

III.

   Это было болѣе двадцати лѣтъ назадъ. Сергѣй Павловичъ только что кончилъ университетъ и еще не зналъ, что ему дѣлать съ собою. Жилъ онъ въ Петербургѣ, у него были независимыя средства и много знакомыхъ. Онъ и тогда уже обѣщалъ быть впослѣдствіи монументомъ "умѣренности и аккуратности", никогда не кутилъ и держался болѣе общества молодящихся старичковъ, весьма расположенныхъ къ такимъ юношамъ, не очень рѣзко дающимъ имъ чувствовать преимущества своего возраста. Одинъ изъ этихъ господъ, нѣкто Крѣпышевъ, въ достаточной степени обладавшій всѣмъ, что слѣдуетъ имѣть по положенію пятидесятилѣтнему молодому человѣку, т. е. брюхомъ, одышкой, геммороемъ, равматизмомъ,-- задумалъ жениться и, какъ всегда бываетъ въ этихъ случаяхъ, обратился къ самому юному изъ своихъ знакомыхъ съ просьбой быть у него шаферомъ. Честь эта именно и выпала на долю Сергѣю Павловичу. "Ничтоже сумнящеся", онъ пріѣхалъ въ церковь, гдѣ уже засталъ массу приглашенныхъ. Женихъ сіялъ и лысиной, и звѣздою, скромно выглядывавшей изъ-за фрачнаго борта. Гусиныя лапки у его глазъ сегодня располагались особенно весело, мѣшки, въ которыхъ прятались глаза, налились кровью, щеки лоснились. Чтобы ужъ не очень сверкать почтенными сѣдинами, онъ сбрилъ баки и оставилъ усы, подтѣнивъ ихъ немножко хромакомомъ, отчего они приняли самый веселый, нѣжно-зеленый цвѣтъ. Животъ его былъ стянутъ корсетомъ, вся фигура носила столь бравый отпечатокъ, что молодые люди того же пятидесятилѣтняго возраста, все пріятели жениха, потѣшались надъ юношами, стереотипными фразами, какими и нынѣшніе пробавляются: "ну-ка, сравните-ка насъ съ этими недоносками... Нынче нѣтъ молодежи, мы болѣе молодые люди, чѣмъ они", настоящая то молодость ничего общаго не имѣетъ съ метрическимъ свидѣтельствомъ и т. д. Каждое поколѣніе въ свою очередь слышитъ это и, состарѣвшись, повторяетъ слѣдующему... Сергѣй Павловичъ, приглашенный наканунѣ, еще не былъ знакомъ съ невѣстой и съ нетерпѣніемъ поглядывалъ на двери, ожидая ее. Но прошло время, назначенное для свадьбы. Священникъ, уже облачившійся, молчаливо вздыхалъ въ алтарѣ, приглашенные топтались и перешептывались, женихъ пожималъ плечами и багровѣлъ... Онъ два или три раза подбѣгалъ къ діакону и просилъ повременить, хоть и безъ этого ничто не могло бы еще начаться. Невѣсты все-таки не было. "Не случилось ли чего?" -- робко спрашивалъ кто-то... Нѣтъ! что же можетъ случиться? Шаферъ ея тоже пріѣхалъ давно. Наконецъ, очевидно, и пятидесятилѣтнему молодому жениху стало не втерпежъ. Онъ обратился къ Сергѣю Павловичу.
   -- Голубчикъ... Возьмите мою карету... Поѣзжайте къ невѣстѣ. Узнайте, что случилось -- поторопите ее.
   Алфимовъ поѣхалъ...
   У невѣсты всѣ тоже оказались въ величайшемъ волненіи. Посаженная мать съ подругой невѣсты еще не пріѣзжали за нею. Сергѣй Павловичъ не успѣлъ еще передать порученія жениха, какъ отъ нихъ прискакалъ кто-то и сообщилъ, что карета, въ которой онѣ ѣхали, наткнулась -- далеко отсюда -- на ломовика. Сломалось колесо. Онѣ-де нанимаютъ другую. Сергѣй Павловичъ предложилъ пріѣхавшему просить этихъ дамъ ѣхать прямо въ церковь, обѣщаясь, что въ виду исключительныхъ обстоятельствъ онъ самъ привезетъ невѣсту. Она была давно одѣта. Краснощекій мальчикъ -- братъ ея -- торжественно сидѣлъ въ гостиной съ образомъ въ рукахъ, не рѣшаясь ни на минуту оставить его.
   -- Скорѣе, скорѣе!.. Александръ Васильевичъ Крѣпышевъ ждетъ васъ.
   -- Я готова.-- Ну, вотъ, пожалуйте со мною въ карету... А тѣ пріѣдутъ,-- имъ скажутъ, чтобы торопились въ церковь... Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
   Онъ свелъ ее подъ руку съ лѣстницы, посадилъ, самъ вскочилъ за нею, мальчикъ сѣлъ передъ ними, хлопнули дверцы, и карета покатилась... Жила невѣста въ Тринадцатой линіи Васильевскаго острова, вѣнчались въ Сергіевской церкви. Путь былъ неблизкій и на первыхъ порахъ Сергѣй Павловичъ только о томъ и думалъ, какъ бы скорѣе доѣхать.
   Скандалъ вѣдь и безъ того. Богъ знаетъ, чѣмъ въ церкви объясняютъ отсутствіе невѣсты, и Александръ Васильевичъ вѣроятно страшно волнуется. Какъ бы еще кондрашка не хватилъ его. Старикъ-то вѣдь полнокровный. Юношѣ было искренно жаль его -- и онъ въ окно кареты нѣсколько разъ кричалъ кучеру "да скорѣй же ты... вѣдь это Богъ знаетъ что", на что кучеръ резонно отвѣчалъ: "куда же мнѣ скорѣй"... И дѣйствительно, по Николаевскому мосту шелъ, возвращаясь въ казармы, какой то полкъ. Въ сумеркахъ смутно видны были сѣрыя фигуры солдатъ и неопредѣленные силуэты ѣхавшихъ верхами офицеровъ. Правая сторона моста была занята какимъ-то обозомъ.. "Не продерешься!" -- ворчалъ кучеръ, и Сергѣй Павловичъ самъ хорошо сознавалъ, что не продерешься дѣйствительно... По срединѣ моста карета поравнялась съ фонаремъ, и Алфимовъ невольно обратилъ вниманіе на освѣщенное имъ блѣдное личико дѣвушки, безмолвно сидѣвшей рядомъ. Маленькое, съ опущенными рѣсницами, съ плотно сжатыми, очевидно отъ волненія губами... Руки ея безсильно лежали на колѣняхъ. Искусственные цвѣты флеръ-д'оранжа показались ему серебряными на этихъ густыхъ не слушавшихся гребня и прически бѣлокурыхъ волосахъ... Почему-то въ его памяти пронесся Александръ Васильевичъ --именно такимъ, какимъ онъ видѣлъ его третьяго дня, лежащимъ на диванѣ съ ревматическою, обернутою пластыремъ, ногой и багровымъ лицомъ. Хриплый голосъ жениха тоже послышался ему.
   -- Боже мой!-- вырвалось у шафера,-- да вы совсѣмъ дѣвочка.
   Она робко и стыдливо улыбнулась ему какою-то виноватою улыбкой.
   -- Сколько лѣтъ вамъ?
   -- Уже семнадцать!
   -- Семнадцать!.. "А ему пятьдесятъ пять",-- подумалъ онъ.
   -- Семнадцать!.. Да вѣдь это ужасно.
   -- Что ужасно?..-- повернула она къ нему свое хорошенькое личико.
   "Какіе у нея наивные глазки, совсѣмъ какъ у молодыхъ котятъ!" -- подумалъ Алфимовъ.
   -- Вы любите его... вашего жениха?
   -- То-есть... Мои подруги всѣ вышли замужъ... А онъ, мама говоритъ,-- хорошій...
   -- Послушайте!-- И вдругъ точно что-то толкнуло Сергѣя Павловича въ сердце.-- Послушайте... Да вѣдь это ужасно!
   -- Что ужасно?
   -- Да этотъ вашъ бракъ... Ему пятьдесятъ пять, вамъ семнадцать. Вѣдь это тридцать восемь лѣтъ разницы. Вѣдь это вся жизнь... Вѣдь черезъ пять лѣтъ онъ совсѣмъ развалина, а вы только что еще начнете понимать жизнь... Анна Петровна, да какъ же, вѣдь этого допустить нельзя... Какъ ему не стыдно!.. Какъ вашей матери наконецъ?.. Что вы -- очень бѣдны?
   -- Мы,-- удивилась она,-- нѣтъ.. У насъ домъ... Мама хорошій пенсіонъ получаетъ.
   -- Да вы всѣ съ ума сошли!..
   И вдругъ что-то точно захватило и унесло Сергѣя Павловича, и онъ заговорилъ, не обращая уже вниманія на таращившагося пугливо мальчика.
   -- Милая вы дѣвочка... Вы вѣдь на самоубійство ѣдете, то-есть не вы ѣдете, а я васъ везу. Вѣдь если бы вы видѣли, какой онъ противный, скверный, старый... Весь въ ревматизмахъ, больной... Хрипитъ, кашляетъ, харкаетъ... Теперь въ корсетъ стянулся -- и то... а безъ корсета-то смѣшной вѣдь брюханъ какой-то... Подумайте вы только. Вѣдь это вамъ придется съ его пластырями возиться, ходить за нимъ, какъ нянькѣ, когда вамъ самимъ еще нянька нужна... Вы представьте себѣ, Анна Петровна... Нѣтъ, это чортъ знаетъ что такое. Вы представьте, вѣдь это не день, не два, а вся жизнь!.. Жизнь!.. Какъ всѣ старики, онъ будетъ васъ ревновать, дышать вамъ свободно нельзя будетъ; никуда вѣдь безъ него, а съ нимъ та же каторга. Вѣдь онъ васъ тучей окружитъ и вы будете задыхаться въ ней! Поймите вы это, поймите! Ахъ нѣтъ! Этого допустить нельзя... Вѣдь еслибъ еще лѣтъ пять, а то всю молодость вы проведете такъ... А когда онъ умретъ вы останетесь разбитая, больная съ неудовлетвореннымъ желаніемъ любви и жизни и съ невозможностью уже испытать и то, и другое.
   И чѣмъ больше онъ говорилъ, тѣмъ сильнѣе и убѣдительнѣе звучалъ его голосъ, тѣмъ больше и больше его подхватывало и уносило куда-то...
   -- Вѣдь онъ противный, скверный, гадкій... Вѣдь онъ раньше, чѣмъ встрѣтился съ вами, все отъ жизни взялъ и жить усталъ,-- изразвратничался, а теперь вашей свѣжестью, юностью воскресить себя хочетъ. Вѣдь онъ у васъ все отниметъ, а вамъ въ обмѣнъ не дастъ ничего, ничего. Вѣдь вся ваша жизнь однѣми потемками, вы слышите, потемками будутъ!.. Въ безсонныя ночи,-- а сколько ихъ у васъ впереди,-- вы будете плакать или безмолвно открытыми глазами смотрѣть въ темноту и просить у Бога смерти... Потому что смерть легче такой жизни... И если-бъ я даже васъ сейчасъ, сію минуту взялъ да задушилъ, то все же бы это легче вамъ было,.чѣмъ выйти за него замужъ такой молодой, такой свѣжей, невинной и наивной... Ему сидѣлка, а не жена нужна, поймите вы!
   Мальчикъ съ образомъ, слушая Сергѣя Павловича, сталъ всхлипывать.
   И она должно-быть поняла; слова его были прерваны отчаяннымъ рыданіемъ дѣвушки.
   -- Боже мой! Что я надѣлалъ!-- схватился онъ за голову...-- Что я надѣлалъ.
   -- Что?..
   -- Скажите "нѣтъ"... Васъ будетъ спрашивать священникъ, добровольно-ли вы выходите замужъ. А вы отвѣтьте рѣшительно и безповоротно "нѣтъ". Вы слышите?.. Иначе вы погибли.
   -- "Нѣтъ"... "Нѣтъ"... Да вѣдь это скандалъ будетъ?
   -- А вся ваша жизнь съ этою развалиною лучше? Хорошо еще, если вы скоро умрете, а если нѣтъ -- подумайте, каждый день, каждая минута этой долгой жизни будутъ для васъ невыносимымъ страданіемъ.
   -- Но это невозможно... Что же потомъ, когда я скажу "нѣтъ"?.. Они всѣ, приглашенные...
   -- Не бойтесь... Не успѣетъ никто опомниться, какъ я подамъ вамъ руку, усажу въ карету и увезу васъ домой. Ну, мать позлится и только. Зато уже разъ навсегда вы будете освобождены отъ этого ужаса... Да и мать пойметъ и проститъ. Вѣдь не каменная же она!
   -- Ахъ, страшно!..-- рыдала и билась невѣста.
   -- То, что васъ ждетъ, голубка моя, еще страшнѣе и ужаснѣе... Рѣшайтесь, я стану за вами. Не дамъ васъ въ обиду. Сейчасъ же выведу и увезу васъ... Помните же... "Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ".
   Онъ уже не понималъ, что говорилъ ей во всю дорогу... Потомъ, когда этотъ угаръ прошелъ, ему казалось, что это былъ не онъ, а кто-то совсѣмъ другой... Онъ до тѣхъ поръ не умѣлъ такъ говорить и такъ чувствовать, главное... Онъ самъ плакалъ съ нею, и когда, они, наконецъ доѣхали до церкви, онъ, когда карета остановилась, еще разъ, крѣпко сжимая руки ей, повторилъ шепотомъ:
   -- Помните же... Я буду позади васъ, я съ вами. "Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ"...
   

IV.

   Она вошла въ церковь полумертвая отъ тоски и ужаса. Она мелькомъ взглянула на бросившагося къ ней навстрѣчу жениха, и по ея глазамъ Сергѣй Павловичъ понялъ: она увидѣла въ немъ то, что въ каретѣ въ такихъ страстныхъ и отрывочныхъ фразахъ старался объяснить ей взволнованный и смятенный шаферъ. Она почти не могла устоять на ногахъ, подавая ему руку, подавая безсознательно, машинально. Подумай она минуту -- она бы отшатнулась отъ этого багроваго толстяка, едва подвигавшагося впередъ на своихъ развинченныхъ ревматическихъ ногахъ... "Исаія ликуй", неслось ей навстрѣчу,-- она не слышала его. Она какъ во снѣ шла,-- только ставъ на свое мѣсто, оглянулась на Алфимова: здѣсь ли онъ? Весь блѣдный, самъ дрожа отъ ожиданія, онъ постарался улыбнуться ей ободряюще. Она такъ и поняла, низко склонивъ свою голову... "Не бойтесь... Помните: "нѣтъ и нѣтъ",-- шепнулъ онъ ей... Она опустила голову и такъ и стояла все время, изящная и прелестная, несмотря на свою тоску... Какою бы чудною моделью была она для картины "Постриженіе въ монахини". Яркій свѣтъ безчисленныхъ свѣчей дробился на бѣломъ серебристомъ фаѣ ея платья, горѣлъ на брилліантовой ривьерѣ, такъ нѣжно и красиво лежавшей на ея шеѣ и чуть-чуть оттѣнялъ бѣлые цвѣты на ея головѣ и груди... Сергѣй Павловичъ вмѣсто того, чтобы стать за женихомъ, сталъ за нею и смотрѣлъ ей въ затылокъ, невольно любуясь этими непокорными, трудно зачесываемыми бѣлокурыми волосами. Смотрѣлъ и чувствовалъ, какъ больно, мучительно больно, бьется его сердце... "Вотъ вотъ сейчасъ"... "Сейчасъ" -- думалъ онъ. А что, если она такъ испугается и скажетъ "да"... О, какъ ему было жаль ее въ эту минуту -- ее, такую чистую, печальную, рядомъ съ этимъ -- еще вчера его пріятелемъ, но сегодня ненавистнымъ ему человѣкомъ! А что, если она скажетъ "да",-- и все въ немъ замирало и онъ боялся, что самъ пожалуй крикнетъ за нее: "нѣтъ, нѣтъ". Волненіе его замѣтилъ даже женихъ и снисходительно улыбнулся ему, старый идіотъ! Онъ замѣчалъ на себѣ взгляды родныхъ жениха и невѣсты, удивленные, недоумѣвающіе. но ему было все равно, рѣшительно все равно въ эту минуту -- лишь бы она сказала "нѣтъ", лишь бы это ужасное дѣло окончилось спасеніемъ этой бѣлой голубки... "Помните же, помните!" -- шепталъ онъ ей,-- и потому, какъ вдругъ ея уши порозовѣли, какъ она еще ниже наклонила свою голову, онъ понялъ, что она его слышитъ. Помните же... Господи! Скорѣй бы, скорѣе... А пѣвчіе поютъ, священникъ читаетъ что-то, огни горятъ и сверкаютъ надъ нимъ, и эти звѣзды, и эти брилліанты, и все, все -- кружится около него, и полъ шатается, и сводъ, роспиской и яркій, кажется, все ниже и ниже опускается на его голову и въ дыму ладана вздрагиваютъ и колеблются суровые лики иконъ, и только одна кроткая и чистая Богородица, кажется, роняетъ алмазныя слезки надъ этою передъ ней предстоящею жертвой... Вотъ и священникъ подходитъ... "Сейчасъ, сейчасъ!" Точно что-то стучитъ въ голову Сергѣя Павловича.-- "Сейчасъ, сейчасъ!.." Онъ остановился передъ женихомъ, тотъ отвѣтилъ "да" и гордо обвелъ всѣхъ своимъ сіяющимъ взглядомъ; теперь къ невѣстѣ. Казалось, въ это мгновеніе всѣ нервы ныли у шафера, всѣ-жилки дрожали какъ струны... "Помните: "нѣтъ"... Священникъ спрашиваетъ ее. Сначала "не обѣщала-ли", потомъ "желаешь-ли"?.. Она молчитъ... Изумленный старикъ повторяетъ вопросъ...
   -- Нѣтъ!..-- слышится какъ въ туманѣ Сергѣю Павловичу...
   Онъ не знаетъ, что съ нимъ и гдѣ онъ. Видитъ только искаженное лицо жениха, какой-то странный, глупый испугъ его окружающихъ. Священникъ вскинулъ глазами на дѣвушку... А у ней сердце бьется такъ, что Алфимовъ даже слышитъ его или ему такъ кажется. Священникъ еще разъ повторяетъ вопросъ...
   -- Нѣтъ!..-- еще тише отвѣчаетъ Анна Петровна.
   -- Нѣтъ!-- громче повторяетъ за нею Сергѣй Павловичъ. Боже мой, неужели спасена?! И онъ видитъ, какъ священникъ растерянно и недоумѣло разводитъ руками, дѣлаетъ поклонъ въ сторону оторопѣвшаго и какъ-то смѣшно моргающаго глазами жениха и идетъ въ алтарь, на ходу освобождая голову изъ ризы... Шумъ кругомъ, точно разомъ всѣ проснулись, точно рой шмелей разомъ вылетѣлъ откуда-то и зажужжалъ. Перешептываются... Съ дикимъ изумленіемъ смотрятъ на невѣсту... Она качается, вотъ вотъ рухнетъ, по Алфимовъ -- уже здѣсь, около... Онъ подхватываетъ ее подъ руку и ведетъ къ дверямъ мимо разступающихся смятенныхъ гостей, блѣднѣющихъ женщинъ и старухъ, провожающихъ ихъ съ какимъ-то испугомъ и острымъ любопытствомъ...
   

V.

   -- Воображаю, что вы пережили тогда!.. Онъ, Сергѣй Павловичъ, вѣроятно былъ влюбленъ въ васъ?-- спрашивалъ я Анну Петровну.
   -- Нисколько. Онъ меня довезъ въ истерикѣ. Меня на рукахъ вынесли изъ кареты. Я болѣла мѣсяца два, потомъ оправилась. И Алфимова послѣ того памятнаго вечера встрѣтила только черезъ двадцать два года,-- вмѣстѣ съ вами на Кузнецкомъ.
   -- Какъ, онъ даже не былъ у васъ?
   -- Ни разу!.. Спасъ и ушелъ прочь... Именно спасъ. Черезъ два года я вышла замужъ. Оба мы были молоды, любили другъ друга, и вотъ видите -- повела глазами на дѣтей.
   Дѣйствительно, дѣти были красивы, сильны. Семья здѣсь сложилась прочная и крѣпкая -- на диво. Тишина и спокойствіе царили кругомъ. Молодежь росла -- довѣрчивая и ясная, полная надеждъ и любви,-- любви, бывшей единственнымъ закономъ въ этомъ крохотномъ уголкѣ доступной имъ жизни...
   Когда я потомъ разспрашивалъ "броненосца", онъ долго хмурился и ворчалъ на меня.
   -- Отстань!.. Мало-ли кто дѣлаетъ глупости...
   -- Какъ, ты это считаешь глупостью?..-- Я готовъ былъ побить его въ эту минуту.
   -- То-есть видишь-ли... Когда вспоминаю объ этомъ,-- мнѣ всегда дѣлается хорошо и тепло... Только... только перестанемъ толковать и объ Аннѣ Петровнѣ, и объ ея неудавшейся свадьбѣ. Все это можно дѣлать, но говорить объ этомъ въ наши годы, согласись, смѣшно... Намъ не къ лицу сантиментальность.
   И онъ старался еще болѣе походить на истукана.
   Мы перестали его называть "человѣкомъ безъ случая". Напротивъ, вся эта исторія въ нашемъ кружкѣ стала извѣстна подъ названіемъ "Случая Сергѣя Павловича"... Мы ее пересказывали другъ другу. Всѣ наши перезнакомились съ семьей Анны Петровны; только самъ "виновникъ торжества", такъ сказать "бенефиціантъ" Алфимовъ не показывался къ ней.
   -- Охота смотрѣть, какъ вы всѣ киснете тамъ!-- цѣдилъ онъ сквозь зубы, когда его спрашивали объ этомъ.
   Но въ праздники неизмѣнно въ квартирѣ Веретенниковыхъ являлся посыльный съ чудеснымъ букетомъ для старшей дочери. Мы всѣ знали, что это отъ "броненосца". Разъ какъ-то онъ зашелъ на ея имянины. "Чѣмъ мнѣ отблагодарить васъ за цвѣты?" -- краснѣла та, довѣрчиво и горячо пожимая ему руку.
   -- Однимъ: выберите меня шаферомъ, когда будете выходить замужъ... Я все-таки хочу окончить благополучно свадьбу, начатую такъ неудачно для моего апоплексическаго друга.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru